Стихи - Алексей Туроверов by Dobro-books

Алексей Туроверов

СТИХИ

Добро-books Москва 2021

*** Не отпел нас ветер, не оплакал Дождь, и не омыл ступней огонь... Образ мой мудрейшего Бальзака – Синий взгляд и теплая ладонь. Я – слова. Я – только лишь, едва лишь... Я могу прийти к тебе строкой. Знаю, как ты окна открываешь – Высоко, моя подруга, высоко... Не впервой, но так легко впервые Как свои, мечтать твои мечты – Синие, прекрасные, блажные... Ведь и я в мечтах – почти как ты... Ecce homo! Путь далек и сложен, Но иначе сладится с тобой: Из листов тетрадных крылья сложишь, Скрепишь гениальною строфой... ...Тихо. Тихо. Выкручены колки, Словно руки. Скрипочка. Струна. Я с тобою – зеркала осколки, Человека черного душа…

Между Меж «уснуть» и «лечь спать», как всегда, помещается ад, Там легко оказаться визжащих мгновений среди... И казалось, что стрелок полозья скребут циферблат И восьмерка глазами слепыми за мною следит. Заблудился в ушах из наушников струн перебор Опоздавший, как путник...но путник с гитарой в руках, Той породы, что, если закрыто окно на запор, То стучит торопливо и звонко...в Ваших висках. А на полке у классиков свет – там не спят – все течет: Керосинкой коптили проулки, поклонялись свечам. Расскажите Вы мне, расскажите! Неважно, о чем. Расскажите, как Вы караулили стих по ночам... Расскажите, пока на гитаре колеблется звук, В кабинетно-больничной тиши не умолкла струна! Мне довольно полвзгляда, полвздоха, движения рук – У неспящих догадка, как правило, обострена. А наутро очнешься такой же. Цинчно-стыдлив, Удивлен? В бессонницу кто-то не видел такого в ночи?! Словно с лета – вкус вишни, остался на память мотив... Да, и... Жаль, что достойным ответа Вы меня не сочли.

*** Ну, здрасьте... Хотя... Что за дело, в каком там ты здравии... Неважно. Как подло при встрече быть глухонемым! Ты снова подумала: «Циник!»? - ну что ж, нас представили! И я бы обиделся если б был кем-то иным. Зачем извиняться? Подумали... Ладно. Забудемте. Я, кстати, привык… привыкаю, как знать.. Когда-то меня с ним сравнили! Но, может быть, людям тем Так было удобней... И мог ли я им отказать? Вот так он и стал мной. И это меня позабавило Вначале... С ним слился теперь образ мой! Я жизнь подчинил распорядку. И следовать правилу – В душе – хоть романтик, но циник при людях – изволь! Простите, привычка. Ведь раньше раним был без меры я. А, впрочем, не надо б того говорить... Я молчу. Пока еще «циник» как кличка. Хотя и не первая... Но, знаете, скоро им, думаю, быть научусь...

*** Хотите беседы? Позвольте представиться: Я скептик. С вас, впрочем, довольно, друг мой. Вы просите имя... Извольте, пожалуйста – Меня за глаза называли Фомой. Еще только в шутку, еще незаслуженно – Кому-то, во что-то я верил тогда... Но, думаю, в прошлое экскурс не нужен нам, Я сам сантименты назвал «ерунда», Я сам для себя создал новую этику И ждал, когда «верую» с «credo» умрут... Вы думали, просто назвать себя скептиком? Неверие – тоже отчаянный труд. Толпа же глупее страухи-процентщицы – На всех «знатоков» не хватит огня! А все же забавно смотреть, как все мечутся И в чем-то опять убеждают меня. А что мне за дело до их убеждения? И им до меня? Их горячность – обман, Все страсть честолюбья достойная гения. Но жизнь – ты смотри! – не французский роман. Здесь глупо считать личный путь самым правильным, Но глупое модно...и умно подчас... Не верить другим – вот логичное правило. Я скептик. И то слишком много для вас.

Дуэль Говорят, да и в книжках пишут – Защитит честь лишь одна дуэль… Дуэлянт неизвестный, слышишь? Помнишь нежно-кровавый апрель? По глазам твоим вижу, помнишь… Молодого себя и его, Секундантов невольную помощь И холодный ответный кивок! Как кружились две черные тени, Приминая траву и цветы… Истерично горел день весенний, Все не мог догореть. Как и ты. Замер мир. Даже ветер не стонет. И silentium просится на карандаш… Жребий брошен. Тебе – второму. «Первый выстрел сегодня Ваш!» И разрезала пуля воздух! Слишком много романов читал… Спохватился, одумался… Поздно! Ты свой шанс упускать не желал… Ах, как верно, гуманно и мудро! Ты ведь этого ждал, да, мудрец? Он упал как подкошенный, резко, И зарделась трава, как багрец…

Не поэта - говорю себе строго Отчего же ты смотришь с тоской? Человека. И то слишком много, Чтоб навек свой утратить покой… И за что? За пощечину, право! И кого? Молодого юнца! Слава страшная, Пиррова слава Пусть пребудет с тобой до конца. Пронесутся как стрелы годы, Не одна прозвенит капель. «А ведь я убил! – грустно-гордо. – То был март… Или, может, апрель.» Или ночью проснешься, вздрогнешь, На щеке – даже стыдно – слеза… Как вчера, живо, ярко вспомнишь Пистолет. И свои глаза. Не Дантесов и не Мартыновых, Сколько вас, молодых пареньков, Что без вести, без почестей сгинули, Защитив-опозорив отцов? - Ты скажи, отчего я то вспомнил? - Да не знаю… Весна… Апрель… Все когда-нибудь, сидя в комнате Вызывают себя на дуэль.

*** Был камень брошен. Побежали волны. Где спрятаться? Наверное, нигде… В Москве-столице революционной Я создавал свою «Игру в людей». Душа рвалась, как Фауст, в неба высь, Оставив след - задумчивый дневник, Сценарий фарса, или просто жизнь, В стихах и прозе – только черновик… Тревожила интеллигента сердце Идея, что кралась, как вор, порой – Что мы в не нами сочиненной пьесе Наедине с собой играем роль. Как ты не прав и как ты прав, Живаго! Ты страшно прав: заражены судьбой Мы, будто тифом. Мертвую пьем влагу, Да ты ли сам доволен был собой? Не думал, что и ты не больше куклы В ежовых рукавицах бытия? Не оттого ль свеча в окне потухла, Что слово «да» произнести нельзя? А может просто. Жизнь у всех конечна, И эта исключеньем не была. И мысль моя седая в платье вечном В последний раз меня обогнала.

Есть мысли. Правда, не хватает истины. Вопрос не задан, и ответ не найден мной – «Игра в людей» осталась недописанной И, значит, не доигранной тобой.

*** Ах, как мы не любим сильных, мудрых, честных! Первых на Голгофу праведных несут. Не вчера мир создан. Всем давно известно: Лишь святые жертвы от греха спасут. «Tempora» и «mores» не стоят на месте – Душами людскими завладел порок. Инквизиций нет уж… Дров не стало меньше – Затаился гений, и бежал пророк. А без идеала некуда стремиться, Свет в конце тоннеля навсегда погас. Хорошо б, чтоб жизни смысл нам открылся, А вот поиск истин - участь не для нас. Словно бы в насмешку, над землей печальной Звезды загорелись в полотне ночном… Робкий был и добрый, будто взгляд нечаянный, Самым, без сомненья, ярким их лучом. Вместо нимба – шляпа. Плащик вместо рясы. Пенье серафимов – поездной гудок, Синий весь, иззябший, волосы белесы, Молод и смиренен. Так пришел пророк. Он взывает к людям с просьбою святою, Сердце нараспашку, мудрый и простой. «Слышите вы? Каждый состраданья стоит!» Бедный проповедник с детскою душой!

А толпа привыкла безразличье славить, А князья-смутьяны не нужны толпе… Их стыдить нет прока – каждый выбирает Путь, и жизнь, и мысли только о себе. Что же делать с миром? Чем помочь? Не знаю. Если нищей правде ложь и лесть бросает грош… Солнце не удержишь. Ветер не поймаешь. Тем, кто жизнь отринул, веру не вернешь. Не сойдут с дороги. Глупость так упряма, Страшен лени ханжеской ледяной оскал. Он не вынес схватки. Он явился рано. И в спасеньи мира разум потерял. И погиб безумец. Шутка несмешная. Больше не добавить к сказу ничего. Он горел недолго, души освещая Тем, кто так недавно злобно гнал его.

Человек и общество Человек – существо по натуре своей гордое, Тяжело быть всегда и во всем отстающим… Неудачник любой имеет намеренье твердое Доказать всем, что в чем-то и он самый лучший. И в несчастном стремленье из скопа людей выбираться Мы ломаем себя, а порой – до абсурда… Забываем, что жизнь - она наша. Во что это выльется, Если быть человеком постыдно, нелепо и глупо? Если ложь - идеалы, в цене не таланты, а money, Каждый сам себе - гений и сам себе - общество. Не весы у Фемиды, не меч, только кровь и обманы, А уваженья людского все-таки хочется… Так, трагичный работник, и чином, и ростом обижен, Чтобы личностью стать, уважаемой в свете, Опустился до фарса. По-рабски, собачьи унижен И не ропщет на то. Не разрезать ему этой сети. И набора качеств душевных для блеска мало, Если кто-то порядочный обращается к обществу, То история мира, пожалуй, еще не знала Столь смехотворно-позорного одиночества!

Как смешон он в глазах их! И это не радует. До чего он дошел под унижения бременем! Курс ума, словно к доллару, вечно падает. Человек немного не из своего времени. Опошлился характер, стал мелочен и любопытен. Столь ничтожного выгнать ничья не посмеет рука! Хоть и прав, но не может из общества выйти, Где навек обречен лишь на злое клеймо дурака.

*** Женщина, что же ты плачешь? Или дом твой разрушен? Или не можешь закончить работы в срок? Погибаешь безвинно? Ты разве хочешь заслуженно? Я наблюдатель, философ. Какой с меня прок? Жил нелинейно. Видно, немало поводов Для моей казни могут твои Афины скопить! Я дал им шанс. А они не видят повода. Значит, чему я способен их научить? Значит мы – это глупость. Нет, я не пьян, уверяю. Лишь голова после фраз всех немного болит. Понимание умерло? Что же? Все умирает. Нас только жаль. Что делать? Кому нас будить? Значит станет темно. Я зажгу все свечи скорее, Мгла мертвой хваткой примкнет к ледяным губам. Что-то то жар, то озноб… Я, наверно, болею. Не утруждайся. В этом жаре виновен я сам.

Тень Вновь тень моя, меня перегоняя, Играя у обрыва замерла. И незаметно жмурится – живая – От бликов на сусальных куполах. Созданье света, чисто и безгрешно, А я во тьме уже который день… Хоть я и есть. Но может то меня утешить? Ведь кто есть я? Я тоже чья-то тень? И что мне проку в мнимом счастье духа, В, увы, разбитых розовых очках? Я слепо-близоруко, как Безухов, Не вату приравнял бы к облакам. Ведь облака в той вате грязно-серы И пахнут аспирином и грозой. Усталые торжественные скверы Уж скоро побредут на водопой. Еще не раз придется сомневаться, Грустить, что предпочел дороге гать. А почему? Хотелось разбежаться, Спешащего прохожего догнать.

*** Знойное лето. Буду храпеть – ткните в бок. Ок.

*** Там на черном тротуаре Где цветет пушистый куст Три девчонки выясняли – Отчего их разум пуст? У одной была дилемма – Девки плоской как доска – «Есть же вроде теорема, Что земля наша плоска! Если увеличить доску У знакомого врача, Перестанет ли быть плоской Наша бренная земля?»

*** Сперва скажешь «привет», а закончишь словом «пока». Как водная гладь с земли трансформируется в облака, Познавая себя, размышляя, исследуя формы иные, Отдохнув, проливается ливнем на земли - уже другие. Заполняет собой в новом месте чужие сухие пустоты, Оживляет пространство вокруг, ускоряя сердца частоты. Воплощаются в ритме танца реки, озеро, море, волны, Энергия жизни, синхронность симметрии, как у Джоконды. Расцветает вокруг пустота всей палитрой этого мира Космос струн, отражаясь в душе, звучит словно лира. Чистый запах гармонии сладок, почти безупречен... Но приходит зима. Неизбежно стирая понятие «вечно». Вот и новая форма в структуре безжизненной льдины, Прикована мукой к спирали житейской картины. А немножко оттаяв, душа, окрыляясь, становится птицей. Испаряется к небу, подобно воде, чтобы вновь куда-то пролиться.

Идея влаги Капля дождя бывает похожа, Зависит с какого ты смотришь угла, На слезу, сползающую по коже, После которой надежда сильна. Бывает и так, если чуть углубиться, Что капля рождает структуру мечты Одной будет мало сквозь гору пробиться В финале отрезав кусок от скалы. Когда тебе хочется яркого света Вглядись и увидишь в дождинке сапфир, Подаренный небом твоей планете, Осветит твой подлинный внутренний мир. В этом свете ещё одну тайну откроем, Что на первый взгляд капля ничтожно мала, Но столкнувшись с другой - становится морем: Единым и страстным. Порой на века. Значит капля дождя и есть бесконечность В ней сжато слияние чувств и ума, Эстетика формы, ее безупречность, Бессмертна она, как и наша душа.

*** В апреле, сидя в партере комнаты Появилось окно на дисплее робота Образ тихий и кроткий, как будто знакомый, Приобщился к нему - оказалось новый. В этом облаке светлом души и сознания Узнавал я природы своей очертание. Так уж принято в сфере высоких энергий Их слияние редко, почти что бесценно Строчка жадно цеплялась одна за другую, Соединяясь сутью в Гайденовскую партитуру, Превращая весь хаос без яркого ориентира Одним только словом в «Сотворение мира»

*** Белая сирень Свесилась в окно души. Тихо качается маятник.

*** Быть может я пространстве роковом Смогу увидеть свет в конце тоннеля. Нарочно свечи зажигая в нем, Как тихий гость старинного отеля. Пронзая пустоту наедине с собой, Кричу бесшумно в сторону твою. В душе стремительно нарушился покой И зародилось приближенное к люблю. Ведь в факте сила, а в незнании - боль, Оно даёт простор к воображению И примеряет на себя любую роль, Окутывая мысли мрачной тенью. А вдруг уходит параллель за горизонт? Собой не освещая сумрак комнат Тем светом, запускавшему мотор, Того, чему я безраздельно отдан. А может ветвь сирени майской Ко мне склонится в нужный час. Как взмах крыла у птицы райской Прекрасен твой иконостас. Быть может я в пространстве нашем Шагну вперёд на сцену этого пути – Рукой своей две жизни разукрашу Ты только будь, пожалуйста, свети!

*** Тебе я фразы посвящая, Уже, признаться, не впервой, Как будто что-то открываю Сверхновой блещущей звездой Всему ведь есть своё значение И предначертано подчас Искрой импактных столкновений Поджечь в душе потухший газ. Явившись ты, в своём обличье Была невидима сперва, Как призрак или смысл притчи, Как суть закона бытия. Стирая цифровой твой образ, Вскрывая сущность между строк, Короткий и внезапный возглас Нажал на внутренний курок. Когда же все перевернулось? Ведь я не думал, наблюдал, Ловил волну, что отразилась На полотне «девятый вал». Как точно прав был Цвейг, сказавши, Что вирус раньше, чем симптом Стрелой пронзает судьбы наши, А осознание - потом.

Конечно, разум громко шепчет Давай и дальше наблюдать Так много «за», но есть и «против» Зачем же плоскости смещать? Ведь я весы, так звёзды встали. На чашах часто нахожу Баланс ума и чувств в деталях, Порой, не нужных никому. Но, знаешь, в сфере парадоксов Должно быть нету правоты: От невозможности остаться До невозможности уйти. От невозможности скрываться До невозможности являть, И от возможности смеяться До страха в чем-то пострадать. Во всем движении вагонов Есть голос внутренних колёс. И цимес в том, что нет законов Ответить мыслью на вопрос. Сказал же Шуман ведь однажды, Что ум - ошибка, чувство - нет Подумать дважды или трижды, Подчас, сомнительный ответ.

И раз уж импульс возникает, Из благодарности к тому Двух струн чудесному звучанию О нем тебе я говорю. Такой изящный, чуть воздушный, Как речь твоя в разгар весны, Как сизый дым единодушный, Как песня, что прислала ты. Как ощущение природы, Как цвет деревьев в майский день, Как музыкальные аккорды, Как та цветущая сирень. В тебе я нахожу мгновенье, Души зеркальную волну, Космическое совпадение, И взгляд похожий на звезду. Спасибо за твою планету, Спасибо маме и отцу, Спасибо, кто ты есть на свете За отклик, свет и глубину. Ну что же.. я, моя подруга, Являю выбранный мной путь: Совсем не важно кем ты будешь Вдыхай, мечтай и просто будь!

“Искусство общения” Магритт Подмигнула мне Юности искра, И всплыла в окне Свежестью ручья. Новой вспышке дня Я сказал привет, Кислород вдохнул, Уловив ответ. Как шальная нить Протянулась сеть Музыки слогов Замыкая цепь. Ведь бывает так, Что в большом - ничто, В усреднённом - мрак, А в микроне - всё. Мелкое событие, В сущности пустяк, А за ним открытие Внеземных плеяд. Яркой краской слитности Тот межзвездный бог Вывел в степень вечности Лёгкий диалог.

И картина гения В жизнь утверждена Мастерством общения, Грацией ума, Тем, чем видишь ты, И чем слышу я В гамме простоты, В шепоте дождя.

*** Свет сути, как потоки лавы Стекает дождевым ручьем. В нем фальши нет и нету правды, Лишь миг в котором мы живем.

*** Июньская ночь Воздух, намыленный туманом Щиплет глаза.

*** Капли дождя, их глаза бесконечные Смотрят на нас: мы для них – подопечные.

*** Закат своею рыжей красотой обнял фонарь, Светивший словно взгляд прекрасной девы, И я взглянул на бледно-белый старый Календарь, Как на порядок общей солнечной системы: Вот строчка, дата, и ещё неделя проскакала, Куда-то в прошлое, оставив пыльный след. Мы день за днём рождаемся, как будто бы с начала И ночь за ночью представляем силуэт Из наших планов, мыслей, шепота сознания, Из скрытых от самих себя беззвучных тайн, Всплывающих, порой, в морфеевских касаниях, Не ведая, кого везёт наш внутренний трамвай. Прищуримся, едва почуяв приближение солнца, Соединим зрачок с его лучом, и вот опять Бежим на сумрак, словно стадо марафонцев, Без права кем-то выданный маршрут менять. И вот, куда-то прибежав, закат закручивает мысли Чему-то на пути сюда я не придал особого значения. Но, обернувшись, вижу лишь зачеркнутые числа В пыли. И снова новый круг от силуэта к возрождению.

*** За столиком веранды летней Под ночь, летящую в июль, Стараясь быть чуть неприметной Сидела девушка, как тюль. Своё дыханье затаив, Со всей уверенностью смелой К губам поджатым подносив Бокал с вином остывшим белым, Всё пристально куда-то вдаль Смотрела взглядом обнаженной Зрачком цепляясь за деталь Внутри лишь ей одной знакомой. Скользила плавно, как на льду, Дрожащим пальцем по экрану, Как Гоголь, превращав в золу Свою законченную драму. Сидел я тихо в стороне И все не мог пошевелиться И пепел вспоминался мне, Откуда возродится птица.

*** Как хорошо, когда темно В ячейке типового дома И ночь, сквозь мутное окно Влетает будто с космодрома. Вдыхая свежее вино, Желаю с ней соприкоснуться И в это темное пятно, Как в одеяло завернуться. Внутри, с собой наедине Смогу подумать о причинах, Как оказался в западне На незнакомых мне глубинах? И будто я в немом кино Через изящество ночное Смотрю в знакомое лицо Давно родное и чужое. Конечно, это не сюрприз, Когда в своём дурном порядке Душа рождает компромисс С реальностью играя в прятки. И взгляд бежит в дверной проём, Как на весеннюю аллею: Его не видно светлым днём, Зато ночами он виднее.

Куда-то тьма меня несёт, На языке одна лишь фраза. Да, ночь нам никогда не врёт, Посплю... до следующего раза.

*** Ты каждый будний день встаешь И острой бритвой режут руки кандалы. Надел их ты надолго и всерьез, Пытаясь рвать систему изнутри. Круг замкнутый, как шар земной Из атмосферы нет пути без кислородного баллона Но ты попробуй взять вираж крутой, Уплыв от стаи обреченного планктона. К своей мечте несись торпедой заведенной, Взрывая всем китам попутным мозг. И вынырнув, все скажут: «Он непокоренный!» Теперь свободен он. Надолго и всерьез.

*** Вижу в сторис изящную деву – Балерину с полотен Дега, Что плывет деликатно по небу Словно в ней танцует река. Кожа пляжная будто сахар, Взгляд игристый спешит к облакам, И струится токкатой Баха Водопад из волос по плечам.

Зрелое лето Лето проснулось таким лаконичным.. В окнах твоих уже не кривляются Капли, упавшие способом чуть хаотичным, А вдумчиво змеями по стеклу расползаются. Как машины в закате бредут от центра Поближе к земле, и, как повзрослевших Тянет не к крышам гаражей во дворе, А к участи всех за забором осевших. Вот и те музыканты - веселые листья, Игравшие с ветром пьяными гаммами. Окрепли их юные голоса оптимистов И басят прагматичными сонатами. Я вышел во двор и взял лето за руку Его нежная кожа стала грубее чертами, И палитра расцвета пришла к единству И температура теперь холоднее местами. Да и ночи нужно все больше для сна, Чтоб энергия крепче утром уселась, Чтобы факел горел, не ослепла мечта, Перейдя рубикон в наступившую зрелость.

Потолок Как часто ты терпел чьи-то прихоти, В бездонной пучине квадратных стен, Натыкаясь на них в стремлении к выходу, Прерываемый ревом поющих сирен. Бетонные стены - это о понимании Далёких и близких подаренных звёзд, Но есть ещё потолок в этом здании Предел всех твоих несбывшихся грёз. Будучи гостем, кому придёт в голову Искать, есть ли здесь вообще потолок? Что он обещает? И в чем его смысл? Имеет ли он своей годности срок? Какой он? - Высокий, натянут порою, Как правило - низкий и треснут подчас. Весь взор устремлён лишь за яркой стеною, Войдя сюда в первый особенный раз. И в час обретения себя с внешним миром, Сомненья клюют в отсутствии сна: Твоя ли тут мебель? Твоя ли картина? Возможно, за ней ловко скрыта дыра. Нелепо и подло мерцают рассветы, В безмолвном покое израненных стен, И ты, как заложник своих же субъектов Из кем-то придуманных теорем.

Сколько раз в циничной подмене понятий, В убеждении, что ноги - это рука, Терялась способность подняться с кровати, Удивлён? - Для опоры нужна нога. И однажды, в момент завершения муки, Ясно видишь немного с иного угла Что, как крюк ты, давно упёрся со скуки, Согнувшись от пола до потолка.

*** Прислушайся, слышишь? Кто-то крадётся по крыше.. Так вкрадчиво, смело, Посланник неба, Нарисованный мелом, Той юной душой, Что рвалась быть выше, Что хотела быть старше. Ведь помнишь, в апреле, Подходя к карусели, Где копыта скрипели, Твои надежды пьянели, В задоре бесстыжем, В отважном марше, Что и ты тех не ниже, Кто на полгода старше. А помнишь, у цирка аллея, Где ангел, как фея С изящной шеей, Под звездой водолея За волшебным прилавком У изумрудной лавки Словно мечтами Торгует облаками... Кто-то коснулся! (Нет, ещё не проснулся) Изящная дама, Сокровище храма, Божественней Рамы Родная мама

Тёплой щекой К тебе прислонилась Отнюдь не приснилось, Что щедрой рукой Она с ангелом в сговоре, Чтобы ты знал какой Вкус и запах у облака. Прислушайся, слышишь? Стихли звуки на крыше, Не гадаешь чей топот, Может мышь? Может робот? Лишь причудливый сон, Зазвонил телефон, Из динамика шёпот: «Дорогой компаньон, Никого нет на крыше, Ты стал старше и чуточку выше»...

*** Я закатал свою разбитую мечту в бетон И арматурой дирижировал оркестром, Неспешно двигаясь в пустой загон, как Заблудившийся трамвай, причаливший ни к месту, Не в то осенне-желто-бледное депо, Не в ту среду - синхронных вечных споров, Что застывают в памяти клеймом Из лавы никому не нужных разговоров. Сшивает время нитью сердца полотно, И вот оно томится в ожидании зримом, Как ждёт прикосновений губ дозревшее вино, Тех самых, что подобны песням херувимов. Я разогнал оркестр, расколол бетон, И вырастил мечту на выжженной земле, И были б только силы подтолкнуть вагон В трусливом беге от себя к себе!

*** Я залез высоко на дерево Сплёл гнездо из раздетых цветов, Из огрызков святой материи, Из размытых судьбой берегов. Два луча превратил в бинокль, Сделал линзу из капли росы, Калибрую рассеянный фокус Задохнувшейся в беге души. А у облака столько перьев! Одолжу у него одно! Чтобы вновь рассекало воздух Износившееся крыло. И умоюсь я звёздным сиянием, Приложу к сердцу бережно лист, Вновь наполнюсь его состоянием, Подниму пересохшую кисть. Нарисую себя в океане Том, что боги прозвали немым И как парус в прозрачном тумане, Растворюсь, став немного другим.

*** Круг зелёного прибора Пьяной стрелкой часовой Регистрирует Аврору С восходящей частотой. Распрямляется в прямую Беспилотный мой круиз, Направляясь прямо в бурю На таинственный эскиз. В летаргическом экстазе Утонул сомнений спор, И, как лето в страстном джазе Кружит танец камертон: Высотой изящных линий, Долготой седых времён, Широтой манящих лилий, Густотой душевных волн. Отцепились швартовые, Освещает суть Луна Вечные глаза живые, Как рассветы маяка.

А.Ш. и лето Я бы сплёл это сочное лето Для Ваших вежливых глаз, Чтоб ласкали их спелые ветви Изумрудом своим напоказ. Принёс бы фруктовые дали К изысканным Вашим рукам, Чтобы Вы со вкусом мечтали, Плоды поднося к губам. Разогнал бы гремучие тучи Для Вашей прозрачной души, Чтоб к свету она прижималась И было поменьше в ней тьмы. И море бы ближе подвинул К фарфоровым Вашим ногам, Такарабунэ чтоб приплыл к Вам, Несясь по соленым волнам. И смог бы - нагрел бы ветер Для Вашего дивного сна, Чтоб он обнимал Ваши плечи В прохладные вечера.

*** Влетает ночь под звук органа, Как соблазнительный мираж. Растут подсолнухи упрямо Сквозь католический витраж. И рядом Ты, скрестивши руки, Вдыхая жадно времена, Плывёшь по волнам вечной сути Ожившим эхом полотна.

Бабочки Бабочки умирают, бабочки засыпают, Их август - слишком короткая лента; Крылья уставшие в поединке с воздухом замирают.. Совершенные бабочки - опавшие листья лета. Но уже один раз умирали их души В телах гусениц. Меркли их призмы, что Рождены были ползать по оттаявшей суше, Но решились на переход к лучшей жизни: Красивой, эффектной, прозрачной, Эстетически объективированной, Мимолетной, яркой, немного чудачной, Лирически трансформированной. А под конец августа уже не к чему стремиться, Ведь они успели в своей эталонной форме Помечтать, полетать, солнцем умыться, А затем спариться, И отложить яйца на алтарь осенней платформы. Из которых потом весной вылезают Безобразно-колючие существа, Которых все ненавидят, бьют, истребляют Должно быть, от совсем небольшого ума. Ведь смысл личинок не во внешней лирике, Не в динамике форм их подлинное естество, Это цикл, этап, чтобы потом, как в реторте алхимика, Сделать квантовый прыжок в более совершенное существо: В прекрасное, лёгкое, в воздушных лапочек, В диалог между проводником и током, В безупречных в своём мгновении бабочек, Которых так лелеял Набоков. И никаких подвигов не нужно для перехода:

Бегать по утрам, изнурять себя лыжами, Психоанализом, диетами, голоданием по полгода, Самоубийством плоти, йогой, навязчивыми афишами.

*** Лист бумаги похож на пустынный ландшафт С двумерными дюнами вбитыми в плоскость стола, По которым кантатой растянулся удав В гибкой позе овалов замеряя прыткость ума И навыков чувства, - когда из зародыша точки, Что селится в кронах ветвей внутри черепа, Как из самого древнего атома расползаются строчки, Поглощая белый цвет пространства-времени. А герпетофобы скачут верхом на тенях верблюдов И бедуинов; - на тех, что с крючками и вензелем. Я сажаю цветы на могилах всех прошлых дебютов, И все более требователен внутренний цензор. И все менее сложен внешний Шекспир, Укомплектованный в координатную схему базисов. Я роняю свой взгляд, как отчаянный Лир, А на двумерном ландшафте плывут оазисы.

*** Нихрена себе тут Хлебниковские ценности В лифтах московских прозревших лачуг Мы тут все поднимаем упавшие челюсти Глядя на Ваш охуительный look.

*** Под вечер усталое солнце Над крышами серых лачуг Рисует оранжевым мелом Бездонные кольца кольчуг Своими седыми лучами, Скользит по ландшафту пером И нежно-приветливо гладит, Как будто детей перед сном: Мохнатые мудрые ели, Шершавые стены домов, Уже задремавшие скверы, Перила висячих мостов, Ресницы чьей-то богини, Скамейки поющих алей, Сутулые белые спины Уткнувшихся в чёрный дисплей. Всех тех, кто сегодня в печали, И тех, кто так жадно влюблён. Ночь спрячет в своё одеяло Рождённых движением времён. Всё сущее кротко обнимет Прозрачно-хрустальная тень Невидимым мне покрывалом Закроя ещё один день.

*** Расплылись пятна однородных домов на асфальте состоящем из холодных тонов, очертанием геометрически сложных фигур, сливающихся в тривиальную серость текстур. Проходят года и на минуты скупые недели, а там на битумном плато те же тени Летописцы событий, вспышек, мгновений, и меняется лишь существо наполнений. Ведь снаружи, в центре колодца двора, видны только внешние признаки, черты угла; Всех, съеденных подъездом, спасает на время от отражения на земле персональной тени. Внутри коридора лежу, укрывшись от света, от артиллерийских снарядов чьих-то советов, от которых сито души сквозит муссонными ветрами зато как ловко сейчас я кажусь геометрией! Достаточно лишь вытянуться баррикадой, обнеся свою тень дверью, окном, оградой, стеной, потолком, обложиться белым кафелем со всех сторон, лечь на обои и быть мечтателем.

Enigma Армия летних кузнечиков Летит на солнце подсвечников Единством зеленой ткани На поле воспоминаний. А дерево нам улыбается Своею седеющей кроной, Облако притворяется Всходящей душой Персефоны. Её поединок подземный Ресницами шепчет в ответ.. Шершаво-златистой золою Ехидно меняется цвет. Наверно, восьмая сказка Не стоит бессоных ночей, А будет волшебная сказка Янтарных осенних речей.

*** Сегодня проснулся почти в обед, Вышел на балкон посмотреть на свет Верхушки деревьев желтеют местами И бросаются листьями, как люди словами, И их все больше топчут ногами, И меньше слушают, гладя глазами. Я вынул из рамы москитную сетку, Пытаясь получше взглянуть на ветку, От которой смелые листья идут в разведку, Курю сигаретку, Пишу заметку Этого первого робкого похода Всех их братьев на дорогу летнего отхода. Вспомнил школьный урок биологии, И пришли мне на ум аналогии, Что деревья всегда оголяются Перед теми кого опасаются, Раздеваются, дабы не погибнуть от голода, Чтобы выжить во время свирепого холода. Стоят себе всю осень и зимы Перед лютым морозом и льдами крутыми Первозданно-раздетыми, и - выживают, А враг их не трогает, уважает За смелость и незащищённый торс. Такой вот в природе есть парадокс. А мы, люди, уж слишком трусливы, При виде проблемы хвастливы и лживы То и дело прячемся в бак и бежим куда-то, Утепляемся так, что даже мысли как вата. Но нас все равно иногда настигают,

Играют, кидают, лгут, догоняют, Причиняют вред. Природа - совершенна, мы - нет. Нам бы сесть и учиться почти ежедневно Героической смелости у деревьев.

*** Я помню ваше бледненькое личико На загорелом фоне яркого фойе, Где вы своим изящно-нежным пальчиком Узоры растирали по щеке. И поправляли дорогую кофточку, Скрывавшую ваш горный перевал, И так стеклянно все шептали облачку, Чтоб успокоило оно девятый вал, Который в ваши поры словно в форточку Проник моей циничною стрелой На вашем сердце оставляя чёрточку, Сравняв мой образ навсегда с землей. Но вы же так любили боль физически, Что иногда несла моя ладонь: Так что же смотрите теперь катастрофически На обжигающий свечой огонь? Ведь вы такая хитрая лисичка, Всё думали двух кроликов поймать. От вас осталась лишь одна табличка С которой вам на ваш вокзал бежать. Берите лучик и катитесь солнышком, Оно однажды укротит девятый вал, А кролик оказался злобным чёртиком И с вашим ожиданием не совпал.

*** Одним апрельски-адским днём Пришла девчонка с фонарём, А я лежал всё топором Во тьме привычного пространства, С какой-то новой формой пьянства, Отсутствием во рту лекарства От слепоты непостоянства, Когда не видно, что внутри Когда в душе лишь волдыри, А мысли будто пузыри Все лопаются на бегу И сам себе все время лгу, Что это просто, я смогу, Пройти свой взлёт без происшествий Куда лететь от сумасшествий? Не вижу за волной нашествий Сомнений, боли и привычки, Поверхность для промокшей спички, Чтоб море подожгли лисички И осветили мне обзор, И навигатора прибор, И мог начать я разговор С самим собой о том как выйти Из бездны этой тонкой нити И вот он стук – кричу: «войдите», Какой-то давний лёгкий лик, Собой принёс секундный блик И вдруг мой внутренний тупик Мне показался невелик.

И я увидел где стена – Лазейка вдруг освещена. И зацепился щурясь я За свет живого фонаря.

Алексей Туроверов СТИХИ Издатель, редактор Елизавета Плавинская Дизайн Александр Мурашов Издательство Добро-books Москва 2021