Аира-68 www.stihi.ru/avtor/aira68
ПРОСТИ МЕНЯ, ГОСПОДИ
Прости меня, господи, за то, что я грешница, За то, что сыта и судьбой не обижена, За то, что притворщица я и насмешница, Что слишком всерьез возлюбила я ближнего, За то, что просить не любила, не кланялась, Прощала нечасто, жила, как уж сложится, За то, что грешила всю жизнь и не каялась. Прости меня, господи, за то, что безбожница. За суетность мыслей, терпимость к беспечности, За жидкие слезы и клятвы неверные, Упрямые споры о миге и вечности. Прости меня, господи, за то, что не верую. *** Я завтра утону в небесах. Ищи себе другую звезду. Я больше через боль, через страх Для сильного тебя не пройду! Я больше не уверую в ложь, Не стану ждать, что будет легко. И ты уже, мой нежный, не трожь Моей души — она далеко. Любимому когда-то, тебе Моей слезы с ладони не пить. И не пеняй разлуке-судьбе! Не пропадешь. А я — буду жить!
Аира-68 I 7
*** Мы могли бы с тобой танцевать. Мы могли бы с тобою петь. И детей растить, и цветы сажать, Говорить, молчать, на закат смотреть, Над обрывом ловить луну, Удержась едва на краю. И в любви тонуть, и пойти ко дну, И воскреснуть вместе в одном раю. Нам могла бы светить звезда. Нас могли бы крестить дожди. Но когда сорвалось мое «Навсегда», Твой испуганный взгляд отвечал: «Не жди». Мы могли бы и дальше — так, Позабыв про вопрос-ответ… Только ты вдруг стал танцевать не в такт. А меня не стало. И нет — так нет. *** Не загадано — не встречено, Где-то по свету бредет, Под рукой — да не замечено, Часа ждет. За невзгодами-обманами Сбилось с верного пути. И его мне за туманами Не найти. Может, робкое, усталое, Постучится в тишине,
8 I Аира-68
Дорогое, запоздалое, — Не ко мне. Мимолетное и странное, Вечно юное вино, Счастье, милое, желанное, Где оно?
ВДРЕБЕЗГИ!
Вдребезги! Вдребезги! Звонко и колко. Я собираю себя из осколков. Я собираю себя по крупинкам: К волосу волос, Льдинка на льдинку. Чувства на чувства — и снова неверно. Валится, рушится. Нервы по нервам. Сладится. Стерпится. С новой попытки. Рана за раной. Пытка за пыткой.
*** Я в завтрашнем дне начинаюсь, как песня: С прекрасных аккордов, с возвышенных нот! И разве бывает хоть что-то чудесней Такого звучания день напролет? Я жду терпеливо, без тени азарта, Как ждут, что распустится в мае сирень. Ведь будет такое прекрасное завтра! И я извиняю сегодняшний день.
Аира-68 I 9
Александр Карцев www.stihi.ru/avtor/vomper12
КТО МЫ?
Нехотя сбросив оковы истомы, спросим себя, как очнувшись от комы, сами как будто себе не знакомы: кто мы? Наши ли волосы цвета соломы, наши ли вложены фото в альбомы, наших ли судеб болят переломы, чьих поцелуев зудят гематомы в памяти нашей, и чьи хромосомы мы восприняли, и что за симптомы всё вопрошать заставляют нас — кто мы? Нет нам ответа, и мы, невесомы, вновь покидаем земные хоромы, тем же вопросом извечным влекомы — кто мы? Кто бы с небесных высот интеллекта нам откровенье поведал про то? Знаем — мы некто и мы же — никто…
10 I Александр Карцев
СОНЕТ О ПЕРВОМ ПРИШЕСТВИИ
Качнулся маятник Вселенной, Пустилось время в новый круг, И мир со вспышкою мгновенной Из ничего родился вдруг. И тотчас предопределилось, Возникло из небытия, Являя божескую милость, Моё теперешнее «я». Миллиарды лет — такую малость Мне ждать всего-то оставалось, Пока зачнёт меня любовь… И вот я есть, рождён для смерти, Чтоб в этой вечной круговерти Исчезнуть и возникнуть вновь…
КАК НЕМОЛЧАНЬЕ ЗОЛОТОЕ
Тетрадь, перо — я счастлив снова, Игру словесную любя Ума и сердца. Для тебя Ищу слова в себе и — слово — Я их найду, я слышу их, Они уже ложатся в стих… Струится времени песок, Как немолчанье золотое, И этот радостный поток Бог не включает в прожитое…
Александр Карцев I 11
СТАРАЯ ФОТОГРАФИЯ
Что было левым, стало правым, но, парадоксов не любя, красотка в зеркале лукавом ревниво смотрит на тебя, поправив локон, в кофте новой, плечом прильнула горячо и головой своей бедовой ко мне склонилась на плечо, ждёт птичку-фокус честным взглядом, а я душой к тебе приник, как голубки, с тобой мы рядом, но лишь на миг, но лишь на миг… Фотограф, мастер хитрых магий, он славно сделал всё, что мог — волшебно вспыхивает магний, оставив призрачный дымок. Мы улыбнуться, к нашей чести, успели, длился миг пока, и вот теперь с тобой мы вместе и — на века, и — на века…
12 I Александр Карцев
Александр Штурхалёв www.stihi.ru/avtor/balt1612
ДОРОЖНОЕ, ЧУТЬ ТРЕВОЖНОЕ…
Полуночный экспресс. Полуявь. Полусон. Полустанки разлук. Полусвет. Полумрак. И на стыках стучит полумягкий вагон: Как-то так, как-то так, как-то так… Полагают врачи, что бальзамом на раны – Крепкий чай, дым костра, пыль дорог… И камлают в ночи поезда, как шаманы: Таганай… Тугулым… Таганрог… Дребезжит на столе подстаканник железный, И, опёршись на стрелку локтём, Смотрит стрелочник вслед, чуть нетрезвый: Всё путём, всё путём, всё путём…
РЕКВИЕМ ПО ОСЕНИ
Пьёт растворимый снег Город из чёрных луж, Лёд льёт негромкий свет На муравейник душ… Над плоскостопьем крыш, Над фонарей аллеей Ночи бушлат, и лишь Чуть горизонт алеет!..
Александр Штурхалёв I 13
Чёрный квадрат теней, Наискосок – рассвет, Сорок печальных дней Осени с нами нет… Осень как человек – Не переносит стуж… Пьёт растворимый снег Город из чёрных луж…
*** Время года – Февраль, Високосная стужа!.. Пахнет водкой печаль, Разолью неуклюже… По пустотам души, По скучающим вазам, Заблужденьям смешным И неискренним фразам. День недели – Вчера, Время суток неявно, Рьяно роет хандра Душно-синюю яму… За хандрой подотру, Смажу сумраком лыжи, Солнце тлеет в углу Грустным клоуном рыжим…
14 I Александр Штурхалёв
Выпью стужу до дна, Холодна… Густотечна, Зябнет в сенках луна, Только это не вечно… В гастроном этой ночью Прибыл ящик с Весной! Господа и не очень, Занимайте за мной!
А ПОУТРУ СЛУЧИЛСЯ ЛЕДОХОД…
А поутру случился ледоход, И острою, как гильотина, льдиной, Перекосив от напряженья рот, Господь Весне обрезал пуповину! И в землю будто бросили дрожжей: Запахло, зацвело, заколосилось, Истлели льдины, вымахал репей, От вешних вод колодцы замутились… В плаксивой ярости безумствует гроза, Февральских снов смывая паутину. И к серым сумеркам привыкшие глаза Слегка болят от взгляда на картину…
Александр Штурхалёв I 15
Александра Скачкова www.stihi.ru/avtor/skachkova
СКАЗОЧНЫЙ ПЕТЕРБУРГ
Однажды в ночь морозную когда-то, Когда всё позабылось в тишине, Мне снился странный, белый небывало Сияющий и невесомый снег. Мне снился день, пурга, всё как в тумане, И дымка снежная над гордою Невой… Волшебное и чистое сиянье, Огней сверкание, зовущих за собой. И сквозь туман седой два силуэта, Две раненых души – Он и Она, Два одиноких, разделённых сердца, Что разделяла снежная стена. …Ночь над рекою ясная… на небе Скопленье крупных и холодных звёзд, А на волнах искрящих звёздным светом Зеркальный, тонкий и прозрачный лёд. Он и Она среди гудков машинных, В усталом, тусклом свете фонарей. Её обиды слёзы на ресницах, Его немой укор во взгляде к ней. Она уходит твёрдыми шагами, Он не зовёт её, из гордости, назад. Они, всё дальше друг от друга отдаляясь, Друг друга потеряли навсегда.
16 I Александра Скачкова
Иголка Петропавловского шпиля, В сиянье лунном, ангел золотой, Ну а над ним, вальсируя, кружился Серебряный, мерцающий снежок. Вновь снегопад… на утро снова ясно, И синий сумрак луч зари пронзил. Огнём надежды загорелся ангел, Ведь новый день Бог жизни подарил. Сон оборвался… снова день мятежный. Спускаюсь в шумный метрополитен, Бездумно, как всегда, в вагоне еду И вижу отражение в окне, Что показалось мне знакомым смутно… Я обернулась, ну а там – Она. Глаза слезились, взгляд был очень грустным, И стало ясно что она, увы, одна. Однажды в ночь морозную, когда-то, Когда тревоги канули во мглу, Мне снился странный, снежный небывало, И полный сказок город Петербург. Февраль-март 2006 г.
Александра Скачкова I 17
НА РАССВЕТЕ, ОСЕННИМ УТРОМ…
На рассвете, осенним утром, Разметав свои жемчуга Нежно-розовым перламутром, Ливнем падают облака. Будто плащик, набросив холод, Застилает туман глаза. Просыпается душный город, Дышат свежестью небеса. За вуалью жемчужно-серой, Чуть размыта в плену воды, Красно-рыжего солнца сфера, Отражаясь от луж, горит. В них, бросая повсюду брызги, Ливень плещется как дитя, Чтоб очистился мир и мысли, Чтоб сияла в глазах мечта. По дорогам ложатся тени, Чтобы ярче был виден свет, Чтобы в холоде дней осенних Кто-то радостью был согрет. 20.08.2010 г.
18 I Александра Скачкова
Алексей Ивантер www.stihi.ru/avtor/ivanter
ПИКАЗУРО
Вдалеке от русских революций генерал киряет с мясником, у борделя девушки смеются, заливают коку кипятком, пиказуро ходят на балконе, и в полдневном солнечном луче Божья Матерь плачет на иконе на плече у команданте Че. А над нашей отчиной на страже красная опасная звезда освещает зимние пейзажи: перегоны, зоны, города, нашу жизнь, освистанную янки, нашу боль, воспетую в стихах, наших женщин, пьянки, снег и танки, и просвирки жёлтые в руках. Где б ни жил я, где б ни ошивался, был в бегах иль мялся в понятых, в толчее я грешной оставался, не в чертогах горних золотых, лил вино на грудь себе и скатерть, на душе нёс радость или груз – на Земле, где плачет Богоматерь, и тепло от грешников и муз.
Алексей Ивантер I 19
ТАМАНЬ
Не было ни рая и ни ада – жизнь текла как липкий пот со лба, близкая мне снилась канонада и чужая виделась судьба. Снились сёла в камне и в самане, низкий берег, Керченский пролив, снилось – пели бабы на Тамани, тёплым спиртом горла опалив. Снились кони, выкрики и лица, речь чужая ночью по двору, снилась, снилась чёрная землица – не к добру, должно быть, не к добру. Снились мне – живые ополченцы, вестовые – в дыме и огне, снилось мне – орущие младенцы тянут руки чёрные ко мне. И как Божья кара или милость босиком на вылегшем снегу до утра всё женщина мне снилась, о которой думать не могу.
20 I Алексей Ивантер
СТАНЦИЯ ПЛЮССА Боре Левиту
Под обстрелом на станции Плюсса, во дворе нежилого жилья, среди месива стёкол и бруса, под телегою мама моя. Не найти на пути мне ночлега, не пробиться сквозь синюю мгу: это мама моя под телегой, а я маме помочь не могу. Всё горит он, горит, не погашен – это свет, не поросший быльём, звёзды красные с танковых башен отпечатаны в сердце моём. Торошковичи – Старая Русса… Я к тому отхожу рубежу… Под обстрелом на станции Плюсса под телегой пожарной лежу. Задыхаюсь в случайном побеге, смерти жду в станционном чаду. Всё то было спасенье в телеге гужевой на железном ходу.
Алексей Ивантер I 21
Алексей Порошин www.stihi.ru/avtor/poroshin1940
*** Я помню первые рисунки на бумаге И три карандаша мои цветные. Зелёным рисовал я только ёлки И траву на поляне между ними. А голубым я рисовал лишь только небо, На мамины глаза оно похоже, Где облака пушистые светлели Из-под ресничек искорками смеха. А красным – только солнце с длинными лучами: Так до него мне легче дотянуться. Оно всегда над крышами высоко, Чтоб не могли с земли его поранить… 1964
В ПОЛЕ Материнскою ласкою веет От душистых разливов ржи. В. Кириллов
Стою в июльском предрассветном поле, Пришёл сюда межою летних зорь. Здесь я узнал впервые привкус соли И что такое до крови мозоль. Здесь замирал не раз от светлой дали, От шороха ползущих облаков,
22 I Алексей Порошин
И трепетал, когда дожди хлестали По спинам пожелтевших колосков. …Вновь жаворонка лепет надо мною, И след луча приподнято косой. В лицо пахнуло свежею стернёю, Оврагов, не разбуженных росой. 1964
*** Перед грозою одуванчик Казался шаром налитым. Ударил дождь его, как мальчик, – И нет обманной полноты. Меня одно тревожит в жизни, Всегда я думаю о том: Когда не дождь, а горе брызнет, Чтоб не остаться стебельком. 1964
*** Жизнь неуютна, больно била… Куда девалась доброта? Бездушность города давила, И угнетала суета. Щемило сердце от печали. Тоскливо ветрам в проводах… А вы когда-нибудь скучали В больших и шумных городах? 1964
Алексей Порошин I 23
*** Для многих, может, неприметна Та переулочная нить, Где от рассвета до рассвета Могу бессменно сторожить И тишину, и лёгкий ветер, И лунный свет, и темнот, И зеленеющие ветви, И зимних веток наготу… Где было искренность признанья В глазах, в словах, в сплетенье рук. Где были муки расставанья, Как первый шаг моих разлук… Как Млечный Путь, тот переулок Теперь влечёт издалека, Где стук под аркой так же гулок В ночи от шпильки-каблука. 1965
*** А ты опять сегодня вся чужая От строгих рук до кончиков бровей. И словом и молчанием сражая Меня при свете грустных фонарей. Как темноту тревога зыбко взбила, Как жжёт меня мой кровеносный круг! И в сжатых пальцах звонко бьётся сила, Морщинит лоб непрошенный испуг… 1965
24 I Алексей Порошин
Алексей Соломаха www.stihi.ru/avtor/bullroarer
*** Говорят, это в поисках места под солнцем (будто солнце – затем лишь, чтоб вялить воблу) человек научился крушить черепа инородцам раньше, чем научился в лапу рубить и в обло. Убийство – вообще стремление или навык несостоявшихся душ, забитых особым тромбом. Оно за собою не оставляет правых, как, впрочем, и левых с их – вечно не вовремя – бомбой. И сложнее собственный дом содержать при параде, чем взять штурмом город, у стен отстояв пол-лета, с обезумевшей девочкой у храма горящего сладить, перерезать ей горло, а после – сорвать браслеты.
ИПРИТ
В холмах, которые период меловой замыслил из податливой породы, лежат солдаты Первой мировой, а не какие-то абстрактные народы. Попавшие на гибельный излом и – по большому счету – позабыты, лежат солдаты, горестно и зло корёжа рты, забитые ипритом. Отметки окончательной версты, в своём непостижимом постоянстве
Алексей Соломаха I 25
стежками обомшелые кресты скрепляют состояния пространства. И вдоль рядов истёршихся имён вкусивших химию как точную науку проходят двое, чуя связь времён как неизбежную и долгую разлуку. И если Пенелопе не дано дождаться мужа и царя Итаки, то, значит, им хватило и одной проверки временем и газовой атаки.
ОПЫТ
Всякий опыт локален. Не в смысле «здесь» и «сейчас». Потому что точкой в пространстве можно считать и душу, на которой, принявшей в одном удар от плеча, вылезает в другом, как на старой боксерской груше. Первый раунд проигран. Второй будет тоже. Зато обретает ясность твоя голова, лысея, и Иудин расчет поражает своей чистотой по сравнению с оным под париком фарисея. Всякий опыт привязан к кому-то, к чему-то; жест — тот, который тебе в сознанье ли, в дверь просунут — обозначит начало конца перемены мест слагаемых, чью уже никогда не узнаешь сумму, потому что, плечом напоследок задев косяк, понимаешь мозгом и головным, и костным,
26 I Алексей Соломаха
что не нам менять этот мир и что опыт всяк произрос из потери в буквальном и переносном. Он приходит не для того, чтобы ты его стер (даже ропот рабов на галерах имеет цену). Если есть в театре плохой ли, хороший актер, то его появленье роднит закулисье со сценой. Так что действуй, приятель. Одно и другое весло закрепи в заходящихся визгом суставах уключин и накапливай свой уникальный за слоем слой опыт, который задолго до нас изучен.
*** Начиналось не с дома. Уже в середине турне я пытался сажать и дубы, и березы, и ивы. Ни одно из деревьев – увы! – не пустило корней. Лопухи да крапива. И оправдывать силами свыше доверенный спурт только тем и придется, что тихо дремало в утробе, что, по сути дела, едва ли не больший абсурд, чем циклопы, глядящие в оба. И вообще: зачем этим силам особо вникать в то, что я замышлял и что обо мне говорили, если цель – уложить на оба спинных плавника, что торчат, не мутировав в крылья? Ни кола, ни двора. У забора – зачахший ранет. И, отдавший себя никуда не приведшей потребе, я не вправе сыном в далекой стране апеллировать к ребе.
Алексей Соломаха I 27
Алина Кодали www.stihi.ru/avtor/aquamarin1
ВЗГЛЯД СТОРОННЕГО НАБЛЮДАТЕЛЯ НА ПОРТАЛ СТИХИ.РУ
Здесь нет ни цензора, ни строгой мамы, Здесь пишут с экивоками и прямо, Открыто, анонимно, в маске Стихи, проклятья, предсказанья, сказки… Домохозяйки, истерички, панки, Политики, бандиты и сектанты, Вообразившие себя мессией, Спасающие кошек и Россию, По тридцать три ошибки в каждом слове – Здесь пишут и по фене, и на мове, Ни рифмы, ни изящества не ищут, Но день за днём всё пишут, пишут, пишут… …но в этом хаосе, столпотворенье Людей, идей, стихий, стихотворений – Хвала Всевышнему и интернету – Порой-таки случаются Поэты!
СОПЕРНИЦЕ
Он – меж двух полюсов, двух миров и двух женщин. В ожиданье – знакомые и друзья. Ни тебя – ни меня, ни больше – ни меньше. Ты?.. Или я?..
28 I Алина Кодали
«Вместе с детства. Семья, и уют и спокойствие, И в привычные дни ежегодно цветы. Всё настолько надёжно, что взвыть хочется…» – Ты. «С ней не знаешь, что будет и через минуту, И расстаться не в силах – и дома семья… Ясно – сам виноват и сам всех запутал…» – Я. А в Австралии, Штатах, Канаде, Китае, Да и в этой богом забытой стране – Вот хоть в эту минуту – о ком он мечтает? О тебе?.. Обо мне?.. …На снегу, под берёзкой, в далёкой Сибири Два букета рядком на могильном холме. Розы. Белые. Красные. Поделили. Ни тебе и ни мне.
НАПОМИНАНИЯ В IPHONE
о карниз не споткнуться на краю не стоять не забыть бы вернуться мне в реальность опять губ губами коснуться записать эту мысль: «не забыть бы вернуться в эту самую жизнь» чтобы не промахнуться: камень? пёс? человек? Nota bene: вернуться в этот день, в этот век в зеркала оглянуться Алина Кодали I 29
не напутать в судьбе – не забыть бы вернуться в прежнем виде к тебе …ну а если не вышло – не забыть известить: «не ищи в этой жизни… заскучала… прости…»
Я ПРОЖИЛА ЧУЖУЮ ЖИЗНЬ
Я помню: сочиненье в классе На тему «Кем ты хочешь стать?» Я – у доски, в коротком платье, Косички, бантики, тетрадь… «Учителем» – читаю твёрдо, «Призванье», «школа», «море книг»… Седой преподаватель гордо Пятёрку ставит в мой дневник. Не всё сложилось, как мечталось, Учителем уже не стать… Но десять заповедей старых Всю жизнь старалась соблюдать. Так отчего ж тогда ночами, Всё чаще, воле вопреки, Мне снится девочка с бантами В коротком платье у доски?.. Да, не сбылось и не сложилось… Мне снится девочка опять. Я прожила чужую жизнь, и… …и мне ей нечего сказать… 30 I Алина Кодали
Алла Арцис www.stihi.ru/avtor/arcisa
ЧЕТВЕРТЫЙ АНГЕЛ
Четыре ангела склонились надо мной, Мой призрачный покой лелея. В потоках лунного елея Полупрозрачной пеленой Четыре ангела взметнули восемь крыл – И снег пошел, и ангел пятый Наполнил воздух влажной ватой И землю сонную укрыл… Мой первый ангел вылеплен из глин. С какой любовью и терпеньем Ему выравнивали нимб И расправляли оперенье… Второго ангела исполнил стеклодув. Он добавлял металл в расплавы, И крылья, выпукло шершавы, Хранят огня мятежный дух… Мой третий ангел в праздничном венце, В парчовой мантии, но зыбко Мерцает робкая улыбка На бледном кукольном лице… Четвертый ангел вовсе невесом – Он сон, сияние, надежда, Его искристая одежда Лишь перевита пояском…
Алла Арцис I 31
Четыре ангела взметнули крылья влет И возвели хрустальный купол, А пятый ангел все напутал – И снег под куполом идет.
ГАЛАТЕЯ
Я проснулась Из-за отсутствия боли. Бой часов Оглушительно замер. Луна на воде Проступала разводами соли И на небе Размытыми пятнами рвано, Как рисунок на камне. Цикады Свой бесконечный гекзаметр Повторяли покорно. Я проснулась, Когда ощущать перестала боль. Я была изваянье. Ночь Хищною рыбою черной Плыла надо мной. Бедный мастер, Мой отчаянный мастер, Что ты наделал! Ты не чувствовал разве, Как с каждым Прикосновеньем резца, Холодея,
32 I Алла Арцис
Замирает твоя Галатея, Не смея С мучительной мраморной лаской Покончить в сердцах… Жизнь затеплилась было, Словно в преддверии сказки – Мастер, мастер, Какой был задуман конец! Я любила тебя, Я тебя как умела, любила, Я божественным делала Твой оголтелый резец… Ты напрасно трудился: Снова Пред тобой бездыханная глыба – Мертвому Неведома боль. Ночь плывет надо мной – Бездомная черная рыба, И луна, разбиваясь о тело мое, Обращается в соль.
Алла Арцис I 33
Анастасия Смилина www.stihi.ru/avtor/nebavsplesk
*** Когда замирает память и ты, через раз дыша, цепляешь густое пламя на кончик карандаша, – и эго, и ум ослепли. Сквозь сонное бремя век – лишь буквы слетают пеплом на белый вчерашний снег.
*** Когда пьянила соками весна и пробивалась листьями надежда, туманом неразгаданного сна всплывало недопонятое прежде. И шелест кроны, птичьи голоса, а в сердце сплошь сиянье голубое… Ты, может быть, тогда не видел сам распахнутого неба над тобою. Неутолим твоих ветвей полёт – теперь, когда листва дождями смыта, сколь ясно одиночество твоё, блаженное стремлением открытым… …Как холодно… припав плечом к тебе и облака слезами отражая,
34 I Анастасия Смилина
я с листьями в земную колыбель надежды золотые провожаю. Они вернутся – долей простоты, что новым соком в корни путь находит… Круговорот надежды и мечты необходим, наверное, природе… Ты с каждым годом выше и сильней, и путь тебе ясней, и небо ближе, и кто же скажет, сколько долгих дней пройдёт, пока и я его увижу… Я знаю, ты сказал бы: «Не жалей, теряешь много? Дело ведь не в этом. Так хорошо на ласковой земле дышать ветрами и питаться светом».
*** Облетают созвездья лета. Дождь цветов в золотой пыли… Умолкает их нежный лепет, не коснувшись ещё земли. И слова, с губ легко слетая, тают ложью на полпути, с былью небыль в себе сплетая и пытаясь себя найти. Но, сменяя прелесть соцветий, созревают плоды в тиши… Тайны шелест, как тёплый ветер, облечёт лепестки души.
Анастасия Смилина I 35
Я ЕСТЬ
Ни страха, ни надежды. Я жива. Текут секунды, и стучат колеса. Умытая туманами трава вдруг высветила суть многополосой – как радуга и как аэродром, как кот и сноп лучей сквозь занавеску… переливаясь солнцем и дождём, мы – я и мир – живём весёлым всплеском. И долгожданный благостный покой колышется в прозрачном тёплом тоне, как хорошо быть небом и рекой, душа моя – раскрытые ладони. А Бог живёт во мне и в тишине, таящейся за голосом и звуком. Как хорошо быть шире и длинней, чем самая далёкая разлука… И, настоящим медленно дыша, до дна отдав – и позабыв об этом, понять: неупиваема душа, как чаша, не храня в себе секрета. Переливаясь солнцем и дождём, кому-то уступая голос сольный, мы – я и мир – не помним и не ждём, мы просто есть – и этого довольно.
36 I Анастасия Смилина
Анатолий Долженко www.stihi.ru/avtor/nedogonish
ДЫШАТЬ
Небо в тот день было новым: Нездешним и без проседи, Густым, будто сок кленовый, Зовущим к себе: «Да брось, лети! Забудь, что ты не крылатый, Стряхни с узких плеч бетон, Как сделал это когда-то Джонатан Ливингстон!» И небу хотелось верить. Оно было не отсюда. Оно распахнуло двери И смазало все этюды. Оно казалось написанным Смелой рукой художника, Оттенками радостно чистыми, Рождающими дрожь в стихах. И просто не было слов. Ни запятых, ни линий. Такой, наверно, была бы кровь, Если бы стала синей. Такими были б, наверно, глаза, Если бы они были.
Анатолий Долженко I 37
Такими были бы мысли за Взмахами крыльев. У неба был даже вкус – Холодной воды и счастья, Жемчужными нитями бус Цепляющийся к запястьям. Оно звучало, как ветер в ушах, Как крик журавлиной стаи, Как первый свободный шаг, Как лед, что в бокале тает. Я жил этим небом тогда. Оно было мягче хлеба, Живей, чем любая вода. Я понимал это небо.
38 I Анатолий Долженко
ПОСТТРАВМАТИЧЕСКИ
Хочется вскрыть себя и выскрести. Чтобы ни капельки не осталось. Боль – не повод для этой искренности: Просто слабость. Или усталость. Горло кролику не вспорол, Не хватило в руках металла. А теперь хоть и «кеторол» – Жить легко как-то не пристало. Впрочем, можно не брать в расчёт. За собою не стану гнаться я: Знаю точно, опять спасет Исцеляющая трепанация.
Анатолий Долженко I 39
Андрей Воркунов* www.stihi.ru/avtor/7lukas
КУДА МЫ КУЗЬМА?
– куда мы кузьма? – да на кладбище барыня хоть лапти сыры и кобыла не спарена и выла собака слепая у шурина и птицы умолкли и небо нахмурено – зачем мы кузьма? – на роду знать написано на пажитях голых салопчике плисовом на всем как кумекаю это начертано такой вот пирог получаеца жертвенный – пора ль нам кузьма? – это мы без понятия но просит землица скорее лечь спать в нее и выла собака у шурина сослепу и пугало ночью упало у осипа – ну трогай кузьма – так я это.. и трогаю домчим щас в момент если нижней дорогою хоть сырость в лаптях и трава вон помятая н-нноо пегая сивая квелая мать твою
* Тексты автора печатаются в авторской редакции. – Примеч. ред.
40 I Андрей Воркунов
ДВОЕ УГРЮМО БОРЯЦА
двое угрюмо боряца в темноте напротив чеховки от пушкина неподалёку один тяжело дышит и уже вспотел а другой с самого начала был какой–то мокрый тот который первый – в костюме в полоску и очках а тот который мокрый – в костюме без всяких полосок у него из кармана торчит в мягком переплёте ричард бах а у первого – в твёрдом переплёте варгас льоса на земле разбросаны тут и там уже выпавшие из других карманов медиаторы камертон и эмпэтриплеер кисти тюбики с красками и прочая мелкая хренота в том числе приглашение на какой-то творческий юбилей они боряца упорно видимо стараясь перевести поединок в па ртер а то и в какую другую может и не вполне понятную для наблюдающих плоскость вы кстати на кого ставите друзья мои конопатые? я лично на того у которого костюм в полоску
Андрей Воркунов I 41
БЕЗУМЕТС
безуметс по улитсэ ходит и ходит, безуметс тусуетса двойкой в колоде, меж новым арбатом и старым арбатом безуметс себе ищет старшего брата, хотя и на младшего, вроде, соласен, пусть будет он, брат, назовём его – вася, он братетс безумтса, он братетс безумтса, но в этом вины нет – сплошная презумтсыя, поэтому ходит пусть, пусть его ищет, и кушает чипсы и хлещет винище БЫВАЕТ КУБИКИ РАЗРУШИШЬ
бывает кубики разрушишь мальвине пальчики отломишь и тетя говорит: андрюша ты бы поделал што-то кроме и думаешь: а кроме што же поделать? и не зная плачешь а што – у саши и сережи неужто как-нибудь иначе? НА НЕВСКИЙ ВЫШЛ
на невский вышл топтать сугробы глядишь: а это переделкин и сплюнув скачешь вроде белки и дышишь всласть и смотришь в оба и чувствуешь себя: кудесник служитель музы и пегаса и мыслям так приятно тесно што даже шепчеца: фигасе
42 I Андрей Воркунов
Андрей Широглазов www.stihi.ru/avtor/shir
РУССКАЯ ПОЭЗИЯ
А русская поэзия, мой друг, Она – вокруг. Она – в порыве ветра, В листве берез, в безмолвии пруда. И в 33 мои квадратных метра Поэзия заходит иногда. Неспешно, величаво и степенно – Глотком воды, безумием скворца – Поэзия проходит через стены И кошкою клубится у крыльца. А русская поэзия, мой друг, Она – не вдруг. Она живет в подкорке, Течет в крови, змеится по руке. А иногда из русской поговорки Срывается в опасное пике. Она – везде. Как воздух, как дыханье. Ее хранят и мхи, и лопухи. И сонных лип слепое колыханье – Уже стихи, уже почти стихи… Здесь все поет: дубравы и опушки. И потому в краю моей души Кастальский ключ – у каждой деревушки, Для каждой крыши – тес и камыши. Ведь русская поэзия, мой друг, Она – не звук, она почти молитва, Она несет свой величавый код И крепче векового монолита Скрепляет вместе Веру и Народ. И потому, когда в преддверье сечи Рыдает враг в отчаяньи своем,
Андрей Широглазов I 43
Мы только шире расправляем плечи И песни изначальные поем. И замолкают вражеские пушки. И мы опять задумчиво тихи… Кастальский ключ – у каждой деревушки. Под каждой крышей – песни и стихи…
ЗАСАДНЫЙ ПОЛК
Пересыхает времени река: Века в своем теченье бестолковом Разбились на протоки. Их уже И дети – вброд, и турки – на рысях… Я – командир Засадного полка На вечном русском поле Куликовом. Сижу в кустах на дальнем рубеже И чувствую, как в горних воздусях Рождается божественный наезд На ту свинью, которая не съест… Над засекой кружится дельтаплан, По волоку летят автомобили (И рать моя от мысли увядает, Что их не нужно волоком волочь), И каждый третий выпитый стакан Вгоняет в кровь пассивное бессилье, А утренняя чаша не «вставляет», А лишь усугубляет нашу ночь. А в сумерках славянская душа Из «гой еси» перетекает в «ша!»… Темно в душе… Отчаянье и страх. Кириллица утратила апостроф. И в Киеве адепты чуждой веры В Софию тащат старого «батька». Непрядва Стиксом булькает в кустах,
44 I Андрей Широглазов
Ругая куликов и алконостов, Туристов, гусляров и браконьеров. И ратников Засадного полка. И лишь монах-верижник из Твери Задумчиво хрустит картошкой-фри… Засадный полк… Надсадная тщета Явится в мир спасительной дружиной, Пружиной часового механизма С запястья седовласого Творца… Но даль пуста. И каждая верста Недостижимой кажется вершиной (Не то чтоб выше пика Коммунизма, Но и не ниже труб Череповца). Сидеть в засаде – невеселый труд: То ум вскипит, то ноги затекут… Но это так… Вечерняя тоска И шастанье в карман за нужным словом… На самом деле мы готовы с детства Пройти свои верижные пути… Я – командир Засадного полка На вечном русском поле Куликовом. И никуда от этого не деться… И никуда при этом не уйти… Ведь все равно какой-нибудь Мамай Услышать должен наше «Не замай!»… О, мы реализуем давний план! Славян не заточить на Рюген-остров… И пусть века в теченье бестолковом Распнут страну на западном кресте, И пусть над нами кружит дельтаплан, Кириллица утратила апостроф, А шастанье в карман за нужным словом В конце времен приводит к немоте – Настанет час, и полк шагнет вперед: За Веру, за Россию, за народ…
Андрей Широглазов I 45
Анна Гердмар www.stihi.ru/avtor/anna361134
КЕРОСИНОВАЯ ЛАМПА
Вот вечера льняное полотно, Глоток вина, ладонями согретый, И на террасе деревянной — лето, От сумерек отсеянным пятном. Сквозь заросли закатных островов Все тоньше перевязь дневного света — Упав ребром, покатится монетой И угодит в проем между миров. Здесь воздуха парного легкий вздох, Речей теченье — вдоль и мимо смерти… Мышей летучих маленькие черти Свой суматошный чертят перепорх… И слов дневных неспешный переброс В сгущенной летней патоке завязнет — Вот бабочка ночная на запястье И строгий звукоряд чуть слышных звезд. Раздвинут свод небесных витражей — Под ними: пламя, хрупкое растенье, И жизни одержимое биенье В незримый плен стеклянных рубежей. Твой взгляд — и нас над ночью вознесло… Глоток — и кровь лозы, и ток по венам — За лампы свет — последний свет Вселенной, И жар ее — последнее тепло…
46 I Анна Гердмар
ДВАДЦАТЫЙ ВЕК. ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ПОЭЗИЯ. КОЛЛАЖ*
Не будет, не будет нам звезд и черемух… За ревом моторов — не слышно расстрелов. По всей по Великой, и Малой, и Белой — Зверями пустыни наполнятся домы… А нам, конквиста´дорам, — панцирь железный, И львиные рвы, и плевелы смятенья… Пойдем мы долиною смертныя тени, Следя отражения в небе беззвездном… Мы помним, сверяя извилины судеб И пряча в ладони тепло сердолика, — Кладбищенских маков, земной земляники В покое погоста — не будет, не будет… Услышим «за вечным за мельничным шумом» — Сподобят! — благие рассветные вести… Немногое черт догадал бы прочесть нам По олову глаз конвоиров угрюмых. И там, где страны под собою не чуем, Шепнул бы какой серафим шестикрылый: Не будет на этой земле нам могилы — С рожденья наследуем землю иную… В тех горних селеньях нам Слово — ходатай, Но путь туда лег сквозь стигийские воды, Где, буднично сверив приходы-расходы, Ударят не глядя — в затылок лопатой!
* Здесь приведены дословные цитаты и парафраз текстов стихотворений А. С. Пушкина, М. И. Цветаевой, Н. С. Гумилева, О. Э. Мандельштама, В. В. Набокова.
Анна Гердмар I 47
НИОБА ПЛАЧУЩАЯ
На семерых — стирай, готовь, корми Мальчишек оголтелую ораву… Сквозь яркий свет просеянные дни… Здоровы? Сыты? Слава Богу… Слава… Из дома сдуло всех по одному Самумом злым Магниток да Турксибов… Порадуешься редкому письму — Умны! Красивы! Господи, спасибо… Родные лица — ворохом… Держи! Пока видны — замкни, захлопни ставни! Так тихо-тихо облетает жизнь Листвою жухлой фотографий давних… Как претворилась плоть твоя и кровь Непостижимой цепью превращений В печать слепую справок, ордеров Арестных, похоронных извещений… Во снах — и там нет места уголку, Где б за одним столом могли собраться Размолотые в костную муку На жерновах всех -измов, -наций, -заций… Ловить на ощупь непоседу-нить, Привычно пустоту жуя губами… Забыли боги в камень обратить — Но время милосердно стерло память. И, утирая влагу из-под век, Глазами разбирать полуслепыми: «…В земле той — Уц — был некий человек, И было — Иов — человеку имя…»
48 I Анна Гердмар
Анна Лаский www.stihi.ru/avtor/laskutik
ВЕСЕННИЙ СОНЕТ
Гуляют белыми стадами облака, Весенняя заря прохладой дышит, Лазурь небес чиста и глубока, Как серенады голубей на крыше. Весна весь мир своей любовью греет! Свет, ветер и журчание ручья… И воробьи кричат: «Ты чья?» — Ничья! Я кошкою гуляю по апрелю. Всё впереди — и нежность первоцветов, И трели соловья перед рассветом… Любовь моя, ты тоже впереди? Чем в этот раз весна очаровала? Всё кончилось, уже не ждёт начала Душа моя… А сердце шепчет: «Жди…»
БЕРЕМЕННОСТЬ
От любви до ребёнка — сорок недель, Набираю на спицы сорок петель И пинетки вяжу Малышу. От любви до расчёта — сорок недель, Не любовника — мужа ищу я теперь,
Анна Лаский I 49
Даже отца, не мужа Нужно. От девчонки до женщины сорок недель, На себя на брюхатую страшно глядеть… Лишь одно утешает ныне — Вымя!!! *** Я себя потеряла где-то между восточным и западным ветром, между весною и летом, между липовым цветом, между звездой и рассветом, в метро между веток или между его корней — ведь если есть ветки, значит есть корни… Пусть меня каплей уронит в море чёрная туча… Нет! Лучше я останусь песней неспетой… Я себя потеряла где-то… *** Осень пахнет ванильным мороженым… Хрустальностью инея Трава растревожена… Зима невозможностью линий Режет глаза — все оттенки синего….
50 I Анна Лаский
Утренних мыслей сонная смятость… В чае листья мелиссы и мяты — Прошедшего лета прощальным аккордом… Год уходит на коду…. *** Всё тот же сон — томительный и тёмный, Досчитанный до ста. Так в мерном ритме метронома Спит пустота. Пусть он стрелой своей нарежет небо На нотный стан, И кисло-жёлтые лимоны Сожгут уста. Глоток воды из родника да ломоть хлеба, Луч в темноте… Небрежен жест — одною левой: «Не жду гостей…» *** Кричит ворона на суку, Противно так кричит, Причин же крика я могу Назвать аж целых три! Причина первая — поесть Вороне не сыскать. Причина номер два — в гнезде Ей нынче зябко спать. Ну, а причину номер три Мне трудно не назвать — Ворона потому кричит, Что любит покричать!
Анна Лаский I 51
Артемов www.stihi.ru/avtor/artemoffviktor
ЗАПАХ САМОСАДА
Я помню с детства Запах самосада Из дедовского Ёмкого кисета. А по весне душистая, Зелёная рассада, К нам завезённая С другого конца света. Она росла и зеленела, Её не трогал даже Колорадский жук. В сибирских огородах спела И не боялась шкодливых Наших рук. Потом её рубили, На чердаке сушили снизкой. Ножами острыми крошили И в мешочек полотняный Ссыпали надтреснутою миской. Мой дед с отцом В клочок газеты Заворачивали скрутки, И запахом тем Наполнялся дом.
52 I Артемов
Я помню те Махры ядрёной самокрутки. Они не знали Про Гаванские сигары, Курили то, что Бог послал. Дед пас в степи овец отары, И табачок его не раз спасал. Спасал от сна, Тот запах не любили волки. Его кисет, как золота казна, Про то в степи до наших дней Преданий ходят толки. Я помню с детства Запах самосада, Особенно когда курю сигару. Затяжек тех обманчива услада, Но хочется сложить сигары В кисет, В ту дедовскую тару!
Артемов I 53
ДОЛЯ
Я помню, пригоршню зерна Ласкали Хлебороба натруженные руки. Та пригоршня Зерном была полна, Пройдя всего круговорота путь Сквозь пот и недорода муки. Зерно к зерну стекало янтарём, Упругостью глаза лаская И радостью, Пришедшей в хлеборобский дом, Все закрома до края наполняя. Ладони гладили зерно, Как малолетнего совсем ребёнка. А рядом Работой спорилось гумно, И голоса звучали радостно и звонко. Мне тоже в радость этот труд, Знакома с детства хлебороба доля. От первого ростка и до того, Когда колосья, вызрев, упадут, Дождавшись амбарного покоя. Я часто вспоминаю тёплый каравай, В печи, на поде испечённый, И корочку его, Поджаристый, тот аппетитный край, Любви с избытком обречённый.
54 I Артемов
Борис Панкин* www.stihi.ru/avtor/abp
*** можжевельник подорожник хвоя да листва я тебя любил до дрожи жаль что ты мертва жаль что всё прошло и вышло боком нам с тобой василёк ромашка пижма лютик зверобой
*** человек человеку узбек реже таджик ночь 21-й век гаражи злая стая волчат рвёт на куски то что станет сейчас другим мёртвым как сквер и площадь город страна ветер листву полощет ночь холодна
* Тексты автора печатаются в авторской редакции. – Примеч. ред.
Борис Панкин I 55
*** И счастье счастья не приносит. Борис Рыжий
...там бабушка мучила рыбу для кошек варила обед и вонь намекала на гибель того что прошло чего нет каникулы дачное лето пятнадцать минут до реки четыре часа до обеда и вечность до школы беги по небу где мячик футбольный с востока на запад летит где если споткнешься не больно где ты малолетний бандит для нервных соседей и кошек где так беззаботно душе где счастье на счастье похоже и мне ещё девять уже *** Как будто тебя и нет. Как будто ты умерла. – Лежишь в обрамленьи лент Траурных, все дела. Подруги, друзья, родня, Скрежет зубовный, плач. Как славно, что без меня, Что я не вон тот трубач
56 I Борис Панкин
В оркестре, что с бодуна Не попадает в такт, Я даже не из окна На это смотрю, а так, – Пива купить в лабаз Шёл через школьный двор. А тут и тебя как раз Хоронят под си-минор. Ни месяца, ни числа, Недавно или давно – Не помню. Ты умерла. И хватит. И всё равно.
*** сделавши харакири не плачут по испорченному костюму кишкам наружу недочитанному роману эдгара по (рюноско акутагавы эдогавы рэмпо) недослушанной композиции в стиле фьюжн сделавши харакири глядишь вперед заново просветлённый как вечный ленин видишь это вселенная вспорола себе живот и из этой распахнутой ножевой ласково приближаются чьи-то тени
Борис Панкин I 57
Вадим Сидоров-Клинский www.stihi.ru/avtor/klinsk
В ТОСКЕ ПО ЕСЕНИНУ
Закружился лист осенний – Тянет выпить невпопад. Закадычный друг Есенин, Как я встрече был бы рад! Вот берёз угасших свечи Поминальные – к зиме. Сколько лет я слышу речи О стране, как о тюрьме. Был бы ты сегодня рядом, Я не так бы тосковал. Не писал бы ныне драму, Только пел бы да плясал. А потом, немного пьяный, Шёл с тобою вдоль Тверской, Спорил долго и упрямо О родной Руси с тоской. Разметав златые кудри, Зашаманив синью глаз, Ты сказал бы просто, мудро: «Жизнь без песен – не для нас».
58 I Вадим Сидоров-Клинский
ОСЕННИЙ ДОЖДЬ
Проливается дождь, проливается И пролиться не может никак. И поля до краёв наполняются, Как они наполнялись века.
И холодной прозрачной истомою Леденящий, как мятный квасок, Под опавшей листвой и соломою Насыщается струй голосок. И, напитано свежею влагою, Под напевы о снежном рядне Всеосенней морозною брагою Пахнет сено на старой стерне. Утро, словно антоновкой хрусткою, Брызжет холодом чистым. На вкус Воздух – пьяною чаркою русскою Под щепоть первосольных капуст.
В ПОЛЯХ БОРОДИНО Посвящается героям русской славы
Нам и радостно и грустно – Битвы бродят в нас давно... Бились прадеды с французом Здесь, в полях Бородино. Кое-где дубы курчавы И берёзок сбитый строй.
Вадим Сидоров-Клинский I 59
Веет духом русской славы Над забытою землёй. Здесь и отзвуки Полтавы, И бессмертный Чёртов мост – Путь тяжёлый и кровавый, Но не сдали Вы свой пост. Вы – герои этой битвы! В Вашу честь построен Храм, В небеса летят молитвы. Скажет Боже: «Аз воздам!» РУССКИЙ ДУХ
Бинтами спеленал снег русскую равнину, Скрывая раны боль и душу бередя. Но проступает кровь – как ягоды калины, По следу славных битв нас иcстари ведя. От Персии до Альп, с Двины и до Аляски Витает русский дух, оставлен русский след. И новым ловкачам не натянуть нам маски Униженных борцов за радости побед. Пусть полегли в степи отряды Коловрата И не забыт князей на Калке тяжкий стон, И смута и позор – когда шёл брат на брата! Когда оставил Бог, и совесть не резон. Себя переборов, народ вновь ложь отринул И ангельский услышал шелест крыл; И ропот площадей сметает сон и тину... Господь наш русский дух опять благословил! 03–05.01.2012
60 I Вадим Сидоров-Клинский
Виктор Ёж www.stihi.ru/avtor/vik5440
ПРОСТО ДОЖДЬ…
Слышишь — дождь шелестит и гуляет над сонными крышами? Слышишь — снова читает стихи монотонно, размеренно? Просто мне захотелось сегодня тобой быть услышанным. Просто дождь согласился любезно моим быть поверенным. Видишь — листик кленовый сорвался отчаянно с веточки? Видишь — он пятернёй к тебе в стёкла стучится оконные? Просто клён обещал передать при оказии весточку. Просто вдруг захотелось тобой быть нечаянно вспомненным. Веришь, я вдруг во сне научился летать, и не страшно мне? Веришь, я отыскал город твой золотой за высокими тучами? Просто сны мои снова знакомой улыбкой раскрашены. Просто тени забытых обид и сомнений не мучают. Знаешь, тысячу раз я уже говорил это мысленно? Знаешь, я не привык так открыто бравировать чувствами? Просто вдруг накатило, смешало, заставило выплеснуть. Виктор Ёж I 61
Просто сны… Просто клён… Просто дождь… Просто ночь… Просто грустно мне…
В СИНЕМ ПЛАТЬИЦЕ В БЕЛЫХ ГОРОШИНАХ
Помнишь, как мы на мельницу лазали? Как бежали от ос растревоженных? До чего же была ты чумазая В этом платьице в белых горошинах. Помнишь, в омут с обрыва мы прыгали, Доставали со дна чудо-камушек? Как же быстро промчались каникулы. Всем пора разъезжаться от бабушек. Снова наша деревня ссутулится, Будет выглядеть снова заброшенной. И никто не промчится по улице В синем платьице в белых горошинах. Ты свой адрес, пока нет автобуса, Напиши, вот обёртка бумажная. Городок твой отмечу на глобусе И, быть может, черкну что-то важное. Что за слёзы? Ты разве плаксивая? Всё! Пока! И всего там хорошего! Да… Забыл… А ты очень красивая В этом платьице в белых горошинах.
62 I Виктор Ёж
ПРИВЕТ, НЕПРОШЕНАЯ ГРУСТЬ…
Привет, Непрошеная Грусть! Входи, душа открыта. Как там погода? Ну и пусть, Что льёт как из корыта. Продрогла? Старый мой халат Набрось скорей на плечи. Перед тобой я виноват: Бежал от этой встречи. Но от тебя не убежишь, Ты вечно дышишь в спину. Да ты, голубушка, дрожишь! Вот кресло у камина. А я пока сварганю пунш Иль водку с перцем чили. Тебя согрел бы тёплый душ, Но воду отключили. Ты слышишь? Скрипка — как укус, И сакс сердечко гложет… Ведь это мой любимый блюз И твой, я помню, тоже. Согрелась? Я подкинул дров. Пусть тени пляшут споро. Ну что же, гостья… я готов… К ночному разговору…
Виктор Ёж I 63
Виктор Сухарев www.stihi.ru/avtor/viksukharev
БЕЛАЯ ВОРОНА
Кто по жизни «ну и ворона», Тот и в масть рождён… в чёрно-серую. Каково же тебе, ворона, Если ты не простая, а белая?! В стае каркнут да глаз не выклюют. И взлетят, если надо, как все. Только белых ворон не милуют, Ибо те летают во сне. А на чёрной вороне и грязь не видна, А на белой – так каждое пятнышко… В стае серых ворон сполна Воздают ей дурною славушкой. Да и что ей, взлетая над серостью, Чтоб увидеть, а что там, вдали, Опуститься потом до нелепости, Извалявшись в серой пыли? Да и кто она? Вне закона... В серой стае вне серых границ. Может быть, и я не ворона… Мало ль в небе тех белых птиц?
64 I Виктор Сухарев
ПОСЛЕ НЕНАСТЬЯ
Вчера был день в янтарной позолоте. Да только как всё это понимать? Сегодня небо в драные лохмотья Одето... И не хочет их снимать. И только дали жалобно слезятся, И тянет хмарью с пойменных лугов, И только капли на листах акаций Едва дрожат в подобье жемчугов. И робко, и светло, и отрешённо, Уже устав от ливня и грозы, И в этой чистоте опустошённо Стоит стена... Из липы и лозы. О чём Перун так просветлённо плачет? Не всё же быть сердитым стариком... А я любуюсь, как над чьей-то дачей Труба очнулась млеющим дымком.
ИЗБА
Я набрёл в лесу на этот дом... Я не трогал старый сруб рукою – Столько было боли о былом В окнах, заколоченных доскою. Чья же ты, судьбинушка-изба? Что же ты? Так смотришь... Сиротливо. Чья здесь похоронена Судьба? В зарослях малины и крапивы...
Виктор Сухарев I 65
Двери настежь… Хочешь? Заходи. Как в вагон на поезд без билета В чью-то жизнь… Да только не буди Затхлости... Как на пороге склепа. Половица скрипнет под ногой. Будто спросит что... Да без ответа. Да комар, как маленький изгой, Мне напомнит, что сегодня лето.
МАСТЕР ИЩЕТ МАРГАРИТУ
Пусть всё будет шито-крыто, Пусть всё канет ниц. Мастер ищет Маргариту Среди тысяч лиц. Ищет слепо по изломам Линий на руке Среди узников дурдома, В грязном кабаке. Ищет в храме, ищет где-то В вещем полусне, Где горит безумным светом Рукопись в огне. Одержимо, как в запое, В городской толпе Ищет ту, что над толпою... Ходит по Земле.
66 I Виктор Сухарев
Вонтер Лак www.stihi.ru/avtor/wanter
ЕСЛИ БЫ КОШКА МОГЛА ГОВОРИТЬ…
Если бы кошка могла говорить утром туманным под дым сигареты, воспоминания, встречи, приметы, бусы любви собирая на нить, я бы узнал, как непросто одной сжаться в комок, согревая квартиру, перебеситься от страсти весной и разродиться ненужными миру… Мы помолчим. Тишина и туман. Дым сигареты согреет субботу… Кошка, не плачь, мы придумаем план… Как хорошо не идти на работу…
ЖИЗНЬ ПРОХОДИТ МИМО…
Перчатка согревает кровь руке. Деревья многолетние уснули. Тоскливо приколоченной доске: росла наверх, ее перевернули. Избыток сил стремится к высоте. Сосна живая открывает дали. В поленнице, случайной тесноте, фрагменты сосен и берез собрали.
Вонтер Лак I 67
Они подарят жертвенный огонь. Горячими углями глянут в зиму. Согреют дом. И теплая ладонь накроет строчку: жизнь проходит мимо.
ОСЕННИЙ ЛЕС
Лиственницы выкрасили хвоей Рыжие дорожки у ручья. Палая листва у водопоя Понимает, что она ничья. Лес раздет холодными ночами. Голые березы ловят свет. Солнышко последними лучами Согревает каждый силуэт. Облако прижалось к желтой кроне, Словно вздох потерянной души… Лес грустит… Ты можешь, посторонний, Осторожней листья ворошить?
ОКОНЧИЛСЯ ДЕНЬ
Чаинка, дающая цвет кипятку, окрасила стенки стакана. Кусок рафинада лежит на боку и плавится лавой вулкана. Серебряной ложкою чай помешав, горячее пью осторожно… Окончился день. Я, возможно, не прав, но правду принять невозможно.
68 I Вонтер Лак
ЗАРАНЕЕ НЕ ВИНОВАТ
Все отболело. Не жалею. Я стал угрюмей и взрослей. Иду спокойно по аллее пирамидальных тополей. Они качают головою. Они бросают серебро. Мы не встречаемся с тобою. Тебе с другими повезло. Тебя обидел лишь однажды, не думая, что это край. Я повторял: не это важно, но ты сказала: выбирай. Ты не простила, не простила. Не рассмеялась – ерунда. Переступила и забыла. А я любил тебя тогда. Да, я не прав непоправимо. Но я раскаялся сто крат. Я раньше думал, что любимый заранее не виноват.
Вонтер Лак I 69
Гедеон www.stihi.ru/avtor/gantoris
ОТТЕПЕЛЬ*
I я видел как тает снег снежинки между рельсами слипались в сияющие комки оплывали превращались в капли становились солнечными бликами во плоти наверху сиял мартовский день поезд задерживался II День долог, да месяц короток. Тень, полог, предместье города. Взвесь, трещины, мысль сбивается. Здесь вещие сны сбываются. Кронциркуль ствола засохшего, Схрон церковь сдала задёшево – Сноп дыма в плену томится, Чтоб вымокли гнутым шприцем * Публикуется в авторской пунктуации и орфографии. — Примеч. ред.
70 I Гедеон
под алкалоидным дождём все шпили Города Мечты, чтоб вышла праведная дурь из одурманенных голов. Чтоб наконец растаял снег и чтоб оттаяли сердца. Влёт в мерзости растворяется В лёд вмерзшее Братство Радости. III «Здравствуй и прощай, снежный мой кров, Сгинь, не обещай новой зимы. Ночь хранит тюрьму, где среди льдов – Бог весть почему – счастливы мы». двое шли по весеннему Ледяному Городу раскисшему, как мороженое ледяные статуи еще скалили морды но черты расплывались скоро скалиться будет нечем туда, где тропы не хожены где дороги не езжены где снег разгулявшимся солнцем помечен последняя в мире Герда вела за руку своего Кая Снежная Королева бежала за границу ей не сберечь свое оплывающее королевство дольше делались дни, румянились лица зима обрывала последние шкерты на своем заблудившемся корабле
Гедеон I 71
скоро выглянет солнце и души оттают IV дни и лица имена и даты сны и кошмары фундаменты и руины свадьбы и похороны всё в руках Божьих у Него вечно заняты руки если б мы только знали как Он от этого устаёт и плавился снег на пока еще зимней Земле скрипели качели, Предатель висел в петле а дети играли в прятки на Лысой горе – чтоб мир позабыл о другой, очень взрослой игре забудьте о Втором Пришествии Он не вернется поверьте, Ему незачем возвращаться мы зря боимся Его суда нам и невдомёк до какой степени мы Ему надоели
72 I Гедеон
Горшков Олег www.stihi.ru/avtor/oleggor
ПОКОЛЕНЬЕ ШУТОВ Геннадию Ермошину
Сам по себе живёшь, но ты из поколенья трагических шутов, дышавших невпопад с эпохой. Всё торчит колпак закабаленья на темени твоём, всё просятся в приват подсобок, чердаков и коммунальных кухонь насущные слова, как будто бы вот-вот очнётся ото сна могущественный Ктулху и всех, кто в колпаках, под свой колпак возьмёт. Но будешь и тогда, дурак непоправимый, жить с миром вразнобой, бубенчиком бренча, пока в литавры бьют во славу и во имя усердные рабы, плодящие рабчат. Но будешь и тогда… Глагол, как пуля, послан во тьму, и оживёт зияющая тьма, сквозящей пустотой в лицо дыша, а после в разбуженных глазах разверзнется зима. Что век твой? – зверь тщеты, тоска о невозможном, но как ни разрослись полынь и лебеда, спасибо всем табу, границам и таможням за сладостную суть запретного плода, за жалость к мертвецу, что был живых живее, и ненависть к нему, за ярость и за стыд. Ещё от всех шутов, конечно, «Москвошвею» особенный респект за клоунский прикид.
Горшков Олег I 73
Скудна твоя лоза, почти все гроздья страха и гнева ты собрал, но послевкусье длишь. И всё ж хвала и честь собесу и Госстраху за их науку жить и полагаться лишь на Бога и себя, за то, что хватит духу на ярмарке тщеты быть голью шебутной. Так будь благословен и ты, проклятый Ктулху, за общий хулахуп и жажду быть собой. Чем явственней зима, тем проще улыбаться, заглядывая в тьму, чьи дебри глубоки. Вовсю идёт призыв поэтов и паяцев под зов нездешних труб в бессрочные полки. Повсюду снег да снег, его здесь по колено, и кем-то стёрта грань меж небом и землёй. И белой пылью прочь уносит поколенье тех, чьи глаза полны покоем и зимой.
ТПРУ, ЛОШАДКИ, ТПРУ
Зима имеет свойство замедлять пространство, звукоряд, строку Гомера, и если доверяться глазомеру – рукой подать до Бога. Что-то вспять в естественном вращении вещей, в их вроде бы незыблемом порядке пошло теперь. Зима играет в прятки. Небесный кучер нынче без вожжей. И времена гуляют по двору, по сумеркам, друг в друге исчезая, и бьют колокола – голосовая рассылка неба: тпру, лошадки, тпру.
74 I Горшков Олег
И вовсе замирает маскарад. Снег засыпает медленно и верно пустоты разорившегося сквера, где бесновался ветер-конокрад, и память засыпает, и строку – весь список кораблей до их зачина. И кажется, что эта чертовщина дарована от Бога дураку…
VREMECHKO.NET
Затрапезная осень, промозглая Тмутаракань – лишь роптанье ветров да простуженный лай кабысдохов тормошат тишину, и выходишь куда-то за грань оголтелой эпохи. А впрочем, при чем тут эпоха гуттаперчевых цезарей, спешно доящих свой Рим, и румяных мессий, расторопно торгующих словом? Время – жадный зверёк, что грызёт и грызёт изнутри стебель жизни твоей, убывающей так бестолково. Время – нечто в тебе, а не что-то и где-то ещё, одурачишь зверька, и мгновенье всё длится и длится. Даже сумрачный хронос, дотошно ведущий свой счёт, не исчислит его… И летит уже белой латиницей нескончаемый снег, летописец и вестник зимы, заполняя собой пустоту между горним и дольним, между словом и словом. Из толщи небесной, из тьмы снег свободно летит и, едва прикоснувшись к ладоням, истлевает за миг, и ты чуешь, безбожник, по ком сельский колокол бьёт, расщепляя в тоске безрассудной это vremechko.net и его pokolenie.com на отдельные судьбы.
Горшков Олег I 75
Дима Гутин www.stihi.ru/avtor/dim0707
*** Фигуры святых, как замочные скважины, Духовных отчизн отпирают врата. Восходят молитвенные, отважные, Когда алтарей кровоточат уста. Когда над прудами проносятся зарева И девство рыдает поруганных ив, И дети вкушают казённое варево, Былин и преданий не переварив; И бесы упитаны и неисчисляемы, А души не кормлены и сочтены, – О женские очи – луга затопляемые! О очи мужские – по нарам бледны! В архивах косой вечерок отпечатался, Полуночь трещала про Ленский расстрел, А утром тридцатых для каждого пятого Теплушки закрылись и срок загремел. Как Року закажут такие вот россказни И «яти» указов поступят в набор, Вы нимбов обрушьте охряные осыпи И идолов в реках студите позор. Не выдайте землю, заветную странницу, Не выдайте веру в облёте полей, Невинную Русь, большеглазую данницу Своих плащаниц и своих лагерей.
76 I Дима Гутин
*** В руках моих Библия и зверобой, Тетрадь на садовой скамейке. Приветствую вечер открытой душой, У смерти не клянчу лазейки. Под клёкот зерном захлебнувшихся кур И шорох их перьев лиловых Накину убор из пылающих шкур, Гремящих, поющих, сосновых. Восстану на рати и на леса, Раздвину поток Иордана И, как Иоанн, возвещу небеса, Воздвигну всполох из тумана. Господь же, ромашек белее, разут, Грядёт под деревья, спокоен; Я вижу суставов сверкающий жгут И обувь сплести не достоин; Предтеча с ладони смахнул зверобой И он расплескал океаны, А Сын Человеческий вышел босой На крест и на ржавые раны. *** Когда в кувшинах тесных гаснут розы И в духоте московской липов цвет Безумным пчёлам шлёт такие грёзы, Которых даже у безумцев нет, Когда по стенам запеклись картины И память до краёв воспалена,
Дима Гутин I 77
И на столах любимых книг руины, И на мольберте старится весна; Когда нет cил на зелень и на мякоть, Накрашено пружинят имена, Плеяды числ летят меня оплакать, Поэзия мне дарит письмена; И восхожу под таинством багрянца, И раздвигаю гнева валуны, И жду вестей Всевышнего Посланца, Томлюсь до срока крестной вышины. *** Поутру соловьи запели, Их слышно было за версту, Свои неистовые трели Дарили Господу Христу. Звала в безбрежье безнадежность, И нагота отозвалась, И колдовством казалась нежность, Слагала имя ипостась. А небо рвалось крестной мукой На все четыре стороны, И дичь бежала из-под лука, И пашня из-под бороны, И был бездомен и отчаян Наивный пальцев разговор, И, как сокровище, нечаян Ладони дышащий узор.
78 I Дима Гутин
Дионео www.stihi.ru/avtor/lovetonya
ЛЕНТЫ НА ВЕТРУ
На пестрых шляпках томных дам, В открытых летних экипажах, Плясали ленты на ветру – Как распустившаяся пряжа, Припудренных касаясь плеч. От быстрых вееров прохлада Воздушный оставляла след – Вкус мускуса и шоколада…
БОЛЬ И НЕЖНОСТЬ
Небрежно поводья ослабив В мягкой замше перчатки, Был скинут спесивым конем На грунт крокетной площадки. Припав рядом с ним на колени, Она платья подол разрывала, Французским атласом и кружевом Бережно кровь утирала. Ловил испуганный взгляд Движений немую поспешность; Рвала жокейский жилет Резкая боль. Боль и нежность…
Дионео I 79
ДОМ ПЕРИНЬОН
В манто соболином хмельная старушка, Рукой поправляя шиньон, Протянет бутылку озябшему кучеру: «Попробуйте – Дом Периньон…»
СУМЕРКИ
С запахом хвойного леса Сумерки. Солнца остатки Разбросаны яркими пятнами По детской заросшей площадке. На низких грузных качелях Очертанья забытого пледа… На скорости в воздухе тает Стук спиц велосипеда…
БАЛЕРИНА
В ночной гостиной у камина, Откинув крышку пианино, По клавишам, залитым светом, Ходили жарким южным летом Резные тени от жасмина… Казалось, это балерина Одна танцует в лунном свете, И только мягкий сонный ветер От края к краю переносит Ее, когда она попросит…
80 I Дионео
ДИЛИЖАНС
Набитый пыльный дилижанс Петлял в разросшейся осоке, Пересекал непаханых полей пласты, Когда ему назло вдруг опустели все дороги, Когда, казалось, так возвысились мосты…
ПИШИТЕ ПИСЬМА
Пишите письма… это старомодно. Пергамент оживет в чужих руках. Пишите письма… букв наклон свободный Не может видеться в обыденных словах. Пишите письма… это так красиво. С ошибками и каплями чернил… Пишите письма… нежно, страстно, криво, Чтоб многоточий поражал настил. Пишите письма… это романтично. Незримо лягут отпечатки рук. Пишите письма… голоса вторичны… Разрыв конверта участит сердечный стук. Пишите письма… это так отважно! Волненья дрожь перу не утаить… Пишите письма… это будоражит, Натягивает отношений нить.
Дионео I 81
Дмитрий Растаев www.stihi.ru/avtor/newstar
*** – Давайте придумаем нового Бога! – Ах, нового Бога? Давайте, давайте… …он будет небрит и упрям как тренога – в проштопанном солью столетнем халате Бог выйдет к огню, сигаретку раскурит и раненым пальцем укажет на солнце. «Веди!» – завопит человеческий улей и станет жирнее на тридцать червонцев. А это так просто: уластит, заманит, и льдом поцелуя отбросит на цепи: не жди ни Голгоф, ни садов Гефсимани – лишь лес, лишь огонь да хронический пепел… Бог будет распят на обычной березе, у тысячи родин до срока отобран, на самом зверином славянском морозе стеклянными станут священные ребра. Но что ему, Богу? Он трогал руками спирали галактик и гроздья молекул… К полуночи будет он снят лесниками и пущен дымком в черномазое эхо. – А что будет с нами? – А что будет с нами! Нам нужен был Бог, а не чокнутый Йорик – мы живо разыщем за пазухой знамя и хлынем на площадь ликующим морем.
82 I Дмитрий Растаев
И в этом рывке – наше высшее право, мы чтим аксиомы науки старинной: огнём и мечом добывается слава, и только бессмертие кровью невинной. *** Разреши мне любить тебя просто – без кастрюль, утюгов и подушек – так в лесах корабельные сосны держат небо штыками верхушек, так вода в ручейке говорливом гладит камни, песок и осоки… Словно в детстве, большом и счастливом, игнорируя грани и сроки, разреши мне любить тебя глупо – без надежды, без веры, без смысла – так стрела, вырываясь из лука, бьёт искусно в победные числа, так светила в галактиках дальних языками сканируют бездну… Разреши мне любить тебя тайно – даже если я сгину, исчезну, в самый адовый, самый треклятый судный день, где беда и облава, разреши мне любить тебя свято. Не имея на большее права, задыхаясь во мраке колючем, просто верить: ты есть ещё где-то, мой единственный солнечный лучик, мой последний глоточек рассвета… Дмитрий Растаев I 83
МОЛЕНИЕ О ПРЕДЕЛЕ
Каинова воинства наследники, трудники ГУЛАГовского сна, мы живём в дремучем заповеднике, названном Великая Страна. Та, одна на всё земное крошево, с лезвием столетий наголо, где диктует будущему прошлое и добру указывает зло. Смирными шагаем легионами в области невытоптанной тьмы, лозунгами, догмами, шаблонами, наши нашпигованы умы. Как преодолеть законы множества, если с неотвратностью плевка нами же воспетые ничтожества нас опустошают свысока? Вот они – позорные, бездарные, ищущие недруга в строю, правят наши даты календарные под одну декретную – свою. Мир им не указ и свет не истина, всюду белый уголь, чёрный мел… Слово застывает в небе выстрелом: «Господи, увидим ли предел?»
84 I Дмитрий Растаев
Дэмиен Грин www.stihi.ru/avtor/decimus
*** Вся комната залита ярким солнцем, вбирает холст настойчивость лучей, там девочка рисует незнакомца в десятках разноцветных мелочей. И краски, как куски послушной глины, легко целуют стройность полотна. А девочка грустит: её картина – совсем не то, что чувствует она. Ей хочется любви неодолимой… Сутулясь от тоски, вонзив глаза в отчаянно талантливое мимо, она теряет жизненный азарт. Она, давно пропавшая с радаров нечаянных знакомых и друзей, саму себя испытывает даром, который ненавистен даже ей. И шоркая ногами по паркету, со злости разорвав рукав по шву, она дарует миру силуэты не самых очевидных, сложных штук. И зубы от измотанности стиснув, она вот-вот всецело сообщит, неординарной поступью узлистой, вещам всю мощь и яркий колорит. Где сила неотвязчивости жгучей окажется впоследствии видна. И кажется, ещё чуть-чуть и круче уже никто не сможет. И она, с покладистым усердием японца,
Дэмиен Грин I 85
спонтанно теребя нагрудный крест, старательно рисует незнакомца, который ей так нужен позарез, который смыслы тайные в ней будит и прыгает по грёзам, мельтеша. Она рыдает… Так рыдают люди, в которых пыл умерила душа. Она ещё не знает, в муках этих, среди упрёков, сплетен и вранья, дождливой ночью ей однажды встречусь и прикоснусь к лицу ладонью я. Она мне улыбнётся и, допустим, начнёт смеяться, плакать как в бреду. Ну а пока, снедаемая грустью, она рисует… ждёт, когда приду…
*** там, где любовь не сдалась без боя, шквалистым ветром, под крики птиц, Он проникает в тебя собою слева направо и сверху вниз, прыгает в теле как будто мячик, солнечным светом сжигает тьму. всё неизменное Он иначит, чтобы удобней моглось ему распоряжаться к своей природе тайнами женских истомных мук. ты убегаешь, а Он – находит, и догоняет назло всему. девичью кротость порвав на части, Он остужает свой жаркий гнев и пробуждает в тебе на счастье девочку-полночь, царицу дев, ведьму из Блэр, верховодку судеб, антивесталку, но, сукин сын, если Он входит, то тут же будит все величины твоих личин, определяя твой стиль и почерк, вычитав где-то твой генный код. Он появляется, если хочет. и исчезает, когда припрёт. Он пробежит как мороз по коже, кровью и сутью в тебе застыв, испепеляя тебя на ложе пленом немыслимых перспектив…
86 I Дэмиен Грин
…приподнимаясь, сквозя на зелень, ты левитируешь, словно дым, от перевеса Его вкраплений, от ощущений, что вам двоим целого мира почти что мало, целой свободы не хватит и всё, что крутило, плело, ломало, приобретает пригодный вид, предвосхищая, для вас обоих, тягу друг к другу, любовный свет. страшно, когда Он в тебе, с тобою… хуже, когда Его вовсе нет…
*** Все сны твои давно помечены: в них место мне – и я крадусь по перелескам засекреченным, среди порхающих медуз, среди чудовищ и разбойников, подчас с простреленным плечом. И ты сидишь на подоконнике, грустишь о чём-то… Есть о чём? Ласкает ветер ноги голые, ты вся дрожишь, тебе легко даются мысли бестолковые у заусениц облаков. Ты слышишь? Стук дверной. С какого бы… Сидишь, дыханье затая… Давай же, девочка. Раскованней! Открой. Не бойся. Это я.
Дэмиен Грин I 87
Евгений Евтушевский www.stihi.ru/avtor/evtushevskiy
ЛИВЕНЬ
Залито лицо полосатым ливнем, прилипла рубашка к коже. Прилично ли прыгать таким счастливым сквозь дробную дрожь дорожек? Когда за спиной твоей срок за сорок, сороки стрекочут в спину, что детство прорвалось таким позором в финальную половину. Колец годовых костенеет важность, треща под суровым ветром. Конечно число дорогих бумажек, заснеженных белым светом. Серьёзность разглаживает упорно шагреневою личиной улыбки, проворно пуская корни, мимические морщины. И чтобы не стало фатально хуже, осмелюсь совет подать я: — Осмейте себя в дребезжащей луже, в смывающих грим объятьях!
88 I Евгений Евтушевский
ВО ГЛУБИНЕ СОСНОВЫХ ВОЛН
Во глубине сосновых волн, пронзив кроссовки, пальцы в дёрн врастают сетью корневой и насыщаются водой. Воздев к светилу слабость рук, питаюсь Силой. Тело вдруг, взорвав по швам джинсовый крой, покрылось терпкою корой, и каждый скованный сустав для гибкой ветки предком стал, в момент поверхности мои сгустились аурой хвои. И — чудо! Вековечный гул уже осмысленно вздохнул, от всех деревьев донеся тепло приветов в голосах. Так, погостив в людском краю, я влился в прежнюю семью.
МОРЕ В НЕБЕ
Отражается море в небе гороскопами падших звёзд. И не важно — где юг, где север. Есть ответ, но забыт вопрос.
Евгений Евтушевский I 89
Не волнует огонь полемик, под грибком суета детей. Всё растаяло — только берег да три четверти, что черней. В этом Суть, остальное плюшево, продрались, наконец, глаза… Окаймляет песок ракушечный белопенная полоса.
*** В толще вод, где звук плотней касанья, где материален аромат, скорость света вязнет в расстояньях, искажённых, на надводный взгляд. Баллы шторма в глубину не вхожи, пара метров — и знобящий штиль. Гладит шум поверхности по коже, в сетке бликов невесомый мир. Джунгли над расселинами вьются, будят любопытство миром тайн, и над неуклюжестью смеются юркие чешуйки рыбьих стай. Развожу огромными руками на экране маски вязь куста. Краб, на сочленениях привстав, «краба» мне, приветственного, тянет.
90 I Евгений Евтушевский
Евгения Аристархова www.stihi.ru/avtor/jeykey
МОЙ ГЕНИЙ
По разбитым, изъезженным мостовым, Что хранят отпечатки следов поколений, Я иду мимо тусклых и ярких витрин И ищу тебя в них, мой заносчивый гений. Через сотни трущоб и десятки холеных домов, В глянце ярких балов или вони дорожных трактиров Я чуть-чуть опоздал, и в пыли недописанных слов Жмутся тени давно позабытых кумиров. Я тебя не виню, ты ошибка нелепой судьбы. Догорев как свеча, ты по косточкам жизнь разбросала. А в бутылочном дне расплескались остатки вины. Вновь какие-то люди встречают меня у вокзала. И, покинув перрон, я бреду по знакомым местам, Выделяя в толпе силуэты твоих сожалений. Оставляя надежду разрушенным древним мостам, Я тебя отпустил, мой, давно уж потерянный, гений.
ЧЕРНО-БЕЛЫЕ ФАНТАЗИИ
Среди черно-белых фантазий поэта Раскинулась бездна немого азарта. Укутавшись в шаль из воздушного крепа, Сбежала удача из рук Бонапарта. В сплетении тайных, искусственных линий Искали ответ на вопросы напрасно. Отрывками фильмов маэстро Феллини Окрасился снег в ослепительно-красный.
Евгения Аристархова I 91
Вернулся дозор из последнего рейда, Надеждой питая упавшие силы. Где рай для работы безумного Фрейда, Там ад для того, кто вскрывает могилы. И меркнут на фоне слепящего страха Наивные вспышки обиды и гнева. В бессмертных кантатах ушедшего Баха Жар-птицею путь освещает нам вера…
АНДЕРСЕН
Великий Андерсен, скажите, Вы сказки пишете для взрослых? Ответьте, милый небожитель, Где новый след событий прошлых? Какие слабости открыли В покоях Снежной королевы? О ком намеренно забыли, Бросая птицам крошки хлеба? Кем стал король, одетый скромно, Не веря в собственную глупость? Как спичек свет не однотонный Спалил невежливую скупость? И почему в огромном мире Нет места искренним героям? Им грязный пол в тени трактира Дороже стал чудес и воин. Поведайте, бессмертный гений, Когда мы сможем через строки, Без тени грёз или сомнений, Распознавать свои пороки?
92 I Евгения Аристархова
АНГЕЛ И ДЕМОН
Где-то там, между светом и теменью, На бескрайних жемчужных песках, Спор вели вековой ангел с демоном, Ставя опыты на зеркалах. Ангел видел в них чистое, вечное, Красоту да надежду ночей. Демон лишь пустоту бесконечную В ярком пламени сотен свечей. Ангел сыпал блеск глаз, как сокровище, И улыбок дарил теплоту. Демон дрязги вершил да побоища, Выставляя на смех наготу. Ангел сети из солнца плел нежные, Чтоб любовь, как зеницу, сберечь. Ну а демон марал все невежеством Да коварство старался привлечь. Ангел чутким дыханием горлицы Веры тихие песни шептал. Демон сталью полночной бессонницы Сладость снов для себя воровал. Так и жили от крайности к крайности Черно-белые эти друзья, Не внимая ошибкам случайностей, Мир кроил каждый сам под себя…
Евгения Аристархова I 93
Евгения-Стихо www.stihi.ru/avtor/jane00072008
ЧТО НУЖНО ЖЕНЩИНЕ?
Чего желает женщина? Подарков? Бриллиантов? Таинственности? Мистики? Любовников-амантов? Чего же нужно женщине? Детей? Страстей бессонных? Мужскою верной силою вопросов разрешённых? А вдруг – мужей рассеянных, родных вдали прекрасных? Подружек восхищение, от зависти опасных? А может, грёза женщины – семейная идиллия? И бытовая техника – из рога изобилия? Машина? Дача? Молодость, эпохой несминаема, Болонка на диванчике и шуба горностаева? А может быть, могущество? Быть честной? Или пасть? И чтобы над врагами нахохотаться всласть? И пусть цветы не вянут, и мама пусть живёт, И на крутой тропинке никто не упадёт? Любовь? Надежда? Истина? Премудрость? Вера? Честь? А вдруг – она надеется, что совершится месть? Матроны, дамы, бабушки, девчонки и девицы! Для вас – про вас рассказаны без счёта небылицы! Что привлекает женщину в потоке дней – мгновений? Нет силы властной более, чем жажда приключений! Она, как вечный двигатель, ведёт за край познания, И в ней сгорят, задушены, сомненья и терзания! Костры поют весёлые, за горизонтом – даль… У домоседки-женщины о подвиге печаль! 2009
94 I Евгения-Стихо
О МУЖЧИНАХ
Витязь крылатый с огненным взором, Верный своим бесконечным просторам, Путник, склонённый пред волею Божьей, Вечно в пути, на других непохожий. Ветер усталый – солнечный шелест, Берег оврага и розовый вереск. Вздох невесёлый – снова разлука. Вздох – и стрела вылетает из лука. Витязь глядит зачарованным оком, Путник безмолвен в раздумье глубоком. Витязь и Путник – мечта и свобода. Выхода тайна за тайною входа. Путник – за посох. Витязь – на крылья. Их не удержишь сказкой и былью. Не остановишь, не заворожишь, Только сердца суетой растревожишь. Будут напрасны гаданья и плачи: Витязь крылатый – с душою горячей. Будут напрасны споры и стоны: Путник склонённый – с душой непреклонной. Витязь – за правду. Путник – за Бога… Снова покрытая пылью дорога. В путь снаряжаются, духом и дланью, Путник – за долгом, Витязь – за данью. 19.07.1991
Евгения-Стихо I 95
ТРАВА
Своей любовью изувечена И в каждом споре не права, Усталая простая женщина Смотрела, как растёт трава. Сдувала пыль с венка соцветия И нежно гладила листву… Усталая навеки женщина Вживалась в летнюю траву. И видела листву горячую В болезни, в силе и в борьбе: И рост бутона предстоящего, И брызги сока при косьбе. И знала: травы эти пряные, Когда падут в избытке сил, Под розовой росою пьяные Простят того, кто их скосил. 2004–2005
ДОЖДИК В ФЕОДОСИИ
Дождь сквозь солнце: Словно лепестки софоры Ливнем льются… Это Феодосия смеётся: Горы – город – моря блюдце… То от штиля к шторму, То от шторма к штилю Переходы… Этот мир не смоют в море Непогоды. 96 I Евгения-Стихо
Елена Талленика www.stihi.ru/avtor/tallennikayaho
ЛУНАТИК…
Там просто море – в нем чуть больше соли… какой-то кратер с постоянной глубиной… и вид на Землю… океан с фасолину… за Гринвич дернула – мимическая боль… Там фиолетовое небо давит снизу… и по ногам – туман из облаков… никто не ставит на поездки визу… но опоздавший – будет отбракован… В холодной Вечности нет полосатых рельсов… посадочных полос, уютных пляжей… Их много – «отказавшихся от рейсов», полет туда ко многому обяжет…
Елена Талленика I 97
Там есть Любовь… был кто-то самый первый, кто написал «люблю» на грунте лунном… Потом вернулся… Звезды – лунной спермой, как переполненный сосуд – в повозке гунна… К той, что его с Земли могла увидеть… В проросшем семени – любви небесной хватит… С тех давних пор, родив восьмое дитятко, нежнейшим сердцем назвала Лунатик…
ТАК ИНОГДА БЫВАЕТ…
Опять пришла вода… она из недр земли журчала ручейком – по каменным ступеням дерн пробивала… и под толщей глин искала в акведуки направление… через песочный фильтр… культурные слои, истории отбросы и гумусовый панцирь… опять пришла вода… не только для своих, но даже для врагов – стен обсосавших – сланцы… на них легла роса… смочив врагов язык… атаке – фору дав и перспективу – входа через ворот – зубцы… железные пазы… без суеты и страха… по одному и по два…
98 I Елена Талленика
пот вытирая с лиц – вниз брошенным тряпьем, монашенкой немой – платок и фартук белый… «Бросайте, пусть идут! мы без воды умрем… на все Господня воля…» – ее забили первой… а им бы подождать… унять младенцев крик и образумить жен, в истерике кричащих… внушив: чужие стены – до крови рвут язык… от крепостного рва – повозки трупы тащат… а через день в колодцы – опять пришла вода… перелилась из них… смывая кровь и слезы… и напоила допьяна – победным днем – вандала… так иногда бывает… вода приходит поздно…
БУДЕТ ГЕРБОМ КРОНШТАДТА – ТЕЛО МОЕ НЕВИННОЕ
вырежи изо льда… вылепи из маргарина выгладит нож раскаленный масло на бутерброде… видишь, изъянов нет… только что из формалина – в анатомическом атласе… все сохранилось, вроде… это лица – овал… в левом глазу – ресничка… нос – непременно вздернут, губы – горят как от перца… руки заботливой бабушки манною кашей пичкали… ноги – еще растути от ушей и от сердца… персиковый цветок – вырос в пупочной впадине и пробивается плод… вниз совершеннолетний… несовершенно Зимний – взят был дворец в Петрограде… до моего рождения датою юбилейной… шея – обвита шнурком… это моя пуповина… не из кого родилась… и никуда не денусь… будет гербом Кронштадта – тело мое невинное… все мятежи закончились… время любви и Hennessy…
Елена Талленика I 99
Жюли Дельво www.stihi.ru/avtor/avidadollars
КОРАБЛЬ Посвящается лондонским даблдекерам
Я – пассажир случайный корабля. Всхожу на борт, сказав «прощай» покою, И, оставляя берег за собою, Плыву вперед, куда глаза глядят. Кондуктор-капитан признал меня И мостик со мной делит без обиды. И вот теряю землю я из виду, За волнами восторженно следя. И в миг, когда корабль в океан Выходит и к нему из дальних стран Слетают чайки, грусть неся свою, Я чувствую: мне мир принадлежит. А там, внизу, волной шоссе бежит, И с ветром я свободы песнь пою. 26.04.2004
ИЗ ВИТЫ САКВИЛЛЬ-ВЕСТ (перевод с английского)
Стихи, что я писала для тебя, Ни ты, ни кто другой не прочитает. Лишь много лет забвения спустя, Страницы запыленные листая,
100 I Жюли Дельво
Откроет кто-то песнь о милых днях, Когда все мимолетное нам было Всех слаще слов, а музыка в ветвях Таинственно шептала и манила. В той песне, безыскусной и простой, Любовь двоих, чиста и неделима. Читатель века нового, постой: Ужель пройдешь без состраданья мимо Нас, так любивших и любимых? Ужели слез не стоит даже то, Что все живое стало так мертво? 23.12.2012
КОЛУМБ НАОБОРОТ
В былые дни – совсем без Интернет, Почти без почты и без телефона – Через какие тяжкие препоны Нас влек к себе полузнакомый свет! Оправясь от невежества тенет, Изобретя несметные законы, Повсюду в мире мы теперь как дома – Но интерес погас, а счастья нет. Ах, если появился бы смельчак: Закрыл наш Свет, устроил снова мрак, Поверг в хаос воздвигнутый порядок – Хватило бы нам сил, чтобы опять Мир создавать себе за пядью пядь Из вечной тьмы – тысячелетья кряду? июль 2012 – январь 2013
Жюли Дельво I 101
PAROLE В качестве такого постоянного менялы и посредника человек есть «купец». Он постоянно отвешивает и взвешивает, но сколько весят вещи на самом деле, он никогда не знает. М. Хайдеггер. Петь – для чего?
Слова, слова… А есть ли им цена, Иль мы ее придумываем сами, Когда отмерить нужно на весах, Кого дарить какими словесами, Чему мерило – новые слова? Слова, слова… Из-под личины их Субъект порой покажется бесшумно, Потом сбежит опять в инфинитив, Отвергнув предикат вполне разумно, Суперлативы начисто смутив. Слова, слова… Я в них живу сама, Но, спрятав знаменитую улыбку, Я думаю: а есть ли вам цена, Таким знакомым, мудрым, вечным, гибким, Иль вы всегда слова, одни слова? 23.09.2008
102 I Жюли Дельво
Иван Зеленцов www.stihi.ru/avtor/zelencov
ЯБЛОКИ Отцу
Словно белые-белые ялики, в синем-синем плывут облака. С яблонь падают красные яблоки, переламывая бока. Окрылённое птичьим окриком, лёгкой музыкой из окон, хочет яблоко белым облаком стать, ньютонов поправ закон. Хочет пасть, будто в пасть Везувия, в пропасть синюю поутру. Ну а яблоня, как безумная, машет ветками на ветру. Только разве укроешь листьями это яблоко от дождя? Правит осень, шажками лисьими в облетающий сад войдя, в каждой чёрточке мира явлена, льёт туманы, как молоко. Пало яблоко, но от яблони не укатится далеко. Звёзды осенью обесточены. Так темно, словно смерть близка. …То ли в яблоке червоточина, то ли просто тоска, тоска, то ли просто душа разграблена,
Иван Зеленцов I 103
иней выступил на жнивье. Не печалься об этом, яблоня. Скучно яблоку гнить в траве. Сдюжит, вытерпит злое времечко, продувной и промозглый век. Прорастёт золотая семечка, новой яблоней дёрнет вверх, чтобы к белым своим корабликам ближе стать хоть на полвершка… …И с неё будут падать яблоки, переламывая бока.
УСТАЛЫЙ СНЕГ ЛОЖИТСЯ НА МИРОК…
Усталый снег ложится на мирок, мороз жуёт шаги, как чёрствый пряник. Бабуля в холле выдаст номерок – пластмассовый билетик на «Титаник». Второй этаж. Больничный срам и срач, и смрад, и страх. Знакомая палата. Течёт вода, и моёт руки врач, копируя движение Пилата. Бинты. Старухи. Кровь. Сиделка. Шприц. Гора пилюль. Тарелка абрикосов. Какой мудак был этот датский принц! Конечно, быть. Здесь нет других вопросов. Я насмотрелся тех, кому в свой рай Господь любезно приоткрыл калитку – все как один за жизни острый край хватались, словно тонущий за нитку.
104 I Иван Зеленцов
Спастись и выжить – вот и вся мораль… …Я выходил во двор, одевшись наспех. Москва плыла сквозь ночь, что твой корабль, а новый день навстречу полз, как айсберг. Произнося набор дежурных фраз, я так боялся, мама, уезжая, что этот самый раз – последний раз… И ты была нездешняя, чужая… Я сам ходил как заведённый труп, но я не мог себе позволить жалоб… …А город плыл, и дым валил из труб, и музыка играла с верхних палуб… Прошло полгода. В нашем трюме течь. Идём ко дну, и захлебнулись звуки. Немеют руки, но спасает речь – я вру тебе, что в мире нет разлуки. Когда-нибудь, с пробоиной в борту, причалим мы с тобой к небесной тверди. Какой-нибудь весною. В том порту, где нет лекарств, отчаянья и смерти.
Иван Зеленцов I 105
Иван Малов www.stihi.ru/avtor/kindelia
БЕГУЩЕЙ СТРОКОЙ…
В ночь увозя пассажирский покой, Свет из оконных мельканий, Двигался поезд бегущей строкой Темою встреч-расставаний.
*** В ночь уходящий мужчина Смотрит на спящего сына. Медлит ступить на порог Всех невозвратных дорог. Не провожает жена. Сонно-угрюма она. «Лучше не будет!» — сказала. Вышел. На поезд. К вокзалу. Горечи замкнутый круг — «Лучше не будет!» …А вдруг?..
106 I Иван Малов
ГОЛУБИНЫЕ ШАГИ
На крыльце я дождь услышал — Были поутру легки Первых капелек по крыше Голубиные шаги. Окропил цветы у дома, Не стихая, всё сильней Шёл и — хлынул после грома В самый раз округе всей. Чудной он сменил погодой Сушь июльскою порой. Был восславлен, словно одой, Свежей радостью людской. Я дождя начало слышал! Были поутру легки Первых капелек по крыше Голубиные шаги.
*** Сушь. Ни тучки в степной стороне. Хоть бы влажные ветры подули! Без дождя в знойный день в тишине Часто никнет округа в июле. Дождь прольёт — снова птицы поют, И земля окунается в негу, И укроп — огородный салют — Торжествующе тянется к небу.
Иван Малов I 107
*** И. Ю.
Печальной осени картина, Душе созвучная, видна: В подлеске пёстром паутина Грустит — о чем её кручина? — В отаве летняя копна. Поодаль ветки бересклета Промокший ветер шевелит. Молчат луга, в туман одеты, И сырость воздух тяжелит.
ЛИЦЕЯ ЗИМНЕЕ ОКНО …Чернильница моя… А. Пушкин
Пред ним свеча неслышно каплет — Вечерних сумерек пора. Плывёт чернильницы кораблик Под белым парусом пера. Плывёт. Плывёт. Ещё страница! А на дворе уже темно… Вновь будет заполночь светиться Лицея зимнее окно.
108 I Иван Малов
Иванова Светлана Викторовна www.stihi.ru/avtor/svi53
ДЕРЕВНЯ БОБЫЛЁВО
Поплутав, заросшая дорожка Через лес выходит на простор, Где домишко скошенным порожком По-сиротски вжался в косогор. Огород давно зарос бурьяном, Куст сирени пышностью своей Спрятал от осуд заборчик пьяный. А кому судить-то? Нет людей… Молью траченный усталый Шарик – Кости обреченно держат шкуру – Пастью хлопнул, в глотке гавк оставив, Проявил сторожкую натуру. Прохудилась крыша, сгнили брёвна, А по окнам видно, что жилое. У калитки чья-то бабушка Петровна Смотрит, будто в вечность… Бобылёво.
РОЖДЕСТВЕНСКАЯ СКАЗКА
Ночь. Луна. Одна. Не спится. Выйду, что ли, подышу. Без опаски – не столица – До вокзала дохожу.
Иванова Светлана Викторовна I 109
Распугав снежок на шпалах Встал к платформе паровоз. Из вагона – шаг усталый – Мать честная! Дед Мороз! Под ногами стало шатко. Хоть молись, а хоть кричи. А Мороз ломает шапку: «С Рождеством, Боровичи!» Стукнул посохом, направил В небо, вверх звезды лучи, Ковш Медведицы поправил, С Рождеством, Боровичи! И по улицам неярким Чудеса творя в ночи Зашагал, даря подарки: «С Рождеством, Боровичи!» А народ в недоуменье Вслед Морозу обсуждал: «Где же санки? Где олени? Где Снегурку потерял?» Слушать сплетников не стала. Развернулась – и домой. Под родное одеяло, Благо, завтра выходной. Снилась елка. Праздник детский. Мандарины, циркачи… Шепчет ветер в занавесках: «С Рождеством, Боровичи!»
110 I Иванова Светлана Викторовна
*** Слова сыплются мелочью из рваного кармана. Монетки, звеня, отскакивают от мостовой. Чего ты ждешь? Думаешь, упаду на колени, поползу подбирать? Не стану! Хотя кого я обманываю? Поползу, соберу все, до самого последнего мелкого медного грошика. Только рядом со мной постой… Нищенкой убогой, босой, голодной взгляд мимолетный выпрашиваю на паперти, Движение воздуха от взмаха руки твоей, вдох-выдох в мою сторону, Христа ради! Гордость, проснись! Хватит! Душа на столе распластана кожурой апельсиновой. Выжата до капельки в стакан сока с витамином ц(инизм). Выпью – не излечусь от тебя, но, наверное, стану сильной. Прочь от тебя, от Христа, чёрта и ладана, в жизнь!.. Другая зима. Снега нет. Иду, песцами обметая плевки на асфальте. – Ты? – монетка отскочила, звякнув. Хрустнула, узнавая, засохшая апельсиновая корочка. Глаза поднимаю – взгляд. Не мимолетно случайный – в упор.. На меня, мне предназначенный! Цвета осеннего неба бездны, черные дыры тянут, засасывают обратно в прошлое… Стоп! Кончился День Христовый. Обесценилось яйцо.
Иванова Светлана Викторовна I 111
Иван Сущенко www.stihi.ru/avtor/ivansim1950s
ЦЫГАНЩИНА
Не знать истоков, не просить воды У женщины, стоящей у калитки. Жить, как вести коня за старые узды Цыганской кочевой кибитки. Пропахнуть дымом древнего костра. Он вечно пляшет свой индийский танец. Не знать такого слова, как – «пора». Нигде не слышать слова – «иностранец». Брести от горизонта к горизонту По всей земле – из края в край. Собрать всех лун прохладных позолоту, И не мечтать, что где-то рядом – рай. Жить этим днем, жить каждое мгновенье, Как птицы, как лилии цветут, Ловить рукой просторов дуновенье И заполнять собою пустоту!
ИЮЛЬСКАЯ ЛУНА
Покатилась по небу луна Звонким бубном среди темной ночи. Рвется золотая тишина Стрекотом цикадных многоточий. Снова чувство напряженных крыл, Хочется «прости» сказать бумагам – Словно где-то что-то позабыл – Тянет переулки мерить шагом.
112 I Иван Сущенко
Очумелый запах перезревших трав, Крик пищащий полуночной птицы… Да, философ был, конечно, прав: Надо бросить думать и влюбиться!
ЯБЛОКО
Какая радость – яблоки созрели! Они в саду висят, как фонари. Мы ждали их, мы этого хотели – Чтоб пахли от зари и до зари. Лежит оно, пахуче-наливное, Как шар земной, у Бога на руке… Адама этот запах беспокоит, За ним Ньютон бредет невдалеке… А под библейским легендарным древом Их ожидает, улыбаясь, Ева, Надкусывая плод, зажатый в кулачке!
ТА ПОРА
…Та пора, когда осенний ветер Оборвал последнюю листву, Сотворив такое на планете, Что один-единственный живу. Никого, с кем поделиться, нету – Радостью текущей кутерьмы, Сладостью промчавшегося лета, Чувством ожидания зимы. Я бреду по перелескам голым, Утонувшим в ворохах листвы. Вижу только перекати-поле,
Иван Сущенко I 113
Мчащееся вдаль среди травы. Пустотою от округи тянет – И вороны черной не видать… Что-то даже инопланетяне Перестали в небе пролетать!
*** Лиле Марковой
Так одиночество в толпе гнетет – бывает! Что только память о тебе мне помогает. Мне помогает жажда жить твоя и счастье чужую душу оживить участьем. Я вспоминаю, что не все поодиночке – и душ родство на свете есть помимо прочего!
*** Захотелось долго-долго ехать, Выбрав самый длинный в мире путь, Чтобы передумать все на свете, Чтоб в конце пути меня нежданно встретил Ласковый и милый кто-нибудь.
114 I Иван Сущенко
Игорь Белкин www.stihi.ru/avtor/prioritet
*** Из времени, где Русь была По-русски настоящей, Звенят, звенят колокола Надрывно и грустяще. Я слышу, слышу этот звон Из детства, не иначе, Ведь я деревней испечён, Как праздничный калачик! Но это там, где синий цвет Сменился цветом серым И близ болота бересклет Разросся свыше меры, Где колокольня в голубях, Где у церквушки стены Роняют известковый прах Сквозь вспученные вены. Раствор замешан на белке, Он крепче, чем каменья – Они заплаткой при стежке – При общем сожаленье… Да-да, да-да, печален звон Тем, кто его услышит И ширкнет глазом на фронтон Под жестяною крышей.
Игорь Белкин I 115
Там воробьи– чирик-чик-чик – Плетут свои интриги, Что им расхристанный мужик С варяжским кликом Игорь? Да ничего! А жизнь идёт, А Русь шагает тоже За свой особый поворот… Какой? Не знаю, Боже!
*** Я с вами шагну по рассветным предпольям, Прошу, не оставьте наедине Меня с окончательно вызревшей болью По нашей встающей из пепла стране! Одни в ней гребут золотые червонцы, Другие смиренны: что Бог ниспошлёт! А мне она за восходящее солнце, Способное на вековечный полёт. Она величава – до каждой заставы, До скрытых засад на чужих берегах, Нацеливших стрелы в незыблемость славы На новых знамёнах при старых орлах. Да, трудное время! И сакраментальны Князья-управленцы и слуги казны, Глубинка России для них ирреальна И мнения личностные не важны.
116 I Игорь Белкин
А впрочем, о чём я? Да ну меня к чёрту, Я даже не личность, а так, размазня, Но всё же сумею излиться в реторту: Я донор, Россия! Есть кровь у меня!
*** Вы слышите – стонут колокола, пытаясь выплеснуть на рассветы боль, которая прижилась в нетерпеливом сердце поэта? Вы слышите человеческий вздох, давно потерявший очертания из-за въедливости эпох в души, как смог въедается в здание? Вы не слышите… И я глух… А ещё зашорить глаза бы и жевать одну из ржаных краюх, подаренных мне сердобольной бабой. Женщины жалостливы на Руси и могут пригреть у сердца горячего сошедшего с кривоколенной оси мужика, опутанного незрячестью. И всё же стонут колокола и рисуются строки очень странные, и льётся музыка белым-бела на нечто серое заэкранное…
Игорь Белкин I 117
Игорь Царев www.stihi.ru/avtor/mogila
ЧАСЫ
Все по часам – и плачешь, и пророчишь… Но, временем отмеченный с пеленок, Чураешься и ролексов, и прочих Сосредоточий хитрых шестеренок. Они не лечат – бьют и изнуряют. И точностью, как бесом, одержимы, Хотя не время жизни измеряют, А только степень сжатия пружины. И ты не споришь с ними, ты боишься – И без того отпущенное скудно! Торопишься, витийствуешь и длишься, Изрубленный судьбою посекундно. Спешишь сорить словами-семенами – Наивный, близорукий, узкоплечий, Пока часы иными временами И вовсе не лишили дара речи.
ТОБОЛ
На Тоболе край соболий, а не купишь воротник. Заболоченное поле, заколоченный рудник… Но, гляди-ка, выживают, лиху воли не дают, Бабы что-то вышивают, мужики на что-то пьют. Допотопная дрезина. Керосиновый дымок. На пробое магазина зацелованный замок. У крыльца в кирзовых чунях три угрюмых варнака – Два праправнука Кучума и потомок Ермака.
118 I Игорь Царев
Без копеечки в кармане ждут завмага чуть дыша: Иногда ведь тетя Маня похмеляет без гроша! Кто рискнет такую веру развенчать и низвести, Тот не мерил эту меру и не пробовал нести. Вымыл дождь со дна овражка всю историю к ногам – Комиссарскую фуражку да колчаковский наган… А поодаль ржавой цацкой – арестантская баржа, Что еще при власти царской не дошла до Иртыша… Ну и хватит о Тоболе и сибирском кураже. Кто наелся здешней воли, не изменится уже. Вот и снова стынут реки, осыпается листва Даже в двадцать первом веке от Христова Рождества.
КОГДА В ЕЛАБУЖСКОЙ ГЛУШИ
Когда в елабужской глуши, В ее безмолвии обидном, На тонком пульсе нитевидном Повисла пуговка души, Лишь сучий вой по пустырям Перемежался плачем птичьим… А мир кичился безразличьем И был воинственно упрям… Господь ладонью по ночам Вслепую проводил по лицам И не спускал самоубийцам То, что прощал их палачам… Зачтет ли он свечу в горсти, Молитву с каплей стеарина? Мой Бог, ее зовут Марина, Прости бессмертную, прости.
Игорь Царев I 119
ИЕРОНИМ
Съели сумерки резьбу, украшавшую избу. Звезды выступили в небе как испарина на лбу. Здесь живет Иероним – и наивен, и раним. Деревенский сочинитель… Боже, смилуйся над ним! Бьется строф ночная рать… Сколько силы ни потрать, Все равно родня отправит на растоп его тетрадь. Вся награда для творца – синяки на пол-лица, Но словцо к словцу приладит и на сердце звон-ни-ца… На печи поет сверчок, у свечи оплыл бочок – Все детали подмечает деревенский дурачок: Он своих чернильных пчел прочим пчелам предпочел, Пишет – будто горьким медом… Кто б еще его прочел.
ДАЧНОЕ
Вот и Брыковы горы, и лета макушка, И суббота идет заведенным порядком: В холодильнике «Орск» дозревает чекушка, Набирается солнца закуска по грядкам… И цикады выводят свои пиццикато, И погода – куда там в ином Намангане! И, бока подставляя под кетчуп заката, Ароматом исходит шашлык на мангале… Старый кот на плече, верный пес у колена, Я – беспечный герой золотой середины, И смотрю свысока, как по краю вселенной С одуванчиков ветер сдувает седины.
120 I Игорь Царев
Ильдус Фаррахов www.stihi.ru/avtor/farrin
МАЛИНОВЫЙ БЕРЕТ
Не малиновый берет Был на маме, А синий. Не испанский посол, А лётчик Васильев Приезжал к нам на дачу Летом. Мама очень смущалась И с волненьем смотрела, Как папа Одну за другой курил сигареты. Отец молча смотрел На дорогу, По которой спускалась тревога, На калитку, в которую гость вошёл, На старый круглый дачный стол, На отходящую электричку, На золотую мою косичку. Сердце наше – души камертон – Застучало в висках: Это он, это он, это он… Дверь калитки Так и осталась открытой. На скамейке лежала Папина книга. Страницы книги
Ильдус Фаррахов I 121
Перелистывал ветер. Жался к окнам Летний вечер. Я прочитала первую Попавшуюся мне строчку: «Да святится имя Твоё, Отче…» Травы зелёный кобальт, Лучистый мамин взгляд, Красивые люди на даче Вслух почему-то молчат…
НАШИ СУДЬБЫ
«Ночь, улица, фонарь, аптека»… Я до Кирилловской улицы Не успел доехать. Трамвай сломался Прямо напротив цирка. Ничего не поделать, Придётся выйти. Как раз в это время В «Чинизелли» закончилось Представление. На улице толпа, Она не тает, Прекрасное зрелище Дружно все обсуждают. Один мальчишка изображает Льва,
122 I Ильдус Фаррахов
Другой, надув свои пухлые губы, Маме изобразил верблюда. И так без края и конца… Но край всё-таки предвидится: Мальчики станут львами, Девочки станут львицами. Кто-то за штурвал самолёта Сядет, Кого-то, к сожалению, посадят. Вот из таких малышей вырастают Тёти и дяди, с ними часто не бывает Сладу. Пушкин на кофейной гуще гадал, Кофе смолчало – он под пулю попал. На Красной площади В Мавзолее по сей день лежит Ульянов-Ленин. Чёт-нечет – Маяковского любимая игра, У космонавта Гагарина странная судьба… Почти у всех мальчишек Любопытное детство… Девочки живут в своём королевстве. Наше будущее – белый лист, У артиста цирка Я купил палёный диск…
Ильдус Фаррахов I 123
Илья Лируж www.stihi.ru/avtor/liruzh
ДИОКЛЕТИАН
Когда Диоклетиан отрекся от престола И овощи растил в Далмации своей, Он не мечтал о том, чтоб воцариться снова, — Он думал о тщете величия людей. Потомственный далмат, солдат и выпивоха, Центурии на трон вносили на щитах, И полных двадцать лет — имперская эпоха, Вынашивал он мысль: тщеславие — тщета… Вся жизнь его была одной последней схваткой — Великий полубог для Рима и толпы — Послы нашли его склонившимся над грядкой — Что поняли тогда имперские столпы?.. Быть кряду двадцать лет героем сатурналий. Империя цвела под мощною рукой. Плебс целовал в пыли следы его сандалий. Враг припадал к стопе повинной головой. Последний полубог — в нем нет былой угрозы. Он хочет объяснить слепым поводырям, Что царственный венец стал слишком тесен мозгу, И перстни не идут кровавым волдырям. Натруженной рукой — упорный огородник Обводит вкруг себя, таинственно гордясь.
124 I Илья Лируж
Он выпестовал жизнь — и это ли не подвиг, И это ли не цель… А что такое — власть!.. Пусть Римом будет он оболган и обруган, Но из послов один — философ и певец, Латинские стихи пошлет в изгнанье другу, Терцинами воспев высокий образец. Исчез имперский Рим — Рим плебса и патрициев. Деянья Цезаря затеряны в веках. И лишь последний шаг, став притчей во языцех, Еще живет в былых и в сущих языках. И нынешний поэт, рассыпанный по пленкам, — Потомок варвара, разрушившего Рим, В своем наречии уже своим потомкам Поет о том, что изумило мир: Что Диоклетиан отрекся от престола, Раз осознав тщету величия людей, И Риму отказал вернуться к власти снова, И овощи растил в Далмации своей…
ФЛОРЕНЦИЯ Романс О. Р-ой
Вы далеко, на берегах Арно, Где светит солнцем купол Брунеллески. Флоренции распластанная фреска Пьянит Вас, как тосканское вино.
Илья Лируж I 125
Вы бредите… Вы там совсем одна. Вы без меня — куда это годится! Я знаю: во Флоренции не спится — Вы бродите с утра и до утра. Ах, это странно, в свете Ваших лет. Но в древних двориках, гранитами мощенных, Среди фасадов одухотворенных Запечатлен Ваш торопливый след. Как жаден взор, как обострен Ваш слух, Как страстно первое, столь позднее свиданье… Как Вашим сердцем, Вашим северным сознаньем Овладевает флорентийский дух. Дух жизни, для которой все — игра. Дух герцогства, геральдики, герольдства, Дух пылкости и грешного геройства, И тонкой шпаги — слева — у бедра. Дух радости — сиюминутной — дня, Дух Микеланджело, Да Винчи, Боттичелли, Дух поиска, и творчества, и цели, И возрожденья из небытия. А мне, увы, остался только сон. Сон наяву. Он тает с дымом сигареты. В нем герцоги, художники, поэты И девочки с осанкою мадонн. В мельканье кадров — как в немом кино — Воображение подбрасывает краски. Мосты Флоренции рассказывают сказки — Но Вам одной — на берегах Арно.
126 I Илья Лируж
Инна Першина Веселова www.stihi.ru/avtor/innapershina
НЕ ПОТЕРЯТЬ!
Какая сыть – в своих бродить лесах, в степях на жеребце промчаться лихо!.. Здесь все – мое. От птахи в небесах до горя, что темно и многолико. Его хлебать случалось мне не раз той родовою деревянной ложкой, но жил в душе Нерукотворный Спас и к свету мне прокладывал дорожку. Она хитро петляла, как лиса, обманчивым хвостом стирая меты, а я твердила, веря в чудеса: коли проходит все, пройдет и это. Пройдут дожди. И дни, когда невмочь. И вновь поля засеются хлебами. И блудную свою не бросит дочь святая Русь, взмахнувшая крылами. Она, что начиналась от Оки, от сказочной земли моей великой, утрет слезу с обветренной щеки и сочною накормит земляникой. И хлынет радость – поглядеть окрест, заметить храм в глухом нелюдном месте… Покуда ты, моя Россия, есть, я до креста с тобою буду вместе.
Инна Першина Веселова I 127
Смеяться буду, петь и горевать, чураться суеты и пустословья. Мне только бы тебя не потерять, крещеную есенинской любовью!..
РАСПРАВА НА ДВЕНАДЦАТИ СОТКАХ
Так и моя черпнет земли рука С чужой руки, исполненной любови. И только яблок красные бока Проступят на траве, как пятна крови. Убийца мой – прекрасен и высок – Допьет стакан и, вытерев, отставит. И ягоду, с которой брызнет сок, Небрежно сапогом своим раздавит. Запомнит только сад, как я уйду. Дощатый стол. Объедки и опитки. Еще вот эти падальцы в саду Да пятерня на сорванной калитке. А после дождь обрушится на сад. Собьет последки яблок и малины. И птицы вниз голодные слетят И выклюют плоды до сердцевины… Я так уйду? Как не хотелось бы! Но нам не угадать, что будет завтра. Ни перед жизнью больше не вольны, Ни перед смертью, что всегда внезапна.
128 I Инна Першина Веселова
ПОТЕРЯ Михаилу Анищенко
Шелехметь ты моя, Шелехметь!.. Вот и вышло, что рвется – где тонко. Потеряла братишку сестренка. Не сумела за ним досмотреть. Одолела дремучая сила. Погнала со двора хворостой. Как просила тебя, как просила – Ох, не пей ты из лужицы той! Мне бы кликнуть тогда Сивку-Бурку. Но о чем я? Теперь ты в раю. Что же слезы хрустальные лью Над твоею козлячьею шкуркой? Это просто какая-то бредь – Потеряла Россия Поэта Из тончайшего божьего света… Шелехметь ты моя, Шелехметь!
Инна Першина Веселова I 129
Инна Сачева www.stihi.ru/avtor/saho1010
НОЧНАЯ МУХА
Оплывая, двоится луна. От Земли до высокого Бога В полудреме лежит тишина, Сторожит у земного порога. Приземленной бескрылости стон Не тревожит застывшее ухо. Но вползает сквозь щелочку в сон Сумасшедше-бесстрашная муха. Тянет кверху, стараясь вонзить Всю себя безоглядно и смело, Будто хочет там Господа зрить, Обонять Его белое тело. И всосала ее тишина Глубиною немереных дыр. Тает в донце земная луна, Растекается свечечный жир… Но, мушиную светлую суть Заглотнув темной полостью зева, Тишина прорвалась словом «будь» И затукала медленно слева. Загустела Землей, а на ней, Распрямляя крылатые руки, Бродит что-то в крови у людей Вольным сном о взлетающей Мухе.
130 I Инна Сачева
ЖИВАЯ ВОДА
Мир сузился до уровня вещей. В моей квартире сумрак запыленный. «Иван развелся», – позвонил Кощей Бессмертный и пока не убиенный. А там, на полке, что не от вещей, Всегда Иван и Василиса ладят И сгинул их разлучник – злой Кощей. Там пиво пьют и ус крученый гладят. О, наше время! Ты непоправимо. О, прах веков на полочке простой! Но кто-то неуклонно и незримо Вливает свой живительный настой. То сказки древний и певучий Бог, Не замечая темноты и пыли, Все зачинает снова: «Жили-были…» И время уплывает из-под ног.
НЕЛЮБИМЫЙ КОТ
Ходит тихо преданный зверь На мягких шерстяных лапках. Долго нюхает мою дверь, Что-то ищет в домашних тапках. Прогоняю – суется носом В дверную щель, как старенький гном, Пристает с дурацким вопросом: «Любишь – не любишь?» А за окном
Инна Сачева I 131
Ночь. Понимаешь, мой кот? Тычусь носом в стекло, зажимаю рот И молчу-у-у на весь свой покинутый дом… Трудно быть нелюбимым котом.
ВОЛНА
Едино жизни колыханье: Добро и зло, мир и война… Дано на все одно названье – Волна. С каких глубин, с какого света Взметнулась и куда плывет? Звенит струной, и нет ответа. Поет. Ее упругость изначальна, Крут завиток ее руна. Звенит призывно и печально Струна. Но зачарованность опасна: Безгласный путь готовит всем. Слов утешенья ждать напрасно. Бог нем. В сопротивленье лишь прозренье. Глубинный всплеск немого зова, Сиянье брызг, и озаренье Слова.
132 I Инна Сачева
Ира Брилёва www.stihi.ru/avtor/ya1961
ВРЕМЕНА ГОДА. ВИВАЛЬДИ
У Вивальди в «Лето. Престо» Скрипки звучат клавесинами. Струи тугие дождей Бьют по траве чем-то синим. Осень ярко мажорна. В аккордах Грустно меркнет аллегро, Внезапно предав меццо-форте. Зимний и вьюжно-беглый Вдруг налетает вихрь, Чтобы рассыпаться трелью Нежной. Весенней. Стих Этот порыв. Зелье Выпито музыки бесконечной. Вечной, беспечной, Улетающей и манящей В день сегодняшний И вчерашний. И даже завтрашний. Неповторима Эта мозаика звуков. Мимо И вечность, и даже разлука. Радость, только чистая радость В этих звучащих волнах. С привкусом терпкости сладость. В этих грезящих звуках, Обычного счастья полных.
Ира Брилёва I 133
КОНЕЦ НОЯБРЯ В МОСКВЕ
Снег осел. Грязь, нелепица, Гололёда рваная проседь. В мыслях зимняя куролесица. А ведь нет зимы. Ещё осень. На асфальте, залатанном бережно, Небрежно замёрзшие лужи. Асфальт серый, грустный, безбрежный И никому не нужный. Я раскрашу его мелом. Не вовремя? Кто решает? Будет двор бесконечно белым, С ярким проблеском, словно в мае. Словно по белому снегу Май разбросал фиалки. Или поляна у берега? Мелков мне цветных не жалко. Латки асфальта и лужи, Все в гололёде сером, Унылом, совсем простуженном, Я изменить сумела. Пусть они покрасуются В летнем наряде ярком. Сегодня мне так рисуется! Мне в ноябре жарко.
134 I Ира Брилёва
МЕТРО (аллегория)
Разверстый зев глотает шесть вагонов. Жуёт с урчанием довольным, чуть звериным. И, сжалившись, их выплюнет к перрону. Блистая лаком, умная машина Оскал пещерный лихо превозможет, Качаясь в такт и в ритм послушным рельсам. Меня – такую! – нежно заворожит Своею нескончаемою песней. И близоруко щурясь в полумраке Подслеповатым глазом семафора, Как очень одинокая собака, Как инструмент, украденный у вора, Стоит шлагбаум, прислонившись к стенке Плечом затёкшим. Сквозняки и ветры Бегут, спешат в тоннель, содрав коленки, Мои считая годы-километры. И глазом, покрасневшим от бессонниц, Который вновь к утру позеленеет, Шлагбаум, невысокий как японец, Остановить меня всегда сумеет. Клыки оскалив, лязгая и множась, Ужасный гул промчится под землёю Вагонов, что спокойно, не тревожась, Легко и быстро движутся со мною, Той, что внутри стеклянного сосуда, Скользящего в дворцах Шахерезады. Я начинаю тайно верить в чудо. А в чудеса, конечно, верить надо.
Ира Брилёва I 135
Ирина Бебнева www.stihi.ru/avtor/twinky
А ЕСЛИ Я — ВЕТЕР?
А если я — ветер? А если я просто — попытка природы Создать эту рябь на сияющей глади залива, Шепнуть пару слов (той волне на ушко´ торопливо И — мимо, к другой: ветер — вечное имя свободы)… А если я — ветер? А если мне просто так нравится слушать, Как мачты скрипят и как рвется в руках парусина, Трепещет и стонет она, и дрожит (ну совсем как осина), И все же моя — вместе с телом отдавшая душу… А если я — ветер? А если я просто люблю на просторе Бездумно резвиться — подкидывать волны до неба! Играть — так играть! Улететь в те места, где ты не был, Швырнув все, что было, как щепку, в штормящее море… А если я — ветер? И снова спокойно я ласковым бризом На берег вернусь, чтоб белье полоскать под прищепкой? А та бригантина… красавица, — помните? — в щепки! «С тобой да с тобой!» Вы же знаете… вечно капризы! А если я — ветер?..
136 I Ирина Бебнева
ВАВИЛОНСКОЕ СТОЛПОТВОРЕНИЕ
Ах, город Вавилон периода расцвета! Ты сердце в плен забрал, и как теперь мне — без? Должно быть, ты и сам — восьмое чудо света, А не одни Сады и Башня до небес. Развратный Вавилон! Блудницей непотребной Раскинул предо мной соблазны чудный град. Нисколько не любя, не спрашивая небо, Вот-вот пронзит луну, как фаллос, зиккурат. Роскошный Вавилон! Пиры у Валтасара, Где фрукты и вино, и россыпи монет… И все ж душа полна предчувствием пожара: Слов огненный язык я вижу на стене. Мой мудрый Вавилон, куда теперь мне деться, И где теперь искать судьбы совсем иной? Ведь у тебя в груди мое трепещет сердце, Но ты не оценил подаренного мной. Мой чудный Вавилон, остановить мгновенье Уже не попрошу. Но — памяти каприз: Я долго сохраню твое столпотворенье — Смешеньем языков, и паспортов, и виз. О, Вавилон души! Прощай, любимый город! Мой самолет взял курс на крашеный закат. Пусть Башня (дай-то Бог!) падет еще не скоро, Но мы уже молчим на разных языках…
Ирина Бебнева I 137
БЕЗ ПРИЗНАКОВ КРЫЛЬЕВ (отрывок) ТЫ, К О Т О Р Ы Й НЕ БЕЗ ГРЕХА, П Е Р В Ы М К А М Е Н Ь В М Е Н Я БРОСЬ! ЕСЛИ СТАЛО КРЕСТОМ ПРОСТРАНСТВО СТИХА, ТО ОСТАЛОСЬ ЛИШЬ В Б И Т Ь ГВОЗДЬ .
138 I Ирина Бебнева
Константин Кроитор www.stihi.ru/avtor/kroitor
*** Здравствуй, московский снежок. Я листьев ещё не сжёг. Погости на хлебе ржаном. Не запасся белым пшеном. Пасмурный мой ангел, что ж ты такой реденький... Две снежинки на Сретенке, полторы – на Полянке. Московский снежок, здравствуй, ветхим небом лущимый, только над теплотрассой едва различимый. Каждому быть в офисе, каждый наступит в лужу, каждый пройдёт на службу мимо штатива осени. В самом начале фильма я промелькну в массовке. Будем все пофамильно. Здравствуй, снежок московский.
Константин Кроитор I 139
*** С душой своей в чехле от контрабаса я худо-бедно перекантовался до тридцати в пустых дворах и транспортных потоках, среди друзей, любовниц и подонков, вообще, среди... Сижу теперь и ем сухой остаток. Как много вас, пернатых и хвостатых, и в том числе родных, больных, вообще оголодавших, а у меня всего лишь карандашик в моём чехле.
*** Всё готово к зимовью. Завтра выпадет снег. Я пойду и замолвлю по словечку за всех. И не надо спектакля, и не надо любви, лишь бы годы скитанья на дорогу легли. И уже на газоне холодов бахрома, и не лето Господне, а Господня зима.
140 I Константин Кроитор
*** Сквозь долгие недели снегопада стараниям зимы наперечёрк проклюнулось в стакане авокадо и показало жизни язычок. Есть просто будни через запятую, есть вечное скольжение по льду. Израненные стопы забинтую и прямо через озеро пойду. К чему ещё готовиться сегодня? Быть может, повстречается пенёк, быть может, бездыханная секвойя заснеженной дороги поперёк.
ИДТИ
День прошёл (номинальная четверть безоглядного зимнего дня). Городская бумажная челядь, обитатели синего дна, каждый в меру свою, поспешали отрясти на пороге крупу, к новостям и холодной пижаме, к диктатуре в семейном кругу. Придорожная лампа тускнела, бытие погружалось в интим. Есть такая работа у снега – идти.
Константин Кроитор I 141
Кот Басё www.stihi.ru/avtor/cotbace
ОБЛАКО АЛОЕ...
Облако алое, словно под ребра Бога солнце мечом вошло обоюдоострым. Древней рекой течет под тобой дорога, ты одинокий, дикий плавучий остров, кем-то оставленный, кем-то забытый, кем-то необретенный, пропущенный мимо сердца… Время твоё измерено в километрах, в импульсах мысли, взглядах и мегагерцах. Время твоё измерено. Где ты? Как ты? Что происходит там, за твоим обрывом? Строит река пороги и перекаты, на глубине огромные бродят рыбы. Влажные листья склеены темным соком, острая тень скользит по песку как стилос… Облако алое, словно под ребра Бога солнце мечом вошло и остановилось. Боль нерожденным словом скребется в горле. Свет над тобой становится невозможно Нежным… И, кажется, ты обретаешь корни или к речному дну прирастаешь кожей.
УТРО В РОСЕ НА СОЛНЕЧНОЙ ПОЛОСЕ...
Утро в росе на солнечной полосе, птицы над лесом с песнями гнезда вьют. Лису сказали, что приручают всех, избранных – приручают и предают. Лис истомился, ждал – ну, скажи, когда? Возле норы следы – это он следил, как на рассвете маленькая звезда встала на Млечный путь и сошла с пути. Лис приникал к земле, обыскал весь лес – каждый сырой овраг и замшелый пень. Мальчик сидел на
142 I Кот Басё
старом сухом стволе. Лис, замирая, слушал, как мальчик пел. «Вот он пришел ко мне и другого нет. Вот я лежу у ног, сторожу его. Я на земле прождал его столько лет, что рассказать уже не хватает слов. Мальчик мой слишком солнечен, чист и юн, что-то поет на сказочном языке. Избранных – приручают и предают. Кто из нас будет кем?». Голос у мальчика звонок и взгляд лучист – маленький принц, лелеять и целовать. Мальчик смеется: «Не я тебя приручил, не мне тебя предавать».
ПЕРВЫМ ВСЕГДА ПРОСЫПАЕТСЯ ЧУТКИЙ СЛУХ...
Первым всегда просыпается чуткий слух. Где-то упала капля. На глубине трава начинает себе пробивать тропу – из-под земли, насквозь прошивая снег. Снег исчезает, водой расходясь по шву. В темную почву следом впечатан знак. Я поднимаюсь и чувствую, что живу в новой весне, которой еще не знал. Шаг осторожный. В пещере еще зима. В утро выходишь и сумраку смотришь вслед. Лапы тяжелые медленно разминать, узким зрачком вбирая прохладный свет. Сила приходит с воздухом. Воздух чист. С шумом вдыхать и морщиться от росы. Вот на тропе следы протянулись – чьи? Если пойдешь по следу, то будешь сыт. Почва сырая, в ней утопает бег. С первой охотой снова приходит вкус легкой добычи, чью кровь получил в борьбе с черной зимой, распластанной на снегу. Кровь опьяняет, по жилам идет тепло. С каждой минутой становишься все сильней. Время в тебе, как сросшийся перелом, ноет о том, что прошлого больше нет.
Кот Басё I 143
Где-то в пещере, в каменной пустоте, где так темно, что красок не рассмотреть, выступом острым среди бессловесных стен вдруг замирает и застывает смерть. Бежать по долине быстрей, чем приходит звук, пьянеть от свободы и припадать к земле. Я поднимаюсь и чувствую, что живу новой весной, ворвавшейся в этот лес. У нас впереди бессонные сотни лун и тропы, в кольцо сжимающие холмы… Первым всегда просыпается чуткий слух. Я слушаю вас, свободные от зимы.
ЛЕТО ГОСПОДНЕ
Все по воле Его, а значит, по нашей воле, ибо в Нем нас больше, чем тех, кто Его не знает. Каждый день наполнен нами, как алкоголем. Это лето Господне, оно происходит с нами. Мы блаженные, мы странники, одиночки – нами правит беспричинное беспокойство. У тебя есть все, но ты ничего не хочешь, все слова приобретают дурное свойство становиться то ли вещими, то ли вещью, приготовленной заранее для обмена на другую вещь, которой уже обещан новый дом, обозначающий перемены. Привыкаешь отпускать, не держать корнями, отделяешься пунктиром, межой, полоской. Только лето Господне нас снова соединяет. Плавит и выливает горячим воском.
144 I Кот Басё
Куприянов Вячеслав www.stihi.ru/avtor/kupr
ЛУЧШИЕ ВРЕМЕНА
Думали о лучших временах, Где пройдут уныние и страх, И в скиту неведомый монах, И в миру властитель Мономах. Думали свирепые вожди, И мечтал доверчивый народ, Что наступит где-то впереди Время обретений и свобод. Думали в пустынях и в лесах Время в нашу сторону склонить: Надо только в солнечных часах Солнце ненадежное сменить. И тогда небесные весы Уравняют Запад и Восток. Будут нам песочные часы Золотой отвешивать песок. Надо лишь пройти путем зерна, Надо в небеса забросить сеть! Ах, какие будут времена! Вот еще немного потерпеть.
Куприянов Вячеслав I 145
Курилов Дмитрий www.stihi.ru/avtor/paganel66
КОСТРОМА
В ручейках утонули кораблики. Небеса, покачнувшись, уплыли. Мою маму три раза ограбили. Мою родину – похоронили. Мы поставили дверку железную. Мы укрыли окошко решёткою. Помянули её бесполезную И залили, как водится, водкою. И ушли переулками шаткими, Растекаясь долинами низкими, Где сороки трещат демократками И дворняжки глядят коммунистками. * * ** нас не мочат не глушат не ведут на расстрел нас наверно засушат как траву чистотел и воспитанный в лести равнодушный к стихам сложит новую песню торжествующий хам
* Текст печатается в авторской редакции. – Примеч. ред.
146 I Курилов Дмитрий
в ней ни крика ни звука ни глотка тишины лишь морока да мука вдрызг оглохшей страны *** Соблазны тают белоснежками, Зудят созвездья комарья, И подрастают сыроежками Мои продрогшие друзья. Глотнув холодного и синего Пространства, догоняя мысль, И я расту, как подосиновик – Хоть вкривь да вкось, но всё же ввысь. В усталый день откуда брошены Навстречу зыбкой синеве? – Хорошие, мы все хорошие, Проросшие и непроросшие, Запутавшиеся в траве. Нас время, как грибник, уверенно Срезает в самую жару, Оставив лишь стихотворения, Чернеющие на ветру. *** Из чёрных окон опустевших дач на нас глядит глухая неизвестность. Здесь слышен далеко собачий плач, и в незнакомце чудится палач, террори-зи-рующий эту местность.
Курилов Дмитрий I 147
Здесь гулко отзываются шаги, впрессовывая правду одиночеств, обутую в чужие сапоги, размашистым движением ноги в суровый быт преданий и пророчеств. Здесь музыка… – и музыка глуха к природе человеческого уха. Труба, как плагиатор петуха, храпит в свои скрипучие меха, а замолчит – почин поддержит муха. Здесь многое не то, не там, не так, и хочется взорвать и переставить, а результат – всё тот же кавардак из рыхлых спин и страховых бумаг, и невозможно ничего исправить. Из грязи заскорузлою рукой рождённый ползать призван здесь на царство. Мудрец вооружается киркой и долбит ствол родного государства, и детский смех сменяет вдовий вой – кому за здравие, кому за упокой. Словесники здесь тонут в словесах, а путаник, запутавшись, обрящет иную правду – но на небесах, остановив движенье на часах и бросив тело в долгий ящик.
148 I Курилов Дмитрий
Лариса Махоткина www.stihi.ru/avtor/btr33
*** В предчувствии точном и гулком пальтишко схвачу и т.п. и выскочу – будто за булкой, а втайне – навстречу тебе. И – пусть негодуют ступени, пускай усмехается двор! – клянусь – ощутив нетерпенье, сейчас ты подхватишь «мотор», водителю кинешь пятерку и станешь его погонять, ворча, что упустишь «Вечерку», а втайне боясь, что – меня! …И что приключится на свете!.. Но это расскажет потом нечитанной серой газете нетронутый желтый батон.
АТАМАН
Наше время прошло – что словами играть? Проходи, атаман, не тревожь свою рать. Не тревожь, говорю. Тяжелы на подъем. Надо к смерти готовиться, тем и живем. Не прельщай, атаман, красной смертью в бою. Я пред смертью такою теперь устою.
Лариса Махоткина I 149
Двадцать лет на покое жила твоя рать – Вот и незачем стало в бою умирать. А оружие… что ж, мы его не едим. Прежде холили, ныне – бери, отдадим. Только вряд ли сгодится тебе этот хлам: По сараям валялось да по чердакам. Ты на горло меня, атаман, не бери! Не ори, говорю, атаман, не ори! Нам чужого не надо – сберечь бы свое! Забирай, говорю, и ружье и копье! …Что ты прошлое мучишь, зовешь мертвецов? На каких это ты мне киваешь отцов? О каких это детях ты печься велишь? Ты шалишь, атаман, ты опасно шалишь!.. Наше время прошло. Что словами играть? Проходи, атаман. Не подымется рать… *** Глубокая зима. Зима по пояс. По горло. Нет, пожалуй, с головой. Поток зимы грохочет, словно поезд, Разграбленный, но все же битковой. «Разграбленный» сказалось вдруг – и разом Двадцатых лет напористый разгон. Все – в поездах, набитых до отказа. В Россию. По России. За кордон… Кто русские пути в те годы мерил? Кто понимал, куда его несет?
150 I Лариса Махоткина
Всяк – по душе, по норову, по вере – Пожитки в узел – в поезд – и вперед!.. Так видится теперь… И так и тянет Схватить за хвост иные поезда: Куда вы, черти? Стойте, россияне! Куда угодно, только не туда!.. …По всем моим прикидкам многократным. По разуму, по чувству, по родству – я счет имею к русским эмигрантам. Нет не ко всем. И даже – к меньшинству. Я не судить стараюсь – я не смею – Я не хочу судить, в конце концов! Я много лет почтительно немею Пред именами горьких беглецов. Но все-таки почтение – как рента. А рентой жить возможно не всегда. Российская судьба интеллигента – Насущная и общая беда. Какое-то над русскими проклятье! Едва душа окрепнет, воспарит – Уже несут смирительное платье, Уже слюной исходят упыри… Немыслимо потребовать гарантий, Вдруг осознав эпоху как обрыв. И в повести о русском эмигранте Прологом – ужас, оторопь, надрыв.
Лариса Махоткина I 151
Лариса Морозова Цырлина www.stihi.ru/avtor/79161185830
*** Вам это, может быть, знакомо: Вдруг, без причины, в поздний час Вы так срываетесь из дома, Как если бы позвали вас. И вот бульваром заметенным Вас гонит ветер января, Ныряет месяц в небе темном, И снег летит у фонаря, Вдогонку вам несутся тени Скрещенных веток, и во мгле Смятенной памяти – виденье Свечи горящей на столе. И, словно сад теней великих, Бульвар затягивает вглубь, И вихрь подсказок многоликих Кружится возле ваших губ; И все стремительней в тревоге Московской ветреной ночи Несут вас мерзнущие ноги На свет невидимой свечи… Но наконец, в краях неблизких, Вас побеждает снегопад – В смятенье от ворот Никитских Вы возвращаетесь назад.
152 I Лариса Морозова Цырлина
Вам не узнать в скитаньях ваших, Случившихся в который раз, Что, весь в снегу, на Патриарших Шагает кто-то в этот час. Зачем в полуночную смуту Он вышел в холоде и мгле, Оставив лампу почему-то Гореть на письменном столе? Как вам узнать, что этот вечер – Ваш неиспользованный шанс, Что неслучившаяся встреча Годами будет мучить вас, Что избежать предназначенья Ни одному не удалось И что судеб пересеченье – Всего лишь времени вопрос.
*** Зря день-деньской, коклюшками стуча, Сновали пальцы мастериц брабантских – Бесцеремонно руки палача Срывали кружева в воротах адских, У гильотин и виселиц… Увы, Чем дольше убиенные мертвы, Тем нам они становятся милее – И вновь готов венец для головы, И кружева – для шеи.
Лариса Морозова Цырлина I 153
АПОКРИФ ДЕРЕВА
Быть не может, чтобы Иосиф Не учил сынка ремеслу, Что, ребячьи дела забросив, Не вставал он порой к столу, Где светились медово стружки – С малолетства его игрушки, Где и сам он смолой пропах, Помогая пригнать друг к дружке Части ладные на шипах. Наводил на поверхность глянец Под размеренный разговор И, ссадив ненароком палец, Умываться бежал во двор. Ну а где-то все эти годы Ждало древо такой породы, Что и время его не ест… Может, в горестный день исхода Думал он, что на совесть кто-то Делал этот тяжёлый крест? Не родной ли древесный запах В смертный час ощутил он вдруг, В свежеструганных крепких лапах Возносимый для крестных мук… Милосердного омовенья Ждал, не чуя прикосновенья Злых шипов своего венца – И, как мальчик босой когда-то, Рад был, что ещё до заката Возвращается в дом отца.
154 I Лариса Морозова Цырлина
Лариса Чупрова www.stihi.ru/avtor/lorenzita
ВАТНОЕ НЕБО
Небо на крыши опущено ватное, Хочешь не хочешь, а замолчишь. Только наутро, за ночь измятое, Ветром заботливым с города снятое, Вместе со сном оторвется от крыш… Стылые парки, озябшие улицы Влажно вздохнут, желтизною шурша. В снежном бессилии небо нахмурится, Над головою периною вздуется, Мокрой листвою свернется душа… 2008
НЕСПЕШНЫЙ НОЯБРЬ
Ноябрь неспешно шагает, укрывшись темным зонтом, загадочно плащ мелькает под моросящим дождем. Зимы дожидаясь светлой, морозного ясного дня, хрустящего несусветно, звенящего как струна,
Лариса Чупрова I 155
поющего песню снега об очень близкой весне, рисующего с разбега узор на моем окне, ноябрь неспешно шагает серой шеренгой дней и счастье приберегает для терпеливых людей… 2009
ПРИВЫЧКА К ЗИМЕ
Деревья к зиме привыкнут… В сиреневой дымке рассвета замерзшие ветки сникнут, покрытые снегом щедро одеждами белого фетра. Привычка – грустный попутчик… Остынут пальцы и мысли, и, может, так даже лучше – засыплет опавшие листья, и улицы станут чище. И, может быть, я привыкну к березе в заснеженной шубке, к воронам, галдящим хрипло, к фланелевой длинной юбке, к молчанью в холодной трубке. 2009
156 I Лариса Чупрова
ТАКОЕ БУДЕТ НЕБО В ФЕВРАЛЕ
Такое будет небо в феврале! Весной пронзительно и яростно запахнет, снег потемнеет у забора во дворе, просядет торопливо и обмякнет. Вороны важно по газону заснуют, не замечая проходящих рядом, не замечая неба высоту с рассеянным скоплением Плеяды. Луна окажется совсем недалеко от альфы Спики из созвездия Девы, а вскоре к ней Венера так легко щекой прижмется с правом королевы! И вот практически над самой головой зенит довольно яркой белой примы – Капелла, ангел света неземной, любовь Возничего от века и поныне! И звездным миром между мною и тобой наступит максимум потока Авригиды. Я буду Лирой для тебя, ты – звездным гидом, все будет как начертано судьбой… 2011
Лариса Чупрова I 157
Лариса Шарова www.stihi.ru/avtor/ljola
ТИХО О РОДИНЕ
Тихий воздух комнаты моей то прозрачный, то вечерне-синий… Нет моей Эстонии родней… Отчего же грежу я Россией? Лебедь белый в парке у пруда и его небесная подруга. Радуга фонтана, «нет» и «да» – память сердца в памяти друг друга… Baltijaam (вокзал) и чаек крик – сразу у перрона… запах моря… Пусть мой быт к Эстонии приник, но в Россию съездишь – меньше горя… Родина неяркая моя, с частыми балтийскими штормами. Рождена и крещена здесь я, здесь родителей освещена сердцами. Строчка горизонта, берега, море, облака, дороги, дали… Родина не просто дорога, без нее дышать смогу едва ли… Тихий воздух комнаты моей то прозрачный, то вечерне-синий… Нет моей Эстонии родней… Отчего же грежу я Россией?
158 I Лариса Шарова
УХОДЯЩЕЮ НЕСМЕЯНОЮ
Уходящею Несмеяною лето плакало за окном. Да головушкой непокорною бился ветер, просился в дом. Разметала кудри осенние белоствольная грусть берёз. По-над крышами птицы стаями… отголосками летних гроз. Серебристыми паутинками колыбелит осень листву да дождинками по-за окнами ткет неспешно свою канву. Пораскрасила нити в вышивку: хочешь – гладью али крестом, а то скромной прошвой по белому, чтоб покоем теплился дом. Как пойду я повдоль дороженьке не за суженым, за судьбой. Обойму своим сердцем остуженным порастраченное. С лихвой по тропинкам, лесам, болотушкам все до капельки соберу. Под осинками, соснами, в ельнике словно в горнице приберу. Августейшею Несмеяною лето плакало за окном. И покаянно да с повинною плакал ветер, просился в дом. Разметала кудри осенние белоствольная грусть берёз. По-над крышами – птицы стаями… отголосками летних грёз.
Лариса Шарова I 159
ГАДАНИЕ НА СВЕЧЕ
Занавеска на окне складкой – как морщинка на щеке гладкой. Заигрались зеркала свечкой, в них судьба моя течет речкой. Берега у той реки – круты, через реченьку – мосты гнуты от моей и до твоей двери. Караулят те мосты звери, звери лютые – обман с ложью (подменяют они суть Божью), а приказчицей у них – ревность, да советчица при ней – гневность. Потушу-ка я скорей свечку, не пойду я к ним на ту речку. Что пригрезилося мне, Боже? Знаешь Ты… И знаю я тоже…
160 I Лариса Шарова
Левенталь www.stihi.ru/avtor/levin2006
МОНОЛОГ ВОЛЧИЦЫ
Моё логово с краю, да что там – совсем на отшибе От надёжности стаи, от сытых кровавых кусков, От претензий на парность, когда по весне «майне либе» Воют пасти слюнявых щенков и матёрых волков. Моё логово холодно. Волчья клыкастая раса, Повстречав на тропе, торопливо обходит меня: Я учусь человечности, с полным отказом от мяса, Я учусь не бояться глядеть на разливы огня. Я, питаясь травою, смежаю слезливые веки, Показаться нелепой не с лапы мне и не с руки, Я учусь человечности, нет, не у тех человеков, Чьи глаза холодны, чьи окрашены кровью клыки, Кто сбивается в стаи, разя превосходством и сталью, И слабейшего выследив, заживо рвут на куски… Моё логово холодно. Голодно. Я подрастаю Над законами стай, то ли волчьих, а то ли людских.
ЧУЖАЯ НОША
От дома Блока до дома Набокова Бродить и твердить, дескать, «Богу – Богово, Кесарю – кесарево, таланту – талантово, Небес не удержишь, куда в Атланты нам?»
Левенталь I 161
А взвалишь ношу – вроде ничья? – Мигом почувствуешь хрупкость плеча. Дрожат поджилки, гнутся колени, Зашкалила стрелка душевной лени. «Да ну его к чёрту! Пускай себе рухнет! – Прошамкает в ухо проруха-старуха. – И что ты можешь – в стогу иголка, И ноша чужая – что с неё толка? Зачем тебе лавры Иисуса Христа? Таких распинают всегда неспроста. В таких никогда их время не верило. Зачем тебе лоб свой кровавить о тернии? Живи себе тихо, где-нибудь около. От дома Набокова к дому Блокову Болтайся свободно, как Вечный жид». Твоя это ноша. Взвалил – держи.
МОЦАРТ
Понимая свободу как выблевок гордости – Вензеля долгим шлейфом «и прочая… прочая…», Хочешь свиту клевретов – не делайся Моцартом, Ибо ставят Сальери в списки Моцартов прочерки. В бальных залах шпалеры блестят позолотою, Шёпот лести – какой же он сладкий, наверное! А Зачёркнутый хлещет до сумрака рвотного, Глубину забытья измеряя тавернами. Что ни шаг – новый кукиш глумливого фатума, Мелким сором рассыпалась жизнь на мгновения. Всё, что нажито, – нервы, на струнах распятые, Да в висках девять грамм серебра неразменного,
162 I Левенталь
Да свобода себя не расшаркать на подлости Перед сытой надменностью тронов и трончиков, Не жалея ни счастье, ни гений, ни молодость, Занимая к Сальери недлинную очередь.
ГЕНИЯМ
Быть гением – тоже работа, Тяжёлый физический труд, И неба края не до пота, До рёбер всю спину сотрут. Седины – белёсыми мхами, Зыбучим барханом – судьба, И струны души набухают Синюшною веной у лба. И сердце упрямо не хочет В кургузом ютиться мирке – Масонский пароль одиночеств Начерчен ножом на руке. Заплёван толпой и загажен Весь путь до Голгофы со дна, И хочется бросить поклажу, Которая свыше дана.
Левенталь I 163
Леонид Виноградский www.stihi.ru/avtor/leograpes
ДОНОРЫ ТЕПЛА
О, день спасенья – день благодаренья души, впитавшей теплоту огня, лизавшего последние поленья, которые сжигали для меня. Беда прошла. Душе жилось и пелось. И белая не догоняла смерть. Смеялся я и плакать так хотелось, чтобы глаза от хиуса согреть. Жгли рыбаки последние поленья. Плясал костёр на стылом берегу. И никаким теплом стихотворенья я то тепло вернуть им не могу. Кто б ни был ты – дать у огня согреться обычай есть, будь он благословен – дарить тепло и очага и сердца и ничего не требовать взамен! Ты спал в зимовье? Нет к тебе вопросов.
164 I Леонид Виноградский
Но уходя, ты поступи как встарь: оставь вязанку дров и папиросы, сухие спички на столе оставь. А нет их у тебя – то и тогда ты прощён и понят. Ты не сделал зла. Нет в тундре за тепло ни мзды, ни платы. Мы, люди тундры, – доноры тепла.
БАЛЛАДА О ЗЕЛЁНОМ ЦВЕТЕ
Белый свет и пурги обезумевшей смех – это Север сыграл злую шутку такую… В белой тундре, в зимовье, ушедшем под снег, по зелёному цвету тоскую… Полыхнуло сиянье, полнеба обняв, уронило в снега кисею голубую… Но прозрачная просинь не тронет меня – по зелёному цвету тоскую… Жёлтый танец костра, жёлтый серпик луны, жёлтым бисером
Леонид Виноградский I 165
вышит узор по сокую*… Ждать осталось всего двести дней до весны. По зелёному цвету тоскую… Долгим снегом избушку мою занесло. Ожиданье тепла будет стоить отваги… И любимая, зная, как мне тяжело, шлёт мне длинные письма на зелёной бумаге!
СТАНСЫ
А годы навострились на закат, всё чаще замелькали дни рожденья, и притупился запах вдохновенья, и лист бумаги стал великоват для одного стихотворенья… Приходит краткость (чья-то там сестра…) и всё ворчит: пора уже, пора! И всё торопит, чтоб поставил точку там, где ещё хотел продолжить строчку про путь от головы до топора… А жизнь кипит, дразняща и пьяна, и недожитых дней редеет чаща… Хоть тетива уже и взведена, любви последней сладостная чаша пока ещё не выпита до дна… * Сокуй –зимняя одежда из оленьей шкуры (ненецк.).
166 I Леонид Виноградский
Лика Кондратенко www.stihi.ru/avtor/oblik
ГОРНАЯ ОСЕНЬ
Прозрачный, ласковый, печальный, В осенних листьях, как в шелках, Течет ручей, то гладя камни, То ленно прячется во мхах. И льется небо водопадом Седых космических глубин На золото, со мною рядом, Земных задумчивых вершин. Чуть выше зеленели ели, Укрывшись тайной вечных лет, И угасали птичьи трели, Так разморил их солнца свет. Ликуя, растворялось время Под прессом чистой тишины, И забывалось, кто я, где я, Как спящего ребенка сны.
К НАМ МИР ЗАГЛЯДЫВАЛ В ОКНО
К нам мир заглядывал в окно, так ненавязчиво. Смешно и так торжественно в гнездо то ли бумажку, то ль перо тащила птица.
Лика Кондратенко I 167
Был пасмурен, ненастен день, где цветность разъедала тень, и суетиться было лень. Все плакало, что ни задень. А день все длится. Но вот прокрался из-за туч свечою в небе – солнца луч, смёл облака как ворох куч, и день становится певуч. Все повторится. Мы были рядом… и близки как берега одной реки, в строфе – не в рифму две строки. Биенью сердца вопреки – мне бы проснуться.
МИГ ОБНОВЛЕНЬЯ
Как будто зонт прервал ненастье И расступилось все кругом. Две пары глаз, сверяя разногласья, Снимали баррикады с двух сторон. Нанизывалось в капли время, Глаза в глаза, а в сердце дрожь, Дождь откровенья, обновленья, Где боль, не допускающая ложь. Слиянье встречи и прощанья, Миг, обозначенный судьбой.
168 I Лика Кондратенко
Змеятся, заползая в подсознанье, За мыслью мысль. Зачем-то вновь Надежд сомнения и страхи Испепеляют все кругом. Лишь предначертанные знаки, Смеясь, сияют маяком. Все сброшено с весов… И что же?.. Змея лишь обновила кожу.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Я что-то сделаю – и этому придам значенье, назначу сроки – буду к ним спешить. Мы в памяти Земли. Все наши возвращенья придумал тот, кто свыше и нам назначил – жить. Завязаны глаза? Запутаны дороги? Но где горит свеча – ты сердцем ощутишь. Не раз ударясь лбом, придёшь к Его порогу, вернёшь в ладонях жизнь и сам себя простишь.
Лика Кондратенко I 169
Людмила Грацианова www.stihi.ru/avtor/matilda9300
ГДЕ ТВОЁ ЗОЛОТО, МАМА?
Под тонкой кожей холодно, тоскливо, и медленно крадясь, как кот блудливый, вернулся вечер. Смотрит черным глазом, пронзает как стрела, мир раздирая в клочья, фальшивит сон необработанным алмазом, и в унисон сквозь слезы – дочь я… чья… ничья. Я безоружна, я одинокая дочь. Пробираюсь сквозь эту ночь. Прочь. Путаются под ногами памяти оригами и улетают бумажными мотыльками – детство, мама, не обласканная богами. Колыбельная за стеной – «Что нам за дело, родной». Густеет ночь, тяжелеют веки, спят-сопят будущие человеки. Мама тихо поёт над кроватками. Это в будущем беды заплатками. Мама в прошлом была хороша и стройна и выткана из твердого волокна. И сказала однажды, что счастья нет. Ей не выпал счастливый билет. Значит, нет. Кто-то крест свой нёс. «Мама мыла рамы», держась за карниз, чтоб не головой вниз. Так старатель золото моет упрямо. Где твое золото, мама?
170 I Людмила Грацианова
И от неё заразившись прозой, и в душе, и в жизни вижу угрозу быть прикованной к своей раме цепями. Не прожить бы и мне так, словно счастье – пустяк. Чтоб устало сказать в финале: Как? И вы не подозревали? Как? И в книгах вы не читали, и сороки не наболтали, что нет ни любви, ни верности – может, злой кто-то всем отомстил, может, вымерли как мамонты. Под дождем поднимаем свои зонты и не видим, не слышим, что счастье есть. Правда, не здесь. Не сказали ни маме, ни мне, в какой стороне. Ночь ушла, как уходит блудливый кот: то к одной, то к другой идет. Ночь ушла не одна – раздумья мои прихватила. То, что не было – было, а что было – забыла. Но мерещится мне в белой утренней дымке, словно полное ягод в плетеной корзинке подступает, ликует, подражая весне, счастье, птицей летящей – ко мне.
Людмила Грацианова I 171
В БЕЛОЙ ТОЛЩЕ РАВНОДУШЬЯ
В белой толще равнодушья затаился, как в норе крик, страдая от удушья в том далеком декабре. Там завал твоих признаний по-хозяйски занял стол. Пытка сдавленных рыданий и качающийся пол. Леденящий быт порядок и, как пропасть, блеск зеркал. И пролом на баррикадах – флаг любви не трепетал. Был её последний выдох. Я устала слышать ложь. Что ж, ослепшая Фемида, слов его не разберешь? Ах, слова – не преступление? Снова заревом рвалась эта сладость обольщения из его горящих глаз.
ЭШАФОТ
Любовь взошла на эшафот и обвела печальным взглядом толпу зевак. А где-то рядом с другою веселился тот, кто ночью строил эшафот.
172 I Людмила Грацианова
Максим Куликов www.stihi.ru/avtor/vagant2
НЕСОСТОЯВШАЯСЯ ВСТРЕЧА
Холодно. Тело наброшу на голую душу. Так, не по моде одетый, возьму да и выйду В слякоть улыбок рисованных улиц. Не трушу Быть простовато-наивным в душе, да и с виду… Сяду в трамвай полусном, полуоблаком белым, Буду глядеть из окна, как под строками влаги Люди спешат, раскрывая сердца неумело, Грубому ветру позволив трепать их как флаги. Вот и Вокзальная. Выйду, где ловко бросает Старый жонглер расставанья со встречами кверху. Но на перроне надежда моя угасает… Снова в любовь поднимаюсь лишь призрачным стерхом.
*** На кухне стол, три табурета, Из крана – ржавая вода. Квартира как краюха света, Как данность раз и навсегда. Но здесь не грани Рубикона, Здесь оживление вина. Огни, венчальные иконы, Твоих ладоней тишина.
Максим Куликов I 173
Свеченье в приоткрытых шторах, В просторах белых простыней. Неявный след и теплый шорох Крылатых плачущих теней. Других не нужно обретений, Когда в свечении окна Живут вино, иконы, тени, Ладоней нежных тишина.
ФОНАРЬ ПОД ДОЖДЕМ
Одинокий фонарь в темноте Провожает остывшее лето. Блестки луж на дорожном листе В ночь бросают подобие света. Протекает сознанье. Вода Струйкой тонкою вьется, ласкаясь. Ах, воздушные замки, когда Вы разбились, в дожди превращаясь? Лето вскочит в последний вагон, Желтокленовый поезд умчится. И озябший сутулый перрон Тихо скажет: «Пора, брат, напиться…»
*** Хочу вложить в опавший лист Сердцебиенье, Чтоб он молчаньем, как артист, Раскрыл мгновенье.
174 I Максим Куликов
С подмосток в жаждущий простор, В стоглазье света, Чтоб он плеснул кипящий вздор Моих сонетов, Чтоб ветром схваченный взлетел, Сухой и серый, Но душу чью-нибудь задел Живою верой.
ИЗ ДОМА
Согрею чай. Им растоплю Внутри меня идущий снег. Зима. Суббота. Я не сплю. Готовлюсь совершить побег… Сниму я сонное лицо, И, пыль встряхнув с души помятой, Сквозь серость лестниц на крыльцо, Сквозь воздух каменный, невнятный Слечу я вниз… Увижу свет… Свобода… Воробьи резвятся… И свежесть утра дышит вслед Какой-то незнакомке. Злятся В сторонке алкаши на власть, Смешав в стаканах Думу с пивом. Здесь раствориться, здесь пропасть, Бродя по городу лениво…
Максим Куликов I 175
Марианна Макарова www.stihi.ru/avtor/mariannam
ГОСТЬ
Тени простых утех, Тонкая морось ночей, Ныне я – гость у тех, Кто не оставил ключей. Крепок ли твой затвор? Коли решил, так бей! Ныне я – мелкий вор, Гений узких щелей, Спрячу свое лицо – Будет меня не узнать. Верь мне: я знаю все, Что ты хотел сказать. Тайна твоя проста: Делим на сто частей. Как сосчитать до ста, Чтобы было честней? Первая блажь – на стол, Первая брешь – в тени. Воздух сегодня зол: Тише, смотри, не усни. Выйдем ли в эту дверь? Легкая тяжесть век. Вот и решай теперь, Кто из нас человек. Каждому хлеб да соль, Каждому в руки крест, Каждый теперь – король, Все, что сумеет – съест,
176 I Марианна Макарова
Все, что оставит – псам, Бледным теням луны. Каждый отныне сам Пастор своей тишины. 2008
САПОГИ
Каждый день нов, Каждый миг свят, Как тебе, брат, Без твоих оков? – Слишком легок стал, Унесут ветра Я же ведь, сестра, Так безмерно мал. Нелегки круги, Да вперед взгляд. Как тебе, брат, Твои сапоги? – Мне бы погулять Дальше со двора. Я б ушел, сестра, Да боюсь стоптать. Нам ли не открыть Заповедных врат? Как тебе, брат, По земле ходить? – Переплел нить, Отлелеял страх. День пришел, сестра, Мне б теперь жить. 2011
Марианна Макарова I 177
Марина Георгиевна Некрасова www.stihi.ru/avtor/granitsa
Я СМОТРЮ НА ВОСТОК
В окна молча, как птица, уставлюсь. Встречу августа взгляд проливной. Я, как стихотворение, правлюсь, Что написано мною же, мной! Мало толку от этой работы – Так строка прилепилась к строке – Не изменишь! А выбросишь что-то – Не взовьётся душа налегке. Её тянут к земле жернова. Отчего же не сбросишь ты груза? Да мои же дела и слова, Мои кровные узы…
*** Здесь редко бывает ветер. Тела тополей толсты. И в медленном жарком свете Взгляды так непросты. Но так же пока что мята Стоит по краям ручьёв… И так же поют солдаты Песни чужих краёв. Узкое солнце взгляда!
178 I Марина Георгиевна Некрасова
Звон походки твоей… Может быть, Петь не надо? Но тишина – страшней.
ЛАЗУРИТ
К тёмно-синим бусам, К тёмно-синим Голова склоняется твоя. Нет у мира контуров и линий – Ты и я. В прошлое заглядывать не стоит, Но ложится так вечерний свет, Что движенье самое простое – Память лет. Как моя душа с тобою слита, Азия, Страна чужих отцов! Синее кольцо из лазурита – Словно обручальное кольцо. Тёмно-красной радостью граната, Дымной, дынной свежестью зари, Тёмно-синей гроздью винограда, Прошлое, Со мной поговори. Я ещё вернусь туда, где лето Правит бал, И красное вино Нынче с чёрным дулом пистолета Заодно. Это там блестит щека тугая Юности, ушедшей навсегда.
Марина Георгиевна Некрасова I 179
Это там сегодня жизнь другая, Волчьи и шакальи города. Это там идут, куда, не зная, Крадучись в дрожащей вышине Из Афганистана и Китая Тропами небесными во тьме. И не попадайся безоружный И светловолосый на пути. Между жизнью Северной и южной, Так, как прежде, просто не пройти. Я уйду. Другое грянет время. Но сквозь годы пусть заговорит Между ними, Между нами всеми Сквозь твои слова, чужое племя, Сквозь песок, забвение и время Тёмно-синий камень лазурит.
*** Ты – лакомство на кончике ножа. Ты, Азия, – раба и госпожа…
180 I Марина Георгиевна Некрасова
Марина Немарская www.stihi.ru/avtor/nemarskaya
*** Я говорила бы долго, еще так долго, но после него есть чувство страха и долга. Я говорила, но помню, что поначалу мне было с ним очень плохо, и я молчала. Он ушел бы, покуда слабы засовы, верил бы в Бога на деле, держал бы слово. Он ушел, поседевший на две трети, в двадцать лет он не знал, что меня встретит. Мы мертвели бы с ним в перелетном зное, исчерпав все слезы на показное. Мы мертвы, никакая сила отселе не поднимет нас из одной постели.
*** Раньше времени огрубевшая, как базальт, из которого сколот памятник в переулке, я иду, всегда оборачиваясь назад, и навстречу мне то ангелы, то придурки. И сентябрьская ночь в огнях, и страна в огне, вдоль запруженных площадей, по мостам усталым, мимо легкого бытия я иду, и мне, как свинец тяжела голова со своим уставом.
Марина Немарская I 181
Сквозь пропавших из виду тех, кто меня берег, сквозь когда-то любимых мной в людской веренице я иду, и с любого ракурса, как буёк, только царство небесное светится или снится.
*** Этот ребенок, зачатый за перерыв между распадом страны и обманом нищих, давится хлебом и зрелищем с той поры, как протрезвел, и добра от добра не ищет. Этот ребенок течет на свет, что река. не задает вопросов, слывет калекой. тридцать восьмой гниет в его ДНК, что ему третий срок и язык узбеков. Этот ребенок с Богом своим вразброд, год от года делаясь все паскудней. может, этот ребенок – простой народ, что выживает в России печальных будней.
*** Умрешь от сердца, но и живешь от сердца, пока на лоджии сушатся полотенца, и медлит в воздухе запах холодных яблок, и бельевая веревка слегка ослабла. Умрешь, пока звучит концерт для валторны из радиоточки на кухне, возле уборной, и жизнь легка, как бабочка в мукомольне, и помнишь боль, и не помнишь себя от боли.
182 I Марина Немарская
Марина Ушенина www.stihi.ru/avtor/moohina
НЕ БУДЕТ
будет что-то другое – я увижу сквозь шторы, как болтливое море пенно выйдет из ножен. не нужны больше шхуны и морские просторы, и не нужно песка золотистое ложе. будет что-то другое – мы изменим маршруты и по новым дорогам полетим кораблями. будет парус и Пруст, будет вечер под утро. все как будто все то же – только я не такая. будет что-то другое – города, вдаль летящие. рестораны, поля и, конечно же, люди. и у сердца еще кто-то ляжет, как спящий. будет много другого – одного здесь не будет.
ОЖИДАНИЕ
сердца стук, как паук – все подрагивает. он забыть не дает, что друзья – уйдут. по ступеням разлук взбираюсь зашаганным, словно в них каждый день плюют. жизни звон – словно колокол, без креста. этот дом снова полон – как стол зачашенный. и река то пресна, то в ней вдруг искра: то сердце гладит, то его изнашивает.
Марина Ушенина I 183
сердца стук – звон разлук, околдованных: был ли друг? другом ли? где теперь след искать этих губ засловленных? сердца стук... ты проверь – может, в дверь?
СВОБОДА
– оракул! помоги – я бьюсь на части. разрушив все, не чувствую услады. скажи мне – где лежит дорога к счастью? и что мне по дороге сделать надо? – что мне сказать тебе, разбивший все на части? свободен я – стою один здесь годы. ты дорожишь свободой, а не счастьем, а это значит, что ты раб своей свободы...
ЛИЛИТ ЛЕЛЕЕТ ВЕТЕР
Лилит сидит у неба на руках. лелеет ветер. губы сжаты. шея тонка. глазами лепит воспоминания... Лилит сидит. и пишет. пальцы сцеплены. напряжена. чуть дышит. «эти руки без твоих сидят, как сироты, на коленях-стульях вниз от груди-кармана. перед сердцем-домом вдаль канава вырыта – одна большая, гниющая после тебя рана. рано. обещать себе счастье и частью падать в прозрачно-нежный до слепоты колодец. позади колодца, в счастье рай-сада сижу, прекрасная, словно горбун-уродец.
184 I Марина Ушенина
звон. колокола. не будит. грудь мне. звонящая вера – для душ катетер. пробовала (трепыхалась) отпеть тебя трубно, мой любимый. болезнь моя. мой ветер».
МИМО
вязкими шагами меряя узкую улицу, ты возвращаешься (в шаг превращаешься), стены домов при этом настороженно моргают отрезками желтого света. светает. твои подошвы трутся о твердые щеки дороги. разуться бы... забыла: твоими глазами рассветы на татами вдали от мечей и пыла (мне снились маршрутки всегда не на нашем пути). мне дороги мои беды и твои не со мной сутки, и мои не с тобой дни. спускаясь по узкой улице, слегка спотыкается кладка (как жмурится). она пугается, потому что видит – ты рискуешь, ты ступаешь по тьме, ты опутываешь своими шагами свои же мысли (побег от смысла). потом улица смеется каменно, изгибаясь шатко, потому что знает – ты мимо идешь. знай – мне дорого это мимо. и дорого, что не.
Марина Ушенина I 185
Марина Шапиро www.stihi.ru/avtor/kuraga
ВАРИАНТ ВЫХОДА ИЗ РАМОК
Кто-то долой из рамок летит – наружу! Кто-то сидит тихонечко там, внутри. Я оглянусь однажды и обнаружу, Что поломались рамки и холст горит. Вбок потекло лицо, оплывает краска. Кончено. Вся картина горит огнём. А подмалёвок держится – слишком вязкий, И проступает подпись творца на нём.
ИСПАНИЯ В РИТМЕ ОЛИВ
В землю вросши по колени – Скромный нрав, достойный вид – В масляной истоме лени на своей пушистой тени Рощица олив сидит. Впечатляюще на диво, Только б ветер не утих, Пышнокудрые оливы сединой искрят игриво, Не стесняясь лет своих. Эти мудрые деревья Век за веком, день за днём Под молитвенное пенье ветра в кроне, чудом древним Наполняют окоём, Чтобы не было в нём пусто. Трепетанием листвы Открывая чувствам русло, задавая ритм искусствам.
186 I Марина Шапиро
Этот ритм найдёте вы В пасадобле кастаньеты, В севильянских изразцах, В песне местного поэта, в ювелирных пируэтах Мавританского резца; В свисте вскинутой мулеты, (Про гитару промолчу) В брызгах крови – горьких метах на песке, где страха нету, Коль отвага по плечу; В треске аиста на крыше… Всё назвать я не берусь. Кто прислушался – услышал. Кто услышал – этим дышит И подстраивает пульс.
ТРЕВОГА
Мне тревога повяжет На белый подол бубенцов. Мне дорога поляжет Под ноги измятым лицом. И тогда я пойду, Бубенцами тревоги звеня, Заблужусь – упаду На лугу, если примет земля. Там я руки раскину, Замолчат бубенцов языки. О горячую спину Застучат золотые сверчки. Подпотеет щека... И на жизнь предъявляя права, Сквозь меня на века Прорастёт молодая трава.
Марина Шапиро I 187
МОЁ БЫТИЕ
А если я не вижу, что же делать? Кого-то попросить, мол, проводи? Но что-то же колотится в груди! Я чувствую: тахикардией смелость, Почти что даром данная в кредит. А если я не чувствую? Дорога Гудит и рвётся пылью из-под ног. И не причину я ищу – предлог – Пересидеть и выждать, хоть немного, Вернувшись на спасительный порог. Но нет предлога – чувства все на месте, И книги я читаю без очков, И накропать могла б немного строф. Но страшно, как пред алтарём – невесте. Куда идти, пока ты не готов… А если я к дороге не готова – К дороге, что основа бытия? Кто там рулит?.. Сама я у руля – Слежу, чтоб крепко сладились два слова, Два очень важных слова – «быть» и «я». Собой не быть мне, если на приколе. Ползти, плестись, идти, спешить, бежать! Хоть стены поперёк, хоть злая рать, Хоть вовсе без дороги, в чистом поле. Уже иду – и чувство... и тетрадь…
188 I Марина Шапиро
Марк Пятов www.stihi.ru/avtor/mark1947
ЦВЕТЫ ЗАПОЗДАЛЫЕ… Памяти павших
…И камень забывает плач, над ним стоявший. В перелеске кричит сова. Вдали трубач играет соло, в воздух резкий вонзая звук, взимает дань у потревоженного крика. Жужжит пчела. Цветет герань здесь, у подножья обелиска.
МАЙСКИЙ ЭКСПРОМТ
По переулкам – кончина мая и потеплело. Движенью солнца уподобляю движенье тела. И фейерверки дерев цветущих как взрыв на крыше. И больше звуков в душе поющих, и небо выше.
Марк Пятов I 189
БЕЗ НАЗВАНИЯ Завороженный гляжу на огонь. Пляшет на кончике лучины Колдовское царство… Хайку мое (М. П.)
В багровом отсвете поленьев танцует дух, как призрак юн. И на стене трепещут тени сладкоголосой Гамаюн. Слегка потрескивает хворост. Улавливая ритм огня, слух напряжен и слышит шорох дней, уходящих от меня. Одна Сивилла только знает, чем я живу, чем я дышу. И птица вещая роняет перо, которым я пишу.
ОСЕННИЙ ЭТЮД
Перманентные дожди – небо в проседь. Листья воздух бороздят – это осень. Облака таят в себе Капли, все прорехи заложив паклей. Заштрихована углем вся картина.
190 I Марк Пятов
Из полосочек дождя паутина. Ветви в небо вознеслись голо и запутался в них мой голос…
ИЗ ПИСЕМ К ЖОЗЕФИНЕ Б. (Н. Б.)
…Я жадно пью из губ твоих всеобжигающее пламя. Не утруждай себя словами. Молчи! Лишь чувство на двоих Давай разделим. Подожди! Не отвечай мне. Поцелуи твои сожгут меня. (Ревную!) Стой, призрак! Стой! Не уходи! Мой бриг в пути и ветра вой лишь ободряет. Клочья пены летят в лицо. Отстал конвой, и солнце жжет как из геенны. Прибуду скоро. Знаю ты с другими спишь. Так жди расплаты! …Нет, я люблю тебя! Когда ты Меня вниманьем одаришь?!.. Проходит все. Придет Елены Святой на острове черед. Свинцовый гроб и смертный лед. Любовь останется нетленной.
Марк Пятов I 191
Мая Асанова www.stihi.ru/avtor/dolgayadoroga
MEMORY
Так дельфины рисуют краской густые пятна, Так из облаков вырастают замки, Так из памяти – приуменьшенные стократно, Но живые, – всплывают образы, как касатки. Выплывают лица, слова, игрушки, Белый заяц, раки в стеклянной банке, Твой отец, молодой и еще непьющий, Сварит их, пока ты играешь в прятки; Разумеется, скажет: «Они сбежали», Разумеется, ты поверишь, но ненадолго, До той ночи, когда ты поймаешь маму Оставляющей в Новый год сувенир под елкой. После этой ночи, прощаясь с волшебной тайной, Ты в последний раз напишешь Деду Морозу: «Дорогой Дед Мороз! Ты, наверное, очень занят, Но на этот раз я хочу попросить серьезно: Ты, пожалуйста, не опаздывай больше к детям, Они целый год надеются и мечтают. А ко мне приходи просто в гости, и лучше – летом. У меня – родители. Они сами мне все подарят…» А потом неизбежно ты повзрослеешь, Тут и там оставляя улики-воспоминанья, Становясь год от года сильней и злее, Все прочней отбиваясь от отчей стаи. Как фотоальбомы, листая память, Станешь узнавать по запаху дни и даты, Так, наверно, все взрослые четко знают Аромат сентябрьской школьной парты.
192 I Мая Асанова
Жизнь промчится, как синий бездомный поезд, Оставляя метки на перегонах: Это ты рисуешь крючочки в пропись, Это в первый раз плачет твой ребенок, Это первый друг, предавший и обманувший, Это слезы матери над кроваткой, Это взгляд в глаза, опаливший душу… Это ты – воздушные строишь замки.
ЮЖНОЕ
От автобуса вихрь пыли и сотня метров. Поворот у моста. Вдоль реки грунтовка. Здесь все так же отчаянно жарит лето И от звонких воспоминаний стегает током. Здесь расплавилось и застыло тугое время. Вот отсюда когда-то все начиналось. Город крохотный, выцветший, акварельный Никогда не меняется – я меняюсь. Город, выгоревший от зноя, ленивый, южный. На углу продают вино, молоко, черешню, Воздух пахнет травой горячо и душно. Ночь спускается рано – в девять уже кромешно. Фонари не горят. И от этого звезд бессчетно. Август сыплет их щедро с космической самобранки. Я здесь пару недель поработаю звездочетом, Загадаю себе тебя и вернусь обратно.
Мая Асанова I 193
Михаил Литвин Гумбертус www.stihi.ru/avtor/gumbertus
ПАМЯТИ БОРИСА РЫЖЕГО Хочу я крест оставить. Не в ладах я был с грамматикою жизни. Прочёл судьбу, но ничего не понял. К одним ударам только и привык, к ударам, от которых, словно зубы, выпадывают буквы изо рта. И пахнут кровью. Борис Рыжий
Тебя Урал научил понимать, меня Сибирь научила быть. Мы оба жили под: «Вашу мать!», обоих дрючил нещадно быт. Ты по касательной шел к небесам, слеза твоя превращалась в стих. А я ведь тоже был в небе, сам, без провожатых, от сих – до сих. Читал ты ангелам стансы свои, а я зрел бесов – вот как тебя. Видать, у Бога где-то сбоит, раз бесы ангелами трубят. Ты был ничей – иудей, прозелит, поэтом – вежлив, боксером – хам, и все ж я кланяюсь до земли суицидальным твоим стихам. Сначала я, а затем и ты, свинтили оба из этих мест: я вдоль и вдаль, мне б иначе кранты, а ты, оставив, как роспись крест,
194 I Михаил Литвин Гумбертус
туда, где мед с молоком течет. Не ожидая Господней мзды, я чую, Бог – вертухаем сечет за мной сквозь тусклый волчок звезды.
IN EXPECTATION OF DIVINE* Сгорая, тонет в океане солнце. Не слышно птиц. «Гуд бай» шепнула тень. Сквозь створчатое, тусклое оконце вползает вечер, прогоняя день. А у тебя в Москве закоченелой не рассвело, но ты не спишь уже. Не узнавая собственного тела, ты внемлешь прорастающей душе. Твой лик сошел с полотен Мадильяни со зрением, нацеленным в себя. Не увядай в тревожном ожиданьи, тебя твой ангел сохранит, любя. Вместо эпиграфа
I Сгорая, тонет в океане рыжее, калифорнийское солнце. Немеют птицы. «До свида…» прошелестела тень. Гнильем отливным бриз пропитан, и сквозь тусклое окно, скорей, оконце, вторгаясь, вечер светом лампы убивает день.
* In expectation of divine – в ожидании божественного (англ.).
Михаил Литвин Гумбертус I 195
В Москве, продрогшей до костей, где просто зиму пережить большое дело, еще темно. Твое окно на первом этаже пятном маячит. Ты ж едва свое по новому осмысливая тело, всю ночь не спишь, внимая новоявленной душе. Вначале я тебя увидел на холсте великого Модильяни. В свои пределы обращен был изумлённый взор. Щекочет ухо мне тревожный голосок из проводной Тмутаракани, но ты не дрейфь, хранитель-ангел твой несет дозор. II Южную Калифорнию вечер накрывает внезапно. Каждый раз напоследок солнце пытается поджечь небо. Птицы пугаются и замолкают. Тени приказывают долго жить. А Москва уже съехала на периферию ночи и, затаив дыхание, ожидает утра. Ты не спишь. Какие думы одолевают тебя? Никак не можешь привыкнуть к своему новому состоянию? Скоро ты приедешь. Интересно, какая ты стала? Женщины в это время светятся изнутри. Помнишь, как мы ходили на выставку Модильяни и я показал тебе картину, которая была написана с тебя? Сходство изображения с оригиналом было поразительным. Ты всегда, а сейчас особенно, изучающе всматриваешься во внутрь себя. Я знаю, что ты очень переживаешь, ведь эти ощущения ты испытываешь впервые. Ничего не бойся, твой ангел-хранитель приглядывает за тобой.
196 I Михаил Литвин Гумбертус
Михаил Минаичев www.stihi.ru/avtor/pavlovis
ЛЁТЧИК, УДАВКА И ДЕСЯТЬ САМЫХ ЛУЧШИХ ДНЕЙ
Завяжи удавку бантиком и докинь до облаков, Может быть, она зацепится, между делом, просто так. Зря валандалась с обманщиком, улетел и был таков. Есть какая-то нелепица, даже оторопь от драк. Авиация – разлучница, ненаглядного не тронь. Он один такой сапфировый, первый парень на селе. Улетают в небо лучшие, остаётся шелупонь, От таких детей копировать – что искать алмаз в золе. Не прикроешься платочками – авиатор сторожит. Шли его к такой-то матери, будет проще и верней. Пируэтничают лётчики, кувыркаясь, как стрижи. Пыль от звёзд покроет патиной десять самых лучших дней.
РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА
Ромео покончил с собой. Непривычный сюжет для Вероны, не помнящей рабства. Живи потихоньку, а впрочем, они же, как мы. Полгода пройдёт, будут скидывать трупы в овраги, костры разожгут у ворот, на дорогах поставят кордоны. Старуха с косою пройдётся от Порту до Праги, неся за плечами большую котомку с рассадой бубонной чумы.
Михаил Минаичев I 197
Джульетта спаслась, оклемалась и вышла, как принято, замуж, детей нарожала, известно, что много, а сколько – никто не считал. Оставшись вдовой и лишившись последних идиллий, уехала в Геную, чтобы уйти от налогов, и там уж её в переулке бродяги на нож насадили за этот презренный, но самый желанный людьми благородный металл. Без малого двадцать столетий уже простояла Верона. Какие сомнения? Столько же, может, и больше, ещё простоит, и снова Ромео встречается тайно с Джульеттой. Привычно бросая пшено голубям с небольшого балкона, скорее всего, никогда и не думал об этом несчастный, больной и безумно уставший от жизни старик-инвалид. МАРШ МЁРТВЫХ СОЛДАТ
Ну зачем, скажите, Бога ради, Перепутаны года и даты? В сорок первом так же на параде, Маршируя в новых маскхалатах, Проходили вдоль стены отряды, Мостовой касаясь еле-еле, И ещё не сгнившие приклады, И ещё стволы не проржавели… У окна застыл, настолько страшно, Не могу пошевелить рукою, Но пока мы помним день вчерашний, Им сегодня не найти покоя. 198 I Михаил Минаичев
Даже кажется: я слышу стоны, Фонари от ветра опьянели. Маскхалаты, словно листья клёна, Опадая, спрятали шинели. Понимая, что не виноваты, По ночам от Пскова до Рязани Маршируют мёртвые солдаты С побелевшими в боях глазами.
КОСТЯНАЯ ИГЛА
Ты продай, рыбак, вон того судака. Тебе за него хорошо заплачу. У меня от иглы отвыкла рука, Мне же вчера подарили парчу. Я сейчас принесу судака домой. Сварю из него для супруга уху. Он придёт с работы голодный и злой И выложит всё как есть на духу: Что я не нужна! Что он любит Верку! Что жизнь его – это дом и завод! …Сыто рыгнёт. Отодвинет тарелку. Скажет: «Давай подадим на развод». Он ляжет спать рано (Его смена в восемь), А я эту ночь скоротаю в углу, Не спеша мастеря из рыбьей кости Самую тонкую в мире иглу.
Михаил Минаичев I 199
Михаил Свищёв* www.stihi.ru/avtor/knmishkin
МОНГОЛЬСКОЕ ТАНГО
То ли моют полы, то ли пахнет полынь, то ли входит, садится, сдвигает столы эскадрон, не дошедший до Ганга. Зябко скрипнет костыль, тихо всхлипнет медаль, и тапёр отпирает трофейный рояль, и несётся «Монгольское танго»... То ли хочется спеть, то ли чудится степь, то ли время запуталось в конском хвосте, словно цепкий июльский репейник. И, припомнив мотив, они курят всю ночь, и глядят, и молчат, и хозяйская дочь подаёт им четвёртый кофейник. И не весел никто, и никто не сердит, где кончается спирт, начинается флирт – приглашают хозяйку на танец. Но за шторой давно рассвело, и уже время прятать обратно свой маршальский жезл в комиссарский застиранный ранец... То ли моют полы, то ли пахнет полынь, то ли просто укол патефонной иглы, то ли дождь, то ли снег, то ли ангел, теребя облака перебитым крылом, входит в серое небо под острым углом с первым тактом «Монгольского танго». * Тексты автора печатаются в авторской редакции. – Примеч. ред.
200 I Михаил Свищёв
ТЕОРИЯ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ
по всей Москве погашен верхний свет, и гербовой не отличить от писчей, и дважды заподозрят в колдовстве, пока отыщешь тапочки и спички, пройдёшь к окну, присядешь на диван, в пяти квадратных саженях без метра не находя, куда себя девать, поскольку обнаружил, что бессмертен, что есть окно, бессонница, среда, есть сажени, и даже, без базара, есть смерть твоя, но как бы не всегда, и битый час проходит, как в слесарной по ржавчине проходится наждак, как скорая проносится по встречной… часы стоят? – какая в них нужда, когда с тобой опять случилась вечность?
СТАКАН ВОДЫ
…нет, они не сойдут в золотистой парче или без перевесить судьбу, – хоть бы нашу с тобой, хоть бы чью-то, потому что при жизни уже не случится чудес, только узкий проём, где сливаются жизни и Чудо.
Михаил Свищёв I 201
и когда нам придет тот последний большой раскардаш, о каком так наивно слагали ещё с Иоанна, ты, наверное, мне и стакана воды не подашь, и сама не возьмёшь у меня ни воды, ни стакана.
САПЁР ФОМИН ...подай перст свой сюда. Ин 20:77
календари на палец похудели в конце весны, и сорван без стыда большой войны последний день недели, который называется среда. зелёный цвет обратно входит в моду – пучком травы, брезентовым ведром, и роженицы прячутся, и воды отходят у берлинского метро. и, налезая строчками на ставни, кириллица, как рация, фонит на штукатурке майского рейхстага: «Проверено. Бог есть. Сапёр Фомин»
202 I Михаил Свищёв
Надежда Князева www.stihi.ru/avtor/nnnkkk7
БЕССОННИЦА
Шаг бессонницы – долгий, напрасный и тошный... Только ночь, а как будто бы несколько лет. Вот часы с поржавевшей кукушкой дотошной Тройкой режущих звуков пробили рассвет. Словно роща без листьев, душа: поредела, Разукрасив страницы неровностью строк – О пустом, может быть... Ночь дошла до предела. Тянет влагой от стёкол. Светлеет восток, Забирая насильно из окон остывших Холод тьмы под своё голубое крыло. Время строк, в эту ночь в спящем доме гостивших, Лёгкой дымкой умчалось в рассвет. Истекло...
Надежда Князева I 203
ЛЮБОВЬ И ГОЛУБИ
Зима. Пустынны переулки. Всё спит под гнётом тяжких снов. Смотрю, бабуля на прогулке. В карманах руки: не Покров... В развале дров таится кошка: Под крышей пара голубей. Вдруг вижу: бабкина ладошка Полна зерна (иль отрубей?). В пылу отчаянной отваги (Бери, покуда подают!) К рукам слетели бедолаги И жадно зёрнышки клюют. Застыла кошка в изумленьи: Добыча кормится с руки! А бабка шепчет с умиленьем: – Вы ешьте, ешьте, голубки... А свет какой в глазах лучится!.. И я – да что уж тут скрывать! – Иду к бабуле – поучиться Любовь горстями раздавать.
204 I Надежда Князева
ГУЛЯЮЩИЙ САМ ПО СЕБЕ
Течёт безымянная речка. Затянута тиной вода. Забытое богом местечко – И, видно, уже навсегда. Увязнет и конный, и пеший Здесь в хлябях осенней поры. Домишко, изрядно просевший, Взирает с высокой горы. Летит с прохудившейся крыши Лист жёлтый в пустой огород. Скребутся голодные мыши Под полом прогнившим. А кот, Без ласки людской одичавший, Гуляющий сам по себе, Забыл уже вкус простокваши И коврик цветастый в избе, Где спал, нос и уши в сметане, Раскинувши лапы и хвост В блаженстве... Увы – баба Таня Ушла год назад на погост... А кот верно ждёт: вот вернётся, Нальёт молочка: – На, попей... Ночь. Тишь. Кот в окошко скребётся. Но холод ползёт из щелей.
Надежда Князева I 205
Наталья Деева www.stihi.ru/avtor/nvnru9
ОСЕНЬ
Оцепенела даль полей, Седеют мглистые равнины, И осень песнею унылой В полет торопит журавлей. С печалью их последний клин Деревья в роще провожают. Прощально ветками качает Столетний ясень-исполин.
БОЛЕРО
Тягуче, томно и лениво, Таинственно и горделиво Струит меж Пиренейских гор Свои напевы Болеро. Под тихий рокот барабанов, На зов английского рожка Течет поток неторопливо, Волна неспешна и тяжка. Но жаркий полдень Арагона Напевы пробудил от сна, И забурлили страстью воды, Восстали плотью берега.
206 I Наталья Деева
Поток, желаньем напрягаясь, Толчками ритма возбуждён, Вдруг водопадом извергаясь, Обрушил в коду страсти стон!
ЛЕНЬ
В голове, как в детской погремушке, Перекатываются слова. От дремотно-ласковой подушки Не хотят они на край стола, Где бумажный лист, белея смутно, В памяти (как кстати!) воскресил, Кое-что, напомнившее хокку: Прежде чем писать, Ты посмотри, как красив Бумаги чистый лист!
ОТЕЦ
Мой отец — Антон Косовцев — Был потомком косоносцев*, Sic! Не путать с крестоносцем — Эти из других веков. По старинному поверью, Обладающий косою Может жить двумя мирами. С тем родился он и рос.
* Косоносцы — народ, объединяющий несколько племен, мужчины которого носили на макушке заплетенные в косу волосы.
Наталья Деева I 207
В мире яви — был он весел, Трезв умом, вполне покладист. В мире нави — беспристрастным И суровым был судьей. Много шалостей, раздоров Он угадывал спокойно, И расправа была скорой, Не смотря на детский вой. Так воспитывал детишек — Много шума, много книжек. Но угадывать событья Он оставил мне одной.
КТО…
Кто, не дописав стихов, Бросил мне свое стило? Кто усердьем наградил, Временем и мерой сил? Кто терпенью научил, Тайну слога подарил? Кто ты — дама иль отрок, Мне какой отмеришь срок, Что попросишь за урок?
208 I Наталья Деева
Николай Белоусов www.stihi.ru/avtor/824002MRD
*** Погладь Ребёнка перед сном! Пусть улыбнётся, засыпая. И никогда пусть не узнает, Что Горе нас своим крылом Задело ночью, пролетая… Погладь Ребёнка перед сном. Ослабь натянутые струны. Пока он спит, отбрось все думы И сдай всё прошлое на слом. Погладь Ребёнка перед сном… *** В плену у чувств мы Вечерами. Лишь Утром Ум владеет нами. *** Спешите делать Добрые дела. Пока здоровье есть и время. Пока забот не задавило бремя И немощность в тиски вас не взяла, Спешите делать Добрые дела. *** Женщины – это длинные косы, Это в доме тепло и уют… Это нежные, дивные розы, Что Мужчины в ладонях несут.
Николай Белоусов I 209
*** Дочери
Поверь мне, девочка моя, Любовь нетерпеливых часто губит. Дотронуться боится тот, кто любит, Кто требует – не любит тот тебя!
*** Коль хочешь в мире Всё познать, Не забывай, что есть на свете Отчизна, Совесть, Дом и Дети, Что к ним обратно путь держать.
*** Пусть ветер вольности, свободы Вас обдувает. Но глаза Застит невольная слеза… И не заметишь, как промчатся годы.
*** Москва – и в Африке Москва! Но где бы ни был я, Судьбу кляня жестоко, Мне слово это слаще, чем халва На древних улочках Востока.
210 I Николай Белоусов
*** Какое это Счастье – Любить и понимать! Мне Радость доставляет Радость доставлять.
*** Жена и Муж – едина плоть. Так лепит семьи наш Господь. Коль зло пожелаем своей половине, То сами взорвёмся на этой же мине.
*** И Слово доброе однажды Пусть прозвучит в твоих устах. Возрадуй ближнего – и радость В его поселится глазах.
*** Давай-ка вдвоём споём! Давай не будем ругаться. Счастье куют вдвоём На наковальне Счастья.
*** Кто ж наливные яблочки не любит?! Люблю и я, чего уж тут скрывать. И потому, как только ночь наступит, Я кинусь к ним и стану… целовать.
Николай Белоусов I 211
Нина Русанова www.stihi.ru/avtor/ainran
*** Чей-то голос качал, баюкал, уводил из дорожной грязи… Так качают больную руку на косыночной перевязи, так жалеют калек безногих и скитальцев холодных улиц… Жёны, матери молят Бога: Лишь бы только домой вернулись… Дерева, что увечны телом, омывает дождями осень и зима одевает белым до пресветлых Христовых вёсен… И упало: «Господь над вами» – восковою слезой на клирос… И чужое, скупое: amen… И родное: ступайте с миром… Примириться, уснуть и слушать, исцеляя больное тело, отпуская больную душу… Лишь бы только к Нему летела. Чей-то голос… качал… баюкал…
212 I Нина Русанова
*** Отходит поезд… Погребальным визгом Он обрывается во мне, дрожит: Я точно не доеду до Отчизны, А вы езжайте… Ведь кому-то жить Там надо… Прорубая окна, двери, До основанья руша, а затем Построив новый… ад. Не веря, верить. Слепой колосс. Бедняга Полифем… Уж без меня. Довольно веселился… Безокий, не заметит он потерь. Я тоже – без. И бес в меня вселился. Я – без семьи, без отчества теперь – Одно лишь имя. Горестная тризна Всё длится… обрывается… дрожит… Звенит колоколами: «Ныне… Присно…» И присно. Если сниться разрешит…
ВЕК МОЙ, ЗВЕРЬ МОЙ…
Кроваво небо, точно поле бранное – червонная предутренняя рань… И я звездой, как будто пулей, ранена чернёного, что в небе, серебра… Прощайте же! Серебряные… вечные… И жалко, что не кончилось добром… Я этим веком серебром увенчана, и я его увечна серебром…
Нина Русанова I 213
*** Набухает осеннее утро Тяжелеющей гирей в мозгу: Быть пора уже старой и мудрой, Но пока… только старой могу. Во дворе возле дома скамейка. На столе остывающий чай. В телевизоре «Серая Шейка». И зима на пороге. Встречай. Барселону дождями полощет. (Хорошо – не купает в снегу!) Мне пора стать добрее и проще, Но пока… только проще могу.
ПОСЛЕДНЯЯ КАПЛЯ
Ни Надежды, ни Любви, ни Веры… Разъедает, щиплет… – не вернуть. Истина – последней каплей Фэйри – Радужную сдёрнет пелену.
ФРУКТ
Я ведь тот ещё фрукт – я луковица! Я застёгнута на все пуговицы, Всё на мне многослойно и туго… Если кто и укусит с испугу, – Пожалеет! Обидчики сами Обольются моими слезами!
214 I Нина Русанова
Нора Никанорова www.stihi.ru/avtor/nonika
ЮКОЛА
Стряпать, стирать и гладить, мести вигвам, Плотно обвитый от сглаза густой Москвой. Я умираю медленно. По слогам. Птицей себя возомнившая – рыба-скво. Пересчитать секвойи, сплести петлю, Выдолбить к ночи каноэ и два весла. Может и люб – не красавец, зато не лют. Бусы когда подарит – так не со зла. Из плавника выбираю перья – бери, очаг. Трескай мою несхожесть, копти уют. Истинный чад. То и дело хлеба горчат. Но не черствеют. И силу вождю дают. Что же ещё? Сшить пару-две мокасин, Жилой оленьей наметить простой узор. Спрятать ножи в табу: «У тебя есть сын». Всё остальное – в стихи. Им по нраву сор. Кровь холодна. Не желает ни драк, ни драм. Не разобрать: то ли ад такой, то ли Эдем. Счастье зависит от цвета и глубины ведра. Мы выбираем религию. Не тотем.
Нора Никанорова I 215
ИЮЛИ
Пишите же ещё. Так будет славно Пейзаж смурной разбавить Вашей хной. Негромких слов языческие фавны Знакомят церемонно Вас со мной. Пусть фразы – безмятежно легковесны – Поднимут ввысь валунную тоску Туда, где в снежных юбках эдельвейсы Мне новое приданое соткут. Где воздух юн и лишь слегка окрашен Зеленовато-синей бирюзой, Где солнце апельсиновое Ваше Вернёт нас в первозданный кайнозой. Где можно обживать поля и кущи, Не помня ничего, что было «до». Где розовый прибой закатной гущей Целует Вашу тёплую ладонь. Пишите же ещё свои июли, Покуда Вас октябрь не отравил. А мне чужое лето караулить На краешке неведомой любви.
БРОСЬТЕ КАМЕНЬ
Много кофе, нейролептиков и сна. Маета бывает в шутку и всерьёз. Пригорюнилась на паперти Весна. Белым венчиком обнёс её Христос: Надо было б выжать крупную слезу,
216 I Нора Никанорова
Попроситься в хор к черницам на постой. Ну а так – уехал тряско на возу, Подстелив соломки – сухонький, простой. С каждым годом борода его седей, С пальцев капает сиропная вода. …Сторониться стала кошек и людей. Лишь заглядывает в окна иногда.
НЕПРИКАЯННОСТЬ
Ты дыши ещё, дыши для кого-то. Распустились ландыши. Воздух чист. Майский ветер так лукав: зол и кроток – Не укрыться от него, как ни тщись. Ты люби ещё меня для чего-то, Каменея и маня зыбким сном. Облака плывут на юг – белых чёток Посылает Бог трамплин запасной. Ты живи ещё, живи для метелей, Для печалей и любви роковой. Мы – озябшие – одну осень делим: Тем спасаемся, но жить каково? Ты поспи ещё, поспи. А проснёшься – Будет лето: россыпи неб и нег, В головах – луна, да солнце в изножье, Под подушкой – рукавички и снег. Удивись и улыбнись – было, нет ли: Два цветка, карнизы, сонмища льдин. А салазки по траве чертят петли – Будто в рай исповедимы пути.
Нора Никанорова I 217
Олег Сешко www.stihi.ru/avtor/seshko
ИВАН ДА МАРЬЯ
Мыла Марья мужа в бане, Мужичок-то не велик. Пол полка всего – и Ваня, Вот и весь её мужик! Голова и руки целы, На двоих есть пара ног… Мыла Марья офицера, Кавалера орденов. Сколько лет его искала, Сто дорог пешком прошла. Повидала сто вокзалов, Много горя, много зла. На руинах сердце стыло, Но вели вперёд мосты, Безымянные могилы, Деревянные кресты! Не убит, а только ранен, Знала Марья наперёд. Похоронка ведь обманет И недорого возьмёт. Шла изученным маршрутом, От строки и до строки, Где стояли насмерть люто За Отчизну мужики!
218 I Олег Сешко
Вшиты в память чьи-то лица, Вся она из лоскутков, В ней отчаянье больницы, Боль хмельная кабаков, Рано выросшие дети, Матерей погасший взгляд, Полевых цветов букетик И сияние наград! Мыла Марья мужа в бане, В том величие жены: Растопить на сердце камень И очистить от войны. Марья пару поддавала, И сходила благодать… Не бывает счастья мало, Если верить и искать!
ПРЯМО В НЕБО
Ты держала в руке Васильковый букет И всё небо! Ветер гнул тополя, Соскользнула земля Набекрень. Где-то там вдалеке Старой школы брикет Будто не был. И мы шли по полям, На гудок корабля, В новый день!
Олег Сешко I 219
Запыхтел пароход, Унося нас вперёд, За туманы. Где прекрасен и юн Отдыхает июнь От пиров. Где звенят соловьи, Обещая любви Океаны... Там поёт гамаюн О сплетении рун И миров! Он, закончив полёт, В наши души войдёт, Сдёрнув нервы. О тебе, обо мне, Что увидит во сне Изречёт. Сколько света несёт Замечательный год… Сорок первый! Сколько добрых огней Запылают сильней В этот год. Васильковый букет Уплывал по реке Прямо в небо…
220 I Олег Сешко
Ольга Редекоп www.stihi.ru/avtor/heile
ЧЕРНЫЙ СВЕТ
Было темно и колюче в сто пятом круге. Падали звезды, любовью взрывались вены. Это ничуть не похоже на дантовы муки. Много сильнее. И в это нельзя не верить. Было темно. И не праздно горели лампы. Отсветы желчи плевали мне прямо в душу. Я угадать пыталась в бокале с «Фантой» Судьбы воды до ее превращенья в сушу. Было темно. Я со страхом ждала рассвета, Часа, который единство на два разлепит. Я рисовала черным полоски света. Ты уходил, нули превращая в цепи. Было темно. На земле остывали камни. Розы за ночь покрывались налетом снега. Я повторяла заученной старой мантрой Имя твое. И любовь уходила в небыль.
КОРАЛЛОВЫЙ
Стирается красный. И счет на полях – В суммы. Ресниц накладных полувзлет, полумах – Умер Случайный, последний – да много ль таких Будет?
Ольга Редекоп I 221
А знаешь, коралловый, ангелов тоже Судят. Продень меня сквозь освященную твердь Скоро. Нет крыльев, но все же я буду лететь Снова. И пусть мое небо излишне горчит Пеплом. Любовь твоя – сон, любовь твоя – суть Клетка. Рубиновый мой, не очерчивай рай Кругом. Я буду лететь. Я буду летать. Буду.
*** Боженька, добрый, а где продается счастье? Может, и я попытаю удачу в святой распродаже? Где наделяются манной убогие, сирые – частые? Я все возьму! Я возьму – не торгуясь даже. Боженька, милый, скажи, ну, куда обратиться? В очередь вечную кто номерок мне подскажет? Цену любую, без скидок, за счастья крупицу! Я ведь немного прошу, пусть и мне повезет хоть однажды! Боженька, честный, ведь всех по делам их рассудишь? Ты не смотри, что так свечки мои неказисты. Пусть у меня тоже счастья хоть капелька будет! Боженька, только ответь мне: а ты меня слышишь?
222 I Ольга Редекоп
КОГДА ТЕБЯ РЯДОМ НЕТ
А когда тебя рядом нет, у неба появляются ноги. И оно от меня уходит, забирая с собою воздух. Я тогда надеваю лорнет и вхожу в черный смокинг, Превращаясь в что-то наподобие фикусового отростка. Кто-то назвал бы это «любовью» детерминированно бессильно. Я бы сказала: больше! Только слов таких еще не родили. И плеоназмом было бы очернять листы синим. Это все инстинкты. Внутренние, примитивные. (Я ни о чем не думаю. Становлюсь деревом. Перемешиваю себя в общем котле ложкой. Ты – perpetuum mobile, ты умеешь управлять временем. Все гениальное просто.) Это как выстраданная математика Ковалевской. Сброшенная граната в жадное дупло шурфа. Резь воды по лицу, рвущая острота бегства. Волны портвейна концентрированного сосудного сгустка. Рифмы нет. Лишь одна есть соединенность. Как большой взрыв, когда на тебе мои руки. Это легче, чем кружевная розовая влюбленность. И сильнее, чем апокалипсические судороги. А когда тебя рядом нет, луна – лишь большая желтая дырка. Звезды – блестящие шарики к падающей раздаче. Я вжимаюсь в кожаную отчужденность автомобиля. Становлюсь маленькой девочкой… И плачу.
Ольга Редекоп I 223
Пётр Корытко www.stihi.ru/avtor/pyotrkorytko
УХОД
Прель оттаявшего леса под ковром сухой листвы. Смотрит не без интереса в свет пучок живой травы. Я шагаю по тропинке в край несбывшихся надежд… Солнце. Сыплются хвоинки на сухой полянки плешь… Без начала и без края — как судьба моя — тайга. Вот, в овраги забегая, тропка тычется в снега: здесь ни солнышка, ни ветра. Здесь дремучести тупик. В прошлом все заботы где-то… Я к сосне щекой приник. Отдышаться надо. К чаще предпоследний поворот. Равнодушный и молчащий, тихо тает синий лёд. Вот и займище… Избушка. Сухари и спички. Соль. Сердце бьётся, как кукушка, прибавляя к жизни ноль…
224 I Пётр Корытко
И теперь мне две недели от прогресса в стороне в царстве щуки и Емели знать не надо о стране, где ТВ и олигархи в паутине мировой треплют Землю по-хозяйски, в хватке алчно-деловой. Отдышусь — и на рассвете выйду с удочкой к реке. В приближающемся лете я найду в своей руке не мобильник, не целковый, а живого окунька!.. И счастливый, бестолковый, прикурю от огонька.
КОЛОКОЛ
Услышат колокол в России и землепашец, и солдат, когда с молитвенною силой к сердцам взывающий набат бедой над Родиной нависнет… Беда России: кто — кого? А колокол от тех зависит, кто тянет за язык его.
Пётр Корытко I 225
МОЙ КАРАНДАШ
Мне говорят: «Нужны ль стихи, когда разрушена Россия, когда дела её плохи, в сердцах — базарная стихия?..» Но мой упрямый карандаш украдкой пишет о далёком… Он в мире купли и продаж с тоской мечтает о высоком, как парус в море голубом о новых землях неоткрытых… Он в тесной гавани с трудом снуёт среди шаланд разбитых; он часто падает из рук: ломают бури стройность строчки! — но в самой страшной из разрух он не дошёл ещё до точки…
МОИ СЛОВА
Словами звучными — сорю? Нет — все слова незаменимы! — и чем точнее говорю, тем больше делаю своими слова родного языка. И все слова неповторимы, и носит каждая строка мои фамилию и имя…
226 I Пётр Корытко
Полина Синёва www.stihi.ru/avtor/albina
*** Деревья в сад выходят босиком, принюхиваясь к духу дождевому. Голодный воздух тянется к живому и капли собирает языком. Они пришли, столпились на траве, оставив только справа часть пейзажа, где видно птицу в мокрой синеве, и стаю крыш, и море видно даже. Мне интересно, я сейчас смогу проснуться – или мне продолжить сниться? И горизонт, повисший на реснице, опять не получается сморгнуть.
*** Дни, исхоженные пешком; и легкая голова говорит «спасибо», о чем ее ни спросите. В пятки уходят мысли, а их слова вообще спят в асфальте. Папоротники в антраците, плауны, плавники, перепонки, пальцы. Еще вчера было все на латыни и лишь иногда по-русски. Амфоры слуха, извилины, веера, оркестровые раковины, приплюснутые моллюски. Граммофоны петуний, лилии, глас трубы. Флейты, стебельки, простейшие, просто черви.
Полина Синёва I 227
Иногда асфальт становится на дыбы, корни и грибы растут из него. Тротуар вечерний на глазах растекается и уходит вниз – море наступает, воздух когтями роя, и лишь позвонки легкокрылых птиц остаются в пене его прибоя. *** Наизусть, минуя все алфавиты мира, наклоняясь снова к своей природе, перегнешься через ее перила: не с того языка тебя переводят. Взглядом до себя дотянешься, еле-еле: облака внизу, туман, и уже светает. Человек лежит на уступе пустой постели, как из текста выпавшая запятая. *** Свет отражается в линзе, в осколке, в капле, рвется на части, как клочья горящей пакли, и закипает, как жаркий пчелиный рой. Потом оплывает солнце за косогором, цедит из ложки, сладким течет кагором, бурым, кровавым закатом, густой смолой. Что за река? Тяжелая и ночная, лодку пустую волною тугой качая, черная, огненная, ледяная, немая ртуть, висмут расплавленный, адский ядреный вермут, вязкое олово, зарево, будешь первым, заживо не уснуть.
228 I Полина Синёва
Жаром, желтком полуденным, рыбьим жиром где-то еще разливается жизнь по жилам, жаждой, надеждой, пожаром, тоской, женой. Радужной нефтью, праздничным самогоном, камфарой, йодом, разбавленным ацетоном, мертвой водой, водою, водой живой.
ПТИЦА
Город блуждает, затерянный как игла. Лампа из мрака вырежет край стола. Рядом на ветке, растущей в твое окно, птица сидит. У птицы внутри темно. У птицы внутри холод, ночной туман, пустое гнездо, полночный меридиан, два океана, ветка в другом саду, корабль, держащий путь не на ту звезду, старая клетка, прутьев погнутых медь. У птицы внутри – лететь еще и лететь. У птицы внутри – трава, тополиный пух, легкие косточки жизни, щебет и слух, прутики, листья, солома, бархат и антрацит. Нитки пространства, которое не сносить. Дай ей воды напиться. Отойди от окна. Внутри тебя только птица, дерево и стена. Внутри тебя даже негде посадить самолет… Поет – или мне показалось? Молчит? Поет.
Полина Синёва I 229
Разгадаев www.stihi.ru/avtor/meteovolk
КОРЕЯНКА ВАРИТ КОФЕ…
Облака меняют профиль — из лошадок в белый дым, Кореянка варит кофе в сердце города Наджин. Сын её, не зная горя, гладит кошку между глаз. Шепчет новость ветер с моря из десятка свежих фраз. Шепчет, трогая макушки сосен, спящих между крыш: «Твой отец нашёл подружку в стороне чужой, малыш». Его «ш-ш-ш» к утру развеет чёрствый августовский зной. Плачет женщина, не верит, что теперь ей быть одной. Плачет сын, не понимая горьких материных слёз, Кошка лапы отмывает от кофейных липких «звёзд». Льют смолу тугие сосны, город в грудь вдохнул печаль, Облака сменили профиль и без слов уплыли вдаль…
ПОЛОТЕНЦА
Ах, ты зачем сложила, мама, те полотенца с петухами? Их шила белыми руками для молодого капитана… Он уходил с друзьями в море, он песни пел горластой птицей, Он так мечтал тебе присниться на полотенечном узоре… Зачем платком укрыла трубки, что он курил, шутя небрежно? Ты все оставила надежды, когда он в шторм кричал из рубки.
230 I Разгадаев
Кричал, командовал до хрипа, со дна готов был вынуть чёрта… Но как же быстро память стёрта, без слёз и тягостного всхлипа. Прошло твоё сердцебиенье, и снят портрет его со стенки. Лишь нежно гладит по коленке тебя осеннее забвенье. А я пишу в моря стихами и жду отца домой упрямо… Ах, ты зачем сложила, мама, те полотенца с петухами?
ЭСПРЕССО-МАККЬЯТО
Для снявшего платье запреты не сняты, и крики выходят в закрытую дверь, а утром по горлу — эспрессо-маккьято, а утром по сердцу — подсчёты потерь. На мёрзлом оконце проталиной — сердце, какое по счёту, не помнит февраль, а в марте слизнёт его дождь на рассвете, а в марте другой для сердец календарь. Созвучно поют одинокие птицы, но ждёт их по осени преданный юг, а ты остаёшься, с осанкою львицы, — тебе остаётся поддержка подруг. Молочная капля в эспрессо-маккьято как толика белого в море измен, а утро не скроет кофейный осадок, а утром ты вскроешь созвездие вен…
Разгадаев I 231
ВЕСНА В ПЕРЕУЛКЕ
Стакан молока и французская вкусная булка; Печали, пока — я смотрю на весну в переулке. Я слойку жую и гляжу на слоёное небо. Душевный уют не заменишь сгущёнкой и хлебом. Но если пейзаж словно плавленый сыр по краюшке — Ты сердце отдашь — окунуться в апреля веснушки. Вдохнёшь ветер в грудь и потом выпускать не захочешь, А там как-нибудь доберётся весна и до почек. Внутри расцветут миллионы заснувших бутонов, И вешний салют до мурашек — есть выброс гормонов. И в руки — гармонь, и мелодии лить безустанно… Капелью в ладонь потечёт молоко из стакана.
P. S.
Был выбран целью для проклятий, когда ушёл, захлопнув дверь, и наложить печать объятий без поцелуев и кровати, в пылу азарта и некстати, шепча надрывно: «Хватит… хва-ти-и-ит», смогла ты, крик мой сняв с петель. И я дурной, паяцем хлипким, творю объятия — ошибки, скулю струной протяжной скрипки, стирая с щёк затрещин след. Вернёшь меня с седьмой попытки, когда прочтёшь в конце открытки, не в силах скрыть своей улыбки: «Моих объятий крепче нет»…
232 I Разгадаев
Расима Бурангулова www.stihi.ru/avtor/masira
МОЗАИКА
Мозаику невстреч День скоро соберёт, И я сбегу – не в ночь, А в ночи напролёт. Быть может, сквозь года Захочешь быть со мной, И крикнешь в небеса: «Звезда, побудь земной!» Я подмигну, как встарь, Оставшись холодна. Ведь ты – всего лишь гарь На лепестках огня. Слезу, как руки с плеч Смахну в несветлость, прочь – Мозаику невстреч Не собирает ночь.
ОСЕННИЙ БЛЮЗ
Моя неизбывная нежность К тебе – по ветру, Враг: Ты – будишь. Простить? Но будишь – Как будто бы ранишь! В знак: Заржавившимися – под ноги, Зардевшимися – к губам, Зажжёнными – вдоль дороги, – Расплёсканными – из ран…
Расима Бурангулова I 233
ЛЕТНИЙ ДОЖДЬ
От твоих до моих сандалий – тени по диагонали, И крупные тяжкие капли на мой бесчувственный рот. Не помню. Снежинки взлетали из глаз твоих к небу, мечтали, Как скоро наступит весна, Не помню. Вот первая в жизни гроза, ты рядом – а я одна. И берёзовых рук так смешна восторженность, И нелепых разлук так верна досказанность!.. Как наивна эта весна – будто звёзды в цветах, трава… Прекрасна лишь наша зима. Я не помню. Я этим жива.
234 I Расима Бурангулова
Рена Жуманова-Чайка www.stihi.ru/avtor/sapfo2
ЖИЗНЬ-МОЗАИКА
В дочь степей или в дщерь лесосте´пей не Амур, не Гермес, не Асклепий – Аполлон, не щадя междометий, запустил роковую стрелу. Взорвалось, понеслось, заискрилось слово, впавшее ныне в немилость, время, место и действие слились, жизнь поэта вплетая в канву деспотии восточного типа, где о правде – вполшёпота сипом, где медок с резким привкусом липы, где с ушей не стряхнуть «Доширак». Где в снегах малой родины скромной можно многое, только укромно, где с двуглавою пастью огромной правят бал сатана и дензнак. Вместо сфинксов, колонн, знаменитостей здесь панельные блоки – избитости архитекторской мысли, и в сытости тёплых гнёздышек спит мещанин. Кто-то там, на Луне иль Сатурне, лоскутки собрал разнофактурные в вечном хаосе божеской урны, и сбросил вниз образец мешанин.
Рена Жуманова-Чайка I 235
Вот судьба – нескладёха-мозаика: составляю и тихо дерзаю, как лягушенция в сказке прозаика, не желавшая камнем на дно. Три струны на орфеевой лире, мне Марина и Белла с Земфирой шлют привет полуночным эфиром: «Не грусти, мы с тобой – заодно». Круг в квадрате так масляно светится – лунной ночью заметней нелепица, верю, дольки мозаики сцепятся. Втихаря пригубив хванчкару, в уши вставив любимого Листа, и – узник слова, как в Иф, Монте-Кристо – я напишу сорок строчек неистовых о себе на Стихи точка ру.
ФЕВРАЛЬСКИЙ ПЛЕНЭР
На носу с горбинкой, псевдоримском профиле фебруарий. Жаль, не мы, – богатыри, что не нам чета, пропели (или пропили?) холод, слёзы, безнадёгу. В пузыри мыльно-радужные, жидкостно-стеклянные обращается бесснежный месяцок, унося в иные призрачные страны и торопя стенных часов копытный цок. Горизонт кичится дивными туманами, а для нас достанет дыма местных труб, чьи ошмётки через лес, над автобанами, поплывут как посвист нежный стылых губ. Авангардная художница-котельная прокопчённой кистью машет на заказ
236 I Рена Жуманова-Чайка
по холсту того, безмолвно-запредельного, кто придумал халцедон и хризопраз. Соблюдая вехи внутренней инструкции, глаз один закрой, другой в прищур сожми, и раб лампы – лысый, крепкой конституции – заклубится. Ты ведь помнишь, как детьми все проделывали что-нибудь подобное? Взрослым, правда, эти фокусы не впрок, зачастили наших судеб капли дробные да скукожился шагрени лоскуток. Перепонками владея абсолютными, успокоишься: архангел Гавриил не трубит пока. Ты спой, а сверху лютнями подыграют те, кто дву- и шестикрыл. Аш два О стакан и капля купоросная – акварели неба фоновый колор, и вот-вот весна взашей погонит злостную неплательщицу, но та даёт отпор. Выворачивает сумку – мелочь брызнула, из карманов – манка, белая крупа. Умоляет о пощаде, просит сызнова всё начать. Стара, прилипчива, глупа. Твои ходики прошлёпали, прошамкали, снежный долг погасишь в будущий сезон. Сноуборды ли, подлёдную рыбалку ли предлагать уж поздно, да и не резон. Сбереги их в подземелье замороженном, налепи больших снежинок для н/з. Видишь, сменщица босая растаможила насморк, авитаминоз и ОРЗ. Ни в полях снег не белеет, ни тем более на асфальте – значит, нечему шуметь, но привычно отступает меланхолия в мозглой оттепели и капели средь.
Рена Жуманова-Чайка I 237
Сара Зельцер www.stihi.ru/avtor/medyasha
ОСТАВЬТЕ
Когда надежда выскользнет лещом, И будет стих колючим, словно холод, Оставьте свет и музыку. Еще Оставьте город. Оставьте парк. Желтеющий магнит Его ветвей притягивает тени. И Бога в нем, который говорит На языке растерянных растений. Оставьте ночи тоненький рубин И теплый дом с орнаментом прихожей. И тех людей, которых разлюбил, Оставьте тоже.
*** Еще одна шальная пятница Скользнет иголкой по винилу. Земля то вертится, то пятится, И ничего не изменилось: Все те же солнечные зайчики, И тех же облаков обрезки... И только там, где сбили мальчика, Теперь лежачий полицейский.
238 I Сара Зельцер
ЗИМНЕЕ. ЛИРИЧЕСКОЕ
Стою, окно завесив, имярек. Пока зима печатает курсивом, Закройте музыку и выключите снег – Мне эта красота невыносима. Уж лучше в грязь лицом, и до утра Подсматривать, как безымянный город Машины вынимает из нутра И звёздами выкладывает ворот. Но даже здесь захочется реветь От синевы – густой и нелюдимой... Лети, мой свет, лети на красный свет – Его пути давно исповедимы.
ЭТО – ВСЁ
В темноте зимний дождь по-осеннему капал, Растекаясь на льду. Это – всё. А любил ли ты Бродского, папа? Закурю и пойду Вдоль ларьков и шпаны, желтоглазой рекламы В стиле жесткого ню. Я давно не ищу по ночам ни знакомых, ни мамы. Никому не звоню. И по-прежнему, редко мне что-нибудь снится: Ни цветов, ни ребят. Но бывает: нет-нет, да споткнусь о больницу, Где забыли тебя.
Сара Зельцер I 239
Там всё просто: кирпич непонятного тона, Плазма. Тапочки. Жгут. И захочется выбежать вон из холёного дома И лежать на снегу. И смотреть в небеса, где твой стол и качается лампа. Где скелет словаря. Это – всё. А любил ли ты Бродского, папа, Как люблю его я?
*** Б. Б. Р.-у
То же слово на том же заборе. Вечер лыбит щербатую пасть. Ты же видишь, как тесно мне, Боря, – Даже некуда рифме упасть. В череде заколдованных пешек, Жизнь похожа на общий вагон. Здесь рассыпался Крепкий Орешек И заплакал Луи Арагон. Только нам ли печалиться, Боря. Шелестя золоченой строкой? Как мне хочется, с миром не споря, В синеву окунуться башкой, В дьюти-фри отовариться ромом И уже не любить никого – Ни поэта с похмельным синдромом, Ни поэта. Еще одного.
240 I Сара Зельцер
Света Литвак www.stihi.ru/avtor/litvak
*** Невнятная лира звучала в душе И пела невнятно о бедной душе, И пела невнятная лира… И были стихи до того хороши, Но так непонятны, а так хороши, Как нам бесконечна стихия… И длилась в стихах бесконечная боль, И длилась душа в бесконечную боль, И длилась душа бесконечно… И пела стихия невнятный мотив, И пелся невнятный душевный мотив, И пелся мотив бесконечный. *** Нельзя сказать, умея говорить, Как тянется слабеющая нить, Как медленно восходит алый шар, Как ярок упоительный кошмар. Торжественно весомы и круглы, Кругами расточают похвалы Отважным наблюдателям Земли Планеты, проходящие вдали. Течением космической реки По зауми, по линии руки
Света Литвак I 241
Чудес ослабевающую нить Нечаянно собой соединить, Невольно обращая на Восток Прощальный человеческий восторг. *** Что вы видите? Андрей Белый. Начало века
что вы видите? церковь? я завтра обвенчаюсь в ней с милой своей. что вы слышите? песню? я завтра буду петь её милой своей. что ж вы плачете? слёзы не лейте. музыкант нам сыграет на флейте. так станцуйте для милой моей. вы же видите – речка искрится, в синем воздухе реет орлица, ветерок долетает с полей с доброй вестью о милой моей. что вы знаете? тайну? и завтра я узнаю всю правду внезапно. так скажите, скажите скорей, успокойте меня, пощадите. что случилось, о чём вы молчите, отчего удручён мой учитель, покровитель мой чем огорчён. я не выдержу этих терзаний. я готов для любых наказаний и надеюсь, что буду прощён.
242 I Света Литвак
что вы видите? землю и воду, пробуждённую к жизни природу. это солнце восходит опять, это радость фонтаном забила, это завтра уже наступило. отчего же так хочется спать? я забыл для чего это было… *** Меня вели сквозь ряд холодных комнат, Хозяином обставленных любовно, Альбомы собиравших в уголки С розанчиками в розовой помаде, Потрёпанные общие тетради, Сухой бисквит, перчатки, парики. Кувшин вина, широкие стаканы, Под локоток воздушно-белой дамы – В костюме ярком полный господин, Усталые, с потухшими глазами. По контурам и складкам пыльной ткани – Оборочки, цепочки, перстеньки. Они молчали, сидя неподвижно, И неподвижный терпкий запах винный – На скатерти вишнёвою слезой. Уже глаза наполнились слезами, А комнаты – чужими голосами… Проснулась я от громких голосов. Хозяева куда-то уходили, Приблизившись оконному стеклу, Рассыпали, растаяли, забились На чёрных зелени по мятому сукну.
Света Литвак I 243
Светлана Тавоткина www.stihi.ru/avtor/tavotkina
Я – ЖЕНЩИНА
Я – женщина. Не надо, не гадай, Зачем тебе ниспослана я с неба, Из солнца соткана, умыта снегом, Я – боль твоя и сладостная нега, Храни меня, люби, оберегай. Я – женщина. И будет наш очаг Цвести обильным, благодатным садом, Пока, любимый, ты со мною рядом И сердцем, и рукой своей, и взглядом, Пока любовь горит в твоих очах. Я – женщина. Я – ад тебе и рай, В своей душе всегда найду я силы, Чтоб стать желанной, нежной и красивой, Сумей же сделать ты меня счастливой, Лишь сильной быть меня не вынуждай. Я – женщина. Жена твоя и мать Твоих детей, что – продолженье рода. Во мне и тайна, и разгадка кода, И если ты – венец, то я – природа. Нам друг без друга не существовать. Я – женщина.
244 I Светлана Тавоткина
КАК БАБА В СОРОК ПЯТЬ
Полей бескрайних белое сиянье, Седые молчаливые леса. Зима в тоскливом вечном одеянье И душу утомляет, и глаза. А ведь была невестою изящной – Сверкали инеем и платье, и фата, А нынче вьюгой плачет так щемяще, В сугробы кутаясь: уже не те лета. Подкрадывалась к ней болезнь капели – Морщинками испортила лицо, Отяжелили стан зимы метели, И талия – помятое кольцо. И мы живём, её не замечая, Но вдруг она, как баба в сорок пять, Любовью на измену отвечая, Невестою нарядится опять. Но не в прозрачном шелке из искринок, А в дорогой серебряной парче, В колье и серьгах из хрустальных льдинок, И снежный мех на мраморном плече. И в восхищенье перед ней, прекрасной, Вот этот образ в лето унесём, А чучело старухи безобразной На Масленицу весело сожжем.
Светлана Тавоткина I 245
ЗИМА В ПРЕДСМЕРТНОЙ МУКЕ
Зима в предсмертной муке Все силы собрала И с воем битой суки, Костями звякнув, руки Над миром простерла. И с дикой жаждой крови Грызёт, кидает, рвёт, То заскулит-завоет, То злобно матом кроет, То жалостно поёт. Швыряет колким снегом, Пронизывает вдрожь, Блестит ледовым бредом, Но ей исход свой ведом: За всех не поживёшь. Да брось! Ведь ты седая! Пора бы быть мудрей: Идёт весна младая – Ты, в вечность улетая, Не спорь напрасно с ней. Уйди неслышно, тайно, След снегом припорошь, Без песни погребальной… Смерть вовсе не печальна, Ведь ты опять придёшь.
246 I Светлана Тавоткина
Светлана Ширанкова www.stihi.ru/avtor/visennas
У НЕЁ ВНУТРИ ЗВЕНЯТ ЗОЛОТЫЕ ГАЕЧКИ…
У неё внутри звенят золотые гаечки, гомонят бубенчики, шепчутся шестерёнки. К девяти утра в палату приходит нянечка, начинает мыть полы и менять пелёнки. Из-за двери тянет хлоркой, тоской и плесенью; надо ждать, глотать лекарства, считать тик-таки. А настанет вечер, спустится с неба лесенка, и по ней поскачут львы, козероги, раки. «Дили-динь-динь-дон» – ступеньки поют под лапами, голубой телёнок тычется влажным носом… А врачи кололи руки, светили лампами, подарили куклу (у куклы такие косы, как у мамы). Врали: мамочка стала ангелом и теперь живёт на самой пушистой тучке. А она на всякий случай кивала – мало ли? – и смеялась: трудно, что ли, соврать получше? В циферблате солнца зреют минуты-семечки. Бубенцы в груди лишились последних звуков. Часовщик, кряхтя, встает со своей скамеечки, близоруко щурясь, тянется острой штукой. Улыбаясь, гладит стрелки – щекотно, весело… рядом с ним крылатый кто-то выводит гаммы… Ей сегодня можно будет взбежать по лесенке и пройтись по тучкам: вдруг там и вправду мама?
Светлана Ширанкова I 247
НА СЕМИ ВЕТРАХ
На семи ветрах, на облаке, на отшибе Есть тесовый рай под каменными крестами. В том раю живут железные птицерыбы – Голубые очи, когти дамасской стали. Птицерыбы смотрят с дерева иггдрасиля, Что цветет как верба, хоть по рожденью – ясень, Человечью душу в небо уносят силой, А потом кладут к себе в золотые ясли, И поют ей рыбьи песни о льдах и скалах, И читают птичьи притчи высоким слогом… Обомнут, растянут, вылепят по лекалу – И уронят вниз уже не душой, а богом. Но не тем, с заглавной буквы (не будем всуе), А попроще – смертным, маленьким, бестолковым, Чтобы слепо трепыхался в земном сосуде, Птицерыбье сердце ранил каленым словом, Горевал и плакал, грезил о небывалом, Порывался сбросить призрачные оковы… Птицерыбы смотрят ласково и устало На мальков Творца – бескрылых, бесплавниковых.
ПРИСТАНЬ СОРОКА ШОССЕ
Столица – пристань сорока шоссе. Сюда приходит каждый одиссей И учит по ускоренной программе Язык – неглинный, трубный, моховой;
248 I Светлана Ширанкова
Брусчатка облаков над головой Пружинит под тяжёлыми шагами: Архангелов почётный караул Москву по кромке МКАДа обогнул. Бог перекрёстков, сидя на Тверской, Орудует в напёрстки день-деньской И шарик солнца под Манежной прячет, А ты плывёшь, пятак зажав в руке. Ручей Варварки вынесет к реке Трамвайчик и косяк машин в придачу – Сквозь грязь и хлябь просоленной зимы В неистребимый запах шаурмы. Смеётся март, гуляка и ходок… Эй, одиссей, купи себе хот-дог И полвесны московского разлива. В Гребном канале проступает Тибр, Над Пушкинской вспухает Палатин, Мимоза превращается в оливу, И варвары, как и пристало им, По камешку разносят Третий Рим. Нетороплив столичный рагнарёк. Ты, одиссей, ступай себе в ларёк, А лучше возвращайся на Итаку. Не тронь времён ослабленную связь. Твоя война ещё не началась, А там, глядишь, и Троя сменит власть, И Пенелопам не придётся плакать.
Светлана Ширанкова I 249
Сергей Георг Сретенский www.stihi.ru/avtor/kohabas
СЕМЬ ДНЕЙ ДОЖДЕЙ
Семь дней дождей, семь потемневших дней. Пришёл сентябрь в упадке и ознобе. Течёт вода по спинам сизарей, и чёрный парк в унынии и злобе. Пар изо рта и морось на щеках, Сироты – опустевшие скамейки. В домах огни. Играют в дурака сонливые и скучные семейки. Ушла жара в туманные дожди – Так растворилось приторное лето. Пора раздумий – осень впереди, И золотое время для поэтов. Пора в палитре краски наведёт: там киноварь, ультрамарин и охра, Она к художникам в шелках придёт: – Пишите, пока краска не засохла!
ОТШЕЛЬНИК ПЕРЕЛЬМАН
Кричали люди, визжали газеты: Лимон долла´ров положь в карман! Бездельный бум в социальной сети: Бери, не выёживайся, Перельман!
250 I Сергей Георг Сретенский
Бредёт, с издёвкой, смеясь над вами, Презренье скрывая за бородой, В мешочке хлеб, молоко, он к маме Из магазина идёт, домой. За ним следят из кустов ретиво, И ждут репортёры в его дворе. Вот этот, кто-то, в куртке паршивой Несёт гипотезу Пуанкаре? В трёхмерной сфере этой бескрайней, Которую мы головой зовём. Уже приоткрылась новая тайна. Какой-то новый решён бином. Что там миллион, миллиарды баксов! Он есть в измерениях без числа. Он – мир, не какая-то звёздная клякса, Не суперзвезда, в созвездьи Козла.
Сергей Георг Сретенский I 251
Для всех, кто слюни пускает разом на мизерный, даже для мэров, кусок: Григорий – бомж, бредущий «под газом», Поэтому денег он взять не смог! Принадлежащий иному веку – Вот всё, что знает сей мир о нём. – Что он, как все, состоит из молекул, Питается хлебом и молоком.
ПРОПАДАЮ!
Ах, какие ночи и рассветы, А какие грустные закаты! Пропадаю на поминках лета. Знаю, в этом осень виновата. Пропадаю у златоволосых, Для рябин рубининки считаю, Выхожу на старые покосы И опрелость травную вдыхаю. Нет печали в дуновеньи снега. Я иду, шурша листвой опавшей. Для мечтаний – альфа и омега! Видно, я уже совсем пропащий.
252 I Сергей Георг Сретенский
Сергей Непряхин www.stihi.ru/avtor/arcada
ПРЕДВОЕННЫЙ ДВЕНАДЦАТЫЙ ГОД
В предвкушении радостей скорых, В ожидании важных забот Он летит, как по льду на озерах, – Предвоенный двенадцатый год. Балеринкины крепкие спины В лимузинах по жизни летят. Если ты не попал в лимузины, Значит, жалок ты и виноват. Русской истины сумрачный гений Пребывает в таинственной тьме. За сто лет никаких изменений Отчего-то не видится мне. Да, открыты и Лондон, и Канны – Где же русский не жив человек? Как они недоступно желанны, Будто сладкое слово «побег»! Эй, бегун, ты на пятом десятке. Погляди на себя, не страшись. Ты же знаешь все наши порядки, Ты же знаешь всю «русскую жисть», Так что сердце надеждой не мучай, Но вбирай от последних щедрот Тихий, сытый и благополучный Предвоенный двенадцатый год.
Сергей Непряхин I 253
*** Вернуться в дом, в тепло, В родные стены, Где голоса эфирные струятся, И красный глаз Технического чуда Горит во тьме Бестрепетно-тревожно. Обнять гитару, Положить слова На музыку, придуманную раньше, Пропеть все это, Поверяя голос, И чистоту, и правильность дыханья. Не объясняя самому себе Причин тоски По родине небесной, Заплакать и уснуть надолго, чтоб Во сне увидеть Грошик золочёный, Лежащий на песке морского дна. Монетка жёлтая Едва-едва видна, Хотя прошло Не более недели, С тех пор Как я её собственноручно В волну испанскую С испанского же брега Отчаянно и лихо запустил… Когда ты мне Захочешь сделать больно, Спроси: – Зачем вернулся ты обратно?
254 I Сергей Непряхин
Я ЗВОНЮ ТЕБЕ ИЗ ДОЖДЯ…
Я звоню тебе из дождя. Это снова октябрь пришёл. Говорю, что люблю тебя, И становится хорошо, Наблюдается благодать В странной пене случайных дней… Я хотел бы тебе отдать Все поводья моих коней. Пусть бегут они под дождем, Пусть нас катят сквозь зимний лес. Если солнца нет – подождём Откровенной любви небес. И откроется в небесах Все, что было укрыто там, И зайдётся партер в бисах – Это аплодисменты нам, Очистителям всех небес, Отменившим навек бои, Устроителям всех чудес – Скромным труженикам любви.
Сергей Непряхин I 255
Сергей Усталов* www.stihi.ru/avtor/menedzher
*** Почти весна. Тепло и сыро. Снег сжат и грязен. Подо мной Чужое небо мутно взмыло В останках луж на мостовой. Но рано. Нет. Вернётся холод. Весенний голос замолчит. И будет день и стар, и молод, И воскрешён, и вновь забыт. Я напишу «опять» и «снова», Похоронив обломки сна. И станет жаль, что нет другого. Почти любовь. Почти весна. 1990
*** Это было давно и прошло, Как проходит со временем боль. Но осталась несыгранной роль, Чьё безумство терзало и жгло. На стене вместо окон – портрет Несложившихся дней и ночей. В тусклом свете осевших свечей Он в пожизненный траур одет. * Публикуется в авторской пунктуации и орфографии. — Примеч. ред.
256 I Сергей Усталов
На улыбке – помада и грим. На душе – безразличье и страх. На руках – разложившийся прах. На глазах – нескончаемый дым. А в забытой и старой строке До сих пор почему-то не стёрт И вне времени словом живёт Поцелуй на небритой щеке. 1991
*** Односторонняя любовь Не согревает и не светит. И все стихи – не в глаз, а в бровь, И все слова – опять на ветер. И снова музыка не в такт. И шаг неточен, слаб и сбивчив. И слог то вытянут, то сжат, То примирителен, то вспыльчив. Нет середины золотой. Всё – из одной в другую крайность. И лишь одна всему виной Закономерная случайность. И что в дары ей ни готовь, Она пройдёт и не заметит… Односторонняя любовь Не согревает и не светит. 2006
Сергей Усталов I 257
*** 22.33 В темноте на стене. Тишина и внутри Подсознанья, и вне. Одинаковых цифр Мимолётный уют. Неразгаданный шифр Из часов и минут. И не нужно искать В этом смысл или суть. Можно лечь на кровать. Можно просто уснуть. Можно просто забыть И отвлечься на сон. Эту боль, может быть, Успокоит хоть он. Ненадолго. На ночь. Чей безвременья плед, Чтоб её превозмочь, Накрывает мой свет. Темнота. Лишь горят За окном фонари. Шах. И, кажется, мат. 22.33. 2006
258 I Сергей Усталов
Сергей Харьковский www.stihi.ru/avtor/vsezanyto
НАГИШОМ
А был ли мальчик в этой колыбели, Когда на свет явились сообща И плоть моя… и замкнутая в теле, Ему несоразмерная, душа. И, наделённый жадною натурой, Я мать кусал до крови, сгоряча, Под тёплой человеческою шкурой С широкого отцовского плеча. Мир забивался в ноздри, в горло, в уши, Где запах, вкус и голос незнаком, Который обещает вынуть душу И научить ходить её пешком. Легко давалось воодушевленье, Но на развес, как будто наотрез, Противилась душа удешевленью На распродаже божеских чудес. …А сердце вновь бросается на прутья, Как узник к обещающим рукам, Когда я рвусь на мерные лоскутья И расхожусь стремительно по швам. Я расхожусь по самым лучшим строчкам… Ах, как они уж были хороши! …Не успевая съёжиться комочком, И разлетаюсь в клочья… от души!
Сергей Харьковский I 259
Брезгливые, ухоженные лица Глядят в меня, как в лестничный пролёт, Когда я грудь кромсаю на страницы И берегу хребет на переплёт. Перепадёт девицам на перчатки, Когда тачаю дамам сапоги… Ещё б по сердцу выкроить заплатки, Выслушивая доводы пурги. …А обещали тело мне на вырост, И до щекотки мерили вершком… А оказалось, что оно на вынос… Ну, а душа на выход… нагишом!
НА ЗАВИСТЬ Друзьям юности
Нам не сверкать медалью «За отвагу», За то, что шли мы в воду и огонь… Мир клокотал, как муторная брага, Но мы геройски гнали самогон! Какую злую жрали мы сивуху Под самый смачный закадычный хруст, Судьбу, как вороватую стряпуху, Легко прощая, лапая за бюст! Как радостно надсаживали горло, Пока его никто не перебил, От школьного начищенного горна До нынешних чистилищных горнил!
260 I Сергей Харьковский
Какие кости яростно мы грызли! На зависть псинам! Не вступая в торг! Чтоб даже от собачьей этой жизни Не растерять щенячий наш восторг!
КАК ВЕЩИЙ СОН
Хочу утратить чуткость кожи И лечь костьми. Ведь только прахом мы похожи И лишь детьми… Ведь только этот голос детский, Как глас времён, Не истолкует сон мертвецкий, Как вещий сон… Хочу утратить тонкость слуха, Чтоб, кроме нот, Мне уловить дыханье духа, Разинув рот. Я стал бы тихим и послушным И каждый вздох Делил с пространством безвоздушным На слове «Бог»… Хочу утратить ясность взора, Чтоб видеть даль… Как от меня аж за три моря Цветёт миндаль. Тогда б я понял сущность Бога И суть пустынь, Когда в лесу деревьев много, А лес один…
Сергей Харьковский I 261
Сола Монова www.stihi.ru/avtor/sola_monova
ДОВЕЗИ МЕНЯ, РИКША, ДО АГРЫ
Довези меня, Рикша, до Агры – даю изумруд. Посмотри, как сверкает, как глаз нападающей кобры. Довези меня, Рикша, я в этом Джайпуре умру От тоски по прекрасному. Рикша, я знаю, ты добрый. В Агре люди темнее, но меньше под кожей греха, В Агре ауры чище, хоть Библией мерь, хоть Кораном. И не тронутый солнцем стоит над рекой Тадж-Махал, Белый-белый, как плечи несчастной принцессы Дианы. Инкрустаторы-персы вживили в фасад сердолик, Первобытные сверла в шлифованный мрамор вонзая. Император был очень умен и, конечно, велик, Но повысил налоги в стране ради этих мозаик… Не суди его, Рикша, ведь был император влюблен, Был он трижды женат, но одну почитал среди прочих. И страну разорил, но страну разорил для нее, Для ее усыпальницы. Рикша, ты чувствуешь почерк? Довези меня, Рикша, мне хочется эту Любовь Ощутить всеми пальцами. Утром мы будем на месте. В этом нищем Джайпуре все чувства со вкусом бобов – Никакой Камасутры, а только тычинка и пестик. Довези меня, Рикша, даю еще пару монет… Если купишь свой опиум, станешь силен и вынослив…
262 I Сола Монова
Счастья хочется, Рикша! Большого! Которого нет! Очень хочется счастья! Сейчас! И ни сколько не после! Но поморщился Рикша: «Властитель подобен рабу, Если речь о Любви. Но Любовь не потрогать руками… Драгоценные камни на самом роскошном гробу – Только камни…» 2012, Агра
А НАД ГОРОДОМ – НОЧЬ
а над городом – ночь, и какой-то неопытный бог разложил свои карты и ждет, кто же станет молиться. карты врут (карты врут сорок тысяч веков), город спит, и у спящих такие красивые лица. а над городом – мы (на каком-то своем этаже), мы на уровне бога, но мы не раскрыты как карты. город стар, как любое земное клише, город монументально нанизан на оси Декарта. а над городом – ночь… а над городом – бог, он не верит в каноны наук, у него короли между пальцами крутятся вёртко! город стар, он всего лишь творенье земли, а любое земное однажды становится мёртвым. а над городом мы занимаем свои этажи, и нам хочется верить во что-то, что просто не лживо. мы вдвоем, будем верить друг другу и жить, потому что у города с богом пока не сложилось… а над городом – ночь… Сола Монова I 263
Я ЛЮБЛЮ ЕГО ТАК
Я люблю его так, как волчицы своих волчат, Языком лобызая им морды, в норе просиженной. Я люблю его так, как пугливые жители Чад Бегать с тонким копьем за животными краснокнижными. Я люблю его так, как бывалый рыбак свою сеть, Починяя ее каждый вечер, ворочая скулами. Я люблю его так, как приговоренные – смерть В своей мягкой постели, а не на электрическом стуле. Я люблю его так, как любит слепой растаман Приближение к Джа, превращая прозренья в мелодии. Я люблю его так, как меланхоличный туман – Коренной англичанин, пять лет не бывавший на родине. Я люблю его так, как туристы горячий Восток, Пожирая червей, в пятизвездном отеле за ужином. Я люблю его так, как любит свой первый цветок Запоздалая девственница, мечтающая о муже. Я люблю его так, как сверканье короны – тиран, Как принцессы – себя, как летящие деньги – нищие. Я люблю его так, как седой мусульманин – Коран, Как художник – холсты, как голодный – тарелку с пищею. Я люблю его так, как свободная птица крыло, Как глубины – моллюск и как уж – свою узкую трещину. Я люблю его так, как бездомные дети – тепло. Я люблю его так, как простая земная женщина. 2005
264 I Сола Монова
Стася Шлегрова www.stihi.ru/avtor/jaromir
ТАКИЕ, КАК ТЫ
Такие, как ты, не любят таких, как я. Говорят: вы умны, но по-мещански просты. И как-то нервозны. И нету с вами житья. Такие, как я, не любят, таких, как ты. Такие, как ты, душу затянут в сюртук, Такие, как ты, верят, что правда одна. Такие, как ты, боятся таких, как я, сук, Которые, если и пьют, то всегда до дна. Ты не Холмс и не Хаус, ты даже не брал гран-при, Я не модель, не певица, не Леди Ди, Так что брось мне звонить – просто, как раз-два-три, А лучше, вообще, куда-нибудь пропади. При встрече читай журнал, задумчиво мни листы, Молча кивай, затирая до дыр края, Ну, сделай же вид: такие снобы, как ты, Не любят ничуть простушек. Таких, как я. Мне жаль. Я почти не ношу каблуков, Быть с кем-то – увольте – я как всегда – ничья, Мне жаль. Такие, как ты, устав от своих оков, Вряд ли попросят снять их таких, как я.
Стася Шлегрова I 265
ПИЗА. ФЛОРЕНЦИЯ Города
В Тоскане тоска. Спозаранку Тишина сопоставима с тишиною морга. Кажется, тебя вывернули наизнанку И потрогали каждый оголенный Орган. Вечерами пригубишь вино, И хоть бы слышался шум вокзала. Сильнее дергая веретено, шепчешь: «Боже, как же я устала. Боже, Как я здесь давно!» И Боже смотрит в твое окно Фонарем, что светит на Полквартала. *** Его взгляд молчалив и кроток, Как было раньше. Тебе нечего делать и некому отвечать. Он смотрит в окно покосившейся Пизанской башней, Шелестит грязной маркой с буквами «Роспечать». *** Ты видишь Бога всуе и кличешь его средь ночи. Он варит эспрессо в траттории наверху. Его имя всегда на твоем слуху, И даже местные рыбаки говорят об Отче, Деля улов на жарку и на уху. А Он вот – свесился с Санта-Кроче, Чтоб лучше слышать всю эту чепуху.
266 I Стася Шлегрова
*** Отпусти меня, прости, Господи, На прощанье окутай дымом. Я не буду дверями хлопать, и Пусть мне кажется все старинным, В настоящем – пусть будет детское И растянется повестью длинною. И гудят поезда, все в копоти Павелецкого. Отпусти меня, я непрочная, Я же здесь пополам сломаюсь. За паршивое одиночество, Как за руку Твою, хватаюсь, Улыбаюсь, но жмусь потерянно, С каждым залпом теряя патроны. Это глупо и несвоевременно, Видеть призраки Альбиона. Только он, оглушаемый чувствами, Не поймет. Я ему – как изменщица. Я же вроде такая вся русская. Я же вроде такая вся женщина. Как Ты мог?! Ты всегда был внимателен! В этом городе, брате Содома, Создавать вот таких замечательных И таких привязанных К дому.
Стася Шлегрова I 267
Стелла Синякова www.stihi.ru/avtor/sinstellaleo
ГРОЗА ИЗ ШКОЛЬНОГО ОКНА – КАК ВОСХИТИТЕЛЬНА ОНА
Грозы сумбурные порывы стучатся в окна. Звук дождя. Его упорные наплывы Сметают город, находя На месте улиц водостоки, Домов слепые валуны... Несутся резвые потоки Со страстью бешеной волны. Мелькают частые зарницы На потемневших небесах, Раскаты грома – след на лицах... Как в сказке полночь на часах.
ЛИСТЬЯ БЕГУТ
Листья бегут, как крысы, из-под колес, – Осень давно вступила в свои права. Думали, – может, шутит… Так нет, всерьез, Думает, что раз осень, то и права.
268 I Стелла Синякова
Думает, можно лес, оголяя, сечь Ветром, что обдирает с ветвей листву, Можно сначала желтым и красным сжечь То, что я безнадежно опять зову. Можно хлестать дождем, отбирать покой. Ветви теряют соки на много дней… Ей все равно, кто я, и кто ты такой. Проще не тратить сил и смириться с ней. Только смиренья горечь нам не испить – Громко сердца стучат, невзирая на! Может, мы будем живы, и может быть, – Минет полгода – вновь к нам придет весна.
ОСЕННЯЯ ПРОГУЛКА
Красиво. Дьявольски красиво! Уже беднеющая осень Еще разряжена игриво, Но все же подаянья просит… Слегка бледнеющие пальцы Древесных стылых сожалений Надеты осенью на пяльцы Безумных тающих мгновений. Прозрачной медленностью небо Рисует галки птичьих кликов, Туман под утро, словно не был, Разреженностью многоликой
Стелла Синякова I 269
Тушует мягкой губкой риски Ветвей, дорог, всего на свете… А мы с тобой жуем ириски, Как недовыросшие дети.
НА ПРОДРОГШЕМ ВЕТРУ
На продрогшем ветру, Под заплаканной маской дождя, Не считая шагов, А на каждом четвертом – взлетая, Я, наверно, умру, До тебя метра два не дойдя, Словно мартовский снег, Что легко и естественно тает. Я устану краснеть, Слезы прятать, лицо опустив. Беспредельная дрожь Пробивает движенье любое. Я с тобой говорю Через время, покуда ты жив, И печально смеюсь Над такою неловкой собою. Ты совсем не такой, Как привиделось это во сне. Ты – простой человек. В твоих грезах – не я, а иное. Ты совсем ничего Не узнаешь весной обо мне. Я растаю, как снег, Ослепительной этой весною.
270 I Стелла Синякова
Тамара Буцен www.stihi.ru/avtor/bauki
ОСЕННЕЕ
Скрипнет калиточка: путник ли, ветер ли. Взлает спросонья кобель в конуре. Осень подкралась, а мы не заметили. Осень – хозяйка теперь на дворе. Красным – по яблокам, желтым – по листьям, Мохом – по старым заборам сырым. Виснет тяжелой рябиновой кистью. Бродит по просекам духом хмельным. Власть – безграничная. Золото – под ноги. Так почему ты печали полна? Все получила, наверное, поздно, Но не твоя это, осень, вина. Так уж сложилось. Прими со смирением Место свое в этом мире земном И обогрей непростые мгновения Ласковым тихим последним теплом. 2004
*** Когда устанет тебя вести Затейливая судьба, Когда в разжатой твоей горсти – Ни злата, ни серебра, Когда ты оклика будешь ждать,
Тамара Буцен I 271
Но даже эхо замрет, Когда захочешь вослед бежать, Но ветер след заметет, Когда в миру ни добра, ни зла Не станешь ты отличать, Когда на жалящие слова Захочется промолчать, Когда в бесстрастные небеса Отправишь последний вопль, – Вернусь и закрою твои глаза, Прощу за все, что прощать нельзя. Смирившись, не прекословь! 2006
ФОТОГРАФИЯ
Лишь свет и тень. И никаких расцветок. Но столько естества И глубины! И кружева В листву одетых веток По самый край Теплом напоены. И ты стоишь, Родной, простоволосый, От солнца щурясь, Смотришь в объектив, С прикуренною наспех Папиросой На миг какой-то Руку опустив…
272 I Тамара Буцен
Давно тому. А огонек не гаснет, И дышит лето Светом и теплом На черно-белом Матовом удачном Случайном снимке Невозвратным днем. 2005
*** Взаимностью владеть – не в этом суть, А в том, чтобы, душою расцветая, Любви недосягаемого края Достичь и после руки разомкнуть, Легко парить над бытом, над судьбой, Над всем, что не сбылось и огорчало… И если бы опять начать с начала, Я б начала с свидания с тобой. 2004
*** Экспромтом, на подъеме лучших лет, Без дублей и сценического зала Такой играли мы с тобой дуэт – Под занавес весна рукоплескала! В каких витринах ты теперь стоишь, Себя для новой роли предлагая, Душевным обаяньем привлекая, Непревзойденный искренний артист? 2006
Тамара Буцен I 273
Татьяна Александрова www.stihi.ru/avtor/kervud
СНЕГ
Увязался снег за мной смешным щенком, Неуклюжими прыжками догонял, Ветер слизывал, и на исходе дня Ткнул в колени мне холодным лбом… Он чужой. Но чем-то все ж знаком Его тихий, незлобивый визг. С ног сбивая, на руках повис, В нос лизнув шершавым языком… Он прохожим не давал пройти, Путаясь средь торопливых ног, То досадный окрик, то кивок Собирая на своем пути… На мгновения ложился отдыхать На ветвях и локонах волос, Грел в перчатках свой озябший нос И пускался снова догонять… Он резвился в свете желтых фонарей, Сквозь ресницы мне заглядывал в глаза… О тебе пытался что-то рассказать И – сугробом замер у моих дверей… январь 2011
274 I Татьяна Александрова
НОЯБРЬ
Разлилась по дорогам печаль В лужах – серой холодной водой, В голых ветках осенняя даль Еле видится темной грядой… Порыжелым лоскутным тряпьем Укрывает ноябрь берега, Наливаясь тяжелым свинцом Тонут в тусклой реке облака… Осень стелет в ложбинах росу Старомодным белесым плащом, Наблудившись в промокшем лесу, Утро вышло в обнимку с дождем… У склоненных над речкой кустов Утки парой негромко кричат, Ищут, видно, родное гнездо, Где весной выводили утят… День в озябший укутан туман, Чуть проснулся – и снова в постель… Сказкой на ночь забрезжил обман – «Завтра будет мороз и метель»… 22.11.2009, Оредеж
ЖИТЬ У МОРЯ
Жить у самого теплого моря, В бирюзовых купаться закатах, Покрывать плечи бархатной солью Горьких волн, белой пеной объятых…
Татьяна Александрова I 275
Оставляя во сне обещанья, Просыпаться с ленивым рассветом, Облака разгоняя дыханьем Голубого вихрастого ветра… Днем развесить рыбацкие сети, Проводив парус нежно рукою… И опять, Его к ночи не встретив, Ждать у моря, не зная покоя…
ЦВЕТЕТ ЧЕРЕМУХА…
Цветет черемуха ажурной белой пеной, Глядят соцветья кружевами из ветвей, Там, в зарослях, поет проникновенно Любимой серенады соловей… Березы сбросили ненужные сережки, О лете шепчет изумрудная листва, Сердцами алыми тюльпаны вдоль дорожки Слагают нежные и страстные слова; Доносится реки холодное дыханье, С ручьями ей так тесно в берегах! Вода листает на камнях воспоминанья О белых ослепительных снегах. Блеснуло небо светло-серой сталью, Птиц пенье тишина уносит прочь, На горизонте вечер тает тонкой далью, Ждет у порога – и никак не наступает ночь…
276 I Татьяна Александрова
Татьяна Василиади www.stihi.ru/avtor/vastanico
ПЕРЕОСМЫСЛИВАЮ…
А подступившая осенняя хандра – не резонирует с огнями листопада… Но… неожиданно, с прорвавшейся досадой на потускнелые без солнца города, на неготовность к предстоящим холодам – я полюбила моросящие дожди, хоть накатившее «как быстро мчится жизнь» не улучшает настроение с утра… Переосмысливаю все, что за спиной… Как «белый карлик», без энергии внутри, бреду вслепую, опираясь на инстинкт, туда где свет, где заряжаюсь теплотой… И в постоянной недовольности судьбой, упорно двигаюсь к Туманности Улитки, где «Божий глаз», увидев прошлые ошибки, мне подмигнет и скажет: «Будь самой собой».
В ДЕТСТВЕ МЕЧТАЛОСЬ…
В детстве мечталось: вот дали б на завтрак печенье (больше всего в манной каше смущали комочки), в цирк ежедневно ходить, а не ждать воскресенья… чтобы каникулы длились подольше… бессрочно.
Татьяна Василиади I 277
Велосипед в день рожденья хотелось в подарок, вместо полезных вещей… и чтоб младшему брату – сдачи давать не вполсилы, а крепким ударом… только не чувствовать после – себя виноватой… не отвечать постоянно на кучу вопросов: где и когда, почему, для чего и откуда …не унывать оттого, что расту несерьёзной, и сигареты не прятать в кладовке… под блюдом. На каблуках – ощутила себя очень взрослой. Воспринимая проблемы без ложной боязни, сразу решила избавиться от перекосов – всё превратить в постоянно сверкающий праздник. Модные туфли, мужчины и стильные стрижки, фильмы, напитки… На выбор – любые стандарты! Жаль, что сначала усвоила: главная «фишка» в жизни – ответственность… часто – сжимающий фактор.
ГРУСТНОЕ
остывает кофе в золоченой чашке… дымкой сигаретной тает день вчерашний… ветер завывает, дождевая морось бьет по тротуару, набирая скорость… в нынешнем апреле – странности с погодой… ей опять не спится – вспомнились невзгоды… вряд ли до рассвета звук дождя умолкнет… в маленькой кладовке на последней полке – старые конверты сложены по датам… ей сегодня грустно, хочется поплакать. в пожелтевших письмах – прошлые надежды. если прикоснуться – кажется, что нежность,
278 I Татьяна Василиади
та, что исходила из чернильных строчек, снова оживает, а неровный почерк вдруг напоминает о забытых страхах… и, когда читает – начинает плакать…
КАК ЖЕ СИЛЬНО Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!
– Хочешь, подарю тебе луну? – Что мы будем делать с ней, малыш? – Ты же, мама, ночью плохо спишь. Слышу, даже плачешь в тишине, А луна болтается в окне, Светит да мешает только сну. – Милый, виновата не луна, Просто устаю… тяжелый день. Мучает проклятая мигрень, Ты во сне простужено сопишь… Хочется слетать с тобой в Париж… Денег не хватает… я одна… – Как же ты одна – ведь рядом я?! Видишь, вон какой уже большой! Разве нам с тобой не хорошо? Делать все давно умею сам! Мама, надо верить в чудеса! Двое нас, а значит, мы – семья! Вырасту и все тебе куплю! А луну запрячем до утра – Будет наша новая игра. Завтра можно выпустить опять. Мама, дай еще тебя обнять. Как же сильно я тебя люблю!
Татьяна Василиади I 279
Татьяна Щербинина www.stihi.ru/avtor/nfnmzyf1
*** Снег сумасшедший все валит и валит. Вот и зима за окном, слава Богу. Вот и закончилось время печали, Время жестоких и нежных ожогов. В синюю свежесть январского утра Белой совой тишина прилетает. Видишь, я стала спокойной и мудрой. Хочешь, желанье твое угадаю? Я поняла, что в обычном молчанье Кроется суть, а слова — только ветер… Будут без нас колобродить ночами Наши нахальные умные дети. Им — расслабляться под гомон гитарный, В темные омуты прыгать с разбега. Нам — одиночества отблеск янтарный, Тихая-тихая музыка снега. Топится печка, и в сумраке странно Близкую тень я едва различаю. Милый, далекий, чужой и желанный! Кончилось время любви и печали.
280 I Татьяна Щербинина
ЖЕНЩИНЫ МАРТА
терпкий сумрак в бокале синем, золотистый лимон луны, в марте женщины пьют мартини и приходят в чужие сны, чиркнув взглядом неосторожным, ослепительны и легки, в марте женщины, словно кошки, точат нежные коготки, задевая опасной бритвой жизни серое полотно, в марте женщины — маргариты, в ночь распахивают окно.
P. S.
я тебе никогда не признаюсь в том, что давно должно уже отболеть… это не было счастье, скорее шторм десятибалльный, в котором не уцелеть… приходил с дежурства усталый, злой, полнолунье кипело в твоих глазах, это длилось дольше, чем Мезозой, ненавистный, нежный тираннозавр, чувствуешь, как чары мои крепки, оттого что никто бы другой не смог отношений скифские черепки склеивать тоскою бессонных строк бережно, осторожно, за слоем слой, а потом кувалду в сердцах — и хрясь! …удалять из мобильника номер твой тысячу, не помню который, раз… нет, я ничегошеньки не прошу, кажется, нам не не о чем говорить… это просто ужасный, плохой фэн-шуй — зеркало напротив входной двери.
Татьяна Щербинина I 281
КОНЬКИ. ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
кто не рискует — пускай минералку пьет! а сегодня любые горы мне по плечу. непокорный мой, возлюбленный, гордый лед, как же я боюсь тебя… и хочу! ох, как ноги зашнурованные дрожат, шагну сейчас и грохнусь непоправи… «снегурками», взятыми напрокат, распишусь в своем бессилии и любви. …встаю, от отваги собственной ошалев, (о, неуклюжесть крылатая первых строк) сколько было разбитых коленок, слез и соплей, когда мама с папой таскали нас на каток. от страничек этих не отречься, не разорвать, первородный страх мне силу сейчас дает, ноги-то все помнят лучше, чем голова, и лечу, от яркого солнца зажмурившись, как сова, догоняю детство свое. СВЕТ, ТОЛЬКО СВЕТ
заячий след — наивным знаком вопроса на белоснежном рабочем столе весны. март зажигает зеленые свечи сосен в храме огромном, где ни одной стены, только простор — хлещет, переполняя каждую клеточку, все твое естество, воздух — незримо, нежно соединяет всех нас — и больше нет ничего, всюду, везде — без вмятин и черных пятен — свет, только свет (или душа твоя?), слышишь, стучит молодецкой морзянкой дятел утреннюю музыку бытия. 282 I Татьяна Щербинина
Штуша-Кутуша www.stihi.ru/avtor/777777777777777
В ЭТУ ГЛУПУЮ НОЧЬ
В эту глупую ночь, обделенную лунным светом, Где унылые звезды пекутся в своем соку, Мне сегодня до чертиков хочется быть поэтом И свои безобразные мысли писать в строку… Ты прости, только эти глаза неживого цвета Не сумеют понять, а тем более – дать ответ. Если каждую ночь открываешь в себе поэта – Поутру закрываешь его, выходя на свет. И опять тишина, возведенная в три квадрата, Не ответит ни эхом, ни просто кривым лучом. Да и я, если честно, сегодня не так крылата, И опять открываю замок не своим ключом. Все в порядке, мы снова друзья: с этой теплой ночью, С этим глупым, но сказочно добрым, соседским псом, И с тобой, тишина, разметавшая звуки в клочья, И с тобой, человек с непонятно родным лицом. Закрывай эту дверь. И другую. И эту тоже. Почему-то я стала бояться чужих дверей. Мы с тобой в темноте друг на друга не так похожи, Только в ней почему-то мы стали с тобой родней… В эту глупую ночь, обделенную лунным светом, Где унылые звезды пекутся в своем соку, Мне сегодня до чертиков хочется быть поэтом И свои безобразные мысли писать в строку…
Штуша-Кутуша I 283
НАС ПОЗОВУТ
Нас позовут, мой друг, не сомневайся, Мы скоро станем абсолютно новыми… А ты пока вставай и одевайся: Нас позовут, и надо быть готовыми… Нас позовут оттуда, где светло, Где звезды с облаками обнимаются, Где, даже если снега намело, Ходить без глупых шапок разрешается… Нас позовут туда, где поутру Заря встает без помощи будильника, Куда и с плоскостопием берут, И где не выключают звук мобильника… ………………........................................ Нас позовут без слов и необутыми Туда, где нет различий в поколениях, А мы, как почта, все поперепутаем И разойдемся в разных направлениях…
И. БРОДСКОМУ
Наличие мозга важнее других наличий, Особенно, если за ширмой не видно лиц. Упорно себя загоняю в квадрат приличий, Но буйные буквы торчат из его границ. Помноженный на два радиус даст причину Увидеть за вроде бы кругом не просто круг, И нескольким глупым цифрам добавит чину И вызовет ряд пожатий шершавых рук.
284 I Штуша-Кутуша
Но если законы света не рады звуку, Придется мириться с соседством кривых лучей. Неловко. Как будто, когда вам целуют руку, И хочется, густо краснея, спросить «зачем?»…
Я СЕГОДНЯ ЛЮБЛЮ НЕПОГОДУ
Все сначала. Не надо. Не верю. Темнота заметает следы. Это грустный рассказ о потере, Растворенной в стакане воды… Я сегодня люблю непогоду, Грустный ветер – не мой и не ваш, И лицо подставляю под воду, Размывая, к чертям, макияж… Как цветы превращают в гербарий, Так и верх превращается в низ. Этот глупый и скучный сценарий Я ходила читать на карниз. Я вчера попрощалась с азартом И от жизни забыла пароль. Просто мне ни сегодня, ни завтра Не нужна эта главная роль…
Штуша-Кутуша I 285
Эрнест Платонов www.stihi.ru/avtor/bel62
ВДАЛИ
Я уехал… Ненадолго, но все же… Это первый мой отъезд за два года. На внезапную кончину похожа эта мелкая разлука. Погода плачет в тему. А с чего веселиться? Если мокро, одиноко и гадко… Мне бы в «Красную стрелу» взгромоздиться и в столицу умотать без оглядки. Где в апреле солнце – украдкой, ожидание с пяти на Почтовой, Мимолетный поцелуй горько-сладкий в светофорной маяте на Садовом… Мне б стоять, плестись, толкаться в заторах, пробираясь через вечер клаксонный, И зеленые огни светофоров променять сто раз на взгляд твой зеленый… Это все-таки, наверное, старость, как ни злись – а приближается осень… Интересно все же – сколько осталось, мне б еще чуть-чуть, да кто ж меня спросит… Ненадолго, но я все же уехал, и авто мое в парковке скучает… Третий день дожди, и мне не до смеха. И на завтра снова дождь обещают…
286 I Эрнест Платонов
ВДАЛИ – 2
Уезжать вошло, похоже, в привычку, разве только изменились маршруты: на Край Света не найти электричку. Вертолет. В альтернативе – верблюды… И другой Край Света в альтернативе, тот, где ты под абажуром зеленым, где слова и обещания в силе, где Москва с её дыханьем клаксонным. Там Почтовая совсем рядом с домом, а Садовое – дорога с работы, чьим асфальтом, каждой кочкой знакомым, я лечу, твоей хранимый заботой. Измеряю расстоянья часами, пересчитываю жизнь в километры, и мелькают только перед глазами годы, цвета светофорного спектра. Хоть авто моё солидней, чем прежде, на одометре полвека пробега. Я давлю на газ в безумной надежде все успеть, дожить до нового снега… Ну а вечером стоят у подъезда наши два авто, в парковке скучая… Пусть давно вошли в привычку отъезды, я приеду. Навсегда. Обещаю.
Эрнест Платонов I 287
ОСЕНЬ
Осень… Время меланхолий и прощания с теплом, Незаконченных историй, размышлений о былом, Обострений, осложнений, рецидивов и простуд, И недужных возвращений в жизнь, где с Рождества не ждут… Время подводить итоги, время возвращать долги, Выпрямлять свои дороги и налить «на ход ноги»… Время подсчитать убытки, прибыль, пусть хреновую… Сжечь все старые открытки… И начать жизнь новую)))
ЕЩЕ ОБ ОСЕНИ
Все, что копилось с начала осени, все, что она держала в себе, – вылилось разом из стылой просини, реализованное в дожде… Дождь, как настой исцеляюще-горький, павшие листья согнал в водосток, смыл от несбывшегося осколки, мутным потоком унес на восток. Значит, опять повторится сначала, значит, опять понимать предстоит все, о чем осень мне промолчала, то, из чего она состоит…
288 I Эрнест Платонов
Юлия Моркина www.stihi.ru/avtor/mork
МИНУТА
1 Гардероб минут простейший — Пыль веков в тиши сюртучной, Но порой минута лучшей В мире нарядится гейшей. И, протягивая чашу, Улыбнется полулунно… Иногда минута — старше, Чем планеты лик чугунный… 2 Сеть мнущихся минут: Минуты мнут и мнутся, Минуты по векам Раскидывает кнут. Порой они — крыло Парящего безумца, Порой они — ничто, Минуты мнутся, мнут… И в облачной ночи Грохочут камнепадом, Когда в глазах — молчи Над пламенем свечи. А больше ли одной Нам на измену надо? И больше ли одной Приходит нас учить?
Юлия Моркина I 289
*** Шалый шар в пространстве шарит, Смотрит в бедра полушарий, Он — невольник, Он — кондовый, Недовольный, на готовом, Недо-вольный, недо-пресный, Недо-яростно-небесный, Он — причина, по которой Мы склоняем гордый норов Перед солнцем, перед пыткой На свету стоять открытым И засвеченным, пожалуй, Шалый шар, и был он шалым.
*** Не стойте на ветру под смертью! Под сквозняком ее простой Неслышной ноты — Звук пустой Любовных слов не так приметен И не колеблет так устой… Не стойте там, где смерть и ветер!
*** Пророк пророчествовать устал И стал На лестнице со свечою, Совсем ночною. На пьедестал Теперь кого мы? Вокруг ночное
290 I Юлия Моркина
Глухое небо в пылинках звезд… Ответьте, на кол теперь кого мы Под поминальный? Кому погост? Кому костер и блаженство комы? А он На лестнице со свечой (Такое место — ничуть не лестно, ничуть не больно) — Совсем ночной, И колокольный, И благовестный.
*** Остаток дня — остаток рукавицы, Приснившейся тебе однажды в Ялте, Где вспоминал необратимость буден И канареек непереводимость На между-речье. Так теряют крылья, Так взгляд теряют, Так сидят в достатке Без вдохновенья, Так молчанье режут, Как сливовый пирог. Все реже двери Как будто называются дверями… Все чаще рукавицы мы теряем, Когда нас будят…
Юлия Моркина I 291
Юрий Мышонков www.stihi.ru/avtor/bard8
БУДЕТ ВСТРЕЧА
Ищу Христа по жизни шалой В делах хороших и грехах, В своем сомненье, пусть и малом, Ищу и в прозе, и в стихах… Ищу, в себе копаясь рьяно, А вдруг частичка есть во мне, Порою повторяя пьяно, Что Он и в хлебе, и в вине… Ищу в писаниях пророков, К словам высоким воспарив, Не зная в поисках истоков — Где есть канон, где апокриф… Ищу в простой случайной фразе, Когда придет такая блажь, Ищу в молитвенном экстазе, Читая на ночь «Отче наш»… Ищу на улице и в храме, И в подмосковных соловьях, В своей ушедшей рано маме, Ищу в жене и сыновьях… Ищу в поверьях и приметах, Когда в ненастье лоб крещу, В друзьях и не друзьях поэтах, И даже в недругах ищу… Ищу в мороз и лютый холод, Пускай в карманах ни гроша, В отчаянный духовный голод, Когда скукожится душа…
292 I Юрий Мышонков
Ищу в приветном светлом блике, В животворящем все кресте, В иконном осиянном лике, Ищу с надеждою везде… Судьбу врачуя и калеча, Я все же верой не поник, И точно знаю — будет встреча, А мне и нужен только миг…
ПОЭТ ПОЭТУ
Поэт поэту добрый друг, Но часто вижу я вокруг, Что все совсем наоборот, И искажает злобой рот Проклятой зависти недуг. Поэт поэту добрый друг… Поэт поэту словно брат, Хотя иное говорят: Что рады ближнего уесть, И на поверку так и есть, Да есть и хуже во сто крат. Поэт поэту словно брат… Поэт поэту — человек, И даже в наш жестокий век, Где столько много толстокожья, Во всех поэтах искра Божья: Их мысли бог в слова облек. Поэт поэту — человек!
Юрий Мышонков I 293
ВСЕ ВПЕРЕДИ
За окном студено, небо как колодец, Не ходи по краю да не упади, Все же это не мороз, а еще морозец — Настоящий-то мороз будет впереди… Под ногами хрустко снежное озимье, Ветер подгоняет хлестко позади, Все же это не зима — только среднезимье: Настоящая зима будет впереди… Погуляем по морозцу — сказано заранее, Хочешь, так до дома просто проводи, Все же это не любовь, а пока свидание, Настоящая любовь будет впереди…
БРАВО!
Мольбы услышала зима И начала спросонья вяло Взбивать метелями сама Снегов пушистых одеяло… И так усердно занялась, Что всех засыпала по плечи И подарила, не скупясь, Нам настоящий зимний вечер… Сама же отошла ко сну: Она на то имела право, А мы глядим на белизну, В восторге повторяя — браво!..
294 I Юрий Мышонков
Ян Бруштейн www.stihi.ru/avtor/yanbrush
СЕВЕРА РЕКА ЯНА
Там, где мамонты ворочаются в мерзлоте, Там, где древним змеем тёзка моя течёт, Сотням тысяч оленьих горячих тел Потеряет счёт обмороженный чёрт. Как давно я выжил в этих местах: Лена, Яна, Индигирка и Колыма. По воде идёт онемевший страх, Это дышат в спину зима и тьма. Что-то молодость моя молчит подо льдом, Где прошедшая жизнь – по воде круги… Мы по ранней шуге катерами идём От посёлка Северный до Усть-Куйги. Выгибает реку хан-рыба таймень, Впереди как небыль – аэропорт. Заглуши мотор и веслом табань, На прощанье спирта плесни за борт. Ледяная крупа мне стучит в окно, Спирт из фляги рухнет туда, в живот… Только Северный сгинул давным-давно, Ну а Усть-Куйга – ничего, живёт.
Ян Бруштейн I 295
ЕНИСЕЙСКОЕ
Расскажу, как я не мог прибиться к берегу: Енисей меня крутил-вертел отчаянно, И спина его была от пены белая, И осталась позади тоска причальная. А я сломанным веслом, шальной, размахивал, Песни пел и слёзы лил разменной мелочью. От Игарки ельник мне, сойдя с ума, кивал, Я бы Богу помолился – не умел ещё. Как я спасся, как я выгреб, как лежал в траве, Как товарищи вливали водку в глотку мне, Всё забыл, остались только крохи жалкие, Стариковские мои огни болотные. И увидеть не помогут ни одни очки, Как несёт меня тугой поток на лодочке, Как висит вся жизнь моя на тонкой ниточке, Как бежит мой друг по берегу в пилоточке… КИРПИЧНЫЙ ЗАВОД
Когда колёса долбят: «Ухта, Инта, Воркута…» – Кому охота ехать в гиблые эти места? Но саднит моя память, до боли свербит, дерёт: Стучат, кричат колёса про старый кирпичный завод. В тридцати километрах от этой твоей Воркуты, Где горят мосты, где снега чисты, а дома пусты, Где речка Юньяха до дна застыла в пространстве густом, Лежит мой родич, еврей – под святым православным крестом. Их в тридцать восьмом уравнял трибунал, побратал расстрел – Пятьсот мужиков, пятьсот затоптанных в землю тел. 296 I Ян Бруштейн
Не выдалось сгинуть моей родне на большой войне, Потом за всех мой отец отвоевал вдвойне. Как стоял я, вчерашний солдатик, и плакал о том… Как хватал этот горький воздух обветренным ртом… И северный ветер выл, и каменный воздух стыл – И горели мосты, но снега оставались чисты. ШАМАН
Говорил мне шаман Мандаров Алдан, Стрельнув папиросу, глядя в упор: «Ты пришёл к нам, солдатик, плати же дань – Бутылку спирта и «Беломор». Он священный огонь кормил с руки, Он камлал, и на всё доставало сил, Ел с ножа оленину, пил из реки, И рычал, и чайкою голосил. А за что сидел он, зачем увезли… Просто так, без дела, не упекут! Да ещё загнали на край земли, В беспредельный город, чужой Усть-Кут. На щеках Алдана – зарубки лет, Но бесшумен бег и тугой кулак, И такого второго шамана нет На великом озере Укулях. Здесь железная рыба подземных рек, Белый конь и навеки седой орёл, Здесь не выживет разве что человек… «Да зачем он нужен!» – Алдан орёт. И кричит шаман, словно птичий хор, У него для этого свой резон… И срывается с места наш вездеход, И как будто падает за горизонт.
Ян Бруштейн I 297
Янина Миллиз www.stihi.ru/avtor/yaninamylliz
БАБА ЯГА
Я боюсь Бабу Ягу. Так боюсь, что не могу Засыпать без папы с мамой, Даже ночью к ним бегу. Мама сердится немножко: «Ну какая Бабка Ёжка?! В темноте, смотри-ка, спать Не боится даже кошка!» Я в ответ: «Послушай, мама! Ты как маленькая прямо! Ну зачем Бабе Яге Наша тощенькая Зяма?» «Если бы я был Ягой, – Оживился папа мой, – Я вообще сидел бы дома – С костяною-то ногой!» Даже бабушка ворчит: «Ваш ребёнок плохо спит, Потому что – я-то знаю! – Никудышный аппетит!» Дедушка сердиться стал: «Я немало повидал, Но вот этой Бабки Ёжки, Уж поверь мне, не встречал!»
298 I Янина Миллиз
И кого бы я ни спросил, Каждый сразу говорил: Не бывает Бабки Ёжки! И тогда я уступил. Только надо мне опять Монстра страшного искать, Чтобы снова к маме с папой Приходить ночами спать!
ПРОСТУДА
На дороге всюду лужи, Но Серёже всё равно: Он уже с утра простужен И сидит, глядит в окно. Во дворе сегодня тихо, Только, распугав ворон, От Серёжиного чиха Облетел большущий клён. Воробьи нашли горбушку И гоняют по траве, А Серёже дали кружку И таблетки – целых две. На большом велосипеде Едет Вовочка – сосед. А к Серёже доктор едет, Чтобы дать ему совет: Если холодно, дружочек, Чтобы выйти погулять,
Янина Миллиз I 299
Нужно тёплые носочки И сапожки надевать. Кто тайком ходил по лужам И мороженое ел? Ты родителей не слушал – Потому и заболел!
ШЕСТОЙ СОВЕНОК
Уложила деток спать Тётушка Сова. Надо их пересчитать! Раз – угу! – и два. Три, четыре, пять – угу! Где малыш шестой? Может, дремлет на суку, Озорник такой? Принялась его искать Тётушка Сова. Заглянула под кровать Раз – угу! – и два. Посмотрела там и тут, А совёнка – нет. Но трясётся почему Старенький буфет? Кто-то спит в буфете том, Тётушка Сова, Угостившись пирожком Раз – угу! – и два!
300 I Янина Миллиз
СОДЕРЖАНИЕ
Аира-68. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .7 Александр Карцев. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .10 Александр Штурхалёв . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .13 Александра Скачкова. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .16 Алексей Ивантер. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .19 Алексей Порошин . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .22 Алексей Соломаха . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .25 Алина Кодали . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .28 Алла Арцис . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .31 Анастасия Смилина . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .34 Анатолий Долженко. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .37 Андрей Воркунов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .40 Андрей Широглазов. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .43 Анна Гердмар . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .46 Анна Лаский . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .49 Артемов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .52 Борис Панкин . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .55
Вадим Сидоров-Клинский . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .58 Виктор Ёж . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .61 Виктор Сухарев . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .64 Вонтер Лак. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .67 Гедеон . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .70 Горшков Олег . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .73 Дима Гутин. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .76 Дионео . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .79 Дмитрий Растаев. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .82 Дэмиен Грин . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .85 Евгений Евтушевский . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .88 Евгения Аристархова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .91 Евгения-Стихо . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .94 Елена Талленика . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .97 Жюли Дельво. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .100 Иван Зеленцов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .103 Иван Малов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .106 Иванова Светлана Викторовна . . . . . . . . . . . . . . . . .109 Иван Сущенко. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 112 Игорь Белкин . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 115 Игорь Царев. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 118 Ильдус Фаррахов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 121 Илья Лируж . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .124
Инна Першина Веселова. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .127 Инна Сачева . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .130 Ира Брилёва . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .133 Ирина Бебнева . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .136 Константин Кроитор . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .139 Кот Басё . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .142 Куприянов Вячеслав . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .145 Курилов Дмитрий . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .146 Лариса Махоткина . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .149 Лариса Морозова Цырлина . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .152 Лариса Чупрова. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .155 Лариса Шарова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .158 Левенталь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 161 Леонид Виноградский . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .164 Лика Кондратенко . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .167 Людмила Грацианова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .170 Максим Куликов. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .173 Марианна Макарова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .176 Марина Георгиевна Некрасова. . . . . . . . . . . . . . . . . .178 Марина Немарская. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 181 Марина Ушенина . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .183 Марина Шапиро. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .186 Марк Пятов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .189
Мая Асанова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .192 Михаил Литвин Гумбертус . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .194 Михаил Минаичев . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .197 Михаил Свищёв . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .200 Надежда Князева . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .203 Наталья Деева . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .206 Николай Белоусов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .209 Нина Русанова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .212 Нора Никанорова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .215 Олег Сешко . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .218 Ольга Редекоп . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .221 Пётр Корытко . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .224 Полина Синёва . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .227 Разгадаев . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .230 Расима Бурангулова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .233 Рена Жуманова-Чайка . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .235 Сара Зельцер . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .238 Света Литвак . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .241 Светлана Тавоткина . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .244 Светлана Ширанкова. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .247 Сергей Георг Сретенский . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .250 Сергей Непряхин . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .253 Сергей Усталов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .256
Сергей Харьковский . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .259 Сола Монова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .262 Стася Шлегрова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .265 Стелла Синякова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .268 Тамара Буцен. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .271 Татьяна Александрова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .274 Татьяна Василиади . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .277 Татьяна Щербинина. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .280 Штуша-Кутуша . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .283 Эрнест Платонов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .286 Юлия Моркина. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .289 Юрий Мышонков. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .292 Ян Бруштейн . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .295 Янина Миллиз . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .298
Литературно-художественное издание 100 ПОЭТОВ 2012
Выпускающий редактор А. Смушкевич Корректоры: Я. Веретнова, П. Виталь, О. Гарифулина, О. Михайлова, Е. Сергеева, В. Цуркан Компьютерная верстка Л. Ходош
Подписано в печать 21.02.2013 Формат 60х90/16 Бумага офсетная
ООО «Литературный клуб» Москва, ул. Большая Никитская, д. 50/5 тел: +7 (495) 646-15-25 www.litclub.ru www.stihi.ru www.proza.ru
ООО «Авторская книга» Москва, ул. Большая Никитская, д. 50/5 тел: +7 (495) 646-17-25 www.a-kn.ru