Л м козлова проклятые девяностые повесть by Людмила Максимовна Козлова

ЛЮДМИЛА КОЗЛОВА

Проклятые девяностые ( повесть)

Издательство «Серебряная нить» г. Санкт-Петербург 2014 г

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Подготовка издания – Л.М. Козлова Редактор и рецензент Николаев Н.М.

Автор книги Л.М. Козлова «Проклятые девяностые» / Л.М. Козлова – СПб. : Серебряная Нить, 2014. – 188 с

История Иво – это судьба целого поколения молодых людей, рожденных в конце семидесятых годов 20 века, чья пора взросления пришлась как раз на начало 90-х. Поколения, из которого лишь малая часть осталась в живых. Те, кто выжил, либо отбывают сроки на зонах, либо безнадёжно больны. Та самая «перестройка», которая обесценила жизнь миллионов людей, с особой жестокостью прошлась своим катком именно по этим мальчишкам, уготовив им либо войну в Чечне и других горячих точках, либо вытолкнув этих молодых людей в криминал, сломав их судьбы страшно и безнадёжно. Во имя чего?

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

ПРОКЛЯТЫЕ ДЕВЯНОСТЫЕ …Ты можешь гнать, Пока он жив, Его по всем уступам. Кто ищет, вынужден блуждать. Иоган Вольфганг Гёте, "Фауст". Глава первая. Роковой шаг 1. Деньги исчезли. Эйде забыла, как выглядят бумажные купюры. Их облик менялся чуть ли не каждые полгода. Неестественные цвета, огромное количество нулей, какие-то фантастические рисунки – всё это делало деньги похожими на фантики. Но и этих фантиков она не видела. Зарплату в НИИ перестали давать ещё три года назад. Предлагали фасовать польские духи и часть продукции забирать вместо зарплаты. Цветные квадратные флакончики и ядовитый запах парфюмерного чуда преследовали Эйде даже во сне. Химики, физики, математики превратились в менял, оптовых продавцов, торговали с лотков, что-то перепродавали. То и дело в выходные дни в городе на каждом углу мелькали знакомые лица старших и младших научных сотрудников – сидя на табуретках перед шаткими столиками, они зазывали покупателей. Эйде часто ловила себя на мысли, что все они странным образом напоминают инженера из пьесы Погодина "Кремлёвские куранты". Этот изобретатель во времена Октябрьской революции торговал спичками. Эйде не умела продавать товар ни оптом, ни в розницу. Её попытки влиться в ряды торговцев всегда заканчивались ничем – ей не удавалось вручить никому ни одного флакона. Покупатели проходили мимо, не обращая

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

внимания на стихийную торговую точку. Пыталась сбывать парфюмерный суррогат по рекламным объявлениям, которые наклеивала на столбы, на стены у подъездов, на заборы, раскладывала в почтовые ящики. Но покупатели не торопились осчастливить себя польскими ароматами с французским названием. Духи стояли дома, она дарила их подругам, знакомым на праздники и Дни рождения. Три года Эйде с сыном не видели нормальной пищи. Питались, чем Бог пошлёт – в основном кашей и чаем. В последнее время Эйде стала замечать, какой тяжёлой стала походка сына. Он волочил ноги, как древний старец. Отчаяние порой накатывало непреодолимой волной – не хотелось больше надеяться на будущее, ждать каких-то перемен. Наконец, Эйде стала предлагать на продажу в своих объявлениях домашние вещи. Постепенно квартира пустела. Но денег, вырученных за старую мебель и одежду, едва хватало на хлеб и крупу. При этом Эйде всё ещё исправно ходила на работу в НИИ. И, как ни странно, работы было много. Лихорадочно оформлялись в виде бумажных прожектов какие-то "новые технологии". Туго набитые бумагами папки отправлялись в Министерства, директорам нефтяных, химических, пищевых производств и т. д. Одновременно научные сотрудники занимались всё той же фасовкой дешёвых духов, изготовлением лосьонов и прочего ширпотреба. Однако заработная плата для рядовых сотрудников никак не нарождалась из всей этой суеты. Самым плохим было то, что на бесплатной работе требовалось постоянное присутствие каждого сотрудника – табельщица исправно делала своё дело. Оборонный НИИ был военным объектом – несколько рядов колючей проволоки по периметру, две проходных с вооружённой охраной. Выходить с его территории можно лишь на один час в обеденное время. Поэтому подработать где-либо на стороне нечего было и мечтать.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Эйде несколько раз на свой страх и риск уходила в обед и отправлялась на поиски другой работы. Домой возвращалась поздно, стараясь объехать как можно больше мест. В каждом отделе кадров ей задавали одни и те же вопросы: –Какое у вас образование? Что умеете делать? Услышав, что она химик-органик, научный сотрудник, сообщали: –Нам такие специалисты не нужны. –Но я согласна на любую работу, лишь бы платили, – уверенно говорила Эйде. Ей отвечали одно и то же: –Пока ничего для вас нет. Зайдите через месяц. 2. В предыдущие дни Эйде не удалось продать ничего из домашнего обихода. Уже трое суток сын ходил на учёбу в техникум голодом. Сама она давно питалась Святым Духом. Через три дня удалось продать за копейки журнальный столик. Этих денег хватило на неделю. Потом снова наступило полное безденежье. Эйде могла бы съездить в деревню к деду и бабушке и привезти продукты оттуда, но никак не получалось набрать нужную сумму на проезд. Билет на автобус стоил дороже тех вещей, на которые находились покупатели. Гигантскими шагами шла инфляция. Цены росли каждую неделю. Однажды утром, когда Эйде принялась будить сына – с девяти часов начинались занятия в техникуме – он, нехотя открыл глаза и проговорил: "Я никуда не пойду". –Почему? Ты заболел? – со страхом спросила Эйде. –Нет. Просто не пойду – и всё. –В чём дело? Ты можешь объяснить? –Вечером поговорим, – отмахнулся Иво. –Вставай и собирайся на занятия! – бросила Эйде. Она торопилась на свою бесплатную работу.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Весь день думала о сыне. Он устал от голода и безнадёжности. Может быть, и вправду заболел. Ему нужны витамины, белки… –Господи, – взмолилась Эйде, – помоги нам! Больше помощи ждать неоткуда. 3. Эйде повернула ключ в замке, открыла дверь, вошла в прихожую. В квартире висела пустынная, какаято безнадёжная тишина. Иво всё ещё не вернулся с занятий. Это было непривычно и странно. Уроки давно закончились. Направилась на кухню, зажгла газ, поставила чайник на плиту. На полке в бумажном пакете оставалось немного пшена. Больше ничего съестного в доме не было. Эйде села на табуретку, словно на электрический стул. Смертная тоска навалилась на неё. Сейчас вернётся домой сын, голодный, усталый. Накормить его нечем. Она и сама устала настолько, что не хотелось больше двигаться, ходить на бесполезную работу, думать о том, где добыть хотя бы немного денег. Смотрела в окно, как это делают задумчивые кошки, часами сидя на подоконнике – просто смотрела, и всё. Ей казалось, что время остановилось. За окном, как в замедленной съёмке, двигались люди – куда и зачем? Неужели все они знают, куда идут, уверены в себе, имеют детей, кого-то любят, ненавидят? А, может быть, эти движущиеся существа – всего лишь роботы? Временами Эйде ловила себя на мысли, что и сама принадлежит к их механическому братству, только играя роль живого человека. Она понимала – странная иллюзия где-то имеет точки слияния с действительностью, ведь её бессмысленная работа – это и есть запрограммированный процесс. Ощущение винтика в железном механизме никому неинтересны, тем более что агрегат уже даёт сбой и вот-вот остановится совсем.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

На вечернем небе гасли малиновые отблески заката. Солнце скатилось куда-то за крыши плотно прижимающихся друг к другу пятиэтажек. Эйде не знала, как жить дальше. Всегда надеялась только на себя, только на свой труд. Но то, что умела делать, все её исследования и патенты, новые методики – теперь это никому стало не нужным. Прокормиться можно лишь за счёт торговли. Но для этого необходим товар, на который есть спрос. Без денег же товара не приобрести. Так замыкался круг безнадёжности. Жизнь превратилась в лабиринт, из которого не было выхода. Эйде почти физически ощущала, как все её усилия снова и снова упираются в глухую непроходимую стену – в тупик. Но она – взрослый человек, половина её жизни прожита. Что было бы с ней, если бы в юные годы пришлось вот так блуждать в пустоте, как сейчас – без поддержки, без надежды на просвет? Что произойдёт с её сыном завтра? Как помочь ему, как уберечь? Постепенно стемнело, а Иво всё не возвращался. Эйде уже не находила себе места. Бродила по квартире, заглядывала в окна, вышла на балкон. Торговый центр, восточным углом примыкавший к жилому дому, светился неоновыми бегущими огнями. Цветные блики неестественно меняли окраску елей, выстроившихся в длинный ряд на площади перед кварталом. Город казался каким-то аттракционом, где легко можно попасть в ловушку или встретиться с фантастическим монстром. Да так и было на самом деле. Улицы ночью давно уже стали местом разбоя. Эйде прислушивалась к каждому звуку на лестнице. Несколько раз кто-то поднимался по ступеням, но шаги уходили вверх и замирали вдали, словно дом имел не пять, а пятьдесят этажей. И каждый раз волна тоски захлёстывала Эйде так, что щемило сердце. Задумчивая мелодия входного звонка отозвалась болью в висках – Эйде кинулась к двери. Наконец-то пришёл Иво.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Где же ты был так долго? – радостно спросила Эйде. –Мама, я нашёл работу. Учиться больше не буду, – устало сообщил сын. –Как же ты будешь жить без профессии? –Проживу. Вот у тебя есть профессия. Ты даже кандидат наук. Но у нас в доме уже три года нет денег. Мама! Мы просто умрём от голода. Неужели ты не понимаешь этого? Он так спокойно и мудро смотрел на мать, что казалось – это он родитель, а Эйде – его чадо. Она заплакала, понимая, что сын прав. Но было ясно также, что этот шаг Иво изменит всю его жизнь, и неизвестно, что последует дальше. –Какую работу ты нашёл? – сквозь слёзы спросила Эйде. –Буду разнорабочим на лесозаводе. Я объехал весь город. Другой работы нет. Эйде обняла сына. Они присели на диван и долго молчали. –Иди, детка, поешь – там, в кастрюле, каша, – спохватилась Эйде. –Мама, я был ещё в гостях. Помнишь, Женьку из нашего подъезда, где мы жили раньше? –Конечно. Как он? –Мам, он крутой. У него есть всё – иномарка, видео, японский магнитофон, диски, компьютер… –Господи, откуда? Ведь они с матерью жили так же, как и мы? –Я пока не знаю, но Женька предложил мне работу, за которую платят кучу денег. –Иво, не вздумай с ним связываться. Это наверняка криминал. –Мам, я впервые за последнее время наелся у Женьки до отвала – утка по-индийски, бананы, шоколад… Эйде снова заплакала. Её аргументы закончились. Как можно убедить голодающего ребёнка, если ему предлагают деньги и пищу. А что может предложить она?

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

4. Иво исправно ездил на работу. Вставал в пять утра – лесозавод находился на другом конце города. Дорога занимала целый час. Он не жаловался – с детства был терпеливым. Может быть, потому, что много болел и привык к постоянному ожиданию в очередях в поликлинике, к процедурам в физиокабинете, к вечным уколам и таблеткам. Эйде радовалась, что Иво всё-таки выбрал лесозавод, а не соблазнительное предложение друга Женьки. Так прошло три месяца. За это время Иво ни разу не получил ни рубля. А когда попытался добиться заработанных денег, ему сказали нагло и жёстко: "Не хочешь работать бесплатно, не работай!" После этого он взял отпуск без содержания и трое суток сидел дома – думал. Туманным утром в четверг Иво снова отправился на работу. К вечеру вернулся на КАМАЗе, загруженном до верха лиственничным брусом. Выгрузил всё это богатство перед подъездом и стаскал прямо в квартиру. Эйде, придя домой, уже в прихожей почувствовала хвойный аромат и чуть не споткнулась о смолистый штабель, возвышавшийся в зале. Бруски заняли половину площади в комнате и почти упирались в потолок. –Иво, тебе выдали зарплату натурой? – удивилась Эйде. –Я сам себе выдал зарплату. –Значит, ты это украл? – испугалась мать. –Называй, как хочешь. Но я взял то, что заработал. Иначе получится как у тебя – бесплатный труд. –А если заведут дело, что тогда? – не сдавалась Эйде. –Буду судиться с директором, – заявил Иво решительно. –Это бесполезно. Всё равно он будет прав. Вот посмотришь. –Нет, прав буду я! Это моя зарплата.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

На следующий день Иво удачно продал брус – этот товар в отличие от дешёвых духов пользовался большим спросом. Вырученные деньги Иво отдал матери, а сам отправился на завод увольняться. К удивлению Эйде никто ни в чём не обвинил Иво. Ни о каком суде не было и речи. Оказалось, почти каждый работник лесозавода занимался тем же. Видимо, хозяева подсчитали, что так дешевле "расплачиваться" с рабочими. Кроме того, каждого из них в любое время можно выгнать за воровство. Так закончилась первая попытка Иво честно зарабатывать на жизнь. 5. Уже два месяца Иво искал работу. Теперь он в первую очередь узнавал у рабочих, стоит ли устраиваться на то или иное предприятие, то есть, платят ли зарплату. Оказалось – почти везде люди работают за "спасибо". Гдето давали немного муки, где-то – крупу, рыбу или буханки хлеба, но денег не платили. Иво понимал, что всё это – не выход, кроме пищи нужна ещё и одежда. Свою куртку он уже износил до крайности. А зима – не за горами. Вечерами они с матерью обсуждали, куда стоит отправиться завтра. Но с каждым днём энтузиазм Иво убывал. Эйде со страхом думала, что же дальше? Поиски не могут быть бесконечными. И вот однажды сын заявил, что больше не пойдёт никуда. –Иво! Нужно где-то работать или учиться. Иначе как жить? – пыталась она взывать к его разуму. –Я подумаю. Дай мне неделю, – сказал Иво. –Хорошо. Думай. Ты уже взрослый, – согласилась Эйде, а сердце у неё оборвалось. Поняла, что сын будет взвешивать – не стоит ли обратиться к богатому другу Женьке.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

6. В сквозные кружочки было видно, что в почтовый ящик брошено какое-то послание. Эйде повернула ключ в замке, открыла крышку, и в руки ей упали две бумажки. Одна – цветная агитка за очередного кандидата в депутаты, другая… Эйде подошла к лестничному окну и прочитала: "Повестка призывнику …. Райвоенкомат… Явиться к 10 часам". Непрошеные слёзы подступили к глазам – Эйде знала, что призывников из Бийска отправляли в Чечню. На Дальнем Востоке мальчишки погибали от дистрофии, в других местах – от дедовщины. И вот теперь её сына ждала такая же судьба – либо война, либо два года издевательств. Но и здесь не лучше – беспросветное растительное существование. Эйде вошла в дом, опустилась на диван и снова и снова читала скупой текст повестки – что об этом скажет Иво? А если сын заартачится, откажется идти в военкомат. Многие призывники так и делали – годами прятались от призыва, кого-то разыскивала милиция. –Да, выбор не богат, – сказала Эйде вслух, - война, преступная армия, голодная честная жизнь или криминал. Вот всё, что даёт моему мальчику жизнь. Вернее не жизнь, а общество, которое скатилось до волчьего выживания. Что делать? Что посоветовать сыну? Когда пришёл Иво, она молча подала повестку. –Мама, – сказал он спокойно, – я сделал выбор. Про военкомат не думай. В армию не пойду. Как? Ещё не знаю, но способ найду. –Сыночек, мой дорогой! Но тебя станут разыскивать. Откроют дело. Нужно идти на медкомиссию. Может, будут какие-то причины по здоровью. Ведь ты так долго болел, у тебя слабые лёгкие. –Берут всех подряд. Даже инвалиды пригодны для строевой. Да ты и сама знаешь это. И мой характер знаешь – если кто-то начнёт надо мной издеваться, я просто перестреляю всех. Тоже заведут дело.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Как же ты будешь жить?! – в который раз спросила Эйде. –Мама, чему быть, того не миновать. Давай надеяться, что всё наладится. Я решил работать на Женьку. Деньги будут. Остальное образуется. 7. Громко и резко затрезвонил телефон. Эйде сняла трубку. –Мам, это ты? Приходи домой сразу после работы, не задерживайся. Мы с Женькой ждём тебя у нас дома. –Что-то случилось? –Нет, ничего не случилось, но ты нам нужна. Мы ждём. –Ладно, через час буду. Эйде задумалась – что нужно этому Женьке? На первый взгляд, неплохой парнишка – улыбчив, вежлив, складно говорит. Иво почти боготворит его. Ведь с тех пор, как Женька снова вошёл в жизнь сына, вопрос о деньгах отпал сам собой. Иво приоделся – купил дорогую кожаную куртку, такую же дорогую обувь, модную кепку. Но когда Эйде пыталась узнать, чем они занимаются, Иво уходил от прямого ответа. Говорил – торгуем, и всё. Больше Эйде ничего не смогла узнать. Женька на её вопросы лишь улыбался: "Не бойтесь. Всё будет нормально!" Она взглянула на часы – рабочий день закончился. Быстро собралась, закрыла дверь лаборатории и двинулась по длинному коридору к выходу. Пройдя проходную, торопливо свернула направо – на аллею спящих, засыпанных снегом голубых елей. Дорога на этот раз показалась ей долгой, постоянно что-то мешало движению – то поперечный поток автомобилей на улице, то большой толстый бультерьер, привязавшийся к ней в одном из дворов, то дети, катающиеся на санках. Наконец, Эйде вошла в подъезд своего дома. Иво и его друг ужинали на кухне. Пахло пельменями, свежим

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

чаем, лимоном. В большой тарелке горкой лежал жемчужно-зелёный виноград. –Откуда такое богатство? – поразилась Эйде. Она забыла вкус всех этих яств. В последний раз готовила пельмени ещё при социализме – несколько лет назад. –Мы удачно продали партию товара, – сказал Женька. – Эти продукты куплены на деньги Иво. Он их заработал. Так что, садитесь и кушайте! Когда Эйде закончила пир, по-другому она не могла назвать этот ужин, Иво сказал: –Мам, у нас к тебе разговор. Женька всё объяснит. –Слушаю, говорите. –Вы знаете, – осторожно начал Женька, – дела у нас идут хорошо. Вы сами видите. Иво стал похож на человека – оделся, обулся. Работы много, но есть проблема. Нам нужна ещё одна машина. Свой товар я перевожу на "Ауди". Иво тоже нужен транспорт. Можно очень недорого приобрести у моих знакомых иномарку. Всего за четыре–пять миллионов. Кроме вас помочь некому. –Чем же я-то помогу? – удивилась Эйде. – Я не помню даже, как выглядят деньги – так давно не получала зарплаты. –Но есть большая квартира. Зачем вам такая площадь? Можно обменять её на меньшую с доплатой. Вот и автомобиль для Иво. А жить он всё равно будет отдельно – мы сняли квартиру в центре. Помогите сыну. Кто поможет, кроме матери? –Нет, жильё менять нельзя. Во-первых, могут обмануть. Во-вторых, где разместится семья, если Иво женится? – удивилась Эйде такому несерьёзному подходу. –То ли женится, то ли нет. А трудиться надо сейчас, пока есть возможность. Денег на жильё Иво заработает. Купит квартиру, когда приспичит, – уверенно улыбаясь, говорил Женька. –Мам, это действительно, так. Машина нужна мне и немедленно. Без неё я не смогу дальше работать. Чтобы

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

что-то иметь, нужно сначала что-то вложить. Это и будет мой вклад. Соглашайся, – вступил в разговор Иво. –Нет, ребята. Я так не могу. Даже и не просите. По крайней мере, дайте мне подумать, – пыталась уйти от разговора Эйде. –Думайте, конечно, – согласился Женька, – только не очень долго. Машину продадут, а следующая дешёвая иномарка прибудет нескоро. Я надеюсь только на вас. –Я тоже, – сказал Иво. – Мам, мы поехали. –Куда? Уже вечер, – удивилась Эйде. –Ну, Женька же сказал – мы сняли квартиру в центре. Там я и буду пока жить, чтобы не мешать тебе. Мы встаём очень рано – иногда в три часа ночи, чтобы добраться до Новосиба утром. А ты ведь устаёшь на работе. Живи спокойно, отдыхай, сколько нужно. –Как же так? Значит, я остаюсь одна? –Я никуда не уезжаю, буду здесь, в городе. Через день увидимся – заеду к тебе. Мам, давай менять квартиру. По-другому не получится. Думай, но помни, что без машины ничего не заработаешь. Без денег и от армии не открутиться. –В военкомат всё равно придётся идти. Они не оставят тебя в покое. Скоро пришлют ещё повестку. –Будут деньги – я решу этот вопрос, – уверенно заявил Иво. Парни шумно спустились по лестнице, хлопнула входная дверь, и всё затихло. Эйде сидела на кухне, слушая звуки ночи. Вот так нежданно-негаданно она осталась одна. И никто не подскажет, что делать? Действительно ли надо менять жильё? Если нет, то, как быть с Иво? –Утро вечера мудреней, – устало сказала Эйде, – буду думать до утра. 8. Долго смотрела на улыбающуюся луну, висящую прямо над крышей соседнего дома. Звёзды мерцали в ночном небе, казалось, выговаривая что-то важное. Наконец, Эйде уснула – провалилась в пустое гулкое

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

пространство. Вглядываясь в эту серую пустоту, с трудом поняла, что находится в своей квартире. Мебели не было. Только на стене висел большой ковёр странной мрачноватой расцветки. Эйде потрогала его рукой и поняла – это толстый слой плесени. Ощущение тошноты и брезгливости заставило её отшатнуться. Больно стукнувшись о другую стену, она с опаской отстранилась и от неё. Но там были привычные голубые обои с кружевным силуэтом берёзы. Эйде прошла по всем комнатам. Звонкое эхо шагов металось от одной стены к другой. В комнате сына тоже было пусто, только на полу одиноко лежала большая наборная штанга. Рядом горкой возвышались яркие цветные двухкилограммовые диски. Сын постоянно занимался спортом, штанга была его любимым снарядом. –Пусть она остаётся здесь, – почему-то подумала Эйде, – будет причина вернуться в эту квартиру. Подул ветер, залетел в открытые окна и загулял в чужом жилище, как хозяин. Уныло прозвучала мелодия его бродяжьей песни. Эхо пустой квартиры повторило её. Звуки сливались в печальное многоголосие. Тяжёлая душная тоска навалилась, как медведь. Спустились к земле облака, придвинулись к дому, вползли на балкон, загородив свет дня. Эйде как будто заблудилась в пустоте. Ей хотелось вырваться на волю, увидеть солнце, небо. И тут, как в сказке, она и вправду увидела солнце. Его раскалённый диск уже почти спрятался за горизонтом. Небо сияло всеми оттенками малинового цвета. Эйде вышла на балкон, взмахнула руками и полетела прямо в закат. Долго мчалась, догоняя убегавшее солнце. Потом посмотрела вниз, на землю – там тёмно-зелёным массивом раскинулся сосновый бор. Эйде опустилась на гору, с которой сбегала асфальтовая дорога, и долго ещё наблюдала за солнцем, медленно утопавшим в сосновом океане.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

9. Проснувшись рано утром, отчётливо вспомнила сон. –Ох, наверное, придётся заняться обменом! – вслух сказала Эйде. – Но я ещё подумаю. Думать долго не пришлось. Вечером приехал сын с другом. Первым делом Иво спросил: –Ну, что, мам? Надумала меняться? –Иво, я боюсь. Ни ты, ни я – не сможем просчитать последствия. Мне кажется, ничего хорошего из этого не выйдет. –Мам, пойми – мне очень нужен транспорт. Без машины я никогда не смогу много заработать. Жить без денег дальше нельзя. Ты можешь существовать на копейки, потому что у тебя есть профессия. Можешь ждать лучших времён. А я не могу – мне когда-то придётся кормить семью. Если сейчас не научусь зарабатывать, значит, жизнь поставит на мне крест. Эйде понимала, сын по-своему прав, что всё изменилось. Истины, которые ещё недавно были непреложными, превратились в мусор. О чём можно рассуждать, когда уже три года они с сыном просто голодали. И просвета – не намечалось. О чём можно думать, что выбирать, если завтра ты просто умрёшь от потери сил. –Хорошо, – сказала Эйде, – буду искать варианты обмена. Сынок! Это, действительно, поможет тебе? –Мам, я люблю тебя! – просиял Иво. – Мы поехали. Завтра увидимся. 10. Странно, но обмен нашёлся быстро, и квартира оказалась как раз в сосновом бору – на далёкой окраине города. Там же находилась гора, с которой асфальтовая дорога убегала в закат. Сон, увиденный Эйде две недели назад, воспроизвёлся в жизни почти точно. Много раз возвращалась она к этому пророчеству, пытаясь разгадать остальные картины сна. Но загадка не хотела открывать

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

своего тайного смысла. Однако застрявшие где-то в глубине сознания фантастические мрачные образы постоянно вызывали далёкую тревогу, похожую на голос проснувшейся лавины в горах. Эйде перевезла вещи, занялась ремонтом. Очень уставала – ездить на работу и домой теперь приходилось с пересадкой. Сначала садилась в трамвай. Маршрут проходил по окраине города, потом рельсы убегали на опушку соснового бора. Цветной вагончик долго двигался вдоль дикого леса, останавливаясь около предприятий. Все они располагались в лесных массивах, выглядывая из-за деревьев только окнами проходных. На предпоследней остановке трамвайного маршрута Эйде пересаживалась на автобус. Дорога петляла по лесу так, словно её строили пьяные зайцы. На девятом крутом повороте находилась конечная остановка. Езда отнимала полтора-два часа. Но зато каждый раз, выйдя из автобуса, Эйде пешком поднималась по асфальту в гору, останавливалась среди сосен и наблюдала, как солнце снижается, касаясь колючих верхушек, а потом норовит спрятаться за далёкую кружевную кромку бора. Небо на западе становилось похожим на малиново-сиреневое озеро. Кромки облаков горели красным огнём. Сосны – оранжевым пламенем, от самого яркого – светлого, до тёмного – почти коричневого. Можно было смотреть на это волшебное действо до ночи, но в темноте, да ещё в лесу, не погуляешь. Она с сожалением отрывала взгляд от огненного заката и спускалась к жилому кварталу. Рубины заката горели и в окнах домов, многократно дробясь и мерцая. Постепенно в квартире становилось уютно. Ремонт закончился. Эйде привыкла к маленькому жилищу. Ей нравилось, что окна выходят на просторы большой реки. На другом далёком берегу стеной рос краснотал. В закатные часы кустарник окрашивался в карминовые оттенки, отражаясь в зеркале льда. Этот тройной костёр – заката, пламеневшего кустарника и его отражения –

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

фантастически сиял в проёме окна, разбрасывая по стенам в квартире розовые блики. Эйде старалась в эти часы почаще бывать дома. Пламень заката подпитывал её – увеличивал физические силы и как бы излечивал от тяжести жизни. Так ей казалось. Эйде не чувствовала себя одинокой. Во-первых, она не знала, что такое скука. Ей всегда было достаточно самой себя. Всё невысказанное выливалось в стихи и рассказы. Она давно занималась писательством. Во-вторых, Иво почти каждый день приезжал на своей машине, чтобы узнать, как жизнь, как дела. На доплату, полученную при обмене, он купил "Тойту – терцэл". Это была маленькая быстроходная иномарка ярко-красного цвета. В её багажник входило много груза. Иво был доволен. Эйде уже научилась по звуку работающего мотора отличать "Тэрцел" от других машин, и всегда знала, что приехал сын. Услышав характерный скрежет тормозов во дворе, шла к двери и никогда не ошибалась. Одно огорчало Эйде – Иво выписался с прежнего места жительства, а прописываться в новой квартире не хотел. –Тебя начнёт разыскивать военкомат, – предупреждала Эйде. –Пусть ищут, всё равно не найдут. Где искать, если нет прописки? –Они будут требовать, чтобы я сообщила твоё место жительства. –А ты не говори, не знаешь – и всё! –Откроют дело об уклонении от призыва, передадут в суд. –Мам, если дойдёт до этого, я сам разберусь. А пока – пусть будет так, как есть, – легко отмахивался Иво. Но Эйде была права. Однажды вернувшись с работы, нашла очередную повестку военкомата в почтовом ящике. Её сына приглашали на медкомиссию. Весь вечер ждала Иво, но на этот раз он не приехал навестить её.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

11. Часы пробили полночь, когда Эйде отправилась спать. Огромная круглая Луна смотрела в окно, повиснув низко над рекой. В её серебряном свете заросли краснотала на противоположном берегу казались траурно чёрными и производили какое-то гипнотическое действие. Эйде не заметила, как уснула. Она стояла возле окна в новой квартире и снова смотрела на Луну. Казалось, небесная тарелка сделана искусным мастером из прозрачной майолики или голубого хрусталя. Драгоценное изделие спустилось совсем низко и приблизилось к самым стёклам. Вот-вот Эйде протянула бы руку и потрогала этот живой сверкающий диск, но тут какой-то звук заставил её обернуться. Обвела глазами комнату. Не найдя источника звука, снова обратилась к окну. Но Луна уже сияла высоко в зените и улыбалась таинственно и высокомерно. Эйде разочарованно отошла в глубь комнаты и вдруг увидела стоящее на платяном шкафу маленькое скукоженное существо. Оно было одето во что-то, похожее на жёлтое кимоно, перепоясанное зеленоватым широким шарфом. Его изумрудные кисти свешивались до самых ног. Если, конечно, у него были ноги, а не чтонибудь другое. Маленькие ручки, сложенные на животе, цепко держались одна за другую. Жёлтое лицо ничего не выражало – словно маска безразличия. Только маленькие глазки моргали время от времени, да сверкали отражённым светом зрачки. Большие остроконечные уши торчали странно и неудобно. Казалось, они мешают крошечной головке и не дают ей повернуться туда, куда следует. Эйде, удивлённая этой картиной, подошла поближе и долго разглядывала маленького монстра. Он тоже молча наблюдал за её действиями. –Кто ты? – спросила Эйде. – Откуда взялся? Жёлтый гном криво и как-то жалко улыбнулся, но ничего не ответил. Его кимоно стало бледнеть, зелёный

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

шарф просвечивал насквозь, большие уши размыло туманным облачком. Жёлтое лицо побелело и тоже размылось, как акварель. Он весь задрожал, стал похож на отражение в зыбкой воде и, наконец, исчез. Эйде в недоумении стояла перед шкафом, пытаясь задрать голову повыше, в надежде увидеть, куда пропало странное существо. Но от него не осталось и следа. Проснулась от звонка будильника и первым делом бросила взгляд на шкаф. Сообразив, что видела сон, похожий на сказку, встала, пошла в ванную. Умывалась и всё думала о том, что увидела на этот раз. Эти пророческие сны, сбывающиеся так быстро, уже пугали её. –Нужно вычеркнуть дурацкую картинку из памяти, – решила Эйде. И она так хотела этого, что действительно забыла жёлтого монстра, стерла его в сознании каким-то виртуальным ластиком. 12. Сын приехал только через два дня поздно вечером. Эйде услышала голос его маленькой "Тойоты" и открыла дверь. Иво быстро поднялся по лестнице, вошёл в дом и как-то торопливо захлопнул за собой дверь. –Где ты пропадал? Тебе снова пришла повестка из военкомата, – сообщила Эйде. –Бог с ней, с повесткой! – сказал Иво. – У меня новости похуже. –Что случилось? – сердце Эйде застучало в бешеном ритме, ноги отяжелели. –Мама, мы залетели. –Что это значит? – бледнея, спросила она. –Это всё Женькина жадность… Два дня назад поздно вечером, когда мы приехали к тебе, он увидел здесь, в городке, у соседнего подъезда незакрытую «девятку» и решил её угнать. Но случайно захлопнул дверцу.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Ну, а ты где был? Почему не помешал? – дрожащим голосом проговорила Эйде. –Я сидел в "Тэрцеле", слушал музыку через наушники и даже не видел, как Женька достал нашу самоделку – раскладной прицеп и прицепил «девятку». Потом плюхнулся ко мне на сиденье, крикнул: «Ходу!». И мы рванули вперёд. А хозяин в это время наблюдал за нами из окна и тут же позвонил в милицию. В лесу нас догнал милицейский УАЗик из посёлка. Ну, ты знаешь, какой у них разбитый драндулет. Я включил последнюю скорость, оторвался от них. В городе мы отцепили жигуль и бросили, но было поздно. Номер "Тойоты" они всё-таки засекли. Теперь моя машина и я – в розыске. А «девятка» во время погони два раза стукнулась о столб. Она разбита. –Детка, что ты наделал! Теперь точно попадёшь под суд. Я так и знала, я чувствовала! Твой Женька – бандит! – Эйде зарыдала, не в силах остановиться. –Мама, не плачь! Только не плачь! Прости меня, я – дурак, – обнял её Иво. –Что же делать? Нужно ехать в милицию с повинной. Ничего другого не остаётся, – сквозь слёзы говорила Эйде. –Нет, мам, в милицию я не пойду. Хозяин «девятки» – сутенёр из спортивного клуба. Туда ходят все менты. Меня просто забьют, сделают инвалидом. Или убьют. –Мальчик, мальчик мой! Как теперь быть? – рыдала Эйде. –Ничего, мам! Я уйду в бега. Уеду на время, пока всё не успокоится. Дай мне адреса родственников: тёток твоих в Самаре, брата Николая, родственников отца. Ты же знаешь их адреса. Эйде заметалась по комнате, перебирая дрожащими руками блокноты с заметками. Выписала все адреса родственников, отдала бумагу сыну. Накидала короткие записки самарским тёткам, своему брату, тоже живущему в Самаре.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Иво, детка! Денег у меня, как всегда, нет. Как ты поедешь? –Небольшая сумма есть. Женька даст ещё сколько-то. Но ему тоже нужно скрыться – значит, понадобятся деньги. Мамочка! Всё будет хорошо. Я вернусь через месяц. Обещаю тебе, что не пропаду. "Тойоту" спрячу в надёжном месте – в гараже у друзей. Женька тем временем постарается закрыть дело – ему поможет двоюродный брат. Это он – крутой, а не Женька. До свидания, мама! – Иво поцеловал мать в щёку, обнял её ещё раз и, открыв дверь, быстро пошёл к машине. –Деточка моя! – рыдала Эйде, бродя из комнаты в кухню. – Увижу ли тебя ещё когда-нибудь? Как ты будешь выживать, когда закончатся деньги? А они закончатся и очень скоро! Милый мой, глупый мой мальчик! За что всё это выпало тебе? Почему именно ты должен ехать неизвестно куда и без денег! На погибель… Эйде знала, что всё рухнуло и уже никогда не будет прежней, пусть голодной, но нормальной жизни. Так вот что означало появление во сне странного жёлтого карлика в кимоно. Это был знак, что в дом пришла беда. Глава вторая. Скиталец 1. Выйдя из подъезда, Иво огляделся – нет ли чего-то подозрительного. Полукруглая площадь между пятиэтажками была пуста. Она ярко освещалась огнями домов и высокими фонарями, выстроенными вдоль проезжей части. Дурашливо носился, шлёпая длинными ушами, только пёстрый сеттер – он всегда бегал один, без хозяина. Его ошейник с металлическими заклёпками в жёлтом электрическом свете казался серебряным украшением. На скамейке сидел толстый важный кот, сверкая изумрудами глаз. Всё было таким же, как и всегда, но что-то неуловимо изменилось – в сознании,

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

словно колючий живой шар, висело ощущение потери чего-то невозвратно светлого, уютного, родного. Иво быстро прошёл к машине, уселся на сидение и, взяв с места на максимальной скорости, двинулся сначала влево, потом, крутнувшись на повороте, выехал на трассу. Он гнал свою "Тойтоту", петляя по лесу, считая повороты. Перед последним вышел из машины, пробрался в темноте лесом к остановке, снова осмотрелся. На перекрёстке топтались два запоздавших пассажира. Слышно было, как они беседуют, ругая каких-то депутатов. Ментов не видно, значит, путь открыт. Можно смело выезжать из леса – дальше дорога идёт по прямой, без поворотов. Обзор и сзади, и спереди – несколько километров. Лесной тропинкой Иво вернулся к машине, снова резко рванул с места и, не снижая скорости, повернул на основную трассу. "Тойота" послушно летела по ровному асфальту, послышался мелодичный звуковой сигнал – предупреждение водителю о слишком высокой скорости. Иво не обратил на это внимания – он постоянно носился по дорогам, как Безумный Макс из его любимого фильма. А сейчас это было просто необходимо – чем скорее доберётся до гаража, тем меньше риск попасть на удочку ментам. Перед въездом в город Иво решил дальше пробираться горой – там глухие места, улицы останутся в стороне. Но, в конце концов, ему всё равно придётся спуститься в жилые кварталы – иначе не попасть в нужное место. Его "Тойота" будет спрятана в одном из гаражей у брата Женьки. Брату было уже сорок лет, он давно интересовался прибыльными делами – так он говорил. Иво знал пока только одно – брат Женьки по прозвищу Казак имел большое влияние в городе и занимался всем: авторемонтом, торговал недорогими машинами, имел несколько киосков и магазин. На этого парня они и работали – развозили товары по торговым точкам, пока Женька не влип в историю с угоном.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Но не забывали и себя. Женька показал, как можно легко изготовить универсальную отмычку к машинам. Иво после нескольких попыток понял, что природа наградила его умелыми руками. И он пользовался этим – вещи, изъятые из богатых чужих автомобилей, шли в общий доход. Иво спускался по ярко освещённому Барнаульскому Взвозу, внимательно глядя по сторонам – сейчас, на последних метрах пути не хотелось встретиться с ГАИ или ментами. Он благополучно выехал на Иркутскую и свернул в темноту – в сторону гаражей. Женька ждал его. Задвинув машину под крышу, Иво вышел наружу. Было раннее утро, вернее, предрассветный час. Звёзды еле видимые на сером небе, подмигивали как всегда весело и беззаботно. Странная тяжёлая тоска навалилась на Иво. Ощущение нереальности происходящего выбивало из колеи. Не хотелось верить, что сейчас ему нужно отправляться на станцию и в товарном вагоне тайком отправляться в неведомый путь. О нормальном способе отъезда не приходилось и думать. Пересесть в пассажирский поезд можно будет только в Новосибирске. Громко лязгнула железная дверь – Женька закрыл гараж, обернулся и сказал: –Ну, давай, брат, прощаться. Я, думаю, не надолго. Казак обещал замять дело. Раз обещал, сделает. Звони, короче – узнавай. Ни пуха! –К чёрту! – ответил Иво. 2. Он брёл в рассветных сумерках, петляя между деревянных домов. Из дворов лениво лаяли сонные собаки, кое-где уже горели огни. Люди собирались на работу. Покоем и уютом веяло от этих тихих домишек, от высоких и низких труб, торчащих над крышами, резных деревянных ворот. Иво не хотелось покидать узкую улочку, словно здесь он мог найти убежище.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

До станции оставалось примерно пятнадцать минут хода. Выйдя на пути, Иво ускорил шаг – впереди, пока ещё далеко от него, серой длинной громадой был виден товарный поезд. Он отправлялся через полчаса – Иво знал это. Легко забрался в товарняк. В нескольких вагонах, видимо такими же путешественниками, как он, были проломлены боковые лазы. Их заделали кое-как, где досками, где толстой фанерой, но нарушить заплаты ничего не стоило. Иво забрался в вагон, до верха загруженный картонными коробками, заделал изнутри дыру и притаился. Сейчас пойдёт проверяющий – нужно остаться незамеченным. Через пять минут стало слышно, как два человека движутся вдоль состава, приближаясь к вагону Иво. Они стучали по колодкам, по узлам соединений, переговаривались. Постояли почти рядом с лазом, закурили и прошли мимо. Иво перекрестился, с облегчением вздохнул. –Ну, всё! Теперь, считай, уехал, – прошептал он. Когда поезд тронулся, Иво распечатал одну из коробок и обнаружил, что ему крупно повезло – там была знаменитая бийская тушёнка. Только сейчас он почувствовал, насколько голоден. Складным ножом вскрыл сразу две банки и съел тушёнку в один присест. Подумал немного, достал из ящика ещё одну жестянку и снова съел мясо, глотая его прямо кусками. Вот теперь он сыт. Сразу же навалился сон – глаза закрывались сами собой. Мерный стук колёс на стыках рельсов убаюкивал и убеждал, что движение продлится долго, что здесь Иво в безопасности. Он лёг на стружки, в обилии натолканные между рядами ящиков и, вдыхая их смолистый аромат, моментально уснул. Во сне долго слышал, как вагон качает на поворотах, как выбивают барабанную дробь колёса на длинных спусках, но потом слух отключился. Иво спал крепко, словно дома на цветной маминой

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

подушке, а товарняк уносил его всё дальше и дальше от прежней спокойной жизни. Где-то на разъездах поезд останавливался ненадолго, потом, пыхтя, снова трогался в путь, оставляя позади красно-белые будки обходчиков, какие-то деревушки из трёх домов, морды коров, торчащие из пригонов, стога сена… Иво спал, и ничего не снилось ему в этом долгом и одиноком пути. Он так устал за последние три дня, как никогда не уставал раньше. Угроза тюрьмы и погони висела в сознании какой-то осязаемо громоздкой и тяжёлой конструкцией. Она не позволяла расслабиться даже на минуту. Это напряжение и давало о себе знать сейчас. 3. Иво проснулся оттого, что услышал голоса людей, быстрые шаги вдоль перрона, далёкий шум города, лязганье железа о железо – поезд остановился на какой-то станции. Выглянув в щель, Иво увидел, что товарняк расположился на третьем пути, а его вагон стоял напротив здания вокзала. Это уже был Новосибирск – Иво проспал почти десять часов. Нужно уходить из вагона и попытаться пересесть в пассажирский. Иво уложил в пакет, который всегда носил с собой, несколько банок тушёнки и тем же путём выбрался наружу, оказавшись между двух товарных составов. Он пробрался под вагоном, поднялся на перрон и направился к вокзалу. Глазами старался охватить окружающее пространство, чтобы не наткнуться на милицию или ОМОН. Но никто не обращал на него внимания. Убедившись в этом, Иво уже намеренно прошёл мимо милицейского поста на второй этаж, где находился кассовый зал. Пристроился в конец длинной очереди, отстоял её и купил плацкартный билет до Оренбурга. В Оренбургской области в городе НовоТроицке проживал родной брат отца Валерий. Этот дядька, бывший военный, полковник в отставке, занимал какой-то важный пост – не то мэра города, не то зама. Иво рассчитывал некоторое время

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

пожить у него, тем более что родственник явно не голодал, скорее наоборот. Теперь оставалось только ждать – до отхода поезда ещё целый час. Иво прошёл в зал для пассажиров, устроился на мягкой скамейке и стал пристально оглядывать публику. Не заметив ничего подозрительного, успокоился и, повернувшись вполоборота, краем глаза наблюдал за экраном телевизора. Там, в цветном изображении Валерий Леонтьев танцевал и пел своего "Казанову". –Позолоти ручку, – услышал Иво хрипловатый молодой голосок. Перед ним стояла цыганка в бордовой бархатной юбке. Складки ткани качались в такт её плавным движениям, отливая сиреневыми и алыми, а порою серебристыми оттенками. Светло-розовая шерстяная кофточка с полудлинным рукавом тесно облегала точёную фигуру. Эта юная особа напоминала индийскую богиню. Её большие чёрные глаза смотрели спокойно и мудро, словно она прожила на свете тысячу лет. –А за что тебе ручку позолотить? – улыбнулся Иво. – Что ты можешь? –Могу рассказать, что ждёт тебя в будущем, – серьёзно ответила богиня. –Рассказывай, – согласился Иво и вытащил из пакета банку тушёнки. –А денег нет? – спросила девчонка. –Вот этого как раз и нет, – снова улыбнулся Иво. –Ладно, давай тушёнку. А ждёт тебя вот что. Если не бросишь своих друзей, погибнешь в двадцать девять лет. И жизнь станет такой трудной, что ты будешь рад своей погибели. Вспомнишь тогда меня и то, что я сказала. –И это всё? – удивился Иво. –Нет, не всё. Бросишь друзей – женишься, родишь сына. –А ты не врёшь? – засмеялся Иво.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Сам увидишь, зачем мне врать! А сейчас ты доберёшься туда, куда едешь, и всё будет хорошо. Ну, давай ещё банку, я заработала. Богиня улыбнулась, наконец, ослепительно и лукаво, резко повернулась на высоком каблуке и степенно двинулась вдоль скамеек, словно бы танцуя на ходу. Иво проводил глазами юную прорицательницу. Ему ещё хотелось поговорить с ней, расспросить, почему он должен бросить друзей. Он так не считал, хотя и попал из-за Женьки в эту дурацкую историю с угоном девятки. Теперь у него в родном городе будет вечный враг – сутенёр, хозяин разбитой машины. Но Иво всё равно надеялся на Женьку и помощь Казака. Так что не права цыганка, хотя и очень ему понравилась. Конечно, она кокетничала, ей нужны были деньги – вот и врала, что придёт на ум. Однако, что-то зацепило его в короткой беседе. И он понял – её пророчество совпало с той случайно брошенной детским врачом фразой: "С такими глазами долго не живут". Это врач фтизиатр сказал о нём – о его синих глазах с длинными ресницами. –Всё равно неправда! – вслух произнёс Иво. – Я проживу до ста лет, и вообще – не умру! –Скорый поезд Новосибирск – Москва прибывает на четвёртый путь, – размеренно и равнодушно сообщил женский голос. – Просим пассажиров пройти на посадку. Иво шёл подземным коридором и мысленно спорил с цыганкой: –Врёшь ты всё! Не может такого быть. И друзья здесь ни при чём – они у меня классные! Я их никогда не брошу. А то, что мы с Женькой влипли, так это случайность – с каждым может произойти. 4. Иво устроился на верхней полке и долго наблюдал, как за окном мелькали полустанки, лесные массивы, холмы и поля. Постепенно опустились сумерки. На далёкой кромке горизонта появилось красно-жёлтое

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

зарево – это всходила полная луна. Скорый поезд мчался без остановок, выговаривая на ходу: "Так-так, так-так; тук-тук, тук-тук". Странно, но под этот ритмичный говор Иво как-то успокоился. Даже колючие волны тревоги перестали доставать его. Казалось, он просто едет в гости, что его ждут и примут с радостью. Не хотелось думать о другом – о том, что будет, если дядька выставит непрошеного гостя за дверь. Особенно, когда узнает, что Иво в бегах. Денег больше нет, и кроме дядьки надеяться не на кого. Слушая песню колёс, Иво уснул и во сне снова увидел юную цыганку. Она танцевала индийский танец, гибкая и ослепительная, что-то выговаривая руками, украшенными золотыми браслетами. Он подошёл к ней, положив одну руку на талию, другой взял её тонкое запястье. Они закружились в вальсе. На юной богине вдруг оказалось белое, кружевное, пышное, как морская пена, платье. Они плыли, почти летели, в огромном голубом зале, где на высоких окнах вместо штор сияли тончайшие золотые кружева. Золотые блики метались по голубым стенам, по лицу юной богини, окрашивали золотистыми узорами её белоснежное платье. Потом откуда-то с неба пошёл золотой дождь. Это было так красиво! Иво проснулся, выглянул в окно – поезд попрежнему старательно выговаривал: "Так-так, тук-тук". По-прежнему летели мимо полустанки и деревеньки. Приближался рассвет. Через сутки Иво прибудет в Оренбург. Пассажиры ещё спали, в вагоне стояла тишина. Иво спустился с полки, вышел в тамбур покурить. В углу стоял небольшого роста мужичок. Лицо, руки и одежда его были так черны, что с первого взгляда становилось ясно – бомж. –Парниша, дай закурить, – прохрипел он. Иво прикурил сигарету и подал ему. Они молча дымили, глядя в окно. Потом Иво сказал: "Ну, будь здоров!" И, повернувшись к двери, вошёл в вагон. Ему не хотелось разговаривать, любопытствовать, как человек

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

дошёл до жизни такой. Неизвестно, каким станет сам Иво через месяц. Поезд приближался к какой-то станции – ход состава замедлился, колёса отстукивали неравномерный ритм на развилках рельсовых путей. Наконец, мимо проплыла большая вывеска с голубыми буквами: "Златоуст". Город с красивым названием раскинулся на крутой горе. Сияя огнями в предрассветной темноте, он напоминал новогоднюю ёлку. Это впечатление усиливала вдруг начавшаяся весенняя верховая метель. Ветер кидал снег горстями в праздничное утреннее лицо Златоуста, засыпая его блёстками, закручивал снежные вихри, танцуя то вдоль проспектов, то, спускаясь с горы, шагая с верхних улиц на нижние. Иво с восхищением рассматривал возникшее за окном чудо – сверкающий, танцующий, праздничный Златоуст. 5. Оренбург встретил Иво ледяным ветром и дождём со снегом. В Ново-Троицк нужно было добираться автобусом. Деньги кончились ещё в Новосибирске, поэтому оставался только один вариант – попутки. Иво зайцем доехал на трамвае до окраины города, вышел на трассу и встал на обочине. Тяжёлые мокрые снежинки налипали на одежду, секли лицо. Ветер тоже делал своё дело. Иво продрог, но ни одна машина не останавливалась. Когда отсырели и замёрзли ноги, он решил идти пешком, чтобы разогреться. На ходу ноги отошли, но куртка уже промокла на плечах, и холод пробирал теперь сверху. Иво поднимал руку перед каждой машиной, но никто не реагировал на его жесты – и легковые, и грузовые неслись мимо, разбрасывая колёсами грязные ошмётки. Поэтому каждый раз приходилось отодвигаться на обочину. Он обернулся – его догонял тяжело гружёный КАМАЗ. Двойной прицеп болтало на поворотах. Без всякой надежды Иво махнул рукой. Грузовик затормозил,

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

инерция протащила его вперёд, но – о, чудо! – машина остановилась, и водитель даже открыл дверцу для пассажира. Иво по высокой ступеньке взобрался в кабину. –Спасибо, что подобрали меня, – сказал он, думал, придётся идти пешком до самого города. –Далеко, однако, – улыбнулся парень, – сто пятьдесят вёрст. –Знаю, но денег нет, а добираться нужно. –Я так и понял, – откликнулся шофёр, – поэтому и остановился. А что за нужда погнала тебя пешком? –Еду с Алтая на похороны, – на всякий случай соврал Иво, – а деньги в поезде украли. –Сейчас это обычное дело. Успеваешь на похороны-то? –Теперь успею, – сказал Иво. – Спасибо тебе! –Кто умер, родственник? –Тётка, – ответил Иво, – отцова сестра. –А сам отец где? –Он на Дальнем Востоке – не успеет приехать, да и денег нет. –Да, – согласился водитель, – теперь деньги только у бандитов да олигархов. У народа денег нет. КАМАЗ ревел на подъёме, снег налипал на стёкла, таял, капли длинными дорожками разбегались в стороны, дворники сталкивали воду вниз, на минуту освобождая обзор. Потом всё начиналось снова. В кабине было тепло. Несмотря на промокшую одежду и обувь, Иво согрелся и задремал. 6. Водитель КАМАЗа рассказал, как добираться до улицы Партизанской, поэтому Иво сразу же уселся в трамвай номер три – за последние годы безденежья он стал зайцем-профессионалом. Трамвай петлял своим причудливым маршрутом. Иво рассматривал город. НовоТроицк был похож на все маленькие города, которые Иво приходилось видеть раньше. Пяти- и девятиэтажные жёлтые и серые жилые кварталы, более старые кирпичные постройки, выделяющиеся из общего строя своей

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

основательностью административные здания – всё как везде. Ничего примечательного. Порой Иво казалось, что едет по родному городу – так некоторые улицы напоминали Бийск. И только нестандартные приметы – церковь с непривычно острым шпилем, высокий кинотеатр, названия улиц – говорили о том, что это чужой город. Иво вышел на кольце и направился в сторону городка коттеджей. Неказистое богатство выпирало здесь на каждом шагу. Его обитатели не отличались фантазией. Здания, карикатурно напоминающие дворянские поместья, отгородились от мира высоченными бетонными заборами. Над этими глухими стенами возвышались чугунные шпили, петушки, орлы и прочие украшения, придуманные доморощенными архитекторами. Над крышей одного из них даже торчал, странно меняя пейзаж, огромный Мальтийский крест. Особняк под номером пятнадцать ничем не отличался от других – тот же бетонный забор с окошечком и звонком на воротах. Иво три раза нажал на кнопку, но никакого движения внутри двора не возникло. Позвонив ещё раз, услышал шаги. В прорезь окошечка увидел женщину лет сорока пяти. –Иду, иду, – говорила она певуче, – кто там? –Тётя Надя, это ваш племянник Иво. Я приехал в гости из Бийска. –А ты не врёшь? У меня здесь охранник имеется – он сейчас обедает. –Да вы посмотрите на меня – я же вылитый отец. Вы его знаете, видели много раз. У меня и паспорт есть. В окошечко выглянуло красивое тёткино лицо – тёмные аккуратные веснушки украшали его ещё больше. –Ну, покажись, покажись, – пропела она, – точно, вылитый отец. Не спутаешь ни с кем! На всякий случай, дай-ка паспорт. Да, это мой племянник! Ну, заходи – гостем будешь! Она открыла ворота, отступила на шаг и пропустила Иво во двор.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Проходи, как раз к обеду поспел. Голодный, небось, с дороги? Они поднялись на высокое крыльцо по ковровой дорожке, вошли в дом и оказались в гостиной. Это была большая полукруглая комната, обставленная голубой мягкой мебелью. Окна в виде высоких арок с ажурными решётками открывали обзор на три стороны. В центре стоял резной овальный стол из карельской берёзы. –Не хило живут, – подумал Иво, – не то, что мы с матерью. –Пошли в столовую, – сказала тётка и повернула направо. За голубыми портьерами находился узкий коридорчик с паркетным полом, за ним – уютная квадратная комната. Там, за обеденным столом сидел парень в камуфляжной форме. –Привет! – сказал Иво. – Обедаешь? А я в гости приехал к тёте Наде и дяде Валере. –Как зовут? – спросил охранник. –Иво. А тебя? –Алексей, – протянул руку охранник, – Лёша, в общем. Иво, не торопясь, принялся за первое. Он страшно проголодался, но старался не показать этого. Мигом съел и второе и третье. –Кому добавки? – спросила тётка. Иво не удержался и сказал: –Добавьте ещё гуляша, очень вкусный. Сами готовили? –Сама. Прислуги у нас нет, – сообщила тётка, – вся уборка, стирка, готовка – на мне, и твои братья помогают. –А где они сейчас? – поинтересовался Иво. –Сашка в институте – учится на педагога, Димка – в школе, десятый класс заканчивает. А ты чем занимаешься? –Занимаюсь коммерцией, торгуем с друзьями всякой всячиной, – проговорил Иво, стараясь выглядеть как можно правдивее. – Вот сейчас выдалось окошечко, решил съездить в гости. А дядя Валера где-то работает?

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Он – большой человек, заместитель мэра НовоТроицка, – с гордостью сказала тётка. – Вот заработал себе особняк. Мы здесь недавно обосновались, второй год всего. Ну, пока нравится – тихо, спокойно, лес рядом, река. Как мать, отец? –Мать ходит на бесплатную работу, зарплату не получает. Отец уехал на Дальний Восток, не пишет. Наверное, женился, – ответил Иво. –Да, он себя никогда сильно не утруждал. Всё искал, где лучше. Наверное, нашёл. –Ну, пусть радуется, если нашёл, – поддержал тётку Иво. –Но вас-то с матерью бросил! Трудностей не любит. –Ничего, – сказал Иво, – мы и сами с усами. –Да ты молодец! – удивилась тётка. – Самостоятельный. 7. К вечеру домой вернулись братья. Иво отметил, что они тоже похожи на его отца, родного дядю – сразу видно – одна порода. Перезнакомились, показали Иво каждый свою комнату. Аппаратуры у этих парней было – под завязку: японские музыкальные центры, видео, компьютеры. Иво засел за игры, тем более что первая же из них увлекла – он азартно проходил один уровень за другим. Братья тем временем занялись учёбой – готовили к завтрашнему дню домашние задания. Дядя Валера приехал поздно. Поставил "Лэнд" в гараж – он сам водил машину. Увидев его, Иво даже вздрогнул – так дядя был похож на своего брата. Только лицо гладкое и представительное – лицо высокого военного чина, властного чиновника. Он обнял Иво, повернул его туда-сюда, разглядывая и улыбаясь. –Родня! – восхитился дядя. – Все на одно лицо! Вот что такое – гены. Ну, брат, рассказывай, как вы там, в Сибири, живёте? –Нормально! Отец, правда, давно уехал на Дальний Восток. Мы с матерью вдвоём.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Как мать? Работает? – видно было, что дяде и в самом деле интересно – он давно не приезжал в гости на Алтай. –Работает, – сообщил Иво, – только бесплатно. –Значит, капитализм и на Алтай добрался, – махнул рукой дядя. – Ладно, пошли ужинать. Они долго сидели за столом, разговаривали. Дядя расспрашивал Иво обо всём – как выглядит город, какие предприятия работают, какие остановились, как живут люди – и сравнивал с жизнью своего уральского городка. Сравнение было не в пользу Алтая. Выяснилось, что в Ново-Троицке почти нет безработицы, зарплату везде платят. Люди не голодают, но и здесь бедствием стали бродяги, бомжи, бандиты. –Численность милиции у нас выросла в полтора раза по сравнению с восемьдесят пятым годом, – сказал дядя, а Иво записал в памяти это сообщение. –У нас тоже, – он спокойно продолжал есть отбивную, – я это знаю не понаслышке – мы с компаньонами постоянно ощущаем их "заботу". Торгуем, возим товары – без органов, как без рук! –Ну, да, – согласился дядя. – Чем торгуете? –Всякой всячиной – от игрушек до автомашин. –И что? Жить можно? –Как видите – я жив, здоров! – улыбнулся Иво. -Рад, что ты приехал, – поднял бокал с вином дядя, – давай, за тебя! 8. В субботу всей семьёй начали строить сауну. Все материалы у дяди давно были заготовлены, аккуратно сложены под крышей, фундамент уже готов. Работа шла споро – четверо мужчин делали своё извечное дело – рубили сруб, укладывали брёвна, строгали, пилили… Иво нравилось плотницкое ремесло – он уже пробовал с отцом заниматься этим. Запах берёзовых и сосновых стружек, лёгкий весенний ветерок, синее небо с высокими перистыми облаками – казалось, он вернулся домой, к матери, и строит эту игрушечную сауну для неё.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Но голоса братьев, дяди возвращали в действительность. Иво с сожалением окидывал глазами большую усадьбу, и фантазия уступала место реальной картине. К обеду сруб заметно подрос – ярко светились янтарём ошкуренные брёвна, фасонисто выглядывали на четыре стороны аккуратные углы, дверной проём в предбанник напоминал перевёрнутую букву "п". Внутри из пола уже торчали заранее подведённые трубы водопровода – в предбаннике должен разместиться душ. –Мужики! – любуясь работой, крикнул дядя. – Пошли обедать, мать зовёт. При слове "мать" сердце Иво сжалось – она не знает, где он сейчас, наверняка не спит ночами. Но подать телеграмму или позвонить ей на работу боялся – вдруг розыск засечёт его местонахождение. Тогда придётся бежать дальше – в неведомое. Пока есть возможность пожить здесь, надо это использовать. Он задумался, сидя на бревне возле свежего сруба – обедать не хотелось. Желудок давно уже привык к одноразовому питанию – голод давал о себе знать только к вечеру. Это стало вынужденной многолетней привычкой. -И-и-во! – позвала его тётка с крыльца. – Где ты? Мы ждём! Он поднялся и двинулся к дому. В столовой было шумно – мужчины довольно обсуждали свои успехи. Стол ломился от яств – тётка приготовила ярко-малиновый густой борщ, жареного гуся, напекла пирожков с ягодами и капустой. Иво принялся за еду и тут же вспомнил о матери – она, как всегда в последние годы, конечно, голодает. Он зримо представил себе белую кастрюльку с голубыми цветочками на боку, а на дне – сероватую овсяную кашу. Слава богу, если есть каша. А то и … 9. Сауну строили по выходным. В рабочие дни Иво один делал, что мог – выкладывал шлифованным щебнем угол, где будет размещаться каменка, готовил переплёты рам для маленьких двойных окон – они должны

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

находиться под потолком и освещать сауну днём. Выпиливал резьбу для украшения стен, крыши, дверей. Эскизы рисовал сам. Дядя очень хвалил Иво – ему нравились деревянные узоры, придуманные племянником. Прошло три недели – сауна, как волшебный теремок, заняла почётный правый угол большой усадьбы. В очередную субботу сантехники подключили баньку к водопроводу. Это был большой семейный праздник. Дядя затопил берёзовыми дровами миниатюрную печь, потом подкинул в топку сосны, черёмухи, снова – берёзы. Когда в сауне стало так жарко, что буквально сворачивались в трубочку уши, дядя надел ватную шапку, взял распаренный веничек из молодых берёзовых веток, плеснул чуток на каменку и полез на верхнюю полку. –Мужики, за мной! – крикнул он. Один из братьев последовал за отцом. Иво и Димка остались снаружи – на резной лавочке, пристроенной к стене предбанника. Они ждали своей очереди – сауна невелика, вмещает только двоих. Зато потом, когда они окажутся на верхней лавочке да возле каменки!.. Иво хлестался ароматным пушистым веником, пот градом катился по лицу и телу. Когда уже не было сил терпеть жар, он выскочил в предбанник, включил душ и моментально облился холодной водой. Тело горело, розовая кожа дышала и медленно остывала, какое-то сладкое ощущение охватило Иво – чувство лёгкости и чистоты. Он впервые побывал в сауне, раньше знал только парную баньку. Но сухой пар сауны, знойный почти пустынный климат её, сильнее очищал тело и кожу, поэтому такую лёгкость Иво испытал впервые. Это и вправду праздник – сауна, построенная своими руками. Обед в этот день был тоже праздничным, а на десерт тётка внесла огромный клубничный торт. После обеда она сказала: –Иво, я зарегистрировала тебя, как временно проживающего. Это необходимо, а то твоего дядю обвинят в нарушении паспортного режима. Он – лицо

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

ответственное, ему нельзя ничего нарушать. Вот, возьми паспорт. –Сп-пасибо, – заикаясь выдавил Иво. А про себя с отчаянием подумал: " Вот дурак! Надо было паспорт спрятать. Теперь придётся уезжать". 10. Денег на дорогу до Самары дал дядя, добавил немного и на жизнь. Тётка проводила Иво до автовокзала, помахала рукой на прощанье. Когда автобус тронулся, Иво высунулся в окно, крикнул: "Спасибо вам за всё! До встречи!" Жаль было покидать этот городок, просторный дом дяди, но оставаться здесь уже нельзя. Временная регистрация – это информация для розыска. Автобус катил по той самой дороге, где Иво сначала шёл пешком, потом ехал на КАМАЗе – с горки на горку, по широкой равнине, вдоль лесных опушек, лесополос… Ясный день сиял над трассой, солнце доставало пассажиров тёплыми лучами, слепило глаза. Тревога снова взяла Иво в колючие тиски. Он невольно всё возвращался и возвращался к одной и той же мысли – не задержат ли его на вокзале в Оренбурге или в поезде. А вдруг на него разослана ориентировка? Может быть, он зря сорвался с места – надо было рассказать всю правду дяде. Он бы помог. Но дело сделано – не возвращаться же обратно. На вокзале Иво надвинул кепку на глаза и, зорко глядя по сторонам, несколько раз прошёл мимо милицейского поста – ничего подозрительного не обнаружилось. Тогда он рискнул подняться в кассовый зал. Ему достался билет на скорый поезд "Новосибирск – Краснодар", который шёл через Самару. И время отправления было удачным – поезд уже стоял на первом пути, вот-вот должна начаться посадка. Иво вышел на перрон и закурил, прошёлся вдоль состава, отыскал свой пятый вагон.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Граждане пассажиры! – ожил громкоговоритель. – Объявляется посадка на скорый поезд "Новосибирск – Краснодар". Время отправления… С лязгом открылась зелёная дверца вагона, появилась проводница в фирменном пиджаке. Она подняла металлическую крышку, освобождая крутую лестницу, стала проверять билеты. Иво докурил сигарету и вошёл в тамбур. Разыскал своё место. Постепенно вагон заполнился пассажирами, стало шумно. В плацкартное купе набилось шесть человек. Кто-то сразу же уселся ужинать, кто-то пошёл за чаем, а пассажиры с верхних полок улеглись спать. Иво долго сидел, наблюдая за картинами, мелькающими за окном, и каждый раз вздрагивал, когда по вагонам проходил наряд железнодорожной милиции, выборочно проверяя паспорта. Парня из соседнего купе заставили не только показать документ, но и обыскали его вещи. Видно было, что ему неудобно от соседей, противно от непонятных подозрений, но сделать ничего нельзя – сопротивляться себе дороже. Иво мысленно сочувствовал соседу, но вмешиваться не стал. Он знал – стоит только сказать слово или посмотреть в их сторону неодобрительно, как стражи порядка тут же прицепятся и к нему. Нашли они что-нибудь у парня или нет, но по окончании обыска заставили его взять багаж и куда-то увели. Стало мерзко и беспросветно на душе. Иво знал, что так всегда отзывается в нём любая несправедливость. Он изо всех сил старался вычеркнуть из памяти эту сцену, потому что изменить ничего всё равно было нельзя. Разложив постель, Иво улёгся и закрылся простынёй, отгородившись от вагонной жизни хотя бы такой призрачной защитой. 11. Через полтора дня скорый прибыл в Самару. Локомотив протащил вагоны до вокзала, который находился пока в старом невзрачном здании. А справа,

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

рядом с древними тесными постройками уже возвышалось просторное многоэтажное чудо – архитектура нового поколения. Там со временем и должен был разместиться самарский вокзал. Тёмные зеркальные стены сверкали через паутину деревянных лесов – строители завершали центральную часть здания причудливым куполом. Иво залюбовался их слаженной работой, но время уже клонилось к вечеру – нужно было добираться до места. Решил сначала наведаться к тёткам, вернее ему они приходились двоюродными бабушками по линии матери. Выбрался на трамвайную линию (так было написано в адресе) и спросил у ожидающих, как ему лучше проехать до остановки "Улица Карбышева". Когда прибыл новенький цветной вагончик – двадцать третий номер, Иво уселся у окна на мягкое сиденье и приготовился к знакомству с Самарой. Трамвай старательно выстукивал колесами ритмическую мелодию и катился мимо старинных светло-жёлтых громоздких построек, проехал мимо большого крытого рынка. Промелькнул на повороте красочно оформленный магазин игрушек "Остров сокровищ". Вагончик выбрался на проспект Ленина – это сообщали угловые таблички, украшавшие здания. Надписи на них выполнены крупным тёмно-синим шрифтом – номера домов были видны издалека. Иво вспомнил узкие улочки своего родного города – там таблички с адресом можно прочитать только, подойдя вплотную. Значит, в Самаре хороший градоначальник – заботится о жителях и гостях города. Следующей остановкой оказался большой кинотеатр "Звезда". Два автомобиля, стоящие на площади на наклонных постаментах навстречу друг другу, удачно вписывались в дизайн заведения. Они гармонировали с огромной афишей. "Погоня за призраком", – вещала светящаяся надпись на электронном транспаранте. Иво с интересом рассматривал город, высотные здания, изобретательную рекламу – щиты с меняющимися картинками, бегущими надписями. В Бийске такого не

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

увидишь – там хозяева пока не утруждают себя подобными расходами. Да и что рекламировать – денег у людей в Сибири всё равно нет. "Остановка Карбышева", – сообщил женский голос. Иво вышел на широкую улицу с двусторонним движением. Темнело. За силуэтами домов просвечивало на западе холодное вечернее небо, чуть окрашенное желтизной заката. Иво долго разыскивал дом с номером семьдесят. Это была стандартная панельная пятиэтажка. Вошёл в первый подъезд, поднялся на второй этаж и позвонил в квартиру под номером шесть. Слышно было, кто-то подошёл к двойной двери, открыл внутреннюю и прислонился к глазку. –Что надо? – донеслось из-за железной преграды. –Тётя Тамара, это я – ваш внучатый племянник Иво, приехал в гости из Бийска, привёз вам письмо от матери. –Я не открою, – сказала тётка, – письмо брось в почтовый ящик. Завтра заберу. –Но мне негде ночевать, я же приехал к вам, – как можно жалобней сказал Иво. –Ночуешь на вокзале или в гостинице. Завтра днём придёшь, я посмотрю паспорт, – спокойно и скрипуче ответила тётка и захлопнула дверь. Иво снова позвонил, настойчиво и уверенно. Процедура повторилась в том же порядке. Когда осмотр через глазок был закончен, тётка взревела: –Я же сказала тебе – завтра! И не звони больше, а то вызову охрану. Иво осмотрел дверь – над нею, действительно, был укреплён блок охранной сигнализации. –Ну, чёрт с тобой! – в сердцах пнул косяк и стал спускаться к выходу. Стоя на крыльце, Иво задумался – что теперь? Придётся ехать к брату матери. Он живёт в другом районе города. Иво не представлял, где находится этот район и проспект, обозначенный в адресе. Ночью поиск будет ещё труднее, чем днём. Но искать придётся.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

На проспект Металлургов Иво добрался в полночь. Он был почти уверен, что и здесь его не пустят на ночлег, но ошибся. Дверь в квартире номер сорок на пятом этаже оказалась открытой. Изнутри доносились голоса, негромкая музыка… Иво прислушался. Молодой мужской голос читал нараспев: Фанты, фантики, фантишки – игры взрослых и детей. Деньги, чувства, мысли – фишки тайно брошенных сетей. Поплавок ушёл под воду – клюнул новенький дурак. И ни солнца, ни погоды – у меня клюёт и так! –Браво! Браво! – раздались хлопки, послышался звон бокалов. –Владимир, ты талант! – настойчиво вещал высокий женский голос. – Теперь читаем стихи по кругу! Начинает Николай! Иво нажал кнопку входного звонка, приоткрыл дверь и вошёл. 12. Проснулся Иво в девять утра. Николай всё ещё спал. Квартира после вчерашнего собрания напоминала поле боя. Стол завален остатками закуски, грязной посудой, пол затоптан, на кухне – свалка из пластиковых и стеклянных бутылок, на плите что-то пригорело. Кто-то вытер руки о занавеску на окне. –Да-а! – сказал Иво неодобрительно. – Женька нам не разрешал такого безобразия! Он, заварил чай и принялся за уборку. Через час квартира преобразилась. –О! Что сие значит? – удивился Николай, продрав глаза. Обвёл комнату взглядом. – Твоя работа? –Моя, – не скрывая гордости, сообщил Иво.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Ну, ты даёшь! Зря, брат, старался. К вечеру будет то же самое. –Это почему же? – недовольно спросил Иво. –Потому что к обеду народ снова начнёт сползаться ко мне. Сегодня же выходной. Да и в рабочие дни вечером здесь всегда люди. –Ты что – всех кормишь, поишь, а они за это тебя баснями пичкают? Наслушался я вчера! Гони ты всех этих сочинителей! Когда у тебя будет нечего пожрать, они все разбегутся. И никто из них не пригласит тебя к себе. Ты что, не понимаешь этого? – отчитывал Иво своего взрослого дядьку. –Но я ведь сам пишу стихи. Мне же надо общаться с кем-то. С женой мы развелись четыре года назад. –Пока общаться будешь со мной, – решительно заявил Иво. – Радуйся, что тебя ещё не обворовали эти твои друзья. Кто-то из них поэт, а кто-то – наоборот. Я вчера присмотрелся. –Ладно, – согласился Николай, – может быть, ты и прав. Я пойду подам телеграмму твоей матери, что ты здесь. –Знаешь, напиши ей: "Всё в порядке. Николай". И больше ничего – она поймёт. Мне нельзя светиться – я почти в бегах. –Серьёзное что-то? – поинтересовался дядька. –Да, нет. Но поберечься не мешает. В одиннадцать зазвенел входной звонок. Иво открыл дверь. Задев его плечом, мимо молча продефилировал хмурый высокий тип. Уселся в кресло и положил ноги на табуретку. –Ты кто? – спросил он, бесцеремонно глядя на Иво снизу вверх. –А ты кто? – тем же тоном подхватил Иво. –Я – друг Николая. Здесь бываю почти каждый день. Он что – пошёл в магазин? –Ну, да. Тебе же выпить надо? – иронически подтвердил Иво.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–А тебе не надо что ли? – удивился пришелец. –Я манную кашу люблю, – спокойно сказал Иво. – Ладно, посидел и хватит – иди гуляй! –Не понял!? – удивился гость ещё больше. –Теперь здесь я буду жить. А Николай уехал. –Ты ври да не завирайся, – нагло заявил высокий. Иво молча взял его за воротник и потащил к выходу, потом вытолкал за дверь. Незваный гость пытался цепляться за косяки, но Иво был сильнее. –Больше не приходи! – спокойно бросил он вслед пришельцу. Через десять минут звонок снова зазвенел. Теперь за дверью стояла вульгарного вида девица. Иво, учтя предыдущие ошибки, загородил проём, упершись руками в металлическую коробку. –Николая нет и не будет, – сразу объявил он. –Как? Мы же договорились! Он обещал быть, – улыбалась крашеная сирена. –Чрезвычайные обстоятельства не позволили ему выполнить обещание. Я извиняюсь за него. Теперь его долго не будет, – подчеркнул Иво. –Очень жаль. Но я могу войти? – настаивала девица. –Я бы рад пообщаться с вами, но ухожу на службу и очень тороплюсь. Простите, – он закрыл дверь и задвинул металлическую щеколду. Звонки следовали один за другим. Иво расправлялся с гостями дипломатически и уверенно. Когда был отправлен восвояси восьмой участник вечных посиделок, вернулся Николай. –Телеграмму отправил, – сообщил он. – Вот пока есть деньги, купил колбасы, хлеба и вина. Давай отметим твой приезд. Они завтракали на кухне, потом пили чай. Дядька рассказал Иво, что конструкторский отдел авиационного НИИ закрыли, людей сначала отправили на биржу, потом

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

– на улицу. Так что он давно безработный. Деньги добывает мелкой торговлей – продаёт на рынке возле НИИ от маленькой фирмы биологически активные добавки – что-то похожее на витамины. –Иногда зарабатываю в день на хлеб, масло и молоко, иногда – ничего. Последнее случается чаще. Вот так и живу, – говорил дядька, потягивая горячий чай из кружки. –Так тяжело достаются деньги, и ты их разбазариваешь на этих прилипал! – возмущался Иво. – Выгоняй их на базар, пусть помёрзнут, поторгуют, тогда узнают, сколько стоит кусок колбасы. –Если пропадёт товар, я не смогу рассчитаться с фирмой, – покачал головой дядька. -Значит, им нельзя доверять, этим друзьям? Тогда держись от них подальше. Ладно, тебе неудобно, я понимаю. Но мне-то всё равно – я разгоню эту компанию. Лучше сам лишний кусок съешь. А я завтра попробую тоже заработать, – пообещал Иво. –Без самарской прописки и не мечтай, – сообщил дядька, – не возьмут никуда, даже грузчиком. –Знаю, знаю, – улыбнулся Иво, – у меня свои секреты. 13. В понедельник Николай рано утром ушёл на рынок. Компактный товар он переносил в двух квадратных сумках, похожих на чемоданы. Иво завтракал в одиночестве, слушал записи – у дядьки была большая фонотека. Любимые группы Иво "Наутилус", "Агата Кристи", "Алиса", "Би-2", "ДДТ", "Куин", "Ланден бит", "Европа" – всё это он нашёл в фонотеке и прослушивал одну кассету за другой. К трём часам Иво решил, что пора выходить на "работу". Оделся и, повернув ключ в замке, быстро спустился по узкой лестнице. Выйдя на улицу Молодёжную, двинулся направо – в сторону вещевого и продуктового рынка. Прошел по рядам, присматриваясь к торговым точкам. Охраны или ОМОНа не заметил.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Надвинув кепку на глаза, изобразил на лице железную уверенность. В ближайшей продуктовой палатке, наклонившись к продавцу, быстро проговорил: –Привет от Белого. Давай рассчитывайся. –Мы платим Молоткову, – заявила девушка. –Ну, так бы и сказала! Я же не беспредельщик, – согласился Иво. Отойдя подальше, он снова засунулся в очередную продуктовую палатку: –Привет от Молотка! Давай рассчитывайся! – произнёс он магическую фразу. Девушка – продавец быстро накидала в пакет мясных консервов, кетчупа, копчёной колбасы, сгущённого молока, добавила банку майонеза и три бутылки пива. –Всё, – сказала она, – это за неделю. –Ладно, работай, – разрешил Иво и степенно направился к фруктовому прилавку. Там сценарий повторился с той лишь разницей, что в пакет были загружены фрукты. Держа в обеих руках увесистые "подарки", Иво быстро ретировался, покинув пределы рынка. Вечером, когда вернулся усталый и голодный дядька, заработавший за день лишь на две булки хлеба, Иво усадил его за праздничный стол. –Вот это да! – изумился Николай. – Где ты добыл эти продукты? Они же стоят бешеных денег! –Секрет фирмы, – улыбнулся Иво, – много будешь знать, скоро состаришься. –Ну, не украл же ты их? –Зачем красть, когда дают добровольно, – успокоил его Иво. –Ладно, бог с тобой! – махнул рукой дядька. Они долго сидели за столом, разговаривая, как старые друзья. Трудно было поверить, что их знакомство состоялось всего двое суток назад.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Ну, спасибо, друг! Давно я так не пировал, – сказал, наконец, Николай. – А всё-таки, рассказал бы, как тебе это удалось. –Даже и не проси – всё равно ничего не получится. Фэйс у тебя не тот! Наглости нет, – встал Иво из-за стола. – Давай уберём посуду, наведём порядок. –Может, завтра? – нехотя поднялся Николай. –Нет, сейчас! Будешь лениться, грязью зарастёшь, форму потеряешь, – наставлял Иво. –Ты прав, конечно, – согласился дядька. 14. Как Летучий Голландец, Иво за три недели побывал с тем же сценарием и на других рынках. Он знал, что появляться второй раз в тех же местах нельзя. Дальше надо было придумывать что-то другое. Когда они с дядькой прожили голодом четыре дня, Иво решил выйти на "охоту" – заняться вскрытием автомобилей, стоящих без присмотра. За время работы на Казака он научился этому, стал виртуозом – любой автомобиль мог открыть за минуту. Пойти за помощью к бабушкам-тёткам Иво даже и не помышлял. За всё время жизни в Самаре он больше ни разу не посетил их. Дядька сказал, что бесполезно – от родственниц ждать нечего. Иво и сам понял это во время первого же посещения. Утром, когда Николай ушёл на свой рынок, Иво отправился на прогулку по городу. В кармане у него лежала самодельная отмычка, сделанная из пинцета. По четвёртому маршруту трамвая Иво добрался до кинотеатра "Звезда". Там, как всегда, вся площадь перед дворцом была забита автомобилями. Их владельцы развлекались в баре, в боулинге или в кинозале. Иво прошёлся между рядами плотно стоящих машин, определил взглядом, откуда лучше начать. Спокойно подошёл к притулившейся на краю "Ауди" и, вогнав отмычку в отверстие для ключа, одним движением открыл дверцу, мгновенно отключил сигнализацию. Никто не обратил внимания на его действия. Усевшись на

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

сидение, Иво осмотрел салон. Прихватив новенький японский магнитофон и толстый кошелёк из "бардачка", он вышел из машины и ленивым шагом направился в сторону остановки. Прыгнув в открытую дверь трамвая, с облегчением вздохнул. –Слава богу! Кажется, удачно! – пробормотал Иво, усаживаясь на сиденье. Совесть его не мучила – он знал, что элитный кинотеатр посещают далеко не бедные люди. В кошельке оказалась пачка российских купюр. На эти деньги они с дядькой прожили только две недели, потому что Иво не удержался и просидел вечер в ресторане "Центральном". Ему было любопытно побывать в хорошем ресторане в крупном городе. Но оказалось – он мало чем отличается от бийских или новосибирских заведений. Потраченных денег было жаль, но назад уже ничего не вернёшь. На остаток Иво заказал переговоры на телефон Женькиной матери и узнал от неё, что дело об угоне "девятки" положили в архив, розыск закрыли – постарался Казак. Женька уже свободно передвигается по городу. Недоволен остался лишь хозяин разбитой машины, обещал добиться суда. Но Казак собирался уладить и этот вопрос. Иво вышел с телеграфа в хорошем настроении – можно возвращаться домой. Он соскучился по матери, по друзьям. Оставалось одно – добыть денег на дорогу. Иво решил следующий день посвятить "охоте". 15. Дядька предложил перед отъездом познакомиться с его дочерью Ларисой. Она жила в новом районе города на улице Стара Загора с мужем, работала в поликлинике, готовилась поступать в мединститут – собиралась стать стоматологом. Дядька гордился своей дочерью и с самого первого дня всё агитировал племянника поехать в гости. Иво давно хотел встретиться с сестричкой, но никак не мог дозвониться до неё. Номер не отвечал. Может быть,

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

уже принадлежал кому-то другому. От дядьки знал, что муж Ларисы богат – владелец строительной фирмы. Вечером вдвоём с дядькой они отправились в гости. Купили по дороге шампанского, букет цветов и шоколада. Квартира Ларисы находилась на двенадцатом этаже. На площадку выходила только одна дверь. Нажав кнопку звонка, Иво прислушался – изнутри донёсся громкий лай. Потом прошуршали шаги. –Лариса, дочка! – с букетом вперёд сунулся дядька. – Давно тебя не видел, как ты? А это твой брат из Бийска – Иво. Хочет познакомиться. Лариса, чем-то похожая на одну из тётушек – бабушек, улыбнулась и сказала ровным голоском: –Проходите. Раздевайтесь За её спиной громоздился огромный рыжий сенбернар. Он зарычал глухо и недовольно, не разжимая челюстей. –Гамлет! – сказала хозяйка. – Марш на коврик! Лежать! Пёс посмотрел на гостей снизу вверх, закатывая под лоб красные глаза, и с ворчанием отправился на лежанку. Долго ворочался на цветном толстом коврике, потом положил большую голову на лапы, успокоился. Иво осторожно прошёл мимо широкой собачьей морды и оказался в просторной гостиной. Янтарный паркет, янтарная итальянская мебель, жемчужно-жёлтые стены, отделанные дубом – везде натуральное дерево. На окнах – золотые шторы. В одну из приоткрытых дверей Иво увидел далеко убегающий широкий коридор, тоже отделанный деревом. На обе стороны его выходили восемь дверей. Квартира была похожа на дворянские апартаменты. –Ай, да, сестричка! – подумал он, с восхищением разглядывая античную вазу, с рисунком под золото, на резном дубовом столе. Лариса быстро расставила три прибора, множество закусок, причудливо смотревшихся на хрустале. Внесла красивую большую бутылку с тёмно-красным вином.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Дядька водрузил в центр шампанское и разломанный на дольки шоколад. -Прошу всех садиться, – сказала Лариса. Иво снова поразился её ровному, без интонаций, голосу. Казалось, говорит кукла Барби. –Ну, сестричка, – поднял Иво бокал шампанского, – за тебя! За твои успехи! Рассказывай, как живёшь. –Хорошо живу, – снова ровно и механически произнесла Лариса, на лице её не дрогнул ни один мускул. –Ты что, не рада встрече? – удивился Иво. –Почему не рада – даже очень, – старательно выговаривала она, – как ты? –Я занимаюсь бизнесом – торгую автомобилями, – приврал Иво. –Алексей тоже имеет свой бизнес, – важно произнесла Лариса. И тут Иво понял – она играет роль богатой дамы, жены солидного человека. Поэтому и разговаривает отработанным светским тоном. Ему стало смешно. Он долил в её бокал шампанского и предложил новый тост: –За нашу встречу, за дружбу домами! Пьём до дна. Лариса раскраснелась, легко улыбалась, рекламировала салаты, закуски. Иво откупорил вино, налил сестре, Николаю и себе. –За удачу в бизнесе твоего Алексея! – провозгласил он. После нескольких бокалов Лариса забыла о роли светской львицы, громко хохотала, подмигивала брату. –Муж-то когда прибудет? – спросил Иво. – Хотелось бы и с ним познакомиться. –Да, он, козёл, – вдруг заявила Лариса, – пока всех девок не соберёт в своей сауне, домой не приедет. Ну, и чёрт с ним! У меня тоже друг есть. Увидев, как вытянулось лицо Николая, она засмеялась: –Да, ладно, пап. Я пошутила! Это у меня манера такая!

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Лариса, больше не шути! – серьёзно сказал отец. – Алёша этого не любит. –Алёша, Алёша… А я что, не человек? –Ты – жена, женщина. Он тебя любит, одевает, обувает, за учёбу платить будет. А что дома мало бывает, так он работает на семью. Надо привыкнуть, быть терпеливой, – уговаривал Николай. –Ну, ты, как всегда – только воспитывать и умеешь, – погладила Лариса отца по седым волосам. – Правильный ты мой! –Значит, Алексея мы не дождёмся? – с сожалением спросил Иво. –Бесполезно! – вздохнула Лариса. –Ну, тогда, до свидания, сестричка! Я через день уезжаю. Жду тебя в гости в нашем славном городе Бийске, – Иво поцеловал Ларису в щёчку. Сестра ему понравилась – прикольная девчонка! Но попросить у неё денег на дорогу ему и в голову не пришло – она сама, похоже, на содержании у своего богатенького мужа. 16. В десять утра Иво отправился на добычу. На этот раз он решил положиться на случай. Уселся в первый, подошедший к остановке, троллейбус. Это был седьмой номер. Сначала он двигался по проспекту Металлургов, потом свернул на улицу Вольскую, выехал к трамвайной линии и вдоль неё укатил за длинный мост – виадук, висящий над железнодорожными путями. За мостом раскинулся рынок, где Иво ещё ни разу не пришлось побывать. Здесь торговали вещами и продуктами деловитые и загадочные башкиры и чуваши. Их непроницаемые лица, дорогие товары – меха, дублёнки, ковры, всё было основательным и непреложным. В каждой палатке – торговцы и торговки в национальных нарядах. Применить свою излюбленную тактику Иво не решился – он сразу понял, что тут действует какая-то другая система. Скажешь не то, попадёшь в переделку. Поэтому он просто

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

прогуливался между рядами до тех пор, пока не принял решения. Оно пришло само собой. Иво достал свой паспорт, запакованный в красную обложку с золотым тиснением, и сунул его в лицо пожилому торговцу: –Налоговая полиция, капитан Иванов, – представился он уверенно и вальяжно. – Покажите документы. Есть лицензия на продажу мехов? –Лисенсия? Есть, – ответил старик, подавая Иво большой соболиный воротник, серебрившийся на солнце. – Возьми, даю от души. –От души? – строго спросил Иво. – Ну, ладно, документы приготовь, в следующий раз проверю. –В следующий раз, – подтвердил старик, кивая головой. Иво, как ни в чём не бывало, двинулся вдоль рядов к выходу. Он знал, что задерживаться не стоит. Рисковать два раза в день – было не в его правилах. Поэтому вскрывать присмотренную им богатенькую машину на стоянке перед рынком не стал. Удача не любит повторов. Домой вернулся довольный, но без денег и продуктов. Сделал бутерброд из остатков колбасы, заварил чай. После обеда решил сдать автомагнитолу, изъятую месяц назад из машины на площади у "Звезды", и воротник – цыганам на Кировском рынке. Походил по рядам, нашёл шумную кучку ярко разодетых цыганок. Они сразу и с удовольствием стали рассматривать и оценивать вещи. Долго торговался с молодой цыганкой, она всё сбивала цену, кокетничала, толкала его в бок крутым бедром. Громко кричала, напирая на свой южный акцент: –Нэ-э жадничай! Такой молодой, красивый – уступи! Для деток моих – уступи! Но, наконец, они договорились. Вырученных денег должно было хватить на дорогу. Иво довольный и усталый, словно после трудового дня, купил на ужин пельменей и хлеба. Подумал и взял ещё литр пива.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Они ужинали с дядькой, слушая радио, магнитофонные записи "Агаты Кристи" и одновременно смотрели телевизор. Иво любил, когда информация шла потоком и сразу по нескольким источникам. Так устроила природа, что скорость была необходима ему для хорошего самочувствия. Он и на автомобиле всегда носился на пределе возможного. Скорость, скорость и скорость – вот его Бог, его кайф и гармония! Хотя ждать и терпеть он тоже умел – жизнь научила и этому. 17. Дядька провожал Иво до поезда. Они остановились перед вагоном, закурили. День был ветреный. Рваные разноцветные весенние облака быстро летели с запада, надвигаясь на город, и тут же покидали его, уступая место другим таким же летучим созданиям. Николай был печален – он привык, что каждый вечер дома его ждал Иво. Кроме того, племянник хорошо подкормил его за полтора месяца гостевания. Теперь снова придётся жить полуголодной жизнью. Да и друзья – поэты потихоньку вернутся в дом на бесплатные ужины. Состав дрогнул, засвистел где-то вдали. Иво пожал руку дядьке и поднялся в вагон. Добравшись до места, помахал Николаю через двойные стёкла. Поезд тронулся. Дядька отодвинулся назад, и в окне понеслись столбы, провода, светофоры, будки с путейцами, держащими жёлтые флажки… Дорога, опять дорога! Иво надеялся, что через трое суток прибудет в Новосибирск. Вагон почему-то сильно качало, может быть, от ветра. Колёса сбивались с такта. Пассажиры в соседнем купе громко обсуждали, как прошла свадьба у молодожёнов Ивана и Даши, хвалили невесту, жениха, вспоминали, кто что подарил. С другой стороны играли в карты, смеялись. Иво чувствовал себя усталым. Казалось, с момента отъезда из Бийска прошла целая жизнь, которая навсегда отрезала его от прежней. Далёкой и недосягаемой казалась мать – где-то на краю земли. Иво вспоминал её так, как

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

будто не видел уже лет тридцать. За эти неполных два месяца он забыл, как выглядит её квартира. Казалось, что уже не помнит её улыбки, и ему становилось страшно – что-то важное, дорогое и родное уходило, утекало по капле, оставляя чёрную пустоту. Понимал, что память о прежнем просто погружалась куда-то в глубь сознания, уступала место многочисленным событиям, которые вмещали в себя новый мир – мир скитаний по чужим домам, бесконечным дорогам, где не встретишь ни одного знакомого лица, не услышишь доброго слова, обращённого к тебе. Именно к тебе, а не к случайному прохожему в твоём лице. Одиночество среди людей, настороженность, недоверие к словам – вот чему научили его эти два долгих месяца. Казалось – в нём родился и вырос ещё один человек – осторожный и хищный. И он, как ни странно, был намного старше того мальчишки, который ещё недавно сидел за школьной партой. Иво взял постель, занял верхнюю полку. Он с удовольствием улёгся головой к окну и расслабился. Состояние было странным – похожим на гриппозное. Он долго ворочался с боку на бок, не мог найти удобного положения. Всё мешало, всё было не так – и тонкое одеяло, и плоская поролоновая подушка и глухая плотная духота в вагоне. И всё-таки незаметно навалился сон. Казалось, что идёт он тем самым коридором в квартире сестры Ларисы. Только коридор такой длинный – конца не видно. Пол жёлтый, узорный – паркетный, светится изнутри. По правую и по левую руку – открытые двери. Тоже красивые, из цельного янтарного дерева. Внутри – стоят резные кровати. На них в кружевных одеялах и подушках лежат люди – кто газету читает, кто яблоки ест, кто воду пьёт из цветной бутылки. –Да это больница! – воскликнул Иво. – Зачем я сюда пришёл? Терпеть не могу болеть и лечиться! Навстречу по коридору идёт сестричка в белом халате.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Лариса, – взмолился Иво, – выпусти меня отсюда! Мне здесь нечего делать. –Вот сдашь анализы, тогда выпущу, – пообещала она. –Ну, какие анализы! Мне же ехать надо – домой! Тут сзади догнал его санитар в голубом костюме, Он вёз какое-то сложное устройство – через стеклянные окошечки видна была сиреневая жидкость. Иво шарахнулся вправо и задел плечом этот агрегат. Конструкция рухнула, разбилась, жидкость разлетелась во все стороны, забрызгала одежду и лицо. Кожу зажгло. Иво провёл рукой по щекам, стараясь стереть капли, и проснулся. Сразу понял, что у него жар. С трудом спустился на пол, обулся и двинулся в начало вагона – к проводнику. Температура оказалась высокой – почти тридцать девять. –Иди, одевайся, – сказал проводник, – я вызываю "скорую". В Челябинске – остановка. –Может, выпить аспирина и подождать, – предложил Иво. –Не имею права. А вдруг у тебя скарлатина или дифтерия. Собирайся – поедешь в больницу. Там выяснят, что с тобой. Состав уже приближался к Челябинску. Иво прошёл на своё место, накинул куртку, надел кепку. Его мутило, но ехать в больницу не хотелось. Во-первых, пропадёт билет. Во-вторых, неизвестно, сколько времени он потеряет. Кроме того, денег – в обрез. На больницу он не рассчитывал. Но и ехать дальше больному тоже нельзя. А вдруг это что-то серьёзное. Но всё-таки, он пожалел о том, что обратился к проводнику. Надо было попытаться справиться своими силами. 18. "Скорая", светясь красным крестом, стояла прямо на перроне. Иво посадили в кресло позади шофёра, машина развернулась и направилась по привокзальной площади к улице, где пристроилась в густой рычащий

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

поток автомобилей. И хотя на её крыше работала мигалка, увеличить скорость было невозможно – двигаться или стоять приходилось вместе с потоком. Наконец, на повороте водителю удалось вырваться из железных тисков и свернуть на боковую магистраль. "Скорая" понеслась вдоль квартала – всё ниже и ниже. Замелькали стандартные для всех городов жёлто-серые "хрущовки". Под горой машина снова круто повернула, и дальше ехать пришлось уже по пустынной улице с деревянными домами. Иво в который раз в своих скитаниях снова поразился сходству с родным городом. Инфекционная больница в Бийске тоже находилась в старом районе – среди хлипких деревянных домишек. А везли его именно в инфекционное отделение – до выяснения диагноза. Машина остановилась перед длинным бетонным бараком. Иво поднялся на плоское крыльцо и вошёл внутрь. Слева оказалась стеклянная загородка. Там за столом сидела дежурная в белом халате. –Ваш паспорт, – равнодушно сказала она. Иво подал документ и, пока заполнялись бумаги, осмотрелся. Картина очень напоминала увиденный в поезде сон – длинный коридор и двери, двери… Вдалеке у окна стоял худой мужчина в больничном наряде – блеклой хлопчатобумажной рубашке и таких же штанах. От этой незамысловатой картины веяло безысходной тоской, скукой лечебных процедур, ожиданием врачебного обхода, запахом безвкусных обедов и ужинов. –Куда я попал! Вот дурак! – подумал Иво. – Если ничего серьезного не обнаружится, сразу сбегу отсюда. Дежурная, заполнив несколько бумаг, повела его сначала в подвал – в раздевалку, потом – в карантинное отделение. Это была обычная палата, отгороженная от общего коридора дополнительной фанерной дверью. –Когда диагноз установят, – сказала она, – перейдёшь в общую палату. А пока побудь здесь. По коридору без надобности не шатайся – ты на карантине.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Сейчас приду, измерю температуру, отберу кровь и мазки. Ужин тебе принесут сюда. Иво присел на кровать поверх зелёного байкового одеяла, осмотрелся. В палате, видимо по причине карантина, была раковина с двумя кранами, зеркало и даже туалет, спрятанный в нише. –Как в Европе! – удивился Иво. – Санитария – не придерёшься! Он подошёл к зеркалу. На лице обнаружилось несколько тёмных пятен. Иво решил умыться, но пятна не исчезли. Когда вытирался полотенцем, заметил, что на одном из них появилась сукровица. –Это сыпь, – понял он, – может, и вправду скарлатина. Господи, пронеси! Вошла дежурная с пробирками. Иво показал ей пятна на лице, она подвела его к окну, внимательно рассмотрела кожу, поворачивая Иво то направо, то налево. И сказала почти весело: –Слушай, да у тебя ветрянка! Ты что, в детстве не переболел? –Нет, ветрянкой не болел. –Ну, ты даёшь! Здоровый мужик, детскую инфекцию подхватил, – и она захохотала. – Такого я ещё не видела. –А вот такой я не стандартный! – улыбнулся Иво. – Зря с поезда сняли – билет пропал. Сейчас уже к Новосибирску подъезжал бы. –Да, тебе не повезло. Вернее, наоборот – повезло. А если бы это была дизентерия или дифтерия! Ну, кровь и мазки я всё равно у тебя возьму. Порядок есть порядок. И продержат тебя здесь, наверное, недели две. Пока не будут готовы все анализы. А температуры завтра уже не будет – останутся только болячки на месте сыпи. Они заживают долго. Иво после разговора с сестрой успокоился. Про себя решил, что через три-четыре дня сбежит из больницы. Самая главная проблема будет – забрать паспорт и одежду из раздевалки. Её отдают только после

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

выписки. Но Иво не сомневался, что придумает способ, как это сделать. Через час появился врач. Это был веселый пожилой дядька. Его серые глаза лучились добротой, выражение лица сообщало о покладистом нраве. На шее у него висел прибор, который Иво называл "слушалкой", в кармане торчала медицинская ложечка, в руках – тонометр. Он бодро осмотрел пленника карантинного отделения, потрогал печень, живот, послушал сердце, лёгкие. Повернул лицо Иво к свету. –Живот не болит? Голова? Глаза не ломит? Как горло? – спрашивал он и, не дожидаясь ответов, сам себе сообщал: " Всё в порядке, всё в порядке". Закончив осмотр, улыбнулся: –Ничего страшного нет – это ветрянка. Но пока мы тебя задержим. Полежи, отдохни. По результатам анализов видно будет. –Ветрянка – это же пустяки, – умоляюще посмотрел на доктора Иво, – отпустите меня завтра. –Я бы рад, но не могу – таков порядок, – снова лучезарно улыбнулся врач. – У нас тут спокойно, кормят неплохо. Я сам здесь обедаю. Завтра перейдёшь в общую палату – к выздоравливающим. Договорились? Он собрал свои инструменты и кругло выкатился за дверь. Вскоре молоденькая няня принесла ужин. –Вот ты какой, – удивилась она, – здоровенный, а ветрянку подцепил. –И на старуху бывает проруха, – весело ответил Иво, принимая поднос с тарелками. – Лапша да каша – пища ваша? –В обед котлеты были. А ужин – вегетарианский. Вечером молоко давать буду с печеньем. –У, ты какая! – шутливо погладил он девчонку по голове. – Красавица! Ты бы лучше паспорт мне принесла. –Не положено. Только после выписки. –А я иногородний. Меня с поезда с температурой сняли. Билет мой пропал, денег больше нет. Вот подал

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

телеграмму, мне перевод придёт. Без паспорта не получить. Принесёшь? – улыбнулся Иво. –Ладно. Через сутки я снова дежурить буду, тогда и принесу. А как телеграмму подал, на телеграф ходил что ли? –Нет, я врача попросил, – делая правдивые глаза, сказал Иво. Девчонка не соврала – через сутки, действительно, принесла паспорт. Теперь оставалось добыть одежду из раздевалки. В обед к инфекционному бараку подошла машина, привезла новые матрацы. Иво вызвался помочь при разгрузке. –Мне только одеться надо, чтобы не простыть, – попросил он санитарку. –Пошли в раздевалку, в своё оденешься. Потом сдашь, – согласилась она. Иво, спускался в подвал, стараясь выглядеть равнодушным. Но внутренне он ликовал – свобода уже приветливо махала ему рукой из-за машины, стоящей перед крыльцом. Он, в самом деле, помог шофёру перетаскать матрацы в комнату с табличкой на двери – там находился склад больничного белья. Потом вышел на крыльцо и, не оборачиваясь, двинулся прочь от больницы. Отойдя уже далеко, услышал крик санитарки: –Эй, парень! Вернись! Куда пошёл? Но в ответ Иво только ускорил шаг. За три дня инфекционный барак так надоел ему, что казалось запах хлорки следовал по пятам даже на улице. Дорога шла в гору. Весеннее солнце било в глаза, синицы пели звонко и весело. Но в кармане куртки лежало всего пятьдесят рублей. В пересчёте на советские – пять копеек. Нужно было как-то добывать деньги. Иво добрался до остановки трамвая, вошёл в вагон, спросил у кондуктора, как доехать до рынка. –Водитель объявит, слушай. Пока ещё далеко, – ответила она. Вагон катился тем же путём, по которому "скорая" везла Иво. Он снова рассматривал город, находя

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

запомнившиеся приметы – здание с сиреневым зеркальным покрытием, похожее на бассейн, полукруглый стадион с высокими трибунами, православную церковь… –Следующая "Вокзал", – невнятно сообщил репродуктор. Иво стал продвигаться к двери – народу набилось много, а ему на следующей выходить. Перед ним пробиралась вперёд грузная женщина. Она пыхтела и орудовала локтями, как стенобитное орудие. Большая сумка, висящая на её локте приоткрылась. Там, среди пакетов с продуктами лежал пухлый цветной кошель. Парень справа от Иво сработал абсолютно автоматически – толстая сумочка перекочевала в карман его куртки. Иво инстинктивно (сам не зная зачем, может быть потому, что у них с Женькой был уговор – простых бедных граждан не трогать) схватил его за руку, но парень посмотрел быстрым стеклянным звериным взглядом, и стало понятно, что помешавшему пощады не будет. Публика, приготовившаяся на выход, вывалилась из двери вагона. Иво не успел отступить внутрь, и ему пришлось тоже выбраться наружу. Он быстрым шагом стал удаляться от остановки в сторону вокзала. Следом за ним – шаг в шаг – двигался тот самый парень из автобуса. Вдруг раздался истошный визг: –Обокрали! Караул! Держите вора! Иво не обернулся, не ускорил шага, но за спиной было слышно, как бегут несколько человек. Он тоже побежал. Его догнали уже за железнодорожными путями, сбили с ног, обшарили, вытащили паспорт. Трое парней, хорошо одетые с "накачанными" фигурами, долго пинали его куда попало. Дважды удары пришлись на левый глаз. Потом с него стащили куртку. –Не будешь, падла, лезть на чужую территорию! – заявил один из них. Легко перепрыгивая через рельсы, засунув руки в карманы, "качки" уходили прочь, громко переговариваясь и смеясь. Пару раз оглянулись – убедились, что Иво попрежнему лежит на земле и скрылись за углом вокзала.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Время как бы остановилось, замедлилось. Сознание увязло в каком-то болоте, и чахлые тополя, которые Иво видел сквозь качающееся розовое марево, поплыли и исчезли. Глава третья. На дне 1. Он никак не мог подняться – кружилась голова, левый глаз заплыл. Тело пылало от побоев, наверное, поднялась температура. Полежав некоторое время, Иво снова попытался встать. Но ему удалось только проползти два метра и сесть на рельсы. Уже стемнело, сильно похолодало. Всё тело болело. Озноб усиливался. Иво понимал, что нужно попасть в тепло, иначе он просто замёрзнет здесь, на путях. Он рывком поднялся, но тут же упал, ударившись правым боком о рельсы, застонал от боли и бессилия. –Это кто здесь кувыркается? – услышал он хрипловатый молодой голос. – Ты что, пьяный? –Нет, я не пил, – ответил Иво, – меня избили. Сам идти не могу. –Ладно, помогу тебе. Расплатишься потом? – спросил всё тот же девичий голос. –У меня ничего нет. Даже одежду сняли. Документы забрали. –Чёрт с тобой! Давай помогу, поднимайся, – девушка подставила плечо, поддержала его за спину, и они двинулись через рельсы в сторону светящегося здания вокзала. –В вокзал нельзя входить – там менты. Заберут в обезьянник. Идём в мою пещеру. Не бойся, никто тебя там не убьёт, – добавила она, почувствовав, как Иво затормозил. Свернув направо, они стали спускаться под гору. Шли долго. Иво стало казаться, что так будет всегда –

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

темнота, боль, холод, беспросветный вечный путь. Но, наконец, девушка остановилась. –Нагнись, да пониже, пониже, – скомандовала она. Почти на коленях вползли они в какую-то землянку. Там горел огарок свечи, поставленный на камень, и кто-то ворочался в полутьме. –Не бойся, это Гарик. Ему двенадцать лет. Мы здесь ночуем – тут труба горячая проходит. Если вход закрыть, то тепло, как дома, – пояснила девушка. –Вы что, живёте здесь? – удивился Иво. –Живём - не живём, но ночуем – это точно. А днём – весь мир наш! Ты не рассуждай, ложись – вон матрац. Хотя и драный, но на нём тепло, – предложила девушка. –Спасибо. Меня зовут Иво, а тебя? –Мама называла меня Элен, а сейчас все зовут Ленкой. –А мама где? – спросил Иво. –Умерла. Меня отдали в детдом. А я сбежала. –Извини, – сказал Иво, – я не хотел тебя расстроить. –Ничего. Я уже привыкла – три года прошло, – спокойно ответила Ленка. – Гарик, есть хочешь? Я булку принесла. Мальчишка молча протянул руку, взял кусок, принялся есть. –Ну, рассказывай, как ты оказался на путях. Из вагона выбросили? – поинтересовалась Ленка. Иво честно рассказал всё, что произошло. –Это тебя ребята из группы Хмурого били. Они по трамваям промышляют, а ты под горячую руку попался, – прокомментировала Ленка. – Завтра попробую про твой паспорт узнать. Может, ещё сумеем вернуть. Но сильно не надейся – наверняка его уже продали. Ладно, давай спать. Возьми вот это одеяло. Правда, это бывшее одеяло, но закрыться им можно. Ленка задула свечу. Иво оказался в кромешной тьме. Даже какой-нибудь слабый, рассеянный свет не

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

проникал в землянку ниоткуда. Это угнетало, несмотря на то, что Иво бил озноб и сильно хотелось спать. –Вот такая темнота – без единого просвета – наверное, в Аду, – почему-то подумал он. Представив себя со стороны – зарытого в земляную нору где-то на пустыре в чужом городе, Иво затосковал по матери, родным глазам, теплу, уюту. Здесь никто не знает, кто он. Здесь он – бездомный неизвестный, бродяга без роду-племени. Ленка тихонько подползла под одеяло, прислонилась спиной к спине Иво, поворочалась немного и засопела – уснула. Она чувствовала себя в этой могильной землянке как принцесса во дворце. Какой же должна быть жизнь у этой девчонки, чтобы единственной защитой стала волчья нора в земле? Иво прикрыл глаза. Странные синие звёзды вспыхивали где-то в глубине сознания, приближались, раскрываясь, как цветы на рассвете. Он видел их внутренним зрением и удивлялся – ничего подобного раньше не замечал. Наконец, понял, что это от побоев – скорее всего от сотрясения мозга, усталости и боли. Любое усилие, даже попытка поднять руку ко лбу, отзывалось летучими болями во всём теле. Голова раскалывалась – казалось, огонь горит на темени, посылая горячие волны вглубь мозга. Левый глаз болел так, словно в него вгоняли штопор. –Поднимается температура, – сказал кто-то тягучим скрипучим голосом. –Да, – согласился Иво. – Это температура. Синие звёзды становились всё ярче и яростнее. Они взрывались, рассыпаясь на мелкие летучие осколки. Каждый из них, как пуля, впивался в мозг, причиняя колючую боль. Наконец, синие звёзды стали складываться в живые картинки. Иво казалось, что там, в другом глубоком и далёком мире, он бежит по синей аллее и деревья преследуют его. Их корявые ветви цепляются за полы одежды, тянут назад, не дают двигаться. Но Иво сопротивляется изо всех сил и бежит, падая и снова поднимаясь. Несмотря на жар, Иво понимал, что бредит.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Он старался не стонать, чтобы не разбудить Ленку и Гарика. Но к утру сознание выключилось, как электрическая лампочка. 2. Иво увидел ярко-белую вертикальную полоску, размытую проникающим через неё сияющим светом – казалось, стоит призрачная фигура с приподнятыми крыльями. Долго не мог понять, что он такое видит. Наконец, вспомнил – это землянка. Огляделся, насколько позволял полумрак, но никого не обнаружил. Низко, почти над самой головой, висел земляной потолок с торчащими корнями каких-то растений. Слева угадывалась большая металлическая труба теплотрассы с ободранной изоляцией. Оттуда веяло жаром. Из дверной щели наоборот несло холодом. Где же Ленка? Где Гарик? –А вдруг Ленку и Гарика забрали менты, а землянку завалили бульдозером? – почему-то подумалось Иво. Страх накатил ледяной волной, сердце застучало, жалуясь и плача – на миг показалось, что его живьём похоронили. Но, осознав, что в дверную щель пробивается дневной свет, рассмотрев в серой темноте рваное одеяло, из которого клочьями топорщилась вата, Иво понял, жуткая замогильная картина – только иллюзия. От моментально выступившего пота стало холодно. От стен потянуло сыростью, запахом земли. Иво попытался встать на колени, но тело не слушалось – руки и ноги затекли. Сверлящая боль в виске сопровождала каждое его усилие, но он был рад тому, что зрение сохранилось. В его короткой жизни это была уже третья травма – и всё в одном месте, на левом глазу. –Сколько же я пролежал здесь – в этой могиле? Может быть, месяц? А может, всего один час? Надо выбираться наружу. Ленка и Гарик могли влипнуть в любое происшествие. Ждать их бесполезно, – думал Иво. Новая попытка встать на колени почти удалась, но сильно закружилась голова, он не удержал равновесия и

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

упал на бок. Боль пронизала грудную клетку. Иво понял, что следы побоев не зажили – значит, с тех пор, как Ленка привела его в землянку, времени прошло немного. Он снова и снова пытался встать на четвереньки – наконец, ему повезло. Теперь нужно было двигаться к выходу. Иво пополз на свет, стараясь не завалиться на бок – упадёшь, встать уже будет трудно. Одеревенелые конечности он передвигал, словно ходули, почти не чувствуя их. Упершись лбом в хлипкую дверь, Иво отодвинул её и просунулся в щель. Яркое солнце ослепило – он зажмурился, привыкая к свету. Открыв глаза, увидел, что находится на дне оврага. Впереди и сзади возвышались глиняные склоны, чуть присыпанные снежком, из-под которого пробивалась буро-жёлтая прошлогодняя трава, торчали метёлки сухого ковыля. Землянка была вырыта внутри склона, как волчья нора. Иво почувствовал, что, нарастая изнутри, начинает сотрясать всё тело озноб – то ли от холода, то ли от слабости. Но ждать нельзя – нужно выбираться из оврага, дальше будет ещё хуже, ведь у него нет ни еды, ни питья, не говоря уже о лекарствах. Сначала он добрался до склона оврага. Отдохнул минуту и двинулся на четвереньках вверх. Когда удалось подняться уже на целый метр, правое колено вдруг поползло вниз. И как Иво ни цеплялся за кустики сухой травы, ничего не получилось – он оказался там же, откуда начал движение – на дне оврага. –Надо быть осторожнее, – сказал Иво и удивился своему хриплому чужому голосу. Он снова начал подъём, и опять сполз вниз, не удержавшись на скользком склоне. Третья попытка закончилась тем же. Иво продвинулся несколько правее – там, казалось, уклон был менее крутым. Ему удалось подняться почти на два метра. Теперь и с этой высоты он медленно, но неизбежно сполз на дно. Отчаяние навалилось, как дикий свирепый зверь – Иво заплакал от бессилия.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Неужели так и погибнет здесь – в чужом пустынном месте, где никто не найдёт его. Да и кто будет искать, если ни одна живая душа не знает, что кто-то потерялся. Мать не дождётся своего сына. –Мама, я обманул тебя – обещал вернуться, а сам… – слёзы катились по щекам Иво. – Мамочка! Прости меня, дурака! 3. Иво не представлял, сколько прошло времени. Он потерял счёт своим попыткам выбраться наверх. Руки его стали чёрными от земли. Ноги заледенели от холода – склоны оврага, промёрзшие и присыпанные снегом, высасывали живое тепло из тела. Колени уже ничего не чувствовали. –Эй, ты куда, скиталец? – услышал Иво девичий голос. Это была Ленка. За её спиной маячила мальчишеская фигура Гарика в причудливой большой, не по размеру – куртке. Иво поспешно вытер слёзы. Ему стало стыдно – склон оврага был основательно укатан следами его тела. Ленка сейчас всё поймёт. –Слушай, да ты весь дрожишь! У тебя снова жар, – кричала Ленка. – Всё моё лечение насмарку! Козёл! Кто тебя просил выползать! Они с Гариком подхватили Иво с двух сторон и потащили в землянку. Ленка принесла литровую банку с бульоном и полбулки хлеба. –Пей бульон, пока горячий – орала она, – вот ещё таблетки, аспирин. Бульон и таблетки украла в больнице с кухни. Думала, ты уже почти здоров. А ты, козёл! Теперь снова будешь лежать, пропадать… Иво пил бульон, осторожно держа банку, как величайшую драгоценность. Он понимал, что это – его спасение. С обожанием смотрел на свирепую Ленку, готовую, казалось, убить своего подопечного. Она, наконец, перестала орать и, видя, что Иво выпил полбанки горячей жидкости, сказала:

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Есть аппетит, не вырвало – значит, всё нормально! Значит, тебе лучше. Ты хоть знаешь, что неделю пролежал в бреду? Гарик добывал пищу, а я сидела тут – рядом с тобой, чтобы ты не прислонился случайно к трубе, не обжёгся. Ожог нам уже было бы не вылечить. Я боялась, что ты захлебнёшься слизью – она отходила из бронхов. Это от побоев, от температуры. Сегодня ты уже не метался, было видно, что спишь и нормально дышишь. Бред закончился. И мы с Гариком пошли добывать пропитание. Часа два нас не было, и ты умудрился, козёл, выползти на снег! –Ну, прости, Лен! – сказал Иво, отдавая ей банку с бульоном. – Поешь. Голодная, наверное? –А ты думал! И Гарик тоже голодный. Тут нам хватит. С хлебом наедимся. Ну, ты, друг, и напугал нас. Я думала – у тебя снова бред, и ты поэтому лезешь в гору. – Ленка засмеялась. –Ты почти угадала. Я думал – вы про меня забыли. Ну, если не забыли, так сидите в "ментовке". Поэтому и полез – жить-то охота! – говорил Иво, глядя в счастливое лицо Ленки. Если бы неделей раньше кто-то сказал ему, что бомжи могут быть счастливы, не поверил бы. А теперь – факт на лицо. Перед ним сидит девчонка, у которой нет дома, одежды, денег, документов – сидит в теплотрассе и улыбается лучезарной улыбкой. Несмотря ни на что, она – человек, и не потеряла способности сочувствовать и помогать другому. Хотя ей самой нужна помощь. И может быть, завтра она погибнет, утонет в вонючем болоте жизни, но сегодня сама помогает тому, кому помощь нужна больше. Иво смотрел на Ленку, как на богиню. Она сидела спиной к двери, и свет дня, просачиваясь в щели, сиял над её головой лучистым нимбом. Иво понимал, что Ленка пока полна сил, совсем ещё девчонка, в ней много жизни и света. Но он понимал и то, что хватит этого богатства ненадолго. Ему хотелось плакать о том страшном будущем, которое неизбежно

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

придёт. Он чувствовал это будущее – и своё, и Ленкино, и Гарика… Оно надвигалось осязаемо и тяжело, подминая под себя секунды, минуты, дни… И тащило за собой удушливую волну тоски и безнадёжности. –Ну, расскажи, чудо в перьях, как ты оказался в Челябинске? Ты здесь живёшь? – спросила Ленка. – Мы же ничего про тебя не знаем. Иво улыбнулся, стараясь прогнать нахлынувшие страхи. Он рассказывал Ленке свою немудрёную, и в то же время почти фантастическую историю. Это была история домашнего мальчика, молниеносно превратившегося сначала в "Остапа Бэндера", потом – также молниеносно – в бомжа, живущего в теплотрассе. Ленка смеялась весело и открыто, когда Иво рассказывал о своих "наездах" на торговцев то под видом "крыши", то в лице налогового полицейского. –А не попробовать ли нам твою тактику? – хохотала она. –Э, нет! Для этого нужна классная одежда, иначе никто не поверит. Вместо продуктов – в морду дадут! – улыбался Иво. –Да-да, ты прав! – соглашалась Ленка. – Придётся сначала одёжку украсть. Или раздеть кого-нибудь вечерком. –Слушай, ты же хотела про мой паспорт узнать, – вспомнил Иво. –Я и узнала. Про паспорт забудь. Его сразу же продали. Хмурый не для того вытащил твою бумагу, чтобы возвращать. –Ладно, – сказал Иво, – придётся восстанавливать, когда домой вернусь. Ленка, а может, ты поедешь со мной? Мы тебя пристроим куда-нибудь в киоск – будешь игрушки продавать. –А Гарик? Я же его не брошу. –И Гарика заберём. Его мы тоже работой обеспечим. –Гарику нельзя уезжать, – сообщила Ленка, – его могут разыскивать родственники. У него есть дядя. Дядя

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

знает, что Гарик уехал в Челябинск. Не знает он только, что сестру Гарика убили бандиты, и пацану пригрозили тем же, если поедет жаловаться родственникам. Гарик боится ехать поездом – там везде их люди. А на самолёте без денег и без документов не улетишь. Вот он и ждёт, когда дядя начнёт искать его. Без меня Гарик пропадёт. –Жалко, – покачал головой Иво, – в Бийске ты жила бы как за каменной стеной. –Вот приедет дядя, заберёт Гарика, тогда я сама найду тебя, – пообещала Ленка. – Да тебе ещё самому домой добраться надо. Думаешь, это так просто? –Знаю, что теперь не просто. Документов нет, денег нет. Придётся снова "зайчиком" становиться. Лишь бы здоровье не подкачало – доберусь! – уверенно сказал Иво, но сердце его сжалось. Тоска снова подступила вплотную, как опасный зверь. Он вспомнил того самого бомжа, которому дал прикурить в тамбуре ночью, когда поезд подходил к праздничному сверкающему огнями городу Златоусту. А теперь и он сам – такой же бомж. Мысль, случайно мелькнувшая тогда в его голове, материализовалась, оказалась пророческой. –Плохие мысли – опасны и заразны, – решил Иво. – Поэтому надо думать только о хорошем. 4. Остаток дня и весь долгий вечер Иво рассказывал Ленке и Гарику, какая у него хорошая мать, как много она знает, как любит его. Рассказывал про друзей – Женьку, Казака. Не упустил и историю с угоном "девятки" – с юмором описывал, как петляли они с Женькой по лесной дороге, отрываясь от погони. Потом Ленка вспоминала свою мать, большой дом, в котором они жили в Ижевске, счастливую домашнюю жизнь с праздничными чаепитиями, подарками, пирогами… Рассказала, как отец бросил их, женился на молодой, как мать заболела после этого. По голосу было слышно, что Ленка плачет. Иво

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

нашёл её руку, погладил наугад в кромешной темноте и произнёс голосом уверенного в себе мужчины: –Ты обязательно приедешь в Бийск, станешь работать в киоске, потом купишь квартиру, и у тебя будет свой дом. Не плачь, Лен! Всё наладится. –Я знаю, что наладится, – сквозь слёзы говорила Ленка, – если бы не верила в это, давно бы утопилась. Они уснули, прижавшись все трое друг к другу, как волчата, потерявшие мать, но готовые бороться за жизнь вместе, обогревая и защищая каждого в этой маленькой стае. Перед тем, как провалиться в сон, Иво успел подумать о том, что было бы с ним, если бы Ленка не нашла его на путях. Она, бездомная, вечно голодная, никому, по сути, не нужная на этом свете, спасла ему жизнь. Ленка ещё три дня не выпускала Иво на улицу, кормила его украденными на рынке или где-то в погребах продуктами. За это время он съел все таблетки аспирина. Ему становилось лучше и лучше. Наконец, "медсестра" разрешила выйти на прогулку. Иво встал на ноги и смог удержать равновесие. Через пятнадцать минут он уже прогуливался по дну оврага без поддержки – Ленка стояла около землянки и хохотала. Иво качало из стороны в сторону, словно пьяного. –Держись, солдат! – громко орала она. – Скоро в бой пойдёшь! Сухой ковыль на склонах блестел от солнца, гдето звонко и весело выводила весеннюю мелодию синица, воробьи хором чирикали, носясь стайкой по верху оврага. Над землёй летели лёгкие цветные облака. Снег уже растаял – яркими голубыми глазами неба улыбалась настоящая весна. –Скоро в бой! Скоро домой! – кричал Иво, запрокинув голову и глядя в сумасшедшую синеву солнечного дня. От головокружения он чуть не упал. Ленка поддержала его, и они стали танцевать вальс, двигаясь вдоль склонов оврага.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Наверное, мы выглядим как близнецы Чарли Чаплина на балу, – смеялся Иво. И вправду, картинка была экзотической – два коекак одетых бомжа, выделывающих танцевальные "па" в овраге. Странно, но Иво почему-то отгонял мысль об отъезде. Он как-то свыкся с тёмной земляной норой и даже был благодарен этому жилищу за приют и тепло. Какое бы оно ни было, но без него Иво не смог бы выжить. Ему не хотелось оставлять в Челябинске Ленку и Гарика. Он почти наяву видел, как Ленка нарядная, умытая, причёсанная сидит в киоске среди цветных игрушек и важно отсчитывает сдачу покупателю. Потом включает кипятильник, заваривает кофе и пьёт из маленького одноразового стаканчика. Вот она достаёт из сумочки сиреневую помаду и подкрашивает губы. Смешно, но это сейчас казалось ему верхом счастья. –Ленка, поклянись, что приедешь в Бийск, как только Гарика заберёт дядя, – приказал Иво. –Клянусь! – засмеялась Ленка. – Давай адрес. –Запоминай – улица Приречная, дом пять, квартира три. Там живёт моя мать. –Запомнила. Приречная – пять, квартира – три. Не забуду никогда! – опять смеялась Ленка, кружась в обнимку с Иво. Они повалились на траву и долго сидели, прищурив глаза от солнца, слушая песни птиц. В этот момент они свято верили в счастливое будущее, в то, что жизнь когда-то обернётся к ним одним из своих приветливых ликов. Ленке в тот сияющий весенний день было четырнадцать, Иво – семнадцать лет. Они не знали о том, что колея жизни редко отпускает на волю своих пленников. Им казалось, в жизни всё возможно. 5. Гарик принёс куртку, украденную из палатки на рынке. Ему она была велика – рукава свешивались чуть не

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

до колен. Иво наоборот – еле натянул её. Но рассчитывать на другую одежду сейчас, пока он "не в форме", не приходилось. Иво чувствовал, что нужно ехать домой, иначе может заболеть после травм, голодовки и долгой лёжки в землянке. Но не хотелось уезжать, не отблагодарив Ленку и Гарика. Поэтому Иво решил "почистить" хотя бы один богатенький автомобиль. На следующий день вдвоём с Ленкой они отправились к большому бассейну для обеспеченных посетителей. Ленка знала, что по утрам в бассейн приезжают в основном богатые дамы со своими чадами. Иво был доволен – он считал, что "работа" будет нетрудной. В бассейне люди проводят много времени – никак не меньше часа, поэтому, не спеша, можно справиться с любыми трудностями. Нужно только проследить, какая машина только что оставлена хозяевами, чтобы не напороться на тех, кто уже возвращается обратно. Они прибыли вовремя – через пятнадцать минут бассейн начинал утренний заплыв. Машины прибывали одна за другой. Стоянка, видимо ещё по старым советским правилам, не охранялась. Ленка осталась стоять на углу соседнего здания. Это был кинотеатр. Она пристроилась к афише и потихоньку наблюдала за окрестностями. Иво прошёлся между рядами машин и уверенно направился к одной из них. Одна секунда – и он внутри салона. Ленка чуть слышно ахнула – так поразил её виртуоз – взломщик. Сердце её замерло – казалось, время тянется, как резина. –Что он там сидит? Что сидит? – бормотала Ленка себе под нос, нервно теребя пуговицу. Она даже забыла о том, что должна наблюдать за обстановкой – вдруг появятся "менты". Но всё было тихо. Наконец, Иво, как ни в чём не бывало, вышел из автомобиля спокойно захлопнул дверцу и направился к Ленке. В руках держал автомагнитолу и большой синий пакет с цветным рисунком.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Быстрым шагом двинулись прочь. Только на трамвайной остановке Ленка вздохнула облегчённо. –Ну, ты мастер! – сказала она. – Открыл, как свою, и сидит там – отдыхает! А я стой и дрожи! –Уже не надо дрожать, – улыбнулся Иво. – Мы с тобой "купили" автомагнитолу, плейер, набор инструментов, кожаную безрукавку и кепку. Плейер и кепку я беру себе, остальное – вам с Гариком. Толкнёте цыганам – поживёте недели две, как у Христа за пазухой. –Иво, ты друг! – смеялась Ленка. – Оставайся с нами. Втроём мы не пропадём! –Я бы остался, – с сожалением произнёс Иво, – но мать… Она ведь ничего обо мне не знает уже больше двух месяцев. Наверное, все глаза выплакала. –Я пошутила, – толкнула его Ленка в плечо, – знаю, что тебе надо ехать. Мать – святое дело! Я бы на край земли поехала к матери. Иво обнял Ленку, и так они, прижавшись плечом к плечу на трамвайном сидении, доехали до вокзала. Гарик, увидев богатую добычу, запрыгал вокруг Иво – ему хотелось послушать музыку. Он надел чёрную кожаную безрукавку, нацепил плейер и стал танцевать лезгинку, приспосабливая движения к рок-музыке. А Ленка хохотала, как сумасшедшая, глядя на маленького грузина. Иво тоже хохотал, пристроился к Гарику, и они вдвоём по всем правилам, соревновались друг с другом, придумывая на ходу фигуры танца. Это был прощальный бал – на следующий день с вокзала отправлялся в Новосибирск товарный поезд. Ленка узнала об этом от знакомой проститутки, которая дружила с машинистом. 6. Они стояли на восьмом пути, спрятавшись за состав. Прохладный ветер с ледяной сквозинкой гудел, как в печной трубе, пролетая вдоль длинного тела товарного поезда. Белые лёгкие облака неслись в синеве, быстро меняя форму, рассеиваясь на ходу и снова возникая ниоткуда. Было сказочно светло и как-то

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

хрустально чисто на душе, но в то же время глубинная провальная тоска, ощущение предстоящей разлуки рождали чувство опасности. Казалось, что начинается волшебная сказка, но чтобы попасть в неё, нужно перепрыгнуть через огромную пропасть. Иво обнял Ленку с этим ощущением полёта над пропастью, быстро поцеловал её в обветренную щёку, и полез привычным ходом в самодельный проём товарного вагона, боясь оглянуться. Ленка снаружи заделала дыру, сдвинув кусок рубероида, и заложила заплату жестяным прикрытием. –Иво! – сказала она дрогнувшим голосом, – Ты слышишь меня? –Слышу, – откликнулся он, – ты помнишь мой адрес? –Приречная – пять, квартира – три. Помню! –Ленка, я жду тебя! Попробуй только не приехать! –Что ты! Обязательно приеду. Сдам Гарика дядьке – и сразу к тебе! – говорила Ленка, а слёзы сами катились по щекам. –Не смей плакать! Всё будет хорошо! У тебя будет свой дом! Слышишь, Ленка? Я жду тебя! –До свидания! – крикнула она и побежала вдоль вагонов, удалясь от Иво, унося с собой и синее небо, и летучие облака, и пространство будущей жизни, в которой ему, может быть, не отведено места. –У тебя будет свой дом! Слышишь, Ленка? Я жду тебя! – прошептал Иво Состав дёрнулся, прогудел далёкий гудок локомотива. Вагон поплыл вдоль путей. Иво, сидя в темноте на каком-то ящике, обхватил голову руками, собирая всю волю в кулак, но не удержался – слёзы хлынули из глаз. –Хорошо, что Ленка не видит, – сказал он вслух, вытирая рукавом лицо. Он вытащил из кармана плейер, надел наушники и включил прокрутку. Кассета одна, но ему повезло – это

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

был альбом "Агаты Кристи". Иво улёгся на картонные коробки и, закрыв глаза, вытирая всё ещё наворачивающиеся слёзы, слушал знакомую мелодию. Контраст красивой музыки и царапающих сердце слов создавал эффект рокового пророчества: " А ночью по лесу идёт Сатана и собирает свежие Души…" Товарняк набрал скорость и летел, дробно выстукивая колёсами какое-то дикое стаккато. Ветер свистел и выл, пробиваясь в щели – на улице бушевала весенняя холодная буря. Вагон дёргало и качало, но Иво не обращал на это внимания. Он готов был слушать и слушать, без конца прокручивая кассету. С музыкой он даже не чувствовал голода. С едой на этот раз ему не повезло – в картонных коробках упакован лосьон для бритья. Ночью стало холодно. Иво попробовал согреться, прыгая на месте, но это мало помогло, потому что свободным был всего лишь пятачок. На этой чёртовой лысинке не попляшешь. –Придётся пить лосьон, – поморщился Иво. – Противно, но что делать? Иначе заболею, опять не доеду домой. Он вскрыл коробку, достал увесистую гранёную бутылочку, открутил пробку. Жидкость обожгла язык и нёбо, в горле тоже зажгло. Иво чуть не задохнулся от приторного парфюмерного вкуса, но, прокашлявшись, понял, что теперь не замёрзнет. Тепло шло изнутри, как из печки. –Ладно, что хоть лосьон в коробках, а не какойнибудь шампунь, – порадовался Иво. Так впервые в жизни он попробовал суррогат, который был в ходу только у отпетых алкашей. Но этот ядовитый суррогат сейчас для него – единственное лекарство, выбирать не из чего. К утру "экзекуцию" пришлось повторить. После этого Иво, окончательно согревшись, уснул. Он не слышал уже, как состав стоял на разъезде, потом медленно тронулся дальше. Не слышал гудка

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

встречного "скорого". Иво спал и видел во сне, как они с Ленкой танцуют вальс в овраге. 7. Он проснулся, когда день был в разгаре. Солнце пробивалось в щели, рисуя лучами пыльные полоски, висящие в воздухе. Они образовывали параллельные сообщества, и пыль гуляла в них странными живыми серебристыми узорами. Иво понаблюдал за экзотической картинкой, стараясь уловить в клубящихся орнаментах что-то осмысленное – типа фигуры Джинна. Но сказка не спешила являться в холодный товарный вагон. Во рту противно воняло перегоревшей парфюмерной отдушкой. Вот бы чем-то перебить эту гадкую ноту! Но, увы, ни воды, ни еды – ничего, что могло бы помочь. Иво снова открутил пробку на гранёной бутылке и глотнул жёлтой жидкости. Его чуть не вытошнило, но он усилием воли удержал спазм. Через пять минут стало лучше – не так отвратительно воняло во рту, тепло разлилось по телу. –Да, так я стану "гурманом", пока доберусь до Новосиба, – пробормотал Иво.-- Жаль, что мы с Ленкой от расстройства забыли про воду. Надо было набрать "полтарашку" на колонке. С добрым утром, Ленка! Как ты там, в своей землянке, в своём Челябинске? Слышишь ли ты меня? Он снова включил плейер и лёг на коробки, слушая любимую музыку, растворяясь в ней, летая и паря в её пространстве. Густой протяжный гудок локомотива странно вклинился в живую мелодию и возвратил Иво в старый скрипящий вагон, в тысячный раз несущийся по рельсам куда-то – в неведомый, но заданный судьбой пункт. –Хорошо бы понять, где я нахожусь, – подумал Иво, – но пока не подойдём к станции, этого не определить. Два раза прослушал кассету, когда, наконец, состав замедлил ход. Впереди явно остановка. Иво пристроился к щели, стараясь увидеть название города.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Пристально вглядывался в мелькавшие мимо строения, боясь пропустить вывеску над станцией. Наконец, столь долгожданные белые буквы с синими контурами сообщили, что это "Тайга". –Ура! – негромко прокричал Иво. – Скоро Новосиб! Конечно, каких-то 7-8 часов – пустяки по сравнению с двумя долгими месяцами скитаний. Новосибирск – это ещё не дома, но уже почти дома. До Бийска Иво добрался бы даже пешком – так ему сейчас казалось. –Мама! Я еду! Я не соврал! – мысленно ликовал он. В "Тайге" состав простоял, наверное, с полчаса. Иво сидел тихо, стараясь не производить никаких звуков – знал, что обходчик обязательно пройдёт вдоль вагонов. Товарняк стоял где-то далеко от вокзала – сюда лишь слабо доносился шум суеты с перрона, глухо и нечётко были слышны объявления из репродуктора. Эти далёкие чужие равнодушные звуки что-то убивали в душе. Иво мысленно видел себя со стороны – маленький живой комочек в холодном пространстве планеты, забившийся в старый вагон, угнездившийся в щели между коробками. И никто не знает, где он. От нервного напряжения Иво даже захотел спать – сказывался голод и ядовитый лосьон. Закрыв глаза, Иво попытался отключиться от тоски ожидания и мыслей о еде. Есть хотелось так, что даже сухие неварёные макароны показались бы лакомством. Но пока об этом можно было только мечтать. –Приеду домой, сварю каши, – думал он, – уж крупа-то у матери, наверное, есть. Как она там жила всё это время? Но мысли сами перескакивали снова на еду. –Нет, – решил Иво, – в Новосибирске на вокзале украду с лотков какую-нибудь колбасу, иначе не доберусь домой – умру с голоду.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

8. Иво на минуту остановился перед зеркальной дверной вставкой на маленьком магазинчике, потрогал следы ветрянки на лице. –Да, – сказал он, – видок ещё тот! Настоящий бомж. Двинулся в сторону привокзального рынка – там издалека чувствовалась плотная толпа. Густой шелестящий гул висел в воздухе. Иво врезался в движущуюся массу людей, как ледокол. Пробрался к продуктовым рядам, нашёл китайскую торговую точку. Маленький паренёк продавал горячие пампушки с какойто китайской начинкой. Не известно, что это была за начинка, но пахло аппетитно. Правда, сейчас Иво съел бы даже пирожок с котятами – так он был голоден. По прежним визитам в Новосибирск он знал, что китайцы никогда не трогают местных воров, опасаясь их групповой мести – разобьют всё оборудование, дороже обойдётся. Поэтому Иво нагло прилип к прилавку, сгрёб сразу пять пампушек, лежавших горкой с краю и, отвернувшись, пошёл прочь. –Денга, денга давай! – крикнул китаец. – Денга! –Завтра принесу! – отмахнулся Иво. –Сафтера, сафтера, – повторил торговец недовольно, – давай сисяс! Но Иво был уже далеко. Пампушки в миг исчезли в его пустом животе. Теперь жажда выступила на первый план. Но утащить бутылку с напитком у толстых тёток, торгующих на площади, явно не удастся – эти пойдут жаловаться в милицию. Иво долго искал какой-нибудь водопроводный кран, но нигде, кроме уличного, пока ещё бесплатного туалета, водопровода не было. Пришлось пить из крана над раковиной в этом вонючем туалете. Иво помыл руки, напился из ладоней, сполоснул лицо. –Наконец, я добрался до воды и почти наелся! – вздохнул Иво. – Тяжела ты, жизнь, советского бомжа!

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Теперь нужно узнать, когда отходит ближайший товарный до Бийска – за сутки отправлялось несколько составов. Иво обогнул здание вокзала и пошёл вдоль перрона. На первом пути стоял пассажирский поезд Новосибирск–Москва. Иво пролез под вагоном, выбрался на следующий перрон. Где-то на седьмом или восьмом пути, гудя басом, приближался к вокзалу товарняк. –Скажи-те, пожалуй-ста, – имитируя прибалтийский акцент, спросил Иво у обходчика, – куда направля-ется этот товар-ный по-езд? Обходчик неприветливо осмотрел Иво, но ответил: –А тебе-то что? В Бийск идёт, но пассажиров не берёт. –О! – воскликнул Иво. – Мне в дру-гую сто-рону. –Мне какое дело! – хмуро заявил обходчик. Когда дежурный был уже далеко, Иво, перепрыгивая через пути, направился к товарному. Вагоны шли медленно, но не останавливались. Иво уцепился на ходу за поручень проплывающего вагона и взобрался на площадку. Дверь была прихвачена проволокой. Иво быстро отмотал её и продвинулся в щель – внутрь вагона. Там резко пахло навозом, в закрытых стойлах стояли коровы, блестя из темноты большими печальными глазами. –Ну, вот и скотовоз! Как же в дороге без этого! Правда, тётки? – похлопал Иво рыжую корову по крупу. Он закрепил дверь изнутри, чтобы она не болталась на ходу и не привлекала внимания обходчиков. Прогулялся вдоль коровьих рядов. Животные оборачивались на непрошеного гостя, лениво разглядывали его, тянулись к нему шершавыми языками, глухо мычали. –Голодные, наверное, – решил Иво, – но корма нет. Значит, везут коровушек на "мясуху". Жалко бурёнок, но что поделаешь? Он ничем не в силах им помочь. Разве что составить компанию до Бийска.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Он внимательно осмотрел углы вагона, нашёл разорванные коробки, сваленные кучей. Из них-то и был изготовлен "диван". Иво растянулся на картоне и включил плейер. Сердце его пело – он почти дома! Ничего, что едет вместе с коровами – неплохие соседи, смирные, молчаливые. Плохо, что их везут на мясокомбинат, лучше было бы, если – на какое-нибудь горное пастбище. Время от времени в такт музыке Иво говорил вслух: –Мама! Я еду. Скоро буду дома! Представлял себе, как выйдет на вокзале, сядет в автобус № 27… Нет, лучше на трамвай – там он легко прокатится зайцем. А может быть, сначала заявиться к Женьке? Но можно ли сейчас разъезжать на "Тойте"? Да и цела ли его маленькая машина? Вдруг обиженный сутенёр добрался до неё? Сердце Иво сжалось – если так, то ему придётся пережить ещё и потерю машины. Что он скажет матери, ведь она пожертвовала ради этой "Тойоты" своим единственным имуществом – квартирой? –Ладно, не буду себя грузить раньше времени, – решил Иво. – Впереди ещё целая ночь. Награбленные пампушки давно переварились в желудке, и снова подкрался голод. –Вот бы корову какую-нибудь подоить, – мечтательно подумал Иво. Он встал и пошёл вдоль рядов, разглядывая вымя у каждой коровы. У одной – самой упитанной – вымя, и вправду, разнесло, и молоко капало на пол. Но как подоить её, ведь нет никакой посуды. Иво попробовал пристроиться сбоку и потянул за сосок – молоко брызнуло тугой струйкой. Корова шарахнулась в стойле, но когда Иво второй раз приспособился к вымени, корова уже спокойно отнеслась к дояру. Он подставил пригоршню, брызги разлетались в стороны, но ему удалось надоить немного и слизать с ладони сладкое молоко. –Нет, так дело не пойдёт, – решил Иво. Взял кусок картона, свернул его кульком и снова пристроился к корове. Теперь задача облегчилась. Молоко

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

просачивалось между слоями картона и капало снизу и сбоку, но большую часть Иво удавалось выпить. Так небольшими порциями постепенно наполнил желудок тёплым молоком. Одно было плохо – молоко, попавшее на куртку, высыхало белыми пятнами, и ткань превращалась в подобие пластмассы. После дойки Иво долго тёр куртку между ладонями, чтобы смягчить и отчистить засохшие островки. Но это уже были пустяки. Главное, почти напился и наелся. Не хватало только куска хлеба. Лёжа на "диване", Иво снова слушал "Агату Кристи". Знали бы эти ребята, что их музыка спасает, помогает выжить, даёт силы и надежду – просто физически вытаскивает из провала – со дна жизни. Вот так – в обнимку с коровами и "Агатой Кристи" Иво возвращался домой. Глава четвёртая. Возвращение 1. Эйде потеряла сон – от сына уже почти месяц не было никаких известий. Последнее, что узнала – Иво выехал из Самары в Новосибирск. Это сообщил телеграммой брат Николай. Тогда, увидев извещение о телеграмме, засунутое в дверную ручку, она как сумасшедшая бежала по лесной тропинке на телеграф. Он находился в двух километрах от квартала, где жила Эйде – в посёлке Сорокино. Сердце выскакивало из груди, мысли путались. Ей казалось – что-то случилось с сыном. Тропинка, усыпанная сухими хвойными иглами, сосновые ветви, выглядывающие из чащи и перегораживающие путь, корявые корни, выпирающие из земли – всё, казалось, мешало, вопило, цеплялось, не давая ускорить бег. Даже воздух стал плотным, как вода, и дышать было так трудно, словно Эйде и вправду двигалась по дну водоёма. Она помнила свои слёзы – они хлынули, когда телеграмма была прочитана. Волна счастья сначала

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

захлестнула Эйде, но потом почему-то стало плохо. Вернувшись домой, долго не могла успокоиться, но, в конце концов, приказала себе: –Прекрати истерику! Иво едет домой. Всё будет хорошо. Четыре дня ждала сына, держала себя в руках, надеялась, что, действительно, чёрная полоса в их жизни закончится. Но прошёл четвёртый, пятый, шестой день… Иво не появился, не прислал письма или телеграммы, не позвонил. Стало ясно – предчувствия не обманули. Значит, случилась беда… Эйде заказала переговоры с братом, но разговор мог состояться только через сутки – у Николая не было домашнего телефона. 2. Эйде сидела на вытертом до блеска деревянном сидении в старом мрачном зале телеграфа. Двадцать минут назад она отдала свой заказ на переговоры с Самарой дежурному. Но назначенное время ещё не наступило. По залу, громко разговаривая на своём языке, разгуливали двое мужчин азиатской наружности. Их атласные цветные халаты с бисерными орнаментами делали их похожими на артистов, обсуждающих спектакль. В одну из кабин забилась целая цыганская семья, и все они, по очереди разговаривали с кем-то, убеждая поскорее приехать и привезти товар. –Ай, дорогой! Не обманывай, не обманывай, – смеясь, кричала молодая цыганка в трубку, – мы ждём. Встретим тебя! Её бархатная тёмно-бордовая юбка высовывалась из кабины, золотая заколка в волосах сверкала, глаза сияли. Эйде думала о том, что делать, если брат не придёт на переговоры – вдруг он не получил вызова. Это могло быть, если он куда-нибудь уехал или ночевал у друзей, или заболел. Да мало ли причин для неполучения

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

телеграммы. И она с завистью смотрела на цыган, которые вели себя как хозяева жизни. Ни малейшей тени страха, тревоги или сомнения не было в их лицах. –Они живут большими семьями, помогают родственникам и поддерживают друг друга. Им не страшна ни жизнь, ни смерть. И даже беда не страшна – всегда кто-нибудь придёт на помощь, – думала Эйде. – А я одна… Время не двигалось. Позолоченные стрелки больших круглых часов нехотя перескакивали с одного деления на другое. Ожидание между этими скачками растягивалось подобно резине. Что-то внутри организма растягивалось, истончалось и напрягалось вместе с этим нестерпимо медленным движением – Эйде чувствовала это физически. Наконец, часы показали восемнадцать ноль-ноль. Но прошло пять, десять, пятнадцать минут, а вызова из Самары не было. Вдруг резко затрезвонил телефон. Дежурный взял трубку, что-то пробормотал и объявил через микрофон: –Владивосток, третья кабина. Эйде вздохнула и приготовилась ждать до конца назначенного часа. Телефон звонил ещё несколько раз. Дежурный приглашал то Иркутск, то посёлок Зональное, то Ташкент. Самара молчала. Прошло уже сорок пять минут, но вызова не было. Эйде уже решила попросить дежурного дозвониться до самарского телеграфа и узнать в чём дело. Но дежурный вдруг объявил: –Самара, пятая кабина. Эйде вошла в кабину, прикрыла дверь и сняла трубку аппарата. –Говорите, – услышала она голос телефонистки. –Алло, алло, – крикнула Эйде. –Эйде, это ты? – совершенно отчётливо и спокойно произнёс голос брата. Казалось, он находится рядом. – Что случилось? –Коля, скажи, когда Иво выехал из Самары? В какой день?

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Он выехал в прошлую пятницу – неделю назад поездом до Новосибирска. А почему ты спрашиваешь? –Коля, Иво не приехал. Его нет в городе, иначе бы он позвонил мне на работу. С ним что-то случилось. Придётся обращаться в милицию. –С этим ты подожди, ведь неизвестно, как поступят менты, если Иво попадёт в их руки. Он до сих пор может числиться в розыске. Ты просто навредишь ему. –Но что же делать? Как быть? Я не могу сидеть и ждать. Чего ждать? – кричала Эйде. –И всё-таки, нужно подождать. Может быть, он в Новосибирске задержался у каких-то своих знакомых. Могут быть у него знакомые в этом городе? –Могут, – с надеждой сказала Эйде. – Он часто бывал там вместе с друзьями. –Ну, вот, – обрадовался брат, – а вдруг у него девчонка в Новосибирске? Тогда понятно, почему он не добрался домой. Я бы и сам, может быть, задержался из-за девчонки. Не паникуй. Давай подождём. Иво молодой, а молодые мало думают о том, что должны – им подавай то, что хочется. –Нет, Иво не такой. Он бы позвонил из Новосибирска, – снова засомневалась Эйде. –Мать моя, ведь переговоры денег стоят. А, может быть, у него и рубля-то лишнего нет. Скорее всего, так и есть. Давай ждать. Успокойся, работай, живи, как будто ничего не произошло. Я уверен, Иво объявится сам. Вот увидишь! Договорились? –Хорошо, – согласилась Эйде. – Давай ждать. Но сколько ждать? А вдруг Иво не появится? Тогда что? –Я чувствую, всё будет нормально. Купи валерианы, возьми себя в руки и жди! Через неделю я закажу переговоры. Тогда и будем решать, что делать дальше. Ну, всё – до скорого! Эйде вышла на улицу, остановилась на высоком крыльце. Ощущала спиной пустоту, возникшую при разговоре. Этот вакуум как живое существо двинулся за

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

нею по пятам, преследуя её и высасывая изнутри – из души – всё живое. Колючий неуют неопределённости и ощущение потери внедрялись куда-то в самое сердце, не давая дышать и успокоиться. Эйде спустилась по ступеням и медленно пошла в сторону своего лесного квартала. Дорога была пустынна – вечером здесь почти не ходил транспорт, только рейсовый автобус нарушал тишину один раз в час. В лесу уже почти стемнело, лишь еле видна была светлая полоска под ногами – узкая тропинка, засыпанная сухими листьями и хвоей. Тонкий месяц в тёмном ультрамарине неба висел золотым украшением. Тишина нарушалась далёкими звуками – где-то позади, в посёлке, лениво лаяла собака. Из городского квартала доносились обрывки мелодии – низкий печальный голос какого-то инструмента. Казалось, кто-то играет на виолончели, останавливаясь в задумчивости, и снова налегая на смычок. Но этот покой и гармония вечера странным образом ещё больше нагнетали ощущение тревоги. Эйде чувствовала, что мир живёт своей красивой жизнью, а всё, что не попадает в тон, остаётся в стороне и должно существовать отдельно, выживая в одиночестве. Она понимала, что помощь не придёт ниоткуда. Мир гармонии велик и могуществен, но он также и равнодушен ко всему чужеродному – так в природе масло не смешивается с водой, так дерево не реагирует на магнит. Милиция, которую Эйде всегда считала охраной и защитой для любого человека, теперь не поможет ей. А если и поможет найти Иво, то тут же и отберёт его, засадив за решётку. –Иво, Иво, что ты наделал – одним дурацким поступком сломал себе жизнь, – шептала Эйде. Один неверный шаг, и ты уже один, и мир отторгает тебя. Не убивает, но отторгает. Так остаётся в стороне от стаи старый вожак, промахнувшийся при охоте. Стая, всегда следовавшая по пятам, перестаёт замечать его. И это равнодушие мира,

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

который уже не принимает тебя в расчёт – всё равно инструмент гибели. Эйде брела по лесной тропинке и плакала беззвучно и безнадёжно. Она, мать, которая должна охранять своё дитя, которая должна помогать ребёнку, теперь ничего не в силах предпринять – даже обычный поиск может закончиться тюрьмой для сына. –Где ты, деточка моя? – мысленно кричала Эйде. – Отзовись! В ответ тонкий месяц заглядывал ей в лицо, да чужая красивая музыка печалилась о чём-то далёком и прекрасном. 3. Эйде вставала рано, в пять утра – всё равно сна не было. Ночи превратились в бесконечный бредовый туман. Постоянно вскакивала – ей слышалось, что кто-то скребётся то в окно, то в дверь – а вдруг это Иво! Стоило закрыть глаза, как череда картин – одна страшнее другой – мелькали в сознании, словно дурной фильм. То казалось, что Иво убит какими-то жестокими железными типами и выброшен с поезда. Вот он лежит на насыпи в глухой безлюдной степи, и коршун кружится над ним. Эйде видела даже довольные ухмылки этих воображаемых бандитов, их кожаные куртки, широкие плечи, накачанные мышцы. Она мысленно стирала одну страшную картину, но на смену ей тут же сознание подсовывало другую. Вот Иво лежит в больнице неведомого города. Он без сознания, дышит с трудом. У него высокая температура, а мимо равнодушно ходят медсёстры в белых халатах. И никто, никто не поможет ему. А вот Иво сидит в тюремной камере, рядом на нарах – матёрые уголовники в синих татуировках. Он совершенно беззащитен перед ними… Поэтому рассвет, даже намёк на рассвет, для Эйде становились спасением от ночных кошмаров. Сидя перед окном, в котором брезжил свет раннего утра, она пила чай или просто кипяток – деньги по-прежнему обходили её дом стороной – и чёрное, и тяжёлое нехотя отступало,

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

пряталось за розовый полог народившегося восхода. Эйде долго наблюдала, как слабое сияние на востоке постепенно углубляет цвет, становясь ярко малиновым, разливаясь широко и празднично. Краснотал на противоположном берегу реки вспыхивал живым пламенем – время приближалось к семи часам. В этот момент Эйде уже в полной готовности выходила из дома. На площади посередине квартала всегда стоял переполненный служебный автобус. Эйде пробиралась внутрь и ехала, стоя в плотной толпе, держась рукой за что придётся. На конечной остановке автобуса Эйде пересаживалась в трамвай. Но и в транспорте, в толкучке и суете, её не покидали мысли о сыне. Добиралась до работы, делала всё, что было нужно во время рабочего дня, но как бы не участвовала в этом. Глубинная тревога и неизвестность, страх за Иво – всё это не отступало и под напором неотложных нужд. Эйде ловила себя на том, что думает о сыне даже в то время, когда пишет отчёт о работе. Всё потеряло смысл, всё не имело никакого значения… Только телефон стал её соломинкой. Она боялась лишний раз покинуть комнату, отойти от аппарата – вдруг позвонит Иво. Эйде, с трудом дождавшись конца рабочего дня, срывалась с места и бежала на остановку – домой, скорей домой – может быть там уже лежит телеграмма от сына. Бесконечен был обратный путь. Трамвай не спеша, подходил к остановке, медленно двигался в гору, долго стоял на переезде, пропуская вагоны встречного первого маршрута. Водитель выходил, переводил стрелки, старательно поправлял зеркало бокового вида. Эйде нервничала, но ей приходилось быть терпеливой. Она понимала, что всё это – её субъективное восприятие. Трамвай идёт по расписанию, и тут уж ничего не поделаешь. Приближаясь к своей остановке, Эйде издалека старалась рассмотреть, не стоит ли там готовый к отправке автобус. Но, как назло, его не было. Эйде вместе

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

с другими пассажирами ждала, когда из-за поворота, из-за густо растущих сосен медленно, как старый дед, выплывал широкий корпус большого ЛАЗа. Водитель его тоже никуда не торопился. Мучительное несовпадение желаемой скорости с неспешным ритмом жизни теперь всё время сопровождало Эйде. Она ощущала это так, как будто постоянно везла тяжёлый воз, напрягаясь, выбиваясь из сил, но, не умея сбросить его. Выбравшись из автобуса, бежала всё той же лесной тропинкой, подгоняя себя, задыхаясь, срезая углы, чтобы сократить путь. Но ни в почтовом ящике, ни в двери не находила никаких посланий. Обессиленная постоянным ожиданием и гонкой, открывала дверь и буквально валилась с ног. Так прошла ещё одна неделя. Эйде не дождалась от брата вызова и сама сделала заказ на переговоры. 4. Переговоры с братом не добавили ничего нового. Николай уговаривал Эйде подождать ещё неделю, не паниковать, не обращаться в милицию. Он навёл Эйде на хорошую мысль – найти друзей Иво и попытаться чтолибо узнать у них. Поэтому Эйде с телеграфа сразу же стала звонить Женьке, вернее его матери. Других телефонов или адресов не знала. Несколько попыток закончились ничем – телефон не отвечал. Эйде решила, что мать Женьки, скорее всего на даче – уже начался огородный сезон. Весной и летом она всегда жила там, на садовом участке в маленьком кирпичном домике. А сам он появится дома как всегда поздно вечером. В это время телеграф уже закроется. Значит, звонить нужно рано утром. Для этого Эйде необходимо часам к шести попасть на рабочее место, ведь домашнего телефона у неё нет. Значит завтра нужно подняться в четыре утра, пешком дойти по лесу до трассы, поймать служебный автобус с Лесоперевалки и на нём к пяти

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

часам добраться до трамвайной линии. Тогда можно будет попасть на один из первых трамваев. Эйде продвигалась между сосен, запинаясь за торчащие на тропинке корни, и думала о том, что большая часть жизни прожита. А у неё нет ничего – ни телефона, ни собственного транспорта, ни денег, ни имущества – только двадцать пять лет работы в оборонном НИИ на вредных и очень опасных исследованиях, аспирантура, учёная степень и большое число научных работ. На Западе такой сотрудник имел бы всё и не думал о том, где завтра добыть кусок хлеба. И дети были бы обеспечены всем необходимым. –Но что там Запад, когда сейчас я приду домой, а у меня на ужин и на завтрак нет ничего, кроме килограмма муки и соли, – сказала вслух Эйде. Где-то рядом в сосновой чаще затрещала сорока да качнулась ветка, с которой сорвалась птица. Весточки от сына Эйде не получила и в этот день. Дома, заглянув в трюмо, стоящее у окна, Эйде заметила у себя седую прядь на виске. 5. Библейский хлеб – мука, вода и соль – испечённый лепёшкой прямо на горячей плите, Эйде научилась делать недавно, когда в доме из продуктов осталась только мука. Она удивилась тому, что лепёшки получаются вкусными и ароматными. –Нет худа без добра! – решила она. – Это Бог помогает тем, кто нуждается в помощи. Так она и жила, питаясь, как старец в затворе, пресными лепёшками и водой. Но всё бытовое было второстепенным. Главная беда – Иво. –Где ты, деточка моя? Откликнись! – повторяла Эйде как молитву. Прислушивалась к дальним пределам пространства, и ей казалось, идёт отклик – может быть, Иво тоже зовёт её. Она была уверена, что это так. И только эта уверенность как-то помогала. А теперь её цель

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

– дозвониться до Женьки. Вдруг Иво разговаривал с ним, что-то передал и для матери. Нужно было давно найти этого парня. В четыре утра почти в темноте Эйде уже шагала по направлению к трассе. На выходе из леса тропинку пересекла, шмыгнув под ногами, пестрая кошка. – Хорошо, что пёстрая, а не чёрная, – подумала Эйде. Но кошка всё-таки вспомнилась, когда телефон Женьки не отозвался и утром. Три дня Эйде добиралась до работы таким же способом, пытаясь застать парня дома, дозвониться до него. Лишь на четвёртый день в обед на её звонок ответил незнакомый голос. –Позовите, пожалуйста, к телефону Женю, – попросила Эйде и обрадовалась, когда услышала: "Сейчас". Женька сообщил ей, что Иво разговаривал с его матерью ещё из Самары. Больше звонков не было. –Женя, очень прошу тебя, если появится что-то новое, сразу же позвони мне на работу. Я места не нахожу. Иво выехал из Самары теперь уже около трёх недель назад. И пропал, как в воду канул. –Да вы не беспокойтесь. Он наверняка застрял в Новосибе – там у него много знакомых, и девчонки в том числе. Приедет! Никуда не денется! – уверенно заявил Женька. – Передайте ему, чтобы сразу позвонил мне. Что было причиной – то ли уверенный беззаботный тон Женьки, то ли какой-то внутренний собственный сигнал, но Эйде после этого разговора немного успокоилась. Теперь она почему-то была уверена, что Иво жив, и по-другому просто не может быть. 6. Эйде снова пекла свои библейские лепёшки. Запах поджаренного хлеба заполнял квартиру. На блюде уже возвышалась горка из нескольких румяных поднявшихся при выпечке коржей. Сняв с плиты последнее кулинарное чудо – маленькую круглую лепёшку из остатков теста,

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Эйде присела за стол. Громкий резкий звонок в дверь заставил её вскочить. Она кинулась к двери в надежде, что это сын. На площадке стоял незнакомый толстый, как колобок, мужчина лет сорока. –Слушаю вас, – сказала Эйде. –Меня зовут Михаил Петренко. Я – тренер частного спортивного клуба. Ваш сын угнал и разбил мою машину. Я требую возмещения материального ущерба. Эйде к своему удивлению нисколько не растерялась, не стушевалась – она терпеть не могла наглых и крутых "спортсменов", которые ничем не отличались от "братков". Она знала от сына, чем промышляют такие "тренеры" – сауны, девочки по вызову и т. п. –Во-первых, – сказала Эйде, – я не угоняла у вас никакой машины. Во-вторых, мне неизвестно, виновен ли мой сын в том, о чём вы говорите. В-третьих, мой сын – совершеннолетний и сам может ответить за свои действия. Обращайтесь в суд. В-четвёртых, вы сейчас выйдете из моей квартиры и больше никогда сюда не придёте, потому что мой сын здесь не прописан и не проживает. –Что?! – завопил Колобок. – В таком случае я включаю счётчик и ты заплатишь мне в десятикратном размере. –Я тоже включаю счётчик, – удивляясь себе, спокойно ответила Эйде, – и если через десять секунд ты не освободишь мою квартиру, через час в УВД будет лежать заявление о нападении на меня в моей квартире и наглом шантаже. Колобок побагровел, выкатил глаза и вылетел за дверь. Странно, но Эйде не взволновалась даже теперь, когда вымогатель убрался. Она понимала, что это просто наглый "наезд" в надежде на лёгкий куш. Если бы этот Колобок и в самом деле что-то мог ей предъявить, он действовал бы иначе – через милицию или суд. Кроме того, она знала от Женьки, что "Дело" положили в архив.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Значит, Колобку не удалось ничего добиться. Поэтому он и решил "по-братковскому" обычаю устроить "стрелку" у неё в квартире. Видимо, надеялся, что она испугается. Но сам оказался трусом – это было ясно по его реакции. –Чтоб все твои сауны и голые девки провалились сквозь землю! – послала Эйде пожелание в след наглому сутенёру. Её мысли ещё несколько раз возвращались к непрошеному визитёру. И вспомнив его побагровевшее лицо и выпученные глаза, она рассмеялась. Да, это было смешно, хотя Эйде понимала – сутенёр может отыграться на Иво, если сумеет когда-нибудь застать его на квартале одного, без друзей. -Будем надеяться, что всё наладится. Не должен Бог помогать таким, как этот Петренко, – сказала Эйде сама себе. – Но и мне надо теперь быть осторожнее – мало ли что. Такие типы злопамятны и мстительны. 7. Прошло ещё несколько дней – от Иво попрежнему не было вестей. Женька не звонил, значит, и он не узнал ничего нового. Но Эйде почему-то была спокойна. Ей казалось, что вот-вот Иво появится. Просто была уверена в этом. Её внутренний голос почти всегда давал верные установки, и она доверяла своему "советчику". Вечером после работы Эйде снова пекла пресные хлеба себе на ужин и на завтрак. На кухне бормотало радио, в комнате работал телевизор. И вдруг сквозь поток звуков Эйде услышала странное скрежетание. Она не поняла, откуда доносится этот хруст, похожий на работу крысы, когда та грызёт дерево. Пройдя в прихожую, прислушалась – звук повторился. Стало ясно, что кто-то или что-то скребётся в дверь. –Боже, мой, неужели Иво? – мелькнула сумасшедшая мысль. – Но почему он не позвонил? Может быть, звонок не работает?

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Быстро открыла дверь и отступила на шаг назад – на лестнице сидела большая чёрная овчарка и внимательно смотрела на Эйде, наклоняя голову то влево, то вправо. Её умные глаза спрашивали: " Туда ли я попала?" –Милая моя, – сказала Эйде, – ты, наверное, ошиблась подъездом? Или выбрала не тот дом? Ищи, моя дорогая, ищи! По глазам было видно, что собака поняла это слово. Она как бы извинилась и, перепрыгнув сразу все ступени, выбежала на улицу. Эйде проводила её глазами, закрыла дверь. –Собака – это хороший знак, – подумалось ей. Овчарка пришла и на следующий день. Она также внимательно выслушала Эйде и опять убежала. Беспричинная радость осветила прихожую, когда собака с любопытством, по-человечьи, заглянула в дом. –Скоро приедет Иво, – решила Эйде. Она не могла объяснить, откуда пришла эта уверенность – пришла, и всё! Эйде просто знала, что своему внутреннему состоянию можно и нужно доверять. 8. Впервые за много дней Эйде поняла насколько устала. Казалось, сил больше нет. Хотелось упасть и спать, спать – так истощила её бессонница, неопределённость, ожидание и колючее ощущение потери сына. Прилегла на диван, не снимая одежды. –Прикорну на минутку, потом встану, умоюсь и лягу спать. Сон моментально опутал её. Эйде как будто провалилась в небытие. Сколько времени прошло в этом глубоком провале, не известно, но постепенно издалека что-то стало стучаться в сознание. Наконец, Эйде поняла – это входной звонок. Поднялась как сомнамбула, пробралась к двери и механически спросила: "Кто там?" –Мама, это я, – услышала она голос сына.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Эйде рывком распахнула дверь. В грязной одежде, с длинными давно не стрижеными волосами, со следами ветрянки на лице, худой и незнакомый перед ней стоял Иво. Она молча обняла его и заплакала. –Не плачь, мама, я вернулся, как и обещал, – сказал сын. Его одежда пропиталась дымом дальних дорог, запахом шпал, не ухоженности и чужих мест. Домой вернулся другой – неизвестный матери человек, повзрослевший, одичавший, изменившийся внешне и внутренне. –Где же ты был всё это время, что случилось с тобой? – спросила Эйде сквозь слёзы. –Мама, я всё тебе расскажу завтра. А сейчас мне надо постричься, помыться, переодеться. –Деточка моя, мне даже нечем накормить тебя. Есть только пресные лепёшки, – снова заплакала Эйде. –Мама, я приехал с Женькой на машине. Мы привезли тебе поесть. Ты выйди, возьми там пакет, а я пошёл в ванну. –Твоя одежда в шкафу, возьми всё, что нужно. Полотенце тоже там, – сказала Эйде. *** Вышла на улицу. У подъезда стояла тёмнофиолетовая "Ауди". В открытую дверцу вырывалась музыка – "Агата Кристи". –Здравствуй, Женя, – сказала Эйде, – пошли в дом. Иво в ванну залез. Наверное, не скоро появится. Ему надо основательно помыться. –Нет, я лучше здесь посижу, музыку послушаю. Так машина целее будет, у нас здесь не лады с одним типом. –Знаю, знаю, – сказала Эйде. –Откуда? – удивился Женька.

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Этот Колобок приходил ко мне домой, требовал денег, кричал, что на "счётчик" меня посадит, – засмеялась Эйде. – А вы что ему сказали? –Что, что? Послала его, и всё, – сообщила Эйде. – Он при этом сильно визжал. Недоволен был. –Вот это да! – восхитился Женька. – Вы возьмите пакет с продуктами. Заварите чай, позовёте. Чайку я выпью. –Спасибо, Женя, за продукты. У меня-то – шаром покати. Зарплату так и не платят. Сейчас чайник поставлю. *** Иво вышел из ванны посвежевший, посветлевший лицом, почти похожий на прежнего домашнего мальчика. –Иво, что у тебя с глазом? И снова левый! Я думала, это сажа. Почему там синяк?– спросила Эйде. –Мам, глаз мне чуть не выбили. Хорошо, ещё зрение осталось, хотя вижу им намного хуже, чем правым. –Кто же это сделал? –Я расскажу потом, а сейчас зови Женьку. Мы поужинаем и поедем. –Ты не будешь ночевать дома? Иво, побудь со мной хотя бы сегодня. –Мам, мне нельзя здесь оставаться. Этот сутенёр подкараулит и покалечит меня. А то и подстрелит. Мы "разведём" эту проблему, тогда и поживу дома. А пока буду у Женьки, – Иво погладил мать по седому виску. – Мам, зачем ты седеешь? *** Эйде накрыла на стол – разогретая тушёнка, колбаса, помидоры,, белый хлеб – просто праздничное пиршество. Женька почти ничего не ел, пил только чай и кефир. Иво уплетал всё подряд – изголодался в своих скитаниях. Женька попросил Эйде рассказать ещё раз о

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

визите Колобка. Иво хохотал как сумасшедший, когда она воспроизвела то, что сказала этому сутенёру. –Мам, ты молодец! – восхищённо говорил Иво. – Честно – я не ожидал, что ты так можешь. –Самое главное, чтобы вы больше не попадали в подобные переделки. Слишком дорого пришлось и тебе, и мне заплатить за вашу глупость. Занимайтесь своими делами, не лезьте в чужой огород. Чужое – оно и есть чужое, – внушала Эйде, – и ты ведь хорошо знаешь, что это так. –Ладно, мам. Больше ничего плохого не будет, обещаю, – сказал Иво. Эйде проводила ребят до машины. Иво махнул рукой из окна, и они уехали. Когда "Ауди", сверкнув сиреневым боком в свете фонарей, скрылась за соснами, Эйде вернулась в дом. Была уже глубокая ночь. Хорошо, что завтра суббота – можно выспаться. Уж сегодня она отоспится за все бессонные ночи, за все прошлые чёрные дни. Но сон куда-то пропал. И несмотря на безнадёжную усталость, на ломоту в глазах, уснуть не удалось. Эйде откинула одеяло, присела на диван. Тишина во всём доме, в его большом бетонном теле, висела объёмно и осязаемо, распространяясь за его пределы, уплывая в бесконечность. И в её необъятных недрах – где-то далеко, то ли в пространстве мира, то ли в будущем времени, жила тяжёлая и колючая тревога. Что-то неизвестное и безжалостное, готовое захватить в плен, отнять всё живое. Сын, хотя и сильно изменившийся, пострадавший в своих скитаниях на чужой стороне, вернулся, "Дело об угоне машины" ушло в архив – как будто всё налаживается. Но Эйде чувствовала, что это иллюзия – минутный обман. Какая-то разрушительная сила, подобная "чёрной дыре" приближалась, искала жертву и была готова её принять. –Всё это – просто нервы, бессонница, усталость, – уговаривала себя Эйде. – Иво, конечно же, получил

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

жестокий урок, должен был многое понять. Он больше не пойдёт на поводу у Женьки или кого-то другого. Да и этот бизнесмен Казак – он же просто обязан вправить мозги своим юным компаньонам. Обязан, если не дурак. Надо говорить с сыном, надо убеждать его, чтобы думал, думал и думал, прежде чем сделать шаг. Но Эйде понимала – её слова могут быть не услышаны. Многих ли на белом свете научили слова, даже если это слова матери. Сыновья непослушны, хотят всё попробовать, жить своим умом. Их учит жизнь, а она пока стремительно и страшно катится под гору, увлекая всех и вся, перемалывая в прах судьбы, останавливая или омертвляя живые сердца, сбрасывая многих и многих на дно животного выживания. –Господи, спаси и сохрани нас, слабых и грешных! Помоги нам! – в который раз взмолилась Эйде. – Спаси и сохрани моё дитя! Не дай ему упасть! Далёкий крик ночной птицы, прилетевший из леса, еле слышный длинный гудок тепловоза, блуждающего где-то на товарных путях Лесоперевалки – все эти тоскливые звуки приносила ночь в ответ на молитву, и казалось, утро никогда не наступит. Глава пятая. Перевёрнутый мир 1. Эйде плакала, когда сын рассказывал о том, как его сняли с поезда с ветрянкой, о злоключениях в чужом городе, о Ленке, потерявшей мать, о Гарике, и их жизни в теплотрассе. –Мам, я звал Ленку сюда – в Бийск. Может быть, она приедет. Это классная девчонка – она человек, хотя и бомж. Ленка спасла меня. Без неё я не выжил бы – умер от побоев, холода и голода. А знаешь, какая у меня сестрёнка? Лариса такая богатая! У неё денег – как фантиков от конфет. Деньги, конечно, не её, а мужа. Квартира у них размером с небольшой дворец. Да и у дяди

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Валеры – тоже. Родственники мне помогли – и дядя Валера, и твой брат. У них я вообще жил, как на курорте. Правда, в Самаре пришлось "чистить" базары, но всё равно там было хорошо. –Чистить – это что? Подметать что ли? Ты работал подметалой на рынке? – удивилась Эйде. –Мам, ну ты как ребёнок? "Чистить" – значит работать "под крышу". Я изображал курьера от "хозяина" рынка. Брал мзду с торговцев. –Иво, но это же грабёж! А если бы тебя разоблачили? Убили бы! Боже мой, чему ты научился и когда успел? Это Женькина работа! – возмутилась Эйде. –Женька тут ни при чём. Голод – не тётка, начинаешь сам соображать. Что я должен был сидеть на шее у твоего брата? Он сам питается, чем Бог пошлёт – давно безработный. Его КБ закрыли. Люди все пошли на улицу. И Николай тоже. –Иво, обещай мне, что никогда, слышишь – никогда! – ты не будешь больше заниматься грабежом! -Обещаю! Мы будем работать на Казака – развозить товары по киоскам. Не расстраивайся, мам. Всё будет хорошо. Завтра мы едем в Новосиб за товаром, так что три дня меня не будет. В пятницу приеду, сразу позвоню. Колобок больше не приходил в гости? –Нет, а что? Он ищет тебя? – всполошилась Эйде. –Да не то, чтобы ищет… Но мне передали, что он знает о моём возвращении. –Иво, будь осторожен. Не приезжай больше сюда на своём "Терцэле". Этот сутенёр наймёт подростков, разобьют машину. А другой тебе уже взять негде. Ты же не "тренер". Он-то каждый день на новой иномарке катается. –Знаю, мам, – улыбнулся Иво, – я поехал. До пятницы! 2. Иво гнал свой "Терцэл" по Барнаульскому тракту, сбрасывая скорость только вблизи постов ГАИ. Стрелка колебалась около деления "160". Следом шла Женькина

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

"Ауди". На заднем сидении в его машине спала Ирка – дочка директора какой-то фирмы, подружка Женьки. Она часто сопровождала его в поездках и помогала сторожить машины, когда ребята уходили за товаром. Там же, в "Ауди", под сиденьем был спрятан "Макаров". Иво любил быструю езду, казалось, больше всего на свете. Нет, пожалуй – музыкальные альбомы своих любимых групп. Музыку не променял бы ни на что. Без музыки он не смог бы прожить даже недели. Поэтому в любой поездке, с какой бы скоростью ни летел его малиновый "Терцэл", всегда "Агата Кристи", "Наутилус" или "Куин" звучали из двух маленьких динамиков, установленных на подставке у заднего стекла. Для Иво самым страшным было медленное следование за каким-нибудь грузовиком или автобусом, когда встречные автомобили, двигаясь плотным потоком, не давали возможности обгона. В такие минуты казалось, жизнь остановилась. Иво приходилось делать серьёзное усилие над собой, чтобы оставаться в фарватере, то есть с правой стороны дорожного полотна. Иногда ловил себя на мысли, что вполне может поступить в такие минуты против здравого смысла. Это состояние было похоже на азарт игрока, который не в силах остановиться и прекратить игру. –Когда-нибудь разобьюсь в лепёшку, – не однажды мелькала мысль, но Иво гнал её прочь. Не верил в такой исход, и, может быть, это неверие как раз помогало ему выходить из трудных ситуаций на дороге целым и невредимым. Женька был более осторожным. Прокатившись несколько раз с Иво, Женька старался не садиться в его машину. За рулём доверял только себе. Поэтому "Ауди" постоянно отставала, шла с меньшей скоростью, чем "Терцэл", и догоняла его только на остановках. Иво свернул налево – на круглую площадку, где разместился небольшой торговый ряд: несколько киосков, магазинчик, и кавказского вида торговец шашлыком. Таких придорожных забегаловок теперь много – в любое

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

время можно перекусить, попить и покурить. Женькина "Ауди" тоже подтянулась и встала рядом. Несмотря на "цыганский вид", на пятачке было уютно – пахло дымком, откуда-то неслась музыка. Они двинулись сначала к киоску, взяли минералки, сигарет, потом подошли к шашлычнику. Торговец не жалел мяса – увесистые поджаристые куски выглядели очень аппетитно. Купили по две порции на брата и на "сестру", то есть на Ирку. Она проснулась и сидела, выглядывая изза дверки "Ауди" с сонным недовольным видом. –Вы что, оголодали? – спросила она. – Недавно же выехали из дома. –Тебя утром мамочка накормила-напоила, а нас кормить некому, – ответил Женька, – сами пищу добываем. Давай, налетай на шашлык. –Шашлык-то, поди, из кошек или из собак, – с сомнением глядя на мясо, сказала Ирка. –Кошки тоже из мяса. Китайцы их тысячи лет едят, и ничего – население у них уже больше миллиарда, – засмеялся Иво, – ешь, пока горячий. Я попробовал – шашлык вкусный. Он уселся на сиденье и уплетал мясо за обе щеки, не забывая про хлеб. Напился минералки, закурил. Женька тоже быстро расправился с едой. Только Ирка нехотя жевала подрумяненные куски и кое-как съела одну порцию. Она была гурманкой – дома мать готовила ей отдельные блюда. Но дорога есть дорога – тут выбор не богат. –Всё, поехали! Теперь – до Новосиба без остановок! – сказал Женька. Машины дружно тронулись с места – "Терцэл" впереди, "Ауди" – следом. И снова ветер свистел в ушах, отбрасывая куски музыки назад – Иво слушал второй альбом "Куин". Высокий чистый голос солиста всегда заполнял душу каким-то летучим восторгом. Далёкое синее небо, весенняя степь, покрытая сухой прошлогодней травой – весь мир вмещал в себя голос Мэркури. Иво как бы соединился в этих звуках с душой музыки и летел

100

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

высоко в облаках, следя со стороны, как маленький яркомалиновый автомобиль несётся по асфальту, словно стрела, пущенная Богом. 3. В Новосибирск прибыли к полудню. Поставили машины недалеко от входа. Ирка осталась сторожем. Расположилась на первом сидении, приоткрыла стекло и приготовилась терпеливо ждать. "Терцэл" стоял сбоку – Иво тесно прижал его к правой стороне "Ауди". Парни отправились на территорию рынка – там находилась оптовая точка, где они оформляли к отправке большой контейнер китайских игрушек. Казак уже сделал предоплату, им оставалось только отследить погрузку, качество товара и его количество, проверить пломбировку контейнера. Через два часа Иво и Женька уже были свободны. Они вышли наружу из низкого бетонного здания склада и направились к торговым рядам. Их целью были китайские торговцы – одиночки. Здесь Женька и Иво всегда "промышляли" для себя. Казак – это Казак. Он заплатит им за работу и за поездку, но… Не мешала и собственная добыча. Подойдя с двух сторон к палатке, загородив оба прохода, Женька и Иво стали прицениваться к курткам и обуви, которыми торговал низкорослый молодой китаец. Женька выбирал куртку, Иво примерял и откладывал прямо перед собой на прилавок. Так они примерили шесть курток и столько же пар кроссовок. Вещи горкой лежали на прилавке. Потом Иво сгрёб куртки, А Женька в каждую руку взял за связанные шнурки по три пары обуви. И они спокойно пошли прочь. Китаец с минуту оторопело смотрел на них, потом закричал тонким срывающимся голосом: –Палатить нада! Палатить! Женька, не оборачиваясь, бросил привычным спокойным тоном: "Завтра!"

101

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Бежать за ними китаец не решился – боялся бросить палатку, боялся, что за углом его просто собьют с ног. Знал, что толку от погони не будет. Иво и Женька забросили вещи на заднее сидение в "Терцэл" и поехали от рынка. День был успешным. Пробираясь по городу в потоке транспорта, Иво вспомнил, как он обещал матери не заниматься "тёмными" делами. Что-то царапнуло по сердцу при этом воспоминании, но Иво успокоил себя: "Мать не узнает ". Надо же как-то жить, что-то делать и самостоятельно – без Казака. Если бы Иво не научился наглости и обману, то в Самаре помер бы с голоду. Женька, наверное, долго смеялся бы, если мог прочесть мысли Иво. Для Женьки было нормой что-то "взять", если можешь это сделать. Они остановились у продуктовой палатки, набрали фруктов, газировки, йогурта, мороженого. Пообедали прямо в "Ауди" и Женька предложил развлечься в городском парке – там недавно установили американские горки. Они загнали машины на стоянку возле парка и втроём отправились к аттракционам. 4. Иво уселся на отполированное сидение в цветном вагончике, сзади устроились Женька с Иркой. Далеко впереди видны были ещё два желающих прокатиться. В парке мало посетителей, может быть по причине рабочего дня, может быть, из-за дорогих билетов. Или горожане уже накатались на заморской технике и им надоели одни и те же аттракционы. Билетёр вышел из раскрашенной будки, подошёл к пульту и сказал громко: –Приготовиться! Пуск! Вагончик медленно поплыл вперёд и в гору. Всё выше и выше взбирался по рельсам разноцветный поезд. Наконец вагончик, в котором сидел Иво, завис высоко над парком. Верхушки деревьев оказались под ногами. Далеко-далеко был виден город, дома, освещённые

102

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

солнцем, серебряная лента Оби, лёгкий профиль моста через реку, автомашины и трамваи, бегущие по нему. Рельсы двинулись вниз, вместе с ними стал "падать" и вагончик, набирая скорость и как бы тяжелея. Скорость возрастала и возрастала. Иво слышал, как сзади заверещала Ирка. Потом завизжала. Поезд, как тяжёлая змейка, как одичавшая комета в космосе, то возносился к небу, то падал в "пропасть". Сердце Иво выскакивало из рёбер и ему тоже хотелось завизжать то ли от восторга, то ли от страха, то ли от той силы, которая вдавливала его в сиденье. Он уже хотел бы остановить это бешеное движение, но программа ещё не закончилась. И цветной поезд носился и носился по сумасшедшим горкам, то, приближая его к небу, то, кидая к земле. Когда поезд остановился, Иво с удивлением обнаружил, что ноги не слушаются – качка продолжается, как будто под ногами была не земля, а упругий воздух или морская пучина. –Вот это да! – выдохнул Иво восхищённо. – Давайте ещё раз! –Не-ет! – завопила Ирка. – Мне больше не надо! –А я хочу, – заявил Иво. – Давайте покатаемся на "Чёртовом колесе", а потом вернёмся на "горки". Ирка отказалась и от колеса. Иво вдвоём с Женькой уселись в корзину друг напротив друга и снова вознеслись к небу – ещё выше, чем на "горках". Но колесо – медленный, плавный и спокойный механизм, и кататься на нём было не так интересно. Зато Иво, с комфортом сидя высоко над землёй, съел большое шоколадное мороженное с орехами. Они с Женькой прокатились ещё раз на "горках", взвизгивая и крича Ирке: "Привет трусам!" Она, стоя возле будки билетёра, махала им рукой и улыбалась. Потом втроём путешествовали на поезде, который ходил по парку, петляя по закоулкам, смотрели на диковинные деревья, названия которых никто не знал, на теремки и резные скамейки, раскиданные то здесь, то там. Вели себя, как дети. Да и были детьми.

103

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Они повзрослели, оказались не по своей воле в зазеркалье разваливающейся страны, как-то разом захваченной криминалом, соприкоснулись с этим жестоким миром, почувствовали его вкус, но всё ещё не поняли, что детство уже закончилось. 5. Из Новосибирска выехали поздно. Город зажигал вечерние огни. Они алмазной пылью рассыпались по улицам, берегам реки, вдоль дороги. Иво любил ездить ночью, потому что в это время трасса была почти свободна. Мог гнать свой "Терцел" и никто не мешал ему наслаждаться скоростью и любимой музыкой. Асфальт летел навстречу, как бы укладываясь серой лентой между бешеных колёс. Выемки и бугры высвечивались лаково-чёрными приземистыми силуэтами в потоке нижнего света, молниеносно пропадая и вновь возникая впереди. Блескучие дорожные знаки, как дьявольские создания, маячили то справа, то слева. Ночью при быстром движении трасса казалась дорогой в Ад, а, может, быть, в Рай. Редкие встречные машины, похожие на заблудившихся сумасшедших шмелей, резко возникали ниоткуда и с рёвом исчезали в никуда. Время от времени также ниоткуда наплывали какие-то селения, мелькали мимо окон, словно в ускоренной съёмке. Потом ночь снова съедала всё, кроме асфальтовой ленты, падающей из тьмы под колёса. Восторг и тоска одновременно заполняли всё существо Иво в такие минуты. Реальность движения и нереальность внешнего мира, чувство полёта и колючее ощущение опасности, желание жить и желание умереть в одну секунду – всё это распирало его, и он как бы отождествлял себя с неким всемогущим бессмертным Существом – Демоном, владеющим всем сразу. Мелодия "Куин", сопровождающая полёт над асфальтом, была воздухом, которым питалась душа. Иво где-то далеко-далеко, в исчезающей точке сознания,

104

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

понимал, что это состояние летящей стрелы опасно, что летит он до тех пор, пока любая случайность – даже камешек на дороге, не выбьют из колеи удачи. И тогда… Но именно эта опасность втягивала его и поглощала, подобно Чёрной Дыре. Вырваться из её магнитного пространства было почти невозможно. Иво негромко пел, попадая в тон с Мэркури. И этот летучий дуэт, поднимая машину над землёй, нёс и охранял Иво, как Ангел Хранитель. Время от времени в зеркале заднего вида мелькали огни Женькиной "Ауди", но тут же исчезали – он сильно отстал от Иво. Вот так – в потоке музыки, времени, пространства, в мощном потоке несущейся материи малиновый "Терцэл" летел, словно, комета в космосе. Хотел Иво или не хотел, но всегда поддавался магии движения. Перед Барнаулом Иво остановился возле торговой придорожной точки, где работал ночной киоск. Дождался, когда подкатит Женька, махнул ему рукой и вышел из машины. Кончились сигареты, а без них Иво не мог обойтись. Курил часто, любил хорошие сорта. Сейчас, когда были деньги, он баловал себя. Женька тоже выбрался наружу, потянулся – дорога изматывала. Иво знал, что Женька быстро устаёт за рулём. Они стояли, любуясь звёздным небом. Где-то далеко в темноте, в близлежащем посёлке, бесцельно и лениво брехали собаки. За полотном дороги над кронами тополей пролетела сова, моментально исчезнув в ночи. Ирка крепко спала на заднем сидении "Ауди" и даже не проснулась при остановке. –Ну, что? Попёрли дальше? – спросил Женька. –Вперёд и с песней! – направился Иво к машине. Легко взяв с места, он сразу же оторвался от "Ауди". Минут пять ушло на то, чтобы восстановить прежнее состояние полёта. И вот малиновая комета по имени "Терцэл" снова несётся в космосе ночи, забыв о том, что силой притяжения привязана к асфальту.

105

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Только недалеко от Бийска Иво почувствовал, как устали глаза – особенно травмированный левый. Появилась тупая боль в висках. Пришлось снова остановиться, размяться, стряхнуть усталость. Он нашёл в аптечке аспирин и съел две таблетки. Они с Женькой допили минералку. До города оставалось тридцать минут езды. 6. Иво отсыпался после поездки. Вставать не хотелось, хотя на часах уже половина девятого. Женька куда-то исчез – в квартире пусто. Только было слышно, как на кухне капала вода из крана. –Кап, – коротко сообщала капля, и снова – тишина. Через минуту снова коротко и резко: "Кап". Если в сознании соединить эти звуки в единое целое, получится процесс – словно кто-то ходит крупными шагами, а ступни у него маленькие, крошечные даже. –Вот так, наверное, должен ходить домовой, – подумалось Иво. Но глаза закрывались сами собой. Сон навалился тяжёлым облаком. Иво, погружаясь в его глухие недра, снова отключился. Проснулся только в обед. Солнце достало его своими горячими лучами, нагрело правое ухо и висок. Во сне Иво ощутил это как чью-то тёплую ладонь. –Это рука Бога, – то ли подумал, то ли сказал он вслух. Долго ещё лежал, улыбаясь и чувствуя прикосновение Солнца. Звонок под потолком возле двери пропел свою короткую песенку: "Не слышны в саду даже шорохи…". –Это Женька, – подумал Иво и вскочил. – Сейчас будет мораль читать, что долго сплю. –Ну, ты даёшь! – с порога завопил Женька. – Весь день проспал! Нам с тобой дали новое задание – едем в Горно-Алтайск.

106

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Едем, только я сначала умоюсь, попью чаю и позвоню матери, чтобы не беспокоилась. –Давай шустрей! Надо успеть до вечера, ночью петлять по Чуйскому – небольшое удовольствие. –А что там? Товар какой-то? –Спирт, – улыбнулся Женька. – Надо забрать шесть канистр. Какой-то директор бартером расплачивается за товар. Через полчаса вышли из подъезда. Женька сел за руль своей «Ауди», и, круто развернувшись, они выехали на Коммунарский. Остановились на заправке за мостом, но денег хватило только чтобы заплатить за десять литров бензина. –Казак не отдал деньги за поездку в Новосиб, – сказал Женька, – велел пока обойтись своими силами. Может, хватит – туда и обратно. –Не знаю, не знаю… – протянул Иво. – Но даром никто лишнего не нальёт, так что поехали. 7. Осторожно пробрались через мост, медленно следуя за грузовым фургоном и как бы прячась за него – за мостом всегда толпились ГАИшники. Но на этот раз стражей порядка не было. –Хороший знак – ни одного мента, – довольно сказал Женька. –Вот так бы и всю дорогу! –Особенно на обратном пути, – согласился Женька. – Документы, конечно, на спирт будут, но бережёного Бог бережёт. –Они же, как собаки, всегда чуют добычу. Ладно, не буду каркать. Нам ещё туда сначала нужно дотянуть. Быстро пронеслись массивы соснового бора. Дорога вырвалась на простор. Промелькнули села Сростки, Берёзовка, Быстрянка, безлистая берёзовая роща справа – по берегу Катуни. Только-только закончился март. Повсюду ещё видны были остатки сугробов. Но весна… весна уже дышала вольным тёплым ветром,

107

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

выглядывала яркой синевой из-за тёмных сосновых вершин – они толпились величественно и мрачновато там, на далёком втором берегу Катуни. Иво и Женька благополучно миновали местную таможню, устроенную алтайскими чиновниками в Майме. Все проезжающие останавливались перед турникетом, машины досматривались. Но никто не придирался к мелочам. И на том спасибо! Как-то неожиданно быстро явилась, словно чёрт из табакерки, большая вывеска: «Горно-Алтайск». Город выглядел маленьким, тесным и, казалось, утопал в ладонях гор. Да, так оно и было. Многоэтажные дома, зажатые с двух сторон крутыми склонами, толпились, выстраиваясь один за другим, напоминая идущих паломников. Женька хорошо ориентировался среди узких улочек – он здесь побывал уже не раз. Через десять минут «Ауди» вырулила на площадь перед швейной фабрикой. Женька взял пачку сопроводительных бумаг и отправился на проходную. Потом выглянул наружу, махнул рукой Иво. Значит, всё в порядке – надо грузить товар. Они поставили четыре канистры в багажник, укрепили их, чтобы по дороге не упали. Две канистры взгромоздили на заднее сидение. Женька ушёл за проходную оформлять накладные. Иво сидел в машине озабоченный. Чутьё подсказывало ему, что далеко они не уедут – кончится бензин. Хорошо бы продать одну из канистр, но кому? В этом городе Иво никого не знал. При продаже такого товара, как спирт, легко нарваться на неприятности. Женька вернулся довольный, показал накладную на товар, подмигнул Иво: –Ну, вот и всё! А ты боялся. –А я и сейчас боюсь. До Бийска нам не дотянуть, бензин на исходе. Давай продадим одну канистру. –Кому? Кто столько купит? Денег здесь ни у кого нет. Разве что в киоски торгашам предлагать.

108

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Выбора нет, предлагай. Они останавливались у каждого киоска, но никто не взял канистру. В торговых точках сидели наёмные продавцы. Они ничего не решали. Выбрались за черту города. «Ауди» всё ёщё резво бежала, поедая остатки топлива. Но, не дотянув до Маймы, машина заглохла. –Всё! – сказал Женька. – Теперь будем ждать, когда кто-нибудь отольёт бензинчику взаймы. Плохо, что стемнеет скоро – здесь рано ночь приходит. Горы. –Да, влипли! А если никто не остановится? Сейчас народ пуганный, все бандитов боятся. –Тогда будем сидеть тут до утра. Приготовься. –Толкнём машину на обочину и поспим спокойно. За два часа им удалось остановить три транспорта – две грузовых и одну легковую. Двое водителей дали по литру бензина. На большее не раскошелились. Простояли ещё два часа. Совсем стемнело. Надежда на доброго дядю окончательно растаяла. –Ну, что? Выруливаем на обочину, и спать? – спросил Женька. –Слушай, давай попробуем спирт залить в бак. –Ну, ты даёшь! Кто же на спирте ездит? –Привет! Вся авиация на спиртяге летает. Разницато не большая. –Ты думаешь, мотор заработает? –Уверен, – твёрдо сказал Иво. –Ну, под твою ответственность, – заявил Женька. Он вытащил канистру, открыл и залил в бак литров шесть спирта. –Ну, и вонища! – сказал он. – Как только его пьют? Они уселись в машину, Женька включил зажигание. Мотор чихнул, заработал, урча ровно и довольно. –Ура-а-а! – заорали оба пленника гор.

109

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

8. Женька на радостях забыл даже о своей вечной осторожности и разогнал «Ауди» до ста десяти километров. Это было похоже на подвиг – не любил он быстрой езды. Но уж очень надоело торчать на дороге. На таможне никого не встретили. Шлагбаум был поднят, и друзья проехали через границу области свободно и неподконтрольно. Тут им повезло – на спирт обязательно нашлись бы какие-нибудь санкции. Теперь путь был свободен. Женька гнал машину так, что ветер свистел, пробиваясь через неплотно прилегающие стёкла. Асфальт под колёсами гудел в тон звуку мотора. Передний свет качался, выхватывая из темноты деревья, скалы, фосфоресцирующие дорожные знаки. –Сбавь скорость, – закричал Иво, – там кто-то лежит. –Вижу, – отозвался Женька, – кажется, это какойто мешок. Но что-то торчит сверху. Непонятно, что это такое. –Давай на самой малой проедем мимо, останавливаться нежелательно. Когда приблизились к непонятному объекту, стало ясно – это корова. Кто-то сбил животное, и насмерть. Корова лежала в странной позе – на спине, почему-то не падая на бок. Ноги, как палки торчали в разные стороны. Неудивительно, что издалека было невозможно понять, кто это или что это. –Давай уберём её с дороги, – предложил Иво. –Ещё чего! – возмутился Женька. – Не наше дело. Объедем, и до свидания. Пусть ГАИ убирают. Там, где надо, их никогда нет. Зато где не надо – всегда, пожалуйста. –Да-да, ты прав, – засмеялся Иво. – Пусть этот подарочек достанется им. Хорошо бы на въезде в город их не было, а то у нас в салоне спиртом воняет. Да и выхлопные газы, наверное, тоже с запашком. –Ночью, скорее всего, никого нет.

110

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Женька оказался прав. Перед мостом, на посту ГАИ, не было ни души. Так они и добрались домой на самолётном топливе в баке «Ауди». Казак хохотал до упаду, когда пацаны рассказывали о своей поездке, но не поверил, что на спирте можно ездить. Он ещё долго, вспоминая об этом, допытывался: –Ну, теперь-то время прошло, расскажите, куда спирт умыкнули? Женька по-настоящему обижался. –Не веришь, залей канистру в бак, и газуй. Увидишь, спирт не хуже бензина. –Какой шустрый! Я и так оказался в убытке из-за вас. 9. В этот июльский день Иво по поручению Казака собирался в дальний путь – в село Солонешное. Там должен был забрать несколько фляг мёда у местного предпринимателя. Эйде попросила подвезти её – хотела побывать у деда и бабушки. Село Солоновка как раз по пути – на середине маршрута. Уселась рядом с Иво и его маленький «Тэрцел» взял с места в карьер. Машина неслась от Молодёжного городка по лесу, петляя на поворотах легко и плавно, но скорость Иво не сбавлял. Когда выбрались на ровный участок дороги, ведущий к понтонному мосту, спидометр зашкалил. Сосны по обе стороны дороги, трамвайные вагоны на путях, проходные заводских цехов, выглядывающие из леса, встречные автомобили – всё мелькало с такой скоростью, что трудно было отличить, что есть что. –Тише, тише, – верещала Эйде. – Мы же в городе. Тебя оштрафуют. –Не в первый раз замуж, – отозвался Иво. – Я знаю, где можно гонять, а где не стоит. На спуске к понтону он, действительно, сбавил скорость – там находился пост ГАИ. Кроме того, все машины останавливались на въезде – платили за

111

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

пользование мостом. Там уже образовалась небольшая очередь из стоящих один за другим автомобилей. Деревянный настил загрохотал под колёсами, гулкое эхо вторило ему внутри каждого понтона. Казалось, что мост не настоящий, сделан, как будто, из огромных спичечных коробков. Как только это сооружение выдерживало такой поток транспорта да ещё напор воды. За рекой, круто повернув направо, Иво выбрался на Смоленский тракт. Эйде ухватилась за пластмассовый поручень – знала, что сейчас они не поедут, а полетят над дорогой. И полетели. Звуковой сигнал, предупреждающий о высокой скорости, звучал почти постоянно. Нудное пиликание надоело Иво и он включил магнитофон. Эйде только охала, когда под колёсами чувствовались неровности дороги. Музыки почти не слышала от напряжения. –Больше никогда с тобой не поеду, – крикнула она. –Мам, не бойся, – смеялся Иво, – сегодня мы останемся живы. Сегодня не наш день. –Не наш, не наш! – подтверждала Эйде. – Но ты сбавь немного, а то мы скоро оторвёмся от земли и улетим в небо. Она почти угадала. Когда «Тэрцел» свернул с бетонки на асфальт Солонешенского тракта, машина пошла мягче. Иво ещё добавил скорости. Эйде вцепилась одной рукой в поручень, другой – в сиденье. Вот это как раз оказалось не лишним. Может быть, поэтому она и не пострадала. На самом ровном новеньком участке дороги машину вдруг резко развернуло, потащило к обочине и в одну секунду они оказались в кювете. «Тэрцел» лежал на крыше колёсами вверх. Эйде, полулёжа в сплющенном состоянии, слышала, как в тишине струйкой выливается из бака бензин. –Сейчас взорвёмся, – как-то спокойно подумала она. – Иво, ты жив? –Мам, выбирайся из кабины. Срочно. Сможешь?

112

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Попробую. –Давай, я тоже буду стараться. Они одновременно выползли из кабины и встали по обе стороны перевёрнутой машины. –Уходим, – крикнул Иво, – как можно дальше. Они побежали в сторону дороги, выбрались на асфальт и издалека наблюдали за этой дикой картиной – лежащим вверх колёсами ярко-малиновым «Тэрцелом». Прошло минут пятнадцать. Взрыва не было, значит, обошлось, хотя запах бензина доносился даже туда, где они стояли. –Вот чем закончилась твоя гонка, – сказала Эйде. –Мам, гонка тут ни при чём. Почему-то заклинило руль. –Вот и заклинило от сумасшедшей езды. –Нет, причина какая-то другая. Эйде осмотрелась по сторонам и поняла, что находятся они совсем рядом с тем местом, где два года назад произошла авария. Большегрузный кран со стрелой наперевес столкнулся тогда с пассажирским автобусом. Стрела смяла левый бок автобуса. Восемь человек, занимавших сидения с этой стороны, погибли. В память об этой трагедии на обочине дороги были установлены металлические обелиски и чёрные чугунные кресты. Надетые на них венки, увитые черными лентами, говорили о том, что погибшие не забыты. Рядом с ними уже подросла и зеленела нежными первыми листочками посаженная родственниками берёзка. –Иво, ты понял, где мы перевернулись? –Вижу, – сказал сын, – здесь погибли люди. Я помню эту историю. –Нам очень повезло. Мы остались живы. Значит, ты был прав – сегодня не наш день. –Да, мам, не наш. Мы ещё поживём. Но что делать с «Тэрцелом»? –Будем ждать кого-нибудь, попросим помочь поставить машину на колёса. Может, она заведётся. Хотя, бензин-то теперь весь вытек.

113

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Через полчаса подъехала синяя Газель с фургоном. Втроём с водителем они раскачали «Тэрцел» и перевернули его на колёса. Бак был пуст. Газель с помощью троса вытянула машину на трассу. Водитель налил три литра бензина. К удивлению Иво, мотор заработал, как будто ничего не произошло. Они уселись на сидения и, помахав помощнику, продолжили путь. Эйде только сейчас стало не по себе. Её трясло и подташнивало. Но она знала, что это просто запоздавшая нервная реакция – никаких ушибов у неё не было. Иво тоже не получил ни царапины. И всё-таки, это было странно – перевернуться на ровном месте и именно там, где погибли люди. И при этом остаться целыми и невредимыми. Конечно, это Знак Божий. –Иво, послушай меня. Сегодня Бог предостерёг тебя. Предупредил – будь осторожен. На дороге или гдето ещё, везде – будь осторожен. И я тоже прошу тебя о том же. –Мамочка! Я знаю, что моя жизнь будет короткой. Но на дороге я не погибну. Я знаю это точно. –А вот этого не надо. Никто не знает, сколько проживёт. –Я знаю, мам. Да и цыганка мне сказала, что жить мне всего двадцать девять лет. –Иво, не верь никаким цыганам. Врут они всё. Ты проживёшь до девяноста лет. Ты убедился, что тебя Бог бережёт? –Бережёт до того дня, который… –Иво, я твоя мать. И я говорю тебе – ты долгожитель. Девяноста лет – это твой минимум. Почему надо верить какой-то цыганке, а не мне? –Ладно, мам, верю! –То-то же! – сказала Эйде. Иво дотянул до Солоновки. Там переночевал, подремонтировал «Тэрцел» и утром отправился в Солонешное уже один. Эйде осталась у стариков.

114

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Иво, обратно на «Тэрцеле» я не поеду. Доберусь до города автобусом, – предупредила она. – Теперь я понимаю, почему Женька не хочет с тобой кататься. Иво только смеялся в ответ. 10. –Мам, ты знаешь, Казак предлагает нам с Женькой поехать в командировку в Казахстан. Если благополучно привезём оттуда груз, заработаем по пятнадцать тысяч зелёных. –Иво, подумай сам – за что могут платить такие деньги? –Ну-у, не знаю… –Это или какая-то контрабанда, или что-нибудь похуже. Поймают – получишь не пятнадцать тысяч зелёных, а пятнадцать лет. Вот и думай – стоит оно того? –Да-а, ты права. –Иво, пусть Женька думает сам, а ты даже и не приближайся ни к чему подобному. Кроме того, Женька – родственник Казака. Он-то выйдет сухим из воды. А ты получишь по полной программе. –Мам, я просто спросил. Я уже отказался. –Вот и молодец. Никому не верь. Если ты соглашаешься на что-то, то тебе и отвечать. Казак твой ни за что отвечать не станет. Откупится. А у тебя денег нет. И у меня их нет. –Знаю, мам. Но так надоело, что их нет. –На еду и одежду ты себе наскребаешь? Будь доволен и этим. Сейчас такие времена, что надо радоваться каждому прожитому дню. Жив сегодня, значит, всё нормально. –Но так ведь не должно быть. Человеку нужна надежда, мечта. –Конечно, нужна. Но, как сейчас говорят, времена не выбирают – в них живут и умирают. –Эх, не повезло мне. Времена достались мутные. –Вот это ты правильно сказал. Точное слово – мутные.

115

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Такие беседы повторялись ещё несколько раз. Казак предлагал своим ученикам перейти от мелких торговых дел на крупные операции. Эйде пока удавалось отговорить Иво, и он всё ещё занимался перевозкой товаров – пищевых фасованных продуктов, мяса, муки, сахара. Но Женька за это время уже скатался в Казахстан на своей «Ауди». Сорил деньгами. Играл в бильярд, в карты. –Ну, вот, мам. С Женькой ничего плохого не случилось. –Не равняйся на этого парня. Он – родственник вашего хозяина. А ты – один. Я в торговле тебе не помощник. Ни в чём не разбираюсь, но знаю: что можно Женьке, то нельзя тебе! Эйде понимала – рано или поздно Казак всё равно уговорит Иво на поездку в Казахстан или на что-либо другое, не менее рискованное. Но думать о том, что Иво уйдёт из этой компании, не приходилось. Эйде знала – Иво не бросит Женьку. 11. В один из осенних дней пришла весть о том, что Лёшка Пинской попал в тюрьму. Как всегда, в таких случаях, причина была глупой – неосторожность, неумение увидеть последствия. Лёшка задолжал кому-то, когда купил себе куртку на зиму. Отдать не смог, его собирались «поставить на счётчик». Этого Лёшка боялся больше всего. «Накрутят» проценты» и могут квартиру отобрать. Чтобы расплатиться с долгом, решил украсть норковую шапку в раздевалке больницы №2. Там вместо сторожа сидела полуслепая бабушка. Однако, она-то и подняла тревогу. Лёшку задержали мужики, курившие на крыльце больницы. Получил он срок по всей строгости закона – три года лишения свободы. Иво пару раз высылал посылки для Лёшки в тюрьму. Тот отбывал срок в городе Ново-Алтайске.

116

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Содержимое посылок всегда было одинаковым: сигареты и чай. – На зоне - это валюта, – говорил Иво. – На чай и табак там можно выменять всё. –А ты откуда знаешь? – удивлялась Эйде. –Мам, уже семеро пацанов с нашего бывшего двора сидят на зоне. Мы с Женькой много посылок им отправляли. –Ну, вот и дожила до тюремных знаний, – шутила Эйде, но сердце её сжималось – Иво тоже ходил по грани. Не ровён час… *** Лёшка Пинской, по прозвищу Малой, лучший друг Иво по старому двору, не отбыл своего срока. Через год его отпустили домой. У Лёшки в тюрьме началась странная болезнь – стали сжиматься лёгкие. Он с трудом дышал, похудел до полной потери веса. На лице остались одни глаза. Эйде, когда увидела его, невольно охнула. –Лёшенька, что случилось? –Болею, – улыбаясь, ответил Лёшка. Улыбался он так же лучезарно и открыто, как в детстве. Словно и не было долгих лет безработицы, кражи, тюрьмы… Он остался всё тем же мальчишкой, который любил музыку, песни под гитару, смех и шутки. Только на лице проступала печать Конца. Видно было, что протянет он недолго. –Пресвятая Богородице, Матерь Божия! Соверши чудо – сделай так, чтобы этот мальчишка выздоровел, – мысленно взмолилась Эйде. Но молитва не помогла. Весной Лёшка умер. Эйде ощущала эту потерю как собственную – ей казалось, что с Лёшкой ушла навсегда сияющая поющая частица детства Иво. 12. Ещё две печальных новости дошли до Эйде – принёс их Иво.

117

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Мам, помнишь Серёгу Буркова? Он сейчас в психушке. –А что случилось? –Жена его бросила, и у него башню снесло. –Очень жаль. Что за напасть – все мальчишки из твоего детства пропадают: кто в тюрьме, кто в психушке. Не было такого раньше. Ну, случалось иногда с кем-то, но чтобы вот так – поголовно… –Вот они, эти мутные времена, – сказал Иво. – Ты права, мам. Выкосило всех, с кем я учился, кого знал во дворе. Не осталось никого. Помнишь Саньку Полева? Он отсидел, потом потерял ногу в аварии. Недавно умер от заражения крови. Мы с Женькой ещё держимся и всё. Последние из могикан. –Детка! Я прошу тебя – держитесь и дальше. Только не ввязывайся ни в какую контрабанду. Тебе нельзя! Иво держался даже тогда, когда тот самый сутенёр, у которого они с Женькой угнали «девятку», нанял банду пацанов. Они разгромили его любимый «Тэрцел» на стоянке возле гостиницы «Центральной». Иво не упал духом. Собственными руками перебрал машину. Женька помогал ему. «Тэрцел» отремонтировали, но прежнюю скорость вернуть не удалось. –Может, оно и к лучшему – меньше гонять будет, – думала Эйде. Но она ошиблась. Женька и Иво решили, что нужен ответ. Они назначили «стрелку» сутенёрским отморозкам. Разборка должна была состояться в Молодёжном городке. Эйде не знала об этом. Иво ничего не сказал ей, чтобы зря не расстраивалась. 13. Казаковский кортеж ворвался в Молодёжку как банда Махно. Только не на лошадях, а на тяжёлых Лэндах. Цветные огни мелькнули между сосен, вильнули на повороте и вот – на площади выстроились пять тёмных

118

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Круизеров. Женька, Иво и ещё семеро «казаковцев» моментально вывалились из машин и, ни слова не говоря, открыли огонь. Сутенёрские недоросли тут же легли рядом со своими «девятками». Закрыв головы руками, так и пролежали до конца стрельбы. Грохот стоял такой, что во все окна высунулись законопослушные граждане, но никто не посмел даже крикнуть или позвонить в милицию. Все «девятки» покрошили в мелкую крошку. Также быстро скрылись в просторных недрах Лэндов и, хлопнув дверцами, отбыли тем же путём. Цветные огни мелькнули между сосен и пропали, как и не были. –Вот так и надо учить этих беспредельщиков, – заявил Женька, – чтоб неповадно было. –Ребята, спасибо! Надо будет, зовите. Я ваш должник, – сказал Иво. Он был доволен, потому что любил свою машину и сильно переживал, когда её разбили. О том, что кто-то из сутенёрских мог выстрелить в любой момент и не только по машинам, но и по любому из них – об этом не думали. В таких делах, главное, не бояться ничего. Сутки спустя, Иво рассказал матери, что его «Тэрцел» отомщён. Эйде так и села: –Теперь будете разбираться с милицией. Ктонибудь наверняка позвонил туда. И номера машин, конечно, записали. –Номеров не было. Мы их сняли ещё в лесу. –Милиция всё равно узнает, кто стрелял. Расскажут эти – отморозки. У них-то машины были явно с номерами. –Ошибаешься. Они, конечно, дураки, но не настолько. –Дай, Бог, чтобы всё обошлось без милиции. Иначе, придётся платить и туда. Дорого твой «Тэрцел» обходится. –Ты хочешь сказать – надо было сделать вид, что разбили мне машину, и, вроде, хорошо?

119

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Нет, конечно. Но надо же действовать по закону, а не так, как вы. –По закону, мам, только в тюрьму попасть можно. А жить по законам не получится – не выживешь. –Ну, я же живу. –Разве ты живёшь? Ты кое-как существуешь. Я так жить не могу и не хочу. Если не использую все возможные шансы, жизнь меня спишет. А мне всего лишь девятнадцать. –Иво, главное, ведь внутренняя жизнь. То, что снаружи – это к человеку, как бы и не имеет отношения. Если у тебя свет в душе. –Если свет… А если его нет? –Разве в твоей душе темно? –Ну, пока нет. Но что будет завтра, я не знаю. Мир в основном чёрный. И он стучится в душу. И, похоже, когда-то придётся его впустить. Иво взрослел, менялся, становился более жёстким. Чёрный мир всё сжимал и сжимал круг света, который ещё оставался в его душе. 14. Эйде угадала – кто-то всё-таки информировал милицию о стрельбе в Молодёжке. Иво и Женьке пришлось залечь в нейтральной квартире. Их приютила Ирка – Женькина подружка. В городе находилась двухкомнатная квартира её сестры. Вот там и осели два друга. Они тихо, мирно прожили там больше месяца, никуда не выходя. Надеялись, что Казак разберётся с милицией. Смотрели все программы телевидения, читали книги. Иво не выпускал из рук любимого Гёте. Занимались гимнастикой, нагружались гантелями. Часами слушали музыку. Однако, затворничество стало надоедать. Первым не выдержал Иво. Он вышел на пять минут в киоск за сигаретами и пропал. Женька прождал его два часа. Когда в квартиру заглянула Ирка, пришлось послать её к Казаку.

120

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Выяснилось, что Иво забрал участковый по ориентировке. Значит, он либо в обезьяннике, либо уже в сизо. Ирка приехала в Молодёжку и сообщила об этом Эйде. Нервы не выдержали – Эйде рыдала целый час и не могла остановиться. Потом собрала узелок – чистое белье, сигареты, спички, чай и отправилась в город на Советскую, где мог сейчас находиться сын. Она долго обивала пороги то одного, то другого кабинета, пока, наконец, её не впустили в какую-то загородку, где зияло окошечко с надписью: «Приём передач». Эйде просунула туда узелок. Ей сказали: –Подождите, сейчас вам передадут белье от вашего сына. Заберёте. Через пять минут, действительно, ей принесли полиэтиленовый пакет. В нём были скомканы майка, трусы и носки Иво. –А увидеть его нельзя? – спросила Эйде. –В следующий раз увидите, – равнодушно сказал сопровождающий. Эйде возвратилась домой в час ночи. От трамвайной линии до Молодёжки шла пешком – автобусы давно уже не ходили. Путь по лесу занял полтора часа, но от безнадёжности и бессмысленности происходящего, казался бесконечным. Два раза она упала, запнувшись в темноте о колдобины. Когда увидела огни квартала, ей почудилось, что сил больше нет, и она не сможет дойти до места. Войдя в дом, села на кухне на стул и снова зарыдала. Сказывалось напряжение – больше месяца, пока Женька с Иво скрывались от милиции, она почти не спала. Где же этот хвалёный Казак? Иво работал, работал на него, а когда стала нужна помощь – никого не оказалось рядом. Снова – только Эйде. А что она сможет сделать? Ей никогда не вытащить сына из тюрьмы. Но Казак и на этот раз помог. Никакого выкупа не потребовалось. Иво выпустили через три дня. Когда он приехал домой, Эйде снова долго плакала – менты били

121

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

сына по голове. Левый глаз опять заплыл. Иво ничего им не видел. –Мама, они меня пытали. Заставляли подписать протокол. Хотели, чтобы я сдал остальных. Надевали противогаз и перекрывали воздух. Я раз десять падал в обморок. Но никого не сдал, ничего не подписал. Поэтому и выпустили. Эйде плакала, почти теряя сознание. Сын после этих издевательств мог остаться инвалидом. Так оно и случилось. Левый глаз ослеп на восемьдесят процентов, Иво видел им только свет. Предметов не различал. Врачи на этот раз не смогли помочь. Вскоре после этого пришло письмо от тётки из Самары. Она сообщала, что тяжело больна, поставлен диагноз: «онкология». Звала Эйде к себе, жаловалась, что одной трудно. Писала – нужен в доме близкий человек. Но Эйде помнила о том, как тётка не впустила Иво даже на порог. Поэтому в ответном письме посочувствовала больной родственнице, но ничего не пообещала. 15. Беда, как известно, не приходит одна. Тихим осенним днём, когда уже выпал первый снег и лежал повсюду чистыми пухлыми клочками, Иво вдруг позвонил матери на работу. -Мам, приезжай к Женьке на квартиру. Я здесь один. Мне плохо. Приедешь, расскажу почему. –Иво, что значит «плохо»? У тебя температура, голова болит? Это всё травмы. –Нет, мам. Приезжай, тогда и поговорим. –Жди. Сейчас буду. Может, вызвать «скорую»? –Мам, приезжай сама. Время было обеденное, значит, «увольнительную» Эйде брать не нужно. Это упрощало уход с работы. Возвращаться она не собиралась – до Женькиной квартиры не меньше часа езды. Пока дойдёшь до остановки, пока добежишь до дома… Там и рабочий день закончится. Заметят её отсутствие – и чёрт с ним. За

122

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

работу по-прежнему ничего не платили, поэтому Эйде считала, что имеет право в случае нужды уйти, не объясняясь лишний раз. Долго пришлось ждать трамвай на остановке в лесу – сюда вела тропинка, протоптанная вечно спешащими сотрудниками НИИ. Наконец, вдали на горке замаячил бело-синий вагончик. Терпение Эйде было почти на исходе, когда медленный старый трамвай докатил, гремя и качаясь на поворотах, до остановки «Центральная гостиница». Бегом бросилась по знакомой тропинке между старыми деревянными домами – этот путь знала наизусть. Когда они с Иво жили в этом районе в одном доме с Женькой, каждое утро ходила на работу именно здесь. Слава Богу, лифт работал, и Эйде быстро поднялась на пятый этаж. Позвонила в дверь. Сын открыл ей спустя секунду, словно ждал, стоя у порога. –Что случилось, Иво? –Мама, погиб Казак. Мы с Женькой потеряли всё – работу, крышу, будущее… Эйде только охнула. Ощущение пустоты и безнадёжности моментально передалось и ей. Иво был бледен, подавлен и растерян. –А где Женька? –Он уехал в больницу – забрать вещи Казака. –Так он в больнице. Может, ещё обойдётся? –Нет, мам. Он там умер от травм. Его уже увезли в морг. –Иво, деточка моя! Что делать – жизнь и смерть всегда рядом. В жизни надо быть готовым ко всему. –Я был готов ко всему, но только не к этому. Я думал, что Казак – это навечно. –Как же он погиб? –Ты не поверишь – на совершенно пустой трассе. Он ехал на своём Лэнде в Барнаул. И вдруг на каком-то паршивом перекрёстке, где никогда никакого движения не случается, сбоку вырулил КАМАЗ. Преимущество

123

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

движения было у Лэнда, поэтому он даже не замедлил скорости. А КАМАЗ не остановился – разогнался и врезался прямо в дверцу со стороны водителя. И всё – всмятку! Это было сделано специально. Грузовик только нос помял. У водителя – ни царапины. –Может, всё-таки это случайность? –Не похоже. –Кто же мог такое сделать? –Хоть кто. Конкуренты, менты, обиженные какиенибудь. –А были и такие? –Мам, в бизнесе, да ещё в таком, как у нас в России, не только обиженные бывают, но и похуже. –Иво, мальчик мой! Надо быть стойким. Как-то пережить всё это. –Как-то мы переживём. Но как? Чем теперь нам заниматься? Ни у Женьки, ни у меня капиталов нет. Все торговые каналы были Казака. У нас – ничего! Самостоятельно мы не сможем действовать. Если только Женька что-то придумает. Но вряд ли. Эйде обняла сына. Они сидели в чужой квартире. Тишина, плотно заполнившая все комнаты, давила почти осязаемо. Вот это провальное состояние, когда ушла изпод ног единственная, пусть шаткая, но опора, снова вернулось откуда-то из далёкого прошлого. Снова остались они без всякой помощи – одни в оскаленном животном мире. Этот мир, занятый только выживанием, только поиском добычи, существующий только здесь и сейчас, этот мир и не помышлял о том, что такое «завтра». И это было страшнее всего. «Завтра» могло стать синонимом слова «смерть». Да так оно и было. 16. звонок запиликал

Входной настойчиво и однообразно. –Это Женька, – вскочил Иво. Женька вошёл, сбросил с плеча большую сумку. Разделся.

124

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Женя, я понимаю, что тебе тяжело. И мне тоже. Иво совсем вышел из строя. Нам всем будет сейчас труднее жить. Но жить надо – другого не дано, – сказала Эйде. –Да, это так. Будем жить. Будем что-то пробовать, постараемся зарабатывать сами. Для начала можно поговорить с другом Казака – они всё делали вместе. Может, он найдёт для нас работу. Женька говорил негромко и как-то безнадёжно. Одновременно открывал сумку, которую принёс. –Иво, набери воды в ванну, – попросил он. –Ты что, мыться будешь? – спросила Эйде. –Нет, здесь, в сумке, свитер, штаны спортивные и рубашка Казака. Это надо выстирать, потому что всё в крови. –Может быть не нужно стирать? Ведь человек-то погиб. –Н-не знаю… Выбрасывать тоже как-то не хорошо. –Да, наверное. Иво выглянул из ванной и сказал сквозь шум воды: –Можно стирать. Женька вытащил вещи из сумки и бросил в воду. Эта дикая картина – вещи погибшего Казака, плавающие в воде цвета крови – так и осталась в памяти Эйде, как Знак смерти, непоправимого несчастья и безысходности. 17. Друг Казака пристроил пацанов – посадил их в круглосуточный торговый киоск. Они работали, сменяя друг друга. Но заработками хвастаться не приходилось. Это были мизерные деньги. Когда Женька попробовал торговать и своим товаром, стало получаться лучше. Но тут нагрянула новая беда – коммерсант узнал об этом и запретил им работать на себя:

125

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Я нанял вас, чтобы вы пахали на меня. За то и плачу. А вы, оказывается, меня припахали. Шустрые больно. Ещё раз поймаю – всё! Выгоню. Через две недели это и произошло. Иво и Женька остались без работы. –Не горюй, – сказал Женька, видя, что Иво ходит, как в воду опущенный. – Поговорим с Бендерой. Он автомобили ремонтирует. Знаешь станцию техобслуживания недалеко от Сибприбормаша? Это его мастерская. Будем на него пахать. И не так скучно, как в киоске. И заработаем больше. –Ладно, – согласился Иво, – когда разговариватьто с ним будем? –Поехали сейчас. Только, чур, не дрейфить. Может, придётся угоном заниматься. –Может, не придётся. –Может и так, если механиками возьмёт. Они долго пробирались на Женькиной «Ауди» по лесу, потом петляли по гаражам. Наконец, показалось низкое бетонное здание с маленькой металлической дверцей, которая сиротливо жалась с правого боку, теряясь в толще стены. Над этой дверцей висел микрофон и белела кнопка звонка. –Не хухры – мухры, - удивился Иво. –А что ты думаешь! Вдруг они сейчас номера перебивают или разбирают на запчасти бесплатный автомобиль. –Н-да! Круто слишком. Как бы не загреметь куданибудь. –Волков бояться – в лес не ходить. Знаешь такую пословицу? – говорил Женька, нажимая на звонок. –Кто там? – раздался голос в микрофоне. –Это я, Женька. Открывай. Минуты через три дверь открылась. Ступени резко уходили вниз. Иво и Женька стали спускаться. Дверь, лязгнув, закрылась следом за ними. –Автоматика, – сказал Женька. –Да, сразу видно, что мастера здесь обитают.

126

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

18. Внизу находилось просторное помещение с шестью колоннами. Это был монтажный цех. Справа и слева располагались помещения поменьше – слесарные, токарные и прочие мастерские. Окна, которые снаружи висели почти над землёй, здесь оказались под самым потолком. Стук, скрежет, звук работающих инструментов – вся эта тяжеловесная музыка сопровождала процесс ремонта. Справа в монтажном зале на металлическую горку был загнан красивый ярко сиреневый «Мэрс». Под ним копошились трое механиков. –Подожди немного, постой здесь. Я сейчас, – сказал Женька и исчез за дверью с кожаной обивкой. Через пятнадцать минут появился из-за той же двери, как всегда улыбаясь. Эта улыбка – вечный щит. Никогда нельзя было понять что-либо по его выражению лица. –Ну, что? – спросил Иво. –Нормально. Сначала поработаем на запчасти, потом освободится место механика. Будем работать вдвоём. –Значит, на запчасти… –Ну, и что? Бог не выдаст, свинья не съест. –Эх, я же обещал матери! –Ну, думай. Другой работы не найдём. Либо куданибудь в киоск – на булку хлеба в день заколачивать. Либо рискнуть. Зато деньги будут. Заработаем, может, на что-то приличное сможем перейти. Без денег же – никуда. Будут деньги, займёмся своей торговлей. Скатаемся в Новосиб, закупим товары. На рынок пристроимся. –Я подумаю до завтра, – сказал Иво, но он прекрасно понимал, что выбор не богат: либо сидеть голодом, либо брать то, что предлагают. 19. Несколько раз удача осеняла их беззаконные вылазки. Бендера брал добычу по дешёвке. Но всё равно

127

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

деньги появились, и несравнимые с зарплатой в киоске. Иво повеселел. А Женька и так никогда не унывал. –Ну, что? Я был прав? – лучезарно улыбался он. –Поживём, увидим, – отвечал Иво. Он не забыл свои скитания и месть сутенёра, когда тот позаботился разбить любимый «Тэрцел». – Не дай бог, снова в бега удариться придётся. –Не дрейфь. Всё будет нормально. –Казака теперь нет. Дело закрывать некому. –Может, Бендера, что-то сделает. –Ты лучше скажи, когда он нас в механики возьмёт. Женька улыбнулся и пожал плечами: –Как место освободится. –Похоже, это будет не скоро. –Проживём, – бросил Женька. Он имел свойство сильно наглеть, когда у него появлялись деньги. И терял бдительность. Может быть, именно это сыграло плохую роль, но удача отвернулась от парней. Произошло это незадолго до Нового Года. Не успели они в очередной раз сесть за руль чужой машины, как вдруг объявился хозяин. Кинулись бежать, но откуда-то вывернулись менты. Может, уже следили за ними. Их положили на асфальт, надели наручники и увезли в КПЗ. Эйде узнала об этом во время рабочего дня. Ей снова позвонила Женькина подружка Ирка. Слёз не было. Какое-то оцепенение напало на Эйде. Она села за стол, оперлась на руки и застыла в этой позе, механически глядя в окно. Там, по заснеженным асфальтовым тропинкам, туда-сюда ходили деловитые сотрудники – суета была в самом разгаре. Этих людей, работавших без зарплаты, заботило только отсутствие денег на обед или какой-нибудь подписи на технических документах. Если бы они знали, какое это счастье – вот такие, как у них проблемы. Что они, по сравнению с той громадой, которая встала перед ней!

128

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Как быть? Помощи ждать неоткуда. Казака нет. Значит, нужно как-то доставать деньги, нанимать адвоката. Продавать уже нечего. Если только «Терцел», но много денег не выручишь – машина битая. Остаётся квартира. Обменять её на комнату в общежитии. Если это удастся, можно надеяться на хорошего адвоката. Но ведь страшно потерять квартиру. Такие мысли, путаясь, роились в голове Эйде. Страшно было потерять жильё, но она всё-таки решилась на это. Будет ещё страшнее, если Иво посадят, и он вернётся с зоны таким же больным, как его друг Лёшка. Сейчас там не кормят, много больных чахоткой. У когото не выдерживает психика – как у Серёги Буркова. Эйде знала точно, что должна сделать всё, чтобы Иво не оказался за решёткой. Он виноват, но тюрьма – это смерть. Вина голодного пацана, утонувшего в нищете не по своей воле и не по воле матери, не может быть искуплена такой ценой. Да и вообще, кража и наказание смертью, как это произошло с Лёшкой и многими другими, это просто убийство. Общество, сознательно плодящее нищих, убивающее их в конечном итоге за то, что они хотят есть – такое общество обречено. Глава шестая. Оставь надежду всяк сюда входящий 1. Обмен состоялся быстро – через жилищное агентство. Эйде получила хорошую доплату и неплохой вариант в общежитии – две довольно просторных комнаты. Секция была почти необитаема. Кроме Эйде там жили в одном помещении две старушки – божьи одуванчики. Ещё две комнаты пустовали. Широкий коридор, огромная кухня, ванна – в общем, жить можно. Кроме того, общежитие находилось в городе, так что с дальними поездками в Молодёжный Городок было

129

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

покончено – транспорт всегда под рукой, телеграф рядом. Ходить по лесу ночами теперь не придётся. Вещи, не расставленные по местам после переезда, нагромождённые друг на друга, занимали обе комнаты. Жилище напоминало склад какого-нибудь товарищества. Эйде успела только разгрести коробки и чемоданы, которые были навалены на диван. Ещё – повесила на стену свою любимую иконку – Казанскую Матерь Божию. Сегодня, в день переезда, она больше не собиралась ничего делать – очень устала. Ноги гудели, плечи болели. Да и голова раскалывалась от напряжения. Она прилегла на диван. День клонился к вечеру. Малиновый луч закатного солнца, проникнув через стекла, лёг на стену. Яркое пятно этого луча, постепенно сдвигалось вправо и вниз, меняя форму и становясь похожим на сиреневорозовую корону. И, наконец, оказалось над самой иконкой. Лик Богородицы засиял, а над ним засветился живой тёплый нимб. Эйде ахнула от неожиданности, и по спине её пробежали мурашки. Впервые не во сне, а наяву видела она Знак Божий. И точно знала, что это Знак беды, но в то же время и Знак помощи. Страх накатил чёрной волной, словно сминая сознание. Она боялась того, что надвигалось неумолимо из недалёкого будущего. Что – она не знала, но чувствовала всей кожей – это беда. Солнце быстро опускалось к горизонту. Розовый луч постепенно ушёл вправо. Икона погасла. В комнате стало сумрачно. Ощущение потери, покинутости, одиночества охватило Эйде. Хотелось выть, кричать, звать на помощь. Но кто услышал бы её вопль? 2. На следующий день утром Эйде срочно купила газету, нашла несколько объявлений об услугах адвоката. Выписала номера телефонов и побежала на телеграф. Из всех номеров ответил только один – на остальных сидели какие-то посредники, которые только записывали сведения о клиентах. Адвокат выслушал Эйде и дал

130

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

адрес своей конторы – находилась она в здании АТС на вокзале. Это было странно, но раздумывать некогда – надо вытаскивать Иво из СИЗО. Из его же прежних рассказов Эйде знала, что там, в камерах, рассчитанных на четверых, набито по двенадцать и больше человек. Спят в три смены по очереди. Даже присесть не на что – сидят прямо на бетонном полу. Нечем дышать, негде двигаться. Плюс к тому – разные инфекции. Адвокат по имени Владимир Иванович подробно расспросил её о том, что произошло. Эйде сообщила то, что знала. Информации было не много. Обговорив размер оплаты, он тут же принялся звонить в следственный отдел, узнал фамилию следователя. Позвонил и ему, договорился о встрече. Эйде поняла, что адвокат всех знает и, по всей видимости, его уважают. – Не беспокойтесь, – сказал он, закончив телефонную атаку, – я думаю, что всё будет нормально. А пока напишите заявление начальнику СИЗО, чтобы приняли передачу для сына. Вот образец. Всё, что будете передавать, должно войти в перечень. Напишете в двух экземплярах. Вот список того, что нельзя включать в передачу. Я договорюсь, чтобы посылку приняли завтра. Положите туда тёплые вещи и одеяло – там холодно. Подойдёте в СИЗО к шести утра, займёте очередь. Там много народу. Ваш сын сидит в сороковой камере. Пока всё. До свидания. Адвокат за всё время общения не сказал ни единого лишнего слова. Эйде поняла, что у этого человека огромный опыт. –Кажется, мне повезло с адвокатом, – подумала она, выходя из здания АТС. – Но я так и не поняла, почему его кабинет находится именно здесь. Наверное, потому, что он занят частной практикой. Да, Бог с ним! Какая мне разница – лишь бы дело своё знал и помог.

131

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

3. Эйде провела нехитрый расчёт. Оказалось, что вырученных при обмене денег едва-едва хватит на оплату адвоката. Останется лишь небольшая сумма – как раз на покупку продуктов для передачи сыну. -Хорошо, что так. Могло быть хуже. Если бы не хватило на адвоката, тогда что? Она составила перечень того, что можно купить на остаток денег. Список получился внушительный. Эйде помнила слова сына – чай и сигареты там – валюта. Купила ещё китайской лапши, мыло, зубную щётку и пасту в пластмассовом тюбике – так было указано в образце. Витамины и карамель купила, вспомнив слова Лёшки. Тот говорил, что в тюрьме ему сильно не хватало сладкого – даже постоянно снились леденцы в жестяной баночке. Хотелось зелёного лука. Пришлось купить и большую клетчатую сумку, в которой передача пойдёт к сыну – такие сумки использовали торговцы на базаре для перевозки товаров. Дома Эйде уложила на дно сумки смену белья, тапочки, куртку, шерстяные носки, одеяло. Сверху разместила продукты. Написала в двух экземплярах заявление с просьбой принять передачу и перечень вещей и продуктов. Суетилась, совершенно забыв о времени. А за окном уже была глубокая ночь. Наконец, Эйде села к столу, и, глядя на эту раздувшуюся сумку с зелёными клетками на боках, представила себе, как потащит её от остановки трамвая до горы, где находился СИЗО – около километра по укатанным людьми и машинами колдобинам и ямам. –Потащу волоком по снегу, – решила Эйде, – денег уже нет, такси нанять не на что. Написала письмо сыну. Сообщила, что обменяла квартиру на общежитие и наняла адвоката. Вложила письмо в конверт и подписала – ул.Чехова, 2, сизо 17/2, Кузнецову Иво Сергеевичу.

132

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

4. Будильник разбудил её в пять утра. Эйде выпила стакан чая, оделась и, подхватив увесистую сумку, спустилась по лестнице к выходу из подъезда. Поставила сумку на снег и потащила её волоком к остановке. Пластмасса на морозе задубела, и сумка катилась довольно резво, как санки. В тусклом свете фонаря высвечивался небольшой жёлтый круг, словно кто-то бросил медный грош. Людей не было. Транспорта тоже не слышно, но скоро должен пойти первый автобус. Слева, со стороны конечной остановки донёсся звук мотора. Вскоре показался увесистый Лэнд. Машина неожиданно остановилась. –Вам куда? – спросил водитель. –Почти в центр, – ответила Эйде. –Садитесь. Она, не раздумывая, взобралась на сиденье и втащила сумку. Машина легко тронулась и понеслась по пустынной улице. –А в центре куда? – поинтересовался водитель. –И говорить неловко, – начала Эйде, – но мне нужно добраться до СИЗО. Я везу передачу сыну. –Давно сидит? –Недавно. Пока ещё идёт следствие. –Довезу до места, – сказал парень. – Сейчас с каждым может подобное произойти. Мы все – сегодня здесь, а завтра – как бог определит –Не знаю даже, как благодарить вас. На такую помощь и не надеялась. –У нас всегда так было: от сумы и от тюрьмы не зарекайся. А теперь и подавно. У меня вот племянник тоже сидит. Три года дали. И за что! С голодухи в супермаркете кусок мяса украл. Так они на него всех чертей повесили. Даже адвокат не помог. Так что мы с вами – товарищи по несчастью. Я помогу вам, ему тоже кто-нибудь поможет.

133

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Парень довёз Эйде почти до места. Дальше висел знак – проезда нет. Попыталась вручить водителю те деньги, которые ещё остались, но он отказался. –Помочь в такой ситуации – святое дело, – сказал он, – удачи вам! –И вам! – откликнулась Эйде и слёзы сами собой навернулись на глаза. Она снова подхватила сумку за ручки и покатила её рядом с собой. Через некоторое время одна ручка оторвалась. Эйде поняла – если бы не этот парень, не довезла бы передачу до места. –Это Бог помог мне, – подумала она. 5. Кое-как пробравшись с громоздкой сумкой через двойную узкую дверь, Эйде оказалась в небольшом квадратном помещении битком забитом людьми. –Вот это, да! – расстроилась она. – С вечера что ли тут в очереди стоят? Казалось, полгорода сидит в СИЗО, а вторая половина ломится туда, чтобы передать «дачку». Именно это слово летало из уст в уста в плотной толпе. Эйде с трудом нашла крайнего в этой толкучке. –Я, я крайняя, – наконец отозвалась пожилая женщина в пуховой шали. – Вы кому «дачку» принесли? –Сыну. –А где сидит, в какой хате? –В сороковой. –Слушайте, как интересно – мой Петруха тоже там. –Да, совпадение. –А можно я попрошу присоединить мою «дачку» к вашей? У меня один пакет – там пирожки с картошкой. На большее денег нет. Я не написала заявление и список – не знала, что это надо. Бумаги с собой нет. Мою «дачку» не примут. А вы впишите мои пироги в ваш перечень и всё.

134

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Хорошо, – согласилась Эйде. Она даже обрадовалась, что с кем-то можно поговорить, ведь стоять в этой бесконечной очереди придётся долго. –За что ваш сын попал сюда? – поинтересовалась соседка. –За угон машины. –А моего я сама сдала – растащил весь дом, всё распродал за свою травку. –Да, у каждого сейчас что-то не в порядке. Денег нет, работы нет – вот и результат. Время тянулось медленно. Казалось, что уже прошла целая вечность, но часы показывали только девять утра. Эйде отметила, что около двери началась какая-то суета. –Что это? – спросила она у соседки. –Почту собирают. Эйде кинулась к почтальону, вручила ему конверт. –Скажите, а когда письмо дойдёт? –Как досмотрят, так и дойдёт. Завтра, наверное. –Спасибо, – обрадовалась Эйде. Она думала, что сын получит её послание не раньше недельного срока. Значит, завтра он уже будет знать про адвоката. Не так тоскливо будет ему в этой сороковой камере. Эйде мысленно представила себе Иво сидящего на корточках на полу, голодного, усталого, с потухшим взглядом. Сердце сжалось, слёзы невольно закипели в глазах. –Господи, что же такое происходит? Почему сейчас многим и многим нужно украсть, чтобы поесть? Откуда взялась эта «травка», про которую говорила соседка по очереди? Ничего подобного не было ещё пять лет назад. А сейчас уже все подъезды в домах завалены грязными шприцами. Они валяются и на улице. Все об этом знают – и власть, и милиция. Знают и тех, кто торгует зельем. Но никто их не наказывает. Всё это продолжается и с каждым днём становится страшнее. Так думала Эйде, стоя в «предбаннике» СИЗО. Предполагала ли она ещё совсем недавно, что окажется в

135

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

этом мрачном месте, и будет ждать как великой милости, чтобы у неё приняли «дачку» для Иво! В десять часов открылись два окошечка. В одном принимали передачи с лекарствами, в другом – всё остальное. Каждому приходилось поштучно вытаскивать то, что было в посылках. Принимающий сверял всё со списком. Так что первый счастливчик сдал свою посылку только через пятнадцать минут. –Если на одного человека уходит пятнадцать минут, то стоять мне тут до самого вечера, – подумала Эйде, тяжело вздохнув, – но стоять придётся. Ноги уже гудели, голова раскалывалась от духоты и напряжения. Даже руки казались тяжёлыми. Толпа не убывала. Наоборот – суета усилилась. Все старались как можно ближе придвинуться к окошечку. Вдруг Эйде почувствовала, что чья-то рука орудует в её кармане. Оглянулась – рядом, плотно прижавшись из-за давки, стоял мужчина лет сорока. Его лицо даже не дрогнуло, он равнодушно смотрел вперёд, словно и понятия не имел о том, что его рука в чужом кармане. Эйде резко дернула полу своего пальто и высвободилась. По стальному блеску в глазах непрошеного соседа поняла, что не стоит ничего говорить, и промолчала. Если в этой толкучке воткнут нож в бок, человек даже и не упадёт – некуда падать. –Надо быть внимательней, – подумала Эйде. Боковым зрением она увидела, что этот тип продвинулся вправо и прилип к молодой женщине, одетой в шубу из выдры. –Ну, оглянись, оглянись, – мысленно взывала к ней Эйде. И женщина оглянулась. Так же, как Эйде отдёрнула шубу. –Вот и хорошо, – обрадовалась Эйде. – Здесь люди и так обижены судьбой, пришли что-то передать своим несчастным родственникам, кто-то купил продукты на последние деньги, а тут эта сволочь! Очередь Эйде подошла только в два часа дня. Она простояла в духоте и толкучке уже восемь часов. Иногда

136

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

казалось, что вот сейчас силы закончатся, и она просто упадёт на грязный заплёванный пол. Но мысль о том, что сыну сейчас ещё хуже, чем ей, подхлёстывала и не давала расслабиться. Последним ударом было заявление приёмщика: –Вытряхивай все сигареты из пачек. В пачках не полагается. Хорошо, что рядом стояла соседка по очереди, мать непутёвого Петрухи. Пока Эйде сдавала всё остальное по списку, она вытряхнула сигареты в пакет, и его приняли последним. Они вышли из полутёмного помещения. Солнце больно ударило по глазам. Эйде казалось, что она не сможет сделать и трёх шагов. Но на улице ей сразу стало легче. –Пойдём, покричим на тюрьму, – предложила мать Петрухи. –Это как? – удивилась Эйде. –Обойдём здание слева. Там можно довольно близко подойти к северной стене. Крикнем, вызовем связного. Сообщим что надо, он передаст. Они пробрались по протоптанной такими же знатоками тропинке и оказались, действительно, под самой стеной тюремного здания. Мать Петрухи сложила руки рупором и крикнула: –Эй, есть кто-нибудь? –Здесь, – раздался низкий, но хорошо слышимый голос, доносившийся откуда-то сверху. Слушай мои вопросы. Вопрос первый. Кто? –Петруха Саламатин. –Хата. –Сорок. –Что сказать? От кого? –На хату «сорок» ушла передача для Иво. Там пакет с пирожками. Это Петрухе от матери. –Будет сделано. Ещё кто? –Иво Кузнецов, – крикнула Эйде срывающимся голосом.

137

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Хата. –Сорок. –Что сказать? От кого? –Передайте: мать наняла адвоката. –Будет сделано. Как зовут мать? –Эйде. –Слушай, Эйде. Иди домой, жди маляву. Всё. –А что это такое – малява? – спросила Эйде у Петрухиной матери. –Это письмо от сына. Значит, уже отстрелили и кому-то поручили передать. -Откуда вы всё это знаете? И что такое «отстрелили»? Как стрелу из лука? – Да, примерно так. Петруха мой уже два года сидит здесь. Я сначала приходила только узнать, жив ли? Вот и научилась кричать на тюрьму. Передачи носить не хотела – он дом разграбил дотла. Оставил нас нищими. А на мне ещё двое – его брат и сестра – школьники. Где взять денег на передачи? Вот эта, что сегодня была, первая за два года. –Да, горе кругом, – согласилась Эйде. Она попрощалась с женщиной и поехала в свою общагу. –Вот и побывала в тюрьме, – с горечью думала она, – порядки такие, что за решёткой – сын, но и мать, получается, тоже. 6. Вечером, действительно, принесли письмо от Иво. За дверью стояла молодая девчонка в кроличьей шубке. –Вы мать Иво? – спросила она. –Да. –Вам письмо. –Слушай, откуда ты узнала мой адрес? Сыну-то пока он не известен. –Я ездила в Молодёжку. Там хозяин квартиры сказал, как вас найти. Вы же просили его переадресовывать письма. –Точно, – обрадовалась Эйде, – спасибо тебе. Заходи, чаю попьём.

138

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Нет, мне уже надо домой. До свидания. Девчонка быстро простучала каблучками вниз по лестнице. В руках Эйде оказалась та самая малява, о которой кричал связной. Это была плотно скрученная бумажная трубочка. Поверху микроскопическими буквами написан адрес прежнего места жительства. Трубочка скреплена туго намотанной чёрной ниткой. Всё сделано так аккуратно, что с первого взгляда эту маляву можно было принять за тоненькую стержневую ручку. Эйде кое-как распутала нитку и развернула бумажку. Это был жёлтый тетрадный листок в клеточку. В правом нижнем углу мастерски изображены три раскрывшихся розы и два бутона. Рисунок, сделанный обычным синим стержнем, напоминал фабричную открытку. В каждый лепесток, в каждый листочек было вложено столько труда, что Эйде не удержалась и заплакала. Сквозь слёзы читала послание сына. Мелким неровным почерком без промежутков между строчками было написано это письмо из тюрьмы. Буквы торопились, набегая друг на друга. Казалось, тесное пространство камеры наложило отпечаток на всё – на руку пишущего, на его сознание и глаза Эйде, читающей эти строки. Здравствуй, мама! У меня всё нормально, жить можно. Как у тебя дела? Если ездишь в деревню, деду с бабушкой ничего не говори. Поздравляю тебя с Новым Годом! Желаю здоровья, счастья и успехов в Новом Году. Эти розы тебе на память, хоть и не настоящие, но не завянут. Мам, постарайся нанять адвоката. Я знаю, что у тебя нет денег, но, может быть, что-то можно выручить с квартиры. Я виноват, мама, загоняю тебя в общагу, но, боюсь, другого варианта нет. Другой вариант – это зона. Адвокат может помочь. Но если меня закроют, здесь не оставайся – нет смысла. Езжай в Самару. Передачи будешь посылать оттуда.

139

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Мама, не расстраивайся, всё будет нормально. Из лекарств мне нужны бинты, мазь Вишневского, ципролёт и от простуды всё, что можно. Хорошо бы витаминов. Из продуктов – самое главное чай, сахар, печенье, сало и сигареты. Если найдёшь варианты на обмен квартиры с доплатой, пожалуйста, сделай такую передачу. Мам, ещё мне нужна тетрадь общая, разноцветные стержни и карандаши. Обязательно передай фуфайку и тёплые брюки. Мам, в передаче по весу ограничивают только продукты, а вещей может быть сколько угодно. Самое главное, не переживай. Я забыл написать, что лекарства принимают отдельно от передач в любой рабочий день. Жду от тебя письма. До свидания! Люблю! Целую! Прости меня! Твой непутёвый сын. Слёзы сами собой катились из глаз. –Почему ему нужны бинты, мазь Вишневского? Что случилось? Неужели его ранили? Простуда – это понятно, но бинты…– плакала Эйде. – Где занять денег на лекарства, ведь всё, что было, она потратила на передачу? Если бы знать о лекарствах хотя бы днём раньше! 7. На следующий день Эйде обошла несколько человек, работающих вместе с ней – просила денег взаймы, сама не зная, когда сможет их отдать. Никому не платили зарплату, денег у людей не было, но нужная сумма всё-таки нашлась. Однокурсница по университету, которая работала в соседнем отделе, выдала Эйде деньги из профсоюзной кассы. –Когда сможешь, тогда и отдашь, – сказала она, – не беспокойся. Эйде сорвалась с работы, побежала в аптеку, закупила всё, что просил Иво. Дома снова писала заявление на имя начальника СИЗО и список лекарств для

140

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

передачи в двух экземплярах. А на следующий день снова повторила тот же путь до тюрьмы – встала в пять утра и на первом попутном автобусе добралась до старого центра. Пристроилась в длинную очередь всё в том же затоптанном и забитом людьми помещении – в «предбаннике» СИЗО. –Боже мой, – думала Эйде, – и сегодня опять толпа! И ведь так каждый день. Сколько же народу сидит в этом СИЗО? А сколько несчастных мыкается по другим тюрьмам, зонам… Наверное, миллионы. Жила и не предполагала даже, что в сердцевине знакомой обычной жизни запрятана другая – страшная и бессмысленная. И представилась ей эта жизнь в виде огромной вращающейся чёрной дыры. Движется она медленно, но механически отработанно, захватывая всё новые куски пространства вместе с людьми. Они сопротивляются, кто как может. Но обратной дороги нет. Движение безнадёжно направлено только внутрь воронки. Люди проваливаются в чёрное нутро, исчезая навсегда. Эйде чувствовала, как и её задела своим слепым краем эта воронка, отнимая время, силы, жизнь. –Сколько же сегодня придётся здесь пробыть, в этой толкучке? Но на этот раз отстоять в ожидании пришлось всего три часа. Окошечко приёма лекарств открылось в девять утра. Очередь продвигалась довольно быстро. К десяти часам Эйде уже вышла на улицу, почувствовав какое-то облегчение – она радовалась, что смогла хоть немного помочь Иво. Но дальше нужно было думать о том, где взять денег на следующую передачу. Кроме того, нужно отдать долг. На зарплату надеяться Эйде и не помышляла – работа по-прежнему оставалась бесплатной, и просвета не намечалось. – Теперь – только машина. Придётся продать и её, хотя бы по дешёвке. Так жаль, что Иво потеряет свой любимый «Тэрцел». Но делать нечего, здоровье, конечно, дороже, – думала Эйде, удаляясь от старого мрачного здания тюрьмы.

141

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Покупатель нашёлся быстро – цена устраивала. Хорошо, что «Тэрцел» был оформлен на имя Эйде. Иво пользовался машиной по доверенности. Так было легче избежать внимания военкомата. Полдня ушло на документы для нового владельца. Когда Эйде вышла из здания ГАИ, отвернулась от малинового чуда – маленькой «Тойоты – тэрцел». Сердце защемило, будто друга предала. Эйде, как и сын, любила эту скоростную машину, свыклась с ней, словно с живым существом. –Что-то скажет Иво, когда узнает об этом? – с горечью подумала она. 8. Адвокат Владимир Иванович усердно отрабатывал свой гонорар. Он добился, чтобы Иво отпустили домой до суда. Чтобы это произошло, нужно было получить разрешение этого самого суда. Владимир Иванович сообщил, что Эйде, как мать, может прийти на заседание, а Иво обязательно будет там. И его должны отпустить домой прямо из зала. Передал Владимир Иванович и просьбу сына – принести куртку и вязаную шапку. Это удивило Эйде. Она не могла понять, куда исчезли тёплые вещи, которые передавала в СИЗО. Эйде задолго до начала уже стояла в длинном коридоре второго этажа в здании бывшего исполкома партии – здесь теперь находилось городское правосудие. Стуча фигурными шпильками, бегали из кабинета в кабинет секретарши в макси. Время от времени вышагивали судьи, преисполненные достоинства, одетые в дорогие костюмы. Вот, наконец, подошло назначенное время. В кабинет под номером пятнадцать прошла целая свита – впереди молодой судья в судейской мантии, за ним адвокат Владимир Иванович, пожилой мужчина в форме прокуратуры и две женщины. Следом шёл милиционер, за ним – Иво и ещё один милиционер, замыкающий. Слёзы навернулись на глаза – Эйде не смогла их удержать. Иво сильно похудевший, потемневший лицом, с чёрными кругами вокруг глаз, шёл, заложив руки за

142

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

спину. Эйде улыбнулась и помахала ему рукой. Сын тоже слегка улыбнулся – дал понять, что видит мать. Вся эта делегация прошла в зал. Замыкающий закрыл дверь. Через пять минут одна из женщин выглянула за дверь и сказала: –Можете входить. Эйде прошла, села на дальнее сидение у окна и снова улыбнулась сыну. Иво чуть заметно приподнял уголки губ. Видно было, что он страшно устал, голоден и еле держится на ногах. Стоял он в зарешечённой загородке с двумя сопровождающими по бокам. Сначала представитель прокуратуры зачитал обвинение, потом слово взял Владимир Иванович. Судья обменялся мнениями с двумя заседателями – женщинами и объявил решение. Эйде не запомнила того, что он говорил, и услышала только одно – освободить до суда с подпиской о невыезде. Зарешечённую клетку открыли, и сын шагнул ей навстречу. Эйде обняла его, прижала к себе и снова заплакала. –Мам, не плачь. Теперь всё хорошо будет. Женька тоже скоро выйдет на волю. Его мать недавно наняла адвоката. Не хотела, но пришлось – Женька там заболел. –Что-то серьёзное? –Пока не знаю. –Ну, что, поехали домой? Ты хотя бы получил мои письма? Знаешь, что я обменяла квартиру на общежитие? –Знаю. Письма получил. Мам, не сердись на меня. Мы всё вернём. –Иво, мне пришлось продать и машину, чтобы покупать тебе лекарства. Денег от обмена хватило только на адвоката и одну передачу. –Вот это плохо. Без машины я – никто. Ну, ладно. Выйдет Женька, будем пока на его «Ауди» кататься. Мам, сейчас надо подождать пять минут – меня пригласят расписаться в подписке о невыезде. –Иво, скажи, куда подевались тёплые вещи, которые я передавала тебе?

143

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

–Я их променял… –На что? На продукты? –На продукты, сигареты, чай, ведь твоей посылки хватило только на три дня. Там каждая передача расходуется на всех. –Ладно, Бог с ними, с вещами. Главное, что ты здесь. Почему у тебя блестят глаза? Уж не температура ли? И зачем тебе нужны были бинты? –Я оцарапал руку, и в царапину попала инфекция. –А сейчас как? Зажила царапина? –Да, ципролёт помог. Девчушка – секретарь вызвала Иво, и он ушёл в канцелярию. Эйде каким-то пятьдесят пятым чутьём понимала, что сын многого не договаривает. Но сейчас, в эти первые минуты встречи, она не хотела ни о чём допытываться. Иво нужно отдохнуть, выспаться. А в первую очередь отмыться от тюремных запахов и грязи. 9. Через неделю Иво так же, как Эйде, встречал друга в том же здании суда – на втором этаже. Женьку выпустили с подпиской о невыезде. СИЗО, действительно, не пошёл на пользу ни ему, ни Иво. Женька был бледен, даже с какой-то голубизной. –Уж не чахотку ли ты поймал? – спросила Эйде. –Нет, просто я там не мог есть. Желудок болел, а лекарств не было. –Ребята, милые мои! Займитесь обычной работой. Пусть это будут копейки, но зато вы не попадёте в тюрьму. Вам нельзя туда – вы оба вернулись больными. И всего за два с хвостиком месяца. А что будет при большом сроке? Вы же просто не выживите. –Ничего, – бодро сказал Женька, – были бы кости, а мясо нарастёт. Не расстраивайтесь, поищем легальной работы. Найдём. Он говорил таким уверенным тоном, что Эйде поверила – действительно, так и будет. Но впереди их

144

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

ожидал суд. Мысль об этом висела как гиря, отяжеляя сознание, не давая свободно действовать. Тюрьма, выпустив пленников, не оставила их. Эйде казалось, что Иво и Женька как бы заключены в клетку – так сильно они изменились. Этот серый гнёт нарастал день ото дня. Словно вязкое облако сгущалось и сгущалось, не давая дышать. И только спустя несколько месяцев Эйде с ужасом, с ощущением конца всего и вся, начала понимать – это наркотики. Она не могла, не хотела в это верить! Боялась спросить у сына напрямик – страшно было получить подтверждение. Но разговор всё равно состоялся. Вопрос вырвался сам собой. И последовал жуткий ответ: «Да». Эйде плакала, умоляла сына остановиться, и он обещал. Она пока не понимала, просто не знала, что это такое. Надеялась на разум. Ожидала изменений после суда. Иво и Женька получили по году условно. Это была заслуга адвоката – он честно отработал свой гонорар. Но что-то сломалось в ребятах навсегда. Из тюрьмы они вышли не просто больными, но уже зависимыми от дозы. Нужно было лечить сына. Деньги… где их найти? Где заработать? 10. Этот условный год Иво и Женька ещё как-то продержались. Но потом… Потом снова решили «работать» на того же Бендеру. Несколько месяцев им удавалось выходить сухими из воды. Но однажды произошло то, что уже было. Они снова оказались в СИЗО. Эйде, не раздумывая, продала свои комнаты в общежитии. Наняла всё того же Владимира Ивановича. Он сказал: «На этот раз будет труднее вытащить вашего сына. Но я попробую». И снова помог выйти Иво на волю. Только теперь мать и сын оказались на улице. От их дома осталась лишь маленькая кучка денег. Ровно столько, чтобы уехать из города к деду и бабушке. Так они перебрались в деревню. Эйде надеялась, что сын

145

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

забудет о наркотиках. Но всё разрушающая «перестройка», эта уродливая богиня Кали, орудовала и там. Вместе с беженцами из Казахстана и Узбекистана хлынула волна смертельного зелья. Спасенья не обнаружилось и в деревне. Нужно было добывать деньги на лечение сына. Эйде вспомнила о приглашении тётки. В большом городе наверняка можно хорошо заработать. Выход один. Эйде должна поехать в Самару и найти работу. Они так и договорились. Иво согласился ждать, а потом, когда будут деньги, лечь в клинику. На это ушли три долгих года. Эйде заработала необходимую сумму. На жиркомбинате в Самаре главному технологу платили ровно в десять раз больше, чем в Бийске. Эйде работала по четырнадцать часов в сутки. Договорилась с реабилитационным центром в Самаре, что привезёт сына. И привезла его. Иво прошёл четырёхмесячный курс лечения. Посветлел лицом. Казалось, что теперь всё наладится. Они вернулись к деду и бабушке. На оставшиеся деньги Эйде купила сыну квартиру в деревне и старенькую «Ауди». Дала денег на хозяйство. Иво хотел заниматься закупками мяса для перепродажи оптовым торговцам. Несколько человек в деревне неплохо жили за счёт такого бизнеса. 11. Иво познакомил мать со своей невестой, вернее, женой. Нашёл её три года назад, когда Эйде уехала в Самару. Иво любил Наташку. И не просто любил – боготворил. Что-то в его чувстве было от того детского восторга, когда он впервые на берегу реки увидел девочку с бантиками в светлых волосах. Наташка выросла в семье, где спиртное давно стало ежедневным напитком – её родители пили с удовольствием, не ограничивая себя. Иво был её вторым мужем. Первый отбывал большой срок гдето на зоне. Но сама она казалась разумной и хорошо относилась к Иво. Поэтому Эйде решила не вмешиваться в их жизнь. Лишь бы не помешать сыну, не отобрать у

146

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

него эту соломинку. Мать видела, что сейчас Наташка – единственный человек, который способен удержать Иво в этом мире. Было страшно даже подумать о том, что произойдёт, если… Но всего лишь через полгода невозможное случилось. Досрочно освободился и вернулся с зоны первый муж Наташки. Однажды Иво, войдя в дом, увидел их вместе в той самой постели, где ещё вчера Наташка обнимала его самого. Он развернулся, вышел прочь. Сел на крыльцо, обхватил голову руками. Иво понимал, что это – конец. Знал точно – такого удара ему не пережить. Эту боль не выдержать. В течение месяца он спустил квартиру, машину, хозяйство. Всё вернулось на круги своя – смерть неотлучно ходила за ним по пятам. Он уже не мог ни есть, ни спать, если не добудет дозу. Эйде ничего не смогла изменить. Иво просто не видел, не слышал её. Он больше не хотел жить. –Мама, обними меня, – сказал он однажды. – Дай руку. Я скоро уеду, мама. Обещай написать про меня. И ещё – поставь мне хороший памятник, если… Матери удалось лишь на короткий срок уговорить его не молчать. Если нет сил говорить, то хотя бы писать о том, что подсказывает сознание. Только так ещё можно было надеяться спасти крошечный живой островок в душе. В это время Иво и написал свои последние десять стихотворений. Эта тоненькая ниточка удержала его в жизни ещё на один год. Всего на один год. Глава седьмая. Летал над грешною землёй. Он сидел за столиком один. Чёрный спортивный костюм, короткий ёжик стрижки, небрежная поза – всё говорило о том, что он здесь – случайный гость. Хрустальная стопка, заполненная до верха прозрачной "Столичной", сверкала радужными искрами. Ресторанные

147

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

цветомузыкальные автоматы, многократно дробясь в стеклянных и зеркальных гранях, заполняли пространство буйным танцем света. Ресторан под открытым небом "Ностальгия" на двадцать пятом этаже центральной гостиницы жил своей обычной вечерней фантомной жизнью. Время от времени горячих щёк юноши касались волны прохладного ветерка, долетавшего и сюда – в дальний угол ресторана. Здесь, под аркой гофрированной серебристой крыши, как бы убегающей в тёмное небо и сливавшейся с ним, и стоял маленький резной столик одинокого задумчивого гостя. Юноша сидел, отрешённо слушая гул улицы, доносившийся снизу – гудение тяжёлых автомобилей, стук трамвайных колёс на стыках рельсов, гудки легковых машин. Звуки сливались в некий стройный хор – многоголосие живого столичного города. С высоты двадцать пятого этажа были видны далёкие окраины, усыпавшие берега большой реки мерцающими огнями, разноцветными вспышками рекламы. Эта картина напоминала новогоднюю суету – казалась огромной объёмной гирляндой, имеющей сложный ритмический рисунок. Что-то завораживающее, гипнотическое было в её призрачном и одновременно реальном движении. Сияние огней странным образом накладывалось на музыкальный фон. Звучала живая, какой-то небесной красоты, полифония – в гостях у "Ностальгии" была знаменитая группа "Наутилус". "Видишь, там, на горе, возвышается крест…" – пел солист, и эти почти библейские слова следом за ним выговаривали музыкальные инструменты. *** Задумчивый одинокий гость в который раз подозвал официанта и снова заказал пятьдесят граммов "Столичной". Гладкий упитанный официант бросил на парня осуждающий взгляд, но молча принёс заказ.

148

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Выпив очередную, двенадцатую порцию, юноша встал и двинулся к освещённому неоновым сиянием металлическому заборчику, проходившему по краю крыши. Слегка покачнувшись, он перебросил правую ногу через никелированное ограждение. С усилием перекинул через блестящие трубы и левую ногу. Молодая женщина за столиком неподалёку, пронзительно закричала, подзывая охрану. Два стража порядка в камуфляже бегом бросились к бордюру. Но юноша в спортивном костюме, покачиваясь, уже стоял на втором ограждении – за полметра от кромки крыши. -Стой! Куда?! – кричали оба охранника. – Не смей! Юноша, не оглядываясь, провёл рукой по тёмной ершистой причёске. Раскинув руки в стороны, задержался на несколько секунд, оглядывая искрящиеся дали, и оттолкнулся от опоры… Он летел, как АНГЕЛ, легко и долго. Казалось – кто-то или что-то замедляет его скорость специально, чтобы все, кто видел, и он сам, могли насладиться полётом. *** Эйде не могла плакать на похоронах. Душа её навсегда ушла вслед за сыном. Она только повторяла и повторяла про себя вечную мелодию молитвы: «Под Твою милость прибегаю, Богородице Дево. Молений моих не презри в скорбех, но от бед избави нас, едина чистая и благословенная. Пресвятая Богородице, спаси нас! Помоги деточке моей, сыну моему. Поведи его путями Твоими! Дай ему руку Твою! Не остави одного в Дальнем Пути».

149

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

ОГЛАВЛЕНИЕ ПРОКЛЯТЫЕ ДЕВЯНОСТЫЕ ............................3 Глава первая. Роковой шаг ....................................3 Глава вторая. Скиталец........................................22 Глава третья. На дне............................................61 Глава четвёртая. Возвращение............................81 Глава пятая. Перевёрнутый мир .........................97 Глава шестая. Оставь надежду всяк сюда входящий.............................................................129 Глава седьмая. Летал над грешною землёй. ....147 ОГЛАВЛЕНИЕ ...................................................150 Об авторе.............................................................151 ISSUU - Людмила Максимовна Козлова .........151

150

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Об авторе Людмила Максимовна Козлова – член Союза писателей России, автор двадцати восьми книг поэзии и прозы, изданных в России и за рубежом. Лауреат многих краевых литературных премий, в том числе им. В.М.Шукшина, Премии Алтайского края в области литературы (2010 г), Первого Международного литературного конкурса им. Сергея Михалкова (2008 г). Победитель краевого конкурса фантастики – 2012 г, Лауреат Международного конкурса «Лучшая книга» – 2014 (Берлин, Германия)

Библиотека книг Л.М.Козловой:

ISSUU - Людмила Максимовна Козлова

http://world.lib.ru/k/kozlowa_l_m/

151

Людмила Козлова "Проклятые девяностые"

Козлова Людмила Максимовна

Проклятые девяностые Повесть Редактор и рецензент Николаев Н.М.

Издательство «Серебряная нить» г. Санкт-Петербург Сдано в набор 25.11. 2014. Подписано в печать 05.12..2014. Формат 70х90/32. Усл.печ.л. 27,1. Заказ 08/14

152