Antologiya pisateli biyska

ХХI ВЕК - БИЙСК

Писатели о времени и о себе Антология

1

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ББК 84 (2 Рос-Рус) 6 П 238

Бийское отделение АКПО Союза писателей России Редакционный совет: Д.И. Шарабарин, Л.М. Козлова, И.Ф. Шевцова, А.Г. Краснослободцев, С.В. Чепров

П 238 ХХI век. – Бийск. Писатели о времени и о себе – Антология – г. Бийск – Издательский дом «Бия» – 2014 г. – 492 с

ISBN 978-5-903042-98-2

 Бийское отделение Союза писателей России  Издательский дом «БИЯ» 2

УВАЖАЕМЫЕ ДРУЗЬЯ!

Настоящая Антология представляет ныне живущих и работающих в Бийске членов Союза писателей России. Книга задумана как свидетельство времени. Любая эпоха делается людьми, определяется их мировоззрением. Образ современной России с её кричащими проблемами в осмыслении людей неравнодушных, болеющих за всё, что происходит в мире – главное, что найдёт читатель в данном издании.

Грядущий день многолик. Каждый творческий человек ищет свой ключ к пониманию картины бытия. Что поможет в процессе осознания своего места в быстро меняющемся мире, где свободно уживаются трагедия и фарс, кто знает – раздумья о произведениях Шукшина или история жизни Петрарки? А, может быть, рассуждения «лишнего человека», чьё имя не Пётр Великий, а просто Иван Иванович?

Тут важно всё – и проза жизни, и биография писателя, и поэтический монолог, ведь поэт – как дышит, так и пишет.

Антология «ХХI век – Бийск. Писатели о времени и о себе» – срез эпохи, картина дня, сложенная творческими портретами думающих и пишущих людей. Редколлегия

3

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

4

КРИТИКА, ПУБЛИЦИСТИКА

Вячеслав Возчиков

Вячеслав ВОЗЧИКОВ ЭСКИЗ САМОПРОЧТЕНИЯ На определенной ступени возраста, видимо, утрачивают первостепенную важность события, воспринимавшиеся некогда весьма значимыми для жизни, но все чаще вспоминаются люди, оказавшиеся в силу ли собственных душевных качеств или же распоряжением обстоятельств участниками данных событий. Родился я 24 октября 1957 года в селе Тогул Алтайского края – сегодня это районный центр, в котором я уже долго и, увы, пока безрезультатно планирую побывать. Родители мои, Анна Николаевна Ивлева и Анатолий Васильевич Возчиков, интеллигенты в первом поколении, создали в семье атмосферу уважения к знаниям, учебе, книге. В Бийске состоялись две школы – средняя общеобразовательная №18 и музыкальная по классу фортепиано.

5

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Наивная моя детская мечта стать пианистом сегодня успешно воплощается в племяннице Анне Степановой, однако потрясающее увлечение музыкой (за инструментом, к неудовольствию соседей, просиживал часами!..) обусловило интерес исключительно к гуманитарным знаниям – литературе и истории, прежде всего, а также раннюю «пробу пера»: первые публикации в городской газете «Бийский рабочий» появились, помнится, в 1974 году, когда тогдашний десятиклассник начал задумываться о будущей профессии. Учеба в Иркутском государственном университете (19751980 гг.; отделение журналистики филологического факультета) запомнилась многими знакомствами из тех, что «на всю жизнь», но назову лишь имя хорошо известного сибирским литераторам Павла Викторовича Забелина, с которым впоследствии у меня будет связана первая попытка поступления в аспирантуру, не дошедшая, правда, в силу многих сторонних причин, до стадии конкретной реализации. Однако подготовленный тогда для предполагаемых аспирантских экзаменов реферат стал основой моей первой книжки, вышедшей в Алтайском книжном издательстве в 1992 году, - «Евгений Евтушенко – критик. Литературно-критические этюды». Время между окончанием университета и выходом первой книги было заполнено журналистской работой – главным образом в городской газете «Бийский рабочий». Требования к сотрудникам издания, выходившего пять раз в неделю, тогда были жесткими: предписывалось выдавать в каждый номер двести строк текста в виде заметок, корреспонденций, статей и прочего, чем так богата жанровая журналистская палитра!.. При всех издержках данной системы, она многому научила – организованности, ответственности, деловому настрою… И, наверное, самое главное, - неизменному уважению, доброжелательности к людям: и к тем собеседникам, с кем сводили журналистские пути-дороги; и к редакционным машинисткам, которые печатали написанный текст, – ради их удобства приходилось порой «обуздывать» излишне свободный почерк; и к читателям газеты, в которой публиковались статьи… Так мой мысленный и действительный 6

Вячеслав Возчиков

творческий диалог с людьми продолжается уже без малого тридцать пять лет. В 80-е годы прошлого века началась моя дружба со многими алтайскими литераторами – Станиславом Яненко, Юрием Козловым, Владимиром Казаковым, Виталием Шевченко, Игорем Пантюховым, Владимиром Свинцовым… В городской газете вел тогда рубрику «Писатель и время», в которой публиковал интервью с прозаиками и поэтами; по линии Бюро пропаганды художественной литературы Союза писателей организовывал выступления в бийских школах, библиотеках, предприятиях, магазинах и т.д. частенько приезжавших тогда в город литераторов из Барнаула, а то и Москвы… Вступить в Союз писателей России – об этом даже не мечталось, такие творческие вершины казались недосягаемыми… Однако то, что изначально писалось просто для удовольствия, постепенно обрастало новым содержанием, систематизировалось, обобщалось - и как-то органично становилось книжками… Сегодня таких отдельных литературно-критических и публицистических изданий у меня накопилось тринадцать, и я уже шестнадцать лет (с 1998 г.) – член Союза писателей России… Горжусь, что некоторые мои работы отмечены литературными премиями Алтайского края: премии имени В.М. Шукшина удостоена в 2005 году книга, называвшаяся «Книга – явление культуры», а написанная в 2009-м в соавторстве с моим другом писателем и философом Александром Корольковым «Шукшин. Русская тема» получила краевую литературную премию как лучшая книга года… С 1992-го года и по сей день я работаю в Алтайской государственной академии образования им. В.М. Шукшина, которая на моей памяти побывала и педагогическим институтом, и педагогически университетом… Научным руководителем кандидатской диссертации, принесшей мне ученую степень кандидата педагогических наук, а впоследствии и ученое звание доцента, был замечательный человек и прекрасный специалист, профессор Барнаульского педагогического университета Александр Николаевич Орлов. Когда спустя годы, уже после защиты докторской, я позвонил ему и поблагодарил за сделанные 7

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

мне в свое время наставления, у Александра Николаевича (он знал тогда уже о своей тяжелой болезни) дрогнул голос – благодарная память была ему приятна… А вот о своем научном консультанте докторской диссертации по философии я написал даже небольшую монографию «Александр Корольков. Восхождение к духовной философии» - настолько восхищен был этим человеком!.. Моя дружба с ним, начавшаяся еще в 90-е годы прошлого века с литературных разговоров (Корольков, как и я, только несколько ранее, вступил в Союз писателей России как литературный критик и публицист), - бесконечно дорогая для меня духовная ценность. Между прочим, общение с Александром Аркадьевичем (и не только с ним, конечно!..) научило меня не делать «культа» из каких-то внешних достижений (хотя порок «гордыни», говорю предельно честно, и так никогда не соблазнял мою душу!..), спокойно относиться и к степени доктора наук, и к недавно полученному ученому званию профессора, и к случающимся литературным удачам… Просто живи и работай, в меру сил и умений, ума и чувств сердечных, радуясь, что были на твоем пути люди подлинной учености и великого литературного дара… Кто рядом со мной сегодня?.. Новых друзей с годами, как известно, не прибывает, потому все нежнее относишься к старым… Уже выросла и работает в Новосибирске моя умницакрасавица дочка Олечка; еще немного, и исполнится тридцать лет, как идем мы вместе по жизни с женой Ольгой Кирилловной, во второй половине 70-х годов прошлого века счастливо для меня поступившей на отделение журналистики Иркутского университета… Помнится, одна из моих литературных статей называлась «Дорога еще не пройдена». Так хочется и к себе отнести эти оптимистичные слова, однако не в нашей власти подобные выводы… Вячеслав Возчиков, доктор философских наук, профессор, член Союза писателей России 8

Вячеслав Возчиков

ПОСТИЖЕНИЕ ФИЛОСОФИИ ЧЕЛОВЕКА (литературно-критические, научно-публицистические размышления)

ШУКШИН ПИСАЛ О НАШЕМ ВРЕМЕНИ...

Вариант прочтения рассказов «Генерал Малафейкин», «Пьедестал», «Привет Сивому» В НАЧАЛЕ 70-х годов Шукшин написал несколько несвоевременных рассказов. Не настаиваю на точности определения, хотя как иначе назвать произведения, которые автор не торопится отдавать в периодику, не включает в отдельные издания?.. Если по-крупному, тому могут быть две причины: или проблема актуальностью не отличается, или же с изложением чтото не в порядке... Поскольку о последнем в связи с Шукшиным говорить просто не уместно, остается предположить, что писателя по каким-то причинам беспокоила именно содержательная сторона текста. ПРИЗНАЮСЬ, долгое время не мог себе объяснить непонятное притяжение трех не самых известных и уж безусловно не самых популярных рассказов писателя. Не покидало ощущение какой-то недосказанности, более того - загадки, когда читал «Генерала Малафейкина». Рассказ, написанный в 1970-м, впервые опубликован в 1972-м отнюдь не в самом известном журнале «Север». Больше года ждал своего часа «Пьедестал», пока, наконец, не появился в «Сельской молодежи»... Необъяснимо хотелось эти совсем не близкие по времени написания произведения объединить в единый цикл, «замкнув» его рассказом «Привет Сивому» из предсмертной подборки писателя в девятой книжке «Нашего современника» за 1974-й год...

9

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

КАЗАЛОСЬ БЫ, типичные шукшинские рассказы: ситуации - что ни на есть жизненные, персонажи - колоритны и убедительны, диалоги - естественней не бывает. Однако, не включая их в сборники, Шукшин косвенно давал написанному весьма сдержанную авторскую оценку. Известный на Алтае литературовед Виктор Горн, размышляя о прозе Шукшина 70-х, отмечал характерную особенность, проявившуюся тогда в творчестве писателя: «Опора на живую речь осталась, как осталась ориентация на голос персонажа. Но появилась и новая тенденция. Писатель словно почувствовал, что герои не все могут высказать, а сказать обязательно надо. Все больше появляется «внезапных», «невыдуманных» рассказов от самого себя - Василия Шукшина (впрочем, в строгом смысле их рассказами и нельзя назвать). Такое открытое движение к предельной простоте, своеобразной обнаженности в традициях русской литературы». Давайте зададимся вопросом: в какой ситуации возможно, что «герои не все могут высказать»? Пожалуй, в одной, когда реальная действительность не дает достаточных оснований для понимания того или иного явления. Интуиция художника подсказывала Шукшину необходимость вышеназванных рассказов, которые, однако, не принесли творческого удовлетворения. Думается, иначе и быть не могло: Шукшин впервые коснулся проблемы, грядущий масштаб которой в 70-е не дано было постичь никому. Но прочитаем «Генерала Малафейкина», «Пьедестал», «Привет Сивому» в контексте сегодняшнего опыта - и мы поразимся их актуальности! ДУМАЕТСЯ, именно в последнее время и должен был раскрыться пророческий потенциал этих шукшинских рассказов. Между прочим, в своей известной книге «Характеры Василия Шукшина» (Барнаул: Алтайское книжное издательство, 1981) Виктор Горн о них всего лишь упоминает. Например, подтверждая тезис, что в трудные минуты жизни герои писателя часто вспоминают свою «малую» родину, Горн среди примеров 10

Вячеслав Возчиков

называет Михаила Александровича Егорова, кандидата наук из рассказа «Привет Сивому». Вспомним, как тот говорит: «Катя, что, если мы... у меня скоро отпуск, махнем-ка мы в Сибирь, на Алтай». Давайте задержимся на этой фразе, она стоит того! Как многозначительно многоточие после «мы»!.. Инстинктивно осекся кандидат наук, понял, что дружеское «мы» здесь неуместно; это ведь только для близких людей праздник совместные хлопоты, сборы в дорогу, составление планов, даже распределение расходов... Подобное «аристократическую» Катю не заинтересует, и Михаил мгновенно перестраивает фразу (ну, очень хочется ему привлечь подружку к своему миру, на все готов ради этого!): «… у меня скоро отпуск...». Те, кому сегодня за пятьдесят, прекрасно помнят, что значили в 70-е чудные слова - «скоро отпуск!» А значили они действительно очень многое, в том числе «позволительность», заслуженное моральное право потратить на себя, на отдых, на развлечения (понятно, в духе того времени!) столько, сколько в иные месяцы никогда не позволишь. Так называемые «отпускные» выдавались вместе с «зарплатой» - и сумма получалась весьма приличная!.. Так вот, прежде, чем сказать, «махнем-ка в Сибирь, на Алтай…», Егоров многозначительно замечает: «... у меня скоро отпуск». Словно намекает, что расходы по поездке могут быть и не совместными, что он их возьмет на себя!.. Однако и на это Катя не реагирует, и о возможных причинах очень интересно поразмышлять, вариантов масса, но это уже отдельная тема... «Через запятую» упомянут в монографии В. Горна и «Генерал Малафейкин». «Своеобразной последовательностью отличается социально-психологический анализ характеров, которые почувствовали хоть на минуту власть над другими. Шукшин педалирует оттенки проявления данных характеров, возомнивших вдруг себя «важными деятелями с неограниченными полномочиями», - пишет Горн, и приводит названия рассказов: «Крепкий мужик», «Ноль-ноль целых», «Ораторский прием», «Кляуза», «Генерал Малафейкин»…

11

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Исследователь еще раз обратится к «Генералу...», иллюстрируя положение, что «психологические характеристики героев воссоздают свойства, постоянно присущие персонажам определенного типа». Далее следуют выписки из рассказов «Други игрищ и забав», «В профиль и анфас», «Страдания молодого Ваганова». И из «Генерала Малафейкина»: «Мишка Толстых, плотник СМУ-7, маленький, скуластый человек с длинными руками, забайкальский москвич...» и т.д. Вот и все упоминания о «наших» рассказах, о «Пьедестале» - вообще ни строчки! Хотя Глебу Капустину («Срезал») отведено несколько страниц, подробно разобран рассказ «Критики», да мало ли произведений и героев, получивших точную оценку Горна, удостоенных емкого анализа!.. Повторю: о названных нами рассказах - лишь несколько строк... Понятно, обо всем не скажешь, «нельзя объять...», но все же, как нарочно, о чем хочется прочитать, того и нет!.. ДРУГОЕ ДЕЛО - книга В. Горна «Наш сын и брат (проблемы и герои прозы Василия Шукшина)», вышедшая в Алтайском книжном издательстве в 1985 году. Согласно выходным данным, книга сдана в набор в июле, подписана к печати в сентябре 1985-го, то есть пришла к читателям скорее всего в начале 1986-го года. К чему эта точность?.. А чтобы напомнить: книга вышла в начале «эпохи Горбачева» - странного времени надежд, сомнений, разочарований… И, скажем так, первых, невозможных ранее «вольностей». Случайно ли, что в этой книге В. Горн уже обращает особое внимание на «Генерала Малафейкина», словно по-новому осмысливает его содержание? Читаем: «... маляр Семен Иванович Малафейкин ... явление куда более серьезное. Он, изображающий из себя генерала, видимо, испытывающий при этом сладостное чувство власти, от имени ее и как представитель ведет беседы, к которым просто с улыбкой уже нельзя отнестись.

- Не скажите, не скажите, - негромко говорил голос, - не могу с вами согласиться. У меня же бывает то и дело: вызываешь его, подлеца, в кабинет: «Ну, что будем делать?» Молчит. «Что 12

Вячеслав Возчиков

будем делать-то?» Молчит, жмет плечами. «Будем продолжать в том же духе?» Гробовое молчание... «Ведь я же тебя, подлеца, из Москвы выселю! - говоришь ему. - Выведешь из терпения выселю!» и т.д. «И откуда у них эта маниакальная жажда власти, болезненное желание самоутверждения, переходящие в ненависть к окружающему миру и человеку?» - задает вопрос В. Горн и оставляет его без ответа. Еще раз: в книге 1981-го года критик такой вопрос вообще не ставил (кощунство!), в 1985м - задает, но ответа не предлагает (дескать, наблюдается такое явление, но откуда оно? Вроде бы, нет для него причин...). Ну, а мы, сегодняшние, перестройками и дефолтами умудренные, что скажем?..Не поразимся ли, что Шукшин еще в 1972-м интуитивно почувствовал лик нашего времени?.. Хорошо, пусть не почувствовал (в 70-х даже отъявленные диссиденты не предполагали быстрого краха СССР, а Шукшин был великим патриотом), пусть просто подметил «нетипичный фактик». Но почему именно его подметил? Да еще и рассказ сделал - онто, требовательный к себе художник? Значит, легло на сердце беспокойство, смутное тогда еще предчувствие опасности, которая возникнет, если повернутся особо обстоятельства, если изменятся ценности, если... Что ж, именно так и случилось повернулось, изменилось, кто был никем, стал... Нет, я не хочу сказать, что кругом - сплошь Малафейкины, однако сей образ уже вполне тянет на «типичного представителя». По-моему, будет справедливо сказать, что некоторые рассказы Шукшина, в том числе упомянутые, опередили свое время на десятилетия. СЮЖЕТ «Генерала Малафейкина» - наипростейший. Напомню: ночь, купе поезда... Проснувшийся «Мишка Толстых, плотник СМУ-7, маленький, скуластый...» прислушивается на верхней полке к доносящемуся снизу разговору. Беседа - из тех, что ведут между собой часто ездящие в командировки начальники «среднего» уровня: как тяжело им, незаменимым, «дело делать», однако куда уж деваться - надо и т.п. Но что за наваждение: голос того, кто явно подавляет своего собеседника (и персональные 13

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

водители у него, и дача с камином, и «порнуху» для него и ему подобных в санатории «крутят»), очень уж напоминает Мишке «...Семена Ивановича Малафейкина, московского соседа из 37-го дома, нелюдимого маляра-шабашника, инвалидного пенсионера». Мишка ушам своим не верит - уж больно складно «генерал» о жизни рассказывает!.. Однако утро, как всегда, мудренее. Проснувшись, Мишка с изумлением узрел своего напарника по «шабашке» и, улучив момент, шепнул: «Чего эт ты ночью плел.?..» Увы, ответа на этот вопрос получить не удалось - ни когда поезд подъезжал, ни когда соседи по отдельности, но, наблюдая друг за другом, добирались домой, ни когда уже во двор входили... Малафейкин только краснел и огрызался. И Мишка отстал от него, даже «вдруг стало жалко. «Во звонарь-то! Они, видите ли, жить умеют... Звонарь». Отстав от «генерала», Мишка пошел своими делами заниматься: «Сигарет купить. У него сигареты кончились». Вот и все, весь рассказ. В 70-х годах он скорее воспринимался как «хохма», как образчик шукшинского юмора... Будь иначе, литературоведы того времени уделили бы ему особое внимание (тот же В. Горн в «Характерах...» не ограничился бы лишь упоминанием!). Однако позволю себе предположить, что сам Шукшин не относился к «Генералу Малафейкину» как к «хохме», потому и не включал его в прозаические сборники... Итак, не «хохма», с одной стороны, но и не художественный шедевр (это очевидно!) - с другой. Что же тогда?.. И - зачем?.. А ПОЧЕМУ БЫ не увидеть в «Генерале Малафейкине» предостережение Шукшина даже не современникам, а следующему поколению?.. Предостережение до конца не осознанное, в развернутую художественную картину не сложившееся, но почему-то представляющееся писателю необходимым?.. Кажется, никто не спорит, что есть у великих писателей некое особое предчувствие.... Малафейкин в образе «генерала» - это материализация мифа о кухарке, допущенной к управлению государством. А ведь мы эту «материализацию» испытали на себе в начале 90-х!.. Во 14

Вячеслав Возчиков

«власть» пришли даже не безобидные «кухарки», а в спортивных брюках «президенты» различных компаний, банков, обществ с накаченными отнюдь не только в тренировочных залах мышцами. «Господа, наше время пришло!» - пела Вика Цыганова, и те вершины - управленческие ли, научные, художественные, для достижения которых раньше порой жизни не хватало и столько знаний, мастерства, усилий требовалось, - вдруг стали покоряться «настойчивым» поразительно быстро!.. Некто, смотришь, вчера сторожил автостоянку или приторговывал разбавленным вином, - а сегодня сидит за дубовым столом в офисе в чине генерального директора или еще более звонком, да еще и нередко в звании членкорреспондента какой-либо общественной академии!.. Кстати, об общественных академиях - их сегодня в стране более двухсот, говорят, есть даже Академия парикмахерского искусства... Звучит весьма внушительно, а то, что за пышной визитной карточкой - лишь необоснованные амбиции многочисленных маляровшабашников Малафейкиных - кому до этого сейчас есть дело?.. Демократия-с!.. Однако вернемся к шукшинскому персонажу. Ведь что страшно-то: Семен Иванович Малафейкин убежден, что не только в собственных фантазиях, но и наяву он смог бы властью распорядиться, более того, уверен, что достоин этой власти!.. Знает же, что раз «большой начальник» - значит, есть у него «два сменных водителя» и дача - «каменная, двухэтажная» («Напрасно отказываетесь от дачи - удобно. Знаете, как ни устанешь за день, а приедешь, затопишь камин - душа отходит»); отдыхает начальник, ясно, в санатории (около Кисловодска, «... у нас там свой корпус есть»), и до того он «избранным» себя чувствует, что «... иногда думаешь: «Да на кой черт мне все эти почести, ордена, персоналки?..» И невдомек Малафейкину, что ни Андропов, ни Брежнев, ни тем более генералиссимус «за заборами» дураков не держали, «шампанским, фруктами, пятым-десятым» кого попало не кормили-поили.. Да и «на кой черт» нужна была вся эта мишура тем, кто умирал на производстве, кто дачу свою казенную только по ночам видел, а если уж выпадало посмотреть зарубежный фильм, то был действительно шедевр кинематографа!.. Я знал 15

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

таких людей, уверяю, они не стали бы «заказывать» фильм, «какой-нибудь такой... с голяшками» И не по каким-то там «соображениям», а потому, что настоящими мужиками были!.. МАЛАФЕЙКИН бесстыдно надел на себя маску крупного руководителя, как сделали сегодня в России тысячи людей. То, что в начале 70-х воспринималось хохмой, обернулось трагедией. В реплике Мишки Толстых - весь Шукшин в его человеческом и писательском блеске: «Чего вы из себя корёжите?.. Чего вы добиваетесь этим?., Вам что, легче, что ли, становится после этого?» Отличная концовка для рассказа!.. Но почему уже через несколько строк писатель будто специально «сглаживает» смысловую кульминацию?.. Вот Мишка, словно на излете, по инерции еще раз спрашивает: «Зачем врал-то ночью мужику?» А какое-то время спустя ему уже «вдруг стало жалко» Малафейкина, и Мишка готов забыть о нем. Благо, и дело неотложное появилось - «Сигарет купить. У него сигареты кончились». Такое впечатление, что Шукшин решил поскорее дописать рассказ - пусть завершение будет вялое, дело уже не в этом... В чем же? В отчетливом предчувствии, что значение заданных Малафейкину вопросов переходит границы рассказа. Ясно, писатель и предположить не мог, что через каких-то два десятка лет «строить из себя» станет стилем жизни, однако горечь предвидения его уже не отпускала. ЧЕРЕЗ ГОД ШУКШИН в определенной степени вернется к нравственной проблематике «Генерала Малафейкина», попытается ответить, зачем, во имя чего это самое «корёженье» происходит. Имею в виду рассказ «Пьедестал», впервые опубликованный в 1973-м. Вновь предельно незамысловатое содержание: самодеятельный художник Костя Смородин, живущий тем, что рисовал «вывески, плакаты, афиши», тайно от всех пишет картину. Целый год над ней работает, мечтая, что получится шедевр, и все признают талант Кости, а значит появятся слава, почет, достаток... Наконец, Смородин приглашает лучшего художника города посмотреть готовую картину под 16

Вячеслав Возчиков

названием «Самоубийца». Однако ожидаемый триумф обернулся крушением радужных надежд. «Ты прямо напугал меня, добродушно сказал Коля-художник. - Я уж думал, тут правда черт те чего... Не вышло, Константин. Самоубийца... - он опять невольно хохотнул». Если Смородин, в общем-то, мужественно встретил приговор, то с женой его, Зоей, случилась истерика, и художнику Коле пришлось поспешно ретироваться... Казалось бы, Зое сдержаннее бы себя вести, чтобы приободрить мужа, хотя бы... У нее же глаза полыхали «… не гневом даже, а - гибелью, крушением. Изождавшиеся ее глаза кричали болью». Да в чем дело-то?!. Ну, не получилась картина, что из того?.. То, что в один миг исчезла возможность «корёжить из себя», разбилась мечта об «иной жизни»! Она и так была нереальна, мечта эта, но хоть маленькая надежда теплилась, теперь же - только тоска беспробудная осталась... Если в «Генерале Малафейкине» Мишка Толстых лишь недоумевает: «Зачем?», то в «Пьедестале» предложен один из вариантов ответа: «И глаза ее (т.е. Зои. – В.В.) явственно светились светом иной жизни, той жизни, где она жила мыслями, - жизни, где дни и ночи тихо истлевали бы в довольствии и пресыщении, где не надо продавать билеты (по сюжету, Зоя работала кассиром в кинотеатре. – В.В.), где ничего не надо делать, может быть, играть в пинг-понг, ибо делать что-нибудь за кусок хлеба - это мерзко, гадко, противно, наконец просто неохота. Она знала, что такая жизнь есть. Где она, такая жизнь, черт ее знает, но она всем существом была в той жизни, а здесь только с презрением, брезгливо пребывала». Но это, так сказать, «теоретический» уровень представлений о «настоящей» жизни. Еще через год Шукшин опять вернется к теме и нарисует «картинку с натуры» - ту же Зойку, но под другим именем в так называемой «светской», «красивой» обстановке. ЗОЙКУ В РАССКАЗЕ 1974-го года «Привет Сивому» зовут Катя - виноват, Кэт. На вечеринке у «одних малознакомых людей» с ней познакомился кандидат наук Михаил Александрович Егоров 17

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

- «длинный, сосредоточенный очкарик». То ли не избалован был женским вниманием кандидат, то ли оказалось у Кэт какоето обаяние, но встречи доставляли Михаилу Александровичу удовольствие. Расслабленный, он мечтал, как «подправит свою подругу», убедит, что «не вся литература - «Аэропорт» и т.д. хорошо знакомые наивности российского интеллигента!.. Но в данном случае не о Егорове речь - у него хватило ума с юмором и даже облегчением перенести свое поражение. Наверное, нечто подобное возникало в одиноких снах Семена Малафейкина, грезилось в скучной кассе кинотеатра Зойке: «… звякающий чужой набор – «Мишель», «Базиль», «Андж»... некий зыбкий, медленный, беззаботный мир... все время - музыка и музыка, беспрерывно, одинаково; ... свет - где-то под ногами... вялые жесты... медлительные слова... Бугай в цветастой рубашке сел на диван и несколько насмешливо, несколько снисходительно смотрел на длинного опрятного кандидата.

- Знакомьтесь, - спокойно, медленно сказала Кэт, - Серж, я тебе говорила ... Серж кивнул. … Серж снисходительно подал свою руку. И кивнул снисходительно ...

- Кофе? - как ни в чем не бывало спросила Кэт; она была мила и спокойна. - Коньяк?

- Что вы предпочитаете? - тоже спокойно, медленно спросил бугай в тропической рубашке; как-то умели они так говорить - вяло, медленно у них получалось. … Вошел Серж с содовой. У него были покатые плечи и обширная грудь. - Вам коньяк или виски? - спросил он вежливо и снисходительно; он чувствовал себя в этой квартире вполне хозяином». ЯСНА ОБСТАНОВОЧКА?.. Понятны характеры?.. Это же «хозяева жизни» на сцене! Мала «территория», всего лишь квартира?.. Так то в 70-х!.. Сейчас же «новые русские» уверенно шагают по миру, «квадратная туша Сержа» становится символом уверенности, преуспевания и - унижения всех, кто не признает навязываемого лидерства. У шукшинского кандидата еще был 18

Вячеслав Возчиков

выбор: «... он с облегчением думал, что теперь не надо сюда приходить». Как просто, отказаться от случайного знакомства и продолжать жить в своем привычном, разумном и понятном мире!.. Сегодня такого выбора нет: падение нравов, триумф хамства приняли глобальный характер, а потому - не спрячешься... ВОТ НА ЧТО еще хочется обратить внимание. Можно ли о последней прижизненной публикации того или иного автора сказать, что именно ей, этой публикацией, писатель простился с читателями?.. Не думая, конечно, об уходе и прощании (кто же об этом думает?!) - просто так уж случилось... Как ни прискорбно, на поставленный вопрос следует ответить утвердительно. Потом будут - чем значительнее художник, тем больше - явлены дневники, неопубликованные произведения, черновики, письма... Однако горечь расставания останется лежать именно на последней публикации. Для В.М.Шукшина она была в девятой, сентябрьской, книжке «Нашего современника» за 1974-й год. В подборку вошли рассказы «Други игрищ и забав», «Мужик Дерябин», «Привет Сивому», «Чужие», «Жил человек...» Помните, как заканчивается последний рассказ?.. «Значит, нужно, что ли, чтобы мы жили? Или как? Допустим, нужно, чтобы мы жили, но тогда зачем не отняли у нас этот проклятый дар - вечно мучительно и бесплодно пытаться понять: «А зачем все?» Вот уж научились видеть, как сердце останавливается... А зачем все, зачем! И никуда с этим не докричишься, никто не услышит. Жить уж, не оглядываться, уходить и уходить вперед, сколько отмерено. Похоже, умиратьто - не страшно». Шукшину из «отмеренного» оставался - месяц. Именно на закате жизни выразить свое постижение вечного вопроса, сделать ответ на него последней опубликованной строчкой («Похоже, умирать-то - не страшно») - непостижимое разумом, промыслительное в этом видится... КАК И В ТОМ, что в середине последней подборки расположился рассказ «Привет Сивому» В тексте эту фразу произносил кандидат наук Михаил Александрович Егоров. В.М. Шукшин выносит прямую речь в заголовок, почему-то не 19

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

заключая ее в кавычки!.. Да потому, что незакавыченная прямая речь персонажа становится авторской!.. Получается, писатель сам передает «привет» куда-то в пространство, и об его отношении к будущему адресату этого «привета» гадать не приходится: Сивый - он сивый и есть, как бы ни наряжался и что бы ни выпивал... «А когда же он думает? - не унимался кандидат. - Во время рысистых испытаний?» Полноте, у него другое занятие есть, сегодня Сивый просто «ржет от удовольствия», а мы... перечитываем В.М.Шукшина.

ШУКШИН КАК ОПРАВДАНИЕ СОВЕТСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ ЕСЛИ ЗАГОЛОВОК покажется излишне драматичным или, наоборот, погружающим в абстрактный философский контекст (вспомним «Оправдание добра» В.С. Соловьева!), то слово «оправдание» можно заменить на «отражение», «объяснение» или нечто подобное, однако без термина Сергея Георгиевича Кара-Мурзы «советская цивилизация» нам не обойтись. О чем, собственно, речь?.. НАЧНЕМ хотя бы с тех определений, которыми «награждали» наше недавнее прошлое в годы так называемой «перестройки» - вспомните, они и сегодня на слуху: «эпоха застоя», «тоталитарный режим», «империя зла», «соцлагерь» и т.д., и т.п.! Но вот парадокс: когда мы читаем прозу Шукшина – писателя, расцвет таланта которого пришелся на время самого «застойного застоя»! – то видим в ней прямо противоположное тому, в чем нас так хочется убедить поклонникам «либеральных» ценностей!.. Рассказы Василия Макаровича населяют замечательные русские люди, живущие по русским традициям, укорененные в русской духовности, в наших нравственных устоях!.. Причем живут не гдето в лесу, в монастыре – словом, не в укромном месте, так сказать, за «высоким забором» хранят духовные богатства, а в самой что ни на есть советской повседневности, социалистическом социуме!..

20

Вячеслав Возчиков

ПОЧЕМУ БЫ не предположить, а творчество Шукшина, думается, дает на это право, что именно советская цивилизация стала благоприятной средой для сбережения и развития русского духа, русской духовности?.. Предвижу возражение: предполагать, дескать, можно все, что угодно, но вот доказать-то это будет мудрено!.. Между тем можно воспользоваться весьма простой, но довольно убедительной методикой: нужно лишь обратиться к работам признанных знатоков русской души, национальных достоинств, русских особенностей (имена хорошо известны – Иван Васильевич Киреевский, Алексей Степанович Хомяков, Юрий Федорович Самарин, Иван Александрович Ильин, Федор Михайлович Достоевский… Список, слава Богу, достаточно велик!..) и выяснить, какие обнаруженные ими черты русского характера проявились в героях Шукшина, живущих в советскую цивилизацию. Совпадение и станет доказательством, что социалистическая реальность не разрушала, а хранила русскую духовность!.. Данная глава не задумывалась как аналитическая, это скорее заметки, призванные лишь обозначить проблему, заинтересовать ею прежде всего тех, кто не мыслит себя без хорошей книжки, а лета - без участия в Шукшинских чтениях. Потому я не ставил задачей конструировать мощную систему доводов, хотелось лишь обозначить познавательный маршрут, который, воспользовавшись предложенными ориентирами, в состоянии пройти каждый в свое удовольствие!.. ВОЗЬМЕМ хотя бы работу И.А. Ильина «Путь духовного обновления». Замечательный русский патриот, великий философ Иван Александрович Ильин называет десять сокровищ русской духовности, иначе сказать - оснований национального самосознания: язык, поэзия, сказка, песня, армия, территория и т.д. А ведь все эти богатства берегла и развивала советская цивилизация (за исключением, пожалуй, да и то как посмотреть, молитвы и культа святых праведников)!.. Обратим внимание, что говорит Ильин о значении хозяйства для нашего менталитета: 21

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

«Ребенок должен с раннего детства почувствовать творческую радость и силу труда, его необходимость, его почетность, его смысл. Он должен внутренне испытать, что «труд» не есть «болезнь» и что работа не есть «рабство», что, наоборот, труд есть источник здоровья и свободы». Такова была и социальная практика советской цивилизации, честно отразившаяся в прозе Шукшина – рассказы «Светлые души», «Дядя Ермолай», цикл «Из детских лет Ивана Попова» и т.д. Давайте более подробно рассмотрим рассказ «Пьедестал», к которому я уже не раз обращался в своих публикациях, всякий раз убеждаясь, насколько же значительно это произведение Василия Макаровича!.. Жена героя рассказа - самодеятельного художника Константина Смородина Зоя «олицетворяет» (да простится мне это громоздкое литературоведческое слово!) противоположное шукшинскому отношение к труду, полагая, что «… делать чтонибудь за кусок хлеба – это мерзко, гадко, противно, наконец просто неохота». Зоя, знаете ли, мечтает о «… жизни, где дни и ночи тихо истлевали бы в довольстве и пресыщении, где не надо продавать билеты (напомню, по сюжету Зоя работает кассиром в кинотеатре – В.В.), где ничего не надо делать, может быть играть в пинг-понг…». Вот они, вспомогательные, на первый взгляд, штрихи, свидетельствующие о гениальности писателя, его сверхчеловеческом предвидении!.. Время показало, что Зоя мечтала о «глянцевой», «гламурной» жизни, которой сегодня нас ежедневно «завлекают» с экранов телевизоров, демонстрируя нравы владельцев особняков на Рублево-Успенском шоссе, отдых олигархов в Куршевеле, «костюмные» дорогостоящие шоу сытых и благополучных (типа «Властелин горы»)… Неужели необходимо доказывать, что такое - невозможное в советской цивилизации! - навязывание «постмодернистского» (в смысле отказа от духовности и традиционных норм поведения) восприятия жизни разрушает русскость?!. Недавно в одном из бийских магазинов прочел объявление: «Требуется менеджергрузчик». Вот так, через дефис, Зоя Смородина порадовалась бы!.. Смысл сего текста, полагаю, вот в чем: грузчик – это «мерзко, гадко, противно….» (см. выше!), как говорит «продвинутая» 22

Вячеслав Возчиков

молодежь – «стрёмно», а вот менеджер-грузчик – извольте видеть, что-то уже заграничное, а значит – достойное… А как бы хорошо, вместо такого объявления – да строчки Достоевского написать, что «нет счастья в бездействии, что погаснет мысль не трудящаяся, что нельзя любить своего ближнего, не жертвуя ему от труда своего, что гнусно жить на даровщинку и что счастье не в счастье, а лишь в его достижении»!.. НО ВЕРНЕМСЯ к светлому – к Ильину. Вот что пишет Иван Александрович о роли сказки в нашей жизни: «В сказке народ схоронил свое вожделенное, свое ведение и ведовство, свое страдание, свой юмор и свою мудрость». Где вы, сказки нашего детства?.. Как могло произойти, что вас вытеснили с телеэкранов иностранные мультсериалы, содержание которых вызывает лишь один вопрос – зачем?!. А ведь не забылось еще, какими добрыми мультфильмами, русскими (украинскими, белорусскими, грузинскими и т.д.) сказками, былинами, взять шире – народными традициями сопровождалось становление человека советской цивилизации!.. И герои Шукшина сказки читают, слушают, сочиняют (вспомним, как тревожила молодой сон шофера девушка-смерть в киноповести «Живет такой парень», перечитаем рассказ «Как Зайка летал на воздушных шариках»!), потому и человечные они, и душа у них открыта чужой боли, и о России-матушке тоска неизбывная… По Ивану Александровичу Ильину, русским свойственно понимание, что «народ живет не для земли и не ради земли, но что он живет на земле и от земли и что территория необходима ему, как воздух и солнце». Погрузился в эту мысль – и сразу перед глазами сюжет шукшинского рассказа «Выбираю деревню на жительство», герой которого – Николай Григорьевич Кузовников – регулярно приходит на железнодорожный вокзал и «провоцирует» скучающих в ожидании поезда мужичков на рассказы об «их» деревне – в результате проясняется широкая картина русского уклада жизни («земли», «территории», если воспользоваться лексикой Ильина).

23

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

В РУСЛЕ поставленной проблемы приведу лишь два примера из мудрейшего «Дневника писателя» Федора Михайловича Достоевского. Из замечаний, содержащихся в этом дневнике, можно составить многогранный портрет русского национального характера, но я остановлюсь на наблюдениях, которые, быть может, вызовут улыбку, однако ведь и шукшинская проза редко обходится без юмора!.. Вот Достоевский задается вопросом: «Отчего у нас все лгут, все до единого? <…> Я убежден, что в других нациях, в огромном большинстве, лгут только одни негодяи; лгут из практической выгоды, то есть прямо с преступными целями. Ну а у нас могут лгать совершенно даром самые почтенные люди и с самыми почтенными целями. У нас в огромном большинстве лгут из гостеприимства. Хочется произвести эстетическое впечатление в слушателе, доставить удовольствие, ну и лгут…». И вот – внимание! – объяснение Федора Михайловича: «… мы, русские, прежде всего боимся истины, то есть и не боимся, если хотите, а постоянно считаем истину слишком уж для нас скучным и прозаичным, недостаточно поэтичным, слишком обыкновенным…». А теперь возьмем рассказ Шукшина – какой? – конечно же, «Миль пардон, мадам!». Ох, уж этот фантазер Бронька Пупков, чуть не избавивший человечество от Гитлера!.. Как же он вдохновенно врет, причем близко к реальности - это, между прочим, очень важно, что близко к реальности, свидетельствует, что рассказчик «работал над темой»!.. Когда Бронька «совершил» покушение на фюрера? 25 июля 1943 года. В действительности же бомба полковника Штауфенберга взорвалось в Растенбурге 20 июля 1944 года. Ошибочка на один год?.. А если взглянуть глазами Броньки – на одну цифру, мелочь какая!.. Далее. По сюжету, некий генерал поручил секретное задание Броньке за неделю-другую до 25-го июля: раненого командира доставили в госпиталь с поля боя, тогда вообще было много раненых, мы наступали… Да, наступление обязательно состоится, но несколько позже, началась же Курская битва 5 июля с оборонительных боев и только через месяц – 5 августа – будут освобождены Орел и Белгород…

24

Вячеслав Возчиков

Вообще, хронология этого рассказа – отдельная интересная тема, ее рассмотрение представляется небесполезным в аспекте понимания работы Шукшина-художника… Однако мы сейчас вот о чем: Бронька-то был на войне!.. Подумать только – на войне!.. Где каждый день – событие, пересказать же все – жизни не хватит!.. Но Броньке – совсем по Достоевскому! – скучна истина, тесно ему в рамках реальности, выдумку ему подавай, фантазию – вот это будет по-русски!.. МОЖНО УЛЫБНУТЬСЯ и вот этой черточке, которую подметил в русском человеке Достоевский – назовем ее условно «тягой к учености»: «Вот феномен, присущий русской душе: нет … в душе этой, лишь только она почувствует себя в публике, сомнения в уме своем, но даже в самой полной учености, если только дело дойдет до учености. Про ум еще можно понять; но про ученость свою, казалось бы, каждый должен иметь самые точные сведения…». И вот, пожалуйста, – Глеб Капустин из рассказа «Срезал»!.. Глеб рассуждает, непонятно о чем, с кандидатами наук, и, по мнению присутствующих мужиков, выходит «победителем» в разговоре… «Срезает», короче, кандидатов!.. Совсем как у Достоевского: в разговоре, например, о химии такой Глеб «мог бы выдержать самый полный ученый спор, зная из химии только одно слово «химия». Он удивил бы, конечно, Либиха (речь о современнике Достоевского немецком химике Юстусе Либихе – В.В.), но – кто знает – в глазах слушателей остался бы, может быть, победителем». Вот и Глеб Капустин, полагают его односельчане, остался победителем в диалоге с растерявшимися от невежественного напора учеными… Конечно, Федор Михайлович Достоевский подмечает не только смешное в нашем национальном характере, главным образом он говорит о простодушии, чистоте, кротости, широкости ума, незлобивости русского человека, многих других его замечательных достоинствах, которые мы можем обнаружить в героях рассказов Василия Макаровича Шукшина – уверяю, особого труда это не составит!..

25

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

МНЕ ОСТАЕТСЯ только повторить вывод, сделанный в начале этих заметок: проза Шукшина позволяет говорить о советской действительности как о цивилизации, хранившей и развивавшей русскую духовность, национальные традиции, а потому творчество Василия Макаровича есть оправдание советской цивилизации, называть которую «эпохой застоя» есть конъюнктурное, идеологическое лукавство!.. Предвижу возражение: не слишком ли схематично рассмотрел автор поставленную проблему?.. Возможный упрек отчасти принимаю. Конечно, можно привести еще немало доводов «за» и «против», расширить количество примеров, «столкнуть» друг с другом противоположные аргументы… Все верно, однако в одном убежден: в справедливости окончательной оценки. Кстати, сами-то Шукшинские чтения когда возникли?.. Вот и еще один аргумент в пользу сказанного!..

ПОСТИЖЕНИЕ ФИЛОСОФИИ ЧЕЛОВЕКА По поводу смысла статьи В.М. Шукшина «Нравственность есть правда»

ДЛЯ ТРАДИЦИОННОГО в Шукшинские дни заседания «Литературной гостиной» Алтайской государственной академии образования имени В.М. Шукшина хотелось найти тему необычную, такую, чтобы и за душу взяла, и подумать, а то и даже поспорить заставила… Взялся перечитывать публицистику Василия Макаровича, и в известной статье «Нравственность есть правда» споткнулся на следующем предложении: «Человек умный и талантливый как-нибудь, да найдет способ выявить правду. Хоть намеком, хоть полусловом – иначе она его замучает, иначе, как ему кажется, жизнь пройдет впустую». А ПРОБЛЕМА УВИДЕЛАСЬ вот в чем. Ну, Солженицын, Андрей Синявский, Юлий Даниэль… Кто еще?.. Гладилин, Аксенов… С ними понятно, их правда, скажем по-ученому, не коррелировала с советской действительностью. Но ведь Василий 26

Вячеслав Возчиков

Макарович был коммунистом, по его же признанию, стремился помочь партии; а коли уж коммунист – значит, если по-честному, в политике партии, в коммунистическом мировоззрении для него и была правда… В чем же трудность ее выразить?.. Почему для этого нужны какие-то намеки, зачем искать какие-то особые «способы»? Вообще, о какой правде говорит Шукшин?.. Сказать, что директор – ворует, секретарь парткома - завел любовницу, а в магазинах мяса нет – какая тут нужна смелость?.. В чем смелость сказать то, что и так все видят?.. Я еще раз заострю вопрос: о какой правде говорит Шукшин?.. Отчасти ответ содержится в той же, уже цитированной, статье. Василий Макарович пишет: мол, его героев часто называют «грубыми мужиками», и невдомек им, таким критикам, что «если бы мои «мужики» не были бы грубыми, они не были бы нежными». Вот в чем дело-то!.. Истинная правда – не видна; на поверхности – «грубость», внутри – «нежность», но нежность – состояние подлинное, она и есть та правда, до которой нужно добраться… А ТЕПЕРЬ давайте вспомним киношедевр Тарковского «Зеркало». Хотя бы самое начало: женщина-врач лечит молодого человека от дефекта речи. Она делает какие-то пассы руками и говорит примерно следующее: «Сейчас, на счет три, ты скажешь ясно и четко, ты должен сказать! Если не сумеешь, то и вообще уже не скажешь…» И вот врач почти кричит: «Говори!» И заикающийся юноша два раза четко произносит: «Я могу говорить!» И затем начинается великий фильм, то откровение, что открыл нам Тарковский… Так режиссер заявил проблему художника, который через напряжение, муки душевные восходит к своей миссии и осознает: «Я могу говорить!» И когда произойдет это осознание – назад пути уже не будет, к традиционной – так называемой нормальной – человеческой жизни пути уже не будет!.. ПРАВДА ШУКШИНА не в том, что он, мол, видел недостатки советской действительности, но кто-то – ЦК, КГБ – не 27

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

давал о них говорить. Говорили!.. И Евтушенко, и Высоцкий, это даже поощрялось…Прозрение Шукшина-художника в том, что он добрался до глубинных оснований человека, до тех архетипов, что управляют нами, независимо, какая власть на дворе… Вот об этой правде сказать было действительно трудно, поскольку она противоречила не каким-то там идеологическим нормам, а вообще так называемым достижениям цивилизации. Я бы сказал так: осознав правду человека, Шукшин вышел из границ своего времени – именно так писатель становится великим. Два примера, которые, надеюсь, проиллюстрируют мои, наверное, несколько сумбурные тезисы. РАССКАЗ ШУКШИНА «Волки». Иван Дегтярев и его тесть Наум Кречетов однажды воскресным утром отправляются в лес за дровами. На двух подводах. И вот они – волки... Подробности сюжета, наверное, пересказывать излишне: тесть удачно ретировался на своей подводе, а вот Ивану не повезло – волки его коня загрызли, сам он возвратился домой пешком… И решил проучить тестя, поскольку был убежден, что если бы тот не спасался в одиночку, они бы и от волков отбились, и конь бы уцелел... Но тесть хорошо знал Ивана, и потому в его избе к приходу зятя уже сидел милиционер – как охрана. Короче, забрали Ивана переночевать в участок… И вот по дороге милиционер задает глубочайший по смыслу вопрос: - Там-то не мог? – спросил вдруг милиционер.

- Не догнал! – с досадой сказал Иван. – Не мог догнать…

- Ну вот… Теперь – все, теперь нельзя. Великий смысл рассказа – в этих трех строках!.. В них – противоречие между законом и совестью, цивилизацией и культурой, а если еще шире – Человеком и социальной функцией, гражданином государства. В милиционере, Иване еще проявляются архетипические начала, совершенно утраченные Наумом или женой Ивана Нюрой, да и очень и очень многими любителями «порядка», для которых «внешняя» правда задавила «внутреннюю». Иван может быть нежным, Наум Кречетов – никогда!..

28

Вячеслав Возчиков

Или возьмем рассказ «Обида» - как Сашка Ермолаев ходил в магазин за рыбой. Его с кем-то спутали, разгорелась какая-то бессмысленная, но для Сашки чрезвычайно обидная перепалка… Человек оказался один против определенной социальной группы (назовем ее «посетители магазина») – и свой поединок проиграл. Сашка понял: «Эту стенку из людей ему не пройти!» Нежность не выдержала напора грубости… ТВОРЧЕСТВО ШУКШИНА суть философия Человека, и в постижении этой философии – подвиг художника, а не в критике или исправлении каких-то там сиюминутных социальных недостатков! Великий писатель Шукшин однажды осознал: «Я могу говорить!» Почувствовал правду, которую может понять и выразить только он.

«ЧЕЛОВЕК КУЛЬТУРЫ ЛЮБИТ НЕ МНОГОЕ, НО ГЛУБОКО …» Беседа с академиком Александром Корольковым

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ перед народом – черта подлинной русской просвещенности, ведь русская просвещенность производна от света духовности, высшего божественного света, явленного в совестливости, верности идеалам добра, милосердия. Можно жить в деревне и не нести в себе качеств народа, если ты отгородился от народной культуры, если ты безразличен ко всему родному. О нравственных истоках человека, русской культуре, значении писательского слова и, конечно же, о Василии Макаровиче Шукшине – фрагмент беседы с доктором философских наук, профессором, академиком Российской академии образования А.А. КОРОЛЬКОВЫМ (полностью интервью опубликовано в книге В.А. Возчикова «Книга – явление культуры»).

29

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

- Какую роль сыграл Шукшин, старший земляк, в Вашей судьбе? Встречались ли Вы с ним?..

- Василия Макаровича Шукшина мне не довелось видеть, хотя встреча была совсем рядом. Если в Сростках, где мы с братом Володей делали непременно остановку, путешествуя на велосипедах по Чуйскому тракту и дальше вглубь гор, такая встреча могла быть случайной, то на съемках фильма «Прошу слова» знакомство было предопределено, не оборвись сама жизнь Шукшина. Биографы внушили читателям, зрителям, что последний фильм с участием Шукшина-актера - «Они сражались за Родину». Бондарчук успел отснять весь материал, и лишь озвучивание ленты завершалось после смерти Шукшина. Не многие обратили внимание на то, что режиссер Глеб Панфилов спас самую последнюю роль Шукшина на экране. В 1973 году появился у меня замысел написать философское размышление о творчестве, проследить сам процесс творческого акта, от авторского сценария к авторскому фильму. Я предполагал вникнуть, всмотреться в становление шукшинского фильма «Я пришел дать вам волю», но это было трудноосуществимое желание. Шукшин работал на московских киностудиях, и я решил в качестве начального шага понаблюдать за съемками авторского фильма Глеба Панфилова. Сценарий меня разочаровал, тем заманчивее было убедиться в творческих возможностях талантливого постановщика, способного превратить посредственный текст в произведение искусства. Панфилов пригласил, помимо непременной для его кинокартин Инны Чуриковой, Николая Губенко, Жанну Болотову, Леонида Броневого и на роль драматурга (это было самое безошибочное решение) – Василия Шукшина. Съемки шли споро, мне выписали постоянный пропуск на Ленфильм, и я обжился в декорациях председателя горисполкома провинциального русского города. За зимние и весенние месяцы были отсняты основные сцены фильма, на июль я укатил, как всегда, в Сибирь, вернулся в августе в Ленинград, 30

Вячеслав Возчиков

но как-то не поспешил на киностудию. Когда позвонил Глебу Панфилову, расстроился: на съемки приезжал Шукшин. Хотя тут же и было чем успокоиться: центральная сцена с его участием, разговор о постановке пьесы на сцене городского театра, еще будет сниматься… А вскоре в газете появилось крохотное извещение о том, чему невозможно было поверить… Глеб Панфилов совершил невероятное; он не только озвучил уже отснятый материал, но, полагаясь на мастерство Чуриковой, удерживая только ее в кадре, показал долгий разговор с драматургом (Шукшиным) как телефонный диалог. Разумеется, в этом диалоге уже не голос самого Шукшина, но спасти последнюю роль величайшего русского художника удалось. Этим и останется замечателен фильм «Прошу слова». Что значил для меня Шукшин? Стоит ли повторять то, что по следам разговоров, живых впечатлений написано в очерке «Сростки» (журнал «Аврора» № 7 за 1979 год), в неторопливых раздумьях о нравственных проблемах, заостренных Шукшиным (статья «Правда есть истина в действии» опубликована в журнале «Наш современник» № 2 за 1987 год, затем перепечатана в барнаульском сборнике 1989 года «Шукшинские чтения» и вошла в мою книгу «Русская духовная философия»)? Хотя и очерк, и статья написаны давненько - они мне дороги, и я убежден, что написанное с предельной искренностью и любовью не подлежит переделке и корректировке с течением временем. Очерк «Сростки» - переломный для меня, в нем удалось заявить о собственном стиле философствования, сказать о личном, но не о личностном смысле столь масштабного явления русской культуры, каким был и остается Василий Макарович Шукшин. Главным редактором Ленинградского молодежного журнала «Аврора» был в те годы Глеб Александрович Горышин. После окончания Ленинградского университета он поработал корреспондентом на Алтае, там он познакомился с Шукшиным и даже снялся в эпизоде фильма «Живет такой парень» Мне довелось познакомиться и подружиться с Горышиным много лет спустя, тогда же он сохранил полноту очерка «Сростки», и 31

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

в этом сказалось доверие к стихийному публицисту. Дело в том, что очерк под рукой редактора отдела публицистики подвергся и сокращениям, и таким «улучшениям», в которых порой не узнать было собственные мысли. Сколь велико было мое удивление, когда, получив номер «Авроры» к пятидесятилетию со дня рождения Шукшина, я увидел очерк в первозданном виде. «Это волей Горышина», - недовольно буркнула редакторша. Замечательный был человек, писатель, редактор Глеб Горышин!.. Светлая ему память…

- Вы участвовали в Шукшинских чтениях, конференциях?.. Как оцениваете их смысл, значение?

- В Сростках, на горе Пикет (или, как принято говорить в Сростках, - Бикет) бывал несколько раз и в дни тишины, один на один с красотами Катуни, березняков, речки Федуловки, и в июльские праздники, когда гора наполнена музыкой, песнями, речами с трибуны. Дважды посчастливилось слушать выступления там Валентина Распутина, - он к своим устным речам относится очень ответственно, и оттого они насыщены мыслями, чувствами. Одно из его выступлений удалось записать на магнитофон, и кафедра истории современной русской литературы (тогда ею руководил Л.Ф. Ершов) в Ленинградском университете устроила прослушивание этой речи, произошла своего рода конференция по поводу шукшинской речи Распутина. В Сростках я всегда был только зрителем, сидел на травке, слушал, радовался общению, празднику русского самовыражения. Как-то я говорил о целебности для нас проведения Дня русской культуры, чтобы всколыхнуть духовно всю Россию. Праздники Шукшина в Сростках - и есть Дни русской культуры, они не дают иссякнуть надежде на исцеление России, там в эти дни и небо особенное, светлое, высокое, и лица просветленные, и единение душ, будто в небесном храме. Если есть для кого-то неясность в смысле слова «соборность», только в русском языке существующего слова, приезжайте в Сростки в день июльского торжества, и вопросы 32

Вячеслав Возчиков

исчезнут. В Сростках властвует дух соборности, дух соединения каждого с каждым и вместе – со всей Россией. Придет срок, и непременно поднимется под сростинским небом, на горе Пикет церковь, тогда соборность русская обретет тот смысл, который придавали ей Алексей Степанович Хомяков и последующие наши религиозные мыслители. В конференциях же, устраиваемых университетами, я не был зрителем: выступал в Ленинграде, Барнауле, в Бийске. Самая памятная – ленинградская, десять лет прошло тогда после смерти писателя… В 1984 году Ленинградский университет собрал первую масштабную конференцию, где рядом оказались и оператор шукшинских фильмов Заболоцкий, и писатели Залыгин, Крупин, Горышин, и литературоведы, и земляки Шукшина - Ядыкина, Зяблицкий, Куксин, была и родная сестра Шукшина - Наталья Макаровна. Встреча эта породнила нас, земляки навестили мой дом. За столом закончилась официальная часть конференции, мы чувствовали себя одной сибирской семьей: рассказы Ивана Петровича Попова (сродного брата Василия Макаровича), учительницы из села Сростки Надежды Алексеевны Ядыкиной, близко знавшей Шукшина, детские воспоминания Натальи Макаровны, веселые и протяжные песни, те, что любил петь Шукшин («На улице дождь, дождь... Ветром поливает, ветром поливает, брат сестру качает», припоминали куплет за куплетом, но что-то все же напутали, и Иван Попов подытожил: «А Василий знал от и до, он хорошо пел эту песню»).

- Вы упомянули о Залыгине… Сергей Залыгин написал предисловие к первому изданию сказки-повести «Воспоминания Домового». Это случайно или результат Ваших писательских, земляческих отношений?

- Непосредственное знакомство с Сергеем Павловичем Залыгиным произошло у меня как раз на шукшинской конференции в Ленинграде, то есть в 1984 году. Залыгин - наш земляк, он долго жил в Барнауле, Новосибирске. При небольшом 33

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

чтении новинок прозы я все же не пропускал повестей, рассказов, публицистики Залыгина, а роман «После бури» и вовсе «зацепил» философствующую душу настолько, что я написал литературнокритическую статью «Зрелость зрелости». Эту, уже готовую статью, я и показал Залыгину на конференции. Сергей Павлович поругал меня за то, что не печатаю свою публицистику, сокрушался, что не возрождается жанр философской критики. К статье он отнесся благосклонно, но его авторитет той поры не сказался на публикации даже статьирецензии об его романе. Он посоветовал сходить в журнал «Звезда», там «отфутболили» материал - сам редактор отдела критики уже написал или собирался писать о романе; «Сибирские огни» тоже отвергли, а потом и я махнул рукой на эти хождения, пока не проявил интереса к статье журнал из Петрозаводска «Север» - а точнее, редактор отдела критики и публицистики И.К. Рогощенков. И в середине 1986 года статья появилась в «Севере». Была написана и отлеживалась в столе сказка «Воспоминания Домового». По наивности показывал я ее в издательстве «Детская литература», но там русская тема, а тем более тема памяти, никого не трогали (сказывалась еще и одиозная репутация общества «Память»). Залыгину не рискнул показать сказку тогда, но позднее все же попросил почитать. И тут произошла забавная история. Залыгин написал предисловие к повести-сказке, а в 1987 году напечатал его в своей книге «Критика. Публицистика». Таким образом, появилось предисловие к книге, которую никто не видел. А сказка с этим предисловием вышла лишь в 1989 году в Новосибирске.

- Рекомендации в Союз писателей России Вам давали Валентин Распутин и Глеб Горышин. О Горышине Вы уже упоминали. Скажите о Распутине. Не случайно, видимо, эпиграфом к Вашей книге «Русская духовная философия» выбран отрывок из личного письма к Вам Валентина Григорьевича…

34

Вячеслав Возчиков

- Я сознательно искал встречи с Валентином Распутиным, хотя назойливости в знакомствах не люблю. Неожиданная смерть Шукшина стала укором за нерешительность, медлительность; земляки, работающие в культуре, отстаивающие подлинность русской культуры, обязаны быть хотя бы знакомы, а далее отношения зависят от многого: от характеров, от совместимости, от симпатий, совпадения интересов, от взаимопритяжения… Не всегда единомышленники способны дружить или хотя бы общаться. К сожалению, я плохой летописец, не веду дневников и оттого не могу восстановить, хотя бы приблизительно, дату знакомства с Валентином Распутиным. Переписываемся с 1985 года, а встречи начались на несколько лет раньше. Както зимой удалось выписать командировку в Иркутск по делам Проблемного совета по диалектике, хотя летел я с сокровенной мыслью повидать Распутина. Сильное стремление сбывается счастливым образом. Иркутские университетские коллеги потащили, естественно, первым делом в ресторан, а один из преподавателей, сидящих за столом, был вхож к Распутиным. После двух-трех рюмок мы сбежали от компании, и вскоре нам открыл дверь Валентин Распутин. Бестактно и вероломно такое вторжение, но это быстро простилось, мы засиделись, и Валентин пригласил меня еще на другой день встретиться. И опять проговорили немало за чаем с домашними пирожками. Неуместной похвальбой выглядел бы любой рассказ об отношениях с Валентином Распутиным, потому я упомяну лишь один эпизод, никак не относящийся ко мне лично.

25 марта 1990 года Валентин Распутин приехал в Ленинград. В этот воскресный день в Свято-Троицком соборе Александро-Невской лавры крестилась моя дочь Ольга, и Распутин стал ее крестным. Каково же было мое удивление, когда, открыв газету того дня, прочитал, что Указом Президента Союза Советских Социалистических Республик членом Президентского совета назначен, среди десяти других, Распутин Валентин Григорьевич. Представьте только, в день, когда появился Указ, 35

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

когда можно в любую минуту ждать приглашения в Кремль к Горбачеву, Распутин предпочитает, несмотря на все возможные так называемые высокие встречи, приемы, - тихое, но очень важное для девочки духовное событие – крестины. На книге «Что передать вороне?» он оставил такую надпись: «Оленьке Корольковой в день обретения ею духа своего и имени. Как нельзя опоздать с событием, которое произошло сегодня, так и всякая детская книга не есть только детская, а потому подношу я ее искреннее. В. Распутин. 25 марта 1990».

- А вот Вы крестились взрослым... Что-то помешало этому в детстве?

- И отец, и мама были сельскими учителями, а разве могли учителя позволить такую вольность? Мама - дочь священника и, конечно, росла в церковной семье; она на всякое событие, путешествие благословляла меня крестным знамением. Пасху в наших сибирских деревнях никогда не забывали: славить по дворам дети ходили, и я притаскивал в мешке крашеные яйца, печенюшки, собирались на огромных качелях - их специально сооружали, усаживались на доску человек по десять, а с ребятней и поболее. А по краям парни или мужики раскачивали до неба – визги, крики, веселье…Пасха оставалась Пасхой, хотя церкви и не было в деревни.

- Что в деревне Вашего детства? В сказке «Воспоминания Домового» чувствуется опыт деревенского детства…

- Странная это была деревня – станция с убаюкивающим названием – Баюново. Рассыпались избенки среди степи вдоль железной дороги, ни речки, ни озерца вблизи, лишь болотце, и более того – вовсе не добыть питьевой воды из земли. Вода привозная, приходил каждодневно вагон-бак, цистерна из Овчинниково, большой станции – от нас в сторону Бийска. Баюново облетала эта весть, и взрослые, и ребятишки устремлялись с коромыслами, тележками к колодцу, куда сливалась из вагон-бака вода.

36

Вячеслав Возчиков

Баюново называли еще Баюновка. Вообще-то – железнодорожная станция, но и по масштабу, и по образу жизни была деревней, хотя железная дорога отличала ее от других деревень. В военные и послевоенные годы станция подкармливала баюновцев: приторговывали семечками при коротких стоянках пассажирского поезда, ездили на базар или барахолку в Новоалтайское (Чесноковку) и в Барнаул, если до Алтайки (так именовали станцию Новоалтайскую) около тридцати, а до Барнаула – сорок километров, то до Бийска подальше – под сотню. И в детстве я только слышал рассказы о Бийске от родителей, они там когда-то жили, но попасть в ту пору в Бийск мне так и не довелось. Чувственная жизнь души определяется детством, вырастает из детства, даже диктуется детством. Поэтичны мы или расчетливы, добры или жестоки, влюблены в природу или безразличны, привязаны к родным, друзьям или эгоистичны – многое, многое, в сущности все, что окрашено чувственностьюбесчувственностью, сердечностью-бессердечностью, заложено в детстве. Не во всяком человеке рано проявляется чувственная жизнь, особенно в условиях технической цивилизации. Во многих эмоционально-чувственная жизнь угасает, не раскрывшись, и люди ведут механическое существование, погружаются в прагматизм, уже нет возвышенных стремлений, мыслей о небесном, щемящей любви и тоски, вдохновения и нежности… В русских поэтах, художниках, композиторах и даже философах с предельной остротой проявилась полнота русской чувственности, в них словно сосредоточена русская душевность, теплота, отзывчивость, ранимость, преданность своей Земле, любовь к Отечеству и народу, правдоискательство. Потому-то так существенно проследить истоки творческой биографии русского писателя, философа, мир его детства, его окружение и привязанности, все, что стало предосновой душевно-духовного мира. Если не у всякой творческой личности была своя Арина Родионовна, то было все же такое в судьбе, в родных, что воспламеняло огонь творчества, что светило из далекого детства и без чего невозможна разгадка творческой судьбы.

37

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

- Позвольте, раз уж зашла речь о пробуждении нравственных понятий, чувств, предложить теоретикопедагогическую тему о роли детских впечатлений, детского окружения для формирования человека культуры. Мы хорошо знаем что писатели, ученые, режиссеры, изобретатели часто – выходцы из деревни. Казалось бы, совсем немного вещей, игрушек, книг окружает ребенка, а способности как-то пробуждаются…

- Человек культуры любит не многое, но глубоко: одних родителей, одну религию, одну Родину, немногих писателей, композиторов и т.д., он не разбросан, сосредоточен. Современный мир уводит от культуры избыточностью газет, телепередач, удовольствий, многого, многого… Не на чем задержаться, подумать, помечтать. Вместо любви – партнерство, вместо чтения - чтиво, вместо дружбы – знакомства и т.д. Писателю особенно целебна неторопливость, выборность впечатлений. Вспомните, пока было немного фильмов, их знали почти наизусть, мальчишки ухитрялись посмотреть по десять раз «Чапаева», «Трех мушкетеров», «Семеро смелых», «Свадьбу с приданым»… Оттого и песни знал каждый. А есть ли теперь хоть один фильм, который захватил бы внимание, душу подростка? Точно также утерян интерес к детским игрушкам от той же пресыщенности. В моем детстве все автомобили, на которых пипикал и ехал по полям и весям, все самолеты, на которых летал над оврагами и колками, над Эйфелевой башней и рейхстагом – все и иные возможные машины строились из одного материального предмета – кухонной табуретки и из идеального, самого существенного материала – воображения, фантазии. Десятки, сотни заводных, электронных устройств способны лишь пробудить стойкое равнодушие к игрушкам и усыпить любознательность, мечту, все то, что и делает маленького человека большой творческой личностью. Я был очень богатым в детстве, у меня была та самая табуретка, которая позволяла совершать самые обыкновенные путешествия. А еще были сказочные поездки на покос, откуда возвращался под самым небом - на возу сена, и 38

Вячеслав Возчиков

там, держась за бастриг, чтобы не свалиться на ухабах и откосах, плыл вместе с облаками, парил вместе с коршуном, загадывал невероятные желания под кукуканье кукушки. Если во мне живет поэтическая мечтательность, то оттуда, из деревенского детства

ПОЧЕМУ МЫ – НЕ ОНИ

или О «коренных началах» просвещения НЕКТО Игорь Феоктистов в предисловии к очередному труду гарвардского профессора Хантингтона («Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности». – М., 2004) с неоправданным, на мой взгляд, пренебрежением пишет о национальным самосознании русских. Сей специалист полагает, что «на вопрос «Кто мы?» русские отвечали (и продолжают отвечать): «Мы – не они», не формулируя при этом, в чем состоит содержательный аспект отличия». ПО ФЕОКТИСТОВУ, проблема русских в том, что они не могут согласиться, что «мы» – «они», хотя бы отчасти», поскольку, мол, лишь на такой базе возможен в какой-то мере плодотворный поиск национальной идеи. Вольно или невольно, Феоктистов представляет русских как безосновательно упрямую нацию, твердящую: «Мы – не они», не зная при этом, в чем – «не они», почему – «не они». Между тем русские весьма преуспели в познании самих себя. Как бы ни было заманчиво обратиться за подтверждением сказанного к нашей художественной литературе, музыке, искусству, вынужденно воздержимся от этого, дабы не отступать далеко от конкретной проблемы, о которой чуть ниже. Единственно для примера вспомним потрясающий эпизод из романа Льва Николаевича Толстого «Война и мир», когда покидающая Москву семья Ростовых отдает подводы для раненых в Бородинском сражении. Вообще-то транспорт предназначался для графского имущества, но о вещах ли думать, когда рядом умирают люди?!. «Мы же не немцы какие-нибудь», - так говорит Наташа Ростова, которой в то время, кажется, лет семнадцать. Что и где она могла 39

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

узнать о немцах, чтобы прийти к такому заключению?!. Просто Наташа укоренена в русскости, сама русская духовность руководит ее поступками! Кстати, я уверен, что здесь под словом «немцы» не имеется в виду конкретная нация, речь вообще об иностранцах. Издавна на Руси всех, с кем нельзя было объясниться, кто не понимал местных жителей, называли «немцами» - то есть немыми, не способными говорить; иноземцев называли и басурманами (не православными), переиначив сложное слово «мусульманин». Так что русские прекрасно понимали, «кто мы», и на бытовом, житейском уровне, а что уж говорить, когда вершились государственные дела!.. Глубина этого понимания не сама собой возникла, в основе ее – веками формировавшаяся система российского образования, включающая в себя не только собственно обучение в школах и университетах, но и бережно хранимые поколениями «предания старины глубокой», и нянины сказки, и народные песни, и многое, многое, что в целом зовется жизненным укладом. Вот почему всякие попытки «реформировать образование» неизбежно будут восприниматься болезненно – ведь речь не об изменении методов обучения или каких-то иных формальных правил (подобное мы переживали не раз!), присоединение России к Болонскому процессу – решение характера мировоззренческого!.. Мне думается, в преддверии 2009-го года (официально объявленного рубежом перехода на двухуровневую систему бакалавр-магистр) весьма актуально обратиться к отечественным образовательным традициям. Спору нет, движение вперед необходимо и неизбежно, но не менее необходимо и сохранить наше неповторимое «мы», не растворив его во всеобщем «они»!.. В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ идет заинтересованный всероссийский диалог о будущем нашего образования. Возможно ли вмешаться в него?.. Надеюсь, не только позволительно, но даже необходимо, однако хочется сделать это не по-чиновничьи (таких выступлений в прессе предостаточно!), а с позиций преподавателя вуза, заинтересованного в своей дальнейшей работе. Потому напомню о полузабытой сегодня статье Ивана 40

Вячеслав Возчиков

Васильевича Киреевского «О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России» – пусть это и будет развернутым аргументом для размышления о русской самобытности, отечественном просвещении, нашем месте в мире… Статья, написанная и опубликованная в «Московитянине» в 1852-м году, вызвала большой резонанс в обществе, славянофилы, тот же Алексей Степанович Хомяков, ею восхищались, западники, естественно, отнеслись иронично (как всегда успешно упражнялся в иронии Петр Яковлевич Чаадаев, который в конце 20-х начале 30-х гг. активно поддерживал Киреевского, когда тот издавал журнал «Европеец», но позднюю позицию Ивана Васильевича не принимал, что, впрочем, не мешало Чаадаеву относиться к славянофилам вполне дружески). Можно соглашаться или спорить с этой работой, но аналитическая глубина, публицистическая яркость статьи Киреевского, помоему, несомненна. Чтобы понять, «кто мы», нужно, по мнению Киреевского, осознать различия между Россией и Западом, русским и западным просвещением, что становится актуальным именно для второй половины XIX века. Раньше же, по мнению исследователя, данный вопрос или не ставился, или решался предельно легко – в том смысле, что мы всем обязаны Западу и «образованность наша начинается с той минуты, как мы начали подражать Европе, бесконечно опередившей нас в умственном развитии. Там науки процветали, когда у нас их еще не было; там они созрели, когда у нас только начинают распускаться. Оттого там учители, мы ученики; впрочем – прибавляли обыкновенно с самодовольством, - ученики довольно смышленые, которые так быстро перенимают, что скоро, вероятно, обгонят своих учителей» (все цитаты даются по изданию: Киреевский И.В. Избранные статьи. – М.: Современник, 1984. – С. 199-238). ТЕПЕРЬ ЖЕ МЫ ПОНЯЛИ, продолжает И.В. Киреевский, что «обгонять» своих учителей нам вовсе даже не нужно, ибо реальность свидетельствует, что западное просвещение уже 41

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

исчерпало свои возможности. Да, в середине XIX века наука на Западе процветает, может быть, даже более, чем когда бы то ни было; да, просвещение в Европе «достигло той полноты развития, где его особенное значение выразилось с очевидною ясностью для умов, хотя несколько наблюдательных». Почему же тогда очевидные успехи европейской науки и просвещения вызывают «почти всеобщее чувство недовольства и обманутой надежды»? Да потому, что за знаниями, научными успехами «потерялся» человек, отныне он предстает какой-то «умственной функцией», рациональной единицей, словно у него и не было никогда того, что называют богатым и неповторимым внутренним миром. Киреевский в традициях своего века говорит об этом изысканно и пространно: «… самое торжество ума европейского обнаружило односторонность его коренных стремлений», поскольку «при всем богатстве, при всей, можно сказать, громадности частных открытий и успехов в науках общий вывод из всей совокупности знания представил только отрицательное значение для внутреннего сознания человека; потому что при всем блеске, при всех удобствах наружных усовершенствований жизни самая жизнь лишена была своего существенного смысла, ибо, не проникнутая никаким общим сильным убеждением, она не могла быть ни украшена ни высокою надеждою, ни согрета глубоким сочувствием. Многовековой холодный анализ разрушил все те основы, на которых стояло европейское просвещение от самого начала своего развития, так что собственные его коренные начала, из которых оно выросло, сделались для него посторонними, чужими, противоречащими его последним результатам…». В ПРИВЕДЕННОЙ цитате очень хочется подчеркнуть обязательность для Киреевского отражения «коренных начал» во всяком просвещении, наличия «общего убеждения», лежащего в основе любого обретенного знания, об этом далее как раз и пойдет речь. И.В. Киреевский печалится о «разрушительной рассудочности» западного человека, который уверовал в то, что «собственным отвлеченным умом может сейчас же создать 42

Вячеслав Возчиков

себе новую разумную жизнь и устроить небесное блаженство на преобразованной им земле». Каким образом? На пути «обустройства» западного человека не пугают ни кровавые войны, ни человеческие страдания, ни ошибочные решения, так как он «исключительным развитием своего отвлеченного разума» утратил «веру во все убеждения, не из одного отвлеченного разума исходящие». Иначе говоря, что разумно, необходимо – то и хорошо, мораль, нравственность не должны лежать в основе каких-то решений. Если государству не хватает «жизненного пространства», значит, надо «отобрать» его у соседней страны – это же резонно, то есть правильно, а то, что при этом будет страдать иной народ – да нам-то какое до этого дело?!. Таков западный рационализм, если взять его крайнее проявление. ОДНАКО РЕАЛЬНОСТЬ опровергает миф о всемогуществе разума, его однозначной «положительности» (совершенствование орудия убийства, технологии преступлений и т.п. – это ведь тоже плоды разума!), значит, у западного человека второй половины XIX века два пути: или «довольствоваться состоянием полускотского равнодушия ко всему, что выше чувственных интересов и торговых расчетов» (если опять взять наш пример с оружием, то следует наращивать его производство, не задумываясь, что будет потом!..), или «опять возвратиться к тем отвергнутым убеждениям, которые одушевляли Запад прежде конечного развития отвлеченного разума», то есть, к убеждениям, которые были до того, как Запад стал Западом в современном понимании этого слова. Но возможно ли это (разумеется, в скольконибудь значимом масштабе!) для умов, уже давно «окруженных и проникнутых всеми обольщениями и предрассудками западной образованности»? Вопрос, видимо, наивный, сам себя Запад уже не «спасет» (забегая вперед, скажем, что, по Киреевскому, его «спасет» миссия России, которая свою «духовность» перенесет на западные рациональные «практики»). Почему же культура Запада, характер его просвещения сложились именно так, а не иначе? И.В. Киреевский утверждает, что «три исторических особенности дали отличительный 43

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

характер всему развитию просвещения на Западе: особая форма, через которую проникало в него христианство, особый вид, в котором перешла к нему образованность древнеклассического мира, и, наконец, особые элементы, из которых сложилась в нем государственность». Вот они, «три элемента Запада: римская церковь, древнеримская образованность и возникшая из насилий завоевания государственность», которые, убежден И.В. Киреевский, «были совершенно чужды древней России». Ведь особенность римской церкви в том, что «римские богословы занимались особенно стороною практической деятельности и логической связи понятий», где «рассудочное» превалировало над «духовным». Вот как об этом пишет Иван Васильевич Киреевский: «То же наружное сцепление мыслей на счет внутренней, живой полноты смысла представляет нам и религия римская, за внешними обрядами почти забывшая их таинственное значение, - римская религия, это собрание всех разнородных, даже противоречащих друг другу божеств языческого мира, наружно совмещенных, внутренно разноречащих, в то же время логически соглашенных в одно символическое поклонение, где под покрывалом философской связи скрывалось внутреннее отсутствие веры». Нужно верить, а не рассуждать о вере, лишь тогда христианство даст живительные силы, как их дает, по Киреевскому, православие в России. Напротив, в римской повседневности больше ценилась внешняя деятельность человека, чем ее внутренний смысл; гордость возводилась в добродетель; личное логическое убеждение (а вовсе не духовные заповеди!) было зачастую единственным руководством действий каждого и т.д. ДАЖЕ ПАТРИОТИЗМ, замечает И.В. Киреевский, в Риме иной, чем у православных: римлянин «не любил дыма отечества; даже дым греческого очага был для него привлекательнее. Он любил в отечестве интерес своей партии и то особенно, что оно ласкало его гордость. Но непосредственное, общечеловеческое чувство было почти заглушено в душе римлянина».

44

Вячеслав Возчиков

Таким образом, основная особенность римской церкви – в подчинении веры логическим выводам рассудка, что само по себе уже содержит «неминуемое семя реформации, которая поставила ту же церковь перед судом того же логического разума, ею самою возвышенного над общим сознанием церкви вселенской…». И вот эту рассудочную, прагматичную церковь принял Запад! Такого же характера и римская образованность. Следовательно, когда Запад принял образованность римскую – он принял образованность одностороннюю (т.е. знание без духовных оснований, примат материального над нравственным). Дело в том, что Риму «принадлежало только господство материальное над миром, между тем как умственное господство над ним принадлежало языку и образованности греческой», однако образованность греческая и азиатская «в чистом виде своем почти не проникала в Европу до самого почти покорения Константинополя», что, как известно, произошло в XV веке (в 1453 г. город был захвачен турками и переименован в Стамбул). Когда греческие изгнанники со своими знаниями и драгоценными рукописями оказались на Западе, они оживили образованность Европы, но смысл этой образованности остался тот же, ибо «склад ума и жизни был уже заложен. Греческая наука расширила круг знания и вкуса, разбудила мысли, дала умам полет и движение, но господствующего направления духа уже изменить не могла». Очень кстати сейчас сослаться на А.С. Хомякова. Дело ведь далеко не только в знаниях как таковых, считал Алексей Степанович, «истинное просвещение есть разумное просветление всего духовного состава в человеке или народе». Именно жизнь духа первична, именно «разумное просветление» и есть «тот живой корень, из которого развиваются и наукообразное знание, и так называемая цивилизация или образованность»; наука, взятая сама по себе, «не заключает еще в себе живых начал образованности». НАКОНЕЦ, ТРЕТЬЯ европейская особенность выражается в собственно становлении западной государственности. И.В. Киреевский утверждал, что «почти ни в одном из народов 45

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Европы государственность не произошла из спокойного развития национальной жизни и национального самосознания, где господствующие религиозные и общественные понятия людей, воплощаясь в бытовых отношениях, естественно вырастают, и крепнут, и связываются в одно общее единомыслие, правильно отражающееся в стройной цельности общественного организма». Напротив, общественный быт Европы по какой-то странной исторической воле почти везде возник насильственно, из борьбы на смерть двух враждебных племен, «из угнетения завоевателей, из противодействия завоеванных и, наконец, из тех случайных условий, которыми наружно кончались споры враждующих, несоразмерных сил». Как следствие, «начавшись насилием, государства европейские должны были развиваться переворотами, ибо развитие государства есть ни что иное, как раскрытие внутренних начал, на которых оно основано». Если в основании – насилие, то и последующее развитие пойдет путем насилия, потому как движение и есть развитие оснований, на которые опирается государство. В результате «европейские общества, основанные насилием, связанные формальностью личных отношений, проникнутые духом односторонней рассудочности, должны были развить в себе не общественный дух, но дух личной определенности, связываемой узлами частных интересов и партий». ТАКОВ ЗАПАД, а теперь обратимся к России, уникальным особенностям ее облика. Коренные начала русского просвещения не бросаются в глаза, как, например, обращает на себя внимание образованность европейская. И.В. Киреевский прав, что «римская церковь, древнеримская образованность и возникшая из завоеваний государственность – были совершенно чужды древней России». Последняя приняла христианское учение от Греции (через Византию), то есть «постоянно находилась в общении со вселенскою церковью», той церковью, которая была до разделения на католическую и православную. Образованность древнеязыческого мира «переходила к ней уже сквозь учение христианское, не действуя на нее односторонним увлечением, 46

Вячеслав Возчиков

как живой остаток какой-нибудь частной народности». Россия – и это очень важно! – начала осваивать последние результаты наукообразного просвещения древнего мира, когда уже утвердилась в образованности христианской. Проникновению и усвоению христианства нам не мешала «односторонняя» образованность, как в европейских странах, наследовавших римскую просвещенность! РУССКИЙ НАРОД устраивался самобытно, поскольку не испытывал завоеваний. Да, были татары, ляхи, немцы и т.д., но враги, временами угнетавшие русский народ, «всегда оставались вне его, не мешаясь в его внутреннее развитие», они «могли только остановить его образование и действительно остановили его, но не могли изменить существенного смысла его внутренней и общественной жизни». А поскольку не было завоеваний, «основные понятия человека о его правах и обязанностях, о его личных, семейных и общественных отношениях не составлялись насильственно из формальных условий враждующих племен и классов – как после войны проводятся искусственные границы между соседними государствами по мертвой букве выспоренного трактата». Единство западной страны, помнению И.В. Киреевского, складывается искусственно, в европейских общественных отношениях большое значение обретает форма, закрепленные на бумаге права, то есть - закон, пусть и «за наружною буквою формы забывающий внутреннюю справедливость». Да иначе, наверное, и быть не могло: «Каждый благородный рыцарь внутри своего замка был отдельное государство. Потому и отношения между благородными лицами могли иметь только внешний, формальный характер. Такой же внешний, формальный характер должны были носить и отношения их к другим сословиям». А вот Россия даже во времена феодальной раздробленности сознавала себя как единое живое тело. Разрозненные мелкие княжества объединяло единство убеждений, «происходящих из единства верования в церковные постановления». Что же, на Западе невозможно подобное «единство убеждений»? Дело, полагает И.В. Киреевский, «в самом способе 47

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

мышления богословско-философском. Ибо, стремясь к истине умозрения, восточные мыслители заботятся прежде всего о правильности внутреннего состояния мыслящего духа; западные – более о внешней связи понятий. Восточные для достижения полноты истины ищут внутренней цельности разума… Западные, напротив того, полагают, что достижение полной истины возможно и для разделившихся сил ума, самодвижно действующих в своей одинокой отдельности». Как красиво говорит Киреевский!.. Иными словами, индивидуализм «благородного рыцаря» соответствовал рациональности западного мировоззрения. Но если уйти от образности Киреевского, для православных путь к истине лежит через духовное просветление, для европейцев – через логические умозаключения. ГОСУДАРСТВЕННОЕ пространство России скрепляло множество уединенных монастырей, «связанных между собою сочувственными нитями духовного общения». То есть, на Западе – отгороженные друг от друга высокими стенами рыцарские замки, у нас – монастыри, хоть и уединенные, но представляющие собой как бы единый духовный организм. Из монастырей «единообразно и единомысленно разливался свет сознания и науки во все отдельные племена и княжества. Ибо не только духовные понятия народа из них исходили, но и все его понятия нравственные, общежительные и юридические …». Монастыри на Руси были центрами просвещения, исходящая от них образованность была так распространена, пустила такие глубокие корни, что даже в XIX веке, когда И.В. Киреевский писал свою статью и когда монастыри уже давно – «полтораста лет», словно уточняет Киреевский – перестали быть центрами просвещения, «этот русский быт, созданный по понятиям прежней образованности и проникнутый ими, еще уцелел почти неизменно в низших классах народа: он уцелел, хотя живет в них уже почти бессознательно, уже в одном обычном предании…». Церковь на Руси «невидимо вела государство к осуществлению высших христианских начал, никогда не мешая его естественному развитию». Внутренние убеждения людей выражались в их 48

Вячеслав Возчиков

внешних отношениях, а так как эти убеждения были проникнуты христианскими ценностями, то и проявление их освещалось светом духовности. И.В. Киреевский настойчиво доказывает: «… русское общество выросло самобытно и естественно, под влиянием внутреннего убеждения, церковью и бытовым преданием воспитанного. Однако же – или, лучше сказать, потому именно – в нем не было и мечтательного равенства, как не было и стеснительных преимуществ. Оно представляет не плоскость, а лестницу, на которой было множество ступеней; но эти ступени не были вечно неподвижными, ибо устанавливались естественно, как необходимые сосуды общественного организма, не насильственно, случайностями войны, и не преднамеренно, по категориям разума». Вчитаемся внимательно в эти слова: И.В. Киреевский по сути говорит о естественности, внутренне принимаемом социальном неравенстве, необходимости иерархической «лестницы»!.. ПО МНЕНИЮ И.В. Киреевского, «западный человек раздробляет свою жизнь на отдельные стремления и хотя связывает их рассудком в один общий план, однако же в каждую минуту жизни является как иной человек». Сначала он может от души молиться, затем выполнять какую-либо работу, потом заниматься искусством и т.д., и всегда у него это вполне самостоятельные занятия - так диктует западная рациональность. Не то у русского, все дела которого – как бы различные проявления некоего единого дела, русского человека отличает «внутренняя цельность самосознания», когда он молитвою начинает и заканчивает каждое дело, не кланяется хозяину дома прежде, чем поклонится святыне и пр. А это значит, что «русский человек каждое важное и неважное дело свое всегда связывал непосредственно с высшим понятием ума и глубочайшим средоточием сердца», он не рационален, он – духовен. Хорошо иллюстрирует русское национальное самосознание цельность семейной жизни. И.В. Киреевский полагает, что и в XIX веке эта цельность еще сохранялась в 49

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

крестьянском быту. Речь о «внутренней жизни» избы, от века поддерживающемся порядке: «… каждый член семьи, при всех своих беспрестанных трудах и постоянной заботе об успешном ходе всего хозяйства, никогда в своих усилиях не имеет в виду своей личной корысти. Мысли о собственной выгоде совершенно отсек он от самого корня своих побуждений. Цельность семьи есть одна общая цель и пружина. Весь избыток хозяйства идет безотчетно одному главе семейства: все частные заработки сполна и совестливо отдаются ему». А вот еще одна важная особенность русского характера: не стремиться выставить свою «самородную особенность» как особое достоинство, «все честолюбие частных лиц ограничивалось стремлением быть правильным выражением основного духа общества. Потому как гостиная не правительствует в государстве, которого все части проникнуты сочувствием со всею цельностью жизни общественной; как личное мнение не господствует в обществе, которое незыблемо стоит на убеждении, так и прихоть моды не властвует в нем, вытесняясь твердостию общего быта». ПО-РАЗНОМУ русский и европеец относятся к роскоши. Для человека Запада роскошь – «законное следствие раздробленных стремлений общества и человека; она… в самой натуре искусственной образованности…». У нас же «простота жизни и простота нужд была не следствием недостатка средств и не следствием неразвития образованности, но требовалась самым характером основного просвещения». По И.В. Киреевскому, «русский человек больше золотой парчи придворного уважал лохмотья юродивого. Роскошь проникала в Россию, но как зараза от соседей. В ней извинялись, ей поддавались, как пороку, всегда чувствуя ее незаконность, не только религиозную, но и нравственную и общественную». Но более, чем роскошь (соблазн которой временами тревожил душу!), русский человек не принимал «искусственный комфорт с своею художественною изнеженностью», не принимал всякую умышленную искусственность жизни, «расслабленную 50

Вячеслав Возчиков

мечтательность ума» – все это противоречило духу русского сообщества. И еще одно важное отличие русского от европейца, подмеченное И.В. Киреевским: «Западный человек искал развитием внешних средств облегчить тяжесть внутренних недостатков. Русский человек стремился внутренним возвышением над внешними потребностями избегнуть тяжести внешних нужд». Иными словами, для русских важнее внутренняя гармония, чем внешние блага. Или сегодня это не так?!. Именно так, потому и раздаются все громче голоса о возрождении духовности! Речь не о том, чтобы вернуться в избу, но о том, чтобы жизнь человеческая строилась на нравственных основаниях, а не по понятиям бизнеса. ДЛЯ БОЛЬШЕЙ наглядности различия между русским и европейцем И.В. Киреевский сводит в таблицу, анализировать которую – отдельное увлекательное занятие! В этой таблице рассудочная отвлеченность богословия на Западе противостоит внутренней цельности духа в православии; европейские схоластические и юридические университеты – сосредоточившим в себе высшее знание молитвенным монастырям древней Руси; государственность из насилий завоевания – естественному развитию народного быта; роскошь – простоте жизненных потребностей; тревожность духа – спокойствию внутреннего самосознания и т.д., на что мы и старались обратить внимание. Легко видеть, что речь идет не столько об особенностях образованности русской и европейской, сколько о различных основаниях этой образованности, нравственных обликах западной и восточной цивилизаций. По мысли И.В. Киреевского, следует осознать односторонность европейского просвещения, но не «вытеснять» его, а наоборот – «обнимая его своею полнотою» придать ему «высший смысл и последнее развитие». Тогда и будет в России современная наука, в то же время опирающаяся на самобытные начала, разовьется «искусство, на самородном корне расцветающее». Словом, путь просвещения – в «одухотворении» 51

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

достоинств европейской образованности православием, в сохранении национальных самобытных начал, которые должны определять общественное развитие. ПОМНИМ ЛИ МЫ об этой мудрой мысли Ивана Васильевича Киреевского, стремясь через Болонское соглашение к европейской образованности – во всяком случае, к его внешней атрибутике? Даже если «мы» – не «они», нет повода для враждебности, ведь именно осознание самобытности сторон есть естественное основание для плодотворного сотрудничества. И не покидает ощущение, что решение о переходе в 2009-м году на европейскую модель образования – отнюдь не окончательное, оно не раз будет уточняться, изменяться, может быть, даже радикально… Духовные народные начала русского «мы» этого потребуют.

РЕЦИДИВ ВРАЖДЕБНОСТИ?..

По поводу возвращения на экран фильма «Покорение» НЕДАВНО посмотрел американский фильм 1937 года «Покорение». Режиссер Клэренс Браун рассказал историю любви польской графини Марии Валевской и императора Наполеона. В главной роли снялась Грета Гарбо, в роли Наполеона – Шарль Буайе. Не шедевр, конечно, но актеры замечательные. Однако речь не о фильме в целом, а лишь о его самом первом эпизоде: русские воины, проиграв сражение под Пултуском, отступают под натиском Наполеона. К несчастью для графа Валевского, его прекрасный замок оказался на пути русских, которые врываются в него – именно так!.. С КАКОЙ ЦЕЛЬЮ – не совсем понятно, видимо, отдохнуть, переночевать… Теперь внимание: свирепого вида русские (ох, уж эти ужасные казаки!..) передвигаются по лестницам и комнатам замка на лошадях, крушат мебель, зачем то бросают ее в камин, хотя есть дрова, стреляют в живописный портрет хозяина замка, разумеется, непрерывно пьют прямо 52

Вячеслав Возчиков

из бутылок… В общем, к цивилизованному польскому пану ворвались восточные варвары!.. Узнав, что приближаются французы, русские покидают замок, и его тут же занимают воины императора. Какой контраст!.. Французы любезны, вежливы – словом, европейцы!.. Зачем нужен был этот карикатурный эпизод?.. Просто Запад в очередной раз продемонстрировал свое неприятие России!.. Да что там неприятие – ненависть, когда не замечается абсурдность сюжета, воскрешаются времена каких-то мифических лесных разбойников!.. ДАВНО ПОДМЕЧЕНО, что отношение иностранцев к России и русским, мягко говоря, не отличается доброжелательностью. Еще в 1845 году Алексей Степанович Хомяков писал об этом, статью так и назвал – «Мнение иностранцев о России» (Московитянин. – 1845. - №4. – С. 21-28). Сегодня можно только сожалеть, что автор использовал риторическую фигуру, известную как «спор с несуществующим оппонентом», то есть не назвал иностранных путешественников, которые, побывав в нашей стране, оставили о ней недобросовестные воспоминания. Видимо, таких мемуаров действительно было много, так что интерес философа вызывал уже не сам факт их появления, а некое общее направление, обнаруживаемое в публикациях. Начальная фраза статьи А.С. Хомякова – «В Европе стали много говорить и писать о России» – воспринималась современниками, надо полагать, как констатация общеизвестного. Понятен был и обобщенный образ «русского путешественника», который, возвратясь из дальних странствий, спрашивает «у своих знакомых домоседов: «Читали ли они, что написал о нас лорд такой-то, маркиз такой-то, книгопродавец такой-то, доктор такой-то?». Современный же читатель едва ли «расшифрует» в этих словах кого-либо, кроме разве что маркиза де Кюстина, чьи воспоминания были у нас переизданы в годы так называемой «перестройки», а приписываемая ему фраза о России как «тюрьме народов» с удовольствием цитировалась отечественными «демократами».

53

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Де Кюстин действительно побывал в России, в самом деле оставил воспоминания, полный текст которых по смыслу и настроению разительно отличается от изданного у нас в «трудные 90-е» сокращенного варианта, однако это тема отдельного разговора. Сейчас же речь о причинах той стабильной недоброжелательности, что отличает многие зарубежные «российские» сочинения, причем не только XIX века, но и более поздние, включая современные. ПО ОЧЕНЬ ТОНКОМУ и психологически верному замечанию Хомякова, мы, русские, зачастую сами провоцируем иностранцев на негативные мнения о себе. В самом деле, нам свойственен какой-то странный способ казаться умнее и лучше: всячески критиковать «свое», чтобы понравиться иностранцу (что, к слову, и Достоевский подметил в «Дневнике писателя», далее об этом еще скажем). Словно говорим: вот, мол, какой я проницательный, прекрасно вижу недостатки «этой страны», о чем открыто говорю, тем самым становлюсь ближе «просвещенной Европе». В таких вот «свидетельствах» русских путешественников (их в XIX веке стало много, свободные заграничные поездки для россиян разрешил еще Павел I) справедливо видит Хомяков «первый источник сведений Европы о России». А ведь подмечали наши, с какой высокой самооценкой путешествовал тогда, например, англичанин, «который облекает безобразие своей личной гордости в какую-то святость гордости народной»! Мы же посещаем западные страны «смиренно и с преклоненную главою». Скромность, конечно, украшает, но почему у нас еще и какое-то радостное чувство в этом добровольном смирении»?! Когда же иностранец приезжает в Россию, - читаем в статье Хомякова дальше, - мы опять же начинаем поражать его откровенной самокритикой, самоиронией, считая, что тем самым «угождаем» гостю: «То, что было за границею выражением невольного благоговения перед дивными памятниками других народов, является уже в России не только как выражение невольного чувства, но и как дело утонченной вежливости».

54

Вячеслав Возчиков

Поразительно верно сказано! Прекрасная национальная черта – скромность – в своей крайности предстает ненужным, даже порочным самоуничижением!.. Как справедливо считает Алексей Степанович Хомяков, наше самоуничижение перед иноземцами «унижает нас в глазах западных народов», в этом-то одна из причин негативных отзывов о России: «Наша сила внушает зависть; собственное признание в нашем духовном и умственном бессилии лишает нас уважения: вот объяснение всех отзывов Запада о нас». В ЗАМЕТКАХ в «Дневнике писателя» за июль-август 1876 года Федор Михайлович Достоевский обращает внимание, как русские за границей, например, на модных европейских курортах, непременно стремятся объясняться по-иностранному, даже если плохо знают язык. Уж это стремление непременно предстать «европейцем»!.. Читаем Достоевского: «Они говорили в волнении, но объяснялись по-французски и очень плохо, книжно, мертвыми, неуклюжими фразами и ужасно затрудняясь иногда выразить мысль или оттенок мысли, подсказывали, но никак не могли догадаться взять начать объясняться по-русски; напротив, предпочли объясняться плохо и даже рискуя не быть понятыми, но только чтоб было по-французски. Это меня вдруг поразило и показалось мне неимоверною нелепостью, а между тем я встречал это уже сто раз в жизни». Ожидать ли уважения после такого заискивания?!. А вот еще наблюдение Достоевского: стоит «нашим» оказаться в обществе иностранцев «… сейчас же выверт, ложь, мучительная конвульсия; сейчас же потребность устыдиться всего, что есть в самом деле, спрятать и прибрать свое, данное богом русскому человеку лицо и явиться другим, как можно более чужим и нерусским лицом. Все это из самого полного внутреннего убеждения, что собственное лицо у каждого русского – непременно ничтожное и комическое до стыда лицо; а что если он возьмет французское лицо, английское, одним словом, не свое лицо, то выйдет нечто гораздо почтеннее, и что под этим видом его никак не узнают».

55

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Но есть и более глубокие, мировоззренческие причины того, что в европейском отношении к нам превалируют «всегда один отзыв – насмешка и ругательство; всегда одно чувство – смешение страха с презрением». По А.С. Хомякову, «недоброжелательство к нам других народов, очевидно, основывается на двух причинах: на глубоком сознании различия во всех началах духовного и общественного развития России и Западной Европы, и на невольной досаде пред этою самостоятельною силою, которая потребовала и взяла все права равенства в обществе европейских народов. Отказать нам в наших правах они не могут: мы для этого слишком сильны; но и признать наши права заслуженными они также не могут, потому что всякое просвещение и всякое духовное начало, не вполне еще проникнутые человеческою любовью, имеют свою гордость и свою исключительность». ИТАК, традиционно недоброжелательное отношение западных народов к России вызвано, по мнению Алексея Степановича Хомякова, 1) онтологическими различиями России и Западной Европы; 2) завистью иностранцев к пространству и силе страны; 3) тем неоправданным преклонением, которое россияне испытывают перед Западом, принижая собственные достоинства. Если третьей причины и даже второй (не испытывает же, например, Германия, зависти к силе и пространству США!) может не быть, то первая проблема, видимо, непреодолима, если Россия не откажется от своей самобытности, духовного облика. У Ф.М. Достоевского в «Дневнике писателя» за 1873 год находим сюжет о Венской всемирной художественной выставке, вернее, размышления по поводу отправки на эту выставку картин русских художников. Писатель замечает, что происходит такое «уже не в первый раз, и русских современных художников начинают знать в Европе». Однако поймут на Западе наших мастеров кисти, с какой точки зрения будут их оценивать? Вопрос не случаен, поскольку Достоевскому «кажется несомненным, что европейцу, какой бы он ни был национальности, всегда легче 56

Вячеслав Возчиков

выучиться другому европейскому языку и вникнуть в душу всякой другой европейской национальности, чем научиться русскому языку и понять нашу русскую суть. Даже нарочито изучавшие нас европейцы, для каких-нибудь целей (а таковые были), и положившие на это большой труд, несомненно уезжали от нас, хотя и много изучив, но все-таки до конца не понимая иных фактов и даже, можно сказать, долго еще не будут понимать, в современных и ближайших поколениях, по крайней мере». А от непонимания, от нежелания понимать – и ошибочные суждения, и отношение как к чему-то чуждому, неприемлемому, враждебному… Вот и Ф.М. Достоевский говорит о «каком-то сильнейшем непосредственном и гадливом ощущении враждебности к нам Европы», отмечает «отвращение ее от нас как от чего-то противного, отчасти даже некоторый суеверный страх ее перед нами и – вечный, известный, давнишний приговор ее о нас: что мы вовсе не европейцы…». «Какая-то китайская стена стоит между Россиею и Европою», - подтверждает и современник Достоевского Иван Васильевич Киреевский. ОБ АНТИРОССИЙСКОЙ позиции Запада Алексей Степанович Хомяков говорит и в статье «Мнение русских об иностранцах» (впервые опубликована в «Московском сборнике» за 1846 г.). Хомяков убежден, что отдельные положительные отзывы иностранцев о нашей стране не должны вводить в заблуждение, важна европейская позиция в целом: «Не по мелочам и не по исключениям должно судить. Мнение Запада о России выражается в целой физиономии его литературы, а не в отдельных и никем не замечаемых явлениях. Оно выражается в громадном успехе всех тех книг, которых единственное содержание – ругательство над Россией, а единственное достоинство – ясно высказанная ненависть к ней; оно выражается в тоне и в отзывах всех европейских журналов, верно отражающих общественное мнение Запада». Писатель не называет зарубежные работы, «которых единственное содержание – ругательство над Россиею», видимо, их действительно было много и они были известны просвещенной публике. Более того, находили в российских 57

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

«образованных кругах» и весьма доброжелательных читателей, о чем свидетельствует, например, малоизвестная сегодня литературная полемика середины 50-х годов позапрошлого века. В 1856 году в первой книге журнала «Русская беседа» в разделе «Смесь», а затем и во второй книге этого журнала были опубликованы две небольшие статьи Константина Сергеевича Аксакова – «О русском воззрении» и «Еще несколько слов о русском воззрении», ставшие ответом на некоторые публикации журнала «Русский вестник», а также разъяснением своей позиции по проблеме к национальной самобытности. ПОВОДОМ ДЛЯ ПОЛЕМИКИ послужило выражение «русское воззрение», употребленное в одном из материалов, представлявших читателям «Русскую беседу». Данное словосочетание вызвало возражение «Русского вестника»: мол, воззрение не может быть русским, оно должно быть общечеловеческим! На деле это означало: ни к чему копаться в русских «основаниях», в Европе все уже осмыслено, нам нужно только следовать за ней!.. Предположим, возражение справедливо. Но откуда же оно возьмется – общечеловеческое воззрение, универсальное и справедливое?.. Ему и взяться-то неоткуда, кроме как из воззрения народного!.. «Общечеловеческое само по себе не существует; оно существует в личном разумении отдельного человека, - утверждает К.С. Аксаков. – Чтобы понять общечеловеческое, нужно быть собою, надо иметь свое мнение, надо мыслить самому». Ведь конкретный человек, отдельный народ, когда «мыслят самостоятельно», и не думают придавать своим мыслям какой-то «русский», или «английский», или «монгольский» колорит! К.С. Аксаков разъясняет оппонентам: «Народ, в своем нормальном состоянии, не хлопочет о народности, он хлопочет об истине; он говорит: я хочу смотреть справедливо вообще, следовательно, общечеловечески, я хочу безусловно истинного воззрения; но народность, которая есть его самостоятельность, присутствует тут же непременно; без самостоятельности истина не дается уму и истинное воззрение народа есть в то же время воззрение 58

Вячеслав Возчиков

народное». Совсем не факт, что какой-то народ непременно откроет «истину» (видимо, человечеству это действительно не дано!), но великое значение имеет уже его «работа» по поиску этой «истины»: «В тех же случаях, где народу истина не дается, раскрывает он самого себя с своей исключительной стороны и делает опять великую услугу общечеловеческому делу, ибо он и в своей исключительности является двигателем человеческого хода; тут объясняет он себя, как одного из всемирных двигателей истории». ИЗ ТАКИХ ВОТ ПОИСКОВ и сложится «общечеловеческое», ведь «… истина в проявлении своем многостороння; народ постигает или открывает известную сторону истины, приходящуюся на его долю, доступную его народной личности, его народности». Буквально через несколько строк К.С. Аксаков еще раз возвращается к этой мысли: каждый народ «… имеет свою долю самостоятельной народной деятельности, постигает истину с известной стороны или являет ее в себе, в силу и только в силу своей народности и самостоятельности, без которой он немощен и бесцветен; истина, постигнутая народом с известной ему свойственной стороны, делается общим достоянием человечества». И как не согласиться с замечательным выводом Константина Сергеевича: «… у народа может быть только: или воззрение народное (самостоятельное, свое), - или никакого (ибо чужое воззрение не ему принадлежит)». В самостоятельности воззрений заключается великая миссия каждого народа: «Дело человечества совершается народностями, которые не только оттого не исчезают и не теряются, но, проникаясь общим содержанием, возвышаются и светлеют и оправдываются как народности. Отнимать у русского народа право иметь свое русское воззрение – значит лишить его участия в общем деле человечества» Так вот, оказывается, в чем дело!.. Не в теоретическом споре дело, а в патологическом нежелании Запада, чтобы Россия участвовала в судьбах мира!.. Запомним же определение, которое дает К.С. Аксаков: «Народное воззрение есть самостоятельное воззрение народа, 59

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

при котором только и возможно постижение общей человеческой истины». Народное воззрение проявляется в общественном быте, языке, обычаях, песнях и т.д. – словом, во всех сферах жизнедеятельности, и это воззрение может быть утрачено, если под влиянием обстоятельств, или из-за собственных лености, безволия мы перестанем думать без подсказок. Однако к народной духовности можно и вернуться, обрести ее вновь «через освобождение себя от чужого умственного авторитета, через убеждение в необходимости и праве своей самостоятельности». ВЫШЕ Я ПОСЕТОВАЛ: жаль, мол, что Хомяков ведет спор «с несуществующим оппонентом», назвать бы имена, заголовки публикаций… А о чем, собственно, жалеть-то?!. Очень даже хорошо, что иностранные книжки того времени найти сейчас весьма проблематично, если, конечно, не задаться такой целью специально, вооружившись временем, терпением и, разумеется, средствами, чтобы поработать в крупнейших библиотеках. Сожалеть нужно о том, что антирусские публикации в наши дни сами без труда находят себе аудиторию, завлекая если не обложками книжек, то яркими картинками видеодисков. В самом деле, кому сегодня потребовалось «отцифровывать» фильм семидесятилетней давности, извлекать из архивов это «Покорение» с антирусским душком?!. Уж не потомкам ли тех, с кем когда-то спорил Аксаков?..

ЗВУЧАЩАЯ ПУСТОТА (к онтологии паузы)

Однажды Адорно остроумно заметил, что «для философии характерно усилие выйти при помощи понятия за границы понятия». В этом смысле философская интерпретация художественного текста осуществляется не столько в собственно текстовом пространстве, но преимущественно за его пределами. Сказанное не означает, что всякий текст по определению несет в себе некую ущербность, не позволяющую в полной мере постичь его содержательное богатство из него самого, раскрывая один за 60

Вячеслав Возчиков

другим имплицитные смысловые «слои». Речь не об ущербности текста, но об ущербности, «одномерности» рассудочности. Преодоление же территории текста есть в то же время присвоение последнего, перенесение его в сферу памяти (организуемую, по Юнгу, нравственными архетипами), где ограниченность рационального познания восполняется искомой духовной компенсацией. Такое преодоление тем более необходимо, когда словесная выразительность, внешняя актуальность текста придают ему мнимую художественность, при первом приближении кажущуюся подлинной. В контексте сказанного обратим внимание на стихотворение Евг. Евтушенко «Пауза», написанное в 1975 году. Небольшой объем произведения позволяет привести его полностью даже в формате статьи: Когда во времени возникнет пауза, пусть дрожь военная в нас просыпается. Не дрожь трусливая, назад подталкивая, а дрожь счастливая перед атакою. Есть право смелости под крик исторгнутый в атаке сделаться самой историей. Есть озарение, забыв смирение, начать в безвременье творенье времени. Всё рассыпается, когда, проклятая, прожора-пауза нас всех проглатывает. Ни как обманщики – в кристальной дерзости создайте, мальчики, в антракте действие! И, не опаздывая, не сдавшись хаосу, штурмуйте паузу! Штурмуйте паузу!

61

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Оставим вне анализа неуместность «счастливой дрожи», будто бы присущей ожиданию «атаки» (к тому же, в своем время об этом много писали!), очевидную искусственность рифмы «опаздывая – паузу», хорошо известную декларативность, «назидательность» Евтушенко и т.п. Обратимся к фирменному «евтушенковскому» так называемому «смелому намёку», который, видимо, содержится в данном стихотворении (как и во многих других произведениях этого автора!) и делает стих, перефразируя популярную строчку, чем-то большим, чем поэзия. Хочу сразу оговориться, что принадлежу, скорее, к поклонникам таланта Евтушенко (особенно его лирики 60-70-х гг. прошлого века), нежели к его противникам. У поэта действительно немало прекрасных стихов, совершенно не соответствующих его «модному» имиджу «оппозиционера» действующей на тот период власти. Сей имидж, думается, создала Евтушенко «умеренно» диссидентствующая небезызвестная «кухонная» интеллигенция, к светскому удовольствию которой поэт регулярно «поставлял» стихи, в которых при желании можно было увидеть «намёки», «аллюзию», «критику» советского строя… При этом как в творчестве (поэтический талант Евгения Александровича, безусловно, потрясающий!..), так и в реальной жизни Евтушенко был вполне благополучным человеком, умело использующим для поистине всенародной популярности образ «борца» с режимом… К числу таких стихотворений «с намёком» относится, повторю, и «Пауза». В самом деле, что это за «пауза» возникла «во времени» в середине 70-х гг. – в апогей торжества «развитого социализма»?!. Когда власть – вспомним риторику тех лет! – настойчиво убеждала в «неуклонном росте благосостояния», «поступательном движении» и пр., поэт вдруг объявил, что наступила пора «безвременья», которую впоследствии назовут «застоем»!.. Легко представить, как ласкал душу «понимающих», читающих «между строк» обращенный, мнилось, именно к ним призыв создать «в антракте действие»!.. Декларированная поэтом вера в способность аудитории к позитивному действию, конечно же, льстила самолюбию «посвященных», в результате стихотворение «с намёком» исчерпывающе соответствовало 62

Вячеслав Возчиков

своему назначению: автор представал в глазах публики «смелым» и «передовым» человеком своего времени, а сама публика воспринимала себя «умной», «понимающей», на многое готовой и способной… В общем, обе стороны получали свою «долю» душевного комфорта, проигнорировав … собственно п а у з у, вернее, ее глубокий смысл, оказавшийся в рассматриваемом стихотворении совершенно искаженным!.. По Евтушенко, пауза – зло: она и «проклятая», она и «прожора»… Словом, этот «антракт» мешает «действию», следовательно – он не нужен, а потому – «штурмуйте паузу»!.. В связи со сказанным представляется необходимым защитить паузу от бездумного, уводящего в сторону от истины поэтического «штурма», выйти, как было сказано выше, за рамки собственно художественного текста. Пауза, она же – молчание, она же – тишина, - великая возможность, дарованная человеку для понимания себя самого. Деррида предпочитал афористичность, то есть фрагментарность текста (в широком, постмодернистском смысле) – его непрерывности. Что же м е ж д у фрагментами?.. Провал, пустота, отсутствие, - иначе говоря, п а у з а. Необходимость действия (письма, поступка) – именно в этом о т с у т с т в и и: «Вырез, удаление в первую очередь заставляют смысл появиться. Не только они одни, но без прерывания, разрыва – между буквами, словами, фразами, книгами – никакое значение не могло бы пробудиться». В логике Дерриды всякий текст являет себя в структурирующих его паузах. Буквы, слова, фразы, книги… Но ведь данный перечень всеохватен и бесконечен: законы, общества, группы, партии, жизнь… Всё – т е к с т, всё – неизменное чередование «мазков» и пауз; слово осмысляется тишиной, и наоборот. Пауза – одновременно и предтеча, и результат действия, предчувствие смысла и концентрация его. Исторические события возникают из предшествующей им тишины, иными словами, всякое событие есть материализованное в конкретные поступки духовное содержание. Создавать «в антракте действие», как предлагает Евтушенко, - значит искусственно ускорять события, лишать деятельность необходимой осмысленности, р а з у м н о с т и.

63

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Когда Абеляр указывал, что речь становится значимой лишь после произнесения всех ее частей, он имел в виду не только звучащие слова, но и паузы между ними. Сообщение суть всегда чередование звука и молчания (знака и пробела, если речь идет о письменном тексте), у обоих феноменов собственное – не единое, но общее – бытие, в равной мере обусловливающее формирование у слушателя (читателя, который в известном смысле тот же слушатель!) тех или иных п о н я т и й. «Схватывание» смысла возможно лишь после полного «узнавания» произнесенного: «Только тогда мы из него составим понятие (intellectus), когда произведенные высказывания тут же воскрешаем, и значение этого речевого процесса (vox) – не совершенно, если речь не произнесена целиком; это касается того, что, произнеся речь, мы не только понимаем ее, если только умом (mens) не овладеем и усердием не исследуем некоторого свойства услышанной конструкции». «Свойства» конструкции, по Абеляру, во многом определяет именно пауза – своей протяженностью, «уместностью» в том или ином моменте, своеобразной «пропедевтикой» последующего звучания… По наблюдению философа, от краткой или продолжительной «жизни» паузы зависит восприятие речи, следовательно, делает вывод Абеляр, именно м о л ч а н и е оказывается, позволим себе такую метафору, тем з в у к о м, который необходим для адекватной интерпретации текста: «Если, например, кто-то скажет «человек» и тут ненадолго умолкнет, а затем отдельно добавит слово «бежит», то кажется, что он составил не речь, но произнес отдельные высказывания, понятия которых различаются одно от другого и обозначаются (designate esse), как если бы эти высказывания никоим образом не соединялись, и пока одно из понятий усваивается, благодаря произнесения вот сейчас, другое уже выскользнуло из памяти. И если и то, и другое не удерживаются постоянно, то разумно, кажется, [предположить], что единое понимание речи формируется благодаря промежутку». Итак, молчание с т р у к т у р и р у е т текст, является необходимой смыслотворящей частью последнего. В данном контексте, кстати сказать, известная строчка Бурлюка «Будем лопать пустоту» из 64

Вячеслав Возчиков

эпатажной трансформируется во вполне философскую, если п у с т о т у (молчание) по-абеляровски воспринимать как с м ы с л, а творческие изыски поэта – как интуитивное стремление к этому самому смыслу!.. Пустота чувственна, она объемна и материализуема воображением («будем лопать»), а значит пустота не есть н и ч т о, она – то потаенное, что присуще миру. Потаенное, но не утаиваемое, сокрытое, но постигаемое незримым и неслышимым текстом – молчанием, возникшей в хаосе шумов п а у з о й. Римский папа Григорий I Великий говорил о мудрости, что выше знания, о «неученых мудрецах», прозревающих непостижимое; ибо для откровения естественная среда молчания, где знания в своей безграничности становятся мудростью. Молчание есть одухотворенная тишина, это присутствие таинства мира во все более насыщаемом информацией обществе. Слово исходит из тишины и погружается в нее, произнесенное; пространство молчания постоянно и всеобъемлюще, территория звука всегда в пространственно-временных рамках. Звук, таким образом, ф о р м а молчания, кратковременное производное от исходной субстанции. Слово может не состояться как звук, но безмятежно его бытие в просторе молчания. Поэзия, если перефразировать В.В. Бибихина, есть «взявшее слово» молчание. Поэтому н е п р о и з н е с е н н о е в стихах так же, а в логике вышесказанного – еще более значительно, чем словесное выражение. Даже на бытовом уровне известно: не обо всем можно и нужно говорить!.. «Если о вещах молчат, это не значит, что их не видят. Молчаливый возможно видит вещи, о которых бездумно говорит речистый, так, что они отняли у него дар речи». Когда поэт словно замирает, пораженный понятым и увиденным, ошеломленный своим собственным проникновением в доселе неведомое – в стихах возникает та пауза, присутствие которой читающие или слушающие ощущают вдруг откудато, без внешнего – материального – повода, появившимся беспокойством, волнением… Как пушкинский Импровизатор чувствовал «приближение Бога», так и воспринимающий 65

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

подлинную поэзию погружается в стихию не действительности, но мира как космоса. Остережемся же «штурмовать паузу» - то не крепость вражеская, не преграда на пути… Мы смеемся над незадачливым героем известного анекдота, который, вместо того, чтобы подумать, как сорвать яблоко с высокого дерева, бесшабашно говорил: «Да что тут думать-то?!. Трясти надо!..» Вот это и есть бессмысленное действие, не прерываемое целительной тишиной!.. Пауза суть изначально данное условие бытия, отрицание его равносильно неприятию жизни. Увлечение агитационностью, «смелым намёком», звонкой фразой на сей раз (как и неоднократно!) подвело Евг. Евтушенко, и внешне созидательный пафос стихотворения «Пауза» в действительности несет в себе разрушительное начало.

ЛАВРОВЫЙ ВЕНОК ПЕТРАРКИ В 40-х годах XIV века в Риме, на Капитолийском холме был возрожден античный обычай коронации лавровым венком поэта, особо прославившегося своим искусством. Чести быть увенчанным лаврами удостоился великий Франческо Петрарка. О пышном торжестве много говорили современники первого гуманиста, не угасал интерес к событию и в последующие эпохи… Ибо не столь уж много деяний в истории, когда личное стремление к земным почестям оборачивается в философском смысле общечеловеческим триумфом!.. Коронация на Капитолии – отнюдь не спонтанное проявление восхищения современников, не неожиданное и потому вдвойне приятное для поэта событие, но глубоко продуманное, исподволь и тщательно организованное действо. Спустя пять столетий Пушкин скажет, что слава – «… яркая заплатка На ветхом рубище певца», признаваясь, однако, в своей жажде этой самой славы, чтобы «… именем моим Твой слух был поражен всечасно»; удостоенный придворного звания камерюнкера (вопреки, между прочим установленному регламенту!), поэт расстроится: мечталось-то ему о ключе камергера…

66

Вячеслав Возчиков

Таков и Петрарка, по-христиански принимающий бренность всего мирского – и не скрывающий от себя (и от близких друзей!) желания непременного первенства, широчайшего признания и восхищения окружающих, одним словом, - славы во всем ее блеске и упоительной сладости. Желание, не украшающее мудреца?.. Конечно, не украшающее, согласен Франческо, но очень уж оно человеческое, это желание, слишком человеческое, как говаривал другой мудрец – уже XIX века… М. Гершензон утверждал, что Петрарка «… любил славу больше всех благ, и не скрывал этого, хотя хорошо знал, что надо искать не мирской славы, а спасения своей души». Ведь не случайно же в беседах о презрении к миру Августин (по воле автора – Петрарки!) будто бы мельком упоминает, что Франческо «… один в свой век удостоился носить венок, сплетенный из его (лавра. – В.В.) листьев». Скромно и смиренно начинает Петрарка свое послание к потомству («… сомнительно, чтобы мое малое и темное имя проникло далеко чрез пространство и время»), он – всего лишь один из многих: «Был же я один из вашего стада, жалкий смертный человек, ни слишком высокого, ни низкого происхождения»; Франческо отказывает себе в гордости («Я знал гордость только в других, но не в себе; как я ни был мал, ценил я себя еще ниже»), он даже о своих произведениях может отозваться пренебрежительно – «сочиненьица»... Однако не поверим поэту!.. Стоит лишь комуто высказать о «сочиненьицах» Петрарки критические замечания, Франческо сразу же отбрасывает напускное смирение: он язвит, насмехается, старается как можно пренебрежительнее высказаться о своих оппонентах – невежественных, не владеющих стилем, «дрожащих от злости» и т.д. В письме другу Томмазо Калориа (Авиньон, 12 марта 1350 или 1351 г.) Петрарка дает волю своему сарказму: «Какой-то старец диалектик, пишешь ты, страшно возмутился моими сочинениями, в которых будто бы осуждалось его искусство, видимо дрожал от злости, грозил, что сам письменно обличит наши занятия, после чего ты безрезультатно ждал его посланий много месяцев. Больше не жди; поверь мне, они никогда не придут, настолько-то благоразумия у него еще 67

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

осталось. Стыд ли тут за свой стиль или расписка в собственном невежестве, но только люди, непримиримые на словах, письменно не состязаются …». Внешне Петрарка презирал оценки окружающих: «Мнению толпы обо мне я придаю не более важности, чем тому, что думает обо мне стадо животных». Да, соглашается М. Гершензон, «он не раз уверял, что «лай собак не тревожит его», что он «не боится слов», что презирает рукоплескания толпы; он называет своих врагов пьяницами, собаками, черными воронами, старающимися найти пятна на лебедях, жужжащими насекомыми и болтливыми сороками; но достаточно кому-нибудь задеть его единым словом, - и он выходит из себя и нет предела его ненависти и гневу, брани и жалобам; достаточно булавочного укола, чтобы он потерял самообладание и в припадке ярости стал попирать ногами те нравственные идеалы, которых он так охотно выставляет себя носителем»; Франческо «дрожит за свою славу, точно боится, что ее отнимут у него; в каждой нападке от видит злостное желание умалить свои заслуги, ему страшен каждый противник хотя бы самый ничтожный». Разум Петрарки далеко не всегда сильнее чувства, о чем поэт доверительно сообщает правоведу при папской курии Раймондо Суперано: «Не обещаю тебе, отец, непоколебимости и устойчивости человека, оставившего всякую душевную суету, это в моем возрасте трудней всего и, пожалуй, зависит больше от божественной благодати, чем от человеческого усилия, - но что ум мой не останется в неведении о своем состоянии, на это рассчитывать ты можешь». Петрарка сам, непосредственно, лично обратился к потомкам с единственной целью – рассказать о с е б е !.. Не научить чему-то будущие поколения, не о своей эпохе поведать, а именно рассказать о себе, о ценности и истории своего «я» - так до Петрарки еще никто не поступал!.. В течение всей жизни в душе поэта шла борьба между небом и землею, божественным и мирским, смирением и тщеславием; «страстная, беспредельная, пожирающая жажда славы» побеждала, становясь «высшим проявлением личного самосознания». Совершенно справедливо К.

68

Вячеслав Возчиков

Бурдах говорил о «безудержном самовосхвалении» Франческо… В письмах Петрарки середины 20-х гг. XIV столетия еще нет упоминания о лавровом венке, но уже проявляется некое предчувствие грядущего триумфа, сопровождаемое прагматичной готовностью не ждать милости от судьбы, а приложить собственные усилия, чтобы приблизить момент вожделенного торжества. Свой ожидаемый жизненный успех, обретение земных благ Франческо с поразительной интуицией связывает с именем Роберта I Анжуйского (1278-1343) – неаполитанского короля и графа Прованса, иначе говоря – с одним из «сильных мира сего». Добрая молва об этом государе, которого за ученость и покровительство наукам и искусствам называли Мудрым, пережила его время. Гуманист Конверсини да Равенна почтительно вспоминает о могущественном меценате: «Незадолго до нашего времени король Роберт оказывал почести и богато одаривал физиков, теологов, поэтов, ораторов. Люди со всего мира, искавшие награду за свою ученость, стекались ко двору этого государя, и не напрасно, ибо это был словно священный храм, открытый для всех ученых». Похоже, цель сблизиться с Робертом Петрарка поставил перед собой еще лет за пятнадцать до капитолийской коронации, так что за точку отсчета в «процессе обеспечения» поэтом будущей весомой награды условно можно принять 1326-й год. 18 апреля (словно что-то свыше вдохновило Франческо именно в этот месяц предаться мечтательным размышлениям!.. В 1341-м году также в апреле, только не 18-го, а 8-го, поэт произнесет в Риме свою знаменитую речь!..) Петрарка сообщает своему другу по учебе в Болонье Томмазо Калориа, сколь выгодно отличается неаполитанский правитель от других владетельных современников: «Наши правители в состоянии судить о вкусе блюд и полете птиц, о талантах – не в состоянии, а возьмутся из самонадеянности, так надутая гордыня не дает отворить глаза, повернуться к свету и взглянуть на истину. Чтобы показаться выше всего современного, восторгаются стариной, пренебрегают всеми, кого знают, чтобы хвала умершим не оставалась без оскорбления живым». Иное дело – неаполитанский и сицилийский король Роберт!.. «Счастливый 69

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Неаполь! Ему по дивной случайности досталось единственное украшение нашего века. Счастливый, говорю, и зависти достойный Неаполь, благословенный дом наук и искусств!» Двадцатидвухлетний Петрарка уже наслышан о Роберте, о заслуженной репутации последнего как «справедливейшего ценителя талантов и трудов». Франческо знает, что все таланты спешат в Неаполь, и весьма прагматично беспокоится, успеет ли и он воспользоваться щедротами могущественного мецената: «… промедление опасно, век короля клонится к закату, мир уже давно достоин его лишиться, он уже давно достоин перенестись в лучшее царство, и боюсь, не уготовал ли я сам себе своей медлительностью повод для горького и позднего сожаления». И Франческо признается Томмазо, что лично он, Петрарка, «намерен бежать и спешить» к Роберту!.. Обращает на себя внимание какая-то холодная, «отстраненная» рассудочность, в общем-то, еще совсем молодого поэта: королю всего-то 48 лет, а Петрарка уже беспокоится о завершении его века и «намерен спешить» в Неаполь!.. Здесь уместно вновь сослаться на мнение М. Гершензона, что «за исключением Лауры, Петрарка во всю свою долгую жизнь искренне любил только себя самого; он жил только для себя, только для себя учился и писал, одного себя изучал и одному себе удивлялся. Он не сделался, но родился эгоистом». Что и говорить, королевский двор Роберта, просвещенного поклонника Франциска Ассизского, давал немало поводов для восхищенных ожиданий. Кто здесь только ни побывал за три десятилетия процветания – и писатель Боккаччо, и художники Симоне Мартини и Джотто, и астроном Андалоне дель Негро, и гуманист Паоло Перуджино, и гуманист Чино из Пистойи… Поистине, «двор великого человека и короля», как выразился Петрарка в начале 50-х гг. в письме к священнику в Сент-Омере Стефано ди Пьетро Колонна. Для более полного понимания характера Франческо и его тщеславных стремлений целесообразно остановиться на взаимоотношениях поэта с семейством Колонна. Колонны считались в Италии «поставщиками» епископов и кардиналов.

70

Вячеслав Возчиков

Петрарка был другом семьи, благодаря чему получал церковные должности, исполнение которых не требовало усилий, но приносило устойчивый доход (чуть ниже мы к этому еще обратимся!). Лето 1330-го года Петрарка проводит в предгорьях Пиренеев у ломбезского епископа Джакомо Колонны, по рекомендации которого в 1335-м году «получает от папы каноникат в Ломбезе, позднее – еще в двух или трех местах; этот обычный в то время способ существования пишущих людей давал право иметь осязаемый доход, реально нигде не служа. Полного священства, связанного с духовничеством, Петрарка не принял. Его звание юридически обязывало его к безбрачию, которого фактически он долго не соблюдал». Однако чтобы получать «хлебные» должности, нужно, чтобы кто-то, обладающий авторитетом, ради этого хлопотал. За Петрарку хлопотали Колонна. Вот и позволительно задать вопрос, зная уже о расчетливости Франческо: помогали ли Колонна Петрарке, потому что видели в нем друга и великого поэта, или же последний тяготел к Колонна, поскольку через них открывалась возможность легких доходов?.. Повторим, что в 1330 году Петрарка охотно принимает должность капеллана в домашней церкви Джованни Колонна, тогда авиньонского кардинала. Какого-то исполнения служебных обязанностей от поэта не требовалось, зато был гарантированный доход, позволявший комфортно заниматься творчеством!.. Не требовали, опять же, конкретной работы каноникаты в Ломбезе, Пизе, Парме, Падуе, которые щедро были предоставлены поэту. А вот от доходных мест, предполагавших какое-то реальное дело, Франческо неизменно отказывался: так, в 1346-1347 гг. папа Климент IV предлагал Петрарке должность папского секретаря и сан епископа – тот отказался!.. К слову, место папского секретаря Франческо предлагали еще трижды – в 1359, 1361, 1362-м гг., однако поэт неизменно отклонял приглашения!.. О том, какие все же «обязанности» мог выполнять Петрарка при кардинале, дает представление письмо Франческо к Иоанну Колонна от 9 августа 1333-го года, отправленное путешествующим 71

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

в то время Петраркой из Лиона. Франческо словно докладывает своему покровителю: «Среди многих поручений, которые ты давал мне в напутствие, главным было сообщить тебе письменно подробней, чем я обычно это делаю на словах, о землях, куда я направляюсь, и обо всем, что увижу и услышу; не беречь пера, не гнаться за краткостью или блеском, не выдергивать вещи покрасочней, но охватывать все; напоследок ты сказал мне словами Цицерона: «Пиши все, что подвернется на язык». Я обещал, что буду, и частыми письмами с дороги, по-моему, исполнил, обещанное». Что и говорить, необременительное и приятное поручение!.. Здесь же Петрарка пишет: «… для меня первый долг – повиноваться твоему повелению». Откуда такое смирение?.. Видимо, расположение Колонна как раз и позволяло Петрарке вести материально независимый образ жизни, в том числе и путешествовать!.. Франческо, конечно же, зависит от Колонна, заинтересован в дружеских отношениях с семьей, болезненно переживает, если возникает ситуация, хотя бы отдаленно похожая на охлаждение привязанности!.. В цитируемом письме Петрарка с обидой сообщает Джованни, что брат его – Джакомо, не дождавшись Франческо, один уехал в Рим!.. Кажется, причины отъезда Петрарку не интересуют, его возмущает уже сам факт, что не исполнились его ожидания. Поэт называет Джакомо «предателем», тем самым дав понять Джованни о силе своей обиды и в то же время делая это как бы с улыбкой, шутливо, в действительности не желая вражды: «На брата же твоего, когдато моего водителя, а теперь – пойми мое горе – предателя, я решил пожаловаться не кому другому, как ему самому; прошу тебя, вели переслать ему мою жалобу как можно скорее». Письмо Джакомо Петрарка написал в тот же день (9 августа), поскольку факт внезапного отъезда приятеля действительно весьма встревожил поэта. Франческо словно желает вызвать к себе сочувствие: «Наверное, всех несчастней любящий, которого не любят. Как мне к тебе обратиться, какими начать словами?». Петрарка забрасывает Джакомо вопросами: «Отвечай истцу, моему горю. Почему ты в Риме, а я в Галлии? Чем я заслужил такую разлуку?

72

Вячеслав Возчиков

Неужели меня выбросили на дорогу, словно бесполезный и неудобный груз?» и т.д. Заинтересованность Франческо в Джакомо видна в следующих строках: «… я очень стараюсь оказаться в числе тех, кто ничего не домогается (а ведь эти-то слова как раз и свидетельствуют об обратном! – В.В.). На многих у меня никогда надежды не было: знаю, что старание уподобиться делает нас ненавистными толпе; мои надежды и мои занятия все до сих пор сосредоточивались на тебе. Если ты не пожелал позволить мне и дальше заблуждаться на твой счет, то, надо сказать, ты поступил со мной очень обходительно, дав мне почувствовать свое охлаждение ко мне не оскорбительным поступком, не резким словом, не нахмуренной бровью, а молчаливым бегством». Франческо готов утешиться любым объяснением, более или менее уважительным: «… мера твоей правдивости ничего не будет значить, с меня станет соблюдение простого правдоподобия: готового поверить любое объяснение убедит». На наш взгляд, столь эмоциональное послание по довольно-таки пустяковому поводу свидетельствует, что для Петрарки весьма важно расположение Колонна!.. Как отмечает В.В. Бибихин в комментариях к письмам Петрарки, в ответном послании Джакомо Колонна Петрарка «… обвиняется в поддельности всех своих чувств, за которыми якобы стоит только вымысел жаждущего славы поэта». Полагаем, Джакомо не придумал свой упрек, видимо, такое мнение бытовало в тогдашнем обществе, а коли его повторяют вполне серьезные люди, такие, как Джакомо Колонна, значит, мнение имело под собой основания!.. Франческо изо всех сил оправдывается, в частности, против обвинения в «придумывании» Лауры: «Однако что ты еще говоришь? Будто бы я сам придумал прелестное имя Лауры, чтобы и мне было о ком говорить, и люди ради нее обо мне заговорили, тогда как по-настоящему для моей души Лаура – ничто, разве что под Лаурой я понимаю те поэтические лавры, о стремлении к которым свидетельствуют мои долгие и неотступные труды, а что до живой Лауры, чья красота меня будто бы держит в плену, то здесь все подделка, песенный вымысел, притворные вздохи.

73

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

О, хоть бы в этом одном твои шутки оказались правдой, хотя бы здесь я притворялся, а не сходил с ума! Только, поверь мне, очень трудно долго притворяться, а трудиться даром, чтобы казаться безумным, - это ведь хуже всякого безумия». Как видим, Петрарка не оскорблен, судя по всему, весьма резким письмом Джакомо, не рвет с ним отношения – почему?.. Предлагаем два варианта ответа, возможно, справедливы оба: 1) Петрарке ни в коем случае не нужна враждебность Колонна; 2) не исключено, что Джакомо обвиняет поэта полушутливо (не зря же Франческо пишет о «шутках»!), просто повторяя расхожие в то время домыслы. Но в данном случае нас интересуют не рассуждения по поводу реальности или мифичности Лауры (на наш взгляд, излишне представлять Петрарку этаким монстром, способным на более чем изощренную фантазию, разработавшим очень уж сложный путь за лавровым венком!..), а то, что жажда славы Петраркой совершенно не ставилась под сомнение близкими ему людьми!.. О том, что Франческо не просто долгое время мечтал о лавровом венке, но и прилагал планомерные усилия для его получения, нам не нужно даже делать предположений, прибегать к каким-то домыслам, стоит лишь внимательно прочитать переписку поэта!.. Вот что сообщает Франческо 15 февраля 1341 г. из Авиньона Джакомо Колонна – тому самому, вышеупомянутому, который будто бы глубоко обидел поэта, уехав в одиночку в Рим: Петрарка напоминает Джакомо, как они вели с ним о лавровом венке «долгие речи» (заметим: д о л г и е !..), что мечтая о награде Франческо провел «немало (следовательно, как мы полагаем, на протяжении длительного времени. – В.В.) бессонных ночей». Судя по контексту, Джакомо всегда подсмеивался над тщеславием Петрарки, потому тот в цитируемом письме словно заранее оправдывается: «Спрашиваешь, к чему этот труд, эти старания, эта забота – что, лавры делают ученей или лучше?» Для Петрарки данный вопрос – риторический: «Ты ждешь, что я отвечу. Что же еще, кроме слов премудрого царя евреев: «Суета сует – всё суета!» Однако таковы нравы людей». А вот письмо, свидетельствующее, что уже в конце 20начале 30-х гг. Петрарка стремился перевести свое восхищение 74

Вячеслав Возчиков

королем Робертом, так сказать, в практическую плоскость. Адресат – Диониджи да Борго Сан-Сеполькро (Диониджи Роберти) – исповедник и доверенный советник короля, с конца 1320-х – профессор философии и теологии в Париже, с 1339-го – епископ. Известно, что между 1329-м и 1339-м гг. Диониджи готовил в Авиньоне комментарий к Валерию Максиму для поклонника античности кардинала Джованни Колонна. Весьма вероятно, что в эти годы Петрарка и вел с доверенным человеком Роберта беседы о перспективах коронации, ведь, как отмечает В.В. Бибихин, Диониджи впоследствии стал одним из главных устроителей поэтического венчания в апреле 1341-го. Судьба милостиво предоставила Франческо счастливый шанс для достижения своей цели. Может, Диониджи Роберти подсказал королю, или же тот сам, будучи наслышанным о Петрарке, принял решение, но случилось так, что в самом конце 30-х гг. Роберт прислал знаменитому поэту эпитафию собственного сочинения в память о скончавшейся внучке. И Франческо в полной мере использовал этот подарок судьбы (имеем в виду письмо Роберта), рассыпавшись в таких похвалах королю-сочинителю, что тому уже было бы просто неприлично не выполнить любую просьбу поэта, если бы таковая последовала!.. За просьбой, как известно, дело не стало. Вот на такой восторженный отзыв не поскупился Франческо для короля Сицилии и Неаполя Роберта: «Необычайное сияние ослепило мои глаза, счастливо то перо, которому было вверено такое. Чему мне изумляться более: исключительной краткости, или весомости суждений, или божественной красоте речи?». Благодаря королю, его внучка «… о дважды блаженная, ибо вместо одной преходящей жизни, да и то краткой, ненадежной, всегда открытой тысячам бед, она обрела, я бы сказал, две вечности: одною обязанная небесному, другой – земному царству, той – Христу, этой – Роберту! Ее, принявшую два огромных дара от щедрейших дарителей, следует считать тем более счастливой, что на небе и на земле ей предстоит благодарить достойнейших, ведь очень многое привносится в дары тем, каков даритель, очень важно, от кого примешь благодеяние, а значит, и кому будешь обязан. <…> 75

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Несомненно, пока твоя эпиграмма, или эпитафия, как тебе угодно, будет оживлять память о недавно усопшей внучке – я уверен, это будет вечно, - она всегда будет жить с тобой и с самыми прославленными людьми всех времен». И самую внучку короля не забыл похвалить Петрарка: «Ведь хотя она ушла в самом расцвете лет и красоты, оплаканная почти всем миром, сопровождаемая потоками слез и рыданий, особенно в обоих королевствах: и в том, где родилась, и в том, куда переехала эта редкостная, выдающаяся краса, - однако сама она счастлива, и не только потому, что через этот страшный порог смерти она вошла в радость вечной жизни, но и потому, что ты прославил ее на все века превосходнейшим панегириком». Думаю, не ошибемся, предположив, что, щедро раздаривая свои восторги, Петрарка уже имел в виду будущие хлопоты по лавровому венку!.. Обратим внимание, что Франческо обращается к королю на «ты». Таков стиль поэта, такую манеру он называет «мужественной» и гордится, что возродил древнюю форму обращения и последовательно отстаивает ее. В письме к советнику императора Карла V архиепископу Яну Оломоуцкому (Венеция, 1363 г.) Петрарка пеняет своему корреспонденту: «… ты обращаешься ко мне во множественном числе, когда я один», однако он, Франческо, не откажется от манеры более искренней и естественной, не станет «… менять стиль, которым и мудрые люди издавна писали и мы между собой долго пользовались; всегда буду презирать льстивую вкрадчивость и пустые побрякушки новых писателей». Приближающийся к своему шестидесятилетию Петрарка, ради внешнего приличия слегка маскируя тщеславие, напоминает: «… должен робко и по-дружески похвалиться перед тобой, что, кажется, один я или по крайней мере первым во всей Италии я изменил стиль отцов, в наших краях изнеженный и расслабленный, вернув ему мужество и крепость; но обращение и впредь буду писать так, как пишу, разве что ты решительно потребуешь от меня перемены». М. Гершензон отмечает, что после письма Роберта Петрарка потерял покой, которым, кажется, довольствовался после 76

Вячеслав Возчиков

того, как в 1337-м приобрел в долине Воклюз на берегу Сорги небольшой участок земли со скромным домиком. Письмо короля «… раздразнило его ненасытное честолюбие, и с этой минуты он уже не найдет покоя, пока не добьется лаврового венка. Два года он неустанно хлопочет, раскидывая сеть лжи и лести, и, наконец, успех венчает его усилия; тогда он надолго покидает свой тихий Воклюз: морем из Марсели он переправляется в Неаполь, где король и поэт разыгрывают комедию испытания на степень лауреата, оттуда едет в Рим, произносит речь на Капитолии и принимает венец …». Позиция Гершензона очевидна: Петрарка с а м о р г а н и з о в а л свою коронацию лавровым венком!.. В контексте сказанного сошлемся на весьма любопытное письмо, которое Франческо написал Диониджи, когда последний в 1338-м (или в 1339-м) году отправился в Неаполь к королю Роберту: «Скоро последую за тобой, ты ведь знаешь, что я думаю о лаврах (не правда ли, фраза свидетельствует о доверительных беседах поэта и высокопоставленного священнослужителя? – В.В.) Взвешивая все по отдельности я постановил, что они ни в коем случае не должны быть ни у кого из смертных, кроме как у короля, о котором мы говорим. Если я удостоюсь его приглашения – прекрасно; в противном случае сделаю вид, будто где-то что-то прослышал, или из его письма, которое он сам послал мне, чрезвычайно почтив меня, человека безвестного, своей любезностью, я словно бы в колебании выведу скорее тот смысл, что я как бы приглашен». Как видим, поэт готов отправиться к королю даже б е з п р и г л а ш е н и я, настолько его захватила идея коронации!.. Франческо прекрасно понимал значение благосклонности Роберта – не только короля Сицилийского и Неаполитанского, но и сенатора Рима, сеньора Флоренции и всей Тосканы!.. Знал он и привлекательную «цену вопроса», т.е. лаврового венка: удовлетворение тщеславного желания – это, безусловно, самое важное, однако коронация предполагала и вручение диплома, удостоверяющего присвоение лауреату званий магистра и профессора поэтических искусств и истории. Иначе говоря, 77

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Петрарка получал такие же ученые права, что и схоластыпрофессионалы, становился о ф и ц и а л ь н о п р и з н а н н ы м ученым! Диплом также делал поэта почетным гражданином Рима, давал право преподавать «свободные искусства» (правда, такой возможностью Франческо не воспользовался, он вообще, как мы отметили выше, не стремился к конкретному делу в традиционном смысле слова!)… Как же все рассчитывает Петрарка, как настойчиво, поистине на грани цинизма, а может, в чем-то и переходя эту грань, добивается он своей цели!.. И как в скором будущем без тени смущения станет делать удивленный вид, сообщая друзьям о будто бы нежданно-негаданном приглашении на коронацию!.. В начале сентября 1340 года Франческо написал два письма кардиналу римской церкви Иоанну Колонне. В первом, от 1 сентября, Петрарка – удивленный и обрадованный человек; он получил приятный сюрприз (но ни в коей мере не пожинает плоды долгих предварительных хлопот!) – его приглашают на коронацию!.. «Сегодня как раз в третьем часу дня мне пришли письма от сената, в которых с убедительной настойчивостью меня зовут в Рим для принятия поэтических лавров. В этот же самый день около десятого часа с письмами о том же деле ко мне приезжает человек от канцлера Парижского университета Роберта, моего знаменитого соотечественника, очень сочувствующего моим занятиям; приводя превосходные основания, он убеждает меня ехать в Париж». Петрарка старательно изображает изумление: «Ты мне скажи, кто бы когда предсказал, что нечто подобное может случиться среди этих утесов? Дело кажется настолько невероятным, что я переслал тебе оба письма, не нарушив печатей». Без всякой надобности (ведь из содержания и так ясно, какое письмо куда зовет!..), просто не сдерживая своей радости, Петрарка поясняет: «Одно (письмо. – В.В.) зовет на восток, другое на запад; ты поймешь, какие веские доводы толкают меня и туда, и сюда». Франческо, опять же без видимой необходимости, лишь потакая своему самолюбию, подчеркивает, что почести оказаны 78

Вячеслав Возчиков

л и ч н о е м у – поэту Петрарке!.. Да, когда-то «два величайших города мира, Рим и Карфаген, в один и тот же день» предложили дружбу могущественному царю Африки Сифаку, но «… там была оказана честь его власти и богатствам, здесь – мне лично; недаром он предстал просителям восседающим среди золота и драгоценных камней на величественном троне, а меня они нашли одиноко бродящим у берегов Сорги, утром по лесам, вечером по лугам; мне предлагали почести, от него ждали помощи». Таким образом, расставив п р а в и л ь н ы е акценты, Петрарка обращается к Колонне: какой вариант предпочесть?.. Однако в его собственных рассуждениях по этому поводу, вроде бы, нерешительных, уже содержится желаемый вариант – Рим: «… в Италии есть сицилийский король, которого из всех смертных я всего спокойней мог бы видеть судьей над талантами». Как же иначе, ведь через короля Роберта шла вся подготовительная работа, естественно, что и завершающий этап должен пройти под патронажем этого могущественного государя!.. Иоанн Колонна дает ожидаемый ответ, который «… в высшей степени достоин твоей мудрости и человечности», отправляться в Рим. Однако Петрарка опять не упускает случая удовлетворить свое тщеславие, сообщая, что канцлер Парижского университета Роберт намерен чуть ли не лично приехать за поэтом: «Остается только одна забота, какими словами извиниться мне перед моим другом Робертом, чтобы не только он, но и весь знаменитый университет, если дело выйдет наружу, удовлетворился случившимся. Однако об этом подробней при встрече: слышно, он сам нагрянет сюда с намерением тащить меня в Париж; если это так, дело будет обсуждаться на месте происшествия». В послании к потомству Франческо сообщает, что по совету Иоанна Колонна «решил предпочесть авторитет Рима всякому другому». Однако Петрарка, видимо, желая окончательно убедить всех, что его заслуги в поэзии исключительно велики, «… решил отправиться сначала в Неаполь и явился к великому королю и философу Роберту, столь же славному своей ученостью, как и правлением, дабы он, который один между государями нашего 79

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

века может быть назван другом наук и добродетели, высказал свое мнение обо мне. Поныне дивлюсь тому, сколь высокую он дал мне оценку и сколь радушный оказал мне прием, да и ты читатель, дивился бы, когда бы знал. Узнав о цели моего приезда (Петрарка желает внушить читателям, что Роберт не знал о намерениях поэта!

– В.В.), он необыкновенно обрадовался, отчасти польщенный доверием молодого человека, отчасти, может быть, в расчете на то, что почесть, которой я домогался, прибавит крупицу и к его славе, так как я его одного из всех смертных избрал достойным судьею. Словом, после многочисленных собеседований о разных предметах и после того, как я показал ему мою «Африку», которая привела его в такой восторг, что он, как великой награды, выпросил себе посвящение ее, в чем я, разумеется, не мог и не хотел отказать ему, он наконец назначил мне определенный день на предмет того дела, ради которого я приехал. В этот день он держал меня с полудня до вечера; но так как круг испытания все расширялся и времени не хватило, то он продолжал то же еще два следующих дня. Так он три дня исследовал мое невежество и на третий день признал меня достойным лаврового венка. Он предлагал мне его в Неаполе и многими просьбами старался вынудить у меня согласие. Но моя любовь к Риму одержала верх над лестными настояниями великого короля. Итак, видя мою непреклонную решимость, он дал мне письмо и провожатых к римскому сенату, через посредство которых изъяснял с большим благоговением свое мнение обо мне». Принято считать, что поэтическая коронация Петрарки состоялась 8 апреля 1341-го года – в этот день произошло редкое совпадение переходящего праздника пасхи с календарной годовщиной Воскресения. В письме королевскому секретарю Барбату Сульмонскому Франческо сообщает, что «при большом стечении народа и великом ликовании» свершилось долгожданное событие: «… Орсо Ангиллара, граф и сенатор, человек возвышенного ума, украсил лавровыми ветвями меня как прошедшего королевское испытание». Символику происходящего хорошо объяснил Конрад Бурдах: «Сенатор Рима снял со своей головы лавровый венок и возложил его на голову Петрарки от 80

Вячеслав Возчиков

имени римского народа, чья власть тем самым перешла к нему; это значит: свободный римский народ в лице делегированного им магистрата, носившего вместо него лавровый венок, короновал поэта венком власти; ибо эта власть в соответствии с античным, отчасти известным и средневековью, но теперь полностью восстановленным в своем значении правом, принадлежит римскому народу. Кроме того, Петрарке была передана пурпурная мантия неаполитанского короля Роберта, следовательно, еще одна императорская инсигния. Подражая триумфальному ритуалу античности, Петрарка по окончании акта коронования возложил в торжественной процессии лавровый венок, который в римской древности был сначала почетным знаком триумфатора и только потом стал привилегией и короной императора, на алтарь святого Петра, вернув его в руку Божию». В триумфальной речи на Капитолии Петрарка, уже не сдерживаясь, высказывает свои заветные мысли. К славе и почестям принято относиться презрительно, раскрывает душу перед слушателями Франческо, но в действительности жажда общественного признания владеет человеком, особенно если тот на что-то способен в этом мире: «… стремление к славе присуще не только обычным, но и, больше всего, умудренным и выдающимся людям; вот почему много философов рассуждает о презрении к славе, однако никто или очень мало кто вправду ее презирает, что особенно явствует из их обычая вписывать свои имена в зачины тех самых книг, где они требуют презирать славу, как говорит Туллий в первой книге «Тускуланских вопросов». Бесспорно, славы заслуживают поэты, которые, как и философы, ищут истину. Вообще поэзия – это и философия, и история одновременно, утверждает Петрарка, если есть различие между этими сферами деятельности, то исключительно внешнее, но внутренняя сущность – общая, и состоит она в познании – процессе ярком, радостном, творческом, не похожем на схоластическое затворничество!.. Петрарка вдохновенно делится своим пониманием творчества: «… под покровом вымыслов поэты выводят то истины естественной и нравственной философии, то 81

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

исторические события», поэтому «… между делом поэта и делом историка и философа, будь то в нравственной или естественной философии, различие такое же, как между облачным и ясным небом, - за тем и другим стоит одинаковое сияние, только наблюдатели воспринимают его различно. При этом поэзия тем сладостней, чем шаг за шагом увлекательней становится с трудом отыскиваемая истина». Дар поэта – великий дар, ибо поэтическое вдохновение укоренено в трансцендентальном – в Боге: «… если в прочих искусствах к цели могут привести усилие и труд, в поэтическом искусстве не так: здесь ничего не сделать без какойто неуловимой и божественно вселяющейся в душу певца и пророка силы». Словом, прочь сомнения, если они еще у кого-то остались, в справедливости высокой награды для Петрарки, волей Всевышнего Промысла находится Франческо на Капитолии!.. Все собравшиеся на торжество, по уверению Петрарки, чувствовали незримое присутствие короля Роберта: «Не хватало руки короля, но не его незримого присутствия и величия; они въяве ощущались всеми, а не только мною. Не хватало твоих глаз и ушей, но твой дух постоянно со мной». В том же письме Франческо сетует, что не успел прибыть Джованни Барилли: «Не хватало великодушного Иоанна: посланный королем и спешивший с невероятным усердием, он попал за Анаьи в засаду герников, из которой выбрался, к моему облегчению, хотя в ожидаемое время не прибыл». К слову, Петрарка и сам попал к разбойникам, когда покидал Рим. Вот как он сам описывает это происшествие: «Едва мы вышли за городские стены, я с людьми, которые следовали за мной и по суше, и в море, попал в руки вооруженных разбойников; если пущусь подробно описывать, как мы от них избавились и были вынуждены возвратиться в Рим, какое было по этому поводу волнение народа, как на следующий день, подкрепленные более надежной вооруженной охраной, мы вышли в путь и что еще приключилось в дороге, выйдет долгая история». Так в хлопотах начавшаяся история обретения Франческо лаврового венка так же беспокойно и закончилась!.. В конце счастливого для себя апреля 1341-го Петрарка напишет благодарное письмо Роберту Неаполитанскому, в 82

Вячеслав Возчиков

котором изобразит короля подлинно идеальным государем, мудром и в области политики, и в сфере искусств: «Миру давно уже было известно, скольким тебе, краса государей, обязаны все теперешние труды на поприще свободных и благородных искусств, в которых ты благодаря своему прилежанию тоже сделал себя государем – с диадемою, если не ошибаюсь, намного более блистательной, чем корона твоего мирского царства». Петрарка придает событию на Капитолии и с т о р и ч е с к о е значение, творцами которого стали и он, поэт, и Роберт, олицетворяющий благородную и справедливую мирскую власть: «… обычай увенчания лаврами … в наш век возобновлен тобою – вождем и мной – твоим рядовым воином»… ***

Осенью 1825 года Александр Сергеевич Пушкин писал из Михайловского князю П.А. Вяземскому: «Зачем жалеешь ты о потере записок Байрона? Черт с ними! Слава богу, что потеряны. <...> Толпа жадно читает исповеди, записки etc, потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок - не так, как вы – иначе». Эту глубокую мысль Пушкина мы привели для тех, кто решит сравнить тщеславие Петрарки с собственными карьерными амбициями. Не нужно обольщаться!.. Франческо жаждал славы не потому, что хотел в чем-то обойти коллег по поэтическому «цеху» или вдоволь насладиться завистью соседа по лестничной площадке… Во всяком случае, далеко не только поэтому! Первый гуманист понимал, что почести, воздаваемые ему, - это одновременно прославление поэзии, просвещения, человеческой устремленности к вершинам духовности. Лавровый венок Петрарки – коронация человека совершенствующегося, в восхищении постигающего безмерные глубины человеческой сущности. Торжество разума и творчества – таким видится объективный смысл тех славных событий на Капитолии!..

83

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ПУБЛИЧНЫЕ ЛЕКЦИИ Т.Н. ГРАНОВСКОГО магия слова и личности

В ноябрьские дни 1843-го года не было, пожалуй, в Москве места популярнее, чем одна из университетских аудиторий, предоставленная для публичных выступлений Тимофея Николаевича Грановского. Такого еще не случалось, чтобы научные лекции заставляли замереть в восторженном внимании умудренных знаниями профессоров и недоучившихся студентов, чиновников и военных, светских дам и барышень, еще накануне танцевавших на балах и ничего не слышавших о философии истории!.. Впоследствии в обеих столицах не раз будут устраиваться подобные мероприятия, но по накалу общественных страстей, интеллектуальному блеску, невиданному духовному подъему приоритет в истории российского просвещения навсегда останется за первым публичным курсом Грановского… Накануне выступлений Тимофей Николаевич делился с друзьями своими переживаниями, спектр которых довольно широк – от возможного состава публики до реакции идейных противников. «Выпей стакан вина за успех, - просит Грановский Н.Х. Кетчера 15 ноября. – Присутствие дам может меня несколько сконфузить, и первая лекция может быть плоха, а это сделает дурное впечатление». Однако московские дамы вели себя в высшей степени доброжелательно по отношению к молодому ученому; учитывая специфический характер мероприятия, женщин и барышень в зале было довольно много – около пятидесяти, они старались приезжать на лекции пораньше, примерно за полчаса до начала, чтобы занять места поближе к сцене – все рассмотреть, все услышать и наградить лектора восторженными взглядами… А.И. Герцену вообще показалось на первой лекции, что в зале «множество дам»; Александр Иванович иронизировал по этому поводу: «… разумеется, они не слушать ездят, а казать себя – но все это хорошо и, впрочем, в самом деле есть желание интересов всеобщих».

84

Вячеслав Возчиков

Лекции начались 23 ноября. В одном из писем Грановский уточняет: «… во вторник, в половине третьего». А.И. Герцен записал в дневнике: «24. Вчера Грановский начал свои публичные лекции. Превосходно. Какой благородный, прекрасный язык, потому именно, что выражает благородные и прекрасные мысли. Я очень доволен. Его лекции в самом деле событие …». «В час, назначенный для открытия чтений Грановского, университетская аудитория была полна, - свидетельствует А.В. Станкевич. – В ней собралось образованнейшее общество Москвы, литераторы, военные, дамы, старики и юноши». Полагаем, однако, что не всех слушателей, а особенно – слушательниц, захватывала философия истории, которую пытался обосновать Грановский: каким-то непостижимым образом собирала многочисленную аудиторию духовная магия личности лектора!.. Именно из внутренней сущности Тимофея Николаевича следует исходить, утверждал А.В. Станкевич, пытаясь объяснить феноменальный успех его выступлений: «Тайна глубокого впечатления, производимого преподавателем на слушателей, заключалась не только в его знаниях, в его художественном таланте представления, не только в изящновыразительном изложении, - она крылась в глубоко нравственном и изящном существе самого преподавателя». Автор биографии Тимофея Николаевича обратил внимание, что слышавшие Грановского при передаче впечатлений от его выступлений неизменно говорили как о глубоком уме, так и о неотразимом обаянии лектора. Согласимся, что даже обычные слова в состоянии передать притягательную силу образа: «Его выразительное лицо, большие задумчивые глаза, засвечивающиеся порой из-под густых сросшихся бровей каким-то глубоким блеском, вьющиеся черные волосы, грустная улыбка, все было в нем изящно, привлекательно; на всем существе его была печать душевной чистоты, нравственного достоинства, вызывающих симпатию и доверенность». В тон сказанному – мнение Герцена: «Какое благородство языка, смелое, открытое изложение! Были минуты, когда его речь подымалась до вдохновения».

85

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Побывавший на одной из лекций Анненков (Павел Васильевич приехал в начале декабря, о чем Грановский с радостью сообщил Н.Х. Кетчеру: «Завтра выпьем за твое здоровье по поводу приезда Анненкова. Все эти господа у меня обедают»; письмо не датировано) так описывал свои впечатления: «Лекции профессора особенно отличались тем, что давали чувствовать умный распорядок в сбережении мест, еще не доступных свободному исследованию. На этом-то замиренном, нейтральном клочке твердой земли под собой, им же и созданном и обработанном, Грановский чувствовал себя хозяином; он говорил все, что нужно и можно было сказать от имени науки, и рисовал все, чего еще нельзя было сказать в простой форме мысли. Большинство слушателей понимало его хорошо. Так поняло оно и лекцию о Карле Великом, на которую и я попал. Образ восстановителя цивилизации в Европе был в одно время и художественным произведением мастерской кисти, подкрепленной громадною переработанной начитанностью, и указанием на настоящую роль всякого могущества и величества на земле. Когда в заключение своих лекций профессор обратился прямо от себя к публике, напоминая ей, какой необъятный долг благодарности лежит на нас по отношению к Европе, от которой мы даром получили блага цивилизации человеческого существования, доставшиеся ей путем кровавых трудов и горьких опытов, - голос его покрылся взрывом рукоплесканий, раздавшихся со всех концов и точек аудитории». Переживания Грановского все же не могли не сказаться на качестве первой лекции – она действительно получилась не столь блестящей, какой могла бы стать. Смущенный наплывом публики, Грановский начал «робко, тихим голосом, едва слышным на задних скамьях аудитории». Естественное волнение перед переполненным залом усиливала настороженность: «Елагина сказала мне недавно, что у меня много врагов, - делится Тимофей Николаевич с Кетчером 15 ноября. – Не знаю, откуда они взялись; лично я едва ли кого оскорбил, следовательно источник вражды в противуположности мнений. Постараюсь оправдать и заслужить вражду моих врагов». К неопределенным слухам 86

Вячеслав Возчиков

добавились неизвестная нам, но, видимо, не оставшаяся без внимания осведомленных современников, «неприятная история» с Чаадаевым, неожиданная хлопотливая угодливость профессора Степана Петровича Шевырева, всячески демонстрировавшего свое желание помочь в организации выступлений, явиться этаким «покровителем молодого таланта»… Спустя месяц Грановский уже не сомневался в правоте Елагиной: «У меня также много врагов, но и это хорошо, - сообщает он отцу и тетушкам 13 декабря. – Я их не вызывал против себя никакими оскорблениями, но и терпеть оскорблений не намерен. Я работаю много, чувствую, что мой труд не бесплоден, что он находит признание и что жизнь моя не пропадет без следа. Чего же более?». В январе 1844-го года критика лекций Грановского, кажется, достигла апогея: под угрозой оказалось собственно продолжение выступлений. То, что Тимофей Николаевич считал научными идеями, интерпретировалось его оппонентами (С.П. Шевыревым, М.А. Дмитриевым, И.И. Давыдовым и др.) в политическом смысле – как преклонение перед Западом, унижение России, подрыв православия и вообще всех духовных оснований нравственной чистоты и благополучия страны. Деликатнейший Сергей Григорьевич Строганов, граф, попечитель Московского учебного округа и Московского университета, решился на разговор с Грановским, надеясь убедить последнего «скорректировать» содержание лекций, сделать их менее «гегельянскими», однако Тимофей Николаевич не видел возможности идейного компромисса и не исключал варианта, что ему вообще придется уйти из Московского университета. «Дела мои не совсем хорошо идут, - делился он своими переживаниями с Н.Х. Кетчером 14 января. – Я думаю, что придется идти в отставку или переменить службу. Строганов требует невозможного. Вчера у меня было с ним серьезное, резкое объяснение. Я может быть поступил глупо, говоря совершенно прямо и открыто, но не раскаиваюсь. Он сказал мне, что при таких убеждениях я не могу оставаться в университете, что им нужно православных и т.д. Я возразил, что я не трогаю существующего порядка вещей, а до моих личных 87

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

верований ему нет дела. Он отвечал, что отрицательное отношение недостаточно, что им нужна любовь к существующему, короче, он требовал от меня апологий и оправданий в виде лекций. Реформация и революция должны быть излагаемы с католической точки зрения и как шаги назад. Я предложил не читать вовсе о революции. Реформации уступить я не мог. Что же бы это была за История? Он заключил словами: «Есть блага выше науки, их надобно сберечь, даже если бы для этого нужно было закрыть университет и все училища». Что-нибудь кроется под этим, его кто-нибудь напугал. <…>». Складывается впечатление, особенно по последней фразе, что Грановский сочувствует Строганову, понимает позицию чиновника, стремящегося предотвратить идейный «раскол» в научной среде. «Есть блага выше науки …» Однако лишь наука в полной мере позволяет осознать величие и ценность этих благ!.. Между прочим, именно попечитель Московского университета граф С.Г. Строганов предложил в своё время Грановскому кафедру всеобщей истории!.. В декабре 1835го служивший при Строганове В.К. Ржевский представил Тимофея Николаевича, которого знал еще по жизни в Орле, графу, и последний в личной беседе проникся искренней симпатией к недавнему студенту, разглядев в нем недюжинный исследовательский потенциал. Тимофею Николаевичу было предложено отправиться в Германию, готовиться там к профессуре и в перспективе – к принятию кафедры в Московском университете. Так что Строганова и Грановского связывали давние отношения искреннего уважения и симпатии, потому их официальная по форме беседа в январе 1844-го не была нравоучительным внушением «ретрограда»-чиновника либеральному мыслителю: состоялся доброжелательный разговор двух интеллигентов, ученых, патриотов России, озабоченных процветанием науки, благоденствием страны, объективно признающих, хотя и не во всем принимающих, различные пути достижения этого процветания… «Есть блага выше науки», сказал Строганов, и это не фраза ограниченного бюрократа; Сергей Григорьевич как должностное лицо знал, вероятно, нечто 88

Вячеслав Возчиков

большее о политической ситуации в Европе и России, чем даже Грановский, предчувствовал – почему бы не предположить? – грядущие общественные катаклизмы… Так что настороженное, даже порой критическое отношение к лекциям Тимофея Николаевича не следует, на наш взгляд, интерпретировать в терминах конфликта «власти» и «общества»; противостояния как агрессивной непримиримости не было, осуществлялся процесс познания – искренний и пристрастный, бескорыстный и самостоятельный… «В графе Строганове бездна рыцарски благородного», записал А.И. Герцен в своем дневнике 26 ноября 1843 г. после состоявшегося накануне разговора с попечителем Московского университета. Герцен привез Строганову свою статью о лекциях Грановского и получил согласие на публикацию ее в «Московских ведомостях». С одним, правда, немаловажным условием: не упоминать даже имени Гегеля!.. «Откуда эта гегелефобия?»

- действительно недоумевает или только делает вид, что не понимает «примиренческой» позиции графа, Александр Иванович. Строганову же хотелось обеспечить некое равновесие между славянофилами и западниками, предотвратить острые диспуты и тем более конфликты. Похоже, Сергей Григорьевич был в тогдашней ситуации мудрее многих: когда в чем-то правы оба оппонента, нужно стараться не «перекричать» друг друга, а прилагать усилия к взаимопониманию. «Странно, какое внимание обращено на меня и на всех. Предостережения, советы», размышляет Герцен, обнаруживая хорошую наблюдательность и, кажется, некоторую гордыню (словечко «странно»!), отсутствие потребности в столь привлекательном для Строганова «примирении»… Статья А.И. Герцена «Публичные чтения г. Грановского (письмо в Петербург)» была опубликована в «Московских ведомостях» (№142) 27 ноября 1843 г. Тимофей Николаевич прочел ее уже утром (свежий номер поспешил прислать Евгений Федорович Корш – редактор-издатель «Московских ведомостей») и «был так тронут, что не смог сразу все прочесть». Публикация оказалась для Грановского приятным сюрпризом, своевременной 89

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

поддержкой, он и не знал, что Герцен готовит отклик для газеты… К слову сказать, мало понятен упрек Белинского Герцену по поводу названой и следующей публикаций на эту же тему: «По моему мнению, стыдно хвалить то, чего не имеешь права ругать: вот отчего мне не понравились твои статьи о лекциях Грановского». Странное основание для оценки газетного материала!.. Да почему бы и не похвалить то, что заслуживает похвалы, поднявшись над некими политическими интересами, на которые, видимо, намекает знаменитый критик?!. С.Г. Строганов не возражал против собственно лекций Грановского, его беспокоила негативная реакция на них в определенной части общества, «патриотическая» риторика которой не позволяла не реагировать!.. И все же Грановскому было разрешено довести свои выступления до конца, что объективно привело к подъему уровня общественного самосознания: еще многие месяцы после последней лекции шло горячее обсуждение как содержания курса, так и морального облика самого Тимофея Николаевича. Даже год спустя, в марте 1845-го, Грановский сообщал Кетчеру: «Обо мне кричат, что я интриган, тайный виновник всех оскорблений, которые наносятся славянству. <…> Семейство Аксаковых буквально плачет о погибели народности, семейной нравственности и православия …». Идейная направленность публичных лекций Тимофея Николаевича была заявлена на первом же выступлении (23 ноября), посвященном развитию исторической науки, что не прошло незамеченным и справедливо было воспринято как принципиальная позиция, вполне раскрывшаяся уже на следующем выступлении, когда Грановский высказал свое понимание философии истории. «Я начал ругаться с первой лекции, после которой Шевр (Шевырев. – В.В.), т.е. коза, встретился с Чаадаевым на крыльце и деликатно закричал ему: «Что, Петр Яковлевич, каково вас католиков отделали!» «Досталось и вам, отвечал Чаадаев», - писал Грановский Н.Х. Кетчеру 14 декабря. – После второй лекции Чаадаев перестал ходить, чем-то обиделся».

90

Вячеслав Возчиков

Слова «досталось», «отделали» - не самая лучшая лексика для описания лекций Тимофея Николаевича. Он мог быть задиристым в письмах к своим друзьям, однако в аудитории избегал открытых политических выпадов. И дело не только в том, что со многими идейными противниками (братьями Киреевскими, например) у Грановского в жизни были вполне приятельские отношения. Как ученый Тимофей Николаевич понимал, что справедливость того или иного мнения не доказывается «навешиванием ярлыков» или шельмованием сторонников противоположных взглядов, которых, к слову, было достаточно много, что уже само по себе требовало уважительного отношения к занимаемой ими позиции. «В Москве были тогда в большом ходу толки об отношении истории и цивилизации Европы к нашему отечеству и его исторической жизни, - отмечал А.В. Станкевич. – В конце тридцатых годов в среде московских литераторов и ученых образовался круг людей, сделавшихся известными под именем славянофилов. <…> Провозглашая начало народности, славянофилы во имя его провозглашали вместе и вражду к Западу, его идеям, его истории. Не признавая благотворности реформ Петра, они искали свои идеалы для будущности России в ее истории до Петра, смысл которой толковали сообразно своим воззрениям. Начало народности было живо для них только в простонародности, в тех слоях русского общества, куда не проникало влияние образования, гражданственности, условий государственного быта, всего, что по мнению славянофилов, было насильственно привито России Петром. Они мечтали о каком-то особенном, исключительно народном характере не только русской жизни, русского быта, русского искусства, но и русской науки». Грановский не превратил свои публичные лекции в диспут. Он высказался не об односторонности позиции славянофилов, но по поводу нее, причем весьма изящно: Тимофей Николаевич заострил внимание публики на лучших результатах европейского прошлого, против чего объективно трудно было что-то возразить по существу. Такой изначально обезоруживающий подход 91

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

вызвал особенное раздражение противников «западничества», которые стали критиковать Грановского не за то, что он сказал (действительно, как можно возражать против достижений европейской цивилизации?!), а за то, о чем промолчал и о чем, по мнению славянофилов, высказаться было непременно нужно!.. Все же на одной из лекций Тимофей Николаевич задал своим оппонентам простой вопрос: если бы он, Грановский, не принимал исторического пути Запада, зачем бы тогда читал, тем более публично, его историю?.. Не естественнее ли говорить о том, что считаешь истинным и справедливым?.. «Меня обвиняют, сказал он (Т.Н. Грановский. – В.В.), в том, что история служит мне только для высказывания моего воззрения. Это отчасти справедливо, я имею убеждения и привожу их в моих чтениях; если б я не имел их, я не вышел бы публично перед вами, для того, чтобы рассказывать, больше или меньше занимательно, ряд событий». Дневниковые записи Герцена тоже сохранили блестящий ответ Грановского своим критикам, сделанный 20 декабря 1843 г.: «Окончив чтение, он (Грановский. – В.В.) сказал: «Я считаю необходимым оправдаться перед вами в некоторых обвинениях на мой курс. Обвиняют, что я пристрастен к Западу, - я взялся читать часть его истории, я это делаю с любовью и не вижу, почему мне должно бы читать ее с ненавистью. Запад кровавым потом выработал свою историю, плод ее нам достается почти даром, какое же право не любить его? Если б я взялся читать нашу историю, я уверен, что и в нее принес бы ту же любовь. Далее, меня обвиняют в пристрастии к каким-то системам; лучше было бы сказать, что я имею мои ученые убеждения; да, я их имею, и только во имя их я и явился на этой кафедре, рассказывать голый ряд событий и анекдотов не было моею целью». <…> Гром рукоплесканий и неистовое bravo, bravo окончило его речь, с невыразимым чувством одушевления сделан был этот аплодисмент, проводивший Грановского до самых дверей аудитории». По поводу своих критиков Тимофей Николаевич пишет Кетчеру 14 декабря: «Остервенение славян возрастает с каждым 92

Вячеслав Возчиков

днем; они ругают меня не за то, что я говорю, а за то, о чем умалчиваю. Я читаю Историю Запада, а они говорят: «зачем он не говорит о России!» Аксаков (Константин Сергеевич. – В.В.) горячо стоит за меня и поссорился с Шевыркою. Впрочем я напечатаю свои лекции по окончании курса, дабы не было глупых толков. <…>». О своем желании издать лекции Грановский сообщал и в письме Фроловым 8 мая 1844 года: «Осенью я начну печатать эти лекции. Это необходимо по многим причинам». Увы, намерения своего Тимофей Николаевич не осуществил, он вообще – к нашей сегодняшней досаде! – писал мало и неохотно. На это обращал внимание и А.В. Станкевич: «Грановский всегда медлил, когда ему предстоял письменный труд. Ему нужна была живая деятельность, и живое слово и наличные слушатели оставались для него всегда главными ее условиями». «Грановский на свою литературную деятельность смотрел, как на второстепенную сравнительно с деятельностью живым словом, к которой он чувствовал наиболее призвания, развивает свою мысль тот же биограф. – Он признавался, что несмотря на постоянную подготовку к своим лекциям, лучшим часто являлось в них то, что приходило ему на мысль во время самого чтения. Если случалось ему, хотя и очень редко, явиться на кафедру с приготовленною письменно лекциею, то рукопись оставалась у него в кармане, и аудитория слышала от него не то, что было им приготовлено письменно. Несомненно, что талант Грановского был по преимуществу талант живого слова, отчасти даже, можно сказать, талант импровизатора, если только позволительно назвать импровизациею речь, к которой произносящий ее подготовлен долгим трудом изучения и постоянно деятельною мыслию». Парадокс, но у Тимофея Николаевича не было физических данных, требуемых для успешного лектора, но он, тем не менее, стал им!.. По поводу собственного голоса Грановский писал Н.В. Станкевичу 25 ноября 1839 г.: «Голос мой слаб от природы и этому помочь нельзя. Зато мне весело – признаюсь брат – смотреть на студентов, сидящих на ступенях моей кафедры или на стульях кругом, чтобы лучше слышать и записывать».

93

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Тимофей Николаевич вообще не отличался крепким здоровьем, в том же письме находим грустные и откровенные строки: «<…> Во-первых, не смейся и не ругайся – мне не хочется умирать. Здоровье мое плохо; я не страдаю вовсе, вместо прежних резких болей в груди у меня глухое постоянное давление в левой стороне, пониже сердца. Не мучительно, но, чувствую, что скверно. Способность спать много и крепко пропала; слабость увеличивается с каждым днем: отчего? не знаю. Внешних признаков нет. Боюсь растаять». Когда весной 1839-го, в Берлине, болезнь на два месяца лишила Грановского полноценных занятий, врачи вообще предсказывали Тимофею Николаевичу «невозможность, при состоянии его груди, читать лекции». Слабый голос действительно серьезно подвел Грановского в самый неподходящий момент, а именно 12 сентября 1839 г., когда Тимофей Николаевич начал чтение своего исторического курса. Более 250 слушателей собрались в аудитории Московского университета на вступительную лекцию Грановского, однако выступление оказалось под угрозой срыва: «… вид этой толпы смутил его (Грановского. – В.В.), - объясняет состояние лектора А.В. Станкевич, - в течение десяти минут он не мог произнести ни слова; все сказанное им затем слышали только весьма немногие; однако ж после нескольких лекций живое сочувствие студентов было вполне на стороне преподавателя, а сам он уже вполне овладел спокойствием, изменившим ему при первой лекции». Уже 25 ноября 1839 г. Тимофей Николаевич писал А.В. Станкевичу: «Отношения мои к студентам очень приятны. Они приходят ко мне очень часто, толкуют обо всем очень откровенно и, сколько заметно, имеют ко мне некоторое доверие. Одним словом – друг! mir ist wohl! Все-таки не даром проживу я на Божием свете». Когда в начале апреля 1840 г. Грановский закончил чтение курса средней истории, успех лекций среди студентов, по признанию самого Тимофея Николаевича, превзошел все его ожидания. Вот как сообщает биограф о з в у ч а н и и лекций Грановского: «Речь свою на кафедре он начинал, казалось, с 94

Вячеслав Возчиков

усилием над самим собою; тогда особенно был заметен природный недостаток его произношения, что-то похожее на шепелявость. Недостаток этот однако ж скоро исчезал, когда, одушевляясь, он овладевал предметом речи, и она делалась вполне свободною и живою. Голос его звучал тоном задушевности, тоном, каким не высказывается только одно знание, но говорит убеждение. Слушателю, записывающему слово в слово чтение преподавателя, после, когда он перечитывал его, могло казаться, что он что-то пропустил, чего-то не записал из слышанного, потому что тон и общее впечатление чтения оставались неуловимыми для его пера. Неотразимо подчинялся также слушатель не только впечатлению изящного слова, но и самого благородного образа учителя». Приведем интересный факт, касающийся лекционной манеры Грановского, о котором сообщает А.В. Станкевич: «Он (Грановский. – В.В.) постоянно готовился к каждой предстоящей лекции справками, обдумыванием и соображением всего, что относится к ее предмету. Но являясь на кафедру, он не приносил с собою сырого материала науки в виде тяжелого запаса. Он не любил ни многочисленных цитат, ни щегольства ссылками на имена и заглавия научной литературы, никакого ученого наряда. Все внешнее содержание науки, казалось, было тогда собственностью его духа. Излагая историю человечества, он, казалось, исповедовал перед слушателями свои личные, пустившие глубокие корни в душе его воспоминания». О яркости языка Т.Н. Грановского мы можем судить сегодня по его немногим опубликованным научным работам. По поводу того, что ни народы, ни государства не вечны, историк выразился так: «… погребальное шествие народов к великому кладбищу истории»; великие люди, по мнению Тимофея Николаевича, наделены «… особенно чутким нравственным слухом, особенно зорким умственным взглядом лица»; к концу IV столетия до нашей эры образованность Греции «… еще красовалась дивным богатством изящных форм и великих идей, но органическое развитие ее кончилось и дальнейшего роста от нее нельзя было ждать»… Поистине, соединение литературного изящества с оригинальностью мысли!..

95

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Зададимся вопросом: с какой целью взялся Грановский за тяжелейшую работу, что представляли собой публичные лекции?.. Друзья Тимофея Николаевича хорошо знали, сколько сил требовало от него каждое выступление, какое полнейшее душевное опустошение испытывал он после дня, проведенного в студенческой аудитории!.. Да и сам Грановский отнюдь не стремился к имиджу этакого «Моцарта от науки», «солнечного гения», которому все легко удается, а собственно работа – не более, чем праздник… «Странная вещь, - доверительно сообщает Грановский Н.В. Станкевичу 25 ноября 1839 г., - после всякой лекции я прихожу в решительное изнеможение; нервы разыграются и упадут опять совершенно». В письме тому же корреспонденту от 12 февраля 1840 г.: «Лекции раздражают нервы до крайности, хотя и читаю очень смирно». Однако это лишь констатация факта, но не роптание!.. Грановский понимает, что человек не вправе сетовать на природу, что окажись божественный дар жизни для него в чем-то иным (хотя бы более щедрым в отношении здоровья!), он бы уже не был тем Грановским, который стал явлением русской культуры… Судьба еще в детстве подала Тимофею Николаевичу знак, с чем ему идти по жизни: слабая физическая конституция должна была словно компенсироваться мощным духовным началом. «В ребяческие годы, - пишет А.В. Станкевич, - Грановский не отличался избытком физических сил и здоровья; он был худ, бледен и обыкновенно казался сосредоточенным и задумчивым, но любимые игры мальчика вызывали в нем зародыш деятельных, подвижных наклонностей, бодрого и бойкого нрава. Он любил строить и брать крепости, предводительствуя строем своих сверстников (вот они, истоки будущей «власти» над аудиторией!

– В.В.), был охотник добывать птиц из гнезд на высоких деревьях, ловить голубей. Петуший бой был зрелищем, за которым ребенок следил со страстным увлечением (не это ли увлечение – предтеча будущего интереса к интеллектуальным полемическим баталиям?

– В.В.)»…

96

Вячеслав Возчиков

Но коли так, если каждая лекция для Грановского – тяжелая душевная и физическая работа, зачем ему дополнительное нервное напряжение – имеем в виду публичные выступления перед московской аудиторией?.. Так и хочется привычно обобщить: во-первых – потому, во-вторых – поэтому, в-третьих… Но мотивацию Тимофея Николаевича трудно «разложить по полочкам», определить, какие цели для него более, а какие – менее приоритетные… Весьма респектабельно в качестве ответа на поставленный вопрос выглядела бы строчка из письма к Н.Х. Кетчеру от 15 ноября 1843 г., когда Грановский сообщает о своем намерении «высказать слушателям en masse такие вещи, которые бы я не решился сказать каждому по одиночке». Следовательно, речь о целях н а у ч н ы х, а конкретнее – Тимофей Николаевич намерен сделать достоянием широкой публики с в о е (основанное на мировоззрении Гегеля) понимание философии истории. Однако не эффективнее ли для этого печатный труд – книга, чей тираж разойдется по всей стране, экземпляр которой можно взять в библиотеке и сегодня, и завтра, и через год?.. Во всяком случае, «традиционный» ученый, на наш взгляд, так бы и поступил. Но дело в том, что именно лекция – главный способ научного бытия Грановского!.. Не письменная работа над научным текстом, а публичное выступление, проживание идеи в звучащем слове!.. Не случайно, как мы уже отметили, научное наследие Тимофея Николаевича весьма невелико, он не то что не любил, но постоянно откладывал «на потом» оформление своих мыслей в виде печатных трудов, он нес их, эти мысли, в аудиторию и доверял яркому слову!.. Думается, мы не ошибемся, если скажем, что публичные лекции нужны были Грановскому как работа, которую он любил и умел выполнять и от успешного результата которой получал заслуженное и естественное удовольствие. Так что вряд ли возможно безоговорочно утверждать, что важнее для Тимофея Николаевича: широкое распространение взглядов Гегеля или радость от владения вниманием слушателей. Грановскому необходимо и то, и другое, и еще многое - и все в первую очередь, все одинаково ценно!.. Характерно в этом плане замечание А.В.

97

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Станкевича: «Кроме лекций в университете он (Грановский.

– В.В.) нередко читал лекции у себя на дому для нескольких студентов из лучших учеников своих, нередко читал их также в кругу друзей своих или же для тех людей, которым надеялся быть полезным своими историческими чтениями». Для самого Грановского успех его публичных лекций очевиден, но Тимофей Николаевич позволяет себе лишь скромные, сдержанные оценки: «… я читаю публичные лекции с большим аплуазом публики. Два раза аплодировали»; «Лекции идут хорошо»; «Лекции мои произвели более впечатления, нежели я ожидал»; «Мои дела идут хорошо. Я читаю теперь публичные лекции истории, и Московская публика встретила меня самым лестным приемом. Зала, в которой я читаю, едва вмещает в себя посетителей …»; «Успех был выше моих надежд»… А.В. Станкевич отмечает, что начиная с третьей лекции, Грановского не только провожали, но и уже встречали аплодисментами, причем это были не вежливые проявления внимания, но «громкие, единодушные рукоплескания аудитории». Об этом же свидетельствует и А.И. Герцен, записавший в дневнике 1 декабря: «1. Вчера Грановского встретили страшными рукоплесканиями – он не ждал и смешался. Долго не мог прийти в себя. Лекции его делают фурор …». Тимофей Николаевич понимал, что переполненная аудитория свидетельствует не только об интересе к истории и к нему как лектору, но и отражает общее тогдашнее настроение интеллектуальной Москвы, о котором Грановский сообщал в письме к Фроловым еще в январе 1840 г.: «В здешнем хорошем обществе теперь мода на ученость, дамы говорят об истории и философии с цитатами, а так как я слыву очень ученым человеком, то и получаю часто приглашения, за которые благодарю, оправдываясь занятиями». Еще раньше, 25 ноября 1839 г., в письме к Н.В. Станкевичу Грановский отмечал: «В деятельности, в движении умов нет недостатка – но все как-то шатко». Ни до, ни во время, ни после публичных лекций Тимофей Николаевич не держал себя всезнающим мэтром, невозмутимым и величественным профессором. Он, как начинающий, радуется 98

Вячеслав Возчиков

аплодисментам, без стеснения делится с друзьями случившимися конфузами, иронизирует над собой и достигнутым успехом («Хвалят и бранят не в меру!»), волнуется каждодневно, тревожится… «Ты не можешь себе представить, в какой жар и холод бросает меня каждая лекция. Я еще не испытывал ни такого наслаждения, ни такой тревоги», - признается Грановский Н.Х. Кетчеру в начале декабря, а через несколько дней в очередном письме повторяет: «В жизни моей я не испытал таких тревог и волнений». В том же письме Тимофей Николаевич описал довольно-таки забавный эпизод, случившийся однажды во время выступления: «… Два раза аплодировали. В первый раз я сконфузился, покраснел и высморкался без всякой внутренней потребности. Галахов уверяет, что я, сморкаясь, сказал: покорно благодарю. Может быть. Мне от страха показалось, что я чихнул, а посетители говорят: желаем здравствовать». Обстановка в зале во время лекций Грановского была поистине невиданной по эмоциональному подъему, доброжелательности к выступающему, искреннему стремлению слушать и понимать!.. П.В. Анненков назвал эту атмосферу «межсословным торжеством», объединившим не только «… молодежь университета, но и весь образованный класс города – от стариков, только что покинувших ломберные столы, до девиц, еще не отдохнувших после подвигов на паркете, и от губернаторских чиновников до неслужащих дворян». Современник, кажется, даже не сдерживает своего восхищения: «Чтения Грановского принимались аудиторией с таким сочувствием и восторгом, что упреки и обвинения немногих голосов замолкли под влиянием общего настроения. Между слушателями и преподавателем установилась внутренняя, взаимная связь, живительно действующая на обе стороны. Аудитория, увлеченная словом преподавателя, усиливала его энергию и одушевление. Казалось, он сам развивался во время чтений. Он рос и крепнул на кафедре». Расскажем о характерном случае, свидетельствующем о поистине безграничной популярности Грановского в те дни, который описывает А.В. Станкевич. В начале 1844-го года, когда публичный курс Тимофея Николаевича достиг своего 99

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

эмоционального апогея, в официальной российской столице – Санкт-Петербурге – приступил к публичным лекциям по истории романа преподаватель французской литературы СанктПетербургского университета Ch. St. Julien. Когда-то Julien учил студента Грановского, а последний в 1835-м представил своему наставнику сочинение о творчестве Рабле… И вот почти десять лет спустя, предваряя собственные размышления о литературе XVI века, петербургский профессор словно пропускает вперед своего бывшего слушателя, зачитывая аудитории фрагмент студенческого исследования Грановского!.. «Чтение отрывка, - замечает А.В. Станкевич, - вызвало громкие рукоплескания со стороны публики». Как видим, магия московского триумфа Тимофея Николаевича захватила не только его бывшего преподавателя, но и петербуржцев, которые (во всяком случае, в массе своей) никогда не видели и не слышали Грановского!.. А ведь Тимофей Николаевич не был для петербуржцев «своим», он открыто высказывал симпатии Москве и Московскому университету!.. Например, в письме к Н.В. Станкевичу от 25 ноября 1839 г., описывая атмосферу, царящую в московской научной среде, Грановский отмечает: «Вообще, ты найдешь большую перемену, и необыкновенно хорошую, в здешнем университете, который, впрочем, единственный в России. Прочие – упаси Боже! <…>». В феврале 1840 г. – о том же и тому же корреспонденту: «<…> Об Александре (брате Н.В. Станкевича.

– В.В.) я слышал от Боткина, который недавно был в Харькове. Похлопочи о переводе его сюда. В Харькове ему нечего будет делать. Плохой университет, за исключением двух или трех профессоров. Наш университет, без хвастовства, единственный в России. Жаль, что брат твой не юрист: у Редкина и у Крылова послушать полезно. <…>». В январе 1844-го, после тяжелого разговора с С.Г. Строгановым, Грановский подумывает об отставке и сетует в письме Кетчеру: «Быть может и мне придется переходить на службу к вам в Питер. Что делать! Жаль Москвы, которая, что бы ни врал Белинский, выше, умнее и образованнее Петербурга. <…>». Словом, весьма даже вероятно, что Ch. St. Julien знал о такой позиции Грановского (возможно, случались 100

Вячеслав Возчиков

разговоры коллег по этому поводу, реплики знакомых, да и сам Тимофей Николаевич вполне мог откровенно делиться со своим бывшим наставником!), однако на нее ли обращать внимание, когда перед глазами явление ярчайшего таланта, аура которого накрыла и петербургскую публику!.. По свидетельству А.И. Герцена (запись в дневнике датирована 7 марта 1844 г.), «Грановский заключил последнюю лекцию (22 апреля 1844 г. – В.В.) превосходными словами, - рассказав, как французский король губил тамплиеров, он прибавил: «Необходимость гибели их, их виновность даже ясны, но средства употребленные гнусны; так и в новейшей истории мы часто видим необходимость победы, но не можем отказать ни в симпатии к побежденным, ни в презрении к победителю». Вдумаемся в какую-то вневременную актуальность этих слов Грановского!.. Равно как и комментария Александра Ивановича Герцена по поводу них: «И неужели эта аудитория, принимающая его слова, особенно такие слова, с ужаснейшими рукоплесканиями, забудет их? Забыть она их, впрочем, имеет право, но неужели они пройдут бесследно, не возбудив ни одной мысли, ни одного вопроса, ни одного сомнения? Кто на это ответит? Страшно сказать «нет», и «да» страшно сказать». Читать в наши дни описание атмосферы всеобщего восхищения, сопровождавшей завершение лекций Грановского, и радостно, и грустно. Радостно потому, что испытываешь чувство гордости за вузовское сообщество, а грустно от глубокого сомнения в способности как науки, так и ее представителей вызвать в настоящее время общественный интерес, хотя бы отчасти напоминающий триумф Грановского. Однако само наличие ориентира, ч т о есть и с т и н н ы й университетский преподаватель, поддерживает оптимистичную веру, что будут и благотворные стремления приблизиться к этому эталону!.. Жаль, что Н.В. Станкевич не называет имени того очевидца завершения публичного курса Грановского, чьи воспоминания он цитирует, однако будем благодарны биографу, что он сохранил для нас эти взволнованные строки: «<…> Окончив, он (Грановский – В.В.) встал. Благодарю, говорил он, тех, которые сочувствовали 101

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

с моими убеждениями и оценили добросовестность, благодарю и тех, которые, не разделяя их, с открытым челом, благородно высказывали мне свое несогласие. При этих словах он как-то весь трепетал и слезы были на глазах, когда он еще раз сказал: «еще раз благодарю вас». После заключительных слов Грановского вся аудитория поднялась с восторженными рукоплесканиями, раздались крики: браво! прекрасно! треск; шум; дамы махали платками, другие бросились к кафедре, жали руки преподавателя, требовали его портрета. Он хотел уйти из аудитории, но толпа преграждала путь ему. Он стоял бледный, сложа руки и склоняя голову, хотел произнести несколько слов, и не мог. Шум одобрения поднялся с новой силою, рос и длился. Студенты толпою заняли лестницу, по которой при тех же выражениях восторга Грановский, изнемогавший от волнения, едва мог пробраться к залу университетского совета». В такой же атмосфере дружественности прошел и торжественный обед, устроенный в честь Грановского. У собравшихся было приподнятое настроение, пришел даже активный критик Тимофея Николаевича С.П. Шевырев; идейные противники обнимались друг с другом, понимая, по крайней мере, в этот день, что все они служат общему делу, что можно спорить в статьях и книгах, но для личной вражды нет оснований!.. Пример примирения и доброжелательности подавал сам Тимофей Николаевич… Публичные лекции Т.Н. Грановского – прорыв в становлении свободной общественной мысли. Для характеристики сделанного Тимофеем Николаевичем уместно использовать слово «впервые», что хорошо почувствовал А.В. Станкевич: «На лекциях Грановского московское общество впервые испытало впечатление и силу живого слова, публичной речи, впервые слышало открыто и с чарующей силой высокого таланта раздающийся голос науки, впервые рукоплескало искренней и независимой мысли. Оно приветствовало не только осмысленное и художественное изложение событий истории, не только высокий талант, но и искренние убеждения глубоко гуманного человека, которого 102

Вячеслав Возчиков

оно узнало в историке. Положительно можно сказать, что со времени публичных чтений Грановского московское общество сильнее, чем когда-нибудь сознало свою связь с университетом, так же как и университет более прежнего сблизился с обществом в лице лучших представителей своих. <…> Публичные курсы Грановского положили начало сближения между ними, и в этом отношении их историческое значение несомненно». В этом же смысле высказался и А.И. Герцен: «Может, после этого (ошеломляющего успеха Грановского. – В.В.) власть наложит свою лапу, закроют курс, но дело сделано, указан новый образ действия университета на публику, указана возможность открыто, благородно защищаться перед публикой в обвинениях щекотливых и подтверждена возможность единодушной оценки такого подвига, возможность возбудить симпатию. Что за великое дело публичность!». Соглашаясь в целом с оценками Станкевича и Герцена, отметим, что важен не только социальный, но и философский смысл сближения университета и общества, который видится в становлении мировоззрения на идеалах гуманизма и свободы, приоритета гражданской активности и научной мысли. Импульсом такого сближения как раз и явились публичные лекции Тимофея Николаевича Грановского, ставшие замечательной страницей истории русской науки и культуры.

103

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ПРОЗА

104

Людмила Козлова

Людмила КОЗЛОВА

Родилась в г. Никольске, Вологодской области. Закончила Томский государственный университет и аспирантуру. Автор 26 книг поэзии и прозы. Лауреат многих краевых литературных премий, в том числе, им. В.М. Шукшина, лауреат Международной литературной премии им. Сергея Михалкова, лауреат премии Алтайского края в области литературы. Стихи и проза публиковались в центральной, региональной и местной печати и зарубежом (Дания, США, Канада, Украина, Белоруссия), в изданиях общественно-благотворительного Фонда «Возрождение Тобольска». Награждена Дипломом литературного Фонда им. Лео Германа за развитие культурных связей между Россией и Германией, за участие в совместных литературных проектах. Редактор и издатель журнала писателей Бийска «Огни над Бией» (издаётся с 2004 года) В 2013 году в издательстве «Альтаспера» (Канада, Онтарио) издана отдельной книгой повесть Людмилы Козловой «Дух Темура». Лауреат Международного конкурса «Лучшая книга года» 2014 (Германия) - книга «Мистификатор». Член Союза писателей СССР и СП России с 1994 года.

105

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Мга

(повседневный роман)

Часть 1. Иван Иванович, Ладимир Ладимирович и Тейтаро Судзуки. Часть 2. Иван Иванович – друг всех живущих Часть 3. Иван Иванович – враг прогресса Часть 4. Мга ****************************** Ломались дни, и время вспять бежало, Но всё не так, и мы уже не те! Душа Змеиным вытравлена жалом – А без неё не выжить в пустоте. Душа – цветок. И нет её красивей! Нежней и беззащитней – тоже нет! Слепая Мга гуляет по России – Детей крадёт, Любовь, Надежду, Свет! Л.Козлова. Из книги «Всевидящее око»

Часть1. Иван Иванович, Ладимир Ладимирович и Тейтаро Судзуки Глава 1. Эх, хорошо!

Фосфорическим размытым заревом летела в зенит луна. Слегка похудевшая с правого бока напоминала ночная скиталица гнутый пятак. Новый Год канонадой грохотал на кипящих улицах – китайские фейерверки взрывали небо над городом. Праздник, похожий на судорогу заблудшего организма, поразил планету – только что закончился очередной круг слепого бега по эклиптике.

Радость распирала Ивана Ивановича от осознания глобального факта.

-Как же, как же! - рассуждал примерный гражданин. – Это ведь наиважнейшее событие – Новый год. Праздновать – и никаких других вариантов! Как я рад! Подумать только – завтра 106

Людмила Козлова

начнётся совершенно новая жизнь! Страшно даже предположить, как оно всё было бы без Нового Года.

И тут по подлости собственного мыслительного аппарата Иван Иванович споткнулся, как-то замер, скукожился и заскучал. Продолжал старательно закачивать радость, заполнять ею вместительный сосуд мозга, но уже кто-то, из какого-то закорюченного закоулка, шептал: «Дурак, чему ты рад?» А тут ещё некто умный, из другого закоулка, спохватился: «И впрямь, дурак!» Да так и привязалось словечко.

Иван Иванович временами как бы оправдывался перед этими двумя: «Дурак, так ведь и поделом! Допустил бесов в дом, теперь терпи!» А каких бесов, в какой дом – то ли имел в виду себя, то ли дом свой, а, может, даже и всю страну? Поди, спроси, ведь Иван Иванович давно уже скрылся за железной дверью своей «хрущёвки». Небось, сидит себе на кухне, попивает чай с сухариками – празднует Новый Год.

Глава 2. Люблю!

Иван Иванович любил слушать радио, особенно, «Маяк». Новости каждые полчаса – вот что интересовало больше всего. Так прямо и говорил:«Люблю!». Понимал, очень даже понимал, кулинарные шоу и программы о здоровье на ТВ-каналах – важнее. Но ничего с собой поделать не мог – новости подавай, и всё тут! Пусть даже и в ущерб здоровью!

Вот, оказывается, хотя и некстати, сразу после праздника (а даже и до него – ещё более некстати!), тысячи граждан то в Туве, то в Бурятии, а то и в самом Нижнем Новгороде, переживали Новый Год на морозе. Трубы ( чтоб их!) лопнули.

Ну, как тут не полюбить новости, ведь люди нуждаются в помощи! А кто им поможет, кроме Ивана Ивановича?! Он так расстроился, так проникся бедой сограждан, что тут же побежал и перевёл в фонд катастроф свои последние сто рублей.

-Два-три дня перебьюсь овсянкой! – рассудил Иван Иванович. – А там уже и зарплата недалеко!

Но про себя, тайно, всё-таки подумал: « А ведь я герой!»

107

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Глава 3. Ванька

Слушал Иван Иванович любимые передачи – попеременно «Маяк» и «Радио России». А сегодня прямо оторваться не мог – поставленный бархатный голос (чей? – это Иван Иванович, по обыкновению, пропустил мимо ушей) из эфирного космоса звучал симфонией прошлого.

Сначала удивил рассказ Михаила Зощенко «В бане».

-Почти сто лет прошло, а вот, поди, ж ты, портки, и прочие детали гардероба, воры опять полюбили. Сейчас не в бане, а и на улице разденут за милую душу! Зощенко, пожалуй – не прошлое, как казалось лет двадцать назад, - как-то не оптимистично и случайно подумал Иван Иванович.

Но потом пришлось удивиться ещё больше. Рассказ Антона Павловича Чехова «Ванька» по актуальности прямо спорил с реальностью. Иван Иванович и сам каждый день ощущал себя вот таким Ванькой в ласковых руках хозяина фирмы, где работал последние два года.

-Откуда, откуда они могли знать?! – думал Иван Иванович.

И странная гордость вдруг поселилась в нём – а ведь обо мне, обо мне писали великие!

Глава 4. Родные люди

Уважаемый друг! Ты, наверное, успел подумать, что де Иван Иванович – вполне преклонного возраста? «Радио России», «Маяк», а не компьютер, например, в ходу у нашего героя, так и возраст уже таков! И рад бы быть постарше, да это такая вещь – никак не подгонишь. Факты – суровая штука: до пенсии Ивану Ивановичу придётся ещё поработать на хозяев. Именно, на многих.

Фирмы кругом мелкие, несущественные. Занимаются чёрт-те чем – кто какие-то бумажки-книжки продаёт, типа методик оздоровления, кто ненужные услуги впаривает. Появляются заведения и исчезают, как грибы в погожий год. А работа в 108

Людмила Козлова

этих грибных местах как раз и помещается в ящике, то есть в планшетике компьютера.

Ты спросишь, чем же занимается наш герой? Профессия простая – мерчендайзер. Иначе говоря, коробейник. Сидит такой фрукт в Интернете, нахваливает товар, убеждает: без нашего продукта – жизнь замрёт! Устанет Иван Иванович от работы, натрудит пальцы на клавиатуре, и – домой, любимое радио слушать! Ну, хобби у него такое! Не самое страшное, между прочим. Так что Иван Иванович – почти твой ровесник.

Ты, конечно, можешь спросить, почему де Иван Иванович не откроет вот такую же бумажную фирму да и не станет хозяином? Пробовал. И всё получилось. Заработала фирма, пошёл поток бумаг, деньги какие-то появились. Но недолговечным оказалось бумажное счастье. Рядом открылось заведение-конкурент. Вывеска у них ярче, дверь богаче. Клиентов приглашали настойчивее.

Разорился Иван Иванович. Нет бы ему открыть новую фирму с другим названием да и продавать бумажки не жёлтого, а зелёного цвета. Все так и делали! Но так вдруг скучно стало Ивану Ивановичу начинать всё заново! Устроился офисным работником к этому конкуренту. Через некоторое время и конкурент разорился. Нет, не по вине Ивана Ивановича – упаси бог! Сам собою разорился, по природе деяния разорился – не получается долго ненужным товаром торговать.

Так что, друг читатель, просьба у меня – отнесись к Ивану Ивановичу, как к родному. Несмотря на то, что живёт наш герой не в столице, а как раз далеко в провинции. Так далеко, что порой кажется, никакой столицы и нет. Но всё же, на одной земле живём, одно дело делаем. Правда, что за дело – тут уж подумать придётся!

Глава 5. Постновогодний синдром

Вышел Иван Иванович из подъезда на волю. Новогодняя суета заметно пошла на убыль – как-никак третий день народ 109

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

празднует. Устали люди. Бросил взгляд направо – не обрадовался глаз! Огромная куча разномастных отходов выползла из мусоропровода и разбежалась по двору. Замёрзшие голуби радостно суетились среди нечаянно доступной пищи. На Ивана Ивановича не обратили никакого внимания.

Можно и расстроиться от сюрреалистической картины, но не таков Иван Иванович. Новости – его главное оружие в опасной жизни. Слышал уже – в Нью-Йорке на одной из площадей, где веселились новогодние персонажи, осталась пятидесятитонная куча мусора. Прикинул на глаз – решил: нам ещё далеко до Америки! Да и, слава богу!

Прогулялся Иван Иванович по родному городу. Улицы были пусты и как-то странно тихи. Даже поток автомобилей заметно поредел – так, пробежит какая-нибудь иномарка, пыхнет вулканическим выхлопом, да и нет её. Магазины работали, а вот аптеки, киоски, муравейники офисов прикрылись белыми металлическими жалюзи, отчего улицы казались подслеповатыми.

-Так вот они какие, глаза города! – некстати подумал Иван Иванович. И вспомнился ему библейский персонаж – вол, исполненный очей.

– Похоже, похоже, - бормотал примерный гражданин, шагая бодро вдаль.

Так и шёл, покуда не устал, и везде было одно и то же – белые прямоугольные жалюзи, молчание и благолепие отдыхающего организма. Вот вам и библия! Далеко ходить не надо! Но Иван Иванович шёл. Хотел быть здоровым и бодрым.

-Пригодится! – думал он, хотя семью заводить не собирался. Хлопотно да и скучно – так ему представлялась семейная жизнь.

110

Людмила Козлова

Глава 6. Овсянка, сэр

Вернулся домой Иван Иванович. Дома хорошо, тепло, тихо. Достал пакет овсяных хлопьев – супер-продукт, всё в одном! Поставил кастрюльку с водой на плиту. Пошарил по сусекам, нашёл коробочку с куриным бульоном, сухой укроп, лавровый лист и перец красный молотый. «Ну, тут просто праздник чрева! Овсянка будет царская! - порадовался Иван Иванович своей запасливости. - До зарплаты дотяну!» Хороший был человек – ни разу не пожалел о ста рублях, отправленных на помощь бедствующим. А ведь на эту сотню мог бы несколько буханок хлеба купить.

Пока плита разогревалась, вода закипала, Иван Иванович времени даром не терял. Решил другу позвонить, поздравить с наступающим Рождеством. Не то чтоб верующим себя считал, но от праздника кто же откажется? Кроме друга поздравлять Ивану Ивановичу некого. Близкие все один по одному, так или иначе, за короткий срок покинули этот мир.

Пытался понять наш герой, как так получилось, что ему, человеку смирному и даже доброму, судьба мачехой обернулась. Искал истоки сего, но мысли шли как-то непотребно. Всё время вспоминалось чьё-то короткое стихотворение – может, и сам написал когда-то да затерял среди бумаг: Крадутся, шурша упрямо, Секунды, минуты, час. Мне так не хватает, мама, Твоих поднебесных глаз.

Так что, набрал Иван Иванович нужный номер телефона да и замер у трубки в ожидании. Друг откликаться не торопился. «Ладно, поздравлю вечером», - решил наш кулинар и снова отправился на кухню. Залил кипяточком хлопья овсяные, добавил сухого бульона, бросил лавровый листик, укроп. Накрыл крышкой любимую кастрюльку, а сверху укутал полотенцем.

111

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Овсянка получилась на славу – вкусной и ароматной! Иван Иванович был доволен своей стряпнёй. И подумалось тут ему, на этот раз весьма кстати, что жизнь несмотря ни на что, всё-таки, удалась! А вечером поздравил по телефону друга с наступающим Рождеством. Положил трубку и почувствовал себя счастливым.

Глава 7. Сюрпрайз

Наступило утро девятого января. Вскочил Иван Иванович рано – на работу пришла пора собираться. Скушал свою полезную овсянку, запил чайком, да и выбежал на улицу. На улице темно, мороз жмёт – куда-то к большим минусам подбирается. Но Ивану Ивановичу не впервой! Пошёл себе на ощупь меж домами. Вон уже и фонари на остановке видны.

Трудящиеся озабоченные граждане топтались, переминаясь с ноги на ногу от мороза, выдыхая клубы пара – ожидали автобус. Иван Иванович присоединился к собратьям. Вся его истомлённая душа рвалась поскорее попасть в тот самый офис, где сегодня... Да-да, именно сегодня...

−И почему декабрьскую зарплату выдают не в декабре, а тогда, когда и ждать забудешь, - думал Иван Иванович уже в автобусе, резво бежавшем по зеркальным колеям прикатанных колёсами улиц. Снег убирать не успевали, и отполированные колеи давно стали опасным украшением проезжей части. Иной пешеход разбежится перейти улицу, да так и приложится поперёк «лыжни».

Да и при выходе из автобуса нога норовила скатиться под колёса. Иван Иванович ко всем этим неудобствам давно приспособился. Со ступеньки делал большой шаг – не выходил, а выпрыгивал, отталкиваясь от опоры, как мотылёк. Вот и вылетел на своей остановке. Смирно сложил крылышки и отправился в любимый офис.

Зарплату Иван Иванович получил. Но беда (типа зимних каникул) не приходит одна. Хозяин объявил о банкротстве компании. Да и то – продержаться два года на мерчендайзинге 112

Людмила Козлова

каких-то БАДов – и так уж слишком! Иван Иванович, к счастью, за время своего мерчендайзинга успел мрачно возненавидеть эти никому не нужные БАДы. Поэтому весть о потере работы принял стоически – изо всех сил пытался сохранить подобающее случаю серьёзное выражение лица. Радоваться, конечно, было нечему, но почему-то в глубине души поселилось глупое ликование.

А тот самый – из закорюченного закоулка, снова ехидно и, как бы, между прочим, напомнил: «Чему ты рад, дурак?» Второй – умный, из другого закоулка, подтвердил: «Дурак и есть!» Иван Иванович согласился, но радоваться не прекратил, как учил великий Тейтаро Судзуки – дескать, не обращай внимания, радуйся и всё! Так понимал Иван Иванович любимого Учителя, чью книгу читал уже лет двадцать.

Глава 8. Кошки и мышки

Вернулся Иван Иванович домой счастливым человеком. Плотно и разнообразно поужинал, и в виде ленивого объевшегося кота устроился на диване – слушать вечерние новости. О потере работы вспоминать не хотелось.

- Завтра. Всё завтра, - думал примерный гражданин. – Работа не волк. А если даже и волк, всё равно – завтра!

Новости не обрадовали. Снова подросток выбросился из окна тринадцатого этажа. Произошло это в столице. Ребёнок приехал на кремлёвскую ёлку из провинции. После экскурсии вошёл в номер, где жила его одноклассница. Последней была его фраза: «Я в игре, мне нужно выйти из окна». Так сообщили в новостях. Но фраза показалась странной. Если бы мальчик сказал: «Я выхожу из игры» - это было бы понятно.

Задумался Иван Иванович о печальном факте. Что, всё-таки, произошло? Либо у мальчика снесло крышу от компьютерных игр, либо от невиданной роскоши кремлёвского праздника. И то, и другое – не вселяло надежд на будущее.

Сидел на диване тихо, как мышка. От сытого кота вмиг ничего не осталось. За окном падал редкий снежок. Смеркалось.

113

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Так закончился для Ивана Ивановича первый и последний рабочий день после планетарного праздника.

Глава 9. Ледниковый период

Встал Иван Иванович утречком да и отправился в магазин. Решил закупить долгоиграющих продуктов – крупы, вермишели, муки, бульонных кубиков. Обстоятельства весьма к тому располагали. В расчёте на долгие поиски работы следовало поступать разумно и экономно. Уж что-что, но экономить наш герой научился! Вернее, приобщила его к этой премудрости великая революция девяносто первого года. Да ещё незабвенный Тейтаро Судзуки. Многажды благодарил Иван Иванович своего Учителя.

Принёс нехитрые продукты домой, рассовал на полки. Уткнулся в купленную накануне газетку – там публиковались приглашения на работу. Мерчендайзеры, дистрибьютеры, консультанты и прочие ходовые словечки так и мелькали перед глазами. И везде одни и те же требования – желательно высшее образование, но можно и без оного. Однако энергичность и целеустремлённость в достижении поставленных целей – это беспрекословно и не обсуждаемо!

-Не люди нужны, а механизмы, типа Т-34, - думал Иван Иванович, глядя в безрадостные тексты.

Встал, выпрямил спину и произнёс волшебную формулу: «Я самый сильный, умный, обаятельный, ловкий! Я могу всё! Да!»

На этом последнем слове энергично выдохнул воздух, выбросил руку вверх, откинув прилипчивый негатив. Представил себя спокойным, мудрым. А вокруг, вокруг - тут же заструилась гармония. Иван Иванович представлял эту субстанцию в виде прозрачных упругих струй.

-Что ещё надо человеку, чтобы поверить в себя! – думал счастливый дзэн-буддист. – Вот теперь ледниковый период не страшен!

114

Людмила Козлова

Глава 10. Беззарплатица

Второй день исследовал Иван Иванович страницы городской газеты. Рубрика «Требуются», как и «Ищу работу», выглядела бесконечной текстовой дорожкой. Это, оптимистическое на первый взгляд, качество, при втором взгляде оборачивалось стойким однообразием. Требовались офисные «манагеры» (так Иван Иванович именовал менеджеров) и всё те же мерчендайзеры.

Иван Иванович с тоской рассматривал мелкие буковки объявлений. Из каждого текста выглядывал упорный, похожий на Т-34, строитель какой-нибудь экзотической торговой сети: кастрюли и сковородки фирмы «Бауэр», матрацы и подушки из Японии, БАДы из Китая, косметика из самой Франции, бельё из Австрии, посуда из Италии...

-Ну, почему, почему я должен впаривать людям кастрюли или одеяла по цене трёхмесячной зарплаты? Почему сам должен купить ненужную мне сковородку? А потом, высунув язык, бегать в поисках клиентов в надежде вернуть выброшенные на ветер последние деньги?

Казалось, изучен был уже каждый миллиметр газетных текстов. Безработица, точнее сказать, беззарплатица, представлялась Ивану Ивановичу высокой толстой тёткой. Скверный характер её прочно отражался на лице. И тётка уже перешла в наступление.

А тут ещё и в новостях сообщили о нашествии волков в Якутии. Ивану Ивановичу вдруг, ни к селу, ни к городу, припомнились божьи наказания в виде лягушек и прочих гадов, описанные в Ветхом Завете.

-Эх, мне бы ваши заботы! – эгоистично подумал примерный гражданин, утомлённый чтением и беспросветностью бытия.

Передохнул минутку, выпил чашечку чая, да и снова уткнулся в газету.

115

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Глава 11. Святочный подарок

И тут вдруг заметил невзрачное, совсем худенькое, объявление, которое как-то прошло мимо его почти лазерного препарирующего взгляда. Что-то тайное, трудно разгадываемое, притягивало внимание к однострочечному тексту: «Бизнес без первоначального капитала. Доход в первый день работы».

-Что это может быть? – справно потирая руки, воскликнул Иван Иванович.

Перебрал несколько вариантов в тренированных маркетингом мозгах, но дело не прояснилось. По всему выходило, придётся звонить по указанному телефону. Самостоятельно додуматься до сути заманчивого бизнеса не получалось.

Иван Иванович дрожащей рукой набрал нужный номер – волнение нарастало. Что-то внутри организма предсказывало долгожданную удачу.

- Алё! Слушаю, - прошептал приятный мелодичный голосок.

-Я по объявлению, - заторопился Иван Иванович.

-Да-да. Приглашаю вас на улицу Красных Коммунаров, тринадцать. Офис тоже – тринадцатый номер.

-Мне бы хотелось узнать, что это за бизнес. В чём суть работы?

-Приходите, на месте и узнаете. Ждём вас ежедневно с девяти до семнадцати. Спросите Сергину Сергеевну.

Иван Иванович оторопело положил трубку. Тучи странных предположений роились в его возбуждённой голове. Откуда они возникли, ведь ещё минуту назад в сознании зияла совершенная пустота? Вот что значит побудительный мотив – припомнил, то ли кстати, то ли некстати, озабоченный безработный.

-Да, психология – великая вещь! – совсем уже не по теме высказался Иван Иванович.

116

Людмила Козлова

Глава 12. Бизнес на улице Красных Коммунаров

Утром следующего дня входил наш герой в подъезд обычного жилого дома за номером тринадцать на улице Красных Коммунаров. Офис с той же нумерацией находился на четвёртом этаже. Не без содрогания отметил Иван Иванович и эту цифру. Знал, что в некоторых странах, например, в Японии, не существует этажей, обозначенных цифрой четыре, ибо неудобный номер считается символом «того света».

-Ну, вот – трижды попался! Два раза в тринадцатый, и один – в четвёртый уровень, - подумал соискатель, стараясь сохранять чувство юмора.

Нажал кнопку звонка. За дверью послышался мелодичный звон – такие серебряные колокольчики. На пороге стояла юная особа, одетая в деловой костюм.

-Здравствуйте, - поклонился Иван Иванович. – Я по объявлению, к Сергине Сергеевне.

-Входите, пожалуйста. Сергина Сергеевна – это я.

В офисе, когда-то служившем жилому фонду в качестве двухкомнатной квартиры, располагались пять столов. За каждым из них сидели сотрудники в таких же тёмных деловых костюмах, как и у приветливой Сергины Сергеевны. Напротив – по тричетыре клиента. Так что в маленьком офисе в одно и то же время умещались примерно двадцать человек. Хозяйка пригласила Ивана Ивановича присесть за свой – шестой стол, который располагался в соседней маленькой, но уютной комнатке. Это был её личный кабинет.

-И так, вас интересует характер работы? – улыбнулась деловая дама.

-Ну, да. Хотелось бы понять, что за бизнес без первоначального капитала?

-Всё просто. Даёте вот такое же объявление, как и то, что вчера заинтересовало вас. Где вы будете размещать текст – в газетах, на заборе, на столбах, не имеет значения. Главное, привлечь сотрудников.

117

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

-Так, это ясно. А что же дальше?

-Дальше всё так же просто. Вы назначаете час для встречи с вашими будущими сотрудниками. Приглашаете их в наш офис. Консультируете вот так же, как я это делаю сейчас. Моя консультация стоит двести рублей. Но вы пока ничего не платите. Как только появится ваш первый клиент, отдаёте долг. Затем выплачиваете мне, как директору, сначала пятьдесят процентов с каждого клиента, потом, на сотом клиенте – сорок процентов, тридцать, двадцать, десять и всего один. Далее начинается ваш самостоятельный бизнес. Но вот этот один процент нужно будет отчислять мне до тех пор, пока идея работает. Как вам предложение?

Иван Иванович несколько оторопел от простоты изложенной схемы. И никак не мог взять в толк, что же, всё-таки, является основой бизнеса. Поэтому как-то растерянно спросил:

-А что же я продавать буду?

-Себя, свою консультацию. Ну, и мою идею. Ведь бизнесидея – это главное!

-А как же... как же товар?

-Мы обходимся без материальных ценностей. В нашем бизнесе они – лишь помеха, затрудняющая и замедляющая оборот финансов.

-Но это как-то...

-Непривычно? Ну да, на первый взгляд. А, по сути, идея гениальная!

-Хотелось бы подумать.

-Так в чём же дело? Думайте. Если мы с вами не подписываем трудовой договор сейчас, тогда вы просто отдаёте мне двести рублей, и уходите думать.

Ивану Ивановичу было несказанно жаль двухсот рублей, ведь на них можно перекантоваться целую неделю. Но подписывать договор с милейшей Сергиной Сергеевной пока опасался. Из осторожности вручил в нежные ручки две сотенных бумажки, взял заготовку Договора и откланялся.

118

Людмила Козлова

-Разбой. Везде разбой! – совершенно некстати подумалось бедному соискателю. – Но ведь бизнес, да ещё и без первоначального капитала! Всё же подумать стоит!

Но в утомлённых мозгах почему-то крутилось название давнего американского фильмеца «Кошмар на Улице Вязов».

-Нет, нет – что это я! Бизнес на улице Красных Коммунаров, и никаких кошмаров! Вишь – стихами заговорил, стало быть, мыслю верно!

Глава 13. Бизнесмен

Прибыл Иван Иванович домой без двухсот рублей в кармане, но окрылённый открывающимися возможностями. Собственный бизнес и никаких БАДов, сковородок, косметики и прочих дорогостоящих предметов роскоши! Если бы ты знал, дорогой читатель, как нашему герою надоели все эти умопомрачительные продукты якобы иностранных марок! А здесь – офис, клиент и ты. И ничего лишнего! Действительно, гениальное изобретение!

Но тут, по обыкновению совершенно некстати, в новостях скользом прошла информация о том, что срок тюремной отсидки гражданина Мавроди закончился. И этот неутомимый идеалист вновь организовал финансовую пирамиду. Но дело его, кажется, опять на грани банкротства.

−Нет! Ничего похожего! – отмахнулся от новости Иван Иванович. Но всё-таки какая-то премерзкая кошка заскребла когтистой лапой по нежной душе.

– Ничего общего! – ещё раз убедительно и твёрдо сказал наш герой. И судьба трудового договора была решена.

-Завтра же и подпишу! – решил Иван Иванович.

Уже с далёким прицелом представлял себя в маленьком, но собственном офисе. Видел внутренним взором процветающий бизнес, цветы в горшочках на окнах, вместительный сейф с купюрами.

Почти с любовью вспомнилась точёная фигурка Сергины Сергеевны. Но как-то так выходило, что костюмчика 119

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

на бизнесвумен не наблюдалось. Только передничек, как у гражданки Геллы из «плохой квартиры», где когда-то проживал классик.

Глава 14. Черти

Прослушал Иван Иванович любимые новости. И в Рождественские дни планета не отличалась спокойствием. На Камчатке землетрясение в семь баллов, локальное цунами. Казахстан тоже трясло, правда, с меньшей силой – всего четыре балла. А тут вдруг под самое окно подкатил оранжевый экскаватор и принялся грызть задубевшую землю. Так что Иван Иванович часа три сотрясался вместе со своей квартирой не хуже Камчатки.

В конце концов, экскаваторщик, кажется, достиг цели – напротив, в длинноцепочечном пятиэтажном складе, похожем на железнодорожный состав, погас свет. Землеройщики перерубили кабель. Видимо, это был плановый подарок владельцам. Из-за угла резво показался близнец экскаватора – оранжевый самосвал. Высыпал в свеженькую яму кучу песка. Динозаврообразный ковш разровнял и вынутую землю, и добавочный песок, сокрыв кабель до лучших времён. Или, наоборот, вытащил его на свет божий.

Иван Иванович, не питая никакой симпатии к владельцам склада, однако подумал: «Черти являются на святки». Но ошибся. Из-за угла снова вынырнул самосвал, на этот раз загруженный кирпичами. «Кажется, у меня под окном начинается стройка века, - подумал Иван Иванович. – Значит, черти прибыли надолго! Святками тут не обойтись!»

-А не попроситься ли мне на эту стройку, хотя бы помощником каменщика? Всё же, настоящая работа, а не торговля воздухом, - вдруг ниоткуда прибилась тощенькая мысль. Задумался наш герой. Соскучился, давно соскучился по работе. Так надоело клавиши перебирать, мерчендайзингом проклятым заниматься.

-Всё, решено! Буду работать на стройке, опыт большой имеется – в стройотрядах в студенческие времена строить 120

Людмила Козлова

приходилось и клубы, и дома культуры, и коровники-свинарники! Правда, где они теперь все эти коровники! И дома культуры!

Воодушевился Иван Иванович – приятно, что кто-то всё ещё имеет перспективы на жизнь, строит и созидает! И тут, по обыкновению, совсем некстати явилась перед внутренним взором заманчивая Сергина Сергеевна. «Бизнес открыть никогда не поздно. Успею ещё!» - отправил Иван Иванович мысленную СМС-ку как бы в её адрес.

Глава 15. Стройка века

На следующий день приготовился наш герой искать отдел кадров намечающейся стройки. Мрачный экскаваторщик отправил его на улицу вольнодумца Радищева – дескать, там обитает хозяин. И действительно, Иван Иванович легко обнаружил искомый офис под строгой вывеской: «Торговый Дом «Фёдор & Ко».

За компьютерным столом на вращающемся стуле сидел пацан, лет двадцати.

-Я это...работу ищу, - сказал Иван Иванович. – Могу каменщиком или помощником. Опыт есть.

Протянул трудовую книжку, где одна запись громоздилась на другую.

-Вот, пятая, шестая и седьмая строчки. Каменщик в стройотряде.

Пацан внимательно посмотрел в указанное место, потом – на Ивана Ивановича.

-Нам трудовая книжка не нужна, - сказал он. – Ручкой писать не умеем. Шутка!

-Можно и без книжки, - с надеждой улыбнулся соискатель.

-Зарплата в конверте, – сообщил пацан.

-Лишь бы была, - откликнулся Иван Иванович.

-Это как работать будешь!

-Хорошо буду работать.

-Ну, тогда приходи через три дня. Фундамент делать начнём. Одежда рабочая – твоя. Техника безопасности – тоже.

121

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Считай, что я тебя проинструктировал.

-Хотелось бы знать расценки.

-Ещё не работал, а уже знать хочешь? Не рано ли? Вот отработаешь две недели, там и узнаешь.

Вышел Иван Иванович на улицу с двойственным чувством. С одной стороны как бы нашёл работу. С другой - как бы зарплату. А чем всё это закончится – совершенно не ясно. Да и пацан какой-то несерьёзный. Совсем не то, что Сергина Сергеевна!

Глава 16. Фундамент будущего

Отработал Иван Иванович на стройке века две недели. Целыми днями на морозе выравнивал траншею, которую выгрызал экскаватор, кирпичи сгружал и прочими суетными делами занимался. Полным ходом шла подготовка места под фундамент. Однако обещанного конверта с деньгами не увидел. Пацан-хозяин просил подождать ещё две недели – дескать, инвестор пока не раскошелился. Для поддержки рабсилы хозяин привёз каждому по мешку муки. На том расчёты и закончились.

А через две обещанные недели хозяин известил об остановке работ до исполнения договора инвестором. Дома Ивана Ивановича ждал только початый мешок муки. Деньги и другие запасы давно закончились. Испёк Иван Иванович пресных лепёшек, заварил чайку да и поужинал.

-А ведь я был прав – несерьёзный хозяин попался. Видел же, видел, что это пацан! Завтра же – к Сергине Сергеевне! – решил пострадавший.

Глава 17. Первоначальный капитал

Сергина Сергеевна встретила потерявшегося сотрудника приветливо и душевно. Иван Иванович подписал Договор одним росчерком пера. И тут же приступил к работе – распечатал 122

Людмила Козлова

несколько экземпляров стандартного объявления с приглашением организовать свой бизнес без первоначального капитала. Указал адрес офиса и часы своего присутствия на рабочем месте.

Откланялся и отправился развешивать объявления в людных местах. Дать бесплатное объявление в прессу пока не мог – денег на покупку газеты не было.

-Ничего. Вот завтра придут первые сотрудникижелающие стать бизнесменами, деньги и появятся, - прозорливо мечтал Иван Иванович.

Правда, где-то в глубине души назойливой птичкой тоненько пищало сомнение – а вдруг да никто не пожелает иметь собственный бизнес на пустом месте?

Но плохо же знал Иван Иванович своих сограждан.

На следующий день в назначенный час его уже ожидали три человека. Три подписанных Договора принесли шестьсот рублей. Триста Иван Иванович внёс в копилку фирмы, то есть те самые пятьдесят первоначальных процентов, что значились в Договоре. А триста рублей, заработанных за один час, положил в карман рядом с весело бьющимся сердцем. С обожанием смотрел Иван Иванович на умнейшую, гениальнейшую Сергину Сергеевну. Вот уж кто был великим психологом – она, эта слабая, но сильная женщина!

По дороге домой Иван Иванович забежал в давно забытый супермаркет. Купил хлеба, пачку пельменей, молока, чаю и сахару. И тут же пополнил счёт мобильного телефона, чтобы дать платное объявление в газету. Душа пела, тело радовалось. Царский ужин бросил нашего героя в глубокую эйфорию.

-Если так пойдёт дальше, я и впрямь стану капиталистом!

– благодушно бормотал Иван Иванович.

Впервые за много дней уснул сытым. Спал крепко, без сновидений.

123

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Глава 18. Уроки марксизма

Поверишь ли, дорогой читатель, но с этого дня начались для Ивана Ивановича совершенно фантастические вещи! Желающие открыть бизнес без первоначального капитала прибывали к назначенному часу ежедневно и исправно. Два-три человека - немного, но стабильно! Иван Иванович без сожаления отдавал договорные пятьдесят процентов любимой, обожаемой начальнице.

-Это прорыв! Находка! Блестящая идея! И всего-то – надо понять психологию безработного человечка. Такой ведь готов на всё! - думал молодой бизнесмен.

За месяц работы без выходных (зачем выходные, если рабочий день продолжается всего час!) Иван Иванович заработал десять тысяч на руки. Столько же получал за двадцать четыре восьмичасовых рабочих дня, когда служил офисным мерчендайзером.

-Боже мой! Знать бы раньше, где собака зарыта! – не раз восклицал счастливый начинающий бизнесмен.

Постепенно научился привлекать дополнительных клиентов. Нехитрые приёмы, типа нескольких объявлений в одном и том же номере газеты или приписки в тексте о том, что предложение действительно до определённого срока, увеличивали число будущих бизнесменов и бизнеследи до пятишести в день. Доходы росли соответственно. Процент отчислений прекрасной Сергине Сергеевне постепенно уменьшался. Это тоже грело сердце и душу. За второй месяц бизнес развился до такого уровня, что прибыль Ивана Ивановича выросла до двадцати тысяч. Появились лишние деньги.

Временами наш герой вспоминал пройденные когда-то в школе уроки марксизма.

-Вот она, прибавочная стоимость! – думал он. – Великая вещь – марксизм!

124

Людмила Козлова

При этом Иван Иванович как-то упускал из виду главную формулу Маркса «деньги-товар-деньги плюс». Современный марксизм выглядел иначе: деньги-деньги- прибыль. Именно эта гениальная формула работала безотказно. Марксизм-сергинизм – так определил наш герой великое бизнес-изобретение.

19. Пятисотый клиент

Три месяца хватило Ивану Ивановичу, чтобы набрать тех самых пятьсот жаждущих вступить на путь капиталистического развития. Наступил момент, когда бизнес его перешёл на самостоятельные рельсы. Так же, как Сергина Сергеевна, взял в аренду маленькое помещение – благо приличные сбережения оттягивали карман и ожидали своего применения.

Бизнес пошёл проторенным путём. Один процент отчислений в адрес Сергины Сергеевны совершенно не напрягал. Всё получалось легко и просто. Иван Иванович забыл, что такое безденежье, экономия на еде, ожидание зарплаты, надежды на лучшие времена. Эти самые лучшие времена давно поселились в его жизни, освящённой идеей марксизма-сергинизма.

Маленький уютный офис, не обременённый никакими лишними предметами, полюбил всем своим радующимся сердцем. На службу бежал каждое утро, как на праздник. И снова, снова вспоминал классиков: «Если хотите, чтобы работа приносила удовольствие, сделайте удовольствие своей работой!» Не ручался за точность цитаты, да и не помнил, кто именно высказал эту мудрую мысль, но примерный смысл директивы был ясен.

Бизнес Ивана Ивановича процветал и приносил не только удовольствие, но и ощутимую прибыль. Деловые связи с родоначальницей новой формы капитализма только украшали жизнь. Сергина Сергеевна всякий раз при встречах подбадривала своего ученика, подавая на прощанье нежную ручку для поцелуя.

Как-то незаметно ушли в туман и скрылись невозвратно прежние мысли о бесах, которых впустил де в дом – так теперь терпи. Иногда, правда, подумывалось непотребно, что, дескать, вот я и сам уже не лучше беса – делаю деньги из воздуха, и 125

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

рад! Но отгонял Иван Иванович пустые сомнения, и продолжал заниматься нахлынувшими, по обыкновению, клиентами. Некогда ему сомневаться – дело не терпит!

А тут ещё и мудрец Тейтаро Судзуки помогал: «Радуйся, несмотря ни на что! На том и стой!»

Глава 20. Радуйся, брат!

Несколько портили жизнь любимые новости. Вот опять сплошные огорчения принесла на хвосте «сорока» - эфирное, разумеется, создание из недр радиосети. Дескать, всё хорошо, но вот в Забайкалье некий мужчина сжёг свою полуторагодовалую племянницу в печи. Чем не угодила малышка этому «фредди крюгеру», понять нормальному человеку невозможно. Сунул в печь вместо полена дров, да и забыл тут же напрочь! Мрачновато и неказисто текла жизнь и в Мурманске, где женщина сдала комнату в наём, а в придачу - холодильник с младенцем в морозилке.

И как-то так Иван Иванович постепенно разлюбил любимые новости. Но всё же хотелось быть в курсе и в русле произвольно текущей жизни. По привычке-таки слушал голоса из эфира. Внимал гулу многослойной реки жизни. А по правде сказать, так и не стоило этого делать – только радость от прибыли и процветания бизнеса и мудрости Тейтаро Судзуки портить!

-Живи, брат Иван Иванович, радуйся! – не раз говорил себе наш герой. – Радость особа ненадёжная – сегодня есть, а завтра... Вот и погладь себя по умной головушке, пока радостно тебе! А уж когда радость-то скроется, тогда и горюй!

Общение с милой сердцу Сергиной Сергеевной настраивало именно на такой лад. Но всё же как-то совестно было радоваться, когда невинные создания, цветы жизни – детки, неосторожно уходили из мира живых – и совсем не по своему желанию или трагической случайности. Взрослые, имевшие вид людей, недрогнувшей рукой отнимали жизнь у беззащитных крошек.

126

Людмила Козлова

-Нет, нельзя думать о печалях земных. Нет им числа, ни конца, ни края. Так и бизнес можно разлюбить! – убеждал себя Иван Иванович.

-И правильно, правильно! – шептал Тейтаро Судзуки устами нашего бизнемена. – Где бог, а где человек! Не видят они друг друга, не чувствуют! Радуйся, брат! Что тебе ещё?! Не тебе, слабому, изменить этот мир!

Стал Иван Иванович не слушать плохие новости. Решил к хорошим прислониться.

-Вот цена на нефть продолжает расти. Значит, казна богаче будет, - начал углубляться наш герой в положительное поле. – Так, глядишь, и миллионером стану! Правда, помнится, миллионером уже был – где-то в середине девяностых. Нищета страшная нагрянула с миллионами-то! Так что, чур, меня, чур! Лучше уж марксизм-сергинизм!

Глава 21. Колобок, колобок, я тебя съем!

Проснулся Иван Иванович, вскочил резво – бежать на работу направился. Да вспомнил, что решил себе в кои-то веки выходной устроить. Уж и забыл, что это такое! Не спеша, заварил кофейку. Уселся в любимое кресло – пристроился книгу почитать. Давно мечтал погрузиться в дивную прозу Льва Николаевича. Прочёл страничку, нахлынули лёгкие да цветастые грёзы. Захотелось куда-нибудь на Гавайи или в Коста-Рику.

Спохватился Иван Иванович только под вечер. Уснул, оказывается, в кресле и не заметил когда.

-Да, брат, устал ты, кажется, как загнанная лошадь. А ведь, казалось бы, не вагоны разгружал! Вот тебе и марксизмсергинизм!

Взошла луна в лохматом размытом ореоле янтарного света. Воздух, заполненный морозным туманом, искажал её мутное око. Луна долго сидела на коньке черепичной крыши. Казалось, этот жёлтый колобок задумался – то ли устремиться вверх, а то ли спрыгнуть наземь. А ещё лучше – угнездиться 127

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

на заборе: теплее будет. Но всё же нехотя оторвался от покатой опоры и поплыл, поплыл сам собой, одинокий, печальный, бесприютный.

И глаза у Ивана Ивановича снова закрылись незаметно. Сон такой навалился, что куда там – читать Льва Николаевича! Уж с кресла бы не упасть!

И увидел Иван Иванович себя в виде вот этого бесприютного колобка. Катился по небу, сам не зная, куда. Однако же всё время помнил – съест кто-нибудь! Хоть волк, хоть лиса! А даже и кролик – если бодрый да молодой попадётся на пути! И так неуютно во сне существовалось – как в пору безработицы.

-Нет, брат, - сказал себе Иван Иванович. – Брось ты эту гнилую историю про колобка! Ты не колобок! Ты человек, а это звучит гордо!

Так во сне перепутались все писатели – и Лев Николаевич, и Алексей Максимович!

Глава 22. Мысли одолели!

Утро после выходного хмурилось, наплывало какойто серятиной в окна. Иван Иванович больше не чувствовал себя колобком. Утром после отдыха хотелось быть кем-то осмысленным и даже хищным.

-То, что мы не волки и не киски – это ещё вопрос. – Бодро думал наш герой. - Древние славяне отождествляли себя с Духом Волка и других животных. Сейчас это широко пропагандируется, и люди, особенно молодые, охотно приобщаются... А это говорит о многом. Христианский Бог для них в лучшем случае – чужой, а в худшем – вообще не Бог. Он мешает БРАТЬ столько, сколько хочется. Так что... волки, киски или росомахи?

Тут Иван Иванович опять поймал себя на том, что мысли, как эти волки и киски, бегут совсем не туда, куда хотелось бы.

-Эй, вы, росомахи! К ноге! – скомандовал бизнесмен. – Сейчас побежим на работу! Там нас ждут! И это главное!

128

Людмила Козлова

Однако в его маленьком офисе сидели трое скучающих последователей марксизма-сергинизма. Посетителей не было. И пустота как-то нагло обволакивала помещеньице. Казалось, даже лезла на стены, как бы желая свалить бетонную твердь.

Мог ли предположить отдохнувший и бодрый Иван Иванович, что синекура марксизма-сергинизма когда-то подойдёт к неизбежному завершению? Ничего подобного не впускал в умную головушку! Но одно дело – ты не впускаешь, а другое – оно само прёт!

День просвистел коварной пулей – быстро и мимо! Ни один клиент не открыл заветной двери, не потревожил китайские колокольчики на входе. Никто не щёлкнул застёжкой кошелька. Из воздуха же деньги не желали появляться. Но Иван Иванович пока ещё не остыл от прежних удач – казалось, завтра всё вернётся на свои места: и клиенты прибегут, и купюры зашелестят привычным тихим своим бумажным порядком.

Глава 23. Молчат китайские колокольчики

Без аппетита, без энтузиазма поужинал дома Иван Иванович. Пища как-то неловко упала внутрь и сидела там, молча, не желая радовать поглощенца.

-Эх, Иван Иванович! - сказал себе наш герой. – Хороша была пирамида марксизма-сергинизма. Жаль, город маловат, ресурсов не хватило! А то бы и миллионером стать пришлось. Что же теперь делать-то? Как жить?

И знаешь ли, друг мой, вовремя задал неудобные вопросы Иван Иванович! Хотя ответов не ожидал, однако отклик не замедлил быть. Откуда-то, из дальних переделов мозгового компьютера, вдруг Синей Птицей Счастья прилетела и моментально прижилась хрустальной чистоты мысль: «Новая, новая пирамида нужна!»

-Да, - спохватился Иван Иванович. – Кто помешает вывесить объявление с новым, ярким, честным текстом?!

129

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Иван Иванович вскочил, подпрыгнул в радостном толчке, рассмеялся и чётко произнёс: «Дело за малым – всего лишь придумать текст! Такой текст, мимо которого не пройдёт ни один безработный! Текст – вот где спасение!»

И весь день думал – усиленно, напряжённо. Временами удивление нисходило на Ивана Ивановича: «И как же я раньше не понял?! Это Клондайк!»

Текст необходимого накала возник сам собой: «Требуются финагенты с выходом на собственный бизнес». Любимая газета бесплатных объявлений приняла горяченький текст легко и просто. Время пошло! Новый виток марксизма-сергинизма был запущен, пришла пора вернуться в уютный офис.

Хотя китайские колокольчики на входе всё ещё молчали, Иван Иванович был уверен – завтра всё изменится!

Глава 24. Новый Клондайк

Будущие финагенты пошли непрерывным потоком. Каждый хотел иметь, открыть, выйти на прибыль, стать уважаемым членом общества, примерным отцом или мамочкой – детишки требовали вложений!

-Много же безработных в нашем городишке! – удивлялся каждое утро Иван Иванович. Удивлялся, но тайно радовался. Прилюдно радоваться тому, что у людей нет источника дохода, неприлично.

Так гениальный метод Сергины Сергеевны получил новое воплощение – совсем как некоторые просветлённые в теории Тейтаро Судзуки. Вообще, вот это смыкание противоположных идей, как-то всё время преследовало Ивана Ивановича. Однако он не возражал против этого. Напротив, соглашался: «Помощь приходит оттуда, где её, казалось бы, не должно быть. И это мудро!»

130

Людмила Козлова

Каждый раз, когда звенели хрустальные колокольчики на входе, Иван Иванович мысленно вторил им: «Клон-дайк! Клон-дайк! Клон-дайк!» Музыка божьих сфер очень украшала его гениальный, но немудрёный бизнес. Объяснять каждому перспективному финагенту его задачи, как-то: развесить как можно больше объявлений, привлечь как можно больше вожделеющих, правильно обыграть ситуацию, взять первый взнос и т.д. – всё это уже отдавало зелёной скукой. Даже, несмотря на исправно рождающуюся из воздуха прибыль.

-Странное создание, человек! – думал Иван Иванович!

– Вот даже удачная идея уже не радует. Организм, - чтоб его! – требует некоего созидания. Не хочет, скотина неблагодарная, просто брать. Действия хочется ему, осязаемого результата. Как будто осязание купюр – это и не результат!

И, действительно, замечать стал наш герой постоянно одолевающую его скуку. Как-то так – не мог уже и смотреть на счастливых будущих финагентов. Даже и колокольчики не утешали. Нежная песнь Клондайка говорила об однообразии жизни, навевала ненужную печаль и подтачивала коммерческий дух Ивана Ивановича.

-Жениться тебе надо, братец! – говорил наш герой сам себе.

- Ни за что! – отвечал навсегда поселившийся внутри Тейтаро Судзуки. – Только не это!

-А что же? – восклицал Иван Иванович. – Вот так вся жизнь пройдёт под звон колокольчиков. Получил деньги, проел. И снова – в офис?

-Что ж тебе надо, неблагодарное ты, создание?! – якобы возмущался Тейтаро, сидящий в глубине души. – Ещё вчера паниковал, не на что было хлеба с маслом купить. А сегодня сыт, и уже тебе созидание подавай!

-Кыш! – бормотал Иван Иванович.

Однако где-то глубоко, внутри страдающего сознания, соглашался с другом Тейтаро: «И то – хлеб с маслом есть! Что тебе ещё, чадо ненасытное?!»

131

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

25. Госпожа Зелёная Скука

Поверишь ли, друг мой, вот таких новых витков марксизма-сергинизма случилось в жизни Ивана Ивановича ещё несколько штук. Закончились финагенты, придуманы были бизнес-маркетологи. Потом – политологи бизнеса, психологи бизнеса, бизнес-директора, и прочие, прочие... Особенно успешным был проект бизнес-директоров. Каждый безработный мечтал стать директором!

По мере реализации новых проектов марксизмасергинизма всё более вещественной становилась Госпожа Зелёная Скука. Сия настырная дама постоянно снилась Ивану Ивановичу – то в виде шипящей змеи, то в образе скучающей кошки, которая непрерывно следила за каждым движением нашего бизнесмена.

С той поры, когда Иван Иванович, голодный и несчастный, переступил порог офиса прекрасной Сергины Сергеевны, пролетело ни много, ни мало – шесть лет. И вот однажды, проснувшись утром, Иван Иванович решил более никогда не ходить в свой офис с китайскими колокольчиками. Не мог даже и шага сделать в том направлении! Натура требовала созидания! И это, казалось бы, шуточное желание заполонило каждую клетку уставшего от безделья и мелкого мошенничества Ивана Ивановича. Организм протестовал. Забастовка обещала быть длительной.

Иван Иванович понял – преграда непреодолима! И даже название придумал этой невидимой, но вполне железной и неприступной стене: психологический тупик! Воздвижение призрачной баррикады означало и тупик материальный. Да что там, материальный! Преграда оттеснила Ивана Ивановича на край пропасти, которая называлась «Бессмыслие бытия и безмыслие сознания».

Ивану Ивановичу снова пришлось оправдываться перед собой, а не то и перед Тейтаро Судзуки: «Дурак, так ведь и поделом! Допустил бесов в дом, теперь терпи!» А каких бесов, 132

Людмила Козлова

в какой дом – то ли имел в виду себя, то ли дом свой, а, может, страшно сказать, даже и всю страну? Поди, спроси,

Что же произошло дальше? Сие осталось тайной, разгадать которую может попробовать каждый из нас. История человечества даёт множество подсказок – выбирай, друг мой, любую! Возможно, и мы с тобой как-нибудь решимся взглянуть на следующий, богатый приключениями, период жизни Ивана Ивановича. ЭПИЛОГ - 1

Уважаемый друг, читатель! Вот и закончилась первая часть повседневного романа нашего героя. А где же Ладимир Ладимирович, заявленный в самом начале? И кто он, этот Ладимир Ладимирович? – спросишь ты. И будешь прав.

Так вот – нет в этом романе Ладимира Ладимировича. Есть только Иван Иванович. Один одинёшенек, рыбка моя!

Вся надежда только на Тейтаро Судзуки!

Часть 2.

Иван Иванович – друг всех живущих

Глава 1. День Добра

Позднее утро сменил хмурый, серый уютный весенний денёк. Под окном возле канализационного люка стояли трое задумчивых сотрудников ЖКХ и фургончик бордового цвета. Что-то совали в люк, что-то говорили. Один куда-то упорно звонил по мобильному телефону. Что стряслось, непонятно. То ли кошка упала в люк, то ли там, в глубинах канализации, зародился динозаврик. Может быть, клад нашли?!

По «Радио России» шла передача то ли «Персона грата», а то ли «Гвоздь программы». Умная ведущая изо всех сил старалась направить разговор в нужное (оптимистическое) русло. Она всегда так делала. Поэтому всё, что говорилось и комментировалось этой дамой, не вызывало доверия.

На вершине тополя, пока ещё голого, но по виду готового приодеться, невидимая синица выводила свою немудрёную 133

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

песнь. Где-то в доме работала дрель. Сопротивление бетонных стен заставляло механизм издавать звуки, подобные рыку льва. Взревёт и замолчит – сил набирается.

-А не пойти ли мне прогуляться? – подумал Иван Иванович. – Лес недалеко. Там на оттаявших пригорках, небось, подснежников тьма тьмущая.

Мечтает Иван Иванович, потому что не знает – в лесу земля перерыта, кучами вздыблена, кругом пни торчат, кучи сухих веток навалены. Говорят, санитарное прореживание провели. А санитары уже уехали. Ещё в прошлом году. Вот и мечтает наш герой, пока ничего этого не знает. Придёт на место прежних прогулок, а места-то уже и нет. Вот как-то так и вся жизнь катится – там всё спилили, вырубили, изрыли. А здесь – ещё и не начинали, но скоро уже придут.

Что же нам с тобой, дорогой друг, остаётся? Пожелаем Ивану Ивановичу удачной прогулки. Тем более, сегодня объявили всемирный День добра – день уборки мусора. Очень умиляет вот это Добро, которому неизменно предшествует зло. Дружно бросаем мусор, чтобы увеличить поле будущего добра. Благородный праздник!

Глава 2. Ничего себе, сходил за подснежниками!

Сидел дома Иван Иванович – не мог забыть страшную картину корчёвки леса. И это в городской-то черте! Что называется, удачно сходил за подснежниками! Лес был – красавец! Сосна к сосне, сухие пригорки, жёлтые и лиловые подснежники. Теперь всё в прошлом. Кругом развороченная земля, рыжие кучи прошлогодних веток, гниющие пни, и никаких подснежников. На всклоченной земле к лету поселится бурьян – лебеда какаянибудь, вех или чертополох. Только сорняки могут занимать израненную землю – это давно известно.

-Что же делать, - пытался увещевать себя Иван Иванович.

– Се ля ви! Бог дал, бог взял. Авось земля постепенно и взрастит 134

Людмила Козлова

новые сосенки. Вот только кучи рогатых веток...почему их-то не вывезли? Ведь сквозь эти баррикады и прорваться невозможно. Хотя, кто тебе велит прорываться?! Сиди дома, пей чай. Ешь коврижки. Лес ему подавай!

И то – истина, друг мой! Сейчас жизнь такая пошла – сиди дома! Куда бежать-то?! В лесу корчёвка идёт. На улицах – тоже: в любой момент тебя выкорчуют в какое-нибудь отделение. Спросят: ты русский? И не дай бог тебе сознаться. Так что, прав Иван Иванович – со всех сторон прав!

Глава 3. Холодный фронт

Знойный ветер гудел с утра – уходил тёплый воздух, вытеснялся грядущим холодным фронтом. На улице весело – раскачивались деревья, летел откуда-то взявшийся (после Дня добра) мусор. Вороны планировали против ветра, еле справляясь с лохматым напором атмосферы. Облака неслись в яркосинем просторе, опережая друг друга. Яростная, упорная суета – видимый результат преобразования энергии в материальное движение.

А где же наш герой? Иван Иванович с восторгом наблюдал бесплатную демонстрацию законов Природы. Приобщался к естественно родившемуся спектаклю. Сильна Природа! Слаб человек! Так думал Иван Иванович. Но при этом ещё и много другого вклинивалось в его мыслительный процесс. Мысли государственного масштаба.

-Что такое? - думал Иван Иванович. – Огромные поля бурьяном заросли. Посевы скукожились. Тракторы-комбайны рассыпаются от старости. Промышленность рожает только пищу и лекарства от этой пищи. Олигархи и прочие полезные люди сидят на трубе. Всё остальное у нас – китайское. Жизнь молодая как бы постоянно уползает от помойки – там злачные места плодятся, дурман в каждую щель лезет. Не успел отползти – значит, сам виноват. Значит, родители плохо воспитали. Нет, чтобы китайским товаром приторговывать на полезном рынке! Там вся жизнь! Там - наше будущее!

135

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Да, вот такой холодный фронт в голове Ивана Ивановича гудел. И ведь знал, знал наш герой, что фронт намертво держат славные воины-полицаи. Граница, то есть, на замке! А вот, поди ж, ты, организм всё равно как-то беспокоился.

Поможем, друг мой, нашему герою! Скажем дружно: «Иван Иванович! Родной ты наш! Беспокоиться уже давно не о чем! Всё давно в порядке!»

Сказать-то сказали, да и застряли на последней фразе. В каком таком порядке?

Глава 4. Причина мышления

Незатухающий мыслительный процесс в голове Ивана Ивановича, друг мой, имел серьёзнейшую причину. Вот уже год, как наш герой не мог найти хоть какой-нибудь работы. Времена, когда на заборах висели плакаты с надписью «Требуются инженеры, механики, токари ... на завод.....», времена эти давно ушли в небытие. Заводы не только закрыты, но и в буквальном смысле развалились – здания рассыпаются, лесом зарастают.

Мерчендайзером, дистрибьютером или рекламным агентом Иван Иванович уже быть не в силах. Исходил обширные поля мерчендайзинга вдоль и поперёк. Город, в котором жил наш герой, к несчастью, невелик. Мал городок! Заработок же для всех названных крутых профессий и вовсе неприличен. Нет, поначалу, когда народ не в курсе был, многие попадались в невод мерчендайзинга или дистрибьютерства. Но теперь люди всё и давно поняли.

Как живёт Иван Иванович без работы, спросишь ты? Ну, да – не живёт, а выживает. Пособия с последнего места работы, то есть частной газеты объявлений, для которой Иван Иванович должен был денно и нощно искать богатых подателей рекламы, ему не полагалось. Принят был на испытательный срок, который быстро закончился. А поскольку богатеев, желающих разместить рекламу своих товаров в нераскрученной газетёнке, не нашлось, то и заработок Ивана Ивановича оказался равным нулю.

136

Людмила Козлова

Как же, спросишь ты, Иван Иванович до сих пор жив? Чем питается? Никак святым духом научился обходиться? Ну, конечно, не без этого, но и без материальной пищи не протянешь долго. Продавал Иван Иванович домашнюю библиотеку, собранную во дни социализма его родителями. Плохо шли книги классиков, но всё же на хлеб хватало.

Классики кормили Ивана Ивановича. Вот как тут не включиться мыслительному процессу?! Ведь одно утешение осталось у нашего героя – мыслю, значит, существую. Так что придётся, дорогой друг, смириться с этим недостатком Ивана Ивановича. Ещё любил он мечтать о пенсии. Но до пенсии, говоря народным языком, как до луны пешком.

Глава 5. «Бодрость духа, грация и пластика»

Регулярно читал Иван Иванович газету «Работа». Пестрели странички приглашениями – одно экзотичней другого. Косметика из Франции, Италии, Китая и прочих культурных стран. Российскую никто не рекламировал. Ну, Ивану Ивановичу, что из Франции, что из Урюпинска – всё одно! Кто же купит женскую косметику из рук непрезентабельного интеллигента!

Однако сегодня нашлось странное объявление: «Приглашаем худого интеллигентного мужчину для рекламы эффективного метода похудения». «А что?! – подумал Иван Иванович. – Все параметры подходят. Не обратиться ли мне к подателю сего текста? Вдруг здесь-то и зарыта собака!» Набрал номерок да и позвонил.

-Я по объявлению, - сообщил наш герой.

-Очень-очень рады! – отозвался нежный голосок. – Для начала хотелось бы знать ваши параметры – рост, вес.

-Рост у меня средний -178 сантиметров. А вот вес скоро приблизится к 50 килограммам.

-А что ваш вес, он увеличивается или наоборот?

-Он хотел бы увеличиваться, да ничего не получается.

-Ну, что ж! Приходите в офис, будем рады вам! Подробности при личной беседе.

137

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

-А когда, когда можно подойти?

-Да хоть сейчас. Улица Декабристов, 03, офис 911.

-Уже бегу, - радостно пообещал Иван Иванович. А про себя подумал: «Цифры опять какие-то странные. Но это пустяки! Главное – работа! Давненько не работал – с благословенных времён «бизнеса без первоначального капитала». Торговать воздухом не так-то просто оказалось!».

Офис 911 находился на первом этаже жилого дома. Над красивой дубовой дверью светилась вывеска: « ООО «Бодрость духа, грация и пластика». От вывески веяло надёжностью, здоровьем и процветанием.

-Здравствуйте, это я звонил вам недавно.

-Так вот вы какой! – полыхнул удивлённый и восхищённый взгляд из-под дымчатых очков. – Слава богу! Теперь наше ООО спасено!

-Ну, прямо вот так?! А вдруг я не оправдаю ваших надежд?

-Вы уже их оправдали! Сейчас мы сделаем два фото в полный рост – на первом вы будете таким, как есть, а на втором – с помощью компьютера добавим вам килограммов тридцать.

- И что я буду делать дальше?

-Вы будете живым свидетельством эффективности нашего метода.

-Хотелось бы узнать, в чём всё-таки, заключается чудодейственный метод?

-Он, действительно, чудодейственный. Вот обратите внимание на этот массажёр тела, - дама в очках указала на изогнутый лежак, напоминающий зубоврачебное кресло.

-Неужели это сидение способно помочь сбросить вес?

-Это не просто сидение. Вы можете в этом убедиться. Располагайтесь.

Иван Иванович взобрался на высокий лежак, растянулся в его лоне и оказался почти в горизонтальном положении. Фигуристая поверхность пришлась точно под изгибы его спины.

138

Людмила Козлова

-Так,- довольно изрекла дама в очках. – Фиксирую вас.

И защёлкнула крепления, подобные автомобильному ремню.

-Готовы? Включаю массажёр.

И тут Иван Иванович, действительно, ощутил на себе всю чудодейственность метода. Упругие валики забегали по его телу туда-сюда, а снизу пошёл подогрев.

-Ух, ты! Как в парилке с хорошим веничком!

-Ну, как? Нравится?

-Да просто кайф! – возрадовался наш герой.- Это я удачно попал! Скажите, а сколько стоит эта процедура? А то у меня крупных нет, а мелких никогда не было.

-Пустяки! Всего двенадцать тысяч в месяц. Сеансы три раза в неделю.

-Значит, за один сеанс – тысяча рублей?

-Ну, да! Совсем не дорого.

-А сколько надо принять сеансов, чтобы сбросить, например, тридцать килограммов?

-По-разному. Всё зависит от организма. В общем, пока вес не упадёт до желаемого.

- А вот я, моя роль, в чём будет состоять?

-Вы будете рассказывать клиенткам, как в течение года посещали наше ООО и добились потрясающего результата.

-Почему клиенткам? Разве мужчины не хотят быть стройными?

-Вот как-то так сложилось, что приходят только женщины. Мужчины, видимо, вполне довольны своим весом.

-И что я должен буду говорить, чтобы от клиентов отбоя не было?

-А вот это, мой дорогой, будет ваше ноу-хау. Говорите, что угодно, только каждая из них должна прибегать к нам снова и снова. Подумайте, вспомните молодость. Ну, конечно, мы покажем им ваши сравнительные фото. Это уже хороший фактор! Но живое общение ничем не заменить. Помните об этом! Задача ясна?

139

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

-Нну, да. В первом приближении.

-И во втором, и в третьем, и в четвёртом. Сегодня подумайте, а завтра приступайте к работе. Зарплата, как вы понимаете, будет зависеть от количества клиентов.

Отглаженный тёплыми валиками, получивший непыльное место работы, домой Иван Иванович не шёл, а летел, как птица. И уже, не доходя до квартиры, принялся расставлять по полочкам роившиеся мысли – зародыши будущего ноу-хау. Вот так мыслительный процесс, столь любимый нашим героем, был легко втиснут в полезные рамки. Порадуемся, дорогой друг, успеху Ивана Ивановича. В кои-то веки нужная людям работа сама в руки пришла!

Глава 6. Ноу-хау

Роятся мысли, аки пчёлы, в голове Ивана Ивановича. Вспомнил наш герой о женской психологии. Что чёрту не под силу, то женщине по плечу! Может, может наша женщина и поесть хорошо – кило на пятьдесят-сорок лишнего веса, но может и сбросить всех чертей разом и похудеть до прозрачности. Вот только помочь ей надо! Своей внешней стройностью Иван Иванович, конечно, воспользуется в первую очередь. А вот во вторую – тут уже понадобится стройность мысли.

На какой пьедестал установить её, эту стройность? Ну, конечно, основой должна стать любовь. Женщинам надо влюбиться. И не в кого-либо, а именно, в Ивана Ивановича! Тогда долгие беседы на лоне чудодейственного массажёра будут обеспечены. Иван Иванович полагал, что дальше благоуханных бесед дело не пойдёт, ведь по правилам заведения сотрудник не имел права на неслужебные отношения с клиентами. Очень надеялся, ибо своё личное пространство привык оберегать как зеницу ока.

Однако дон-жуаном наш герой никогда в жизни себя не проявлял. Так что теперь предстояло совершить непривычный подвиг – стать неотразимо обаятельным. Ну, чистота тела и 140

Людмила Козлова

души, конечно, не только залог здоровья, но и залог успеха у женского пола. Этот завет мамы Иван Иванович помнил всегда. Но почему-то подозревал, что одной чистоты мало.

И тут, весьма кстати, взгляд упал на неприметный флакончик с зелёной этикеткой. Это были «Духи сексуального маньяка» - его собственное инженерное изобретение в НИИ стародавних времён развитого социализма. Помнится, тогда, в начале конверсии, научные отделы перешли на разработку новых парфюмерных рецептур. Надо же было как-то выживать среди неожиданно нагрянувшей демократии.

«Духи сексуального маньяка» тогда резво пошли в народ. Новинка пользовалась бешеным успехом, не взирая на полное безденежье. Новые русские гонялись за изобретением космического инженера, предлагая любой бартер – мясную колбасу высшего качества, натуральное сливочное масло или никогда ранее невиданный балык. Ивана Ивановича особенно умилял вот этот балык – впервые в жизни продегустированный им в годы развала Союза. Так что знакомый флакончик вызвал тёплые, если не сказать фантастически обнадёживающие, воспоминания.

Иван Иванович как автор сей уникальной рецептуры сам лично никогда не опробовал её в действии – как-то не особенно верил в продукт, изобретённый буквально на ходу – просто с голодухи. Зарплату тогда не выдавали годами, так что надеяться можно было лишь на собственную гениальность.

Повертел флакончик в руках, осторожно принюхался к горлышку, закрытому фигурной стеклянной пробочкой с притёртым шлифом. Знакомый аромат пробивался даже сквозь плотно сидящий затвор. «Чем чёрт не шутит!»- пробормотал наш герой. – Вот и опробую завтра».

141

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Глава 7. Изобретение в действии

Утром Иван Иванович строго к назначенному часу явился на службу в ООО «Бодрость духа, грация и пластика». Его заинтересованно встретили два собственных портрета во весь рост на стене в золотых рамах.

-Ну, что? Впечатляет? – осведомилась дама в очках.

-А то! Но вот с прибавочным весом я, кажется, лучше выгляжу.

-Это как смотреть! Тем, кто хочет похудеть, вы будете милы в натуральном виде. Как ваше ноу-хау? Готовность номер один?

- Это будет ясно только на практике.

-Что ж, прекрасно! Скоро появится первая клиентка. Она записалась на девять ноль-ноль.

-Ой, что-то я волнуюсь!

-Не волнуйтесь, друг мой! У вас всё получится. ***

Первая желающая похудеть оказалась солидной, если не сказать более, женщиной лет пятидесяти. Иван Иванович заботливо уложил даму на тренажёр, пристегнул ремни и включил массажный процесс.

-Как вы себя чувствуете? – спросил он. – Не велика ли нагрузка? Не убавить ли нагрев?

- Всё отлично! – отозвалась подопытная.

-Ну, тогда разрешите почитать вам стихи? Классику любите?

-Кто же не любит классики!

-Вот и прекрасно! Сегодня слушаем Есенина. Кстати, как ваше имя?

-Наташа, - кокетливо откликнулась женщина.

Иван Иванович, умышленно приблизившись к изголовью аппарата, принялся читать по памяти одно стихотворение 142

Людмила Козлова

великого классика за другим. Тёплый воздух вместе с ароматом его духов окутывал даму, мечтательно навевая образ стройной, любимой, единственной и неповторимой. «Шаганэ ты моя, Шаганэ! Там, на севере, девушка тоже, На тебя она страшно похожа, Может, думает обо мне... Шаганэ ты моя, Шаганэ».

Упругие валики, мелодичные стихи и ещё что-то неуловимое оказывали такое мощное воздействие на тонкую женскую натуру, что по окончании процесса дама не удержалась и, обняв Ивана Ивановича крепкой рукой, шепнула: «Я обязательно приду на следующий сеанс». Наш герой стоически выдержал натиск, но не забыл шепнуть в ответ: «Буду ждать вас, Наташа!»

-Лёд тронулся, господа присяжные заседатели? одобрительно высказалась хозяйка салона.

- Кажется, да! Ноу-хау работает.

- В добрый путь! Скоро прибудет ещё одна клиентка. Вам надо удержать её хотя бы на месяц.

- Рад стараться! – военным манером отозвался Иван Иванович. - Вот если бы здесь стояли два тренажёра, эффективность выросла бы в два раза.

-Ну, об этом пока рано думать. Единственный наш аппарат иногда несколько дней простаивает вхолостую. Люди приходят и уходят. Но если вы сумеете увеличить число клиенток, можно будет вложить средства и в расширение бизнеса.

Реакция второй клиентки с точностью до мелочей повторила первую. Хозяйка уже с интересом поглядывала на Ивана Ивановича.

-А вы оказались способным сотрудником! – отметила она.

-Я и сам не ожидал такого успеха!

143

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

-Ну, пока об успехе говорить рановато. Посмотрим, что будет завтра – состоятся ли обещанные вторичные сеансы.

-Ой, я волнуюсь. А вдруг дамы не придут!

- Не волнуйтесь! Всё будет хорошо! Главное, верить в себя!

Иван Иванович же подумал мимолётом: «Главное, не забыть обиходить себя духами!»

Вот так, друг мой, великим достижением перестройки для Ивана Ивановича оказались «Духи сексуального маньяка», изобретённые им когда-то по совершенно меркантильной причине – с голодухи. Кушать хотелось, вот и изобретал, что ни попадя. Спасла его эта простецкая рецептура и тогда, когда рухнула привычно огромная страна, и теперь – во времена развитого капитализма.

Вот тебе и «гнилая интеллигенция»! И вовсе даже не гнилая, а благоуханно необходимая народу. Интеллект, брат ты мой, удивительная штука! Он тебе и убойные ракеты выдаст, а если понадобится, то и нежный, виртуально атакующий продукт.

Глава 8. Оглушительный успех

Веришь ли, друг мой, но дела у Ивана Ивановича резко пошли в гору. От клиенток отбоя не было! Телесный поток, цунами эмоций, всеобщая любовь – волшебство, одним словом! Хозяйка решилась на расширение бизнеса. Закупила для начала пять итальянских массажёров, а потом и десять.

Иван Иванович теперь читал стихи великих, переходя от одного пыхтящего устройства к другому. На каждом из них возлежали его поклонницы, воздыхательницы, преданные любительницы поэзии.

В упоении оглушительного успеха незаметно пролетел год. Иван Иванович уже и забыл, что такое бульонные кубики, перловка и чёрный хлеб. Питание стало таким разнообразным и калорийным, что его мысли и настроение уже не покидали 144

Людмила Козлова

высоких сфер. Впервые за время своего никудышного существования наш герой достиг такой неизбывной, всеохватывающей полноты жизни. Даже потребление балыка в голодные годы не давало столь глубокого счастья.

Хозяйка салона обожала своего сотрудника и всегда шла навстречу любым его капризам. Да-да, дорогой друг, появились и капризы! Правда, были они вполне невинны и выражались периодически всего лишь в желании отдохнуть.

Хозяйка своим прагматическим умом не в силах была понять, как можно отдыхать, когда масть пошла. Но Ивану Ивановичу разрешалось всё! Во дни его отдыха в салоне воцарялась мёртвая тишина. Клиентки приходили не в ООО, а лично к Ивану Ивановичу. И уже не имело значения, похудел ли кто-то из них или поправился от удовольствия.

Весть о чудодейственном методе доктора Иваныча стойко поселилась в умах женского населения города и за его пределами. Клиентки приезжали уже не только из близлежащих насёлённых пунктов, но и издалека. Волшебные качества Иваныча позволяли нести вселенскую любовь каждой из них и никому конкретно.

Так что производство было вполне безопасным – никаких разбитых сердец! Напротив – собранные воедино души, высокие духовные устремления и великая цель! Со времён появления Ивана Ивановича «Бодрость духа, грация и пластика» из простого названия фирмы трансформировалось именно в высокую цель.

Дух оказался как раз на первом месте. Физиология же легко следовала за духовными позывами. И тут уже трудно было разобраться даже интеллектуалу Ивану Ивановичу – бытие определяет сознание или наоборот. Да, честно признаться, и некогда. Поток женских тел заполонил салон и жизнь нашего героя. Мог ли он представить себе такую синекуру ещё год назад! Скажем честно, друг мой – нет, не мог! Но чудо произошло.

И вот что следует отметить: за время плотного применения ноу-хау, Иван Иванович ни разу не вспомнил о плохих новостях. Нет, по-прежнему то тут, то там подростки добровольно 145

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

покидали этот мир – страшная эпидемия никуда не исчезла. По улицам так же бродили бомжи. Продолжался естественный процесс сравнивания с землёй брошенных заводских зданий.

Пустели и вымирали деревни. Разруха нагло лезла во все щели. Немногие продолжали наращивать несметные чёрные богатства. Массы нищали. Но Иван Иванович перестал как-то всё это видеть, перестал ощущать бессмысленность жизни, упорно и неотвратимо распадающейся на непригодные куски. Вот так на собственном примере ему и довелось дойти до сути пословицы «Сытое брюхо к чужой беде глухо»

Глава 9. Ноу-хау требует продолжения

Так бы и жил наш герой в сытой глухоте или глухой сытости, но однажды вдруг заметил, что духов в любимом флакончике почти не осталось. Пришла пора вспомнить детали изобретения. Иван Иванович долго рылся в книжном шкафу, наглотался невесть откуда налетевшей пыли, но рецептуру духов нашёл.

Нет, компоненты, образующие неповторимый аромат «сексуального маньяка», изобретатель помнил наизусть. Но не менее важны были и количества ингредиентов. Вот тут-то и пригодились его научные записи.

-Вот, не знаешь, где найдёшь, где потеряешь, - бормотал Иван Иванович.- Это просто невероятная удача – моя привычка всё записывать!

И то сказать, друг мой читатель, не однажды выручала нашего героя любовь к писанине. Память памятью, а мелочи иногда и не вспомнишь – тут надежда только на скрупулёзные заметки. Знал, знал Иван Иванович эту житейскую мудрость. Вот и пригодилось!

-Так-так, всё верно, - думал изобретатель, вглядываясь в строки знакомой рецептуры. – Это именно тот самый последний вариант, самый эффективный. Компоненты легко приобрести в любой аптеке. Даже спирт медицинский водится у фармацевтов.

146

Людмила Козлова

Похоже, проблем не будет. Вот только китовая амбра – есть ли в продаже такой экзотический продукт? Ну, это легко проверить.

Написал в столбик аккуратным почерком названия всех рецептурных составляющих да и отправился в ближайшую аптеку. Сотрудница сего заведения взяла листочек из рук посетителя, защёлкала клавишами компьютера, а потом ушла в лабиринты хранилищ. Минут через десять вывалила из корзинки цветные упаковки, обсчитала товар на кассовом аппарате и выдала весь ассортимент Ивану Ивановичу прямо в руки. Однако при этом с любопытством спросила:

-Скажите, а что вы собираетесь делать с препаратами?

-Секрет, - улыбнулся наш герой. - Но вам я скажу. Это будущие духи для мужчин. Вернее, для одного мужчины – для меня.

-А почему бы вам не купить флакончик в парфюмерном магазине?

-Что вы! Там продают духи для всех. А я – единственный и неповторимый.

-Ха-ха-ха! – развеселилась сотрудница. – С юмором у вас всё в порядке!

-Пока не жалуюсь, - улыбнулся дамский обольститель.

-И что, все эти компоненты надо смешать, и духи готовы?

-Ну, да.

-Так просто?

-Желательно ещё дать выдержку, чтобы рецептура отстоялась. Но, конечно же, есть и ноу-хау.

-Любопытно было бы узнать.

-О, это коммерческий секрет! – рассмеялся Иван Иванович.

-Большой, большой секрет! – со смехом поддержала его дама.

-Приятно было пообщаться! – сказал напоследок довольный изобретатель. И не забыл пригласить любопытную сотрудницу на сеанс эффективного массажа. Дама охотно 147

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

приняла визитку и многообещающе помахала Ивану Ивановичу вслед соблазнительной цветной бумажкой.

Домой изобретатель летел на крыльях надежды – теперь бизнес будет иметь надёжное продолжение!

Глава 10. Акула бизнеса

Как ты думаешь, дорогой друг, кто на следующий день оказался первым клиентом, вожделеющим встречи с Иваном Ивановичем? Ну, да, именно она – женщина-фармацевт, любительница халатика салатного цвета. Перешагнув порог ООО «Бодрость духа, грация и пластика», наш герой тут же услышал знакомый голос неповторимого грудного тембра.

-А я вас уже давно жду! – улыбаясь, сообщила фармацевтическая дива. – Давайте знакомиться. Меня зовут Дарья.

-Ну, что ж, Дарья, прошу вас на тренажёр. Начнём сеанс массажа.

-Сеанс одновременной игры, - засмеялась дама, указывая на уже занятые женскими телами, чудодейственные кресла.

-Пусть вас это не смущает. Меня хватит на всех.

-Ого! Да вы гигант!

- Просто я люблю своё дело, - весело ответил Иван Иванович, не скрывая, что комплимент Дарьи ему понравился.

В приподнятом состоянии духа изобретатель приступил к чтению классики. Переходя от одной любительницы литературы к другой, Иван Иванович время от времени задерживался возле Дарьи. Голос его переходил на шёпот: «Конь своенравный больнее удары удил испытает; Чувствует меньше узду, кто приспособился к ней. Мучит сильнее Амур и свирепей терзает мятежных, Нежели тех, что готов рабство свое выносить. Да, признаю, Купидон, я твоей стал новой добычей, Я побежден и себя власти твоей предаю».

148

Людмила Козлова

Новая клиентка, казалось, впала в глубочайшую нирвану. Не переставая улыбаться, и, несмотря на резво бегающие по телу и конечностям тёплые валики, она умудрялась посылать Ивану Ивановичу воздушные поцелуи.

По окончании сеанса Дарья не покинула офиса. Напротив, подошла к изобретателю, подала свою визитку и шепнула на ушко: «Жду вас сегодня в кафе «Магнолия». Там состоится мой поэтический вечер». Иван Иванович слегка запнулся, памятуя о запрете личных отношений с клиентами, но всё же пообещал быть.

Как никогда ранее, ждал окончания рабочего дня. Бросился домой, приоделся в любимый выходной костюмчик, и отправился на улицу Льва Толстого, где в укромном уголке городского сада сияло огнями кафе «Магнолия».

Дарья уже ожидала Ивана Ивановича. Усадила дорогого гостя за уставленный яствами столик перед высокой эстрадой, а сама отправилась за кулисы. Грянула и ушла в задушевные интонации мелодия песни «Мы эхо, мы долгое эхо друг друга». Перед зрителями явился ведущий – молодой человек одухотворённого вида с горящими глазами.

-Дорогие друзья! – начал он пафосно и со значением. – Мы рады приветствовать вас на нашем поэтическом вечере. Сегодня перед вами выступит известная поэтесса нашего любимого города знаменитая Дарья Селиванова. Ваши аплодисменты!

Оркестр выдал туш. Из-за модернистских декораций появилась Дарья. На ней сияло бриллиантовым многоцветием воздушное сиреневое платье длиною до самого пола. Она не шла, а плыла по эстраде. Смолкла музыка, зрители затихли. Зазвучал нежный грудной голосок, выговаривающий, словно рисующий, тонкую вязь стихотворения: Мир обнимает любого живого, Мимо струится и в бездну бросает...

149

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Иван Иванович был совершенно сражён великолепием Дарьи и музыкальностью её творений. Надо ли сообщать тебе, дорогой друг, что наш изобретатель с нетерпением ждал окончания поэтической части. Просто-таки не мог удерживать спонтанно родившееся желание прикоснуться к нежной ручке поэтессы.

-Как это я сумел прожить долгую жизнь в нашем городе и не знать, ни сном, ни духом не ведать, что по улицам ходит такой бриллиант! – мысленно сокрушался изобретатель.

Дарья спустилась с эстрады и подсела к столику Ивана Ивановича.

-Ну, как вам мои стихи? – скромно осведомилась поэтесса.

-О! Выше всяких похвал! Позвольте поцеловать вашу ручку.

-Ну, вы меня балуете! Что я? Простой фармацевт. Пишу стихи на любительском уровне.

-Но это очень, очень высокий уровень!

-Вы мне льстите. Расскажите лучше о себе. Например, как вы додумались сами себе изготавливать духи? Это ведь такая редкость! Обычно мужчины и зубную пасту купить забывают.

-Не думайте, что я какой-то особенный. Просто работа обязывает.

-Да, я заметила оригинальный аромат, который исходил от вас во время сеанса массажа. Это и есть ваше ноу-хау?

-Ну, да, практически так.

-И всё-таки, хотелось бы понять, в чём состоит замечательное ноу-хау?

-О! Я уже говорил, это коммерческий секрет.

-Но мне, мне-то вы можете приоткрыть хотя бы малую частичку этого ужасного секрета.

-Пожалуй! Могу сообщить вам название духов.

-Так-так! Интересно!

-Это «Духи сексуального маньяка».

- Как вы сказали?!

-Ну, да – «Духи сексуального маньяка».

-Боже мой, это же такой убойный брэнд!

150

Людмила Козлова

-И что? – удивился Иван Иванович.

-А то, что даже на одном этом названии можно сделать громадные деньги. Предлагаю вам сотрудничество.

И тут, друг мой, наш герой как-то разом прозрел. Моментально вспомнились и замельтешили роем детективные рассказы о промышленном шпионаже. Изобретатель понял – его хотят купить!

Глава 11. Секреты не продаются

-Э-э, да вы – шалунья! – рассмеялся Иван Иванович. – Оказывается, вы, Дарья, заманили меня в свои сети ради личной выгоды?

-А что тут плохого? Я же не предлагаю отдать ваш секрет. Напротив, предлагаю сотрудничество.

-И в чём же оно будет заключаться?

-Ну, для начала вы должны всё-таки объяснить суть изобретения.

-Ну, да. А потом – кто ты такой? Давай, до свидания! – пошутил Иван Иванович.

-Зачем так плохо думать о людях, которых вы даже и не знаете?

-Так расскажите о себе, Дарья. Должен же я понимать, с кем имею дело.

-Хорошо. Я представитель крупной фармкомпании. Имею поручение договориться с вами о совместном производстве ваших духов для мужчин. Их действие я уже опробовала на себе. Эффективная вещь!

-Не спорю! Именно на моём ноу-хау и держится успех ООО «Бодрость духа, грация и пластика».

-Я предлагаю вам в десять раз больше.

-Но вы даже не спросили, сколько я имею.

-Не важно. Сколько бы ни было, будет в десять раз больше!

-Ого! Я, оказывается, в цене. А ведь ещё год назад был нищим безработным.

151

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

-Ну, нищим безработным стать никогда не поздно. Так как?

-Я должен подумать, - замялся Иван Иванович, припомнив об условиях контракта в ООО. В случае немотивированного ухода ему пришлось бы выплатить неустойку в размере годового дохода. Подозревал Иван Иванович, что в случае финансовой мотивировки его уход обошёлся бы вообще в баснословную сумму.

-Конечно, думайте. Но не очень долго. Трёх дней вам достаточно?

-Ну, хорошо. Пусть будет так. А пока до свидания!

Иван Иванович, с облегчением вздохнув, почти бегом ретировался из поэтического кафе.

Глава 12. Промышленный шпионаж

НарезАл шаги вдоль улицы наш изобретатель, словно приказ генерала о срочном отступлении выполнял. Краем глаза заметил наблюдательно – облака, которые во множестве неслись по небу встречным фронтом, напоминали близнецов многодетного семейства – все, как одно, приняли форму куриных тушек ножками вверх.

Странное куриное небо ещё больше нагнетало тревогу в мятущуюся душу бедного Ивана Ивановича. Слева от остановки стоял бензовоз ярко-оранжевой окраски, издалека похожий на колорадского жука. Наверху, угнездившись возле люков, сидели два мужичка в одинаковых синих комбинезонах.

Удивительным было даже не то, что пожароопасная бочка стояла возле остановки, где всегда толпились граждане ожидающие, а то, что эти комбинезоны спокойно курили, сидя на потенциальной бомбе. Но их неспешная беседа говорила о гармонии мира, ничем не омрачённом настроении и надеждах на будущее.

Иван Иванович пробежал мимо идиллической картинки, стараясь не загружать себя лишними эмоциями. Остановился 152

Людмила Козлова

только на подходе к дому, под вывеской, рекламирующей соки. Отвалившиеся последние буквы сообщали рекламе вполне загадочный вид: «Я» - это сочная мяко...». Глядя на спонтанно возникшую шараду, Иван Иванович невольно продолжил логический ряд:

- А также сляко и прочее бяко! Может быть, так и есть. Я ведь почти готов! Уже впадаю в панику, имея желание иметь! Иметь в десять раз больше. И всего-то надо – предать одну фирму и продаться другой. Да, действительно, сочная мяко!

И тут наш герой заметил, что последнюю фразу произнёс вслух, а рядом, очень некстати, оказался какой-то серый мужичонка с внимательно оттопыренным ухом.

-Откуда он вывернулся? – удивился изобретатель. – Секунду назад никого не было! Домой! Срочно домой! Кажется, я перетрудился. Немедленно нужен отдых, брат Иван Иванович! ***

Дома расслабился, выпил чашечку кофе, съел бутерброд с сыром, довольно потянулся и подошёл к окну. Прямо под козырьком оконного наличника стоял некий гражданин в кепке, надвинутой на глаза. Из уха у него торчал маленький наушник телесного цвета. Иван Иванович задумчиво смотрел сверху на чёрную кепку, мысленно раскладывая – что бы такого можно ожидать, стоя столбиком под чужим окном.

Но блаженное состояние после принятых вкусностей так и шептало прилечь на диван, да и вздремнуть хотя бы полчасика. Иван Иванович так и поступил. Минут через пять почти уснул и даже успел увидеть отрывочный сон.

В этом, на самом деле коротком, а, по ощущениям, долгом сне, увидел наш герой ярко-синего с серебряным отливом, симпатичного паучка. Милое насекомое, действуя легко и слаженно, элегантными тонкими лапками плело жемчужную паутину. И так ярко и ясно увидел Иван Иванович милейшего 153

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

паучка, что, проснувшись, даже поискал его глазами. Но, естественно, ничего похожего нигде не обнаружил.

Несмотря на краткость сна, почувствовал себя отдохнувшим. Встал, совершил три приседания и выглянул в окно.

Гражданин в чёрной кепке так и продолжал стоять, прилипнув к стене, как приклеенный.

-Странно, странно, - подумал Иван Иванович, но и только. Безмятежно отправился на кухню и снова пристроился выпить чашечку кофе. Потом засел за компьютер, почитал новости в своей тематической подписке, походил по любимым страничкам литературных сайтов. Незаметно пролетело два часа.

И вот, друг мой, снова подойдя к окну, наш герой крепко задумался – гражданин в кепке, с наушником в правом ухе, стоял, как прежде, на своём посту.

-Так-так, это становится интересной традицией, пробормотал озадаченный изобретатель. – Что бы сие значило?

И вдруг откуда-то, из глубины подсознания, родилась мысль – бредовая, конечно, но отражающая видимую реальность:

-А не за мной ли следит эта кепка? Очень похоже на прослушку.

Иван Иванович побродил из угла в угол, но мысль не желала отступать – наоборот, настойчиво стучала в сознание, как бы просила взять её на заметку.

-Хорошо, пусть так, - задумался изобретатель. – Но как проверить мою догадку? Сегодня уже ничего не удастся – время позднее. Посмотрим, что будет завтра. Как-никак, утро вечера мудреней.

На том и порешил. Выглянул в окно, полюбовался кепкой ещё раз, да и отправился спать.

154

Людмила Козлова

Глава 13. Сыщики идут по следу

Утром привычным образом Иван Иванович приготовился идти на любимую работу. Однако не забыл, на всякий случай, выглянуть в окно. Гражданина в кепке под окном уже не было. Изобретатель с лёгким сердцем покинул пределы квартиры. Шагая бодро и напористо к автобусной остановке, заметил медленно ползущую следом за ним чёрную иномарку.

-Вот, люди едут по делам в удобном авто, а у меня машины никогда не водилось, - как-то необычно горестно отметил Иван Иванович.

Бизнес в ООО процветал, но накопить денег на покупку автомобиля никак не получалось. Процветание пока не имело достаточного масштаба.

Выйдя на нужной остановке, Иван Иванович вдруг заметил ту же чёрную иномарку. Она смирно стояла на обочине почти рядом с его ООО «Бодрость духа, грация и пластика».

-Вот это уже совсем интересно, - пробормотал наш герой. Но, пройдя мимо тонированного авто, поднялся на крыльцо и скрылся за дверью офиса. ***

Рабочий день, как всегда, был замечателен бодростью духа, грацией и пластикой, в точном соответствии с вывеской ООО. А вот поэзия в артистическом исполнении Ивана Ивановича, благоухание его «Сексуального маньяка», придавали процессу неповторимое мощное ноу-хау: «Целый день хохотала сирень Фиолетово-розовым хохотом. Солнце жалило высохший день. Ты не шла (Может быть, этот вздох о том?) Ты не шла. Хохотала сирень, Удушая пылающим хохотом...»

155

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Не успевали осчастливленные и наполненные вселенской любовью клиентки освободить массажные ложа, как их тут же принимались осваивать другие мечтательные дамочки. На путь грации и пластики встало почти всё женское население города.

Иван Иванович работал, расплёскивая вдохновение, и ощущал всей кожей свою исключительность и незаменимость. Шествуя от одной блаженствующей любительницы классики к другой, как бы между строк, наш герой время от времени выглядывал в окно.

Бессознательно отмечая всякий раз, что тонированное авто продолжало стоять в подозрительной близости от офиса ООО, он между тем услаждал дам поэтическим монологом. Дела не позволяли изобретателю отвлекаться на досадные посторонние мелочи.

Вечером, выбравшись на волю, Иван Иванович опять -таки краем глаза запечатлел сопровождавший его таинственный автомобиль. Однако странное обстоятельство пока как бы существовало отдельно от стремительно шагавшего по улице изобретателя. Дома спокойно поужинал в уюте своей миниатюрной кухни и уже привычно выглянул в окно.

Прямо под козырьком оконного проёма прогуливалась юная особа в чёрных, обтягивающих штанишках и такой же курточке. На поводке за нею следовала кудрявая рыжая болонка. В правом ухе элегантной леди торчал всё тот же наушник телесного цвета. И тут уже некуда было отступать нашему герою. Иван Иванович понял – его взяли в обработку тонкие пальчики Дарьи с железными коготками.

-Интересно, что можно выведать с помощью прослушки и наблюдения? Я же не собираюсь всем и каждому рассказывать о своих секретах или гулять по улице с рекламой состава духов. Чего же они добиваются? Просто решили запугать бедного изобретателя, чтобы взрастить сговорчивость и покорность?

Сообщаю, друг мой, лишь тебе, надеясь на твою лояльность – напористые фармацевты с их сыщиками совершенно не знали 156

Людмила Козлова

Ивана Ивановича! Изобретатель, будучи интеллигентным и вежливым человеком, казавшимся обладателем уступчивого и мягкого характера, на самом деле, страшно не любил даже малейшего давления со стороны. Когда кто-то пытался направить нашего героя к действиям, противоречащим его убеждениям, Иван Иванович моментально превращался в ёжика, свернувшегося клубком.

Вот и сейчас он буквально ощутил всей кожей множество иголок, виртуально устремившихся вовне.

-Да, - подумал изобретатель. – Недаром же приснился мне синий деловитый паучок! Похоже, вокруг меня суетятся паутинных дел мастера! Что же будет, когда истекут три отпущенных на раздумье дня? Меня бросят в камеру пыток? И никто не узнает, где могилка моя! Вот они, эти куриные тушки в облаках! Выщиплют все перья и голову отрубят!

Однако Иван Иванович понимал – юмор юмором, но в среде конкуренции и чистогана может реализоваться всё, что угодно.

-Ладно, поживём – увидим! – решил наш герой. – Пока рано делать выводы. Но, всё-таки, кое-что уже стало ясно. Похоже, промышленный шпионаж – не выдумка детективщиков. Всё вполне серьёзно.

Глава 14. Акула, по имени Дарья

Три дня, выданных красавицей Дарьей на размышление, пролетели, аки синицы в небе. В телефонной трубке раздался знакомый лирический голосок с металлическими нотами.

-Доброго дня, Иван Иванович! Как наши общие интересы? Уже можно переходить к договору, я надеюсь?

-Ну, не совсем так...

-А что же вас удерживает?

157

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

-Понимаете, я долгое время жил без работы. Не жил, а выживал. Фирма «Бодрость духа, грация и пластика» спасла меня от голодной участи. Я считаю, что обязан моему ООО.

-Это, действительно, ваша фирма?

-Нет, конечно. Но я считаю её своей по факту чудесного спасения от безработицы.

-Иван Иванович! Наивный вы человек! Это ещё нужно выяснить, кто кого спас: вы своим замечательным ноу-хау даёте процветать фирме, или наоборот?

-Ну, процесс взаимный, конечно.

-Сомневаюсь в этом. Очень сомневаюсь! Если вы сегодня покинете стены этого ООО, что произойдёт завтра? Ведь от них останутся рожки да ножки.

-Но они же работают не первый год. Фирма была организована задолго до моего прихода.

-И что? Не буду голословной – обратимся к истории ООО. До вашего прихода их финансовый оборот был в десять раз ниже. Именно вы помогли им развернуться.

-Я помог им, они помогли мне. Так что мы – одно целое.

-Ну, да! Вы же высоконравственное существо! Это качество, поверьте мне, совершенно лишнее в сфере бизнеса.

-Позвольте, но ведь так можно очень далеко уйти. Можно потерять себя, а это чревато!

-Дорогой вы мой! Мы не предлагаем терять себя, нас интересует лишь рецептура духов и вот этот сумасшедший бренд – духи сексуального маньяка. Вы хотя бы понимаете, что это клондайк?

- Но я совершенно не хочу, чтобы ООО, приютившее меня в трудную минуту, разорилось.

- А кто вам сказал, что они разорятся? Продолжайте себе работать в прежнем режиме! Но параллельно станете сотрудничать с нами. Зачем упускать очевидные возможности? Хорошо! Если вы так нерешительны, подумайте ещё. Я согласна подождать. Однако не затягивайте процесс. Это не пойдёт на пользу делу.

158

Людмила Козлова

Иван Иванович сидел с телефонной трубкой в руках, слушая противный морзянский писк отключившейся линии. Наконец, отправил техническое устройство на место. Тишина навалилась на бедного изобретателя с безжалостностью и упорством медведя-шатуна. Мерзкая и колючая необходимость выбора между предательством и статусом честного человека сидела неким инородным холодным телом внутри уже несколько потрёпанной жизнью совести.

-Возможно, Дарья не так уж и не права! – как-то печально думалось Ивану Ивановичу. – Ведь работал же я на незабвенную Сергину Сергеевну. И чем же занимались мы с прекраснейшей и умнейшей носительницей великой идеи марксизма-сергинизма? Точнее сказать, марксизма-сатанизма. Продавали воздух жаждущим работы гражданам. Да ещё и обучали их тому же искусству – делать деньги, пусть и небольшие, но на пустом месте. Так что совесть моя уже несколько несвежа. Это, конечно, не повод для дальнейшего падения. Но, может быть, всё сложится удачно – и фармацевты получат вожделенное ноу-хау, и ООО продолжит процветание на поэтическом поприще?

Так вкрадчиво уговаривал себя Иван Иванович, понимая где-то в глубине души, что наглые фармацевты всё равно используют весь убойный арсенал шпионажа. Его могут и похитить, принудить самым неприятным способом выдать секрет. Так что ситуация в любую минуту угрожает стать неуправляемой.

-Вот это называется, удачно сходил за подснежниками! – сокрушался изобретатель. – И тут клин, и там – топор! Между двух огней, как говорится.

Все последующие дни и ночи превратились в сплошную фантасмагорию. По пятам за Иваном Ивановичем следовали какие-то серые личности. Тонированные автомобили сопровождали его на улицах, под окнами гуляли здоровенные дяденьки с толстыми бультеръерами на дорогих поводках, ночью топтались разнообразные кепки с микрофоном в ухе. Ощущение жизни под прозрачным колпаком не покидало изобретателя.

159

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Иван Иванович начинал уже тихо ненавидеть поэтессу Дарью с её деловыми предложениями. Но с каждым днём становилось всё яснее – нет другого выхода, кроме как сдаться на милость акул. Наш герой не питал иллюзий. Напротив, хорошо понимал, что легко может потерять и секрет своего изобретения, и стабильную работу в ООО. Но яснее ясного было и то, что теперь всё это должно произойти с неизбежностью цунами. Ему остаётся только рискнуть и попытаться выйти из неудобной ситуации с наименьшими потерями, или даже с какой-то прибылью.

Зная свои совершенно непригодные для бизнеса качества, Иван Иванович предполагал и самые худшие варианты развития событий. Например, отъём ноу-хау и устранение его владельца. Не исключал и такой возможности. Чем больше размышлял изобретатель о ближайшем будущем, тем более склонялся именно к последней версии.

Жадность и великое «рацио» акул бизнеса предполагают наиболее короткий и беспроблемный путь достижения цели. Подумаешь, где-то на тихом перекрёстке, неизвестный водитель сбил некоего неприметного гражданина и скрылся с места ДТП. Водителя найти не удалось. Для Ивана Ивановича всё тем и закончится, а бизнес, перешагнув через малое препятствие, продолжит своё триумфальное шествие.

К исходу текущей недели носитель ноу-хау решил поделиться своими опасениями с хозяйкой ООО «Бодрость духа, грация и пластика» в надежде на её помощь и поддержку. Ничего другого не оставалось, ибо все возможные варианты упирались именно вот в этот тихий и неприметный перекрёсток, напоминающий незабвенный голливудский фильм-ужастик «Кошмар на улице Вязов».

Глава 15. Кошмар на улице Вязов

Умнейший изобретатель Иван Иванович, талант которого мог бы составить гордость любого НИИ, был совершенно не приспособлен к хитростям конкуренции. Поэтому и решился на открытый разговор с хозяйкой ООО. Уж её-то искушённый 160

Людмила Козлова

в бизнес-подставах ум, её хватка и предприимчивость вполне могли, в скользкой ситуации, принести пользу как Ивану Ивановичу, так и ей самой. Так думал наш герой.

Хозяйка внимательно выслушала своего ценного сотрудника и проявила недюжинный интерес к личности фармацевта Дарьи.

-Как вы думаете, Иван Иванович, можно ли нашему ООО предложить совместный проект вот этой самой Дарье?

-Что вы имеете в виду? Какой проект?

-Всё просто! Мы с вами оформляем соглашение на совместное использование вашего ноу-хау. А потом предстаём пред светлые очи грозной Дарьи и предлагаем ей сотрудничество фирмами. Как вам такая идея?

-Пожалуй, это лучше, чем мои личные отношения с этими хищниками. Меня они съедят, и не поперхнутся. Скушать фирму значительно труднее.

-А зачем нас кушать, если мы согласимся на взаимовыгодное сотрудничество. Возможно, придётся поменять профиль нашей деятельности. Но это не страшно! Поменяем. Мобильность – лучшее качество любого бизнеса.

-Ну, что ж, я согласен, - сдался Иван Иванович. ***

Не стану утомлять тебя, друг мой, описанием бумажных юридических формальностей, которые вдруг нарисовались на пути нашего изобретателя. Скажу только, что после долгих этапов пестования бизнес-проекта, подписания бесчисленных деловых бумаг, ноу-хау, которым владел ещё недавно только Иван Иванович, стало коммерческим секретом двух фирм – фармацевтической, во главе с красавицей Дарьей, и торговой – во главе с хозяйкой прежнего ООО «Бодрость духа, грация и пластика».

Дамы на удивление быстро договорились друг с другом. Бизнес-проект обязывал фармацевтов пустить «Духи сексуального маньяка» в производство, а новую торговую фирму 161

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

(прежнее ООО) – заняться торговлей сразу несколькими сериями эксклюзивного парфюмерного продукта целевого назначения.

Иван Иванович, наконец-то обрёл прежнее спокойствие духа. Он в результате всех бизнес-манипуляций стал ещё более уважаемым членом общества – превратился в акционера совместного парфюмерного концерна. Правда, не совсем понимая задачи своей новой роли, обратился за разъяснением сей загадки к милейшей Дарье.

-Простите мою дремучесть, - смущаясь, начал он. – Я не очень хорошо представляю мои обязанности. Что я должен делать в роли акционера?

-Дорогой, Иван Иванович! Замечательный вы наш! Вам уже ничего не нужно делать. Теперь вы – солидный бизнесмен, акционер крупной компании. С этого момента вам остаётся только ожидать ежеквартальных выплат – процента от прибыли концерна.

-Как? – удивился изобретатель. – И работать больше не нужно?

-Зачем же работать, когда вы уже своим изобретением завоевали право иметь хороший результат без дальнейших усилий.

-Но ведь это странно: я ничего не буду делать, а лишь приходить за получением выплат.

-Ничего странного. Это цивилизованный способ зарабатывания денег.

-И что? Я буду находиться дома, заниматься тем, что на ум придёт и всё равно регулярно получать выплаты?

-Ну, да, дорогой вы наш! Идите и спокойно отдыхайте! Акционер – это звучит гордо!

Иван Иванович в задумчивости отбыл в родные пенаты, то есть в свою малогабаритную квартиру. Имея печальный опыт узнавания суровых реалий капитализма, как-то не особенно верил в нагрянувшую синекуру.

-А правильно ли я поступил, отдав ноу-хау в руки бизнеследи? – не раз уже с сожалением подумывал приобщившийся к новоявленному концерну изобретатель.

162

Людмила Козлова

И то, друг мой читатель, вполне могло ведь оказаться так, что Ивана Ивановича отстранили не только от какой-либо работы, но и от информации о состоянии дел. Как может акционер узнать о величине прибыли? Ну, если только на добровольных началах какая-то из дам, то ли Дарья, то ли бывшая «Бодрость духа, грация и пластика», вдруг поделятся финансовым коммерческим секретом.

Конечно, по уставу полагались ежегодные отчёты, в которых руководители концерна должны были отчитываться о величине прибыли перед акционерами. Но ведь все мы, дорогой друг, прекрасно осведомлены, что такое отчёт. Нарисовать на бумаге можно, что угодно!

Постепенно, сидя дома перед компьютером, Иван Иванович начинал осознавать – его, гениального, но доверчивого, элегантно «кинули» две акулы с женскими лицами. И догадки его оказались небеспочвенными. Выплаты акционерам, и без того невеликие, стали плавно уменьшаться и к концу года сошли на «нет». Иван Иванович, чувствуя себя круглым дураком, решил пробиться на приём к Дарье. Это легко удалось. Бизнес-леди встретила его распростёртыми объятиями.

-Здравствуйте, дорогой Иван Иванович! Как ваши дела?

-Признаться, дела мои весьма не хороши.

-А в чём же заключается их нехорошесть?

-Да вот, знаете ли, выплаты акционерам что-то совсем малы стали. Я как-то ожидал другого.

-Ну, тут всё легко объясняется. Мы, в целях новых инвестиций, расширили круг акционеров путём свободной продажи акций. Поэтому и доля в денежном выражении для каждого акционера уменьшилась. Так что всё это логические следствия бизнес-политики.

- Так-то оно так! Но как мне-то жить на эти копейки?

-Дорогой Иван Иванович! Замечательный вы наш! Ничем не могу помочь! Вы же понимаете, что у каждого в этом мире есть проблемы. У вас – свои, а у меня – мои собственные.

163

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

-А как же моё ноу-хау? Ведь оно продолжает приносить большую прибыль и парфюмерам, и продавцам духов. Вы же сами говорили, что это клондайк!

-Ну, да! Но вы сами подписывали условия сотрудничества. Вы, Иван Иванович, согласились с текстом договора, решили быть акционером, а не владельцем ноу-хау. Видимо, у вас тогда были какие-то свои соображения на этот счёт?

Бедному акционеру ничего другого не оставалось, как отбыть из главного офиса концерна, не солоно хлебавши. Он окончательно уверился в том, что и на этот раз, как и раньше, капитализм показал ему своё неприглядное мурло.

-Вот он, вот он, паучок из моего сна! Вот оно, это куриное небо! Эти общипанные птичьи тушки в облаках! Ведь подавал же мне Ангел знаки! Но я, как всегда, не понял ни одного из них. А эти мужички на бензовозе с сигаретами в зубах! Ведь мне же ясно показали – сижу на бомбе! Думать надо больше, брат Иван Иванович! Думать!

Времени на обдумывание всего произошедшего у нашего героя теперь хватало. Безработному, ему что? Сиди и думай! Соображай, как дальше жить!

Вот так, друг мой читатель, Иван Иванович, умнейший интеллигентный человек, изобретатель, которому цены бы не было при правильном подходе, вновь оказался в привычном своём состоянии – без работы и без надежд на будущее. ЭПИЛОГ -2

И тут вспомнился Ивану Ивановичу незабвенный Тейтаро Судзуки.

-А вот не дождётесь! – сказал наш герой словами классика дзен-буддизма. – Как жил, так и буду жить!

-И это правильно! – подтвердил некий внутренний мудрец из какого-то дальнего закоулка.

164

Людмила Козлова

Ивану Ивановичу очень по сердцу пришлась эта духовная поддержка. И то – пока жив, надо жить и радоваться каждому дню!

-А не сходить ли мне в лес, - подумал Иван Иванович.

– Подснежникам сейчас не время, зато грибов набрать можно! Подножный корм всегда спасал русского человека!

Часть 3.

Иван Иванович – враг прогресса

Глава 1. Новостные страдания

Домашний образ жизни, то есть период злобствующей безработицы, нагрянул на этот раз, как никогда основательно! Иван Иванович, почти привыкший к приятной стабильности своей прежней работы, теперь как-то совсем пал духом. Даже Тейтаро Судзуки с гениальными формулами дзен-буддизма оказался бессилен. Его проповеди моментально покрывались сумеречным налётом, стоило только поднести ко рту вилку с постными макаронами. Запах куриного бульона, приготовленного из кубиков, вызывал тошноту.

-Похоже, брат Иван Иванович, организм пресытился суррогатами – бастует, гад такой! – бормотал наш герой, мысленно рисуя на пустой тарелке увесистый кусок мяса.

А тут ещё новости навалились полновесным драматическим фронтом! Представь себе, друг читатель, как только со стола Ивана Ивановича были вытеснены китайской лапшой калорийные продукты, так вдруг стали слышнее трагические ноты уходящей в распад жизни. Безошибочно, прямо в сердце, били стрелы детских самоубийств, скоропостижных уходов умнейших современников, пытающихся спасать страну от повальной коррупции. А, уж стоит ли говорить о вопиющих и всё нарастающих случаях превращения молодых мамочек в убийц собственных детей, и прочее, прочее...

- Вот тебе наука! – говорил сам себе Иван Иванович. – Отгораживался от реальности калорийными котлетками, теперь получай! Стресс по полной программе!

165

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Наповал убило известие о том, что в посёлке Верхняя Пышма на Урале были найдены два младенца, живьём замороженные мамочкой в морозилке.

-Что-то происходит с людьми – страшное и необратимое!

– думал голодающий бывший изобретатель. – Стремительно и как-то незаметно люди становятся животными. Да что там животными! Скоро, похоже, пожалует в гости каннибализм. Кажется, и голода тотального нет, но, видимо, мозг человеческий что-то чует. Надвигается нечто такое, что жизнь уже сейчас потеряла всякую ценность. Всё это очень плохие признаки! Так люди начинают вести себя, когда у них нет будущего.

Но сколько ни сокрушался Иван Иванович, содрогаясь от ударов страшных новостей, но придумать хоть какой-то завалящий выход из усугубляющейся трагедии, не сумел. Да вот, хотя бы и ты, дорогой друг читатель, попробуй найти дорогу не к всеобщей смерти, а к всеобщей счастливой жизни. И ничего не придумаешь. Вот так и обратишься снова к незабвенному Тейтаро Судзуки. Мудрец советует радоваться жизни, несмотря ни на что. Расслабься и радуйся, и будет тебе нирвана!

Либо работай до потери сознания. Тогда и в голову не придёт рассматривать вавилонские развалины дымящегося мира.

И рад бы Иван Иванович работать, да вот нет у него своего предприятия. И не будет никогда. Причина простая – интеллект изобретателя. Не дано Ивану Ивановичу быть бизнесменом, ибо мозги у него творческие, и совесть не совсем потеряна. Подпорчена несколько, но всё же спокойно жить не даёт. А чужих ООО на всех не хватает. Уж тут бы не изобретать, так хотя бы просто руки приложить, и то было бы неплохо! Но ни руки, ни мозги давно никому не нужны.

Все мозги, которые могли найти благодатные пути приложения, убежали, утекли в Европу, в Америку. А что остаётся после утечки мозгов? Ну, ты сам понимаешь, друг мой!

Вот существуют некие психологи, которые считают, что творческую гиперактивность следует гасить. И ведь гасили! Да как! Просто и эффективно – нет человека, нет проблемы. Нет 166

Людмила Козлова

миллиона человек – нет миллиона проблем. Да и сейчас не лучше! Но этим любителям-гасителям и в голову не приходит, что погасили творческую энергию, значит, её место займёт другая – агрессия. Погасили миллионы цветов. На их месте взошли миллионы ростков чертополоха.

Глава 2. Иван Иванович снова ищет работу

Безработный, но старающийся радоваться жизни изобретатель, снова перешёл на регулярное чтение газеты «Работа». Газета выходила всего раз в неделю, так что поиски никак нельзя было назвать интенсивными. Пробежал по знакомым текстам с мерчендайзингом и дистрибьютерством, тут и все твои мечты успешно закончились. Опять сиди и радуйся!

Пожарил грибочки, изъятые собственноручно из ближайшего лесочка, перекусил даром божьим и возблагодарил судьбу за то, что сейчас лето. Зимой без работы куда как скучнее. А сейчас... сейчас! Хоть щавель, хоть салат из одуванчиков, хоть яблочки недозрелые, но вполне съедобные употребить можно. А, главное, всё это рядом с городом, в лесу, и бесплатно!

-Эх, жаль, не купил шесть соток, когда в ООО поэзией пробавлялся! Но ведь думал, надеялся, что ноу-хау, изобретение моё запашистое – «Духи сексуального маньяка», спасут от нищеты. А вот и проворонил своё ноу-хау. Собственной рукой отдал хищнице Дарье.

Теперь только и остаётся любоваться на своё детище в торговых лавках – везде продаётся в заманчивых флакончиках в форме женского тела. Только вот прибыль от продажи ушла мимо Ивана Ивановича. Да-да, так. Этот факт постоянно подтверждал некто умный из какого-то закорюченного закоулка: впустил, дескать, бесов в дом, так теперь терпи! А ведь и впустил! Хоть и женского рода бесы, а ничуть не лучше тех, что с рогами!

Особенно скребло на сердце, когда видел этикетку в вензелях «Духи сексуального маньяка». Вспоминалось горестно, как долго придумывал название, и как однажды случайно пришло на ум вот это убойное словосочетание. Да что говорить!

167

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

А сколько нужно было трудиться над рецептурой!

Это ведь сейчас легко – побрызгал духами на себя, и готово! Любая женщина, пробежавшая мимо, обязательно обернётся вслед. Но ведь рецептуру надо было придумать! А для начала, прочитать такой массив специальной литературы, что кому-то другому для этого понадобились бы годы. Но не таков Иван Иванович! Специалист, одним словом. Да вот оплошал! Ум есть, а хитрости нет. Беда!

Однако духом не поник наш изобретатель! Опять же Тейтаро Судзуки – учитель и наставник не разрешал в уныние впадать. Будет день, будет и пища – проживём! И ведь прав мудрый учитель! Разве не так, дорогой друг читатель?!

Иван Иванович надежды не терял. Несмотря ни на что, радовался и продолжал поиски работы. Тем более, грибы да травки бесплатно питали тоскующий организм.

Глава 3. Удачная рыбалка

Однажды в пасмурный денёк, начитавшись до одури экзотических предложений об эфемерной работе, Иван Иванович вдруг по зову организма вспомнил о телескопической удочке, приютившейся в дальнем углу прихожей.

-А не пойти ли на рыбалку, дрогой друг Иван Иванович!

– сказал сам себе наш герой, да тут же и ответил. – Отчего же не пойти! Ухи что-то хочется!

Отправился изобретатель на берег, где в прежние времена проводил выходные дни наедине с природой. Расположился на привычном месте. Закинул удочку и с азартом принялся ожидать добычи. Надежды оказались не напрасны! За два часа Иван Иванович поселил в своём зелёном рыбацком ведёрке трёх лещей, нескольких чебачков да пескариков. Уха из перспективной мечты стремительно превращалась в реальность.

Иван Иванович уже собирался отбыть домой, как вдруг из-за кустистых зарослей ивняка появился собрат в рыбацкой экипировке.

168

Людмила Козлова

-Ну, как? Клюёт? – поинтересовался прихожанин.

-Нормально! Уха будет! – отозвался наш герой. – Слушай, брат, а ты, случайно, не работал в НИИ в лаборатории физхимии?

-Точно! А ты откуда знаешь? Постой-ка, кажется, твоё имя Иван Иванович?

-Ну, да! А ты Сергей Сергеевич?

-Вот так и встретились два одиночества! – рассмеялся Сергей Сергеевич. – Ну, рассказывай, где ты, как ты?

-Рассказывать особенно-то нечего. Безработный я.

-Да ты что! Так приходи к нам – как раз хозяин производство расширять собрался.

-Что за производство? – с опаской спросил изобретатель.

-Фирма «Окна, двери». Слышал?

-Как не слышать! Реклама по радио день и ночь идёт.

-Ну, так приходи! Рабочие руки нужны. Завтра и приходи – улица Митрофанова, офис 01. Это в районе бывшего кирпичного завода.

-Ну, брат! Тебя просто Бог послал! Я уж и забыл, что такое настоящая работа! Приду, конечно!

-Бог не бог, но чем чёрт не шутит – вдруг да понравится! Будешь спецом, оконных дел мастером! ***

Домой Иван Иванович не бежал, а летел. На крыльях надежды! Сварил уху, поужинал ароматным варевом, и, улыбаясь, отбыл ко сну. До самого утра счастливому перспективному столяру-слесарю-монтажнику снились белоснежные окна и сказочной красоты двойные двери с никелированными фигурными ручками.

А к обеду следующего дня наш герой уже был зачислен в бригаду из трёх человек и на практике принялся осваивать технологию оконного и дверного дизайна.

169

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Глава 4. Окно в Европу

Бригада при участии Ивана Ивановича ежедневно получала материал для исполнения заказов и два-три адреса, по которым проживали желающие осчастливить себя немецкими пластиковыми окнами и прочными противоугонными дверными коробками. Ну, конечно, друг мой, слово «противоугонные» – это арго. На самом деле, двери были повышенной прочности и снабжены хитроумным крепежом. Такую дверь не вынесешь ломиком вместе с косяками. Замки тоже не позволили бы всякому прохожему легко проникнуть в жилище.

Наш изобретатель самозабвенно и озабоченно трудился, вникая в мельчайшие детали на первый взгляд простого трудового процесса. Но на второй взгляд становилось ясно, что всякое дело имеет свои секреты. Довольно скоро Иван Иванович овладел тончайшими нюансами профессии и даже предложил новый способ крепления оконных блоков. Хозяин фирмы уже пообещал сообразительному и умелому работнику должность бригадира. «А там и до мастера недалеко», – обнадёжил бизнесмен.

Душа Ивана Ивановича пела! Тейтаро Судзуки как-то невольно ушёл на второй план, хотя изобретатель не забывал о любимом учителе. Кто знает, что там впереди! Ведь не однажды выручал бедствующего ученика великий дзен-буддист с проповедью вечной нирваны.

Наш герой теперь радовался сам по себе – без внутреннего принуждения к радости. И то – почему бы не радоваться, когда аккуратные белоснежные пакеты один за другим украшают фасады многоэтажек. А дверные коробки, производства Германии, делают жизнь людей безопасной и приятной. И всё это, благодаря Ивану Ивановичу!

Однако со временем стал замечать изобретатель некий навязчивый аромат, навевающий странные ассоциации с отхожими местами, типа тлеющих свалок или фекальных рек, текущих в недрах канализации. Сгоряча, от радости, поначалу и внимания не обращал на сопутствующий фон. Но чем дальше работал Иван Иванович, тем более назойлив становился этот 170

Людмила Козлова

смердящий серный дух. И решился наш герой поинтересоваться источником благоухания.

-А, что это так мерзко воняет каждый раз, когда мы подъезжаем к очередному заказчику? - спросил как-то Иван Иванович у одного из соратников.

-Тебе что, работа надоела? – не очень приветливо отозвался товарищ по работе.

-Отчего же? Работать я всегда готов! Но вот как-то странно всё это. Что за амбре такое? И, кажется, накрывает эта штука именно те районы, в которых мы работаем. Никак происки конкурентов?

-Да ничего подобного! Это двигатель нашего бизнеса! Но я тебе ничего не говорил.

-Интересно! Как-то не могу себе представить такой двигатель, который бы серой питался? Разве что сатана?

-Ну, ты почти угадал! Никогда не задумывался о том, почему люди так резво бегут делать заказы на окна-двери?

-Так удобно же и красиво иметь такие окна! Опять же, наверное, зимой теплее.

-Красиво да ведь и накладно! Недешёвое удовольствие!

-Ну, да! И что ты хочешь сказать?

-А то, что если бы не это амбре, кто бы стал деньги на ветер выбрасывать! Чтобы отгородиться от ядовитой вони, люди идут на всё. Здоровье дороже. А ты – красиво да тепло! Не настолько тепло, чтобы выбрасывать такие деньги. Наш бизнес процветает только благодаря умному подходу к делу.

-Так ты хочешь сказать, что кто-то специально создаёт подходящую атмосферу?

-А то! Горение свалки поддерживается постоянно, да ещё и серу подкидывают в огонь.

-Но ведь это безобразие! Люди же болеют. А дети? Детито как в такой атмосфере живут?

-У тебя что, семеро по лавкам?

171

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

-Да нет у меня детей.

-Ну, так и молчи! А то и тебе дадут подышать чем-нибудь. И неизвестно, как оно тебе придётся.

-Однако! – только и сумел выдавить из себя Иван Иванович. А подумал и совсем непотребное. ***

Дома после рабочего дня крепко задумался наш герой. Думы его были просты, но довольно мрачны. Опять эта капиталистическая среда, до отказа набитая мошенниками, жаждущими прибыли (а, тем паче, дармового дохода), поставила его перед выбором. Надо было что-то решать. Либо продолжать работать в дверном людоедском бизнесе, либо вновь остаться без работы.

Заставить хозяина отказаться от химического принуждения населения, даже и не мыслилось. Эти дельцы не потопляемы. Откажутся от одного метода, найдут другой – ещё страшнее прежнего. Можно не сомневаться. Золотой телец, похоже, смирно доедал остатки живого населения. Ради денег каждый был готов на всё!

-Содом! Это называется именно так! – бормотал наш герой. – А мне в этом содоме жить! И детишкам тоже.

Оранжевый закат погас, день закончился. Но уснуть Ивану Ивановичу не удалось. Так и бродил до утра по квартире, так и вздыхал тихонько: «Содом. Содом повсюду!»

Глава 5. Стратегическое решение

Ночное шептание, похоже, помогло Ивану Ивановичу принять кардинальное решение. Шептал, шептал да и вышептал. Придумал наш изобретатель покинуть вонючий бизнес – уж, если остановить не мыслится людоедский каток, так хотя бы отойти в сторону и не иметь к нему никакого отношения. Поймут люди, что происходит, как потом дальше жить!

172

Людмила Козлова

О том, что этих бизнес-двигателей кто-то накажет, тут и думать нечего. Сделать это не удастся никому. Дело давно поставлено так, что имеющий денежки, легко может откупиться от любых обвинений. А тут ещё – попробуй, докажи. Мало ли, откуда химикаты? Может, самолёт пролетел, да и выхлоп оставил. Был, и нет его! Иди туда, не знаю, куда. Найди то, не знаю, что.

Один скажет – есть запах, а другой будет принюхиваться и не найдёт никаких ароматов.

-Чем пахнет?

-А ничем. Не чувствую никаких запахов. Давно уже нюх отбило.

-Чем отбило?

-Не знаю. То ли грипп какой-то особенный. Свиной. Или птичий. То ли воздух такой, что нюх отшибло.

Вот так круг и замкнётся. Не будешь же санэпидстанцию вызывать для отбора проб воздуха. Да и вызови, так что? Думаешь, они так и побежали твой воздух пробовать. Ты заранее заявку напиши, оплати их будущую работу, тогда они приедут. Приедут с пробоотборниками, как полагается. Но вот досада – в этот самый момент как раз никакой серой не будет пахнуть.

Час назад дышать нечем было, а теперь – воздух как воздух. Ничего особенного. Тут одним разом никак не обойтись. Тут кучу денег отвалить придётся. Ты отвалил, а «Окна-двери» лаборантке на лапу дали. И выдаст она бумагу, а там чёрным по белому – воздух, дескать, чист, как на олимпийском курорте.

Так что Ивану Ивановичу надеяться не на кого, только уйти тихо. Не уйти, отползти незаметно. Авось, «Окна-двери» и не станут преследовать совестливого старателя. Но осведомлённость в некоторых делах, мой друг, вещь опасная. Знание может тебе дорого обойтись. Лучше бы придерживаться народной мудрости – меньше знаешь, крепче спишь. Да вот оплошал Иван Иванович со своим любопытством.

-Ну, бог не выдаст, свинья не съест, - решил наш герой да и принялся писать заявление об уходе.

173

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Долго думал, какую же причину прописать в злополучной бумажке. Остановился на форс-мажорных обстоятельствах – дескать, тётя болеет, ухода требует. Работать больше возможности нет и не будет, так как тётя помирать не собирается, но и ходить не в силах. Лежит де бедная старушка одна одинёшенька. Без Ивана Ивановича ни за хлебом сходить, ни горшок ночной вынести.

Дескать, и рад бы всю оставшуюся жизнь окна-двери людям монтировать, да теперь уже никак невозможно. Тётя – родной человечек, на произвол судьбы не бросишь. Так правдиво изобразил Иван Иванович эту несуществующую тётю, что сам прослезился, читая только что написанное заявление.

-Должно сработать! - думал наш герой. – Ну, не изверги же, в конце концов, эти «окна-двери».

-Ох, изверги, изверги, - шепнул тут вдруг некто из закорюченного переулка. – Да, ты и сам, поди, знаешь.

-Мало что, знаю, а верить в хорошее надо! – твёрдо стоял на своём Иван Иванович.

Да и то, друг мой, что ещё ему оставалось! Верить и надеяться!

-Так-так, - одобрил эту лучезарную мысль виртуальный мудрец Тейтаро Судзуки. – Молодец, Иван Иванович! Ты почти уже стал настоящим дзен-буддистом. Не горюй! Бог испытания даёт, значит, любит. Будда тоже многие ступени обучения проходил. И ничего – святым стал!

-Эх, друг Тейтаро! – с горечью воскликнул изобретатель.

– я бы рад любые испытания пережить, если бы они меня одного касались. Люблю я дзен! Но вот детишки, они-то тут причём? Они от таких испытаний, пожалуй, и того...

Но промолчал мудрый Тейтаро. Не дал ответа. Да и нет, скорее всего, ответа на этот вопрос.

Глава 6. Светлые очи хозяина

Пред светлые очи хозяина явился Иван Иванович, готовым стоять до конца, не отступать от задуманного. Понимал – лёгкой победы ждать не приходится.

174

Людмила Козлова

-Вот, - протянул изобретатель свежеиспечённый листочек с заявлением.

-Что это? – грозно рыкнул хозяин.

-Заявление об уходе.

-Ну-ка, ну-ка, что это ты там сочинил?

-Тётя у меня...

-У всех тёти.

-Так болеет моя...

-И что?

-Так я её люблю.

-Ну, ты извращенец!

-Я не в том смысле.

-В каком ещё смысле? Какой может быть смысл!

-Помогать ей надо.

-Ну, так это недолго. Помоги!

-Да нет! Не в этом смысле...

-Опять какой-то смысл! Слушай, осмысленный ты мой, говори, что задумал? Решил наши коммерческие секреты продать конкурентам?

-Боже упаси! Да и какие секреты?

-Ну, ты дуру-то не гони! Обучили тебя всему, а теперь, значит, побежал на большие деньги? Кто тебя переманил?

-Клянусь тётей, никто!

-Тётей он клянётся. А я дядей клянусь, что жизнь – копейка. Понимаешь, не мёд, а всего лишь копейка!

-Да оно так! Но тётя...

-Ладно, чёрт с тобой! Отработаешь две недели, и вали к тёте!

Хозяин резко начертал что-то на бумажке, кинул её Ивану Ивановичу и сделал недвусмысленный жест – мол, пошёл вон!

Изобретатель отнёс заявление с царской резолюцией бухгалтеру и отправился отбывать срок. Так и хочется, дрогой друг, сказать – пошёл, дескать, Иван Иванович срок тянуть. Оно 175

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ведь так и есть. Когда уйти хочется, а тебя пригвождают к оконной раме с дверной коробкой, это уже тот самый срок и есть.

Как-то разом почувствовал Иван Иванович враждебность оставшейся за стеной фирмы, где в своих кабинетах сидели, ощетинившийся хозяин и шипящая, как змея, бухгалтер Крыся Ферапонтовна, которая заставляла всех называть её Марысей. Да и коллеги, оконных дел мастера, поглядывали осуждающе, хотя и сочувствующе тоже: дескать, дурак ты, брат. Счастья своего не понимаешь.

И стал Иван Иванович замечать с этих пор, что как только вечер опустится на грешную землю (говоря высоким слогом), так начинает в его квартире вонять – то сероводородом, то крематорием. Да так воняет, что и проветривание не помогает.

-Вот это и есть – жизнь копейка, - горестно думал изобретатель. – Бывшие оконные коллеги теперь не отстанут, пока не отправят меня к тёте... Уж, наверное, у них не только свалки горящие в ходу, но и баллончики какие-нибудь газовые. Вот это называется, поработал!

Вот так и стал жить-поживать наш герой – без работы и в не располагающей к жизни атмосфере. Лишь незабвенный Тейтаро Судзуки и помогал как-то выжить. Веришь ли, друг мой, бывшие коллеги продолжали травить бедного Ивана Ивановича до тех пор, пока фирма не разорилась – конкуренты-таки руку приложили!

Тут уже и совсем праздник наступил. А как же – пусть и без работы, без денег, с пошатнувшимся здоровьем, но живой! Значит, празднуй победу в борьбе с исчадиями ада. Они его измором взять хотели, да вот их и самих выморили. Жизнь, конечно, копейка, но и справедливость иногда случается в этой самой копеечной жизни.

Правда, вот со здоровьем у Ивана Ивановича совсем худо – лечиться не на что да и некогда Запасы, заработанные вонючими окнами, давно закончились. Остатки муки, крупы и макарон съедены. А новой работы нет и, похоже, не будет уже. Тейтаро Судзуки один пока ободряюще посматривал на Ивана Ивановича 176

Людмила Козлова

с обложки любимой книги. Все прочие оптимистические причины для оправдания жизни давно закончились.

Осталась ещё рыбалка, которая, худо-бедно, служила подспорьем голодающему изобретателю. И вот наступил-таки однажды момент, когда наш герой, вспомнив, как решительно и повсеместно подростки уходят в мир иной от неразрешимой благодати жизни, принялся думать в том же направлении.

-Эх, друг, Иван Иванович, - вклинился тут Тейтаро Судзуки. – Ты это брось! Знаешь ведь: сегодня горе – а завтра праздник. Надо до завтра-то дотерпеть!

-Хорошо, - согласился изобретатель. – До завтра дотерплю. А уж послезавтра...

-Вот-вот! Там видно будет!

Глава 7. Ловись, рыбка, большая и маленькая!

С утра пораньше отправился Иван Иванович на рыбалку. Однако лето давно уже закончилось. Да и осень почти прошла. Неуютно на берегу. Клюёт плохо, редко. Но если глупая рыба не попадётся на крючок, то и обеда у Ивана Ивановича не будет. Про ужин уж и говорить нечего!

Сидит изобретатель над рекой, дрожит и думает: «Обманул, друг, Тейтаро. Нет праздника, да и не будет теперь уже никогда»

Тут из-за кустов вдруг вываливается всё тот же Сергей Сергеевич – рыбачья душа.

-Что? – говорит. – Окна-двери не понравились, пахнут плохо? На берегу-то оно лучше? Воздух свежий. А?

-Ну, да, - смущённо пробормотал Иван Иванович.

-Воздухом сыт не будешь.

-В «Окна-двери» больше не пойду! – твёрдо сообщил изобретатель.

-Да, я и не приглашаю. Фирма приказала долго жить. Я теперь в другом месте работаю. Хочешь, присоединяйся.

177

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

-И что это? – с опаской спросил Иван Иванович.

-В киоске будешь мелочёвкой торговать.

-Киоск твой?

-Да, куда там! Один кент с юга приехал. Его киоск.

-И что за мелочёвка?

-Да, там, гирлянды цветочные, цветы в корзинках пластмассовые для украшения интерьера.

-И всё?

-Ну, да. Заработок – процент от продаж.

-И как?

-Не густо, но на хлеб хватает. Ты вон, смотрю, совсем плохой, кожа да кости. А тут всё же – хлеб. Иногда и на молоко остаётся. Ну, что?

Помялся, помялся бедный изобретатель, к тому времени окончательно заледеневший на ветру, да и согласился. Хотя предыдущее предложение знакомца и бывшего коллеги Сергея Сергеевича не принесло долгожданного благополучия, но раз на раз не приходится. В одно и то же место два раза бомба не падает. Так подумал Иван Иванович, сматывая удочку.

Глава 8. Продавец гирлянд

На следующий день наш изобретатель уже бодро осваивал торговый процесс. На первый взгляд, ничего сложного не обнаружил. Всё просто и даже, примитивно. Принял товар по списку, записал то, что продал, сдал остатки товара опять же по записям. Получил заработанный за день процент, и свободен!

То, что выдача заработка полагалась в конце каждого дня, очень понравилось Ивану Ивановичу, потому что вечером он уже смог купить себе и хлеба, и молока, и даже колбасы кусок.

Работа, казалось бы, не требующая размышлений, давала богатую пищу для ума. Торговый киоск на базаре – что экран телевизора: сколько за день людей пройдёт мимо, какие типажи попадаются – просто песня! Иван Иванович – любитель физиогномики, был ошеломлён: 178

Людмила Козлова

-Кино, просто кино! Хоть сейчас садись писать роман под названием «Люди или...»

Однако писать роман пока не представлялось возможным. Торговля шла довольно бойко. Многие с интересом поглядывали на новый товар – до приезда южной экзотики, в виде гирлянд цветущих лиан, белоснежных лотосов, корзинок ромашек и васильков, пластмассовых пальмовых деревьев и прочих украшалок для квартир, в городе не водилось подобного товара.

Особенно надолго возле киоска задерживались женщины. Какой бы ни была хозяйкой в доме женщина, но устоять перед красивыми предметами интерьера трудно – очень уж изделия из необычной импортной пластмассы похожи на натуральные, природные. Букет васильков в жёлтой плетёной корзинке, казалось, только что прибыл с поля, где на краю пшеничных просторов ютились эти синеглазые цветы. Неувядающие ромашки, сияя белизной и солнечными серединками, хотели поселиться в руках каждого, кто бросал на них заинтересованный взгляд.

Через неделю Иван Иванович отъелся, стал спокоен и философичен, а также и терпим ко всякого рода вывертам жизни. Даже несколько расслабился в отношении женского пола, к которому обычно относился с большой осторожностью, ведь главными потребителями эксклюзивного товара как раз выступали любительницы прекрасного.

-Чего уж тут! – добродушно рассуждал наш герой. – Пусть себе вьются у киоска, пчёлки мои! Им же надо улей свой украсить!

И так ему понравилось это своё новое состояние, что ко всем милым дамам он теперь обращался исключительно сказочным образом:

-Что бы тебе предложить хорошего, пчёлка моя? – спрашивал он у очередной покупательницы.

И заметил, что вот это доверительное «ты» очень помогает увеличить доход. Как-то так дамы, все без исключения, расцветали, когда слышали вот такую замечательную домашнюю речь.

179

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

-Вот, – думал изобретатель. – Скоро стану хорошим психологом. Тоже пригодится! Мало ли что!

И ведь, как в воду глядел! Вот они, эти черти из закорюченного переулка, из дальнего уголка замученного жизнью сознания, всегда подбросят что-нибудь непотребное.

-Мало ли что! – только подумал Иван Иванович, а оно уже тут как тут!

Вот так, друг мой, мысль имеет свойство материализоваться!

Глава 9. Катастрофа

Закончился месяц вполне успешной торговли, как считал наш герой. Впервые за это время пред очи Ивана Ивановича явился хозяин.

-Вот, привёл контролёра, – сказал круглый, вальяжный гость. – Рэвизия будет.

-Пожалуйста, – спокойно отозвался изобретатель.

Он был уверен, что в его киоске всё в полном порядке – комар носа не подточит. Однако некое неприятное чувство откуда-то сбоку коварно вгрызлось в мозг. Получалось, что ему не верят. А ведь Иван Иванович как раз и страдал всегда из-за своей подружки – назойливой и настойчивой совести.

-Надо так надо! – пригласил он контролёра в киоск, а на фасад вывесил табличку «Перерыв».

Хозяин быстро куда-то ретировался. Контролёр же принялся ревизовать, перечитывать и пересчитывать всё и вся – накладные, записи Ивана Ивановича, гирлянды и пальмы, ромашки и васильки. Шорох стоял в киоске, бормотание смутное – атмосфера как-то сама собою сгущалась и становилась грозовой. Иван Иванович чувствовал это по недовольно выгнутой, словно у выпуганной кошки, спине контролёра.

Уверенное спокойствие изобретателя переросло в противную серую тревогу.

180

постепенно

Людмила Козлова

-И что роет! Там и рыть-то нечего! – думал наш герой, с досадой и неприязнью поглядывая на суету контролирующей особы.

Наконец, аудитор распрямился и строго посмотрел прямо в глаза Ивану Ивановичу.

-Ну, что? Сознаваться будем?

-В чём? – поразился изобретатель.

-А то мы не знаем! – лучезарно улыбнулся ревизор.

-Конечно, не знаю!

-Недостача у тебя, дорогой мой!

-Какая недостача?! – воскликнул Иван Иванович, хватаясь за косяк, чтобы не упасть.

-Так, должен ты, друг сердечный, пятьдесят тысяч хозяину.

-Не может быть! – только и выдохнул бедный торговец гирляндами.

-Не может, но есть! Именно пятьдесят! Смотри сам, я всё записал.

-Что? Что ты мог записать? Если я каждый день сам записывал всё до последней копеечки!

-Копеечки на месте, а товара нет – ровно на пятьдесят тысяч!

-Какого товара? Всё же учтено, всё посчитано было!

-А вот тут в накладной написано, что дополнительно поставлена для продажи в твой киоск композиция из натурального рубина, стоимостью в пятьдесят тысяч рубликов.

-Где? Где написано?

-Так смотри лучше. Вот – мелким шрифтом на обороте накладной.

-Не было никакого рубина, одна пластмасса приходила.

-Ну, если бы я проторговался, тоже так сказал бы, доверительно улыбнулся ревизор.

По этой вышколенной улыбке Иван Иванович понял – его подставили ловко и просто. Доказать ничего не удастся.

181

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Свидетелей нет, и не будет, а накладная есть. Поставщик товара каждый раз присылал новых грузчиков – всё парнишки молодые. Подмахнул накладную, и след простыл. Кто это был, куда улетучился, где его искать. Ни имени, ни фамилии, ни места жительства.

Сел Иван Иванович на свой стульчик в киоске, пригорюнился.

-Где я возьму такую сумму? Никогда и в руках не держал столько! Что теперь будет?

И мерещилась уже нашему изобретателю тюрьма с решётчатыми окнами. Но тут вдруг, откуда ни возьмись, вновь явился хозяин.

-Ну, что – платить будем или отрабатывать?

-Как же отрабатывать, если непонятно откуда растраты появляются? Поработаю ещё, уж тогда и вовсе худо будет – на всю жизнь должен останусь.

-Ну, не всё так плохо. Вот поторгуешь дополнительным товаром – дорогим, быстро и рассчитаешься.

-Каким товаром?

-Да, товар простой, много места не займёт. Вот порошек такой, в бумажки упакованный. Будешь продавать тем, кто спросит. И все дела!

Пот прошиб бедного изобретателя – понял, что наторговать можно будет лет на десять. Однако вида не подал: -Подумаю, – сказал.

-Ладно, думай до завтра, – согласился хозяин.

Глава 10. Куда уехал цирк?

Бежал домой Иван Иванович, на ходу бормотал горестно: «Вот это называется, поработал!» В милицию идти бесполезно – видел однажды, как хозяин с ментами за ручку здоровался. Тут всё схвачено!

182

Людмила Козлова

-В бега уходить придётся, - решил изобретатель. – Поеду немедля к однокласснице в деревню. Там и схоронюсь. Помогу за скотиной ходить, а весна придёт – огородом займусь. Авось, не выгонит.

О том, что от женского пола подальше держаться надо, и не вспомнил, бедолага. Здесь следует отметить, дорогой друг, что Тейтаро Судзуки не остался в стороне от этой душераздирающей трагедии, а полностью одобрил действия Ивана Ивановича. Дескать, правильно решил – так держать! Оно и мудро! Деревня, она всегда спасала – приютить, там, подкормить, душу поправить и прочее... Куда ещё податься бедному гражданину от притеснений и нищеты!

Сдал наш торговец свою квартиру первому попавшемуся студенту за символическую плату, да и покинул родные стены. Так что изобретателя сегодня нашли мы уже за городом – на пути к природе. Стоял Иван Иванович на перекрёстке (так и хочется сказать – на перекрёстке жизни!), ловил попутку. На автобусе побоялся отправляться – у кента всё схвачено, мигом сообщат, «куда уехал цирк». Тут надо тихо действовать, незаметно, следов не оставлять. А вот и попутка – КАМАЗ остановился на призывный жест.

Уселся Иван Иванович на сиденье рядом с водителем и, наконец, вздохнул облегчённо – кажется, всё получилось! И так хорошо стало, так разморило в мягком кресле, что постепенно задремал он, привалился к спинке сидения плотнее, да и уснул совсем. По обыкновению, как и всякий раз на крутых поворотах жизни, приснился изобретателю странный сон.

Видит Иван Иванович себя. Как будто идёт он полемлугом. Вокруг цветочки, мотылёчки, солнце светит, птички поют. Хорош летний денёк! Но вот впереди ждёт его подъём на крутую гору. Подходит ближе и видит – трава на взгорье низкая, ухватиться не за что, скользко будет подниматься. Но делать нечего – надо! И стал Иван Иванович одолевать подъём. Вдруг заметил, чуть выше стройными рядами движутся в гору змеи – великое множество! Видно, что, скорее всего, ужи. Но всё равно 183

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

противно смотреть, как они извиваются, пытаются опередить друг друга.

-Это мне придётся через них переступать! – подумал Иван Иванович.

И, действительно, крупными шагами стал обгонять змеиное воинство. А потом и позади оставил. Вот уже и вершина рядом! Немного поднатужиться надо, и преодолеет он этот крутяк. Но сил уже не хватает, а змеиное войско догоняет.

-Не скатиться ли мне обратно? – подумал изобретатель.

Но чувство омерзения заставило его ухватиться за кустарник на вершине, упереться изо всех сил и выбраться наверх. Оглянулся назад, а змеи застряли на подходе к вершине да и забуксовали – не могут никак преодолеть уклон. Тут вмешался мудрец Тейтаро – дескать, молодец, Иван Иванович! Умеешь, когда захочешь!

Проснулся наш герой в хорошем настроении. Оказалось, пока сон смотрел, старательный КАМАЗ большую часть пути уже и отмахал. Вот она, деревня-то, как на ладони. Километра три осталось. Возликовало сердце Ивана Ивановича – благодать кругом! Горы синие – грядой, небо высокое – жемчужное. Скоро в гостях у одноклассницы Варьки за столом сидеть будет. В этом не сомневался – знал Варьку с детства. Доброй души человек, хозяйка хорошая, а уж гостеприимная – слов нет!

Так и вышло, дорогой друг! Варька, рада не рада была – встретила Ивана Ивановича как долгожданного родственника. Вошёл в избу, а там тепло, уютно, пирогами пахнет. На печи кот рыжий толстый сидит, на гостя вопросительно смотрит – дескать, кто ты такой, не пора ли мне убегать?

Погладил Иван Иванович кота по широкой спине. Тот выгнул её дугой, на гостя одобрительно глянул, да и разлёгся на теплом месте вольготно и беззаботно.

-Хорош у тебя котяра! – сказал изобретатель.

-О, это первый друг! Мы с ним все вечера коротаем! Разговариваем, беседы ведём. Сын в городе живёт. А мы тут – с котом. Кстати, Васькой зовут.

184

Людмила Козлова

-Ну, вот, будем знакомы, - подмигнул Иван Иванович рыжему баловню.

Тот даже ухом не повёл.

-Рассказывай, Ванюшка, как житьё-бытьё? Вот, пирожки с капусткой кушай, и рассказывай, - уселась напротив гостя Варька.

И поведал Иван Иванович давней подружкеоднокласснице леденящую историю жизни своей городской. Всё без утайки! Варька только охать успевала. Смотрела жалостливо. Потом сказала:

-Живи тут, никуда не высовывайся. Сын у меня молодой да шустрый, но и то – спасается только тем, что в охране толстосума одного работает. Оружие при нём. Вот поэтому лишний какойнибудь обдирала и не пристанет! А ты! Знаю я тебя! Разве твоё сейчас время! У тебя же мозги направлены всегда в науку были. А сейчас, какая наука! Мародёры сплошные кругом. Здесь и то жизни нет, а в городе – и вовсе!

Благодарный Иван Иванович после сытного ужина отправился на скотный двор, накидал сена Бурёнке и тёлочке Пёструшке. Воды натаскал в дом, дров две охапки. Варька печь затопила на ночь. Умаявшись, уснул изобретатель на печи рядом с котом Васькой, как у мамы за пазухой.

Глава 11. Новое – хорошо забытое старое

И стали жить-поживать Иван Иванович и Варька в мире и согласии. С утра переделает новый жилец все дела по хозяйству, да и усаживается читать журналы «Наука и техника», коих в кладовке у Варьки было великое множество – сыну выписывала, пока в школе учился. А для технаря такая библиотека – лучше всякого Интернета. Вот и принялся Иван Иванович привычным делом заниматься – читать, информацию извлекать, обрабатывать в мозговом компьютере и новые идеи рождать.

185

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Россыпи интереснейших вещей обнаружил изобретатель в старых журналах. Однако остановился на одной неприметной статье, опубликованной мелким шрифтом в примечаниях. Варька оторвать не могла его от найденной жемчужины – и спал и ел, не выпуская из рук журнала:

-Что ты там выискал? Можно подумать, рецепт вечной молодости.

-Ты почти угадала, - обрадовал её Иван Иванович. – Это просто бомба! Находка для любого бизнесмена! Понимаешь, я нашёл статью о голубой глине.

-Так всем известно – она лечебная.

-Известно-то известно, но используют её либо для примочек-компрессов, либо внутрь. И то и другое – не самый лучший способ. Не каждый решится землю есть, то есть глину, или на рану её накладывать. Ванны из глины – это уж и вовсе экзотика – только для санаториев и годится.

-И что?

-А то, что придумать надо такой способ, чтобы действие глины было незаметным и постоянным – удобным, значит. Но глина должна быть необожжённой, например, отшлифованный браслет или медальон. А, может быть, ожерелье.

-А что, такого способа нет?

-В том-то и дело, что для браслетов или бус используют только обожжённую глину. А после обжига она уже не отдаёт микроэлементы.

-И много их, этих микроэлементов?

-Да вся таблица Менделеева.

-Ого!

-А самый главный элемент – радий. Радиоактивный, но в малых количествах, как в глине, очень полезен человеку.

-Неужели так трудно придумать этот способ – из необожжённой глины бусы изготовить?

-Если бы просто было, так давно уже придумали бы. Здесь никакие склеивающие материалы не подойдут – все они вредны для здоровья. А без них глина после сушки легко рассыпается, 186

Людмила Козлова

обработке не поддаётся. Слышала такое выражение – колосс на глиняных ногах?

-Как не слышать! Скульптура, кажется, такая была – гигант на глиняных ногах. Камешек с горы скатился, ударил колосса по ногам, он и рухнул. Школьный курс древней истории.

-Точно так. А нам надо, чтобы из глины без обжига можно было бусы выточить и отшлифовать. У вас тут глина голубая, кембрийская, самая ценная. Заводик можно было бы открыть – бусы, браслеты, медальоны делать.

И что ты, друг мой, думаешь? Именно изобретением способа производства бус из необожжённой глины и занялся наш изобретатель. Его хлебом не корми – дай поизобретать чтонибудь. По обыкновению, Иван Иванович даже и не думал о том, кто и как заводик построит. Для него это было делом не первой важности. Азарт изобретателя, как всегда, толкал его. И знал, знал наш герой, что теперь и спать не сможет, пока не придумает, как решить эту глиняную задачку.

Варька не мешала однокласснику. Понимала – теперь его не остановить. Так что, друг мой, сообщаю – принялся Иван Иванович образцы глины в дом таскать, пробовать разные добавки, чтобы из рассыпчатой глины изготовить прочный материал, полезный для здоровья. Стол обеденный превратился в лабораторный. Десятки образцов уже стояли рядами, высыхая постепенно до нужной кондиции.

День и ночь колдовал наш герой. Высохшие заготовки пробовал на прочность – вручную пытался из них медальоны и бусы вытачивать и шлифовать. В ход пошли и тесто, и мука, и молоко, и закваска пивная, и белок куриного яйца. И порошки из трав – их у Варьки насушено было много, везде по углам рассованы пучками. В первую очередь пробовал Иван Иванович именно органические материалы, родственные живым тканям. Хотелось ему создать состав такой, чтобы бусы тёплыми были, как янтарь, например.

187

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Всю зиму не отрывался изобретатель от работы. А к весне показал Варьке ниточку бус – голубовато-зелёные пирамидки, с округлёнными гранями, отшлифованные вручную.

-Вот, Варька, давай испытание начнём. Надевай бусы и носи, не снимая, с месяц. Потом расскажешь о своих ощущениях. А я вот медальон носить буду.

-Ну, Ваня, ты и молодец! – просияла Варька. – Теперь инвестора надо искать.

-Рано ещё. Сначала испытать надо. А вдруг, никакого действия не обнаружится.

-Ну, это правильно! Проверить, конечно, надо.

-Вот я и говорю. Сегодня – первый день эксперимента. Так я и записываю в рабочий дневник.

Иван Иванович, как истинный профи, каждое своё действие фиксировал, описывал подробно, выводы делал, результаты обсуждал. Сам с собой обсуждал, конечно, но непременно делал это в письменном виде. Иногда, правда, Варька что-то подсказывала. К весне рабочий дневник нашего изобретателя уже был похож на рукопись объёмного романа. Да это и был роман – о мечте выброшенного из жизни умного, образованного и талантливого гражданина, которому не нашлось места в рыночной меркантильной суете.

Варька, как истинная женщина-селянка, ясен пень, выведала у Ивана Ивановича секрет изготовления бус. Главный компонент изобретатель указал любопытной однокласснице, но сообщил так же, что есть и ноу-хау – мелочь, без которой бусы ни за что не получатся.

Так что ноу-хау на этот раз так и осталось секретом, не потому, что Иван Иванович Варьке не доверял, а потому, что мир – хищник недремлющий. Вот и сейчас у нашего героя чтото свербило внутри – предощущение какое-то. Дурное, конечно. Отмахнулся от этой мистики Иван Иванович, но осторожности не потерял.

188

Людмила Козлова

Глава 12. Птица Удачи

Прошли, пролетели, прошуршали, как серые мышки, две недели. И вот, проснувшись утром, Иван Иванович, по обыкновению, отправился сена задать Бурёнке да Пеструшке, накормить кур да порося. Управившись с привычными делами, накачал два ведра воды из колонки да и понёс в дом. Открыл дверь и чуть не споткнулся о порог – перед ним стояла Варька. Её глаза, синее синего, полыхали из-под ресниц, просто светилась Варька:

-Смотри, Ваня, у меня прядка седая исчезла.

-А разве она была? Не замечал. Тебе же всего-то...

-До старости далеко, но седина была. А теперь нет.

-Так-так, - раздумчиво сказал изобретатель.- Как считаешь, это бусы?

-Даже и думать нечего – они! И морщинки у глаз разгладились. Да ты на себя, на себя посмотри!

Иван Иванович кинулся к зеркалу.

-Ну, так ты ничего не увидишь. Вот второе зеркало – смотри.

-Да, Варька, ты права! Моя седина тоже исчезла – волосы как в семнадцать лет.

-А я о чём говорю! Время вспять пошло.

-Это не время, это клетки восстанавливаться начали. Значит, ноу-хау моё работает!

-Ну, что? Теперь будем инвесторов искать?

-Погоди немного, пусть ещё две недели пройдут. Тогда эффект будет заметнее. Нам же надо действие бус описать подробно. Хотя бижутерия – это не лекарство, тут документы проще оформить.

Варька крутилась перед зеркалом, разглядывая себя.

-Ваня, тебе цены нет! – бормотала барышня-крестьянка.

-Да ладно! – скромно отмахивался Иван Иванович.

Он-то понимал, что путь от изобретения до товара долог и хитромудр. А уж до прибыли – и тем паче. Однако радость удачи всё равно не оставляла его – труд был не напрасен, а это главное!

189

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

***

Через две недели стало ясно – ноу-хау не только работает на оздоровление и омоложение, но и новые способности открывает в человеке. Варька вдруг стала стихи писать, чего раньше никогда делать не помышляла. Иван Иванович научился сам собой английские тексты в учебнике читать, хотя в школе когда-то обучен был лишь с немецкого переводы делать со словарём.

Подъём духа у обоих достиг небывалых высот – настроение только хорошее! Казалось, вся жизнь впереди – точно, как в семнадцать лет. Варька больше ждать не хотела, решила инвесторов искать:

-Всё, Ваня, пошла я к местному богатею, Тимофею Хватову, предлагать твоё изобретение. Ему заводик открыть, что чихнуть. А уж о доходах твоих, думаю, договоритесь.

Ивану Ивановичу хоть и не хотелось расставаться с новым изобретением (у него всегда возникало вот такое нежелание), но куда ж деваться! Ведь затем и бусы придумал, чтобы они к людям пошли. Понимал наш герой – как только Варька обнародует бусы, так суета нагрянет. Очень этого не хотелось Ивану Ивановичу. Однако жизнь есть жизнь.

Глава 13. Привет от кента

Ушла Варька к местному капиталисту. Иван Иванович, пригорюнившись, остался сидеть за столом. Подпёр ладошкой умную головушку и загоревал. Ничего с этим поделать не мог.

Варька прибежала радостная – Тимофей, дескать, согласился на сотрудничество.

-Ладно, - сказал Иван Иванович. – Завтра пойду договариваться.

Время между тем уже подкатило своё солнечное колесо к весне. Грянул март – на улице благодать. Птицы щебетали, радовались, ветерок тёплый с юга прилетел. Выглянул в окно Иван Иванович, а там, напротив Варькиного дома на дороге 190

Людмила Козлова

мужик стоит. Так-то бы и внимания не обратил наш герой, но уж очень мужик приметен оказался. Штаны на нём ярко-красные, а куртка – цветастая розовая – бабья какая-то.

-Каких только чудиков чёрт не подбросит! – подумал Иван Иванович.

И тут же смутная тревога вползла в душу.

-Откуда такой в деревне взялся? Не видывал его ни разу.

А мужик рукой помахал, вроде как, зовёт выйти.

-Не ходи! – шепнул умник из закорюченного переулка. – Нечего чертям потакать!

Иван Иванович с умником согласился, однако за ворота вышел.

-Привет! – сказал розовый. – Привет от кента. Говорит, должен ты ему. Говорит, есть у тебя то, чем рассчитаться можно.

-Денег, как не было, так и нет, - ответил изобретатель.

-Не всё то блестит, что деньги, - ухмыльнулся розовый. – Ты изобретение отдай, вот и в расчёте будешь.

-А если не отдам?

-Ну, вольному воля. Я сказал, ты услышал. А дальше, как знаешь.

Розовый снова рукой помахал, типа, честь отдал, и отправился восвояси вдоль по улочке. Иван Иванович же в глубоком раздумье в дом вернулся.

-Это с кем ты разговаривал? – спросила Варька.

-Вот, понимаешь, я так и знал – не дадут на себя работать. А на дядю, тем более на жулика кента, никаких изобретений не напасёшься. У них аппетиты не меряны, мошна бездонная. Это, Варька, был посланец с того света.

Варька только охнула.

-Что теперь делать-то?

-Что-что? Уходить придётся и отсюда.

-Ваня, прости. Это всё я виновата! Не ходила бы к Тимофею, никто ничего и не знал бы.

191

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

-Что ты, Варька! Они всё равно бы меня нашли. Может, и с самого начала знали, где я. Ждали только момента, когда им выгодно будет объявиться. Вот и дождались.

-Куда же ты подашься без денег-то?

-А подамся я, Варька, в горы. Потом через границу – в Китай... Другого пути нет – только пешком по диким местам, иначе хвост будет.

-Ванечка, я с тобой!

-Что ты, Варька! Сейчас никак нельзя – только намыкаешься со мной. Вот устроюсь в Китае, вызову тебя. Приедешь?

-Я бы и сейчас с тобой пошла.

-Ты, Варька, можешь этим посланцам всё рассказать про глину. Всё равно без меня они бусы сделать не смогут. Пусть пробуют. Флаг им в руки! А ты им скажи, вроде, вот так и так делать надо. А если ещё что-то, то уж не обессудьте – значит, изобретатель секрет с собой унёс. Поверят. Они женщин за умных не держат. Так что с тебя и взятки гладки. Что знала, мол, то всё без утайки выложила. А чего не знаю, того придумать уж никак не возможно.

-Ваня, будь осторожен. Я сейчас соберу продукты и вещи в дорогу. Вот как раз бульонные кубики, их можно раскрошить, на язык класть по кусочку. В них и белок, и соль, и витамины. Вот сухарики, лапша китайская – её можно в холодной воде размочить. Сала солёного кусок. Две булки хлеба, яйца, пироги. Как-то можно продержаться. Где-то, может, пастухов встретишь или охотников. Расскажешь, почему в дорогу отправился. Помогут. Они люди хорошие.

Вот таким неприглядным ликом, дорогой друг, обернулось новое изобретение для умного и безобидного Ивана Ивановича. Да и то сказать, знал ведь, где живёт! Знал – высовываться нельзя. Никак нельзя! Но натура – природа, то есть, страшнее доброго советчика. Никуда её не спрячешь, натуру свою. Что Бог дал, с тем и жить пришлось!

192

Людмила Козлова

Припомнился тут Ивану Ивановичу и сон вещий, где его змеи догоняли, а он перешагивал через них и в гору взбирался. Теперь сон почти точно претворился в жизнь. Отрадно было лишь то, что во сне удалось Ивану Ивановичу выбраться на вершину, а рептилии остались внизу. Одна надежда на счастливый пророческий сценарий и грела душу бедного изобретателя.

Часть 4. Мга Глава первая и последняя. Табын-Богдо-Ула

Поужинал наш герой в последний раз с Варькой за любимым столом, прослушал свежие новости. Как всегда, не обрадовали деловитые радиоведущие. Наоборот – их вечерний рассказ о том, как в Туве двое пацанов взяли дома ружьё, открыли охоту на людей да и убили водителя автобуса, чтобы порулить, как-то совсем настроение испортил. Однако ждать улучшения новостей и настроения уже было некогда. Простился Иван Иванович с Варькой, кинул рюкзак на спину да и отправился в дальний путь.

Все эти события, если взглянуть на них со стороны, могли бы показаться полнейшей фантасмагорией. Но это со стороны. А изнутри жизни нашей, согласись, друг мой, выглядит судьба Ивана Ивановича чем-то обыкновенным, привычным. Погоняет она, эта жизнь-копейка, каждого, и ни куда-нибудь, а куда подальше: кого – на кладбище, кого – в Китай, кого – на паперть милостыню просить. И никто – ни чиновники, ни полиция, ни суд не защитят бедного человека. Так что не удивишь нас бессмысленными поворотами сюжета. Видали мы сюжеты и пострашнее! Оглянулся изобретатель несколько раз, помахал Варьке рукой. Она всё так и стояла на высоком крыльце, всё смотрела вслед Ивану Ивановичу. Потом на цыпочки поднялась, но фигуру уходящего всё дальше друга постепенно размывала сизая дымка – не то от горных пожаров, не то от пыльных кулундинских ветров. Так и съела эта мга очертания ходока.

193

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Пригорюнилась Варька. А как ты хотел, друг мой! Был в доме хороший человек, и вот нет его! И ничем пустоту, мигом образовавшуюся, не заполнить. Незаменим хороший человек! Но знают об этом только такие же хорошие люди. Плохие всегда уверены – незаменимых нет. Дескать, ушёл один, придёт другой. А вот и не так! Ушёл Иван Иванович, а другого такого уже не будет никогда! Потому и пригорюнилась Варька. ***

А Иван Иванович отмахивал в это время уже не первый километр своего неведомого пути. Курс держал на юг, где сходились друг с другом горные хребты Южный Алтай, Монгольский Алтай и Сайлюгем. Там находился горный узел Табын-Богдо-Ула. Там проходила граница с Китаем, на которой пока не были выставлены пограничные посты с пропускными пунктами. Считалось, что в таких труднодоступных местах никто не ходит.

А вот жизнь-копейка отправила нашего героя именно туда. Надеялся Иван Иванович затеряться в горах, а где-нибудь в Урумчи, на китайской стороне, как-нибудь легализоваться.

Шёл изобретатель, отмахивая вёрсты, вспоминал жизнь свою неказистую, в которой не пригодился никому, кроме Варьки. Где-то на прилавках аптек остались россыпи фигуристых флакончиков с его изобретением «Духи сексуального маньяка». Остались кучи денежных знаков, которые отобрала у него красавица Дарья – фармацевт, акула и поэтесса.

Осталась квартира, в которой прижился студент. А где-то, уж и совсем далеко, продолжала гениальный бизнессатанизм гражданка Сергина Сергеевна. А в параллельном пространстве всё ещё жили сетевые маркетологи, мерчендайзеры и дистрибьютеры.

Но не было сожаления в душе Ивана Ивановича. Наоборот – светилась там подобная «Зелёной лампе» надежда. А следом за ним смыкала свои объятия призрачная мга, отделяя прежнее бессмысленное существование от сияющих впереди вершин Табын-Богдо-Ула.

194

Людмила Козлова

ЭПИЛОГ

Вот так и затерялся след изобретателя Ивана Ивановича на этой грешной земле. Но спустя несколько лет прошёл слух, дескать, объявился в Китае новый магнат русского происхождения Ван-Ван-Ыч. Говорили так – открыл этот магнат завод лечебной бижутерии. А при заводе – академию имени Тейтаро Судзуки.

А Варька уехала. Куда, не скажу, друг мой. Но, кажется, догадываюсь.

195

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ПОЭЗИЯ

196

Ольга Заева

Ольга

ЗАЕВА

Родилась в г. Карши (Узбекистан). Закончила 3 курса факультета журналистики Ташкентского Государственного Университета. В г. Бийске проживает с 1988 года и по настоящее время. Стихи начала писать с детства, прозу – намного позже. Публиковалась за рубежом в журналах «Современная литература мира» (Нью-Йорк), «Звезда Востока» и «Восток свыше» (Ташкент). А также в Москве, Томске, в краевых журналах, в городских альманахах и в многочисленных коллективных сборниках. Имеет краевые награды за литературную деятельность. Награждена дипломом Берлинского литературного института за активное участие в совместных проектах и популяризацию Берлинской библиотеки современной литературы. Участник трёх краевых семинаров молодых писателей. Автор пяти поэтических сборников и книги рассказов. Лауреат конкурса «Я выбираю жизнь» в номинации «поэзия». Лауреат Международного конкурса «Лучшая книга -2014» (Германия) - книга рассказов «Камнепад». Член Союза писателей России.

197

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Убелился рассвет сединами. От земли до небес – снега. С песней жалобной, лебединою, Выгнув шею, летит пурга. В свистопляске не слышно голоса, Не видать машин и людей, А печаль моя тоньше волоса, Но всего на свете слышней. Невозможно остановиться мне, Ничего я не берегу. Лишь глазами прощаюсь с лицами, Исчезающими в снегу. ***

198

Ольга Заева

*** Луна в морозных кольцах. Февраль бесснежный лют. И звёзды-колокольцы Застыли – не поют. Дымы уткнулись в небо, Немыслимо-тверды. А в доме пахнет хлебом, А в доме нет беды. Тут в щедрости извечной Любовь моя жива. Потрескивают в печке Смолёвые дрова. ***

199

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Ты в сердце, Словно нож. Так я живу, И ты живёшь. По каплям Убывает кровь, И нас опять Роднит Любовь. Я не сужу. Ты не судим. В нас боль одна. Наш век един. Ведь если я Рвану клинок, То крови Бешеный поток Со свистом Вырвется наружу – И вынесет Из тела Душу. Ты в сердце, Словно нож. Ну что ж!.. Так я живу. Так ты живёшь. *** 200

Ольга Заева

*** Не оборона, не атака – Банальная повсюду драка За место, власть И за кусок. И если силою не смог Ты выбить Собственные блага, Так не стесняйся, бедолага!.. Есть хитрость, подлость – Всё на кон!.. Безжалостен зверей закон. Своим не станешь – Сядешь в лужу Или в тюрьму, Что много хуже. Конечно, выход есть Другой – Чтоб в эту драку – Ни ногой. В прислугу стойко Не идти. И ближнего Не убивать – Спасти!.. Такие честь и совесть Не утратят. Одно печально – Им не платят. ***

201

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Всё я тебе простила. В сердце обид не растила. И по судьбе-настилу К вечной реке иду. Дрогнут мостки, качнутся… К прошлому не вернуться. Речка полощет тихо В новой воде беду. Тяжкие цепи боли, Злая моя неволя, Привкус крупинок соли, Жажды палящий зной Всё берегу, лелею. Это ведь я болею. Ты забывай смелее. Ты уходи - живой. ***

202

Ольга Заева

ПОКАЯНИЕ В грехе опуститься До преисподней. Потом В покаянье Ползти в исподнем. Биться в корчах, Исторгая молитвы Из самых глубин… Смилуйся, Отче!.. А Отче такого тебя Возлюбил. Потому что здоровый Душу Не лечит. А тому, кто праведен, Каяться Не в чем. ***

203

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Теней неподвижна стена. Свеченьем прокошена тропка Туда, где неслышно и робко Гуляет в потёмках луна. Лишь слабого света намёк. Лишь сердца мятежного вызов. И путь до покоя далёк, А путь до безумия – близок. *** Найду в абсурде Глубину, Где разум жалкий – Вязкий ил, Тяжёлый Для иных гармоний. И оседает На глазах. Тогда познанье – Только Вера, Поскольку искренность Безумна. ***

204

Ольга Заева

*** В бою без права отступать Жестокость не порок. И дорога любая пядь, Как собственный порог. Когда вскипают на клинке С шипеньем кровь и грязь. В земной отчаянной тоске Равны и смерд, и князь. Паденье, смертный хрип коня, И дрожь земли родной… Молюсь, чтобы убил меня Не в спину и не свой. ***

205

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Спотыкаешься, падаешь, снова идёшь… Неудачи – ознобом по коже. На земле этой преданности не найдёшь. И любви исцеляющей – тоже. Так зачем же ты руки с мольбою простёр? На пожарище нет возрожденья. Жизнь земная – огромный и жадный костёр, Ритуальное самосожженье. Всё, чего ты боялся, случилось стократ. И не страшно, что жизнь оборвётся. Рая ты не видал. А пожизненный ад – Он судьбою твоею зовётся. *** Взапуски – За удачей. Взапятки – Чуть не плача. К паперти – Да с мольбою… Заперто! Бог с тобою. Ведомо: Лишь достойные Бедами Удостоены. *** 206

Ольга Заева

*** Дверь открою – навстречу качнётся туман. Шаг ступлю – пропаду, растворюсь безвозвратно. Вместо мира останется только обман, Силуэты и лица – неясные пятна. Просочится слеза, словно капля в песок. Затеряется крик в беспросветности волглой. И прицелится боль в беззащитный висок, Чтоб измучить меня ожиданием долгим. В этом странном плену я забуду покой И Душой содрогнусь от безумного страха. Кто меня поведёт и дорогой какой? Там спасенье моё или строгая плаха? Побреду, неподвластна людскому суду И хранима одним провидением Божьим. И почувствую свет – голубую звезду – Не обманчивым зреньем, а чуткою кожей. ***

207

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** О камень звякнула коса – И обломилась. Упала чёрная роса, А я умылась. Прозрела. Глупо я жила, Когда любила. Теряла, что не обрела – И больно было. Чужая радость за алтарь Скатилась резво. Чуть-чуть не угадал косарь – Крыло подрезал. ***

208

Ольга Заева

*** Боль не унять ни криком, ни ладаном, Ни обжигающим шквалом страстей. Хуже, чем грешнику в пламени адовом, Матери, похоронившей детей. Пытка бессмертия – тяжесть кандальная. И, распростёрта на ложе травы, Плачет Душа от земного страдания О погребённых и мёртвых-живых. Кто успокоен, а кто, как сомнамбула Тело живое, а суть мертвеца – В редкостный миг просветления слабого Слёзно у Бога молящий конца. Памяти вечной отточено лезвие. Нет виноватых и выхода нет. Трупы живые – страшнее возмездия, Кары печальней не видывал свет. Всё ли нам верить в байки заморские? Скупо назначена жизни цена. Простоволосое горюшко по свету Носит погибших детей имена. ***

209

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Бес непотребный в родной стороне Душами дань собирает. Если не к Богу, то к Сатане – Сердце пустым не бывает. Доброе не прорастает во зле. Может, и сеять-то поздно?.. Корчится мир на проклятой игле, Требуя новую дозу. Благословен, кто бесплоден и сир. Плодным страшнее страданье. Жадный убийца, отравленный мир, Тащит детей на закланье. Скорбные матери! Нам ли не знать: Землю вовек не уполнить. В муках рождаем, чтоб в муках отдать. И до скончания помнить. ***

210

Ольга Заева

*** Дорога к пониманию долга И вовсе не всегда приводит к цели. У жизни не бывает панацеи От хитрости, ошибок и врага. Неискренняя лесть – цветной салют. Тщеславие порабощает разум. Молчит труба – не состоялся праздник. А Душу-то назад не отдают!.. ***

211

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

КОРОЛЕВСТВО В королевстве Зла и порока Миллион пророков. И все – «лже». Королевство на рубеже. Выбирает: «Или – или?» Жизни быть Или братской могиле? У лжепророка Душа пуста. Народ от выбора Поустал. Но если б даже Узрели Христа – И ему бы сказали Запугивать брось! И не то обещали, Да не сбылось. Вымирают тихонько. Живут, как жили… Пронесёт, АВОСЬ… ***

212

Ольга Заева

*** Хлам Истрёпанных листьев Слетает С дрожащих ветвей. Ветер Шелестом тихим Протяжно Вздыхает за окнами. И ворчливо скрипит Над колодцем Иссохший Журавль… Что тут сделаешь? Осень Свою проповедует Веру. ***

213

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Солончаки – Слюда хрупкая. Такыры – Ожогов струпья. И трещины, трещины… Миражи вещие Сулят проливные слёзы. Но их уже выпил зной. Это всё происходит со мной. Всё поздно. Но в Душе выжженной Что-то движется – Живое, блестящее… Это нежности ящерка Выжила. ***

214

Ольга Заева

*** Я не стыжусь, жалея наркомана, Живую боль Российских матерей. Он шепчет бессознательное «мама», Наткнувшись на металл чужих дверей. Для матери он был желанным гостем, Но стал ненужным собственной стране. О, сколько их смирилось на погосте В кладбищенской печальной тишине!.. Никто за них с виновников не взыщет. Никто их, не поживших, не вернёт. Хранит свои сокровища кладбище И матерям назад не отдаёт. И этот невостребованным кладом Найдёт покой в решении – «Не быть». Так низок мир, что некуда и падать. Так боль страшна, что хочется завыть. ***

215

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Погнали, прогнали, Загнали и душу, и плоть. Двуликая кляча судьбы, Задыхаясь, хрипит. Ах, если б мы знали, что будет!.. Прости нас, Господь, За то, что сюжет нашей жизни, Нескладной, избит. Упрямые овцы, Мы битыми были не раз. Свободу доверия Не понимали сполна. А замысел Твой был прекрасен О каждом из нас. Безумцев строптивых Любовь покрывает одна. ***

216

Ольга Заева

*** В гранитные стены билась, И в кровь разбивала лоб. Вот так я и научилась Тупик не считать за гроб. Не рухнули, не пропали Те стены. И лба не жаль. Закрылись горизонтали – Откроется вертикаль. Стеснённая тупиками, Давлением всех помех, Отталкиваясь от камня, Душа устремится вверх. ***

217

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Звон колокольный – по куполам. Как это вышло, что жизнь пополам? Больно в груди. А на холодной снежной тропе Ветер свистит откровенный напев, Гонит – иди! Кайся, не празднуй – будешь прощён. День несуразный – не горе ещё. Светом живи. Снег вознесётся под купола. Сердце не только моё – пополам. Всё на крови. Так не бывает, чтоб не упасть. Чёрного века чёрная пасть Ждёт неспроста. Больно ударят колокола, Выпадет доля – под купола Лечь у креста. ***

218

Ольга Заева

*** Впереди – поляна и лес. Позади – пожарище чёрное. Ты, прохожий, в Душу не лезь, Я – учёная. Были строги учителя – За вину секли и безвинную. Душу долго трясли зазря, Да не вынули. К покаянию шла, греша, В примиряющий холод вечера. Всё богатство – одна Душа. Взять-то нечего!.. Ты навстречу мне не спеши. Ведь ни умному, ни убогому Не отдам я своей Души. Это – Богово. ***

219

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Сбывается то, что сбываться совсем не должно. Смиряется сердце с печалью, а тело – со смертью. Струя дождевая, сбиваясь, стучится в окно – Не мерьте забвеньем меня и в кончину не верьте.

Так видится – тучи накрыли весь мир с головой. Так кажется – листья и травы увяли навечно. Но лишь улыбнётся весна, и щетинкой живой Упрямая жизнь пробивается солнцу навстречу.

Единою цепью – и рая, и ада круги. Звенят и горят, распадаются арками радуг. Под ними вовек не пройти. Обещая, не лги, Что просто стремиться сильней и надеяться надо.

Твой мир лишь с тобою живёт, горизонты зовут. И лучик случайный сильнее огня согревает. И вяжет судьба паутину из тонких минут. Канатов надёжней и плена нежней не бывает. ***

220

Ольга Заева

*** Заплаканные травы откровенны – Они в слезах творят поклон земной. И холодно. Отчаясь, надо мной Заря вскрывает стонущие вены.

Горячей кровью растворяя страх, Свет заполняет чёрные пустоты. Во всех моих рождениях-мирах Гуляет эхо, повторяя: «Кто ты?»

А я - дитя. Мне этот мир – ладонь, Раскрытая без объяснений тайны. Я в молодой траве, от слёз седой, Давно лихие ночи коротаю.

И чувствую, почти сходя с ума, Как всё живое трепетно и тонко. Бледнеет глупость взрослого ума Перед наивной мудростью ребёнка. ***

221

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Сито небесное сеет и сеет. Быстро несутся зимы карусели, Неугомонное белое пламя Машет крылами.

Город исчез. Снегопада завеса Шорох земной породнила с небесным. Время стоит. Притяжение тает. Я улетаю.

Туча – земное слепое страданье. Выше неси меня, туча седая. Звёзды летят, презирая разлуки, В тёплые руки.

Прежней уже не вернуться обратно. Что миновало – ушло невозвратно. Сыплю с руки, словно камни речные, Звезды ручные. ***

222

Ольга Заева

*** На бал кареты промчатся, пыля, И рыцарь проскачет в седле. …Какое мне дело до короля, Когда мой наряд в золе.

Мне Душу не съела зависти тля, И знаю я гордости вкус. …Какое мне дело до короля, Когда он подлец и трус.

Никто благородство не ценит в рублях, Зажатых в потной руке. …Какое мне дело до короля, Когда он душой лакей! ***

223

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Зимою вечереет рано. Густеет тишина. Блеснёт порой из тучи рваной Застывшая луна. И снова тьма сомкнёт ресницы Над сонною рекой. Мне будет сниться, будет сниться Лишь ледяной покой.

Как будто жизнь ушла навечно – Теперь тепла не жди!.. А сердца маленький кузнечик Всё прыгает в груди. ***

224

Ольга Заева

*** Светло, пронзительно и тонко, Небесную пронзая твердь, Молитва чистая ребёнка Взлетает. Господи, ответь!..

В разгуле низости и злобы Весь мир теряется во мгле. Не допусти, Всевышний, чтобы Страдали дети на земле.

Их Души – рай. В них Царство Божье. Ранимы в слабости своей, Они на взрослых не похожи, Глаза их чище и светлей.

Господь, порочному сознанью Земных неправедных царей Не дай детей на растерзанье, Спаси от гнуси и зверей.

Возносится над полем битвы, Над материнскою молитвой Светло, пронзительно и тонко Молитва чистая ребёнка… ***

225

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Из бессонниц И мыслей запутанных Бегу к заутрене На звон колоколов. Туда, Где свет и благодать, Где веры Тонкий волосок Сплетается с другими В канат, Который держит ЖИЗНЬ. ***

226

Ольга Заева

*** Захотелось мне листопада До горючей слезы, до воя – Он повис непосильной правдой Над повинною головою.

Захотелось большого ливня – И прозрачно струились стёкла, А потом журавлиным клином Боль моя поднялась высоко. И по травам увядшим, чёрным, И по листьям, сухим и хрустким, Я несла свою обречённость В самом сердце кровавым сгустком.

Знала – вырвется он наружу, Ухнет в скользкий предел печали – И забьётся, вскипая, лужа, А Душе моей полегчает. ***

227

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Ночь опустит Тени ресниц. Слабый лунный Зрачок Чуть заметен Таинственным блеском В дымке Прохладной. Тише! Тише!.. С тонким шорохом Катятся Спелые звезды, Дрожа и срываясь С теней, Чтобы Медленно таять В полянах Пречистой росой. ***

228

Ольга Заева

*** Полнолуние. Нечисть ополоумела. Словно в судный день – Вой, стук, скрип. Ветер охрип, Возвещая погибель Души… В сердце факелом Живая боль горит всё сильнее. В страшной пляске теней неистовых Поводырь единственный – Моя любовь.

229

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Любовь КАЗАРЦЕВА

Родилась в Петропавловском районе Алтайского края. Учитель русского языка и литературы. Ветеран труда Магаданской области, ветеран труда РФ, лауреат литературной премии им. А. Соболева (2012), дипломант межрегионального литературного конкурса им. Ю. Рытхэу (2014). Руководитель литературной студии «Аспект» (г. Бийск), редактор альманаха «Бийск литературный. Рекомендована в СП России. Живёт в селе Смоленском.

230

Любовь Казарцева

ГИТАРА Соплеменница пожара И поклонница огня, Я – звенящая гитара, Ну, а ты настрой меня. Отогрей в ладонях плечи, На колени посади, Буду петь и в зимний вечер, Прислонясь к твоей груди. А когда иссякнут песни И умолкнет струнный звук, Я сгорю. А ты воскресни, Повелитель мой… и друг. *** На сугробы под старыми клёнами, На безмолвие спящих полей Осыпаются звёзды зелёные С небосвода деревни моей. Согреваются окна за ставнями, Завивается дым над трубой. Расставаясь с печалями давними, Спит деревня, хранима судьбой. ***

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Перекручу судьбу свою, Перекрещу себя – Весною будущей совью Гнездо для соловья. *** На перешейке двух морей бреду у жизни на краю, холодным светом фонарей кромсает ночь судьбу мою. Бросает льдинки мне в лицо, встаёт сугробом на пути... А я ищу твоё крыльцо и не могу никак найти. ***

232

Любовь Казарцева

НА УЗКОКОЛЕЙКЕ О, как же мне порой непросто Понять, упрямую, себя, Когда закатная полоска Окрасит небо декабря. Смотрю на дивный свет печально, Зову ушедшие века... Бегу за перелесок дальний, Кого-то жду издалека… И звук взрывается кандальный. В сугробах станция глухая – Теперь не ходят поезда. Река, разлучница лихая, Их поглотила навсегда. Не замечаю сумрак, стужу, Стою у бывшего пути. Не возвратить того, кто нужен, С дороги этой не сойти. Лишь снег и плач, И стон кандальный. ***

233

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ПОЧТИ ПО ДЕ САДУ Твой поцелуй сжигал мне губы, Но ты горел не от любви. И обнажал рукою грубой Колени круглые мои. Ты говорил, от страсти шалый, Что мне твой натиск не сдержать, И что моей Душе усталой Пора оковы снять. Ты остывал и вновь взрывался, И всё твердил: «Любовь-любовь». Но взгляд холодным оставался, И на губах алела кровь. Не приняла мольбы поспешной, Животной страсти на крови. Но почему дрожали грешно Колени круглые мои? ***

234

Любовь Казарцева

ПРЕДЧУВСТВИЕ Чуткие замерли звёзды, Месяца серпик погас, Значит, невинные слёзы Где-то прольются сейчас. Где-то холодное детство В сумраке ночи не спит, Да материнское сердце В долгой разлуке болит. Сколь испытаниям длиться На благодатной Руси? Господи, внемли молитве. Боже, спаси нас. Спаси. ***

235

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ОДНА ФРАЗА Мир без меня не станет грустен, Но в жизни, звонком ожерелье, Янтарных не увидят бусин, Которые во мне горели, Блестели нежностью слезы, Сияли свежестью росы, Светились искоркой Господнего огня Лучились капелькой Сегодняшней… меня.

АКВАРЕЛЬ Увлажню бумажный лист слегка, Обозначу в небе облака, Нарисую нитку ручейка, Будет нитка цвета василька. Чудо сотворит моя рука – Я услышу голос родника, И увижу, как течёт река, Как летит журавль издалека. Годы проплывают и века, Зарастают раны- берега, Но чиста прохладная река, Что мою любовь уберегла. *** 236

Любовь Казарцева

*** Красивым Бог Даёт болезни, А сильным – нрав Незлобный, Чтоб уравнять Хотя бы так Всё то, Что равным быть Не может. Да и не должно. Не аргумент для счастья Красота. О, да. *** С ночных небес на землю Струится млечный свет, Дома в сугробах дремлют, Укрыв людей от бед. Звенит мороз крещенский Под острым каблучком, И смех счастливый женский Витает за окном. ***

237

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ЛИК ПОБЕДЫ Огневые залпы батарей всё слабей за вереницей лет. Только память крепче и больней – у солдатских внуков и детей кровоточит в сердце скорбный след. Только вот десятки зим и лет фронтовой сестричке снится бой, запах гари, крови, чей-то стон… И спешит она на взрывы бомб, И твердит: – Крепись, ведь я с тобой! Мать, сестра иль выросшая дочь лик самой Победы обрела. И, переступая зло вселенское, смерч войны или забвенья ночь, на Курган Мамаев так взошла, твёрдо, как на отчее крыльцо. Говорят, что у войны лицо не женское – у Победы женское лицо! *** 238

Любовь Казарцева

ПОСЛЕДНИЙ СВЕТ Перелопачу календарь, Как прошлогодний снег. Вам невдомёк, и мне не жаль, Что отзвучал мой смех, Что отключился телефон, И не приходят письма, И что недремлющий Харон Не Вам готовит тризну. И голубок уже кружит Над мигом камнепада И не летит на остров Крит – Не там калитка ада. Повремените миг один, И упадет на дно колодца Последний свет моих седин. И кто-то робкий из оконца Распятьем осенит меня. И небо всполохом взорвется От леденящего огня. Да Вы к колодезю метнетесь Подать багор Иль… камень бросить. ***

239

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Дареные часики, Сводники-разлучники, Холодят запястье Часики-наручники. Вычурные стрелочки В позолоте осени. Ни жена, ни девочка: Отлюбили – бросили. Ни «Пока, до скорого», Ни «Прости», ни «Здрас-сте». Часовое золото… Часовое счастье… Тикают и тикают, То спешат, то дремлют. Выкинуть? И выкину! Разобью об землю. Золочёны стрелицы Разобью на части, Отзвенело в сердце Краденое счастье. ***

240

Любовь Казарцева

СЕЗОНЫ В Африке где-то Над морем, песками Горят рассветы, Шумит муссон – Дождей сезон. И всё цветёт, Вокруг. У нас в окоёме – Леса, поля, горы – В общем, Тоже просторы. Но в наши стены Стучит с утра Степной буран. Сезон разлук, Мой друг. ***

241

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Важнее тех, Кто есть, Кто будет, Дороже те, Кто не забудет Любовь, надежду, веру. Кто был, Того уж нет. Кто будет, Я не знаю. На честь и совесть Уповаю. Россию славлю Я родную, Великую, Свободную, Святую. И в этом Счастье. ***

242

Любовь Казарцева

ДОГОНЮ Кисточкой легко смахну себе на веки россыпь звёзд и синеву небес. И пойду гулять по городу осеннему, с песнею - печалью от Есенина. Вспомню все легенды небывалые. Обниму ветра и реки шалые. Догоню коня крылато-белого, гриву оплету лозою хмелевой. И спою, ему склонивши голову, песню, что певали вместе смолоду. И до склонов родных вершин, на ладони зарницы алой долетит лилейность души светлой моей, талой. ***

243

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ЗРЯ Ты дарил свою любовь. Возражала я: – Постой, сердцу ты пока чужой. Ты спешил: – Бери скорей, я мужик, не соловей. Говорил, что до зари ты меня уговоришь, и настаивал притом: – Не считай меня шутом, будешь к утру ты моя! Говорить ты был здоров, опрокинул кубок слов на костёр души моей, и угасли искры в ней… В небесах зажглась заря. Оказалось, пел ты зря – я – не пленница твоя. ***

244

Любовь Казарцева

ПЛЕН Раб недоволен своим господином. Раб ненавидит его, стережёт каждый шаг, кормит и развлекает, чтобы утешить себя мыслью, что так он ведёт борьбу против повелителя и судьбою его повелевает. Раб живёт до тех пор, пока тлеет в сердце борьба. Когда господин умирает, погибает и раб – нет смысла в жизни его без борьбы. *** Художник должен Быть голодным, Поэт – без крова и В подпитии слегка. Никто счастливыми Не видел их пока. И разве могут Быть свободны От ветра в небе Облака… ***

245

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Отче наш, иже еси Рядом, в душе и на небеси, Наполни Души собратьев моих Благодеяньем ко мне. Ибо Твоё царство еси, и слава и сила, и присно, и ныне, и здесь, и на небеси. Ибо только к Тебе Душа стремится моя и полагает себя в руки Твои! *** Избавляюсь от былой боли, греюсь, будто птица зимняя, в золоте желанной клетки ладоней, тёплых твоих, сильных. Чересчур сильных… Мне, синице странной, тесно в объятиях этих, будто в приюте для сирых. Я шагну на балко!... О! Свобо... Да. ***

246

Любовь Казарцева

МЕДИТАЦИЯ Подметаю листву, убираю планеты клочок. На иные миры и сферы направляю сознания ток. И лицом на восток, словно тибетский древний монах, медитирую, на лилейный дыша цветок. Изнутри его сердцевины я взираю сама на себя, ускоряю движение лет, и в открытой душе возгорается свет. Свет – есть Дух, то есть Бог, и закован быть в темнице не может. Ибо невидимой стать пред Богом – устремление ложно. ***

247

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Немало знала о войне… я видела кино о тех решающих боях, что кончились давно. Читала о героях и о битвах. Слыхала плачи и молитвы… Но снайпер целил не в меня, не подо мной взрывался мост, не надо мной в огне броня, не мой давили танки мозг... Я ничего не знаю о войне. И потому война страшна вдвойне. ***

248

Любовь Казарцева

ОТЦУ Прости, отец. Я не ношу твою фамилию. Зато бурлит во мне твоя шальная кровь. Я помню деда твоего по имени… Он возместил мне отчую любовь. В часы, когда пишу, в душе светло, и слышатся ясней благие звуки жизни! И небеса роняют на меня цветы добра. и открывается тогда иное зрение – читаю прошлую дорогу.

Листаю чувства, Грядущие вижу годы и славлю Бога. Душа вещам не поклоняется – и в чём явилась, в том уйдёт. Она не сталь, но закаляется, хоть в нас и временно живёт. *** 249

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** В Магадан! Где хохочут метели, Где взрывает Сугробы пурга! Где песков Золотых карусели, Где окно зацелуют снега. В этот город, Обветренный самый, Память снова Уносит упрямо. *** В дальней твоей стороне Штиль, и жара в стране, Море солёное поёт. Воздух – сладкий, взахлёб. Сердце твоё открыто, И распахнуты двери. Время – цветут орхидеи. Над моими горами воет зимняя ночь. У подножия горя – комната одиночеством полнится. Гаснет азбука звёзд. Светом луны холодной плачут окна. *** 250

Любовь Казарцева

*** Остыло небо, Листья опадают, И зябнет женщина нагая В прозрачном сквере Над фонтаном спящим. И тонут страсти В безбрежности тоски, Тугая кровь бугрит виски, Тебя смывая Из памяти моей. Сгорает нерв, Потерь звенит струна, На плечи сумрак оседает – В проран разъятых недр Мечта погребена. Струистый воздух Наполнен прошлым. И плачет женщина седая С калиной алой у виска – Моя окаменелая тоска. ***

251

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ВЬЮГА О дальних городах, высоких берегах и о любви шептали ветры вешние… На стержне лета в июле гасли песни соловья. Томился жаждой жаркий август, и ветер-суховей мне на ухо свистел, что я тебе не нравлюсь… Летели дни, темнело небо, и долгий снег белил виски полей. Нас разметала вьюга по земле, и угасала память о тебе, как будто ты со мною вовсе не был… И в торжестве разлуки упало небо, ломая душу мне и руки. Рыдал в стволах берёз рождественский мороз… И только память сердца огнём питала вены. Под пеплом встреч и слов, упрёков, лжи, измены 252

Любовь Казарцева

жила надежда, всё же, как пульс под кожей… В ком есть мелодия любви, тот вновь захочет петь. И сможет. *** Когда моя душа наплачется, Когда переболит печаль, Усталый взгляд переиначится – Осветится любовью даль. И я пойду простоволосая В страну, где море и пески, Где виноградник над откосами И встречи с будущим легки. Тогда нежданно и негаданно Услышу Господа шаги. Приму свечу, крупицу ладана, Вино и хлеб с Его руки. ***

253

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ВЫ С НАМИ Оставляли вы дом и родные долины, уходили под пули рискуя собой… Вы своими сердцами защищали чужие вершины, обещая вернуться… Вернуться потом. Там, где чёрная тень притаилась в ущелье, истекали вы кровью. И плакала ночь... Облюбованы смертью, но святою хранимы любовью, вы шагнули на небо в тот памятный бой. Вы нам снитесь. Мы плачем, просыпаясь глухими ночами… В нашем сердце… вы. Значит, вы всё-таки, всё-таки с нами! *** 254

Любовь Казарцева

М.Евдокимову Долгий снег В декабре Падает, падает снова… Слышится мне, Будто во сне, Песни твоей слово. «Я вернусь, Я вернусь»… Голоса бархат нежный. Помолюсь, Поклонюсь Нашей земле грешной. Снег метёт, Но звенят Струны гитары верной… В сердце моём Горечи ком, Память взрывает нервы. Три реки Каждый год К берегу катят волны, Верный друг, Сильный брат, О тебе помним. Ты ушёл Высоко, В небо родное к звёздам. Твой талант И огонь Родине милой отдан. *** 255

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Из коротких вёсен, Из дорог, полей, Из луны и сосен Нить судьбы моей. Тянется – не рвётся, Оставляя след: В зной зовёт к колодцу, Ночью дарит свет. Всё, что было помнит, Жизнь мою храня, И звенит, и стонет, Но ведёт меня. ***

256

Любовь Казарцева

*** Чёрный снег и листья чёрные. Сердце, ветром иссечённое, Кровоточит сквозь весну, Источая свет любви. И душевные оттаинки Переполнены тобой, Как весеннею водой, Полой, талою водою, Называемой любовью, Приходящей ниоткуда, Уходящей в никуда… Звёзды плещутся в проёме Опрокинутых небес, Слёзы катятся. В истоме Истекает соком лес. Я кочую – существую. Я в дороге. Я дышу. Песня сложится моя, Глядя на звезду ночную, Верю, Господи, Что ты спасёшь меня.

257

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Анатолий КРАСНОСЛОБОДЦЕВ

Я, Краснослободцев Анатолий Григорьевич, родился 15 сентября 1941 года в с. Сычевка Смоленского района Алтайского края. Однако детство мое прошло в предгорном поселке «Искра», которого уже давно нет, как и многих маленьких деревенек ни на карте, ни на земле Алтая. Строили поселок коммунары, и в их числе мой дед Николай Фирсович и бабушка Пелагея Андреевна. Мать – Дарья Федоровна и отец Григорий Николаевич работали, не покладая рук, на полях и животноводческой ферме. Народ здесь жил дружно и весело, несмотря на огромные трудности. Впоследствии я никогда и нигде не встречал такой общности людей, такого неподдельного искреннего участия в судьбах друг друга.

Вскоре после моего рождения отец ушел на войну и в 1943 году погиб при прорыве блокады Ленинграда. Воспитанием моим занимались мама и бабушка, и к крестьянскому труду я был приучен рано: на лошадях подвозил копны, доставлял воду косарям, работал на току – ворошил зерно. Шумная говорливая 258

Анатолий Краснослободцев

речка, на берегу которой мы жили с мамой в маленькой избушке, красота и величие природы волновали мое воображение, и я уже в шесть лет написал свое первое стихотворение. Часто в летнюю страду, по вечерам, где-нибудь за поселком я слушал крик перепелов, скрип коростелей, задушевные, щемящие душу песни о Сибири. Позже, уже повзрослевший, я спрашивал маму и бабушку – кто написал эти песни. Они отмахивались, - народные, божьи, их поет сама душа.

В то время в родном поселке не было ни радио, ни электричества, только старый клуб, где вечерами собиралась молодежь. Зато была река, горы, куда мы с мальчишками ходили в любое не занятое делами время. С вершин этих гор, которые уходили далеко за горизонт, нам открывались необъятные, сверкающие в лучах солнца, просторы. Это завораживало, вселяло в ребячьи души восторг и любовь к родному краю. Учиться я начинал в старой деревянной школе, а с пятого по седьмой классы учился в с. Сычевка, в семи километрах от поселка. Из-за больших морозов и буранов часто не бывал дома. В такие дни меня спасали книги, которые я брал в школьной библиотеке. Читал все подряд, без разбора. Дружил с детдомовскими ребятами. После окончания семилетки поступил в Томский топографический техникум, но скоро сбежал – соскучился по родным местам. Работал на ферме: строил коровник, плотничал, месил, таскал раствор. Проработав в поселке полтора года, понял, что нужно учиться. Уехал в Барнаул, где окончил железнодорожное училище и вечернюю среднюю школу одновременно.

В 1961 году меня призвали в армию. Учился в полковой школе командиров, служил на шести заставах морской и сухопутных границах (Калининградская область, Литва). Демобилизовался старшиной, имея на руках корочки электромеханика. Вернулся в поселок, но скоро с желанием продолжить учебу, уехал к родным в Среднюю Азию. В общей сложности там я прожил четырнадцать лет – в городах Душанбе, Алма-Ата, Чимкент. Учился в музыкальном училище, окончил Чимкентский университет. Работал экскурсоводом в Ташкенте, 259

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Самарканде, Бухаре, а также на заводах, в Институте Ядерной физики. Много пережил, много перечувствовал… И все-таки прижиться там я не смог. В азиатской жаре мне не хватало сосен, белоствольных берез, воздуха моей малой родины. В 70-х годах прибыл на Алтай в г. Горняк. Там преподавал историю и военное дело в школе имени В. Белинского, затем работал корреспондентом в газете «К новым рубежам». В Бийск приехал уже с семьей. Работал мастером на Котельном заводе, начальником энергоцеха в ЗКПД, инженером по комплектации ДСК.

С 1983 года состою в литературном объединении «Парус». За прошедшие годы побывал во многих районах края, где встречался с замечательными тружениками, творческими коллективами – приобрел много друзей. Публиковался в периодической печати, коллективных сборниках, в журналах «Алтай», «Барнаул», «Встреча», «Огни над Бией», «Бийский Вестник», «Огни Кузбасса». В антологиях: «Писатели Алтая» т.

13 – Барнаул – 2002г., «Дыхание времени» - г. Бийск – 2004г. ХХвек «Русская сибирская поэзия» - Кемерово – 2008г., «Обратный Отсчет» - г. Барнаул – 2010г, в журнале писателей Бурятии «Северо-Муйские огни». Лауреат журнала «Огни над Бией» 2014 года.

Выпустил три самостоятельных сборника стихов: «В стороне моей простуженной…», «Свет зари на снегу», «Вернуться б снова к тополям…». С 2012 года состою в Союзе писателей России. Писать и жить помогает вера в Бога. Бог – это любовь. Бог – это правда, а правда и любовь побеждают и дарят ощущение крепости духа.

***

260

Анатолий Краснослободцев

ПАМЯТЬ ЗРЕЛОГО СЕРДЦА *** Память зрелого сердца – Свет зари на снегу… Я бегу вслед за детством, А догнать не могу. Звезды падают с неба, Отражаясь в глазах… Привкус черствого хлеба До сих пор на губах… Я бегу по ухабам Полугол, полубос В ту страну, где когда-то Безотцовщиной рос, Где у детской кроватки У слепого огня Молодая солдатка, – Мать кормила меня. Берегла, как умела, Осеняя крестом… Ее боль, ее веру Я впитал с молоком… И чем дальше от детства, Как могу, берегу Память зрелого сердца, Свет зари на снегу. ***

261

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Вот и вновь я на родину еду Сбросить цепи душевных оков И послушать живую беседу Безутешных моих стариков. На крылечке усядемся рядом, Не заметив, как вспыхнут огни… Ничего мне в ту пору не надо. Ничего - только б жили они! *** Вернуться б снова к тополям седым и древним, к звенящим колосом полям окрест деревни. Заснуть недолгим сладким сном, легко проснуться. Взглянуть на речку за окном и улыбнуться, припомнив, как в полдневный зной с разбегу, с ходу ныряли, чтоб нащупать дно, не зная броду. Уплыть в мечтах за окоем, где рельсы гнутся. Вернуться в старый мамин дом – к себе вернуться. . *** 262

Анатолий Краснослободцев

***

Школа моя деревянная Н. РУБЦОВ Память строга и сурова… Как ты ее не гони Видится снова и снова: Светится сельская школа Окнами из дали. Небо седое, недоброе, Тучи чуть выше бровей. Ветер колючий, холодный Нижет до самых костей, Режет лицо, как осколком. Кинешь встревоженный взгляд – Клочья соломы, как волки, Из-под сугробов глядят. Ветреным полем, по насту Встречь – не единой души… Вот оно, детское счастье Из деревенской глуши. ***

263

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Не всем легко о детстве вспоминать… И у меня оно нелегким было. В разгар страды моя больная мать По целым дням домой не приходила. Она была в колхозе звеньевой. Ее звено трудилось за поселком. И часто-часто колкою тропой Я уходил к ней босым на прополку. Пололи мы там зелень-коноплю, Точнее, посконь дергали руками. А отдыхали только на краю За пройденными долгими рядами. Звенела высь. Кружилась голова От дымчато-прогорклой едкой пыли, И от порезов посконью всегда Так нестерпимо больно руки ныли… С тех пор прошло немало дней и лет, И я уже не чувствую той боли. Но до сих пор хранят мои ладони, Как и душа, поры военной след. *** .

264

Анатолий Краснослободцев

МОИ ОТЕЦ И МАТЬ Тех, кто защитил страну от «фрица», Чтят и помнят всех до одного… У одних – медаль с войны хранится, У других - шинель, бушлат в петлицах, У меня на память – ничего, Кроме строгой краткой похоронки … «Был убит за Родину в бою». Этот листик ветхий, желтый, тонкий Много лет я у себя храню. Мой отец погиб под Ленинградом В стылый день, когда пурга мела, При прорыве огненной блокады, Что навек в историю вошла. Мама часто плакала ночами, И ждала, что все-таки, - придет. Пусть контужен будет, пусть изранен, В отчем доме вскоре оживет. Отойдет больной душой сначала, Будем жить счастливою судьбой. Не пришел… В стенах осталась мама Навсегда печальницей - вдовой. Я, тогда совсем еще мальчонка, Только – только начинал ходить, И свои протягивал ручонки К ней, родной, как к Солнцу, - чтобы жить!.. ***

265

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ФОТОГРАФИЯ В лесу, что минами изранен, авиабомбами изрыт, он с фотографии на память с задумчивостью вдаль глядит. На нем шинель и портупея, груз позолоченных погон… Снимался он на батарее, а через сутки был сражен. Бойцы комбата похоронят, и батальон уйдет вперед… Лишь через год в село родное та фотография придет. Ее получит тетя Настя, которой с фронта он писал… Видать, не зря гонцом несчастья над домом ворон зависал. И упадет из рук работа, и потускнеют образа. И на единственное фото падет горючая слеза. ***

266

Анатолий Краснослободцев

*** Земля и кров – всему первооснова. Душой мы с детства помним свой исток. Я долго жил оторванным от дома, С надеждою ступить на свой порог. И вот я вижу в солнечном мерцании, Среди еще не скошенных полей, Село мое, как центр мироздания, В зеленом окруженье тополей. И вот мой дом. Спешу в объятья мамы, Но нет ее. Грустят о ней цветы. И я стою с туманными глазами, Вобрав в себя всю горечь пустоты. Над томной грядкой легкий пар струится Дыхание вчерашнего дождя. На тонкой ветке брюшко золотится Невысохшего, сонного шмеля… Не думал я, пока меня носило, Что этот мир все время жил во мне, Когда искал и находил чернила, Чтоб рассказать об отчей стороне. ***

267

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Никогда я не был на войне. Не видал окопной злобной драки, В штыковые не ходил атаки, Но война всегда живет во мне: Скорбным взглядом, тяжкой неудачей, Строгой недописанной строкой… Женским криком, горьким детским плачем, Или друга прерванной судьбой. Не был. Не был… Не в меня огнем вонзался Меткой пули жалящий свинец… Только с детством рано я расстался Не пришел с войны и мой отец. Без отцов мы много голодали, И чтоб как-то голод пережить, Летом кислым щавелем питались, Осенью – зерном колючей ржи. А весной картошку в огородах Я искал, едва сойдут снега. Из нее, гнилой, на сковородке Мама мне ландорики пекла. … Детство–детство – Дни без расписания, Тонкий луч на выжженной стерне… До тех пор, пока во мне дыханье, А вокруг и слезы, и страдания, Эта память будет жить во мне. ***

268

Анатолий Краснослободцев

*** Далеко, у самой горной сини, У подножья каменистых врат, Одиноко под пластом могильным Мои предки в тишине лежат. Дал господь крестьянскую им долю, До конца узнали вкус земли, Пропитав себя исподней солью… И в могилу солью той легли. День и ночь под вечным небосклоном, Подперев собою горизонт, Золотые, в легкой дымке, горы Охраняют их покой и сон. Эти горы, словно предков лица, Издали всегда меня зовут: Посмотреть, как гордо реют птицы, Над землею, где они живут. Эхо гор и тишину послушать, У могил забытых постоять. И, слезой очистив свою душу, В этой жизни многое понять. ***

269

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Скудеют все сильней деревни, Все к вымиранию близки. И вслед за ними, как деревья, Уходят наши старики. Они уходят так степенно, Как жили век. Не торопясь, Нам оставляя в мире бренном Былых времен живую связь. Небесной подчиняясь воле, Скрестивши руки на груди, Они уходят с тихой болью, Как с отработанного поля Уходят поздние дожди. В преддверии земной разлуки, Стараясь из последних сил, Они надежду дарят внукам, И горки памятных могил. ***

270

Анатолий Краснослободцев

*** Осень стелет узоры, Вяжет дней невода. Ветры желтые скоро Принесут холода. Задымится осока В тихом шелесте снов. Заскучает протока, Загрустит рыболов. Поздний луч, угасая, Будет стыть на волне… Эта грусть вековая Передастся и мне. Эту грусть понимая, Буду ветреным днем, Сердцем к Богу взывая, Тихо ладить жилье. А чуть позже, под вечер, На великий Покров, Буду слушать у речки Белый шорох снегов. ***

271

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

БЕДА

Памяти Ивана Семоненкова

Беда вошла в мой дом не сразу, не сразу душу обожгла. Она вначале полуфразой в моем сознании жила. Дышала тяжело, неровно. Ворочалась… И лишь потом, сжав, как тисками, спазмом горло, обрушилась, как с неба гром. И сразу даль в глазах погасла, бумага выпала из рук… И вдруг, - отчетливо и ясно: ушел из жизни старый друг. ***

272

Анатолий Краснослободцев

*** Сыплет снег. Засыпает калитку. Колеи полустанка в снегу… Не твою ли, как месяц, улыбку До сих пор я забыть не могу… Были встречи, да кончились скоро. Было счастье, а вышла печаль… Не тебя ли в осеннюю пору Подхватил пролетающий скорый И в рассветную дымку умчал… Ночь на ветках еще угасала, В жухлых травах качались цветы, Когда в поздние двери вокзала Срикошетила боль пустоты. Мне бы - вслед. А тебе бы - вернуться… Но мы молоды были, вольны. В нас еще не успело проснуться Запоздалое чувство вины. И теперь, только память окликнет Эту боль, что в душе берегу, Выйду в степь, от отчаянья вскрикну, Вдаль рванусь. И замру на бегу. ***

273

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

СКРИПАЧ

Владимиру Казакову На пятачке, вблизи вокзала, под смех и раздраженный плач нередко музыка звучала, которую творил скрипач. Худые старческие руки, глаза не зрячи, нос крючком… Но, Бог ты мой!.. Какие звуки рождались под его смычком! В них – гнев и боль, печаль и ласка, мечтаний юношеских взлет; невольная тоска по сказкам, что в каждом с детских лет живет. Не выдержат, казалось, нервы. Нет, он не клял свою страну, хотя, - узнал я, в сорок первом ушел на фронт… И был в плену немецком… А потом - советском с клеймом «врага» свой срок волок за то, что где-то под Елецком не до конца исполнил долг… А срок отбыв, 274

Анатолий Краснослободцев

лишился света за то, что свет в душе хранил и виртуозом стать при этом надежд своих не хоронил… … И стал… И нищ, и неухожен, привыкший слышать плач и мат, он дарит музыку прохожим, как будто в чем-то виноват. *** Время светлого мая! – Тень лежит на челе. Не живу - пребываю В летаргическом сне: Ни беда там какая, Ни заботы – дела… Просто песнь удалая За пределом села. Просто молодость чья-то Брызжет соком берез. А мою без возврата Ветер в дали унес. Мне не жаль свет небесный, И не жалко огня. Жаль, что лучшие песни Будут петь без меня. ***

275

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

МАЛЬЧИК ИЩЕТ ЧУДО Сколько ни бываю в Божьем храме, Видится картина мне одна: Ходит мальчик с ясными глазами, Вглядываясь в лица прихожан. Прихожане к звоннице, - он с ними. Прихожане в храм, - и он к дверям. Следует ступенями крутыми Провожая их до алтаря. В день, когда идет богослуженье, На виду у всех, не торопясь, Ходит он, прислушиваясь к пенью, Тайной детской радостью светясь. То глядит, как свечи зажигают, Как со стен стекает темнота… То стоит подолгу со слезами У распятья Господа Христа. И всегда, сколь помню я, он - всюду. И всегда, как будто что-то ждет… Ходит мальчик. Мальчик ищет чудо! И, надеюсь, он его найдет. ***

276

Анатолий Краснослободцев

*** Не пойму, что стряслось со мною: после серых скупых дождей чуть смежу глаза, чуть прикрою – вижу мчащихся лошадей, молодых – по дороге пыльной – мимо прясел, худых дворов, мимо старых крестов могильных, покосившихся от ветров. И себя… И себя мальчишкой лет, наверное, так семи, рядом с конюхом дядей Гришей… Ах, какие то были дни! Развернется табун гривастый над рекой у крутых стогов и направится рысью частой в тишь не тронутую лугов!.. Сны я эти все чаще вижу после серых скупых дождей. Только нет уже дяди Гриши, Ни лугов нет, ни лошадей… ***

277

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

РОДИНА МОЯ…

*** На горизонте стынут облака. густой туман их держит, как стропила. Рассвет заметно тронул берега, но ночь от берегов не отступила. Еще во сне – деревья и цветы, и в щедрых росах спят тугие травы, и над речным дыханьем воды не слышен всплеск весла у переправы. И люди видят радужные сны, забыв про все заботы и печали. Но скоро луч проклюнется зари, и журавли в полях разбудят дали. Зашелестит, зашепчется трава, пройдет по кронам ветерок несмелый… И жизнь опять войдет в свои права, и новый день заполнит до предела. ***

278

Анатолий Краснослободцев

ПЕЙЗАЖ Утро. Знакомый пейзаж. Домик. Песчаная речка. Тополь, пронзающий вечность, – Мест этих сказочных страж. В воздухе август разлит. В легком дыханье печали Хлеба созревшего клин Золотом жатву встречает. Речка быстра и светла. Сразу за нею, на взгорке, В выцветших неба осколках, Церкви видны купола. Глянешь в окрестную даль, В край, где теряется поле, И широта, и печаль Манят покоем и волей… Утром росистым свежо. Тропкой сбежишь к шумной речке. Так на душе хорошо жить бы и жить этим вечно! ***

279

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** В стране горевой, где так много чудес, но все же не падает манна, ты песню возьми и по кромке небес пройди, обжигаясь туманом. Не часто бывает удачным маршрут, и роздыхи будут не часты. Успей в глубине тех коротких минут на миг ощутить свое счастье. И если случится, судьба подведет, несносною станет дорога,Россия жива… Россия живет… И… слава Богу! ***

280

Анатолий Краснослободцев

САД Вешний сад – белый сад Над искринкой - рекою, Ты приснился мне, сад, С нареченной судьбою: С тишиной облаков, Опрокинутых в небо, С гущей теплых стволов, Где мальчишкой я бегал. Весь ты цвел и кипел, На зарю был похожим! А теперь постарел, Мрачен стал, неухожен. Не свистят соловьи, Не шалят по низинам. Только чьи-то следы По остуде крапивной, Только ворона взгляд. Только времени вечность… Белый сад – вешний сад – Снов моих бесконечность. ***

281

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ПОЛДЕНЬ. СЕНОКОС Последний круг, и с плеч долой работа! Пустив на волю жарких лошадей, смахнув с лица крутые капли пота, шагаю в тень, под занавес ветвей. И там, в тени, мне греют сердце звуки: шуршанье трав, хруст на тропе лесной… Ласкает мои бронзовые руки в разгаре лета ветер озорной. Июльский день безоблачен и светел. Лиловый воздух плавится в тиши. Легко и мне, забыв про все на свете, побыть наедине с собой в глуши. Но час прошел… Упрямо солнце клонит к земле сквозь кроны жаркие лучи. И слышится – стреноженные кони проходят вброд звенящие ручьи. ***

282

Анатолий Краснослободцев

*** День отошел. Затихли звуки. А к вечеру, обнажены, ветвей заломленные руки качнули тихий свет луны и потянулись ввысь. И в свете, стремительный и ледяной, ударил по деревьям ветер такою взрывчатой волной, что, силу страшную изведав, в прах разлетелась тишина… И поплыла в обнимку с небом над миром полная луна. ***

283

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ПРЕДЧУВСТВИЕ ОСЕНИ Пока еще роса на ветках, еще пастуший слышен свист, пока листву не гонит ветром, и горизонт еще плечист. Еще лугам трава не снится, реке – воды холодный звон… Но желтобрюхая синица уже садится на балкон. И часто-часто клювом долбит щепотку зерен на окне… И тишины прозрачной волны, и чей-то голос, грусти полный, уже качаются во мне. И я сквозь преломленье света к открытому окну иду. И вижу, как выводит лето из стойла осень в поводу… ***

284

Анатолий Краснослободцев

СНЕГИРИ Еще деревья крепко спят в сугробах мартовских ночами. Но даль, продутую ветрами, все меньше звезды леденят. И по утрам в лучах зари заметней стало, между прочим, как оживленнее хлопочут, сбиваясь в стайки, снегири. Избранникам седых широт, им суждено лететь на север, где ветер жгучей и острее, где чаще вьюжит и метет. А мне, так ждущему тепла, гнезда родного не покинуть и горизонта не раздвинуть горячим мускулом крыла. ***

285

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Грустит герань в забытой тишине. Ночь мышью серой по углам скребется. Совсем, совсем немного остается Быть полутьме с собой наедине. Забрезжит свет, и на крутой стене Пробьют часы, и город мой проснется, Раздвинет шторы, сонно улыбнется, Капель увидев раннюю в окне. И заспешит по улицам своим Привычно – перегруженным потоком. И, наливаясь нежным алым соком, Качнется неба колокол над ним… И вспыхнет вдруг… И вновь весны гонец Из дальних стран, влюбленный в постоянство, Пронзив крылом и время и пространство, Взорвется песней первою скворец. ***

286

Анатолий Краснослободцев

КАТУНЬ ГРУСТИТ Который год сады бушуют в Сростках, Который год девчат пьянит весна. И лишь одна, с зеленою прической, Грустит Катунь - подруга Шукшина. На перекатах, где поют закаты Катунь-река зазывна горяча. Здесь он любил наедине когда-то Послушать шум, подумать, помолчать… И вдаль глядеть, переполняясь синью, И видеть «атаманово плечо»… Пред ним вставала вся его Россия С московским говором, с сибирским «чё!?» И шум реки, и трубный голос неба, Что резал над горами тишину… Все в нем жило. Все сердцем он изведал. Теперь Катунь грустит по Шукшину. ***

287

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Я выходил к родным полям, Седым и белым. Метель февральская мела Осатанело. С тяжелым грузом тополя Вразброд шагали. О том, что трудная зима, Они-то знали. И все же всем ветрам назло Дышали, жили… Литые корни далеко Вглубь уходили. И только отчая земля Давала силы… У тополей и у меня – Одна судьбина. *** Есть мудрость в тихих днях осенних, Когда, склонив свою главу, Вдыхаешь воздух предвечерний, И листья падают в траву. Ты околдован и захвачен Ты весь во власти золотой. И все былые неудачи Невольно тают пред тобой Как удивительно и просто: И гладь реки, и рощи лик!.. Но где-то там, за перекрестком, Уже бредет глухая осень, Чтобы сорвать последний лист. *** 288

Анатолий Краснослободцев

*** Светла вода – до камешков, до донца… Но тень в окне. Все реже дни, раскрашенные солнцем, живут во мне. Ночных ветров скупых и осторожных не молкнет шум. И на душе печально и тревожно от горьких дум. Настанет осень. Зябнуть перелескам и стыть траве, И мир, в котором мне сегодня тесно, сгорит в огне. И станет дом – не домом, а пустыней, и страх возьмет… … И только гроздь сгорающей рябины вдаль позовет. ***

289

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Октябрь холодный небо чистит, Ясней закатные лучи. Пустые улицы Мочища Пространно – гулки и легки. Дворовых дел ушли заботы, В кострах с листвою сожжены. Слагая песню непогоды, Играет ветер в три струны. Звучат аккорды в стиле ретро. И с каждым тактом все сильней, И все сильней под песню ветра Вздыхает старая сирень. Сердечным мукам есть основа Печаль сирени глубока: Ей, как и мне, придется скоро Не спать до самого утра, А думать, вглядываясь в осень, О той заснеженной поре, Когда медлительные сосны Взорвутся эхом в декабре. ***

290

Анатолий Краснослободцев

*** В стороне моей простуженной, В непроглядной стороне День и ночь печально кружится Небо зябкое в окне. Подойду к окну промерзшему Поглядеть на стынь реки, И сожмется сердце, съежится, Потускнеет свет строки. Не рвануться, не отважиться К берегам наискосок!.. И судьба на миг покажется Птицей, раненой в висок. *** Всполохом белым бьется Метель меж дворовых прорех. Откуда он только берется Этот неистовый снег? Снег - на простуженных лицах, Снег - на продрогших ветвях. Тревожусь о малых птицах – Синицах и воробьях. Как они нынче зимуют? Кормятся чем сейчас? В стылую пору такую Хоронятся где по ночам? Сентябрь – затерялся в далях. До мая – как до луны. Выживут ли - не знаю Добрые птицы мои? *** 291

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ВОЗВРАЩЕНИЕ Позади горячая граница… Рвется лайнер в небо, в синеву. Кто сказал, что мне не возвратиться в край таежный, в горную страну? Вот она – надежная, святая – оберег моих тревожных снов предо мной, как чаша золотая в стороне от дымных городов. Где–то там внизу, в далеком детстве, колдовской реки вбирая речь, понял я своим ребячьим сердцем, мне мой край и речку ту – беречь!.. Вечность гор плывет в иллюминатор. Время невозвратное течет… И лучи осеннего заката Родине ложатся на плечо.

РЕКА В ущелье пенится река, дрожит от напряженья. Доносится издалека тяжелых волн кипенье. Стремительна и глубока, огромная, живая, она проходит сквозь века, теснины раздвигая. Какую мощь несет река! Таит какие силы?!... – Как я хочу, чтоб ты была такой, моя Россия! *** 292

Анатолий Краснослободцев

СИНИЦЫ Ах, бедные мои синицы!.. На белом вымерзшем снегу Я видеть ваши птичьи лица Без состраданья не могу… Как мне известна ваша доля И как понятна ваша боль… И я испытываю горе, Когда не теплится огонь В ночи безвестной и холодной, И нет уже запаса дров… И я сижу, полуголодный, Над неизбежностью стихов. В минуты те, мои синицы, Я верю в праведность судьбы – Перелистнет зимы страницу Рука спасительной весны, Холодные отступят сроки… И заискрится солнца нить, И мной написанные строки, И ваши песни - будут жить! ***

293

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Стога тоскующей низины, Речушки шаткие мостки… Я знал - тропа ведет крапивой, Что будет боль невыносимой, Но так хотелось к ним пройти. И проходил, сжигая ноги, Пытаясь суть земли понять… А издали грозила мать… Зато потом с каким восторгом Я мог об этом вспоминать!

ЛИСТЬЯ С ВЕТОК ОПАДАЮТ… Листья с веток опадают И летят, летят, летят… Чувства наши догорают, Видно, скоро догорят. И не будет в этом мире Ни меня и ни тебя, Лишь останутся в квартире Отголоски бытия: Цвет герани на окошке, Чей-то профиль на стекле… Две столовых тусклых ложки, Позабытых на столе, Отношений – многоточье, Тишина, обрывки снов… И еще, быть может, строчки Незаконченных стихов. *** 294

Анатолий Краснослободцев

*** Время быстро идет. Осыпаются дни Нашей жизни – легко, незаметно. Словно листья с рябин Опадают они И теряются где-то бесследно Среди скучных полей, Одиноких холмов, Среди этой бескрайней равнины, Под извечным течением Вдаль облаков, На висках оставляя седины. Мы не знаем, как скоро Закончатся дни, На какой оборвутся дороге… Но сегодня, сейчас, Мы подумать должны О себе, о судьбе, и о Боге.

295

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Георгий РЯБЧЕНКО

Родился 11 января 1937 года в селе Дичня Курской области. После окончания средней школы в 1953-ем году поступил в Харьковский политехнический институт на факультет химического машиностроения. Стихи писал с шестого класса, продолжил писать в институте, печатался в институтской многотиражке. После окончания Харьковского политехнического института в 1958 году приехал в Бийск, где при городской газете «Бийский рабочий» занимался в литературном объединении «Парус». С 1959 года в газете стали появляться его публикации под псевдонимом Г.Дич.

В 1990-м году был принят в члены СП СССР. В настоящее время автор 18 книг поэзии и прозы. Награждён тремя правительственными наградами, памятной медалью «100 лет со дня рождения М. А. Шолохова», краевыми литературными премиями: им. Бианки (2002 г.), лучшая книга года (2006 г.). Член Союза писателей России.

296

Георгий Рябченко

КОМБАЙНЕР Случилось так. Он новеньким комбайном Под «ежик» стриг Барабинскую степь. И вдруг у заболоченной закраины Увидел: пламя разметало хлеб. Хрустели почерневшие колосья – Огонь, пылая, их в золу молол, Никола сдвинул брови к переносью И, побледнев, комбайн в огонь повел. С усов пшеницы обсыпались росы И сохли, до земли не долетев. Пожар зажав в широкие прокосы, К штурвалу сердцем парень прикипел. Он чувствовал кровинкой, нервом каждым, Как двигатель в агонии хрипит, Как лопается дерево от жажды, Как мчат на помощь парни по степи… …Его нашли в полуистлевшем кителе. Встревожено вокруг вздыхала степь. С тех пор Николе, своему спасителю, Кладет поклоны барабинский хлеб. *** 297

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** В консервной банке без догляда, Сухими иглами дрожа, Напоминающий ежа, Он жил, совсем не зная сада. Когда же добрая рука Все иглы влагой напоила, Их сеть раскрылась и явила Неповторимый лик цветка. Вот так и женская душа. Когда ж участьем добрым в ней Колючую растопим снежность, Она – и на исходе дней – Являет нам такую нежность, Что стынем в удивленье мы, Душевным трепетом объяты. Торжественно, свежо и свято Цвел кактус посреди зимы. ***

298

Георгий Рябченко

МОГИЛА НЕИЗВЕСТНОГО СОЛДАТА 1 Закрою глаза я

и вижу: В осеннем смоленском лесу, Болотную черпая жижу, Бойцы командира несут. По следу – овчарки. Как волки, За раненым лосем вдогон. Последним десантом иголки Садятся на след от погон. Суровы заросшие лица. Тяжел, но решителен шаг. Где тыла и фронта граница? Где ночь, чтоб к своим просочиться? И русская стонет душа. Над нею – сосновые лапы. Под нею – студеные мхи. Свинцовою тучею запад – Над лесом смоленским глухим. Погоня все ближе и ближе. А сколько их, верст, впереди? Свинец все прицельней, все ниже.

299

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

И твердо сказал командир: - Постойте, ребята. Так надо. Чтобы выполнить взводу приказ, Необходима засада, Им будет тогда не до вас… Молчит полковая разведка. Все каждому ясно без слов. Лишь щелкают пули по веткам Поверх непокрытых голов. Оставлена фляга с водою, Последний на всех магазин. Чтобы пять не столкнулись с бедою, В засаде остался один.

2 В лесной смоленской стороне Его распяли на сосне, Хотя Христом он не был. Он был отцом детей своих И в муках умирал за них Под русским небом. Смотрел прощально на восток. Седел один, другой висок.

300

Георгий Рябченко

Сквозь зыбь тумана Дорога виделась. По ней Спешили двое сыновей И дочь Светлана. Косынка красная, как флаг… И заметался в злобе враг. Какою меркой Измерить мужества запас?! Лай автоматов бор потряс, И… все померкло. В лесной смоленской стороне Не отыскать могилу мне – Приметы шатки. Распятый на сосне боец – Пропавший без вести отец. Снимите шапки!

3 Не ради торжественной даты Поставлен вам памятник был, Великой России солдаты С судьбой безымянных могил. «НИКТО НЕ ЗАБЫТ!» Спешу я с вокзала. Дождь сбегает с лица. Ромашки кладу к пьедесталу, Где светится сердце отца… *** 301

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** В логу, где травостой высок И кислица алеет рясно, Я родниковый голосок Серебряный услышал ясно. Ногами разметав траву, Едва раздвинул куст колючий, Нет, не во сне, а наяву Увидел я прозрачный ключик. Он пробивался у корней, На цыпочки приподымался, Земле, кормилице своей, Морщинку удалить пытался – Поил жары недавний след И лист поил над ним парящий. Родник! Я помню столько лет Тот вкус прохлады настоящей! В родной земле - его исток. Бывает: нет в дороге крова, И ты устал от всех дорог, И вдруг живительный глоток Подарит сказанное слово.

302

Георгий Рябченко

Сказавшего и нет уже. А слово… Слово остается Великим праздником в душе, И снова - людям отдается, Как истина, из уст в уста, Вдали от суеты галдящей, Чтоб сохранились красота И свежесть речи настоящей. ***

303

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ШАХМАТЫ Обожаю умов состязание. Зазевался чуть – берегись! Отвернется к другому признание И поникнет крылами мысль. Только это – не страшное самое. Выше голову и держись, Если сядет за доску упрямая Мастерица цейтнотов – жизнь. Говорю потому, что знаю я. Потому, что сам испытал Поражения боль, не признания… Только после я крепче стал. Я не жертвовал слепо фигурами, Не боялся цейтнотных гроз, Но мою королеву хмурый Офицер в Краснодар увез. И остались на шахматном поле Сам король да его ладья. Трудно? Трудно. Но легкой доле Никогда не завидовал я. Но не это - главное самое. Ты меня научила, жизнь, Быть спокойнее, быть поупрямее, И теперь уж сама держись… *** 304

Георгий Рябченко

*** Нет, детства моего обитель, К тебе вернуться не смогу. Но за распутицей событий Твоё тепло я берегу. Я помню: Сейм в песчаных плёсах, Где хороводят пескари, Весна на радужных колёсах Везёт в луга шелка зари, А рядом важные гусыни Ведут на выучку гусят, И помню сад, где в росной сини С трудом антоновки висят. …Когда покажется, что деться От горя некуда уже, Лишь это вспомню я из детства, И станет легче на душе. ***

305

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Иду со шляха.

- Здравствуй, старый сад! Его узнать по дальней груше можно. А на душе – и смутно, и тревожно. И не понять: я рад или не рад. Что вижу вновь заброшенный свой сад. Не знавшему ухода столько лет, Ему с тоски засохнуть время было. Но он живет: топорщит иглы слива, И вишня посылает мне привет, Черна от сочных ягод. Столько лет Она ждала: придет заветный час, И в те ладони, что её сажали, Из-под зеленой шелестящей шали Омытые росой плоды подаст. Настал для нас обоих этот час! Я руки протянул навстречу. Вдруг: - Что, вишенок отведать захотели? Они, звиняйте, не для вас поспели, Охочих много шастает вокруг.

306

Георгий Рябченко

Упали руки. Стыдно стало вдруг За человека. Так оно бывает: За далью лет того, кто поднял сад, Не замыкал его в тиски оград, Деревья помнят, люди забывают, Как этот, что узнать меня не рад. Я молча ухожу. Не надо мне Никчемных и притворных извинений. Шаги всё глуше. И всё гуще тени В моём саду, в родимой стороне… ***

307

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

БАНЯ Ух, парной сухая роздымь!.. Кто впервые – берегись!

- Братцы, никогда не поздно С чистою душою жизнь Начинать, - весёлый Веня Новичкам с полка кричит. Разудало пляшет веник, Лист берёзовый горчит. Расстаётся тело с духом, Только, чтоб не навсегда, Холодна, как лёд Белухи, Ждет в тазу тебя вода. Зачерпнёшь ладонью, брызнешь… Мало?! В таз лицом… И тут Враз поймешь: не будет в жизни Лучше этих вот минут. Тело так блаженно ноет, Так натешилась душа, Что теперь им дай иное: Радость бражного ковша! Чтоб в охотку, да с устатку, Под сушеного рыбца Приголубить – пусть не кадку, Кружку доброго пивца… *** 308

Георгий Рябченко

НОЧНАЯ ГРОЗА Село не спало, слыша гул грозы. Все ярче были вспышки, злей раскаты. Привычно вязли улицы в грязи, друг к дружке беззащитно жались хаты. И в эту беззащитность всякий раз гроза метала огненные стрелы – тотчас огонь пускался в дикий пляс По драным крышам из соломы прелой. Всем миром укрощали этот пляс. Огонь то затихал, то рвался снова. И, захлебнувшись, наконец-то гас, сирот лишив единственного крова. Роняли бабы горькую слезу, и страх в душе рождался рядом с нею. С тех детских пор я не люблю грозу, перед её разгулом цепенею. Она не чует за собой вины, её людские слёзы не тревожат. В ней есть черты угрюмые войны, и сердце с ними жить в ладу не может. ***

309

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

КАТУНЬ Катунь невольна в бешенстве своём, Когда зеленый лед на кручах тает И изумрудной влагою питает Её волну. Угрюмый окоём: Вокруг хребты да древняя тайга, Просвеченная солнцем скуповато. На древних кедрах – облака, что вата. В гранитном древнем прахе – берега. И кажется, что вот сюда вовек Нога туриста даже не ступала. Здесь только рев реки да гром обвала. Да дождь глухой, переходящий в снег. И неуютно в этот миг душе. Но только солнце из-за туч прорвётся, Катунь вся засверкает, засмеётся, Шальная, но прекрасная уже. Такая, что и глаз не отвести В очарованьи этим горным чудом, Переливающимся диким изумрудом. Не становитесь на её пути!

310

Георгий Рябченко

Она, играючи вас увлечёт. Но никогда с победой не отпустит. Катунь в наш день из прошлого течёт, А завтрашний уже встаёт над устьем.

311

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Ольга СКВОРЦОВА

Уже по факту своего рождения Ольга Говтван (Скворцова) могла претендовать на творческое будущее. Ведь в Бийске появилась она на свет в первый весенний праздник – 8 марта 1974 года. В их семье инженеров всегда царили точные науки, но родители способствовали и тому, чтобы дочь росла всесторонне развитой и образованной. Такой подход к воспитанию имел свои плоды. С ранних лет Ольга не только бралась за стихи, но и замечательно рисовала. После окончания общеобразовательной школы №18 Ольга поступила в Бийское педагогическое училище на художественнографическое отделение, которое успешно окончила в 1994 году. А за год до этого в печати появилась её первая публикация. Произведениями молодой талантливой поэтессы заинтересовались в альманахе «Бийск». Там напечатали стихи, до этого одобренные в литературном объединении «Парус», регулярные занятия в котором помогли начинающему литератору обрести свой, неповторимый поэтический голос и стиль. Продолжая образование, Ольга Владиславовна поступила в Бийский пединститут на художественно-графический факультет и в 1997 году получила Диплом о его окончании.

312

Ольга Скворцова

Позже, работая в ДЮЦ «Приобский» педагогом дополнительного образования, организовала литературно-художественную студию. Иллюстрирует книги земляков, как и свои собственные. С произведениями Ольги Скворцовой можно познакомиться в таких журналах и альманахах, как «Чуйский тракт», «Алтай», «Бийск», «Огни над Бией», в средствах массовой информации. За эти годы у неё вышли сборники стихов «Начало», «Исповедь», «Грани тьмы и света» и другие.

В 2001 году она стала членом Союза писателей России.

ГРАНИ ТЬМЫ И СВЕТА *** Когда мой ум пустой заботой занят, ищу, в себе смятение тая, тернистую тропу иносказаний, листая книгу бытия. И падают слова в сосуд хрустальный, то глухо, то отточено звеня… Чем мысль моя, спустя мгновенье, станет? Душа от тела, песня от меня взметнётся ли дыханием лампады? Молитва высока и горяча… Сказать бы сокровенное. И рядом С бесценным вечным Мудро промолчать. ***

313

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Голос внутренний мой как комар обнаглевший, назойливый. Отгоняешь его – всё равно он тебя достаёт, отымая покой. Но когда ты свыкаешься с болью, то теряешь себя, становясь продолженьем её. Закрываю глаза и себя открываю построчно. Помещается жизнь на стандартном формате листа. Сотни "против" и "за", заключённых в строке одиночной, словно камни межи, за которою тайна Христа. ***

314

Ольга Скворцова

*** Камни, лёгкие в воде, неподъёмные на суше. Но покинули Эдем люди, заповедь нарушив. Ноша стала нелегка нашей сути первородной. Искупление греха, относительность свободы жажды в нас не утолит, над землёю не подымет. Привкус истины горчит на губах, как вкус полыни. ***

315

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Нам кажется – цинична жизнь. И тот герой, кто больше платит. А человек и слаб, и лжив. Несвоевременно. Некстати. Настанет час. И у межи Душа попросится на волю… к Его всеведущим глазам. Когда-нибудь, Когда нам больно, мы все приходим в Божий храм. *** Вдоль по дороге странник скудный идёт, каменьями шурша. Так за судьбою многотрудной устало тащится душа. Через плечо висит котомка, в ней хлеб с грехами пополам. И Ангелы поют негромко, всех зазывая в божий храм. Пусть странник сядет на ступени, не заходя в святой приют, уронит руки на колени, услышав, как они поют.

***

316

Ольга Скворцова

*** Пришла пора полночных треб. Уже душа свой жребий выбрала. Он преломил руками хлеб и сам вкусил свободу выбора: Измученный, не впал во грех. Узнав финал, он шёл уверенно. И умирал, как человек, предвосхищая сокровенное. Не всякому дано решать – как должно с искушеньем встретиться. Но каждый может сделать шаг по эту сторону бессмертия. *** Страстная пятница. Пора смиренно преклонить колени. Отплакали колокола и замолчали до утра пасхального. До Воскресенья. И ждут грядущего спасенья. ***

317

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Во льду корней холодные фаланги. Вмёрз в землю лес. И белый снег светился, словно ангел, и шёл с небес. И поседели, стали величавы, как в Пасху – хлеб, деревья, на ветвях своих качая прошедший век. *** Неотделимы жизнь и смерть. Адам – благочестивый пращур лежит во прахе там же, где покой нашёл гигантский ящур. И ныне, тварями киша, Земля – живейшая планета, не знает, где её душа, и что, увы, такое это. ***

318

Ольга Скворцова

*** Август – пора звездопада. Август – пора листьям падать. Август, заботливый, сам шьёт золотые наряды, треплет вихры тополям. Август со вкусом полынным царствует в мире отныне и отряхает с куста горькую ягоду в вина, полные колдовства. *** За медногрудыми горами шаманский бубен гулко бухает. В потоке буйного камлания дух разговаривает с духами. Огонь, в полнеба раскурившись, опять соперничает с Богом. По-человечески он ищет в потёмках памяти дорогу. Но древние не слышат тени, с камней сползая утром рано. И дует ветер переменный в лицо уставшего шамана. ***

319

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Зубы мои проникали, конечно, под кожу. Кровь мою сильно разбавил предложенный яд. Только я выжила. Было и больно, и сложно. Только я встала. Но стала не всем доверять. Глупая тварь. Или, кажется, божье творенье? Учит нас боженька правде, добру и любви. Всё это так. Только помню я прикосновенье капли предательства, впрыснутой в жилы мои. ***

320

Ольга Скворцова

*** Когда клещами взяли и зажали, и до нутра огонь тебя прожёг, лежать и понимать, что наковальню безжалостно настигнет молоток. Осознавать – судьба своё получит, не вырваться, ты накрепко распят. Но плавится земля от искры жгучей, взлетающей, как сноп, кругом тебя. Опустят в воду. Вынут возрождённым – горящим, словно солнечный зенит. И ты забудешь, что травой сожжённой внизу былая боль твоя лежит. ***

321

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Ангел виден во тьме. В белых прядях крупиночки соли… Мы уходим к Нему, покидая земную юдоль, возвращаемся вновь в этот мир через боль к новой боли. Нас выносит она из безвременья долгого сна. Растворяется соль неприкаянно и незаметно. Море примет её, погружённого в ней одарит. И увидит иной ослепляющий ласковый свет… Но Ангел станет незрим, потому что сливается с ним и горит. ***

322

Ольга Скворцова

*** Ошибка всегда человечна. Ей цену узнаешь потом, когда на бескрылые плечи Извечный укажет перстом. Когда улыбнусь я нелепо, не споря, - до нимба ли мне… Когда между небом и небом привычно стою на Земле. *** А дождь в окно глядел, грозил и плакал и всё листву хлестал что было сил. Потом, устав, побитою собакой испуганно по лужам моросил. Вот так и ты, пришёл однажды утром, пытаясь стать своим и нужным, но… Но встретил дом молчаньем неуютным любимого, забытого давно. ***

323

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Тысячелетия ленивые потоки лавиною песка сорвались вниз. Когда Господь, устав быть одиноким, наполнил жизнью глиняную слизь… И так давно в пылу работы трудной податливый комок кружит гончар! Меняется душа сиюминутно бесценный Божий дар. Стараясь не мешать, смущённо ожидают поколенья, чем завершится замысел Его. И всё быстрее мир вращает время. И всё непостижимее итог. ***

324

Ольга Скворцова

*** И ангелы давно уже не в белом. И слишком больно помнить о былом. Мне очень жаль, что я тебя задела нежнейше-обжигающим крылом. Прости зелёный блеск листве весеннейей тоже срок сорваться и упасть. Безжалостное время неизменно и беспристрастно изменяет нас. Мне дороги и выстраданы строки. Я просто лгать, наверно, не могу. В постели слов светло и одиноко. И друг у друга мы с тобой в долгу. ***

325

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Мне снова снится тот же сон. Всё тот же сон. Больной и странный. Пустая комната. Балкон. Широкая спина дивана. Сквозь форточку спустился снег и растворился постепенно. Февральский воздух, сыр и сер, впитался в поры гобелена. Мелькнул на фоне темноты твой силуэт неуловимый… И не постичь мне, кто есть ты, и сон холодный не покинуть. ***

326

Ольга Скворцова

*** В лес прийти заповедно-дивный, там, где смертным бывать нельзя. И поганое семя крапивное – боль-разлучницу наказать. Пригвоздить её тайным знаком, чтоб ходила за ней беда, и заставить её заплакать, от бессилья и лжи страдать. Чтоб вкусила всю яда горечь своего, мой единый шаг повторяя, узнав воочию, как болела моя душа. ***

327

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Ты с губ сухих сорви печаль, как поцелуй. Потом к стихам моим привычно приревнуй. Банальны все слова. Другие ли нужны? Пустеет голова от чувства новизны. Когда вернусь к тебе, мой милый, не брани… И волосы рассвет позолотит, как нимб. ***

328

Ольга Скворцова

*** Мы кормили с тобой голубей, дочь смотрела, боясь вспугнуть. В марте небо всегда голубей, в марте небо повыше чуть-чуть. Крошки падали, словно душа, разбегались круги по воде. Облаками кружил, не спеша, на поверхности луж белый хлеб. К остановке причалил трамвай, заглушил разговор, зазвенел. День проходит, темнеет. А жаль, что у взрослых всегда много дел. Бросит дочка оставшийся корм, тихо спросит меня:"Как же так, ходит голубь всегда босиком, без сапог? А на улице – март?!" ***

329

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Фонарных светляков размыта стая, мигает жёлтым оком светофор. Корявый клён, обрубками качая, как пьяный, завалился за забор. Позванивая, вдаль плывут трамваи, навстречу пешеходам вдоль дорог. Сижу в автобусе. В окошко наблюдаю, как осень облепила городок листовками листвы. Лиловый вечер по мокрой акварели вылил тень. Я улыбнусь и выйду на конечной, своим наброском завершая день. ***

330

Ольга Скворцова

*** Мы курим у подъезда. Временами кидаем фразы умные небрежно. Валяя дурака, ловлю губами снежинки, а глазами – нежность. Чужого города пронзительные окна глядят насмешливо и слишком откровенно. В их предложениях, где знаков слишком много, увы, сказуемое второстепенно… Измерить чувства быстрыми шагами, прямыми тротуарами проспекта. Я, вероятно, слишком пунктуальна и выгляжу забавно и нелепо, когда, смеясь, опять ловлю губами под снегопадом ледяного эльфа. ***

331

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Дождь в январе! Он веселится, течёт по раздражённым лицам, недоуменным и вполне встревоженным. Народ шалеет – как из ведра, уже неделю! А все готовились к зиме. Но барабанит по карнизам погода, ставшая сюрпризом. Не знаешь, что и ожидать от этого столпотворенья. (Боишься, что зазеленеет, листочки развернёт душа). Несвоевременно-весенним опасно воздухом дышать… Но размываются до срока в моём отечестве пороки на тротуарах и земле, смывает мусор к водостокам. И кажется порою мне, что кто-то там забыл про зиму. Сидит за облаком, незримый, он знает, как помочь нам, но… Мы в чудеса давно не верим. А дождь идёт уже неделю, и городок бурлит вверх дном. ***

332

Ольга Скворцова

*** Будет тыкаться в двери, как озябшая кошка, дождь промозглый, бездельник, и прохожий промокший, письма в жёлтых конвертах, заплутавшие в лете… Но на адрес заветный вряд ли кто-то ответит. А сентябрь непогодит и вздыхает нервозно – к нам обычно приходят, но всегда слишком поздно. *** На варежке не лёд – мороженное солнце. Снежинка не умрёт, свет в капельке зажжётся. Желанье загадай, не то сползёт по краю. Что капелька? – Вода свободная, живая. ***

333

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Август золотом, зеленью, медью деловито считает доход. Старый леший недужит и бредит, забродившие сумерки пьёт. А берёза косу расплетает и прохожему дарит красу, провожая галдящую стаю птиц. И вновь затихает в лесу. Дождь разнузданный, с наглой улыбкой Хлещет в спину, доводит до слёз. И качаются зябко и зыбко опустевшие капельки гнёзд. ***

334

Ольга Скворцова

*** Он кажется живой былиной – дом, сохранивший скрип и стук, с резными ставнями, старинный, как будто бабушкин сундук. Наверх, к чердачному окошку, я поднимаюсь вдоль перил. Здесь даже воздух пахнет прошлым – дорожкой солнечной застыл… Сверкая пыльной позолотой, листаю памяти альбом: вот здесь легко и беззаботно, как воробьи вспорхнули в дом. Поспорив, растрепали перья, и разругались, хлопнув дверью, и пили с мёдом чай потом… Тогда мы радовались, словно нам каждый встречный – сват и брат. Увы, сегодня по-другому, и каждый в чём-то виноват. Глаза закрою суеверно в потоке памяти земной, чтоб нас не поглотило время слёз набежавшею волной. ***

335

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Свеча, догорая, вздрогнет – колеблется колыбель. Глядит на свою мадонну Божественный Рафаэль. Святым совершенством линий лежит на её руках Неистовый Паганини, одухотворённый Бах. И взглядом пронзая время, лишь женщина знает, что сегодня его рожденье, а завтра – Его Рождество. Но скорбь ей уста закрыла – над ангелами летя, Великая Матерь миру протягивает дитя. ***

336

Ольга Скворцова

*** Бывалый пишет по старинке, в исканьях молодой пиит (Он о букашке на травинке весьма научно говорит.) Но нет тепла в трактатах строгих… (А, впрочем, всё не без греха, когда сшиваем мысли в строки суровой ниткою стиха!) Бог даст, ещё наступит время, слетит с листа словесный дым, и ясно станет - слышен гений, звучащий голосом своим. *** Не гадать орлом ли решкой уготовано рождаться. Жизнь прекрасна для простейших: кушай, пей и размножайся. Ты – начало и основа. Ты – спокоен и расслаблен… Не приходит ночью совесть, Муза и другие бабы. Ты находишься в нирване. Ты – на том и этом свете. Но понять не в состояньи личное своё бессмертье… ***

337

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Суждено мне с тобою встретиться, нетерпение не тая.. Здесь, где ты оказался дверцею, и ключом оказалась я. Где вселенная - не Евклидова геометрия, а клубок с погружёнными Атлантидами в просолённый морской песок. Здесь, где в сердце своих потоков плодородный зелёный Нил умирает. И жёлтым оком смотрит Бог на бескрайний мир. Здесь, где жёны кричат, как птицы, и, волнуя крылами Днепр, просят милых к живым возвратиться, забывая о судном дне. Здесь, где волнами судьбы катит, мне привиделось у межи, как качала миры Праматерь, на колени их положив. ***

338

Ольга Скворцова

*** И вращается время в тягучем и медленном танце. Постепенно немею – мне нечего больше сказать. И цветами сирени осыпается наше пространство. Лишь наивный ребёнок возьмётся его собирать, проникая сознаньем в холодную призму столетий, словно звёздная искра, во тьме беззащитен и мал. Преломляясь, сверкать будут грани волной разноцветной, наполняя энергией света КРИСТАЛЛ. ***

339

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Слышу свист раздражённого чайника – кипятится упорно он. Золотым руном качается цвет подсолнечный за окном. И давно просыпаться надо бы, да полуденный сон тягуч. А к ресницам прилипла радугапреломляется солнца луч, пробуждая, целует в темечко и, волнуясь, слегка дрожит. Вот бы мне, как свет, через времечко проходить, преломляя жизнь. *** Небо сферою широкою собирает солнца жар. В синем зное белым облаком плавно голуби кружат. А подсолнух, тяжелеющий ярко-жёлтой головой, наливает в чашу спеющий, терпкий запах травяной. Пусть мелькают пчёлы весело, мёдом солнечным пьяны, сохраняя равновесие меж небесным и земным. ***

340

Ольга Скворцова

*** На потолке зеркальный след весенним солнцем нарисован. Жизнь такова, что даже свет дрожит, как заяц невесомый. Ладонью, названной судьбой, кто движет в безвоздушной бездне? Почти физическая боль от вероятности исчезнуть. От невозможности опять понять, зачем мы в мире этом? Увы, нельзя рукой поймать причудливый комочек света. *** Свет лампадный, тихий свете. И заблудшая душа подлетит и не заметит, вспыхнет, крыльями шурша. И когда огонь обнимет, боль её перекалит, купиной неопалимой жизнь затеплится внутри. Час признанья и молитвы перетопит горя лёд. Как спокойно дышат лики в светлом пламени её. *** 341

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Нет, судьба каждый миг благосклонна ко мне. Людям вечный финал не подвластен, и поэтому нужно в потоке дней просто быть с этим миром в согласьи. Просто всё принимать –

и всегда, и сейчас, перед сильными не прогибаться. Просто новую жизнь на руках качать, ей восторженно улыбаться. Сколько раз нам даётся возможный шанс оказаться на белом свете? Как же сложно суметь, никуда не спеша, просто так наслаждаться этим. ***

342

Ольга Скворцова

*** Господь творит – прими его труды. Жизнь на Земле не так-то просто сделать. Вот в темноте, увы – не видишь ты, лишь ощущаешь собственное тело. Свет ослепительнее, зримей и сильней, чем вечный мрак. Но тоже есть вопросы: Так в мире абсолютном, без теней, всё кажется бесформенным и плоским. И Бог решает всё перемешать – который век уже кружит планета, но неизменно мечется душа у человека – грани тьмы и света.

343

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Сергей ЧЕПРОВ

Родился в г. Бийске Алтайского края в 1951 году. После окончания средней школы поступил в Бийский государственный педагогический институт на филологический факультет, где и состоялось основательное знакомство с поэзией. За что очень благодарен своим Учителям: Е.А.Александровой, С.М.Шварцбанду и Е.Ф.Никишаеву. Низкий им поклон. По окончании института – служба в Советской Армии. Потом пошел на завод рабочим. Автор трех сборников стихов «Душа моя непутевая...», «Когда болит...» и «Кукушка». Печатался в журналах «Сибирские огни», «Огни Кузбасса», «Романжурнал 21 век», «Новая книга России», «Бийский вестник», «На любителя» (США). Лауреат краевой литературной премии им.Г.П. Панова (2013 г) Живёт в г. Темрюк, Краснодарского края. Член Союза Писателей России.

344

Сергей Чепров

ЯВИВШИСЬ В РАЗГАРЕ ЛЕТА… *** Явившись в разгаре лета На свет желторотым птенцом, Я не был рожден поэтом, Но пахарем и жнецом. Своей не противясь сути, Шагал по земле – не скользил, Извечно по локоть в мазуте И по колено в грязи. Но как-то на мертвом поле, Заплакав, запев ли навзрыд, Вдруг понял я, что у боли Тоже есть рифма и ритм. *** Песнь моя – о прозе бытия, О его недугах и болезнях. Я не встану в бронзовость литья На столах любителей поэзий. Я не лягу в сердце милых дам Ни тоской любовною, ни негой… Боль моя – на бездорожье, там Где забытый крест присыпан снегом. ***

345

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Голосище бы иметь – не шепот, Коль избрал такое ремесло. Как о многом плачется душою. И как часто не хватает слов… Помоги мне, Боже, сделай милость, Сбросить путы с онемевших губ. Так сказать, чтоб дерево склонилось И вода застыла на бегу! *** Ну почему сегодня снова, Когда и солнце, и ручьи, Всего одним недобрым словом Я вышиблен из колеи? И воздух показался горше. На сердце горкою – зола. Людей хороших все же больше. Откуда ж в мире столько зла? Ответ, он в мудрости народа. Как вечность стар и вечно свеж: Зло – ложка дегтя в бочке меда. Всего-то… А попробуй, съешь! ***

346

Сергей Чепров

ОПЯТЬ… Опять ты влип! Ну, сколько можно На ровном месте ставить шишки?! Тебе давно пора, Сережа, Из детских выпрыгнуть штанишек. Опять… И дальше как по нотам: Мол, нет ума, считай – калека… Пора взрослеть… А я всего-то Опять поверил человеку. *** С любовью и в часы Ему удобные, Там где-то у Вселенной на краю, По своему по образу-подобию Бог создал нас. И поселил в раю. Но завистью да злобой опаленные, Уже в такой дали от райских врат, Во тьме блуждают чада несмышленые, Все больше землю превращая в ад. В вопросе этом неуместны прения. Бог есть Любовь, которой вечно быть. Но сколько ж надо силы и терпения, Чтоб нас Ему по-прежнему любить?! ***

347

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Порхая в ночи мотыльками, Спешим на губительный свет. А после разводим руками, Когда уже выхода нет. В полшаге всего от порога, Куда добровольно – нельзя, Мы вдруг вспоминаем про Бога, Молитвы Ему вознося. За грешное, бренное тело, За душу, что еле жива, Мы молимся так неумело, С трудом подбирая слова. Откуда молитва исходит? С каких позабытых стихий? Но он наши беды отводит И наши прощает грехи… И только отхлынут печали, Мы вновь устремимся во тьму, Забыв, что себе обещали И что обещали Ему. ***

348

Сергей Чепров

*** Под навесом берез на спокойной воде Водомерки снуют, легки… Здесь, наверно, Господь отдыхает от дел, Сняв тяжелые башмаки. Серебрятся над ним паутин невода, За горой зарождается ночь. И усталые ноги ласкает вода. И нелегкие мысли – прочь. И ни думать сегодня, и ни говорить, Воскресение у Него. Всю неделю попробуй-ка, потвори, Вот тогда и поймешь – Каково! *** А Русь моя всегда была светла Тем, что свеча не гасла пред иконой, Тем, что сияли в небе купола И плыли вдаль малиновые звоны. Но в сумраке неверия и лжи Мерцанье свеч так тускло и так робко… Ведь Вера, это - совестность души: Среди болот спасительная тропка. Вот потому и холодно живем: Жестокость слов и безответность сердца… Душа без Веры – как без печки дом. Ни приютиться в нем, ни обогреться. *** 349

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

БАБА СИНА Ну почему сегодня вдруг приснилось Так ярко и томительно-светло, Как бабушка на кухоньке молилась, Покуда в доме все еще спало. До света и до птичьих перезвонов, Пока на небе стыло звезд шитьё… И почерневший лик глядел с иконы На разом посветлевший лик её… Мрак, растворяясь, поднимался выше, Словно туман на утреннем лугу… Молитвы слов я никогда не слышал. Лишь видел шевеленье тонких губ. И, сотворив молитву потихоньку, Вздохнув и скинув с головы платок, Подальше в шкафчик прятала иконку, Завернутую в чистый лоскуток. И снова – быт неторопливой песней, В которой ты один и швец, и жнец… По воскресеньям шла она в Успенку, Сквозь сонный город на другой конец… Бывало, что соседи со смешками: Мол, есть же транспорт, все же – скоростя… «Да не… До Бога надобно пешками». И отправлялась в путь, перекрестясь. Теперь в домах иконы в позолоте, И Пасха прочих праздников пышней… Но в вере, в доброте, как и в работе, Из нынешних да кто ж сравнится с ней?!

350

Сергей Чепров

Приснилось вдруг… У снов свои законы, Предупреждать нас или охранять… И строгий лик со старенькой иконы Её глазами смотрит на меня.

МОЛИТВА Покуда пламя свечки билось, Словно в преддверии заря, Все бабушка моя молилась На тесной кухне втихаря. Из-под платка седые пряди Стекали, будто бы ручьи… Она молилась счастья ради Своей не маленькой семьи. Забыв про беды и обиды, С удачей новый день звала… Ее неслышная молитва Светлее светлого была. Связав незримой нитью тонкой Два мира, грешный и святой, За шкафчик прятала иконку, Вновь обрастая суетой. Другие отблески и звуки Приносит новая заря… Но жили дети, жили внуки Молитве той благодаря. *** 351

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

НА КОНЧИНУ МОЕГО ДЕДА НАУМА Занемог к исходу лета, В осень безнадежно слег, Исходив землицу эту Всю, и вдоль, и поперек. От колка и до обрыва Век пахал ее, одну, С пятилетним перерывом На треклятую войну. До ломоты гнул здесь спину, Здесь дневал и ночевал… Каждый холмик и ложбину, Как ладонь свою знавал. На пути не ставил засек, Коли путь тот прям и прост… Здесь его и дом, и пасек, Здесь и выгул, и погост… Прежде чем остынуть венам, Наяву все слушал он Шелест скошенного сена Да тугой пчелиный звон. ***

352

Сергей Чепров

*** С годами и желаний вроде меньше. Дороже то, что где-то позади. Я в тишине на низенькой скамейке. И мама с фотографии глядит. Сижу, курю… А сердцу неуютно За фальшь когда-то столь привычных фраз: -Мам, извини, я только на минутку…

-Да, непременно, в следующий раз…

МОИ СТАРИЧКИ Сквер Фомченко, пожарка и… по кругу… С утра, в обед ли, перед сном часок… Там старички мои поддержкою друг другу Бредут в листве, не поднимая ног. Сколь им осталось? Сколько же досталось Брести вот так с тревогою в душе! Да разве может быть спокойной старость, Коль дети, внуки, правнуки уже! Их тихий разговор неумираем. Про цены, пенсии… А в основном – про нас… И пусть родителей не выбирают, Но я бы снова выбрал только вас. ***

353

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Не страшит уже день приходящий. Не читаю уже без очков. И наведываюсь все чаще На могилку моих старичков. А вина словно тянет жилы И зовет все назад, назад… Чаще б надо, покуда живы, Пока можно взглянуть в глаза. И, поеживаясь от холода, Знаю точно, что ночь – не спать. Отчего ж золотая молодость Так жестока и так глупа?! ***

354

Сергей Чепров

ДЕНЬ ПОБЕДЫ И не важно, где бы я не был, Обязательно с утреца С майским праздником, Днем Победы, Я спешу поздравить отца. Он стоит у окна, сутулясь. Не отпустит сердце никак. Первый раз провисит на стуле С орденами его пиджак. Первый раз он «Ура!» не крикнет И наркомовские сто грамм Первый раз сегодня не примет, Не советуют доктора. Светлый день немного печален. Сердце тронет вдруг холодком: С каждым годом все реже встречаю На Параде фронтовиков. ***

355

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ФРОНТОВИК Домишко дюжит лишь молитвой. И редкий гость зайдет сюда. Над покосившейся калиткой Давно поблекшая звезда. Былой войны стратег и тактик Не смог жилья отвоевать. Умел он отбивать атаки, А не пороги обивать. Из-под очков сверкнув «нулями», Чиновник проворчал в ответ: Ты, дед, своими костылями Попортил новенький паркет. И понял дед, что в сече правой Одна и правда, и беда. А хитрость кабинетных правил Он не постигнет никогда. В бою под пулей не склонялся, И жизнь, и совесть сохраня… Но… бить поклоны – извиняйте! – Вы не заставите меня. Давно молчат часы с кукушкой, Забор в обнимку с кленом сник… Вот так в избушке-завалюшке Век доживает фронтовик. ***

356

Сергей Чепров

*** И скромней времена. И помельче награды. Но… чем дальше война, Тем пышнее парады. От сегодняшней боли Душу прошлым мы лечим. Потому что нам боле И гордиться-то нечем. *** За жестокость упрекая предков, Мы порой не думаем о том: «Занавес железный» был – не клеткой, А от разложения – щитом.

ДВОЙНОЕ ГРАЖДАНСТВО Как будто две жены, вот это да! Все по закону. Может, и по вере. Не в женах дело. В том, что никогда Он ни одной из них не будет верен. ***

357

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ЧЕЛОВЕК - ЧЕЛОВЕКУ Закаленные школой и жизнью, Заучили мы на зубок, Что в проклятом капитализме Человек человеку – волк. Этот лозунг мы знали твердо, Как правдивейшую из правд. А у нас, отвечали гордо, Человек человеку – брат. Так на самом деле и было. Жили, может быть, рая близь. Но какою-то злою силой Нас вогнали в капитализм. Враз сменились и гимн, и знамя. И, нырнув в бурлящий поток, Мы на собственной шкуре узнали: Человек человеку – волк. Жить по волчьим законам – не гоже. И среди всех потерь и утрат Я надеюсь, что станет все же Человек человеку – брат. ***

358

Сергей Чепров

ОСЕНЬ Прыгнет белка, вздрогнет ветка. Под ногою хрустнет груздь. А в лесу так много света! На душе такая грусть! Простоит всего с недельку Экая-то благодать! Налетят потом метели, Да давай снега метать. Заметет мою избушку, И в окошко не взглянуть… Мне б купить часы с кукушкой, Чтоб до лета дотянуть. ***

359

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

РОДИНА Спасибо Богу, что на свет явился. Что на плечо набросили суму. А где родился – там и пригодился. Где свет узрел – там и уйду во тьму. Мне Родина – что под дождями мокнут Вдоль тракта вековые тополя… И накрест заколоченные окна, И пахарем забытые поля… Мне Родина, как и для прочих многих, Не блеск столиц, не бдение под гимн. Мне Родина – и домик у дороги, И холмики родительских могил. ***

360

Сергей Чепров

*** Над когда-то навеки усохшим прудом, Что не вспомнят теперь и сороки, Все стоит мой давно покосившийся дом Еще той, довоенной, постройки. А над домом моим полыхает звезда Из пути бесконечного Млечного. А за домом кукушка считает года, Мне считает с утра и до вечера. А зимою сюда снегирей налетит! Заалеют на ветках, что яблоки. Разве можно отсюда куда-то уйти, Не совсем, а хотя бы ненадолго?! Разве можно уйти? И зачем? И куда? И найду ли сторонку такую, Где над домом моим полыхает звезда, А за домом кукушка кукует?! ***

361

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Мне Петр откроет ворота… Оставлю под спудом грехов В компьютере блеклые фото Да книжку печальных стихов… Когда-то щемящие мысли, Граничащие с бедой, Проснутся на стареньком диске, Где лик мой, тряся бородой, Читает, пусть глухо, но складно В досадных помехах полос… А все, что осталось за кадром, Наверное, жизнью звалось.

ОТПУСТИ Это счастье с ума свести Обещает меня вконец… Отпусти меня, отпусти! Хоть на воле я не жилец. Где в достатке и корм, и сон, Но в чужой ладони – ключи, Я заботою поражен, От которой - неизлечим. Слабым крыльям не донести Тихий вздох на простор полей… На погибель, но – отпусти. Не жалей меня… пожалей… *** 362

Сергей Чепров

*** По колен увязши в жизни прозе, Вдруг меняешь линию судьбы, Где прощально свистнет паровозик, Кольца дыма плюнув из трубы. Замелькают за окном пейзажи… Душное купе – надежный схрон. И, припудренный дорожной сажей, Выйдешь на неведомый перрон. И не дачник, и не неудачник, Но для взгляда, все же, странный тип… А в руке лишь легкий чемоданчик. И во все концы лежат пути. А за горизонт, что с виду грозен, Унося с собой дорожный быт, Без тебя уходит паровозик, Кольца дыма плюнув из трубы.

РУССКИЙ ЯЗЫК Как нашим языком не поразиться, Коль охнет бабка, притворяя дверь: «Мычит, собака, а не поросится…» Попробуй догадайся, что за зверь. Вот так сведя условность и дословность, Порою забредешь в такую тьму! Друг друга понимая с полуслова, Мы сами не понятны никому. Какой же нужен изощренный разум, Чтоб объяснить попробовать суметь Такую замечательную фразу: «Все руки не доходят посмотреть…» *** 363

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

К ВОПРОСУ О ТЕХНОЛОГИЯХ Не мастер я по части технологий. Но интересный мучает вопрос: Вот для примеру, мой сосед, Володя, Свой холодильник с Токио привез. Как ни откроешь, блин, он вечно полный. И ветчина, и фрукты, и икра… Ну, молодцы! Ну, блин, дают японцы! А наши ж не умеют ни хрена. Мой холодильник хоть размеров детских, Времен советских. Даже не застой. Но чувствую, что есть в нем недоделки. Как ни откроешь, блин, всегда пустой. *** На берегу моей реки Лишь ветра свист да птичий грай. Да тополя, как старики, Уже увидевшие край И отошедшие от дел, Светлеют в мудрости лицом… Ни лодки на такой воде, Ни рыбака под деревцом, Ни, даже, дыма костерка… Лишь тополя, достав до звезд, Как будто внуков на руках, Качают груз вороньих гнезд. ***

364

Сергей Чепров

С. ФИЛАТОВУ Ни заборов здесь приличных, Ни запоров от воров. Но на доме есть табличка «Здесь живет поэт Чепров». И любой воришка скажет: «Раз поэт, едрена вошь, Кроме книжек да бумажек Ничего тут не возьмешь». Спать ложусь, не запираясь. Я ж к открытости привык. Но пакет лапши китайской Все же спрячу между книг. Нет. Людишек вороватых Не боюсь я ни шиша. Вдруг придет поэт Филатов, И прощай тогда лапша.

У ДРУГА Он-то, точно, не спросит «за жисть», Почему вдруг сегодня один… Просто коротко бросит: «Садись!» И достанет из шкафа графин. Аккуратно начнет наливать, Резать сала мороженый кус, А управится, скажет «Давай!». Вот и все, что услышать смогу Я за вечер. А, может, за ночь, Коль графинчик наполнится вновь… Что зазря воду в ступе толочь, Коль и так все понятно. Без слов. *** 365

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ИУДА Кто? Гений? Иль души калека? – Моим ли здесь скрипеть челом, Коль рядом с Богочеловеком Он за одним сидел столом. И на лице его улыбка Полукрива- получиста… Продать… не птичку там иль рыбку. А надо ж! самого Христа!

ДЕМОН В нем столько мысли, столько воли, Способных целый мир взорвать, Что, где ни пролетит над полем, Повсюду – мертвая трава! Как будто зверь, смертельно ранен, Уходит в чащу напролом… Так, где уж тут увидеть грани, Лежащей меж добром и злом?! ***

366

Сергей Чепров

ОДИНОЧЕСТВО Бесцельно стою у окошка. А там, как всегда, моросит. Ни даже какой-нибудь кошки… Ну так, чтобы время спросить. Я, кажется, даже не помню, Что - осень сейчас иль весна? Яишница комом в горле. А, может, совсем не она? Я сам от себя заначил Зачем-то червонец вчера. И даже здороваться начал Я с дикторшей по вечерам… О, сколько же надобно боли Нам, чтобы понять, наконец: Один, он и в поле – не воин, И в доме совсем не жилец. ***

367

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ПЕТЬКА В фуражке клетчатой с лопаткою под мышкой, Вышагивая, будто генерал, Сосед мой, Петька, маленький мальчишка, За ручку с мамой по двору гулял. И вдруг при взгляде на друзей счастливых (У них ведь папы! Все им нипочем!) Он как-то не по-детски сиротливо В карман пальтишка сунул кулачок. Кто в этом виноват – поймет не скоро. Вот что незащищен – скорей поймет. А эта самая защита и опора Совсем другою улицей идет. Идет и вдруг увидит: кто-то нежно Хранит тепло мальчишеской руки. И так же сиротливо и поспешно В карманы брюк засунет кулаки. ***

368

Сергей Чепров

*** Взрослеть ведь тоже надобно уметь. У возрастов – особые резоны. Чтоб колокола не замшела медь, Округу озаряя чистым звоном. Поверьте, здесь природа ни при чем… Уставших душ невиннейшая жертва, Родившийся ребенок-старичок Уже в очках, с морщинами и желчью. А фраза, повторенная сто крат, Что лишь с годами к нам приходит мудрость, Не значит, будто мудрость – есть закат. Скорее, мудрость – это снова утро. Приятно зреть почтеннейших мужей, С восторгом мальчика ныряющих в сугробы. Но страшно, коль в ребяческой душе Совсем не детские расчетливость и злоба. ***

369

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Не я один, наверное, слыхал, Как заявил с экрана «самый первый», Что «…восемь лет без выдергу пахал, Как раб». (Уж не на наших ли галерах?) Рискну добавить кое-что свое, Чтобы над всеми «и» расставить точки. А мы здесь, видно, пряники жуем, Выхаркивая легкие в платочки. И в эти же тяжелые года Семью кормил отнюдь я не пиратством. Я спину гнул, да только никогда Свою работу не считал за рабство. Для нас пропел Высоцкий, как наказ, Который чту превыше всякой веры, Что «…никогда им не увидеть нас, Прикованными к веслам на галерах!» ***

370

Сергей Чепров

ОХОТА НА ВОЛКОВ Когда нет силы разорвать оков, И, словно зверь, судьбою загнан в угол, Врубаю я «Охоту на волков». Кроша эмаль, сжимаю с хрустом зубы. Когда отбриты все пути назад И стынут впереди курки на взводе, То маячками желтые глаза Волков меня из-под флажков выводят. Я вслед за стаей устремляюсь в бег, Из тела страх по капле с потом выжав, И плавлю животом кровавый снег С одной лишь целью: вырваться и выжить. И обретя неистовство и раж, Едва лишь ухом поведя на выстрел, Со стаею ложусь в такой вираж, С которого б живым не всякий вышел. И вновь вдохнув свободы глубоко, Зализываю раны звездной ночи. Коль не было б «Охоты на волков», Возможно, жизнь моя была б короче. ***

371

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Всего лишь миг до третьих петухов… И мается прозревшее сознанье Под грудой ненаписанных стихов, Под грузом неисполненных желаний. И вдруг поймешь: несчастлив человек Несоразмерностью своей души и тела. Беда не в том, что короток наш век, А в том, что слишком многого хотелось. *** А мне привиделась недобрая весна, Где все поля бурьяном зарастали. И понял я: страна обречена, Коль у земли хозяина не станет. Ни арендатор или продавец, Ни олигарх, что сотками владеет, А нужен ей хозяин, наконец, Который ее вспашет и засеет. Свой век в трудах, воистину земных, Не зная ни усталости, ни лени… И грош-цена правителям страны, Где хлебопашца ставят на колени. ***

372

Сергей Чепров

*** Груз несказанных слов, незаконченных дел Мне покоя не дал этой ночью. В поредевшей листве я вчера углядел Двух синичек, что зиму пророчат. Погрустневшую душу ожгло холодком Мне в укор за былую беспечность: Как легко я откладывал все – на потом, Словно думал, что жить буду вечно.

373

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Дмитрий ШАРАБАРИН

Родился в 1937 году в Томской области, школьное и профессиональное образование получил на Алтае. Выпускник историко – филологического факультета Бийского пединститута. Работал в системе начального, среднего и высшего профессионального образования, в основном, преподавателем отечественной истории, политэкономии и теории рыночной экономики. Долгое время занимался пешеходным туризмом, работал инструктором на турбазе «Алтай». С 1983 года руководитель Бийского литературного объединения «Парус». Автор семнадцати книг прозы, поэзии, публицистики. Публиковался в местных, краевых и сибирских различных изданиях. Лауреат муниципальной (1999 г.) и двух краевых литературных премий - им. И.Шумилова(2008 г.) и им.В. Свинцова (2009 г.). Награждён медалями, в том числе «За служение литературе – 2011». Член Союза писателей России. Руководитель Бийского отделения Союза писателей России.

374

Дмитрий Шарабарин

ЗАБЫТАЯ МЕЛОДИЯ

ВЕСЕННЕЕ Ступеньками теней Иду по льдистой тропке. Следы прошедших дней Протаивают робко. Проталина дымит, Обуглены сугробы. Под сапогом звенит Хрусталь чистейшей пробы. Остатние года, Как этот день, растают, От моего следа Приметы не оставят. Где ты, моя тропа? Плывёт по лужам солнце. И жалко наступать В небесные оконца. ***

375

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ОСТАНЬТЕСЬ! Апрель по знакомым дорогам кочует И солнечно талыми ветрами дышит. Здесь давние мысли нахлынут и чувства. И ворона окрик всё тот же услышишь. Здесь дятлы трезвонят, полны вдохновенья! Здесь эхо гуляет по просекам сонным, Где - к небу стволы, что не ведают тленья, Поскольку отлиты из вечного звона. Останьтесь на свете, и дятлы, и ворон, И бор этот грустный, и светлый березник! Пускай вас минует пронырливый ворог С глухим топором и окурком нетрезвым.

ЗАБЫТАЯ МЕЛОДИЯ На склонах солнечных весна Рассыпалась осколками. Помолодевшая сосна Гудит, как медный колокол. След самолёта над леском Тропой дымится лыжною. Так далеко, и высоко И видится, и слышится! Литого звонкого ствола Коснусь – в нём сила скрытая. И запоёт во мне, светла, Мелодия забытая. *** 376

Дмитрий Шарабарин

БОЖИЙ ЗНАК Такая тишь вокруг! Дороги спят и ветры. Но – словно оклик вдруг Услышал на рассвете. Из тьмы, издалека, Где всякого так много! Знак друга иль врага? Знак дьявола иль Бога? Предчувствия не врут? Напрасная тревога? Проснулся поутру С надеждой: Знак от Бога. *** Положенному быть. Не надо упираться. Пора – на посошок? В дорогу собираться. Мне – рядом. Близок ад. Тебе – подальше. В рай. А, родина, живи Всегда! Не умирай! *** 377

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ЛЕНИНГРАД Ленинград. Не забыть куполов золотое сиянье. Над просторной Невой – серебристая белая ночь. Как мне хочется вновь через годы мои, расстоянья Посмотреть на твой блеск и седую державную мощь! Ты мне снишься: кипит разноцветьем расплавленный Невский И маячит вдали за мостом Петропавловский шпиль. Если словом внезапным тебе перекинуться не с кем Лев гранитный поймёт, лишь сотри с него ласково пыль. Как петровской флотилии выход в морские просторы – Отражение Зимнего в тёмной речной глубине. Сколько жизней ушло за тебя, незабвенный мой город! Сколько пролито крови – в бреду не увидишь, во сне! Но остались они – парапеты, колонны, атланты И пролёты ступеней, ведущих в былые века. И осталась страна, и великие наши таланты, И остались надежды. Они не погибли пока. Ленинград. Свист парадных петард, словно пушечных ядер, И взлетевший сияющий бронзой державный колосс… Белокурая ночь, и туманные женские пряди, Словно волны прибрежные, пряди прекрасных волос. Петергофский каскад и кронштадская хмурая строгость, И ахматовский крест на могиле, и века прошедшего мгла. И синявинский мрак и бессмертная жизни дорога, Что расплавленной болью столетье, как жгучая рана, прожгла. Ленинград… *** 378

Дмитрий Шарабарин

*** Опять средь рассветной густой тишины Какие – то звуки врываются в сны. Из детства далёкого лошади мчат? Небесные звёзды о землю стучат? Прошедшие годы на вечном ветру, Как льдистые звенья, звенят поутру? *** За полосою полоса. За песней – песня снова. И неизбывны голоса, И неизбывно Слово. И за верстой сквозит верста, А мы покуда живы – Любовь и жизнь, и высота, И Родина, и красота Вовеки неизбывны! ***

379

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Над полем пустынным Лишь ветер сквозной. Здесь время застыло – Волна за волной. Синеет над снегом Застывшая тишь. Посмотришь на небо И взглядом скользишь. Застыла тревога, Застыла беда. Застыли дороги, Дороги - куда?

КОЛОКОЛА В искусственных водных глубинах – Погосты, дома, дерева. Град русский затоплен. Старинный. Но в нём колокольня жива. Вопреки атеистам И планам безбожных времён. Из илистых сумерек, Мглистых Печальный доносится звон. Как будто из сердца планеты, Далёких забытых эпох Звучанья доносятся эти. Прислушайся, коль не оглох!

380

Дмитрий Шарабарин

Но даже прибрежным рябинам Известно вселенское зло. И нет в непроглядных глубинах На звоннице колоколов! Украдены, или разбиты Все ведают то, Что творят? – Они нашим веком забыты. Их нет, но они говорят. ***

ПАДЕНИЕ Вдруг обомрёт душа И распахнётся память. И можно не дышать, Коль лайнер начал падать. И вспыхнет адский свет, Сжигая дни и годы. Кругами по траве – Тяжёлый вздох природы. ***

381

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

НА ЗАКАТЕ Отзвенели золотые тополя. Вон летит к закату Солнечная нить! На лугах, где стадом выбита земля, Лишь бессмертника холодные огни. Я люблю их одинокость и печаль, Непокорность и живучий аромат. Каждый в жухлых травах светит, Как свеча. Все погаснут в мире свечи, Будет тьма. А над рощицей горланит вороньё И обсиживает гулкие столбы. Далеко сквозит Затихшее жнивьё – Ярко жёлтое под красно – голубым. Будто в песенную Выстроясь строку, По обрывистому берегу реки Понеслись в седую даль По ветерку Молодые, как заря, березняки. ***

382

Дмитрий Шарабарин

КТО Я? Кто я, себя не узнающий И понимающий едва, Как мир сегодняшний, насущный, Его и мысли, и слова? Кто я, плохой или хороший, С часами – тикают в груди! – Всегда меж будущим и прошлым – На острой грани, посреди? Кто я? – вопрос мой из вопросов Неразрешимых никогда – По диким травам сенокосным Бредущий тихо в никуда? Судьба такая, не иная. Опять – прощальный крик грачей. И может быть, кто я – узнаю, А может быть, и знать зачем? ***

383

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ПРЕДЧУВСТВИЕ Вспомнил то, что позабылось. Так же вздрогнул, как тогда: Снова близко – близко было – То ли радость, то ль беда. Будто рухнуло к подножью Что – то свыше, тяжело. Лишь внезапно и тревожно Ветром душу обдало. Или что-то (в нашем стиле!) Началось да не сбылось. Метеором прокатилось, Русской тройкой пронеслось. Прокатилось над судьбою Незамечено во тьме, Не оставив за собою Ни следов и ни примет... Только сердце затаилось И дыханье сбилось вдруг. В жизни что – то изменилось Может, к худу иль к добру. ***

384

Дмитрий Шарабарин

ФОТОГРАФИЯ Листаю альбом. Фотография: вечер. Родительский дом. Молодая заря. Родные мои На высоком крылечке, Глядят на меня, Меж собой говорят. Один за одним В неизвестные дали Ушли они. Горькие тают следы. А время с планеты Событья сметает, Само становясь И больным, и седым. Мне тоже пора Собираться по-русски В дорогу, за беды Других не виня. Открою альбом: Ожидающе-грустно Родимые лица Глядят на меня. ***

385

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

БАЛЛАДА Вдалеке, за синей дымкой, Ищет нас который год Друг семьи, любимый Фимка, Самый лучший в мире кот. Кот восточного замеса. Красота! Сиамский дух. Двадцать лет делили вместе С ним и радость, и беду. Молодые дни и ночи Отзвенели, отцвели. С ним росли две наши дочки, Позже внуки поднялись. Фимка, Фимка! Что там ищешь? Не найти пути назад. В твоих преданных глазищах Загрустила бирюза… Часто снишься, милый Фимка, Самый лучший в мире кот, Бродишь ты За синей дымкой Одиноко, далеко. ***

386

Дмитрий Шарабарин

*** Под морозным сонным звоном Солнце тлеет, не горит. Ворон вешает на кроны Крики, словно фонари. След разгадывать не пробуй Кто? Откуда? И куда? – Там, где времени сугробы Не растают никогда. Но из дальних лет доносит Память эхо голосов. Может, перекличка просек В синем сумраке лесов? *** Земля одевается шелестом трав И солнечных листьев серебряным звоном. И снова в лесные луга по утрам Туманные зори стекают по кронам. А мне вспоминаются юные дни – Те дали и запахи, Звуки и лица. Там чистые звёзды, как в окнах огни. О, Господи! Пусть эта память продлится! Земля одевается светом и тьмой, Печалью и радостью, Горем и счастьем. Вдруг вспыхнет желанье – Вернуться домой, По – детски в родное окно постучаться. *** 387

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Нет на свете постоянства. Годы, годы – журавли. Ты заполнила пространство И растаяла вдали. Прихожу туда. Приметы Лебедою заросли. Бродят новые рассветы Там по краешку земли. И под небом поседелым, Слыша сердца перебой, Ухожу в свои пределы, Вновь наполненный тобой. ***

388

Дмитрий Шарабарин

МОЙ ЛЕС Мой лес, таинственный и чуткий, Мой собеседник, верный друг! Не одинок я – ты вокруг, Природы заревое чудо! Бездонны выси. Дятла стук, Как в памяти живой – пометки. Стоят знакомо на посту Стволы, отлитые из меди. Их звон, протяжный и густой, Как боль от воровского среза… Век беспощадный, Век железный Тебе грозит, мой лес, бедой! Ему, конечно, мало горя – Ни совести и ни стыда! – Что извести тебя под корень, Что душу дьяволу продать, И потому тревожат чувства, Что с каждым годом уже круг Вокруг тебя, Родной мой, чуткий, Мой беззащитный, Верный друг! ***

389

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

МОЛИТВА Кто я? – Росток в полынном поле? Вокруг меня – друзья? Враги? Себя мне сотворить из боли, Творец Всевышний, помоги! Ещё – зачем Кружу по свету, Родных так много пережив? Душа не ведает ответа. Зачем? – Премудрый, подскажи. Ещё – аз грешен, окаянный. Не доглядел себя в пути. За все духовные изъяны, За жизнь мою И смерть прости! ***

390

Дмитрий Шарабарин

БЫЛОЕ Другим, но я вернусь В былые дни и ночи, В берёзовую грусть И болтовню сорочью. Родимые места! Пред вами я предстану Таким, каким я стал Или каким я стану! Мечты парят легко. И явью в дымке сонной Те годы табунком Бегут по горизонту. Да в травы тех полей Опять роса упала… Как угольки в золе Не угасает память. *** Ты раб судьбы иль господин? Но перед ней всегда один, Бродяга затаённых далей. Туманы, росы на траве… Тоской ранимый человек, Забывший про свою усталость, Что ищешь в глухоманях лет? – За дымкой непогасший свет? Грань между нынешним и прошлым?

- Ты весь за гранью той?

- Да, весь.

- Тогда чего же ищешь здесь? – Твой мир погас, а век твой прожит. *** 391

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

СТАРЫЙ ГОРОД Поеду в Заречье На улицу Горького. Который за окнами светится год? Ожжёт ностальгия По старому городу, Как будто крапива По – детски ожжёт. Сенная, Болотная… Улицы вспомнятся – Цветущих черёмух немыслимый рай! И запахом юности Сердце наполнится, Как вешняя Бия – Водой через край! Призывно мелодии реют вечерние. Кипит танцплощадка. Скрипит тротуар Дощатый над лужами В лунном свечении… И плеч прикасанье, И знойный загар! Родная Форштатская С ивами сонными – Хранит мою память живу я пока! – Глядит голубыми глазами Оконными На отмель. С годами мелеет река. Леса вырубают в верховьях. Послушай: 392

Дмитрий Шарабарин

Звенят топоры. Ворон в небе кружит. Всё мельче и мельче Становятся души, Всё мельче и мельче Становится жизнь.

ПОКОС Вдруг вспомнилось: Мама пьёт воду С ладоней, взатяжку глотки. В округе затихла природа – Кукушки, ручьи, ветерки. А мама устало пьёт воду. С волос её сбился платок. Летят над покосами годы, Событий струится поток. Меняется карта Европы. Фашизм подыхает в петле. Жизнь делает первые тропы По мирной оглохшей земле. Войны удаляется грохот. Растёт над окопом трава. Идёт за эпохой эпоха. Седеет моя голова. Но светятся детские дали. В жаре изнывает покос. И мама пьёт воду. Устала. О, как до неё далеко! *** 393

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

В ПОИСКАХ СЕБЯ Всю жизнь ищу себя в просторах Глухих лесов и звонких рек, На тропах памяти неторных, В раскатах эха на заре. За толщей времени туманной, В седой неведомой дали, Где блещут сказочные страны На стыках неба и земли. Жизнь – перевалы да привалы. Дороги, далями трубя, За поворотами скрывают Меня от самого себя. Но разве стоит огорчаться – Наверное, не раз, не два Пришлось уже с собой встречаться, Но я себя не узнавал? И вот живу судьбой иною, С чужих основ, с чужих начал. И словно дымка – за спиною Седая плавится печаль. ***

394

Дмитрий Шарабарин

ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР Из рассветного тумана Вдруг услышу голоса. И проступят, и поманят В сонном мареве леса. Там, как тайна, сокровенно На метельном берегу Спит родная деревенька, Утонувшая в снегу. Там нанизывают ели Мироздания круги… Мир забытый, параллельный – Сон веков да свист пурги. Воздух синий от мороза. Полынья. Клубится дым. Там горят иные звёзды В чистом зеркале воды. А в небесный свод осевший Вмёрзли лодка и весло… Снова задохнётся сердце Первобытно и светло. ***

395

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

СЕНТЯБРЬ Сентябрь поседевший По берегу тихо бредёт, По тропке в седых клеверах И засохшей осоке. И брызжут кузнечики (Краток их поздний полёт!), Как рыбная мелочь от хищников В тёмно – зелёной протоке. Я был здесь, В лугах нараспашку, Лет тридцать назад. Совсем молодой, Преисполненный Жажды высокой! То время навечно Осталось в душе и глазах: Костры, рюкзаки, Перевалы, седые высоты. И песни, И женщины Самых отчаянных лет! Альпийские звёзды, Срываясь, не гасли, А в росах горели. Я понял тогда: Ничего постоянного нет! А годы и беды Творили со мной, Что хотели…

396

Дмитрий Шарабарин

Бредёт мой сентябрь. Под тяжестью лет Седая берёза Над яром подмытым согнулась. Вдруг нежность нахлынула К тихой уставшей земле – Аж сбилось дыханье И сладко слеза навернулась.

СТРУИТСЯ СНЕГ Над косогором, над распадком, Как в белом сне, В раздумье – падать иль не падать – Струится снег. Струится призрачно и немо, Как пелена. Вокруг слились земля и небо, И тишина. Дыханье сбавлю осторожно – Куда спешу? И даже сердца стук тревожный Чуть приглушу. Ни боли, ни тоски, ни страха – В моей судьбе. Я растворюсь, как в чашке сахар, В самом себе. Очнусь. Откосы да распадки. Дороги нет. В раздумье – падать иль не падать? – Струится снег. *** 397

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

СЛЕД ГРУСТИ Как странно – Прощальные трубы трубят, И вечная дышит остуда. И нету тебя, Рядом нету тебя. И больше не будет! Здесь некому звёзд моих стадо стеречь, И месяц мой бродит без цели. А времени звенья осыпались с плеч, Как рабские цепи. Не гложут, как волки, ни боль, ни беда. Бескрайняя вечность пространства. И нет ничего, никого, никогда – И жутко, и странно. Незримо летишь между звёзд и планет В холодную небыль. Глянь: грусти моей проступающий след Искрится на небе. ***

398

Дмитрий Шарабарин

НОСТАЛЬГИЯ Скучаю по степям и по лесам. Скучаю по восходам и закатам, По затаённым птичьим голосам, По грозовым пугающим раскатам. Тоскую по скитальческой судьбе, По горным высям, Тропам незнакомым. Ещё – по одинокому себе И по окну родительского дома. Мне жаль – не слышу песни косача. Жаль слова позабытого «сердечность» И жизни – у неё за часом час Неумолимо забирает вечность. *** Земля одевается шелестом трав И солнечных листьев серебряным звоном. И снова в лесные луга по утрам Туманные зори стекают по кронам. А мне вспоминаются юные дни – Те дали и запахи, Звуки и лица. Там чистые звёзды, как в окнах огни. О, Господи! Пусть эта память продлится! Земля одевается светом и тьмой, Печалью и радостью, Горем и счастьем. Вдруг вспыхнет желанье – Вернуться домой, По – детски в родное окно постучаться. *** 399

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ПЕРЕВАЛ «ОБМАНУТЫЕ НАДЕЖДЫ»

Высокогорный пешеходный перевал особой сложности, отмеченный красным крестом на маршрутных туристических картах.

Беснуется в скалах речка. Как белая ночь, туман Осел на крутые плечи Отрога Чике – Таман. Гудел водопад в долине, Зажатый тисками круч. Тянулся по небу длинный Косяк молчаливых туч. Щемящий В рассветном мраке Катился лавинный гул. Альпийские стыли маки На заревом лугу.. Палили из пушек грозы, Расстреливая простор. Ночные спускались звёзды На пики скалистых гор. Под нами в ущелье сонном Висел дождевой туман. А здесь – ледники и солнце Нетающая зима! И вот он, в полнеба, Снежный Слепящая синева! 400

Дмитрий Шарабарин

«Обманутые надежды», Не пройденный перевал. Как высшая точка взлёта, Где сходятся все круги, Бродячей судьбы высоты… О, Господи! Помоги! Не знал я о многом прежде. А нынче увидел: здесь Обманутым всем надеждам Заоблачный памятник есть! *** Всё равно – быть шутом иль поэтом! Ты свободен в пространстве пустом, Заблудившись во времени этом, Растворившись во времени том. ***

401

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ПОЭТЕССА До окон сугробы метель намела. Уставшие пальцы дыханием грея, Крестьянка тяжёлую сумку внесла – Приехала в город Из дальней деревни. Достала помятую в клетку тетрадь И села за крайним столом в уголочке: - Позвольте доярке стихи прочитать Свои, не чужие, От строчки до строчки. Читала, волнуясь, сбиваясь, спеша. Ждала, но чего? Ведь полёт невысокий. Но правду сказать – Взбунтовалась душа. Её скребанули Корявые строки. Безденежье, пьянство – Извечная боль, Но только к какому врачу постучаться? И что может женщина сделать с собой? – Живёт в ней тоска о любви и о счастье! От хамства, бесстыдства, Где трудно дышать, Из быта угарного, Серого ада Куда – то звала эта бабья душа – Цветущий шиповник, Затоптанный стадом. *** 402

Дмитрий Шарабарин

ПЛЕННЫЕ Более пяти миллионов наших солдат было в немецком плену в годы Великой Отечественной войны. Большинство погибло в лагерях смерти. Судьбы многих неизвестны. (Из телепередачи) Их пять миллионов – пленённых! (Коснись – обжигают года!) Бессильным стыдом опаленный И памятью той отдалённой, Я буду их видеть всегда! Сутуля поникшие плечи, Сквозь наши сердца и века Идут они хмуро и вечно, Безмолвно идут, бесконечно, Качаясь, как Волга – река. Идут, нам родные до боли, За дымный идут окоём По горем сожжённому полю – На смертные муки, в неволю, В позор и забвенье своё. Безвестное русское имя… Колонны на вечном пути. Над ними закаты, как нимбы, И ложь, и молчанье – за ними. И правду о них – Не найти. *** 403

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ПОСЛЕДНИЙ ПОХОД Идём на подъём Друг за другом по следу. Какой там хребет на пути? Родная! Поход этот – самый последний! Поверь ещё раз. Отпусти! В ущельях гроза громыхает Тревожно. Сияет ледник впереди. По снежному склону Идём осторожно – Не надо лавины будить! Гляди! Громоздятся скалистые пики Над маревом вечных снегов, Где плавятся солнца Слепящие блики И тени седых облаков. Гранитное эхо доносится глухо. Вдруг вспыхнет огнём голубым В полнеба хребет С белоснежной Белухой – Вершиной бродячей судьбы! Маршрут не закончен. Продуктов – ни грамма. Холодные хлещут дожди. Родная! Отсюда не шлют телеграммы. Немного ещё подожди!

404

Дмитрий Шарабарин

Не хочется видеть И слышать салюты. Единственно хочется – есть! И кажутся чудом Какие – то люди. На свете они ещё есть? Зима за спиною. Спускаемся в лето. Туманы встают на пути. Родная! Поход этот – самый последний! Не веришь? Я тоже, прости.

ЖИЗНЬ Устала жизнь. Поникли тополя. И тишиною Дышат расстоянья. Остановлюсь И встану изваяньем, Пусть подо мною Кружится земля, Всё уникально Век и каждый миг. И жизнь моя, Как вспыхнувшая строчка. И уникален Этот сущий мир, Который состоит Из одиночеств. *** 405

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ГОРНО - АЛТАЙСК Горно – Алтайск, А раньше – Улала. Жизнь паводком в ущелье натекла, Образовав проспекты и кварталы. Долина, где царил лесной покой, Заполнена толкучкой городской. Там тротуары огибают скалы. Вон алтайчата – Прямо со двора По склону поднимаются. Гора Нависла над балконами, как туча. Высоты обживают пихтачи. Внизу речушка под мостом ворчит И отражает вековые кручи. Туристский край. Столичный городок, Сошлись в котором запад и восток. И как батыры - горные отроги. Они вокруг, на вековом посту. Все реки гор Там собрала Катунь, Как Чуйский тракт – Все тропы и дороги. Всё помнится: Заката полоса, Нежданная раскосая краса – Стать юная, Разлёт бровей высокий! Шаманских далей заревая весть?

406

Дмитрий Шарабарин

Сошедший с гор цветущий эдельвейс?.. Но мир из встреч неповторимых соткан. Жизнь на излёте. Сколько лет прошло? Но временем тот свет не замело, Ни бедами, ни радостями всуе… Вновь чувствую рюкзак свой на спине. Та девушка из прошлого ко мне Идёт, а я - у тракта голосую.

МАРТ Не могу собраться с мыслями – Вспомню это, Вспомню то. Убежало, как от выстрела, Что – то важное, Но что? Только – тонкое звучание Сини утренней, густой, Да сосновое молчание Над протаявшей тропой. Да в глуши, Где тишь кромешная, Где просвет костром горит – Дятлы грянут, очумевшие От весны и от зари! ***

407

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ВРЕМЯ О чём мы плачем и поём? Коль памятью живём в прошедшем, Мечтою в будущем живём? (Из ранних стихов) Снега да высокое небо, Да краешек бора вдали. Недвижимо, Льдисто и немо Седое пространство земли. Однако – Неслышно, незримо, Теряя событиям счёт, Извечно и необратимо Без устали время течёт! Всевластное время, Земное. И счастье твоё и беда! – Его постоянно не много, До слёз не хватает Всегда! Кто в жизни мы все? Пилигримы. В котомке, как хлеба запас, Есть время своё Словно имя У каждого в жизни из нас. *** 408

Дмитрий Шарабарин

БЛЮЗ В половодье зимы, Бесконечных снегов, Хвойных далей, Высокого света Ухожу от людей и себя самого, От насущных проблем и ответов. Что мне надо в лесах, Где живёт тишина, Где по тропам не ходят заботы? Надо знать: Далеко ли кочует весна? Сколь ей птичьих до нас Перелётов? Надо снег Со щетинистой сосенки сбить, Разгадать, где уснули метели, И отведать на вкус Льдистых ягод рябин, Не распугивая свиристелей. Белый ствол на пригорке Потрогать щекой, Удивиться просторности неба И, с колоды смахнув Снег озябшей рукой, Покрошить местной живности хлеба. След бродячий оставив В туманных лугах, Спохватиться - а время – то к ночи! – А потом оглядеться: Снега да снега! И придумать весеннюю строчку. *** 409

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ОСЕНЬ На годы и беды не сетуй. Останься ещё молодым. Просторно под небом осенним – Высоким, холодным, седым. Лесные туманы остыли, Но стало прозрачней, видней. Густые дожди отгрустили, Цветной листопад отзвенел. Останьтесь, родные дороги, Где тает душа, как заря. Останься, извечное «Трогай!», Туда, где восходы горят. Смотри, позабыв все вопросы, Как звёзд твоих детские сны Баюкают ветви берёзы И хвойные лапы сосны. ***

410

Дмитрий Шарабарин

ОБРЫВ Задышит сердце учащённо, Забуду – чем оно живёт? Взгляну, замру И восхищённо В себе почувствую – полёт! Туда, где никакой опоры, Где только ужас и восторг И только время – Словно порох, И только - тающий простор! Полёт – В неведомые дали В звенящей дымке голубой – Над тополями, Над годами, Над миром, Над своей судьбой! Полёт – Из собственного тела, Из жизни – грех не замолить!Ведь притяжение смертельно Родных небес, Родной земли! Чего хотел твой дух? Свободы? Теперь свободен Навсегда! И глубоко вздохнёт природа. И вспыхнет новая звезда. *** 411

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

2014 ГОД Все против нас Вселенская морока! В который раз? Опять мы одиноки. Из дальних лет Являются Мамаи. И нам одним стоять – Мы это знаем. Чуть поднялись Из нищеты и крови. А нам кричат: - Дорогу перекроем! Руками машут, Топают ногами. Друзья до гроба Сделались врагами. И от стыда Не покраснели рожи : Мы их спасали! Надо – вновь поможем. Потоком ложь! Но есть иная сила: Мир будет жив, Пока живёт Россия. ***

412

Дмитрий Шарабарин

*** Весенняя даль зеленеет, Заходит река в берега. Она с каждым годом мелеет Мелеют в верховьях снега. А раньше всё было иначе. Привычней всё было, родней. Становимся бытом богаче, Становимся духом бедней.

413

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

Идалия ШЕВЦОВА

(Идия Фёдоровна Урсатий родилась в семье военнослужащего в с. Завьялово Алтайского края. Гнездо: Балахнины, Турбины, Семикины, Михайловские…) Публиковалась активно с 1973 года в России, а с 1995 года в Дальнем и Ближнем зарубежье. Издано более двадцати брошюр и сборников стихов, прозы, статей. Лауреат всесоюзного фестиваля народного творчества, Москва – 1987 год. Лауреат краевого конкурса к 50-летию Победы за сборник стихов «Соната военных лет». За пропаганду творчества В.М.Шукшина отмечена грамотой Отдела культуры г. Рыбница, Приднестровье. Неоднократно за активную литературную деятельность награждалась ценными подарками, грамотами, благодарственными письмами городским и краевым руководством.

Литобъединение «Парус» периодически посещала 414

Идалия Шевцова

с 1958, а постоянно – с 1964 года. Член Союза писателей Приднестровья с 1995 года, член Международного сообщества писательских союзов – с 2000 года, член Союза писателей России – с 2006 года. В клубе Шукшинистов с 1985 года (с 1991 по 1997 год – председатель клуба). Ветеран труда. Отличник Советской милиции. Медаль МВД за десять лет безупречной службы. Лауреат литературного конкурса МВД России «Доброе слово» (2014)

***

Что пустые листы - календарь? Что дороги усыпаны снегом? Что мне запах весенний - миндаль, если я ухожу в осень пегую? Коли я цвета осени - пегая! Осень - Я. Обойди стороной: следом зимушка льдистая сыплет. Вороной конь споткнулся судьбы, а земля - то упавших не зыблет! Аль пройду хладну зимушку я? Если - ДА, то следа не оставлю по откосам с бураном гулять мне достанется! Сердце - оплавлю!

***

Чем закономернее, тем непредсказуемее действия.

Автор

КАЛЕНДАРЬ

415

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

***

Отцу, Ф. И. Урсатий

Там над земною холмистостью стела бетонная высится – свалены люди, что листья, под нею. И пишется: -Это могила братская В Наараярви - (адской) Саво-Карьяла округ… (Помни, друг). Здесь тысячи (даже не сотни!), погибшие в финском плену советские военнослужащие. Вот они, лучшие, генералами преданные в Отечественную войну. ***

416

Идалия Шевцова

СНЕГ Сам в себе купался, Нырял туда – сюда! Я подставляла пальцы – Меж пальцами слюда Блистающего неба Под крыльями высот… За снегом прыгнуть мне бы, Да тело не даёт!

ВОЛНА Волна играет янтарём, А мне какая радость в том у берега грустить Днестра? От солнцепадного костра Золотоносная волна В янтарь свивается она! А мне какая радость в том, Что Днестр играет янтарём? Без друга холоден мой дом… ***

417

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** В океане купаются звёзды – Это рыбы мелькают, и вёсла Плавников источают весну!

ЯБЛОЧНЫЙ СПАС Пожелала спокойной ночи, а сама и уснуть не могла: всё «таращила» чёрные очи за окошко, где тёмная мгла. Всё-то с боку ворочалась на бок, уносилась за звёзды мечтой, а они, будто крупные яблоки, укатились под гору с листвой мне оставили голые ветви под летящим, тревожным дождём. В эту ночь мне приснился ветер и любимый, Что вёл меня в дом… ***

418

Идалия Шевцова

СУББОТА В субботу мне купили боты и туфли лаковые - к ним. По-современному, я - с сотовым спешу сквозь дождик на пикник: сниму резиновые боты и в туфельках пойду плясать. К лицу - улыбку, прочь - заботы, чечёткой выстучу леса: полы проструганы, упругие и вычищены голиком, на помощь тут придут подруги, пробьют чечёточку легко! *** Родина – солнце моё! Радость моя и отрада! Всё в тебе солнечно, свято, Всё тебе Славу поёт. Родина – солнце моё! ***

419

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ПЛАМЯ Так чистят поле, сжигая травы, остатки после урожая, а на огонь и нет управы: чуть ветерок, и всё зажарит... Леса сторонятся огня - небезопасна пылкость жала у деревянного плетня: он подпалится, вспыхнет ало, а может и сгореть дотла... Душою милого окликнуть боюсь: а вдруг я не мила? ***

420

Идалия Шевцова

НЕ ВСТРЕЧЕННЫЙ МИРОМ… Мой не рождённый сын, Я знаю, был он. Был! Об этом говорят и сны, И помню я – в былом, Как шла туда, где смерть Родившимся до срока – Себе б сказать: - Не сметь! Но шла, вели чертоги Не вылившихся чувств, Не выстраданной боли… Я шла, не разжимая уст. Сопротивлялись ноги – Ведь плакал он внутри! А врач взглянула строго: - Жаль? Слёзы-то утри, Был крупный сын, Нормальный… Теперь терзают сны При жизни идеальной… ***

421

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

КУПАНИЕ В ЦВЕТАХ! Среди цветов купаться однажды довелось, в пыльце измяла платьице, в росе, как рассвело, подол широкий вымочила, умыла и лицо. И сердце освежилось, и рук моих кольцо букет ромашек крупных сжимало осторожно, и я смеялась глупо: всё мнилось мне возможным: и благодать, и мука, и единенья "гладь" с небесными цветами божественными тайнами... ***

422

Идалия Шевцова

*** А милый там, В космическом пространстве – Познал ли тайну Необычных странствий, Когда душа от бед свободная, От груза тела отлетела? В бездонность вечную взлетела И наслаждается пареньем Там, возле звёзд, в посеве ночи… К родным ОНА уже не хочет – Всё отрешённо, Богово, незримо. Я чувствую, как пролетает мимо, милый! ***

423

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ВОДА 1. Ах, если бы время вернуть, как с Бродским на Финский ходила! Да в этом ли, девочки, суть? Тогда не его я любила! Иосиф и Коля Рубцов цвели неземными цветами, зелёными, белыми тайнами и жёлтой изменою чувств, даря мне красивую грусть.

2. А если сказать, между нами, никто и не знал их тогда. Запомнила крепко вода, бурливая и земная! Она их ваяла, несла в космическое начало. ***

424

Идалия Шевцова

НАД РЕКОЮ ГОРА ( Рыбницкие этюды)

*** Висит над рекою гора, Своей высотою горда, Несёт на себе города, Там люди – земная орда… В горе высекают огонь, Повыше садятся на трон – На троне особу не тронь! Ударит копытами конь: И звёзды с горы – до небес… Сгорают поля, что иконы: Наживы там крутится бес, Он искры пускает на лессгорают весной тополя. Висит над рекою гора, Своей высотою горда. Но Река подмывает её И тянет в земной водоём. ***

425

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Лето, лето! Солнца плети в жаркий день, и по - спине! Не хотела я, поверьте и проверьте - жар во мне: шоколадная смуглянка, золотистая коса, и платок цветной полянкой с ветерком решил плясать я его к себе на плечи, он соскальзывает вниз: знать, закон свободы вечной верховодит, плиз! ***

426

Идалия Шевцова

МАТЕРИНСКОЕ СЕРДЦЕ Если много детей,одно сердце на всех у матери, что солнце на Божьей скатерти, и душа метелью мечется между сыном и внуком, между внучкой и дочерью и, шепча «Отче наш», мать отводит житейские муки от кровинок родных… Если сердце одно, то оно, что радар, тонко ловит тревожные звуки. *** В Сибири – мудрая красота, на юге – легкомысленная… ***

427

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ХЛЕБ ВОЙНЫ Когда за ржаною булкой приходилось стоять ночами, мнилось, будто не пал от пули мой отец, а придёт нечаянно, нас, троих, за столом усадит, угостит привезённым сладким и головки легонько погладит, и вкруг мамы пройдётся вприсядку! А потом - гордо выйдем на улицу впятером: мать с отцом - по краям, а соседки, дивясь, будут щуриться, невесёлое "здрасте" ронять, будут слёзы украдкою смахивать и смотреть нам тоскливо вослед... Станут ждать своё счастье махонькое За военною поступью лет. ***

428

Идалия Шевцова

ОРАНИЕНБАУМ Вот Красный пруд. Собой венчает величье парка и дворцов, голубоглазых ярко-сочных земных красот. И, словно бы, совсем нечаянно здесь древность руку приложила: дворца Китайского златая жила и Меншикова дача днесь. И крут характер ветрености свежей дождей, туманов. И сверкнут летящие, что чайки, лодки морская у пруда походка! *** Если звёзды начинают падать, пробуждается мгновенно память: разжигает Боженька очаг льётся Божий свет в очах! Открываю рот от удивленья: совершенна мира красота! Надо же, придумано явленье ЗВЕЗДОПАД расцветала чтобы высота! ***

429

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Дойную корову - Млечный путь я глазами столько издоила, сколько сердце жаркое просило душу освежить и окунуть в звёздное молочное пространство, постигая совершенство таинства, что сокрыто Богом от меня энергией летящего огня!

МАРИНЕ У Днестра, что у Креста, Во Христе рождённая, Ты живёшь, судьбой проста И душою знойная, И характер неземной, И глаза – два терема: Поселился там святой Сладкого доверия! ***

430

Идалия Шевцова

*** Сколько я огород ни полю, а трава-то колышется. Сколько милого ни молю, а ему и не слышится: так далече он от меня мир земной на другой сменял... ГРАБИТЕЛЬ… Жара разует и разденет И – возле ночи, возле дня Оставит без порток и денег Безвольную меня… ***

431

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ВЕСЕННЕЕ НАСТРОЕНИЕ! Какая весна хорошая! Дотошно глядит в окошко. Смотрю я в неё из окна: Меня увлекает она Черёмуховой крошкою, Сиреневыми свечками. А я их не рву охапками Когтистыми лапками, Дотрагиваюсь «колечками» Карих глаз… *** Я плыла за одним кораблём. Я плыла за другим кораблём. И за третьим плыла кораблём. Но оставили силы меня У весеннего синего дня. А плыла бы за лодкой одной – был бы рядом любимый, Родной! ***

432

Идалия Шевцова

СВОДНИЦА Я слышала ночью весну: она подходила к окну звала, приглашала, манила туда, где морозная сила. Туда, где дымят холода, и виснут, звеня, провода. Натянуты чувств повода, что солнечных биотоков и звёздных прилунных потоков. Послушалась. Вышла во тьму. И сердце слетело к нему к любимому одному! Свела через годы весна нежданно, а я не забыла! и памятью сердце искрило, знать, очень сильно любило! *** Салют: небо расколошматили! ***

433

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ПРОГРЕСС На лавках бабушки почти и не сидят. А современные – по сотикам воркуют: Их мнения по воздуху летят, Их радио трещит на всю округу. О, «сарафаны» испокон веков Оттачивали языки на сплетнях – Меняет время даже стариков, Но радио висит на языковых плетях. *** Годы не стоит скрывать: Ими надо гордиться – Долголетие дарит мать, Отец научил молиться Крылья душе, что птице, Бог подарил! ***

434

Идалия Шевцова

*** У колодца время льётся И любимая смеётся, а в ведёрке – солнце вьётся кольцами на пружинистой воде!

СЛИЯНИЕ БИИ С КАТУНЬЮ Сливаясь вместе две волны, Легки, прекрасны и вольны, дополнили друг друга. Я обнимаю друга – И две души, и сердца два, Одна любовь, не два узла… *** Шоколад едите, пиво пьёте, А трещите, Что плохо живёте… ***

435

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Солнце бегает по снегуПятки лучиков его Не догнать: сверкают светом, Что у внука моего! *** Прилипли машины к домам, Под окнами смело газуют, А дети обкуренных мам В подъездах с дружками «гарцуют». Куда и за кем уходить И выбрать какую дорогу? И сердце печалит тревога, И душу она бередит… ***

436

Идалия Шевцова

КРЫМ, март,17, 2014 года Наконец-то Вернули ребёнка матери, Стосковавшейся по родной, Расстелили гостеприимно скатерть Веры, Надежды, Любви И русской земли! Отняли ребёнка у мачехи, Возвратили уже домой. И, ликуя, трепещется Погожего ветра Прибой! ***

437

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

СТАЛИНГРАД Сибирякам был рад, Когда от взрыва потускнели И небосвод, и снежный сад, Омытый красною метелью: То кровь бойцов – Войны лицо.

1 Враги летели, шли, ползли, И множились, совсем как черви… Остановить врага могли бойцы с нечеловеческими нервами! Россия – матушка от фрица Ты защити себя и сына: - Смотри, земля твоя дымится Дай, милая, святые силы! И Сталинград, что великан, Вставал: отряд, ещё отряд. О, Русь! Страдаешь ты веками, храня детей своих - солдат…

2 От дома Павлова льёт свято В грядущий век прозрачный свет! Кровь павших факелом над миром. Победы Лавровая ветвь Над монументом, словно Лира. ***

438

Идалия Шевцова

ВИНА Дети плачут:- Прости нас мама, Виноватые мы, прости? Но лежит неподвижно тайна. Холодна белизна простыни. Холодны непокорные руки. Губы сжаты печалью вечной. Сколько принято жизненной муки? Только ведает бесконечность. Дети всё бы назад вернули, Лишь бы слышать голос живой! Но: Материнские чувства уснули, Хоть кричи, хоть рыдай, Хоть завой!.. *** Отпели, отплясали, отлюбили, Словно бы и нЕ были и бЫли. Вот какая мудрость – жил и нЕ жил, И детей любил, и друга нЕжил! Стул пустой. Кровать пуста. Хладны любви уста. ***

439

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ВНУЧКЕ Родная милая девчонка с густою тёмной длинной чёлкой ты дорога мне и желанна несущаяся хрупкой ланью. И догнать я не могу: мои шаги малы и робки, а лето хмурое и знобкое, как тени на крутом брегу... Тебя, кровинка, берегу от лишних напастей, наветов, бушующие чтобы ветры тебя хранили… ***

440

Идалия Шевцова

ПЕТУНЬЯ Над звенящею Катунью огородная петунья фиолетово-бордовая яркая цветет; возле солнечных раздолий белый снег метет, и вольно тополиный теплый-теплый, для души и сердца топливо, сотни лет живет, поет! У фонариков петуньи – только ветер свежий дунет – возле снега тополиного, возле домика пчелиного в синем новеньком июне сердце согревается – силы набирается! ***

441

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

К ДУШЕ! На вешалке – теплый халат. Согреет, коль холодно будет. Надену, и легче латать сердечные раны буден. Тем и любим, и силён, – Подарен мне дочерью он.

ПОРТРЕТ Она стройна, И взгляд – стрела Пронзит: виновный покорится, Она стремительная птица И, что орлица, Во всём смела. Мила, естественна… Но форма Лишь дополнение к душе! ***

442

Идалия Шевцова

ИЗГОЙ Я изгнанница этого мира: там живу, здесь пою и люблю! Всё вытягивают вампиры здесь, там энергии взмах коплю. Лето красное здесь, за горами. Там зимою и я загораю.

ЦВЕТУЩАЯ ДИЧКА Любви желанная отрада легко витает в небесах и облаком парит, и радость рождает в утренних сердцах! И я любуюсь ветвью белой, несущей тысячи цветков пусть будет много яблок спелых, как исчисление лепестков... И возле веток пчёл жужжанье, и запах солнечного мёда, и свет, что райское лобзанье, об урожайном кличут годе. (Май, 2013 года)

***

443

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

МУЖУ Да. Твои одежды, как прежде, Висят на старых гвоздях. Хочется притронуться в надежде: Что-то мужское сильное В одежде, как прежде, Вот кепка, вот куртка зимняя, Шапка-ушанка и шарф… Знаю, что ты не придёшь, Вещи уже не заберёшь – Щемящая тоска звуком арфы… И, всё ж, Твои одежды, как прежде, Висят на старых гвоздях. Да. ***

444

Идалия Шевцова

ДЕТИ ВОЙНЫ 1. Что мы знали? Пучки, кандык, лебеду… Нас похоронки терзали, они приносили беду. Дети войны, Нет за нами вины, Если болезни На карточки хлебные лезли, И насекомые, что фашисты, Кровь выпивали…

2. Сиротами нас называли, Чай кипятили нам взрослые с листьями, Чтобы не умерли, чтобы окрепли И выросли! И молоко разбавляли водою – Так расправлялись с бедою. Дети войны, Нет в нас вины, Что и свет пронесли Через ночи детдомовские. Войны народ прокляни, Осмысли, Чтобы дети в родительском доме росли, Чтобы болезни На карточки хлебные не лезли! ***

445

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** День дырявый за окном: Сыро, ветрено и всюду, Но весна отливает сукном Золотисто-зелёной вьюги. Но идти – не летать высоко. Одеваюсь тепло, но ярко, Понимаю, весна зрит оком Женских глаз, А их зависть подарком, Коль иду мимо чьих-то окон. Занавеску откинет милый, А я гордою птицей – мимо! Только сердце слетает к нему – Вот вернусь и да обниму! Где же смелость моя живая? Прохожу, проплываю, таю, Не хочу уходить – улетаю! ***

446

Идалия Шевцова

СТРЕЛЬНА. ДОМИК ПЕТРА 1, сентябрь 2012 года. Лоскутное покрывало Екатерины В домике мужа её – Петра, Наброшенное на перину Для посетителей - с утра. И я подхожу к покрывалу, Дотронуться, приподнять Знакомое, оно укрывало Зимою, в 60-ом, меня, Сотрудницу детского сада. И дети им любовались, И взрослые его берегли, Чтобы не завалялось И чтобы не выцветали Лоскутики его дорогие: Призмой и треугольником, Ленточки наискосок Шила Катерина иголкою Каждый цветной уголок. И, подбирая тряпочки, Кроила добротную ткань Из шёлка, сатина лапочками Выкладывала нужный край… …Хочу приподнять слегка я Знакомое покрывало – Значит, меня укрывала, Самой Катерины рука. ***

447

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Колокола светло поют, Людей к молитве призывая, А я, беспечная, терзаю Клочок листа – словам уют На краешке земного шара Найти стараюсь, не решая, Кого помиловать, казнить, Кого и чем, когда дразнить, Нотаций ближним не читая, Поститься не зову, А, слушая миры, мечтаю Пожить на «солнечном возу», Где травы, созревая, вьются и к небесам, что птицы, рвутся, Соцветьями цепляя сердце, – Я к ним склоняюсь по инерции: Молюсь духовности цветенья – Так обретаю дух прозренья.

448

Павел Явецкий

Павел ЯВЕЦКИЙ

Родился 21.10.1949 года в с. Белое Алтайского района Алтайского края. Некоторое время был литературным сотрудником в районных газетах Алтая. Наставником в литературе считает редактора бийской районной газеты «Ленинский путь» И. Ф. Бунина. Стихи и проза публиковались в краевых, региональных, московских литературных журналах и за рубежом ( Польша, «Современная литература мира» - Нью-Йорк). Автор нескольких поэтических книг, изданных в Москве, Барнауле, Бийске, в том числе, двухтомника «Частушки». Лауреат журнала «Огни над Бией». Член Союза писателей России. В октябре 2012 года Павел Явецкий был принят в Российскую Академию Поэзии в звании действительного члена-корреспондента. Награждён специальным Дипломом за укрепление культурных связей между Россией и Германией и участии в совместных литературных проектах.

449

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

СПЕШУ ЗА ВРЕМЕНЕМ Прозренье – враг слепой удачи, Мышленья угли ворошит. Строка сухая вспыхнет ярче, Сырая – только зашипит. В Поэзии не скроешь фальши, Проймёт гвоздём от каблука… И кто кого толкает дальше – Пустышка сам наверняка. Иной из шкуры лезет напрочь: «запечатлеться дабы мне…» Плетет рифмованную нарочь: «жаль целлюлозы что ль, стране?» Байкала жаль! Сибирских кедров!.. А в притче поступают так: С пером бы взять пустить по ветру От словоблудия деляг! С Землёю триедино связан, Спешу за Временем - успеть! Коль порох быть сухим обязан – То и строка должна гореть! Вбиваю кол на месте голом, Пускай злословят за спиной… По горло замыслами полон, Как танкер нефтеналивной. *** 450

Павел Явецкий

РЕЙС 3386 Я выпал из вихря – три взлётопосадки! Как демон полночный носил меня ТУ, Крыла занося плавниками касатки, Пока не затих на бетонке в порту. Подъехала лестница в инее белом – Ступенька земли и гремящих высот… Почувствовав землю душою и телом, На выходе тронул тебя, самолёт. Рукою провёл по заклёпкам округлым, Так жалкует пахарь коня в борозде… Мигнул стюардессе, не девушке – кукле, За сервиз – на должной он был высоте! Терзая в буфете «подошвенный» шницель, Морщины раздумий сбирая на лбу, Смотрел, как осунулись бледные лица Людей, разделивших в полёте судьбу. ***

451

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

МАРИНА

Это жизнь моя пропела – провыла –

Прогудела – как осенний прибой –

И проплакала сама над собой. Марина Цветаева Цветистый цветаевский слог – Души утончённая лира… Вся жизнь изжитая – пролог, С Елабугой злой эпилог И сварой расколотым миром! Об этом не всуе, не вслух!.. В ожогах «зари коммунизма», Марины встревоженный дух Средь белых роящихся мух – Летит на сеанс спиритизма. Да полноте! Дух не выжлец!.. В такую крутель и собаку Пинком не изгонит жилец, (Коль он не последний стервец!) До ветру бредущий к оврагу. Горька, словно хина, стезя. Сколочена грубо эпоха… Сидят в Метрополях «друзья», Ногами в шампанском скользя – Таким на Руси жить неплохо! Одна…Одинока во всём, Ни мужа, ни дочери рядом, Снедаема чёрным огнём, В тот день, не казавшийся днём – Под строгим скрипучим доглядом.

452

Павел Явецкий

Прощай, бесконечный сверчок, Довольно настриг ты былого… Аукнулся «Красный бычок» Почти как затвора щелчок, Да только не вырубить Слово… *** Исторических нет величин, Иль в России мужи измельчали? Сто, на то объективных причин, Потому пребываю в печали. Мелкотравчатость в степень взошла, Сорняками ползет отовсюду… Мономаха стезя тяжела, И простому неведома люду. Век “приставок” чужих игровых. Неужели падет наша Троя?! Из глубинных корней родовых Не явилось покамест героя. ***

453

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

МЭРИЛИН МОНРО Жила за океаном, Бесёнком мне в ребро Вошла, спорхнув с экрана, Вмиг – Мэрилин Монро, Волшебное созданье.. К чему я тут клоню? – Сибирской глухоманью Прошлась как авеню! В дощатом сельском клубе Косятся на мужей, Да разве ей уступят: -Ишь, зыркает, злодей!.. Дышал по ней неровно С тех пор в родном селе, Хоть и ворочал брёвна В опилках и смоле. Аж становилось худо, Кровь стукала в виски… Красотка Голливуда Засела мне в мозги. Придумал злую пытку Для сердца и для глаз: Разглядывал открытку – На дню по сорок раз! Достала – вот зараза, Хоть сигани с моста – Проказница «из джаза» Киношная звезда!

454

Павел Явецкий

Не Зинку, не Иринку Домой не провожал, Маринку – Мэрилинкой, Соседку, называл… И, тешась тем обманом, Мечтал и думал про Ту, за океаном, Про Мэрилин Монро… *** Не от мира – вкрадчивый, зовущий, Этой ночью Голос разбудил. Ухал филин – соглядатай пущи, В перьях просо звёздное студил… Гнев, Надежда, Боль и Сожаленье, Рвали душу, Близкое суля, Но молчали Город и Селенье. И в ознобе ёжились поля. ***

455

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

СИБИРЯК Родился тут и рос, Студило, зноем жгло: С тепла - да на мороз, С мороза – да в тепло! Прижмёт – синё в глазах, Деревья аж трещат! Сосульки на усах Не ломаны, звенят… Одно у мужика – Лишь ухмыльнётся, плут : И – греют здесь снега, И шило бреет тут!

*** Здесь март холодней января, А наледи с пушечным гулом Грохочут по рекам подряд От Волчихи до Барнаула. А шубы-борчатки, пимы, Треухи - в ходу до апреля. К блинам, до румяной кумы На печке поехал Емеля… ***

456

Павел Явецкий

ТРЯСИНА Я мерил топи и трясины, Тонул в закатном дне-огне. В испуге розовом осины Тянулись трепетно ко мне. Брёл без шеста, напропалую! Знал, что назад не повернуть, Что отыщу я весть благую, Каким бы ни был трудный путь. Витала пеплом птица злая, И для неё я сам был дичь! И тверди редкой уповая, Цеплялся возле корневищ. Спасибо, жив ещё остался!.. Болото брало на измор: Метан со свистом вырывался, И колыхался гиблый торф… ***

457

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** На Запад, на «край Ойкумены», Самум изогнулся, горбат, Когда Чингисхана тумены Вскопытили дробно закат. Стихия не знает препона… Тараны у самых дверей: Не сдержит Европа дракона – Замрёт у последних морей. Поветрие страшного года, Скорлупки поверженных лат… Лишь русичи скифского рода – Трёхглавую тварь уязвят. Потрогаю ветхую книгу, Строкой летописца ожгусь: Какому подвержена игу Ты ныне, Великая Русь?.. ***

458

Павел Явецкий

ВЕТРЫ …С чьей-то выдумки щедрой, Навалились свистать – Полоумные ветры, Оголтелая рать! Крыши драть на кусищи, Рвать на клочья стога… Им-то шутки-игрища, А селянам – туга! Круговерть завывала…

-Ночь, суседка, аль день? Ишь, ворочает, дьявол, Аж в бору тресковень! …Поджимала забота – Поправлять да крепить До солёного пота… И приземисто жить. ***

459

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Такому надо же случиться! Тебя искал я столько лет… Готов я об заклад побиться, Что невозможно не влюбиться В иконописный твой портрет. В толпе прохожих ускользая, Волшебной феей проплыла Та - настоящая, живая, Моя мечта, я это знаю, Что в сердце столько лет жила... ГАТЬ Ворон - черен, гать - темна, Зыблется трясина. Россыпь звездного зерна Из небес - овина. Посвист лешего в манок, Сходенки ледащи…. Тонкий месяц-стригунок Звонко ржет из чащи. ***

460

Павел Явецкий

МЕЛОДИЯ СНЕГОПАДА Люблю раздорожий объятья до дрожи! Цыганскую волю приму, как свою… Мне стелет пороша пуховое ложе, Кружу по нему и брожу, и стою. По первой пороше, лебяжьей пороше, Плутать без дороги часами могу. По мне – так погоды не сыщешь погоже – Пропасть, раствориться в кисейном снегу! Любуюсь, вдыхаю, шаги замедляю. Как мир изменился на тысячи вёрст! И душу волшебно, светло заселяет Сыпучее чудо – зажатое в горсть… Берёзы, дома, палисады, овраги, Отправились в зимний бессрочный транзит. И в странной, глаза наполняющей влаге Мелодия скрытая сердце пронзит. Прислушайтесь! Что-то знакомое будто, До боли родное…Пороша, кружись! Что выход искало в пути многотрудном, И ёмко, и просто трактуется – Жизнь. ***

461

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

“ УТОЛИ МОЯ ПЕЧАЛИ . . . ” Помнишь, было что в начале, Как в лугах брели. “Утоли моя печали, Слышишь, утоли…” Никого не замечали, Глаз не отвели. “Утоли моя печали, Слышишь, утоли…” Журавли с небес кричали, Гнулись ковыли. “Утоли моя печали, Слышишь, утоли…” Что они наобещали Лодка на мели… “Утоли моя печали, Слышишь, утоли…” Нас созвездия венчали, В небеса влекли. “Утоли моя печали, Слышишь, утоли…” Времена тебя умчали, Ты теперь вдали… “Утоли моя печали, Слышишь, утоли…” ***

462

Павел Явецкий

ВЬЮГА В хмельном угаре вьюга бушевала. Протяжно охал в круговерти бор, А мне в убранстве сказочного зала Блистали люстры, ослепляя взор. Потоками лились громы органа. Я засыпал, во все поверить рад… В акустике морозного тумана, В ресницах смерзших потухал мой взгляд. Мне грезилась шалунья-незнакомка, Прекрасным и лукавым божеством. Влекла, томила и смеялась звонко, Внезапно ускользала с торжеством! Беснуйся ж вьюга в зыбком ореоле За тайной незнакомкой я бегу… А мой двойник, распластанный, без воли На белом ложе в пуховом снегу. ***

463

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ВЕЧЕРНИЙ ЛИВЕНЬ Этот шустрый котенок Играет клубком тишины. Пальцы ливня стучат По заржавленной крыше. Гром ударил раскатом Рокочущих нот Распугав воробьев Под застрехою в нише. Паутинки закатной Горящая нить… Вспыхнул радужный глаз, Заискрился в оконце: Луч последний, должно быть Блеснул как алмаз, Подрожал и исчез Вдалеке вместе с солнцем.

СТРАННИК …Иду в ночи дорогою туманной, Бугристыми неровностями почвы. И дышат красотою первозданной Сплетенья тополиные обочин. Иду туда, где в повилике росы Туманностью набрякли Андромеды, Где сосны, исполинские колоссы Небрежно кроны распушили - пледы. Пронизан воздух ароматом хвои. Там грудь полна предчувствиями счастья… Побуду у лесного аналоя, И сгинут одолевшие напасти! *** 464

Павел Явецкий

*** Декабрь. Тепло на удивленье, Снежок едва прикрыл леса. Вверху - до головокруженья Синь распахнула небеса. Зубчаты белые ступени, На ветвях инея покой. Сцепляясь, вкрадчивые тени Сквозят глубинной синевой. Открыто взору на просторе, Повито дымкою седой Маячит караван предгорий Далекой призрачной грядой. И лишь в безмолвии просторов, В лад поэтической строки, Плывет тягучий хруст и шорох Морозом скованной реки. ***

465

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

БЕЛЫЙ ВСАДНИК Друг мой милый, бровей не хмурь, И печалиться, верь, не надо: В белом клекоте снежных бурь Потонули деревья сада. Роща треплет метели шаль, Воробьишки дрожат в застрехе. Глухоманная вязнет даль Засыпая былого вехи. Не найти-отыскать примет: Высоко залегли сугробы… Но остался незримый след, Где стояли мы рядом оба. Миража неживой обман: Ясно слышишь тягучий зов ты… Уплывает луны экран За морозные горизонты. Белый конь прозвенел удилами, Встал свечой и ударил в мах: Шлейф багряный горит как пламень, Белый всадник - сама Зима! ***

466

Павел Явецкий

КОСМОХОДЕЦ Синим лезвием снежным, Пургою внахлест, Я учился быть нежным, Досягая до звезд. В громыхающий панцирь Мечом ударяя, За Вселенной - Вселенную Шел, покоряя… Проносились кометы Гривастые мимо Я по звездам вышагивал Несокрушимо! Ослепляло, губило Свеченье астрала, Ты меня как могла, От него укрывала. И взмывала Любовь, Видя бездны другие, И сплеталась Материя В кольца тугие… Оставался собой И не ведал границы, И скрипели Галактики Половицы! ***

467

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

СТАРЫЙ КОЛОДЕЦ Грубой клепки бадья, Сруб замшелый колодца. Заглянул, проходя, А на дне его - солнце. Я тяну его вверх, Налегаю на ворот, А оно, сверк-посверк! Нестерпимо для взора. Припадал через край, И расплескивал щедро: Здесь когда-то был рай Сладки скрытые недра. И напрасны труды Добираться до донца Не избыть в нем воды И не вычерпать солнца… ***

468

Павел Явецкий

*** Закат буянил красками, Кадил туманом рощ, Под сумерками вязкими Брел тонконогий дождь. За изгородь подсолнухи Выравнивали фронт, И ножевые всполохи Кромсали горизонт, За полем, дальним лесом ли Твердь резали, остры… И скалился надрезами Оврагов - склон горы. И пугало, над грядами, Трепля тряпья язык, Пугалось не раскатами Беззвучием грозы.

ПО ЗИМЕ Топал гривами, брел разложками, В переметах терялась цель... В синь, застиранными бинтошками Перевязывала метель. Перелесками шел, околками, Звенью стылою стынь-берез. И смерзались ресницы колкие, И оттаивали от слез… *** 469

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

КТО-ТО ПОЗДНИЙ Кто-то поздний проезжает лугом, Самокруткой разгоняет мрак, Страхи ночи загоняет в угол, Будоражит на селе собак. Спотыкаясь, фыркает лошадка, Глухо бьют колеса и дробят Налегке - не валко и не шатко На огонь, где ближние не спят. В темноте ничто пути не застит, Хоть глаза завязывай - знаком! Радость неосознанного счастья Вместе с поздним едет седоком. *** Ничего, что сущий хлеб не сладок, А страну сорока унесла… Перебродят, выпадут в осадок Силы демонические зла. ***

470

Павел Явецкий

*** Разгибать скрипичный ключ Вечер утомился: В амбразуру тучи, луч Солнечный пробился. Мимолетная - каприз! Ты порхала в спальне… Рассосулился карниз Гребешком хрустальным. И казалась мне птенцом На плывущей льдине… …Хрустко хрупал леденцом Март, в крылатке синей. ***

471

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

КОЛОЯН (отрывок)

…Себя он не уронит Отвагой обуян: Ни в чох, ни в грай вороний Не верил Колоян. Кипела кровь как брага, Смотри - не оглазей!

C ним верная ватага Отчаянных друзей. Таких - с десяток будет, Испытаны в делах Их стужа не застудит. Не одолеет страх! Сгорали дни, как хворост… Не чаяли беды, Когда нагрянул корпус Мятежного Гайды… Тянулись эшелоны… Расщелкал, как орех Сбивал в пути заслоны Коварный белочех… Семь тысяч триста - глыба! В пурге себя тая, По полотну Транссиба Ползучая змея Ползла, щетинясь сталью, Свинцом-огнем плюясь, Оснеженною далью… “Всем, всем!..”- стонала связь. *** 472

Павел Явецкий

МАРАЛЫ Рогатый лес - кораллы. Запали их бока Алтайские маралы Бредут через века. Разбив в щепу барьеры Граничной полосы, Вот позади - вольеры, Охранники и псы. И стаду нужен отдых Суровый ждет финал: Стрелки и снегоходы Неволи арсенал. Тайга в опушке синей, Крутого кряжа горб… Слетает ломкий иней С заиндевелых морд. А звезды над утесом Становятся бледней, Встает заря белесо От пара из ноздрей. И хоркают - быть гону, Копытят рыхлый наст, В глухом распадке тонут Невидимы для глаз… ***

473

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

БЕЛУХА Белее лебяжьего пуха, Не ставя себя напоказ, Сияет вершиной Белуха Слезу выжимая из глаз. Царицей на горной арене Качает веков колыбель, Где вмерзли в ледовой морене Скопления цирков досель. Ей нет никакого значенья Кто крик изумленья исторг. Хранит Пантеон покоренья Не только победный восторг... Нависшие глыбы базальта Грозятся обрушить карниз... Не проще ль в обкатанных Альпах Себя испытать - альпинист? Неведомой полнится дрожью Хрустальный голец-исполин. Туман выстилает к подножью Руно воплощенных былин. И краски земные бессильны Изменчивый лик донести Вселенский Гонец и Посыльный К тебе еще на полпути. Молитвенно стынут отроги. Напрасно её не буди, Когда затихают истоки Припав к материнской груди.

474

Павел Явецкий

Тут все, что житейское - мелко С времен откровений Творца. Беснуется компаса стрелка, И холод вползает в сердца. Прессуя до грозного гула Обветренный камень и снег, Лавиной Белуха дохнула: - Cо мной не шути, человек! Промолвила будто бы глухо, И вздрогнули долы окрест: С высот непокорного духа Рукою подать до небес. *** Полнолуние. Август. Дышит молодо грудь. Выйди краткая радость Тишину не спугнуть… В этих супесях тощих, За уснувшим селом Время срезало рощу Острозубым серпом. Чары натиска злого Простираются вслед: От меня, от былого Даже эха тут нет. В знак Бориса и Глеба У часовни-креста, Черно-синее небо Расчеркнула звезда. *** 475

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ШУКШИН Пикет сроднился С горой Поклонной: Шукшин вернулся Двадцатитонный! Шукшин был скромен, С народом - вровень! Сходил с экрана В фуфайке рваной, Не возгордился Стезей избранной. Сгорел в работе И умер рано… Не мог ловчить И притворяться Коренником В искусство впрягся! Брал за рога Любую тему Гвоздил прохвостов, Не чтил богему. Тысячеусто, Еще трикраты: - За Русь святую Вы мститесь, браты! Не полыхнуло Поднес бы спичку… Не дали Стеньке: - Сарынь на кичку! Еще б немного, 476

Павел Явецкий

Еще бы - малость!.. Сил на борьбу Не оставалось… А мы томимся Духовной жаждой: Шукшинским взглядом Пронизан каждый! *** Березы серебрятся у откоса, Тут дом его, и след на берегу. Потрескивает бронза от мороза, А он босой, на горушке, в снегу…

МЕСТА РОДНЫЕ И это неразменно - дорого, Роднее родовых примет: Клочок земли, родней которого На целом свете больше нет. ***

477

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Ручьи запели, шалые, В поля весну зовут. Сугробы обветшалые Уткнулись в синеву. Приманчива, изменчива, Коварна и слепа У марта-бокогреича Нехожая тропа. Хмельною вешней брагою Дурманит он слегка… Набрякли темной влагою Просевшие снега. За выбеленной рощею, Мех ржавью обведен Лиса мышкует тощая В подталости копен. ***

478

Павел Явецкий

ГРОЗОВОЙ СЮЖЕТ Сковано небо тучами. Молний слепит разряд. Грома басы могучие Гаммы весны гласят! Гул, нарастая, ширится. В сердце - немая дрожь… Землю вспои, кормилицу Гулкий весенний дождь! Вдаль горизонт продвинется, У каменистых круч Радугой опрокинется В светлом разрыве туч!

ФОТО Р. КАРМЕНА Западня, из которой не выйти! Гулкой ранью не мчаться страной: Левый глаз у Есенина вытек, И пролом на кости теменной… Трагифарс, обернувшийся драмой? След сбежавшей слезы по щеке? И…зияет страницею драной Акт досмотра на давнем ЧП. ***

479

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

БАБА ВЕРА Впрямь - от вбитого колышка В незапамятный год, К склону южному - сёлышко Прикорнуло - живет… Проступило, забытое Ветхой строчкой домов, Полумертвое, битое В семь иль восемь дымов. Времена окаянные Свой оскалили зев... В окна - орды бурьянные, Мелких грядок засев. От избы вышла бабушка: - Коротаю тут век… Испекла б вам оладушков, Редок здесь человек. Не горюнится-сетует С мягкой лаской глядит… Кто приедет-наведает, И за ней доглядит?

- Хлеб, консервы и бублики Привезут: - Покупай!.. Стык России с Республикой, Самый дальний Алтай.

480

Павел Явецкий

Было горьким девичество… И, подводит итог: - Слава Богу - лектричество Не обрезал никто. Лишь одним удостоена, Хоть бесслезно-тиха: Ждет, до сей поры - воина, Своего жениха. В короб то не уложится, Что прошло по судьбе! Баба Вера, как можется, И живется тебе?.. *** Потускнели символы Застоя, Перестройка канула во мрак, И, осталось дело непростое Отсыревший раскурить табак. О делах забыться, о житейских, И валок до горизонта гнать: На полях родных, не Елисейских – Трудный хлеб до снегу дожинать. ***

481

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Той избы золотые стропила Дед любовно возвел, на века… И не часто в ней радость гостила Выводились и хлеб и мука. Дуло в щели эпохи непрочной, Прорва тягот достались стране… И кисель заводила молочный Акулина Романовна мне. Помню лавку, сундук и божницу, Да кормилицу - русскую печь, За вязаньем мелькавшие спицы Домотканую теплую речь…

ХАРЬКОВ Каштанов на ветвях огарки. Трамвай. Холодная гора. Кипит-майданит город Харьков, Донца водица не быстра… За Конным рынком и Сумскою, Театром оперным, как встарь, Привстав над толчеёй людскою Поник головушкой Кобзарь. ***

482

Павел Явецкий

ТАНГО Георгины мороз загубил, Золотые шары потускнели… Я тебя еще не отлюбил, Не доверил секущей метели. Я еще не отринул ту грань, Что сияла чистейшим алмазом, Не платил невозможную дань Подавляющим волю и разум. Мы с тобой еще были близки На единственной точке зем-шара, И сердца не сжимало в тиски Это танго мелодией старой. Заступить опасался порог, И ветра рикошетили мимо: Невозвратностью стылых дорог Уже веяло так ощутимо! Выпадало: рвануться, уйти, Разомкнуть эти хрупкие руки… И навзрыд голосили пути, И рыдали сирены разлуки. ***

483

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

*** Тянет с крыши дым несмелый. Скрипы мерзлые ворот... Там журавль заиндевелый Проклевать пытался лед. Временные створки сдвинет Хлопотливый снеговей, А январь к ведру пристынет Серебром червленым дней.

ОКОП СОРОК ПЕРВОГО ГОДА Окоп сорок первого года Солдат обиходил впервой По воле и зову народа Он занял его под Москвой. Держи оборону, пехота Фашистской лавине - затор… Окоп сорок первого года Стрелковых дивизий упор! ***

484

Павел Явецкий

ЗАПЕВ …Гребнем сугорий, бурьянами волглыми, Где одинокий взгагакивал гусь, Хлябью проселков, полями, околками К детству и юности я проберусь. Земли понуро легли, не распаханы: Вижу бригадный порушенный стан. Снимется ворон короткими взмахами, Канет в ложок, где клубится туман… *** В дымке колышутся села, Вьются пичуги, снуют… Взлобок сосновый, веселый Дарит недолгий приют. “Кто ты?”- вершинами спросит, В кроне густой прошумит. Шишек янтарная россыпь Возле подножий рябит. Сыплется хвоя на плечи. Птицу-желну разгляжу: Просто прохожий - отвечу, Путник усталый, скажу. Дрогнет роздымчиво воздух Сухотно дятел стучит. Скрытая берегом росстань Дальним гудком закричит. ***

485

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ОБЛИКИ РОССИИ Россия - песенное слово, Дороже в мире нету слов... Березы светят родниково С твоих возвышенных холмов. Но и стократ еще дороже В ознобе сумрачных полей Когда с невыразимой дрожью Простонут гусли журавлей. Доколе им сердца тиранить? Я боль наследственно храню... Здесь о войне стучится память, Как ни в каком ином краю. Ты, устояв, не отступила В блокадных обморочных днях, Несли штурмующие “Илы” Твою зарю на плоскостях. Ты - победить сынов просила, Благословляла их, строга... Березняков тугая сила Полки бросала на врага! Рвала на части полотенце... У глаз - обводные круги. В руках солдата-окруженца Краюха из твоей руки.

486

Павел Явецкий

Накинув полушалок вдовий, Минуя ворога посты, О Николае Кузнецове Не понаслышке знала ты. Из партизанского отряда, Связной прошла через снега. И на холме, у Волгограда Остановилась на века. ...Твои пути неотвратимы, Но не заученно-просты... Дороги - неисповедимы, Но, знаю - праведны, чисты. Звучишь напевнее любого, Снега могущего зажечь: Россия - песенное слово, Россия - грозное, как меч! ***

487

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ТИШИНА …Вон за теми синими холмами, От людей почти отрешена, Тронет ухо мягкими губами Пегая кобыла - тишина. Тишина…Она бывает разной. Непомерной - наши плечи гнет. И бежит, её чураясь, праздный, А уставший - долго сердцем пьет. Диалог цените с тишиною. Как она, бездонная, нежна!.. Страшной, неоплатною ценою На земле отмечена она!

488

ПЕРВАЯ ПИСАТЕЛЬСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ В БИЙСКЕ

26 декабря 2013 года состоялось первое в истории Бийска официальное собрание членов Союза писателей России. По рекомендации руководителя Алтайской краевой писательской организации (АКПО) Кирилина Анатолия Владимировича, в связи с изменениями в Уставе СП России, профессиональные писатели нашего города создали Бийское отделение Краевой писательской организации.

Образование Бийского отделения произошло, фактически, давно. Члены СП России – бийчане много лет работают как единая организация, имеющая свои печатные издания – журнал писателей Бийска «Огни над Бией», в течение 10 лет издающийся два раза в год сдвоенными номерами, периодическое издание МСПС «Сверстнику», сборник студии прозы «Бийск литературный», альманах «Формула жизни» - издание для молодых авторов. Писатели Бийска являются кураторами литературного объединения «Парус». Поэтому создание первой писательской организации в Бийске произошло уже по факту многолетней творческой работы, давно объединившей всех членов СП России в единое сообщество.

28 декабря в Барнауле известие о создании Бийской писательской организации было одобрено общим собранием АКПО.

Руководителем Бийского отделения Союза писателей России единогласно избран Дмитрий Иванович Шарабарин. Согласно Уставу, создан Совет организации в 489

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

составе: председателя – Д. И. Шарабарина, членов Совета – Козловой Л.М., Шевцовой И.Ф, Казарцевой Л.В.

Получилось так, что первое собрание писателей Бийска состоялось 26 декабря, в день рождения великой актрисы, нашей землячки Екатерины Савиновой. Думаю, это Знак свыше – святая Екатерина благословила наш писательский Союз, который отныне вписан в историю города.

Людмила Козлова ***

490

ОГЛАВЛЕНИЕ: От РЕДКОЛЛЕГИИ ........................................................................3

КРИТИКА, ПУБЛИЦИСТИКА Вячеслав ВОЗЧИКОВ.......................................................................5

ПРОЗА Людмила КОЗЛОВА «Мга» (Повседневный роман).................105

ПОЭЗИЯ Ольга ЗАЕВА.................................................................................197 Любовь КАЗАРЦЕВА....................................................................230 Анатолий КРАСНОСЛОБОДЦЕВ................................................258 Георгий РЯБЧЕНКО.....................................................................296 Ольга СКВОРЦОВА......................................................................312 Сергей ЧЕПРОВ...........................................................................344 Дмитрий ШАРАБАРИН................................................................374 Идалия ШЕВЦОВА.......................................................................414 Павел ЯВЕЦКИЙ...........................................................................449

Послесловие «Первая писательская организация

в Бийске»........................................................................................489

491

ХХI век- Бийск. Писатели о времени и о себе

ХХI век - Бийск

Писатели о времени и о себе Антология

ISBN 978-5-903042-98-2 Сдано в набор 20.08.2014. Подписано в печать 25.08.2014. Формат 70х90/16. Усл.печ.л. 30,75. Заказ 2508. Издательский дом «Бия» г. Бийск, пер. Муромцевкий, 2

492