Любовь Глотова
Стихотворения и поэма Листва и хвоя (поэма) Доплывёт до Италии, облако наливное. Туда, где за нас хлопотали листва и хвоя. Ветер - звонче, резче нет, волны катят могучие. Я, как положено женщине, чересчур живучая. Тебя - лелеять, тебя - беречь, песчинки сдувать с плеч, о прошлом не говорить, Ничего не спрашивая, лечь, на письме вымарывая речь, отпуская ткачих, поварих. Отпуская ткачих, поварих куда подальше, престарелый жених думает, что дальше. Взрослый сын, бывшая жена живы и здоровы,
белка орешки грызёт дотемна не то, не то слово. Сказке конец, молодец, снова свою ведёшь под венец трезвым и незаметным. Интересуешься, жатва ты или жнец. Едешь по городу, а тут бац и ТЭЦ, и ты - ангелом многодетным. И ты ангелом многодетным идёшь особу свою особую приодеть на многодетное государственное пособие, равное прожиточному минимуму из расчёта на одного человека, да, бежишь, мими-муму, по рынкам, по сэкондам. К потребительству непригодная, утешаешься тем, что свободная, тем, что не мещанка. Несёшь домой себя, голодную, да вдобавок обновку модную молоко, творог, сыр и сгущёнку. Молоко, творог, сыр и сгущёнку, печенье, помадку,
икру трески, трески печёнку, шоколадную пасту и шоколадку, всё - с добавлением пальмового масла. Оно, если верить одним источникам, полезно, а если другим, смертельно опасно, но съедобно - железно. Тяжела домохозяйки корзина. Воздуха. Вон из магазина. Теряешь зрение, читая составы. Завидуешь машинам питательному бензину, ремонтируемым сердцам, сменным суставам. Ремонтируемым сердцам, сменным суставам тоже не сладко, да ещё - по весне. Что называлось асфальтом устало скомкалось под тем, что называется снег. Ожидают дорожных строителей дамы, не только женский у них интерес автомобили ныряют в ямы, в шоссейные норы города Эс! Я оптимист по природе, вроде, трава зеленей в моем огороде, пускай там одна трава. На самарской дороге ни при какой погоде не зазеваешься, подтянут ты, профпригоден,
азартен - или я не права? Азартен - или я не права? Поволжья Среднего житель. С восьмого раза сдал на права. Браво, автолюбитель. Перешёл наискосок город, как по рисунку. Лёг на песок, под голову - сумку. Туземец Самарской Луки, причащаешься с теплой руки пресноводного божества. Проигрался, но не покинешь реки. И кому они - тяжелы, легки никому - ядрышки-слова. Никому - ядрышки-слова, забирай, река. Эта хвоя и та листва на помине легка. Никчёмности вековой былинка летит во тьму, а за ней кочевой город - никому. Где степью и Волгой пахнёт,
разбежится некто, махнёт, летит до буйков и далее. Считаю - двадцать, тридцать - вот, вынырнул, плывёт, доплывёт до Италии. *** И вот другой совсем проснулся день у ног моих лежит и пятки лижет. Встаю, пью чай, смываю с тела ночь и разминаю в гонке до трамвая конечности, бужу свой трезвый разум. Люблю, люблю трамвайное движенье, вот он летит вокруг моих округ. Сегодня он плетётся, одинокий, не прозвенит, а промычит вослед умчавшемуся лихачу-машине. Ну, красно-белый, что ты хмуришь стёкла? Лети, лети, тебе пою зарю! *** У реки выросли плавники, выглянули из воды и глядят. А на них уставились рыбаки и бáржи гудят. Все огни направили фонари,
чтоб разобрать. А баржá баржé гудит - не ори, незачем орать. Тебе звоню рассказать не забыть про плавники. Уплывёт река - как нам быть в этом городе без реки? Улицы все пусты, и пусты все дни. Пусть тогда и у нас вырастут хвосты, и мы поплывем одни. И направят все огни фонари вслед тебе и мне. Лишь баржá баржé прогудит - не ори, пусть плывут оне. *** Рыбак простирает руки к реки нутру ты спасаешь себя, ты идёшь ко дну. Всего-то надо минуту ещё одну, комочек ветра пёрышку и перу. Не плыть, не плыть, а лететь, лететь, лететь во всю прыть и в глаза не глядеть, в эти древесного угля с огнём глаза, в этого человека, точнее - за
(ты не знаешь, сколько за ним, но не меньше трёх). Кроме того, над головою - бог. Он недобрую рыбу из омута сердца удит и в дуду дудит. Поутру очнёшься - ни чешуи, ни хвоста, посерёдке туловища, чувствуешь, пустота. Пустота осязаемая, будто бы видимая. Ты лежишь целая и невредимая. «Помилуй, Сыне Божий Иисусе Христе», - молчишь и ныряешь под кожу, летишь, летишь. *** Я ничего не знаю о себе, об этом городе, всю жизнь в котором, о человеке в бежевом пальто, что спит под алюминиевым забором, где рядом парк церковный и собес. Иду пуста по улице пустой, а мозг щекочет голосок простой, как будто пёрышко прилипло к носу. Он говорит: «Ну что же ты, постой», и тыкает мне в спину папиросу, проснулся, стало быть. А я иду. Прожги мне куртку, кофту, лифчик, спину я проживаю в собственном аду,
который я и на день не покину. Я приходила оформлять две тыщи пособие, которое о том свидетельствует, что ребёнок младший не ходит в сад... Но, впрочем, вот вам сумка, там леденцы от кашля и батон, вот вам ещё чего-нибудь от кашля там много есть от кашля. Так как март. А в марте я расклеиваюсь вовсе и жду тепла, чтоб склеиться опять. Но как же вы? Ведь разве же забор, ведь разве же соседство с райсобесом иль как его по-новому зовут вас может разве оградить от ветра, от этого нетающего снега, от этого блистающего льда? Причастия действительней меня, действительнее города, в котором, и человека в бежевом пальто, что спит под алюминиевым забором. Действительнее кашля и батона, пособия на Сеню и Антона, точней, на Валю - это же она
не ходит в сад, не ходит на горшок и всякий раз глядит, удивлена, на розовую ёмкость у окна. А ну как завтра клюнет петушок сей город в темя, покосясь на время: «О, что за семя, что вообще за племя?» И плюнет: «Тьфу». И сядет на горшок. *** облака сугробы неба тяжело нести вместо молока и хлеба снега гроздь в горсти мы идем в открытом снеге окунаем джинсы ног рифмы слеги и телеги устарели но мы с тобой зачем природе наш вопрос решён выпьем с горя в огороде вырос корнишон и засоленный как надо на тарелке ждёт
от него в душе прохлада и на сердце лёд *** синие глаза в обойме кожи век лица надо повидать одной мне не расплакаться ты смотри покуда можешь на меня смотреть загорелой твоей рожи солнцу не согреть рук жукообразны ногти на ногах носки плечи узки рваны локти а в мешке куски хлеба неба хлеба неба пузырек вода уходи отсюда нет ты заходи сюда *** По веткам белка между горой и рекой - прыг да прыг. Тополя у реки голые, как топоры, она по ним, меховая, - скок да скок. На гору домой человечек бредет с мешком. В мешке у человечка - хлеба и сала кусок. Над головой - неба белок, солнца желток и бог. А над всем этим белка все скок да прыг. «У, ты мне, мясная, ужо допрыг...» А напротив них, у острова, посреди реки стая чаек, что божии поплавки. Снегом вздыбятся, полетят, полетят
и на то же место усядутся и глядят. То ли греют животы от ноябрьской воды, то ли с божьей лески ни туды, ни сюды. То ли белку с человечком пленяют картинкой такой чаек снег кружит и падает над рекой. *** у соснового бора у тихих болот нет у рая забора нет у рая ворот только райские кущи только райские птицы тут у Пушкина Пущин у Никулина Вицин *** собака из прошлого пёс шоколадного цвета здравствуй во сне мы застряли в лифте втроём ещё мой маленький сын который теперь подросток вот уже 18:10 а я всё думаю
к чему бы это а позавчера мне вообще приснилось собственное самоубийство и последующее долгое умирание вожделение покоя страх и тоска гляжу в зеркало чёрные скукоженные глаза - сплошной зрачок кожа вокруг глаз, смуглая, тлеет господи прости господи прости господи прости говорю примеряю гроб надеваю похоронные серьги и кольцо с чёрным камнем специальную одежду пишу записки детям мужу маме думаю - надо бы и свекрови не могу вспомнить как пишется письменная ш три или четыре палочки?
три или четыре палочки *** зеленой надежды кумыс степная поволжская знать придите сюда и вдохните меж ребер вам травы и ветер и будьте до самой зимы найдите отца вам и мать и ждите как толстые нити тянуть с вас начнут ваши дети и стоя овцой во степи скупые вкушая дары тугой покрывайтесь вы шкурой и шерстью златой обрастайте о том кто сбирает репьи о том как сиюят миры о теплой земле красно-бурой с листа земляники читайте Молитва Мы не гуляли по крышам, не пили глинтвейн у моря, мы сидели в твоей комнате
или лежали в твоей комнате. Я точно не помню, что мы делали в твоей комнате, но я помню точно мы не гуляли по крышам и не пили глинтвейн у моря. Имя уже летало над домом, било в окна невидным крылом, вставало у матери в горле комом, плакало дождиком за стеклом. Ко дну тянула лодка бедная матка. Но это ее работка, тяни, лошадка, вытяни его и место его, похожее на розовый гриб, победной песней будет звучать первый его крик. Я из рода Фомы верю в тебя, потому что видела на пороге зимы в жизненакопителе. Голос твой собираю по капельке -
как искрится он на свету! Я его, конечно, в себе накапливаю, но и ты его не растеряй на лету. Бом-бам - труба. Трань-тронь - гармонь. На полуслове выскочишь из трамвая, а там белые рыжие девочки бегают по цветам, тают нарциссы и лилии под пятками, васильки, а в сторонке мальчишечки, скляночки, косяки. Модный трамвай - двери веером и пошёл. Я подарю тебе лилию и бумажный стишок. Узелок соберу тебе и шепну на ушко: «Убирайся отседова далеко, далеко». Золотые облака катит волнами река к берегам, оттуда к лесу не без инте-интересу. Выходи на букву С и обратно прячься в лес. Боже, дай мне ожиданье, взгляд случайный, запах чайный,
привкус горький, след глубокий синий в снеге голубом, домик выросший грибом... *** Отрываюсь пуговицей от детской пижамки, отлетаю бабочкой c мальвы пустой. Кто такой ты смотришь в потёртой кожанке? Что ты машешь исчирканною берестой? Кожа перламутровая, добрая кожа, лапки крепко держат добычу и жрут. Но за липкой грязью, за пакостной рожей просвечивает белое личико - соком сквозь кожуру. Выброси добычу, авось еще очнётся, авось еще немного она поживёт. Отрываюсь лучиком от матери-солнца, отлетаю пёрышком в небосвод… *** Белым глазом наплыло и в окне растаяло облако-чело. А за ним, веретено, заспешит, обидевшись,
облако-зерно. И, забытая, одна, улетает куколка, вот и не видна... *** на небе планеты и звёзды по ним бродят птицы и облака под небом растёкся осенний воздух с ним рядом город дождь и река взрослые рыбы в реке канючат учат родню не попасть в меню а меня в свою очередь мучает то в чём я тебя не виню а небо каким бы ни было оно смеялось над ними всеми своими нимбами всеми святыми под ними бусинки-капельки вздевало иглой на нити веточек воробьиные лапки вздрагивали извините береги лёгкие лёгкие не пускай себя в тяжкие тяжкие
собери со стола крохи птицам их ах бедняжки слышу идёшь через чертополох головокружительный дождь ослепительный бог идёшь за белой лодкой по белому берегу от Канина Носа к проливу Беринга *** Шёл сон: я обиженно убегала. Незнакомец догнал меня и чрезвычайно мило сообщил, что сожалеет о моем уходе. Я смотрела на него и говорила себе: «Если бы я знала, что он здесь появится, я бы не уходила, о, если бы я знала. А теперь неудобно вернуться, а теперь проснусь и не понятно, каким образом мне снова удастся увидеть этого чрезвычайно милого человека, блондина и, по совместительству, режиссёра цирка».
И я решила, что надо попрощаться сейчас. И чем скорее, тем лучше. Чтобы, когда проснусь, и не вспомнить о нём. И мы попрощались. *** Изгородь, дерево, дом, три окошка, хозяйка идет в огород за вилком капусты. Что ей нужно? Может быть, как и мне, немножко чтобы было весело и чтобы было грустно. Все это женское, довольно простое дело: жить, капусту рубить, леденцы посасывать, затемно в себя приходить - здравствуй обратно, тело не то в Шилово просыпаясь, не то в Сасово. А я на поезде мимо, еду далёко, до Самары еще километров семьсот или около. Мне задаром достался вид трёх этих окон, жёлтой изгороди, синего дома, дерева невысокого... Медленный поезд в звёздах и остановках, ворочаю себя в географии незнакомой, в Рузаевке выхожу дышать в пальто и без штанов, как застигнутая пожаром, выскочившая из дома. В вагоне посапывают, одни в одеяла казённые укутавшись, другие разнагишавшись - жарко. Незнакомцы и непохожцы, расскажите сквозь сон мне, как подольше не снимать жизни пижамку.
Разве могу я утешить их, в плацкартном сне повторяя, повторяя и повторяя имя твоё? Я только тем и отличаюсь, что хуже засыпается мне, и что просыпаюсь, когда они сдали проводнику бельё... *** по нескучному саду вдвоём идём листья подо льдом на качели сяду говорю я так рада что ты пришёл я люблю по нескучному саду идти говорю так хорошо квартира для встреч смежный санузел холодильник печь широкий всегда разобранный диван и у подъезда твой синий форд
миниван в здании академии наук в окне на последнем этаже горит свет я хотел бы работать там говоришь почему там меня нет мы под мостом говорю вдвоём а там сидит и думает академик вот бы и мне сейчас рядом с теми двумя идти под дождём стоять под мостом целоваться с ними втроём Стихотворения для детей Морской народ По горячей галечке, по галечке морской ходит Ляля Валечка день-деньской. По морской водичке птичка-невеличка.
А на Валю смотрят крабы, рыбы скользкие глядят, чтобы Валя не ушла бы, не упала бы, следят. Нравится Валечке босиком по галечке топ да топ - вот так вот! Знают рыбы, знают крабы, знает весь морской народ Ляле Вале третий год! Зимнее утро На дворе белым бело всю парковку замело! Братьев - в школу везти, а машину - не найти. Только папа не грустит, он сугробу говорит: «Шевроле ты моя, Шевроле!» Сапогами - шарк-шарк, лопатою - ширк-ширк! Это папа машину откапывает.
Братья по лопате взяли и к машине побежали. Ботинками - прыг-прыг, лопатами - вжик-вжик! Надо папе помогать! А за ними… Маленькие ножки по маленькой дорожке. Маленькие валенки, в них - маленькая Валенька. Синий комбинезон, бабушкою привезён. Шапка с помпоном желтая с зелёным. А на ручках - варежки, а в руках - лопатка, лопатка, копатка, снегоубиратка.
Валенками - чух-чух, а лопаткой – чих-чих! Надо Вале вырастать, папе, братьям помогать из-под снега машину вытаскивать! Первый гром За окном бурум-боромгром, гром пробегал Лялю Валю напугал! Ляля Валя жмется к маме, даже к братьям не идет. Ляля Валя не поймет, что за бах, тудых-тых-тых? Вдруг гром утих, ветер смолк, дождь ушёл… Ляля Валя помолчала
и подумала: «Ну и нéчего. Вот и хорошо». Папина улыбка Мы к песочнице пришли. Мы ведёрко принесли. А в ведёрке три лопатки, ситечко и грабельки. А в ведёрке формочки кораблики. Будем печь куличики корабли. Будем в море их пускать с песочной земли. Плывите, кораблики лялины-валины, туда, где горы, туда, где пальмы! А ещё у нас в ведёрке маленькая удочка. Будем рыбку ловить
и складывать на блюдечко. Папа Валечкин придёт рыбку вкусную найдёт. Ты ловись-ловись, песочная рыбка. Ты светись, светись, папина улыбка... Соль Солнца Солнце, куда подевало ты букву Л? Уж не славный ли слон эту сладкую букву съел? Знойное солнце, с послеобеденным сном ты поёшь в унисон, и сом в тихой глуби подпевает тебе, невесом. Но я знаю, ты солёное солнце, морское.
Ты не сонное солнце, не городское. Ты – солёное, подсолнечное зёрнышко, обжаренное, калёное солнышко. *** Прабабушка за окном, как бабочка за стеклом. Вышла бы на улицу - ножки не идут. Вылетела бы в форточку крылышки не летят. А как раньше, с палочкой - цок-цок. А ещё раньше, галочкой - фью-фью. А теперь на креслице - качь-качь ходить не получается, хоть плачь. Левая нога болит и болит. Как малая лялька, ночью уснуть не даёт. И прабабушка песню поёт:
«Дра-та-рита-рита-та, вышла кошка за кота. А от кошки мышь, мышь спряталась в камыш-мыш, а за мышью жук, жук, он рогами стук-стук. Мышь от страха жужжит аж камыш дрожит. Мышь от страха пищит аж камыш трещит». Я проснусь и начну кувыркаться, на голове стоять, а прабабушка - Лермонтова читать. Я из комнаты в комнату побегаю немножко, а прабабушка книжку отложит, погладит кошку и ножку кутать начнёт, натирать солёной водой, таблетками убаюкивать боль тут я подбегу к пианино, чтобы сыграть Ноту Соль! Милая, в гольфах красных ты - словно волшебный гном! Слышишь, слышишь, в саду за твоим окном
яблоки падают - бом, бом...