Юлия Дрейзис. Подборка стихотворений воодополь псалтири чёрточки на снегу оставляемые лапой зверя ибо всё есть найденная поэзия обрященное падение в лазоревом поле две перекрещенные рыбы под серебряным полумесяцем озеро белое в нём две стерляди жёлтые голосами ангельскими и человеческими язык в наших устах звонко ударяющий в губы словом мира наподобие света поверх всякого одаряющего пока не просохла волглая одежда на сорочьем мосту по-над всякой тьмой
цветочная чашечка коленная прутики сосудов лепестки синяков страдательный залог строкой состояния бегущей строкой телеграфного агентства советского союза обещает хорошую погоду конструктивный диалог продуктивное сотрудничество реконкисту говорение на языцех победу над смертью плодиться и размножаться ветвиться не переставая белыми свечками каштанов трепать теплоту вечера и всегда можно сказать Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ миллионом равновеликих интегрально недифференцируемых способов и подзол как открытая бронза все мы монеты в цепкой шуршавой ладони ползучего кедра с дыркой квадратной кто сказал что так не бывает
все мы евражки кречета глаз подмечает ржавые комья в круге паноптикона мелочь следов и молчание все мы прохожие мимо моментально чужие минутно безгласные тёплые капли крови еловой из ломаных старых сосудов живицы брызги промельки и бисер столетий мыслящий мятлик подзол переплавленный в проседь впрочем об этом всё было уже в гуандуне на склоне на девятом году правления яньаньского вана досточтимого чжао сюя более известного под именем чжэ-цзуна под девизом преемствуя древним
маленькое ушко похоже на сердцевинку яблока ухарски закрученные перегородки тёмная косточка слухового прохода губы касаются кожи прохладной на вкус как белое мясо сквозного налива алебастрово брызгающее соком московское зимнее белорусское малиновое королева ренетов инфант притихший на белой сясечке двадцать пять на тридцать в свежестираной наволочке одетой цветочками сон прорастает узлистыми жилами листвяными протоками сливается с эйвой и маленькое ушко
слышит его неровную поступь начинающийся некробиоз отмирание оболочки дезинтеграцию ферментативных систем клетки коагуляцию цитоплазмы смачный конец взрывающийся ядерным пробуждением
белый дым чёрное ухо силуэт котёнка на кашмирской улице дети несут жаровни маленьких заморышков пламени теряются в молоке вязнут в эмалированной яри предгорий котёнок проснётся барсом каменным львом пенджаба алым огонь его чрева чёрным дым его шкуры голым комочек осклизлый метко ныряет в ущелье кушай ашока тюрю прячь кипящую проседь твой хребет как дорога каспар хаузер сринагара
городской романс
1 трепет перкуссии возвращаться домой зная что там тебя ждут трепет перкуссии танцевать чувствуя тёплые волны секса пространство как простыня текста о микрокредитах одинокий вагон метро ночью и бутылка воды с горлышком обмороженным до бирюзовой прозрачности 2 поезд ныряет как майкл фелпс
в таортар воды и балласта выходит на сушу совсем посиневший словно с мороза раздвигает объятья предлагает ночной сериальчик нетфликс любовь камень в ботинке тангеро при каждом движении зудящий тоненьким эхом
настройте оптику: неполногласие белого полоской кожи выше линии отрыва щекотно от синеньких голых окатышей на джинсовом краешке и хочется разного особенно сильное ощущение жидкости по косточкам стоп по кромке увиденной не смотрите бога ради прошу пожалуйста миленькие господи там ничего и не видно вам будет точно совершенно
чувствовать маленький жёсткий шар головы буравящий подмышку в момент (преходящей) истерики ибо только агония вечна как разряженный гаджет луна влажным глазом сквозь облака позднеминского свитка с его ветвящейся обречённостью времени вот оно есть и вот уже степные кони
распускаются большими мятыми квадратами как неотвеченные имейлы на долю секунды взрываются сивыми точками безнадёжного одиночества пополняя бестиарий двадцать первого века
чёрный волчок смоляной бочок картинки как карточки с пиктограммами каркающими словами неизвестно когда забывшего свой язык народца клац-клац кровинушка клац-клац родимая из подгорнего мира кряжистым корнем лезет буквица топлёным варом лезет волчица не трожь моё кровное неотчуждаемое имущество кармическое воздаяние нейролингвистическое междуцарствие кар-кар сердешная кар-кар залётная протуберанцы афазии по твоему полю без пахаря по венцу стоигольному по картону шуршавому с последними печатками чёрными алыми бесовскими чистыми совершенными следами несбывшегося нашего мира
человек-океан хочу никогда не кончаться частой гребёнкой по гальке по маленьким каомням сизую воду по горлышко голую воду битый булыжник оружие средств производства производящих орудия нового мира где не кончаются воды ни бут огоньки синкансэнов дым новостей позывные неспящих окраин рябь перехолмиц протестные граффити леса рядом с волной отмывающей струпья свободы
ломаный лёд хоккайдо ибо неведомо многое особенно в главном ударение всегда не на том слоге как ошибка разведчика детский язык для взрослых смыслов пересадочный узел встречающий все скоростные в порядке епитимьи без особого исключения
голос женщины сквозь мякушку звука всепроникающим ранением вибрацией линии
красный и флуоресцентно синий сквозь ночь и тайну стрекающей молнией тёмной материей щекочет щиколотки ступаешь весь беленький агнец с оказией не поспевая как дети пираха маленькие ступни по корочке сельвы и ты тоже становишься её ответвлением её чёрным жаром её мясистыми губами обойми меня мати укрой под монстерами возлюби меня падшего живого человеческого одень в голоса твои пока я ещё слышу трепет женщины дрожание сердечной мышцы обретение формы быструю нервическую поступь всех опоздавших
в чём ценность слов подари рафаэлло просто вылупить орешек как выпустить сердце наружу послать вдоль по насыпи по самому краешку леса но уже в настоящих джунглях идёт между ёлками бредёт между берёзками нескладными этими движениями воспитанного мальчика осложнёнными футляром от скрипки а по выходным в кружок тёмными ноябрьскими вечерами на пригорки подымается в овражки спускается вынимает тёплый кровоточащий комочек стрень-брень гусельцы золотые струнушки возьмите меня на крылята
отнестите до самой последней межи где топится центральное отопление прогревая рёбра сталинок где голова на коленях рука в руке ты во мне
как говорить не касаясь не слоить не сшелушивать лыко заоболонь мира ирги перезрелое семя отпрыски стылые на бесснежной земле беспризорные твёрдые голые клёнов последние крылышки по-херувимски надбитые жирными жестами времени
крабьи поля подводные ждали качали ветками чашей луна на выселках ласковой и бездомною поступью христарадника крохкой кошёлкой рваною в швах понавязло млечное сочиво навечерия корочкой пережжёною кожи слоистым волоком хрушкое перемётное чудо преображения мёдом и маслом мащено белым одето просверком волглая павечерица стелет поля подводные поит ковшом забвения братчиной трав и светочей соком воспоминания звёзды уста кустарников снулые крабьи ветоши зев ворожбы алкающей сердце ненасытимое
каменный конь в пене мая кипенно белой как черви шиповник собачья роза под колокол крестоподобный своей откормленной болью и сладостью сахарной грозди как глаз твоих полупрозрачность и ржавое золото наше на каждом последнем касаньи что длится не прерываясь пока волокно на изломе скулит и немножечко всхрапом совсем стригунок перезрелый кончается лопает почка собой пропуская в пространство зарок без подделки безлетно быть миром дышать помоги мне найти то конечное слово которое сможет словами словами совсем не умею тёплая ладошка фома неверующий клёцками облако барочные рёбра и плавает рваное по кровотоку небесному до бесконца краю заклёклое в пяти мялах мятое не подъять не закапать тугоплавким топлёненьким картонную ранищу в надчревном пролёте расширяющееся отверстие затыкаешь пальцами а там всё равно пространство предательски душа называется дурочка глупая
будь собой картофельным комочком
уже немножко остывшим на краю шубницы「розы」 будь самим собой спрашивай себя каждую минуту то ли это чего ты действительно хочешь и делай это только когда услышишь говорят слушай внутренний голос сказано же слушай не увиливай люби себя немного остывшего немного бесцельного немного настоящего оно просто сыплет дождём просто рисует по стене соседского дома марает стеклопакеты а ты давай не думай не агрись там тоже светится окно мармеладным теплом буржуйки летят на него белые мушки лепятся к мякоти абажура хотят шматок этого жёлтого обволакивающего нёбо благодать стяжающего нетварного вписаться как-то в это место золотых теней тотального приятия горячего какао с зефирками куда мы все стремимся