Влад Самолётов
?
Что вижу
1 В
последнее время провожу прямые аналогии между мной и Майком. Не тем Майком, который был когда-то грозой ринга, женщин и общественности. А Майком сегодняшних дней. Я так же, как и он, хорошо выгляжу только в первых двух раундах. А потом — всё. Скучно, лень и надоело. Ну, чем я не Майк в социуме? Майк и есть. Оба банкроты, порядочные женщины нас избегают ввиду нашей брутальности. Оба психически неуравновешены. Оба живём прошлым, избегая настоящего. Оба страдаем отсутствием стабильности. Нас не любят и боятся. Блин! Так много общего, что аж пугает. Может, мы — молочные братья?
2 П
ару дней назад случайно встретился со школьным приятелем. Сколько лет мы не виделись, уж и не сосчитать. Он вцепился в меня, как оголодавший по крови клещ в бездомную собаку, и поволок общаться в ближайший бар. После третьей кружки пива по его инициативе возник разговор об атрибутах из детства, которые необходимы взрослым, стареющим взрослым или фатально-отчаянно молодящимся стареющим взрослым. Фильмы, фантики от жвачек, игрушечные автомобили, коллекции солдати2 | Брик-а-брак №3
ков и, конечно же, примитивные пластиковые игрушки производства фабрики «Горизонт». «Игрушки! — оживился мой одноклассник. — У меня до сих пор хранится мой любимый желтый пластиковый утёнок, которого мне подарили родители, когда мне исполнилось пять лет. И я, кстати, до сих пор принимаю с ним ванну. Жена смеётся, ей не понять, она жестокая и циничная женщина, абсолютно лишённая сентиментальности. И вообще, я стал подозревать в последнее время, что она киборг с планеты Зорг, у которого стёрта память о детстве для его же безопасности. Впрочем, и для моей тоже. У моего утёнка уже смылась вся краска, он местами потрескался, но я его по-прежнему люблю» …Вот уже полчаса, как я скучаю. «У него есть имя?» — чтобы хоть както поддержать разговор, вежливо спрашиваю я. «Кристина», — отвечает приятель.
3 В
озвращаемся из Оптиной. Проезжаем дивные по своей красоте места. Кругом леса и поля, падает крупными мягкими хлопьями снег, и единственный признак цивилизации здесь — это асфальтированная дорога, по которой движется наш автомобиль. Мой анонимный брат, ведя машину и одновременно любуясь пейзажем, говорит: «Смотри, какой лес, какая природа! Здесь, наверное, живность водится. Может, есть в здешних лесах и медведи. Как пить дать есть. Тут без ружья в лес не зайдёшь, кругом хищники. Опасно». Переполненный ощущением контраста между этим миром и тем, в который мы возвращаемся, я отвечаю: «Нет, брат мой, ружьё в лесу ни к чему. Совершенно ни к чему. Хищники — разумные животные. Гораздо большую опасность представляет человек.
Слова Так что не в лес в наше время без ружья не войдёшь, а в метрополитеновский вагон станции Перово в полпервого ночи. Страшнее, чем в диком лесу, честное слово…»
4 В
чера у меня появился новый знакомый. Хороший парень. Далеко не дурак. Разговорились. Как обычно, жизнь, работа, женщины. Знакомый рассказал, что он в своё время работал на Рублёвке. Устанавливал жителям этого «государства в государстве» фильтры для очистки воды. Знаете, что он делал с этими фильтрами? Он в них мочился. То есть банально писал. Как же не любят у нас на Руси богатых! Даже зарабатывая на них, и зарабатывая хорошо, кое-кому трудно удержаться от соблазна совершить удар по ж..е буржуазии. Не знаю, плакать мне или смеяться.
5 В
олею злой судьбы познакомился в Интернете с девочкой. Твенти ту еарс олд. Нат бэд, обмениваемся фото, номерами телефонов и договариваемся о свидании. Естественно, от меня как альфалидера в наших отношениях исходит тестостероновая инициатива по поводу проведения совместного досуга: 1) кино, 2) кино и последующий ужин, 3) ужин без кино, 4) ужин и последующее кино. Какое разнообразие предлагаемого выбора с моей стороны! У неё, наверное, голова кругом. Дама отвергает напрочь все мои скудоумические попытки быть чутким и галантным кавалером. Говорит, что кино и жратва — это банально и неинтересно и предлагает просто прогуляться. Благо пого-
ды нонче стоят чудесные, а на улицах кумач и пьяный первомай. Диир дарлинг, тудэй я как Герасим — на всё согласен. Предлагаю ей встретиться в центре. Она, опять же, напрочь отвергает моё предложение. Говорит, что центр — это очень далеко, и тоном, не принимающим возражений, приказывает быть у неё на районе в 16 ноль ноль и не опаздывать. А живёт она в ближайшем Подмосковье. Какаято нестандартно-нелепая ситуация. Обычно, когда два субъекта противоположного пола первый раз встречаются, они обговаривают приемлемое для обоих время свидания, идут на взаимные уступки и компромиссы. Одним словом, пытаются быть цивилайзд пипл. Здесь всё иначе. Никаких уступков. Ни пяди врагу. Принимается только её сценарий или ничего не принимается вообще. С другой стороны, интересно. Характер — большая редкость в наше время. Как скажешь, так и будет, слова «нет» ты не услышишь, — вот наше сегодняшнее кредо. А в случае с ней — совершенно обратная ситуация. Интригует. Со скрипом и слезами мне удалось выцарапать для себя немного свободы. Добиться встречи в городе Москва, там я, по крайней мере, знаю пути к отступлению, если что. Свершилось. За сутки до нашей встречи регулярно отзваниваюсь по её приказу и сообщаю, где нахожусь и с кем. На следующий день мы встречаемся в парке. Общаемся. Чувствуется жёсткая и непримиримая позиция. Лёгкая агрессия, которая со временем может перейти в физическое насилие. Молодая, но спуску не даёт, держит ситуацию на полном и тотальном контроле. Встреча закончена. Расстаёмся. На прощание я говорю о том, что вижу. Она выслушала. Сказала в ответ: «Не обижайся, Влад, видимо, специфика моей работы стала проникать во все сферы жизни. Я лошадница. С семи лет наездничаю. Профессионально этим занимаюсь и преподаю. Вот недавно купила себе коня и готовлю его к соревнованиям. А с лошадьми, с ними ведь как? Где-то ласково, а где-то и жёстко. Не обессудь, 3
я такая, какая есть. Ай эм вот ай эм». При этих словах у меня перед глазами замелькала наша будущая совместная жизнь. Я совершенно отчётливо и ясно представил себе эту картину. А именно: через пару лет, а может, и раньше, я стану откликаться всего лишь на три голосовые команды: «Тпру!», «Но!» и «Пошёл».
6 Б
ыл у меня приятель по кличке Змей. Змей был гаишником и, дабы не позорить свою профессию, естессно, много пил, был весельчак и затейник. Жил он недалеко от меня. Я сталкивался со Змеем довольно часто. Особенно по утрам. Идёшь, бывало, на работу. Весь такой трезвый и полный желания трудиться на благо Родины. А тут выходит Змей из соседнего дома. С похмелья, в форме и явно заряженный на продолжение. Он видит тебя. Рот его расплывается в довольной улыбке. Попался! Жертва-собутыльник найдена! Змей здоровается со мной своей коронной утренней фразой: «Куда идёшь, свидетель ДТП?» Это означает, что сегодня на работу я не попадаю, так как стал невольным и очень важным свидетелем дорожнотранспортного происшествия (уже третьего за эту неделю). Завтра я предоставлю своему работодателю сотую по счёту справку из ГАИ, в которой объясняется причина моего отсутствия. Причина весомая и непререкаемая. Закон есть закон. Его надо уважать. Шеф недовольно поморщится, попытается что-то сказать, но в итоге возьмёт эту бумажку, положит в стол, а в обед выкинет в корзину для мусора. Так будет продолжаться довольно долго. Но в одно прекрасное февральское утро его нервы не выдержат, и он спросит: «Влад, ты что, на работу ходишь пешком и исключительно по МКАДу? А возвращаешься, судя по бумагам из ГАИ, по третьему транспортному? Что 4 | Брик-а-брак №3
ты там делаешь? Может быть, ты увлекаешься спортивной ходьбой?»
7 О
ксана Фёдорова. Шикарная женщина. Брюнетка. После того как она стала вести передачу «Спокойной ночи, малыши!», я не пропускаю ни одного выпуска с её участием. Дико завидую этим плюшевым зас..анцам Хрюше и Степашке. Вернее, актерам, которые сидят под столом и манипулируют куклами... Здорово, Вась! Здорово, Петь! Ну, как ты? Устроился на работу? Да, всё отлично. Работаю на ТВ. Круто! И чем ты там занимаешься? Да так, рутина. Ровно в восемь вечера на федеральном канале глажу ноги мисс мира.
8 С
трашное преддверие восьмого марта. Вчера я вместе с коллегами мужеского пола сдал деньги на подарки для женщин. Что покупать? Не знаем. Где покупать? Опять же, не знаем. После сорокаминутных дебатов, переходящих на крик с использованием ненормативной лексики, выбрали ответственного за приобретение подарков. То есть опять меня. Кто поедет в Трускавец? Как кто? Влад. А на цементный завод? Опять и снова Влад. Попросил персональный автомобиль с личным водителем и одного человека в помощь. Выдали. Дядю Витю с вечно расстёгнутой ширинкой в качестве водителя и Андрюху-помощника. …Вечером мне отдают конверт с собранными деньгами. Чужие деньги — большая и беспокойная ответственность. Не бери в руки чужое, и тебе не попадёт. Отказываюсь. Предлагаю вручить деньги на хра-
Слова нение Андрюхе. При этих словах лицо Андрея становится необычно серьёзным, и он произносит: «Я не возьму эти деньги. Мне нельзя. Не могу. Я пьющий».
9 Т
ри дня назад проходил мимо магазина бытовой техники. В мусорном контейнере я увидел большую упаковочную коробку от холодильника. Взял её домой. По дороге купил фломастеры и цветные карандаши. Пришел, поставил её посреди комнаты, написал на ней огромными жирными буквами: «Это – мой мир». Затем вырезал в коробке подобие окон и двери, залез внутрь и разукрасил. Я стал в ней жить. Жить в мире, который я сам для себя создал. Временами я покидаю его территорию, чтобы купить сигарет и сходить на работу. Временами приглашаю в свой мир женщин. Но они в нем не задерживаются. Мой мир слишком мал для двоих. Тесно. Он подобен гробу для покойника: его размеры плотно облегают фигуру. Одному хорошо, вдвоём — некомфортно...
10 С
егодня просматривал концерт Garbage. Ширли Мэнсон просто потрясающа. Умна, талантлива, красива. Истинная женщина. За такой — хоть на край света. Настоящая, не деланая рок-вумен. Что сказать, люблю. Люблю долго и безответно. Но есть один нюанс. Нюанс щекотливый. Тяжело в этом признаваться, но это так. Я, вдобавок ко всему, без ума и от Моники Белуччи. О, знойная итальянская дива. Услада моих очей и бальзам на раненое сердце. Она, кстати, тоже настоящая, не деланая. Как
быть, я не знаю. Как же меня достало это моё мужское непостоянство, ветреность и любвеобильность. Обе однозначно достойны моей руки и сердца. А я сижу в своём пентхаусе и никак не могу решить, кто моя избранница. Посерьёзней надо быть. Посерьёзней. Ведь не мальчик уже. Так сказать, не юноша, но муж. Вообще-то, мужичок, если честно. Ну как мужичок? Так, пацанчик из Бибирево. Но такой реальный, не деланый.
?
о Гв
1. – Йоооооппперррныйтеатрррр! — завопил Игорь, подпрыгивая на одной ноге и размахивая рукой, как какой-нибудь экспрессивный дирижер. Гвоздь криво вошел в стену, молоток отскочил сперва по ноге хозяина, затем цокнул дорогущую итальянскую плитку, отчего по ней пробежала паутина трещин. Эхо крика отскочило от стены упругим резиновым мячиком, забилось в ванной комнате, влетело в кухню и выскочило, наконец, в форточку. День начинался ни к черту. – Что ты там опять натворил? — вопрос Кати был хуже любого синяка. Она — кровь с молоком, метр шестьдесят невозмутимости, пятьдесят кило образцового порядка и дотошности — смотрела на Игоря холодным уничтожающим взглядом. Где эта девочка в белом платье, которой он клялся в любви до гроба еще полгода назад, куда она делась? Катя медленно прошла мимо мужа, наклонилась и вдумчиво провела пальцем по трещинам на плитке, как будто что-то для себя решая. Что она делает? Проводит калькуляцию ремонта? Так и не поняв ее поступка, обычно молчаливый Игорь принялся было сбивчиво оправдываться. Но, заметив настроение супруги, замолчал. «Поменяй!» — отрезала она и вышла в другую комнату. Оттуда донеслись судорожные рыдания. Игорь сел на холодный пол, прислонился к стене. Минуты сыпались как сухие лепестки роз, оставляя после себя приторный запах 6 | Брик-а-брак №5 | http://bricabrac-ezine.com
прошлого. «Все кончилось, — думал Игорь. — И дело только в том, кто первый произнесет это страшное слово: развод». Кривой гвоздь торчал из стены как какой-то символ неустроенности и неправильности бытия. 2. Она обернулась на крик. Муж стоял цаплей на одной ноге и тряс рукой. Но по лицу, тону и — главное — громкости было ясно, что дело не пустячное. Ага, вон молоток на полу, вон кривой гвоздь. Картину мы сегодня так и не повесим… Разбил плитку! Италия, две недели выбирала, убила столько времени и сил, где же теперь возьмешь плиточника?
Н. Давыдова
ь д з
Андрей Яницкий
Надо держать себя в руках, ты и так в последнее время истеришь, хотя «дни» прошли, к чему бы? А может, беременна, и это такие при-
Простые вещи знаки, надо сделать тест обязательно, только вот работа, и все некстати, эта квартира, ипотека, если в декрет, то как платить — Игорёша столько не зарабатывает… Нет, надо его для проформы немного пожурить: – Что ты там опять натворил? Совершенно дурацкий вопрос, будто я не вижу. Главное, не сорваться на крик. Он и так от меня натерпелся. Хотя вот даже гвоздь, и тот забить… А если бы и беременна, это хорошо. Мальчишка, обязательно мальчишка. Интересно, каким он будет? Вот бы светленький, как Игорь. Ребёнок бы всё разрешил, без него все сыплется, как мелкий речной песок.
Катя наклонилась, пытаясь угадать в застывшей вспышке трещин будущего сына. Как это из ничего, с чистого листа, возникнет точ-
ка, а от нее во все стороны поползет паутина событий. Бабушки с дедушками накупят пеленок, друзья отдалятся, коллеги по работе — какой уже тогда работе? — забудут. Она положила палец на скол, оставленный молотком, повела по самой длинной и широкой трещине. Вот она — линия жизни, щербатая, неровная, все тянется и тянется, сынишка растет, идет в детский сад, школу, университет… – Слушай, извини. Молоток соскочил по пальцу, я даже не успел… Катя не сразу уловила. О чем это он? Ах, да. Разве же это важно, если сын. Говорят, что женщина чувствует беременность еще до того. С Катей ещё не бывало, но очень похоже на то самое чувство. Оно — это чувство — ей снилось, и было именно таким. Сказать ему или нет? Нет, не поверит, сперва надо тест. Она подняла взгляд и заметила гвоздь. Тот кривой чёрной занозой торчал из стены, отбрасывая уродливую длинную тень. Гвоздь, молоток, пучок трещин. Кате живо представилось, что пророк-молоток ей пытается что-то сказать еще. Что если трещины — это большой взрыв, с которого начинается история человечка, то гвоздь — это финал. Она однажды была на похоронах, и там работники кладбища спокойно вколачивали огромные, как офицерские кортики, гвозди в лакированное дерево гроба. Мужики с молотками походили на мелких бесов, клерков небесной канцелярии, которые на часок сошли вниз, чтобы проделать свое нехитрое дело. Все это вспыхнуло в Катиной голове так ярко и больно, что она не выдержала и выпалила с каким-то даже надрывом: «Поменяй!» — подразумевая, верно, кривой (инвалидность? короткая жизнь?) гвоздь. Слезы выступили на глазах, и Катя, стесняясь сентиментальности, бросилась в другую комнату, захлопнула за собой дверь и дала себе волю. Она ревела дико, со всхлипами, задыхаясь, заранее оплакивая своего еще не родившегося сына. 7
Галина Фадеева arizona-parus.livejournal.com
C
amera Obscūra
Он взлетел еще выше. Розовый туман брел дальше и дальше и, наконец, заполнил весь дом. Уже не нужно было взбегать по лестнице и перебирать длинными ногами ступеньки. Двери растворялись. Mr. Morphine забыл свою трость у комода и пресс-папье. Красные губы облизывали корешки книг. Верхняя губа задержалась на «Камере Обскура». Засушенные зонтичные взлетали тоже, вверх семенами. Неведомая громкая тишина заполняла споры грибов в кадке у крыльца. — Это и есть Чарн, — произнес львиный зев. Толстой, Аксаков и Льюис потянулись за коробком спичек с зелеными головками, что лежал прямо за лиловой картиной с нагой дамой и кувшином с отбитой ручкой. Они никак не могли поделить спички поровну. Всегда у кого-то было больше на две-три-четыре. Они беспомощно размахивали руками и глотали воздух через широко открытые рты. Только лысый Мандельштам мог поделить поровну. В тянущемся ожидании заваривали чай. Аксаков подыскивал, что сгодится для заварки. Паленая шерсть, ручки фарфорового мальчика и красный вчерашний каркаде — все, что нашлось. Самовар клацал зубами. Ему пришелся по вкусу чайный набор и розовый туман. Где-то внизу в подвале взвыла девица, звали ее Эржебет. Однажды Набоков напоил ее выдохшимся пивом и посадил туда. Зеркала в ртутном блеске отражали происходящее. Кто-то нажал на спусковой крючок, и теперь у литераторов было свое хоумвидео. 8 | Брик-а-брак №3
N
ew Weird America
Мы с надеждой рисуем себя на пейзажах ранней Америки, мечтая об индейцах, совах, Бротигане, песке, но мы не помещаемся ни на одной картине, все они узки и не по размеру, нарисованы задолго до нашего существования. Раковины также стали малы, а нам все лень приобрести более просторные, по новой моде. Моллюском можно провести все дни жизни, лежа на кровати и обнимая бочку с вином или бочку с женой, поражаться красоте несовместимого музыкального рисунка с вокалом, нелепым ударам драм-машины, серебрить голову, ненавидеть грязь и слякоть, особенно зимой. Зимой все такое некрасивое — вот за что я не люблю зиму. Люди становятся неуклюжими и много пьют, чтобы согреться. Зимой сложнее быть красивым и изящным. Скучно и одиноко. Но какое счастье, когда влажная погода! Можно вспомнить про вельветовые брюки и рыжие ботинки и изменять в них зиме, прикидываясь, что наступила весна. Веришь ли ты, что настанет весна, и на прилавках магазинов появятся луки и копья? Гораздо интереснее было бы сделать лук самому. На нас, конечно, их не хватит, потому что пока мы узнаем о новом товаре, его давно уже раскупят. Мы запремся в твоей комнате и, насвистывая, сделаем пару настоящих луков из веток и резинок от трусов твоего папы. Я, потому что девочка, украшу луки разноцветными нитками, и мы пойдем забавляться снова, только по-другому. Раньше мы прозябали в своих домах, прослушивая те песни, которые раньше всегда обходили седьмой дорогой. Ты учился вязать мне носки и отправлял гневные сообщения, когда проливал чай на брюки или кололся больно спицей. Собираясь вместе, мы собирали паззлы — их давно забросил мой братишка,
Слова но нам они пришлись по вкусу. А как забавно целовать любимые страницы книг! Твои губы сжимались в трубочку и делали в воздухе забавный «чмок».
D
eath Valley 69
Это все так же спокойно, как покачивание в старом кресле и чтение одной из тех захудалых книжек, которые стали для тебя настольными. Тебе звонят и сообщают, что Время умерло. Марк Твен больше не пишет повестей с веселым концом. Все они заканчиваются ожерельем из голов чернокожих девушек, обрамляющих комнату, и резней почище Death Valley 69. Но для тебя это не удивительно, словно ты посмотрел выпуск новостей и узнал о начале войны в далекой арабской стране, и теперь можешь сопроводить это печальное известие самым равнодушным зевком на свете. Тебе и твоим друзьям для счастья достаточно покачиваться в кресле и сходить с ума по свежеиспеченным идолам, на них даже осталось немного мучных крошек. Нужна лишь музыка, гротеск, чипсы, лимонад и немного sweet psychocandies. Испиши свое лицо автографами мертвых людей, и от этого они станут немного живее и вполне подойдут для съемок ужастиков о зомби для твоих будущих детишек. По семейной традиции, следуя советом своей мамочки, ты отведешь их в детский сад для лесорубов, где в первый же день они хлебнут сладкого. Вспомни тех, кто не пропускал ни одного занятия — они умеют не только читать и писать, но и ненавидеть друг друга. Когда тебе захочется умереть по-настоящему, они снимут тебя с любой крыши, поднесут к носу нашатырь и заставят продолжать вдыхать запахи их собственной грязи. Если ты захочешь по-настоящему жить, тебя обзовут чертовым индивидуалистом и снобом. Н.
Гре
Поэтому дело заканчивается полным забытьем — как и хотелось. Хлопковое поле, шванкмайеровские звуки за стеной маленького потерянного в Алабаме домика. Иногда тебе снятся негры, самозабвенно скачущие вокруг костра в ритуальном танце, кружится и Мамочка. Томми и Бэкки мертвы, свечи потухли, а ты все сочиняешь из страшных снов сказки с добрым концом, чтобы забыть их действительное предназначение.
9
зи
на
…кто… вы? неназванным из стороны покоя опасного вдруг вышли в света круг в пятно исснежное единственное нежное пятно на мне…
Н. Грезина
…не высказано будет но прочтено у кромки глаз феврально-серых как у воды, нечаянно унесшей селение…
Сонечка Кривых Из бл о кн о т а в о зд у х о пла в а т еля
…пузырьки воздуха — к ровной поверхности
…дышу в шарф изнутри счастьем съедаема
суетливо, будто несонно на дне слита с песка невинностью рыба ночи рыба поклона рвет глубины неосторожностью и ложась рядом с рыбой льда заражает её тревожностью и нисходит с земель вода…
…предмет, лишенный опоры день, лишенный меня на хрип твой непокорный сбегается малышня срываются с недвиженья и центром земли кипят может, и не мишень я вдруг надо мной корпят?..
безразличием дырявятся сталактиты труб рук твоих броскость и глаз оттаяние и впервые нетрезв и груб…
…с крыши край небосвода свешивался надорванный мы собирали капель стекло нерукотворное иначе дышу вблизи на миг замеревшего моря иначе верю у рук того, с кем не поспорю…
Илл. Натальи Грезиной
Вениамин Ленский
Харьков
Глобальное *** Вавилонская башня, из-под твоих развалин Мы вылезли — для всего чужие — Разрозненною семьёй; раздавлен Наш урожай. Да и разве жили Мы хоть когда! Никуда не деться. Перемешались, что эти камни. Разноязыкие иноверцы Рыщут меж нас, замышляя втайне Кровную месть. Вот и сам я часто Повод ищу человека выжать, Точно лимон. Золотая каста — Что это: миф, мозговая жижа Или кулак, занесённый резко Над головою жреца?.. Иль всё же Потом тебя окропить, стамеска, Вместе с кайлом — на постройку всхожей К самому небу, недвижной башни, Чтобы с неё, где гнездится рвота, Богу поведать, что мир всегдашний — Отныне Его забота… *** Я тоже помню ветхий дом: Подъезд выплёвывал ступеньки — К ногам прохожих, на коленки Старушкам, сохнущим втроём На сморщенной скамье; вдобавок Я помню сходку облепих... Напротив дома... и двоих Щенков, грызущих ватный тапок Под размалёванным окном, Откуда падала и шляпка Нервозной девственницы, зябко Мешаясь с утренним дождём.
Слова
Альпинист Горсть выносливых сантиметров — таков его рост: Этим приспособлением он удлиняет горы, Достигая их пиков поочерёдно, взахлёст, И ему не преграда — он спутник орлам — позёры, В туристической ставке пьющие у камелька, Рассуждающие о лавине (о грозной кляксе!). Жёсткий трос приручила быть гибким его рука, И следы смельчака не остынут в кристальном вальсе. Он восходит, впиваясь ногтями в нутро камней, Выжимая из них всё, что можно. Его послушай!! И Монблан, завывая, стал выше и стал сильней, Ощутив у себя на макушке людскую душу. *** Я никогда себе не представлял, Что смертны мы, что может быть и хуже, Что под подушкой — тоже матерьял Частицами распада перегружен, Что за стеной, молчание храня, Лежит старик, голодный и разбитый, Ко мне лицом, не чувствуя меня, Как я его ослепшие орбиты. Но вот теперь, толкнув его рукой, Перевернув на выжженную спину, Я стал ничем под лампочкой дневной, В отличье от него, — наполовину. И потому над телом старика Молитву совершил и плотной тканью Накрыл его (как землю облака). Глухого к моему существованью.
Вигвам А Вселенная — как вигвам С прорастающим из него Бледнолицым дымком. И нам В междузвёздное вещество Предстоит обратиться, чтоб Отделиться от наших тел. Мне об этом сказал твой лоб, Сын Куницы. Пятнадцать стрел Проступили на нём. Ого! Ты стареешь, как лист ольхи, Слишком быстро и глубоко. И следы твои — плеск трухи На тропе изначальной. Но Я тебя обгоню, пригнись! Ибо предков моих на дно Этой жизни пустила Рысь. *** Стреляй в меня короткими гудками Из трубки телефонной. Всё равно — Как доброе советское кино — Жизнь хороша, и свет в оконной раме Стоит в глазах, подрагивая чуть С листвою разнолицей и счастливой: Спалить к тебе не выверенный путь От дома моего, где влажной гривой Ещё вчера предвестник октября Прошёлся по вещественности хлипкой. И был таков. Осталась лишь заря В моём саду — слоняться за улиткой. Упразднены желанья, что порой Влекли меня в твои объятья или На самый низ, в шоссейный разнобой, Под смутное крыло автомобиля…
16 | Брик-а-брак №4 июль 2010
Слова
Глобальное потепление Нерпа лежит на льдине, Поглядывая на лунку, В которой отразилась Большая Медведица. Изобразив на картине Ещё и сосульку, Художник ложится, Но мысли женятся В его голове. Он заснуть не может. Снова включает свет, садится Напротив картины И видит: льдины Нет и в помине. Похоже, она уплыла… Но куда? Нигде её не находит. «Странно! Льдина, как птица Или же — что игла В стоге сена», — рассуждает художник, Стоя по горло в воде Вместе с нерпой, Вопрошающей: «Где, Где я, Господи?»
Фёдор Ермошин Москва
Раннее утро. Мороз схватил корни деревьев, они стали будто каменные. Ветер дует в лицо. Я иду по обледенелой земле. Иду, как человек петровской эпохи, в энергосберегающих панталонах под штанами. Панталоны подарила мама. Они стягивают ноги. Зато не так холодно. Я хочу спать. Но я думаю о подарках на Новый год. Я должен купить Даше гимнастический коврик. И ещё насос, чтобы накачать гигантский мяч для упражнений. Мяч лежит сморщенный уже четвертый месяц. Без него Дарья не может делать зарядку, она беспокоится о фигуре. И ещё надо купить еду. Прошлой зимой перед Новым годом в «Ашане» было столпотворение. Все тележки разобрали уже к полдевятому утра. Поэтому теперь мы с мамой решили отправиться в такую рань и пересечься прямо на точке. Я вышел из почти пустого автобуса. Издали в темноте видны четыре огромные красные светящиеся буквы. 18 | Брик-а-брак №4 июль 2010
Я приближаюсь к зданию, похожему на реактор. Из дверей выбегает служитель и с разбегу вкатывает тележку в ряд таких же тележек. Я беру одну из них за ручку. Двери «Ашана» раскрываются с мягким шумом. Здесь тепло. Людей на удивление мало. Тру глаза, брожу средь сковородок и блюд. Договорились с мамой, что она будет ждать возле журналов. Но где ж они? – Стой, где стоишь, — говорит мама по рации. — Я сейчас буду. Но прости меня, мама. Я неумелый возница алюминиевого мула! Задумавшись, незаметно выхожу на главную дорогу. Людей моментально становится много. Телег тоже. Я лавирую между ними. Растет всеобщий гам. Стараюсь плыть по течению. От обилия товаров рябит в глазах. Меня теряют. Вдруг слышу звонкий, чуть слышный спасительный крик: – Федя! Федя! Мама догнала меня. Шопинг — её стихия.
Слова
Я веду тележку. А меня ведет мама. Я решил достать список, составленный Дашей, — ингредиенты к столу. Ищу листок в куртке. Из кармана посыпались фантики, старые чеки и карточки метро. Разворачиваю список, разглаживаю рукой. – Давай пошустрей, не тормози процесс! — подбадривает маменька. Но вдруг и сама остановилась. Она заметила, что молодая пара разглядывает нечто, похожее на раскладушку. Оба в сомнениях. – Не берите! — с уверенностью заявляет Ирина Михайловна. — Эта сушилка — дрянная. Такая у меня простояла месяц, потом ноги рухнули, и привет. Не берите! Вот что значит педагог. Я советую никому не советовать. Мама говорит, что она сражается за права потребителей, и всё тут. Из огромной кастрюли продавщица наваливает в лохань вареную картошку, пышущую жаром. Мама встала в очередь, чтобы взять курицу-гриль: – Иди туда, где морепродукты, я тебя догоню.
Я отправляюсь в свободное плаванье. Тележки, наполненные сырами, газетами, кабачками, снуют туда и сюда. Народ разворачивает свои колесницы, окружая прилавок. – Так и на дорогах у нас, — изрекает дедушка, поучая маленького внука. Тот сидит в тележке и наблюдает за жизнью. Кажется, они похожи на персонажей одного рисунка Брейгеля-Старшего… Но рассуждения оставь на потом. Потому что навстречу идет победоносная тётка. Лицо выражает правоту и мощь. Губы сжаты. А глаза смурны. Моя каталка — пушинка по сравнению с её телегой-убийцей, доверху груженной припасами. Она надвигается быстро. Сворачивать не собирается. Столкновение неизбежно. Такую не разжалобишь. Но в последний момент мне удалось повернуть. Её тачанка пронеслась в считанных миллиметрах. Правда, сзади тоже едут. Слышен лязг. Торжественная протаранила тележку какого-то дядьки в пальто и кепке. Он бормочет: – Трактор… Цел и невредим, добираюсь до мишуры. Кладу на дно телеги разноцветный «дождик». А вот и гирлянды. Меня пленяет одна, в зазывной упаковке. Семь метров, двести лампочек . На ходу, в толчее представил в уме образ прекрасной моргающей ёлки. И положил коробку в клеть. За стеной толпы мелькнули мандарины в красных авоськах. Я протиснулся рукой между локтями ищущих людей. Вытянул сеточку, словно старик свой невод. Там взвешивают невесомый укроп и пахнет мокрой петрушкой. Здесь громоздятся кочаны
капусты. Кажется, я опять заблудился. Хочется крикнуть: – Ма-ма… Но она уже тут. Мы вновь выступаем в тандеме. От холодильников с замороженными продуктами веет прохладой. Мама по-хозяйски выхватила список из рук: – Салат из морских гадов! Бери! Шарю неумными руками по упаковкам с шампиньонами и цветной капустой. Мама находит нужную пачку не глядя — отработанным до автоматизма движеньем. – Крабовые палочки! Хватаю. Но мама авторитетно: – Эти не очень. Мы в другом месте возьмём. Усатый дядька, похожий на кита, держит в руках пару упаковок. Он прислушался: – А где ещё есть? – Прямо по курсу! — мама неустанно советует. Многие люди оставляют пастись свои телеги в углу и идут в торговый ряд налегке, обретая юркость и прыть. Матушка ушла на такую «вылазку» за мясом. А я сторожу добытый провиант и смотрю по сторонам. Вдоль ряда со сластями, чаями и кофе проходят мужчина и женщина. У него плоское серое лицо, неглубокие глаза. Она, с красиво зачесанными волосами и в белой шубе, говорит ему: – Надо купить! — глядя на банки элитного кофе. Он повторяет: – Купить... — язвительно и глухо. Он перетаптывается с ноги на ногу. На нём лежит ответственность. Он зарабатывает деньги. А она их тратит. Он делит с ней радости и горести, будни и праздники. Но в этом ведь есть и хорошие стороны. Возможно, он думает об этом. Держись, мужик! 20 | Брик-а-брак №4 июль 2010
А я заодно взял для Даши пачку «Рафаэлло». Вернувшись, замечаю какую-то даму, склонённую над моей тележкой — она изучает её содержимое строго и дотошно. Чуть присняла очки с переносицы и пристально глядит на мою потребительскую корзину. Вначале показалось, что это санэпиднадзор или какаянибудь инспекция. Но нет, смотрит просто так, из любопытства. Я не буду мешать. А впрочем, мамина телега, на всю семью — она попредставительнее будет! Вот на что поглядите! Оборачиваюсь — но тётки уже и след простыл. Мама вернулась. Тележки тяжелеют. Осталось главное: спорттовары. Блуждаем меж тренажёров. На одной из полок увидел «коврик для йоги». Сделано в Пакистане. И нарисована йогиня, которая закидывает ноги вверх в неимоверной «березке». Берём. В моей тележке погромыхивает автомобильный насос, чтобы накачать Дашин гимнастический шар. Укрою насос пакистанским ковром. Завершу эту икебану пачкой «Рафаэлло». Дарья обрадуется подаркам. Подходим к кассам. Слышно, как все пятьдесят кассовых аппаратов пищат на одной ноте. Получается музыка. Что-то вроде «ой, ле-ли-ля». Я сравнил бы это с соловьиным царством. Настраивает на веселый лад. Хочется пуститься в пляс. Но мама, боюсь, не заценит. По резиновой дорожке медленно едут товары. Блоки шампанского, словно артиллерия, готовая выстрелить залпом. Буженина. Упаковки лимонов, бананов и груш. А вот наши поехали… Пробили товары на кассе. Складываем всё в большие мешки. Выбегаем на заснеженную улицу. Но автобус уже уезжает. Догонять его с нашей ношей — нереально. Ждём следующего.
Падает снег. Маму что-то гнетёт. Мы вышли из «Ашана», вернулась обыденность: – …Шесть человек в доме. А я хочу убраться. Слева папины бумаги, справа твои бумаги. Мне ёлку некуда поставить. – Мамуль. Много народу — это же разухабисто, весело! – Да уж, очень весело. Рукой, на секунду вынутой из перчатки, открываю пакет кофейного коктейля. Дышу паром: – Ты устала, мам. Сколько у тебя часов в неделю? Речь про учеников. – Пятьдесят два. Да щас меньше, под каникулы, — безразлично говорит она. — Сплошное динамо. Маршрутки не видать. Морозно. Мама встревожилась: – Тебе не холодно? У тебя там пододето чтонибудь? Ты что, с голыми ногами? – Конечно, — я сохраняю интригу, потом говорю: — Да пододел я, пододел… эти… энергоёмкие штаны. Наконец подошел автобус. Влача пакеты, залезаем внутрь. Выставили мешки шеренгой. Едем. Мама пеняет: – Вот, теперь ты понял, как я одна таскаю? А папа твой: «Ирок, я наработался, съездий уж без меня!..» А я не наработалась?.. — мама сменяет тему. — Ой, Федьк, какой ты худой. На тебя смотреть страшно!
Я сделал измордованное лицо, оттянув веки. – Примерно так, — откликается мама. Она смотрит в окно. Там движутся дома и деревья. 21
— Ходишь, костями гремишь. Вы у себя, небось, ничего не едите. Она беспокоится о питании молодой семьи, живущей на улице Говорова. – Новый Год будет — поедим! — ржу я. Свернули на Можайку. Скоро родные места. Звонит папа: – На каком вы этапе? – «Три кита» уж проехали, — говорю. Мама командует в трубку: – Выходите помогать! Проехали Лохино… Проехали «Лазурный»… Вот и наша остановка. – Ну, и где они? — мама смотрит в окно, ищет глазами помощников. — Прекрасно, — произносит она уже со сталью в голосе. Подхватываю, кучно ставлю увесистые мешки на снег. – Вам бы ещё двух мальчиков, — советует незнакомая женщина. Она ждет автолайн. Вежливо и интеллигентно смеётся. — Это сын ваш? – Сын. Я на корточках прячу в мешок длинный французский батон. Не удержался, отгрыз кусок. Мама увидела папу и Саню и копит энергию для взрыва. – Ну, дела! — обрадовалась весёлая тетенька. — А вот и мальчики! Мама хотела разораться на мальчиков, но сдержалась. Тётенька смягчила возникшие противоречия.
22 | Брик-а-брак №4 июль 2010
– С наступающим вас! — сказал я ей от всей души. …Идем гуськом вдоль длинного забора, скрипя снегом. Папа, Саня, мама, я. Разделили мешки. – Гуд бай! — говорю мамке. — Спасибо тебе. Я бы один заплутал в этом «Ашане», как нефиг делать. – Не за что, сынок, ну что ты! С пакетами особо не обнимешься. Пришел домой. Грею руки. Бросил на кресло поклажу. Отложил в отдельный бездонный мешок коробку «Рафаэлло», чтобы спрятать от Даши. Теперь ждать, когда куранты пробьют двенадцать и зазвучит гимн. Тихо. Приоткрываю дверь в комнату. Звеню ремнём, как сбруей. Снимаю штаны. Остаюсь в теплосберегающих панталонах. Ваня спит на кровати, запелёнатый, на бочку. Дарья читает журнал. – Привет, — шепчу. — Я тебе курицу-гриль принес. Тёплая. Иди поешь. Примостился с краю кровати рядом с дремлющим Ваньком. Моя миссия выполнена. Я принёс съестное к празднику. Дарья вернулась. Чуть слышно спрашивает: – А почему «Рафаэлло» в отдельном пакете? – Это не «Рафаэлло»… — я прячу голову в песок, как страус. Дарья увидела сюрприз. – Это что, для кого-то другого? — допытывается она. – Нет. Это я хотел тебе. А ты… подсмотрела… – Так я и так тебе его в списке написала. – А я хотел сделать, как будто я забыл, что это надо было. А когда бы ты подумала, что я забыл, тут бы я и подарил. На Новый год. – Да я бы пошла и сама купила, — Даша раскладывает в морозилку продукты.
– Ну и хорошо, — я иду за ней на кухню. — А я бы тебе ещё одну коробку! И была бы двойная радость! – И была бы двойная талия, а не радость… Даша шуршит мешками. Я перекочевал в кресло. Я люблю возвращаться. Всем есть подарочки. Только маме забыл купить. Нужно придумать что-нибудь эдакое. Пока не решил что. Надо с Саней и Маруськой проконсультироваться. Отличный какой-нибудь дар преподнесём. Открытку, например…
Владимир Новиков
29 декабря 2007 — 3 января 2008
23
Алла Дружинович
Приложения к путешествию На горе Если только можно, Авва Отче, Чашу эту мимо пронеси. Что ковер-самолет, подо мною лежит плато, и сквозит в облаках Алустон, как в реке платок. Но в горах не легче, чем в городах. За спиной кто-то неотвратимый — и в горы идет за мной. Обернуться страшно, туман ползет по хребту. Лучше так — лежать, свесить волосы в высоту. И не думать о том, как быть, как близка беда, кем наточен нож, как веревочка завита. И еще — как сквозь вату, но все же вспомнить: кровав пот смирения. Но кто смирен — тот прав. И утешителен мир, разнолик в мелочах, весь подарен тебе: дым, сердолик, молочай, изгиб ЮБК, отраженный в глазах гюрзы, и, как легкая юбка вздутый, подол грозы... Но остыть не успеет пыльный поджарый джип, загнанный на средину ржавой Северной Демерджи, зашатается всякий камень, как будто пьян, — это местный, своим на помощь, идет шайтан! Боже, Боже, страшно в мире перед грозой! Но крестьянка в трениках перекрестит, напомнит: Христос с тобой. Глянь-ка: солнце скользит за твой родной за Чатырдаг мимо месяца, что весел и полунаг. Жди. Как стрела в колчане, спит молитва в устах. И наполнена дымкой статичная высота.
Слова
В Китай Красавцы-танки вошли в Харбин... Николай Звягинцев Удобрить ее солдатам одобрить ее поэтам Те же рельсы, и шпалы, и лица, и мосты — на одной высоте... Не заметишь, как «Укрзализниця» превращается в «РЖД». Как по жилам огромного зверя, волоокого хищного сна, едем, перемещенью не веря, а под нами вертится страна. Только ветки ажурных вокзалов равнодушно поклонятся нам. Только встречный провоет устало и уступит заветренным снам. Как широк ареал обитанья электричек, цистерн и платформ... От Москвы до окраин сознания лег дорожных ночей хлороформ. Фонари как горелые спички, и колышется яшмовый лес: рассекает змея электрички переездам наперерез! Вот перроны, как рты, оперённы в обертоны, сурьму и кармин. И вагон за вагоном зелёным мы все входим и входим в Харбин.
25
Н. Давыдова
Слова *** Кабы мне так же смело ветшать, как деревья! С тихой верой стоять, позолоту раздав. И не видится мне, как потом, постарев, я так же лягу вольготно себе среди трав в эту землю, что гладкие эти платаны, обращаясь в уголья, согреть не могли. Будет туже на горле суглинок затянут, не затужат, но все же тоскливо затянут плач по мне, как друзья, журавли. Но не страшно, не страшно, что время мелькает, и скользишь по нему, как на санках с горы. Словно скоро начнется попытка вторая, взвалишь санки на плечи, и, не умирая, снова сверишь границы игры.
Маленький самолёт Летчик в своем самолете с неба глядит на тюрьму. Белою ниткой заборы видятся с неба ему. Только длинные тени от вышек на траве. Летчик. Не так уж давно он взлетел в Москве... Сладко в воздушную яму падать, теряя вес. Ладно качать крылами, странно смотреть с небес. Люди и их охрана — не поглядят с тоской. Купол тюремного храма, промзона, погост, покой. Горы, на горизонте — близкого моря мгла. В небе сидит на стуле он, два у него крыла. Не достает до неба ненависть земли. Куда бы вы полетели, если б летать могли? Задумчиво гладит землю плоскость — как ладонь. Солнце — твой старый компас. Сердце твое — как космос. Кресло твое — как трон. Господи, растворенный в платине атмосфер! Кто же из нас не ходит, сутулясь, как агасфер? Кто, по-мышьи шарахаясь, пуча глаза, не летит, Боже? Глядящий всюду, в небе во всем разлит, Может в любую минуту, может во всякий час Всех поменять местами. Каждого из нас.
27
Алла Дружинович
Мы с Лерой готовим праздничный обед. На маленьком кухонном столе гора изобилия из рога нашей складчины: целых две пенсии все-таки! Попиваем Кокур, маслинками закусываем, жарим-парим, хлопочем — скоро придут гости. Звонок в дверь! Это нищий. Лера говорит: нельзя нищего презреть, особливо в праздник! — Сейчас, сейчас! И быстренько — того отрезали, сего отломили, в пакет положили. — Обойдется без балыка! Лера смотрит укоризненно: праздник… — Ладно. Дадим и балык. Открываем дверь. Перед нами нищий — человечище 2х2, румяный, чернокудрый, лоснящийся и довольный. Разворачивает и со смаком откусывает шоколадную конфетку. Заглянул с критическим любопытством в пакет, толстыми мизинцами раздвинув шуршащий целлофан. И говорит: а масла не найдется? Моркови, картошки — чтобы суп сварить? Закаток каких? Выносим картошки, масла, закаток. — Упитанный, да невоспитанный какой-то нищий, Лера. 28 | Брик-а-брак №3
— Что ты! Это испытание — жалкому и несчастному любой подаст! Каждый нищий — живой Христос, он тебя испытывает… Нищий разворачивает и съедает еще конфету. — А одежды, обуви у вас не найдется? Зимней, моего размера? — сочным басом спрашивает здоровяк, подпричмокивая конфетой. Глядим виновато — только на днях я отдала ватаге попрошаек все залежи хламья. Закрываю дверь, со смехом говорю седенькой маленькой Лере: — Раз это Христос, усадила бы его, и вымыла ему ноги, и волосами бы вытерла. Раз Христос. — Вот бы он удивился, — беззубо смеется Лера, поправляя пожиделые седые волосенки. На лестничной клетке никого нет уже. Только, в перила вплетенная, качается кем-то всунутая меж прутьев ветка лозы. (…) Даже Илья Ильич в бешенство приходил от моего подхода к моим героям и прямо вскакивал (!) и кричал в мое лицо: человека!
Н. Грезина
Слова
человека дайте мне! Любите его… Как извергнете вы его из круга человечества, из лона природы, из милосердия Божия?! Вот и думаю, как теперь мне рисовать? Да завинчиваю пузырек желчи. 29
Монолог Мерлин Монро преграды, препоны сминая, ты входишь, пальто не снимая ты входишь, о как же ты входишь! знать, что-то ты в этом находишь и я нахожу в этом что-то особо — с неснятым пальто-то
Узрев красотку бакалейную… Узрев красотку бакалейную, я грезил, тайное тая, про шею ейную елейную и все округлости ея. (…) Я ехал прочь и, под порошею, припоминал без грёз её: угрюмым ворсом грудь поросшую, и грустно думал: ё-моё!..
19 мая. Мой ласковый и нежный звей Мой ласковый и нежный звей, костъами стъасти небо взвей! Всегда готов с тобою я, о, пионеия моя!
Слова Вечный зоф
Зений и злодейство
Свово дружка за руку взяв, она сказала: «Зяф, зяф, зяф! Мой друг! Ты статен и красив, о, зёф-зёф-зёф! О, зиф, зиф, зиф! Когда ж поедем мы в Юрзуф? Когда ж споем мы «зюф, зюф, зюф»?» Зевнув, она закрыла зев. И он ответил: «Зеф, зеф, зеф!»
Так незаметно начался июль, он влился в лето, словно сахар — в куль, он патокой тягучей, неминучей, наполнил дни, но не представил случай.
Жара
Но сладко всё! И в сахарном плену к тебе душою и зубами льну. ...Так говорил Овидий Публий Зений о синяках грядущих угрызений.
На свое родное ранчо он хотел прийти поранчо. А пришёл попозже он чё? Прилипало к попе пончо…
Пора варений, сладко-липких грёз, укусов жгучих, оводов и ос! Болезненно — любить, и любо детство, где — ни злодейства, ни прелюбодейства.
Там, где урюк и абрек… Романс Побродить бы в тумане с тобою, мой друг! Ну а лучше, чтоб не был туман. Просто б — нежность и грусть разливались вокруг, как про это писал нам Т. Манн*. Побродить бы в тумане с тобою, мой друг… Да, пусть всё-таки будет туман! Чтобы нас в ароматы упрятал урюк, чтоб абрек не набросил аркан.
* «Т. Манн» следует читать естественно, без специальных усилий: «Тэ Манн». Писателя звали Томас. Автор опуса не скрывает уникальности найденной им рифмы: «туман — Тэ Манн».
Н. Давыдова
Чтобы кто-то из урок не тронул курок, как Темрюк, не воздел нас на крюк, утаимся, мой друг, в наш туманный мирок! Наш урок — не кирдык и каюк.
bric-Ă -brac