Квартирный вопрос (сборник рассказов) by Mitr Zabatar

Социодром-Ф

Квартирный вопрос Сборник фантастических рассказов

Москва «Фантаверсум» 2011

УДК 821.161.1-822 ББК 84 (2Рос=Рус) 6-445 К32

Содержание Социодром-Ф

Предисловие (от редактора и составителя)

Мой дом

Серия основана в 2011 г. К32

Квартирный вопрос : сборник рассказов / сост. А.Силенгинский; илл. П.Мазаева; дизайн серии Н.Караванова. – М. : Фантаверсум, 2011. – 320 с. : ил. – (Социодром-Ф). – ISBN 978-5-905360-05-3

Далеко не на каждый вопрос можно найти ответ. С другой стороны есть вопросы, ответов на которые бесчисленное множество, причем ни один из них нельзя назвать окончательным. Квартирный вопрос – как раз из таких. Люди начали отвечать на него в незапамятные времена, отвечают до сих пор и едва ли скоро завершат этот процесс. В этой книге собраны шестнадцать совершенно необычных ответов – шестнадцать фантастических рассказов, посвященных той или иной стороне квартирного вопроса. Вчера, сегодня, и, конечно же, завтра.

УДК 821.161.1-822 ББК 84 (2Рос=Рус) 6-445

ISBN 978-5-905360-05-3

Эмодом. И.Наумов Цыганское проклятье С.Тулина Ангел на скрипучих крыльях. Е.Лобачев Современная наука. С.Васильев Дождь из лягушек. Я.Разливинский Пена будней. М.Тихомиров Пора взрослеть. А.Смольская Сон номер четыре. О.Росткович

Моя крепость Белый носорог. И.Евсеев Последний этаж. Д.Витер, В.Новэ Порча. А.Гореликов Беглец. А.Силенгинский Курорт для даючих женщин. А. де Клемешье Паровозики. А.Толкачев Семья. Н.Болдырева Канал. Э.Вашкевич

9 27 57 65 83 107 135 148

155 157 185 222 245 257 276 287 295

Предисловие От редактора и составителя Объяснить в двух словах, что такое квартирный вопрос, нелегко. Мы, например, знаем, что он испортил москвичей, – с легкой руки Михаила Афанасьевича Булгакова. Однако смешно было бы говорить, будто жители российской столицы эту испорченность монополизировали. Неужели киевлян, питерцев, туляков или, скажем, обитателей славного города Нью-Йорк сия участь обошла стороной? Можно не отвечать, вопрос был риторическим. Квартирный вопрос (в самом широком понимании) – проблема интернациональная. Живете ли вы в великой и могучей стране или в маленькой и спокойной, богатой или бедной, либеральной или авторитарной – страховки от этой проблемы у вас нет. Демон по имени Квартирный Вопрос портит нас и портит нам жизнь. Губит дружбу, убивает любовь, разрушает семьи. Это крайности, конечно, такие масштабные операции удаются ему нечасто. Но, не преуспев в чем-то глобальном, демон отыгрывается в малом: кому из нас не приходилось по его вине терять драгоценные нервные клетки, которые – все знают! – не восстанавливаются! «Мир хижинам, война дворцам» – это не его лозунг. Квартирный вопрос ведет военные действия и во дворцах, и в хижинах. Демон имеет множество обличий. Элегантным франтом в сшитом на заказ костюме, сверкая фальшивой белозубой улыбкой, входит он в роскошный особняк миллионера. Топая грязными сапожищами и дыша перегаром, вламывается в полуразрушенную коммуналку с обвалившимся потолком и неработающим водопроводом. В сером неприметном плаще, пряча незапоминающееся лицо под полями невзрачной шляпы, незаметно проскальзывает в уютный и спокойный быт счастливой пока еще семьи.

И если вам до сих пор не знаком этот многоликий демон, скрестите пальцы и трижды плюньте через левое плечо – ибо вашему везению можно только позавидовать. Знакомьтесь заочно, наш сборник к вашим услугам! Что-то я, по-моему, упустил… Ах, да! Книга эта – не просто сборник рассказов, а сборник рассказов фантастических. Ну вот! Потратил столько времени, чтобы убедить вас в самой широкой распространенности квартирного вопроса, и вдруг – фантастика! Откуда? Что может быть фантастического в такой привычной, общедоступной, уныло-бытовой теме? А вы почитайте – и увидите. Зачем я вам буду подсказывать? Если только самую малость… Для этого мне нужно всего лишь чуть-чуть развить свою мысль. Квартирный вопрос не знает границ не только в пространстве, но и во времени. Не могу сказать наверняка, но сильно подозреваю, что и в каменном веке не всё было гладко при дележе теплых мест под надежным потолком пещеры. Потому что одни места были чуть теплее других. Не стоит наивно полагать, что грядущие столетия превратят словосочетание «квартирный вопрос» в архаизм. По крайней мере, авторы сборника в этом сомневаются. И всё же… И всё же квартирный вопрос – это далеко не всегда трагично. Что там говорить, иногда складывается впечатление, что это даже не всегда серьезно. Просто на самый серьезный вопрос можно смотреть с совершенно несерьезным настроением. Думаю, после прочтения этой книги у вас появятся новые варианты ответа на квартирный вопрос. И, может быть, довольно неожиданные… Андрей Силенгинский редактор издательства «Фантаверсум»

Иван Наумов. Эмодом

Иван Наумов

Эмодом Обычно Фортуна наносила визиты Коровину по понедельникам. В этот раз перстом судьбы оказался замухрышистого вида «белый воротничок». Он нарисовался на пороге коровинской квартиры в неприлично раннее, допервокофейное время. Из белого, стало быть, воротника торчала костлявая шея, из манжет – маленькие кулачки, а в выпученных глазах искрились нешуточные намерения. – Ведь это вы программировали пуделя Шпульку? – спросил гость. – Ведь это вы – тот самый Коровин? Гордость и стыд сложным букетом смешались в душе Коровина, когда он вспомнил о работе над пуделем. Прекрасно выполненный проект был омрачен некоторыми побочными эффектами, обнаружившимися уже после сдачи. Однако Коровин инстинктивно приосанился и вежливо поправил гостя: – Ну как – программировал? Вообще-то, я занимался эргономикой. Эргономикой интерфейса. Вопрос взаимодействия пользователя с эволюционирующим программным кодом псевдоинтеллектуальной системы выходит на первый план при превышении условного порога в один терабайт компилированного ресурса… – Ой-ой! – замахал руками гость. – Не давите меня псевдоинтеллектом! У меня от ваших терабайт аллергия начинается. Я коммерсант, барыга, со мной попроще надо, почеловечнее. Будем знакомы – Нил Зерович! Гость сразу расположил к себе Коровина цифровым именем и осознанием лежащей между ними социальной пропасти. На одном креативщике мог кормиться целый выводок офисных крыс. И все в подобных симбиотических образованиях понимали, кто кому более нужен. 8

– Коровин! – буркнул Коровин в ответ, аккуратно подержав в ладони цыплячью коммерсантскую лапку. Ритуал знакомства гость завершил вручением медиавизитки с перекатывающимся логотипом известнейшего строительного концерна. – Собственно, к делу! – Нил Зерович как-то сам собой перемещался по квартире на запах еды. Встроенный в стену кухонный робот бешено завращал окулярами, не понимая, требуется ли гостю отдельная чашка кофе. – Дайте две! – отдал команду Коровин. – Около года назад, – гость уже разместился на любимой табуретке хозяина, – отдел маркетинга нашей компании настоял на расширении линейки особняков «Мегатерем» – вы наверняка слышали об этом бренде – в сторону наиболее обеспеченных слоев населения. Язык Нила Зеровича тоже казался Коровину абракадаброй, но для человека цифрового мира это не считалось проблемой, достойной упоминания. – Вот так, – гость развел в стороны тощие ладошки, – зародился проект «Мегатерем-VIP», в завершающей фазе которого мы сейчас и находимся. Коровин лично был уверен, что уж он-то точно находится у себя на кухне, но перечить снова не стал. – Псевдоинтеллектуальный… Эволюционирующий… – Нил Зерович досадливо отмахнулся от чуждой ему терминологии. – Короче, все, что вы назвали, открывая мне дверь, мы заказали у вашего товарища Ефима Бобриса. Он и порекомендовал привлечь вас в качестве внештатного специалиста для устранения… для устранения небольшой проблемы, которая возникла в финальной стадии нашей разработки… Робот мелодично звякнул и выдвинул на середину стола поднос с двумя чашками. – Пейте кофе, – ласково сказал Коровин и быстро вышел из кухни. Из спальни выйдя на балкон, он отдал команду карманному коммутатору: – Негодяя в студию!

Светлана Тулина. Цыганское проклятье

Светлана Тулина

Цыганское проклятье «Меня зовут Ватсон. Джон Ватсон, секретный агент на службе Ее Величества…» Я вернулся взглядом к первой строке и задумался. Может быть, все-таки лучше назвать главного героя Джеймсом, заранее отметая у будущих читателей всяческие подозрения, что он и автор записок – одно и то же лицо? Всё равно изложить реальные события не позволяет данное мною слово, так почему бы и не дать волю фантазии? Джеймс – красивое имя, благородное, не то что простоватое «Джон»… Я повертел в медных пальцах искусственной правой руки новомодную самопишущую ручку – осторожно, чтобы не пролить чернила, заполнявшие стерженек на две трети, – и усмехнулся. Похоже, я заразился от нашей юной и взбалмошной мисс Хадсон страстью к перемене имен – примеряю на себя имя персонажа еще не написанной мною же истории. Вот уж действительно: «Старость не спасает от глупости»! Даже немцам иногда удается рассуждать на удивление здраво. Необходимо сказать, что ваш покорный слуга вовсе не собирался писать биографические очерки о собственной персоне, находя персону сию достаточно скромной и малоинтересной и вполне удовлетворяясь ролью верного Босуэлла при удивительнейшем человеке нашего времени – мистере Шерлоке Холмсе (а с недавнего времени еще и сэре Шерлоке Холмсе). Титул был пожалован моему великому другу почти одновременно с последним достижением инженерной мысли – летательной яхтой, в уютной гостевой каюте которой ваш покорный слуга и пишет эти строки в своем дневнике вместо того, чтобы живописать приключения великолепного и неустрашимого Джеймса Ватсона, секретного агента на службе Ее Величества. 10

Евгений Лобачев. Ангел на скрипучих крыльях

Евгений Лобачев

Ангел на скрипучих крыльях Я скопытился, и меня заперли. Заперли в конуре с застекленным окошечком. И фотографию мою на обозрение привесили – вон она, насквозь видать. Это как называется, а? Это что такое получается?! Ни тебе достойного погребения, ни верной супруги, пускающей сопли на могилке! Стоило ли помирать, чтоб торчать фотографией за стеклышком, будто какая фараоновая мумия?! И главное, непонятно, как я помер. Загадка! И от чего? Тайна! И когда... Да вот – когда? Ну, положим, вчера. Что я делал вчера? Вчера ведь суббота была? Положим, суббота. Если я проснулся сегодня, то спать, стало быть, лег вчера? А я что говорю! И помер вчера. Загадочной смертью. *** Что же я вчера делал? С утра вроде намылился в гости к армейскому дружку – к Андрюхе Иванушкину... Ну точно! Мы с Андрюхой сто лет не виделись. Я к нему и пошел. Пришел. Позвонил. Открыли. Его жена открыла, Лизка. А у Андрюхи жена – это боже ты мой что за женщина! Это же метр семьдесят сплошного шершеляфама! Ведь глядишь на нее – и думаешь: какого рожна я женился? Нахрена мне моя полундра? Где меня черти носили, когда... Ай, много чего думаешь! Открыла Лизка и говорит: – Привет, Витя! А Андрюшки нет. Он в понедельник в командировку уехал. На две недели. 12

«Вот те на! – думаю. – Тащился через весь квартал, а этого лопуха нет! Ну, уж раз пришел, зайду». Это я думаю. А сам в это время на Лизку таращусь. Нет, была б швабра какая, я б не таращился. Плюнул бы и ушел. Но Лизка... Андрюхина жена увидала, что я не в себе, и говорит: – Витенька, тебе не плохо? Зашел бы, чайку попил... А сама тоже смотрит на меня так, будто слопать хочет. «Что ж, – думаю, – чаю всегда полезно попить. Хоть и Андрюхи теперь дома нет. Да это и хорошо, что его нет! Вдруг согрешим? Тем более что с Лизкой согрешить – и не грех вовсе, а самое натуральное удовольствие. Удовольствие жизнь продлевает. Что ж, Андрюха, в самом деле, не обрадуется, что армейский дружок дольше жить будет? Да не такой он человек – Андрюха!» Зашел попить чаю. Грешим. Только вот беда: запястье зазудело – там, где татуировка с цифирью. Да и черт с ним. Кто ж, когда грешит, на такую ерунду внимание обращает? Грешим. Вдруг распахивается дверь – и вваливается армейский дружок. Должно быть, командировка раньше времени закончилась. Ох и опытные же люди анекдоты придумывают! На морде Андрюхиной улыбка, в руках – тортик. Мы, чтоб его не расстраивать, делаем вид, что чай пьем. Чашки схватили. Что ж, что пустые? Кому какое дело? Может, вот только что выпили! Но нет же! Андрюха давай беспочвенно подозревать. Все ему не так, все не этак. Чего в постель забрались? Чего прижались? Какого черта чашки вверх дном держите? Почему на Лизке юбки нет? Тут уж я взорвался. – Какое твое собачье дело, почему юбки нет?! Соскользнула! Жена у тебя стройная! Встал, надел брюки. Уйду, думаю, от такого гада! Армейский друг называется! А еще вместе перед дембелем прапорщику харю чистили! Двинулся к выходу, в дверях с Андрюхой не разминулся. Он мне пяткой под дых попал, я ему кулаком по почкам. Ну и в челюсть еще. Десантура – дело знаем. Потом дураком обозвал и крикнул, что много чести его лахудру Лизку отбивать.

Сергей Васильев. Современная наука

Сергей Васильев

Современная наука Перед вами очередной, апреле-майский, номер еженедельной on-line газеты «Современная наука и техника». Мы желаем нашим читателям интересного досуга, новых знаний, любопытных сведений и иной попутной информации, связанной с новейшими исследованиями! Тема номера: «Двери как они есть». Новейшие технологии Эпоха открытых дверей Представляем вашему вниманию статью нашего специального корреспондента, написанную по итогам Ежегодной научнотехнологической конференции. Вы можете ознакомиться с докладом, прочитанным известным ученым, профессором Артемом Беспалых на открытой сессии, проходившей в последний день конференции в Большом зале. Полноприсутственная версия Видеоверсия Аудиоверсия Полная текстовая версия Сокращенная текстовая версия Комментарий (выбрать форму комментария) Внимание! Вы выбрали полную текстовую версию

Тема моего доклада – «Поле односторонней проницаемости в современную эпоху». Возможно, такая тема покажется кое-кому странной, ведь применение поля широко и многообразно, а новых открытий в этой области не было в течение последних десяти лет. Что нового может вам сказать докладчик? Разберемся для начала с терминологией. Так как поле односторонней проницаемости привычно вошло в наш быт, то нет смысла отказываться и от общеупотребительного названия поля – «дверь». Изучение этимологии данного слова не входило в мою задачу, тем более что любой человек прекрасно представляет себе дверь, каждодневно пользуясь ею. Что далеко ходить – вы сами сюда попали с ее помощью. Тем не менее, пользуясь такой, казалось бы, простой вещью, мало кто задумывается о том, как же все это происходит. Поэтому рискну начать с истории вопроса, уделив ей несколько больше времени, чем полагается по регламенту. Вероятно, многие, если не все, уверены, что поле односторонней проницаемости было всегда. Разумеется, это так и есть. Но узнали мы о нем не так давно, даже с точки зрения продолжительности жизни человека, – около пятидесяти лет тому назад. Мной найдены документы, неопровержимо свидетельствующие, что поле было открыто одним из легендарных первопоселенцев на Луне – Арсланом Меликовым. Случайно это произошло или преднамеренно, в результате продолжительных и целенаправленных исследований, – неизвестно. Известен результат – поле односторонней проницаемости. Физика явления в данном докладе не рассматривалась. Если есть желание более досконально разобраться в вопросе, прошу обратиться к специальным работам: фундаментальной «Односторонней проницаемости» Семена Лежнева, парадоксальной «Механике проникновения» Василия Кирпичева и многим, многим другим, которые каждый может найти по соответствующим ссылкам. Если вкратце, то поле напрямую связывает две удаленные друг от друга области пространства, смыкая их в одной плоскости. Полю присущи определенные физические параметры: напряжение, упругость, анизотропность, цветность. Но в жизни мы используем лишь один параметр – проницаемость. Остальные либо нами игнорируются, либо мы пытаемся их компенсировать. 15

Ян Разливинский. Дождь из лягушек

Ян Разливинский

Дождь из лягушек 1 Девушки со мной на улице не заговаривают – видимо, ввиду полного отсутствия черт, привлекающих прекрасный пол. Так было всегда. Это такая же незыблемая константа, как скорость света. Я давно привык, что заинтересованные взгляды достаются другим, и даже – при желании – могу отыскать в таком положении вещей нечто позитивное. Можно, скажем, спокойно дремать на парковой скамье и быть уверенным, что твою релаксацию никто никогда не прервет. Хилое, кстати сказать, утешение… – Извините… – выдохнул над ухом дрогнувший девичий голосок. Открыв глаза, я извинил: девушка того стоила. В памяти сразу же всплыло почти забытое определение из эпохи юности – «шикарная девчонка». – Извините, – осторожно повторила девушка, – вы не знаете, что случилось? Я зачем-то посмотрел на часы. Они показывали 12:20. Чёрт! Лучше бы она спросила дорогу или попросила закурить, чем вот так предоставлять бесплатную возможность почувствовать себя полным идиотом. Я не сразу понял, насколько продолжительным было мое молчание. Девушка, неуверенно кивнув, побрела прочь, оставив немого дурака прохлаждаться на скамье. – Э… Подождите! А что случилось-то? – теперь я решил продемонстрировать чудеса коммуникабельности. Она обернулась, задумчиво покусывая губу. Ну да, стоит ли метать бисер…

– Вы ничего не заметили? – тихий голос доплыл через зеленый сумрак, как сквозь воду. Голос девушки, которой достаточно говорить негромко. И я, конечно же, услышал. Только что я должен был заметить? Что она сменила туфли или перекрасила волосы? – Совсем ничего? Очевидно, со мной только так и можно общаться – посредством методичного повторения одних и тех же фраз. Тогда я воспринимаю. Я встал и честно огляделся вокруг. Парк был тих и пустынен, и маньяки, буде они здесь водились, точили ножи вдали от нас. Хотя, конечно, имелась какая-то странность в окружающем пейзаже… – Ну посмотрите же! – девушка начала не на шутку волноваться. В ее глазах даже блеснули слезы. Сказать по правде, она здорово отвлекала, эта девушка. Если б ее не было, я, может, быстрее бы понял, «что случилось». – Никого ведь нет! – выпалила она в отчаянии. Я перестал озираться. Я подошел к девушке. Я заглянул в глаза. От незнакомки приятно пахло духами, и она не выглядела сумасшедшей. – То есть? – Никого нет, понимаете, никого! – снова выкрикнула несума сшедшая девушка и бросилась ко мне. Я едва успел расправить грудь и принять на нее рыдающую незнакомку. Мысли брызнули сворой мартовских котов, оставляя после себя пустую крышу рассудка. Крыша потихоньку заскрипела, намереваясь отправиться в дальнюю командировку. Нужно… нужно было что-то сделать. Вначале – хотя бы сказать, насколько мне близки ее переживания. «Ну что же вы…» – хотел ласково и ободряюще прошептать я. Хотел, а вместо этого неуверенно пробормотал: – Перестаньте, успокойтесь! Тут рядом, на Ломоносовской, есть кафешка. Неплохая кафешка, там всегда очень прилично кормят…

Максим Тихомиров. Пена будней

Максим Тихомиров

Пена будней Всю ночь Владу снился сон – длинный-предлинный, бесконечный сон на производственные темы. Сон был настолько реалистичен, что Влад даже некоторое время сомневался – а спит ли он. Очередная смена обстановки полностью развеяла его сомнения. Перед лицом Влада ритмично раскачивались две прекрасные острые груди с торчащими сосками, принадлежавшие очаровательной Зиночке Савельевой из приемной Генерального. В реале Зиночка, несмотря на свою репутацию девушки смелой в желаниях и раскрепощенной в поступках, ни за что не оседлала бы Влада, разложив его на бескрайнем столе в зале совещаний… и уж точно не стала бы делать этого в присутствии Большого Совета в полном составе. Всё это Влад совершенно четко во сне осознавал, а потому снящаяся ему собственная эрекция оставалась железобетонной, несмотря на неодобрительные взгляды старших товарищей, которые он склонен был расценивать как завистливые – что тоже низводило всё происходящее до ранга грез. – Введение на рынок новой модели не за горами. Основные работы закончены, остается тонкая шлифовка матрицы, устранение мелких программных багов и завершающий этап тестирования модели на жизнестойкость. Из графика не выбиваемся, конкуренты на пятки не наступают, сегмент рынка предварительно проплачен и всё еще свободен, – молвил толстый Приходько из Отдела Рационализации, не отрывая взгляда близоруких глаз от цветных диаграмм на голоэкране, переливающемся туманным шаром приблизительно там, где упругие бедра Зиночки смыкались с Владовым рыхловатым брюшком. – Вероятная и прогнозируемая аналитиками отдела задержка возможна лишь по вине сотрудников Тест-лаборатории 18

Адаптивности, – тут Приходько отвлекся от колеблющегося вверхвниз экрана и выразительно посмотрел на Влада. – А конкретно – по вине сами знаете кого! – А чего сразу я?! – в лучших традициях архетипичного двоечника и лоботряса возмутился Влад, ничуть во сне не смущенный отсутствием брюк, не говоря уже о томно постанывающей красотке. – Не тем делом занят! – пророкотал сидящий напротив Приходько монументальный, под стать фамилии, Глыба из Отдела Внедрения, окатывая Влада волной презрения из-под кустистых бровей. Широкая ладонь его меж тем покровительственно похлопывала раскачивающуюся Зиночку чуть пониже спины. – Рынок не ждет, а у нас кроме опытной партии недоделанных инвалидов – да, я про демонстрационные образцы! – Потребителя заинтересовывать нечем! – Так уж и нечем! – теперь Влад, оскорбленный в лучших чувствах, возмутился по-настоящему. – Эти, как вы их называете, «инвалиды» давно уже не по зубам основным нашим конкурентам по группе! И бюджет-серия «Нокигуччи», и вся линейка моделей «Самсусанга» по базовым показателям адаптивности до нашей новинки не дотягивают в принципе! У нас подготовлена финальная серия тестов, которую мы начинаем завтра… – Знаем мы ваши тесты! – взвился над столом, нависая над Владом, щупленький и серый, похожий на мышонка, Рубако из Службы Продаж. Ноздри его остренького носа раздувались от негодования, и Владу из его положения отчетливо были видны волоски в ноздрях и снующая между ними гигиеническая наномелочь. Зрелище было не из приятных. Речи, впрочем, тоже. – Устроит опять из научного эксперимента тараканьи бега или блошиный цирк, понимаешь! – Скорее уж петушиные бои, – попробовал отшутиться Влад, ибо слышать подобное ему было не впервой и некорректные мнения людей непосвященных о своей работе он давно уже научился пропускать мимо ушей с милой улыбкой. Рубако, явно усмотрев во Владовом высказывании намек на свои сексуальные пристрастия – чего, собственно, Влад и добивался, – надулся было от гнева и покраснел, готовясь разразиться новой тирадой, но тут в бой вступил главный калибр. 19

Анна Смольская. Пора взрослеть

Анна Смольская

Пора взрослеть Не открывая глаз, Вадим откинул одеяло и сел. – Плохо всё. Всё плохо. Можно даже сказать, дерьмово. А еще точнее – как всегда, дерьмово! – громко, с выражением, произнес он. Немного полегчало. Воевать с депрессией бесполезно, это он понял еще на Земле, когда поднимал себя с постели после тяжелейших смен в операционной. Надо просто расслабиться, весь негатив принять как есть и потом выплеснуть. Тяжело вздохнув, он открыл-таки глаза. Все было как вчера, позавчера, неделю назад – раздражающим и удручающим. И пастельнобежевые оттенки спальни («Может, цвет поменять?»), и причудливо выгнутые стены («Или перестроить все к чертовой матери?»), и нежный рассвет над бескрайней ржаво-красной пустыней за окном («А, все равно смысла нет…»). Выпустив наружу раздражение, Вадим переключился на мысли о хорошем. Это тоже давно вошло в привычку, иначе свихнуться проще простого. Хорошее нашлось быстро: кофе с каждым разом получался всё ароматнее, а сигареты уже давно не воняли тухлятиной и не разваливались в руках. Даже березка у порога вчера как настоящая получилась – весь вечер на нее любовался и, кстати, сегодня собирался еще таких же сварганить штук десять. Или на сколько сил хватит. Итак – утро, кофе, сигарета. Нет, сначала зарядка и душ – нельзя нарушать режим. Стоит расслабиться, и накрывает так, что хочется удавиться. Лениво почесываясь, он выполз на крыльцо и замер. Опаньки! Это что за самодеятельность? Перед домом сочно зеленели березки. Медленно, затаив дыхание и боясь поверить своим глазам, он подошел к деревьям. Нереальность сгустилась – все были точной копи20

ей его творения. Такая же плотная и гладкая кора, и ветки торчали в том же порядке. Он надломил одну – ветка рассыпалась облачком красной пыли. Всё правильно, но откуда? За год в этом мире всё происходило только по его инициативе. Ну, кроме самого попадания сюда – кто или что за этим стоит, он так и не понял. Просто щелк – и вместо родной квартиры оказался в пустыне. Абсолютно голым. Что было потом, Вадим помнил отдельными кадрами: растерянно оглядывался, щипал и выкручивал кожу на руке; шел, бежал, полз; матерился, срываясь на крик. Задыхался от жары, сходил с ума от жажды. Пока красная пыль в его ладонях не стала вдруг водой. Вот просто взяла и превратилась. Остальное: дом, еда, бытовые мелочи – давалось уже проще, хотя и не сразу. Только с животными он зарекся экспериментировать после первой же попытки. Вместо пушистого ласкового кота получился плешивый колобок на ножках, который следил за ним огромными бессмысленными глазами и безостановочно ныл на одной ноте. Кошмары потом снились еще долго. В какой-то момент, когда первый шок отступил, накатила эйфория. Рай! Сделай тент от яркого дневного солнышка и лежи кверху пузом. Есть захотел – руку протянул, пыль зачерпнул, в бутерброд превратил. Красотища! Только вот не умел Вадим вести растительный образ жизни – и на Земле не умел, и здесь не получалось. Скучно. В детстве мама не раз вздыхала и поминала «шило в попе», с возрастом – он и сам порой усмехался – немногое изменилось, разве что игрушки стали другими да опыта прибавилось. Возможно, именно эта черта характера помогла ему не сойти с ума за этот год. Не сошел. Сумел. Выжил. Научился управлять «гребаным Солярисом», как иногда в приступах отчаяния называл этот мир. Ох и наслушался же некто за это время! Или нечто. Подозрения, что за всем этим стоит кто-то разумный, то появлялись, то исчезали в зависимости от настроения. Не стихало только желание задать вопрос: «Какого чёрта?» – хорошо бы глядя в глаза. Он бы многое отдал и за возможность врезать прямым в челюсть. От души, до сбитых костяшек. Если у Некта, конечно, есть глаза и челюсть. Единственное, ради чего Вадим был готов сжалиться, – возвращение домой.

Олег Росткович. Сон номер четыре

Олег Росткович

Сон номер четыре – Привет, Джек! – проскрипел замок, открывая дверь. – Доброй ночи! Поздно ты сегодня! – Ты еще поосуждай меня! – огрызнулся Джек, снимая плащ. – Сумма задолженности за потребление электроэнергии составляет сто двадцать шесть долларов восемнадцать центов, – вмешался счетчик электричества. – Рекомендую дать разрешение на оплату. – Не сегодня, – ответил Джек счетчику. Честно говоря, он и сам не знал, сколько именно у него осталось денег на счету после сегодняшнего вечера. – Могут отключить энергоснабжение! – проскулил счетчик. – И пусть. Поживу в тишине. Ты меньше болтай – меньше платить придется! – Мистер Джек, попрошу не обижать меня! Вы же прекрасно знаете, что энергопотребление для синтеза моей речи составляет ноль целых четыре сотых процента от общего энергопотребления вашей квартиры. То есть около пяти центов. – Ладно, напомни завтра. Только не забудь, – поддался на уговоры Джек. – Хорошо, хозяин. Раздевшись, Джек пошел на кухню, еле заметно пошатываясь. – Пиво есть? – уже с порога спросил он у холодильника. – А ты купил? – холодно, как и полагается холодильнику, парировал агрегат. – Не понял. Тебя что, разморозить? – пошел в наступление Джек. – Министерство здравоохранения предупреждает, – перешел на официальный тон холодильник, – что чрезмерное употребление

Игорь Евсеев. Белый носорог

Игорь Евсеев

Белый носорог Паровоз тоскливо вскрикнул, вагон дернулся, и дощатое зданьице вокзала с вывеской «Усть-Пупск» поехало за окном, плавно набирая ход. Сема тяжело вздохнул. Ему было грустно. Нет, вовсе не из-за того, что пришлось впервые за много лет покидать город, ставший родным. Печаль Семы была иного рода. Она отдавала горечью утраты и теплой ностальгией одновременно. Бабушка умерла. Приказала долго жить. Отправилась к праотцам, то есть присоединилась к славной когорте героических предков Семы, подвиги которых были увековечены в бронзе, мраморе и секретных приказах специальных ведомств государства. Милая, отзывчивая, энергичная баба Софа, Софья Аресовна Кандибобер, маршал бронекавалерии, особый советник Генштаба и первая в мире женщина-танкист. Бессменный командир дивизии «КоньковГорбунков» и добрая бабушка. Сема запомнил ее сухонькой хрупкой женщиной с острым взглядом и чуть хрипловатым голосом: «Целься под обрез, мой мальчик, и не больше трех патронов на очередь!» Все его беззаботное детство прошло под ласковым присмотром бабули. В то время как мама с папой колесили по свету, выполняя опасные задания правительства и непрерывно спасая страну, баба Софа заменила ему родителей; читала маленькому Семе книжки («Наставление по стрелковому делу»), пела песенки («Марш Броневого Эскадрона») и брала с собой на маневры. Он рос, окруженный теплом и заботой, – скромный, послушный мальчик. А когда мама с папой попали в застенки жестокого диктатора Центральной Опупеи Мамардама Кадардама, бабушкины тепло и забота усилились. В двенадцать лет Сема поступил в престижный кадетский корпус строгого режима, куда брали далеко не каждого. Но для внука маршала Софьи

Кандибобер все дороги были открыты. Ему прочили блестящую военную карьеру. Увы, судьба распорядилась иначе. Симон Кандибобер (названный так в честь Боливара) – сын, внук и правнук героических защитников Отечества – не оправдал надежд. Юный субалтерн-офицер Сема бросил службу и с головой нырнул в бушующее море коммерции, повинуясь капризу своей очаровательной невесты Люсьены, которая вдохновлялась отнюдь не аксельбантами и броненосцами, но меховыми манто и лимузинами. Не стал Сема маршалом. Впрочем, акулой бизнеса он тоже не стал. Судьба наградила его должностью бухгалтера в жилконторе провинциального Усть-Пупска и удивительно стервозной женой. К счастью, года через два супруга сбежала с богатым торговцем бакалеей, и Сема зажил тихой размеренной жизнью. Он существовал безмятежно вплоть до вчерашнего дня, когда в его холостяцкой квартирке раздался телефонный звонок и официальный голос в трубке произнес: «Примите соболезнования. Срочно выезжайте!» Бабушка умерла. Паровоз тоскливо вскрикивал, за окном вагона проносились печально согбенные телеграфные столбы. Сема ехал в столицу. На перроне его встретил маленький верткий человечек неопределенного возраста, представившийся поверенным в делах покойной: – Моцек Карлович, друг и консультант вашей бабушки,– сообщил он, отирая сверкающую лысину платочком.– Необходимо утрясти кое-какие вопросы. Сема всхлипнул и покраснел глазами. – Ну-ну, крепитесь! – сочувственно похлопал его по плечу консультант. – Нам всем тяжело сейчас. Но необходимо выполнить волю покойной. Армейский джип вез их по запруженной машинами улице. Моцек Карлович подсовывал Семе какие-то бумаги, бормоча: «Вот здесь! И здесь, пожалуйста... А здесь – три раза и число прописью». Тот подписывал не читая, мысленно удивляясь, к чему сейчас вся эта канцелярия. – А когда похороны?– спросил Сема печально.

Дмитрий Витер, Влади Новэ. Последний этаж

Дмитрий Витер, Влади Новэ

Последний этаж Отец и Сын Музыка гремела не умолкая. С самого начала Дня Прощания она слышалась отовсюду – из каждого динамика, из любого дверного проема. Даже в Библиотеке, где говорить полагалось только шепотом, звучал раскатистый мотив, означающий одно: час пробил, дети покидают Этаж. – Ты смотри, времени не теряй! – поучал Ивана Шестова отец, запыхавшийся от быстрой ходьбы. – Как спуститесь с остальными на новый Этаж, обживетесь, так сразу регистрируйте брак и вперед – детишек заводить. Нечего краснеть, я тебе дело говорю! Другие нарожают по двойне, по тройне, а кто опоздал… сам понимаешь! – Сергей Шестов уверенно похлопал сына по плечу, но его округлое добродушное лицо светилось тревогой и печалью. – Папа, тише! Мира идет, – Иван несильно толкнул отца в бок и постарался принять беззаботный вид. Получалось с трудом: все собравшиеся у Лифта чувствовали себя не в своей тарелке. Одно дело – знать, что этот день наступит, даже ждать его, зачеркивая клеточки в календаре. И совсем другое – оказаться здесь, на Лифтовой Площади, не беря с собой ничего из прошлой жизни, вглядываться во внезапно постаревшие лица родителей и осознавать со всей пугающей простотой: это всё. Родители остаются. Дети уезжают. Мира Матвеева шла сквозь толпу уверенно и напористо. Родня еле поспевала за ней. – Доченька, куда же ты! Дай хоть в последний раз на тебя наглядеться! Ой, как же мы без тебя!.. – мать Миры, тучная невысокая

женщина, утирала слезы розовым шарфом, нелепо смотревшимся на серой униформе. – Мама, все будет хорошо, ты же знаешь! Сама покидала свой Этаж, – Мира схватила Ивана за руку. – А вот и ты! Ну что, готов к новой жизни? Иван не знал, что ответить. Его терзала мысль, что только-только они здесь, на Этаже родителей, притерлись друг к другу, как приходилось все бросать и начинать с нуля. И для чего? Чтобы через двадцать лет проводить своих будущих детей еще на один Этаж вниз… Обиталище бесконечно – так учили в школе, так писали в научных работах исследователи Нового Мира. Но Ивана это скорее пугало, чем радовало. Сколько поколений, разделенных двадцатилетними интервалами, как водонепроницаемыми переборками, осталось наверху? Сколько поколений успеет продвинуться вниз, пока Иван еще будет жив... А главное, что случится, когда последний житель Этажа умрет? Останется пустая Кладовая с остатками несъеденных брикетов. Расставленные по алфавиту книги на полках Библиотеки, которые никто уже не откроет. И тело последнего жителя. Его не отправят с почестями в Уничтожитель. Значит, труп так и будет гнить на пустом Этаже… – …Я тебя в третий раз спрашиваю: как я выгляжу? – А? Что? Да, выглядишь отлично! Волнуешься? Мира пожала плечами. Она уже давно мечтала спуститься с Иваном на свой Этаж, избавиться от надоедливой опеки мамы-наседки и ворчащего отца и зажить собственной семьей. Завести детей. Главное – успеть родить до Излучения, а там уже все предрешено: работа, шелест разворачиваемой фольги на брикетах, прогулки под высокими сводами улиц-коридоров. Девушка крепче сжала руку Ивана и одновременно отпустила ладонь матери. Старейшина Этажа – лысоватый приземистый мужчина – выступил вперед, зажав в руке потрепанную тетрадь Свода Правил. – Обитатели Этажа! Сегодняшний день войдет в историю: новое поколение детей понесет Факел Жизни в глубины Обиталища. Когда мы, ровно двадцать лет назад, вступили под эти своды, нам казалось, что сей день никогда не наступит. Но время пролетело быстро, и теперь вам, дорогие дети, предстоит отправиться в путешествие,

Андрей Гореликов. Порча

Андрей Гореликов

Порча Игорь стоял у двери в коридор с пустой кружкой в руках и прислушивался. Уже три минуты в квартире висела обманчивая тишина. Хотелось в туалет. Однако не время: Анна Ильинична совершенно точно уже встала и проковыляла по квартире в сторону кухни. Теперь она либо склонилась там над плитой, либо заперлась в ванной для ежеутренних гигиенических процедур, настолько, должно быть, отвратительных, что Игорь изо всех сил гнал от себя мысли о них. Он посмотрел на себя в зеркало. Небритый, в трусах и мятой футболке – и, конечно, нисколько не выспавшийся. Тане было наплевать, что у «мамы» ночью горит свет и противно отражается в зеркале, проникая через застекленные двери. Когда Игорь случайно просыпался, этот маячок долго не давал ему снова забыться. С недавнего времени старуха начала еще и ходить по ночам. Теперь зашаркало в коридоре. Ближе, ближе... Да, тень показалась за стеклом, на ужасное мгновение застыла перед спальней и уплыла к себе в комнату. Прикрыла дверь с отвратительным скрипом. Можно выбираться из укрытия. Обычно Игорь стремился подождать подольше: никогда не знаешь, когда ей захочется еще поваляться утром, а когда она, нацепив халат поверх комбинации, помчится в кухню разводить бурную деятельность по приготовлению скромного завтрака. Однако сегодня он еле услышал будильник, забывшись часа в четыре ночи, и теперь минуты до работы стремительно таяли. Что ж, толкнуть ручку, пять широких шагов и направо – вот и кухня. Стукнуть кружкой о стол, нажать кнопку на электрочайнике. Полтора шага – перемещаемся в ванную, там туалет и бритье за рекордный срок. Кстати, это его ошибка: надо было одеться перед выходом и, допив кофе, сразу шмыгнуть в подъезд. Теперь придется совершать лишние маневры. 28

Андрей Силенгинский. Беглец

Андрей Силенгинский

Беглец Его честь судья Бенджамин Перкинс в очередной раз пристально посмотрел на Виктора. Человек внимательный смог бы разглядеть на обманчиво простодушном лице слуги закона легкий оттенок сочувствия. Или даже симпатии. Только это не имело ровным счетом никакого значения. – Подсудимый, встаньте! Высокий, худощавый и, как обычно бывает в таких случаях, немного нескладный мужчина лет тридцати пяти поднялся с гладко отполированной скамьи. На лице – усталость. Много усталости. Ни намека на раскаяние, такое бывает. Что гораздо интересней, страха тоже не видно. Сильный молодой человек… Впрочем, страх еще придет, в этом Перкинс не мог сомневаться. – Виктор Карриган, вы признаете, что убили Эдварда Льюиса Бартона, служащего риэлторской конторы «Стоун, Стоун и Рэдинг»? – Ваша честь… – подсудимый вздохнул. – Сколько раз, по-вашему, можно отвечать на один и тот же вопрос? – Столько, сколько я сочту нужным! – отрезал судья. Достаточно холодно, но без оттенка раздражения. – Да, ваша честь. Я убил Эдварда Бартона. – Вы полностью отдавали себе отчет в своих действиях? – Полностью, ваша честь. – Чем вы руководствовались, когда шли на такое страшное преступление? – казалось, судью не интересуют ответы человека, отгороженного от всего мира толстой стальной решеткой. – Чувством справедливости, – Виктор чуть заметно улыбнулся. – Оставьте красивые слова, подсудимый! Ответьте, почему вы убили мистера Бартона?

– Потому что он подлец, – Карриган пожал плечами. – Я считаю это достаточным основанием, – предвосхитил он возможный вопрос со стороны судьи. – Кроме того, это был единственный способ отомстить за отца и мать. – Да, суд имел возможность ознакомиться с… – Перкинс ненадолго замялся, подыскивая нужные слова, – …с предысторией данного дела. Разумеется, он мог понять молодого человека, которого через несколько минут вынужден будет осудить, причем осудить сурово. И вполне разделял мнение о Бартоне, риэлторе, фактически отнявшем у стариков их дом. Причем формально никакого нарушения закона. Если верить документам – а чему еще может верить закон? – Карриганы совершили ряд операций, приведших их на улицу, абсолютно добровольно. – Я ничего не смог бы поделать с Бартоном, – впервые голос подсудимого дрогнул. – Я пытался с ним поговорить, но он только смеялся и предлагал мне обратиться в суд. А суд… – Виктор пожал плечами. – Вы же сами все понимаете, ваша честь. – Действия Эдварда Бартона не являются предметом разбирательства данного судебного заседания, – голос судьи звучал холодно и отчужденно. Бен Перкинс жалел Виктора Карригана. Судья Перкинс взялся за молоток. – Суд удаляется для принятия решения. Ожидание было недолгим. Дело совершенно ясное. Да, есть смягчающие обстоятельства… Что там говорить, приговор был известен всем сторонам еще до начала процесса. Интересно, до конца ли понимал Виктор, что его ждет? Едва ли. А если понимал и все-таки мог держаться столь уверенно и спокойно, его силе воли можно только позавидовать. Тем не менее, страх придет… За все время чтения приговора судья ни разу не взглянул на подсудимого. – …приговаривается к пожизненному лишению свободы средней тяжести. Вам понятен этот термин, осужденный? Виктор вздрогнул, услышав свой новый статус. – Да, ваша честь.

Алекс де Клемешье. Курорт для даючих женщин

Алекс де Клемешье

Курорт для даючих женщин Одуряюще пахло розами. Вчера, собрав подаренные по случаю дня рождения букеты в одну охапку, я едва дотащил их до лифта, а потом от лифта, минуя входную дверь и прихожую, – до комнаты. В душевой кабинке шумела вода, и не просто шумела: там журчало, плескалось, переливчато звенело, туго ухало в плексигласовые стенки и распадалось дробью капель. Чувствовалось, что принимающий душ человек знает толк в этом деле... М-м-м... Алёна, да? Да, вроде бы, Алёна. С определенной завистью к умению принимать водные процедуры и с интересом я приоткрыл один глаз. Сквозь неплотно прикрытую створку кабинки была видна длинная стройная нога. «Это хорошо!» – мысленно одобрил я свой автопилот, сделавший накануне выбор. К сожалению, с этого ракурса рассмотреть что-либо еще не представлялось возможным, и я чуть изменил положение, приподнявшись на локте. Неплотно прикрытая створка – это не случайность, не поддразнивание и не эксгибиционизм со стороны моей... хм, ну можно сказать, моей немного уже знакомой. Это заводской брак: что-то там при установке переклинило-перекосилось, а сразу не заметили, а потом вызвать мастера не хватало времени и памяти, а потом... А потом выяснилось, что такая бракованная дверца – это довольно занятно и даже где-то будоражащее. В ситуациях, схожей с этой, например. Влажно лоснилась гладкая кожа спины, пикантный светлый треугольник на ягодицах соперничал белизной с пеной, стекавшей по бедрам не подозревающей о факте подглядывания девушки... Жаль, что я практически не помню минувшей ночи, а повторить... Взглянув на часы, я чертыхнулся. Выметнувшись из-под одеяла к окну, чертыхнулся вторично: Люблинская на глазах добрела, разбухала пробкой. 32

Я прочертил ногтем по сенсорам стекла несколько линий, спроецировав таким образом видимые отсюда улицы и перекрестки – варианты своего маршрута. Через секунду стекло запунцовело изломанными лентами: красный, красный, на всех развязках – пробки… Не успел проскочить. – Ти-им! – донеслось негромкое. – С добрым утром! Картина маслом: розы, всюду розы, а среди них – Алёна, целомудренно завернувшаяся в простынных размеров белое махровое полотенце. Свежая, чуть распаренная – не смазливая, не шикарная, а... нежная, что ли? Домашняя? – Привет, – буркнул я, размышляя о том, что, наверное, именно так выглядит спальня молодоженов наутро после свадьбы: сплошь цветы и чистая скромная невеста в самодельном сари. Мне показалось, что она ждет чего-то еще – возможно, каких-то моих действий, улыбки; и будь у нас больше времени, я бы с удовольствием чмокнул ее в кончик носа. Но думалось мне в данный момент: «Нафиг гигиену, или таки успею в душ? Конечно, уже без того размаха и вкуса, что продемонстрировала девушка…» – Пробка, – будто извиняясь за бездействие, мотнул я головой в сторону окна. – Не получится подбросить. Усмехнувшись, Алёна иронично изогнула бровь, в глазах скакнули бесенята, и, вдруг вспомнив, я буквально почувствовал, как заливаюсь краской. «Девушка, вас подбросить?» – спросил вчера один изрядно пьяный мужчина на «мерседесе». «Если обещаете подбрасывать нежно – почему бы нет?» – пожала плечами стоящая на краешке тротуара шатенка с идеальными локонами до плеч. Смутившись своего смущения перед «ночной бабочкой», я ломанулся в кабинку и теперь, блаженствуя под колючими обжигающими струями, подглядывал уже в обратную сторону. Чуть шевелящиеся волосы Алёны меня заворожили: они на глазах подсыхали, складываясь во вчерашнюю прическу. Рекламная заставка «Taft “Три душа”» целый месяц предваряла новостные блоки, но в реальности эффект новомодного мусса я наблюдал впервые.

Алексей Толкачев. Паровозики

Алексей Толкачев

Паровозики Под звонком слева от двери номера не было. Под звонком справа было написано: «144». Мне была нужна сто сорок третья квартира, и я нажал на левую кнопку. В следующую же секунду – как будто хозяйка ждала моего звонка, стоя у себя на пороге, – послышались металлические скрипы дверного замка, шарканье ног и щелчок выключателя. – Ктойта? – Здравствуйте! Это Андрей, я вам звонил насчет квартиры. Внешняя дверь открылась. – Заходите! Общая площадка перед двумя квартирами оказалась здорово завалена всяким барахлом: какие-то ящики, мешки с картошкой и даже старая стиральная машина. Что самое удивительное – машина эта стояла вплотную к двери сто сорок четвертой квартиры, так что ни войти в ту квартиру, ни выйти из нее было решительно невозможно. – Соседское добро, – пояснила хозяйка. – Они на даче живут до конца ноября. А это побросали тут. Мне что, мне не жалко! Пройти можно, и ладно. Дверь, вон, стиралкой забаррикадировали. От воров, поди. Как будто воры стиралку отодвинуть не смогут! Хозяйка, Валентина Никифоровна, как я и предполагал после нашего телефонного разговора, оказалась женщиной лет шестидесяти. Жилплощадь готова сдавать надолго, сама будет жить у сестры, в другом районе. Квартира в хреновеньком состоянии, зато цена подходящая. – Надеюсь, безобразить тут не будете? Квартиру разрушать? – Да что вы, Валентина Никифоровна! Я не такой человек. Я инженер, занимаюсь космической связью... 34

– Космической – хорошо. Вы не из Орла? – Нет, я из Дмитрова. А что? – Ну как же, – хозяйка внимательно посмотрела мне в глаза. – Орла, ла-ла, ла-ла? Прочитав на моем лице полное недоумение, она явно удовлетворилась и сказала: – Живите! Вот вам ключи. Других у меня нет, так что можете замок не менять. А хотите – меняйте… Только в общей двери оставьте какой есть, а то соседи не войдут. Мы обменялись телефонами и прочими всевозможными координатами, я заплатил Валентине Никифоровне за первый месяц, и она пожелала мне счастливо оставаться. Проводив хозяйку, я еще раз, более внимательно, осмотрел квартиру. Отлично, жить можно! А там, если всё будет нормально, и ремонт сделаем. Ну, это – поживем, увидим... Я, в общем-то, квартиру снял не для того, чтобы одному в ней обитать. Есть в мечтах определенные проекты. Связанные с Викой. Только пока, к сожалению, ничем особо не подкрепленные... Сумка с самым необходимым у меня с собой, так что здесь и заночую. Завтра еще в общагу к мужикам заскочу, кое-что оттуда заберу. А к выходным постараюсь с кем-нибудь насчет машины договориться, чтобы из Дмитрова всё, что надо, сюда перевезти. Без машины никак, там ведь техника всякая: компьютер, усилитель, колонки, телевизор, ну и так еще, по мелочи... В ванной комнате поставил на полочку стакан с зубной щеткой, пастой и бритвой, положил на раковину мыльницу. Застелил постель. У кровати стоит большой старый трехстворчатый шкаф для одежды. Правда, одна створка закрыта на замок и где ключ – неизвестно. Но другие две створки открываются. Повесил туда рубашки. Вскипятил чайник. Попил чаю с бутербродами. Покурил на балконе. За окном красота – высокие деревья: клены, тополя, разноцветная сентябрьская листва... Ближе к ночи, проходя по коридору мимо двери, посмотрел в дверной глазок. Сам не знаю, зачем я это сделал. Наверно, просто в этот вечер, слоняясь по своему новому жилищу, я всюду совал свой нос, чисто из исследовательского любопытства. Заглянул в глазок… И

Наталья Болдырева. Семья

Наталья Болдырева

Семья Ник не мог бы сказать, когда это все началось, но отчетливо помнил, как это все случилось. Уже в который раз он пришел домой за полночь. На пороге стояла сумка с его вещами, в дверном проеме, привалившись к косяку, с руками, скрещенными на груди, расположилась мать. – Забирай и уходи. Ночуй где захочешь! Раз тебе больше не нужен дом… Мать постепенно повышала голос, и это могло бы затянуться надолго, но по пятому каналу уже транслировали «Арт Хаус», и потому Ник просто поднял сумку и ушел. Мать замолчала. И больше уже никогда не пыталась разговаривать с ним. Лишь сталкиваясь на общей кухне, у микроволновки, смотрела долго и пристально, чуть исподлобья, – думала, что он не замечает. Потом Ник долго размышлял, не искала ли она других слов: правильных, тихих? Эти размышления не приносили ничего, кроме раздражения и головной боли. Тем вечером, как и несколько недель после, он ночевал этажом выше – у конопатого Тимки. Но и с Тимкиными предками не все было ладно. Каждый день, не в силах поделить восемнадцать квадратов, они приводили покупателей – и каждый день отказывали им, несмотря на предлагаемые суммы. Поток желающих приобрести комнату не иссякал – только за последний месяц цены на жилье выросли втрое, – но и взаимное недоверие супругов росло в геометрической прогрессии. Вот уже год страх неравного раздела имущества связывал их прочнее тринадцати лет брака. И каждый день бритые лбы в черных стеклах перешагивали туда-сюда через лежащих на полу мальчиков.

Эльвира Вашкевич. Канал

Эльвира Вашкевич

Канал Ястреб: – Что такое жестокость? Борьба за жизнь, господа, всегда законна. Властитель: – Я вами управляю, чтобы вы мне платили, а вы мне платите, чтобы я вам приказывал. Карел Чапек. «Побасенки» (1932 г.) – Так есть ли желающие заработать себе право жительства в Верхнем Городе? – голос глашатая взлетал над толпой. Он применял миниатюрный усилитель, чтобы перекричать рев Нижних. Нижние терпеть не могут всякую технику, поэтому приходится встраивать все приспособления в одежду, иначе могут просто порвать на куски. Толпа поднималась и опадала, напоминая морскую волну, накатывающую на берег с грозной неотвратимостью, но отступающую, не в силах преодолеть более нескольких метров песка, разрешенных ей сушей. По поверхности толпы плыли шляпы и шляпки, кепки и платки. «И почему Нижние никогда не появляются на людях с непокрытой головой? – подумал глашатай, с презрением глядя на волнующихся людей. – Может, у них что-то не в порядке с волосами? Конечно, в такой-то атмосфере…» Глашатай вырос в Верхнем Городе и к Нижнему относился с брезгливостью. Ему казалось, что чем дальше он себя ощущает от 38

этих грязных и оборванных людей, тем меньше шансов у него стать когда-либо таким же, как они. Он был уверен, что нужно всего лишь хорошо выполнять работу, которую в своей милости поручает ему Лорд, для того, чтобы обеспечить себе и своим детям пожизненное место в кварталах Верхнего Города. Правда, сегодняшняя работа ему решительно не нравилась. Но Лорд приказал, а приказы выполняются неукоснительно. Глашатай тоскливо посмотрел поверх шевелящегося и вопящего моря голов, различая хижины Нижнего Города, лепившиеся одна к другой. Это зрелище прибавило ему решимости. – Так есть желающие? – его голос опять взмыл до самых арок Верхнего Города, с легкостью перекрывая шум толпы. – Лорд гарантирует, что тот, кто сможет переплыть Канал, получит не только право жительства в Верхнем Городе для себя и своей семьи, но и дом с усадьбой! Глашатай скучающе окинул толпу взглядом. Главное – не показать своей личной заинтересованности в поисках добровольца. Если Нижние увидят, что в их отклике на предложение никто особо не нуждается, обязательно кто-нибудь клюнет на приманку. Да и приманка сладкая, почему бы и не клюнуть? Опасно, конечно, но всё равно так, как они живут, это не жизнь вовсе… Глашатай поежился, внезапно почувствовав порыв пронизывающего ветра от Канала. Темные воды жадно приникали к парапету, словно ожидая чего-то. Запах, доносимый ветром, наводил на мысли о плесени, разложившихся трупах и горах мусора. Собственно говоря, это было не так далеко от истины. Канал был самым страшным местом Нижнего Города. Он служил развлечением, могилой, свалкой, канализацией – всем сразу. Он был сердцем Нижнего Города, и это сердце билось без перебоев, жадно заглатывая пищу, которую предлагали ему все. Глашатай глубоко вдохнул вонючий воздух и вздрогнул, вспоминая слова Лорда утром. *** – Сегодня мне нужны развлечения, – меланхолично сказал Лорд, оглядывая окружающих пристальным взглядом.