Сборник Перекрестный огонь (1 этап)

СБОРНИК Татьяна Русуберг Антон Харламов Владимир Коваленко Александр Уралов Ксения Филиппова Марти Бурнов Константин Бахарев Юрий Ландарь Тимофей Григорьев Сергей Добр Александр Матющенко Максим Нольтмеер Яна Перевалова Полина Кирченко Марина Коптева Роман Фомин Александр Кулькин Игорь Марченко Александр Декополитов Елена Раздобреева Андрей Астахов Александра Сергей Васин Наталья Случайная Максим Субботин Сборник рассказов конкурса «Перекрестный огонь» Литературные конкурсы сайта «Создатели миров» – 01 Этап – 01

Аннотация Вам когда-нибудь хотелось побывать в новом мире? В мире, который держит на ладони чистый душой мальчик? Какие мечты и картинки вызывает в вашей душе зрелище тролля, сидящего в засаде, ищущего лучшую наживку для беспечного эльфа? Возможно, вас тянет увидеть будущее без войны или после войны? И каждому хочется узнать, что ждет нас за гранью небес, за парсеками звездных путей. В этом сборнике вы найдете многое из того, о чем мечтали, что снилось вам во сне, что мелькало на задворках вашего сознания. В этой книге ходят неприкаянные души, снедаемые жаждой вечной любви. Солдаты, хранящие в памяти мгновения мирных дней и образы любимых, защищают последний рубеж. Ангелы и демоны спорят за владение душой, играют в шахматы, используя вместо фигур судьбы людей. Незнакомка отдает подростку мир во владение, мир, судьбу и будущее которого предстоит решать ему. В этом мире коты-детективы идут по следу преступников, используя сведения, полученные от свидетеля-пса. Только здесь, в беседе палача и его случайного собеседника открывается правда о причинах наших поступков, только здесь понимаешь, что виноваты в этом боги, живущие в сердце каждого из нас. Здесь каждый найдет для себя рассказ, который затронет какую-то струнку именно в его сердце. В этом мире правит магия и техника. Здесь существуют духи и звездолеты. Этот мир создали для вас наши авторы. Загляните сюда, распахните дверь в мир фантазии - мир непознанного и неоткрытого. Откройте для себя новый мир. Мир, под перекрестным огнем…

Сборник рассказов конкурса «Перекрестный огонь» (1 этап) Вступительное слово В недалеком прошлом (а если быть точным – то в июне 2010 года) пришла в голову некоему молодому человеку важная (а для всех нас и очень нужная) мысль – а почему бы не открыть сайт, где каждый почитатель фантастики и фэнтези найдет для себя что-то интересное. И не только почитатель. Ведь не секрет, что и авторам очень важно знать мнение своих читателей и общаться с ними напрямую. Наш сайт предоставил обеим сторонам такую возможность. Но нам показалось, что простого общения мало. Ведь у каждого из пользователей есть свои таланты (у кого-то явные, у кого-то скрытые), которыми иногда хочется поделиться. Да и сайт не может не развиваться (под лежачий камень, как известно…). Когда на сайте начался активный обмен плодами творчества, и он вылился в потребность открыть новую группу «Творцы», всем стало понятно, что дальше так продолжаться не может! Что всю эту активно-двигательную силу надобно направить в правильное русло. Самой гениальной мыслью оказалась мысль о конкурсе (и не удивительно, что пришла она в голову нашему админу). Не буду рассказывать, сколько копий было сломано, сколько постов исписано, сколько кофе и чая выпито (и не только кофе и чая), чтобы промочить горло в процессе обсуждения концепции конкурса (о, слово-то какое знаю!). Больше всего было сорвано голосов во время обсуждения самого названия. Ведь не зря говорят, что сколько людей – столько и мнений. Но в результате длительных переговоров было найдено название, которое понравилось всем. Вот таким образом все наши мнения и желания трансформировались в правила проведения данного конкурса. Всем пользователям, желающим принять участие в конкурсе, было предложено прислать свои сочинения главному вдохновителю, т.е – администратору сайта. После того, как рассказы были определены по жанрам, рассортированы и залиты, начался процесс ознакомления и оценки. Так начался первый этап конкурса.

Во избежание кумовства и бросания мягкой домашней обувью (и не очень мягкой), было принято решение авторов засекретить и присвоить им номера. Так что голосование прошло честно, без подтасовок. Еще во время проведения первого этапа мелькнула мысль о том, что неплохо было бы создать сборник рассказов, предложенных для конкурса. Ведь новым пользователям, пришедшим на сайт после его окончания, тоже было бы интересно почитать то, что происходило до них. Таким образом, возникла мысль о создании сборника (излишне говорить, кому пришла в голову эта гениальная идея – сами догадаетесь). Воплотившуюся идею вы сейчас имеете честь лицезреть. В сборник, который является первой ласточкой (дай Бог – не последней), было вложено много сил, времени и, не скрою, нервов наших пользователей и модераторов. Здесь и сейчас хочется поблагодарить и отметить людей, труд которых вложен в эти электронные странички. В первую очередь, конечно, огромное спасибо идейному вдохновителю всего этого безобразия – администратору нашего сайта – Дмитрию Аникину (Забатару). За неблагодарный и тяжелый труд на ниве правки и вычитки приносим свою благодарность Наташе (Случайная) и Роману (OMu4). За заливку рассказов в разделы благодарим Надюшу (Listik) и Юлю (ulyaivanyuk2009). Отдельное спасибо хочется сказать пользователю нашего сайта, а по совместительству – владельцу и главному редактору издательства «РАСИЧ» Виктору Воинсветову. Благодаря ему свет увидит рассказ Александра Уралова «Последний рубеж», занявший первое место в первом этапе конкурса. По словам самого Виктора «…это первая книга нашего проекта поддержки начинающих авторов. Это роман Андрея Бондаренко «Славянское реалити-шоу». И соответственно этому в ней будет так же напечатан рассказ Александра Уралова «Последний рубеж». Еще одну благодарность хочется занести в личное дело Imperialistу нашего сайта (Александру Кулькину) за создание знаков отличия для победителей конкурса. Так, благодаря стечению обстоятельств, а именно – желанием делиться и потребностью развиваться – и был проведен первый литературный конкурс «Перекрестный огонь» . Первая ласточка поднялась на крыло.

P.S.: Спасибо Танюше (tanyaversal) за эту и все остальные сопроводительные статьи и помощь в сопровождении конкурса на форуме!

ЮМОРИСТИЧЕСКОЕ ФЭНТЕЗИ Если вас бросает любимый, не спешите пить в одиночку. Мало, что спьяну может померещиться!? И выпьешь-то немного, а такое начнется!!! Красавец-мужчина, появившийся в вашей квартире, может оказаться бесом, желающим купить вашу душу. Или, наоборот, ангелом, посланным ее спасти. Дракон, ждущий в пещере очередного рыцаря, превратится в принцессу - невесту одинокого принца. События покатятся как лавина с горы. И вот уже Гэндальф подмешивает в еду глютамат натрия. Скажете – невозможно? А великий чернокнижник, желающий править миром, вызывает демона. И кто виноват, что каждый вызванный оказывается хитрее великого мага. И только тролль у моста изо дня в день терпеливо подбирает образ, на который, как на наживку, клюнет молодой эльф. Глупый эльф, выбранный троллем на роль… шашлыка. Не верите? А вы прочтите! Участники: Ксения «Rakesha» Филиппова - Самбука Константин «Юджен» Бахарев - Свежие путлибы Юрий «леший» Ландарь - В ожидании принца Тимофей «lorri» Григорьев - Наживка Сергей «SergeyD» Добр - Чернокнижник

Ксения «Rakesha» Филиппова Самбука — Я хотел тебе сказать, верней попросить… — Андрей ковырял любовно приготовленную мной лазанью и мялся, как на первом свидании. Я, моя посуду, вопросительно подняла бровь и удивленно посмотрела на любимого. Не замечала за ним раньше такой неуверенности.

— В общем, — он отложил вилку, — я… ухожу. Последнее слово Андрей выпалил слишком быстро и, кажется, сам удивился. Понятно, что уходит не за хлебом. Я молча домыла чашку, аккуратно поставила ее на сушилку и с треском захлопнула дверцу шкафчика. Как будто он, шкафчик, в чем-то виноват… Дверца жалобно скрипнула и чуть приоткрылась. Вздохнула, вытерла руки полотенцем и холодно спросила: — На дверь табличку «Выход» повесить? Муж, ну не называть же человека, с которым живешь (эээ, жила?)уже седьмой год, длинным словосочетанием «мой молодой человек», дернулся, выскочил из-за стола и кинулся в коридор.

— Не спеши, а то успеешь, — съязвила я вслед. Покосилась на многострадальную дверцу, сдерживая дрожь в руках, осторожно ее прикрыла и вышла в коридор. Андрей в одном ботинке натягивал куртку, пытаяся попасть одновременно и руками в рукава, и левой ногой во второй ботинок. Я изобразила змеиную улыбку и сложила руки на груди.

— Я за вещами… тогда завтра? — неуверенно топтался на коврике экс-бойфренд. Не люблю это американское слово. Вообще не люблю, когда русские слова заменяют иностранными. Тут мне один приятель выдал «клудсы натянуло». Мне понадобилось секунд пятнадцать, чтобы понять, о чем идет речь. Об облаках, а вы не поняли?

— Угу, — кивнула я, — всенепременно. Ключи! Муж порылся в карманах и протянул мне свою связку ключей.

— Ну, я пошел? — вопросительная интонация, чуть растерянный взгляд. Мой мрачный кивок на дверь и Андрей, опустив плечи, вышел на лестничную площадку. На негнущихся ногах я подошла к выходу и, не глядя на стоявшего за ней любимого, хлопнула дверью. Кажется, где-то посыпалась штукатурка. Вот что-что, а хлопать дверьми я умела виртуозно… Смысл? Еще какой! Посуду бить в пылу гнева? Ага, потом собирай осколки, покупай новую… Резать вещи любимого? Мелочно и недостойно. Громко кричать, ругаться, топать ногами и кидаться с кулаками? Я, в конце концов, воспитанная девушка, а не истеричка. К тому же хлопать можно по разному, это как практически утерянное искусство обращаться с веером, когда барышня могла одним движением как обнадежить кавалера, так и послать его ко всем демонам. Приникнув к глазку, я видела, как Андрей стоит на площадке, с выражением крайнего удивления рассматривая закрытую дверь. А он что думал, я кинусь ему в ноги и буду кричать «вернись, я все прощу»? Ага, щаз! Даже если и очень хочется. Постоял и стал спускаться по ступенькам вниз. Я дождалась, пока хлопнет дверь подъезда, прислонилась к стенке, сползла по ней на коврик, свернулась калачиком и тихо заскулила… Один Бог знает, чего мне стоил это спектакль равнодушия. И сейчас, когда никто не видит, а главное сам виновник, я дала волю слезам. Съежившись на свежепостеленном придверном коврике - мы выбирали его вместе еще на прошлой неделе, выкинуть старый и постелить новый руки дошли только сегодня - я размазывала по щекам слезы вперемешку с косметикой, что-то бормотала, цеплялась ногтями за ковер, кажется, даже билась головой о стенку. Кто-то говорил, что не истеричка? Ну, ошиблась, с кем не бывает. Наплакавшись и выдрав из коврика добрую половину ворсинок, я доползла до зеркала, глянула

на свое отражение и чуть не завыла снова. Глазища опухшие, на щеках неровные дорожки черных подтеков, волосы всклокочены, кажется, и ноготь сломала. А если он сейчас вернется? Я подскочила как ужаленная и кинулась в ванную. Горячий душ немного привел меня в чувство и уж точно благотворно сказался на моем внешнем виде. Все еще хлюпая носом, я закуталась в шелковый халат, его подарок, кстати, и прошла на кухню. Включила чайник, с каким-то мрачным удовольствием отправила с тарелки в помойку недоеденную лазанью - два с половиной часа моих трудов и все коту под хвост! Мерзавец! Открыла холодильник, прошлась взглядом по полкам. Что тут у нас? Бутылка шампанского. Не подойдет, праздновать нечего, разве что: «первый день свободы от тебя» вспомнились мне слова известной песни. Коньяк. Сколько раз говорила, коньяк не хранят в холодильнике! Да вообще, кроме пива и водки никакие спиртные напитки в холодильник ставить не надо. Холодильник для чего? Правильно, для охлаждения напитков, а не для хранения. Качественные спиртные напитки это же не помидоры, чтобы их в холоде держать. Помидоры, кстати, тоже лучше хранить при температуре 18–20 градусов, они от холода весь свой аромат теряют. Вот. Я бережно достала непочатую бутылку Пьера Феррана, отнесла в комнату и поставила в бар. Там же, в баре, обнаружилась самбука, каким-то чудом избежавшая участи быть помещенной в холодильник. Вот это то, что надо. Притащив из кухни два бокала, пару салфеток и зажигалку, я занялась приготовлением напитка. Трубочки, чтобы дышать горячими парами у меня не было, но, собственно, и ладно. Так сойдет. Глоток горячей, сорокоградусной жидкости с ярко выраженным анисовым привкусом бодрил не то слово. Я решила повторить и повторила. Потом взялась, было, за телефон, покрутила его в руках, раздумывая, стоит ли сообщать «чудесную» новость лучшей подруге, решила, что пока нет, и отложила трубку. Успею еще выслушать лекцию на тему «все мужики-козлы». После третьей самбуки мне еще чуть-чуть полегчало, и я решила, так сказать, закрепить результат. Протянула руку, неловко ткнула сломанным под корень ногтем в стекло, дернула рукой и свалила бутылку. Вязкая, сладкая, прозрачная жидкость радостно выплеснулась на меня, оставляя на темно-шоколадном шелке некрасивые разводы. Я чертыхнулась, вернула бутылку в вертикальное положение, и, сунув в рот ноющий палец, отправилась в ванную. Если эту чертову самбуку не отмыть, засохнет. Потом придется замачивать. Я налила в таз воды, добавила порошок, потом решила, что стирать мне сейчас лень и просто закинула в мыльную воду халат. Продефилировала в спальню в нижнем белье, порылась в шкафу и натянула длинный старенький свитер. Такие есть у каждой девушки. Только поискать надо хорошо. Покосившись на травмированный маникюр, вздохнула, вернулась в комнату и принялась ковыряться в аптечке в поисках пластыря.

— Кхм… — раздалось за спиной, и чей-то голос наставительно произнес: — Я всегда говорил, алкоголь до добра не доводит. Я поморщилась. Вот точно, кроме меня в квартире никого нет, допилась, мать, до чертиков, слуховые галлюцинации. Тем не менее, не прерывая поиски, ответила: — Бывает… - когда еще представится возможность поговорить с глюками и, залепив, наконец, палец пластырем, повернулась. В кресле вальяжно развалился смуглый мужчина в темном двубортном пиджаке, белоснежной рубашке, шляпе «борсалино» и сигарой в руке. Этакий гангстер времен Великой американской депрессии. Фи, как пошло.

— Изыди, супостат! — махнула я на гостя рукой, не знаю зачем.

— Сама дура, — обиделся «гангстер». Я, совершенно не стесняясь того, что свитер, хоть и был длинным, но в то же время едва прикрывал пятую точку, подошла к странному субъекту ближе. То ли от энного количества алкоголя, то ли от пережитых треволнений, то ли от того, что я уверилась, что это мой глюк (не, ну скажите, вы часто встречаете у себя в квартире в полпервого ночи гангстера? Вот и я - нет), но страха не было ни капельки. Протянув руку, я потрогала шляпу, чем вызвала недовольный взгляд,

и с подозрением спросила: — Настоящая? Из шерсти бельгийского кролика?

— А то! — снисходительно посмотрел на меня гангстер. — Фирма!

— Тогда тебе срочно нужна девушка в боа, — с умным видом констатировала я. — Для полного антуража…

— Не вопрос, как леди пожелает, — ухмыльнулся субъект и щелкнул пальцами, булавка галстука сверкнула глубоватой искрой. Я покрутила головой в поисках обозначенной девушки, не нашла и тут поняла, что с моим свитером произошли кардинальные изменения. Верней свитера больше не существовало. На мне было расшитое пайетками алое платье, черные чулки в сетку и черное же боа. Ага, бордель на выезде. Ну-ну… Впоследствии я не единожды удивлялась собственному спокойствию в той ситуации. Но кроме как на стресс списать собственные реакции не смогла.

— Мда… — протянула я, продолжая разглядывать свой необычный наряд. — Так и зачем пожаловали, мой гангстерский глюк?

— Я не глюк, — снова обиделся гость. — Я-посланник.

— Да? Ну, давай свое письмо.

— Какое письмо?

— Какое-какое! — фыркнула я. — Ты-посланник? — гангстер кивнул, — значит передаешь послания, а что есть послание? Правильно, письмо! Давай его сюда и прекращай мне тут дымить своей сигарой. Требовательно протянув руку, я воззрилась на субъекта, который чуть приоткрыв рот пялился на меня. Тут мне в голову пришла сначала детская огрызалка «Что зыришь? Штаны напузыришь!«», потом понимание некоторой двусмысленности фразы про штаны… смутившись, я скромно присела на краешек дивана и мило улыбнулась: — Так вы по какому вопросу, уважаемый?

— Вот это уже разговор, — непонятно чему обрадовался гость и, прищурив правый глаз, спросил: — Любимого вернуть хочешь? Сердечко нервно дернулось, я замерла и выдохнула с надеждой: — А как?

— Легко! — широко заулыбался гангстер, вытащил из внутреннего кармана листок бумаги и, ткнув пальцем на нижнюю строчку, протянул мне. — Вот здесь подпиши. Взяв лист, я покрутила его в руках, потом пробежала глазами по строчкам и возмущенно посмотрела на субъекта, который, кстати, так и не представился.

— Что за шутки! Его Владычество, по мере возможности… госпожа Оксана (это я, между прочим) обещает! Что за прошлый век! Где пункт о четких обязанностях и правах партнеров? Где пункт о форс-мажоре и штрафных санкциях? О сроках действия и расторжении договора? Вы что издеваетесь? Да над вашей филькиной грамотой любой суд будет хихикать до брюшных колик! Да, кстати, вы не представились! — я демонстративно всунула бумажку в руки гангстера и, откинувшись на диване, закинула ногу на ногу, продолжая гневно сверлить гостя взглядом. Я хоть и не юрист, но по роду деятельности в договорах разбираюсь. А туфельки, кстати, ничего. Мужчина поерзал в кресле.

— Сигозмунд, — буркнул он в ответ.

— Очень приятно! — милая улыбка. — И кто вы по должности, с какими полномочиями, Сигозмунд? — ехидно спросила я.

— Эээ, я-то? Я - Старший адъютант Первого помощника Четвертого советника Главы Канцелярии его Владычества Темнейшего Князя по делам ОВД, — помпезно произнес Сигозмунд, выпячивая грудь, булавка на галстуке снова сверкнула голубыми искрами, неужели и правда бриллиант из Яхерсфонтейна? — И полномочия у меня самые широкие!

— Угу, — кивнула я, переваривая информацию, — вот что, Гога… Ты пока подготовь нормальный договор, а я кофе сварю, ты, кстати, будешь?

— А? Эм… не откажусь, — пробормотал Гога. Кивнув, я направилась на кухню. Как все интересно получается - явление Христа, ой, простите, Антихриста народу. Если я все правильно понимаю, то князь — это Князь Тьмы, а Гога, вернее Сигозмунд, младший помощник старшего дворника во всей этой шарашкиной конторе, а попросту бес. А что такое ОВД? Явно не Отдел Внутренних Дел. «И в кого ты у меня такая умная?» - удивленно глянуло на меня собственное отражение в зеркале. Нет. Не спрашивайте, зачем мне на кухне зеркало. Надо! Разливая кофе по чашечкам, я в душе надеялась, что войдя в комнату, никакого Сигозмунда со своими договорами там не обнаружу. Надежды не оправдались, Гога так и сидел с довольным видом в кресле, а в руках у него был уже не один невзрачный листочек, а солидная темнобордовая папка. Пристроив чашки на стол, я взяла протянутую папку. Ого. Быстро работает подземная канцелярия. Бумага хорошая, текста много. Я сделала вид, что читаю, косясь одним глазом на Гогу. Выражение его лица мне категорически не понравилось. Бездумно полистав договор еще пару минут, я вынесла свой вердикт.

— Вот это уже мне больше нравится… — Сигозмунд заулыбался, а я, придав лицу строгое выражение, продолжила: — Но! Поскольку по некоторым пунктам у меня есть комментарии, я думаю, что правильно будет их вынести в протокол разногласий. Так что… приходи через пару дней. Гога, похоже, расстроился и с тоской посмотрел на меня.

— А что, тут осталось то… — посмотрела на календарь. — Так, сегодня вторник, вернее уже среда, вот в пятницу утречком и заходи, я уже все нарисую.

— Утречком, — передразнил Сигозмунд, — утречком не могу, не мое время.

— Ну, ладно, уболтал, черт языкатый, после полуночи, — милостиво согласилась я. — Конфетку хочешь? Не хочешь, как хочешь, — я проворно цапнула из вазочки последнюю и принялась разворачивать фантик. Бес с сожалением проводил взглядом конфету и, насупившись, взял чашку с кофе. В молчании мы просидели несколько минут. Я довольно жевала конфету, пытаясь собрать в кучку путающиеся мысли, Гога же мрачнел с каждой секундой.

— Что не весел — нос повесил? — бодро поинтересовалась я, прерывая затянувшееся молчание. Старший адъютант какого-то там помощника тяжело вздохнул и ничего не ответил.

— Да не расстраивайся ты так! Подпишем мы твой договор… — я встала, потянула беса из кресла, взяла под локоток и ненавязчиво стала продвигаться к двери. — Ты же понимаешь, такие вопросы с кондачка не решаются. Как я люблю фильм «Иван Васильевич меняет профессию»! Каждая фраза не фраза, а спасение! Гога с надеждой покосился на меня, а я тем временем открыла дверь и мило улыбнулась.

— Рада была познакомиться, всего хорошего… — Бес переступил порог. — Да, кстати, а как с тобой можно связаться, мало ли какие вопросы, туда-сюда…

— О! Это легко! — Сигозмунд, кажется, перестал расстраиваться, вытащил золоченую визитницу украшенную вензелечками и протянул мне визитку. — Вот моя карточка. Тут все инструкции. Я понятливо кивнула, забирая у беса иссиня-черную визитку, по поверхности которой то и дело пробегали огненные всполохи.

— До пятницы! — я выдала очаровательную улыбку и захлопнула за гостем дверь. Ой, забыла спросить, что такое ОВД, ну, да ладно. Надеюсь, ушел. Глянула в глазок, на площадке никого не было. Ну, и слава Богу. Чего только не привидится… Я облегченно вздохнула, поправила боа и, покрутившись перед зеркалом (тут же расстроилась, Андрей оценил бы мой наряд), пристроила визитку на тумбочку и направилась в комнату. Хоть я и понимала, что не усну, но попытаться стоило. Каково же было мое удивление, когда в том же кресле я обнаружила… нет, не Гогу, а какую-то странную личность в рваных джинсах, с дредами до плеч, майке-алкоголичке и с пустой бутылкой

из-под пива в руках. В одном ухе торчал наушник от плеера, из которого доносилось что-то подозрительно похожее на Короля и Шута.

— Привет, крошка! — разулыбался очередной незнакомец и громко добавил, тряся головой в такт музыке: — Клево ты его выперла! Уважуха! У меня что сегодня в квартире? Бесплатная вечеринка?

— А ты что здесь делаешь? И кто собственно такой?

— Че пьем? — очередной гость пристроил бутылку за кресло, заглянул в чашки, напрочь игнорируя мое возмущение, и поморщился, — феее, кофе… — заметил бутылку самбуки: — О! То, что надо! Я знаю мега-способ приготовления самбуки с корицей! У тебя корица есть? Тащи! Я впала в ступор от подобной наглости и послушно пошла на кухню за корицей, размышляя, что если и это глюк, то на сегодня их как-то многовато…

— Будь как дома, путник, я ни в чем не откажу… - фальшиво доносилось из комнаты. — И еще пару бокалов захвати! Мда. Приехали, очередной глюк уже и командует… Что будет дальше?

— Так вот, — продолжил мой гость, когда вернулась в комнату. — Меня зовут… в общем имя тебе ничего не скажет, зови меня Саней. Я — ангел. Поставив бокалы на стол, я кивнула и хихикнула. Ага. Ангел. Вот так просто…

— И что надо ангелу у меня дома? — скептически поинтересовалась я.

— Как что? Спасать твою бессмертную душу! Но ты попала к настоящему колдуну. Он загубил таких, как ты, не одну… — Саня сделал страшные глаза, подпевая песне, при этом продолжая ловко крутить бокал с горящей самбукой и сыпать туда корицу, отчего корица рассыпалась искрами. Красиво.

— Держи, — ангел протянул мне бокал. — Пей только все сразу. Я взяла бокал, махом осушила его и, чуть не поперхнувшись обжигающей жидкостью, открыла рот и стала усиленно махать рукой. Ангел заржал и рухнул на диван, корчась от смеха: — Ты бы себя, ха-ха, видела! Ха-ха!

— Дурак, — почему-то обиделась я и отвернулась.

— Да ладно тебе! Ты же нормальная чувиха, юмор понимаешь! — Саня уже крутил второй бокал. Я перестала изображать огнедышащего дракончика и спросила: — А что такое ОВД? — может, знает? Оказалось, что да.

— О, представился Сигозмундик? Выпендрежник. Старший помощник бла-бла-бла… — ангел, мало походящий на ангела, передразнил интонации беса и залпом выпил самбуку: — ОВД — это Отдел Важных Душ.

— Каких душ? — не поняла я.

— Важных. Слушай, а у тебя че поесть есть?

— Эм… лазанья… Саня скривился: — Итальяшки… Ну, ладно, неси.

— Так. Давай-ка на кухню! — я ему тут что - официантка?

— Мясом конюх угощааал… Ага, — кивнул ангел и поскакал впереди меня, горланя: — Пивом запивали… А пиво у тебя есть? Я отрицательно покачала головой, протискиваясь между ним и стенкой.

— Жаль, — радостно произнес ангелок, усаживаясь на стул и наблюдая, как я ставлю лазанью в микроволновку.

— Так что там у нас насчет спасения моей души?

— А, так все просто. Ты не должна подписывать этот договор. Я фыркнула. А то я совсем блондинка, чтобы не глядя свою подпись ставить.

— Ты не фыркай, — строго сказал Саня. — Что думаешь, просто так к тебе не обычный клерк, а Старший помощник заявился?! — он воздел палец к потолку, потом передумал, ткнул им вниз и весело на меня покосился: — А вообще, конечно, бюрократия у них там и раздутый аппарат. Все

по инструкции. Вот Сига и растерялся…

— Сига? Я его назвала Гогой, — расстроилась я. — Надеюсь, не обиделся?

— Ха-ха, Гога! — ангел хрюкнул. — Вот своим расскажу… Поставив на стол тарелку с лазаньей, я вежливо улыбнулась, пережидая пока Саня престанет хихикать, не вижу ничего смешного, может челов… бес обиделся?

— А почему он растерялся?

— Ну, как же, — ангелок с дредами ловко орудовал вилкой, — ты в состофянии аффекфа, тефя брофил люфимый, по фсем рафчефам фы долфна быфа подфифать фуфажку фе фифая. Я засмеялась: — Что? Прожуй сначала, ничего не понятно.

— Я говорю, что в аналогичной ситуации девяносто пять процентов барышень подмахнули бы любую бумажку, даже ее не читая, — Саня, наконец, дожевал и озвучил свою мысль нормально.

— Кстати, ниче лазанья. А пива? А, ты же говорила, что нет… А на твою реакцию у Сиги инструкций не было. А сам он туговат на инициативу.

— Кушай, не обляпайся… Так если ты говоришь, что по идее я должна была подписать договор сходу, то зачем оправлять ко мне Сигозмунда? Если я правильно тебя поняла, он какая-то шишка у них там… — я покосилась на пол.

— Ну, шишка - это ты, конечно, загнула, так, — ангел неопределенно махнул рукой. — Шишковидный отросток.

— Все равно не понимаю, подумаешь, одной душой больше, одной меньше… Тебя еще вот прислали тоже…

— Как это одной больше, одной меньше? — возмутился мой собеседник и серьезно посмотрел на меня. — Каждая душа как камешек в горах - покатится один и потянет за собой все остальные. Особенно такая, как твоя.

— Точно, — съехидничала я, — ко мне же не просто беса заштатного послали, а шишковидный отросток. А что в ней особенного? — я попыталась прислушаться к себе, в надежде понять, какая она, душа моя, и что в ней такого особенного.

— Не напрягайся, — снова хрюкнул Саня, — не почувствуешь. Про смертные грехи слышала?

— Да, семь католических и восемь православных.

— Во! Перечисляй!

— У нас что, экзамен на знание богословия?

— Нее, матчасть это, конечно, хорошо, но сейчас я про другое. Ну, чего задумалась?

— Хм… Не убий, не укради… — начла перечислять я.

— Бестолковка! Это заповеди! А я о грехах! — расстроился моим невежеством ангел.

— Ааа... ммм… Чревоугодие, Гордыня, Гнев, Уныние… - я замолчала, вспоминая оставшиеся четыре, — Прелюбодеяние….

— Ага, — кивнул Саня, — ладно не мучайся. И чему вас только в школе учат… Сребролюбие, Тщеславие, Печаль.

— И к чему этот ликбез? Гость закатил глаза и тяжело вздохнул.

— Вроде умная… — сказал он кому-то в коридор. Я подозрительно прищурилась и выглянула из кухни. Никого.

— Объясняю на пальцах, — Саня растопырил вышеуказанные пальцы аккурат, как это делали братки в девяностых. — Есть души, за которыми водятся грехи из перечисленных, а есть те, за которыми нет. Твоя как раз из второй категории, и заполучить такую душу, причем, не подталкивая ее к грехопадению, а так, на раз-два — это для любого беса бесплатный билет в мягком вагоне на следующую ступень карьерной лестницы. А Сига тот еще жук… Конечно, без мухляжа не обошлось, но это уже наши проморгали.

— В смысле - без мухляжа?

— Ты за своим Эм Че странностей не заметила?

— Кем?

— Эм Че — молодым человеком, — терпеливо пояснил ангел.

— Ну, не знаю, как-то не думала… Странности были, но учитывая новость, которую он мне сообщил… — я не удержалась и смахнула внезапную слезинку, — они вполне объяснимы.

— Объяснимы… — передразнил Саня. — И что мне с тобой делать, очевидного не видишь! Не то он хотел сказать, не то!

— А что?

— А откуда я знаю? Я - ангел, а не телепат.

— То есть ты хочешь сказать, что весь этот концерт был специально подстроен, чтобы заполучить мою душу? Ангел кивнул и захрустел печенюшкой. Я задумалась, на автомате доставая чашки и наливая чай. Полный бред, вам не кажется?

— Кстати, не такая уж моя душа и безгрешная… — многозначительно покосилась я на Саню. Тот подпрыгнул, достал коммуникатор и принялся быстро нажимать клавиши. Пиликнуло сообщение, ангелок пробежал его глазами и строго на меня посмотрел: — Очень смешно!

— А как же грех прелюбодеяния? Мы же не в браке живем…

— Ох уж эти мне современные девушки… Браки, что б ты знала, заключаются на небесах!

— Ага. А любовь придумали русские, чтобы не платить денег!

— Ну, ты ваще… — протянул ангел, — мне что, тебя еще и убеждать в безгрешности? Давай по пунктам пройдемся.

— Давай, — я кивнула, поставила перед Саней чашку и взяла печенье из вазочки. — С чего начнем?

— Так уже начали, трам-пам — пам! Прелюбодеяние. Что сюда относится: измена, беспорядочные связи, инцест, однополые браки, зоофилия и еще, когда священник за взятку венчают кого не можно. Ты, вроде, особой страсти к овечкам не питаешь? Я отрицательно помотала головой.

— Тогда идем дальше. Сребролюбие, оно же алчность. Замечена не была. Гордыня и Тщеславие…

— У девушки должна быть гордость. Так мама говорила, — перебила я.

— Гордость, а не высокомерие, которое является начальной стадией звездной болезни. Особого стремления к славе у тебя тоже нет.

— Почти каждый человек хоть раз да мечтал увидеть свою фотографию на обложке журнала. Это ли не Тщеславие.

— Мечтать — это одно, а идти по головам ради славы - это другое. Проехали. Следующим номером нашей программы: Печаль и Уныние…

— Кстати, а почему они разделены? По сути же одно и то же.

— Одно, да не одно. Уныние — это как депрессия, все плохо. Лежишь себе на диванчике такой весь из себя бедный несчастный и унываешь, унываешь… и не веришь в то, что все будет хорошо, — ангелок всхлипнул, достал кружевной платочек и аккуратно промокнул уголки глаз. — А печаль - это когда все и хорошо, а ты не радуешься. В общем, не в этом суть! Но за этими двумя занятиями ты тоже замечена не была.

— Угу, а кто рыдал в три ручья на коврике?

— Пфе. Пааадумаешь! Ну, поплакала, ну, побилась головой об стенку, ну, испоганила новый коврик… с кем не бывает. Ты же не свалилась в приступе меланхолии и вполне себе даже и улыбаешься.

— Свалишься тут с вами… — буркнула я и протянула руку за последним печеньем, — то один в образе гангстера, то другой непонятно на кого похож.

— Вот, а поскольку к чревоугодникам тебя тоже не отнести, то печенюшку съем я, — Саня ловко выдернул вазочку у меня из-под носа и целиком запихнул печенье в рот.

— Ну, хорошо, и что делать? — помолчав, спросила я.

— Как что? — удивился ангел. — Не подписывать договор ни под каким соусом. А лучше вообще выкинь, во избежание соблазна.

— Это я уже поняла, я про то, как мужа вернуть.

— А вот этого я не знаю, — огорчился Саня и с озабоченным видом сказал: — И вообще, засиделся я тут у тебя. У меня еще дел знаешь сколько? Ого-го! Последняя фраза прозвучала уже из пустоты. Я несколько секунд смотрела на стул, на котором только что сидел Саня. Какая прелесть. Ни здравствуй, ни прощай. Прискакал, кучу непроверенной информации выдал, ценное указание дал и поминай, как звали. Разгребай, Оксаночка, все равно заняться нечем. Я помыла тарелку и чашки. Интересно, я сегодня вообще лягу спать или нет? Хотя сна ни в одном глазу. Вернувшись в комнату, я устроилась на диване и взяла в руки папку, любезно оставленную мне Гогой. Договор, договор… Читать то его не возбраняется, верно? Я открыла папку. И таки шо мы тут имеем?

— Саня же сказал — выкинь… — тихонько сказал кто-то рядом со мной. Я подскочила, как самое родное прижимая папку к груди, и уставилась на маленького человечка, который сидел на диване и строго смотрел на меня, болтая маленькими ножками.

— Здрасте… — растерялась я. — А вы кто?

— Я… — в голосе человечка послышалась искренняя печаль, — твоя Совесть…

— Неожиданно… — пробормотала я. — И какими судьбами?

— Да смотрю - тут у тебя гости, а меня не позвали. Как обычно…- с укоризной посмотрел на меня Совесть и вздохнул еще более печально. Мне тут же стало нестерпимо стыдно.

— Ну, кто ж знал… А вдруг вы заняты? А тут я со своим приглашением… — попыталась выкрутиться я. Человечек снисходительно посмотрел на меня и спросил: — И чего думаешь делать?

— В каком смысле? — осторожно поинтересовалась я, продолжая прижимать папку к себе.

— В прямом. С договором и вообще… — Совесть поерзал на диване, устраиваясь по удобнее, сложил маленькие ручки на груди и с интересом уставился на меня.

— А… так…почитаю, подумаю…

— А что - есть чем? — съехидничал человечек.

— Вы бы тут не хамили, уважаемый, — обиделась я. Собственная совесть и такое предъявляет! Стоп. А почему это я ему так сразу и поверила, что он — моя совесть? — Кстати, с чем пожаловали? — с подозрением прищурилась я на малявку.

— Да говорю же, заглянул на огонек, — зевнул тот в ответ и со скучающим видом принялся рассматривать маникюр. Врет, однозначно. Субъект мне не нравился, ну не может моя совесть быть такой высокомерной. Надо от него избавляться.

— В общем-то, я уже спать собралась, так что есть предложение перенести рандеву на завтра, например…

— Ну, как пожелаешь, — неожиданно согласился Совесть или кто он там на самом деле. — Завтра, так завтра. Только вот позволь договорчик я собой заберу, а то впадешь в искушение… — человечек махнул ручкой, и папка выплыла из моих рук. Поскольку идея мне не понравилась, я попыталась ее поймать, но куда там, папка уже скрылась в черном кожаном портфеле, который обнаружился в пальцах у малявки. — Сладких снов. Человечек церемонно поклонился и исчез.

— Стой! — только и успела крикнуть я, все еще размахивая руками по инерции. — Договор верни! Я от досады топнула ногой и плюхнулась на диван. Это же надо, как провел. Какая он к чертям Совесть! К тому же моя! Интересно, а зачем ему понадобился договор? Я закинула ноги на подлокотник дивана и покосилась на бутылку самбуки. Нет, на сегодня, пожалуй, хватит, а то еще кто-нибудь приглючится. Крайне странный тип, да и первые двое тоже. Может, привиделось? Или я сплю? Надо встать, посмотреть на тумбочке в прихожей визитку Гоги, если нет ее там, значит точно сон. Вот сейчас

полежу чуть-чуть и пойду смотреть…. Я проснулась от звука открываемой двери. Подскочила, сунула ноги в тапочки и метнулась в прихожую. Там стоял Андрей и с невозмутимым видом снимал куртку: — Привет! Чем так вкусно пахнет?

— Привет, — буркнула я в ответ и ехидно спросила, копируя героиню фильма «Любовь и голуби»: — И откуда это к нам такого красивого дяденьку занесло?

— С работы, дурашка, — чмокнул меня в нос Андрей и прошел на кухню. — Я голодный, как тысяча волков! Корми меня скорее! Так, либо я ничего не понимаю, либо… Пройдя на кухню вслед за мужем, покосилась на часы. Девять… Девять?! Я облегченно выдохнула и улыбнулась. Господи, приснится же такое… Гремя тарелками, я проматывала сон в памяти, косясь на любимого. Тот с аппетитом уплетал ужин.

— Я хотел тебе сказать… вернее попросить… — вдруг сказал он. Я дернулась, чуть не выпустив из рук чашку, дежавю?

— В общем, — Андрей отложил вилку. — Выходи за меня замуж? Чашка выпала из моих пальцев и разлетелась на мелкие кусочки. Хорошо, что в раковину, а не на пол.

— К счастью! — рассмеялся муж и подхватил меня на руки.

— А... эм… неожиданно… — пробормотала я.

— Только не говори, что не выйдешь!

— Выйду, конечно! — засмеялась я в ответ. Андрей, улыбаясь, поставил меня на пол.

— Предлагаю отметить нашу помолвку, пойдем, пошуршим по бару? — хитро прищурился любимый и потянул меня в комнату. Я шла следом, счастливо улыбаясь и прикидывая, какое свадебное платье я хочу. Никаких обручей и пышных юбок. Все строго, может быть по фигуре или в стиле ампир, а жениха нарядим в смокинг…

— О! Ты уже достала самбуку? Хваленая женская интуиция? — будущий муж взял бутылку и подмигнул мне. — И бокалы уже здесь… Я остановилась в дверях. Самбука? Бокалы?

Константин «Юджен» Бахарев Свежие путлибы Хранители шли, стараясь не сбить дыхание. Густой подлесок, заваленный павшими деревьями, очень затруднял путь.

— Когда же лес кончится? — проворчал Сэм, дергая зацепившийся за крыжовник плащ. — Идем тут, маемся, а орки подпирают. И как они только со следа не сбиваются, паразиты! Шедший рядом Леголас грустно улыбнулся, поправляя на груди тетиву снайперского лука.

— В степи будет не легче, — он оглянулся. — У орков есть следопыты, так они могут все учуять. Выбор один — надо бежать. Бежать как можно быстрее. На ночь остановились около небольшого ручейка, сотни лет журчавшего у подножья вековых дубов и вязов. Выросший у воды Боромир достал из своего вещмешка небольшую сетку, перегородил ею поток и начал шумно плескаться. Вскоре Хранители стали чистить форель, хариусов и гольянов. Они решили часть добычи запечь, а часть сварить.

— Вечная проблема путников и воинов, — вздохнул Арагорн. — Много еды на себе не унесешь, поэтому приходится грабить жителей, отдавая им взамен никчемные расписки. Боромир ухмыльнулся уголком рта: — Это точно. Мерри испуганно покосился на них и тихонько спросил у Гимли, правда ли, что воины

отбирают еду и припасы у мирных жителей. Гном печально улыбнулся.

— Вот у нас уже сейчас нечего есть, — он повесил котелок с водой на огонь. — А если ты поголодаешь дней десять, то и сам станешь отбирать пищу, тем более что платить нам нечем. Фродо сидел, сгорбившись, и прутиком ковырялся в прошлогодней опавшей листве. Хоббиту ужасно хотелось есть. Мысли о еде привели его к воспоминаниям об орках. Как говаривал ему дядюшка Бильбо, орки не испытывали проблем с пищей. Они ели все подряд. А если совсем уж припирало, то бросали жребий и поедали кого-нибудь из соратников. Фродо невольно задумался, а кого бы из своих товарищей по странствиям он бы охотно съел. К нему подсел Сэм.

— Есть хочется? — сочувственно спросил он. — Ничего, сейчас рыбка будет готова. Фродо кивнул головой и поймал себя на мысли, что Сэма может хватить на неделю. Суп сварить, остальное закоптить.

— Тьфу ты, мерзость какая! — Фродо вдруг опомнился. Сэм недоуменно посмотрел на него.

— Да вспомнил про Морию, где Гэндальф погиб, — соврал главный хранитель.

— Да, мерзкое место, — согласился Сэм. — А Гэндальфа здорово не хватает. Он бы придумал что-нибудь, и с едой, и как орков со следу сбить. Тут их окликнул Гимли - рыба была готова. Хранители съели все и легли спать. Вызвавшийся сторожить первым, Арагорн размышлял, сидя под деревом, как бы оторваться от погони. Ничего не придумал и, передав смену Леголасу, лег спать в плохом настроении. Утром отряд продолжил свой трудный путь. Не прошло и часа ходьбы, как сумрачный лес закончился. Перед путниками расстилалась равнина, покрытая молодой травой.

— Сейчас быстрее пойдем, — Боромир оглянулся в темную чащу. — И орки тоже добавят ходу. Все заторопились. Равнина оказалась вовсе не гладкой и ровной. Хранители то поднимались на холмы, то спускались в овраги, обдирая ноги и руки. Ближе к вечеру отряд расположился на подветренной стороне холма, около несмело бившего из земли прозрачного ключика. Из собранных по дороге сухих кизяков антилоп и бизонов развели маленький огонь. Каждому досталось по небольшой, зажаренной еще вчера, рыбке. Еды больше не было, а идти предстояло не меньше семи дней. Леголас спустился с холма, откуда он осматривал равнину.

— Орки встали лагерем в пяти часах быстрой ходьбы, — эльф вытащил из ножен кинжал и стал разделывать свою рыбешку. — Если мы ничего не придумаем, завтра они нас догонят. Боромир и Арагорн глянули друг на друга и стали проверять свою амуницию, скрипя ремнями и звякая железками. Гимли достал из вещмешка точильный камень и начал аккуратно точить лезвие своего топора. Хоббиты сжались в кучу и молча наблюдали за приготовлениями к последнему бою.

— Добрый вечер, друзья мои, — вдруг пророкотал знакомый бас. — Не найдется ли у вас чегонибудь перекусить? Вдруг ярко вспыхнувшее пламя осветило высокую фигуру в белой одежде.

— Саруман! — вскричал Леголас и схватил свой лук.

— Гэндальф! — негромко проговорил Арагорн. — Здравствуй. Но почему твоя одежда стала белой? Хранители окружили старого мага и начали выпытывать, как он смог остаться в живых. Но Гэндальф махнул рукой, как бы отгоняя все вопросы.

— Положение у вас плохое, — он внимательно оглядел своих друзей. — Надо срочно что-то делать. И я знаю что. Сейчас срочно строим небольшую запруду около родничка. Нужно много воды. Третий день лучшие следопыты орков не могли взять след отряда хранителей. Рассыпавшись цепью, они обнюхивали все, что можно, но запахи добычи исчезли. Орки недоумевали.

— Где взял такую вкусную и сытную еду, Гэндальф? — Мерри лежал на спине и поглаживал туго набитый животик. — Места занимает мало, готовится мгновенно. Гэндальф усмехнулся.

— Еда, это не самое главное, — он попил воды. — Мы смогли сбить орков с нашего следа. Завтра мы вступаем во владения Теодена, куда эти твари побоятся сунуться.

— Да здравствует наш волшебник Гэндальф! — восторженно закричал Пипин. — С ним мы победим Саурона!

— Конечно, победим, — Гэндальф кивнул головой. — Скоро, когда мы достигнем МинасТирита, у нас появится такая возможность. Пускай тьма стягивает свои силы к этому прекрасному городу, чем больше там соберется всякой нечисти, тем больше ее сгинет. Боромир внимательно глянул на мага.

— А все-таки, как ты смог спастись из подземелий Мории? — спросил он. — И эта невиданная еда, которую называешь путлибами, и этот неслыханный обычай, где ты этому научился?

— В свое время вы узнаете обо всем, — Гэндальф сел на землю. — А сейчас ложитесь спать. Я посторожу. Пока его товарищи засыпали, волшебник, обдумывая вопрос Боромира, невольно припомнил, что было совсем недавно. Три дня назад — Перестаньте вы меня запугивать! — Куролесов сморщился и помахал руками, разгоняя серный запах. — Кондишен сейчас сломается от ваших ароматов. Я вам предлагаю реальное дело, а вы, Геннадий, себя ведете как малолетка! Еще волосы подергайте у себя. Я в детстве книжку читал, там старичок волосы дергал, пока «ЦСКА» матч не проиграл. Тоже колдун был. Собеседник Куролесова, высокий седоволосый мужчина, потряс суковатой дубиной.

— Вы не понимаете! — заорал он. — Вы ничего не понимаете! Ваши действия нарушат ход событий. Все падет! Жалко, что здесь у меня мало что получается, а то бы я задал вам жути.

— Да ничего не падет, — Куролесов чихнул, встал и раскрыл настежь окно, проветривая кабинет. — Выгода всем, и нам, и вам. Нам цветные и черные металлы. А если все срастется как надо, мы дадим вам пулемет. Видели ведь, — Куролесов сжал кулаки перед собой и начал трясти ими в воздухе, изображая пальбу, и закрыв правый глаз, — Тра-та-та! Ахтунг, капутен, млеко, Гитлер капут! А так вам и пулемета не дадут, и вообще голову распилят, и станут изучать чего там лежит. Вы же понимаете, что здешние ваши коллеги на все способны. Седой тяжело вздохнул и брякнул палкой по полу.

— От ваших всего можно ожидать, — он понурился. — Видел я в ящике том как они живых людей ножами режут. Что же, я согласен. Но только без обману! Куролесов сделал оскорбленное лицо: — Мы, русские, не обманываем друга. А если рекламная акция пройдет успешно, то и гранатометов подкинем, вы, я понял, воевать любите, вот и воюйте на здоровье. Седой поднялся, привычным жестом зажал палку подмышкой: — Я готов.

— Тогда пошли, — Куролесов жестом пригласил собеседника к дверям. Они прошли на склад компании.

— Вот, смотрите, — Куролесов начал вскрывать картонные ящики. — Понимаю, что ваши друзья сейчас находятся в большой беде, голодают, и по их следам идут эти гнусные орды.

— Орки, — поправил его Гэндальф.

— Да-да, орды и орки, — Куролесов начал доставать из ящиков шуршащие пакеты. — А это китайская лапша быстрого приготовления. А это, — из другого ящика он выгреб цветные квадратики, — куриные бульонные кубики. Кипяток добавил и готова нормальная еда. Места занимает мало, а кормиться можно много. Нет таких людей, которые бы не доели до конца китайскую лапшу. А также никто и никогда не требовал добавки. Замечательная еда! Куролесов разорвал пакет и дал понюхать Гэндальфу. Тот нюхнул лишь раз, но сразу захотел съесть. Однако старый маг сдержал свои эмоции.

— Хорошо, — он нехотя вернул пакет. — А как сбить со следа орков? Куролесов улыбнулся.

— Нет ничего проще, — он распотрошил еще один ящик. — Вот оно, замечательное мыло без ароматизаторов. Достаточно только хорошенько вымыться и постирать одежду, как все запахи

исчезнут. Помните как вас-то пришлось отмывать. Пахло от вас, честно скажу, как от стаи дохлых скунсов. Гэндальф нахмурился. Эти воспоминания ему были неприятны. Но он быстро их прогнал. Маг вспомнил, как разделывая Балрога в подземельях Мории, он увидел маленькую зеленую дверь. А за ней оказался вход в иной мир, точнее, в кабинет директора пункта по приему металлолома Куролесова. Правда, в этом мире волшебство отчего-то не действовало, да оно было здесь и ни к чему. Ушлый барыга быстро смекнул, какие выгоды сулит связь с существами, помешанными на благородстве и прочих забытых достоинствах. Куролесов взял на себя снабжение Средиземья китайской лапшой, бульонными кубиками, дешевым мылом и прочей дрянью, а взамен потребовал все права на металлический лом, который можно было обнаружить. Особенно его пленил рассказ Гэндальфа о чугунных воротах в страну Мордор. Кроме того, Куролесов, узнав о военных проблемах, пообещал помочь оружием. Одного пулемета, который был сдан в лом загулявшим прапорщиком, должно было хватить с лихвой. Патронов к нему было немного — всего пять тысяч, но для испуга мордорских банд этого было достаточно. Уплывая в Валинор, Гэндальф размышлял, правильно ли он поступил, открыв тайну зеленой двери Сэму.

— Да и ладно, — решил он. — Нам уже никогда не вернуться в Средиземье, а в Валиноре любителям старого железа нечего делать. Вспомнив о Куролесове, он достал из вещмешка небольшой пакетик и бережно открыл его. Пакет дал ему на память Куролесов, довольный десятками тонн полученного металла.

— Держи, дед, — сказал он. — На память. Добавляй немного в еду. Чуть-чуть. Гэндальф принюхался. Аромат был чудесный и быстро разнесся по палубе. К магу подошли эльфы и полюбопытствовали, что это такое.

— Глютамат натрия, — ответил Гэндальф. — Отличная еда. Через полгода эльфы во главе с Гэндальфом вернулись в Средиземье. Они жить не могли без глютамата натрия. Так погибло старое время, и настала эпоха людей.

Юрий «леший» Ландарь В ожидании принца Лиана закончила дела по дому и уселась на большом гладком камне возле входа в пещеру. Она усмехнулась - дом. Эту пещеру она по привычке называла домом. Но разве можно было сравнить старый дом с этой дырой: тесно, темно, хорошо хоть сухо. Лиана горестно вздохнула и бросила быстрый взгляд на дорогу. Хоть она уже далеко не ребенок, но до сих пор верила в сказки. И она верила, придет время, и на этой узкой горной дороге появится принц, ее принц. И непременно на белом коне. Не может такого быть, что бы принц не нашел ее. Над Лианой смеялись все родственники и знакомые.

— Такая большая и такая глупая, — говорили одни.

— Принцы никогда не заезжают в такую глухомань, — твердили другие. — Здесь даже завалящий рыцарь не появится.

— За своей мечтой нужно спускаться в долину, ближе к побережью, — советовали третьи. Но Лиана лишь улыбалась на их слова и упорно ждала появления своей мечты. Солнце сегодня было особенно ласковым, и, нежась под его лучами, Лиана снова улыбалась, теперь уже своим мыслям. Внезапно ее ушей достиг чуть слышный звук, который заставил ее сердце биться, то учащенно, то замирать на долгое время. Сомнений не было, это звук копыт лошади. Причем лошади тяжело груженной. Не может быть, неужели… Лиана боялась даже

подумать о том, кого она жаждала увидеть больше всего, и спугнуть его. Цокот раздавался все громче, и когда сердце уже готово было разорвать грудь Лианы, из-за поворота показался всадник, на запыленном, но все-таки белом коне. От счастья Лиана готова была взлететь выше самых высоких вершин и рассказать всем, что ее мечта сбылась. Всадник подъехал поближе и остановился. На нем, как и на лошади, были белые доспехи. Он поднял забрало, прокашлялся и закричал: — Я герцог Дагвир, принц Акнии! Я искал тебя целых два месяца! Лиана счастливо кивнула. Наконец-то!

— Я знаю, ты, чудовище, похитила самую красивую девушку королевства, и я пришел освободить ее! Или ты отдашь мне ее добровольно, или я убью тебя! Лиана улыбнулась, как умеют улыбаться драконы, на все клыки, и конь попятился. Но к его чести нужно сказать, сделал он назад не больше двух шагов и остановился.

— Тебе не испугать меня! — продолжал надрываться принц. — Я сражался с морскими змеями и духами пустыни! Так что справлюсь и с тобой! Драконница не могла намиловаться на этого красавца — как раз такой, о каком она мечтала. Не слишком худой, но и не толстый, в самый раз. К тому же наверняка откормленный лучшими королевскими поварами. И конь ему под стать, вряд ли он видел несвежее сено или овес, и использовался на тяжелых работах. Если как следует зажарить их в скорлупе — броне, получится просто объеденье, не каждый дракон может похвастаться подобной удачей. Но внезапно Лиане пришла в голову шальная мысль. А может не стоит есть этого красавца, может быть стоит поступить по-другому? Как, например, поступила двоюродная прабабка. А та отличилась как никто. Вместо того, чтобы сожрать подвернувшегося принца, она, обернувшись человеком, точнее прекрасной девушкой, обольстила мальчишку. И вскоре, благополучно отправив на тот свет короля, и всех, кто мог претендовать на трон, правила страной вместе со своим избранником. Правда, и принц, ставший королем, недолго сидел на троне, а очень скоро присоединился к своему отцу и родственникам. А драконница единолично правила страной целых полвека, пока ей это не надоело. Новая мысль Лиане понравилась, и она удержала пламя, уже готовое вырваться из глотки. Вместо этого она проревела: — Ты - смелый малыш. Ты не побоялся забраться высоко в горы в самое логово дракона. Пожалуй, ты достоин награды. Выбирай. Сокровища, которые хранятся в этой пещере, или всетаки красивейшая девушка королевства? Принц задумался, причем настолько, что Лиана даже начала волноваться: не поддастся ли соблазну человек, не придется ли снова рассматривать его как роскошное блюдо. При этом в животе у драконницы призывно заурчало. Принц вздрогнул и ответил: — Мне не нужны твои сокровища! Отдай девушку!

— Как скажешь, как скажешь… — промурлыкала Лиана. Ей потребовалось некоторое время, чтобы создать качественную иллюзию себя самой. А самой обернуться неописуемой красавицей и пойти навстречу своей новой судьбе. Процесс несколько затянулся, и принц проявил нетерпение, вид замершего дракона его несколько обескуражил и заставил занервничать: — Эй! Где девушка? Что за шутки?! Лиана, оставив вместо себя возле пещеры фантом, приняла, наконец, нужный облик (для дракона-оборотня это не являлось проблемой) и вышла из пещеры: — Я здесь, мой освободитель! При виде ошеломительной брюнетки принц забыл обо всем на свете, об этом красноречиво говорили его широко раскрытые глаза и отвисшая челюсть. Дав вдоволь собой налюбоваться, Лиана сделала несколько шагов вперед: — Забери меня скорей отсюда, пока это чудовище не передумало.

— Да-да, конечно, — поспешно ответил Дагвир.

— Он подъехал к девушке (девушке?!), помог ей взобраться на лошадь и повернул обратно, даже не обратив внимания на мерно дышащего дракона. Закованный в броню конь увозил хозяина

и его избранницу все дальше от логова дракона, и Лиане становилось все тяжелей удерживать иллюзию. Но к ее счастью, Дагвир все внимание уделял своей ослепительно красивой спутнице. Едва они скрылись за поворотом, Лиана с облегченным вздохом отпустила фантом, и он тут же растаял. Принц расценил вздох красавицы по своему, и, нежно прислонив ее голову к своей бронированной груди, произнес: — Не бойся, тебя больше никто не обидит, ни один дракон.

— Я знаю, — улыбнулась в ответ Лиана.

Тимофей «lorri» Григорьев Наживка Юный эльф Лохорепэль (для близких просто Лохи) из небольшого Дома Сапфирового Дайкона бежал по лесу, надеясь на скорую встречу. В соседней эльфийской роще мечтал он встретить объект своего глубокого интереса — юноша был уже достаточно взрослым, чтобы заводить приятные знакомства и ходить на романтические свидания. Лохи специально отправился в путь еще на рассвете, чтобы добраться до соседей к обеду, да и мост хотелось пересечь без лишних проблем. Мост был перекинут через узкую, но очень бурную реку, текущую по неширокой полосе людских земель, разделяющих две эльфийские рощи. Когда-то, в древние времена, вся территория на много лиг вокруг была коренной вотчиной дивного народа, но с течением веков многие Дома отправились на Запад, а оставленные без присмотра леса прихватили наглые людишки. После нескольких кровопролитных войн эльфы потеряли большинство своих земель, и у них не было возможности вернуть былые права. Теперь же, по прошествии столетий, никто уже и не хотел связываться с нахальными захватчиками, к людям привыкли, некоторые эльфы даже (о, ужас) лично общались с человечками и такое положение дел всех устраивало. Так вот, с мостом Лохи категорически не везло — целую неделю он не мог перейти по нему на ту сторону реки, так как странные встречи заставляли вернуться обратно. В первый раз дорогу ему преградила людская девушка, которая стала задавать слишком много вопросов, но не пыталась подойти поближе. Дивный никогда не видел человечек так близко, и, признаться, был весьма разочарован, так как девушка была далека от самых малых требований красоты и приличий. Юбка была ей коротка и открывала щиколотки босых ног, вымазанных, судя по запаху, пометом домашних животных. Волосы человечки были дикого рыжего цвета и находились в таком беспорядке, что расчесать их, скорее всего, не представлялось возможным.

— Прекрасный эльф! — визгливо вскричала она. — Как я счастлива встретить тебя в этом диком лесу! Ты ведь проводишь меня до деревни, я буду тебе так благодарна. Тут девица многозначительно покачала своими грудными выпуклостями, которые (как следовало из подслушанного Лохи разговора людских лесорубов) назывались странным словом «дойки». С людьми юноше еще не приходилось общаться лично, но среди молодежи ходили страшные слухи о привычках человеческих женщин — они питали нездоровый интерес к эльфам всех Домов и старались познакомиться с ними любыми путями. Неосторожного представителя дивного народа, подошедшего к человечкам на опасно близкое расстояние, ждала кошмарная участь — женщины хватали несчастного, и проводили над ним языческий ритуал (видимо, для повышения урожайности полей) в большой куче прошлогодней травы, которая называлась сакральным словом «стог». Эльфа страшно пытали, принудительно катая по пыльному колючему сухостою, зверски тискали за разные места и обижали всеми возможными способами. Так как ритуал проводили чаще всего по ночам, Лохи и его друзья считали, что люди поклонялись темным богам и так возносили им свои жертвоприношения. Поэтому, подозревая, что именно на это намекала девушка, юноша на всякий случай отошел от моста и вернулся домой. На следующий день эльф опять собрался в гости к соседям, но на мосту путь ему преградила незнакомая эльфа. Она была прекрасна, холодна, обладала княжескими манерами, безупречно

одета и увешана изысканными украшениями, говорящими о высоком положении ее семьи. Из безупречной прически не выбивалось ни единого волоска и никакие эмоции не нарушали безмятежности великолепного лица. Подняв руку, дева поманила юного эльфа к себе тонким холеным пальчиком и сказала: — Подойди ко мне, — голос, привыкший приказывать, требовал подчинения, и Лохи уже почти ступил на мост. — Немедленно! Тут юноша вспомнил откровения отца, который в редкие перерывы в лечении дымом потайных трав, рассказывал историю своей женитьбы на матери Лохи — он, гуляя по лесу и наслаждаясь нежными солнечными лучами, встретил одинокую эльфу из чужого клана. Та приказала отвести ее к семье, и папа опрометчиво предложил опереться на его руку. Стоило эльфе коснуться чужого рукава, как из кустов выскочила охрана девы, папочку схватили и отвезли в чужой клан. Там толпа свидетелей подтвердила попытку соблазнения юной эльфы из влиятельной семьи и уже к вечеру молодая пара была жената. Властные привычки мамочки слегка утомляли Лохорепэля и его отца — она управляла в доме всем, даже муравьи, убирающие опавшую листву под сенью фамильного древа, при ней ходили строем, поэтому мужчинам всегда находились дела в дальних от семейного гнездышка местах. Представив, что ему придется повторить печальную судьбу своего отца, Лохи вежливо попрощался и пошел домой кружным путем, так, на всякий случай. Мечты о новой взрослой жизни не давали ему заснуть, и вот, утром следующего дня эльф отправился в путь. Прекрасен был рассвет, все живое радовалось солнцу, щебет птиц сопровождал юношу в пути, но мост опять был несвободен — прямо посередине его стоял человеческий воин. Судя по тому, что большинство одежды неожиданного препятствия состояло из железа, имя у него было «рыцарь». Лохи читал в исторических хрониках, что эти «рыцари» были на редкость злобны и свирепы, поэтому остановился на берегу, не решаясь ступить на мост. Внешний вид человека производил двоякое впечатление: с одной стороны — железная одежда, солидно громыхающая на каждом шагу, была воплощением силы и уверенности в себе; с другой стороны — ржавые разводы и многозначительные коричневые пятна на доспехах намекали на творческую натуру своего хозяина.

— Привет, парень! — человек вскинул руку в жесте приветствия, и его железная одежда многозначительно заскрежетала. — Чего встал? Подходи ближе, будем знакомиться! Юный эльф был ошарашен таким бесцеремонным обращением — среди дивного народа было не принято так сразу навязывать свое общение, любому знакомству предшествовали долгие переглядывания, уточнение статуса и пристрастий через родственников и приятелей. Лохи робко затоптался на берегу — ему хотелось успеть в гости к соседям на обед, и в то же время человек вызывал у него смутные опасения.

— Ты не думай, я не с пустыми руками. И человек тут же подтвердил свои слова, вытащив из мешка ведерную бутыль, в которой тяжело плескалась мутная жидкость. Горлышко сосуда венчал обгрызенный кукурузный початок, видимо, это был очередной человеческий обычай, не поддающийся внятному объяснению. И что теперь необходимо сделать, чтобы подтвердить отсутствие у Лохи коварных замыслов? Эльф стал мысленно перебирать содержимое своих карманов, но там, к сожалению, не завалялось ни флакончика духов, ни баночки редких благовоний… Юноше просто нечего было предложить на обмен. Тут ветер подул в сторону эльфа, и Лохи покрылся липким потом от ужаса — он узнал этот запах! Дело в том, что его отец несколько лет назад проводил курс лечения экспериментальными человеческими зельями. И вот, из чистого любопытства, юный эльф подкрался к столу с лекарством, и стоило папеньке отвлечься, как он опрокинул в рот мерную дозу «стопарик» этого эликсира и попытался занюхать гнилым огурцом — все строго в соответствии с инструкцией по применению магического зелья «самопал». Человеческие методы лечения оказались крайне жестоки — Лохи задохнулся от мерзкого вкуса зелья, из-за дикой боли в желудке градом брызнули слезы, и бедолага упал в глубокий обморок. Обеспокоенный родитель пять дней отпаивал сына молоком единорога, и временами не надеялся, что отпрыск придет в себя.

Единственным положительным эффектом от пережитых мучений стало полное излечение у Лохи хронического насморка от цветочной пыльцы, и с тех пор он по праву славился в роще, как эльф с самым тонким нюхом в округе. Нюх не повел его и сейчас — человек предлагал ему полечиться печально знакомым эликсиром, но юноша решительно отвернулся и ушел домой, так как насморка у него давно уже не было. Следующим утром Лохи подумывал перенести свой визит к соседям на другое время, но, посмотрев на розовый рассвет, решился опять пуститься в дальнюю дорогу — может быть, именно сегодня ему повезет. К величайшему сожалению, на мосту опять кто-то был. Но, что это? На середине моста стоял молодой статный эльф умопомрачительной красоты. Его длинные волосы цвета червонного золота развивались за спиной незнакомца, как крылья орла, парящего в безбрежном небосклоне. Синие глаза многозначительно и обещающе смотрели на Лохи из-под полога ресниц, намекая на возможную дружбу между ними.

— Привет! Незнакомец отвел тонкими изящными, но сильными пальцами, усыпанными перстнями, прядь волос от лица и заправил ее за ушко, форма которого говорила о длинной череде благородных предков. Лохи замер, не смея верить своему счастью — неужели он случайно повстречал знаменитого Мачоэля из Дома Золотого Початка, за мимолетное внимание которого многие эльфийки, да что там скрывать очевидное, и эльфы, готовы были отдать половину своей бессмертной жизни. Лохорепэль мгновенно воспылал желанием пообщаться с незнакомцем, но рядом с ними не было никого из представителей их Домов, чтобы официально представить друг другу. Некоторые эльфы ухитрялись обходиться без формальностей, но юноша боялся показаться навязчивым и оттолкнуть от себя Мачоэля своим невежеством и дурными манерами. Тут на помощь ему пришел сам незнакомец — он опять заговорил первым.

— Я споткнулся и слегка подвернул ногу, — в доказательство своих слов эльф выставил вперед правую конечность, давая насладиться Лохи зрелищем маленькой стопы и богатством вышивки на сапоге. — Не могли бы вы, юноша, помочь мне добраться до целителя? Радость наполнила душу юного эльфа — ведь просьба сородича о помощи избавляла дивных от всех формальностей и давала возможность познакомиться, даже коснуться друг друга.

— Конечно! Я сделаю все возможное и невозможное для продолжения нашего знакомства! Полный самых радужных ожиданий, Лохорепеэль пробежал по мосту и бросился прекрасному Мачоэлю на шею. *** — Мальчики, девочки… Скинувший волшебную личину тролль сыто рыгнул и с сожалением отложил шампур с шашлыком из нежной эльфятины.

— Что за времена пошли? — бурчал себе под нос тролль, укладываясь спать под мостом. — Чуть с голоду не подох, пока нужную наживку подобрал…

Сергей «SergeyD» Добр Чернокнижник Чернокнижник Фобиас величаво шествовал по коридорам своего замка. Решительно сдвинутые брови, сжатые в тонкую линию губы, абсолютно черные глаза с серебристыми зрачками, гордо выпрямленная спина, чёрная мантия с алой каймой на рукавах, а так же костяной посох с черепом вместо набалдашника. Немногие знали, что подобная величественная походка появляется у колдунов не благодаря их

чёрным делам, а достигается долгими тренировками перед зеркалом. Чернокнижник не может себе позволить ковылять, как хромая лошадь, или пялиться по сторонам, словно турист. И вовсе не потому, что это вредит имиджу. Это вредит здоровью. Причём очень сильно. Колдун должен быть узнаваем издали. Чтобы, как только глянул в его сторону — сразу было видно: чернокнижник! Чтобы жаждущий лёгкой наживы «работник маски и ножа» сразу сообразил: деньги проще заработать, если вырезать себе почку и продать её какому-нибудь алхимику, чем связываться с этим человеком. Такой колдун всем понятен. Он не тронет обычного человека, если тот, в результате алкогольного помутнения рассудка, не решит в геройском порыве совершить подвиг, победив чернокнижника. А если колдун плетётся по улицам в грязной мантии, с покрасневшими от усталости глазами — это уже другая история. Это заставляет людей думать, что колдун не нормален, не в своём уме. А безумного чернокнижника в округе терпеть никто не будет, и как следствие — крестьяне с вилами и топорами возле ворот замка. Нет, это никому не нужно. Итак, возвращаемся в коридоры мрачного замка, по которому натренированной походкой сейчас шествует Фобиас. Очень амбициозный и не менее умелый колдун. В замке он живёт один. Претендентов на роль помощника не осталось после того, как предыдущего сожрал сторожевой шкаф. Да-да, именно шкаф. Фобиас решил, что такой сторож намного эффективней привычных горгулий или драконов. Во-первых, он лучше помогает против воров. Ну, какой дурень полезет за сокровищами в пасть дракону? А в покрытый резьбой и инкрустированный драгоценностями шкаф любой заглянет. Главное вовремя обглоданные кости выбрасывать, чтоб не спугнуть незваного гостя раньше времени. А во-вторых — экономия. Шкаф нужно кормить старой одеждой, а не мясом. Причиной нынешних перемещений колдуна было, как обычно, мировое господство. Вообще, ни один чернокнижник не встанет с дивана, если это не позволит, хотя бы на шаг, приблизить такую желанную власть над миром. Или на тот же шаг отдалит конкурента. Самого Фобиаса всегда интересовала причинно-следственная связь между колдовством и жаждой мирового господства. Изучают люди колдовство, чтобы добиться власти, или же желание господства есть побочный эффект колдовства? Как бы то ни было, как любой нормальный колдун Фобиас жаждал власти. И вот, наконец-то, ему удалось приблизиться к заветной цели даже не на шаг, а сразу на несколько миль. Только полчаса назад он вернулся из путешествия в горы Отчаяния, где посетил лабиринт Минотавра и, победив хозяина, завладел его сокровищами. По крайней мере, именно такую версию услышал Фобиас, вернувшись в город. На самом же деле ситуация сложилась другая. Он действительно побывал у Минотавра, но драться с чудовищем не стал. Зачем тратить силы, если проблему можно решить дипломатически? Сокровища Фобиас просто выменял. За долгие годы жизни в лабиринте Минотавру приелись однообразные каменные стены, и он затосковал по разнообразию. Чернокнижник предложил тому десяток статуй, которыми можно было украсить лабиринт в обмен на одну «безделушку». Статуи Фобиас нашёл в лесу неподалёку от пещеры Горгоны. Минотавр обменом остался доволен, хоть и бурчал по поводу однообразных выражений лиц. Фобиас не стал уточнять, кто был скульптором, потому оставил замечание о том, что улыбаться, когда тебя превращают в камень, вряд ли разумно. Как бы то ни было, но сделка состоялась. Минотавр вручил ему обещанную «безделушку», а на самом деле бесценный артефакт. И сейчас это самое сокровище Фобиас бережно нёс к себе в подвал, чтобы использовать его в полной мере. Трилистник Агримона - золотой лист клевера с чёрными рубинами, встроенными в каждый из лепестков - был величайшим артефактом времён войны магов. Именно тогда он и считался утерянным или вовсе уничтоженным. Фобиасу пришлось перебрать не одну сотню книг, делая записи, сопоставляя даты и события, имена и места, чтобы выяснить, что артефакт может

находиться у минотавра, да и то, это была лишь догадка. Ничтожный шанс, на исполнение которого Фобиас даже не надеялся. Но судьба улыбнулась ему. При помощи трилистника можно было вызвать демонов - сильнейших существ во всём мире. Даже драконы не рисковали сталкиваться с демонами, ведь только те обладали настолько могучей волей, что могли использовать самые мощные заклинания, неподвластные ни одному другому существу. Судьба трёх колдунов, попытавшихся втроём овладеть одним из высших заклинаний пару лет назад, до сих пор обговаривалась во всех трактирах. Одного из них нашли утром в центре города. Колдун тонким слоем покрывал мостовую на протяжении пяти кварталов. Труп второго всплыл на поверхности озера в соседнем королевстве. Третий отделался легче других. Утром его нашли в лесу на верхушке сосны, где он свил себе гнездо и пытался высиживать яйца. С тех пор проводить эксперименты с высшими заклинаниями никто не рисковал. До сегодняшнего дня. Говорили, что артефакт создали сами демоны и вручили его магу Агримону. Уж, за какие заслуги — неизвестно. По этому поводу ходило множество самых невероятных слухов. Причём вариант, в котором чернокнижник нашел артефакт на помойке, выглядел не самым малоправдоподобным. Получив артефакт, Агримон так обрадовался, что напился в ближайшем трактире и сообщил о своём приобретении осведомителю паладинов. В самые сжатые сроки колдун подвергся обряду экзорцизма, на котором при помощи слова божьего, святой воды и трёхпудового молота из него изгнали нечистый дух и, попутно, жизнь. Теперь же артефактом воспользуется Фобиас. Наконец колдун добрался до самого дальнего подвального помещения. К вызову демонов оно было подготовлено двенадцать лет назад, когда чернокнижник впервые услышал о трилистнике Агримона. Ему не требовалось чертить на полу фигуру - плитка изначально выкладывалась в форме нужных символов. Фобиас подошел к стоящему в центре комнаты алтарю и уложил артефакт в паз, идеально подходящий по форме к трилистнику. От нетерпения у него тряслись руки. Но спешить не следовало. Он слишком долго ждал, чтобы сейчас всё испортить спешкой. Чернокнижник подошел к другому постаменту, на котором давно уже пылилась книга по демонологии. Сейчас ему нужно было выбрать, кого именно из демонов он вызовет. На самом деле Фобиас знал Демонологию наизусть, но, как происходит всегда, в ответственный момент предыдущие размышления вдруг начинают казаться полным бредом. Проблема состояла в том, что трилистник можно было использовать лишь трижды, причём, при вызове нового демона, предыдущий отправлялся в своё измерение. Главное, не ошибиться с выбором. Трясущимися пальцами Фобиас открыл замок на переплёте гримуара и перелистал страницы. На поиск ушло довольно много времени. В конце концов, он остановил свой выбор на Астароте. Подойдя к алтарю, Фобиас приложил палец к одному из камней и произнёс формулу вызова. Камень засиял и испарился, оставив лишь пустой паз и облако вонючего дыма, которое тут же заметалось по комнате, завертелось, засвистело, завоняло и воплотилось в фигуру гигантского слизняка. Фобиас поднял трилистник над головой и зычным голосом произнёс: — Я, Фобиас, вызвал тебя Астарот, чтобы править этим миром! Что ты можешь мне предложить? Звук, который издал демон, походил на бульканье нечистот в сточных канавах труб.

— Чего? — переспросил Фобиас.

— Глюрп-блюп-мплюх, — снова ответил демон.

— Я тебя не понимаю, — раздраженно заявил колдун. — Ты можешь говорить по-человечески? Снова бульканье в ответ.

— А ты меня понимаешь?

— Буль-блюб-хлюоп.

Фобиас сжал кулаки от досады. Это же надо было так облажаться. Похоже, с этим демоном они общего языка найти не смогут.

— Исчезни! — гаркнул Фобиас.

— Ну и ладно, — довольным голосом ответил демон и исчез. Фобиас возмущенно смотрел на кучу зловонной слизи, оставшуюся на полу. Коварная тварь его просто провёла! Одна попытка потрачена впустую. Ну что же, у него есть еще две. Теперь к выбору демона нужно отнестись намного ответственнее. Колдун листал Демонологию пару часов, пока не наткнулся на заинтересовавшего его демона. Он повторил процедуру вызова. На этот раз в подвале появился змееобразный демон.

— Я, Фобиас, вызвал тебя Асмодей, чтобы править этим миром! Что ты можешь мне предложить? Демон зашипел. Фобиас закрыл глаза и досчитал до десяти, чтобы успокоиться.

— Если ты сейчас не начнёшь нормально разговаривать, — холодно произнёс колдун, — я заставлю тебя до скончания веков чистить сортиры во всём городе. Итак? Оказалось, такой способ изучения человеческого языка очень хорошо действует на демонов.

— Тридцать адских легионов подчиняются мне, — сразу же заявил Асмодей. — Они промаршируют по земле, сметая армии соперников! А мои заклинания выжгут земли твоих врагов до голого камня, отравят воздух и лишат их плодородия. Фобиас нахмурился: — Тридцать легионов - это, конечно, хорошо. Только нельзя ли без массового уничтожения земли? Я не хочу править пустыней.

— Без этого никак нельзя, — виновато потупился Асмодей. — Я иначе не умею. Фобиас раздосадовано сплюнул: — Исчезни. Когда демон испарился, колдун зарычал от ярости и вернулся к демонологии. Последний шанс. Теперь никак нельзя ошибаться. Он просидел над книгой двое суток, пока не прочитал её полностью. Потом еще несколько раз перелистал. Остановился на одной из страниц.

— Бладмун, пожиратель миров, — пробормотал он под нос, ткнув пальцем в страницу. — Да, это то, что нужно. Вызванный демон выглядел впечатляюще. Мускулистое человеческое тело венчала рогатая голова в капюшоне, из-под которого выглядывала зубастая пасть. Мощные когтистые лапы упирались в пол, за спиной мотался из стороны в сторону змеиный хвост с трещоткой, как у гремучей змеи.

— Красавец, — довольно констатировал Фобиас.

— Приказывай, хозяин! — зычным голосом заявил демон.

— Ну вот, сразу к делу, да еще и по-нашему, — довольно заметил Фобиас. — Значит так, сделай всё, что можешь, для того, чтобы я правил этим миром! Демон ненадолго задумался, почесал макушку между рогами. Потом подпрыгнул. Фобиас с недоумением глядел на всё это.

— Ты подпрыгнул, — наконец-то заметил он.

— Весьма точное наблюдение.

— И всё?

— Ага.

— И что, — Фобиас сглотнул, — теперь я повелитель этого мира?

— Нет, — демон пожал плечами. — Я просто подпрыгнул.

— Для чего? — в полном недоумении спросил колдун. Демон пожал плечами: — В принципе, это всё, что я могу сделать. Понимаете ли, хозяин, захват мира это не по моей

части. Вам нужно было вызывать Астарота или Асмодея.

— Но… Как не по твоей? Тут же написано: «Пожиратель миров!»

— Да? — глаза Бладмуна заинтересованно заблестели. Фобиас протянул демону книгу. Бладмун заглянул в неё и хмыкнул: — Ты гляди, и, правда - «пожиратель миров». Забавно. Опечатка, наверное. Вообще-то меня называют «Пожиратель мимов». Не люблю я, видите ли, этих клоунов, они меня раздражают. И обычно, если я вижу мима, то съедаю его. Так что, с властью над миром — ничем помочь не могу. Вот если вам будет досаждать какой-нибудь мим — зовите меня! С радостью помогу!

ФЭНТЕЗИ На часовой башне бьют часы и мир просыпается. Это непростой мир. Мир, где палач исповедуется случайному сотрапезнику, высказывая в своей исповеди мысли о боге. Боге, который живет в каждом из нас, который толкает нас на безумства и странные поступки. Или не Боге, а демоне, который в паре с ангелом играет нашими судьбами, сравнивая наши жизненные пути с шахматными ходами. Ходами, приводящими к действиям, требующим ответа. Ответа за создание волшебного любовного треугольника и смерть любимого ради возможности стать величайшим некромантом. Или за убийство не ради величия, а для исполнения предсказания. Только в этом мире эльф (во сне) вместо охоты отправляется послом к людям. И только в этом мире рыжий Кот-детектив с напарником расследует преступление, в котором замешан пес. В этом мире по твоему желанию за спиной могут вырасти крылья. Именно в этом … Мире, которого нет. Участники: Антон «терран» Харламов - Игра Александр «Vedmak» Матющенко - Мир, которого нет Максим «Ritter» Нольтмеер - Волшебный треугольник Яна «Иная» Перевалова - И крыло из-за плеча… Полина «Weidel» Кирченко - Певец свободы Марина «phoenix» Коптева - Феникс Роман «OMu4» Фомин - Котовасия или Мур не дремлет! Внеконкурсная работа: Ирина «Lita» Зауэр - Поговорите с палачом

Антон «терран» Харламов Игра Межреальность. Круговерть цветов и оттенков, где синий плавно перетекает в черный, а затем — в оранжевый. Перетекает так быстро, что ты даже не успеваешь заметить, как что-то изменилось, а просто оказываешься перед фактом — мир вокруг тебя стал другим. Здесь все призрачно, изменчиво и обманчиво. Верх может поменяться с низом, и ты заметишь это только тогда, когда увидишь под своими ногами медленно проплывающие тучи с мелькающими в глубине разрядами. И посреди этого сумасшедшего дома, как последний островок обычной, вменяемой реальности стояли два стула и стол, на котором в боевых порядках выстроились две группы шахматных фигур — белые и черные. Из открывшегося портала вышла маленькая фигурка, с ног до головы закутанная в собственные крылья. Белые перья перемешались с черными, одно крыло — с другим, и казалось, будто этот ворох перьев и есть само существо, неизвестно зачем пожаловавшее на шахматную партию.

Внезапно перья, тихо шурша друг о друга, пришли в движение, открывая удивительно красивую девушку с азиатскими чертами лица.

— А еще говорят, что женщины любят опаздывать… — произнес, вставая со стула, невысокий человек со странно смазанной, незапоминающейся внешностью. Вежливая улыбка тронула губы женщины. Она знала, что еще мгновение назад ее сегодняшнего противника по шахматной партии здесь не было. Но так же она знала, как он любит подобные появления.

— А еще говорят, что женщины не умеют играть в шахматы, — ответила девушка, оказываясь на своем месте. — Как думаешь, врут?

— Очень хотел бы на это надеяться, Антара, — ничуть не смутился человек. — Но, боюсь, это всего лишь слухи… Белые или черные?

— Сегодня я укрывалась белым крылом, — тонко улыбнулась девушка. — Надеюсь, ты не против…

— Ну что ты… — оголил длинные клыки второй участник игры. — Сингу, вампирскому богу, положено играть черными.

— Вот и славно, — тонкие пальчики решительно передвинули одну из пешек на две клетки. — Начнем, мой враг. Ильмар решительно сделал два шага вперед, выходя из строя. Спиной он чувствовал удивленные взгляды своих коллег, а потому не смог сдержать нервной усмешки. Он знал, что так будет.

— Ильмар Симал Эонбар, пятый сын герцога Эонбара, — отчеканил он.

— Очень… неожиданно, — наконец выдавил Председатель, проводивший собрание. — Уважаемый Ильмар, вы уверены в своем решении? «Что же я делаю…»

— Да!

— Тогда вам следует явиться завтра в шесть утра к Воротам Рассвета, — медленно, словно давая время передумать, сказал Председатель. Видя, что один из самых уважаемых и зажиточных Целителей вовсе не собирается менять свое решение, добавил в заключение: — Собрание окончено, всех добровольцев благодарит Корона. Не обращая внимания на удивленные взгляды и порывы друзей поговорить с ним, Ильмар низко поклонился Председателю и вышел, не оглядываясь.

— Как ты мог?!

— Мелли, дорогая… — мягко начал Ильмар, пытаясь успокоить жену.

— Что? Что - «дорогая»? Ты сошел с ума! Тебя могут убить!

— Я не пятнадцатилетний паренек, обманувший вербовщика и сбежавший на войну, — очень тихо и вместе с этим твердо ответил Ильмар. — Я знаю, что на войне — убивают.

— Тогда какого черта ты делаешь? — Меллинэл порывисто встала и заметалась из угла в угол, как раздраженная кошка. — У тебя жена, дети… Что, без тебя их там не перевяжут? Пускай на войне умирают те, кому нечего терять!

— Родная…

— Я знаю! — она остановилась перед Ильмаром, глядя на него двумя большими голубыми озерами, сейчас наполненными слезами пополам со страхом. — Иль… Ну, зачем? Зачем тебе все это? Ильмар встал и, стараясь не встречаться с женой взглядом, подошел к окну. Прислонившись головой к стеклу, он медленно начал говорить, наблюдая, как его дети резвятся в саду: — Понимаешь… Когда мне было восемнадцать и отец заставил меня поступить на кафедру Жизни, он сказал, что я буду спасать жизни. Я поверил ему и все восемь лет обучения меня не оставляла уверенность — я все делаю правильно. Что как только я получу диплом и начну карьеру врача, у меня появится смысл. У меня будет то, чего нет у подавляющего большинства людей. Я буду особенным.

И вот сейчас… Мне сорок три, Мелли. И всю свою жизнь после окончания Академии я занимаюсь тем, что лечу детские простуды, удаляю бородавки, составляю диеты для этих аристократичных дур… Что осталось от моей мечты?.. Меллинэл облегченно улыбнулась. Она поняла, в чем дело. А это значит, идиотский поступок ее мужа еще можно исправить.

— Дорогой, это называется «кризис среднего возраста»… — начала она, подходя к любимому и осторожно, как ребенка, усаживая его на диван. — Это нормально…

— Я знаю, как это называется! — вдруг вспыхнул Ильмар, и Меллинэл вздрогнула, наблюдая, как от удара кулака мужа по столу на дорогой ивонский ковер падает небольшая корзинка с фруктами. — Но, черт возьми, от этого ничего не меняется! Мои слова остаются правдой, даже если это — естественная стадия жизни, через которую проходит каждый. Женщина поежилась — столько решимости и злости было в этом взгляде. Мелли не была дурой и в этот момент она отчетливо поняла, что Ильмар уйдет в любом случае. Поддержит она его — он уйдет с легким сердцем, если нет — с тяжелым, но уйдет все равно. Она прикрыла глаза, собираясь с мыслями. «Когда муж принимает решение, жена должна следовать ему неукоснительно. Ты можешь сколько угодно спорить с ним, пока он колеблется, но если он все таки решился — уже поздно, — так всегда говорила ее матушка. — А иначе ты вышла замуж не за настоящего мужчину».

— Хорошо… — прошептала она, стараясь сдержать слезы. — Если ты решил, пусть так и будет. Иди, попрощайся с детьми. Ильмар облегченно вздохнул и, крепко обняв жену, направился к выходу из дома. Мелли была права, попрощаться с детьми — самое главное. Утро. Ласковый солнечный свет с трудом пробивался сквозь легкую туманную дымку, такую обычную в этих краях ранней весной. На крылечке роскошного двухэтажного дома стояла уже немолодая, но все еще сохранившая свою красоту женщина, крепко прижимающая к себе двух малышей. Взгляд ее не отрывался от ровной широкой спины мужа, удаляющегося от дома уверенной походкой. «Пока смерть не разлучит нас…» Женщина крепко прижала детей к себе, стараясь, чтобы они не увидели одинокую слезинку, прочертившую мокрую дорожку на ее щеке.

— Все в порядке, любимые. Папа скоро вернется. Пойдемте, вам пора в школу. Дети, словно действительно понимая всю тяжесть момента, изо всех своих детских сил обняли мать и скрылись за дверью, не подозревая, что видели своего отца в последний раз. Меллинэл, постояв еще пару минут на улице, торопливо смахнула слезинку.

— Пока смерть не разлучит нас… — прошептала она и, тряхнув волосами, вернулась в дом. Она знала, что этот час пришел. Теперь ей придется стать сильной, потому что дети будут расти без отца. Ее муж не вернется с этой войны. Синг задумчиво крутил в пальцах недавно «съеденного» белого ферзя и, стараясь не выдавать своего напряжения, вглядывался в лицо своей неправдоподобно спокойной противницы. По лицу крылатой женщины блуждала довольная улыбка кошки, наконец загнавшей в угол мышь, которую полагала самой вкусной на свете. «Почему? Она только что отдала своего ферзя, чтобы не дать мне съесть пешку! Жалкую, практически бесполезную пешку, которых меняют не задумываясь! Что же она задумала?..»

— Зачем тебе нужен этот мир? — спросил вампир, желая узнать побольше о планах своего врага, а заодно продумывая следующий ход.

— Я же уже говорила… — улыбнулась девушка, откидывая прядь волос с лица. И, видя удивленное лицо Синга, пояснила: — Сегодня я укрывалась белым крылом. «Может быть, она хочет, чтобы я начал гонятся за этой пешкой? А она тем временем устроит одну из тех ловушек, на которые она большой мастер?»

— Правда? Не замечал за тобой подобного благородства. Помню, когда мир Эстервальд

разваливался на куски, ты…

— Тогда я укрывалась черным крылом, — отрезала Антара.

— Вот как…

- Да, именно так. Продолжим партию. Ферзь решительно был переломлен пополам легким движением пальцев, а затем слон переместился на две клетки. Игра продолжалась… Война продолжалась. Была взята неприступная горная крепость Эльмар, веками защищающая центральные, самые плодородные и густозаселенные области от испепеляющего хаоса войны.

— Режь ногу!

— Но ее еще можно спасти! — ошарашено произнес молодой Целитель, еще совсем юнец, злой прихотью судьбы брошенный в горнило войны.

— А пока мы будем возиться с его ковылялкой, — спокойно и не повышая голоса, возразил Ильмар, — остальные сорок человек, что лежат в нашем отделении, скончаются, потому что мы не оказали им вовремя помощи. Режь ногу!

— Я не буду этого делать! — испуганным и немного дрожащим голосом заявил мальчишка. Ильмар некоторое время задумчиво его разглядывал, а затем положил ладонь на ногу, ставшую предметом спора. Некоторое время новенький Целитель ошарашено смотрел, как нога, сначала просто почерневшая, разваливается на части. Когда процесс разложения закончился, он перевел свои синие глаза, наверняка так нравившиеся девушкам, на Ильмара, и тот не увидел в них ничего, кроме страха и растерянности.

— Это война, мальчик. И если ты не готов следовать приказам, тебе нечего здесь делать. Когда в следующий раз я скажу «режь», ты сделаешь это или отправишься домой к мамочке, которая будет выбирать тебе одежду и будить по утрам. Ты меня понял? Ответом старому Целителю были лишь судорожные кивки.

— Отлично. Тогда займись тем, кто орет больше всех. Тяжелых тебе поручать нельзя. Юнец, не сводя с Ильмара испуганного взгляда, начал медленно пятится назад. Потом резко развернулся и через всю палатку бросился выполнять приказ. Ильмар же, опершись на стол, тяжело задышал, пытаясь перевести дух. Последнее заклинание, которым он разложил ногу раненого, окончательно подкосило измученный и к тому же уже далеко не молодой организм. Ему необходим был отдых. Дело было даже не в нем самом — любая его ошибка могла стоить кому-то жизни. Дрогнет разум — и вместо сросшихся сосудов ты получишь хлещущую во все стороны кровь. «Мелли была права. Мне не стоило идти сюда, — Ильмар мрачно обвел взглядом небольшую палатку - мобильный медицинский пункт. — Я думал, что я обрету смысл, спасая человеческие жизни. А на деле я его окончательно потерял, наблюдая, как умирают те, кого я спасти не смог. Я помню сотни умерших в этой палатке, не дождавшихся помощи. Я просыпаюсь с криками, потому что мне снятся те, кого я вообще в глаза не видел, но мог бы спасти. Спасая одних, я убиваю других. Это не смысл и уж точно не исполнение юношеской мечты. Это самое настоящее предательство». Ильмар еще постоял некоторое время, медленно вдыхая и выдыхая воздух, а затем поднял голову и…

— Никому не двигаться! Столларская Марка только что уничтожила ставку вашего пса Себастьяна. Все кончено — мы победили.

— Все кончено. Я победил, — мило улыбнулся Синг, довольно поглаживая коротенькую козлиную бородку. Некоторое время он еще оглядывал шахматную доску, стремясь оттянуть наслаждение от вида лица Антары, а затем все же поднял голову. — А это значит… Вампир осекся, едва взглянул в лицо крылатой девушки. Она улыбалась. Улыбалась торжествующе, с полной уверенностью, что победила.

— Ты уверен, мой дорогой? — промурлыкала Антара. — А я вот, например, противоположного

мнения. Как думаешь - кто прав? Синг непонимающе оскалился, в глубине души надеясь, что крылатая просто пытается достойно проиграть.

— Ой, ты подумал, что это все? — девушка прикрыла рот ладошкой, будто засмущавшись. — Нет, дорогой. Это еще не конец. «Это еще не конец… — подумал Ильмар, до боли в глазах вглядываясь в лицо взявшего паузу офицера вражеской армии и отмечая, что палатка быстро наполняется солдатами. — И, кажется, я знаю, что будет дальше…»

— Здесь есть высокопоставленные офицеры? — спросил командир, приставляя клинок к горлу ближайшего раненого. — Надеюсь, мне не нужно напоминать, что нужен честный ответ? Все взгляды устремились на Ильмара: отходящие от кровавой ярости схватки лица солдат, испуганные — коллег Целителей и обреченно-понимающие — раненых. Высокопоставленных офицеров здесь не было и все это прекрасно знали.

— Нет, — наконец ответил старый Целитель, закрывая глаза. Он понимал, что означает его ответ.

— Отлично, — равнодушно ответил красномордый офицер, все еще распаленный схваткой. — Убить всех. Ильмар опознал непередаваемый звук стали, распарывающей горло. Некоторое время Целитель еще слышал хрипы и странное хлюпанье, а затем он перестал различать вообще что либо, кроме этих до тошноты отвратительных звуков. Ему не требовалось открывать глаза, чтобы видеть, как солдаты методично вырезают его пациентов.

— Прости меня, Дева Первой Весны, — прошептал Ильмар. — Прости меня, Хранительница Жизни, которой я присягал на верность. Я отрекаюсь от клятвы Целителя.

— Что ты там бормочешь, старик? — заржал кто-то прямо перед Ильмаром ломким юношеским голосом. — Молишься своей Богине? Стру… Голос взлетел до небывалых высот, а затем захлебнулся в животном ужасе, захлестнувшем податливое сознание, потому что Ильмар открыл глаза. Мальчишка, наверное всего, пару лет назад решивший считать себя мужчиной, схватился за сердце. Он умер так быстро, что практически не почувствовал боли и уж точно не успел осознать, ЧТО случилось. С остальными бывший Целитель не стал церемониться. Создать маленький тромб в нужной артерии и перекрыть течение крови в сосудах — не проблема для настоящего Целителя. Когда Ильмар вышел из палатки, побагровевшее от крови солнце медленно опускалось куда-то за край мира, устав от человеческой ненависти. За прошедший день беззащитную палатку трижды пытались взять штурмом, но теперь идеальный круг с радиусом метров в двести был сплошь усеян телами без каких-либо видимых повреждений. Клятвопреступник прикрыл глаза и запрокинул голову к небу, пытаясь вобрать в себя последний в своей жизни закат. Отступившие от клятвы Целители живут ровно до следующего рассвета.

— Эта война должна закончиться, — сказал Ильмар. — Так больше не может продолжаться. Есть ли те, кто одолжат мне силу? «Я могу тебе ее предложить…»

— Кто ты? «Разве есть разница? У меня есть сила».

— Цена? — Ильмар был деловит и спокоен. Терять ему все равно было особо нечего. «Твое тело. Ну, и душа в придачу. Ты закончишь войну, а я смогу воплотиться» — Кто ты? «Я вроде отвечал уже на этот вопрос…»

— Если я впущу в мир еще большее зло, чем собираюсь предотвратить, это имеет большое

значение… Кто ты? «Я…»

— БОГ?! Новый бог? — вскричал Синг, вскакивая с кресла. — Но как? Когда? Это всего лишь пешка! Антара молча улыбалась, наблюдая за бессильной яростью своего противника.

— Шахматную партию ты выиграл, — наконец заметила она, когда поток ругательств вампира иссяк. — А вот войну явно проиграл. Синг, будто разом лишившись всех сил, безвольно рухнул обратно в кресло: — Но… почему? Это же всего лишь…

— Пешка? — крылатая встала и направилась к открывшемуся за спиной вампира порталу. Проходя мимо Синга, Антара наклонилась к его уху: — Ты прав, мой друг. Это всего лишь пешка. А пешка не может стать богом, не так ли? Она взяла драматическую паузу, давая вампиру время на раздумья. С удовлетворением отметив, что ее враг по-прежнему ничего не понимает, она продолжила: — Ты прекрасный игрок в шахматы, Синг. Ты умен, умеешь нестандартно мыслить, предугадывать действия противника, смотреть на десять ходов вперед и умеешь еще кучу такой неважной ерунды! У тебя есть только один недостаток, — Антара еще раз с удовольствием помолчала, а затем медленно, явно смакуя собственные слова, продолжила: — Ты — высокомерный ублюдок. И ты постоянно забываешь, что ты управляешь не бессловесными фигурками из кости, а живыми существами, наделенными даром принимать собственные решения. А еще ты забываешь, что мы играем не в шахматы. Это жизнь, Синг. ЖИЗНЬ. А в жизни бывает всякое: и пешка, убивающая короля, и король, женившийся на ладье… и вампир, победивший в малозначительной битве, но проигравший войну. Бывай. Снисходительно хлопнув разбитого противника по плечу, богиня, вновь завернувшись в собственные крылья, шагнула в портал.

— Вот стерва… Тебя вовсе не волновал этот мир, жизни существ, его населяющих и прочая высокопарная муть, которую не понимаем ни ты, ни я. Мы ведь с тобой на удивление похожи… Просто ты — еще большая сволочь, чем я, — проговорил ошеломленный вампир. — Да…

— Да! — решился Ильмар, мысленно прижимая к себе детей и жену и отчаянно пытаясь не смотреть в грустные зеленые глаза, которые он видел лишь однажды в своей жизни — когда приносил клятву своей богине, которую предал. «Да будет так!» Яркая вспышка света мгновенно поглотила все огромное поле битвы, живых и мертвых, создавая небывалую магическую бурю, ломая, перестраивая и вновь ломая все существующие законы. Когда свет разом погас, над миром, в котором больше никогда не будет войн, вставало солнце. И ему улыбался немолодой, насквозь седой мужчина с глазами новорожденного Бога…

Александр «Vedmak» Матющенко Мир, которого нет Меж пиками высоких далеких гор Куриэля покрытых вековыми кедрами пробились первые утренние лучи солнца. Легкая синеватая дымка покрывала необозримую горную даль. Ветерок ласкал нежные листья и колыхал невидимой силой кроны молодых древ. В соколиную высь чистого, как слеза ребенка неба, ударили снопы солнечного света. Полторы сотни лет минуло с той поры, как закончилась Война Трех Народов, в которой люди, гонимые безудержной жаждой власти и золота, потерпели сокрушительное поражение. Никто точно уже не скажет, почему же люди развязали эту войну — все произошло стремительно и неожиданно. А может, и не было никаких причин? В любом случае, никакие причины не нужны

гномам как народу-победителю, чтобы диктовать свою волю. Почти столетие продолжалась кровавая резня. Люди резали эльфов и гномов, гномы убивали эльфов и людей, только у Лесного народа хватило мудрости оставить это бесполезное дело. Когда эльфы поняли, что война если и не будет полным концом, то уж точно уничтожит покоренные народы, то ушли в северо-западные горы Саариль, которые славятся своими ледяными ветрами и непригодным для проживания климатом. С тех пор эльфов никто не видел. На огненной арене войны остались лишь гномы и люди. Поначалу, используя факт неожиданности, люди везде теснили своих врагов. Но, как это обычно бывает во время войны и захвата власти, начались внутренние раздоры. Оружие стало обращаться против тех, кто еще вчера стоял с тобой в одном строю. То здесь, то там - на охваченных пожарищами территориях неожиданно вспыхивали настоящие гражданские войны. Гномы правильно воспользовались передышкой — восстанавливали силы, пересматривали стратегии и искали союзников в стане врага. И находили. Люди, озверевшие от предательств и поражений, за центнер золота продали гномам тайны магии. Гномы, до этого владевшие лишь примитивной магией, теперь обрели почти что божественную мощь. Начавшиеся после этого сражения были страшны и кровавы, как деяния самой смерти. Ослепшие от крови, размахивая двуручными топорами, маги-гномы убивали одним заклятьем сотни воинов. Человечество было обречено на полное истребление. Всего за пять лет гномы вернули территории, завоеванные людьми. Но выход был найден. Точнее сказать, высшие силы более просто не смогли смотреть на творящиеся бесчинства. Пришли драконы. В обмен на немедленное прекращение войны, драконы отдали себя в услужение гномам и людям, скрепив этот союз своей магией. Однако союз был позорен для людей, хоть и являлся единственной надеждой на спасение. Теперь ни один человек не мог занимать руководящие посты, позволявшие ему командовать свободными гномами. Гномы сами заключали торговые сделки и имели монополию на самые важные отрасли производства. И без того истощенное долгой войной человечество должно было уплатить огромную по размерам контрибуцию, что вконец добило внутреннюю экономику и отбросило людей во тьму нищеты и распада. Единственной светлой надеждой оставались драконы. Теперь они использовались не как орудия убийства, а даже наоборот, их использовали как транспорт. На новых породах Крылатых Гигантов перевозили товары на огромные расстояния. Впряженные в четверку, драконы тянули по воздуху воздушные поезда. И вот, спустя столетие, род людей стал подниматься на ноги…

— Поистине ты чудак, Нурииль - сын человеческого кузнеца, — Бультр, хозяин Бюро Воздушных перевозок, смеялся в свою огромную рыжую бороду. — Зачем тебе меч? Или боишься, что нападут остроухие выродки? Так их уже две сотни лет никто не видел. Бультр был хорошим хозяином — щедро платил своим работникам и заботился о драконах. Но он был не прочь лишний раз зацепить едким словечком человека, что, впрочем, было свойственно его гномьему роду. В это время над человеком и гномом огромной тенью пронеслась двойка Крылатых Гигантов, несущая по воздуху огромный короб с пшеницей.

— О, великий топор кровавого Мареуса, как они огромны! — Бультр повернул голову в сторону стремительно удаляющейся двойки. — Отец мой организовал это бюро, я уже почти три десятка лет возглавляю его и никак не могу привыкнуть к этим огромным созданиям.

— Нурииль, мальчик мой, — гном обратился к продолжавшему выполнять свою работу юноше, — до вашего отлета три часа, сбегай к Дурасу — он должен мне кое-что передать.

— Да, хозяин. Светловолосый юноша лет двадцати поднял принесенный полуторный меч и, застегивая его на ходу, направился в сторону городского рынка. Нурииль был молодым человеком среднего роста, худощавого телосложения и необычными для человека светло-зелеными глазами. Он был единственным сыном лучшего в городе кузнеца и уже прекрасно умел ковать мечи, плести кольчугу. Но человеку, даже обладая исключительным талантом ковки, тяжело тягаться в этом

искусстве с гномами. И чтобы у сына было уверенное будущее, отец отдал Нурииля в перспективное Бюро Воздушных перевозок, где он сразу занял место Первого помощника Драконьего всадника, попутно выполняя работу кузнеца. А сейчас смышленый по своей природе Бультр отправил Нурииля к главе Гномьей Гильдии кузнецов. То, что сын лучшего в городе кузнеца-человека встретится с ненавидящим людей Дурасом, его не волновало, а может даже забавляло. Сегодня на рыночной площади, где располагалась управляющие дома всех глав Гильдий, было необычайно тесно. "Видимо, это было связано в первую очередь с новыми поставками хозяйственной утвари и оружия от гномов", - решил про себя Нурииль. Он вспомнил, как в прошлом году впервые попал в гномий город Бурденсхам. Особо запомнилась как раз рыночная площадь, которая у гномов была вроде священного места. Правда, человеку это понять тяжело. По крайней мере, к статуям гномьих богов не подпускали людей ближе, чем на десять шагов, для чего была даже выставлена стража. Около дома Дураса, как всегда, была тьма народа, в основном приезжие гномы, ищущие работу в людском городе. Дурас, как известно, был одним из немногих гномов, кто имел реальную власть в городе, а приезжие гномы никак не могли привыкнуть к тому, что люди могут здесь занимать руководящие посты.

— Человек, смотри куда прешь! — вскинулся, сам же налетевший на юношу, гном в длинном дорожном плаще и огромной остроконечной шляпе. — Тебя что, не учили твои боги, что старшим надо место уступать? Ах, извините, ваше благородие, я забыл, что у вас остался один бог и он, бедняжка, не успевает исполнять свои обязанности. Нурииль не стал обращать внимания на явно искавшего ссоры заезжего гнома, а просто распихав всех ожидающих, вошел в дом Управляющего.

— Чего заперся? Не видишь что ли — у меня перерыв! Я буду принимать посетителей только через три минуты! — сорвался на крик с места в карьер Дурас. Сейчас он сидел за своим извечным столом, который никогда не покидал. Как говорили остряки, никто даже не видел его отдельно от стола. Помимо этой странности, у Дураса была еще одна — его борода темно-желтого оттенка. Этот цвет весьма нетипичен для гномьей бороды, и, как выражался друг Нурииля Маркус: «Дурас — это самый обычный свободный гном, на которого только что стошнило кошку».

— Я от хозяина Бультера, он сказал, что вы ему что-то должны передать.

— Ах, конечно, должен. О, этот Бультер — никогда ничего не забывает! А почему же он сам не пришел?

— Не знаю, наверное, он пошел в храм Мареуса — сейчас ведь полдень среды.

— А, это хорошо. Вот, твой хозяин правильно поступает — не забывает старых богов, которые принесли нам победу. А ты-то кому покланяешься, надо думать выдуманному вами единому Богу? Гном скрылся за столом с его бездонными ящиками в поисках нужного предмета.

— Да, я ведь человек, — Нурииль сказал это нарочито спокойным будничным тоном, прекрасно зная, что этот ответ не на шутку распалит гнома.

— И что, что человек?! — Дурас подпрыгнул на стуле. — Это не значит, что вы всегда во всем правы. Даже наоборот, вы… Но закончить фразу, красному как рак, гному не дал внезапно ворвавшийся посетитель: — Господин Дурас, уважаемый господин Дурас, уже настало время приема, а этот юноша пролез без очереди! На Управляющего сейчас было страшно смотреть — его лицо приобрело багровый оттенок, а из ушей, того и гляди, грозился повалить пар. Дурас не любил, чтобы его распорядок дня нарушали, и указывали, что ему делать. А тут такое! И опять во всем виноват человек! Мало того, что зашел вне очереди и раньше времени, так еще и решил голову поднять — дерзить вздумал!

— Вот, держи, — гном плюхнул на край стола сверток в темный бумаге. — Сразу передай своему хозяину, да смотри не потеряй! А теперь проваливай! Нурииль вежливо поклонился, забирая сверток, и, сдерживая улыбку, поспешил прочь. Далеко уйти ему было не суждено, буквально через пару шагов его взор натолкнулся на Флёр - его

возлюбленную. Она была единственной дочерью известной на весь город швеи, что, тем не менее, не мешало им едва сводить концы с концами. Флёр росла без отца. Тот был рыбаком, но в одно осенние утро, когда девушка была еще младенцем, он утонул, что не способствовало улучшению и без того печального финансового состояния семьи. Флёр была весьма хороша собой, но из-за скромного положения никто из среднего или богатого класса людей не одарял её вниманием. Исключением стал Нурииль. После их первой встречи два года назад, они уже не расставались.

— У тебя сегодня вылет? — она куснула его за ухо.

— Через два часа.

— Тогда у нас еще есть время. Мама сегодня целый день принимает клиентов, так что я свободна. Её огромные фиолетовые глаза были самой невинностью.

— Но…

— Никак «но», — Флёр обняла его. Вдохнув сладкий аромат её вьющихся волос, Нурииль сдался… Лишь когда солнце достигло зенита и стало нещадно палить, Нурииль вспомнил о предстоящем вылете.

— Где же ты был? Мне самому пришлось проверять перед вылетом все крепления и узлы! — драконий всадник Ульф просто по своей природе не мог злиться, как ни пытался. — Мы уже должны быть в небе, хорошо, что Бультера сейчас нет. Глядя на взъерошенного Первого помощника, Ульф махнул рукой: — Занимай свое место, мы вылетаем. Помимо Ульфа и Нурииля в команду входил еще один человек - Второй помощник, который, по сути, исполнял роль запасного члена команды. Звали его Пабло. Был он родом из бедной многодетной семьи и предпочитал держаться особняком. Даже во время перелета от него можно было не услышать ни единого слова. Впрочем, если случалось, работу свою он исполнял прекрасно. Сегодня им предстояло доставить семь тонн ячменя в Бурденсхам - один из самых развитых гномьих городов. Лететь предстояло всю ночь, что обещало прибытие на место только к утру. Помимо прочего необходимо было пересечь изумительные по своей красоте необитаемые горы Куриэля. Так что, полет обещал быть интересным и, как обычно, спокойным. Нурииль занял свое место на сцепке около короба, а Ульф направился к ведущему дракону. По незримой команде Всадника драконы дружно взмахнули крыльями и, закрепленный между двумя Крылатыми Гигантами короб с грузом, взмыл в воздух. Внизу покрытые густыми темно-зелёными кедровыми лесами горы чередовались с серебряносиними заснеженными пиками. То тут, то там в лучах яркого солнца блестели горные ручьи. Но поистине неописуемая красота радовала взор, когда открывался обрыв или ущелье — сплошная зеленая масса постепенно редела, становясь все скудней, переходила, наконец, в кустарник, а затем резко обрывалась, раскрывая всю аскетическую красоту. Мерные, мощные взмахи крыльев усыпляли. Нурииль, положив руку на эфес меча, задремал.

— Эй, соня, подвинься. Ужинать пора,а то я смотрю - Пабло уже разложил свою провизию, — Ульф кивнул на противоположную сторону короба, где располагалось место Второго помощника.

— Полет полетом, а ужин по расписанию. Правильно? Они разложили свою провизию и принялись за скромный ужин.

— Так, где ты сегодня пропадал перед вылетом? Глядя в прищуренные глаза Всадника, Нурииль понял, что его видели. Одним словом, он попался и теперь лучше не врать: — На рыночной площади я встретил Флёр. Она оказалась свободной и мы…

— …весело провели время. Понимаю. Но это не освобождает тебя от обязанностей, тем более перед вылетом. Чтобы это было последний раз, — Ульф наигранно погрозил пальцем.

— Мастер Ульф, расскажите мне о драконах.

— Ты хочешь сказать, три года постоянных полетов тебе ничего не дали? Неужели я был таким бездарным наставником…

Брюзжащий недовольный тон не смутил Нурииля: — Мне вот интересно, чем отличаются Всадники-люди от Всадников-гномов?

— А с чего ты взял, что мы отличаемся от гномов? — его глаза лукаво блеснули.

— Ну, у гномов и драконы какие-то не такие, и управляют они ими по-другому. Почему?

— Драконы у гномов немного другие, тут ты прав. Связано это в первую очередь с развитием драконов. Как тебе известно - дракон и его Всадник тесно связаны между собой. Они сливаются в одно целое не только во время полета, но и незримо общаются друг с другом. От этого, конечно, меняется характер драконов.

— А у драконов память частично передается потомству, и поэтому, по-разному общаясь с драконами, люди и гномы повели своих летунов по разным ветвям развития?

— Нурииль, — всадник нахмурился, — ты точно не заканчивал какую-нибудь Кендрижскую академию?

— Нет, мастер.

— Я не раз говорил этому коротышке Бультеру, что тебя надо отправить учиться в Захремскую Академию Всадников. Хотя этот гном не так прост, как кажется. Ульф, глядя на темные тучи к востоку от курса, задумчиво жевал. Нурииль, желая развить успех, поторопил старого Всадника: — А кольца? Почему гномы не пользуются кольцами для связи с драконами?

— Потому что не умеют. Глядя на отвисшую челюсть помощника, Ульф продолжил: — Ты знаешь, как появились Всадники? Юноша кивнул.

— Когда из небытия пришли драконы и отдали себя в услужение нам, они скрепили этот договор своей магией. Но поскольку магия в руках людей уже была столетиями, а гномы нещадно, не думая о последствиях, стали развивать недавно приобретенную свою, то драконы поступили весьма мудро — они по-разному скрепили этот союз относительно людей и гномов. Спросишь как? Я не знаю. Но знаю одно, впрочем, это очевидно — гномы, пользуясь амулетами для связи с драконами, сильно проигрывают нам, людям, в этом искусстве. Вдобавок, как ты правильно подметил, драконы пошли по разным путям развития. И у гномов не в лучшую сторону. Как мне кажется, скоро, а может прежде пройдут столетия, у гномов естественным путем связь с драконами просто выродится.

— Но как такое возможно?

— А мне почем знать, Нурииль? — Ульф пожал плечами. — Как мне кажется, гномы прекрасно понимают грядущую проблему, поскольку уже сейчас хорошие всадники-гномы - редкость. Ты думаешь, этот бородач Бультр держал бы нас, людей, у себя, будь у него возможность заполучить таких же по классу всадников-гномов? Заходящее солнце играло десятками бликов на эфесе меча.

— Кстати, перед самой отправкой тебя искал Бультр. Что он хотел?

— Ох, — Нурииль только сейчас вспомнил, что не отдал переданный сверток. — Я ходил к Дурасу и взял у него этот сверток для Бультера. Юноша осторожно достал из сумки сверток в толстой коричневой бумаге.

— Лучше положи его обратно и не трогай. Неизвестно - что это. Ты же знаешь, Нурииль, что наш гном является местным нотариусом и помимо прочего принимает на хранение чужие вещи. И мне кажется, это как раз чужая вещь. Как же ты мог забыть отдать?

— Я забыл, — юноша виновато опустил голову.

— Ну ладно, со всеми бывает. Я скажу, что заставил тебя перед вылетом выковать новую сцепку для короба, а ты, замотавшись, забыл отдать ему этот сверток. Но запомни, это последний раз, когда я тебя прикрываю.

— Спасибо, мастер. А он довольно тяжелый, — заключил юноша, взвешивая в руке сверток. — Интересно, что это?

— Я сказал тебе - оставь сверток в покое! Посмотри лучше туда, — Ульф указал вперед, где, стремительно приближаясь, на них надвигались огромные иссиня-черные тучи. — Приготовься,

придется идти через бурю. Быстро поднявшись, Всадник поспешил на спину ведущего. Но едва он успел оказаться в седле, как неизвестно откуда взявшаяся молния ударила прямо в дракона. Перед глазами все смешалось. Пораженный молнией ведущий дракон яростно взмахнул крыльями и резко кувыркнулся вниз, разрывая в щепки, казалось нерушимую, конструкцию. Нурииль, вцепившись одной рукой в эфес меча, дугой пытался удержаться за барахтающееся в воздухе основание. Тщетно. Страшный порыв ветра вперемешку с ледяными каплями дождя сделали свое дело, удержаться было невозможно, пальцы разжались сами собой. Свист в ушах и стремительно приближающаяся земля полностью дезориентировали сознание. Еще минуту назад, казавшиеся необычайно далекими, лес и горы приближались с огромной скоростью. Миг, и сильный толчок заставил Нурииля на доли секунды зависнуть в воздухе. Удар сердца, и замедляющий падение толчок повторился. Как оказалось - он почти достиг земли. Приземление можно было назвать удачным. Мягкие еловые ветки и толстый слой лишайника оказались сродни пуховому матрасу. Нурииль тут же вскочил на ноги. Слегка порванная куртка и отлетевшая в сторону сумка казались мелочью. Меч, надежно запертый в ножнах, был на месте. Юноша огляделся. Он приземлился на миниатюрной полянке сплошь покрытой вековым слоем лишайника и окруженной уходящими в небо кедрами. По-другому, как не назвать это чистым везением, было невозможно. Тяжелые холодные капли продолжали мерно утопать во мхе. Небо затянуло с востока до запада. Где-то в стороне послышался треск ломающихся деревьев. Нурииль бросился туда — это вполне мог быть оглушенный молнией упавший дракон. Продираться сквозь сплошной лес было делом непростым, но через десять минут он увидел источник шума. Это действительно оказался упавший дракон. Даже больше - в десятке шагов от него полусидел, опершись на поваленное дерево, Ульф. Нурииль бросился к нему: — Мастер Ульф, с вами все в порядке?

— Со мной-то почти, а вот с Уэльсом — нет, — старый мастер кивнул на дракона. — Вот и скажи кому, не поверят ведь — чтоб молния ударила в летящего дракона. И глядя на растерянный вид помощника, добавил: — Молния только оглушила Уэльса, но за пару сотен метров до земли он очнулся. Это дракон, воспользовавшись магией всадников, замедлил твое падение, а затем, уже в паре десятке метров от земли, спас и меня, отбросив в сторону. А сам вот… - старик закрыл ладонью глаза. Нурииль подошел к лежащему неподвижно дракону. Падая, дракон раскидал крыльями все находящиеся внизу деревья. Все, кроме одного. Невысокий молодой кедр, видимо, не попал под веерный взмах крыльев и своей верхушкой угодил в основание драконьей шеи. Нурииль опустил голову. Где-то в области сердца ему стало больно, больно о, до последнего верного своим хозяевам, драконе, спасшего их ценой своей жизни.

— Мастер Ульф, а Сегвиг? Вы его слышите? — юноша вернулся к Всаднику. Старый мастер лишь покачал головой.

— Нет. Кольцо потемнело, — Ульф поднял ладонь, на указательном пальце было кольцо Всадника. — Это означает, что оба дракона мертвы.

— А где он? Сегвиг потянул за собой короб с оборванным основанием, на котором оставался Пабло. Ульф покачал головой: — Когда Уэльс за пару секунд до удара замедлил падение, я увидел как Сегвиг вместе с коробом и основанием отвесно падает в ущелье к югу отсюда. У Пабло не было шансов. Наступила тишина. Каждый думал о своем. Они оказались одни на многие мили вокруг. Меж тем холодный дождь не унимался. Повеяло лесной сыростью и прохладой.

— Мастер, в паре сотне шагов отсюда есть небольшая поляна, полностью покрытая мхом, я упал именно там. Может нам расположиться на ночлег там, через пару минут полностью стемнеет, надо развести костер.

— На добрую сотню миль в округе ни души, Нурииль. Костер нас не спасет. Эти горы зловещи и опасны, не зря их до сих пор обходят стороной и гномы, и люди.

— Ничего, мастер. У меня остался меч, а в сумке есть еда. За пару дней мы выйдем из леса. Всадник слабо улыбнулся.

— Тогда пойдем. Ох, — попытавшись встать, Ульф упал на землю, — кажется, я повредил ногу.

— Ничего, обопритесь на меня, здесь не далеко. Обратный путь к поляне занял у них не десять минут, а добрый час. Пару раз приходилось останавливаться и давать старику отдохнуть. Когда, наконец, меж деревьев забрезжил просвет, откуда-то сверху раздался противный голос, больше похожий на скрежет: — Мальчик, медленно отпусти старика и стань на колени. Нурииль замер. Сердце бешено забилось. Голос принадлежал явно не человеку.

— Быстро! — кто-то другой рявкнул почти над самым ухом и толкнул в спину. Медленно опустившись на колени и положив руки за голову, Нурииль осторожно поднял взгляд вверх. Над ними, прямо на деревьях, сидели страшного вида существа. Скудный лунный свет осветил почти человеческое туловище. Руки заканчивались длинными, дюйма два, когтями, а ступни ног были узкими и вытянутыми. За спиной аккуратно сложенными виднелись огромные крылья. Головы у созданий были покрыты длинными густыми волосами и принадлежали явно женщинам. Это были гарпии. Нурииль услышал мягкий шелест позади, который указывал на то, что одна из гарпий опустилась рядом. В следующую секунду с него, одним рывком разрезав когтями пояс, стащили меч. Бесцеремонно сорвав с плеча порванную сумку, скрипучий голос произнес: — Старик ранен. Ты поможешь ему идти, но если попытаетесь сбежать или напасть, мы вас убьем. Все ясно? И они пошли. В кромешной тьме, ведомые лишь мелькавшим где-то впереди призрачным силуэтом гарпии. Остальные растворились в ночной тьме. Передвигаться было тяжело. Ульф несколько раз предлагал его оставить, не тратить на него, старика, последние силы. Но оставить Ульфа означало обречь его на смерть, и Нурииль из последних сил тащил его на себе. К полуночи его силы иссякли и он, споткнувшись в очередной раз о какой-то камень или корень дерева, упал и уже больше не поднялся.

— Нурииль, мальчик мой, просыпайся, пора идти. Юноша с трудом открыл глаза. Они были на небольшой поляне в окружении вековых кедров. Ясное небо озарили первые предвестники восходящего солнца. Над ним склонился старый Всадник. Но Нурииль обратил внимание на другое - их окружали гарпии. Много гарпий. Через секунду он сообразил, что их как минимум втрое больше, чем он видел вчера. Как только эти создания поняли, что юноша, наконец, проснулся, одна из гарпий подошла ближе, держа что-то в руке: — Вы знаете, что это такое? Нурииль узнал в протянутом предмете сверток Бультера: — Этот сверток я должен был передать своему хозяину. Но что внутри — я не знаю.

— Это хорошо, мальчик. Сейчас вы отправитесь с нами в Лоеналь. Нурииль вопросительно посмотрел на Всадника, но тот лишь пожал плечами. Отошедшая было гарпия, внезапно обернулась: — Юноша, вашему другу нужна помощь, он ранен, так что попрошу не замедлять ход. Это в ваших же интересах. Только сейчас он понял, что говорившая с ним гарпия незримо выделялась на фоне других, но главное — она говорила совершенно без противного скрипа в голосе, совсем как человек! Когда солнце, наконец, показалось на горизонте, они увидели дивное чудо, от которого застыли на месте. Повернув в очередной раз в лабиринте ущелий, их взор наткнулся на изумительной красоты замок, потерянный меж двух скал. Казалось, его стены были высечены прямо из горных пород. Правильной округлой формы он возвышался перед огромным водопадом, который брал свое начало в незримых высотах противоположной скалы. Через далекое ущелье виднелись высокие шпили гор, покрытые ледяными шапками.

— Это Лоеналь - наша цитадель и вековое пристанище, — подала голос необычная гарпия. — У

вас еще будет возможность ознакомиться с его красотами, а сейчас продолжим путь. По узкой едва видимой тропинке они прошли к замку. Стремительно несущаяся вода и сильный шум кружили голову. Казалось невероятным, что прямо посреди водопада возвышалась огромная полукруглая арочная конструкция. «Видимо, она предназначена для неких ритуалов», - подумал Нурииль. Что-то за ночь изменилось в стане гарпий или же объяснением был загадочный сверток гнома. Гадать было делом неблагодарным. В любом случае, им уже не обещали смерть в результате попытки побега. И это было хорошо. На этом хорошее не закончилось. По бесконечным коридорам, с теряющимися где-то вверху потолками, их провели в отдельную комнату и оставили одних. Буквально через пару минут к ним влетела гарпия, мерно хлопая крыльями, невысоко паря над полом, она несла перед собой накрытый поднос. Она оказалась врачом, а на подносе - какие-то остро пахнущие мази. Ничего не говоря, она принялась за работу, и сделала все предельно аккуратно. Одним выверенным движением распоров штаны Ульфа, она смазала опухшую ногу, а затем туго затянула длинной тряпкой, которая на ощупь была больше похожа на лист неведомого растения. Им тут же принесли еду в чем-то отдаленно напоминающем тарелки. Едва гном и человек покончили с довольно приятной едой, как к ним в комнату вновь влетела гарпия: — Владычица Лиисель просит пройти к ней. Следуйте за мной. И снова потрясающие всякое воображение длинные коридоры и витые лестницы. Наконец они достигли дверей, где их проводница остановилась: — Вам сюда. Нурииль, поддерживая за плечо изрядно уставшего Всадника, толкнул дверь. Перед ними открылся огромный зал округлой формы с уходящими вверх потолками, снаружи увенчанный золотым с огромным шпилем куполом. В центре большой комнаты парило несколько гарпий, увидев вошедших людей, они опустись на пол. Одна подошла к ним. Это оказалась говорившая утром необычная гарпия. Теперь она представилась: — Я - Владычица этой цитадели и имя мое Лиисель. Я понимаю, что вам многое здесь кажется необычным, а само ваше пребывание здесь и вовсе невозможным. Но удивление оставим на потом, сейчас нам надо поговорить. Повелительным жестом она пригласила гостей в центр зала, где в луче света, бьющего с самого купола, возвышался невысокий постамент.

— Садитесь, — пригласила Лиисель. Сама же она, вместе с еще тремя гарпиями, повисла в воздухе.

— Я вижу, у вас в голове крутятся сотни вопросов, поэтому позвольте мне кратко рассказать нашу историю. Мы, народ гарпий, уже тысячи лет живем в этих священных горах, покрытых вековыми лесами. Мы видели восход эры гномов, Лесного народа и человека. Мы пережили тысячи войн, оставаясь совершенно незаметны для окружающих. Мы видели как одни и те же ошибки совершают поколения народов, как идут кровавые войны до полного уничтожения. Как нам показалось, полторы сотни лет назад у высших сил иссякло терпение к вашему роду и вам уготовано уничтожение. То, что произошло после, повергло мой народ в полный шок. Вам, людям, был дан второй шанс. Но чтобы этот второй шанс не был потрачен, как и все вами нажитое, зря, мы оказали помощь. Вы спросите, зачем я вам все это рассказываю? Почему вы все еще живы? Ответу честно, люди не частые гости в этих горах, как правило, это заблудившиеся странники или потерпевшие крушение Всадники. Разговор у нас с людьми и гномами короткий — их кости украшают мою личную коллекцию! Добившись желаемого эффекта, гарпия на секунду замерла, а затем продолжила: — Но вам бояться нечего. Вам двоим суждено вернуться домой живыми. Все ваше счастье, если можно так выразиться, кроется в этом загадочном свертке. Вы никогда бы не догадались что это, даже если бы его открыли. Гарпия сорвала толстую бумагу, и в её когтистой руке оказался огромный камень изумрудного

оттенка в квадратной металлической оправе.

— Это Иридиум - заключенное перемирие людей и гномов в чистом виде. Конечно, в вашем мире истину случившегося тогда знают лишь единицы. Но от этого она не меняется. Правда заключается в том, что никакого пришествия драконов во имя мира полторы сотни лет назад не было.

— Но как же магия Всадников и повиновение драконов? — от удивления Нурииль совершенно забыл о том, где находится, и помимо своей воли выпалил вопрос.

— Это все есть, вы правы юноша. Но все по порядку. Алчный предатель по имени Билиус Гейтус продал гномам тайны человеческой магии всего за центнер золота. Которые он, впрочем, так и не увидел. Гномы, получив, как они думали, абсолютное оружие, стали развивать и расширять границы магии уже на своем уровне. Люди вскоре поняли, что обречены на полное истребление. Раскаиваться было поздно, надо было что-то предпринимать. Лучшие маги людей стали судорожно искать выход. И он был неожиданно найден. Стоит сказать, что люди открыли совершенно новый подход к магии, о котором гномы до недавнего времени и не задумывались. Суть спасения была в необходимости заключения союза, скрепленного магией некой третьей стороны. Но где взять эту третью сторону? Лесной народ растворился в небытие, и даже если бы люди кого и смогли отыскать, то весьма маловероятно, что эльфы согласились помочь. Они бы предпочли, чтобы враги утонули в собственной крови. Не назову это плохой мыслью, но людям от этого легче бы не стало. Было решено пробудить магию в некогда могущественном роде существ — драконах. Хотя на тот момент они считались полностью истребленными. В старинных архивах нашли упоминания о драконах. Счастье оказалось на стороне людей, и далекий остров с драконами был найден. При помощи вновь созданной магической теории, драконы были временно приручены, а гномам сделано шикарное предложение - взять в услужение драконов. Конечно, гномы не могли от этого отказаться, поскольку в противном случае люди становились единственным видом, владеющим столь могущественным оружием. В обмен люди просили перемирия. Да-да, юноша, я прекрасно вижу по вашему лицу зреющий вопрос. Заключавшие союз гномы и люди прекрасно знали, что никакие драконы не пришли откуда-то сверху и никого не спасали в прямом смысле. Но полное сокрытие реальных фактов было одним из главных условий людей в этой сделке. Гномы, как известно, согласились. Эти коротышки так и не увидели истинной задумки людей. Во время заключения факта сделки и скрепления договора о прекращении войны тремя магическими видами существ люди, втайне от гномов, создали Иридиум. Гномы, дав согласие на прекращение войны, скрепили своей магией договор, попутно влив часть своей магии в Иридиум. Что же он делает? При нарушении договора одной из сторон, эта сторона лишается своей магии. Конечно, гномов обвели вокруг пальца, и они ничего не знали об этом, но сути это не меняло. Но это еще не все. Когда люди увидели, что их план полностью сработал, они перешли ко второй фазе — отказались от магии. В вашем сегодняшнем мире уже нет магии, вы отказались от культа множества богов, уверовав в Единого Создателя. Гномы же идут противоположным направлением развития. Магия в их мире занимает все больше места, как некогда было у людей, она становится частью их самих. На это и был сделан расчет. У Иридиума есть еще одно свойство — если его уничтожить, то иссякнет магия всех, кто приносил клятву на нем. А поскольку сейчас магия осталась лишь у гномов, то пострадают только они. Драконы, как и Всадники, не в счет — драконы не давали клятву, они лишь скрепили своей магией договор. Можно сказать, что единственной реальной силой гномов останутся Всадники, но как известно - Всадники-гномы стали резко деградировать и скоро исчезнут совсем. И все бы хорошо, но гномы каким-то образом узнали о величайшей тайне людей. Рыцарский Орден Света, хранивший Иридиум полторы сотни лет и ответственный за выполнение конечной задачи, был полностью уничтожен. Иридиум попал в руки гномов. А ты, Нурииль, совершенно ничего не ведая, должен был лишь передать загадочный сверток от одного агента гномов к другому. Чистая случайность, что ты забыл его отдать.

— А что будет дальше? Ведь гномы наверняка уже все поняли.

— Конечно, поняли, но что они могут поделать? Ведь Иридиум создали мы. Когда люди открыли новое пространство магии, то обратились к нам за помощью в изготовлении этого творения. Ведь только мы, веками изучая горы и извлекая из их недр то, что гномам и не снилось, были способны на это. Мы дали людям возможность исправить свои ошибки. Теперь же, когда Иридиум у нас, а гномы пытаются его найти и сокрыть в своих бесконечных шахтах, медлить нельзя. Иридиум будет уничтожен.

— Но что будет потом? — Нурииль никак не мог поверить в происходящее - слишком невероятным казалось ему все услышанное.

— Дальше? Через десять дней твой друг поправится, и вы отправитесь домой. Наши проводники выведут вас к самой окраине Куриэля, как вы называете эти горы, дальше за три дня вы доберетесь сами. По возращении вам нечего будет опасаться — камень будет уничтожен уже сегодня. Спустя десять дней они вышли в путь домой. Нурииль последний раз обернулся посмотреть на купающийся в золотых лучах восходящего солнца замок. Приглушенный серебряный звук водопада казался сказочно небесным. Ему вспомнился прощальный разговор с Владычицей: — Возьми этот камень, вмонтируй его в рукоять своего меча, — Лиисель вручила маленький изумрудный камень. — Это осколок Иридиума. Пусть этот камень останется последней магией в новом мире.

— С уничтожением Иридиума хоть со временем наступит мир?

— Мир? Ты говоришь про мир гордых гномов и алчных людей? Едва ли — мы живем в мире, которого нет.

Максим «Ritter» Нольтмеер Волшебный треугольник — Кир… — потерянно шепчу я. — Что ты такое говоришь?

— Замолчи, Астрис, — он отворачивается к окну, чтобы я не увидела, как в уголках его глаз сверкнули слезы. — Я больше не могу так… Я устал от того, что ты постоянно где-то пропадаешь, даже не удосужившись поставить меня в известность. Устал от того, что ты постоянно пререкаешься с командором, Астрис. Устал от того, что ты постоянно что-то от меня скрываешь. Мне не нужна вся из себя загадочная и таинственная чародейка, мне нужна женщина, которой я смогу довериться в трудную минуту! А тебе я довериться не могу, Астрис! Ты живешь только по своим законам и только для себя. Я так больше жить не хочу.

— Кир? — недоуменно вопрошаю я. — Кир, о чем ты?

— Не смей называть меня так! — я угадала — его глаза наполнены влагой, которая уже готова пролиться и побежать дождевыми струйками по щекам. Он всегда был таким чувствительным… И почему стал магом, а не бардом? Имел бы успех у знатных дам Руанской Империи, они любят таких… романтичных.

— Я больше не Кир, — достигает меня его горячий шепот. — Для тебя - уже нет.

— То есть, как? — ошеломленно раскрываю рот я. — Ты…

— Да, Астрис, — Кириан зло усмехается, его серые глаза, что некогда лучились добротой и светом, теперь холодны и непроницаемы. — Я тебя не люблю.

— У тебя…

— Есть другая, да.

— И…

— Давно. Месяц уже.

— И ты…

— Да. Люблю ее. Он всегда умел угадывать мои мысли. Не читал, хотя и был магом Коллегии, а именно

угадывал, умел почувствовать, что я думаю. Интересно, мысли этой тоже угадывает?

— Уходи, Астрис, — глухо произносит он. — Ничего не говори и не оправдывайся. Просто уходи из моей жизни. Я, молча, склоняю голову… так, чтобы он не заметил моей торжествующей усмешки. Дурак ты, Кир, и всегда им был. Разворачиваюсь на каблуках и с гордо вздернутым подбородком выхожу из его дома. Уже возле самой двери слышу его торопливые шаги. Кир… Кириан хватает меня за руку, разворачивает к себе: — Прости… Прости! Все ложь… Я люблю только тебя! Его губы и серые глаза (теплые как раньше!) все ближе. Горячее дыхание касается моей щеки… И нет сил отвернуться, отодвинуться, убежать. Хотелось бы, но невмочь. Я резко села на кровати, судорожно хватая ртом воздух. Какого демона?! Ведь все было совсем не так! Вернее так, только не бросился он за мной, не попытался остановить. У него и правда была другая, и он правда ее любил. О чем я говорю, ведь это я свела Кириана с этой… как же ее там? Мальтисия вроде… Да и не любил он меня никогда. Его очаровала загадочность и отчужденность странной чародейки, только и всего. Романтиком был мой Кир. Э… Мой? Нет уж, никакой он не мой и уж тем более не Кир! И потом, про «довериться в трудную минуту» думаю, тоже чушь. Скорее всего, он просто стал догадываться о причинах моей таинственности. Ну, да и Бездна с ним. Моим планам это не мешает, а писать донос в Коллегию он не станет, ибо благороден сверх меры. Потому его и выбрала. Размышляя так, я уже привычно поднялась и, одевшись, потащилась на крышу своего небольшого дома, где оборудовала себе нечто вроде обсерватории. Ох, что-то я заспалась, солнце уже так высоко… А где там наши объекты «номер один» и «номер два»? Как и предполагалось, «объекты», держась за ручки, прогуливались возле знаменитого фонтана во дворе особняка отца Кириана. Ага, значит, утреннее кормление рыб-зубаток хлебом я все-таки проспала. И к лучшему, а то даже моих нервов не хватает смотреть, как эти два придурка с умильным выражением лиц бросают рыбам (хищникам!!!) кусочки сдобной булки. Все происходило как всегда и не изменялось в течение трех месяцев, что я наблюдаю за этой парочкой: они выходят из своего двухэтажного особнячка, минут пятнадцать самозабвенно целуются, потом идут к фонтану кормить рыб. После того, как вся булка благополучно утонет в воде, мои счастливые влюбленыши совершают полуторачасовой променад по улицам, шатаясь из одного конца Фиора в другой, после чего возвращаются в гнездышко и, надо думать, предаются там дикому разврату. Фу! Да он сейчас ее проглотит! Ишь присосался, как вампир к добыче… Меня ты так не целовал, гаденыш! Так… О чем это я? Что я все вспоминаю об этом слащавом идиоте??? Нет, ну вот опять. У меня с каждым днем возникает все более сильное ощущение, что этот гад-«номер первый» знает, что я за ним наблюдаю и специально… Так, ну все, голубки, вы меня достали. Думаю, пора приступать ко второму этапу эксперимента. Стояла глухая ночь, когда я, накинув темно-серый плащ, покинула дом и направилась по узким подворотням Фиора в сторону городских ворот. Луна надолго скрылась за тучами, даря свободу тем, кто выходил на улицу после захода солнца. И речь шла не только и не столько о ворах, грабителях и прочих обитателях темных подворотен. Ночь в северных землях не похожа на спокойное и бархатное темное время Империи. Северная ночь - это отдельный, особый мир, живущий по своим законам, в коих тяжелой длани имперского консула нет места. Его обитателей боятся даже те, кому ночь стала домом и местом работы. И ловкий вор, и простой грабитель, выходя на ночную охоту, всегда помнят: кто-то точно также охотится на них. Эти «кто-то» жили в ночи всегда, еще, наверное, до прихода людей на эту землю - нечисть и нежить, многим из которых так и не придумали названия умники из Коллегии Магии, и которые чихать хотели на разбросанные по землям Северного Крыла храмы Светлейшего и Древних. Вот почему после заката улицами городов нашего небольшого и отдаленного от цивилизованного центра Империи полуострова вышагивает вооруженная до зубов стража, частенько усиленная боевыми магами из

Коллегии. И держится эта стража освещенных улиц. Несмотря на боевых магов. Нечисти я не боялась. Я знала, что она опасна, но не боялась. Да и зачем, если о некоторой части этой нечисти и нежити я знаю гораздо больше яйцеголовых умников из Руанского Университета Магии? Охотников за чужими кошельками я тоже особо не опасалась — не зря же я плачу Гильдии Воров за прикрытие. Мои ноги несли меня к неприметному двухэтажному зданию возле самых ворот. Над входом болталась трактирная вывеска, но обыватели Фиора предпочитали обходить этот «трактир» десятой дорогой. Тем не менее я шла в «Золотую подкову», хотя глава Гильдии Воров - Джоззи-Клык предупредил меня: если Гильдия узнает о моих связях с «Детьми Змей» - они лишат меня своего покровительства. Плевать. Я вполне могла бы воспользоваться услугами молодчиков Джоззи, но ходят слухи, что Гильдия тесно сотрудничает с имперской разведкой, а там «засветиться» мне хотелось меньше всего. Поэтому я подошла к двери «трактира» и по-особому постучала. Дверь открыли сразу же, видно, не смотря на поздний час, здесь никто не спал. Хмурый здоровяк окинул меня неприветливым взглядом, одновременно вопрошающим, какого демона я тут забыла, и намекающим мне пойти к этому самому демону.

— Заказ сделать хочу, — мило улыбнулась я в ответ.

— Иди в другое место, — на «змееныша» моя улыбка не произвела никакого впечатления, — там тебя… обслужат.

— Но я хочу сделать особый заказ, — с нажимом произнесла я, стирая с лица улыбку. — Такой, который Гильдия Воров не сможет выполнить. Громила задумался: — Что за заказ? Я, молча, достала из-под полы плаща увесистый кошель с цехинами. «Змей» оценивающе оглядел его и посторонился. Вместе с ним я спустилась вниз по лестнице в главную залу этого «трактира». Игнорируя более чем неприветливые взгляды собравшихся здесь бандитов, я уверено направилась к стойке, но один из присутствующих мягким кошачьим движением поднялся из-за столика и преградил мне путь. Его белоснежная улыбка сверкнула в пламени светильников, а в глазах уже горел азарт хищника, помноженный на изрядное количество хмельного.

— Заказчица? — проворковал он. — А расплатиться есть чем? Его рука ловко нырнула под мой плащ и сжала левую грудь, а белозубая улыбка стала еще шире: он явно рассчитывал на обычный в таких ситуациях визг и вопли, которые его только раззадорили бы. Я коротко хмыкнула и спокойно взглянула прямо в темные глаза нахала.

— Низко же пало братство Змей, если за работу ее бойцы предпочитают брать натурой, — процедила я, с удовольствием глядя, как стушевался, не ожидавший такой реакции, бандит. — Я начинаю жалеть, что пришла сюда.

— Довольно, — резко бросил «змееныш», стоящий за стойкой. — Меньше болтай, а то и правда пожалеешь, что пришла сюда, Астрис Веета некромант. Пристававший ко мне наглец при звуках моего имени побледнел, отдернул руку и принялся лихорадочно вытирать ее о дорогую ткань штанов. Я коротко усмехнулась в ответ и подошла к трактирной стойке.

— Выходит, знаешь обо мне Сарик Вести? — прищурилась я. — Значит, зря я плачу Гильдии Воров за «крышу»?

— Меня не интересуют твои дела с Гильдией, — брезгливо поморщился мужчина. — А вот то, что ты знаешь меня , явно тебе не на пользу, некромантка.

— Учту, — холодно усмехнулась я. — Есть заказ, Змей.

— Кто?

— Двое. Имперец и северянка из местных.

— Убить?

— Нет, — широко улыбнулась я, с удовольствием отметив, как главарь банды чуть передернул плечами, словно от холода. — У меня на них особые планы. Я прильнула глазом к подзорной трубе, стараясь не упустить ни одной детали. Нет, я не

сомневалась, что бойцы «Детей Змей» сработают чисто, просто не могла отказать себе в удовольствии полюбоваться на перекошенное лицо «номера один», когда он увидит… Ага, вот и «номер два». Началось. Блондинистая девчонка (крашеная дура!) появилась из городских ворот и, беспечно размахивая висевшей на сгибе локтя корзинкой, направилась к центру города. Вот она прошла мимо почтовой станции, свернула в переулок, перешла мост… Ну, сейчас! Ребята Сарика сработали быстро и четко, в очередной раз подтвердив, что являются профессионалами. Двое мужчин в простой и удобной темной одежде возникли возле блондинки, словно из ниоткуда, третий появился рядом с дверью дома «номера первого». Тот, что был слева от «номера второго», схватил ее за волосы, его напарник подхватил девушку за ноги. Крашеная заверещала так, что в домах задрожали стекла, а на другой стороне канала послышались грубые голоса стражи. Ну, где его химеры носят??? И тут на сцене появился «номер первый». Вихрем вылетел из дверей, мгновенно сориентировался (надо же как быстро… а ведь ты, парень, не боевой маг), вскинул руку, вокруг которой уже блеснули зеленоватые искорки заклинания парализации… Третий боец «Змеенышей» едва успел - приложил моего чародейчика рукоятью короткого меча по голове. Хоть бы не перестарался… Кириан зашатался, упал на четвереньки, но сознание похоже не потерял. Даже попытался подняться, но был сбит с ног ретирующимся бойцом «Змеенышей» и растянулся на пыльной мостовой.

— Мальти—и—и—и—и—и! — горестно взвыл «номер первый». О, как это сладко… Я легко и радостно рассмеялась, глядя, как катятся слезы по щекам Кириана, как в глазах «номера первого» плещутся ужас и горечь собственного бессилия. Замечательно, значит, первый этап эксперимента успешно завершен. Итого в активе у нас: «Любовь» и «Страх». Остались «Боль», «Надежда» и «Ненависть». Я сделала несколько записей в своем блокноте и, проверив еще раз все формулы, спустилась в дом и сняла со спинки стула заранее приготовленную сумку. Теперь на очереди последняя, третья фаза, эксперимента. Я выбралась из города, стараясь не привлекать к себе внимания. Фиор бурлил и кипел - судя по всему, Кириан поднял на уши всю городскую стражу и, наверное, уже послал в ближайший форт Легиона за подмогой. Значит, надо спешить. Я направилась в сторону озера и на перекрестке свернула на окружную дорогу к Фиору. По пути я насобирала трав и всякой другой ерунды, чтобы в случае чего было чем объяснить свое отсутствие, после чего направилась к заброшенной гробнице, в которой была назначена точка сбора с бойцами Сарика. Там же я собиралась провести заключительную часть эксперимента. Едва я вошла в гробницу и мои глаза еще не успели привыкнуть к темноте, как к моему горлу приставили нож.

— Спокойно, это я, — буркнула я.

— Вижу, что ты, — отозвался «змееныш», не торопясь убирать нож. По голосу я узнала в нем того самого бандита, что нагло лапал меня в «Подкове». — В Фиоре все с ума посходили. Этот твой Кириан поднял на ноги даже Легион. Мы так не договаривались, Веета.

— Заказ принят, и плата вами получена, — раздраженно бросила я. — Теперь поздно что-либо менять.

— Нет, не поздно, — его пальцы обхватили мою шею, слегка сжали. — Мы тут с ребятами посовещались и решили, что доли от гонорара Братству нам мало. Ты нам доплатишь… лично каждому.

— Ну и чего ты хочешь? — спросила я, брезгливо поморщившись.

— Ты знаешь. Меня чуть не стошнило от его слов и наглой ухмылки, но я заставила себя успокоиться и коротко кивнула: — Идем. Мы спустились в главный зал гробницы, где нас ждали еще два бандита и связанная «номер два». Едва мы вошли, глаза бандитов впились в меня и вспыхнули от алчности.

— Вы все хотите того же, что и он? — кивнула я в сторону моего конвоира.

Разбойники согласно кивнули и плотоядно заулыбались. Наглые, похотливые ублюдки…

— Хорошо, — кивнула я, — вы получите то, чего хотите. Не обращая внимания на довольно скалящихся красноглазых подонков, я сняла с плеча сумку с необходимым инвентарем, скинула плащ и негромко щелкнула пальцами. Одна из дверей, запечатанных на магический замок открылась, и в зал вошел главный участник моего неслыханного эксперимента, существо, над которым я трудилась долгие пять лет и ради которого затеяла весь этот спектакль. Больше всего он, конечно, напоминал обычного зомби, на основе которого и был, собственно, создан, но с помощью чар я нарастила ему плоть, придав форму, более походящую на человеческую. Кроме всего этого мой Мэнни, которого я назвала в честь великого некроманта прошлого, был наделен невероятной регенерацией и умением преобразовывать свой кожный покров в крепчайшую броню. Я даже смогла наделить его способностью к магии. У Мэнни было все, что требовалось для моего замысла. Все, кроме одного свойства. Свойства, которым я сегодня собиралась его наделить.

— Убей их, — коротко приказала я и указала на своего спутника: — Всех, кроме этого. «Змееныши» не успели даже обнажить оружие. Мэнни в единый миг оказался рядом с ними и нанес два коротких удара, одному меру пробив грудную клетку, а второму - разорвав горло. Дергающиеся в агонии тела еще не успели упасть на пол, а мой слуга уже развернулся к стоявшему рядом со мной бандиту и метнул в него заклятие паралича. Тот рухнул как подкошенный, и наступила тишина, в которой отчетливо послышался истошный писк пленницы.

— Ну что, вопрос с оплатой решен? — холодно процедила я, склоняясь над бойцом Сарика и развеивая чары Мэнни. — Без резких движений, «змееныш». Мой слуга вырвет тебе сердце быстрее, чем ты всадишь в меня нож. Он судорожно сглотнул и отпустил рукоять оружия.

— Претензий к размеру оплаты больше нет? — продолжила я. Он только замотал головой, не сводя взгляда с неподвижно застывшего Мэнни.

— Отлично, — улыбнулась я. — Значит, ты и дальше будешь делать то, что я тебе скажу. А теперь пора приступать к следующей фазе. Нам нужно, чтобы Кириан нас нашел. Для этого ты пойдешь к нему и отдашь ему эту записку, а также предмет, по которому он найдет наше укрывище. После этого вернешься сюда, и когда он явится - оглушишь его. Тебе все ясно?

— Д-да, — запинаясь, проговорил боец «Змей». — Но… как он найдет нас по одному предмету?

— Очень просто, — я подошла к связанной пленнице. Провела пальцами по ее связанным рукам и сцепленным в замок тонким пальчикам. Схватила один из них и силой заставила девицу его выпрямить.

— Он - маг, и найдет ее по крови, — усмехнулась я и вытащила из-за пояса ритуальный кинжал. На то, чтобы незаметно пробраться в Фиор, последнему бойцу Сарика понадобилось больше часа, но, по его словам, с задачей он справился успешно.

— Я только не понимаю, почему ты… вы решили, — осекся он под моим взглядом, — что этот Кириан придет сюда один, а не натравит на нас легионеров?

— Все очень просто, — пробормотала я, ползая по полу, и сосредоточено подправляя, легшую не так как надо, линию пентаграммы. — Я написала ему, что это я похитила его возлюбленную . Он не сможет удержаться от соблазна придушить меня собственными руками. Он будет объят ненавистью… — я зло рассмеялась. — И он придет. Обязательно. И вообще: ты все еще здесь? Иди на свое место - встречай гостя! Как я и полагала, ждать пришлось недолго. Как я и полагала, «номер первый» явился один, с мечом в одной руке и огнешаром в другой. «Змееныш» сыграл с ним ту же шутку, что и со мной: пока глаза Кириана привыкали к перемене освещения, бандит быстро приложил его по затылку приготовленной заранее дубинкой и приволок в зал. Я, молча, указала ему на одну из вершин треугольника, и разбойник аккуратно уложил туда тело «номера первого».

— Отлично, — удовлетворенно кивнула я и улыбнулась. — Ты мне больше не нужен. Мэнни, убей его. Боец Сарика даже дернуться не успел, Мэнни одним ударом перебил ему шейные позвонки.

— Иди, с демонами развлекайся, ублюдок, — презрительно процедила я и плюнула на корчащееся в агонии тело. Наконец магическая фигура была полностью готова. Большой равносторонний треугольник, в который была вписана пятиконечная звезда, был аккуратно вычерчен, и в двух его вершинах лежали бесчувственный «номер один» и тихо скулящая «номер два». На концах лучей пентаграммы уже светились три огонька: золотистый, блекло-фиолетовый и кроваво-алый. Остались еще два, и контур заклятья будет завершен. Я подошла к бесчувственному Кириану и связала ему руки за спиной, после чего пинком привела в чувство. «Номер первый» поднял голову, увидел меня, и его глаза полыхнули ненавистью. Одновременно с этим в вершине четвертого луча моей звезды зажегся еще один огонек - ярко-багровый. Я довольно кивнула и мило улыбнулась Кириану.

— Вот мы и снова встретились, друг мой, — насмешливо протянула я. — Ты рад меня видеть?

— Тварь! — зарычал он. Ого, я даже не думала, что интеллигентный и сдержанный имперец способен на такие вспышки. — Отпусти Мальти, а не то я…

— Отпущу, — спокойно кивнула я, и Кириан замолчал от удивления. — Она мне в принципе нужна была только для того, чтобы ты пришел сюда. Ты - здесь, и если будешь делать все, что скажу - я ее отпущу.

— Э… я… — пробормотал несколько сбитый с толку «номер первый». — Да… я сделаю все, что ты скажешь, только отпусти Мальти!

— Ты, правда, согласен на все? — придав голосу неуверенность, спросила я. — Поклянешься честью Чародея?

— Клянусь, — твердо кивнул он. Ну же! Ну, давай! Я пристально смотрела в его глаза, старательно пытаясь скрыть внутреннюю дрожь. Хоть бы получилось… Хоть бы он поверил! Поверил. Он всегда мне верил. Глупо и наивно. С раскрытым ртом слушал мои леденящие душу истории про секретные задания Коллегии, которые я рассказывала, чтобы как-то объяснить свои ночные похождения. Терпеливо ждал меня, когда я пропадала на целые недели, потому что приходилось навещать тайные сборы некромантов, а потом долго заметать следы. Просто поразительно, что он - талантливый чародей, так легко во все верил. Никогда не понимала почему… Да и какая разница? Главное, что в его глазах снова промелькнул тот забытый огонек, который всегда тлел в глазах Кириана, когда он слушал мои россказни. Он поверил мне. И у него появилась надежда, что я выполню обещание. Глупец… Радостно кивнув - не Кириану, а вспыхнувшему в последней вершине звезды нежно-зеленому огоньку - я повернулась к Мэнни и указала на вершину треугольника: — Встань туда! Как только слуга исполнил приказ, я подошла к связанной «номер два» и извлекла из-за пояса кинжал. С иронией посмотрела на «номера первого» и покачала головой. Воздух в зале уже начал басовито гудеть, наполняемый отзвуками мощи, вливающейся в мир через магическую звезду. Огоньки в пентаграмме стали ярче, их сияние постепенно распространялось дальше, заполняя собой всю фигуру.

— Что это, Астрис? — недоуменно прошептал Кириан. Нет, он или вправду идиот, или кроме своей Мальти ничего не видит и не замечает…

— Это? — усмехнулась я. — Это дело всей моей жизни. То, ради чего я была с тобой, делила с тобой постель и потакала твоим капризам! Это - моя попытка сравняться с великими некромантами прошлого, это…

— Ты - некромант??? Демоны Бездны!

— Да, — выдохнула я. — Я - некромант, а ты - простодушный идиот. Мне нужны были

компоненты для заклятья, и я свела тебя с этой… — я схватила «номер два» за волосы, вздернула ее голову вверх. — С этой крашеной дурой, чтобы использовать вас в эксперименте.

— Что… что ты хочешь сделать?! Я с улыбкой посмотрела на Мэнни: — Идеальное существо. Не мертвое, но и не живое. Существо, которое сравняется мощью даже с Высшими демонами, а потом и превзойдет их! Для этого мне нужна была оболочка и два существа — мертвое и живое, связанные между собой крепкими эмоциональными узами. Теперь все это у меня есть… Я размахнулась ножом и под истошный вопль Кириана «Стой!!!» всадила его в горло Мальтисии. Брызги крови из рассеченного горла, тускнеющие васильковые глаза, дикий нечеловеческий крик… И рев магической энергии, рванувшейся в завершенный контур заклятья. Тело девушки конвульсивно дернулось еще пару раз и затихло. Отлично. Не слушая плача и стонов Кириана, я подошла к лежащему на алтаре гримуару и, отерев с лица брызги крови, прочла слова, активирующие весь комплекс заклятий. Тела Кириана, Мальтисии и Мэнни засветились призрачным зеленоватым светом. Линии треугольника окрасились им же, и светящиеся нити потянулись от одной вершины к другой. Воздух трещал и искрился от бурлящей вокруг мощи, и этот треск заглушал рыдания «номера первого». Сейчас… Сейчас… Ну же! Сияние, идущее от вершин к центру пентаграммы, наконец, смешалось в один разноцветный вихрь. С каждым мигом вихрь крутился, краски перемешивались и тускнели. Тускнели до тех пор, пока в центре воронки не появилось маленькое пятнышко чернильной темноты. Древняя гробница заходила ходуном. Я слышала, как в ужасе рванули отсюда мелкие духи и тени мертвых, как в гробах заворочались останки умерших в тщетной попытке отодвинуться, укрыться от чужеродной силы, вливающейся в этот мир через мой портал. Для моих целей не годилась мощь Планов Бездны - в таком случае я бы создала просто еще одного демона или что-то в этом же роде. Моя звезда разъяла сами грани миров и коснулась той самой Предвечной Тьмы, что связывает Планы между собой. Видя, как чернота заполняет собой всю пентаграмму, я расхохоталась. Наконец-то! Столько лет унижений и тягот стоило вынести ради этого мига! Ради этой славы и этой мощи! Астрис Великая, нет Астрис Темнейшая, вот как меня назовут! Кириана я заметила не сразу. Он все так же стоял на коленях в отведенной ему вершине треугольника, и темнота Внешнего Мира уже подступала к нему обсидиановыми волнами. Безжизненное тело «номера два» уже полностью скрылось под пеленой черноты. Все правильно: мертвое уходит первым. За ним последует живое , а потом придет очередь немертвого . Однако Кириан будто бы не замечал наплывающей на него смерти, он смотрел на меня и из глаз его градом катились слезы. Я не удержалась от брезгливой гримасы. Ты всегда был плаксой, Кириан. Как только я тебя терпела? Даже умереть достойно не можешь…

— Астрис… — донесся до меня его горячий шепот. Странно, что я его слышу - воздух уже даже не ревет, он пронзительно воет. Может, он использовал магию? — Астрис… Милая моя, Аста… Ах, ты тварь! Ты же знаешь, что я терпеть не могу, когда сокращают мое имя! Или это месть такая? Что за вздор…

— Аста, что ты делаешь?! — всхлипнул он. — Зачем ты все это делаешь? Аста, родная, прошу тебя остановись пока еще не поздно… Поздно, придурок. И я не Аста! Да что ж его Тьма не сожрет, наконец?! Сил нет смотреть на его заплаканную физиономию! Он так… жалок… Стоп! Я его жалею???

— Аста, прошу тебя! — в отчаянии выкрикнул Кириан. — Я же… Я тебя люблю, глупая! Тебя и только тебя! ЧТО-О-О-О??!! Он все это время… Он любил меня… Меня?! И даже после всего, что тут было, он… Но это значит… Надо было бежать, но ноги не слушались. А потом стало слишком поздно. Заклятью все равно,

кто будет третьей точкой Силы. Заклятью все равно, что эта точка не желает быть таковой. Заклятью даже все равно, что эта точка не входит в магический контур, а находится ЗА его пределами. В магической системе, тщательно проработанной мной, должно быть три составляющих: две соединенных эмоциональной связью личности — живая и мертвая — и немертвая сущность. Личностей было две, связь — была. И какое дело бездушным чарам, что вторая личность была живой , а не мертвой ? Мой крик, наверное, был слышен даже в Империи. Энергетические потоки, удерживающие мощь Внешнего Мира, разрушились и, неконтролируемая ничем, Тьма плеснула во все стороны, смывая картину реального мира. Я очнулась от холода. Очень холодно было лежать в луже собственной крови. Откуда ее столько? Я оглядела себя… Ах ты ж, поимей тебя упырь! Я лежала на груде битого камня, появившейся на месте рухнувшей перегородки. Один из обломков упал мне на руку и почти отсек ее от плеча. Кровь ручейками сочилась из-под желтоватого песчаника и стекала по камням вниз. Сознание прояснилось, и вместе с ним пришла боль. Я заорала. От дикой боли в оторванной руке, от безысходности рухнувших надежд. Все прахом! Все! Жгучие, соленые слезы бежали по моим щекам, смешиваясь с кровью из рассеченного лба, застилали взор.

— Ммм… ммма-а… — донеслось откуда-то из темноты. Остатки пентаграммы еще тлели. В центре звезды мерно пульсировал переливающийся обсидианом сгусток, а рядом с ним на полу распласталось чье-то безногое тело. Потерявший ноги неотрывно смотрел на меня. Потом судорожно дернулся и медленно и неуклюже пополз в мою сторону.

— Мм… ха… мммм… Его силуэт казался смутно знакомым, но заливающая глаза кровь мешала разглядеть - кто же это. Рядом со мной на стене чудом уцелел один факел, и в его свете мне все же удалось рассмотреть ползущего. Когти демонов! Это был Мэнни! Он меня узнал! Он пошел на мой голос, пошел сам, без приказа! Мне все же удалось! Может не совсем то, что я планировала, но удалось, демоны вас раздери! Теперь все будет хорошо. Мэнни меня вытащит. На худой конец поделится силой, чтобы я смогла затянуть раны. А потом… Потом я попытаюсь еще раз. Клянусь Тьмой Иномирья, я попытаюсь снова!

— Иди сюда, — позвала я. — Помоги мне… Он пополз быстрее. Понимает! Вот он уже рядом, вскарабкивается на насыпь, хватается за камень, чтобы откинуть его в сторону… Боль. Страшный хруст костей и плоти. Мой крик рвет пыльный воздух склепа и мои голосовые связки. Мэнни всем телом навалился на придавивший меня камень, и тот окончательно оторвал мне руку.

— Что ты делаешь, кретин!!! Он наклоняется ко мне. Я вижу его глаза. Не пустые бесцветные буркала, в которых давно потухла последняя искра души, а испещренные лопнувшими прожилками и такие знакомые серые глаза. Один глаз. А второй — травянисто-зеленого цвета. Такой же, как у меня.

— Ма… Ма-ма? Нет! Уйди! Уйди тварь! Не смей меня трогать! Его когтистые пальцы впиваются в мою грудь, протыкают кожу, но у меня нет сил, чтобы закричать.

— Мама… — удовлетворенно заключает Мэнни. И широко распахивает пасть, полную обломанных, искрошившихся зубов. Вспышка боли. Хруст ломаемых шейных позвонков. Кровь, водопадом извергающаяся в легкие. Тьма. Не Иномирья, а самая обычная. Холодная темнота подступившей смерти. Я все-таки не смогла тебя обмануть, Хозяйка.

Яна «Иная» Перевалова И крыло из-за плеча… «У шамана три руки и крыло из-за плеча,

От дыхания его разгорается свеча…»

Пикник «У шамана три руки» На немолодом уже дубовом столе стоит витой серебряный канделябр, свечи в нем горят неестественно ярко. Они освещают смуглое лицо юноши, сидящего за столом, голова его склоняется всё ниже над жёлтыми страницами фолианта. В момент, когда длинные тёмные волосы уже готовы коснуться пергамента, парень вздрагивает, перестаёт бормотать про себя заклинания и невидящим взором смотрит на огонь. В голове его, мягко говоря, туман: «Уже третий час сижу за столом и пытаюсь выучить эту латинскую тарабарщину. Вот в такие моменты я и начинаю жалеть, что меня все-таки взяли учиться тёмному колдовству. Мда… а ещё ведь четыре ритуала разбирать до утра». Юноша взглянул на часы, и они начали мерно отбивать три часа ночи. Тяжелым взглядом посмотрел на книгу, она слегка шевельнула страницами, мол, я-то в чем виновата: за что боролся… Заскрипел отодвигаемый стул, парень, разминая ноги, прошелся по комнате. Посмотрел в зеркало. Чертовски хорош: смуглый, высокий, но не худой, просто стройный и ладный, ярко зелёные глаза, орлиный аристократический нос, только вот губы не вписываются: тонкие, вечно сжатые в острую нить, они портили картину, выдавая недобрую натуру и вечную напряжённость их обладателя. Повернувшись спиной к стеклу, Марк с ненавистью посмотрел на горб под чёрной мантией, по правде говоря, горба там не было, был лишь результат неудачно кастованого заклинания: вместо того, чтоб крылья пали с его спины, одно рассыпалось перьями, а второе, оставшись, не поддавалось больше ни одному заклятью, равно как и ножу. Конечно, отросло бы и второе, но обломок кости Каина в основании сдерживал этот процесс весьма успешно. Марк предпочел бы остаться калекой, нежели вновь признать себя светлым. Не для того он убил пятьдесят лет своей, хоть и не маленькой, но ограниченной жизни на поиски учителя, способного перековать «молодого человека с неизмеримым светлым потенциалом» в квалифицированного магистра тёмного чародейства. О, сколько он вынес на этом пути непонимания, отторжения и сочувствия (неизвестно ещё, что хуже), сколько чародеев смотрели на него как на полного безумца, сколько было брошено фраз, типа: «Юноша! Зачем с вашей-то светлой силой учиться убивать и калечить!» и «Молодой человек не майтесь дурью! Занимайтесь тем, что вам начертано, я буду счастлива выковать из вас великого целителя и кудесника!» И лишь один, немолодой уже (в общем, откровенно дряхлый и не совсем в своём уме) магистр Силантий взялся за это не лёгкое дело, так в прочем и не спросив, зачем эта авантюра Марку, а причина меж тем была весомая… Семьдесят лет назад. Молодой, безумно циничный и самовлюблённый юноша вдруг узнает, что наделён колдовской силой. О боги! Что может быть лучше? Да, конечно… и он пытается расплатиться с обидчиками, сделаться богаче, обрести любовь неприступных женщин… Но что это? На глазах чахнет и становится только слабее, начинает нещадно болеть спина и в один ужасный момент он замечает два, сначала (только сначала!) небольших снежно-белых крыла. Парень бросается к кудесникам и целителям, которые популярно ему объясняют, что сила ему отмерена для добрых (только добрых!!) дел, и что изменить это хоть и возможно, но нужен наставник, а за игру с подобными силами никто из Собрания в здравом уме не возьмется. В том, что они были правы, он скоро убедился, но, слава богам, нашёлся нужный человек… Марк опять сел за стол, и подвинув к себе ненавистную книгу (как же хочется спать!), стал бездумно перелистывать страницы. Но уже через минуту решился и, подняв глаза на канделябр, легонько дунул на пламя магией. Огонь ехидно дрогнул, свечи ярко полыхнули и прогорели до половины. Парень метнул в сторону света злобный взгляд, и пламя вместе с воском и канделябром покрылось толстым слоем льда. «Чёрт, а над фризом надо поработать, даже свечу толком потушить не могу… но завтра, все завтра…» и уснул, не выходя из-за стола.

«Видит розовый рассвет прежде солнца самого, А казалось, будто спит и не знает ничего…»

Пикник «У шамана три руки» Проснулся я, как всегда, из-за рассвета, точнее за полчаса до него. На щеке ровным слоем отпечатался латинский текст. Вот, я теперь живая шпаргалка самому себе, жаль, всё равно не поможет. Попытался разгладить кожу - латынь не желала расставаться со щекой, ни в какую. Ааа, чёрт с ней… Попытался найти в родном сердцу бардаке свой кинжал (как ни крути, а щетина - это моветон), естественно, я его не нашёл, значит опять Агата «прибиралась». Отправил по комнате легкий поисковый импульс, он споткнулся аж в трёх местах! Она что, моё атаме ухитрилась сломать?! Разгребая вещи, я нашёл-таки свой кинжал, но кроме него два посторонних амулета. Таак… Агата не унимается… Тут, наверное, стоит пояснить, что Агата - вторая ученица Силантия, и она (в отличие от меня) неплохо подкована в тёмной магии, однако уважения моего так и не снискала, потому что с первого дня влюбилась в меня как кошка. Начиналось все с безобидных записочек, а закончилось весьма опасными приворотами, которые, к счастью, на меня, как на светлого (ну, хоть где-то плюс), действовали не так убийственно, как должны были. И вот опять… А я даже не могу определить - на что они направлены. Магистру говорить бесполезно, он и так знает, и считает это хорошей тренировкой моих способностей (ничего себе тренировка, до сих пор противно вспоминать, как я очнулся, случайно задев пылающую свечу рукой, в тот момент, когда она уже стаскивала с меня мантию). Нет, бесспорно, Агата - девушка очень симпатичная, фигуристая, не глупая, но я-то знаю, что на ней заклятье «одной ночи», ею же самой на себя наложенное. Суть в том, что если кто проведёт с ней ночь, навсегда окажется в её власти, вот такое «доброе» чародейство. Хотя заклятье, безусловно, интересное и удобное, умел бы, тоже на себя наложил, ведь большинство приворотов недолговечны и нуждаются в подпитке, этот же создаётся как договор: ночь в обмен на волю, а такие договоры нерушимы. Так и не решив, что делать с амулетами, я положил их в нефритовую, не проницаемую для магии, шкатулку - подарок наставника (у меня там подобралась их уже целая коллекция из семи штук) и все-таки побрился. Кстати вовремя: под потолком раздался голос Силантия, вызывающего меня для очередной беседы по изученному за ночь материалу (в моем случае - для нагоняя за неизученный за ночь материал), посреди комнаты загорелся синим полукруг телепорта (странно, у магистра вроде бы лиловый…), в который я, помедлив, шагнул. «У шамана три руки, мир вокруг как тёмный зал, На ладонях золотых нарисованы глаза…»

Пикник «У шамана три руки» Телепорт погас, и Марк оказался в полной темноте, с удивлением заметив, что зачем-то захватил с собой атаме, наверное, просто забыл положить после того, как побрился. Ощущение было ему в новинку - он привык, что видит в темноте не хуже кошки. Но вместо того, чтоб растеряться и начать обшаривать помещение (как сделал бы любой человек на его месте), молодой маг лишь отшвырнул во тьму свой нож, чтоб не мешался, и остался на месте, вытянув вперёд ладони. Юноша старался сосредоточиться на них, как на центре своего тела. Через пару минут кисти рук облеклись золотым сиянием, которое можно было бы назвать пламенем, не исходи от него такой леденящий холод. Между линиями жизни и сердца медленно с усилием открылись ещё два глаза. Марк, наконец, смог оглядеться. То, что он увидел, ему сильно не понравилось. Мало того, что это вовсе не библиотека наставника, так это ещё и совершенно незнакомое ему помещение с высокими сводчатыми потолками, со стенами грубой кладки черного камня, без окон - их заменяет овальное отверстие в самой высокой точке свода. Аккурат в это оконце попадает лунный луч. Марк удивился: если проснулся он с рассветом, то о какой луне может идти речь?

Глаза (на ладонях, разумеется), привыкнув к бледному лунному свету, смогли разглядеть ещё одну деталь - алтарь, покрытый тёмно-синим бархатом с золотыми кабалистическими рунами. И Марк окончательно утвердился в мысли, что он в храме. Но имени какого из пяти богов? Или может это просто ритуальное помещение? Или и вовсе иллюзия наставника? Внезапно Марк осознал, что уже неплохо видит родными глазами, и быстрее погасил заклинание, пившее из него немало сил. Парень, по-прежнему не двигаясь с места (мало ли какие тут ловушки?), громко крикнул, просто чтоб согнать напряжение: «Есть тут кто живой или мёртвый? Именем пяти стихий выйди ко мне!» Сверху раздался насмешливый женский голос: «Чего орёшь, Марк? Сейчас выйду… я не одета…» «Агата…» — Марк схватился за голову и послал ей пожелание одеваться скорее, вместе с проклятьем (фигурально, конечно). «У шамана три руки, сад в рубиновых лучах, От дыхания его разгорается свеча…»

Пикник «У шамана три руки» Я сидел в углу на холодном полу и размышлял - на кой черт она меня сюда притащила. Потом пытался кастовать телепорт, безуспешно. Потом проорал ей о том, что я бы уже десяток солдат собственноручно одел, безрезультатно. Да у меня так депрессия начнётся от собственной бесполезности… И наконец, я решил поразвлечься: создавал маленьких юрких змеек и они, повинуясь моим рукам, складывались на полу узорами, символами и словами. Где-то на двадцатой минуте этого занятия меня отвлекла музыка: скрипка весело перекликалась с флейтой, и из верхнего оконца опустилась и зависла над полом девушка в просторном белом платье с яркорыжими вьющимися волосами и бледным аристократическим лицом, наполненным благородной печалью. Она взглянула на меня так, что будь я смертным, я бы уже целовал ей ноги, а так у меня просто появилось сильное желание это сделать. Я, конечно, подавил его, и вспомнил: чтоб сбить с неё пыльцу очарования (палец даю на отсечение, что она ею воспользовалась) нужно только разозлить. Слово было быстрее мысли: «Агата, ты что охренела? Я думал, она там для меня наряжается, красавицей выйдет, чтоб я тут перед ней на колени упал! А она саван не первой свежести натянула, пудрой присыпалась — чисто умертвие! Прости, родная, но я сегодня некрофилией не страдаю!» «Да я… как несвежий - вчера стирала… подожди, какой саван? Это моё любимое платье! И вообще, как ты смеешь так к женщине… умертвие, я старалась… и вообще, Марк… МАААРК!!!»

— Агата сорвалась на визг. Оп-па… немного перестарался, ладно, ей полезно… я быстро отвернулся - успел повидать, что бывает, когда пыльца горит на гневе: красивое красное сияние, а потом столб дыма и много, очень много эмоций. А девочка-то, похоже, не знала, что так бывает, иначе держала бы себя в руках. Пояснения к порошкам читать надо, ведьмочка, бывает полезно. Я так начал разбирать привороты с того памятного случая с попытками меня раздеть и свечой (храни её боги - до сих пор на память валяетс… в смысле, лежит у меня… где-то). За моей спиной раздался приглушенный звук. Оглянувшись, я увидел занятную картину: девушка, яростно отплёвываясь от шикарных волос, пыталась подняться на ноги, они в свою очередь запутались в, явно не по размеру, длинном платье. В общем-то, что в воздухе казалось величайшем чудом, на земле оказалось… мда… Захотелось рассмеяться, но я помнил, что, несмотря на её положение, она остаётся тёмным магом, а я всего лишь недоучкой. «Поднимайся», — я подал ей руку, и Агата не стала кокетничать. Поставив девушку на ноги и картинно отряхнув, я всё же решил уточнить: «Ну и к чему этот цирк?» «Знаешь, если бы пыльца на тебя подействовала, мне бы было проще… — Агата улыбнулась. Но сейчас тоже не плохо. Марк, я открою тебе тайну: моя к тебе привязанность неспроста, интересно?»

«Честно? Да. Признаться, ты изрядно достала своими попытками затащить меня в постель», — я решил быть предельно честен, в конце концов я в этой ситуации уже ничего не найду и не потеряю… «Так вот. Я уверена, что тебя ещё больше достали все упоминания о твоём «бесценном светлом потенциале». А мне он, мягко говоря, не помешает. Как ты уже успел заметить - в чёрных искусствах я поднаторела, но меня, как любую тёмную сущность, неудержимо тянет к свету, и это грозит мне необратимой потерей способностей. Так называемое «и хочется, и колется». Я долго искала сначала причину своей привязанности к тебе, а потом и способ от неё отделаться. Опустим все исследования и выводы, которые я сделала, перейдём к результату: чтоб меня не тянуло к тебе и к свету, свет должен быть во мне самой. На этой почве я и решила, что раз тебе так не нужен твой светлый дар, я, пожалуй, возьму его себе», — девушка довольно ухмыльнулась и скрестила руки на пышной груди. «Агата, ты в себе? Не спорю свет мой мне незачем, но дар-то магический жить не мешает! И кто тебе соврал, что я тебе его отдам?» — я посмотрел на неё как на полоумную. Наставник мне давно объяснил принцип взаимоотношений магистров - все сделки заключаются добровольно, без моего согласия она не сумеет забрать даже мою любимую пару носков, не говоря уже о силе. «Марк, дорогой, — в её голосе появились напевные нотки заклинания. — Ты сам почти дал мне право забрать его, ты ведь прикоснулся сегодня к замечательной звезде чёрного металла, которую нашёл в комнате? Вот, я вижу на твоём лице растерянность, значит прикоснулся. А она имеет свойство собирать частички душ тех, кто касается её, и сейчас в ней только ты и я. Ты будешь удивлён Марк, но там мы любим друг друга, и там ты готов отдать мне свой дар за один поцелуй.» Я стоял и проклинал себя за доверчивость, ну вот что, что мне стоило взять её, обернув руку хотя бы шёлковым платком? Девушка меж тем щелкнула пальцами и подождала пару секунд, по недоумению на миловидном лице я понял - что-то не произошло. «Куда ты её дел? — медленно и угрожающе спросила колдунья. Я только лишь пожал плечами - мол, угадай. - А… нефритовая шкатулка… я же когда-то видела её у тебя, ну что ж обойдёмся и без звёздочки, хотя с её помощью было бы легче, дело своё она и так уже сделала». Я отошёл к стене, здраво рассудив, что сейчас я помешать уже не смогу, а Агата, ещё раз щелкнув пальцами, зажгла в круг двенадцать свечей и теперь водила руками по воздуху, выплетая вокруг себя кокон золотой паутины. Это было непередаваемо красиво: тянущиеся от свечей огненные нити, рыжеволосая девушка в золотой клетке, А-капелла поющая заклятья, и танцующая танец жизни и смерти в бледно золотом от огненных бликов платье. Оборвав заклятье на высокой ноте, колдунья зависла в воздухе над полом, окружённая ореолом оживших, казалось, рыжих волос. И напевно, как прежде, произнесла: «Иди ко мне…» Я спокойно остался стоять у стены и продолжил любоваться её красотой. «Иди сюда… Иди ко мне…» «У тебя красивый голос Агата… И ты ослепительно хороша сейчас, мне жаль, что я не художник и не могу запечатлеть этой картины», — я смотрел ей в глаза и улыбался. «Я заклинаю тебя, Марк Ремино де ля Коста, силой пяти стихий, силой твоей души, иди ко мне…» Я только покачал головой и вдруг понял, что ноги мои сами идут навстречу зову. Остановиться я смог лишь отчаянным рывком и у самой паутины. Что-то мне подсказывало, что стоит туда вступить, как учитель, ввиду отсутствия дара, мне уже не потребуется. А она вновь начала свою А-капеллу. «Так, отрешиться, отвлечься, вспомнить, что можно сделать. Заклятья я этого не знаю, но канва у всех одна: сосредоточение, сила и ритуал. Но она собрана, она сильнее меня, а вот ритуал… это, пожалуй, шанс!» Я попытался сдвинуть ближайшую свечу ногой, чтоб нарушить правильность круга, свеча не поддалась, будто была приклеена к полу. «Значит, — решил я, — нужно нарушить не правильность, а целостность!» Пришлось сосредоточить в себе много силы, благо - остаточная от её ритуала была практически разлита в воздухе. Прикрыв глаза, я дунул себе под ноги, пытаясь затушить огонёк на ближайшем фитиле.

Пламя дрогнуло, содрогнув весь сияющий купол, и разгорелось с утроенной силой, паутина медленно налилась багровым светом, а девушка внутри изогнулась и, нарушив ноту, сладострастно застонала. В её глазах я прочитал ироничную благодарность за доставленное удовольствие, и ещё раз обозвал себя бездарностью. «Чёрт! Хотел же ещё вчера фриз отработать!» — но выходка моя, хоть и добавила ей сил, внесла в ритуал некоторую хаотичность - завораживающая песня прервалась, я ощутил себя свободнее и решился повторить заклинание, так как ничего нового мне в голову не пришло, а силы ещё оставалось не мало. Собравшись во второй раз, сила нашла во мне неожиданную поддержку злобой. Я злился на Агату, возжелавшую мой дар, на Силантия, который не смог удержать ученицу в узде, и, наконец, на себя за то, что ни одного подходящего заклинания не удосужился выучить. Магия вскипела в крови и невиданной мощью вырвалась сквозь зрачки на золотую паутину… Битва льда и пламени… это невероятно красивое захватывающее зрелище. Видеть, как огонь истерично сопротивляется неумолимому холоду, заковывающему тепло в свои жестокие объятья, доводилось не каждому. Спустя секунды пришедшая в себя Агата уже оглядывалась в ледяной клетке, и, по-видимому, размышляла, как будет меня уговаривать выпустить её из холодного плена… «И порою сам себя, сам себя не узнаёт, А распахнута душа надрывается, поёт…»

Пикник «У шамана три руки» Пересказывать все те обещания, заверения и клятвы, которые так и сыпались из уст ведьмочки, лишь бы Марк её выпустил, смысла нет (ни какой бумаги не хватит). А он ходил вокруг клетки и размышлял, как бы ему выбраться из замкнутого в круг помещения, к тому же без доступных окон и дверей. Разбивать «тюрьму» и экстерном учиться у Агаты левитации ему не хотелось (не верилось что-то в её чистые намерения). Делиться с ней силой для того, чтоб она сама левитировала его к оконцу в куполе, тоже. Особенно эти варианты отпадали потому, что колдунья сама их подкидывала. Марк всё думал. Решение, как и любое другое гениальное, лежало на поверхности, но очень не нравилось самому магу. Через пару часов он все-таки решился, воедино сошлись два фактора: стенания Агаты и обычный человеческий голод. Парень стянул с себя мантию, обнажив подтянутый смуглый торс и сильные руки. В клетке сначала восхищенно присвистнули, а потом тихо вскрикнули, когда он повернулся спиной и размял слежавшееся крыло. Гибкий, как кот, Марк ощупал осколок кости в основании левого крыла и, зашипев от боли, выдернул его… Вопреки всему ничего волшебного не произошло - ни пения ангелов, ни неземного сияния, только боль и немного крови. Но уже через пару минут - дикий зуд, отнявшееся предплечье, а за ним и рука, катание по полу от непередаваемых ощущений и неприятный звук рвущейся плоти. Двадцать минут мучений, ни одного стона и великолепные окровавленные крылья за спиной: белое и… чёрное. Шок в зелёных глазах девушки, удовлетворение и лёгкая досада в темных зрачках парня. «Ну вот, теперь я не калека, теперь я просто урод и ренегат, — кое-как вставая после агонии, произнёс Марк. Резкое движение правой рукой, и атаме вонзился в ледяную паутину за спиной Агаты. — Держи, немного потрудишься и будешь на свободе, вот это даст тебе силу, на телепорт её должно хватить», — он положил невдалеке от клетки свой бывший талисман - кость Каина тёмный артефакт имени первого убийцы на земле. Размял крылья и неуверенно, неумело взлетел, покачиваясь в воздухе, как орел с непомерной ношей или излишне грешный ангел… Полгода спустя… Облик нежный, стан твой стройный - дьявол во плоти. Женщина, опять ты встала на моем пути! И сознанье помутнело, боже упаси!

Нет, никто меня не сможет от тебя спасти.

«Черный кофе» Сейчас… Кленовый лист, который она держала в руке, упал на траву огненной бабочкой и там истаял, её, теперь свободные, руки обвили его шею крепче: — Марк… А он решил, что в такую прекрасную ночь все слова будут лишними, и просто легко провел рукой по её волосам. «Кто бы мог подумать, что я захочу связать с ней свою жизнь. Я? Нет, она захотела, она связала, она моя. Милая».

17 дней назад… Она прошла мимо меня по набережной. Как и полагается по этикету, я поклонился даме, а она улыбнулась мне чуть шире и гораздо более маняще, чем просто из вежливости. Конечно, я пошел за ней. Возле фонтана мы сели и, наконец, разговорились. Я узнал, что её зовут Лира, что она часто гуляет по этой набережной и всегда в одиночестве. Во время разговора я смог лучше её рассмотреть. Видом своим Лира напоминала кошку, гибкую и опасную, но домашнюю и ухоженную: тёмные волосы послушной волной стекали по спине, ярко-зелёные глаза смотрели пронзительно, без стеснения, прямой стан выдавал знатное происхождение, а приятные округлости во всех нужных местах вызывали во мне много разнообразных откликов. Потом инициативу перехватил я. Я говорил, что зовут меня Марком, что я ученик мага и много ещё всякого, не приближающего её к сути. Лицо её, казалось, никогда не находилось в покое: Лира имела привычку покусывать чувственные губы, вздыхать в интересных ей местах рассказа, поднимать брови в удивлении, слегка качать головой и так далее, до бесконечности. Этот танец завораживал меня, и я продолжал говорить, говорить, говорить, лишь бы он не заканчивался, лишь бы увлекал меня дальше. И он увлекал. Договорился я до того, что пригласил её в особняк в конце недели, потому что завтра она уезжает в соседний город. Вечером я сидел за своим столом и размышлял о том, как бы привести своё жилище в надлежащий вид за четыре дня, в итоге решил: в порядок буду приводить только коридор, свою комнату и трапезную, ну, ещё спальню на всякий случай. Три дня пролетели незаметно. Я экстерном научился контролировать нежить, потому что сам такой объем работы никогда бы не успел сделать (да… подзапустил я хозяйство). А потом только успевал, что раздавать приказы, проверять работу и пополнять силы, которые нежить пила из меня в три горла. Вечером третьего дня я, наконец, сел и перед тем, как прогнать опостылевшую нечисть, оглядел «фронт труда»: скульптуры сияют чистотой, полы натёрты мастикой, люстры переливаются голубоватым светом «вечных свечей», сервиз на тридцать персон убран (оставлены только два прибора), книги аккуратно стоят на полке, на столе свиток с парой строк и романтичной кляксой (долго думал, решил оставить), кровать прибрана, черный шёлк отливает серебром, тренировочные и боевые рапиры из живописной кучи в углу превратились в освещённую подставку черного серебра (замаялся её искать в подвале). Всё. Четвёртый день я отчаянно скучал - надо же, полгода не скучал в одиночестве: что-то учил, чтото колдовал, а сейчас. Ну, когда же она приедет? Я представлял, как она войдёт в особняк, как окунётся в атмосферу мистики и волшбы. Впишется она сюда или нет? Понравится ей здесь или нет? От этого зависит многое. Книги не ложились в руки, рапиры во время тренировки из них падали, на шахматы уже смотреть не мог - в тот день я лёг пораньше часа на четыре.

12 дней назад… Марк стоял на берегу, скрестив руки на груди, и ждал. Ждал. И ещё чуть-чуть ждал. «Обещала

прийти к трём пополудни. Сейчас начало пятого. Где она?» — его мысли прервал извиняющийся голос: — Прости, Марк, меня задержали, — Лира счастливо улыбалась. Сегодня на ней было тёмнозелёное платье с золотой тесьмой, которое очень ей шло, о чем Марк не преминул заметить.

— Спасибо, — девушка мило улыбнулась. — Пойдём?

— Пойдём, конечно, — Марк подал ей руку, Лира смутилась, но приняла её. Весело и бессодержательно переговариваясь, они подошли к особняку. Маг коснулся отполированной ручки: — Reveal, — и дверь открылась. Пропустив девушку вперёд, Марк жадно следил за выражением её лица, а по лицу было видно девушка в восхищении. Он провёл Лиру по коридору, отвечая на вопросы, показывая и рассказывая всё, что её заинтересовало. Зайдя в комнату, темноволосая с интересом огляделась, прошлась, спросила разрешения взять в руки рапиру и с восторгом сделала в сторону Марка весьма приличный выпад. Оба засмеялись. В тот вечер они долго говорили, ей было интересно абсолютно все, что касалось магии и оружия (как раз тех тем, о которых Марк мог рассуждать долго и со знанием дела). Лира немного играла в шахматы, и маг выиграл у неё две партии, несмотря на то, что отчаянно поддавался. За третью они так и не сели. В тот же вечер маг подарил ей зеркало, и девушка впервые увидела, как он колдует: заклинание несложное, просто раньше Марк его не применял - незачем было. Оно накладывается на стекло, которое потом разбивают, и два-три человека берут себе по большому осколку. Осколки остаются связанными и могут показать вам собеседника и позволить его услышать на любом расстоянии. Так прошло шесть или семь вечеров. Они не сидели безвылазно в особняке, они гуляли по набережной, по парку, их рисовал какой-то художник. И все это время Марк чувствовал себя счастливым.

6 дней назад… Они только что пришли с прогулки, а до расставания оставался ещё целый час, и Марк решил показать ей своё владение мастерством иллюзии. Лира села в глубокое кресло, а маг чуть присел на стол перед ней и раскинул руки. Комнату заволокло синим туманом, и в нём дымными кольцами проявилась пара, которая, казалось, танцевала на облаке, они взялись за руки и начали кружиться всё быстрее и быстрее, на миг превратившись в сердце и быстро истаяв белым дымком. Потом с его ладоней сорвались язычки пламени, и в воздухе закружилась стайка огненных бабочек, садящихся на плечи и волосы девушки. Ещё один пасс, и бабочки метнулись в центр комнаты, чтобы собраться там в огненного дракона, который, открыв пасть, ринулся к девушке. Лира ойкнула и закрыла глаза. Когда она решилась приоткрыть веки, Марк стоял перед ней на коленях: — Напугал? Извини, — он выглядел расстроенным.

— Нет, ничего, просто неожиданно, — её глаза вновь лучились радостным спокойствием, лицо было так близко и губы сложились в такую манящую улыбку, что Марк не удержался. Он ненавязчиво коснулся её лица кончиками пальцев, пробежал ими до шеи и слегка притянул Лиру к себе, почувствовав мягкое прикосновение её губ. В тот вечер на прощанье она спросила: — Иллюзии… как думаешь, я так смогу?

— Не знаю. Вот, попробуй, удержи, — он посадил ей на ладонь огненную бабочку. — Готова? Я отпускаю. Лира попыталась сосредоточиться, чтоб удержать огонёк. Бабочка мигнула, сменила цвет на лиловый, но не исчезла. Девушка счастливо засмеялась и тут же пошатнулась. Марк поддержал её и пояснил, что сил на иллюзию у неё ушло слишком много, как у начинающей.

— У начинающей? — с удивлением спросила она.

— У начинающей, — ошеломлённо подтвердил Марк.

Полина «Weidel» Кирченко

Певец свободы ОТ АВТОРА: Если дядя Правитель Светлых эльфов с утра пораньше отправляет вас к людям, дыбы изменить их отношение к эльфам, лучше сразу пошлите его лесом и отправляйтесь, как планировали, с друзьями на охоту. «Мне приснился страшный сон Тронный зал и приговор, Перезвон цепей могильный И дорога на костёр, Ледяная тишь тюрьмы, Ночь без сна и липкий страх, И слова немой молитвы, Что застыла на губах. Сон ушёл. Осталась жизнь Ледяной ожог металла, Скрип замка. За мной пришли. Что же, значит, всё сначала…»

Тэм «Мне приснился страшный сон» Светало. Звезды мягко мерцали за стрельчатым окном, разгоняя предрассветный сумрак. В комнате Вэля зажегся, реагируя на пробуждение хозяина, магический светильник. Эльф поправил завернувшийся рукав шелковой пижамы, украшенной по обшлагам и вороту вязью защитных рун. Потянулся с кошачьей грацией и поспешил умыться и одеться. Сегодня он с друзьями собрался немного поохотиться. Убедившись, что костюм сидит идеально, а сапоги сочетаются с поясом и колчаном (что немаловажно), Вэль, наконец, обратил внимание на свою лютню. Петь эльф умел и любил. Пожалуй, это единственное, что получалось у него хорошо, за исключением тех моментов, когда шкодливый характер брал верх над талантом. В такие дни от менестреля-самоучки страдали те, у кого имелся музыкальный слух и вкус, то есть практически все население Западного леса. В дверь вежливо, но требовательно постучали.

— Войдите, — радушно пригласил эльф, немузыкально терзая тонкие струны. — Кому еще не спится в такую рань? Как оказалось, не спалось его дяде - правителю светлых эльфов. Судя по сосредоточенному взгляду, дядя собирался говорить о чем-то по важности сравнимому с делами государственной безопасности.

— Дитя мое, я знаю, что твои песни способны пробуждать в сердцах огонь справедливости, — начал он издалека, что было излюбленной тактикой практически всех светлых. Дитя скромно поковыряло носком охотничьего сапога шелковый ковер и подняло на дядю небесно-голубые глаза.

— Предназначение певца нести свободу душам своих слушателей, — с едва уловимым нетерпением в голосе не согласился менестрель и на всякий случай покрепче сжал лютню. У Правителя Светлых был весьма вспыльчивый характер, поэтому ожидать от него приходилось любой гадости. Например, в прошлый раз о спину дерзкого певца было сломано две флейты и пюпитр. Именно эти предметы оказались в непосредственной близости от разгневанного повелителя.

— Сейчас, когда люди пытаются вытеснить нас с земель, что исстари принадлежали нашему народу, королевство Гермель распространяет о нас гнусные слухи, мешая нормальной торговле с купцами, что приходят из людских земель. Из-за нашей самоизоляции на протяжении многих сотен лет о нас сложилось не самое лестное мнение у смертных созданий. Совет старейшин, крепко подумав, предложил отправить талантливого барда для пропаганды в нашу пользу, я с Советом полностью согласен. Дорогой племянник, надеюсь, ты помнишь, в чем состоит твой долг (долг каждого дивного нести прекрасное миру), потому иди и неси свет своего сердца людям.

Чтобы никто не заблуждался на наш счет и не порочил доброе имя Светлых эльфов, — закончив пафосную речь, величественный эльф удалился из комнаты Вэля, одарив того на прощание отеческим поцелуем в лоб. «Что это он со мной как с покойником?» — удивился менестрель. С прощанием дядя затягивать не стал, Вэльтона проводили за границы Заповедного Леса уже через час. Стражи границы подождали в приграничных кустах с луками наизготовку, чтобы почетный самоубийца вдруг не вернулся. Люди встречали эльфа по-разному. Кто-то с дрыном наперевес чтобы не улыбался незамужним девкам. (Он-то, стервец, дальше пойдет, а какая-нибудь дура в подоле потом принесет остроухого малыша). Кто-то слушал песни и подкармливал отощавшего от вольной жизни певца. Иной и монетку медную бросить сподобится. Короче, Вэль жил как тысячи подобных ему бродяг. Неизменно приветливыми всегда были только трактирщики. Эльф с лютней, поющий о любви, привлекал в сии достойные заведения массу народа, что самым положительным образом отражалось на доходах. В трактире он и погорел. Закончив очередную пронзительную любовную балладу, эльф начал петь «О тиранах и дураках». Песня заслуженно пользовалась народной любовью, но вот государственные служители более высокого ранга данное произведение считали почти революционным. Тюрьма была в лучших традициях этих достойных заведений: тесная вонючая камера три на два шага, с маленьким зарешеченным оконцем под самым потолком и тяжелой, окованной железом, дверью с пудовым засовом снаружи. Его закинули в камеру, не поленившись приковать цепью за правую ногу к узким деревянным нарам. Что примечательно - лютню Вэль так и не отдал, хотя забрать ее пытались. Прекрасное эльфийское лицо, сильно помятое крепкими кулаками стражников, выражало все оттенки страданий, доступных практически бессмертному созданию.

— Сволочи! Вам не оценить всего великолепия моей музыки! — он попытался принять позу благородного гнева, но покрытое синяками тело только-только начинало регенерацию, поэтому все болевые ощущения присутствовали на положенных им местах. В частности, болела шея, за которую слишком крепко держали упирающегося полутораметрового менестреля, сломанные в нескольких местах кости на руках и пара ребер тоже давали о себе знать. И отнюдь не звуками музыки. Через пару часов регенерация полностью завершилась и, жаждущий мести, певец взялся за инструмент. Была у бродячих менестрелей одна страшная песня – «Песня пленного менестреля». Вот ее-то и решил исполнить Вэль. В ней речь шла о пленении менестреля под стенами вражеской крепости, но за неимением твердыни, отлично подойдет и трактир.

— Я вчера целый день над врагом издевался, Целый день под стеной их твердыни ходил, Целый день я им пел и нахально стебался, А сегодня во вражеский плен угодил, гнусаво затянул эльф, терзая все девять струн лютни почти одновременно. Мышь, пытавшаяся поглубже зарыться в соломенную подстилку, догнивающую на нарах, вскинулась, прислушиваясь, и начала истерично метаться, расшвыривая солому.

— Ох, за что ж вы цепями к стене прикрутили? Я же просто пытался глаза вам открыть. Оборвали все струны и морду набили… Ну и пусть, все равно вам меня не сломить. Ну и пусть, у меня запасных струн комплект. Вот сейчас натяну и устрою концерт, продолжал изгаляться пленник, откровенно лажая. За дверями послышался неясный шум, а затем загрохотал отодвигаемый засов. На пороге стоял начальник караула. В руках он держал

тяжелую дубину. «Все, доигрался», — с тоской подумал Вэльтон, привычно пряча свое орудие мести за спину, и готовясь отдать за него жизнь. Желательно чужую.

— Слышь, ушастый, тебе завтра все равно умирать, а люди отдохнуть после трудов праведных хотят, заткнись, а? — Душевно попросил страж. Отказать такому душевному созданию (помесь тролля и орка) в простенькой просьбе совершенно невозможно, поэтому Вэль втянул голову в плечи и согласно закивал головой. После того, как принесли ужин (робкие попытки возмутиться на тему отсутствия суда, присяжных и адвокатов были задавлены хорошим ударом под дых еще в зародыше), не отличавшийся особой изысканностью, на тюремном дворе заработали плотники. «Ну чего они стучат? — нервничал менестрель, ерзая на жестких нарах. — Меня же приговорили к отрубанию головы! Ну, поставили бы чурбачок, ну, топор рядом в колоду воткнули, зачем спать-то мешать?» Устав бороться с шумом, сон ушел, и морально усталый эльф вновь принялся терзать музыкальный инструмент, сочиняя очередной куплет к бессмертному, как он полагал, творению о пленном менестреле, которое пели до него и, наверняка, споют еще не раз - после. Трепещите, враги, я уже начинаю, Буду песни орать я всю ночь напролет. За уличным шумом и дребезжанием лютни, эльф не сразу уловил стук щеколды, а когда заметил, поспешил довыть весь куплет: Краем глаза чегой-то не то замечаю… Отойди от меня с этим кляпом, урод! Рот заткнули, но я все равно не смолчу Песню я вам до конца домычу. Домычивать ничего не пришлось, ибо у вошедшего не было ни малейшего намеренья использовать кляп. Из-под глубокого капюшона дорожного плаща маскировочной расцветки на пленника скорбно взирал его обожаемый дядя. Лучше бы правитель озаботился кляпом, никогда не слышал он столько нецензурной брани в свой адрес.

— Вэльтон, пока ты пел свои песни, я, при помощи нескольких грамотных диверсий почти приблизился к свержению человеческого правителя и возвращению исконно-эльфийских земель их законным владельцам. Подробности тебе знать не надо, но помни - твоя жертва войдет в предания нашего народа! Выслушав это, полное самолюбования, признание, Вэль как-то весь подобрался, в голубых глазах замерцало пламя, различимое даже в полумраке камеры. Дядя эти перемены заметил, но отнес их на счет радости от достижений правителя.

— Поэтому, дитя мое… — начал, было, эльф очередную возвышенную речь, но был прерван яростным криком: — ТВОЕ ДИТЯ?! Светлый Эру, да лучше родиться человеком, чем быть твоим близким родственником. Надеюсь, что через несколько лет тебя призовет Вечное море, и ты сгинешь в его глубинах! Эльф-менестрель бушевал не менее получаса, пока дядя не психанул, не плюнул в сердцах на грязный пол (неслыханное для эльфа проявление досады) и не вылетел из камеры, как ошпаренный. Расстроенный до глубины души Вэль зарылся в солому и, продолжая немелодично тренькать на лютне, допел таки песню до конца: Пусть со слухом не все хорошо у меня, Но зато всех врагов до кондры доведу. Менестрелей боятся пускай как огня, Не гоните - теперь все равно не уйду.[1]

Он сам не заметил, как забылся тревожным сном, который был прерван неделикатным пинком по нарам. Не открывая глаз, проверил сохранность инструмента, убедился, что лютня на месте, выматерился на эльфийском, открыл глаза, выматерился по-человечески и все-таки встал. Это всего лишь принесли последний завтрак. «Ну, ничего, хоть не на пустой желудок помирать!» — нашел позитивный момент, отчаянно зевающий эльф. Особым этот завтрак назвать было нельзя миска супа да краюха хлеба. Черного, сухого. А суп вообще холодный и несоленый. И сырой рыбой воняет. Пока он вяло ковырялся в еде, размышляя над превратностями судьбы (эх, было время, когда он воротил нос от лучших блюд, приготовленных дядиным поваром.) Пропели четвертые, а может пятые петухи, и с ними в камеру Вэльтона вошел конвойный. Он старался не смотреть менестрелю в глаза, что было весьма затруднительно - на смертника требовалось надеть специальный ошейник и браслеты, чтобы не сбежал. «Ага, стыдно тебе, сволочь!» — про себя злорадствовал осужденный на смерть певец. У него сегодня с утра вообще было плохое настроение. Да и как оно может быть хорошим, если дорогой дядюшка так подставил. В голове проносились обрывки мыслей, никак не желающих ложиться в единый узор. Если бы Вэльтон владел магией, хоть какой-нибудь, если бы Слово могло то же, что и меч или лук в умелых руках, если бы он просто отправился с друзьями на охоту, то у него были бы шансы избежать всего этого, а так… Толпа бесновалась в каком-то почти мистическом восторге. Еще с вечера на Судейской площади, в народе прозванной Душегубкой, сколотили деревянный помост, на который установили здоровую колоду для рубки мяса. В ожидании бесплатного развлечения горожане стали занимать удобные места еще до рассвета. Стоять в тонкой сорочке и полотняных штанах, босиком (тюремщик здраво рассудил, что смертнику обувь уже не пригодится, и поменялся с Вэлем на стакан крепкого вина) на необструганных досках настила было весьма неприятно. Общий дискомфорт усугублялся за счет холодного ветерка и тяжелой цепи, продетой в кольца на железном ошейнике и таких же браслетах на узнике. Глашатай поднялся по шатким ступеням, коих было целых три штуки, и развернул пухлый свиток: — Эльф Вэльтон из Западного Эльфийского леса, пятидесяти лет от роду, приговаривается судом королевства людей Гермель к смертной казни через отрубание головы за антигосударственную деятельность, шпионаж в пользу соседнего государства и попытки организации мятежей! «Что делается на белом свете, какой мать их шпионаж? Я же просто пел!» — мысленно возмущался эльф. Глашатай тем временем продолжал зачитывать список обвинений: — Король Аркадий XVIII Милостивый, дабы не нарушать установленный порядок смертной казни, дозволил оставить приговоренному последнее желание! «А вот это вы зря, — ехидно оскалился Вэль, впрочем, тут же стирая эмоции с лица, — я сейчас изволю развлекаться напоследок». Глашатай дочитал до подписи короля и даты, нервно покосился на меланхолично жующего бутерброд палача в красном капюшоне, затем на бесстрастное лицо приговоренного певца: — Ну, милсдарь эльф, ваше последнее желание? Только учтите, что непотребные или порочащие корону желания к исполнению не принимаются, — подстраховался глашатай, припомнив выражение злого ехидства, на короткий миг проступившего на бесстрастном лице. Великолепно очерченные губы дрогнули в сардонической улыбке: — Лютня моя цела? — торопливый кивок подтвердил, что хотя бы ей он сумел сохранить жизнь. — Очень хорошо, тогда желаю напоследок спеть! И вот он стоит, руки свободны, пальцы любовно гладят тонкий гриф, в чуть раскосых глазах стынет сомнение - спеть лирику, чтобы этим сволочам жить не хотелось от жалости и осознания какие они все гады, или постебаться напоследок? Толпа перед помостом тоже замерла, почуяв повисший в воздухе невысказанный вопрос. Пальцы прошлись по струнам, прижали аккорд, и утреннюю хмарь пронзил высокий звук плачущих струн. Слова полились звенящим ручьем, прохладным и бодрящим, соединились с

мелодией и накрыли толпу причудливым кружевом: Легкий ветра вздох - смерти нет. Тот, кто пламя сам, не сгорит в огне. Бьется на ветру, словно знамя, плащ. Ветер, верный друг, обо мне не плачь. Все, что было - не было, Все в огне сгорит, Пламя рыжей птицею к небу полетит. Имя мое прежнее здесь забудут пусть, Долог путь в бессмертие… Я еще вернусь… Последняя строчка прозвучала как явная угроза, Вэль специально выделил ее голосом, но очарованные переливчатым голосом и грустной мелодией люди даже не заметили, потрясенно внимая певцу: Горечь на губах - смерти нет. В чем моя вина - тишина в ответ. Не сверну с пути - умирает вздох. Не спасет меня ни судьба, ни Бог… Мелодия лилась и лилась, завораживая своим изяществом, рождая яркие образы, заставляя трепетать сердца: Легкий ветра вздох, Только долгий путь, Искра на ветру, Горечь на губах… Смерти нет…[2] Отзвучал и затих последний аккорд. Вэльтон стоял, опустив голову, крепко прижимая к груди лютню, словно прощаясь с ней. В принципе так оно и было. Толпа заворожено притихла, кое-где раздавались женские всхлипы. Волна протеста уже зрела в душах, поднимаясь из глубин жаркой волной. Палач звучно высморкался, разрушая волшебный миг, поудобнее перехватил орудие труда и кивнул певцу на колоду. «Не хочу. Вот так по-глупому умирать не хочу!» - но отступать было некуда. Не позволяя страху отразиться на лице, Вэльтон подошел к колоде и опустился на колени. Колода была старая, многоразового использования, о чем свидетельствовали многочисленные зарубки. В щеку неприятно впились маленькие щепочки, но это уже было несерьезно, потому что палач размахнулся и опустил тяжелое лезвие на беззащитную шею. Больно не было, просто резко погас свет. «Гады, включите свет!» — возмутился покойный, открыл глаза и проснулся окончательно. Светало. Звезды мягко мерцали за стрельчатым окном, разгоняя предрассветный сумрак. В комнате Вэля зажегся, реагируя на пробуждение хозяина магический светильник. Эльф стер со лба холодный пот, поправил завернувшийся рукав шелковой пижамы, украшенной по обшлагам и вороту вязью защитных рун.

— Сон, всего лишь дурной сон, — вздохнул с облегчением несостоявшийся мученик за свободу песни. Лютня лежала на ковре рядом с ложем, к счастью струнами вверх, поэтому можно было не беспокоиться за настройку. В дверь требовательно, но вежливо постучали.

— Войдите, — дрогнувшим голосом пригласил Вэль, стараясь справиться со странным чувством, что это уже было. В комнату величественным шагом вошел Правитель. Неодобрительно покосился на неумытого

племянника в пижаме, но тут же взял себя в руки и стер с лица презрительно-брезгливую гримасу, заменив ее стандартной доброжелательной отеческой полуулыбкой.

— Дитя мое, я знаю, что твои песни пробуждают в сердцах огонь справедливости, — начал он пафосную речь, но закончить не успел, потому как «дитя» резко подскочило с разобранной постели, схватило любимый инструмент и, сияя полубезумным взором, выдало трехэтажную матерную конструкцию на светлом наречие, потом добавило еще пару непечатных эпитетов на темном и, почти успокоившись, послало дядю куда подальше с его миссиями по пропаганде эльфийского народа среди людей. И уже спокойно добавило: — Шли бы вы, дядюшка, лесом, пока я за оружие не взялся. Тонкие, подведенные серебристым карандашом брови эльфа буквально поползли вверх от удивления.

— Ты… да как… да я… — силился он что-то выговорить, потрясенный таким обращением.

— Выход там, — мрачно буркнул Вэльтон, падая обратно на ложе и начиная наигрывать незамысловатый мотив из страшного сна, примурлыкивая в полголоса припев: Легкий ветра вздох, Только долгий путь, Искра на ветру, Горечь на губах… Смерти нет… Он даже не заметил, как покинул комнату обозленный правитель, главное, что никакого похода к людям с летальным исходом не будет. Шли они лесом, эти государственные дела и великие миссии, ему еще жить да жить. Столько не спето, столько не сделано, а главное, при правильном подходе, смерти действительно нет.

Марина «phoenix» Коптева Феникс В тот день мать отправила Феньку в лес нарвать семян болотного перца для засолки огурцов. Все деревенские мужчины, включая отца и братьев Феньки и даже бездворного дядю-книгочея, уехали в город на ярмарку. Отец повез свои знаменитые шкуры со змеиным клеймом, из которых шили себе сапоги князья и знатные люди. И мать решила - удобное время, чтобы наготовить овощных консервов. Лес был совсем не страшный, исхоженный вдоль и поперек: в нем не водились звери, а грибыягоды если и нарождались, то не успевали набрать силу и зрелость - их срывали деревенские жители. Дети ходили через него в соседнюю деревню учиться. Феньке исполнилось пятнадцать, и она уже целый год не училась. Но до этого пять лет, каждое утро, вместе со своими братьями она спешила через березняк в школу. Летом, отмахиваясь от мошки, зимой, стараясь не сойти с тропы, иначе провалишься в снег по колено, а то и по пояс. В общем, знала этот лес. Однако на этот раз она заблудилась. Должна была выйти на опушку к холмам, где начиналась деревня, а вышла к ручью. А никакого ручья в этом лесу никогда и не было. Скажете, странно. Куда как странней! Фенька вдоволь насмотрелась на свое отражение, напилась воды и села на землю подумать, что делать дальше. Чтобы было удобней, она оперлась на шершавый ствол сосны. Потом она, верно, заснула, потому что ей привиделись очень необычные вещи. Из облака выкатилась огромная звезда, лилового цвета. Она немного повисела в небе, а потом поплыла прямо на Феньку, становясь все больше и больше. Достигнув размеров кошачьей головы, она замерла над прозрачными водами ручья. Потом звезда качнулась, словно кто-то невидимый сковырнул ее пальцем с небес, и полетела вниз. От страха Фенька зажмурила глаза. Но ничего не произошло, лишь тихо плеснула вода, словно ударила хвостом крупная рыба. Фенька открыла глаза и увидела седого старца. Старец был

прозрачный, сотканный из воздуха, сквозь него просматривался противоположный берег ручья. Старец кашлянул и произнес странные слова: Не муж и не жена, А дева в мужском обличье С печатью мудрости на челе. Падет на нее испытание Огнем, воздухом и водой. И если выдержит, то станет Сильнейшей и сможет Довести начатое дело… А вот какое дело и до чего довести, Фенька так и не узнала. В стороне послышалось лошадиное ржание, и старец исчез, оставив после себя сломанную ветку. Она положила ветку в карман и побежала догонять всадников. Возможно, они из деревни, тогда ее подбросят до дома, а если нет, хотя бы узнает дорогу. О старце решила подумать потом. Фенька выскочила под копыта лошадей. Одна, гнедая, вздыбилась, и где-то верху послышалась ругань. Еще не подозревая беды, Фенька подняла голову и увидела незнакомых людей. Всадников было пять.

— Смотри-ка, Горбыль, девчонка. Может, она самая? — спросил один. Тому, которого звали Горбылем, было лет тридцать. На зерцале Фенька увидела двойную голову рыси. «Похоже, он здесь главный», — решила Фенька. Горбыль остановился в нескольких шагах от нее, внимательно изучая взглядом, она могла бы дотронуться до его лошади. И хотя он не был стар, кожа его огрубела, лоб прорезали вертикальные морщинки. Такой человек мог оказаться как добрым, так и злым. Фенька закрыла рукой лицо, как делали деревенские бабы, защищаясь от дурного глаза, и услышала голос Горбыля: — Сказано: не муж и не жена, но дева в мужское обличье… Тебе сколько лет, девица? Фенька не успела ответить, из леса стали выезжать другие всадники. Фенька различила на зерцалах медвежью лапу, голову волка. После подъехал бородач в шелковом плаще, на груди поблескивала золотая печать, тогда Фен поняла, кто здесь действительно главный. Лицо бородача портил шрам.

— Что здесь? Почему остановились? — спросил бородач у Горбыля. Фенька решила, что это люди вроде тех разбойников, которые по дороге в город напали на брата Федьку. Он притворился немым, и его отпустили. Дома мать похвалила его за хитрость.

— Так сколько тебе лет? — Горбыль склонился к ней, не обращая внимания на бородача со шрамом. Фенька замычала в ответ, показывая жестом, что не слышит его, и бросилась в заросли кустов. Она знала, что всадники не любят углубляться в чащу. Кажется, она услышала слова: — Оставьте, она немая. Убогий не может иметь высшую природу. Вперед, в деревню. Что делать вооруженным всадникам в ее мирном, забытом богом поселении? Нужно было предупредить своих. Фенька бежала очень быстро, и вот уже стала узнавать окрестности. Оказывается, она взяла слишком далеко от деревни, и забрела в Черный лес, туда, где водились лесные быки, обросшие бурой шерстью. Слава отцу небесному, никого не встретила. Она тут же вспомнила, как назывался ручей: «Бычий хвост». Захлебываясь воздухом, теряя силу, Фенька выбежала на опушку. Далеко впереди виднелись дома. К ним сквозь траву вела тропка. Она подумала, что не сможет взобраться на холм, если не передохнет. Но перед внутренним взором снова поплыли запыленные мужские лица, грязные одежды, уставшие лошади. Она вдохнула всей грудью, и тут у нее открылось второе дыхание.

— Мама, мама! — закричала она, вбегая во двор. На крыльцо выскочила мать и прикрикнула на нее:

— Тише! Но Фенька, торопясь и путаясь в словах, стала рассказывать про незнакомых людей с оружием, потом про старца с его странными словами, и в конце достала из кармана обломанную ветку, которую подобрала возле ручья. Мать, увлекая ее в дом, спросила: — Вооруженные всадники? Про старца она словно не слышала, а ветку отобрала и кинула в печку.

— Мама, надо собрать мужчин!

— Как их соберешь, все на ярмарке. Даже дядя Яков уехал за своими книжками. А те всадники давно в деревне, согнали всех девиц и ищут среди них кого-то. А у нас дома только я. Стара для них. Мать хохотнула. Фенька знала, что мать никогда не плачет и не теряется, но сейчас, похоже, она была готова возглавить поход против захватчиков. Она достала ножницы. Фенька хотела спросить, зачем? Но она уже схватила ее за косу и отрезала у самого корня. Ярко блеснуло золотое кольцо на пальце.

— Что ты делаешь? — закричала Фенька.

— Сними сережки и надень Федькину одёжу. Беги в Черный лес. Найдешь лесника, пусть скачет в город на ярмарку. Собирает наших.

— Я не пойду, боюсь, — сказала Фен.

— Иди. Они все равно вернутся, кто-нибудь скажет, что у меня есть дочь. А я к леснику не добегу. И, правда, стара. Они кинула ей рубаху и штаны и прикрикнула: — Быстрей. Ищут девку, значит походишь пока в штанах. Фенька оделась и вышла из дома, перед этим вытащив из печи ветку, которая осталась от старца. О странном появлении старца следовало подумать, ведь он произнес те же самые слова, что и Матвей. Как там? Не муж и не жена, А дева в мужском обличье С печатью мудрости на челе. Дальше речь шла об испытаниях, Фенька точно не помнила - каких. Только некогда заниматься размышлениями, нужно спасать деревню. От такой перспективы у Феньки захолодело вдоль хребта. Характер ее не был бойким, деревенские бабки даже говорили, что у нее вовсе не было характера. А мать стояла на крыльце, и на ее решительном лице читался приказ: «пришло время проявить себя». Спорить было бесполезно, и Фенька, помахав на прощанье рукой, пустилась через огороды. Чтобы добраться до лесника, нужно выйти к лугам, где деревенский дурачок Михась пасет коров, а там налево вдоль деревни, а потом вниз к Черному лесу. А в Черном лесу водились ежи, белки, зайцы, лисы, кабаны, и даже встречались медведи и волки. Правда, нечасто — все это были шалые хищники, случайно забредшие. Все равно страшно. Можно было понять, почему Фенька не хотела идти через Черный лес. А еще ее мучило любопытство. И как только она скрылась с глаз матери, она повернула не налево, как было нужно, а направо, а потом стала не удаляться от деревни, а наоборот — дворами пробираться к центру, где всадники собрали все девичье население деревни. Девиц закрыли в овечьем загоне. По периметру загона через каждый метр стояли охранники. Фенька думала найти среди них Горбыля и остальных воинов, которых повстречала в лесу, но быстро поняла - в деревню нагрянул другой отряд. Вместо легких доспехов с одним зерцалом на груди на каждом воине была дорогая кольчуга. На щитах намалеван Черный ящер, ему молились в Чернограде. Фенька скользнула в сарай. Внутри было сумрачно. Пахло животными и их испражнениями.

Помимо этого в парном воздухе витали частицы иного живого мира, к которому, по мнению Фен, принадлежали не только коровы, утки, свиньи, лошади, но еще домовые, лешие, черти и остальные нечеловеческие твари. Частицы этого мира в виде куриных блох приносил в дом отец после забоя птицы. Эти иные твари жили в человечьем мире не больше двух часов. Фенька прошла мимо клетки с гигантскими крысами, в глубине мелькнул голый хвост и длинные когти. В следующем загоне смачно хрюкала свинья. Но Фенька не обратила на нее внимание. Она прижалась к деревянной стене и сквозь щели между досками стала наблюдать за тем, что творилось на улице. Девушек в загоне тем временем стали делить на две группы. Делил невысокий, коренастый муж с золотыми пряжками на черном плаще и старец, то ли звездочет, то ли ученый. Но потом Фен расслышала, что коренастый назвал старца «святейшим», и решила - священник. Девиц допрашивали, а потом отправляли в одну из групп. Видимо, что-то у них не получалось с этим делением, потому что коренастый злился и ругался, и девушки принялись тихо подвывать, а некоторые из них выли довольно громко. От этого коренастый брезгливо морщился и злился еще больше. Сзади послышался вздох, Фенька испуганно обернулась - на нее из соседнего стойла грустно смотрела невысокая лошаденка. Переступила задними ногами.

— Напугала, — сказала ей Фенька, — тс-с-с. Девушка снова глянула через щель, но картина уже переменилась. По улицам стремительно, словно вскрывшаяся запруда, несся поток всадников. Увидев их, люди, охранявшие загон, бросались к своим лошадям и пытались вскочить в седло. Они не успевали на какую-то долю секунды - грудь их разрубали мечи, в руки-ноги втыкались стрелы. Теперь Фенька различила, что у напавших на зерцалах выгравированы головы зверей - волк, медведь… А где же рысь? Девушки в загоне визжали, особенно шустрые успели перелезть через ограду. Священник закричал: — Не упускать ни одну. Режьте девчонок, она среди них. Оставлять в живых нельзя. Но коренастый не слушал его. Ему подвели коня, и он, садясь в седло, выкрикивал команды. Растерявшееся войско собиралось возле него. Священник схватил коренастого за ногу, но тот вырвался и сказал: — Воюйте с бабами сами. Я согласился истребить диву, а это кто? По большей части дети. Святейший, по-моему, вы ошиблись в своих расчетах, ее здесь нет. Он, вместе с собравшимися вокруг него всадниками, врубился в толпу сражающихся. Священник схватился за голову, потом поймал за талию, брызнувшую мимо него, девчонку. Выхватил кинжал, и Фенька зажмурилась. Когда она открыла глаза, девчонки на месте не было, а священник, схватившись за живот, падал на землю. Рядом стоял воин в залитых кровью доспехах. Он вытащил из священника меч и повернулся к сараю, где пряталась Фенька. Она вскрикнула - это был Горбыль. Лицо тоже в крови, рот перекошен воинственным кличем. Фенька вдруг поняла, что он видит ее через трухлявые стены. Она бросилась к двери, но на улицу выйти побоялась. До нее доносились крики ярости и стоны. Всех убьют из-за того, что она не пошла к леснику, как велела мать. Она вспомнила про лошадь, что стояла в сарае. Вмиг доскачет до лесника, надо только выбраться незамеченной. Лошаденка неказистая, но другой все равно нет. На столбе висела уздечка. Фенька подскочила, потянулась, чтобы взять, и тут в темноте заметила глаза, отражающие свет.

— «Кошка, — подумала Фенька, — а ну, брысь». Глаза светились на уровне человеческого роста, причем это был довольно высокий человек. Завороженная Фенька сделала навстречу еще шаг, и ее взгляд различил линию мужского подбородка. Щетина, крупный нос - обычное, ничем не примечательное, лицо. Такое лицо может быть, как у злого, так и у доброго человека. Тускло блеснуло зерцало. «Горбыль!» Он приложил палец к губам, приказывая молчать, и бесшумно вынул из рукава кинжал. Фенька испуганно подумала: «вот и все». А потом она еще успела подумать о том, какие странные у него

кошачьи глаза. А дальше он размахнулся, Фенька вцепилась взглядом в блестящее лезвие. Оно пролетело поверх ее головы, за спиной послышался стон, а потом что-то грузно упало. Фенька обернулась и увидела лежащего на полу человека в кольчуге, в руках он сжимал меч. Кинжал Горбыля вошел в горло, из раны текла кровь.

— Отец небесный, — вырвалось у Феньки.

— Еще немного, паря, и остался бы ты без головы, — сказал Горбыль, — сидел бы дома, когда такая передряга. Фенька обернулась и наткнулась взглядом на его зеркальные животные зрачки: — Что у тебя с глазами? — вырвалось у нее. Взяв ее за плечи, Горбыль стал рассматривать лицо: — Погоди-ка, да ты девчонка, а не парень. К тому же мы встречались. В лесу. Похоже, за это время ты научилась говорить. И где твоя коса? И что это за одежа?

— Погоди-ка! — радостно воскликнул он, — Не муж и не жена, а дева в мужском обличье. Нашел! — сказал и засмеялся.

— Пусти, — Фенька попробовала вырваться. Горбыль встряхнул ее за шкирку пару раз, и у Феньки отпала охота сопротивляться, по крайней мере, сейчас. Скрипнула дверь, и в проеме появился бородач со шрамом, которого давеча в лесу видела Фенька. Бородач поправил зацепившийся за ножны плащ и хотел войти, но позади него послышался кашель. Он посторонился. В сарай шагнул священник, при виде трупа он склонил голову.

— Мать-богиня, прими душу грешную, — произнес он. В голосе не было сочувствия привычный ритуал.

— Мстислав, они здесь, — священник обернулся к бородачу. Его движения были резкими и прерывистыми, словно у курицы. В жидких некогда волосах прятались нитки седины.

— Скажите, пусть принесут свет, — попросил он Мстислава, — Старый стал, не вижу в темноте. Это только у Горбыля дарёные глаза. А у входа надо поставить пару дружинников, чтобы никого не пускали - свидетели нам ни к чему. «Как это, дарёные?» — удивилась Фенька. Принесли плошку, в которой горело масло. Сарай осветился тусклым светом, по углам поползли длинные тени. Священник взял плошку, поднес ее к лицу Феньки. Глазам стало больно. Она хотела отвернуться, но священник схватил подбородок и удержал ее. Длинные, тонкие пальцы, на безымянном - серебряное кольцо с полустёртой надписью. Фенька попыталась прочитать стилизованную вязь. Это была молитва темной стороне Матере богине.

— Мстислав сказал, что ты ее почувствовал. Это она, Горбыль? — наконец промолвил священник, — Да, — произнес Горбыль. Словно защищая от священника, он придвинул ее к себе.

— Не муж и не жена, а дева в мужском обличье с печатью мудрости на челе, — священник произнес знакомые Феньке слова.

— Ты видишь печать мудрости? Как она выглядит? — спросил он у Горбыля.

— Ничего такого я не вижу, девчонка как девчонка, — Горбыль пожал плечами. На лице святейшего появилось упрямое выражение: — Но в предсказании Седьморголова ясно сказано «с печатью мудрости на челе».

— Может, это для красного слова сказано? «Печать мудрости»… Посмотрите, какие у нее умные глаза. Фенька хотела обидеться, но поняла, что Горбыль смеется над святейшим, а не над ней. Но кто он такой, чтобы ставить себя выше жреца?

— Погодите-ка, отец Нестор, — вмешался Мстислав, — Горбыль, кажется, это ее мы встретили в лесу?

— Ее.

— Почему же ты тогда ничего не почувствовал?

— Потому что она еще не была в мужском платье. Княжич раздраженно пожал плечами, и правая щека, на которой был шрам, нервно дернулась. Горбыль пришел в дружину вместе с пятеркой своих товарищей. Держались они обособлено, и для остальных это было дурным примером. Но все приказы Горбыль выполнял, оскорбления если и высказывал, то все больше мудреные, с подковыркой, как сейчас. В общем, не подкопаешься.

— Конечно, для вас это не показатель. Ведь даже волхвы носят штаны, — сказал Матвей.

— Отец Нестор, сколько вы можете это терпеть, — возмутился Мстислав.

— Это она, — настаивал Горбыль, — в конце концов, кто должен ее найти? Довести до места? Разве, вы? Фенька следила за их перепалкой, не зная, лучше будет или хуже, если это окажется она. С одной стороны, если она им нужна, то ее не убьют, а с другой — может, за тем и нужна, чтобы убить. Святейший, что был с их врагами, кричал, дескать, не оставлять в живых.

— Ты, муж с дарёными глазами, — произнес отец Нестор, — но мы не можем ошибиться, ей уготована важная роль. Без нее предсказание ничего не значит.

— Без нас всех оно ничего не значит, — возразил Горбыль. Фенька немного успокоилась, значит, сразу не убьют. Она нащупала в кармане ветку, которую оставил после себя старец, и стала вслух вспоминать: Не муж и не жена, А дева в мужском обличье С печатью мудрости на челе. Падет на нее испытание Огнем, воздухом и водой. И если выдержит, то станет Сильнейшей, и сможет Довести начатое дело… Спорившие замолчали и посмотрели на Феньку.

— Как тебя звать? — спросил святейший, — чьих родителей ты дочка?

— Старостина дочка. А звать меня Феникс. Видя удивление на его лице, она пояснила: — Отец и дядя Яков назвали меня в честь прабабки. Мальчишки и девчонки дразнились, а я плакала. Тогда дядя Яков собрал всех и рассказал про жар-птицу Феникс. И всем понравилось мое имя.

— В честь прабабки, значит… — о чем-то думая, произнес отец Нестор. — Но Бог с ними, с твоими родными. Скажи лучше, откуда тебе известен этот стих? Фенька рассказала священнику, как заблудилась в лесу и видела упавшую звезду и прозрачного старца.

— Что он еще сказал?

— Ничего, дальше я услышала ржание лошадей и побежала на звук. Это был он, — Фенька показала на Горбыля. Лицо у священника стало разочарованным, но он погладил Феньку по голове и сказал: — Каждый знает только свою часть предсказания по замыслу Седьморголова. Кто мы такие, чтобы роптать. В дверь сарая стукнули, и Мстислав вышел. Вернувшись, он сказал: — Мои люди допросили их десятника. Знаете, как они хотели определить печать мудрости? Загадывали девицам загадку, и кто отвечал, по их мнению, отличался мудростью. Горбыль хохотнул: — Отец Нестор, поступайте, как хотите, а я беру Феньку и иду к месту назначения. Святейший кивнул: — Видно, правда, печать мудрости это только символ. Отныне, муж с дареными глазами, я не буду вмешиваться. Поступай, как считаешь нужным.

Он обратился к Мстиславу: — Его роль сейчас главная, княжич. Бородач опешил. Он поставил дружину, вложил в поход большие средства, и искренне считал, что его роль важнее. Разве бы они отбили сегодня Феньку, если бы не его войско. Через обиду, словно сквозь туман, до него долетели слова Горбыля: — Пусть Фенька останется в этих одеждах. Никто, кроме нас, не должен знать, что она девица. Солдаты есть солдаты, даже в священном походе. Правая щека Мстислава, на которой был шрам, нервно дернулась. Теперь этот смерд намекает на то, что в его дружине сброд, а не воины.

— Если бы не мои дружинники, вряд ли бы вы получили свою девицу!

— Святейший! — книжич обратился к отцу Нестору, — люди устали идти неизвестно куда и зачем. Им нужно знать - за что они воюют. Им нужно знать, что они прошли очередное испытание и чего-то добились. Если бы вы, святейший, открыли бы им хоть часть предсказания, показали Феникс, это бы укрепило их веру. Горбыль хотел вмешаться, но священник его остановил: — О Феникс никто не узнает. А веру укрепит лишняя чарка к ужину и пара монет. Объявите, что это за сегодняшнюю победу. Священник махнул им, отпуская: — Идите, готовьтесь к переходу. Мне нужно поговорить с девочкой. Горбыль направился к выходу, княжич оттолкнул его и вышел первым.

— Намучаемся мы с Мстиславом, — сказал Нестор, — но он тоже часть предсказания, а значит, нужен для дела. Отец Нестор замолчал. Он погрузился в себя, усы его задумчиво повисли. Он машинально крутил на пальце кольцо со словами молитвы, а потом Феньке стало казаться, что святейший забыл про нее. Наконец, она осмелилась и позвала: — Святейший… Нестор очнулся и вопросительно посмотрел на Феньку.

— Вы хотели поговорить, — напомнила она.

— Не могу решить, с чего лучше начать, — пожаловался он.

— Предсказание… — произнесла Фенька.

— Хорошо, начнем с предсказания. Священник поискал глазами, куда бы сесть, и заметил у стены чурбан. Он подошел и, придерживая полы платья, осторожно опустился на него. Фенька поняла, что разговор будет долгим. Села прямо на земляной пол, скрестила ноги и приготовилась слушать.

— В книгах русичей, написанных южными письменами, вот такими, как на моем кольце, можно найти отрывок из предсказания о кончине земель русских. Так называемое «Предсказание старца Сендьморголова». Может быть, твой дядя Яков читал его? Ты говорила, что он знает грамоту. Фен хотела сообщить, как много у дяди Якова книг и в доме, и на чердаке, и даже в сараюшке, где вообще-то положено держать живность, но священник ее остановил. Он стал читать наизусть: В годину, когда звезда падет на хвост быка, Родится зверь от волка и орлицы, На небе вспыхнет еще одна луна. Весь мир сожмется в точку, Пожирая моря и сушу, твердь и звёзды, И силу жизни, и время и пространство, А дальше будет взрыв и свет… Чтоб мир остался прежним: Тьма - тьмою, а свет - сиянием, И время шло вперед: секунда за секундой. Соединятся воедино три элемента: Защитник благородный с дареными глазами,

Князь со шрамом, Его дружина сгинет, но не в бою, И дева в мужском обличье Со знаком мудрости на лбу. Прольют они немало крови, Пересекут три раза окоем, И все-таки придут в святые земли… Отец Нестор снова замолчал.

— А дальше? — спросила Фенька.

— Дальше можно разобрать только две буквы: «и» да «у», и еще слово «остановить». Первоисточник обгорел во время хунского нашествия. Это все, что осталось. Видимо, Седьморголов имел ввиду: «кончину света остановить».

— Придут в святые земли кончину света остановить, — повторила Фенька.

— Да, так должно быть, — сказал отец Нестор. — И мы пойдем в святые земли. Потому что вчера северские купцы привезли на ярмарку волчонка с орлиными крыльями. А княжеский звездочет сквозь волшебные стекла увидел, как над городом всходит вторая луна. И сегодня вечером, когда стемнеет, в небе будет висеть два месяца. А значит, грядет кончина света, и ты, девочка, должна ее остановить.

— Отец Нестор, я не смогу… Я не знаю…

— Когда придет время, ты все узнаешь, ведь не зря тебе сегодня привиделся Седьморголов.

— Так это был он? — удивилась Фенька.

— А кто ж еще. Вот только одно смущает меня.

— Что?

— Пятый знак. Но это не важно, — отец Нестор посмотрел Феньке в глаза, — мы пойдем через Проклятые земли на Ханакан, пересечем пустыню, дальше на юг. Там, в окруженных горами землях и находится Святое место. Иди дитя мое, и держись Горбыля. Пусть все думают, что ты его младший дружинник. А звать тебя отныне, пока не придем в Святые земли, будут Федька. Отец Нестор принялся молиться. Фенька ждала, когда молитва закончится, чтобы спросить про пятый знак. Но Нестор тем временем впал в транс. Фенька встала и пошла к дверям сарая. На пороге она остановилась, привыкая к яркому свету дня. Улица была в разорении: лежали трупы черноградских дружинников, то там, то здесь валялся нехитрый деревенский скарб - святое войско хозяйничало в деревне.

— Пятый знак - печать мудрости… — задумчиво произнес Нестор. Фенька не слышала его. Она нерешительно ступила на улицу. Она видела, как конопатый детина с рыжей бородой тащит за длинную шею гуся. Где-то визжали девки - те, что по глупости спрятались в погребах, а не убежали лес.

— Эй, паря, — позвали ее двое мужиков в доспехах. Они вытащили сундук из ближайшей избы и теперь копались в нем, надеясь найти хоть что-нибудь ценное.

— Что-то бедная у вас деревенька, — сказал тот, кто повыше. — В городе говорят, что здесь сокровищ видимо-невидимо. Ведь вы лучшие кожи дубите.

— Да разве это сокровища! — отозвался второй, выбрасывая из сундука кусок холстины. — Кому нужно это барахло. Паря, кто у вас в деревне самый богатый? Мы с тобой поделимся. Никто из ваших и не узнает, что ты взял немного деньжонок. «Вот она - кончина света», — подумала Фен и пошла дальше по улице.

— Эй, паря. Ты что, глухой? Где тут у вас староста живет? У него, наверное, денег видимоневидимо.

— «Нет у нас никаких денег!», — хотела крикнуть она, но вовремя спохватилась.

— Эй! А ну, стой! — крикнул один из разбойников.

— Парень не промах. Решил один до денежек добраться, — забеспокоился второй.

— Лови! — и они бросились догонять. Но Фенька повернула к ограде и скользнула в дыру. Под ноги бросился пес по имени Босый. Неуверенно гавкнул, его смутил необычный вид Феньки. Но почуяв знакомый запах, он вильнул

хвостом. Следом лезли дружинники.

— Босый, куси их, — сказала Фенька. Но пес и сам почуял запах чужаков и со злобным рычанием бросился к забору. Послышались отчаянные крики воров, а Фенька, топча посадки, побежала дальше. Ей даже некогда было подумать о том, как ловко она отделалась от преследователей. В доме кто-то побывал. Из окна летели перья. Во дворе из перевернутой кормушки для птиц растекался корм. Со стороны сарайки, где у отца было красильня, она услышала мужские голоса. Стараясь, ступать осторожно, она приблизилась к приоткрытой двери красильни. Двое шарили на полках: — Смотри, что я нашел! Знаменитые клейма Бури. Один снял с полки ящичек. В нем металлически звякнуло: — Проклеймлю-ка я себе сапоги. Второй засмеялся: — Думаешь, твои говнодавы сойдут за княжеские сапожки?

— Мои не сойдут. А вот те, что я снял со старухи, вполне потянут. Хотя странно, почему это Буря своей жене сапоги не проклеймил.

— Им ненадобно, они и так знают, из какой кожи у них сапоги.

— Зря ты ее убил.

— На святое дело идем. Любые грехи отпустятся.

— Я не о том. Не надо было торопиться. Еще немного и она бы сказала, где ее муж прячет деньги.

— Не рассчитал я… Фенька совсем забыла, о том, что нужно быть осторожной. Рыдания застыли в горле, готовые вот-вот вырваться наружу. Она толкнула дверь и шагнула в красильню.

— Что вы сделали с моей матерью? — сказала она. Двое обернулись, на лице их был испуг. При виде тощего подростка страх прошел. Они переглянулись: — Вот, кто нам скажет, где батюшкины деньги зарыты. А ну-ка, дай мне клеймо. Да не то, с этим нужно огонь разводить. Там есть пресс-печать со змейкой.

— Смотри, опять не перестарайся, — второй подал печать. Фенька попятилась, но запнулась о порог и упала. А потом почувствовала, как ее схватили за шиворот и подняли вверх.

— Нет у него никаких денег! — крикнула она и увидела, как к ее глазам приближается печать с изогнутой змеей. Ее использовали только для самых дорогих кож, крытых золотой и серебряной пудрой, вдавливанием нанося знак высшей варны.

— Это мы уже слышали от твоей мамаши, собачий сын, — сказал тот, что убил Росу и прижал печать к Фенькиному лбу. Боль накатила волной, и Феникс почувствовала, что проваливается в темноту. Нестор говорил о пятом знаке, и теперь она поняла, что это значит. В предсказание Седьморголова не было неточностей. А еще она поняла, что действительно может остановить кончину света, и начнет, пожалуй, прямо сейчас. Эпилог В красильне пахло горелым мясом, поэтому открыли все окна. На полу лежала Фенька, одежда на ней превратилась в пепел. Тонким слоем он покрывал ее тело. Она словно погрузилась в глубокий сон, при этом было видно, что она дышит. От ее тела исходил жар. Рядом лежало два обугленных трупа, неопознанных лишь до того времени, пока княжич Мстислав проводит расследование.

— Как же вы могли ее выпустить на улицу, отец Нестор, когда «святое войско» укрепляло свою веру? — Горбыль смотрел на удрученного Нестора.

— Я молился, когда она ушла, — в голосе Нестора послышалась обида.

— И я тоже хорош, доверил ее вам.

— А почему ее не подняли с пола? — спросил отец Нестор.

— Невозможно. Поверхность тела такая горячая, если бы пол был деревянный, а не земляной, начался бы пожар.

— Значит, она их сожгла. За что? — полюбопытствовал Нестор.

— Посмотрите на ее лицо.

— Я боюсь, — признался отец Нестор. Однако он встал и подошел к девушке.

— Отец небесный! — воскликнул он. — Клеймо змеи на лбу. Зачем? И это святое войско!

— Вы должны радоваться, проявился пятый знак, — усмехнулся Горбыль. Старец снова сел на лавку.

— Знаете, Горбыль, я со страхом жду, когда она очнется. Помните, что там сказано про вас троих? «Прольют они немало крови, пересекут три раза окоем и все-таки придут в святые земли…»

— Главное, что мы все-таки придем кончину света остановить. О потоках крови я стараюсь не думать, — теперь Горбыль был серьезен.

— Это мы так думаем, что «остановить». На самом деле, чем заканчивается предсказание, не знает никто. Феникс, до этого лежавшая неподвижно, вдруг вздохнула и открыла глаза…

Роман «OMu4» Фомин Котовасия или Мур не дремлет!

— Направо, направо крути! От себя, выжимай-выжи-и-и-и-имай, налево… — по кабине гравикара кубарем летает огненно-рыжий шерстяной клубок. — Давай, давай, уходит! На себя, в петлю… Когти-крюки кошачьих лап нещадно вгрызаются в обшивку сидений. Материал трещит, но выдерживает нечеловеческое обращение, а затем и вес этого довольно упитанного толстопуза.

— Ты, блин, вообще рулить разучился? Мне бы баранку под лапы - мы б его в три счёта… Машина уходит в штопор и цепляет впереди идущую за задний бампер. Объект преследования, а по совместительству и недавно протараненный гравикар, не выдерживает удара, врезается в стену ограждения и начинает медленно сползать по ней. Рядом падает второй, из которого выскакивает человек, а вслед за ним и рыжий кот.

— Попался, «мяу»-тина! Лапы на руль, башкой не крути. С когтя захотел? Здоровенный детина в водительском кресле медленно кладет руки на руль… *** — Что, непонятно? — рыжая морда кота поворачивается и нагло впивается зелеными с отблеском глазищами. — А хочешь, чтоб понятно было? Мир вокруг замирает, а кот, потеряв к нему всякий интерес, начинает медленно надвигаться. Он завораживает, напоминая замершую молнию на сером грозовом небе, только ярко-рыжего цвета.

— Ну, чего тебе не понятно? К тебе обращаюсь. Да-да, к тебе! Это же ты вот это всё читаешь! Котяра вальяжно дефилирует вперед ещё на несколько шагов и потягивается. Размяв передние лапы, плавно перетекает на них и вытягивает задние, которые выпрямляются и противненько дрожат.

— Начнем с того, что я не говорю… И действительно, пасть кота при разговоре не открывается и не двигается вообще. Если внимательно присмотреться, то становится понятно, что разговаривает ошейник, или какойто прибор на нем.

— Несколько лет назад ученые изобрели вот это нехитрое устройство. Оно синтезирует кошачьи мысли в человеческую речь и позволяет нам понимать вас. «Лексикот» называется, если интересно. И мы, коты, как видишь, не такие тупые, как вы, наконец-то, поняли. Рыжий шар садится и отряхивается передними лапами. Из мягкой подушечки показываются острые коготки и осторожно скребут пушистый подбородок и белую манишку.

— Подожди, не вороти нос. Те же, а может и другие ученые, до или после «Лексикота», тут уж не знаю… Но они открыли, что мы не только видим всё в смещенном зеленом спектре, но и гораздо чувствительнее ко всякого рода пространственным аномалиям. То, что слышим лучше и чувствуем… Погодь-погодь, заканчиваю… Кот поднимается, подбирается вплотную, вскарабкивается на что-то неразличимое и оказывается на уровне глаз.

— Меня вырастили и воспитали для службы в полиции. Мы с моим напарником вот бандитов ловим. Тот тип в тачке, — кот небрежно машет лапой за спину, — реальный бандит. Всё равно не понятно? Тогда, давай с самого начала… *** — Утро в отделении начинается всегда с одного и того же. Все приходят на работу… Дверь кабинета, скрипнув, приоткрылась и через мгновение бахнула, оповестив всех желающих о нежелании оставаться со своим открытым чревом. Всех желающих по эту сторону оказалось не так и много. А точнее, всего один. Василий Иванович Смирнов, для коллег и друзей просто Вася, русоволосый, среднего телосложения человек с оптимистическим взглядом и суровым чувством долга. Он, по обыкновению приходивший на работу заранее, возился с «Лингом»…

— Что? И что такое «Линг» не знаете? Ой, горе мне с вами! Что вы за современность такая, если вам всё разжевывать приходится? «Линг» - это такая штуковина к компутеру, чтобы с ним говорить, они сейчас еще что-то осваивают в разговорах… О! Вспомнил! Кис-мис, нет, Космос… Не отвлекаемся! Бурные дебаты Васи и «компутера» были слышны далеко по коридору, особенно для кошачьего уха.

— Да-да… Которое, между прочим, слышит лучше человеческого в шесть раз! Представьте себе человека с двенадцатью ушами и элегантного кота всего с двумя! Наши снова рулят! Красавцы! Не то, что некоторые, двенадцатиухие… Вот, даже в слове «некоторые» четко слышно — «не кот»! — он задрает переднюю лапу и по-человечески трясет ею. Рыжий кот услышал напарника далеко, ещё в коридоре. По первым звукам он понял, что тот занят оформлением недавно завершенного расследования и приободрился. Запрыгнув в кресло у окна, рыжий шар вальяжно развалился и прикрыл от удовольствия глаза.

— А я говорю, что при осмотре места преступления была обнаружена остаточная энергия мужской консистенции! Здраствуй, Мур! Именно мужской! Не надо мне тут красным моргать, хоть оранжевым заморгайся! Мур, подтверди!

— Ой! Как? Я ещё не представился? Мышь белая и невкусная! — кот торжественно садится в самую важную позу: «руки» вместе, «коленки» в стороны, хвост трубой. — Мур! Если полностью, то Мурзик, но коллеги зовут меня Муром, осознавая всю ответственность выполняемой мной работы. Так что, — выдерживает паузу и вальяжно моргает, — кот Мур оперативный работник убойного отдела шестого отделения полиции нашего города. Прошу любить и жаловать!

— Мур, ну скажи ты этой тупой железке, что была там энергия… Мур, ну мне же дело сдавать! Кот почесал за ухом, лениво взглянул на напарника и кивнул головой.

— Вот, видел? Ёлки-моталки, ну, у тебя что, глаз нет? Мур, скажи ему, он тебя не видит!

— На месте пр-рэступления обнаружены остатки энергетики, классифицированные в спектре зеленого света как приближенные к нумер-ратору двадцать четыр-ре. Что позволяет с верроятностью девяносто тр-ри процента утверждать, что данная матер-рия принадлежит мужской особи, какого-то там возр-раста..

На компьютере загорелась зеленая лампочка.

— Спасибо, Мур! А то я уже запарился!

— Ф-р-р-р-е…

— Дело номер 23-107 передается в архив до востребования. Старший оперуполномоченный Василий Смирнов и…

— Не надо! — кот подскочил на все лапы. — Я не хочу падать, и мне жуть как не хочется быть намоченным! Напиши просто сотрудник Мур. Нет! Специальный сотрудник.

— Хорошо, …и специальный сотрудник Мурзик номер 116-02.

— Мур!

— Поздно, Мур, ушло! Дверь скрипнула, и в проёме показался наш коллега Федоркин Андрюха: — О, здорово, коты! М-да, мы на посиделках всем сказали, что вы в засаде, а они тут отсиживаются.

— Ё-моё! Заутренняя… — Вася шлепнул себя по лбу. — Я дело сдавал, и…

— «Заутренней» Вася называет утреннее собрание в кабинете начальника, дабы тот раздал всем рабочее настроение на день. «По три штуки в одни руки», — как говорит в курилке сам Федоркин.

— Короче, отмазывайтесь теперь сами! Удачи! — Андрюха исчез в дверях. Кот сложился в излюбленную всеотрешающую позу «чемоданчиком» и прикрыл глаза. Из динамика ошейника послышалось: — Я вообще с ночного обхода только пришёл. Инстинкты ещё никто не отменял. Весна же, вот и территория увеличилась в три раза, и коты бездомные лезут, и девочек мало. Ах, та серенькая! У неё один глаз зеленый, другой голубой…

— И пахнет она, как корень валерианы, упавший в стакан молока… — закончил Василий тираду напарника.

— Да! А почему бы и нет? — кот открыл глаза, но позу не поменял, а только стал ещё пышнее от возмущения. — Мы с ней в гляделки играли, и я почти выиграл, почти достиг этой… Излияния кошачьей души на чистом человеческом языке оборвались очередным скрипом двери. На пороге появился майор. Прокуренный, в заляпанном жирными пятнами форменном пиджаке, мятых штанах и…

— Стоп, стоп! Палыча я опишу сам! Не так и плох майор. Не везет ему с самками, вот и мается бедный, глотая валерьянку на спирту стаканами. Отсюда и внешний вид. Курит много, и очень крепкий табак. За словом, крепким тоже, в карман не полезет. Он же из десанта пришел ещё зеленым сержантиком, а за годы оседлой службы заматерел тут ещё круче. Так что Палыч, а если быть точным, то Рогозин Геннадий Павлович, мужик суровый, но справедливый. Своих он в обиду не даст, и служить под его руководством - хорошо. Продолжайте! Кот закрыл глаза, демонстративно уйдя в нирвану от мира сущего. Поэтому весь удар, как обычно, принял на себя Василий Иванович.

— Капитан, ты где был? Ты что, совсем… — далее майор прибегнул к некоторым лексическим формам, которые применимы только в мужском зрелом обществе, и то - абсолютном, закончив монолог следующими словами: — … мать. И новое дело чтоб к вечеру уже началось с первых заключений. Майор исчез, дверь скрипнула и хлопнула. В кабинете повисла тишина, от которой кот получал удовольствие. А капитан Смирнов отходил от горячей волны принятого нагоняя. *** На место преступления - оцепленное плотным кольцом полицейских НИИ - Василий Смирнов и его верный напарник Мур прибыли очень быстро.

— Попробуй тут не быстро, когда ограбили этот проходной двор, а вдогонку ещё долетали отборные словечки майора. Грабежи вообще-то не по нашей части, но на месте преступления был обнаружен труп. И тут уж…

Едва они покинули машину, как из-за оцепления раздался громкий, почти рычащий голос: — Смирнов, где вас черти носят?

— Привет, Кар! — выдали напарники в один голос.

— Кто такой Кар? Местный участковый - Карев Евгений Сергеевич. Его прозвище не относится к его фамилии, хоть и частично совпадает с ней. Евгения Сергеевича так звали из-за носа, доставшегося ему от предков по высокогорной кавказской линии…

— Что тут у нас, старлей? — Вася перешел сразу к делу.

— Налет у нас и труп. Ночью, оглушив охранника, в НИИ ворвался неизвестный или неизвестные. Они тут разработки ведут на миллионы, а камер, даже копеечных, поставить не могут. Заработавшегося допоздна светилу науки, этого… профессора Матюхова А-эС, застали на его рабочем месте. Профессора убили ударом по голове, кабинет обчисти… Люди ушли в здание, и только кот внимательно и медленно крался, принюхиваясь и присматриваясь.

— Абсолютно невозможно работать. Как в этом море обрывков мыслей, отслоившихся чешуек энергетических тел, ненависти и зависти вообще возможно работать? В воздухе висело что-то тревожное, заставившее Мура прижать ужи и съежиться. Это что-то, такое знакомое, но очень злое, «наступило на него сверху» и не давало сосредоточиться. Вытянув хвост трубой, рыжий шерстяной шар покатился к месту преступления, активно перебирая лапами. В рабочем боксе профессора, помимо участкового и напарника, обнаружился лысоватый и толстенький человек. Он ничем не выделялся, но периодически вытирал свою потеющую голову, лишенную большей части волосяного покрова.

— Мур, глянь! Они могли чего-нибудь пропустить… Находясь в одной комнате с покойником, кот старался почти не дышать. Он начал медленно всматриваться в пространство комнаты. Через некоторое время, помотав головой, кот принялся описывать увиденное.

— У дверей вообще ничего не разобрать! Там толпилось стадо «баранов», судя по энергетическим обрывкам - молодых и разнополых особей.

— Вчера утром к профессору приходили ученики за заданием для профессиональной практики, — подал голос лысый.

— Спасибо, господин Струнин, но сейчас лучше помолчать, наш эксперт работает.

— О, как! Это Василек обо мне! Эксперт работает! Не хухры-мухры! А ещё кошкину жизнь назад… Непонятно? Пятнадцать лет, по-вашему… Кота прогнали бы с места преступления, не дав даже подумать в эту сторону, не то что мяукнуть... Кот запрыгнул на стол, уселся поудобнее, сощурил глаза и стал всматриваться в углы, изредка нервно подергивая кончиком хвоста.

— Слабая эманация энергии от двери и обратно. Судя по цвету - это женщина лет за сорок, ростом на полтора моих прыжка.

— Олег Дмитриевич, вы, как коллега Алексея Степановича, можете кого-то узнать в описании? Рост примерно метр шестьдесят, — шепотом спросил Василий.

— Да! — так же шепотом ответил лысый, оживившись. — Это его помощница Варюша, Варвара Ивановна Сте-Степанова. Она вчера была тут один или два раза днем, заходила по работе.

— Мур, глазей дальше…

— Одна эманация большого, кажется, мужского тела. Его след чёрный и чёткий. Без сомнения, он убийца. Облако энергии жизни, образовавшееся в результате смерти, до сих пор очень велико. Вы как раз в нем стоите и уже порвали край. Все трое сделали несколько шагов назад, а лысый даже отряхнулся, словно влез не в энергополе, а в обычную дождевую лужу.

— Есть и второй… — Мур призадумался и потряс головой. — Нет, показалось! Он маленького роста, гораздо меньше первого. Они стояли здесь, а потом ушли к выходу. Больше ничего… Кроме того, что кто-то очень сильно завидовал профессору. Вон из-за того окна тянется паутина ненависти. Завидовал так давно, что местами зависть покрылась плесенью. Василий увел участкового и лысого коллегу погибшего профессора в коридор. Ему предстоял

опрос работников и поиск возможных очевидцев. Кот остался сидеть на столе в комнате и внимательно изучал тело на полу.

— Очень странно, что я тогда пропустил это мимо усов. Но не будем забегать вперед… *** Вечером, измотанные беготней по самому НИИ и вокруг него, Василий и Мур вернулись в участок. Человек принялся перекусывать завтракообедоужином, а кот, так и не поев, завалился в своё кресло.

— Располагается НИИ на отдаленной нежилой территории окраины городского парка. Одно это сужало круг возможных очевидцев до нуля. Опираясь на этот факт, нужно было искать подозреваемых внутри самого НИИ. И пока я спал, Василий не только успел перекусить, но и втолковать «Лингу» этот и другие факты по делу…

— Мур, вставай! Хватит дрыхнуть! Вася швырнул карандаш в беззаботно спящее животное. Рыжий комок подскочил и, не отойдя ото сна, даже зашипел.

— Ой, уже дрожу! — засмеялся Василий.

— Вот сейчас помечу твои любимые кроссовки, тогда и посмотрим, кто дрожать будет! — не растерялся кот.

— Всё, «брэк». Есть что по делу добавить? Мур спрыгнул с кресла, проковылял к миске с едой, зажевал пару мелких сырых рыбёшек и запил водой из поилки. Василий терпеливо дождался окончания трапезы. Рыжий меховой шар запрыгнул на стол к компьютеру, вымыл языком и лапой мордочку и приготовился к обсуждению: — По сути, я всё рассказал. Лысый явно что-то знает, но ему надо дать повариться. Варвару мы пока не нашли. Больше подозревать некого! В округе в ту ночь ни одной живой души не было…

— Хорошо! Завтра продолжим. Я жутко устал. Побежал домой спать! Василий переоделся в спортивный комбинезон, надел свои любимые кроссовки и, попрощавшись, удалился в скрипучую дверь.

— Домой он бегает, а не ездит. А что? И форму поддерживает, и деньги на проезд не тратит. Молодец Васёк! До заката оставалось ещё несколько часов. Мур свернулся в толстый рыжий калачик в любимом кресле и окунулся в черно-белые кошачьи сны. *** Мур проснулся бодрым. Каждую ночь он, подчиняясь инстинкту, выходил на обход территории. Всё было спокойно, и свою зону он обошел за пару часов. У серой кошки была маленькая территория, и обходить её она старалась рано утром. Ночью же, вопреки кошачьим законам, эта самка спала. Больше от безделья, чем от желания расширить свою зону влияния, Мур решил прогуляться по парку.

— Да, этот бродяга появился неожиданно. Приветственно боднул меня ухом в морду. А пока я отходил, много чего успел наговорить. Раз ты не знаешь кошачьего, я переведу: «Я слышал от Порванного Уха, что ты ищешь убийц человека в белом. Он откинул лапы в большом доме на краю парка. Я был там ночью и видел этих двоих. Один был большой и сильный, другой - худой и маленький. Когда эти двое выскочили, я так испугался, что толком и не запомнил, куда они убежали». Договорив, он бесшумно растаял в ночи… Когда Мур с рассветом возвратился в участок, Василий уже был на работе. Скрипнула и бахнула дверь кабинета. По обыкновению, рыжий кот выходил в окно, а входил через дверь.

— Привет, Мур! Что-то мне сегодня не спится! Кот ударился о боковину кресла ошейником: — Блин, ошейник отрубаю на ночь, а то меня на всю территорию слышно.

— Как ночь прошла? Как та серенькая?

— Никак, — Мур покривился, словно от внезапного дождя. — Зато у меня появился ещё один свидетель. Он утверждает, что видел грабителей.

— Рассказывай. Рыжий кот в подробностях пересказал свою встречу в парке.

— Жаль, что свидетелем кота не запишешь, но это что-то лучше, чем совсем ничего. Василий повернулся к компьютеру и стал редактировать дело.

— Значит, их было двое. Один - большой и крепкий, другой - худой и маленький. По описаниям, ни тот, ни другой не подходят под телосложение подозреваемого Струнина. Он мал ростом, но весьма упитан для «худого». Но вот под «худого и маленького» очень подходит описание помощницы профессора. Как её там? Варвары Степановой.

— Я тогда завалился спать, а Василёк после совещания у шефа начал поиски единственной зацепки - Варвары. Усыпляющее у неё имечко! — кот широко зевнул. — Вечером напарник вернулся ни с чем. Варвара исчезла. После перекуса, мы уселись подвести неутешительные итоги дня… Вася быстро надиктовал в «Линг», что поиск основной подозреваемой не увенчался успехом. Человек, следивший за лысым коллегой покойного, известил нас в отчёте, что ничего подозрительного за ним не заметил. Появившиеся показания бродячего кота прояснили картину, но фигурировать в деле могли только как косвенные.

— Напарник убежал домой, а я пораньше пошел на обход. Быстренько обежав территорию, с заходом солнца я принялся громко и протяжно орать под окнами серой самки. Я даже не выключал ошейник - так было громче. Та ночь была ко мне ласкова, и я сумел-таки переглядеть эту красавицу. Утром, совершенно без сил, я ввалился в кабинет и уснул… Рыжий кот проспал утреннее совещание и обед. Он не проснулся бы и вечером, но скрипнула дверь, и в комнате появился Василий.

— Мур, подъем! Есть новости! Кот еле разлепил глаза и тяжело посмотрел на напарника.

— Просыпайся, лежебока! Я нашел Варвару. После произнесенного имени Мур зевнул. Спрыгнув на пол, он нехотя пошуршал кошачьим наполнителем, попил воды и присоединился к напарнику у компьютера: — Что у нас нового?

— У нас? Сегодня это громко сказано, напарник. Я нашел Вар… подозреваемую Степанову. Она в больнице. В ночь убийства ей прооперировали аппендицит. Так что у нас не осталось подозреваемых. Завтра мне разрешат с ней поговорить. Ты извини, но шерстяным в палату нельзя.

— Не очень-то и хотелось! Там в больницах все запахи сильные и резкие, так что давай сам.

— В деле не оставалось подозреваемых, всё было гладко и не за что зацепиться. Если это не лысый и не помощница, то кто такие эти двое, что напали на профессора? Не всё просто в нашей работе… *** Утро началось не вполне обычно. Василий только зашел в кабинет, а Мур, недавно вернувшийся после бурной ночи, досматривал первый сон. Селектор на столе капитана взорвался крепким словцом, да не одним.

— … И чтоб оба были у меня в кабинете через пятнадцать минут! Просторный кабинет Палыча заставлял каждого подчиненного почувствовать себя мелким и немощным. Кот же ощущал себя ещё меньше, отчего трусил и зачастую желал пометить путь, чтобы не заблудиться при отступлении.

— Почему в вашем деле закончились подозреваемые? Вы совсем уже работать перестали. Вначале были два, а теперь ни одного! Это как понимать, … вашу?

— Геннадий Палыч, мы работаем. У лысого, то есть подозреваемого Струнина, железное алиби. Он был на юбилее своего брата и никуда не отлучался. Толпа свидетелей. Степанову мы долго

искали, но наконец, нашли. Её увезли на скорой в вечер убийства и прооперировали.

— Аппендицит лопнул, — вставил слово рыжий котяра.

— А сейчас лопнет моё терпение! — побагровел майор. — Ну-ка за работу, и чтоб в кратчайшие сроки здоровые и хлипкие, все были арестованы!

— Вылетели мы тогда от Палыча, как кипятком ошпаренные. Идей в голове прибавилось, пусть бредовых, но хоть таких. Что-что, а простимулировать как следует, майор умеет… Весь день напарники провели в НИИ. Человек носился по этажам и к концу дня у каждого сотрудника сидел уже в печенках. Кот ходил по коридорам, всматривался в разного рода аномалии, энергосгустки, пару раз подремал, пока никто не видит. Ни тот, ни другой ничего не нашли, но весь вечер ушел на составление развернутых отчетов за день прошедший. Закончив оформление, Василий с чувством выполненного, но не завершенного долга убежал домой. Кот принял загадочную позу «чемоданчика» и стал дожидаться заката. *** Когда наступила темнота, пробудились кошачьи инстинкты. Мур выскочил через приоткрытое окно и сразу отправился к серой шкурке. Настроение у кота было приподнятое, а ошейник надрывался: «Мне хорошо! Я иду! Я уже близко!» Картина, которую он увидел возле дома разноглазки, заставила его хвост повиснуть, а шерсть на загривке встать дыбом. По разные стороны козырька над калиткой сидели и смотрели друг на друга его переглядная и недавний парковый оборванец.

— Я был тогда вне себя. Налетел на него, шипел, что-то грозно кричал в ошейник и рвал, рвал, рвал когтями. Как только мой соперник пришел в себя, он дал деру. И появиться тут ещё хоть раз, думаю, я отбил у него охоту. Убегая, он сказал, что меня постигнет собачья кара. Тогда я принял его слова за обычную угрозу… Кошка испугалась драки самцов и убежала домой. Мур, как истинный кавалер обошел сначала её, затем свою территорию. Не встретив ничего подозрительного, он вернулся в участок и завалился спать в любимое кресло. *** — Мур, привет! Ты так и не просыпался? — умудрившись не скрипнуть дверью, в кабинете появился Василий.

— Мур-мур! — отозвался рыжий меховой овал, и из него показалась заспанная кошачья морда.

— Утро что ли?

— Да, и уже позднее. Настроение от Палыча уже всем роздано, так что предлагаю приступить к работе. Я поеду в больницу к Степановой. Ты постарайся ещё раз пробежаться по подозреваемым, вдруг мы чего пропустили? Вася живенько покинул кабинет, а Мур нехотя приблизился к «компутеру»: — Алё! Это кот, номер один-один-шесть и ноль-два.

— Идентификация голоса и номера выявили в вас, — механический голос запнулся, но через несколько секунд продолжил, — кота Мурзика. Доступ разрешен. Ваши действия.

— Текущее дело. Подозреваемые.

— Подозреваемых не обнаружено! — констатировал механический голос, а лампочка у микрофона заморгала оранжевым цветом ожидания.

— Ну, на нет - и суда нет! — кот спрыгнул со стола, попил из поилки. — А туда - да! Шерстяной шар запрыгнул на кресло и, с чувством выполненного перед Василием долга, нагло завалился спать.

— Подозреваемых действительно не было, а хоть что-то прояснить на тот момент мог разговор с Варварой, — кот сладко зевает. — Сонное имечко, сонное. Не знаю, где Василёк был весь день, но в участке появился он под вечер…

— Мур, мы в жо…сткой ситуации. Ты дрыхнешь? Что с подозреваемыми?

— Я сосредоточенно тянусь к ним своими чакрами, — не открывая глаз, медленно произнес «Лексикот».

— Так, ввожу тебя в курс дела, и не говори потом, что ты не в курсе!

— Правильным курсом идёте, товарищи! — съёрничал кот.

— И где ты этого всего нахватался, лохматый?

— Мой лысый друг, каналы надо смотреть образовательные!

— У меня шерсть… — начал было Василий, но потом посерьёзнел и сменил тон на деловой: — Ладно, к делу! Капитан активировал «Линг», чтобы выполнить два дела сразу.

— Последнее дело, дополнительные материалы…

— Вася подробно пересказал мне весь разговор с гражданкой Степановой, — кот всё равно зевает при её упоминании, — чтобы тебе не было скучно, расскажу ключевые моменты. На основе «Лексикота» профессор занимался разработкой «Лексипса». Ф-ф-ф… Мысли собак хаотичны, поэтому их можно либо стимулировать электрошоками, либо объединять в группы и выделять общую суть. Профессор сделал прототип этого ошейника. Чтобы не раздражать животных без всяческих стимуляторов. А его убийцы похитили как сам прототип, так и контейнер со всеми документами разработки. Василёк за день побывал и в больнице, и в НИИ. Всё, ты убедился, что я в курсе… Засиделись дотемна. Когда все материалы были занесены, и Вася по обыкновению убежал, кот остался наедине с мыслями. Говорящие псы, бездомный соперник, серая шерстка, курс товарищей… Мур уже дремал, когда в голове проскользнула кличка Порванного уха. Кот подскочил и, обнаружив зацепку, с которой справиться может только он, решительно отправился в ночь. Позабыв про обход территории, и временно отодвинув свидание с разноглазкой, он стремительно двигался в конец улицы. Там, за мусорным баком общежития, жил Порванное ухо.

— Этот оборванец, как ди-джей кошачьего «радио», распространял все сплетни, которые слышал. Правое ухо его было разодрано надвое, почему он из безымянного и стал обладателем клички-прозвища. Из беседы с этим осведомителем, которую я опущу, удалось узнать о моем сопернике. Тот обитает на свалке, клички у него нет, а ходит он где угодно, лишь бы отыскать съестного и не угодить под дождь или снег. И бесстрашный я отправился на городскую свалку… *** Полная луна освещала кучи мусора городской свалки. Море выброшенного только очень невнимательному наблюдателю могло показаться недвижным. Крысы, кошки, собаки и даже люди живут на свалке. Они дерутся, мирятся, обижают и защищают друг дружку.

— До свалки я добрался за несколько часов. Путь неблизкий, а когда добежал, то лапы уже меня не держали. Рухнув в траве под забором, я принялся делать то единственное, на что остался способен - слушать. Не зря, ой, не зря я припёрся на свалку… Рычание или громкое ворчание доносилось с той стороны забора: — Жрать… Хочу жрать… Больно… Больно кусается…

— Я тогда подумал, что это человек, который оголодал, и на него кто-то напал. Помочь я был не в силах, оставалось лежать и слушать дальше… Фразы повторялись, но суть их не менялась. Мур отлежался и собирался уже двинуться дальше вдоль забора, когда слова изменились. Кот замер.

— Пришел, кот…

—…

— Да, помог… Вчера сказать… Не должен…

—…

— Ладно… Рыжий кот… Шестой участок…

— Вот в этот момент сердце моё чуть не выпрыгнуло из груди, а жизнь пронеслась перед

носом от усов и до кончика хвоста. Кошак, собачья кара, рыжий кот шестого участка и украденный прототип ошейника профессора соединились в линию, стало понятно, что на свалке разговаривают воздыхатель моей серошубки и… пёс. Я вслушивался в каждый звук и от страха почти не дышал…

— Хорошо… Следующая ночь… Мур посчитал, что достаточно услышал. Страх, только недавно забравший все его силы, теперь подгонял его лучше своры собак. Несясь сквозь ночь, рыжий шар стремительно сокращал расстояние с городом, а затем и с участком. Влетев в скрипнувшую дверь, кот рухнул на пол, прежде чем та успела бахнуть. Вот таким, распластавшимся на полу посреди кабинета, и нашел его Василий, вернувшись с утреннего совещания.

— Почему вы, люди, увидев других людей без чувств, всегда брызгаете на них водой? Ф-ф-ф… Хе-е-е… Я же не человек! Я кот! Ф-ф-ф… Рыжий шар нервно бьёт хвостом, приподнимается и дрыгает лапами, словно прямо сейчас выскочил из лужи.

— Но резерв сил, оказывается, ещё был! Я подскочил и завопил на всех языках, которые только знал… Когда пыл кота угас, а Василий прочувствовал всю тяжесть совершенного им поступка, в кабинете снова воцарилась рабочая атмосфера.

— Я слышал говорящего пса! Вася только ахнул.

— Краткого пересказа хватило, чтобы до свалки нас сопровождали собаколовы. Через некоторое время пса доставили в участок. На какой-то миг нам даже улыбнулась удача. В коробке, где он жил, обнаружился сломанный контейнер с документацией профессора. Но рыбка сорвалась с крючка! Электролассо собачников, мышь белая и невкусная, разрядом повредило ошейник. Прототип «Лексипса» перестал функционировать. Улика осталась, но пойманная собака не могла сказать ни слова… *** — Как только в деле появились новые материалы, всё пошло на второй виток. Василёк отправился снова разговаривать с лысым и помощницей профессора. Мне же, припомнив заслуги бурно прошедшей ночи, разрешили ненадолго прикорнуть…

— Мурзик, киса!

— Васёк, человечишко! Что, тоже не нравится? — рыжий шар принял позу египетской статуи пракошки. — Что сказали те, кто может?

— По сути - ничего. Мы снова в тупике. Василий упал в кресло у компьютера и включил «Линг».

— Вар… Прости, Мур! Гражданка Степанова говорит, что не видела у профессора ни одной подопытной собаки. Струнин же вообще удивился, что покойный Матюхов работал над «Лексипсом», да и о собаке ничего не слышал.

— Так закончился ещё один день в участке. Я выспался и, полный сил и истомленный скукой, направился к серой шубке…

— Здравствуй, моя ненаглядная! — надрывался ошейник, перебиваемый страстными и разливистыми «мяв»-ами. Проведя несколько часов за этим столь увлекательным занятием, Мур был вознагражден появлением самки.

— Свет очей моих, сколь давно я тебя не видел и так успел соскучиться по сиянию твоих прекрасных раскосых глаз. Кошка промурлыкала в ответ сложную вязь звуков.

— Да, между прочим, у кошек очень много «мур»-ов и «мяв»-ов. Они могут издавать около тысячи различных звуков и комбинировать их. Чего уж не скажешь о собаках, которым творец,

видать из-за скудности ума, выделил всего-то с десяток звучков. Да и то, комбинировать они их не умеют или даже не догадываются об этом…

— Я так рад, что видят они одинаково… Одинаково… Разные глаза… Разные, но суть одна… Два разных, но работают одинаково… Электрошок и улавливатель… Кот подпрыгнул, и вся его рыжая шуба поднялась дыбом. Кошка вопросительно муркнула.

— Боль и не боль… Забыв про кошку, Мур решил снова вернуться на свалку. Добежав и отлежавшись на прежнем месте под забором, он решил обследовать место обитания подопытного пса.

— На месте пса в большой пластиковой коробке я обнаружил старого знакомого. Того самого кота, который свалился на меня в парке, ухаживал за разноглазкой и уговорил пса загрызть меня. Желание изорвать его в клочки прошло не сразу, но и подобрать слова мне было очень трудно. После основательной трёпки он рассказал мне всё… Последовала череда звуков, которые означали следующее: «Всё, всё, рыжемордый, я проиграл! Я расскажу всё!» Мур ослабил хватку зубов на загривке бродячего кота и втянул когти, впившиеся тому в бок. Новый хозяин коробки лежал не шевелясь. После допроса рыжий сотрудник шестого отделения направился в участок, по дороге прихватив одну очень важную вещь. *** — Доброе утро мышеловке!

— Ты сейчас эту мышеловку целовать будешь, Вася!

— Не томи, Мур! Кот резво соскочил с любимого кресла. Чтобы растянуть минуты удовольствия, небрежно поковырял лапой наполнитель в лотке, нарочито медленно попил и вытащил из-за кресла собачий ошейник. Запрыгнув на стол к компьютеру, кот гордо положил его перед напарником.

— Что за шутки, Мур? Этот «Лексипёс» не рабочий и где ты его так вымазал?

— Этот работает, и…

— Тогда я не успел договорить, что из допроса бездомного кота стало многое понятно. Это пёс разгрыз контейнер и по старой собачей привычке зарыл ошейник на свалке; это пёс следил за ним, пока он рассказывал мне о двух грабителях НИИ; и этот же пёс должен был убить меня этой ночью. Но… В дверях показался Андрюха Федоркин: — В вашего пса ночью стреляли! Напарники бросились в дальнюю камеру, куда было решено поместить пойманного пса. Василий прихватил ошейник. Пёс лежал на полу, рядом суетились медики. Его перетащили из лужи крови и оказывали помощь. Живот и всю голову, закрывая глаза, облегали плотные кровоостанавливающие повязки. Пёс тяжело дышал.

— Как он? — Вася обратился к человеку в светло-зеленом костюме медика.

— Два ранения: живот и голова. Живот - сквозная, на голове пострадал глаз. У нас час-полтора, чтобы найти специалистов.

— Допрос возможен?

— Каким образом? — врач недоуменно уставился на Василия. Капитан аккуратно защелкнул ошейник на шее пса.

— Больно, очень больно! — донеслось через некоторое время. Пёс лежал неподвижно и громко дышал.

— Почему не кусает ошейник? — выдал голос в динамике «Лексипса». — Раньше кусал!

— Это был другой ошейник! — зазвучало из динамика «Лексикота».

— Кот…

— Не надо, пёс! Тебе есть, что нам рассказать.

— Хорошо, — пёс задышал чаще, но успокоился.

— Человек сделал ошейник… Я говорил с человеком… Ошейник кусал меня… и было

больно… Большой человек убил человека… Мы убежали… На свалке я поймал… кота… Большой человек одел… на кота ошейник… Он говорил коту… пугал мной… Кот говорил с… рыжий кот… Большой человек меня обижал…

— Как выглядел большой человек? — не выдержал Вася.

— Большой… Страшный… Пахнет смертью… Пёс заскулил и дёрнул лапой. Все затихли. Через какое-то время из динамика снова послышался голос: — Я обиделся… Схватил нужную штуку… и убежал на свалку…

— Что такое «нужная штука»? — тихо спросил Мурзик.

— Большой человек забрал… нужную штуку и… убил человека… Пёс снова заскулил, но отдышался и опять заговорил: — Кот пришел просить меня… убить рыжего кота…

— Это мы уже знаем! Зачем вы с большим человеком убили того, кто одел ошейник?

— Убили другого человека… Ошейник одел человек… с голой головой… Пёс протяжно застонал и перестал дышать. Воцарилась мертвая тишина. Первыми ушли медики, пощупав пульс на бедре и убедившись, что пёс мёртв. Василий стянул с шеи пса ошейник, и они вместе с Муром ушли из камеры.

— Это, пожалуй, единственный раз, когда мне стало жаль собаку. Зависть в кабинете профессора не заплесневела, а в её паутине застряли обрывки стремительно выскочившего из смежного окна пса. Он отвлек Матюхова, а в этот момент «большой человек» нанес ему травму, не совместимую с жизнью… *** — На усиление для поимки преступника с «голой головой» нам выделили Федоркина Андрюху. В НИИ сказали, что у лысого выходной, и он отправился на дачу… Калитка дачного участка бесшумно отворилась. Андрюха остался у входной двери первого этажа двухэтажного гравибокса. На втором этаже за столом Василий и Мур обнаружили самого лысого. Он сидел в мягком кресле и что-то диктовал в «Линг». Обернувшись к ним, он сразу всё понял.

— Что ж, не всё прошло гладко! — уныло сказал завистник профессора. — Не повезло! Выбираясь из центра паутины, он выглядел огромным хищным пауком, в пристальном взгляде Мура. Василий приблизился к Струнину с наручниками. Лысый молча протянул руки.

— Почему же всё-таки умер профессор? — Вася стянул запястья Струнина наручниками.

— Я не думал, что он будет там! Ночью пёс должен был открыть дверь, а Громила забрать контейнер с документами. Мы работали над двумя разными ошейниками. Мне было страшно интересно, чего достиг этот тихоня… Вдруг снизу раздался голос: — Олег, я убрал пса. Гони баб… Это был голос Громилы. Он заметил Андрея раньше и прозвучал выстрел.

— Дальше всё развивалось стремительно. Лысый упал - это Вася нажал на кнопку, а наручники вырубили его сильным транквилизатором. Мы бросились вниз, Андрея ранило в бок, но он был жив и в сознании. Василий вызвал по рации скорую, а Андрею вколол S272. Выскочив из гравибокса дачи, мы заметили удаляющийся кар Громилы. Тихонько рыкнув, вслед за ним рванул и наш гравикар…

Ирина «Lita» Зауэр Поговорите с палачом Внеконкурсная работа

Из тентов над вынесенными в летний двор харчевни столиками светился только один - там, где двое мужчин сидели друг против друга и болтали о пустяках: погода, урожай, рождение у королевы сына, возможная война либо мирный договор с соседним государством, имевшим заносчивого правителя. Сияние зачарованного тента бросало на лица собеседников цветные блики, быстро гаснувшие и не создававшие ощущения праздника. Один из мужчин пил чай из маленькой чашки, второй не ел и не пил ничего, и даже почти не двигался, сохраняя одну и ту же позу - прямая спина, положенные на стол локти, соединенные в замок пальцы рук. Говорившие почти не делали пауз, так что ничего иного, ничего важного нельзя было вклинить в этот разговор. И, кажется, оба собеседника уже потеряли надежду на что-то иное, чем пустая болтовня, потому что были затянуты ее инерцией и не могли остановиться. С Часовой Башни пробило половину десятого вечера; в стороне Университета Магии и Всех Наук в очередной раз полыхнуло фейерверком - студенты всегда найдут повод для праздника и возможность опробовать новое заклятье; от Золотого Театра слышалась музыка, со стороны мостовой - стук копыт и колес проезжавших экипажей. Пустой разговор продолжался. Когда пробило десять и темнота, несмотря на светящийся тент и принесенные служанкой свечи, ухитрилась проникнуть в этот круг, у столика, словно сам собой, появился человечек в желтом камзоле, новомодных штанах с буфами и со сверкающей брошкой у горла воротника яркой рубашки.

— Господин, — с наивной веселостью он глянул на одного из мужчин, светлокожего, с коротким ёжиком волос и пронзительным взглядом синих глаз, одетого в неопределенно-темное.

— У меня для вас есть предложение, от которого вы не сумеете отказаться! Амулеты на все случаи жизни! Отодвинув в сторону чайное блюдце, человечек положил на столик и распахнул коричневый чемодан, оказавшийся, в самом деле, полным амулетов всех видов и назначений. Кольца, броши, подвески и серьги, заколки мужские и женские, статуэтки и просто карманные безделушки были рассортированы и разложены по собственным отделениям.

— Не продается, — сказал синеглазый.

— Прошу прощения? — несколько оторопел уличный торговец, — вы о чем?

— Мое время не продается. Если ты хочешь поговорить, то не надо приставать ко мне со своим товаром.

— Это еще почему? — рассердился чемоданник, — почему нельзя совместить приятное с полезным?

— Потому что они несовместимы, как например повешение и танцы. Впрочем, повешенные иногда танцуют.

— Ну вас с вашими шуточками, господин кат! Я к вам как к человеку, а вы… Второй из мужчин, неулыбчивый, что сидел неподвижно, рассмеялся, от этого кожа на его лице странно стянулась, словно это был не смех, а судорога. Чемоданник, вздрогнув, покосился на него - а до этого он словно и не видел неулыбчивого. Встретившись с ним взглядом, торговец моргнул, закрыл чемодан и, торопливо семеня, покинул двор таверны. Молчание было прекрасным. Кажется, оба были благодарны торговцу за паузу, которая смогла возникнуть и за тишину, из которой они могли, наконец, сделать то, что им нужно.

— Чем ты его? — спросил «господин кат».

— Да как обычно. Чем еще напугаешь человека, кроме него самого? — неулыбчивый внимательно смотрел на собеседника. — Проницательность - хорошее качество. Что ты понял обо мне и как?

— Я понял, что другие тебя не видят, — усмехнулся синеглазый, — и не склонен считать тебя галлюцинацией. Ты вошел сюда, как входят люди, а не появился ниоткуда. Но я не думаю, что ты человек.

— А откуда этот торгаш знает тебя?

— Он часто бывает моим клиентом. Неулыбчивый дернул головой точно слово «клиент» раздражало его.

— И не надоедает тебе выслушивать исповеди?

— Надоедает. А что делать, если ты палач и это твоя обязанность? И если на свете полным полно людей, которым больше не с кем поговорить, кроме палача? Вот ты, например. Хочешь чтото рассказать? Тогда начни сначала.

— Запросто, — легко огласился неулыбчивый, — слышал песенку, которую наш знаменитый Голосин поет? Поговорите с палачом. О чем? Да, право, хоть о чем! В нас дух тщеславный заключен, Жестокий гений. Нас надо выслушать, а там Ни до чего нет дела нам, И каждый выбирает сам Час откровений. Кому-то - в ночь перед грозой, Рассказ со смехом и слезой, Кому-то просто выкрик злой На грани бреда. Пусть собеседник твой молчит Болтать не любят палачи, Но если душу облегчит - его победа. А дальше можно просто жить, Колодцы рыть и воду пить И все, что высказал, забыть, Былое лихо. А снова встретив палача, Его в упор не замечать И можно что-то проворчать, Но очень тихо.

— Бывало и хуже, — заметил палач, — случалось, что человек совсем не мог найти слова, а ты нашел чужие. Но что дальше? Где начало твоей истории?

— Начало было обычным, — неулыбчивый задумчиво простучал пальцами по столу ритм только что произнесенного стиха. — Был у меня друг…

— Но что-то в вашей дружбе было не так.

— Прочему ты так решил?

— Потому что ты сказал «был» о своем друге. Неулыбчивый помолчал: — Я не знаю, о чем ты подумал, но ты забыл главную причину, какая может стоять за любым из «был».

— Ааа, — протянул палач, — пусть так. Но в любом случае это не начало. Неулыбчивый наконец-то поменял позу - сел чуть ссутулившись и убрав локти со стола.

— Я слышал о странных мирах, — сказал он, — о мирах, где всего лишь один бог на всех. Интересно, как при таком объеме… «клиентов» он ухитряется справляться со своим обязанностями?

— Наверное, он всемогущий. Неулыбчивый зло усмехнулся: — Но не до такой же степени! Сверхмогущество - это куча работы. Другое дело - наш мир. Каждый здесь создает себе своего собственного бога и поклоняется ему, а личный бог помогает только одному - своему собственному подопечному. И только от твоего воображения и твоих наклонностей зависит, какой это будет бог. Все, что ты способен придумать…

— Хорошо, я понял, — прервал палач. — Что дальше?

— Дальше у меня все-таки был друг по имени Альза… Если подумать то мы были слишком

разными для долгой дружбы, но она длилась долго. Я держал бойцовых собак для Звериной Арены, сдавал их и продавал, иногда сам ставил на своего же бойца. Моему богу нравились зрелища и, пребывая в хорошем настроении, он мог подсказать мне, на кого ставить. Альзе не нужно было работать - он был единственный сын весьма богатых родителей. Правда без дела он не сидел никогда - вырезал марионетки, простые и сложные, сам раскрашивал их и давал имена, иногда устраивал представления во дворе своего дома. Родители Альзы относились к этому как к причуде, а меня его пристрастие бесило.

— Полагаю, что он к твоему роду занятий относился лучше.

— Нет, он не любил насилия, а мне нравилось дразнить его, то и дело зазывая на арену, посмотреть на моих собачек. Не перебивай!

— Разве я перебиваю? — усмехнулся палач, — это ты никак не можешь начать. Неулыбчивый дернул щекой: — Однажды я предложил Альзе завести лавку и продавать свои марионетки, из-за которых в его доме стало тесно хозяевам. Как ни странно он послушался, впрочем, мне всегда легко было убедить его. Только лавка не была лавкой в полной мере. Часто он просто раздавал игрушки всем желающим, а не продавал. Особенно, если в лавку заходил ребенок. Многие пользовались этим, подсылали своих отпрысков, а потом продавали подаренное им за деньги. Когда я рассказал ему, он сначала огорчился, а потом улыбнулся: «Знаешь, наверное, у них есть причина так поступать. Вот мы с тобой ни в чем не нуждаемся. Нам легко судить, легко быть честными и благородными, потому что ничто не мешает этому. А они? Те, кому нечего есть и негде ночевать?» «Тогда возьми свое наследство и устрой в городе ночлежный дом или больницу, или харчевню для бедных, где нищим наливают бесплатный суп, а для всех остальных миска стоит полмедяка». «Я подумаю над этим» — пообещал он, и я обругал себя. Еще не хватало, чтобы мой друг занялся тем, что стал бы спасать мир от неистребимого зла вроде голода, бедности или одиночества.

— А это к чему? — удивился палач, — к чему ты упомянул одиночество? Разве ты был одинок, если имел такого друга?

— Нет, но… Как ты судишь? Я еще ничего не рассказал тебе, а ты уже выносишь свой приговор!

— Я палач, а не судья. Я никого не сужу, — сказал синеглазый ледяным тоном. — И приговариваю тоже не я. Это несколько охладило пыл неулыбчивого, собиравшегося, кажется, обвинять палача и дальше: — В очередной раз зайдя к Альзе в магазинчик с предложением пойти посмотреть выдающиеся бои, я застал там девушку. Она стояла за прилавком, простушка в цветном платье, и слушала рассказывавшего о своих куклах друга. Моему богу она не понравилась, а мне еще меньше. «Что это? — спросил я у Альзы, — ты принял работницу?» «Ну, да. Она любит детей», — ответил он, словно давал ей самую лучшую рекомендацию, какая была нужна. Я понял, что простушка станет поступать так же как и он сам, не продавая, а раздаривая марионетки, и толку от нее не будет.

— А тебе не кажется, что твой друг имел полное право поступать так, как поступает, даже если тебе это не нравилось? — спросил палач, — он не уговаривал тебя бросить собаководство и заняться, например, выращиванием цветов?

— Нет, даже не пытался. К чему ты клонишь? К свободе воли?

— К доверию, которое бывает между друзьями. К тому, что одному не надо обязательно знать причину поступков другого, а еще к тому, что верить друг другу - значит иногда принимать что-то без вопросов.

— Если я чего-то не понимаю, то лучше спрошу, — не согласился неулыбчивый, — и доверие тут не причем. В конце концов, мы с Альзой были такими же разными, как наши боги. Он верил в бога чудес и со своим чудо-богом порой в такие истории попадал, что просто чудо, как жив оставался. А мой бог был суров.

— И это ты сделал себе такого бога. У тебя не хватило воображения, чтобы поверить в чудо, и ты поверил… во что? В справедливость? В возмездие? У нас тут каждый фанатик своей собственной веры, своей правды и этот фанатизм неистребим…

— Дай мне закончить рассказ! — зло перебил неулыбчивый. — У простушки было почти королевское имя Тиаммина. Я присматривался к ней и к другу. В судьбу я не верил, хоть она и бог над всеми богами, но мне казалось, что Тиам и Альза хорошо подходят друг другу. Они были похожи как брат и сестра и даже больше - боги их были похожи, его бог-чудо и ее - «богиня, от улыбки которой все расцветает». Но я ошибся - я сам ее полюбил, тихо и незаметно. Так по капле набирается вода в бездонный водоем. Она была мила, она учила меня радоваться простым вещам. Знаешь, мне такое раньше и в голову не приходило, что можно улыбаться просто потому, что хочется улыбаться. Палач покачал головой: — Да уж… человек понимает, как много возможностей для радости он упустил, только когда его время заканчивается. Словно не заметив, что его снова перебили, неулыбчивый продолжал: — Мы даже не говорили о любви, это было и так очевидно…

— Серьезно? — тут же вмешался палач, — и ты ни разу не сказал девушке, что любишь ее, просто для того, чтобы ее порадовать?

— Она и так была счастлива, — почему-то с раздражением сказал неулыбчивый.

— Да ты дурак… Но продолжай, мне интересно, чем все закончится. Собеседник палача словно прислушался к чему-то и с каким-то особым выражением произнес: — Я не говорил ей, что люблю ее, потому что она и так это знала. А тратить время на то, в чем нет необходимости, я не желал. Мой бог посоветовал мне не торопиться: «Любовь обязана проходить проверку временем»…

— Любовь никому ничего не обязана, также, как и дружба, — бесцеремонно прервал откровение синеглазый. Рассказчик зло ударил ладонью по столу: — Но, по крайней мере, палач обязан терпеливо выслушивать все исповеди, а не спорить и не упрекать!

— Совершенно терпеливы только камни. Продолжай. Собеседник продолжил: — Однажды я заметил, что Альза задумчив. У него и раньше это было в привычках - забивать чем-то голову. Но эта его задумчивость мне не понравилась, и я спросил что случилось. «Мой бог сказал мне, что осенью меня убьет мой друг». Если честно, я не сразу понял, что он подумал обо мне. А когда понял, взбесился. «И ты поверил своему чудо-богу?» «Боги не врут» — ответил Альза. «Да все врут. Просто боги врут правдой, а это даже хуже!». Но толку было спорить, если он уже поверил? Это как с личным богом… ты создаешь его, начинаешь в него верить и в итоге живешь в каком-то своем мире…

— Не очень-то ты добр к своим друзьям. Хочешь, я скажу, что ты стал делать дальше, или - что тебе очень захотелось сделать?

— Ничего ты не знаешь! — воскликнул неулыбчивый, вскочив на ноги, — Альза стал проводить со мной почти все свое время. Знаешь, почему? Потому что не хотел упускать ни минуты из того, что ему осталось, даже если это я его убью! Любой другой начал бы сторониться всех друзей и людей вообще, а этот… этот…

— И тогда вы первый раз поссорились с ним. Или не с ним, а с девушкой. Неулыбчивый постоял, качаясь с ноги на ногу, и снова сел, уронив руки на стол так, что звякнула чашка с недопитым чаем.

— Тогда я стал его избегать. Не хотел стать убийцей.

— Ты думал о себе, а не о нем, — жестко сказал палач, — если бы ты думал о нем, то спросил бы его, чего он хочет.

— Может быть… Да, я думал о себе. Жаль, что боги не лгут. Если бы чудо-бог Альзы не сказал ему эту чушь про друга-убийцу, он, может, и сейчас был бы жив.

— Ты противоречишь сам себе. Но продолжай. История становится интересна тем, что я не могу сказать, что будет дальше. Неулыбчивый с капризным упрямством поджал губы:

— Пожалуй, я больше не буду ничего тебе рассказывать.

— Как хочешь, — палач отсчитал несколько монет подошедшей девушке-служанке и встал. Второго сидевшего за столиком она не видела так же, как и настойчивый торговец с чемоданчиком. Неулыбчивый окинул девушку взглядом.

— Она - воровка, — с нехорошей усмешкой сказал он, — таскает продукты с кухни, а еще украла кольцо у своей лучшей подруги.

— Считаешь, я должен позвать стражу? — спросил палач. Девушка удивленно посмотрела не человека, который разговаривал с пустотой.

— Спасибо, мне больше ничего не нужно, — сказал синеглазый, и служанка ушла и унесла пустую чашку.

— Ты казнишь по приговору суда безо всякой жалости. А сам трусишь вынести приговор, — попытался подначить палача невидимый для остальных собеседник.

— Судить - не моя работа.

— А чья?? — крикнул неулыбчивый, тоже вставая, — кто-то же должен этим заниматься, наконец! Если даже наши боги не заботятся о справедливости и никого не судят…

— Пойдем, — сухо бросил палач, словно отдавая приказ, и шагнул к выходу из внутреннего дворика, освещенного светом зачарованного тента и свечей, и тем, что падал из окон харчевни. Так, вдвоем, они и вышли на полупустую улицу, полную ветра и полутьмы. Странно, но там, где они сидели, нельзя было заподозрить, что погода портится. Плясавшее в уличных фонарях пламя создавало причудливые, словно не всегда принадлежавшие предметам и существам этого мира, тени.

— Как убить бога? — неожиданно спросил неулыбчивый, который чуть отставал, но не уходил совсем, словно что-то держало его рядом с палачом.

— Убить бога - значит убить веру в него. Я не ошибся?

— Нет. Созданные нами боги нуждаются в нашей вере только на первых порах. Потом они становятся вполне самостоятельными, и ни от кого не зависят.

— Тогда зачем мы им? — спросил, почти остановившись, палач. Неулыбчивый, наконец, решился, и догнав его, пошел с ним вровень по мощенному камнями тротуару: — Каждый делает себе бога по своему представлению о самом главном для него. Выращивает себе божество из семени надежды, любви к жизни, доброты… И, конечно, наши боги смертны мы, смертные, не могли бы создать ничего бессмертного. Но начало бога, его частица - в каждом из нас. Чтобы убить бога, надо убить в себе эту частицу. Палач остановился и очень тихо спросил: — Что же ты сделал?

— Я сделал все, чтобы спасти жизнь Альзе. К месту оказалось то, что я бросил его… Когда человек остается один, он начинает задумываться о вещах, которые раньше никогда бы не пришли ему в голову. Я посоветовался с моим богом… Палач зло тряхнул головой: — Ты хоть что-то можешь сделать без подсказки своего бога?

— А зачем тогда заводить бога, если не пользоваться его подсказками?

— Например, для того, чтобы не было одиноко, — едва заметно усмехнулся палач - не улыбка и даже не тень ее, а горький намек на то, что могло бы быть, но чего никогда не будет, или чтобы жизнь стала интереснее. А еще с богом можно дружить, когда больше не с кем. А что твоя возлюбленная?

— Она была против всего. Мне нужна была ее помощь, а она отказала мне. Мы с моим богом… мы придумали план. Чтобы Альза перестал верить в чудеса. Это должно было выглядеть как цепь случайностей, которые заставили бы его прийти в себя и перестать быть таким ребенком. Я хотел показать ему, что мир не место для чудес, что их попросту не бывает, и если ты хочешь чего-то, то должен сделать это сам. Не надеяться на своего бога…

— Ты снова противоречишь себе. Разве ты сам не надеялся на своего, что ждал этого от своего друга?

— Я ни на кого не надеялся, именно поэтому хотел все сделать сам! Я нанял бы людей, которые… не важно. Все, что происходило бы с Альзой, даже самого тупого натолкнуло бы на мысль о том, что чудеса невозможны, или, по крайней мере, отвлекло бы. Сам знаешь, тот, кто думает о смерти - привлекает смерть. Но мне ничего не пришлось делать - судьба, которая бог над богами, решила помочь мне. Сначала кто-то поджег лавку Альзы, и та сгорела дотла вместе со всем, что в ней было. Он огорчился, потому что не успел раздать всех кукол… Тиаммина сказала мне, она не оставляла его, как я не требовал этого, и металась между нами, передавая слова одного другому. А я избегал встреч, как только мог. Сначала с ним, а потом и с ней. Я любил обоих, но у меня не было выбора.

— Ты стал бояться за себя…

— Заткнись, палач! Я должен рассказать! — неулыбчивый остановился посреди улицы, сжав кулаки. — Мать Альзы заболела и ослепла. Нашелся магик, который провел обряд «разделения зрения» - Альза стал видеть в два раза хуже, зато его мать снова могла видеть после обряда. Стоило это бешеных денег… Потом иссяк фамильный золотой рудник семьи, и пришлось бросить разработки. Фундамент дома Альзы начал проседать без видимой причины, и нечего нельзя было сделать. К моему другу явилась какая-то девица с поддельным брачным контрактом и потребовала выплатить ей большую сумму, как брошенной жене… В доме Альзы обнаружилась невесть кем и когда подброшенная вещь, украденная из казны города. И хотя удалось доказать и то, что брачный контакт поддельный, и то, что никто из семьи той вещи не крал, но честное имя их после всего этого перестало существовать. И состояние тоже. И ничьи боги тут не помогли.

— А ты? Тебе не хотелось что-то сделать для своего друга?

— Достаточно было и того, что я не мешал Тиаммине. Она дни и ночи торчала в доме Альзы и все реже приходила ко мне. Он так и не приспособился к тому, что плохо видит… Кажется, тот магик все-таки что-то напутал, потому что мать его видела куда лучше, чем он.

— Да ты завидовал, — разочарованно заметил палач.

— Чему там было завидовать? — не понял неулыбчивый.

— Всему. Тому, что они были вместе, а ты один.

— У меня был мой бог… И Тиаммина. Но я не хотел лишиться друга. Однажды она пришла ко мне под самый вечер. Это был последний день осени. «Альза очень хочет, чтобы ты пришел», — сказала она. «Завтра, — пообещал я, — все завтра, когда он будет в безопасности!» Она не отступилась - вернулась к Альзе, чтобы привести его ко мне. Неулыбчивый замолчал надолго.

— Я потом узнал, что эти пятеро ждали там совсем других людей, и им не нужны был свидетели. Наверное, Тиаммина хотела срезать путь… так она оказалась в подворотне, где таились убийцы. Позже я нашел и покарал их.

— Сначала ты убил своего друга и девушку, — сказал палач. — А потом их убийц. Это уже не интересно, потому что предсказуемо.

— Предсказуемо? А финал ты тоже можешь предсказать?

— Могу, но лучше, если ты расскажешь сам. Как ты стал тем, кем стал? Того, что ты уже сделал, хватило или пришлось делать что-то еще?

— Нет, не пришлось. В человеке есть частица бога. Если убить ее, то твой бог умрет. А если убить в себе человека, то ты умрешь как человек. Но частица бога останется и не даст тебе умереть полностью. Понимаешь? Убивая человека, становишься богом. А убив Альзу и Тиаммину, я убил в себе человека. Палач отступил.

— Я понял, — сказал он, — чего же ты хочешь?

— Того же, что и все. Чтобы мне уже не было так тяжело. После того, как все расскажешь палачу обязательно должно стать легче! — неулыбчивый комкал одежду на груди, словно ему тяжело было дышать. — Но почему нет? Почему?

— Может потому, что ты больше не человек, — пожал плечами палач. — Я не могу тебе помочь. Иди своей дорогой, а я пойду своей. Неулыбчивый бог опустил руки.

— А тебе не нужен бог? — спросил он. — Ведь у тебя до сих пор нет… Я мог бы стать хорошим богом для палача.

— Мне не нужен такой бог. Мне вообще никакой не нужен, поэтому я до сих пор не создал его для себя. А ты не был бы добрым богом.

— А разве ты добр, палач?

— Я и не говорил, что я добр. Это ты сказал, что можешь стать хорошим, но добрым быть не обещал.

— Сдалась вам всем эта доброта… Знаешь, я понял, зачем мы нашим богам… Даже богу нужно хоть иногда поговорить с человеком. И ты ошибся. Смерть - вовсе не главная причина, по которой теряешь друзей. Не утруждая себя прощаниями, он повернулся и просто растворился в сумерках почти уже начавшейся ночи. Палач проводил его взглядом и продолжил свой путь. Теперь ему редко приходилось казнить и не потому, что городской суд выносил мягкие приговоры. Просто люди все чаще заводили себе жестоких богов, судивших их строже любого суда, и карали они тоже сами себя. Но никогда раньше у палача не было так много работы, как у слушателя. Впрочем, он не был против: людям, как и богам, нужно иногда поговорить с человеком.

КОСМИЧЕСКАЯ ФАНТАСТИКА Что может быть привлекательнее звезд? Такие прекрасные и далекие они влекут к себе смельчаков, обещая своим загадочным блеском непознанные тайны, неизвестные миры, свободные земли. Но разве можно быть уверенным, что путь к манящим планетам пройдет гладко? Далек путь и опасен. Одна маленькая ошибка может привести к страшным последствиям. Одна маленькая уступка себе – и вот ты уже бог! Но так ли легко осознавать себя богом, если рядом с тобою простые и такие родные тебе люди? Не приведет ли тебя эта уступка к гибели? Или к нарушению неписаных правил природы и самой Вселенной? Космос не прощает ошибок. И за любым преступлением следует наказание. Наказание за вторжение в иной мир, за посягательство на чужое, за вмешательство в жизнь аборигенов, за желание познать чуждое и запрещенное знание. И наказание может быть страшным. Страшным потому, что его не ждали. И только звезды по-прежнему дарят свой свет, завлекая любознательных в сети непознанных далеких систем. Участники: Владимир «ВЭК» Коваленко - Высадка Александр «Imperialist» Кулькин - Ошибка в пятом знаке Игорь «Green» Марченко - Дальний космос Александр «Weird» Декополитов - Неверное решение Александр «Imperialist» Кулькин - Имя Бога Елена «Дайроне» Раздобреева - Тройка

Владимир «ВЭК» Коваленко Высадка В таком обычном деле, как космический полет, есть что-то тревожное - это выход из тоннеля, ведь за горизонтом пространства-времени может прятаться что угодно, даже если высоколобые из разведотдела уверяют, что ничего особенного там быть не может в принципе. Только любой мудрец может дать маху, если не прикрыл задницу сотней дивизий имперского Десанта! На этот раз с дивизиями все в полном порядке. Кожаные пиджаки могут быть спокойны, ордена и чины посыплются, как пайки из разбитого контейнера… один недавно грохнули. Флотские

пытались заставить парней собирать получившуюся кучу. Обломались! Да, груз Десанта, но при кране - флотский. Сами напортачили, сами вкалывайте. А то! «Марс» - посудина большая и военная, погрузчики на мелочь россыпью не рассчитаны. Лопат тоже нет. В общем, вышло развлечение… потом пара мордобоев. А теперь вот - крики сирены и замирающее, какой бы ты ни был десантник, сердце. Разведка-то кривит душой. Если чужаки на планетке до радио не доперли… Как они, черт их раздери, ухитрились вырезать наших колонистов? Что такое колониальный форпост - известно. Типовой легкий форт. Да и оружия колонистам не жалеют. Все, что армия списывает, раздают так. А если среди колонистов окажется ветеран Десанта… Обычно оказывается, и это правильно. Нечего чужакам-ксеноморфам шансы давать! А раз планета годится для колонизации, значит, ее населяют недоумки, отставшие от Земли на тысячелетия, а то и больше. И что они сделают даже с одним полностью экипированным десантником? Вот-вот. Бронескафандр, экзоскелет, антигравы. А что, рисковать жизнью цивилизованного существа ради «честной драки»? Бывает такое, да, но редко, и за это положено взыскание. Тоже верно: Десант не дерется с простыми, но честными чужими, что пытаются жить вложенными природой мозгами. Его работа - те, кто украл человеческую технологию! Увы, наша Империя аж Седьмая. Сейчас мы подбираем осколки Шестой: миры, некогда принадлежавшие человечеству. Их три вида - миры с людьми-дикарями. Этими занимаются миссионеры. Миры, где чужие перебили людей. Это - забота и награда Колонистов. Миры, где люди восстановили цивилизацию, пусть и куда ниже имперской. Этими занимаются дипломаты. А если у тех не выходит - в дело идет наш Десант! Воюем с людьми. Воюем честно. Так, чтобы там поняли - новая Империя сильна не только техникой. У нас есть главное. Мужество. Мы сходимся с врагом в бою на равном оружии. Надо - мечи, надо - танки. Бывает, и бронескафандры в ход идут. Главное - показать силу нашего духа, и тем доказать: Империя лучше. Живучей. Достойней. Если нам врежут по-честному, мы пойдем к победителю учиться. Так даже на Имперском гербе написано: «Власть вырастает из победы.» Если полностью, любой с мала помнит: «Честь рождает Дух, Дух дарует Победу, Победа дает Власть, Власть защищает Честь». Цепь замкнута в кольцо, и не единого слабого звена! Так что та планета, что впереди - не наша. Колонистов! Они заселяют безлюдные миры. Ну, и чужих выводят. А что? Они-то людей вырезали. Всех! Женщин, детей… С чего их жалеть? Ну, кое-где и люди одолели. Или вообще жили только люди. А замес - привозить на новую планету чужих, если они там уже не водятся? Сирены орут. Дивизии наши сидят в полной боевой, готовность раз. Выход! И - голос. Звонкий, девичий. Наверное, подобран, чтоб бойцы родную планету вспомнили, невест и сестер. Представили, за кого драться идут и умирать! А может и правда среди кожаных пиджаков затесалась… такая? Вряд ли.

— Солдаты! Все данные, переданные колонией перед гибелью, подтверждены. Планета находится на техническом уровне пара и пороха, но населена ксеноморфами. Причины аномалии неизвестны. Командование знает, что Десант привык к равному бою… но это всего лишь обезвреживание опасных животных, не стоящих ни единой человеческой жизни! Служба колонизации просит прощения у Десанта… и благодарит за помощь! Нам так не хочется портить планету газом и атомом, ведь здесь могут жить миллиарды человек! Удачной охоты, мальчики! Десант сыплется вниз. На логовища чужих, что светятся в ночи. Похоже на города? Да, но это подражание. Даром творчества наделен лишь человек, и если он падет… Выспренно? А не всякий солдат туп. Лишнее для рядового всплывает, лезет в голову перед боем, который будет идти без чести и без правил. Просто ради права жить. По старику Дарвину - да победит сильнейший! Чувство солдата верней, чем расчеты генералов: охоты не получилось. Охота - это интересно, а оказалось - скучно. Чужих было много… очень много. Оружия, даже того, что нам обещали «порох!» - почти не было. Мы просто шли. Сквозь стены. Отмахивались латными перчатками от пуль - кому охота снимать со шлема расплющенный свинец? Мы не убивали. Мы просто отбирали

свое: своих детей. Они звали нас через сигналы в тепловизорах. К цехам и кораблям, к подвалам небоскребов, к насосам и пашущим поля машинам. Везде, где дышал пар, появлялись и мы. Все, что чужие сняли с трупов жителей Шестой Империи. Убивать? Вот еще! Мы берем свое, а чужие пусть живут, как смогут, как им положено: без света, без воды, без машин. Подохнут? Не нам их жалеть. Впрочем, не нам и ненавидеть - время от времени по трансляции звучало радостное: «Потерь нет!» И потерь не было, были проблемы, обычные для больших учений. Сущая прогулка! И очередная цель перед глазами. Плотина! «Хорошая, чистая энергия. Колонистам пригодится, чужих достаточно отогнать.» И еще: «Вы будете отмечены в приказе, удерживайте». И сила, что сбивает с ног, опрокидывает наземь. Ненадолго. До тех пор, пока хватает патронов у многоствольной кошмарины, спрятанной за легким щитом. Все. Разозлил, чужой. Тебе конец! Кто на этот раз? «Амеба», паук, спрут? На этой планете их много, разных. Один шаг, один - не выстрел, удар! Но это… Нет. Эта. Человек. Девушка, лицо в саже, по щекам - дорожки слез, зубы стиснуты. Неужели выжила после гибели колонии? Но почему стреляла? Приняла за еще одного монстра? Наружная связь не работает… Взять бы в охапку, да притащить на базу, но Десант не приспособлен спасать людей. Такой маневр ее убьет. Нужно вызывать транспорт… Что я и делаю. Увы, девчонка прячется в щель, в какую и «амеба» не протиснется. Значит… значит, нужно вспомнить голос зовущей Родины, и стать из боевой машины человеком. Руки стаскивают шлем…

— Я - свой! Выходи! В ответ - выстрел. Оказывается, у нее был не только многоствольный монстр… Свет. Мысли удивительно легко ворочаются в голове.

— У тебя и мозги новые, — сообщает фигура в белом, — частично. Со вторым рождением, Первая потеря! Первая, и честная. Человека спасал! Крути дырку под Пурпурный крест, молодец.

— Служу Империи! — ну, это само собой вырывается. А потом: — Там… люди!

— Мы это уже знаем, рядовой… Рядом - кожаный пиджак, витой шнур на плечах. Точно, они все знают… задним числом. Видно, разведчик заметил перекошенную рожу. Снизошел до объяснения. Будто у него времени навалом. Еще и по плечу хлопнул! Да, когда пахнет жареным, они такие. «Тоже солдаты».

— Не кипятись, парень. Вспомни: Лахор, Орион-большой, Цзинь-Хань… Люди-рабы. Вот почему эти твари добрались до пороха и пара! Человеческий мозг, даже подневольный, великая сила! Ему б пропагандистом работать… А кой-кому - помолчать. Но длинный язык сам брякает: — У нее было оружие… Она в меня стреляла!

— Знаем, — «кожаный» не позволяет себе хмуриться, только морщинка на скуле стала чуть глубже, — рабы бывают различного рода… Ты слышал о мамелюках, Первая потеря? Тут до новенького мозга доходит еще кое-что. Не Единственная. Первая!

— А сколько еще наших?

— Немного. Процента четыре, из них вытащили три с лишним. Успокойся, все идет хорошо… В конце концов, это планета пара и пороха! А мы - на орбите. Сразу видно тыловую крысу - сперва думает о себе, о товарищах потом. Если вообще вспомнит иначе, чем «не вытащили менее процента». А о мамелюках я слыхал. И о янычарах. И слышал, что египетские «рабы» становились султанами, а турецкие султанов, при желании, меняли. В любом случае люди на этой планете живы. И воюют против нас!

— Нам надо возвращаться. Люди - значит, равное оружие!

— Наверное, так и будет, рядовой… Меня интересует оружие, сбившее с ног боевой скафандр. Как оно выглядит? Я рассказываю. Оказывается, у меня не все мозги новые - кое-что помню. Я еще говорю, когда корабль встряхивает. Потом еще раз. Потом… Потом - на мне легкий скафандр, я сижу рядом с каким-то флотским. В руках - игольник. Тот бормочет про пушки, которые достреливают до низких орбит, про то, что снарядам чихать на противоракеты и даже лазеры… Бубнит, что, скорее всего, это не военная, а космическая система. Это - фон. Явь - то, что по ту сторону переборки - зоопарк. Все три вида. А потом, скорее всего…

— Уходим! И мы уходим, а на месте, где мы только что были, переборку рвет в клочки. Всего лишь порох? Но мы отходим к гидропонным зарослям, в которых теряются призраки пауков, метающих гранаты, цепляемся за рекреационные бассейны, которые переходят спруты. Незамеченными! Кажется, они проползают даже через закрытые люки. Боевые скафандры? Про потери высаженных войск нам не говорят после того, как они достигли восьмидесяти процентов. А внутри корабля дерутся наспех вооруженные флотские, да раненые, кого успели поднять эскулапы. Отдельные скафандры пока есть… Взрыв. Пауком меньше - и меньше десантником. А скафандр только оружие. Баррикада. За спиной центральный пост. Раззолоченный мундир, нашивки…

— Капитан, вы же знаете коды… Реакторы… Последняя надежда… Гром автоматов, жужжание лазеров. Человеческая фигурка, встающая в рост на той стороне. Слова на незнакомом языке. Взмах руки… Падает, перечеркнутый лазером. Его место занимает осьминог. Убит, но за ним уже поднялась волна из чужих и людей вперемешку. Они падают, но идут. Без конца, а у нас садятся батареи и греются кристаллы, и вот один из флотских заходится безумным смехом… Сошел с ума, и остальным недалеко. Как можно так жертвовать собой. Не одинокому герою, а массой. Массовый героизм… От абсурдного словосочетания ноет под ложечкой. Но разношерстый враг - руку протянуть. В который раз: — Уходим! За спиной падает гильотинный нож двери. Временное спасение. Вокруг пульты. Доклады: — Реактор контролируется. Процедура самоуничтожения начата.

— Код? Капитан, склонясь, выбивает цифры. Переборка позади накаляется красным.

— Ключ на активацию. Про меня забыли. В голове вспыхивает: «Власть защищает Честь». Где же тут честь - снести атомом мир, в котором живут люди… Зато… Честь победить сильнейшего врага. И Дух у врагов такой, что мы прячемся за переборки. Мы побеждены. И должны признать Власть. Власть здешних людей, кто бы они ни были! Кажется, язык лепит это вслух. Кожаный пиджак, живой, кривится: — Это пропаганда, парень. Но ты-то умный? Империя ни к кому учиться не пойдет. Мы сильней. Мы просто разнесем эту планету на куски. И не бойся - в капитанский катер влезут все. Кто жив пока… Про Десант, умирающий вне корабля, ни слова… Честь? Игольник поднимается, словно сам собой. А потом, когда падает проплавленный шлюз, летит на пол. В спину упирается ребристый ствол. Вполне понятный жест и непонятные слова на забытом языке… страшном языке, о котором на Земле и забыли. Когда меня выводят из корабля на допотопный пароход, я вижу четверых - паука, спрута, «амебу» и человека, поднимающих над дымящимся корпусом флаг победителей. Флаг, который велено забыть, но который помнят все. Ужас на мгновение сковывает ноги. Подвижность им возвращает тычок дырчатого ствола и окрик на неизвестном языке, который станет понятен позже.

— Шевели мослами, фашист! Над кораблем вьется алое знамя.

Александр «Imperialist» Кулькин Ошибка в пятом знаке Любая цивилизация достойна жить. Но Вселенная равнодушна к жизни, даже разумной. И существуя по своим, неизведанным законам, рано или поздно ставит вопрос о жизни и смерти перед всеми. Эта цивилизация была мудрой и соответственно недоверчивой. Давно изучая животворящую

звезду, они сумели определить первые признаки превращения её в убийцу. И пусть до момента превращения в огнедышащего дракона оставались тысячелетия, это было почти неизбежным. Почти, потому что даже они не знали всего. Но и того, что они уже знали, было достаточно, чтобы встревожиться. Поэтому все силы планеты были брошены на поиски спасения. На дальних орбитах были найдены астероиды, когда-то оставленные на всякий случай в покое. Многие годы шли работы по превращению их в звездолёты, десятилетия работали все институты над выработкой того, чего никогда не существовало в природе - антивещества. И готовились те, кто поведёт эти корабли к далеким звёздам, чтобы найти новую планету, которая сможет приютить переселенцев. И настал тот миг, когда полыхнуло пламя Первого Взрыва, сжатое отражателями, и пошли глыбы камня, ежесекундно ускоряя свой полёт, на поиски Земли Обетованной. Корабли ушли в поиск, и цивилизация на долгие годы застыла в ожидании. Давно стихли механизмы, превращающие в пыль камень астероида и подающие антивещество на первую и последнюю встречу с этой пылью. Корабль летел по инерции, и свободные участники экспедиции ложились в холодный сон, чтобы проснуться только у новой планеты. Оставались только вахта и бессменный дежурный - самый мощный вычислитель, который могла создать родная планета. Кто из них допустил ошибку? Человек или электронный мозг? Никто и никогда не узнает этого, потому что возникший из ниоткуда метеорит ударил точно в пост управления. Слишком большая была скорость, сила удара уничтожила и установку искусственной гравитации. В озаряемой вспышками аварийной сигнализации невесомости метались срочно пробужденные люди. Команда справилась со всеми утечками, сумели запустить резервную и соответственно маломощную, установку гравитации. Корабль продолжал свой полёт, хватало всего, воздуха, запасов питания, воды. Только вот топлива оставалось лишь на торможение и на лазерограмму. О возвращении приходилось забыть. Совет экспедиции собрался на экстренное и краткое совещание. Решение было простым и жестоким - Командира корабля, как единственного оставшегося пилота, положить в холодный сон до конца экспедиции в зоне искусственной гравитации. Остальным обеспечить и обучить потомство, чтобы через шестьсот лет у Командира был экипаж. Возражения не слушал никто, судьба одного - это ничто по сравнению с жизнью всех. На том стояла и стоит, и будет стоять вся очень мудрая цивилизация той неизвестной планеты. Командир отвел взгляд и подавил спазм в горле. Уже неделя, как он вновь принял командование, но до сих пор никак не мог привыкнуть к своему экипажу. Шестьсот лет принудительно ускоренной эволюции в условиях невесомости и людей не стало. Вместо них среди конструкций демонтированного вычислителя в невероятной позе скрутилось какое-то существо, которое представилось Штурманом. Сейчас оно (он? она?) лениво сообщало о результатах исследования планеты. С каждым словом Командир проявлял всё больше и больше интереса. В конце-то концов, внешний вид гонца, принесшего счастливую весть, абсолютно не важен. А весть была не просто хорошей, она была сверхрадостной. Новая планета была близнецом родины. Практически все параметры совпадали. Твёрдо взглянув на Штурмана, Командир не отвёл глаз, даже когда тот завернулся уже совсем немыслимо.

— Расчёты на торможение уже готовы?

— Нет, — меланхолично ответил тот и, предупреждая вопрос, продолжил: — Расчеты показывают, что для пролёта системы, и соответственно коррекции, топлива в обрез. Поэтому Совет принял решение не задерживаться в этой системе.

— Ка-а-ак?! — Командир даже задохнулся от гнева. — Мы достигли своей цели, и сейчас обязаны отослать сообщение на родную планету! А для этого мы…

— Вы, — невежливо перебил его Штурман. — Это вы, Командир, достигли своей цели. Нам же совсем не нужна эта планета, более того, мы хорошо чувствуем себя только в межзвёздном просторе. Эта ваша цивилизация нуждается в планетах. Наша, — он сделал упор на слове, — цивилизация просит только полёта. Вы ничего не сможете с нами сделать, вы - одиночка.

— Вы убиваете целую цивилизацию, — горько сказал Командир, лихорадочно думая о том, сможет ли справиться с управлением корабля.

— Мы спасаем свою цивилизацию. И не делайте глупостей, Командир, пульт управления заблокирован, а кода я не знаю. Командир порывисто встал и одним прыжком оказался у каркаса: — Так-с-с. Ну да ладно, высшие силы не оставят вас без возмездия. Предательство никогда не прощается. Впрочем, я не об этом. Я забираю один планетарный катер, он вам всё равно не нужен.

— Поторопитесь. Коррекция будет очень скоро, — штурман был спокоен. Выходя из рубки, Командир не удержался и презрительно бросил: — Я не могу находиться в одном пространстве с нелюдями… Смех проводил его, и всю дорогу до ангара звучал в ушах набатом. «Твари. Нелюди. Убийцы!»

- но Командир понимал, что его ярость бессильна, со своей точки зрения эти червеподобные были правы. Злой шуткой ответила эволюция на попытку обойтись без гравитации. «Как же звали того древнейшего героя? — мучительно пытался вспомнить Командир, — того, который в трудную минуту припадал к планете-матери и черпал силу свою богатырскую? Как?» Люк чмокнул, герметизируясь, и Командир запустил пусковую автоматику. Блуждая, взгляд зацепился за табличку «Звездолёт «Антей» Планетарный катер № 23». «Антей!! Точно, Антей!» Люк плавно отошел, и на экране показалась планета. Нет, не так! Планета!! Та, которая станет ему последним, желанным домом. Там он будет в одиночестве доживать свои дни и годы. И пусть после смерти никто не сможет похоронить его, но тогда он отдаст Планете свое тело платой за то, что возьмет у неё сейчас. Катер маневрировал, подстраиваясь под вращение Планеты, и Командир отвернулся от центрального экрана, чтобы не смотреть на свою невесту, которая через (он кинул взгляд на прибор) час и сорок минут станет его женой на всю жизнь. На боковом экране появилась серо-красная туша астероида, которая озарилась вспышками маневровых движков. С ненавистью смотря на потерянный шанс, Командир вдруг почувствовал неясную тревогу. Но только, когда экраны залил ослепительный свет, Командир смог в последнюю миллисекунду понять, что его тревожило: «Их никто не учил стартовать от планет…» Легко смахнув с ткани бытия пылинку катера, световой смертоносный меч рубанул по Планете, сдирая атмосферу, испаряя океаны, и расплавляя горные хребты. Мучаясь от всепобеждающего жара, погибала планета, но, равнодушный к её страданиям, всё дальше и дальше уходил звездолёт. Впереди его ждали вечный холод и чернота межзвёздного пространства. Найдут ли там своё счастье его обитатели? Или же встретят они там свою смерть?

Игорь «Green» Марченко Дальний космос Тьму космоса разорвала багровая вспышка света. Из образовавшегося варп-портала в вихре молний выскользнул вытянутый, хищный силуэт корабля-разведчика. Уютно устроившись в компенсационном кресле второго пилота, Дикий Сан лениво жевал чипсы и прихлебывал пиво из жестяной банки, пока его напарник по кличке Дурень, просматривал результаты работы новенького конвертора свертки пространства. Разведывательные полеты в обычном пространстве могли тянуться месяцами и годами. Единственной реальной проблемой, встающей перед экипажем, становилось времяпрепровождение. Часами смотреть на далекие звезды и туманности было самым скучным и нудным занятием на свете. В особенности, когда неподалеку заманчиво сверкают неоновыми огнями густонаселенные планеты, обещающие массу развлечений и впечатлений. Сан медленно перевел взгляд на обзорный экран, и его челюсть стала предательски отвисать. От открывшейся на мониторах картины пилот подавился чипсами, а пиво расплескал на собственный комбинезон. Тревожно прильнув глазом к электронному искателю, Сан зажмурил глаза, не веря в происходящее. Тысячи звездолетов, создали вокруг зловещей фиолетовой планеты с алыми прожилками пять плотных заслонов блокады вдоль линии экватора. Сан был рядовым разведчиком, привыкшим считать, что их звездолет сможет при желании проскользнуть даже в целомудренную девственницу, не то что сквозь неприступную с виду блокаду. Теперь же

хвастливую веру в корабль предстояло проверить на собственной шкуре.

— Что за черт, этого не может быть, — забормотал он, дрожащими руками включая спектрометр. — Процион?! Невозможно… — лихорадочно сверяя полученные снимки спектра звезд и созвездий с электронной базой данных, Сан убедился, что его худшие опасения подтвердились и ошибка исключена. Выругавшись, он с трудом выбрался из глубокого гравикомпенсирующего кресла и отправился искать напарника среди запутанных коридоров. И пусть корабль был невелик, укромных мест, куда мог забиться наркоман Дурень, было более чем предостаточно. Обычно напарник начинал накачиваться «экстази» на камбузе и необъяснимым образом просыпался в трубе воздушного кондиционирования. Как ему удавалось туда протиснуться, даже сам виновник затруднялся объяснить.

— Ты где, идиот? Хватит играть со мной в прятки! Я серьезно говорю… в этот раз мы крепко вляпались! Если ты сейчас же не вылезешь, я засуну твой зад в шлюз и вытолкну наружу! Быстро заглянув на камбуз, Дикий Сан не удивился, когда обнаружил там полный бардак и отсутствие напарника. Единственная вещь, которая его заставила застыть на месте, это опрокинутая склянка с рассыпанным по всему полу «экстази». Это было, мягко выражаясь, крайне странным явлением. Даже в невменяемом состоянии, Дурень еще ни разу не позволял себе такую неслыханную роскошь.

— Вот же жалкий прыщ! — разъярился Дикий Сан, подхватывая с пола щепотку наркоты и быстро вдыхая в себя. — Ох, ну и забористая дрянь… Дурень! Волна наркотической дурноты на миг растеклась по телу блаженством и приятным холодком ментола, но быстро закончилась. Немного постояв на кухне, Сан направился туда, где в этот момент мог спать сном праведника напарник, которому предстояло огрести по полной программе. Какого же было его удивление, когда ни в трубе кондиционирования, ни даже на любимом месте Дурня - под кроватью - его не оказалось. Так его исчезновение и осталось бы для всех загадкой, если бы тот не выдал свое местопребывание дребезжанием зубов и хрустом льда. Звуки шли со стороны холодильной камеры. Там, среди промерзших насквозь брикетов с говядиной и консервами затаился напуганный до смерти напарник.

— Вот же тупоголовый осел! — всплеснул руками Сан. — Сколько же за раз ты принял доз? Я твою башку сейчас размажу об стену! А ну, вылезай оттуда! В любой момент нас разнесут на молекулы, а ты как последняя скотина сидишь здесь и лыка не вяжешь. Я сказал, вылезай… — схватив напарника за шиворот, он грубо вытащил его из ледяного грота и, как следует, надавал звонких пощечин, приговаривая: — Очнись слюнявая скотина! Нужно убираться отсюда пока не поздно, ты слышишь меня? Будь пай-мальчиком… На удивление Дикого Сана, Дурень быстро оклемался и даже смог членораздельно промычать: — Хватит меня бить, Ди! Со мной все в полном порядке!

— Ушам своим не верю! — удивился Сан, отпуская его. — Ты еще и разговаривать умеешь?

— Разумеется, умею! — заорал Дурень, нервно оглядываясь. — Какого черта ты меня вытащил? Ты ничего подозрительного не встречал на камбузе?

— Дурень, я тебя всегда уважал как пилота и друга, но тараканы в твоей пустой башке начинают меня серьезно беспокоить. Я ничего не видел на камбузе, кроме адского беспорядка, что ты там учинил! Так уж и быть, я не буду дубасить тебя мордой о стену, если ты сейчас же оклемаешься и пойдешь вместе со мной в кабину. Неведомая сила или ошибка координат отклонила нас от заданного курса и выбросила в богом забытую дыру! Мы на Проционе!

— На Проционе?! — вздрогнул Дурень. — Мы же должны уже быть в районе Веги…

— Вот именно, что должны были, тупой ублюдок! Нет времени на разбирательства. Это не важно - как, да почему. Нужно убираться отсюда и так быстро, как только возможно. Торчать посреди тюремной системы как два тополя прямо под носом ударных кораблей Имперцев - это, мягко говоря, неразумно. Глубокий космос… глубокая задница!

— Согласен. Нужно уходить и как можно скорее. Вот только занюхну щепотку радости…

— Нет! Только не это! Когда мы уберемся отсюда, я сам принесу тебе эту отраву. Кстати, ты чего забыл в морозилке, если был не под кайфом?

Дурень мучительно морщил лоб, пока нехотя не признался: — Чертовщина померещилась. Но я отказываюсь идти, пока мы не заглянем на камбуз!

— Ладно, хрен с тобой. Только потом сразу в кабину управления! Понял?! Первым на камбуз быстрым шагом вошел Дикий Сан и принялся осматривать разбросанные повсюду тарелки и кастрюли. Опасливо заглядывая через его плечо, следом зашел Дурень.

— Откуда я мог знать, что это не космические водоросли? — канючил он. — Говорят, это редкий наркотик и притом сильный. И зачем я только втянул эту гадость силовым лучом?!

— Что ты сделал?!

— После перехода радар показал скопление непонятной материи, плавающей в открытом космосе. Я не удержался и взял немного для пробы…

— Ну, и что ты мог здесь увидеть страшного, умник? Упаковку с просроченными пельменями? Дурень огляделся и уже был готов согласиться, что ему привиделось, когда, бросив взгляд на потолок, уронил челюсть, а лицо исказил в гримасе животного ужаса.

— На потолке, Ди! — взвизгнул он. — Эта гадость у тебя прямо над головой! Сан посмотрел на потолок, но не увидел там ничего интересного. Моток мокрых волос, прилипший к стене. Только откуда здесь взялся этот дурацкий парик?

— Черт, у меня от твоих воплей, кретин, сердечный приступ случиться…

— Не трогай их! — дико завопил Дурень, но напарник уже коснулся волос руками. С ним произошла странная метаморфоза. Сначала волосы молниеносно перетекли в его ладони, а затем необъяснимым образом пронзили тело насквозь и опутали в огромный кокон. Тишину каюты разорвал нечеловеческий вопль боли, перешедший в глухие мычания.

— Ди! Ди! — скулил Дурень, ползком забираясь под стол. Страх был так силен, что ноги отказывались слушаться, а руки повиноваться. Лучшего друга на его глазах пожирала мерзкая тварь из запретного пространства, а он ничего не мог поделать. Слезы бессилия навернулись на глаза Дурня, может быть единственный раз не от передоза наркоты и не от пьяных откровений, а от страха за человека, который хоть и был порядочным козлом, все же был его единственным другом на протяжении долгих пяти лет. Пересилив парализовавший мышцы страх, он вскочил на ноги и, смешно топорща вислые усы, с криками ярости кинулся на волосяной ком, сжимая в руках сковородку. «Волосы» на эту смелую попытку прореагировали мгновенным ростом отростков и последующим пленением Дурня. Через пять минут кокон распался черными хлопьями и растаял, словно сонный морок, оставив на полу удушенного насмерть Дикого Сана и еле живого Дурня без кожи. Несколько отростков, заискрившись маленькими молниями, стали высасывать жизненные силы из Дурня и словно по проводам перекачивать в посиневшего напарника. Задергавшись в электрических судорогах, мертвое тело Дикого Сана стало танцевать жутковатый танец зомби, пока Дурень не отошел в мир иной. Еще через пять минут его высушенное, лишенное кожного покрова тело, рассыпалось прахом под ногами у вставшего с пола Сана. Смотря вперед невидящим взглядом, мертвец ощупал рукам свое тело, словно убеждаясь в его целостности, а затем медленно зашагал в сторону кабины управления. Мертвое тело безропотно уселось в высокое кресло пилота и привычным движением взялось посиневшими руками с синими прожилками за штурвал DC-12.

— Алгоритм расхода энергии отрицательно скажется на работе силовых узлов. Мощность реактора не должна превышать заданных ранее величин! Опасность! Опасность! — тревожно гудел искусственный интеллект. — Немедленно отключите реверс и форсирование антипротонов! Игнорируя предостережения, мертвец, словно композитор на рояле, принялся вводить в главный компьютер новые данные. Под действием ускорения на обзорных экранах фиолетовая планета рванулась навстречу, заметно увеличившись в размерах. Электромагнитные кольцевые двигатели послушно подтолкнули судно к темной поверхности, изрытой кратерами, минуя одну линию блокады за другой. Ни один Имперский корабль не сделал попытки сделать хоть один выстрел в сторону нарушителя. Возможно потому, что за пультами крейсеров и разрушителей сидели такие же ожившие мертвецы, как и сам Дикий Сан. Материализовавшаяся за спиной пилота девушка медленно поцеловала Сана в щеку. Фигура ее скрывалась под серебристым мерцанием звездной пыли, а на спину ниспадали водопады иссиня

черных волос. Черты ее лица были настолько правильными, что любой, кто будет ими любоваться, не сможет не признать, что ее линии совершенны, как сама Вселенная или как сама смерть. Черные, как самая темная ночь, глаза без зрачков неподвижно смотрели в пустоту, внимательно наблюдая за процессами, рождающимися в двенадцатимерном пространстве.

— Слепая, глухая и эгоистичная ко всем раса. Когда вы, наконец, поймете, что ваше присутствие в этой части Вселенной, нежелательно? — нежно пропела она, лаская пальцами волосы на его голове. Кожа Сана, где коснулись губы черноволосой красавицы, мгновением позже почернела и оплавилась, словно восковая свеча, обнажая розовые мышцы и серый костяк. Но Сан этого даже не заметил. Послушно внимая словам гостье, он ни о чем другом и думать не мог, кроме как о восхитительном голосе незнакомки.

— Лишь перед лицом безграничного ужаса вы чему-то учитесь. Если не хотите слушать глас собственного разума, я принесу вам боль. Принесу немыслимые страдания. Но прежде расскажу тебе сын Адама - сколь хрупка, тленна и бессмысленна ваша жизнь. Покажу измерения, где происходят восхитительные, поразительные, страшные и ужасные вещи… Разведывательный корабль, пронзив толщу зловещих туч планеты, быстро приближался к поверхности Ярости I. В последний момент сработавшие в автоматическом режиме маневровые двигатели уберегли звездолет от неминуемого, в таких случаях, крушения. Жалобно стонущий от перегрузок корпус погрузился глубоко в песок, извергнув в последний раз из сопел белесое облако охлаждающего дюзы газа. По раскаленному докрасна металлу стали расползаться черные отростки, пока корабль целиком не скрылся под слоем шевелящейся массы. Налетевшая из пустыни песчаная буря надежно укрыла под тоннами песка все следы приземлившегося в этом месте инопланетного гостя. Подбежавшие было к месту посадки разумные мико - розоватые существа примерно полтора метра длиной, с телами ракообразных, двумя парами крупных спинных плавников и несколькими членистыми конечностями - в ужасе кинулись обратно к грязной луже, именуемой озером. Радиоактивная жижа их среды обитания через минуту вскипела и забурлила, уничтожив всех до одного невольных свидетелей посадки. Неведомая сила, приземлившая космический корабль не любила любопытных, сующих нос не в свои дела…

Александр «Weird» Декополитов Неверное решение 2256 год. Планеты Земля больше нет. Люди разбиты на маленькие корабли, что являются их домами. Долгие годы колонии бороздили космические просторы в поисках подходящей планеты. И однажды эта планета была найдена. Человечество начало освоение этого мира. Это была планета, полностью покрытая лесным массивом сквозь который пролегали небольшие речки, словно по венам текла в них вода. Разумной жизни не было. Люди начали вырубать леса, разворачивать заводы. Это не могло остаться незамеченным другой цивилизацией. Перканы взломали систему обмена информации одного из кораблей, и спустя некоторое время они могли говорить на русском языке. Корабль послов передал повторяющееся сообщение о мирной цели визита. Транспорт пришельцев приземлился на военную базу. Из него навстречу делегации вышло три существа. Ростом перканы были два с половиной метра, атлетически сложены. В программу их обучения и распорядка дня всегда входило обязательное физическое развитие. Их тела были полностью покрыты чёрной, обтягивающей материей, которая периодически шевелилась. По форме они напоминали людей, единственное внешнее отличие, кроме размеров, были наличие четырёх рук, с четырьмя пальцами на каждой.

— Люди. Ваше присутствие на этой планете незаконно. Вы должны покинуть её, — обратился перкан, что стоял в центре.

— Почему наше присутствие незаконно? — задал вопрос боевой полковник Иван Алексеевич.

— Ваше присутствие губительно для этой планеты. Вы должны покинуть её, — продолжал

перкан.

— Давайте сядем за стол переговоров и всё обсудим.

— Тут нечего обсуждать, — отрезал перкан, — либо вы покинете планету, либо будете уничтожены.

— Нам нужно время для обсуждения этого, — полковник попытался отсрочить принятое пришельцами решение.

— У вас три часа по вашему времяисчислению, если по истечении этого срока вы не покинете заповедник, то мы будем вынуждены защищать его! — перканы развернулись и быстро скрылись в корабле. Делегация пришельцев покинула планету, оставив людей принимать решение: дать бой или покинуть с таким трудом найденный дом. Полковник подозвал к себе радиста: — Свяжитесь со всеми членами совета. Срочное собрание. Код красный.

— Так точно! — отрапортовал радист и побежал исполнять приказ. В совет входило семь человек, в том числе и полковник Попов Иван Алексеевич. Совет собирался только для принятия очень важных решений. Для всего остального существовала радиосвязь. Красный код обозначал максимальную угрозу и требовал незамедлительной явки, не зависимо от степени занятости. Сейчас один из членов совета сидел с намыленной головой и в халате жены, который он в спешке перепутал со своим. Полковник был в военной униформе, как и всегда, остальные были в рабочей одежде. Всем уже было известна цель визита перканов.

— Мы собрались здесь, чтобы принять решение. Что мы будем делать? Пойдём на уступки инопланетной цивилизации, которая технически превосходит нашу или дадим бой.

— Мы не можем покинуть эту планету. За всё время путешествия не было найдено ни одной подходящей для нас планеты. Может уйти не один десяток лет, прежде чем будет найдена подобная. И это в лучшем случае! — высказался министр транспорта и коммуникаций.

— Я поддерживаю министра транспорта и коммуникаций. Наши ресурсы слишком скудны, чтобы отправляться в новые поиски. Максимум их хватит на год, — доложил министр финансов.

— Если мы покинем планету, то сможем заключить дружеское соглашение. Война - это не выход из данной ситуации. После её окончания будет сложно подняться на ноги, — заявил министр внешних связей.

— Они даже не стали нас слушать, а просто заявили о своих враждебных намерениях. Мы сможем отстоять свой новый дом. Промышленность уже работает на семьдесят процентов от общей мощности, — сказал министр промышленности.

— Эта планета была названа перканами «заповедником». Возможно, она уникальна и, находясь здесь, мы оскорбляем их. Я солидарен с министром внешних связей, — высказал своё мнение министр экологии.

— Отдать планету - значит показать свою слабость в глазах врага. Люди нас могут не понять и устроить бунт. Я за бой, — коротко высказался министр внутренних дел, что сидел в халате жены.

— Теперь я подведу итог, — заявил полковник, он же министр военных дел. — Мы практически ничего не знаем о перканах. Свидетельств об их техническом превосходстве достаточно. Начиная от того, что они взломали одну из наших файлообменных систем и выучили язык, кончая их скафандрами, что выглядят жидкими, но у меня не вызывает сомнения их прочность. Какими военными силами располагает потенциальный противник, остаётся только гадать. Наши войска будут готовы в течение сорока минут. Но я однозначно против ведения войны. Все высказались. Осталось принять решение. Никто не изменил своего решения. Голосование дало четыре голоса за войну, три против.

— Решение принято. Мы дадим бой, — подытожил полковник. — Собрание совета окончено. Товарищи министры, будьте готовы к действию. Иван Алексеевич посмотрел на часы. До окончания назначенного перканами срока оставалось один час пятьдесят минут. Войска были мобилизированы за один час четырнадцать минут. Вооружение и предупреждение

гражданского населения заняло на тридцать минут больше. Численность солдат была около трёхсот тысяч. Тринадцать тысяч боевых истребителя класса «Волк-1», способных вести бой, как в атмосфере планеты, так и в космосе. Три линкора, находящиеся в космосе, уже были полностью готовы. Пять тысяч боевых кораблей класса «Слон», способных вести продолжительную оборону в условиях космического вакуума, могли выдерживать серьёзные попадания, приводящие менее защищённые корабли к разгерметизации. Впервые в бой шли новейшие разработки: пятьдесят боевых машин класса «Химера-2», способных становиться невидимыми, как для радаров, так и для взора живого существа. На планете было оставлено сто тысяч солдат, десять тысяч из которых были вооружены осадным оружием и массивными экзоскелетами. На всякий случай мирное население, что не могло помочь в бою, было решено отправить на транспортные корабли и подготовить к эвакуации. Заводы и вся инфраструктура были переведены на военное положение. Полковник, уже находящийся на одном из линкоров, включил коммуникатор в режиме трансляции на все приёмники.

— Нам была объявлена война! — начал он. — Для того чтобы наши потомки могли жить спокойно, мы должны победить. Наши родственники ждут нас живыми и достойными восхищения. Мы отстоим наш новый дом! Мы покажем врагу, чего мы стоим! Мы победим! — последнюю фразу напутствующей речи, полковник выкрикнул и услышал в ответ одобрительные крики. Все были готовы умереть за свой новый дом. По истечении назначенного срока, перканы связались с полковником: — Вы приняли решение?

— Нами было решено остаться на этой планете. У нас нет другого дома. И мы будем защищать этот, — ответил полковник. — Мы всё ещё можем решить мирным путём.

— Тогда мы вынуждены вас уничтожить, — проигнорировали последние слова Ивана Алексеевича. — Мы просим у вас прощения за это. Посол перканов отключился, и радар оповестил об угрозе. В районе планеты вышел из гиперпространства флот инопланетян. Людям такие технологии были ещё не доступны. Число кораблей врага не фиксировалось радаром. Пять флагманских кораблей перканов произвели массированную атаку по областям. Эти места считались у людей самыми защищёнными. Эта атака разбила строй, в который тут же ворвались атакующие силы противника. Завязался бой на короткой дистанции. Люди оказались рассеянными, в то время как перканы клином врезались в их ряды.

— Сто пятая флотилия, перестроиться! Двести тринадцатая флотилия, атака на пятьдесят девять градусов семь минут! — наблюдающий за ходом сражения с одного из линкоров, полковник отдавал приказы бойцам. — Химеры, заходите с тыла и отрезайте их! Отряды кораблей «Химера-2» в режиме невидимости отсекли вражеские корабли, теперь оказавшиеся в кольце. Дальше было дело времени. Перканы понесли значительные потери. Полковник приказал все силы направить на вражеские флагманы. Инопланетяне поняли свою ошибку и компенсировали свои потери синхронным выстрелом из своих флагманов в ближайший линкор людей. Тот взорвался от всплеска энергии такой мощности. Осколки разлетелись по всему полю боя, мешая маленьким кораблям маневрировать. Иван Алексеевич отдал приказ всем кораблям класса «Волк-1» атаковать флагман перканов на семьдесят градусов пятнадцать минут. Кораблям «Слон» было отдано распоряжение прикрывать нападающую группу до самого флагмана. Химеры же должны были незаметно облететь место сражения и ударить врага в тыл. Если всё пойдёт правильно, то через несколько минут инопланетяне лишатся первого флагмана, что сильно ослабит их нападение. Мелких и манёвренных кораблей у перканов почти не осталось, а сражаться крупными против кораблей класса «Волк-1» было сложно.

Флагман перканов был мастерски атакован. Они использовали в качестве защитных устройств силовые щиты, перенаправив всю мощность на место атаки «Волков» и оставив незащищённым тыл, в который ударили химеры. Корабль противников взорвался, задев при этом окрестные корабли, в основном принадлежавшие людям. Также был задет другой находящийся поблизости флагман. Четыре оставшихся флагмана атаковали линкор, где находился полковник. Мощности не хватило для того, чтобы одним ударом уничтожить корабль. Линкор развалился на две части. Полковник отдал приказ покинуть корабль по внутренней связи, а всем остальным атаковать по той же схеме следующий флагман. Дольше оставаться на разваливающемся корабле было слишком опасно. Полковник спустился с палубы и побежал по горящему туннелю. Лифт не работал, как и искусственная гравитация. Атмосфера корабля утекала в космос, вокруг было много частей тел. Боевой скафандр защищал Ивана Алексеевича от обморожения, но не от взрывов, которые были на каждом шагу. Полковник нырнул в шахту лифта и включил реактивный ранец за спиной. В условиях отсутствия искусственной гравитации пришлось лететь не только очень быстро, но и очень аккуратно. Любой из осколков мог нарушить герметичность скафандра. Тот конечно мог выдержать прямое попадание пули девяноста пятого калибра, но когда ты летишь со скоростью двести километров в час по взрывающейся шахте лифта, может всякое случиться. Резкий заворот и он уже в ангаре, где его дожидается личный истребитель класса «Химера-3». Сзади взорвалась шахта лифта. Точное приземление рядом поджидающим пилотом.

— Товарищ полковник, корабль готов к полёту. Жду дальнейших распоряжений! — отрапортовал солдат, отдав честь.

— Полетели! — приказал запрыгивающий в кабину полковник. Двухместный истребитель класса «Химера-3» вырвался сквозь рушащийся линкор. Позади мелькнула ослепительная вспышка. Если бы в космическом вакууме могли бы передаваться звуковые волны, то от грохота точно разорвались бы барабанные перепонки.

— Куда лететь, товарищ полковник? — спросил пилот.

— На флагман перканов. Тот, что на двадцать градусов шесть минут, — сказал полковник и добавил: — Не забудь включить полную маскировку. Враг не должен нас заметить.

— Так точно. Полная маскировка включала в себя отключение почти всей аппаратуры, что может заметить неприятель. В условиях космоса «Химера-3» принимала чёрный цвет. При большой интенсивности света датчики корабля изменяли цветовую гамму обшивки под цвет источника света. Окон на корабле не было, вместо них были листы космического сплава, на которые проецировалось изображение с наружных камер. Отключались все виды связи. При полной маскировке не работала даже искусственная гравитация, чтобы противник не мог засечь гравитационную аномалию и по ней вычислить местонахождение корабля. Прежней тактикой удалось уничтожить ещё один флагман перканов. Третий уже учёл ошибки первых двух и распределил энергию щитов равномерно. Атака людей захлебнулась.

— Товарищ подполковник, мы не сможем проникнуть сквозь их щит, — доложил пилот.

— Жди и ищи место их командной рубки, — отдал приказ полковник. — Перед выстрелом они уберут щит. Наша задача: успеть за это время оказаться внутри их пространства и ворваться в рубку.

— А если они не уберут щит?

— Если не уберут, то их распылит на атомы собственное оружие. Предположительное местонахождение командного центра вражеского флагмана было найдено. Все системы «Химеры-3» были готовы. Пилот ждал приказа ворваться в их пространство. На корме корабля перканов мелькнуло лёгкое свечение. Последний фрегат людей получил критические повреждения, но всё ещё держался. Это не было похоже на фантастические фильмы двадцатого века. В космическом вакууме нет атмосферы, в которой может отражаться свет. В фильмах показывались мелькающие лучи лазеров, в реальности же была лишь вспышка у источника света и взрыв того места проецирования смертельного луча.

— ДАВАЙ! — крикнул полковник. Ускорение, перегрузка 10G и резкая остановка пред окном командной рубки неприятеля. У неподготовленного человека такое может вызвать остановку сердца. К счастью Иван Алексеевич был не из их числа. И пилота подобрал себе такого же. Выстрел из передних орудий по окну, и «Химера-3» влетает в проём. В рубке происходит разгерметизация. Оконные заслонки закрыли брешь, и система уравновесилась, за исключением гравитации. Она не успела вернуться. Полковник выпрыгнул из своего корабля. Прицепился магнитными ботинками скафандра к потолку и, оценив обстановку, произвёл несколько прицельных выстрелов из автоматического оружия, убив тем самым всех перканов в каюте. Как ни странно, перканы не одевали на своих кораблях скафандров. Иван Алексеевич смог разглядеть их. В принципе единственное, что для него было новой информацией - это расцветка рыбьей чешуи в бело-чёрные пятна и лицо чем-то напоминало рыбье, только безо рта.

— Будь готов улетать, как только я вернусь, — приказал полковник. — И будь начеку.

— Есть, быть начеку, — отсалютовал пилот. Полковник ворвался в дверной проем, поливая очередью из автомата перед собой, и спрятался за соседний дверной косяк. Послышались крики, и последовала ответная очередь. Иван Алексеевич снял с пояса звуковую гранату, поставил на полную мощность и швырнул в сторону неприятеля. Зажав подбородком кнопку заглушения звуков в шлеме, выждал время взрыва гранаты и перекатом оказался в коридоре. От взрыва гранаты на полу корчились перканы, держась всеми четырьмя руками за голову. Из их ушей текла кровь. Полковник прекратил их мучения несколькими выстрелами. Следующее помещение, судя по всему, напоминало огромную панель управления всеми функциями корабля. Положив автоматной очередью всех инженеров, полковник установил заряд у главного, на его взгляд, пульта. На обратном пути до своего корабля Иван Алексеевич не встретил сопротивления. Пилот уже был готов к отлёту. «Химера-3» тремя выстрелами пробила заслонки и вылетела с флагмана перканов.

— Товарищ полковник, мы не можем покинуть пространство флагмана, пока включено силовое поле, — доложил пилот.

— Облети корабль и, как будешь с другой стороны, следи за полем, — приказал Иван Алексеевич. — Я установил заряд в их центре управления. При взрыве, надеюсь, их щиты отключатся. С этой стороны флагмана не было видно взрыва в командной рубке, но о том, что он был, говорило периодическое отключение щита. Пилот, не дожидаясь приказа, включил двигатели на полную мощность. Резкая перегрузка в 12G. Корабль сильно тряхануло. Отказал один из основных двигателей, повреждённый силовым полем. За время их диверсантской вылазки было уничтожено около половины оставшихся у людей кораблей и один флагман противника. Неполадки, вызванные полковником на вражьей машине, привлекли силы людей к его атаке. Ивану Алексеевичу даже не пришлось отдавать приказ. Тем более, это не представлялось возможным потому, как передатчик вышел из строя. Неуправляемый корабль был уничтожен совсем без потерь. У перканов остался всего один флагман. На лицо была победа людей. На всех частотах слышались радостные крики пилотов, которые сменились отборными ругательствами, когда из гиперпространства вышел флот перканов, численностью превосходящий предыдущий раз в десять, не меньше. Силы землян начали отступление к базе. Им вслед наносили массированные удары нападающие. От всего флота осталось несколько сотен кораблей. Сейчас они все летели на укреплённую базу. Оглушительный грохот раздался на планете от двух выстрелов. Первый пробил дыру в атмосфере, второй уничтожил значительную часть базы.

Оставшиеся людские машины не могли долго сопротивляться превосходящим численностью противникам. Пилоты транспортных кораблей с мирным населением не выдержали и начали подниматься в воздух. Где и были подбиты. «Химера-3» рухнула среди леса. Иван Алексеевич почти весь в крови вылез из покорёженной кабины. Каким-то чудом остался жив и отделался лишь травмами средней степени тяжести. В основном благодаря специальному скафандру, который сейчас лохмотьями свисал на нём. Пилоту повезло меньше. Его часть кабины была настолько смята, что не вызывала сомнения в смерти солдата, находившегося в ней. Полковника окружили со всех сторон перканы.

— Этот последний? — спросил один.

— Да, — ответил другой. Полковник выхватил нож и бросился на противников. Он оказался намного ловчее инопланетян, что позволяло ему избегать их атак и наносить свои. Иван Алексеевич убил два десятка врагов прежде, чем силы начали покидать его. Движения стали замедляться. Изворачиваться становилось всё сложнее и сложнее. Удар острой пикой в затылок оборвал жизнь последнего человека в галактике, который так и умер в бою, не выронив своего оружия.

— Стереть последствия пребывания людей на этой планете, — приказал король перканов. — Если бы они не вели такой паразитический образ жизни, то возможно мы разрешили бы им остаться в заповеднике. Они могли уйти и, со временем мы приняли бы их у себя на планете, но они почему-то решили погибнуть зазря. Их поведение не поддаётся логике. Жаль, — закончил диктовать отчёт правитель.

Александр «Imperialist» Кулькин Имя Бога Депрессия тягучая, липкая, как асфальтовое болото, уже захватила весь корабль. И держала цепко, потихоньку уволакивая души в глубины суицида. Главная беда межзвездного транспорта появилась и на курьерском корабле «Велос». С тревогой и болью следил Пилот за настроением команды. Ведь только редчайшие из людей могли перенести тягучую скуку полёта в подпространстве, когда изо дня в день в иллюминаторах однообразно клубилась темнота. Несмотря на броню, несмотря на силовые щиты и прелести далеких миров на голографическом экране с эффектом присутствия, тоска выедала всё человеческое, и тогда рвалось из души дикое, первобытное. Бесследно исчезали корабли, охваченные бессмысленным и беспощадным бунтом. В космосе нет подлости и нет тоски. Всё это люди брали с собой, но то, что незаметно на солнечной стороне, выпирало наружу среди темной материи предкосмоса. Курьер перемалывал квартовое топливо в своих реакторах, торопясь доставить на далекую планету ценное лекарство. Только угроза гибели колонии вынудила отправить корабль через враждебную всему живому территорию. И всё чаще пилот, он же командир корабля, вспоминал о закрытом сейфе. Это было страшно, это было опасно, но жизни почти миллиона колонистов были важнее. Сегодня во время обеда случилось то, что окончательно поставило точку в колебаниях пилота. Самая красивая женщина курьерской спецслужбы, Бортинженер, швырнула на стол тарелку с супом, и с яростно горящими глазами покинула кают-компанию. «Вот и всё», - холодно подумал Пилот, и, оставив недоеденный бифштекс, поспешил в свою каюту. С огромным трудом он дождался окончания идентификации личности, всех этих сличений радужки, ген-кода - перед его взором стояли часы, отсчитывающие последние секунды. Но вот отворилась дверца, и Пилот с изумлением увидел только два листа пластиката. На верхнем было напечатано только одно слово. Но устав пришёл на помощь. Вспомнив соответствующие параграфы и откинув красный колпачок, командир вдавил кнопку аварийного оповещения, потом дождавшись ответных зелёных вспышек

от команды прочитал вслух Это. Давно вытесненный геолингвой и забытый язык прозвучал в миллиардах миль от прародины всего человечества, и Слово стало Делом… Пилот почувствовал, как Вселенная вошла в его мозг, по-хозяйски огляделась, и разочарованно удалилась, оставив только ощущение чуда. Но нет. Осталось ещё и четкое понимание того, что он натворил. Он стал Богом, пусть всего лишь для крошечного мирка курьерского корабля, но всётаки… Скользнув взглядом по экрану эмоционального состояния, Пилот как-то равнодушно отметил, что все столбики стали зелеными. Все, кроме одного. Его личный показатель так же колебался между зеленой уверенностью и желтым сомнением. Так, как обычно бывает у человека. Зато у остальных… Уверенность и хорошее настроение зашкаливали. Что же он натворил? Как выйти из каюты, и взглянуть на этих… людей? Но, сначала… Бросив в микрофон пустые слова о вахте по расписанию, Пилот вышел в каюткомпанию. Порядок был уже идеальный, и все свободные от вахты члены команды стояли у стен. Стояли, а не рассиживались по диванам и креслам. Командир прошелся вдоль образовавшегося строя и попытался что-то прочитать в глазах. Это было невозможно! Глаза людей, нет, это уже были не люди, у них были пустые, даже не глаза, окуляры. Остановившись перед Бортинженером, он, тщательно пряча испуг, спросил: — Твои обязанности? — и напряженно вслушиваясь в давно знакомые слова, всё пытался и не мог найти в них живого человека. Её голос, её даже уставные фразы, которые заставляли вскипать кровь, неуловимые любой аппаратурой интонации… Сейчас их не было. Звучал просто голос, один в один схожий с голосовой сигнализацией. Перед ним стояла кукла, издевательски принявшая облик любимой женщины. Нет. Это он заставил её стать куклой, и теперь может делать с ней всё, что хочет. Пройдя вдоль строя таких же манекенов, Пилот вновь вернулся. «Может быть, приказать ей раздеться? — вползла скользкая мысль. — Обратной дороги всё равно нет, так хоть осуществишь свою мечту». Покраснев, командир хмуро бросил, чтобы все занимались своими обязанностями, и почти убежал в своё убежище, в каюту. Бесстыдно распахнутый сейф встретил его искушающим видом второго листа. Там было написано спасение. Но спасение для него означало почти неминуемую гибель колонистам. Поэтому отведя глаза, чтобы даже случайно не прочесть второе слово, он тщательно закрыл дверку и сел за стол. «Подлец! Подлец!» — мысль кружила в голове, злобно клекоча, и стараясь больнее долбануть своим клювом. Застонав, он схватился за виски. Как он мог такое даже подумать?! Всемогущество - оно опасно. Безраздельная власть над людьми - как это ужасно! Конечно, можно упиваться властью над беззащитными людьми, но наступит похмелье, если ты человек. Никогда человек не может стать диктатором. «А те, кто правил людьми? Их было много в человеческой истории. Ради своих идей они обрекали свои народы на муки и уничтожение?» — вновь зашевелились мысли в голове. «Нет, — молча, ответил Пилот, — ни у кого не было такой власти, и не могло быть. Такое могущество не для человека!» Две недели командир почти не выходил из своей каюты, он пробовал пить спиртное, даже дотянулся до шприца с наркотиком. Но отложил его обратно и убрал бутылку. Слишком велико было искушение… Так Пилот понял, что для Бога самое привычное чувство - это скука. Вернее, не для Бога, а для человека, который получил йоту всемогущества, но не Его знания и возможности. Так что, окончания полёта он ждал и не мог никак дождаться. Но вот последние действия, и корабль вынырнул в родной Космос, где сияло светило, и черноту оживляли далекие огоньки звёзд. Перед ними раскинулась планета, и на компе у Связиста уже замерцал сигнал вызова. Облегченно вздохнув, Пилот вновь нажал кнопку экстренного оповещения, и уже не глядя на панель готовности, вслух произнес второе Слово. Когда ошеломленный помощник, внезапно ставший Командиром, дождался доклада Врача, он только и смог пожать плечами: — Сердечный приступ? Ничего не понимаю. Впрочем, раз мы долетели, то нельзя же разбиться при посадке. Всем по местам! В возникшей суматохе никто не расслышал шепот Бортинженера: — Какой же ты дурак… любимый…

Елена «Дайроне» Раздобреева Тройка «Пилот А-73, готовность к взлету?» Уже? Глянув на часы, я легонько стукнула себя по лбу и потянулась к пульту управления. Атмосферные двигатели… Есть готовность. Маршевые… Неисправностей не диагностируется. Топливная система… Система подачи воздуха… Система жизнеобеспечения… Внешние датчики… Все. Приборы исправно рапортуют о стабильной работе оборудования и всех систем корабля. Двигатели запущены, так что машина готова сорваться с места в любой момент. Осталось получить добро на взлет. «Диспетчерская, говорит пилот А-73. К взлету готова, подтвердите разрешение». «Взлет разре… Стойте! Пилот, заглушите двигатели!» Ну, что ты будешь делать… Вечно у нас все не слава богу!!! Тяжело вздохнув, я заглушила двигатели и выбралась из кресла. Интересно, что на этот раз? Университетский космодром славен не только отменным оборудованием, профессиональными служащими и прекрасным парком. Самая главная наша достопримечательность неорганизованность! При всей строгости и четкости, которая требуется для планирования взлета и посадки космических кораблей, еще ни один рейс на моей памяти не был отправлен без заморочек. Даже когда я летала на маленьком одноместном флаере, который по сложности управления схож с обычным автомобилем, хоть на минуту, а откладывали старт. По самым разным причинам. «Пилот А-73, говорит диспетчерская. Открывайте шлюз, у вас меняется пассажирский состав». А это - вторая достопримечательность. Ни один рейс не был задержан по вине диспетчера или пилота корабля. Просто ученые - народ на редкость недисциплинированный. Собственно, я и сама принадлежу к этой братии. Тружусь на благо родного университета на кафедре псионики, а попутно выполняю обязанности пилота в экспедициях, в которых участвую сама. Летать просто обожаю, делаю это профессионально, так что обычно все довольны, и я в первую очередь. Другое дело, что приходится чуть лучше распределять время, чтобы вот таких ляпов не было. Эта работа, в отличие от научной деятельности, определенно приучает к дисциплине. Убедившись, что на планете проторчать придется еще не меньше получаса, я отправилась к шлюзу - выяснить, кого же нам добавили или сняли с рейса. На металлопластиковом покрытии космодрома стояли четверо. Александр Кушнов, мой бывший научный руководитель, Грэйс Ален, специалист по новым контактам, и двое мужчин, которые были мне незнакомы. Наверное, с других направлений. Университет большой, занимает целую планету, так что ничего удивительного, что не всех я знаю.

— Алекс, что случилось? — поинтересовалась я, спрыгнув на поле и поздоровавшись. — Почему старт отложили? Александр Григорьевич поморщился и кивнул мне на своих спутников: — Познакомься. Это доктора Кин и аль-Реан. Они специализируются на исследовании цивилизаций. Обстоятельства сложились таким образом, что мы до самого последнего момента не знали, смогут ли уважаемые товарищи присоединиться к вашей экспедиции, вопрос был решен только что. Угу, что я говорила? Вроде бы в научных изысканиях нужна такая точность и аккуратность… Видимо, на повседневную жизнь их попросту не хватает. Может, мне это еще предстоит?

— В последнюю секунду успели… Приятно познакомиться, господа. Я - Рида аль-Амрон, специалист-псионик и ваш пилот. Поднимайтесь на борт, мы и так срываем все сроки. Снова проверки, согласования с диспетчерской, ожидание свободной линии… Взлет. Ну, наконец-то. За пределы системы корабль выводился на ручном управлении, а вот потом можно и нужно ставить автопилот. Отметив на звездной карте маркеры смены направлений, я врубила маршевые двигатели и систему автоматического управления. Протестировала системы еще раз, убедилась,

что все нормально, и выбралась из кресла. Теперь можно и к остальным подняться. Стартовали мы поздно вечером по университетскому времени, так что сейчас, спустя девять часов полета, на корабле начиналось условное утро. Экипажа как такового на звездолете данного типа не предполагалось, так что в кают-компании собралось только научное сообщество. И оно, занятое завтраком, активно дискутировало. После долгого маневрирования в звездной системе мне больше всего хотелось чего-нибудь съесть и отправиться в свою каюту спать, но тема диспута напрямую касалась цели экспедиции, так что любопытство победило. Я поздоровалась, навела себе кофе и села рядом со всеми. Говорила Ин-Аэ-Сэй, руководительница нашего проекта. Я чуть сморщилась. Вир Ина была потрясающим специалистом в области контактов, умным и приятным в общении существом, но слушать инфернальные завывания Дочери Эфира было сложновато. Жаль, далеко не все тут обладали пси-способностями. Мысленная речь Ин-Аэ-Сэй гораздо приятнее - мягкая вязь сложных мыслей и образов, плавно перетекающих из одного в другой. Не то, что ее так называемый голос. Язык вир не поддавался воспроизведению для человека, но лингвист его знал, так что я прекрасно понимала все, что говорит Ина. Сейчас она делилась своим мнением по поводу нашей цели.

— Более чем интересное место. Насколько я поняла, у обнаруженной планеты есть необычная особенность - некая тройственность… размноженность… У меня нет точных данных, но по докладам группы первого контакта можно сделать вывод о наличии неких надмира и подмира у этой планеты. Структура очень похожа на легендарные Сиат и Гесраве Вир-Ун-Лари. Большинство собравшихся на мгновение отвлеклись, обращаясь к своим симбионтам или другим источникам информации. Мой биомодуль - миникомп, имплантированный в спинной мозг, сообщил, что имеются в виду Рай и Ад мира вир. В принципе, можно было и догадаться. Именно из-за этого феномена мы туда и летим.

— Думаю, эта тема в компетенции специалиста по псионике, — заметил доктор Шандур, врач нашей экспедиции. Я задумалась, послала запрос биомодулю. Да, конечно, моя…

— Насколько мне известно, реального подтверждения существования Тройки так и не было получено. Как, впрочем, и существования у разумных души, которая бы туда отлетала после смерти. С другой стороны, поразительная схожесть легенд совершенно разных рас должна нам о чем-то говорить. Дважды побывав в так называемых параллельных мирах, я склонна считать, что теория Тройки не лишена права на существование. Но то, что мы сможем понаблюдать ее на практике… Не знаю. Это надо видеть. Я собирала материалы по новой планете, как и все здесь присутствующие, но убедительных доказательств там не обнаружила. Правда, есть интересная строчка… Не строчка даже, а видеофайл. Я потянулась к встроенному в стол проектору и поставила в очередь найденный случайно файлик. Запустив видеоряд, украдкой зевнула. Наше научное сообщество внимательно смотрело запись чего-то, напоминающего так называемые ритуалы демонологии. По крайней мере, именно так подобные картинки классифицировались в книгах с Земли Изначальной. Я все это уже видела, так что сейчас рассматривала несложные рисунки и непонятные результаты, а само сообщество. Компания собралась сильная, ничего не скажешь. Ин-Аэ-Сэй, доктор наук, социология и ксенология. Принадлежит к вир, Детям Эфира, как их самоназвание переводится на родной мне русский язык. Точнее, как их обозвали люди, впервые встретившись. Вир и правда похожи на существа из сказок - непонятные сгустки то ли тумана, то ли чистой энергии. По-своему это очень красиво, вир постоянно меняют цвета, в зависимости от эмоций. Поголовно псионы. По сравнению с человечеством, которому псионические способности достались относительно недавно и непонятно как, Дети Эфира просто мастера псионики. Еще у них довольно интересная социальная структура, но сейчас совершенно неохота о ней рассуждать. Мави Кат У-Сор, профессор нашего университета, доктор исторических наук. Забавное существо, похожее на большой кактус. Впрочем, специфика обменных процессов риан не мешала им быть высокоразвитыми разумными, во многом обошедшими тех же людей в области

технологий. Обычно риане, с их непревзойденными математическими талантами, относились к социальным наукам с немалой долей пренебрежения, но профессор У-Сор те же таланты использовал для изучения ксенологической истории и анализа схожести-различия этапов развития разных видов. Весьма успешно, кстати. Шандур, кандидат медицинских наук, но в основном потому, что практика в крупнейшей клинике Республики совершенно не оставляет ему времени на науку. Каким ветром его занесло в нашу компанию - совершенно неясно. Шандур принадлежит к виду оро-кун, чем-то напоминающем мифологических орков. Только конечностей несколько побольше. Верхних вдвое, есть еще хвост. Относительно-гуманоидный вид, так сказать. Как завершение верхушки научного общества этой экспедиции (были еще ассистенты) – два человека. Доктора Кин и аль-Реан. Про них мне сказать нечего, я только знаю, что их область исследование цивилизаций, а имена не так на слуху. Ну и я, аспирантка-псионик. Самая младшая и неизвестная тут. Тоже что-то вроде ассистента по вопросам пси-энергии. Меня взяли-то потому, что люди, добившиеся реальных успехов в псионике - это в большинстве своем совершенно неадекватные создания, а вир ее не изучают, они ею пользуются. Ну и еще потому, что я действительно хороший пилот. После просмотра файла ученое сообщество начало бурно спорить и требовать от меня пояснений. Я, видевшая ролик уже не единожды, пришла к выводу, что использовалась какая-то разновидность принудительной телепортации, а появившееся существо отдаленно напоминает людей с развитыми псионическими способностями. О том, откуда телепортировали это явно разумное существо, по ролику я сказать не могла - мне нужно было место, чтобы отследить телепорт. Сообщив все это, я снова зевнула и помотала головой, разгоняя туман перед глазами.

— Рида, шли бы вы спать. Я не сразу поняла, кто это сказал, подняла осоловевшие глаза и обнаружила, что смотрят на меня все. Ин-Аэ-Сэй повторила: — Идите, мы вам потом расскажем, если до чего-то додумаемся. Сколько нам лететь?

— Чуть побольше двух недель, доктор… Пожалуй, мне и правда стоит отдохнуть.

— Приятных снов. «Крейсер «Ронасси», - говорит пилот бота «Ветерок». - Разрешите стыковку» «Ветерок», стыковка разрешена. Шлюз номер семнадцать, отмечен сине-зелено-синими маяками. Начинайте стыковку». Внимательно следя как за видеотрансляцией, так и за показателями приборов, я подвела свой корабль к крейсеру и аккуратно пришвартовалась. С тихим шипением переходная камера заполнилась воздухом. Проверив давление и гравитацию, я нажала кнопку активации внутренней связи: — Всем пассажирам корабля, стыковка завершена. Прошу покинуть борт и перейти на крейсер. За шестнадцать дней путешествия мы так ни до чего умного и не додумались. Материалы позволяли только предполагать, что метафизические «копии» у мира и, правда, существуют. Не более. Так что всем не терпелось спуститься на поверхность планеты и выяснить все наверняка. А для этого надо было отметиться у старшего местной группы, отвечающего за контакт с новой планетой. К тому же, за эти две с лишним недели могли появиться новые материалы. Полностью заглушив двигатели и отключив большую часть аппаратуры, я проверила надежность стыковки и догнала ученое сообщество уже во внутренних помещениях крейсера. Вир кивнула мне и подала папку. Новые данные и, правда, появились. Явно привыкшее к своим «соседям» население отнеслось к нашим исследовательским кораблям на удивление спокойно, хотя сами они находились на довольно ранней стадии развития. Так что особых трудностей контакт не представлял, и аборигены с удовольствием делились познаниями в области своих естественных наук. Помимо обычных флоры, фауны и социологии в данном мире нас интересовала поразительно развитая псионика. Кажется, эта наука тут была неотъемлемой частью их жизни… Кстати, об аборигенах. Мы, похоже, нашли одну из ветвей человеческой расы, потому что выглядели местные точь-в-точь как мой вид. А некоторые анализы позволяли сделать вывод о

возможности появления потомства… Короче, родичи. Дальние. Наш визит был встречен несколько прохладно. Информацией поделились, но общение проходило исключительно в деловом стиле и не слишком любезно. Впрочем, нам много и не надо было, а самое ценное - запись похожего ритуала, при участии специалиста из здешней группы, мы все же получили. Немного побеседовав и обсудив увиденное, я отправилась отсыпаться. Спуск на поверхность был назначен на завтра, так что я вполне успею и отдохнуть, и просмотреть еще раз запись. Утром, на разобранной кровати и с чашкой кофе картинка воспринималась совершенно подругому. Я раз за разом проматывала момент появления красивого существа с белыми светящимися крыльями. Что-то мне казалось странным… Возможно, чего-то не хватало. Была вероятность, что видеозапись попросту не могла передать некоторую составляющую голоса, внешнего вида существа, его неповторимой ауры… Нет, это надо видеть вживую. Раздался деликатный стук в дверь.

— Да, войдите! Пока открывалась дверь, я успела только печально окинуть взглядом разгром в каюте разобранную и смятую постель, посуду, оставшуюся после завтрака на столе, валяющийся на стуле костюм пилота… В общем, хаос в миниатюре, а прибираться было некогда. Оставалось только сделать вид, что я не заметила ироничного взгляда посетителя, и улыбнуться как можно дружелюбнее. Гостя я не знала. Высокий молодой (вряд ли намного старше меня) человек, с насмешливой искрой в синих глазах и несомненным псионическим даром. Вежливо кивнув и поздоровавшись, он занял стул - единственное место, на которое можно было сесть без последствий. Посетитель бросил небрежный взгляд на замершую запись и хмыкнул: — Интересуетесь феноменом Тройки?

— Интересуюсь, — кивнула я, снова запуская воспроизведение. — А вы вообще кто?

— О, простите, — он еще раз улыбнулся. Было в улыбке что-то насмешливое и в то же время милое. — Совсем забыл. Меня зовут Кристиан, я тут исполняю роль придворного шута… То есть специалиста по псионике.

— Оригинальная трактовка, — хихикнула я. Псионик мне понравился. — Я - Рида.

— Ага, уже наслышан. Особенно о ваших путешествиях. Впрочем, сейчас мне хотелось поговорить о другом… В записях, — небрежный кивок на беззвучное воспроизведение, — очень многого нет. Чтобы по-настоящему разобраться с этим явлением, вам придется спуститься на планету и поучаствовать в обряде. Я кивнула и пожала плечами. Ничего нового он мне не сказал.

— Вижу, вы об этом и так догадались. Тогда позвольте дать совет, Рида. Будьте чертовски осторожны. Жители Верхнего мира идут на контакт чрезвычайно редко, в отличие от своих коллег снизу. А эти сущности… Я бы посоветовал вам за эти часы до спуска поинтересоваться демонологией. Почитайте легенды.

— Все так серьезно? — я состроила насмешливо-заинтересованную гримасу. Он не поддержал шутку: — Более чем. Вы все же почитайте, что найдете. К сожалению, меня срочно отзывают в Академию, так что инструктировать вас будет некому. Местные жители довольно… осторожны в этом вопросе, и ради праздного любопытства ничего делать не будут. Но книгу дадут, и зал выделят. А вот дальше - на свой страх и риск. Теперь позвольте откланяться, меня ждет корабль. Я задумчиво попрощалась. Он вышел, и только тогда я сообразила, что не спросила главного участвовал ли он сам в этом обряде. За оставшееся до отправления время меня больше не тревожили. Отложив записи в сторону, я закопалась в сеть, выискивая упоминания о демонах и демонологии. Лишней информации было море, выловить из нее что-то нужное получалось с огромным трудом, а выловленное заставляло серьезно задуматься. Из всего многообразия я выбрала легенды Земли Изначальной, причем их европейскую часть. Все охватить я попросту не успела бы, так что отобрала наиболее близкое. Куча перекрестных

ссылок - с древних сакральных текстов на вполне себе современные форумы, масса совершенно непонятной мне информации, которую надо как-то интерпретировать… Итак, демоны. Отборное войско Сатаны, он же Люцифер, он же Дьявол, он же Князь Тьмы, он же Падший Ангел, выступивший против Бога. Сам по себе Люцифер весьма занимательная личность, ничего не скажешь… Да и его воинство тоже. Их задача - совратить с пути истинного людей, забрать себе их души и вечно истязать их в недрах Ада. Данный тезис мне не понравился очевидной бессмысленностью, но, побродив по просторам сети и побывав на мистико-развлекательных сайтах, я нашла более приемлемое толкование - демонам души нужны как источник энергии. Дальше еще интереснее. Классификация (опять же разная, в зависимости от источников) данного мифического народа поражала разнообразием. Кого там только не было! Все пороки на выбор, и у каждого есть покровитель в рогатой братии. После более внимательного ознакомления выяснилось, что демоны лишь верхушка данного сообщества, а еще существуют черти, бесы и прочая, прочая, прочая. Немного разобравшись с классификацией, за оставшиеся у меня полчаса я поискала информацию по взаимодействию с сими замечательными личностями. Там все оказалось поразительно похожим на виденное мной в записи действо. Свечки, пентаграммы, имена… О, кстати! Интересная особенность. Все представители Темных сил на диво трепетно относятся к своим именам. В общем, информации море, но зачем мне все это нужно, я так и не поняла. Ладно, просмотрела, запомнила и будет. Собственно и времени на размышления было маловато - по внутренней почте пришло сообщение об отлете. Пришлось быстро собрать все свои вещи и бежать к шлюзу. Спуск прошел относительно успешно, за исключением только того, что ученая братия умудрилась поругаться. Зачинщиками спора были профессора У-Сор и аль-Реан. Как выяснилось еще в полете, оба относились к воинствующим атеистам, и существование Тройки ими под сомнение не ставилось. Они были твердо уверены, что ее не существует. Месмер Кин и Шандур благоразумно не вмешивались, а мы с Иной пытались разобраться.

— Данный феномен наверняка имеет логическое объяснение, не относящееся к древним сказкам.

— А как вы его объясняете? — уточнила я.

— Псиониками был открыт способ путешествия мгновенно и без подручных средств. Как там, телепортация? Скорее всего, просто на некоторых планетах живут создания, похожие на ваши человеческие представления об ангелах и чертях, вот и все! Отрицательно покачав головой, я бросила вопросительный взгляд на вир. Она была более авторитетной, чем я, а профессор У-Сор славился, помимо всего прочего, еще и несколько… предвзятым отношением к молодым ученым. Ин-Аэ-Сэй понятливо кивнула и пояснила: — Телепортация через космическое пространство не то чтобы невозможна, но чрезвычайно опасна. Конечная точка всегда искажается, причем вычислить, как именно и по каким законам, люди не могут уже лет двести. Мы же просто не рискуем.

— По статистике, еще ни одно перемещение через вакуум не было завершено успешно, — поддержала я идею Инны. — Лучший результат - псионик оказывается на нужной ему планете. Есть задокументированные свидетельства перемещений в системы, которые не имели связи с республикой. То есть вообще. Я, кстати, в таких побывала, даже в двух. Так что существование параллельных миров можно считать доказанным…

— Это другое, — перебил меня профессор аль-Реан. Я поморщилась, но промолчала. — Вселенная бесконечна, это да, параллельные миры существуют… Но сейчас мы обсуждаем совершенно другой случай!

— Это еще почему? Тройка - те же самые параллельные миры, просто узконаправленные… На этом моменте я устало потерла виски и отказалась от спора, оставив Ину громить аргументы профессоров. В то, что Тройка существует, я верила. Более того, была уверена. Перемещение в миры, где

псионика (а так же еще несколько видов магии) была развита как основная наука, во многом изменило мои представления о мире. Там более что в Ланго о существовании Инферно говорили как о данности, и некоторые тому подтверждения тоже имелись. А доказательства я намерена была получить в самое ближайшее время. Планета поражала своей красотой. Выйдя из катера, я блаженно сощурилась на неярком солнышке. Тут была маленькая красноватая звезда, немного меньше Артики. Стоял полдень, но мне показалось, что сейчас на планете золотой закат. Мда, темновато, но атмосфера просто удивительная. Было тут и несколько лун, всех оттенков алого. Фотографии поражали воображение. Чтобы описать эту тревожную красоту мне явно не хватало поэтического дара. Небольшое посадочное поле, выделенное для наших катеров местными, оказалось симпатичным лужком с невысокой густой травой. Неподалеку стояла избушка, тут же обозванная мною космопортом, а в пределах видимости, за лесом, высились башни то ли города, то ли замка. На фоне золотого неба темные шпили смотрелись особенно эффектно.

— Дальше только пешком, — сообщила Ина. — Местные, конечно, поразительно толерантны, но лучше все же не выделяться… больше, чем мы выделяемся. И так половину нашей экспедиции смело могут записать в выходцы «нижнего» мира. А их тут… ну, не то чтобы не любят, но все же порядком опасаются. Мы покивали и, разбившись на пары, как примерные школьники, отправились к «космопорту». Смешно сказать, но именно им избушка и оказалась - ее поставили специально для прикомандированных к нашему лужку солдат. В обязанности этого патруля входил контроль за вновь прибывшими и краткий инструктаж тех, кто оказался на планете впервые. Ну, и оформление документов. Разобравшись с формальностями, мы отправились до города, где нас ожидали трое опытных мастеров по работе с представителями над- и подмира. По просьбе королевы, которая посчитала контакт с нами полезным, эти люди должны будут показать нам ритуал и даже позволить поучаствовать. Добрая половина нашей команды относилась к предстоящему скептически. Вторая половина ощущала жадное предвкушение. Как говорится, что-то будет! Дорога шла через лес. Местные виды растений мало чем напоминали привычные мне, выросшие на Земле или Артике. Даже приблизительно их классифицировать было сложно. Что-то вьющееся, густое и высокое, с нормальную корабельную сосну. Даже странно было на этом экзотическом фоне видеть обычных людей… Тем не менее, именно они тут и жили, переселившись с Земли Изначальной неизвестно когда, занятые больше выживанием, чем развитием. Так что тут до сих пор царило позднее Средневековье… Город впечатления не произвел. То есть произвел, конечно… Но не слишком хорошее. Грязный, ветхий и неприятно-многолюдный. Ладно бы если просто многолюдный, но люди тут были мрачные, угрюмые. Совершенно нерадостная атмосфера. На наше счастье, на улицах пробыть пришлось недолго. Правда, дом, который нам выделили, был таким же образчиком серости и уныния.

— У меня впечатление, что мы попали в прошлое… — протянул доктор Кин. — Земля, шестнадцатый век Третьей эры.

— Угу… Надеюсь, мы тут ненадолго! — поддержала я, осматривая тростник на полу, клееные кусочки слюды вместо стекол и толстую мышь, принюхивающуюся к вторгшимся в ее владения разумным. Ин-Аэ-Сэй прошлась по комнатам и вернулась к нам: — Ужас… Но хотя бы разной мелкой живности тут стало поменьше! Шандур и аль-Реан хмыкнули, я засмеялась. От инфразвукового излучения вир готовы сбежать не только мыши и крысы, но и морально устойчивые тараканы. Так что можно было быть уверенными, что ночью нас не ожидает подлая диверсия со стороны грызунов и клопов. Местные их аналоги были удивительно похожи на земных сородичей… И вообще, фауна как будто списана с Земли! И почему бы именно клопам не выпасть из этого правила, а? Стараниями Ины ночь прошла спокойно. Утром, основательно поудивлявшись местным «средствам гигиены», мы собрались в общем зале. Обсуждалась предстоящая прогулка.

Рассматривался план города. Точнее, снимок этого города сверху, с орбиты. Нужное нам здание располагалось ближе к центру в довольно зажиточных районах. Там, насколько можно судить по фотографиям, было существенно чище, что нас всех порадовало. Путь занял совсем немного времени.

— Ва-а-ау… Дружный вздох восхищения вырвался у всех участников экспедиции, когда мы оказались у цели. Просторное, светлое, как будто парящее над убогой мостовой здание напоминало застывший язык пламени. Летящие, тонкие очертания, мягкие цвета, кажущиеся особенно четкими в утреннем свете узоры, высокие арки, украшенные резьбой… Великолепно. Даже беспардонный и циничный У-Сор входил под эти своды с явным оттенком благоговения в эмоциях. Я же вообще спохватилась, что рот можно и закрыть, только тогда, когда к нам обратился местный служащий - мужчина с идеально-светлыми волосами и благородными чертами лица: — Что вы ищете здесь? Мы растерянно переглянулись и дружно сделали полшага назад, оставляя Ину в гордом одиночестве. Я расслышала ментальное «Предатели…», после чего Дочь Эфира заговорила: — Добрый день, мы - исследователи с «Ронасси», прибыли сюда для… Не дослушав, человек поднял руку, призывая к молчанию, и так же жестом позвал за собой. Мы организованно ломанулись следом. Внутри все было попроще. То есть - внутри в смысле в коридорах за поражающим воображение парадным залом. Сам зал не уступал внешнему фасаду, а тут, наполовину под землей, где-то в середине огромного сооружения, из всей красоты остался только светлый, сливочного оттенка камень. И все. Ни росписи, ни украшений. Зал, в который нас привели, так же отличался только большими размерами и искусно выложенным плиткой полом. Рисунок на плитке - пятиконечная звезда - был очень точным и аккуратным. Чем он был выполнен, я не поняла, какая-то густая подсохшая субстанция… Нас встретили еще двое мужчин, таких же красивых и молчаливых. Проводник обернулся и спросил: — Кто из вас маг?

— Я и эта девушка, — Вир кивнула на меня.

— Хорошо… Думаю, она. Вы слишком иная. Внутренне сокрушенно вздохнув, я вежливо склонила голову и взяла протянутую книгу. Пробежала глазами по странице, рассмотрела рисунок… Повздыхала еще печальнее и пошла дорисовывать недостающее. Занятие оказалось на диво увлекательным. Старательно вычерчивая линии специальным составом, я следила за сложной вязью символов и жгутами энергии, сворачивающимися над картинкой. Псионика в основном подразумевала более четкие, линейные связки, без малопонятного тумана и сложных символов. В чем-то она была более эффективной, но если меня можно назвать простым ремесленником, то создавший эту структуру - настоящий творец. Закончив, я оглядела свои художества. Классическая такая пентаграмма, как в книжках. Какието руны, вроде знакомые, но вот так навскидку я даже страну не назвала бы. Поэтому, что тут написано - а кто его знает.

— Кого мы вызывать-то будем? — поинтересовался доктор Шандур, наиболее нейтрально отнесшийся к перспективе пообщаться с потусторонним существом.

— Кто откликнется, — пожал плечами приведший нас сюда человек. — Думаю, кого-то из мелких бесов.

— А я-то уже губу на демона раскатала…

— Не ты одна, — судя по тону, вир тоже хотела бы увидеть демона. И у обеих в голосе сквозило такое детское разочарование… Наши спутники рассмеялись. К ним присоединились, правда, более сдержано, и местные. Я только фыркнула обиженно и вновь вернулась к книге. По мере того, как я старательно выполняла все предписания неведомого автора, комната все

пустела и пустела. Зрители благоразумно свалили на балкончик, предпочитая наблюдать за разворачивающимся действом с безопасного расстояния. Тем более, что один из служащих шепотом пояснил, дескать зала окутана очень мощными щитами на случай, если призванное существо окажется агрессивным. Так что меня оставили одну. По мере чтения зубодробительной словесной формулы в зале темнело и холодало. Резко упал уровень пси-энергии - вся она сконцентрировалась над рисунком. Там образовывалось что-то наподобие воронки, смерча, но «видно» было только его верхнюю часть. То есть - самый верх воронки совпадал с границами пентаграммы. Как будто над смерчем стоишь и вниз заглядываешь. Величественное зрелище, но заметно его было только в энергетическом плане. Впрочем, реальный уровень мира тоже поражал спецэффектами вроде тьмы, холода и неяркого свечения пентаграммы. Линии горели бордовым, как угли остывающего костра, символы - чуть ярче и ближе к алому. Воздух над рисунком постепенно терял прозрачность, складываясь в фигуру когото высокого, рогатого и крылатого. Воронка энергии вытягивала существо оттуда, снизу, и оно этим фактом было крайне недовольно. Волны эмпатического шторма пахли возмущением, яростью и голодом. Все закончилось внезапно. Я неотрывно следила за фигурой, не спуская взгляда с того места, где должны были появиться глаза. Тем не менее, момент едва не пропустила. Странного разреза, с щелями вертикальных зрачков и непонятным торжеством, его глаза появились буквально на мгновение… И все закончилось. Исчезла потусторонняя фигура, резко потеплело, рассеялась воронка и темнота…

— Н-не поняла… От картинки мало что осталось. Видимо, что-то я все же сделала не так. Ритуал не удался.

— По-вашему, это была массовая галлюцинация?!

— Почему бы и нет?! Представителя ваших легенд я так и не увидел!

— Потому что не умеете смотреть! Мы - Рида и я - отлично его заметили!

— Странно, что кроме вас его никто не видел! Или не-псиоников ваш демон постеснялся?!

— Хватит!!! Спор шел уже полчаса, причем на повышенные тона перешли почти сразу. Несмотря на то что с момента эксперимента прошло уже больше шести часов, у меня до сих пор жутко болела голова, и слушать визгливый голос У-Сора было невмоготу. Про инфернальные завывания вир я вообще молчу. Как ни странно, они послушались и замолчали, демонстративно не глядя друг на друга. Ко мне подошел Шандур и предложил лекарство от головной боли, но я отказалась. Причина боли была нефизической, я просто переутомилась, и лучше бы у кого-нибудь в команде нашелся шоколад. Но чего нет, того нет. Вернемся на крейсер, схожу за своими настоечками, которые по глупости забыла на боте. Немного отдохнув, мы поблагодарили наших инструкторов и покинули город. Служители объяснили, что так бывает, если в сети попадается сильный демон. Он может разорвать вызов, хотя в этом случае успел в последний момент… В общем, одно утешение - меня признали достаточно сильным демонологом и презентовали несколько книг по этой теме. Почитаю в тишине… Взлет, короткий путь, стыковка, отчеты… До каюты я добралась только тогда, когда по внутреннему времени на крейсере наступила глубокая ночь. Сжимая голову руками, повалилась на кровать, но даже спустя час не смогла уснуть. Перед глазами стояло то странное и сердитое существо, его глаза, его ярость… Нет, так дело не пойдет! Решительно встав, я натянула штаны, накинула рубашку и отправилась за коллекцией травяных настоек. Были там, среди прочего, снотворное и зелье, помогающее восстановить потраченный резерв. Как говорится, то, что доктор прописал. В просторных коридорах крейсера было тихо и пустынно. Все, кроме вахтенных, спали и видели десятые сны, а я плутала в поисках семнадцатого шлюза. Биомодуль помогал искать дорогу, показывая карту другого крейсера такого же типа. С местными дорожками карта совпадала почти полностью, хотя пару раз я все же свернула не туда.

Шлюз оказался открыт, не пришлось даже заморачиваться с идентификаторами. Пилота на корабль всяко пустят, но могли возникнуть трудности с разбуженным капитаном. Думаю, спасибо он бы мне не сказал, так что просто замечательно, что путь свободен. Наш небольшой кораблик мирно спал. Поразительная тишина, мирная и почти абсолютная. Ни звука, разве что с крейсера какой-то шум долетит… Тут же все, что могло шуметь, отключено три дня назад. Обычно я старалась держать свои эликсиры под рукой, но в этот раз забыла. Так что сумка осталась в кабине. Туда я и направилась. Спустилась на один уровень, приложила ладонь к панели доступа, вошла… Тихо и темно. Как-то даже непривычно. Сумка с лекарствами оказалась там, где и была. Вытащив нужные флаконы, я покачала их в руках и улыбнулась. Травки собирала сама, готовила тоже сама, добавляя некоторую долю псиэнергии. Снадобья получились просто чудодейственные. Не спеша уходить, провела ладонью по панели управления, села в кресло. Эх, сейчас бы полетать, посмотреть на эту систему, погонять в астероидном поясе. Успокоить раненую гордость, неприятно пораженную сорвавшимся ритуалом. Видимо, все же фиговый я псионик. Зато точно хороший пилот! Нацедила в ложку снадобья от головной боли, выпила. Откинулась в кресло и запустила систему внешнего обзора. Тихо дрогнули, активируясь, батареи, засветилась панель, и почти сразу зажглись экраны. Открытый космос, планета и несколько ее спутников. Красиво. Я чуть было не уснула в кресле. Даже без снотворного виды успокаивали. Кресло было в должной мере удобное, рассчитанное на длительное пребывание в нем, так что спать было бы вполне комфортно. Но поспать мне не дали. Оборачиваясь на прикосновение к плечу, я сперва подумала, что стоило предупредить, куда собираюсь. Наверное, Ина зашла в каюту обсудить произошедшее и не нашла меня… Следующей мыслью было явное несоответствие данного предположения времени суток, а потом я все же увидела, кто ко мне подошел. Массивная фигура. Здоровые, изящно изогнутые перепончатые крылья. Клыки-когти-рога в неограниченном количестве. И ярко-алые, странного разреза глаза с щелками вертикальных зрачков. Те самые, что я видела в зале, когда вызывала демона. Видимо, я его все же вызвала…

— Здравствуй, о, госпожа моя! Приветствие прозвучало с явной издевкой. Богатый рычащими интонациями голос просто сочился ядом, а на довольно привлекательной физиономии замерла многообещающая улыбка. Как говорится, упс… Н-не нравится мне этот взгляд! Демон же продолжил: — Чего пожелаешь, повелительница?

— Э-э-э… Это был предел моих способностей на данный момент. Демон постоял, вздохнул и сказал: — Ну что уставилась? Вызвала? Загадывай желания, отдавай душу и отправляй обратно! Звонко клацнула, возвращаясь на место, отвисшая было челюсть. Возмущение вернуло мне красноречие, и демон, вместо Инферно, был послан в длительное пешее путешествие. Теперь была его очередь удивленно на меня таращиться, но, надо отдать ему должное, справился он быстрее меня: — Девочка, не хами! Лучше давай поскорее разберемся с этим вызовом, и я отправлюсь обратно.

— Ну, так отправляйся, кто тебя держит-то?

— Э нет! Зря я, что ли, сюда явился? Я подозрительно прищурилась: — Ну и чего тебе надо? Он устало вздохнул: — Ты слышишь плохо? Повторяю для особо одаренных. Попроси чего-нибудь.

— Ага, а по второму пункту? Насчет души?

— Странная ты… Неужели никогда не слышала, чего стоят все сделки с демонами?

— Слышала, и меня это никоим образом не устраивает! Мы уставились в глаза друг другу. Устало-сердитый и возмущенный взгляды пересеклись, и победителей в гляделках не намечалось. Не выдержали одновременно - отвели глаза.

— Иди-ка ты, демон, обратно.

— Значит, не желаешь ничего просить?

— Не желаю отдавать тебе душу.

— Жаль… — внезапно что-то в его голосе изменилось, заставив меня насторожиться. Демон же неприятно улыбнулся и шагнул вперед. — Тогда заберу так! Упс… Взвизгнув, я слетела с кресла, уходя от загребущих лап. Страшные когти цапнули воздух буквально в паре миллиметров от моей шеи, заставив заорать еще испуганнее и броситься к выходу. Что-то мне это напоминало… Как-то я уже бегала по своему кораблю от жаждущих заполучить мою тушку. История подозрительно повторялась. Бегал он быстро! Значительно быстрее, чем я. Были бы мы на крейсере, демон поймал бы меня за пару минут, но здесь, в довольно тесных переходах, преимущество было на моей стороне. Другое дело, что долго так продолжаться не могло - в отличие от моего преследователя, мои силы были основательно подкошены предыдущим днем и подходили к концу. Забившись в каюту Ины, из которой было два выхода, я старательно вспоминала, что можно теоретически сделать с демоном. Договариваться не хотелось. Бегать можно было до бесконечности. Точнее, до тех пор, пока я не свалюсь от усталости. Потом созданию Инферно не составит труда сделать со мной все, что угодно. Так что, это тоже не выход… Еще можно было попробовать отправить его туда, откуда он явился. Но для этого требовалось наличие такого же рисунка, как в момент призыва, и наличие демона в этом рисунке. Сомневаюсь, что мне удастся как-то запихнуть его в пентаграмму, даже если она будет правильно нарисована. Он же не идиот, в конце-то концов. Тихий, крадущийся шаг я услышала совершенно случайно и только благодаря симбионту. Надо же, эта гора мышц, когтей и клыков умеет ходить почти бесшумно… Что же с ним делать?! Пока что паника успешно давилась биомодулем. Так что действовала я относительно разумно и хладнокровно. Правда, толку с того… Я все равно не знала, что делать. Оставалось бежать. Бега по замкнутому пространству заканчиваются обычно поразительно одинаково. Я, судорожно дышащая и едва держащаяся на ногах, стою в небольшом закутке. Демон, совершенно не уставший, даже не запыхавшийся, улыбающийся мне от входа. И ни малейших шансов проскользнуть мимо. Кажется, добегалась. Он подходил медленно. Судя по физиономии, наслаждался моментом. Мне оставалось только хмуро наблюдать, мысленно насвистывая похоронный марш.

— Закрой глаза.

— Что? Он ухмыльнулся и повторил: — Закрой глаза. Не так страшно будет. Логичный совет… Я решила ему последовать и закрыла глаза. Последнее, что почувствовала прикосновение где-то в районе солнечного сплетения. После этого сознание сделало ручкой. Тихий гул двигателей. Попискивание каких-то приборов. Мягкая простыня, одеяло. Огромная подушка, в которой я буквально утонула. Вроде бы лечебный отсек… Интересно, где? Открывать глаза не хотелось, но приятную тишину разбили несколько встревоженных голосов: — Кажется, очнулась… Доктор, идите сюда!

— Отойдите все! Вир Ин-Аэ-Сэй, к вам это тоже относится! Значит, Ина… И, наверное, доктор Шандур. Больно уж знакомые интонации. На лоб легла прохладная шершавая ладонь.

— Рида, просыпайтесь! Давайте, хватит уже валяться! Вот так вот, не дали понежиться в постели… Ла-а-адно, так уж и быть!

Свет приглушить догадались, так что пробуждение оказалось довольно комфортным. Разлепив глаза, я потянулась по привычке потереть ноющие с пересыпу виски, но меня мягко удержали. Окончательно проснувшись, я обнаружила, что лежу под капельницей, и перестала пытаться шевелить руками.

— Посмотрите на меня… Хорошо. Как вы себя чувствуете? Ничего не болит?

— Нормально… Подождите, я передам вам данные с биомодуля. Симбионт быстро подготовил полный отчет о состоянии моего здоровья и отослал его Шандуру. Тот удовлетворенно кивнул.

— Замечательно. Капельницы можно убрать, но вставать вам пока не рекомендуется. Понаблюдаетесь еще, потом посмотрим… Отдыхайте, если получится. Я рассеянно кивнула. Смысл последней фразы от меня ускользнул. Все стало понятно, когда доктор, отсоединив капельницу, ушел. В палату зашли трое - доктор Кин, вир Ина и… один из аборигенов, тот, который встречал нас у дверей храма. Справившись с потоком суматошных вопросов, я, наконец, смогла выяснить, что произошло. Все оказалось просто. Кто-то из младших служителей, прибирая в зале, заметил, что остатки рисунка еще светятся в энергетическом плане. То есть связь еще есть, а значит, ритуал оказался удачным. Все переполошились - раз вызов удачен, то и демон где-то здесь! Мастера попытались восстановить пентаграмму, чтобы отправить гостя туда, откуда он взялся. А когда это удалось, связались с «магом, работавшим у нас». Вот тогда-то и выяснилось, что меня на крейсере нет… Быстро переговорив со всеми, я отправила посетителей из палаты, под предлогом отдыха, так ничего и не рассказав. Я не знала, успели ли они ДО того, как… И вопрос был весьма и весьма насущным. Впрочем, узнаю я это, видимо, только после смерти, а пока и, правда, стоило отдохнуть. «Госпожа аль-Амрон. Мы не стали вас тревожить тогда, но, надеемся, письмо дойдет до вас. Зная некоторые особенности поведения жителей Инферно, мы в первую очередь проверили ваше состояние. Можем обрадовать - он не успел. Надеюсь, этот случай не заставит вас бросить магию и демонологию. Удачи вам и скорейшего выздоровления!»

Подпись - замысловатая закорючка - и печать на сургуче. Письмо оставлено для меня аборигенами. Вот уж правда, порадовали… Но получение этого послания не заставило меня прекратить написание отчета. «…Таким образом, мы можем заключить, что существование Тройки - не более чем миф. Получены объективные доказательства, которые прилагаются к этому отчету. Анализ их приведен в приложении один…»

Я сохранила файл, закрыла программу и откинулась на стуле. Тройка - только миф. Демонов не существует. А экспедиционная бригада стала жертвой коллективной галлюцинации. Убрав электронный блокнот в сумку, я закинула ее на плечо и потушила свет. Пора было вылетать.

ПОСТАПОКАЛИПСИС Самое жестокое существо на Земле – человек. Только человек способен уничтожить мир, не смотря на то, что это поставит под угрозу его собственное существование. Жажда наживы, превосходства, могущества может привести к необратимым последствиям. Привести к тому, что под пули пойдут подростки, еще вчера игравшие в куклы. А память о стране, занимавшей большую часть суши, останется в прошлом. И никакими мифами о вмешательстве богов или демиургов невозможно будет прикрыть правду. Правду о том, что человек – самое жестокое существо во Вселенной.

Участники: Александр «Vedmak» Матющенко - 11.46 Андрей «Scott» Астахов - «2013» Александра «Alexxa» - Кукла Чарки

Александр «Vedmak» Матющенко 11.46 «…Если у человека нет матери, нет отца, но есть родина — он ещё не сирота. Всё проходит: любовь, сожаление о ней, горечь утрат, даже боль от ран проходит, но никогда-никогда не проходит и не гаснет тоска по родине…»

В.П. Астафьев «Далёкая и близкая сказка» Под тяжелыми, довольно потрепанными ботинками хрустели крошки бетона. Ледяной ветер терзал старую шинель. Небо затянуто тяжелыми дождевыми тучами, готовыми извергнуть тонны дождя на матушку-Землю. И только на западе, в последних минутах уходящего дня, струился с Небес свет. Захватывающее дух ощущение неземной красоты ослепило горячим багровым лучом взор. День уходил на покой. Очередной день, приближающий человечество к Концу. Середина двадцать первого века принесла Человечеству справедливость – Человек, как вид, сполна расплатился за свои деяния. Стремительно и непредсказуемо изменился климат. Море поглотило сушу. Человек из самого могущественного вида в миг превратился в самый слабый. Оказался на грани вымирания, без шансов на выживание. Россия… Россия оказалась тем островком надежды, который пощадило море. Земле русской отводили большую роль в судьбах Мира. Но чтобы так… Оставшиеся несчастные, которым было начертано судьбой расплачиваться за всех, укрылись на земле русской. …Солнце скрылось за тучами. Начал накрапывать легкий дождь. Осень. Пора уходить к базе. Хотя, «база» - громко сказано, лишь худо-бедно обустроенное место для жизни. Встретил черный взгляд Артура - часового. На плече раритетный, достойный поклонения, словно тотем, АК-74М. Довольно ценный человек, раньше служил в ВДВ и отлично разбирается в оружии. Сам он из Рязани. В их лагере было много иностранцев. Хотя, кого теперь называть иностранцами, когда не осталось самих стран? Пожалуй, самым интересным был наполовину ирландец наполовину американец по крови и американец по духу Стеф МакКвайн. Сейчас он сидел на куче сухих веток приготовленных для главного костра на ночь. И довольно оживленно, сильно жестикулируя, спорил о чем-то с Сергеем Петровичем Курпатовым.

— Здравствуй, Вадим. Присаживайся, у нас как раз зашел спор. Рассуди. А то Стеф утверждает, что спорить не имеет смысла, вроде - это бессмысленно. Петрович заботливо подвинулся, освобождая теплое, нетронутое осенними дождями место под темным небом.

— Вадим, — несмотря на легкий акцент, американец говорил по-русски превосходно, — я не спорю с Сергеем, он меня неправильно понял.

— Да нет, Стеф, это вы меня…

— Хорошо, я только хотел сказать, что Сергей не объективен в данном вопросе.

— Это как? Объяснитесь! — от негодования, треснувшие в нескольких местах, бесценные очки съехали на кончик носа.

— Все просто, Сергей. Вы ведь были руководителем коммунистической партии? Ведь так?

— Да. И что?

— Как что. В этом и кроется ваше чувственное отношение к обсуждаемой проблеме.

— А в чем собственно вопрос вашего спора? — я натянул воротник повыше.

— Говорим о человеке, Вадим. О человеке…

— И мой отец был коммунистом. И что с того?

— И вы, очевидно, пошли по его стопам. Я вот о чем. Коммунизм ведь прививал любовь к своей стране в первую очередь.

— Да! — Сергей от гордости даже выпрямился.

— Любовь к своей стране, но не к окружающим. Ведь это означало достижение цели любой ценой. Неважно, чем приходилось жертвовать.

— Это неизбежно…

— И именно это породило ту точку зрения, что так характерна для ваших соотечественников, уважаемый Сергей.

— Я вас не понимаю. Продолжайте.

— Нетерпимость. Нетерпимость ко всему инородному. Достижение поставленной цели любыми способами предполагало, как правило, строгое следование всему старому и веками проверенному.

— А что в этом плохого? Вы хотите сказать, что любое новшество приносило человеку только пользу? Нет. Я бы сказал, даже наоборот, — Петрович широко обвел руками окрестности.

— Да, в этом я могу согласиться. Но не полностью.

— Стеф, вы просто упрямец!

— Нет, вы не хотите меня слушать!

— Да…

— Подождите! — я совсем потерял нить разговора. — Вы про что? Про что вы завели разговор?

— Видите ли, Вадим, мне пришлось весьма некстати сказать, что уничтожение морали человека по миру пошло с Запада. Стефу это, понятное дело, не понравилось.

— Я хочу доказать, что то, что вы называете разрушением морали, на самом деле являлось прогрессом, становлением современной личности человека.

— Неправда! Мы всегда в России росли немного лишенными, у нас не было излишеств и возможности шиковать по жизни. Именно с запада пришла формула успешной жизни, которая на первый пункт ставила удовлетворение личных потребностей - шика, похоти, что и повлекло за собой самые печальные последствия.

— Ладно, оставим эту тему. Здесь с вами спорить бесполезно, Сергей.

— Это почему же? Стеф поморщился: — Вот вы говорите о падении морали. А кто, спрашивается, воспитывал ваших же детей? Мы? Нет. Так, как мы могли на них плохо повлиять?

— Ваша мода завлекла молодежь…

— Они могли выбирать. Это вы им не предоставили права выбора.

— Да как же из этого можно выбирать, когда все, абсолютно все заполонило одно и то же. Эта грязь была всюду.

— А сейчас?

— Наверно её меньше.

— Хоть здесь вы согласились, Сергей.

— Вам не скучно со стариками, Вадим?

— Нет. Меня вот интересует другой вопрос. Скажите, о чем вы скучаете,… жалеете о чем? Об ушедшем?

— Это провокационный вопрос, Вадим, — Стеф сощурил глаза, в которых за миг до этого мелькнул неподдельный огонек интереса к новой теме.

— Об утерянном? Нет, Вадим, это риторический вопрос, — Сергей Петрович натянул шапку холодные капли так и донимали. — Мне больше всего не хватает моей страны, моего уголка. Я, конечно, не говорю о семье, о близких - это очевидно. Я понял, вы подразумеваете в первую очередь духовную составляющую жизни. Я каждый день ложусь спать и знаете, что мне снится? Мне снится, что я просыпаюсь, а вокруг

мой прежний мир. С его проблемами, заботами и суетой. Мне не достает той душевной теплоты, что так согревает сердце, когда смотришь на дома, улицы, вечную стройку многоэтажек, с которой я рос, которую я каждый день наблюдал и к которой я так привык. А просыпаюсь, и передо мной вновь встает во весь рост грустная реальность. О чем я жалею? Вот об этом и жалею. Когда жили тогда - все хотели чего-то лучшего, а сейчас… Сергей Петрович замолчал, опустив голову.

— Не понимали, что все лучшее, оно здесь, рядом с нами, — Закончил Стеф. Он так и сидел, не открывая глаз.

— Так и грезишь вспомнить снова запах дома, запах свежего хлеба, еще раз посмотреть на чистое небо над родным домом. Теперь всего этого нет. Время ушло, что теперь говорить?

— Почему ты так говоришь… Они вновь заспорили. Вадима подломил сон. Обрывки фраз влетали в его голову. Он слышал, он понимал, был не согласен, хотел возразить, но уже проваливался в сон…

— Вадим, Вадим, проснись. Чего же ты так? Дождь, а ты уснул. Нельзя же. Простынешь, и что дальше? Шел дождь. Глубокая ночь. Тьму отгонял только большой костер, в который гипнотически методично подбрасывал ветки Стеф. Сергей Петрович склонился над Вадимом. Стянул с себя древнюю шапку-ушанку: — Возьми.

— Как, а вы?

— Мне ничего, — Петрович погладил лысину. — Бери, бери. Ты молодой, береги здоровье тебе оно важней. Мы вот не то, что здоровье, вообще ничего не уберегли.

— Зачем вы так? Никто же не виноват в том, что произошло. Петрович мелко закивал головой: — Никто. И все вместе. Иди, грейся. Ты промок. Ночевали в небольшой пещерке, приспособленной к ночлегу. Об уюте и говорить нечего, но здесь было хоть тепло и не так одиноко.

— Чего не спишь? Где ходил? Опять с этими умниками общался? Ты мне смотри, они хорошему тебя не научат — на импровизированной проходной сидел Иван Никифорович в роли дежурного. Это был дородный самый настоящий русский мужик из сказок. Простой, но не лишенный тонкого ума и логики.

— Да ладно вам, Иван Никифорович, они меня сами позвали. Я все равно ничего не помню почти сразу уснул.

— И о чем они трепались на этот раз?

— Да так, вспоминали прошлое…

— Ну, это ничего. Вот в прошлый раз я этому Стефу чуть не навешал по первое число за весьма красочные рассказы.

— Какие? Расскажите, — и бухнулся рядом на сыроватое сено.

— Да какие, какие… Кинулся он вспоминать, как организовывал в Германии гей-парад. И еще возмущался, почему де в мире есть такие страны, которые не понимают их. Они ж вроде как меньшинство и, значит, достойны снисхождения, — в пылу речи Иван Никифорович взял в рот небольшую былинку сена, наподобие сигареты.

— А вы? Что вы думаете?

— Вот все тебе надо, парень. Да что я мог сказать? Ну, проводил - молодец. Медаль за усердие когда может и дадут. А расхваливать и оправдывать это безобразие, я не допущу. Никифорович в сердцах плюнул на землю: — Понимаешь, все это - это болезнь души человека. Это не лечится.

— Никак?

— Никак…

— А кем вы были, Иван Никифорович?

— Кем, кем. Тебе скажи. Инженером. Этого хватит?

— А как тогда было?

— Да как? Никак… — его взгляд ушел куда-то в темную даль. — Что теперь говорить, если ничего нет? Правильно. Нечего. Они сидели вместе. Молодой парень, не знающий ничего о некогда могучем мире людей, и переживший боль, муки и лишения мужчина, волосы которого тронула седина. Никто не знал, да и откуда им было знать, что каждую ночь ему, пятидесятилетнему мужику, снится один и тот же сон? Сон, каким он запомнил последний день своей той, такой сладкой и прекрасной жизни. Как он провожал взглядом мелькавшие, словно муравьи, и спешно уходящие вдаль прерывистые разграничительные дорожные полосы. Именно так, сидя в кузове военного «Урала», увозящего его прочь от дома в армию, он запомнил еще тот мир…

— Что теперь говорить… — Никифорович вроде как проснулся ото сна. — Если все потеряли. И близких, и дом, и родину. Нет у нас ни у кого теперь родины - мы её лишились. Это страшно. Потому что понимаешь, что тебя уже никто нигде никогда не ждет… Так, ладно, хватит тут сидеть, уши развесил, иди спать. Бегом, живо! Уснул не сразу. Как-то не клеились в сознании образы и сказанное столь разными людьми. Но усталость взяла свое… Небо было по-прежнему затянуто тучами. Хотел еще раз поговорить с Сергеем Петровичем. В это время он должен был быть в учебном классе - все некое подобие образования нового поколения держалось на нем. Достоянием его «школы» был довольно хорошо сохранившийся географический атлас. И сейчас он принимал задание по географии. Отвечала маленькая девочка. Её нашли всего месяц назад в одной из горных пещер. Совсем одну. Непонятно, как она смогла вообще выжить.

— …Россия - крупнейшее государство мира. Располагалось в Евразии. Территория России занимала 1/9 площади всей суши Земли или в процентах 11,46…

Андрей «Scott» Астахов «2013» И пришел день, когда Главный Господин Естественного Хода Вещей внезапно понял, что все идет совсем не так, как планировалось вначале. У Главного было много привязанностей и слабостей, но больше всего он любил три вещи раннее летнее утро, вальдирские эскалопы с острым цветочным соусом, которые так искусно готовила его личная повариха и, особенно, несокрушимую математическую логику, которая позволяла предвидеть и прогнозировать все, что происходило, и должно было произойти в любом из миров по воле того, кто эти миры создал. Он обожал чувство интеллектуального удовлетворения, появляющееся у него всякий раз, когда события развивались именно так, как он планировал. Но сегодня Главный, прочитав сводки, доставленные накануне в его резиденцию из Центра Полного Знания, вдруг понял, что его прогнозы могут не сбыться. И после знакомства со сводками тут же вызвал в кабинет свою секретаршу.

— Каи, это последние сводки? — спросил он, показывая на таблички.

— Да, непогрешимый, — ответила секретарь мелодичным глубоким голосом, замерев в почтительной и вместе с тем очень изысканной позе. — Доставлены за несколько минут до вашего прибытия.

— Понятно, — Главный покосился на переливающуюся огоньками панель связи. — Все члены Совета Демиургов получили эти сводки?

— Пока только Главный Архивариус и вы, непогрешимый.

— Откуда такая информация?

— Я подписала квитанцию о доставки табличек, и там было указано, что копию табличек получил Архивариус.

— Вы очень наблюдательны, — сказал Главный. — Идите. Когда секретарша вышла, мягко шелестя великолепными крыльями и оставив после себя тонкий запах «Слез ангела», Главный все же включил соединение с Центром Полного Знания.

Ответил ему сам Нанатотек, Господин Измерений.

— Кланяюсь почтительно, непогрешимый, — сказал Нанатотек.

— Кланяюсь почтительно, Нанатотек. Что у вас там случилось? Я о таблицах, которые мне доставили…

— У нас возникли сомнения относительно перспектив проекта «2013», непогрешимый. Ведомство Новых Миров воспользовалось пятым пунктом инструкции и решило включить в проект дополнительные параметры моделирования.

— Насколько значительна деривация от первоначальной модели? В таблицах этого нет. И каковы ваши прогнозы?

— Мы не знаем. Был изменен параметр «Ключевая фигура». Что из этого получится, пока непонятно. Думаю, это станет ясно к вечеру. Как только мы получим все вероятностные модели, наступит твой черед.

— Спасибо, Нанатотек. Благословление Разума на тебе.

— И на тебе, непогрешимый. Говорить с кем-то еще, кроме Нанатотека, больше не имело смысла, и Главный отключил панель. Надо подумать, еще раз перечитать таблицы. В принципе, все дело только в одном пункте, который не значился в первоначальной модели развития. Нанатотек отметил его светящимся маркером, оттого он и бросился в глаза сразу.

— Допущена вероятность ввода новых параметров для ключевого действующего лица проекта, — прочитал Главный еще раз этот пункт и задумался. Вроде ничего особенного. Альтернативный параметр героя часто использовался во многих прежних проектах, но Господин Естественного Хода Вещей прекрасно помнил, что в проекте «2013» его точно не было. С какой целью его внесли? Господин Естественного Хода Вещей нахмурился - есть только одно заинтересованное в подобных вещах лицо. Придется снова включить контактную панель.

— Ба, да кто нас побеспокоил-то! — Противоречивый отвесил своему бывшему начальнику глумливый поклон. — Мое почтение, монсиньор.

— Кланяюсь почтительно, — сухо ответил Главный. — У меня вопрос: это ты убедил рабочую группу внести изменения в проект «2013»?

— Так ты уже в курсе? Это хорошо. Только не ори и не брызгай слюной, ладно? Я давно предупреждал об этом Совет, и он одобрил мою инициативу. Я взял проект «2013» под личный контроль и собираюсь курировать всю работу группы из Ведомства Новых Миров до ее логического завершения. В полном объеме. Я поручился Совету в успехе, и он мне поверил. Так что можешь не беспокоить членов Совета, если тебе нужны объяснения, я готов тебе их дать.

— Почему Совет не спросил моего мнения?

— Пункт 23-ий Устава, — с наглой усмешкой заявил Противоречивый. — Ты не участвуешь в этом проекте напрямую, поэтому твое мнение может не учитываться.

— Знаешь, мне надоели твои идиотские сюрпризы.

— А нам надоела твоя безупречная логика. Все миры, которые делаются с использованием твоих прогностических моделей, оказались чертовски скучны. Они не успели родиться, а уже все знают, как они будут развиваться и когда умрут. Никакого простора для фантазии, ни единого элемента неожиданности.

— Тогда скажи мне, по какой причине меня не поставили в известность о внесении изменений в первоначальную модель.

— Как не поставили? Поставили. Ты же получил таблицы? Получил. Совет давно решил, что между ведомствами надо устроить что-то вроде состязания. А то у нас каждое подразделение варится в собственном соку, оттого все последние миры оказались до тошноты похожими друг на друга. Налицо застой фантазии и работа по клише.

— Ты меня в этом обвиняешь?

— Не я, — Противоречивый показал когтистым пальцем в потолок. — Совет так считает. Главный поежился. Конечно, Противоречивый говорит правду, он не упустит возможность сообщить ТАКУЮ правду. Ну что ж, состязание так состязание. Можно попробовать выбросить на стол свой козырь.

— Хорошо, я тебя понял, — сказал Главный. — Не сомневаюсь, что это была твоя идея подложить мне свинью. Но я тоже отлично знаю наши законы. И пункт десятый Хартии Демиургов никто не отменял, так? Значит, я могу принять ответные меры, брат мой Противоречивый.

— Ну, конечно же! Я жду не дождусь, когда ты соизволишь щелкнуть меня по носу. Только учти, Совет следит за нами, и ему важно понять, что же делает миры лучше - предписанный свыше и несокрушимый ход вещей или внесенная в какой-то момент капелька непредсказуемости. Кстати, я как раз собирался выслать тебе новый алгоритм. Оцени его и попробуй придумать в пику мне что-нибудь …. Альтернативное. Кланяюсь почтительно, непогрешимый! Визионет панели погас, и в следующий миг перед Главным возникло светящееся облачко, на глазах материализуясь в сверкающую новенькую табличку. На табличке небрежным почерком Противоречивого было написано следующее: if (getglobalvalue karma >= 300) hero.kill elseif (getglobalvalue karma < 300)&& (getglobalvalue > 0) hero.additem moneyitem 001 10 000 000 set karmato -300 else rewardkarma 0 endif

— Вот ведь сволочь! — пробормотал Главный, глядя в табличку. — Все поставил с ног на голову. Он еще несколько минут очумело таращился на каракули Противоречивого, а потом включил панель и вызывал секретаршу: — Каи, срочно найдите Глэма и скажите, что я хочу встретиться и поговорить с ним и его группой. Немедленно, Каи. Пусть бросает все дела. Подробности при встрече. И постарайтесь, чтобы ваш разговор с Глэмом шел исключительно в кодированном режиме…

1 Капитан Гастон Леду торжествовал. Еще совсем немного и испанцу конец. Со своего мостика корсар уже мог увидеть в подзорную трубу бледные испуганные лица испанских солдат, которых офицеры расставляли на палубе. Идиоты, им ни за что не устоять, когда шестьдесят лучших головорезов Карибского моря пойдут на абордаж. Какая сила на этом и том свете сумеет удержать людей, которые находятся в двух шагах от миллиона золотых пиастров!

— Поворот сорок градусов! — скомандовал Леду. — Комендорам правого борта товсь!

— Покормим кракенов испанским мясом, парни! — заорал одноглазый боцман Лефевр, размахивая широким зазубренным кортиком. — И золото будет наше! Слава королю Людовику, слава Франции! Абордажные команды заняли позиции, а потом раздался залп двенадцати пушек правого борта. Когда дым рассеялся, Леду увидел, что его ядра разнесли вдребезги едва ли не весь такелаж фокмачты испанского галеона, и «Святой Себастьян» на глазах теряет ход. Пора начинать атаку.

— На абордаж! — прокричал капитан и сам обнажил шпагу. Несколько беспорядочных пушечных выстрелов с испанского корабля уже ничего не могли изменить. Корабли разделяло не больше полукабельтова, и команда Леду буквально горела жаждой испанской крови. Леду поднес трубу к глазу - его забавляли растерянные физиономии испанцев. Сейчас он сделает так, что эти физиономии прокиснут еще больше. Краем глаза Леду заметил странный пенный след в воде по левому борту его «Барракуды». Если бы мертвые могли рассказать, о чем думали в последние мгновения жизни, Леду наверняка признался бы, что его очень удивило это зрелище. Он подумал, что это какая-то большая рыба быстро подплывает к его кораблю. Но только миг спустя рассекающее волны веретенообразное

тело, оставляющее белый пенный след, врезалось в борт шхуны, и грянул такой взрыв, будто одновременно рванули все пороховые погреба Тортуги. «Барракуда» превратилась в ослепительный огненный шар, а потом на потрясенных испанцев, столпившихся на палубе «Святого Себастьяна», начали падать с неба обломки дерева и кровавые лохмотья, в которые превратились одна из лучших пиратских шхун Карибского моря и весь экипаж капитана Гастона Леду по прозвищу Французский Дьявол.

— Чудо! — завопил в наступившей тишине фра Микеле де Лас-Ниньос, капеллан испанского судна. — Рука Господа спасла нас! Господь явил свою милость, попалив проклятых французов! На колени, дети мои, и давайте возблагодарим Господа! И все испанцы в благоговейном ужасе и восторге опустились на колени и начали горячо молиться, благодаря Господа за то, что Он небесным огнем испепелил мерзких еретиков, намеревавшихся разграбить сокровища, предназначавшиеся его католическому величеству королю Испании. Глэма позабавило это зрелище. Он довольно долго наблюдал за молящимися испанцами в перископ и жалел о том, что не может услышать, о чем вещает с такими горящими глазами монах на палубе спасенного им корабля. А потом появилась Робин, и Глэм вынужден был признать, что она еще не разучилась его удивлять. На этот раз Робин была не в наряде испанского идальго (все последние дни она старалась соответствовать духу эпохи и выбрала для себя такой неожиданный имидж), а в крошечном черном бикини, который дополняли босоножки на шпильке, золотая цепочка вокруг бедер, еще одна цепочка на правой щиколотке и тонкий золотой браслет на левом запястье. В золотистых волосах Робин красовался цветок лотоса, а глаза были густо подведены зеленой краской.

— Новый стиль? — поинтересовался Глэм. — Красиво.

— Надо же, ты заметил, — Робин закатила глаза. — Это взрыву твоей торпеды я обязана таким удивительным прозрением?

— Ну, она не моя, — сказал Глэм, продолжая любоваться девушкой. — Это работа нашего технического гения, и все, что я сделал - это кое-что написал от себя на торпеде, которая сейчас разнесла эту посудину. Жаль, ты не видела - это был классный фейерверк.

— Наверняка ты написал какую-то похабщину, — поморщилась Робин. — Наша работа окончена?

— Целиком и полностью. Теперь Сам наверняка разрешит нам отдохнуть недельку где-нибудь в Эльфидиуме, — Глэм игриво подмигнул девушке. — Составишь мне компанию, лапочка?

— Перебьешься. Мне надо заняться своей диссертацией. Я и так с вами совсем ее забросила.

— О! — Глэм округлил глаза в притворном ужасе. — Диссертация! Тебе совсем не идет это слово. Этот купальничек идет тебе куда больше. Он такой… миниатюрный.

— Между прочим, эти украшения от Картье, — заявила Робин. — Конец двадцатого века.

— Внимание! — загремел в рубке голос Хабилиса. — Глэм, Робин, срочно вниз! Предупреждение о контакте со Ставкой!

— Начальство вспомнило о нас, — изрек Глэм, в последний раз глянул в перископ на плавающие по воде обломки пиратского судна и на испанский корабль, на котором команда с фанатическим блеском в глазах продолжала петь благодарственные псалмы, и вышел вслед за Робин в соседний отсек. Хабилис сидел в кресле за пультом и наблюдал за мухой, непонятно каким образом оказавшейся на борту.

— Отличная работа, Хаб, — заявил Глэм. — Их разнесло вдребезги!

— Кто бы сомневался, — заявил техник. — Я очень точно рассчитал заряд. Когда-нибудь ктото присвоит это мое изобретение… ну да ладно. Внимание, Каи только что выходила на связь и сообщила, что Сам собирается говорить с нами.

— Я готов, — сказал Глэм.

— И я тоже, — сказала Робин.

— Алло! — разнесся по отсеку звучный красивый женский голос. — Слышите меня? Глэм, ты меня слышишь?

— Каи? — сказал Глэм.

— Отлично, ты меня узнал. Едва нашла вас. Только что Сам интересовался тобой. Вы закончили операцию «Золото королей»?

— Пять минут назад. Все сделано в лучшем виде. Теперь французский король не получит испанские деньги, и революция во Франции произойдет, как и запланировано непогрешимым. Полагаю, мы заслужили премию и отдых.

— Поздравляю от души, но об отдыхе и не заикайся. Сам собирается дать тебе новую работу.

— Плакали наши мечты, — сказал Глэм Робин. — Что за работа?

— Все при встрече с Ним. Значит, так, вы где сейчас находитесь?

— Хабилис, где мы? — спросил Глэм.

— Семьдесят миль на зюйд-зюйд-ост от мыса Канаверал, — сообщил техник, глянув на дисплей навигационной системы.

— Понятно, — сказала Каи. — Берите курс на остров Сан-Сальвадор. Он будет говорить с вами там. Все понятно?

— Абсолютно.

— Тогда конец связи.

— Старик что-то удумал, — сказал Глэм, глядя на Робин и Хабилиса. — Не будем гадать. Плывем, куда сказано.

2 Главный, приняв облик кокосовой пальмы, терпеливо ждал, пока подводная лодка не подплывет к берегу, и ее команда не высадится на берег.

«— Пижоны, — подумал Главный. — Этот молодец опять разукрасил себя новыми татуировками, а девица выглядит так, будто в порнушке собралась сниматься. И на этих болванов вся моя надежда!»

— Глэм! — позвал он, и голос раскатисто прокатился над берегом.

— Эччеленцо? — Глэм покрутил головой, пытаясь понять, откуда идет звук. Остановился взглядом на пальме. — О, новый вариант неопалимой купины, как я понял?

— Не будем тратить мое время, — сказал Главный. — Ты изменил историю, это хорошо. Теперь новое задание: оно связано с проектом «2013».

— Слушаю, эччеленцо, — сказал Глэм.

— В 2012 году нашим межведомственным проектом запланирован конец света в мире, в котором вы находитесь. Был запланирован. Теперь внесены коррективы относительно его последствий.

— Кем внесены?

— Неважно. Совет решил поиграть в демократию. Короче, тот, кого я запланировал сделать спасителем человечества, либо погибает, став героем, либо получает богатство и перестает быть героем. Таков алгоритм коррекции проекта. Поправка уже начала действовать, и все, что мы можем сделать - это нейтрализовать последствия поправки. Что скажете?

— Гибель героя, что может быть прекраснее? — проворковала Робин.

— «Что может быть прекраснее!» — передразнил Главный. — Он должен не только спасти человечество, но и возродить его, поняла? А если он погибнет, от кого пойдет новая волна человечества после катастрофы?

— Этим вполне могу заняться я, — предложил Глэм.

— И я, — добавила Робин.

— Не сомневаюсь, — с иронией сказал Главный. — Но я предлагаю вам пересмотреть вариант воздействия. Попробуйте придумать что-нибудь. Если сумеете блокировать дополнительный вариант, отблагодарю по полной программе.

— Как наш герой планирует спасать человечество? — спросил Глэм.

— Ковчег. Я не люблю повторяться, но пришлось. Совет настоял на потопе - у них с фантазией напряженка. Мне пришлось согласиться.

— Можно хотя бы в общих чертах ознакомиться с вашим сюжетом?

— Герой по моему наущению строит ковчег и спасается на нем. Но, поскольку Совет настоял на особой святости героя, пришлось выбрать девственника.

— Бедняга! — сказал Глэм.

— Это я бедняга, — заметил Главный. — В книге этого визионера Иоанна было что-то написано про сто сорок четыре тысячи девственников, вот они и ухватились за этот пассаж. Короче, я нашел такого человека. Некто Адам Винсент Леджер, фермер из Пайн-Кри, штат Канзас, США. До 45 лет жил с больной матерью и так и не женился.

— Святой, — сказала Робин.

— Идиот, — добавил Глэм.

— Леджер должен построить ковчег и спастись на нем с некоторым количеством животных, — продолжил Главный.

— Виноват, эччеленцо, — Глэм кашлянул в кулак. — Это уже было, и в прошлый раз на ковчеге спаслись кроме животных еще и люди обоего пола. Почему на этот раз все пересмотрели? Если на ковчеге одни животные, как наш герой собирается возрождать человечество?

— Совет потребовал отказаться от клише, и я пошел ему навстречу. В экипаже Леджера нет женщин. И самого экипажа нет, но, — тут Главный сделал выразительную паузу. — После потопа он наткнется на корабль, экипаж и пассажиры которого погибли. В живых остается лишь одна девушка - дочь миллионера Криттона, владельца нефтяной компании. Спятивший капитан корабля сделал ее своей рабыней. Леджер убьет капитана, сделает Еву Криттон своей женой, от их союза пойдет новое человечество. Таков был мой сценарий.

— Вам, эччеленцо, нужно всерьез заняться созданием сюжетов для блокбастеров, — сказал Хабилис. — Доходное дело.

— Таков был первоначальный замысел, — добавил Главный, — но Совет с подачи одного грязного интригана внес в него изменения и…

— И? — напрягся Глэм.

— И дальше вся последовательность полетела к Противоречивому. Поправка все рушит. Мы не можем заменить действующих лиц, не можем отказаться от уже внесенной в план ситуации. Должен быть корабль, должна быть девушка, должны быть десять миллионов, должен быть герой - и в то же время герой как бы и не должен быть героем, иначе он погибнет. А если он не станет героем, то не сможет возродить этот мир. Проклятье, я совсем запутался!

— Мы попробуем накидать план работы в ближайшее время, — сказала Робин.

— Да, и не тяните, — Главный помолчал. — Мне нужен эффектный ход. Всю информацию Каи вам представит. Чем смогу, помогу. В общем, действуйте.

3 Адам Леджер стоял на палубе ковчега и осматривал горизонт. Пятнадцатая неделя плавания на исходе, и нигде никаких признаков земли. Катастрофа, постигшая мир, подняла уровень океана так высоко, что даже верхушки Гималаев скрылись под водой. Эфир молчит. Все попытки найти уцелевших в Светопреставлении были безуспешны. Его «Последняя надежда», похоже, единственное место на Земле, где уцелела жизнь. Но и эта слабая искра может погаснуть в любой момент. Теперь, когда конец света миновал, Адам вдруг со всей очевидностью понял, что только пытался отсрочить неизбежное. Получив откровение, он построил на своей ферме в Канзасе этот корабль. Вбухал в него все сбережения, прослыл сумасшедшим, шесть лет скитался по миру, скупая животных - ибо Голос сказал ему: «Спасай братьев наших меньших!». Потом пришел Апокалипсис, как и было предсказано. 23 декабря 2012 года взорвался Йеллоустонский кратер, вулканическая мгла и копоть накрыли США, землетрясения невиданной силы превратили в пыль города, а цунами высотой в километр смыли Западное и Восточное побережье. Подвижки земной коры вызвали невиданный потоп. «Последняя надежда» ушла в плавание 1 января 2013 года, когда воды потопа накрыли Канзас. Четыре месяца плавания позади, и никакой надежды на спасение.

Во-первых, этому океану конца и края не видно. Голос ошибся, сказав, что вода спадет к исходу третьего месяца. Во-вторых, подходят к концу запасы пищи и воды. Его звери и птицы скоро начнут вымирать. В-третьих, он обманул смерть, которая унесла все человечество в водную могилу. Но сам он остался один. Ему не на кого надеяться, и даже если он найдет землю, то окажется новым Робинзоном Крузо. Он не найдет родственной души и не оставит после себя детей. Так или иначе, человечество в его лице обречено. С его смертью этот мир умрет тоже.

— Эх, мама, мама! — вздохнул Леджер. — Не такой судьбы ты для меня хотела… Появившееся на горизонте крошечное пятнышко Адам вначале принял за галлюцинацию. Почти в панике схватился за бинокль. Его ожгло дикой радостью - на горизонте был корабль. Огромный пассажирский лайнер. Господи, значит, еще кто-то уцелел в этом кошмаре! Там люди, живые люди, много, много людей! А тут еще стало очевидным, что его заметили. Над водными просторами пронесся гудок сирены. Лайнер начал менять курс, двигаясь прямо к нему. Адам упал на колени и начал молиться. Горячо, искренне. Лайнер приближался все ближе и ближе, и тут… В сторону лайнера совсем близко от поверхности воды прошло нечто, оставляя пенный след. Адам еще успел подумать, что это акула или кит. Нечто приблизилось к лайнеру, и грохнул невиданной силы взрыв. Адам в отчаянии смотрел, как с палубы тонущего судна в воду прыгают люди. Он бросился в кокпит, запустил мотор и повел свой ковчег спасать тонущих. Лайнер быстро погружался. Адам видел, как судно разломилось пополам, и корма поднялась над водой. Люди в воде дико кричали. В отчаянии Адам заглушил моторы — подходить ближе было опасно, тонущий гигант мог увлечь его ковчег в пучину. Он смотрел, как тонет судно, как гибнут люди - и ничем не мог им помочь. Корма лайнера скрылась под водой…. В гигантской воронке кружили мертвые тела, предметы с судна, деревянные ящики, коробки, мебель, одежда, детские игрушки. Адам заплакал. Он услышал крик в тот момент, когда собирался покинуть место ужасной катастрофы. Этот крик сжал ему сердце. Кто-то выжил. О Господи, какое счастье! Это была девушка. Красивая молодая блондинка в красном платье - она вцепилась в плавающий на волнах деревянный стол и из последних сил пыталась удержаться. Адам подвел ковчег поближе и прыгнул в воду - она была ледяная. С огромным трудом ему удалось доплыть вместе с полубесчувственной красавицей до борта ковчега и подняться на палубу. Растирания и несколько глотков виски сделали свое дело. Девушка пришла в себя: — Кто вы?

— Адам Леджер, — ответил спаситель. — А вы?

— Ева Криттон, — тут она заплакала. — Боже, они все погибли! Почему корабль взорвался?

— Я не знаю, — сказал Адам. — Я видел пенный след в воде. Наверное, вы столкнулись с чемто. С подводным льдом, например. Ледяная вода хлынула в пробоину, залила котлы, вот вам и взрыв.

— О, я погибла! — сказала Ева. — Все мое имущество, все мои драгоценности, которые хранились в капитанском сейфе, все утонуло. Что я теперь буду делать?

— Не беспокойтесь, у меня есть одежда, немного пищи и лекарств. Я охотно поделюсь с вами.

— Десять миллионов! Я потеряла десять миллионов, все, что оставалось от наследства папочки. Я заплатила сто двадцать миллионов за пропуск на этот корабль, а он утонул! Боже мой!

— Не волнуйтесь, я позабочусь о вас.

— Это вы его взорвали, — неожиданно сказала блондинка. — Это ваша работа. Больше некому было это сделать.

— Я? — Адам опешил. — У меня на судне нет никакого оружия. Я не…

— Негодяй! — блондинка влепила Адаму пощечину, попыталась встать, но поскользнулась на палубе и снова упала. Адам бросился к ней.

— Не прикасаться ко мне! — взвизгнула Ева. — Прочь! Адам покорно опустил руки и смотрел, как красавица, ругаясь последними словами, добежала

до люка и нырнула в трюм. Он не мог на нее сердиться. Он понимал, что это шок, и он должен пройти. Допив виски из бутылки, Адам постоял на палубе и пошел в рубку. У него появилась идея собрать с поверхности океана уцелевшие после катастрофы вещи и ящики. Эти трофеи помогут еще побороться за жизнь.

4 Главный прочел отчет Каи и поднял глаза на секретаря.

— Отличная работа, — сказал он. — Я доволен вами.

— Дополнительный граф развития проекта блокирован, — сказала Каи с чарующей улыбкой.

— Адам и Ева станут прародителями нового человечества. Ева до конца жизни будет попрекать мужа, что это он утопил ее приданое и оставил ее нищей. Героем она его, конечно же, не считает, больше того, уверена, что это он виноват во всех ее несчастьях, но это не помешает им в самое ближайшее время обзавестись потомством. Адам будет терпеть попреки жены, потому что он влюблен в нее и счастлив. Деньги утонули вместе с лайнером и теперь лежат на глубине три тысячи метров. Достать их невозможно. Совет уже информирован о наших действиях, и Противоречивый обвиняет нас в нечестной игре.

— А-а-а, прищемили мы ему хвост! — сказал Главный, довольно потирая руки. — Все честно. Придраться совершенно не к чему. Сегодня я буду говорить с Глэмом. Хочу выразить ему и его команде благодарность. Правда, действуют они без всякой фантазии, ну да Противоречивый с ними. Главное, что работают эффективно. Это главное.

— Позволите идти?

— Да, Каи. Вы - молодец. Готовьтесь истратить премию, которую заслужили.

— Благодарю, шеф. Когда Каи ушла, Главный вспомнил еще об одном деле. Последняя акция Глэма разрушила планы Противоречивого, но одна ложка дегтя в огромную бочку меда все же попала. Включив панель управления визионетом, Главный запустил поисковик и очень скоро нашел папку, давно определенную в архив.

— Придется пересмотреть причину гибели этой посудины, — пробормотал Главный, глядя на фотографию гигантского судна, которое по предложению Каи решил перебросить в альтернативный вариант проекта «2013» в качестве экстра-ковчега. — Торпедная атака была. Захват пиратами отпадает. Взрыв котлов? Заманчиво. Но лучше пусть будет айсберг. Они напоролись на айсберг и утонули. Трагично, поэтично, необычно, — Главный нажал клавишу вариатора и наблюдал, как в документы папки вносятся изменения. Через пару секунд все было сделано. Никаких несостыковок не осталось. И проанализировав внесенные изменения, Главный увидел, что это хорошо.

Александра «Alexxa» Кукла Чарки

1 Капитан Прайс еще раз оглядел своих людей. Всего шесть человек, но каждый из них стоит двадцати молокососов из сил самообороны. Вряд ли хоть одно из полицейских управлений Западного побережья может похвалиться такой же опытной и боеспособной группой, как его «Эскадрон 2089».

— Как настроение, леди и джентльмены? — спросил он.

— Настроение боевое, сэр, — ответил за всех сержант Гонсалес. — Ждем с нетерпением, когда вы введете нас в курс дела, сэр.

— Давайте подойдем к монитору.

Схема Города на экране напоминала разноцветное лоскутное одеяло. Зеленые лоскуты, их меньшинство - те кварталы, которое полицейское управление сумело взять под контроль, и там теперь относительный порядок. Желтые лоскуты, их чуть больше, чем зеленых - районы, где пока еще очень неспокойно. Красные лоскуты, которыми пестрит вся западная часть Города - районы, подконтрольные мародерам и всевозможным группировкам, начиная от «Армии Господа Бога нашего Иисуса Христа» и заканчивая бандами людоедов и мутантов. Север и северо-запад отмечены на плане черным цветом, потому что там неизвестность. Там остаточное радиоактивное заражение, которое и через шестьдесят лет после войны представляет собой смертельную опасность, и сплошные руины. Никто не знает, что творится в этой части Города.

— Наша цель находится здесь, господа, — сказал Прайс, подсвечивая лазерной указкой самый центр красного пятна на плане. — Довоенные фармакологические склады компании «СЕБКО». Получена информация, что одна из обосновавшихся в этом районе молодежных банд, известная как «Квартал 64», сумела проникнуть на эти склады, взломать замки на половине из них, и теперь снабжает наркотиками со складов торговцев в Уэстбери, Южном Таунсе, Ворчестере и Аппербранше. Необходимо как следует дать засранцам по рукам. Аналитическим отделом разработан план под кодовым названием «Ящик Пандоры». Исполнение этого плана поручено нашему подразделению. Детали операции обсудим непосредственно перед ее началом. Вопросы есть?

— Сэр, это та самая банда, что в прошлом месяце убила наших сотрудников на Палмер-стрит?

— поинтересовался капрал Греггсон.

— Так точно, эта. Опасные волчата, поэтому действовать будем жестко и без сантиментов, — Прайс выразительно помолчал. — У нас появилась отличная возможность отомстить за наших ребят, убитых подонками в Аппербранше. Вы меня поняли, леди и джентльмены?

— Надежны ли источники информации, сэр? — спросила сержант Абигайль Ли.

— Совершенно надежны, — ответил Прайс. — Мы сумели решить вопрос информационного обеспечения операции. Можно сказать, это информация из первых рук.

2 Знак на стене просто бросался в глаза - красный круг, перечеркнутый косым крестом. Этот знак испоганил граффити, которые Сопло и Рубильник нарисовали позавчера и которые так ей понравились. Сейнт выругалась, отбросила окурок в лужу и побежала к универмагу. Лис и Брандспойт уже ждали ее у входа.

— Что там? — спросил Лис.

— Дизель был прав, — ответила Сейнт. — В фигуре были псы.[3]На стене дома струп.[4] — Мрачно, — сказал Брандспойт.

— Айда к Ливеру, — предложил Лис. Ливер, главарь «Квартала 64», сидел на стуле, широко расставив ноги, и чистил пистолет. Отличный пистолет, взятый трофеем у одного из полицейских, не так давно неосторожно сунувшихся на территорию «Квартала» и нашедших там смерть от ножей и пуль «квартальных». На ящике перед ним были разложены в безупречном порядке принадлежности и детали оружия. Ливер обожал порядок во всем.

— А, это ты, — протянул он, увидев Сейнт. — Что скажешь?

— Дизель все верно сказал, — произнесла Сейнт.

— Верно? — Ливер даже не поднял на нее взгляд. — А я думал, он с начинкой[5]это сказал.

— На стене струп, Ливер. Нас предупредили.

— Кто? — Ливер все же посмотрел на Сейнт. Левый глаз у него был полуприкрытый из-за шрама, кольцом охватывающего глазницу.

— Не знаю кто. Может, кто-то из ласковых.[6]А может, хари.[7] — А может, сам Дизель этот струп и намалевал, — добавил Ливер. — Гонит вонь, сука. Псы просто патрулировали район, а он и обосрался. Ладно, потом с ним разберемся. Не до него, сегодня в сахарницу[8]надо сходить.

— Лив, а может не стоит? — подал голос Брандспойт. — Что-то мамочно.[9]Псы рядом крутятся.

— Ссыте? — Ливер криво усмехнулся, достал из ящика за спиной пачку сигарет и бросил Сейнт. — Держи, коза. Очково сбито.[10] — И что делаем? — не выдержал Лис.

— Что и планировали. С темнотой идем за чинью.[11]Деловые ждать не будут, надо ловить момент. На псов положить, они темы не знают. Динамит обещал за товар восемь автоматических стволов, окурков[12]два цинка и жратву. Такой матч[13]я не пропущу. Эй, Сейнт, подойди! Девушка подчинилась. Ливер согнутым крючком указательным пальцем зацепил ее за лямку брезентовой сумки, подвел поближе.

— Что нашакалила? — спросил он.

— Ничего.

— Показывай! Он вытряхнул из сумки ее содержимое - начатую пачку «Лаки Страйк», бутылку с водой, противорадиационные таблетки, старый журнал «Вог» без обложки и небольшую пластмассовую куклу в клетчатом платье. Взял в руки куклу и ухмыльнулся.

— Отдай куклу, Лив, — сказала Сейнт.

— Тебе сколько лет, Сейнт? — Ливер швырнул девушке куклу. — Давно пора тебя на моей ракете покатать. Может, прямо сейчас и покатаемся?

— Никель![14], - крикнула девушка и выбежала из подвала.

— Мандавоха истеричная, — сказал Ливер, продолжая недобро улыбаться. — Чего с ней манерничаем, сам не пойму. Надо как-нибудь ее по кругу пустить. Лис, свистни наших. Чтобы до темноты все были тут.

3 Сейнт долго просидела на втором этаже универмага, глядя на улицу и прижимая к себе куклу. Куклу звали Чарки. Почему она ее так назвала, Сейнт никогда не задумывалась. Просто ей нравилось, как звучит это имя. Эту куклу она нашла в заброшенном магазине в Аппербранше неделю назад. Это была именно такая кукла, какую она видела в старых журналах - с пышными золотыми волосами, в красных лаковых туфельках, в красивом платье. Чужая и одинокая среди всего этого мира, в разгромленном магазине, заваленном мусором и провонявшем падалью. Такая же одинокая как сама Сейнт. Она лежала на пустой полке и всем своим видом показывала как ей тут плохо, и как она ждет, что кто-нибудь возьмет ее себе в компаньоны. Сейнт тут же затолкала куклу в свою сумку. Больше ничего хорошего в магазине не нашлось, но Сейнт была счастлива. Парни смеялись над ней, Айрис за ее спиной крутила пальцем у виска, но ей было все равно. В этом мертвом жестоком городе у нее наконец-то появилась подруга, которой она доверяла все свои секреты и которую любила больше жизни.

— Ливер дебил, — сказала Сейнт кукле. — И все они дебилы. Сволочи они. Я только тебя люблю, Чарки. Ты ведь знаешь это. Я никому-никому тебя никогда не отдам. Кукла слушала, улыбаясь бессмысленной вечной пластмассовой улыбкой. Сейнт почувствовала себя спокойнее. Выкурила еще две сигареты и снова посмотрела на улицу. Там было пусто. В этой части города всегда было пустынно. Солнце уже начало заходить за полуразрушенные небоскребы Даунтауна, и удушающая июльская жара начала понемногу спадать.

— А, ты здесь? — Лис вошел совсем неслышно. — Пошли, Лив зовет.

— Сейчас, только покурю еще.

— Слышь, Сейнт, забей ты на этого никеля, — Лис подошел к ней, присел на корточки. — Не слушай его. Мы все тебя любим, честно. Ты клевая. Сейнт ничего не сказала. Сунула Чарки в сумку и вытряхнула из пачки сигарету. Лис поднес ей огонек зажигалки.

— Сегодня мы наверняка поднимем хороший товар, — сказал он. — Лив пока не говорил

ничего, но я знаю, что сегодня мы будем потрошить дальний склад, тот, что с большими замками. Этот дядяня, Динамит, подогнал нам спецназовцские шашки для подрыва замков. Так что будет весело, Сейнт.

— Мне плевать, — сказала девушка.

— Давно хочу сказать тебе, Сейнт… — Лис как-то странно посмотрел на нее, потом вдруг покраснел. — Ладно, в другой раз. Потом, завтра. Только я тебя попрошу - ты сегодня, когда склады чистить пойдем, возле меня держись, хорошо? Мне этого очень хочется.

4 С наступлением ночи «квартальные» были готовы к рейду. Вся банда: Лис, Брандспойт, Негритос, Сваха, Рубильник, Сопло и еще одна девушка, подруга Ливера Айрис. Ливер еще раз объяснил, что и как кому делать, потом роздал всем таблетки «экстази». Судя по тому, как он разговаривал и как блестели глаза у него и Айрис, они уже заели хохму.[15] От универмага до складов они добирались сначала по заваленной сгоревшими автомобилями Таунсенд-стрит, а потом спустились в метро. Это был самый безопасный путь - часть ветки метро между станциями Нью-Хейвен и Парадиз-Велью была завалена так, что в промежутки между завалами могли протиснуться только подростки, да и обычных в метро здоровенных крыс тут почему-то не было. Лис был все время рядом с Сейнт. Он помогал ей пробираться через завалы и освещал фонариком путь. На станции Парадиз-Велью они выкурили по сигарете, и Ливер дал команду приготовить оружие. «Квартальные» тут же достали из-под запачканных курток пистолеты, обрезы ружей, заточки и дубинки. И каждый из них чувствовал себя непобедимым.

5 Сержант Парсонс первым заметил движение в дальней части периметра. В оптический прицел были хорошо видны темные тени, ловко, по-кошачьи перепрыгивающие через забор.

— Я их вижу, сэр, — доложил Парсонс. — Всего целей девять, движутся к объекту.

— Хорошо, мы их тоже засекли, — отозвался в наушниках голос Прайса. — Цели распознаны, огонь не открывать, пока звереныши не выйдут к складам номер 6 и 7.

— Вас понял, сэр. Парсонс снова припал к прицелу своего «ремингтона», отслеживая движения целей, положил палец на спусковой крючок. Внезапно подумал о том, что те, кого он сейчас видит в перекрестье прицела - дети. Самому старшему из этих сопляков наверняка лет шестнадцать-семнадцать. Столько же, сколько его собственной дочке. Дети? Кто сказал, что они дети? После того, что случилось в подвале дома на Палмер-стрит, язык не повернется назвать их детьми. Он сам видел то, что осталось от инспектора Марвина и Ванессы Брукс, обугленный труп лейтенанта Курца, которого эти ублюдки живым поджаривали над костром. Правильно их назвал Прайс - звереныши. Вздохнув, Парсонс осторожно снял винтовку с предохранителя.

6 Сейнт могла видеть, как Ливер и главный взломщик банды Сваха возятся у дверей склада. Чтото они там навешивали на дверь. А потом вдруг вспыхнул яркий свет мощного прожектора, и жесткий голос проревел: — Ни с места! Полицейская операция! Всем стоять. Оружие на землю! Руки за голову! У нее от страха отнялись ноги. И тут она услышала вопль. Вопил Ливер. Отрывисто и громко тявкнули пистолетные выстрелы - Ливер стрелял по прожектору, но не попал. Ответной стрельбы она не слышала. Только вроде что-то прожжужало в воздухе, и Ливер, завертевшись волчком, рухнул в грязь у дверей склада. Сваху крупнокалиберными пулями

отшвырнуло прямо в стену, и он больше уже не поднялся. Все было кончено в несколько секунд. Рубильнику пуля угодила между глаз. Айрис, визжа от ужаса, пыталась добежать до забора, но ее срезали автоматной очередью. Брандспойт, Негритос и Сопло тоже далеко не убежали. Сейнт вдруг поняла, что осталась одна. Очнувшись, она обернулась, чтобы увидеть лицо Лиса, но парня рядом с ней уже не было. Лис лежал, раскинув руки, метрах в пятнадцати от нее. Глаза у него еще жили, и в них был непередаваемый ужас.

— Бросить оружие! — проревел жуткий голос. — Руки за голову! У Сейнт не было оружия, только выкидной нож в кармане штанов. Она не стала его вынимать. Она просто поднялась во весь рост и пошла к воротам, в ту сторону, где еще стонала и корчилась в кровавой грязи умирающая Айрис. Она совершенно не думала, куда идет, зачем. Рассудок больше не работал.

— Стоять! — проревел голос. Сейнт встала. Стерла слезы, которые лились из глаз, сунула руку в сумку, чтобы вытащить куклу. Посмотреть на нее, увидеть ее счастливую пластмассовую улыбку, почувствовать, что в последние секунды жизни она не одинока. Наверняка в это мгновение полицейский снайпер подумал, что она хочет достать оружие. Выстрел последовал незамедлительно.

7 Капитан Прайс не спеша обошел разбросанные во дворе тела. Это зрелище не доставило ему удовольствия, хотя операция была проведена блестяще. Еще одна банда малолетних подонков, терроризирующих этот несчастный город, прекратила свое существование. И одному Богу известно, сколько еще таких группировок осталось… Последним телом, попавшимся на глаза Прайсу, был труп девушки лет четырнадцати, той самой, которую застрелил Парсонс в самом конце ликвидации - она лежала ничком, поджав под себя руки. Прайс носком ботинка перевернул тело, поднял с земли то, что вывалилось из сумки покойницы.

— Кукла, сэр? — спросил подошедший Гонсалес. — Это отребье играло в куклы?

— Это мы играли в куклы, Луис, — Прайс безжалостно оторвал Чарки голову и показал сержанту скрытые внутри куклы миниатюрный микрофон, радиопередатчик и блок питания. — Хорошая идея парней из технического отдела. Мы знали, что в составе этой банды есть девки, и намеренно подложили пару таких вот красоток в окрестные магазины в расчете на детскую любовь к игрушкам, хе-хе. Наш психолог была уверена, что эти отродья все же иногда вспоминают, что они дети. И она оказалась права. Это сработало. Пока девка таскала игрушку с собой, мы могли слышать все их разговоры. А она таскала ее, похоже, постоянно. Даже на дело с собой взяла.

— Отличная идея, сэр, — восхитился Гонсалес.

— Отличная, — согласился Прайс и, отшвырнув изуродованную куклу в грязь, пошел к воротам склада.

ГОРОДСКОЕ ФЭНТЕЗИ О-хо-хо! И куда мир катится? Все становится с ног на голову. Разве раньше так было? Где это видано, чтобы мужики женщин себе заказывали на фермах? Да и женщинами этих кукол бездушных не назовешь. Доигрались, генетики чертовы! Мало того, что женщины мутировали бес знает во что, уже и до растений дело дошло. Цветы оживают и пытаются захватить мир, управляя людьми. Гербицидов на них нет! Мдааа, места всем не хватает. Города превратили в свалки, вот и лезет всякое. Появились охотники за душами, тяжело остаться человеком и сохранять в себе светлое. Прошли слухи, что Князь вернулся в Тайный город. Что он ищет? Души, заклятья, способ завладеть Тайным городом? Мы - те, кто помнит другое время, уже не

верим в то, что что-то можно изменить. Надежда на лучшее умирает в душах людей. Только одно может спасти нас – чистая юная душа, которой демиурги не побоятся отдать наш город, а заодно и мир. В его чистые руки. Участники: Татьяна «suelinn» Русуберг - Мир в хорошие руки Сергей «dcf» Васин - История одного асура Ксения «Rakesha» Филиппова - Хади Марина «phoenix» Коптева - Цветок *неизвестный* - Душа

Татьяна «suelinn» Русуберг Мир в хорошие руки Я сидел, ежась от холода, на облупленных прутьях ракеты, многие годы служившей чем-то вроде турника для росшей в нашем дворе детворы. Вообще-то, на далекой заре своего существования ракета была горкой. Но жестяной лист, по которому должны были радостно скользить вниз юбочки и короткие штанишки, давно был с корнем выломан и сдан в металлолом. Ступеньки лесенки постигла та же судьба, хотя были они деревянными, а, следовательно, кончили не в пункте приема сырья, а в костерке местных бомжей. Остались только прутья, давно утратившие свои пестрые краски. Космический скелет, вечно летевший из детства в суровую взрослую жизнь, застрял на половине пути, уткнувшись носом в ночное небо. Прямо как я. Я вздохнул и засунул руки глубже в дырявые карманы. Железо холодило зад. Родная девятиэтажка «Титаником» высилась в темноте, празднично сияя желтыми квадратиками окон. Я слегка прищурился. Оранжевые и желтые огоньки начали призывно мигать: казалось, в одних квартирах выключали свет, а в других - так же быстро включали, будто жильцы затеяли какую-то странную игру. Ракета летела со мной на спине, Титаник плыл, опутанный новогодними гирляндами, а над всем этим хозяйством безразлично сияла синяя искорка Венеры. Когда-то, когда Вовка еще не переехал в Купчино, мы - два сопливых пацана, зачарованные чернотой бесконечности, до крика спорили - была Венера звездой или планетой. Теперь же мне было абсолютно начхать. Меня беспокоила проблема гораздо более насущная: идти домой сейчас, чтобы успеть к ужину, или отсрочить неизбежное, но прибавить к моим сегодняшним грехам еще и неявку к столу. Живот громко заурчал, высказывая свое мнение, хотя его никто не спрашивал. Отчим терпеть не мог, когда кто-то из нас опаздывал к ужину. Для меня такие опоздания чаще всего оканчивались голодным желудком. Сегодня, учитывая мой распрекрасный вид, все могло окончиться гораздо хуже. Эх, жаль, что Вовка переехал. У него всегда можно было переночевать, бабушка добрая была. Я похлопал видавшее виды космическое судно по ребрам и спрыгнул на землю. Жили мы на пятом этаже. Лифт, как обычно, не работал. На лестнице, тоже по обыкновению, воняло кошками и мусоропроводом, лампочки на первом и третьем были вывернуты. И хорошо, не хватало еще с соседями столкнуться с такой-то рожей. На всякий случай я надвинул капюшон олимпийки поглубже на глаза. Звонить не стал, дверь открыл своим ключом. В коридор скользнул бесшумно, не включая света. Из кухни тянуло аппетитными запахами, доносились приглушенные голоса - за стол все-таки уже сели. Я столкнул капюшон на затылок и глянул в темное зеркало. Нда, как говорится, ну и рожа у тебя, Шарапов! Левый глаз заплыл грозовой синевой, нос вспух и плохо помещался на лице, которое и лицом-то назвать теперь было совестно. Даже если из школы и не звонили, фингал и носяра говорили сами за себя. Сунув сумку с учебниками в угол и сняв куртку, я зашагал по коридору с ощущениями приговоренного к смертной казни. В кухне меня встретила отрадная картина тихой семейной идиллии. Отчим восседал на колченогом табурете, как на троне, вывалив на стол волосатые локти, между коими затерялась тарелка с макаронами. Справа от отчима примостился Сашка, сражавшийся с полупустой бутылкой кетчупа

так, что очки вспотели. Мать накладывала макароны Катюхе - то ли готовить сестренке было сегодня лень, то ли она была на мели, вот нахаляву покушать и приперлась. При виде моего прекрасного образа мама шлепнула макароны мимо тарелки, Катерина изобразила улыбку из фильма «Челюсти», а Сашка бросил кетчуп и принялся протирать очки.

— Приятного аппетита, — вежливо поприветствовал я и протиснулся к свободному стулу. Мать подхватила чистую тарелку и принялась вылавливать в кастрюле еще не поглощенные макароны. Не сводя с меня глаз, сводная сестра сунула вилку за щеку: этот жест Катюха явно подсмотрела в каком-то видике, запрещенным для детей до шестнадцати лет. Сашка тер очки с риском выдавить стекла. Отчим уставился взглядом удава на мои сбитые костяшки. Я сунул руки под стол, Гена сигарету в рот: — Издеваешься?! — отчим дохнул вонючим дымом. — Нет, вы только поглядите на него! — затертые, как медяки, глазки обежали публику. — Ему исключение грозит, а у него — «аппетит»! Я предпочел промолчать, созерцая извивы макаронных изделий, свисающих с вилки.

— Звонила завучиха, как ее… Любовь… — Гена щелкнул пальцами, призывая выпавшее из памяти отчество.

— Генриховна, — подсказал я, раздумывая, как отчим среагирует на поползновение за кетчупом, если я на него осмелюсь. Странно, но, не смотря на серьезность ситуации, аппетит мой действительно был в полном порядке.

— Генриховна, — затянулся сигаретой Гена. — Ты снова ввязался в драку. Сашка уравновесил на носу очки, стрельнул в меня испуганным взглядом и тут же утопил его в тарелке. Катюха слизывала кетчуп с вилки, как вампирша - свежую кровь. Мама сидела за ближайшим к плите концом стола, но внутренне отсутствовала.

— Вы ведь сами меня учили, — я упрямо обращался к отчиму на «Вы», как к случайному взрослому, — что надо быть мужчиной, уметь постоять за себя.

— Мужчиной! — Гена уставил на меня тлеющую сигарету. — Не уголовником! Отправлять того слабака в травмпункт было не обязательно! Избегая смотреть отчиму в глаза, я сконцентрировался на кучке пепла в блюдце со сколотым краем. Говорят, собаки воспринимают прямой взгляд как вызов.

— Он сам напросился, — я не собирался посвящать Гену в подробности школьного эпизода. Тем более что девчонка, которую зажали под лестницей Факофф и K даже не была моей одноклассницей.

— Это ты напрашиваешься!!! — кулак с расплывшейся наколкой ударил в стол, тарелки подпрыгнули, мать вздрогнула, но глаза ее остались устремлены в маленький телевизор на холодильнике. Передавали прогноз погоды. Дальше все пошло по заведенному сценарию. Отчим распинался на тему, как много он претерпел за свою доброту, приютив одинокую бабу с двумя неблагодарными щенками, один из которых кончит в тюряге, а второй - в приюте, потому как первый доведет благодетеля до инфаркта. Гене всегда надо было завести себя прежде, чем взяться за ремень. Голос его поднимался до визга, перекрывая обещания диктора о порывах западного ветра до пятидесяти метров в секунду. Я следил за отмашками мерцающего огонька сигареты и узорами, которые рисовал на клеенке осыпающийся пепел. Сашка притворялся, что ест. Катюха - что случайно нацепила майку на два размера меньше в груди. Мать - что ее интересует моющее средство, удаляющее даже самые въевшиеся пятна. Я притворялся больше всех. Но на этот раз недостаточно хорошо.

— Ты слышишь меня, выбл…док подзаборный! Смотри сюда, когда с тобой разговаривают…

— тяжелая рука достала меня через узкий стол, предназначенный для малометражных городских кухонь. Окурок еще тлел и горячо укусил в щеку. Черно-белая женщина с улыбкой смотрела сверху вниз и утверждала, что я никогда не забуду отдых на пляжах Алании. Грохота упавшего стула я не услышал - так ревела кровь в ушах, прокачивая литры ненависти через слишком узкие для нее вены. Лицо Гены пошло красными пятнами, жирные слизни губ обмусоливали каждое бранное слово, глаза вместо души отражали выгребную яму. Туда я и плеснул содержимым стоявшего перед

отчимом стакана. Пепси жутко жжет роговицу, особенно, когда оно смешано с водкой. Гена взревел как раненый медведь, схватившись за морду. Споткнувшись о стул, я вылетел в коридор. Сзади радостно завизжала Катюха, что-то стеклянное разбилось о пол, тяжелое тело ломанулось через кухню как ледоход через Арктические льды. Искать куртку в темном коридоре было некогда. Я был рад, что не разулся: чувствовал что ли, как все обернется? Дрожащие пальцы едва справились с замками в двойных дверях. Я поскакал вниз по лестнице, рискуя сломать ноги в неосвещенных пролетах. Вослед мне несся почти нечленораздельный рык, призывавший немедленно вернуться обратно, а то… Неужели Гена действительно был такого низкого мнения о моих умственных способностях?! Когда я немного пришел в себя, то обнаружил, что сижу на автобусной остановке. Не то, чтобы я собирался куда-то ехать. Просто пластиковая будка-ракушка худо-бедно защищала от поднявшегося ветра (западного, до пятидесяти метров в секунду). К тому же остановка оправдывала мое нахождение на улице в поздний час в глазах возможных маньяков и педофилов: занят парень делом, ждет автобуса. Значит, где-то и его ждут. Хотя, насколько мне было видно с моего поста, поблизости никого не было, кроме толкущихся у круглосуточного магазина унылых алкоголиков. Я дрожал, жалко было оставленную в квартире куртку, но капюшон не натягивал - может, моя морда отпугнет, если кто еще забежит в ракушку погреться. С пластиковой стенки настойчиво обещала незабываемый отдых женщина из Алании. Загорелая кожа у нее шла складками, будто она мерзла в своем бикини. Какой-то пассажир откровенно выразил свое мнение о ее обещании, украсив полосатые трусики тремя жирными, черными буквами. Я был с ним вполне согласен. Переполненная мусорка, грязный, с выбоинами асфальт и издыхающий фонарь, вообразивший себя маяком, меньше всего напоминали Аланию. Меня жгло беспокойство за Сашку и мать. Как-то отчим переживет свое унижение? Обычно Гена их не трогал и срывал плохое настроение на мне. Но сегодня все было не совсем так, как обычно. Или совсем не так? Если бы Вовка не переехал, я бы мог сейчас завалиться к нему, и меня бы пустили без объяснений. Но теперь он жил с матерью в Купчине, бабушка его умерла, номер Вовкиного телефона был записан в какой-то из школьных тетрадей. Адреса у меня не было. Была бабушкина дача в Толмачево, которую мы втайне от предков посещали вне сезона. Но до Толмачева еще надо было на чем-то доехать, а в карманах - одни дыры. К тому же, не хотелось прибавлять к списку моих преступлений против человечества еще и взлом, да и старого друга подставлять… Но переночевать где-то надо было, и поесть я не успел… От мрачных размышлений меня отвлекла одинокая фигура, возникшая из сгустившихся за кругом света теней. Облаченный в длинный, парусивший на ветру плащ человек именно возник, словно соткался из темноты в паузе между вспышками шипевшей над нами неоновой лампы. Только что вокруг никого не было - и вот он уже торчит на краю тротуара, будто всю жизнь только и делал, что ждал тут автобуса. Я насторожился и стал исподтишка рассматривать стоявшего вполоборота незнакомца, раздумывая - не дать ли деру. Свободный плащ, вроде дождевого, укрывал его с головы до пят, шляпа с мягкими полями, которую непонятно как не сдувал разошедшийся ветер, была нахлобучена на уши. А погода расшалилась: сухие листья и беспризорные бумажки стайками неслись по асфальту, закручивались вихрями, отрывались от залитой мазутом земли и уносились в ночное небо как гигантские бабочки. Это было даже красиво, как в «American Beuaty». Поздний пассажир глазел себе на мусорную возню и попыток завязать контакт не делал. Это усыпило мою бдительность. Лампочка в фонаре на мгновение погасла, а когда она снова зажглась, незнакомец стоял совсем рядом - так близко, что плащ почти касался моих колен. Я дернулся и поднял глаза. Фу ты, ну ты! Это был не незнакомец, а незнакомка, только высокая как баскетболистка. Из-под шляпы струились на плащ длинные каштановые локоны, отличавшиеся особенным блеском, какой бывает только в рекламе шампуней и красок для волос. На лицо падала тень, но я различил, что оно было длинным и породистым, как у мачехи из штатовского фильма про Золушку. Губы, накрашенные алой помадой, улыбались, и ей это шло. Глаза были большие и слишком круглые, чтобы

заслужить звание красивых. Но огонек, плясавший в их темной глубине, припечатал меня к месту вернее клея «Момент», заставив позабыть все мысли о побеге. Этот огонек я часто видел в зеркале, к холодной поверхности которого прижимался горячим лбом, давая себе невыполнимые клятвы. Этот огонек заработал мне прозвище «Псих», которым я, в общем-то, даже гордился, в том числе потому, что оно не имело ничего общего с настоящим именем, доставлявшим мне одни огорчения.

— Лиан, — произнесли алые губы. В их исполнении дурацкое имя звучало так, что никому бы и в голову не пришло, что оно рифмуется с «предводитель обезьян». Фонарь снова мигнул, и когда сиреневый свет вернулся, незнакомка сидела на грязной лавочке рядом со мной.

— Вы меня знаете? — инстинкт самосохранения все-таки сработал, и я отодвинулся на край скамейки.

— Ты меня боишься? — в круглых глазах что-то поднялось и опало, как крылья хищной птицы. Алый рот улыбался - теперь насмешливо. Мне стало стыдно, и я попытался замаскировать это наглостью: — Ну да, Вы очень страшная. Вы - из знакомых моей матери? — сказал и тут же понял, что сморозил глупость. Ну, откуда у бедной мамы, работавшей санитаркой в больнице, могли быть такие знакомые? Шляпа качнула полями, пустив по кругу длинные тени: — Я пришла, чтобы сделать тебе предложение. Это прозвучало настолько дико, что я попросту разинул рот. Наверное, дама - какая-нибудь извращенка-маньячка. Может, она уже давно за мной следила, оттого и знает, как меня зовут. Я поискал глазами пути отступления. Вокруг только сор вихрился, толкался черными мотыльками под фонарем. Обтянутое плащом колено прижалось к моему - меня втерли в угол.

— Эй, полегче! — голос у меня сорвался. — Я вообще-то женщин не трогаю, но у меня в кармане нож. Руки у меня действительно были глубоко упрятаны в дырки. Поди разбери, что там.

— А у меня в кармане вот что, — маньячка сунула руку в глубины своей плащ-палатки. Сердце у меня бухнуло в пустой желудок. Не знаю, что я ожидал увидеть, топорик или презерватив, но на обтянутой черной перчаткой ладони оказался… волчок! Да! Обыкновенный детский волчок в веселую полоску, какой с восторгом пускают по полу счастливые трехлетки. Только раза в три меньше, чем обычно, так что как раз умещался в горсти. Что и требовалось доказать - дама явно была не в себе. Напряжение отпустило так резко, что я не выдержал, и глупо хихкнул: — Я в эти игры уже не играю. Женщина тоже рассмеялась. Смех у нее был глубокий и низкий, почти мужской.

— О, нет, Лиан. В эту игру ты еще не играл, — весело так сказала, но меня от ее слов мороз по коже продрал. А она склонилась ко мне - даже сидя, выше меня была - так близко, что я ее почуял. Запах у нее был… свежий что ли, как первый глоток воздуха, когда распахнешь окно из душной комнаты в лето.

— Я хочу предложить тебе мир, — в круглых глазах отражался волчок, тоже круглый, цветной и блестящий. До меня смысл ее слов дошел не сразу. Фонарь успел мигнуть пару раз, но сумасшедшая никуда не исчезала и на меня не бросалась. Смотрела только прямо в глаза, не мигая. Ждала ответа.

— Как это - мир? То есть… какой мир? — я скосил глаза за спину. Через прозрачную стенку ракушки видно было, что улица совсем опустела. Даже пьянчуги исчезли - может, забились в тепло супермаркета? И машины перестали мимо проезжать, хотя, в общем-то, еще не так поздно. Да и автобусу давно пора бы было прийти…

— Большой и настоящий, — круглые глаза смотрели на меня серьезно, безумный огонек из них исчез. — А главное - весь твой. Ты ведь хочешь уйти отсюда, да? Там, — незнакомка легко дотронулась до волчка пальцем в перчатке, — ты найдешь все, что ищешь. Мир полный возможностей. Новые пути. Новое имя. Новое лицо. Да, вот новое лицо мне сейчас как раз бы не помешало. Я шмыгнул опухшим носом:

— Ага. И все это - в детском волчке? Хоть бы автобус пришел, что ли? Может, удалось бы ее туда запихнуть и уговорить водителя доехать до ближайшей психушки?

— Это не волчок. Нет, конечно, это летающая тарелка! Или карманная галактика… Я не лох, я смотрел «Людей в черном».

— Это - вихрь. А, что-то новенькое. Говорят, психи изобретательны.

— Он помогает войти в Ветер Времени. Ветер перенесет тебя по оси. Он подхватит тебя так же легко, как эти листья. Смотри! Я смотрел. Город вокруг будто вымер. Время остановилось. Только фонарь все еще мигал. Но каждая вспышка лиловатого цвета показывала всю ту же картину. Пустая улица. Пустая проезжая часть. Темные кроны деревьев по бокам. И листья, скрюченные смертью, шуршащие с запада на восток - десятками, сотнями, тысячами. «Имя им - легион», — почему-то вспомнилось мне. Воздух вокруг был попросту наполнен ими. Единственный островок затишья был под козырьком автобусной остановки. Выйди я сейчас из-под него, и меня бы мгновенно погребло под ворохом листвы.

— Время, — произнесла незнакомка, взгляд которой летел по воздуху, как осенняя паутина, — его становится все меньше и меньше. Оно убывает с каждой смертью, — ее глаза обратились ко мне, вспыхнув кострами, — ты нужен Миру, Лиан. Покрути волчок. Ничто не остановит тебя. Нет такой стены, которая бы остановила этот ветер. Я посмотрел на игрушку в ее руке. Посмотрел на полуголую женщину, корчившуюся за прозрачным пластиком вместе с пляжем, морем и безоблачным небом. Три буквы, написанные несмываемым черным маркером, отрицали существование этого мира так же твердо, как я только что отрицал существование мира в волчке. Какой из них был более реальным?

— Как он называется? — тихо спросил я. Выщипанные брови под шляпой недоуменно сдвинулись: — Кто?

— Ну… Мир, — пробормотал я, краснея, то ли от сознания собственной тупости, то ли оттого, что говорил так, будто поверил в фантазию душевнобольной. Это Сашка у нас зачитывался «Гарри Поттером», «Властелином колец» и прочей фэнтезятиной, ну так что с него взять? Пацану всего десять лет. Тень под шляпой расколола алая улыбка: — А как называется твой мир? Я подавил желание покрутить пальцем у виска и буркнул: — Земля. Собеседница фыркнула, проявляя признаки нетерпения. Волчок глухо брякнул в ее руке.

— Земля! Это планета. Я спрашиваю, как называется твой мир? Я задумался, глядя на летящую мимо листву.

— Солнечная система? — попробовал я снова. — Млечный путь? Шляпа укоризненно качнулась: — Твоя вселенная, дурачок! Я так озадачился вопросом, что даже на дурачка не обиделся. Надо же, а мне казалось, что я что-то вынес из уроков физики… Действительно, а как она называется? Наконец, я сдался: — Не знаю.

— Конечно, не знаешь, — незнакомка удовлетворенно тряхнула волчком. — Вот и я не знаю. Я опасливо скосил глаза на полосатый предмет, с которым так бесцеремонно обращалась дама в шляпе: — Вы хотите сказать, что… Незнакомка возвела круглые очи к небу, то есть к прозрачному козырьку остановки, за которым клубилась ночь.

— Так ты берешь его? — рука в перчатке сунула мне волчок. Терпение дамы в шляпе

стремительно истощалось. Я отважился вытащить руки из карманов и осторожно дотронулся до полосатого бока. Волчок как волчок. Металлический и холодный на ощупь. Интересно, а если я возьму его, шляпа отвяжется?

— И что мне делать с… ну, с целой вселенной? Круглые глаза воззрились на меня, как на идиота той же формы: — Править, конечно. Нда. Лиан - властелин вселенной. Звучит. Круче, чем властелин каких-то там колец. Я снова покосился через плечо. Там исчезли уже не только алкоголики, но и супермаркет с неоновой вывеской. За пластиковой стенкой летели в черную бездну сухие листья. Бесконечный серый поток. И в нем - мигающий островок света, остановка, мальчишка с подбитым глазом и женщина в плащ-палатке и шляпе. Такой вот парадиз-хотель. Красотка с пляжа Алании подмигнула мне зеленым, как сигнал светофора, глазом. Этот отдых Вы никогда не забудете.

— А цена? — обернулся я к незнакомке. Прожив пятнадцать лет в стране дикого капитализма, я четко усвоил, что все хорошее дорого стоит. И быстро кончается. Женщина махнула перчаткой: — Не думай об этом. Я рада, что отдаю мир в хорошие руки.

— Значит, задаром, — уточнил я. Ощущение подвоха охватило меня с новой силой. За бесплатно только пенделя получают, и то спасибо говорить надо. Дама помялась: — Ну, не совсем. Сейчас мне ничего не надо. Отправляйся в мир. Наслаждайся, — алые губы выпятились сердечком, будто посылая мне воздушный поцелуй. — О плате мы поговорим позже. Я возьму с тебя мелочь. Безделицу. «Дорогуша, так только на иглу сажают», — подумал я, а сам сказал: — А что же Вы сами туда не унесетесь на этом самом ветре? Раз мир у Вас такой расчудесный? Дама поправила шляпу над ухом, будто прислушиваясь. Глаза искали что-то в сумраке за пластиковой будкой.

— Я не могу. За мной уже пустили бладхаундов. Вот, слышишь? Я навострил уши и не поверил им. Из сухого шуршания до нас донесся далекий лай. Бладхаунд… Это, кажется, такая гончая? Пес был не один, скорее звуки напоминали целую свору, взявшую след. Нет, это бред какой-то! Наверняка, бездомные шавки брешут. У соседнего гастронома кормится целая стая.

— Кто пустил? Женщина нервно встала, зашуршав полами плаща. Прижала руки к груди, всматриваясь во тьму: — Я не могу больше ждать. Решай, берешь его или нет? Волчок поблескивал между черными пальцами, пуская по стенкам будки цветные блики. Почему-то мне не хотелось упускать его из виду.

— А я смогу вернуться?

— А ты хочешь? — круглые глаза метнулись ко мне, мгновение изучали и снова вернулись во тьму. Я подумал о матери и Сашке: — Наверное. Да.

— Тогда ты найдешь путь. Просто поверти волчок в обратную сторону. Женщина сделала шаг к краю тротура. Ветер подхватил полы ее плаща, потянул в листопадную круговерть. Она сопротивлялась. Вытянула руку ко мне, предлагая волчок. Я понял, что это - в последний раз. Собачьи голоса взвыли по ту сторону ветра, уже громче, ближе.

— Ладно. Я беру его. Торопливо поднялся со скамейки, шагнул к протянутой руке. В круглых глазах снова махнули крылья.

— Береги мир, легкий. Им многие хотят завладеть. Не показывай никому… — женщина тревожно прислушалась, склонив шляпу на плечо, и вдруг ступила с тротуара на проезжую часть. Ветер мгновенно подхватил ее. На том месте, где она только что стояла, кружились несколько

скукоженных листочков, потерянно тыкаясь в воздух. Где-то близко за листопадом пронеслась, подвывая, свора, гнавшая дичь. Я посмотрел вниз, на свою руку. В не очень чистой ладони лежал, поблескивая полосатым боком, волчок. Фонарь мигнул. Сиреневый свет загорелся вновь. Загорелая красотка из Алании посылала меня на три буквы. Ветер гнал воздух на восток со скоростью пятьдесят метров в секунду. Листопад иссяк, у круглосуточного магазина снова скучились алкоголики. Один из них раздобыл бутылку. Скособоченный на одну сторону автобус показался из-за поворота, натужно подкатил к моей остановке и разинул двери. В задней открывалась только одна створка. Этот номер шел к электричке. Я мог бы зайцем прокатиться до платформы и сесть на поезд в Толмачево. Я мог бы закинуть волчок в кусты на станции или отдать попрошайкам у касс. Двери с шипением закрылись. Автобус судорожно дернулся и укатил, подгоняемый западным ветром. Я подождал, пока подслеповатые задние фонари растворятся во мраке. Поставил волчок на лавку рядом с собой. Наверняка, ничего не случится. Но я просто должен попробовать! Я закусил губу и вдавил металлический стержень в полосатое нутро. Еще и еще, пока игрушка не набрала скорость, так что зеленые, синие, красные и желтые полосы слились в одну пеструю спираль. Отпустил рукоять, глядя, как спираль накручивает свои витки вокруг неподвижной оси быстро, так быстро. Волчок довольно гудел, словно шмель, обнаруживший поляну сочных ромашек. Ну вот, так я и знал. Обычная игрушка. Обычная шизофреничка. И я - заурядный неудачник с именем, рифмующимся на «болван». Всем своим существом я пожелал оказаться как можно дальше от этой позорной скамейки, автобусной остановки, алкоголиков, отчима с его сигаретами и ремнем, и даже райской Алании, посылающей всех на три буквы. Что-то изменилось. Я стал легким. Я почувствовал ветер. Прозрачные стены остановки внезапно перестали быть для него преградой, и он заполнил все. Ветер летел сквозь меня, он был вне и внутри меня - или это я сам стал ветром? А может быть, я был флейтой, на которой играл мелодию воздух? Я не видел, что происходило вокруг - не мог отвести взгляда от уходящей в бесконечность спирали. Но знал, что уже не сидел в пластиковом аквариуме. Я летел, я был легким и прозрачным как воздух, как тьма. И издалека, которое становилось все ближе и ближе, пел незнакомый хрустальный голос: Истекание сроков… Он близится, скорбный предел, В океанском просторе туманом поставленный парус. Зюйд-зюйд-вест. Под зеленой звездой Усны дом опустел. Норд-норд-ост. И под желтой звездой никого не осталось. Только в улье хрустальном гудит золотая пчела, Ей последней вкушать медоносную дикую сладость. Ее мать утомилась — детей она долго звала, Не дождавшись, уснула, на бубен умолкший склоняясь. Ей приснилось: она на зеленом паркете одна, Вяжет тонкую сеть золотых вихревых полукружий. Под босыми ногами быстрее кружится земля. Воздух времени ясен, и Демон стоит безоружен.

Сергей «dcf» Васин История одного асура

Генеральный секретарь коммунистической партии Советского Союза Юрий Владимирович Андропов выразил резкий протест по поводу враждебных событий в Иране.

Узурпировавшие власть, исламисты во главе с аятоллой Хомейни запретили деятельность наших персидских товарищей из народной партии Ирана (Туде), а так же выслали 18 советских дипломатов….

(Информагентство ТАСС)

Сенсация! Нам только что стало известно о подробностях осеннего парада Гвардии Великого Магистра, приуроченного к 175-летнему юбилею Леонарда де Сант-Каре. Как сообщил наш источник в Великом доме Чудь….

(Тайный Вестник)

Киев, Май 1983 года. Перрон Киевского пассажирского вокзала, как всегда, был наводнён нескончаемым потоком встречающих и провожающих людей. Кто-то торопился на поезд в Крым, кто-то спокойно потягивал «Жигулёвское», а кто-то нервно перебирал сумку в поисках забытого партбилета. Вышедший из вагона поезда Запорожье-Киев молодой светловолосый парень, направился к метро и скрылся в подземке. *** Доцент Киевского Государственного Университета имени Тараса Шевченко Александр Николаевич Кузьменко - член приёмной комиссии равнодушно взирал на нервничающих абитуриентов. Уж кто-кто, а он знал, что большая часть мест в группах на эту специальность занята детьми украинской партийной элиты. Внимание Александра привлёк парень, который единственный из всех претендентов вообще не нервничал, а даже тихо насвистывал какой-то мотив. Доцент непроизвольно потянулся к стопке личных дел. «Так: Сирко Михаил Андреевич - детдомовец, комсорг Криворожской школы N 45, имеет серебряную медаль. Проявил себя…. Да уж, идеальная кандидатура на вербовку», — решил капитан КГБ Кузьменко, изучая данные абитуриента. Несмотря на очевидную неоднозначность данного решения, Александр решил в любом случае помочь пареньку. *** Асур был доволен собой: документы, подтверждающие его новую легенду (даже контора ШасьДокумент не сделала бы лучше), произвели впечатление на чекиста, и вербовка была гарантирована. Жаль, конечно, что пришлось окончательно уламывать капитана Заговором Слуа, но заклинание было исполнено настолько виртуозно, что его не заметил бы и житель Тайного Города, не говоря уже о нескольких слабеньких челах, которые там были. «Так, безусловно, при такой специальности (международное право) меня будут готовить по линии внешней разведки, а это не вполне меня устраивает. Ну да ладно, главное зарекомендовать себя, а потом перевестись не составит проблемы», — думал Сирко. Сирко снял квартиру на улице Кулибина в районе станции метро Нивки. Конечно, это могло вызвать подозрение у человской разведки, но специально для этого случая у Сирко были документы о наследстве на небольшую квартиру в Кривом Роге, доставшуюся ему от якобы погибших в автокатастрофе родителей (на самом деле он сам её и выбил в парткоме в семидесятом). Жить в общежитии, пусть и престижного вуза, он не собирался. Поставив на стол магнитофон «Электроника-302», асур включил сие чудо имперской техники. Из динамика раздался хриплый голос Высоцкого:

Все года, и века, и эпохи подряд Всё стремится к теплу от морозов и вьюг. Почему ж эти птицы на север летят, Если птицам положено только на юг? Слава им не нужна и величие. Вот под крыльями кончится лёд — И найдут они счастие птичее Как награду за дерзкий полет! Что же нам не жилось, что же нам не спалось? Что нас выгнало в путь по высокой волне? Нам сиянье пока наблюдать не пришлось, Это редко бывает — сиянья в цене. Тишина. Только чайки — как молнии, Пустотой мы их кормим из рук. Но наградою нам за безмолвие Обязательно будет звук! Как давно снятся нам только белые сны — Все иные оттенки снега занесли. Мы ослепли — темно от такой белизны, Но прозреем от чёрной полоски земли. Наши горла отпустит молчание, Наша слабость растает как тень, И наградой за ночи отчаянья Будет вечный полярный день! Север! Воля, надежда, страна без границ. Снег без грязи — как долгая жизнь без вранья. Воронье нам не выклюет глаз из глазниц — Потому что не водится здесь воронья. Кто не верил в дурные пророчества, В снег не лег ни на миг отдохнуть, Тем наградою за одиночество Должен встретиться кто-нибудь! Выключив музыку, Сирко начал разбирать вещи. *** Сентябрьский день выдался жарким и рабочий класс, закончив смену, разошелся кто по домам, а кто по пивным и рюмочным. Именно в таком заведении встретились Сирко и Кузьменко.

— Как обстановка в группе комсорг? — спросил Александр — Нормальная обстановка, ничего серьёзного: кто Битлов по радио ловит, кто на политэкономии спит, — ответил Сирко.

— Ясно, а как насчёт этого, как его, эээ… Порошенко?

— Да в принципе человек нормальный, ничего сверхподозрительного нет при его-то родителях….

— Докладную принёс? — спросил Кузьменко, потягивая пиво.

— Спрашиваете, товарищ капитан! — произнёс Сирко — незаметно для других кладя в карман начальника свёрнутый листок в клетку. Допив пиво и доев тараньку, они неспешно покинули пивную, разойдясь затем в противоположные стороны. *** Заседание Комсомольской организации, на сей раз, было расширенным и проходило в актовом зале. Обсуждали как вопросы поведения отдельных студентов, так и вопросы международной ситуации. Сирко прочитал пламенную речь о том, как страны НАТО поместили очередную партию ракет в Западную Европу. И о советских контрмерах: увеличение ракет подводного базирования и выход из переговоров по сокращению обычных вооружений. Раздались бурные аплодисменты. За трибуну вышел очередной оратор и продолжил вещать обличительную речь об империалистах. Сирко прекрасно понимал, что нынешнего человского генсека из ведомства, которое тот до недавнего времени возглавлял, то, чем они занимаются здесь, интересовало мало. Куда больше нынешнюю власть интересовал вопрос о совершенствовании советской экономики и борьба с коррупцией (особенно в Средней Азии). Но традиция есть традиция. Собрание успешно завершилось. Асур отправился строчить очередной отчет. Он понимал, что это единственный легальный путь в Тайный Город. Он мог, конечно, замаскироваться под археолога или экзальтированного искателя непознанного, но, как правило, такие личности привлекали куда большее внимание Великих Домов, чем человская контрразведка. Так что каждый такой доклад приближал его к расследованию, которое он забросил ещё во времена Революции. *** Киев, Сырецкий парк. Март 1987 года. Начало весны выдалось в этом году необычайно тёплым, и большая часть снега уже растаяла, но до настоящего тепла было ещё очень далеко. Прогуливающихся по парку было мало, так как долгожданная оттепель принесла пока лишь раздражающую слякоть. По асфальтовой аллее медленно шли двое молодых мужчин, ведущих неспешный разговор: — Поздравляю, Миша, ты теперь официально наш сотрудник, — произнёс Кузьменко.

— Спасибо, Александр Николаевич. Как насчёт настоящего задания? — спросил Сирко.

— Когда догадался? — хитро поинтересовался капитан.

— Практически сразу. Неужели нашу Контору всерьёз интересует, кто варит джинсы и кто слушает рок? Это не наши проблемы.

— Согласен с тобой, только вот дела творятся сейчас не очень хорошие: генсек говорит о модернизации, а получается разворовывание; говорит о гласности, а информацию о прошлогодней Катастрофе приказали замалчивать, говорит о Перестройке, а получается развал! — на лице бравого гебиста читалось явное раздражение.

— Может скоро станет лучше? — неуверенно сказал Сирко (уж кто-кто, а он прекрасно знал, что всё будет только хуже.)

— Ладно, младший лейтенант, давай о делах. Тебе нужно войти в контакт со студентом вашего курса Надиром Музафаром. Уроженец Каира, естественно из семьи приближённой к Хосни Мубараку, — сухо произнёс Кузьменко — Завербовать?

— Ты хоть знаешь, как это делать? — скептически посмотрел капитан. — Пока тебе надо войти к нему в доверие, а дальше видно будет.

— Разрешите выполнять?

— Иди уже, позёр. *** Надир оказался действительно сыном египетского военного атташе. «Слава Спящему, не шас!» — подумал Сирко. Конечно, Сирко был способен заморочить голову практически любому жителю Тайного Города от молодого человского наёмника и заканчивая, к примеру, Королевой Светозарой. Но вот вербовка, естественно, в таком случае была бы обречена на фиаско. А бегать по всему миру от Службы Утилизации (это в лучшем случае) асур не собирался. Изучив привычки араба, после краткого наблюдения Сирко решил подстроить «случайную» встречу. Безусловно, он мог прибегнуть к магии, но им двигал азарт: «Челы могут, а я не справлюсь? Не так уж это и сложно». Так на чьём-то дне рождения две в меру шумных компании студентов слились в одну, перебравшись из ресторана на квартиру к имениннику. Познакомиться с «объектом» не составило особого труда, благо за рубежом мусульмане, даже из стран, где живут по законам Шариата (не говоря уже о довольно либеральном Египте), позволяли себе «приобщаться к западным ценностям». Так под пиво, вино и более крепкие напитки «вход в доверие» состоялся. *** Надир снимал шикарную квартиру буквально в двух шагах от Крещатика. Войдя к приятелю, Сирко даже присвистнул: он не жил так даже до человской революции (а ведь он скрывался под личиной купца!). Надир пригласил гостя в комнату, а сам устроился на коврике и приступил к совершению намаза. Сирко спокойно, без тени усмешки, наблюдал за челом. В принципе, ему было всё-равно как челы называют Спящего: Аллах, Зевс или Ра, и даже то, что они ему поклонялись, не вызывало никогда удивления (насколько он помнил во Внешних Мирах было с десяток храмов посвящённых Спящему). И тут-то его осенила мысль: «А ведь не только у челов была религия! Теперь я точно знаю, что я в первую очередь буду проверять в Москве!» Тем временем Надир закончил молитву и достал из кармана пачку «Malboro».

— Ну, чё, Миш, куда пойдём? — говорил Надир практически без акцента.

— Давай к девчонкам из ткацкого.

— Хорошо, — Надир закурил, — Слышь, брат, не знаешь, где в Киеве можно найти что-нибудь посерьезней табака?

— Знаю, давай послезавтра сходим в одно место. Там точно будет. Сирко торжествовал: теперь он точно знал, как завербовать этого чела. Аудитория на 2-м этаже была закрыта. Возле неё нервно переминались с ноги на ногу студенты. Кто-то судорожно повторял конспект, кто-то перепрятывал получше шпаргалку, кто-то пытался унять волнение беседой с сокурсниками.

— Миш, как тебе удаётся быть настолько хладнокровным? — спросил подошедший к асуру Петя Порошенко.

— Тебе-то что волноваться? Тебе ведь если что родители помогут.

— С учёбой может и помогут, но и по шее настучат - мама не горюй!

— Чего ж ты тогда прогуливал?

— Ну, так получилось….

— Ладно, Петь, пошёл я: щаз моя очередь будет.

— Ни пуха!

— К чёрту! Закрыв за собой дверь, Сирко подошёл к преподавателю: — Здравствуйте, Александр Николаевич.

— Тащи билет: ответишь, поговорим о деле. По глазам вижу, что не только для сдачи Теории

государства и права притащился, — с усмешкой произнёс Кузьменко. … Быстро ответив на вопросы, Сирко вкратце рассказал о проделанной работе.

— Что ж, неплохо, неплохо. Травкой, говоришь, клиент интересуется?

— Так, точно.

— Что ж, завтра устроим ему встречу по второму варианту. И учти, лейтенант, второго шанса у тебя не будет.

— Понял вас, товарищ капитан, — ответил Сирко, направляясь к двери — Куда ты так быстро? Зачётку-то забери свою. Поздним вечером на Киев опустился дождь. Сирко и Музафар раскрыли зонты, молча идя вдоль одной из окраинных улиц столицы советской Украины. Первым, не выдержав, заговорил Надир: — Миша, а ты уверен, что мы именно туда идём? — ежась от сильного ветра, произнёс араб.

— Уверен - уверен, тем более я других мест толком и не знаю, — спокойно ответил Сирко. Они прошли во двор, окаймлённый хрущёвскими пятиэтажками. Асур уверенно выбрал нужный подъезд. Поднявшись на четвёртый этаж, асур троекратно позвонил в дверь. Из-за двери донеслось: — Кого там… принес?

— Открывай, давай, товар нужен, я от Кузьмы, — сказал в ответ Сирко.

— От Кузьмы, кажешь? — недоверчиво процедил хозяин, цепким взглядом матёрого волка осматривая гостей. — Ну, проходь, раз причамал.

— Товар есть?

— Имеется. Герыч афганский, мак местный, кокс для эстетов… — сказал уголовник, жадным взглядом рассматривая явно не имперского производства костюм Надира.

— Нет. Мы здоровье бережем, нам бы травки…

— Бабло давайте, балаболы. Едва успел хозяин сходить за товаром, как раздался звонок и требовательный голос: «Откройте, милиция!». Уголовник тихо, почти бесшумно бросился к туалету. Но он опоздал: едва высыпал в унитаз часть товара, как сотрудники правоохранительных органов вышибли дверь квартиры. Без особых разговоров милиционеры уложили на пол всех, кто находился в квартире. *** — В общем, так, товарищи студенты, у вас два варианта: либо вы помогаете нашим доблестным службам, либо менты сажают вас лет эдак на десять, — негромко сказал следователь — Что? Стучать на своих? Да не пошли бы вы лесом, товарищ следователь! — картинно, работая на публику, заявил Сирко.

— Сержант, уведи этого гаврика в камеру, посидит денёчек авось одумается, — отдал приказ следователь. Сирко увели, пинком толкнув к двери.

— А с тобой, араб, у меня разговор отдельный, — ухмыльнулся следователь.

— Я гражданин Египта, я требую консула и адвоката! — дрожащим голосом объявил Надир.

— Будет тебе и консул, и адвокат, будет тебе и международный скандал! Насколько я знаю, в Египте наказание за наркоту построже советского, — елейным голоском продолжил следователь. Надир с содроганием представил суровое лицо отца, реакцию матери и старших братьев: — Что я должен делать?

— Вот так-то лучше. *** — Ну, ты дал! Не ожидал от тебя, лейтенант, таких пафосных фраз, «стукач» - надо ж было

додуматься! — весело сказал Кузьменко.

— Зато Надир теперь уверен в том, что я его не подставлял. И я могу и в дальнейшем контролировать его сведения, — ответил Сирко.

— Молодец! Далеко пойдёшь! Ну что, выпьем за успех операции…..

— Миха, ты как? — спросил Надир.

— Уломали, сволочи! Над, я себя ненавижу за это! — сказал Сирко.

— Не говори ерунды! Не будут же они всех перспективы лишать. Им компромат нужен, а не немедленные действия.

— Сам-то что делать будешь?

— Буду рассказывать правду. В конце концов, именно Советы помогли нам отбить атаку Израиля. Думаю, что сведения о наших генералах и политиках не сильно навредят Египту.

— Да ты, я смотрю, оптимист!

— А то! *** Июль 1988 — Ну, с дипломом тебя, лейтенант! — проголосил Кузьменко.

— Спасибо вам, товарищ майор, — сказал Сирко.

— Ну, куда теперь? За кордон?

— Нет, в Москву. Поможете?

— С чем?

— Понимаете, Александр Николаевич, я бы хотел быть контрразведчиком, а не как сейчас…

— Ты уверен в этом? — перебил Кузьменко.

— Абсолютно! А это возможно? — осторожно спросил асур, на всякий случай готовя Заговор Слуа.

— Нет ничего невозможного, тем более в нынешнее поганое время. Я поговорю со своим приятелем в Управлении, но ничего обещать не могу.

— Спасибо вам, товарищ майор, — радуясь, что приберёг силы, сказал Сирко. *** Самолёт рейсом Киев-Москва приземлился в Шереметьево. По трапу, держа маленький чемоданчик, спустился молодой светло-русый человек, впрочем, человеком он не был. Сирко не был в Тайном Городе с 19-го года, когда из-за человской Революции ему пришлось срочно менять свои планы и следовать выбранной ранее легенде купца. С тех пор челы сильно изменили Москву: она выросла и ввысь, и вширь, кое-где поблекла разрушенными церквушками, а кое-где, напротив, вознеслась сталинскими высотками. Впрочем, город меняли не только челы, Замок тоже изменился: чуды готовили свою обитель к пока ещё не наступившей моде на здания транснациональных корпораций. Асур несколько занервничал, когда въехал в ИХ сектор, но быстро взял себя в руки.

— Спасибо, — сказал Сирко, протягивая деньги таксисту. Он отпустил водителя, не доезжая до Лубянки кварталов десять - надо было привыкнуть к тёмной энергии. Уверенным шагом он зашёл в грозное здание, минуя памятник Железному Феликсу, а так же пост охраны, предъявив удостоверение. Асур постучал в дверь одного из кабинетов на третьем этаже.

— Заходите, присаживайтесь, — прозвучал хорошо поставленный командный голос. — Сирко Михаил Андреевич?

— Так точно, товарищ полковник!

— Ну ладно тебе, мы ж всё же не вояки, чтобы постоянно соблюдать субординацию. Мы должны четко знать границы, где закачивается инициатива и начинается приказ. Здесь мы все свои и все равнозначно несём ответственность, что старлей, что полкан. Понял меня, Михаил?

— Да, товарищ полковник…

— Опять!? — грозно посмотрел полковник — А майор Кузьменко описывал вас как способного агента!

— Простите, товарищ полковник, но вы ведь не представились…

— Ну, извиняй - задумался! Шарков Игорь Дмитриевич, — с улыбкой произнёс полковник.

— Принимаю, Игорь Дмитриевич, — ответил Сирко.

— Где ты устроился официально?

— Переводчиком в ТАСС.

— Неплохо, ну что, с завтрашнего дня работаешь у нас?

— Ну, где ж ещё? *** Сирко чувствовал себя в навском секторе весьма неуютно, но едва входил в здание человской Конторы, ощущал прилив сил и защищённость. Он предполагал, что его не сможет обнаружить даже деятельный комиссар Нави - Сантьяга, но пока не оказывался за надёжными стенами Лубянки, не мог успокоиться. Работа была, в принципе, не пыльная: что стоит магу, даже не прибегая к особым манипуляциям, распознать шпиона? Куда сложнее было доказать это, и тем более предпринять меры для более тонких манипуляций (к примеру, перевербовки).

— Скажите пользоваться Заговором Слуа? Москва не Киев, здесь засечь столь мощное заклинание проще простого: был неуловимым наблюдателем - стал чучелом в кабинете Князя! Нет, эта песня не про нас! — улыбнулся своим мыслям Сирко. — Так, на челов я поработал выше крыши, пора заняться и своими делами! *** Поиски предмета «своих дел» заняли неприлично много времени: Сирко вышел «на след» только к июлю 1991. Он даже побывал на лекции уволенного профессора, когда-то боготворившего город, построенный семьёй Сирко, а ныне про себя проклиная его во всех своих жизненных неудачах. И всё же Сирко нашёл искомое - подтверждение того, что не его раса первой. Подтверждение того, что Первая Война была подстроена, и то, кто на самом деле представляется нынешним обитателям Тайного Города Дегунинским Оракулом. Закончив это самое важное расследование в своей жизни, Сирко решил затаиться: благо даже с новым строем Контора ещё не скоро начнёт разлагаться. Года через два Сирко переберётся обратно в Киев под крыло сокурсника Порошенко, набирающего в «незалежной» политическую и экономическую силу. А там будет выжидать случая, когда он сможет совершить Поступок. Поступок главный не только в его жизни, но в жизни всей семьи асуров……. *** Тёмный двор опроверг сообщение об убийстве контрабандиста Косара Турчи. Как нам сообщили в пресс-службе Нави, Косар стал жертвой несчастного случая, вследствие неправильно установленного маяка межконтинентального портала. Напомним что….

(Тиградком)

Несмотря на продолжение мирового финансового кризиса и нестабильную политическую обстановку на Украине, акции кондитерской компании Roshen поднялись на 5,7 %. Возрождается ли

реальный сектор экономики или это связано с другими причинами, об этом нам расскажет наш сегодняшний гость - эксперт по вопросам…

(РБК) Зима в этом году установилась снежная, и как всегда ставшая сюрпризом для коммунальщиков, которые, суетливо матерясь, счищали снег с аллей Петровского Парка. Но мужчине в тёмной куртке было наплевать на возню сотрудников ЖКХ. Он отстраненно всматривался в сторону площади космонавта Комарова. На его короткие светло-русые волосы медленно опускались снежинки. Мало кто мог узнать в этом высоком, стройном и сероглазом блондине близкого друга одиозного украинского предпринимателя Петра Порошенко, Михаила Андреевича Сирко. Сирко обладал небольшим пакетом акций знаменитого на всё СНГ кондитерского холдинга и курировал вопросы безопасности компании. Однако сейчас он ждал врага и несколько нервничал – всё же встреча проходила в ИХ секторе Москвы. В руках он вертел короткий ониксовый стилет, скрытый от посторонних глаз необычным видом морока. Камень с чередующимися молочно-зелеными и светло-коричневыми полосками причудливо переливался на свету. Минуты ожидания томительно тянулись и, чтобы хоть немного унять волнение, Сирко решил поступить так же, как и герой одной человской книги, «Закатные Стражи» кажется, и потянулся за наушниками. Телефон в режиме плеера выдал случайную песню: Контакт - гр. Ленинград. «Хм, а к месту песенка», — подумал Сирко. Хотя назвать врага «отвратительным уродом» язык не поворачивался даже у него, ненавидевшего того, кто должен прийти, на генетическом уровне. Да и сигареты Сирко не любил, тем более «Беломор». Однако песня выполнила свою задачу и настроение. *** «Бентли Континенталь» свернув с шумного Ленинградского проспекта на Левую Дворцовую Аллею, припарковался возле Петровского путевого Дворца. Комиссар в элегантном светлобежевом пальто медленной походкой направился в сторону парка. Если б кто-нибудь из историков Тайного Города видел бы это событие, то наверняка бы поразился его легкому и спокойному течению, но историков тут не было, не было тут даже ушлых журналистов Тиградкома: только комиссар древней Нави, один из последних асуров и поругивающиеся челы-дворники на заднем плане. Сантьяга прошел по аллее и остановился в футах стапятидесяти от асура. Нав первым начал разговор: — Честно говоря, до последнего сомневался, что это не розыгрыш. Почему вы решили, что я вас просто сразу не убью?

— Для вас, комиссар, это было б слишком скучно, — ответил Сирко. — К тому же это ничего не решает. Мы не таты, нас намного больше. От смерти одного вы ничего не выиграете. А в плен вы меня не возьмёте: я успею пронзить себе сердце прежде, чем вы подойдёте или ваши подчиненные появятся из портала.

— Хм, чего вы в таком случае хотите? — улыбаясь, спросил комиссар. — Кстати, как вас зовут?

— Сирко. Наши имена удивительно совпадают с малороссийскими фамилиями. Чего я хочу? Я хочу передать информацию к размышлению….

— Спасибо, один раз вы уже это делали. И теперь ЭТО вырвалось и мешает мне спокойно работать, — кончики ушей нава слегка заострились — С ЭТИМ вы разберётесь сами. Он уже получил от нас достаточное наказание. У меня же есть информация о том, что наша война была большой обоюдной ошибкой.

— Это потому, что Навь победила и дала толчок развитию других рас? — Сантьяга ехидно ухмыльнулся.

— Нет, это потому, что нас подтолкнули к войне на взаимоуничтожение, примерно тем же

образом, каким вы столкнули Орден и Зелёный Дом в последней войне Тайного Города.

— Оставьте демагогию, вы прекрасно знаете о причинах той войны. А также о тайне, из-за которой мы продолжили преследование вашей семейки после её окончания.

— А что, если я скажу, что Ключа Трёх Рас не существует?

— А доказательства у вас есть?

— Только косвенные, у меня нет возможности проводить полноценное расследование. В папке, что лежит на скамейке в трёх ярдах от вас, находятся результат моих изысканий в этом направлении за последний век.

— А на словах?

— На словах? — Сирко задумчиво перекинул стилет из одной руки в другую. — Когда вы смогли открыть так называемый Дегунинский Оракул?

— Во время 8-го столетия правления чудов. Куда вы клоните?

— Так вот, комиссар, я смотрел наши хроники. Мои предки не строили НИ ОДНОГО оракула в Тайном городе.

— Любопытная теория. Так значит, Галла прикинулся вашим Оракулом. Но причём здесь Ключ Трёх Рас и наша война?

— Дело в том, что мы не первые создания Спящего.

— Вы имеете ввиду, что…

— Нет, комиссар, — перебил нава Сирко, — войны не было, Спящий сам уничтожил Первых, кроме САМОГО ПЕРВОГО.

— Хм, любопытная информация, даже если это липа, я всё равно сообщу о ней Князю. Не страшно было отправляться в наш сектор?

— Сантьяга, я 10 лет работал на его окраине и вы меня не замечали, впрочем, как и Глеба Сухорукова…

— Асур работал в КГБ, звучит как в дешевом романе, которые строчат шасы пачками.

— Это позволяло мне более спокойно проводить расследование. К тому же Контора - одно из лучших изобретений челов, там было интересно работать.

— Почему же вы ушли?

— Я выжал из расследования всё, что мог. И поэтому уход в бизнес меня вполне устраивал.

— Понятно. Вы сохранили Источник?

— Мы сохранили многое, в том числе и возможность их создавать, — Сирко улыбнулся. — Комиссар, у меня есть для вас небольшой подарок: там, в папке, помимо материалов расследования мои акции в компании «Рошен», можете вписать туда любое имя, всё равно гражданин Украины Михаил Андреевич Сирко сегодня разбился в автокатастрофе… На этой фразе асур резко ушёл в портал. В бесцветном наушнике Сантьяги раздался сосредоточенный голос Доминги: — Комиссар, он построил дальний проход сразу в 5-ти направлениях, потоки мощные, для того, чтобы смять их все понадобится 16 % энергии Источника.

— Куда?

— Киев, Минск, Ростов-на-Дону, Питер, Рига, — в диалог вмешался Тамир, — Комиссар, во всех точках открылись такие же пятисторонние переходы, мы не можем вычислить - куда именно он ушёл.

— Ладно, держите меня в курсе. Если что найдёте, немедленно сообщайте. *** Самолёт авиакомпании Air Francе стремительно отдалялся от Пулково. Сирко впервые в своей полутысячелетней жизни почувствовал, что он совершил что-то важное. До Мельбурна было ещё 9 часов полёта. Спать пока не хотелось, и асур вновь включил плеер. Выпала случайная песня, скинутая на телефон Сирко шапочным знакомым Олегом Яворским, кажется выпускающим какието компьютерные игры:

Взрывая мгновенья, через сотни лет мы растаем в пыли своих надежд, оставляя поколеньям горький след. И в памяти лица близких нам людей. Разит красным флагом звонкий смех детей. Все исчезло, остались слезы среди камней. Припев: Растворяя осколки грез, мы вспомним вдруг о былом. Тень ошибки из детских слез, с ней и живем! Время жить! Время умирать! Не время нам о судьбе другой мечтать. Не вернуть былого вновь, прости меня, мой дом родной! А жизнь на экране повторяет, но реальность ранит хуже всяких бед. Забываем о призвании свысока, мертвой листвою укрылась вся земля, за стеной деревьев спрятались дома, в этот город не вернуться никогда… Припев: Растворяя осколки грез, мы вспомним вдруг о былом. Тень ошибки из детских слез, с ней и живем! Припев: Растворяя осколки грез, мы вспомним вдруг о былом. Тень ошибки из детских слез, с ней и живем! Время жить! Время умирать! Не время нам о судьбе другой мечтать. Не вернуть былого вновь, прости меня, мой дом родной! Асур поставил песню на повтор и медленно погрузился в сон.

*** Самолёт мягко приземлился на посадочную полосу Турмаллина. В семи милях от аэропорта виднелись огни Мельбурна. «Бомбил» в Австралии не было, поэтому Сирко пошёл прямиком к киоску заказов на такси. Асур сел в подошедшую «Тойоту» и попросил водителя ехать в Grand harbour accommodation - лучший отель города. Расплатившись с таксистом, Сирко отправился прямиком на ресепшн, где показал документы о забронированном номере. Поднявшись на 7-й этаж отеля, асур прошёл в номер. И тут увидел ЕГО. В безупречном чёрном костюме нав сидел, положив ногу на ногу, на краю роскошной кровати. После секундного оцепенения Сирко сказал на навском: — Вы проиграете это противостояние, первый Князь, вы уже его проиграли. В следующий момент асур достал ониксовый стилет и вонзил его себе в сердце. Кровь густой сметаной пролилась на холл роскошного номера. *** Где-то далеко, в Тайном Городе, со смертью молодого асура спало заклинание морока. На столе в кабинете комиссара Тёмного двора среди прочих бумаг лежал листок с контрзаклинанием от древнего тёмного аркана… Аркана, которого Навь тщательно пыталась забыть….

Ксения «Rakesha» Филиппова Хади Роберт Полецкий был счастлив. Сегодня он как никогда был близок к своей мечте. Садясь в машину и нажимая кнопку запуска двигателя, он перебирал в памяти те месяцы раздумий, ожидания и размышлений на тему: «а надо ли?». Были перерыты несколько десятков сайтов, прочитаны горы литературы, выслушаны бесчисленные советы, казалось, взвешены все «за» и «против»… А решение все не было принято, поскольку Роберт относил себя к людям здравомыслящим, которые не поддаются эмоциям и каждый шаг обдумывают и, главное, понимают последствия. Полецкий кивнул соседу, который по пояс высунулся из окна и что-то приветственно кричал. Соседа майор второго ранга, ведущий аналитик Сектора 5 Корпорации CDR-Z Роберт Иван-ки Полецкий к здравомыслящим людям если и относил, то с весьма большой натяжкой. Проще сказать - соседа он недолюбливал за его легкое отношение к жизни и, чего таить, не в меру острый язык. Впрочем, и то, и другое удавалось успешно игнорировать. Сегодняшнее утро началось за пятнадцать минут до будильника. Роберт открыл глаза и понял, что можно сойти с ума от бесконечного перетягивания каната с плюса на минус в решении мучавшего его вопроса. Полецкий встал, отключил будильник и направился в ванную комнату. В глубине души он давно уже сделал выбор, но природная осторожность и привычка все взвешивать заставляли медлить. Хотя и не помешали сделать запрос и получить соответствующее разрешение, за которые Роберт себя то ругал, собираясь отозвать запрос обратно, то с замиранием сердца проверял почту. Мужчина промокнул лицо полотенцем, смахнув заодно с мочки уха остатки пены для бритья, выключил воду, повесил полотенце на крючок и вышел из ванной. На завтрак - гречневая каша, обогащенная витаминами и минеральными веществами, чашка черного чая. Кофе Роберт не любил, он не понимал его горького вкуса, хотя и признавал аромат, исходящий от напитка, приятным. Каша, как и все продукты, была сублимированная, упакованная в саморазогревающиеся контейнеры. Полецкий считал себя эстетом, поэтому предпочитал не употреблять пищу прямо из

упаковки, как делали многие его сослуживцы, а всегда перекладывал еду в обычные тарелки. Так ему нравилось больше. Пока грелся чайник, каша была съедена, грязная посуда отправлена в посудомоечную машину и открыта почта. Два непрочитанных сообщения. Одно со службы – неожиданное - Роберт удивленно приподнял бровь, он вчера рано уехал из Корпорации, не дождавшись шефа с заседания. Второе - от управляющего фермой «Хади-ски Inc». Мужчина подавил любопытство, заставил себя встать, заварить чай и только потом вернулся к ноутбуку. Итак, первое. Возможно, это новое поручение, а значит командировка. Сделав глоток чая, он открыл электронное послание: «Настоящим сообщаем, что майору Роберту Иван-ки Полецкому присвоен новый ранг… семь свободных дней с 14 по 20 включительно… Благодарим за службу…»

Так вот о каком сюрпризе прозрачно намекал шеф. Что ж, это отличная новость. Плюс неделя отдыха. Полецкий откинулся на стуле, чуть улыбаясь, и открыл второе письмо. Ответ на запрос. Рука мужчины дрогнула, неужели…Проскочив приветствия и благодарности, Роберт затаил дыхание, читая ответ: «…Интересующий Вас объект есть в наличии…просим подтвердить бронь в срок до…»

Снова благодарности, контакты, схема проезда, пожелания удачи и надежды на положительное решение. Решения…Мужчина встал, прошелся по кухне, постоял у окна, барабаня пальцами по подоконнику и не замечая этого. Мечта, его мечта была так близка, так осязаема. Хади. Он вернулся к ноутбуку, открыл сохраненную в особой папочке фотографию, долго рассматривал, потом покачал головой и закрыл ноутбук. Повернувшись, вышел из кухни, сделал несколько шагов по комнате. Нет, он не готов…слишком большая ответственность. Роберт открыл дверь на балкон, но выходить не стал, замерев на пороге и вслушиваясь в звуки улицы. Балкон был большой, не стекленный, с кованными, ажурными поручнями. Зимой его, конечно, засыпало снегом, зато летом, если подойти к самому краешку, казалось, что сейчас полетишь. Все таки живое существо, хоть и безмозглое…А вдруг, пока он думает и оценивает, эту хади заберет кто-нибудь другой. Заберет? Его хади? Полецкий мотнул головой, резко повернулся и чуть ли не бегом направился обратно на кухню. Открыл ноутбук и быстро застучал пальцами по клавишам, подтверждая бронь. Ноутбук пиликнул, сообщая о том, что письмо отправлено. Майор вздохнул, ругая себя за поспешность, стоило еще раз все взвесить… Роберт бережно нес спящую хади на руках. Она была абсолютно такая, как на фотографии и даже лучше. Она была настоящая, живая. Спала потому, что процесс переезда в дом нового хозяина всегда переносился весьма болезненно, бывало, что у неосторожных хозяев особи погибали. По пути к дому Полецких встретил соседа.

— О! Поздравляю с приобретением, — весело оскалился тот и подмигнул. — На развод?

— Спасибо! — сухо ответил Роберт, проигнорировав некорректный вопрос, и поспешил к дому. Руки уже начали уставать, да и с соседом не хотелось общаться. Открывать дверь с драгоценной ношей было неудобно, и Роберт провозился несколько минут, стараясь не уронить или не разбудить хади. Не закрывая дверь, он прошел в комнату и устроил свое сокровище на диване, потом вернулся в коридор, тихо щелкнул замком и, заглянув еще раз в комнату, чтобы удостовериться, что хади еще не проснулась, на цыпочках прокрался на кухню. Открыл ноутбук и стал перечитывать рекомендации по уходу.

У каждого подвида свои особенности, а его приобретение вообще из редких, будет просто преступлением сделать что-либо не по инструкции и нарушить хрупкое здоровье существа. Про дороговизну покупки Роберт старался не думать, считая, что мечту деньгами не измерить, зато интервью с инспектором, который подписывал разрешение на покупку хади, повторять не хотелось бы. Буквально несколько лет назад, после участившихся случаев летального исхода был введен запрет на свободную продажу любых видов хади. Теперь, чтобы сделать и без того не дешевое приобретение, необходимо было получить разрешение в специальном Секторе. Оно, хоть и было получено майором без обычных в таких случаях проволочек, тем не менее, оставило неприятные воспоминания. Конечно, существовал так называемый «черный рынок», где приобрести хади можно было без всяких бумажек, но Роберт даже не рассматривал такой вариант. Слишком велика была вероятность купить сошедшую с ума особь. Теперь, покручивая на экране рекомендации по уходу, Полецкий с волнением прислушивался не проснулась ли. Хади требовалось разнообразное питание, нечего было и думать, чтобы кормить приобретение сублимированными продуктами, которыми питался сам. Но у Роберта уже все было готово, перед визитом на ферму он несколько раз посетил специализированные магазины, выбрав все самое лучшее. Сейчас оставалось только подогреть натуральное молоко, добавить туда ложечку натурального же меда - первое лакомство для Миры было готово. Имя Полецкий придумал уже давно. Сразу как нашел фотографию. Оно очень шло хади, так считал сам Роберт, а поспорить в этом вопросе с ним было некому. Из комнаты послушался непонятный звук. Проснулась - понял офицер и, взяв заранее приготовленный стакан с молоком, осторожно заглянул в комнату. Хади сидела на кровати, удивленно хлопая глазами с длинными, пушистыми ресницами. Роберт поставил стакан на столик и подошел ближе, стараясь не напугать.

— Привет, — тихо сказал он, наблюдая за реакцией. В инструкции говорилось, что самое главное - это не вызвать чувство страха при первом знакомстве. Особи пугливы, и незнакомая обстановка или малейший испуг могут стать причиной депрессии. Хади чуть наклонила головку, исподлобья наблюдая за мужчиной. Полецкий протянул руку. Она наклонилась к пальцам, принюхалась, фыркнула и отпрыгнула в угол дивана.

— Может молока? — тихо поинтересовался Роберт, повернулся, взял молоко и с улыбкой протянул стакан хади. Та недоверчиво фыркнула, покосилась сначала на него, потом на молоко и резко сцапала стакан. Брать пищу передними конечностями особи учили с детства, а его приобретение уже вышло из подросткового возраста, так что с кормлением проблем быть не должно. Покупка уже выпила все молоко и положила стакан на диван, с интересом оглядываясь.

— Я - Роберт, — почему-то Полецкий решил, что надо назвать свое имя, хотя и понимал, что для хади все слова лишь пустой набор звуков. — А ты - Мира. Я так буду тебя называть. Она наклонила голову и прищурилась, чуть обнажая зубы. Оказывается, они тоже умеют улыбаться… Как приятно возвращаться домой со службы, когда тебя кто-то ждет, пусть и бестолковое, ничего не понимающее существо. Хотя, по мнению майора, его сокровище было на редкость сообразительной. Роберт разговаривал с Мирой, и ему казалось, что она понимает его, слишком внимательным и задумчивым становился взгляд хади в такие моменты. Она вообще любила за ним наблюдать, иногда фыркая, иногда произнося свои лепечущие звуки. Ей нравилось, как шумит посудомоечная машинка, как работает телевизор, в моменты работы техники Миру было от нее не оторвать. Ноутбук, кстати, пришлось убирать под замок, после замены клавиатуры, которую Мира расковыряла своими ловкими пальчиками. Однажды майор обнаружил, что хади научилась открывать холодильник. Пока его не было

дома, она слопала весь запас соевого мяса, а потом маялась животом, да так, что пришлось везти в лечебницу. Получив строгий выговор от доктора, Полецкий клятвенно обещал поставить на холодильник систему электронного контроля, и хотел было устроить Мире нагоняй, но окунувшись в ее невинные глазенки, не смог заставить себя ругаться, зато с большим удовольствием приобрел для хади новую игрушку. Плюшевого розового зайца. Счастью не было предела, и теперь Мира постоянно таскала зайца с собой, а Роберт натыкался на него везде, где только возможно. Вместе с хади они смотрели в окно, выходили «гулять» на балкон. Она удивлялась птицам, зачарованно наблюдая, как они летят. Несколько раз Роберту приходилось силой уводить свое сокровище с балкона, потому что Мира слишком близко, на его взгляд, подходила к перилам и махала передними конечностями как крыльями, будто пытаясь взлететь. Только с появлением в собственном доме хади, Полецкий осознал, что все прошедшие годы был бесконечно одинок и успел настолько привязаться к Мире, что стал всерьез задумываться над процедурой «Reproduc»,[16]не в ближайшее время, конечно, стоило все продумать, тщательно просчитать все варианты и, в конце концов, банально подкопить денег. Возвращаясь в один из вечеров со службы, Полецкий с удивлением, а потом и с нарастающей тревогой, всматривался в группу людей и несколько машин со знаками Сектора ХД у своего дома. Последний десяток метров Роберт преодолел бегом и, протиснувшись, сквозь образовавшуюся толпу, наткнулся взглядом на хади. Свою хади. Мира неподвижно лежала на земле. Руки раскинуты, головка повернута под странным углом, под затылком натекла темная лужица. Неестественная, неживая поза. В распахнутых глазенках ни малейших признаков страха, только бесконечное удивление. Роберт опустился на колени рядом с ней и осторожно коснулся светлых волос, коса, которую он с любовью заплел ей утром, растрепалась и перепачкалась в запекшейся крови. Атласная ленточка нежно-голубого цвета почти сползла с кончика косы. Взял в свою руку тонкие, холодные пальчики и прижал к губам, пытаясь согреть.

— Офицер? — кто-то тронул его за плечо. — Это ваша хади? Роберт отстраненно кивнул, продолжая держать руку Миры, вглядываясь в застывшее лицо. Почему она не дышит? Почему не улыбается ему? Почему пальцы так холодны? Полецкий провел рукой над побледневшими губами, пытаясь обнаружить признаки дыхания, попытался нащупать бьющуюся жилку на тонкой шейке.

— Офицер, — снова раздался голос, — медики уже были, вашу хади не спасти. Смерть наступила мгновенно. Полагаем, что она упала с высоты. Где ваши окна?

— Одиннадцатый этаж, — хрипло ответил Роберт. Упала? Как? Он же проверял все окна утром. Впрочем, его хади всегда была умницей…Была…

— Офицер, позвольте нам забрать тело. Проститься с ней вы сможете в любое время вот по этому адресу.

— Да, конечно, — пробормотал Роберт, на автомате убирая в карман визитку, не в силах отпустить хрупкую ручку, кто-то заботливо помог ему и вежливо отвел в сторону. Будто в тумане майор наблюдал, как люди в униформе водружают тело хади на носилки, как закрывается дверь машины, как она трогается и уезжает, увозя с собой Миру. Увозя его мечту.

— Дааа, — сочувственно протянул, оказавшийся рядом сосед. — Может ты окно плохо закрыл? Полецкий отрицательно покачал головой и наклонился, поднимая ленту с косы.

— Ну, не расстраивайся, новую себе купишь, ты можешь себе это позволить. Роберт бросил на соседа взгляд полный такой ненависти, что тот, попятившись, пробормотал: — Эм… ну, я, пожалуй, пойду, — и поспешно ретировался. Закрыв дверь в квартиру, офицер бездумно прошел по опустевшим комнатам. На полу в кухне валялись игрушки Миры. Главным фаворитом девушки был, конечно, тот самый розовый заяц, купленный после посещения доктора. Он бережно взял его и отнес в комнату. Заметил приоткрытую дверь балкона. Его хади была умницей и научилась ее открывать. Роберт вышел на балкон, посмотрел вниз. Мира любила наблюдать за птицами, они летали. И она тоже хотела летать…

Полецкий снова посмотрел вниз. Перевел взгляд на полоску голубого атласа, испачканного пылью и кровью, и сделал то, чего не сделает ни один здравомыслящий человек. Роберт встал на перила, раскинул руки и шагнул в пустоту… Не было никакой Третьей Мировой, не было планеты Нибиру и экологических катастроф….Была фатальная ошибка генетиков в начале двадцать первого века - вывод непроверенного продукта на рынок, и от поколения к поколению обладательницы Х-хромосомы стали все более и более утрачивать разум. Нет, они не сходили с ума, они теряли все признаки личности, превращаясь в животных, которых не интересовало ничего, кроме еды и безопасности. Подпольные, да и официальные, бордели, нелегальная торговля женскими особями, бесконтрольна рождаемость привели практически к катастрофе. Объединенное правительство было вынуждено принимать жесткие меры для восстановления порядка. Облавы, безжалостное уничтожение, как следствие - резкое снижение популяции носительниц Х-хромосомы. Введен строгий контроль над рождаемостью, организованы специализированные институты и так называемые «фермы», где только при наличии соответствующего разрешения и далеко не все желающие могли приобрести себе собственную особь женского пола. Слово «женщина» было вычеркнуто из всех словарей, как не несущее смысловую нагрузку и было заменено на ласково-снисходительное «хади».

Марина «phoenix» Коптева Цветок — Надо вырвать этот цветок, — сказала Анна. Старая футболка и джинсы на ней были перепачканы зеленым соком травы. Макс все собирался починить триммер, чтобы выкосить разросшуюся во дворе траву, но каждый раз не получалось. Наконец, Анне это надоело. В пятницу она купила кожаные садовые перчатки и принялась за дело сама. Пришлось отрывать задницу от дивана и помогать ей. Ну не любил он садовые работы. И проживший всю жизнь в квартире, не представлял, что такое жить в своем доме. Срубленный из сосновых бревен дом, которому перевалило в прошлом году за сто лет, утопал в траве. Хотя был еще июнь, трава доставала ему до пояса. Море травы до покосившегося забора, наверное, такого же древнего, как и сам дом. Там у забора в тени он нашел этот странный цветок. Сначала он не обратил на него внимание. И, захватив руками побольше травы, собрался ее вырвать. Но тут его ладонь пронзила боль.

— Черт! — он выругался. Мелькнула мысль, что это проволока или стекло вонзились ему в ладонь, неся микробы и заражение. Он выпустил траву и взгляну на руки. На правой руке матерчатая перчатка была разрезана, края покраснели от крови. Он снял ее и увидел в центре ладони резаную рану, словно полоснули лезвием. Края раны разошлись, и под кожей блестели какие-то зернышки.

— Что за черт? Он надавил на ладонь, чтобы кровь побежала сильнее. Зернышки вместе с кровью вышли на поверхность. Он стер их перчаткой. И убедившись, что рана чистая, полез в траву. Тогда-то он и увидел этот странный цветок. Синеватый стебель, плотный и жесткий на ощупь, и при этом прозрачный. Было видно - как по тончайшим то ли сосудам, то ли трубочкам движутся соки - вверх к бледному и ничем не примечательному желтому соцветию. Это даже было удивительно, что на таком необычном стебле цветет заурядный цветок. Листья росли только у самого корня, были довольно мясистые, зубчатые. На конце каждого зубчика висел блестящий шарик - семечко. Оно и попало ему в рану. Макс позвал Анну.

— Можно твои перчатки? — сказал он.

— Что там, крапива? — Анна расстегнула липкую застежку и подала ему перчатки из довольно плотной кожи белого цвета. На подушечках пальцев они были запачканы зеленым соком. «Крапива…» — мысленно передразнил он ее. И с непонятной тоской подумал: «Смотрел бы сейчас спортивный канал, нет, приспичило ей навести во дворе порядок». Он натянул перчатки, которые, кстати, были ему малы. Но в тканевых коснуться цветка он бы не решился. Анна с любопытством наблюдала за ним. А когда он полез в траву, подошла и заглянула ему через плечо.

— О, Боже! — вырвалось у нее. — Это чья-то шутка? Он выглядит как злобное чудовище. Макс коснулся стебля, но сквозь перчатки определить - каков он на ощупь, было затруднительно. Тогда он потрогал листья, и несколько блестящих семечек упало на перчатку. И тут же шарики стали ввинчиваться в плотную кожу перчатки. Анна вскрикнула, а Макс принялся стряхивать их на землю. Шарики упали в рыхлую почву, а на перчатках остались царапины. Словно кто-то тупым шилом пытался провертеть дырки в них. Да его спасло то, что кожа на них довольно толстая. Ну да, конечно, специальные садовые перчатки. Целых полсотни отвалить. И он с тревогой подумал о ране. Да нет, он же все прочистил. Анна глядела на него большими глазами и молчала.

— Принеси лопатку, — попросил он. Он подкопал землю у основания и увидел, как такие же прозрачные трубочки-корешки уходят куда-то в землю. Корешки чуть шевелились, напоминая микроскопический насос, качающий из почвы питательные вещества.

— На шутку это не похоже, — произнес он. Тронул лопаткой корешок и тот вдруг дернулся. Анна вскрикнула и отпрянула.

— Надо вырвать этот цветок, — сказала она, и брезгливость отразилась на ее лице. Макс вдруг разозлился, глупая у него жена. Тут какое-то совершенно небывалое событие. Это только подумать - во дворе обычного дома, пусть и старинного (по меркам их города, насчитывающим всего лишь трехсотлетнюю историю) в центре города - выросло совершенно невообразимое растение.

— Нет, — сказал он таким тоном, что Анна сузила глаза и нехорошо глянула на него.

— Даже не думай, — повторил он. — Это мой дом, дом моего деда и прадеда. И я не хочу, чтобы ты это трогала. Он думал, что жена вспылит. Но она совершенно спокойно сказала: — Как хочешь, — повернулась и ушла в дом. Пришлось ему самому заканчивать работу. Участок, где рос странный цветок, он оставил нетронутым. Чтобы в высокой траве его нельзя было разглядеть. Адский цветок. Это название пришло на ум, когда дома в ванной он искал, чем бы продезинфицировать рану. Он открыл один шкафчик, там стояли флаконы с лосьонами кремами. «Это Анькино», — подумал он. Зато тут же обнаружил упаковку с ватными дисками. Вытащил несколько штук. Когда дверца шкафа закрылась, из зеркальца, прилепленного к наружной стороне, на него глянула его собственная небритая физиономия. Адский цветок… Бред! Он вдруг усомнился в том, что произошло. Выглянул в окно. У забора в гуще травы был виден тот самый бледненький желтый цветочек. Настолько невзрачный, что при беглом взгляде не заподозришь совершенно невообразимый, фантастический стебель. «Маскируется», — подумал он. Пузырек с йодом он нашел в ящике с маникюрными ножницами, лезвиями для бритвы, упаковкой бигуди. Ножнички он протер йодом и отодвинул ими края раны. Еще раз внимательно осмотрел, но ничего подозрительного не обнаружил. Прямо из склянки стал лить йод на рану. От

боли пот выступил на лбу. Ничего, это он переживет. Не маленький. За всеми этими занятиями, он не заметил, что в ванну зашла жена.

— Что случилось? — спросила она. Макс от неожиданности вздрогнул и чуть не выронил пузырек с йодом. Черт! Забыл повернуть фиксатор на ручке двери. И тут же в голову пришла подозрительная мысль: она сама открыла дверь с той стороны. У нее есть эта страсть шпионить за ним.

— Порезался, — ответил он, зажимая дисками горящую от йода рану.

— Дай осмотрю, — потребовала она.

— Я сам, — оттолкнул он ее.

— Я хотела помочь, — она удивленно взглянула на него.

— Анюта, я не люблю, когда ты начинаешь себя вести как врач, хотя ты всего лишь ветеринар. Я не один из твоих пациентов-песиков.

— Хочешь сказать, ветеринар - это не врач, — усмехнулась она.

— Да-да, лошадиный врач.

— Максим, — остановила она его, — я не собираюсь обижаться. Лучше скажи, что ты думаешь о цветке? Ведь это странно.

— Я не знаю, — признался он.

— Ты что притворяешься, что ничего особенного не произошло? — сказала она.

— Ну, а что ты хочешь от меня услышать?

— Говорят, семена могут пролежать не один десяток лет, прежде чем выпустить росток. А может быть, и сотни и тысячи лет. А вдруг это растение из космоса.

— Скорее всего, его привезли на базар с бананами или еще каким экзотическим фруктом. Почему бы какому-нибудь цветку из Южной Америки не вырасти у нас в огороде. Она с сомнением посмотрела на него. Макс отвернулся и стал завинчивать пузырек с йодом. Она вздохнула и сказала: — Возьми в холодильнике левомеколевую мазь. «Антибиотик против инопланетного растения», — вот как тогда он подумал. Ничего близко похожего на адский цветок он не нашел ни в Интернете, ни в справочнике по ботанике хранившемся в шкафу еще со школьных времен. Сходить в библиотеку на неделе, у него совершенно не было времени. Он даже стал забывать о нем, вспоминал лишь тогда, когда раненая ладонь принималась зудеть. Раны всегда зудят, когда заживают. И вот наступила суббота. Цветок подрос. Стебель достигал в диаметре пяти сантиметров и больше походил на пластиковую трубку. Однако было видно, что он живой. Он был даже больше живой, чем вся остальная растительность на их пяти сотках земли. Вокруг него проклевывались фиолетовые, плотные, больше напоминающие оленьи рожки ростки. При этом они были прозрачные и пульсировали. Максим вспомнил ввинчивающиеся в почву металлические шарики. «Урожай», — мрачно подумал он. Внутри ростков что-то шевелилось. Максим почувствовал, как съеденная на завтрак яичница подкатывает к горлу. Это было мерзко. Настолько мерзко, что Анна не выдержала и ударила лопаткой по ростку. Росток дернулся и издал какой-то странный звук, похожий на виброзвонок сотового телефона. Вместе с ним «закричали» остальные ростки. Они качались из стороны в сторону, издавая этот странный дрожащий звук. В то же самое мгновение, когда Анна хлопнула лопатой по цветку, в правую ладонь Максима, где была рана, словно воткнули раскаленный стержень. Макс обхватил раненую руку и согнулся от боли. Незнакомые ему волны исходили из центра ладони, словно там был передатчик. Анна размахнулась, собираясь острым краем лопаты срезать цветок. На лицее ее перемешались брезгливость и ненависть. Максима обдало ужасом.

— Что ты делаешь! Прекрати немедленно! — закричал он. Он был настолько бледен, что она остановилась.

— Что такое? Что?! Надо было срезать его еще в прошлый раз. Посмотри, он распространяется

с огромной скоростью. А на нем еще достаточно семян, чтобы засеять весь участок. Нужно сообщить в СЭС. Должна ведь быть какая-нибудь служба по надзору за флорой.

— Нет, — повторил он. Анна тревожно глядела на него.

— Разве ты не слышишь этот крик? — произнес он.

— Какой крик? — спросила она.

— Это они кричат от боли.

— Они? — не поняла Анна. Проследив за его взглядом, она уперлась в цветок.

— Я ничего не слышу, — начала она, а потом, что-то сообразив, произнесла: — Ты это делаешь мне назло. Патологическое упрямство. Разве ты не видишь, это растение опасно.

— Я подумаю и решу, что с ним делать, — сказал он.

— Думай. Только как бы поздно не было, — она бросила лопату, и та воткнулась рядом с «фиолетовыми рожками». И тут же с громким щелчком адский цветок выпустил иглу. Пролетев мимо Макса, она воткнулась Анне в плечо.

— Вот новости. Наш цветочек отрастил зубы, — как-то неуверенно сказала она и потянулась, чтобы вытащить ее.

— Стой! — крикнул Максим. Осторожно он снял иглу с рубашки. На ее конце был небольшой мешочек, полный жидкости чернильного цвета. «Яд», — мелькнуло в голове. Мешочек был цел. Анна расстегнула рубашку и осмотрела плечо. Смуглая чистая кожа, ни единой царапины. Макс с облегчением выдохнул. В это мгновение он чувствовал себя полным дураком. Почему он сразу не послушался ее. Надо было выжечь цветок. Он хотел помириться, но Анна отклонила его попытку, отправившись на ночь к родителям. Как всегда, когда они сильно ссорились. Ну и черт с ней. Подуется и прибежит. Дома он включил настольную лампу и, отклеив пластырь с руки, стал осматривать рану. То, что он увидел, ему не понравилось. Рана была чистой, антибиотик сделал свое дело. Но края раны не срастались и напоминали трещину. В нижнем ящике письменного стола он нашел увеличительное стекло, поцарапанное и с отколотым краем. Он пониже наклонил лампу, теперь яркий свет заливал руку. Подцепив ногтем край пореза, заглянул под кожу через увеличительное стекло. Там в окружении розоватой мышечной ткани наливался зловещим фиолетовым цветом микроскопический росток. Размером он был не больше пары-тройки миллиметров. Выгнутый кусок стекла увеличил его до размера рисового зерна. Макс сначала приблизил стекло, потом отдалил, то уменьшая, то увеличивая росток, желая убедиться, не обманывает ли его зрение. Росток сидел в его руке, и, похоже, ему там было достаточно комфортно. Он брал все необходимые ему вещества прямо из Максимова организма. «Я всего лишь гумус», — мелькнула мысль и Максим засмеялся. Нет, ему не хотелось быть гумусом для какого-то цветка. Растение - безмозглая сущность, тупее черепахи или ящерицы. Потому что даже у черепахи есть мозг. Вооружившись маникюрными ножницами, он выковырял из раны занозу. Пару раз в центре раны, пока он тащил сорняк, вспыхивала волна, напоминающая эхо того самого «вопля», который издавали сорняки во дворе. Зажав лезвиями ножниц росток, Макс положил его под яркий свет лампы. Стекло увеличило его, исказив форму. Под прозрачной поверхностью что-то шевелилось и ворочалось, напоминая личинку насекомого. Ниже шли трубчатые корни: три отростка — два целиком, третий чуть поменьше, то ли оборвался на самом конце, то ли просто короче, чем остальные. В любом случае,

остаток корня слишком мал, чтобы выжить. Макс зажег конфорку газовой плиты и сунул ножницы в огонь. Росток извернулся, пытаясь освободиться. Но язычок фиолетового пламени взметнулся, превратив его в черный уголек. Вот и все. Где-то в сараюшке была бутылка средства для розжига. И там же паяльная лампа. Он сейчас же найдет ее и расправится с теми, что остались во дворе. Макс вышел на крыльцо. Он спустился на дорожку и направился к сараю. Со стороны зловещих зарослей донесся знакомый звук. Щелчок, потом еще, мимо лица пролетела игла. Цветок стрелял в него. Макс отпрянул и спрятался за бочку с водой. Он прищурился, пытаясь в сумраке разглядеть его. Но лишь высунулся, как тут же в бочку со свистом воткнулась игла. Макс стал отступать. Узнавать, каково действие фиолетовой иглы, ему не хотелось. Придется завтра придумать какой-то защитный костюм. И с первыми лучами солнца уничтожить эту инопланетную заразу. Он вернулся в дом. Не раздеваясь, лег на кровать. Он слушал, как цветок выстреливал иглами. Этот сухой звук, словно сломали ветку, он не мог перепутать ни с каким другим. Права Анька, надо было сразу вырвать чудовище, пока он не набрался силы. «Она всегда оказывается права», — подумал он с раздражением. Но тут же задавил в себе это чувство. Сам во всем виноват и должен все исправить. Завтра разберется с цветком и вернет Аньку. Он провалился в беспокойный сон. Уже засыпая, услышал, как пошел дождь. Капли дробно стучали по крыше. Какие-то неясные образы обступили его… Проснулся он от того, что замерз. В открытую форточку вливался холодный воздух. Дождь кончился. Мерзких щелчков не было слышно. Макс встал и закрыл форточку, но сквозняк продолжал гулять по комнате. Максим вышел в коридор. Дойдя до середины, остановился - дверь на улицу была открыта. Вдоль позвоночника пробежал холодок. Он помнил, как поворачивал ключ в двери. Сразу кожей ощутил пустоту и пространство дома. Где-то там, в комнатах, прятался ночной посетитель. Макс осторожно заглянул в комнату: диван у стены, пара старых книжных шкафов. Никого. Никто не прятался за шторами, не таился в углу. Пусто было и в следующей комнате. Макс дошел до ванной, постоял немного у окна, пытаясь в ночных сумерках разглядеть цветок у забора. В зарослях ничего не было видно. Он вернулся и закрыл входную дверь на ключ, думая о том, что память обманула его. Он всего лишь собирался запереть двери, но не сделал этого. Повернулся, чтобы идти в спальню, и ноги наступили на что-то мокрое. Макс склонился и в синеватых сумерках разглядел на полу следы. Кто-то босиком прошелся по коридору, и с него стекала вода. Следы от узкой маленькой стопы уводили прямо в спальню. Макс остановился на пороге комнаты и прислушался - там было тихо. Но вот, вроде, кто-то шевельнулся. Или ему показалось. Точно, в комнате кто-то был. Теперь он знал наверняка. Этот кто-то вдохнул-выдохнул. Макс перешагнул через порог, готовый дать отпор незваному гостю. Он ощупал взглядом спальню: темные углы, ниши за шкафами. Взгляд упал на кровать. Он различил контур фигуры и темную волну волос на подушке. И тут же почувствовал как напряжение, сковавшее его мышцы, начинает спадать. Анна вернулась… Конечно, это она открыла дверь ключом. Но почему не переоделась, а прямо так, мокрая от дождя, легла спать. Он слышал ее дыхание: вдох-выдох, вдох-выдох - слишком частое. Может, она заболела.

— Анна! — он позвал ее. Фигура под одеялом не шевелилась. Он протянул руку, чтобы откинуть одеяло. Но тут жена повернулась и схватила его за руку. В сумраке блестели глаза, лицо было бледным и измученным. Она приподнялась в постели, и одеяло поползло вниз, открывая плечи. На ключице, там, куда несколько часов назад вонзилась игла адского цветка, темнело пятно, похожее на след от обморожения или гангрену. Он почувствовал, как рыдания подступают к горлу.

— Это из-за меня, — сказал он. Ее рука была холодной и безжизненной, словно у нее совсем не осталось сил. Мучаясь

невыносимым чувством жалости, он накрыл ее ладонь и вздрогнул. Вместо тонких длинных пальцев - цветочные корни. Они шевелились и пульсировали, обвивая его руку. Страх парализовал его.

— Освобождение, — сказала она. Он потянулся, чтобы сбросить с жены одеяло и… проснулся. Солнце било в окна, рассыпаясь бликами по полу и стенам. По кровати полз солнечный луч. Макс покрутил головой, пытаясь сбросить ночной морок и привыкнуть к яркому свету. Постепенно зрение и слух вошли в норму, и он услышал, как с улицы доносится мерное постукивание. Анькина половина кровати была пустая и не смятая. Никто не спал ночью в ее постели, никто не хватал его за руку. Он глянул на ладонь - рубцующуюся рана, чистая и вполне удовлетворительная на вид. Он встал с кровати и пошел к выходу. Дверь на улицу была открыта и занавеска на ней колыхалась, совсем как в ночном кошмаре. Вот только за ней виднелся сад и деревянный забор. Стук доносился из сада. Макс вышел на крыльцо. Анька, одетая в глухой брезентовый костюм, топориком вырубала адский цветок.

— Проснулся! — сказала она и улыбнулась. — Я уже почти закончила. Нет, не подходи! Он отрастил шипы. В куске брезента лежали разрубленные части фиолетового ствола. За ночь они стали толще и приобрели зловещий чернильный оттенок. На стволе появились страшные иглы.

— Лучше, наверное, сжечь его. Он хотел сказать, что и сам думал об этом. Но она неверно поняла его порыв. Голос ее взлетел вверх: — Ничего не говори. Я несу тебе освобождение от этого кошмара. Он вздрогнул: она сказала «освобождение». Совсем как во сне. Он вспомнил, как скользит и обвивается вокруг руки росток. Он направился к сараю за лопатой, и где-то там была канистра с бензином — А когда ты вернулась? — спросил он.

— Утром. А что? Сверток с цветком они вывезли за город и сожгли, облив бензином. Пока горел огонь, Макс прислушивался, не пульсирует ли знакомая боль в руке. Все было спокойно. Анна прижалась к нему: — Как ты думаешь, теперь все закончится? Он поцеловал ее в висок и сказал: — Да. Но он знал, что это не так. Потому что «освобождение». На работе первым делом он вышел в Интернет и набрал в поисковике «цветок», подумал и заменил «цветок» на общее понятие «растение». Тысячи ссылок: растения, какие бывают растения, что такое растения. Он открывал одну страницу за другой, просматривая по диагонали текст и фотографии. Очень хотелось пить. Два раза он грел электрочайник и поглощал чай литрами. Самое удивительное, он ни разу не вышел в туалет. К полудню он почувствовал, что голова идет кругом. К этому времени он добрался до растительных культов древних народов Мексики и выпил три чайника воды. На фотографии барельефа древней гробницы, кое-где осыпавшегося, можно было различить человека, сидящего в позе лотоса. На месте рук росли змеевидные отростки, но при внимательном рассмотрении становилось понятно, что это ветки. Под фотографией была надпись: «Лиакалос — человек-растение» Макс отправил текст на распечатку, и как только принтер заработал, глотая и выплевывая листы бумаги, решил сделать перерыв. Он вышел из кабинета и дошел до водяной помпы. Набрал в пластиковый стаканчик воды и одним залпом выпил ее. Вода проскочила в пищевод, не утолив жажды. Горло оставалось сухим. Он выпил еще воды. Остановился он, кажется, после пятого стакана. Наверное, у него сахар в крови.

— Эй, Макс, — окликнул его Антон, — тебе плохо?

— Пить все время хочется. В туалете Макс глянул на себя в зеркало. Лицо было бледным и измученным, каким-то призрачным. Совсем как у Аньки в том кошмарном сне. Он пошатнулся и, чтобы не упасть, оперся на раковину. Перед глазами было темно, в голове качалось, или это он сам качался. Нашел кран. Побрызгал в лицо водой, стало легче. По крайней мере, в глазах прояснилось. В сложенные лодочкой ладони набиралась вода. Сквозь прозрачную отфильтрованную воду просматривался розовый зарубцевавшийся порез. С чмокающим звуком края раны разошлись, выпустив червеобразный отросток, лиловый, с чернильными прожилками. Словно насос отросток принялся качать воду.

— О боже! — вырвалось у Макса. Он надавил на рану, и ее края тут же разошлись. Обнажилась розоватая мышца, оплетенная пульсирующими чернильными отростками. Их были тысячи, они пронизывали мышечную ткань, сосуды и, наверное, кости. И теперь их уже просто так не извлечешь. Пришлось бы отсекать кисть, чтобы избавиться от паразита. Микроскопические насосы доставляли воду к центру ладони, где было сосредоточие жизненной силы. И вот тут Максим вырубился. И первое, что он сказал, приведшему его в чувство Антону: «Пойдем выпьем». И добавил: «Водки!» Макс лежал на тахте и от боли в голове не мог шевелиться. Хотелось пить. Но это была обычная жажда с перепоя. Наверное, водка подействовала на растение. Вот только со зрением было что-то не то, словно оно стало двойным. Наряду с обычными вещами, он видел росток, который словно черная змея гнездился глубоко в руке. Ветвистые отростки тянулись от центра ладони к пальцам. Он видел вокруг герани, стоящей на окне, красноватое сияние. Все пространство комнаты представлялось разными по структуре полями перетекающими друг в друга. Анна тоже выглядела необычно. Еще тоньше, чем кровеносные сосуды, ее тело оплели какие-то нити. Она стояла возле тахты, над Максимом и требовала объяснений. Вот сейчас он все ей и расскажет. Теперь это будет их общая проблема.

— В чем дело, Максим? Макс принял вертикальное положение и попросил: — Принеси мне ножницы.

— Зачем? — она сложила руки на груди, давая понять, что не сдвинется с места.

— Хочу показать кое-что. Видя, что она не торопится, принялся объяснять: — Анна, помнишь, мы впервые нашли тот цветок. Я тогда поранился, и одно из странных зерен попало в рану.

— Ты же сказал, что все в порядке, — Анна насторожилась.

— Я так считал, но рана не заживала. Примерно через неделю я обнаружил в ране росток. Он сидел глубоко, но его можно было рассмотреть через увеличительное стекло. В общем, я налил побольше йода в рану и вырвал росток ножницами.

— Слава богу! — воскликнула она, — А я-то с ума схожу, думаю, что с тобой происходит. А ты просто один на один с опухолью. Макс, сейчас все это лечится. Не нужно было ничего вырезать. Но, возможно, это какая-то доброкачественная опухоль.

— Тебе надо показаться к врачу, — она взяла его за руку.

— Это была не опухоль! — он оттолкнул ее. — У него стебель и три корешка, которые шевелились словно щупальца. Ты видела тот цветок - его нельзя перепутать ни с чем.

— Боже, — Аня сделала шаг назад.

— Я наложил повязку и думал, что на этом все закончилось. Но видимо, не все удалил. Он в руке. Макс посмотрел ей в глаза, желая изо всех сил, чтобы она поняла всю важность того, о чем он говорит: — Я знаю, он в руке. Пока еще здесь, но скоро его щупальца доберутся до сердца и легких, он

проникнет в каждую клеточку тела.

— Макс, прекрати, — Анна, скривившись, смотрела на него. Все, даже положение тела, выражало брезгливость.

— Ты мне поможешь, — сказал он.

— Я?

— Потому что это ты во всем виновата! Брови ее вопросительно взлетели вверх.

— Ты вырубила материнское растение и дала приказ-импульс ростку - выживай! Есть даже такой термин «освобождение». И вот этот микроскопический кусочек, который бы погиб в человеческом теле, принялся с неимоверной скоростью расти.

— Ты должна устроить мне операцию, — он встал с тахты. Анна отступила назад.

— Какую операцию? — она в ужасе смотрела, как он закатывает рукав рубашки.

— Ты уже поняла, какую. Ты сможешь это сделать в своей ветеринарной клинике. Ножницы ты не принесла, хоть я и просил. Но ничего, обойдемся без них. Она продолжала отступать к двери, испуганно глядя на его руку.

— Да не бойся ты! Я хочу всего лишь показать, что он там. Ведь ты можешь подумать, что я вру, что я пьян, у меня белая горячка. Я знаю, твой мозг сейчас ищет лазейку, как бы выскочить из всего этого. Он ткнул пальцем в рану, раздирая рубцующиеся ткани.

— Что ты делаешь! — воскликнула она. Открылся клубок тоненьких корешков. Отростки зашевелились, когда на них упал солнечный свет. Некоторые подняли дрожащие кончики. На одном из них Максим разглядел глаз, похожий на стрекозиный. Растение некоторое время смотрело на него, а потом отростки стали втягиваться внутрь его тканей. Оно пряталось. Он согнулся от внезапной рези в желудке. Чтобы подавить рвотный рефлекс, закашлялся.

— Хорошо, я посмотрю твою руку, чтобы ты успокоился, — сказала Анна. Она решительно взяла его ладонь, и некоторое время пристально ее рассматривала. А он в это время корчился от боли. Вдруг он почувствовал, что руку отпустили. Поднял голову и наткнулся на ее взгляд. В нем было презрение и что-то еще.

— Я ухожу, — сказала она. Голос звучал сухо. Хлопнула дверь. Он остался один. Поднес руку к глазам и выругался. В ране ничего не было. Лишь в складке кожи подрагивало что-то фиолетовое, слишком маленькое, чтобы его можно было обнаружить при беглом осмотре. ОНО научилось прятаться, у него теперь были глаза - и все за какие-то сутки. Еще пара дней, и ему конец. *** Он больше не доверял своей руке. Вчера пальцы на ней пробовали самостоятельно шевелиться. Он засунул руку в морозильную камеру и держал, пока не перестал ее чувствовать. Хорошая встряска для цветка-паразита. Он надеялся, что прижучил его. Но сегодня утром сквозь ногтевые пластины вылезли фиолетовые отростки. Они были толщиной с нитку и закручивались как усы дикого огурца. К полудню на конце одного из «усов» с хлопком прорезался стрекозиного вида глаз. Через час еще один. Маникюрными ножницами Максим срезал все пять отростков. Один пришлось отрезать вместе с отросшим ногтем. Усы шевелились на полированной поверхности стола, но с места сдвинуться не могли. Нужно было избавиться от руки. Перед Максом лежала циркулярная пила, топор и пузырек с обезболивающими таблетками. Но он знал, что ничем из этого воспользоваться не сможет, даже если выпьет всю упаковку «кетанова». Слишком развитый инстинкт жизни превращал его в труса,

и в то же время не давал возможности забыть о паразите. Он со всей злости воткнул ножнички в столешницу, пронзив самый большой отросток, и тут его осенило: «Газонокосилка!» Газонокосилка - это то, что было нужно. Руку не отрубит, но пожует так, что в больнице ему ее точно подправят. Он вернулся через полтора часа. Соседка с любопытством наблюдала, как он заезжает в ворота. Косилка в коробке громоздилась на багажнике.

— Косилку купил, — сказал он, хотя никто его ни о чем не спрашивал. У него был виноватый вид. Он выгрузил из машины пакет, в котором предательски звякнули два пузыря водки, еще там лежала упаковка ледокаина, одноразовые шприцы и жгут из ближайшей аптеки. Соседка, которую звали не то Таисия Владимировна, не то Таисия Валерьевна, оценила содержимое сумки по-своему, и с осуждающим видом направилась к себе домой. Он запер ворота и калитку. Подумал немного и решил, что калитку придется оставить открытой, чтобы врачи скорой помощи имели доступ в дом. Косилку он отнес к сараю, распаковал. Пришлось потратить еще около часа. Чтобы разобраться с инструкцией. Опробовать ее. Теперь она стояла на том самом месте, где когда-то рос цветок. Красного цвета на ней черными стилизованными буквами было написано «Экстрим». Защитная решетка понизу придавала косилке сходство с локомотивом. С помощью отвертки он снял решетку и отправился в дом. План был простой. Сначала он обколет руку обезболивающим, потом выпьет, чтобы притупить ощущение реальности. Вызовет «скорую помощь». И только после этого выйдет во двор, и начнет жатву. Да! Не забыть про жгут. Он открыл бутылку и глотнул прямо из нее… Анна нашла его во дворе совершенно пьяного перед жужжащей косилкой. Врачи скорой помощи стояли за ее спиной, как жандармы. Он икнул и сказал, растягивая слова: — Я ведь только что вам позвонил… Я еще не успел… Это нечестно… — он заплакал. Анна стояла, скрестив руки на груди: — Его нельзя оставить одного, — сказала она. — У него навязчивая идея на счет пилы или косилки. Хочет себя покалечить.

— Зато я спасу свою душу, — крикнул он ей.

— Я даже не заметила, как это получилось. В последнее время он выпивал. Но я никогда не считала его алкоголиком. Это я во всем виновата.

— Белая горячка, — сказал врач и кивнул санитарам.

— А, так это ты вызвала их. Не слушайте ее. Она не понимает. Вы все не понимаете. Макс бросился к косилке, намереваясь сделать то, что он задумал. Но санитары опередили его. Один сбил его с ног, а второй навалился сверху.

— Пустите меня… Мне нельзя в психушку. Я не просто хотел себя покалечить. У меня в руке паразит. Мне нужно избавиться от него, пока он не добрался до моего мозга. Мне нужно в хирургическое…

— В хирургическое, конечно. Мы отвезем тебя туда, — сказали ему. Больше его никто не слушал. Анна подошла к косилке и выключила ее.

— Вы с нами? — произнес врач и сочувственно глянул на нее.

— Да, сейчас, — отозвалась она. — Только захвачу сумку с документами. В доме она сняла сумку с крючка и глянула на себя в зеркало. Ей не понравилось, как лежат волосы. Она взяла с полочки расческу и стала приглаживать темную волну волос. Расческа зацепилась за что-то в пряди, и Анна вскрикнула. На ладонь упал тонкий фиолетовый росток, напоминающий усы дикого огурца, на его кончике чернел «стрекозиный» глаз.

«Надо быть осторожнее», — подумала она и поднесла росток обратно к волосам. Извиваясь, он спрятался между прядями и вскоре снова там прирос. Анна взяла ключи и вышла из дома.

*неизвестный* Душа Душа - это дар. Дар, который дается нам свыше. Бесценное сокровище, которым мы наделяемся при рождении, чтобы стать надежным сосудом для ее хранения. И в нашей воле - хранить ли ее первозданность, воспитать ли в собственную несокрушимую твердыню - дух, превратить ли в душок - душонку, не представляющую никакой ценности. В момент перехода из одного состояния в другое душа наделяется настолько мощной магической силой, что даже притягиваются параллельные миры… *** У Ника закончились деньги. Нет, не просто закончились, а самым подлым образом. Проиграться в пух и прах в каком-то вшивом казино! Такого давно не случалось с самым многообещающим шулером города N. Если бы не заезжий гастролер… Ранним утром на набережной Ник искал банкомат. Если не найдет, то придется идти в ближайший ломбард - вон он зазывно моргает неоновой рекламой: «Мы вам поможем!» Как же помогут, держи карман шире. Отдать этим крохоборам бабулин перстень можно, конечно, но ведь жалко. Нет, бабушку (ее так боготворила мать) Ник не любил. Она была «святошей» - учила его жить по совести, не лгать, не воровать, не подставлять людей… Бррр! Как не подставлять, когда своя шкура дороже? Как не лгать, если эти дуры бредят романтикой, тьфу! Жить по совести, когда человек человеку волк, и далеко неизвестно, сколько тебе вообще жить осталось? А «болтик» жаль как заначку на черный день, тут и не прицениваясь можно представить сумму, которую отдаст любой антиквар. Еще был шанс отыграться, вот только… Что-то больно обожгло затылок… ммм, оказывается, не врут про свет в конце мрачного тоннеля… Голос бабули?

— Николенька, что же ты делаешь? Что же ты душу-то свою не бережешь? Не спасти мне тебя, не замолить грехов твоих… Бабушкин неторопливый говор удалялся, а по телу Ника разлилось странное тепло, пульсируя где-то в затылке. А это что за гул? Мощный рык двигателя разорвал утреннюю тишину и отозвался вибрацией во всем теле. Парень очнулся и, посмотрев в сторону возмутителя тишины, опешил: по реке ехал, нет, плыл, нет, все же ехал Ferrari spider! На огромной скорости этот «карбокатер» подкатил к берегу и резко тормознул, окатив легкой волной прибрежный гранит.

— Привет, мущщина! — раздался мелодичный голос. Ник с трудом оторвался от созерцания Ferrari - хороша тачка, это вам не Porsche какой-нибудь, а четыреста лошадей под капотом и разгон до двух сотен за считанные секунды! - и перевел взгляд на девушку за рулем. Та от нетерпения постукивала пальчиками по рулю и, видя такую заторможенность, со вздохом позвала: — Ээй, мущщина, вы меня слышите? Ник слышал, всем своим организмом, но реагировать адекватно не мог. Его сущность едва отошла от восхищения «железом», как вот ей новая задача - наслаждайся видом живой плоти, уж больно хороша была блондинка в красном кабриолете какой-то снежнокоролевской красотой. Такой пристальный интерес польстил девушке, она кокетливо откинула волосы на спину и… пошевелила ушками, остренькими такими, с небольшими кисточками… На этом терпение Ника закончилось, и он, подумав, что ночью надо спать - вон галлюцинации

какие домогаются, резко развернулся в сторону ломбарда. Что-то странное произошло с улицей дома пропали, асфальт тоже - кругом были деревья, кусты и снова деревья. Только у реки еще оставался кусок мостовой длиной в пару метров. Не успел Ник удивиться, как со стороны реки раздался тот же рык мотора, только усиленный, что ли. Возвращаясь к реке, он уже знал, что ничего ему не снится - на левой руке дико болел синяк. И кто придумал, что надо щипать себя, чтобы проснуться? Обстановка стала веселее. Пара серебряных машин, как две капли воды похожих на первую, лихо подкатив, остановились левее красной. Из первой выскочила рыжая и приставила к горлу Ника арбалет, а вторая рыжая осталась стоять в машине, направив свое оружие парню ниже пояса. Ник переводил взгляд с одной девушки на другую и не мог найти отличия. Близняшки были не только одинаково красивы, но и агрессивны тоже одинаково.

— Лейла, кого ты тут нашла? Можно я его убью? — спросила рыжая из машины.

— Мариша, он нам живой нужен - я чувствую, — не поворачиваясь к ней, ответила блондинка, сверля Ника взглядом.

— Чувствуешь?! — рыжие моментально опустили оружие и стали пристально рассматривать парня со всех сторон. Ник с облегчением сглотнул и слегка расслабился - вот что ни говори, но с женщинами он всегда ладил. А женщиной может стать даже рыжая фурия, если зацепить ее любопытство. Эх, хороши чертовки! Стройные натренированные фигурки, высокая грудь и копна рыжих волос, достигающих талии. Лица с тонкими чертами и большущими глазами, даже увеличенные ушки не вносили никакой дисгармонии. Весь их облик просто-таки дышит чувственностью, горячие девочки. На их фоне красота блондинки выглядела еще более холодной и неприступной, но Ник не искал легких путей и каким-то мужским чувством понимал, что Лейла стоит этих двух рыжих вместе взятых.

— Девочки, девочки, давайте не будем ссориться. Меня на всех хватит, чесслово! Вы кто — эльфы? С эльфийками я еще не… Рыжая в машине подскочила как ужаленная и снова направила арбалет Нику в очень нужное место, вызывающе сверкнув глазами: — Лейла, можно я его убью? Ну, или хотя бы отстрелю кое-что? Нам же не обязательно нужен полноценный мужчина, сойдет и евнух, — ехидно пропела Мариша.

— Эй-эй, Лейла, останови эту сумасшедшую ваятельницу евнухов! — закричал Ник, инстинктивно угадывая в блондинке главную.

— А может его и правда прикончить - отвлекать разговорами не будет, под ногами путаться, да и живым он нам не нужен, — раздался холодный рассудительный голос второй рыжей из-за спины Ника. Парень резко обернулся и встретился взглядом с глазами «снайпера», твердый, уверенный и слегка презрительный взгляд которых, заставил похолодеть от предчувствия. Только сейчас до него начало доходить, что эльфийки совсем не шутят. Ник весь подобрался, намереваясь дорого отдать свою жизнь, хотя и понимал, что эти амазонки сильнее его, да к тому же вооружены.

— Нет! — резкий голос блондинки прозвучал как команда. — Он останется живым и точка. К тому же у нас все равно нет Сосуда, а я не уверена, что мы сможем его быстро доставить в храм. По машинам. Как тебя зовут, парень? Впрочем, не важно, садись справа от меня. Лейла завела свою Ferrari, рыжие тоже расселись по машинам, одна со вздохом кровожадного сожаления, как показалось Нику. Ему ничего не оставалось, как забраться в красный кабриолет.

— Меня зовут Ник, — представился он, растягиваясь на удобном сидении из мягкой кожи и любуясь краем глаза фигурой Лейлы, пока не заметил чуть кривоватую усмешку и счел за лучшее осматривать окрестности. Надо отметить, что машина по воде шла так же ровно, как и по качественной дороге, скорость ощущалась как приятное дополнение к комфорту от вождения этим совершенством автомобилестроения. Солнце уже поднялось над горизонтом, залив округу приятным теплом, и окружающая местность предстала во всей красе. Чистейшая вода, изумрудно-зеленоватые берега, голубое небо - захватывали дух у городского жителя, забывшего прелесть первозданной природы. Через

некоторое время машины выехали из реки в залив, и вдали показался остров с храмом. Спутать это сооружение с другим было невозможно - так величественно возвышался храм на фоне неба в обрамлении зелени и скалистых берегов. Лейла чуть расслабилась и даже улыбнулась Нику. Но в один момент ее глаза поменяли свой цвет с безмятежно-голубого на холодно-серый, и она вся подобралась, увеличивая скорость и без того стремительно летящей машины. Ник начал вертеть головой, пытаясь понять, что случилось. Его взгляд скользнул по рыжим эльфийкам, которые сосредоточенно вели свои кабриолеты, не отставая, и задержался за левой машиной, пытаясь рассмотреть, что там отделилось от берега. А потом в поле зрения появилась фигура человека в серебристом обтягивающем комбинезоне, он ехал на доске для серфинга, но, совершенно не обращая внимания на волны. Складывалось ощущение, что доска управляется силой мысли серфера. Ник засмотрелся, настолько слаженно выглядели доска и человек, и вздрогнул, когда Лейла закричала: — Серферы! Сзади и справа! — молниеносно доставая правой рукой арбалет, а левой продолжая вести машину на немыслимой скорости. Только сейчас парню удалось рассмотреть выражение лица серебряного серфера, оно не предвещало ничего хорошего. А вот и второй несется прямо на них, совершенно не собираясь притормаживать для обмена приветствиями. Что это значит? Происходящее заняло несколько минут. Мариша с сестрой резко развернулись и полетели на встречу серферу. А Лейла все увеличивала скорость, стараясь проскочить мимо второго. Ник закрыл глаза и попытался представить, что все это происходит не с ним, но быстро очнулся, когда на колени ему шмякнулся арбалет.

— Жить хочешь?! Стреляй! — закричала Лейла, вцепившись мертвой хваткой в руль и разворачивая машину чуть вправо, практически идя на таран. Ник выстрелил, получив неслабую отдачу в плечо. Арбалетная стрела летела прямо в лицо серферу (несколько лет в спортивной школе давали возможность достаточно точно прицелиться), и тот чуть отклонился от выбранного курса. Поэтому удар, который должен был просто протаранить, пришелся вскользь, но смог сбить направление движения. Полученных повреждений хватило, чтобы кабриолет практически потерял управление - на бешеной скорости Ferrari пронеслась мимо острова и приближалась к скалистому выступу.

— Пригнись! — скомандовала Лейла, но Ник уже и сам сполз под сиденье и судорожно жалел, что не написал в свое время завещание. Эльфийка направила машину на скалу, напоминающую трамплин с гладкой наклонной поверхностью и резко перевела рычаг скорости на максимум.

Ferrari взлетела над скалами и шлепнулась всем своим весом об водную гладь, подняв тучу брызг и вызвав небольшое волнение. Прокатившись по инерции еще несколько метров, машина остановились недалеко от берега.

— Откуда ты знала, что мы сможем перелететь скалы?! — хватая ртом воздух, заорал Ник голосом, поднявшимся на пару октав выше.

— А я и не знала. Не было другого выхода, — спокойно ответила эльфийка, выпрыгивая из машины и пытаясь повернуть ее к берегу. — Может, поможешь или так и будешь изображать из себя рыбу? Ник вылез из машины, утонув по пояс. Вода неприятно обжигала кожу, но зато давала возможность немного прийти в себя. Дотолкав транспорт до берега, парень растянулся на траве, пытаясь осмыслить все происшедшее, а Лейла начала осматривать машину на предмет повреждений.

— Нормально. Я смогу починить, только нужно время. Может, соберешь ветки для костра, надо обсохнуть, — сказала эльфика, отряхивая руки. — Да, и возьми арбалет, в лесу могут быть звери. Она некоторое время наблюдала за попытками Ника зарядить оружие трясущимися руками, затем отвернулась и, что-то напевая, принялась рыться в багажнике. Через полчаса горел огонь, и даже нашлось что-то съестное. Парень с девушкой сидели напротив друг друга возле костра и сосредоточенно жевали.

— Лейла, а зачем я вам нужен? — задал Ник мучивший его вопрос, впрочем, не надеясь на откровенный ответ.

Эльфийка внимательно посмотрела на него, помолчала, но, решившись, начала: — Нам нужен не ты, а твоя душа… *** Перевалило уже за полдень, когда Лейла с Ником подъехали к острову. Машина только уткнулась носом в прибрежный песок, а эльфийка уже выскочила из нее, жестом показав Нику следовать за ней. Прячась за кустами и деревьями, они подобрались как можно ближе к дверям храма.

— Что-то сестер не видно, — озабоченно прошептала девушка, внимательно оглядываясь по сторонам. — Я пойду внутрь, а ты оставайся здесь и жди.

— Лейла, я… — Ник подбирал слова, но не смог ничего придумать. — Удачи тебе. Эльфийка кивнула и скрылась в полумраке храма. Тут же раздались звуки борьбы и приглушенные ругательства на незнакомом Нику языке. Парень рванулся внутрь и остановился, ожидая, когда глаза привыкнут к освещению в храме. В помещении никого не было, только сбоку валялся переломленный пополам арбалет. В глубине храма послышалась возня, и Ник поспешил туда, надеясь, что он сможет чем-то помочь. Обогнув огромную, в два человеческих роста, статую неизвестного парню бога, Ник увидел лестницу, ведущую в подвал. Осторожно, стараясь не производить лишнего шума, он спустился и выглянул из-за створки распахнутой двери. Картину, которую ему довелось увидеть, Ник будет часто видеть в кошмарных снах. По бокам к стенам были прикованы сестры друг против друга, обе одинаково бледные и неподвижные. Приглядевшись, Ник с ужасом понял, что у эльфиек вскрыты вены на руках и ногах, и кровь тонкими струйками стекает вниз, собираясь в небольшие лужицы. Неверный свет свечей придавал обстановке еще большую трагичность. Посередине между сестрами была прикована Лейла. Ник не мог понять, жива ли она, длинные волосы девушки свешивались, закрывая лицо. Больше никого не было видно, но вправо и влево уходили еще двери. Ник двинулся осторожно вдоль стены, стараясь не шуметь, но Лейла его услышала и вскинула голову. Парень с облегчением выдохнул - она была жива, правда через все лицо с левой стороны шел кровоподтек, и руки, прикованные цепью над головой, были в синяках.

— Ник, — зашептала девушка, — уходи немедленно. Тебя просто убьют.

— Лейла, моя милая Лейла, как вам помочь? Кто они? Что хотят от вас? — парень судорожно шептал, оглядываясь в поисках предмета, способного разжать оковы. Его взгляд остановился на алтаре, возвышающемся посередине. — Это он? Ты про него мне говорила?

— Да, — с трудом произнесла эльфийка, — но теперь все кончено. Стражи не допустят проведения ритуала, на то они и Стражи. Хотя… Девушка судорожно закашлялась и с трудом пыталась отдышаться. Ник, испугавшись, что их услышат, начал теребить эльфийку: — Лейла, что? Что ты хотела сказать? Что я могу?

— Ты можешь довести начатое до конца, если взойдешь на алтарь по собственной воле! — раздался голос Мариши, уже не такой самоуверенный, но вполне твердый. Она глядела на Ника горящими глазами, на дне которых плескалась безумная надежда.

— Нееет… — слабо запротестовала Лейла, — не делай этого. Ритуал обречет тебя на вечные страдания тела, лишенного души. Ник решился. Подойдя к девушке, он посмотрел внимательно в ее глаза и поцеловал в губы, заглушив слова протеста. Затем бесстрашно направился к алтарю, который при его приближении осветился мягким желтым светом, и из ниоткуда молитвенным речитативом полились слова, погружая всех в ритуальный транс. Громкий звук резко открываемой двери прервал ритуал. Как сквозь вату Ник услышал жалобный крик Лейлы и судорожный вздох разочарования Мариши, прежде чем на него навалились Стражи. ***

— Эй, мущщина, вам плохо? Мущщина! — женский голос назойливо вытягивал Ника из темноты. Нещадно трещала голова, толи от удара, толи от тяжелых духов женщины, настойчиво теребившей его за плечо.

— Где я? Кто вы? Ритуал завершился? Эльфийки живы? Лейла…

— Мущщина, вы бредите, надо в больницу. Слышите? Я вызвала скорую… — голос удалялся, Ник увидел статую, так похожую на его эльфийку. И какой варвар поставил эти ужасные серебряные банкоматы рядом с изваянием богини… Палец, на котором было кольцо, сиротливо отсвечивал белой полоской…

УЖАСЫ и МИСТИКА Всем известно, что после смерти души уходят. У каждого свое мнение о том, куда именно. Но никто не знает – почему некоторые из них остаются. Что держит неприкаянные души на грешной земле? Желание спасти свое бренное тело? Или жажда вечной любви, не найденной при жизни? О том может знать только осколок мятущегося духа – маленькая летучая мышь, уносящаяся в темноту ночи. Туда, где Госпожа Смерть лично приходит, чтобы забрать человека, чей срок вышел. И только поклон ей может помочь остаться в живых. Туда, где руки любимой оказываются последним лекарством от боли, последним шансом не сойти с ума. Но боль души, не верящей и сомневающейся, убивает чувства, искривляет понятия и превращает любящего человека в обычного маньяка. Мечется маленькая мышка, пытаясь найти родственников. Но, только бархатной тенью мелькнет над городом пара крыльев, внеся сумятицу в душу молодого человека. Так и не понявшего до конца – наяву он летал, или все это ему только приснилось. Участники: Марти «Марти» Бурнов - Неприкаянные Юрий «леший» Ландарь - Крылья над городом Тимофей «lorri» Григорьев - Поклон Максим «Scazochnic» Субботин - Лекарство от боли

Марти «Марти» Бурнов Неприкаянные Петр Карлович Раевский умер. Скупой осенний свет серыми пятнами пробивался под козырек подвальчика, выхватывая застывшее бледное лицо. Тело лежало на ступеньках, ведущих с тротуара в глубину подвала. Несколько желтых листьев, залетевших с улицы, плавали в грязной лужице. Подсохшая грязь серой корочкой застыла на шинели Раевского, а его широко раскрытые глаза равнодушно смотрели в проржавевший до дыр козырек. Снаружи по железке монотонно барабанили капли дождя. Будто похоронная музыка, что провожает военных в последний путь. В столице царили беспорядки, погромы. Редкие прохожие бросали неприязненные взгляды на труп и только быстрее шагали мимо. Убийства случались ежедневно. Лишь дворник, обнаружив тело, поспешил доложить в полицейский участок, но оттуда так никто и не появился. В эти дни в жандармерии хватало иных дел. Дабы не пугать прохожих и жильцов, после полудня дворник спустился по ступеням, перекрестился и затащил тело в подвал. *** При жизни Петр Карлович был военно-полевым доктором. Некоторое время назад его откомандировали из части в Петроград. Страну лихорадило, на железной дороге царил хаос. Путь

занял куда больше времени, чем рассчитывал Раевский и его командиры. Вчера вечером он, наконец, добрался до столицы и тут узнал, что полковое командование распущено, кругом бардак, и он со своим поручением никому не нужен. Он остался один на беспокойных улицах растревоженного революцией города. Скудные средства, что выдали в части, пришлось потратить по дороге. В Петрограде его должны были встретить и устроить. И теперь денег не было не то что на гостиницу, но даже на еду. Наверное, самым разумным было остаться на вокзале до утра, но в душе поселилась неясное волнение и предвкушение чего-то необычайно важного. Его словно манило куда-то, и ноги сами понесли по ночным улицам. Город не спал. Он будто пребывал в тревожном забытье, вздрагивая от кошмаров. Иногда вдалеке раздавались одинокие выстрелы, а прохожие, если и встречались, то группами, в основном матросы и рабочие. Изредка Петру казалось, что впереди, за очередным поворотом в тусклом свете фонаря мелькает краешек летящей на ветру кружевной юбки, призрачной, словно сотканной из лунного света. Петр Карлович списывал эти мимолетные видения на усталость, ведь дорога была тяжелой и долгой, а спать приходилось урывками. Темные улицы, усеянные опавшими листьями, величественные и изысканные дома, все это словно растворяло в себе. Он продолжал идти вперед, совершено не задумываясь о цели. Порой замечал знакомое место, словно давно ходит по округу, но и это не имело значения. Тело стало легким, исчезла накопившаяся усталость. Пропала тревога, тяготившая в последние дни. Внезапно, свернув в очередную узкую улочку, Раевский остановился. Не может быть! Видение словно воплотилось перед ним. Под светом единственного тусклого фонаря, печально опустив голову, стояла девушка. Правда, ее светлое платье вовсе не было кружевным, скорее атласным, а на плечи накинут плащ. Резкие порывы ветра развевали длинные темные волосы. Ему показалось, что ветер донес тихий плач, а может быть стон или грустную песню… Что-то невыразимо печальное и прекрасное. Захотелось подойти и прижать к себе девушку, подумалось, что она, так же как и он сам, одинока и заблудилась в этом городе. Судьба свела вместе две потерянные души.

— Кто вы? — он подошел ближе. Девушка подняла голову. Ее глаза полные слез смотрели на него с мольбой. «Какие красивые, глубокие темные глаза! И как они печальны!» — собственные беды отступили перед безграничным сочувствием, которое Петр Карлович испытал к незнакомке.

— Кто вы? С вами что-то случилось? — немного хриплым от волнения голосом вновь спросил он.

— Ольга, — тихо ответила она. — Мне некуда идти. У меня больше нет дома.

— Пойдемте вместе! — он обнял ее. Девушка чуть вздрогнула и прижалась к нему. От нее исходил холод и чувство одиночества.

— К вам? — ее голосок звенел, как серебряный колокольчик.

— Признаться, и мне некуда идти… — он прижал ее к себе еще крепче. — Но вместе мы чтонибудь придумаем. Больше всего на свете Петру Карловичу хотелось согреть и утешить ее, развеять ту грусть, что, словно шалью, окутывала девушку. Она посмотрела на него и улыбнулась: — Я верю вам. Но надо дождаться рассвета. Ночью лучше никуда не ходить, время сейчас неспокойное. Кругом бесчинства, бандиты. Пойдемте, тут есть сухое укромное место. Обнявшись, они прошли немного по узкому переулку. Потом зашли под козырек, прикрывающий вход в подвал, спустились по крутым ступенькам вниз. Дверь в подвал оказалась закрытой, но тут под козырьком было темно и сухо. Вполне можно переждать до утра.

— Я так ждала вас! — Ольга обняла его и посмотрела в глаза.

— М-меня? — Петр Карлович был немного ошарашен этим, но, взглянув на нее, поверил. Милое личико, правда, чересчур бледное, симпатичный носик и огромные темные глаза. Как

омут, погрузившись в который однажды, назад уже дороги нет. Тонкие холодные пальчики принялись расстегивать воротник гимнастерки и обнимать его шею. Прикосновения были холодными, слегка щекотными, но удивительно приятными. А сколько теплоты и страсти в этих узких вертикальных зрачках!.. «Господи! Такого не бывает! — Петр Карлович вздрогнул. Он еще раз взглянул в глаза Ольге.

— Глаза как глаза, такие милые, прекрасные…» В каком-то странном, неописуемом блаженстве он застыл, прислонившись к стене, а Ольга принялась страстно целовать его в лицо, в подбородок, в шею… Затем он почувствовал легкий укол, головокружение, слабость… Петр Карлович медленно падал в холодную черную пустоту. *** Сначала не было ничего. Он не знал, сколько продолжалось это небытие, но оно казалось вечным. Потом появился ледяной смерч, затягивающий внутрь себя. Петр Карлович боялся, но уцепиться было не за что и нечем. Тела не было. Тьма и свет мелькали, бешено сменяя друг друга, а потом наступил покой. Серый и густой как кисель. Сплошная серая пелена медленно таяла, и из нее выступали очертания пола, низкого потолка и стен темных и грязных. Без сомнений, это был реальный мир, который можно потрогать. Ничего не понимая и вконец запутавшись, он нерешительно протянул руку, но так и не успел коснуться стены. Послышался шум. Петр оглянулся. В подвал, пригибаясь, входил пожилой бородатый мужичок в переднике и с метлой в руке. Дворник. Петр хотел броситься к нему с расспросами, но не успел. Из угла метнулась черная тень и смела дворника, с рычанием сплелась с ним в единый ком. Они покатились по полу. Лишь на мгновение оцепенение охватило Петра Карловича. Потом он бросился на помощь. О, ужас! Его руки прошли сквозь нападавшего, его отбросило назад, словно он наткнулся на стену из холода и тьмы. Петр попробовал снова, но тут осознал, что и рук-то у него нет. В этот миг нападавший оторвался от жертвы и повернулся к нему. Петр Карлович в ужасе отшатнулся. На искаженном яростью лице монстра сверкали безумные глаза. Рот словно растянулся до ушей, а с длинных клыков капала кровь. Волосы слиплись и торчали острыми пучками. Но не это больше всего испугало Петра. Не смотря ни на что, он узнал это лицо. Это было его собственное лицо… Исковерканное тело дворника лежало на полу. Из разорванного горла пульсирующими толчками вытекала кровь, а грудь словно рвали когти дикого зверя. Меж окровавленных лохмотьев ватника торчали вывороченные ребра. И тут Петр Карлович осознал, что, несмотря на преждевременную кончину, которая, кстати сказать, не сильно огорчила, путь его земной еще не окончен. *** Рвать! Убивать! Крови! Хочу крови! Боль и дрожь разрывали тело. Холодно… Внутри что-то клокотало и рвалось наружу. По углам клубилась мгла, протягивая жадные лапы. Она манила и отталкивала одновременно. Хотелось броситься туда, принять ее благословление, но тело не слушалось. Открываясь, громко скрипнула дверь. В сером свете сумерек показался человек. Еда! И в следующий миг упоительный вкус крови наполнил рот. Теплая. Густая. Она была жизнью. Он хотел больше. Под клыками трещала плоть, хрустели кости. Чужая жизнь вливалась теплыми пульсирующими толчками. Боль отступила. Холод уходил. Он вспомнил имя - Раевский. Раньше его звали так. И в новой жизни он оставит это имя.

Что-то не так… Раевский еще не вполне освоился в обновленном теле, но он чувствовал чье-то присутствие за спиной. Оглянулся. Странное существо, подобное огромной летучей мыши, парило рядом. Словно сотканное из серого тумана. Бесплотное. Бескровное. Бесполезное. Но удивительно знакомое…

— А-а-а… это ты! — Раевский ухмыльнулся. — Ты теперь никто! Он чувствовал, как кровь, размазанная по лицу, подсыхая, стягивает кожу липкой пленкой. Несколько капель сорвались с клыков и тихо шлепнули по полу. Подвал был грязным и тесным, а дворник старым и больным, его кровь неприятно отдавала алкоголем. Снаружи поджидал целый мир. Раевский выпрямился, рукавом вытер с лица кровь, подхватил валявшуюся фуражку, не глядя, перешагнул через изувеченное тело и вышел. Все тот же пустынный узкий переулок. Фонарь. Луна. Только теперь она казалась намного ярче, просто удивительно, что вчера за всю ночь он так ни разу и не глянул на нее. От вчерашнего смятения не осталось и следа. Он хотел свежей крови и развлечений. Тихо подвывая, ветер гонял по переулку опавшие листья и мусор. Множество запахов витало вокруг. Целый мир, недоступный ему прежде. Они доносилось из каждого окна, из каждого подъезда, даже тротуар, казалось, хранил запах следов. Но был один, который преследовал, казался знакомым и необычайно привлекательным, только Раевский не никак мог вспомнить, что это за запах. Еще он чувствовал чей-то внимательный взгляд. Серая тень за спиной не отставала. Пусть. Это даже забавно. Ночь только начиналась. Навстречу, тревожно оглядываясь, семенила пожилая баба. Она волокла тяжеленную сумку. Раевский издалека смерил ее оценивающим взглядом. Принюхался. Пахло потом, прогорклым жиром и не первой свежести продуктами. Когда они поравнялись, баба вскинула на него испуганные глаза и прижала к себе сумку. Деваться ей было некуда. Раевский рассмеялся и, сняв фуражку, помахал ею перед бабой, словно галантный кавалер перед дамой. Баба шарахнулась в сторону и прижалась к стене, но страх в глазах сменился озлобленностью. Она была готова защищать свое имущество до последнего.

— Не беспокойтесь, сударыня, — Раевский растягивал слова, — вы и ваш скарб слишком воняете. Насвистывая вальс, он направился дальше. Жизнь после смерти нравилась ему все больше. Переулок вывел его на широкую улицу. В скверике между домов группа матросов оживленно, но в полголоса что-то обсуждали. Даже с расстояния метров в пятьдесят до Раевского долетали обрывки фраз. Но сейчас эти люди не были ему интересны. Не замедляя шаг, он свернул на другой переулок. Вообще, если бы не запахи, улочки Петербурга начали бы казаться ему довольно одинаковыми. Он заметил их сразу: молодой человек в длинной кожаной куртке и хрупкая барышня в шляпке, украшенной цветами, и легкомысленном голубом платье, выглядывающим из-под серого плаща. Они неторопливо брели по тротуару, взявшись за руки. Донесся ее переливчатый смех: — Ах, ну что вы! Просто утопия какая-то… папенька говорит, что такого не бывает! — она шутливо замахала на спутника руками. — И не должно мне такое слушать.

— От чего же! — горячился юноша. — Вы лишь представьте: все равны, и каждый получит по заслугам. Вот ваш папенька, он кто? Врач! Да еще какой врач! А много ли он ежедневно людей спасает?

— Ну… по-разному. Бывает и никого за весь день. Время сейчас, знаете ли, неспокойное, многие постоянные пациенты уехали… от греха подальше.

— Вот! — юноша торжествующе воздел палец. — Вот сидит он и ждет, когда ему заплатят, да побольше. А тем временем, в рабочем квартале дети умирают. Умирают потому, что у родителей нет денег, чтобы заплатить вашему отцу и таким, как он! Да разве же справедливо это? Катенька, вы хорошая девушка, вот скажите мне, разве можно так жить дальше! Катенька нерешительно остановилась и поежилась. От дуновения холодного ветра большая лужа перед ней пошла рябью. Тревожно дрожало отражение луны. Раевский ускорил шаг. Эта парочка ему понравилась. Такие молодые, полные желаний, страстей. Такие наивные.

— Ну, что же вы? — спросил юноша, теребя Катеньку за руку.

— Лужа… я промочу ноги…

— Право же, какие глупости! — он подхватил ее на руки и без колебаний ступил в воду. Барышня кокетливо засмеялась, зачем-то придерживая рукой шляпку.

— Так что вы скажете, — настаивал юноша, — разве по-справедливости поступает ваш папенька?! В этот момент Раевский настиг их.

— Позвольте, я вам отвечу, — он тяжело положил руку на плечо юноше. — От каждого по способностям, каждому по потребностям!

— Правильно, товарищ! — широко улыбнулся юноша, опуская Катеньку на землю.

— Предлагаю обсудить наши способности и мои потребности, — Раевский ухмыльнулся и с наслаждением провел языком по клыкам, словно проверяя их остроту.

— Что происходит?! — вскрикнул юноша, нащупывая что-то в кармане. Катенька пискнула и спряталась за его спину. Раевский схватил юношу за руку, но тот выстрелил прямо сквозь карман. Эхо от выстрела разнеслось в переулке. Испуганно хлопнула чья-то форточка.

— Щенок! — процедил Раевский, рассматривая дыру в своей шинели. Тонкая струйка черной крови лениво ползла по одежде. Боли не было. — Черт! Ты испортил мне шинель! Он вывернул юноше руку. Сухо щелкнуло запястье. Пистолет звонко ударился о булыжную мостовую. Юноша застонал. Его лицо побледнело. Раевский упивался его болью и страхом: — Может, обсудим еще и всеобщую справедливость? — не выпуская запястья, Раевский схватил юношу за горло и швырнул к стене дома. Вместе с юношей к стене отлетела и девушка, прятавшаяся за ним. Именно ей достался удар о стену. Она вскрикнула и осела наземь.

— Вы ответите! — прохрипел юноша, бросаясь на него.

— Перед реввоенсоветом? — засмеялся Раевский. — Вряд ли… Он играючи поймал юношу и впился ему в шею. Это было не так, как с дворником. Сейчас он наслаждался каждым моментом, он чувствовал, как под напором клыков поддается кожа, как рвется артерия, как кровь заполняет рот, как вместе с ней его наполняет жизнь, молодость, сила… Он видел, как Катенька прижалась к стене и пытается уползти, но от ужаса тело не слушается ее. Она пыталась кричать, но получался лишь тонкий, едва слышный писк. Еще он видел, как вокруг мечется серая тень, как бешено бьются крылья летучей мыши. И он знал, что душа, эта ненавистная обуза, никогда не сможет приблизиться к нему.

— Браво! — сзади раздались аплодисменты. Раевский резко обернулся. Она стояла под светом единственного фонаря и восхищенно хлопала в ладоши. На мгновение Раевскому показалось, что его жизнь пошла по кругу, но в этот раз все было не так… Он узнал этот тонкий силуэт, эти летящие на ветру темные волосы. Он узнал этот запах, тот самый чарующий и загадочный аромат, что преследовал его этой ночью. Тот, что он так долго не мог вспомнить.

— Моя госпожа! — он распахнул объятья, приветствуя Ольгу. Тело юноши с глухим ударом упало на землю. Раздался тихий всхлип Катеньки. Взгляд Раевского вернулся к ней. Сам он был сыт, но девушка казалась столь привлекательной… достойный подарок для Ольги. Рывком он поднял Катеньку с земли.

— Нет… нет… пожалуйста… — она едва шептала, губы от страха не слушались, — … ради бога…

— Хочешь узнать тайну? — улыбнулся он. — О том, о чем говорил твой поклонник? О справедливости? Она кивнула, потом в ужасе замотала головой.

— Око за око и зуб за зуб. От каждого по способностям, каждому по потребностям.

— Но мы же ничего вам не сделали… — простонала она.

— Как?! — в притворном ужасе он чуть отдалил от нее свое лицо. — А моя шинель? Он испортил мне шинель!

— Ради бога…

— Моя шинель мне дорога. Это все, что у меня было! Он грубо распахнул ее пальто. Отлетела крупная пуговица и со шлепком упала в воду. С треском поддалась ткань платья. Обнажилась грудь. Маленькая, с темными вишенками сосков, в лунном свете она поражала молочной белизной и, казалось, почти светилась.

— Прелестно, — раздался сзади мурлыкающий голосок. А серая тень все билась и билась. Раевский был в восторге.

— Смотри! — обратился он не то к Ольге, не то к своей душе. И провел ногтем по белоснежной груди Катеньки. Показались первые тяжелые капли крови. Ее запах опьянял, Раевский едва сдерживал себя, но он хотел не просто ее крови. Он хотел большего. Ногти, острые и длинные, легко вспороли грудь девушки. Пальцы погрузились в теплую плоть и вернулись с трепещущим даром.

— Это тебе, моя госпожа! — он протянул Ольге сердце Катеньки и небрежно отшвырнул в сторону тело.

— Какая прелесть! — Ольга изящно приняла подношение. Сердце еще сокращалось. Несколько капелек крови сорвались вниз и упали на желтоватое платье Ольги. Но она не обратила на это внимания. Она поднесла сердце к губам и острым длинным язычком принялась слизывать с него кровь, не сводя восхищенного взгляда с Раевского.

— Я знала, что не ошиблась в тебе, — Ольга отбросила затихшее сердце в сторону. Она достала из-за корсажа кружевной платочек и аккуратно промокнула губы. Затем, изящно поклонившись, подала руку Раевскому. Над переулком пронесся горестный стон. Но слышал его только Раевский. *** Катенька осталась лежать на тротуаре, широко раскинув руки. Залитое кровью некогда голубое платье казалось черным, а милая шляпка, украшенная цветами, укатилась в грязную лужу. Рядом валялся кружевной платочек, брошенный чудовищем в женском обличье и простреленная шинель, которую сбросил Раевский. Петр Карлович оцепенел. Он не мог оторваться от страшной картины, но в то же время все еще ощущал мощь неведомой силы, что не позволяла приблизиться к своему бывшему телу. В какойто момент появилась надежда, что он сможет вернуться, изгнать из тела демона и остановить злодеяния. Но все попытки оказались тщетны.

— Прости, прости! — он опустился на мостовую возле мертвой Катеньки и обратил взор к небесам. Небеса остались глухи, лишь бесстыжая луна, выглядывая между туч, светила ярче, чем прежде. У Петра Карловича больше не было тела, не было слез. У него осталась только боль, чувство вины и беспомощности. Всей своей бесплотной сущностью он окутал Катеньку, словно пытаясь слиться с ней, разделить ее смерть или поддержать по дороге в мир иной. Но тут случилось странное. Внезапно он почувствовал спиной булыжники мостовой. И в тот же миг страшная боль в груди обрушилась на него. Она буквально поглотила его сознание, он задыхался, пытаясь глотать ртом воздух. А глаза не могли оторваться от звезд. Это длилось несколько мгновений. Затем Петр Карлович вновь оказался перед телом Катеньки. Он вновь не чувствовал ничего. Зато у него появилась надежда. Какая-то темная сила не пускала его в собственное тело, но он мог завладеть чужим. Надо лишь найти подходящее мертвое тело. Не столь изувеченное как у Катеньки. Взгляд упал на тело юноши. Петр Карлович попытался объять и его. И все повторилось. На этот

раз не было всепожирающей боли, но его почти мгновенно вышвырнуло обратно. Этому телу чего-то не доставало, чего-то, что позволит чужой душе закрепиться в нем… Но появилась надежда, что удастся найти походящее и покончить с этим кошмаром. Боясь, что в этом огромном городе монстры могут затеряться, Петр Карлович бросился вдогонку. К своему удивлению он обнаружил, что может парить над землей подобно птице или облаку. *** — Куда мы идем? — Раевский галантно поддерживал под руку свою даму. Она шла, словно танцевала. Легкая, изящная, такая привлекательная, вечная. При жизни он столько мечтал о такой спутнице. Кто бы мог подумать, что она сама найдет его и даст новую жизнь?!

— Куда хочешь. Весь мир наш. До утра, — она нежно улыбнулась и провела ладонью по его щеке. Прикосновения Ольги больше не казались холодными, от них словно исходил некий заряд. Они дарили наслаждение.

— А знаешь, тебе идет эта куртка, — она усмехнулась, очаровательно сверкнув жемчужными клыками. Они как раз вышли на широкую улицу и остановились, выбирая дорогу.

— Моя шинель испорчена! Я не мог и дальше находиться перед моей госпожой в простреленной шинели, к тому же залитой кровью и грязной. Раевский оглядывался по сторонам. Еда им сегодня больше потребуется, но хотелось чего-то этакого… просто необходимо было отметить начало новой жизни. Жизни, где есть Ольга.

— Мне нравится, как ты меня называешь, — рассмеялась она. — А ты действительно необычный. Правда, у тебя необычайно прилипчивая душа. Никогда раньше не встречала такую.

— Ты его видишь?

— Да. Все время рядом ошивается. Страдалец… — Ольга вновь засмеялась. — По-моему, он считает, что остался в долгу перед этим миром.

— Дурачок… Неужели еще вчера я был таким глупцом?.. — Раевский на мгновение смолк и опустил голову. — Так куда мы пойдем? Чего ты хочешь? — он обнял ее. Он впервые обнял ее так властно. Ольга поддалась и всем телом прижалась к нему. Он чувствовал, как она возбужденно дрожит, золотистые глаза горели страстью. Вампиры не дышат и не живут, но он знал, что желания и страсти переполняют ее так же, как и его…

— Я знаю одно чудесное место. Ты должен там побывать, — Ольга как-то странно улыбнулась и потянула за собой. — До утра успеем. Матросы, человек десять, все еще торчали в уже знакомом скверике между домами. Они попрежнему не были интересны Раевскому. Человек пять сидели прямо на земле, словно и не замечая начинающихся заморозков. Остальные расположились кто где, один даже залез на дерево и устроился среди нижних ветвей. Матросы вели оживленный спор. Донесся обрывок горячей тирады. Суть ее Раевский не понял. Там было что-то о матерях в целом, гениталиях обоих полов и поедании экскрементов. То есть, слова эти были ему знакомы, но почему этим словам внимают с таким вниманием во втором часу после полуночи, не смотря на холод и выстрелы неподалеку, для него осталось загадкой. Матросы стали не только неинтересны, но и неприятны. Тем не менее, Ольга решительно повернула в их сторону. Видимо, в том направлении находилось место, которое она хотела показать, а менять планы или кружить по городу не хотелось. Ольга и Раевский сделали всего несколько шагов по улице, когда ветер швырнул им в лицо колючую изморось, несколько листьев и донес запах алкоголя. Раевский брезгливо поморщился. Тем временем оратор смолк, и в разговор вступили несколько человек.

— Пока мы кровь и пот проливаем, буржуи жируют за наш счет! — отчего-то бил себя кулаком в грудь человек на дереве. — Вот скажите мне, товарищи, что вы сегодня жрали?

— Да почитай ничего! — выкрикнул сидящий под деревом тощий небритый мужичок с обвислыми усами. — Денег-то нету! — он вытащил из кармана литровую бутылку с мутноватой жуткостью и отхлебнул. — Ужо все кишки болят с голодухи!

— Правильно говоришь, — поддержал его сосед и протянул руку за бутылкой. Тощий сделал вид, что не заметил этого, и сунул бутылку обратно.

— И Машка твоя, видать, с голодухи-то все пухнет, — противно захихикал кто-то.

— Тебе бы все зубоскальничать, — вяло отмахнулся тощий. — Она объедков из ресторана натащит, да жрет. А мы что, собаки какие - помои-то жрать?!

— А мож она у тебя брюхатая… сама как объедок буржуйский! Несколько человек заржали.

— Ах ты, контра! — тощий вскочил и бросился на обидчика.

— Срань гальюнная!

— Гад!

— Бля-а-а-а! Послышался звон битого стекла. Раздавались смачные удары, крики, мат. Чуть подобрав юбку, Ольга прошла мимо, даже не взглянув в их сторону. Краем глаза Раевский заметил серую тень, мелькавшую сзади. Обернувшись, он кивнул в сторону безобразной пьяной драки и подмигнул. *** Петр Карлович неотступно следовал за Раевским и его спутницей. Серая Петроградская ночь с редкими желтыми пятнами фонарей, серые дома, серые тучи, то и дело наползавшие на луну. И он сам - серая призрачная тень, невидимая и бесплотная, словно весь мир выцвел или истончилась грань бытия. Временами казалось, еще немного, и все вокруг задрожит в вязком и сером мареве и растает в одночасье. Петр Карлович и не пытался предположить, куда могут направляться монстры. Да это ему и не требовалось. Он терпеливо преследовал их, боясь потерять из виду или упустить возможность найти подходящее для себя тело. Дабы отвлечься от страшной картины зверств, которые уже совершил Раевский и еще совершит, если его не остановить, Петр Карлович пытался проникнуть в тайну, пытаясь совместить свои скудные познания в мистике и обширный медицинский опыт. Он слышал, что после смерти тела и изгнания души, телом завладевает демон. Очевидно, что присутствие демона и не позволяло душе вернуться в собственное тело. И нечто, связанное с этим же демоном, удерживало в мертвом теле инородную сущность. Что бы это могло быть?.. Проклятая парочка тем временем миновала широкий мост через Неву и прогуливалась по набережной. Внезапно далеко впереди из темного переулка, выходящего к набережной, вынырнули несколько человек. Одетые кто во что, они казались потрепанными и озлобленными. За их судьбу Петр Карлович был спокоен. Он уже понял, что Раевский не станет связываться сразу с несколькими опасными противниками. Петр спокойно вернулся к своим размышлениям. Послышались глухие удары, словно кто-то колотился в дверь, затем раздался звон битого стекла. Это вдребезги разлетелась витрина маленького магазинчика, приютившегося в доме на набережной.

— Давай! Давай! Не тушуйся, ребята! — послышался хрипловатый бас. Оборванцы один за другим исчезали в разбитой витрине. Раевский и Ольга не спеша продолжали свой путь. Неуклонно приближались они к месту, где происходило ограбление. Тем временем грабители так же через витрину начали выходить на улицу. Их руки были заняты всевозможным добром, карманы топорщились. Они несколько воровато, но в то же время нагло оглядывались по сторонам, поджидая остальных. Вампиры подошли совсем близко. Петр Карлович не отрывался от них ни на шаг и до него донесся какой-то шум из магазинчика. Затем из витрины поспешно выскочили еще два вора. Им вдогонку раздался мужской крик:

— Воры! И женский визг: — Люди добрые помогите! Да что ж это делается-то?! Что творится?! Вслед грабителям из магазинчика выскочил крепкий мужик в белых кальсонах и ночной сорочке. В руках он держал дубинку: — А ну, охайники! Положь на место!

— Заткнись, буржуй! Кончилось твое время! — визгливо крикнул кто-то.

— Я те покажу - кончилось! — мужик замахнулся на толпу дубинкой.

— Бей гада! Отожрался на народной кровушке-то! Грабители побросали добычу на тротуар и кинулись на мужика. Несколько раз над их головами взлетела дубинка. Раздались стоны, вскрики. И все. Дальше, оборванцы пинали что-то белое, валявшееся на земле. Раевский и Ольга прекратили тихую беседу, которую вели до этого момента. Они остановились рядом и наблюдали.

— О времена! О нравы! — ухмыльнулся Раевский.

— То ли еще будет, — Ольга страстно поцеловала его. Один из грабителей обратил на них внимание.

— Чего уставились?! Мочи козлов! — он бросился на Раевского.

— Ну что ж такое… — сокрушенно покачал тот головой. Он поймал бандита одной рукой, схватил за горло, приподнял над землей, и в некоторой задумчивости посмотрел ему в лицо. Тот болтал в воздухе ногами и хрипел.

— Братцы! Буржуи наших бьют! — закричал еще кто-то. Раевский отшвырнул бандита прочь. Тот ударился о стену дома. Из размозженной головы хлынула кровь, в трещине виделось розовое. Бандиты прекратили избивать лавочника и оцепенели. Раевский поклонился Ольге и предложил ей руку.

— Что ж ты, сука… — начал один из грабителей. Раевский всего лишь бросил на него взгляд. Грабители побежали. Мгновение, и они скрылись в ближайшем темном переулке, позабыв про краденое добро. Раевский с Ольгой все так же неспешно продолжили свой путь. Петр Карлович не хотел этого, но не мог не бросить последнего взгляда на неподвижно валявшегося лавочника. Изувеченное лицо было обращено к небесам. Нижнее белье в темноте по цвету почти сливалось с булыжной мостовой, пестря пятнами крови и грязи. А крепкие руки все еще сжимали дубину. Тяжко вздохнув, Петр Карлович последовал за Раевским.

— А-а-а! За что?! — раздался сзади женский плач. — За что?! Звери! Петр Карлович не стал оглядываться. Он знал, что за картину увидит, и ничем не мог помочь. *** Две калитки в арках в массивной стене и широкие ворота между ними - вход на старое кладбище. Ольга остановилась и улыбнулась. Раевский, молча, отворил перед ней тяжелую чугунную калитку. Раздался печальный скрип.

— Там в глубине есть прелестная церковь. Мы должны посетить ее этой ночью, — Ольга направилась по главной аллее. Ангел навеки коленопреклоненный скорбно склонился над чьей-то могилой. Ольга кивнула ему словно старому знакомому. Луна освещала им путь. В кладбищенской тишине ее платье тихо шелестело и казалось не желтоватым, как при свете фонарей, а серебристым. Высоко меж кленовых ветвей чуть слышно пел ветер, бросая им под ноги остатки желто-багряной листвы.

— Ты похожа на невесту! — Раевский подхватил Ольгу на руки и закружил. Ольга заливисто рассмеялась и обняла его. Он чувствовал ее возбуждающие, немного

щекотливые прикосновения. Он хотел большего. Как прошлой ночью. Только на этот раз все будет иначе…

— Тебе нравится мое платье? — вдруг спросила она. — Я выбирала его для тебя.

— Но ведь мы даже не были знакомы…

— Тебе так кажется. Уж не думаешь ли ты, что наша встреча случайна? Раевский вспомнил и необъяснимое волнение, не дававшее ему покоя, и чудесное неуловимое видение, то и дело мелькавшее перед ним в ту ночь, и песню, что он услышал, когда впервые увидел Ольгу. На самом деле, он слышал эту песню все время. Возможно, с самого рождения. Внезапно Ольга вырвалась и вскочила на ноги. Загадочно улыбаясь, она широко раскинула руки и, танцуя, закружилась перед ним, подставив лицо ветру и свету. А платье вновь казалось сотканным из лунного кружева. Темные волосы развевались по воздуху. Раевский медленно шел по аллее, вслед за танцующей Ольгой. Над ним порхала серая тень. Душа не сдавалась.

— Завидуешь? — усмехнулся Раевский. Тень шарахнулась в сторону и затерялась в ветвях. С соседней аллеи послышись возня.

— Ах, вы сучье племя! Ни дна вам, ни покрышки! А ну пшли прочь! — орал протяжный хриплый голос. Раздался шорох, треск сучьев, сопение и едва слышные глухие удары, словно кто-то колотил палкой по земле. Ольга нахмурилась и свернула туда. Раевский недовольно последовал за ней. Он был зол на того, кто испортил такой прекрасный момент. Косматая старуха в мужском рваном пальто злобно размахивала палкой, пытаясь отогнать стайку окруживших ее детей, и охраняла вход в заброшенный склеп. Такие же грязные и оборванные как она, дети прыгали вокруг нее, пытаясь ударить в спину. Увидев Ольгу и Раевского, они испуганно юркнули в кусты, послышался удаляющийся треск сучьев и шорох.

— Ой, спасибо, сердешные! — хрипло заголосила старуха. — Совсем одолели поганцы! Уж мне и так жить негде, так и отсюдова хочут выжить! Она, согнувшись и тяжело опираясь на палку, шагнула к Раевскому. Откуда-то из глубин тряпья появилась помятая кружка для подаяний. Трясущейся рукой она сунула ее под нос Ольге.

— Ой, милая! Тяжко-то как, уж и жить не хочется… — она протяжно и сипло вздохнула, — подай, скока можешь! От бабки исходил тяжелый смрад. Ольга отшатнулась. Старуха с профессиональной жалобностью смотрела ей в лицо, но Раевский видел, как в глубине ее глаз тлеет расчетливый огонек.

— Не хочешь, так не живи. Под его пальцами шея старухи треснула, словно сухая ветка. Ольга сделала несколько шагов в сторону, перегнулась через низкую оградку, взяла со свежей могилы букет подмерзших белых роз и бросила его на грудь старухи.

— Да упокоится ее душа с миром! — усмехнулся Раевский и взглянул верх, где опять мелькала серая тень.

— Нам туда, — Ольга потянула его дальше, вглубь кладбища. В конце аллеи, в окружении кленов и лип, стояла крохотная церквушка. Ее высокие и узкие арочные окна чуть светились. Ольга подошла к маленькой двери, украшенной скромным распятьем, и остановилась. Она посмотрела на Раевского, словно ожидая ответа на незаданный вопрос. Раевский поднял голову вверх. Он знал, что должен догадаться, что за вопрос она задает, иначе разобьется очарование их встречи. Пропадет. Растает. И они так и останутся одиночествами, бродящими в ночи. Ветви деревьев раскачивались, скрывая ненавистный символ на крыше. Меж ветвей мелькала надоедливая серая тень. Он и при жизни был одинок и после смерти не смог обрести покой…

Дурачок. Ольга подарила новую жизнь и привела сюда. Внезапно Раевский все понял. Он открыл дверь церкви и подхватил Ольгу на руки. Внутри пахло благовониями. Стены и свод терялись во мраке, и лишь алтарь едва виднелся в тусклом и неровном пламени свечей. Кто-то тихо бормотал.

— Эй! Святой отец! — крикнул Раевский. Закрывшись, громыхнула дверь. Ольга затихла, прижавшись к Раевскому. Шумно захлопнулась книга, и из-за алтаря показался священник. Простая черная ряса не могла скрыть размеров его необъятного тела. Он строго и удивленно воззрился на них и следующий момент отпрянул. Побелевшими от напряжения пальцами он стиснул Евангелие и прижал его к себе, словно выставил щит. Глаза испуганно заметались. Голос Раевского разорвал тишину, гулко отразившись от стен и потолка: — Мы хотим обвенчаться. Ольга, до этого торжественно-сосредоточенная, подарила ему нежную улыбку. Священник в ужасе прикрыл глаза, словно надеясь, что незваные гости исчезнут как страшное видение.

— Да разве ж можно… вы же… вы же… — забормотал он, вжимаясь в стену. — Нежить вы! Раевский поднес Ольгу к алтарю. Она плавно выскользнула из его объятий и в упор взглянула на священника.

— Я обещала, что вернусь! — ее голос звучал выше и резче обычного. Раевский взглянул на них и понял, что Ольга и священник - давние знакомые, но прошлое не интересовало его.

— У нас и свидетель есть! — усмехнулся Раевский, указав глазами на потолок. Серая тень потерялась во мраке, но ее присутствие ощущалось.

— Господи, господи… — забормотал священник, — избави нас.

— Заткнись! — Раевский ударил его по лицу. — Или забыл слова обряда?

— А мы ему напомним, — Ольга шагнула к священнику. От легкого движения воздуха дрогнуло пламя свечей, и тени испуганно шарахнулись по сторонам, потерявшись во тьме, пожиравшей стены. Ольга легко, словно лаская, провела пальцем по щеке священника. Выступили тяжелые алые капли. От запаха благовоний и крови у Раевского чуть закружилась голова.

— Обещайте, что уйдете… — сдавленно выдавил священник.

— Как только все закончим! — торжественно кивнула Ольга и встала рядом с Раевским. На лбу священника выступил пот. Трясущимися руками он водрузил Евангелие на алтарь и забормотал ритуальные слова. Голос его дрожал, порой он сбивался, заикался и начинал все заново. Но для Раевского это не имело значения. Он видел лишь Ольгу. Она улыбалась, не так мягко и нежно, как раньше, а скорее — торжествующе, словно достигла цели, к которой стремилась давно. Она скрывала какую-то тайну, но в ее глазах он угадывал покой. Она была счастлива. А большего ему и не надо.

— Пока смерть не разлучит вас… — закончил священник и споткнулся. — То есть…

— Смерть соединила нас навеки! — твердо поправила его Ольга.

— Убирайтесь… — священник устало сгорбился. — Вы получили, что хотели…

— Еще нет! Наш союз пока не освящен! — Ольга вскинула на него глаза и хищно улыбнулась.

— Вы, отец, не искренни, — сокрушенно покачал головой Раевский.

— Что вы хотите?!

— Вечной любви, — Ольга подошла к священнику сзади. *** Петр Карлович дрожал всей своей бесплотной сущностью. Он метался под сводом церкви, пытаясь избавиться от страшной картины, он бросался на свечи в надежде утонуть в священном

пламени. Монстры убили священника. Но и этого им показалось мало. Когда опустошенное безжизненное тело упало на пол, Раевский протянул Ольге свое запястье. Проклятая тварь впилась в него зубами, закапали черные, маслянистые капли. Ими напоили жертву. Петр Карлович страдал. За сегодняшнюю ночь он насмотрелся всяческих ужасов, а теперь еще и святотатство! Священник станет проклятым существом, будет бродить в ночи, убивая прохожих… Стоп! Петр вдруг почувствовал, что случайно подобрался к чему-то важному. Они напоили священника… кровь демона… и тот сам должен стать демоном… Словно это некий вирус… или жизненная субстанция, которая изгоняет душу и позволяет чужой сущности овладеть телом! В волнении Петр Карлович опустился перед священником. Он всмотрелся в это полное, ничем не примечательное лицо, словно примеривая его на себя. Затем обнял и попробовал слиться. Мгновение холода, а затем он почувствовал странную скованность и онемение. Но у него вновь появилось тело! Стараясь не шевелиться, чтобы не выдать себя раньше времени, Петр Карлович чуть приоткрыл глаза. Мир вокруг стал ярче, он больше не казался лишь зыбким отражением реальности… Ольга и Раевский вальсировали посреди церкви, не замечая ничего вокруг. Но в то же время чувствовалось чье-то присутствие, кто-то пытался привлечь внимание, Петр Карлович словно слышал чей-то далекий крик. И голос шел не снаружи, что-то вызвало прямо из этого тела… Священник! Он еще здесь! Петр сосредоточился. Голос стал разборчивей. Это были не слова, а образы. Но очень четкие и ясные, точнее любых слов. Почти мгновенно Петр Карлович узнал, что у него всего сутки, чтобы, находясь в этом теле, убить вампиров. Потом явится демон и изгонит его прочь. Нет, не сутки меньше. Тело отравлено ядом, и он, как и вампир, не сможет существовать под солнцем. Если Раевский и Ольга сейчас уйдут, он может навсегда потерять их. Надо действовать немедленно. Священник подсказал, как убить нечисть. Последней просьбой было - убить и самого себя, дабы не позволить осквернения. Их личности на миг соприкоснулись. Видимо, священник хотел, чтобы Петр Карлович прочувствовал его скорбь и негодование. Но тот увидел больше, чем хотел показать священник. Петр Карлович увидел все. Все тайные грехи, страхи, желания, все, чем жил этот человек. Многое из жизни святоши оказалось гадким и омерзительным. Захотелось немедленно покинуть это тело. Но нельзя. Не это сейчас главное… Петр Карлович осмотрелся. Купель со святой водой возле алтаря и распятие с заостренным концом в кармане - все, что ему было нужно. Ольга и Раевский беспечно кружили, приближаясь. Тело священника казалось послушным, но Петр боялся шевельнуться раньше времени… Пора! Он вскочил и толкнул купель на монстров. Вода облила их, смывая грехи. Раздался двухголосый вой. Петр выхватил распятье. Ольга, рыча и визжа, крутилась на месте, держалась за лицо. Он резко воткнул распятье ей в сердце. Раздался стон. Петр выдернул распятье и отступил, готовясь к схватке. Ольга медленно оседала на пол.

— Не-е-ет! — вскричал Раевский. Он подхватил Ольгу и прижал к себе. Его ладони были сожжены святой водой, проглядывали кости. Петр дрожал, а Раевский словно и не видел его. Ольга желтела и сохла прямо на глазах. Остро выделились скулы, обнажились зубы. Лишь волосы остались густыми и блестящими. Раевский, молча, гладил ее. Волосы прилипали к его израненным рукам, а он лишь беззвучно шевелил губами, словно пел какую-то песню…

— Умри! Умри, тварь! — закричал Петр.

— Мне все равно… — не глядя, ответил Раевский. Петр Карлович застыл, словно натолкнулся на что-то. Он ожидал от монстра чего угодно, но только не равнодушия к своей судьбе. Раевский опустился на пол и положил Ольгу себе на

колени. Ему действительно было все равно! Он потерял любимую. И теперь он хотел умереть… Внезапно все увиденное и пережитое этой ночью пронеслось перед глазами Петра Карловича. Вся мерзость, подлость и равнодушие этого мира обрушились на него разом. И даже душа священника оказалась грязна как тухлое болото… А стоит ли спасать мир от самого себя? Так ли плох Раевский, вернее - то существо, которым он стал?.. По крайней мере — он честен и бескорыстен. В нем нет ни капли того лицемерия и предательства, что заполонило души многих в это тяжелое время. А главное - он способен любить. Петр Карлович, вдохнув в последний раз полной грудью, расправил крылья. Распятье выпало из рук священника, а его тучное тело осело на пол, словно мешок с сырым торфом. Большая летучая мышь, серая и призрачная как осенние сумерки над Смоленским кладбищем, покинула это тело и устремилась в бесконечную звездную высь.

Юрий «леший» Ландарь Крылья над городом Александр сидел на коньке крыши, на самой верхотуре, и с вялым интересом смотрел вниз предрассветные сумерки давали возможность видеть все достаточно хорошо. Во дворе трехэтажного дома собрались коты и с увлечением резали утреннюю тишину своим донельзя противным воем. Кто-то из жителей дома не выдержал и, заматерившись, бросил из окна что-то тяжелое, судя по звуку удара, металлическое. Сие действие не произвело должного эффекта на котов - разбежалась только половина, но оно произвело эффект на Алекса: раз люди начали просыпаться, пускай и с помощью котов, ему пора убираться, нельзя, чтобы его заметили, и тем более узнали. Он раскинул руки-крылья, и, оттолкнувшись от крыши, усиленно ими заработал. Это был один из самых ответственных моментов - взлетать было очень тяжело, ведь он все-таки не птица. Не менее важным было твердо верить в свои силы, стоило немного засомневаться, и полет гарантировано превращался в падение. Быстро махая руками-крыльями, Алекс перелетел на следующую крышу, балансируя и цепляясь босыми ногами, уселся на верхушке. Почему-то сегодня полеты давались с трудом, точнее, с особым трудом - отличным летуном Алекс никогда не был. Все его полеты проходили очень тяжело и длились, как правило, недолго. Всего на пальцах одной руки можно было пересчитать случаи, когда Алексу удавалось не просто взлететь, а взмыть в высоту и парить там без всяких ограничений. Хотя нет, ограничения все же были. Точнее, реальная опасность высоковольтные линии электропередач. Алекс несколько раз в них запутывался, поэтому боялся панически. Но, не смотря на опасности, летать Алекс любил. Любил заглядывать в чужие светящиеся окна, следить за романтическими парочками в городском парке, а потом пугать их шумом огромных крыльев в ночном небе, перелетать с крыши на крышу, с дерева на дерево… Но сейчас мечтать и вспоминать времени не было, нужно было смываться: с появлением солнца и особенно людей, силы Алекса таяли катастрофически. Ночной летун перелетел еще на одну крышу, и, посмотрев в низ, замер. Внизу, порыкивая, бродил огромный кабан-секач со страшными изогнутыми бивнями. Это был личный враг Алекса. Он много раз охотился за летающим человеком, и несколько раз это чуть не окончилось для Алекса плачевно, шрамы на босых ногах свидетельствовали об этом. Стараясь не попадаться зверю на глаза, Алекс медленно попятился назад, страх почти парализовал его. Хищный секач одним своим присутствием мог лишить Алекса возможности летать, хорошо хоть, что он попадался не часто. Добравшись до другого края крыши, Алекс облегченно вздохнул, судя по постройкам и заборам, кабан не сможет быстро добраться до своей летающей жертвы. Алекс прыгнул на росшее неподалеку большое раскидистое дерево, и быстро работая крыльями, попытался уцепиться за ветки ногами (хотелось пробраться к стволу, спустится вниз и убежать по земле). Не получилось. Пришлось усиленно, на пределе сил махать руками-крыльями и

взлететь на вершину. Таким образом, путь до земли увеличился в два раза. Но добравшись до средины, Алекс с ужасом увидел новых врагов - псов. Псы заметили человека и, заливаясь злобным лаем, грозились стащить его оттуда. При большом желании псы могли даже влезть на дерево, поэтому выбора не было, нужно лететь, причем срочно, силы таяли на глазах. Выбравшись на толстую длинную ветку, выходящую за забор из сетки-рабицы, Алекс снова с силой оттолкнулся и полетел, точнее, спланировал по пологой дуге. Сразу за сеткой начинались огороды и частные дома, вместе с его родным домом. Достаточно было отделиться от псов двумя заборами, и Алекс успел бы добежать до своего дома, где его уже никто и ничто недостанет. Но отгородиться от преследователей двумя рядами заборов Алексу не удалось. Он приземлился прямо на хлипкую сетку, и она провисла под его весом. Отчаянно помогая себе крыльями, Алекс балансировал на тонкой ограде, пытаясь не завалиться на спину, а упасть вперед. Ему удалось выровняться, но спрыгнуть с забора он не успел, в ногу вцепился один из псов, и на второй тут же повисла еще одна тварь. Его стащили с сетки и в руки-крылья вонзились новые клыки. Алекс захрипел, беззвучно закричал и …проснулся. Таращась в темноту, он понемногу начал понимать: это был всего лишь сон, кошмарный сон. Хотя руки и ноги болели по настоящему, словно их действительно рвали клыки. Но вместе с успокоением проходила и боль… *** А совсем рядом, в соседнем измерении, которое так часто любило посещать сознание Алекса, и в котором сны становились реальностью, псы рвали на части лишенное сознания тело, вырывая из него целые куски мяса и отрывая руки-крылья. И ломая все преграды, к месту трагедии и пиршества, спешил пожиратель плоти, огромный секач.

Тимофей «lorri» Григорьев Поклон – Мадам, к вам Стефан Казимирович. Аня, по документам Сусанна Владимировна Кузнецова, имя свое не любила. Сколько плакала она в детстве, когда ее дразнили Сусликом или Суськой, посчитать было невозможно. С какой такой радости маменька, всю жизнь трудившаяся бухгалтером, вдруг дала своей единственной дочери такое экзотическое на просторах России имя, она и сама затруднялась сказать, но Сусанне от этого легче не становилось. Но все-таки странное имечко принесло пользу – именно из-за него ее взяли на работу с очень приличным окладом. Трудилась Аня в салоне. Нет, не в парикмахерском, как вы могли бы подумать, и не в косметическом, как вам могло показаться, и даже не в автомобильном, что было бы совершенно нереально – Аня работала секретаршей в салоне знаменитого астролога и хироманта мадам Асусалии Звездной. Мадам пользовалась заслуженной славой – ее предсказания всегда сбывались, для личных консультаций с астрологом приезжали весьма серьезные люди даже из столицы. По большому счету мадам банально гадала на картах, а все ее знания астрологии заключались в небольшой компьютерной программе, куда надо было внести лишь данные клиента, а умная машина сама считала, какая планета находится в нужном знаке Зодиака. Но клиентов такие подробности не интересовали – главное, что мадам вовремя предупреждала о приходе налоговой, о происках конкурентов, о пакостях ближайших родственников и других ежедневных проблемах. Начинала хозяйка популярного салона с аренды малюсенького офиса, но по мере увеличения популярности и гонораров, выкупила квартиру на первом этаже в доме на городском проспекте, перестроила ее и наняла секретаршу. Главным достоинством Ани в глазах хозяйки было то, что та совершенно ничего не понимала ни в Таро, ни в Зодиаке, и редкое имя. Мадам обожала выйти из кабинета, окинуть усталым от потусторонних видений взглядом дожидающегося клиента и громко

произнести.

– Сусанна, милочка, позвони Арсению Петровичу, – при этом Асусалия прикладывала тыльную сторону ладони ко лбу и тяжко вздыхала. – У меня опять начинается приступ… Клиент, записавшийся на прием месяц назад, начинал беспокоиться и спрашивать, примут ли его сегодня, на что мадам неизменно отвечала.

– Конечно, я не могу отказать страждущему, пойдемте, вижу, что вам крайне необходима помощь высших сфер… Аня вызывала личного врача мадам, Арсения Петровича, весьма обходительного мужчину пятидесяти лет, они вдвоем принимались суетиться вокруг хозяйки салона, создавая той необходимый настрой. В кабинет вносился поднос с коньяком и шоколадом, Аня плотно прикрывала дверь и тихо сидела в приемной, чтобы не помешать процессу лечения приступа мигрени. Вы могли бы подумать, что Асусалия Звездная очередная мошенница и шарлатанка, множество которых развелось нынче на каждом углу, всех этих «ведуний в пятидесятом поколении», и ошиблись бы – мадам не зря ела свой хлеб с маслом и практически никогда не ошибалась. Состоятельные клиенты, чудом избежавшие неимоверных бед и печалей, и все благодаря таланту Асусалии Звездной, не оставались в долгу – на мадам проливался дождь гонораров, дорогих подарков и, главное, очень ценных знакомств. Кое-какие брызги этого изобилия долетали и до Ани. Вот и сейчас на столе у нее стоял шикарный букет из лилий (хозяйка не любила их приторный запах), лежала коробочка с элитным шоколадом и парила чашечка горячего чая, стоимость которого могла вызвать у неподготовленного человека заикание. Тут в салон вошел их постоянный клиент Стефан Казимирович Аполенис – очень состоятельный бизнесмен, пользующийся неограниченным доверием местных властных структур. Точнее, первой появилась охрана – двое серьезных мужчин, одетых в костюмы и подозрительность, проверили каждый уголок помещения, и лишь после этого появился сам клиент. Господин Аполенис пользовался способностями мадам на протяжении многих лет, его поддержка очень помогла получить Асусалии Звездной лицензию на «Проведение консультационных услуг» и приобрести официальный статус. Поэтому ничего удивительного не было в том, что Стефан Казимирович имел доступ в салон в любое время дня и ночи, без каких либо предварительных договоренностей. Аня знала об этом и тут же пропустила дорогого посетителя в кабинет. Хозяйка, радостно улыбаясь, подняла голову от своих записей и тут… Если бы Аня не видела произошедшее своими глазами, то никогда бы не поверила чужому рассказу – как в мультике, улыбка стекла с лица хозяйки, и женщина побелела как полотно. Казавшимися огромными на фоне бледного лица глазами Асусалия Звездная смотрела на что-то, находящееся за левым плечом Аполениса, с выражением дикого ужаса.

– Что? Что такое? – Стефан Казимирович обернулся и посмотрел на телохранителей, но те лишь недоуменно повели головами. – Ты хорошо себя чувствуешь? Лия, что с тобой! Несмотря на то, что Лией ее могли звать всего пару человек, хозяйка никак не отреагировала на такое обращение, а все смотрела за плечо своего давнего приятеля. Видимо решив не обращать внимания на некоторые странности мадам, клиент начал излагать свой вопрос, за ответом на который он сюда и приехал.

– Лия, это срочно. Мне надо выяснить… Тут мадам ответила, не поворачивая головы.

– Для тебя все поздно, Стефан, уходи.

– Но, но… – Бизнесмен не ожидал такого холодного приема и даже не рассердился, скорее, был озадачен поведением давней знакомой. – Хорошо, если ты больна, зайду в другой раз…

– Другого раза не будет, Аня, проводи. Секретарша была ошарашена не меньше посетителей – впервые, за все время знакомства хозяйка назвала ее Аней. Но на этом странности не закончились – когда бизнесмен с охраной подошли к дверям, мадам Асусалия Звездная стала кланяться. Причем не просто, слегка наклоняя голову, показывая свое уважение к собеседнику, а униженно, в пояс, приговаривая.

– Да, Госпожа! Конечно, Госпожа! Аня стояла, неприлично открыв рот, и смотрела на бьющую поклоны хозяйку. Тут мадам выпрямилась, стремительно подошла к секретарше, больно схватила ее за волосы на затылке и с силой так наклонила голову девушки, что та чуть не ударилась носом о собственный стол.

– Что стоишь, дура! – Злобно прошипела мадам. – Кланяйся, если хочешь жить! Испугавшись, что мадам совершенно сошла с ума, Аня стала покорно гнуть спину. Озадаченный клиент покинул салон, сопровождаемый низкими поклонами Асусалии Звездной и ее секретарши. Перестав, наконец, отбивать поклоны, мадам выпрямилась и стала прислушиваться к уличному шуму. Аня хотела тихонько отойти, но хозяйка крепко прижала ее к себе, не давая двигаться: – Подожди… С улицы донесся грохот взрыва. Мадам облегченно вздохнула и сказала: – Пронесло… В изнеможении сев в секретарское кресло, хозяйка махнула рукой: – Что стоишь, дура? Коньяк неси! Хлопнув сто грамм и вытерев рот ладонью, мадам пояснила: – Не каждый день посчастливится пережить визит Госпожи Смерти… – глубоко вздохнула и продолжила: – Она баловства не любит, если пожалеешь на поклон спину, то быстро попрощаешься с головой. Хозяйка встала и, тяжело переставляя ноги, удалилась в свой кабинет. Аня проводила взглядом мадам и тут заметила полностью засохшие лилии и покрытую ледком чашку чая. Может, и правда приходила она, Госпожа Смерть? Так ей не грех и поклониться…

Максим «Scazochnic» Субботин Лекарство от боли Ты помнишь тот вечер? Лично я помню его отлично. Он навсегда врезался мне в память, став одним из самых ярких и теплых воспоминаний. Я до сих пор, будто наяву чувствую нежную прохладу легкого ветерка, что касался моей кожи. Он окутывал нас прозрачным еле осязаемым коконом, нес в себе аромат всего того цветочного многообразия, которое сплошным живым ковром разлилось за нашим окном. И этот аромат был стократ лучше любого, даже самого изысканного запаха, закупоренного в дорогом флаконе со странной масляной субстанцией, названной духами. Нет, живые благовония, которые со всех сторон разливались вокруг нашего маленького домика и доносились до нашего обоняния, полнились естественной, а не надуманной чувственностью. Они пьянили, а смешиваясь с запахом твоего тела, действовали на меня подобно сильнейшему афродизиаку. Будили самые древние и сладостные желания. Я с ума сходил от предвкушения близости с тобой. От даже самых легких, почти невинных ласк и заигрываний перехватывало дыхание, а сердце пускалось в пляс, отбивая быструю чечетку. Помнишь, иногда мы набрасывались друг на друга подобно обезумевшим диким кошкам. Сплетались в неистовой страсти, забывая обо всем на свете. С головой ныряли в омут наслаждения. Дарили его друг другу и без остатка выпивали чашу, наполненную непередаваемым блаженством. В те моменты мы не задумывались об одежде и окружающих нас мелочах. Клочки ткани разлетались в стороны, словно их разбрасывал внезапно налетевший порыв ветра. Дому же нашему и вовсе не везло, по нему будто торнадо проносился. После всего, отдышавшись и немного придя в себя, мы в изумлении взирали на разбросанную в полном беспорядке мебель, сбитую со столов посуду или разлитую бутылку вина. А иногда мы начинали очень медленно. Подолгу стоя у окна и лаская друг друга, сознательно оттягивая кульминационный момент развязки, нагнетая в себе желание. Мы купались в поцелуях, прижавшись друг к другу так близко, как только могли. Мы кружились в медленном танце, и он

превращался в стриптиз для нас двоих. Становился новой сладостной пыткой, когда одежда медленно и неохотно слетала к нашим ногам. А потом я относил тебя на руках в кровать, где ласки становились еще откровеннее и желаннее. Поцелуи не знали запретных мест и скользили в поисках новых неизведанных закоулков, способных принести еще большее удовольствие. Я помню, как ты откидывалась на кровати, запрокидывала голову, и из твоего горла вырывались нетерпеливые стоны, полные желания и сладостного наслаждения. Они возбуждали меня еще сильнее, побуждали продвигаться в своих изысканиях дальше. А когда я спускался ниже и достигал твоего самого нежного, интимного и отзывчивого местечка, то ты взрывалась, норовя вырваться из моих объятий, но не тут-то было. Эти пытки, если тут применимо подобное сравнение, могли продолжаться очень долго, пока ты не начинала умолять, чтобы я взял тебя. Как мне были приятны эти уговоры, как они ласкали мой слух. Отчасти, наверное, теша мое мужское начало. Но как бы то ни было, а все завершалось настоящей феерией чувств и переживаний, после которых ты еще долго не могла прийти в себя. Да, я любил доставлять тебе удовольствие. Видеть, чувствовать твою реакцию на свои действия. Плыть по течению твоих ощущений. Я почти возводил тебя на волну наивысшего блаженства, а потом замедлялся, давая отдышаться, чтобы с новыми силами броситься в пучину эротических чувств. Я любил ощущать, как ты трепетала в моих объятиях, будучи не в силах сдерживать охватившее тебя возбуждение. Видеть в твоих широко распахнутых глазах нарастающее желание, искорки разврата, которые делали наши сексуальные игры необычайно яркими и запоминающимися. Фильмы для взрослых? Куда им до того сонма настоящих искренних чувств и переживаний, которые мы, не скупясь, дарили друг другу. Ты помнишь, то было почти неудержимое влечение? Но все это не могло бы существовать без одного единственного чувства. Без него не было бы ни страсти, ни полного взаимного доверия в любых, даже самых смелых экспериментах, на которые мы решались вместе. Разумеется, мы жили не одним сексом, но и самыми обычными отношениями: иногда глупыми, но милыми, трогательными. И вот тем самым необходимым для нас чувством стала, конечно же, любовь. Она оживляла и поддерживала, окрыляла и отнимала возможность рассуждать здраво, но мы были совершенно не против потерять головы. Ты же знаешь, я люблю тебя, как и прежде. За все эти годы мои чувства к тебе ничуть не угасли, напротив, они стали еще более сильными и полными. *** Боль, я вновь чувствую ее приближение, впрочем, как и всегда. Обычно она давала о себе знать за несколько минут до того, как полноправно и безапелляционно вступить в свои права, подмять мою волю, превратить в корчащееся и орущее существо, мало чем напоминающее нормального человека. Я никогда не видел себя со стороны и поэтому могу лишь приблизительно, со слов других – наблюдавших меня в такие неблагополучные моменты – говорить о собственном плачевном состоянии. Как ни горько признаваться самому себе, а оно было не просто плачевным, правильнее его назвать катастрофическим. Вы когда-нибудь теряли контроль над собственным телом? Нет? Тогда вам не понять меня, хотя, вполне можете попытаться представить себе подобные ощущения. Сначала накатывает дурнота, начинает кружиться голова, мутнеет перед глазами. Поначалу этим все и заканчивалось, но время шло, и мне становилось все хуже. Вслед за легким недомоганием появилась боль. Она всегда начиналась с головы, в которую медленно и настойчиво проникала эфемерная игла. Ее нельзя потрогать руками или увидеть на рентгене, но страдания, которые она причиняет, всегда неимоверно коварны и беспощадны. Боль, возвещающая о себе с легкого покалывания в висках, уже спустя несколько мгновений перерастала в яркую белую вспышку. Затмевала собой окружающий мир. Изгоняла любые мысли и желания. Не оставалось ничего, кроме чистой яростной боли. Она спускалась вниз, заполняя собой все тело. Нещадно

вцеплялась в каждую клеточку, будто взрывая ее. Именно в такие моменты я падал и корчился с пеной у рта. Меня пытались лечить. Врачи, будь они прокляты! Пичкали меня наркотиками и транквилизаторами, лишь бы унять следствие, так и не сумев разобраться с причиной. Самоуверенные, самовлюбленные глупцы, они почитали себя, чуть ли не самим Творцом и не желали признавать собственных ошибок. Но что ж, я не остался в долгу… *** Мне хочется кричать, хочется обхватить голову руками, будто это может ослабить надвигающуюся боль. Каждый раз, находясь на самой грани между явью и пылающим кошмаром страданий, я мечтаю лишь о тебе. Я хочу чувствовать на себе твои нежные заботливые руки. Лишь их легкое касание, ничего более. Мне бы хватило и этого, чтобы знать, что я нужен и любим. А большего и не нужно. Но ты почему-то почти всегда далеко, лишь изредка ненадолго навещаешь меня. Будто случайно вспоминаешь, что где-то на свете еще живет тот, с кем ты провела не один год своей жизни. Смею надеяться, что то время для тебя, как и для меня самого, было самым счастливым и ярким. Но тогда почему теперь все так? Неужели ты больше не любишь меня? Я вижу, что ты изменилась. Стала еще краше и обворожительнее. Ты мое счастье, моя судьба. Мне без тебя очень плохо и больно, но теперь я знаю, все изменится к лучшему. Ты рядом, а значит белые вспышки, которые скручивают меня в узел, снова останутся в прошлом, отступят под твоим обаянием, твоей нежностью. Ты же больше не покинешь меня, правда? *** А помнишь тот маленький городишко, затерянный среди необъятных просторов этой, с позволения сказать, страны? Мы оказались в нем совершенно случайно, тогда еще практически не зная языка. Хорошо еще, что с наличностью почти не было затруднений. Деньги, как оказалось, творят невероятное даже у черта на рогах. Безбашенные мы были, а? Могла ли представить твоя мама, что ее благовоспитанная девочка свяжется с закоренелым бродягой, да и рванет с ним, махнув на все рукой? Не думаю. Тем не менее, ты это сделала, и я, чего греха таить, был чертовски рад. Я и теперь считаю, что меня сам Господь Бог коснулся своим благословением, позволив увидеть рай на земле, двери в который открыла мне ты. Эх, что это был за город. Патриархальный, вылизанный до блеска, ни пылинки, ни соринки. В нем, мне кажется, по расписанию не только работали, но и отдыхали, и ели, и ложились в постель. Смех, да и только. Ты помнишь, как они смотрели на нас – все эти пожившие уважаемые мужи? Они считали себя оплотом и стержнем духовности и нравственности. Что ж, вполне возможно, что так оно и было. Но у меня всегда подобные люди вызывали улыбку. Они ютятся в своем тесном мирке, создают себе образы, в которые верят, возводят их до непреложных истин. Больше того, они наставляют в них других, начинают полоскать мозги с самого детства. Растят себе послушную замену. Да разве это люди? Зомби разве что выглядят более презентабельно. Ладно, что-то я разошелся. Не в этом же все дело. Мы ведь действительно взбудоражили тот городишко. Прокатились по нему эдакой очищающей грозой. Сдули пыль с замшелых и закостенелых постулатов. Кто знает, может быть, сами того не желая, кому-то открыли глаза, вырвали из тенет стариковских маразматических наставлений. Кто знает… Тогда нам было не до рассуждений. Мы же просто жили в свое удовольствие, дышали полной грудью и глубоко плевали на

старческие причуды. В том городе мы оказались вне системы, стали выше ее. Нет, не выше, скорее – двигались параллельными курсами, иногда, пересекаясь. Что? Ну да, разумеется, они не пересекаются. Но мы все равно умудрились. Тогда стояла осень, если мне не изменяет память. Настоящая, что называется – золотая. Разумеется, на тех улицах непросто было встретить листву, даже отдельные маленькие листики и то каким-то непостижимым для меня образом пропадали. Но парк, какой же там был уютный парк! Он каждым своим закоулком, каждой тропкой и клумбой дышал стариной и романтикой. Истерзанные непогодой каменные статуи, небольшой аккуратный пруд с островком для лебединой пары, удобные деревянные лавочки и ковер шуршащих листьев под ногами. Лавочки, о них у меня отдельные теплые воспоминания. Помнишь? Неверный свет желтого фонаря, колыхание белесого тумана и тишина – гулкая, как будто осязаемая. Ночная свежесть вкупе с легким теплым ветерком. Мы тогда немного выпили и решили не дожидаться, пока попадем в гостиничный номер. Какая то была страсть – несколько безумных огненных, всепоглощающих минут. Глубокие жадные поцелуи, нетерпеливые руки, старающиеся стащить одежду. Я взял тебя прямо на одной из лавочек, и сразу же ночь огласилась нашими безумными стонами. И это было в первый же день нашего пребывания в том городке. Потом мы еще раз возвращались туда – в парк. Но тогда уже не раздевались. Ну, почти… Вполне себе неплохо обошлись интимными поцелуями, доведя друг друга до полного изнеможения, а потом неторопливо покинули столь замечательное место. Брели под руку, и смотрели друг на друга влюбленными глазами. А потом было в номере гостиницы – громко и совершенно бесстыдно. В туалете местной библиотеки – мы тогда основательно испортили всем читательское настроение. Ну, подумаешь – не смогли сдержаться и контролировать себя, за что в очередной раз выслушали недовольные наставления. А вот вид залитых краской девчушек, корпевших за какими-то толстенными фолиантами, меня сильно позабавил. Где же еще? Уже смазалось в памяти, одни образы – размытые, но все равно живые и родные. Ах да, помню, что нас выгоняли еще из пары мест, но уходили мы лишь после того, как заканчивали начатое. Смешно, нас даже в полицию забирали и по глупости посадили в одну камеру, так и не рассадив впоследствии – ну мы им показали, как надо любить. Как же, наверное, все эти старые веники радовались, когда мы покидали их несчастную обитель целомудрия и пуританства. *** Снова боль. Тянущая и непривычная. На этот раз это не игла, а скорее обруч – невидимая тончайшая струна вокруг головы. Но почему? Но как? Боль же ушла. Она не может больше меня мучить, не должна. Это не честно. Милая, возьми меня за руку, прошу. *** Наверное, мой стон был слышен далеко окрест. Он начался с низкого утробного рычания и стремительно вознесся к верхним частотам, а потом оборвался. Я все еще открывал рот, скалясь подобно дикому зверю, но не мог издать и звука. Нет, скорее я походил на рыбу, выброшенную на берег. Я словно бился в агонии, погибая от удушья. Обруч сжимался очень медленно. Интересно, он уже взрезал кожу или еще нет? Дрожащая рука не обнаружила ни капли крови, хотя казалось, что боль проникла уже под черепную коробку, добралась до мозга. Голова – это кость, и болеть она не может. Но почему же тогда я столь отчетливо чувствовал каждый микрон продвижения этой струны, что неотвратимо вспарывала, казалось, не только мою плоть, но и душу.

Я будто наяву слышал, как обруч с чавкающим хлюпаньем вгрызается мне в мозг и во все стороны начинают хлестать серо-красные брызги. Должно быть, они просачивались сквозь микроскопическую круговую щель в черепе. Я же забрызгаю ее!… Если я еще мог думать – значит, не все так плохо. Значит, будет еще хуже. К сожалению, я не ошибся. Перед глазами промелькнули образы собственного аккуратно вскрытого, подобно кокосовому ореху, черепа, в котором все еще пульсировал мозг – сдавленный, надрезанный, кровоточащий. А, спустя тягучее затуманенное мгновение, пришла вспышка. Она погасила и мысли, и образы, став всем. Больше не было ничего и никого. Мир перестал существовать, а реальность сфокусировалась лишь на одном чувстве. Но нет, откуда-то из самых дальних закоулков подсознания послышался еле различимый голос. Я не знал, кому он принадлежит, не знал, чего он хочет или требует. Лишь спустя время стали различимы отдельные слоги, а потом и слова. Она… та… кто… она… не… твоя… Сквозь колышущееся марево боли до меня очень туго доходил общий смысл своих собственных мыслей. Своих ли? Они будто бы доносились извне. Принимались моим растерзанным, агонизирующим мозгом, как антенной. Она… не… которая… нужна… претворяется… спасение… от боли… Несмотря на то, что мне было по-прежнему нестерпимо больно, слова начали складываться в предложения, неся в себе малую толику информации. Мне отчаянно казалось, что она крайне важна. Не в силах побороть боль, я попытался хотя бы разумом покинуть дергающееся в конвульсиях тело. *** Любимая, где ты? Я не чувствую тебя рядом. Не отдаляйся от меня, не бросай. Ты мне так нужна. Я нуждаюсь в тебе. *** Она не та, кто тебе нужна… Обманывает… Есть способ заглушить боль… Ты же… Да, теперь я вспомнил. Я знал, что боль можно унять, знал как это сделать. Укол жестокой обиды пронзил все мое существо. Как же я мог забыть? Она не первая самозванка, которая попыталась охмурить меня, сделать своей послушной марионеткой, чтобы вдоволь наиграться и выбросить, как беззащитного котенка. Но нет, мне на пути попадались такие, и ни одной не удалось обвести меня вокруг пальца. Пусть боль жестока и непреклонна, но ее нельзя обмануть. Ее может снять лишь настоящая любовь, а не та стерва, которая прячется под маской доброй феи из моих снов. *** Зачем ты обманывала меня? Зачем так жестоко насмехалась и притворялась? Я тебе открылся, поведал о том, что мне дорого, что согревает мое сердце, не дает сгинуть, наложить на себя руки. Жестокость и коварство – вот твое имя. Твое и всех тех, кто был здесь до тебя… ***

Она что-то говорит, пытается оправдываться. Но чего стоят ее лживые слова? Теперь я все знаю. Звериная ярость накрывает меня. Она вытесняет боль. Тело все еще судорожно бьется. Медленно, но верно, беру его под контроль. Я должен взять себя в руки, как делал это уже не раз. Как бы ни было плохо, но все может закончиться совсем скоро, надо лишь постараться и немного потерпеть. Вскоре я могу шевелиться и передвигаться – с огромными усилиями, но это не страшно. Она лежала подле меня – связанная, с растрепанными волосами, в которых застряли пожухлые листья. В ее глазах светился страх. Нет, не страх – ужас. Он заполнял эту грязную обманщицу, заставлял ее трястись и заикаться. Она плакала. Правильно, за все на свете надо платить. А ложь простить нельзя. Это преступление не только перед собой, тем, кого ты обманываешь, но и перед Создателем. С трудом я встал на карачки. Она задергалась в путах, норовя вырваться, но, разумеется, все впустую – я давно научился вязать добрые узлы. Слов больше не требовалось. Я и так открылся ей куда как сильнее, нежели следовало. Ну да ничего. Паршивой потаскухе паршивая смерть! Мне достаточно было перерезать ей горло. А потом смотреть в ее глаза, расширенные от ужаса и неверия в реальность происходящего. Чувствовать, как уходит боль, как отпускает стягивающий голову обруч. Становятся нестрашными вспышке белого света. Да, да, одно легкое движение испытанной бритвы. Как хорошо, я всегда предусмотрительно их связывал. Да, я надеялся вновь встретить свою любовь, утерянную много лет назад. Она продолжала жить в моих воспоминаниях. А они все врали и притворялись, но недолго. Дрожащими руками я вытащил из-за пазухи бритву. Старую, раскладную, какой пользовался еще мой дед. Опасная бритва. Что ж, мерзким обманщицам она всегда приходилась впору, приносила им освобождение и возможность ответить перед Господом нашим. Мне же – временное облегчение от ниспосланных свыше страданий. Может быть – это мой крест: избавлять мир от лжи в уплату собственных прошлых грехов? Страдать и жить в ожидании светлой встречи с возлюбленной. Я занес бритву над горлом задыхающейся от крика стервы. Рука немилосердно дрожала и от того я случайно нанес ей пару ни к чему не обязывающих порезов, из которых тут же появились тяжелые капли крови. От одного их вида меня бросило в жар. Я чувствовал, как начинает уходить боль, уступая место предвкушению, смешанному с нарастающим возбуждением. *** Где-то неподалеку раздались голоса, послышался треск сучьев. Почему-то я точно знал, что голоса обращены ко мне. Что им надо? Чего они требуют? Я не понимал и не желал понимать, не в силах отвести взгляда от напряженного пульсирующего горла своей жертвы. Лезвие бритвы коснулось ее кожи, раздался очередной выкрик, оглушительный грохот и меня отбросило в сторону. Я упал на спину и с удивлением увидел, как на моей груди расплывается алое пятно. Сволочи, они пришли спасти ее. Ее – которой место в самом Пекле. Я попытался приподняться, но грохот повторился. Боль вернулась. Я хотел прокричать, что она мое лекарство, что таким, как она, место здесь, под толстым слоем земли. Но из горла вырывались лишь хрипящие булькающие звуки. О, Боже, как же больно!…

БОЕВАЯ ФАНТАСТИКА О чем думает человек, когда осознает, что этот день, этот час и этот миг – последнее, что у него есть. Что дорогое и любимое осталось в прошлом. В прошлом, в котором не было взрывов,

перемалывающих все и всех в кровавое месиво. Не было огня, сжигающего на своем пути любое препятствие. Что в том прошлом по дорожке все так же бежит дочка, хлопая в ладоши и качая огромным розовым бантом. А в настоящем есть только ошибки, приводящие в ужас. Ошибки, толкающие неоперенных юношей на ментальные бои, поражение в которых приводит к сумасшествию или смерти. Ошибки, заканчивающиеся огромными потерями, списанными на неточную информацию. Ошибки, которые не могут скрыть ни уничтожение свидетелей, ни лживые новости, ни придуманный враг. Ведь самый страшный враг – это мы сами, наши страхи и комплексы. И не сопротивление этому врагу может привести только к одному – последнему рубежу для защиты человечества. Участники: Алксандр «uralov» Уралов - Сэйвинг. Последний рубеж Константин «юджен» Бахарев - Неудачный рейд Александр «uralov» Уралов - Дополнительная защита

Алксандр «uralov» Уралов Сэйвинг. Последний рубеж Полярный Урал, октябрь 2107 года На зубах скрипела гранитная крошка. Далеко за спиной оседал вал жёлто-коричневой пыли, воняющей горелой взрывчаткой. Холодно, чёрт возьми, в этом году! Вот тебе и глобальное потепление. Дед Серёжа установил прицел на 500 метров. Жаль, что автомат не входил в общую систему обороны, его невозможно было перенацелить на самонаведение и независимое ведение огня с турели. Однако самоходных роботов-чужаков автомат распознавал и реагировал неплохо - пищал исправно, высвечивая на щитке шлема подозрительные передвижения многоногих тварей. За тылы дед Серёжа не беспокоился. Чёрта с два они там пролезут, старпёры кривоногие, чума на все их Дома! А кто и сможет перепрограммировать оставшихся роботов на форсирование скальной гряды - так он, паразит, и кодов не знает. «Свой-чужой» - хе-хе-хе! - это им уже не по зубам. Пусть пыхтят, через равнину тащатся, старичьё убогое! Тьфу! Впрочем, он тоже хорош. В спине подозрительно побаливает - того гляди вдарит так, что глаза на лоб полезут, шевельнуться не сможешь. Эх, где ж вы были, сучьи вы дети, - отцы и деды! Вам бы не многоногих этих роботов придумывать, а о здоровье своих чад и домочадцев заботиться! Извольте теперь, вот они, последние хранители Сэйвинга, - правда, дед Серёжа предпочитал термин «Укрывище», - я и этот… неизвестно кто. Полюбуйтесь. «У одного геморрой, у второго голова с дырой!» — как говаривал отец, Царство ему Небесное! Ну, ладно, вход завален и закрыт… но кто знает этих гамешей?.. вдруг у них ума и сил хватит аварийный выход найти? Ну, уж нет! Сдохнем мы с этим… как его… тогда и мудруйте - шарьте по кодам и доступам. А пока мы здесь кости морозим - валяйте, засранцы, наступайте!

— Эй, солдат, как зовут? — крикнул дед Серёжа. В ответ натужно закашлялись. «Мать твою, — подумал дед Серёжа, — да ты же, парень, совсем полуживой!»

— Поддержку вколи! — завопил он. — Слышь, служивый? В ответ, проперхавшись наконец, с ненавистью ответили: — Да заткнись ты, придурок! А то я не знаю! Пипец моей поддержке!.. Все капсулы пустые!

— Перекинуть парочку?

— Хорошо бы… — прокряхтели в ответ. — Но не получится. «Суслики» не спят. «Суслики-сторожа» действительно торчали из-за каждой кочки перепаханного артиллерийским огнём предгорного безбрежья. На массовую атаку у гамешей явно доступа к сусличьему управлению не хватило… но в режиме «наблюдение-снайпер» эти чёртовы жестянки работали как

часы. Лупили по всему, что шевелится, не разбирая. Так что обернулась против нас наша же автоматическая защита. Недаром дед Серёжа в своё время очень недолюбливал эти модели. И что совсем уж смешно - отступить-то нам некуда! Чёрт понёс нас, дураков, на передовые позиции… кто же знал, что гамеши перекроют навесным огнём все траншеи, ведущие к основному рубежу Сэйвинга! Видать, долго готовились… в отличие от нас, торопыг… седых и плешивых радикулитников. Спасибо Пине-раковому. Сумел-таки активировать заградительный на дальних подступах. Молчал последние шесть часов - думали, что помер уже. Рак, он и есть рак. Ни своих, ни чужих не признаёт… а сгораешь от него мучительно и быстро. Пиня-раковый дня три стонал, а потом, видимо, отключился. Гордый был. Не хотел, чтобы мы слышали, как он отходит. Знал - кем же его теперь заменишь? Вот и гадали мрачно - как там он, бедняга, со смертью борется?.. да прикидывали, сдюжит ли до атаки? Гамешам тоже тянуть нельзя — поди, последние резервы притащились. Сдюжил Пиня… спасибо тебе! Дождался-таки… и как он только из морфинного забытья своего, из болей предсмертных вынырнуть умудрился? Старая закалка, старая… Дед Серёжа внезапно вспомнил, как хоронили дочку Пини. Тогда ещё он крепкий был - орёл, а не Пиня. А дочь ссохлась совсем. Генетика… мать её за ногу. Напридумывали. Перед смертью всё о сыночке плакала, звала, по линии связывалась. А что сыночек? «Мама, мама! У моего Потапыча лапа оторвалась, а няня говорит, что пришить не умеет! Мама, а ты когда придёшь? А папа придёт?» — и в рёв… матери душу травит… Дитё пятилетнее, что с него взять безгрешная душа. Так Ленка до последнего на связи и тянула, не меняла аватару - пусть сыночек её молодой видит, красивой. На глаза набежали слёзы. Тьфу ты… старик… совсем старик стал. Чуть что - из носа потекло и на глаза навернулось… Не вспоминать!!! Да только куда их денешь, воспоминания? Машенька… смешная такая… в новом платье. За руку держится, за большой палец - не оторвать. «Папа, а куда мы поехали?» «В новый дом, Манечка, в новый дом…» «А зачем? А там няни будут? А мультики? А в этом вертолёте туалет есть? Ой! Папа, ой! Полете-е-е-ли-и-и!» И маленькие розовые ладошки радостно хлопают, радостно хлопают, радостно хлопают - ура! как интересно! И гамеши… гамешевская ракета… и только угли руками разгребаешь и, сам себя не слыша, кричишь-кричишь-кричишь… воешь… и хочется глаза себе выдавить - не должны они такое видеть, не должны… И находишь. И находишь. И находишь её… что осталось… что ещё узнать можно. Господи, так сердце и запеклось навсегда. Однако в этот раз гамеши утрутся. Хватит! Раз уж хватило им ума сюда припереться выкусите, суки! Может, ваш бог и победит, да только - через трупы друзей моих и мой труп. А через него вам не перешагнуть - нет! Воняло горелыми мокрыми тряпками. В ушах захрюкало: — Слышь, сосед?

— На линии я, валяй, говори. Ишь ты, сосед-то мой, чахоточный кашельник, сумел-таки разобраться во внутренней связи! Ну, молодец, парень! А мы уж считали, что во внешнем кольце только дуболомы дежурят… без специального образования. Впрочем, то, как этот орёл сюда прорвался, так это было красиво. В горячке боя дед Серёжа толком ничего понять не сумел, но успел увидеть, как дёрнулась из-за близкого горизонта горячая струя пара, как проломил небеса сухой раскат грома и раскорячились лапы индивидуальной капсулы-катапульты, впиваясь в гранит склона. Вывалилась из мягких объятий спас-кокона фигурка в сером комбинезоне и тотчас кувыркнулась куда-то за каменистый вал. А там уж и по капсуле гамешевские «суслики» саданули так, что в клочья разнесло…

— Сколько нас?

— Сколько ни есть, все в наличии! — сухо ответил дед Серёжа.

— Я к тому… кхе-кхе-кхе… б…дь, кашель задрал!.. - я к тому, что пипец нам выходит, командир.

— С чего бы это?

— С того, что гамешей там с полсотни, не меньше. И с ними Калиф.

— Калиф?!! Вот уж сюрприз, которого нам на хрен не надо…

— А ты не перепутал? — мрачно спросил дед Серёжа своего снова закашлявшего собеседника. В ушах долго перхали, а потом, отплевавшись, нехотя ответили: — Не перепутал. Я его, суку, хорошо знаю. Жаль, не довелось прибить.

— А кто ты?

— В Кузбасском АНБ служил. Агентство национальной безо…

— Да знаю я, что это такое, не суетись! Лет-то тебе сколько?

— Тридцать один.

— Чего кашляешь?

— «Симмерин-шестнадцать», доза в 0,75… ориентировочно. Дед Серёжа понимающе кивнул. Та ещё зараза. Если бы коэффициент предполагаемого летального исхода был 0,8 - вряд ли бы они сейчас разговаривали. В пару дней лёгкие выкашливаются. Однако парень неплохо держится. Видимо, всё-таки молодость своё берёт, а к Чума-старости у парня, как и у него, врождённый иммунитет.

— Как смылся?

— Повезло просто. Радика-Мустафу - начальника нашего - знаешь?

— Знал.

— Вот он меня и подрядил. Если, мол, нас сомнут - дуй к последнему рубежу. Я и ещё двое, кто помоложе… но тех ребят по пути гамеши-сволочи сняли… Из-за горизонта вымахнул сполох. Через несколько настороженных и томительных секунд гранит под ногами вздрогнул. Вскоре впереди вспушились облака пыли, покатившиеся к двум оставшимся защитникам Сэйвинга… и уж совсем под конец громыхнул долгий раскат.

— Это ещё что? — подозрительно спросил сосед.

— Это значит, что теперь гамешей поменьше стало, — ответил дед Серёжа. — Крота им послали. Вчера ещё.

— Долго он добирался, блин. Пораньше-то, не могли что ли?

— Спецов не было. Ладно, хоть этого наладить смогли.

— А роботы?

— В смысле?

— Ну, эти… из Сэйвинга?..

— Тамошние давно активированы. Но у них другая задача — вход охранять… если его разроют.

— Ну и?..

— Ну и всё. Сосед снова начал кашлять.

— Завалили, значит? — прохрипел он.

— Позавчера. Сам видишь - охранять, кроме нас двоих, уже некому.

— Разумно поступили.

— А то!.. Слышь, друган, — мысленно махнув рукой на всё, сказал дед Серёжа, — слышь, что говорю? Водку пьёшь? В ответ натужно кашляли. Так, что, похоже, кишки выворачивало. Ох, и нехороший же кашель у молодого! Впрочем, недолго уже. Скоро откашляемся… оба. Немного ждать-то осталось.

— Пью… — наконец прохрипело в ушах. — Ещё как пью! И рюмочками, и стаканами, и залпом, и через соломинку. Дед Серёжа довольно усмехнулся - знакомая присказка! Он, кряхтя, переменил положение, пожевал губами и, заранее улыбаясь, понизил голос до вкрадчивого шёпота демона-искусителя: — «Таракана» сейчас к тебе пошлю, слышь? Не подстрели его сдуру.

— А что? — спросил собеседник, и по его интонации дед Серёжа понял, что хитрый кашлюн уже знает ответ и улыбается, заранее пустив слюни. Эх, что-что, а до водки русский солдат всегда охоч был! А то и воевать неинтересно, без допинга, а?

— Перешлю тебе целую фляжку. Ну, и пару капсул… а то ты задрал уже своим кашлем.

— Серьёзно? Ну, браток, ну, уважил…

— Погоди радоваться. Значит так - ты там пулемёт видишь?

— Сейчас… — в ушах хрипло задышали. — Погоди немного… ага, вот он… Щелчки передёргиваемого затвора, невнятное бормотание. Пауза, шуршание. Дед Серёжа поглядывал на экран обзора - вроде, гамеши притихли. Он активировал последнего «таракана» и проковылял к боковой ячейке. Достав предпоследнюю фляжку он на секунду заколебался - может всё же передать початую, а полную оставить себе? Мало ли что… он-то, всё-таки в командном окопе, а кашлюн метрах в ста впереди, на передовой линии парится. Да и защита там послабее. Он осторожно почесал ещё не совсем заживший шрам на щеке и мысленно упрекнул себя. Совсем одичал… водку пожалел. Смертнику, такому же, как и сам. Не по-божески, конечно. Машка, узнав такое, со стыда бы сгорела… если бы сейчас жива была. Да только, останься она тогда, в вертолёте, живой, сидела бы сейчас в Укрывище… в Сэйвинге этом… детишек, наверное, лечила бы… и знать бы не знала, что её старый папаша здесь ста грамм человеку пожалел. Перед смертью. В ушах, запыхавшись, пробормотали: — Вроде, всё в норме. И даже автоматический режим работает. Слушай, тут за углом один из наших лежит… отвоевался. Ты там не волнуйся, я всё честь по чести… прикрыл его, руки сложил. Он что, из православных был? Крест я ему в руки вложил…

— Лёнька это. Где-то там ещё Сашка-лысый был… да только его клочья только к завтрашнему дню и отыщешь… по запаху.

— Да уж, дёрнули сюда нехило… прямое попадание. Но твой Лёнька почти цел…

— Сам-то в Бога веришь ли? — спросил дед Серёжа, аккуратно укладывая в контейнер «таракана» фляжку и две капсулы поддержки. С такими запасами самый что ни на есть доходяга развоюется - будьте любезны! Лишь бы «суслики» этого «таракана» сходу не накрыли, а то прощай водочка!

— Мусульманин я… по рождению. Раньше не верил, а сейчас вот…

— Ясно. Что ж ты с гамешами не пошёл?

Собеседник яростно засопел: — А что, в гамешах только мусульмане? С такими-то настроениями мы и просрали всё на свете!

— Ладно-ладно, — пробормотал дед Серёжа, заканчивая настройку «таракана». — Горячий какой! И спросить нельзя. Силы побереги. Калиф с духом соберётся - поползут. Эх, докувыркались мы тут! Молиться надо, о душе думать… так нет! Непременно перед смертью напуляться вдоволь, да поубивать всех, до кого дотянулся… Так, слушай сюда, боец! Сейчас «таракана» к тебе направлю: водка, две капсулы, паёк дневной, вода. У тебя там с патронами нормально, а?

— Хоть жопой ешь. Я тут сейчас миномёт пристраиваю. Ну, вот… пяток штук он на автомате выдаст, а там - всё. Режим незнакомый, настроить не могу. Если что - придётся по старинке, вручную…

— Не грузись. Пулемёта хватит. Ну, и плюсом - твоя огневая поддержка. Много ли их там, гамешей-то, осталось… Поаккуратнее только, башку не высовывай. Готов? Мочи «сусликов», я поддержу. Внимание, «таракан» пошёл! Робот проворно засеменил лапами, оступаясь на каменной крошке. Но приноровился и пошёл ходко. «Суслики» моментально открыли огонь. С передовой невнятно закрякал миномёт, накрывая их одного за другим. Незнакомец грамотно подстрелил двух роботов, вовремя меняя позицию. Оставшиеся «суслики» методично обрабатывали передовую, но мусульманский Бог хранил кашлюна. Оп! Третьего снял! Молодец! Эх, жаль, что ходы сообщения восстанавливать уже некому, а то можно было бы и без «таракана» обойтись. Дед Серёжа, как мог, поддерживал бывшего АНБшника огнём из боковых FG-180, стараясь в ручном режиме накрывать как можно большие квадраты территории. Главное, не давать «сусликам» на кашлюне и на «таракане» сосредоточиться. Робот, кстати, неплохо шёл дистанцию, «маскируясь складками местности», как писали в учебниках по тактике.

— Дошёл «таракан»! — хрюкнуло в ушах. — Спасибо!

— Вот и отлично, — пробормотал дед Серёжа, промокнув лоб рукавом комбинезона. Пахло горелым. Дед Серёжа откинул колпачок фляжки и сделал глоток. Водка приятно обожгла нёбо. Но запить водой всё равно пришлось - не молодой уже. Потом в носоглотке от сухости не избавишься, ежели не запить, да! А ведь, бывало, и спирт пивали-с, не морщились!

— Слушай, старый, а тебя как зовут? — спросил он, артритным пальцем тыкая в экран монитора, в котором оседали облака пыли и сообразительные «суслики» встревожено шевелили рецепторами, по-хитрому раскидывая их подальше от тела. Поквадратное сканирование говорило пока о полном отсутствии людей. Несколько роботов-«сусликов», похоже, выдохлись. Интересно, есть ли у Калифа кому им боезапас перезаряжать? Хорошо, что в своё время не смогли объединить этих сторожей в единую систему! А то передавали бы они сейчас друг другу боезапас, да и стреляли бы не все разом. Ох, возни бы тогда с ними было! Сейчас-то они каждый сам по себе воюют, как кому наиболее оптимальным кажется… И всё-таки, как? Как получилось, что Калиф смог перепрограммировать «сусликов»? Не иначе, есть в его Старшем Доме хакер… или, точнее, был. Таких и осталось-то - кот наплакал… ан, вот нашли! Не повезло, значит.

— Маратом меня кличут, — ответил кашлюн, судя по всему только что впрыснувший первую капсулу. — Марат Зигнатуллин.

— А меня Сергеем кличут. В Сэйвинге все дедом Серёжей звали. Торопов Сергей.

— Дед Серёжа - это звучит!

— Ага… особенно, когда тебе первая капсула, чую, начинает по мозгам елозить. Ты как там? Голова не кружится? Ты сегодня уже кололся?

— Не ссы… всё в норме. Всё под контролем… Главное, теперь дышится легче. А кололся я позавчера, к ночи, — сказал Марат. — Радик-Мустафа подкинул капсулку.

— Ну, нормально, значит, — устало ответил дед Серёжа. — До завтра дотянем. А там - кто куда. Я - в христианский рай, а ты - в мусульманский.

— Я думаю, там, в стене между ними калитка точно есть, — усмехнулся Марат. — Я же твой должник… так что жди в гости. Если в рай, конечно, попадём.

— А куда нам ещё? — вздохнул дед Серёжа. — Заждались, поди. Все-то глазоньки проглядели - когда же наконец-то этот старый хрен под ручку с Маратом приковыляет? Смешок, покашливание, молчание…

— Из спецназа - это ты или кто другой? А то мы там спорили с ребятами, — спросил Марат.

— Я, — неохотно ответил дед Серёжа. — Какой уж я сейчас спецназ, в наши-то времена.

— Не прибедняйся. Даже сейчас ты старик, так сказать, естественный.

— Да уж, повезло, врать не стану… Дед Серёжа сделал большой глоток. Водка проскочила легко и нежно. Калиф. Старый ты демон, гореть тебе в аду миллион лет! Жив ли, нет? Сколько вас там вообще после «крота» осталось, паршивых фанатиков, поборников глобальной смерти? Беспилотник бы… хотя бы один. Знал бы тогда всех вас наперечёт. Были беспилотники, - да, конечно же, были… да все вышли. Груды битой и небитой техники колёсной, гусеничной, летающей, ползающей и прыгающей… тысячи тонн умной электроники и сверхпрочных сплавов, километры подземных переходов секретных штабов, целые заросли артиллерийских и миномётных стволов, стада «сусликов», полчища «тараканов», спящие умные бомбы и боеголовки, нерастраченные даже после долгих войн крылатые ракеты; ветшающие истребители и бомбардировщики; мрачно колышущиеся у стремительно меняющихся океанских берегов туши атомных левиафанов… Старьё! Война. Спецназ. Где они - бравые молодые парни с повадками тигров? Война. Такой же дурацкий и обидный фокус, как бесконечность замкнутой окружности, как непрерывное заикание заезженной пластинки - о! ты настолько стар, что помнишь эти сверкающие чёрные диски и тонкое шипение иглы… Ты стар, спецназ, ты стар. И ты всё воюешь, дурак… Их надо убить, во исполнение воли Божьей! Их надо охранять, во исполнение воли Божьей! Бог сводит с лица земли народы свои! Бог не лишает нас надежды на возрождение! И хором, и те, и другие: «Бей! Бей! БЕЙ!» И вот уже где-то вспухают атомные грибы нейтронных зарядов; бронированные машины, набитые обколотыми солдатами давят и рвут в клочья заводы по переработке и консервированию пищи, расстреливают стада коров; хитроумное лазерное наведение по овцам и птичникам… Встающие по всему миру один за другим заводы, настороженные затемнённые Города, методично отстреливаемая полиция, уголовщина, мародёры; зверьё; забастовки и бунты; резня; отделения солдат, охраняющих торопливо пашущие трактора; хмурые вооружённые мастера на заводских участках; колючая проволока и минные поля вокруг полупустых цехов и редких научных центров. Склады и строительные площадки сэйвингов, прикрываемые редеющими элитными частями и добровольцами всех верований и возрастов. Ощетинившиеся оружием эшелоны с продуктами, прикрываемые с воздуха беспилотниками, «Чёрными акулами», «Рапторами», «Апачами»… Стремительно стареющие люди… А в Сэйвинге малыши и подростки едят кашу и шумно укладываются спать на маленьких раскладушках… А Господь дал одним надежду, а другим - тлен. И там, высоко-высоко в сияющих небесах стремительно полнится Град Небесный новыми ангелами… и в недрах земли Сатана принимает новых грешников.

В ушах тренькнул кодовый сигнал. Звонила Главврач. Видеосвязь дед Серёжа включить не мог - накрылось видео намертво, один голосовой канал, вот и всё. Он кратко пояснил положение дел, сказал, что надеется на то, что Калиф рано или поздно отключит «сусликов» и потащится в атаку, прекрасно понимая, что на позициях осталось всего ничего народу; что если такое случится, дед Серёжа знает, как поступить и чем задницу прикрыть; что надеется - «суслики» останутся выключенными во веки веков, аминь, - и тем, кто когда-либо будет выходить на поверхность, нечего будет бояться снайперского обстрела. Какое-то время они помолчали, слушая дыхание друг друга. Марат похрапывал на втором плане - видно, задремал. Дед Серёжа его канал к разговору не подключал и боец Зигнатуллин спал в тишине окопа, под неназойливое попискивание какой-то незнакомой птахи, деловито скачущей по брустверу… и, наверное, хмурился во сне.

— Слышь, Георгиевна? — спросил дед Серёжа. — Ты помнишь пластинки… эти, как их… ну, чёрные такие?

— Виниловые?

— Ага! — обрадовался дед Серёжа. — Помнишь, да? — он отхлебнул из фляги, по привычке стараясь не хлюпать; насчёт выпивки Георгиевна была строга.

— У мамы проигрыватель пылился до самой её смерти, — говорила Главврач. — Иногда мама доставала и ставила какую-нибудь пластинку. А мы - малышня - танцевали.

— Во-во… я даже помню, как в раннем детстве отец мне на ночь ставил сказку «Слонёнок пошёл учиться».

— «Иду к Свинье на именины, а сама - терпеть не могу свинины… тьфу, какая гадость!» — вдруг ехидно пропела Главврач.

— Точно! — воскликнул дед Серёжа. — Точно, были там такие слова!

— Это книжка такая была, Сергей Романович. И сказку я слушала тоже, только уже не на пластинке. А к чему вы вспомнили?

— Не знаю, Георгиевна… просто вспомнилось, и всё тут. Окопное дело скучное - знай, следи за обстановкой, да думай обо всём, что в голову придёт. У вас-то как там? Малолетки обедают?

— Заканчивают. К сончасу готовимся. В шестнадцатой группе один мальчик ногу едва не сломал - со шкафчика прыгал, в папу-парашютиста играл… ну, и по мелочи - синяки, ссадины, животики и горлышки. Слава Богу, в тридцать второй, подростковой, подозрение на кишечную палочку сняли.

— Ты там сама-то не суетись, Георгиевна, если ничего сложного. Не девочка всё-таки…

— Ничего, нормально пока.

— «Пока»… Вот перевалишь когда-нибудь за семьдесят как я, тогда и поймёшь, что беречься смолоду надо! Главврач фыркнула: — Значит, через семь месяцев, сразу после дня рождения, я об этом и подумаю!

— Серьёзно? — слукавил дед Серёжа. — Вот оно - бабское счастье! Я-то думал, тебе не больше пятидесяти. Мол, отвоюемся - начну клинья подбивать, под тёплый бочок к молодушке подкатываться.

— Нехорошо врать в вашем возрасте, Сергей Романович, — строго сказала старая язва.

— Ну… это не враньё, конечно… — невинно ответил дед Серёжа и сам того не замечая, расправил плечи. На экране появился шильдик-предупреждение. Пискнул сигнал оповещения. Веточки рецепторов обоих FG-180 напряглись, обрастая нежным пушком антенн.

— Ладно, Георгиевна, позже поболтаем, — сказал дед Серёжа — к нам, похоже, гамеши лезут…

— Удачи вам, Сергей Романович!

— Да уж какая там удача… Погоди, Георгиевна, не отключайся на минутку. Я тут пару высокоточников вчера оживил - FG-180 - на автоматический режим. Если что, не забудьте там их вовремя отключить. Володе я все коды ещё на той неделе оставил. Включить их недолго. Лет двадцать они на автомате спокойно простоят. Минуты на три непрерывного огня их хватит. На всякий пожарный, поняла? Ну, и… если нас уже не будет, а чёртовы гамеши всё ещё будут здесь ползать. И пусть Володя в Программу воткнёт эти коды, в смысле, в шлюзовые программы! Обязательно! Не то, не дай Бог, они сдуру срежут всех, кто наружу выйдет. Поняла? Поняла, говорю?

— Поняла…

— Ну, Георгиевна, как говорят у нас в спецназе - ещё увидимся!

— Ещё увидимся… — эхом отозвалась Главврач. Дед Серёжа помолчал… совсем немного… и отключился. Марат не спал.

— Что там, старый? — спросил он. — Ни хрена не вижу. У меня с экраном проблемы на дальних расстояниях.

— Пять… нет, шесть «сусликов-самоходов» и что-то вроде БТР. Подожди… разгляжу.

— Всего-то? Фигня война… отобьёмся.

— Надо бы, — пробормотал дед Серёжа, пытаясь максимально увеличить изображение. — Ага… вот он! Ё-моё, да это же полицейский БТР! Даже водомёт не убрали. Тьфу, чёрт… на бортах система залпового огня навешена. Может и действует… а может, и нет. Похоже, гамеши, как и ты, только вблизи и видят.

— Летунов нет?

— Нет. Последнего «стрижа» недели три назад Лёнька сковырнул. Я удивляюсь, как они на этуто рухлядь горючки набрали. Ишь, как коптит.

— Остатки посливали отовсюду, это уж точно. Но ничего, я тут на «таракана» несколько мин нагрузил. Если повезёт - он до них доскачет, долбанёт так, что мало не покажется. Дед Серёжа попытался передать изображение на экран Марата, но ни черта не вышло. Внезапно он понял, что эта атака Калифа - последняя. Всё. Аут. Снимите шлемы и переждите минуту молчания. Война закончена. Во всяком случае, на этом рубеже, в этой части Урала… России. «Суслики» и БТР не торопились. Осторожно, боясь мин-ловушек, они пробирались между воронками, остатками укреплений, «сусликами-сторожами», деактивированными Калифом, и ржавеющей битой техникой. Ствол водомёта был задран круто вверх. На нём колыхалась тряпица. Это уж точно гамешевский флаг, хотя отсюда пока не разглядеть. Символично… и чисто покалифовски. Мол, «последний парад наступает». Поди, ещё и в чистое переоделись… борцы за идею, блин. Молитвы прочитали, «Откровение Саида Гамеша» помянули: «Бог стирает отжившее с лица Земли вашими руками!» Калиф, похоже, подозревал, что отбиваться Сэйвингу на поверхности уже почти и нечем… и, откровенно говоря, подозревал он совершенно обоснованно. Выдохлись обе стороны, выдохлись. Перемёрли от болячек и ранений те, кто не был убит… в считанные месяцы одряхлели и развалились от иммунных и онкологических поражений, успев окрестить это последнее достижение биологического оружия горьким именем «Чума-старость». Ушли в холодный песок, истекли заражённой кровью…

— Слушай, старый! — сказал Марат, терпеливо дожидаясь, пока цели появятся в пределах прямой видимости. — А они не могут на этом БТР боеголовку притащить? Вдруг Калиф умудрился до кодов активации докопаться? Говорят, в Челябинске такие поганцы на Комбинате были, могли хакнуть собственное изделие.

— Вряд ли. Тогда бы гамешам нас атаковать никакого смысла не было бы. Дёрнули заряд километрах в трёх от нас, прямо в своём лагере, и засрали бы на прощание пол-Урала. Да и Сэйвинг не уцелел бы от такого удара. Просто обрушился бы и всё. Так что боеголовки у них нет -

это точно.

— Ну, хорошо, — сказал Марат. — Честно говоря, не люблю, когда до ядерных зарядов дело доходит. А сейчас-то Калиф чего добивается? Вход-то завален!

— Уберут нас и начнут ползать по округе - аварийные ходы искать, рецепторы ломать, вентиляционные шахты всякой дрянью загаживать… мало ли что. Им за столько лет пакостить не надоело. Марат молчал, покашливая.

— Не люблю, когда холодно! Просто терпеть не могу! — с досадой сказал он. — Вот тебе и глобальное потепление - застудило, аж пар изо рта идёт.

— Ничего, Марат, продержимся.

— Мы, татары, народ двужильный, — пробормотал боец. — У меня, кстати, шестеро в кузбасском Сэйвинге отсиживаются. Две мелких девчонки, три пацана и жена-врачиха. Та снаружи, естественно. Хотел поближе к ним быть, да служба сюда занесла. Жене тридцать три, а выглядит уже на все шестьдесят, а детям от пяти до двенадцати… Да уж. Такую кару Господь на Землю обрушил. Со времён Саида Гамеша косит людей Чумастарость. Кроме детей, слава Богу, которых успели в своё время укрыть в Сэйвингах. И тех, кому просто повезло здесь, наверху - считанным единицам как ему и Калифу. Как, возможно, повезло бы Марату, если бы не умирал он от «Симмерина-шестнадцать».

— Слышь, солдат?

— Чего?

— Если в этот раз Калиф самолично пожаловал, то здешней войне конец. Крот нехилый был. Я, грешным делом, надеялся, что он там всех пришибёт и атак больше не будет. Мы бы с тобой тогда «сусликов» потихоньку давили…

— Хорошо было бы… а то, глядишь, спустились завтра-послезавтра в Сэйвинг и стали бы свой век доживать. Я на гитаре неплохо играю, повеселил бы малышню. Опять же, в электронике коечего понимаю… — Марат с сипением вздохнул, но откашлялся почти нормально.

— Нельзя нам теперь туда. Перезаражаем всех.

— Да знаю я, знаю! «Уж и помечтать нельзя!» Помнишь такой анекдот? Дед Серёжа пожевал губами и неопределённо хмыкнул.

— Может, пока по «сусликам» пощёлкать? Пока молчат, а? — спросил Марат.

— Боезапас кончается… да их так просто и не засечь. Те, что в прошлый раз проявились, в землю зарылись, даже рецепторы попрятали.

— Последняя модель, да? Я просто с такими не сталкивался.

— Последняя, конечно. Здесь сейчас всё последнее. «Суслики-самоходы» резко прибавили в скорости.

— Ну, держись, командир! — крикнул Марат. «Калиф, старая ты скотина… что же тебе всё неймётся?! — подумал дед Серёжа, плавно нажимая на курок. — На кой ляд всё это?» Несколько часов спустя Главврач, потирая поясницу, вышла из Володиной комнаты. На экранах всё ещё дымил БТР. Рецепторы Сэйвинга осторожно выглядывали из-за камня - тихо. «Суслики-сторожа» молчали. Прав был дед Серёжа - кончились гамеши. Некому было снова перевести их в режим лупи-по-всему-что-движется-Господь-разберётся-кто-свой-кто-чужой. Хотелось поплакать, но - нельзя. Впереди обход в больничке. В двадцать шестой группе подозрение на ОРВИ. Программисты обещали закончить-таки несколько позарез необходимых режимов для роботов-нянек на Нулевой Рубеж - час, когда… когда - помни, это только гипотеза! - останутся только дети и роботы. Проклятая Установка опять барахлит. Воду тянет, а с глюкозой сплошные проблемы. Техники говорят, снова корни промывать надо. Да и грунт - говно. Скудный грунт, ничего из него не

вытянуть. Во всяком случае в ближайшее время, пока нужные режимы не подберём. Урожай в главном отсеке, вроде, неплохой будет, но рук не хватает для уборки. Рук не хватает, роботов не хватает… ВРЕМЕНИ не хватает. И, главное - рано, рано, рано наружу выходить! Так и нахватаешься заразы. Да и мало ли кого сюда принесёт из тех, кто живы ещё наверху. Одичали… Да, но посевы, посевы-то, можно делать! Нет… рано ещё… так себя и выдашь, посевами. Если только подальше от входов, по весне… яблоньки, сливы… В скафандрах, с жёсткой дезактивацией при возвращении. Ну, должно же, Господи, должно же там, наверху, всё распасться лет через десять! И Трегубовский Миша, и Миллер, и Сэмюэль Эпштейн, и Сонечка Фанизер - все крупные учёные, все, к чьему мнению прислушивалась она, и кто ценил её многолетний опыт и аналитический склад ума, - все об этом говорят! - должен, должен распасться этот проклятый штамм! Выродиться и сдохнуть! А иначе - долгое угасание под землёй. На мгновение Главврач ясно увидела этот странный мир подземных жителей… с искусственным освещением, химически чистой водой, соляриями и бассейнами… мир, постепенно пустеющий оттого, что выросшие девочки не хотят рожать детей, которым будет уготована та же участь - жить в толще гор, подобно уродливым гномам. И через много-много тоскливых лет последний старик будет бродить по гигантским залам… и так и не решится выйти наружу, где над развалинами Города по-прежнему властвует отвратительная смерть - Чумастарость. Тамара Георгиевна подняла голову. Володя, оказывается, давно уже ковылял рядом, тяжело опираясь на костыль.

— Сам себя подорвал, — сказал он, хлюпая носом. Толстые щёки тряслись. — Сам себя…

— Он знал, что по-другому нельзя, — сухо сказала Главврач, ненавидя себя за этот казённый, ледяной тон. — Если вы, Володя, всё-таки сможете наладить связь с кузбасским Сэйвингом обязательно передайте им о смерти Марата Зигнатуллина. Геройской смерти. Она уже подошла к шлюзу, ведущему в жилые помещения, как вдруг обернулась, подумав о том, что необходимо сделать ещё одно - очень важное! - дело. Тщательно следя за своим тоном, не давая пробиться жалобным ноткам, Главврач дала своему заместителю подробное указание. Утром, когда дошколята топали на завтрак, на одной из стен перехода из младшего отсека в общие помещения, уже висел большой портрет улыбающегося белобородого Деда Серёжи в полевой спецназовской форме.

— Лена Ви-та-ми-нов-на! — пропищал смышлёный кареглазый малыш. — Это кто? Добрый волшебник?

— Как Санта Кла-а-аус? — недоверчиво протянула курносая кнопка в белых бантах.

— Да, он добрый волшебник, — ответила Елена Вениаминовна, стараясь не зареветь. — Как Санта Клаус.

— Это военный Санта, — авторитетно заявил дисциплинированный пятилетка Сяо Ли, старательно дёргая за руку Женечку, пытавшуюся прыгать на месте как кенгуру. — Он гамешей убивает! Всех-всех гамешей убивает! Я, когда вырасту, тоже буду на самолёте летать, мам спасать и гамешей убивать.

— И я!

— И я тоже!.. — загалдела группа.

— А я даже кошку ихнюю убью!

— А я…

— Да-да… — рассеянно сказала Елена Вениаминовна, сморкаясь. Господи, упокой души Сергея Романовича и Марата, со святыми упокой! Ох, до чего же я плаксивая стала, - просто сами текут слёзы. Просто сами текут и текут!

Константин «юджен» Бахарев Неудачный рейд Вдруг из колонки, висевшей над входом в кубрик, донеслись шуршание и легкий скрежет. Потом робот-информатор начал неразборчиво что-то сипеть. Закончилось его выступление грохотом и лязгом.

— Боевую тревогу объявили, гимн играют, — Паллем бросил игральные фишки на столик. — Прибыли, значит. Десантники начали быстро напяливать на себя одежду и боевую сбрую. Залязгало оружие, проверяемое перед выброской. В кубрик зашел командир группы. Хмуро глянув на закопавшегося в своих мешках снайпера Адольфа, он достал из кармана лист пластика.

— Идите все сюда, — командир положил карту на столик, сметая на пол фишки. — Смотрите внимательно. Наша задача — взять под контроль морской порт. Другие группы имеют свои задачи. Он прикоснулся пальцем к пластику. Выбранное место засветилось, и рисунок начал увеличиваться. Вскоре десантники увидели заснятый с орбиты каменный причал и болтавшиеся около него лодки.

— Это, конечно, дерьмо, а не морской порт, — командир снова ткнул пальцем в пластик. — Но здесь на всю планету только один городок. Наш отряд должен захватить его, желательно, без особого шума. Дальше, на нас лежит обязанность подготовить площадки для посадки основных сил. Найти подходящие места. Потом сваливаем на базу. Транспорты пока на базе ждут нашего сигнала о контроле. Десантники молчали. Впереди их ждала обычная работа. Высадка, штурм, удержание плацдарма.

— О противнике сведений новых не было? — Паллем посмотрел на командира. Тот отрицательно кивнул головой.

— Кроме десятка полицейских, здесь никого нет, — он сложил пластиковую карту. — Сведения месячной давности. Информации о прохождении конвоев от техразведки не поступало. У населения, их здесь около тридцати тысяч, только охотничье оружие. Так что вроде препятствий никаких. Все. Пошли на выход, через двадцать минут сброс. Шестнадцать десантных капсул, в каждой из которых находилось по семьдесят бойцов, ломая кусты и деревья, приземлились недалеко от городских построек. Вооруженные до зубов десантники быстро распределились в боевом строю. Но противника не было, кроме толстой женщины в ярко-зеленом купальнике и троих маленьких детей, бултыхавшихся в небольшом бассейне у крайнего дома. Они, молча, смотрели, как мимо них бесшумно проносились черные фигуры, увешанные оружием. Командир группы, ответственной за удержание причала, достал карту, сориентировался по местности и повел своих подчиненных быстрым волчьим шагом. Они двигались, в общем-то, без опаски, так как не опасались засад или мощного сопротивления. По той улице, где неслась группа, им встретилось с десяток аборигенов, застывших при виде десантников в полной растерянности. Где-то в городе послышались выстрелы, грохот взрывов и шум падающего здания. «Полицейский участок берут», — решил командир. Через полчаса быстрой ходьбы его группа добралась до причала. Десантники тут же блокировали все подходы к нему. Качавшиеся на мелкой волне моторки и небольшие прогулочные катера были пересчитаны, и на каждый определен сторож, вооруженный до зубов. Четырех владельцев катерков вежливо прогнали прочь. Командир дал команду разобраться с управлением водным транспортом. Мало ли, вдруг пригодятся. Занятыми постовой и дозорной службой оказалось около тридцати человек. Остальным

командир поручил заняться укреплением позиций, приготовлением еды и разбивкой лагеря. Посмотрев на своих озабоченных делами десантников, он снял боевой шлем, вытер мокрый лоб и не спеша набрал на клавиатуре передатчика код штаба отряда. «Мне нравится здесь, — подумал командир. — Тишина, море. Всегда бы так воевать. Сейчас доложусь о выполнении задачи, и можно искупаться. И бойцам отдых дам. Редко получается в такие рейды попадать. Да первый раз такой рейд».

— На связи первый! — услышал командир. Он только приоткрыл рот, собираясь докладывать, воздух начал выходить из легких, гортань и губы стали формировать звуки, как прилетевшая со стороны прибрежного леса пуля пробила ему череп и опрокинула навзничь. Тут же среди десантников захлопали, раскидывая иззубренные осколки, прилетевшие откуда-то мины. Потом из леса сверкнул оранжевый луч лазера и начал метаться по причалу, сжигая захватчиков. Практически мгновенно опытные воины открыли ответный огонь. Раненный в ногу Адольф, быстро пришлепнул к окровавленной штанине выхваченный из аптечки бинт, пропитанный антисептиком, и, не обращая больше на ранение внимания, аккуратно приладил свою электромагнитную винтовку на тело погибшего товарища. Выждав пару секунд, Адольф нажал на спуск. Синеватая молния выскочила из ствола в направлении леса. Через мгновение там, вывернув из почвы деревья, и подняв тучу земли вверх, взорвался аккумулятор лазерной пушки. Принявший команду на себя Паллем уже определил, что против них работают два миномета и четыре огнестрельных ствола. С лазером управился Адольф. Трое десантников сноровисто, быстро и практически незаметно проскочили до леса и скрылись в кустах. Два десятка стволов поливали огнем места, где могли находиться стрелки. Под прикрытием пуль и разрядов туда же ползли еще пятеро десантников. Через несколько минут Паллем услышал по рации доклады о том, что минометчики и стрелки ликвидированы. Чуть позже, старший группы, ликвидировавшей минометчиков, попросил Паллема подойти. И буквально, через секунду, с такой же просьбой к нему обратился десантник, работавший по стрелкам. «Что такое? — мелькнуло в голове у Паллема. — Что это разволновались?» Распорядившись о наведении порядка, помощи раненым, а их оказалось больше двадцати, и еще четырнадцать были убиты, он, доложив в штаб отряда о нападении, взяв с собой десантника, побежал в лес. Около развороченной взрывами гранат минометной позиции Паллем увидел непривычную картину. Старший группы, мичман Реут, плакал, сидя, откинувшись спиной на дерево. Двое остальных с хмурыми лицами курили, присев на корточки. Паллем глянул на убитых врагов, и ему стало не по себе. В камуфляжных костюмчиках, изодранных осколками, перед ним лежало несколько мальчишек десяти-двенадцати лет. Один из них, со снесенной взрывом половиной лица, крепко прижимал к себе мину.

— Паллем, это кадеты из летной школы, — проговорил один из десантников. — Что они здесь делали? Слушай, мы ведь не палачи, чтобы с детьми воевать. А у него, — он кивнул на старшего, — дома близнецы, примерно ровесники этим.

— Они нас только что покрошили, — жестко ответил Паллем. — Не лезли бы, остались живы.

— Полсотни пять, полсотни пять, я первый, ответьте, — послышалось из передатчика.

— На связи полсотни пять, — Паллем глубоко вздохнул, готовясь докладывать.

— Бросайте порт, двигайтесь к месту высадки. За ранеными вылетел вертолет.

— Понял. Через час Паллем подробно докладывал командиру отряда про бой и найденных пацанов.

— Знаю, — полковник Мешем махнул рукой. — Здесь, оказывается, на полевую практику прибыли кадеты младших курсов. Неделю назад. Мятежники решил здесь пацанов стрельбе обучать. Сейчас их человек тридцать забаррикадировалось в своей казарме и отбиваются от группы Старона. Сдаваться не желают. Что будем делать?

— Объемным боеприпасом по ним шарахнуть и все, — тут же ответил Паллем.

Мешем хмыкнул.

— А потом местные жители разболтают, что бригада десантников растерзала сотню пацанов, — он закурил. — А наши журналисты об этом пронюхают? Что тогда делать?

— Они же первые начали, — возмутился Паллем.

— Ладно, через полчаса собираем совет, там и порешим, как поступить. Информация в корпус десанта уже ушла. Вот тебе и мирное пришествие - прикончили сорок пацанов, орденов сейчас надают - каждому по паре! Предложения почетной сдачи на героических мальчишек впечатления не произвели. По ним не стреляли, но высунуться из казармы не давали, быстро пресекая такие попытки предупредительными - в паре сантиметров от головы - выстрелами. Утром растерянный Паллем зашел к Мешему, у которого собрались командиры групп.

— Приводнился корабль с журналистами, — доложил он. — Причем там только от мятежников. Говорят, про зверства нашей военщины прилетели сюжеты делать. Может, их прикончить всех? Мешем вздохнул.

— С корабля не выпускать! — решил он. — Туда, к ним, для надзора взвод десантников. К вечеру из штаба корпуса десанта пришло сообщение. Это был не приказ и не указание, а запись двух выпусков новостей телевидения мятежников. Печальный ведущий сообщил, что на одной из мирных планет императорский десант растерзал 26 кадетов младшего курса летной школы.

— По своему обычаю жестокие имперцы отрезали уши убитых и взяли их в качестве трофеев, — вещал ведущий. Во втором выпуске, предваренном надписью «Экстренный», тот же журналист, грустно глядя с экрана, поведал, что из 150 кадетов десантники никого не оставили в живых. А сейчас они начали истреблять мирное население единственного городка, и фактически вырезали группу журналистов, прибывших для съемок фильма о местной природе. Мешем, молча, смотрел запись. Командиры групп и штабные офицеры шушукались между собой.

— Как там кадеты? — Мешем обернулся к своему заместителю.

— Не сдаются, — ответил тот. Ночью десантники получили приказ возвращаться на базу и освободить всех пленных. Эпилог Паллема бросила невеста, сказавшая, что с убийцами детей она не хочет иметь ничего общего. Мешема разжаловали до майора. А планету, на которой императорские десантники получили неожиданный отпор, было решено просто уничтожить атакой из космоса.

— На мелкие кусочки развалить этот шарик, — инструктировал командующего эскадрой верховный адмирал. — Желательно в пыль. Так и поступили. Про уничтожение планеты дважды упомянули в боевых сводках и забыли. Такие случаи были не так уж и редки в семисотлетней войне мятежников и метрополии.

Александр «uralov» Уралов Дополнительная защита Средний Урал, Ивдель, Академия МВ, 2161 год Третьекурсник Василий Лахтин вытер лоб ладонью, машинально отмахнувшись от назойливого ментального щупа, причудливо извивающегося с правой стороны головного обруча. Собственно говоря, и щуп и обруч существовали только в его воображении, но менее реальными они от этого не ощущались. Сердце болезненно толкалось в рёбра, подло тошнило.

Да-а… Такого противника он не встречал уже давно! Ловко и споро Василия загнали в болевую зону… и чуть было не выпотрошили с ужасающей скоростью и жестоким равнодушным профессионализмом. «А я-то… хорош гусь-дубина! Нарисовался… с тремя дезинтеграторами - ха! Тоже мне - геройразрушитель! В два счёта и схлопотал по мордасам!» — самокритично прошептал Василий, придавая спинке кресла наклон в 45 градусов. Его подразделение, тройка бойцов, было бессильно помочь своему командиру. В конце концов, у каждого в бою своя функция, а начинает атаку всегда командир. И не потому, что он имеет некое воинское звание, более высокое, чем у других, а потому, что только в этом качестве он и может быть применён в бою. Рождён для этого, если хотите… От стыда перенесенного поражения его бросило в пот. Вот вам и надежда курса, девичий любимец, эмир группы, чемпион хренов! Василий вспомнил лицо смешливой красавицы Сяо Мэй… и настроение его совсем испортилось. Правильно она при всех его уела… тогда, на последнем тренинг-погружении! Как эмир трёх звеньев, как командир группы, он должен признаться себе в этом: на том ментальном уровне, на котором он в гордыне своей настаивал, Василий Лахтин уязвим больше, чем он себе представлял. И то, что он смог всё-таки одолеть группу Сяо Мэй в учебном бою, не делает его уязвимость исчезнувшей сама собой. И он даёт себе слово Воина, что с первой же передышки в боях он будет отрабатывать и отрабатывать ментофайтинг - комплекс защитных мер, необходимых именно на данном уровне! Василий понял, что окончательно пришёл в себя. Пора было перегруппироваться и снова вступить в контакт с мощным противником. Клавиатура привычно сунулась под руки. Из зеленоватой глубины монитора всплыла и заколыхалась надпись: «ВВОД ДАННЫХ ДЛЯ ПЕРЕЗАГРУЗКИ?»

В последнее время опять вернулась мода на старину. Интересно, почему? Вот уж, была охота городить все эти стильные экраны и декоративные клавиатуры… чисто древние крестьяне какиенибудь!

— Да! — хрипло пробормотал Василий. — Ввод данных. Объект прежний. Фобии прежние. Загрузить дополнительную защиту по протоколам DDS, XOPI, YMD с максимальным расширением до нижнего ментального порога. Василию очень хотелось рискнуть… прорваться через затруднение одним прыжком. Ошеломить, смять противника, которому на текущий момент удаётся грубой силой проломить контрзащиту Василия, выстроенную по строчке, по страничке, по ментальному файлику… «ВОЙТИ В СИСТЕМУ «ФРЕДДИ КРЮГЕР»?»

Придумали названьице, тоже мне программеры… умники-засранцы! Шуточки им… Василий хорошо помнил, как его грудь пронзала медная полоса, наискосок пересекающая пугающую тьму. Неясно видимые ржавые вентили и трубы, выпускающие беспорядочные струйки пара, пахнувшего тухлятиной, меняли свои очертания… … и бледная девушка в отсыревшей ночной рубашке, нанизанная, как и Василий, на бесконечную медную полосу… Она судорожно перебирала по ней руками с сорванными ногтями… и жадно продвигалась к нему… кровоточа пустыми глазницами. Нанизанная на безжалостный металл, девушка неотвратимо подтягивала себя к Василию… и каждый рывок неожиданно быстро сокращал расстояние между ними… «СИСТЕМА ПЕРЕНАСТРОЕНА. ВОЙТИ?»

— Давай! — упрямо сказал Василий. Сейчас он всё-таки пройдёт до точки вектора сопротивления, пробьёт проход! За ним ринется его тройка: Гори, Мьяга-Хо и Женька. Общими усилиями они доломают защиту, - одним мощным ударом всё-таки вскроют хранимые ментальные файлы, столь необходимые для продолжения наступления! Это наступление будет продолжено! Это наше наступление не остановить! И на острие всплеска всеобщего гнева будет он - Василий Лахтин, которому скоро исполнится заветные шестнадцать лет! И он - один из тех самых, - вы понимаете?! - тех самых шестидесяти курсантов, которых отобрали из сотен тысяч парней и девчонок по всей России! Василий Лахтин! Россия! Мужчина и воин! … три визжащие твари мгновенно вцепились ему в живот. Василий попытался оторвать их от себя, но они вгрызались в плоть, упруго скользя под пальцами. Василий закричал. Какая страшная, звериная боль! Всё исчезло. Остались только он и боль. Боль поглотила весь мир. Она была везде. Она была всем. …и небеса померкли для него. И всё вдруг закончилось. Он лежал в сыром подвале, задыхаясь на куче вонючего, как адская бездна, тряпья. Гори, как облитая защитным трансдермом, протянула ему флягу бодрящего. Лицо её горело.

— Как ты? — спросила она, оглядываясь и крепко сжимая дезинтегратор.

— Вхожу в норму, — сипло сказал Василий. — Сходу вляпался.

— Аккуратнее надо было входить, — сказала Гори. — А ты как на вечеринку вывалился. Кирпичи свода начали шевелиться. Сквозь щели между ними посыпались белые черви с чёрными головками. Егор тотчас закрыл лицо щитком шлема. Черви копошились на трансдерме, пытаясь прокусить его. В углу подвала ворочался изъеденный язвами голый старик. Он повернул к ним голову и раскрыл беззубый рот. Из живота его свисали провода и внутренности.

— Уходим, — сказал Василий и вскочил на ноги. — Гори, иди следом! Старик раскрыл рот ещё шире. Изо рта вываливалась горячая жижа. Гори отвернулась. Они проскользнули по пульсирующему проходу и провалились по пояс в шевелящуюся бурую жижу. Сверху с воплями падали ободранные до мяса люди. Гори сшибло с ног, и Василий рванулся к ней, по плечо погрузил руку, нащупал что-то упругое и скользкое и… ухнул в яму. Гори нигде не было. Яма была земляная, с торчащими из стенок корнями. Откуда-то сверху падал дождь. Василий попытался подпрыгнуть и ухватиться за корень, но упал обратно, ободрав себе живот. Он был абсолютно гол. Равнодушная Гори уже лежала под ногами. Горло её пересекала чёрная запёкшаяся рана. В глазницах торчали отрезанные большие пальцы. Сяо Мэй бросила в яму первую лопату земли… Потом Василий долго пробирался через узкий лаз в земле. Отвратительные скользкие мокрицы лопались под руками. Усилием воли он всё-таки подавил в себе дикий приступ клаустрофобии и вновь оказался облечённым в трансдерм. Мьяга-Хо и Женька вытянули его на поверхность, где мрачные люди в кольчугах уже тыкали факелами в огромную кучу сухого хвороста. На вершине костра первокурсница Наташка, рыдая, билась в колючей проволоке, которой её привязали к столбу. У её ног сидела абсолютно поседевшая Гори и мерно раскачивалась из стороны в сторону. На лице и плечах её кровоточили многочисленные порезы. Втроём они расстреляли палачей, и Мьяга-Хо вытащил Гори на палубу океанского лайнера. Он

наскоро сканировал ментальным эго-полем несчастную девушку. Гори не отзывалась. Они отправили её в сон, и её тело медленно растворилось во влажном солёном воздухе. Значит, они остались втроём. Но выросшая за бортом гигантская тёмно-зелёная волна расшвыряла их в разные стороны. Василий тонул, уже чувствуя, как вода врывается в его лёгкие, размочалив их в кровавые мокрые клочья… но его рванули за волосы и избитый в кровь Женька выволок его в боковой окоп. Артобстрел был в полном разгаре.

— Где Мьяга-Хо? — заорал Василий, отплёвываясь от сухой пыли, дерущей глотку.

— Отнесло в сторону, — крикнул Женька, набивая магазин от калаша. — Если сумеет прорвётся, а пока тебя только я прикрываю, понял? Тяжко нам сегодня придётся! Близкий разрыв осыпал их комьями земли и заволок удушливой пылью. Кашляя, Василий потянулся к Женьке, но тот сидел, откинувшись к стенке окопа, и только как-то странно дёргал руками и ногами. Василий засмеялся. Он смеялся и смеялся, кашляя до рвоты, и никак не мог остановиться. Ну, не смешно ли? Осколком Женьке аккуратно срезало голову, оставив только нижнюю челюсть, болтающийся запылённый язык и кровавый пузырь, вздымающийся из перебитой трахеи. Надо остановиться, надо остановиться! Он чувствовал, что Связной где-то рядом. Совсем рядом! Ещё немного, ещё совсем малую толику воли и терпения, и он сможет передать ему все те данные, которые ждут компьютеры Центрального фронта. Координаты, перехваченные коды «свой-чужой», тайнофайлы… всё это он помнит, помнит хорошо, да! И сейчас он передаст их Связному, который, улыбаясь, сидит за столом рядом с полковником Д., кивая головой. У экрана школьного монитора так приятно спокойно сдавать экзамен, не торопясь, нанося на матовую поверхность строчки цифр и символов. Вся группа аплодирует. Осталось только добавить последний штрих. Василий берёт в руки старенький потёртый менто-щуп и наводит его на экран. Итак, координаты, коды «свой-чужой» и… Стой! Стой!!! Это - ловушка! Это не Связной, это - ловушка! Оглушающий удар взрыва выбрасывает его через окно. Осколки стекла легко распарывают его тело. Он падает на огромную кучу металлической стружки и над ним склоняется мёртвое лицо Сяо Мэй. «Коды?!» — говорит она. Изо рта её пахнет ужасной гнилью.

— Коды?! — невнятно повторяет она и поднимает ржавый гвоздь. — Тайнофайлы? Василий кричит. Он уже ничего не может сказать. Гвоздь медленно выскребает его глазницы. Господи! Господи!!! Когда милосердная система отключилась, Василий ухнул во тьму, где пахло нашатырём и йодом. *** «… после удешевления производства компьютеров уровня квантового программирования, а также глобального развития беспроводной связи, Сеть стала единым организмом. Захват и уничтожение групп и формаций скоплений компьютеров не приводил к потере данных, многократно дублирующихся самой Сетью в процессе ввода. Любая информация становилась «прозрачной». Пароли и системы защиты, рассчитанные на перебор триллионов комбинаций, взламывались менее чем за месяц. Однако ещё до начала Святого Джихада человек научился подключаться к Сети с целью прямой передачи массивов данных, - т. наз. «воин-пароль» (устар.). Кроме того, подключение достаточно быстро начало преследовать и более сложные задачи. Воины входили в ментальные контакты с целью разведки боем и силового перехвата глубоко законспирированных ключевых, каркасных и иных тайнофайлов, хранимых в ментальных слоях специально обученных «связных» или «гонцов». Начались безумные - во всех смыслах - ментальные войны, окончание которых пришлось на период…»

(Учебник для средних и старших классов «Развитие цивилизации от каменного века до наших

дней»)

*** «… Ментальная война — это война подсознательных страхов и фобий. Даже если у вас не так уж и развито абстрактное мышление, и художественное воображение, то всё равно, при малейшей поблажке самому себе - вы обязательно потерпите крах! Помните, вы воюете в мире, где возможно всё. Физическая, политическая и ментальная подготовка воина - залог его грядущих побед в мирах кошмаров и ужасов, неотличимых от реальности! Каждая ваша победа, это победа над собой, но не для себя одного, а во благо мира, во благо России!..»

(из Устава Ментального Воина)

В морге было прохладно и неожиданно уютно по сравнению с влажной жарой хилых акациевых аллей Академии. Прозектор стянул перчатки и небрежно бросил их в хлюпнувшую пасть старенького утилизатора.

— С каждым годом они всё моложе и моложе, — пробормотал он, закуривая модные нынче сигареты, стилизованные под старинные, табачные. — Помню, как года полтора назад меня дрожь брала, когда вскрывал первого шестнадцатилетнего пацана, умершего от обширного инфаркта. А теперь они косяком идут. И - ничего!

— А что вы хотели? — равнодушно ответила пожилая ассистентка, вглядываясь в работу автомата-бальзамировщика. — Воюют всегда молодые. С энтузиазмом. Во все времена, во всех странах. У них в группе только Сяо Мэй восемнадцатый год пошёл, а остальные - все моложе. С потолка упала капля, разбившись о холодный живот Василия, на котором вертикальный разрез аккуратно зашивался суетливыми гибкими щупальцами.

— Чёрт, опять! Я отправил уже три служебные записки, чтобы наконец-то перекрыли течь на первом этаже! — раздражённо сказал прозектор, тыкая пальцем в клавиатуру: «Курсант Василий Лахтин. Причина смерти…». — Мало того, что мне третий день ремонтируют нормальный комп, так ещё и это! Тёмно-вишнёвый ароматный пепел свалился с кончика сигареты и мягко рассыпался, попав между клавиш.

— Командирам теперь не до этого. Наступление! Сколько готовились-то! Ну, и пошло-поехало - считай, даже с третьего курса практически всех слизнули, а это всё-таки девятнадцать человек!

— продолжила ассистентка.

— Они там как рассуждают? — не слушая, пробормотал доктор, вглядываясь в мокрое пятно на потолке, — Покойникам, дескать, всё равно, и вы пока в своём подвале перебьётесь. Нет, ну куда это годится?! Компьютер - рухлядь, потолок протекает…

— «Перебьётесь»! — злился прозектор, впечатывая в пробелы стандартного бланка результаты вскрытия. — Я им там «перебьюсь»… Автомат-бальзамировщик наложил последний шов и залепил его лентой телесного цвета. Мозг Василия уже плавал в консервант-жидкости, ожидая более подробного исследования. Прозектор очень надеялся за время наступления всё-таки успеть набрать свежую статистику по глубоким ментальным поражениям по протоколам YMD и выйти, наконец, на звание имам-доктора. Что-то подсказывало ему, что именно в этом направлении можно что-то довольно быстро нарыть, а иначе войну он закончит в том же звании и в той же должности. Итак, вон, приходится вскрытия трупов делать, как простому прозектору. Врач запихнул окурок обратно в пачку на восстановление, вздохнул и дал бальзамировщику команду одеть тело в

парадный комбинезон для церемонии прощания. Курсант элитной Академии, третьекурсник, эмир трёх звеньев и командир подразделения глубокой разведки Василий Лахтин был полностью готов к почётной отставке. Вечером свободные от боевого дежурства курсанты соберутся в Зале на траурную церемонию. Тем временем Мьяга-Хо, Женька и Гори, проходили ускоренную реабилитацию. Их тройку хотели расформировать, но полковник Д. решил назначить им нового командира, четверокурсника Селима, который хорошо зарекомендовал себя в наступлении.

Заключительное слово Одним из объяснений выражения «перекрестный» в словаре Ожегова является «Сходящийся с разных сторон в одном месте». Первый тур конкурса, сочинения из которого и вошли в этот сборник, показал, что в нем, действительно, сошлись в одной точке рассказы авторов, пишущих в разных жанрах. В точке, которой оказался наш сайт, пересеклись разные по силе, направленности, качеству и стилю произведения. Сравнивать между собой разные жанры невозможно, да и не нужно. Просто потому, что они – разные. Можно только читать и получать от этого удовольствие. Ведь хорошее, с чувством написанное произведение, не останется незамеченным читателем. Вы уже знаете, какие рассказы получили путевку во второй тур. Сказать, что во второй тур прошли самые лучшие, было бы не правильно. На мой взгляд, все произведения были хорошими. Просто некоторые из них смогли больше заинтересовать, чем другие. Возможно, их авторы нашли именно ту веревочку, за которую надо дернуть – и дверь в сердце читателя распахнется. Может, они нашли именно ту струну в душах наших пользователей, которую надо тронуть – и она отзовется чистой нотой. Хочется верить, что прошедшие во второй тур не потеряют настрой, и смогут порадовать нас своими произведениями еще раз. Хочется надеяться, что второй тур окажется еще красочнее, эмоциональнее и острее.

Над сборником работали: Автор идеи и руководитель:

Дмитрий «Забатар» Аникин Редакторы: Наталья «Случайная» , Роман «OMu4» Фомин Автор сопроводительных статей: Татьяна «tanyaversal» Медведева Сопровождение на форуме: Дмитрий «Забатар» Аникин, Татьяна «tanyaversal» Медведева, Надежда «Listik» Леонова, Наталья «Случайная» , Юлия «ulyaivanyuk2009@» Иванюк Верстка: Роман «OMu4» Фомин Дизайн исходной обложки: «Kaverella De Vine»

Комментарии 1 Тэм Гринхилл «Смерти нет» 2 Йовен «Песня о лаже» (Лина Воробьева) 3 В фигуре были псы — в районе были спецназовцы (жарг.)

4 Струп — знак опасности (жарг.)

5 С начинкой — под действием наркотиков (жарг.)

6

Ласковые — проститутки (жарг.)

7 Хари — человекообразные мутанты (жарг.)

8 Сахарница — место, где можно раздобыть наркотики (жарг.)

9 Мамочно — страшно (жарг.)

10 Очково сбито — хорошая работа (жарг.)

11 Чинь — наркотик (жарг.)

12 Окурки — патроны (жарг.)

13 Матч — выгода (жарг.)

14 Никель — дебил, придурок (жарг.)

15 Заели хохму — приняли наркотики (жарг.)

16 Процедурой «Reproduce» (от английского «воспроизведение») стали называть деторождение, которое строго контролировалось государством.