Михаил Михеев - Путь домой

Михаил Михеев «Путь домой» Издательство «Центрполиграф» Серия «Наши там» Аннотация Люди — существа странные и дружить умеют только против кого-то. Поэтому, как только настучали по голове и прочим интимным местам соседям по Галактике и обнаружили, что врагов больше нет, тут же передрались между собой. В результате человечество оказалось на столетия отброшено в развитии, а многие колонии, отрезанные от метрополии, и вовсе скатились в Средневековье. Когда же земные корабли вновь вышли в дальний космос, выяснилось, что те расы, которые раньше боялись и голос подать, теперь представляли опасность. Закипели новые звездные войны, и во время одной из них учебный корабль с экипажем из курсантов встретился с кораблем боевым. Результат был закономерен — земной корабль погиб, а единственный выживший член экипажа угодил на далекую планету, населенную бывшими соотечественниками. Теперь его задача — выжить и вернуться домой... Я возьму с собою этот большой мир, Каждый день, каждый его час! Если что-то я забуду, Вряд ли звезды примут нас…

Роберт Рождественский Крейсер опускался на планету по баллистической траектории. Правильнее было бы сказать, не опускался, а падал — ни один двигатель корабля уже не работал, системы управления тоже вышли из строя. В многочисленных коридорах и каютах еще горели неверным красным светом аварийные лампы, но освещать им по большому счету было уже и нечего и не для кого — корабль умирал. Силовые поля, которые, теоретически, должны были защищать его при входе в атмосферу, потухли еще во время боя. Изувеченная вражескими снарядами обшивка раскалилась от трения о воздух и сейчас отлетала пылающими лохмотьями. Больше всего крейсер напоминал болид, однако сгорать в атмосфере он не собирался — слишком велик был запас прочности, заложенный в него конструкторами, слишком тугоплавкой была его броня. У немногочисленных выживших членов экипажа, зажатых в недрах спасательных капсул, еще оставался шанс, что крейсер продержится до момента, когда войдет в плотные слои атмосферы, и капсулы можно будет безбоязненно отстрелить. Правильнее всего было сделать это еще на орбите, но вражеский линкор, точным залпом ссадивший с нее крейсер, несомненно, добил бы их. А внизу взрыв, который должен был произойти при падении корабля, надежно замаскировал бы капсулы от нежелательного внимания. Увы, надеждам людей не суждено было оправдаться. Со страшным грохотом корпус корабля раскололся — очевидно, во время боя какой-то шальной снаряд повредил каркас. Сразу же изменилась аэродинамика, и воздух, как молотом, ударил изнутри по остаткам конструкций, разрывая крейсер на куски. До поверхности планеты долетели лишь пылающие обломки. Надо отдать должное автоматике корабля — она среагировала вовремя, постаравшись отстрелить спасательные капсулы, однако отстрелилась только одна — остальные были затянуты в круговорот падающих обломков и вместе с ними рухнули на планету. Раскаленное месиво обрушилось на склон горы, вызвав гигантскую лавину, которая тут же погребла их под многометровым слоем снега. Уцелевшая же капсула перемахнула через горы и упала с другой стороны — ее двигатели так и не запустились, но запас прочности корпус имел колоссальный. К счастью, здесь не было снега, поэтому капсула просто съехала вниз, сбив по дороге несколько десятков валунов и вызвав небольшой обвал. Внизу, у подножия горы, она лежала несколько часов, прежде чем окончательно остыла, и лишь потом откинулась покореженная, но, к счастью, не заклинившая

крышка люка, и из него с трудом, цепляясь трясущимися руками за оплавленную обшивку, вылез единственный уцелевший член экипажа крейсера «Меркатор». Его звали Петр. Петр Виноградов, курсант, Военная академия военнокосмических сил Земной федерации, третий курс, факультет навигации. В числе сорока таких же желторотых курсантов он находился на борту учебного корабля в учебном же полете. И вот — нарвались… Вообще, курсант Виноградов никогда не хотел быть военным — он планировал стать обычным мирным, гражданским штурманом. Плохо разве? Сидишь себе в рубке, покуриваешь травку да вносишь координаты в компьютер, который сам за тебя работу делает. Деньги капают, все девчонки в порту твои — ну чем не жизнь? Это тебе не механиком на старой шаланде — у них хоть деньги и хорошие, но от постоянного контакта с реактором годам к тридцати ни волос нет, ни потенции. И не суперкарго, который одно название что космонавт, а по сути — дипломированный грузчик. Здоровье, конечно, космонавту требовалось хорошее, но генная инженерия вкупе с высокотехнологичной фармацевтикой делали если и не чудеса, то что-то близкое к этому. За здоровьем своих граждан служба здравоохранения следила пристально. Правда, чтобы стать штурманом, надо иметь еще и хорошие способности к математике, но как раз с этим у Виноградова проблем не было. Писал, правда, безграмотно, да и читать не любил, а вот точные науки ему всегда давались легко. Отец-профессор пророчил Петру большое будущее в науке, но парню совсем не улыбалось, подобно отцу, сначала угробить молодые годы на диссертации, а потом до конца жизни учить бездарей и лоботрясов в провинциальном вузе за грошовую зарплату, из всех благ наживая только язву. Так что пошел он и подал заявление в училище коммерческого космофлота. Экзамены сдал легко и вскоре уже учился в обществе таких же, как он, рациональных до циничности и в то же время в меру романтичных малолетних ботаников. Будущее казалось если не безоблачным, то вполне радужным. Но, к сожалению, счастье длилось так недолго… Проучился он ровно неделю, а потом началась война. В принципе ничего удивительного в этом не было — люди постоянно с кем-нибудь воевали. Драчливая раса, что тут сделаешь. Наверное, поэтому они и стали самыми процветающими в обозримой части Галактики. Так вот, началась война с таргами. Нормальная, давно предсказанная война — все аналитики еще удивлялись, почему она не началась раньше. Лет десять все висело на волоске — две цивилизации, примерно равные по ресурсам и технологическому уровню, бряцали оружием, скалили зубы, но при этом

отчаянно пытались оттянуть начало конфликта. Так пытались, что даже выступили в союзе во время еще одной войны, с цивилизацией, заметно превосходившей и таргов и людей уровнем развития. А так как оба случайных союзника стремились произвести друг на друга впечатление и внушить, что они необыкновенно круты, то вложились в ту войну с таким энтузиазмом, что неожиданно для всех ее выиграли. На этом фоне обыватели с обеих сторон даже нервничать перестали — угроза, существующая слишком долго, становится угрозой привычной, а привычная угроза перестает восприниматься как угроза вообще. Даже туризм и взаимный культурный обмен развивался. Гастроли классического балета, например, у таргов пользовались стабильной популярностью. Однако всему на свете приходит конец — и ожидаемый Апокалипсис разразился. Только вот Апокалипсис был какой-то неправильный — вместо того, чтобы все его участники сгорели в очищающем огне (ядерное и термоядерное оружие оставалось лишь на складах длительного хранения, но кварковое, мезонное и прочие современные виды вооружения, будучи намного мощнее, выдавали вполне схожие спецэффекты), корабли конкурирующих цивилизаций начали активные пограничные стычки, не вторгаясь при этом на территорию противника. Похоже, они все-таки напугали друг друга до мокрых подгузников и теперь, с одной стороны, не хотели воевать, а с другой, еще больше опасались демонстрировать коричневый цвет задниц. Вот и долбали друг друга эскадры боевых кораблей в глубоком космосе, пугая в первую очередь жителей нейтральных планет. Масштабы, надо сказать, были впечатляющими — со стороны Земной федерации в боях участвовало около четырехсот кораблей, от эсминца до авианосца включительно, не считая всякой шушеры вроде штурмботов и прочих авизо. Тарги оперировали схожими силами, их кораблей было чуть больше, но зато они немного уступали кораблям людей в классе. Ну а потери… За первый год войны люди потеряли семь кораблей классом не выше крейсера и около двухсот человек. О таргах сказать было сложнее, но, похоже, потери были сравнимы. Так или иначе, но уже на второй день войны была объявлена всеобщая мобилизация, и первыми, как и ожидалось, под раздачу попали те, чьи профессии были связаны с космосом. И вот десятого сентября офигевший от неожиданно свалившихся на него перемен Виноградов уже примерял новенькие погоны курсанта начального училища военно-космической разведки и тупо старался понять, как его угораздило во все это вляпаться. Для него, равно как и для его однокашников, сразу наступила мучительная переоценка ценностей. Оказалось, что есть не только необременительные

занятия, тусовки и травка — вместо добрых и все понимающих преподавателей перед ними оказались строгие дядьки в мундирах, отправляющие на губу за малейшую провинность, а в общаге, которую почему-то обозвали кубриком, суровые сержанты, способные головой разбивать кирпичи, учили одеваться за сорок пять секунд. Свободное время вдруг исчезло — его место заняли бесконечные кроссы, тренажеры и занятия по стрельбе и рукопашному бою. А потом им объявили, что в связи с военным временем сроки обучения сокращены с пяти до трех лет, и не стало хватать времени даже на сон. Вот тут-то все они и взвыли, но поздно. Некоторые, правда, решили схитрить и написали заявление об отчислении. Как ни удивительно, их и впрямь отчислили… Прямиком в армию, в десант — там смертников всегда не хватало. Остальные сделали выводы и стали тянуть лямку с удвоенным рвением. Как ни удивительно, но всего полгода спустя Виноградов обнаружил, что армейская жизнь начинает ему нравиться. Все-таки привычка — великое дело. Постоянная боль в мышцах сначала притупилась, а потом и вовсе исчезла, жирок сменился мускулами, а через голову прошло столько информации, сколько в обычном коммерческом училище в нее не вбили бы и за два года. К тому же, когда Петр приехал домой на каникулы, оказалось, что девчонки к подтянутому и мускулистому курсанту проявляют не в пример больше внимания, чем к рыхловатому штатскому мозгляку. Жаль, что вместо трех месяцев отпустили только на неделю, ну да и хрен с ним — война же рано или поздно кончится. Виноградов ничуть не сомневался, что повоевать он даже и не успеет и попадет в конце концов в самую обычную пассажирскую или транспортную компанию, а навыки военного штурмана лишними не будут. Тем более что к этому все и шло — война текла вяло, без огонька, и становилась уже привычным неудобством, не более. Постреляют-постреляют, да и помирятся. Еще год, ну два — и все кончится… После второго курса они уже умели не только прокладывать курс, но и самостоятельно пилотировать малотоннажные корабли, сносно стреляли, могли без проблем настучать по морде противнику вдвое крупнее себя — учили их на совесть. Каждый способен был при нужде справиться с любым механизмом корабля или грамотно владеть корабельными орудиями — пусть и хуже, чем те, кто занимался этим специально, но вполне сносно. На военном флоте был принят универсализм — кто знает, в какой ситуации ты окажешься и кого тебе придется подменять. На войне, как известно, убивают, и единственный шанс уцелеть — убить врага раньше, чем он убьет тебя. После окончания курса всех опять распустили на неделю по домам, а по возвращении началось то, чего все ожидали и все без исключения чуть-чуть боялись. Начался третий курс.

Третий курс, по программе, — это практика, практика и практика. На училище выделяются три корабля — старые лоханки, по недоразумению называющиеся вспомогательными крейсерами. Экипажи формируются из курсантов, только офицеры кадровые, и идут эти корабли по раз и навсегда утвержденному изумительно спокойному маршруту. Это первый рейс, призванный обкатать молодежь. Второй рейс — то же самое, но корабли идут уже поодиночке, по районам сложным для навигации. Там молодежи учиться самое то — и штурманы на проводке тренируются, и артиллеристы практику отстрела метеоров-астероидов получают, и механики… Ну, механики — это вообще отдельная тема. Почему учебные корабли такие развалины, а их ремонтом никто не занимается всерьез? Да потому, что чем больше неполадок — тем больше практики механикам. Главное, чтобы проблемы не были фатальными, а так — научатся устранять и течи в реакторе, и течи в канализации. Вперед, ребята, — учиться, учиться и учиться, как завещал великий Ленин! Кто такой Ленин, правда, никто не знал — говорили, что какой-то легендарный герой древности, но фраза у мужика все равно хорошая получилась, этого было не отнять. Ну и ушли они в рейд — по полсотни желторотых курсантов и десятку офицеров на крейсер в первый рейс и те же офицеры и сорок курсантов во второй. Десять человек отсеялись — практически столько же, как и в другие годы. Стандартный процент — к космосу приспособлены далеко не все и те, что годны для полетов в планетарной системе, не всегда справляются с нагрузками в дальних рейдах. Психика у людей разная, что поделаешь, и предсказать, кто есть кто, заранее невозможно. Кто-то может выдержать несколько месяцев в бронированном гробу вдали от солнца, кто-то нет. Не зря из десяти офицеров крейсера трое были медиками, а среди лекарств был огромный запас всякой успокоительной дряни. Комната с мягкими стенами тоже в наличии имелась, — и, надо сказать, во время первого рейса редкий полет она пустовала, равно как и анабиозная камера. Во время второго рейса все и произошло. Крейсер как раз вышел на орбиту ничем не примечательной планеты, расположенной в стороне от сфер влияния всех сколько-нибудь замешанных в конфликте сторон. Там его и зажал линкор таргов с труднопроизносимым названием, неожиданно выскочивший непонятно откуда и отсалютовавший земному крейсеру бортовым залпом в упор. Словом, мало не показалось. «Меркатор» с самого начала не имел никаких шансов. Старая калоша с экипажем из салабонов — и линкор-рейдер последнего поколения, один из лучших кораблей флота таргов. Удивительным было уже то, что тарги не ссадили

крейсер с орбиты первым же залпом, но тут курсантам просто повезло. Силовые поля их корабля соответствовали таковым кораблям классом выше — тяжелого крейсера или даже линкора не из самых новых. Дополнительная страховка — никому ведь не охота потерять корабль из-за того, что какой-нибудь шальной метеор проскочит мимо раззявы-курсанта, контролирующего системы активной защиты. Вот и ставили генераторы помощнее, и сейчас это очень пригодилось. Во всяком случае, первый удар крейсер выдержал — противник явно экономил ресурс своих батарей и бил на пониженной мощности. Для обычного крейсера этого должно было хватить, для «Меркатора» — нет. К чести курсантов, они даже и помыслить не могли о том, чтобы сдаться. Вместо этого, они бросились по местам и даже успели отработать по корпусу неосмотрительно приблизившегося и столь же неосмотрительно ослабившего защиту вражеского корабля. Добились даже двух попаданий, из которых одно, хотя и было ослаблено защитным полем, пробило броню. Тарги этого не ожидали. Вообще, эта псевдогуманоидная цивилизация славилась не только решительностью и почти человеческой драчливостью, но и неумением держать удар, когда что-то шло не так, моментально впадая в панику. На этом их уже не раз подлавливали в прошлых войнах и люди, и представители многих других цивилизаций. Сейчас это подарило экипажу крейсера лишние секунды жизни и призрачный шанс ускользнуть, однако тарги опомнились чуть раньше, чем «Меркатор» успел нырнуть за спасительную планету. На сей раз посланный ему вслед полновесный залп погасил защитное поле и точнехонько поразил двигатели крейсера. Потом линкор приблизился и вскрыл его броню, как консервную банку. А затем потерявший управление корабль вошел в атмосферу и устремился в свой последний полет — прямо на высящиеся под ним пики скал. Это был конец. Зажатый противоперегрузочным креслом спасательной капсулы курсант Виноградов ничего этого не знал. Так уж получилось, что командир крейсера был опытным офицером с немалым боевым опытом. Капитана второго ранга Амбарцумяна не любили в училище, считая его говнистым и не слишком честным человеком. Насколько верны были эти оценки, сказать сложно, но в бою командир крейсера повел себя храбро и грамотно. Он слишком хорошо знал, что сделают с крейсером орудия линкора, — как-никак ветеран трех войн, было дело, горел уже. И он прекрасно понимал, что уйти его кораблю не удастся ни при каких обстоятельствах, поэтому первый и единственный приказ, который получили курсанты, был убираться в спасательные капсулы.

Одни курсанты не услышали приказа, другие проигнорировали его и остались на боевых постах вместе с офицерами и доблестно сгорели, когда крейсер получил-таки свое, а Виноградов, вместе с еще несколькими не столь доблестными сокурсниками, успел прыгнуть в спасательную капсулу. А потом корабль затрясло, последовал удар — и сознание вылетело из курсанта, как дятел из дупла. Когда Виноградов пришел в себя, его окружала полная, просто поразительная тишина. Лишь спустя несколько секунд, а может, и минут, определиться со временем было сложно, он сообразил, что по-прежнему находится в спасательной капсуле, только почему-то вверх ногами. Кое-как отцепил страховочные ремни — и тут же сверзился на пол, точнее, на потолок, оказавшийся внизу. Приложился так, что зашипел от боли, но все-таки сумел встать и принялся искать клавишу включения аварийного освещения. Поиски заняли порядочно времени, потому что ориентироваться в перевернутой капсуле оказалось непривычно, однако курсант справился с заданием и все-таки сумел включить свет. Увиденное его порадовало. За исключением того, что капсула перевернулась, ничего с ней не случилось. Вообще запас прочности у этих капсул был колоссален. Этакая бронированная спасательная шлюпка, позволяющая без особых удобств доставить человека от аварийного корабля к ближайшей планете. Простенький одноразовый гиперпривод, маломощный двигатель и набор выживания. Хотя были в этом и плюсы. Минимум удобств — это еще и минимум того, что может оторваться и начать летать по кабине, разнося все, во что попадет на пути. Сейчас, несмотря на падение, в капсуле ничего не было сломано, ни один предмет не сорвался с креплений. Можно сказать, повезло — какая-нибудь железка, прилети она в голову потерявшему сознание космонавту, могла привести к тому, что это сознание уже никогда не вернется, и поставить точку в его недолгой истории. Кое-как сориентировавшись в перевернутом интерьере, Петр неловко дотянулся до пульта и, путаясь в клавишах, запустил энергосистему капсулы. Запищал сигнал, замигали, медленно разгораясь, экраны, и спустя пару минут он уже получал информацию о состоянии своего временного пристанища. То, что было снаружи, не могло не впечатлить, хотя, если честно, век бы всю эту экзотику не видеть. Капсула лежала у самого подножия горы, на склоне, и борозда, которую она пропахала, съезжая по нему вниз, сделала бы честь любому плугу. Почва вокруг капсулы слегка дымилась или, скорее, исходила паром — верный признак того, что броня все еще была раскалена. К счастью, гореть вокруг было нечему, да и

внутри капсулы сохранялась комфортная температура — изоляция в ней была что надо. Из трех люков два были ниже уровня грунта, но один, аварийный, оказался сверху. Это было просто замечательно. Конечно, Петр выкопался бы в любом случае, но все же куда лучше, если можно просто выйти, а не махать перед этим до полного отупения БСЛ, сиречь большой совковой лопатой. Притом что лопаты не было, копать пришлось бы подручными приспособлениями вроде шлема от скафандра. Удовольствие, надо сказать, ниже среднего. К счастью, сия печальная участь Петра на этот раз миновала, хоть в чем-то повезло. Правда, открываться люк решительно отказывался, но это говорило всего лишь о том, что сработала тепловая защита. Ее можно было, конечно, отключить, но зачем? Капсула остынет — и люк откроется сам, так что стоило просто подождать. Этому нехитрому занятию курсант и предался, и сам не заметил, как заснул — глубоко, без сновидений. Корпус капсулы тихо потрескивал, остывая, но сквозь покрытую окалиной броню и многочисленные слои изоляции внутрь не проникало ни звука. Сну его не мешал ни жесткий пол, ранее служивший потолком, ни осознание того, что он, возможно, оказался один на незнакомой планете. Скорее это была как раз реакция на стресс, и молодой, здоровый организм таким образом защитил психику хозяина — нормальная в общем-то ситуация. Два часа глубокого сна, после которого Виноградов проснулся здоровым и бодрым. На сей раз люк открылся без всяких проблем, но вот вылезти из него оказалось не так-то просто. Если кабина при посадке, больше похожей на падение, не пострадала, то в узком тамбуре аварийного люка сорвалось и сместилось все, что могло сорваться и сместиться. Курсант потратил больше часа, чтобы, скорчившись в неудобной позе, разгрести образовавшиеся завалы. Когда он уже подумал о том, что проще было бы разгрести пару кубометров земли, чтобы вылезти из основного люка, щель между обломками оборудования наконец расширилась достаточно для того, чтобы можно было выбраться. И Виноградов, с трудом извернувшись, вылез наружу и в изнеможении уселся на оплавленную броню своей капсулы. По склону капсулу несло километра три, если не больше. Сейчас она лежала, почти полностью зарывшись в грунт, и выкопать ее не было никакой возможности. Да и, если вдуматься, зачем? Гипердвигатель запускается только в открытом космосе, за пределами звездных систем, когда гравитационные возмущения перестают влиять на его работу, а собственные маневровые движки поднять капсулу с поверхности не способны в принципе. Их задача — сориентировать капсулу в пространстве, черепашьим шагом доплестись до

системы и обеспечить маневрирование при посадке. Взлет — уже за пределами их возможностей. Петр задумался. Надо было бы подняться наверх и посмотреть, что случилось с крейсером. Информация шла на компьютер капсулы до самого момента отделения ее от корабля, и поэтому курсант точно знал, что «Меркатор» упал совсем рядом. Но солнце, точнее, желтая звезда, его заменяющая, уже готова была опуститься за горизонт. Подумав немного, он решил подождать утра, залез в капсулу и аккуратно задраил за собой люк — во избежание, так сказать. Спать, правда, совершенно не хотелось. Полночи Петр потратил на то, чтобы аккуратно выкрутить терминал компьютера и поменять режим экрана, дабы без проблем пользоваться оборудованием в перевернутой капсуле, а потом старательно изучал все, что нашлось в нем по этой планете. Нельзя сказать, что это было интересно, но курсант Виноградов прекрасно понимал простую истину — его дальнейшая жизнь вполне может зависеть от того, что он будет знать о творящемся вокруг. Увы, информации нашлось прискорбно мало, и была она несколько однобока. Атмосфера вполне годная для дыхания. Ну, это Петр уже знал, в принципе это было первое, что он узнал о планете, еще до того, как выбрался из капсулы, благо анализ проводился автоматически. Чуть больше, чем на Земле, кислорода и инертных газов, чуть меньше азота, словом, ничего особенного. Болезнетворных микроорганизмов не выявлено… Да и были бы — ничего страшного. Всем, кто работал в космосе, в обязательном порядке делалась биоблокада, подавляющая девяносто процентов бактерий и практически все вирусы, вдобавок подхлестывающая иммунитет, что позволяло чувствовать себя комфортно на любой планете, не боясь сдохнуть или подхватить какую-нибудь гадость. Единственный минус — биоблокаду требовалось обновлять не реже чем раз в два года, но это уж были сущие пустяки. Кроме атмосферы… Сила тяжести — ноль девяносто восемь от стандартной, период обращения вокруг звезды — полтора стандартных, читай земных, года. Ну, чуть больше, но это уже непринципиально. В сутках двадцать три с половиной часа, очень удобно, и часы наручные перенастроить несложно, благо такой режим в них предусмотрен. Ось наклона почти земная. Два больших материка и куча островов размером от нескольких десятков квадратных метров до Гренландии. Океаны соленые, практически как на Земле. Спутника у планеты нет — значит, нет ни приливов, ни отливов. Климат мягче земного, хотя все положенные климатические зоны присутствуют. А теперь главное. Планета исследована около пятидесяти земных лет назад. Никакого интереса не представляет ни в плане ресурсов, ни с точки зрения

стратегического положения. Единственный плюс — заселена людьми, очевидно потомки первой волны колонизации, случившейся более восьмисот лет назад, до Большой Усобицы. После нее люди почти двести лет не летали к звездам, поэтому колонии, оставшиеся без связи с материнской планетой, частью деградировали, а частью и вовсе погибли. На данной конкретной планете реализован первый вариант, причем деградация очень значительная, до уровня Средневековья примерно. Язык аборигенов — архаичный русский с примесями других языков, что, впрочем, не важно. Все равно человеческая цивилизация после Большой Усобицы использовала языки победителей — русский и немецкий, остальные канули в Лету и теперь встречаются лишь в старых книгах. Исследовавшая планету экспедиция действовала согласно инструкции: провела съемку с орбиты, составила карту местности и вступила в краткий контакт с аборигенами для определения уровня цивилизации. Три недели на все про все, а потом — дальше, оставив, как и положено, аварийную базу. И вот это как раз было самым главным, потому что на такой базе была станция аварийной связи, позволяющая передать сигнал бедствия. То, что надо, потому что в капсуле гиперпередатчика не могло быть принципиально, он слишком велик. Так что в случае, если не удастся найти крейсер, следовало отправляться на поиски базы. С этой мыслью Петр и уснул. Утром, позавтракав сухпаем и запив его паршивым кофе из неприкосновенного запаса, Петр натянул оказавшуюся в комплекте капсулы полевую десантную форму, безразмерный комбез и куртку и повесил на пояс найденные в том же аварийном комплекте бластер и тяжелый десантный же нож. Пожалел, что нет зеркала — в капсуле не предусмотрено, но решил, что выглядит, случись встреча с аборигенами (всегда оставался шанс нарваться на кого-нибудь излишне любопытного), достаточно грозно. Что же касается опасных представителей местной фауны, то их курсант не боялся совершенно — стрелять его учили на совесть. Тот факт, что выстрелить он может и не успеть, в голову ему как-то не приходил — юношеский максимализм не оставлял места мысли, что кто-то может быть круче его, космического первопроходимца, пусть и невольного. Впрочем, отчасти он был прав — крушение корабля вызвало столько шума, что все зверье на много километров окрест предпочло разбежаться. К тому же далеко не всякий зверь способен причинить вред человеку, одетому в десантный комбез — наноткань не только не мнется и не рвется, отводит тепло и пот, защищает от дождя и жары, при этом позволяя телу дышать, но и распределяет энергию удара по всей площади тела. Очередь из крупнокалиберного пулемета в упор, конечно, не выдержит, но от пистолетной

или автоматной пули защитит, да и выстрел из бластера, если вскользь да издали, остановит уверенно. Словом, по всем статьям незаменимая вещь. По склону он поднялся быстро — не такой уж он был и крутой, этот склон. Правда, встречались места труднодоступные, но основы альпинистской подготовки входили в обязательный курс подготовки военного училища, и даже с учетом сокращенной программы кое-чему курсантов обучить успели. Так что спустя пару часов слегка запыхавшийся Виноградов уже стоял на гребне скалы и с тоской смотрел на засыпанное снегом плато. Прямо в центре была внушительная, затянутая полупрозрачным льдом воронка — там, похоже, все еще остывали обломки звездолета. Тяжело вздохнув, Петр перекрестился и начал осторожный спуск. Весь остаток дня он, рискуя провалиться в глубокий снег с головой, ползал над обломками корабля со сканером. Результаты не обнадеживали — корпус корабля, расколовшийся еще в воздухе, от удара вообще разнесло в клочья. Вообще удивительно, как не взорвался реактор, но радиационный фон был заметно повышен, хорошо хоть, комбинезон защищал еще и от этой дряни. Как бы то ни было, выжить на месте катастрофы не мог никто. К капсуле Виноградов вернулся уже в темноте. Как не переломал ноги на склоне — неясно, только чудом и объяснить можно. Залез в люк, кое-как протиснулся в каюту, не включая свет, нашарил в неприкосновенном запасе фляжку с коньяком, высосал ее до дна и вновь провалился в сон. Утром болела голова. Ничего удивительного — за упокой пил, а настроение всегда влияет на результат. Разжевал таблетку от похмелья и кое-как вылез из капсулы, постоял на подрагивающих от нахлынувшей вдруг усталости ногах… На душе было мерзко — только сейчас до Виноградова дошло, что он остался один на незнакомой планете. Не то чтобы он так уж был близок с товарищами — по жизни одиночкой был, но все же… Не один год вместе проучились. Да и выбираться одному как-то тяжко. Курсант, звездолетчик-недоучка, волкодав комнатный. Не такой уж и недоучка, правда, третий курс — это, с учетом ускоренной программы, последний, но все равно ничего хорошего. Опыта нет совершенно, теоретик… Словом, накручивал он себя, накручивал и постепенно как-то дошел до простой мысли, что сидеть здесь вроде бы и бесперспективно. Надо прорываться к базе, иначе состаришься да помрешь, и ни одна жаба по тебе не квакнет. Ну что ж, до базы не так и далеко. Крейсер рухнул на один из крупных островов (повезло, мог и в океан плюхнуться), причем, если верить старым картам, остров этот был населен достаточно густо. Даже пара городов имелась, и

один из них портовый. Во всяком случае, расположен на берегу, а стало быть, ориентирован на море и морскую торговлю — иначе зачем бы его там строить? Для того же, чтобы добраться до базы, надо, всего-навсего, пересечь сравнительно небольшое море, ну а потом пройти около тысячи километров в глубь континента. Немало, конечно, но и ничего запредельного. Море, конечно, просто так не переплывешь, надо озаботиться транспортом, но раз есть порт — есть и корабли или хотя бы рыбачьи лодки. Стало быть, пункт первый — добраться до города, пункт второй — сесть на корабль, а дальше — куда кривая выведет. И не останавливаться, не раскисать, иначе проще сразу повеситься, потому что от безысходности и упадка духа людей в космосе погибло больше, чем от вражеских пуль. Еще сутки Виноградов отлеживался, а затем, собрав то, что, по его мнению, могло пригодиться в дороге, задраил капсулу и отправился в город, логично рассудив, что «раньше сядешь — раньше выйдешь», а оставаясь на месте, с планеты рискуешь и вовсе никогда не выбраться. «Меркатор», конечно, будут искать, но вряд ли очень активно, особенно во время войны. Кроме того, точный курс корабля никому не известен. А раз так, оставалось надеяться только на самого себя. Вначале идти было легко — сказывались тренировки и бесконечные маршброски, за которые курсанты ненавидели инструкторов. А вишь ты — пригодилось. К тому же катастрофа произошла на самом краю горной цепи, фактически километром ниже начиналась вполне сносная для передвижения местность, без снега и с невысокой, не мешающей движению растительностью. Единственное нервировало курсанта — пасущиеся то тут, то там животные, похожие на коз, во всяком случае тоже четвероногие и рогатые, при его приближении тут же убегали — видимо, они уже встречались с человеком, и удовольствия им знакомство не принесло. Петр время от времени чисто рефлекторно поглаживал бластер — хороший такой бластер, десантный. Пять режимов огня, на максимальной интенсивности заряд, по слухам, пробивал слона от башки до задницы. Интересно, правда, кто им слона на опыты выдал? Батарея соответственно, в зависимости от режима, позволяет сделать от двухсот до тысячи выстрелов плюс две запасные в комплекте. Ну и подзарядить можно от солнечного света — какие-то хитрые солнечные батареи в оружие встроены. Правда, подзарядка не слишком эффективна, но все лучше, чем ничего. Плюс второй бластер в вещмешке лежит, и тоже с запасными обоймами. Жить можно. А вещмешок-то давит, давит — килограммов пятьдесят на собственном горбу тащить приходится, не меньше. Ничего, зря, что ли, два года усиленных тренировок прошли? Мышцы — они ведь не для красоты нужны, а для силы.

Нет, конечно, и красота нужна — девушкам нравится, проверено, но все же сила и выносливость — главное. В общем, за день курсант отмахал километров пятьдесят. По пересеченной местности да с грузом за плечами — неплохой результат. Но вечером, на берегу чистейшей горной речки, Виноградов буквально рухнул на землю и с трудом заставил себя разбить палатку. Установил вокруг датчики сигнализации, чтобы никакой зверь незамеченным не подобрался, залез в эту самую палатку — и отключился. Утро было мрачным. Отвыкшие от перегрузки мускулы ныли, а глаза упорно не хотели открываться, тем более что через плотную ткань палатки солнечный свет пробиться не мог. Хорошо еще, что вчера курсант догадался надеть солнечные очки — часть пути пришлось пройти по заснеженному склону, а снег под ярким местным светилом бликовал со страшной силой. Без очков можно было и зрение потерять. Усилием воли заставив себя разогнуться, Петр вылез из палатки и посмотрел на окружающий мир мрачным взглядом. Вокруг, конечно, было красиво, да и плеск реки казался приятным и умиротворяющим, но как-то все равно не так… Да, места живописнейшие. Горы, река, яркое… ну, пусть будет солнце на зеленовато-голубом небе. Словом, идиллия. Однако курсант Виноградов никогда не был ценителем прекрасного, и романтиком он тоже не был. Он был циником с юношескими комплексами, прекрасно это осознавал и сейчас хотел одного — выжить и вернуться домой. Именно так, и никак иначе, а романтику, природу и прочие красоты можно оставить на потом, когда все образуется. Однако хандрить после не такой уж и запредельной нагрузки не следовало. Сбросив комбинезон, курсант заставил себя размяться, выполнив несколько упражнений из обычного десантного комплекса, потом сполоснулся в реке. Вода была кристально чистой и прозрачной настолько, что на дне был виден каждый камушек. А ведь глубина, похоже, была вполне приличной: судя по показаниям эхолота, метра три, не меньше. Холодной вода оказалась настолько, что аж зубы заломило. Только хорошенько напившись, Петр сообразил, какую глупость сделал. Бегом вернулся к рюкзаку, схватил портативный анализатор, сунул в воду… Вода, самая обычная вода, без вредных примесей. Ну, в принципе можно было предположить, с ледников течет, но все равно на незнакомой планете следовало быть осторожнее. Закончив с гигиеной, Виноградов быстро поджег горючую таблетку, вскипятил воду и запарил себе концентрата из сухпайка. Наследник легендарного «доширака» не подвел — вкус был приемлемым, а калорий и микроэлементов более чем достаточно. Конечно, это не полноценный домашний

завтрак и не фирменное блюдо из дорогого ресторана, но все же после приема пищи и водных процедур жизнь стала казаться куда привлекательнее. Во всяком случае, лечь и не шевелиться больше не хотелось. Идти, правда, тоже не хотелось. Позавтракав, Петр сложил палатку и, вновь взвалив на плечи рюкзак, бодро зашагал по берегу реки, благо текла она пока что в нужном направлении, да и карта в планшете курсанта подтверждала, что выведет она как раз туда, куда нужно. Город располагался в устье реки, так что теперь надо было только идти и ни на что не отвлекаться. Увы, идти сегодня было тяжелее — сказывалась вчерашняя усталость. Да и берега изобиловали камнями, которые не слишком располагали к быстрой и легкой ходьбе. В общем, пройдя километров тридцать, Виноградов решил, что на сегодня с него хватит, и, хотя было еще светло, снова поставил палатку и с удовольствием расположился на ночлег. В аварийном комплекте капсулы было много чего, в том числе и складной спиннинг. Когда Петр собирал рюкзак, он, отлично понимая, что каждый грамм ему придется тащить на спине, долго раздумывал — брать его или не брать. Вопервых, рыбалку он любил, а во-вторых, не знал, как будет в дороге с продуктами. Так что спиннинг занял свое законное место в рюкзаке, и теперь курсант решил, что пришло время его опробовать. Конечно, результат рыбалки в незнакомом месте и на незнакомую рыбу был весьма сомнителен, однако то ли Петру повезло, то ли рыба здесь была непуганая и было ее море, но уже на шестом забросе он почувствовал рывок и после недолгой борьбы выволок на камни некрупную рыбину с серовато-коричневой спиной и блестящим брюхом. Рыба на первый взгляд ничем не отличалась от земных, да и на второй тоже. Экспресс-анализ (слава богу, многофункциональный анализатор был под рукой) показал, что рыба вполне съедобная, так что ужин оказался куда разнообразнее завтрака. И куда вкуснее. Только костей, на редкость мелких и острых, было в той рыбе просто до безобразия много, но все равно свежезажаренная, с дымком пошла на ура. Главное было ее по недостатку опыта не спалить — костер вышел хорошим, местная древесина горела жарко, и этой самой древесины, причем сухой, набрать удалось немало. Следующий день прошел почти так же, разве что расстояние он преодолел большее да идти было легче. Похоже, Петр постепенно втягивался в режим движения, хотя ноги к вечеру налились тяжестью и ныли — почти полгода без серьезных нагрузок давали о себе знать. Все-таки относительный комфорт звездолета — палка о двух концах, никакие тренажеры не заменят таких вот марш-бросков. Впрочем, организм человека — штука гибкая, и прошлые навыки

вспоминаются легко, поэтому не приходилось сомневаться, что скоро он окончательно войдет в норму. Это, кстати, было хорошо — идти до города оставалось, конечно, не слишком далеко, но расстояние по карте и расстояние, пройденное своими ногами, — две большие разницы, как говорили в легендарном городе Одессе. Вот тоже смешно — этот город полностью, со всем населением, уничтожен несколько столетий тому назад, а его все еще помнят. Воистину, коллективная память человечества непредсказуема и выкидывает порой совершенно неожиданные фортели. Однако действительно втягивался — прошел почти столько же, сколько в первый день, но хватило сил на рыбалку и даже на купание. Последнее, конечно, было не слишком разумным, все-таки вода из горных ледников не слишком комфортна по температуре, но все равно хотелось, а охота, как известно, пуще неволи. Так что помылся, точнее, окунулся и, с трудом сдерживая неподобающий мужчине визг, выскочил на берег, постирался, а потом уже покидал блесну, опять же быстро зацепив пару некрупных рыбин, таких же, как в прошлый раз, или очень похожих — в местной ихтиофауне Петр не разбирался совершенно, да и откуда? Уж меньше всего единственная добравшаяся до этих мест за сотни лет экспедиция ставила себе целью классифицировать обитателей водоемов заштатной планеты. Хотелось, конечно, половить еще, но Петр подавил пустой азарт. Зачем губить больше того, что хочешь, а главное, можешь съесть? Тем более что с едой проблем не было — запас сухпайка был достаточно велик, ведь курсант, за исключением самого первого дня пути, почти и не притрагивался к нему. Неизвестно, что будет дальше, а запас карман не тянет. Только кофе да чай пил, но и их расходовал предельно экономно. А вот утро выдалось, как бы это точнее сказать, хлопотным. Вначале противно запиликала сигнализация, а когда курсант выскочил из палатки (хорошо хоть, мгновенно просыпаться по тревоге в них вбили на уровне рефлекса), обнаружилась и причина этого писка в лице двух аборигенов. Последние, одетые в какое-то рванье и вонючие, как бомжи (был такой культ, служители которого, подражая легендарным древним жрецам, не мылись никогда), деловито возились возле рюкзака, пытаясь его вскрыть. Аж два раза убогие: десантный рюкзак, он не каждому свое содержимое показывает, да и распороть его ножом не получится. Но почему они так воняют-то? Река же рядом, помыться да и постираться можно вполне.

— Эй, уважаемые! Ну-ка, отвалили от чужого имущества, а то ноги повыдергиваю… Я кому сказал, валите отсюда, уроды!

Ага, щаз-з… Местные бомжи, не обращавшие до того на Петра никакого внимания, как по команде, обернулись. У одного в руке материализовалось копье, на которое курсант до того не обратил внимания, второй поигрывал здоровенным топором и нехорошо щерился, сверкая всеми четырьмя кариозными зубами. Хорошая привычка спать в комбезе. Во всяком случае, удара копья, пришедшегося в живот, курсант практически не почувствовал. Ну, вернее, почувствовал, но как легкий толчок. А ведь не ожидал, даже в мыслях не допускал, что сейчас его убивать будут. Умом-то знал, что на диких планетах может всякое случиться, но не осознавал всерьез, за что едва не поплатился, — как ни крути, а удар (пусть и не такой опасный, хотя и вполне прилично поставленный, надо признать) он пропустил и, не будь на нем непроницаемой брони, тут бы и помер. Но раз уж пошли такие разговоры, то грешно не ответить — иначе уважать не будут, у примитивных культур с этим строго. И пока длится секундное замешательство и наглый копейщик в недоумении смотрит на свое оружие, надо его бить. Именно этим Петр незамедлительно и занялся, ловко отведя копье в сторону левой рукой и зарядив аборигену с ноги в грудину, да так, что того приподняло над землей и отбросило на пару метров. Все, этот мешать больше точно не будет — после такого удара иные и не встают. Хотя, может, и встанет — бил-то босой пяткой, а не подкованным ботинком, но все равно получилось впечатляюще. Второй выпучил глаза и, заорав что-то нечленораздельное, явно матерное, очертя голову бросился в атаку, размахивая неподъемной секирой. Совершенно зря, кстати, — мало того что получалось это хоть и грозно, но совершенно неэффективно, так еще и силы впустую тратил да равновесие с трудом удерживал. Петр положил руку на бластер, но тут же передумал, шагнул вперед и вбок, пропуская удар, и, когда нападающий, увлеченный собственным богатырским размахом, нырнул вперед, приложил его локтем по хребту. Убивать не рассчитывал — пленный позарез был нужен, чтобы сориентироваться в окружающей реальности. Увы, по неопытности не рассчитал. То, что с мерзким хрустом сломался позвоночник, было запланировано, а то, что абориген, падая, раскроил себе голову о камень — совсем даже наоборот. Жаль, жаль! Петр подбежал к первому… Тоже мертвый. Ребра не выдержали удара и распороли все внутренности. Вот и лежит теперь, изо рта тонкая струйка крови течет, запеклась уже почти, глаза закатил. Словом, труп. Говорят, когда в первый раз убьешь — переживаешь, не спишь потом, тошнит тебя или еще что… Ни фига подобного, ничего курсант Виноградов не почувствовал. На него напали — он оборонялся, не он — так его бы убили и

оставили здесь лежать. Тяжелое копье со скверной ковки наконечником было тому отличным доказательством. Единственным чувством, которое сейчас испытывал Петр, было легкое сожаление о том, что допрашивать некого. Возьми он хотя бы одного живым — тот бы у него не то что разговаривал, а пел бы как соловей. Курс проведения допросов в полевых условиях был в училище факультативным, но Виноградов посещал его регулярно — мало ли что в жизни пригодится. В конце концов, вдруг надоест профессия пилота и решит он пойти работать, скажем, следователем? По-хорошему, надо было бы обыскать трупы, но брезгливость Петр преодолеть так и не смог — уж больно от них воняло. Подхватишь еще какихнибудь насекомых… Используя копье как рычаг, курсант скатил трупы к реке и отправил их плыть по течению, справедливо рассудив, что их или рыбы съедят, или просто изобьет о камни до полной неузнаваемости. Во всяком случае, с курсантом Виноградовым их ассоциировать уже никто не сможет. Трупы кантовать было тяжело — мужики были хоть и бедно одетые, но крупные и достаточно упитанные. Явно не голодали… Ну и хрен с ними. Петр зашвырнул вслед за ними в реку и орудия их производства, в смысле оружие, а не гениталии их папаш, и решительно вернулся к палатке — впереди предстоял долгий день, и надо было позавтракать. К городу он вышел три дня спустя, когда тело уже окончательно привыкло к новому режиму, а жареная рыба успела изрядно надоесть. Город был… Ну, так себе городишко, прямо скажем. Несколько десятков одно— и двухэтажных домиков, жмущихся друг к другу и окруженных с трех сторон не слишком высокой крепостной стеной из грязно-белого камня. Четвертой стороной город упирался в море, с холма хорошо были видны невзрачные причалы, к которым прибились такие же невзрачные рыбачьи лодки и пара каких-то суденышек, похожих то ли на небольшие галеры, то ли на баркасы-переростки. Вокруг крепостной стены тянулись давным-давно оплывшие от времени, полузасыпанные остатки рва, перед воротами из потемневшей от времени, окованной грубыми железными полосами древесины, был заметен намертво вросший в землю подъемный мост. Словом, полный отстой, как любил говорить его однокурсник Фриц. Бывший однокурсник — Фриц погиб во время крушения «Меркатора», до конца не покинув пост управления огнем… Это был последний день, когда Виноградов ночевал в палатке, — он решил пойти в город с утра, а то, попав туда под вечер, без денег, не зная местных реалий, ничего не стоило вляпаться в неприятности. Конечно, с парой бластеров можно было спалить дотла этот набор антиквариата, по недоразумению называющийся городом, раньше, чем его жители сказали бы «мяу», но зачем

впадать в крайности? Курсанту хотелось попасть домой, а не завоевывать этот несчастный остров. Раз так, стоило договориться, а не начинать стрельбу с двух рук, тем более что как раз этим экзотическим искусством Петр владел из рук вон плохо. К воротам он подошел слишком рано — утренний туман еще не рассеялся, — и ворота были закрыты. Можно было, конечно, перелезть через стену, даже с грузом в «лице» рюкзака это было несложно, но зачем? Петр был здесь чужой и не без основания считал, что лучше сначала попробовать по-хорошему, поэтому просто присел на здоровенный валун, который в числе десятка других валялся неподалеку от ворот явно в качестве скамейки для таких же, как он, бедолаг, и стал ждать, когда ворота наконец откроют. Заднице на камне было, конечно, холодно, но, как известно, лучше идти, чем бежать, лучше стоять, чем идти, лучше сидеть, чем стоять, лучше лежать, чем сидеть. Руководствуясь этим нехитрым принципом, курсант расположился со всем возможным комфортом. Его терпение было вознаграждено достаточно быстро — не прошло и получаса, как створка ворот со скрипом открылась, а минутой позже открылась и вторая. В воротах материализовался хмурый пожилой мужик в кожаной куртке, долженствующей, видимо, изображать доспех, с коротким, широким, прямым мечом на бедре и копьем. Копье, правда, стояло чуть в стороне, прислоненное к стене. Мужик без интереса посмотрел на Петра и небрежно кивнул ему, мол, проходи, не мозоль глаза. Вот так, просто и буднично, безо всяких пошлин, денег на которые у него все равно не было, курсант Виноградов вошел в город. Впечатление о городе можно было описать двумя словами: бедно, но чистенько. Когда-то город явно знавал лучшие времена, но было это давно. Мощенная в незапамятные времена камнем улица была в кое-как заделанных выбоинах, каменные же стены домов изрядно обшарпаны. Однако за порядком следили — Петр читал, что на улицах средневековых городов царили грязь и вонь, помои могли вылить прямо в окно, а здесь этого не было и в помине. Действительно, чистенько. Петр прошелся по городу из конца в конец, внимательно глядя и слушая. Это только неумеха не сможет извлечь информацию из досужей болтовни, а имеющий уши и некоторые навыки анализа и услышит, и отделит зерна от плевел, и выводы сделает. К счастью, проблемы языкового барьера не стояло — язык и впрямь был русским, архаичным, разбавленным кучей незнакомых слов, но вполне понятным. На необычного покроя камуфляжную одежду Петра особого внимания тоже никто не обращал. Причина нашлась быстро — в одной из лавок, торгующих тканями, обнаружилась ткань камуфляжной окраски. Более грубая на вид и несколько иной расцветки, чем у Виноградова, но вполне

обычная камуфляжка. Наверняка подобная одежда была у многих. Чуть позже он убедился в правоте своего предположения — как и на старушке Земле, всевозможные охранники и прочие околосиловые структуры здесь любили камуфляж. Очевидно, считали, что в нем они выглядят как что-то значительное, вроде спецназа. Чаще это, конечно, смотрелось смешно и нелепо, но местных, очевидно, такое положение вещей устраивало, а раз так — их проблемы, пускай себе балуются. Петру было как-то наплевать на местный менталитет и прочие изыски — ему требовалось здесь совсем другое. К обеду он уже имел некоторое представление о том, что творится в городе и что, собственно, это за город. Назывался он Новгород-Заморский, основан был лет триста назад и служил перевалочной базой на бойком торговом маршруте. Город достаточно быстро вырос из провинциальной деревушки до нынешних размеров, после чего стабилизировался и существовал неплохо — не сказать что богато, но зажиточно. В порт заходили корабли, пополняли запасы воды и провизии, экипажи отдыхали в местных тавернах… А потом изменилась политическая ситуация, изменились и торговые пути, и город стремительно пришел в упадок. Теперь корабли в его порту были редкими гостями, даже пираты обходили его стороной — не на кого им было тут охотиться. Так что население города сократилось, и теперь местные жители прозябали в бедности и безвестности. Правда, в порту стояло два корабля, но это была редкая удача для города. Осенний (а сейчас, оказывается, была ранняя осень) шторм заставил их отклониться от привычного маршрута и принес сюда. Один из них, кстати, уходил в море на следующий день и направлялся как раз на континент. Пассажира его капитан, возможно, и взял бы, но, увы, денег у Петра не было, а значит, надо было срочно их раздобыть, если он не хотел застрять тут на неопределенный срок, скорее всего надолго. Так что было два варианта — или добывать деньги, непонятно, правда, как, или… Ну, о втором варианте думать не слишком хотелось. Петр ничуть не сомневался, что сможет захватить корабль вместе с экипажем, но вот то, что он сумеет контролировать этот самый экипаж на всем протяжении рейса, как раз и вызывало сомнения. Человеку надо есть, пить, спать и справлять прочие естественные потребности организма. Сутки, ну двое без сна продержаться можно. Виноградов, как подготовленный звездолетчик, продержался бы суток пять, ну плюс стимуляторы… Сколько продлится плавание через океан на этих скорлупках? Месяц? Два? Нет, нереально, надо искать деньги. Прежде всего следовало выяснить, какие здесь деньги, какова их стоимость и где их достать. Информация — вот что требовалось, кто владеет информацией,

тот владеет миром. А значит… Значит, в портовом квартале, ближе к вечеру, перебравший пива грузчик получил по голове, был аккуратно транспортирован в заранее присмотренное укромное местечко и быстро и жестко допрошен. После этого, правда, возник вопрос, что с ним делать дальше. С одной стороны, труп спрятать проще, с другой — вроде как и жалко, ни в чем ведь не виноват мужик. Впрочем, не так уж и сложно решалась проблема. Один укол — и мужик забылся сладким сном. Дня три проспит, а потом… Потом уже не важно. Все как у людей — банк брать надо. И банк в городе был, принадлежал семье Шмальсон. Правда, какой город — такой и банк, но для целей Виноградова этого должно было хватить. Оставалось только дождаться темноты и спокойно заняться делом. Нехорошо, конечно, но если не можешь победить честно — просто победи. В данном случае главный приз победителю — возвращение домой, а такими кубками не разбрасываются. Расположен банк, служивший одновременно и жильем семье хозяина, был не слишком удобно — в одном из домов, зажатом между другими такими же, только помельче да победнее. Ну, что делать — единственный на улице трехэтажный дом. Наверняка еще и подвал есть, так что сейф может быть где угодно, искать придется долго. Мощная стена, на окнах первого этажа решетки, внутри, за закрытой дверью, наверняка охрана. Но разве это препятствие для нуждающегося в деньгах космонавта? Опыта в ограблении банков у Петра не было совершенно, и импровизировать приходилось на ходу. Опять же было два пути — легкий и тихий. Легкий — это сначала выстрел из бластера в дверь (ну, или вышибной заряд), потом войти внутрь, несколько хорошо прожаренных трупов и мешок денег в финале. Минус — перебудишь весь город, хотя бластер — оружие тихое, можно сказать, деликатное. Однако Петр, немного подумав, решил выбрать путь тихий, благо альпинистская подготовка никуда не делась. Просто залез на крышу соседнего дома, аккуратно добрался по ней до банка, перепрыгнул разделяющие их метра три и снова полез по стене, на сей раз до верхнего окна. Напрасно, ох напрасно Шмальсоны чувствовали себя в безопасности. Луны здесь не было в принципе, и ночи были темными, однако эта проблема решалась легко. Очки ночного видения, легкие и компактные, сделавшие лицо Виноградова похожим на изуродованную чьим-то кулаком стрекозиную морду, позволяли различить на камне каждую щель, а при необходимости посмотреть и сквозь него, поэтому проблем курсант не испытывал. На окнах третьего этажа решеток не было. А вот стекло было, причем толстое и отменной прозрачности. Поглядев сквозь него, Петр убедился, что в комнате

никого нет, и приступил к преодолению препятствия в лице собственно стекла. Извлечь его, к счастью, не составляло труда, и минуту спустя курсант уже бесшумно скользнул в дом. Правда, от окна до пола оказалось довольно высоко, мода у местных была, что ли, делать окна под самым потолком? Впрочем, ерунда, Петр спрыгнул и мягко, несмотря на тяжелые ботинки, приземлился. Огляделся. Помещение было небольшим, практически не обставленным. Для чего оно использовалось, Петр не понял, да и, честно говоря, не собирался понимать. Вместо этого он крадучись подошел к двери, осторожно ее приоткрыл… За дверью, незапертой и легко повернувшейся на отлично смазанных петлях, был коридор — узкий, тускло освещенный, с мягким красным ковром на полу. По сторонам коридора были добротные деревянные двери, подобные той, которую Петр только что открыл, из-за одной из них доносился богатырский храп. Стало быть, Петр угадал, третий этаж жилой. Оставалось определиться с тем, где могут быть так необходимые ему деньги. Баксы, дублоны, пиастры… Какая разница — главное, они были средством, позволяющим курсанту Виноградову вернуться домой, а стало быть, их надлежало добыть, несмотря ни на что. Итак, где могут храниться деньги? Петр призадумался на несколько секунд. Третий этаж жилой, наверняка самое ценное хозяин держит под рукой, однако искать тут нельзя — чревато. Кто-нибудь проснется, попытается закричать, и тогда придется глушить всех, а к массовой резне Петр еще не был готов. Первый этаж рабочий. Там принимают посетителей, скорее всего не самых важных. Возможно, там что-нибудь и есть, но наверняка немного. И еще там наверняка есть охранник, и его придется глушить наверняка, что чревато осложнениями. Вообще, неизвестно еще, что этот охранник может и умеет. Тех двоих у реки Петр положил не напрягаясь, но они были сбродом, а банк, скорее всего, охраняет человек, как минимум сведущий в военном деле. Поединок с таким противником может быть опасен, а значит, нежелателен, и этот вариант надо отложить на крайний случай. Остаются второй этаж и подвал. Наверняка в подвале что-нибудь найдется, но туда нужно идти мимо охранника, что чревато. Нет, конечно, если прижмет, придется его все-таки вырубать, но хотелось бы обойтись без лишнего шума, а вот второй этаж следовало прошерстить. Наверняка рабочий кабинет хозяина располагается именно там, а раз так, должны там были быть и деньги, какая-то сумма, хотя бы на текущие расходы и на неотложные нужды. Исходя из этих соображений Петр и решил начать именно со второго этажа и, воровато оглянувшись, вышел в коридор и тихонько закрыл за собой дверь.

В конце коридора, за углом, обнаружилась лестница, по которой Петр и спустился на второй этаж. Относительно кабинета он угадал и нашел его легко. Ничего сложного — самая большая, самая дорогая на вид и вдобавок запертая дверь. Открыть ее оказалось несложно, замки были примитивные, и уже минуту спустя Петр оглядывал хозяйский кабинет. Было, правда, темно, но ноктовизоры еще никто не отменял, так что рассмотреть обстановку удалось неплохо. Да, это он удачно зашел — обстановочка в кабинете была что надо. Рабочий кабинет явно предназначался еще и для встречи ВИП-клиентов, поэтому провинциальная роскошь прямо кричала о себе. Массивная полированная мебель, огромный стол, покрытый сукном, шкафы для документов… Отрегулировав ноктовизор на режим рентгена, Петр моментально определил, что половина из них пустует, а значит, стояли они тут больше для вида. Хотя в ближайшем к хозяйскому столу шкафу обнаружился неплохой бар с целой батареей бутылок. На одной из стен обнаружилась коллекция холодного оружия, подобранного не столько по функциональности, сколько по красоте. Хозяин банка, похоже, умел пустить пыль в глаза и без зазрения совести этим пользовался. Обнаружился и сейф, точнее, несгораемый шкаф, стоящий в углу и расположенный так, что, с одной стороны, из-за мебели его не было видно случайному посетителю, с другой, доступ к нему хозяину был максимально облегчен. Неглупый, совсем неглупый человек проектировал здешний интерьер, ну да не все ли равно — курсанту было наплевать на его мозги, ему нужны были деньги. Это очень хорошо, что несгораемый шкаф, а не полноценный сейф. Разумеется, никакими кодовыми, дактилоскопическими и биометрическими замками тут не пахло, обычный замок, закрывающийся ключом, но возиться с отмычками не было времени, да и курс разведки, который читали в училище, был ну очень уж факультативным. Отмычек, если честно, тоже не было. Был, правда, карманный лазерный резак, который Петр запасливо прихватил с собой из ремкомплекта капсулы, но использовать его не хотелось — емкость аккумулятора не беспредельна и, в отличие от бластера, от солнца его не подзарядишь. Корабельная сеть, от которой обычно заряжались подобные инструменты, в пределах видимости отсутствовала, а ближайшее место, где можно осуществить эту операцию, была десантная капсула. Тем не менее сейф резать пришлось бы именно им, а вот с несгораемым шкафом, тем более небольшим и намертво вмурованным в пол, можно было обойтись куда грубее. Был такой прием, который использовался доморощенными медвежатниками еще во времена легендарной великой империи, называвшейся почему-то

Советский Союз. Тогда профессиональных уголовников было мало, да и те боялись лишний раз пукнуть, но зато бойкая молодежь порой изобретала приемы, которые профессионалам и в голову прийти не могли. Берется железка, конец ее вставляется между дверью шкафа и его корпусом, после чего угол двери просто выгибался наружу, оставляя замок в целости и сохранности. С полноценным сейфом такой фокус, разумеется, не проходил, но ведь и сейчас был не сейф, да и металл так себе. А железок на стене висело более чем достаточно. Выбрав меч покрепче, курсант, используя его как рычаг, в два счета справился с дверью и получил в качестве бонуса пару мешочков с золотыми монетами, небольшую шкатулку непонятно с чем, запертую на ключ, и целую кучу бумаг, как оказалось, долговых расписок. Деньги и шкатулка перекочевали в карманы. Шкатулка, правда, влезла с трудом, но карманы на десантной куртке были достаточно вместительными. Долговые расписки, надо сказать, были Петру совершенно не нужны, но им-то как раз применение нашлось моментально. Расписки полетели на пол, а на них сверху упал пиропатрон. Через пару часов он сработает, расписки вспыхнут, вместе с ними загорится все остальное… Даже если пожар потушат, подумают на кого-нибудь из местных, из должников, значит, который решил таким образом поправить свое финансовое положение. Ну, во всяком случае, есть такая вероятность и ею не стоит пренебрегать. Оставалось только уйти тем же путем, что и пришел, но перед этим курсант задержался. Все-таки он был молод, ему не исполнилось еще и двадцати, и, как всем мальчишкам, ему нравились красивые железки… В общем, не устоял он — прихватил из коллекции бездарно ржавеющего на стене холодняка узкий палаш с красивой витой гардой. Ножен, правда, не было — пришлось сорвать со стены какую-то тряпку, непонятно что драпирующую… Как оказалось, дырку на обоях… Так вот, клинок, которым он даже не умел владеть, Петр хорошенько завернул и укрепил на спине, чтобы не мешал двигаться, и уже после этого покинул кабинет. Обратный путь был еще проще — знакомая дорога как-никак. Стекло, правда, на место установить было довольно тяжело, но и с этим курсант кое-как справился, а особо усердствовать с заметанием следов не было смысла. Вопервых, окно было высоко, даже если и полезут проверять, что вряд ли, то далеко не сразу, а много времени новоявленному домушнику и не требовалось — не далее чем завтра он планировал покинуть остров вообще и этот город в частности. Во-вторых, все равно скоро разгорится пожар, а значит, всем будет не до окна.

Оставшееся до утра время Петр посвятил тому, чтобы, удобно расположившись под полусгнившей лодкой, вытащенной на берег, да так кверху килем и брошенной, оценить свой улов. Как оказалось, улов был неплох — полсотни золотых монет, которые в этих местах, если верить тому пьянчужке, ценились очень высоко, штук двадцать серебряных и шкатулка. Когда Петр, ловко действуя широким десантным ножом, сумел разворотить замок, в свете карманного фонаря перед ним заблестела горка ограненных камней, на вид явно драгоценных. Геммолог из курсанта был, конечно, никакой, но камни подозрительно напоминали рубины, сапфиры, и даже парочка похожих на бриллианты затесалась. Это было уже намного серьезнее и требовало вдумчивого осмысления, но позже, а сейчас надо было хоть немного отдохнуть и двигать покупать место на корабле, денег должно было хватить с избытком. Утром в городе царил хаос. Народ собрался в центре посмотреть на бодро горящий банк, правда, тушить никто не спешил. Хлеба и зрелищ… Ну, за неимением хлеба хотя бы просто зрелищ. Дома вокруг каменные, а значит, не загорятся, так почему бы не понаблюдать? Когда еще увидишь, как недавние хозяева города на глазах превращаются в нищих… Погорельцы торчали рядом. Жалкое было зрелище, хотя и немного комичное. Для кого как, разумеется, но местным, похоже, не было их особо жаль, а подошедшему поглазеть на дело рук своих Виноградову тем более. Ему, честно говоря, вообще было на них плевать — его сейчас занимали исключительно собственные проблемы. Не слишком красиво, конечно, но от чужих проблем стоило максимально абстрагироваться — иначе стремительно возрастал риск не решить собственную. А свои проблемы всегда остаются своими, стало быть, необходимо было ими и заниматься. Убедившись, что никто не кидается на него с криками «вор» и «поджигатель», курсант направился в порт и уже двадцать минут спустя поднялся на борт лоханки, носящей, как ни странно, титул шхуны и гордое имя «Королева Вегаса». Вегасом, кстати, называли порт, из которого был родом капитан, — Петр не поленился и по дороге в порт заскочил в лавку картографа, где обзавелся отличной подробной картой. Не то чтобы она была ему очень нужна, на планшете все было, но вот сделать привязку информации к местным названиям, разумеется, стоило. Вообще местные были храбрыми людьми. Выходить в океан на этих, с позволения сказать, кораблях… Увы, сейчас Виноградов был вынужден присоединиться к славной когорте смельчаков-смертников, покорителей местных морей.

Капитан Крунин, по совместительству еще и хозяин корабля, был высоким, кряжистым мужиком с русыми волосами и темной, слегка тронутой сединой бородой. На прямой вопрос, не возьмет ли он пассажира, капитан только буркнул: «Двадцать желтяков» — и отвернулся в полной уверенности, что разговор окончен — цена была запредельной. Услышав ответное «идет», он повернулся и посмотрел на Петра уже с куда большим интересом, но переиграть не пытался. Честно получил деньги и честно выделил Виноградову каюту, грандиозным размерам которой не позавидовала бы и собачья конура. К полудню, когда остров уже растаял за горизонтом (шхуна была хоть и убогой, но шла ходко, да и ветер был попутным), курсант Виноградов познал все прелести морской болезни. Уж он-то был уверен, что ему, человеку космической закалки, привыкшему к невесомости, эта проблема не грозит. Ага, щаз-з. Он ходил бледно-зеленый и, перегнувшись через фальшборт, с чувством кормил ихтиандра под насмешливыми взглядами команды и сочувствующими — других пассажиров, которых набралось на удивление немало. Правда, несколько ближе с ними он познакомился лишь на третий день, когда привык-таки к качке и немного пришел в себя. Во всяком случае, перестал отдавать морю все, что успел съесть, хотя к этому моменту уже и сбросил несколько килограммов веса. Впрочем, философски рассудил он, если сбросились, значит, были лишние, и нечего их жалеть. Попутчиков оказалось трое, что для такой небольшой посудины, как «Королева Вегаса», было немало. Высокий пузатый купец, хмурый и неразговорчивый, имя которого Петр забыл тут же, сопровождал свой груз. Собственно, его груз и занимал практически полностью трюмы корабля, и мрачное настроение купца объяснялось как раз тем, что из-за шторма и связанной с ним непредвиденной задержки он мог просто не успеть к большому торгу, который во все том же Вегасе и намечался, а значит, не только изрядно потерять в прибыли, но и вовсе оказаться в убытке. Что за товары были у купца, Петр не интересовался — какая ему разница. Второй попутчик, седой как лунь граф Вольдемар Косецкий, немолодой, но крепкий телом, был быстр и точен в движениях, что выдавало в нем опытного воина. Граф возвращался на родину из какого-то дальнего вояжа. Куда и зачем он ездил, граф не распространялся, а Петр не стал интересоваться — во-первых, не видел смысла, а во-вторых, это было бы, на его взгляд, не слишком вежливо. Захочет — скажет сам, а на нет — и суда нет. Меньше знаешь — крепче спишь и дольше живешь. Третий попутчик, или, точнее, попутчица — жена того самого графа, Валентина Павловна, почтенная матрона из тех, что и коня на скаку растопчет, и

горящую избу плечом на бревнышки шутя раскатает. В этой даме было килограммов полтораста живого веса, но двигалась она, несмотря на дородность, очень легко, совершенно не стеснялась своей фигуры и обладала поистине неунывающим характером. С первого дня она решительно взяла шефство над Петром, и он не возражал — и не так скучно, и массу ценных сведений о мире узнать можно. Еще у этой семейной четы было двое детей, сыновья-близнецы лет десяти, но их Петр даже в расчет не брал, потому что мальчишки целыми днями только тем и занимались, что носились по всему кораблю, лазили по вантам, задавали всем подряд кучу вопросов и были, похоже, любимцами экипажа. Родители, как ни удивительно, смотрели на это с явным одобрением — уж кем-кем, а снобами они точно не были. Петр назвался собственным именем, благо оно сколь-либо необычным здесь не было, и представился сыном князя с одного из островов, специально выбрав тот, который находился в самом дальнем конце архипелага и почти не посещался кораблями. Типа выбрался из захолустья мир посмотреть и себя показать. Идеальная легенда — во все времена и в любой стране находились такие вот никому не известные шебутные провинциалы, лезущие во все щели и ничего не знающие об окружающем мире. Над ними подшучивают, посмеиваются, но никогда не принимают всерьез и потому не опасаются. А раз так, то под такой личиной можно спокойно путешествовать, не боясь привлечь к себе лишнее внимание. Да и странноватый говор, и куча глупых вопросов человека неосведомленного, почти что варвара, выглядит вполне логично. Главным было не выходить из роли и поменьше распространяться о себе, но это было не так и сложно. Как он и предполагал, история удивления не вызвала. Вежливые улыбки и покровительственное отношение — да, разумеется, но никак не настороженность. Ну что же, этого он и добивался, тем более что и выглядел вполне по-варварски, во всяком случае так, как их представляют другие. Высокий по местным меркам, хотя и по земным метр девяносто совсем немало, широкий в плечах, черноволосый и мускулистый плюс одет необычно. Петр воспользовался моментом и стал со всей возможной скоростью восполнять недостаток информации о мире. В общем-то познавательное двухнедельное плавание получилось полезным, хоть притом и донельзя скучным. Жаль только, что не прямиком на континент, а через северный архипелаг, но тут уж никуда не деться — так шли морские течения, и кружной путь оказывался быстрее прямого. Ну а раз уж все равно надо идти через архипелаг, то грешно не пополнить запасы провизии и воды.

Сутки в порту — возможность размять ноги и поесть по-человечески, а то стряпней местного кока можно было тараканов травить, поэтому никто не возражал против небольшой задержки. Вот тут-то их и подловили. Пути, по которым ходили торговые корабли, были известны не только их капитанам, но и пиратам, в чем не было ничего удивительного. Один такой и появился из-за небольшого острова на самой границе архипелага, и хотя «Королева Вегаса» была хорошим кораблем и капитан, рискуя, случись внезапный шквал, налететь на камни, приказал поставить все паруса, шансов у торговца не было. С каждым часом пиратский корабль, узкий и хищный, как акула, становился все ближе, а лицо капитана — все мрачнее. Петр не слишком волновался. Конечно, не хотелось светиться, но раз уж пошла такая пьянка… Становиться участником рукопашной схватки в составе сборной торговца против пиратского экипажа хотелось еще меньше. Пиратов, как он успел увидеть (все-таки великая вещь бинокль, куда удобнее, чем используемые местными подзорные трубы), было человек шестьдесят. С учетом того, что их корабль был не намного больше убегающей шхуны, набились они на него как сельди в бочке. Будь на «Королеве» пушки, одним хорошим залпом картечью можно было бы изрядно проредить эту толпу, но, увы, секрет изготовления пороха в этом мире был утрачен, равно как и многие другие достижения цивилизации. Здесь и сейчас исход боя должна была решить рукопашная, а боги, как известно, на стороне больших батальонов. Словом, когда пиратский корабль приблизился на оптимальную для стрельбы дистанцию, курсант решительно прошел на корму и сказал, чтобы все оттуда валили, а пассажиры и вовсе сидели в каютах и не высовывались. Капитан его послал — и тут же узнал о себе столько нового и интересного, что решил больше не спорить и, зло посмотрев на придурочного пассажира, ушел на нос. Видимо, решил, что хуже не будет. Остался только рулевой, которому Петр приказал держать корабль на курсе, и не дай ему бог рыскать — тогда и до абордажа не доживет. Как на тренировке. Все как на тренировке. Бластер на максимальную мощность. Режим конуса — чтобы увеличить площадь поражения. Пластиковая кобура присоединяется в качестве приклада и удобно упирается в плечо. Прицелиться… Выстрел! Курсант никогда не стрелял по живым мишеням — только на полигоне, по пластиковым щитам. Такого эффекта он не ожидал совершенно. Заряд из бластера ударил точно в нос пиратского корабля и прошил его насквозь, буквально вышибив корму, а в следующий момент корабль вспыхнул ярким,

почти бездымным пламенем. С треском рухнули мачты, корпус стал рассыпаться, а над океаном разнесся ужасающий вой сгорающих заживо людей. Меньше чем через минуту лишь обугленные обломки говорили о том, что там только что было красивое и грозное по местным меркам судно. Больше всех потрясен был капитан — остальные не сразу поняли, что произошло. Однако капитан на то и капитан, первый после Бога, и справиться с собой он тоже смог первым. Подошел к Виноградову, аккуратно убирающему бластер в кобуру, внимательно посмотрел на него и внезапно опустился на одно колено: — Благодарю вас, князь. Если бы не вы…

— Капитан, — устало вздохнул Петр. — Бросьте. Я защищал не только вас, но и себя, поэтому благодарности неуместны. Самое большее, что вы для меня можете сделать, — это забыть о происшествии и никому ничего не говорить. Матросы и так не в курсе, как я это сделал, поэтому, думаю, выполнить мою просьбу реально. А так… Ну, могли они налететь на рифы, правда?

— А ты мне нравишься, парень! — внезапно расхохотался капитан, вставая. — Но уж хорошую выпивку мы тебе точно должны. И не волнуйся — мои ребята язык за зубами держать умеют. Позже Петр узнал, что, по местным обычаям, он мог претендовать на то, чтобы и корабль и экипаж перешли в его собственность. Долг крови — вот как это называлось. Однако это было уже потом, а вечером, когда шхуна вошла в порт, его действительно напоили до изумления. Так напоили, что уже к середине вечера он ничего не помнил и очнулся только утром, на втором этаже трактира, в компании головной боли и двух немного потасканных, но симпатичных девиц. Машинально схватился за сваленную у кровати одежду — все, включая бластер, было на месте. Капитан оказался честным и благодарным человеком, а он, курсант Виноградов, глупым мальчишкой! И вел себя как идиот! Его сто раз могли убить и ограбить, хотя бы из-за этого самого бластера… Быстро одевшись (девицы так и не проснулись) и, кривясь от головной боли и сушняка, он спустился в зал. Там в гордом одиночестве сидел капитан и цедил пиво — здоровье поправлял. Перед ним стояла целая батарея здоровенных глиняных кружек, частью полных, частью уже пустых. Поднял на Петра красные с перепою глаза и фыркнул: — Ну ты, Петруха, даешь.

— Что?

— Что? Не помнишь ничего? На вот, выпей. — Он кинул в рот горсточку мелкорубленых сушеных кальмаров и, размеренно двигая челюстями, протянул курсанту одну из кружек.

Петр благодарно кивнул и в два глотка высосал живительную влагу. Пиво здесь, кстати, было вполне приличное — темное, крепкое.

— Ты же вчера нажрался в хлам и пообещал набить морду компании портовых грузчиков, которые за соседним столом пили.

— И что? — с интересом спросил Петр.

— Набил, — не прекращая жевать, спокойно ответил капитан. — Причем так, будто для тебя это плевое дело. Не то чтобы не вспотел — даже не напрягался. Слушай, где тебя так драться научили?

— Дома, где еще.

— Ну да, конечно. Только где этот твой дом? Можешь мне не говорить насчет острова — я бывал во многих уголках мира и нигде не видел такого оружия, как у тебя. Да и чтобы так дрались — тоже не видел, если честно. Так откуда ты, парень?

— Честно? Знаешь, кэп, тебе лучше не знать. Честное слово, толку в том знании немного, а проблем можно нажить.

— Ну и ладно, — неожиданно легко согласился капитан. — Так будешь слушать, что было дальше?

— Чего спрашиваешь? Рассказывай.

— А чего там рассказывать? Сначала набил им морды, потом поставил всем выпивку, потом опять подрался.

— С ними?

— Нет, тут местное ворье гуляло — так ты их из зала на улицу повыкидывал. Летали они, как птички, любо-дорого смотреть было, все четверо. Один тебя ножом ткнул — так даже куртку твою пробить не смог. Интересная у тебя, кстати, курточка…

— Ты не отвлекайся, рассказывай давай.

— А потом они вернулись с подкреплением, и тут мы всем экипажем встали и приняли участие в общем веселье. Словом, отдохнули как положено. Ну а потом ты прихватил девок и свалил. Ну и мы тоже, благо ты ухитрился снять на сутки весь трактир и соседний бордель в придачу. Кстати, за бордель от ребят отдельное спасибо.

— Нормально. И сколько это стоило?

— Два желтяка. Я хотел заплатить, но ты гордо отказался и заплатил сам.

— Понятненько. И какие у нас дальнейшие планы?

— Да никаких в общем-то. Пополняем запасы и выходим в море. Сейчас ребята подтянутся — и займемся, а ты отдыхай, пока время есть.

— Хорошо, кэп, спасибо. Слушай, а где здесь ножны заказать можно?

— Для меча? Тут, по соседству, неплохая мастерская. Проходить будем — покажу. Сделают быстро и качественно, если, конечно, у них заготовки имеются. Меч с собой или на шхуне оставил?

— С собой. И еще просьба. Ты фехтовать умеешь?

— Немного, а что?

— Научи, а? А то я как раз в этом полный профан. Вот теперь ему, похоже, удалось удивить капитана по-настоящему. Внимательно посмотрев на Петра, тот пожал плечами: — Что знаю — покажу, и ребята покажут, что умеют, но лучше попроси графа. Я слышал, боец он отменный, к тебе хорошо относится. Думаю, не откажет, хотя за месяц вряд ли ты многому научишься.

— Месяц?

— Ну да, нам до дому еще месяц добираться, а может, и дольше. Как с ветром повезет. Ты что, не знал? Петр действительно не знал — как-то не озаботился спросить. Привык к скоростям родного мира, вот и не мог никак адаптироваться. Впрочем, изменить он ничего не мог, а значит, не стоило и переживать. Поэтому он позавтракал и в сопровождении капитана и повылезавшей из своих комнат команды вышел на улицу. Четыре часа спустя Петр шел по городу с палашом на новенькой перевязи. Мастер и впрямь оказался редкостным профессионалом и, хотя и ворчал, что за такое время даже пуговицу не пришьешь, тем не менее расстарался. Главное ведь что? Главное — правильно простимулировать процесс. В качестве стимула выступила золотая монета, хотя Петр и подумал, что следовало бы начать немного экономить — все-таки их запас был не беспредельным. Это тебе не дома, на Земле, где золото — обычный, в изобилии встречающийся на многих астероидах металл, далеко не самый ценный и используемый лишь при производстве некоторых видов электрооборудования. Здесь золото имело цену, немалую цену, что интересно, и являлось вдобавок основным платежным средством. Так вот, получив обещание столь щедрой платы, мастер расстарался и сделал простые, но добротные ножны точно в срок. Удобные ножны, надо сказать, — клинок сидел в них как влитой и совершенно не мешал идти, хотя непривычная тяжесть на бедре все же слегка раздражала. Впрочем, если вспомнить, бластер тоже вначале раздражал — и ничего, привык. И к палашу привыкнет, дайте только срок, а деваться некуда, меч здесь — обязательный атрибут дворянина. До отхода корабля времени оставалось совсем немного, все, что ему требовалось, курсант уже закупил и отнес в свою каюту и теперь просто шлялся

по городу, набираясь новых впечатлений. Город, носящий громкое имя Новая Пермь, как и Новгород-Заморский, изысками архитектуры не страдал, но был очень чистым, только раз в пять больше и ощутимо богаче. Вообще, в отличие от средневековых земных городов, здесь усердно следили за порядком и чистотой, водопровод был повсюду, а система канализации функционировала крайне эффективно. Все-таки русские, а именно они, судя по всему, составили в свое время костяк переселенцев, — народ, склонный к чистоте. Даже скатившись в техническом и, к сожалению, культурном уровне на много веков назад, кое-какие вещи они продолжали сохранять и даже преумножать, во всяком случае гигиена была более чем приемлемой. Ближе к центру города Петр обратил внимание, что движение не таких уж и многочисленных жителей стало заметно плотнее и приобрело достаточно четкую направленность. Казалось, у всех появилось какое-то общее дело. Это было уже интересно, и курсант, ловко сцапав за плечо шустро лавирующего между взрослыми людьми пацана, спросил: — Это куда все прутся? Мальчишка, подтвердив избитую истину о том, что дети всегда в курсе всего происходящего, удивленно посмотрел на Петра, моментально определил в нем чужеземца и весело ответил: — Так на площадь же, ведьму жечь! После чего ловко вывернулся из рук Виноградова и моментально затерялся в толпе. Надо же, а тренеры в училище утверждали, что из такого захвата освободиться сложно. А похоже, зря он так восхищался соотечественниками. Потеряли они намного больше, чем думал Виноградов, во всяком случае, в моральном плане точно. Чтото не помнил курсант, чтобы в истории Древней Руси была охота на ведьм — ее, похоже, позаимствовали из просвещенной Европы, чья хваленая культура была в точности скопирована с какой-нибудь зачуханной обезьяны. Впрочем, в местном диалекте попадались слова не совсем понятного происхождения — то ли английского, то ли французского, то ли еще какого-то. С кем поведешься, как говорится… Не хотелось, если честно, но на площадь он все-таки пришел — пробиваться против движения на глазах уплотняющейся толпы себе дороже. Правда, на площади, довольно приличных, кстати, размеров, он притормозил, оставшись в задних рядах — оттуда потом можно будет спокойно, не привлекая внимания и не прикладывая лишних усилий, слинять. Однако пока приходилось терпеть, наблюдая не слишком аппетитное зрелище, разыгрывающееся на площади.

Ведьма, похоже, была не одна — костров планировалось целых три штуки. Хорошие такие костры — дрова, аккуратно сложенные и обильно политые водой, и столбы посреди них. Все правильно — к столбу приковывается ведьма (собственно, к двум уже прикованы), а дрова сырые — это чтобы жертва не умерла быстро, а медленно и мучительно зажаривалась. Со знанием дела все организовано, явно старались профессионалы, не в первый раз устраивающие подобные шоу. Между поленницами, по оставшемуся свободным пространству, лениво прогуливался какой-то хмырь в одежде, напоминающей облачение то ли католических монахов, то ли протестантских священников. Ну точно — господствующая религия здесь явно не православие. Ничего удивительного, конечно, — православие без государственной поддержки во все времена было не слишком жизнеспособно, так что, если нашелся ушлый святоша из конкурирующей конторы, шанс у него наверняка был. Судя по происходящему, шансом он воспользоваться сумел и теперь пожинал плоды собственных трудов, что в принципе вполне логично. Между тем к третьему столбу тоже начали кого-то приковывать. Курсант присмотрелся, благо на зрение никогда не жаловался. К левому столбу прикрутили старуху, по виду — классическую ведьму, точно такую, как изображали на иллюстрациях к приключенческим книгам. Рыхлая, расплывшаяся, крючковатый нос… Словом, вечером увидишь — до утра не заснешь. У среднего столба повис на цепях мужчина лет сорока — невысокий, худощавый, с заплывшим от побоев лицом. Похоже, признания здесь выбивали по тому же методу, что и в средневековой Европе. Одет, правда, в отличие от старухи, богато, можно сказать щегольски — салатового цвета рубаха, дорогие на вид штаны… Вот сапог не было, но оно и понятно — кто будет портить огнем хорошую вещь, которая вполне может кому-нибудь пригодиться? Одежда, правда, была грязная и драная, ну да в этом тоже ничего особенного — палач, видимо, не был любителем прекрасного, а мертвому шмотки тем более ни к чему. К третьему столбу сейчас приковывали девушку. Ее-то за что? Похоже, опять же по примеру Европы — не дала кому надо, вот и объявили виновной во всех смертных грехах. Внешность разглядеть было сложно — к Петру она располагалась спиной, да и расстояние все-таки приличное… Хотя, опять же, если с земным Средневековьем параллели проводить, должна быть красивой — европейцы, как и положено варварам, почему-то самых красивых и жгли. Ну и хрен с ней, все равно обречена. Бросалась в глаза только некоторая замедленность ее движений — то ли опоили чем-то, чтоб не дергалась, то ли еще что-то сделали. А может, просто били до тех пор, пока смерть не стала казаться

ей желанным избавлением от пыток. Во всяком случае, девчонка не визжала и не брыкалась, равно как и ее товарищи по несчастью. Оставалось только досмотреть спектакль до момента, когда подожгут дрова и все внимание толпы будет приковано к происходящему, а потом тихо и незаметно слинять. А то еще найдется какой-нибудь юродивый, заорет, что вон тот чужеземец — тоже колдун, раз смотреть не хочет, и у кого-то обязательно появится желание разложить четвертый костер. Толпу легко разогреть, а вот успокоить куда сложнее. Курсант не сомневался, что уж он-то выберется, в крайнем случае достанет бластер и в два счета сам зажарит всех здесь собравшихся, еще и половину города разнесет на кирпичики, но капитана подставлять не хотелось — ему еще не раз придется заходить в этот порт и дурная слава может сослужить ему плохую службу. Как его примут после этого, догадаться несложно. Вот тут-то судьба и подбросила Петру очередную шутку, неясно, правда, хорошую или плохую. Был ведь, был в Средневековье обычай, о котором Петр слышал и который, как оказалось, присутствовал и здесь. Короче, вышел какойто жлоб в рясе и проорал нечто вроде «Кто считает, что приговор вынесен неправильно, может выйти на Божий суд за любого из приговоренных». Естественно, никто не вышел — дураков нема с церковью проблемы наживать, тем более что церковь представлял монах, без оружия, но с движениями опытного бойца. Видимо, здесь божий суд вершился голыми руками, без пролития крови, так сказать. Вроде в Средневековье так было принято. Так вот, местные промолчали, а Петр влез. Сдуру, наверное, приключенческих книг в детстве перечитал. И естественно, за девушку. Ну что тут сказать — рефлексы вперед мозга сработали, а может, гормоны взыграли, как-никак несколько месяцев воздержания — не шутка. Толпа радостно взвыла в предвкушении еще одного бесплатного зрелища, на сей раз неожиданного и потому еще более интересного. Перед Виноградовым мгновенно расступились, давая дорогу, и он, мысленно проклиная собственную глупость, зашагал к центру площади, уже почти равнодушно слушая вопли монаха о том, что в случае проигрыша его имущество переходит в собственность церкви, а сам он признается еретиком и колдуном.

— Благородный господин желает биться на мечах? — с издевательской вежливостью осведомился один из трех монахов, которым, похоже, предстояло судить встречу. Создавалось впечатление, что в победу курсанта он ни на миг не поверил.

— Благодарю, — не менее издевательски отозвался Петр. — Я как-то не привык на безоружного с мечом.

— О, не волнуйтесь, в этом случае брат Федор тоже вооружится. Какое оружие вы предпочитаете?

— А как же «без пролития крови»? Или я не прав и здесь этот постулат не действует?

— Так это же не казнь, а божий суд.

— И все же, раз при нем нет оружия, то не будем терять время — я, знаете ли, тороплюсь. Приступим? В глазах монаха, с которым Виноградову предстояло драться, мелькнуло нечто, похожее на одобрение. Одним движением он скинул рясу, под которой, как оказалось, скрывался могучий, без капли жира торс, и решительно вошел в обозначенный простой веревкой круг. Петр недолго думая снял перевязь с мечом, скинул куртку, благо десантный комбез его остался на корабле, рубашку, сапоги и пояс с ножом и бластером. Последнего, наверное, делать не стоило, всетаки совсем уж безоружным оставаться было чревато, ну да уж раз пошла такая пьянка… Правила оказались до безумия простыми, человеческий мозг вообще ориентирован на стереотипы. Двое противников в одних штанах могли избивать друг друга как угодно. Запрещенным считался только намеренный удар в пах, хотя опытный боец наверняка мог провести его так, что никто бы и не понял, что это не случайность. А дальше — бой до смерти или до невозможности продолжать сопротивление, смотря что наступит раньше. Выход из круга — поражение. Монах и курсант стояли друг напротив друга. Оба на фоне худосочных горожан выглядели внушительно — высокие, мощные, явно сильные мужчины. Монах чуть заметно улыбнулся и вежливо поклонился. Что-то этот поклон Петру напомнил, но вспоминать времени не было. Он чисто механически ответил тем же и тут же отступил, уклоняясь от молниеносного удара ногой в голову. Потом от второго, третьего… Ну и все, в голове как будто щелкнуло — банальное карате с легким налетом местного колорита. Опасно, конечно, но не то чтобы очень — в училище им преподавали куда более жесткий и эффективный армейский рукопашный бой. Не столь красивый, конечно, зато позволяющий расправиться с врагом быстро и навсегда. Правда, на стороне его противника наверняка был немалый опыт реальных схваток, а на стороне курсанта — лишь тренировки в спортзале, но зато он не пытался драться. Ну не учили его драться — его учили убивать, в крайнем случае калечить, и результат был соответствующий. Уклонившись от очередного удара, что оказалось не так уж и сложно — реакция у него была намного лучше, и движения противника казались немного замедленными, — он пробил своему противнику в печень и поймал его

на бросок. С трудом удержавшись от того, чтобы сломать монаху локтевой сустав, перенаправил движение и просто вышвырнул его за пределы круга. Вокруг все замолчали — такого финала никто не ожидал. Пожалуй, только монах понял, что случилось и чем для него должен закончиться бой. Он спокойно встал, подвигал рукой и с удивлением посмотрел на Петра. Потом так же спокойно вновь поклонился ему и, подобрав с земли рясу, пошел прочь. Толпа расступилась перед ним — похоже, монах был местным чемпионом, и потому его поражение было сенсацией малого масштаба. Остальные монахи, те, что совсем недавно изображали судей, замерли в классической театральной немой сцене, не зная, что делать.

— Освободите ее, — спокойно сказал Виноградов, затягивая шнурки на ботинках.

— Кого? — как будто очнулся тот монах, что озвучивал условия поединка. Очевидно, случившееся стало для него шоком.

— Девушку, кого же еще. Да бегом, а не то в следующий раз никто вам просто не поверит. Довод подействовал. Девушку на удивление быстро, курсант едва успел одеться, отвязали от столба и толкнули к Петру. Тот еле успел ее поймать — цепи с нее не сняли, хорошо хоть, изначально скованы были только руки. Правда, на ногах она почти не стояла — все-таки хорошо ее опоили. Петр одним движением забросил почти невесомое тело на плечо и состроил страшную рожу. Монахи отшатнулись, а толпа на площади моментально расступилась, давая Виноградову дорогу. В полной тишине он вышел с площади и моментально, за первым же поворотом, припустил бегом и через пару кварталов свернул в первый попавшийся переулок. Воровато оглянувшись, он осторожно сгрузил свою вялую ношу, прислонил ее к стене и повернулся, собираясь уходить.

— Не советую, молодой человек. Виноградов обернулся. С противоположной стороны переулка к нему неторопливо приближался тот самый боевой монах. Шел он совершенно бесшумно, и даже плотная ряса не могла скрыть кошачью плавность его движений. Подойдя к девушке, монах присел перед ней на корточки, приподнял ей веко, посмотрел, пощупал пульс на шее, зачем-то помассировал виски и тяжело вздохнул: — Она придет в себя через пару часов и будет совершенно беспомощна, но к тому времени ее уже найдут и снова отправят на костер.

— И что? С меня, думаю, довольно того, что я ее с костра вытащил.

— Дурак ты, парень. Знаешь, в монастырской библиотеке порой встречаются очень старые книги. В одной из них мне попалась фраза: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Имел смелость взвалить на себя эту ношу — так имей мужество нести ее до конца, иначе что же ты за мужчина?

— Так, стоп. На себя посмотри.

— А мне на себя смотреть нечего, у меня выбора нет, и героя я из себя не строил. Почему — не твое дело, но помочь ей я не могу, а ты не местный, значит, сядешь на корабль и уплывешь отсюда. Забери девочку, сейчас у нее там, на площади, гибнет семья, и если она останется, то погибнет в любом случае, а так… Даже если ты просто увезешь ее на соседний остров, у нее будет шанс, а здесь она наверняка погибнет. Вздохнув, Петр подошел, вновь поднял девушку на руки. Не тяжело, конечно, но долго с таким грузом все равно не побегаешь. И висит как тряпка, что тоже изрядно мешает. Монах внимательно посмотрел на него и скомандовал: — Иди за мной… Какими переулками они шли, Петр так и не понял, но до порта добрались на удивление быстро. Здесь монах кивнул курсанту и, повернувшись, хотел уходить, но Петр остановил его: — Скажи, зачем ты это делаешь?

— Зачем? Да оскотиниться совсем уж не хочу, вот и все. И потом, ты ведь меня там, на площади, тоже калечить не стал, хотя и мог. Убить, наверное, тоже мог, причем куда быстрее. Так почему не убил?

— Да потому же, наверное, — после секундной заминки ответил курсант, стараясь не выдать себя голосом. — Не хочу окончательно становиться сволочью. Ладно, удачи тебе.

— Тебе удачи. Монах повернулся и будто растворился среди домов. Вот он стоял — и вот исчез. Хороший человек… Петр поймал себя на мысли, что даже не узнал его имени. Хотя нет, узнал, этот на площади назвал его братом Федором. Интересно, настоящее это имя или принятое при постриге? И еще, он ведь обманул монаха — не убил он его не потому, что имел на этот счет какое-то моральное табу, а всего лишь от неуверенности, что после такого удастся уйти с площади без боя… А самое паршивое, что монах, похоже, это понял. На корабле его уже ждали. Капитан стоял на палубе, курил и хмуро наблюдал, как Петр быстрым шагом приближается к «Королеве Вегаса», потом демонстративно посмотрел на часы и проворчал: — Тебя только за смертью посылать… И что ты такое притащил?

— Пассажирку я тебе притащил. Кэп, Семен Павлович, сколько с меня за нее? В смысле за проезд?

— Откуда ты взял это пугало?

— С костра вытащил.

— С костра? Капитан резко посерьезнел, потом обернулся к матросам и прорычал команду. Секунду спустя по кораблю пронесся топот ног, матросы разбежались по местам, и корабль в рекордно короткое время отвалил от пристани.

— Вот что, парень, — со странной интонацией сказал капитан. — Тащи ее в свою каюту и запри там. А лучше сам запрись вместе с ней, сиди там и не высовывайся. Бегом! Петр счел за лучшее подчиниться — капитан явно знал, что делал. Однако перед самой каютой его перехватила Валентина Павловна и, испуганно закудахтав, потащила к себе. Петр снова подчинился — каюта графской четы была куда больше, чем его. Увы, его выставили из каюты моментально, сразу же после того, как он сгрузил свою ношу. Оставалось только вздохнуть и пойти назад, к капитану. Тот покосился на Виноградова, но ничего не сказал, а полчаса спустя шхуна уже вышла из гавани. Вот тогда капитан и выдал Петру несколько неприятных слов, кратко, но чрезвычайно образно характеризовавших его умственные способности, а также умственные способности его родителей, дедушек, бабушек, ну и до кучи тот противоестественный способ, при помощи которого Петр появился на свет. Приходилось терпеть и слушать. Наконец, получив финальное «уйди с глаз моих и чтоб я больше тебя не видел», Петр отправился к себе в каюту и рухнул на койку — вымотал его сегодняшний день страшно. Однако и тут отдохнуть ему не дали — на сей раз явился граф и без обиняков начал: — Петя, я хотел бы с тобой поговорить.

— Слушаю вас внимательно. — Петр сел и изобразил на лице внимание, хотя больше всего ему хотелось, чтобы его оставили в покое.

— Кто ты?

— Не понял?

— Да все ты понял. То, что ты не сын провинциального князя, ясно.

— Ну, точно так же ясно, что вы, граф, занимаетесь шпионажем. Петр ткнул наугад, но точно попал в цель. Граф, ничуть не обидевшись, сел, закинул ногу на ногу и ответил: — Ну да, внешняя разведка княжества Новомосковского. Как догадался?

— Угадал.

— Ну что же, значит, ты умный и наблюдательный человек. Но все же не уводи разговор от темы. Кто ты? Погоди, я поясню. Ты богат, хорошо обучен драться, но абсолютно не умеешь фехтовать, что для дворянина совершенно ненормально. Не знаешь элементарных вещей, а когда пытаешься их узнать — строишь из себя простака и переигрываешь. Твой язык не сильно, но для опытного уха вполне заметно отличается от того, которым пользуемся мы. Твое оружие… Ладно, эту тему мы замнем, все равно вряд ли ты им поделишься, — Петр машинально кивнул, — да я и не настаиваю. Наконец, сегодня ты сделал то, что ни один нормальный человек не сделает. Вступиться за ведьму — это же уму непостижимо!

— Граф, я не буду опровергать ваши слова. Утром я сказал капитану, что от многих знаний много горя. Теперь я повторю это для вас. Прошу поверить, что я не собираюсь причинять вред ни вам лично, ни вашей стране. Ну, если меня первыми не тронут, конечно.

— Хотелось бы надеяться, — фыркнул граф. — Впрочем, ладно — все равно я вряд ли с тобой справлюсь, наслышан, что ты в трактире вытворял. Придется поверить на слово.

— Да уж, пожалуйста, — язвительно ответил Петр. — Альтернативой будет вышвырнуть меня за борт, а как раз этого сделать я никому не позволю. И кстати, кроме меня, моим оружием тоже никто воспользоваться не сможет, уж вы мне поверьте. Граф рассмеялся и хлопнул Виноградова по плечу: — Живи уж… чудо в перьях. Знаешь, почему я тебе верю? Да потому, что ты девочку спас. Для профессионала такой непозволительный, а главное, бесполезный риск просто невозможен. А с завтрашнего дня, так и быть, начну учить тебя фехтовать. Только вряд ли успею научить многому, подобные навыки надо получать с детства.

— Ну, это мы еще посмотрим… Граф снова рассмеялся и вышел из каюты, а Петр наконец смог лечь и хоть немного отдохнуть. Правда, вначале по вбитой еще с училища привычке он провел анализ своих действий. Увы, результат не радовал — действия такие подошли бы скорее романтичному молокососу, чем космонавту, исследующему неизвестную планету. Все-таки перечитал в детстве романов, успел подумать Петр, засыпая. Проспал он остаток дня и всю ночь — сказалась усталость, да и последствия алкогольного отравления тоже даром не прошли. А потом начались суровые будни — граф сдержал слово и стал учить Виноградова фехтовать. Учителем он, надо сказать, был хорошим и фехтовальщиком отличным, хотя и впрямь считал,

что показать сумеет лишь самые азы. Только вот здесь он ошибся— что поделаешь, графу никогда еще не приходилось сталкиваться с курсантом выпускного курса военной космошколы, поэтому уже к концу первого дня тренировок глаза его от удивления, казалось, висели на стебельках, как у рака, а пот лил ручьями. Не ожидал граф встретить здесь ТАКОГО ученика. Все ведь было просто. Как, спрашивается, в той же космошколе за два года усваивают объем информации многократно больший, чем в прошлом за десятилетия? Да все банально — в десятки раз повышается скорость усвоения этой самой информации, улучшается не только память, но и моторика, позволяя обойтись без многократного повторения, усваивая все с первого-второго, ну максимум третьего раза. В результате человек читает учебник, или пилотирует корабль, или, в конце концов, отрабатывает приемы рукопашного боя, а преподавателю-инструктору-тренеру остается всего лишь направлять процесс обучения. Руководить, проще говоря. Естественно, просто так это не достигается, но к чему тогда медицина? Подстегнуть процесс не так уж и сложно, одна инъекция препарата — и неделя ускоренного восприятия мира в твоем распоряжении. Ну, плюс-минус день, в зависимости от организма. Еще неделю действие препарата продолжается, хотя эффективность его сходит постепенно на ноль, ну а потом можно и повторить. Конечно, для организма это все бесследно не проходит, препарат обладает пусть слабым, но однозначно наркотическим эффектом, однако что поделаешь — издержки военного времени, главное, не злоупотреблять. В аптечке же, помимо всего прочего, было и это волшебное зелье, так что оставалось только употребить его по назначению и начать удивлять окружающих своими талантами. Матросы, которые во главе с капитаном собрались посмотреть на интересный процесс обучения новичка, уже в скором времени разошлись задумчивые, а на Виноградова стали посматривать с опаской. Впрочем, уже на второй день к тренирующимся подошел капитан и попросил графа, раз уж он все равно занимается с Петром, потренировать и его самого — в море, знаете ли, всякое происходит, и абордажные схватки в этом мире были отнюдь не редкостью. Вскоре к ним присоединились и несколько матросов. Вообще, как заметил Петр, в этом мире сословные разграничения, конечно, были, но особого снобизма дворян по отношению к простым людям не замечалось, хотя, возможно, все дело было в том, что данная конкретная группа людей уже давно находилась в море, а в любом тесном коллективе многие условности сглаживаются. Да и граф, который откровенно скучал, тоже не против был лишний раз подвигаться и помахать железом. В результате к концу недели тренировались уже практически все свободные от вахты члены экипажа, размахивая самым разным оружием —

от изящной дворянской шпаги графа до абордажных топоров. Месяц в общем выдался нескучным и весьма познавательным — клинком Петр, во всяком случае, владеть научился пусть не на уровне мастера, но вполне сносно. К тому же граф, на пару с женой, дал ему несколько уроков этикета, а заодно и местных реалий, так что теперь Петр мог изображать провинциального дворянина вполне достоверно. Единственное, что портило настроение, были еда (кок все так же ухитрялся приготовить из не самой худшей солонины нечто малосъедобное) и то, что спасенная Петром девушка, похоже, его тихо ненавидела. Во всяком случае, разговаривать с ним она не хотела категорически и при его появлении тут же отворачивалась, как будто уже сам его вид был ей неприятен. Вначале Петр списывал ее странности на последствия шока, но через некоторое время ему это надоело, и он спросил графиню, в чем, собственно, дело. Ответ его несколько удивил. Точнее, удивила наглость спасенной им девицы — оказывается, она считала Петра виновным в том, что ее он вытащил, но даже не попытался спасти ее бабку и отца. Услышав это, Петр на мгновение потерял дар речи, а потом разразился длинной тирадой на тему того, что он вообще-то и девку эту (звали ее, кстати, Виктория) вытащил мало того что случайно, так еще и с риском для жизни, и попытайся он вытащить остальных, ему вообще бы ничего не светило, а если вдуматься, делать это он был абсолютно не обязан. Графиня покивала, соглашаясь, и выдала что-то насчет женской логики (сама она, кстати, дамой была весьма рациональной и истерией не страдала), но смысл ее речи сводился к тому, что «разбирайся-ка ты, молодой человек, со своей проблемой сам — незачем кого попало спасать да еще и на корабль за собой тащить». Оставалось плюнуть и пойти тренироваться дальше. Обидно… И ведь девчонка-то симпатичная — невысокая, худощавая, русые волосы заплетены в толстую косу. И лицо безо всякой косметики красивое. Впрочем, что сделано — то сделано, и нет смысла пытаться переиграть. А в целом плавание протекало неплохо, хотя, кроме ежедневных тренировок, разнообразило его лишь периодическое появление в зоне прямой видимости каких-то крупных морских животных. Местного аналога китов, надо полагать. Штормов не было, ветра дули устойчивые и все попутные, — как объяснил Петру капитан, это было сезонное явление, и большинство капитанов стараются подгадать так, чтобы проходить этот участок маршрута именно в это время. Если честно, они немного запоздали, но не настолько, чтобы это создало какие-либо неудобства. Вон только купчина кривится да из каюты не вылезает, но это он зря — успеют они в назначенное время, если не случится ничего непредвиденного, чай, не в первый раз здесь ходят.

И впрямь успели. Корабль пришвартовался у причала Вегаса за день до ежегодной ярмарки или, как ее здесь называли, большого торга. Точнее, за ночь — день клонился к вечеру, а мероприятие начиналось с утра. Почти сразу, прямо как по волшебству, материализовался какой-то мелкий таможенный чиновник, получил плату за стоянку, оформил бумаги и скорее формально, чем всерьез осмотрел корабль на предмет возможной контрабанды. Капитана здесь знали и, похоже, доверяли ему, так что, наскоро заглянув в трюм, чиновник выпил на пару с капитаном по рюмочке, взял пару серебряных монет (как понял Петр, это даже взяткой не считалось — так, почти официальный заработок) и убыл восвояси. Купец, радостный до неприличия, тут же организовал разгрузку судна и вскоре исчез из поля зрения вместе со своим товаром. Граф с супругой, прихватив детей, уехали еще раньше — их в порту ждала карета. То ли граф каким-то образом ухитрился передать весть о своем прибытии, то ли она каждый день тут стояла — не прост граф, честное слово, не прост. Видно, и вправду шпион. А что граф… Ну и что такого? Шпионаж — занятие для дворянина вполне благородное. Да и кто знает, граф ли он вообще. Петр уходил последним, у него оставалось еще небольшое дело к капитану, а тот был постоянно занят — руководил разгрузкой. Да еще Виктория никак не уходила — сидела на палубе возле кают, так чтобы не мешать матросам, и непрерывно следила за Петром. Зачем — непонятно, да и какая разница? Однако капитан, когда, закончив разгрузку, обратил на Петра внимание, моментально все объяснил: — Она ведь теперь твоя собственность, парень, по законам любого государства. Так что повесил ты себе якорь на шею… — и захохотал, довольный своей немудреной шуткой.

— И что мне с ней теперь делать? — мрачно спросил Петр.

— Да что хочешь — то и делай. Хочешь — продай, хочешь — подари, хочешь — еще как используй.

— Да пускай идет на все четыре стороны!

— А вот это не получится, — посерьезнел капитан. — Пропадет она. Ну, ты сам посуди — ни денег, ни документов, ни даже знакомых в этом городе… Крепостная сбежавшая, не иначе. Любой обидеть может, и ведь обидит. Или ты очень хорошего мнения о людях? О людях Петр был самого что ни на есть поганого мнения. Да и в словах капитана насчет документов был резон. Для себя-то Петр документы справил запросто — просто посмотрел мельком на документы графа, а уж подделать этот примитив, без фотографий и нормальных печатей, было несложно, ни один местный умник не отличит. А вот для девушки сделать — как-то не подумал. Да и

вообще ни о чем не подумал. Надо было с графом поговорить-посоветоваться, глядишь, помог бы или хоть посоветовал что, он вроде неплохой человек, да где же теперь его искать? С деньгами было проще — их у Петра пока что хватало, мог бы и поделиться. Однако он сделал еще одну попытку избавиться от неожиданной обузы: — Семен Павлович, может, вы ее куда пристроите?

— Нет уж, избави бог, — замахал руками капитан. — Примета дурная, а в море, сам знаешь… Да уж, в море атеистов не бывает. Особенно здесь, где корабль в несчастную тысячу тонн водоизмещением считается супермегалайнером. Пришлось беспомощно пожать плечами и смириться с тем, что какое-то время придется терпеть возле себя это надутое создание. Однако был у Петра к капитану еще один вопрос, деловой. Ведь кто знает, как пойдут дела дальше, — возможно, база давно разрушена, или передатчик неисправен, или еще чего… Следовало обеспечить себе на такой вот аварийный случай источник доходов и соответственно возможность нормального безбедного существования в этом мире.

— Капитан, вопрос на засыпку…

— Считай, засыпался. Говори.

— Скажите, насколько прибыльно быть судовладельцем?

— Не очень, — после недолгой паузы честно ответил капитан. — Хватает на жизнь, на ремонт судна, немного можно скопить, но и только. Многие капитаны, подобные мне, заканчивают жизнь нищими.

— Тогда почему вы этим занимаетесь?

— А я больше ничего и не умею, да и не представляю себя в другой роли. Мои отец и дед были моряками, отец был боцманом, дед парусным мастером, я вот дорос до капитана.

— А что надо, чтобы сделать это занятие прибыльным?

— Хотя бы еще пару кораблей, желательно побольше «Королевы». Тогда можно было бы…

— Стоп. Избавьте меня от подробностей. Как вы смотрите на то, чтобы я вступил с вами в долю?

— Как и на каких условиях? — тут же подобрался капитан. Вместо ответа, Петр выудил из кармана оба бриллианта и несколько сапфиров, цену которых он сейчас уже приблизительно представлял. Капитан внимательно посмотрел на него и изменился в лице.

— На это можно купить не меньше пяти шхун…

— А вот технической частью сами займетесь, не надо засорять мне мозги. Я в этом все равно не разбираюсь, мой вклад — деньги.

— Пошли. — Капитан решительно схватил Петра за плечо и потащил за собой, в свою каюту. Опасался, видать, что внезапный приступ острого безумия пройдет и Виноградов откажется от этой затеи. — Артур! Тащи сюда стряпчего! Словом, спустя час Петр вышел из капитанской каюты уже совладельцем корпорации «Крунин, Виноградов и К°». Компания — это весь экипаж «Королевы Вегаса», который должен был стать костяком экипажей остальных кораблей корпорации. Ну а чтобы люди были надежными, они должны быть в доле, поэтому пришлось идти на эти, не такие уж и большие расходы. Верность стоит дорого, не надо на ней экономить. Обмывали в трактире, не портовом, но и не в центре города — золотая середина и по комфорту, и по стоимости. Да и места, как ни удивительно, нашлись, хотя ярмарка была на носу и в город понаехала толпа народу, и потому посидели хорошо. В свою комнату Петр уползал уже под утро, честно перепив большую часть команды и спасовав только перед самим капитаном. Ну да тому по должности положено! Капитан на корабле — первый после Бога и первый во всем, включая выпивку. Утро было даже не мрачным, как в прошлый раз, — оно было просто страшным. Голова раскалывалась так, что казалось, сейчас лопнет. Петр пошевелился — и голова отозвалась новым всплеском боли… Кошмар! Это сколько же он вчера выпил? На стуле в углу обнаружилась Виктория. Ну да, все правильно, вчера, когда комнаты снимали, Петр о ней банально забыл, вот она и поплелась в его комнатушку, деваться-то ей некуда, а теперь, значит, сидит с видом гордым и независимым, этакая невинность оскорбленная, и плевать ей, что тут человек с похмелья помирает. Даже воды не подаст, зараза! Нет, теперь понятно, за что ее сжечь хотели. Все, если он сегодня выживет, то завтра обязательно продаст ее кому-нибудь. С трудом дотянувшись до своих вещей, Петр вытащил малую армейскую аптечку со стандартным набором — противошоковое там, обезболивающее и прочее в том же духе. Сейчас его интересовал универсальный антидот, который курсант и вколол себе, с трудом попав в вену. Получилось. А потом тело мгновенно покрылось мерзким липким потом и страшно захотелось в туалет — организм стремительно очищался от той дряни, которую местные называют вином. Вино, ага! Сивуха самого мерзкого пошиба. Ну и хрен с ней — главное, что в себя смог прийти. Хотя, как говорил один древний писатель, «качество всегда можно перебить количеством» или что-то в этом духе, а значит, упиться

можно чем угодно. Хорошо хоть, не до смерти. Зато голова прошла, а значит, стоило полежать еще пару минут и вставать — сегодня предстоял тяжелый день, и терять зря время было нерационально. Встав и с наслаждением потянувшись, Петр первым делом подошел к столу, взял кувшин с водой и высосал его в несколько больших глотков. Потом высунулся в коридор, благо было часов десять и можно было не опасаться ни перебудить людей, ни того, что вся прислуга будет в разгоне и просто не сможет выполнить заказ, и проорать, что нужен завтрак в номер на одного (девчонке, которая даже воды болящему не подала, заказывать не стал — перетопчется) и бадью с горячей водой. Увы, с бадьей была проблема — единственная бадья, предназначенная для купания, имеющаяся в хозяйстве, только вчера треснула, не выдержав соприкосновения со лбом какого-то посетителя в пьяной драке. Посетитель встал и пошел, а бадья теперь пропускала воду. Пришлось ограничиться тем, что, прихватив свежее белье, спустился к колодцу на заднем дворе, где какой-то мальчишка из прислуги хорошенько окатил Петра холодной водой. После этого, отдав прачке в стирку грязную одежду (хорошо хоть, десантная экипировка пылегрязеводоотталкивающая), курсант оделся и вернулся в номер. М-дя, вот и позавтракал. Зашел, а там — картина маслом. «Завтрак аристократа» называется. Сидит тетя Вика, яичницу уплетает. Его, Петра, яичницу! Оставалось только плюнуть мысленно, повернуться и пойти обедать в общий зал. Именно обедать — завтрак уже давно кончился, вставали здесь рано и завтракали соответственно тоже, так что, выходило, ранний обед было получить намного проще. Впрочем, поел он неплохо. Что называется, вкусно, сытно и недорого, совсем как в какой-нибудь непрестижной забегаловке родного города. Там тоже так — продукты все равно одинаковыми автоматами синтезируются, стулья, что обычные пластиковые, что престижные деревянные, предназначены в первую очередь, чтобы на них сидеть, а разница в ценах, выходит, только за громкое имя ресторана. Здесь, похоже, царствовал тот же принцип накрутки цены в зависимости от престижности бренда. С учетом того, что престиж этот самому Петру был в общем-то по барабану, условия этого заведения и местная кухня были для него вполне приемлемыми. На пиво, которое ему поставили за счет заведения, Петр посмотрел, как правоверный мусульманин на иудейские святыни. Кстати, интересно, кто они такие — иудеи? Мусульмане-то остались — одна из многих незначительных религий, таких как христианство или буддизм, осколки разнообразнейших

течений, царивших на Земле перед началом космической экспансии и межпланетных войн, а вот от иудеев, как и от китайцев, прибалтов и многих других народов остались только поговорки и анекдоты с их участием. Ну что же, тоже своего рода память… Угостив пивом какого-то местного безденежного завсегдатая (тот сидел в углу и жадно смотрел на эту кружку, а когда Петр благосклонно кивнул, моментально схватил ее, выхлебал почти литр в три глотка, только кадык дернулся, и впал в нирвану), курсант вернулся в комнату. Там практически ничего не изменилось — Виктория все так же сидела у стола и не издала ни звука при его появлении. Впрочем, в лишних звуках Петр и не нуждался — просто достал кошель, выудил из него пять золотых, добавил серебра и толкнул получившуюся кучку к девушке. Для него сейчас это было немного — он вчера, воспользовавшись случаем, узнал у стряпчего, где можно продать камешки, и намерен был обменять пару рубинов на звонкую монету. Все-таки в дороге обычные деньги предпочтительнее.

— Что это? Надо же, а ведь она впервые с ним заговорила. До того, конечно, он неоднократно слышал ее голос, но каждый раз, даже обращаясь к нему, она ухитрялась сделать так, что разговор шел как бы через кого-то. Через графиню, например.

— Это тебе. Забирай и уматывай. На первое время тебе хватит, а дальше сама разберешься. Я тебе не нянька. Фыркнула, встала и вышла, хлопнув дверью так, что казалось, косяк вылетит. Однако же деньги взяла, Петр даже не понял как — одним легким, практически незаметным движением смахнула их в карман, и все. Ну и замечательно — одной проблемой меньше. Петр намерен был убраться из города как можно скорее. Хотелось бы уже сегодня, но надо было продать камень, прикупить снаряжение, запасы, лошадь… С учетом того, что позорно проспал, сегодня курсант выехать не успевал уже точно. Однако завтрашнее утро — крайний срок. Петр не хотел привлекать внимание, но, увы… Куча народу видела, как он стрелял из бластера по пиратам. Капитан промолчит, потому что умный, граф промолчит по той же причине, да и сам он мутный тип, так что язык без крайней нужды не распустит. Купец… Ну, купец просто побоится — внушение ему Петр сделал лично и напугал, похоже, до трясущихся поджилок. А вот матросы по пьяни как пить дать проболтаются. Конечно, им никто не поверит, но слухи пойдут, а где слухи — там и до спецслужб недалеко. Так что лучше сваливать по-быстрому. Даже, возможно, вечером, если получится.

Однако для начала стоило проверить, не началась ли слежка уже сейчас. Для этого Петр вначале прошелся по городу, старательно вспоминая и претворяя в жизнь то, чему его учили. Вроде бы никого не засек, хотя, конечно, с его дилетантским опытом только в шпионов играть. Заодно зашел к цирюльнику, укоротил отросшие волосы до приемлемой длины. Цирюльник все сокрушался, что такую красоту портить приходится… Ну, оно понятно — у местных в моде волосы длинные, почти до плеч, а попробуй повозись с такими в скафандре — живо налысо обреешься… Словом, некомфортно было курсанту, вот он и настоял на том, чтобы их обрезали. К ювелиру Виноградов зашел уже после цирюльника. Тот, как и положено, попытался купить задешево — мол, и цвет не чистый, и огранка не та… А вот хрен вам, товарищ начальник. Виноградов торговался долго, азартно, ювелир — тоже, явно получая от этого удовольствие. В результате нашли компромисс и расстались, довольные друг другом. Вот после ювелира Петр и понял, что за ним идут. Все правильно — зачем тащиться за человеком по городу, если точно знаешь, куда он придет? Ну стряпчий, ну скотина… При случае надо будет отплатить. Петр представил, как аккуратно сворачивает шею жирному уродцу, и на душе потеплело. Да, он это сделает, но не сейчас, когда любой сможет понять, кто и за что это сделал, а чуть позже, когда снова вернется в этот город. Если вернется, конечно, но тут уж всякое может быть. Зажали его в переулке, как он и рассчитывал. Собственно, он специально туда свернул, чтобы спровоцировать своих преследователей на решительные действия и устранить эту проблему раз и навсегда. Ну и в принципе правильно рассчитал — стоило оказаться в достаточно укромном месте, как перед Петром выросли три столба мелкоуголовного вида, сзади материализовался четвертый, после чего Петру было достаточно вежливо предложено поделиться с сирыми и убогими. Причем дележ предлагался честный — вы нам всю наличность, меч, шмотки, а мы вам жизнь. Петр вздохнул и честно предупредил, что сейчас всех убьет, после чего, пока его собеседники весело зубоскалили, по-ковбойски выхватил бластер и выстрелил ровно четыре раза. Бластер, поставленный на минимальную мощность и узкий луч, оставил у всех четверых во лбу по маленькой дырочке с аккуратно припеченными краями, после чего курсанту оставалось только перешагнуть через бездыханные тела и спокойно пойти своей дорогой. Остаток дня он потратил на то, чтобы закупить припасы в дорогу и средства передвижения. Ну, с припасами все было более или менее просто — Петру совершенно не хотелось заниматься подтверждением давным-давно сданного

экзамена по выживанию. Он, конечно, мог бы продолжать идти, доедая концентраты, а потом перейти на подножный корм, но зачем? Проще закупить продовольствие в запас и не терять потом время и силы на всякие глупости вроде охоты. С лошадьми было хуже — Петр в них не разбирался совершенно. К тому же, насколько он мог понять, местные породы сильно отличались от своих земных предков. Ничего удивительного — столько лет, изолированная популяция, окружающая среда иной планеты и прочая-прочая-прочая… Да и человек приложил к селекции свою тяжелую и не всегда умелую руку, поэтому местные лошади имели с земными не так уж и много общего и были способны поставить в тупик любого знатока. Пришлось выкручиваться, призвав на помощь богатую фантазию. Петр походил вокруг загонов, понаблюдал, поговорил… В результате он стал счастливым обладателем трех лошадей, одной из которых, по идее, предстояло нести его, а двум другим — припасы. Выбрал, что называется, по большой цене — местные лишь цокали языками и завистливо смотрели вслед. По соседству приобрел также седло, сбрую и еще кучу необходимых вещей, о которых раньше не имел представления. Судя по хитрым ухмылкам продавцов, впарили ему много лишнего, но это сейчас курсанта не очень волновало — решил, что разберется по ходу пьесы. Все равно лошадей по первости предстояло вести в поводу — ездить Петр не умел совершенно. Вот если бы это был крейсер, орбитальный челнок или, на худой конец, штурмбот… Ладно, не боги горшки обжигают, и вряд ли лошадь сложнее. Правда, была идея купить телегу, но по здравом размышлении Петр от нее отказался. Неизвестно было, где придется ехать — он знал местоположение базы, но никак не карту дорог, а верховые и вьючные лошади в любом случае обладают лучшей проходимостью, чем телега с грузом. Так что придется трястись верхом… Впрочем, с этим Петр давно смирился — лучше плохо ехать, чем хорошо бежать. Ну и случилась на рынке одна интересная встреча. Сторговав первую лошадь, Петр сунул в карман деньги и почти сразу же ощутил в нем чьи-то шаловливые пальчики. Ловко перехватил руку, вывернул…

— Ай-ай-ай! Дяденька, отпусти! Пацан лет десяти, мелкокостный, худощавый. Петр улыбнулся.

— Не боись, малек. Сейчас тебя страже сдам — в приют пристроят…

— Отпусти, хуже будет! А вот голос у мелкого стал уверенным, злым. Петр обернулся и моментально определил почему — к ним бодро, раздвигая плечами толпу, целеустремленно

двигались аж пятеро. Внушительные парняги, придется попотеть, так что мальчишка будет обузой. Придется работать жестко.

— Отпусти ребенка, козел!

— За козла ответишь. — Петр резко встряхнул рукой. Дикий вопль — правильно, это больно, когда ломаются пальцы. Теперь этот сопляк уже никогда и никому своей клешней в карман не полезет — моторика пальцев восстанавливается плохо, не факт, что он сможет когда-нибудь сам себе шнурки завязывать, зато и на виселицу за кражу не попадет. Курсант оглянулся — окружающие не обращали внимания на происходящее или, точнее, грамотно делали вид, что не обращают, видно к таким разборкам привычные. Ну, тем лучше — не будут ни мешать, ни звать стражу и привлекать к Петру внимание. В руках подбегающих бандюганов блеснули ножи. Отлично! В эту игру Петра играть учили неплохо, и инструкторы были хороши. В отличие от висящего на поясе палаша нож сидел в руке курсанта как влитой и создавал чувство уверенности. А вот дальнейшее было абсолютно неожиданным. Как только Петр выхватил свой нож, бандиты затормозили настолько резко, что чуть не попадали. Их взгляды оказались как будто прикованы к его ножу, а потом один, видимо главный, поднял пустые руки — когда и куда он спрятал нож, Петр так и не понял.

— Прости… Нам не нужны неприятности…

— Брысь! — Петр не понял, что произошло, но решил воспользоваться моментом. Как оказалось, поступил он абсолютно правильно — вся лихая пятерка мгновенно растворилась в толпе. Пацан, правда, тоже успел ретироваться, но об этом курсант не жалел совершенно. А вот на нож свой он посмотрел внимательно и удивленно. Странно, вроде обычный десантный нож, практически точная копия старинного американского ка-бара. Такие ножи с минимальными вариациями земные десантники используют уже не первое столетие и даже тысячелетие. А чего менять? Удачный нож, даже очень, так что не стоит лишний раз изобретать велосипед. Уже намного позже, совершенно случайно он узнал, что такими ножами имеют право вооружаться только воины местных элитных подразделений. Такая вот дань прошлому, похоже. Откуда пошел этот обычай, никто, разумеется, не помнит, а ритуалы, с ним связанные, остались. И схватись эта шпана с таким воином, шансов выжить и тем более уйти на своих ногах у нее было бы не больше, чем уцелеть в схватке с самим Виноградовым.

Выбраться из города в тот же день он уже не успел — ночь здесь опускалась рано и темнело очень быстро. Это Петра ничуть не огорчило — в конце концов, такой вариант он считал основным. Переночевал там же, где и накануне, естественно, без грамма спиртного — память о вчерашней пьянке была все еще свежа. Хорошо хоть, на сей раз не пришлось делить комнату с нежданной попутчицей. Вчера он ее, правда, не звал, но раз уж так получилось — не гнать же на улицу… Зато сегодня Петр наслаждался одиночеством, а то ведь при даме ни чихнуть, ни пукнуть. Даже если пьяный. Тем более если пьяный — и так уже заработал репутацию последней скотины. На следующий день курсант проснулся рано — солнце еще только начало окрашивать нежным розовым цветом горизонт, и в комнате царил таинственный полумрак. Петру было, правда, не до эстетики — он быстро оделся, ополоснулся под примитивным умывальником и вполне бодро спустился в зал, где уже сидело несколько таких же, как он, ранних пташек и заспанный половой, спотыкаясь, разносил завтрак. Ну и ладно — все равно Петр успел до наплыва основной части посетителей, а стало быть, получил пищу довольно быстро. Удобно все же, если можешь проснуться, когда захочешь. Все-таки их хорошо учили. Еще более заспанный, чем половой, конюх тем не менее быстро и ловко подготовил лошадей и разместил на них вещи курсанта. Сам Петр при этом стоял рядом и наблюдал с видом придирчивого клиента, следящего за каждым движением работника. На самом деле он просто запоминал, что делает конюх, — в следующий раз все это ему предстояло делать самому. В результате перенервничавший (наверняка хотел что-нибудь спереть, сволочь) конюх получил заслуженный медяк и ушел, опасливо оглядываясь на мрачно скалящегося клиента. Час спустя Петр уже выезжал из города, точнее, выходил, ведя лошадей в поводу. Охрана здесь была поставлена намного серьезнее, чем в НовгородеЗаморском, что подтверждалось наличием пары трезвых и хмурых стражников на воротах. Проще говоря, пришлось платить — за себя, за лошадей, за груз и так далее. Словом, искусство взяток было здесь поставлено неплохо, альтернативой же был досмотр и в самом лучшем случае пара часов потерянного времени. Времени было жалко, позволять кому попало копаться грязными лапами в своих вещах вовсе не хотелось, поэтому пришлось раскошелиться. Цены, впрочем, были вполне божескими, и, облегчив карманы на пару серебрушек, Петр спокойно проследовал дальше. Как назло, в обе стороны тек не слишком интенсивный, но непрерывный ручеек крестьянских телег, карет, всадников, пешеходов… Люди шли на ярмарку, а некоторые уже и с ярмарки, поэтому Петру пришлось топать ножками, дабы не

светить свое неумение садиться на лошадь и ездить на ней. Конечно, ему было плевать на мнение встречных путников, которых он больше никогда в жизни не увидит, но такая пантомима наверняка будет бросаться в глаза и запомнится многим. А раз запомнится — значит, пойдут сплетни, слухи, кто-нибудь заинтересуется. Нестрашно, конечно, но мало ли — зачем лишние осложнения? Лучше потерпеть и дойти до более или менее безлюдных мест и там уже ставить эксперименты. К тому же город за стеной не заканчивался — вокруг, уже за пределами стен, раскинулись многочисленные дома, по виду беднее, чем расположенные внутри стен, зато стоящие куда вольготнее. Однако и уязвимость этих домов перед нашествием врага была видна невооруженным взглядом, в том же, что враги были, сомневаться не приходилось — просто так стены не строятся; да и армия в городе была — Петр несколько раз замечал людей в форме. Ну а когда закончились дома, потянулись поля — широкие, заросшие какимито колосящимися злаками. Возможно, это была пшеница, возможно, рожь или овес, а возможно, и какой-то местный злак — Петр в этом не разбирался совершенно. Он даже не мог сказать, засеяны поля чем-то одним или на разных полях посажены разные растения. Если честно, он и не приглядывался — не видел смысла забивать голову ненужной информацией. Дорога шла через поля километров пять, после чего начался лес. Нормальный такой лес, хвойный. Деревья были явно не земные, но от сосен и елей отличались разве что невероятно длинной, куда там кедру, мягкой хвоей. Даже кора была как на земных деревьях — уж в этом-то выросший в небольшом северном городке Виноградов разбирался. Ничего удивительного в этом не было — на планетах земного типа жизнь развивалась по схожему сценарию, и если ее формы и отличались друг от друга, то в деталях, принципы же были общими, отсюда и схожесть внешнего вида. Впрочем, лес курсант рассматривал, уже сидя на крестьянской телеге. Какойто обгонявший его селянин предложил благородному господину не побрезговать и проехаться с ним. Ну, Петр и согласился, и теперь наслаждался приятным путешествием на тряской деревянной конструкции и болтовней возницы в качестве довеска. А уж поболтать тот был мастером, да таким, что заболтал бы, наверное, кого угодно. Петр, однако, был хорошим слушателем — умел, что называется, слушать и не слышать, думая о своем и пропуская мимо ушей информацию о ценах на рожь, достоинствах бойцовых петухов и прочей мути. Главное было только кивать в нужных местах и вставлять ничего не значащие междометия, создавая иллюзию

разговора. Ну а дальше болтун делал все сам, молотя языком с удвоенной энергией и получая удовольствие от процесса. Лошади курсанта бодро шли позади телеги и тоже выглядели довольными происходящим, так что начало путешествия можно было считать приятным. За весь день они остановились только раз, чтобы напоить лошадей и перекусить оказавшимся у возницы с собой салом и хлебом, а к вечеру добрались до деревни, в которой случайный попутчик Петра и жил. Постоялый двор в деревне был, но, по словам крестьянина, заведение это комфортом не блистало. После этого прозвучало вполне прогнозируемое предложение заночевать у этого самого крестьянина, и намного дешевле, чем на постоялом дворе, и намного удобнее, и со всеми возможными удобствами, которое было принято вполне благосклонно. Судя по заблестевшим глазам крестьянина, он намерен был банально разжиться лишней монетой, что для селян вполне нормальное явление. Петр не возражал — каждый зарабатывает как может, а денег пока что было более чем достаточно. Дом, у которого остановилась телега, был самым обычным — не богатым, но и не лачугой, так, золотая середина. Крепкий, двухэтажный, рубленный из толстых, в обхват, бревен, причем рубленный совсем недавно — стены еще не везде успели потемнеть. Впрочем, как пояснил словоохотливый хозяин, эта порода дерева вообще темнела медленно, так что первое впечатление о возрасте строения могло быть обманчивым. Окружающее дом внушительное подворье и чистый, без единой лишней щепки двор говорили о том, что собственник всего этого, несмотря на незакрывающийся рот, хозяин справный и не ленивый, а прочные, открытые сейчас ворота и высокий забор свидетельствовали о его осторожности. Такой забор запросто не перелезешь, а лениво брешущие собаки, которых, очевидно, на ночь спускали с цепи, и вовсе сделали бы жизнь вздумавшего покуситься на хозяйское добро воришки если не короткой, то, во всяком случае, тяжелой. Конечно, все это годилось против мелкой шпаны, серьезные люди преодолели бы подобные препятствия не напрягаясь, но какие в деревушке серьезные люди и что бы они стали красть у средней руки крестьянина? Правильно, им здесь и красть-то было нечего. Пока курсант рассматривал дом, из него выскочила женщина лет сорока, очевидно жена хозяина. Невысокая, классических крестьянских габаритов: сто двадцать на сто двадцать и на сто двадцать. Несмотря на эти самые габариты, навстречу мужу она устремилась на удивление шустро. Позади нее поспешали две девицы на выданье, очевидно дочери, — во всяком случае, они были излишне полненькими и в будущем обещали стать такими же тумбочками, как их мать, да и на лицо наблюдалось определенное сходство.

Принимали Петра более чем радушно. Ну, ничего удивительного — пара серебряных монет для крестьян деньги если и не огромные, то очень большие. Стол, правда, был богат не столько разнообразием, сколько количеством пищи, а главное, выпивки, а что касается простоты крестьянской кухни, так после концентратов, которые месяцами приходилось жрать в полете, трудно быть привередливым. Конечно, завтра по деревне будут со смехом рассказывать, как здесь развели на деньги богатого заезжего придурка, но ему-то что с того? С большой долей вероятности можно предположить, что в этой деревне Петр оказался в первый и последний раз в жизни, а раз так, то и переживать по этому поводу смысла нет. Кстати, настоящим шоком для привыкшего к безостановочной болтовне хозяина всего этого великолепия Петра стало то, что молчал он как рыба. Вместо него говорила хозяйка, и вот тут-то курсант понял, что такое болтливая баба. В кратчайший срок он узнал все и обо всех, кто жил в этой деревне, причем не только сам не успевал вставить слово — ее муж, похоже, испытывал те же проблемы, несмотря на опыт и куда более серьезные природные данные. В конце концов курсант уже ждал окончания ужина, как манны небесной, и даже отказался от предложенной ему кровати с мягкой даже на вид периной, предпочтя спать на сеновале. Ночи были пока что теплые, здесь вообще был очень мягкий климат, поэтому замерзнуть он не боялся. Да и приучали их терпеть и холод, и жару, так что в любом случае даже без спального мешка он мог чувствовать себя достаточно комфортно. Как оказалось, Петр не прогадал, хотя спать ему пришлось намного меньше, чем он рассчитывал. Ночью на сеновал заявилась одна из хозяйских дочерей, кажется, та, что младше, хотя Петр не был уверен — как-то не обращал он на них внимания и уж тем более не запоминал, кто из них кто. Похоже, девочка искала приключений на свои нижние… Ну, пока еще сто. Петр, правда, тоже против не был — длительное воздержание давало о себе знать, на клапан ощутимо давило, а монахом курсант никогда не был и становиться не собирался. Ночь получилась вполне неплохой, во всяком случае, скучать не пришлось точно, мерзнуть — тем более, и под утро они расстались, вполне довольные жизнью и друг другом, после чего Петр все-таки смог немного поспать. Утром он отправился дальше, предварительно расспросив у хозяина, как и куда идут дороги. Если общий курс можно было удерживать с помощью планшета, а карты, приобретенные в самом начале пути и дополненные в Вегасе, позволяли ориентироваться по населенным пунктам, то сколь-либо серьезных карт, на которых подробно указывались бы дороги, здесь было не достать в принципе. К счастью, крестьянин прилично ориентировался в окрестностях, да и

дорог было немного — основной тракт, представляющий неплохо утоптанную лесную дорогу с глубокой грязной колеей, и немногочисленные ответвления. На одно из них, по сути полузаросшую лесную тропу, Петр и свернул. Крестьянин не соврал — после получасового пути Петр вышел к озеру, небольшому и очень чистому. Рыбы в нем, если верить тому же крестьянину, было немного, поэтому люди здесь бывали редко. А вот берег был, напротив, широкий и ровный, что для целей курсанта подходило как нельзя кстати. Да и песочек — не так больно будет падать… Стреножив заводных коней, Петр подошел к тому, которого взял в качестве средства передвижения, и сказал: — Ну все, Вулкан, будем на тебя садиться. Конь промолчал, но посмотрел, как показалось Петру, насмешливо и многообещающе. Однако когда курсант его покупал, заверили, что конь объезжен, а значит, справиться с ним можно. Как ездят на лошадях, Петр видел не раз, поэтому считал, что задача окажется выполнимой. К сожалению, теория и практика — вещи разные… Для начала надо было забраться в седло. Петр вставил ногу в стремя, оттолкнулся от земли — и седло просто съехало на бок. Похоже, подпругу надо было затянуть сильнее… Затянул. Снова вставил ногу, снова оттолкнулся… Конь мягко переступил копытами, отходя в сторону, и курсант, потеряв равновесие, с громкой нецензурной бранью рухнул на плотный песок. Встал, отряхнулся и внимательно посмотрел на хитрую скотину. Конь стоял спокойно, старательно делая вид, что он тут ни при чем. Ну ладно. В третий раз Петр просто ухватился двумя руками за луку седла и, не теряя времени, оттолкнулся от земли и взлетел на спину коня как птичка — сказались хорошая спортивная подготовка и координация движений. Конь пошатнулся, посмотрел на утвердившегося в седле курсанта удивленно, но остался стоять на месте. Так, теперь надо было попробовать поехать. Петр толкнул коня ногами… В течение следующих двух часов он трижды оказывался на земле, зато научился уверенно ездить шагом и галопом — поймал, что называется, ритм. А вот с рысью было тяжелее, она у этого коня оказалась очень тряская — ну и фиг с ней, будет еще время научиться. Петр залез в озеро, выкупался сам, искупал коня — тому понравилось. Потом снова тренировался, до самого вечера, изрядно отбив пятую точку, но результат был. На берегу озера Петр и заночевал, благо хищников, как ему сказали, здесь почти не водилось, да и лихие люди в этих местах не промышляли — начальник местной полиции хлеб свой ел не зря.

В путь он отправился утром и сразу понял, что скорость движения ощутимо выросла. Все-таки, если есть возможность пересесть со своих двух ног на четыре лошадиные, это прогресс. Только тут курсант понял, каким толчком для человеческой цивилизации стало приручение лошадей, как сократились расстояния и насколько легче стало жить. Да и сам процесс ему в общем-то понравился — ощущение под собой мощно перекатывающихся лошадиных мышц создает с непривычки чувство легкой эйфории, совсем не похожее на ощущения от управления автомобилем и даже воздушным или космическим судном. Хорошо еще, что Петр чуть-чуть не рассчитал время и ночь наступила, когда до ближайшей деревни оставалось километров двадцать. Точнее, не ночь — просто быстро темнело, и ехать стало проблематично. Неопытный наездник, незнакомая местность… Лошади подслеповаты, в темноте они почти не видят, и в сумме все это значило, что стоит остановиться на ночлег. По счастью, рядом с дорогой попалась подходящая поляна, и курсант, заехав на нее, спешился. Он ведь хотел быть максимально незаметным, но, если бы местные увидели его, он бы точно привлек их внимание. Для человека, живущего в это время и в этой местности, день в седле не был чем-то особенным. Петр не был столь привычен к конным прогулкам, но не сообразил этого сразу. В результате просто не устоял на ногах, натруженных в поездке и практически не слушающихся. Вдобавок, как выяснилось уже утром, несмотря на свой чудо-комбинезон, он стер внутреннюю часть бедер и задницу и ходить теперь мог только враскорячку… Душераздирающее зрелище! Аптечка помогла на какое-то время прийти в норму — слоновья доза обезболивающего хотя и сделала Петра несколько заторможенным, но позволила ему хотя бы добраться до деревни, где он и остановился на несколько дней, сказавшись больным. Собственно, так оно и было, главное — не афишировать причину болезни. Отлежался, подлечился традиционными русскими методами, включающими баню и умеренные дозы спиртного, а заодно быстрозаживляющей мазью из аптечки. Все-таки великое дело — хорошая фармацевтика. Местные оказались людьми радушными, а цены — приемлемыми, так что Петр решил рассматривать вынужденную задержку как неожиданный отпуск. Неплохо отлежался, надо сказать, отъелся и выспался. Однако всему на свете приходит конец, и пять дней спустя курсант продолжил путь. Теперь он двигался значительно осторожнее, давая себе отдых и увеличивая длительность переходов постепенно. С учетом этого примерно неделю путешествие было довольно приятным. Единственным разнообразием было нападение каких-то хищников, похожих на волков, но почему-то с шестью лапами, черного окраса, крупных и чертовски быстрых. Местные, кстати, их

волками и называли. Они появились с наступлением сумерек, когда Петр в очередной раз не успел доехать до деревни и остановился, чтобы заночевать в лесу. К счастью, какие-то зачатки интеллекта у них тоже присутствовали, поэтому, когда первые два зверя осыпались на дорогу кучами обугленных костей, остальные моментально скрылись за деревьями. Миг — и вся стая исчезла; сканирование местности дало лишь слабые засветки на пределе дальности, а без очков-ноктовизоров и вовсе никого не было видно. Быстро бегают, гады! Стычка закончилась в пользу Петра, но обольщаться не стоило. Обжитые места постепенно заканчивались, леса становились все более глухими, а значит, стоило удвоить осторожность. Интересная, кстати, особенность была у местных лесов — очень они были похожи на многие земные. Если хвойный лес был практически прозрачным и деревья стояли довольно редко, то сейчас, когда местность стала более низкой и влажной, лес пошел смешанный. Вместо псевдососен появились деревья с мелкой, мельче, чем у елок, хвоей, а вперемежку с ними росли многочисленные лиственные растения. Последние отличались разнообразием, но Петр не слишком ими интересовался — ему неинтересны были растения, стезю ученого-биолога он никогда на себя не примерял. Отметил он только, что листва на всех деревьях была очень густой и темной, хотя и оставалась зеленой. Все это затрудняло обзор и делало лес мрачным на вид, но по сути ничего принципиально не меняло — лес как лес. Теперь он останавливался только в деревнях, на постоялых дворах, благо их было пока что достаточно и расположены они были в дневном переходе друг от друга. Два раза его пытались ограбить, оба раза бездарно: в первый раз перед одиноким всадником вышли на дорогу трое крепких, одетых в добротную и вполне опрятную одежду мужиков с увесистыми дубинами в руках и предложили слезать с лошади. Что ж, танку плевать, в каком камуфляже зебра. Петр спокойно пристрелил их и поехал дальше. Если кто и сидел еще в засаде, то благоразумно решил не высовываться. И правильно — против бластера в кустах не спрячешься, а как курсант стреляет, он уже продемонстрировал. Второй раз ему выстрелили из арбалета в спину. Ну и что? Десантная куртка сделала удар совершенно нечувствительным. В ответ Петр дал очередь по кустам, откуда прилетела стрела. Потом, аккуратно затаптывая занявшиеся было ветки (а как иначе? подожжешь лес — сам сгоришь, от пожара убежать сложно), он нашел пробитый двумя импульсами труп, а чуть в стороне — второй, сразряженным арбалетом. Отбегались, разбойнички, сами виноваты — если человек едет через лес один, да еще не слишком торопясь, значит, чувствует себя достаточно сильным, чтобы справиться с любой опасностью. Не поняли, не сработал

инстинкт самосохранения — получите в лоб тяжелым предметом. Естественный отбор, так сказать. Примерно через неделю места вновь стали более обжитыми, а еще через два дня Петр выехал к Ново-Владимиру — крупному городу, стоявшему на высоком берегу, в месте впадения широкой и полноводной реки в еще более широкую и полную. Судя по всему, тот, кто закладывал этот город, рассчитывал контролировать идущие по рекам транспортные потоки, и угадал. Город, похоже, процветал — он был ничуть не меньше, а может быть, и больше Вегаса, окружен двумя рядами стен, внешней, деревянной, и защищающей центр внутренней, каменной. Плюс было нечто вроде кремля, последней линии обороны, хотя с холма, на котором остановил своего коня Петр, видно было плохо — расстояние приличное да и ракурс неудобный. А вот то, что в городе много церквей, и церквей богатых, с позолоченными куполами и высокими звонницами, Петр разглядел хорошо, и увиденное ему категорически не понравилось. Так уж получилось, что одной из причин случившегося в давно забытые уже времена краха Российской империи, следствием которого явилась чудовищная технологическая деградация и вынужденная изоляция многих планет, в частности и этой, были религиозные противоречия, вылившиеся в беспощадные междоусобные войны. Население Земли тогда сократилось более чем на треть, а некоторые колонии вовсе вымерли, на много лет оказались невозможны полеты в дальний космос… Тогда, в конечном итоге, к власти пришли технократы, которые решили вопрос с религией очень просто — расстреляли наиболее агрессивных деятелей всех вер и течений (в ряде случаев это закончилось тотальным истреблением целых народов) и в течение сотен лет создавали для всех церквей условия, при которых они вообще не могли влиять ни на что. Простейший пример — человек, замеченный в церкви, молельном доме или просто за совершением любого религиозного обряда более двух раз, не мог рассчитывать ни на какую интеллектуальную работу, их уделом становился низкоквалифицированный труд и минимальная зарплата. Вполне естественно, что, хотя наиболее мощные религии и сохранились, они утратили влияние и число верующих официально не превышало одного процента населения федерации — люди существа меркантильные и редко идут за слабыми и никчемными, тем более что ту нишу, которую в прошлом занимали священники, давно и с успехом оккупировали психоаналитики. Естественно, Виноградов с настороженностью относился к явной популярности религии на этой планете и не испытывал желания контачить с местными святыми отцами. Хотя нежелание — это одно, а боязнь — совсем другое. Курсант не боялся — как показала практика, при появлении не предусмотренной проектом дырки в организме

одинаково хорошо умирают люди любого вероисповедания, и священники исключением не являются, а бластер — идеальный перфоратор, хоть стены дырявь, хоть человека, пока энергия есть, ему без разницы. Главное, режим правильно выбрать да целиться точнее. Однако выбора большого не было — может, он и проехал бы мимо, но близился вечер. Пришлось ткнуть коня каблуками (а ведь научился за это время ездить, может, не блестяще, но вполне сносно) и направить свои стопы к парому, который как раз готовился отвалить от берега. Уже собиравшийся отчаливать паромщик недовольно скривился, видя поспешающего к переправе всадника, но все же чуть задержался — по виду опаздывающий был непонятно кем, одежда пятнистая, камуфляжная, такую и дружинник может носить, и егерь, и князь на охоте надеть не побрезгует. Но вот длинный клинок на бедре и отличные лошади, которые далеко не всякому дворянину по карману, говорили о том, что этот хмырь однозначно из благородных, да и поспешает он не слишком быстро — явно достоинство старается не потерять. Дворяне же — народ говнистый и мелких неприятностей могут устроить кучу. Проще подождать, тем более палкой никто не гонит, а две минуты погоды не делают. Впрочем, дворянин оказался с понятием — целую серебрушку дал и сдачи не спросил, хотя цена переправы медяк с человека и два за лошадь. Тоже, видно, понимает, что, не подожди его паромщик — ночевать ему на этом берегу, а берег низкий и потому здесь ночью и сыро и холодно… Петр успел. Ночевать на сырой земле не хотелось, отъезжать назад на холмы — тоже, и потому пришлось пустить лошадей в неспешный галоп. Слишком быстро ехать он пока опасался и потому чуть не опоздал, но паромщик придержал свою баржу, и Петр в благодарность простимулировал его монетой. Недовольное морщинистое лицо мужика разгладилось, и он бодро погнал паром через реку, к невысокой пристани, уже затягиваемой туманом. Река была широкая, ветра не было, и вода оставалась гладкой как зеркало. Над ней тучами вились какие-то местные аналоги комаров — внешне похожие и такие же злые. Хорошо хоть, репеллент их немного отпугивал, но приятного все равно было мало — кусались, сволочи, поменьше, но лезли в нос и глаза, что очень раздражало. Играла рыба — совсем как на Земле, над головой пролетела какая-то местная птица и метко нагадила на лысину высокому, дородному купцу, вызвав приятное оживление среди собравшихся. Купец изобретательно матерился и отмывал голову речной водой, а остальные пассажиры числом пять сдержанно хихикали у него за спиной. Идиллия… Кстати, попутчики оказались настоящим кладезем информации — от них Петр узнал и о том, что в городе сейчас затишье и никаких ярмарок не

предвидится, и о том, что правит городом и одноименным княжеством великий князь Ярослав, и о традиционно сильных позициях церкви. Было и еще много всякой мелкой информации в виде сплетен, слухов и просто разговоров ни о чем — паром шел через реку почти полчаса, и паромщика несколько раз заменял его помощник, крепкий парень с широченными плечами и немного придурковатым лицом. Для Петра, правда, главной была информация о приличных трактирах неподалеку, и три названия, равно как и дорогу к ним, он запомнил. Однако всему приходит конец, и паром наконец мягко ткнулся в пристань. Народ сразу же зашевелился — всем хотелось пораньше оказаться на берегу, хотя никто вроде никуда и не торопился. Стадный инстинкт, что поделать. Ну и соперничество даже в такой малости — кто первый, тот и доминантный самец… Если на паром лошади всходили неохотно, то на берег, точнее, на пристань их вообще пришлось тащить за узду, преодолевая нешуточное сопротивление. Петр их прекрасно понимал — доски пристани были изрядно тронуты гнилью и опасно прогибались, он и сам-то ступал на них с опаской. Однако высадка прошла без происшествий, и Петр, выйдя наконец на берег, бодро зашагал в сторону внешнего города. Первый же трактир, который порекомендовали случайные попутчики, показался курсанту подходящим — добротное здание, первый этаж каменный, второй — из не слишком толстых бревен. В большом зале чисто, народу немного… Словом, Петр решил здесь и остановиться, и не прогадал — цены были, по сравнению с Вегасом, умеренные, а небольшая комната, в которой он бросил вещи, вполне чистой. Вдобавок была истоплена баня, несмотря на позднее время, работала прачка, и час спустя Петр, красный и распаренный, приняв для аппетита стопочку ядреной местной наливки, уже ел очень приличный борщ с пампушками. Народу было немного — не сезон, поэтому хозяин был рад каждому посетителю, чем Петр без зазрения совести и воспользовался. Ночью, правда, его попытались ограбить — воришка тонким ножом поддел оконную щеколду и бесшумно проник в комнату. Пожалуй, если бы не установленные с вечера датчики охранной системы, Петр бы и не проснулся, но с вечера, превозмогая лень, он все-таки потратил несколько минут на их установку и теперь мог только вознести хвалу себе, любимому, за предусмотрительность. Вор, склонившийся над одним из дорожных тюков, приобретенных еще в Вегасе, ничего не почувствовал — просто потерял сознание, когда бесшумно подкравшийся курсант ткнул его тонкой иголкой в нервный узел. На теле человека много точек, ткнув или ударив в которые можно человека убить, парализовать или, вот как сейчас, заставить потерять сознание. Очнулся вор уже

сидя на стуле, со стянутыми руками и ногами, привязанными к ножкам. Тело тоже было аккуратно примотано к стулу — во избежание, так сказать. Во рту наблюдался кляп из его собственных портянок — жестоко, конечно, но незачем было лезть куда не просят. А раз уж залез — не попадайся, а попался — не хнычь, твоя судьба — твои проблемы. Работа с риском предполагает и такой конец.

— Ну что, чучело, кто ты, что ты, откуда здесь взялся и, вообще, зачем пришел? — почти ласково спросил Петр, дав вору, оказавшемуся совсем молодым, щуплым и невзрачным, пару минут на то, чтобы прийти в себя и осознать незавидность своего положения. — Каждое слово может облегчить твою участь и подарить тебе легкую смерть или обеспечить веселую ночь. Ты говори, говори… Ах да, прости, забыл. Курсант вытащил изо рта пленного кляп. Тот посмотрел на Петра ненавидящими глазами и прохрипел: — Тебе не жить! Старшие тебя на лоскуты порежут…

— Товарищ не понимает, — вздохнул Петр, запихивая кляп на место. — А жаль. Ну ничего, сам виноват… Можно было, конечно, вколоть допрашиваемому сыворотку правды, но ее было мало, и без большой нужды тратить ценный препарат не хотелось. Вместо этого Петр вспомнил уроки экстренного потрошения, которые преподавал им старый, седой десантник, потерявший руку во время какой-то спецоперации. Руку отрастили новую, но от службы прапорщика Ковальчука отвратило начисто, и, когда появилась вакансия в училище, он пошел туда не раздумывая. Учил хорошо, и теперь Петр без зазрения совести использовал его уроки на практике, не сильно задумываясь над моральной стороной вопроса и беспокоясь исключительно об эффективности процесса. Ну и практика тоже — без нее, как известно, любые навыки атрофируются. Час спустя трясущееся желе, в которое превратился вор, выложило все. Мог и без того выложить — ничего особенного все равно не знал. Один из попутчиков на пароме был наводчиком местного криминального сообщества. Углядел человека с деньгами, проследил, ну а ночью потрошить заезжего лоха послали шестерку, которой, по сути, и являлся пленный. Ну а дальше все просто — узнать у ничего не подозревающего хозяина, где остановился его якобы знакомый, и ночью залезть по стене труда не составило. Петру оставалось теперь лишь аккуратно добить пленного, спустить его во двор на веревке и осторожно, чтоб никто не видел, утопить в нужнике. Утром отлично выспавшийся, несмотря на это небольшое происшествие, курсант был бодр и свеж. Спустился в общий зал, позавтракал, узнал от трактирщика, что им интересовался старый знакомый, пожал плечами

безразлично, мол, кому надо — тот найдет. Со скучающим видом посидел расслабленно, а потом пошел пройтись по городу — прикупить кое-чего. Мести здешних криминальных авторитетов он не слишком боялся — не того пошиба пешку к нему послали, чтобы мстить за такого. Да и потом, выбравшие рискованную профессию не должны обижаться на подобное, только молодые идеалисты верят, что в профессии вора есть место романтике, — напротив, в ней только жесткий прагматизм, и силу бандиты всегда уважают. Ну а если Петр все же ошибался… Что ж, бластер по-прежнему висел на бедре, нож и палаш — тоже, а стесняться применять оружие в отсталом мире, подобном этому, было по меньшей мере смешно. Здесь слишком часто царило правило «Убей, или убьют тебя самого», и Петра такое положение вещей совершенно не коробило. В дорогу действительно надо было кое-что прикупить — Петр немного поиздержался. Кое-что из одежды, кое-что из еды… Мелочи вроде, а потихоньку набегает. Да и задержаться в этом городе на денек стоило — просто отдохнуть, отлежаться в относительно цивилизованных условиях. Петр ведь был обычным космонавтом, штурманом, а не космическим разведчиком, и, несмотря на всю свою подготовку, от путешествия уже изрядно устал. И все-таки он ошибся. Прогуливаясь по рынку и прицениваясь то к одному, то к другому (не то чтобы его очень уж заботили деньги, но так вело себя подавляющее большинство находившихся здесь покупателей и не стоило выделяться), Петр очень быстро обнаружил слежку. Абсолютно непрофессиональную — даже со своими, в основном теоретическими навыками он быстро вычислил двух топтунов, а спустя несколько минут и третьего. Не то чтобы Петр опасался чего-либо, но сам факт был весьма примечателен. Стоило разобраться с проблемой, и желательно срочно, а то здесь не тронут — так в дороге перехватят. Лишние проблемы были не нужны. Играть в прятки явно не стоило — города Петр не знал, оторваться, обрубить хвосты не получится. Оставалось воспользоваться тем же приемом, что удачно прошел в Вегасе, естественно чуть видоизменив его. Конечно, можно было придумать и что-либо оригинальнее, но зачем изобретать велосипед? Сработало раз — сработает и второй, велика честь для местных лишний раз напрягаться, и потом, лучшее — враг хорошего, а простые схемы — самые надежные. Свернуть в переулок, чуть подождать… Ох ты, топтунов аж пятеро… Нет, уже один — хорошо все-таки, что бластер на минимуме мощности стреляет бесшумно. Так, теперь подойти к ничего не понимающему молокососу, вряд ли старше того, который заявился прошлой ночью, выбить из руки испуганно стиснутый кинжал, пару раз приложить по морде, чтобы напугать, а потом

аккуратно придавить тонкую шею, чтобы чувствовал: дернется — умрет сразу. Ну вот, а теперь можно и поговорить.

— Ну что, человече, рассказывай, как ты дошел до жизни такой? Подробности можешь опустить, а вот кто и зачем тебя за мной следить послал, ты уж, будь любезен, расскажи. — И несильный удар в промежность, не страшно, но очень болезненно. И раскололся сопляк сразу, как сосновое полено. Что называется, паролиотзывы-явки… Хотя какие там пароли-отзывы? Город-то велик только по местным меркам, а так все друг друга пусть в лицо, но знают, это надежнее любых паролей. Был в городе свой криминалитет, ходили все под крылышком некоего отца Валентина, из расстриженных монахов, фамилию его никто не знал. Эксмонашек оказался человеком умным, решительным, не только сумел подчинить себе буйную криминальную вольницу, но и заставил считаться с собой власти, не в последнюю очередь потому, что каждый знал: тронешь блатного — умрешь. Вот и в данном конкретном случае четверка мстителей должна была выбрать удобный момент, а дальше — нож под ребро, удавка на шею или еще что, на их усмотрение. Просто, дешево, сердито плюс молодняк себя в деле проявит и кровью будет повязан до кучи. Молодцы, ничего не скажешь, вот только не на того напали. Однако же надо было с этим что-то делать — наверняка после того, как сопляков найдут мертвыми, на дело выйдут спецы посерьезнее. Жаль, но, похоже, надо было сваливать из города, однако бежать что-то не хотелось. Гордость не позволяла, что ли… Стало быть, оставался резервный вариант. Час спустя они подошли к ничем не примечательному дому на пустынной улице, с тенистым садиком в небольшом дворе. Они — это Петр и его пленник, которого курсант бережно придерживал под локоть. Ну, значит, чтоб тому какие дурные мысли в голову не пришли, вроде побега там или еще чего. Дом был чистенький, аккуратный, у входа, правда, болтались двое верзил с лицами, не отмеченными печатью интеллекта. Петр широко улыбнулся, ловко дернул своего невольного проводника, дробя ему кость (легко отделался, жить будет, да и рука, если попадет к толковому костоправу, будет действовать, полежит немного без сознания, правда, но это уже издержки профессии), и походя свернул обоим шеи. Пристроив их на ступеньках так, чтобы они выглядели сомлевшими от жары, и подтащив к ним своего проводника, он деликатно постучал в дверь.

— И кто там прет? Совсем обнаглели… Голос был старый, бесцветный, походка шаркающая — очевидно, старый вор, заканчивающий жизнь привратником местного мафиози. Тем лучше — такой вряд ли окажет серьезное сопротивление. Как, впрочем, и двое охранников, которых Петр так легко убил лишь потому, что застал врасплох. Успей они

среагировать — пришлось бы повозиться. Петра хоть и учили всерьез рукопашному бою и был он на полголовы выше обоих уголовничков, но все же и эти быки явно не пальцем деланные, иначе бы их генштаб местной мафии охранять не поставили. Но — расслабились от спокойной жизни, инструкторы в свое время не раз говорили, что привыкшие к безнаказанности преступники часто даже не могут себе представить, что с ними не будут разговаривать, а будут просто убивать, на чем и теряют драгоценные секунды. Примеров в истории масса. Собственно, это сейчас и произошло — никто и «мяу» сказать не успел. Оставалось дождаться, когда откроется дверь, — она и открылась, даже по поводу личности стучавшего лишний раз не поинтересовались, а до концепции дверного глазка пока что не додумались. Видно, свято уверены были, что никто чужой, а тем более опасный, да еще и средь бела дня сюда прийти попросту не посмеет. Ну да, они здесь вроде как хозяева и даже представить себе не могут, как ошибаются. Провинция… Здесь, правда, оказалась первая преграда — на двери изнутри была тонкая, но прочная стальная цепочка, призванная не остановить, а задержать того, кто попытается вломиться, давая лишние секунды на организацию отпора. Однако Петр заметил цепочку лишь после того, как дверь распахнулась от удара ногой. Собственно, он хотел, чтобы распахнувшаяся дверь сбила с ног привратника. Она и сбила, да так качественно, что тот потерял сознание. А цепочка, кстати, уцелела — вылетели гвозди, которыми она была закреплена. Дальше было просто — проведению зачисток их учили на совесть. Не торопясь, но и не мешкая, Петр прошел по всем комнатам, стреляя по всему, что движется. Хорошо хоть, собаки на пути, ни во дворе, ни в доме, не попались — их было бы жаль, а огромный рыжий котяра успел молнией метнуться на шкаф, что дало ему полсекунды, за которые курсант успел удержаться от выстрела. Отца Валентина Петр тоже нашел, узнал по точному описанию, выбитому из пленного. Тот не испугался — тоже, очевидно, не понял, что его сейчас будут убивать, даже из кресла не встал. Улыбнулся еще, гад, и вальяжно указал на стул — видать, поговорить решил, оказать честь. Обнаглела, похоже, местная мафия от безнаказанности… Петр улыбнулся ему и спросил: — Вот скажи мне, придурок, зачем ты на меня пасть открыл? Вопрос был риторическим, Петр и не ждал на него ответа. Мафиози только начал открывать рот, а Петр уже выстрелил и, спокойно перешагнув через труп, пошел продолжать зачистку. Уже уходя, курсант посмотрел на лежавшего у двери языка. Тот все еще не пришел в себя. Сейчас бы добить, но как-то рука не поднялась. Перешагнув через тело, курсант зашагал прочь, подумав, что такая мягкосердечность может плохо

кончиться, но не смог себя пересилить. Хотя, наверное, уцелевшим бандитам (а в доме наверняка были далеко не все) будет сейчас не до него — у них ведь дележ власти намечается. Оставалось только аккуратно поджечь дом и спокойно уйти. Вечером, зайдя по дороге на рынок и купив все-таки то, что хотел, Петр сидел в комнате, наслаждаясь сытостью. Переел он, конечно, здорово — готовили в этом заведении хорошо. Еще больше радовало то, что с финансами теперь проблем не намечалось вообще — в разоренном притоне (хотя, если честно, както рука не поднималась обозвать тот домик притоном, уж больно он был чистеньким и аккуратным) курсант позаимствовал в качестве трофеев деньги и опять-таки камешки. Улов был куда интереснее, чем в небогатом банке нищего городка; пожалуй, если верить местным сплетникам, теперь у Петра была сумма, на которую можно купить неплохой замок. Ну и пусть — запас карман не тянет, к тому же натуральные, а не выращенные искусственно камни ценились и на Земле, так что домой курсант рассчитывал вернуться не с пустыми руками. А утром его ждал неприятный сюрприз. Когда Петр завтракал, с аппетитом приканчивая омлет с ветчиной и шумно (ура! пусть сдохнут хорошие манеры!) хлебая отменный местный кофе, рядом с ним на скамейку присела женщина. Петр не обратил на нее внимания, тем более что мешковатая дорожная одежда скрывала ее фигуру, и продолжал бодро жевать. Когда женщина заговорила, он едва не подавился.

— Ну, здравствуй.

— И тебе… кхе-кхе… не болеть, Виктория.

— Приятно, что помнишь мое имя.

— Чем обязан?

— Да вот… — Девушка небрежно откинулась на стену. — Хочу записаться к тебе в попутчики. Ты ведь идешь на восток?

— Я иду один, свободных мест не предусмотрено. Кстати, как ты меня нашла?

— Да в общем-то просто. Куда ты поехал, я знала — ты и не скрывал. Я купила лошадь и припасы, денег ты дал не слишком много, но мне хватило, и поехала следом дня чрез три. Кстати, путешествуешь ты медленно. А здесь я поняла, что ты не уехал, когда услыхала о том, какую бойню ты устроил. Надо сказать, трупы за собой ты оставлять не боишься.

— Да, не вижу в этом ничего особенного. Ни на кого не нападаю первым, но и хамства в свой адрес не потерплю.

— Твое право. Придется иметь это в виду.

— А зачем? Я иду сам по себе, ты — сама по себе. Прости, но я и так сделал для тебя больше чем достаточно, — фыркнул курсант, отворачиваясь.

— Ошибаешься, космонавт.

Петр медленно, всем корпусом развернулся, одновременно кладя руку на нож. От девушки это не укрылось — она чуть побледнела и потянулась к своему кинжалу, висевшему в ножнах на поясе. Однако оба понимали, что, если Виноградов захочет убить ее, он сделает это быстрее, чем она успеет пошевелиться. Однако курсант не стал никого убивать. Во всяком случае, пока, хотя очень хотелось.

— Кто ты? Откуда знаешь, кто я? В чем я ошибаюсь?

— По пунктам. Я — Виктория Александрова. Мы шли на туристической яхте «Байкал» и были перехвачены рейдером таргов — во всяком случае, так сказал мой отец… которого сожгли по твоей вине. Знаю, потому что у тебя десантная форма и бластер на поясе, которым ты, на мой не слишком искушенный взгляд, неплохо владеешь. Ошибаешься в том, что сделал недостаточно. Еще вопросы?

— Что и почему я сделал недостаточно? Мне казалось, что и так сделал больше чем нужно. Совершенно бесплатно, заметь.

— Потому что, как любой военный, ты обязан сделать все, чтобы спасти жизнь граждан федерации. Ты обязан был вытащить моих родных с костра. Но раз ты этого не сделал, что простительно, потому что, как я поняла потом, ты просто не знал, кто это, то хотя бы обязан доставить меня на Землю.

— Типично женская логика, — безразлично пожал плечами курсант. — Я не приносил присяги, так что не являюсь военнослужащим и ничем тебе не обязан. И отца твоего спасать был не обязан, и, прости, тебя. Вообще, мне проще и безопаснее было пройти мимо, поверь. И уж тем более я не обязан тащить тебя куда бы то ни было. Особенно на Землю — да и как, скажи, я это сделаю? Я курсант, был на практике, до присяги, кстати, оставалось всего ничего, наш корабль точно так же завалил рейдер таргов, подозреваю, что тот же самый, что расколотил вашу яхту. Вряд ли здесь было два таких корабля. Поэтому извиняй, девушка, бананьев нема. Конечно, Виноградов покривил душой — присягу он приносил в тот самый день, когда их училище преобразовали из коммерческого в военное. Но какая разница? Главное, чтобы девица засунула свои претензии куда подальше и, желательно, вообще оставила его в покое. Плечи девушки разом поникли, да и сама она как будто уменьшилась в размерах. Ну да, эта сопля, которой, судя по всему, не больше шестнадцати — восемнадцати лет, уверилась, что ее доставят домой и ее проблемы уже позади. Ага, щщас.

— Мне не нужна лишняя обуза и попутчица, которой придется вытирать сопли и следить, чтобы она не путалась под ногами, — припечатал Петр. — Я, конечно, понимаю, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным, но

чужие проблемы на себя взваливать не намерен, мне самому выживать надо. И еще… Я тебе не верю. Не знаю, кто ты такая, но шансы, что мы встретимся на том острове, убегающе малы. Так что не надо ля-ля, не верю я в совпадения. Иди своей дорогой, родная.

— Да как ты…

— Смею, смею. — Петр зацепил из стоящей на столе миски зубчик ядреного местного чеснока, ловко очистил, кинул в рот и с наслаждением разжевал. Дохнул на собеседницу непередаваемым ароматом. — На будущее. Никогда и никому не говори, что этот кто-то тебе что-то должен. Я, например, ни у кого ничего не занимал. Кстати, в твоей истории и без того хватает нестыковок. Например, как ты проехала через лес — одна, да еще быстрее меня? Ну, может, на лошади ты сидеть умела и до того, но поездка была опасной для одинокой женщины. Даже хорошее оружие не гарантирует безопасность. Пострелять мне там, кстати, пришлось.

— Ну да, ты стреляешь не задумываясь. Тебе бластер со шпагой, похоже, заменили и мозги, и образование.

— Не заменили, а явились убедительными доказательствами моей правоты в любом споре. Кстати, достать бластер порой намного выгоднее, чем спорить, — ты не поверишь, сколько вопросов решаются сами собой. Но ты разговор-то от темы не уводи. Так как ты через лес проехала?

— Нашла попутчиков.

— Вот с ними и отправляйся дальше. Сейчас по этой дороге ездят только купеческие караваны, а они ползут как черепахи. Не могла ты меня догнать, научись врать сначала.

— Там ехал какой-то дворянин с семьей. Они передвигались намного быстрее. Вот и догнала… Часть пути еще и в карете проехала. С удобствами, развлекаемая галантным кавалером.

— Молодец, девочка, возьми с полки пирожок. Их там два, тот, что с мясом, в центре. На вот. — Петр положил на стол мешочек с двумя десятками золотых. — От сердца отрываю. И кстати, на то, что я тебе оставил, ты бы хорошую лошадь да еще одежду и припасы не купила. Так что нестыковок у тебя… Ладно, прощай, я поехал.

— Куда?

— По своим делам. Мне, знаешь ли, на этой планете еще жить, так что надо устраиваться поудобнее…

— Послушай, не оставляй меня, а? Ну а дальше были слезы и сопли, и курсант, абсолютно не умеющий сопротивляться такому воздействию, вынужден был стать для несносной девицы

опекуном, защитником и снабженцем в одном лице. Слезы, кстати, высохли моментально — женщины коварны, и курсант только что испытал это на себе. Его хорошо научили прокладывать курс, сворачивать челюсти и стрелять с двух рук, но как защититься от такой атаки, он просто не представлял. Воистину, женщина — это слабое, беззащитное существо, от которого нет спасения. Весь следующий день он проклинал себя за то, что поддался уговорам. Мало того что пришлось волочить за собой эту девицу, так еще и с выездом задержались из-за нее больше чем на сутки. Сначала ей отдохнуть требовалось («ну хоть один денек, ну пожалуйста…»), потом она спать изволила до тех пор, пока Петр буквально не вытряхнул ее из кровати, потом собиралась долго и мучительно, потом… Словом, к тому моменту, как они покинули город, на языке Петра вертелись уже исключительно многоэтажные словесно-нецензурные конструкции вроде тех, которые к нему самому применял боцман на крейсере, и если он пока сдерживался, то лишь потому, что еще отец вбил в него правило никогда не ругаться при женщинах. Хотя, конечно, порой очень хотелось… Правда, неженкой Виктория, надо признать, не была — не стонала, что не успела отдохнуть и выспаться, не упрашивала задержаться и пообедать в человеческих условиях, хотя, как злорадно подметил курсант, на лошадь она забиралась с осторожностью. Задница, видно, болела после той дороги, — ну правильно, это он никуда особо не торопился, а ей пришлось его догонять. Ездить она, конечно, умела намного лучше Петра, видимо, и впрямь дома занималась чем-то подобным, но уметь прокатиться с ветерком и держаться в седле несколько дней, с перерывами на сон и естественные потребности организма — две большие разницы. Кстати, попутно выяснилось, кто ей помог и с лошадью, и с попутчиками. Граф, зараза старая! Правда, тут Виктории повезло — встретила в городе его жену, ну а через нее вышла на графа и не нашла ничего лучше, как во всем признаться. Повезло еще, что граф был серьезным человеком и служил в серьезной по местным меркам конторе. В ней сохранились обрывки памяти о предках, прилетевших из космоса, и граф, подумав, решил девушке поверить. Ей это облегчило маршрут, а Петру добавило поводов чаще крутить головой. Граф, конечно, мужик хороший, но бластеры пришельца да и его го лова, набитая передовыми по местным меркам знаниями, — нешуточный соблазн этого самого пришельца отловить. В тот день уехали они не слишком далеко — пустились в путь поздно, да и ехали аккуратно. Петр мог бы проехать и дольше, но, если верить карте, до следующей деревни они в любом случае до темноты не успевали. Сам он без проблем переночевал бы в лесу — чай, не впервой, однако теперь с ним была

дама… Чтоб ее налево и пополам! К тому же эта самая дама хоть и молчала, и пыталась изобразить, будто на все ей плевать с высокой орбиты, но, как только забывалась хоть на миг, на лице ее появлялась гримаса боли. Стертая задница — не шутка, как бы смешно это ни звучало, и Петр, совсем недавно прошедший через это испытание, понимал девушку очень хорошо. Понимал, но сочувствовать не собирался. Словом, когда въехали в деревню и остановились перед постоялым двором, он спешился, помог девушке слезть (точнее, поймал ее, когда она чуть не упала) и препроводил в снятую для нее комнату. К счастью, комнат было более чем достаточно — проезжающих мало, что называется, не сезон, поэтому две комнаты снять удалось без проблем. Выдал Виктории обезболивающую и заживляющую мазь, приказал лежать и самолично притащил ужин прямо в комнату. Вот ведь не было печали — купила бабка порося… Жалко только, что нельзя было продолжить путь по реке. Увы, не получалось — река текла почти точно с севера на юг, а его путь лежал на восток, поэтому пришлось смириться с многодневной, а может быть, и многомесячной конной прогулкой. Впрочем, как говорил наставник по тактике, если не можешь победить — старайся минимизировать потери, а раз так, надо было искать плюсы в сложившейся ситуации, рассматривая ее как экстремальный туризм. Тем более чистый воздух, вкусная вода, свежие, выращенные на грядках, а не синтезированные овощи. Мясо, опять же, свежайшее, рыбалка — когда хочешь, и рыбалка успешная — реки здесь рыбой прямо кишели… Да и вдвоем теперь будет возможность языком потрепать, а то Петр в последнее время заметил, что начал уже разговаривать сам с собой. Нехороший симптом, однако. Отнеся привязавшемуся ходячему несчастью, лежащему на пузе и еле сдерживающему оханье, еду, Петр спустился обратно, в общий зал. Какой-то пьянчуга, сидевший за столом, скабрезно улыбнулся ему и подмигнул. Петр состроил зверскую рожу, положенную ему по роли. Теперь, когда приходилось путешествовать вдвоем, потребовалась новая легенда. Молодая дворянка, отправившаяся посмотреть мир, и ее охранник — варвар с далеких островов, тоже дворянин, хотя и бедный. Легенду он озвучил, еще когда набирал для «госпожи» полный поднос еды (надо же, маленькая, худая, а жрет, как кашалот). Естественно, пока он ходил, народ уже обсудил новость, пришел к выводу, что охранник охраняет не только днем, но и ночью, и не только охраняет, но и выполняет еще кое-какие функции. Словом, пища для сплетен надолго. Ну и отлично — теперь никто из-за дубов не увидит леса, а болтают… Да пусть себе болтают, Петру от этого было не тепло и не холодно. Завтра утром он просто забудет об этих людях.

Увы, он в очередной раз ошибся. Если в обычной ситуации девушка в сопровождении звероватого хама-охранника с пудовыми кулачищами, который не только охраняет, но и согревает, — нормальное явление, то в стране с большой ролью церкви это может вызвать нежелательные последствия. Как раз сейчас был именно такой случай, и если нормальные люди вели себя адекватно, то сидевшие в углу и наливающиеся вином личности, когда градус перешел границу осторожности, решили, что ситуация требует исправления. Хотя ошибка курсанта была простительна. Ну откуда Петр мог знать, что наткнется здесь на священников? И уж тем более он даже предположить не мог, что они к нему привяжутся. В общем, когда Петр приканчивал вторую кружку отличного местного пива, к нему за столик даже не сел, а плюхнулся мужик огромного роста и необъятной талии, одетый в богато украшенную рясу. Курсант даже засмотрелся — человека, в брюхо которого можно было без усилий залить бочонок пива, добавив сверху еще кувшин вина и зарихтовав сверху бутылочкой самогона, невозможно не уважать. А вот когда тот заговорил, эффект пропал — слишком уж наставительно зазвучали его слова. На фоне смеси перегара и свежака это смотрелось неприятно.

— Молодой человек, когда вы в последний раз были в церкви?.. Петр слушал и охреневал. Речь священника лилась широкой, полноводной струей, как бывает у многих алканавтов, и смысл этой речи сводился к одной короткой мысли. Оказывается, Петру даже не рекомендовалось, а настоятельно указывалось мчаться в церковь, покаяться во всех грехах, а особенно в прелюбодействе, внести богатое пожертвование… И так далее, и в том же духе. Виктории, кстати, тоже, ну да ей святой отец обещал отпустить грехи лично, причем он может сделать это прямо сейчас. Ну, в смысле подняться в комнату и исповедать ее. Самое интересно, что никому из собравшихся здесь людей смешно не было — слушали разглагольствования они со всем возможным вниманием и почтением. А вот Петр слушать не желал, не было у него привычки уважать кого бы то ни было, не доказавшего такое право делом. И уж тем более не собирался он выслушивать бредни пьяного адепта умирающей религии. Будь Виноградов старше, опытнее и сдержаннее, он бы, наверное, сумел продолжить разговор ничего не значащими фразами, а потом и вовсе аккуратно его свернуть. Увы, он так просто не умел, да и церковь в любых ее проявлениях презирал, поэтому дальнейшие его действия были одной сплошной ошибкой. Все действия, начиная с самой первой фразы.

Петр резко хлопнул в ладоши перед носом священника, привлекая его внимание. Тот от неожиданности замолчал, дав наконец курсанту вставить слово. Зло ухмыльнувшись, Петр сказал: — Падре, а не пойти ли тебе проспаться?

— Чего-о?

— Того-о. Вали отсюда. И подбери холодец.

— Какой холодец?

— Который у тебя над поясом свисает. А то растрясешь еще, вони потом не оберешься… Хотя священник был и очень пьян, до него сразу дошло, что его только что оскорбили. Глухо, по-медвежьи заворчав, он стал подниматься из-за стола — медленно и внушительно, рассчитывая, очевидно, напугать обидчика. Петр тоже встал, оказавшись на полголовы ниже. Все остальные посетители моментально рассеялись по стеночкам, с испугом наблюдая за происходящим. Похоже, здесь еще никто не вел таких разговоров со служителями культа. «Что ж, — подумал Петр, — я буду первый…» Священник левой рукой схватил Петра за грудки, а правой размахнулся и ударил. Так бьют деревенщины, привыкшие хвастаться необоримой силой удара и не имеющие понятия о великом искусстве рукопашного боя. Надо признать, это был бы крепкий удар, вот только стоять и ждать, когда кулак священника обеспечит ему сотрясение мозга, Петр не собирался. Умело поставил блок, не остановивший, а отклонивший кулак противника, плюс позволил рывку священника подтянуть себя ближе. Тот, на мгновение потеряв равновесие, качнулся навстречу, и Петр с удовольствием врезал пьянице лбом в переносицу. Не издав ни звука, его противник рухнул назад, перевернув скамью. Курсант ухмыльнулся: не убил, конечно, но сотрясение мозга обеспечил. Пускай полежит — может, чуток поумнеет… Увы, священник пил не один. Из-за стола, от которого он пришел, вскочили еще двое, в рясах попроще, и бросились на помощь своему то ли товарищу, то ли шефу. Не теряя времени, Петр перемахнул через стол, благо все, что на нем было, уже валялось на полу. Мягко сместился вправо, заставив одного из противников невольно загородить его от второго, поставил блок и в два удара, в печень и в челюсть, разобрался с ним. Перешагнул через скорчившееся тело, он с ноги ткнул второму в пах, добавил сцепленными руками по спине и с чувством врезал уже падающему священнику по почкам. Окинул взглядом поле боя, поверженные тела, лежащие в художественном беспорядке, и довольно выдохнул: — Ну что, имбецилы, кого еще научить смирению? Только дернитесь мне — я из вас такой пазл нарежу, что ни один хирург не соберет!

— Остановись, сын мой! — Из-за стола поднялся четвертый член той компании. На вид он был старше остальных, богаче одет и, похоже, абсолютно трезв. — За что ты избил моих братьев?

— Отвали, дядя, отец у меня и так есть, и на тебя он не похож. А твоих братьев во Христе, если они еще раз мяукнут, я вообще по стенам размажу.

— Не богохульствуй! Брат Петр пытался наставить тебя на путь истинный, он был в своем праве, а ты…

— А я был в своем. Греби отсюда, пока ласты не оторвал.

— Да что ты себе позволяешь, сопляк!

— Что хочу — то и позволяю. Ишь, моду взяли — наставлять… Как-нибудь переживу своим умом, — фыркнул Петр, остывая. Надо же — избил своего тезку. Это его не то чтобы рассмешило, скорее сняло напряжение. — Я вас не трогаю, а вы ко мне не подходите — целее будете.

— Уважение к смиренным служителям Господа нашего проявлять должно, — наставительно поднял палец священник. — Именем его несем мы истину…

— Бумажку покажи.

— Чего?

— Бумажку на право говорить от имени Господа.

— Святая церковь…

— Харэ ерунду пороть. Есть доверенность от Бога на ведение дел от Его имени, с подписью и нотариально заверенная? Нету? Вот и греби отсюда. Принесешь такую бумагу — поговорим, а нет — ты никто и звать тебя никак.

— Еретик!

— От еретика слышу. Сиди и пей свой компот. Хозяин, пива мне. Бегом! Что там священник бухтел дальше, Петр не слушал. Пиво ему доставили моментально и смотрели испуганно, однако постепенно атмосфера в зале нормализовалась, хотя посетителей заметно уменьшилось. Все правильно — наиболее осторожные предпочли отойти подальше от места столь опасных разговоров. До Петра тоже дошло, что он погорячился, однако знание это пришло поздно, и теперь надо было делать хорошую мину при плохой игре, то есть всячески демонстрировать окружающим, что ему на все и на всех наплевать, и страх — это вообще чувство, ему не свойственное. А под ложечкой-то сосало… В самом деле, церковь в жизни местных занимала очень большое место. Не вера, а именно церковь. Сейчас Петр ухитрился рассориться с ней, а значит, подставился под удар мощнейшей из существующих в этих местах структур. Надо было двигать отсюда как можно быстрее, но то ли гордость, то ли мальчишеское упрямство, то ли просто гонор заставляли его сидеть, пить ставшее вдруг противным пиво и делать вид, что ему все безразлично. Возможно,

он все-таки, допив кружку, ушел бы, а потом, подняв Викторию, сбежал отсюда куда подальше, но все испортил трактирщик. Самолично поднеся курсанту кружку «за счет заведения», он шепотом попросил его немедленно убираться. Вот тут Петр встал на дыбы и популярно объяснил трактирщику, что у него за комнаты уже уплачено и он собирается воспользоваться оплаченными услугами по полной программе. А трактирщику стоило бы завести нормального вышибалу, чтобы драки предупреждал и не давал мешать клиентам спокойно ужинать. А если трактирщик хочет неприятностей — он их сейчас устроит, и пусть только кто-нибудь еще посмеет его тронуть — он эту халупу раскатает по бревнышку и за ущерб платить не будет. Сказав это, курсант зачерпнул из стоящей на столе плошки соленых сухариков, кинул их в рот и отправился к себе, матерно ругаясь на всех присутствующих. Правда, мысленно — не хотелось совсем уж обострять. В принципе он бы сейчас с удовольствием убрался куданибудь подальше, но на улице могло оказаться опаснее — здесь можно было хотя бы не опасаться удара в спину, забаррикадировавшись в комнате. Ну а лоб в лоб Петр никого здесь не боялся. У себя в комнате Петр, правда, задержался ровно на то время, которое ему потребовалось, чтобы подхватить свои так и не разобранные вещи, после чего переместился в комнату Виктории. Та уже засыпала и испуганно вытаращилась на него, натянув одеяло до подбородка.

— Оденься, я не смотрю, — коротко бросил Петр. — И давай быстренько, не тяни кота за… хвост.

— Что случилось?

— Буду ночевать у тебя. С неплохой вероятностью нас сегодня будут убивать, так что готовься в случае чего сматываться.

— Что случилось-то?

— Я же предупреждал, что не самый лучший попутчик, — криво усмехнулся курсант и повернулся к ней спиной. — Повздорил с местными авторитетами. Если они испугались — считай, повезло, ну а если нет… Ладно, отобьемся.

— Рассказывай. Виктория выскользнула из кровати и стала торопливо одеваться. Когда Петр закончил рассказ, она выдала свой вердикт: — Дурак! Промолчать не мог?

— Мог. Не захотел. Будет мне еще всякая обезьяна о Священном Писании трындеть. Я и так знаю, что вначале было слово, и слово это было матерное.

— Ты понимаешь, чем это для нас может кончиться?

— А ничем. — Петр нервничал, но старался этого не показывать. Он достал бластер, демонстративно выщелкнул батарею, проверил заряд и вставил ее

обратно. — У меня тут два ствола, и зарядов хватит на небольшую войну. По местным меркам, кстати, даже и на большую. Ну, постреляю, освежу навыки…

— И тебе их не жаль?

— Не-а. Мне вообще жалко только себя. Тебя вон один раз пожалел, дурак, — теперь мучаюсь… И вообще, запомни: насилие решило больше проблем, чем ум, честь, совесть, логика и деликатность, вместе взятые. И вообще, ничего еще не началось — может быть, и не начнется.

— Начнется. Я чувствую.

— Чем чувствуешь? Задницей?

— А хотя бы и задницей, тебе-то какое дело? И дай-ка мне один бластер, а то у меня из оружия только нож.

— Ты стрелять умеешь?

— Да, отец учил.

— Из чего?

— У него целая коллекция охотничьего оружия дома.

— Ясно. Охотничий бластер предназначен для охоты. Максимально упрощенная модель, и весит килограмма три максимум. Чтоб ты была в курсе, десантный бластер весит шесть с лишним килограммов без батареи, в некоторых режимах обладает большой отдачей и требует определенных навыков, которых у тебя нет. Так что, извини, оружия я тебе не дам — ты с ним не справишься, а получить в спину заряд из-за того, что у тебя не хватает сил нормально целиться или когда ты режим перепутаешь… Нет уж, извини, мне моя шкура дорога.

— Не может быть! Я сама видела, ты с ним легко одной рукой справлялся.

— А я и посильнее тебя буду, и лучше обучен. Ладно, все. Спать сегодня будешь не раздеваясь. Я тоже у тебя в комнате переночую. Если что… Договорить он не успел — из коридора донеслись крики и громкая ругань, шумно было и во дворе. Петр криво усмехнулся, проверил, легко ли выходит палаш из ножен, и перевел бластер в режим огнемета.

— Спорим на бурную ночь любви, что я всех их за пять минут завалю?

— Не смешно.

— Смешно. Просто ты не понимаешь моего юмора. Он для тебя слишком тонкий и вдобавок тяжелый, как мой бластер. Не для средних умов, так сказать.

— Хам!

— Спасибо, я знаю. — Петр на миг прекратил пикировку и высунулся в окно. Тут же о косяк ударился средних размеров камень и улетел обратно во тьму. — Там их всего-то человек двадцать с дрекольем и факелами. Орут про «смерть еретикам» и «выжечь скверну». И командует, кажись, тот монах, которого я

побил, — похоже, так возжелал твоей грешной плоти, что даже о сотрясении мозга забыл.

— Хам!

— Ты повторяешься. Эх, жалко, гранат нет, положил бы их всех и разом… Но тем не менее имей в виду — живой тебе к ним лучше не попадать. Это для меня колья и огонь, а для тебя они наверняка припасли кое-что поинтереснее. Впрочем, если что, я всегда смогу уйти — этот сброд воевать никто не учил, а лес здесь рядом, не догонят.

— А я?

— А ты их отвлечешь. Займешь, хе-хе, чем-нибудь.

— Дурак!

— Возможно. Ладно, хорош дураками жить. С этими словами Петр, секунду подумав, перевел бластер на стрельбу плазменными сгустками и решительно открыл дверь, в которую уже молотили, подбадривая себя пьяными матерками, чем-то тяжелым. Наверное, чьей-нибудь головой. Сразу двое, потеряв равновесие, влетели в комнату. Один устоял на ногах, но лишь для того, чтобы получить короткий удар в челюсть и улететь обратно, а второй упал, и курсант тут же наступил на него тяжелым ботинком, ломая шею. После этого, не теряя времени, он выстрелил в коридор и тут же захлопнул дверь, навалившись на нее всем телом. Рвануло так, что дверь едва не снесло вместе с курсантом, — таково уж свойство плазменных сгустков, взрываются они шикарно. Петр помотал головой, избавляясь от неприятного звона в ушах, распахнул дверь, выглянул — ну да, ничего живого, лишь какие-то поджаренные лохмотья на стенах висят да воняют гадостно и тихо потрескивает занимающаяся пламенем стена. Схватив таз с водой, предназначенной для умывания, Петр выскочил в коридор и в два счета эту стену погасил — не хватало еще пожар устроить да запечься, как куры гриль. Вернулся, захлопнул дверь, задвинул щеколду. Все действо заняло меньше минуты. Осторожно, чтоб опять ничем не бросили, высунулся в окно… Ну, там все стояли молча, разинув рот и глядя вверх. Еще бы — они-то здесь были для массовки и чтоб не дать никому сбежать, и вдруг грохот, треск, огня сверканье, в тучах снова замыканье… А главное, никто ничего не видел. Вот и не поняли пока, что сваливать надо. Ну, как говорится, умный поймет, а проблемы дураков — только их проблемы. Хорошая штука бластер — очередями стрелять умеет, и отдача при этом невелика. Р-раз — и во дворе только куча трупов. Нет людей — нет проблемы, как говорится.

Повернувшись к Виктории, Петр сразу же обратил внимание на ее позеленевшее лицо и зло выругался: — Не здесь, едрит твою, не здесь! Схватил за шкирку, подтащил к окну. Вовремя — все съеденное девушкой полетело на улицу. Полюбовавшись на неаппетитное зрелище, подошел ко все еще валяющемуся на полу трупу и выволок его за дверь. Снова подошел к Виктории, закончившей свое грязное дело и сейчас сидящей у окна и соперничающей лицом со стеной. Подхватил по дороге кувшин с водой и, глухо матерясь, вымыл ей лицо. Не подействовало, а жаль, пришлось надавать по щекам…

— Ну что, пришла в себя? Девушка слабо кивнула, но взгляд ее стал наконец осмысленным.

— Да, спасибо…

— Навязалась на мою голову. Оставайся здесь, запри дверь.

— А ты?

— А мне тут еще кое с кем потолковать надо.

— Не уходи!..

— Молчать, дура! Если б не ты, я бы сюда и не заехал. Будешь вопить — вообще оставлю и поеду дальше один. Подействовало. Во всяком случае, она больше не мешала Петру. А курсант без помех спустился по почти не пострадавшей лестнице и отловил трактирщика, спрятавшегося в небольшой комнате позади кухни. После короткой доверительной беседы, прошедшей в теплой, дружественной обстановке и стоившей трактирщику всего-то двух пальцев на левой руке и одного уха, Петр спокойно пристрелил его и отправился искать тех святых отцов, которые случайно уцелели после экспресс-выяснения, кто же из них круче. Дом местного священника (оказывается, именно он начал конфликт и теперь валялся во дворе хладным трупом) стоял на другом конце деревни (а немаленькая была деревня, дворов двести) и отличался добротностью постройки и ухоженностью. Ничего удивительного — строили наверняка всем миром. Хорошо здесь святые отцы устроились, надо будет учесть на будущее. Окна в домах были темны, но Петр благодаря ноктовизору отлично видел, как задергиваются занавески и шарахаются подальше любопытные. Его всегда удивляло, как в деревнях разносятся новости. Вроде никого и не было, никто не видел, а знают все и сразу. Особенности сельского менталитета. Вот и сейчас, похоже, о результатах изгнания дьявола знали все поголовно. То, что дьявол идет изгонять священника, тоже, наверное, никого не удивляло. Ну и хрен с ними, не палить же деревню — только заряды впустую тратить…

В доме оказался только один человек — тот самый, который был трезв этим вечером и пытался полемизировать. В два счета скрутив его (тот и не пытался сопротивляться — потерял дар речи от изумления), Петр прикрутил бесчувственное тело к стулу, привел в себя несколькими полновесными оплеухами и только после этого поздоровался. А дальше, не теряя времени зря, вколол ему сыворотку правды и стал задавать вопросы. В трактир Петр вернулся лишь через час, поднялся по печально поскрипывающей лестнице и вошел в комнату, благо Виктория открыла сразу, узнав по голосу. Прошел, устало плюхнулся на кровать и замедленными движениями развязал шнурки на ботинках. Стянув тяжелую обувку, курсант с наслаждением пошевелил пальцами и только после этого обратил внимание на стоящую и не отрывающую от него взгляда Викторию.

— Что так смотришь? Али в морду хошь?

— Не смешно.

— Как знаешь. В общем, сейчас дрыхнем, а рано утром сваливаем. Эти святые отцы — те еще уроды. Я как-то в городе не озаботился уточнить, а здесь вот поговорили по душам… Словом, они и есть настоящие хозяева в этом городе и окрестностях, князь — так, фикция. То-то они пальцы гнут, словно у них вторая жизнь в запасе… Вернее, эти уже не гнут, ну да нам от этого не легче. К счастью, граница недалеко, уберемся без проблем, а крестьяне нас ловить не рискнут.

— А сами эти… ну… святоши?

— Пока до города дойдет весть, пока оттуда придет помощь… Время есть, немного, но есть. Да и то сказать, организовать здесь погоню будет некому и гнаться, собственно, тоже.

— Ты их…

— Ну да. Один во дворе, двое в коридоре. Они, кстати, охраняли четвертого — он какой-то среднеразмерный член местного святого синода, задержался здесь проездом.

— А сам он?

— Да я его удавил. Быстро и почти безболезненно, кстати. Буду еще оставлять за спиной живых врагов. Это, знаешь ли, не самый лучший способ дожить до старости.

— Чудовище!

— Ага. Сволочь он и чудовище. Был. А еще — дурак, что со мной связался. Жалко только, когда отстреливался, я много зарядов потратил. Меня наш инструктор за такое убил бы и на переподготовку отправил. Кстати, хочешь хохму? Тот мафиози, который в городе командовал, тоже их ставленник. Умные

люди — объединили власть духовную, светскую и криминальную. Пес с ними, Вик, ты как хочешь, а я буду спать.

— Это ты — чудовище! Как можно спать после всего…

— Крепко, — перебил ее Петр. — Крепко и спокойно. До утра нас никто не рискнет трогать, а день будет долгим. Все, спи давай, я на полу лягу. Кстати, а почему я чудовище? Я вот думаю, что, наоборот, тут все козлы, один я д’Артаньян.

— Да потому, что убиваешь…

— Так, девочка, — Петр встал, резко взял Викторию за плечи и встряхнул, — я убиваю, когда мне угрожают, и намерен поступать так и дальше. Не нравится — пошла вон. А теперь спать! Девушка даже не почувствовала, как ее шеи коснулся инъектор. Только что она готова была психовать, орать, скандалить (понятное дело — стресс и все такое) — и вот уже спит. Четыре часа сна искусственного, который перейдет в сон здоровый. Жаль, конечно, что за это время вся одежда пропитается витающими здесь неприятными запахами… Впрочем, она уже пропиталась. Аккуратно уложив Викторию, стянув с нее сапоги и прикрыв одеялом, Петр решил на полу не спать — жестко все-таки, да и натоптано изрядно. Вместо этого он разворотил тонкую дощатую стенку между комнатами и соединил их вместе, после чего настроил сигнализацию, завалился на собственную, застеленную чистыми простынями кровать и благополучно проспал до утра. Утром они выехали, когда еще только начало светать. Виктория была непривычно молчалива — очевидно, вчерашние переживания сказывались. Петр с трудом заставил ее съесть несколько кусков холодного мяса — видно было, что она еле сдерживает рвотные позывы. А вот пила она, напротив, много и жадно. Хорошо хоть, протестовать не пыталась, только спросила у Петра: — Скажи, а тебе самому не противно вот так убивать всех подряд?

— Противно, конечно, — чуть подумав и проанализировав свои ощущения, ответил Петр. — Но, если честно, я стараюсь обо всем этом просто не думать, иначе можно сойти с ума. Домой вот вернусь — тогда да, там я порефлексирую с чувством, и в унитаз поблюю, и на курсы психологической реабилитации схожу, а сейчас — извини, пусть лучше сдохнут те, кто оказался на моем пути, чем я, любимый.

— Значит, все-таки есть шанс вернуться домой?

— Ну да, — ответил Петр, мысленно выругав себя за то, что проговорился. — Здесь есть аварийная база с передатчиком. Свяжусь, вызову помощь. Только извини уж, но тебя я пристрою в каком-нибудь городе по дороге, со мной ты не пойдешь.

— Это еще почему?

— Ну, во-первых, я тебя предупреждал, что не доверяю. Во-вторых, извини уж, но с тобой я просто не дойду. Ты у меня на ногах будешь висеть как гиря. Поэтому оставлю тебя в городе, у меня одного больше шансов. Если дойду — прилечу за тобой, там, на базе, должен быть планетарный бот, это стандартное оснащение. Ну а не дойду — хотя бы жива останешься.

— А…

— Никаких «а». В одиночку я намного мобильнее. Оставлю тебе денег, их у меня пока хватает, и пойду дальше. Заодно уведу за собой погоню — искать-то нас будут обязательно, пусть даже и негласно. А ты затеряешься — главное, найти город побольше и купить там домик, такой, чтоб не выделялся. Ну и тебе придется осторожность проявлять. Девка ты видная, внимание обращать все равно будут, но надеюсь, сумеешь слиться с толпой.

— Но…

— Вопрос закрыт. И потом, я не хочу видеть рядом шпиона, пусть графа и уважаю.

— Откуда ты знаешь? — Теперь на ее лице был испуг.

— А я и не знал — всего лишь предполагал. Потому что сам предпочел бы наблюдать за ситуацией и быть в курсе дела, а Косецкий — мужик умный и осторожный. Поэтому, думаю, граф тебя банально завербовал, и не факт, что ты сама на него вышла — скорее это он тебя перехватил. Впрочем, как раз это и не важно, главное — ты сама только что подтвердила мои предположения, поэтому сиди и молчи в тряпочку. Судя по лицу Виктории, она осталась при своем мнении, но сейчас перечить не рисковала. Очевидно, на нее произвело впечатление то, с какой легкостью курсант расправлялся со своими врагами, и потому она побаивалась спорить с маньяком, которым теперь, безусловно, его считала. Ну и ладненько, больше боится — меньше проблем. В дороге, правда, она потихоньку пришла в себя, повеселела даже, к обеду и вовсе выглядела как обычно. Петр давно заметил, что многие люди, заходя в лес, как будто оставляют снаружи свои проблемы и заботы, собственно, он и сам был таким, а лесов здесь имелось даже в избытке. Похоже, и на девушку диковатокрасивая местная природа произвела благоприятное впечатление. Ну вот и славно. Часам к четырем пополудни они пересекли границу княжества, о чем Петр тут же сообщил Виктории. Та моментально повеселела и тут же сникла, узнав, что местные границы — это скорее черточки на карте и преследование, разумеется,

продолжится. А так как они едут быстро, но рекордов не ставят, завтра к полудню их, скорее всего, нагонят.

— Тогда зачем нам это все?

— Как это зачем? Если бы я убил их там, то это был бы бой с правительственными войсками, а здесь мы на равных. Нападение на нас с формальной точки зрения будет обычным разбоем, а раз так, то, когда я их убью, официального преследования местных властей можно не опасаться. Кругом выгода.

— Ты их что, опять убивать собрался?

— Ну разумеется. Зачем мне навязчивые поклонники? Я же не педик какой, чтобы чувствовать удовольствие от того, что за мной бежит толпа здоровых мужиков. Виктория снова надулась, но промолчала. Молодец, девочка, похоже, до нее стало доходить, что ее голос здесь не только не главный, но и вообще, если вдуматься, не голос. Так, писк. Да и аналогия с гомосексуалистами была оригинальная — на большинстве планет федерации за подобные извращения вешали. Ну, не было сейчас такого понятия, как политкорректность, — оно устарело несколько сотен лет назад, и теперь его смысл мог объяснить разве что какой-нибудь историк.