Андрей Посняков - Железные легионы

Андрей Посняков «Железные легионы» Издательство «ЭКСМО» Серия «Новые герои» Цикл «Гладиатор» Книга в цикле 2 Тема на форуме «Создатели миров» Аннотация Звенят клинки и ревет злобная толпа, и льется кровь, орошая горячий песок. Беторикс, взявший себе псевдоним Галльский Вепрь, вновь на арене, только теперь уже не в захудалом провинциальном цирке, а в самом Риме! Совсем не так мыслил себе посещение Вечного Города Виталий Замятин, совсем не для того он сюда пробирался, чтобы погибнуть на потеху развращенной публике. Он хотел вернуться в свою родную эпоху, в двадцать первый век. А для этого необходимо «всего лишь» изменить течение событий, сделать так, чтобы Цезарь и его легионы покинули Галлию на два года раньше, чем это случилось в действительности. Вот почему в Риме должна была начаться щедро оплаченная заварушка; вот почему из лагеря восставших галлов вышел целый обоз с ценностями. Вышел — и вдруг пропал. А тот, кто обеспечивал его безопасность — Беторикс — угодил в гладиаторы. Выжить! Обрести свободу! Найти пропавшее золото и тотчас пустить его в дело! И ждать... когда Цезарь во главе своих легионов перейдет наконец Рубикон.

Глава 1 Осень 52 года до Р. X. Центральная Галлия (Кельтика) Земли эдуев. Усадьба Порывом вдруг налетевшего ветра с дерева сорвало кленовый лист, бархатный и багряный. Вращаясь в воздухе, он упал в жухлую траву, что бурым ковром покрывала весь двор виллы. Бывшей виллы, лучше сказать, ибо все вокруг — господский дом, амбары, конюшня — давно пришло в полное запустение, хотя многие здания были выстроены из камня, что малохарактерно для Галлии. Канувшего в Лету хозяина виллы — здесь она называлась «адифиция» — не зря именовали Думнокаром Римлянином: римские обычаи пришлись ему более по душе, нежели привычки и нравы предков. Впрочем, то же можно сказать о многих эдуях, чье племя заслужило сомнительную честь именоваться «братьями римлян». Беторикс рассеянно пнул подвернувшийся камень и, грустно вздохнув, в который раз уже подошел к приземистому амбару, сложенному из серых больших камней. Это строение называлось эргасгулом и служило карцером для непокорных рабов: подобное имелось на каждой римской вилле. По виду Беторикса сразу становилось ясно, что это человек знатный и уважаемый, несмотря на молодость. Высокий и стройный сероглазый блондин, по местным обычаям он носил волосы до плеч и аккуратно подстриженную бородку; поверх шерстяной травянисто-зеленой туники был накинут алый плащ, щедро расшитый золотом, руки украшены золотыми браслетами, на шее золотая гривна, несколько тоньше и изящнее, нежели это было принято у эдуйской знати. Дополняли картину золоченый пояс и роскошная перевязь через плечо, на которой висел длинный меч в синих ножнах, переплетенных изящными кожаными ремешками. Рукоять меча и небольшую гарду покрывала сверкающая перегородчатая эмаль, в основном красная, как это было принято у галлов. Свободные штаныбраки и крепкие кожаные башмаки тоже указывали на принадлежность молодого человека к одному из народов, населяющих Галлию. О том же говорило и его аристократическое галльское имя, хотя на самом деле сей достойнейший муж к галльской аристократии имел самое отдаленное отношение. Что не помешало ему обзавестись супругой настоящих королевских кровей. Подойдя, она обняла мужа за плечи — юная обольстительная красавица, поместить которую на свою обложку почел бы за честь любой мужской журнал: строгое, с тонкими чертами лицо обрамляли густые струящиеся волосы цвета спелой пшеницы, словно бы напоенные медом и солнцем; чувственные, чуть

припухлые губы, узенькие брови стрелочками, ресницы, темные и густые, как берендеевский лес. Ярко-голубые глаза смотрели с затаенной насмешкою, а в выражении лица и манере держаться молодой женщины — ей еще не исполнилось и двадцати лет — чувствовалась внутренняя сила, заставляющая собеседников-простолюдинов опускать глаза и понижать голос. Тонкий стан обтягивала длинная темно-голубая туника, подчеркивающая упругую грудь, на руках золотом сверкали браслеты, а на шее — изящная пектораль. Желтый, крашенный дроком плащ был заколот золотой фибулой с рисунком в виде журавля с тремя рогами — галльского божества. Точно такой же журавлик был наколот и на теле девы чуть повыше пупка.

— Алезия, душа моя… — Смущенный Беторикс погладил жену по волосам. — Не знаю даже, как и сказать…

— Скажи, что тебе снова не повезло! — Молодая женщина улыбнулась. Алезия получила свое имя в честь знаменитой галльской крепости, не так давно отбившей атаки легионов Цезаря. Когда-то она принадлежала мандубиям, ныне почти сгинувшему народу, из которого происходила девушка и который почитал трехрогого журавля как божество.

— Ну да, не повезло, — согласно кивнул Беторикс. — Допустим. Но это не конец!

— Все же не понимаю, какой нам с тобой толк от этой усадьбы? Да была бы усадьба! — Алезия прищурилась. — Сам-то взгляни — развалины одни кругом. Немудрено, что вожди так легко тебе ее отдали. О муж мой, ее ведь даже нет смысла отстраивать, римляне опять все сожгут. А нет, так свои спалят, чтобы врагам негде было укрыться. Пригладив растрепавшиеся от ветра волосы, Беторикс покачал головой: — Эта усадьба — загадочное и необъяснимое место. Я же тебе говорил, помнишь?

— Помню! — Темно-голубые, как теплый океан, глаза скептически сверкнули. — Здесь что-то вроде двери в загробный мир, так?

— Не совсем так. — Молодой человек поморщился. — Не в загробный, а в иной.

— Никак не возьму в толк, в чем разница?

— Да я уже объяснял…

— Значит, плохо объяснял!

— Ладно, — обняв жену за талию, примирительно улыбнулся Беторикс. — Не будем ссориться. Просто если чего-то не понимаешь, лучше спроси. Красавица махнула ресницами:

— Хорошо. Не понимаю, любимый, зачем мы постоянно бродим около этой усадьбы? И почему я все время должна тебя сюда сопровождать?

— Это важно. Мы должны приходить сюда всегда вместе, чтобы, если вдруг получится, вместе…

— Уйти в иной мир, ты говорил, да. Прости, милый! — Алезия прижалась к плечу мужа щекою. — Может, твое колдовство не получается оттого, что нам противодействует какой-нибудь другой сильный друид? Или даже несколько? Такое вполне может быть — друиды хитры и коварны. Правда, ты ведь и сам настолько могущественный друид, что только благодаря тебе мы победили римлян! Последние слова девушка произнесла с плохо скрытой насмешкой, но тут же попыталась сгладить оплошность, обняла мужа за шею, поцеловала, пристально заглядывая в глаза.

— Ах, ты ж.. Ну кто же смог бы устоять перед очарованием сей галльской феи? А Беторикс и не пытался бороться с соблазном, тем более что красавица была его законной женой, с которой его соединили грозные и мстительные божества ее галльских предков. Правда, эта свадьба чуть не закончилась похоронами… или, скорее, едва не началась с них.

— Помнишь, как мы… как там, в пещере… — Алезия зябко поежилась, и молодой человек вздрогнул — они с супругой подумали об одном и том же.

— Если бы не ты, жрецы отправили бы меня в иной мир очень быстро, — кутаясь в плащ, прошептала девушка. — Ты и твое волшебство — разящий Посох Луга! Нет, ты в самом деле могущественный друид, даже если кое-кто в этом и сомневается.

— Кто сомневается? — встрепенулся Беторикс. — Мои люди ни о чем таком не докладывали.

— Они и не могли доложить. — Запрокинув голову, Алезия посмотрела на белые, медленно плывущие в лазоревой вышине облака, на птичьи стаи. — Гуси… А вон, смотри, журавлиный клин.

— Ты мне зубы не заговаривай! — Зная повадки жены, Беторикс решительно вернул ее к прежней теме разговора. — Откуда дровишки, то есть сведения?

— Твои верные амбакты, увы, простолюдины, — как ни в чем не бывало продолжила юная супруга, оторвав взгляд от неба. — И вхожи отнюдь не во все дома.

— Да знаю, знаю! — досадливо прищурился молодой человек. — Но Камунориг! Он ведь мой друг и важный вельможа, он-то мог бы предупредить.

Или… — Беторикс замолчал, пытливо вглядываясь в безмятежное лицо жены. — Или Камунориг затеял какую-то свою игру, о которой я не знаю?

— Может быть, и так. — Алезия задумчиво накрутила на палец локон. — Но, скорее, все по-другому. Какое дело Камуноригу до болтовни о тебе? Ведь ты здесь чужак, никто из ниоткуда. Британия слишком далека. Да ты и не…

— Ладно, ладно! — поспешно махнул рукой Беторикс. — Не будем углубляться.

— Камунолис с Эльхаром, — осмотревшись вокруг, негромко промолвила девушка. — Это они распускают слухи, будто ты не такой уж и знаменитый друид. Мол, и в самой Британии тебя мало кто знает, и твоя цена чести…

— Но-но! — Молодой человек нервно положил руку на меч. — Насчет чести я с ними потолкую иначе!

— О-о-о! — Алезия обхватила голову руками. — Милый мой, сколько тебе говорить? Ни Камунолис, ни этот гнусный толстяк Эльхар никогда не будут с тобой биться — они не считают тебя ровней себе. И даже распускают слухи, что ты обманом взял в жены девушку из высших кругов. Пусть и опозоренную, изгнанную, вернее, проданную в рабство. Тем не менее мой отец был великим друидом мандубиев! И это многие помнят… увы! Закусив губу, юная женщина поникла головой. Но почти сразу же встрепенулась, взяла себя в руки и, прогнав грусть, задорно подмигнула супругу.

— Знаешь, милый, моя служанка Керления ходит к тому же колодцу, что и служанки Эльхара. Ну, тот, со священной водой, сразу за северными воротами, римляне еще пытались забросать его трупами, да, слава богам, не успели.

— А-а-а! — Молодой человек шутливо погрозил жене пальцем. — Теперь понятно, откуда у тебя сведения.

— Ах! — Подавив зевок, Алезия томно потянулась. — Что-то спать хочется. Хотя и день-то вроде не дождливый, солнечный.

— Знаешь, милая, я бы тоже прилег. — Беторикс быстро огляделся. — Кажется, сейчас за нами никто не следит.

— Напрасно ты так думаешь, милый, — поцеловав мужа в щеку, прошептала супруга. — Я знаю, ты у нас городской житель, а то бы давно заметил, как из терновника вспорхнули жаворонки. И сорока вон там, на ограде, вдруг ни с того ни с сего раскричалась. Сердится! Кто-то им всем мешает — и жаворонкам, и сороке.

— Думаю, ты права, — согласился Беторикс. — И все же не верится, чтоб среди моих амбактов затесался соглядатай.

— Может, и не соглядатай, просто твои люди обязаны охранять тебя — ведь ты их вождь! Вот и наблюдают.

Амбактами на языке центральной Галлии, которую Цезарь именовал Кельтикой, назывались зависимые люди — воины или слуги. Слово «амбакты» означало «те, кто всегда вокруг». У римлян подобных людей называли сольдуриями. С Беториксом приближенных нынче собралось много, целый отряд из трех дюжин человек. Задачей их было не столько сопровождать своего господина, вернее, даже вождя, сколько вести разведку. Ведь неподалеку, между крепостью Алезией, где располагался стан знаменитого вождя повстанцев Верцингеторикса, и Бибракте — священным местом эдуев, еще оставались разгромленные галлами, но не побежденные до конца легионы римлян. Эти парни еще могли показать зубы, тем более с таким командиром, как Гай Юлий Цезарь, явившийся в Галлию повелевать!

— Так ты полагаешь, милая, там, в кустах, — моя охрана? Что ж… Сделаем, как всегда? Посмотрев на жену, Беторикс улыбнулся с намеком на нечто, известное и желанное им обоим. Алезия фыркнула, сверкнула глазами и, кивнув на эргастул, прошептала: — Ну, пошли. Что стоим-то? О Эпона, мы ведь муж и жена, а вынуждены…

— Вынуждены предаваться любви в эргастуле? Ты это хотела сказать? Так ведь не на людях же! В лагере всегда кто-то есть, а на улице холодновато, да и неудобно, мокро. Осень на дворе!

— В эргастуле, кстати, тоже солома мокрая…

— А я вчера подстелил сухой! Распахнув небольшую, но тяжелую дверь, сбитую из крепкого дуба, молодой человек галантно пропустил супругу вперед, а затем уж вошел и сам, предварительно оглянувшись. Даже хотел было совсем по-мальчишески показать язык тому или тем, кто прятался сейчас в терновнике, да удержался: не годятся такие манеры доверенному человеку Верцингеторикса, к тому же друиду. Да и к чему за ними следить? Будто кто-то еще не знает, чем Беторикс и его законная супруга занимаются в эргастуле, кстати, единственном уцелевшем здании на территории усадьбы. Внутри оказалось не так уж и темно — тусклый дневной свет, проникая сквозь прорехи в крыше, рисовал на стенах размытые серые тени. Пахло свежей соломой, не далее как вчера принесенной Беториксом, а еще можжевельником и чем-то приятным, кисло-сладким — шиповником, что ли? Захлопнув за собой дверь, молодой человек царственным жестом сорвал с себя плащ и бросил на солому; туда же полетела и перевязь с мечом, и туника.

Алезия тоже не тратила времени даром — скинула пояс, плащ, а длинную тунику Беторикс стянул с супруги сам, дрожа от охватившего его желания.

— О милая… — Опустившись на колени, вождь нежно обнял жену за талию, целуя темную ямочку пупка… Лаская друг друга, супруги улеглись на подстеленный плащ; Беторикс с жаром поцеловал женщине грудь, чувствуя, как тело становится жарким, бешено бьется сердце, а в голове вспыхивают звенящие искорки. Алезия томно прикрыла глаза, руки ее, невесомые, словно крылья, обняли мужа за плечи, властно притягивая к себе… Шуршала солома… Нет, не тела их сплелись — сплелись души и так, вместе, поднялись высоко-высоко к небу, а может быть, и улетели в иной мир. Кожа любимой супруги казалась Беториксу нежнейшим шелком, волосы — струящимся водопадом, а глаза — бурными океанами любви.

— Журавлик… — придя наконец в себя, чуть слышно прошептал молодой человек, хотя на самом деле не мог в темноте эргастула видеть татуировку на животе супруги. Зато погладить это место мог. и только протянул руку, как молодая женщина вдруг насторожилась и опасливо покосилась на дверь: — Ой! Я слышу чьи-то шаги! Беторикс приподнял голову и потянулся к мечу: он тоже услышал. В дверь вежливо постучали.

— Мой вождь! Госпожа Алезия!

— А, это ты братец! Узнав знакомый голос, супруги рассмеялись с облегчением.

— Подожди, мы сейчас оденемся. Милая, ты куда дела мой плащ?

— Я куда дела? Да он же под тобой!

— А туника?

— Вот она, твоя туника. Ты у меня просто как ребенок — все вещи разбросал. Ну, чем тебе еще помочь? Ремешки завязать? Живенько натянув собственную тунику, Алезия схватила пояс и подошла к двери: — Заходи, братец Кари. Что такое случилось?

— Хочу рассказать кое-что.

— И что же? Вслед за супругой Беторикс вышел из эргастула и невольно прищурился на ярком свету. Ближе к вечеру небо прояснилось, ветер унес облака, оставив солнце на свободе. Изливая лучи, оно висело над кленами ярким золотым шаром, бросая веселые искорки в глаза Кари — иначе Кариоликса, рослого юноши лет

семнадцати с копной непокорных русых волос. Беториксу и Алезии он приходился названым братом и самым надежным другом, которому можно довериться во всем.

— Извини, мы тут были немного заняты. Что ты хотел нам сказать, брат? — невозмутимо пригладив волосы, осведомился молодой вождь, а его супруга усмехнулась.

— Кажется, мы наконец отыскали римлян, — поправив перевязь с мечом, важно доложил Кариоликс. Как и его побратим, юный галл был одет в тунику, плащ и браки, но не таких ярких цветов, ибо его одежда была окрашена дома не слишком стойкими растительными красителями: светло-коричневая туника — корою дуба, а синевато-серый плащ — черникой. Знатностью рода Кариоликс похвалиться не мог и неплохое положение приобрел благодаря Алезии, принадлежавшей к одному из наиболее древних и высокопоставленных галльских родов. Правда, ни привычки к видному месту в обществе, ни надлежащих средств юноша пока не приобрел: верховный вождь Верцингеторикс щедро наградил Беторикса за помощь, но злато-серебро владык Кари гордо отвергал и лишь от Алезии иногда соглашался принять скромный подарок.

— А точнее? — Усевшись на нагретый солнцем камень, вождь внимательно посмотрел на парня. — Так отыскали или кажется?

— Врать не буду, самих римлян мы не видели. — Кариоликс покачал головой. — Однако заметили в лесу свежие пни.

— И что?

— Кто-то спилил деревья и, как видно, сплавил их вниз по реке, к плоскогорью.

— Мало ли кто мог это сделать? Кто-нибудь дом строит, при чем тут римляне?

— Нет, мой вождь. — Кари до сих пор стеснялся называть Беторикса братом и почтительно именовал вождем. — Не дом.

— Да ты говори, говори, братец, не стесняйся! — Сам Беторикс был полностью лишен сословного чванства и сейчас подбодрил юношу широким жестом. — Не стой, садись на пенек И при Алезии можешь говорить свободно, от нее у нас тайн нет. Сесть Кари отказался, но все же перешел к подробностям: — На строительство лес берут весной, да и не пилят, а рубят, так бревна меньше гниют. А тут — спилено. И следы на берегу: нечеткие, но ровной цепью. Эдуи так не ходят, нет, это римляне. И деревья они спилили — лагерь строить. Это ведь не надолго, потому и не боятся, что дерево будет гнить.

— Так-так, — заинтересованно протянул Беторикс. Пусть Кари и юн, и неопытен, но в таких делах молодой вождь ему доверял. Раз сказал — не галлы лес спилили, а римляне, это уж точно так и есть.

— И куда течет та река?

— Там скорее речушка. И течет она на восток, в земли секванов.

— Значит, к секванам… — еще более озабоченно добавил вождь.

— Ну да. Эта речка впадает в Родан.

— А по его берегам живут аллоброги и вольки — племена, давно преданные Риму. — Беторикс задумчиво закусил губу. — При нужде там можно набрать новые легионы — если, конечно, разрешит сенат. А он разрешит, ведь до замирения Галлии далеко. Да и возможно ли оно вообще, это самое замирение? Тут молодой человек расправил плечи, ощутив прилив гордости. Лично он немало поспособствовал победе Верцингеторикса, и поражение Цезаря под Алезией — почти полностью его, Беторикса, заслуга. Иначе римляне победили бы — как оно, собственно, и должно было случиться без его вмешательства.

— Что же, получается, римляне отошли к Родану? Зачем? Собираются провести там зиму? Вождь нервно сплюнул в траву. Было от чего нервничать! Если все так, как сказал Кари, если римляне замыслили строить на берегах Родана лагерь, значит, они вовсе не собираются уходить из Галлии. Эту часть Галлии они презрительно называют Косматой и считают уже почти завоеванной. Так оно и было бы, если бы не Верцингеторикс… и не вмешательство Беторикса. А что, в тех землях Цезарю будет очень неплохо: легионеры переждут дождливую зиму, подкормятся, тем более что секваны и вольки для них — практически свои. Аллоброги вроде волновались, но это только даст лишний повод набрать еще один легион — усмирить, чтобы не глядели в сторону Верцингеторикса и прочих восставших. Сам верховный вождь — из арвернов, что живут в горах и долинах меж потухшими вулканами. Арверны испокон веков считали себя врагами Рима, а вот эдуи, их соседи и давние соперники, — наоборот. Это сейчас, после поражения Цезаря под Алезией, эдуи присмирели, однако если римляне вновь соберутся с силами… А это непременно случится, Цезарь ведь не из тех полководцев, что бросают дело на полпути! Подумаешь, временная неудача, тактическое отступление — и что из этого? Римляне никуда из Галлии не уйдут — построят укрепления, лагеря, вполне способные превратиться за зиму в цветущие римские города! Подтянутся торговцы, веселые девки, там и ремесленники, и местные землевладельцы с крестьянами — многим, очень многим порядок нужен. А римский порядок — это вам не какая-нибудь анархическая галльская вольница. Слишком уж много здешних аристократов

считают себя пупом земли, и Верцингеторикс им не указ. Правда, они вокруг него сплотились, но только перед лицом общей опасности. А сейчас, когда римляне ушли или якобы ушли… О, славная победа при Алезии вскружила головы многим! Камунолис, Эльхар и прочие ходят задрав нос — что нам какой-то Цезарь? И зачем держать ухо востро? Хочешь мира — готовься к войне? Не этому учили мудрые предки, нет такого в древних галльских обычаях. Победили? Да! Римлян больше нет? Нет! Так зачем забивать себе башку гипотетической угрозой, когда есть более своевременные задачи: устроить пир горой, поделить оставшиеся без римского присмотра земли, а главное, власть! Дележ пирога — штука увлекательная, тут уж не до Цезаря. И нечего трезвонить, дескать, вдруг да вернется. Вернется — тогда и будем проблему решать, вновь собирать войско, которое сейчас обязательно надобно распустить. Да и кто такой этот Верцингеторикс? Всего лишь арвернский вождь. Арверны, конечно, народ многочисленный и авторитетный, но ведь и эдуи ничуть не хуже. А еще есть битуриги, карнуты, сеноны, левки — кого только нету. И в каждом племени своя падкая до власти знать, у каждого аристократа своя монета, которую чеканят даже не для дела, а только из хвастовства. Галльских князьков хлебом не корми, а дай друг перед дружкой похвалиться. Забудут все о Цезаре, да уже забыли. А он весною возьмет и ударит. Что тогда? Снова поля да деревни на его пути жечь, чтобы не достались проклятым римлянам? Снова в Алезии прятаться? Так следующей осады силами обновленной римской армии она может и не выдержать.

— В общем, так! — Оторвавшись от раздумий, Беторикс решительно махнул рукою. — Кари, собирай вечерком всех десятников. Думать, решать будем.

— Сделаю, мой вождь! — Юноша почтительно приложил руку к сердцу и поклонился.

— Да брось ты кланяться! — разозлился Беторикс и посмотрел на жену: — Милая, хоть ты скажи ему, он брат наш все же.

— Я младший, — пояснил Кари. — А младший старших во всем должен слушаться, они ему вместо отца и матери.

— Ишь ты! — Вождь рассмеялся, хотя давно уже приучал себя почем зря не смеяться — несолидно для вождя и друида. — Нет, ну ты глянь: он нас уже в отцы-матери записал! Хорошо, не в дедушки с бабушками, благодарствуем и на том. Ну, что ты стоишь, братец? Иди, за лагерем там присмотри.

— Иду уже, вождь мой!

— Опять он за старое. Алезия, ну что ты молчишь-то?

— Думаю. — Усевшись на камень рядом с супругом, юная красавица накручивала на палец золотисто-медовый локон.

— Думаешь? — Беторикс проводил взглядом братца, торопливо шагавшего к раскинутым возле кленовой рощицы шатрам и палаткам. — И о чем же ты думаешь, мое сердце?

— О чем и ты. — Пожав плечами, девушка посмотрела на мужа с таким лукавым прищуром, словно давно заметила его в чем-то непотребном, да только стеснялась сказать. — Говоришь, вечером с десятниками все решать будешь? Ой ли? Я полагаю, ты уже сейчас все решил. Я не ошиблась?

— Не ошиблась. Тем не менее посоветоваться с воинами все же надо. Так принято.

— Да понимаю я все! — отмахнулась Алезия. — По тем же причинам ты и меня на совет свой не позовешь — женщине не место среди воинов. Потому заранее попрошу: скажи, что решил? Хотя я, конечно, догадываюсь.

— Ну, говори, раз догадываешься! — Молодой человек хмыкнул. — А я послушаю.

— Ну, слушай. — Юная галльская нимфа вдруг сделалась серьезной, улыбка исчезла, голубые глаза смотрели строго, а левая бровь чуть приподнялась. — Завтра или в самые ближайшее дни наши воины должны своими глазами увидеть римский лагерь. И лучше — не один. А потом доложить на совете знати, только тогда вельможи поверят.

— Умная ты у меня, однако, прямо мысли читаешь. — Беторикс чмокнул жену в щеку.

— А ты думал?! Мой батюшка все ж таки был не последний друид. — Алезия вдруг прищурилась. — Смотри-и-и… Вот если почувствую, что связался с какойнибудь женщиной… Не завидую я тогда этой женщине! Да и кое-кому другому… Сказала и загадочно улыбнулась — не поймешь, то ли пошутила, то ли нет.

— Милая моя, да неужели ты думаешь, что я тебя недостаточно сильно люблю?

— Любишь — да. И сильно. — Смешно наморщив носик, Алезия опустила ресницы и произнесла негромко, спокойным и уверенным тоном: — Я не думаю, я знаю. А про женщину; извини, так просто сказала. Да! Вот еще что! Хорошо бы нам с тобой найти того человечка, что столь пристально за нами следил. И не только сегодня.

— Допустим, найдем. — Беторикс задумчиво поскреб бородку. — И что? Он, конечно же, скажет, что просто охранял нас по поручению какого-нибудь вельможи или даже великого вождя. Не вижу никакого смысла в допросе.

— А ненадобно никакого допроса, о муж мой, — с уверенностью заявила Алезия. — Просто мы должны знать соглядатая, хотя бы одного. И он должен обязательно оказаться в составе разведывательного отряда и увидеть римлян! А потом доложить тому, кто его послал. Вечером у небольшого костра, разложенного Кариоликсом невдалеке от шатров амбактов, молодой вождь встретился со своими десятниками. Одним из них был пучеглазый, добродушный с виду Бали, бывший деревенский староста, вторым — юркий шустроглазый Карнак, чернявый кудряш, похожий на массилийского грека. А может, он и был греком, хотя бы наполовину, о чем, по мнению Беторикса, красноречиво свидетельствовали глаза-маслины. Карнак казался довольно шустрым парнем и, несмотря на молодость — ему вряд ли было больше двадцати, — успел много чего повидать в этой непростой жизни. Наверное, потому и выбился в десятники, чему не помешало низкое происхождение. Правда, амбакты молодого вождя все похвастаться знатностью рода не могли — природные аристократы ему служить не стали бы, а полученной по наследству челяди у него не имелось. Кроме всего прочего, у Массилийца — эта кличка к Карнаку приклеилась накрепко — вечно был какой-то удивленнорадостный вид: может быть, прикидывался простачком, а может, и правда таким уродился. Все время моргал да переспрашивал: да ну? Да неужели? Да не может быть! Непонятно было: то ли издевается, то ли переживает от чистого сердца. О третьем десятнике, по имени Фарней, вообще ничего нельзя было сказать наверняка. Крепенький коренастый молчун, себе на уме, «справный хозяин», но бывший — отряд верных римлянам эдуев дотла выжег его деревню. Фарней только потому и спасся, что ездил в этот день в город, на рынок. Но вернулся на пепелище — ни дома, ни семьи. С тех пор мстил. Наверное, он бы мог прожить и один, забравшись в дебри и добывая пропитание охотой да грабежами, но, видно, не захотел становиться полным изгоем. Услыхав, что «славный друид Беторикс» получил от верховного вождя адифицию и набирает людей, сразу же к нему и подался, честно предупредив, что пока его больше интересует не ведение хозяйства, а война, точнее — месть. Мстил он всем — и римлянам, и эдуям, не разбирая, кто из них за Рим, а кто, наоборот, против. Покровитель в лице Беторикса ему пришелся очень кстати.

— Ну что, парни, поговорим? — обратился Беторикс к своим десятникам, ни одному из которых еще не исполнилось и тридцати. — Брат мой Кариоликс сегодня доложил мне о римлянах. Точнее, о спиленных деревьях. Что скажете?

— Римляне пилили лес? Да ну! — начал удивляться Карнак. — И кто это сказал? Кто это может утверждать наверняка, клянусь всеми богами? Кари? Да

неужели ты это сказал? Ладно, ладно, молчи, и не надо делать такое злое лицо, а то я еще, чего доброго, испугаюсь. А вдруг это не римляне? Вдруг это просто какие-нибудь проходимцы — украли местный лес, сплавили вниз по речушке, выловили где-нибудь в Родане, продали и уже небось поделили барыш. О, я когда-то знал множество таких ушлых людей, мой вождь, таких ушлых, что и вспоминать страшно. Один, помнится, родом был из Нарбонны, так он…

— Дальше расскажешь потом! — Махнув рукой, Беторикс перевел взгляд на Бали. — Ну а у тебя есть что сказать?

— Ммм… ну-у-у-у… — засопел увалень. — Ну, мы это самое… сами же видели все. И я видел. И вот, Кариоликс. Ммм… это самое… не могли секваны или эдуи так лес спилить. Это римляне! Точно римляне, клянусь Цернунном.

— А ты что молчишь, Фарней?

— Я? — Бывший староста зыркнул из-под кустистых бровей — нехорошим глазом, черным. Он тоже говорил по-деревенски — пришептывал, тянул слова, правда, не так явно, нежели Бали. Последний, кстати, был из лемовиков, а Фарней — из арвернов, как и самые преданные воины Верцингеторикса. Еще бы — это ведь был их, арвернский, племенной вождь!

— Ты, ты, — подбодрил Беторикс. — Неужели тебе и добавить нечего?

— Тот парень прав. — Помолчав, бывший крестьянин кивнул на Бали. — Да, прав… Сказал — и замолк Беторикс давно понял, что вытаскивать слова из бывшего старосты нужно мало что не клещами.

— Так может, ты предложишь что-нибудь?

— Посмотреть надо. Пройти вниз по реке.

— Вот! — обрадованно воскликнул вождь. — Поистине замечательные слова. Что ж, завтра с утра и отправимся.

— Там, вдоль реки, я имею в виду Родан, должна быть дорога, — тряхнув кудрями, доложил Массилиец. — Но не уверен, что до нее доскачет твой конь, господин. Местность там нехорошая — расщелины, камни. А ниже, в долине, болота.

— Я вижу, ты знаешь путь! — потер руки Беторикс. Карнак прикрыл глаза: — Был в этих местах еще в детстве, с отцом.

— Славно! Что ты раньше молчал?

— А никто про Родан не спрашивал. Что ж, логично. Никто про Родан не спрашивал, потому что никто и не думал, что придется спускаться к этой бурной и своенравной реке. А вот — пришлось.

Галлы во всем, что касается работы с деревом, хорошо разбираются, недаром же у римлян все повозки, сделанные, разумеется, из дерева, носили почти исключительно галльские названия. Раз сказали — лес не так спилен, значит, не так, не поспоришь.

— Завтра отправимся, и да пошлют нам боги удачу! — Поднявшись на ноги, вождь подвел итог совещанию и, попросив подобрать надежных людей для разведки, вдруг добавил: — Терновником никто никого не угощал? Или, может быть, кто-то из вас приказывал своим людям охранять меня и мою жену? Что молчите? Только не говорите, что это не так. Фарней с Массилийцем переглянулись — быстро, лишь на миг встретились глазами, но от молодого вождя это не укрылось.

— Ты, Карнак? Или ты, Фарней? Кто из вас отдал такой приказ?

— Видишь ли, господин, — странно, но отвечать взялся не ушлый прощелыга Массилиец, а молчун бывший староста. — Кроме нас, преданных тебе не за страх, а за совесть, среди амбактов есть еще некоторые люди, посланные всевидящим господином Камуноригом… Вымолвив имя вельможи, Фарней невольно поежился. Что и неудивительно — Камунориг, заведовавший у Верцингеторикса разведкой и контрразведкой, у многих вызывал страх.

— Они сказали, это для вашего с госпожой блага и во исполнение приказа высшего лица, — воспользовавшись возникшей заминкой, дополнил Массилиец. — Да неужели ты, мой господин, думал, что могло быть как-то иначе? Ведь всевидящий Камунориг, он потому так и прозван, потому и занимает свой пост, что…

— Не надо мне рассказывать о Камунориге, — с усмешкой прервал молодой вождь излияния парня. — Лучше назовите его людей. Кто? Амбакты снова переглянулись: по всему чувствовалось, что им не очень-то хочется говорить. Как видно, Камунориг, сам или через своих людей, все же предупредил их, чтобы поменьше болтали. И эта вынужденная недосказанность сейчас могла стать основанием большого недоверия нового господина к своим слугам. А этого, естественно, никто не хотел, с другой же стороны, не хотелось и нарушать обязательства перед Камуноригом.

— Все ж я теперь ваш господин, — надавил на амбактов вождь. — И если у вас есть от меня какие-то тайны, то… Беторикс нарочно не закончил, давая возможность слугам мысленно продолжить — каждому в меру собственной фантазии. Судя по страху, промелькнувшему в черных глазах Массилийца, у этого парня фантазия работала замечательно.

— Одного зовут Летагон, — приняв решение, нехотя вымолвил Фарней. — Лет двадцати, нескладный такой, мосластый. С лицом, как у больного мула.

— А какое у больного мула лицо? — полюбопытствовал Беторикс.

— Грустное, — пожав плечами, пояснил бывший староста.

— Понятно. — Вождь кивнул, искоса поглядывая на притихшего Массилийца. Столь длительное молчание для него не характерно. — Ну а кто же второй?

— Второго ты хорошо знаешь, мой вождь, — все же ответил Карнак, воровато отведя глаза. Может, он и вовсе бы не стал отвечать, но, вероятно, правду знал и кто-то другой кроме него. Но они пока молчали, и держать ответ приходилось Массилийцу. — Это твой побратим Кариоликс. Беторикс заметил радость, мелькнувшую в глубоко посаженных глазах крестьянина: тот, похоже, был доволен, что не он один выдал соглядатаев. Сработали на пару. Но ведь десятников трое! Что же Бали молчит? Дурачком прикидывается?

— Бали, друг мой, куда же ты собрался? — Беторикс выразительно развел руками, словно хотел объять весь земной шар.

— Так это… это самое… — Десятник растерянно заморгал. — Ты, господин, сказал, что мы уже можем идти, и это… ммм… я подумал, что… это самое… Ох, до чего же косноязычен был этот добродушный парень! Однако дело свое знал не хуже других и, как уже успел убедиться Беторикс, с воинами умел управляться — если, конечно, можно назвать воинами нескольких забитых крестьянских парней.

— Так вот, дружище Бали! — посильнее нажал Беторикс на и без того смущенного десятника. — Что ты сам-то можешь сказать про этих двоих, Летагона и Кари?

— Ммм… это самое… У Кари меж лопатками — синий журавль.

— А! Вот теперь понятно, что у тебя есть глаза. А Летагон? Про него что добавишь?

— Он, это… угрюмый. Нелюдимый просто. О! Кто бы говорил! На себя посмотри, общительный наш!

— Нелюдимый? Как так?

— Ммм… Он, это… это самое… У него друзей нет! Как хворост собирать — один, за рыбой на озеро — снова один… Сам по себе ходит. Видно было, что разговор сей давался десятнику с трудом, и дело не в деревенской тупости. Это только с виду Бали был дурень дурнем — выпученные глаза, толстые губы, уши как два лопуха… Мямля он, конечно, мямля, от этого никуда не денешься, однако же в отряде его уважали, значит, было за что. Иначе бы не стал десятником: Беторикс ведь не с бухты-барахты его назначил,

присмотрелся к людям, расспросил. Не сам, разумеется, вождю не пристало среди простых воинов тереться и справки наводить, а через Кари. Ха! А братцато срисовали — мол, самим Камуноригом к господину приставлен. Надо будет ему рассказать, посмеяться. Молодой человек сейчас едва сдерживал торжествующую улыбку — видно было, что десятники после этой беседы зауважали его еще больше. Ну а как же — ведь не одного крайним сделал, а всех! Включая простачка Бали.

— Значит, это Летагон следил за мной сегодня, прячась в терновнике?

— Да, да, господин, именно он, Летагон Капустник, — тут же подтвердил Карнак Массилиец. — Ну а как же? Раз уж он от самого всевидящего…

— А почему Летагон — Капустник? Что, так капусту любит?

— Любит, господин. Запросто может дюжину кочанов зараз умять!

— Ну уж и дюжину! — не поверил Беторикс. — Ладно, коль уж он соглядатай… Возьмем завтра с собой — чем за мной следить, пусть лучше римлян ищет.

— Мудро решил, вождь, — удовлетворенно кивнул Фарней. — А второй? Побратима ты тоже возьмешь с собой?

— Ну а куда ж его девать? Возьму, конечно. На том и порешили. Солнце уже село за дальним лесом, начинало темнеть, и в синем небе загорелись первые звезды. Простившись с вождем, десятники ушли в лагерь, а Беторикс еще немного посидел в одиночестве, приводя в порядок мысли. А потом направился в свой шатер, где его давно ждала Алезия. Заждалась поди, женушка любимая… Ан нет! Не скучает в одиночестве! Чей это голосок от лагерного костра слышен, не ее ли? Ну да — так и есть! Вон, сидит, палкой угли ворошит, что-то рассказывает, а все остальные почтительно госпожу слушают, как и положено подданным. Шатер молодоженов, то есть Алезии и Беторикса, был разбит в сторонке от палаток амбактов, как раз напротив развалин, неподалеку от эргастула, к которому так тянуло вождя. Что он там хотел найти? Об этом спрашивала Алезия, но внятного ответа не могла добиться даже она. Просто надо, отвечал ей супруг, добавляя что-то насчет ворот в иной мир.

— Я не хочу в иной мир. — Забираясь в шатер, молодая женщина обернулась, взглянула на галантно придерживающего полог супруга. — Нет, не хочу. Мне и в этом неплохо… Да пусть даже и было когда-то плохо, но он ведь наш, родной.

— Ну что ты… — Беторикс хотел ответить, да замялся, закусил губу.

Опустив за Алезией полог, с надеждой посмотрел в небо — темно-синее, звездное, где лишь далеко на западе висела узенькая оранжевая полоска. Молодой человек поежился: стоял конец октября и, хотя днем еще бывало градусов до двенадцати-пятнадцати тепла, ночами случались и заморозки. Правда, под плащом из волчьей шкуры было тепло, особенно вдвоем. Иногда жарко…

— Что ты там встал, милый? — позвала из шатра супруга. — Опять смотришь на небо? Ждешь изумрудные тучи, о которых как-то рассказывал? Я видела такие сегодня, как раз под вечер, когда мы с тобой… Ну, ты помнишь. Там, в эргастуле.

— Ты видела изумрудные облака? — Забравшись в шатер, Беторикс встрепенулся было, но тут же поник головою. — Увы… сегодня последний день.

— Почему последний? Что ты такое говоришь, милый?

— Последний день месяца, называемого римлянами октябрем.

— И что с того? Будет другой месяц, а за ним следующий… Странный ты человек, о благороднейший супруг мой!

— Да, странный. — Вождь согласно кивнул. В шатре было темно и уютно, пахло свежей соломой и сеном, а снаружи доносились отдаленные голоса слуг.

— Милая… — Протянув руку, молодой человек нащупал теплое плечо жены, погладил нежно и ласково, прошептал: — Не замерзнешь раздетой?

— С тобою — нет, — отозвалась юная женщина. — Иди ко мне, мой любимый. Иди… Жаркий поцелуй. Ласки. Ах как сладостны были эти невидимые прикосновения, словно во всем этом обозначилась вдруг какая-то тайна, ведомая лишь двоим влюбленным. Снова поцелуи. Шелковистая кожа. Горячее дыхание. Приглушенный стон… Жаль, в темноте не видно было глаз. Зато хорошо слышно, как бьются в унисон два сердца: тук-тук, тук-тук, тук… Утром вождь проснулся рано, едва только забрезжил рассвет. Осторожно, стараясь не разбудить спящую жену, выскользнул из шатра. Амбакты тоже поднялись и разводили костер — в эти времена люди рано ложились и столь же рано вставали. Поеживаясь от утренней сырости, Беторикс зашагал к палаткам. Однако на полпути остановился и в задумчивости обернулся. Постоял, почесал затылок и, махнув рукой, свернул к эргастулу. Распахнул дверь пошире, пригнулся, вошел.

И сразу почувствовал: что-то произошло, что-то изменилось! Но что? Опустившись на колени, молодой вождь тщательно обследовал помещение, не упуская ни одной мелочи. Вот здесь, в углу, кладка расшаталась, можно вынуть камень. Нет, под камнем ничего, а под соломой? И под соломой пусто. Тогда что же не так? Задумчиво закусив губу, Беторикс вышел наружу, немного постоял и снова вошел… Точно! Дверь! Дверь открывалась не так, как всегда, а как-то туго, прихолилось прикладывать усилие… Ей что-то мешает, но что? Снова зайдя в эргастул, молодой человек закрыл за собой дверь, повернулся, силясь рассмотреть хоть что-то в утренней мгле: свет снаружи едва пробивался сквозь оконце. Под самой петлею что-то чернело. Беторикс протянул руку… Обрубок шланга! Или велосипедной камеры… А ну-ка… Есть! В куске велосипедной камеры, запакованном от влаги и прочих превратностей судьбы, лежала записка, небрежно набросанная черной ручкой на мятом листке из блокнота. Холодея, молодой человек поднес листок к свету. «Уважаемый Виталий Аркадьевич…» Глава 2 Ноябрь 52 года до Р. X. Кельтика. Виталий Замятин Виталий Аркадьевич Замятин, он же Беторикс, он же Тевтонский Лев, двадцати семи лет, по роду основной своей деятельности являлся ученымсоциологом, аспирантом, подводившим к логическому завершению кандидатскую диссертацию на тему «Поведенческая реакция индивидуумов в условиях экстремальных групп». В качестве примера таковых групп Виталий выбрал сообщество исторических реконструкторов, или, как они себя называли, «реконсов». А потом и сам не заметил, как в это дело втянулся, прикипел сердцем. Прикипеть было к чему — и к кому. Люди здесь собирались интересные, увлекающиеся, и Замятин с самого начала почувствовал себя в их среде как дома. Начал потихоньку общаться, клепать доспехи, выезжать на фестивали, без которых вскоре уже не представлял себе жизни, и даже задумывался иногда: как же он раньше-то без всего этого обходился? Без товарищей из числа «варваров», «римлян» и «викингов», без желтого плаща, выкрашенного дроком в

алюминиевом баке тети Светы, заколотого узорчатой фибулой с красной эмалью, — из Англии друзья привезли, у нас пока таких не делают. Без верного меча на роскошной перевязи, пусть даже и незаточенного, чтобы не попадал под классификацию «холодного оружия». Без серых штанов «из Торсберга», которые три года назад опять же лично выкрасил соком собственноручно набранной в лесу черники; а когда он этот сок давил и подогревал в большом баке, тетя Света ходила вокруг, всплескивала руками и приговаривала: «Виталик, ну, пока ты еще не положил туда твои штаны, может, все-таки сварим компот?» Ха! Компот любой дурак сварить может, а штаны домашнего крашения — это действительно круто! Правда, за три года они из чернильно-синих выцвели до бледно-серых, ибо закреплять нестойкий растительный краситель Виталий поначалу не умел. Присутствовал во всех этих игрищах настоящий мужской дух. «Пока стоишь — дерешься!» — провозглашал дядька Ингвар Добрый, один из первых боевых наставников Виталия, который тогда ходил в один «викингский» клуб. Сражения, где побеждает более тренированная и слаженная команда, состязания по стрельбе из лука, метанию сулиц, рукопашной борьбе, варварские песнопения у костра, шатры, медовая брага. Каждое лето Виталий, нареченный при посвящении в воины антуражным именем Беторикс, чуть ли не всякую неделю, если позволяли учеба и работа, выезжал на очередной фестиваль: помахать мечом, пообщаться, душу отвести. Давно прошли те времена, когда он видел в этом только возможность собирать материал для диссертации — теперь это была его настоящая жизнь. У многих ли современных людей есть вот такая отдушина, настоящее мужское дело? Почувствовать себя викингом, рыцарем-меченосцем, римским легионером, галлом, германским воином из Тевтобургского леса? И здесь ведь не то что в ролевых играх — мало нарядиться викингом, надо и в душе быть им. Здесь нельзя «отыгрывать» великого воина — надо быть им на самом деле. Открытые фестивали, куда допускались в качестве зрителей обычные люди, проходили в старинных городах и поселках, в местах с богатой историей и многометровым культурным слоем под ногами — Старой Ладоге, Новгороде, Пскове, Изборске, под Смоленском. Устраивались красочные многолюдные сражения или гонки на ладьях, копирующих древние. По большей части все это делалось, как говорится, на голом энтузиазме, но порой находились и спонсоры — богатые люди, которым нравилось отдыхать от бизнеса среди викингов. Порой они пытались «играть в солдатики», используя вместо оловянных фигурок живых людей, и устанавливать свои правила: кто платит, дескать, тот и музыку заказывает. Но не на таких напали: дух независимости в сердцах современных викингов был ничуть не менее силен, чем у их древних

предшественников, и они предпочитали сидеть у костра под открытым небом, никому не будучи обязаны, чем в настоящем «длинном доме» под дерновой крышей и с каменным очагом, но чужом, на чужой частной территории. Виталий тоже знал одного такого богатея-благодетеля: это был некий господин Васюкин Геннадий Игоревич, больше известный под кличкой Мастер. Выстроив в лесу настоящую крепость, он каждое лето устраивал там галлоримские маневры, приглашая клубы соответствующего направления, то есть «римлян» и «варваров». Один из таких «варварских» клубов, под названием «Галльский вепрь», и возглавлял Виталий (Беторикс) Замятин. Территория, на которой проходили маневры, принадлежала Васюкину, точнее, была им арендована на сорок девять лет. Выкупил он и полуразвалившуюся ферму поблизости, оставшуюся от почившего в бозе колхоза; по слухам, раздумывал, как перестроить: соорудить себе рыцарский замок или римскую виллу? Впрочем, последняя все же странновато бы смотрелась среди дремучего леса, мало что не настоящей тайги. И на тех же маневрах Виталий впервые повстречал свою давнюю уже знакомую по интернет-общению: красивую девушку по имени Веста, крашеную блондинку с темно-голубыми глазами и волнующе пышной грудью, спрятанной под футболку с рунической надписью «Тролль гнет ель». Роковая оказалась женщина, в прямом смысле причем. А ведь как все хорошо начиналось! И как неожиданно закончилось! Прельстив чувственными утехами, Веста, выполнявшая приказ Васюкина, заманила кавалера в кирпичный амбар на старой ферме. А выбравшись из него, аспирант обнаружил себя уже в совсем другой эпохе, где расхаживали не «антуражные», а самые настоящие, урожденные римляне и галлы, без всяких кавычек. Сперва даже подумал, будто вокруг снимается кино. Но, немного опомнившись и приглядевшись, понял, что к чему: будучи реконструктором, Виталий хорошо знал, какие вещи можно сделать в современных условиях, а какие умения древних, увы, безвозвратно утрачены… Та же галльская красная эмаль. Именно поэтому молодой человек довольно быстро сообразил, где оказался Особенно после того, как попал в плен и едва не был убит во время неудачного побега А уж когда увидел Нарбонну, тогда все стало окончательно ясно. Вокруг него были пятидесятые годы до Рождества Христова. Виталию еще крупно повезло, что он попал в ту самую эпоху, которой занимался. Но, может, и не в везении дело, а в чьем-то тайном умысле. Так или иначе, действительность варварская оказалась в чем-то похожа на то, что они в двадцать первом веке себе представляли, в чем-то нет. Реконструкторы вообще люди не сентиментальные и древнюю жизнь себе не рисуют в розовых тонах, и все же многое у Виталия

вызывало отвращение. Начать с того, что сам он был сперва пленником, потом рабом. А вокруг — грязные люди с гнусными намерениями, сомнительного вида проходимцы, сексуально озабоченные провинциальные матроны, хитрец Юний, молодой воин-велит и первый хозяин Беторикса. А в довершение этих прелестей — надменная рожа оптия по имени Марк Сульпиций Прокул. В Нарбонне Виталия купил один неплохой парень, хозяин небольшой гладиаторской школы, то есть ланиста, по имени Гай Валерий Флакк. Вот когда пригодились навыки и опыт, полученные на тренировках и полях фестивальных сражений. Только здесь, на арене, биться приходилось на заточенном оружии. Однако Виталий себя показал очень неплохо, став гордостью гладиаторской школы и любимцем провинциальной публики. Правда, ненадолго. Ланиста Валерий, несмотря на обязательства, налагаемые профессией, относился к гладиаторам по-человечески, а перед некоторыми, знаменитыми и приносившими прибыль, даже заискивал. Вот и с Виталием у него быстро установились самые дружеские отношения. Но после этого сама школа, увы, просуществовала недолго и пала жертвой интриг местных властей. Потеряв все, Валерий вынужден был убраться из города, а Беторикс, воспользовавшись удобным случаем, бежал в Галлию, надеясь отыскать ту самую виллу, через которую попал в эту эпоху. В пути его сопровождали двое: юный галл Кариоликс и любимая девушка по имени Алезия. Дочь великого друида мандубиев — небольшой народности, ныне поглощенной эдуями, Алезия была продана в рабство в Нарбонну, где и встретилась с Виталием. После долгих скитаний беглецам удалось отыскать заброшенную виллу, ту самую. А в покинутых строениях Виталий обнаружил гранатомет с зарядами, пистолет Макарова и записку — написанную, надо думать, Васюкиным или Вестой, с разъяснениями, каким образом можно вернуться в свое время. Для этого требовалось ни много ни мало, как обеспечить победу восставших галлов! Чтобы при осаде крепости Алезия победил не Цезарь, как это случилось в исторической действительности, а Верцингеторикс — молодой и амбициозный вождь арвернов, сплотивший вокруг себя галльские племена. Да уж… Мелочь просто! Виталий предстал пред очами галльского вождя под именем Дарта Вейдера — благо, со «Звездными войнами» здесь никто знаком не был, а для друида, явившегося из Британии на помощь славному делу кельтов, имя вполне подходило. Алезию многие вельможи и сами помнили: одни уважали, а другие ненавидели, но все отдавали должное ее знатному происхождению, несмотря на то что ей не исполнилось и двадцати лет. А заключив с ней брак, Беторикс заодно

приобрел и еще одного родича — Кари, по матери принадлежавшего к тому же племени мандубиев, что и Алезия. Свою новоявленную семейку Виталий намеревался забрать с собой в двадцать первый век, ибо жизни своей без этих двоих уже не представлял. Осуществить же переход, как было сказано в записке, было возможно только один раз в год, в период с августа по октябрь, и предвестием того, что сей процесс начался, должны были стать изумруднозеленые облака в небе над заброшенной виллой. Они и появились… но ничего не произошло. Разве что обнаружилась новая записка. «Уважаемый Виталий Аркадьевич, увы, переместить вас обратно в этом году пока не представилось возможным…» Не представилось возможным! Виталий смачно сплюнул в траву и выругался: да они там с ума посходили, что ли? «…в силу объективных причин, главная из которых — неустойчивое равновесие сложившейся в прошлом системы: легионы Цезаря, несмотря на поражение при Алезии, продолжают угрожать существованию повстанцев и в любой момент готовы начать войну». В этом месте Беторикс невесело усмехнулся: не «готовы начать», а начнут обязательно. Зная Цезаря, в этом можно было не сомневаться. Однако, задачка! Сделать так, чтобы «процесс стал необратимым» и «продержаться хотя бы год». Легко сказать — продержаться! С одной стороны — железные римские легионы, а с другой — разномастное войско Верцингеторикса, способное обрести единство лишь перед лицом общего врага. Племенные вожди, открыто ненавидящие друг друга. Зависть, интриги, междоусобицы. И как со всем этим быть? Ничего за год не сделаешь. Да и нужно ли? Виталий судорожно передернул плечом: очевидно, что Васюкин с Вестой ведут какую-то свою непонятную игру, а он, Беторикс, похоже, для них не более чем пешка. Но что с этим делать? Нравится ему это или нет, но возможность его возвращения домой полностью зависит от аппаратуры, размещенной на бывшей колхозной ферме, а на ферме хозяйничает эта парочка. И ему остается лишь одно: выполнять инструкции. По-любому другого выхода нет: победи Цезарь — и им с Кари и Алезией придется снова бежать, скрываться… Однако всегда надо помнить о той лягушке, которая отказалась утонуть, сложив лапки, а стала барахтаться и сбила кусочек масла. Значит, надо барахтаться, авось получится выскочить из кувшина. Да и Васюкину, вероятно, гораздо выгоднее не дать Виталию сгинуть во тьме прошлых эпох, а вернуть

назад, расспросить, получить информацию. Кстати, а как они узнали о победе Верцингеторикса под Алезией? Неужели в будущем что-то изменилось? Или… есть какой-то иной способ? Виталий задумчиво пригладил волосы. Очевидно, что в этой эпохе он вовсе не первый человек из будущего. Достаточно вспомнить пулемет, который обнаружился в пещере друидов. И кто-то ведь научил их им пользоваться. Где теперь этот кто-то — еще здесь или вернулся обратно? Может, это даже был сам Васюкин? Жаль, друидов тех уже не спросишь — в живых никого не осталось. Не исключено, что через Алезию удастся подобраться хоть к каким-то крупицам друидических тайн. Но не сейчас. Ныне на повестке дня — разведывательный рейд. Победить Цезаря сложно, но можно как-то отвлечь! Хотя бы на год-другой, а там видно будет. Поправив на плечах плащ, молодой вождь быстро зашагал к палаткам, где уже дымился костер, разгонявший веселыми языками пламени утреннюю серую хмарь. Да, погода испортилась — туман, мелкий моросящий дождик, смурной и противный… Правда, для похода в разведку это не так уж и плохо!

— Боги послали нам хороший день! — подойдя, бодро объявил Беторикс. — Весьма удачный для нашего дела. Все готовы? Пучеглазый десятник Бали молча кивнул и поклонился. Выбираясь из палаток, амбакты подходили к кострам, присаживались, что-то торопливо ели. Вождю с поклоном протянули кусок жареного мяса. Зайчатина — вчера добыли на охоте. Беторикс хотел было вежливо поблагодарить, но тут же осекся — не дело вождю благодарить своих слуг! Все, что они добудут, и так принадлежит ему! Иного поведения тут не поймут.

— Бали, Фарней, Карнак! — Допив почтительно поднесенный компот из сушеной малины, молодой человек посмотрел на десятников. — Воины готовы к походу?

— Да, господин, — с поклоном отозвался за всех пронырливый Массилиец. — Мы выбрали лучших. Кариоликса, Летагона Капустника и иных надежных людей.

— Хорошо, — кивнул вождь. — Постройте личный состав у костра. Глядя, как поспешно вскочили амбакты, Беторикс прикидывал в уме, кого из десятников оставить в лагере, а кого взять с собой. Карнак Массилиец пойдет обязательно, он дорогу знает. Пусть в лагере остается молчун Фарней. Да и Бали тоже — к чему слишком много помощников в быстром рейде? Пусть уж лучше

сидят здесь, заодно и за Алезию спокойнее будет. Все эти парни явно побаивались юной госпожи, знали, кто она такая, чья дочь. И чья жена тоже.

— Так! — Приняв решение, молодой вождь прошелся перед строем, словно Наполеон перед старой гвардией под Аустерлицем. — Массилиец — со мной, Бали, Фарней — остаетесь здесь. Присматриваете за лошадьми, да и вообще будьте начеку, ясно?

— Дозволь вопрос, господин? — поднял глаза крестьянин.

— Давай, — с неудовольствием позволил Беторикс. — Только быстро.

— Эта адифиция… она ведь теперь твоя?

— Да, как и все эти земли.

— Так мы можем начать приводить ее в порядок?

— Конечно! — Об этой возможности вождь совсем позабыл, а хозяйственный Фарней вспомнил. Молодец, однако! Вообще идея прекрасная — у хорошего командира солдат никогда не бездельничает.

— Жаль вот только, нет инструментов.

— Топоры у нас есть, господин, а что еще нужно плотнику? Кроме умелых рук, конечно.

— Что ж, приступайте. Госпожа будет руководить.

— Первым мы поставим господский дом, хотя бы небольшой. От старого остались стены, их нужно лишь починить да заново покрыть крышу.

— Делайте! — позволил Беторикс и махнул рукой воинам. — В путь, и да помогут нам боги! Кари, Карнак — впереди, ты и ты, большеглазый, — позади, если что, будете прикрывать тыл. Все остальные — со мной, в середине. Остальных набралось не так уж много — считая вождя, разведывательный отряд состоял всего-то из девяти человек Беторикс даже лошадь не взял, хотя любой аристократ на его месте обязательно поехал бы верхом, пусть через леса и болота, где продвигаться на лошади, мягко говоря, не очень удобно.

— У нас в Британии друиды часто ходят пешком, — счел все же необходимым пояснить молодой человек. — Ты точно помнишь дорогу, Карнак?

— Хорошо помню, мой господин, а как же! — Обернувшись, Массилиец хлопнул глазами-маслинами. — Но, думаю, сначала мы дойдем до вырубки.

— Ладно, веди. Высокие холмы, покрытые густым лесом, и окутанные туманом предгорья казались призрачными, чужими. Моросил дождь, и плотные облака разлились по низкому небу, словно кисель с молоком. Тропинки раскисли, ноги скользили, и Беторикс, хватаясь за кусты бузины и смородины, в который уже раз вздохнул,

вспоминая оставшиеся в двадцать первом веке кроссовки, а еще лучше берцы. Здешняя обувь и промокает, и скользит, и по камням в ней ходить больно. Было довольно тепло, явно теплее, чем ночью, — вождь даже вспотел под шерстяной туникой, да и амбакты на ходу сворачивали плащи в скатки. В этой местности зимы, как правило, были теплыми и дождливыми, оттого зелень бурно разрасталась — склоны холмов покрывала ковром свежая травка, кое-где синел вереск, а вокруг важно стоявших вязов и буков толпились облетевшие клены, осины и липы. Пахло сыростью и чем-то пряным — шалфеем или базиликом. А спускаясь с холма, Виталий вдруг уловил слабый запах дыма.

— Пастухи, — обернувшись, пояснил Кариоликс. — Уже скоро вырубка.

— Пастухов тоже можно бы расспросить, — заметил Беторикс. — А на вырубке долго задерживаться не стоит. Что там смотреть-то?

— Вот, господин, пришли. На небольшой поляне, посреди затоптанных папоротников, торчали многочисленные пни со свежими спилами. Беторикс сразу же обратил внимание, что деревья спилены не все подряд, а примерно одинаковые по толщине. На частокол, не иначе!

— А может, кто-то просто строил плот? — нерешительно предположил один из молодых амбактов. — Если это римляне, так неужели они поближе к лагерю леса не нашли?

— Такого хорошего, видать, не нашли! — Массилиец хлопнул себя по коленкам. — Вы только гляньте, какой лес! Где вы еще отыщете такие деревья: крепкие, прямые, как на подбор!

— Там, у тропы — затес! — Вытирая со лба пот, из кустов выскочил Кариоликс. — Отметка топором на коре. Должно быть, место пометили. Чтобы знать, где брать деревья. Массилиец вдруг нагнулся, а потом выпрямился с торжествующим видом, показывая какую-то бечевку: — Тетива от римской лучковой пилы!

— Откуда ты знаешь, что от римской?

— У наших не такие толстые.

— Ясненько. — Вождь потер ладони. — Ну, больше ничего интересного нет? Тогда идем дальше. Кари, Карнак — гляньте, где-то рядом должны быть пастухи.

— Привести их к тебе?

— Нет, расспросите сами. Видели ли они здесь римлян, а может, не римлян, знают ли, кто спилил лес?

— Да римляне, кто же еще-то? Клянусь Эпоной, мой господин, это так! — Массилиец сверкнул глазами и, махнув рукой Кариоликсу, исчез в кустах, спеша исполнить приказ.

— Ждем вас у речки! — крикнул им вслед Виталий и самолично повел отряд по широкой глинистой тропе. Именно здесь волочили деревья — следы были отчетливо видны. Неведомые лесорубы перетаскивали бревна сами, без помощи мулов, да мулы тут и не прошли бы. Как и предполагал Беторикс, речка — узенькая, но глубокая, с коричневатой болотной водою — протекала совсем рядом, в полусотне шагов от вырубки. На прибрежных камнях виднелись ошметки коры.

— Свежая! — нагнувшись, пояснил один из амбактов, совсем еще юный парнишка с копною русых волос.

— Эли, так ведь и пни были свежими, — ухмыльнулся Летагон. Угрюмый, чем-то похожий на преждевременно состарившуюся от непосильного труда лошадь, с длинным, не по годам морщинистым лицом и заскорузлыми узловатыми руками, он напоминал Виталию хоббита или гнома, хотя низкорослым его нельзя было назвать. Во всем его облике было что-то кондовое, истинно крестьянское, да и одевался он нарочито небрежно.

— А вода не такая уж и холодная. — Наклонившись к воде, Эли быстро напился и, смущенно прищурившись, спросил: — Может быть, успеем и выкупаться? Можно, мой господин?

— Нет! — резко мотнул головой Беторикс. — Мы ведь не просто так идем, парень. И ты сейчас не крестьянин, а воин. Всякое может случиться. Понял меня?

— Да, мой господин.

— Летагон, посмотри, не идут ли наши. Капустник поднял голову, взглянул на прибрежные заросли, кивнул: — Идут. Слышу, как трещат кусты.

— Вот и славно. Беторикс и сам уже увидал возвращающихся парней — кажется, вполне довольных.

— Что узнали?

— Пастухи говорят, сами они никаких римлян не видели, зато слышали о них от рыбаков.

— И что именно?

— Что легионеры идут на юг.

— Ах вот как. Стало быть, просто уходят. А не видали пастухи, кто спилил лес?

— Какие-то лохматые люди, вовсе не похожие на римлян. Может быть, плотовщики.

— Плотовщики, хм… — Беторикс задумчиво нахмурился. — И где они могут продать этот лес?

— Ниже по Родану, господин, — прикинув, решил Массилиец. — В землях секванов много селений и мало пригодных для строительства лесов.

— Значит, это были секваны?

— Надо спуститься по реке. Посмотрим, может, что и…

— В путь! — Вождь махнул рукой. — Порядок движения прежний. Вдоль топких берегов речушки, которая больше напоминала глубокий ручей, вилась узенькая тропинка, некогда протоптанная рыбаками из сожженных римлянами деревень. Теперь она почти заросла и местами едва угадывалась в зарослях. Все так же моросил дождь, еще потеплело, так что Беторикс, скинув плащ, отдал его нести молодому амбакту Эли. Даже посмеялся мысленно сам над собой: ишь ты, совсем превратился в аристократа. Еще бы шампанского по утрам… Километров через пять-семь речка заметно расширилась, а берега посветлели, почти непроходимые заросли сменились луговым разнотравьем и кленовыми рощицами. Впереди же, чуть слева, в тумане виднелись сизые горные кряжи. Объявив привал, Беторикс подозвал Массилийца.

— Карнак, что скажешь? Узнаешь местность?

— Узнаю ли? Конечно нет, господин, ведь до Родана еще далеко.

— Так ты полагаешь, лес сплавляли до самого Родана?

— Все может быть, мой господин.

— Ладно. — Беторикс махнул рукой — Сейчас наскоро перекусим — и в путь. Хорошо бы взобраться на плато к ночи.

— Дозволь спросить, мой вождь. — Кариоликс поднял голову.

— Спрашивай, братец.

— Зачем нам плато?

— Если бы ты, Кари, был Цезарем, где бы ты разбил лагерь? Причем не обычный, а долговременный, с прицелом на будущий город?

— Конечно, на плоскогорье, — заморгал Кари. — Но и ближе к реке — водуто откуда брать?

— Все верно, парень. — Виталий задумчиво посмотрел на плато. — Ну что, подкрепились? Пошли дальше. Уже подходя к гряде синих холмов, путники обнаружили сожженную деревушку: не осталось почти ничего, кроме полуразрушенного колодца да

четырех каменных столбов, которые зажиточные галлы обычно ставят по углам дома.

— Римские псы! — посматривая по сторонам, выругался Кариоликс — Они хотят выжечь всю нашу землю.

— Скорее всего, это не римляне. — Виталий задумчиво покачал головой. — Взгляните, нигде нет разлагающихся трупов, не валяются остатки добра — горшки, рваная одежка… Даже ни одной сломанной телеги не видно. Значит, жители просто ушли и сами сожгли свою деревню. Конечно же, по указанию нашего великого вождя!

— Да, — подумав, согласился побратим. — Скорее всего, так оно и было.

— Смотрите! Смотрите! — забыв осторожность и почтительность к своему господину, вдруг закричал юный Эли. — Череп! Я нашел мертвую голову! Нагнувшись, парнишка поднял из травы выкрашенный красной краскою череп — из тех, что помещают над входом в зажиточный дом. Скорее всего, он красовался в жилище, от которого нынче остались лишь угловые столбы. Был такой милый обычай У галлов — вывешивать у себя дома отрезанные головы врагов, да не всех подряд, а только самых доблестных!

— Лучше бы ты нашел римский шлем, — скривился Беторикс. — Что толку нам от этого черепа?

— Я все же положу его у корней дуба. — Подросток взглянул на дерево поблизости. — Если ты, конечно, разрешишь, господин.

— Положи, положи, — позволил Беторикс. — Незачем голове славного воина валяться под ногами. Только быстрее. Юный амбакт бросился к старому дубу, росшему на самой околице сожженной деревни. Вероятно, это было местное священное дерево. Остальных парень догнал минут через десять. Тяжело дыша, подбежал к вождю: — Господин, дозволь кое-что показать.

— Ну? — Беторикс обернулся. Парнишка вытянул руку и раскрыл ладонь, на которой что-то тускло блеснуло.

— Римская пряжка! Еще не старая — медь не позеленела.

— Да… — Вождь с любопытством осмотрел находку. — Действительно, новенькая. Молодец, Эли! Значит, мы все же на верном пути. Римский лагерь где-то здесь, надо только его найти. И желательно, побыстрее.

— Найдем! — заверил Кари. — Найдем, мой вождь, обязательно! Заночевали по-походному, не разводя костров, уснули, завернувшись в плащи, под густой кроной орешника. Усталость сморила сразу всех, кроме часовых, а разбудили отряд утром гомонящие птицы.

— Что это они раскричались? — с недовольством проворчал Кариоликс, продирая глаза.

— Вот именно! — насторожился Массилиец. — С чего?

— Утру радуются, — предположил Эли. — Вон, и солнышко сегодня, пусть хоть и краешек. И ветерок — может, разгонит тучи?

— Да нет, ничему эти птицы не радуются, — задумчиво протянул Карнак. — Скорее, спугнул кто-то. Ну точно, спугнул! Слышите? Что это за звук? Беторикс тоже прислушался и разобрал: что-то вроде ухнуло… бух! Бух! Похоже, будто идет локомотив, но здесь такого не имеется. Скорее это…

— Сваи! — словно подслушав мысли вождя, встрепенулся Карнак. — Забивают сваи. Большими деревянными молотами.

— Интересно, кому здесь нужно забивать сваи? — Беторикс задумчиво пригладил бородку. — И где?

— Это римляне! — убежденно отозвался Массилиец. — Видать, строят дорогу и мост.

— Да уж! — Вождь покачал головой. — Если так, то они намерены тут обосноваться надолго. Что ж, идемте взглянем. Полюбуемся на строительство римских дорог. Они пошли на звук прямо сквозь заросли, пробираясь меж увитыми жимолостью и омелой деревьями и кустами. Ухающий звук приближался, вот уже стали различимы голоса. Кто-то ругался, распоряжался, давал указания… Подобравшись ближе, Беторикс осторожно выглянул из-за дерева. Так и есть — римляне! Легионеры в туниках, но без доспехов, с лопатами и кирками в руках. Деревянными кувалдами забивают сваи, намереваясь перекинуть мост через овраг. Виталий невольно улыбнулся: ничто в этом мире не ново. Действительно, у хорошего командира солдаты без дела не шляются. Нет военных действий, так пусть дороги строят — и польза, и не лезут в солдатскую башку всякие дурные мысли: где бы выпить достать да не пойти ли по бабам? Та-ак… Беторикс внимательно обозревал строителей, примечая каждую мелочь: груду приготовленных для укладки камней, глину, тяжелые телеги, запряженные мулами. Ни палаток, ни костерка нигде поблизости видно не было, из чего молодой человек заключил, что лагерь точно где-то неподалеку, иначе чем бы эти легионеры кормились, где бы ночевали?

— Что будем делать, вождь? — шепнул бесшумно подползший Кариоликс.

— А ничего. — Виталий пожал плечами. — Просто пойдем вдоль дороги. Куда-нибудь она да приведет. Почему бы и не в лагерь?

— Но там легионеры…

— Мы ж не по дороге пойдем, а рядом, лесом.

— А! — сообразил побратим. — Теперь я понял, почему ты не поехал верхом. Ты мудр, о вождь мой!

— Ладно уж… Передай всем, пора двигаться. Работавших на строительстве легионеров насчитывалось около сотни — одна когорта. По всему видно было, они не торопились: кто-то шутил, кто-то рассказывал байки, кто-то подтрунивал над распорядителем работ — сутулым человеком лет сорока с вытянутым желчным лицом вечного жалобщика и сутяжника. Одет «прораб» был довольно тепло: в две туники и шерстяной плащнакидку с капюшоном, иначе пенулу.

— Давайте-ка поднажмите, ребята! — старательно измеряя мостовую деревянною меркой, похожей на большой циркуль, подбадривал он легионеров. — Да здесь вот второй слой подсыпьте.

— Так подсыпали уже, господин Фелиций!

— Значит, плохо подсыпали! Разве не видно, что не хватает целой пяди щебня? «Целой пяди щебня»! Виталий даже позавидовал: вот бы в России такие добросовестные дорожники были. Тогда бы и дороги подольше служили, потому что строились бы как следует, а не как бог на душу положит. Или, скорее, дьявол. Вечно шепчет: а пусти-ка, мил человек, самосвал щебенки налево, песочек — в соседний дачный кооператив, уж там-то его с руками-ногами оторвут. Еще можно дорогу на пять сантиметров поуже сделать — всего-то на пять сантиметров, а вот тебе и «лексус»! А если не на пять, если на десять? Да уж, соблазн велик И где честных дорожников взять? В Древнем Риме разве что. Такого вот работягу-инженера, как этот Фелиций.

— Не слоняйтесь вы, как сонные мухи. Быстрее, быстрее работайте, а то ведь и раствор застынет, а его теплым надо класть.

— Так мы, господин Фелиций, и кладем теплым.

— Не таким теплым, как надо бы! Я ведь вижу разницу. Ой, молодец! Ой, молодец прораб, нам бы таких инженеров! И Виталий, пробираясь вдоль дороги смородиновыми кустами, малинником и прочими зарослями, вдруг подумал: если бы римляне не завоевали Галлию, таких прекрасных дорог здесь точно не было бы! И не только дорог. Еще не было бы самого понятия полноправного гражданина, а также закона, единого и обязательного для всех. В Галлии аристократы меж собою собачатся, а тех, кто ниже, и вовсе за людей не держат. У кого больше воинов, у того и сила, и

никакой закон им не писан. Точно как в России-матушке. А поставь на эту дорогу наших работяг — десять лет бы строили, половину щебня да песок распродали бы по ближайшим адифициям или даже тому же Верцингеториксу на виллу. Что с того, что он враг? Главное, платит.

— Господин! — Ушедший шагов на двадцать вперед Карнак Массилиец вдруг остановился на крутом склоне холма. — Вот это да! Ну и картина!

— Что ты увидел?

— Сам посмотри, господин. Только осторожнее, могут заметить. Приблизившись к обрыву, Беторикс выглянул из-за сосны — и едва не вскрикнул. Прямо перед ним, в речной долине, раскинулся укрепленный лагерь. Все как полагается — с частоколом, валом и рвом, с воротами и прямыми улицами, с рядами легионерских палаток и шатром легата.

— О боги… — благоговейно прошептал молодой человек. — Наконец-то мы его нашли.

— А вон там, вдали, еще один. И еще… Именно так все и было! Римские лагеря тянулись один за другим почти до самого горизонта.

— Это не лагерь! — Виталий даже присвистнул. — Это просто мегаполис какой-то! Выходит, Цезарь вовсе не увел свою армию, даже и не собирался уводить. Вот она вся: и приведенные с собой легионы, и с разрешения сената набранные уже здесь, в Галлии! Вот они стоят, полюбуйтесь. И какой же город возникнет на месте их нынешней дислокации — Дижон, Шамон? Ле Крезо? Так или иначе, он уже практически готов: стройные улицы, площади, башни, ворота. А вон там, с краю, кибитки маркитантов образуют будущие пригороды. Сердце вдруг защемило — Виталию показалось, что он любуется сейчас великой городской цивилизацией. По сравнению с поселениями галлов римский лагерь вызывал в памяти Нью-Йорк с его небоскребами — он расстилался величественно и властно, словно сверкающий луч света ворвался в темную пучину мрачного и беспросветного варварства. Как будто домом повеяло. Хотя такого огромного и многолюдного римского лагеря реконструкторам двадцать первого века выстроить не под силу — людские и прочие ресурсы, чай, не как у Цезаря и сената. Виталий вздохнул: закрой глаза — и родная картина фестивального лагеря так и всплывает в памяти: тоже шатры, костры, котлы над огнем… До боли хочется увидеть знакомые лица, услышать знакомые голоса и привычные разговоры. «Колька недавно забубенил офигеннейший льняной торекс, так он говорил, что

каждый новый слой после проклейки выдерживал три дня под прессом, а ткань брал в меру тонкую, хэбэ, типа бязи…» Эх, Колька Власов, где же твой знаменитый льняной панцирь, вызывавший тогда столько споров по источникам и технике изготовления? А красный плащ с вышивкой — небось проиграл в кости Гудмунду Хитрому из «Воронов Одина»? И так захотелось обратно домой, что Беторикс едва проглотил вставший в горле ком. Хоть римляне и варвары тут настоящие, все-таки дом его в двадцать первом веке и тамошние «варвары», с высшим образованием и мобильниками в поясных сумках, как-то роднее. Здесь из близких только Алезия да побратим Кари. Ну, Кари-то брать с собой не нужно, ему и тут неплохо, а вот женушку взять обязательно. Виталий понимал, что и дома ему жизнь не в жизнь будет без нее — без этих ярко-голубых глаз, копны густых пшеничных волос, словно напоенных медом и солнцем, без веселых подначек — чувство юмора у женушки было отменным. «Так, что там велели сделать, чтобы выбраться?» — ощутив новый приступ решимости, подумал Виталий. Убрать Цезаря из Галлии? Надо — уберем, все равно другого выхода нет. Но как убрать все эти легионы? Выгнать их отсюда не под силу даже Верцингеториксу. Значит, сами должны уйти. Перейти Рубикон чуть раньше, бросив Галлию как есть.

— Господин… — подойдя ближе, как-то растерянно произнес Эли. — Нас, кажется, заметили…

— Что?! — Беторикс мгновенно отвлекся от своих мыслей. — Как это — заметили? Кто?

— Там… — Подросток махнул рукой, указывая на видневшуюся невдалеке поляну. На поляне сквозь редколесье просвечивала крытая рогожкой повозка, за ней еще несколько. Откуда они там взялись? Ведь не было же! Приехали? Тогда почему этот чертов парень их вовремя не заметил, не доложил?

— Господин, я просто хотел попить — там ручеек… Наклонился, а тут они. Откуда, мол, вы взялись — это они про нас. Старшего велели позвать. Положив руку на меч, Беторикс кивнул своим и вновь перевел взгляд на мальчишку: — Так кто велел-то? Римляне?

— Нет, господин. Это были не римляне. Кажется, эдуи или даже вольки.

— Вольки-то тут откуда взялись?

— Так с ними и пришли, с римлянами. Думаю, это просто торговцы.

— Думает он! — на ходу выругался вождь. — Раньше надо было думать, пока не заметили.

— Так я раньше и…

— А ну цыц! Дальше я говорю. Всем ясно? Прикрикнув на своих амбактов, Беторикс изобразил самую дружелюбную улыбку, на которую только был способен, и, выйдя на поляну, вежливо поздоровался: — Да пошлют вам боги благословенья во всех делах!

— И тебе не бедствовать, — отозвался дюжий мужик в браках и короткой галльской тунике. С покатых плеч его ниспадал коричневый шерстяной плащ, крашенный дубовой корой и заколотый римской фибулой, настолько изящной, что больше пристала бы богатой матроне, нежели вот этому бородатому типу. Похоже, он был здесь главным, а вокруг у повозок толпилось еще с полдюжины парней с увесистыми дубинками. Однако близко они не подходили, а просто бросали на незнакомцев не очень-то приветливые взгляды.

— Я — Гельверт из Камунодурума, торговец рыбою и скотом, а кто ты? Какого ты рода и кто твои люди? Зачем вы пришли сюда? — непререкаемым тоном задавал он вопросы. — Благородный Квинт Цезий Ланит, центурион первой центурии, поручил мне расспрашивать всех незнакомцев. Центурион первой центурии, обычно двойной — это первый зам командира легиона. Не хухры-мухры — подполковничья должность, не какой-нибудь там простой сотник, как можно было подумать, исходя из названия. А у этого торговца неплохие связи!

— Я торгую лесом, — еще шире улыбнулся Виталий. — И вот, услыхав, что здесь мой товар очень нужен, приехал выяснить, так ли это.

— Ну, это ты опоздал, уважаемый…

— Беторикс. Беторикс из Лесных Краев.

— Опоздал, уважаемый Беторикс. Раньше надо было сплавлять сюда лес. Еще три дня назад его бы взяли за хорошую цену, но сейчас даже алауды уже выстроили себе укрепления.

— И что? Неужели лес совсем уже не нужен? — с огорчением уточнил Беторикс.

— Увы! — Торговец развел руками.

— Жаль, жаль… — Виталий изобразил горькое разочарование, которое сделало бы честь артисту любого из больших и малых театров, — А я так надеялся поправить свои дела. Признаться, они у меня давно не идут в гору.

— Ты хорошо говоришь на латыни, уважаемый Беторикс, — прищурившись, заметил Гельверт. — Долго жил в Риме?

— К сожалению, в Риме не довелось, но я живал в Нарбонне. Нарбо Марциусе, иначе говоря.

— Тоже неплохой город. — Скотопромышленник задумчиво кивнул. — И все же я вынужден доложить о тебе дежурному тессарию. Не обижайся, такой уж порядок.

— Что ты, какие обиды! Я буду тебе весьма признателен, если ты обо мне доложишь. Вдруг все же возникнет нужна в бревнах или жердях…

— И напрасно твои люди прячутся за деревьями — лес там редкий, бежать некуда и укрыться негде. А центурии его периодически прочесывают — такие правила установил сам Цезарь!

— Цезарь! — искренне ахнул Беторикс. — Он тоже здесь?

— Здесь, здесь, а как ты думаешь? — Торговец рассмеялся. — Я пошлю в лагерь гонца доложить о вас. А пока, не взыщите, вас покараулят мои люди и дежурная сотня. Вон они как раз идут. Виталий повернул голову: по лесной дороге, четко печатая шаг, двигались легионеры в сверкающих на солнце доспехах, черные перья на шлемах покачивались в такт. Все, как и полагается: полуцилиндрические щиты в чехлах за спиною, метательные копья-пилумы на плечах, на поясах у правого бедра — мечи. Слева они располагались лишь у командиров, которые не носили щитов.

— Господин Флавий! — Гельверт тут же подскочил к высоченному верзилетессарию. — Вот, встретил в лесу чужаков. Говорят, что лесоторговцы.

— Нам не нужны лесоторговцы, — надменно отозвался тессарий. — Впрочем, я все же с ними поговорю. Кто тут у них за главного? Этот?

— Этот, этот! — нагло встрял в беседу Беторикс. И на хорошей латыни продолжил: — Я то есть. Меня зовут Гай Вителий Лонгин Беторикс.

— Ого! — удивился легионер. — Похоже, латынь — твой родной язык? Но ты говоришь не как римляне. Провинциал? Откуда? Из Цизальпинской Галлии?

— Из Нарбонской.

— А-а-а! Я когда-то там бывал. Красивые места, что и говорить. Сиреневые горы, море… Беторикс насторожился — сей угрюмого вида тессарий-сержант как-то не очень тянул на романтика. С чего же тогда пустился расписывать красоты природы? Зубы заговаривает? А зачем? Все равно ведь численный перевес на стороне римлян. Правда, здесь, на поляне, они вряд ли успеют выстроиться, но ведь и амбактов мало. Разве что разбежаться по сторонам… Эх, Эли, Эли, как же ты, парень, все прошляпил? Да что там мальчишку ругать? Самого себя ругать надо. Расслабился, подумал, что раз местный, так никто к нему не подкрадется.

Ан нет! Эли все же не охотник, а крестьянин. Сноровка не та. Да и простофиль во всех веках хватало! Однако что же делать? Как выбраться-то теперь? Ну, пока, положим, ничего страшного не произошло — подумаешь, задержали! Документов еще не изобрели, а наговорить можно все, что угодно. Лишь бы амбакты случайно не выдали. Да не должны, понимают — им же самим придется хуже. Римляне разговаривать долго не станут, повесят как шпионов либо на крестах распнут.

— Тебе все же придется пройти с нами в лагерь, уважаемый Вителий, — ухмыльнулся тессарий. — Можешь взять с собой кого-нибудь из доверенных людей. Остальные подождут здесь, под присмотром моих воинов. Да скажи им, пусть не прячутся! Мне еще не хватало прочесывать лес. Выловлю, конечно, всех, но уж тогда и твоим слугам не поздоровится.

— Эй, выходите! — Повернувшись к зарослям, Виталий махнул рукой. — Ждите меня здесь.

— Слушаем, мой господин. — Услыхав речь вождя, Кариоликс тоже перешел на латынь.

— Кари, пойдешь со мной, — распорядился Беторикс и, галантно кивнув тессарию, развел руками: — Ну что же, идемте. Я не теряю надежды все же пристроить кому-нибудь лес.

— Могу посоветовать спросить у дорожников, — неожиданно предложил сержант. — Есть там такой Фелиций, вот с ним бы тебе и потолковать. Но плохой лес он не возьмет, так и знай!

— Так у меня исключительно хороший! Полный ассортимент — сосна, елка.

— Вот и поговоришь. Видишь, как все для тебя удачно складывается.

— Постой, господин тессарий! — Что-то вспомнив, Виталий остановился. — Кто-нибудь из твоих славных воинов умеет читать?

— Читать? — Тессарий озадаченно поскреб щеку. — Даже не знаю. Не самое необходимое для солдата умение. Вот если бы считать деньги — это другое дело. Постой… Антибий, похоже, грамотен… Ну да, он всегда хвастал. Антибий! Эй, милес, иди-ка сюда! Виталий повернул голову и невольно вздрогнул — настолько подбежавший на зов своего командира молодой легионер напоминал его старого знакомого Сидорова Леху! Такой же белобрысый, щуплый, и буквально одно лицо! Ну бывает же такое.

— Антибий!

— Да, господин тессарий?

— Назначаю тебя старшим, пока не вернусь.

— Понял, господин тессарий. Буду соответствовать.

— Ты ведь у нас грамотен?

— Ну да. — Легионер удивленно моргнул. — Ну и что? Кому это мешает? И этот уже в бочку лезет! Ну точно как Лешка! Кстати, тот кандидат в мастера спорта по боксу, а этот?

— Так что ты хотел? — Тессарий повернулся к Виталию.

— Хотел попросить. Ты ведь, уважаемый господин, сказал, что я смогу уладить в лагере все свои дела…

— Не обещаю, но можешь попытаться.

— Тогда я, возможно, задержусь, и, чтобы не обременять твоих славных воинов своими людьми, отправлю-ка я господину Антибию записку вот с этим юношей. — Беторикс кивнул на Кари. — Записку, естественно, от тебя, господин тессарий, с приказом.

— От меня? — Верзила-сержант явно озадачился, видать, сам был не такой уж учености. — Э… Ладно, хорошо. Как-нибудь подпишу.

— Благодарствую, уважаемый господин… запамятовал твое славное имя…

— Тит Манлий меня зовут! — Тессарий приосанился и, важно расправив плечи, дополнил: — По прозвищу Лупус, то есть Волк!

— Ага, понял — Тит Манлий Лупус. Ну что же, идем, уважаемый Манлий. Не терпится мне переговорить с вашим Фелицием насчет леса.

— Переговоришь, успеется. Если, правда, у нашего начальника стражи не будет к тебе вопросов.

— А что? Он такой строгий?

— Да бывает по-всякому! — Тессарий повел плечом. — Не столько наш командир строг, сколько раздражителен. Он ведь из провинциальной знати, раньше был оптием, потом дорос до центуриона, а дальше — ну никак! Мечтает после войны перебраться в Медиолан или Рим, в сенаторы выбиться, в общем, честолюбив, как солнце. И как солнце не замечает горящих свечей, так и наш центурион никого не слушает, только себя. Виталий сдержал усмешку: а этот верзила-сержант, хоть и не шибко грамотен, далеко не дурак и неплохо разбирается в людях. А провинциала-центуриона, начальника караульной службы, явно недолюбливает. При нужде на этом, наверное, можно будет сыграть. От холма, где скрывались разведчики, до первого римского лагеря было с полмили. Миновав ворота, тессарий кивнул часовому на башенке, а перед выскопившим из караульной палатки легионером даже чуть задержался: — К начальнику стражи. Веду людей.

— Понятно. — Кивнув, легионер велел пропустить процессию в лагерь.

Пройдя по центральной улице, тессарий во главе всей компании вышел на небольшую площадь, заставленную командирскими шатрами. Вдоль линии стояли часовые с короткими копьями и воткнутыми в землю эмблемами легиона: штандарт с орлом, ладони, звериные головы и все прочие знаки центурий.

— Вот тот серый контуберий — начальник стражи. — Тессарий указал на крайний шатер. — Пойду доложу.

— О мой вождь! — воспользовавшись случаем, зашептал Кариоликс погалльски. — Может, пора бы нам и бежать?

— Бежать? А куда, мой юный друг? До ближайшего поста? Наши браки заметны издалека, нам даже затеряться в лагере не удастся. Не переживай, парень! Я ведь говорю по-латыни неплохо — выпутаемся. И не из таких передряг вылезали. Тем более мы с тобой хорошо знаем Нарбонну, вот и будем выдавать себя за тамошних торговцев. А участок леса, мол, купили уже здесь, теперь торгуем дровишками. Из шатра вышел Манлий.

— Заходите! Господин центурион ждет вас. Нет, нет! — Он придержал Кари. — По одному. Сначала господин, а уж потом слуга.

— Хорошо, хорошо! — поспешно обернулся Беторикс. — Кари, братец, подожди здесь. В шатре оказалось многолюдно — воины в доспехах толпились вдоль стен, видать, явились за указаниями, центурион распоряжался. Окон в шатре не имелось, полог в целях секретности был опущен, и тьму разгоняло лишь дрожащее пламя светильников.

— Тебе, Тит, я уже говорил, а вот тем воинам скажу еще раз… Да! Где там этот подозрительный лесоторговец? Его доставили уже?

— Да, господин центурион, — подал голос Беторикс. — Вот он я, уже иду.

— Ну пропустите же вы его! — прикрикнул на воинов начальник стражи, и те расступились. Доставленный наконец оказался с центурионом с глазу на глаз. Если не считать толпившихся вокруг легионеров.

— Господин центурион, я… Они узнали друг друга одновременно — Беторикс и нарбонский всадник Марк Сульпиций Прокул, с чьей легкой руки Виталий оказался в рабстве. Когдато оптий, а ныне центурион и начальник стражи.

— Ох ты, мои боги! Надо же, вот так встреча! Гладиатор! Тевтонский Лев! Ты как здесь оказался, парень?