Неизвестный Верещагин by nikprint

Василий Васильевич Верещагин (1842 — 1904)

Неизвестный

Верещагин *

Страницы жизни

Искусствоведение

Каталог собрания Николаевского областного художественного музея

НИКОЛАЕВ 2014

ББК 85.143 (4 Рос) 1 УДК 93 (477.7) Н 45

Оригинал-макет издания подготовлен в рамках областной Программы поддержки отечественного книгоиздания, книгораспространения и популяризации украинской книги в Николаевской области на 2011 – 2015 годы.

Н 45

Аксентьев С. Т., Гагауз Т. В., Росляков С. Н., Северюхин Д. Я., Тверитинова Л. Е. Неизвестный Верещагин : Альбом. – Николаев: Издатель Лев Траспов, 2014. – 160 с. Издание посвящается 100-летию создания Николаевского областного художественного музея имени Василия Васильевича Верещагина. Включает серию биографических очерков севастопольского автора С. Т. Аксентьева, статью петербургского доктора искусствоведения, профессора Д. Я. Северюхина, обзоры и исследования сотрудников музея, а также впервые издаваемый полный иллюстрированный каталог николаевской коллекции произведений выдающегося мастера, состоящей из 77-ми живописных и графических работ, эскизов и набросков. Для специалистов и широкого круга поклонников изобразительного искусства. ISBN 978-966-97169 ББК 85.143 (4 Рос) 1 УДК 93 (477.7)

На обложке: В. В. Верещагин. Мыс Фиолент вблизи Севастополя. 1897. Нижнетагильский муниципальный музей изобразительных искусств. На третьей странице: В. М. Семернёв. Портрет В. В. Верещагина. 1986.

ISBN 978-966-97169

ЖУРНАЛ «ИСКРЫ» ГОД ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ Иллюстрированный художественно-литературный журнал с карикатурами. Выходит еженедельно при газете «Русское Слово». № 13, Воскресенье, 30 марта 1914 г.

Памяти героев. (10-я годовщина гибели броненосца «Петропавловск».)

1) Адмирал С. О. Макаров, 2) художник В. В. Верещагин, погибшие на «Петропавловске» 31 марта 1904 г., 3) «Апофеоз войны», картина В. В. Верещагина, хранящаяся в «Третьяковской галерее».

Печальная годовщина. 31-е марта 1904 года – самый ужасный, самый тяжелый день для Порт-Артура и для нашего флота. В этот день погиб адмирал Макаров, гордость моряков, их надежда. С ним погиб и наш знаменитый художник-баталист В. В. Верещагин. Погиб вице-адмирал Моллас, полковник Агапеев, погиб весь штаб адмирала. Трудно всех перечесть. Погибло всего около 500 человек. Спаслось лишь 90 человек, и то из них многие умерли от ран и ожогов, полученный при катастрофе. Как известно, эскадренный броненосец «Петропавловск» погиб от японской мины, на которую он натолкнулся при возвращении эскадры на внутренний рейд. Вот как описывает один очевидец эту страшную катастрофу: «Я стоял на перепелочной горе, где собралась масса публики с биноклями и подзорными трубами. Все напряженно следили за движением эскадр, ожидая боя. Дул холодный ветер. Тем не менее, морской горизонт застилался синеватой дымкой – туманом. Сперва нам было не понятно, почему наши суда возвращаются на рейд, но вскоре мы заметили на восточной стороне появление неясных силуэтов – один, другой, третий, еще и еще… Вдруг около «Петропавловска» показался столб дыма, один, другой с огромным пламенем. Раздались крики и вопли: «Петропавловск погибает!» Не хочется верить, но его уже нет над водой. Ужас охватывает всех. Многие сбегают с горы, чтобы справиться по телефону, что случилось. Еще столб дыма около другого броненосца – «Победы»; он накреняется, но продолжает держаться на воде. Как я узнал потом на батареях, откуда яснее была видна катастрофа, солдаты и офицеры вопили, кричали и рвали на себе волосы. Внизу в городе поднялась суматоха. Крики: «Петропавловск погиб», «Неправда, только подбит миной», «Погибла «Победа» – раздавались всюду. Люди бегут бледные, растерянные»… Момент взрыва «Петропавловска». Направо стоят броненосцы «Победа» и «Полтава». Редкий фотографический снимок поруч. Корсакова. Вынос жертв «Петропавловска». На переднем плане поврежденная «Победа».

Столица Е.И. (1870 – 1929). Адмирал Макаров и художник Верещагин на борту «Петропавловска». 1904. Художественный музей Кардиорг, Таллинн

Место гибели эскадренного броненосца «Петропавловск» 31 марта 1904 г.

И корабль надо помянуть!

«Неизвестный Верещагин». Под таким несколько загадочным названием выходит в свет книга, посвященная великому рус скому художнику-баталисту, чье имя носит художественный музей в городе Николаеве на юге Украины. Носит с гордостью вот уже целое столетие. Музей имени Василия Верещагина был от крыт в Николаеве в 1914 году, спустя 10 лет после гибели художника. Книга выходит на встречу читателю, как видим, в юбилейный для музея год. Этим и объясняется, во многом, все ее содержание. Замечательный журналист из Севастопо ля – Сергей Терентьевич Аксентьев, является большим энтузиастом изучения жизни и твор чества Василия Верещагина. Ему удалось най ти и сопоставить множество малоизвестных, а то и вовсе неизвестных данных о жизнен ном пути художника. Верещагин был не про сто художником, но еще и путешественником и исследователем. Он много странствовал

по миру, побывав в самых отдаленных его уголках, таких как Гималаи, острова Океании, Карибское море, Средняя Азия, не говоря уже о мно гочисленных странах Америки, Азии и Европы. Художник, к тому же, был прекрасным литератором, и многие его путешествия оказа лись проиллюстрированы не только полотнами, но и журнальными статьями и книгами. Серия очерков С. Т. Аксентьева «Неизвестный Верещагин», вышед шая в журнальном варианте, имела большой резонанс. С огромным ин тересом отнеслись к ней и сотрудники николаевского музея. В жизни и творчестве великого баталиста и по сей день, действительно, существу ет много «белых пятен». Тем интереснее и важнее работа исследователей творчества художника, которая, уверен, будет продолжаться еще долго. Первую часть книги и составляют труды С. Т. Аксентьева. Ведут свою исследовательскую работу в отношении жизни и твор чества художника и сотрудники музея имени В. В.  Верещагина. Вторую часть книги составляют именно материалы, раскрытые сотрудниками музея. Так или иначе, они связаны с уникальной реставрационной про граммой «Возрождение шедевров», которая вот уже почти полтора деся тилетия реализуется в музее благодаря совместной работе Николаевского глиноземного завода, киевских реставраторов и собственно самого му зея. В рамках этой многолетней программы в музее было реставриро вано три огромных полотна кисти В. В.  Верещагина. Одно из них было скрыто от зрителей почти сто лет и не вошло ни в одну печатную работу о художнике! Все эти материалы также могут считаться неизвестными. Познавательна и статья профессора Д. Я. Северюхина о Верещагинском аукционе 1880 года. Третью часть книги составляет полный каталог произведений В. В.  Верещагина в собрании николаевского музея. Он составлен замес тителем директора музея по научной работе – Ларисой Евгеньевной Тве ритиновой. Это вторая попытка музея представить полный каталог работ художника, хранящихся в Николаеве. Первое издание было предпринято к юбилейной дате рождения В. В.  Верещагина в 1992 году. Художнику в тот год отмечали 150‑летнюю годовщину. Нынешнее издание, исклю чившее неточности предыдущего, также было подготовлено к изданию в юбилейный для художника 2012 год. В нем многое изменено и допол нено, в том числе, из собранных за 20 прошедших от первого издания лет интереснейших новых материалов. Оно, безусловно, является следу ющим, важным шагом в деле изучения творчества великого художника. И это также неизвестное доселе о Верещагине. Слов признательности, безусловно, заслуживает и сам издатель кни ги – Лев Фёдорович Траспов. Ему принадлежит идея выпуска книги подобного содержания в свет. Им также найдены и включены в книгу малоизвестные материалы и сведения о гибели художника. Остается пожелать этой важной для всех нас книге долгих лет и мно гочисленных читателей. С. Н. Росляков, директор Николаевского областного художественного музея им. В. В. Верещагина

Серг ей А ксен т ьев

Неизвестный

Верещагин Ст р а н и ц ы ж и з н и

От автора Желание написать о выдающемся русском худож нике Василии Васильевиче Верещагине возникло после того, как я впервые увидел в Севастопольском художе ственном музее его великолепный этюд «Японка». После крови, страданий и боли военных полотен, принесших живописцу оглушительную славу, миниатюрная японка в цветистом кимоно возле скромных хризантем казалась воплощением мира и покоя. Не верилось, что эту солнеч ную вещь создал человек, поставивший целью красками и кистью обнажить жестокую изнанку войн и своими картинами вызвать у людей ярый протест изуверскому способу разрешения конфликтов. Это был совершенно другой Верещагин. Получалось, что войны, на которые он так исступленно рвался, отняли у него, возможно, лучшую часть души и таланта. И сам собой возник вопрос: добил ся ли в итоге художник своей высокой цели? Жизнь отве чает на него отрицательно. Да и сам Василий Васильевич в зрелые годы все отчетливее понимал неосуществлен ность задуманного. «Торчит передо мною ничтожество и бесполезность всего, что мы делаем в нашей жизни, да и баста!» – в отчаянии пишет он 22 июля/3 августа 1882 года Владимиру Васильевичу Стасову. А в душе зародилась мысль: в таком диапазоне умонастроений мог работать лишь пассионарий, тонко чувствовавший окружающий мир, способный мгновен но откликаться на внутренние озарения, наделенный сложным, противоречивым характером, часто не впи сывающимся в рамки общепринятых норм рядового обывателя. К сожалению, несмотря на обилие публикаций о Ве рещагине, работ, раскрывающих его внутренний мир мало, а документов и того меньше. Большая же часть Верещагинских архивов, записок и дневников, считается утерянными или осевшими в частных зарубежных кол лекциях, а потому для исследователя недосягаемыми. 7

Наиболее достоверный источник информации – пере писка, главным образом, с Владимиром Васильевичем Стасовым, Павлом Михайловичем Третьяковым и ки евским меценатом Иваном Николовичем Терещен ко. Но знакомство с ними состоялось в начале 70‑х годов XIX века, когда перелом в жизни Верещагина уже совершился. Сама же переписка не раз на долгие годы прерывается, а опубликованные письма, подле жавшие перлюстрации бдительной цензурой, изоби луют недомолвками и намеками, понятными только корреспондентам. Вот лишь пара характерных при меров. Оценивая далеко не блестящие боевые дей ствия русской армии на Шипке, художник в письме к В. В. Стасову из Адрианополя (29 января/10 фев раля 1878) иронизирует: «Комедия окончилась, публика аплодирует, актеры вызваны или будут вызваны, скоро будут потушены лампы и люстры, и декорации такие красивые и такие натуральные, выкажут свою подделку и картон». Потом, как бы спохватившись, заявляет: «… я Вам расскажу или напишу когда-нибудь о Скобелеве кое-что небезынтересное, да и вообще мог бы рассказать множество случаев и фактов, стоящих замечания. Не знаю, решусь ли сделать это печатно». В другом письме (Ла-Бурбуль, 20 сентя бря/2 октября 1882) живописуя пережитое во время «самаркандского сидения», Верещагин неожиданно обрывает повествование: «я был еще в очень опасных свалках […]. Когда-нибудь занесу всю эту чепуху на бумагу, покамест Вам довольно…» Правда, есть литературные работы самого Васи лия Васильевича, опубликованные в тогдашней рос сийской периодической печати, а позднее изданные отдельными книгами. Но в них художник крайне осмотрителен, а цензорские вымалевки не добавляют ясности. Так в книге «Скобелев. Русско-турецкая вой на 1877–1878 гг. в воспоминаниях В. В.  Верещагина» (М.: Даръ, 2007. – 496 с.), наиболее полном репринт ном издании, вобравшем в себя основные прижиз ненные публикации художника, работа цензорского лемеха четко прослеживается глубокими бороздами многоточий в тех местах, где, по мнению стражей государственного целомудрия, он излишне открове нен или дерзок. Еще один характерный факт для раз мышления. Вскоре после первой поездки в Индию 8

увидели свет «Очерки путешествия в Гималаи г‑на и г‑жи Верещагиных». Читая их, ощущаешь постоян ную внутреннюю напряженность автора. Драматич ность складывавшейся ситуации Верещагин частично проливает в письме В. В. Стасову от 12/24 апреля 1875 года из Агры: «…я боюсь думать, что когда я предприму тщательный обзор и объезд гималайской границы с ее высшей степени интересными странами и племенами, подозрения эти обратятся в положительную уверенность. Меня бесит одна мысль о том, что всюду полицейские агенты будут сдавать меня с рук на руки». И, чтобы оградить себя от провала, прибегает к проверенному дипломатическому приему, требуя от В. В. Стасова без промедления начать в российской прессе широкомасштабную кампанию по опроверже нию недружественных действий со стороны Индий ских властей, заподозривших его в шпионаже. Впервые раскрыть внутренний мир нашего ве ликого соотечественника попытался семидесяти восьмилетний сын художника, Василий Васильевич Верещагин-младший, в книге «Воспоминания сына художника» (М.: «Художник РСФСР», 1978. – 183 с.). Но эти воспоминания охватывают в основ ном последний отрезок жизни знаменитого предка (1891–1904), а сам автор в то время пребывал в от роческом возрасте и, естественно, с годами мно гое виденное и слышанное в семье улетучилось. Об этом он честно и предупреждает читателя: «В день гибели отца (31 марта 1904) мне было неполных двенадцать лет, а потому большая часть его деятельности как художника и литератора протекала в то время, когда меня еще не было на свете. Следовательно, полный и серьезный обзор этой деятельности от самого ее начала не может быть предметом моих воспоминаний». Сам же Вереща гин в эти годы, отгородившись от внешнего мира и непрошеных визитеров высоким глухим забо ром, цепными собаками (дог, сенбернар, тибетская овчарка) и пистолетом, в своем подмосковном по местье Нижние Котлы на окраине Серпуховской заставы вел затворническую жизнь, упорно про должая работу над начатой еще в Париже серией картин «1812 год».

Другая попытка рассказать о Верещагине пред принята совсем недавно. Впервые старейшая рос сийская книжная серия «Жизнь замечательных людей» удостоила вниманием Василия Васильеви ча в 2010 г. В объемном труде (более четырехсот страниц) автор Аркадий Кудря прослеживает судьбу живописца на основе архивных материалов Государ ственной Третьяковской галереи, публицистических работ, переписки и воспоминаний самого Вереща гина. Правда, при этом традиционно осторожно обходит неудобья его биографии (поездки на Фи липпины, США, Кубу, Японию), не вторгаясь в зам кнутый внутренний мир художника и не анализируя мотивы его поступков. Внимательно изучив литературное творчество ху дожника, письма и архивные документы, воспомина ния современников и историографию, утвердившись в мысли, что и поныне жизненный путь выдающегося сына России – это лоскутное одеяло с многочислен ными белыми вставками нами неведомого, я и риск нул попытаться дополнить имеемые публикации малоизвестными фактами его загадочной и трагиче ской судьбы. Начать же свой рассказ решил с истории появления на свет севастопольских этюдов, посвя щенных событиям Крымской войны 1853 – 1856 го дов, поскольку сам по себе этот факт является одним из «белых лоскутов» в его биографии.

Надеюсь, что по прочтении этих очерков, не пре тендующих на всеобъемлющий охват его жизни, читатель откроет для себя новую грань творца, па триота и человека Василия Васильевича Вереща гина. И если это случится, то буду считать задачу свою выполненной. Работа над материалом не могла состояться без доброго, искреннего участия и помощи многих лю дей. Особую благодарность за помощь в работе хочу выразить: заместителю генерального директора по научной работе Государственной Третьяковской галереи, действительному члену Российской акаде мии художеств, заслуженному деятелю искусств РФ Иовлевой Лидии Ивановне, любезно предоставившей мне возможность знакомства с рукописным фондом Василия Васильевича Верещагина; заместителю ге нерального директора по научной и основной работе Киевского национального музея русского искусства Ладыженской Екатерине Игоревне. Большую поддержку на всех этапах работы мне оказывали: заведующая отделом научной информа ции и библиографии Государственной Третьяковской галереи Шергина Зоя Павловна и ведущий научный сотрудник, хранитель фонда графики Киевского на ционального музея русского искусства Агеева На талья Владимировна. Им я приношу свою глубокую признательность.

И, конечно же, я не могу не выразить благо дарности всем сотрудникам замечательного Никола евского художественного музея им. В. В. Верещаги на во главе с директором Росляковым Сергеем Ни колаевичем за радушный прием, внимание и актив ную поддержку в поисках новых документальных сви детельств жизни и творче ства Василия Васильевича Верещагина.

Севастопольские этюды

Крымская (Восточная) война 1853 – 1856 годов застала одиннадцатилетнего Васю Верещагина в сте нах Морского кадетского корпуса. Юным кадетам, в целях привития патриотизма и веры в непобедимость русского оружия, полагалось о ней знать немногое. «Нам раздали большие листы Синопской победы, – вспоминает Верещагин в одном из писем В. В. Стасо ву. – По мнению мелюзги-кадет, так тому и следовало быть: Нахимов или кто другой должны разбить турок, так что дальнейшие затруднения кампании, слегка доходившие до наших ушей, были малопонятны: возможно ли, чтобы какие-то англичане и французы могли побеждать нас русских?!»1 Правда, ореол сла вы, окружавший имя Павла Степановича Нахимо ва, несколько тускнел и размывался при встрече с Сергеем Степановичем Нахимовым – помощником директора морского корпуса. Как признается Вере щагин: «в детских мыслях плохо вязались представления о простейшем, шепелявившем корпусном офицере и блестящей победе от руки его родного брата». От таких смутных познаний Севастополь долго казался какимто «сказочно-геройским местом, в котором великаны

Место гибели П. С. Нахимова на Малаховом кургане

Мемориальная плита на месте гибели П. С. Нахимова

перебрасывались громадными снарядами…»2 Созданная пылким воображением кадета сказка манила, но осу ществилась нескоро. В марте 1865 года отправляясь из Парижа на Кавказ, удалось лишь мельком посе тить Севастополь. После Турецкой войны 1877 – 1878 годов, состоялся уговор с Михаилом Дмитриевичем Скобелевым, поближе познакомиться с морской свя тыней. Не довелось. Прославленный военачальник и друг, с кем вместе прошли Туркестан и Балканы, но чью 25 июня 1882 года скоропостижно скончался в гостиничном номере московского отеля «Англия». Весной 1896 года пятидесятичетырехлетний Ва силий Васильевич по настоянию врачей отправляется в крымское имение Жуковского Магарач и, конечно же, сначала посещает Севастополь. В Севастополе, где уже мало что напоминало о героической обороне, ху дожник пробыл не больше месяца и вынужден был срочно возвратиться домой в Нижние Котлы, полу чив известие о смерти шестилетней дочери Лиды.

Тайная задумка Зная характер Верещагина, можно с уверенно стью сказать: это не было праздное любопытство туриста. Подтверждение тому легко обнаруживается: «Не трудно было, конечно, самому освоиться с городом, – пишет он в рассказе «В Севастополе», – известною графскою пристанью, дворцом Екатерины, даже братским кладбищем, но для основательного ознакомления с ходом осады города и его обороны (выделено мной – С. А.) пришлось обратиться к помощи сведущего человека…» Итак, художник намеревался основательно из учить крымскую трагедию. Для чего? Время свое Верещагин ценил и попусту не тратил. Значит, суще ствовала задумка. Какая? Бесполезно искать ответ на этот вопрос в верещагинском эпистолярном наследии, а вот логические построения, не нарушая истины, по пытаться сделать следует. Известно, что реакционная пресса, многочислен ные завистники, военная и светская российские вла сти не раз упрекали художника в антипатриотизме и даже в нигилизме. Апогея вопль ура-патриотов достиг после первых (Москва, 1895 – Петербург, 1986) де монстраций полотен «1812 год». Верещагина обвиня ли в унижении русского народа перед французскими завоевателями (картины «С оружием в руках – рас стрелять!», «Поджигатели»), в богохульстве (картины «В Успенском соборе», «На этапе дурные вести»), даже в прямом искажении исторических фактов и художе ственном примитивизме. Вполне вероятно, что отве тить на обрушившуюся клевету Верещагин задумал серией картин, поставив в центр Инкерманское сраже ние 24 октября (5 ноября) 1854 года – одно из самых трагичных событий начала Севастопольской оборо ны. Но дабы не искушать очернителей и не выдавать никаких векселей, задумку крепко держал при себе. В Севастополе, как явствует из его рассказа, ху дожник повстречал однокашника Ивана Семёновича Михалкова, «вышедшего на службу прямо в Черное море, которого почти не покидал» и командовавшего

в ту пору миноносками. «Он, – сообщает Вереща гин, – обещал мне выложить всю свою мудрость по части знакомства с историею севастопольской бойни – мудрость не малую, так как сам живо интересуясь ею, он в свое время из первых уст собрал самые полные сведения обо всем, наиболее характеризующем эту интересную страницу истории». И, надо отдать должное, добровольный гид оказался сведущим че ловеком. Правда, внимательное чтение рассказа на водит на мысль, что осведомленность однокашника (персонаж чисто литературный, поскольку такового не значится в списках выпускников Морского кадет ского корпуса3), это результат серьезных «домашних заготовок» самого Василия Васильевича, который прежде чем отправиться на места севастопольских сражений основательно проштудировал историче ский материал. Это обнаруживается в характерном замечании, сделанном им в другом литературном труде – «На войне: Воспоминания о Русско-турецкой войне 1877 г. художника В. В. Верещагина». Вот что он пишет: «Справедливость требует, впрочем, заметить, что положение на Шипке было очень сносное сравнительно с таковым в последнем, где противник был иной и где было меньше тех негласных смягчений огня, которые нет-нет, да и практиковались между воевавшими сторонами в турецкую войну»4. Не исключено, что во время пребывания в городе Верещагин внимательно ознакомился и с экспози цией музея обороны Севастополя, открытого еще 14 сентября 1869 года в одном из особняков генера ла Э. И. Тотлебена. Особенно с экипировкой солдат, матросов и офицеров, вооружением, повседневным бытом воевавших сторон. А цель поездки состояла в детальном изучении фортификации бастионов, ре дутов, флешей, батарей. Сбором примеров героизма солдат, матросов, офицеров, адмиралов, сестер ми лосердия и городских обывателей. Подробное знакомство с обороной города худож ник начал с четвертого бастиона, в юго-западной части Большого бульвара (ныне Исторический бульвар – С. А.), откуда лучше всего видно расположение всей оборонительной позиции, центра, левого и правого

Каменоломенный овраг, 1854 г.

флангов. Побывал Василий Васильевич и на Малахо вом кургане, месте гибели Павла Степановича Нахимо ва, и в Балаклаве – главной базе коалиционных войск. И чем больше узнавал об одиннадцатимесячном от чаянном сопротивлении защитников морской цитаде ли, тем больше убеждался, что история, к сожалению, ничему не учит наших высокопоставленных военных. Неподготовленность армии, неразбериху в первые дни войны, «шапкозакидательство», воровство и распут ство военных чиновников, с одной стороны, ничем не оправданную гибель тысяч солдат, офицеров, их беспримерные геройства и стойкость – с другой, он видел своими глазами на Балканах. Там, как и в сева стопольскую оборону, избежать позорного поражения удалось благодаря незаурядным личностям из числа немногочисленных военных профессионалов. В Сева стополе – это П. С. Нахимов, В. А. Корнилов, С. А. Хру лев, Э. И. Тотлебен, на Балканах – М. Д. Драгомиров, М. Д. Скобелев, Н. И. Скрыдлов, Ф. Ф. Радецкий. И со вершенно естественно после этого знакомства появле ние на свет проникновенного девяностостраничного рассказа «В Севастополе» – о беспримерной герои ческой обороне крымской морской цитадели. Так он поступал всегда, прежде чем брался за осуществление большого творческого замысла.

У скорбных скрижалей Известно, что во время своих разъездов Вере щагин всегда много рисовал. Долгое время счита лось, что севастопольские исторические экскурсы художественного отображения не нашли. Но это не так. На состоявшейся двумя годами позже после по ездки в Севастополь московской выставке в залах Строгановского училища (25 октября – 15 ноября 1898 года)5 среди картин наполеоновской серии де монстрировалось и пять новых этюдов: «Скала под Инкерманом» (два); «На Юге. Французское кладби ще в Севастополе»; «Главный памятник (среди клад бища)» и «Кладбище англичан». След этих этюдов теряется. В каталогах последую щих выставок, в многочисленных альбомах и публи кациях, ни репродукций севастопольских этюдов, ни упоминаний о них не встречается. Не исключено, что разбросаны они по экспозициям провинциальных музеев под другими названиями. Возможно, утеряны или погибли как многие произведения художника. Велика вероятность, что вывезены за рубеж оккупан тами в числе несметных художественных ценностей во время Великой Отечественной войны 1941 – 1945 годов или осели в частных коллекциях любителей живописи. Одним словом, пока судьба этих этюдов неизвестна. Как, впрочем, неизвестно, почему задум ка (если таковая существовала) создать серию картин о севастопольской обороне 1854 – 1855 годов не во плотилась в жизнь. Можно только предполагать, что этому помешали и трагические семейные события, и осознание, что все это уже пережито, прочувство ванно и выстрадано на Балканах. Наконец, душевная опустошенность, физическая усталость, разочарование 12

и психологическая неготовность к новой масштабной работе, а главное, неодолимое желание наперекор всему довести наполеоновскую эпопею до конца, до биться признания картин на родине и сохранить их в одном из музеев России. Однако вернемся к загадочным этюдам и попыта емся представить, что на них могло быть изображено опираясь на сохранившиеся старые фотографии, ис следования историков, краеведов 6,7,8 и комментарии самого Верещагина.

«Скала под Инкерманом» Это дань памяти погибшим в Инкерманском сра жении (24 октября / 5 ноября 1854 года). Вот крат кая хронология событий устами историков. Адмирал А. С. Меншиков предпринял попытку прорыва между линиями осаждавших англичан и французскими вой сками поддержки. Главный удар пришелся на британ цев. Сражение длилось весь день, причем обе стороны полностью утратили управление и контроль. Шаткое равновесие удалось переломить, когда в бой вступила французская бригада генерала Боскета. Меншиков от ступил, понеся большие потери. А вот как этот эпизод описан в рассказе Ве рещагина, а затем прокомментирован в «Указате ле выставки картин и этюдов В. В. Верещагина» (М.: Типо-литография Товарищества И. Н. Кушнеров и К0, 1898. – С.4): «Скала под Инкерманом, на которой разыгрался последний акт драмы Инкерманского боя. С этой скалы была сброшена часть наших войск: за шумом и беспорядком отступления, добежавшим до края утеса нельзя было остановить напора всей многотысячной массы спасавшихся от погрома, и несколько сот человек пехоты и кавалерии были сбиты в кручу. Окруженная деревьями, часовня внизу горы покрывает тела убившихся». История упоминаемой часовни такова. После окончания войны по инициативе участника этой страшной трагедии, унтер-офицера Н. А. Конов ченко по подписке собрали деньги. На братской могиле воинов установили крест, а могилу обнес ли каменной оградой. В 1882 году Н. А. Коновчен ко умер, не успев осуществить главную цель своей жизни – соорудить часовню и восстановить нахо дившийся вблизи братской могилы средневековый пещерный храм Святой Софии. Часовню построили в 1885 году. К ней ежегодно в день Инкерманской битвы духовенство Свято-Климентовского монасты ря совершало крестный ход. А храм Святой Софии восстановили лишь в 1904 году к 50-летию Оборо ны Севастополя и назвали его храмом во имя ико ны «Всех скорбящих радостей». До наших дней ни часовня, ни храм святой Со фии не дожили. Во время Великой Отечественной войны в этом месте шли ожесточенные бои, и сейчас оно представляет чудовищное нагромождение камен ных глыб, а рядом железнодорожный сортировочный узел. Как выглядели этюды «Скала под Инкерманом» не знает никто…

Часовня в память павших в Инкерманском сражении. Фотография начала XX века

«На Юге. Французское кладбище в Севастополе» Вот комментарий Верещагина к картине, пред ставленный в упомянутом каталоге Строгановской выставки: «Кости убитых воинов, до 80 000 человек, были вырыты с полей битв и погребены в отдельных павильонах, внутри этой ограды. Посредине офицеры генерального штаба, вдоль стен в порядке гвардия, армия, артиллерия, флот. Кости офицеров выше, солдат – ниже; черепа в одном месте, остальное в другом». А вот что повествуют севастопольские краеведы: в 1863 году французское правительство приобрело у русского генерала А. Б. Бракера землю (около гектара) на месте бывшей главной квартиры французской армии и там организовало собиратель ный некрополь. Его огородили каменной оградой. На каменных колоннах кованых ворот установили мра морные доски с надписью на французском и русском языках: «Французское кладбище 1854 – 1855 гг.» и «Земля французской республики». Возле входа поставили двухэтажный дом, в котором до 1917 г. жил французский вице-консул в Севастополе, он же и смотритель кладбища. В центре некрополя находи лась пирамидальная одиннадцатиметровая каплица, увенчанная четырехконечным крестом и мемори Каплица на французском военном кладбище

альными плитами с именами погребенных здесь ге нералов. Не эта ли часовня изображена на этюде «Главный памятник (среди кладбища)»? С трех сторон кладбища размещались семнадцать однотип ных склепов-саркофагов с двускатными крышами. На боковых фасадах склепов имелись мемориаль ные мраморные доски с именами офицеров с указа нием чина и рода войск, а над входом латинские кресты и доски из белого мрамора с текстами. Во время Вто рой мировой войны кладбище пострадало, но в целом сохра нилось.

Склеп на французском некрополе. Фото начала ХХ в.

Возле него и на самом некрополе в 1941 – 1942 го дах и в мае 1944 года хоронили участников боев за Севастополь. После смерти в 1958 году послед него смотрителя кладбища Н. А. Дорохина дом, часть ограды и несколько саркофагов разобрали на стройматериалы, а в 1982 году часовню и склепы варварски уничтожили. Нынешний облик восста новленного французского кладбища далек от утра ченного оригинала.

«Кладбище англичан» Этот этюд Василий Васильевич снабдил такой справкой: «…полное надгробных памятников, большинство которых поставлено не над прахом павших, оставленных там, где они были зарыты вначале. Каменщики, выбивающие плиты по окрестностям Севастополя, и теперь находят много пуговиц, пряжек, медалей и т.п., продаваемых ими английским туристам». Краеведы же сообщают: в 1882 году в трех километрах от Севастополя по Воронцовскому шоссе (старая Ялтинская дорога), на средства Великобри тании было устроено английское военное кладбище. Собирательный некрополь получил название Кат картов холм по имени похороненного там генерала Георга Каткарта, участника сражения при Ватерлоо, а в период севастопольской осады 1854 – 1855 годов командовавшего 4-й английской дивизией и погиб шего в Инкерманском сражении. По некоторым дан ным, на этом кладбище имелось около 450-ти общих и индивидуальных могил. В 1939 году английское кладбище посетил двадцатитрехлетний Константин Симонов. Увиденное взволновало поэта, и на свет явилось стихотворение «Английское военное кладби ще в Севастополе». Есть там пронзительные строки: ...Сержант покойный спит здесь. Ради бога, С почтением склонись пред этот крест! Как много миль от Англии, как много Морских узлов от жен и от невест. В чужом краю его обидеть могут, И землю распахать, и гроб сломать. Вы слышите! Не смейте, ради бога! Об этом просят вас жена и мать! Напрасный страх. Уже дряхлеют даты На памятниках дедам и отцам. Спокойно спят британские солдаты. Мы никогда не мстили мертвецам…

Английское военное кладбище. Холм Каткарта. Возможно, этюд

Во время обороны Севастополя 1941 – 1942 годов часть ограды и сторожку смотрителя разобрали на строительство блиндажей и дзотов оборонительного рубежа. Сильно пострадало кладбище и от бомбар дировок. В феврале 1945 года, во время Ялтинской конференции, его посетил премьер-министр Велико британии У. Черчилль с дочерью Сарой. По просьбе англичан на вершине холма Каткарта 27 октября 1991 года был открыт памятный знак с текстами на ан глийском и русском языках. В том же году решением Севгорисполкома под мемориал отвели 1,04 га зем ли. Однако наспех сооруженный из некачественных материалов мемориал быстро пришел в удручающее состояние, в каком и пребывает поныне, окруженный мусорными свалками. А с покосившегося от времени памятного знака «металлодобытчики» давным-давно сорвали бронзовые доски с подобающими текстами. Правда, в 2009 году недалеко от Каткартова холма, на выезде из Севастополя возле поселка Дергачи, воздвигли новую гранитную стелу и к ее подножью перенесли несколько уцелевших фрагментов надгро бий с первоначально созданного мемориала. Василий Васильевич, не воплотив задумку в жизнь, судя по всему, ревниво следил за художественными новинками, посвященными Севастопольской Страде и очень сожалел, что царское правительство, в очеред ной раз презрев его талант, отдало заказ на написание панорамы в честь 50-летия окончания героической обороны Севастополя академику батальной живописи Францу Рубо. Обсуждая с министром двора бароном В. Б. Фредериксом свои планы продолжения работы над серией картин «1812 год», он в письме (7 / 20 мая 1903 года) недвусмысленно намекает на ошибочность принятого решения: «Если Вам угодно, я помечу то, что можно бы сделать (на Бородинском поле – С. А.), не прибегая к расходам, к тем экстравагантностям, которые приводятся теперь в исполнении в Севастополе и которые представляют дорого стоящую бесвкусицу, ни мало не помогающую делу ознакомления будущих поколений с историею обороны»9.

Английское военное кладбище в Севастополе, начало XX века

Фрагмент захоронения на могиле Георга Каткарта

Тут Василий Васильевич оказался неправ. Панорама героической обо роны Севастополя 1854 – 1855 годов, пережив жестокие испытания рево люциями и войнами, и поныне являет собой уникальный образец русской ба тальной живописи, вызывая восхище ние миллионов людей.

Мемориал восстановлен в 2009 году

…И пусть задуманное не состо ялось, но севастопольцы не забыли о визите в черноморскую цитадель именитого живописца. Почти век спустя (7 мая 1992 года) память о нем возродилась в присвоении имени Василия Верещагина одной из новых улиц города.