Владимир Высоцкий. Стихи, проза и высказывания о море by nikprint

В ладимир

Высоцкий Стихи, проза и высказывания

мор е

УДК ББК

В 93

821.161.1 84 (4РОС) 6

В ысоцк ий В.С.

Стихи, проза и высказывания о море / Сост. Л. Траспов. – Николаев: Наваль, 2008. — 320 с., илл. ISBN 978-611-7007-00-02 Морской сборник великого русского поэта включает в себя художе‑ ственные произведения, наброски, фрагменты переписки и публичных выступлений, засвидетельствованные высказывания. Море и Высоцкий — та стихия, которая завораживает навсегда.

Компилятор сердечно благодарит за поддержку, помощь, предоставление и использование материалов: Татьяну Кляхину Андрея Антонюка Геннадия Брука Александра Зайца Владимира Зебека Андрея Земскова Всеволода Ковтуна Юрия Куликова Андрея Усатого Марка Цыбульского Владимира Чейгина На форзацах: В.Е. Зебек. «Морское дыхание», 1999., «Одинокий странник», 1998.

ISBN 978-611-7007-00-02

«Морской Высоцкий» — так хотелось озаглавить свою первую книгу издательству «Наваль», в дальнейшем именуемому морской редакцией, поскольку издатель тематически нацелен на маринистику. И начать только с Высоцкого! И действовать в направлении, им указанном: Кто-то подал строителям мудрый совет — Создавать поэтический флот… Морская редакция будет собирать маринистов по всему свету, пусть они только напишут слово «Море». А почему именно с Высоцкого? На риторическую часть вопроса, какое отношение имеет он к морской литературе, Автор, прикрываясь шуткой, отвечает со страниц сборника прямой речью: «Маринистом я был…». И разве «Баллада о брошенном корабле» не стоит морских романов? А «Гимн морю и горам» с пушкинской легкостью не поднимается до гомеровской эпичности? Увы, почетное звание Певца Моря уже присвоено Д. Г. Байрону. А ведь В. С. Высоцкий их всех, даже Киплинга, синтезирует: кто еще из поэтов воспевает свободную стихию подобно ему, — так чисто, мощно и возвышенно! Так бесподобно! После выхода в 1990 г. сборника «Свой Остров», составленного А. Е. Крыловым, вопрос, казалось, был исчерпан. Может быть… Ввиду его очевидности за два без малого десятилетия литературная наука не обратила внимания на морской вопрос Высоцкого, оставив этот удел судостроителям, яхтсменам, флотским офицерам — тем людям, которые воспринимают Автора открытым сердцем и с восхищением. Им видится смысл расширить морской сборник ВВ. «Свой Остров» показал только верхушку айсберга, ограничился предметным подходом: песни о море и моряках, — такой он имеет подзаголовок. Он не включал некоторые поэтические тексты, на тот момент не опубликованные в СССР — на родине Автора. В нем не было прозы. Не затронут пласт произведений, раскрывающих тему в ее внутреннем звучании: чем является море для него самого, — «И тем более — что я загадал!» — как оно живет в его сознании и душе, как оно его притягивает и зовет. Как он одинок и как тоскует по морю. Тема просится из берегов.

У компиляции нет других уловок — никакой отсебятины, бережно, слова единого не упустить — только подбором текстов, их расстановкой, перекличкой в пределах сборника, и через этот прием — диалогом Автора с читателем, — составитель пытается таким вот странным образом приблизиться к пониманию его творчества, и что неотделимо, глубже познать его душевные привязанности. Если я богат, как царь морской, Крикни только мне: «Лови блесну!» — Мир подводный и надводный свой, Не задумываясь, выплесну! Слово Автора компилятор воспринимает как первозданную стихию — необъятную, безудержную, непознаваемую. И только такая — под стать Высоцкому. И не может не видеть, что море и человеческий гений — откровения из одного Первоисточника. Который собрание вод назвал морями. Будет чудо восьмое — И добрый прибой Мое тело омоет Живою водой, Моря божья роса С меня снимет табу, Вздует мне паруса, Будто жилы на лбу. А в морском манере Автора усматривает целостную систему изобразительных средств и мотивов, охватывающую весь понятийный ряд: от Мирового океана до капли, включая реки, озера и омуты, «и заливы, и ветры с прибоями»,— что в культурной традиции обозначено универсальным символом, или субстанцией, если по-философски. И общеизвестно, как она называется. Жизнь — как вода, Вел я всегда Жизнь бесшабашную, — Все ерунда, Кроме суда Самого страшного.

Если компилятору дать волю, «Утренняя гимнастика» тоже ведь морская песня, и посмотреть на творчество ВВ под этим углом, под знаком воды, то морской сборник включал бы едва ли не треть его поэтического наследия. Море, как собрание горьких и соленых вод, еще у Гомера переросло из предметного понятия в художественную категорию. Море — образ, Вода — символ той стихии, которую называют жизнью. Знак Воды отчетливее проявляет и внутреннюю направленность темы, ее личную, интимную тональность. Можно приводить цитаты и расписывать доказательства. Посмотрите сами: в его лучших песнях о любви, в поэтических обращениях к Марине, устойчиво звучит морской мотив. «Да, у меня француженка жена…» — И обратите внимание, у нее морское имя. Дельфин, парус, корабли — эти образы раннего периода со временем становятся символами всей поэтики Высоцкого, наряду с конями и волками. Можно и это шуткой считать: мифологический Посейдон изначально был покровителем коневодства, кони — его вечные спутники. И волки бывают морскими. Один дельфин — против двадцати тысяч лошадей. Начиная с «Подводной лодки», метафорическое «лечь на дно», поначалу только эмоциональный стержень цикла посвящений другу юности И. В. Кохановскому, в дальнейшем развивается в образную систему, объединенную совершенно определенным лексиконом, обширным кругом родственных понятий: глубина, тонуть, течение, берега и т.п. Автор мыслит в этой системе образов как поэт, как личность выражает свое мироощущение. От внутреннего разлада, борьбы с собой, — до поиска выхода в итоге: «Конечно — всплыть и не терять надежду…». Летчик живет категориями неба и полета. Моряк — воды и плавания. Поэт и моряк — морскими образами. При целостном взгляде прослеживается и душевный настрой, и психология — морская душа Владимира Высоцкого. Составитель лукавит здесь только в одном: ВВ и в бушлате тесно. Морская тема его не охватывает, как и любая другая, даже в такой бесконечной интерпретации. Он вырывается! Но из-под свитера тельняшка проглядывает. При компиляции текстов применен смешанный подход к структуре сборника. Поэтические произведения и проза выстроены в хронологическом порядке. Так нагляднее прослеживается зарождение, становление и развитие темы, и предметной—поверхностной,

и внутренней — глубинной. Так заполняются вахтенные журналы, час за часом — из года в год. Лаконично, емко, образно. Ничего не вычеркнуть, ничего не добавить. Как настоящие стихи. И хранятся вахтенные журналы вечно. Исповедимы водные пути, Гуляет ветер вверх и вниз по гамме… Капитан всегда на вахте. Склонился над штурманским столом. По курсу рифы, скалы, мели. Волны выше мачт. Корабль несется по немолчно шумящему морю. Зарываясь в волну, и не раз уже кажется — тонет, он только выше поднимается на гребень. Свежий ветер! Выше мачт — его штормовой голос. Присмотритесь:

—это ведь паруса, наполненные ветром!

В нарушение правил ведения вахтенных журналов на полях этот удивительный капитан делает какие-то пометки, записывает личные впечатления и признания, из года в год перелистывая страницы, чем еще нарушает и всякую хронологию. Но те, кому предстоит этот журнал когда-нибудь прочесть, может быть, будут ближе видеть Автора. Традиция иллюстрировать книги его же «монологами» заложена вторым томом издания «Владимир Высоцкий. Песни и стихи. — Нью-Йорк: Литературное зарубежье, 1983.», в котором они сведены в отдельные разделы и помогают охватить весь его творческий диапазон. Подавая фрагменты в более адресной привязке, предлагаемый сборник от этой традиции практически не отклоняется. Автоиллюстрации нарушают хронологию построения, поскольку высказаны или написаны по различным поводам, иногда неоднократно и в разное время, но позволяют разносторонне присмотреться, толковать некоторые тексты, выявлять мотивы их написания, проявлять настроение, — такая компоновка несет в себе даже элементы исследования, — и языком компиляции высказать пристрастный взгляд. Если компилятор не может в строгой точности засвидетельствовать источник приводимого фрагмента, он ссылается на ранее известную публикацию, что указывается в постраничных примечаниях. Собственно комментарии приводятся в основном по многократно переизданному: «Владимир Высоцкий. Сочинения в 2-х т. (Подгот. текста и коммент. А. Крылова. — М.: Худож. лит., 1991.)». В некоторых

случаях они уточнены или расширены на основе материалов, появившихся за прошедшие годы. Редакционный комментарий позволяется в случаях незабываемых личных впечатлений или малоизвестных фактов. По этому же хрестоматийному, а до выхода академического издания и каноническому, двухтомнику в составлении А. Е. Крылова публикуется и большая часть текстов. При включении в сборник произведений, отрывков и набросков, не вошедших в крыловское издание, в примечаниях дается ссылка на печатный источник. Песни сопровождаются аккордами, что позволяет читателю самому воспроизвести ритмическую основу и еще раз услышать Автора. Может быть… Он бы очень хотел, чтобы такую книгу брали с собой в море. Морской Высоцкий — это ведь очень просто: Я, вообще, целью своего творчества,— в кино, театре, песне,— ставлю человеческое волнение… Может быть, моряком по призванию был Поэт?

Письмо В. Акимову от 22 июля 1954 г., почтовая открытка Адлер — Москва. Здравствуй, негодный! Ты этого обращения заслуживаешь, так как провожать меня не пришел. Я уехал хорошо. Из Сочи приехал в Адлер, который находится от Хосты, где живет Толян, на 10 км, так что ты понимаешь, скучать я здесь не буду, тем более, что когда приедет батя, в начале августа, поеду жить в Сочи, а там грех скучать. Море, вернее, на море я упал. Сегодня был 3-балльный шторм, и я купался, во-о-о какой я, поэл, пала. В Адлере тоже есть кадры, довольно приличные. Ты скоро уходишь в поход, так что не пиши, я разрешаю. Передай огромный привет маме и дяде Ване. 22 VII 54 Целую. В. Высоцкий

*** Про меня говорят: он, конечно, не гений, — Да, согласен — не мною гордится наш век, — Интегральных, и даже других, исчислений Не понять мне — не тот у меня интеллект. Я однажды сказал: «Океан — как бассейн», — И меня в этом друг мой не раз упрекал, — Но ведь даже известнейший физик Эйнштейн, Как и я, относительно все понимал. И пишу я стихи про одежду на вате, — И такие!.. Без лести я б вот что сказал: Как-то раз мой покойный сосед по палате Встал, подполз ко мне ночью и вслух зарыдал. Я пишу обо всем: о животных, предметах, И о людях хотел, втайне женщин любя, — Но в редакциях так посмотрели на это, Что — прости меня, Муза, — я бросил тебя! Говорят, что я скучен, — да, не был я в Ницце, — Да, в стихах я про воду и пар говорил… Эх, погиб, жаль, дружище в запое в больнице — Он бы вспомнил, как я его раз впечатлил! И теперь я проснулся от длительной спячки, От кошмарных ночей — <и> вот снова дышу, — Я очнулся от белой-пребелой горячки — В ожидании следующей снова пишу! Конец 1950-х — начало 1960-х 9

СОРОК ДЕВЯТЬ ДНЕЙ Суров же ты, климат охотский, — Уже третий день ураган. Встает у руля сам Крючковский, На отдых уходит Асхан. Стихия реветь продолжала — И Тихий шумел океан. Зиганшин стоял у штурвала И глаз ни на миг не смыкал. Суровей, ужасней лишенья, Ни лодки не видно, ни зги, — И принято было решенье — И начали есть сапоги. Последнюю съели картошку, Взглянули друг другу в глаза… Когда ел Поплавский гармошку, Крутая скатилась слеза. Доедена банка консервов И суп из картошки одной, — Все меньше здоровья и нервов, Все больше желанье домой. Исполнялась на мотив песни «Я был батальонный разведчик…». Автор не включал «Сорок девять дней» в основной период творчества, считая ее подражанием, и не называл своей первой песней. На курильском острове Итуруп 17 января 1960 г. штормом сорвало с якоря десантную баржу «Т-36», на которой четверо советских солдат (они даже не считались моряками!) 49 дней дрейфовали в океане. Спас их ударный авианосец «Кисардж» (Kearsarge) ВМС США (см. — Подвиг в океане / Документы, очерки… — М.: Правда, 1960).

Сердца продолжали работу, Но реже становится стук. Спокойный, но слабый Федотов Глодал предпоследний каблук. Лежали все четверо в лежку, Ни лодки, ни крошки вокруг. Зиганшин скрутил козью ножку Слабевшими пальцами рук. На службе он воин заправский, И штурман заправский он тут. Зиганшин, Крючковский, Поплавский — Под палубой песни поют. Зиганшин крепился, держался, Бодрил, сам был бледный как тень, И то, что сказать собирался, Сказал лишь на следующий день. «Друзья!..» Через час: «Дорогие!..» «Ребята! — Еще через час.— Ведь нас не сломила стихия, Так голод ли сломит ли нас! Забудем про пищу — чего там! — А вспомним про наш взвод солдат…» «Узнать бы, — стал бредить Федотов, — А что у нас в части едят?»

И вдруг: не мираж ли, не миф ли — Какое-то судно идет! К биноклю все сразу приникли, А с судна летел вертолет. …Окончены все переплеты — Вновь служат, — что, взял океан?! — Крючковский, Поплавский, Федотов, А с ними Зиганшин Асхан!

1960

Пособие для начинающих и законченных халтурщиков СОРОК ДЕВЯТЬ Поэма-песня в сорока девяти днях (сокращенное издание). Все началось случайно. Люди оказались один на один с бушующим океаном… I Волна на волну находила, И вал за валóм набегал. Зиганшин стоял у кормила И глаз ни на миг не смыкал. II Стихия реветь продолжала И Тихий шумел океан. Асхана сменил у штурвала Спокойный Федотов Иван. III Суров же ты, климат охотский, — Уже третий день ураган. Встает у руля сам Крючковский, На отдых уходит Иван. IV Но вот ослабели пассаты И стала спокойней волна, Вздохнули глубóко солдаты, А с ними вздохнул старшина.

Первоначальный вариант, опубликован с белового автографа А. Е. Крыловым в журнале «Русская речь» №6 за 1989 г.

V Горючее кончилось раньше, Так мало — что есть и что пить, — И юный, но мудрый Зиганшин Запасы решил разделить. Дальше следует много дней умеренного, затем скудного и, на‑ конец, совсем скудного питания. Но люди бодры, добры и друг на друга не обижаются… XVIII Доедена банка консервов И суп из картошки одной. Все меньше здоровья и нервов, Все больше желанье домой. XIX Страшнее, ужасней лишенья, Не видно ни лодки, ни зги. И принято было решенье — И начали есть сапоги. XX Последнюю съели картошку, Взглянули друг другу в глаза… Когда ел Поплавский гармошку, Крутая скатилась слеза. …Голод становится невыносимым. Культмассовая работа не ве‑ дется по причине отсутствия муз. инструментов. Люди ослабли, но смотрят прямо и друг друга не едят. XXXVII Сердца продолжали работу, Но реже становится стук. Спокойный и слабый Федотов Глодал предпоследний каблук. 14

XXXVIII Вот снова муссон разыгрался, Вот снова ревет океан. К штурвалу едва подобрался Все тот же Зиганшин Асхан. XXXIX На службе он воин заправский И штурман заправский он тут. Крючковский, Федотов, Поплавский Под палубой песни поют. XL Лежали все четверо в лежку, Ни лодки, ни крошки вокруг, Зиганшин скрутил козью ножку Слабевшими пальцами рук. Есть нечего, пить нечего, курить нечего, но люди снова бодры. У них второе дыхание, потом третье, потом четвертое… Мысли о еде приходят все чаще, мысли не о еде — все реже. Но все вре‑ мя — мысль о доме, о родном подразделении, о хлебе. XLVI Зиганшин крепился, держался, Бодрил, сам был бледный, как тень, И то, что сказать собирался, Сказал лишь на следующий день. XLVII «Друзья!..— Через час: — Дорогие!.. Ребята! — еще через час.— Ведь нас не сломила стихия, Так голод ли сломит ли нас?

XLVIII Забудем про пищу — чего там! — А вспомним про суперфосфат…» «Узнать бы, — стал бредить Федотов, — А что у нас в части едят?» XLIX И вдруг: не мираж ли, не миф ли — Какое-то судно идет. К биноклю все сразу приникли, А с судна летел вертолет… Далее все известно из газет: люди здоровы, едят, пьют, отдыхают и фотографируются вместе. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Окончены все переплеты, Вновь служат, — что, взял океан? — Поплавский, Крючковский, Федотов, И с ними Зиганшин Асхан! Все отступления в прозе можно рифмовать по принципам: 1) океан — Асхан — Иван; картошку — гармошку — крошку — ножку; 2) чаще употреблять фамилии героев; 3) герои должны петь и помнить о доме; 4) Зиганшин — старший, его употреблять чаще. Таким же образом могут быть написаны поэмы о покорителях Арктики, об экспедиции в Антарктиде, о жилищном строитель‑ стве и о борьбе против колониализма. Надо только знать фами‑ лии и иногда читать газеты. <1960>

В фильме «Увольнение на берег» я играл роль моряка, которого за что-то наказали и не пустили на берег. Значит, он тоже не очень положительный человек. И он просит своего друга предупредить любимую девушку о том, что он не сможет прийти. Этот фильм мы снимали на крейсере «Кутузов», флагмане Черноморского флота. Снимали в Севастополе. Я жил там целый месяц. Спал в кубрике, учился драить палубу. Мы снимали наказание, поэтому мне надо было научиться драить палубу и еще кое-что — погрязнее. Мне там очень повезло. Я ходил ведь в одежде матросской, и моряки ко мне присмотрелись. У меня была форма, БЧ-5* на ней было написано. Это мотористы и радисты. Это было очень дав‑ но, после того как полетел Юрий Гагарин. И он приехал как раз на корабль встречаться с моряками. Всех киношников прогнали с корабля, а меня оставили, потому что настолько ко мне присмот‑ релись, что считали за своего. И я видел встречу Юрия Гагарина. (Из выступления в г. Усть-Каменогорске, cтроительно-дорожный институт, октябрь 1970 г.) …Вот, а потом я снимался в фильме «Увольнение на берег». Иг‑ рал такого парнишку, его оставили на корабле, потому что он про‑ винился, заставили его драить палубу, и он просит своего друга передать любимой девушке на берегу, что он не придет. * БЧ-5 — электромеханическая боевая часть на кораблях ВМФ.

В этом фильме,.. этот фильм мы снимали на крейсере «Куту‑ зов*», флагмане Черноморского флота. Этот крейсер — самый лучший на Черном море, я там месяц жил, спал с моряками, пи‑ тался с ними вместе. Они меня за своего держали, потому что много новичков по первому году службу проходили. Вот, и я, зна‑ чит, вместе с ними там ходил, вот, и никто не узнавал. Однажды мы снимали такой эпизод, когда я… Пробег, во вре‑ мя… Ну, там… А там уже выстроилась вся команда! А нам все равно, киношникам. У них служба идет там: солдат спит — служ‑ ба идет. Они в это время стояли, ждали контр-адмирала, а мы пробеги снимали все время по кораблю. И я прямо разбегаюсь, — в робе, грязный, со шваброй в руках! — в этого… в живот этому контр-адмиралу настоящему ударил! Выпрямился… Но я, на самом деле, еще и сам испугался. Он позеленел, говорит: «Как фамилия?!» Я говорю: «Высоц…». Он говорит: «Тьфу ты! Опять ты, Володя! Ну что ж ты делаешь!» Он меня принял за своего! Они, действительно, настолько привыкли ко мне, что как будто бы я служил на этом судне. (Из выступления в ЦДК г. Усть-Каменогорска, 14 октября 1970 г.) Я снимался в фильме, который назывался «Увольнение на бе‑ рег». Когда на судно приехали Гагарин и Титов… всех прогна‑ ли… А я в это время — на съемках, и жил там вместе с ребятами в кубриках. Всех киношников выгнали, а меня забыли, потому что я был тоже в форме, одет, как все, ко мне уж привыкли на ко‑ рабле. Так что я первый из очень многих гражданских людей ви‑ дел в лицо и разговаривал с Титовым и Гагариным.) (Из первого выступления в Доме офицеров г.Черноголовка, октябрь 1972 г.)

* В настоящее время крейсер «Михаил Кутузов» стоит в Новороссийске, на нем размещен музей Черноморского флота.