Г. БИЙСК – река БИЯ, правый берег
Ëèòåðàòóðíûé Õóäîæåñòâåííîïóáëèöèñòè÷åñêèé æóðíàë ïèñàòåëåé Áèéñêà (ÑÏ Ðîññèè) © Огни над Бией Ссылка обязательна. *****************************************************************************************
ЭЛЕКТРОННОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ К НОМЕРУ 27-28 2014 г Æóðíàë â æóðíàëå 1
Фото на обложке: Бийск – река Бия, правый берег (http://biysk.in/photo) Редакционная коллегия: Людмила КОЗЛОВА СП РОССИИ, главный редактор, издатель Дмитрий ШАРАБАРИН (СП РОССИИ) – руководитель Бийского отделения (АКПО) Союза писателей России. Редакторы отделов поэзии и прозы Ольга ЗАЕВА (СП РОССИИ) Павел ЯВЕЦКИЙ (СП РОССИИ, член. корр. Российской Академии Поэзии) Интернет-директор Николай ТИМОХИН (Всемирная Корпорация Писателей, СП России) Георгий РЯБЧЕНКО ***************** Контакты: Email: max_nin48@mail.ru ***************** Редакция выбирает и награждает Дипломом Лауреата лучшего автора года ***************** ПРАВИЛА ПУБЛИКАЦИИ ДЛЯ АВТОРОВ СМОТРИТЕ НА ПЕРСОНАЛЬНОМ САЙТЕ ЖУРНАЛА http://prozabiysk.narod.ru ******************** СОДЕРЖАНИЕ:
1.
РАЙНГОЛЬД ШУЛЬЦ. г. Гиссен Германия. – Рассказы, очерки. ............................................3
2.
ГЕННАДИЙ КЛЕПИКОВ. – с. Быстрый Исток. Алтай. – Рассказы........................................12
3.
ЮРИЙ МАРТИШИН. – г. Электросталь, Московской области. – Стихи...............................18
4.
ВАСИЛИЙ КИСЕЛЁВ. –пос. Краснобродский, Кемеровской области.-Стихи......................21
5.
НИКОЛАЙ ТИМОХИН. –г.Семей, Казахстан. – Рассказы........................................................26
6.
ВИКТОР ШЛАПАК. –Украина. – Проза. .......................................................................................36
7.
ЭДУАРД РЫБКИН –г. Бийск, Алтай – Рассказ, повесть............................................................39
8.
ЛИДИЯ КАЛАШНИКОВА Сказка о любви................................................................................49
9.
ПРАВИЛА ПУБЛИКАЦИИ в журнале «Огни над Бией»....................................................51
2
РАЙНГОЛЬД ШУЛЬЦ. г. Гиссен Германия. Райнгольд Асафович Шульц родился 1 ноября 1949 года в семье житомирских немцевколонистов Асафа и Линды (Отто) Шульц, которые были сосланы в сталинские времена из Украины в Карело-Финскую АССР, а затем второй раз в Коми АССР. После службы в армии Райнгольд вернулся домой и устроился на работу в аэропорт города Сыктывкара. Он проработал 17 лет в Гражданской Авиации, прошёл путь от авиатехника, инженера до начальника базы отдела материально - технического снабжения. Райнгольд закончил два университета: народный университет по юридической специальности «Гражданское и трудовое право» и экономический факультет по специальности "Финансы и кредит" Сыктывкарского государственного университета. Международный литературный конкурс "Золотое Перо Руси". Номинация «Русское в нас». За произведение «Чья душа во мне?» -Золотое Перо Руси. Медаль на ленте «За высокую гражданскую позицию» и диплом Александра Бухарова «За верность русским традициям». -Золотое Перо Руси. Медаль и диплом «За солнечную деятельность». -Золотое Перо Руси. Диплом имени Твардовского и медаль «За высокую гражданскую позицию и патриотизм». - Диплом. Второе место за рассказ «Ветераны». -Диплом. "АSЕК" с присвоением звания заслуженного магистра и статуса действительного члена Европейской коллегии совета магистров. -Грамота государственной Думы РСФСР в спортивной номинации за интервью «Самбо». -Литературный конкурс в Берлине «Книга года» в 2010 году признал лучшие работы Шульца по шести номинациям. -Диплом. Первое место и звание лауреата литературного конкурса «Открытая тема 2011». -Диплом и призовое место за юмористический рассказ «Пай-пай», с размещением его в интернете. Большой «Лах орден» и приз «Читательское сердце», полученный в Ветцларе. Основатель и Президент Содружества литературных сообществ Золотое Перо Руси Светлана Савицкая из Москвы посетила Германию и на творческом вечере в городе Вецларе лично вручила ему сертификат и передала в дар писателю изготовленную вручную сорокасантиметровую авторскую куклу с лицом и именем Райнгольда Шульца. Папа Шульц член литературного общества в ФРГ «Немцы из России» с 17.10.1999 года. С 22.07.2007 года он состоит в международной ассоциации писателей и публицистов (МАПП). С 16.10.2007 года член Берлинского литературного общества - Веrliner Literaturbund! (ВLВ). С 07.06.2008 года член Союза Соотечественников в Берлине. С 01.07.2008 года состоит в МСПС - международном сообществе писательских Союзов, правопреемнике Союза писателей СССР. С 26.03.2013. ЧЛЕН ВСЕМИРНОЙ КОРПОРАЦИИ ПИСАТЕЛЕЙ - штаб квартира в Нью-Йорке. У него больше тысячи публикаций на многих континетах. Его имя вошло в авторский энциклопедический словарь «Немцы России», изданный на русском и на немецком языках, и в аналогичный Берлинский немецкий словарь "Russlanddeutsche Schriftsteller", составленный Герольдом Бельгером
СЕНОСПЛАВ Для лошадей и влюблённых сено пахнет по-особенному. Сенокос на Севере особая пора, надо всё успеть за короткое лето. Участок был порядочным, взглядом не окинешь, все луга и полянки вдоль реки и тропинок, всё входило в государственный план сельскохозяйственных заготовок. Сорок третий год, время военное. Невыполнение задания влёчёт за собой суровое наказание военного трибунала. Поэтому привлечены были все, в том 3
числе и ребятишки-дети военных лет. Работали от зари до зари. Спали на рабочем месте в маленьких шалашах из еловых веток. «Сено-то, какое - овса не нужно!»- радовались бывалые старики. С погодой пока везло, сено подсохло, а вот вывозить его на заготпункт, расположенный за много, много километров, было не на чём. Время затянулось. Когда сверху пришла грозная телеграмма, начальство решило сплавить сено по реке. В таёжном леспромхозе на берегу было достаточно связанных из шестиметровых брёвен плотов-плиток. К реке подвозили сено, и на каждую плитку ставили хороший стог. Когда всё сено уже стояло на плотах, созвали детей, взрослые нужны для выполнения плана лесозаготовок. А дети…? Адалине было всего двенадцать, но с неё требовали, как со взрослой. Щупленькая девочка пугалась и боялась всё и всех ещё и потому, что была всегда в чём-то виновата и должна была молча сносить обвинения и упрёки потому, что была, как преступница выслана с тёплой Украины в эти дикие медвежьи края, в эту беспросветную глушь, в комариный край за свою презираемую всеми национальность. Адалина была немкой. И таких детей, униженных и оскорблённых, в посёлке было большинство. Родители и дети на берегу не хотели расставаться, но приказ был неумолим. На каждый плот посадили по подростку, дали в руки жердь и показали, как надо управляться. Задание простое: постараться не сесть на мель и пригнать плот с сеном вовремя на заготпункт, туда, где железнодорожный мост пересекает реку. Там их встретят, выловят, помогут разгрузиться и организовано вернут гужевым транспортом обратно в леспромхоз. -Всё для фонта, всё для победы. А вам, немцам, надо стараться втройне, чтобы искупить свою вину!- строго сказал комендант. Какую вину совершила Адалина в свои двенадцать лет, она не понимала и, стоя на плоту с длинной жердью в руках, громко плакала, размазывая слёзы по лицу. Берег стремительно удалялся, и мама, упав на колени, отчаянно колотила руками землю. Рядом причитали другие женщины, а матери уплывавших по реке детей бессильно оседали на землю. Подневольные мужчины отталкивали от берега один плот за другим, и целая флотилия со стогами сена на борту уходила по течению в далёкий и опасный рейд. Многие дети не умели плавать, но это была их проблема. Утонет плот-утонешь и ты, а если утонет сено, будет ещё хуже. Пацаны, что постарше, смело выводили свои плоты на середину большой широкой реки, где течение было сильнее, и вскоре скрылись за поворотом. А малыши и девчонки старались держаться ближе к берегу, и скорость у них была не такой большой. Плот часто стукался о берег, его крутило в водоворотах, и удержать его длинной жердью было не так-то просто. К вечеру на реке стало ветрено, холодно и сыро. Других плотов нигде не было, всех раскидало по реке. Адалина изрядно замёрзла. Накинув на себя пиджак умершего зимой отца, она залезла на стог, зарылась в сено и от усталости и переживаний незаметно заснула. Проснулась от страха, холода и воды. «Тону!» - была её первая мысль, но она лежала на сене. Было ещё темно, вокруг плота журчала и шипела чёрная вода. Шёл дождь, да такой сильный, что неба не видать. Дождь шёл и шёл и не думал кончаться. Сено вобрало всю влагу с реки, быстро намокло и стало тяжелым, а тут ещё в тумане с громкими гудками прошлёпал колёсный пароход. Большие волны сильно раскачали плот, стог сорвало водой, он съехал с места, скособочился, и плот стал плыть как-то боком, став на дыбы. Испуганная Адалина, промокнув до нитки, спустилась вниз, пыталась своей длинной жердью развернуть плот навстречу волнам, но оступилась, упала на скользкие бревна, сильно ударившись лицом, выронила жердь. Когда она открыла глаза, жердь уже плавала далеко от плота, и достать её не было никакой возможности. Теперь плот был неуправляемый, и всё решала судьба. Начало светать. Смирившись и наплакавшись, Адалина почувствовала зверский голод, но есть нечего. Мать дала с собой только ведро сырой картошки, больше в доме ничего не было. В стране голод, всюду карточная система. Пристать к берегу без шеста и развести костёр в такой дождь было невозможно. Где голодно, там и холодно. Девчушка клацала зубами, и в животе от голода прошли болевые судороги. Адалина помыла свою картошку под дождём, стала её сырую грызть, добавляя в приправу свои горькие слёзы. Прошло больше недели. Отчаянье, молитвы, слёзы, дни и ночи-всё слилось в памяти, и разделить их даже в мыслях было невозможно. По берегам реки был лес, лес и лес, и она-одна на всю округу. От дождей река разлилась. Прибрежные луга были под водой. Неуправляемый плот ночью снесло на заливной луг, он зацепился за какую-то корягу или за высокий пень и встал на вынужденную стоянку, опасно накренившись ещё больше. Как Адалина не пыталась отцепиться, ничего не получалось. Дождь кончился и, провозившись безуспешно до утра, она решила покинуть свой плот и добираться домой пешком. Будь что будет. Не умирать же тут из-за сена. Ночь прошла без сна. Утром вышло скромное северное солнце, и оказалось, что её плот стоит без движения посреди широкого 4
моря, и берегов почти не видно. Все кусты, деревья в воде. Плот стоит почти под водой, угрожающе накренившись, и готов вот-вот перевернуться вместе с сеном и своим пассажиром. Адалина стала реветь, громко молиться и кричать, но лишь эхо откликнулось. Больше вокруг не было ни души. Девчушка сунула руку в воду – вода холоднющая, как лёд, скоро река ляжет под стекло. Делать нечего, она взяла своё ведро с оставшейся картошкой и сползла в воду, было глубоко. Пришлось скинуть пиджак, и она поплыла к ближайшим деревьям, стараясь не отпустить ведро. Возле деревьев было помельче, и она стала пробираться к суше, цепляясь за соломинки и кусты, отдыхая на деревьях. Где шла, где плыла; в конце концов, добралась до берега, вышла на сухую землю и вдруг обнаружила, что она босиком, сандалики её остались где-то на дне залива, но главное ведро с картошкой было при ней. Адалина сняла своё платьишко и, стуча зубами, стала его выжимать, солнышко хоть и северное, но светило и согревало душу. Плот вдалеке под напором воды совсем накренился и стал медленно переворачиваться, и сено широкой лентой поплыло по реке. Вытащив очередную картошечку, Адалина принялась её есть. Подкрепившись, встала и пошла в сторону дома, вдоль берега, вверх по течению реки. Какой сегодня день, где она, где дом и сколько надо будет идти, она представления не имела. Шла, шла по лугам, по лесу, снова по лугам; шла так, чтобы речку не терять из виду, к вечеру почуяла запах дыма и пошла на него. Вышла на лужок и наткнулась на пастухов. Пацаны пасли коров и грелись у костра. Исхудавшая, вся в синяках и в ссадинах, с красными от бессонницы и слёз глазами, подошла Адалина к костру и поздоровалась. Попросила разрешения погреться и испечь оставшуюся картошку. Пастушки подвинулись, разрешили всё, угостили горячим чаем, рассказали, что на той стороне реки недалеко их деревня, и посоветовали ей там заночевать, а ещё сообщили, что деревенские на днях выловили несколько утопленников, да проплыли мимо разбитые плоты с остатками сена. Подкрепившись, Адалина встала и пошла к широкой полноводной реке. На другой стороне она увидела деда, который веслом вычерпывал из лодки воду. Адалина спустилась с берега к самой воде и, сложив руки рупором, стала громко кричать по-коми: -Ву дже дей! Ву дже дей! Перевезите!!! Но дед черпает себе воду, ничего не слышит. «Не дай Бог уйдёт»,- испугалась девочка и ещё громче закричала «Ву дже дей!!!!!» Вдруг старик выпрямился, перестал черпать воду, прислушался и посмотрел в её сторону. Адалина глазам своим не поверила. Старик сел в лодку и поплыл к ней. Когда лодка уткнулась носом в берег, не вылезая старик, сказал ей по коми: -Пукси! Садись! Девочка оттолкнула лодку, шустро запрыгнула в неё и села на корме. Дед оказался совсем не старым, а довольно молодым, но у него не было одной ноги. «Наверное, только с фронта вернулся»,- подумала она. -Кто ты? Рочь? Русская? - спросил он. Адалина почувствовала не свою вину перед этим человеком и побоялась сказать правду, что она немка. Она только что сама избежала своей смерти и не виновна перед этим инвалидом, по её понятиям, ни в чём. -Рочь! Рочь! - закивала она головой. - Русская! Одноногий перевёз девочку на другой берег к самой деревне, но предупредил, что к себе на ночлег взять не может. Вечерело, стало темнеть, с реки повеяло холодом. Она зябко поёжилась. -Иди! Стучи в избы, может, кто и пустит тебя ночевать, - посоветовал молодой дед. Адалина несмело пошла по деревне. В один дом зашла, не повезло, в другой дом-не пускают. -Сами с голоду помираем! Все на фронте, работать некому, - отвечала по-коми древняя, полуживая старуха. Из дома в дом, из дома в дом. Одна бабка всё-таки впустила. Постелила на тёплой печке, укрыла шубой. Ещё не коснулась голова подушки, а Адалина уже провалилась в глубокий и крепкий сон. -Кто спит-тот сыт! - сказала старушка и перекрестила гостью. Утром без завтрака проводила бабушка гостью до калитки, указав направление, велела поторопиться. Осеннее ненастье-семь погод на дворе: крутит, мутит, сверху льёт и снизу метёт, ветер веет, белых мух сеет, - сказала она на прощанье. - Осень ныне ранняя и короткая. Погода и впрямь испортилась. Стало пасмурно, холодно! Адалина пошла вдоль деревни. Босиком по холодной земле топать-удовольствия никакого. Даже быстрая ходьба не очень согревала. Иногда она садилась на корточки и мочилась прямо на озябшие ступни, пытаясь возвратить их к жизни, но ощущения тепла не было. Она шла дальше. Спала под 5
деревьями, наломав под себя побольше веток. Ела рябину, ягоды, грибы, где деревня попадалась, шла с протянутой рукой. Однажды на лугу увидела стог, огороженный забором из сухих жердей. На заборе висели старые мешки, трухлявые тряпки, верёвки, лохмотья какие-то. Обрадовалась путешественница и решила принарядиться. Из нескольких мешков, что покрепче, платье сделала, подпоясалась верёвкой, напихав вокруг себя сухого сена, стало теплее. Другими лохмотьями ноги обмотала, верёвочками все крепко скрепила, завязала так, что и самой не распутать, на голову какую-то тряпку повязала и пошла. Если бы кто повстречался ей в пути, испугался бы до смерти, но не это было важно. Важно было сохранить тепло и дойти живой до первых утренних морозов. Бабушка сказала, что дорога здесь одна, и идти ей надо самое малое-неделю… -O mein Gott! O mein Gott! Wie sejst du aus???- запричитала мама, увидав её на своём пороге… -О, Боже мой! Боже мой! Как ти фиглядишь!!!
БЛАГОРОДНАЯ СИЛА В человеке все должно быть прекрасно, и душа, и тело, и одежда. А. Чехов. В автобусе толпа небрежно одетых пассажиров, едущих ранним утром на работу, весело смеялась над местным немцем, бывшим интеллигентном человеком - бичом. От всех заметно отличалась по одежде средних лет немка-переселенка, которая тоже ехала на работу, но одета была как на праздник. Бомж - грязный, вонючий, обросший, одиноко стоял на задней площадке автобуса и трясущимися руками пытался достать из кармана деньги, чтобы заплатить за проезд. Но руки плохо его слушались и вся собранная на паперти мелочь, полетела на пол. Разноцветные по коже пассажиры дружно отреагировали на это взрывом смеха. Бомж пытался собрать свой капитал, но больной человек сделать это не мог. Его голова покачивалась как маятник, руки не вытягивались, спина не гнулась, он никак не мог дотянуться до пола и рисковал упасть на первом повороте автобуса. Приятная переселенка, молча, встала со своего места, собрала с пола всю мелочь, купила у водителя билет, сунула его и оставшиеся монеты бездомному в карман. Смех в автобусе прекратился, наступила звенящая тишина. Бомж, на чистом немецком языке, благодарно бормотал: "Данке! Данке!" Переселенка кивнула в ответ головой, ласково улыбнулась и села на свое место. Пассажиры больше не смеялись, они не смотрели друг на друга, все смотрели в окно. Никто не знал, какие удары судьбы сломали этого человека и опустили до такого состояния. Никто не знал, что ждёт каждого впереди. На остановке у проходной своей фирмы пассажиры молча выходили из автобуса и мужчины даже пытались подавать женщинам руку, помогая выйти из дверей автобуса.
ЗДОРОВЬЕ НЕ КУПИШЬ «Когда заболел, лечиться уже поздно», – говорит народная мудрость. Здоровье не купишь, но им торгуют на каждом углу во всех странах: в Германии, в Прибалтике, на Украине, в Польше, в Чехии. Профилактические курортные санатории, укрепляющие здоровье, растут как грибы после дождя. В Германии всё очень дорого, в Прибалтику далеко ехать, в Польше как-то ненадёжно, поэтому русские, русаки и немцы «оккупировали» в Чехии все курорты, а вьетнамцы – все шопы, рынки и лотки. Китайские туристы целыми автобусами приезжают и селятся в самых дорогих отелях, где одна ночь стоит 400 евро. Немцам только и остается со стороны наблюдать за этими явлениями под комментарии экскурсовода о немецкой голубой мечте и такого же цвета политиках, доведших страну до стыда, упадка и уныния. Турок в Чехии нет, но есть цыгане. В Карловых Варах русские вытеснили всех. На улице они выделяются тем, что одеты в очень красивую, модную, новую, качественную одежду. Там все на русском и всё русское. В шикарных русских магазинах молодые шикарные продавщицы предлагают шикарный товар с шикарными 6
ценами шикарно одетым покупателям из России. Все говорят по-русски, все надписи на русском, всё куплено русскими. Один отель принадлежит Кобзону, два шикарных отеля, которые приносят шикарный доход, у Назарбаева, тремя владел Лужков. Но когда его скинули с поста, один отель пришлось продать, и его купил Никита Михалков, теперь он самый крутой в этом месте, у него четыре отеля. Чехи любят его фильмы, они исторически благодарны светилу русской медицины И. П. Павлову и обожают Петра Первого, который был здесь два раза и любил всякие игры и развлечения. Здесь много площадок для игры в гольф. Сюда, в Карловы Вары, приезжает поиграть в гольф, когда нечем заняться, чешский президент. Говорят, он здесь сильно примелькался, и чтобы не мозолить народу глаза, остальное время проводит в Праге за игрой в теннис. Чешский король Карл, основатель курорта, любил здесь полечиться и пофлиртовать с противоположным полом. По этому поводу приближенные часто спрашивали его: –Карл, ви варс? Карловы вары – чешское название, по-немецки город называется Карлсбад. Русские медики в этом райском уголке своим трудом, знаниями и врачебном авторитетом вытеснили всех остальных. 90% процентов собственности в Карловых Варах принадлежит россиянам. Русские немцы из Германии, живущие недалеко от границы, тоже харахорятся, снимают в Чехии сказочные дворцы и играют свадьбы по-королевски. Я сам видел там пол из толстого стекла, а под стеклом большой аквариум, в котором плавают китайские золотые рыбки по полметра длинной и стоимостью по 3 000 евро каждая. «В Карловы Вары лечиться не езжайте! – сказали нам знатоки. – Там новые русские так всё развратили, что шагу ступить нельзя без взятки. Если не поднесешь, получишь вместо положенной горячей ванны с минеральной водой холодную с колодезной, и тогда лечиться будешь уже долго и серьёзно. Персонала в санаториях видимо-невидимо, и если каждому с благодарностью подарить только одно евро, то всюду надо ходить с тачкой, груженной звонкими монетами. Поезжайте в Марианские лазни, там изумительно красиво, но там нет грязевых ванн, грязи есть только во Франтишковых лазнях. Это бывшая императорская деревня, маленькая и оченьочень красивая, Гёте там был 33 раза! В любом случае, Чехия вне конкуренции, дешево, хорошо, рядом!» «Мы поедем на лечение в Чехай!» – решила бабушка. «Там все чихают?» – удивлённо спросила внучка, заставив рассмеяться провожающих. «Лишь бы не на всё чихали!» – завершил мысль дедуля и вспомнил, что раньше за немецкие дойчмарки в Чехословакии можно было хорошо пообедать вдвоём в ресторане, да ещё со знаменитым чешским пивом. Сегодня волшебной ДМ нет, а цены в Чехии выше, чем в Германии. Раньше из Германии ездили в Чехословакию заправляться и закупаться, сегодня за этим в Чехию не ездят. Раньше учитель в Чехословакии зарабатывал в месяц 2 500 крон, а гастарбайтер в Германии по банковскому курсу 70 000 крон. Многие учителя бросали своё призвание и уезжали на заработки. За три-четыре месяца можно было заработать и накопить на хороший новый дом. Такое положение дел привело к тому, что страна осталась почти без учителей, а молодежь выросла без духовных ценностей. Сегодня учителям живётся ещё хуже: чтобы выжить, они работают по выходным экскурсоводами, каменщиками на стройках и кто где приспособился. Чешские пенсионеры сейчас не могут себе позволить курортное лечение в Чехии, а раньше они обязаны были раз в году лечиться на своих курортах. «Тяжело жить», – сказала молоденькая парикмахерша, которая за 4,5 евро хорошо и аккуратно постригла меня под канадку. Чешский язык не имеет диалектов. Вы никогда не узнаете, откуда ваш чешский собеседник, если он вам сам не скажет. Везде и всюду на чешском языке говорят одинаково. «Здравствуйте» по-чешски – «добры день», «дякую» – это «спасибо», «насхледано» – «пока!». Фраза «333 серебряных фонтана било через 333 серебряные крыши» по-чешски звучит так: «тчиста тчиста тше сиберных счикатчек стчикало пшес тчиста тчиста тше сиберных стчек». Вот такая песенка получается. Песенка по-чешски «песнячка», «фраерка» – это девочка, «духи» – «вони». И вот представьте: чех, не знающий про диалекты, решил выучить немецкий. Он купил себе самоучитель немецкого языка, добросовестно выучил все немецкие слова и решил поехать на практику в Германию. Чехия граничит с двумя немецкими землями: Саксонией и Баварией. И вот чех в Мюнхене прислушивается к местному разговору, пытается поговорить, чтобы блеснуть своими знаниями и убеждается, что вообще не понимает ни слова. Он делает вывод, что либо учил не немецкий язык, либо баварцы говорят не понемецки. Закончив эксперимент, чех едет в Саксонию, и опять, не понимая ни слова, делает прежний вывод. Затем он живет в Штутгарте у швабов и чуть не лишается рассудка, потом в 7
Кёльне, а платдойч лишает его последних надежд поговорить с кем-либо по-немецки. На каком же языке говорят в Германии??? Если русский мат трёхэтажный, то грамматика чешского языка много-много-этажная. Как правильно писать, не знают ни писатели, ни читатели, ни даже многие учителя чешского языка. Например, во фразе «мужики плавали» в конце слова «плавали» надо написать букву «и». Если написать «женщины плавали», то в конце глагола уже стоит буква «y». Если плавали мужики с женщинами, то в конце надо ставить букву «и», а если женщины с мужиками, то букву «y», а может, как раз наоборот. А если с ними плавали ещё и дети, то вообще не понятно, как писать. А если не просто дети, а мальчики и девочки или девочки с мальчиками, то вообще тёмный лес. Чехия – уютная страна – популярна своим пивом и стеклом. Уже более 800 лет мастера производят из богемского стекла изысканные украшения, а люди со всех концов мира приобретают его и восторгаются мастерством и красотой. Чешские магазины сверкают как бриллианты от хрусталя и украшений. Все чешские курорты находятся на бывшей германской территории, с которой немцев жестоко изгнали. Пустые, безлюдные немецкие деревни долгое время служили чешской армии своеобразным полигоном, где они играли в «войнушку». В советский период чешская армия была самой многочисленной в мире по количеству солдат на душу населения. Сегодня всё подругому: служба там контрактная. Эмблема Франтишковых лазней – Франтишек. Милый карапуз, сидящий на земном шаре с рыбкой в руках, возле статуэтки которого фотографируются все курортники и гладят и шлифуют малышу сокровенные места, был придуман в качестве символа в позапрошлом столетии местным фотографом. Это гинекологический, грязевой, минеральный и воздушный курорт. Воздух здесь удивительный, минеральная вода "Глаубер - 4" – самая сильная в мире, и все женщины, которые не могут иметь детей, приезжают сюда на лечение с мечтой стать мамой. Многие уезжают отсюда беременными, но говорят, что заслуга в этом не только воды, медиков и медицины, но и местных фотографов. Архитектура зданий императорской деревни такая, что глаз не оторвать от дворцов отелей. В каждом отеле – свой плавательный бассейн и сауна. Номера в трёхзвёздочном отеле большие, с туалетом и душем, есть холодильник и сейф, телевидение на чешском, немецком, русском. Проживание с трёхразовым питанием стоило 52 евро в сутки, заплатили мы на месте 624 евро только за 12 дней, два дня бесплатного проживания нам подарили «по ангеботу». Каждую неделю было по 18 процедур. Дорога от порога нашей квартиры до крыльца отеля была длинной в 366 км. Чтобы получить частичную материальную компенсацию за лечение от немецкой больничной кассы, надо поставить «антраг» не позднее, чем за три недели до отъезда, а чтобы добиться наивысшего эффекта от лечения, надо проводить его тоже три недели. Люди ездят сюда по 20 лет и очень хвалят Франтишковы лазни. Все отели там превращены в санатории, в них отпускаются такие процедуры, как магнитное и электролечение, кислородная терапия, лимфодренаж, лечебная физкультура, подводный, классический и рефлекторный массаж, газовые уколы и газовые ванны СО-2, ванны в минеральной воде, парафиновые компрессы, грязевые компрессы и самое приятное – горячие грязевые ванны. По приезде вас обследует врач и назначит вам лечение. Если приезжают супруги, то до обеда они не видятся, каждый носится по этажам со своим «бегунком». Самое главное в лечении – покой, воздух, минеральная вода и грязи. «Вынужден вам сказать, – говорит врач, – что болезнь ваша неизлечима, придётся прописать вам грязи! – А это поможет, доктор?! – Нет! Но пора привыкать к земле!». Такой анекдот, хихикая, рассказывают друг другу в грязелечебницах все старички и старушки. «Мы приехали общаться, улыбаться, поправляться, лечиться, веселиться», – отвечают другие. – Под лежачий камень мы всегда успеем!». Каждый день в отелях проводятся культурные мероприятия: концерты, танцы, экскурсии, прогулки по парку и магазинам, посещение музея бабочек, музея местных краеведческих достопримечательностей, парикмахерских, соляных пещер с целебным воздухом и театра. В театре на одном из музыкальных конкурсов администрация объявила приз победителю: чешский ужин на шесть персон! Борьба была как за место в рай! Победителю 8
вручили пачку вафельного печенья «Франтишканские оплатки». После чешского ужина можно взять напрокат скутер "Segway". А захочется покоя – идите в парк, положите на ладошку семечки или орешки, в ту же секунду к вам прилетят синички и начнут бесстрашно клевать, потом прилетят голуби и прибегут белки. Надо отдать чехам должное: они укладываются в весьма скромную сумму стоимости лечебной путёвки. Можно только удивляться, как им это удается! Дешёвый зимний сезон начинается в середине ноября. Обеды скромные, довольно однообразные, сильно диетические, часто повторялись кнедлики, но никто голодным не уходил, многие радовались, что, наконец, похудеют. Однажды на завтрак нам попалось немытое варёное яйцо с присохшим куриным помётом, но это, думается, досадное исключение. В столовой всё было чисто, уютно, на столе – свежие цветы, в меню выбор из четырёх блюд. За обеденным столом идет обмен опытом: уезжающие рассказывают приехавшим тонкости курортного пребывания. Кто в воскресение приехал и в воскресение уехал, поступил правильно, ведь по выходным процедур нет, и он ничего не потерял. А мы приехали во вторник, и процедуры пропали, и уехали во вторник – опять всё коту под хвост. Два дня с процедурами выпали из списка. Процедуры на курорте разные, но некоторыми люди недовольны. Многие жалуются, что в ванных с минеральной водой должно быть 33 градуса тепла, на самом деле она зачастую холоднее, отчего пожилой народ, особенно женщины, мёрзнет в воде и заболевает. Если после тёплой ванны дают холодное полотенце, результат тоже. Чтоб ускорить процесс, время укорачивается, вместо 20 минут могут на будильнике поставить 17, если вы не контролируете, то и не заметите разницу. Если на спину кладут парафин, его не прижимают к спине тяжёлым балластом с тёплым песком или другим грузом, и он спокойно остывает, провисая в воздухе не прикасаясь к телу пациента и не принося пользы. Если вы не поблагодарили обслуживающий персонал, они вам намекнут тем, что ненавязчиво и не стесняясь, будут пересчитывать при вас содержимое своих карманов, догадайся, мол, сама! «Намекать неприлично, вымогать отвратительно, а простудить вообще преступление!» – возмущались бабушки. Пару дней промучившись со спиной и кашлем, я пришёл к врачу. «Ну, вот сегодня ваш кашель намного лучше!» «Так я всю ночь тренировался!» Следом к врачу зашёл ещё один полный дядечка: «Доктор, я жить буду?» Тот его долго осматривает. «Жить да, но рожать... вряд ли». «Так я ж не баба, це у меня пузень такой!» – и все мы рассмеялись. Смех лучшее лекарство, а крепкий сон – залог могучего здоровья! Счастлив тот, кто первым засыпает, когда вокруг храпят богатыри. Выспавшись, мы собрались уезжать после завтрака. Администратор на выходе догнал нас, велел расписаться в ведомости и вернул деньги за обед. Мы были приятно удивлены джентльменством и в ответ на его приглашение и обещали обязательно навестить их ещё раз, тем более, что многие наши новые знакомые уже закали «кур» на следующий год, не отходя от кассы. Значит, им понравилось! Уехали мы на курорт без болей, приехали с болью, но говорят, что так должно быть, это обратный эффект, зато чуть позже наступит эйфория – блаженство тела и души. Придет вторая молодость и крылья за спиной опять окрепнут. Главное в Чехае– не чихать! А чихнёте, все вам скажут: «Будьте здоровы! Но не до конца! Чуть-чуть болейте, чтобы на будущий год вы снова обязательно приехали на чешский курорт!» Будьте здоровы¸ и здоровеньки булы!
КУРИННАЯ РОДНЯ - Поедешь с нами на охоту? - спросил Серёга. - Да я не охотник вроде? И ружья у меня нет! - ответил Ромыч. - Ружьё не надо. У Женьки есть карабины. Он сам егерь. Вообщем всё схвачено! Поедешь? - А что надо взять и когда ехать? - В пятницу после работы. Горючку взяли, закуска заготовлена. Оденься потеплее. Вот и всё. Вернёмся в воскресение. - Ладно. Я в первый раз, интересно. А кто ещё поедет? 9
- Ты, я, Григорий. Приедем к Женьке в глухомань, там переночуем, а утром в лес, Женька места знает. Лес в ноябре торжественный и строгий. Всё бело, но снег ещё не глубокий. Сквозь голые деревья, видать далеко, а слышно ещё дальше. Замечательно красиво, а тищина какая? На душе праздник - день поэзии природы. Шестиколёска ЗИЛ 131 ласково урчит мотором и движется, как танк, подминая под себя кустарники и тоненькие деревца. Женька за рулём с утра. Он старый егерь, хоть и наш ровесник, но знает где дичь сидит и чувствует природу кожей. «Яг морт» одним словом - лесной человек по-коми. С ним нигде не пропадёшь! На вездеходе за кабиной заранее сняты два запасных колеса и брошены в кузов. На их месте поперёк рамы, наподобие трапа, положено три широкие доски, чтобы стоять как в окопе положив оружие на крышу кабины. Зил крадучись выполз из кустов на замерзшую дорогу. Впереди на фоне молодых деревьев стояла старая, коренастая, высокая берёза. На самом верху, как куры на заборе, сидела большая стая косачей и что-то клевали на ветках. Черные самцы с синим отливом и с белыми полосами на крыльях, завораживали внимание, хвосты развернуты как лиры. Серые курочки, с зеркальцем на крылышках и с кудрявым вырезом в хвосте деловито щипали замёрзшие почки и с любопытством поглядывали вокруг. ЗИЛ замер. Женька велел всем взять карабины, тихонечко вылезти из кабины, встать на доски и стрелять по птицам снизу в верх, то есть сначала снимать нижних, потом повыше. Если подстрелить самого верхнего то он падая спугнёт всю стаю и они улетят. Так что начинайте с нижних тетёрок. Пешком в лесу к птице близко не подойти, а машину почему-то не боится и всадника на лошади подпускает вплотную. Охотники осторожно встали во весь рост за кабиной и ЗИЛ пополз тихонечко вперёд. Раздался первый сухой выстрел и с дерева упала в снег первая жертва. Потом выстрелы щелчками снимали с дерева остальных птиц. Разыгрался охотничий азарт хищников. Как в тире на мушке возникала цель, затаив дыхание плавно нажимаешь на курок, щёлк и мишени нет. ЗИЛ подошёл уже вплотную к дереву, но стая вспорхнула и улетела. - Теперь не догонишь! - сказал Женька и заглушив мотор вылез из кабины. Охотники спрыгнули на землю и побежали за трофеями. Убитые красавцы лежали на снегу, но подранки нырнули в снег, и как подводные лодки, ушли под снегом, исчезли. Охотники ногами разрыли весь снег под берёзой но чернышей не нашли. Как сквозь землю провалились. - Мой дед говорил - начал Женька - что косачей и без ружья брать можно, но не всех. Только особо любопытных. Найдёт собака тетерева в лесу и начинает с лаем вокруг дерева бегать. Если тетерев любопытный, то он тоже начинает вокруг дерева с ветки на ветку прыгать, интересно ему кто там внизу гавкает. От прыганья по кругу у него начинает кружиться голова и он падает с дерева. Дед живых косачей домой притаскивал. Всю дичь закидали в кузов, получилась неплохая куча. Покатавшись ещё в поисках улетевшей стаи нагнали аппетит и решили сделать при вал, обмыть событие. Охота казалась удачной. Подобрав красивый вид, остановились, развели костёр, уселись на бревно и достали рюкзак с горючим, а на закуску Женька вытащил копчённую ляжку лося. Настрогав из сохатого строганину, нарезав хлеб, лук репчатый сдвинули стаканы и проголодавшийся Григорий сказал вдруг тост: - Люблю животных, птичек, рыбок ... Особенно под водочку с гарниром! - Кто не попал в красную книгу, тот попал в поваренную - подтвердил Серёга. Копченная лосятина на свежем воздухе с дымком оказалась невероятно вкусной, а аппетит не уёмным. Оглянуться не успели, а ляшка изрядно похудела. Умяли её вчетвером основательно. Засиделись! Вот и день пролетел осенний и сумерки спустились сверху. Затоптав костёр и собрав манатки поехали к Женьке домой. Дома всех ждала деревенская банька и горячие пельменики со всякой всячиной на столе. На другой день решили поделить добычу. Кто что подстрелил восстановить было не возможно. Жеlll,ка велел Сергею отвернуться от кучи и называть участника охоты. - Взяв из кучи первого попавшегося косача он спросил:- кому? - Тебе! - ответил Сергей и Женька бросил его себе под ноги. - Кому? - взял он следующего черныша. - Роману! - ответил Серёга и Женька бросил его к ногам Ромыча. - Кому? -снова взял он трофей в руки и так делили пока все не поделили. Роман приехал домой и гордо отдал жене охотничьи трофеи. - Что я сними буду делать?- брезгливо сморщилась она, шлифуя пилкой ногти. -Их же общипать надо и приготовить что-то. Работы столько!
10
- Что получится, то и приготовишь! - ответил усталый муж - Мясо шикарное! Двое суток на них ухлопал. Жена выбросила птиц на мороз, в продуктовый ящик за окном. Там они пролежали пока в них не завелись вошки, а потом она ругая мужа выбросила всё на помойку. Куринная родня, с куриными мозгами, куриной слепотой страдала, потому и дичь пропала. Райнгольд Шульц. Гиссен. ***
11
ГЕННАДИЙ КЛЕПИКОВ Представляю рассказы Геннадия Кузьмича Клепикова ( 1938 – 1994г.г.), работавшего заведующим отделом писем редакции Быстроистокской районной газеты «Ударник труда» с 1987 по 1994 год, окончившего филологический факультет Самарского пединститута. В настоящее время имеется в наличии публикация подборки его рассказов в №9 журнала «Молодая гвардия» ( Москва) за октябрь 2012 года, работает инициативная группа по выпуску книжки рассказов здесь, на родине, в г. Бийске. С уважением Ильиных В.И. с. Быстрый Исток
КУМ
И ВЬЯСКОВ
Колька, разумеется, никому в посёлке кумом не приходился, а прозвище свое получил по фамилии – Абакумов. Прозвище необидное: «кум да кум». Колька на него охотно откликался, хотя подкатывало ему под тридцать. Был Кум среднего роста, но ходил, как говорится, на полусогнутых, отчего казался росточка вовсе невысокого. Лицо его было скуластеньким, вроде бы с оспинными отметинами. Но отметины были скорее наследственными, чем от перенесенной болезни. Волосы были русыми, со лба залысинки начинались. После восьмилетки, которую он закончил с грехом пополам, Кум поступил в училище механизации, но одногодки его, более рослые и решительные настолько допекли его «кумовством», что он без сожаления ушёл из училища и устроился в райпо в качестве разнорабочего: разгрузить ли машину, собрать ли тару, отвезти ли на лошади несложные грузы. Работа не слишком тяжелая и обременительная, и Кум со временем почувствовал к ней вкус, когда уразумел, что в отдельных случаях без него обойтись не могут. В особенности возле вино – водочного магазина. В обеденный перерыв, когда мужики уныло перекуривали у входа, дожидаясь конца перерыва, Кум, как грузчик, свободно проходил в магазин и выносил заждавшимся мужикам бутылку – другую. Выполняя эти сложные обязанности, Кум, мало – помалу, пристрастился к спиртному, но хмелел, по слабости своего телосложения, быстро. Тогда, устроившись где – нибудь неподалёку на тарном ящике, он заводил нехитрую песню о том, как «кум куму прижал в углу» и что из этого в последствии получилось. На этом его безобразия заканчивались и, исполнивсвои музыкальные упражнения на радость молодым поселковым балбесам, Кум кое – как добирался до окраинной избушки, где его поджидала мать – женщина не старая, крикливая, сыпавшая на голову своего незадачливого сына кары земные, водные и небесные. А надо заметить что лексикон её от долгого шлифования сделался выразителен, как дорожный ухаб и разноцветен, как небесная радуга. Несколько раз кума забирала по пьяному делу милиция, но, продержав до утра, выпускала иногда со штрафом, иногда без штрафа. Худого Кум ничего не делал: прохожих не задирал, девок не лапал, на работу являлся ежедневно, и даже ко времени. Забирали его больше за компанию с молодыми балбесами, которые толкались вечером у магазина в надежде на бесплатную и внезапную выпивку. Так неприхотливо жилось куму до прошлой зимы, когда он, не рассчитав свои силы, не смог добраться до, как уже упоминалось, окраинной избушки и попытался устроиться на ночлег прямо под мостиком, оказавшимся некстати вблизи кумовой избы. Последствия этой нерасчетливости оказались несколько неожиданными для Кума: левый сапог, прохудившийся ещё с осени, не удержал внутреннего тепла, в результате пальцы левой стопы оказались отмороженными и поселковому хирургу, знавшему Кума со школьной скамьи, ничего не оставалось, как отхватить своему бывшему товарищу все пальцы, вплоть до мизинца. Многоопытный рассказчик начал бы своё повествование именно отсюда, с этого прискорбного для Кума обстоятельства, но я постараюсь соответствовать некоторой последовательности. Наше знакомство с одним из героев состоялось, осталось познакомиться с героем вторым – под фамилией Вьясков. Иван Ивлевич Вьясков занимал в поселке должность выборную и вполне почетную: много лет подряд он возглавлял поселковый Совет, проводил сельские сходы, исполкомы, сессии и другие необходимые мероприятия. Его уважали в посёлке, особенно женщины, потому что в некотором роде Иван Ивлевич слыл щеголем: ходил в унтах, дубленке моды «Я – с Бама», необыкновенно ворсистой шапке. Росточка Вьясков был ниже среднего, но быстр и резок в движениях. При хотьбе несколько волочил левую ногу, слегка прихрамывал. К хромоте его привыкли и относились почтительно: увечье Иван Ивлевич получил на фронте Великой Отечественной, где он сражался умело и храбро, о чем свидетельствовали многочисленные награды.
12
Иван Ивлевич вырастил двоих сыновей, которые, окончив энергетический институт, в родной посёлок, конечно же, не возвратились, не то преподавали, не то работали где – то в Восточной Сибири, кажется, на самой Ангаре. Парни у Вьяскова были рослыми, белолицыми, выдались, как говорили в поселке, в мать – Татьяну Ивановну, которая и сейчас ещё слывёт красавицей. Сам же Иван Ивлевич красотой не отличался. Да и в чём она, мужская красота? Но вернемся к Кольку Абакумову – к куму, которого оставили в больнице и которому поселковый хирург ампутировал обмороженную стопу. Отвалявшись сколько положено и несколько поправившись на больничных харчах, Кум выписался из больницы без особого сожаления о потерянных, по самоличному его выражению, «ножных фалангах». Связанный больничным режимом, он соскучился по своей окраинной избушке с ругливой матерью, по своему рабочему месту между магазинами и, по правде сказать, по тарному ящику, на котором он исполнял свои бесхитростные вокалы. После выписки из больницы, он дома, конечно, не усидел и часа, и, пользуясь отсутствием матери, прихрамывая и волоча ногу, направился прямо в контору райпо, надеясь получить хоть малую толику по больничному листку, считая обморожение производственной травмой. Выйдя в центр и проходя мимо хлебного магазина на крыльце которого толпились женщины, Кум захромал сильнее, чем предполагало его увечье, и вдруг услышал, как за его спиной кто – то тихонечко ахнул: - Бабоньки, у Кума – то походка чисто Ивана Ивлевича! Со спины прямо не различишь! Великие озарения приходят, как говорится, мгновенно. Может, в догадке, осенившей эту первую женщину, была необыкновенная сверхпроницательность, свойственная гениям, может, схожие увечия как – то уравнивают людей, делают их похожими, но этой первой женщине, обнаружившей сходство, поверили: -Похож,ой, похож…Только вот дублёнку бы да шапку. - А походочка – то,походочка… - Да что походка, когда они и обличьем – две капли… Куму стало интересно. Он обошел магазин, устроился на тарном ящике, с которого разговор на крыльце прослушивался отчётливо, словно через громкоговоритель. -Постойте, постойте… У Кума как отчество-то? – вопрошал женский голос. - Вроде бы, Иваныч! - Слышь, «Иваныч»… по Вьяскову, - подключился голос ещё один. - А по кому же ещё, как не по отцу! -Дела бабоньки, - снова раздавался голос женщины, обладавшей сверхъестественной наблюдательностью. И тут Кума словно кипятком ошпарило: что если так оно и есть, если Вьясков – председатель поселкового Совета – самая родственная душа на свете - отец? Кум вытащил из кармана небольшое зеркальце, которое носил с собою по случаю удаления с лица прыщей, стал внимательно себя рассматривать. Так оспины, оспины и у председателя, залысины, но и у председателя они ещё больше, широкие скулы…но и председатель смахивает как – бы на башкира. Кум представил себя этак лет через десять, и довольный засмеялся: копия вполне подходила под оригинал. «Вот бабьё проклятое!» - подумал Кум, рассматривая себя в зеркальце. За этим, явно не мужским занятием и застал Кума не друг, нет – друзей у Кума никогда не водилось – напарник, точнее говоря собутыльник по плодово – ягодной - Чукан. -Женишься, Кум? – поинтересовался он. -Ага, то есть хуже, - отозвался Кум. – Знакомлюсь вот с ещё одним сыном лейтенанта Шмидта. - Первоисточника про сыновей знаменитого лейтенанта Кум, естественно, не читал, но о нечаянной встрече двух братьев знал по кинофильму. -Какого Шмидта? – Чукан был менее образован и в поселковый кинотеатр ходил раз в год под расход. -Такого! – Кум не вступил в объяснения. – Ты лучше скажи..на кого я похож? - В анфас или профиль? – живо заинтересовался Чукан. - В профиль! – наугад сказал Кум. - Что в профиль, что в анфас похож на этого…ну, который в поссовете… -Так, произнёс Кум, после минутной задумчивости. – Так – то ты потолкайся здесь с часок. Сегодня мы с тобой и пить будем и гулять будем. Я только до дому и обратно. Он знал, что Чукан не уйдёт до поздней ночи, если ему пообещали выпивку. В этом отношении не было надёжней человека. Другое сейчас занимало Кума – великая тайна его происхождения. Мать оказалась дома. Кум, зная характер своей матери, не стал разводить не дипломатические тонкости, ни демографические выверты, считая их одним и тем же. Едва переступив порог, он потребовал рассказать об отце Иване, отчество которого он носит.
13
- Ты чо? Ноги отморозил, али мозги? Я тебе покажу отца, - в гневе закричала мать на Кума. – Отца ему подавай…я их рази отцов твоих упомню. Вот возьму скалку, как ошарашу по лбу, чтоб матерь не допрашивал! – она уже тянулась за скалкой или чем – то там ещё, чем можно было ошарашить своего непутёвого сына. Но Кум не спешил прятаться за дверь. - Может, Вьясков? Помнишь ты рассказывала, что поссовет белить нанималась? -Вьясков…связков…подвязков… - кричала мать. И Кум из этой нелепицы выбрал: Вьясков! В поселковый Совет они шли вместе с Чуканом, предварительно распив бутылку плодовоягодной. - Ты вот ему что скажи, - наставлял Кума Чекан. – Скажи: не признаешь за сына, опозорю на весь посёлок вчистую.. в суд подам, чтоб за все годы алименты с тебя, подлеца, сорвать, чтоб до гробовой доски, значится…Небось , затрусит, откупиться захочет. А ты меньше тыщи не бери…Мы ему подведём – зуде к бороде. Товарища Кум оставил у входа. – Жди меня здесь! – сказал. - А в учреждение не лезь. В учреждении Кум бывал неоднократно: только на товарищеском суде дважды, да по другим надобностям. Расположение кабинетов помнил он, разумеется, плохо, но вывеску, где обозначалась фамилия его предполагаемого родителя, заметил сразу: И.И. Вьясков. «Прием по личным вопросам граждан…» Но я же по семейным, - сообразил Кум, открывая дверь. - Иван Ивлевич приводил в порядок рабочий стол – не любил беспорядка – когда заметил в дверях Абакумова. День был пятничный, сулили впереди два выходных, и, конечно, появление Абакумова не могло принести сколько – либо приятных сюрпризов: не иначе как из больницы турнули за нарушение режима, или черт знает что ещё мог выкинуть этот беспокойный человек… -Садись, Абакумов. Кум послушно сел. -Слушаю тебя… - Кум сглотнул слюну: -Я зашел к вам…. Потому что – Кум, который в общем – то в карман за словом не лазил, растерялся… -Да что у тебя там опять стряслось? И Кум решился: -Иван Ивлевич, скажите честно, вы мой отец? Председатель поселкового Совета долго смотрел на Кума вылупленными глазами и вдруг, ухватившись за стол обеими руками, захохотал. Он хохотал громко и неудержимо, этот хохот. Вероятно, слышен был Чекану у входа. Но чем больше хохотал Председатель, тем неприязненнее смотрел на него Кум. -А вы не смейтесь, вы честно скажите6 отец или нет?- голос Кума терял всякую заискивающую ноту, приобретая ту самую тональность, когда различия между «Вы» с заглавной буквы и «вы» с маленькой – стирается. Иван Ивлевич перестал смеяться. _Слушай, Абакумов, - сказал он наконец. – Неужели ты мог подумать, что я отказался бы от своего сына. Представь себе: сын молод, не хулиган, не тунеядец, красив, черт возьми. С чего бы я стал прятаться от сына. У Кума защипало в носу. -Да ты не расстраивайся особо, что полступни лишился…Другой раз – наука. Я вон тридцать лет хромаю - а не упал духом. История у тебя, конечно, малоприятная, но могло и хуже быть. Я когда в лазарете лежал – думал все: кому я без ноги нужен. Оказалось – нужен. А отец я тебе или нет – смекай сам: я после твоего рождения сюда с семьёй приехал лет через пять – шесть. Могу точную дату назвать. У Кума снова защипало в носу, точнее, не переставало щипать. Иван Ивлевич, - наконец обрёл Кум голос. - У вас случайно казенного вертолета нету? - А зачем? – полюбопытствовал председатель поселкового Совета. -А я бы собрал всех балаболок у магазина… -Каких балаболок? -Которые языком трепят по углам. Собрал бы их и сказал: «Садитесь бабоньки, в Ануихе дешевый ситчик продают». Сели бы они в вертолет, я бы сделал один круг над поселком, да как бы жахнул их на коровьем болоте. -А почему на болоте? – заинтересовался председатель Совета. - Чтоб брызг больше… - Нет вертолета,- засмеялся председатель. - Жалко, что нет,- вздохнул Кум. Когда Кум вышел из конторы поселкового Совета, Чукан маялся у входа. - Признался! – выдохнул он. Кум молчал. 14
- Я спрашиваю: признался? - Слушай, Чукан, под большим секретом: у тебя в Чили случайно нет родственников? – неожиданно спросил Кум. -Это…которая в Латинской Америке? – не понял Чукан. -Ну, в Латинской… подсказал Кум. -В Америке нет! – сказал Чукан. – А это ты к чему? - К тому, что Пиночет, который хунтой в Чили руководит, на тебя похож. Я и думаю, не брат ли он тебе? И пока Чекан раздумывал, обидное или необидное сказал напарник по плодовоягодной, Кум был далеко впереди, косолапя и волоча ногу совсем по – вьясовски. ЗАСТОЛЬЕ Весь день туча висела над деревней Укосной, но ни капли не упало на раскаленную, как сковорода, землю. Пойменные луга побурели от загустевшего зноя, листья на прибрежных ветлах готовы были вот – вот свернуться в жгутики. Да и сама речка Укосная, по которой называлась деревня, словно замерла в берегах, сберегая остатки влаги в глубоких, как колодцы, омутах. Рыба бралась плохо: несколько окуньков составляли мой дневной улов, к тому же сильно донимал овод – слепень да паут – и я, сменив несколько мест и приманок, решил, как говорится, смотать удочки в самом прямом смысле. Квартировал я у Агафьи Филипповны Мицыной – родственницы седьмого колена, а точнее, у её сыны Володи Мицына – тоже родственника, а уж какого колена, сказать затрудняюсь. Агафья Филипповна частенько называла своего сына «беспутёвым» и, как считали многие, не без основания. Лет десять назад Володя лишился водительских прав, но восстанавливать себя в шофёрской должности посчитал обременительным, и все последние годы работал на подхвате, отремонтировать ли бригадный коровник, подменить ли кочегара на ферме, подрядиться ли покосить сено вдовой старухе. Расплачивались с ним старинным и проверенном на деревне способом – бутылкой мутноватой жидкости, отчего непутёвость Володи ещё больше возрастала как в глазах его престарелой матери, так и прочих, кто знал его. Незадолго до моего приезда в Укосную, Володя похоронил свою жену Сашеньку, с которой отношения у него сложились не совсем вразумительные, если не в конец путаные. Они подняли на ноги двух дочерей, выдали их замуж, после чего Сашенька ушла от Володи, купив в соседней деревушке небольшой домик. Володя ходил как в воду опущенный, и часто видели его у бывшей супруги: он то крышу перекрывал, то занимался починкой изгороди, то сараюшку строил – мало ли хлопот на новом месте. Видели даже, как Володя вместе с Сашенькой картошку окучивали, за что вовсе осудили его в Укосной: во - первых, не мужское это дело, во – вторых, она от него уехала, а он, вроде бы, на поклон пошел. Всякое болтали, пока не узнали укосинцы о внезапной Сашенькиной смерти – умерла от коварного и таинственного для укосинцев рака. Вместе с дочерьми Володя похоронил Сашеньку, а когда дочери возвратились в свои города, вернулся в Укосную к матери и Володя. Агафье Филипповне катил уже, по её собственному выражению, восьмидесятый, да и Володя был немолод, если учесть, что пришлось ему и повоевать, что войну он закончил в пулеметной роте, в Австрии. О своих фронтовых подвигах Володя никогда не живописал, говоря застенчиво: «Там всем однова пришлось: и рязанцам, и казанцам. Но и мы, сибиряки, не последними были!» А теперь вернемся к тому, что после неудачной рыбалки возвратился я в домик Мицыных с весьма скромным уловом. День был потерян попусту, но огорчительнее было то, что Володя утром обмолвился, что к вечеру обещались быть гости и неплохо бы сообразить на ушицу. Самому ему сходить на рыбалку было край некогда, нужно было кого – то подменить, куда – то съездить. В общем, было неудобно перед Володей, что не удалось выполнить пустячную для Укосной просьбу - добыть на уху. К моему облегчению Володя гостей, вероятно, так и не дождался: за столом, когда я вошёл в избу, увидел Агафью Филипповну, Володю и немолодую женщину, в которой я не сразу признал Марусю Калинину. Она была наша, укосинская, правда, последние два года проживала у сына в Магадане, который укосинцам был знаком по песне: «Стоял впереди Магадан – столица Колымского края…» и из которого по той же песне «возврату уж нету». Но вот Маруся вернулась, и по всему было видно, что живётся ей в далеком Магадане совсем неплохо: одета была Маруся с излишним для её годков шиком. Такой мануфактуры, что была на ней, в сельповском магазине деревни Укосной как будто бы не водилось. Да и на столе стояла бутылка явно не сельповского завоза.
15
Маруся тоже меня признала, высказав при этом ряд комплиментов о моей возмужалости, которую особенно подчеркивают лысина и очки. Возражать против возмужалости не приходилось: и лысина, и очки, выражаясь канцелярским слогом, были в наличии. Чтобы не остаться в долгу, я отметил выгодные стороны её наряда, указал на некоторую округлось её форм, что, конечно же, ей очень кстати и должно нравиться не только магаданским, но и материковым мужикам. Мы заговорили о тундре, о вечной мерзлоте, северной ночи и других прелестях колымского края и оказалось, что жизнь там – не в пример укосной. Васька – сын, которого я помню совсем мальчишкой, геолог, имеет, по словам Маруси, приличный заработок, трёхкомнатную квартиру в центре и двух парней – близнят. От материнского вклада в семейный бюджет Васька – подлец наотрез отказывается, вот она и скопила полторы – две тысчёнки, чтобы съездить в Укосную. - Да и Васька говорит: «Поезжай, поживи. Свой огород посади – редиску, морковь всякую. А мы осенью всей семьёй и прикатим на отдых». Вот я и приехала. Посажу зелень всякую и стану Ваську поджидать. Скучает он по Укосной, да и ребятам на отцовой родине побывать охота. Хорошо у нас здесь: зелень кругом, речка под боком, рай… Рай – рай! – поддержала Марусю Агафья Филипповна. Я промолчал, вспомнив раскаленный воздух, побуревшую луговую пойму, неудавшуюся рыбалку. Промолчал и Володя. В этом «раю» он провёл, считай, всю жизнь и, вероятно, ему и в голову не приходило сравнивать Укосную с другими райскими палестинами. - Сама – то соскучилась? – спросила Агафья Филипповна. -Ох, тетя Агаша, ещё как! Мы как с магаданского порту вылетели, я всё внизу Укосную – то и высматривала. – засмеялась Маруся и вдруг спохватилась,- да мы что сидим – то как неродные! Ну – ка, Володенька, раскупоривай её, язву… Она дотянулась до модной сумки, достала из неё сухую колбасу, копченую рыбу, другую снедь - со снабжением в Колымском крае обстояло, вероятно, несколько богаче, чем в Укосной, пролетели бы мы с Володей со своей окуневой ухой. Агафья Филипповна как бы с испугом смотрела на столь царские угощения, а Марусин вопрос не найдется ли консервный нож, и вовсе привёл старуху в замешательство. - Мы без консервного пока обходимся, дай – ка я сам, - сказал Володя. – А ты как - будто не рад моему приезду? – Маруся кокетливо повела плечом . Володя промолчал, верно, вопрос ему не понравился. - А я как получила письмо, и засобиралась! -Какое письмо? – спросил Володя. -Что Шурка твоя померла… - Сашенька! - Какая ей теперь разница: Шурка – Сашенька… -Сашенька! – упрямо повторил Володя. - Что вы сцепились? – вмешалась Агафья Филипповна. Замолчали. Молча сели за стол. Молча выпили по полстакана «за встречу». Рюмок у Агафьи Филипповны не водилось. - Душно что – то, - сказала Маруся. – Ты бы, Володенька, открыл двери…Хоть бы сейчас поухаживал. Ой, помню, бывали дни, когда ты от почтового окошечка не отходил, когда я на почте работала. А вечером – с гармошкой меня встречал…Играешь на гармошке – то? Разучился поди? А я и сейчас пою… Поливай, не поливайЦветочек не отродится, Поминай не поминай, А Шурка не воротится… - Я тебе сейчас сыграю! – угрюмо пообещал Володя. А ты, Володенька, не серчай… Тетя Агаша про нашу любовь знает, да и кто в Укосной не знает? Даже, наверное, он…- она показала на меня.- Сколько, Володенька, мы с тобой тропок поистоптали! Сколько травушки примяли! И откуда она взялась, разлучница наша? Ты думаешь, я что – к избе ехала, редиску с картошкой садить? Поздновато с огородом – то заниматься – июнь. Да у нас в Магадане картошки хватает. К тебе я ехала, к тебе… Мой был – мой и останешься… - А Фарида забыла? - Какого Фарида? – не поняла Маруся или сделала вид, что не поняла. - А тот, который к тебе из райвоенкомата наведывался, ракетчика? - Да ты что, Володенька, какие в те времена ракетчики. После войны? -Ракетчик…артиллерист… какая мне к черту разница! Неловкое выходило застолье. Я поднялся. Собираясь уйти на улицу, но Агафья Филипповна схватилась за рукав: 16
-Посиди, голубчик, они ж меня без стаканов оставят. Какими были жулеттами, такими и остались. - Помолчи, тетя Агаша. Ты меня Фаридом попрекнул, а чей сын Васька? Скажи…скажи, не бойся. - Чей? - Твой выродок! Я тебе фотографию представлю – сличай! - Ты Ваську не тронь. Мы с Васькой сами разберемся, по – мужски… - Разберетесь вы! Встретишь Ваську на улице и подумаешь, что сам себя в витрине увидел. В зеркале. Да и обойдёшь подальше, чтоб лоб себе не разбить. - Хотел бы я с твоим Фаридом встретиться…он то бы и ушел с разбитым лбом. - С Шуркой я бы встретилась! - С Сашенькой? – Володя поднялся и я встал между ним и Марусей. Они что, от жары очумели? От выпитого? Да и выпили – то самую малость! И что за дело вспоминать, ворошить любовь, обиды и ревности тридцатилетней давности? А тридцатилетней ли? Кто определил эти сроки. Когда и насколько? Первой опомнилась Маруся. – Володенька, зачем же сейчас у Воронковой ночуешь? Ты мне сейчас Фарида вспомнил, а сколько у Воронковой фаридов перебывало – лучше меня знаешь. Почему же мной – то побрезговал? Обижай – не обижай не обидишь…соберу и увезу в Магадан. К сыну. И не бойся, он сейчас на алименты подавать не станет. - Я не боюсь. Только я не вещмешок, чтоб меня собирали.. -Ну, здесь останемся с тетей Агашей, никуда не поедем,начерта нам Магадан. Телевизор цветной купим, обстановку. На мотоцикл наскребем. - Ты мне сватовство майора не устраивай. В платьях ходишь, в крепленах. А ты на себя посмотри: старая, седая и зуб вставной. -А я покрашусь, Володенька, и зуб выбросим, хоть жалко выбрасывать – коронка золотая. Не нравится платье, и платье сниму – юбку из мешковины одену. - Крашеная…в мешковине?- Володя улыбнулся одними губами. -Эх, Володенька, ничего – то ты не понял, ничегошеньки! Постарела, подурнела, да и ты не помолодел: румяным был да почернел, кудрявым был, да кудри развилися. - А меня и такого любят! -Кто любит – то? -Сашенька любит! - Нет, там уже любить поздно. Не любят там. Лежат там череп да челюсть – ни погладить, ни поцеловать. Ну, да ладно, поздно уже: посидели, поговорили о всяком хорошем, про любовь вспомнили… До свидания. Володенька! А на горьких словах – прости… Я думал, что заплачет. Но Маруся не заплакала:встала, поклонилась Агафье Филипповне, и вышла, плотно притворив двери. Тихо стало и вдруг с улицы донесся по – пьяному разбитной и дурашливый Марусин голос: Я не буду подле дубу Ключевую воду пить, Я не буду после гадины Любимого любить… - пела она. На столе стояла недопитая бутылка вина, нетронутой лежала магаданская снедь. Агафья Филипповна сидела, горестно поджав губы. Володя неотрывно смотрел в темное окно. Я поднялся и вышел на крыльцо. На небе не было видно не единой звездочки, вероятно, всё та же туча висела над Укосной..И ни капли дождя.
***
17
ЮРИЙ МАРТИШИН Юрий Мартишин родился 15 октября 1963 года. В г. Электросталь Московской области в семье рабочих. Окончив 8 классов образовательной школы, он поступил В 7 медучилище г. Москва, на фельдшерское отделение. После окончания училища В течение двух лет работал на 21 подстанции скорой медицинской помощи Москвы. В 1984г. Был принят в печатный цех Книжной фабрики г. Электросталь в качестве ученика печатника. До 1987 года работал печатником высокой печати 3 разряда. В этом же году, уйдя с фабрики, поступил на Харпуновский инструментальный завод В качестве ученика заточника на участок фрез. В 1988году был принят подсобным рабочим в ресторан при Павелецком вокзале. После окончания курсов переведен Официантом третьего разряда в ресторан. С 1989 по 1991г. Работал официантом в тресте Электростальского общепита. С 1991 по 1995г. Трудился на предприятии вагонов-ресторанов Западного направления. За остальное время Ю.А. Мартишин поменял много профессий От грузчика до торгового представителя. Стихи стал писать с 2003года. Первый сборник под названием <<Начало>>вышел в 2004году. Второй сборник Откровении в 2006году. Юрий Мартишин является активным членом городского литературно-музыкального театра <<Озарение>> неоднократно был участником и лауреатом городских литературных конкурсов. Его стихи были опубликованы в газете Электростальского городского литературного клуба <<Содружество и газете <<Богородские Вести>>. Последние публикации в журналах : <<Страна Озарение N59>><<Отражение N 33>> Библиотека <<Литературной газеты << ЛИК>>2012г. Альманах << Автограф N8>> 2012г. Вода и человек Бежит тревожная вода, Бежит за далью вдаль. Я говорю воде: «Куда?» В моих глазах печаль. А дальше, что? Придет беда… Зачем спешит она. За тот мосток, за города Уносится волна. Река меняет день на ночь В сомнении большом. И очень хочет нам помочь В стремлении своем. И мы стремимся все успеть. Недолог жизни век. Оставить след и умереть. Так создан человек. Секрет Осень жалобно играет на печальной скрипке. Листья счастья умирают на асфальте липком. Ветер-мальчик дует нежно, стоя на пригорке. Черный дождик рыщет всюду ненасытным волком. Люди серые, как крысы, разбрелись по норкам. Хмурый день, погладив крыши, растворился в елках. Ночь справляет день рожденья, радуясь подаркам. Месяц, словно люстра, светит во дворах и парках. Время темными ночами холода приводит. Жизнь за теплыми вещами 18
на базары ходит. Скоро осени не станет, но печаль не в этом. Кто все это сочиняет? Бьюсь я над секретом. Мы расстались Осенний холод пробежал по коже. Качает ветер серо-желтый лист. Еще вчера ты всех была дороже. А облик твой так нежен и лучист. Но мы расстались. Осенью дождливой На скучном небе, как в душе, темно. Ты с рук моих голубкой сизокрылой Взлетела прочь, мне было все равно. Случилось так, и, может это верно. Не длится вечность сладострастный сон. Любовь к концу приходит непременно. Поймет меня, кто был хоть раз влюблен. Последняя встреча Я прошу, не смотри равнодушно, Будто не было пламенных встреч. Что бежишь от меня? Cтало скучно Слушать пылкую, нудную речь? Ты не бойся, я страсть успокою. И хоть трудно дышать без тебя, Свое сердце печалью закрою И забуду с тобою себя. Заморозили зимние стужи Наши встречи веселой весной. Загрустили замерзшие лужи. Навсегда мы расстались с тобой. Листок На асфальте сером осени листок. Тело,словно вата,от воды размок. Цвет песочно-грязный,настроенья нет. На спине ботинок отпечатал след. На ветвистом клене жил недавно он. Шумный и зеленый в жизнь и свет влюблен. Лето за весною убежало вдаль. Пожелтел и наземь.Как листочек жаль... Весь трясется бедный,холод одолел. А зима настанет,и тогда предел. Под сугробом белым жизнь растает с ним. А весной наступит, но уже с другим. ЖЕНЕ Спи, мое ранимое созданье, Окунись в озера сладких снов. В них мне хочется твое сознанье Отстирать от своих грязных слов. Ты прости за грубость и упреки, За желанье жить с другой женой. Выходки мои были жестоки И,конечно,тяжки для больной. Осень наши судьбы изменила, 19
Ввергнув нас в незримую беду. Сколько слез,обид,страданий было. И теперь я без тебя бреду. Я иду туда,где сильный ветер Сватает красавицу-зарю. Но как только наступает вечер, Мысленно с тобою говорю. Спи,мое ранимое созданье, Окунись в озера сладких снов. В них мне хочется твое сознанье Отстирать от своих грязных слов. ***
20
ВАСИЛИЙ КИСЕЛЁВ
Василий Иванович Киселев родился в 1960 году в поселке Краснобродский, Беловского района, Кемеровской области. Стихи начал писать в 15 лет. После окончания средней школы уехал в г.Новосибирск, где учился и работал на Новосибирском заводе полупроводникового производства. Посещал заводскую литературную студию. В 1980 году был призван в ряды Советской Армии. Служил в Афганистане. После демобилизации вернулся в Кузбасс. Работал радиомехаником, водителем, агентом по снабжению. Печатался в местных периодических изданиях, альманахах, журналах «Огни Кузбасса» , «Бег». Участник II, III, IV Всекузбасского Фестиваля поэзии в г. Ленинске-Кузнецком. С 1998 года по настоящее время работает в строительной компании. Руководитель литстудии «Северное Сияние» поселка Краснобродский. Афганское Солнце. Сон о заснеженной Родине Белых пожаров буранный дым Бешенной конницей скачет над хатой… Мама несет два ведерка воды Тропочкой узкой, скользкой, покатой… Ветер ее сбивает с пути, Слепит глаза, тянет вниз коромысло… Снег над деревней летит и летит… Дом не протопишь, опять уже выстыл! Печь бы прочистить,- сильно чадит! Мама по - новой прочтет мои письма… Вспомнит, как я на рыбалку ходил, Вспомнит ноябрь, в котором был призван... Тихо всплакнув, взор тянет к Христу И под лампадкой зажжет пару свечек. Кот замурлычет, прыгнет на стул. Звезды на небе высветит вечер. Мама платочком вытрет глаза, Чай настоит на листьях малины… Будет печально шептать образам, Смерть отводя от сына молитвой. Вешние воды ее утекли… (Бед, что хлебнула – не было горше…) Мама устало уснет… И теплынь Будет стучаться сиренью в окошко… К небу летит вьюги плачущей стон. Синим апрелем бредят деревья… Горько глядит распятый Христос На позабытую Богом деревню… Бледные тени мелькнут за околицей. Ночи буранные - века длинней!.. Белые всадники бешенной конницы Кружат и кружат над хатой моей...
21
Афганское Солнце. Солдатка Соня … У солдатки Сони – грустные глаза. У солдатки Сони – ватник весь в снегу!.. Нежных Слов Прощанья я ей не сказал – Расставались наспех… Утром… На бегу… У солдатки Сони – две звезды в окне!… У солдатки Сони – умный рыжий кот… А папаша Сони топит грусть в вине И его загулы длятся круглый год!.. Соня позабыла, что такое "смех" Очи цвета неба разъедает соль... Отгорев, растаял нашей встречи свет... Память набивает на душе мозоль... На солдатке Соне – братик и сестра… Обживает мать ее сельский наш погост… … А я жру лепешки чуже-дальних стран! Сонина собака прячет в будке кость. У солдатки Сони множество забот: Приготовить ужин… дров… угля… воды… … Мне чужое Солнце жжет огнем сапог. «Вань! Отдай-ка воду,- слышишь? – молодым!..» ...А в Сибири-Осень... Неулыбчив день… (Надо у соседки соли попросить…) На лицо солдатки набегает тень: «Дед опять нажрался… Дрыхнет, паразит!..» У солдатки Сони – радость есть одна: Написать сегодня мне в Афган письмо… … А я пью спиртягу – залпом!.. И - до дна!.. «Сань! Давай, возьмем-ка «духов» на измор!» Засыпает Соня, сидя за столом… Ручка с черной пастой – валится из рук… … Мы идем в ущелье – нагло!.. Напролом!.. И стервятник в небе резко сузил круг… Соня на заочный хочет в Универ. Ей седые вьюги занесли крыльцо... -"Федь,- давай устроим "духам" фейерверк!.. Угостим их -вволю!- матом и свинцом!" ...А почтовый ящик запорошил снег. Хмурая цензура лапает конверт... -"Кому ляжет карта здесь залечь на век,Знает лишь стервятник...Срежь его, Альберт!" Снится Соне- УЖАС!.. - нехороший сон: Будто я вернулся- весь седой... сожжен... -"Ша! Прикройте спину Вовчик и Резо,Я за Жеку-кореша не отдал должок!" Соня врубит "Sony"- там поет Дассен... В комнате-порядок... В мыслях - ералаш! -"Эй, вы мохнорылые!...Принимай презент!.Вам свинцовых птенчиков дарит мой "калаш"!.. ...У солдатки Сони – кругом голова!.. 22
На щеках у Сони – черные круги… ...Засыпает снегом черный котлован И качает звезды- круговерть пурги…
Василий Шукшин и Иван Самыкин Домодедово Лето1958 ...Над Домодедово - флаг зорьки рдеет! Рвутся в полет вдоль дорог тополя!.. По Домодедову, в зелень одетому, К флотскому другу иду утром я... Окружат дворняги..."Мои горемыки!.. Нате вот хлеба...сала - нема..." -" Где здесь живет Ваня Самыкин?.. Вы не подскажите?..Он - мореман!" Лают собаки... "Вот заковыка!.. Где ж его домик - средь этих лачуг?.. Вот он !.. Встречай же, Ванюша Самыкин Флотского друга по кличке "Молчун"!.." - Здорово, Иван!.. Держи - дочке гостинца! " Экстра" - для нас!- тебе не фуфло!.. Куксишься што?.. Кержак что ль?.. Постишься?.. Ну - разговейся!- " За доблестный флот!" Ох, язви её!.. Давненько не пил я... Ну, теперь - то закурим!.. Давай "Беломор"!.. Хвост - пистолетом!.. Выше стропила!.. "Прачкой не будет правильный вор!.." ...Вань, я замыслил роман о Степане. Думаешь как: он был нашенский?.. Брат?.. Ты печь растопил?.. Пошли, что ли,- в баню?.. Жахнем из ковшика - "300 карат!" Вон - Лара идет... Сосед Игорян... Пишут тебе - Ермилов?.. Сабитов?.. - " Вася!.. Сними - ка свои прохоря! Знатные, брат, у тебя сапоги-то!.." - Лара , привет!..Поцелую дай руку!.. Что - поедите в Сростки - по весне?..по зиме?.. ...Хорошо в стольном граде иметь лучшего друга! Хорошо чтоб - как Ваня! - он баньку имел... А берёзовый веник - пахнет домом... Алтаем!.. ...Помнишь, в баню ходили - я, Ермилов и ты... Наливай!.. И - за жизнь мы, браток , поболтаем!.. Ах, какие у Лары распустились цветы! А июня рубаха - одуваном расшита!.. Здесь другой, не сибирский, - суматошный!-июнь... ...Я, брат, книгу пишу - слышишь?- "Сельские жители"... Издадут - я приеду к тебе... Подарю!.. Да !.. На Родине - лето ... Буйство яблонь ...купавы… Ива плачет о ком - то над Катунью - рекой... ...Там мелькнул за околицей младший Любавин И берёзок - невестушек целует Егор... ............................................................................................ ............................................................................................. ...Все у нас впереди!.. Солнца свет над Россией!.. В огороде у мамы проклюнулась репа... ...В домодедовском лете заблудился Василий. Вдоль дорог тополя - рвутся в синее небо...
23
Василий Шукшин. Начало Листья Калины Красной осень швырнет в Катунь. Вьюги устроят Праздник. Мечут и рвут бересту... Щиплет морозец уши. Снегом засыпан вокзал... Смотрят с укором в душу, Машеньки Шумской глаза... «Надо мне ехать... - Учиться! - молвит Василий - в Москву!» Вой одинокой волчицы в сердце нагонит тоску... «Неучем быть… Позорно!» - сквозь папиросный дым... (Мама продала Зорьку - чтобы учился ты...) «Ах, как закаты багровы!.. Что же, грустишь ты, Мой Друг?» В белых наплывах Покрова - чудится Стеньки струг ... «Машенька!.. Милая!.. Верь мне: позже...тебя заберу...» Ветер захлопает дверью...Холод крепчает к утру... Слухами полнятся Сростки: «Что?.. Кто уехал?.. Когда?..» Сизый дымок папироски...В стылых барашках вода... Машенька! Нет её краше! - Синие очи!.. Коса!.. Маша молчит... - Ошарашил!.. Робко блеснет слеза... В Машино девичье утро... -век не сыскать тебе брода! Бесится Стенькина удаль в белых бурунных водах!.. Листья Калины Красной - в Вечность!.. - несет Катунь!.. Кончился Жизни Праздник!.. - Маша сожжет фату... Фото её в синей рамочке - Солнце сквозь сумрак дней!.. Такие вот – «печки-лавочки»... Беседы при ясной луне... Вьюги закружат прялки...- «Холодно, Вась, - в кирзачах?..» Горечь промерзшей ягоды...Горькие шутки сельчан... Русскую зиму - любил ты!.. - Синих метелей клубок!.. В белых снегах Сибири тонет твоя Любовь!.. ......................................................................................... ......................................................................................... «Кто ТОТ - во флотском! – сельчане?» «Это наш Брат и Сын Вася Шукшин!» - отвечают... Вторит им скрип кирзы... Вася шагает решительно - вьюгам наперекор!.. Милые сельские жители!.. Курит цигарку Егор... «Кто ТА - в фуфаечке?.. - Машет!» С неба летит крупа... Плачет красавица Маша... Горькая бабья Судьба!..
Памяти Шукшина
Деревенька под звёздной лужею Твоим именем обожжена… Здесь все знают тебя как Шукшина, – Переросшего в Шукшина!.. Безотцовщина.. .Холод и голод... Шлялось горе – да забрело В предвоенное детство… И в поле Радость чёрной пургой замело. Горький привкус Калины Красной Ты пронёс через годы в душе… – Вырос ты у меня непраздный – Уезжаешь далеко уже… Вспоминай ты сыночек, мамку – Буду ждать здесь у наших дверей… (О безжалостность траурных рамок) – Как ты губишь сердца матерей! Деньги на вот… Продала коровку… Не пущу-у-у-у-у!.. Половицей скрипя 24
Он ушёл… Сердце крикнуло громко: Больше я не увижу тебя!.. …Деревенских усмешки колючи: Эту цацу больнее ужаль! Если б знали вы, «странные» люди – Ведь для Вас он туда уезжал! И – шагнув от толпы иноверцев В суматоху московского дня Он взвалил на крестьянское сердце Безысходную Боль Бытия! …Растревожив мирочек студий, Недоверие сам к себе Поднимался его Прокудин К Новой Жизни и Новой Судьбе! За спиной шипели: «Умолкни… Ну, зачем тебе этот, Егор?!. …Только била в глаза – как молния!Немолчавшая Правда Его!.. …Вечерами, склоняясь над «Разиным» – Проступала сквозь строчки свирель: «Вырос ты у меня непраздный Буду ждать здесь, у наших дверей…» Как ты, мама, – в родимых Сростках? – Ждёшь… – и слёзы застынут в глазах …Он в тоске по родным берёзкам Уходил на Казанский вокзал. И глядел, как с перрона срываясь, Увеличенные от слёз, убегают В Сибирь зазывая, поезда Перестуком колёс… И в душе, порывавшейся следом Он шептал и молил небеса: «Может, скоро я в Сростки уеду... Буду сено косить… И – писать… Буду слушать июльские ливни Сквозь берёзок – невестушки шёлк И не будет меня счастливей…» Не дошёл… Не дошёл… Не дошёл… ………………………………………….. ………………………………………….. Не размытость кладбищенской глины … В неоплатном долгу пред тобой Осень бросит рубины калины – Всенародную Память и Боль…» ***
25
НИКОЛАЙ ТИМОХИН Тимохин Николай Николаевич, родился и проживает в Казахстане, в г. Семипалатинске. Закончил филологический факультет Семипалатинского пединститута. Работал учителем русского языка и литературы в школе, а также на воспитательной работе в других учебных учреждениях города. Член творческого совета авторского литературного журнала «Северо - Муйские огни», (Бурятия), интернет-директор журнала «Огни над Бией». В 2007 году в Алматинском издательстве вышел первый сборник стихов автора «Мысли, навеянные жизнью».Публиковался в периодических изданиях Казахстана, России, США. В 2012 г стихи Н.Тимохина опубликованы в журналах: «Огни над Бией» (Бийск), «Новый Енисейский литератор» (Красноярск), «Литогранка» N3, (Новокузнецк), а также в коллективных сборниках новокузнецкого издательства «Союз Писателей»: «Восторг души» N1, «От имени любви – 7», «Поэзия без границ», «Откровение -8». Член Всемирной корпорации писателей, председатель Казахстанского отделения Всемирной корпорации писателей. Член Союза писателей России.Поэт готовит к изданию очередной сборник своих стихов «Живущим в XXI веке», работает над переводом сонетов Шекспира, которые войдут в сборник: «Новый взгляд на сонеты Шекспира»
В ЛИХИЕ ДЕВЯНОСТЫЕ... (Рассказ) 1 До прибытия нашего поезда оставалось еще добрых полчаса. И казалось, что все хлопоты не только этого трудного дня, но и всей поездки – уже позади. Казалось бы – садись в вагон, да радуйся удачной поездке. Но до вагона еще надо было добраться с товаром – четырьмя тяжелыми коробками. Сколько бывал в Новосибе, и как бы ни нравился мне сам город, но привыкнуть к вокзалу, особенно к тому, как в нем расположены переходы к перронам – сложно. Видно вокзал строился еще в далекие советские времена и тогда, конечно, никто не рассчитывал на то, что в середине 90-х годов, «челноки» из близлежащих городов, особенно из Казахстана, с неподъемными баулами, сумками и коробками размером с обычный телевизор, как, например, у нас, будут массированно атаковать его помещения. А особенно сам перрон, пробираясь к нему через глубокие подземные переходы, в которые надо не только спуститься, но и выбраться из них по крутым и широким лестницам. И все это при огромном потоке толкающихся и спешащих на посадку пассажиров. 26
Когда знаешь, на какой путь подадут твой состав, тогда это не так сложно. А вот когда ты не знаешь ни этого, ни точного места расположения перрона, к которому прибудет твой вагон, и вообще…на весь этот огромный вокзал смотришь как дикарь, тогда конечно, есть повод для нервотрепки, до тех пор, пока не покинешь этот гостеприимный город. «На все - про все», при посадке, как известно, будет отведено всего - то двадцать минут – стоянка поезда. И чтобы проводники, увидав твои баулы, при посадке в вагон встретили тебя с нескрываемой радостью или с тупым равнодушным видом, для этого нужно к ним подойти заранее, а лучше всего, когда весь состав еще стоит в отстойнике. И договориться с ними, выбрав вагон, узнав свое место и отдав за свое спокойное возвращение домой столько, сколько они тебе скажут. Когда мы с Ромкой ехали сюда из Семипалатинска, мы уже об этом предварительно договорились в вагоне с проводниками. И теперь нужно было к ним лишь показаться и напомнить о себе. Ведь если состав стоит недалеко от перрона, то можно было хотя бы пару наших коробок, размером с хороший телевизор каждая, отнести еще до подхода поезда к перрону. Все это и я хотел проделать, и, отставив Ромку с нашим товаром около камер хранения, пойти договариваться с проводниками. Ведь перед началом поездки, у нас с ним какой был уговор? К тому же - это его слова. Что я буду как бы «за паровоз»: везде все пробивать, с кем надо договариваться и все такое, раз я уже в Новосибе бывал и кое –что там знаю. А Ромка будет только молчать в тряпочку и тихо платить за все. Так как у меня денег с собой не было совсем. И все поначалу так и шло. Мы нормально доехали. Но к концу дня, что-то у нас с ним разладилось. Что-то Ромке не понравилось. И он стал строить из себя командира, то есть руководителя поездки, а точнее - вкладчика денег в весь наш проект. Тем самым сильно давя на мое самолюбие. Я стал с ним спорить и доказывать свою роль в нашем деле. В результате он «дернулся» и командным тоном, не допускающим возражений, сказал мне оставаться в вокзале с товаром и с грузчиками, которые вызвались нам помогать, за «чисто символическую» для нас плату, а сам пошел в отстойник. Я тоже распсиховался, еще и потому, что у меня неожиданно расстроился живот. И я понял, что мне надо срочно идти по «большому и серьезному вопросу» в места, слава Богу, не столь отдаленные, от нашего товара. В те годы, автоматические и багажные камеры хранения в вокзале были расположены друг против друга, в полуподвальном помещении, в центре длинного зала ожидания, состоящего из многих секций. Вообще, сам вокзал «Новосибирск – главный» – красивый. Снаружи правда он, в течение нескольких наших поездок, был на постоянном серьезном и затянувшемся ремонте. Почти все подъездные пути к нему были перекрыты, и следовать до главного входа отъезжающим приходилось пешком от остановок или стоянок такси. Но не это было важно. А то, что к камерам хранения нужно было спускаться по недлинной и широкой лестнице. Получалось так, что в этом отсеке вокзального помещения, по левую сторону были расположены вокзальные «М» и «Ж», а по правую – точно напротив, спуск. Я Ромке тогда еще сразу сказал: -Давай наши коробки оставим в багажном отделении до прихода поезда. Я схожу к проводникам, а ты пока пойдешь в буфет и что-нибудь возьмешь в дорогу. Перекусить. И пива не забудь. В Новосибирске в то время было отменное пиво. Так он - нет же, взбрыкнулся. -Зачем мы будем за полчаса тратить лишние деньги и платить за каждую коробку в отдельности! Не забывай, что этим грузчикам тоже надо что-то дать! К тому же, неизвестно, сколько проводники «заломят» при посадке! Вот и посчитай все! Короче, он завелся не на шутку, испортив мне все настроение. И еще как назло наши «ящики», естественно, не вмещались в ячейки автоматической камеры хранения. А нам бы это было, ох, как удобно! Да и по деньгам, выгодно! Но Ромка уперся. А потом и вообще – ушел к проводникам. И все бы, может, и ничего, если бы мой живот неожиданно и совсем некстати, не заставил меня отправиться в вокзальный туалет. По сути, можно было бы, наверное, поднатужится, расслабить ремень на брюках и потерпеть до посадки в вагон. К тому же наши грузчики дотащили бы ящики сами. А мы бы просто следовали за ними. Но здесь опять был один нюанс. В Новосибирском поезде, в вагонах, туалеты будут закрыты до конца санитарной зоны. А это пока Академгородок не проедешь, с полчаса пройдет - точно. Так что в любом случае, пойти в вокзальный туалет мне пришлось.
27
Но как быть с товаром-то? Чувствую, что положение сложное, времечко – бежит и ждать - не смогу. Хотя, зачем я буду мучиться? Грузчики, которых мы с Ромкой наняли, надеюсь, посторожат наш товар. К тому же, они очень обрадовались оказанному им доверию. И дружно заявили, что я могу спокойно идти, по столь важному «делу». А коробки наши, мол, никуда не денутся. И чисто по-человечески, грузчики, даже не станут брать с меня дополнительную плату. Ведь они понимают, что у нас нет лишних денег, и то, что я пошел не просто за пивом. Перепрыгивая через ступеньки, я, теперь уже по двум причинам, поспешил в свободную кабинку. Долго я там засиживаться не стал. И также спешно – стал спускаться по лестнице, ведущей к камерам хранения, а точнее – к нашему товару. Теперь уже я точно знал, что оставил своих незнакомцев без присмотра чуть больше чем на пять минут. Но когда я спустился с лестницы и посмотрел на то место, где должны были ждать меня грузчики, то… не поверил своим глазам! 2 В лихие девяностые только ленивые или совсем безденежные не занимались коммерцией, а проще говоря – перепродажей всего того, что покупалось и попадалось под руку. При этом, стараясь делать деньги из воздуха, а воздух продавать за деньги. Не остался в стороне от этого занятия и я. А поскольку ленивым я себя не считал, то целиком и полностью относился ко второй, безденежной, категории предпринимателей. Торговать на базар я всегда выходил с небольшим столиком. А на нем размещал компактный магнитофон и микрокассеты с записями песен разных исполнителей. Ассортимент у меня был самый разнообразный. Начиная со звезд эстрады 50-х годов и заканчивая всевозможными иностранными «кричалками», названия которых я произносить не мог, и покупатели говорили их сами. Разбогатеть на такой торговле кассетами - мне не светило. Но базар как наркотик – затягивает. И на «худо бедную жизнь» денег все же хватало. Правда для оборота товара, часто приходилось занимать деньги или брать кассеты на реализацию. Дома у меня стояло несколько магнитофонов-приставок "Вега МП-122С" и на них я делал всевозможные копии аудиокассет. Мне постоянно требовались чистые аудиокассеты, по оптовым ценам Новосибирска. А к ним также необходимо было иметь самые последние записи всевозможных концертов и альбомов звезд эстрады, хотя бы в одном экземпляре. Такие кассеты я называл - оригиналы. Они у меня всегда бережно хранились и никогда не продавались. С них я и делал копии, а затем продавал на базаре. И однажды Ромка, мой сосед по подъезду, обратив внимание на мой кассетный бизнес, изъявил желание вложить в него свои деньги и попробовать нам поработать в паре. Для этого он предложил поехать в Новосибирск, причем все расходы он берет на себя. И там закупить что нужно: кассеты – оригиналы и чистые, вкладыши к ним, цветные обложки, а, может быть, даже и магнитофон для перезаписи. Вечером того же дня, мы уже расписали на бумаге несуществующую будущую прибыль, все подсчитали и остались довольны каждый самим собой и началом нашего общего дела. Ромка в него вкладывал тысячу долларов. И для меня это были огромные деньги! И как говорится: сказано – сделано! Всю дорогу в Новосиб, мы с Ромкой почти что и не разговаривали. Каждый думал о своем. Я так вообще, люблю смотреть из окна вагона на мелькающие мимо меня широты России - матушки. Или читать журнал. В Новосибирске мы сразу же знакомой мне дорогой направились закупать оптом кассеты: чистые и с записями. День пролетел незаметно и хорошо. Усталые, но довольные удачной покупкой товара, мы за час до отправления поезда «Новосибирск – Семипалатинск», выгрузили из такси у вокзала четыре объемные коробки. Откуда ни возьмись, к нам подбежали несколько «добрых молодцев» разного возраста и стали навязчиво предлагать свои услуги по транспортировке на себе наших коробок. Мне стало жалко тратить деньги, пусть даже Ромкины, на этих грузчиков, и я решительно предложил отказаться от их услуг. - Рома, сколько раз мы сюда мотались и с женой, и с друзьями, и никогда не нанимали этих алкашей. А груз у нас тоже бывал, извини меня! Кассовые аппараты, еще советские возили! Но мой напарник почему-то не захотел меня слушать, а выбрал двух мужчин, которым было уже очень давно за тридцать и договорился с ними о цене. Несмотря на то, что оба наших спасителя были не атлетического телосложения, они, к моему удивлению, как пушинки подхватили наши коробки, каждый по одной, и, переставляя их в зоне видимости, быстро перенесли в вокзал. Оставшееся до прихода поезда время мне хотелось провести с пользой для дела. Сходить перекусить в буфет и прикупить с собой в вагон несколько бутылок пива. Но Ромка почему-то разнервничался и сказал, что все это можно взять уже в поезде, в вагоне – 28
ресторане. Я ему пробовал возражать, объясняя, что ресторан будет работать не раньше, чем мы проедем Академгородок, но мой напарник был упрям. - Давай, сдадим коробки в багажную камеру хранения. Да будем спокойно ждать поезда. И вдвоем сходим к проводникам. А этих, - и я указал на наших грузчиков, - отпустим. Но Ромка не привык претерпевать трудности челнока при погрузке товара в вагон и снова развозмущался: -Зачем это нам надо, корячиться с коробками по перрону?! Да и людям тоже нужно дать возможность подзаработать. Пусть уж они до конца нам помогут. А к проводникам я сам схожу. А ты тут сиди. С ними. И не слушая моих возражений, скрылся в переходе, ведущем на перроны. Наши грузчики молчали и слушали нас. Один из них сидел на корточках около товара, а другой – на коробке. У последнего было такое добродушное лицо! Он мне почему-то сразу понравился и вызвал доверие. По его лицу можно было сразу догадаться, что он – честный человек! Пришло время передохнуть, перед последним рывком – погрузкой. Казалось, что все хлопоты уже позади и нас ожидает Семипалатинский базар с выгодной распродажей нашего товара. Но мои мысли прервало безотлагательное желание напоследок посетить привокзальный туалет. Я, недолго думая, предупредил своих охранников товара о своем скором возвращении, и под одобрительные их возгласы, направился в туалет. 3 А когда я возвращался, спускаясь по лестнице ведущей в зал с камерами хранения, то есть на то место, где меня должны были ожидать наши помощники – охранники, то… не поверил своим глазам! Такого просто быть не могло! У меня подкосились ноги, и стало тяжело дышать. Я не верил тому, что видел и тупо смотрел на то место, где чуть больше пяти минут назад находились наши грузчики, охраняя товар в мое отсутствие. Их просто не было!!! А вместе с ними пропали и две коробки с кассетами. А две оставшиеся бесхозно меня ожидали. Но меня это ничуть не обрадовало! Внутри себя я чувствовал мелкую дрожь. Мне захотелось курить, и я не знал, что делать? С собой у меня не было ни копейки денег. Ромка – не оставил! Я был связан по рукам и ногам. Мне бы кинуться по горячим следам за грабителями, пока еще было время! Но куда деть две последние, уцелевшие коробки? Подобной ситуации в моей жизни еще не было. Да я и не верил, что все это происходит со мной. Скорее бы пришел Ромка!!! А когда он важно так, появился за несколько минут до прихода поезда, а именно, в самый момент начала толкучки среди пассажиров, он меня несколько раз переспрашивал, куда это ушли с товаром наши помощники, и зачем я с ним так шучу? А когда он с огромным усилием воли все таки понял, что мои слова это горькая правда, то по всему вокзалу раздалось: «До отправления поезда «Новосибирск – Семипалатинск» остается пять минут. Просим вас…» Выбросить ваши билеты, господа безголовые. Наверное, так бы сказала дикторша, оценивая нашу ситуацию. А мы бы в ответ на её шутку дружно рассмеялись, но в другое время и при других обстоятельствах. А сейчас… Несмотря на весь ужас произошедшего, вдвоем все же думалось лучше! Мы постарались успокоиться и взять себя в руки. Так как все еще были абсолютно уверены, что «эти двое» физически не способны утащить куда-то далеко такие громоздкие коробки. К тому же, по своему внешнему виду, наши грабители никак не походили ни на коммерсантов, ни на пассажиров. А, скорее всего - на бомжей, с чужим товаром. И они обязательно попадутся в поле зрения милиции. А словить их, это всего лишь дело техники блюстителей порядка. Думали мы. А в милиции – наоборот. Сначала они там сильно удивились, как это мы, (то есть я) оставили свой товар неизвестно кому? Незнакомцам! И почему не попросили дежурного милиционера посмотреть за товаром, когда один из нас отлучался по нужде? В тот злополучный вечер мы, вместе с двумя милиционерами, обошли все привокзальные закоулки и злачные места незавершенных новых вокзальных строений. Блюстители порядка даже зашли «на огонек» в лачугу каких-то настоящих «бичей» и по нашему словесному портрету описали внешность потенциальных грабителей. При этом, призвав присутствующих говорить им правду, одну только правду и ничего кроме правды. Но «бывшие интеллигенты», те, кто еще мог после запоев хоть как-то реагировать на милиционеров, ничего вразумительного не сказали. И наши долгие хождения с блюстителями порядка по каким-то станционным закоулкам ни к чему хорошему не привели. Мы не знали что делать. Это хорошо еще, что Ромка не успел отдать проводникам предоплату за перевозимый груз. И у него сохранилась незначительная часть денег, на которую мы не смогли бы купить билеты назад. 29
Нам только и оставалось, что провести ночь в зале ожидания, причем оплатив за ночлег в специальной кассе вокзала. Даже на самый легкий ужин в буфете у нас теперь не было свободных денег. Ведь мы в чужом городе. И знакомых у нас здесь – нет. Чтобы хоть как-то спасти наше положение и заиметь деньги на обратные билеты, мы теперь вынуждены были продать оптом по дешевке, тут же на вокзале, наши кассеты. И без товара вернуться домой. Этот вариант был не самым утешительным. И мы решили что-либо придумать. Хотя бы еще и потому, что до утра была уйма времени. И нам не оставалось ничего другого, как найти какое-то спасительное решение. И к утру оно пришло, правда, в Ромкину голову. Он вспомнил, что в Новосибе у него когда–то жил одноклассник. Обратившись в справочную службу, там же на вокзале, Ромка узнал нужные нам координаты и с первым же автобусом отправился по указанному адресу. Я остался в зале ожидания, так как теперь уже нам приходилось экономить и на транспорте. Ромки не было долго. А когда он все же вернулся на вокзал и привез с собой взятые в долг деньги, мы снова отправились закупать кассеты. Правда, уже гораздо меньшее количество, всего одну коробку. Да и заплатить за них нам уже пришлось больше. Как за мелкий опт. Как оказалось, в тот день ассортимент предлагаемых нам на закуп кассет, был уже более скудным. Видно, такие же, как мы оптовики понаехали и раскупили все самое ходовое. В поезде мы совсем не разговаривали. Ромка думал о том, как он будет получать с меня свои деньги, теперь уже без прибыли. Ему бы хоть вернуть вложенное в дело, да отдать долг однокласснику в Новосибе. А я думал о том, что нашел себе новую проблему. И все из – за того, что мы с Ромкой в самый последний момент поцапались, расслабились, успокоились. А я прозевал наш товар. На базаре в Семипалатинске я быстро распродал кассеты, при этом с тяжестью на душе думая о том, какую бы мы могли получить прибыль, если бы довезли товар до дома. По сути, поездку можно было бы и снова повторить, так сказать с учетом проделанной работы над ошибками и продолжить общее дело. Но сосед мой оказался куда более предприимчивым. Вернув свои вложенные деньги, Ромка уже без меня, и с каким-то другим напарником, съездил в Новосиб за кассетами. Потом пытался их продавать на нашем базаре в одиночку, создавая мне конкуренцию. Но вскоре ему это надоело, и он все продал оптом. С тех пор мы с Ромкой уже больше не общались, лишь деликатно здоровались. А потом и вовсе нас судьба развела по разным своим дорогам, словно давая возможность каждому из нас не вспоминать о том, как мы ездили за товаром в Новосибирск, в лихие девяностые… Окт, 2013 Средь бела дня (Рассказ) 1 После окончания тренировки, Бахтияр, со своим старым приятелем Сериком, тренером по вольной борьбе, зашли в небольшое, уютное кафе. Народу в нем было немного. И такая атмосфера сама располагала к спокойной и непринужденной беседе, после шумного спортзала. Мужчины сделали заказ и Серик взглянул в лицо Бахтияра. -Что с тобой творится в последнее время? Я перестал тебя узнавать! Где твой бойцовский характер? Между прочим, твой настрой передается и твоим пацанам. Ты об этом думал? -Да знаю я… - Бахтияр вздохнул в ответ и отпил кофе. – В том-то все и дело. До отборочных остается всего неделя. И по их результатам станет ясно, кто примет участие в Международном турнире Кабанбая Батыра у нас в городе, в сентябре. А кто потом, и самое главное – в Первенстве Мира, в Греции, но уже, правда, в октябре. -Ну, а в чем, собственно, проблема-то? - Не в чем, а в ком… - в Сейтханове Ермеке, моем, так сказать, коллеге «по спортивному цеху» и злейшему конкуренту. - А что в нем такого особенного, что мешает тебе тренировать ребят? - насторожился Серик. – Он на тебя давит? - И, да и нет. С виду – то все вроде хорошо получается. Но я-то понимаю, что его ребята лучше моих подготовлены. Я как могу своих тренирую, но знаю, что мои орлы его бойцов не одолеют. -Да брось, ты! Кто он такой? Что – то я о нем мало наслышан в наших –то кругах, – не унимался Серик.
30
- Сам он из Караганды. Недавно приехал. В свое время закончил физфак КарГУ, стал мастером – международником по самбо. И здесь у него слишком все гладко идет. А другим, таким как я, приходится в его хвосте плестись. Вместе со своими воспитанниками. А у меня их две группы. И причем – платные. – Бахтияр от волнения заерзал на стуле. - Вот я и хотел у тебя совета спросить, как ты решаешь такие проблемы? Помнишь, ты мне, однажды, что – то рассказывал об этом? - А вот ты о чем, - с пониманием, усмехнулся Серик. – Да, было дело как-то. Надо было одного тренера усмирить. Мирно разобраться. Ведь ты же помнишь наш девиз, еще с советских времен: «О, спорт, ты - мир!» -Ну и как ты усмирил конкурента, если не секрет? -тихо спросил Бахтияр. И Серик также негромко рассказал своему товарищу, об одном чудодейственном средстве, которое нередко применяют китайские спортсмены перед крупными соревнованиями. Допингом оно не считается, потому что распознать в крови его очень сложно. А значительный положительный эффект от него имеется. Но если чуть–чуть увеличить дозу, то получится сильная обратная реакция. Расстройство нервной системы. И спортсмен в течение нескольких дней не в силах будет продолжать занятия спортом. И вообще впадет в депрессию. Или наоборот – станет агрессивным. У кого как организм воспримет это средство. И после его применения, этот хваленый Сейтханов может на некоторое время вообще забыть кто он такой. Такое вот у препарата действие. -Он полностью на травах, – пояснил Серик. И тут же добавил. - На травках я бы сказал. Я тебе по старой дружбе могу дать маленький пакетик. Но только смотри, между нами, что бы все осталось… Было видно, что Бахтияр сразу обрадовался и воспрял духом: -Вот спасибо, Серик! Не думай, все будет по форме. Ты только уточни, что и как мне надо будет сделать? -Ну, во –первых, спасибо, ты своей маме скажешь за то, что она тебя «счастливым» нарекла. – Серик снова заговорил вполголоса. – А я за этот порошок, должен буду еще отблагодарить того, кто мне его дал. А он «спасибами» -не берет. И дальше ты уже сам будешь решать: где и как тебе лучше угостить своего коллегу напитком с травкой. Усек? - Сколько тебе надо за твои услуги? – Бахтияр полез в карман за бумажником. - Успокойся, завтра скажу, - Серик допил свой кофе и вскоре мужчины вышли на улицу. 2 В центральное отделение полиции нашу бригаду доставили уже под конец рабочего дня. И сразу же всех развели по разным кабинетам. Не страдающий никакими фобиями, я к милиции - полиции почему – то испытываю нескрываемое чувство недоверия. Может, тому виною фильмы и передачи по ТВ о жестких мерах, применяемых в подобных заведениях на допросах. Конечно, скорее всего, к полиции нашего города все это и не относится, но как только за мной захлопнулась решетчатая тяжелая дверь, мне, почему, сразу захотелось - домой. В кабинете следователя, куда меня любезно, как мне верилось, завели, было два молодых человека в белых рубашках, один их которых все записывал, вернее, пропечатывал, на ноутбуке. Хотя скорость набора у него была побольше, чем у меня сейчас, но все равно я понял тогда, что это мероприятие быстро не закончится. А следователь, предупредив меня о том, чтобы я ему говорил одну только правду и ничего другого, начал задавать различные каверзные вопросы. - В каких вы были отношения с Шаймардановым? - А кто это? – не понял я. - Ну, потерпевший. - Ни в каких - утром «здравствуй», вечером - «до свидания». -Где вы находились в момент нападения на всех вас? В чем был одет нападавший? Какого цвета были у него брюки? В какой кепке был потерпевший? Какой у него был мобильный телефон? Да разве сейчас все вспомнишь? От всего происшедшего, я был в состоянии тихого ужаса, и к тому же меня внутри всего трясло. - А что это вы заикаетесь? И почему-то волнуетесь… - внимательно посмотрев мне в глаза, снова стал печатать следователь. «Ну, интересно, - подумал я. - Тут на моих глазах, да еще и средь бела дня, уже людей убивают. А он говорит, что ты расстраиваешься…» После этой первой беседы в ЦОПе, нас всей бригадой, вместе и порознь вызывали туда же еще три раза. Правда, я потом сказал прямым текстом господам офицерам, что я - поэт, член Союза писателей России. И попросил их относиться ко мне соответственно. Не знаю, это ли мне помогло или что другое, но в дальнейшем они ко мне уже обращались, вплоть до самого суда, только Николай Николаевич. 31
Ожидание суда для меня, свидетеля - и то стало нервным процессом. Нужно было вспомнить все, как было, откинуть то, что не нужно, сказать то, что они, судьи хотели от меня услышать и все. Дома я не раз и не два перебирал в памяти все с самого начала моего лета две тысячи тринадцатого года… В конце апреля, по направлению от городского центра занятости, я устроился на предприятие по уборке улиц. Грязной работой меня к тому времени, уже никто бы не напугал, где только мне ни пришлось в свое время потрудиться! Я настроился на то, что при любых обстоятельствах проработаю на новом месте хотя бы до зимы. Давая себе такое обещание, я тогда, естественно, даже не мог и предполагать, о каких обстоятельствах в дальнейшем может идти речь. Моей обязанностью был сбор мусора по обеим сторонам улиц. Сбоку, на пояс, я к себе привязывал несколько пустых мешков из-под муки, в уши вставлял наушники от плеера и…вперед. Не прошло и полного месяца, а мне однажды, на этой работе так повезло, как никогда в жизни. Более того, я после этого стал реально верить в свою судьбу. И в то, что хорошее может хоть когда случиться с любым из нас! И причем к этому не надо даже прилагать никаких усилий. Что будет, то и будет. - Эй, Никола, - окликнул меня в тот день, один из коллег. – Сходи, вон, за остановкой собери мусор. Вот командир, еще нашелся. Хотелось мне его тогда послать подальше, чем за остановку, да сдержался. Нервы пожалел. Траву под ногами-то носком ботинка разгребаю, и вижу, что это? Лежит толстый портмоне. Или как сейчас любят говорить – лопатник. Я, не веря глазам, пробую его на ощупь и чувствую его упругость. Заглядываю в него и вижу – аккуратно сложенные крупные новенькие купюры нацбанка Казахстана.. А когда я уже вечером подсчитал его содержимое, то в нем оказалась как раз половина моего заработка на новом месте. 3 Как только Ермек Сейтханов вышел на улицу из душного спортзала, он почти сразу же почувствовал необъяснимую легкость. Она выражалась в каком-то полете не только души, но и всего тела. Казалось, что земля реально уходит из – под ног, которые её лишь слегка касаются. И от этого ты словно взлетаешь на несколько сантиметром и паришь. Состояние необычное и непривычное, но оно не может долго нравиться. Полчаса назад, когда Бахтияр угощал Ермека напитком, купленным, по его словам в лотке, он уверял, что после выпитых даже нескольких глотков, усталость – как рукой снимет. И, прежде всего, потому, что он, Бахтияр, угощает Сейтханова от всего сердца. Ермек не чувствовал ни ног ни рук. Попробовал себя ущипнуть, но боли не ощутил. В другой руке у него была бутылка с остатками напитка, которым его угощал Бахтияр. Ермек сделал из горлышка еще два больших глотка. И сразу же присел около какого – то забора. Все перед его глазами стало расплываться. Мужчина вдруг почему-то потерял ориентир. Он не мог понять, где он находится и вообще, что происходит вокруг. Его окружали не только незнакомые строения, но и люди. Кучка подозрительных граждан, одетых одинаково, во все красное, расположилась в нескольких метрах от Ермека. Люди пристально смотрели на него, переговариваясь между собой. В руках у них были палки и непонятные длинные предметы. По всему их виду, было ясно, что незнакомцы готовят на него нападение. Но Ермек, не из робкого десятка. К тому же он не сторонник драки без причины. И вот мужчина уже медленно подходит к сидящим, гладит каждого по лицу, в знак скорейшего примирения и просит их оставить его в покое и уйти. Затем Ермек, также неспеша, словно паря на землей, возвращается на свое место, где и был ранее. Но незнакомцы не унимаются. Они смотрят в его сторону и что-то шумно обсуждают. Какие непонятливые! Ермек уже снова около сидящих. Он забирает у кого – то из незнакомцев их палки. А самих пытается прогнать. Но люди не торопятся уходить и шумят. Кто-то из них – падает. Ермек подает ему конец палки, чтобы тот смог подняться… Затем все вдруг куда–то пропадает. Пустота…Шум какой-то, затем – гул… Громкие разговоры. Полиция. Крики. Ничего не понять. В чем дело? Его хватают полицейские, куда-то запихивают, в машину какую-то… 4 - Свидетель Тимохин, пройдите в зал суда, - услышал я и, хлопнув по плечу своих коллег по бригаде, которые ожидали в коридоре своей очереди, вошел в небольшое помещение. - Скажите, свидетель, - начал господин прокурор, - вы имеете личную неприязнь к подсудимому? -Уточните, пожалуйста, вопрос, - я решил протянуть время и подготовиться к ответу. -Ну, я хочу знать, вы готовы заведомо оговорить подсудимого из каких-то своих корыстных побуждений? 32
- А, нет, ну что вы? Ну, конечно, о какой неприязни может идти речь? Ведь за несколько дней до суда, на очной ставке с обвиняемым Сейтхановым, он попросил у меня прощения за то, что ударил по лицу, и даже обратился по имени – отчеству. В ответ, я призвал его чистосердечно признаться в содеянном, чтобы не вводить в заблуждение правоохранительные органы. На прощание мы обменялись крепким рукопожатием. После чего только не хватало нам обоим мирно разойтись по своим делам. И инцидент – исчерпан! Правда, тут одна маленькая неувязочка имеется. А как быть с убитым - то? Его-то уже не поднять! Суд был чисто показушным мероприятием. Всем все уже давно было ясно. Признал подсудимый свою вину или нет, я не знаю, так как всю нашу бригаду, потом сразу же отправили, к нашей великой радости, по домам. А спустя время, мне сообщили, что Ермеку Сейтханову дали тринадцать лет строгача. И на этом все и закончилось. А именно то, что произошло в обед, в середине лета, при моем непосредственном участии, в одном из жилых районов нашего города, прямо средь бела дня, на небольшой площадке, между средней школой, роддомом, баней и онкодиспансером. Мы, вся наша бригада, в тот день присели на «перекур», вдоль стены одного дома. Перед собой побросали на землю лопаты, метлы и пару серпов, приваренных на длинные металлические прутья, что чем-то напоминало косы. Некоторые из нас заметили незнакомого мужчину, сидящего на корточках, около длинного бетонного забора онкодиспансера. Перед ним на земле стояла початая бутылка с каким-то напитком. Почти сразу же, как только мы уселись, этот мужчина встал и уверенной походкой быстро подошел к нам. Он был азиатской национальности, с короткой аккуратной стрижкой. Крепкого даже спортивного, можно сказать, телосложения и высокого роста. Ни слова не говоря – ни «здравствуй» ни «прощай», он быстро и умело, по-моему, каждому сидящему дал звонкую, но не больную, больше смешную – пощечину. Затем, встав перед всеми, он что–то быстро проговорил о том, чтобы мы убирались с его! территории и вернулся на свое место. Мы все сначала не поняли ничего, хотя и возмутились такой наглостью. Каждый был уверен, что это чей-то общий знакомый так с нами здоровается. Видимо, бывали уже похожие случаи. Поэтому никто сразу и не возмутился. Не понравился этот товарищ, прежде всего, мне. И я стал говорить вслух все, что о нем подумал, хотя мне и было смешно от его затрещины. Я смотрел в его сторону и призывал народ двинуться на него и разобраться с наглецом, как и подобает в таком случае. Благо, что наш бригадир, тогда смог охладить мой пыл! Хотя, скорее всего, не это спасло ситуацию от конфликта, а то, что незнакомец вдруг резко соскочил со своего насиженного места и быстро направился в нашу сторону. Можно сказать, что прямо на меня. Вскочив на ноги, я взял лопату и поставил её перед собой. Бригадир тоже поднялся с корточек. А незнакомец уже снова стоял перед нами и нес какую-то ерунду, сейчас не вспомню точно, что именно. Но он явно угрожал всей бригаде и мог реально помешать работать. Так как к тому времени наш десятиминутный перерыв уже заканчивался. Все, опустив глаза в землю, слушали его и молчали. Лишь только Даня, Данияр Шаймарданов, скромный и спокойный мужчина моего возраста и худощавого телосложения, что-то стал возражать наглецу. Причем на двух языках сразу, вперемежку, чтобы тот быстрее понял. Забыв про всех остальных, Сейтханов переключил свое внимание и тучей двинулся на Данияра, который совсем его не испугался. И не стал никуда убегать, а стоял и что-то говорил. Я сразу почему-то решил, что дело «запахло керосином» и поспешил позвонить в милицию. Но все развивалось гораздо стремительнее, чем я сейчас описываю. Мужчина к тому времени уже вырывал из чьих-то рук лопату и нашу самодельную косу. Про звонок в полицию по мобильному я в то время и не вспомнил. Или у меня не было денег на счету или мой телефон разрядился. Поэтому, я стал стучаться в ворота дома, около которого мы и присели на отдых. Но мне никто не открыл двери. Прохожие, которые были вынуждены проходить мимо нас, ускоряли шаги и старались не обращать внимания на то, как наш незнакомец, что-то выкрикивая, уже махал перед собой серпом, как мушкетер шпагой, явно создавая при этом угрозу любому человеку. На удачу в нескольких метрах от нас, от роддома, вывернула карета скорой помощи. Я бросился к ней чуть ли не под самые колеса. - Мужчина, - кричал я водителю, который притормозил передо мной и приоткрыл окно. – Вызовите по рации милицию. У вас же есть связь! На нашу бригаду напал какой-то бандит! Помогите! Водитель «скорой» абсолютно спокойно ответил мне, что у них нет рации, и посоветовал разбираться самим. Правда одна врачиха заголосила, увидев, как Сейтханов уже 33
повалил на землю кого-то из наших и наносил по нему удары лопатой. И пока я смотрел в сторону дерущихся, «скорая», оставив за собой облако пыли, быстро скрылась за поворотом. Что делать? Впереди меня оказались открытыми железные ворота какого-то учреждения. Я кинулся туда. «Баня», успел я прочитать вывеску. Ну и пусть, мне все равно. На лестнице перед парадным входом в здание стоял мужчина. -Скажите, от вас можно вызвать милицию? – выпалил я. – У нас ЧП, нападение на бригаду. - Да, пожалуйста, - любезно ответил мой собеседник, причем тоже так невозмутимо спокойно, будто я поинтересовался наличием приват-кабинок в этом заведении. Но вот за моей спиной раздался какой-то шум, и послышались чьи-то возбужденные голоса. Я оглянулся и увидел почти всю нашу бригаду, во главе с самим бригадиром. Не было с ними лишь Данияра и еще одного товарища. Я позвонил по городскому телефону в полицию, и мы стали на крылечке ждать её приезда. Каждый в тот момент вел себя по - разному. И сейчас уже никто не вспомнит все детали присходящего. Но то, что мы были взволнованы судьбой Данияра, это точно. Кто-то из бригадных видел как незнакомец, свалив его с ног, нападал на него, причем угрожая отобранной у кого –то косой. Но никто из нас не мог точно сказать, где сейчас находится Данияр. Или он также успел убежать, или остался один на один с нападавшим. К сожалению и всеобщему ужасу, мы больше всего во мнениях сходились на втором варианте и оттого так сильно переживали. Кто-то из нас предположил, что незнакомца раздражают наши светло оранжевые куртки, со светоотражающими полосами поперек спины. И действуют на него как красный цвет на быка во время корриды. Я, скинув с себя спецовку, выглянул за ворота. По сути, я мог уже и не прятаться. Так как без куртки нападавший меня просто бы не узнал. Да и находились мы далековато от места события. Но все равно, смотреть в его сторону, мне не хотелось. А незнакомец, стоял посередине непроезжей и неширокой улицы, проложенной между заборчиком школы и частным жилым сектором и распугивал прохожих, размахивая при этом нашей косой так, будто Чапаев шашкой. В другой момент, это было бы смешно. Позже, когда я много раз все вспоминал и перевспоминал, я думал о том, что какое счастье, что этот Сейтханов не сбежал тогда с места преступления и не скрылся. А стоял и ждал, как умный человек, приезда полиции. А вот если бы он убег, вот тогда бы мы всей бригадой, по сей день доказывали бы господам полицейским, что это не мы сами убили Данияра, поругавшись с ним. Ведь никто из нас тогда не мог вспомнить и точно сказать, к примеру, какого цвета были трикотажные штаны на нападавшем. Одни говорили, что синего, вторые – черного. А это очень злило и без того, нервных наших следователей. Они в этом видели какой-то заговор по даче заведомо ложных показаний. И могли, при желании, применить свои методы по убеждению нас говорить им правду. А по сути, то, что им хотелось от нас услышать. Но мои коллеги, все почему-то избрали тактику: «ничего не видел, ничего не знаю». А раз так, то, по сути, обвиняемый мог нанять адвоката и заявить, что он просто проходил мимо. А эти дураки сами повздорили между собой и давай махать лопатами, да серпами. Могла быть такое? Да легко! Вот потому, я и переживал до самого суда. А когда все же приехала полиция, то мы, по сути, могли бы уже расслабиться и вздохнуть с облегчением, встретив группу захвата. Ведь преступник уже будет обезврежен. Так считали все мы, кроме самого нападавшего. Хотя, как позже выяснилось, им оказался тренер по самбо. Да это и не удивительно, если взглянуть на его телосложение. А наша полиция прибыла на обычной легковушке, и из неё вышел всего один господин офицер! Спортсмен замахнулся на полицейского косой. А потом заявил, что "если мент подойдет, то я добью этого!" И показал куда-то в сторону, на землю, где и мог находиться наш товарищ. Но нам не видно было того участка, так как он весь зарос высокой травой и к тому же, рядом стоял большой телеграфный столб. Это была катастрофа! Похоже, наши самые худшие подозрения оказались не беспочвенны. И жизнь Данияра, в лучшем случае, еще в опасности. А в худшем.... Офицер не долго думая, схватил с пояса рацию и приложил её ко рту. Буквально через какие-то минуты подъехал полицейский газик и из него вышли два молоденьких парнишки в форме, худощавого и неспортивного телосложения, с пистолетами и дубинками на поясах. Они уверенно, слегка покачиваясь и чуть пригнувшись, пошли на тренера по самбо. Самбист только дернулся всем телом вперед и взмахнул косой так, словно уже отрубил чьи-то воображаемые головы, как полицейских, словно ветром сдуло. Они бросились к своей машине и одели бронежилеты, взяли газовые баллончики и снова двинулись в атаку на преступника, который с нетерпением их уже ждал. Он еще какое то время гонял их по небольшой 34
территории, привлекая тем самым любопытные взгляды прохожих. А потом они спортсмену видно надоели, а может быть, и до него все же долетел тот слезоточивый газ, который уже "разжалобил" до слез всех вокруг зрителей, включая и нас, и он - сдался. К месту происшествия почти сразу же приехала карета "скорой" - реанимации. Такое ощущение, что она, все это время, стояла и ждала где - то неподалеку. Все подбежали туда, где лежал наш товарищ и, не спеша, склонились над ним. Он лежал на спине, с закрытыми глазами, без всяких признаков жизни. Из его глубоко рассеченного лба, из трещины, толщиной с палец, медленно сочилась густая, темно - красная кровь. Она наполняла и без того немалую лужу крови под головой нашего товарища. Это говорило только о самом трагичном исходе дела... Но последнее слово все же оставалось - за врачами. Они быстро достали небольшой переносной дефибриллятор, прибор, дающий электроразряд на сердце, в тот момент, когда это практически уже бесполезно. На короткий миг наступила тишина. Тело лежащее на земле дернулось, наверное, в последний раз, а через несколько мгновений врачи сказали всем присутствующим самое страшное: "Мужчина умер". А дальше все пошло как по сценарию. Сразу понаехали всякие машины с полицией и штатскими людьми. Нас стали предварительно по одному допрашивать и все подробно записывать. А потом и вовсе отвезли в полицию. Я до сих пор все думаю на эту тему. Как так могло случиться? Один человек вот так легко и просто напал на всю бригаду, при всем честном народе, да еще и средь бела дня… Семей, янв, 2014
35
ВИКТОР ШЛАПАК Украина.
МОЙ ВНУК – АМЕРИКАНЕЦ, ИЛИ КРАТКИЙ КУРС ИСТОРИИ ОДНОГО ВОСПИТАНИЯ1 (педагогическая эпопея) Вчера Он не подходит, а как-то почти по-кошачьи подкрадывается к столу, с хитринкой поглядывает на меня, словно своим невинным ангельским взглядом хочет меня отвлечь от преследуемой им цели, выдаваемой в его подкрадывании к столу, да еще на цыпочках, ступая тихо и, как ему кажется, незаметно. И ему это удается – я теряюсь в догадках: неужели за книгой, картинками, и, только когда он хватает линейку, все становится на свои места: разум и инстинкт в их вечной схватке, каждому свое: философы и иуды, труд и преступления, полеты в космос и войны… Линейка – знает кошка чье мясо съела. Когда он находится в своих экстазах рычаний, кусаний, швыряний, в эти мгновения он как бы ничего не слышит и никого не видит – я беру линейку или угрожаю ею, или слегка шлепаю, чтобы еще и еще раз напомнить, что и почем на этом белом и черном свете. – Больно? А ты тоже делаешь больно, – комментирую я – когда кусаешь, швыряешь с бухтыбарахты в ни в чем не повинного человека и делаешь ему больно. Ответная боль – это и месть, и урок знаний, достающих до инстинкта – сложнейший механизм природы, с одной стороны, обладающий способностями и возможностью к самоуничтожению, с другой - способностью к самосохранению, что привело путем побед и ошибок к созданию в природе универсального организма, обладающего уже способностью не только выживать, приспосабливаться, но и сотворять жизнь. И этот совершенный организм называется, нет, не человеком, а человеческим обществом, обладающим своей основной способностью – памятью, сохраняющей свидетельства о тех самых пройденных путях побед и ошибок, ставшими знаниями, которые передаются подрастающему поколению человекоподобных, всегда начинающих с нуля и приводящих к тем же результатам самоуничтожения по инстинктам, если они не усмиряются в простом курсе обучения урокам памяти о боли и любви, и не поставят инстинкты на службу разуму, в конце концов не станут им, то есть человеками, людьми общества. Коля берет линейку, берет, несмотря на мой запрет, берет и не только берет, но и ломает ее. Вот это да! А где же страх? А где разум? Ведь дело не в линейке, даже сломанной – это немного наивно, смешно и страшненько в своих последующих криках, воплях, остервенениях, в их бесконечных повторениях с их последствиями – погибелях за метал… Вот этот клубок противоречий эпох, тысячелетий – клубок страха, разума, страданий, унижений, ненавистей, позора, славы, торжеств… И опять все по-новому кругу, но уже почти невозможному, нет сил и у духа, и у природы на новый виток, очередной, чтобы воскреснуть из ада распятий, возродиться и, возможно, это уже последняя попытка, затеянная мной битвы с инстинктом с помощью воспрявших бойцов разума, затанцованных, затоптанных, заофшоренных в пыль, закатанных в асфальт бабла и лицемерия разных там джотт, данте, рафаэлей, байронов, гёт, радищевых, пушкиных, шевченков, лермонтовых, макаренков… Удастся ли? Но нет, он же вернется туда, в страну стандартов свободы и демократии погони за прибылью и ничего другого, кроме прибыли, в погоне, не останавливаемой даже слезой ребенка от увиденных им королей прибыли, признанных толпами, как всегда оказавшимися голыми, голыми королями бизнеса – кланов, партий, классов, творцов пустых мюзиклов, триллеров, шоу местных и прочих незалежных бродвеев, голливудов. Да, Голые Короли, нет, не без одежды, а без и вне знаний, памяти, морали, культуры. Он всего-то поломал линейку. Я не поражен, не огорчен, но было бы смешновато, если бы не одна горчинка все никак, все никем не замечаемой одной слезинкой, вот – вот готовой обрушиться отмщенным потопом. Мы ужинаем и каждый раз перелопачиваем заново все эпизоды, происходящие с Колей, чтобы как-то проверить и совместить теорию с практикой, даже вспоминаем мой роман «Записки учителя» – правда о работе и учителя, и государства, у которого этот самый пресловутый педтруд был да и остается на самом последнем месте, остаточным, и получается: какое государство, читай – короли, такие и учителя, и такие толпы, избирающие, терпящие, молящиеся за и на них. Кто о чем, а курка о просе: так и я подвожу итоги своим наблюдениям в работе с Коляней. Теорию проверяю на себе и на внуке, тем более американце. Скажем прямо – материал
36
неожиданный, почти неуправляем, увы, короче – стандарт, но кое-что получается, как замечает жена, он оторван от той среды, где был, а сейчас надо подходить осторожно: и я не выдерживаю: - Ты порой защищаешь в нем зверя, против которого мы боремся. – Он освободился от тех условий, в которые поставили его его родители. – Которых в свою очередь поставили. Но пойми, человека в человекоподобном существе нет, он создается только воспитанием – и тогда появляются чудеса, которые может создать только человек разумный. – Как зло, так и добро. – Ты права, как Иисуса, так и Иуду. – Это вчера, а сегодня –Сегодня нет без вчера и не может быть, вплоть до полного исчезновения. Так что, как ты и говорила, продолжим учебу по воспитанию человека из зверя. И вдруг признание ее, как гром на ясном небе. – А ты знаешь, почему я ушла из института и стала бухгалтером? – Не было работы. – Нет, мне нравилась работа, и я бы никогда не ушла. Я знал это, и всегда волновался, даже от названия той остановки, которую произносил водитель троллейбуса, когда я проезжал там, где работала она, где находился тот самый институт. Но сейчас я сжался, приготовился слушать еще одну историю, произошедшую вчера, но так и не усвоенную ни другими, ни, оказывается, мною – я сжался. – Ты помнишь, я часто тебе жаловалась, что мне на работе дают чертить только этажные перекрытия? Да, я вспомнил эту историю, я помнил, что для меня она начиналась с того, что в любом разговоре я с гордостью сообщал, что моя жена инженер-строитель, даже без иронии, что, мол, это мужская профессия. А потом я вспомнил по аналогии с этой историю – свою, когда я работал на заводе и в цехе мне тоже давали паять одну и ту же деталь, уже и не вспомнить, как ее звали, но по сути те же этажные перекрытия. – Так вот, я руководителю группы однажды сказала все, что я о нем думаю – но их ничем не прошибить. – И что? – А то, что после перестройки, когда все начало рушиться, они захватили все в свои руки и денежные работы давали только своим людям. Когда я просила: «Дайте еще другую работу», в ответ я слышала: «В другой раз». Тайны рушились, как и вчерашних эпох, так и сегодняшних, тайны крушений, падений, с пока еще непреодолимым кодом под названием «свои люди». – Если бы не мамочка. А бухгалтерию я люблю, это не цифры, а живые люди. Ну и ну Послесловие Младшая дочка размалевала себя в пух и прах – снаружи, а внутри остаются невозделанными прерии, где разгуливает зверь – инстинкт, и к нему никак не подступиться, не подобраться. Эта территория неприкасаемости, неподсудности и окружена, заблокирована разного рода, вида, сорта заборами, типа, патрио-нац, партиями и партейками, конгрессами и их конституциями, саммитами и симпозиумами, за которыми раз гуливают представители самых из самых свободных, незалежных кланов из стран «золотого миллиарда» и из клик, представителей самостийных стран, мечтающих туда вступить, но как те, так и другие уже давно не узнающие своих собратьев по прериям, и при всей их разношерстности, разноофшорности, разнобабловости, разнокресловости, все они заражены одним и тем же страхом, поэтому – то они и взялись охранять свои заборы разного рода способами, средствами, даже системами, типа про, нато, цру, вр и пр., пр., охраняя все те же тайны прерий – прибыля, загулы, разгулы, оторвы.., ими обожаемые и заканчивающие как всегда распятиями обожаемых ими, но уже толп . И спрашивается, от чего охранять? Конечно же, от зависимости от труда, учебы, чтобы не дай бог обзавестись хоть каким-то умишком, суть которого заключается в обладании знаний об элементарных знаниях элементарных законов сохранения жизни – братство и равноправие всех и всего на этой земле в этой еще жизни, если не остановить это безумие. Коля в центре внимания, он ест конфеты, но как – одно загляденье, он их не просто ест, а прямо на наших глазах осуществляет наши тайные желания, порывы именно так и поступать: он их зажевывает, заглатывает и требует еще и еще, разумеется, со всем своим штатовским, 37
штатным комплексомстандартом во всей его красе: швырянием, воплями, рычанием, и с уже прибавочкой от местного колорит-шоу укркомплекса – гвалт, гвалт обделенного судьбой и конфетами зверька, но по образу и подобию любующегося, умиленного этой сценой его окружения. –А что нельзя делать? – спрашивает дочка. В ее вопросе слышится плохо скрываемая ирония почти вопроса Пилата Иисусу, так и оставшимся без ответа, но так ярко продемонстрированного, потом проиллюстрируемого кем-то: как приколачивали последнего к кресту с последующим убеждением первого себя в том, что это не ты пригвоздил, а тебя, мол, попутал бес, то есть некто другой, а ты по-прежнему вообще-то любознательная душка, тушка, робот, тот еще бизнес-шоу- конгресс – мен и т.п. – сми, тем более прощающий сам себе все свои грехи, стоя у изготовленных для этих самых дел распятий. Но все вокруг продолжается так же, как и до приколачивания, так и после, все похоже, как две капли воды, к тому же все это закрепленное в новейших законах, уставах, заповедях, так что по-другому уже не может быть, течь, увы, уже нельзя бросить курить, пить, жечь, грабить, убивать… – Нельзя грубить – ответил я, беря как бы начальную формулу, откуда потом происходят другие, если ее, начальную, не пресечь на корню. Я отвечаю дочке и смотрю на Колю, он рычит. Разумеется, он еще не понимает значения многих слов, но ориентируется по интонации голоса, по смыслу ситуации – на чьей стороне его защитница, единственная, оставшаяся бабушка. Да, старшая дочь укатила, младшая, Катя, ждет не дождется дня отъезда в Европу, ей не до воспитания. Она спешит к жениху. А что же такое воспитание, как воспитывать? Вот в чем вопрос уже не эпох, а вопрос существования. И вдруг я вспоминаю себя с линейкой. Да, это не аргумент, это маленькие издержки - нельзя человека держать на грани, только на линейке. А как же атомная бомба? Ну и ну!__ ***
38
ЭДУАРД РЫБКИН Родился 15 апреля 1941 г. в городе Иркутске. Окончил техникум БМТТ, специальность бухгалтер- плановик, университет марксизма- ленинизма, работал мастером, начальником цеха на ДОКе, корреспондентом районной газеты «Тальменский вестник». Был на Байконуре монтажником, проводником пассажирских вагонов. Автор 7 книг.
ЛЕХА Невыдуманный рассказ
Здорово, Эдуард! - хлопнул меня кто-то сзади по плечу. Я оглянулся, передо мной стоял, на две головы выше меня, братов дружок Лёха Утробин. Худощавый, подтянутый, в морской форме с погонами, старший матрос, казалось, не так давно ходил к моему младшему брату учиться играть на гитаре. Был худенький этакий, рыжеватый пацанчик, а теперь передо мною стоял детина под метр восемьдесят, с пышной, как у Карла Маркса, бородой. Где Славка? - сходу спросил Леха. Славка женат. У него двое детей, живет в Тальменке, - коротко доложил обстановку я. А через час мы уже сидели с ним в двухкомнатной квартире его матери, в семейном общежитии и пили водку. Вернее, пил только он, зная, что я этим никогда не увлекался. Леха взял в руки и быстро пробежав пальцами по струнам, вдруг грянул басом, шутливо переиначив известную песню: Хрен ты мой опавший, и заледенелый, Что стоишь согнувшись под метелью белой. Сухонькая мать его - тетя Маруся, в белом платочке домиком, замахнулась полотенцем, улыбаясь, явно довольная озорством сына. Бесстыдник! Замолчи, сейчас же! Ничего, мама. Это я шуткую. Леха отложил гитару и вновь кинул в свой бородатый рот рюмку водки. Выглянув со второго этажа в раскрытое окно, увидел там соседа, крикнул: Женька, иди сюда! Через минуту в комнату ввалился, по медвежьи косолапя, еще здоровее Лехи, Евгений Новиков. И с ходу, шагнув от порога, взял в руки рюмку, опрокинул водку в себя. Вот это по-нашему! - одобрил его Леха и пододвинул тарелку с огурцами. А ты что, Эдя? Выпил бы с ребятами... - остановила на мне свой взгляд, пришедшая с кухни, тетя Маруся, неодобрительно поджав тонкие губы. Было с самого начала видно, она не одобряла моего присутствия в их квартире. Как же - ее сын такой богатый и успешный, отслужив три года в армии, плавал в торговом флоте. Привез оттуда кучу денег и дорогих вещей, к тому же и в Бийске успел устроиться рулевым на "Зарю", что плавает на Телецкое озеро. А я разведенец и два месяца не могу устроиться на работу. И вообще, тетя Маруся боялась, что сын заразится от меня невезухой. Все же принесла блюдо с дымящимися пельменями. Половину отсыпала сыну в тарелку, значительно меньше Женьке, ну а мне, так и вовсе с десяток. Ну раз не пьешь, то ешь пельмени, - пододвинул мне свою тарелку Леха, а мою взял себе. Мать, недовольно поджав губы, сразу ушла. *** Работу я вскоре нашел, правда, с постоянными командировками, но денежную. По приезду из первой же командировки, мать встретила меня известием, что Леха женился. А через час Леха уже знакомил меня со своей женой Ольгой - белокурой, с пышной прической и озорными глазами. Видимо, узнав от Лехи, что я занимаюсь литературным трудом в свободное от работы время, она сыпала передо мной теперь цитатами из книг известных писателей: Золя, Экзюпери, Стендаля. Я отметил про себя, что она, почему-то, старается понравиться мне. Я этого в душе не одобрил и понял, что Лexy она ни в грош не ставит. Зато он, мало читавший, был от нее без ума и восторженно таращил глаза. Я подумал, что Ольга, скорее всего, любит больше Лехины деньги, чем его. И оказался прав. И следующий свой приезд мать моя встретила известием, что Лешка разошелся. Как? - поразился я. Мать стала рассказывать: Когда ты уехал, Ленька уплыл на своей "Заре" на Телецкое, на неделю. Маруся поехала к своей дочери - к Ленькиной сестре на Сахарный. Когда приехала, услыхала еще от порога, что у Ольги кто-то есть. Но когда вошла, увидела что Ольга в комбинашке спокойно расхаживает по комнате. В зале у них стоял круглый стол со скатертью. Нижний конец скатерти слегка 39
шевельнулся. Маруся заглянула под стол, а там сидит соседский парень. Когда Лешка приехал, мать все рассказала ему. Тот схватил нож и погнался за Ольгой, та убежала к соседям. Маруся уже раскаивалась, что рассказала. Обхватила сына руками, уговаривая, чтобы он ни кудане ходил. Леха, не рассчитав сил, махнул рукой, чтобы отстранить мать. Та, от его толчка, упала боком па угол тумбочки и вмиг потеряла сознание. Приехала по вызову скорая помощь. Врач сразу определил - у Маруси лопнула печень, и ее увезли па операцию. После операции хирург сказал Лехе, что дело безнадежное, у матери печень лопнула сразу в нескольких местах. Сделать ничего невозможно. Вшил в бок ей резиновый шланг. А моей матери по секрету сказал, что тетя Маруся умрет. Умрет в тот момент, как из этого шланга перестанет идти жидкость. Теперь мать ухаживала за тетей Марусей, не отходя от нее ни на шаг. С Лехи же, как с гуся вода, он продолжал пить. Услыхав о происшедшем, потрясенный рассказом, я не мог даже вымолвить слова, только спросил: Где она? Вон, дома, на койке лежит, - ответила мать. Я немедленно пошел к тете Марусе. Она, действительно, лежала на кровати, сразу на трех подушках, почти сидя, а из ее бока в баночку свешивался красный резиновый шланг. Увидев меня, тетя Маруся, почему-то, сразу заплакала, жалуясь на сына. Ты-то вот на хорошую работу устроился, а мой идиот успел и с работы слететь, и деньги, что привез, уж спустил. Водит компаниями к себе мужиков и баб, - и, помолчав, спросила: - Ты б его приструнил, он тебя слушается. Заставил бы хоть костюм себе купить и тумбочку под телевизор. У нас вон плохая какая... Я пообещал. А она повинилась: Я, сынок, поначалу о тебе плохо думала, а вышло все наоборот. Счастливая твоя мать, она за тебя даже не беспокоится. Знает, что ты не пропадешь. Обещание свое я выполнил. Вечером, когда пришел Леха, я уговорил его купить костюм. На следующий день мы купили ему костюм, а затем зашли в мебельный магазин и купили тумбочку. Тут терпение Лехи явно иссякло. Вынув кошелек и посчитав, что там осталось, он заматерился. Выпить даже не хватит! - взвалил на плечо тумбочку, сердито пошел, не дожидаясь меня, проворчал: - И на хрена мне эта тумбочка! Пил Леха сильно, потому что очень переживал измену Ольги. Я. исходя из своего опыта, посоветовал ему: Клин клином надо вышибать. Как это? - не понял Леха. Найди еще покрасивей бабу и займись с ней любовью. После "Зари" Леха устроился сварщиком в "Сибакадемстрой". Из следующей командировки меня ошеломила весть, что тетя Маруся умерла, Леха с сестрой и племянником ее уже похоронили. Вспомнилось, вдруг, как перед моим отъездом тетя Маруся жаловалась мне на Леху. Совсем озверел, слова не дает вымолвить. В тот же вечер я стал отчитывать Леху: Ты что, Леш, мать же она тебе... А ты знаешь, какая она жадина, пернет в церкви за пятак. - Парировал Леха. Все равно она тебе мать и нельзя так грубо, - продолжал я. Тете Марусе в моих словах, видимо, что-то не понравилось, и она прервала меня, болея за сына. А мы оба с ним грубые - не то, что вы с матерью. Твоя мать старается всем угодить. А всем не угодишь. Человек не солнышко, всех не отогреет. Я хотел было сказать, что если следовать вашим словам, то мать моя не должна была ходить за вами и носить горшки, но только махнул рукой и ушел. Мать рассказала, что перед смертью тетя Маруся позвала её к себе и сказала спокойно: Капать перестало. Сегодня я умру. И, действительно, в этот же день умерла. *** Вскоре я женился. И еще много событий произошло. Леха, наконец, получил благоустроенную квартиру. Потом мы с матерью получили на Зеленом клине двухкомнатную благоустроенную квартиру за моего старшего брата Николая, погибшего в 1944 году в Польше. Я надолго потерял связь с Лехой. Однажды, лоб в лоб, столкнулся с ним на трамвайной остановке. Он, как всегда, был только что "заскочившим" в рюмочную на вокзале, с ходу сообщил мне: Помнишь, как ты советовал мне клин клином вышибать? Я нашел себе еще красивей бабу, звать тоже Ольгой, - и, довольный, расхохотался. Кто она? Где ты с ней познакомился? - осторожно спросил я.
40
Да у нас же, в соседях жила, снимала с племянницей квартиру. Я предложил ей, чтоб она перешла ко мне. Ну, ты даешь, сразу двух женщин заимел, - польстил я Лехе. О го, го, го! Я такой! - баском пророкотал он и заторопился, - ладно, я пошел. Ольга ждет. Ну, слава Богу! Леха, кажется, обрел свою пристань, порадовался я. Но прошло где-то с пол года и Леха позвонил мне. Слушай, Эдуард. Что делать? Помнишь, я тебе говорил, что бабу привел себе с племянницей. Так вот она, что мне учудила. Подговорила рэкетиров. Они требуют, чтобы я им отдал квартиру, а они мне в обмен чают развалюху в частном секторе. И грозят, что убьют, если не отдам. И ты еще сомневаешься, что делать? Немедленно иди в милицию и подай заявление, а то твоих следов может никто и не отыскать, - вознегодовал я, - гони, как можно скорей, своих сожительниц из квартиры! Хорошо, я так и сделаю, - пообещал Леха, а через неделю вновь позвонил: - Я все сделал, как ты советовал. И, явно довольный, хохотнул: Когда пришла милиция, мои квартирантки улепетывали от них, даже забыв свои вещи, вместе с рэкетирами. Молодец! - одобрил я Лехины действия и посоветовал женщин этих больше не пускать и на порог. Все, теперь я ученый! Теперь они меня не предадут, - заверил меня вновь Леха. Вскоре я простудился и попал в больницу. После капельницы и уколов от нечего делать пошел в газетный киоск, купил несколько газет. В том числе и "Бийский рабочий", где мне сразу бросилась в глаза статья на третьей полосе, в криминальной хронике. Следователь, только что закончивший уголовное дело, делился своими мыслями с читателями газеты, рассказал, что некий гражданин "У" был одиноким. Приютил у себя в однокомнатной квартире на время гражданку "О" с племянницей. А та, видя, что "У" пьет, решила завладеть его квартирой, прибегнув к помощи рэкетиров. Но '"У" не побоялся угроз, подал заявление в милицию и выгнал квартирантов. Но через некоторое время женщины вновь пришли и упали к "У" в ноги, прося его, чтобы он принял их на жительство, так как им негде жить. Вначале "У" отказал им, но, увидев в руках женщин две бутылки водки, не устоял и махнул рукой: - "Ладно. Живите." Они сели. Выпили. "О", целуя его, шепнула, что в благодарность за то, что он вновь пустил их на квартиру, они с племянницей, обе решили побаловать его групповым сексом, и велела ему пойти сполоснуться в ванной. Когда "У" налил воды и улегся в ванну, женщины ворвались в ванную комнату с молотками в руках и стали изо всех сил бить его по голове. "У" попытался подняться, но они еще сильней замахали молотками, размозжив ему голову. Но "У" никак умирать не хотел. Тогда женщины стали варить его голову кипятком. И, наконец, когда "У" затих, женщины вынули его из ванны, попытались надеть на него мешок. Но "У" был крупноват, в мешок не поместился. А тут в дверях зазвонил вдруг звонок. Убийцы испугались, прикрыли труп дерюжкой и через балконную дверь на первом этаже выскочили на улицу. Через открытую дверь балкона зимой, соседи определили, что с "У" не в порядке, вошли и нашли его отошедшим в мир иной. Позвонили в милицию, а там уже лежало его заявление. Убийц нашли через два дня. За убийство бывшей квартирантке "О" дали восемь лет, а ее двадцатилетней племяннице пять лет тюремного заключения с отбыванием в колонии строго режима. Прочитав статью, я сразу понял, о ком идет речь, и пошел на улицу Гастело, 6. квартиру 146. Квартира была опечатана. Соседи сказали, Леху схоронила сестра с племянником. История, казалось бы, кончилась, и мне, так или иначе, оставалось только смириться и свыкнуться с мыслью, что Леха погиб. Но - ан нет! До сих пор мне не даёт покоя мысль, что я что-то не учел, что-то не сделал, чтобы Леха не умер такой ужасной смертью. Одновременно думал: А что я мог сделать? Тем более сама Лехина мать говорила, что человек не солнышко - всех не обогреет. Но в том то и дело, что в отличие от Утробиных, мы с матерью жили и руководствовались совсем иными моральными принципами. Потому я поехал на кладбище, отыскал Лехину и его матери могилы, они оказались рядом. Это постарались их родственники с сахарного завода. Положил на обе могилы цветы. Вспомнив Лехино озорство под гитару, вздохнул. Эх, Леха, Леха, жить бы тебе еще да ухаживать за материной могилой, а ты погиб такой нелепой смертью, почти в такие же годы, что и поэт Есенин. Только не осталось от тебя ни детей, ни стихов, ни песен… Но тотчас же, к удивлению, заметил на могиле Лехи молодой клён. Только не опавший, а вовсю зеленый. Посадил его весной племянник Лехи, помня те песни под гитару.
41
ЧУДИК СЛАВКА повесть У Василия Макаровича Шукшина много рассказов о наших доморощенных алтайских чудиках. Так вот мой младший брат Славка один из таких чудиков и даже можно сказать клоунов из народа, которые едва бровью поведут, расскажут анекдот. И вокруг стоит хохот, хотя не всегда у них в жизни всё правильно получается. И хотя мы росли в одной семье, и у одной матери. (Отец у нас рано ушёл из жизни после ранений в войну). Если я с раннего детства пел, пытался сочинять стихи. А для того часто уединялся. То Славка наоборот едва пошёл в школу, научился у матери играть на гитаре и вокруг него всегда собирались его многочисленные друзья в школе и дома. Жили мы тогда по приезду из Иркутска в колхозной сторожке на горе, где мать работала птичницей и единственной хозяйкой птичьего «царства» колхоза, состоящего из нескольких землянок для кур. А старший мой брат Володька охранял колхозные амбары с зерном. Куда с утра каждый день приходили рабочие на подработку зерна. Мужчины и женщины. И все едва подходили к нашей сторожке, увидев Славку, весело улыбались и просили его: «Слав, спой зайчика…» Славка беспрекословно вставал на стул. И хоть ему это давно уже надоело, начинал петь матершинную частушку: Женщины и мужчины покатывались со смеху и одаривали его конфетами и печеньем, набиваясь в нашу сторожку на перекурах. Избушка наша была маленькая, в ней стояла всего одна кровать, у окна, лавка с ведром воды. У порога деревянная шайка с помоями, а напротив печка голландка. У самого порога у двери, у выхода всегда стояли семейные безразмерные общие калоши в которых мы зимой и летом выходили на улицу в туалет или в курятник. Если у Володьки были ботинки сорок третьего размера и калоши были ему слегка великоваты, то мы со Славкой буквально утопали в них (особенно Славка). Он как бы плыл в них на улицу, как на двух лодках еле передвигая их. В сторожке мы жили дружно, весело и всё у нас ладилось, пока мама была рядом и строго спрашивала с нас. Володьку заставляла по ночам неукоснительно прохаживаться с берданкой, чтоб в склады не залезли воры. Но стоило только матери уехать на некоторое время в гости к сестре тёти Кати в Бийск. Володька прямо с вечера, когда по темну на горе заиграла гармошка, где собирались на тырло парни и девки на товарочку под пенье частушек и пляску. Володька, понадеявшись на авось, поставил берданку к углу амбара, ушёл на час к невесте. А вернулся, когда в склады залезли воры, и их там застукала милиция. За оставление поста Володьке дали пять лет. А мы, собрав, что у матери осталось от Иркутска, купили в селе небольшую избушку. Вокруг которой было двадцать соток земли. И мы переехали туда. Там Славка с помощью матери освоил гитару. И вокруг него всегда крутились его многочисленные дружки. Мать работала в полеводстве. Уходя по весне наказывала, отмерив каждому норму, сколько вскопать земли на огороде. Отца у нас не было вспахать (даже, если из колхоза давали лошадь, у нас было некому). Поэтому мы всё делали вручную. Я, чтобы не откладывать в долгий ящик старался поскорее вскопать свою долю. Славка же едва взявшись за лопату, вдруг вскрикивал, хватаясь за живот: «Ой, у меня кажется понос!». И бежал в лопухи в канаву. А из неё прямым ходом на речку. Когда мать приходила поздно вечером и видела, что Славкина доля не вскопана. Строго спрашивала прежде всего с меня. Почему я, старший брат, строго не спросил с младшего. А Славку невозможно было заставить. Он скорее залезал кому-нибудь к соседям в огород, чтоб там что-нибудь украсть и полакомиться огурцами или помидорами. По соседству с нами жила такая же как мы семья Бобровых. У тётки Авдотьи было тоже двое таких же как мы сыновей. Ранней весной она высевала морковь и редис, высаживала огурцы и помидоры. Едва они начинали поспевать, Славку невозможно было удержать и уследить за ним, когда он исчезал из поля моего зрения. Однажды, когда мы со Славкой начали прополку картошки. В огороде Бобровых ничего ещё кроме лука, выкинувшего свои зелёные перья на двух грядках, не было. Едва я отошёл за напильником, чтоб подточить тяпку. За это время Славка куда-то исчез. А когда я пришёл, вновь появился. И почти вслед за ним пришла по следам примятых кустов картошки тётка Авдотья с охапкой зелёного лука, обращаясь ко мне: «Посмотри, что паразит наделал!». Луковицы были явно только что выдернуты из земли и старательно перекусаны зубами. «Две грядки паразит выдергал и перекусал!» - кричала тётка. «Нечего воровать больше, так он весь лук перекусал!» - негодовала соседка и велела передать матери, чтоб она заплатила за испорченный урожай. Когда она ушла, я спросил Славку: «Зачем ты соседям испортил лук?». Он ответил: «А это я отомстил тётке Авдотье за то, что в прошлом году мать меня выпорола хворостиной, когда я к Бобровым залез за помидорами». 42
С другой стороны нашей избушки были у нас соседями поволжские немцы. У них тоже не было отца. Мать, тётя Герта, работала в колхозе телятницей. Старший сын её Сёмка учился в десятом классе. Второй, Вовка, по прозвищу «Бык» и мой ровесник, учился со мной в одном классе. Младшая сестра Элка была чуть постарше Славки. С Вовкой и Элкой, мы со Славкой нередко играли у них в прятки. Тётя Герта Папст привезла для поросят на подстилку воз соломы. Мы и прятались чаще всего в ней или возле неё, или за домиком, чуть больше нашей избушки. В сарае повизгивали поросята. Из дома с книжкой в руках вышел Сашка. Славка сходу пристал к нему: «Саш, научи говорить по-немецки!» «А что ты хотел сказать?» - не отрываясь от книжки, спросил Сашка, усаживаясь на ступеньках крыльца. С огорода подошла, держа в переднике несколько огурцов, бабка Эльза. «Да вот поздороваться хотя бы с бабушкой» ответил Славка. «Скажи: Альмата, ерманфукс» - посоветовал Сашка. Славка, выпучив глаза, чуть ли не строевым шагом шагнул навстречу бабке Эльзе и прокричал: «Альмата, ерманфукс!» Бабка, как будто её ударили током, враз остановилась и закричала: «Ай, ай!». И через огород побежала к нам. И едва увидев мою мать, издалека закричала: «Твой-то, который Славка, говорит: - Бабушка, давай займёмся любовью!» Мать сначала захихикала, затем рассердилась и закричала: «Ну, Славочка! Приди ты только домой! Выпорю как сидорову козу!» Вечером мать его выпорола. И с тех пор на печи за трубой для него всегда была припасена в палец толщиной хворостина. И когда я не выдержав Славкиных проделок – говорил ей о них, или докладывал, что Славка отказался что-то делать (хоть это было редко, когда я не мог больше терпеть). Мать брала в руки хворостину. Славка по-обезьяньи в один прыжок вскакивал на печь и прятался за трубой. Мать карабкалась за ним на печь. Славка, тем временем соскакивал на загнетку и пытался выбежать из избы. Но иногда мать успевала перекрыть ему путь. Он сходу нырял под печь. Там зимой у нас жили куры, а летом было чисто. Мать схватив ухват пыталась Славку выудить оттуда. Но он притворно начинал кричать: «Ой, глаз! Ой, глаз!». Ухват из рук матери выпадал. Она испуганно лезла под печь и уже спокойно говорила: «Вылезь сынок, я не трону тебя». Славка притворно зажимая глаз, быстро вылезал. И только мать протягивала руку к глазу. Пулей кидался на улицу. И в тот же миг раздавался его издевательский хохот и вопль: «Обманул дурака на четыре кулака!». И убегал на речку. «Ну, что ты поделаешь с ним» - растерянно разводила мать руками – при этом нисколько не сожалея, что она его не догнала. Она любила этого веснушчатого прохиндея, несмотря на все его проделки. И часто всё ему прощая за то, что он последыш и самый маленький. Меня же любила за то, что я походил на отца и за то, что серьёзный и во всём помощник и опора её. И никогда меня не наказывала. Да и не за что было. С раннего детства я работал. Когда пришло время, идти в армию. Я полностью сам себя обул и одел. Были у меня и новое пальто, и выходной костюм. И я уже не беспокоился, что придя из армии, мне нечего будет одеть. Но тем не менее так именно и случилось. Едва я ушёл в армию, Славка тотчас в отсутствие матери, одел мой костюм и пошёл в клуб с гитарой в руках. Но вместо клуба, оказался у своих дружков, с которыми напился и пошёл провожать какую-то девицу – почему-то упал всем телом в расплавившийся нефтебитум. Откуда его спасли, вырубая из нефтебитума. Таким образом, он испортил мой костюм. Новое пальто без спроса он надел на день рождения, когда тоже напился и куда-то пошёл. Мать, видя его в таком состоянии, опасаясь, чтоб он опять куда-нибудь не влез, пошла за ним. А он шёл и похохатывал оглядываясь: «Ну, что ты за мной идёшь? Как ты мне надоела со своей слежкой». И тут же поскользнувшись, куда-то ухнул в яму с водой. Мать за шиворот его вытащила и привела домой. Попытались очистить пальто, но не тут-то было. После чего со слезами написала, прося у меня прощенья, что не уследила за Славкой. Из армии я, зная, что у меня дома будет нечего надеть, решил поехать на заработки и вновь сам себя одеть. Оказался в Павлодаре на стройке, работал бетонщиком. Через полгода, я уже хвастал в письме, что вновь всё купил, и пальто, и новую шапку с костюмом. Услыхав от матери, что я вновь заработал и разоделся, как барин, Славка решил ехать ко мне и тоже заработать и вернуться со мной в Бийск барином. Приехал ко мне. Я, радуясь брату, выхлопотал у начальства, чтобы его поселили в общежитии в мою комнату и устроил в качестве бетонщика в ту же бригаду. В бригаде у нас уже работало два демобилизовавшиеся из армии брата и их знакомый. Работали все как и я на совесть, тоже желая заработать. Копали под фундамент траншеи, делали опалубку, вязали арматуру и заливали её бетоном. Славка же работать не привык и с первых же дней, как и у нас в огороде, пытался чаще пойти в «туалет», где-нибудь в стороне кому-нибудь рассказывал анекдоты или пел «гоп сосмыком», играя на гитаре. Однажды, когда я куда-то отлучился на минутку и вернулся. Увидел, как братья и их знакомый, окружив Славку возле траншеи, сердито надвигались на него, собираясь крепко поколотить. И только увидев меня отступили, уважая меня и побаиваясь, так как мне с МВД, имевшего кое какие навыки рукопашного боя (которые я иногда применял, когда 43
они пытались меня подчинить себе). Сразу поняв, в чём дело, я подойдя к Славке сказал: «Иди работай как следует, или уезжай – иначе тебя здесь убьют». Славка промолчал. Вечером кудато ушёл и пришёл ночью сильно пьяным. Рассердившись, по-братски, я снял ремень и выпорол брата, пока он не пообещал, что больше не будет. На следующий день в общежитии поймали воров, которые почти половину жильцов общаги обворовали. Нашли у них костюмы, пальто, деньги пропавшие не так давно. Растревоженное общежитие гудело как улей. Обозлённые ребята тотчас скрутили ворюг. Одному выбили зубы, другому по печени дали пинком. Если бы их не арестовала вовремя прибывшая милиция. Их живыми не выпустили бы из общежития. Протиснувшись сквозь толпу разозлённых парней, ко мне подошёл один из братьев с моей бригады. Отведя в сторону, шепнул мне на ухо: «Слышь Эдуард! Тебя мы уважаем! Поэтому предупреждаем! Вчера видели твоего Славку на вокзале среди этих!» - он кивнул в сторону избитых. «Он с ними весь вечер «чистил» карманы пьяных пассажиров и лохов». Вечером, я твёрдо сказал Славке: «Уезжай». «Хорошо, завтра уеду», - пообещал он. На следующий день он уволился. Когда я пришёл с работы, Славки уже не было. Уехал, но я тут же увидел, не утерпел, прихватил мою новую шапку. Славка уже был неисправим. Я думал он уехал домой. Но вскоре мать написала мне письмо, что Славка поступил учиться в училище механизации в Щербактах, близ Павлодара. Подумал: «Может механизатором станет». Но не тут-то было. Пока устраивался Славка, да начинал учиться, всё было ничего. Но когда стали спрашивать, чему он научился. А он и учиться тоже не хотел. Перекантовался некоторое время, прожил и прокормился за счёт государства и уехал домой. Вскоре я женился. И тоже уехал в Калугу – на Родину жены. Но она оказалась такой же как и Славка, любительницей получать на халяву. Три года сидела, не работала, потом родила. А её характера даже не выдерживала её родная мать и велела увозить её поскорее, куда глаза глядят, только подальше от неё. И я повёз её вновь в Бийск. А в Бийске у матери Славка. К тому времени я знал вновь из писем матери, что он слегка остепенился. Поехал в Барнаул учиться на крановщика. И вдруг пришло письмо, тоже женился. Мать писала, там, где он учился, в общежитии встретил женщину с ребёнком, которая работала в обслуживающем персонале общежития. Славка ей понравился, что хорошо играл на гитаре и пел, главное одним словом вдруг мог рассмешить всех. А ещё точнее, давно хотела замуж, а возраст уже был запредельным. Сумела Славку обольстить и быстро уложить в постель. И видя, что он ещё молод и неопытен в амурных делах, сходу окрутила его, солгав, что она чуть-чуть постарше его. Он поверил ей и привёз её к матери с ребёнком. Когда мать понесла паспорт Славкиной пассии на прописку. Заглянула в него, глаза у неё сразу округлились. Она показала паспорт Славке. «Чуть-чуть старше» оказалось на целых пятнадцать лет. Заглянув в паспорт, Слава, со свойственным ему юмором воскликнул: «Вторую маму себе привёз!». Тем не менее, свою Аннушку выгонять не стал. Аннушка эта оказалась и с характером стервозным. Когда мы с женой и ребёнком из Калуги возвратились к матери в нашу двухкомнатную квартиру. Среди снох сразу начались, что называется, «боями местного значения», в которые втянули и нас. Едва я пришёл на прежнюю свою работу, к директору, которого знал. Тот улыбаясь встретил меня словами, едва я открыл рот: «Да знаю, знаю! Нуждаешься в квартире и в работе. Братец твой уже ко мне приходил с просьбой, чтобы я тебя не брал на работу и хотел, чтобы ты обратно уехал, откуда приехал. Но я ему сказал, что быстрей его выгоню, чем не возьму тебя. Потому что верю в тебя, как в самого себя. И что ты всегда будешь работать, притом хорошо. Я тебе сразу заявляю, постараюсь помочь тебе с квартирой. А на брата не обижайся – это ведь его обработала в своём духе его пассия». Вскоре мне дали квартиру в бараке и мы с женой ушли от матери. А Славка с Аннушкой вскоре разошёлся. Во-первых, она изменила ему найдя посолидней мужчину. Да и сам Славка оказался не лучше её. На завод ЖБИ, где он уже работал крановщиком, прислали женщин практиканток. К Славке прикрепили смуглую и довольно смазливую Нину из Тальменки. Он сразу влюбился в неё и когда Аннушка была на работе, привёл её для знакомства к матери. Аннушке кто-то сказал из соседей, позвонил – она прибежала с работы с топором, изображая из себя оскорблённую изменой жену. Хотя сама имела уже другого мужчину. Славкина измена ей была даже на руку. Под шум и скандал с топором в руках, она всё в один день прибрала к своим рукам, что они успели уже нажить со Славкой. Это его мотоцикл, купленную ими год назад дойную корову, новую мебель и всё, что было ими нажито помельче. Перешла спокойно в этом же доме, через стенку к своему любовнику. А ещё через несколько лет моя судьба забросила меня в ту же Тальменку корреспондентом районной газеты. Вторая жена, у которой, как у Славкиной Аннушки был ребёнок, а точнее даже двое. И мой третий. Я понял. Пора кончать с поэтической мягкотелостью и порханиям на крыльях иллюзий, когда зарплата корреспондента всего сто сорок рублей, а троих детей кормит надо. Вдруг заболел, вначале вынужденно, затем увлёкся своим подворьем. Завёл две коровы, выращивал две сотни бройлерных цыплят, десяток овец и столько же свиней, и незаметно полюбил их всех как своих детей. Кормил, поил их, почёсывал за ухом, шлёпал по спинам. И 44
они стали отвечать мне своей любовью. Если долго почему-либо не было, поднимали крик и визг. И лишь только услыхав мой голос, сразу успокаивались. Две коровы и овцы любили, когда я взяв сынишку на плечи, выпустив их, шёл на гору, где росли сочные травы и был свежий воздух. Следом за мной шли довольно помахивая хвостами коровы, подняв трубой хвосты, неслись впереди нас их телята, за ними во главе с бараном «Борькой» трусили, пощипывая на ходу траву, овцы. Нинка оказалась под стать Славке. Гулянки, пьянки. Вечерами пьяненькие выходили на лавку перед домом. Он играл на гитаре – она пела. Чистые артисты. Зато в хозяйстве ни кола, ни двора. Заимели , глядя на меня, поросёнка, да и то чуть не заморили голодом, споря каждый день, чья очередь идти кормить. В результате, кормили его около полу года, а он вырос лишь размером с месячный возраст или от силы двухмесячный. Поняв, что кормить такого бесполезно, Славка пригласил меня колоть своего заморыша. Зная, что я делаю всё это своими руками, никого не прося о помощи.. Я же, так как мне надеяться было не на кого. Сразу решил быть настоящим мужиком, которому уже давно не до поэтической и корреспондентской мягкотелости, и нужно кормить семью – быть прагматиком. Едва мы со Славкой выволокли из сарая визжащего поросёнка из сарая, и я взялся за нож. Славка, пробормотав: «Я этого видеть не могу!». Отбежал за угол. Пришлось мне управляться с его заморышем одному. Которого, я не успел даже уколоть, испустил дух и я его стал палить паяльной лампой. Колол я и своих животных, которых по году выращивал. Особенно трудно мне пришлось, когда стал колоть своего любимца барана «Борьку». Я бы возможно никогда не смог его зарезать, если бы не соседка, которая тоже содержала своё хозяйство. В корыто своим коровам и овцам она насыпала комбикорм. Мой Борька подсмотрев это, перепрыгивал через перегородку, рогами разгонял весь её скот и сам поедал комбикорм. Соседка, увидев это, набросилась на него с вилами, ударила его вилами. Нагнулась, подбирая комбикорм. Отошедший немного в сторону «Борька» вдруг разбежался и ударил её своими и ударил её своими ветвистыми, крутыми рогами ей в зад. Она взмахнув руками взвизгнула, заваливаясь в корыто, заорала на всю улицу: «Караул! Убивают!». Потом, придя ко мне, так же кричала на меня, грозясь вызвать милицию и подать в суд. И пригрозила, если не заколю своего «бандита», она отравит всю мою скотину. Борька же и мне уже давно доставлял много лишних забот. Почему-то любил больше чужих овец и я его каждый день разыскивал у кого-нибудь в чужом сарае. Было понятно, однажды его просто возьмут и прирежут и съедят. Мне же было жаль терять целых полста килограммов мяса, оторвав их у собственной семьи. И я уже подумывал, что-то делать с Борькой. А тут с соседкой не хотелось скандалов. И я решился. Завёл в сарай своего любимца. Любил и он оказалось меня. Доверчиво лизал мне руки, заглядывая в глаза. Полоснул я, чуть ли не зажмурясь, его по горлу ножом. А там шерсть и кожа толстая, как на сапоге голенище. Враз прорезать не смог. Пилил Борьке горло, а из глаз моих градом катились слёзы. К «Борькиному» мясу, у нас в семье, никто даже не притронулся. Жена его целиком продала на шашлык соседям. По осени я переколол в своём хозяйстве всю живность. Половину продал на рынке, а половину сдал на колбасу в промкомбинат. На вырученные деньги, пригнал с Рубцовска «Жигулёнка». Славка с Нинкой всё гуляли. Когда увидели, как я подъехал к дому на сверкающем лаком автомобиле. Славка, сидя на лавке, уронил гитару, а у Нинки от зависти открылся некрасиво рот. И они оба поспешно ушли в свою квартиру. Завидуя мне, что у меня такое большое хозяйство, водятся деньги и своя машина. От этой зависти Нинка, работая на заводе ЖБИ завхозом, поехала в Алма-Ату, что-то там продав потихоньку украв со склада. Купила поношенный мотоцикл «Урал». Славка потом на нём едва успел один раз прокатиться, сломался. Для ремонта его Нинка созвала пол посёлка слесарей и механиков. Мотоцикл отремонтировали. Славка с Нинкой вынуждены были продать и даже дешевле, чем покупали. Завидовали они мне, но по прежнему ничего не делали, чтобы лучше жить. Глядя на нас, стали садить огород и сад, думая по-прежнему, что богатым жить легко. Этой же осенью, собираясь копать картошку (что она делать не любила). Она, встретив меня, предложила: «Нам двоим со Славкой выкопать десять соток за день и перевезти картошку будет трудно. Давайте объединимся две семьи. Вначале выкопаем у нас, а потом у вас?». Подумав, я согласился, тотчас, слегка сомневаясь, что у Славки свой сад и огород, спросил: «Что-то я ни разу не видел, чтобы вы когда-то ездили полоть картошку или окучивать?». «Да я Славке три раза покупала по бутылке, когда он ездил полоть и окучивать» - беззаботно рассмеялась Нинка. «А почему три раза, если ездил в огород он всего два раза?» - вслух усомнился я, зная Славку. Я во-первых знал, что он не способен на «подвиг», чтоб один, да ещё прополоть десять соток картошки и окучить. Да ещё брал с собой три бутылки? И оказался прав. Когда мы приехали к ним копать картошку. Там был лишь бурьян выше головы и копать нечего. Нинка сразу Славке влепила пощёчину, закричав: «Ах, ты, лодырь несчастный! Ненавижу тебя!» «Но ты же тоже не хотела ездить копать» - поглаживая горевшую от пощёчины щёку оправдывался смущённо Славка. Оказывается, взяв бутылку водки у Нинки, Славка приезжал на поле, выпивал, отсыпался и 45
приезжал вечером, врал Нинке, что всё сделал, как когда-то и нам с матерью, когда мы заставляли его что-то делать. Славка оставался сами собой и по сей день. А их зависть ко мне была как у всех лодырей к настоящим труженикам. Они во всём завидовали мне. Но, понял позже, есть и другая зависть, оказалось и им завидовали, что они легко живут, на лавочке песни под гитару поют, мои два пасынка и их мать, а моя жена – директриса местного промкомбината. Их, оказалось, давно тяготило моё большое хозяйство. Ей – доить корову, им - иногда, помогать мне, накормить свиней. Поняв это, я частично, а потом и остальное распродал своё хозяйство на радость Славке и Нинке. Наступили лихие девяностые годы. Заработок в сто сорок рублей в редакции меня перестала устраивать и я поехал на заработки на Байконур. Славкина ли лень и беспечность видимо стали доставать Нинку, или так ей было угодно. Но семейная Славкина жизнь дала трещину. Которую заметила приехавшая вдруг к нам наша со Славкой мать. Работая на ЖБИ завхозом, Нинка, взяв машину, иногда выезжала на другие предприятия что-то достать или обменять. Вечером её к дому шофёр подвозил – она выходила и помахав рукой шофёру, шла домой. В одну из таких минут мать ходившая в магазин через дорогу, вдруг увидела, как подъехав к дому машина, а в ней сидит и целуется с шофером Нинка. Придя ко мне мама, отозвав меня в сторону, потихоньку сказала мне: «А ведь Нинка от нашего славки погуливает?» Погуливала оказалось от Славки не только Нинка… Но это уже другая история. А моя повесть не о себе, а о Славке. Продав своё хозяйство, мне хватило ума не потратить деньги на пустяки. Поскольку я давно мечтал переселить мать из неблагоустроенной однокомнатной квартиры с удобствами во дворе, в благоустроенную. С мыслью: «Вдруг пригодится когда-то мне» Купил на эти деньги двухкомнатную квартиру и переселил туда мать. Куда мы со Славкой всё чаще стали ездить, чтоб навестить её. Ей уже было за восемьдесят. А я всё чаще находился в командировках на Байконуре. И этого оказалось достаточно. Сначала Славка по приезду от матери вдруг увидел в своей собственной трёхкомнатной квартире на диване перед телевизором у Нинки того самого шофёра, что часто подвозил её с работы. Только Славка, как маломерок (был он ростом всего сто шестьдесят сантиметров и занимал лишь пол дивана). А у его «сменщика» ноги были далеко за торец того же дивана. И потому Славка даже не осмелился поднять и выкинуть наглеца. Растерянно лишь потоптался на месте и вышел в никуда, смахнув с глаз вдруг хлынувшую слезу. Да благо Нинка оказалась не до конца жестокой. Работая завхозом и имея связи, чтобы оставить своим сыновьям (совместных со Славкой0 их трёхкомнатную, сама перешла к шофёру в дом, приняв на свои плечи его хозяйство с коровой и со свиньями. Стала приторговывать молоком. А Славке выхлопотала однокомнатную благоустроенную квартиру. Куда Славка страдая по Нинке и перешёл. Нинку он оказалось любил. Любит и до сих пор и живёт один. Я же благодаря Байконуру и своей купленной квартире, радуясь, что я вовремя оказался благоразумным, оказался вновь, после смерти матери в Бийске. И Славка вдруг зачастил ко мне в гости. А однажды сказал: «Ты отдай мне свою квартиру…» «Как это?» изумился я. Я подумал, он хочет поменяться со мной, чтоб я взял его тальменскую квартиру, а он остался в Бийске. Но он сказал: «Нет, то моя моя квартира, а эта квартира нашей матери, а значит я имею в ней свою долю…» «Это с какого дуба я упал, чтоб отдать тебе свою квартиру?» - разозлился я. И поднёс ему под нос фигу из трёх пальцев, спросил: «Ты же знаешь, что эту квартиру купил я?» «Ну и что! Мать же прописана была здесь» - настаивал он на своём. «Ну, да я тебе отдам свою квартиру, а ты её тотчас пропьёшь, а я пойду в теплотрассу» - рассмеялся я, имея в виду случай со Славкой. После развода с Нинкой Славка долго и крепко пил. У него стало сдавать здоровье. Часто болел желудок и кишечник, а потом стало ухудшаться зрения. На одном глазу была катаракта и потребовалась операция. Двое сыновей Славки собрали ему на операцию на глазу семь тысяч рублей. Он взял их и поехал в Барнаул. По пути, едва отъехав от Тальменки, встретил своих друзей и тех, кто балдел от его гитары и анекдотов. Он угостил их на станции Озерки и через неделю вернулся домой без денег и совсем ослепшим на один глаз. Так и не доехал до Барнаула и не сделал операцию. Напомнив об этом случае я отказался Славке отдать свою квартиру. Мы поссорились. И он уехал. Но поостыв видимо и поразмыслив, через некоторое время вновь приехал, извинился, сказал, что спьяну сбрехнул что попало и спросил сходу: «Можно я у тебя погощу с неделю?» «Гости сколько тебе надо» - отозвался я. «Давай хоть пивка как два брата попьём» предложил он, зная, что я не пью. «Ты же знаешь, что я не пью» - парировал я. «Знаю» недовольно проворчал он. Зато он так же хорошо знал, что я хорошо готовлю. Я угостил его тем, чего он никогда бы не смог никого угостить, не умея готовить. Ел он с аппетитом мои манты, пельмени, блины, пироги, борщи и супы. Что больше кишечник его и желудок не выдержали, отвыкнув от обильной пищи. И он пол дня не вылазил из туалета.
46
Потом мы с ним поехали в наш с женой сад. Пока ехали и шли до него. Он снова раза два сбегал в кусты. А когда подошли к садовому дому. Он, взглянув на него, восхитился: «Сам строил?» «Кто же что мне когда, что делал?» - ответил я вопросом на вопрос. Угостил Славку виноградом. Он набил полную сумку яблок, груш, помидор и огурцов. Вдруг спросил: «А можно я в домике тут с недельку поживу, отдохну на природе?» «Да живи сколько тебе влезет!» рассмеялся я. Но походив по саду, оглядываясь и видя, что по соседству в саду в основном работают женщины и выпить не с кем, тяжело вздохнул: «Ладно, поехали в город…» Когда мы пришли на автобусную остановку, он опять нырнул в кусты. И мне пришлось, когда подошёл автобус, уговаривать шофёра подождать моего младшего брата. А когда он наконец появился из кустов еле волоча ноги. Седой, всклокоченный, хромой и одноглазый, шофер, глядя на него сказал: «Ты просил подождать младшего брата, а я бы сказал, что это скорей твой старший брат ил даже отец». И включил скорость, едва Славка как влез, держась за дверь автобуса. Вечером я его вновь угостил. Он рано уснул. А утром, встав рано, вдруг сказал: «Поеду я домой»… «Ты же просился гостить неделю» - напомнил я. «Ты же не пьёшь, а так мне скучно» - зевнул он. «Останься хоть ещё на день. Съездим к матери на кладбище» предложил я. «Да нет! Как-нибудь в другой раз» - возразил в последний раз Славка и поехал на автовокзал. С тех пор даже не звонит. До меня доходят лишь через третьи руки слухи. То вновь он запил, то бросил и только. Живёт по-прежнему один, тоскуя по своей Нинке. Я часто с грустью думаю о нём и о его несостоявшейся судьбе. Зная брата как далеко не бездарного человека. Как он может со своей гитарой за минуту собрать вокруг себя зрителей, только зажигательно играя и виртуозно на ней. Вертя ею вокруг головы и пропуская между ног. При том не переставая играть. И одним анекдотом или неожиданно разыгранной репризой, до слёз всех рассмешив. Из него бы наверное со временем получился бы второй Евдокимов, а может и больше. Но, к сожалению, к исполнению своей мечты он всегда выбирал самую лёгкую дорогу, или обходную. Мог своровать, и больше пытался всё получить на халяву. И потому жизнь ему отплатила тем, что он заслужил. Дописывая вот эти строки, я вдруг поймал себя на мысли: «А я то что, разве намного больше в своей жизни добился? Тоже не стал ни великим поэтом, ни таким же прозаиком». Правда писателем я всё же стал, хотя и не член Союза. Хотя глядя на нынешнее поколение добивающегося этого, как все творческие люди, через постель, с помощью денег и по знакомству. Смог бы конечно и я, и денег собрать, и по головам пройти, через все препоны и преграды. Но тут же подумал: Если бы я таким образом пробился бы наконец к заветной цели? Я поэтому же первым бы и усомнился в собственном таланте. Подумал бы: «А есть ли он у меня? Если за него пришлось платить деньги? Добившись окольными путями цели, я оказался бы ещё несчастней, чем сейчас. А это мне надо? Счастье для меня станет тогда, когда талант станет очевиден для всех и найдёт отклик в людских сердцах. Вот это счастье!... » А если он оказался, как пение под фанеру? Только я за эту фанеру заплатил, издав свои книги, а мне за это ни копейки. И талант мой, как будто мыльный пузырь. Тогда членство в Союзе, мне, зачем оно? Это получается как в жизни, где Славка получал всё на халяву, а я через великий труд. Одно меня утешает сейчас, что я не спился, как Славка. Ничего ни у кого не украл и делал всё своими руками, и своим умом. Хоть и не стал известным, но всё же, надеюсь, настоящим человеком, не пьяницей, и не халявщиком. И даже этим малым горд. Что не такой, как большинство. И только… А в остальном, так же несчастный, как мой и брат, потому что, как и он, со своим талантом, я никому не нужен и за работу мою не платят. Славке, если он не поленится, что-то сделает, заплатят, но не за юмор, а мне за моё творчество тоже нет. Благо, что руками что-то сделаю – то меня и кормит. За моё творчество платят лишь мелкой завистью мои близкие, знакомые, даже родные. А завидовать в общем то нечему. Но за это «нечего», я заплатил целой жизнью, которая, как и у Славки, тоже не сахар. И я не могу гордиться своим трудом. Его как бы и нет. Результат у нас один, хотя Славке за пьянство, мне – за творчество. Стоило ли мне за это, так бездарно растрачивать свою жизнь? Мой здравый рассудок говорит – нет. И я от того будто жил и живу зря, так же как и мой младший брат. За то, что лишь бы жить. Выходит не нужно обладать никаким талантом. Лучше ничего не делать и пить. Поэтому у нас и пьют. Ведь это легче. ***
47
48
ЛИДИЯ КАЛАШНИКОВА Лидия Константиновна Калашникова родилась 20.11.1947 г. в семье мелких служащих. Работала секретарем, библиотекарем (в библиотеке для слепых), в отделах кадров. Помогла мужу закончить АГУ, он стал адвокатом, она тоже закончила университет. В 80-х годах работала судьей, потом снова кадры, попробовала себя в бизнесе. С 1993 года вернулась к работе юриста. Сейчас - юрисконсульт. Пишет стихи, прозу. Самый первый рассказ «Попутчики» - о родном крае опубликовала в районной газете Петропавловского района, там же первые притчу и сказку. Публикуется на Алтае и за рубежом. Живёт в Барнауле. СКАЗКА О ЛЮБВИ
- Рассказывают, что Бог вдохнул в людей жизнь, когда создал Землю и все живое на ней, но не слышала прежде о том, как на Земле появилась Любовь? - А было это так. Когда Бог вдохнул в людей душу, то одновременно с нею в людях появилась и Любовь. Она была маленькой, ведь человек рождается тоже маленьким. Он растет, а вместе с ним растет и Любовь. Люди не знали другой жизни, поэтому для них их души, их жизни были обычны. Они считали Бога своим отцом, почитали его и учились у него всему, чему он их учил. - Любите - друг друга, - говорил им Бог, чтоб любовь рассеялась по Земле. Надо растить Любовь, ведь Любовь родит Любовь!.. Люди полюбили Землю, которую засели, природу, которая их окружала, каждую былинку, каждую тварь живую! Чем больше восторга у них было при виде окружающей действительности, тем больше росла в их душах Любовь. Друг друга они тоже любили, как учил их Учитель. Любили так же тепло, как все вокруг. Бог учил их плодиться, и они спаривались, как бабочки или другая божья тварь на Земле… рождались дети… На Земле был рай. Иногда люди встречали новых животных и птиц, которых раньше не видели, и любопытно было знать: - Откуда они? Стали люди ходить дальше, чем прежде ходили, совсем далеко от места своего ночлега… Там они встречали других животных и птиц, другие растенья и других людей… Иногда и к ним близко стали подходить люди, которых они раньше не встречали… Удивлялись люди чуду, под названием «Жизнь», при встрече с чем-то неведомым. Ну, вот, пришло время, когда люди при встрече друг с другом, иногда стали испытывать иные чувства, нежели к тем, кто жил рядом или встречался им ранее. И было это им удивительно, если встречался такой Особый человек, который вывал особые чувства, волнующие их необычайно и притягивающие их друг к другу… Вот, однажды, произошла такая встреча в райском саду… Он встретил Ее. Сели Они бок о бок и смотрели в глаза друг друга так, словно тонули их взгляды, как тонет камушек, брошенный в воду. В глазах Они видели такую глубину, которой раньше никогда и нигде не встречали… с интересом оглядели друг друга, и их неудержимо потянуло прикоснуться друг к другу так, как касались они всегда животных, гладя и лаская их шелковистую шерстку. Они стали гладить руг дуга и прижимать к себе, все еще глядя в глаза друг друга… Им показалось, что Они соединились друг с другом так. Как не соединялись прежде, как соединяются меж собой капли воды и воздушные потоки… Они стали так близки, как не были даже тогда, когда спаривались, чтоб на Земле рождались дети… Только почувствовали Они сосем иное, чего не чувствовали никогда, словно стали Они одним целым, а от этого по телу разлилось такое чувство, которого раньше тоже никогда не было. И это было удивительно и 49
восхитительно!!! И хотелось им полетать, как беззаботным бабочкам, а мир вокруг расцвел новыми красками… Казалось, что расцвел этот мир благодаря этому, особому чувству, этому особому человеку, который сосем рядом сейчас. И им хотелось быть вместе всегда… Ощущалось, что если этого человека не будет рядом, то не просто померкнут каски, а весь мир разом исчезнет!! -О, Боже, - обратились Они к богу, - скажи, что это с нами? - Это – Любовь, - ответил Бог с улыбкой своим детям, вед все мы здесь на Земле – его дети, ибо Любовь он вдохнул в каждого при нашем рождении и уйдет она только вместе с жизнью… с душой… Но люди часто не понимали происходящего… Им казалось, что Любовь приходит и уходит при жизни, и это зависит от встречи особых людей… что уходит она просто потому, что приходит Время уйти… Они никак не могли понять Божественной истины. И стали они искать этих, Особых людей, но не находили… ошибались… искали вновь… А ведь искать никого не нужно было, ведь Любовь всегда сама подает знак, когда появляется этот особый человек… Так, в поиске особых людей отдавали некоторые люди другим людям своей любви чуть больше, чем другим… Не так как прежде, когда равно друг друга, как велел им Бог. Любовь, которая раньше была гармонична и равномерна, стала в них иной… Люди сами стали отдавать ее кому-то больше, кому-то меньше… а кому-то вообще почти ничего не доставалось… Природу они стали тоже любить меньше и все живое, что населяло Землю... Стали они делить Любовь на части, кому больше, кому меньше, судить, да рядить о Любви, как о вещи какой… И стала некоторых людей любовь, словно не живой… будто и душа их не живой была, ведь только Любовь давала душе сиу полета! Однако были среди людей те, кто не искал Любовь, а просто любил все и всех вокруг… Именно этих людей и находила Любовь сама. Она будто притягивалась к тем, в ком Любви было и без того много, живой… Она у них был и жил своей жизнью!.. Любовь – она, ведь, живая… То сверкает, как Солнце, то большая часть ее утомившись, засыпает, как Луна на исходе каждого месяца, когда ее практически совсем не видно… Но приходит Время, когда Любовь, как Луна, вновь полна и ярко сверкает, освещая все вокруг… Так живет все живое: вдох – выдох… прилив – отлив… день – ночь… - Любите, друг друга, - помнили Они слова Бога… И дарили Любовь свою окружающему их миру, от чего Любви становилось все больше и больше на Земле и в их душах! Когда Они встречали Особого человека, то было им что подарить ему, ведь душа их была полна Любви… ***
50
П РА ВИ Л А П У БЛ ИК АЦ ИИ В ЖУ РН А Л Е «О ГН И Н АД БИ ЕЙ » П уб л и к уя с в ои п р ои з в ед ен и я в ж ур н а л е «О ГН И НА Д БИЕ Й », к о т ор ый п ре с л ед уе т лиш ь од н у ц е ль – уча сти е в ли те р ат ур н ом п р оце ссе и об щ ес т в ен н ой жиз н и г ор од а , ав т ор п ри ни ма ет с лед ую щ ие ус л ови я : Ж ур н а л «О г н и н ад Б и ей » н е я в л яе т с я к омме р чес ки м и зд ан и е м, п оэ т ом у ав т о р п уб ли к уе т с в ои п р ои з в ед ен и я н а б ез в оз м ез д н ой осн ов е ( с п ол уче н и ем 1- 2 – х а в т ор с ки х э кз е мп ля р ов н оме ра – д ля б и й чан . Ин ог ор од н и е ав т ор ы ч и та ют с в ои п уб ли к ац и и н а сай те ж ур н а ла в Эл е к т р он н о м п ри л ож ен и и) . 2. Р аз р еш а е т ра з ме с ти ть св о и п р ои з в ед е ни я, о п уб ли к ов ан н ые в ж ур н ал е «О гн и н ад Б и ей », н а п е р с он а л ь н о м сай те ж ур на ла и ли на сай те А ДЛ с п р ос в е ти те л ь ск ой ц е ль ю и д л я п оп ул я р и за ци и св ое г о т в ор че с т ва. 3. Р аз р еш а е т ред к ол л ег и и п ре дс та в ля ть с в ои пр ои з вед ен и я, о п уб л и к ов а нн ые в ж ур н а ле «О гн и на д Б ие й », в д р уг и х пе ри о ди че с ки х и зд а н ия х с об я за т е ль н ы м и н ф ор ми р ов а н ие м а вт о ра д о и ли п ос л е фа к та п уб л и кац и и, и р а с сма т ри ва е т т а к ую п уб ли кац и ю ка к п р оп а г ан д у с в ое г о т в о р чес т в а. 4. Р ас с ма т ри в ае т п уб ли ка ци ю в ж ур н а л е и её п ов т ор е н и е в д р уг и х п е р и од и че ски х и з д ан ия х ка к сп ос об т в ор че с к ог о р ос т а и уча с ти я в ли т е ра т ур н ом п р оц е сс е , чт о в п е р в ую оче р ед ь не об х од и м о с а мом у а в т ор у. 5. Р ед к ол л е ги я п р ос и т ав т ор ов , р а сс ма т ри в а ющ и х п уб л и к ац и и к ак с п ос об з а раб от к а, н е п р ед л аг а ть св ои х п р ои зв е д ен и й в н а ш ж ур н а л . 6. Б и ог раф и че с ки е с вед е н и я ав т ор п ри ла гае т к т е кс т у п р ои зв е д е н и я. Е с ли б и ог р а фи че с ка я сп ра в ка н е об н ов л е на а в т ор ом , р ед к ол л е г и я ис п ол ь з уе т и н ф ор ма ц ию и з п ред ыд ущ и х н оме р ов ж ур н а ла . 7. От в е тс т вен н ос ть за с о д е р жан и е и м ор а льн ые ус т а н ов ки те к с та не с ё т а в т ор . 8. В с е в оп р ос ы, в озн и ка ющ и е в с в яз и с ис п оль з ов а н ие м п се в д они ма, и от в е тс тв ен н ос т ь з а е г о и сп оль з ов ан и е, л ож а т с я н а а в т ор а т е кс та. 9. Мн ен и е ред к ол л е г ии мож е т н е с ов па д а ть с мне н ие м и х уд о ж е ст в ен н ы ми ц ен н ос т я ми а в т ор а. 1 0. Р ед к ол л е ги я н е п р еп я т ст в уе т ав т ор а м в б ез в о з ме зд н ом д а р ен ии ж ур н ал а «О гн и н ад Би ей » в б иб ли от е к и . 1 1. За с об л юд ен и е а вт ор с к и х п ра в в к ол л е к т и в н ых п одб ор к а х ( п од б ор к и , вк л ад ыш ) н ес ё т от в ет ст ве нн ос т ь ли ц о, п ре д ос т ав и вш ее ма те ри а л ы д ля п уб ли ка ц и и . 1 2. П ра в ил а оп уб л и к ов ан ы н а с ай т е ж ур н а л а «О гн и н ад Би ей ». 1.
Р ЕДК ОЛ Л Е Г ИЯ
Фото на обложке: Бийск – река Бия, правый берег (http://biysk.in/photo) ОГНИ НА Д БИЕЙ литературное художественно-пу блицистическое издание Бийского отделения АКПО Союза писателей России №27-28 2014 г Издательский Дом «Бия» Издательство ООО»Формат» Сдано в набор 25.02. 2014. Подписано в печать 25.02.2014. Формат 84х100 1 / 32 . Усл.печ.л. 25,25. Зак аз 2/14 © Огни над Бией
51