Ogni nad biyei 32 2015 bumagnyi nomer

Журнал «Огни над Бией» № 32

Огни над Бией № 32 2015 г 1

Журнал «Огни над Бией» № 32 литературное художественно-публицистическое издание Бийского отделения Союза писателей России № 32 2015 г (Бумажный номер)

1. http://prozabiysk.narod.ru

2. ISSUU – Журнал «Огни над Бией» by Lyudmila Kozlova (в Googl )

Темы номера: 70-летие Великой ПОБЕДЫ, Молодая литература Алтая, год литературы - Бийск Редакционная коллегия: СОДЕРЖАНИЕ:

К 70-летию Великой ПОБЕДЫ Анатолий КРАСНОСЛОБОДЦЕВ 23 ПОЭЗИЯ

Дмитрий ШАРАБАРИН. ......................4 Леонид СИТНИКОВ............................37 Андрей КОЗЫРЕВ................................61 Ольга ЗАЕВА........................................88 Идалия ШЕВЦОВА..............................93 Игорь ЕЛИСЕЕВ..................................96 Михаил АНОХИН..............................104 Валерий ЗОТОВ..................................115 Анна ГОРБОВСКАЯ..........................119 Наталья КУРИЛОВА..........................120

ПРОЗА

Людмила КОЗЛОВА..............................9 Юрий КОВРИГА..................................47 Игорь СОЛОВЬЁВ...............................68 Светлана ХРАМУШИНА....................78 Антон ЛУКИН......................................81 Любовь КАЗАРЦЕВА..........................98 Анастасия ЗОТОВА...........................108

ПУБЛИЦИСТИКА

Павел ЯВЕЦКИЙ.................................28 Ольга ОВЧИННИКОВА......................39 Краевое Обозрение Молодых АвтоРов (КОМАР) ..........................123 Дмитрий ГРАСС.................................124 Евгений ЕГОФАРОВ..........................128 Юлия РОМАНОВА............................132 Мария РАЙНЕР..................................141 Наталья ДУЙКИНА............................146 Дмитрий ТАРАДАСКИН....................149 Алексей АРГУНОВ............................152 Ивае ОБРАЗЦОВ.................................158 АНОНС ЭЛЕКТРОННОГО ПРИЛОЖЕНИЯ. К № 31-32 ................2 ОТ РЕДАКЦИИ..................................198

2

Людмила КОЗЛОВА – СП РОССИИ, главный редактор, издатель

Дмитрий ШАРАБАРИН руководитель Бийского отделения (АКПО) Союза писателей России Редакторы отделов поэзии и прозы Ольга ЗАЕВА (СП РОССИИ) Павел ЯВЕЦКИЙ (СП РОССИИ, член. корр. Российской Академии Поэзии) КОМАР (Краевое Обозрение Молодых АвтоРов) Иван ОБРАЗЦОВ (СП РОССИИ) Интернет-директор Николай ТИМОХИН (Всемирная Корпорация Писателей, СП России) Контакты: e-mail: max_nin48@mail.ru *** *** *** *** ***** Редакция выбирает и награждает Дипломом Лауреата лучшего автора года *** *** *** *** *****

ПРАВИЛА ПУБЛИКАЦИИ ДЛЯ АВТОРОВ СМОТРИТЕ НА ПОСЛЕДНЕЙ СТРАНИЦЕ *** *** *** *** *** *** *** Перв ый н оме р ж ур н а л а отд а н в печ ат ь в д ек абре 20 0 4 г, и зд а н в ян ва р е 2 0 0 5 ( Изд аётс я в с о от ветс т в и и с З а к о н о м РФ о СМ И) ФОТО НА ОБЛОЖКЕ: Фрагмент подворья Успенского кафкдрального собора в Бийске (http://biysk.in/photo)

Журнал «Огни над Бией» № 32

АНОНС ЭЛЕКТРОННОГО ПРИЛОЖЕНИЯ К № 31-32 «Огни над Бией» 2015 г ЧИТАТЬ НА САЙТЕ: ISSUU – Журнал «Огни над Бией» by Lyudmila Kozlova ( поиск в Googl ) СОДЕРЖАНИЕ: 1. Райнгольд ШУЛЬЦ – Германия, Гиссен. – Проза публицистика......................................................................4 2. Виктор МИХАЙЛОВ -Новосибирск - Проза......................14 3. Антон ЛУКИН - с.Ново-Дивеево, Нижегородская обл. Проза..................................................................................19 4. Николай ТИМОХИН -Казахстан - Стихи ..........................61 5. Сергей ФИЛИППОВ -Москва - Стихи ..............................69 6. Алла НОВИКОВА СТРОГАНОВА -Орёл - публицистика, критика...............................................................................82 7. Василий КИСЕЛЁВ -Кемеровская обл. - Поэма ..........169 8. Игорь ЕЛИСЕЕВ -Ростов-на-Дону - Поэма ...................206 9. Вячеслав ЛЯМКИН - г. Бийск, Алтай - проза ...............247 10. Любовь ЧИКУНОВА - г. Красноярск - Стихи ..............271 11. Татьяна ХРИСТЕНКО - Новосибирская обл. -Стихи .276 12. МОСПАРНАС - Стихи......................................................307 13. Правила публикации в журнале «Огни над Бией»...328

ФОТО НА ОБЛОЖКЕ : Фрагмент подворья Успенского кафедрального собора в Бийске (http://biysk.in/photo)

3

Журнал «Огни над Бией» № 32

&п о э з и я

ДМИТРИЙ ШАРАБАРИН

Старый город

Дмитрий Шарабарин - выпускник Бийского пединститута, ветеран педагогического труда, автор семнадцати книг поэзии и прозы. Лауреат муниципальной (1999 г.) и двух краевых литературных премий - им. И.Шумилова(2008 г.) и им.В. Свинцова (2009 г.). С 1983 г. руководитель городского литературного объединения «Парус». Состоит в Союзе писателей России. Живёт в Бийске. Руководитель Бийского отделения Союза писателей России.

Поеду в Заречье На улицу Горького. Который за окнами светится год? Ожжёт ностальгия По старому городу, Как будто крапива По – детски ожжёт. Сенная, Болотная… Улицы вспомнятся – Цветущих черёмух немыслимый рай! И запахом юности Сердце наполнится, Как вешняя Бия – Водой через край! Призывно мелодии реют вечерние. Кипит танцплощадка. Скрипит тротуар Дощатый над лужами В лунном свечении… И плеч прикасанье, И знойный загар! Родная Форштатская С ивами сонными – Хранит мою память живу я пока! – Глядит голубыми глазами Оконными На отмель. С годами мелеет река.

4

Журнал «Огни над Бией» № 32

Леса вырубают в верховьях. Послушай: Звенят топоры. Ворон в небе кружит. Всё мельче и мельче Становятся души, Всё мельче и мельче Становится жизнь. В поисках себя Всю жизнь ищу себя в просторах Глухих лесов и звонких рек, На тропах памяти неторных, В раскатах эха на заре.

Параллельный мир Из рассветного тумана Вдруг услышу голоса. И проступят, и поманят В сонном мареве леса. Там, как тайна, сокровенно На метельном берегу Спит родная деревенька, Утонувшая в снегу. Там нанизывают ели Мироздания круги… Мир забытый, параллельный – Сон веков да свист пурги.

За толщей времени туманной, В седой неведомой дали, Где блещут сказочные страны На стыках неба и земли.

Воздух синий от мороза. Полынья. Клубится дым. Там горят иные звёзды В чистом зеркале воды.

Жизнь – перевалы да привалы. Дороги, далями трубя, За поворотами скрывают Меня от самого себя.

А в небесный свод осевший Вмёрзли лодка и весло… Снова задохнётся сердце Первобытно и светло.

Но разве стоит огорчаться – Наверное, ни раз, ни два Пришлось уже с собой встречаться, Но я себя не узнавал?

Сентябрь

И вот живу судьбой иною, С чужих основ, с чужих начал. И словно дымка – за спиною Седая плавится печаль.

Сентябрь поседевший По берегу тихо бредёт, По тропке в седых клеверах И засохшей осоке. И брызжут кузнечики (Краток их поздний полёт!), Как рыбная мелочь от хищников В тёмно – зелёной протоке. Я был здесь, В лугах нараспашку, 5

Журнал «Огни над Бией» № 32

Лет тридцать назад. Совсем молодой, Преисполненный Жажды высокой! То время навечно Осталось в душе и глазах: Костры, рюкзаки, Перевалы, седые высоты. И песни, И женщины Самых отчаянных лет! Альпийские звёзды, Срываясь, не гасли, А в росах горели. Я понял тогда: Ничего постоянного нет! А годы и беды Творили со мной, Что хотели… Бредёт мой сентябрь. Под тяжестью лет Седая берёза Над яром подмытым согнулась. Вдруг нежность нахлынула К тихой уставшей земле – Аж сбилось дыханье И сладко слеза навернулась.

Вокруг слились земля и небо, И тишина. Дыханье сбавлю осторожно – Куда спешу? И даже сердца стук тревожный Чуть приглушу. Ни боли, ни тоски, ни страха – В моей судьбе. Я растворюсь, как в чашке сахар, В самом себе. Очнусь. Откосы да распадки. Дороги нет. В раздумьи – падать иль не падать? – Струится снег. След грусти Как странно – Прощальные трубы трубят, И вечная дышит остуда. И нету тебя, Рядом нету тебя. И больше не будет!

Здесь некому звёзд моих стадо стеречь, И месяц мой бродит без цели. Над косогором, над распадком, А времени звенья Как в белом сне, осыпались с плеч, В раздумьи – падать Как рабские цепи. иль не падать – Струится снег. Не гложут, как волки, ни боль, ни беда. Струится призрачно и немо, Бескрайняя вечность Как пелена. пространства.

6 Струится снег

Журнал «Огни над Бией» № 32

И нет ничего, никого, никогда – Грань между нынешним и прошлым? И жутко, и странно.

- Ты весь за гранью той?

- Да, весь. Незримо летишь - Тогда чего же ищешь здесь? – между звёзд и планет Твой мир погас, а век твой В холодную небыль. прожит. Глянь: грусти моей проступающий след Ностальгия Искрится на небе. ***

Скучаю по степям и по лесам. Скучаю по восходам и закатам, По затаённым птичьим голосам, По грозовым пугающим раскатам.

Ты раб судьбы иль господин? Но перед ней всегда один, Бродяга затаённых далей. Туманы, росы на траве… Тоскую по скитальческой судьбе, Тоской ранимый человек, Забывший про свою усталость, По горным высям, Тропам незнакомым. Что ищешь в глухоманях лет? – Ещё – по одинокому себе И по окну родительского дома. За дымкой непогасший свет? Грань между нынешним и Мне жаль – прошлым? не слышу песни косача.

- Ты весь за гранью той? Жаль слова позабытого - Да, весь.

- Тогда чего же ищешь здесь? – «сердечность» И жизни – у неё за часом час Твой мир погас, а век твой Неумолимо забирает вечность. прожит. ***

Поэтесса

До окон сугробы метель намела. Уставшие пальцы дыханием грея, Крестьянка тяжёлую сумку внесла – Приехала в город Из дальней деревни. Что ищешь в глухоманях лет? – Достала помятую в клетку тетрадь За дымкой непогасший свет?

7 Ты раб судьбы иль господин? Но перед ней всегда один, Бродяга затаённых далей. Туманы, росы на траве… Тоской ранимый человек, Забывший про свою усталость,

Журнал «Огни над Бией» № 32

И села за крайним столом в уголочке: - Позвольте доярке стихи прочитать Свои, не чужие, От строчки до строчки. Читала, волнуясь, сбиваясь, спеша. Ждала, но чего? Ведь полёт невысокий. Но правду сказать – Взбунтовалась душа. Её скребанули Корявые строки. Безденежье, пьянство – Извечная боль, Но только к какому врачу постучаться? И что может женщина сделать с собой? – Живёт в ней тоска о любви и о счастье! От хамства, бесстыдства, Где трудно дышать, Из быта угарного, Серого ада Куда – то звала эта бабья душа – Цветущий шиповник, Затоптанный стадом. Перевал «Обманутые надежды» Высокогорный пешеходный перевал особой сложности, отмеченный красным крестом на маршрутных туристических картах. Беснуется в скалах речка. Как белая ночь, туман Осел на крутые плечи Отрога Чике – Таман. Гудел водопад в долине, Зажатый тисками круч. Тянулся по небу длинный 8

Журнал «Огни над Бией» № 32

Косяк молчаливых туч. Щемящий В рассветном мраке Катился лавинный гул. Альпийские стыли маки На заревом лугу.. Палили из пушек грозы, Расстреливая простор. Ночные спускались звёзды На пики скалистых гор. Под нами в ущелье сонном Висел дождевой туман. А здесь – ледники и солнце Нетающая зима! И вот он, в полнеба, Снежный Слепящая синева! «Обманутые надежды», Не пройденный перевал. Как высшая точка взлёта, Где сходятся все круги, Бродячей судьбы высоты… О, Господи! Помоги! Не знал я о многом прежде. А нынче увидел: здесь Обманутым всем надеждам Заоблачный памятник есть!

1 проза ЛЮДМИЛА

К О ЗЛ О ВА

Автор 30 книг поэзии и прозы. Лауреат многих краевых литературных премий, в том числе, им. В.М. Шукшина, лауреат Международной литературной премии им. Сергея Михалкова, лауреат премии Алтайского края в области литературы. Стихи и проза публиковались в центральной, региональной и местной печати и заграницей (Дания, США, Канада). Член Союза писателей России. Награждена специальным Дипломом за развитие культурных связей между Россией и Германией и участие в совместных литературных проектах. В 2013 году в издательстве «Алтаспера» (Канада, Онтарио) издана отдельной книгой повесть Людмилы Козловой «Дух Темура». Публикации 2013-14 года – Украина, Белоруссия, Бурятия, альманах «Академия поэзии», «Роман-журнал 21 век», журналы «Алтай», «Пикет», Итоговый сборник Общественноблаготворительного Фонда «Возрождение Тобольска», Лауреат... международного литературного конкурса «Лучшая книга...года»2014 (Германия)

2015 г - изданы четыре книги в издательстве «Серебряная нить» в г.Санкт-Петербурге

9

Журнал «Огни над Бией» № 32

ГЛАВЫ ИЗ РОМАНА «СИЛЬВЁСТРОВ ДЕНЬ» Глава 2. Пчелиная жизнь

Прибежала Алиса на работу. Вскрыла Интернет. А там заставка «Googl» выскочила. На ней – умное лицо Софьи Ковалевской, схематическое изображение гироскопа, математические формулы на серо-красном фоне, функции от Х0, Х, U и других переменных, дифференциалы от этих функций – песнь интеллектуала! Нежданный подарок в Сильвёстров день!

-Ух, ты! – выдохнула Алиса. – Теперь и работать легче будет! Всё-таки остались где-то в опрощённом мире люди, которые помнят – была Софья Ковалевская! И математика!

Не успела Алиса порадоваться роскошному подарку, как в дверь просунулся синий от мороза нос. Пришёл писатель Пустяков, принёс рукопись. Ну, понятно, что не пять килограммов бумаги, а всего лишь аккуратный, эстетически непритязательный диск. Но произведения на этом носителе объёмом в несколько увесистых мегабайт вполне могли скушать при издании не одно многолетнее древо.

Что там идёт на изготовление бумаги? Осина, берёза, клён? Да всё, что угодно – в опилки, и в гидролизёр! И вот – нет ни берёзы, ни сосны! А есть целлюлоза – сырьё для книги писателя Пустякова. А что же и как пишет сочинитель Пустяков? Сегодня он принёс сказки, где старательно поведал миру о том, как пчёлы производят мёд. Пустяков читал текст, Алиса пыталась задавать вопросы:

-Пчёлы перелетают с цветка на цветок, пыльца падает внутрь и помогает оплодотворить семена, - с энтузиазмом начал Пустяков.

-Если уже есть семена, то, что же оплодотворять? Семена – это уже плод! – возмутилась Алиса.

- Пчёлы собирают с цветков нектар и пыльцу в ульи, где попадают в ячейки, называемые соты, - продолжил невозмутимый 10

Журнал «Огни над Бией» № 32

знаток пчёл.

-Кто попадает? Пчёлки? – спросила Алиса. Но автор, пропустив вопрос, двинулся дальше:

-Там они соединяются между собой...

-Кто соединяются? Пчёлки? – удивилась Алиса.

-Образуя мёд, - добавил неутомимый Пустяков.

-Мёд образуется совершенно другим путём. Читайте учебник, - пыталась обратить на себя внимание Алиса.

-Наполнив ячейку, пчёлы заделывают ее воском. В некоторые ячейки пчёлы откладывают яйца.

-В здоровом улье яйца откладывает матка, а не пчёлы, вставила лыко в строку Алиса.

-И мёд служит пищей личинкам, – не обращая внимания на посторонних, продолжал Пустяков.

-Личинки сначала питаются белковым кормом и маточкиным молочком, - безнадёжно сообщила Алиса.

Слушала пчелиные откровения, и такая жалость одолела её о несчастных пчёлках, которых сочинитель заставил совершать противоприродные действия, ничуть не близкие к правде жизни. И мёд, который должен был возникать «из соединения пчёл в ячейке», и детей было жаль Алисе. Ведь Пустяков вполне мог заставить их читать свои убойные выдумки. А что?! Издаст книгу, и пропали детки! Так на всю жизнь и запомнят историю пчёл и мёда в исполнении Пустякова.

Алиса долго объясняла сочинителю несостоятельность его идей. Пустяков старательно кивал головой, соглашался, благодарил. Забрал диск – для доработки текста. Алиса безнадёжно смотрела вслед удаляющемуся сказочнику. Знала – завтра Пустяков принесёт тот же самый текст.

Чужие слова влетали в пустынные мозги писателя, не производя там никакого действия. Тексты плодились както отдельно от самого сочинителя, а тем более не зависели от посторонних.

11

Журнал «Огни над Бией» № 32

Но Алиса каждый раз надеялась, что произойдёт невероятное – однажды Пустяков принесёт нормальный человеческий текст, который можно будет даже читать. Глава 3. Теория абсурда

В дверь настойчиво постучали. Явился незнакомец в основательном полушубке.

-Вот, - сказал он. – Принёс вам сочинение века – это моя теория абсурда.

-К сожалению, научные изыскания мы не печатаем. Обратитесь в академические издания.

-Понимаю, понимаю! – быстро согласился учёный сочинитель. – Но у меня есть вещь не менее значимая, которая явно будет по профилю вашего журнала.

-И что же это?

-История моего дедушки – ветерана Курской битвы. Недавно он передал в музей Второй мировой войны в Нью-Йорк свою гимнастёрку.

-И чем же заинтересовала гимнастёрка музейщиков США?

-О, это удивительная, удивительная история! Дело в том, что гимнастёрка эта получена была моим дедом из тех вещей, что приходили в Советскую Армию по Лендлизу.

-Ну, что ж! Как комментарий к музейному экспонату эта история пригодна, но вот её литературная ценность, думаю, весьма спорна.

-Могу добавить и многие благодарственные письма, которые получил мой дедушка из США.

-Вряд ли это меняет дело, - подчёркнуто официально сказала Алиса. Но напрасно надеялась на понимание.

И всё-таки, может быть, я оставлю свою единственную в мире «Теорию абсурда»? – наступал посетитель. – Вы убедитесь, она уникальна!

12

Журнал «Огни над Бией» № 32

Алиса поняла – не всучив хоть что-то, абсурдист не уйдёт.

-Мы не платим гонораров, - пустила она в ход последний аргумент.

-Это неважно! Главное, признание!

-Ну, хорошо, я посмотрю вашу теорию, но обещать ничего не могу, - отстранённо сказала Алиса.

-Спасибо! Надеюсь на понимание! Я ещё наведаюсь к вам, с вашего разрешения.

-Может быть, обойдёмся телефоном? – выставила щит Алиса.

-Что вы! Кто же по телефону обсуждает столь важные вещи! – воскликнул изобретатель теории.

-Ну, тогда до свидания! – у Алисы прорезались металлические нотки в голосе.

Ничуть не смутившись, учёный сочинитель откланялся.

Вот же фрукт! – подумала Алиса. – Либо читай его абсурд, либо пропагандируй дедушку, спасённого Лендлизом.

Одним глазом заглянула в гениальный теоретический труд. «Теория абсурда» мало чем отличалась от теории мёда писателя Пустякова.

День клонился к закату. Алиса, наконец, принялась за чтение рукописей, которые могли составить очередной номер журнала. Время от времени отрываясь от своего занятия, поминала недобрым словом то теорию мёда, то теорию абсурда, которые съели большую часть рабочего времени. Глава 4. ЗD - принтер – друг человека.

Вернувшись домой, Алиса случайно попала на «Радио России». Обычно слушала краем уха другие радиостанции. Здесь же постоянно рекламировали какие-то чудо-приборы, таблетки, магию и прочую ерунду. Но сегодня молодые голоса вели диалог, перекликались, перекидывались словами, дополняя друг друга. Так хорошо, по-домашнему.

13

Журнал «Огни над Бией» № 32

И тема – весьма (!) непростая – 3D – принтер для печатания всего и вся. Как ты понимаешь, друг мой, речь совсем не о печати текстов на бумаге.

Речь о том, что созданы принтеры, которые из набора ингредиентов могут печатать любые изделия – предметы обихода, детали компьютера, инструменты, пищу. Вообще – всё. Например, объёмные изображения человека.

Как-то сразу вспомнился тот самый хрустальный череп – загадочный артефакт из Лубаантуна, который с 1926 года многие десятилетия хранился в семье дочери известного археолога и путешественника Ф.Альберта Митчелл-Хеджеса. Энн – так звали почтенную даму. До конца своих дней она была уверена, что череп принадлежит эпохе Майя. В начале шестидесятых 20-го века она решила передать череп для исследования специалистам.

История гласит, что искусствовед Фрэнк Додланд обратился за помощью к известной фирме «Хьюлетт-Паккард», которая занималась выпуском кварцевых генераторов и считалась лучшим мировым экспертом кварцев. Исследование показало – череп был изготовлен из цельного куска хрусталя задолго до возникновения цивилизации Майя – примерно, 12 тысяч лет назад. Изготовлен вопреки всем законам физики.

Вот что говорил об этом эксперт фирмы, инженер Л.Барре: «Мы изучали череп по трём оптическим осям и обнаружили, что он состоит из трёх-четырёх сростков...Мы обнаружили, что череп вырезан из одного куска хрусталя вместе с нижней челюстью. По шкале Мооса горный хрусталь имеет высокую твёрдость, уступая лишь алмазу, и его ничем, кроме алмаза, резать невозможно. Причём резать надо вдоль осей роста и с помощью высокотехнологичного оборудования.

Создатели черепа ухитрились работать вручную, не соблюдая этого правила. По всем законам физики исходный кристалл должен был рассыпаться. Но кто-то изготовил этот череп из одного куска хрусталя настолько осторожно, будто вообще не притрагивался к нему в процессе резки».

14

Журнал «Огни над Бией» № 32

-И вот сейчас, когда изобретён 3D – принтер, становится почти понятным – как был изготовлен этот артефакт, - думала потрясённая Алиса. – Отпечатан на 3D – принтере! Только такая технология может дать характеристики, которые имеет череп. Понятно – КАК, но непонятно КЕМ. Либо земными людьми, чья высокоразвитая цивилизация погибла, либо... пришельцами, которых майя считали богами.

-Означает ли изобретение 3D – принтера, что мы достигли уровня погибшей древней цивилизации? Что из этого следует?

- продолжала размышлять Алиса. – Что закончился очередной цикл развития, и дальше произойдёт «сброс параметров» - иначе говоря, катастрофа? Мир, действительно, на грани больших перемен – это видно по всему. Но пока ещё наш 3D – принтер не отпечатал вот такого шедевра. Пока уровень техники много ниже. Пройдёт ещё несколько десятков лет, прежде чем 3D – принтер станет универсальным домашним комбайном по производству всего, что нужно человеку.

Вот так, друг мой, Алиса нечаянно прозрела будущее. А в нём – планету Земля, на которой где-то в одном месте находится компактное производство – микроэлементов, белковых, углеводных, жиросодержащих, витаминных порошков. Все они используются для заправки 3D – принтера.

Купил этот прибор, принёс домой и всё! Задал в программе бутерброд – пожалуйста! Борщ – возьмите, с пылу-с жару! Мяса кусок – да вот вам! Платье к празднику – ради бога! И так далее. Где-то будут работать технические принтеры – печатать компьютерные устройства разного назначения. Медицинские принтеры напечатают любой необходимый для замены орган человека. И страшно подумать, даже... самого покорителя природы. Огромные заводы сожмутся до размеров небольшого коробка.

Весь вечер Алиса рисовала себе картины недалёкого будущего. Каков будет человек в этом мире? И нужен ли человек, если... Может быть, и не нужен, ведь сегодняшняя реальность, похожая на избушку Бабы Яги с серными шлейфами химикатов, пока не обещает 3D-принтерного рая. Пока вместо чудо15

Журнал «Огни над Бией» № 32

принтера – пещерные технологии – бутербродов!

«крокодила». И никаких 3D

Глава 5. Почмейстеры ставят на красное

Очередной номер журнала требовал рассылки. Гдето, в разных городах, молодые авторы ожидали счастливого завершения литературного процесса – публикации их драгоценных творений. Алиса отправилась в почтовое ведомство – купить пластиковых конвертов. Не раз мысленно благодарила того, кто их изобрёл – удобная штука. Купил, принёс в офис, не торопясь, написал адрес, вложил журнал. И уже тогда отправил с почты.

Раньше надо было долго ждать, когда недовольная почтовица замотает экземпляр журнала в какую-то видавшую виды бумагу, обвяжет лохматой посконью, опечатает горячим сургучом и кинет тебе всё это для написания адреса. И вот ты, прикорнув на уголке стола, всегда занятого другими, озабоченными тем же людьми, сидишь и выводишь каракули на неровной поверхности мятой бумаги.

Однако никаких пластиковых конвертов Алиса в почтовом отделении не обнаружила.

-Странно, - подумала она. – Что бы это значило?

-Скажите, пожалуйста, - обратилась Алиса к даме, сидящей за стеклянной перегородкой. – Могу я приобрести несколько пластиковых конвертов? Мне нужно разослать журнал авторам.

-Конвертов больше нет.

-А по какой причине нет?

-Их нет на складе. Те, что были, мы уже продали.

-А надолго ли исчезли конверты?

-Не знаю, - равнодушно бросила почтовица. И в её интонации явственно прозвучали ноты того самого прошлого, когда отправить что-то с почты равнялось целой эпопее.

Алиса объехала несколько почтовых отделений. Картина 16

Журнал «Огни над Бией» № 32

везде была единообразна.

-Так-так, - сказала себе Алиса. – Прелесть какая! Замечательное ретро. Почмейстеры, похоже, ставят на красное. Всё остальное остаётся в чёрном секторе, а вот почта уже явственно зарделась, как заря коммунизма. Вот и не верь после этого, что виссарионыч жив. Ещё как жив! Здравствуйте, товарисч вождь! А мы тут плюшками балуемся. Плюшки очень хороши! В вашем вкусе. Придётся и нам свой вкус подправить. А куда ж мы без вас-то?!

Вернулась Алиса в офис в раздумье. В глубоком и широком раздумье – что делать дальше, как поступить, как встроиться в систему товарисчей почмейстеров. Ведь «красное или чёрное», но и дело делать как-то надо.

И вспомнилась тут Алисе знакомая, которая смогла утечь в северную столицу.

-Прозорливая женщина! Знала, знала, что глубина сибирских руд со временем превратится в непреодолимый омут, вихрь такой бермудский. Так и произошло. Из сибирских бермудов скоро выход будет там же, где и вход. Вышел на свободу, глядь, а ты снова - в треугольнике. И как бы ни старался, а всё напрасно. Бермуды они и есть бермуды, - думала наша героиня.

И, знаешь, друг мой, она в чём-то была права. Ведь куда ни взгляни, повсюду бермуды. Студенты кафедры гуманитарных наук (обрати внимание вот на это слово «наук»!) включились в игру «Имя России». Играли, играли и выбрали имя. Вернее, целый ряд имён: Пётр I, Александр Невский, Иосиф Сталин, Екатерина II, Александр Суворов, Пётр Столыпин, Владимир Ленин, Георгий Жуков, Иван Грозный, Никита Хрущёв, Александр II, Николай II. А в комментариях в Интернете кто-то приписал: Эрос, Перун, Ра, Путин, Жириновский.

Вот как всё это называется? Наукой назвать – язык не повернётся. Бермуды! Вот это да. Именно, бермуды! Что же ещё! Никто не вступил в игру «Куда ты пойдёшь работать после окончания своей кафедры, гуманитарий? На рынок или менеджером продаж? Нужное подчеркнуть».

17

Журнал «Огни над Бией» № 32

Так что, друг мой, не только почмейстеры ставят на красное. Стьюденты-гуманитарии – тоже! Вот и славненько! Глава 9. Иллюзион

Бессонный мир, пускающий время от времени кровавые пузыри, вдруг встал пучком. И кто бы мог подумать – где, в какой точке так сошлись магнитные потоки, что забурлило, закипело, вздыбилось, завопило? А вот в братской славянской, бывшей советской, почти нашей, почти республике, а ныне независимой стране. Там, на юге, под щедрым батюшкой-солнцем, возле тёплых морей. Там всё и вскипело.

Боже мой, что тут началось! Мы за то, чтобы ввести войска, так сказать, помочь. Братья же! Свои же! А что сами братья думают? Они требуют! Они хотят! Они нас любят. День и ночь мечтают. И вот они, защитники, миротворцы. Как просили, как хотели! Разве есть такие, кто против?! Ах, оказывается, есть. Ну, так это же предатели. Они не любят, не хотят, не мечтают! Зачистить их!

Вот! Это самое главное, о чём надо мечтать! Зачистить! И ещё раз – зачистить! Ну, на худой конец – гайки закрутить. Хотя это нежелательно, ненадёжно. Самое мудрое, это «нет человека, нет проблемы!». Опыт есть. Большой опыт! Да и вождь завещал. А это уже серьёзно.

Забурлило, закипело, вздыбилось, завопило – повсюду площадные речи НОД: «Мы – за... Мы – готовы... Мы – идём к вам!» Кто такой НОД, спросишь ты, друг мой? О, это серьёзная штука! Это наш авангард. Наше всё! Вот они - будущие (да и настоящие) чистильщики. Они – наше прошлое, настоящее и вечное, вечное будущее!

Кипит, бурлит, вопит большой иллюзион. А что такое иллюзион? Театр, видимость, фасад, фейерверк. Но если заглянуть за фейерверк, можно обнаружить глубокую коричневую тьму. Но никто не хочет видеть тьмы. Фейерверк приятней, комфортней, занимательней. Тут громкие речи – стой, открыв рот, 18

Журнал «Огни над Бией» № 32

слушай, внимай. Запоминать не обязательно. Не напрягайся! Не перетруждайся! Всё давно продумано, решено – и за тебя, и за того парня! Кто не с нами, тот против нас! Зачистим! Не сегодня, так завтра, но обязательно!

И тут наша героиня Алиса – ни к селу, ни к городу – увидела смирно бредущую по улице женщину в белом. Платочек – белый, пальтишко, сапожки. Шла себе откуда-то и куда-то. Вдруг остановилась женщина. Принялась внимательно рассматривать здание напротив – красный кирпич, старинное сооружение, по форме напоминающее монастырь или некие храмовые постройки. Над крышей – нечто высокое, похожее на основание для креста. Прохожая в белом так и решила, и взялась отвешивать поклоны в сторону этой кирпичной конструкции. Женщина кланялась, крестилась, молилась и снова кланялась. Закончив ритуал, с чувством исполненного долга, отправилась далее по делам мирским.

И всё бы ничего, да только молилась эта прохожая на здание бывшего советского хлебозавода, а ныне – торговый склад.

-Символическая картинка! – подумала Алиса. – Простодушный народ готов молиться на любую видимость. Скажи – это храм и, пожалуйста! Завтра уже начнётся молебен, паломничество. Скажи – вот он, твой враг, и готово! Завтра уже пойдут зачистки. Мы осуждаем! Он не любит нас! Научим его родину любить!

Ну, как тут не вспомнить старушку, которая от чистого сердца подбрасывала дровишки в костёр, когда инквизиция сжигала еретика Джордано Бруно. Мир не меняется. Мир неисправим. Глава 10. Зачистить сатирика

Градус кипения становился всё выше. С общего плана кипяток страстей перекинулся уже на отдельных граждан. Тут под раздачу попали и музыканты, и знаменитый сатирик. В мгновение ока все они бесплатно получили общий статус – пятая колонна. Враги, стало быть. Ах, что творилось в сети! Это надо читать в первозданном виде! Только так. Ну, вот, друг мой, порция того, 19

Журнал «Огни над Бией» № 32

что теперь называется «поцреотизмом». А предназначена эта вкуснятина знаменитому сатирику, ведь он не то лыко в строку вплёл. Не то?! Значит, получи: ЦИТАТЫ (орфография и пунктуация великих комментаторов): - У жванецкого старческий маразм - Никогда не любила Жванецкого...Теперь поняла за что...Жить с русскими и так их ненавидеть!!!

- Дядя Миша, ты - дурак? Всегда считал его юмор - отстойным. Спасибо, Мишаня, что подкрепил мои мысли своими словами.

- Дуй к бендеровцам. они же умная нация.

- И Макаревич туда же. За что же вы тех, кто вам хлеб в будку кидает, ненавидите?

- Никогда не считал его умным человеком. Лишь бы потрепать языком - Вообще не понимаю, жить, работать на территории нашего государства, и так говорить.... Вертится на языке - так дуй туда, д. Миша!!! Можно ещё и пинка для ускорения дать!

- За вами выехали. Собирайте вещи. ЦИТИРОВАНИЯ)

(ОКОНЧАНИЕ

Вот такие перлы «народного гнева» собрал российский сатирик с мировым именем. Что уж там говорить об остальных певцах и композиторах! С ними народ обошёлся бы ещё круче! Уж это – гадать не надо! Так оно!

Понимаешь, друг мой, Алису поразило больше всего то, что, считая кого-то фашистами, люди дружно высказывались в отношении живого человека так, что любой коричневый – просто отдыхает! И никого это не смущало. НИКОГО!

Получался весьма странный расклад. Я – это я. Мне можно всё! Угрозы, любые ярлыки, заметный коричневый окрас 20

Журнал «Огни над Бией» № 32

речей. Но я – патриот, а не нацист! А они там...они, конечно, нацисты! А сатирик – он-то уж точно не имеет права на какое-то своё мнение. Какое может быть мнение, кроме нашего!

-Как всё это назвать? – думала Алиса. – Ведь страшно даже представить себе, что будут делать ЗАВТРА все эти люди, которые ПОКА только высказываются на публику, ничего не опасаясь, не имея никаких рамок?! Мы это, кажется, уже проходили. Урок оказался не впрок!

Алисе оставалось только обратиться к народной мудрости, ибо, друг мой, есть и такая вещь в этом лучшем из миров. И так – частушки, горяченькие, прямо из народа: Мы прекрасны и сильны. С нашей силой – хоть куда! Нет другой такой страны – Яроваяскойбеда! *** Эта пятая колонна всю Россию растащила – Олигарх на олигархе, вор на воре – паханы! Эта пятая колонна, наше всё и наша сила! А поэты да артисты – вот предатели страны! Глава 11. Именины домового

Алисе очень хотелось написать пару строк «коричневым комментаторам», но наша героиня слишком хорошо понимала – это заказ. Чей? Вопрос вопросов, на который может быть миллион ответов. Кроме того, великие классики оставили нам великие советы: « Хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспоривай глупца...». Мудро! Ввязываться в диалог, когда участники разделены на два лагеря – «свои» и «враги», всё равно, что потерять собственный разум и «въехать» в чёрно-белый кадр.

Поэтому Алиса не стала «спускаться на арену» предпочла роль наблюдателя. Но это не значит, друг мой, что 21

Журнал «Огни над Бией» № 32

наша героиня – человек равнодушный. Быть на стороне разума, скорее всего, самая пламенная из всех мыслимых и немыслимых позиций, ибо на этой стороне всегда оказывается меньшинство. Тут как раз и проходит граница человеческого в человеке. Граница выживания всех. Только беда в том, что понимают это немногие.

Большинство же всегда одержимо желаниями своего Эго. Эти граждане шкурой чувствуют, как надо действовать в угоду этому ненасытному, хитрому и безжалостному идолу. Способ известен и сформулирован ещё аббатом Мавро Орбини: «Одни побеждают на поле битвы, другие – на бумаге». Это значит – если не можешь изменить мир, измени представление о нём. Как известно, любая благая мысль может использоваться либо во имя Добра, либо – во зло. Коричневые комментаторы орудовали по второму варианту.

Но, друг мой, не будем о грустном. Тем более с утра в полном разгаре сказочный день – именины домового. Что ж, праздновать, так праздновать! Как можно отметить именины домового? Ну, ясно – подарить имя этому невидимому жильцу и помощнику – домочадцу, то есть.

Перебрала Алиса несколько имён. Опробовала на благозвучность по отношению к кандидату. И выбрала имечко своему любимцу – Максимилиан. Не последнюю роль сыграла и любовь к великому классику – поэту. Кроме того, чутьё подсказывало, что имя должно быть величавым и многосложным, чтобы произнесение его требовало времени и вызывало возмущение пространства. Уж тогда помощник просто не имел бы права не откликнуться на просьбы хозяйки.

-Ау, Максимилиан! – сказала наша героиня. – Как тебе имя? По-моему, весьма!

Откуда-то из-за шторы от окна прошелестело: «Весьма, весьма!»

-Ну, вот и славненько! С именинами тебя!

Так невидимый домочадец из духа бесплотного превратился в уважаемую личность с персональным именем. А что?! Чем он хуже компьютерных чертей – ведь каждый из них тоже имел собственный НИК.

***

22

Журнал «Огни над Бией» № 32

&п о э з и я

АНАТОЛИЙ КРАСНОСЛОБОДЦЕВ

К 70-летию Великой ПОБЕДЫ

Публиковался в периодической печати, коллективных сборниках, в журналах «Алтай», «Барнаул», «Встреча», «Огни над Бией», «Бийский Вестник», «Огни Кузбасса». В антологиях: «Писатели Алтая» т. 13 – Барнаул – 2002г., «Дыхание времени» - г. Бийск – 2004г. ХХвек «Русская сибирская поэзия» - Кемерово – 2008г., «Обратный Отсчет» - г. Барнаул – 2010г, в журнале писателей Бурятии «СевероМуйские огни». Лауреат журнала «Огни над Бией» 2014 года. Выпустил три самостоятельных сборника стихов: «В стороне моей простуженной…», «Свет зари на снегу», «Вернуться б снова к тополям…». С 2012 года в Союзе писателей России.

ФОТОГРАФИЯ В лесу, что минами изранен, авиабомбами изрыт, он с фотографии на память с задумчивостью вдаль глядит. На нем шинель и портупея, груз позолоченных погон… Снимался он на батарее, а через сутки был сражен. Бойцы комбата похоронят, и батальон уйдет вперед… Лишь через год в село родное та фотография придет. Ее получит тетя Настя, которой с фронта он писал… Видать, не зря гонцом несчастья над домом ворон зависал. И упадет из рук работа, и потускнеют образа. И на единственное фото падет горючая слеза. *** Никогда я не был на войне. Не видал окопной злобной драки, В штыковые не ходил атаки, Но война всегда живет во мне: Скорбным взглядом, тяжкой неудачей, Строгой недописанной строкой…

23

Журнал «Огни над Бией» № 32

Женским криком, горьким детским плачем, Или друга прерванной судьбой. Не был. Не был… Не в меня огнем вонзался Меткой пули жалящий свинец… Только с детством рано я расстался Не пришел с войны и мой отец. Без отцов мы много голодали, И чтоб как-то голод пережить, Летом кислым щавелем питались, Осенью – зерном колючей ржи. А весной картошку в огородах Я искал, едва сойдут снега. Из нее, гнилой, на сковородке Мама мне ландорики пекла. … Детство–детство – Дни без расписания, Тонкий луч на выжженной стерне… До тех пор, пока во мне дыханье, А вокруг и слезы, и страдания, Эта память будет жить во мне. МОИ ОТЕЦ И МАТЬ Тех, кто защитил страну от «фрица», Чтят и помнят всех до одного… У одних – медаль с войны хранится, У других - шинель, бушлат в петлицах, У меня на память – ничего, Кроме строгой краткой похоронки … «Был убит за Родину в бою». Этот листик ветхий, желтый, тонкий Много лет я у себя храню.

24

Мой отец погиб под Ленинградом В стылый день, когда пурга мела, При прорыве огненной блокады, Что навек в историю вошла. Мама часто плакала ночами, И ждала, что все-таки, - придет. Пусть контужен будет, пусть изранен, В отчем доме вскоре оживет. Отойдет больной душой сначала, Будем жить счастливою судьбой. Не пришел… В стенах осталась мама Навсегда печальницей - вдовой. Я, тогда совсем еще мальчонка, Только – только начинал ходить, И свои протягивал ручонки К ней, родной, как к Солнцу, чтобы жить!.. ВОЙНА Внуку Виктору Однажды ты спросил меня – Дед, почему такой печальный? И я ответил – неслучайно, Опять ко мне пришла война. Я в детстве пережил немало – Питался жмыхом и травой. Я до сих пор живу устало Той прошлой страшной мировой. Войну - я вижу и во сне – Она как тень идет по следу. Вот почему после обеда,

Журнал «Огни над Бией» № 32

Так нестерпимо больно руки Как ты успел уже заметить, Хоть маленький кусочек хлеба ныли… С тех пор прошло немало дней Я оставляю на столе. Мне кажется, что кто-то рядом, и лет, Прижавшись к сумрачной стене, И я уже не чувствую той боли. Но до сих пор Следит за мной печальным хранят мои ладони, взглядом Как и душа, поры военной след. С рукой, протянутой ко мне. . Как будто - чем ему обязан… *** Как будто - есть моя вина… И я с ним кровно сердцем Ах, какие были яблоки! связан, И какой приятный хруст… Вот что такое, брат, война. Не в саду, а в диких зарослях, Брали первые - на вкус. *** Ударяло кислым в голову, Рот кривился до ушей. Не всем легко Как же это было здорово – о детстве вспоминать… И у меня оно не легким было. Быть в ватаге малышей! Возвращались поздно вечером, В разгар страды Узкой тропкою пыля, моя больная мать Босоногими, беспечными… По целым дням домой Голод был. И шла война. не приходила. Она была в колхозе звеньевой. СКРИПАЧ Ее звено трудилось за поселком. Владимиру Казакову И часто-часто колкою тропой Я уходил к ней босым На пятачке, на прополку. Пололи мы там зелень-коноплю, вблизи вокзала, под смех и раздраженный плач Точнее, нередко музыка звучала, посконь дергали руками. которую творил скрипач. А отдыхали только на краю Худые старческие руки, За пройденными долгими глаза незрячи, рядами. нос крючком… Звенела высь. Но, Бог ты мой!.. Кружилась голова От дымчато-прогорклой едкой Какие звуки рождались под его смычком! пыли, И от порезов посконью всегда В них – 25

Журнал «Огни над Бией» № 32

гнев и боль, печаль и ласка, мечтаний юношеских взлет; невольная тоска по сказкам, что в каждом с детских лет живет. Не выдержат, казалось, нервы. Нет, он не клял свою страну, хотя, - узнал я, в сорок первом ушел на фронт… И был в плену немецком… А потом - советском с клеймом «врага» свой срок волок за то, что где-то под Елецком не до конца исполнил долг… А срок отбыв, лишился света за то, что свет в душе хранил и виртуозом стать при этом надежд своих не хоронил… … И стал… И нищ, и неухожен, привыкший слышать плач и мат, он дарит музыку прохожим, как будто в чем-то виноват. БАЛЛАДА О ФРОНТОВИКЕ Фронт все дальше уходил на запад, Позади оставив много стран. Шли к победе русские солдаты, Шел вперед и рядовой Иван.

26

Крепость духа придавала силы, Но в бою последнем, как назло, На одной из площадей Берлина Был он ранен в ноги тяжело. Раны жгли. Покоя не давали. И чтоб как-то боль в ногах унять, Долгими бессонными ночами Стал Иван в тетрадь стихи писать. О войне, о времени суровом… Только, видно было, не дано На ноги ему подняться снова, Хоть и лет достаточно прошло. Он лежал, прикованный к постели. На исходе прожитого дня, За окном деревья шелестели Стыла даль, печалилась земля. В полутьме, сквозь выцветшие рамы, Сквозь густые тени на стекле Получал он, как радиограммы, Эти звуки зыбкие извне. Тротуаром проходили люди, Слышны были чьи-то голоса, И не знали, что его не будет Через час – и он о том не знал. Знал одно, что в этот час осенний

Журнал «Огни над Бией» № 32

Помощь уже неоткуда ждать. Но жила в нем воля – непременно *** Те стихи в газету переслать. Школа моя деревянная И еще к редактору записку: Н. РУБЦОВ Мол, прочти, сынок, и отпиши, Может, что пойдет Память строга и сурова… в какую книжку? Как ты ее не гони Все, как есть, как было, от души… Видится снова и снова: Светится сельская школа Эти строки о солдатской доле, Окнами издали. Что он вынес с боем из огня, Небо седое, недоброе, Я читал, и сердцу было больно – Тучи чуть выше бровей. Эта боль прошла через меня: Ветер колючий, холодный Нижет до самых костей, Вспомнил я Режет лицо, как осколком. простуженное детство, Кинешь встревоженный взгляд – Отчий дом, погибшего отца. Клочья соломы, как волки, Он погиб, Из-под сугробов глядят. оставив мне в наследство Ветреным полем, по насту Светлый мир без края и конца. Встречь – не единой души… Вот оно, детское счастье Вспомнил много… Потому с Из деревенской глуши. Потому с тревогой Я на голос мужества пошел… Но дохнуло холодом с порога, Душу словно стужей обожгло: У стены, у старых книжных полок, На исходе прожитого дня, Он лежал, как брошенный осколок… Стыла даль, печалилась земля. ***

27

Журнал «Огни над Бией» № 32

1

публицистика

ПАВЕЛ ЯВЕЦКИЙ

Явецкий Павел Павлович родился 21 октября 1949 года в деревне Белое Алтайского района Алтайского края. C пятнадцати лет, после окончания СПТУ, работал трактористом, рабочим пилорамы, стропальщиком, литературным сотрудником районых газет, трудился на заводах и предприятиях города Бийска. Участник ряда писательских семинаров в г. Барнауле, Бийске, Павловске. Служил в Советской армии на Дальнем Востоке. Печатался на страницах армейских, городских (Бийска) и краевых газет, журналах “Алтай”, “Молодая гвардия”, за рубежом “Современная литература мира” - Нью-йорк, роман газете “Двадцать первый век”, Антология ХХI век, Бийск, сборнике “Парус”, ”И снова Слово”, альманахе “Бийск”. Награжден медалью и Дипломом Московской городской организации Союза писателей России в 2009 г. “За верное служение отечественной литературе”. Дипломом лауреата в номинации Поэзия журнала “Огни над Бией” 2011г. Член редколлегии журнала. Лауреат специальной премии Бийского района им. В.М.Шукшина 1983 года. Автор поэмы “Калины гроздь”, целиком посвященной В.М. Шукшину (Изд-во Бийский котельщик”, 1994), книги стихотворений “Тихий свет мой, незакатный…”(М,: Академия поэзии, “Московский писатель”, 2000), Я вернулся в сорок пятом - (Бийск, Изд-во “Кедр”2005), “Маятник времен” (Барнаул, 2006). Изд-во «Сова” г. Новосибирск, двухтомника ”Частушки-сберегушки”, Изд-во“Российский писатель” (Москва, 2013). В мае 2001 года, по ходатайству Академии поэзии принят в

Москве в члены Союза писателей России (Московская городская организация), член-корреспондент Российской Академии поэзии с октября 2012 года.

Слово о поэте Леониде Ситникове

В 1948 году в городе Таштаголе, что в Кузнецком Алатау, в Горной Шории в обычной семье родился мальчик. Назвали его Леней. А в пятый класс ребёнок пошёл в селе Светлоозёрском,что вольготно расположилось на равнинно-предгорных землях Бийского района, куда переехала семья.

Рос, как и все сельские ребятишки – был проказлив в 28

Журнал «Огни над Бией» № 32

меру, шишки да синяки и ему перепадали вследствие проделок и мальчишечьих драк. Учился Ленька на класс старше меня. Завидовал, признаюсь, его ловкости, ухватистости, удачливости, как и многие, впрочем. Но – не дружили, шли параллельно в ребячьих шалостях, устремлениях. Дружба пришла поздней – годам к 15-16. Богу ли, природе, было угодно наделить паренька поэтическим восприятием жизни, образным видением мира? За скорлупой дурашливости, порой скоморошества, пряталась беззащитно-ранимая душа. Да и трудно на селе жить и писать стихи (пусть и в нерабочее время), распнут на деревенской голгофе досужие злые языки, поведут с ярмом недоумка по селу...

Поэтому и писал Леонид больше украдкой (как говорят теперь, в стол), а читал их и того реже – редким избранным, автору этих строк в том числе... Учиться поэзии было негде – библиотека да учительница русского языка – не университет Шанявского! Учила природа, её неизъяснимый язык, кленовобурьянные шорохи околицы родного села и ... «мягкий запах ночи колдовской», как напишет он позднее.

В каком именно возрасте прильнули первые рифмы друг к дружке и зазвучали стихи? Об этом за давностью и не упомнить, но сложились и зазвучали. Да это и не так важно. Важно, что удалось спасти и сохранить от небытия 35 написанных Леонидом Ситниковым в разные годы стихотворений, и теплится надежда, хоть малую часть их обнародовать! Короткая жизнь поэта (беру на себя смелость назвать не подлежащее сомнению определение) трагически оборвалась на строящемся объекте очистного сооружения в организации «Химзащита» г. Бийска.

«И наступил тот крайний миг, (такое с ним случалось редко), И головою он поник – Как обломившаяся ветка» Трагическая нота - предчувствие, прозвучав накануне гибели, и сфокусировалась, обернувшись непоправимой бедой. Планета же Ситникова Леонида – Поэзия – не исчезла бесследно, подтвердив непреложное «Рукописи не горят», а «Мысль – субстанция материальная». Неужто и впрямь рукописи не горят?

29

Журнал «Огни над Бией» № 32

Встречный ветер ...Но лишь когда, смежив ресницы, Усильем бред хотелось смять, Слетались синие синицы – Крупицы памяти клевать... (П.Я.) Память фильтрует рой событий прошедших лет, заведомо отсевая мелкое и незначительное от крупного. Люди, лица в калейдоскопе быстротечного времени тасуются порой, как в колоде карт, – смотришь, всплыла из небытия (бытия) чья-то физия – гадай, напрягайся, кто, откуда, зачем, при каких обстоятельствах – не хватает лишь участкового – запротоколировать и пришить к... Иногда вспомнишь – имярек, а чаще чертыхнёшься и – на круги своя – к бытовизмам-неологизмам нашей серой обыденщины, зауряд-жизни... Дом парусит – за окном свирепый северо-западный, наш отчаюга-сибиряк расходился донельзя; выдувает, врываясь в малейшие щели, остатки тепла, свистит в ребристой решёткеотдушине кухни, утробно воет в вентиляционном лючке санузла... ...Лёха, светлая голова! (Друзей в памяти не хороним) Проросла сквозь тебя трава, – Что там в мире потустороннем? (П.Я.) Ситников Леонид...Мало кому и чего говорящее имя. А он – (чуть не сорвалось – был) жил среди нас, дышал одним воздухом, творил, наконец, свою изумительную лирику! Незамеченный, неведомый, неоткрытый и... ещё множество – НЕ! Что осталось на сегодня – это три дюжины стихотворений, переписанных мною из двух черновиков-подлинников, мятых-перемятых, растерявших листы общих тетрадок. Казнь рукописей, вольная или невольная, не менее отвратна, нежели духовное и физическое уничтожение человека. Не максимально ли сконцентрированная квинтэссенция души, облеченная в стихотворную форму – являет собой подлинное чудо Поэзии? ...Что же горечь в душе не тает? Дочка в Киеве без отца – Тихой Золушкой подрастает... (П.Я.)

30

Журнал «Огни над Бией» № 32

Да, у Леонида осталась дочка в стольном украинском граде-Киеве, жена Люба... Подросла теперь Золушка, семнадцатый как-никак! Это доподлинно. А реалии – неизвестен адрес и местонахождение (нынешнее) семьи. Старший брат Леонида Александр запамятовал тот хутор на Винничине – родительское гнездо жены Леонида, а были ведь там, дрова кололи, по хозяйству проворили дела разные... Спрашиваю, кричу, опережая неумолчимое время с этой вот страницы: ответь, как твоё имя, плоть от плоти отцовой? Нет ли в тебе хоть малой толики его дарования – не томишься ли ты подспудно неразрешённым? Откликнись, найдись! Фотографии в горнице (частный сектор) в доме старшего брата. Добротная семейная реликвия. Фото цветное. Пухлое юношеское лицо. Едва пробивающиеся усики над верхней губой. Любопытный взгляд сюда, к нам. В глазах вопрос: «Какие мы, чего стоим?» Он любил людей, радовался им, творил, не ведая, что творит для них (нас). Ком в горле – долго смотреть трудно. Через пятнадцать лет ты вновь пришёл с озябших полей к своему родительскому дому, на свою, такую неласковую землю. Твои стихи вдруг появились на страницах газеты, и в суеверном неверии земляки впервые прочли их... А в доме твоём, как мне сказали,– обустроился дачник. Ну, что ж, и в этом есть веяние времени! Засучив рукава, возьмёт он лом, да и начнёт крушить хилое жилище поэтово... А, сокрушив, удовлетворённо крякнет – у него в мечтах этакий аляповатый монстрик-дачка. О, будьте уверены – его мозговые извилины загнуты в нужную сторону! ...И коммунизм мы строили дружной поддержкой масс! «Светлое завтра» готовили, остался прокисший квас. Да если бы квас хотя бы – одонья остались одни!.. Заветы вождя - в отавы Закинули в эти дни... Так написал Леонид в середине семидесятых. Как же так, комсомолец Лёшка? Какой кощунственный, убийственный диссонанс существующему, казалось, незыблемо строю?! Ещё не был изобретен рычаг, способный отвалить неподъёмный могильный камень с Гласности (и это слово ныне ругательное).

31

Журнал «Огни над Бией» № 32

Глухое брежневское безвременье, при всём кажущемся внешнем благолепии и ряженное в тогу миротворческих идей, глубоким «общим наркозом» усыпляло умы, незримо калечило души людей. Вспомним: велеречивые клевреты слагали усыпляющеслащавые «оды» дорогому, любимому Леониду Ильичу, исподволь готовилась и без малого не состоялась откровенная реабилитация кошмара, имя которого – сталинизм... Каиново глумление, иезуитское лицемерие. И всё это под личиной заботы о каждой отдельной личности! ...Мир постигал шестым он зреньем, Стихи читал, улыбчив, мне... И тихим, внутренним свеченьем Лицо теплилось в полутьме. (П.Я.) Огонёк, горевший далеко за полночь в избёнке, атакованной с двух сторон бурьянами, горел не зря... Энергия исхлёстанной несправедливостью души уходила в лирику – к «берёзкам, что просыпаясь, распрямляли спинки, к озёрам, где ласкает волны холодком колеблемая высь...». Спасительный щит Природы, исчерпав себя не спасал и не мог спасти Дон-Кихота, бросившегося очертя голову на силы зла. Оставалось: уйти, уехать, рвануться навстречу ветру странствий – «а, гори, оно, всё тут синим огнём!» Он выбрал... ветер. Осень. Лехина окраина, куце прозываемая «Первая ферма». Белым известковым пятном покосившаяся и такая добрая к Человечеству, оштукатуренная снаружи Лехина мазанка. Густая трава-мурава. Со скрипом открывается калитка и выгребает Человечество - нескладный верзилистый парень. Он косо согбен, его заносит, и с ускорением камертонной стрелки стремительно тащит вдоль забора. Склоняется, ухватившись за тёмную, трухлявую штакетину, корчится от спазмов. Утробно рюхая, вымётываются из лебеды-крапивы свиньи. Всё! Я поворачиваю обратно. Лёшка надолго солидарен с Человечеством. Как ненавидел я этого рябого, коряво-гунявого Тарабарщика в тот момент! Он неделями не вылезал от Лешки, чёрным мотыльком летел на огонь, чуя поживу...Не знаю, читал ли Леха ему стихи спьяну... Наверное, всё-таки – да! Тарабарщик ухмылялся, сглатывал слюну и тянулся к захватанному стакану: 32

Журнал «Огни над Бией» № 32

–Здорово ты енто, мне бы так ни в жисть..., – выпивал, двигал кадыком, перекашивался. И снова аудитория в единственном числе ждала не столь стихов, сколько вожделенного бульканья в стакан... Занавес! Беспросветная жизнь, нищета, жалкая зарплатишка в 4570 рублей, обязательная явка на комсомольские собрания, где загодя (сверху) спущен человек, за которого надлежит голосовать, хитрая улыбка, покряхтывание совхозного парторга и...»взлёты рук, как одна!». Тягомотные годы маразма, глухого отчаяния. Оно вырывалось на бумагу у Леонида вот так: «Я улетаю с этой дали В хмельную выправку очей!» О, мне довелось познать эту Лешкину, «хмельную выправку очей», когда тридцатка с получки отдавалась матери, а на сорок, что загодя откладывал себе на новые брюки, попросту махалось рукой и...пропивалось широко, безудержно и...весело! По умению пить, не пьянея (его и «литрой» не свалишь), судачили в деревне о человеке как о качественно весьма положительном! Были ли попытки вырваться из дьявольского очерченного круга? Несомненно! К таковым отношу (хватало характера): безудержность в работе до седьмого пота промокшей, закуржавелой на спине телогрейки. Ни к чему не обязывающие, скоротечные любовные шашни – приключения. Библиотека, книги, буквально проглатываемые залпом! Художественная самодеятельность – редкостный дар плясуна «шестаковской» школы, существовавшей на селе негласно, – хороший плясун возведён и почитаем жителями глубинки почти до культового уровня! А ведь как плясали! Трещали и прогибались мембраной хилые подмостки сцены в щитовом клубе-времянке, когда выходил «на виражах» Леха-сын! Ээ-х –ах, поди, завей горе верёвочкой – «сын» ведь отчебучивает! Со сцены он... улетал в своих стихах: «...И сквозь плакливое стекло Лечу я гордой, смелой птицей, Вдогонку клину за село... И встречный ветер мне – отрада, 33

Журнал «Огни над Бией» № 32

Относит в сторону туман, И свет небесного парада – Клеймо поставит на обман!» (Л.С.) А ведь так хотелось улететь! Даже встречный ветер был не помехой, а будоражил кровь и сулил перемены. Путы земного притяжения цепки. Выбивающийся из общего строя «нелетучих», будь он даже «Сыном села», неизбежно порицался, становился изгоем и до пастьбы «гусей» в устах досужих кумушек тут уже два шага... Макромаразм сельского быта настигал и ничего не прощал. Не отчаяние ли породило и этот вскрик: «Пускай в аду все черти затанцуют! Мне ближе ад, пожалуй, и к лицу...» И далее неожиданное: «На сковородке, жарясь, не миную – Любому дать по морде подлецу!» (Л.С.)

1976-ой. На излёте лето. Площадь Девятого января. Погожий выходной денёк... Бесцельно толкаюсь в толпе, то у киоска с мороженым, то у «Союзпечати»...Толчок в плечо. Оборачиваюсь и радостно ёкает сердце: –Лёшка, ты? Чую и у него радость в глазах плеснулась. Прилюдно обниматься не решились – каждый побоялся этим сфальшивить, спугнуть то доброе, что прожито и не терпит ни малейшей искусственности.

–Ну, куда двинем? – предлагаю зашвырнуться в «Чайку», спрыснуть это дело. Живые искорки в глазах меркнут. Как-то вяло соглашается. Он импозантен, пополнел. Серые брюки отутюжены и лишь слегка помяты в коленях. Шерстяной умеренных тонов трёхцветный свитер, в затейливой комбинации витых линий и ромбов, ладно облегает фигуру. Остроносые туфли далеко не новы, но надраены с известным старанием. Новое в нём (непривычно!) не то надлом, не то какая-то отстранённость, неуловимо проглянувшая в движении, в жесте, в беспричинном отводе глаз. Нет уже всегда таких уместных, присущих лишь ему вывертов – шуточек... Серьёзен, тих.

34

Журнал «Огни над Бией» № 32

–Ты знаешь, я приболел тут малость, не пью совсем ни капли, лечусь – желудок прихватывает – барахлит. Я артачусь: –Ничего, засандалим за встречу (в кои-то годы!). Беру поллитровку «Белого крепкого», опускаю в карман. Идём к Лёшке в общагу – холостяцкое жильё. Общага – куб четырёхэтажки из красного кирпича, с мебельным магазином внизу. Воздух шибает хлоркой, чем-то подгоревшим или упущенным, миазмы временности жилища, кажется, витают во взвешенном состоянии... Поднимаемся не то на второй, не то на третий этаж. Лешка поясняет: –Живу не один – ещё есть жилец – он «пашет» сейчас. А я вот забюллетенил... В комнате чисто прибрано, хотя мужской уют относителен. Усаживаюсь, грохаю бутылку на стол. И тут Лёха наотрез отказывается разделить со мной Бахуса и ставит единственный стакан. Выгребает из неказистой тумбочки какие-то таблетки, маховым жестом фокусника сортируя на краю стола эти стандарты –«колёса». Мучительно изламывается бровь: «Вот дожил, ё-моё!...» Я, мучительно стыдясь своего амикошонства с гроханьем бутылки, киваю: –Ничего, бывает, – сакраментальная фраза топорщится костью в горле. Суетливо набухиваю «по черте», проглатываю степлившееся пойло. Девятнадцать «лошадок» тепло и мягко вползают в ноги. Отщипываю от корочки хлеба, Лешка пытается открыть рыбные консервы. Я отговариваю. Неожиданная радость за него – бросил ведь пить, молодец! – вяло отползает в сторону. Обмениваемся ничего не значащими общими фразами – как живётся» А ты как? Был ли в деревне, кого видел? И т.п. Такой вот разговор угнетает убогостью и его и меня. Стержня разговора, увы, не находится.... Леонид проглатывает, запивая водой своё горькое лекарство. Допиваю и я остатки вина. Зелёное стекло бутылки издевательски смеется со стола. Банально прощаемся, пожимаю непривычно вялую руку, закрываю почему-то бережно дверь. Сердце сжимает нехорошее предчувствие – неужели это последняя встреча? Наши миры, скреплённые некогда дружбой, нет, большим! – разошлись никак не соприкоснувшись, 35

Журнал «Огни над Бией» № 32

коллапсируя каждый по-своему – по неведомым своим орбитам. Над могилой поэта виснет-горюнится высокий куст барбариса. Литые чёрные капли плодов под осень отягощают его. Сейчас ягоды почти все осыпались или склёваны птицами – пернатых тут редко кто беспокоит. Оплыл, почти неприметен травяной холмик. Оградка металлическая в облупившейся, шелушащейся пластинками ядовитой краске. Грубо сработанная жестяная законушенная пирамидка-тумба пуста, на ней нет ничего! Пустует и скворечник на соседней берёзке. Ни креста, ни звёздочки. Имя, дата рождения и смерти тоже отсутствуют. Запылённые поблекшие пластмассовые цветы. Давит, гнетёт тишина и запустение... ...Тут Вечность в споре с Жизнью. Слева от оградки примята трава, примощена деревянная лавочка. Кто-то был тут недавно – в траву брошены несколько конфетных обёрток (остатки поминальной трапезы), поодаль пустая винная бутылка – поминали. Сознательно опускаю в повествовании рассказ о гибели поэта в организации «Химзащита» в морозном январе семьдесят седьмого. Наверное, попросту трушу – боюсь той зловещей воронки – ещё вкрутит, всосёт без остатка... Да и крепости духовной, видать, поубавилось с годами... Не потому ли, (сопрягаю теперь) опустил подытожившую жизнь драму и в «Бийском рабочем»? Хотя... и предостаточно веских фактов январской трагедии, почерпнутых из достоверных источников. Не могу до сих пор заставить себя поверить в то, что Лёхи нет – для меня он жив, материален, пока буду жив я. Не будем гневить Судьбу. «Не буди Лиха, пока оно тихо» ...— гласит народное присловье. С этим нельзя не согласиться. Творчество и гибель поэта ждут ещё своих толкователей и критиков. Но это будут другие слова. Нет ни креста, ни звёздочки, ни имени, Да только душу за понюх не выменять! Лишь барбарис, как чёрный град Кузбассовский, Да устный некролог, отнюдь не ТАССовский... (П.Я.) Павел Явецкий 36

Журнал «Огни над Бией» № 32

ПОЭЗИЯ ЛЕОНИДА СИТНИКОВА ПОМНИШЬ?

Заветы вождя - в отавы Закинули в эти дни...

По волнам житейским долго Плыть, барахтаться, кружа... БРОДЯГИ Жизни смысл сбирать с иголок Меланхолика-ежа? «Благие» хрущёвские годы... (Сшибались бы булки с куста!) Снова горечи-кислоты Повсюду «долина Свободы», Сердце жгут - лиха беда! Опять же, коль торба пуста! А в душе весенней нотой – образ милой навсегда. Бродяжить - судьбину мытарить, По кромке извилистый путь. Мы стояли у обрыва Пыхтящей закваской-опарой (на руках тебя я нёс!). В бродягах бродильная суть... Хохотала ты красиво У испуганных берёз. Бродяга на улицу вышел, Сарайчик прикрыл за собой. И притворствуя, балуя, Бредя в темноте, вдруг он слышит: Заливаясь бубенцом, –Минутку, дружище, постой!.. Избегала поцелуя, Запрокинувшись лицом. Был голос довольно печальный, Терзаемый чем-то внутри – Май шалил, Бродяга спешил Закат струился. к дверям «Чайной» – Гром ударил невпопад. Собрать со столаов сухари. Посвежело, и пролился Дождь небесный, Чего тебе, мил человече словно град. (А может, чего подсказать?), Не волк же, чтоб в шкуру овечью СВЕЖИЙ ВЕТЕР С такой вот слезою влезать! И коммунизм мы строили Дружной поддержкой масс. «Светлое завтра» готовили... Остался прокисший квас.

Чего он шарашится долго? Блеск луж, как разлитый мазут... Поскольку бродягу, как волка, Лишь ноги и кормят-несут...

Да если бы квас хотя бы – Эх, пашпорты вы прописные! одонья остались одни!.. Не бог сердобольем спасёт: 37

Журнал «Огни над Бией» № 32

Вокзалы, столовки-чайные, По сёлам – кладбища иные – Во дни поминальных щедрот. Ну, точно, касаемо денег, Ходячий похмельный мандраж: –«Тройной»... Девяносто копеек... Страдаю... Полтинник... Уважь!.. Опустим скитальцев «беседу» (Бродяге бродягу ль не знать!). Как листья несёт их по свету – Листве той в канавах сгнивать... К МАТЕРИ Как ты устала, мамочка, прости... Как ты устала омывать тревогу. За сына непутёвого – персты Крестят мой след в далёкую дорогу.

И лишь тебе я верность сохраню Сыновней, крепкой, нежною любовью. *** Ночь спустилась чёрной шалью, звёзды в небе бродят стаей, месяц светится эмалью, как корова золотая. Шалунишка-ветер нежно причесал берёзке кудри. Вдруг надулся...и небрежно пылью белый стан припудрил.

Как не хватает мне тебя порой. А мир так тёмен, хоть кругом искрится. Я в этой свистопляске круговой Купаюсь, пью и не могу напиться. Ты ждёшь, надежду глубоко храня, Печалишься, судьбу мою ругая... Что я исправлюсь... Но пойми меня, Она по мне и не нужна другая. Во всём разочарован, но терплю, Боль затая. Облилось сердце кровью...

38

Журнал «Огни над Бией» № 32

1

публицистика ОЛЬГА ОВЧИННИКОВА

В 1973 году закончила филологический факультет Бийского педагогического института. В 1981 году – очную аспирантуру в МГПИ им. В. И. Ленина, защитила кандидатскую диссертацию по теме «Проблема народного характера в романах В. М. Шукшина». Кандидат филологических наук, доцент АГАО им. В.М.Шукшина, Почётный работник высшего профессионального образования. Автор многочисленных публикаций в Барнауле, Бийске, Москве. Сфера научных интересов: Русская литература и культура 20 века, Русский вопрос в творчестве В.М. Шукшина, Поэты и прозаики Бийска и его окрестностей. Основные читаемые курсы: "Русская литература 20 века" "Региональная литература. В.М. Шукшин".

“Трудящийся талант”: поэзия Павла Явецкого

“Безумное, безрадостное время, когда стихи как будто не нужны” - так считают сегодня многие, “не до лиры народу сейчас…“ (подтверждает и Явецкий). Но племя поэтов не убывает. Они вопреки нашим непростым реалиям порубежной поры по всей Руси пишут, пишут и пишут. Многое в нашей жизни перепуталось, но есть очевидности, одна из которых такова: книги поэтов выходят. Совсем недавно, например, в престижном столичном издательстве “Московский писатель” в отделении “Академия поэзии” напечатана книга поэта с Алтая Павла Явецкого “Тихий свет мой, незакатный…” Солиден и её объём (317 страниц). Это второе пришествие поэта. До этого на Алтае в 1994 году у Явецкого вышла отдельной книгой поэма “Калины гроздь”, посвященная Василию Шукшину (тираж её 5000 экземпляров). Именно тогда земляки узнали этого бийского поэта. До и после были только отдельные публикации в СМИ. Иллюстрации, помещенные в книге, выполнены художником Егором Бралгиным, который оформлял и сборник “Калины гроздь”. В книге шесть разделов, 269 стихотворений, все они объединены прежде всего любовью к Алтаю, к его людям. Через эту любовь 39

Журнал «Огни над Бией» № 32

отражена вся российская вселенная. “Постичь, понять пытаюсь жадно шифр мирозданья непростой… так поэт формулирует свою задачу. О значении “малой” родины для творчества когда-то замечательно сказал Сергей Есенин, открыто признаваясь Вольфу Эрлиху: “Знаешь, почему я поэт?.. У меня родина есть! У меня - Рязань! Я вышел оттуда, и какой ни на есть, а приду туда же… Хочешь добрый совет получить? Ищи родину! Найдешь - пан! Не найдешь - все псу под хвост пойдет! Нет поэта без родины”. А.Твардовский писал, что “для всякого художника, в особенности художника слова, писателя, наличие этой малой, отдельной и личной родины имеет огромное значение”. Об этом же и слова М. Исаковского: “Там - в этих смоленских лесах родилось и возникло то, что стало целью моей жизни - возникла моя поэзия”. “Россия - песенное слово, Дороже в мире нету слов… ”- признается Явецкий. “Своим местам я предан! / До гробовой доски”, - говорит он, и мы верим ему. “Места родные“… Родился Павел Павлович Явецкий в 1949 году в деревеньке Белое Алтайского района. В возрасте трех с половиной лет мама, Надежда Алексеевна, переехала с родителями и сыном в село Троицкое, где мальчик в доме дедушки и бабушки прожил до шести лет. А до того переезда, отец, Павел Васильевич Явецкий 1927 года рождения, следуя с Дальнего Востока, так и не заехал к сыну - создал другую семью. (Избранница сердца и мать будущего поэта, будучи “в положении” вернулась домой чуть ранее.) Забираться еще в один” медвежий угол” горного Алтая, после дебрей Уссурийской тайги, пережитых там тягот и лишений, тяжелой болезни (провалился с машиной под лед) он счел для себя просто немыслимым. Иск на взыскание алиментов мать так и не подала. Первая и другие встречи с ним произошли у сына гораздо позднее, будучи зрелым человеком и отцом троих детей, краткими наездами в Подмосковье… “Отца, отца недоставало, / отцом в горячке бредил я!” И через годы с горькой иронией восклицает: “От отца мне это - мельхиоровая ложка и часы Победа…” И рядом: “Отсвет детства - мой свет…”

- в стихотворении “Реквием дому”, скажет Явецкий-сын. Нам, 40

Журнал «Огни над Бией» № 32

читателям, важно каждое упоминание о себе самом, о своем детстве, в частности. “Я безотцовщиною рос”, - с горечью признается поэт уже в другом стихотворении, “мать - подручной печника / крутую глину все месила”, чтобы выжить, чтобы вырастить Павла, ей приходилось много работать. В Троицком жили родственники и с ними было веселее и легче. Далее был Горный Алтай. Там будущий поэт в одном из таёжных леспромхозов пошел в школу. И еще не раз менялось место жительства: Сталинск - нынешний Новокузнецк, совхоз “Светлоозерский” Бийского (тогда Зонального района), Стан-Бехтемир, Многоозерный, Урожайное… Богат жизненный багаж поэта, который с 1972 года живет в Бийске. Работал он на олеумном заводе, литературным сотрудником районных газет, в “Спецавтоматике”, ДСК, на “Сибприбормаше”, но заводских и урбанистических стихов в этом сборнике нет вообще. Сердце Явецкого осталось в деревне. “Мои корни в деревне, и поклон мой - селу!” - утверждает он. Высокое понятие Родины для лирического героя П. Явецкого связано с сердечной привязанностью к тем местам, где он родился и рос, где начиналось открытие мира. “Если б не было края - Сибири С Ермаком отыскал бы его!” уверенно заявляет поэт. Родина - это то, что спасало, держало на плаву. “Помолюсь на родимые выти, По осинникам редким пройдусь. Не порвать эти кровные нити Ну, на что я тогда обопрусь?” ема “малой” родины, истоков - самая важная в творчестве Т Явецкого. В нем явственно звучит напоминание о духовных, нравственных ценностях, определяемых первородными народными корнями. Он говорит нам, что мы в прямом родстве с историей, что прошлое не мертво. Я - оттуда, от берез, От былины величальной. Я глухой травой пророс На Руси первоначальной.

41

Журнал «Огни над Бией» № 32

Тайну вещую открыв, Чую праведное слово… Я горюн зовусь - разрыв, Травка поля Куликова. Не горю на синь-огне, Ход времен предвосхищаю. Топот конницы по мне Жаркий потный ощущаю… ( Горюн-трава ) лубокая древность и наши дни являются для поэта единым Г и нераздельным материалом художественного постижения действительности. И вполне естественно, что герои Куликовской битвы, схимонахи Троице - Сергиева монастыря Александр Пересвет и Родион Ослябя видятся автору “вчерашним” и “сегодняшним” взором. История - это бывшее настоящее - утверждает Явецкий. Вернуть нам прошлое, очаровать им, задуматься над его тяжелыми уроками - задача поэта. Целый цикл стихотворений связан с недавним прошлым Родины, особенно это относится к переломным моментам: к тридцатым годам, когда

…Поэтапно сгоняли крестьян с кличем: “ Время, вперед!” (“Звено”) А в другом месте об этом сказано так:

Под сполохи антихристовых звезд, дедов, как сваи, замертво вбивали, но зерна Правды на костях взрастали на пепелищах разоренных гнезд! (“Путем зерна”) “Сам из крестьян” Явецкий не мог промолчать и о сороковых фронтовых годах: Земля отцов! В суровую годину Пошли полки колоннами, пыля… И под бомбежкой, окровавив глину, Сжимал солдат метелку ковыля.

42

Журнал «Огни над Бией» № 32

Ряды сомкнув, за горизонт шагали, Недосчитавшись многих земляков… И мерный шаг свой гневом напитали, Месть унося на остриях штыков.

(Земля отцов”) Фашистов мы победили, потому что “Осляби не прослабли / В Сибири прорва их”. Люди “сибирской закваски” очень дороги автору. Но особенно Павлу Явецкому удаются стихи пейзажные:

Село увязло в снег по пояс. Сугробы прут как на рожон! На пряслах виснет Млечный пояс, В мерцанье ночи погружен. Дымки таятся, еле дышат. Коня раздумал цыган красть… Мороз гравюры в окнах пишет, Резцом поскрипывая всласть. Как истый мастер - не торопок, Гирлянды нижет колких звезд… И заметает нити тропок Поземки мягкий лисий хвост. Забылись сном коротким люди. Фронтовику явился сон: Поля, безмолвные до жути, Берут околицу в полон. ейзажными они только кажутся, а на самом деле это чистейшая П лирика - о красоте алтайской Сибири, о единении с миром природы и крестьянства. Автор сборника свободно и легко владеет сибирской лексикой. В стихотворении “Слово” есть такие признания поэта: Не боюсь Веснянки зова, Ни за что не оглянусь! Я ищу такое слово Что не слыхивала Русь, Что и Далю не сыскалось…

43

Журнал «Огни над Бией» № 32

Действительно, я, например, ни в словаре Ожегова, ни у Даля не нашла значения таких слов: бластится (“бабой бластится брюхатой”), нудьга, напахтать (“напахтал масло”), крумчет (ворон), “в ряду молочном глечики” и т.д. По-моему, такими словами не стоит увлекаться. Их, к счастью не так много. Гораздо больше слов, которые точно называют объекты, признаки действия, само действие, но употребляются нами в обычном потоке слов крайне редко: “филин гукнул”, например. Гукнуть (по Далю) - издавать глухой, отрывистый звук или крик. Или: “стынут забереги, стынут”- заберег (по Далю) - лед, застывающий у берегов в заморозки, закраины. Или: туча “перхает сухо громами”, - находим мы такую строчку у Явецкого. “Перхать” судорожно покашливать от перхоты - зуда, щекотания в горле. Выверенный образ найден в результате точного отбора слова и в следующих примерах: “Хлынуло густеющее тепло / из духмяной сутемени бора!” Сутемень (по Далю) - полусвет, на закате солнца, до темени, вечерние сумерки. Духмяный (по Далю же): душистый, пахучий. А вот строчка из стихотворения “Шуга”. Шуга, напомню, мелкий рыхлый лед, появляющийся перед ледоставом и во время ледохода. “Зима, похоже, в двух шагах, / таится, не спешит. / Который день шуршит шуга, который день шуршит… Какая богатая звукопись: з, х, ж, ш, - шипящие звуки передают звук наползающих друг на друга льдинок! Или: “перезвоны звездных зерен” - замечательная аллитерированная строчка, звонко звучащая из-за того, что в ней - такой короткой!

- четыре буквы “з”! Или: “Троплю тропу напропалую!” - в этой строчке буквы т, п, р, л как бы сопротивляются лирическому герою, но он, хоть и с трудом, но преодолевает всяческие препятствия на пути к “обители родимой”. Уже приведенные примеры показывают высокое мастерство Явецкого - поэта. Но я не буду утверждать, что все вошедшее в книгу удивительно и равноценно. Есть у него неудачные рифмы, например: дремь деревень, не водятся - колодезя, звезда - неспроста, брошено - бездорожьями, притвора - норов, отсель - земель и др. Подчас стиху недостает отделки, есть и проходные, вторичные стихи, хотя их не так много. Для Явецкого самая высшая ценность в человеке первозданность, не испорченность, близость к природе. Природа - нечто большое, великое, простое и естественное. По мысли поэта человек сам должен быть простым и естественным, 44

Журнал «Огни над Бией» № 32

потому что он часть природы. Павел Явецкий всю жизнь учится у природы и благодарит ее за это поэтическим воспроизведением в стихах. Я выписала из его стихотворений приметы алтайской флоры: мятлик, чистотел, девясил, конопля, лебеда, крапива, чернобыл, вех, одуванчики, васильки, жарки, чабрец, люцерна, пустырник, репейник, ольха, ель, сосна, осина, тополь, осока. Это и кедр, черемуха, береза, клен, рябина, верба, бузина, акация, краснотал, вяз, яблонька-дичок, облепиха, ветла, тысячелистник, чертополох, ковыль, молочай, таволга, хмель, кипрей… Богат и животный мир Алтая у Явецкого, на страницах сборника “Тихий свет мой, незакатный…” мелькают лоси, волки, лисы, зайцы, сурки, суслики, таймени, щуки, пескаришки и вьюнки. Особо разнообразна орнитофауна: галки, гуси, дятлы, грачи, синицы, воробьи, трясогузки, поползни, совы, вороны, соловьи, перепелки, журавли, стрижи, жаворонки, и еще клест, филин, чайка, козодой, щегол, зяблик, стервятник. “Поэт всегда немного орнитолог”, - утверждает поэт. Летние пейзажи нельзя представить без шмелей, стрекоз и комаров, и они, конечно, есть. Больше всего у автора не летних, а зимних пейзажей. Во многих его стихах повторен образ снега, метели, зимы, звучащих отголоском столь любимых Явецким блоковских мотивов. Блок, чувствуется, оказал серьезное и глубокое влияние на поэта. У Блока он учится поискам гармонии, тонкости ощущения, улавливанию трудно уловимого. “Нешуточная встряска, когда мороз прижмет”, “ходит ходором снежная муть, в барабанные бьет перепонки”, “вокруг - постелями / снега разостланы / Белы прогалины, как есть убродные…” “Заметает меня переметной пургой. / Снег летит сквозь меня / и не тает во мне…” “Снега, снега - стога, нипочем не пройти!” “Юркнул вьюги зверек: покатил без дорог”, “Распошел белобровый снежище, разошлась матерь божья - Сибирь!”, “И всем метелям настежь - ворота во дворах!”, ”Снег по колено жарко нам”, “Сечет отчаянно метель”, “Оглашенно вьюга выла бабою навеселе” и т.д. По авторскому замыслу, как видим, снег - причудливая игра природы, снег, метель, поземка - в его стихах создают атмосферу сказки, подчеркивают изначальную красоту земли. Зимний колорит украшает пейзажи, и все-таки от него устаешь.

45

Журнал «Огни над Бией» № 32

Уж очень много зимы. Зима долгая, надоедливая - такой она и воспринимается сибиряками. Но в стихах это чересчур. Эксплуатация образа, приема всегда связана с опасностью самоповторения и потери ощущения свежести и новизны. Самое серьезное влияние на Явецкого (особенно раннего) оказал Сергей Есенин. Они сошлись в общей думе о родине, о России, о земле, о жизни на ней. Ощутимо и присутствие на страницах сборника Н. Рубцова и других представителей “тихой лирики”. Вслед за этими поэтами Явецкий обратился к проверенным и эстетическим ценностям, к тому, что во все времена является бесспорным достоянием души. У него явственно звучит объединивший многих поэтов мотив возвращения к исходному, к чистоте, к природе. На ориентацию Явецкого к “тихим” лирикам ( Н. Рубцову, В. Соколову, В. Казанцеву, А. Передрееву, Н. Тряпкину, С. Куняеву, и др.) указывает, на мой взгляд, уже само название его сборника стихотворений - “Тихий свет мой, незакатный…” “Тихая моя родина” - так, например, называлось одно из программных стихотворений “ деревенского поэта” Николая Рубцова. Для перечисленных поэтов основная интонация - грусть при расставании с прошлым, от сознания отторжения людей от своей земли. У Явецкого она тоже звучит сильно в стихотворениях “Была деревня…”, ”Устои”, ”Чернотропье”, ”Путем зерна”, “Пульс учащен…”, “Звено” и других. Анализируемый сборник, несомненно, выдержит испытание временем, так как его лучшие стихи - о главном, о вечном. Лауреат Государственной премии СССР, поэт Анатолий Преловский, давая рекомендацию в Союз писателей, справедливо пишет, что “…перед нами внушительный по времени, по жанровому рисунку и объему творческий путь поэта, который, я уверен, будет признан широким читателем. Для этого у него все есть: дарование, крестьянская нравственность, здоровая основа и трудолюбие. Мне кажется, как трудящийся талант, Павел Явецкий мог бы украсить писательскую организацию России”. Замечательные слова, с которыми невозможно не согласиться. Мы, любители поэзии, будем ждать выхода в свет следующего, уже готового сборника стихотворений, поэм, баллад Павла Явецкого, предположительное название которого “Краем вспаханного поля”.

46

***

Журнал «Огни над Бией» № 32

!п р о з а

ЮРИЙ ИЗ ЛЮБВИ

Коврига Юрий Алексеевич родился 9 августа 1945 года в городе Бийске. Работал в геологоразведочной партии в Горном Алтае рабочим, шлифовальщиком Служба за границей. Окончил заочно педагогический институт факультет ОТД в 1979 году. Одиннадцать лет работы в ВПК города. Занимался туризмом. Неоднократно принимал Участие в спасательных экспедициях в Горном Алтае, Туве. Пишет невыдуманные и с т о р и и … Публиковался в альманахе «Формула жизни», журнале «Огни над Бией», «Бийск литературный». Лауреат журнала «Огни над Бией» 2014 г

К

К О В Р И ГА КИНОСКУССТВУ

- Да. Дома. Сейчас передам трубку... Тебя! Инна передает телефонную трубку Жоре. Звонит Израиль Георгиевич Имас.

- Ты после поездки свой загранпаспорт не сдал?

- Нет. Он у меня на руках.

- Получил предписание: кто не на выезде с группой паспорта оставляют на тур¬базе в моем сейфе.

- Чьи указанья?

- Приедешь - объясню. Не телефонный разговор. После инструкторской поездки в Монголию Изо отпустил маленькую бородку "а ля Шико" - шут при дворе французского короля Генриха 1У, воскрешённый вообра¬жением Александром Дюма в "Графине де Монсоро" и в многосерийном телефильме. Внеш¬не он, может, и не похож с прототипом, но многие его действия в должности старшего инструктора турбазы в глазах начальства выглядят шутовством.

- Изо, кто тебе такие рекомендации давал?

- Сотрудник компетентных органов, который курирует нас.

- Изо! Кесарю - кесарево, а 47

Журнал «Огни над Бией» № 32

наше - нам!

- В тебе больше от еврея, чем во мне.

- Они давно перевелись, остался лишь запашок Пятикнижия… В дверь постучали, входит молодой мужчина.

- Мне порекомендовали обратиться к старшему инструктору. Я помощник режиссёра с «Мосфильма».

- Слушаю. Какой вопрос у представителя кино к работнику турбазы.

- Ведём натурные съёмки исторического фильма. Нам нужен человек, знающий... Он держится уверенно и повторяет своё магическое слово: «Мосфильм, Мосфильм». Понятное дело: киношники, искусство. Фамилия режиссёра может открыть двери «высоких» кабинетов и вызывает уважение к его предыдущим работам в кино. Старший инструктор, человек по натуре мягкий, как-то нерешительно спрашивает посетителя: - А вы обращались в экскурсионное бюро? Там очень хорошие экскурсоводы. Последовало многозначительное молчание: нам виднее к кому обращаться.

- Жора, съезди. Помоги братьям-славянам. Вот человек. Обращайтесь к нему.

- Когда? На сколько и за сколько?

- Что за сколько?

- Спрашиваю цену вопроса за услуги.

- Оплата, как за съёмочный день - пять рублей.

- Не густо.

- Что же вы хотели? Такова такса.

- Когда?

- Завтра с утра и на весь день.

- Откуда выезд?

- От гостиницы «Центральной». Гонорар, не ахти какой, но пообщаться с киношниками, тем более с известным кинорежиссёром... и Жора соглашается на роль сопровождающего. С утра он стоит в нужном месте, а в нужное время из центрального входа-выхода гостиницы выходит компания мужчин, среди них - помреж, направляется к мик¬роавтобусу с символикой «красного креста». Водитель предупредительно от¬крывает дверцу авто48

Журнал «Огни над Бией» № 32

мобиля, и люди занимают места в салоне. Последним в машину проходит человек весь в джинсе. Жору определяют на сидение за ним и разрешают говорить - выдавать путевую информацию. Он закрывает рот, замолкает, когда вальяжному начальнику в голову приходят производственные мысли и он, не оборачиваясь, роняет их в салон «Рафика». Слова предназначаются для ушей тех, кого касается специфика работы, а те делают пометки для лучше¬го запоминания: кто чиркает в блокноте, кто шевелит губами. Тракт выскакивает за кромку соснового бора, салон «санитарки» протягивает легкий сквознячок, унося сонные мысли и посторонние запахи. Вдали пока¬зываются увалы далеких гор. На малой родине Жориного земляка писателя-кинорежиссёра В.М. Шукшина компания молча ходит по дорожкам мемориальной усадьбы, обсаженныых флок¬сами, ждут... ждут, что изречёт главреж.

- Нет! В сапогах и гимнастерке он по институту не ходил. Скульптор что-то преувеличил, да и ростом больше. Двумя курсами выше меня учился, как сейчас помню... Ему возражать некому. Там, где горная река успокоилась заводью, кинорежиссёр останавливает ма¬шину, выходит из автомобиля, съемочная группа с водителем и сопровожда¬ющим - следом. Пальцем руки тычет в перспективу.

- Панорама. Камера там, камера здесь. Из-за речного мыса выскальзывает струг. Крупный план: бородатое лицо казака, рубаха-косоворотка... ворот расстёгнут. Поверх рубахи «зеркало» кольчуги, взгляд настороженный... Проводка второй камерой, и вот тот участок реки... В салоне микроавтобуса главреж между паузами своих производственных мыслей вслух и Жориными россказнями о тракте, горах и прочей информационной че¬пухе, делится впечатлениями от недавней поездки в Италию, которую недавно посетил по приглашению своего друга-миллионера: отмечали двадца¬тилетие дочери кинорежиссёра.

- Здесь не Швейцария, но дорога и река напоминают её. Перемещение из Италии в Швейцарию - свободное. Итальянцы шашлыки не жарят, у них не заведено. Больше - барбекю. «Да! Не мешало, бы перекусить! - люди в салоне глотают липкую слюну. - Давно пора».

49

Журнал «Огни над Бией» № 32

Жора скромно замечает вслух, что представляется возможность отобедать в столовой, где его земляк снимал эпизоды своих фильмов. В салоне кто-то зевает, видимо, не устраивает та самая столовая. Как знать – «богема», но всё же астанавливаются и заходят отобе¬дать. Помреж встает замыкающим в компании и платит за всех счёт. От столовой тракт сворачивает на мост через реку, а «Рафик» катит по дороге пря¬мо. Народ приободрился и повеселел. В салоне автомобиля два кинооператора - павильонный и панорамный - помощник кинорежиссёра, художник-постановщик как выясняет Жора, заслуженный деятель РСФСР и Союза - и молчаливый человек, директор фильма, не проронивший за поездку не единого слова, глав¬реж и Жора. За рулем - водитель машины «скорой помощи», арендованной или взя¬той напрокат киносъемочной группой. На одной красивой приречной поляне останавливаются и кинорежиссёр, своим воображением, вызывает картины ста¬новища повелителя Сибири. Оба оператора уточняют детали. Укачанные поездкой пассажиры смотрят на поляну, реку, поглядывают на дорогу: вновь ехать вверх? Жора успокаивает людей, что совсем недалеко находится турбаза, где можно отвлечься от производственных мыслей. Там сопровождающий представляет кинош¬никам местную достопримечательность... инструктора конного маршрута «Курбаши». Тот с тесаком на животе, пропахший водкой и конским потом, ведёт компанию ознакомиться с местными джигитами, намекая при этом, что если ему плеснут в стакан спиртного, то он, как Моисей в Синайской пустыне, угос¬тит их манной небесной. Но киношники сами мучаются с утра. Заинтересованные гости посматривают на его клыч-нож и предлагают деньги, как за рекви¬зит, чему последний категорически противится. Оператор - панорамщик рас¬сказывает компании байку, что после съёмок эпизодов какого-то фильма в Средней Азии к нему подошел бабай и говорит: «Пятьдесят рублей даю за коня, пятьдесят рублей за себя, чтобы попал в кадр». Главреж обещает инструктору роль в массовке на коне. После такого заявления «Курбаши» пытается расцеловать кинорежиссёра и уступает клыч. На какие жертвы не пойдёшь ради любви к киноискусству! Машина, и та почувствовала дорогу домой, легче покатилась вниз. Рабочий день кончился, и началась демократия: идёт обсуждение «съёмочного» процесса, а как его актировать, знает директор50

Журнал «Огни над Бией» № 32

молчун. Разговор в салоне плавно перетека¬ет в беседу о предстоящем вечере и как его уплотнить. В воздухе висит предложение отовариться водкой. В магазинах при трактовых сёл ничего не дос¬тать: горбачёвский «сухой» закон. Жоре приходится втянуться в обсуждение проблемы, заметив, что будут «ночные» цены и только внакладку. Съёмочный коллектив смущает последнее обстоятельство - Ребята! Это эндемик и произрастает только в наших горах. Хоть внутрь принимайте, хоть при¬вязывайте! От мужских «проблем» первейшее средство!

- Возьмём, возьмём! Этим недостатком на «Мосфильме» многие мучаются. Заодно сделаем рекламу.

- Утешительным призом компромисс: спиртное за счет «Мосфильма», а закуска Жорина. Сойдясь на приемлемом для всех варианте, заезжают к нему на «фазен¬ду» за спиртным, за эндемиком. Оттуда Жора звонит любимой женщине.

- Через час нагрянут гости, киносъемочная группа. Приготовь картошку с гри¬бами. Машина поставлена на стоянку возле гостиницы. Люди сполоснулись с дороги в душе гостиницы, и Жора ведет компанию в гости. Когда на стол хозяйкой выставлена сковорода с жареной картошкой, а к ней соленые, маринованные грибочки, то режиссёр удивленно воскликнул: - И это вы всё едите?

- Да. Каждый день. Это не какое-то там барбекю, а натуральный продукт. Куда нам до итальянцев с их спагетти, мы на картошечке с грибками выезжаем. Оживленные выпивкой и гостеприимством хозяйки, у киношников оттаяли тосты старые, как мир, но один другого изощрённей. От этих теплых и ласковых словтостов Жорино лицо делается под стать его гарибальдийской рубашке. Вновь, в который раз встает главный режиссер.

- Приятно осознавать, что на родине моего коллеги, а вашего великого земля¬ка живут такие щедрые душой люди. На этом стояла и стоит наша страна! Непре¬менно, непременно приглашу на эпизодичную роль «Ката» в моём фильме. Вот в этой рубашке. Когда застолье свело рюмки и чикнуло за тост, Жора скромно замечает: 51

Журнал «Огни над Бией» № 32

- А не лучше ли из любви к киноискусству организовать вам строительство стру¬гов у нас на Озере. Там найдутся хорошие специалисты. Выстроят, отснимите эпизоды фильма и передадите с баланса на баланс местной турбазе. Деньги вер¬нутся. Привезу группу на экскурсию, буду рассказывать, как на этих лодках казаки покоряли Сибирь. Обойдётся намного дешевле, чем везти через всю стра¬ну из Кандалакши. Затраты минимальные, а за посреднические услуги, коль к моим пальчикам прилипнут две-три тысячи рублей, так это сущие пустяки от того пирога в несколько миллионов спущенных на съёмки фильма. Народ за столом перестает закусывать. Все взоры устремляются на главрежа.

- По этому вопросу не ко мне, к помощнику. И за весь съёмочный день Жора впервые слышит голос директора фильма: - Вот как! Уходящие гости в прихожей продолжают хвалить и благодарить хозяйку. Лишь заслуженный художник Союза и РСФСР, прощаясь, одним из последних вскользь несколько туманно замечает: - Кинодеятели играют в актёров, а те подражают первым. Спасибо за всё!

- Какие интересные и милые люди, - проводив гостей, замечает хозяйка.

- Вот видишь. Они мне хоть не друзья-приятели, но сегодня интересно провёл время в поездке и даже заработал. Такую компанию напоить водкой большие расходы, а здесь всё к месту, ко времени... что-то устал. Сполоснусь и в постель. Ночью ему снился «Курбаши» на лошади с тесаком на животе. В руке у него «стольник». Им он тычет в Жорино лицо.

- Это тебе-тебе! За то, чтобы моя лошадь и я попали в кадр. И всё же он, либо словом зацепил главрежа, либо директор фильма, просчитав в уме перспективность такого варианта, отпускает средства и помрежа на поездку. У Жоры строительная запарка на «фазенде», но, несмотря на это соглашается помочь освоить выделенные деньги. Из экономии средств изыскан «козел» - ГАЗ 69 из местного гарнизона с прапорщиком-водителем в придачу. Пока едут – машина несколько раз ломается: «Скупой платит дважды!». Чтобы «козел» возвратился назад своим ходом, приходится приобрести с рук кое-какие запас52

Журнал «Огни над Бией» № 32

ные части, что никак не увязывается с отчетностью, и запланированная поездка на Озеро сама собой засыхает на корню. «Опечаленный» таким событием, помреж клятвенно заверяет Жору, что киношники найдут с ним общий язык и приемлемую цены, но для этого ему необходимо будет приехать в Первопрестольную на их киностудию. Вызов он ему сделает, дорогу оплатит, нужные номера телефонов – оставит… Вдарили по- рукам! Всю обратную дорогу прапорщик ругает свой «утиль», начальство, которое командировало его из-за любви к высокому киноискусству. По возвращении у Жора возникает желание встретиться с директором-молчуном, чтобы с ним напрямую оговорить детали контракта или договора, но не получилось: до этого их кочевой табор внезапно снялся и исчез по направлению краевого центра. Оставалось всплеснуть ладонями и ждать вызова. А когда это будет?! «И так несколько дней-патронов выпущены в воздух, вхолостую. Бетонные дорожки и отмастки за него никто не уложит. А ещё эти булыжники! А что если их использовать для облицовки фундамента? Это рациональная мысль. Попробую. На нижний ряд камни покрупнее – основание. Выше – помельче. Получится практично. Самые громадные, обкатанные водой валуны, найдут свое место в китайском «каменном садике». Изыскивать возможности – труднее. Причины – легче. А это кому что по душе!» Закончился летний туристский сезон, строительная запарка на своём участке земли. Год, как на службе «сорванный» с университета старший сын Алексей. С молодой груши полетели фиолетовые осенние листья. Обещанного вызова с «Мосфильма» нет: то ли забыли, то ли… Придется изыскивать возможность съездить. У любимой женщины Жоры Инны Леонидовны в декабре намечается поездка-командировка в Москву. Так ей решено. Вот уже несколько лет, как по настоятельному приглашению, она возглавляет спортивное общество «Буревесник». Конец года, конец финансового года, остаются не выбранными лимиты. Не дополучит снаряжение – срежут распределение спортивного инвентаря на предстоящий финансовый год. Надо ехать в Москву в Центральный совет спортивного общества «Буревестник» и выбрать всё, что есть и из того, что хотелось и НАДО. Ехать с пустыми руками для решения подобных вопросов было бы опрометчиво. Оформляются несколько командировок, в том числе и на Жору. Это средства на представительские расходы. Транспорт – железнодорожный: так лег53

Журнал «Огни над Бией» № 32

че отсчитываться за использованные финансовые средства. Середина декабря. Погода в Сибири устойчивая: минус восемь – двенадцать. Спортивная сумка с аббревиатурой СССР. В ней два красных компактных рюкзака, подарки для дальних родственников Инны, у которых намереваются остановиться; презенты: облепиховое масло, фасованное в ста миллиграммовые бутылочки темного стекла для ненасытных чиновников всех рангов Центрального совета «Буревесник». У нас на Руси подарок-презент – заведено издревле. В Москве, где Жоре довелось быть в своей командировке в минувшем мае, митинговые страсти несколько поутихли. Изредка на стенах домов, заборах, ограждающие строительные зоны, можно видеть надписи, призывы, да соскобленные следы от листовок-прокламаций. В московскую декабрьскую слякоть желающих толпиться у памятника Пушкину на улице Горького не видно: все, что можно было прокричать в уши классику – люди прокричали. ЦС «Буревестник» в том же здании, что и ЦС «Спартак»: в МалоТолмачевском переулке, напротив высоченной, красного кирпича стены, Третьяковской галереи. Так же, как несколько лет назад, во дворе свалена машина угля: то ли для ведомственной котельной, то ли для индивидуальных «буржуек» сотрудников. Два дна запарки-беготни по спортивным базам. Они в разных концах города. С красными горбами рюкзаков, то поднимаются по эскалаторам, то ломятся через турникеты метро. Жора с Инной остановились, как, и два года назад при поездке в Чехословакию, у двоюродной сестры Инны на улице Арнаутской с видом на Останкинскую телебашню. В квартире все те же загаженные и зассаные болонкой полы; тот же не починенный унитаз и запах. Специфический запах замоченного белья и собачей шерсти. Так живут москвичи и им некогда вникать в их бытовые проблемы. Во второй вечер к их приходу в квартире, зале, несколько преображенный вид. Гости. Два пожилых мужчины, молоденькая женщина и хозяйка. Все при праздничных одеяниях: у хозяйки день рождения. Инна с Жорой об этом событии уведомлены заранее и они к застолью явились не с пустыми руками. Один из пожилых мужчин – отец хозяйки: Федор Васильевич Петренко. Он кадровый разведчик в отставке. Полковник. У Баграмяна в Пятой ударной армии фронта руководил отделом контрразведки. Сейчас руководит отделом кадров какого-то московского завода. Второй пожилой мужчина высокий, но не столь грузный, как Федор Васильевич. Оба, в отличии от 54

Журнал «Огни над Бией» № 32

Жоры, тщательно выбриты, с укладкой седых волос. Молодая дама не то соседка хозяйки, не то «пассия» друга-соратника отца хозяйки по прежней службе. Об этом Жора предполагает по тому, как та «юлит» вокруг «старичка». Остановившиеся на постой командировочные родственники подоспевают к самому началу торжества. Пожилые мужчины ведут разговор-воспоминание о прежней службе, а женщины – о дороговизне продуктов и о всеобщем дефиците. Как всегда! Запозднившись, оживляют компанию. Федор Васильевич отчетливо вспоминает родственников со стороны жены: тетки Инны. Та уже несколько лет живет за городом в одном из закрытых пансионатов института имени Кащенко: у неё не проходящая мания величия. После второго или третьего тоста ветераны заинтересовались Жориными рассказами о горах. Но им самим есть что вспомнить. У них вот, вот на носу юбилей: 72 года создания ВЧК, а они к этой «конторе» имеют самое непосредственное отношение. По какому-то эпизоду воспоминаний ветераны не соглашаются в оценке событий. А вот этот эпизод: - Мы когда его взяли? Сразу после «чёса». А он что пишет? Пишет, что на «Матильду» вышли после проведения «активной» фазы операции. Если это было так – не только пагон лишились – головы. Понять, о чем идет разговор, невозможно. Они являлись практиками своего дела во время войны – «чистильщиками». Об этой категории контрразведчиков упоминал лишь один из известных Жоре авторов в художественной литературе: Владимир Богомолов в своей книге «В августе 1944 года или момент истины». Про «Матильду» там же упоминалось. Вот только под какими образами они выведены, для Жоры осталось загадкой, приходилось лишь гадать. Возможно, кто-то из них – в образе генерала, отвечавшего за проведение операции по ликвидации вражеской агентуры в прифронтовом тылу, а может капитана-служаки из комендатуры? Поди, спроси!? Они в мыслях, в воспоминаниях своей военной молодости.

- А вообще-то он хорошее дело сделал! О чем сейчас эти сопляки пишут? О перестройки, о демократии… нет в стране «хозяина»… нет… На все уговоры дочери остаться ночевать Федор Васильевич прямо заявляет: - В этом гадюшнике! Вместе с псиной! Никогда! Поеду домой. Что у меня нет дома? Гости и хозяйка изрядно выпивши, но ветераны «незримого» 55

Журнал «Огни над Бией» № 32

фронта держатся молодцом. Для общественного транспорта – время позднее. Инна с Жорой идут провожать гостей на такси. Федор Васильевич недовольно ворчит: - Как она в этой вони живет! Ничему путному мать не научила. Инна, вы, когда уезжаете домой?

- Завтра – послезавтра. Закончим свои дела и поездом – назад, чтоб успеть встретить Новый год дома.

- Завтра же приезжайте ко мне в гости. Ты же помнишь, где я живу?

- Помню. Метро «Динамо», улица Зои Космодемьянской… дом помню… первый подъезд, второй этаж, квартира направо. Адрес вспомнила: улица Зои Космодемьянской 52 квартира 8.

- Федор Васильевич! У меня в Москве сын служит, на «Варшавке». Хочу взять его в увольнение и вместе поглядеть город. Ему было бы не без интересно своими глазами увидеть один из живых «столпов Лубянки».

- Давай, валяй! Приглашаю! В воинскую часть, где служит Алексей, Жора приезжает вместе с Инной на следующий день. Личный состав стройбата находится на «объектах». Он разговаривает сначала с ротным, а затем с начальством повыше о предоставлении увольнительной на трое суток. Дают на сутки: ссылаются на то, что в Москве появление военных на улицах становиться не безопасно: «радикалы» и прочие хулиганствующие элементы предпринимают оскорбительные выходки по отношению военнослужащих, не смотря на звания и возраст. Забрать сына может после приезда с «объекта», не раньше семи вечера. В городе они решают свои дела, а вечером делает сыну приятную неожиданность: увольнение на сутки. У Федора Васильевича просторная двухкомнатная квартира в кирпичном доме. На входе – домофон. Звонят. Называют себя. Им открывают входную дверь. Живет один, но в квартире чистенько, опрятно, не чувствуется «холостяцкой» запущенности. Хозяин чисто и по - праздничному одет. Он только недавно вернулся с торжественного собрания, устроенного ветеранам бывшими сослуживцами с «Лубянки». Сидят в полумягких креслах в зале, у Федора Васильевича приподнятое настроение.

- Вспомнили, вспомнили и нас ветеранов, и наш «богатый» опыт. Жареным запахнет – просить будут. Показывает подарок, врученный на встрече: двухтомник объёми56

Журнал «Огни над Бией» № 32

стых книг под общим названием «Белая книга ВЧК». Заинтересовавшись, Жора с сыном листают страницы мелованной бумаги. В них фотографии, фотокопии документов известных и неизвестных операций вездесущей «конторы» ВЧК – ОГПУ. «Правильнее было бы назвать красная, кровавая книга ВЧК». Но в гостях у такого человека, с таким прошлым, подобные мысли вслух были бы расценены, как крамола. В зале стоят несколько напольных ваз со связками сухих, корявых веток и камыша – икебана. За зазеркальем шкафов видны только корешки книг, хрусталя не видно. Разговариваем, делимся впечатлениями. Когда с любезностями закончено, хозяин предлагает заняться ужином. Им занимается Инна. Жора с сыном, с любезного разрешения Федора Васильевича рассматривают не только корешки редких изданий. Видимо, зная пристрастие хозяина, многие книги с дарственными надписями. Заинтересовались одной, толстенной, с великолепными рисунками на очень хорошей бумаге и хорошо оформленной: Лейпцигское издательство, немцы умеют печатать. На обложке красуется название «Ханд ваффе» - стрелковое (ручное) оружие. На титульном листе надпись по-немецки. Видимо от коллег-«демократов» или друзей со «Штази». У Инны все готово. Устраиваются на кухне за столом. У Федора Васильевича есть что выпить, и есть чем закусить, но на удивление он достает спирт. Жоре становиться заподло, тянуть руку к начтой бутылки коньяка «Дербент»: спирт не «Роял», а наш чистый, медицинский. Плещет в свой стакан. Оставшиеся гости обходятся «шампанским». Тост ветерана контрразведки: - В стране нет порядка. Нынешние не только не могут удержать вожжей, но и управлять. Мы, старики, уйдем – страна рухнет! За сильную руку, за сильную страну! Технология питья спирта, как у Федора Васильевича, так и у Жоры давно отработаны, но в разных «конторах». Выдох… залпом… вдох, глоток другой воды, занюхивают, закусывают тем, что ближе на столе. В «полевых» условиях это бывает рукав штормовки, кителя…Маринованные малюсенькие огурчики на столе, явно, не домашнего производства, а к ним бутербродики и поверху красной икрой. Алексей подобное не знает и стесняется. Говорит хозяин: - Этот «клоун» разваливает страну, разваливает весь социалистический лагерь. Югославия рушится: нет Броз Тито. В Румынии нестабильность. Чаушеску знал лично, тоже стал размазня… Федор Васильевич клеймит «гнилую» демократию и «либеральные ценности». А Чаушеску он точно знал лично: последняя его длитель57

Журнал «Огни над Бией» № 32

ная заграничная командировка-работа – Румыния, был резидентом.

- Сидите, ешьте, пейте чай – кофе. Мне надо принять ванну. Несколько лет назад ему сделали операцию на простате. Болезнь была запущена и хирургическое вмешательство не пошло на пользу. Теперь носит подвязанную бутылочку. Всё это создает массу неудобств, но Федор Васильевич держится молодцом: не позволяет себе расслабиться до положения инвалида или быть обузой старшему приемному внуку или дочери. Младший внук умер от передозировки… Инна свои дела завершит самостоятельно. У Алексея увольнительная до 20 часов вечера. Гнать время в стружку не хочется, а у Жоры своя программа незавершенных дел: передать две банки малинового варенья сестре Марии Ивановны Пахомовой – старшая инструктор нашей турбазы «Рассвет». Узнала, что едем, попросила передать с оказией. И главное – попасть на «Мосфильм, встретиться с помрежом – отставным капитан-лейтенантом и решить вопрос о заключении договора на строительство стругов. В оставшееся свободное время пройтись по городу, посидеть в кафе. Завтракаем. Звоню по рекомендованному телефону, сестра Пахомовой не отвечает. Тащить банки домой? «Пожалуй, презентую киношникам, вместе с другими подарками!» В Москве морозно. Армейская шинель сына особо не греет. Спускаются в метро и едут до киевского вокзала, а там по «Мосфильмовской» улице до студийной проходной. Территория киностудии отгорожена от остального мира высоченным решетчатым забором из кованого железа. Охраняется она изнутри или снаружи, сказать затруднительно, но проходная, как на оборонном заводе: турникет, охрана, бюро пропусков. Жоре доводилось работать в «оборонке». Пока созванивается с «нужными» людьми, пока те созваниваются с бюро пропусков, проходит не менее полутора часов. За это время через турникет туда-сюда мелькают и проходят узнаваемые лица. У1Р-персоны сигналят из своих или «персональных» автомобилей перед воротами. Те, неспешна расползаются, пропускают авто. Охранник сгибается циркулем, удостоверяясь в личности важных пассажиров или водителя. Что скажешь? МОС-КВА! Помреж выныривает из турникета еще через час. Он, видимо, давно забыл о застолье, о разговоре и заверенье сделать вызов на приезд и заключение договора. Для него и для съемочной группы их появление на проходной киностудии полная неожиданность. Ведет какими58

Журнал «Огни над Бией» № 32

то узкими переходами между налепленных из красного кирпича зданий. Поднимаются на второй этаж. Постоянно не закрывающаяся дверь с латунным номерком 216 и приколотой бумажкой «Съемочная группа Ермак». Помреж пропускает их вперед… в комнате ни одного знакомого лица из тех, кого Жора видел в «рафике» и в застолье. Люди суетятся, мельтешат, создавая активность и видимость занятия. Широта сибирской натуры – гостинцы: килограмма три кедровых орехов, две банки малинового варенья!

- Угощайтесь! От щедрот наших! Задвигались стулья, зашевелились бумажки на столах, отложенные в сторону. Присутствующие съёмочной группы лицами изображают радость и тянут руки к столу: кто и когда отказывался от «халявы?» Слух быстро распространяется – угощают! В кожаной куртке входит главреж. Здоровается. Рука Жоре – рука на стол.

- По этому вопросу не ко мне. Решит помреж. Со всеми вопросами к нему. Мелькают, мелькают незнакомые лица. В комнату входят еще двое. Одного видел, знаю: заслуженный художник России, Союза. Второй по внешности специалист-консультант, а по сути, завхоз: быстренько «оприходывает» одну из двух банок варенья. Заслуженный же художник России и Союза человек душевный. Даже в этот промежуток времени выслал Жоре маленькую бандероль: книжицу о травках и советы, как ими пользоваться; фотографии: ночная Венеция со стороны Гранд канала и блеклый в дымке собор Святого Марка, а главное – письмо, написанное крупным, размашистым подчерком, а в нем главные слова благодарности за прием хозяйке.

- Забери эту… всё – не в коня овес! Заключать какие-то договора или вести об этом переговоры не главреж, не помреж не готовы: они просто забыли. Последний для пущей убедительности, пока Жора разговаривает с заслуженным художником и «завхозом», несколько раз звонит, упоминая слово струги. К двенадцати часам все вспоминают о преддверье обеда.

- Вы нас хоть накормите? Жоре с сыном отряжают человека из хозяйственного отдела съёмочной группы, отвечающего, как можно понять из его любопытствующих вопросов, за историческую достоверность 59

Журнал «Огни над Бией» № 32

конского реквизита. Ведет в столовую то переходами, то павильонами: самым коротким путем. В павильонах холодно. В одном торчат громадные декорации какой-то площади с рваными кусками материи с изображенными зданиями. Две курсистки, а, возможно, выпускницы ВГИКА или «Щуки», сидят в уголочке павильона, курят. Курят по-мальчишески: пряча сигарету в рукав. Лица их расстроены: скорее всего, не прошли кастинг. Вновь переходы. В столовой самообслуживание. Длиннющий хвост очереди, но обслуживают, довольно быстро. В меню, как везде: первое, второе, компот или чай. Мостятся на свободные места. В глазах рябит от множества узнаваемых лиц. Через столик – Козаков в окружении статисток. Те в «коже», улыбчивые, в свободном «причесоне»: явно прошли «кастинг». Об этом Жора вслух говорит сыну. Специалист по конской сбруе ошалело лупит глаза: откуда «деревне» знать подобное? По возвращении Жора правильно понимает помрежа: «Где вы были вчерА, приходите завтрЕва». Покидают гостеприимный 216 кабинет. Мельком видит: на соседней 218 двери, начищенными латунными буквами сверкает фамилия С. Ф. Бондарчук Отставной капитан-лейтенант вновь ведет переходами и протоптанной тропинкой заснеженного мосфильмовского парка. Здесь чище. Во всяком разе всё присыпано снежком. Жора особо не слушает его объяснений и заверений. Жаль гостинцев и впустую потраченного времени. . Алексей в оставшееся время увольнительной хочет посидеть в зале «Ленинки», но для согрева заскакивают в здание манежа. В нём проходит выставка русской фотографии и еще какая-то экспозиция. Великолепные фото столетней давности. Здесь и репортерские удачи: снимки царской семьи; крушение царского поезда в Борках; пейзажи гатчинских прудов ретушированных «сепией». Алексею остается отслужить до мая-июня… Опилочная грязь казанского вокзала. Стая голубей под потолком, здесь им теплее. Мысли вслух, стоя в длиной очереди к кассе: - Хорошо, что коровы не летают! Два выцарапанных места в купе, хотя не на ближайший рейс. Эти все блага с подачи родственницы Инны, дочери Федора Васильевича: она как - никак полу ответственный работник МПС. До Нового года – пять дней. От «счастья» приходят в себя под перестук стрелок, миновав кольцевую окружную железную дорогу.

60

Журнал «Огни над Бией» № 32

Утром, до разноса чая, по радио слышат политическую новость: в Бухаресте расстрелян Николай Чаушеску. Вместе с женой. Возле президентского дворца. Собственными силами безопасности. «Никиту Сергеевича пожалели – сбросили». Но, то было много лет назад, тоже услышанное им в поезде, утром на станции Уфа. Состав стоял в тупике, а от реки Белой поднимался холодный октябрьский туман. «Какого будет услышать новость Федору Васильевичу? Уходят старики! Рушится всё то, что они нагромоздили, во что верили, за что боролись, отстаивали, лили кровь! На счет крови, явно перегнул. Чью только?» Над заснеженными полями и перелесками всходит солнце. Начинается новый день

&

поэз ия Андрей Козырев

Андрей Вячеславович Козырев родился 26.10.1988 г. в г. Омске. Автор поэтических сборников «Небо над городом» (2008 г.), «Мелодия для луны с оркестром» (2009 г.), «Терпенье корней» (2010 г.), «Любовь чайника» (2013 г.), «Дневник одного путешествия» (2014 г.), «Человек говорит» (2014 г.). Имеет поэтические публикации в журналах «Арион» (Москва), «Кольцо А» (Москва), «Журнал ПОэтов» (Москва), «Пролог» (Москва), «День и Ночь» (Красноярск), «Гостиная» (Филадельфия), «Книголюб» (АлмаАта), «Голоса Сибири» (Кемерово), «Литературный Омск», «Литературный меридиан» (г. Арсеньев), альманахах «Складчина» (Омск), «Точка зрения» (Омск), «Менестрель» (Омск), «Мой любимый город» (Москва), «Загадки души» (Рязань), «Тарские ворота» (Омск), «Путник» (Херсон), «Подлинник» (Кишинев), омских журналах «Пилигрим», «Омская Муза», «Виктория», «Иртыш-Омь», коллективных сборниках «Откровение» (Омск), «И дуют ветры с реки Тишины» (Омск), «Родина… Память… Победа…» (Омск), газетах «Литературные известия» (Москва), «Интеллигент» (Нью-Йорк), «Омский университет», «Литературный Дом», «Пульс» (Омск), «Звезда Прииртышья» (Павлодар). Главный редактор литературнохудожественных альманахов «Точка зрения» и «Менестрель». Учредитель Международной литературной премии 61

Журнал «Огни над Бией» № 32

им. И.Ф.Анненского. Организатор регионального движения «Красная книга культуры». Администратор областного сайта молодой омской поэзии «Молодежный проспект». Участник Международного Волошинского фестиваля. Руководитель литературной студии «Магнит». Лауреат областной литературной премии им. Ф.М.Достоевского (2009 г.). Лауреат областного конкурса им. П.Васильева (2009 г.). Призёр поэтического конкурса «Омские мотивы»(2009, 2014 гг.). Двукратный лауреат литературного фестиваля «Откровение» (2006 и 2008 г.) Лауреат Второго всероссийского кутиловского фестиваля в трех номинациях (Омск, 2011 г.). Член Союза писателей Москвы. Жизнесмерть Я много знал, во многом ошибался, Был чем-то славен, в чем-то виноват, Метался, выбирал, взлетал, срывался… И вот – итог: я над собой поднялся И обречен на подвиг – на распад. Я верю в жизнь; но жизнь в меня не верит. И что с того? Я все равно – живу, Иду в ночи, стучась, от двери к двери, Как ходит, может, Бог от веры к вере; Иду – и под собой не мну траву. Жизнь – выдумка. Есть только промежуток Меж словом – и распятьем за него. Я не хочу вершить жестоких шуток, Но верую, что неподдельно жуток Мой подвиг, – мой позор и торжество. …А было все – и счастье, и страданье. На горле детском – Божия рука, Хрипенье, пенье, крики, клокотанье, Речь, словно кость, застрявшая в гортани, Всего живого в памяти смешенье, Стихосложенье, стихоразложенье, Смерть, до которой – лишь одна строка; 62

Журнал «Огни над Бией» № 32

Горячим лбом я пробивался в вечность Сквозь скорлупу оконного стекла; Метал себя, как диск, к дороге млечной; Кричал; смолкал; смотрел, как бесконечно На подоконник кровь с небес текла. Но все прошло. И жизни нет. И смерти. Есть только свет – кого-то он слепит, Кому-то дарит зренье – и на тверди Мы можем видеть в звездной круговерти Истоки наших бед, побед, обид, И знать, что воля, движущая мир, – Сама себе чума, и смерть, и пир. Песня Этой ночью, быть может, себе на беду, Я проснусь под сияньем мятежной звезды, Я из дома пойду к вековому пруду, Чтоб услышать дыхание чёрной воды. Тяжело оно, горько, дыханье воды, Налита она болью ушедших веков… Как в ночи под сияньем мятежной звезды И шуршит, и шумит, и волнуется кровь! Этим холодом поздним дышала душа Над прудом, полным черной влюбленной водой, Чтоб потом – прорасти стебельком камыша Над страданьем своим, над тоской, над бедой. А большой небосвод – все молчит и молчит, Словно сверженный царь, словно изгнанный раб, Но заплачет кулик, и мой слух задрожит, Словно по тишине вдруг расходится рябь… И толкует о чем-то пугливый камыш, И вздыхает, вздыхает над чем-то вода… Из краев, где от века – безбрежная тишь, Нет свободных путей никому, никуда.

63

Журнал «Огни над Бией» № 32

…Этой ночью, быть может, себе на беду, Я проснусь под сияньем мятежной звезды, Я из дома пойду к вековому пруду, Чтоб услышать дыхание чёрной воды. Пляска метели Верхи берёз метель колышет, Насупился дощатый дом, И мне в лицо вновь небо дышит Своим широким, пьяным ртом. Но для того ль сквозь ветра копья Шла к нам сибирская зима, Чтоб хмуро, низко, исподлобья Смотрели старые дома, Суровый дуб, зимы наместник, Утоп в своих седых усах И месяц – белый буревестник – Мелькал в суровых небесах? Нет! Радость жизни не забыта, И звездами звенит зенит, И зимний воздух – крепче спирта – Как в чарки, в души нам налит. Мы родились на свет, как пламя, Чтоб зиму согревать собой, чтоб белой мельницы крылами метель махала над землей, Чтоб снег мы пили полной чашей, Как терпкий травяной настой, Чтоб украшались избы наши Сибирской хитрою резьбой! И, вопреки всем вещим знакам, Мы выиграем вечный бой, Мы станем пламенем и мраком, Чтоб зиму согревать собой!

64

Журнал «Огни над Бией» № 32

Бесприданница

Ночи… Стужа… Черные метели… Пьяная, слепая высота… За окном – шумят ветвями ели. В доме – душно. В доме – теснота. В старом доме жизни места мало. Распахни окно – и снег в лицо! Там, за два квартала, – гул вокзала, Путь-дорога, ветер, звезд кольцо… Небеса застелены, как фетром, Собственной бездонной глубиной… Под ногами вновь дрожит от ветра Твердь, сполна облитая луной. Я иду, от яви в сон проснувшись, По следам давно ушедших лет… Фонари, как змеи, изогнувшись, Смотрят узкими глазами вслед. Изогнулся купол звезд гигантский… Это царство так знакомо нам: Атаманский хутор. Храм Казанский. Пушка, что глядит во тьме на храм. Здесь от века все, как в море, тихо… Здесь не слышно голосов людей… Где ты, счастье, где ты, Эвридика, горький свет живой души моей? Там, где ты сейчас, поет стихия, Там, пронзая взорами эфир, В черных небесах созвездье Змия Смотрит на огромный, бурный мир. И я слышу – где-то, в дальнем храме, За слепым простором Иртыша, За рекой, за ветром, за степями Плачет бесприданница – душа.

65

Журнал «Огни над Бией» № 32

Молитва Ветер возвращается на круги, Ветер вновь сбивает мир с пути… Боже! Не от смерти, не от муки – От падений сердце отврати. В час, когда душе открыты знаки Смерти, крови, жертвенной любви, Строгим Гефсиманским полумраком Жаждущее сердце напои. Помоги на веру опереться На излете вечного пути И не медный крест хранить на сердце – Деревянный на спине нести. Помоги в молитве неотступной Правду на устах своих сберечь В час, когда молчание преступно, В час, когда стократ преступней – речь. Огради мой дом Своей рукою Средь гиперборейской злой зимы И спаси меня голгофской тьмою От иной, посмертной, вечной тьмы. А когда боль овладеет мною – Ослепи меня сияньем крыл, Чтобы вечность пулей разрывною Сам себе я в сердце не впустил.

*** 66

Журнал «Огни над Бией» № 32

Степной гимн ...У моей страны, степной, широкой, – Узкие, монгольские глаза, Как плоды, созревшие до срока, Что в себя впитали небеса. Черный небосвод над белой степью Впитан этим взором навсегда, И чарует звезд великолепье, И горчит иртышская вода. Да, она, страна моя лихая, В шубе из степных волшебных трав Под небесной чернотой без края У костра сидит, пиалу сжав. Дух степей, полынный, горький, звонкий, Настоялся, как в дому, в душе, и горчит, щекочет ноздри тонко в кочевых ночах на Иртыше. Эти степи, дымчатые степи, Кладезь трав, растений и камней, Держат душу мне сильней, чем цепи, Держат память, словно на ремне. Сто веков я мог бы здесь скитаться, Оставлять в безбрежности следы… Но пришлось со степью мне расстаться Ради камня, ряби и воды. В городе, как в каменной пустыне, Я шепчу себе: «Терпи! Терпи!» – Сохраняя веточку полыни, Как частичку вековой степи.

*** 67

Журнал «Огни над Бией» № 32

1 проза

ИГОРЬ СОЛОВЬЁВ

Соловьёв Игорь Геннадьевич - журналист, писатель, публицист и специалист по связям с общественностью. Родился 5 января 1964 года в городе Кизел Пермской области. Высшее образование получил в Московском энергетическом институте. Закончил его в Казани в 1987 году по специальности «промышленная теплоэнергетика». Отслужил два года в Советской Армии офицером Военно-воздушных сил. Печатаюсь как журналист с 16 лет. Работал в штате 17 СМИ. Публиковался в 27 газетах и 13 журналах. Прозу пишу с 20 лет. С мая 2009 года опубликовано 13 рассказов и шесть повестей в журналах «Идель» и «Мир безопасности», а также в газетах «Ваш советник», «Казанские ведомости», «Красная звезда» и «Страховая газета». Вышли две книги: «Район патрулирования» (2013) и «Сдвоенная цель» (2014). Лауреат литературных конкурсов: Лучшая байка «Сети однополчан» (2012), малой прозы «Белая скрижаль» (2012).

СОВЕТ ШАМАНА Ренатов сидел на краю большого загородного пляжа, где стеной стояли разросшиеся ивы. Ветер налетал на их грустно висящие ветки, болтал их из стороны в сторону и усиливал эффект прохлады, которая казалась полной иллюзией в полуденный зной. Там в это время кувыркались, поднимая тучи пыли, загорелые до черной бронзоты мальчишки. Основная масса дачников и приезжих из города, накупавшись и напитавшись солнечной энергией, переместилась в тенёк тентов или деревьев. Другая часть, поев холодной окрошки, сладко посапывала в самых тёмных и прохладных закутках разнокалиберных домиков. Он дремал, лицо его было в тени, а ноги приятно грело солнце. Особенно была чувствительна к теплу левая нога, на которой с внутренней стороны мощной икры была маленькая ямка. Мало того, что он намёрзся с пацанами из марийского спецназа, когда штурмовали Грозный, так его ещё и зацепил осколок мины. Тогда 68

Журнал «Огни над Бией» № 32

он обрадовался, что ранение вышло лёгким, и почти сразу пошёл в бой. А теперь, и чем дальше, тем больше нога мёрзла даже в прохладное лето. Ренатов удобнее примостился к стволу ивы и только приготовился хорошенько вздремнуть, как вдруг кто-то близко крикнул: - Петрович? «Показалось, - подумал Ренатов. - Кто меня может здесь знать?»

- Ты чё, Петрович? – голос стал громче и настойчивее. Он открыл глаза. Лица человека не было видно, мешало солнце. Он прикрыл глаза ладонью и немного отклонился вправо, чтобы посмотреть на кричавшего сбоку.

- Запар, ты, что ли? – Петрович убрал руку, встал и повернул мужчину, который был меньше его ростом и пожиже в плечах. – Ё-моё, какие люди! – Он с удовольствием пожал протянутую шершавую ладонь и обнял своего однополчанина.

- Сколько мы с тобой не виделись? Лет пятнадцать? Так, подожди, нет, двенадцать. Да-а-а. Да ты, брат, постарел!… - Зуфар Бурганов, которого они в Чечне звали и Забор, и Захар, и Запар, и как только еще не коверкали имя, отошёл от Петровича и вздохнул. – Ты чё какой-то поникший? Чё-то случилось?

- Будешь тут поникший… - Семён Петрович Ренатов погладил свою трёхдневную щетину и зачем-то посмотрел на солнце. Оно было на месте. – Слушай, мы с тобой оба в таком, можно сказать, растрёпанном виде. Давай ко мне. Тут у меня дача недалече, а?

- Да я вообще-то хотел порыбалить… - Зуфар задумчиво посмотрел на несвежий вид товарища, его помятые штаны, неряшливо завёрнутые до колен, голый загорелый торс с комками седых волос на груди и затёртую панаму, которая давным-давно была белой.

- Ну и отлично, вечерком пойдём вместе! А сейчас какая дура в такую жарину будет брать! – Петрович быстро поднял с песка упавшую газету, которая накрывала его лицо, надел старые разношенные ботинки с обрезанными задниками, поправил головной убор и обнял боевого товарища за плечи.

69

Журнал «Огни над Бией» № 32

Запарушка, родной, ты не представляешь, как я скучал по парням и по тебе… Так в обнимку они пошли по узкой тропинке между ивами и заборами дачных участков, шурша пакетами и громко ширкая по штакетнику и сетке «Рабица» удочками.

-

Ну вот. Теперь ты понял, чем я занимаюсь? Они сидели в тени щитового домика в обшарпанных и проваленных креслах, вытянув ноги на зелёной травке, которая приятно холодила ступни. Между ними стоял небольшой столик, на котором высилась запотевшая трёхлитровая банка кваса, только что вынутая Петровичем из холодильника. Он налил коричневой, терпко пахнущей жидкости себе и гостю в гранёные стаканы, сделал два маленьких глотка, помня ещё с детства наставления деда о том, что в жару нельзя пить холодную воду большими порциями.

- А-а-ах, крепка советска власть! – Зуфар поставил пустой стакан на стол и закурил. – Слушай, чё ты кладёшь туда? Перец, что ли? Чего молчишь?

- Да всего помаленьку, – ответил Ренатов. – Думаю я, дорогой Запарушка, думаю, чем могу сгодиться в твоём детективном агентстве. Это ведь не зачистку делать и не заложников вызволять…

- Да уж, кулаками тут не помашешь. Знаешь, зато нужна концентрация и сообразительность. Без неё в нашем деле ничего не получится. Хотя я и сам в нём без году неделя.

- Ну хорошо. Накинь какой-нибудь пример твоей работы. Там, глядишь, и покумекаем. - Петрович посмотрел на друга, отогнал нескольких ос, слетевшихся на квасной аромат, и закрыл банку полиэтиленовой крышкой.

- Недавно мой шеф подписал договор на обслуживание одной страховой компании. Своей СБ у них нет, дорого, видишь ли! А тут как раз он и подкрался незаметно, сам понимаешь, кто. Страханули они «лендровер» дорогущий, а он возьми и сгори. Ну и таперича надо выплачивать. Ты хоть знаешь, на сколько тянет такая швейная машинка? – Бурганов даже приподнялся в кресле, чтобы достичь желаемого эффекта от вопроса.

-

70

Журнал «Огни над Бией» № 32 -

- - -

-

«Лимона» три, не меньше? – повернулся к однополчанину Ренатов, немного прищурившись от сигаретного дыма и в который раз подивившись мелким конопушкам на лице Зуфара. «Странно, ну никак он не похож на представителя старинного тюркского народа. А меня, зараза, как поступил в училище, так потом всю жизнь и звали татарином. Изза чёрных волос, что ли?» Он провёл рукой по голове, обнаружив совсем мало жёсткой и седой поросли. Ну, это ты, брат, загнул! Два с копейками. Нам обещали десять процентов, если докажем, что виноват владелец. Не хило тебе отвалится! – даже присвистнул Петрович. Если бы! Это ведь фирме, а мне премяшку, дай бог, штук десять отщипнут, и на том спасибо. Слушай! – Зуфар вдруг устремил взгляд, а затем и указательный палец на большую полуоткрытую теплицу, откуда слышалось постоянное жужжание пчёл. – Это у тебя огурец, что ли? И это в начале июня? Ну да. А что такого? У меня всегда так! – Семён Петрович встал, осторожно переступил через грядку клубники и засунул руку в колючую зелёную стену. А через пару секунд они уже с удовольствием хрумкали свежий и душистый огурец.

Вечер совсем не торопился накрыть озеро и лес покрывалом сумерек. Камыш и осока чуть-чуть шелестели при едва уловимых порывах ветра, а воробьи с громким чириканьем устроили бешеные догонялки со стрекозами. Двое мужчин в одних плавках и панамах сидели на камнях практически посреди озера, образовавшегося на месте бывшего карьера, где когдато добывали щебень. За двадцать лет из родников, дождей и снега образовалась приличная лужа, которую давно облюбовали купальщики и рыбаки. Из-за стены чахлых берёзок и невысоких каменных гряд слышались крики и визги смывающих трудовой пот дачников. Особенно балдела детвора, которая отрывалась по полной, благо глубина водоёма не превышала двух метров. Но Ренатов знал, что постепенно шум затихнет, к тому же когда начнёт клевать по-настоящему, ему вообще будет всё равно.

- Не поздно мы? – тихо спросил Бурганов. Он только 71

Журнал «Огни над Бией» № 32

- - -

-

- -

-

-

72

что пристроил насадку на крючок и споласкивал руки от навоза, в большой куче которого они полчаса тому назад накопали замечательных красных червяков. Не-е-ет. Сейчас потихоньку начнёт, ты только не зевай. Тут ведь у нас живут и карась, и линь, и окунь, – скрипнул брезентовым стульчиком Петрович. Да брось, откуда он здесь? Окунь не любит стоячую воду! – Зуфар даже поднял вверх палец. А родники? Хорошо, что он хоть берёт редко, а то замучаешься потом его резать: хватает взаглот. Слушай, ты мне вот что скажи, - Ренатов решил переменить тему и немного подправил самодельную удочку, лежащую на пригнутых ветвях ивы. – Ты чтонибудь надыбал про внедорожник? В том и проблема, что практически ничего, - вздохнул Зуфар. Ему показалось, что маленький поплавок дёрнулся, и он вытащил снасть, но наживка попрежнему тихо шевелилась на крючке. – Конечно, опросили хозяина, кстати, крутой мужик, из деловых. Говорит, что менял накануне масло и скорее всего не закрыл крышку, оно, мол, и выплеснулось на двигатель при езде. Детский лепет! – ответил Семён Петрович, не отрывая взгляд от поплавка, на который села стрекоза. Ежу понятно. Но беда в том, что машина сгорела во чистом поле, понимаешь? Где-то за пятьдесят километров от города, недалеко от поворота на московскую трассу. Ты же знаешь, там как назло ни деревень, ни поста ГАИ. Съездил? – не успел проговорить Петрович, как поплавок повело вправо. Он дёрнул, почувствовал тяжесть на конце удилища, но потом кто-то там внизу отпустил, и удочка резко отлетела на него. – А-а-а-а! Сорвался! - он поправил червяка, чтобы не было видно жала, плюнул на него и снова забросил удилище, стараясь отвести леску от травы. Обижаешь, начальник! И съездил, и посмотрел всё вокруг. Ничего, только чёрное пятно на асфальте. Сам аппарат у фирмачей во дворе стоит. Действительно, эксперт сказал, что пожар начался в двигателе. – Он

Журнал «Огни над Бией» № 32

тоже дёрнул и, к своему удивлению, вытащил среднего белого карася.

- С почином тебя! Слушай, а если вообще не платить?

- Подожди, куда складывать? Ага, вот ведро! Можно, а если он пойдёт в суд? Чем мы докажем? Своими красивыми понятиями? Но главное, что срок подходит для выплаты. Вот и ломай голову! В общем, пошёл я к одному шаману, посоветоваться!

- Чего? – Ренатов от удивления чуть не упал, вовремя упёрся рукой в камень.

- Да нет, ты неправильно понял. Это просто бывалый мужик. В какой-то степени врач, а может, и экстрасенс. А по второму образованию психолог. Никаких там бубнов и камланий. Кстати, прошёл Афган, правда, не по военной линии, был советником заместителя министра финансов. В общем, тёртый товарищ, интересный, следит за здоровьем. Ему уже за шестьдесят, а выглядит моложе нас с тобой. Короче говоря, рассказал я ему историю…

- Ну и что он тебе насоветовал? – в этом момент краснобелый поплавок на удочке Петровича мелко-мелко задрожал, он подсёк, и через пять волнительных секунд увлекательного вываживания на камне трепыхался крупный золотой карась. – Ух ты! Хорош, земляк, хорош! – Ренатов был возбуждён, он всей пятернёй старался удержать скользкую рыбу, которая изо всех пыталась вернуться в родную стихию.

- Держи-держи, сейчас помогу! – Зуфар поднёс ведро, и Петрович опустил туда добычу. Бурганов вернулся на место и посмотрел на гусиное перо, оно дёрнулось и затихло.

- Он посоветовал съездить на место и там посидеть. Он это называет «проникнуть во время и место». А что, если нам с тобой провести рекогносцировку на местности? А? Как ты на это посмотришь, старый комбатант? Ренатов стряхнул капли воды с рук, посмотрел в ведро, где рыба подняла пузыри, и затянулся сигаретой. Он думал некоторое время, глядя, как в метрах в десяти от них пересекал озеро, изящно изгибая блестящее 73

Журнал «Огни над Бией» № 32

чёрное тело, небольшой уж.

- А что? Давай попробуем, у костерка посидим, подумаем о смысле жизни. Может быть, что-нибудь да приметим… Тем более, насколько я понимаю, других идей в твою светлую голову не пришло? В восемь часов вечера на следующий день они подъехали на стареньком «УАЗике» Зуфара к большому чёрному пятну на пятьдесят первом километре. Как только мотор заглох, степная тишина, нарушаемая лишь стрекотом кузнечиков, заполнила машину. Они, не сговариваясь, посидели несколько минут, а затем спустились с насыпи и огляделись. По правой стороне от неё тянулась цепочка опор связи, а ещё дальше, через поле, просматривалась какая-то растительность. Скорее всего, это были деревья и кустарник в низине у речушки, впадавшей через несколько поворотов в более крупную речку, которая, в свою очередь, разрезав небольшие холмы, вливалась в Волгу. Всё это Ренатов сфотографировал в памяти, изучая утром карту местности. Они вытащили из автомобиля вещи, воду и ведёрко с шашлыком.

-Ну что, ты машину спусти вниз и разводи костёр, а я, пока светло, обойду окрестности, – сказал Петрович и придавил комара на шее. «Да, сейчас их мало, а ночью ребята накинутся!» - подумал он.

-Давай! – махнул рукой Зуфар. – Только прихвати дровишек. Ренатов поднялся на насыпь, огляделся и решил сначала продвинуться по левой стороне дороги к едва видневшимся строениям, над которыми стояла вышка. Он спустился с асфальта и пошёл мимо почерневших от времени деревянных столбов ЛЭП, прикреплённых к коротким бетонным «пасынкам» толстой ржавой проволокой. Трава уже местами выгорела, а где-то ещё оставалась зелёной. Но она уже не была высокой. «Значит, когото здесь пасут, и, судя по тому, что я за двадцать минут не влип в коровьи «лепёшки», едят траву овцы!» - отметил про себя Ренатов. Вскоре он приблизился к невысокому старому забору, поверх которого шло несколько рядов перепутанной чёрной «колючки». Тут же стояла изрядно покосившаяся вышка. Но ещё больше удивило его то, что на ней стоял солдат с автоматом.

- Ты как оттуда не упадёшь, служивый? Вместо ответа тот высунулся из-под козырька.

74

Журнал «Огни над Бией» № 32

Здорово. Солдат кивнул.

- А где тут у вас начальство? Часовой махнул в правую сторону. «Немой, что ли? Ладно хоть не выстрелил!» - подумал Ренатов, пробираясь сквозь высокую траву. «Даже траву не косят, одной искры достаточно, чтобы всё это запалить. Да-а-а, ну и служба!» - подытожил майор запаса и постучал в небольшие квадратные ворота. После третьего стука открылось узенькое окошко, издавшее такой громкий звук, что, наверно, его должен был услышать за дорогой Зуфар.

- Чё надо?

- День добрый! А начальство есть?

- Какое начальство?

- Обыкновенное, начальник объекта или кто там у вас?

- А зачем? После пяти минут пререканий с загорелым носом и мутными глазами (только это виднелось в окошке) Петрович выяснил, что начальник караула старший прапорщик со смешной фамилией Холодец в воскресенье отдыхает и будет в понедельник к обеду. «И на том спасибо!» - заключил Ренатов, ещё раз окинув взглядом вышку, забор и виднеющиеся за ним какието здания, больше похожие на склады. Дальше он пошёл к густым зарослям, пробрался через них к речке и умылся. Потом перешёл дорогу, то и дело пытаясь найти следы деятельности человека. Вскоре он подобрал большую сухую ветку и потащил её к стоянке. Когда он подошёл к машине, костёр уже вовсю горел, возле него лежало два сиденья из «УАЗика». Зуфар нанизывал на третий шампур небольшие куски маринованной свинины.

- Ну что, добрый молодец, нападут на нас сегодня басурмане али нет? – с улыбкой спросил он у Семёна.

- Сегодня нет, а вот завтра надо будет прихватить пару пузырей, а лучше четыре, и поехать в гости к вышке.

- Значит, добазарился. Молоток! А я думал, там всё заброшено. – Зуфар положил 75 -

Журнал «Огни над Бией» № 32

готовый шампур на мангал и взял другой.

- С виду так оно и есть. Слушай, что-то стало холодать, может, накатить в лёгкую? – Петрович протянул руки к огню.

- Возьми в машине и захвати телаги, они в багажнике. Ренатов сходил к машине, взял бутылку и две телогрейки. Когда он вернулся из темноты к костру, то оказалось, что они не одни возле дороги. Со стороны степи возник маленького росточка старик со сморщенным лицом, на котором с трудом угадывались щелочки глаз. Он был одет в поношенный серый пиджак, грязно-чёрные штаны в остатках травы, на ногах были сношенные кирзачи, а голову его украшала засаленная кепка.

- Привет, дед! Ты как здесь? – не без удивления спросил его Петрович.

- Пасу овец, однако! – он слегка двинул головой в бок, показывая на невидимую в темноте отару. Там чтото зашумело, пролаяла собака. Ей коротко ответила пушистая лайка, сидевшая, как изваяние, возле ног хозяина и немигающе смотревшая на огонь.

- Выпьешь с нами, отец? – Петрович отвинтил пробку и налил полстакана.

- Если нальёшь, почему не выпить? – старик крякнул и посмотрел на то, как ловко Зуфар управлялся с мясом.

- Давай, будь здоров! – Семён передал чабану стакан.

– Будем знакомы: меня зовут Петрович, а его Зуфар.

- Идыгей-ага! – старик смешно сморщил и без того изборождённый трещинками нос, выдохнул и отправил в рот вслед за водкой кусочек хлеба с колбасой. – Спасибо, робяты. И снова он и его собака стали словно каменными. Лица их были направлены на горящие угли, а глаза отражали летящие во все стороны искры. Ренатову подумалось, что вот так сотни лет люди и собаки сидели и смотрели на огонь посреди бескрайней степи и…, в сущности, ничего не изменилось. Петрович заметил, как Зуфар, переворачивая шампур, подмигнул ему и повёл головой в сторону ночного гостя. Петрович тоже подмигнул и спросил деда: - А далеко твоя деревня, уважаемый?

76

Журнал «Огни над Бией» № 32

Через полчаса неторопливой беседы они уже знали, что Идыгей-ага сбежал несколько лет назад из Оша с невесткой и двумя внуками. Там, защищая их большой дом, погиб от автоматной очереди боевиков его сын, а перед самым отъездом умерла больная старуха. Вот так они оказались в саратовской степи, занимая в полузаброшенной деревне две комнатки в старом доме с другими беженцами из Киргизии. Было видно, что дед соскучился по обществу: он с удовольствием рассказывал о своей жизни. А потом плавным переходом выложил всё, что видел несколько дней назад, когда отдыхал в тени холма около двух часов дня. Как остановилась машина и из нёе вышли двое, как стали махать руками и какимито предметами, похожими издалека на ящики, а потом пошёл дым и огонь. Ему было жалко машины, он бы обязательно прибежал и помог гасить пожар, но, как назло, прихватило больную ногу.

- А они не смогли. Они поливали на огонь, но его было много! «Ну да, бензином и тушили!» - хмыкнул Петрович. За столом в пустой комнате здания, которое занимала фирма, сидели друг напротив друга клиент, шеф детективного агентства и заместитель генерального директора страховой компании. Они слушали записанный на диктофон разговор Зуфара и Петровича с начкаром прапорщиком Холодцом и рядовым Тимохиным. Сам Ренатов стоял у окна, старясь дышать в форточку, откуда хоть немного шло слабое дуновение воздуха. У него побаливал затылок после того, как они вчера с военными осушили по два пузыря водки и коньяка, а потом ещё и выкушали литр разбавленного спирта. Сухо щёлкнул выключатель диктофона, запись кончилась. Тучный, но ухоженный мужчина в дорогом костюме, галстуке и рубашке, несмотря на жару, поднял на сидящих напротив свирепый взгляд, перевёл его на окно, потом снова оглядел двух мужчин: - Нашли хрен знает кого?! – он с шумом встал и вышел из комнаты. За ним выбежал страховщик. Детектив встал и с улыбкой подошёл к Ренатову: - Ничего, пусть проветрится. Сейчас он ему ещё историю про пастуха расскажет.

77

Журнал «Огни над Бией» № 32

Подождите меня с Зуфаром на улице. Через двадцать минут заявление было отозвано, а спустя ещё час в конторе агентства Семён Петрович сидел за красивым столом напротив белокурой секретарши и писал заявление о приёме на работу в должности инспектора.

- Молодцы! - сказал шеф, ставя визу. – Страховщики довольны. Они нам уже пару дел подкинули. Так что вам два дня на отдых и снова в борьбу. Товарищи стояли на крыльце и закуривали.

- Ну что, надо к шаману твоему съездить, спасибо сказать. Как думаешь? – спросил Ренатов.

- А как же, только он и так всё уже знает! – усмехнулся Бурганов.

- Откуда? – удивился Семён, захлопывая дверку служебной «Нивы».

- Так он же шаман! – засмеялся Зуфар и нажал на газ.

2011

1

миниатюры Светлана Храмушина

Родилась в городе Новокузнецке Кемеровской области. С 1981 года живёт в селе Шелаболиха Алтайского края. В 1994 году получила сертификат об окончании очно - заочной школы при АКДЮЦ по предмету «журналистика», в 1995 году занималась в литературном объединении «Спектр».Произведения Светланы печатались: в газете «Алтайская правда» (1995), в коллективном сборнике «Распахнутое время» (2010), сборнике Содружества писателей «Сверстнику» (2012), литературно - художественном журнале «Огни над Бией» ( 2012, 2013, Бийск), журнале «Алтай». Участник: 12-го межрайонного фестиваля поэзии и авторской песни «Касмала» (2011), Краевого семинара молодых литераторов ( 2011), Сибирского семинара молодых литераторов (2013). Дипломант третьей степени в номинации "Поэзия" фестиваля "Касмала - 2013".

78

Журнал «Огни над Бией» № 32

Винтик Настроение у Лены было под стать погоде, царившей за окном. А там уже не первый день бушевал ветер. Но сегодня как-то особенно разошёлся. Со злостью швырял редким прохожим снег в лицо, завывал в спину и переметал все дороги так, что идти приходилось, увязая глубоко в снегу. Слабая надежда на то, что машину с почтой в такую погоду не выпустят, не оправдалась. Это где-то, наверное, руководство беспокоится о своих подчинённых. Но только не в Почте России. За долгие годы работы Лена убедилась, что здесь человеческая жизнь не стоит ничего. Здесь человек просто винтик. Изработался, сломался, выкинули, заменили другим, таким же покорным винтиком, не имеющим права не то, что на собственное мнение, но и на нормальное предоставление рабочих условий. Ни сумок качественных, ни спецодежды, ничего. Одни бесконечные планы, выполнение которых означало мизерную премию к зарплате. И никого не волнует, что обувь рвётся со скоростью ветра, что ходить им приходится не один километр в день. В любую погоду. Скидки не делают ни на мороз, ни на буран. Вот и сегодня не выпустили автобусы, перекрыли трассу. Но почтовая машина с опозданием, рискуя стать заложником снежных заносов, приехала. Это означало, что на участок всё же придётся идти. Значит, опять её продует до косточек. Разболятся ноги, будут ныть уши. И она долго не сможет уснуть, пытаясь найти удобное положение. А утром встанет уставшей, разбитой, чувствуя себя сломанным винтиком.

Ангел - Хранитель Их общение было странным и, пожалуй, незаметным для шумного школьного народа, занятого своими бесконечными делами. Нина Алексеевна, первая учительница юлькиных одноклассников, при встрече всегда улыбалась девочке, а та, смущённо улыбнувшись, отводила глаза. Юлька не понимала, почему эта уже не молодая женщина, с волосами, уложенными в «узелок», что делало её похожей на классическую учительницу, так приветливо улыбается ей. Ведь они были едва знакомы: в эту школу девочка пришла уже после третьего класса. Но ждала этих встреч, смущённо улыбалась в ответ, чувствуя как тепло разливается по всему телу.

79

Журнал «Огни над Бией» № 32

За три года, что девочка проучилась здесь, они так и не сказали друг другу ни слова. Но приветливая улыбка Нины Алексеевны не раз согревала уже взрослую Юльку, а порой, и удерживала на самом краю жизненного обрыва.

Чудак

Памяти Борислава Мельцова Он казался мне странным. Этаким чудаком, от нечего делать пишущим красивым высоким слогом восторженные письма. Читать их было одновременно и приятно, и неловко. Я-то знала, что я далеко не белая и пушистая, а очень даже земная и грешная. Может, поэтому отвечала на его письма нерегулярно, а потом и вовсе перестала писать, оправдывая себя занятостью. Но он продолжал писать, осыпая комплиментами. Одинокий и какой-то неухоженный, он знал и понимал то, что не знала и не понимала я, не прошедшая и половины его пути. Главное в жизни — любовь. Любовь к ближнему. И он любил. Любил, как умел. Продирался сквозь дебри своего одиночества и дарил, щедро дарил тепло и свет своей души. Дарил до тех пор, пока однажды его сердце не выдержало одиночества. И он ушёл. Ушёл туда, откуда не возвращаются, оставив свои письма и тоску по нему, такому чудному в наше рациональное, прагматичное время. СТИХОТВОРЕНИЕ ДОЧЕРИ ДАШИ Даша Колесова, 8 лет. Участник Международного детского фестиваля "Апельсин" в номинациях "Проза", "Поэзия", "Декоративно - прикладное искусство", "Живопись. Графика." Победитель школьного конкурса чтецов "С чего начинается Родина".

Счастье Утром солнышко встаёт И гулять меня зовёт. Выхожу из дома я. Здравствуй, улица моя. Здравствуй, милый мой Пушок. Ты - мой маленький дружок.

80

Побежим с тобой играть. Раз-два-три- четыре-пять. Побежим мы на лужок. Там волшебный есть цветок. Дарит радость и тепло. Нам с тобою повезло.

Журнал «Огни над Бией» № 32

1проза

АНТОН ЛУКИН

Я, Антон Евгеньевич Лукин, родился 2 декабря 1985 года в селе Дивеево Нижегородской области. C 2005 по 2007 года проходил воинскую службу в городе Курске. Автор 8 книг прозы.

Печатался в периодических изданиях: «Наш современник», «Молодая гвардия», «Север», «Дальний восток», «Южная звезда», «Огни Кузбасса», «Огни над Бией», «Литературная учеба», «Алтай», «Литературная газета», «День литературы», «Московский литератор» и др. В 2012 году за рассказ «Жених из райцентра» стал лауреатом премии им. Андрея Платонова «Умное сердце», в 2013 году за книгу «Самый сильный в школе» - дипломантом Всероссийской премии «Золотой Дельвиг». Гран-призер литературного конкурса «Хрустальный родник» который проходил в 2014 году в Орле.

Лонг-Листер премии «Ясная поляна» 2014 г.

Дождливым вечером Панкратий Егорович лежал на печи и тихонько постанывал. Иногда завывал в голос, когда на него подолгу не обращали внимания. Маленький, щупленький, в свои семьдесят лет выглядел хило, не важно – но силы в нем были. Со старухой еще держали скотину, корову, правда, лет как десять назад продали – тяжело уже, но коза имелась. Еще Панкратий Егорович держал кур и очень любил своего разноцветного красавца-петуха. Стоило тому только расправить крылья, выпятить грудь и важно поквокать, как курыдурехи, тут же бежали к нему. Панкратий Егорович поправлял кепку и, прищурив один глаз, улыбался: - Заставишь мою старуху так же драпать. Щас! По вечерам у Панкратия Егоровича прихватывало ногу. Еще в юности настудил. Теперь лежа на печи, укрывшись полушубком, пытался отогреть. Да разве теперь отогреешь? К постоянным легким болям старик уже привык и по вечерам, забравшись на печь, тихонько начинал постанывать. Но случалось, хотя 81

Журнал «Огни над Бией» № 32

и не часто, что нога ломила не выносимо, тогда тот бранил ее окаянную благим матом. Старуха натирала самогоном и медом ногу, обматывала полотенцем, плескала немного в кружку и давала старику. Тот выпивал, быстро хмелел и засыпал. Сегодня, как обычно, Панкратий Егорович, лежал на печи, укутав ноги полушубком, и поглядывал в окно. Шел дождь, на улице было хмуро и сыро и на душе как-то тоже становилось тоскливо. Старуха его, Августина Серафимовна, сидела на кровати и, склонившись, ловко работая спицами, что-то вязала. Внук-Степка, сидел рядом за столом и читал книгу. Страсть как любил читать. Приехал погостить к деду с бабкой на лето, и прихватил с собою целую вору книг. Мальчишка в двенадцать лет был не по годам умен и Панкратию Егоровичу иной раз нравилось того слушать. Старик снова закряхтел, застонал в голос. Хотел, чтобы на него обратили внимание. На него обратили.

- Сильно болит? – спросил Степка.

- Ишо как, - старик был рад, что его заметили.

- Давно бы в район съездил с кем-нибудь, в больницу, глядишь, и вылечили бы, ногу-то, - посоветовал внук.

- Как же, вылечат там. Дождесся.

- Отчего же не вылечат? Поди не глупые люди работают. Может на процедуры какие прогревательные направили бы или мазь какую-нибудь выписали.

- Мазь… Что мне их мазь. Мне вон старуха самогоночкой натрет ногу-то, вот те и лекарство. Лучше всех ваших мазей, - старик посмотрел на супругу. – А ежели немного и внутрь плеснуть, то вообще никакая зараза не пристанет. Августина Серафимовна пропустила мимо ушей реплику больного. Панкратий Егорович понял, что самогона ему сегодня не нальют. Не сказать, чтобы он частенько выпивал, но в такую вот дрянную погоду, когда на душе тоскливо и одиноко, перед сном грядущим, кружечку бы пригубил.

- Папка мой вон тоже, всю зиму с зубом мучился. И домучился. Весной пошел в больницу – вырвали. А гляди, сразу обратился бы, поставили пломбу и зубик цел.

- Зюбик, - протянул старик. – Зубов их вон скока. Один вырвешь и не заметишь. А у меня ног всего одна пара. Оттяпают по колено ишо.

- Ну, тебя, - Степка махнул рукой и взялся снова за книгу. – Глупость какую-то молотишь.

82

Журнал «Огни над Бией» № 32

Панкратию Егоровичу стало даже обидно, что от него отмахнулись, как от непутевого. И чтобы сгладить вину, он решил сменить тему. Разговаривать ему хотелось. За беседой было не так тоскливо.

- Чаво это ты там все читаешь? – обратился он к внуку.

- Роман.

- Про любовь что ли?

- Ну, можно и так сказать.

- Мал ишо про любовь-то читать. Поди «женилка» ишо не выросла!

- Чего не выросло? – Степан оторвался от книги. Бабушка тоже перестала вязать, посмотрела на деда.

- Ты чаво это языком-то завертел, как собака хвостом, - спросила старуха. – Не слушай его, Степочка, дурака старого. Не слушай. Панкратий Егорович заулыбался, засиял весь. Обернулся на спину, широкой ладонью потер губы не переставая улыбаться. Его веселило то, что он смог утереть начитанному внуку нос. Оказывается, не все ты парень знаешь. Про это, пожалуй, в книгах не пишут. Степан догадавшись, что дед смолол очередную глупость, отвернулся к окну. Полежав немного на спине, старику стало тошно, и он снова обернулся на левый бок.

- Ты вот книг стока набрал с собой, не уж-то все прочтешь? – Панкратий Егорович глянул на внука, тот и ухом не повел. – Чаво молчишь?

- Не мешай.

- Было бы чаму мешать, - старик покашлял в ладонь. – Это, конечно, не картошку окучить, да травы накосить. Степан посмотрел на деда. Работать Степка и впрямь не любил. Не за этим приехал в деревню. И постоянно увиливал от работы. То с ребятишками на реку убежит, то на сушилах с книгой затаится.

- Что же по твоему и читать вовсе не нужно?

- А чаво их читать-то?

- Чтобы дремучим не быть.

- Батюшки, - захорохорил дед. – Я вот до своих годков дожил не читамши и ничаво, как видишь, живой.

- А Шекспира знаешь?

- Чаво?

- А Чехова, Пушкина?

- Это который с кудрями был? – старик призадумался. – Знамо конечно. Что я, по-твоему, совсем, что ли неуч. Он еще сам себе памятник смастерил.

83

Журнал «Огни над Бией» № 32

- Да не смастерил, а воздвиг. И не из бронзы, а нерукотворный.

- Эт как?

- Читать для этого нужно, чтобы знать. Вот как! Августина Серафимовна улыбнулась. Ее радовало, что внук у ней смышленый малый, идет в ногу со временем. В отличие от деда, она никогда не препятствовала, чтобы тот читал. Грядки она и сама польет, чего мальчонку зря тревожить. Панкратий Егорович призадумался, почесал лысину, перевернулся на спину, тяжело вздохнул.

- Завтра забором будем заниматься.

- С кем? – Степка оторвался от книги.

- Ясно дело с кем. Будем старую рухлядь разбирать, да за баней складывать.

- Не такая уж это и рухлядь.

- Те бы только от работы увильнуть, - старик покосился на внука. Паренек тоже недовольно посмотрел на деда. – Чаво на рыбалку-то не ходишь?.. Хоть бы окуней наловил, мы бы с бабкой зажарили.

- Комаров кормить.

- Посмотрите, какие мы! Уж не съедят. Степан на это ничего не ответил. Старик, посмотрев на светлый затылок внука, что-то непонятное пробубнил и перевел взгляд в дальний угол, где стояли его большие сапоги. Вспомнился младший сын Филипп, Степкин отец. Вообще у них со старухой большая семья: шестеро детей. Один утонул. Двух недель не дожил до восемнадцатилетия. После выпускного с ребятами пошли встречать рассвет на реку. Вся компания изрядно пьяная. Кому-то взбрело в голову окунуться. Полезли все. А кровь-то молодая, горячая. Давай соревноваться, кто реку переплывет. А она в тех местах широка. Трезвый с трудом осилишь расстояние, не то, что хмельной. Вылавливали потом троих. Среди ребят был и сын Панкратия Егоровича, Димка. Вот оказывается, как беда внезапно подкрадывается, а за тем со всего размаху бьет наотмашь. Так намного больней. Когда готовишься, когда ее ждешь, еще есть силы ей противостоять, а тут…праздник, радость…да ведь молодые какие – еще жить и жить. У Августины ноги тогда отказали от горя, все лето пролежала не вставая, да и у Панкратия в сорок лет виски посеребрились. Что не говори, а все же материнское сердце за дите свое переживает куда больнее. Панкратий Егорович снова повернулся на бок, посмотрел на 84

Журнал «Огни над Бией» № 32

старуху.

- Дождь идет ишо? Не слышу. Августина Серафимовна посмотрела в окно.

- Приутих, но еще моросит.

- Грибы нынче пойдут, - старик громко кашлянул в ладонь. – Плесни пол кружки. Не усну видно.

- Опять разболелась? – старуха сквозь очки посмотрела на супруга. Чего-чего, а обманывать тот не умел. Смолоду никому не врал.

- Да так. Терпимо.

- Вот и терпи. Нечего.

- Пить вредно, - вставил свое слово Степан.

- Понимал бы чаво, - старику стало обидно.

- А чего тут понимать. Тут и так все ясно. Алкоголь разрушает клетки мозга, печени и приводит к раковым заболеваниям...

- Пошел ты.

- А ты не огрызайся, - вступилась Августина Серафимовна за внука. – Умные вещи толкуют, а ты ишо бранишься.

- Умные вещи-и! Чаво бы понимал. От горшка два вершка! – Панкратию Егоровичу и впрямь до боли в животе стало обидно и горько, что за какую-то паршивую кружку, о нем говорят как о заядлом алкоголике.

- Многие бытовые ссоры, в том числе и с летальным исходом, как раз и происходят по вине алкоголизма. Кто-то выпил, показалось мало, ему бы еще, да не дают, он в драку, а рука тяжелая… От сюда выводы.

- Я шо, по-твоему, драться с кем собрался? Удумал!

- Драться не драться, а к инсульту рано или поздно приведет. Тем более в твоем возрасте.

- Это у вас там в городе мрут, как мухи. Потому как дрянь всяку хлыщут. Бодягу. А самогон, если по-домашнему и для себя, полезней родниковой воды будет. Не уж-то моя бы его гнала, чтобы я ноги скорее протянул?

- Все же…

- Вот те и все же! Ясно дело у вас там пьют ведрами да с пеленок, потом валяются в подворотнях. А ежели мужик всю жизнь в поле на комбайне да на тракторах отработал, не уж-то ему под старость лет и выпить нельзя? Кружка в день ему положена.

- Прям уж и положена? Откуда такие выводы?

- А у тебя?

85

Журнал «Огни над Бией» № 32

- В журнале «Здоровье» вычитал, да кое-что по биологии проходили, - ответил Степка.

- Я твои книги сожгу завтра все, чтобы голову чепухой не забивал.

- Ну, чаво ты ерепенишься, как воробей старый? – вмешалась Августина Серафимовна. Иногда, когда было что-то не по стариковски, тот вел себя как большой ребенок. Бранился и обижался. Старуха это знала и потому особо не сердилась. С пожилыми людьми такое часто бывает, когда их не понимают или не пытаются понять.

- Ну вас, - буркнул Панкратий Егорович и, матюгнувшись себе под нос, перевернулся на другой бок, к стенке. В избе стало тихо. Старик уткнулся носом в подушку. Вспомнился снова Филипп, младшенький. Панкратий любил о нем вспоминать. Вот уж кто действительно его понимал, так это Филипп. Вообще тот с самого детства рос парнишкой добрым и заботливым, последнюю рубаху готов был отдать. Как-то раз принес с улицы котенка подбитого, одноглазого. Ну, куда его? У самих кошка пятерых в подоле принесла. И все же нет, не выкинули, уговорил. И ведь вымахал какой. И не подумаешь, что когда-то был озябшем комочком шерсти. Пусть и одноглазый, а кот был справный. Оказался крысоловом. Всех крыс в избе извел. Долго он прожил у них, как к родному привыкли. Как-то раз, захворал сильно и пропал. Не редкость, когда кошки перед смертью издыхать уходят в чужие места. Гордые животные. Припомнилось старику и то, как однажды отправились они с Филиппом в лес по грибы. Полные корзинки набрали. И только собрались обратно чалить, как вдруг из-за диких кустов малинника медведь показался. Посмотрел на двух перепуганных грибников, повел носом внюхивая вокруг себя воздух и пошагал дальше. Вот уж страху-то натерпелись. Поди, был бы с малышами, все, крышка. А рыбалку-то как Филипп любил! Уж никогда не откажется с отцом поутру на реку пойти. А бывает и сам, хоть и на ночь приедет погостить, а возьмет лопату с вечера, червей приготовит и к отцу, так, мол, и так, не уважите компанию составить. Сроду ни с какими книгами не сидел. «Книголюбы, мать их. Все они лоботрясы. Взяли моду с книгой валяться сутки напролет. С каких это пор видано, чтобы летом, в ясну погоду с книгой лежать, словно других дел не найдется. Лодыри - это их замашки – я, мол, не отдыхаю, я с книгой, и отстаньте от меня. Чехова мы не знаем. Он что мне ваш Чехов, картошку вскопает или травы накосит, чтобы я его знать должен 86

Журнал «Огни над Бией» № 32

был!» - старик про себя ругнулся. Августина Серафимовна, перестала вязать. Встала с кровати, обула галоши, покинула избу. Старик перевернулся на спину. Посмотрел в окно. Дождь прошел. Видно в хлев направилась. Внук по-прежнему, подперев голову одной рукой, сидел за столом с книгой.

- Поди, знаешь, где бутылку прячет? – Степан оторвался от книги.

– Сходи кружку набери. Что-то на душе тоскливо.

- Сейчас на душе тоскливо, а завтра голова бобо, - ответил внук.

- Значит, придется забор до лучших времен отложить, - схитрил Панкратий Егорович. Услыхав такую новость, Степка быстро вышел в сени. – Лентяй. Паренек протянул старику кружку и подал малосольный огурец.

- Может сала отрезать?

- Не надо. Панкратий Егорович в несколько глотков опустошил налитое, занюхал локтем, затем надкусил огурец.

- Хороша-а, - изрек он. – Бабке только ничего не говори.

- Ясное дело, мне же и попадет. Старик улыбнулся. Степан, убрав кружку, опять уселся за стол, и взялся за книгу. Панкратий Егорович немного покряхтев, отвернулся к стене. А забор все же разобрать нужно. Завтра с утра пораньше работенка для него имеется. Внука тревожить не станет. Пусть читает, может и правда, каким ученым станет.

87

Журнал «Огни над Бией» № 32

&п о э з и я

О Л Ь ГА З А Е В А

Родилась в г.Карши (Узбекистан). Закончила три курса ТАШГУ. Стихи и проза публиковались в краевых периодических изданиях и за рубежом – журнал «Звезда Востока» (Узбекистан), «Современная литература мира»- Нью-Йорк. Участник краевых семинаров молодых писателей. Автор пяти поэтических книг и книги прозы. Имеет краевые награды за литературную деятельность, награждена... Дипломом.Берлинского..литературного института за активное участие в совместных проектах и популяризацию.. Б е рл и н с к о й . . б и бл и о т е к и . с о в р е м е н н о й . . . л и т е р а т у р ы . Лауреат Международного..конкурса «Лучшая книга года» - 2014 (ГЕРМАНИЯ). Лауреат журнала «Огни над Бией» - 2014 года. Член Союза писателей России. Живёт в Бийске. *** Дверь открою – навстречу качнётся туман. Шаг ступлю – пропаду, растворюсь безвозвратно. Вместо мира останется только обман, Силуэты и лица – неясные пятна. Просочится слеза, словно капля в песок. Затеряется крик в беспросветности волглой. И прицелится боль в беззащитный висок, Чтоб измучить меня ожиданием долгим. В этом странном плену я забуду покой И Душой содрогнусь от безумного страха. Кто меня поведёт и дорогой какой? Там спасенье моё или строгая плаха? Побреду, неподвластна людскому суду И хранима одним провидением Божьим. И почувствую свет – голубую звезду – Не обманчивым зреньем, а чуткою кожей.

88

***

Журнал «Огни над Бией» № 32

*** Исполняет ветер соло, И поскрипывает клён. Воздух зимнего посола Одуряюще ядрён.

Не станет ни зла, ни грязи. Дорога опять светла. Проснутся каналы связи, Взмахнут над землёй крыла.

Снегопад легко струится От небес и до земли, И крылами синей птицы Тихо сумерки легли.

Они, несомненно, держат Всё сущее на плаву. И я подышу надеждой. И я ещё поживу!..

Правда это или снится – Непонятно до поры. Лишь садится на ресницы Рой пушистой мошкары. Тайны дали, тайны выси – Всё сокрыто, не прочесть. Осязаем, полон смысла, Только этот миг и есть. *** Если люди близки, Чтобы поговорить, Им достаточно шёпота. А покрыть расстояния ссор, Даже крика не хватит. *** Бесхитростно, по старинке, Полны простоты святой, Творят колдовство снежинки Над нашею суетой. Небесным дохнут покоем, Восторгом легко вспорхнут – И вдруг снизойдёт такое, Что многие не уснут.

*** Если где-то идёт война, Знай, Что она началась незаметно и тихо, Задолго до первого выстрела. Мы её прозевали. *** Все дороги ведут к храму. Что б ты нынче не говорил, Ты почувствуешь поздно иль рано: Бог с тобой, он всегда внутри. *** С завидным постоянством В упёртости своей Престол слепого чванства Находит королей. Похожи друг на дружку, Отдельно от него Они – пустая стружка, И больше ничего. *** 89

Журнал «Огни над Бией» № 32

На запертые двери не хватит кулаков. Ходи туда, где ждут. Не вышибай замков. И даже если ты любых дверей сильней, Желание твоё другого не главней. *** Тому дано бывать, Чего не может быть. И это надо знать. И с этим нужно жить. *** Умерьте пыл, умерьте! Спокойные снаружи, Вы, главное, поверьте, Что это очень нужно. С улыбкой, без опаски Копите свой накал, Чтоб в надлежащей маске Он вас и разорвал. *** Было чёрное. Было белое. Не понравилось – стёрли грань. А теперь повсеместно серое. Только серое. Дело – дрянь. Как же зебры, Шальные полосы?! Или случай, 90

Как на заказ?.. Время тянется Серым полозом. Может, всё-таки, Дело в нас? *** Время, играя, Грани стирает Кистью бесстрастной. Жёлтым и красным Падают блики. Малость в великом Тонет бесследно. И мимолётный День мой размазан, Словно и не был. Зябкое небо Тихо, бесстрастно. Холодно, ясно. Прозрачна вода. Стёрты года. Осень не примет Ни слёз, ни протеста. Знай своё место!.. Благослови Жизнь – Мимолётное время Любви. *** Снегопада страница бела. Перепутаны все направления. В бесконечном спокойном движении Даже боль обретает крыла. Зависает небесная нить,

Журнал «Огни над Бией» № 32

С ней в пушистом и лёгком свечении Так легко над землёй воспарить, До небесного самозабвения.

***

Очень опасна за счастьем погоня, За справедливостью – втрое опасней. Раны, одышка – предвестье агонии. Всё становится нужным, своим, Только бы не было всё понапрасну. Обретая во мне уголочек. Если боль растворяться не хочет, Мы вдвоём над землёй полетим. Финиш откроется за поворотом. Силы финальный рывок собирает. И до последнего вздоха *** работа – А без труда душа умирает. Звенят осенние капели, А ночью замерзают в лёд. Сорванный миг Мы счастья долгого хотели человечьего века – А счастье тоже устаёт. Лист неприкаянный, зёрнышко соли. От наших ссор и перебранок, Это не пафосно – От непрощения, обид быть человеком. Оно, как раненый подранок, Будет удобрено новое поле. Хрипя, в агонии лежит. Боль добавит свою остроту Непонятному чудо-полёту. На земле оставляю заботы, Принимаю душой чистоту.

Мы всех и вся обидой мерим. И, может быть, его пристрелим. А если сильно повезёт, Оно живое уползёт. Его мы звали. Но зачем? Ведь нам не до него совсем. ***

*** Скроется ссадина-вмятина. Вскроется гнойный нарыв. Не просыпайся же затемно, Не суетись до поры. В счастье ли, в горе ли, между ли – Всё совершается в срок. Кроется травкой-надеждою Каждый удар и урок.

91

Журнал «Огни над Бией» № 32

По умолчанию начерно Всё принимает душа. Памятью жизнь обозначена. Смейся иль плачь – хороша!.. В нашей особенной повести В общем-то сложностей нет. Всё очищается совестью, Лечит прощения свет.

*** Ветер с листьями-гостями Хороводится на воле. Птицы сыплются горстями На невспаханное поле.

Всё в движеньи. Всё в затишьи. Что от лета мне осталось? Шорох памяти чуть слышный *** Беру от жизни всё, что та даёт. И предзимняя усталость. На день вперёд. Только колья пересудов, На год вперёд. Только след твой от порога… Как повезёт. Никуда и ниоткуда Кривая не вывозит. Эта вечная дорога. Путь прямой. Нелёгкий и ухабистый. Но мой. Весёлый звон капелей, Быстрый блик – Всё мимолётно. Мир всегда велик. А жизнь – То век, то миг, То смех, то крик. Не плачь, душа! Ты гостья, Как и я. Тебя дорога мучает Моя. Нам по пути недолго. Даль зовёт. Меня на крыльях держит Твой полёт. Мы заодно, Страдая и любя. Мне всё равно, Где падать Без тебя.

92

Журнал «Огни над Бией» № 32

&п о э з и я

Идалия Шевцова

Публиковалась активно с 1973 года в России, а с 1995 года в Дальнем и Ближнем зарубежье. Издано более двадцати брошюр и сборников стихов, прозы, статей. Лауреат всесоюзного фестиваля народного творчества, Москва – 1987 год. Лауреат краевого конкурса к 50-летию Победы за сборник стихов «Соната военных лет». За пропаганду творчества В.М.Шукшина отмечена грамотой Отдела культуры г. Рыбница, Приднестровье. Неоднократно за активную литературную деятельность награждалась ценными подарками, грамотами, благодарственными письмами городским и краевым руководством. Литобъединение «Парус» периодически посещала с 1958, а постоянно – с 1964 года. Член Союза писателей Приднестровья с 1995 года, член Международного сообщества писательских союзов – с 2000 года, член Союза писателей России – с 2006 года. В клубе Шукшинистов с 1985 года (с 1991 по 1997 год – председатель клуба). Ветеран труда. Отличник Советской милиции. Медаль МВД за десять лет безупречной службы. Лауреат литературного конкурса МВД России «Доброе слово» (2014) Зима

1 И голоногие берёзы под первым выпавшим снежком ветвями прикрывают косами стволы без листьев, им свежо, им холодно: ветров напевы,

отводят ветви от стволов стыдливые России девы выносят тяжесть холодов! И хрупкость их прочней металла, и в этом их земная тайна,они, подобие цветам, вобрали силу мирозданья!

93

Журнал «Огни над Бией» № 32

2 Мороз снежинками пружинил и от сугробов до небес они сквозили, лихо жили и набирали форму, вес, крылатились, и опускались, на плечи прыгали ко мне, как искры в полевом костре, туда - сюда, везде метались, пружинили и разлетались... Пыталась их ловить и я, не получалось: удалялись, как искры быстрые огня!

3. Новый год сердце рвёт: без тебя который год вместо снега дождик льёт!

и призывала ночь любить... А я платок надела шёлковый затем, чтоб маску заменить. А кто-то резко, очень грубо платок сорвал и мне соврал, что перепутал чьи-то губы, нахалом и нахрапом брал... Но не меня, и я одна: менять зачем? Чужие губы, что рыба, брошенная в море, ненужная на берегу... Я не одна в почтенном горе любовь - измену берегу... Где-то...

Рассыпался вечер на снежные хлопья: белеют деревья, светлеют 4. дома, что шарик при свечке, За вас, друзей любвеобильных, нагрелся и лопнул, я выпила бокал вина, гуляет деревня уже в среди зимы надела пыльник, городах: дабы сквозила новизна, и в Новый год пляшет, надела маску: новый год же! и в Старый год - ажно под маской крашеные губы, взрывает салютами но кто-то резкий, даже грубый снежную ночь!.. сорвал её, хотя не гоже И важно - не важно, такое делать при луне что где-то воюют, она цвела тюльпаном жёлтым а мир созидает и сына, и 94

Журнал «Огни над Бией» № 32

дочь. Гуляет деревня, а сердце рыдает: вернётся ли верный оттуда, где давят, где заживо жгут, убивая детей, стреляют и лгут, что не будет потерь... Потери растут, что в горах камнепады... Проносится слух, что войне где-то рады... Но девочка с куклой по - взрослому стонет, и кутает куколку , словно ребёнка, а за спиною - убитая мать: девочке с куклой её прикрывать... *** Рукою сына налита вода, Когда Москва собою истомила, Вода сыновья воскресила силы Рукою сына данная вода. Всегда дитя питало душу силой, Коль неоткуда взять её бывало Отсюда: мощная Россия! И я, измученная, оживала Ведь налита вода рукою сына!

95

Журнал «Огни над Бией» № 32

&

поэзия

ИГОРЬ ЕЛИСЕЕВ Ростов-на-Дону, Россия

Член Петровской академии наук и искусств; Союза писателей России и Союза писателей Москвы. Выпустил в свет книги стихов «Траектория памяти» (Ростиздат, 1987), «Преданность» (Москва, 1990), «Идущий путем заката» (Ростов н/Д, 1996), «Славянские руны» (Ростов н/Д, 1997), «Поднялся ветер» (Ростов н/Д, 2000), «Мыс Рока» (Ростов н/Д, 2005), «Меж небом и адом» (Ростов н/Д, 2009), «Избранное» (Ростов н/Д, 2012), «Стихи сестре» (Ростов н/Д, 2013). Стихи переводились на английский, чувашский, карачаевский, ингушский, болгарский, непали языки. Лауреат XI Артиады народов России в номинации «Литература. Лига мастеров. Гильдия профессионалов»; XIII Артиады – зацикл поэтических переводов с непальского и сербского языков. Обладатель Почетного диплома за активное участие в переводе непальских стихотворных форм и издание двуязычного сборника. ЧАСЫ В этой комнате столько уюта! Ты еще не такой уж и старый, Здесь, в покое, где мысли чисты, может, все впереди, но – незаметно проходят минуты… спеши, Но внезапно ударят часы. Мир откроет тяжелые шторы, сложит мягкое кресло-кровать. И от стрелок таинственных взора ты не в силах уже оторвать.

сбрось дремоты и сытости путы, и от мелочных дел отрешись. Незаметно проходят минуты, но за ними скрывается жизнь.

И разносятся гулко удары, погружаясь в глубины души.

***

96

Журнал «Огни над Бией» № 32

НОЧНОЙ РАЗГОВОР Любимая, что тебе снилось? В каких побывала краях? Враждебность людскую и милость с души отряхнула, как прах? Ты видела сосны Алтая, глотала афганскую пыль, о благости Божьей мечтая, где сказкой становится быль? По улочкам узким Толедо шла росписи Гойи смотреть? И в образе атомной Леды увидела гения смерть? В грохочущей снежной лавине суть мира сумела понять? А может быть, на половине пути повернула ты вспять? Чужие тоска и бескрылость в тебе порождают лишь злость. Любимая, что тебе снилось?

– Любимый, мне вновь не спалось…

Ты садишься за стынущий ужин, но гостей зря не жди, нелюдим. Все равно никому ты не нужен, все равно ты никем не любим. Ни к кому привязаться не пробуй, все дороги ведут к забытью. Он, она ли ответят лишь злобой на любовь и на дружбу твою. Изученью премудрости этой много лет ты, глупец, посвятил. И теперь не тоскуй и не сетуй, что в душе твоей столько могил. Выбьет ветер из глаз твоих слезы и вином ледяным напоит. Обнаженное тело березы – непристойный и тягостный вид.

С чем пришел в этот мир, полный стужи, с тем уйдешь в глубь веков, Ветер осени пилигрим. Все равно никому ты не нужен, Вновь усилился ветер студеный, все равно ты никем не любим. рвет листву, пригибает к земле за окошком березы и клены, – словно ведьма летит на метле. Вот и сумерки ранние гасят с небосвода струящийся свет. Скоро зыбкие тени украсят твой уснувший в тиши кабинет.

97

Журнал «Огни над Бией» № 32

1

проза

ЛЮБОВЬ КАЗАРЦЕВА

Любовь Казарцева – родилась и до 17 лет жила в с. Петропавловском. Окончила Бийский педагогический институт, работала в школе и в библиотеке. Много лет была жительницей г. Магадана. Живёт в селе Смоленском, директор районного краеведческого музея им. А.П.Соболева. Автор нескольких книг поэзии и прозы. Руководитель Бийской городской литературной студии «Аспект» (г. Бийск). РЕДКОЛЛЕГИЯ ПОЗДРАВЛЯЕТ ЛЮБОВЬ КАЗАРЦЕВУ С ВРУЧЕНИЕМ ЕЙ ЧЛЕНСКОГО БИЛЕТА СОЮЗА ПИСАТЕЛЙ РОССИИ! МАГИЯ

КИНО

В первых числах октября, за три дня до начала театрального сезона, когда издёрганная новым режиссёром труппа в тысячный раз «шлифовала» мизансцены, в город входил утренний поезд. Лика стояла на перроне среди встречающих, число которых становилось тем больше, чем выше поднималось солнце. На привокзальную площадь и в безлюдные улочки из динамиков текли вязкие звуки, отдалённо напоминающие русскую речь. Картина прибытия поезда привычна для обывателя. Но в данное время в данном городке ни на перроне, ни на площади не было ни одного мужчины. Ожидался бесплатный двухсерийный сеанс, адресованный прекрасной половине городского населения, поклонницам красивой жизни, желающим завладеть приборами прославленной зарубежной фирмы. Так гласили яркие баннеры, наводнившие городок с началом осени. Избавиться от своей тяжёлой косы Лика давно мечтала, но не решалась, сомневалась, сумеет ли справиться с непокорными волосами. Победило желание выглядеть современно, модно. Девушка была не из тех легковерных простушек, которые «ведутся» на соблазнительные обещания, но красиво жить, как говорится, не запретишь. Тем более себе… Да и не в этом дело. С некоторых пор она стала замечать, что новый архитектор Марк Недольский задерживает взгляд на чертёжнице Кире. Нет, он не предпринимал никаких шагов 98

Журнал «Огни над Бией» № 32

к сближению с этой стриженой кокеткой, но Лика видела, как увлажнялись и наполнялись блеском его выпуклые глаза, когда эта пигалица встряхивала своей короткой чёлкой или ворошила волосы мальчишеским жестом, от затылка к макушке. Лика довольно самокритична и не ревнива, но её так и подмывало тоже встряхнуть задорной чёлочкой и беззаботно взъерошить причёску. Что-что, но волосы у Лики на зависть некоторым – густые, блестящие. Конечно, со стрижкой она выглядела бы гораздо привлекательнее, чем эта бездарная чертёжница. Долгожданный свисток взорвал вялую зыбкость осеннего воздуха. Яркий цветник дамских пальто, плащей, ветровок, макси и мини юбок обеспокоено колыхнулся и, уплотняясь, переместился на перрон. Стало тесно. Лику притиснули к самому краю платформы, снизу пахнуло аммиаком, промасленным гравием, сыростью и холодком стали. Девушку охватил ужас, она отпрянула назад, но толпа мешала отступить. Лика резко развернулась и почти «ввинтилась» между пышной дамой в бархатном плаще и напомаженной акселераткой в кожаной куртке. С трудом развернувшись в толпе, Лика увидела сверкающий стёклами электровоз. Удивительно чистый, свежий, словно умытый прохладными росами, медленно увеличиваясь, он приближался, приближался и, наконец, мягко вошёл в узкое ложе первого пути. В предчувствии скорого свершения чуда послышались радостные возгласы, смешанные с писком и перебранкой тех, кому грозила, так же, как и Лике, перспектива стать жертвой ажиотажа, то есть упасть прямо на рельсы. Некие догадливые девицы взобрались на скамейки и, застревая каблуками между деревянными рейками, беспардонно курили, переминаясь нетерпеливо с ноги на ногу, и старательно вытягивали шеи. Солидные дамы, незаметно для окружающих прогнув напряжённые спины, передвинулись ближе к воротам, открывающим выход в город. «В каком бы вагоне ни везли, этих ворот не миновать», – видимо, так решили опытные горожанки.

– Несут! – взвился чей-то восторженный голосок.

– Уходят! – раздался панический крик.

– Через вокзал! Разноцветные локоны, косы, патлы, бейсболки и шляпки устремились к зеркальным дверям вокзала, стеснились, сбиваясь в шумный поток. Ажиотаж можно было понять. Судите сами, как бы себя чувствовали вы, если б у вас перед глазами в течение тридцати суток мелькали изображения великолепных приборов, оснащённых, как гласили слоганы, электронной автоматикой.

99

Журнал «Огни над Бией» № 32

Многие дамы не могли не обратить внимание на соблазнительную особенность этого бытового атрибута успешной женщины. С каждым днём Лика, как истинная горожанка, что уж хитрить перед собой, слегка… влюблённая в недотёпу Недольского, всё более утверждалась в решении, что невозможно считать себя красивой и успешной, не имея такого чудесного аппарата. Теперь до исполнения мечты оставались мгновения. Изделие зарубежной фирмы мнилось девушке неким ключиком к сердцу Марка. Архитектор, она уверена, в свою очередь, мог бы раскрасить мир новыми, глубокими тонами, наполнить жизнь Лики истинным смыслом, сделать полноценной. Девушка вдруг почувствовала, как взволнована, до дрожи в коленях, до томления в груди, до головокружения. «Скорее уж, – пронеслось в сознании. – Сколько можно томиться. Вот приду завтра же и всё скажу сама. Объяснюсь… в… Ведь не случайно же он поставил свой стол напротив моего. И почти каждый день первый включает чайник, угощает сахаром. Нет, это не просто из приличия». Мечтательницу охватил озноб, негнущимися пальцами она пыталась достать перчатки из кармана, но толпа увлекла её в зал ожидания, временно оборудованный под кинозал. Большие окна, задрапированные тяжёлыми портьерами, не пропускали дневного света. Ряды мягких кресел, обтянутых красной кожей, подсвечивались рассеянным белым потоком, льющимся с широкого экрана. Избранные счастливицы, успевшие протиснуться в зал, с наслаждением погрузившись в пухлые недра кресел, всецело отдались блаженству ожидания счастья. А на экране священнодействовал великий Фернандель, уморительно обнажая в широкой улыбке по-лошадиному крупные, длинные зубы. Его наивно-трогательный взгляд казался Лике поразительно знакомым. Кого-то напоминал, напоминал… ясно, кого. Конечно же, Марка! О, эта магия кино! И этот бестия – Фернандель… Ах, сколь вожделенно выглядел в его руках мощный розовый Elite!А миниатюрныйCompact,цвета топлёного молока, наполнял сердце девушки теплом и, размягчая душу, пробуждал необъяснимые фантазии!

– Для того чтобы его снова включить, вставьте ручной держатель в гнездо и выньте его ещё раз, – звучал обворожительный баритон с экрана.

– Ах! – тайком вздохнула сидящая рядом business-woman, толкнув Лику жёстким локотком. – Эти движения хочется повторять и повторять. И в любое время суток.

100

Журнал «Огни над Бией» № 32

В другой ситуации Лику от подобной пошлости залило бы краской смущения, но теперь проснулись иные эмоции. Девушка будто отключила свой жёсткий самоконтроль. Пьянящим нектаром вливались в души зрительниц слова коммивояжёра. Обычные технические характеристики, озвученные гением кино, для очарованной Лики нисколько не напоминали рекламу. Девушка воспринимала их, как заветное объяснение в любви. Голос искусителя рвался из динамиков, рокотал в зале и впивался в сердца зрительниц: – Именно так решаются две задачи: облегчается ваш поиск гнезда. Сама же форма гнезда отвечает за вашу защищённость и гарантирует вам безопасность. Ибо размер гнезда соответствует только вашему прибору, который является, безусловно, предметом индивидуального пользования, – дьявольски сладкий голос вырывался сквозь неплотно прикрытые двери, сквозь зашторенные окна и летал над привокзальной площадью. Марк Недольский, оставив душный кабинет, спешил в кафе, на мгновение замедлил шаг, вслушиваясь в слова, неопределённо пожал плечами и продолжил путь, предвкушая борщ с клёцками и котлету по-киевски с ароматом натурального мяса. Чертёжница Кира семенила следом, но вдруг поменяла направление движения, неосознанно приближаясь к громаде вокзала. Слух, изголодавшийся по настоящим мужским интонациям, вёл кокетку туда, где царило счастье. Кира поднялась по ступеням и, открыв дверь, исчезла, прихлопнутая ею... Зрительницы блаженствовали в креслах, стояли вдоль стен. Некоторые сидели прямо на каменной мозаике, у самого экрана. Было жарко, сгустилась духота, но никто этого не замечал. Сияли сотни горящих глаз. И каждая женщина была… наедине с Фернанделем!

– Если вы предпочтёте эту модель, производитель вам гарантирует максимум удовольствия. Возможно, вам кажется наш аппарат несколько невзрачным. Фирма согласна с вами, – артист смотрел, казалось, прямо в душу каждой женщины. – Аппарат, неутомим, он может находиться в рабочем состоянии столь долго, сколь позволяют… гм-гм… ваши условия. И берегите его, не забывайте отключить после 3-10 минут работы. Фирма думает о вас и намеревается решить все ваши проблемы.

–Нельзя ли употребить прибор для сушки белья? – хотите спросить вы. Фирма отвечает: – Нельзя! Ибо у него активна передняя часть. Задняя выполняет пассивную роль. Не путайте зад с передом! Значит, одновременно сушить ваши волосы и ваше бельё прибор не 101

Журнал «Огни над Бией» № 32

может. И, умоляю вас, не кладите его под одеяло, – рокотал Фернандель, улыбчивозубый, неподражаемый «жеребец».

Business-woman всхлипнула. Из груди Лики вырвался стон.

– Сегодня мы рады сообщить любимым дамам, что новейшие модификации выгодно отличаются от прежних. Они более толерантны к условиям строгой экономии. Особенно неприхотлив наш мобильный вариант. Обратите внимание, он окрашен в тон модного цвета фукси. Всепогодный, «малютка» незаменим в путешествии. Он может обходиться без электросети. Ибо работает от блока питания! Его можно всегда иметь под рукой. Достаточно пары движений, и прибор буквально оживает! Делайте с ним, что хотите, он вас не подведёт! Лица женщин светились улыбками. Лика, не сдерживаясь, дивно смеялась, облегчённо, счастливо.

– Но, заботясь о вашем благополучии, призываем вас быть гуманными к этим бессловесным спутникам жизни, которые обеспечат вам комфорт, красоту, а значит, и здоровье! Помните, что и бесчувственные предметы нуждаются в чьём-то внимании. Хотя бы один раз в 6-7 месяцев необходимо производить профилактическое обслуживание прибора. Фирма-производитель предполагает, что ваши отношения с прибором могут осложниться недопониманием или недоверием. Возьмите тайм-аут. Для этого отключите аппарат от питания. Изгнанный с привычного места и лишённый общения с вами, прибор, увидите сами, вскоре заскучает и многое переоценит. А у вас появится великолепная возможность показать, who is who или кто в доме главный. Вернее – главная. Мягкой щёткой аккуратно прочистите отверстия в задней стенке корпуса от пыли и грязи или протрите влажной тряпкой. И ваш дом снова наполнится нежными звуками, в сравнении с которыми кошачье мурлыканье – ничто! Оно бессмысленно и бесполезно. Прибор благодарно отзовётся на заботу. Между вами воцарится взаимопонимание, что не замедлит отразиться и на вашей внешности. Глаза будут сиять, а сердце наполнится благосклонностью и готовностью любить… К окончанию рабочего дня в магазинах города не осталось ни одного аппарата прославленной фирмы. На следующий день в проектном отделе раздался звонок. Недольский поднял трубку: – Слушаю… да… м-м, – Марк склонил голову. – Желаю скоро поправиться… Кира в гипсе, – он поднял глаза на Лику, – компрессионная травма… позвоночника. Лика опустила взгляд: «Вот и судьба», – подумалось ей.

– Жаль, – проговорил Недольский, – я купил три билета на 102

Журнал «Огни над Бией» № 32

премьеру.

– Ещё не поздно вернуть… один, – сказала Лика и, тряхнув чёлкой, взъерошила свою густую шевелюру. Открывая театральный сезон, артистки местного драмтеатра выглядели весьма бледно по сравнению с горожанками. Причёски зрительниц были – высший класс. Особенно блистала одна красотка из городской архитектуры, сопровождаемая долговязым брюнетом. В глазах этой пары полыхало счастье. Прошёл год. Кто-то из театральных завистниц пустил слух, что в памятный день начала октября фильмом с Фернанделем в главной роли рекламировались не фены, а пылесосы. Говорят, какая-то архитекторша чуть не побила сплетницу камнями.

103

Журнал «Огни над Бией» № 32

&

поэзия

МИХА ИЛ А НОХИН

Автор пятнадцати книг поэзии и прозы. Стихи и проза публиковались в краевых журналах Алтая, в московских литературных ж ур н а л а х , в центральной прессе, в периодической печати Кузбасса. Лауреат журналов «Огни Кузбасса» и «Огни над Бией», победитель Российского литературного конкурса «Энергия творчества -2013» В настоящее время живёт в Прокопьевске, Дипломант Международного литературного конкурса «Лучшая книга года» -2014 (Германия). Член СП России.

СНЕЖНАЯ НЕЖНОСТЬ Ты снежною нежностью так охватила, что всё в моем сердце застыло, заныло! Одна только ты, как кристальная глыба! Не мила - но люба! Не сладка – но стыла! О, как буду жить если снег твой растает? Любить? Но любовь моё сердце измает. Замерзнет оно жизнь уйдет без остатка! Гореть? Да, сгореть было б мощно и жарко! Из снежного плена, из нежного плена уйду я туда, где маячит измена! Туда, где огонь 104

Журнал «Огни над Бией» № 32

обращает все в пепел! Но как мне забыть твой и холод, и лепет!? Март 2014. Прокопьевск. СЛОВО О ДАВИДЕ (Не рифмованный стих) Ты поборол всего лишь Голиафа – себя ты победить не смог, и в том твоя ошибка роковая, Давид. А то, что арфа пела – ты плясал пред Богом Адонаем у престола. Всё пустота! Поскольку человек, есть тот, кто одолел себя – не Голиафа! В себе всё в пепел выжег, легким стал – пыльцою на ветрах, идущих с Юга, дующих с Востока и сеющих повсюду семена! Так ляжет перстный и– восстанет вечный! Очищенный и твердый, как алмаз! Что сделал ты? Ничтожество убил и сам себя в ничтожность изничтожил! И кто клопа вонючего

раздавит, но сам в душе своей его приемлет, ласкает, гладит, сросся с ним, любим – не выше тот раздавленной заразы, а даже ниже – клоп в его душе!

2015 январь 20 числа. ПАМЯТЬ ПРОСЫПАЕТСЯ Просыпается память и нет мне покоя словно я осужден за попытку разбоя. Вот без стука вошли знаменосцы конвоя… И безропотно я подставляю им руки, чтоб они отвели меня в кузницу муки. А когда в полусон я забьюсь – в нём растаю… Соглядатая там, за собой замечаю. Он стоглазые очи с меня не спускает. Гневом все в нём кипит и рычит он, и лает. Избавленье одно – нужно срочно проснуться и с молитвой Иисуса встречать своё утро.

105

Журнал «Огни над Бией» № 32

Только знаю я – память своё не упустит, и душа удивится оборванной люстре... А потом улетит, чтобы в вечности скрыться… И опять это будет кому-нибудь сниться... И потомок мой дальний проснётся и скажет: - О, боже! Отчего, и зачем эти мерзкие рожи? Что за память такая моя родовая, что вина, как стена, не горит, и не тает? До скончания века, как медь колокольная будешь! И ничто ничего никогда не забудешь!

2015. 13.01 Прокопьевск. МОЙ КРЕСТ

Не скорбен мой дух, не в тумане. Не камнем, не сталью укрыт. Подобно волне в океане, навстречу с землёю спешит. Спешит, чтобы бренная пена в зыбучих осела песках… Чтобы вышла она и взлетела, 106

Журнал «Огни над Бией» № 32

парила в духовных мирах. Где время над нею не властно Где чувства полны и остры… Я верю, что жизнь не напрасно Свои предлагала дары. Что совести острые муки, что разума ясный обман все эти метанья, науки мой крест, что Тобою был дан.

2015-01-03 Прокопьевск. АВАКОВУ Ты это делаешь зря, потому что в небе заря занимается густо. Ярко окрашена кровью детей, над головою твоею, злодей! Грезят безумцы мышиной карьеры в то, что угасли источники веры. Будто бы Бог отвернулся от нас в этот великий трагический час. Божия мощь распростерта над миром, сколько ни кланяйтесь вашим кумирам! В небе заря занимается густо, жжет вас тоска – развращает беспутство. Старость для вас, как прижизненный ад! Вот оно время – грядет звездопад! Звезды устали держать ваше небо! Вы обожрались и мясом, и хлебом! Кровью детей опились до пупа! Ворон прокаркал: - Судьба не глупа!

2015-01-12 Прокопьевск.

107

Журнал «Огни над Бией» № 32

!п р о з а

А н а с т а с и я З О Т О ВА

Лауреат Международного детского литературного конкурса «Гренадеры, вперёд»

412 -ый Жил-был старенький москвич 412 модели, многое повидал он на своём веку в своей не лёгкой, но трудовой жизни. Долго простаивая в старом и тесном гараже, часто предавался воспоминаниям о былых счастливых мгновениях. Вспоминал и том когда, лет 30 тому назад, он молодым красавцем ехал на железнодорожной платформе к своему будущему хозяину, где он и его товарищи по платформе долго спорили - у кого же из них сложится жизнь круче. Вспоминал он и о том, какую радость он принесёт в дом своему покупателю. И как хозяин лелеял, называя его самыми ласковыми словами, вытирая стёкла и зеркала своим белоснежным платком. Как он гордился, когда хозяин называл его мустангом. Многое он повидал, объездив всю страну вдоль и поперёк, оберегая хозяина от дождя, ветра и холода. А благодарный хозяин в свою очередь очень жалел, не нагружая его большими грузами и скоростями. Но вот однажды, хозяин состарился, потеряв зрение, решил подарить его своему внуку. Внук был очень раздосадован таким подарком, но чтобы не обидеть своего деда, хоть нехотя, но подарок принял, и дед так сказав внуку: я дарю тебе самого лучшего моего друга, который 30 лет не подводил меня ни разу, являясь очень надёжным и простым транспортом. Береги его, и он отплатит тебе той же монетой. На следующий день, старый москвич перегнали, из обветшалого гаража, в богатое поместье внука, где он стоял под навесом, в компании роскошного автомобиля марки «Лексус», который, был совсем новеньким, отражая свет своей чёрной вороной покраской. И внук, глядя на него, часто сравнивал, москвич с лексусом смеясь при этом, всё не мог понять, как же это дед мог дать ему такое прозвище. Ведь настоящий мустанг вот, показывал 108

Журнал «Огни над Бией» № 32

он на свой Лексус, а не эта старая калоша , чудо отечественного автопрома. Тем самым задевая и очень сильно обижая старичка. А старичок тихо и смирно стоял под навесом, понимая, что дни его сочтены, так как прошло уже полгода, а на нём всё ещё никто никуда не ездил. Однажды он совсем отчаялся, когда новая хозяйка обозвала его старым корытом, яростно пнув закричала мужу: когда же мы избавимся от этой старой развалины?! На что муж ей ответил: «Извини, дорогая, но я деду дал слово, и пока он жив, я не могу сделать это». С этого момента наш старичок стал отсчитывать дни и часы, в ужасе представляя себя на металлоразборе. Каждое утро, вороной лексус с хозяином отправлялся в поездки, возвращаясь поздно вечером. По возращению домой, постоянно поглаживая лексус, в восхищении хозяин говорил: вот это машина! А гордый лексус, всё время молчал, презрительно поглядывая на 412-го. И вот наступил тот день, когда старый хозяин покинул этот свет. И наш старичок услышал то, чего так сильно боялся, когда хозяин, разговаривая по телефону, давал указания, когда же его, 412-го отправят на свалку! Наступила ночь. 412 -ый долго не мог уснуть, прощаясь со своим существованием. Как вдруг, услышал шорох и чьи-то шаги. Еле-еле скрипнула дверь, и во двор, под навес, вошли несколько человек в масках. Осветив фонариком 412-го, один из них выругался шёпотом, похожим на шипение змеи: вот уж никогда не думал, что у такого богатого человека стоит такое дерьмо, при этом сильно ударил 412 ногой по бамперу, тем самым отбив свою ногу. Изрядно наругавшись вдруг увидел, что рядом с 412-м стоит вороной лексус. Подойдя к нему, он профессионально отключив сигнализацию, сел за руль. А остальные, воры, тихонечко, под покровом ночи , вытолкали лексус, не заводя мотора. Этой же ночью жене стало очень плохо. Она вдруг начала задыхаться, разбудив мужа. А муж, в ужасе схватив телефон, стал набирать номер скорой помощи. Но при наборе последней цифры батарея сотового разрядилась, а телефон жены он так и не смог найти. Хозяйка была астматиком, а лекарства в нужный момент не оказалось. Муж, наспех одев всё то, что попало под руку, схватив жену на руки, выскочил во двор. И тут он остолбенел от увиденного : широко распахнутые ворота зияли леденящей пустотой.

109

Журнал «Огни над Бией» № 32

Мустанг! Мустанг! Крикнул он, всхлипывая и уже плача навзрыд, смотря на жену, как она медленно угасала. Вдруг его взгляд упал на старичка 412–го. И он понял, что это единственный шанс. Положив жену на сидение, он сел за руль, включив зажигание, дал по газам. И старичок 412 – ый отдал всё то, на что был способен, с шумом несясь по пустынным ночным улицам. Он нёсся с такой скоростью, которой могли позавидовать даже Лексус и BMW. С визгом тормозов, их развернуло около дверей приёмного покоя, из которых выскочил врач, громко крикнув: что у вас произошло? Муж - крича, заикаясь: там-там-там…моя жена…ей очень плохо. Врач бросился к дверям. Через несколько секунд, вернувшись с санитарами и носилками. А потом 412–ый вместе со своим хозяином ожидали утра и добрых вестей. Утром, врач сказал хозяину: если бы вы опоздали ещё на пару минут, то мы бы вашу жену не спасли. После этих слов, хозяин - расплакавшись, ласково погладив 412–го по капоту, произнёс: «Это всё он». А через неделю 412-ый вместе с хозяином забрав жену из больницы, гордо, с ощущением собственного достоинства ехали в одном ряду с лексусами, тойотами и бмвэшками. Теперь он стоит на самом почётном месте во дворе своего хозяина, весь сияя новенькой переливающейся на солнце покраской, и очень часто участвуя в гонках ретро-автомобилей. А наш хозяин, наконец-то понял: что старый проверенный друг, гораздо надёжнее друзей новых.

Прощение Жил-был кот размера огромного - килограммов девять - десять, таким жирным и толстым он стал потому, что очень любил поесть. Его хозяйка проживала одна в квартире и поэтому кота своего просто обожала, считала его полноправным членом хоть и маленькой, но своей семьи. Уж очень она любила его побаловать чем-нибудь вкусненьким, тем самым раскормив его до невероятных размеров. Как обычно кот, а звали его - Филипп, после очередной трапезы любил поспасть, после еды его всегда почему-то клонило ко сну, в последствии он так разжирел и так обленился, что спал прямо 110

Журнал «Огни над Бией» № 32

у своей миски на коврике. Такая вот беззаботная была у кота жизнь. И вот однажды, хозяйка ждала гостей, накрыв на стол, она забыла покормить своего кота, да и он никогда не просил у неё еду, ему было лень напрягать свой голос мяуканьем, да и в мисках всегда было полно вискаса и кити - кета. Накрыв на стол, хозяйка спохватилась – я же ещё не всё купила. Быстро переоделась, схватила сумочку и убежала в магазин. Проснувшись, изголодавшись за ночь кот, открыл глаза, а еды нет. Он никогда ещё не был в такой ситуации, когда его миски были пусты. А где-то, наверху – на столе, до него доходили ароматные и аппетитные множественные запахи. Они так и манили его к себе и дурманили. Полежав ещё минут двадцать, он понял, что это издевательство над собой больше терпеть не может, и решил позавтракать прямо на столе. С пятой попытки этой толстой и жирной массе всё же удалось запрыгнуть наверх, но не сразу на стол, а в большое блюдо с окрошкой. Искупавшись изрядно в окрошке, столкнув графин с белым очень крепким и дорогим вином прямо в мясную закуску, таким образом как истинный гурман объелся мяса, заправленного дорогим вином. Закусив ветчиной и сыром, продегустировав все блюда, которые были на столе, вдруг захотел в туалет, но сильно опьянел от вина с мясом, что до него так и не добрался, нагадив посреди комнаты, довольный и захмелевший уснул. Хозяйка отворив дверь, почувствовала не тот запах, который чувствовал Филипп. Увидев большую кучу посредине комнаты, она выругалась в ярости. Ох, Филипп, ты у меня сейчас получишь - засранец. Но в зале её ждал ещё один сюрприз. Войдя, она увидела свой праздничный стол. И злость на кота дошла до максимального предела. Схватив попавшийся под руку веник, побежала искать своего кота Филиппа. А Филипп лежал рядом с кучей, но только за пуфиком. Увидев лежащую жирную, толстую массу – на полу, она сильно ударила в ярости по ней веником, а кот – ноль эмоций. Ещё раз, а он даже не шевельнулся. Она подошла, подняла его голову и отпустила, голова беспомощно упала на пол, а он всё продолжал лежать без движения. И тут у хозяйки навернулись слёзы. Ей стало очень жалко своего кота. Она стала винить себя: зачем я его так сильно ударила, наверное, 111

Журнал «Огни над Бией» № 32

он, бедненький – умер. А может - это грибы, которые я купила вчера на базаре, оказались ядовитыми, а он поел и отравился. Ей в голову лезли разные мысли, где же она его похоронит. Я закопаю тебя, Филипп, под своим окном и посажу дерево, чтобы, всегда помнить о тебе, Филипп, сказала она вся в слезах. Но тут произошло невозможное, Филипп сладко потянулся и перевернулся на другой бок. Филипп!!! Крикнула хозяйка, схватила кота и прижала к себе. А на следующее утро, проспав почти сутки, Филипп проснулся как ни в чём не бывало, наверное, так ничего и не вспомнив, и жизнь пошла своим чередом. Ведь тот, кто любит и заботится о ближнем своём, тот ему всегда и всё прощает! ***

Счастье Когда-то мы искали счастье, Найти его нам было нелегко, Путь бесполезен был и долог, Он полон грусти и уловок. Борясь за счастье каждый миг, Держась за ветвь разлуки, Мы проживали, как старик, Терпя все эти боль и муки. Пускай наш путь был долог и велик, И полон радости и горя, Но обошли мы стороной тот тупик Без страха и без воя.

Порою нам кажется Порою нам кажется, все мы у цели Но в жизни бывает, что лишь – на прицеле, И так, поддаваясь всё время сомненью, Мы только плывём по прямой – по течению.

112

Журнал «Огни над Бией» № 32

Бывает такой неудачный период – Кидаемся в крайность, не делая вывод. Пора нам понять, что случайностей нет, У каждого в жизни придёт свой рассвет. Привыкли мы видеть одни миражи, Не понимая, доверие сожгли. Не различая ни правды, ни лжи, Мы здесь не спешим, нам не снять «паранжи»

Кошка Сидит кошка на окошке Нервно дёргает хвостом, Птички, наглые немножко, Разлетались все кругом. Взяла ниточку и сало, Прицепила на балкон, Птички быстро налетели, Облепили весь мой дом. Разлетались, разгалделись, Постучали по стеклу, Разбудили мою кошку, Значит, это не к добру, Но надёжная преграда В виде толстого стекла Птичкам стала как награда, Кошке – ненависть и слёзы И больная голова. Моя кошка долго кралась, Притаилась, разогналась, И с разбегу об стекло. Как же птичкам повезло! На полу она лежит И на птичек всё глядит! Может я так плохо кралась, Может плохо разогналась, Сейчас немножко отлежусь И сильнее разгонюсь. На кошку я, смеясь, смотрела 113

Журнал «Огни над Бией» № 32

И сразу всё понять сумела: Лишь тот тупей того бывает, Кто сразу всё не понимает.

Одна

Как будто осталась снова одна, Как будто на небе сгорает луна. Как будто птицы петь перестали, Как будто я умерла от печали. Я слышу порою звук барабана, Опять нарывает старая рана, Я вижу порою один только сон, Звуки гитары, рояль в унисон. Твой силуэт я вижу так часто, Порою мне кажется – это прекрасно. Снишься мне часто мы вместе с тобой Звуки гитары и песни лихой. Мне снятся качели, кино, карусели. Мы всё же добились желаемой цели. Я вспоминаю твой любящий взгляд Глаза ведь твои, за тебя говорят, Пусть даже ярче солнца горят, На зависть девчонкам, на злобу ребят. О, боже, мой милый, какой ты красивый! Хоть и бываешь порою ревнивый. Гляжу я на небо, на небе луна, Спасибо, любимый, что я не одна!

114

Журнал «Огни над Бией» № 32

&п о э з и я Первая публикация в журнале Автор живёт в Бийске. Член литературного объединения «Парус». Стихи публиковались в Интернете, в коллективных сборниках.

ВАЛЕРИЙ ЗОТОВ

Осень Картинку лета, вдруг, сменила осень, позолотив нарядами листву, на зависть всем стоящим рядом соснам, отправив лист, парящий в синеву. Голгофа Порою жизнь играет в прятки, В котёл кидая страшных бед, Бежим от счастья без оглядки, Берём в один конец билет. Не добежать до остановки, Когда поломан наш трамвай, Не помогают нам уловки, И не попасть в чудесный край. Когда разбита чашка с кофе, Когда не чувствуем границ, И как Спаситель на Голгофе Сдуваем кровь и соль с ресниц. Алгоритм Каким бы ни был тот мотив, Но он, увы, того не стоит, Бывает так честолюбив, Что скрипку начисто расстроит. Звучать не будет в унисон, Собьётся жалким воем ритм, Провалится в дремучий сон, И не поможет алгоритм.

115

Журнал «Огни над Бией» № 32

В киоте Смерть таракана – в позолоте Свое он счастие узрил, Иссох надеждою в киоте – Хоть что – то Богу подарил. Сюжет, застывший поле в брани Столпотворение душ, над полем брани, на миг застывший танковый пейзаж – между мирами стерты взрывом грани, И льется с кисти алая гуашь. Степь Тонкой ниткою дорога , Нет конца то пыль, то грязь , Лишь ромашка-недотрога , Нарушает эту вязь. Карагач стоит унылый В битве с ветром полугол, Голубь в небе сизокрылый Да вонзенный в землю кол. *** Я ромашки по небу во сне соберу – Улечу в несусветные дали. Задержусь ненадолго на звездном пиру – И вернусь, пусть меня и не ждали. Я проснусь на рассвете, попутчица боль, Вновь разбудит меня спозаранку. И водой родниковой предстанет юдоль, Душу вывернув мне наизнанку. А потом вдруг гитару счастливый возьму, Буду весело бряцать по струнам, Только вечером горькую снова налью Засыпая под месяцем юным.

116

Журнал «Огни над Бией» № 32

Умирающий бомж на вокзале Умирающий бомж на вокзале, Средь бездушной мирской суеты... Его муки агоний терзали, и молитву творили персты. Он лежал на холодной скамейке, Весь в лохмотьях и старой цигейке, Не потухшим был пристальный взгляд. Подошёл милицейский наряд... Рядом с ним две бездомные суки, Как могли охраняли покой, И лизали холодные руки, Издавая пронзительный вой. Сколько в вое том боли и плача, Сколько скорби печали и слёз, Одиночество, страх, неудачи, Избавляет от сказочных грёз. И бездомные жалкие твари, Превратились в бесстрашных волчиц, За товарища яростно «рвали» Под сиянием небесных зарниц. А потом всех троих на рассвете Увезли в бесконечную даль В белоснежной межзвёздной карете В райский сад и цветущий миндаль. Оригами Шуршала осень под ногами Печальны дни, а не смешны Из листьев сложен оригами И слышен шепот тишины. **** Предвижу - звёзды, падая, угаснут Как души наших мёртвых тел,

117

Журнал «Огни над Бией» № 32

В огне сгорая, но не понапрасну, От Божьих молний – кары стрел. Предвижу космос во Вселенной, Закружит в танце бытия, И на планете нашей бренной , Застынет жизни колея. Тетрадь Когда от вредного каприза Забудешь старую тетрадь , С неописуемого бриза, Падёшь в тщедушную кровать , Обман - коктейль на барной стойке Начнёшь усердно миловать, Ты - кот ночующий в помойке, Ему не хочется играть. Как всё в сей жизни опостыло. *** Вот любимая проснулась, Потянулась, улыбнулась , Озарила спальню светом, Поцелуем и приветом! *** Люблю как пахнет женщина весной, Люблю её, в любое время года, Люблю всегда такой живой , Такой, как создала природа! *** Моей любви летит комета – летит с потерянных орбит, туда, где больше в жизни света, туда, где новое манит. *** 118

Журнал «Огни над Бией» № 32

*** Слышишь, как время стекает по крыше? Видишь, знаменья ржавеющей осени? Кажется, звуки становятся тише А н н а Г о р б о в с к а я В редких пробелах пронзительной просини. Бийский лицей. За Быстро сменяются грустные мысли. второе стихотворение в К ночи в душе наступает томленье. международном фестивале Падают, падают желтые листья – - конкурсе литературного Не уловить ни часов, ни мгновенья. творчества '' УСТАМИ ДЕТЕЙ Осень, как спичка, ГОВОРИТ МИР'', который в руках неумелых проводился в Томске, я стала Пламенем вспыхнет лауреатом. и быстро сгорает, Изжелта-красная, в отсветах белых *** Сереньким пеплом потом умирает. Ветер в окошко упрямо стучится, Порой бессонными ночами Шепчет взволнованно тайны дорог. Луна как солнца прототип, Кладет холодной взгляд и и и и Значит, все лучшее завтра случится, и манит, И бодростью своей дурманит, Счастье мерещится мне Вперед за звездами стремит. между строк. А завтра? Что же будет завтра? Ветер развеет осенние тайны, Что жизнь подарит, заберет? Небо склонится над новым холстом, Снова колдует, и не случайно Какую вновь откроет карту, День начинается новым листом. И кто-то смысл обретет. И всем, кому давно не спится, Белым заботливо за ночь укроет Кто во владеньях и раздумьях Улицы, парки, машины, дома, Все примирит, утишит, успокоит тишины, Новая гостья - седая зима. Лишь ночь поможет Словно в делах, в суете и в заботах, раствориться И ей откроют тайны прожитой Чтобы о главном нам вспомнить опять, судьбы. Добрый и мудрый неведомый кто-то *** Дал нам возможность все снова начать.

& поэзия

*** 119

Журнал «Огни над Бией» № 32

& поэзия

Наталья КУРИЛОВА

Наталья Курилова живёт в Бийске. Образование высшее техническое. Член литературного объединения «Парус». Стихи публиковались в журнале «Огни над Бией». Лауреат журнала «Огни над Бией» 2014 года. Секретарь литературного объединения «Парус».

На тонкой грани Дурман терновый жгучих губ, Касаний нежные бесчинства. Порыв… Сплетенье знойных рук, Полёт, стремительный, единства. Луга взлетают на холмы, В зелёном бархате мистерий Парят... Разливы тишины В глубинах тайных не измерить. Небесная сюита сфер… Безмолвно нежности звучанье. Любви божественный оркестр На тонкой грани мирозданья. *** Под сенью осенней исповедальни Золотом льётся цвет. Ликом печальная кружится тайна, В листья роняя след.

Пусть выстынет мой стих И вымерзнет обитель Ненужных слов, пустых. И суетный смотритель Уймётся в тишине Простуженного звука. Пусть в яви, не во сне, Из прошлого излука Сочится раной в снег Кристалл ваяя сути. В нём преломится след, Светлея на излёте. И трепетом волны Неизъяснимо, ново, Коснётся тишины Божественное слово.

Осенняя пьеса

Шёпотом, шорохом о недосказанном Мне навевает грусть. Горечью стойкой с долею связана Рясной рябины горсть.

Клён на подмостках осени дерзко Лысину спила склонясь оголил. Летнюю поросль тянет к берёзке – Юной сильфиде, старый сатир.

***

Чопорно вязы в луже увязли,

120

Журнал «Огни над Бией» № 32

Им предоставлен удобный партер. С шиком фасон а-ля шапка князя, Стрижены гладенько - все на подбор. Осень грустит на тёмных балконах. Фабула пьесы, увы, не нова Нежностью девы годы влекомы, Их замечает она лишь едва. Марево стыло ёжится в травах, Дымкою в свете софитов дрожа. Юность легка, порхает в забавах, Старость в каминах пылает, служа. *** На крыльях его позолота, А спорить-ли с ангелом тьмы? Вот, как-то отпала охота… Отныне мы оба вольны. БРАМИН Брамин твердит слово "Ом!", глядя на свой пупок,- и тем самым близится к божеству. Но есть ли во всем человеческом теле что-либо менее божественное, что-либо более напоминающее связь с человеческой бренностью, чем именно этот пупок?

Размышления о…, или в творческом поиске Кто я? Где я? Это я? Жизнь моя иль не моя На полотна бытия Льёт палитры из ручья? Это музыка моя? Или чья? И на все вопросы: «Нет»! Прозвучал с небес ответ: «Это – Свет»! *** На хлеб намажу толсто чёрный джем, Подумаю: «Мне это по плечу» Абракадабру ЗЛАковую съем. Обдумано-ли - сглазить не хочу. Надеюсь драматический исход Наткнётся на классический гамбит. Я проскачу рисковый поворот, Где прошлое болезненно свербит.

И.С. Тургенев

Любимому

*** О, как ничтожна плоть моя Энигма спаянных молекул. Я в сути концентрата Я Смотрю на созданный «гомункул».

Подари мне лучик света! Подари! Алым зноем зимних яблок удиви. Рдеют жарко за окошком снегири В зыбких ветках неприкаянной любви.

***

***

121

Журнал «Огни над Бией» № 32

Свидание Горстка тяжёлых капель просыпалась на засохшую почву. Легкомысленная тучка скрылась за горизонтом. Знойный аромат влаги, жажда… Жажда пространства обострилась. Разочарование зависло в воздухе. Упавшие на цветник капли, преломляя лучи солнца, обожгли нежную розу. Прежде тугой цветок осел, роняя свой пышный наряд. Всё произошло смиренно и быстро. Шелковистые лепестки, лаская разгорячённую почву, отдавали ей последнюю влагу. Завершился ещё один круг… Круг жизни… Жизни, так и не познавшей ответной любви.

После полудня Рассыпана вишня гранатовым сном. Нещадное солнце июля. Разлита истома в тени… В золотом Скользит стрекоза. Поцелуя Распутно-ленивого ветра прошу… Туманно пленит зазывая Дремота Душою прильнуть к шалашу Забвенья Полынного рая.

122

Журнал «Огни над Бией» № 32

КОМАР

( Кр а е вое О бозрение Мол одых АвтоРов)

Материалы предоставлены Иваном ОБРАЗЦОВЫМ

Редколлегия журнала «Огни над Бией», Бийская писательская организация поздравляют Ивана ОБРАЗЦОВА с вступлением в СОЮЗ ПИСАТЕЛЕЙ РОССИИ!

123

Журнал «Огни над Бией» № 32

ДМИТРИЙ ГРАСС «…не религиозны, а, скорее, философичны. Фактически, речь идёт не столько о Боге, сколько о человеке, который говорит о Боге, блуждая внутри своих человеческих страхов, чаяний, обманов зрения, но именно человеческих, а значит – живых. …эту деградацию общества и наблюдает лирический герой Дмитрия Грасса, именно потому к нему часто приходит разочарование - от усталости, от сложности задачи по пробуждению человека, человеческого не только в обществе, но даже в себе. …оригинальная пунктуация, применяется больше для выделения ритмических длиннот, цезурных пауз, чем для решения грамматических задач, отсутствие аллитераций, но создание фонетического ощущения наличия таковых с помощью гулкой и упругой звукописи. Каждое стихотворение словно сдвинуто с места - часто смысловой ряд строится через ряд образный с преобладанием второго над первым, но именно сдвижение, сноска в следующую строку не дают упустить ритм и постепенно вновь выводят к смыслу. Сама стихотворная строка разбивается по принципу ритмико-фонетическому, она втягивает читателя в звук и ритм авторского произношения текста. Другими словами, силлабо-метрическая, напевная или, просто, наговорная форма изложения вплетается в силлабо-тоническую, ударнобезударную форму, широко и традиционно используемую в отечественном стихосложении. Подобный же способ работы с текстом был характерен для таких поэтов, как Владимир Высоцкий, но Дмитрий Грасс не повторяет, а пытается развивать эту традицию. Стоит попутно отметить, что отечественная поэтическая традиция в большой степени начиналась с влияния на неё эллинского стиха, как раз силлабо124

Журнал «Огни над Бией» № 32 метрического, потому, совершенно закономерны периодические попытки (в немалой степени – интуитивные) русскоязычных поэтов перенять эллинский опыт напевности. В некотором роде, поэт Дмитрий Грасс эту задачу решает, по крайней мере - для себя (что важно), по крайней мере - в своём поэтическом пространстве…» «Колесо повернулось» Иван Образцов

…ЛИСТАЯ УЛИЦЫ… Листая улицы, промокшие до нитки, Там много осени, Так мало тёплых Отношений, Что кажется, устал От жертвоприношений, От А до Я. Да я и сам, как видишь Стихи клепаю, вместо перекура. Ну, кто там главный? Я иду на встречу, Закрыв глаза, Чтобы не слышать стоны. А он стоит, В ночи, От счастья голый, И ветер отрывает ему веки. И ветер поднимает ему руки И холод превращает руки в крылья И кто-то маленький мяукает на крыше Сметая со стола остатки мыслей. Иду по тротуару первым снегом И под ногами таю, Словно первоклассник, От первых поцелуев, за беседкой. А хочется, всего лишь настоящих, Не синтетических,

125

Журнал «Огни над Бией» № 32

Без ГМО, короче. И мы бы с ним, уставшими руками Ломали ширмы. Фиговые листья Пожгли кострами, в самом бабьем лете… Но где там – Нет его. И не было наверно. Я всё придумал. В эту подмерзающую слякоть, Последней жертвы выбросил лохмотья. И осень, вся промокшая до нитки, По листьям лиц, Перелистнула время. И больше нет, ни недруга, ни друга. Остался сон, про тёплое - как будто И тихий стих, про громкое - быть может. *** Господа, Если можно, Потише! Здесь, видите ли, Поэт повесился! Вон, Язык поглядите, как высунул, Наверное, опять, сволочь дразнится!!! Мало ему, что с утра дождь льёт И небо тяжёлое, с похмелья будто бы, Так он ещё после смерти горло дерёт, Мол, посмотрите, какой я особенный!!! А что такого – Виси, отдыхай. Время придёт, разведёшь опарышей…

- Он выбрал смерть!

126

Журнал «Огни над Бией» № 32

- Ну и что?!! Не плакать же, в самом деле. Радость вкуснее, поди. Да и дар его – Всего лишь слова… Болтунов сейчас, Как собак нерезаных. Изнасилованной правды Чешую собирать – Эка невидаль. Пользы на грош, Да бумаги – леса. Что он сделал? Выбил окно? Глаз ему выбить за это хочется. Пустил сквозняков треклятый табун, А сам в петлю – Заморочился!!! Он кричал – Мы, дети вечности! Время – лишь часть колеса, А стрелки – Наше сомнение В погоне за счастьем!.. Дурак!!! Я думаю, Жизнь – это лампочка, Перегорел И на свалку, К ненужным вещам… Господа, Да прекратите рыдать! Всего-то на всего – поэт повесился. *** 127

Журнал «Огни над Бией» № 32

ЕВГЕНИЙ ЕГОФАРОВ «Говоря о поэзии Евгения Егофарова, необходимо всегда иметь в виду, что речь идёт о человеческих страстях изнутри. Но погружение в них происходит не ради описания состояний, но ради поиска тех маяков, что не дают сорваться человеку в мрак невежества и в хаос варварства. Автор словно вынимает из темноты знакомые символы и пытается не наделить их новым значением, а, скорее, отыскать дополнительные смыслы, подтексты… На первый взгляд, это может выглядеть, как кризис христианских ценностей. И всё же, здесь можно говорить больше о желании восстановить в правах ценности общечеловеческие…Напряжение усиливается за счёт сочетания существительных, контрастных по ощущению: младенец костью, нимб над лысиной, венчальный лапоть и т.д… Если такой способ письма и сокращает круг читателей, то только по причине предполагаемой в читателе искушённости, что, на мой взгляд, даже хорошо, так как не даёт поэзии стать растиражированным, то есть, обесцененным явлением…Основные мысли чётко выделяются на фоне сложности остальных образов и сразу обращают на себя внимание.Если пытаться определить главную составляющую текстов, то это, скорее, стихивопросы, когда ответ предполагается в самом читателе… Что делать? По мнению автора, необходимо содрать с сердца коросту эгоизма, которая нарастает в обществе 128

Журнал «Огни над Бией» № 32 сплошного потребления, необходимо научиться отдавать, научиться находить маяки света, когда всё кажется тьмой. Но честное сдирание коросты, это не имитация, не игра – это болезненный акт и, в большой степени, акт насильственный, тем более, если речь идёт о душе и сердце. В завершение, процитирую отрывок , которым оканчивается одно из стихотворений Евгения Егофарова: В кромешном дыму, Цепляясь за мокрые доски, Надо плыть – да в такую погоду! Если не мне, то скажите, кому в кабаках подавал Маяковский пироги, ананасы и воду? » «Что даёт вновь и вновь выплывать из мрака…» Иван Образцов

*** Плясать от печки женственных мелодий – Сомненье всякого, кто путается с лирой. Но страх узнать себя в таком уроде Мне обнажил подобострастья дыры. Нетопырем отныне в глухоте Слух близорук, но паче дальновиден. Кусая волосы ещё воспомним те Мелодии, когда из рая выйдем. На барабан натягивая тело, Ты к небу выше нот летела С распущенною мыслью на губах. А мне, пока гремел постельный бал, Всё тот же знойный страх Катрены диктовал. Гадание На чёрном камне спит вода, В болотах дремлет вонь, В деревьях шумные стада, Летит по небу конь.

129

Журнал «Огни над Бией» № 32

К воде склоняется свеча, Огонь к теченью льнёт; От её белого плеча Пусть в сердце дрогнет лёд, Пусть он сквозь тучи на коне – И тенью пепла на стене Грядущее встаёт.

25.09.07. *** Балует нравственность чертей у человека И тешит зверя разъярённым мёдом, Зрачков твоих полуденная Мекка, Известно ей, откуда буду родом. В окне я вижу Золушкины маски: То тыквой по небу, то облаком плывёт, Весенней присказкой оканчивая сказки – Меня пугает этот хоровод. Когда вся ночь металась на полу, И было в нас чуть-чуть от человека, Я влип по горло в пышную смолу; Коснулись слуха всхлипыванья ада – Явила мне ключи благого сада Зрачков твоих расширенная Мекка. Сон на ветру Ночной апельсин Гремит в храпящую трубу, Играет прядями на лбу Твой ветхий сон. Подснежник нежится в косе, Несётся вихрь в просторы все, Со всех сторон. На лепестке дрожит вода, Скользит по золоту плода И по ветру плывёт. За руку белую звезда Ведёт звезду на небосвод. Летает вихрь, льдом звеня, 130

Журнал «Огни над Бией» № 32

Звучат чертоги вод, Объятья млечного огня Смыкаются вот-вот. Едва подснежник сходит в гроб, Мольбою утомлён, И дева с бёдрами коня Тебя целует в лоб. Уже прозрачней небосклон, Уже мутней звезда, И ветер, суетный всегда, Уж замедляет ход, И сон, как светлая вода, Из гроба восстаёт.

25.11.07.

131

Журнал «Огни над Бией» № 32

ЮЛИЯ РОМАНОВА Родилась в Алтайском крае. Окончила Барнаульский государственный педагогический университет, факультет филологии; Алтайскую государственную педагогическую академию, Лингвистический институт, факультет иностранных языков. С 2004 по 2011 - сотрудник Алтайской краевой универсальной научной библиотеки (АКУНБ) имени В.Я. Шишкова 2007 - 2011 Координатор Литературного клуба АКУНБ 2009 - 2011 Ведущая Клуба авторского кино АКУНБ с 2009 сотрудник Центра чтения «Мир книги» АКУНБ Участие в наиболее значимых мероприятиях за время работы в АКУНБ: Юбилейный вечер Марка Юдалевича с участием самого писателя (к 90-летию) – 2009 год. Презентация восьмитомного собрания сочинений В.М. Шукшина - 2009 год. Презентация двухтомника Валерия Золотухина с участием самого автора –2011 год. Ежегодный фестиваль «Издано на Алтае». Разработчик и участник проекта «Литературное достояние Алтая», получившего в 2011 году Грант Губернатора Алтайского края в сфере культуры (проект по продвижению творчества писателей, создавших яркий образ Алтая в своих произведениях). Пишет в жанре короткого рассказа. Публиковалась литературном журнале «Русский Пионер» (Москва), литературном альманахе «Причал» (Новокузнецк). Из цикла «Деревенские рассказы» 132

Журнал «Огни над Бией» № 32

Сних Весна. День становился длинней. Воздух постепенно насыщался будоражащим ароматом, который вселял радость. Причём радуешься всему без разбора. Ведь впереди ещё и лето, и каникулы! Так думала я, убегая от надоедливой Ирки на школьную площадку. Аромат весны наполнял легкие и ударял в голову снова и снова… Ирка, вся обрызганная водой из луж, высунув язык и задыхаясь от беспричинного смеха, наконец-то настигла меня.

- Теперь ты голи! – выдохнула она.

- Давай отдохнём, мне надоело уже бегать. Лучше полазием тут, – и я, не раздумывая, подтянулась на перекладине и сделала кувырок.

- Прикинь, у нас там к Лаврентичу внук приехал. Пойдём, поиграем с ним.

- Да ну, нафиг, – я как-то сторонилась незнакомых, и вообще, предпочитала иметь одного близкого друга и играть только с ним. Как можно со всеми дружить одновременно? Перспектива, что в наш мир вторгнется кто-то ещё, пугала. Я уже начинала ревновать.

- Да он зыкий такой! Пошли, пока его спать не угнали, – Ирка начала так мерзко ныть «пооошлииии, пошшшлииии» - по двести раз на одной ноте тянуть это слово - что я сдалась.

- А как его зовут?

- Не знаю… Он не говорит своего имени.

- Фууу, салага ещё. И как с ним играть? Он, наверное, разговаривать не умеет, - мне совсем стало грустно.

- Давай тогда набъём его и убежим.

- Ага, а потом нам Лаврешка всыпет. Нафиг нам это надо. Ирка не унималась: - Да поржём хоть.

- Да пошли, пошли, – я понимала, что с ней всё равно не совладать. Ирка, как собачонка, не просто ныла-выла, но и при этом тянула меня за рукав в сторону. Мы бегом примчались во двор Иркиного дома. Там и сям мелькали взрослые с вёдрами, чемоданами, бельём, газетами и прочими нужными и неинтересными вещами. Я стояла и ждала Иркиного сигнала. Она обежала весь двор, заглянула в каждый угол и даже сарай, но малявки нигде не нашла.

133

Журнал «Огни над Бией» № 32

- Ир, да он уже спит. Зря мы ушли с турников.

- Вон он, – Ирка тут же потянула меня в нужную сторону. Мальчик, примерно лет пяти, что-то выкладывал из круглой гальки на пыльной дорожке у забора. Его волосы были такие белые и пушистые, что сразу хотелось потрогать их.

- Ой, какая прелесть, – хихикнула я и остановилась.

- Как тебя зовут, мальчик? – громко спросила Ирка. Мальчик снизу посмотрел на нас.

- Ой, глаза какие голубые, – прошептала я Ирке. Он молчал, слегка щурясь. Потом выпрямился и, достав из кармашка шортиков гусиное перо, побежал вперед со словами: - Падал сних…. на перих….

- Стой…. – Ирка кинулась вслед, я тоже.

- Сних, блин, стой… Но Сних, добежав до забора одного из домов, быстро пролез между штакетин, скрылся в подсолнуховом лесу.

- Ушел, гадёныш, – крикнула в подсолнухи Ирка.

- Классный… Сних. А что он говорил?

- Да это он стишок всё ходит и читает весь день, означает падал снег на перила… он из Светлогорска, из Беларуссии приехал с родителями мош неделю назад. Лаврешкина дочь там живет.

- Так он по-русски не понимает, да? Он, наверное, не понял, что ты спросила.

- Да он придурошный просто. К нему все уже подходили, и игрушки приносили, и конфеты, а он все «сних, да сних…» хоть бы ещё что сказал. Ну, с ним вообще никто не хочет играть теперь.

- А мне кажется он очень классный. Такой беленький. Он просто… другой немного.

- И что толку. Другой. Он неинтересный. Скучный. Его правда только набить хочется. Завтра обязательно поймаем и набъём. Вот тогда поржем хоть.

- Зачем. Он просто маленький и всего несколько дней в новом месте, - мне даже плакать захотелось в этот момент. А Ирка такая противная. Фу… Я знала, что Ирка завтра уже забудет и про Сниха, и про все наши разговоры… Сних приехал всего на неделю к дедушке из беларусского города Светлогорска… «Падал сних на перих…» Он мало говорил, постоянно читал свой стишок, когда его о чём-нибудь спрашивали, а часто просто улыбался. Особенно 134

Журнал «Огни над Бией» № 32

прекрасен он был на улице в лучах солнца. Белокурая головка отражала свет и, казалось, что сияние идет изнутри. Сних еще не осознавал, что другой, и что дети покушались на его детское счастье. Он играл один, сам с собою. А мне было просто приятно наблюдать за ним. Почему-то Сних многих раздражал. Причем он даже не подозревал об этом, весело смеясь и катая диск от колеса по двору. Зато все взрослые умилялись и сюсюкали. Родители и дедушка гордились. Кто-то из соседей прозвал его Херувимчиком, а дети дразнили от «белобрыськи» до «девчонки». Обидные прозвища Сних не воспринимал, он продолжал каждый день резвиться на солнышке, пока однажды родители не увезли его обратно в Светлогорск. Больше мы его не увидели. Лаврентич умер, а вскоре и его жена, поэтому дочке больше незачем было приезжать сюда. Цезарь Пушистый черный свёрток прибыл из соседнего села. Его передали лично в руки хозяину дома. Бардовый пикап непрестанно выхлопывал газ, заглушая мужские голоса. Окно тем временем запотело и становилась плохо видна сцена у авто. Когда же они прекратят? Так хочется посмотреть на него. Потрогать пушистое тельце. Потискать… По стеклу уже бежали капельки. Я машинально провела по ним мизинцем и красиво вывела слово ПА Ра бум. Что это такое – было неважно. Вдруг надпись зарябила – это отец быстро прошёл мимо. Наконецто! Я спрыгнула с подоконника и вприпрыжку переместилась к входной двери. Шаги приблизились. Дверь открылась, и чёрное облако было опущено на пол. Два маленьких коричневых стёклышка блеснули их глубин меховых зарослей, и тут же выдвинулся длинный узкий носик. Глазки венчали его основание и как-то печально смотрели снизу вверх. Комок быстро разжался и выпустил ещё четыре лапы. Венцом метаморфоз стало появление шикарного длинного хвоста. И - вуаля – знакомьтесь – ваш новый домашний любимец! Щенок был со взрослую дворовую собаку в свои два месяца. Колли от родителей чемпионов! Пёсик вдруг заскулил и закрутился под моими ногами. Ласки, поглаживания и добрая интонация не могла его успокоить. Казалось, он немедленно осознал, что навеки разлучён с мамой, 135

Журнал «Огни над Бией» № 32

братьями и сёстрами. И теперь будет жить один с этими двуногими, постоянно тянущими звуки, зверями. Зачем я им нужен? Где моя семья… Я не буду без них тут жить… Обречённость в глазках застлали крупные пёсьи слёзы, ручьи слёз. Всю ночь продолжались стенания бедного страдальца. Он не переставал метаться по кухне, скулить и, казалось, все мировое горе билось в клетке… Никто в эту ночь не спал. Сердце заходилось от его стонов. Утро принесло свои радости. Снег волшебно сверкал и его хотелось есть… Щенок уже во всю резвился на улице, гонялся за придуманными друзьями, обнюхивал новые владения. Выглядел он нелепо – в свете дня его глазки казались такими маленькими и узкими, что почти не читались на мордочке. Нос был слишком длинным. Богатая шерсть волочилась по земле. «Как як», сказала мама. В руках её было ведро с дроблёнкой, специально запаренной для коровы. Все были озадачены именем нового жильца. Благородная кровь отметала Тузиков-Шариков-Буянок и Мухтаров. Банальные Граф-Лорд-Маркиз - тоже не то… Царское имя, да, да, именно царское… Помог телевизор. Главный герой – пёс Цезарь – спас кого только можно – фильм с таким сюжетом подарил имя щенку. Цезарь. ЦеЗарь…. Цезарь… Цезарь-Цезарь-Цезарь. Я тут же понеслась во двор. Там в новой будке жил Цезарь. Цезарь в будке… Шли дни, затем месяцы. Пушистый комок на глазах превратился в элегантного кобеля. Черная блестящая шерсть свисала до земли, узкая морда придавала виду аристократичности. «Ой, а чо он такой лохматый?» - задавали все один и то же вопрос. Соседям редко доводилось видеть настоящих породистых собак… «Да это помесь»,- заявила как-то Ирка мне с порога. Мы прибежали после школы ко мне домой. Цезарь встретил нас радостным визгливым лаем. Кстати, лай у него был неприятный. Долго его слушать было совершенно невозможно. Его лай доставал даже в доме – настолько заливисто и дотошно он заявлял о себе. А что, зачем, для чего он это делал – было непонятно. «Пустолай он у вас, шалавый», - внёс свою лепту дед Сорокин. «Лайкает даж на мух, да птиц, вот дурной-то. Молодой ещё, через 136

Журнал «Огни над Бией» № 32

годок остепенится, помудреет…». Знал бы ты, что не остепенится, а до самого конца вот так будет… На Ирку он лаял до тех пор, пока мы ни приближались вплотную к вольеру, где он бегал. Сюсюкая и клича разными голосами, мы пытались прикоснуться к нему через сетку. Цезарь радостно припадал всем телом, сетка под напором прогибалась, и он становился похож на стёганое одеяльце. «Ой, в клеточку, какой клевый…», - верещала Ирка от восторга и ныряла пальцами в мягкую шкуру. Цезарю видно это нравилось, его мучили блохи, и он думал, что так мы его чешим. Но нам это все быстро надоедало, нас ждали другие дела… «Погуляй с ним сходи, а то всё с Иркой. Только смеётесь целый день, она так на тебя плохо влияет. Ты как дурочка становишься. Пёс молодой, ему бегать, играть надо, вот и лает целыми днями», - день ото дня повторяла мама. Ладно, погуляем… Потом… Всегда мечтала иметь собаку. Вот так с ней гулять, бегать, и чтобы она догоняла меня. А этот был другим. Он совсем не хотел меня догонять. Приносить палочку тоже не хотел, наверное влияло, что Цезарь. Но ведь это всего лишь кличка, в самом-то деле. Зато когда мы гуляли, он не лаял…. Со временем он ещё и выть стал ночами. Есть примета – собака воет – к покойнику. Эти мысли автоматически всплывали каждый раз при звуках воя. Как он меня доставал… Мое терпение в итоге кончалось. Я выходила во двор, что-то гневно выкрикивая и замахиваясь, пыталась остановить эти пытки. Но тщетно… В конце концов нашёлся способ хотя бы на полночи прекращать эти вопли – я просто обливала его водой и спокойная шла спать. Бедный Цезарь настолько впадал от этого в ужас, что уже днём при виде меня убегал в будку и долго не высовывал даже часть своего длинного носа. Конечно, все свои опыты я делала в отсутствии свидетелей. Но однажды мама случайно вышла в тот момент, когда Цезарь принял внезапный душ. Что тут было, ни к чему об этом и говорить… С возрастом у Цезаря стала скатываться шерсть. Маме не хватало времени ухаживать за ним, и лишь раз в год он удостаивался внимания к его шевелюре. Летом было настоящее 137

Журнал «Огни над Бией» № 32

наказание с его шубой. Чтобы хоть как-то спастись от жары он рыл ямы, в которые ложился то одним, то другим боком. Холод земли немного помогал. Вычесывание шерсти было настоящей мукой. Шерсть длинная, спутанная. Расчёска больно дергала и оттягивала его тончайшую кожу. В этих залежах были настоящие блошиные города. Шею Цезарь себе расчесал до кровоточащих язв. Он вертелся, чесался, скалился, постоянно смотрел в глаза, но понимал, что ему помогают… Мы переехали в новый дом. Усадьба 20 соток, коровник, сеновал – куры-гуси. У Цезаря – новая будка и новый сосед Рыжик. Рыжик - дворовый пёс, говорили, что ему уже 20 лет, что его сбивало несколько раз машиной, что он… Но я не знаю почему сразу так привязалась к нему. Может быть из жалости, что бывшая хозяйка просто бросила его после 20-летнего совместного проживания. Ведь он столько лет верой и правдой служил ей. А она бросила. «Ведь это всего лишь собака. Что за глупости…» Рыжик ничуть не был похож на старика, он был необыкновенно умён, резв, весел, и сразу все понял про меня… Больше всего он любил горячие блинчики. Это был целый ритуал. Обычно, в блинный день, я брала пару новоиспечённых и шла на крыльцо. Хватало всего двух раз позвать Рыжика. Он являлся, скалясь во всю пасть, вертя хвостом, как пропеллером, и мотая головой. Прихрамывая на размозженную лапу, он ковылял ко мне. Я отрывала кусочки блина и кормила его с рук. Счастьем светились собачьи благодарные глаза. После этого шла не менее приятная процедура – чесание по спине прутиком. Рыжика мучили блохи. Как он мне улыбался, как смотрел прямо в глаза… А Цезарь был просто Цезарь… Однажды вечером Цезарь сорвался с цепи… Как сказала потом мама – «взревновал». Я гладила Рыжика, как он любил. Не знаю, зачем, но он набросился на бедного старичка и начал грызться с ним. Мы с мамой подняли такой ор, что только усилило ярость соперников. Один ревновал, другой сражался за свою жизнь. А я ничего не могла сделать. Отец табуретом прекратил схватку… Шла зима. Одна из снежных сельских зим. Я как обычно пришла после школы с кучей пятёрок и новостей про Ирку. На столе уже ждал ужин, папа досматривал «Время»….

138

Журнал «Огни над Бией» № 32

Ужин я выносила ему сама. Зимой Рыжика приходилось звать гораздо дольше. То ли сугробы заглушали мой голос, то ли ютился он от холода на сеновале, а может встреча с коллегами… Но приходил всегда. Я звала до последнего. Но сегодня он всё не шёл и не шёл. Мороз-то какой! Ну, где же ты есть? Все уже остыло. Пришлось обуваться и выходить к дороге. Наверное ветер уносит мои слова не в ту сторону… В галошах на босу ногу, я с тарелкой еды быстро пошла за калитку. Выход из калитки напоминал туннель, в конце которого виднелось что-то ярко-рыжее. В паре метров от этого непонятного предмета я остановилась. Что это? Мех апельсинового цвета был присыплен свежим снежком. Да это … Лиса! Да, настоящая мертвая лиса. Меня поразило это видение. «Это лиса!» - трясущимися губами повторяла я. «Это лиса! Мама, это лиса! Лиса… Лиса». Слёзы молниеносно смыли мои глаза… Его убили. Проткнули вилами злые люди, за то, что он примял их сено… Убили и подкинули… Никакие собаки мне больше не нужны … Цезарь всё так же лаял и выл по ночам. Я выросла Летом, по традиции, навещала родителей, вычёсывала Цезарю скатанную шерсть. Всё повторялось. Только лаял он реже, гораздо… Да и поплатился он за свой лай. Сосед Толик – мужик лет сорока, алкаш, бьющий собственную мать каждый раз, когда та, получив крохотную пенсию, прятала ее подальше, не давая «родному сыну» на бутылку самогонки. Для таких случаев он хранил большую железную гайку, невесть где найденную. Трудно было отказать ему тогда… И вот он шёл по старому адресу, одержимый мечтами о заветной скляночке… И тут «эта псина, забрехала, нарушила логику мыслей…» Меткий удар гайкой усмирил раздражителя…. Возраст сказывался, Цезарь превратился в благородного старика, хромающего на одну заднюю лапу. Он все реже лаял, но иногда вспоминал молодость… Летом земляные ямы его уже не спасали. И мама предложила подстричь ему шерсть. «Нет, мама, его красота в длинной шерсти, я его ещё повычесываю, ему станет легче». Но она была непреклонна. Ей казалось, что от жары и излишней нагрузки на сердце может случиться сердечный 139

Журнал «Огни над Бией» № 32

приступ. И я сдалась… Представьте себе волка, худого, выленялого, с грустными тусклыми глазами и большой головой. Вот так теперь выглядел наш Цезарь. Словно после какой-то очень тяжкой болезни. Более жалкий вид трудно себе представить. Оказывается он такой худой, да ещё и хромота усилилась. «Ничего, зато так ему легче, а шерсть отрастёт к зиме», - мама пыталась успокоить и себя и меня. Опять наступило лето. Отпуск… Родители, огород. Баня.

- Мам, а Цезарь умер в Вербное воскресенье? Он мучился?

- Он даже нас с папой не подпускал к себе. Просто лежал. Задняя часть у него совсем отказала.

- А волосы, волосы выросли?

- Да, ещё к зиме отросли. Совсем ослаб. Уже и не ел. Просто лежал. Я всё приходила, гладила его. А он поднимет голову, посмотрит в глаза, мол, я всё знаю, мама…

- Может надо было врача позвать, может ему помогли бы… А?

- Нет, его тогда Толька гайкой зашиб, ему уже ничего не помогло бы…

- Да вы никого не звали, может спасти ещё можно было. Тогда усыпили бы, чтоб не мучился, зачем так страдать ему было, да и остригли перед смертью… Вот он из-за этого и умер. Вы – жестокие… - у меня начиналась истерика.

- А ты-то что, жалостница, ты его никогда не любила, ты ненавидела его.

- Да, а вы… Вы…

- Мы помогли ему.

- Как? Усыпили? Как помогли?

- Мы Николая позвали… у него ружьё… Он ничего не почувствовал…

- Чтооо-ооо? Так любили, что попросили застрелить? Да вы… вам так это не пройдет. Как же можно было додуматься, господи, мама, как ты могла?

- Прекрати! Не тебе говорить мне так. Он уже не узнавал меня от боли. Всё произошло за секунды. Похоронили Цезаря в огороде, под забором. *** 140

Журнал «Огни над Бией» № 32

МАРИЯ РАЙНЕР Родилась в 1975 году, в городе Рубцовске Алтайского края. Окончила Барнаульский государственный педагогический университет, факультет иностранных языков. Печаталась в журналах «Алтай», «Барнаул», «Бийский вестник». Мечтает жить в Сиэтле (городе кофе и дождей).

MR-GIOTTO Манул

Мужчина и женщина в серебристом «рено» медленно продвигались по шоссе, наводнённом автомобилями. Мужчина сжимал и разжимал руль, перекатывая в зубах спичку. Женщина, вцепившись пальцами с коротко обстриженными ногтями в замшевую мякоть сумочки, неподвижно смотрела прямо перед собой.

Её ненакрашенное лицо, бледное и озабоченное, казалось продолжением вереницы серых и чёрных машин, утопающих в волнах ненасытной метели. Погружённая в свои мысли женщина, 141

Журнал «Огни над Бией» № 32

не замечала молчаливого спутника, который, выплюнув спичку, кусал губы. Бесконечный транспортный поток, урча, крался по гладкой, антискользящей поверхности дороги. И, как большая хищная кошка, готовящаяся к прыжку, внезапно остановился и замер в ожидании.

Мужчина потянулся к бардачку, открыл его и осторожно вытащил пачку сигарет без ментола. Закрывая дверцу, он глядел через стекло на вспыхивающие и гаснущие фары, остановившиеся впереди. Рука мужчины дрогнула, и сигареты высыпались на колени женщины, на пушистый мех её шубы оттенка крем-брюле с кофейными вкраплениями.

- Ты с ума сошёл! – взвизгнула женщина, казавшаяся дотоле впавшей в дремоту. – Ты испортишь мою шубу!

Мужчина с бесстрастным выражением лица собрал сигареты, сложил их в пачку, оставив одну; чиркнув спичкой, закурил и выдохнул дым в сторону. Он не хотел скандалить, но женщина была настроена иначе.

- Ты прекрасно знаешь, чего мне стоила и стоит эта шуба!

– Женщина не могла остановиться, стряхивая и стряхивая с ворса невидимые табачные крошки.

- Мне этот «рено» тоже недёшево обходится. – Мужчина загасил сигарету, вытащил из пачки новую.

- Сравнил… Кое-что кое с чем! – сварливо проговорила женщина, уверенная в своей правоте.

- На машине мы ездим, - мужчина тоже был уверен в том, что он прав. – Ты и я. Больше никого. Я каждые полгода плачу за право ездить без пассажиров, хотя меня не раздражают посторонние люди.

- На машине ездишь ТЫ, - выбросила женщина новую порцию яда. – А я на автобусе с остальными как последняя… как…

- голос её задрожал. Она рванула замок сумочки, порывшись, достала платочек. Руки её двигались судорожно. В салоне пахнуло лекарствами.

- Я не один раз тебе говорил: меняй работу, - повысил голос мужчина. Со злостью он раздавил недокуренную сигарету и бросил пачку на заднее сиденье. – Тогда нам было бы пути. Между прочим, я взял сегодня выходной, чтобы возить тебя с работы в зверинец, как будто у меня мало других дел. Я так часто к яблоням своим не езжу, как ты к своему манулу.

- Он заболел! – как укушенная взвилась женщина. – За142

Журнал «Огни над Бией» № 32

бо-лел!

- Весной мои яблони чуть не погибли от резкого перепада температур, - пожал плечами мужчина, не отрывая взгляда от всплесков света снаружи. – И я истерик не закатывал.

- Ты неделю из своего проклятого парка не вылазил!

– набросилась женщина. – Он тебе роднее дочери стал, я уже молчу о себе. А всё из-за твоей машины!

- Заметь, - ответил мужчина сухо, не собираясь уступать.

– Я не оскорбляю твоего манула.

- Он живой! – прокричала женщина. – А твои деревья – так… вроде камней. Их много, а манул мой один.

- А нельзя было кроличью шубу выбрать? – попытался пошутить мужчина. – Зайцы, они плодятся быстро, болеют редко.

Женщина окатила его презрительным фырканьем.

- Ты знала, на что идёшь, и я знал, на что иду, - продолжал мужчина более спокойно. – Получил машину – выращивай деревья. Получила шубу – ухаживай за зверем, из которого она сшита. Клетку чисть, корми, следи, чтобы не подох и не жалуйся!

- Думаешь, я не следила? – Женщина страдальчески заломила руки. – Я разве когда-нибудь жаловалась? Я даже полюбила его, хотя, между нами – это просто неблагодарная тварь. Я ему – кусок, он мне «х-х-х». Я из-за него ногти длинные не могу себе позволить! Моя жизнь крутится вокруг это драной кошки! Я разве знала, что в неволе болезни манулов практически не лечатся?

Женщина сморщила лицо и зарыдала, громко хлюпая носом.

Мужчина, сурово сдвинув брови, смотрел вперёд. Чтобы разогнать нахлынувшую неподвижность, он включил «дворники».

- У Клавдии Петровны, замдиректора нашего, племянница есть, - сквозь слёзы говорила женщина. – Так она недавно третью лисицу похоронила. Теперь всё – шубу сдала и пожизненно в курточке будет на метро ездить! Я так не хочу! Я заслужила! Я достойна! Мой манул будет жить! – молитвенно сложив руки, скороговоркой повторяла женщина.

- А наш инженер в тайге захотел жить, - усмехнулся мужчина, выключив «дворники». – Так он…

- Мне неинтересно это слушать, - промокая глаза платком, перебила женщина. – Я даже накраситься не могу, потому что плачу постоянно. Я похудела, выгляжу, как старуха. Я духами 143

Журнал «Огни над Бией» № 32

не брызгаюсь, потому что у манула на парфюм аллергия. И руки кремом не мажу – он от крема чихает. Он мне назло это делает: специально мне руки нюхает, а потом чихает, будто чувствует, что каждый его чих – это удар ножом в сердце!

Мужчина посмотрелся в зеркало: на его висках проступила ранняя седина.

- Сидели бы в своей степи, - несправедливо обвиняла женщина диких кошек. – Жрали бы мышей. Нет, переехали в зверинцы, сели на шею. Если он подохнет, у меня на полгода шубу отберут, а ещё только декабрь начался!

- Из-за таких, как ты, - мужчина не выдержал и ткнул в неё пальцем. - Хищники на шубы пошли, вот грызуны и расплодились! В города подались! И мыши теперь деревья грызут! Я свои фланелью оборачиваю, каждый день проверяю, капканы ставлю, но они всё равно добираются! Травить их нельзя – земле вред, а ты про какого-то манула рассуждаешь. Сдохнут твои манулы – переживут люди. А деревьев не станет – ваша бухгалтерия, что ли, кислород будет вырабатывать?

Мужчина в запальчивости не замечал, что брызжет слюной во все стороны. Женщина, раздувая ноздри и с ненавистью сверля глазами стоящий перед ними внедорожник, тоже не замечала, что капли слюны оседают на шубе.

- А из-за таких как вы, - женщина ткнула пальцем в лобовое стекло. – Я наверняка опоздаю. Ему по часам лекарство надо давать. Мне Клавдия Петровна по блату «выбила». Она этим, как его, бензодиазепином, шиншиллу свою лечила. Сейчасто она умнее, квартиру поменяла, почти возле самого зверинца живёт, три раза в день шиншиллу свою ненаглядную навещает. На работе, правда, то задремлет, то за сердце хватается… Да что такое, в конце концов, наша работа? Это колесо. Как колесо для белок и хомяков. Мы всем отделом диссертацию уже можем написать про содержание пушных зверей в неволе… Раньше о детях говорили, о тряпках, о мужчинах сплетничали, а теперь только и слышно: «мой песец не спал всю ночь», «моя норка совсем обнаглела», «а мой сурок опять набрал лишний килограмм»! Я цифры складываю, а у меня клетки перед глазами. Мне каждую ночь снится, что я клетки чищу. Вычищу одну, потом другую, потом третью. Я скоро сойду с ума!

Мужчина закрыл лицо руками, но женщина ничего не замечала.

144

Журнал «Огни над Бией» № 32

- А вчера я не могла в зверинец дозвониться, разнервничалась. Спустилась в курилку. Там водители наши собрались. Сидят кружком, что-то обсуждают. На меня никто даже не посмотрел, а раньше флиртовали. Я прислушалась, а они о берёзах говорят! Я половины не поняла, забыла, зачем пришла. Так и стояла с открытым ртом, а сигаретой меня так никто и не угостил!

Женщина смолкла и потёрла переносицу.

Мужчина кашлянул и, запинаясь, проговорил:

- Так вот, инженер наш… Ну, тот, который в тайгу решил переехать… Так его жена…

- Мне неинтересно, что произошло с вашим инженером и его женой, - перебила женщина. – Моя жизнь кончена. Всё кончено.

Она запахнула шубу и уткнулась носом в кофейный мех.

В груди мужчины шевельнулось чувство, похожее на жалость.

- Успокойся, прошу тебя. – Он дотронулся до её волос.

– Не переживай. Полгода пролетят быстро. Я… я буду платить налог, чтобы ты продолжала ездить со мной, правда, тогда…

Женщина вывернула голову из-под его руки.

Мужчина вздохнул и, покрутив настройки радио, поймал местную волну.

- … штормовое предупреждение. Ветер до пятидесяти метров в секунду. Просьба не пользоваться личным транспортом. Все выезды из города заметены, спасатели эвакуируют людей. Оставайтесь в своих автомобилях. Не пытайтесь выбраться самостоятельно. Эвакуация будет произведена в течение двенадцати часов. Внимание: штормовое предупреждение…

Мужчина выключил радио и выглянул в окно.

Метель, как манная каша, облепила город, дома, шоссе и поток машин. Вокруг ничего не было видно. Только белый холодный снег удивлённо рассматривал отчаявшихся людей, не подозревая, что крушит их настоящее и будущее.

- Это конец. Конец всему. И всё из-за какой-то злобной кошки… - едва слышно выговорила женщина и беззвучно заплакала.

А где-то на другом конце города маленькая степная кошка, умирая, жадно вдыхала горячими ноздрями дикий запах ветра.

145

Журнал «Огни над Бией» № 32

УЧАСТНИК ЛИТЕРАТУРНОГО КОНКУРСА - 2015 года газеты «БИЙСКИЕ ВЕДОМОСТИ»

Наталья Дуйкина (Бийск) Расстояние Мы забываем друг друга попеременке. То и дело пересыхают звонки в телефонных трубках. Пересыхают рты. Пересыхают сердца. Пересыхаешь ты. Пересыхаю я. Направление душ перегружено. Мы блуждаем в паутине связей, Зашифровываясь в иероглифы, Что-то вроде арабской вязи. Мы складываем глуповатую музыку. Мы выделываем угловатые па. Оживляя под током иллюзии До тоски, до ломоты в зубах. Мы устанавливаем ящик с марионетками И дергаем каждый себя за нитки. Вероятно, мы плохие актеры, Ибо верят лишь любопытные. Фуршеты наших будней. Друзья. Секс без прелюдий. И занятость сбрасывает пепел того, Что наболело ночью. Но стремясь к перевоплощению, На пятнадцать свой фарс помножив, Вылезаем мы вон из кожи, Но всему есть предел, есть терпенье.

146

Журнал «Огни над Бией» № 32

И вот тогда мы хватаем пересохшие трубки. Мы дышим на них, растираем слезами, Мы набираем невпопад друг друга, Кричим, что холод, кричим, что вьюга, Что невыносимо, что несовпаденья, Что пусто, пусто, пусто. О, нафталиновое чувство. По счастью, у нас разные настроения. По мотивам картин художника Р. Величко *** Когда поутихнут все бури, Когда поулягутся страсти, Когда в золотом абажуре Радость заулыбается И обрамленная желтыми кистями Лампочка назначит себя луною… И вот, сентябрьским вечером, Возвращаясь домой, предварительно Вынув из почтового ящика то, Что являлось счетами и разный бумажный сор, Ты войдешь. Я стану на цыпочки С целью достать твою бороду, Обниму и возьму мокрый зонт. А где-то, в другой проекции, От мастера независимо Будут смеяться чертики И Солнце зайдет в свой Дом. И будет пара вальсировать, Будет бокал и мартини в нем… А поцелуи ожившие потянутся к одуванчикам, где клавиши черно-белые выдадут вдруг фокстрот. И девочка с шариком снежным Войдет в Рождество на Успенскую, 147

Журнал «Огни над Бией» № 32

где ее встретит радужно Добрый веселый народ. Рыжие языки пламени, цокая важно в камине, высушат зонт. Пледом из ночи теплой, цвета сентября звездопада, укрыв тебя бережно, чуть касаясь, Буду беречь твой сон.

148

Журнал «Огни над Бией» № 32

ДМИТРИЙ ТАРАДАСКИН «ВОТ ПРИМЕРЫ БИОГРАФИЙ - чуть ли не нобелевских лауреатов. Мне-то что писать? Я театром занимался всю жизнь, не печатался нигде и никогда кроме местной газеты в своей деревне, когда я ещё жил в ней. Пороги редакций не обивал, хоть написано и много, и пишу теперь, но не знаю я как предлагать, что при этом говорить и к кому идти. Вот и думаю - как должна выглядеть биография моя...авто…» ВПОПЫХАХ

*** Федор Прокопыч выкушал самогону неимоверно, упал лицевым существом в борща и позахлебся вусмерть. На его поминовении борщ не подавали. Щи... *** Напала на Прокопия охота на медведя с голыми руками сходить. Закатал рукава рубашонки по локтя. Пошел. Идет, птички поют, солнышко светит. Руки красивые, го-о-олые! Хорошо. Нравилось прям ему... До сих пор не нашли. *** Каширский дернул за рукав корнета, молвил: - Зря ты, батенька, на Измаилу Илларионовну блюдо с селедкой опрокинул и целоваться полез. Не оценили ход мысли. Не 149

Журнал «Огни над Бией» № 32

разглядели в тебе припадок любовного жару. Действовать подобает наотмашь. Дерзновенно. Быстро. Ловко. Тем самым, не дурно бы, чтобы продуманно. Подрасчитав. Поприкинув. А то... Оно дел - то - на раз... А если таким манером, то - о - о... С этими словами, Каширский прыгнул в карету. Но промахнулся. И убился. Корнет высморкался. *** Арсентий Арнольдович Разминуленко потерял паспорт. И свихнулся от радости. Дудел в дуду, бубнил в бубен, гармонил на гармонике и превращался в Васю Иванова. *** На детском утреннике Сереженька должен был сыграть тетерева, но переволновался и сыграл еще лисичку, кабана, волка, зайца, медведя, Иешуа, Сергея Есенина, Александра Пушкина и Владимира Высоцкого... *** Вероника Павловна бросила курить. Но начала отчаянно жрать. Уселась на диету - нешуточно увлеклась вином. Вино мгновенно затянуло в разврат. Оставила вино, а пьяный отблеск игривых глаз оставить уже не смогла. Разврат утомил, засела зрительничать в театры. Разрывала сердце в переживаниях за судьбы героев и покуривала в антрактах, бесконечно плача. Вероника Павловна жила тонко... Маразматы... Жил-был дед. И было у него две мухи. И так они этого деда по ночам измучили, то там сядут, то тут, что он до сроку взял, да и помре. Жил-был дед. Еще. Сильно тот дед любил рассолу капустного поиспить. Обдуется его до Бог ты мой, и сидит, думает про всякие расширения огорода. Еще дед тоже жил да был и дюже хотел африканских людей вживь поглядеть. Мечтал аж. Тут горел, как назло, в деревне дом. Все сбежались. Кто смотреть, кто плакать, а кто и помогал сдуру. Из пламени спасались самостоятельно два мужика и, как есть, в огне, наружу вон. Мать-перемат, кожа пузырится, обугливается.

150

Журнал «Огни над Бией» № 32

- Африканские люди, - тычет пальцем дед. И помре. А один дед так вообще жил со старухой. Очень он этого стеснялся. Да и она. Как не сядут ужины потчевать, так сидят и стесняются дружку-друга. Спать случится - мука адская. Замрет дед на лавке, лежит и стесняется, а старуха на печи затаившись, на краску исходит. Так в неведении и помре. Еще одни тоже жили под логотипом деда да бабки. Охота им было колобка, а выходили все одне дети. Лавки поперезаполнили, места живого лишились - нетути колобка. А охота ж! И уж повсякому пробовали. Куда! Дети и все тут.

- Можа мы как-то не так пробам? - дед-то.

- А как еще?! - бабка строго. - Из муки что ли? Сказку ту, про говорящий кусок теста, не придумали еще - ни один. Оттого так сложно было деду да с бабкой согласия снискать. А тут еще этот треклятый маразм. Куда!

151

Журнал «Огни над Бией» № 32

АЛЕКСЕЙ АРГУНОВ Родился в 1972 в городе Барнауле. Окончил Алтайский государственный университет, исторический факультет. В 2012 году защитил кандидатскую диссертацию по теме «Настоящее как мера социального времени» (специальность социальная философия). Печатался в журнале «Ликбез». Альманахе «Причал». Преподаёт философию. Не мечтает жить в Сиэтле. Имя Имён Александра Башлачёва В последнее время мы можем заметить: всё чаще появляются сожаления о том, что Александр Башлачёв – фигура малоизвестная. Я не спорю с этим, но в этой статье я не буду говорить о причинах этой незамеченности. Это отдельная тема для разговора. Во всяком случае, нужно понять, какое место занимает эта фигура в культуре второй половины 20-го века, чтобы понять уровень и причины недооценки творчества Башлачёва. Я хочу выяснить: в чём всё-таки состоит его вклад? Однако, вклад куда? В поэзию или рок-музыку? Кто он – поэт или рок-музыкант? Сразу же возникает затруднение: как писать о Башлачёве – его творчество следует понимать как явление советской рок-культуры или как явление литературы? Казалось бы, можно поступить и так, и так. Но и тот, и другой путь в равной степени ведёт в тупик. Если, скажем, рассматривать творчество Башлачёва как явление литературы, то приходится не замечать, что сам поэт не отождествлял себя с литераторами (не входил ни в какие сообщества, не стремился публиковать свои произведения и так далее), а воспринимал себя как «человека поющего» 152

Журнал «Огни над Бией» № 32

и был, что называется, в «тусовке» рок-музыкантов. Иными словами, приходится игнорировать его отношение к рокмузыке, приходится «забывать» о том, что его связывало с роккультурой. Если рассматривать его как рок-деятеля, то следует понимать, что он внёс вклад не в музыку как таковую (хотя бы и отечественную), а в написание текстов, что уже низводит его роль до уровня текстовика или исполнителя текстов. Например, Градский именно так его и воспринял. Кроме того, придётся не заметить наметившееся в конце его жизни охлаждение к роккультуре, его ощущение себя «островом в океане». Таким образом, литераторы склонны видеть в Башлачёве рок-барда, не лишённого поэтических способностей, а рокмузыканты поэта, по каким-то причинам поющего свои песни. Такая нечёткость ведёт к тому, что Башлачёв может видеться человеком, заблудившимся во времени, не вполне нашедшим себя. Но так ли это? Я предлагаю рассматривать творчество Башлачёва, не игнорируя ни одну из сторон его творческой деятельности - ни сторону рокмузыки, ни сторону поэзии, то есть, нам следует понять: в чём творчество Башлачёва «созвучно» советскому року, в чём оно не совпадает, выходит за его рамки. Со временем, рок в Советском Союзе стал социальным явлением, суть которого можно выразить тремя положениями.

1. Советские рокеры чувствовали себя другими, несоветскими людьми.

2. Инаковость рокеров утверждалась тем, что они отдавали людям, вовлеченным в советскую систему то, что система этим людям не давала. Рок-авторы осмысляли советскую реальность в форме песенного творчества и тем самым создали вид деятельности, непредусмотренный советской системой (то есть стали, действительно, чуждыми).

3. Рокеры чувствовали ответственность за окружающее их общество. Александр, безусловно, разделял эти интуиции советских рокеров, и, возможно, наиболее ярко выразил их в своём творчестве. В этом смысле он был частью, несомненно, советской рок-культуры. С другой стороны творчество Башлачёв отличается от советских рок-авторов необычностью текстов. Что представляет собой эта необычность? Я полагаю, что сердцевина «поэтического метода» Башлачёва 153

Журнал «Огни над Бией» № 32

состоит в переосмыслении привычных словосочетаний. Например, Башлачёв берёт устоявшуюся языковую конструкцию, скажем, «судный день» и вносит в него изменение: «скудный день», которое позволяют угадывать и прежнее словосочетание. В результате новый языковой оборот включает в себя значение прежнего и как бы вступает с ним в диалог. Гадами ползут времена, где всяк себе голова. Нынче - Страшный Зуд. На, бери меня, голого! Нынче Скудный день. Горе - горном, да смех в меха! С пеньем на плетень, - горлом - красного петуха. С ниточки по миру отдам, значит сберегу. С ниточки по миру - да что я еще могу! Но сбей озноб да брось меня в пот. Каков лоб, таков и приход. Но дай восход, и я его подожгу. Воля уготована всем кому вольготно. Мне с моею милою - рай на шабаше. У меня есть все, что душе угодно, Но это только то, что угодно душе. Я думаю, что этот метод был навеян журналисткой работой. Во всяком случае, журналисты любят этот приём и довольно часто им пользуются. Этот метод проявляется не сразу. Но уже в ранних песнях заметно внимание Башлачёва к языку. Например, возьмём песню «Подвиг разведчика», существует мнение, что она сделана в манере Высоцкого. Я думаю, что это не так. Высоцкий в своих песнях даёт панораму характеров, тем самым создавая образ своего времени. У Башлачёва в фокусе внимания всё-таки не характер, а, скорее, язык. Александр иногда говорил, предваряя песню, что она о том, что «в жизни всегда есть место подвигу». Известное высказывание М. Горького погружается в контекст советской реальности, переосмысляется и показывается, что, как писала Л.А. Серединская, «основным пафосом коммунистической морали стало самопожертвование личным во имя общественного – и героизм предлагался в качестве жизненной нормы… Героическая этика была мощным орудием эксплуатации советских людей 154

Журнал «Огни над Бией» № 32

номенклатурной элитой. В рамках такой этики нормальный налаженный быт, который мы наблюдаем в Европе, становится аморальным, поскольку забота о бытовом обустройстве есть проявление заботы о себе, а воплощение коммунистического проекта требовало ставить личное ниже общественного» [1.с.186187]. Похожая ситуация в песне «Слёт-симпозиум». А в песне «Душа обязана трудиться» воссоздаётся языковое пространство вокруг известной цитаты из знаменитого стихотворения Н. Заболоцкого, которое затем иронически переосмысляется и, таким образом, показывается обратная сторона «трудового героизма». Персонаж песни «Хозяйка», подобно Башлачёву, пытается переосмыслить фразу: «враги сожгли родную хату», но неожиданно понимает её глубинный смысл и прозревает свою «бездомность», глубинное одиночество человека. Не так ли и с другими осмеянными Башлачёвым советскими штампами? Не с этим ли связано охлаждение Башлачёва к своим «смешным» песням? Кстати говоря, я думаю, что «это охлаждение» было совершенно напрасным. Во всяком случае, высмеивается не «героизм», не «труд», а идеологическое манипулирование этими понятиями. Итак, нечто близкое к тому, что произошло с персонажем из песни «Хозяйка», случается и с самим Александром Башлачёвым. Он, видимо, приходит к мысли, что переосмысление языковых конструкций может вести не только к разрушению советских шаблонов, но и к созиданию, то есть, таким образом, приоткрывает себя то, что Башлачёв называет «Имя Имён». Имя имён в первом вопле признаешь ли ты, повитуха? Имя имён... Так чего ж мы, смешав языки, мутим воду в речах? Врём испокон вродь за мелким ершом отродясь не ловилось ни брюха, ни духа! Век да не вечер, хотя Лихом в омут глядит битый век на мечах. Битый век на мечах. Имя есть у всякого предмета или явления, в смысле, есть название, а Имя Имён, видимо, полагал Башлачёв, – слово, из которого и происходят все другие слова. Вспомним, что «вначале было слово, и слово было у Бога, и слово было Бог», то есть Имя Имён можно представить как замысел Бога, тогда совершенно 155

Журнал «Огни над Бией» № 32

ясно, почему «сам Господь верит только в него», то есть в Имя Имён. Иными словами, продумывание привычных, устоявшихся словосочетаний позволяет приоткрыть замысел Бога, явить истину бытия. Но Имя Имён можно понять и по-другому: не как Имя, которое порождает другие имена, а как Имя, которое обобщает их. Если всё сущее может быть названо, и всё сущее обобщается тем, что оно есть, то тогда Имя Имён – ни что иное, как Имя самого существования, охваченного культурой. Имя Имён и есть это существование. Различие между этими пониманиями Имени Имён принципиально. Если в первом случае слово способно выразить истину бытия, то во втором случае слово как бы накладывается на предметы и явления культуры. Иными словами, люди соглашаются между собой в том, что такой-то предмет они будут называть так-то. Но тогда слово не способно выразить докультурную, до-языковую истину, если допустить, что такая есть (во всяком случае, Башлачёв в неё верил). До-культурная истина не может быть выражена средствами культуры, её языком. Но если Имя Имён только обобщает предметы и явления, а не порождает их, тогда та задача, которую поэт ставил перед своей поэзией, оказывается невыполнимой. Не стало ли это неразрешимой проблемой для поэта (стремление к до-языковой истине и невозможность выразить её посредством поэзии или даже потеря ощущения этой истины) и причиной (или одной из причин) депрессии Александра и его последующего самоубийства (если оно было)? Даже если поэзия не способна выразить до-культурную истину, то поэт способен осмыслить посредством поэзии своё существование в пределах культуры. Поэтому наследие Башлачёва, конечно, не утрачивает свою ценность для нас. Заплатив дорогой ценой за попытку приоткрыть до-языковую истину, он оставил нам великолепную поэзию. И можно песенку прожить иначе, Можно ниточку оборвать. Только вырастет новый мальчик За меня, гада, воевать. Башлачёв не просто «занимался» песенным творчеством, а считал необходимым «прожить» его. Поэтому кредо Башлачёва означает, что творчество и жизнь для него совпадают. Тогда разгадки его самоубийства (если оно было) не может не быть в его творчестве.

156

Журнал «Огни над Бией» № 32

Обращение Александра Башлачёва к советскому року также не случайно. Если Окуджава говорил, что его (т.е. Окуджавы) пение – это форма исполнения своих стихов, то для Башлачёва рок – это форма проживания своих песен, так, например, его друзья замечали, что свои песни он всегда исполнял как в первый и последний раз. Совершенно было исключено пение «по-инерции». А ещё вхождение Башлачёва в среду советских рокеров говорит о том, что рок, как социальное явление, или, как раньше говорили, образ жизни был способен аккумулировать в себе настоящее, в том числе настоящую поэзию. Хотя у самих рокеров не было, конечно, такого чувства языка. Поэтому творчество Башлачёва с одной стороны обнаруживает себя как одна из вершин русской поэзии а, с другой, является частью советской рок-культуры, которая позволила ему не просто создавать поэзию, но и прожить её. Литература: 1. Серединская, Л.А. Героизм как матрица социализации советского субъекта/Л.А.Серединская//Философские дескрипты.

– 2007. – Вып.7.

* * *

157

Журнал «Огни над Бией» № 32

ИВАН ОБРАЗЦОВ РУЛА (сонные заметки о романе) ЭПИГРАФ Девочка с грустными глазами долго смотрит из окна автобуса на лужи, что разбиваются под колёсами несущихся автомобилей. ПРОЛОГ Письмо - та область неопределённости, неоднородности и уклончивости, где теряются следы нашей субъективности, чернобелый лабиринт, где исчезает всякая самотождественность, и в первую очередь телесная тождественность пишущего. Ролан Барт «Смерть автора» В конце века, в холодной северной стране, в провинциальном городке, недалеко от границы четырёх государств родится мальчик. Мальчик будет говорить стихи. Его будут любить и ненавидеть одинаково сильно… Гараван «Книга ста пророчеств» 1 аккаунт Поэт. Записи Бред и полусон... До утра остаётся две сигареты - измерение времени окурками в пепельнице. Точка отсчёта - распечатанная пачка. Бред и полусон... Легко повторять одну и ту же фразу, она гипнотизирует и начинает нравиться. Создаётся ритм, ритм африканских тамтамов. Ты удав и кролик одновременно. Бред и полусон... Мозг силится установить логическую связь в перестановке 158

Журнал «Огни над Бией» № 32

слов: первое должно начинаться после второго, а, следовательно, их нужно поменять местами, но смена ритма вызывает дискомфорт. Бред и полусон... Звук эха в лабиринте твоих галлюцинаций. В лабиринте много комнат, но выход один. Можно войти в помещение, полное красных цветов и застрять там навсегда. Можно оказаться в ловушке и выход станет только входом. Ловушка для рыб, где есть только вход - разве ты уже рыба? Бред и полусон... Обрывки дневных разговоров, каких-то дел и прочей ерунды. Перестраивание сознания в связи с изменением обстановки. Вроде как военная хитрость. А война, она чья? Бред и полусон...Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети...И тогда начинается сон...

2 Люсильда Игоревна Дом номер 21, в котором жил Поэт, стоял на пересечении Малой Олонской улицы и Крестьянского проезда. Это был старый трёхэтажный купеческий дом конца 19 века. После революции и последовавшего за ней раскулачивания, дом был перепрофилирован в коммунальное жильё для рабочекрестьянского населения. Три подъезда по шесть комнат на каждом этаже. В комнате напротив жила женщина сорока с лишним лет – Люсильда Игоревна Шуршат-Подольская. Каждое утро, кроме выходных дней, в восемь часов, отправляясь в редакцию местного литературного журнальчика «Край», где она уже несколько лет работала замом главного редактора, и тщательно закрывая ключом дверь своей комнатки, Люсильда Игоревна попутно «шла гулять» свою маленькую белую безумную болонку. Болонка истерично дёргала поводок, поскуливала, потому как знала – отхожее место болонок находится в близлежащем сквере, а хотела она туда очень. Если Поэт по какой-то причине вставал ни свет, ни заря, то выходя из комнаты, обязательно натыкался на Люсильду Игоревну с её безумной болонкой. Болонка начинала лаять и бешено вращать глазами, будя всех соседей. Поэт всегда вежливо здоровался, но Люсильда никогда ничего не говорила, а только высокомерно кивала в ответ. Он пропускал её вперёд, а после шёл на кухню и 159

Журнал «Огни над Бией» № 32

наливал воды в чайник. На обратном пути Поэт бросал взгляд на дверь общего душа, где была пришпилена бумажка со списком «очерёдность уборки общего душа жильцами секции». Фамилии жильцов были почему-то расположены не по порядку номеров квартир, а по алфавиту, и первым всегда значился Ах Юлий Робертович тире №33. Юлий Робертович был молодым человеком нескладной наружности и холостяком, работал системным администратором в какой-то фирме и вёл ненормированный образ жизни. Поэт невольно читал список и повторял про себя, глядя на выходящую в двери Люсильду Игоревну: Ах, Юлий Робертович! «Ах» всегда выходило отдельно, а Юлий Робертович – автоматически. Вообще у Поэта уже давно появилась неприятная привычка, от которой он никак не мог избавиться – когда он был чем-то впечатлён, то говоря про себя «Ах!» - грустно ли, радостно ли неизбежно вспоминал соседа. Иногда Поэт просыпался ночью от звуков подъехавшего к подъезду такси, женского смеха и громкого голоса Юлия Робертовича. Поэт вставал, подходил к окну и слушал, как хлопала, закрываясь, дверь подъезда. Он стоял возле окна ещё некоторое время и смотрел через стекло в ночь, поглаживая правой ладонью подоконник.

3 Юлий Робертович При всей внешней нескладности и даже небрежности Юлий Робертович имел успех у женщин. Его любили молодые девушки и взрослые серьёзные женщины, студентки и бизнес-леди. Практически каждая вторая особа противоположного пола при виде его долговязой фигуры испытывала непреодолимое желание погладить Юлия по голове, прижать к груди и расцеловать в макушку. Юлий Робертович пользовался своим успехом беззастенчиво и одновременно осторожно – он старался никогда не переходить той грани, когда роман трансформируется в супружеский долг. Он вообще не любил быть должным, а уж тем более женщине, а уж тем более супружество. Работа системным администратором приносила не самый большой, но стабильный доход, так как лучше всего Юлий Робертович умел делать две вещи – заводить короткие романы и быть хорошим электронщиком. И всё было замечательно, кроме 160

Журнал «Огни над Бией» № 32

одного – примерно лет с четырнадцати его систематически мучил один и тот же очень постыдный сон. Юлий уже давно понял, что этот сон снится только в те ночи, когда он спит один. Вот и сейчас, вздыхая и ворочаясь на кровати, он старался оттянуть момент засыпания, тоскливо понимая, что уснуть всё равно надо – завтра предстоял длительный и сложный рабочий день, надо будет ехать к заказчикам в соседний район и разбираться с установкой нового оборудования. Сквозь закрытую пластиковую раму окна иногда доносился звук проезжающих автомобилей. На рабочем столе монотонно мигал огонёк монитора, отбрасывая тусклые фиолетово-синие отблески на потолок. Юлий ещё раз вздохнул, перевернулся на бок, почесал нос и за ухом, и постепенно задремал… В старой трехкомнатной квартире было светло и уютно. Юлий вышел на балкон и оперся о нагретые полуденным июльским солнцем перила– внизу бегали и копались в песочнице дети, у подъезда сидели соседки тётя Зина и её двадцатилетняя дочь Светка, которую все называли Доча. Доча что-то рассказывала матери и обе иногда поглядывали на возившегося у детской качели Даньку, дочиного сына.

- Юль, – позвала мать. Юлий вернулся в комнату. В зале, на кресле сидела мать и перебирала какие-то цветные тряпочки.

- Юль, помоги мне вот эти сюда разложить, а эти сюда, – мать показала на две начатые кучки. Сев рядом, он почувствовал прикосновение тёплого материнского плеча и посмотрел ей в лицо. Вместо матери рядом сидела её подруга Ольга. Ольга взяла Юлия за запястья и положила его руки себе на бёдра. Она улыбнулась и обняла Юлия за шею, прижавшись всем своим мягким и тёплым телом. Юлий как бы случайно хотел потрогать Ольгину грудь и начал гладить её живот, поднимаясь всё выше и выше. Он провёл ладонью, но груди не было, только гладкое ровное пышное тело (Юлий даже не заметил, когда Ольга оказалась без платья). Он обнял это большое мягкое тело и вдруг почувствовал под ладонями мягкие горячие шары – грудь была на спине. Ольга смотрела ему в лицо и молча улыбалась, как бы успокаивая и всё разрешая. Юлия влекло к ней, и в то же время он испытывал неловкость и стыд за своё влечение. Он с силой прижал Ольгу к себе и провалился в это большое оранжево-розовое сонное тепло.

161

Журнал «Огни над Бией» № 32

4 Анна Андреевна За стенкой, в комнате 34 жил Павел Поликарпович Горшин. Человеком он был вида не то чтобы невзрачного, но как-то особо незаметного - среднего роста, склонный к полноте, лысеющий, одинокий, но... философ. Скорые зимние вечера казались ему прекрасным временем для печальных философских обобщений. Сейчас он стоял в пижамных брюках посреди общей кухни в ожидании закипающей кастрюли, с пачкой покупных пельменей в руках. У соседней плиты суетилась соседка из комнаты 32, Анна Андреевна.

- Павел Поликарпович, у вас полка скоро упадёт, возьмите гвоздь, забейте.

- У меня нет молотка и это не просто ничего не значащий факт, а следствие более глубоких причин, – Павел Поликарпович любил, как ему казалось, умно изъясняться, - собственно, причину отсутствия молотка, среди имеющихся у меня инструментов, коих имею я невозможно малое количество…

- Господи, Павел Поликарпович, – попыталась остановить бесконечный клубок рассуждений соседа Анна Андреевна, – у меня под вашей полкой машинка новая стиральная стоит. Ради бога, укрепите как-нибудь полку.

- Нет, нет, здесь, дорогая Анна Андреевна, дело не в полке. Ваш страх потери предмета быта есть показатель мировоззренческий, типичный для данной системы общественных отношений, а именно – системы общества потребления. С точки зрения состояния общечеловеческих ценностей – это симптом тревожный. Павел Поликарпович преподавал в местном Университете философию и практически всегда находился в состоянии лектора.

- Понимаете, Анна Андреевна, – Павел Поликарпович даже стал немного размахивать пачкой пельменей в такт своей речи, – мало кому сегодня действительно ценны слова поэта «Бессонница. Гомер. Тугие паруса. Я список кораблей прочел до середины: Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный, Что над Элладою когда-то поднялся…». Пока Павел Поликарпович говорил речь, Анна Андреевна, вздохнув, открыла ящик своего кухонного стола и достала оттуда длинный, стомиллиметровый гвоздь, молоток, и положила всё на стол перед оратором.

- Ну что вы, я бы самостоятельно мог добыть столь примитивные 162

Журнал «Огни над Бией» № 32

орудия труда. Впрочем, спасибо, мне не придётся, подобно великому Диогену ходить с фонарём по нашим комнатам и искать человека, – Павел Поликарпович стал распечатывать пачку пельменей, так как закипевшая в кастрюле вода уже брызгала на плиту, - После ужина я обязательно исполню эту простую работу. Когда Павел Поликарпович ушёл со своими пельменями в комнату, Анна Андреевна, ещё раз вздохнув, взяла молоток и начала самостоятельно вбивать в стену гвоздь, при этом разговаривая вполголоса сама с собой: «Гомер, Гомер, этот ваш Гомер и не того ещё бы понаписал». Нужно сказать, что Анна Андреевна была женщиной с образованием, но очень практичной, потому и работала кладовщиком на овощной базе. Она считала так – вначале дело, а уж после того и отдохнуть можно, в парк сходить или пускай даже в театр. «Басни рассказывать все мастера. Или вот этот их, Диоген чего он всё со своим фонарём по городу шатался, да в бочке потом полёживал? Отчего бы ему работать не пойти, а?» Анна Андреевна в последний раз ударила по гвоздю и отошла назад, чтобы взглянуть на результат своего труда, «Человека он искал, лучше бы работу себе нашёл. Бездельничать, да разглагольствовать они все горазды, а как гвоздь в стену забить, так сразу - с пельменями в кусты. Философы, Диоген их…».

5 аккаунт Поэт Ранний зимний вечер опускался на город. За инеем темнеющего окна набухали разноцветные шары - жёлтые, синие, красные – и он вроде бы знал, что это обычные неоновые фонари реклам, искажённые замёрзшими на стекле парами воды, но зудел внутри страх - страх узнавания подробностей. Это был страх разочарования в надежде. Как при поиске экзопланет в распахнутых глубинах космоса, всегда есть страх увидеть уродливую карикатуру на планету Земля. Потому никто, кроме отчаянных романтиков, не рискует говорить об этих планетах подробно. Рисковать не хотелось, но он решился. Ведь самая далёкая и неизвестная экзопланета это всегда - ты сам. Так вот, ранний зимний вечер опускался на город. За окном, как собственно и перед ним, продвигался вперёд очередной прохладный век от Рождества Христова. Мобильная связь, 163

Журнал «Огни над Бией» № 32

интернет и прочие достижения человеческого интеллекта ещё не успели окончательно угробить психику людей, но уже наплодили своих психопатов. Природа реагировала на бурную деятельность человечества, как организм реагирует на вирус – селями, землетрясениями и цунами. И среди всеобщих скоростных процессов, катастроф, истеричных заявлений о конце света, тихие зимние вечера, подобно снам о потерянном рае, пробуждали в глубине души сосущую ностальгическую тоску по покою. Герой смотрел на цветные разбухающие шары. Он был Поэтом, но сегодня не было стихов, только проза.

- Значит проза, - решил он. Поэту не нравилось печатать черновики на клавиатуре компьютера так же, как не нравилось писать в разлинованных тетрадях. Все его черновики были именно рукописными текстами и именно на нелинованных листах. Откуда в его двадцать восемь лет этот своеобразный консерватизм он и сам не знал. С другой стороны, бороться с этим не было никакой необходимости, особенно сегодня, когда он почти физически ощущал - что-то должно было начать происходить. Он отошёл от окна, сел за стол и, пододвинув к себе чистый белый лист, начал писать: «И вновь тишина. В ней я вспоминаю тебя. Тебя… Себя… Может быть нас? В будущем? Будущих? Вспоминаю… Какоето внутреннее беспокойство. Тревожит. Непонятное. Эхо, мечущееся в глубине души. Стены, тяжелые влажные стены, в которые ударяется звук и отскакивает с глухим вскриком «слы-ы-ши-и-шь…». Этот лабиринт, в нём ты, я – другие мы… Душа, Любовь, Привычка – стены, стены, стены… А кто сказал, что выход есть!? Выхода нет, я сам закрывал все двери, точнее – замки. Вот он, ключ от последнего замка. Вот он, маленький кусочек стали на моей ладони. Дай ему своё имя, хотя… это уже не имеет значения… Знаешь, я подумал сейчас, что можно ещё повернуть назад. Повернуть, с болью, с растоптанной гордостью, с рухнувшими идеалами. Ещё можно… Можно обмануть всех, обмануть тебя. Себя обмануть сложнее, но тоже можно. Беда лишь в том, что нас этому так и не научили… И вновь тишина. В ней я вспоминаю тебя. Тебя … себя… может быть нас,… вспоминаю… Ключ - я размахиваюсь и выбрасываю 164

Журнал «Огни над Бией» № 32

его в пустоту ночи. Нет выхода из лабиринта… Здесь ты, я и… одиночество…». Он встал, прошёлся по комнате и, достав новый чистый лист, сделал ещё несколько, не связанных между собой по смыслу записей: «Воспоминания о будущем?» «Метеориты – это разлетающиеся осколки звёзд» «Планеты – это собранные в комок осколки звёзд» «Если вдуматься, сколько же мы теряем времени впустую, стоя в очередях» Поэт посмотрел на настенные часы – они показывали половину пятого. Он включил настольную лампу и прошёл на кухню. Наливая воды в чайник, он всё думал об этом странном чувстве, точнее – неприятном предчувствии, что не покидало его сегодня с самого обеда…

6 Андрей Родионович В противоположном конце коридора уже пятый год, в ожидании отдельного благоустроенного жилья, жила единственная на этаже семейная пара с ребёнком – слабеньким белокурым мальчиком трёх лет. Муж, Андрей, работал экспедитором в маленькой строительной фирме. Это был крупный мужчина с вечно грустными, от постоянных скандалов жены, глазами. Иногда, он до поздней ночи сидел на кухне и делал вид, что занят каким-нибудь делом, лишь бы не идти домой и не выслушивать очередную порцию претензий дорогой супруги. Зато сына он любил безмерно и мальчик, чувствуя это, если плакал, то всегда звал именно папу. Жена, Наталья – маленькая полная женщина тридцати лет – работала аналитиком в местном отделении полиции. Человеком она была вредным и вечно недовольным жизнью. Соседи относились к ней не иначе, как к колобку зла, который обязательно есть в любой коммунальной квартире.

- …Ведь, как там, у Достоевского - не было б Арины Родионовны, няньки Пушкина, так, может быть, и не было б у нас Пушкина. И вот посмотрите же, оказалось, что и без того русское начало сохраняется в человеке. Это я про Цветаеву, ведь немка ж немкой, а какую, именно русскую душу, страстную, растерзанную написала! – Павел Поликарпович встал и заходил туда-сюда по кухне, он уже несколько минут говорил речь.

165

Журнал «Огни над Бией» № 32

Поводом к речи (хотя Павел Поликарпович мог говорить часами и без всякого повода) послужило то, что Андрей прочитал в какойто цветной газетке статью с названием «Детство африканского мальчика Саши Пушкина».

- Только и привычек ведь у нас своих дурных хватает, я имею в виду нас, образованных, пишущих людей. Взять те же рабочие или, как их называют, пролетарские районы. Что же мы, невежество этих людей презираем? – нет, мы человека презираем и они в ответ туда же. А если война, что тогда? А я вам скажу что – тогда все эти работяги и пойдут воевать, всю грязную работу делать, а мы – в штабе, в тылу. Разумеется, и в тылу и в штабе нужно кому-то быть, но я это к тому, что только вместе, сообща, так сказать, и можно большие дела делать.

- А чего делать-то, вы ж сами говорите, привычка наша такая, – Андрей помешал ложкой суп, – а привычка, как известно, вторая натура.

- Возлюби ближнего своего, как самого себя, вот единственный путь единения, – торжественно изрёк Павел Поликарпович и поднял вверх вместо пальца яйцо, которое собирался разбить на сковородку.

- Ну да, конечно, возлюби. Этак вы скоро в лапти нарядитесь и пойдёте возлюблять, только, простите, на вас, как на ряженого смотреть будут, а то и побьют между делом, и не со зла побьют, а так, за-ради развлечения. Вот вы семечки, например, жареные щёлкать, да ещё сидя на корточках, любите?

- Нет, а что? – не понял Павел Поликарпович.

- А то, что зря, – усмехнулся Андрей, – но это я так, для примера.

- При чём здесь семечки и корточки, – догадался Павел Поликарпович, – это же стереотип.

- Вот, вот, прям вот это слово и скажите, когда возлюблять будете. Подумают, что вы кого-то обозвали и ещё раз побьют, но уже за дело.

-Да что вы всё побьют, да побьют, что же это по-вашему, у нас народ только по лицу и может бить?

- Почему же только бить, ещё и получать по лицу может, – рассудительно подвёл итого Андрей.

- И как по-вашему тогда быть? Оставаться совершенно равнодушным к происходящему? – не унимался Павел Поликарпович.

- А по-моему, надо только, чтобы каждый своим делом занимался, 166

Журнал «Огни над Бией» № 32

а если война, так чего ж, соберёмся, да повоюем. Вот все говорят, что живём мы плохо, а кто говорит-то? Если голова и руки на месте, то дело ты себе всегда найдёшь и нечего виноватых искать, если у тебя всё плохо, значит, сам виноват, вот и всё, а остальное, как вы там говорите, стереотип.

- Как просто у вас, Андрей, всё выходит – сиди и не думай.

- Я же не говорю не думать, я говорю, виноватых нечего искать, если сам виноват. Вот выйдите на улицу, посмотрите машин-то сколько, ни пройти, ни проехать, а машина ж не пять копеек стоит и на что их все себе понабрали, если плохо живут, от плохой жизни?

- В кредит, разумеется, понабрали, а потом народу этими кредитами петлю на шее и затягивают, душат, так сказать, материально.

- Ага, кредиты, только скажите мне, пожалуйста, Павел Поликарпович, зачем тебе эта машина в кредит, если ты и так плохо живёшь?

- Ну, возможно, человеку она для работы нужна или для какихнибудь бытовых нужд, – Павел Поликарпович немного растерялся от этого вопроса, так как автомобиля никогда не имел и смутно представлял себе его необходимость.

- Нет, не в работе и нуждах дело, а в натуре нашей – любим мы больше всего на свете две вещи – понты и халяву. И берём всё, потому что все берут, а потом возмущаемся, будто нас обманули. А кто обманул – сами себя всю жизнь и обманываем. Вот скажи, Поэт, нужна тебе машина в кредит? Поэт на протяжении всего диалога молча сидел у окна, курил и листал рекламный буклет одного из местных торговых центров: – Машина мне не нужна, даже и без кредита, у меня понты другие, а про халяву я думаю, что бесплатный сыр только в мышеловке бывает, хотя это и так всем известно.

- Андрей! – раздался из комнаты крик Натальи, а следом появилась и она сама. – Фу, а накурили, дышать невозможно. Ты долго ещё с этим супом возиться будешь?! Андрей, опустив голову, начал сосредоточенно мешать ложкой борщ, он не боялся своей жены, просто предпочитал с ней лишний раз не связываться. Она подозрительно покосилась на Поэта и повернулась к Павлу Поликарповичу: – Павел Поликарпович, уже неделю, как ваша очередь в душе убирать.

167

Журнал «Огни над Бией» № 32

- Правда, а я что-то заработался, совсем из головы вылетело, – пробормотал тот.

- Ну, в душ-то ходить из головы не вылетает, а расписание на двери душа висит. Надо, наверно, его вовнутрь перевешать, чтоб мыться и постоянно смотреть, так точно не забудете, – и Наталья, довольная собой, ушла обратно в комнату. На кухне повисла дурацкая неловкая пауза и стало ясно, что разговор как-то сам собой развалился.

7 аккаунт Поэт Пока все нормальные люди работали на разных работах (действительно, чем ещё вроде бы можно заниматься на работе, кроме работы), Поэт занимался сочинением стихов. При всей значимости данного состояния – ведь не называть же это профессией и работой – поэтическое ремесло не приносило сколько-нибудь стабильных доходов. Времена полного безденежья сменялись неожиданным дивидендами в виде премий или платы за участие в различных культурных событиях их маленького провинциального городка. Жить на такие доходы было можно, но только в том случае, если поэт обладал недюжинными организаторскими способностями и талантом к передвижению в пространстве со скоростью звука собственного голоса. В конце концов, деньги платили вовсе не за поэзию, а скорее за возможность отчитаться перед чиновниками «о проделанной работе и организованной культурной программе» или (что было большой редкостью) за рукопись. Темп был бешеным и понятно, что выматывал страшно, потому Поэт часто впадал в состояния, подобные сегодняшнему состоянию тоски о покое. В такие моменты все ощущения словно притуплялись, и возникало, в глубине души, сладкое желание послать всех далеко и надёжно. Но сегодня к этому желанию примешивалось смутное чувство тревоги, непонятно откуда возникшее и неясно, что означающее. Закипел чайник. Поэт достал из синего кухонного шкафчика чашку и бросил в неё три чайных пакетика «Ушебти». Интересно, подумал он, кому понадобилось называть чай «Ушебти». Ну, понятно ещё «Вкусный» или «Весенний», а тут… может дело в составе? Он повертел в руках пачку – чай чёрный байховый – вроде ничего египетского не примешано…

168

Журнал «Огни над Бией» № 32

8 аккаунт Поэт Записи Если ты меня потеряешь. Я не уйду. Я больше не вернусь. Гараван «Книга ста пророчеств» Печенье Ему, уже в который раз, снился почти один и тот же сон: растрепанные волосы, нервное подрагивание худых плеч и шуршание книжных страниц – все это выплывало по отдельности. Каждый раз он пытался разгадать странные символы… Хотя, что в них собственно странного? Обрывки сна и только. В эту ночь почему-то особенно сильно грохотали колеса трамваев, лаяла пара собак и еще кто-то где-то чем-то похрустывал. Ах, да, это печенье! Кстати, и поесть так резко захотелось. Так это шуршали не книги, а коробка с печеньем… Она любила ее открывать, таинственно жмурясь, и каждый раз наблюдала за его руками – когда же они потянутся в ее сторону. И всегда она опережала их и протягивала съедобный цветочек прямо к его губам. Как же это злило его. Никогда он не будет есть с руки. А она лишь забавлялась его хмурым бровям и ласково смотрела, смотрела… Опустошив коробку, он продолжил свой сон… Был уже глубокий день, когда в дверь постучали. Неужели опять она со своим печеньем - пронеслась первая мысль. Может меня нету дома? Стук повторился. Такой правильный и терпеливый. Стук в дверь. Так может стучать только… Он открыл дверь. В полумраке коридора явно выделялась лишь шикарная борода пришельца. Кого-то он мне напоминает… Пронеслось и застряло где-то в дебрях седых волос. А еще глаза, да, такие выразительные и влажные… Старик держал в руках что-то мятое. Он молча положил свой груз на порог и тихо и удивительно плавно ушел в темноту. Он разглядывал, сидя на кровати, странный пустой пакет. На нем еще сохранились следы чего-то воздушно-розового и липкого. Крем. Здесь был торт? Может быть. На дне пакета Он обнаружил множество крошек. На ладонь высыпалась целая горка. Он прикоснулся кончиком языка к хрупкому пику. Несомненно, это было его любимое печенье. Шел день. Снег искрился под солнцем. Последние крошки доклевывала воробьиная стайка. Один все не мог совладать с застывшим на трамвайных рельсах фрагментом крема.

169

Журнал «Огни над Бией» № 32

Пробегающий мимо бродячий пес жадно накинулся на остатки лакомств… Печенье Он больше не ел. Никогда.

9 аккаунт Рула Рула жила в небольшом провинциальном городке на берегу Мирового Океана. Честер-стрит 19/80 – трёхэтажный дом из жёлтого округлого кирпича. Чердак был мансардой, а одновременно квартирой и мастерской для мистера Ди, старого художника и доброго друга Рулы. Когда-то он удачно продал одну из своих странных картин, которые он называл настоящими, заезжему торговцу из Европы. Денег как раз хватило на то, чтобы заброшенный чердак превратился в мансарду с высокими (почти четыре метра) потолками, квадратным окном и маленькой скрипучей дверцей, в правом от входной двери углу, для выхода на крышу. Никогда больше мистер Ди не заключал таких выгодных сделок и зарабатывал на жизнь тем, что рисовал пейзажики для кабаков и кабинетов местных торговцев. Бывало, изредка, кто-нибудь из чинов городской элиты заказывал мистеру Ди портрет – свой, либо семейный – но притом всегда уточнял: «Мистер Ди, рисуйте только без этих вот своих кругов и квадратов, мне нужен портрет моей семьи, а не трёх красных пирамид, ха!» – и довольный своей шуткой чиновник удалялся (чиновники всегда имели свойство удаляться, а не уходить, как все рядовые люди). В левом от входной двери углу мастерской стоял большой дубовый шкаф. Руле нравилось разглядывать и осторожно трогать пальцами корешки толстых старых книг, которыми шкаф был плотно набит доверху. Часто Рула брала полистать какую-нибудь книгу, с интересным на её взгляд названием. Но самым любимым был старый фолиант с медными застёжками и выведенным золотой краской названием «Гараван. Книга ста пророчеств». В книге беспорядочным образом размещались сказки, иллюстрации и древние пророчества. Наверное, настоящие картины мистера Ди – думала Рула – как эта книга. Чем дольше картина или книга целы, тем дольше живут в них всякие-разные (кто эти «всякие-разные» она решила пока не уточнять). А если оставить их в чужом доме или вообще в музее? – такая мысль показалась грустной.

170

Журнал «Огни над Бией» № 32

10 Гараван «Книга ста пророчеств» Сказка о решении комиссии - Итак, прошу внимания! – торжественно начала Торжественная Мышь. «Не зря её зовут «Торжественная Мышь», даже Фараон говорит, что не зря…» - подумала Тётушка Черепаха.

- Нашей уважаемой во всех отношениях комиссии необходимо принять важное, а главное, ответственное решение!

– Торжественная Мышь зашуршала бумагами – Есть три кандидата на должность Необычного Существа, это Гагара, Гагара и Застраус. Предлагаю голосовать не глядя.

- Как это «не глядя», а поглядеть?! – Ондатра даже привстала на задние лапы от любопытства.

- Поглядеть не получится, – грустно заметил Добрый Барсук.

- Это почему так? Если кто-то есть, то его можно поглядеть, – возмутилась Ондатра. Торжественная Мышь быстро записала это в свод правил комиссии, а Тётушка Черепаха подумала : «Какая, однако, эта Ондатра шустрая и шумная, не зря Фараон её не любит...»

- Понимаете, уважаемая Ондатра, здесь такое сложное дело, если глядеть кандидатов, то Гагара одна, а если принимать заявки и характеристики, то Гагары – две, постоянный только Застраус, – ещё больше грустнея, объяснил ситуацию Добрый Барсук. Всё это странно, необычно и даже подозрительно. А Застраус всегда один? Всегда.

- Ну и что тогда в этом необычного, однозначно, надо выбирать Гагар, – с решительным видом заключила Ондатра. «Но ведь Застраус такой несчастный», – подумала Тётушка Черепаха и так расстроилась, что даже забыла подумать про Фараона, но этого, само собой, никто не узнал. «А шумливая Ондатра не такая уж и дура», – сделала про себя вывод Торжественная Мышь, но записывать не стала.

- Послушайте, вам не кажется, что второй Гагары просто может не быть, вдруг кто-то написал про себя характеристику и забыл, что отправил, – Торжественная Мышь, как ведущая обязана была растянуть разговор о принятии решения на разложенный час времени, иначе ей не заплатят положенный гонорар.

- Но характеристики-то совершенно разные, совпадает только 171

Журнал «Огни над Бией» № 32

имя, – печально возразил Добрый Барсук.

- Ну и что, подумаешь – разные. А вдруг у человека разное настроение было, вчера он думал, что одинок и несчастен, а сегодня получил на работе премию и радостно сел писать характеристику для комиссии. Может он от радости и забыл, что вчера уже всё грустно написал и отправил, может ему эта премия уверенности придала, может ему она жизнь спасла, а? – Торжественная Мышь всегда внутренне гордилась своим искусством красноречия. «У «человека» разное настроение было, а подписался два раза «Гагара», как-то это всё необычно, не по-фараонски», – подумала Тётушка Черепаха.

- Знаете, даже если и так, то это означает, что мы совершенно точно имеем дело с необычным существом или существами, – Добрый Барсук повернулся к Ондатре. – Ведь Вы же тоже так считаете?

- Что? – Ондатра пропустила весь разговор про характеристики, копошась под столом. - Никто случайно не видел мой блокнот? Он только что был вот здесь, – Ондатра показала на край стола.

- Нет, – сказал Добрый Барсук.

- Даа… дела…– протянула Торжественная Мышь. «Фараон его знает», – подумала Тётушка Черепаха. Ондатра села прямо на комиссионную скамью и сложила лапы на стол: – А о ком вы сейчас говорили? – подозрительно спросила она. Внезапное озарение пронзило всех членов многоуважаемой комиссии – Точно - Гагара! Гагары! – и как будто даже глухое «гаагаа-гаа…» услышали они из раскрытого в весеннюю улицу окна. Торжественная Мышь очнулась первой и, тихонько шурша пером по листу, записала вердикт: «Признать Необычным Существом Гагару. Признать Необычным Существом Гагару, – и подумала, – Так надёжнее». Добрый Барсук подумал : «Два раза лучше, чем один, очень умно». «Блокнот только жалко, надо попросить компенсацию», – подумала Ондатра. А Тётушка Черепаха ничего не подумала, только тихо пробормотала что-то неразборчивое – Шлятувся… - и втянулась в панцирь.

172

Журнал «Огни над Бией» № 32

11 Гараван «Книга ста пророчеств» Старая сказка о решении Застрауса Застраус никогда не был так смущён и сконфужен. Дело в том, что в комиссии были все его милые и добрые знакомые: Торжественная Мышь, Ондатра, Тётушка Черепаха и, главное, Добрый Барсук. «Что же произошло, – думал Застраус, – как могли двух Гагар признать необычными существами?!» Логика уважаемой комиссии совершенно не укладывалась в голове Застрауса: «Надо не укладывать, а выстраивать», – решил он. Но если что-то строить, то надо с чего-то начать – к сожалению, начала не было, впрочем, как не было и логики. «Хорошо, – Застраус почесал клюв, – начнём с того, что Мышь – серая, значит, Барсук – полосатый, а Черепаха – панциревая». Что делать с Ондатрой, было решительно непонятно. Застраус ещё раз почесал клюв и сделал вывод: «Если с кем-то непонятно что делать, то тогда его надо определить, как побочный эффект и не учитывать при расчётах основного вывода». Тогда возникал новый вопрос – а что именно необходимо рассчитать? Выходило, что рассчитать надо было не что, а кого. «Нет, нет, нет, всё это полная ерунда, – сказал внутренний голос, – ведь если рассчитать надо кого-то, то получается, что рассчитываешь – ты сам, а если так, то ты и есть комиссия, а если ты и есть комиссия, то решение комиссией уже принято». «Действительно, я и есть комиссия, как же я сразу не догадался, что сам принял решение, – подумал Застраус и успокоился, – пойду спать, утро, как говорят, вечера мудренее». И, правда, пошёл спать.

12 аккаунт Рула Захлопнув книгу, Рула в недоумении подумала: «Совершенно не понимаю, зачем им вообще понадобилось решать такую странную задачу? Ведь всем известно, что если что-то одним кажется необычным, то всегда найдутся другие, для кого это необычное – обычное дело. Ну, вот, например, моё белое родимое пятно на ноге, размером с монету – все говорят – как необычно, а для меня оно такое же обычное, как бутерброд с маслом». Рула отложила книгу мистера Ди и принялась пить какао с молоком 173

Журнал «Огни над Бией» № 32

и откусывать маленькие кусочки от бутерброда с маслом. «По мне, – продолжала рассуждать про себя Рула, – намного важнее вопрос про бутерброды - какой вкуснее, с маслом или с маслом и сыром? Вот вчера вкуснее был с маслом и сыром, а сегодня – только с маслом. А если нет сыра, то вкуснее какао. Только тогда немного странно». Рула открыла наугад книгу и прочитала: - Нет, нет, нет, – повторяла Ондатра бегая из одного угла кухни в другой, – разве тАк готовят настоящие бутерброды?! Это не бутерброд, а какой-то банальный хлеб с маслом.

- Странно, - думал Застраус, сидя на табурете и вертя в лапакрыльях ломоть хлеба с маслом, – а я всегда считал, что бутерброд, это и есть хлеб с маслом.

- Бутерброд, как особая история, отличается от банального хлеба с маслом тем, что падает не вниз, а вбок, – назидательно произнесла Ондатра. Застраусу ничего не оставалось, как согласно кивать в ответ, ведь Ондатра была родом из Новой Гвинеи и говорила, что знает целых восемьсот языков. Застраус же не знал толком даже того единственного языка, на котором разговаривал сам.

14 аккаунт Поэт Поэт писал, низко склонившись над листом бумаги: Настоящая книга рассказывает о Первой школе мастерства, имея ввиду Поэзию, как основную составляющую любой сферы деятельности человека. Собственно говоря, речь здесь пойдёт о расширении рамок самого понятия Поэзия. К стихосложению как таковому я буду обращаться по той причине, что это самая известная форма проявления Поэзии и, соответственно, через неё удобнее всего показать Путь Поэта, хотя стихосложение является, в общем-то, лишь частным случаем проявления Поэзии. Необходимо сразу уточнить, что Путь Поэта возможно пройти только свободному человеку. Первая школа мастерства — это, по большому счёту, ещё не обретение свободы, а только первый шаг к ней. Всего существует Семь школ мастерства и постигать их суть необходимо в определённом порядке, так как при нарушении порядка, из любопытства, из нетерпения или по любой другой причине, постигающий становится ещё более несвободен, чем 174

Журнал «Огни над Бией» № 32

был в начале Пути! Цель Пути Поэта заключается в обретении способности влиять на окружающий мир, менять его не нарушая баланса. Повторю, что стихосложение будет рассматриваться мной лишь из соображений удобства и под созданием текста не обязательно понимать именно написание стихов, так как книга — это весь мир окружающих людей, а текст — это способность писать в книгу. Я не могу написать за вас ни одной строки, но только могу показать, как это сделать. Миром правят страсти и лишь Поэт правит страстями. Пути Поэтов бывают разными — это может быть Путь Власти, Путь Славы, но может быть и Путь Любви, Путь Красоты. Семь школ мастерства говорят о всех возможных Путях и выбрать можно любой, но не каждый сможет их пройти, потому я, без угрезений совести, рассказываю о всех Семи школах, зная, что не нарушу баланса. Если кто-то идёт по Пути Славы или Власти, значит таков его Путь. Прежде чем браться за изучение Пути Поэта необходимо твёрдо усвоить одну истину — Поэзия не есть способ наиболее удачного складывания слов, Поэзия не есть постижение технических приёмов складывания слов, Поэзия — не есть складывание слов! И ещё, Поэзия созвучна религии и философии, но только потому, что включает в себя и первое и второе…

15 аккаунт Рула Она тихонько сидела у окна. Мистер Ди рисовал очередной пейзаж.

- Ну, вот и всё на сегодня, – мистер Ди отложил кисти. Взяв тряпку и вытирая на ходу руки, он подошёл и тоже присел у окна. За окном, по самому краю крыши лепился большой полосатый кот. Художник проследил за взглядом кота и увидел двух целующихся голубей.

- Ты помнишь, Рула, - вдруг спросил мистер Ди,– я рассказывал о заезжем торговце из Европы? Рула кивнула.

- Тот молодой человек занимался скупкой предметов искусства, он просил продать ему все мои настоящие картины. Я долго не соглашался и тогда он попросил продать хотя бы одну, сказав, что даст за неё столько, сколько хватит на отдельную 175

Журнал «Огни над Бией» № 32

мастерскую, - Мистер Ди задумчиво покачал головой, – Знал, что это единственное, чем я мог тогда соблазниться. Да, я продал картину с большим чёрным квадратом посередине, это была очень мрачная картина о конце света. Молодой человек сказал, что когда-нибудь вернётся за остальными и отбыл из города. Мистер Ди провёл ладонью по седым волосам и, немного помолчав, продолжил: – Послушай, Рула, я завещал все свои настоящие картины тебе, на день твоего совершеннолетия. Тот торговец обязательно вернётся. Он будет просить тебя продать ему все картины, но ты продай только одну. Запомни, только одну настоящую картину. Обещай мне. Давать обещания в тринадцать лет очень легко.

– Я обещаю, мистер Ди, только одну настоящую картину, – сказала Рула, глядя в окно. В этот момент полосатый кот прыгнул, но голуби вспорхнули на мгновение раньше. Две птицы поднимались в синее вечернее небо. Две птицы летели над черепичными крышами, над головами прохожих, над маленьким провинциальным городком, что расположился на берегу Мирового Океана. И тогда Рула увидела как кот, прикрыв свои зелёные глаза, как будто хитро улыбнулся.

16 Павел Поликарпович Павел Поликарпович был безответно влюблён в Люсильду вот уже лет пятнадцать-двадцать, и все эти годы, перед сном, повторял про себя две строчки из стихотворения известного поэта: «…и какую-то женщину, сорока с лишним лет, называл скверной девочкой и своею милою…» Весь текст стихотворения он не помнил, но часто пытался дописывать к нему продолжения, неизбежно рифмуя «милая» с «самая красивая», либо с «самая любимая». Он рисовал в своём воображении картины, как после страстной ночи любви, небрежно раскинувшейся на постели Люсильде, он вдохновенно декламирует свои опусы. И вот, когда он доходит до строчек со «скверной девочкой», то поворачивается к ней, а она шутливо грозит ему пальчиком. Разумеется, после данной милой сценки, ночь любви плавно переходит в утро любви, день любви и т.д. Каждое утро, кроме выходных дней, в восемь часов, выходя на 176

Журнал «Огни над Бией» № 32

службу и закрывая ключом дверь Павел Поликарпович неизменно встречал Люсильду, которая в это же время «шла гулять» свою маленькую белую болонку. Болонка нервно дёргала поводок, поскуливала, торопя хозяйку. Павел Поликарпович всегда вежливо здоровался: «Доброе утро!» Люсильда ничего не говорила, а только кивала в ответ. Он пропускал её вперёд, сам же, идя по коридору к лестнице, бросал взгляд на список уборки душа с фамилиями жильцов, который был пришпилен к деревянной душевой двери. Фамилии жильцов были почему-то расположены не по порядку номеров квартир, а по алфавиту, и первым значился Ах Юлий Робертович тире №33. Павел Поликарпович читал и повторял про себя, глядя на выходящую в двери Люсильду: Ах, Юлий Робертович! «Ах» всегда выходило восхищённо, а Юлий Робертович – автоматически. Вообще у Павла Поликарповича уже давно появилась неприятная привычка, от которой он никак не мог избавиться – когда он был восхищён чем-то или кем-то, то говоря про себя «Ах!» неизбежно вспоминал Юлия Робертовича. Иногда Павел Поликарпович просыпался ночью от звуков подъехавшего к подъезду такси, женского смеха и громкого голоса Юлия Робертовича. Павел Поликарпович вставал, подходил к окну и в этот момент хлопали двери парадного. Он стоял возле окна ещё некоторое время, смотрел через стекло на ночь и произносил: Ага…

17 Гараван «Книга ста пророчеств» Старая сказка о дороге Застраус и Страужаба были необычными существами и оба с детства имели страсть к путешествиям. Возможно, что страсть эта была невольной, так как вокруг были нормальные зайцы, страусы и жабы, и потому на наших необычных героев всегда смотрели с подозрением, а то и совсем с неприязнью. Нужно сказать, что Застраус и Страужаба жили в разных частях света и знакомы, разумеется, не были. Но это не мешало им очень долго мечтать об одном и том же – стать такими, как все, но как можно стать «как все», если природа наделила тебя совсем другим телом, разве что произойдёт чудо. Чуда не происходило, и когда стало окончательно ясно, что и не произойдёт, оба собрали свой нехитрый скарб, попрощались с родными и отправились в путешествие по миру. Родные вздохнули с облегчением, ведь 177

Журнал «Огни над Бией» № 32

их тоже можно понять - все они были нормальными жабами, страусами и зайцами, а тут такая обуза. Мотаясь по странам и континентам, очень часто приходилось нашим героям питаться всякой дрянью, а то и вовсе голодать, спать как и где попало. Не сладко им приходилось и, не будем излишне гладкими в выражениях, в общем-то, отвратительно было. Ведь «не таких, как все» как-то традиционно не очень любили, и традиция эта была во всех странах, куда бы ни попадали наши путешественники. Но, всё-таки, есть высшая справедливость, есть! Случилось, что Застраус встретил Страужабу в подворотне какого-то очередного портового городишки, где оба шатались в поисках места, что сгодилось бы для ночлега, который хоть ненадолго спрячет озябшее и голодное тело от влажного океанского сквозняка. Мало того, что они встретились, так ещё и полюбили друг друга с первого взгляда. Как уже было сказано, высшие силы компенсировали влюблённым все перенесённые жизненные тяготы вполне реальным счастьем. Нет, речь идёт не только о их любви – любовь, она никуда из мира не пропадала и компенсировать её нет никакой необходимости – речь о том, что влюблённые обрели свой дом. Совершенно случайно (но мы-то знаем, что это бонус от высших сил) ими был открыт островок в Бирюзовом Море. Правда, необитаемым островок не был, как выяснилось, там доживал свой век старый дядюшка Сорокогусь. К традициям внешнего мира он относился равнодушно, и если Застраус и Страужаба всегда переживали и страдали от традиционного к ним не очень хорошего отношения во всех странах, то Сорокогусь просто игнорировал эти традиции, ему, если уж быть совсем откровенным, было тупо наплевать на всё происходящее во внешнем мире. К тому же Сорокогусь оказался миролюбивым соседом, пускай и не очень разговорчивым. В положенный срок у счастливых влюблённых родился сын, и родители решили придумать какую-нибудь свою традицию с именами. После долгого обсуждения разных известных им традиций и имён, сына назвали За-стражаб. И вот, подросший За-стражаб гулял как-то по берегу Бирюзового Моря, но настроение в этот замечательный теплый вечер было у него вовсе не замечательным – не радовали его больше ни вечернее солнце, ни бирюзовая вода, ни молодость его, в общем, ничего его не радовало. Тошно было на душе, а отчего, он никак 178

Журнал «Огни над Бией» № 32

не мог понять. Думая обо всей этой тошности, За-стражаб не заметил, как добрёл до утёса, с которого в детстве любил прыгать в море. На самой вершине сидел старый дядюшка Сорокогусь. За-стражаб по крутой тропинке забрался наверх и сел рядом с соседом. Помолчав чуть-чуть для приличия он обратился к старому дядюшке: - Дядюшка, отчего тошно так на душе? Хожу, брожу весь день по нашему острову и думаю, вроде живём мы в тепле и покое, всего у нас в достатке, а радости никакой нет. Сорокогусь печально улыбнулся краешками клюва и молча продолжил дымить своей бамбуковой трубкой. За-стражаб выждал немного времени и опять спросил: - Почему? Почему ты молчишь? Сосед повернулся к молодому существу и вынул трубку из клюва: - Знаешь, мой мальчик, может это и ответ.

- Но ты же ничего не сказал? – За-стражаб был в недоумении.

- Ты ошибаешься, хотя в то же время ты и прав. Молчание с тем же правом обозначает отсутствие ответов, как и их бесконечное множество. За-стражаб расстроился.

- Это очень грустно, ведь значит ответов не знает никто, – он взял валявшуюся у его ног веточку и стал рисовать на земле бессмысленные знаки, разные круги и квадраты и даже что-то похожее на пирамиду.

- Может ты задаёшь неправильные вопросы? – Сорокогусь выпустил струю дыма прямо в заходящий солнечный диск. Бросив свою детскую геометрию, За-стражаб поднял голову: - А что надо спросить?

- Да ничего у меня не нужно спрашивать, но могу дать тебе совет.

- Какой?

- В далёкой стране, где все счастливы и радостны, живёт моя дальняя родственница Сорококурица. Ты можешь отправиться к ней.

- Она знает ответы?

- Да нет, и вопросов она не знает.

- Но зачем мне тогда идти к ней?

- Потому что в конце пути есть покой, а смысл - только в дорогах. В них нет радости и печали, нет счастья и горя, но есть смысл.

- А зачем мне смысл, если в нём нет радости и счастья?

- Затем, что печали и горя там тоже нет, впрочем... – Сорокогусь 179

Журнал «Огни над Бией» № 32

поднялся и повернулся к спуску с утёса, - Впрочем, для тебя это всё не имеет совершенно никакого смысла… – и начал спускаться по крутой тропинке вниз, к морю.

18 аккаунт Рула Будучи девочкой не только мечтательной, но и практичной, Рула думала так: «Раз я обещала мистеру Ди не продавать его настоящих картин, но жить на что-то будет нужно, то значит стану тоже художником, буду рисовать и продавать свои картины». Рула решила, что будет путешествовать и привозить из путешествий фотографии разных знаменитых мест, а уж дома будет рисовать с фотографий картины и продавать жителям городка. В конце концов, мысли обогатиться ради богатства у Рулы не было, и она подумала, что если расскажет мистеру Ди о своей идее, то ничего в этом плохого не будет. Поднявшись по лестнице, Рула приоткрыла дверь в мастерскую. Мистер Ди рисовал очередной заказ – парусную яхту на фоне океанского заката.

- Здравствуй Рула, – поднял голову от картины художник, отложил кисть и взял чашку с чаем, что стояла рядом на маленьком столике.

- Здравствуйте, мистер Ди, – Рула прошла и села на привычное место у окна и начала рассказывать о своём плане. Мистер Ди, отпивая чай, слушал, не перебивал, только иногда кивал головой, что Рула понимала, как знак одобрения. Когда будущая художница закончила излагать свой бизнес-план, мистер Ди поставил чашку обратно на столик.

- План у тебя, конечно, хороший и, по большому счёту, я всю жизнь зарабатываю на хлеб именно таким способом, разве что не путешествую и дальше нашего городишки вообще нигде не был.

- Но как? Я всегда думала, что вы много путешествовали, ведь у вас столько картин, где нарисованы далёкие города и экзотические страны!?

- Да всё очень просто – дело в тебе самом. Каждый из нас в течение жизни выбирает куда пойти, что сделать или, наоборот, отказаться от поступка. И от того, что выбираешь, зависит достигнешь ты своей цели или будешь всё время уходить от неё. Послушай, я расскажу тебе одну показательную историю, только, если ты не возражаешь, я буду одновременно заканчивать заказ.

180

Журнал «Огни над Бией» № 32

Кстати, твоя чайная чашка в буфете. Рула встала, взяла в буфете чашку и налила себе чёрного чаю с бергамотом из разноцветного чайника, после чего села обратно у окна. Мистер Ди начал рассказывать, иногда поворачиваясь и поднимая кисточку, как восклицательный знак, в важных местах рассказа.

19 Рассказ мистера Ди - Жил на свете один молодой человек двадцати восьми лет. После смерти бабушки ему осталась в наследство квартира в старом доме, что был когда-то особняком богатых промышленников. В той стране, задолго до рождения нашего парня, произошла революция, и вся семья тех богатых промышленников куда-то пропала. Бабушка героя нашего рассказа в те далёкие времена была молодой революционеркой, и квартира досталась ей по распределению. В общем, квартира парню досталась «с историей». Раз так произошло, решил наш герой, то это знак. Нужно заметить, что у парня с детства была мечта – он хотел стать кладоискателем и найти какой-нибудь сундук с золотом. Ни семьёй, ни родственниками он обременён не был и легко решился начать осуществлять свою мечту. Сказано-сделано, сорок лет он искал клады по всему свету – участвовал в поисках знаменитых сокровищ Чингисхана, Александра Македонского, пирата Чёрной Бороды и многих, многих других сокровищ. Но, увы, за все сорок лет поисков, так не нашёл ни одного, не то чтобы сундука, но даже маленького сундучка с золотом, драгоценностями, монетами – в общем, с сокровищами. Через сорок лет, вернувшись из очередной экспедиции, он умер в своей старинной квартире, что досталась ему в наследство от бабушки. Так как родни у него никакой не было, квартира отошла государству, и её продали молодой семье. А когда новые хозяева стали делать ремонт, то решили поменять расположение дверных проходов. Разобрали стену, возле которой стоял диван, на котором и скончался предыдущий хозяин квартиры. В стене оказался замурован большой сундук с золотыми монетами и драгоценностями.

181

Журнал «Огни над Бией» № 32

Оказывается, те самые богатые промышленники, старинные владельцы дома, когда произошла революция, хотели уехать за границу, а пока улаживали разные последние дела, замуровали в стену всё самое ценное, что готовились забрать с собой. Но планы свои осуществить они не успели, так как глава семьи и два его брата погибли в мятеже на улице, про место же клада больше никто не знал. Вот так. Наш герой просто никогда не думал, что географические передвижения на дальние расстояния ещё не гарантируют приближения к цели – вполне возможно, что цель находится на расстоянии вытянутой руки.

- А для чего он хотел найти эти сокровища, чтобы разбогатеть? из всего рассказа Рула так и не поняла, зачем тот человек искал клады.

- Знаешь, Рула, может потому он их и не нашёл, что когда-то неправильно выбрал то, зачем ему они были нужны, но этого мы узнать уже не можем.

20 аккаунт Поэт Вселенная, это капля масла, что растекается плёнкой во все стороны от одного полюса шара к другому. В конце концов, плёнка лопнет в центре северного полюса, чтобы вновь стать каплей в центре полюса южного и упасть на следующий шар. Потому, не важен вопрос – что такое Вселенная, намного важнее понять – по какому шару она течёт и почему именно в эту сторону? Гараван «Книга ста пророчеств» Поэт сидел в кресле, пил чай «Ушебти» и разглядывал свою левую руку. Он давно привык ходить на людях в одежде с длинными рукавами и в чёрной перчатке. Только дома можно было расслабиться и снять ненавистную перчатку, от которой, до сих пор, у Поэта возникало чувство пребывания в исправительной колонии. На самом деле, он вполне мог забыть дату, но именно «вот снег, первый снег, двадцатое октября…» - такая надпись появилась первой. Поэт прикрыл глаза и вспомнил то утро… Он смотрел на свою левую руку, где наискосок от большого пальца через кисть было выведено замысловатым почерком «вот снег, первый снег, двадцатое октября…». Поэт перевёл взгляд на календарь – на календаре был октябрь, и он как раз собирался 182

Журнал «Огни над Бией» № 32

передвинуть пластмассовое окошечко указателя на двадцатое число. Буквы, примерно по пять миллиметров в высоту, пересекали полукругом кисть почти до мизинца. Что за… - Поэт потрогал буквы пальцем, попробовал потереть – надпись не пропадала. Она была похожа на татуировку, но странного сиреневого цвета, причём приглядевшись, он заметил, что буквы тихо фосфоресцировали. «Так, спокойно», – произнёс он вслух, и собственный голос прозвучал как-то необычно торжественно, с каким-то скрытым ритмом. «Банально, но такое ощущение, что это сон», – уже про себя подумал Поэт. «Во-первых, как вообще могла появиться на руке татуировка, которой ещё вчера вечером – он был в этом, разумеется, уверен – не было? А во-вторых, что означает фраза «вот снег, первый снег, двадцатое октября…»? Поэт подошёл к окну, отодвинул штору и как-то уже без особого удивления увидел падающие с тёмно-фиолетового неба точки снега. «А вот и снег, первый снег», – голос был всё так же странно ритмичен и вроде бы обычные слова звучали, как важное сообщение. Да это же похоже на строчку из стихотворения! И чем дольше он повторял «вот снег, первый снег… двадцатое октября…», тем отчётливей понимал, что строка обязательно должна рифмоваться. Он даже забыл на время про надпись на руке, но спохватившись, ещё раз внимательно осмотрел кисть, а потом и всю руку. Не обнаружив никаких других изменений, будь то слова или отдельные буквы, он посмотрел на часы – без двадцати минут шесть утра. Автобус уходил в половине восьмого, и нужно было торопиться. Сегодня он ехал на какую-то очередную писательскую конференцию, хотя Поэт не очень-то любил все эти конференции да семинары, тем не менее, бывать на них иногда приходилось. «Ладно, придётся надеть рубашку с длинными рукавами, а кисть аккуратно забинтовать, вроде как порезался, а лучше – обжёг кипятком…» Так это случилось впервые. Теперь он уже знал причину появления этих надписей, и рука была покрыта ими до самого плеча. Поэт улыбнулся не открывая глаз – он даже помнил запись, что сделал 183

Журнал «Огни над Бией» № 32

тогда в своём дорожном блокноте сразу, как сел в автобус. Причём, запись не была продолжением стихотворения с руки, запись вообще не была стихотворением: «Автобусные сиденья, которые калечат нас с детства. Автобусы дальнего и ближнего следования, пригородные и городские, межгород и автобусные туры по Европе… Ты даже не представляешь, как мне тяжело и одиноко. Обрывки мыслей, подобны кускам газет, что гонит ветер по пустым улицам моего мозга. Тротуары без прохожих, день без явного света, действительность без причины и необходимости. Только махровый оранжевый огонёк ароматической палочки в моих четырёх стенах одиночества. И ещё музыка, та, что есть – её не может не быть. Мягкие капли клавиш фортепиано звучат, капают. Всё просто, всё очевидно просто – я пытаюсь создать ощущения, но выходят чувства. Квадрат комнаты, сжатый в точку. В меня. Дождь на подоконнике. Весна…» Странно, почему тогда он написал о весне. Поэт ещё раз улыбнулся, встал и, подойдя к письменному столу, выдвинул ящик, в котором лежали чистые листы бумаги…

21 За-стражаб - Это же немыслимая авантюра, – Основной Заяц ходил тудасюда по комнате с заложенными за спину руками и разбрасывая во все стороны ушами при каждом развороте. Подходя к окну, он разворачивался и, остановившись на несколько секунд, глядя на дверь, восклицал: - Это просто гениальная и безумная идея! После, быстрым шагом шёл к двери, останавливался и, не поворачиваясь, бормотал: - Нет, это же немыслимая авантюра. Недробивый Слон, перебирая ногами, медленно крутился на компьютерном стуле, делая одновременно две невозможные на первый взгляд вещи – двигался и оставался на одном месте.

- Знаешь, – медленно произнёс Недробивый Слон, - А меня вот давно беспокоит один вопрос…

- Какой вопрос? – Основной Заяц остановился и перестал разбрасывать ушами, сразу перестав быть размазанным от окна на улицу до двери комнаты.

- Вот на улице холодно или тепло, а как посередине?

- По какой середине? – не понял Основной Заяц.

184

Журнал «Огни над Бией» № 32

- Ну, посередине, где холодно становится тепло или наоборот. В общем, когда ты можешь сказать «на улице тепло», а потом меняется, меняется, и ты говоришь «на улице холодно». А когда тепло превращается в холодно, когда именно?

- Когда, когда? Когда тебе холодно стало, так и холодно, – Основной Заяц начал раздражаться такими глупыми на его взгляд вопросами, ответ на которые всегда очевиден.

- Нет, я не об этом, – настаивал Недробивый Слон, продолжая медленно крутиться на стуле, – я тебя спрашиваю вообще, когда вообще тепло превращается в холодно, и как «оно» называется, когда посередине, когда ещё не холодно, но уже и не тепло?

- Никак оно не называется, потому что такого не бывает, всегда либо так, либо этак и никакого посередине не существует, – окончательно вышел из себя Основной Заяц и опять заходил по комнате.

- Послушай, друг, как это «так не бывает»? Если так не бывает, то каким образом тогда тепло превращается в холодно? Ведь если нет «посередине», то тогда получается, что ни в какое холодно тепло не превращается. Получается тепло само по себе и холодно само по себе. Но если так, то как они не развалятся на две части, на чём это всё держится?

- Точно, эврика, я понял! – резко остановился на полпути и закричал Основной Заяц. – На чём это всё держится, вот в чём вопрос! В углу комнаты зашевелилась тень – это Фараон встал со своего резного диванчика: - Послушайте, во имя моего бессмертного Ба, зачем так шуметь.

- Я понял, понял, – подбежав к нему, повторил Основной Заяц, на чём это держится, вот в чём вопрос!

- Ну и на чём? – резонно и спокойно поинтересовался Фараон.

- На том, что всё как раз наоборот, холода и тепла не существует «вообще», они есть только в голове! – Основной Заяц возбуждённо размахивал лапами, пытаясь, видимо, изобразить тепло и холод.

- А, ты об этом, – разочарованно протянул Фараон.

- Нет, нет. Это я так, для примера. – Основной Заяц уже стоял возле медленно раскручивавшегося Недробивого Слона.

- Я понял идею За-стражаба!

- Так мы эту идею и сами понимаем, а что с того? – заметил Недробивый Слон. Чтобы его мысль прозвучала торжественней, Основной Заяц 185

Журнал «Огни над Бией» № 32

вышел на середину комнаты и, подняв лапу, изрёк: - Я понял, как это устроено! Фараон и Недробивый Слон вопросительно посмотрели в его сторону, причём, у одного это был иронически-вопросительный взгляд, а второй умудрялся смотреть, не переставая вращаться на стуле.

- Всё обстоит следующим образом, – начал излагать своё понимание Основной Заяц.

- Во-первых, За-стражаб утверждает, что его не существует. Во-вторых, За-стражаб утверждает, что он единственное существующее существо. Но самое главное, Застражаб говорит, что «в нём гораздо больше смысла, чем в здравом смысле». И вот, я вас спрашиваю – на чём это всё держится? – Основной Заяц сделал значительные паузу и лицо.

- А всё оказывается элементарно просто – всё держится на нашем здравом смысле! В комнате повисла классическая пауза.

- Да, ну и накрутил ты кренделей, – медленно проговорил Недробивый Слон.

- Действительно, накрутил, как бинтов на мумию, – подтвердил Фараон.

- А как же Рула, как ты ей это всё объяснишь? – с интересом посмотрел на Основного Зайца Недробивый Слон.

- Она же вырастет и потом сама во всём разберётся, - неуверенно предположил Основной Заяц.

- Ага, значит, говоришь, разберётся, - Недробивый Слон покосился на Фараона, явно ища поддержки, но Фараон только тягостно молчал, - потом разберётся, а нам, что нам по-твоему делать сейчас, ведь ты же знаешь правила.

- Правила, правила, - Основной Заяц уже понял, что проговорился, - а их надо изменить, вот и весь выход, надо просто решить, что старые правила никуда не годятся, потому что они слишком правильные. Предлагаю слишком правильные вещи измерять старыми правилами, а слишком неправильные вещи – новыми неправилами!

22 аккаунт Рула - Мистер Ди, мистер Ди, они разговаривают обо мне! – Рула сидела на ковре возле шкафа и с удивлением смотрела в раскрытую книгу Гаравана.

186

Журнал «Огни над Бией» № 32

Мистер Ди покачивался в кресле-качалке, прикрыв глаза и посасывая мундштук экзотической бамбуковой трубки, - Кто говорит?

- Они, эти, в книге!

- А, понятно. Ну да, о тебе.

- Но как так может быть, как они могут говорить обо мне, ведь это старая книга?

- Ну как – обыкновенно, ты же читаешь книгу, верно?

- Да, читаю.

- А книга читает тебя. Здесь даже ещё неизвестно кто кого больше читает.

- Как книга может читать меня?

- Ну, вот ты читаешь книгу, читаешь буквы, слова, как будто тебе кто-то рассказывает историю. А кто её рассказывает? Конечно, можно сказать, что тебе рассказывает историю тот, кто книгу эту написал. Но если того, кто её написал, уже нет в живых, кто тогда рассказывает тебе историю? Ведь не можешь же ты рассказывать эту историю, ты потому и читаешь, что хочешь узнать то, чего не знаешь сам. Получается, что единственный, кто рассказывает здесь историю, это сама книга. А если книга может рассказать историю, то почему бы ей не уметь слушать, или читать?

- Но как тогда она это делает?

- Она просто начинает жить в тебе.

- Но я читала другие книги, там никто не говорил обо мне.

- Ну, это потому, что они тебя не читали, вот и всё.

- В каком смысле, не читали?

- В том смысле, что не жили в тебе, либо жили, но не понастоящему, а так, ненадолго.

- Как-то это всё странно-престранно, так странно, что даже не может быть.

- Думаю, что иногда может быть такое, чего не может быть, - мистер Ди положил погасшую трубку на маленький столик, который стоял рядом с креслом, - впрочем, также бывает и наоборот. Рула совсем запуталась, ведь как так что-то может быть, чего быть не может, а уж тем более, как так может быть наоборот? Она закрыла книгу, - Наверно, они и есть те самые «всякие-разные», - подумала Рула.

- Знаешь, Рула, - продолжал между тем мистер Ди, - всё дело в том, что написанных до конца книг не существует.

- Но вот эта же написана до конца, - Рула показала на книгу 187

Журнал «Огни над Бией» № 32

Гаравана.

- Нет, нет, нет, я не об этом. Дело в том, что не существует книг, написанных полностью, до конца. Если бы такая книга была, то какой тогда был бы толк писать все остальные. Все книги недописаны, а у всех историй всегда открытый финал, это даже не финал, а скорее остановка на полуслове. Каждый раз, когда ты читаешь книгу – книга читает тебя, и история продолжается. Книга может родиться, может погибнуть, но никогда не может быть написана до конца.

23 аккаунт Рула Храня тепло, рука летит, И ночь - в преддверии побега, А Вы меня не отпускаете, И лилии на фоне скатерти Белее утреннего снега. Стекло, за инеем – шары, Набухли жёлтым, синим, красным. Полёт материи атласной, И продолжение игры… Мистер Ди часто читал стихи вслух. Рула очень любила слушать эти таинственные рифмованные слова, ей всегда казалось, что стихи, это древние заклинания и люди просто разучились их использовать. Стихов мистер Ди знал очень много и разных. Сам он их сочинил или прочитал в каких-то старых книгах – об этом Рула никогда не спрашивала. Те стихи, что особенно нравились Руле, запоминались как-то легко и сразу. И, ложась спать, она могла ещё долго их повторять, закрыв глаза и чуть шевеля губами. Как сейчас. "Я Вас люблю"... В конце строки, Простите мне земную слабость: Шары, цветные маяки, Миры, сближения, усталость И где-то слово реализм, Да и вообще любое слово. И бьются вьюги о карниз. Ну что ж Вы плачете! И снова – 188

Журнал «Огни над Бией» № 32

Рула не совсем точно представляла значение слова «реализм», но от этого стихи становились ещё таинственнее, а она видела себя совершающей древний колдовской ритуал. Храня тепло, рука летит, И ждёт невольного ответа. Стекло рождает новый вид Ему молчание претит, И чуть осталось до рассвета. Летит, не самолёт, но миг, Стучит не маятник, но время. Я ни к чему здесь не привык Мы рядом, близко, мы впритык. Мы одиноки… в самом деле… Рула представила цветные летящие шары, которые отражаются в морозных узорах окна, тихо потрескивает огонь в камине и белоснежные лилии на скатерти взлетают вместе с шарами. «За инеем шары… набухли жёлтым, синим, красным…», – повторила она ещё раз уже засыпая.

24 Сон Павла Поликарповича …Был пасмурный осенний вечер. Деревья сбрасывали с себя листву, как вялые постаревшие стриптизёрши. Дождь не шёл, но было мерзко. Зато по тротуару шёл какой-то человек. Он был одет в чёрные шляпу и пальто, а вместо трости тяжело опирался на длинный коричневый зонт в чёрную же клетку. Из-за угла, навстречу человеку вышел Павел Поликарпович. «Ага, Тотал Продрог!» - воскликнул про себя Павел Поликарпович. Вслух же вежливо сказал, приподняв собственную серую шляпу: - Добрый вечер! Тотал ничего не ответил, но остановился и кивнул.

- Какой модный, однако, на Вас прикид! - продолжил завязывать беседу Павел Поликарпович, про себя же подумал: «И как элегантно он облёван…» Вслух: - Вы, видимо, философ?.. Про себя: «Или, не приведи Господи, непризнанный поэт?..» Тотал Продрог посмотрел на Павла Поликарповича мутным взглядом, но и на сей сомнительный комплимент не ответил ничего. Они раскланялись, и каждый пошёл своей дорогой.

189

Журнал «Огни над Бией» № 32

Неожиданно дорога оборвалась. Павел Поликарпович стоял на огромном пустом пространстве. Было мутно, но не холодно. Он посмотрел на линию горизонта и увидел, как в его сторону двигается огромная масса людей. Их было сотни, нет, даже тысячи – это были непризнанные гении всех времён и народов. Непризнанные приближались, молча и быстро, будто их гнал в спину ветер. В руках они несли бумажные флаги и транспаранты с кусками своих, никому не пригодившихся произведений. И только шуршание ветра было слышно в этой пронзительной и серой тишине! «Ага!» - подумал во сне Павел Поликарпович, но тут, вдруг, ощутил в себе волну страха, переходящую в панический ужас – он не мог сдвинуться с места: «Они меня раздавят!!! Раздавят, раздавят, раздавят!..» И когда гибель казалась уже неминуемой, Павел Поликарпович разглядел, что все эти Непризнанные сделаны из огромных листов бумаги! И ещё он разглядел, что флаги не шевелятся, и нет никакого ветра, а только шуршат вырезанные из бумаги люди. В этот момент, откуда-то сверху, опустилась рука с огромным степлером и начала пришпиливать Непризнанных к земле, и шпилила, и шпилила, и шпилила бесконечно, а они всё шли и шли. Опустив глаза, Павел Поликарпович заметил, что и сам не мог сдвинуться с места, потому что пришпилен двумя скрепками, и руки его из бумаги, и весь он вырезан из бумажного листа! Павел Поликарпович страшно и недоуменно огляделся и проснулся…

25 аккаунт Поэт Сон разума рождает чудовищ, сон сердца рождает монстра… Гараван «Книга ста пророчеств» Поэт отложил авторучку. Чай остыл, но идти на кухню, ставить чайник на плиту ему совершенно не хотелось. Он прошёлся по комнате и опять сел за письменный стол, вспомнив, что ему надо ещё написать ответ на полученное сегодня днём письмо: Чей он, этот город? Твой? Мой? Ничей?.. Ночью, когда спускаюсь с горы – этот город прекрасен и таинственен своими огнями. Ночью он прекрасен с горы и, с той же горы, днём, зимой – он (прости) ужасен. Он – как огромная мусорная свалка, с дымящимися кое-где коробками, 190

Журнал «Огни над Бией» № 32

мешками и пластиковыми цветными бутылями многоэтажек, офисных зданий. И всё – припорошено снегом. И всё – кое-где дымится, парит. Погружаться в город (а с горы можно только именно погружаться), мне неприятно, мерзко, противно – я погружаюсь… И чей он, этот город тогда – тогда он не мой, это точно… А сейчас я уехал с горы, уехал зимой, накануне Нового года и теперь погружён всегда, даже не выныриваю… Иногда мне кажется, что все города похожи на этот, и тогда мне не хочется уезжать, потому как нет смысла. Какой смысл менять одно человеческое поселение на другое (будь это и деревня), если везде идёт снег?.. А твой город – далёкая, холодная красавица. Я не хочу к ней ехать навсегда, в объятья! Почему? Утром красавица оказывается без макияжа и парика. Утром – смотрю на неё с горы. На неё, припорошенную снегом, кое-где парящую (но парит от дымит, не от поэзии). Страшусь утра. Я поеду к красавице, но в гости. Ненадолго. Именно, что – в гости. Я поеду в гости к той знаменитой ночной аптеке, что найду на каждом углу (поверь, я найду), поеду к Набережной (любая из них – история!), а главное, поеду к тебе, но… не хочу с горы, не хочу! Вот, опять предпочитаю тебя (живого человека!) – городу. Сам способ предпочтения – земной, а взгляд – сферный, из высоты, и потому – кажущаяся холодность (но это не так!). Ты прости меня за мою строгость и, даже, некоторую отрешённость – речь не о безразличии, речь о нас, как о целом. Это, как основа, не разнимаемая уже часть в физике - какойнибудь нейтрино. А если о физике, то вспоминаю о расстояниях. Сейчас объясню связь – может и дурацкий вопрос, может и неудачное сравнение – а что есть между основными частицами? Вакуум? Значит между нами расстояния вакуума, то есть, расстояния из ничего, из пустоты. А мы – основные частицы, связанные сильным электромагнитным взаимодействием. Есть взаимодействие, но между – нет ничего. Странно, правда? Основные частицы, как основные тупики, потому как дальше некуда, а вместе – никак… Заговариваюсь. Заговариваюсь сам с собой – это хуже всего. Заговориться бы с тобой…

191

Журнал «Огни над Бией» № 32

26 Письмо Поэту Ты был, есть – всегда. Ты помнишь (вспомни), как идёт снег, тот самый, первый, чистый и без выхлопов на обочине. Даже обочины белоснежны. Откуда твоя любящая ненависть или, может, ненавидящая любовь? Снег и тёплый – ты же сам писал, что он первый – тёплый. Больше ничего, ты входишь в город и – светлее. Это главное, остальное – не имеет значения. Даже когда ты такой, мне тебя мало. Мне всегда тебя не хватает, а воздуха хватает всегда. Что я хочу сказать – всего лишь, что ты – важнее воздуха. Нет, не о человеке говорю, о другом - о тебе. Помнишь – «Это больше, чем сон…» Приезжай, хоть и не ко мне, к городу приезжай. Я постою рядом, посижу рядом – рядом с тем, где ты дышишь… Ваш (там ) критик (глупый) написал «здесь останется это неважным». Как он не слышит, так я слышу тебя. Что - не важным? – вся твоя жизнь человека, это сноска, сноска на полях поэзии. Иногда (каюсь), я думаю, что таким быть нельзя, ты не должен быть, то есть здесь, то есть нам. За что?! За какие наши грехи, за какие наши варварства?.. Снег, первый и тёплый – ты же сказал. Когда он на губах (говорю пафосно, но не знаю, как по-другому сказать), на моих губах, то трогаю тебя, тебя настоящего и это больше, чем сон. Замечаю, что избегаю слова «люблю», но это оттого, что не то, не то слово… Даже не так – мало слова! – вот так… Поэт поднёс письмо к лицу – чуть слышный запах утреннего бриза и левкоя. Она до сих пор любит запахи морского побережья. Внизу, под окном прошуршали шины подъехавшего к подъезду автомобиля, потом стук дверцы и женский смех – Ах Юлий Робертович приехал. Поэт решил всё-таки согреть себе чаю. «Заодно и с Юлием поздороваюсь», -подумал он устало…

27 аккаунт Рула Мистер Ди умер два года назад, а вчера Руле исполнилось восемнадцать. Она сидела на подоконнике в мастерскоймансарде и как в детстве смотрела в окно. Книга неизвестного Гаравана была перечитана Рулой уже много раз. Она даже подсчитала, что пророчеств в книге не сто, а всего лишь тридцать 192

Журнал «Огни над Бией» № 32

шесть и что сказок и иллюстраций ровно столько же. За окном мастерской сгущались ранние зимние сумерки. Рула достала из стола чистую тетрадь с нелинованными страницами, которую нашла сегодня утром, когда разбирала картины и книги мистера Ди. «А что, – подумала Рула, – быть сегодня только художником мало, буду ещё и писателем», - и раскрыв тетрадь, быстро записала начало своей истории: Ранний зимний вечер опускался на город. За инеем темнеющего окна набухали разноцветные шары - жёлтые, синие, красные – и он вроде бы знал, что это обычные неоновые фонари реклам, искажённые замёрзшими на стекле парами воды, но зудело внутри смутно определимое, странное чувство, даже не чувство – желание, желание не знать подробностей… Рисковать не хотелось… Рула остановилась и, ещё раз перечитав написанное, посмотрела в окно: «Да, пускай герой моей книги будет жить в таком же, как я, маленьком провинциальном городе. А иногда я буду приходить к нему во сне, и писать стихи прямо у него на руке. Ну, это так, для эффекта, чтобы книга получилась чуть-чуть мистической». … Он сидел в кресле, пил чай «Ушебти» и разглядывал свою левую руку. Он давно привык ходить на людях в одежде с длинными рукавами и в чёрной перчатке. Только дома можно было расслабиться - снять ненавистную перчатку и рассмотреть эти странные надписи на руке… «Да и вообще, я буду писать ему письма, а он будет писать мне ответы, как будто мы живём в разных странах. И ещё, пускай он,.. пускай он будет Поэтом.» …Герой смотрел на цветные разбухающие шары. Он был Поэтом, но сегодня не было стихов, только проза…

28 Сон Поэта Из темноты показалась дама с собачкой, это была Люсильда Игоревна Шуршат-Подольская.

- Здравствуйте, Люсильда Игоревна, – Поэт впервые назвал соседку по имени. Люсильда ничего не ответила и скрылась за пустым углом. Похолодало. Внизу раскрылся молчаливый, парящий выхлопными газами город. Город шевелился, но был слышен только скрип 193

Журнал «Огни над Бией» № 32

открывающегося окна и шум редких далёких порывов ветра.

- Добрый день, – перед Поэтом, приподнимая серую шляпу, стоял Павел Поликарпович.

- Но темно, разве сейчас не ночь? – удивился Поэт.

- О, разумеется, сейчас день, только вот такой он хреновый, – вежливо улыбнулся Павел Поликарпович. – Что ж, молодой человек, прощайте, – и он скрылся в прохладной чёрной мути.

- Привет, друг мой Поэт! – Андрей Родионович похлопал Поэта по плечу. – Как оно, пишется?

- Да, честно говоря, не очень.

- А чего это так? – весело поинтересовался Андрей Родионович. Поэт пожал плечами: – Судьба такая.

- А-а-а, ясно, – понимающе кивнул Андрей Родионович, – бывает.

- Бывает – повторил Поэт.

- Что бывает?

- Ну, Вы говорите «бывает», вот я и повторил.

- Зачем?

- Ну, не знаю, принято так.

- А-а-а, ясно, – ещё раз с пониманием кивнул Андрей Родионович и пропал. Поэту показалось, что у него за спиной кто-то вышел из темноты.

- Кто здесь? – Поэт обернулся.

– Кто здесь? – ещё раз спросил он шепотом. Маленькая беловолосая девочка издалека смотрела на Поэта, сжимая в руках плюшевого зайца. За спиной девочки колыхалась высокая тёмная человеческая фигура. Поэт попытался рассмотреть лицо, но черты шевелились и ускользали. Девочка засмеялась и забежала за спину тёмной фигуры. Поэт ещё раз попытался рассмотреть лицо тёмного высокого, но это никак не удавалось.

- Послушайте, кто Вы?

- Я – ответила фигура.

– Я-я-я-я-я – повторило далёкое эхо.

- Я? – и произнеся это слово, Поэт вдруг всё понял. Не было никого, не было Павла Поликарповича и Андрея Родионовича, не было Юлия, Люсильды и маленькой бешеной болонки. Впервые он увидел весь свой страх узнать в этой тёмной фигуре кого-то знакомого. Впервые он увидел всё своё подобострастье перед этим страхом узнавания. Был только тот, кто смотрит на самого 194

Журнал «Огни над Бией» № 32

себя. И впервые Поэт это сделал.

- Я – становится популярным, – произнёс он зачем-то вслух.

29 Гараван Гараван захлопнул толстый фолиант и поставил на полку. «Надо писать новую историю», – думал он, тяжело опускаясь в резное потрескавшееся деревянное кресло. «Жаль, что все новые истории ещё древнее старых. Жаль, что каждый раз приходится всё переписывать заново, а я слишком стар и память меня подводит. Самое время писать книгу о себе. И можно не торопиться, ведь моего времени всё равно не хватит, ведь всё горячее рано или поздно остывает, даже горячее сердце. Здесь возникает масса побочных вопросов. Например, как сложится судьба Поэта – может он, как это принято у поэтов, погибнет, может быть встретит Рулу? Кто кого пишет – Поэт Рулу или Рула Поэта? И вообще, кто такая Рула? Но всё это не важно, ведь, на самом деле, всю жизнь меня беспокоил всего лишь один вопрос – был ли во всём этом Я?» Глава 13 Романтическая отповедь Вы думаете, что вы искушены в поэзии, и это действительно так, но не настолько, насколько вы думаете. Проблема в том, что в пространстве смыслов можно жить, но нельзя думать. Если вам предлагают живое стихотворение, то вы предлагаете в ответ мертворожденных младенцев. Всё потому, что вы считаете, будто смерть – более вечное состояние, чем жизнь. Именно здесь кроется ваша главная ошибка, потому как жизнь, это не только плоть и кровь, потому как текст на бумаге – это не всё стихотворение. Текст - вторичен и временен, но стихотворение живёт вовсе не в тексте. Если вы считаете, что стихи – это игра, то вы обязательно и гарантированно проиграете. Вы уже проиграли, только боитесь себе в этом признаться, вы проиграли с самого начала, так как писать стихотворения у вас никогда не хватало смелости. Вы никогда не могли решиться, потому что всегда боялись жертвовать. Вы слишком любите свои заплывшие салом и жиром тела, у вас слишком тяжёлые, заплывшие салом и жиром сердца. Вы умны, но этого недостаточно, потому что вы мертвы, а зачем мёртвому ум? Нет смысла обижаться, есть смысл стать честным. Хотя бы один раз, честно найти 195

Журнал «Огни над Бией» № 32

оправдание не себе, но другому, хотя бы один раз, обвинить не другого, но себя. Назовите это страстью, желанием, любопытством, но я предпочитаю называть это словом – жизнь. Ты не просто едешь в трамвае, идёшь по улице, занимаешься сексом – каждый раз ты пишешь стихотворения – это и есть стихотворения. А то, что на бумаге – лишь точки, скрепляющие отрезки жизни. Но с годами на бумаге остаётся всё меньше, так как с годами ты сам становишься стихотворением. Страшно лишь одно – когда звуки исчезают, и нет сил и смелости продолжать, остаются только инерция и фоновый шум. Ваши стихи и проза – только побрякивание знаков на бумаге. Именно поэтому вы отстаиваете книги – вас нет за пределами книги. Но дело в том, что вас там никогда и не было, так как где вы там есть, кто вы там есть? Вы считаете алтарь поэзии, жертвенник, Пегаса красивыми старыми метафорами, и для вас это так и есть, ведь вам не знакомо божественное. Вы придумываете себе множество оправданий, и в том не было бы ничего особенного, но своим безразличием вы родите мертвецов, вы растите и воспитываете мертвецов – в этом ваша главная мерзость! Вы – рабы самих себя, но так как вас нет, то чьи вы рабы? А если вы так свободны, то кто свободен? Поэт всегда как что-то постыдное, на что смотреть не принято, больно и соблазнительно одновременно. Как если бы смотреть на человека, бредящего на кровати туберкулёзного отделения, худого, задыхающегося. В подгузниках, которые ему надевают, потому как он уже не может и не понимает, что в сортир нужно подняться. Потому что ему это уже не стыдно - не поднимаясь лежать в подгузниках. Да и не поднимется он уже никогда. Вот здесь, при ТАКОМ настоящем и возникает то, во что верится. Верится, потому что ЭТО настоящее нельзя отменить, но можно опровергнуть только другим таким же. Вот здесь, при таком настоящем и появляется Поэт. Предметы уже теряют самоценность и становятся знаками, символами, метафорой, декорацией. Даже побрякивание знаков может дать экзистенциальный опыт - опыт бренности и пустоты, но даже этот мелкий опыт 196

Журнал «Огни над Бией» № 32

вам не знаком. Ведь вы не способны даже на самоубийство, так как что или кого убивать? У вас нет автора и смысла, нет поэзии. Так что же у вас есть, кроме зловонной кучи быта, похоти, скидок и кредитов? Не ищите себе оправданий в вине других – там нет ваших оправданий. Ищите себя. За любым текстом стоит автор – тот, кто делает текст стихотворением или романом. Но пока вас нет, у вас не будет ни стихотворений, ни романов… Все смеялись: ходили в спортзалы, сидели на диетах и в социальных сетях, пили лекарства, спаривались и ели – смеялись. И летели над планетой Земля их нервные смешки, презрительные усмешки, понимающие ухмылки и громкий ржач – смеялись. Но нет-нет, да мелькали в этом бесовском сонмище одна-две грустные улыбки.

- Поэт… Дурак… - думал он и совсем не улыбался. КОНЕЦ ОТ АВТОРА: Повесть «Рула», 43 страницы, 29 глав, автор Иван Образцов, время создания с 2004 по 2013 г.г. Повесть сочетает в себе элементы романа, дневниковых заметок и философского фентези. Влияние - Кэролл Льюис, Ролан Барт, Михаил Булгаков. Созвучно современникам - Саша Соколов, Виктор Пелевин, Дмитрий Липскеров. Молодёжное движение «Поколение» получило грант на постановку музыкального спектакля - современной новогодней сказки. Мне предложили написать сценарий. В основу сценария легла повесть «Рула». Повесть устроена таким образом, что кроме многочисленных интерпретаций сюжета, позволяет работу с персонажами. То есть, каждый персонаж «Рулы» в какой-то степени главный герой, всё зависит от угла зрения. Пробная премьера состоялась в Барнауле 28 декабря 2014 года, в 14.00, по адресу Г.Исакова 230 Молодёжный центр Ленинского района г.Барнаула.

*** 197

Журнал «Огни над Бией» № 32

От редколлегии Бийская писательская организация Союза писателей России вступает в год литературы в увеличенном составе. В ряды СПР приняты Любовь Казарцева и Иван Образцов. Поздравляем наших коллег с этим знаковым событием! Что такое год литературы для писателей-бийчан? Первое, что хотелось бы, о чём мечталось – это найти способ донести до людей, ответственных за издательскую сферу, ответственных за культуру, мысль о разрушающем воздействии на сознание низкокачественных текстов, выдаваемых за литературу 21 века. Книги, вышедшее из-под пера сочинителей, не знающих грамматики русского языка, не умеющих даже правильно выстроить предложение, заполонили наш город. Конечно, это явление всероссийского масштаба, но утешаться подобным аргументом не стоит. Удручает и то, что читатели совершенно не отличают произведений высокого художественного уровня от низкопробной графомании. Люди, не понимающие сути происходящих в обществе глобальных изменений, потеряли эстетические ориентиры. Фронт постмодернизма, нагрянувшего с запада, сметает классические критерии хорошей литературы, выворачивая наизнанку все прежние категории, на которых выстраивалось понятие гармонии. Теперь в ходу лозунг обывателя – чем примитивнее творение, тем оно ближе и понятнее мне, следовательно, проще в потреблении. А понятийный уровень обывателя близок к набору инстинктивных позывов. Ориентирование на потребителя – прямой путь к деградации литературы, культуры, нравственности, духовности. Казалось бы, невинный аргумент, который постоянно в ходу у самодеятельных «поэтов» – а публике мои сочинения нравятся, а тётя Маша, вообще, плачет, когда слушает мои стихи – вот этот аргумент и есть тот самый таран, который уничтожает поэзию. Будьте уверены, если кто-то оценивает свои стихи или прозу с помощью «тёти Маши», это – невежественный графоман. Есть ещё один верный способ отличить графомана от талантливого писателя. Талантлив лишь тот, кто получил признание в профессиональной писательской среде. Похвалы публики ничего не стоят, ибо публика жаждет всего лишь позитивчика, чего-нибудь сладенького, чего-то близкого и понятного. Оценки публики исполнены вкусовщины и всегда (или 198

Журнал «Огни над Бией» № 32 почти всегда) ошибочны. Второе, что хотелось бы донести до читателей в год литературы – это информацию об изменениях, происходящих в человеческом сообществе в связи с вступлением в эпоху информационного взрыва. Чтобы ориентироваться в мире, захлёстнутом всё возрастающим информационным потоком, человеку необходимо усваивать огромные массивы информации. В таких условиях не остаётся места для эмоций. Эмоциональная глухота – одно из самых страшных качеств современного мира. Спасти человеческое в человеке способна лишь умная, добрая, размышляющая, одухотворённая литература. Поделки графоманов, сталкивая человека на свой уровень культуры (вернее, бескультурья) постепенно убивают живую душу, заменяя её картонным муляжом. Если кто-то из читателей задумается над прочитанным, мы будем рады. Значит, есть у нас единомышленники в нашем городе!

П РА В И Л А

П У БЛ И К А Ц И И В Ж У Р Н А Л Е « О Г Н И Н А Д Б И Е Й »

П у бл и к у я с в о и п р о и з в е д е н и я в ж у р н а л е « О Г Н И Н А Д Б И Е Й » , к о т о р ы й п р е с л е д у ет л и ш ь о д н у ц ел ь – у ч а с т и е в л и т е р а т у р н о м п р о ц е с с е и о б щ е с т в е н н о й ж и з н и г о р о д а , а в т о р п р и н и м а ет следующие условия: 1. Журнал «Огни над Бией»

н е я в л я ет с я к о м м е р ч е с к и м и з д а н и е м , п о э т о м у а в т о р п у бл и к у ет с в о и п р о и з в е д е н и я на безвозмездной основе ( с получением 1-2 –х авторских экземпляров номера – для бийчан. И н о г о р о д н и е а в т о р ы ч и т а ю т с в о и п у бл и к а ц и и н а с а й т е ж у р н а л а в Эл е к т р о н н о м п р и л о ж е н и и ) .

2 . Ра з р е ш а ет разместить свои произведения, о п у бл и к о в а н н ы е в ж у р н а л е « О г н и н а д Б и е й » , н а персональном сайте журнала или на сайте А ДЛ с п р о с в ет и т ел ь с к о й ц ел ь ю и д л я п о п у л я р и з а ц и и с в о е г о творчества.

3 . Ра з р е ш а ет редколлегии представлять свои п р о и з в е д е н и я , о п у бл и к о в а н н ы е в ж у р н а л е « О г н и над Бией», в других периодических изданиях с о б я з а т ел ь н ы м и н ф о р м и р о в а н и е м а в т о р а д о и л и п о с л е ф а к т а п у бл и к а ц и и , и р а с с м а т р и в а ет т а к у ю п у бл и к а ц и ю

199

Журнал «Огни над Бией» № 32 к ак пропаганду своего творчества.

4 . Ра с с м а т р и в а ет п у бл и к а ц и ю в ж у р н а л е и е ё п о в т о р е н и е в

других периодических изданиях к ак способ творческого роста и участия в литературном процессе, что в первую о ч е р е д ь н е о бх о д и м о с а м о м у а в т о р у.

5 . Ре д к о л л е г и я просит авторов, рассматривающих п у бл и к а ц и и к а к с п о с о б з а р а б о т к а , н е п р е д л а г а т ь с в о и х произведений в наш журнал.

6 . Б и о г р а ф и ч е с к и е с в е д е н и я а в т о р п р и л а г а ет к т е к с т у произведения. Если биографическая справка н е о б н о в л е н а а в т о р о м , р е д к о л л е г и я и с п о л ь з у ет информацию из предыдущих номеров журнала.

7 . О т в ет с т в е н н о с т ь з а с о д е р ж а н и е , м о р а л ь н ы е у с т а н о в к и и к ачество текста несёт автор.

8 . В с е в о п р о с ы , в о з н и к а ю щ и е в с в я з и с и с п о л ь з о в а н и е м п с е в д о н и м а , и о т в ет с т в е н н о с т ь з а е г о и с п о л ь з о в а н и е , л о ж а т с я н а а в т о р а т е к с т а .

9 . М н е н и е р е д к о л л е г и и м о ж ет н е с о в п а д а т ь с м н е н и е м и х уд о ж е с т в е н н ы м и ц е н н о с т я м и а в т о р а .

1 0 . Ре д к о л л е г и я н е п р е п я т с т в у ет а в т о р а м в б е з в о з м е з д н о м д а р е н и и ж у р н а л а « О г н и н а д Б и е й » в б и бл и о т е к и .

11 . З а с о бл ю д е н и е а в т о р с к и х п р а в в к о л л е к т и в н ы х п о д б о р к а х ( п о д б о р к и , в к л а д ы ш ) н е с ё т о т в ет с т в е н н о с т ь л и ц о , п р е д о с т а в и в ш е е м а т е р и а л ы д л я п у бл и к а ц и и .

1 2 . П р а в и л а о п у бл и к о в а н ы н а с а й т е ж у р н а л а « О г н и н а д Бией».

Огни

над

Бией

л и т е р а ту р н о е х у д ож ес т ве н н о -п у бл и ц и с т ич еск ое и зд а н и е Б и й с к о го о тд ел ен ия С о ю за п и с а т ел е й Ро с сии № 3 2 - 2 0 1 5 г. И зда те ль с к и й Д о м « Б ия » С д а н о в н а бо р 0 2 .0 3 . 2015. П од пи с а н о в печ ат ь 0 4 .0 3 .2015. Фор мат 8 4 х 1 0 0 1 / 3 2 . Ус л .печ.л. 30,25. З а к аз 0 4 0 3 © Ог н и н а д Б и е й © И зд ател ь с кий Д о м « Бия» Фото на обложке - Бийск. Фрагмент подворья Успенского кафедрального собора (сайт http://biysk.in/photo)

200