background, where art thou?
М
ы тут подумали, что лучше увеличить количество и разнообразие текстов и уменьшить их величину. Поэтому пятый выпуск мы нарекаем Изобилующим. Кстати, интересная мысль — давать имена собственные каждому выпуску. Что интересно, Изобилующий выпуск стал первым, в который не вошли несколько предполагавшихся изначально текстов. Это удивительно, ведь обычно редакция еле-еле наскребает тем на обычный объём, привлекая в том числе и несодержательные методы наполнения полос. Большой проблемой для редакции каждый раз является утверждение нового макета. Не сказать, чтобы макеты кардинально друг от друга отличались от номера к номеру, но мы стараемся придумывать что-нибудь новенькое, в основном, чтобы иметь возможность сразу находить нужное в архиве. Важен также вопрос — стоит ли разнообразить исполнение титульного листа? Было бы интересно выслушать мнения читателей, если таковые найдутся. Вообще говоря, редакция с тревогой ожидает момента макетного творческого кризиса (кто-то в этом месте скажет про себя: да у вас он давно уже наступил). Итак, если вы не собираетесь листать Изобилующий выпуск дальше, чем колонка редактора, сообщаю, что нераскрытыми для вас останутся темы малоизвестных русских писателей; малоизвестных английских музыкантов; известных не всем фактов о Китае, об известных английских музыкантах; не очень широко известных писателей и художников; известных древних битв и древних мировоззрений древних, а также замалчиваемых тактических приёмов; широкораспространённых, но не всегда ясных областей языка в смысле речи; и конечно нового экономического порядка.
3 —>
угадай мелодию
небольшая фотография Добычина
небольшая фотография редактора Мж
Был такой человек — Леонид Добычин. Вот что про него пишут: «Родился в семье уездного врача Ивана Андриановича Добычина (1855—1902), в 1896 году переведённого на службу в Двинск (ныне Даугавпилс). Мать будущего писателя Анна Александровна окончила Петербургский повивальный институт и была известной в Двинске акушеркой. Учился в Двинском реальном училище. В 1911 году поступил в Петроградский политехнический институт и окончил его в 1916 году. В 1918 году переселился в Брянск. Работал учителем, статистиком. Покончил с собой после собрания 25 марта 1936 года в ленинградском Союзе писателей, на котором был обвинён в „формализме“.» «Ничего не понимающий Добычин поднялся на трибуну и произнес незамысловатую фразу: „К сожалению, с тем, что здесь было сказано, я не могу согласиться“. Потом помолчал (дальше говорить он не смог — рыдания сдавили ему горло), спустился по ступенькам со сцены и вышел из зала. Больше Добычина никто не видел, хотя после собрания немногочисленные его друзья долго и упорно разыскивали писателя.» «Один из самых загадочных русских писателей. Датой смерти считается дата исчезновения Добычина. Возможно, покончил с собой. Возможно, утопился в Неве. Архива писателя не существует. А возможно Добычин просто скрылся…» «Добычин писал мало, но талантливо.» «Маргинал в кубе, бледной тенью прошедший по задворкам советской литературы 20-х — 30-х, он, тем не менее, оказался востребованным в 60—80-е гг., став одним из виртуальных основателей „ленинградской прозаической школы“. Выпускник этой школы, Довлатов, уроки Добычина выучил „на отлично“. Добычина считают абсолютно „а-культурным“ автором, в роде Беккета, на него ссылаются нынче всевозможные любители „нулевых степеней письма“ и „анонимных бормотаний в эпоху смерти автора“. Один модный писатель противопоставляет „настоящего“ Добычина „кривляке“-Набокову.» «Художественное мышление Добычина — новеллиста и романиста — включает в свой состав органическую прививку того, что Н.Н. Евреинов называл монодраматическим моментом: „чтобы читатель пережил в данный момент приблизительно то же, что и действующее лицо, надо чтобы он видел то же самое“.» Редакция Мж предлагает читателю два текста; один написан Добычиным в 1931 году, другой — редактором Мж в 1996 году как подражание Добычину. Тексты не подписаны, но определить авторство текстов не должно составить особенного труда.
<— 4
начало текста
В
есна начиналась. Обошлось без капели. Снег, днём заменявшийся на ребристые лужи, лежал только в тени. В открытую дверь балкона слышались звуки улицы и церкви. Мокрая одежда сушилась. Хозяйка без стука проходила на балкон. — Соседи алкоголики, — говорила она и долго стучала по батарее. В студенческой курточке, с корочкой хлеба в кармане, Сусликов выходил из дома. Встречались нищие бабы в платках и с кру' жками. Гудел троллейбус. В туалете курили. Заходил Шурик; если никого не было, мыл руки. — Простота нравов поражает, — удивлялась Надежда Идюновна. Отопление не действовало, и студенты похрапывали. Звенело долго и однообразно в ушах. — Бабка озверела, — просыпаясь, думали студенты. Суп ели без фрикаделек. — Полина, без супа, — кричали поварщицы. Перламутровые пуговицы их халатов мелькали возле стальных моек. — Как мухи на свет, — вспомнилось Сусликову. Вечером его продуло. Михал Адамыч и Наталья Анатольевна посовещались: «Я дам вам мочегонное». Сусликов думал: «Весеннее вёдро. Весеннее вёдро». Градусник шкалил, и ртуть готова была вылиться. Колокола уже отзвонили, и вспоминались как под водой. На пасху возле церкви поп кричал «Христос воскресе» и кропил толпу. Отец говорил, что Христос никогда не был студентом. Сусликов не соглашался: «Как же он накормил пятью хлебами и двумя рыбами пять тысяч».
Ч
еловек сошел с поезда, вытащил зеркальце и огляделся. К нему подбежала дожидавшаяся возле звонка телеграфистка. — Фельдшер? — спросила она и стояла, как маленькая, смотря на него. Он поднял брови, соединявшиеся на переносице, и взглянул снисходительно: — Лекпом, — поклонился он. Идти было скользко. Он взял ее под руку. — Ах, — удивилась она. Фонтанчик у станции был полон, и брызги летели по ветру за цементный бассейнчик. — Сюда. — С трех сторон темнелись сараи, рябь пробегала по лужам. Через лёд сквозила трава. Взбежали по лестнице, в кухне сняли пальто и повесили их на дверь. В комнатке было тепло. Мать дышала за ширмой. — Разбудить? — заглянув туда, вышла на цыпочках телеграфистка. — Нет, — помахал он галантно руками. — До поезда долго, пусть спит. — Оборачиваясь, она выкралась в кухню и стала греметь самоваром. Цикламен цвёл в горшке. Лекпом нюхал. Под окном шла дорога, валялась солома. За плетнём лежал снег, и из снега торчала ботва. Пили чай и тихонько говорили про город. — Интересная жизнь, — восхищался лекпом, — Мери Пикфорд играет прекрасно. Он смотрел на огонь и, чуть-чуть улыбаясь, задумывался. Брови были приподняты. Волосок, не захваченный бритвой, блестел под губой. Перешли на диван и сидели в тени. Печка грела. Самовар умолкал и опять начинал пищать. — Женни Юго брюнетка, — заливался лекпом и сам же заслушивался. — Она — ваш портрет. Поджав ноги и съежившись, телеграфистка молчала. Глаза ее были полузакрыты и темны от расширившихся, как под атропином, зрачков. — Вас знобит, — присмотрелся лекпом. — Вы простудились. Весна подкузьмила вас. — Нет, я здорова, — сказала она и застучала зубами, — может быть, форточка. Он оглянулся и повертел головой: — Закрыта. Наденьте пальто. Я вам дам потогонное. Надо беречь себя, одеваться как следует, перед выходом из дому — есть. — Она встала и начала мыть посуду, стукая о полоскательницу. Лекпом поднялся, прошелся на цыпочках, взял со столика ноты, посмотрел на название и замурлыкал романс. Мать проснулась.
5 —>
конец текста
Siberia | Сибирь
story by Andy Yorke | рассказ Энди Йорка э т о н е Д э в и д Б о у и и н е То м Й о р к
Не все знают, но у Тома Йорка есть брат Энди. Энди, как это ни может показаться странным, — музыкант. К сожалению, мало кому интересен музыкант с фамилией Yorke и с именем не Thom. У Энди есть ещё один интерес — Россия и русское. Вот что он сам пишет (текст оригинальный, не переводной, орфография и пунктуация сохранены): «Я начал учить русский, когда мне было 12 лет, мой настоящий интерес к этой стране возник после моей первой поездки в тогда ещё Советский Союз в 1987. Мне было 15. С того момента возникло второе серьёзное увлечение всей моей жизни [музыка — прим. ред.]. Я изучал русский в университете, и прожил в Москве год (1992—1993), когда страна переживала кульминационный момент переворота. В ’96-ом, когда я выпал из UT [музыкальная группа Unbelievable Truth — прим. ред.] в первый раз, я отправился обратно в Москву работать переводчиком в «Гринпис» (движение защитников окружающей среды). После моего второго ухода из группы в 2000 году, я вернулся в университет и начал изучать росссийскую политику и бизнес — и с того времени я работаю в этой сфере. После долгих лет моих метаний от музыки к России, до меня наконец дошло, что если ты хочешь заниматься в жизни двумя вещами, совсем не обязательно жертвовать одним из них. Ну что ж, самое время ещё раз попробовать себя в этом неудержимом мире музыки.» В 1999-м году Энди в очередной раз приезжал в Россию, о чём и написал нижеследующий (для некоторых сбокуследующий) текст, который мы печатаем с купюрами и фотографиями, сделанными во время другой малоизвестной поездки иностранца-музыканта по России (причём частично по тому же маршруту), но несколько более ранней — поездки, которую совершил Дэвид Боуи в 1973 году, проехав от Находки до Москвы по Транссибу. Боуи отчётов не писал, но, судя по выражению его лица на фотографиях, чувствовал примерно то же самое, что и Энди.
<— 6
начало текста
A
beginning of the summer, John told me about his plan for photographs for our next album cover. Two trips he had taken at the beginning of the year, to Moscow and St. Petersburg, had inspired him to want to travel the TransSiberian, visiting a few cities along the way and then catching the ferry from Vladivostok to Japan. I immediately volunteered to go with him — as a guide, an interpreter, someone to write an accompanying article for his pictures or just a hangeron. I ended up being all of those things in roughly equal measure. Our friend Sonya met us at Sheremet’evo airport and delivered us from the clutches of the local taxi mafia. Taxis from the airport to the city were curiously expensive and, curiously, all the same price. Sonya drove us for an hour and a half around the Moscow ring road to their flat in the south of the city. The biggest change which was immediately noticeable was the new frenzy of construction. The road was lined with stores selling building materials, and cranes presiding over construction sites, as well as new roadside shops and cafes built in the faux-historical Disneyland style — all turrets and parapets — which had become fashionable in the new Russia. What hadn’t changed was the way that people drive. A journey by car in Russia usually involved at least one near-death experience. The only places where I had seen anything similar were Rome and Marseilles. The Russians seemed to share the Mediterranean attitude to driving — the idea that, if approached with sufficient recklessness, driving could be as T THE
7 —>
thrilling as bungee-jumping or Russian roulette. Road safety was a joke. I had been in the front seats of Russian taxis years ago and tried putting on my seat-belt. There usually was one, but the fastener by the handbrake was usually broken.
T
he train left from Kazansky station, and it wasn’t too bad — we had been told that we would inevitably be plied with vodka and robbed, or worse. The only neighbour in our compartment when we left Moscow was Natalya, a woman in her late thirties who was travelling to visit her mother in Zima, another half-day’s travel on from Krasnoyarsk. Her mothering instinct saved us from malnutrition. We had brought only two apples, some juice, biscuits and chocolate for the three-day journey. Natalya plied us with salami, cucumbers, tomatoes, hardboiled eggs — the usual Russian staples. Indeed, the only people we saw dining in the buffet car were foreigners and alcoholics. At Yaroslavl, the first major stop, a burly man covered in sweat and smelling of alcohol came into our compartment and introduced himself as Viktor. Within seconds, he had placed a bottle on the table and asked «So lads, you don’t drink vodka, do you by any chance?». Viktor was only travelling as far as Ekaterinburg, Yeltsin’s birthplace in the Urals and a mere thirty-six hours journey from Yaroslavl’. During that time, however, he dominated proceedings. Meanwhile, Natalya enjoyed listening to the compartment’s radio which was permanently tuned into one station. For some reason, the music was
slightly speeded up, which became incredibly irritating, but Natalya didn’t seem to notice. The first stop where we had the chance to stretch our legs was at Danilov, six hours into the journey. On the platform was a small crowd of traders selling berries, cucumbers, bread, crisps, chewing gum, ice cream. On the whole the traders were old women but there were also young men in shellsuits and tracksuits. The most shocking thing was that most of them were so thin. Here was a level of poverty which most white people in the world had long forgotten. The EU was busying itself with legislation on minimum wages and employee rights, while in provincial Russia there were people living on the brink of starvation. We woke up the next morning after a night of fairly heavy drinking with Viktor. He suggested that we go and get breakfast. John declined, pleading illness, but I followed Viktor as he impatiently headed for the buffet car. It became clear that «breakfast» for Viktor primarily meant vodka, and he tried to make me join him. Viktor was a Zhirinovsky supporter. It was feared that Zhirinovsky would
become president and put some of his ideas into practice. However, when his party gained a strong foothold in the Duma, he used his power to enrich himself by selling his party’s vote to the highest bidder. Having politely downed a few shots of bal’zam and eaten some cucumber slices for breakfast, I made my way back to our compartment, leaving Viktor to continue the process of steadying his nerves. This gave us a few minutes of peace, and I lay reading an article in Itogi magazine, describing Prime Minister Sergei Stepashin’s recent trip to the States. In an effort to demonstrate that he had a sense of humour, Stepashin launched into a favourite Russian anecdote whose punchline translates approximately as «Mind you, they lynch black people in America.» After just under three days of travel, we pulled into Krasnoyarsk station, and Mike was there to meet us, along with his cousin Roma and his girlfriend Yulya. Roma played bass, and Mike lead guitar, in a band called «Territoriya». Two of the other members of the band had left, frustrated at never being paid for their efforts. Mike was
working as an editor at a local television station called «Prima TV». Yulya was effectively Mike’s boss - she was a producer at the same station. Roma drove us back to their flat. Looking out of the car window, I realised that Krasnoyarsk was indeed much like all the other Russian provincial towns I had seen. Modern Krasnoyarsk was largely built on an American-style grid system. Old wooden one-storey houses stood side-by-side with Soviet multistorey blocks. The city itself was visually unremarkable, except that it was surrounded on all sides by stunning scenery. The vast Enisei river ran right through the city, and mountains covered in forest surrounded it. It was not as striking as an Alpine city like Grenoble, but still it differed strongly from Moscow because wherever you were in the city, you only had to look up to remind yourself that you were surrounded by wilderness. If it wasn’t in Russia, Krasnoyarsk would have been a city of legendary beauty, but instead it had been developed with the typical Soviet preference for functionality over aesthetic or environmental quality. Despite the disastrous decline in industry throughout Russia after the collapse of the Soviet Union, factories still poured out smoke within the city limits. Later on, we took a walk around the city centre. I had read somewhere that most provinicial cities in Russia now had miniature versions of Moscow’s Tverskaya street — an area of expensive shops selling goods catering to the city’s fortunate ones. The centre of Krasnoyarsk, however, did not meet my expec-
tations. There were a few shops selling imported goods, but nothing which would allow you to pretend for a second that you weren’t in Russia. There were also few clubs, bars or restaurants — and the streets were full of the type of burly, shellsuited men with shaved heads that I had encountered in Rostov-onDon. Back at Mike’s flat, Yulya put on a Territoriya recording, and for the first time in my life I heard good Russian music recorded after 1991. If Territoriya had been an English band, they would have had a good chance of real commercial success. But instead, they were from Krasnoyarsk, and it was difficult to see how it could possibly work for them. Their only chance was to get to Moscow. But even if the entire band had agreed to make a go of it, it was not that easy to move to the capital. Never mind the difficulties encountered by foreign travellers wishing to stay on the right side of the law, and having to register their visas in every city they visited for more than three days. It was even harder for a Russian living outside Moscow to move to the capital, thanks to the propiska system. In Soviet times, every citizen had to have a stamp in his internal passport called a propiska which granted that person the right to live in that village, town or city. Moving from one place to another was complicated by the need to reregister in the new place. Another issue for young Russian men was how to avoid conscription into the army. Before being granted a new propiska, it was necessary to produce a voennyi bilet which certified that either
<— 8
you had served your time in the army, or you were exempt from service for medical reasons. Usually a new propiska was only granted if you had relatives in your new home town or had been offered work there. In theory, this system had been abolished in Russia in 1998, but the mayor of Moscow, Yury Luzhkov, had insisted on retaining the system for the capital, ostensibly to avoid an influx of economic migrants – but this perhaps had more to do with the fact that the city administration was making a tidy profit from the current state of affairs. For «Territoriya» to make it to Moscow, they would all need to bribe their way to obtaining a voennyi bilet, find a relative to live with or find a Muscovite to marry, find jobs, and probably still need to bribe a few other people before they could all get propiski.
J
ohn booked into the Hotel Krasnoyarsk. The building was almost indistinguishable from the other Intourist hotels I had seen in the provinces. One concession to the new times was the Inkombank cashpoint situated next to the main entrance. However, Inkombank had collapsed in the aftermath of the August 17 crisis the year before, so the cashpoint was out of order — but no-one had taken the trouble to pin a notice to the machine to say so. The reception staff spoke very little English and were willing to speak even less. After we had helped John to check in and he had paid in advance for the first night, I spotted the handwritten notice (only in Russian) on the desk announcing that for the next two
9 —>
weeks the hotel would be without hot water, due to districtwide cleaning of the mains water pipes. I had warned John that since he was staying at an Intourist hotel, he would inevitably get a call in the middle of the night from a prostitute, and that other strange things would happen. That night, my prediction came true. He was awoken by the phone ringing and answered it to find a woman talking agitatedly and persistently to him in Russian. He hung up, but later someone tried to force his way into the room (luckily John had locked it from the inside). One of the great features of provincial Intourist hotels was that people loitered around it like flies on shit, trying to make money or get something from foreigners. There were money-changers, policemen, prostitutes, religious proselytisers. The next day, a Friday, Prima TV were holding an Open Day. Mike thought it would be interesting for us to come along. He asked permission of the company director, saying that two «journalist» friends of his from England would like to come. John brought his camera along and set about taking pictures of empty rooms. He took three or four portraits of Prima staff on the street outside the building. Our trials did not stop there, for soon the rest of the staff had returned to the bar and the drinking began in earnest. We continued to be the centre of attention, and were besieged by vodka and more questions: «what are you doing here? how much did your camera cost? how long have you been a photographer? what do you think of
Russia? Krasnoyarsk? Russian women?» My skills as an interpreter were being sorely tested as I tried to translate and answer five questions at once, my only relief coming when someone attempted to formulate a question in almost-incomprehensible English. Someone made a joke about the Russian phrase «ushli po-angliiski [they left Englishstyle]» which I had never heard before, but apparently means «they sneaked out without saying goodbye». I protested that English people do not leave without saying goodbye any more frequently than anyone else. But after a while we grabbed Mike and Yulya, and decided to confirm the stereotype and get out of there.
T
he Day of Beer was clearly one of the major highlights of Krasnoyarsk’s cultural calendar. From the window of our taxi we had seen Pikra workers in green uniforms marching through the city like boy scouts. After a couple of rounds, we walked around the city, passing huge patches of tall weeds which, as our Krasnoyarsk friends proudly revealed, were wild cannabis plants. Back in his flat, Mike had shown me some photographs of a day spent in a field of the stuff on the outskirts of the city. It was funny in a way, but it was also a little bleak — five or six lads standing in a row, their wasted, unseeing eyes staring into the camera.
the exhaust fumes from twostroke engine cars, the oily smell of the Moscow Metro and the stench of urine and cigarette smoke which wafts down from the ends of train carriages, this was the olfactory essence of Russia for me. There was something not just unnatural, but anti-natural about it.
D
ima’s «office» had no natural light as well as no ventilation. The smell of male sweat, cigarettes and sausage was overwhelming. The walls of the back room were lined with posters of gay icons — Freddie Mercury, Army of Lovers, Cher. The main room had shelf upon shelf of dismantled recording equipment — microphones, valves, fuses, disembowelled mixing desks, electric guitars. Mike, Roma and Dima took the opportunity for an imromptu jam in the makeshift recording studio, but I was beginning to feel a little nauseous, and was blaming the building. I stared at the huge macrame hangings on the windows, wondering how long it had taken some Heroine of Labour in Uzbekistan to finish them, and imagining the article in Krasnoyarsk Pravda celebrating their completion in time for the Concert Hall’s grand opening. It felt as though I had found what I had been looking for. This was the side of Russia that was already almost forgotten. Thousands of pages were being written every day in the West about the New Russia, about mobile phones, BMWs, casinos, corruption, night clubs, rock bands. This was what people wanted to read, because it was flattering to them to think that the Evil Empire was remodelling
itself in the West’s image. People were interested in Russia as they had always been, but, Narcissuslike, they were only interested in their own reflections. All of those new phenomena were still just the surface of a very deep pool, and underneath was the slowly dying essence of Soviet life and attitudes. But who needed to be reminded of it? In time it would disappear, along with millions of unwanted volumes of literature, newspapers, and reels of film — all produced in service to the state, and all filled with lies and propaganda. Good riddance to those, but in time the people would disappear also for whom this world was all there was. A good number of serious Western commentators talked about this gradual culling of the older generation as a Good Thing, as a precondition of serious reform. After four hours’ sleep, we woke up at half past six and Mike caught a taxi with me to the hotel. Our driver had clearly spent the night before (maybe several in a row) in a gutter somewhere. From the way the car staggered through the city, stalling at most of the junctions, it was clear he was still drunk. He was hunched over the wheel, and his gentle swaying in his seat was occasionally made violent as we drove over a pothole. His cough suggested tuberculosis, and at one point he hawked productively, opened the door and spat out of the moving car. As we left the city limits, a voice came over the driver’s radio. It sounded like he was reproaching him for something, and I hoped that it was his boss telling him he was fired. But we carried on, with another thirty minutes or so to the airport.
ЭНДИ ХОРОШИЙ, ПРОСТО ВЫМОТАЛСЯ
What else was there to do in Krasnoyarsk except drink and smoke? Nothing. The Day of Beer seemed to be an official recognition of this. The next day, having overcome the worst of our hangovers from the night before, we set off to a concert hall to try and take some pictures. The building, though majestic in size, was depressingly Soviet in its design, and even in the smell of the place. It was remarkable that such a vast, empty building managed to be so stifling. The same principle presumably applied here as on the train, where all the windows in the entire carriage bar one were sealed shut: priority number one in building design in Siberia was insulating against temperatures as low as minus forty degrees centigrade. Preventing the air from stagnating by installing plenty of windows and ventilation systems was of lesser importance, and would have made the main goal much more difficult to achieve. The smell that consequently filled the entire building brought back a lot of memories. It was the essence of the Soviet Union. I had never forgotten Orwell’s description of the smell of boiled cabbage in «1984», but had never been able to find anything cabbage-like about the common smells I had encountered in Russia. The smell of the theatre took me instantly back to my first holiday in the Soviet Union, but it was hard to describe — it bore no relation to anything naturally occurring, not even to sweat or toilets. I had a suspicion that it had some connection to the asbestos which probably made up a high percentage of the building materials. Along with
<— 10
Despite the fact that air travel was around four times more expensive than the train, the airport was far more depressing than any of the railway stations we had seen. Both the street cafes outside the main building had closed simultaneously for accounts and stocktaking. The one remaining buffet was upstairs, alongside an enormous waiting hall, just row upon row of seats full of people smoking and sleeping. We’ve arrived in the Third World, I thought. Registration was over almost as soon as it had begun, and we waited at our «gate», which was really just a corridor leading to a gated enclosure in front of the runway tarmac. Everyone stood outside, smoking and watching our plane refuel. It had been given a brand new KrasAir livery, raising my hopes of a pleasant flight. KrasAir, or KrashAir as it was affectionately called, was the local carrier which had come into being when state-run Aeroflot’s domestic airline was dismantled into hundreds of tiny regional airlines, most of which went bust in the first year or two. Then there was a general confusion over seating thanks to the none-too-sophisticated checking-in system. As far as I could make out, this had involved a woman filling in squares on a piece of graph paper to mark which seats she had already allocated, and as a result passengers were hovering by their seats showing each other boarding passes with identical seat numbers. It was a new experience for me to be travelling in a plane that was swarming with flies. They climbed over John’s clothes and face as he tried to sleep, and they
11 —>
congregated around the toilets at the back of the plane. The food managed to be worse than anything I had tasted on Aeroflot. The chicken looked as though it had just been removed from a jar of formaldehyde — it was completely drained of colour and had obviously never seen daylight until now. The bread was stale and the sausage highly suspicious.
T
ouchdown was a real cause for celebration. We had made it. We were still alive, and we were no longer in Krasnoyarsk, compared to which Moscow felt like the centre of the universe. We had gone to Siberia in search of a more genuine Russian experience than could be now be found in the capital. To an extent we found what we were looking for there, and discovered that it was not particularly pleasant. Before we boarded the train, we were scornful of those expats who frequented the expensive bars, clubs and restaurants of Moscow, never took public transport and rarely ventured beyond their hermeticallysealed Western existence. But on the plane back to Moscow we had been dreaming of a good pizza, a cup of real coffee and an ice cold beer, and shallow though it may seem, we spent our last three days in Russia visiting friends, and eating and drinking in various Western-style bars and restaurants in a state of neareuphoria. Perhaps the attraction that Russia still held for myself, and for the other foreigners I had met living in Moscow, was merely down to nostalgia for that short transitionary period in the early nineties. At that time there was
the new freedom, people could still believe that Russia’s troubles were coming to an end, and it was still possible to live on virtually nothing. If nostalgia was really the cause, then Russia was quickly losing the quality that had made it special during those years, and people were still coming back here merely out of inertia. The atmosphere of optimism and idealism had been replaced by bitterness, prejudice and fear. People now realised that we foreigners were not here to lead them to a better life. We were either here to make a quick fortune, or as spiritual tourists escaping temporarily from our «standardised wellbeing» (as Solzhenitsyn once labelled it) in the West. After a while, it would all get too much, and the foreigners would go back to the West for some home comforts, just as John and I rejoiced when we touched down in Heathrow. Russia had always been staggering from one tragedy to the next, always appearing to be on the verge of total disaster, and as we left there were plenty of grounds for pessimism: the new war in Dagestan; the new Prime Minister and former director of the KGB Vladimir Putin; the locusts invading from the south and destroying the harvest. I felt happy to be away from it all, and guilty that I could dip my toe in when I felt like it, while my friends had no choice but to remain and live there.
конец текста
Д
ля малоимущих в области английского языка публикуем перевод. ***
В
НАЧАЛЕ
лета Джон поделился со мной идеей
для фотографий обложки нашего нового
альбома. Две его поездки в начале года — в Москву и Санкт-Петербург — вдохновили его на поездку по Транссибирской магистрали. Я немедленно вызвался быть его гидом, или переводчиком, или тем, кто напишет комментарий к фотографиям, или просто попутчиком. В результате я был и тем, и другим, и третьим примерно в равной мере. Наша подруга Соня встретила нас в Шереметьево и вырвала из лап местной таксистской мафии. Такси из аэропорта в город на удивление дорого и, на удивление, одинаково дорого. Соня везла нас полтора часа по МКАД в её квартиру на юге города. Прежде всего в глаза бросалось неистовство строительства. Вдоль всей дороги тянулись стройунивермаги, краны, возвыщающиеся над строящимися универмагами и магазины с кафе в псевдоисторическом Диснейленд-стиле — башенки да парапеты, — который стал так моден в новой России. Что не изменилось, так это манера вождения. Поездка на машине в России обычно включает в себя по крайней мере одну смертельно опасную ситуацию. Русские, похоже, разделяют средиземноморское отношение к вождению как к прыжкам с тарзанки или русской рулетке. Сколько раз я садился в русских такси на переднее сиденье и тщетно пытался пристегнуть ремень безопасности — ремень-то был, но замок был всегда сло-
были и молодые люди в тренировочных костю-
крепкими бритоголовыми парнями, с которы-
мах. Самое шокирующее в них было то, что все
ми я уже сталкивался в Ростове-на-Дону.
они были худы, как щепки. В России был уро-
Вечером Юля поставила послушать запись
вень бедности, о котором большинство белых
«Территории», и я в первый раз в жизни услышал
людей планеты уже давным-давно позабыли. В
хорошую русскую музыку, записанную после
то время, как ЕС занимл себя законодательством
1991 года. Если бы «Террирория» была англий-
минимального размера оплаты труда и правами
ской группой, у них был бы хороший шанс зара-
трудящихся, в России люди жили на грани вы-
ботать. В Красноярске это было нереально. Един-
живания.
ственный шанс — уехать в Москву. Но даже если
Наутро после довольно бурного ночного
вся группа договорилась бы переехать, сделать
распития алкоголя с Виктором, он предложил
это совсем нелегко. По сравнению с трудностями
пойти позавтракать. Джон отказался, жалуясь на
иностранцев, желающих законно путешество-
нездоровье, а я последовал за Виктором в вагон-
вать по России и вынужденных регистрировать
ресторан. Сразу стало ясно, что под завтраком
визу в каждом городе, где они останавливаются
Виктор преимущественно понимает водку. Вик-
дольше, чем на три дня, переехать в Москву ещё
тор поддерживает Жириновского. Боялись, что
труднее, спасибо propiske. В советские времена
Жириновский станет президентом и воплотит
каждый гражданин должен был иметь штамп в
некоторые из своих ужасных идей на практике,
паспорте под названием propiska, дающая право
однако когда его партия уверенно прошла в Ду-
жить в некоторой деревне или городе. Переезд в
му, он использовал этот ресурс, чтобы заработать
другое место усложнялся необходимостью пере-
денег, продавая голоса.
регистрироваться. Другим нюансом для молодо-
После нескольких вежливых стопок бальза-
го русского парня было — как избежать армии.
ма и долек огурца я вернулся в купе, оставив Вик-
Перед propiskoj надо получить voennyj bilet, кото-
тора дальше успокаивать нервы. Это дало и нам
рый подтверждал, что ты уже отслужил в армии
несколько минут покоя, которые я потратил на
либо освобождён по медицинским показаниям.
чтение статьи из журнала «Итоги» про поездку
Обычно propisku давали, если у тебя есть родст-
премьер-министра Степашина в США. В попыт-
венники или работа в новом городе. Теоретичес-
ке продемонстрировать чувство юмора Степа-
ки, эта система была отменена в 1998 году, но мэр
шин процитировал известный российский анек-
Москвы Лужков настоял на propiske в столице,
дот, который заканчивается словами «А у вас не-
якобы чтобы избежать наплыва мигрантов, а ско-
гров линчуют».
рее чтобы оставить администрации возможность
После трёхдневного путешествия мы въе-
бюрократической прибыли. Для того, чтобы пе-
хали на станцию в Красноярске, где Майк с бра-
реехать в Москву, всем из «Территории» необхо-
том Ромой и подругой Юлей уже ждали нас. Ро-
димо было дать взятки на voennyj bilet, потом
ма был басистом, а Майк гитаристом в группе
найти родственников или супругов-москвичей,
«Территория». Двое других членов группы поки-
найти работы и дать ещё несколько взяток преж-
нули её, будучи недовольными отсутствием го-
де, чем они все смогут получить propiski.
нораров. Майк работал редактором на местном телеканале «Прима-ТВ». Юля на том же канале
ман.
была продюсером, боссом Майка.
П
оезд тронулся с платформы Казанского вокзала почти без происшествий; хотя нам
прочили неизбежное принуждение к распитию водки и последующее ограбление, или что-нибудь ещё хуже. Нашим единственным соседом в купе при отправлении была Наталья, женщина лет под сорок, ехавшая проведать мать в Зиме, всего-то полдня пути от Красноярка. Её материнский инстинкт спас нас от голодной смерти. Мы взяли с собой два яблока, сок, бисквиты и шоколад. Наталья угощала нас салями, огурчиками, помидорами, яйцами, сваренными вкрутую, — обычный набор продуктов для русских. Единственными, кто ел в вагоне-ресторане, были иностранцы и алкоголики. В Ярославле в купе вошёл дородный мужик, покрытый потом и дышаший перегаром, и представился Виктором. Через секунду он уже ставил на стол бутылку водки и спрашивал: «Ну что, парни, вы случайно водку не пьёте?». Виктор ехал всего-то до Екатеринбурга — 36 часов пути от Ярославля, — но в течение этого времени он доминировал. Наталья развлекалась, слушая радио, которое всегда было настроено только на одну волну. По какой-то причине музыка была несколько ускорена, что невероятно раздражало, но Наталья, казалось, вовсе этого не замечала. Первой остановкой, где нам удалось размять ноги, был город Данилов. На платформе была небольшая группа продавцов ягод, огурцов, хлеба, чипсов, жевачки, мороженого. По большей части продавцами были старушки, но
Д
жон забронировал номер в гостинице «Красноярск». Здание практически не отли-
Рома отвёз нас к ним на квартиру. Глядя
чалось от других интуристовских отелей, кото-
из окна машины, я понял, что Красноярск
рые я видел. Единственной уступкой современ-
очень похож на другие российские провинци-
ности был банкомат Инкомбанка рядом со вхо-
альные города, в коротых я побывал. Совре-
дом. Правда, Инкомбанк разорился после кризи-
менный Красноярск был построен по амери-
са 17 августа прошлого года, так что банкомат не
канской сетчатой системе. Старые одноэтаж-
работал, — но никто на озаботился тем, чтобы
ные домики соседствовали с советскими мно-
повесить соответствующую табличку. Девушки
гоэтажками. Сам по себе город был неприме-
за стойкой говорили по-английски совсем чуть-
чательным, если не считать сногсшибатель-
чуть, а хотели говорить и того меньше. После то-
ного ландшафта. Широкий Енисей тёк прямо
го, как мы помогли Джону расплатиться за пред-
через город, окружённый горами, покрытыми
стоящую ночь, я заметил объявление, написан-
лесами. Может быть, это не было настолько
ное от руки (и только по-русски) о том, что горя-
впечатляюще, как в Гренобле, но тем не менее
чей воды нет и не будет.
сильно отличалось от Москвы, потому что,
Я предупредил Джона, что так как он оста-
где бы ты ни был, стоило лишь поднять голо-
новился в интуристском отеле, его наверняка по-
ву, чтобы увидеть первозданную природу. Ес-
среди ночи разбудит телефонный звонок от про-
ли бы дело было не в России, Красноярск был
ститутки, и произойдут другие странные вещи.
бы городом легендарной красоты, но вместо
Мои предсказания сбылись. Ночью зазвонил те-
этого он отражал типичные советские пред-
лефон и какая-то женщина что-то возбуждённо
почтения функциональности эстетике и удоб-
ему говорила по-русски. Он повесил трубку, но
ству. Несмотря на катастрофический упадок
позже кто-то пытался открыть дверь его комна-
индустрии в России после распада СССР, фаб-
ты (хорошо, что он запер её перед сном). Одной
рики всё равно дымили в пределах городской
из главных особенностей провинциальных гос-
черты.
тиниц было то, что разные люди постоянно око-
Позже мы пошли прогуляться по центру. Я
лачиваются вокруг иностранцев в них, как мухи
где-то читал, что все города в России имеют
вокруг дерьма, пытаясь вытрясти деньги или
свои версии Тверской улицы — район с дороги-
ещё что-нибудь.
ми магазинами. В Красноярске ничего подобно-
На следующий день на «Прима-ТВ» был
го не было. Были несколько магазинов с им-
День открытых дверей. Майк подумал, что нам
портными товарами, чтобы человек на минуту
будет интересно посмотреть. Он попросил раз-
мог забыть о том, что он в России. Были также
решения у директора, сказав, что два «журналис-
несколько клубов, баров, а улицы были полны
та» из Англии хотят придти. Джон взял камеру,
<— 12
«О
фис» Димы не имел естественного осве-
перевозчик, появившийся в результате разбие-
щения, так же, как и вентиляции. Запах
ния государственного Аэрофлота на сотни мел-
мужского пота, сигарет и сосисок сшибал с ног.
ких региональных авиакомпаний, большинство
Наши испытания на этом не кончились, так
Стены каморки были увешаны постерами гей-
из которых разорялось в течение двух лет.
как вскоре весь штат пошёл в бар и начал пьян-
икон — Фредди Меркьюри, Шер, Army of Lovers.
Затем была обычная неразбериха с посад-
ствовать. Мы оставались в центре всеобщего
На полках беспорядочно валялось раличное зву-
кой благодаря «не слишком сложной» системе
внимания, осаждаемые вопросами типа: «как вас
кооператорское оборудование — микрофоны,
регистрации. Насколько я понял, она включала в
сюда занесло?», «сколько стоит камера?», «давно
лампы, предохранители, микшерские пульты,
себя женщину с листком бумаги, на котором она
ты фотографом работаешь?», «что вы думаете о
электрогитары. Майк, Рома и Дима устроили не-
отмечала места, которые уже заняты, в результа-
России? Красноярске? русских женщинах?» Мой
большой джем, но меня почему-то начинало по-
те чего пассажиры чесали затылки, показывая
талант переводчика был подвергнут жестокому
ташнивать, возможно, из-за самого здания. Я
друг другу посадочные талоны с одинаковыми
испытанию в попытках перевести и ответить
смотрел на гигантские макраме на окнах, размы-
номерами.
сразу на десять вопросов, с короткими передыш-
шляя, сколько времени их плетение заняло у ка-
Новым опытом в путешествии самолётом
ками в то время, как кто-нибудь пытался сфор-
кой-то Героини труда из Узбекистана, и представ-
стали для меня рои мух. Они ползали по одеж-
мулировть вопрос на совершенно изломанном
ляя заметку в газете «Красноярская Правда» о
де и лицу Джона, пока он пытался поспать, и
английском. Кто-то пошутил насчёт фразы ushli
своевременном окончании этого плетения ко
скапливались у туалетов в хвосте самолёта. Еда
po-angliiski, которую я никогда раньше не слы-
дню открытия концертного зала. Я почувство-
была худшей из всего, что я пробовал в рейсах
шал, означающую «улизнули, не сказав до свида-
вал, что нашёл то, что искал. Это была почти за-
Аэрофлота. Цыплёнок выглядел так, как будто
ния». Я запротестовал, что англичане делают это
бытая и заброшенная сторона России. Тысячи
его только что вынули из банки с формальде-
не чаще, чем кто-либо другой, но в конце концов
страниц о Новой России ежедневно пишутся в
гидом — он был совершенно бесцветным и на-
мы подтвердили стереотип, утащив оттуда Май-
западных изданиях, о сотовых телефоных, о
верняка до этого момента никогда не видел
ка и Юлю.
БМВ, казино, коррупции, ночных клубах, рок-
дневного света. Хлеб был чёрств, а сосиска в
группах. Это то, что люди хотят читать, им
высшей степени подозрительна.
чтобы сделать несколько фотографий пустых комнат. В результате он фотографировал сотрудников канала на фоне здания.
Д
льстит мысль, что Империя Зла трансформиру-
мых ярких страниц культурного календа-
ется под западное лекало. Людям интересна Рос-
ря Красноярска. Из окна такси мы наблюдали
сия, но интересна лишь нарциссически, как соб-
за работниками пивного завода «Пикра», мар-
ственное отражение. Все новые явления не более
вы и мы не были в Красноярске, в сравнении с
ширующих в зелёных униформах, как бойска-
чем поверхность очень глубокого водоёма, и в
которым Москва была центром Вселенной. Мы
уты. Потом мы гуляли по городу вдоль зарос-
глубине происходит медленное отмирание со-
поехали в Сибирь в поисках настоящей русской
лей высокого кустарника, который был, по
ветской сущности. Но кому это нужно? Вскоре
жизни и обнаружили, что она не так уж приятна.
гордым заверениями красноярских жителей,
всё это исчезнет, вместе с миллионами ненужных
Перед посадкой на поезд мы были полны отвра-
плантацией дикой конопли. Дома Майк пока-
томов литературы, газет, километрами кино-
щения к экспатам, наполнявшим дорогие бары и
зывал нам фотографии загородной поездки с
плёнки — наполненными пропагандой в угоду
клубы Москвы, не пользовавшихся обществен-
друзьями. Фотографии были, в общем, забав-
государству. Чёрт бы с ними, но в то же время ис-
ным транспортом и не вылезавшим из своей за-
ны в каком-то смысле, но на самом деле до-
чезают и люди, для которых этот мир был их
падной скорлупы. Но во время полёта обратно в
вольно унылы — пять или шесть чуваков, сто-
единственным миром. Куча западных коммента-
Москву мы мечтали о хорошей пицце, чашке на-
ящих в ряд, остекленевшие невидящие глаза
торов говорит о такой «выбраковке» старого по-
стоящего кофе и кружке ледяного пива, и как бы
устремлены в камеру.
коления как о Правильной Вещи, как о фунда-
мелочно это ни было, мы провели три дня в
менте для серьёзных реформ.
Москве в компании друзей в ресторанах и барах
ень Пива очевидно является одной из са-
Что делать в Красноярске, кроме как пить и курить? Нечего. День Пива был тому официальным подтверждением.
13 —>
После четырёхчасового сна, в полседьмого утра Майк вызвал нам такси до аэропорта. Води-
П
риземление было настоящим поводом для праздника. Мы сделали это. Мы были жи-
в европейском стиле, в состоянии, близком к эйфории.
На следующее утро, мучаясь от наихудше-
тель очевидно провёл предыдущую ночь (воз-
Возможно, причиной, по которой Россия
го из когда-либо испытанных похмелий, мы
можно, несколько ночей подряд) в какой-то ка-
всё ещё привлекала меня и других иностранцев,
направились в концертный зал попробовать
наве. По вилянию машины и по тому, что она
которых я встречал в Москве, была просто нос-
поснимать. Монументальное здание было угне-
глохла на каждом повороте, стало ясно, что он
тальгия по тому короткому периоду в начале де-
тающе советским по дизайну и даже по запаху.
всё ещё был пьян. Он навалился на руль и мягко
вяностых. В то время было ощущение свободы,
Удивительно, какой сдавленной была атмосфе-
покачивался на пружинистом сиденье, пока оче-
люди верили, что беды наконец прекратятся, и
ра внутри такого огромного и пустого строе-
редная колдобина не встряхивала машину. Его
можно было прожить на копейки. Если этой
ния. Как и в поездах, здесь все окна были наглу-
кашель явно свидетельствовал о туберкулёзе и
причиной была действительно ностальгия, то
хо забиты: приоритетом номер один в сибир-
временами он на ходу открывал дверь и отхарки-
Россия быстро теряла свою ценность в этом от-
ском стоительстве были критически низкие
вал прямо на дорогу. За городом из радио послы-
ношении. Атмосфера оптимизма и идеализма
температуры, вплоть до минус сорока. Установ-
щался хриплый голос. Он звучал как брань, и я
сменилась горечью, предубеждением и страхом.
ка кучи вентиляторов в окна существенно за-
надеялся, что это его начальник сообщает ему об
Русские поняли, что иностранцы приезжают не
труднила бы достижение этой цели. Запах, на-
увольнении. Тем не менее мы продолжали путь
для того, чтобы сделать их жизнь лучше. Мы
полняющий всё здание, вызывал в памяти мно-
до аэропорта.
были здесь либо для того, чтобы быстро на-
жество воспоминаний. Это был запах Совет-
Несмотря на то, что билет на самолёт был в
житься, либо в поисках экзотического отдыха в
ского Союза. В голове всё время всплывало
четыре раза дороже, чем на поезд, аэропорт про-
контрасте с западным «станартизированным
оруэлловское описание запаха варёной капусты
изводил намного более депрессивное впечатле-
благополучием» (как однажды выразился Со-
в «1984», но я так и не смог обнаружить что-ли-
ние, чем виденные мной вокзалы. Все кафе и
лженицын). Со временем всё это надоест и ино-
бо капустоподобное в обычных запахах в Рос-
ларьки были одновременно закрыты на учёт.
странцы вернутся в свои уютные дома, как вер-
сии. Запах театра мгновенно ассоциировался с
Единственный открытый буфет был в зале ожи-
нулись и мы с Джоном. Россия вечно баланси-
моим первым посещением СССР, но описать
дания, вдоль рядов и рядов сидений, полных ку-
рует от одной катастрофы до другой, всякий раз
его невозможно — в нём нельзя было разли-
рящих и спящих людей с тюками и чемоданами.
оказываясь на краю бездны; когда мы улетали,
чить ни одну естественную составляющую, ни
Вот мы и в Третьем Мире, подумал я.
было много новых поводов для пессимизма:
даже запах пота или туалета. Подозреваю, в нём
Регистрация закончилась практически не
новая война в Дагестане, новый премьер-ми-
есть что-то от асбеста, широко применявшего-
начавшись, и мы ждали у «гейта», который пред-
нистр и бывший глава КГБ Владимир Путин, са-
ся в строительстве. Вместе с выхлопами двух-
ставлял собой просто коридор с воротами, выво-
ранча, уничтожившая урожай на юге. Я был
тактных двигателей, масляный запах москов-
дившими прямо на взлётную полосу. Все стояли
счастлив находиться далеко от всего этого и
ского метро и вонь мочи и сигарет в тамбурах
снаружи, куря и наблюдая заправку нашего са-
чувствовал себя виноватым, будучи в состоянии
поездов и есть для меня обонятельная квинтэс-
молёта. Новёхонькая эмблема КрасЭйр укрепля-
окунуться туда по желанию, в то время как у мо-
сенция России. Что-то в нём не просто неесте-
ла мои надежды на приятный полёт. КрасЭйр
их друзей не было другой альтернативы, кроме
ственное, а противоестественное.
или КрашЭйр, как его тут называют, — местный
оставаться и жить в России.
конец текста
к будущему готовсь © Дмитрий Алемасов http://daochinasite.com
К
Пиньинь (кит.
; более официально, , Ханьюй пиньинь, то
есть «Запись звуков китайского языка») — система романизации для китайского языка на основе латинского алфавита. В КНР пиньинь имеет официальный статус. В пиньине используются все буквы латинского алфавита, .. кроме V, и добавлена буква U (u-умляут). Обозначение тонов в пиньине предусмотрено с помощью надстрочных знаков. Обычно их пишут только в учебной литературе. В словарях номер тона иногда указывается за словом, записанным пиньинем, например: dong2 или dong2 (= do' ng).
итайцы в массе своей иностранными языками не владеют, и латинские буквы мало что им говорят. А иероглифы говорят им все. Поэтому, выходя на китайский рынок, уважающие себя компании заранее разрабатывают для своего товара иероглифический логотип. Этим они прокладывают путь к сердцу потребителя сразу с двух сторон: иероглифический брэнд китайцы гораздо лучше запоминают, а еще товар с таким логотипом кажется роднёй. Справа (ниже, дальше) перечислены некоторые из самых ходовых торговых марок в иероглифическом исполнении, с транскрипцией пиньинь. Образование иероглифических брэндов происходит тремя путями: — простое транскрибирование. Для передачи звучания выбираются иероглифы или нейтральные, или вызывающие положительные эмоции. Самый удачный пример из этого ряда — Coca-Cola, чей китайский вариант настойчиво «намекает» на исключительные потребительские качества продукта, далеко опережая в этом английский оригинал. Хорошо выглядит и Opel, чьи иероглифы означают «Европейское сокровище». — перевод по смыслу. Это встречается гораздо реже. Из вышеприведенных этому принципу соответствуют Nestle, Pioneer, VW и GM. Дело в том, что эти брэнды образованы из широкоупотребительных слов, которые переводятся очень легко. — товары из Японии и Кореи, для которых Китай является одним из важнейших рынков, как правило, снабжены иероглифическими ярлыками от рождения. То есть в Китае эти названия просто читаются по нормам китайской фонетики. Хотя японские иероглифы были заимствованы у китайцев, за многие века на противоположных берегах Жёлтого моря с ними произошли неодинаковые трансформации. Так что один и тот же иероглиф может иметь сильно отличающиеся значения в китайском и японском языках.
<— 14
Пищевые товары: Coca-Cola . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .kekoukele Pepsi-Cola . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .baishikele Sprite . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .xuebi Fanta . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .fenda Nestle . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .quechao Maxwell . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .maishi Lipton . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .lidun Потребительские высокотехнологичные товары Как правило, очень большая доля торговых марок в этой сфере — японские. Наименования японских фирм в большинстве имеют изначально иероглифическое происхождение (за исключением таких, как SHARP и SONY). Поэтому от остальных иероглифических брэндов они отличаются звучанием, часто непохожим на латинский логотип.
Panasonic (National Technics) . . . Sanyo . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Sony . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Sharp . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Philips . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Samsung . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Toshiba . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Hitachi . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Aiwa . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Pioneer . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Daewoo . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Hyundai . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Nokia . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Siemens . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Ericsson . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Motorola . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В качестве примера — курьёзный случай, происшедший с одним из японских брэндов в Китае. Одна японская фирма в конце 80-х открыла представительство в Пекине. Повесила красивую вывеску. Возле вывески тут же стали собираться толпы гогочущих прохожих и окрестных жителей. Дело в том, что название фирмы — — с японского переводится как «край долины», а в китайском означает «дикая задница» (что по смыслу, в общем, одно и то же. — прим. ред.).
15 —>
. . . . . . . . . . . . .songxia . . . . . . . . . . . . .sanyang . . . . . . . . . . . . .suoni . . . . . . . . . . . . .xiapu . . . . . . . . . . . . .feilipu . . . . . . . . . . . . .sanxing . . . . . . . . . . . . .dongzhi . . . . . . . . . . . . .rili . . . . . . . . . . . . .aihua . . . . . . . . . . . . .xianfeng . . . . . . . . . . . . .dayu . . . . . . . . . . . . .xiandai . . . . . . . . . . . . .nuojiya . . . . . . . . . . . . .ximenzi . . . . . . . . . . . . .ailixin . . . . . . . . . . . . .motuoluola
Автомототехника VW (Volkswagen) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .dazhong qiche Mercedes-Benz . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .meisaidesi benchi Audi . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .aodi Peugeot . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .biaozhi Citroen . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .xuetielong Toyota . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .fengtian Nissan . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .richan BMW . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .baoma Daihatsu . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .dafa Ford . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .fute Honda . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .bentian Mitsubishi . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .sanling Suzuki . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .lingmu Opel . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .oubao GM (General Motors) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .tongyong qiche Kia . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .qiya Mazda . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .mazida Isuzu . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .wushiling Renault . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .leinuo конец текста
конец посылки ПОЧЕМУ «КОНЕЦ ПОСЫЛКИ» Потому что, кроме приводимого отрывка, в пьесе есть ещё одно широко известное место — дуэль Сирано с Вальвером, поимевшая место вскоре после приводимого отрывка, во время которой Сирано сочинял французскую балладу, по всем правилам её сочинения, то есть три восьмистишия и одно четверостишие (посылка, которая, как правило, начинается со слова «Князь») с повторяющейся (с вариациями) строкой в конце каждой строфы. Сирано повторяет: «Что/Я/И попаду в конце посылки»—«И я попал в конце посылки» (в конце посылки). Не гениально ли?
Эдмон Юджин Алексис Ростан
Эркюль Савиньен де Сирано де Бержерак
Та т ь я н а Л ь в о в н а Щ е п к и н а - К у п е р н и к
В
данный момент вы находитесь в небольшом раздельчике, который можно было бы посвятить любимым детским книгам. Выясняется, что ими могут стать совершенно различные и совершенно неожиданные книги. И наоборот, ожидаемые книги могут по каким-либо причинам пройти мимо детства, не оставив сколь-нибудь заметного следа. Кто-то, наверное, зачитывал под одеялом сборник шахматных задачек, кто-то — сборник повестей Беляева, кто-то носил в портфеле томик Мандельштама. У редактора Мж среди прочих любимых были, например, «Мы все из Бюллербю» Астрид Линдгрен, которую он часто начинал читать заново сразу после того, как закончил, (было немного стыдно, что приходилось отождествлять себя с главным героем-девочкой), а также «Сирано де Бержерак» Эдмона Ростана в переводе Щепкиной-Куперник (только перевод Щепкиной-Куперник имеет право на существование, все остальные сосут, несмотря на то, что она осуществила его за 10 дней). Из этой книги мы и приведём любимый отрывок, разместив его на 17-й полосе. Настоящий Эркюль Савиньен де Сирано де Бержерак жил в XVII веке в течение всего 36 лет. Помимо того, что он стал прототипом для пьесы Ростан(д)а (а также Сен-Савьена — персонажа романа «Остров Накануне» Умберто Эко, которого редакция также любит всем сердцем), он сам писал пьесы, книжки, стихи и явился предшественником научной фантастики. Вместе с Мольером учился у Пьера Гассенди. Поступив на военную службу, Сирано участвовал в осаде Арраса (1640), под которым был ранен, и 15 лет спустя умер именно от последствий этой раны. Заразившись сифилисом, оставил военную службу. Самое знаменитое сочинение Сирано де Бержерака — опубликованная посмертно романная дилогия под общим названием «Иной свет» (L'Autre Monde) — «Государства и империи Луны» и «Государства и империи Солнца», — в которой описывается от первого лица воображаемое путешествие на Луну и Солнце и жизненный уклад тамошних аборигенов. Отсюда во многом растут ноги Свифта и Вольтера. Эдмон Ростан в своей пьесе опирался как на факты биографии «Геркулеса», так и на легенды о том, что он ни разу не был побеждён на дуэли, при том, что однажды дрался с сотней противников, так что и дуэлью это назвать трудно. Сам Ростан был неоромантик, в отличие от Сирано-материалиста и либертина; пьесу написал в 1897 году, а умер в 1918 в возрасте 50 лет от испанки. Татьяна Львовна Щепкина-Куперник (правнучка того самого Щепкина) прожила 78 лет, сделала массу поэтических переводов всего на свете (в том числе и стихов из «Алисы» Кэрролла) и была удостоена звания Заслуженного деятеля искусств РСФСР.
был такой философ
либертинизм — вольнодумство и нигилизм был такой грипп
<— 16
начало текста
ВАЛЬВЕР. А вот сейчас доволен будет он. Ему такую отпущу остроту, Что потеряет он шутить охоту. (Подходит к Сирано, внимательно наблюдающему за ними, и принимает вызывающую позу.)
1
2
3 4
5 6
7
8
9
17 —>
Послушайте… Ваш нос… я вам скажу… ваш нос… Велик ужасно. С И Р А Н О (спокойно). Да, ужасно. В А Л Ь В Е Р (смеется). Ха-ха! СИРАНО. Как видите, я это перенес. Что ж дальше? Ничего? Напрасно. Я откровенно вам скажу: Вы не были красноречивы. Нет, не шутя, я нахожу, Что лучше пошутить могли вы. Все время изменяя тон, Могли не пощадить вы носа. Могли сейчас со всех сторон Коснуться этого вопроса. Так, например, задорный тон: «О, если б нос такой мне дан был провиденьем, То ампутации подвергся б тотчас он». Тон дружеский, и с легким сожаленьем: «Наверно, вам мешает пить ваш нос И наполняет чашку вашу? Хотите, закажу я вам большую чашу?» Тон описательный: «Да это пик! Утес! Мыс! Что я — и не мыс, а полуостров целый!» Тон любопытный и несмелый: «Позвольте вас спросить, что это за предмет Чернильница или футляр для ножниц?» Изящный тон: «Какая из художниц Ему дала такой румяный цвет?» Любезный: «Верно, вы большой любитель птичек? Чтоб не нарушить их излюбленных привычек, Вы приготовили насест удобный им». Тон озабоченный: «Скажите, неужели, Когда вы трубку курите в постели, Соседи не спешат, заметив этот дым, Скорее заливать с пожарным к вам насосом?“ Предупредительный: «Смотрите вы за носом Иль перевесит он, и прямо головой Ударитесь вы вдруг о камни мостовой». Тон нежный: «Милый нос! Он не боится света? Чтоб он не потерял пленительного цвета
От солнца жаркого весны, Вы зонтичек ему бы заказать должны». Тон педантичный: «Тот лишь зверь мудреный, Которого Аристофан ученый Зовет гипокампелефантокамелос, В глубокой древности имел подобный нос». Тон щеголя: «Ага! Всегда поклонник моды, Я вижу, изобрел ты вешалку для шляп? Удобно, нету слов, и класть не надо в шкап!» Тон эмфатический: «О чудеса природы! О нос! Чтоб простудить тебя всего, Не хватит ветра одного: Нужны тут, грозны и сердиты, Вихрь, буря, ураган, циклон!» Лирический: «Ваш нос труба, а вы тритон, Чтобы участвовать в триумфе Амфитриты!» А вот наивный тон: «Прекрасный монумент! Когда для обозренья Открыт бывает он?» Тон недоверчивый: «Оставьте ухищренья! К чему шутить со мной? Отлично знаю я, что нос ваш накладной». А вот вам тон умильный: «Какою вывеской чудесною и стильной Для парфюмера мог ваш нос служить!» Почтительный: «Давно ль, позвольте вас спросить, Вы этой башнею владеете фамильной?» Тон деревенский: «Э! Да это нешто нос? С чего ж бы это так он перерос? — — Эх, ты! Не видишь, что ль, разиня, Что это репа, а не то так дыня?» Военный тон: «Штыки вперед!» Практический: «А я для вас совет имею: Хотите разыграть ваш нос вы в лотерею? Кто выиграет, тот, По правде, выигрыш большой себе возьмет!» И, наконец, разыгрывая драму И подражая пылкому Пираму, Вопить в слезах: «Вон он! Взгляните на него! Нарушил этот нос — кто отрицать посмеет? Гармонию в чертах владельца своего. Сам от измены этой он краснеет!..» Вот, сударь, что могли б вы мне наговорить, Когда б хоть каплею рассудка обладали, И то едва ли: Вы не успели б рта раскрыть, Как замолчали б моментально. Сам шуткам над собой всегда я господин; Но если вздумает другой шутить нахально, Я замолчать его заставлю в миг один!
конец текста
10
11
12
13 14
15
16
17 18
19 20
21
... ПОЧЕМУ «...» Потому что этот разворот суть продолжение раздельчика.
ремез обыкновенный
Алексей Михайлович Ремизов
художница Вера Павлова
С
реди любимых детских книг других людей, близких редактору, — «К Морю-Океану» (она же «Посолонь») Алексея Михайловича Ремизова (1877—1957). (Русский писатель, посвятивший свою творческую жизнь поиску особого стиля, ориентированного на русскую литературу и устное слово Святой Руси; прозаик, драматург, поэт, мемуарист; с сер. 1900-х Ремизов стал перерабатывать памятники древнерусской литературы; Ремизова часто принимали за китайца; он был страстный каллиграф, читал пыльные и мудреные китайские книги.) «Для Ремизова народное миросозерцание было наиболее близко к постижению светлых первооснов бытия. В 1907 Ремизов создал свою самую радостную и любимую книгу — сборник сказок «Посолонь», в которой обратился к переработке фольклорных текстов. Задача писателя — восстановить скрытый под поздними наслоениями миф, воплощающий народный взгляд на мир. Времена года сменяются «посолонь» [Церковнославянские слънь (слонь), слънь-це (слоньце), древнерусское сълънь (солонь), сълънь-це (солоньце) — солнце, отсюда посълънь (посолонь) — по солнцу.] Каждому из них соответствуют древние обряды, сохранившиеся в сказках, загадках, считалках, играх.» Ремизов родился в Малом Толмачёвском переулке, мимо которого редактор Мж каждый будний день ходит на работу. Фамилию свою ведёт от птички ремеза (Remiz pendulinus, отряд Воробьинообразные, семейство Ремезовые. Редкий и узкоареальный вид на территории Республики Алтай. Маленькая птица величиной значительно мельче воробья. Спина и плечи коричневые, от клюва через глаз до уха проходит широкая черная полоса. Крылья и хвост черноватые, со светлыми полосками. Голова бледно-серая, коричневая или черная. Низ тела белый с охристым налетом), утверждая, что отец изменил букву «е» на «и», не желая с синичкой иметь ничего общего. Цитата: «— Что есть человек человеку? — Человек человеку бревно, стена. Человек человеку подлец. Человек человеку дух-утешитель.» В 1996 году в издательстве Ивана Лимбаха вышла «Посолонь» с великолепными рисунками Веры Павловой (не путать с поэтессой), примеры которых мы воспроизводим совершенно нагло, без всякого на то разрешения. Книга стала лучшей книгой России 1996 года. За иллюстрации художница получила золотую плакету XVIII-й Международной выставки-конкурса современной оригинальной иллюстрации детской книги. Редакция, будучи бревном читателю, публикует отрывок из «Посолони».
цитаты
цитаты
дефолт сити
название четырехугольных и многоугольных памятных и декоративных медалей
<— 18
начало текста
Ремез Сбились с пути, а дороги не знают. Лес незнакомый. И ночь. Лучше бы им переждать у седого Ауки в избушке. Тепло у седого Ауки. Аука затейный: знает много мудрёных докук, балагурья, обезьянку состроит, колесом перевернётся и охоч попугать, инда страшно. Да на то он Аука, чтобы пугать. Ливмя лил дождик, и лишь к вечеру по закату поднявшимся ветром разволокло сердитые тучи, и светло за угор село солнце. Сбились с пути, а дороги не знают. Лес незнакомый. И ночь. Сосны и ели шумят, как в погоду. А звёзды — а звёзды — большие! Выручил куст. Пустил ночевать. Хорошо ещё летом: всякий куст тебя пустит, а зимой – пропадёшь, когда инеем-стужей всю землю покроет. — Тише, Лейла! Тут, кроме нас, как и мы, без дороги одноухий маленький заяц с усом! Как продрог! И всего уж боится бедняга. Заяц их не узнал. Заяц их принял за что-то да за такое, не на шутку струхнул и сейчас улепётывать, — куда там! Ну, потом всё разъяснилось. И осталось под кустиком трое: Алалей, Лейла да Заяц с усом ночь коротать. Рассказал им серый о лисице — которая лиса песни поет, и о лютом звере — который зверь сердитый, и о птичьей ноге — которая нога сама везде ходит. Отогрелся и задремал. Они и сами не прочь. В сон голову клонит, да язычок у когото… всё бы ему разговаривать, и ушки такие… всё бы им слушать, и глаза такие… всё бы им видеть. Вот и не спят. — Зайчик заснул? — А то как же, — второй сон, поди, видит! — Звёзды большие! — Большие. — А самые большие! — В пустыне, там, где верблюды. — А если на дерево влезть, можно ухватиться за звезды? — А вот как заснём да влезем на елку, ты и ухватишься. — А ты мне про птицу-то рассказать обещался? — Про какую про птицу? — Да про ту… ты же мне говорил… первая птица такая… — А! про Ремеза — первую пташку! — Ну и что ж она, Алалей, маленькая? — Так себе: не великая, маленькая, сама коричневатая, горлышко — белое. Нос у ней, — другого такого не найти у птиц, и лапки особенные. Суетливая, все ремезит. А гнездо она вьет — лучше всех гнёзд — гнездо у ней кошелем… за то и слывёт первой у Бога. Вот и все. — Нет, ты хотел рассказать много!.. — Ну, любит Ремез, где реки, где озера, иву любит, за море летает. Кто хранит гнездо Ремеза в доме, в тот дом гром не бьёт. А погибает Ремез в бурю — береговая пташка. И большая певунья: голос не великий, маленький, только что для детей… — Вроде кукушки? И глаза засыпают у Лейлы.
19 —>
Жутко в лесу. Ночь все теснее, ночь все ближе. Весь лес обняла. А звёзды — а звёзды — большие.
конец текста
покой нам только колесница В
ПРЕДВАРЯЮЩАЯ ИНФОРМАЦИЯ Редакция публикует выдержки из текста «Тактика типичной колесничной битвы на Древнем Востоке в эпоху Ветхого Завета» Ал. Кон. Нефёдкина, спеца по древнему военному делу, в особенности колесничному и конному. Особенный интерес г. Нефёдкина вызывает военное дело сарматов — как
последнее время в западной историографии вновь обострился интерес к колесницам. Сейчас уже отказались от старого мнения о том, что колесницы использовались для фронтальной атаки неприятельской боевой линии. Это предположение было основано на сопоставлении колесниц с кавалерией Нового времени и сравнением тактики невооруженных колесниц с серпоносными квадригами. Однако следует поддержать мнение о том, что классическая восточная колесница представляла собой площадку для лучника. Эпоха доминирования колесниц на поле боя на Ближнем Востоке охватывает XVII-X вв. до н. э., в Китае она продлилась до IV в. до н. э., а в Индии до V — первой половины IV вв. до н. э. Достоверными письменными источниками, где говорится о действии колесниц в ходе сражения, являются два памятника: индийский героический эпос «Махабхарата» (записан в начале новой эры), и комментарий к «Чуньцю», китайской летописи восточного царства Лу, «Цзочжуань», повествующий о событиях, происшедших с 722 по 448 г. до н.э. (написан в III в. до н. э.). Специальные китайские военные трактаты и «Артхашастра» Каутильи говорят в порядке рекомендации об использовании упряжек в сражении. Колесницы были предками конницы и выполняли на поле боя одни те же задачи. В бою всадники должны были производить предварительный налет, обходить фланги, отсекать отдельные отряды врага, действовать рассыпным строем, делать ложные отходы, предохранять своих отступающих и преследовать разбитого врага. Колесницам во время сражения следовало действовать таким же образом, кроме быстрых рейдов, а также упряжкам рекомендовалось производить атаки и выдерживать длительный бой с неприятелем. Число упряжек, выводимых на войну, было значительным: сотни участвуют в боевых действиях, а в крупных кампаниях — до нескольких тысяч; тогда как пехота насчитывала, в среднем, от нескольких тысяч до десятков тысяч воинов.
ок. 2001 года
типичных представителей степного мира, и чукчей, являющих собой образец кочевниковоленеводов. Редактор сокращал текст четыре пять раз, чтобы уместить его и картинки на два разворота и оставить место под десерт. В качестве десерта у нас дуэт из кусочков текстов про Ultima Thule и тезисы доклада про число «3» в религии и мифологии древних кельтов Над. Сем. Широковой, тоже профессора и доктора.
<— 20
продолжение текста
спереди и сзади
Битва при Кадеше проходила между войсками Египетской и Хеттской империей в г. Кадеше на реке Оронт (Сирийская Арабская Республика), датируется 1274 годом до н.э. В ней участвовали 5000-6000 колесниц
перестрелки не будет [x]
21 —>
Колесницы в эту эпоху решали судьбу битвы, сражаясь между собой. В описании различных сражений «Махабхарты» находим многочисленные указания на то, что правильный бой должен вестись между одинаковыми родами войск, тогда как обратная ситуация расценивается как ненормальная. Полем боя для действия армии с колесницами должна быть выбрана гладка равнина с плотным грунтом, о чем сообщает Каутилья. Колесницы могли строиться по-разному в зависимости от обстоятельств. Они могли составлять авангард и арьергард армии, прикрывали фланги и тыл. В более ранний период перед боем упряжки развертывались и выстраивались в линию. Подобные перестроения мы видим на сценах Кадешской битвы. По-видимому, колесницы выстраивались для атаки в линию, состоящую из одной неплотно составленной шеренги. Интервалы между атакующими упряжками должны были позволять им развернуться — метров 10. В более позднее время, во второй половине I тыс. до н. э., как сообщает «Артхашастра», колесницы строились перед отрядами пехоты в три шеренги. В XIX веке расстояние между двумя двухшереножными линиями кавалерии рекомендовалось делать 300 шагов. После построения начиналось сближение армий противников. Сначала упряжки шли шагом, потом переходили на рысь, которая показана на египетских рельефах у колесниц, отстоящих еще достаточно далеко от врага. При сближении с врагом упряжки устремлялись в атаку. Кони, подстрекаемые возницами, переходили на галоп. Следовало особенно тщательно выбрать момент для перехода в быстрый аллюр, для того, чтобы кони не успели утомится. Противник в большинстве случаев действовал аналогично. При сближении строев между собой на расстояние выстрела из лука начиналась перестрелка. Перестрелка могла начаться с нескольких сотен метров, но при этом она была малоэффективна и вела скорее к потере снарядов, нежели к поражению врага. В XIX веке в атаке рекомендовалось скакать рысью со скоростью 13-14 км/ч (3,5 м/с), а галопом — 18-22 км/ч (в среднем 5,5 м/с). Таким образом получается, что колесницы проскачут расстояние до соприкосновения примерно за 40 секунд. Хороший пеший лучник может выпустить одну стрелу за 10 секунд, следовательно, за время скачки на данной дистанции колесничий мог бы выпустить лишь четыре стрелы, из которых попасть в цель могла лишь
часть. И это в идеальных условиях, в реальной битве эти показатели будут куда меньше. Довольно сложная проблема — реконструировать первые мгновения колесничного боя. Капитан 15-го гусарского полка англичанин Л.Э. Нолан так объясняет обычное поведение конницы в самом начале атаки: «Два кавалерийских отряда, идущие друг на друга в атаку, весьма редко на полном скаку сталкиваются между собой: обыкновенно один из них поворачивает назад. Все дело в том, что каждый убежден, что в случае столкновения оба полетят наземь и переломают себе члены». Поэтому одна из сторон либо, сохраняя порядок, поворачивает во время своей атаки, либо лошадей сдерживали и, ставя на дыбы перед самым столкновением, останавливали атаку прямо перед носом врага. Французский исследователь военной психологии полковник Ш. Ардан дю Пик указывает: «Полной атаки в карьер, до встречи двух кавалерий и столкновения на скаку, никогда не бывают. Всегда до столкновения одной из них силы изменяют». Какая из сторон могла первой обратиться в бегство, зависело от конкретного состояния колесничих, их морального духа и от страха. Большинство людей, участвующих в сражении, испытывают чувство страха: 30% бойцов испытывают наибольший страх перед боем, 35% — во время боя и 16% — после боя. Если одна из сторон не поворачивала и не бежала, то, по-видимому, колесницы обеих сторон могли достаточно резко остановиться друг перед другом и начать бой, который состоял в перестрелке упряжек между собой. Возможно, тот противник, у которого колесниц было больше, стремился охватить фланги строя своего врага. Сам процесс колесничного боя нам лучше всего показывает индийский эпос. При сближении упряжек, бой приобретал более или менее хаотичный характер, распадаясь на определенное количество поединков колесничих. Руководить колесничими в сражении было практически невозможно, поскольку из-за пыли не было видно штандартов команди-
19% затруднились ответить
фланги, строя
ров, а из-за шума почти не были слышны звуковые сигналы. Кроме того, следует учитывать и то, что, когда человек ввязывается в бой, он из-за психологической перегрузки становится практически неуправляемым. «Махабхарата» указывает: «Когда храбрейшие воины гневно неистовствуют в сражении, они не исполняют приказаний своего повелителя. Не следует тебе поэтому гневаться на них». Обобщая, по индийскому эпосу можно представить себе ход единоборства колесниц следующим образом. Поединок между колесничими-героями ведётся с помощью лука и стрел. На вооружении одной индийской колесницы были два лука, пять видов стрел в двух-трёх колчанах, различного рода метательные копья, палица, а для ближнего боя ещё и меч со щитом. Боец сначала пытается застрелить врага, своими стрелами выводит из строя его лук, затем та же участь ожидает и запасной лук, после чего воин, оставшись без своего основного оружия, бросает во врага копья или палицу. Наконец, происходит убийство возниц и коней, после чего колесничий, не могущий далее сражаться с колесницы, выпрыгивает из кузова и пешим с мечом и щитом защищается от врага, а иногда он даже нападает на едущего неприятеля, запрыгивает в его кабину. Когда в ходе схватки колесница выходила из строя, то боец мог пересаживаться в другую упряжку. Раненого колесничего возница вывозит из сражения. В ходе боя колесницы часто ломались. Как указывает французский реконструктор Ж. Спрюит, во время его экспериментов по езде на моделях древних упряжек особенно часто ломался нижний изогнутый конец дышла, в месте выхода последнего из-под кузова. Обычно поле боя в ходе битвы наполнялось перевёрнутыми кузовами и обломками колесниц, ранеными и убитыми людьми и лошадьми. Между всеми этими предметами разъезжали колесницы, стреляя друг в друга, сновали пешие «бегуны», добивая раненых, скакали кони, распрягшиеся из разбитых колесниц или же волочившие за
собой остатки кузова. На поле боя стоял страшный шум: слышан был топот и ржание коней, грохот колёс, скрип деталей упряжи и кузова, треск разбиваемых колесниц, крики сражающихся, вопли раненых, свист стрел, их удары об разные предметы, стук оружия, различного рода сигналы и всё это было покрыто огромным облаком пыли, поднятым животными и людьми. Колесничные бои могли быть довольно продолжительными, несмотря на то, что утомлялись физически и психологически люди, уставали кони, кончались боеприпасы, ломались колесницы. Так, Рамсес II предпринимал целых шесть атак для того, чтобы прорваться с боем через хеттские колесницы, которые его окружили. При подобном длительном сражении некоторые колесничие могли отправляться назад, к своим, с тем, чтобы перекусить, отдохнуть и придти в себя. Для боя к колеснице прикрепляли пехотинцев. Нам известно, что у египтян в колесничной битве принимали участие так называемые «бегуны», т. е. воины, вооруженные щитом и легким копьем, которые были специально обучены сражаться в колесничном бою. В бою «бегуны», метнув или сломав копье, сражались кривым мечом-хопешем или же палицей, часто закинув щит за спину. Функции пеших воинов заключались в поддержке своих колесничих, охране их от неожиданных нападений с тылу и флангов, добивании раненых и оказании помощи своим бойцам на упряжках при авариях. В качестве вспомогательного бойца в кузове мог находиться, наряду с возничим и колесничим-лучником, третий воин, копьеносец. Копьеносец не был предназначен для непосредственного боя с колесничим противника, но он должен был охранять своего лучника от нападений вражеских пехотинцев вблизи. На упряжках сражались привилегированные воины, которые имели различные социальные преимущества. В мирное время они упражнялись в колесничной езде и охоте с упряжек. На боле боя, в ходе сражении колесничих, где преобладала борьба типа единоборств, выигрывал тот, кто был лучше подготовлен и в совершенстве владел военным делом. Не случайно в Китае аристократа обязательно обучали шести искусствам: стрельбе, музыке, литературе, математике, этикету и в течении четырёх лет правилам вождения колесницы. Пехота же набиралась из более низких социальных слоев, которые не имели подобного досуга для упражнений и тренировки.
конский топ
угадай битву
два чизбургера и картошку-фри, пожалуйста!
не то, что нынче
<— 22
дуэт
Призма Тэйлора, или цилиндр Тэйлора, или анналы Синаххериба — шестигранная глиняная призма, найденая среди руин Ниневии, столицы Ассирии. Высота — 38 см., ширина — 14 см.
В ходе боя колесниц одна сторона начинала поддаваться. Естественно, колесницы, спасаясь от противника, могли мчатся на свою же пехоту, обращая её в бегство. Красочное описание финальных этапов полевого сражения мы можем прочитать на «Призме Тейлора», рассказывающей о восьмом походе Синаххериба и о битве при Халуле (Центральная Месопотамия) против вавилонско-эламской коалиции (691 г. до н. э.): «Он же, Умманменану, царь Элама, вместе с царем Вавилона, предводителями племени Страны халдеев, шедшими с ним рядом, — страх перед натиском моим напал на них, как наводящий ужас демон. Шатры свои они покинули и, ради спасения своих жизней, топтали трупы своих воинов. Как у пойманного птенца голубя, трепетали сердца их. Они испускали горячую мочу, в колесницах своих оставили свой кал» (пер. В.А. Якобсона). В тексте верно подмечено, что нервы не выдерживают сперва у предводителей войсками, которые наблюдали за ходом боя, а не у простых воинов, которые в пылу боя плохо понимали, что происходит на других участках. Победители преследовали разбитого врага также на колесницах. Причем в преследовании «весьма трудно заставить вернуться людей: экстаз отуманивает им головы и они только о том и думают, чтобы колоть тех несчастных, которые бегут перед ними». Наконец, уставшие, но довольные, люди на изможденных конях возвращались из преследования. Битва закончилась, начиналось мародёрство.
Ultima Thule (представления древних о Крайнем Севере) Остров Туле представлял, по мнению древних, крайний северный предел обитаемого мира (ultima Thule). Заслуга открытия Туле принадлежит великому массалиотскому путешественнику и исследователю IV в. до н. э. Пифею. Главными источниками о Туле являются тексты Страбона и Плиния Старшего. Современные исследователи без конца пытаются решить проблему локализации Туле, помещая её то на остров Мейнланд Шетландского архипелага, то в Исландию, то в Норвегию, то в Гренландию. Однако, помимо свидетельств, дающих реальные сведения о Туле, существует целый ряд античных текстов, создающих сказочный, романтический образ далекого острова. Античные литературные тексты, составляющие эту традицию, делятся на три группы. В первую группу входят тексты, подчеркивающие крайнюю удаленность Туле. Для римских поэтов Туле воплощает северную границу ойкумены,
Ойкумена —
за которой кончается влияние Государства, простираются территории, завое-
термин, упо-
вание которых считается подвигом, достойным богов. В представлении по-
требляемый
этов Туле является антиподом регионов крайнего Юго-Востока — пылающих
для обозначе-
от солнца африканских пустынь или «навевающей сновидения» Индии. Вто-
ния населён-
рая группа текстов этой традиции вводит Туле в романтический жанр. Теперь
ной человеком
остров не только является символической границей мира, но становится отда-
части земли
ленной родиной героев или местом необыкновенных приключений. В третью группу античных текстов фантастической традиции входят такие, в которых Туле играет роль священного, инициирующего центра. Эту традицию представляет текст Плутарха, который в трактате «О видимом лике луны» изображает отдаленный остров Огигию, на котором Кроноса держат в плену.
Число «3» в религии и мифологии древних кельтов Кельты придавали очень большое значение числу «три». Так, одним из самых широко распространенных образов, которые встречаются на фигуративных памятниках, происходящих из Галлии, является трицефал — божество с тремя головами или тремя лицами. На северо-востоке Галлии культ трёхголового божества был распространён у кельтского племени ремов и их клиентов — суессионов. На территории этих племён было найдено 15 памятников, на которых изображён трицефал. У ремов покровителем племени был трицефал, а у тревиров сходную функцию осуществляли богини-Матери, трицефал же присутствовал в поверженном состоянии. В римской Галлии в качестве трицефала часто выступает Меркурий, например, на изображениях, происходящих из Лютеции, и на так называемых вазах «из Бавэ». «Беспокоящая три-
ну почему же
цефалия, — пишет П. Дюваль, — увеличивает его могущество». Кроме того,
мучают?
кельты были склонны объединять богов в триады. На некоторых стелах галло-римская Минерва соединена с Меркурием и Вулканом. На вотивной стеле из Реймса представлена триада: Аполлон, Меркурий и галльский бог Цернуннос. Вандри отметил, что триада — формула, группирующая три факта или
как же не знать
три наставления, является господствующим жанром в гномической литерату-
старину Ванд-
ре Ирландии или Уэльса. Ф. Леру и Х. Гионварк связывают тройственность
ри?
кельтской традиции с гипотезой о трёхчастной идеологии индоевропейцев. Однако, по-видимому, в действительности символизм числа «три» древнее, чем даже время первоначального индоевропейского единства. То обстоятельство, что кельты уделили особенно большое внимание священному числу «три» в их мифологии и религии, свидетельствует о том, что они, возможно, были ближе, чем другие народы, не только к своим индоевропейским истокам, но и к истокам изначальной традиции всего человечества.
23 —>
конец текста
внимание! авторский текст! в Мж появился внештатный сотрудник!
мат автор текста:
Ира Левова Т
ИСПОЛЬЗУЕТСЯ НЕНОРМАТИВНАЯ ЛЕКСИКА
рисунки Обри Бёрдслея
слово беспрецедентный прозвучало в этом номере уже четыре раза, включая последний, что само по себе беспрецедентно; пять раз) — публикацию постороннего текста, целиком и полностью лежащего на совести человека, отличного от редактора Мж. Посмотрим, будет ли эксперимент признан удачным, а пока отметим, что за содержание и выбор темы ответственность полностью возлежит на авторе текста. (Однако как много всего может лежать на чём-то другом.) Все замечания и комментарии направляйте на адрес ilevova@gmail.com.
Пусти меня, отдай меня, Воронеж:
перецедентный шаг (по нашим подсчётам,
Уронишь ты меня иль проворонишь,
Редакция впервые сознательно идёт на бес-
Ты выронишь меня или вернешь, —
ОТ РЕДАКЦИИ
Воронеж — блажь, Воронеж — ворон, нож.
Ира Левова (род. в 1980 г. в Воронеже), хозяйка Оранжевого Торшера с ромашками (см. Мж №1), тип арийский, характер нордический, не замужем; увлечения: скалолазание, плавание, схватка-йога; образование высшее, аспирант философских наук; язык подвешен.
ак как журнал называется «Матовым» (что, безусловно, является многосмысленным), то, в силу различных особенностей, большинство из читателей могли проинтерпретировать слово «матовый» как отсылающее (отчасти) к традиционному (и не только) русскому (и не только) мату. Решив уделить немного внимания изучению этого вопроса, начали, традиционно, с обращения к Wikipedia: Мат (матерщина, матерный язык) — разновидность ненормативной лексики в русском и других славянских языках. Согласно кодексу об административных правонарушениях Российской Федерации, публичное употребление мата отчасти может расцениваться как мелкое хулиганство1, наказываемое штрафом или административным арестом. Однако в настоящее время употребление мата не редкость во всех слоях и половозрастных группах общества. В современной литературе он также широко распространен. Известны и более ранние случаи употребления (в виде «ребусов» с многоточиями) мата в литературе, в частности, в произведениях классических авторов: Пушкина, Маяковского и др. Замысловатая и забористая матерная ругань называется трёхэтажным матом, или, например, частная разновидность: большой и малый шлюпочный загиб2. Определение и этимология3 Слово «мат» употребляется в различных значениях рядовыми носителями языка и исследователями. Этимология слова «мат» может показаться (кому?) достаточно прозрачной (ср.: мат, матюк, матное слово, крыть матом, ругать матом, орать (благим) матом, матерщина, материть, матерная брань, ругаться по-матерному, бранить по матери, мать поминать, матерями обкладывать и т. п). Может показаться, что оно восходит к индоевропейскому слову «matter» в значении «мать», которое сохранилось в разных индоевропейских языках. Однако в специальных исследо-
все сноски — в конце
<— 24
продолжение текста
ваниях предлагаются другие реконструкции. Так, например, Л.И. Скворцов пишет: «Буквальное значение слова „мат“ – это «громкий голос, крик». В его основе лежит звукоподражание: непроизвольные выкрики „ма!“, „мя!“, то есть мычание, мяуканье, рев животных в период течки, брачных призывов и т.д. Получается, нравственный запрет лежит в самой этимологии слова!»4 Такая этимология восходит к концепции Этимологического словаря славянских языков: «… русск. мат, — а м. р. только в выражении: благим матом…, диал. мат, — а м. р. „громкий голос, крик“… матом в знач. нареч. „очень громко, сильно“…» Перенесение этой этимологии на слово «мат» в значении «непристойная матерная брань» нуждается в дополнительной аргументации, и, таким образом, точка зрения Л.И. Скворцова может показаться уязвимой. Но, в любом случае, в современном русском языке слова «матный», «матерный» и «материнский» воспринимаются как имеющие общий словообразовательный источник, и, таким образом, слово «мат» в значении «громкий голос; крик» будет омонимом слову мат в значении «обсценная брань». По мнению Алексея Плуцер-Сарно, самого известного исследователя русского мата в настоящее время, «Под „матом“ можно понимать целый пласт экспрессивной обсценной лексики, поскольку мат — понятие условное. Это вопрос восприятия тех или иных слов носителем языка. Например, нужно констатировать, что одни носители языка считают, к примеру, слово „гондон“ матерным, а другие – нет. Чаще всего в качестве „матерных“ называются 7 лексем и/или их производные: 1) ебать; 2) блядь; 3) хуй; 4) пизда; 5) муде; 6) манда; 7) елда. При этом само выражение „ебать твою мать“ в качестве «матерного» называется редко. Как показывают опросы, современный носитель языка понимает под „матом“ всю обсценную лексику (а не фразеологию)»5. При таком явно расширенном понимании понятие «мата» практически совпадает с понятием «обсценной лексики»6. Однако состав обсценной лексики неоднороден, она образует как минимум две «автономные» группы: · собственно «мат», — лексика, связанная с сексуальной деятельностью человека. · группа слов, связанная с функцией телесного низа. Часто понятия матерная лексика и обсценная лексика употребляются как синонимы.
25 —>
Итак, выделять «мат» можно лишь условно как некий набор экспрессивных лексем, обозначающих половые органы или процесс совокупления. Причем слово «блядь» стоит особняком в этом ряду, поскольку обладает меньшей экспрессивностью, не так строго табуировано, не так давно стало окончательно непристойным и т.д., но, поскольку оно называется среди матерных слов всеми без исключения информантами, то может тоже условно рассматриваться как непристойное. Слова «елда» и «манда» в XX столетии в значительной степени утратили свою обсценность, но, как показывают тысячи дошедших до нас фольклорных и рукописных анонимных обсценных текстов прошлого столетия, они были одними из самых частотных обсценных слов. Лишь по традиции все эти лексемы и все их производные можно именовать «матерными»7. Таким образом, по сути, любое определение такого условного понятия, как «мат», сведется к тому, что «мат» – это то, что мы называем «матом», то, что воспринимается нами как «мат». Эволюция мата О мате (помимо большой статьи и wikipedia) написано множество статей и проведена масса исследований. Например, в настоящее время Алексеем Плуцером-Сарно8 пишутся и постепенно издаются первые 7 томов «Словаря русского
может привести, по одному из мнений, к его исчезновению. Обосновывают эту точку зрения тем, что в процессе глобализации родной мат во всем мире постепенно теряет свою исключительность, и, следовательно, функциональную ценность. А ругаться на чужом бестолково. По другому мнению — к усложнению матерных слов и появлению «нового» мата (определённого универсального матерного сленга), понятного всем во всём мире. Мы решили попытаться создать таблицу соответствий основных непроизводных9 матерных слов в четырёх языках (русском, английском, немецком и французском), внимательно посмотреть на них и пофантазировать на тему того, какими будут нехорошие слова, возникшие в результате глобализации, некий будущий «глобальный мат» (фантазировать самостоятельно).
COITO ERGO SUM
мата». Первые 4 тома посвящены словам «хуй», «ебать», «пизда» и «блять» (издательство «Лимбус-Пресс»), из них два уже изданы («хуй» и «пизда»). Словари в большей степени касаются этимологии и разновидностей контекстуального употребления вышеуказанных слов. А это не совсем верно, так как мат связан в большей степени с некоторыми глубинными процессами в сознании человека, с некоторыми «табу», которые изменяются с течением времени (здесь можно остановиться подробнее, но тема мифов и табу так широка и глубока, что требует отдельного исследования). Поэтому, в силу таких факторов, как: · постоянный научно-технический прогресс; · глобализация; · творческие порывы, как отдельных личностей, так и групп людей, матерный словарь постоянно изменяется. Это
Таблица10
русский
английский
немецкий
французский
хуй
cосk, dick, prick
Gurke
la bitte, la queue, la verge, le zob, la pine
пизда
cunt, pussy, sissy
Fotze
la chatte
ебать
fuck, screw, cuss out, boomboom
ficken, fick
baiser
блядь
whore, slut, hooker
Schlampe, Schickse
putaine
пидарас
fag, poofter, bugger
Schwuchtel
lopette
пиздец
зависит от контекста
sie ist total Verfickte
bordel de merde
мудак
gooner, motherfucher
mistkerl
сonnard
{Аналог самого любимого всеми русскими людьми слова «пиздец» (что является глобальным выражением того, что «ну вот ну всё ваще») мы находим только в русском и французском языках. «Вordel de merde» – производное матерное выражение, буквально обозначающее «сраный бардак», по смыслу «полный пиздец». Можно предположить, что потребность в сильном выражении своих чувств по поводу происходящего вокруг возникала не у всех наций, что, в свою очередь, можно связать с определёнными социальными условиями, которые имеют место быть в социуме. Интересно отметить, что матерное слово одного языка, попадая в другой язык, как бы не считается матом. Примером может быть известная песня какого-то отечественного певца «Путана», от французского Рutain (где кроме того, уточнялось, что речь идёт о ночной бабочке и никто в этом не виноват) – известно, что песня была в своё время популярна и проигрывалась на радиостанциях (в СССР!).}
<— 26
·
Основные выводы анализ этимологии слова «мат» показал, что помимо корня, ничего общего между словами «мат» и «матовый» не было и нет. Но при этом понятие условно, а значит, если мы го-
·
ворим «стол», то не факт, что кто-то не воспримет это слово как мат; маловероятно, что в ближайшие 100—200 лет кто-то сможет более чётко и ёмко выразить свою мысль, иначе, чем при помощи слова «пиздец».
Lorem ipsum dolor sit amet, consectetuer adipiscing elit. Aenean commodo ligula eget dolor. Aenean massa. Cum sociis natoque penatibus et magnis dis parturient montes, nascetur ridiculus mus. Donec quam felis, ultricies nec, pellentesque eu, pretium quis, sem. Nulla consequat massa quis enim. Donec pede justo, fringilla vel, aliquet nec, vulputate eget, arcu. In enim justo, rhoncus ut, imperdiet a, venenatis vitae, justo. Nullam dictum felis eu pede mollis pretium. Integer tincidunt. Cras dapibus. Vivamus elementum semper nisi. Aenean vulputate eleifend tellus. Aenean leo ligula, porttitor eu, consequat vitae, eleifend ac, enim. Aliquam lorem ante, dapibus in, viverra quis, feugiat a, tellus. Phasellus viverra nulla ut metus varius laoreet. Quisque rutrum. Aenean imperdiet. Etiam ultricies nisi vel augue. Curabitur ullamcorper ultricies nisi. Nam eget dui. Etiam rhoncus. Maecenas tempus, tellus eget condimentum rhoncus, sem quam semper libero, sit amet adipiscing sem neque sed ipsum. Nam quam nunc, blandit vel, luctus pulvinar, hendrerit id, lorem. Maecenas nec odio et ante tincidunt tempus. Donec vitae sapien ut libero venenatis faucibus. Nullam quis ante. Etiam sit amet orci eget eros faucibus tincidunt. Duis leo. Sed fringilla mauris sit amet nibh. Donec sodales sagittis magna.
ХУЙ
1
Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях, Статья 20.1. Мелкое хулиганство. 1. Мелкое хулиганство, то есть нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, сопровождающееся нецензурной бранью в общественных местах, оскорбительным приставанием к гражданам, а равно уничтожением или повреждением чужого имущества, — влечет наложение административного штрафа в размере от пятисот до одной тысячи рублей или административный арест на срок до пятнадцати суток. 2. Те же действия, сопряженные с неповиновением законному требованию представителя власти либо иного лица, исполняющего обязанности по охране общественного порядка или пресекающего нарушение общественного порядка, — влекут наложение административного штрафа в размере от одной тысячи до двух тысяч пятисот рублей или административный арест на срок до пятнадцати суток. 2
http://ru. wikipedia. org/wiki/Русский_мат.
3
На основе статьи Алексея Плуцера-Сарно «Что такое русский мат?» — http://plutser.ru.
4
Скворцов Л.И. Стихия слова: О русском мате // Русский декамерон. М., 1993. С. 5–6.
5
Алексей Плуцер-Сарно «Что такое русский мат?» — Источник: http://plutser.ru.
6
Синоним ненормативной лексики, сегмент бранной лексики различных языков, включающий грубейшие бранные выражения, часто выражающие спонтанную речевую реакцию на неожиданную (чаще неприятную) ситуацию. Лингвисты отделяют понятия ненормативная лексика и табуированная лексика от обсценной лексики. Обсценная лексика является лишь одним из видов этих двух лингвистических феноменов (по wikipedia). Одной из разновидностей обсценной лексики в русском языке является русский мат.
7
Там же.
8
http://plutser.ru.
9
Словарь Еблематико-энциклопедический татарских матерных слов и фраз вошедших по необходимости в русский язык и употребляемых во всех слоях общества. Составили известные профессора. Г…… нъ Б…. въ. 1865. – ОР РНБ. В составе собрания Г.В. Юдина.
10
Обратите внимание, как неприятно наблюдать такое количество матерных слов на одном листе. Даже несмотря на то, что это вроде как полуисследовательсая публикация…
27 —>
конец текста
начало выхода – не конец кризиса *
**
Прикольные звёздочки, правда? Никак не может обойти нас тема кризиса. Поэтому редакция нет-нет, да и подсунет очередной отрывок из пресс-релиза GEAB (см. Мж №2). В юбилейном тридцать седьмом номере под названием «Глобальный системный кризис: в поисках невозможного восстановления» друзья констатируют ещё более мрачные и гнетущие перспективы. Попробуем попереводить. 16 сентября 2009 амедление коллапса мировой экономики, источник всех «хороших новостей», есть лишь результат беспрецедентных финансовых вливаний за прошедшие 12 месяцев. Но «сэкономленное время» за счёт денег налогоплательщиков по всему миру следовало бы потратить на редизайн международной монетарной системы. Несмотря на некоторые косметические изменения и огромные транши американским и европейским банкам, ничего действительно необходимого сделано не было и в отношении будущего правило «каждый за себя» всё ещё актуально. Наши эксперты утверждают, что первые признаки «посткризисного мира» появятся летом 2010 года. Пока же невозможно воссоздать реальную картину текущей экономической ситуации, поскольку макроэкономические показатели всё более противоречат друг другу. Инструменты их измерения и данные столь подвержены манипуляциям в угоду доллару, что ни одно правительство или банк не могут указать направление развития ситуации. Все они обречены на пари Паскаля1. Хорошая метафора текущего кризиса — резиновый мячик на ступеньках. Кажется, что он подскакивает на каждой ступени, но на следующей он падает ещё ниже. Всё эт оне создаёт благоприятной ситуации для бизнеса. Потребители стали более прагматичны: нет денег — нет покупок. Зарплаты пада-
З
ют, если вовсе не исчезают из-за потери работы, кредиторы не кредитуют, так как сами тоже некредитоспособны, само государство уже не может потреблять на должном уровне. Чтобы вернуть США в предыдущее состояние, необходимо 2,5 триллиона долларов ежегодных вливаний в экономику. Пакет Обамы в 400 миллиардов в год далёк от этого уровня. От Пекина до Парижа, в Вашингтоне, Берлине, Лондоне или Токио, используются всевозможные трюки, чтобы замаскировать тяжесть положения как можно дольше... пока не придёт восстановление. К сожалению, восстановление не придёт, когда его ожидают. Будет Блюхер вместо Груши` 2. Вместо сентябрьского восстановления мир испытывает последствия трёх неконтролируемых волн: — массовая безработица; — увеличение количества банкротств; — конечно, удар по доллару и казначейским билетам. Первая волна уже накатила на берег в конце лета 2009. Вторая на подходе. Третья маячит на горизонте. Сны в летние ночи также когда-то заканчиваются! Но для тех, у кого пока есть деньги на путешествия, каникулы могут продолжиться, так как отели, авиакомпании и курорты предоставляют беспрецедентные скидки на свои услуги. Ещё один признак восстановления! 3 1
Аргумент Паскаля для демонстрации рациональности религиозной веры. Жить без веры крайне опасно, так как возможный «проигрыш» в случае существования бога — вечные муки. Если же его не существует, то цена «выигрыша» невелика — безверие нам ничего не даёт. Жить по канонам веры неопасно, хотя и более затруднительно из-за постов, обрядов и связанных с этим затрат средств и времени. Цена «проигрыша» в случае отсутствия бога невелика — затраты на обряды. Зато возможный «выигрыш» в случае существования бога — спасение души и вечная жизнь.
2
Во время битвы при Ватерлоо Наполеон ожидал подкрепления от генерала Груши` и верил в победу. Увы, ожидаемые им войска оказались войсками Блюхера — прусского военачальника. Чем эо закончилось для Наполеона, всем известно.
3
Это ирония.
ну и хватит на этот раз
<— 28