526
Cергей Беляков Весна народов
ся и в дела собственного министерства по возможности не вникал1. Организационной работой занимались начальник штаба полковник Александр Сливинский и товарищ министра генерал-майор Александр Лигнау. Оба заняли свои должности еще при УНР. Они создали систему, которая позволяла найти работу русским офицерам, дать им возможность прилично жить. В гетманской армии было 8 корпусов (им соответствовали восемь военных округов), 16 пехотных и 8 кавалерийских дивизий. В военное время количество дивизий удваивалось. Это не считая отдельной Запорожской дивизии (потом развернутой в Запорожский корпус) и сердюкской2 (гвардейской) дивизии. И Скоропадский, и Рагоза явно стремились подчеркнуть преемственность не с далекими временами Мазепы, а с недавним прошлым — с историей Русской императорской армии. Полки гетманской армии сохранили и знамена, и номера русских полков. Сначала формированию гетманской армии мешали немцы и австрийцы, они считали, что украинская армия будет им опасна. Но с августа 1918-го немцы уже и рады были бы переложить бремя обороны Украины на самих украинцев и русских, однако русские генералы боялись призывать в армию украинских крестьян, и, как мы увидим, не напрасно. Мобилизовать русских горожан тоже было трудно, многие горожане запасались справками о разнообразных тяжелых болезнях, что мешают им стать под ружье. Поэтому армия Скоропадского состояла не из дивизий и корпусов, а преимущественно из их штабов. Полки, дивизии, корпуса были укомплектованы офицерами, но им некем было командовать. Офицеры служили, получали жалованье, но в бой, за редкими исключениями, могли бросить только бумажных солдат. Немногие настоящие, не бумажные, соединения гетманской армии были крайне ненадежны. В ноябре–декабре 1918-го они будут охотно переходить на сторону петлюровцев.
Часть VI. Дождь и гром
«Откуда взялась эта страшная армия?»
«У
жас в том, что у Петлюры, как говорят, восемьсот тысяч войска, отборного и лучшего. Нас обманули, послали на смерть… Откуда же взялась эта страшная армия? Соткалась из морозного тумана в игольчатом синем и сумеречном воздухе…»1 Это рассуждения литературного героя — Николки Турбина. Но не только булгаковский герой, а и историки, украинские и русские, удивляются, как быстро появилась петлюровская армия и как быстро она растаяла. Когда заговорщики прибыли в Белую Церковь, там было в лучшем случае 1500 сечевых стрельцов (свидетельство Винниченко)2. В Белой Церкви Директория издала свою «вiдозву» (воззвание) к гражданам Украины. Грамоту Скоропадского объявили «предательским актом о ликвидации независимости Украинской державы», а самого гетмана — «насильником и узурпатором народной власти», его правительство — антинародным и антинациональным. Гетмана и министров призывали добровольно уйти со своих постов, а русских офицеров — «сложить оружие и выехать из пределов Украины, кто куда хочет». Честных граждан, «украинцев и не украинцев», призвали «вместе с нами стать вооруженной дружной силой против преступников и врагов народа»3. «Вiдозва» заканчивалась словами, которые тогда, 15 ноября 1918 года, были еще смелой фантазией: «Украинские народно-республиканские войска подходят к Киеву. Для врагов народа они несут заслуженную кару, для демократии всех наций Украины — освобождение»4. Одновременно свое воззвание к народу опубликовал и Симон Петлюра, теперь главный атаман украинского войска. Простые люди историю Великой Французской революции не 1 2
1 2
Гетман П.П.Скоропадский. Украина на переломе. 1918 год. С. 678. Понятие «сердюки» историческое. Так называлась наемная пехота, которую гетман Мазепа сформировал на рубеже XVII–XVIII веков. В Украинской державе пытались исторические традиции возрождать.
527
3 4
Булгаков М.А. Белая гвардия. С. 149. Винниченко В. Вiдродження нацiї. Ч. 3. С. 90. (По другим данным, еще меньше: 900 или даже 870 человек; см.: Савченко В.А. Симон Петлюра. С. 204.) Там же. С. 112, 113. Цит. по: Винниченко В. Вiдродження нацiї. Ч. 3. С. 114.
528
Cергей Беляков Весна народов
изучали, а потому не знали, что такое Директория. А вот имя Петлюры было уже хорошо известно по всей Украине. И с первых же дней восстание ассоциировалось не с Винниченко, не с Микитой (Никитой) Шаповалом, который в решительный момент отошел от дела, и не с малоизвестными членами Директории — Андреем Макаренко, Федором Швецом, Опанасом Андриевским, — а именно с Симоном Петлюрой. Петлюра окончательно превратился в живой символ украинского национализма, в его знамя, в его вождя, хотя формально Директорией еще два месяца руководил Винниченко. В штабе восстания было много опытных военных: Александр Шаповал, Василий Тютюнник, Евген Коновалец, Андрий Мельник, Александр Осецкий. Последний фактически возглавил штаб повстанческой армии. У петлюровцев было два плана. Можно было использовать эшелонную тактику начала 1918 года. Сечевые стрельцы и железнодорожная «охорона» (стража) ворвались бы в Киев на поезде, воспользовавшись низкими боевыми качествами гетманских войск. Но план отвергли, ведь в Киеве еще оставались германские войска. Они могли бы легко разгромить горстку повстанцев. Поэтому приняли другой план, предложенный, по всей видимости, генералом Осецким: собирать силы, постепенно охватывая Киев кольцом осады. Первым делом захватили саму Белую Церковь. Державную варту разоружили, а немецкий гарнизон объявил о своем нейтралитете. Заняли стратегически важный городок Фастов и станцию Мотовиловка, где повстанцы впервые столкнулись с войсками гетмана. Гетманцами командовал подполковник князь Леонид Святополк-Мирский. В его распоряжении были офицерская дружина в 600 штыков, 700 пеших и 200 конных сердюков. Им противостояли 1200 сечевых стрельцов с девятью пулеметами и четырьмя пушками. В начале боя гетманцам удалось потеснить авангард противника. Но к терпевшим уже поражение петлюровцам подоспели основные силы. Интенсивный пулеметный и артиллерийский огонь остановил наступление русской офицерской дружины. В том бою отличил-
Часть VI. Дождь и гром
529
ся галичанин Роман Дашкевич. Он командовал орудием и четырьмя пулеметами, установленными на импровизированный бронепоезд. Метким пушечным выстрелом Дашкевич вывел из строя бронепоезд гетманцев. Сердюки из резерва Святополка-Мирского наступали по обеим сторонам железной дороги. Тогда бронепоезд сечевиков врезался в их цепи и открыл ураганный огонь: одни погибли, другие спаслись бегством. Тем временем сечевые стрельцы начали штыковую атаку по всему фронту. Сердюки бежали, большинство русских офицеров погибли. Конные сердюки вообще не приняли участия в деле, а после боя перешли на сторону петлюровцев. Первое сражение окончилось полным разгромом гетманских частей. Петлюровцы окружили Киев с юга и запада, их силы росли как на дрожжах. Скоропадский признавал, что украинские крестьяне «были самые убежденнейшие украинцы-самостийники школы Михновского»1. Они беспрерывно подвозили повстанцам хлеб, сало, яйца, мясо, масло2, целыми селами вступали в петлюровское войско. Украинская газета «Відродження» писала, будто украинские бабы «арестовывали» собственных мужей, уклонявшихся от мобилизации в петлюровскую армию, и доставляли их на сборный пункт3. Пусть, мол, воюют! Со всех концов Украины пошли известия о переходе гетманских войск на сторону восставших. На Черниговщине власть Директории признала серожупанная дивизия, Харьков заняли войска Запорожского корпуса. Его командир, полковник Петр Болбочан, вскоре контролировал уже большую часть Левобережной Украины. Правобережная Украина тоже почти вся приняла сторону Петлюры. В Подолии к Петлюре перешел дисциплинированный и прекрасно вооруженный корпус генерала Ярошевича, одна из немногих настоящих украин1 2
3
Скоропадский П. Спогади. С.136–137. При этом гетманцы не могли ничего добиться у тех же селян. На все вопросы им отвечали: «Нема…» См.: Гуль Р.Б. Киевская эпопея (ноябрь– декабрь 1918 г.) // Булгаков М.А. Белая гвардия. М.: Ладомир, Наука. С. 349. Відродження. 1918. 7 (20) грудня.
Cергей Беляков Весна народов
530
ских боевых частей. Если верить гетманскому министру Рейнботу, Скоропадскому изменил даже начальник штаба полковник Сливинский: он будто бы отправил «в Белую Церковь “сечевикам” два или три вагона амуниции, артиллерийской упряжи и ящиков с патронами»1. К 10 декабря маленький отряд сечевых стрельцов и украинских железнодорожников превратился в тридцатитысячный корпус облоги (осадный корпус). С востока на Киев шел запорожский корпус Болбочана, с севера, из местечка Чернобыль, наступал атаман Илько (Илья) Струк. «Город вставал в тумане, обложенный со всех сторон. На севере от городского леса и пахотных земель, на западе от взятого Святошина, на юго-западе от злосчастного Поста-Волынского, на юге за рощами, кладбищами, выгонами и стрельбищем, опоясанными железной дорогой, повсюду по тропам и путям и безудержно просто по снежным равнинам чернела, и ползла, и позвякивала конница, скрипели тягостные пушки и шла и увязала в снегу истомившаяся за месяц облоги пехота Петлюриной армии»2.
Не белая и не гвардия 1
С
овременный читатель, скорее всего, знает об осаде петлюровцами Киева из романа Михаила Булгакова. Это очень хорошая книга, и несколько страниц «Белой гвардии» перевесят десятки статей и монографий, написанных украинскими и русскими историками. Из романа Михаила Булгакова «Белая гвардия»: «…у Петлюры на подступах к городу свыше чем стотысячная армия, и завтрашний день… да что я говорю, не завтрашний, а сегодняшний, — полковник указал рукой на окно, где уже начинал синеть покров над городом, — разрозненные, разбитые части 1 2
Гетман П.П.Скоропадский. Украина на переломе. 1918 год. С. 119. Булгаков М.А. Белая гвардия. С. 109–110.
Часть VI. Дождь и гром
531
несчастных офицеров и юнкеров, брошенные штабными мерзавцами и этими двумя прохвостами, которых следовало бы повесить, встретятся с прекрасно вооруженными и превышающими их в двадцать раз численностью войсками Петлюры…»1 Защитить Киев в декабре 1918-го было невозможно. Да и некого было защищать в Киеве, ведь гетман позорно бежал. Мало того, Алексей Турбин прямо обвиняет Скоропадского, что тот не сформировал вовремя русскую армию и не повел ее на освобождение Украины и Великороссии от большевиков и петлюровцев: «…он набрал бы пятидесятитысячную армию, и какую армию! Отборную, лучшую, потому что все юнкера, все студенты, гимназисты, офицеры, а их тысячи в Городе, все пошли бы с дорогою душой. Не только Петлюры бы духу не было в Малороссии, но мы бы Троцкого прихлопнули в Москве, как муху»2. Получается, трусость и нерешительность гетмана погубила русский Киев. Прекрасный город пришлось отдать во власть монструозным петлюровцам. Да, гетман Скоропадский не был героем. Он не погиб с винтовкой в руках на пороге собственного кабинета, а действительно переоделся в германский мундир и вместе с немцами покинул Киев. Сходным образом поступил и его друг князь Долгоруков (в романе — Белоруков), последний командующий гетманскими войсками. Но это было только 14 декабря 1918 года, когда в город уже вошли петлюровцы. Большинство сторонников гетмана бежали гораздо раньше. Еще несколько дней назад город можно было спасти. В ноябре-декабре в Киеве было полным-полно и офицеров, и юнкеров, и студентов, и просто здоровых русских людей, вполне способных стрелять из винтовки и пулемета. Самих винтовок и пулеметов на складах было сколько угодно, патронов к ним — тем более. Так что сформировать пятидесятитысячное войско было не сложнее, чем весной. И офицеров в городе прибыло, 1 2
Булгаков М.А. Белая гвардия. С. 103. Там же. С. 39.
532
Cергей Беляков Весна народов
и немцы больше не мешали, и причин взяться за оружие хватало. Не гетмана защищать, а русский Киев, великий город, который русские люди так не хотели отдавать «хохлам». Гетманские власти пытались худо-бедно наладить оборону. Русские офицеры не желали служить в гетманских войсках и слушать команды по-украински, и тогда для них создали офицерские добровольческие дружины. Офицеры-дружинники носили русскую военную форму, над вербовочными пунктами развевались русские трехцветные знамена. По всему Киеву были расклеены огромные плакаты: «Героем можешь ты не быть, но добровольцем быть обязан». Генерал-майор Лев Кирпичев объявил, будто Киевская добровольческая дружина является частью Добровольческой армии, что, конечно же, было неправдой. То была ложь во спасение. Не хотят воевать за гетмана — пусть воюют за «единую и неделимую Россию». Им выдавали новое обмундирование, подъемные и суточные. Но, получив всё это, «многие офицеры исчезали». Встретить их потом можно было на еврейском рынке, где это обмундирование продавали за еще не обесценившиеся деньги1. В газетах печатали объявления о сборе средств на содержание офицерских дружин. Разумеется, это было мошенничество. Если средства и удавалось собрать, то шли они не на оборону Киева, а на проституток, на рестораны или на дела коммерции. Поскольку в дружины записывались мало, гетман объявил мобилизацию. Решение правильное, только провести его в жизнь было нелегко, потому что у гетмана почти не осталось, говоря современными словами, силовиков. Немногочисленная державная варта уже разваливалась, а сердюки только номинально были гвардией. На место разбежавшихся или перешедших на сторону Петлюры сердюков набирали кого попало: хулиганов с киевских окраин — Шулявки и Соломенки, просто городских обывателей, эмигрантов из Совдепии. Так в сердюки попал даже буду-
Часть VI. Дождь и гром
щий писатель Константин Паустовский. «Буржуазные сынки уклонялись от исполнения своего классового долга», — замечал большевик Антонов-Овсеенко, располагавший надежной агентурной информацией о положении в Киеве1. Всего в распоряжении гетмана было от 6000 до 9000 человек, в том числе от 2000 до 4000 в офицерских дружинах. Но, как писал Павел Скоропадский в своих воспоминаниях, «на фронте считалось по спискам 9000 человек, а на самом деле было всего 800»2. Остальные служили при штабах. Штаб был не только у дружины, но у каждого отдела и даже (внимание, читатели Булгакова!) подотдела дружины. И все штабы были переполнены народом, а вот на фронт послать было некого: «…строевых офицеров — горсть»3, — вспоминал боец Киевской добровольческой дружины Роман Гуль. Хуже того, и строевые офицеры не были такими уж героями. Многие поступили на службу, привлеченные довольно большими суточными (40 карбованцев) и социальным статусом защитников города. За пределы Киева выступать они и не собирались. Когда «подотдел» их офицерской дружины вывезли всего лишь на станцию Пост-Волынский (сейчас в городской черте Киева), начался ропот: «…нас, городскую охрану, вывозят за город!.. <…> Зачем?! Куда нас вывезли! С нами нет ни одного начальника, все остались в Киеве!..»4 Наконец, проведя день за разговорами, офицеры смирились со своим положением, но, замечает Роман Гуль, «некоторые бесследно скрылись»5. Гетманской армией командовали русские генералы, многие из них были выпускниками академии Генерального штаба. Дружины состояли из кадровых боевых офицеров, почти у всех — опыт мировой войны. Тем больше удивляют бездарность и бестолковость руководства, легкомыслие начальни1
2 1
Пученков А.С. Украина и Крым в 1918 – начале 1919 года. С. 168; Дружинин. Последние дни гетманской власти // Донская волна. 1919. № 7 (35). С. 11.
533
3 4 5
Антонов-Овсеенко В.А. Записки о Гражданской войне. 1918–1919. Кн. 2. Т. 3. С. 150–151. Скоропадский П. Спогади. С. 313. Гуль Р.Б. Киевская эпопея (ноябрь–декабрь 1918 г.). С. 344. Там же. С. 345. Там же.
534
Cергей Беляков Весна народов
ков и подчиненных, полное пренебрежение уставами и даже здравым смыслом. Наступали без разведки, могли устроить ночлег в деревне, не выставив часовых: «“Господин полковник, не выставить ли на всякий случай пост?” — замечает ктото. “Э, пустяки. От кавалеристов же разъезды на восемь верст ходят. Ложитесь, господа…”»1 Штабные пьянствовали, но водка лилась рекой и на фронте. Как только офицерам наконец-то выдали продукты, деньги и водку, все перепились. Пили, закусывали, ругали штабное начальство: «Повалились. Заснули. Ночь. Тревога! Крики. Пожар! Всех вызывают. Загорелись аэропланные гаражи. Но из 27 человек нашего подотдела только шесть в состоянии выйти. Остальные пьяны»2. Огромный город обороняло несколько сотен офицеров и юнкеров. Роман Гуль вспоминал, что под Жулянами (тогда пригородная деревня, сейчас район Киева) десять бойцов получили боевую задачу «во что бы то ни стало» оборонять участок в три версты длиной3. Так что Булгаков, описывая злоключения поручика Мышлаевского у станции Пост-Волынский, ничуть не сгустил краски. В Одессе было немногим лучше, чем в Киеве. В большом и богатом портовом городе тогда насчитывалось до 15 000 офицеров «старой армии». Однако многие из них «являлись в полном смысле деклассированным элементом, предпочитая выгодную и спокойную службу в ресторанах и кафе какой бы то ни было боевой деятельности. Начальник этого воинства генерал Леонтович стоял во главе офицерского игорного клуба, пользовавшегося скверной репутацией»4. Василий Шульгин с сомнением оглядывал защитников города: «Говорят по-русски… Культурные лица как будто, но общий вид — растрепанный… Дисциплина слабая. Глаза — усталые, измученные, винтовки в руках, папироски в зубах <…>. Ясно, что 1 2 3 4
Гуль Р.Б. Киевская эпопея (ноябрь–декабрь 1918 г.). С. 347. Там же. С. 350. Там же. Какурин Н.Е. Как сражалась революция: в 2 т. 2-е изд., уточн. М.: Политиздат, 1990. Т. 2. 1919–1920. С. 79.
Часть VI. Дождь и гром
535
это — наши… Но ясно и то, что с ними уже что-то случилось…»1 Но именно в Одессе петлюровцам всё же дали отпор. Нашлось несколько пассионарных людей, которые сумели организовать русские силы. Это были генерал-майор Алексей Гришин-Алмазов, сам Шульгин и друг Шульгина французский капитан Эмиль Энно, исполнявший обязанности французского консула в Одессе. Невеста Энно Елена Погребакская была пламенной русской патриоткой и страстно ненавидела «украинствующих». Под ее влиянием и влиянием Шульгина Энно стал русофилом и сам начал служить русскому делу. Над гостиницей «Лондонская», где Энно устроил свою резиденцию, подняли французский и русский флаги, прилегающие улицы и часть порта объявили французской зоной. «Так мы обвели себя заклинанием против надвигавшейся нечистой (жовто-блакитной) силы…» — писал Шульгин2. Петлюровцы не решились ее занять — не ссориться же с могущественной Францией? Во французскую зону начали прибывать русские добровольцы, готовые бороться против Петлюры. Командование ими принял Гришин-Алмазов. Вскоре в его распоряжении оказались даже броневики и артиллерия. Французы высадили в Одессе свой десант и поддержали русских огнем корабельной артиллерии. Несмотря на такую помощь (а на стороне русских были не только французы, но и польские легионеры), бой с петлюровцами оказался исключительно тяжелым, а победа стоила русским больших потерь. Но украинцев заставили оставить Одессу.
2
В
Киеве же не было ни французского десанта, ни такого решительного командира, как Алексей Гришин-Алмазов. Парадоксально звучат слова гетмана Скоропадского, будто в его державе не хватало хороших офицеров. Хорошие офицеры подались на Дон или на Кубань, сражаться против красных. 1 2
Шульгин В.В. 1919 год. Т. 1. С. 80. Там же. С. 89.
536
Cергей Беляков Весна народов
Следует уточнить. Украина в 1918 году была для многих пассионарных и патриотически настроенных русских офицеров перевалочной базой на пути из ненавистной Совдепии на белый Дон, на белогвардейскую Кубань. Украине они в большинстве своем служить в самом деле не хотели, не желали учить ненавистную и совсем не рiдну для них мову. Эти офицеры охотно вступали в ряды настоящей, не литературной белой гвардии. Так, храбрый гусарский офицер Иван Барбович жил в Харькове. Гетман произвел его в генерал-хорунжие (чин украинской армии, соответствующий генерал-майору), но Барбович не хотел служить гетману и, когда представилась возможность, набрал себе кавалерийский отряд и отправился на соединение с Добровольческой армией. Там он станет одним из лучших кавалерийских командиров. Еще прежде уехал к белым генерал-майор Василий Кирей, участник штурма «Арсенала». Граница с «белоказачьим» Доном была открыта. Все желающие могли уезжать на Дон и далее на Кубань, а не ждать, когда Деникин или Краснов придут и спасут их от «большевиков и украинцев». Были и такие, кто служил в гетманской армии, но при падении режима решил пробиваться к белым. В Екатеринославе располагались 8-й корпус гетманской армии и местная офицерская дружина. Сам город тогда был поделен между законной гетманской властью, еврейской самообороной и немцами. К Екатеринославу уже подходили петлюровцы. Местные большевики и воевавшие неподалеку махновцы тоже были уверены, что наступает их время. Офицеры сошлись на митинг, где с речью выступил командир Новороссийского полка Гусев: «Я веду мой полк на соединение с Добровольческой армией. Кто хочет умереть честно и со славой, пусть присоединится к Новороссийскому полку; кто же хочет бесчестно умирать в подвалах Чека, пусть немедленно покинет казармы. Митинг окончен». Ночью этот полк, остатки 8-го корпуса, офицерская дружина, бронедивизион, батарея из четырех оружий и другие части (всего до 1000 человек) покинули город. 2 января нового 1919 года они до-
Часть VI. Дождь и гром
537
стигли Перекопа1. Из этих войск сформируют 34-ю дивизию и 34-ю артиллерийскую бригаду, что будут воевать в составе Вооруженных сил Юга России. Эти офицеры, вне всякого сомнения, — подлинная белая гвардия. Весной 1918-го полковник Дроздовский со своими соратниками совершил беспримерный переход с развалившегося Румынского фронта на Дон. Он, конечно, истинный белогвардеец, один из символов Белого движения. И несколько тысяч офицеров и юнкеров, что в феврале 1918 года отправились в ставший легендарным Ледяной поход, — это настоящая белая гвардия. Рабочие Ижевского и Воткинского заводов, поднявшие восстание против большевиков, тоже самые настоящие белогвардейцы, хотя они не носили ни шашек, ни золотых погон, ни дорогих офицерских мундиров. А можно ли считать белогвардейцами тысячи офицеров, что умело уклонялись от мобилизации, не поддавались на агитацию генерала Кирпичева и равнодушно или насмешливо рассматривали плакат «Героем можешь ты не быть, но добровольцем быть обязан»? Они вели такую жизнь, к какой привыкли за несколько месяцев немецкой оккупации. Ходили в театр слушать венские оперетки — мода на них не проходила все годы мировой войны. Или отправлялись на Никольскую, где в фешенебельном ресторане пел Александр Вертинский. «На скетинг-ринге катались на роликах волоокие киевские красавицы и гетманские офицеры. Развелось много игорных притонов и домов свиданий. На Бессарабке открыто торговали кокаином и приставали к прохожим проститутки-подростки. <…> Казалось, что Киев надеялся беспечно жить в блокаде. Украина как бы не существовала — она лежала за кольцом петлюровских войск»2. Пир во время чумы продолжался. Молодой Михаил Булгаков, несмотря на грозное военное время, 1
2
Волков С.В. Трагедия русского офицерства. М.: Центрполиграф, 2002. С. 75–76. В Крыму тогда у власти находилось второе Крымское краевое правительство, союзное Добровольческой армии, в котором министрами были члены ЦК кадетской партии Владимир Набоков, Максим Винавер, а премьер-министром — Соломон Крым, тоже кадет. Паустовский К.Г. Повесть о жизни. С. 608.
Cергей Беляков Весна народов
538
ходил в синематограф со своей прелестной двадцатишестилетней женой Татьяной Лаппой: «Раз шли — пули свистели прямо под ногами, а мы шли!»1 — вспоминала Татьяна. По Крещатику спешили куда-то хохочущие «шикарные дамы со спекулянтами и офицерами в блестящих формах»2. Так неужели «офицеры в блестящих формах» — это тоже белая гвардия?
Горе побежденным 1
Б
ольшевики оценивали боеспособность гетманских войск как «ничтожную»3. Петлюровцы были того же мнения. Винниченко с презрением писал о боевых качествах армии Скоропадского: «Гетманское офицерство было неорганизованным, слабодушным и трусливым. Оно могло успешно воевать только в шинках да за спиной немецкого штаба. Те офицерские “корпуса”, что были под командованием русских генералов, разбежались бы от первых звуков стрелецких пушек»4. 12 декабря немцы заключили соглашение с Петлюрой: они должны были оставить гарнизонную службу и отправиться в Киев, в свои казармы. Над казармами вывесить белые флаги и не мешать украинской армии. Известие о том, что немцы уходят с позиций, потрясло последних русских защитников Киева. «— Wohin? Wohin? (Куда? Куда?) — спрашивали немцев. — Nach Hause! Nach Hause! (Домой! Домой!) — радостно отвечали немцы и махали руками русским»5. В свои силы киевляне уже давно не верили. Как весной надеялись на приход немцев, так теперь надеялись на союзников. 1 2 3
4 5
Булгаков без глянца. СПб.: Амфора, 2010. С. 154. Гуль Р.Б. Киевская эпопея (ноябрь–декабрь 1918 г.). С. 353. Антонов-Овсеенко В.А. Записки о Гражданской войне. 1918–1919. Кн. 2. Т. 3. С. 146. Винниченко В. Вiдродження нацiї. Ч. 3. С. 121. Гуль Р.Б. Киевская эпопея (ноябрь–декабрь 1918 г.). С. 355.
Часть VI. Дождь и гром
539
Ждали англичан и французов, сербов и греков. Киевские газеты поддерживали эту веру, сообщая утешительные известия о французских крейсерах на рейде Одессы, о ротах сенегальцев, которые будто бы идут на Киев. В гостинице «Континенталь» уже готовили номера для французских офицеров. Вера в техническую мощь Запада была абсолютной, слепой до фанатизма: «Различные “осведомленные” беженцы клялись, что у союзников имеются ультрафиолетовые лучи, которыми они могут в течение нескольких часов уничтожить и “красных”, и “самостийников”»1, — вспоминал Илья Эренбург. Но у союзников лучей не было, как не было и желания умирать за русских. Интервенция стран Антанты уже начиналась, однако масштабы оказались ничтожными. Напрасно боялись ее большевики, зря надеялись на нее белогвардейцы и гетманцы. Позднее, уже весной 1919 года, Виктор Рейнбот, бывший гетманский министр, попал в район расположения одной из французских частей в Румынии, неподалеку от границы с охваченной Гражданской войной Украиной: «Среди группы, состоявшей преимущественно из алжирцев, оказался очень толковый, словоохотливый сержант. По его словам, не могло быть и речи о какихлибо движениях вглубь Украины для участия в Гражданской войне. Мы, говорил сержант, отвоевали свое. Война нами выиграна, наши войска во Франции ликуют победу среди своего родного народа, они дышат полным счастьем, а мы, мы должны были подчиниться приказу и плыть не на родину, а еще дальше опять в чужую, холодную, снежную страну на новые терпения, на новые лишения, на новый тяжкий труд; на новом фронте мы должны были жертвовать своею жизнью. Объясните же нам, зачем, за что? Во имя чего мы, наиболее исстрадавшиеся по родине, наиболее претерпевшие душою, наиболее усталые, были брошены на берег Черного моря для новой войны»2. За мнением одного этого французского сержанта стояли миллионы людей. Английские и французские рабочие на ро1 2
Эренбург И.Г. Люди, годы, жизнь. Т. 1. С. 299. Гетман П.П.Скоропадский. Украина на переломе. 1918 год. С. 124.