Восстание потребителей (Валерий Панюшкин, CORPUS, 2012) by Premia Prosvetitel

Валерий Панюшкин Восстание потребителей

издательство астрель

УДК 821.161.1-3 ББК 84(2Рос=Рус)6 П16

Художественное оформление и макет Андрея Бондаренко В оформлении обложки использован фрагмент из фотографии “Очередь” Олега Полищука Издание осуществлено при техническом содействии издательства АСТ

П16

Панюшкин В. Восстание потребителей / Валерий Панюшкин — М.: Астрель : CORPUS, 2012. — 256 с. SBN 978-5-271-38544-5 (ООО «Издательство Астрель») В середине 80*х годов прошлого века, когда начинается действие документаль* ной повести известного журналиста Валерия Панюшкина, в Советском Союзе никто не задумывался о правах потребителей. Но нашлись несколько человек, которые решили встать на защиту этих прав. Они были идеалистами, револю* ционерами, романтиками. Против них была сначала советская система, потом — бандиты 90*х, а теперь — коррупция власти и апатия населения. Они прошли все круги ада, но не остановились, продолжая защищать права и на работающий холодильник, набитый продуктами, и на работающую власть, которая заботится обо всех, а не только о себе. Эта книга — не журналистское расследование, а романтическая сага о людях, которые попытались изменить нашу с вами жизнь. И которым это удалось.

УДК 821.161.1-3 ББК 84(2Рос=Рус)6 ISBN 978-5-271-38544-5 (ООО «Издательство Астрель») © © ©

В. Панюшкин, 2011 А.Бондаренко, оформление, 2011 ООО “Издательство Астрель”, 2011 Издательство CORPUS ®

Содержание

Пролог . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Глава первая . . . . . . . . . . . . . . . . . 11 Глава вторая . . . . . . . . . . . . . . . . . 33 Глава третья

. . . . . . . . . . . . . . . . . 55

Глава четвертая . . . . . . . . . . . . . . . 77 Глава пятая . . . . . . . . . . . . . . . . . . 99 Глава шестая . . . . . . . . . . . . . . . . . 123 Глава седьмая . . . . . . . . . . . . . . . . 145 Глава восьмая

. . . . . . . . . . . . . . . 171

Глава девятая

. . . . . . . . . . . . . . . . 191

Глава десятая

. . . . . . . . . . . . . . . . 211

Вместо эпилога . . . . . . . . . . . . . . . . 237

Пролог

Про 1990 е годы в России принято спорить. Демо кратическая революция или развал великой страны? Рыночные реформы или грабительский капитализм? Первоначальное накопление капитала или оконча тельное обнищание тех, у кого капитала нет? Время надежд или время бандитского беспредела? А что если не было никакой демократической ре волюции? Что если смысл российских 90 х заключа ется вовсе не в переходе от умозрительного социа лизма, придуманного Владимиром Лениным, к умо зрительному капитализму, придуманному Адамом Смитом? Что если революция 90 х в России была вовсе не буржуазной и вовсе не демократической? Что если на баррикадах у Белого дома мы сражались не за плю рализм и народовластие, а за джинсы и шампунь с кондиционером в одном флаконе? Что если революция 90 х — это потребительская революция?

Глава первая

Очередь Очередь была длинной. Часа на три. Небольшой участок земли в Москве на Звездном бульваре об несен был временным забором из сетки рабицы. Внутри ограждения прямо на снег навалены были как попало живые елки. А снаружи, огибая забор и растягиваясь в снежной каше проспекта еще метров на сто пятьдесят, стояла очередь из отчетливо небла гополучных людей, впрочем, не осознававших толком своего неблагополучия. Мужчины в очереди, как пра вило, одеты были в драповые пальто, дурно пошитые и не державшие тепла. Чтобы согреться, мужчины пе ретаптывались или даже подпрыгивали. Женщины, как правило, кутались в довольно жиденький воротник из довольно замученного пушного зверя, но пальто тоже имели из дурной ткани. Чтобы согреться, женщины предпочитали не прыгать, а съеживаться и дрожать. Время от времени в очереди попадались люди в дуб ленках, каковые дубленки свидетельствовали о прича

валерий панюшкин восстание потребителей

стности носителя к миру торговли, или о развитых не формальных связях его с миром торговли, или о до ходной профессии, например зубного техника. Еще реже попадались заграничные пуховые куртки, спор тивные шапочки и синтетические сапоги, именуемые “луноходами”. Про носителя “луноходов” безоши бочно можно было сказать, что он принадлежит к высшей и привилегированной касте — он “выезд ной”, у него есть заграничный паспорт, он путешест вует время от времени в Западную Европу, получает су точные в валюте, питается в Европе привезенными с со бою консервами, а на сэкономленные марки, франки или лиры покупает себе пуховик и синтетические сапоги, дивясь тому, как же все это, черт побери, дешево там, на Западе, особенно если посещать уличные развалы или Tati во время распродаж. Был 1982 год. Советский Союз проигрывал гон ку вооружений и увязал в афганской войне. Цены на нефть падали. У советского правительства не было долларов не только на закупку импортной одежды, но и на закупку импортного хлеба, импортного мя са и импортного молока для детей. А свое производ ство в Советском Союзе устроено было под нужды военно промышленного комплекса. Ракеты, танки и самолеты производить еще худо бедно умели. Колбасу, штаны и телевизоры производить не умели совсем. Был 1982 год. Зима, декабрь. Правда заключа лась в том, что в Советском Союзе нечего было есть и не во что было одеться. Но истинного положе ния вещей не осознавали ни правительство, ни

глава первая

граждане. Столкнувшись с проблемой дефицита са мых простых продуктов, правительство вместо то го, чтобы проводить реформы, предпочитало при думывать утопическую продовольственную про грамму или бессмысленные дисциплинарные меры. А граждане предпочитали объяснять тотальный де фицит не тем, что товаров в стране просто нет, а тем, что товары, дескать, расходятся по спецрас пределителям для сильных мира сего или разворо вываются нечистыми на руку торговцами на скла дах и в магазинах. Для интеллигенции традиционным способом за крывать глаза на дефицитность отечественной эко номики была аскеза. Интеллигент решал для себя, что просто не станет унижаться до выстаивания мно гочасовых очередей, одевался во что попало, ел что попало и таким образом чувствовал превосходство над народной массой. Эта интеллигентская страте гия давала сбои, как только речь заходила о дефицит ных книжках, дефицитных пластинках и дефицит ных товарах для детей. Можно было сколь угодно высокомерно одеваться в обноски, питаться дурны ми консервами и пить спирт, принесенный другом химиком из лаборатории или другом доктором из больничной аптеки, однако очереди на молочную кухню выстаивали все мужчины, имевшие маленьких детей, и очередь за елкой тоже нельзя было не вы стоять накануне Нового года, если дома пятилетний ребенок, который только и ждет, когда под волшеб ным деревом волшебным образом появятся подарки от Деда Мороза.

валерий панюшкин восстание потребителей

Объект исследования У молодого преподавателя экономического факульте та Московского государственного университета Алек сандра Аузана был пятилетний сын. Не купить маль чику елку к Новому году было немыслимо. Молодой ученый захватил научную книжку и отправился сто ять в очереди, раз уж это неизбежно, где и читал книжку, чтобы не тратить времени даром. Люди во круг галдели, отвлекали от чтения, но Аузан не слиш ком злился на них: в этих очередях начала 80 х не бы вало еще той озлобленности и отчаяния, которые бу дут характерны для очередей начала 90 х. Аузан отвлекался от чтения, поглядывал вокруг и думал, что этот галдеж в очереди, возможно, имеет большее от ношение к его экономическим штудиям, чем книжка, которую все никак не удавалось спокойно почитать. В научном смысле более всего Аузана интересо вали законы поведения потребителей. После школы, провалив вступительные экзамены на экономический факультет Московского университета, Аузан поклялся себе, что не только в университет на следующий год поступит, но рано или поздно станет в нем профес сором. Дабы утвердиться в своих намерения, Аузан даже дал себе зарок не пить водки, пока не попадет в МГУ. И целый год с трагическим видом пил коньяк. В университете, дабы выделиться как то на фо не других студентов и аспирантов, громоздивших одна на другую теории плановой экономики, Аузан решил заняться темой, которой не занимался ни

глава первая

кто, — самоорганизацией потребителей. Несколько лет кряду он читал про это. Читал про “яблоко Фу рье”, которое продается в Париже дороже, чем в Бе зансоне, потому что в Париже потребителей боль ше и они конкурируют между собой. Читал учени ков Роберта Оуэна, которые придумали потребительский кооператив. Читал про магазины самообслуживания, которые появились в Швеции, где торговые точки принадлежали потребительским кооперативам, так что не требовался продавец, что бы контролировать покупателей, ибо покупатели были одновременно и совладельцами магазина. Чи тал Януша Корнаи, который заметил, что в дефи цитной экономике деньги не имеют значения, а имеет значение способность человека добывать под эти условные деньги товар... Читал, читал и вдруг, стоя в очереди за елкой для сына на Звезд ном бульваре в Москве, обнаружил, что предмет его научных интересов разворачивается во всей красе прямо у исследователя на глазах. Очередь отнюдь не была безучастной. Очередь жила по определенным законам. Очередь самоор ганизовывалась. Елочный базар устроен был так, что входили в него, как правило, со стороны Звезд ного бульвара, а выходили на задах, с обратной стороны огороженного сеткой пространства. Од нако из правила бывали исключения. Кто то — на до понимать, знакомые и родственники елочных продавцов — входил в елочный базар через выход и очереди избегал. А очередь возмущалась этим фактом.

валерий панюшкин восстание потребителей

“Товарищи, товарищи! Надо выход перекрыть, а то лезут тут!” — кричала какая то женщина. В ответ на ее крики очередь выделяла из своей среды решительных и крепких мужчин и отправля ла их к выходу следить, чтобы никто через выход не входил. “Общественные дружинники” отправля ли наглецов в конец очереди, но кое кого и пуска ли, на ходу вырабатывая правила и по спорным во просам советуясь с очередью, которая превращалась мало помалу в вече. “Куда смотришь! Лезут же там у тебя!” — кричал одному из дружинников кто то из оче реди. “Это не лезут! — парировал дружинник. — Это ветеран войны. Ветеранам войны без очере ди”. И очередь соглашалась, что ветеранам войны елки действительно надо отпускать мгновенно. Еще через пять минут дружинник обращался к очереди громогласно: “Женщину беременную пускать?» И очередь всерьез обсуждала, является ли бе ременность поводом для того, чтобы получить ел ку на льготных условиях. И на каком сроке. И бы стро договорились, что на третьем триместре ел ка, конечно, без очереди полагается, а на первом триместре можно и постоять. А про второй три местр мнения разделились. Люди спорили, а Ау зан смотрел на них и думал, что вот же как скла дывается самоорганизация потребителей — изучай не хочу.

глава первая

Очередь против страны Советов В Советском Союзе главная проблема очередей состо яла в том, что государство не признавало их сущест вования. За мясом и маслом можно было простоять два три часа. За импортными сапогами — часов шесть. За холодильником или стиральной машиной очереди растягивались на месяцы, и надо было при ходить к магазину, отмечаться в списках и дежурить денно и нощно, чтобы не появилось альтернативно го списка и альтернативной очереди. Чтобы купить автомобиль, люди и вовсе ждали годами, не вполне понимая, производятся ли вообще эти вожделенные транспортные средства, и если производятся, то сколько, и как распределяются, и откуда поступят, и долго ли ждать. Очереди в Советском Союзе были непостижи мы. Дирекция продуктового магазина не сообщала покупателям, когда именно появится на прилавках колбаса и много ли ее будет. В обувном магазине не сообщали, когда и сколько попадет на склад ита льянских сапог и каких размеров. Невозможно бы ло прийти в магазин бытовой техники, узнать, что ты пятьсот девяносто шестой в очереди за холодиль никами и твой холодильник приедет, например, че рез два года, двадцатого апреля. Каждый вечер ма газины закрывались, людей, не достоявшихся в оче реди, просто выгоняли на улицу, и назавтра все начиналось снова — живая очередь, переклички, номера, которые люди записывали шариковой руч

валерий панюшкин восстание потребителей

кой прямо на ладони. Очередь самоорганизовыва лась, но ни дирекция магазина, ни милиция, сле дившая за тем, чтобы не собиралось слишком боль шой толпы, ни государство, владевшее всей промы шленностью и всей торговлей, не признавали самоорганизации очереди. Все эти правила, кото рые вырабатывались очередью на глазах молодого ученого, все эти списки, все эти дружинники, де сятники, сотники и тысячники, порожденные логи кой советских очередей, имели значение только по эту, покупательскую сторону прилавка, а по ту сто рону не признавались. И так было до тех пор, по ка очередь не принялась жестоко мстить игнориро вавшему ее государству. 1982 год, когда молодой экономист Александр Аузан стоял в памятной очереди за елкой, был го дом смерти Леонида Брежнева, очень долго возглав лявшего коммунистическую партию и советское правительство. Место Брежнева сначала во главе партии, а потом и во главе правительства занял Юрий Андропов, бывший шеф КГБ. Два года прав ления Андропова ознаменовались последней и от чаянной попыткой правительства заставить работать неработающую советскую экономику. Официально эта попытка называлась повышением дисциплины. Люди с удостоверениями КГБ в рабочее время ос танавливали граждан на улицах, врывались в кино театры и кафе, проверяли документы и спрашивали, на каком основании гражданин бездельничает, тог да как нужно работать. Отсутствие работы называ лось в то время тунеядством и считалось преступле

глава первая

нием. К андроповскому “повышению дисциплины” люди относились со свойственной советскому чело веку покорностью. Но кроме одного случая. Кроме очередей. “Почему вы стоите в очереди в рабочее вре мя?” — спрашивал человек с удостоверением КГБ у гражданина, стоявшего в очереди. “Потому что, — в кои то веки советский граж данин огрызался, — иначе мне жрать будет нечего”. “Но почему в рабочее время?» “Потому что в нерабочее время магазины не ра ботают”. Теперь, тридцать лет спустя, профессор Аузан го ворит, что на стол Юрия Андропова ложились сек ретные статистические данные, согласно которым три часа каждый день проводил в очереди средний советский гражданин. Три часа каждый день в рабо чее время, ибо в нерабочее время и магазины тоже были закрыты. Получался замкнутый круг: чем мень ше было товаров, тем больше времени люди прово дили в очередях и, стало быть, тем меньше произво дили товаров, увеличивая дефицит, удлиняя очереди и сокращая свою способность работать и произво дить что нибудь. Бог уж знает, что бы еще придумал бывший гла ва КГБ, дабы разорвать этот замкнутый круг. Но в 1984 году Андропов умер. Еще через год умер и его преемник Константин Черненко. К власти пришел Михаил Горбачев, в лексиконе которого довольно скоро появились три новых словечка: “ускорение”, “перестройка” и “гласность”.

валерий панюшкин восстание потребителей

Очередь наносит ответный удар Разумеется, никакого “ускорения научно техничес кого прогресса” невозможно было осуществить в стране, граждане которой треть своего рабочего времени простаивали в очередях. И никакой “пере стройки” нельзя было осуществить в условиях то тального дефицита. Дефицитную экономику вооб ще перестроить нельзя: она — экономика отсутст вия, а как же перестроишь то, что отсутствует? С гласностью дело обстояло полегче. Достаточно было всего лишь снять запрет на публикацию книг, запрещенных в предшествующие десятилетия, что бы книги эти начали появляться в продаже с изве стною прытью грибов после дождя. Проблемы с контентом не было: больше полувека копились не изданные шедевры литературы и неизвестные ши рокому читателю откровения научной мысли. Не было и экономических проблем. Авторского права практически не существовало. Распространение бы ло государственным, то есть стоило книгу напеча тать, как она автоматически начинала продаваться по всей стране. Издательские и типографские рас ходы дотировались государством с тех еще времен, когда книгопечатание было важной отраслью совет ской пропаганды. С газетами и журналами было еще проще: они тоже со сталинских времен дотировались, они выхо дили миллионными тиражами, они обладали непо мерным влиянием, и никому тогда не приходило

глава первая

в голову отмахнуться от газетной публикации с при вычными теперь словами, что журналисты, дескать, все врут. Фактически получалось, что обнищавшее до нельзя советское государство финансировало тем не менее книги и статьи, потрясавшие самые этого го сударства основы. К тому же интеллектуальная сфе ра оказалась единственной, где горбачевскому пра вительству удалось победить дефицит. Колбасы, са пог и джинсов в стране по прежнему не было, очереди за автомобилями по прежнему растягива лись на годы, а интересных статей и книжек появи лось вдруг сколько угодно и на любой вкус. Совет ский потребитель был настолько неизбалован, что привык, завидев очередь, сначала становиться в нее, а потом спрашивать, что дают. И если на фоне то тального дефицита стали вдруг давать статьи и книжки, то потребляли и их — даже те, кто преж де ничего не читал и спустя десять лет ничего чи тать не будет. Надо сказать, что наиболее талантливые газетчи ки чувствовали связь своего успеха со стихией совет ских очередей, пытались как то понять эту стихию, но не понимали, ибо трудно понять что нибудь, ес ли находишься внутри. Леонид Милославский, в кон це 80 х годов работавший в газете “Московские но вости” под руководством легендарного редактора Егора Яковлева, десять лет спустя, уже будучи гене ральным директором издательского дома “Коммер сантъ”, рассказывал, как однажды Егор послал его на писать репортаж об очереди.

валерий панюшкин восстание потребителей

“Пойди, Леня, — сказал Яковлев, — постой в очереди за водкой и напиши мне, как эта очередь устроена”. Со свойственным молодости легкомыслием Милославский вышел из кабинета главного редак тора, пожал плечами, фыркнул и подумал: “Что же это я, в очереди за водкой никогда не стоял?” К винному магазину не пошел, а отправился на ра бочее место и за несколько часов состряпал “искро метную”, как это тогда называлось, статью про оче редь с разнообразными живыми эпизодами, байка ми и смешными происшествиями, каковых, если порыться в памяти, у каждого человека тогда на шлось бы множество. В конце рабочего дня Яковлев вызвал к себе Ми лославского, страшно кричал и разве только мрамор ной пепельницей не запустил ему в голову. “Ты не был в очереди, Леня! Ты ничего про оче редь не понял и ничего мне не объяснил!” Чуткий к социальным переменам Яковлев дога дывался, что устройство очереди есть ключ к устрой ству нового российского общества. Но описать фи зиологию очереди никому тогда не удавалось, хотя бы по той простой причине, что трудно части опи сать устройство целого и не всегда орган способен понять устройство организма. Очередь жила своей жизнью. Очередь самоорга низовывалась. Очередь выдвигала лидеров и предла гала поведенческие модели, которые даже не знала, как назвать. Очереди за продуктами и за одеждой превращались в дискуссионные клубы, где — все рав

глава первая

но ведь стоять — народ обсуждал статьи академиков Шаталина и Заславской, профессора Собчака, журна листов Щекочихина и Рубинова. Опираясь на тек сты этих авторов, люди бесконечно — все равно ведь стоять — мусолили самую насущную для них про блему: почему на Западе все есть, а у нас ничего не ту? Слова “консюмеризм” и “общество потребления” перестали быть ругательными и стали вожделенны ми. Однако как применить эти слова к себе, никто толком не знал. В этих гудевших подобно пчелиному рою оче редях на короткий период правительство Горбачева получило много сторонников. Однако даже среди сторонников мало кто называл вещи своими имена ми. Принято было думать, будто Горбачева поддер живают ради предоставленных свободы и справед ливости. Никому не приходило в голову, что изго лодавшийся потребитель тогда, в конце 80 х, и в последующие четверть века будет неизменно под держивать того правителя, при котором растет по требление. В 86 м Горбачев позволил населению по треблять хоть что нибудь, хоть газетные статьи и книжки, — и его поддерживали. В 91 м Ельцин предложил людям потреблять, пусть и по шокирую щей цене, колбасу и сметану, польский ликер и джинсы — поддержали и его, несмотря на отчетли вую несправедливость тогдашних экономических ре форм. В 2000 е, при Путине, свобода стала скукожи ваться, но мобильные телефоны и телевизоры появи лись у каждого человека: сначала в столицах, потом в крупных городах, потом в деревнях и селах — на

валерий панюшкин восстание потребителей

родная поддержка Путину была обеспечена, сколь ко бы интеллектуалы ни ныли по поводу скукожи вающихся свобод. И только теперь, по прошествии четверти столе тия, можно с отчетливостью увидеть, что революция, начавшаяся в России в середине 80 х годов, была не демократической и не буржуазной. Революция была потребительской. И она победила.

Очередь выходит в люди В конце 80 х доцент экономического факультета МГУ Александр Аузан развелся с женой, оставил ей квартиру и вынужден был переехать жить в поселок Раздоры, где еще с 50 х годов семья Аузана владела фанерной дачкой. Несмотря на то что Раздоры рас полагаются на самом что ни на есть правительствен ном Рублево Успенском шоссе, туалет на даче Ауза на был на улице, а водопровода на даче у Аузана не было. Утро начиналось с того, что доцент шел по воду к колодцу, умывался из ведра и завтракал чем бог по шлет. Довольно часто бог не посылал ничего, и на этот случай у доцента был неприкосновенный за пас — несколько банок консервов “Завтрак туриста рыбокрупяной”. Эти консервы представляли собой отвратительную кашу, перемешанную с отвратитель но разваренной рыбой, в которой костей было поче му то больше, чем рыбы. Преимущество “Завтрака туриста рыбокрупяного” заключалось в том, что кон

глава первая

сервы были совершенно отвратительные и потому да же и в самые голодные времена, даже в совершенно пустых советских магазинах эту дрянь можно было купить без очереди. Запихав в себя несколько ложек рыбокрупяной гадости, доцент одевался в строгий костюм, брал в руки трость, являвшуюся одновременно зонтом, са дился на велосипед и поспешал к станции Раздоры на электричку. Электрички ходили редко. Если до цент опаздывал на утреннюю, то день можно было считать потерянным. У станции Раздоры доцент спе шивался, перебрасывал велосипед через забор при ятеля, жившего прямо напротив билетных касс, и ехал читать экономические лекции. После лекций делать доценту было совершенно нечего, ибо в тог дашней Москве развлечения были таким же дефици том, как и колбаса. Можно было вернуться в Раздо ры и писать очередную статью про консюмеризм. Можно было постоять в очереди за едой, ничего тол ком не купить, но зато вступить с соседями по оче реди в экономическую дискуссию. А можно было просто вступить в экономическую дискуссию, ибо чего чего, а дискуссионных клубов тогда в Москве было куда больше, чем магазинов. В любом научно исследовательском институте был дискуссионный клуб и в любом учебном заведении. В Театре юного зрителя был дискуссионный клуб, обсуждавший проблемы молодежи, и даже на Пушкинской площа ди прямо на улице возле входа в редакцию “Москов ских новостей” собирались люди и спорили до хри поты о том, как жить дальше.

валерий панюшкин восстание потребителей

Спорил и Аузан. Бог весть каким образом к дис куссиям ученых экономистов присоединялись и эко номические практики, те самые, которых вездесущая очередь выделила из своей среды, доверила вести спи ски, сделала сотниками, тысячниками, делегировала навести порядок. По всей России люди в очередях читали экономические статьи, предлагавшие гражда нам новую о них легенду, новый красивый образ. “Мать вашу так!” — гордо говорили граждане, кото рые всего за несколько лет до этого просто покорно стояли в очереди за дефицитным товаром. “Мать ва шу так!” — говорили они и по всей стране объеди нялись в общества потребителей. В 1988 году общества потребителей образовы вались чуть ли не каждый день: сначала в столицах, потом в городах миллионниках, потом даже и в го родах помельче. Лидерами этих обществ станови лись самые разные люди, и идеологически общест ва отличались друг от друга. В Ленинграде, напри мер, общество потребителей создавали социолог Петр Шелищ и профессор кафедры хозяйственно го права юридического факультета ЛГУ Анатолий Собчак. Надо полагать, они руководствовались скорее теоретическими представлениями о том, что слово “потребитель” должно перестать быть руга тельным, и о том, что у потребителей есть права. В Алма Ате общество потребителей создавал сани тарный врач Тохтар Султанбеков: он начал с того, что не мог терпеть антисанитарии, царившей на Зеленом рынке, и мобилизовал общественность прежде всего ради профилактики сальмонеллеза

глава первая

и холеры. В Вильнюсе общество потребителей со здавал профсоюзный вожак Альгирдас Кведарави чус. Идеологически он близок был к националис тическому движению “Саюдис” и общество потре бителей организовывал для того, чтобы объявить некачественными сельскохозяйственные продукты из России и приучить литовцев отдавать предпочте ние литовскому молоку и литовскому сыру. В Одес се общество потребителей создавал полковник Гри горий Шевченко. Всю жизнь в армии он занимал ся воспитанием личного состава. И когда очереди по численности перестали соответствовать роте, а стали соответствовать полку, старый офицер ре шил, что так недалеко и до смертоубийства, при нялся наводить в одесских очередях порядок, стал в очередях тысячником, то есть начал делать то, что делал всю жизнь, — строить людей.

Первый съезд В 88 м при ВЦСПС (Всесоюзный центральный со вет профессиональных союзов) создана была рабочая группа, долженствовавшая объединить стихийно воз никшие по всей стране потребительские общества в централизованный потребительский союз. Теперь уж Бог весть, как такая мысль пришла в голову тог дашним профсоюзным лидерам. Александр Аузан предполагает, что и они начитались в газетах статей про консюмеризм. Это было медиакратическое вре мя. Со смехом Аузан вспоминает, как написал однаж

валерий панюшкин восстание потребителей

ды статью “Зачем нам нужен профсоюз?” про то, как вышел из профсоюза, потому что профсоюз не хочет защищать его права и выступает против забастовок. По поводу этой статьи, говорит Аузан, собиралось в ВЦСПС специальное совещание. Профсоюзные лидеры гадали, которое из ведомств организовало атаку на профсоюзы. Заказчика атаки не нашли и со страхом решили, что, раз так, стало быть, атака исхо дит от самого генерального секретаря ЦК КПСС. И сделали оргвыводы. То же самое, надо полагать, было и с потреби тельскими обществами. Советские функционеры не могли поверить, что потребительские общества орга низуются стихийно, что статьи в центральных газе тах пишут просто по собственной воле Собчак, За славская и Аузан. Они искали в этих публикациях ап паратный и политический смысл, не находили и решали, что, стало быть, создание потребительских обществ инспирировано с Самого Верха, от Самого Генерального Секретаря. Стихийный голос очереди они принимали за новый курс партии и правитель ства. И старались соответствовать. На первый Всесоюзный съезд обществ потре бителей заместитель председателя Совета минист ров по социальным вопросам, бывшая секретарь ВЦСПС Александра Бирюкова выделила огромную по тем временам сумму — миллион рублей. Пред полагалось, что со всех уголков страны съедутся во люнтаристски назначенные потребители, что каж дому из них будет приобретен за счет государства билет на самолет и каждый из них за счет государ

глава первая

ства будет размещен в гостинице “Россия”. Пред полагалось, что съезд пройдет в Кремлевском Двор це съездов. А по окончании мероприятия предпо лагалось провести для всех делегатов банкет с вод кой, осетриной и совсем уж непостижимой по тем временам икрой. Так принято было устраивать советские съезды. Но времена изменились. В оргкомитете съезда об ществ потребителей большинство было не у государ ственных функционеров, а у реальных общественни ков, у людей которых выдвинула из своей среды Оче редь. Они постановили, что съезд надо проводить не в Большом Кремлевском дворце, а в гостинице “Ор ленок”, что селить делегатов надо там же, где прохо дит съезд, что везти делегатов надо не из всех обла стей Советского Союза, а только из тех городов, где общества потребителей реально действуют. А про банкет они постановили, что без банкета можно во обще обойтись: делегаты скинутся и как нибудь уж сами устроят себе соответствующий голодным време нам праздник. На съезд приехали всего двести человек. Среди гостей был вице президент Всемирного союза потре бителей Дик Вестендорп — голландец, выглядевший бог знает каким миссионером, приехавшим в бог зна ет какие снега благословить туземцев, каковое благо словение пятнадцатью годами раньше и пятнадцатью годами позже расценивалось бы как диверсия и шпи онаж. Что же касается миллиона рублей, то его Алек сандре Бирюковой в казну никто не вернул. Значи

валерий панюшкин восстание потребителей

тельные по тем временам деньги остались в распоря жении Конфедерации Обществ потребителей СССР, которое было создано в гостинице “Орленок” и ко торое, к вящему разочарованию профсоюзных бонз, возглавил по итогам прямого и тайного голосования не заместитель министра торговли и не секретарь ВЦСПС, как предполагали власти, а петербургский профессор юрист Анатолий Собчак. И несколько первых лет вся деятельность Об ществ потребителей осуществлялась на деньги, выде ленные правительством для проведения съезда в Кремлевском дворце.

Глава вторая

Закон прямого действия В 1986 году Михаил Горбачев фактически отпустил средства массовой информации на свободу. Понача лу не разрешалось только ставить под сомнение ру ководящую роль коммунистической партии и гово рить о многопартийности. Но вскоре и про много партийность стало можно. Мало того, в последние годы Советского Союза и в первые годы независи мой России журналисты, имевшие возможность го ворить что бог на душу положит, тем не менее поль зовались по старой памяти, дотациями и привилеги ями, о которых свободный журналист мечтать не может, а может мечтать только нанятый тоталитарной системою пропагандист. Свобода слова была бесплатной. Широкая пуб лика ничего не платила за телевидение и каждое ут ро покупала газету буквально за две копейки. Даже и двух копеек не требовалось: по традиции, заведен

валерий панюшкин восстание потребителей

ной с незапамятных советских времен, газеты рас клеивались на улицах на специальных газетных щи тах, и платило за это государство — вне зависимос ти от того, какая антигосударственная крамола содер жалась на растиражированных за государственный счет газетных страницах. Рекламы тоже не было. Хотя бы по той простой причине, что не было никаких товаров, которые сто ило бы рекламировать. Редкие граждане, выезжавшие на Запад, ошеломленно рассказывали знакомым: “Представляете, там рекламируются автомобили! Че го их рекламировать то? Это ж и так мечта!” В свя зи с отсутствием рекламы на редакционную полити ку не могли повлиять и рекламодатели. И государст во не могло повлиять, как сейчас влияет посредством крупных компаний. К концу 80 х степень антигосударственной кра молы в СМИ зависела исключительно от личной сме лости того или иного журналиста. Если следователи Гдлян и Иванов, например, докапывались до слиш ком далеко идущих разоблачений слишком высоко поставленных партийных чиновников, их отстраня ли от дел, но правящим элитам становилось только хуже. Отстраненные следователи немедленно появля лись в эфире популярной теле программы “600 се кунд” или не менее популярной программы “Взгляд”, а там уж телезритель не разбирался, кто украл, что украли: в массовом сознании лишь укреплялось рас хожее представление, что вся партийная и советская верхушка ворье и из за них то, кровососов, пустуют полки магазинов.

глава вторая

Два популярных анекдота того времени описы вают тогдашние умонастроения весьма показательно. В первом анекдоте спрашивалось: что это такое — в задницу не вставляется и не жужжит? Ответ — советское устройство для жужжания в заднице. Во втором показательном анекдоте расхожего анекдо тического персонажа Рабиновича вызывают в КГБ и говорят: “Что же вы, Рабинович, клевещете на со ветский строй? Что же вы клевещете, будто в совет ских магазинах ничего нет, ни масла, ни мяса, ни одежды? Пойдите, Рабинович, и подумайте хоро шенько о том, какие могут быть для вас последствия!” Рабинович выходит из лубянского кабинета, идет по лубянскому коридору и бормочет себе под нос: “Вот! И патронов у них нет!” На основе только этих двух анекдотов можно вполне корректно описать тогдашнюю социально по литическую повестку дня. Во первых, общественное мнение колебалось. Люди не знали, как объяснить собственное неблагополучие: то ли товаров широко го потребления в стране просто нет никаких, вклю чая патроны, то ли товары есть, но настолько низко го качества, что совершенно невозможно их потре бить. Во вторых, люди в массе своей перестали бояться государственных силовых структур, справед ливо полагая, что милиционеры и кагэбэшники точ но так же стоят в очередях за водкой и точно так же годами мечтают купить автомобиль. Очереди конца 80 х и начала 90 х были уже не так добродушны, как очередь за елкой, в которой сто ял экономист Аузан в 82 м. К концу 80 х Советский

валерий панюшкин восстание потребителей

Союз обнищал совершенно, вконец разоренный про граммой звездных войн. Про конец 80 х двадцать лет спустя Михаил Горбачев скажет, что надо было свер нуть военные программы вовсе и на все деньги зава лить страну товарами широкого потребления. Но в конце 80 х такая мысль всерьез не приходила в го лову советскому генсеку. Тем временем дефицит всего катастрофически увеличивался, и очереди стали агрессивными. Люди уже не просто самоорганизовывались у входа в мага зин. Люди могли ворваться внутрь, выволочь дирек тора из кабинета и потребовать немедленно выло жить на прилавок все, что есть на складах. Никому не приходило в голову, что склады в большинстве случаев были пусты. Никто не мог поверить, что на ша “богатейшая в мире страна” — банкрот. По горо дам России прокатывались в то время то табачные бунты, то водочные, то хлебные. На центральных улицах Ленинграда люди переворачивали троллейбу сы и требовали у городских властей, чтобы в табач ные ларьки были немедленно завезены сигареты. И никто не боялся милиции, потому что милицио неры тоже хотели курить и переворачивали троллей бусы вместе с демонстрантами. И никому не прихо дило в голову, что у городских властей просто нет сигарет. Иначе свергли бы и городские власти. Эти бунты были локальными. Но замолчать факт табачных, водочных и хлебных бунтов было нельзя. Нельзя было не писать о них и не говорить по теле визору, как в сталинское время не писали о восста ниях заключенных в ГУЛаге, как в хрущевское время

глава вторая

не писали о восстании в Новочеркасске и как теперь не пишут про марши несогласных. Средства массо вой информации, повторим, были свободны и доти ровались государством. Информация, чтиво и зрели ще представляли собою единственный в то время то вар, переставший вдруг быть дефицитным. Чего уж люди точно не потерпели бы, так это чтобы снова появился дефицит зрелищ и чтива. Для всякого жур налиста революционная риторика была прямым пу тем к популярности. И никто уже не боялся. Тем бо лее, как сказал анекдотический персонаж Рабинович, если нет штанов в магазинах, стало быть, нет и па тронов у правоохранителей.

Вопрос качества В условиях, когда накормить народ было нечем, но разговаривать с народом было непременно нужно, в ведомстве зампреда Совета министров по социаль ным вопросам Александры Бирюковой возникла идея создать закон о качестве. Это была агония режима. Власть, пожалуй, понимала, что дни ее сочтены. Или, возможно, надеялась на скорую отдачу от гомеопати ческих своих реформ. Многие предприятия на общем собрании трудового коллектива выбирали тогда но вых директоров. Возможно, в правительстве кто ни будь и надеялся, что эти новые выборные директора сумеют запустить снова никуда не годное производ ство. Так или иначе, надо было тянуть время. Так или иначе, анекдот про советское устройство для жужжа

валерий панюшкин восстание потребителей

ния в заднице представлялся зампреду Совмина ме нее катастрофическим сценарием, чем анекдот про Рабиновича на Лубянке. И бог уж теперь ведает, кому именно пришла в голову идея написать закон о качестве, но логика властей была очевидной. Они не могли предложить народу надлежащего количества товаров и поэтому пытались отвлечь народ на размышления о качестве товаров, которых нет. Товаров не было, но склады были забиты неликвидами: едой, которую невозмож но было есть, — вспомнить хотя бы “Завтрак туриста рыбокрупяной”, — одеждой, которую невозможно было носить — настолько, что марки этой одежды становились весьма раскрученными антибрендами. В популярной песенке того времени пелось: Никто не знает, что ношу я, А ношу я, а ношу я ботинки фирмы “Скороход”, А ношу я, а ношу я пальто фабрики “Заря”.

Эту песенку пели панки. Ее эпатажность была не толь ко в том, что лирический герой намекал на употреб ление легких наркотиков (вот уж с чем никогда не бы ло перебоев), но и в том, что ботинки “Скороход” и пальто “Заря” были все равно что власяница, руби ще. Лирический герой, покупающий эти антибренды, выражал тем самым полное свое презрение к потреби тельским настроениям, охватившим всю страну. Неликвидных товаров на самом деле скопилось на складах не так уж много. Если бы ботинки “Ско

глава вторая

роход” и пальто “Заря” можно было носить, если бы люди купили их, опустошив затоваренные склады, не медленно выяснилось бы, что пресловутых ботинок не хватает, чтобы удовлетворить и десятую часть спроса. Но про это пока никто не догадывался. Лю ди всерьез верили, что если решить проблему качест ва отечественных товаров, то самих товаров хватит на всех. Люди легко соглашались вступить в широ кую общественную дискуссию про закон о качестве, тем более, дискуссии в то время очень многим все рьез заменяли еду, а потребности у советских людей были более чем скромные. Я хорошо помню, как, будучи совсем еще моло дым человеком, помогал в конце 80 х организовывать выставку художника Юрия Харикова. Выставка ни много ни мало проводилась в одном из помещений Русского музея в Ленинграде. Банкет после верниса жа устраивался в квартире известного тогда художест венного критика на улице Герцена (теперь Большой Морской), напротив дома Набокова. Огромная, наби тая антикварной мебелью (бог знает как пережившей блокаду) квартира заполнилась людьми, всерьез гово рившими о судьбах отечественного искусства и все рьез эти судьбы вершившими. В качестве празднично го угощения для гостей на столе стояли водка, варе ная картошка и вареная колбаса, нарезанная большими кусками и проваренная в кипятке, поскольку начала слегка зеленеть. Особенно меня поразило то, что, ког да водка была выпита, а картошка с колбасой съедены, радушные хозяева вынесли гостям еще водки, еще кар тошки и еще колбасы. Тогда я всерьез поклялся себе,

валерий панюшкин восстание потребителей

что буду усердно трудиться, чтобы когда нибудь до стигнуть такого благосостояния, чтобы и у меня все гда были водка, картошка и колбаса, хоть бы даже и на двадцать человек. А теперь я всерьез полагаю, что при близительно в такой же обстановке приблизительно в это же время происходили и дискуссии про закон о ка честве с участием виднейших экономистов. И удиви тельным образом широкие (и голодные) народные массы, а вслед за ними правительство, не могли не прислушаться к авторитетному мнению увенчанных академическими регалиями пожирателей зеленоватой колбасы. Это было время беспрецедентной влиятель ности интеллектуального класса. Надо полагать, задуманный в ведомстве Бирюко вой и разработанный Госстандартом закон о качест ве долженствовал ответить на нутряной народный за прос “жрать нечего”. Надо полагать, именно нутряные народные представления о справедливости в шариков ском духе “взять все и поделить” выразились в поня тии “гарантированного государством потребитель ского минимума”, каковое понятие появилось в гос стандартовском проекте закона о качестве. Но времена изменились. Десятью годами раньше странно было бы, что правительственным чиновни кам показалось важным опубликовать проект закона и пригласить к обсуждению проекта экономистов интеллектуалов, тех самых, что писали статьи про об щество потребления в популярных газетах. Десятью годами раньше еще страннее показалось бы ученым экономистам, что, прочтя новый советский закон, они не просто обсуждают на кухнях, какие в прави

глава вторая

тельстве все дураки, а собираются после работы и, споря до хрипоты, пишут альтернативный проект закона. Однако собирались и писали. И когда зам пред правительства Александра Бирюкова пригласила составителей альтернативного закона к себе на сове щание, ученые не онемели от счастья, что приглаше ны в правительство, а прямо говорили правительст венной чиновнице, что госстандартовский проект за кона — негодный и что для народа нужен вовсе не закон о качестве, а закон о защите прав потребите лей. И зампред правительства слушала. И склонялась на сторону ученых. Более того, примерно в это время социолог Петр Щелищ, экономисты Леонид Бочин и Алек сандр Аузан, а также примкнувший к ним журналист Михаил Полячек собрались у Александра Аузана на да че, чтобы заключить картельное соглашение. Из пред метов дачной роскоши на участке у Аузана было толь ко бревно. На этом бревне четверо мужчин и уселись. И Аузан сказал: “Мужики, нам надо договориться. Давайте созна емся друг другу честно, кто чего хочет, и подумаем, как мы можем поделить поляну”. Под словом “поляна” Аузан имел в виду не лу жайку на своем дачном участке, а весь потребитель ский рынок Советского Союза, про который эти чет веро были уверены, что станут на нем ключевыми фигурами. С Михаилом Полячеком было понятно: он был журналист и хотел возглавить издательство, которое занималось бы потребительскими проектами. Петр

валерий панюшкин восстание потребителей

Шелищ хотел создать и возглавить российское обще ство потребителей, не зная еще, что Советского Со юза скоро не будет, Россия станет правопреемницей СССР и Российское общество потребителей, соот ветственно, станет главным на постсоветском прост ранстве. Леонид Бочин сомневался: он хотел более или менее всего, но не мог даже представить, что вскоре уйдет в политику и сделает блестящую карье ру главы антимонопольной службы. Александр Аузан мыслил конкретнее всех: он хотел, во первых, денег на создание потребительской информационно ана литической службы, а во вторых, рано или поздно возглавить Конфедерацию Обществ потребителей. На том и порешили. Четверо мужчин сидели на бревне и всерьез обсуждали всю эту немыслимую в Со ветском Союзе абракадабру. Всерьез верили в осущест вимость этих немыслимых в Советском Союзе планов. И, как выяснится впоследствии, оказались правы.

Закон-мечта Больше всего разработчикам альтернативного закона Леониду Бочину и Александру Аузану не понравил ся в проекте закона о качестве, который предлагало правительство, тот пункт, где вводилось понятие по требительского минимума, гарантированного госу дарством. По мнению Аузана, эта мера была попу листской, но губительной. Да, народ желал услышать, что государство гаран тирует потребительский минимум. Но если бы пра

глава вторая

вительство сказало “хлеб по карточкам”, в стране вспыхнул бы бунт. Страна, пережившая коллективи зацию и войну, не стерпела бы после относительно тучных хрущевских и брежневских лет, чтобы ей сно ва сказали: “Хлеб по карточкам” — в отсутствие вся кой большой войны. Однако страна не понимала, что “хлеб по карточкам” и “гарантированный потреби тельский минимум” — это одно и то же. Договорившись, Шелищ, Бочин, Аузан и другие разработчики альтернативного законопроекта, обра зовывавшие своего рода клуб консюмеристов мечта телей, статью за статьей разобрали госстандартовский законопроект и статью за статьей отвергли. Дальше началась известная из русского фольклора история про суп из топора. Номинально альтернативные раз работчики поправляли правительственный законо проект и вносили свои предложения, на самом же де ле они писали совершенно новый закон, предназна ченный не для того общественного строя, который имел место, а для того общественного строя, кото рый только имел быть. Адвокат Диана Сорк, учившаяся тогда на треть ем курсе юридического факультета МГУ и привлечен ная к разработке закона за то, что умела печатать на компьютере, в то время как разработчики закона хо рошо если умели на пишущей машинке, вспоминает: сомнению подвергалось все, начиная с самого терми на “потребитель”. В госстандартовском законопроек те потребитель определялся как гражданин, приобре тающий товар исключительно для личных нужд или нужд своей семьи. Диана не помнит уже, кто имен

валерий панюшкин восстание потребителей

но и что именно кричал, но помнит, что кричали. Александр Аузан, например, размахивая дымящейся дешевой сигаретой “Дымок”, хотя и так уже в ком нате можно было топор вешать, вопрошал: “А если он не для своей семьи товар приобрета ет, а для чужой, он что, уже не потребитель? Если он на день рождения идет и утюг в подарок покупает? А если он на работу хочет электрический чайник ку пить?” “А если, — вторил, например, Петр Шелищ, — если он не гражданин вовсе, а иностранец? Приехал в Москву и пошел купить себе в магазине бритву. Он что, не потребитель?” “А если, — высказывал совсем уж революцион ную мысль, например, Леонид Бочин, — если он во обще не товар приобретает, а услугу? Он что, разве не потребитель тогда?” Диана протоколировала эти их заседания в кро хотной комнатке на Солянке, и целый огромный мир потребительского права открывался перед нею. И она еще не знала, что именно этому разделу права посвя тит более или менее всю жизнь. И уж тем более не понимала, что именно упоминание в альтернативном законопроекте не только товаров, но и услуг сделает этот законопроект, безусловно, выигрышным в гла зах широкой публики, депутатов Верховного Совета и даже самих чиновников, придумавших разрабаты вать закон о качестве. Дело в том, что с отсутствием или недостатком товаров советские граждане более или менее смири лись. А вот отсутствие услуг злило по настоящему.

глава вторая

Предположим, человек пять лет стоял в очереди за хо лодильником “Бирюса” (или, совсем уже для богатых, “Розенлев”). Покупал наконец вожделенный холо дильник, а через месяц тот ломался. Приходилось за свои деньги нанимать грузчиков и тащить холодиль ник в мастерскую. Там холодильник чинили, владелец при помощи нанятых грузчиков или веселых прияте лей тащил холодильник домой. А тот опять ломался. И опять его надо было тащить в мастерскую. И не было никакого закона, по которому можно было бы потребовать замену негодной бытовой техники. И месяцами приходилось ждать дефицитных запчастей. И гарантийные мастерские никак не гарантировали, что отремонтируют технику качественно. Подобное проис ходило и с телевизорами, и с автомобилями, и с одеж дой, и с обувью. Это понимали и владельцы скромно го холодильника “Бирюса”, и владельцы элитного по тем временам ”Розенлева”. Таким образом, уточнение про услуги в самом определении термина “потреби тель” создало разработчикам альтернативного законо проекта репутацию настоящих специалистов, которые по настоящему разбираются в вопросе, раз уж додума лись, что потребитель имеет право не только на каче ство товаров, но и на качество услуг. И дальше уж этой группе разработчиков выдан был совершенный карт бланш — как широкой чита ющей публикой, так и депутатами Верховного Сове та. И никого не смущало, что в основе альтернатив ного закона о качестве, именовавшегося теперь зако ном о защите прав потребителей, лежали вовсе на принципы марксизма ленинизма, а, страшно поду

валерий панюшкин восстание потребителей

мать, известная речь американского президента Джо на Кеннеди, произнесенная им 15 марта 1961 года в Конгрессе США. В этой своей речи президент Соединенных Шта тов назвал основные права потребителей, и ничего тут странного не было, поскольку общество потреб ления сложилось в Соединенных Штатах к 1961 году вполне. Странно было, что те же права повторили в своем законопроекте нищие советские консюмерис ты мечтатели в 1990 м, когда обществом потребления в Советском Союзе и не пахло. “Право на информацию” — писали они в своем законопроекте, когда информация только только ста ла появляться в центральных газетах, а на товарных этикетках и упаковках информации не было еще ни какой. “Право на безопасность” — вторили американ скому президенту разработчики советского закона, когда на их родине не сообщили гражданам даже о взрыве Чернобыльской атомной станции, когда са перными лопатками разгоняли в Вильнюсе демонст рации “Саюдиса”, к которому примыкало и литов ское Общество потребителей, настаивавшее на том, что литовские продукты качественнее российских. Разве можно было в таких условиях считать безопас ность правом? Разве можно было думать о том, безо пасно ли яблоко, купленное в магазине? “Право на выбор” — гласил законопроект, пред лагаемый стране, где в течение десятилетий не было никакого выбора ни среди кандидатов в депутаты, ни в магазинах: если лежал на прилавке сыр, то один, ес

глава вторая

ли удавалось купить сапоги, то какие достались, ес ли дождался очереди на автомобиль, то нельзя было выбрать ни марку машины, ни цвет кузова. “Право быть услышанным” — писали разработ чики в утопическом своем законопроекте для страны, где семьдесят лет людей никто не слушал, а только соседи подслушивали или компетентные органы про слушивали. “Право на возмещение ущерба” — это в Совет ском то Союзе, где десятилетиями миллионы людей терпели ущерб, а про возмещение слыхивали лишь эпизодически, и то единицы? “Право на потребительское образование” — это в Советском Союзе, где само слово “потребитель” де сятилетиями считалось ругательным и где образова ние зиждилось на классиках марксизма ленинизма? То, что понаписали в своем законопроекте кон сюмеристы мечтатели Аузан, Бочин и Шелищ, было совершеннейшей утопией. И еще более утопичными представлялись механизмы, при помощи которых со ветским потребителям составители законопроекта предлагали отстаивать свои права. Народу, семьдесят лет не видевшему правого су да, предлагалось идти в суд. Закон был прямого дей ствия. Иски в суд можно было подавать хоть по ме сту жительства потребителя, хоть там, где был куп лен товар, хоть там, где располагалось производящеее товар предприятие. Иными словами, судиться с про изводителем или продавцом потребитель мог где угодно. К тому же потребитель освобождался от су дебной пошлины. Таким образом, затрат на судебное

валерий панюшкин восстание потребителей

разбирательство не предполагалось никаких, а если потребитель суд выигрывал, то ему причитались от производителя или продавца деньги. Это была бес проигрышная лотерея. Это была забытая и вожделен ная для советского человека возможность хоть где то побороться за свои права. Это был закон мечта. За кон для страны, которую нафантазировали себе га зетные интеллектуалы времен перестройки и вместе с ними нафантазировал себе весь народ. Разумеется, реальность выглядела иначе.

Мечта выходит на улицы Весной 1991 года депутат Верховного Совета СССР Валерий Петропавловский, тоже входивший в груп пу мечтателей консюмеристов, представил законо проект советскому парламенту, и 17 мая 1991 года за кон был принят. Применять его было невозможно хотя бы потому, что потреблять к тому времени в стране стало решительно нечего. В августе 91 го советский режим предпринял по следнюю попытку удержаться у власти. Люди просну лись утром 19 го и вместо новостей по телевизору увидели балет “Лебединое озеро”. Это был традици онно дурной знак: там, наверху, случилось что то ка тастрофическое, а вы ждите и молчите, когда надо, о результатах вам объявят. Через пару часов на экра нах действительно показались члены вновь образован ного Государственного комитета по чрезвычайному положению и объявили, что в стране введено чрезвы

глава вторая

чайное положение, а президент Горбачев находится под домашним арестом на крымской даче в Форосе. Только на этот раз люди не смирились. Люди вы шли к Белому дому защищать мятежного российско го президента Ельцина, открыто не подчинившегося союзным властям. Люди требовали соблюдать их “пра во на информацию” — и действительно, некоторые га зеты просочились бог знает из каких типографий че рез военные кордоны, окружавшие Москву. В газетах было написано, что демократия в опасности, иными словами, газеты требовали соблюдения “права на бе зопасность”. Люди кричали: “Ельцин! Свобода! Выбо ры!” — иными словами, требовали “права на выбор”. Они требовали “права быть услышанными”, эти лю ди, пришедшие к Белому дому защищать Ельцина. И их услышали. Всего через пару дней войска перешли со сторо ны ГКЧП на сторону президента России. Президент Советского Союза Горбачев вернулся из форосского заключения, но возглавляемой им стране оставалось существовать менее полугода. Понимали ли люди, защищавшие Белый дом, что выкрикивают потребительские лозунги? Нет, скорее всего, не понимали. Чего на самом деле хотели лю ди, выкрикивавшие слова “Ельцин” и “свобода”? Они хотели Ельцина и свободы? Или книжек, колбасы, фильмов, штанов, музыки, холодильников и свободы выбирать все это? Интересовала ли их та безопас ность, которая нужна гражданину, голосующему за полюбившуюся политическую партию? Или безопас ность интересовала их в том смысле, чтобы не купить

валерий панюшкин восстание потребителей

нечаянно в овощном магазине картошку с повышен ным содержанием нитратов? Они хотели выбирать государственную власть или то, в каком платье пой ти на вечеринку? Они хотели, чтобы услышаны бы ли их выстраданные мысли и сокровенные чаяния или их жалобы на протекающую крышу? Бог весть. Они, без сомнения, хотели информа ции, безопасности, выбора и внимания. Эти их же лания были так смутны, что нельзя было разобраться на площади перед Белым домом, к экзистенциальным ли понятиям относятся народные чаяния или к про стым потребительским мелочам. Известно только, что про свободу, демократию и справедливость не может долго думать нормальный человек. А про колбасу, штаны и телевизоры может думать хоть каждый день. Чем, в общем то, люди и занялись, как только схлы нуло напряжение судьбоносного августа 1991 года.

Мечта начинает действовать 2 января 1992 года указом президента России Бориса Ельцина “О либерализации цен” было отменено го сударственное регулирование 90% розничных и 80% оптовых цен по всей стране. Правительство Егора Гайдара, которому принадлежала идея отпустить це ны, заявляло, что постепенно, но довольно быстро российские магазины наполнятся товарами, а цены вырастут в два три раза. Люди были настолько изму чены дефицитом, что поддержали эти реформы прак тически безоговорочно.

глава вторая

Граждане поддержали ельцинскую либерализа цию цен даже тогда, когда стало ясно, что цены взле тели не вдвое и не втрое, а вдесятеро. Тогдашний нижегородский губернатор Борис Немцов вспоми нает, что вскоре после либерализации цен Ельцин приехал к нему в Нижний, зашел в магазин у доро ги, подивился наличию в продаже десяти сортов сметаны, но потом обратил внимание на цены и по мрачнел. “В десять раз цены выросли?” — вопросительно констатировал президент. “Да, Борис Николаевич!” — Немцов пожал пле чами. “Люди нас не поймут!” — сказал Ельцин, помрач нел еще больше и вышел из магазина общаться с на родом, который говорил, что хорошо, конечно, десять сортов сметаны, но где ж это виданы такие цены? Президент боялся, что люди его не поймут, од нако люди его поняли. Роптали на дороговизну, но наслаждались информацией, безопасностью, выбо ром и возможностью быть услышанными. Даже пре зидент Кеннеди в 61 м не догадался, что потребитель имеет какие то права кроме перечисленных им четы рех основных. Только много лет спустя после знаме нитой речи Кеннеди в Конгрессе Соединенных Шта тов Всемирная организация потребительских союзов додумалась добавить к перечисленным Кеннеди пра вам потребителя еще “право на удовлетворение базо вых потребностей” и “право на здоровую окружаю щую среду”. А в 92 м в России граждане и мечтать не смели о том, чтобы иметь такие права. Они про

валерий панюшкин восстание потребителей

сто наслаждались открывающимися потребительски ми возможностями. Как и предрекало правительство Гайдара, прилав ки российских магазинов и выросшие на каждом уг лу торговые палатки действительно едва ли не в од ночасье наполнились самыми разнообразными това рами. В цивилизованном мире про многие из этих товаров никто и не слыхивал. Никто не знал, напри мер, про польский ликер Amaretto, но российские граждане с удовольствием покупали его, а некоторые даже пили. Другие носили невиданную спортивную одежду Abibas и вставляли неведомые маркетологам аудиокассеты Acfa в неслыханные магнитофоны Pieonear. 7 февраля 1992 года российский парламент при нял практически без изменений “Закон о защите прав потребителей”, который разрабатывали мечтатели консюмеристы в пику закону о качестве, разработан ному советским Госстандартом. Не было уже ни Гос стандарта, ни зампреда правительства СССР по со циальным вопросам Александры Бирюковой, ни самого СССР. Зато были товары. Черт знает какие, черт знает как произведенные и черт знает как продаваемые. Предстояло всерьез побороться за их качество и все рьез разъяснить российским потребителям, какие у тех есть права.

Глава третья

Суд идет Диана Сорк всерьез полагала, что нет ничего хуже, чем быть девочкой из Подмосковья, особенно если ты еще и еврейка. Поэтому считала себя девочкой из Одессы, ибо в Одессе родилась, а в подмосков ном Хотькове просто жила. У девочек, живших в Москве были музеи, кинотеатры, кафе, хотя бы вре мя от времени. К тому же девочки, жившие в Моск ве, каждый день шли из школы домой мимо магази нов, и всегда был шанс, хоть и небольшой, что в тот самый миг, когда девочка идет мимо магазина из школы, на прилавок выбросят какую нибудь краси вую одежду, и очередь не успеет быстро собраться, и деньги окажутся в кармане. Или наоборот, оче редь будет такой длинной, что успеешь занять ее и сбегать домой за деньгами, вернуться и купить что нибудь такое, в чем потом не стыдно сходить в театр или даже в кафе. Так Диана представляла себе жизнь московских девочек.

валерий панюшкин восстание потребителей

Про девочек из глубокой провинции Диана ду мала вот что: их родители знали, что надо хоть раз в жизни повезти ребенка в Москву и показать Кремль. Многие девочки из провинции имели в Москве род ственников, к которым приезжали раз в год, селились недели на две и целыми днями ходили в музеи, теа тры и по магазинам. А вот у девочек из Подмосковья не было ни то го ни этого. Они не ходили по улицам большого го рода из школы домой. Им до большого города было, предположим, полтора или два часа на электричке — путь, казалось бы, недалекий, но трудный. Родители часто возили Диану в столицу смотреть Мавзолей или Кремль, но им почему то не приходило в голову от пустить дочку в Москве одну поглазеть на магазин ные витрины. Ни в четырнадцать, ни в шестнадцать. У родителей девочки из Подмосковья не было та кого чувства, будто Москва где то далеко, будто нуж но собираться в нее как в далекую, но обязательную экспедицию, как магометане собираются в хадж. Ро дителям не приходило в голову, что девочке надо схо дить на концерт группы “Машина времени” или спек такль Яновской “Соловей”, где андерсеновскую птич ку играл сорокалетний мужчина в телогрейке, вместо соловьиных песен читавший стихи не опубликован ного еще Бродского. Москва была совсем рядом, и как то казалось, что вот вот все эти культурные до стижения и новые веяния девочкою будут увидены. А московские знакомые и родственники не приглаша ли Диану погостить пару недель, потому что родст венников в Москве у Дианы не было. Так она и не

глава третья

видела Москвы, кроме достопримечательностей. Ни в двенадцать лет, ни в четырнадцать, ни в шестнадцать. К восемнадцати годам Диана уже училась в юри дическом техникуме, но и тут обнаружилась ужасная дискриминация девочек из Подмосковья. Московские девочки жили в родительских квартирах. Но для де вочек из Подмосковья общежития в техникуме не было. Пришлось снимать комнату, работать ради это го в детском садике ночной няней и перепечатывать на машинке чужие дипломные работы по сорок пять рублей штука. И план у Дианы был такой: вот она за кончит техникум, пойдет работать секретарем в Вер ховный суд и одновременно станет учиться на заоч ном и через пять лет будет иметь и опыт работы в су де, и высшее юридическое образование, и совсем немного времени пройдет, а она уже станет судьей. Адвокатом Диана быть не хотела. Профессия ад воката представлялась девочке из Хотькова безнравст венной, потому что каким же надо быть безнравствен ным человеком, чтобы защищать преступника и пус каться на юридические хитрости, чтобы помочь преступнику уйти от правосудия. Правосудие Диана считала священным и мечта ла служить ему. Однако любовь эта не была взаим ной: работать в Верховный суд Диану не приняли без объяснения причин, хотя неформально кто то и шеп нул ей, что в советском Верховном суде не может, просто не может почему то работать еврейка. Тут уж ничего не оставалось, как поступать на юридический факультет, на дневное отделение, пото му что там хотя бы стипендию платили. До третьего

валерий панюшкин восстание потребителей

курса, как и многие студенты того времени, Диана жи ла впроголодь. Немножко помогали родители. По вы ходным можно было поехать к ним в Хотьково и отъ есться за всю неделю. И учиться хорошо, и не остав лять надежды рано или поздно все таки стать судьей. На третьем курсе и эти Дианины мечты разбились о национальную принадлежность. Студентка Сорк по пыталась вступить в руководящую и направляющую Коммунистическую партию, но в партию ее не приня ли, и кто то неформально объяснил, что не примут ни когда. Потому что в Советском Союзе судья должен быть членом компартии, но еврей не может быть су дьей, и, стало быть, если просто еврей в партию всту пить может, то еврей с юридическим образованием не может никогда, дабы даже и в мыслях у еврея не было мечтать о судейской мантии. Диане мягко намекнули, что для евреев в советской юриспруденции есть толь ко одна профессия — адвокат. Именно что защищать преступников и пускаться на всяческие хитрости, дабы помочь преступникам уйти от правосудия. Это был серьезный удар. Диана привыкла ста раться, но как то странно ей было стараться теперь — ради того, чтобы стать адвокатом. Это был 1989 год. До окончания университета Диане оставалось два года, и доучивалась она как то уже по инерции. Пока на одной из лекций профес сор Суханов не предложил студентам посещать фа культативные занятия по гражданскому праву, и Ди ана пошла. Гражданское право уж как минимум га рантировало Диане, что не придется защищать в суде убийц и насильников. Гражданское право спасало от

глава третья

позора, каковым тогда казалась адвокатура молодой максималистке. И беда была только в том, что мелоч ной какой то казалась Диане вся эта гражданско пра вовая проблематика. Факультативные занятия по гражданскому праву заключались в основном в том, что профессор Суха нов водил своих студентов знакомиться с разными интересными людьми. И вот однажды повел знако миться с Михаилом Полячеком, главным редактором газеты “Честное слово”. В редакции было очень накурено, сновали по коридорам растрепанные люди с листочками, тре щали пишущие машинки, и вид у растрепанных лю дей был такой, словно они делают очень важное и очень серьезное дело. Главный редактор рассказы вал, и мало помалу Диана понимала, что дело дей ствительно было важным. В ту пору газета “Чест ное слово” затевала судебный процесс против изго товителей некачественных электрических батареек. И батарейки были настолько некачественные, что маленький мальчик вставил их в игрушечную ма шинку, а машинка в руках у мальчика взорвалась, да так, что малыш ослеп от этого взрыва навсегда. По добных вопиющих случаев больше, пожалуй, и не было впоследствии в Дианиной адвокатской прак тике, но молодой юрист Диана Сорк навсегда за помнила: защита прав потребителей — это важно, жизненно важно, потому что однажды некачествен ные батарейки могут взорваться у маленького ре бенка в руках, и ребенок ослепнет, и надо его за щитить.

валерий панюшкин восстание потребителей

Честное слово В то время защита прав потребителей в судах, несмо тря на наличие очень удобного закона, была делом скорее эксцентрическим и нацеливалась на непремен ный шум в газетах. Это не была планомерная юриди ческая работа, это было донкихотство какое то и во обще черт знает что. Среди героев того времени был, например, человек по имени Денис Галицкий. Про не го рассказывали, будто он фанатично верил, что жизнь надо узнавать исключительно на собственном опыте, а потому никогда не читал ничего, кроме чудом избе жавшего опалы журнала “Химия и жизнь”. А еще он много путешествовал, бог знает на какие деньги. Этот Денис Галицкий прославился, в частности, тем, что, когда в свободной продаже появились холодильники, подал в суд на компанию, торговавшую холодильни ками со скидкой. В этой компании двадцатипроцент ная скидка предоставлялась всякому покупателю, кото рый приводил с собой еще двоих. Причем иск Галиц кого составлен был не от имени одиноких людей, не имеющих двух друзей, чтобы привести их в магазин холодильников. Иск Галицкого подавался как раз от имени людей, приведших двоих приятелей и двадца типроцентную скидку получивших. В своем иске Га лицкий писал, что эта маркетинговая схема, дескать, основывается на геометрической прогрессии. А на су де с привлечением экспертов Галицкий доказывал, что, хотя геометрическую прогрессию и преподают в шко ле, никто толком законов геометрической прогрессии

глава третья

не помнит, и получается, что торговцы пользуются не вежеством покупателей, то есть нарушают прописан ное в законе о защите прав потребителей право по требителя на информацию. Вот если бы прямо в ма газине людям растолковывали, чем геометрическая прогрессия отличается от арифметической... Этот казус (хоть суд и удовлетворил составлен ный Галицким иск покупателей холодильников) был скорее комичным. Именно благодаря бурлескному его блеску про казус этот много писали в газетах. Со ставление подобных исков было делом мужским: по казным, снобистским и несколько даже гусарским в своей отчаянности. Тогда как Диане все думалось про мальчика, у которого взорвались батарейки в ру ках, и все хотелось женской, каждодневной и кропот ливой, как вышивание, работы. Потому что сколько по всей стране таких мальчиков с взрывающимися ба тарейками? У скольких людей загораются некачест венные холодильники и телевизоры? И ведь выгора ют квартиры! А в огне ведь гибнут люди! И некуда ведь всем этим гипотетическим жертвам потреби тельских пожаров обратиться за защитой. Исходя примерно из таких соображений, Диана и согласилась работать в газете “Честное слово” юри стом на телефоне горячей линии. Сначала консульти ровала людей по телефону раз в неделю. Потом ста ла приходить и консультировать чаще. Потом уже и обиженные потребители стали сами приходить в редакцию. Ничего подобного не могло случиться со студенткой третьего курса юридического факультета. Никто в то время не допустил бы в обычной юриди

валерий панюшкин восстание потребителей

ческой консультации третьекурсницу до такой много численной и разнообразной клиентуры. И уж тем бо лее никто бы не позволил третьекурснице ходить с клиентами в суд. Но то в юридических консультаци ях. А правовая служба газеты “Честное слово” была предприятием волонтерским. Правила юридической иерархии на добровольцев не распространялись.

Личное убеждение После семидесяти лет советского бесправия гражда не не готовы были вот так просто идти в суд судить ся за холодильник. Всем непременно хотелось, чтобы их отвели к судье за руку. После шестидесяти лет пла новой экономики потребители и продавцы понятия не имели, как реагировать на претензии, которые им предъявляют. И даже судьи, несмотря на то что пра ва потребителей защищались законом прямого дей ствия, робели еще как то этот закон применять. Одно из первых дел, с которыми Диана отправи лась в суд, было про сломанный холодильник. Некий многострадальный человек привез агрегат домой, включил в электрическую розетку, но не прошло и двух дней, как холодильник сломался. Владелец пота щил холодильник в гарантийную мастерскую, холо дильник отремонтировали, владелец притащил его домой, включил в электрическую розетку, но не про шло и двух дней, как холодильник снова сломался. История повторилась. А потом и в третий раз. А по том... четыре раза ломался этот чертов холодильник,

глава третья

прежде чем замученный его владелец потребовал аг регат заменить. Однако согласно правилам советской торговли заменить бытовой прибор можно было только в том случае, если он ломался пять раз, при чем обязательно, чтобы всякий раз в холодильнике ломалось что нибудь серьезное, а не просто отходил контакт или перегорал предохранитель. В суде Диана настаивала: “Согласно закону о правах потребителей в случае поломки потребитель вправе требовать ремонта или замены некачественно го товара. Понимаете? Ремонта, замены или возвра та денег. Так что мой клиент требует замены холо дильника в полном соответствии с законом”. “При чем тут закон о правах потребителей? — пробурчал судья. — Есть же правила торговли”. “Да, но закон выше правил торговли!” Судья задумался и отложил заседание на неделю. В назначенный день перед заседанием Диана встре тила судью в коридоре и посмотрела на него так вы разительно, как только может смотреть третьекурсни ца на взрослого мужчину. “Не давите на суд, — сказал судья, потупив шись. — В законе написано, что судья выносит ре шение на основании закона и личного убеждения. По закону вы правы, а личное убеждение у меня еще не сложилось. Так что не давите на суд”. Диана и не давила. К концу дня судья сам, види мо, сформировав личное убеждение, удовлетворил иск. Потом прошло три года, и вот однажды, когда Диана консультировала и в приемной у нее собра лась огромная толпа, на пороге вдруг появился чело

валерий панюшкин восстание потребителей

век с гигантским букетом. Он прошел без очереди, торжественно преподнес Диане цветы, а она все не могла вспомнить, кто этот человек. Потребовались долгие объяснения, чтобы адвокат вспомнила то дав нишнее дело про замену холодильника, одно из пер вых своих дел. Да да, тот самый, который три года назад, помните? Да да, целых три года прошло, а хо лодильник заменили только на прошлой неделе! Да да, ужасно работают судебные приставы, решения принимаются, но не исполняются! Нет нет, дело да же не в холодильнике, а вот чувство какое то, что вос торжествовала справедливость. И вот цветы... Люди в приемной роптали. Кто то даже сказал, что, дескать, вы тут всех задерживаете, гражданин. Первый Дианин протеже заторопился и покинул ка бинет, оставив на столе цветы.

Набор суеверий К тому памятному дню, то бишь в первый свой год после окончания университета, молодой юрист Ди ана Сорк вела в судах одновременно тридцать дел. И в потребительском законодательстве Диана пони мала едва ли не больше, чем опытные юристы, осо бенно с тех пор, как стала подрабатывать машини сткой во время разработки закона о правах потре бителей, каковой закон опытные юристы прочли в газете, а не выпекли, в отличие от Дианы, своими руками, как хлеб. К тому же практика у Дианы бы ла не только обширной, но и разнообразной, по

глава третья

скольку работала Диана бесплатно, тогда как опыт ные юристы — за деньги. Эта обширная практика доставила Диане не толь ко юридические знания и судебный опыт, но также набор суеверий, баек и анекдотов, которые можно бы ло с успехом рассказывать в студенческих компаниях. Чего стоил хотя бы вопиющий случай пенсионе ра Зюзина. Этот самый Зюзин купил себе автомобиль “Волга”, и ничего удивительного нет в том, что “Вол га” сломалась: эксперт, к услугам которого прибегала Диана в суде, всерьез говорил, что может признать не качественным любой, совершенно любой автомобиль, сходивший тогда с любого российского конвейера. Удивительной можно считать ту тупость, с которой ру ководство Горьковского автозавода относилось к качест ву своих автомобилей и к злоключениям пенсионера Зюзина, превратившимся в бизнес. Зюзин покупал ма шину, и машина ломалась. Зюзин обращался в гарантий ный автосервис, и ему отказывали в ремонте. Зюзин об ращался в суд, и суд присуждал Зюзину не только ре монт, но и компенсацию морального ущерба. И так много раз. В конце концов главный инженер сервиса, завидев Зюзина издали, лично бежал в магазин запча стей и лично выдавал пенсионеру все, что нужно. И иногда даже приплачивал за запчасти из личных де нег. А на вопрос Дианы, почему же, дескать, нельзя выпускать качественные “Волги”, отвечал: “Так ведь покупают же и некачественные. Вот перестанут поку пать, тогда и качество наладим”. На примере Зюзина и других подобных ему за ядлых сутяг Диана сделала несколько далеко идущих

валерий панюшкин восстание потребителей

выводов. Антропологический вывод заключался в том, что есть особый тип людей, которые как буд то притягивают к себе потребительские проблемы. Экономический вывод заключался в том, что никакие судебные поражения ничему не учат производителей некачественного товара. Карьерный вывод заключал ся в том, что пора брать деньги за юридические кон сультации по потребительским делам. Университет закончился, Диане как юристу с большим опытом предлагали несколько хороших ра бот. Нужны были деньги, но бросать защиту прав по требителей не хотелось, потому что вот же они сиде ли в приемной, по нескольку десятков человек каждый день, и каждый претендовал на внушительные компен сации, и каждый вполне мог оплатить услуги юриста, если компенсация будет получена. К тому же... К тому же Диане нравились новые друзья, сту денты экономического факультета, занимавшиеся по требительской проблематикой, и нравился их про фессор Александр Аузан.

Настоящий профессор Такого Диана, конечно, никогда не видела. Учась на юридическом факультете, Диана даже и подумать не могла, что университетский семинар может растяги ваться на несколько часов и заканчиваться только тог да, когда все участники семинара вконец охрипли. Диана не могла себе представить, чтобы после окон чания лекций профессор и студенты отправились

глава третья

пить пиво и продолжали бы за пивом спорить об ин ституциональной экономике. Совсем уж невероят ным казалось, чтобы профессор сидел со студентами до четырех утра, пел песни под гитару и читал наи зусть стихи, о существовании которых Диана даже не слыхивала. Одним словом, обаяние профессора Ау зана и обаяние той компании, которую составляли его студенты, были таковы, что Диана отказалась от всех предложенных ей работ и решила продолжать эту свою защиту прав потребителей. Но ведь нужны же были и деньги. И как то так само собой решилось, что надо брать с потребителей за консультации хотя бы по пять рублей. И как то са мо собой переехалось в Общество потребителей на Солянку, 9. А Аузан, фактически втравивший Диану в защиту потребителей профессионально, совершен но не стал Дианою руководить, и она все решала са ма. С некоторых клиентов брала деньги, а с некото рых не брала на том только основании, что люди ка зались Диане бедными или грустными. А если выключался свет (никого не шокировавший феномен Москвы начала 90 х), то продолжала прием при све чах. И экономист Сергей Трухачев помнит, как при ходил на прием именно что при свечах. А Диана не запомнила Трухачева и не узнала через несколько лет, когда Трухачев пришел в КонфОП работать. Она сама принимала новых сотрудников. Как правило, на основании фейс контроля, исходя из предположения, будет ли приятно с этим человеком после работы поехать на съемную квартиру в Ново косино. Почти каждодневные вечерние посиделки

валерий панюшкин восстание потребителей

происходили обыкновенно у Дианы. Из всей коман ды юристов Общества потребителей она единствен ная снимала квартиру. Все остальные жили еще с ро дителями, потому что были отчаянно молодые люди. Они были молодые люди, и им все было нипо чем. Когда в свободной продаже появилась водка, прежде продававшаяся исключительно по талонам, Аузан сказал, что надо непременно защитить права тех потребителей, что не успели отоварить водочные талоны. Получалась ведь несправедливость: заядлые алкоголики, отоваривавшие талоны на водку сразу же по мере их поступления, всю причитавшуюся им де шевую водку выкупили, а добропорядочные гражда не, приберегавшие талоны к праздникам, вдруг воз можности отоварить талоны лишились и должны бы ли покупать водку по рыночным ценам, которые, напомним, взлетели вдесятеро. Фактически это был иск против власти, против правительства Москвы. Но Диана ничтоже сумняше ся подала этот иск. А судья Николаева в Савеловском суде сказала Диане: “Я вам, конечно, откажу, хоть вы, конечно, и правы”. В споре гражданина и государст ва судье не могло прийти в голову поддержать граж данина. А Диане со товарищи — могло. Они были отчаянно молодыми людьми. Однаж ды к ним пришел человек, нанявший строительную компанию, чтобы строить дом, и имевший к строи тельной компании претензии. Сначала он, конечно, обратился не в общество потребителей, а к бандитам, крышевавшим его бизнес. Но строительная компания тоже обратилась к бандитам, крышевавшим их биз

глава третья

нес. Две бандитские “крыши” встретились, “перетер ли”, что называется, обстоятельства спора и решили не устраивать перестрелку ради конфликта дачника и строительной компании, а направить их за разре шением спора в суд. Молодым юристам из Общест ва потребителей просто не хватило опыта, чтобы по бояться ввязываться в судебный процесс, за которым следили две бандитские группировки. А наоборот, они радовались, что конфликт вот же разрешается цивилизованно в суде, а не на бандитской стрелке, ночью, посреди темного пустыря. Они были восторженными и наивными. Они не знали толком, чего можно требовать, а чего нельзя. Когда к ним обратился человек, купивший некачест венный автомобиль французского производства, они подали в суд и на французский автогигант, хотя тот не имел в России представительства и не подпадал под юрисдикцию российских судов. Они требовали заме ны автомобиля и компенсации морального ущерба, и они радовались, когда французский автогигант при гласил владельца машины с женой на неделю во Фран цию, чтобы выбрать там себе новую машину. Поезд ку во Францию они посчитали достаточной мораль ной компенсацией. И, честно говоря, они не поняли, отчего компания производитель проявила такое не слыханное благородство. Они просто свято соблюли требование автомобильной компании никому не рас сказывать об условиях мирового соглашения. А в другой раз другой продавец автомобилей предложил Диане с клиентом помириться без суда и пригласил их в свой офис, дабы обсудить там ус

валерий панюшкин восстание потребителей

ловия мирового соглашения. Диана с клиентом при шли. На пороге их встретили крепкие и вооружен ные люди. Клиента затащили в одну комнату, Диа ну — в другую. Диана собралась уж было умереть, но вместо пули вооруженные люди стали предлагать ей кофе и развлекать ее разговорами. А через чет верть часа клиент ее вышел из другого кабинета блед ный как смерть, но с вполне приемлемым мировым соглашением в руках.

Теория морального ущерба Они были совсем молодыми людьми. Им все было ни почем. Когда в августе 91 го случился путч, юристы Общества потребителей восприняли его скорее как праздник. По итогам трех дней волнений они получи ли новое помещение на Варварке. Там, в большой ком нате бывшего союзного Министерства торговли, они стали сидеть все вместе и — о радость! — вместе с про фессором Аузаном. Аузан курил одну за одной сига реты “Дымок”. И всякое их дело становилось поводом для теоретической дискуссии, выливавшейся не только в практическую работу, но и в научную, в семинар ка кой нибудь или конференцию, каковая конференция плавно переходила в праздник с выпиванием водки, пе нием песен, чтением стихов, а то и пожаром. Судебные иски, научные дискуссии и праздники вырастали при этом из реальной жизни, из конкрет ных случаев, которые сами стучались в дверь и сами садились за стол напротив с ворохом бумаг в руках

глава третья

и обиженно надутыми губами. Однажды пришел, на пример, человек очень маленького роста и рассказал, что ему сделали в квартиру железную дверь. Дверь получилась добротная. Настоящий сейф с выдвигав шимися в стену металлическими штырями на все че тыре стороны, с хитрым замком. Однако заказчик специально просил сделать ему глазок пониже, а ком пания производитель расположила глазок на стан дартной высоте, так что заказчик не доставал до сво его глазка не то что глазом — даже и вытянутой вверх рукой доставал с трудом. Этот человечек сидел напротив Дианы, а она всем нутром чувствовала, что ему обидно, обидно до слез. Ему казалось, будто весь мир только и думал, какого он маленького роста и будто производители бронированных дверей нарочно, нарочно вырезали глазок так, чтобы каждый раз, когда приходят гости, хозяину приходилось бы забираться на стул, чтобы посмотреть, кто пришел. Хотя, может быть, к нему и не приходили никакие гости, потому что никто не хотел дружить с маленьким человеком. И тогда по лучалось еще обиднее. Тогда получалось, что компа ния производитель дверей нарочно врезала глазок так высоко, чтобы подтрунить над этим маленьким чело веком и напомнить ему, что никто и никогда не при дет к нему в гости. Диана смотрела на него, и чувство у нее было та кое, как три года назад, когда Михаил Полячек расска зывал ей про мальчика, ослепшего по вине взорвавших ся батареек. Ему явно было плохо, этому маленькому человеку, не достававшему до собственного дверного

валерий панюшкин восстание потребителей

глазка. Ему было так плохо, что совершенно невозмож ным казалось оценить его страдания в деньгах, тогда как суд, хоть ты его режь, не умеет оперировать ника кими наказаниями, кроме сроков и штрафов. “Что у вас там, Диана? — крикнул Аузан через весь этот их огромный кабинет, служивший когда то для совещаний парткома, а теперь разбитый на кро хотные закуточки, вмещавший в себя все московское потребительское движение, уставленный письменны ми столами, заваленный документами, затянутый та бачным дымом. — Что у вас там?” После этого случая или (Диана не помнит уже теперь точно) после одного из подобных случаев они всерьез занялись теоретической проблемой — как именно рассчитать моральный ущерб. Ради разрешения этой проблемы устроился сначала семинар в Санкт Пе тербурге, потом семинар во Владимире, потом еще се минар в Туле... И было интересно. По дороге во Владимир Михаил Полячек, который вез полную машину юристов, не справился с управле нием. Машина вылетела с дороги, перевернулась, один из юристов сломал палец, другой — очки, но в целости и сохранности оказались гитара и водка. А по дороге в Тулу Диана, ехавшая автобусом, виде ла, как водитель автобуса поссорился с одним из пас сажиров, и завязалась драка. И во время драки с пас сажира слетели часы и потерялись где то на дороге. Дело было ночью, и водитель развернул автобус, ос ветил дорогу фарами, и два человека, только что ту зившие друг друга, долго искали потерявшиеся часы. Диана смотрела на эту сцену и смутно понимала, что

глава третья

она имеет некое отношение к проблеме морального ущерба. Но является ли совместный поиск часов до статочной компенсацией мордобоя, Диана оценить не могла. А в Туле после семинара, на котором расчет мо рального ущерба доведен был докладчиками совсем уж почти до чистых алгебраических формул, ночью случился пожар в гостинице. Кто то из участников семинара заснул с сигаретой, и под ним загорелся ма трац. А Диана с друзьями засиделась с гитарой за пе нием всегдашних в таком случае романсов. Они учуя ли запах дыма, побежали по коридорам искать источ ник пожара, позвонили в пожарную команду и стучали во все двери по ходу: “Вставайте! Пожар! Вставайте!” Одна из дверей открылась, на пороге показался человек в трусах и в майке, и он сказал гневно: “Девушка! Что вы стучите среди ночи!” “Вставайте! Пожар! Пожар!” “Какой пожар, девушка! Я вообще не с вашего семинара!” — возмутился человек в трусах, захлоп нул дверь и продолжал спать так, как будто его не ка сались ни пожар, занимавшийся в гостинице, ни уж тем более проблема расчета морального ущерба. Короче, это была занимательная и полная веселых событий жизнь. Однако чувство было такое, что вот они, молодые и умные, подают судебные иски десят ками, вот они выигрывают процессы, вот они прини мают по несколько сотен человек в месяц, вот устра ивают семинары, но... Жизнь как то все не менялась, хотя впечатление было такое, что должна измениться

валерий панюшкин восстание потребителей

со дня на день, стоит только наладить юридическую службу, помогающую людям отстаивать свои права и утверждаться в чувстве собственного достоинства. Но дни проходили за днями, было весело, но ко личество поданных исков как то не переходило в но вое качество жизни. Закон о защите прав потребите лей работал, но как то не выстраивалось вокруг по добное раю общество потребления западного типа, которое нафантазировали себе Диана и все осталь ные. Диана, пожалуй, долго еще могла бы жить как жила: работать, участвовать в дискуссиях, предавать ся бесшабашному веселью. Если бы не Аузан... Профессор Аузан вполне отдавал себе отчет в том, что Общество потребителей существовало на деньги, оставшиеся от первого съезда, а вовсе не на те пять рублей, которые брали его юристы за консультации. Деньги, если честно, подходили к концу, а результа ты были слишком скромными, чтобы их заметили сколько нибудь широкие народные массы, продол жавшие потреблять что дают и как попало. Однажды Диана пришла на работу в здание на Варварке, и Аузан сказал: “Еще три месяца, и деньги закончатся”. “И что?” — попробовала уточнить Диана. “Мы закрываем лавочку и разбегаемся, — уточ нил профессор, разводя руками. А потом добавил со свойственным ему ни на чем не основанном опти мизмом: — Если... Если, конечно, не случится ниче го из ряда вон выходящего”.

Глава четвертая

Народное ополчение В те времена не было еще в обиходе слова “фрик”, но профессор Аузан чувствовал себя слегка фриком. Что они делали тут, в этом прокуренном офисе на Варварке? В какой выдуманной стране они пытались жить? Какие, к черту, права потребителей? Права потребителей существовали разве что на газетных страницах в статьях экономистов да, может быть, еще в папочках у депутатов Верховного Сове та. Они существовали на бумаге, но стоило выйти на улицу, как не то что сами права, но даже и ма лейшая тень мечтательного представления о том, что права потребителей существуют, переставала суще ствовать. По традиции, сложившейся за десятилетия, рос сийские граждане потребляли что бы то ни было не в соответствии с потребительскими правами, а руко водствуясь эмпирическим знанием рынка и юмором висельника. Теперь уж и не понять толком этого зна

валерий панюшкин восстание потребителей

ния и этого юмора, но как то они были устроены и как то укладывались в головах. Вот, например, подземный переход вел от метро “Площадь Ногина” (так в честь известного револю ционера называлась теперешняя станция “Китай го род”) на улицу Варварку (тогда она называлась Сте пана Разина в честь легендарного разбойника). Там какие то тетки в белых, пятнистых от жира халатах поверх телогреек продавали пирожки. Гарантией ка чества пирожков служило то обстоятельство, что ле жали они в огромной алюминиевой кастрюле с не внятными буквами, выведенными красной краской. Значит, кастрюля казенная, значит, есть минималь ная вероятность, что пирожки выпекались в соответ ствии с каким то там государственным стандартом, про который никто не знал, существует ли он на са мом деле. Всерьез полагаться на кастрюлю было глу по, поэтому на всякий случай про пирожки эти при нято было говорить, что они “с котятами”, и думать принято было, что есть их ни в коем случае нельзя. И тут уж абсурдность котят начинала перевешивать собою ненадежность кастрюли: глупо же было все рьез полагать, будто кто нибудь действительно ловит по дворам бродячих кошек, обдирает, перемалывает на фарш и печет пирожки. Стало быть, пирожки все же из какой никакой свинины. Стало быть, можно и съесть, если очень хочется. А если отравился, то следовало разводить безнадежно руками между при ступами рвоты и приговаривать: вот говорила же мне мама не жрать пирожков с котятами никогда, а вот нажрался же опять, дурак, всякой дряни... До

глава четвертая

водить эту мысль до логического завершения не при ходилось, ибо новый приступ рвоты случался рань ше, чем логическое завершение мысли. Про французские духи “Пуазон”, продававшие ся с рук или в коммерческих палатках, известно бы ло, что они не французские и не “Пуазон”. Нанести их на кожу было нельзя, от этого женщина начина ла производить такое впечатление, будто извалялась в карамельках. Однако дарить женщине французские духи было приятно, и получать от мужчины фран цузские духи тоже было приятно, и для акта дарения поддельные духи годились не хуже настоящих. Не то чтобы настоящих духов совсем не было. Они прода вались в государственных магазинах, но очень редко. А еще более настоящие духи привозились из загра ничных поездок, но это совсем уже практически ни когда. Так что всякий раз дарить настоящие духи не представлялось возможным, и оттого на поддельные существовал спрос. И как то вот так все было устроено. Как то зыб ко. И про автомобиль было понятно, что если посча стливилось купить его, то ездить на нем нельзя, а нужно сначала разобрать у дружественного механи ка, протянуть все гайки и положить машинное мас ло туда, где оно должно быть, но его нет... В конце концов, даже и про Общество потреби телей некоторым образом само собой разумелось, что оно не то чтобы защищает права потребителей, но на отдельных примерах показывает, как можно было бы защищать эти права. А на самом деле... на самом деле никто не знал, чем Общество потребителей за

валерий панюшкин восстание потребителей

нимается, и об истинной цели Общества потребите лей бытовали разные представления. Леонид Бочин, один из сопредседателей Общест ва, всерьез считал, например, что права потребителей в судах защищаются вовсе не для того, чтобы защи тить права, а для того, чтобы, опираясь на эти судеб ные прецеденты, разработать в России потребитель ское законодательство, войти в правительство, вопло тить это законодательство в жизнь, а там уж как Бог даст. Результатом такого подхода стало то, что после разработки закона Бочин спустя некоторое время стал главой антимонопольного комитета. Зыбко все было как то, неоднозначно. Как фир менный лейбл на контрафактной одежде. И профес сор Аузан чувствовал себя не то что плохо, но как то неуверенно, подобно моднице, вышедшей в свет с поддельной сумочкой “Биркин”. Однажды Аузан сказал своей сотруднице Диане Сорк: “Если еще три месяца ничего не произойдет, мы закрываем лавочку”.

Люди денима Не прошло и недели, как двери их офиса на Вар варке открылись, и на пороге появились двое при лично по тем временам одетых людей с портфеля ми в руках. Много кто тогда приходил с портфе лем, но эти двое сразу как то настояли на разговоре самом серьезном, то есть с Аузаном лично, а раз уж

глава четвертая

с Аузаном, так, стало быть, и все остальные сотруд ники пристроились слушать по студенческой при вычке. Посетители раскрыли портфель и достали отту да чуть ли не типографским способом отпечатанный альбом про джинсы. “Понимаете, — сказал тот, что держал альбом в руках. — Мы — представители компании произво дителя”. “Чего? Чего? — загалдели юристы, в мгновение ока вновь превратившиеся в студенческую моло дежь. — Какой компании?» Нет, то есть джинсы, разумеется, к тому време ни у каждого уже были. Уже можно было вполне по обсуждать, что классический “пятьсот первый” “Ле вайс” все же лучше любого другого. Но спроси у сту денческой молодежи, каким еще бывает “Левайс”, кроме “пятьсот первого”, тут бы, скорее всего, и вы явилось недостаточное знание матчасти. Джинсы, ко нечно, носили. Джинсы, конечно, щупали, покупая, с серьезным видом, но покупали безотносительно тактильных ощущений. И уж совсем невозможно бы ло себе представить, чтобы вот здесь, в Москве, на улице разбойника Степана Разина появились вдруг официальные представители той самой легендарной компании, которая шьет эти легендарные американ ские, трудно сказать, то ли ковбойские, то ли рабо чие штаны где то там, за океаном, посреди техасских прерий, в красных песках Аризоны, на берегу реки Колорадо, текущей по дну Большого каньона под се нью Эмпайр Стейт Билдинг.

валерий панюшкин восстание потребителей

Из всех присутствующих в Америке тогда бывал только Аузан. И то один раз. И что из этого вышло? В самый день его возвращения с международного по требительского конгресса президента СССР Михаи ла Горбачева заперли на форосской даче, власть на три дня узурпировал ГКЧП, по улицам пошли тан ки, и это еще не бог весть какие катаклизмы для че ловека, поехавшего в Америку. Представители компании производителя положи ли альбом перед Аузаном и стали перелистывать. На каждой отдельной странице каждый отдельный орган (нельзя говорить “деталь”) легендарных американских джинсов препарировался, как в хорошем анатомиче ском атласе препарируется человек. Взять, например, пуговицы, так называемые болты. Сверху на пугови цах должно быть написано Levi Strauss & Co SF Cal. И заметьте, никаких точек. А с обратной стороны за клепки должны быть стальные, а на верхней заклепке должны быть цифры 093. А вот кнопки на кармане для часов (юристы впервые услышали, что это карман для часов) должны быть, наоборот, латунные, и написано на них должно быть L.S. & CO. S.F. Обязательно боль шими буквами и обязательно с точками... А шов дол жен быть сделан желтой ниткой, но по изнанке обме тан белой ниткой... А на изгиб... А на ощупь... А ри сунок на карманах... “Вы что хотите сказать?” — прервал Аузан инте реснейшие, впрочем, объяснения представителей компании производителя. “Мы хотим сказать, что подавляющее большинст во джинсов, которые продаются в Москве, — поддел

глава четвертая

ка. Мы хотим сказать, что это не наша продукция и что качество джинсов, которые продаются в Москве... э э э... как бы это сказать... оставляет желать лучшего”. Студенческая молодежь переглянулась и ухмыль нулась. Ну разумеется, подделка. Разумеется, черт знает чем торгуют на улицах Москвы под видом ле гендарных ковбойских штанов из легендарного, про исходящего из города Ним материала, который, судя по всему, пошел на паруса колумбовых кораблей “Санта Мария”, “Пинта” и “Нинья”. Разумеется, черт те чем торгуют, если, конечно, не покупать джинсы в больших и серьезных торговых предприя тиях вроде коммерческого магазина “Люкс”. Дорого, конечно, но зато... “В магазине “Люкс”, — продолжали представи тели компании производителя, — цена на джинсы с нашим лейблом втрое ниже, чем в Америке”. В первую секунду студенческая молодежь поду мала даже, что это ведь хорошо, если в Москве на стоящие американские джинсы стоят втрое дешевле, чем в Америке. Поначалу только профессор эконо мики Аузан сообразил, что так не может быть. А че рез секунду все молодые люди, которые пришли в тот день в джинсах, принялись рассматривать на себе пу говки, заклепочки, швы и рисунки на карманах. И пришли в ужас, в то время как профессор Аузан пришел в восторг, схожий разве что с восторгом са бельной атаки, про который Аузан читал, но которо го прежде не испытывал. “Так давайте мы все это опубликуем в газете “Честное слово”!” воскликнул профессор и пред

валерий панюшкин восстание потребителей

ставил себе, как семьсот тысяч читателей “Честно го слова” с газетой в руках проверяют рисунки на карманах, надписи на заклепках и цвет нитки, ко торой обметаны швы по изнанке. Читают, сравни вают, думают — если не о свободе и демократии, если не о человеческом достоинстве, если не о пра ве на информацию, то о том хотя бы, чтобы прода вец не впарил им поддельные джинсы под видом настоящих. “Давайте!” — профессор потянулся за джинсово анатомическим атласом через стол. “Нет! Что вы! Что вы! Нельзя это публико вать! — от греха подальше представитель компа нии производителя спрятал альбом в портфель и пояснил: — Если мы это опубликуем, китайцы за месяц исправят все допущенные ими ошибки, и тогда поддельные джинсы от настоящих можно будет отличить только в криминалистической лабо ратории”. “Что же вы предлагаете?” — восторг сабельной атаки унялся немного у Аузана в груди, но не про шел совсем. “Вот если бы... — вкрадчиво отозвался предста витель компании производителя. — Если бы... Вы по дали, например, в суд на компанию “Люкс”...” И — эх, была не была — Аузан зажмурился на секунду, как зажмуривается кавалерист, увидев, что там, куда нацелена сабельная атака, ощерились про тив него пулеметы. Эх, была не была! И ударили по рукам.

глава четвертая

Диспозиция Через десять минут, когда представители джинсовой компании производителя покинули офис на Варварке, оставив скрепя сердце свой джинсово анатомический атлас и заручившись клятвенным обещанием Аузана не публиковать его, не ксерокопировать и не выно сить, в офисе кипело обсуждение. В пепельнице ды милась изрядная гора Аузановых окурков, а у моло дых юристов дымились мозги, ибо предстояло обсу дить тысячу вопросов. Во первых, от чьего имени подавать иск? Решено было — от имени покупателей, которых, по самым скромным подсчетам, со дня основания коммерческо го магазина “Люкс” прошло через магазин не менее двадцати тысяч. Решено было посредством газеты “Че стное слово” обратиться к читателям, и если благода ря миллионному тиражу газеты найдется хотя бы каж дый десятый купивший в магазине “Люкс” джинсы, то получится коллективный иск двух тысяч человек. (Страшно подумать! Клинки сверкают на солн це! Ветер свистит в ушах! Кони храпят! Пена летит с трензелей!) Во вторых, как построить отношения с компани ей производителем? Не попросить ли у них денег хо тя бы на организационные расходы? Решено было — нет, не просить ничего. А если сами предложат — не брать. Сабельная атака так сабельная атака. Благород ство так благородство. Сами! Одни! Пятеро вчераш них студентов и слишком склонный к табакокурению

валерий панюшкин восстание потребителей

профессор во главе потребительского ополчения про тив хорошо эшелонированной обороны одной из крупнейших в ту пору коммерческих компаний Москвы. (Горны трубят! Орифламмы реют над головой! Кровь из под шпор! Страшно подумать!) В третьих, как построить отношения с компани ей ответчиком? Они же сорвутся с катушек, узнав, что две тысячи человек требуют с них деньги назад и компенсации. Не встречаться с ними до суда? Или проявить благородство, встретиться и предложить сдаться по хорошему? Решено было проявить благо родство. (Шелковый шарф на шлем! Церемонные перего воры! Страшно подумать!) Из офиса вышли за полночь с головами, квадрат ными от дыма и явившегося в поддержку мозговой деятельности коньяка. Еще через неделю в газете “Че стное слово” вышла статья про то, что джинсы, про дающиеся в магазине “Люкс”, не фирменные амери канские, а поддельные и произведены, вероятней все го, в Китае без лицензии. Покупателям этих джинсов предлагалось обратиться в Московское общество по требителей, дабы от их имени юристы Общества по требителей составили подобающий иск с тем требо ванием, чтобы магазин “Люкс” вернул деньги и вы платил моральную компенсацию. Цена вопроса была около двадцати долларов. В рублях никто не считал. Инфляция была бешеная. Цены в магазинах номинировались в долларах. И джинсы в магазине “Люкс” стоили не больше де

глава четвертая

сятки. Плюс к тому по разработанным на специаль ных семинарах формулам коллеги Дианы Сорк рас считали, что моральную компенсацию следует требо вать в размере двадцати долларов. Тридцать долларов максимум — вот все, что мог отсудить потребитель у компании “Люкс”. Но по тем временам тридцать долларов — это была огромная сумма. Профессор ское жалованье Аузана, напомним, составляло две надцать долларов в месяц. И люди пошли. День за днем они шли и шли со своими поддельными джинсами, украшенными фир менным лейблом. Беда была только в том, что в боль шинстве своем люди эти в задуманное Аузаном по требительское ополчение не годились. В большинст ве своем покупатели магазина “Люкс” забывали брать в магазине вместе с джинсами еще и чек. Или чек брали, но, едва донеся до дома, выбрасывали. В кон це концов людей с поддельными джинсами и чеками, людей, читающих газеты и готовых судиться за трид цать долларов, набралось шестьсот человек. Это было очень много, революционно много. Но значительно меньше, чем рассчитывал Аузан, во образивший себя в одном лице потребительским кня зем Мининым и потребительским гражданином По жарским.

Частная компания Так или иначе, дело закручивалось, и надо было зво нить владельцу компании “Люкс” Мурату Гаджин

валерий панюшкин восстание потребителей

скому, дабы предложить ему сдаться по хорошему. Они были особенными людьми, эти владельцы пер вых коммерческих компаний. Они были персонажа ми, достойными Эмиля Золя. Если бы у Мурата Гад жинского был магазин с галереей, так он бы сто ял, наверное, на галерее и наблюдал бы, как копошится внизу потребительский муравейник, ежеминутно приносящий немыслимую, немыслимую для советского человека прибыль. Однако у Мурата Гаджинского не было галереи, так что Бог знает, где он стоял, откуда наблюдал за потребительским му равейником и каким именно образом внушал ок ружающим опасливое благоговение по отношению к себе. Эти новые хозяева жизни только только входи ли в силу. Еще не начались тотальные бандитские раз борки 90 х, но на всякий случай владельцев коммер ческих компаний в то время нормальные люди уже побаивались, видимо, по советской традиции побаи ваться всякого, кто входит в силу. От этого обстоятельства, вероятно, происходит странная амнезия, охватывающая равно Диану Сорк и Александра Аузана, когда спрашиваешь их про об стоятельства переговоров с господином Гаджинским. Или, возможно, человек, занимающийся торговлей, был в то время для человека, занимающегося наукой или правом, инопланетянином каким то, другим биологическим видом, запомнить разговор с кото рым так же сложно, как запомнить слова, которые ад ресовал собаке, когда с минувшие выходные играл с нею в мячик.

глава четвертая

Так или иначе, ни профессор Аузан, ни адвокат Сорк не могут вспомнить, кто именно звонил Гад жинскому и что именно сказал. Никто не помнит, как именно отвечал Гаджинский, но встреча была на значена. Никто не помнит, где именно встреча про исходила, во что был одет хозяин, угощал ли чаем и задавал ли какие нибудь вопросы, пока Александр Аузан сообщал ему, что он торгует контрафактными джинсами под видом аутентичных и что придется те перь деньги за проданные джинсы вернуть потреби телям, а кроме того, возместить им еще и моральный ущерб. Лицо Мурата Гаджинского всплывает в памяти Александра Аузана на том уже этапе, когда перегово ры подходили к концу. Удивленное лицо, растерян ное, полное искреннего непонимания и недоумения. Лицо морщит лоб, хмурит брови и говорит: “Какой закон о правах потребителей? Какое отношение ко мне имеет закон? Я же частное предприятие!” Дальше Аузан уже помнит все хорошо. Он зани мался привычным делом. Он преподавал. Он вел пер сональный семинар по потребительскому праву для предпринимателя Мурата Гаджинского. Вначале, как и положено на семинаре, профессор расспросил предпринимателя, действительно ли тот думает, что законы распространяются только на госу дарственные предприятия, а частник может делать что бог на душу положит. Предприниматель действитель но так думал, причем, как показалось Аузану, искрен не. Продукция, произведенная и проданная государ ством, думал Гаджинский, должна действительно со

валерий панюшкин восстание потребителей

ответствовать каким то там ГОСТам, иметь фиксиро ванную цену и знак качества на упаковке. Но частная продукция — нет. Вот если вы, например, приехали из заграничной командировки, привезли оттуда джинсы и продали их приятелю, вы же не выдаете приятелю чек и не отвечаете за качество джинсов, ес ли через месяц они расползутся по швам. Частное предприятие “Люкс” — это то же самое, только луч ше, потому что чеки все таки выдают. Разве нет? Нет! Аузан рассказывал, и его слова про то, что частные предприятия подчиняются тем же законам, что и государственные, были для предпринимателя настоящим откровением. Предприниматель не пове рил. Во всяком случае, именно так объяснил себе Аузан то обстоятельство, что переговоры закончи лись ничем. На следующий день предприниматель, видимо, посоветовался с юристами, потому что Аузану позво нили. Профессора дома не было, и к телефону подо шла его мама. Мужской голос в трубке решительно объяснил пожилой женщине, что сына ее убьют, а потом принялся уточнять, какими именно способа ми. Чего голос требовал, женщина разобрать не смог ла, поскольку требования формулировались на воров ской фене, тогда как в этой семье разные языки изу чались, но феня — нет. Аузан, однако же, все понял, вернувшись домой и застав маму с валериановыми каплями в руках. “Тебя убьют! Они звонили!” Аузан подумал минуту и сказал, беззаботно мах нув рукой: “Нет, не убьют! Слишком накладно!”

глава четвертая

Будучи экономистом, он прикинул, что цена во проса для компании “Люкс” — восемнадцать тысяч долларов. Именно столько получается, если иск по дают шестьсот человек и каждый требует по тридцат ке. Но, будучи гуманистом, Аузан посчитал, что че ловеческая жизнь бесценна или, во всяком случае, стоит дороже восемнадцати тысяч. Так что за восем надцать тысяч никто не станет убивать мирного про фессора экономики, тем более что смерть профессо ра никаким образом не способна уже остановить су дебного иска. Это, конечно, было ошибочное решение. В те благословенные времена убивали и за восемнадцать тысяч, и за десять, и за пять. К тому же институцио налисту Аузану хорошо было бы вспомнить, что ча стенько люди принимают решения нерационально, что разгневанный или уязвленный в лучших своих чувствах человек может ведь убить даже тогда, когда это совершенно невыгодно. Но Аузан не подумал ни о чем таком. Будучи жизнерадостным человеком, он не любил думать о себе плохие мысли. А будучи че ловеком образованным, всегда имел наготове какую нибудь удостоенную Нобелевской премии научную теорию, чтобы поддержать в своей душе пошатнув шийся было оптимизм. То, что его не убили тогда, — чудо. Дело навер няка не в том, что пожалели, и уж точно не в том, что посчитали издержки, которых потребовало бы убийство. Скорее всего, люди, стоявшие за тем зло вещим звонком, просто не могли поверить, что всю эту кашу с джинсами заварил какой то профессориш

валерий панюшкин восстание потребителей

ка с пятью студентами. Скорее всего, видели за этим судебным иском происки каких нибудь конкурентов, пытались конкурентов вычислить, да так и не вычис лили до самого суда.

Выдаем чеки Дело компании “Люкс” рассматривалось не в обыч ном районном суде, а в арбитражном. Причиной этому была, скорее всего, юридическая неразбериха. В те времена казалось, что, ежели речь идет о такой заоблачной цифре, как восемнадцать тысяч долларов, то обычный суд не может принять по этому поводу решения, а может только арбитражный. Арбитраж ный суд к тому времени только образовался, и впер вые судьи носили мантии, отчего чувствовали себя неловко и утешались только тем, что кроме мантий не надо носить еще и париков. Разбирать коммерческие споры судьям тоже бы ло внове. Еще пару лет назад всякий судья без коле баний просто признал бы Мурата Гаджинского спе кулянтом и отправил бы в мордовскую колонию — не за то, что тот торгует контрафактными джинсами, а за сам факт частной джинсовой торговли. В дея тельности коммерческих компаний всякому тогдаш нему обывателю, и судьям в том числе, виделся под вох. С позиций здравого смысла казалось несомнен ной несправедливостью, что у кого то зарплата двенадцать долларов в месяц, а кто то оперирует ты сячами этих самых долларов в ежедневном обиходе.

глава четвертая

Однако юридически никак не удавалось судьям заста вить справедливость торжествовать. Какова же была их радость, когда по всем прави лам, с документами в руках и аккуратно ссылаясь на законы, молодые коллеги Дианы Сорк повернули де ло так, что бывший спекулянт, а ныне почтенный предприниматель должен таки раскошелиться на во семнадцать тысяч долларов, про которые мало кто мог представить себе, помещаются ли они в кошелек или в чемодан. Коррумпировать судей в те времена предприни мателям еще не приходило в голову, и суд удовлетво рил иск. Профессор Аузан вышел из зала суда в странном смятении чувств. Следовало праздновать победу, но как то не праздновалось. Какое то сомнение или ра зочарование копошилось в сердце. Процесс был вы игран, но что же не так? То ли обидно, что налете ли корреспонденты, но не на Аузана и не на Диану Сорк налетели, а на известного адвоката, который участия в процессе не принимал, но комментарии раздавал охотно? Недостаточно удовлетворено тще славие? На улице к Аузану подошел Борис Соловьев, из вестный специалист по качеству, приобнял за плечи и сказал: “Саш, вы чего наделали то?” “Чего?” — переспросил Аузан вполне чистосер дечно, потому что именно этот вопрос волновал и его. “Представь себе, — продолжал Соловьев. — Ста рушка купила своему внуку, который в армии служит,

валерий панюшкин восстание потребителей

настоящие американские джинсы. А ты лишил ее ра дости. И представь еще, как орал внук”. И тут до Аузана дошло. Лица истцов! На них не было торжества. Они были несчастны. Парадоксаль ным образом люди надеялись, что суд признает их джинсы настоящими, можно будет натянуть их и ще голять в них ко всеобщей зависти. Несмотря на пер спективу получить тридцать долларов, людям было обидно, что вот и арбитражный суд признал каждо го из них доверчивым идиотом, не способным отли чить настоящие джинсы от поддельных и не способ ным даже сообразить, что не могут американские джинсы в России стоить втрое дешевле, чем в Аме рике. Журналисты галдели. Известный адвокат разда вал комментарии. Пара минут потребовалась жизне радостному Аузану, чтобы обратить свое разочарова ние в торжество. Он сказал Соловьеву: “Понимаешь, Боря, тем людям, которые купили джинсы и пришли в суд, мы, конечно, разбили серд це. Но ведь про это дело напишут в газетах. Про это дело прочтут миллион человек, два миллиона, три... И у всех, кто прочтет про это, создастся ощущение, что справедливость существует”. Про дело компании “Люкс” действительно напи сали в газетах. В течение последующих недель и ме сяцев Аузан с удовольствием замечал, как в коммер ческих магазинах и на окошках коммерческих пала ток все чаще и чаще появляется надпись: “Выдаем чеки”. Слова “выдаем чеки” значили “мы честные, мы не обманываем, мы торгуем законно”. И если эти

глава четвертая

надписи появлялись, то, стало быть, покупатели, за совывая голову в окошко коммерческой палатки, спрашивали неоднократно: “А вы чеки выдаете?” И это была революция. Это была революция в общественном потребительском сознании. И эту революцию устроили они — профессор Аузан и пя теро его девчонок юристов. Каждый день, проходя по улицам, профессор все больше и больше укреплялся в ощущении своей пра воты. Все больше и больше верил в перспективы по требительского движения. Все больше и больше убеждался, что угадал тренд: внедрять в массовое со знание идеи справедливости следует не посредством пафосных речей с высоких трибун, а на примере тор говли джинсами. И так он думал, пока однажды не вошел в свой офис и не застал своих молодых юристов бросающи ми жребий. Предметом жребия были два джинсовых костюма, мужской и женский. Молодые юристы по яснили, что вот, заходили со словами благодарности представители компании производителя, подарили два джинсовых костюма, и надо же их как то поде лить... “Какое “поделить”?! — возмутился Аузан. — Мы же договорились не брать ничего с производителя. Нам же только потому и верят, что мы работаем тут не ради производителей, а ради потребителей! Наша репутация...” Молодежь отводила взгляды. Чутье опытного лектора подсказывало Аузану, что его не слушают. Не слушают, потому что не хотят слушать. Потому что

валерий панюшкин восстание потребителей

вот же они, два фирменных джинсовых костюма, мужской и женский. Потому что кто то сможет же завтра эти костюмы надеть и пойти в них по городу, воплотив, может быть, многолетнюю свою мечту. Потому что про безупречную репутацию мало кто из этих молодых людей мечтал, а про джинсовый кос тюм мечтали. “Сан Саныч, — буркнул кто то из молодых юри стов. — Мы, конечно, понимаем, но совсем то так уж прямо с ума сходить то не надо”. И Аузан махнул рукой. Настолько сходить с ума, чтобы после выигранного процесса не принять в по дарок даже и двух джинсовых костюмов от компании производителя, действительно, наверное, не следовало.

Глава пятая

Консюмеризм — в массы В 1990 году у Олега Комаровского было все: собст венная фирма, брокерское место на бирже, доходы, позволявшие содержать пятерых сотрудников и инве стировать деньги в безумный прожект — бартерную биржу. Кроме того, он обладал представительной внешностью, вальяжной манерой говорить и особен ной склонностью к прожектерству. В советское вре мя Олег (друзья звали его Алик) по призванию был актером, а по профессии — директором магазина “Рыболов спортсмен”. Потом решил заняться бизне сом, а в свободное время ездил с женой по гостям и развлекал всех концертами авторской песни и ве селыми историями из жизни бизнесмена, промышля ющего посредничеством. Однажды жена повезла Алика в Раздоры в гости к подруге Ире, а у Иры оказался муж Саша, который был похож на мультяшного волка, подозрительно по зитивно смотрел на вещи и говорил, что вот сейчас

101

валерий панюшкин восстание потребителей

они выпьют водки, пообедают, пойдут гулять, и бу дет хорошо. Услышав, что будет хорошо, Алик решил сделать еще лучше. Он стал делиться идеей бартерной бир жи, рассказал, что уже разработано программное обеспечение, запущена реклама и написано письмо в правительство с просьбой выделить средства на проект. Если бы существовала бартерная биржа, го ворил Комаровский, отечественная экономика задви галась бы, и все бы разбогатели. “Но, — резюмировал Алик с трагическим ви дом, — из правительства получен обстоятельный от рицательный ответ”. Они шли по парковой дорожке. Жены обогнали их шагов на двадцать и болтали о чем то девичьем. Поскрипывая валенками по снегу и с удовольствием глядя на то, как сверкают сосновые ветки, подерну тые инеем, Саша сказал: “Не надо создавать бартерную биржу. Ничего не получится. Сложные бартерные цепочки строить очень дорого. На бартерной бирже оказывается толь ко неликвидный товар. Прудон пробовал во Фран ции. Ничего не получилось”. “Кто пробовал? — опешил Комаровский. — Прудон?” Алик растерялся, конечно, что не удалось произ вести впечатление на Сашу идеей бартерной биржи, но очень зауважал Сашу за то, что тот знает Прудо на и понимает, почему бартерная биржа бесперспек тивна. К тому же мало помалу Алик заразился от Са ши благостным расположением духа, но тем в тот ве

102

глава пятая

чер все и ограничилось, если не считать ужина, еще трех рюмок водки и настольных игр. Гуляя по аллейкам в Раздорах, Алик и Саша не знали еще, что вскоре Саша, то бишь профессор Александр Аузан, позвонит Олегу Комаровскому и предложит заняться пиар стратегией потребитель ского движения в России. Этот набор слов плохо уложится у Алика в голове, в отличие от идеи бар терной биржи, но Алик подумает, что, раз Саша предлагает такое дело, значит, наверное, пиар страте гия потребительского движения у Прудона во Фран ции получилась лучше бартерной биржи. В тот же день Алик Комаровский явится к Аузану в офис на Варварку и приложит недюжинные усилия, чтобы понять, чем занимаются все эти люди в бывшем министерском кабинете с фанерными перегородками. А еще более недюжинные усилия он приложит, чтобы заставить журналистов писать об их работе. У журналистов в то время уже как то поубави лось перестроечного пафоса, но не сложилось еще стойкого представления о стандартах профессиона лизма. Если не брать в расчет таких основоположни ков жанра, как Анатолий Рубинов или Михаил По лячек, журналисты, писавшие на потребительские те мы, воспринимали рубрику в газете как своего рода хутор, отданный автору рубрики на кормление. С на глостью неимоверной журналисты расхваливали те продукты, производители или поставщики которых им платили. Некоторое время это работало, потому что читателю было интересно читать про все подряд, что можно было потребить. Однако постепенно ин

103

валерий панюшкин восстание потребителей

терес к заказным статьям падал, и журналисты поня тия не имели, как этот интерес оживить. Разгуливая по аллейкам в Раздорах, Алик и Са ша не знали еще, как Комаровский будет звонить в редакции газет и говорить бархатным голосом в те лефонную трубку: “Здравствуйте, это Комаровский!” И не уточнять, какой Комаровский, да откуда, да зачем, ибо избалованные общественным вниманием журналисты не стали бы тогда слушать. Просто — как будто все на свете должны знать Комаровского и ждать его звонка — снисходительно будет говорить в трубку красивым баритоном: “Здравствуйте, это Комаровский!” И властитель дум на той стороне про вода будет отвечать: “Слушаю вас”. Идея Комаровского будет заключаться в том, что Конфедерация обществ потребителей — это своего рода информационное агентство, куда благодаря жа лобщикам и связям с потребительскими организаци ями всего мира стекается информация о качестве са мых различных товаров и услуг. Комаровский будет уверен, что информацию эту можно продавать газе там. Многомудрый Аузан будет подсмеиваться над идеей информационного агентства, считать эту идею очередным Аликовым прожектом, но делом более или менее полезным. Он будет подсмеиваться до тех пор, пока Комаровский не положит перед ним на стол первый партнерский договор с газетой “Комсо мольская правда”, которая заведет у себя рубрику “Потребитель”, а материалы для этой рублики обя жется покупать у Конфедерации обществ потребите лей. Особенной популярностью в “Комсомольской

104

глава пятая

правде” будут пользоваться поступающие Комаров скому от западных партнеров потребителей сведения о том, например, что в голландских устрицах обна ружено повышенное содержание токсичных метал лов. Устриц в Москве не будет продаваться еще лет десять, но читателю будет приятно чувствовать себя человеком, живо интересующимся, не превышен ли в фин де клерах допустимый уровень кадмия. Кроме информации газеты научатся продавать читателю его, читателя, положительный образ — образ успешного парня, которому палец в рот не клади и который, уж будьте уверены, сумеет отличить приличный фин де клер от фин де клера, выращенного в экологически неблагоприятной обстановке. Разумеется, не все газеты будут так охотно заклю чать с Комаровским коммерческие договора. Но Алик научится хитрить и изворачиваться: тем, кто платит, он будет продавать свою потребительскую информа цию. Тем, кто платить не хочет, он будет отдавать по требительскую информацию даром, но с обязатель ным условием, чтобы написано было на страницах средства массовой информации, что сведения о тех или иных продуктах поступили от Конфедерации об ществ потребителей, каковая несет ответственность за достоверность изложенных фактов. Кроме всего про чего, это будет удобно газетам еще и в том смысле, что убережет их от возможных судов с производите лями и продавцами. Недовольных публикацией про изводителей газеты будут перенаправлять в КонфОП, а с КонфОПом мало кто захочет судиться после оглушительной их победы над компанией “Люкс”.

105

валерий панюшкин восстание потребителей

Так или иначе, через несколько лет Комаровско му удастся наладить пиар стратегию потребительско го движения в России. Потребитель, приученный по треблять что дают, научится постепенно разбираться и выбирать — все, кроме власти, что тоже не беда. Алистер Макджордж, важная шишка в международ ном потребительском движении, любит повторять: чтобы научиться выбирать президента, надо сначала научиться выбирать холодильник. Гуляя по аллейкам в Раздорах, Саша и Алик да же представить не могли, насколько жизнь в ближай шее время изменится, причем во многом их старани ями. И про жен, которые обогнали их шагов на двад цать, болтая о чем то девичьем, Саша и Алик тоже предположить не могли, какую роль эти женщины сыграют в становлении консюмеризма в России. Во всяком случае, одна из них — жена Аузана Ирина Виноградова.

Фройляйн из России В 1989 году Ирина Виноградова работала в Инсти туте экономики Академии наук у академика Абалки на и получала приличную по тем временам, хоть и безжалостно поедаемую инфляцией зарплату в пять сот рублей в месяц. Ирину ждала блестящая научная карьера, однако каких только глупостей не сделает женщина ради любви, и Ира сделала глупость. Сто ило только профессору Аузану предложить ей руку, сердце и работу в КонфОП, Ирина немедленно со

106

глава пятая

гласилась на то, другое и третье. Академик Абалкин рвал ее заявление об уходе и топал ногами, но на Иру это не произвело впечатления. Жить она стала в фа нерной мужниной дачке в Раздорах, а работать — в крохотном конфоповском кабинетике, где в дверь то и дело бесцеремонно вваливались обиженные по требители, а по столу бесцеремонно шастали мыши. Занималась Ирина исследованием потребитель ского рынка. Важным этапом ее работы в 91 м дол жен был стать доклад на потребительской конферен ции в Германии, к которому Ира готовилась так усердно, что почти перестала есть. Впрочем, есть бы ло особо и нечего. Накануне отъезда свекровь смог ла предложить снохе только черный хлеб с подсол нечным маслом, да и того Ира не сумела впихнуть в себя из за усталости и волнения. В берлинском аэропорту (не Шонефельде, а са мом что ни на есть западном Тегеле) Иру встречал представитель “Штифтунг Варентест“ — огромного института, исследующего товары и услуги на деньги немецкого федерального правительства. Пока ехали в гостиницу и из гостиницы в “Штифтунг”, Ире бы ло рассказано, что директор института Роланд Хют тенраух — чуть ли не барон и уж точно сибарит и коллекционер русских лаковых шкатулок. Кроме лаковых шкатулок все сведения про директора были пугающими, с точки зрения молодого российского специалиста по потребительскому рынку, так что, знакомясь с Хюттенраухом, Ира чуть не упала в об морок — то ли от волнения, то ли от голода, то ли от мысли, что не надо было все же надевать корот

107

валерий панюшкин восстание потребителей

кую юбку и заплетать волосы в совершенно девчачьи косички. “Знаете что? — сказал Хюттенраух, развалившись в кресле, в то время как Ира присела на краешек крес ла напротив. — Знаете что? — Интонация у него бы ла такая, как будто он говорил “знаешь что, дочка?”. — Я полагаю, неплохо было бы создать в России потре бительский журнал. Это ведь важно. Надо бы мне приехать и посмотреть на месте, как вы думаете?” “Приезжайте, — только и смогла выдавить из се бя Ира. — А я вам организую поездку в Федоскино, вы же собираете русские лаковые шкатулки?” Этакого на грани обморока традиционного рус ского гостеприимства со стороны пигалицы с голы ми коленками и девчачьими косичками барон совсем уж не выдержал и кликнул секретаршу. Барон велел секретарше немедленно, немедленно переселить эту фройляйн в приличный пятизвездочный отель, не медленно заказать им обоим на вечер билеты в опе ру (“У вас ведь найдется вечернее платье?”), немед ленно на после оперы заказать столик в хорошем ре сторане, но, несмотря на ресторан, уже и сейчас покормить, потому что невозможно же смотреть, че стное слово, на этот железодефицит ходячий. Ира прослушала оперу, поковыряла вилкой в че тырех изысканных блюдах, была доставлена в отель, выспалась наконец в кровати величиною с их с Ауза ном спальню, поутру приняла душ с пятью сортами мыла и вышла к завтраку, уговаривая себя, что надо же все таки поесть хоть как нибудь, потому что нель зя же совсем ничего не есть неделю и трястись пя

108

глава пятая

тый день подряд, как школьница на экзамене. Глупо же, что специалист по потребительскому рынку в са мом эпицентре мировой потребительской активнос ти совершенно ничего не может потребить который уж день. Однако же, едва войдя в залу, где сервиро ван был завтрак, едва завидев все эти столы, ломив шиеся от разнообразных йогуртов, колбас, рыб, фруктов и сладостей, Ира поняла, что и на этот раз не сможет съесть ничего. Спас ее метрдотель. “Фройляйн Виноградова? — сказал он улыбаясь. — Гутен морген, позвольте по мочь вам”, — и подозвал кельнершу, демонстриро вавшую такую дородность и излучавшую такое здо ровье, каких не сыщешь ни в Пруссии, ни в Вестфа лии, а только в Баварии, только в Баварии, майне дамен унд херрен. “Послушай, Магда! — обратился метрдотель к кельнерше. — Фройляйн у нас из Рос сии. У них там голод. Фройляйн разучилась есть. На до научить ее снова, только деликатно, слышишь ме ня, деликатно”. Дородная кельнерша мягко взяла Иру за плечи и прямиком повела к шестислойному торту: “Всего кусочек, майне либе, всего кусочек”, — и с этими сло вами отрезала Ире кусочек этого кондитерского чуда. Ира проглотила его и подумала, что совершенно не зря ушла от академика Абалкина — дело того сто ило. На следующий день фройляйн из России уже весьма уверенно ела венский шницель, баварские братвурст, вестфальский окорок и нюрнбергские пря ники.

109

валерий панюшкин восстание потребителей

Еще через день специалист по потребительскому рынку настолько окрепла, что блестяще прочла доклад на конференции, получила и приняла предложение приехать в “Штифтунг” на стажировку и взяла с ба рона Хюттенрауха честное слово приехать в Россию. В ближайшие же месяцы Ириной Виноградовой для укрепления российского консюмеризма осуще ствлены были следующие шаги. Во первых, барон Хюттенраух приехал в Россию, был доставлен в Федоскино и там приблизительно раз сто получил утвердительный ответ на вопрос: “Три марки? Эта шкатулка стоит три марки? Не три ста? Я правильно понимаю?” “Да!” — отвечала Ирина. Во вторых, на стажировку в “Штифтунг” Ирина приехала со своими сигаретами “Ява”, а когда немец кие коллеги видели, что фройляйн из России курит эту невозможную дрянь и покупали ей “Мальборо”, “Мальборо” складывалось в чемодан для последую щей транспортировки в страну, где отсутствие таба ка чуть было не стало причиной очередного бессмыс ленного и беспощадного бунта. В третьих, во время стажировки в “Штифтунге” Ирина получала стипендию. Небольшую, но, если не тратить ее, а, питаясь исключительно гостиничными завтраками, привезти в Россию, то стипендия превра щалась в целое состояние. В четвертых, в коридорах “Штифтунга” Ирина встретила директора “Ростест Москва” Бориса Мига чева, который приехал, чтобы договориться об изда нии совместно со “Штифтунгом” первого в России

110

глава пятая

потребительского журнала. Мило улыбнувшись Ми гачеву, Ирина сказала Хюттенрауху, что глупо, дес кать, издавать журнал совместно с государственной организацией “Ростест Москва”. Куда разумнее изда вать его с независимой потребительской организаци ей, такой как, например, КонфОП (как будто были другие!). И в результате этих милых улыбок Мигачев уехал ни с чем, а правительство Федеративной Рес публики Германии, принимая во внимание рост рос сийского потребительского рынка и опасность, кото рой подвергались немецкие компании на российском рынке в связи с принципиальной дремучестью рос сийского потребителя... Проще говоря, правительст во Германии выделило деньги на издание двух пер вых номеров потребительского журнала “Спрос”, главным редактором которого становилась — кто бы вы думали? Нет! Не Ира Виноградова. Аузан сказал, что неприлично ему возглавлять КонфОП, а его же не — конфоповский журнал. Главным редактором стала Лариса Леонова, а Ира стала ее заместителем, несмотря на то что совершенно ничего не понимала в издании журналов.

Ш, щ, ъ, ь В сентябре 1992 года Ирина Виноградова вылетела в Штутгарт с готовыми материалами первого номе ра журнала “Спрос”. Этот журнал должен был стать не только первым в России потребительским журна лом, но и вообще первым в России цветным иллюс

111

валерий панюшкин восстание потребителей

трированным журналом, напечатанным в западной типографии. Содержимое будущего журнала находи лось на нескольких дискетах в Ириной сумке. Кар тинок не было. В отдельной папочке Ира везла вы резанные из западных журналов картинки, которые всерьез намеревалась показать в немецкой типогра фии, чтобы немецкий партнер нашел — Ира поня тия не имела где — приблизительно такие же. В Штутгарте Иру встретил издатель Рольф Зой ферле, специализировавшийся на альбомах по искус ству и прочей полиграфической красоте. Зойферле не очень понимал, какие сложности могут возник нуть с печатью простенького потребительского жур нала и зачем эта фройляйн из России приезжает аж на две недели. Наверное, подумал Зойферле, хочет погулять по Штутгарту и ознакомиться хорошенько с местным рецептом запекания мозгов с горошком. Исходя из этих соображений первые два дня Зойфер ле все больше водил Иру по ресторанам, а в ответ на ее предложения поверстать, может быть, журнал предлагал не волноваться, ибо что же может быть проще, чем верстать журнал. На третий день Зойферле засунул одну из Ириных дискет в дисковод редакционного компьютера, и му рашки поползли по спине равно Ирины и Рольфа. Во первых, в те времена компьютеры “Макинтош”, на ко торых работало издательство Зойферле, не умели без потерь распознавать тексты, набранные на компьютерах IBM, установленных в московской редакции “Спроса”. Во вторых, даже и компьютеры IBM в Германии не уме ли тогда толком распознавать кириллицу. Когда тексты

112

глава пятая

удалось с грехом пополам конвертировать, в них все равно оставались бог знает какие значки вместо русских букв Ш, Щ, Ъ и Ь. Это Ире предстояло исправить вручную. К тому же выяснилось, что главный редактор Лариса Леонова, вложившая титанический труд в со здание журнала, по ошибке закачала Ире на дискеты неотредактированные и не прошедшие корректуру тек сты. Всю редактуру и корректуру заново тоже предсто яло сделать Ире. К тому же при конвертации потеря лись абзацы, так что все статьи представляли собою сплошной текст. А когда Зойферле увидел картинки, которые Ира извлекла из своей папочки, его разобрал такой истерический смех, что стало как то совсем уж не до ресторанов. Когда Зойферле заикнулся было про вывод пленок, Ира совершенно искренне спросила, что это такое. И многое, конечно, можно было простить этой фройляйн из России за коленки и за косички, но это было уже слишком. Типография была готова печа тать этот чертов журнал. Перенести печать без огром ных денежных потерь было невозможно. По настояще му простить Ирину Зойферле смог, только когда уви дел, как десять дней подряд практически без сна она сидит и переделывает в одиночку с начала и до конца журнал, который целый месяц должна теоретически де лать целая редакция профессионалов. Так или иначе, через десять дней первый номер первого в России потребительского журнала “Спрос” был отправлен в печать и напечатан. А похудевшая на восемь килограммов Ирина Виноградова верну лась в Москву. В аэропорту Шереметьево Иру встре чал муж. Ира бросилась ему на шею и разрыдалась.

113

валерий панюшкин восстание потребителей

Мария Бонита С появлением журнала “Спрос” за Конфедерацией обществ потребителей совсем уже закрепилась такая слава, что на рынке организация эта всесильна — мо жет кого угодно засудить до полного разорения и ко му угодно способна помочь захватить рынок, хоть бы и целиком. Легенда эта была настолько устойчива, что даже сами конфоповцы — и те стали постепен но верить в нее. Не верил только Комаровский. Сидел у себя в ка бинетике, подшивал подписные купоны на журнал “Спрос” и думал: “Вот такие выкрутасы судьбы! От ге нерального директора фирмы до секретаря на общест венных началах. Сашке хорошо, конечно, у него уни верситет, юридическая служба, международные конгрес сы, а я что? Я просто беру у него материалы и продаю в прессу. И Ирке тоже хорошо, у нее журнал. У нее “Штифтунг” этот немецкий и международные связи. А я что? Я просто перепродаю материалы из “Спроса” в другие издания. Только случись чего, я ведь окажусь крайним. А бизнесменов ведь убивают каждый день за две копейки. А еще... Откуда еще этот запах кофе?” Дверь распахнулась, и на пороге кабинетика Ко маровского появилась огромная рыжеволосая жен щина с открытою пачкой кофе “Мария Бонита” в ру ках. К сожалению, Комаровский очень хорошо знал кофе “Мария Бонита”. Совсем недавно про этот ко фе напечатана была большая статья в журнале “Спрос”. Проведены были исследования, и выясни

114

глава пятая

лось, что кофе “Мария Бонита” больше чем наполо вину состоит из отходов кофейного производства, то бишь из пыли и шелухи. Поначалу Комаровский ра довался, что статью эту хорошо покупают другие из дания, но скоро изданий, перепечатавших текст про “Марию Бониту”, стало так много, что Комаровский испугался. И не зря. “Кто тут Комаровский?” — загрохотала рыжево лосая женщина, и кофе из ее пачки веером рассыпал ся по кабинету Комаровского. “Я Комаровский”, — обреченно сказал Комаров ский и подумал, что главной ошибкой в его жизни было, конечно же, то, что он Комаровский. Неприятнее всего было то обстоятельство, что рыжеволосая женщина пришла не одна. За ее спиной маячил еще маленький человечек с бородкой, лицо у которого было настолько гадкое, что Комаровский сразу подумал про него — юрист. А кроме юриста маячили еще два амбала, вид у которых был такой, что нельзя было предположить, будто они пришли вступать в переговоры, ибо ничто не свидетельство вало об умении амбалов говорить. “Это Комаровский?” — уточнила женщина и, разбрасывая кофе, как сеятель, решительно напра вилась к столу Комаровского. Юрист и амбалы по следовали за нею. Эти четверо не собирались сесть за стол. Они об ходили стол слева, одновременно предъявляя претен зии на головокружительную сумму в двадцать милли ардов рублей. На основании изложенных претензий они явно собирались вытащить Комаровского из за

115

валерий панюшкин восстание потребителей

стола за шкирку, как щенка. Комаровский же справед ливо рассудил, что разбираться с конфликтами более чем в сто тысяч рублей не в его компетенции, предло жил встретиться с руководством КонфОП, у которого, дескать, лучше с арифметикой в частности и с эко номикой вообще, вскочил, оббежал стол справа и бросился в открытую дверь — бежать! бежать! — с третьего этажа на пятый, прыгая через две ступень ки. Рыжеволосая и амбалы поспешили следом. Юрист, видимо, страдал одышкой и потому отстал. За двадцать прыжков Комаровский преодолел два этажа и ввалился в кабинет к Аузану, как дети в слу чае опасности бегут к мамочке. “Сан Саныч! Спасай!” — только и успел прокри чать Комаровский. “Держи его!” — прокричала женщина. А Аузан уже вставал из за стола, радушно улы бался, указывал руками на стулья и говорил так, слов но эти башибузуки были долгожданными его гостя ми: “Проходите, господа, присаживайтесь, слушаю вас очень внимательно”. В последующие четверть часа женщина выкрики вала нечленораздельное, юрист боролся с астмой, а амбалы стояли в дверях, поскольку слово “господа” никак не могло к ним относиться. Женщина выкрикивала нечленораздельное, а Аузан слушал и качал головой, как качает головой внима тельный врач, собирая с больного анамнез. “Знаете что, — ласково сказал Аузан так, будто по ставил уже диагноз и теперь назначает лечение. — В вашем случае лучше всего обратиться в суд. Видите

116

глава пятая

ли, суд — это прекрасный инструмент для разреше ния споров. Насколько я понимаю, речь ведь идет про кофе “Мария Бонита”. Мы совершенно готовы, у нас аккуратно составлены все документы, касающиеся экс пертизы вашего продукта. У нас опытные юристы”. Комаровский подумал, что главное — не показы вать только амбалам этих “опытных юристов”, по скольку амбалы вряд ли испугаются двадцатипятилет них девочек. “Какой суд! — заголосила рыжая. — Вы же Кон фОП! Вы же ни одного суда не проиграли!” И Комаровский подумал, что вот сейчас они все погибнут из за этой легенды о всесилии КонфОП. “Разумеется, — парировал Аузан. — Но с судеб ным решением на руках вам же самим будет легче вы ставлять претензии вашим поставщикам”. “Это ж какие издержки!” — не сдавалась рыжая. “А вот тут позвольте представиться, — сказал Ау зан с каким то даже торжеством в голосе. — Я про фессор экономического факультета МГУ Александр Аузан, и про издержки давайте лучше расскажу вам я”. Далее последовала лекция, из которой выходило, что рыжей женщине очень даже выгодно, что про ко фе, которым она торгует, стало известно, насколько он пыль и шелуха. Из лекции следовало, что соблю дение прав потребителей нисколько не повышает из держки, а наоборот, понижает их, поскольку тратить ся на амбалов значительно дороже, чем на судебные разбирательства. И так выходило, что рыжая женщи на должна еще и благодарить за то, что на ее складах лежат несколько тонн кофе “Мария Бонита”, про ко

117

валерий панюшкин восстание потребителей

торый все теперь знают, что он состоит из пыли и кофейной шелухи. Женщина если и не благодарила, то все же сми рилась как то с возможностью той утопии, про кото рую рассказывал ей Аузан. Что же касается амбалов, то те не очень разумели человеческую речь и не очень понимали, что в прекрасном мире, который описы вает профессор, им нет места. Почти обреченно жен щина спросила все же: “А с остатками на складах что делать?” “Между нами, — Комаровский готов поклясться, что Аузан ей подмигнул, — по секрету и строго меж ду нами могу сообщить, в каких регионах журнал “Спрос” пока что не распространяется”. На том и разошлись. Комаровский тогда поду мал, что потребительская революция свершилась и бандитские времена заканчиваются.

Свобода “Спроса” На самом деле до потребительской революции, о не обходимости которой так много говорил Аузан, было еще куда как далеко. И дело было даже не в том, что дикий российский рынок, ощерившись бандитскими стволами, сопротивлялся цивилизованному воздейст вию потребителей, объединенных в конфедерацию. Дело в том, что потребительские организации имели обыкновение ссориться между собой. И первым делом журнал “Спрос” поссорился с немецким “Штифтун гом”, благодаря которому только и мог существовать.

118

глава пятая

Размолвка произошла практически на ровном ме сте. Дело было в 1994 году, когда путч и расстрел пар ламента стали несколько забываться, чеченская война еще не началась, а до президентских выборов 96 го было далеко. Людям тогда казалось, что жизнь нала живается и долгожданное общество потребления устанавливается как то в России само собой. Ирина в это время фактически руководила жур налом, половину жизни проводила в уютной берлин ской квартирке у Бранденбургских ворот, и Хайнц Вильнат, курировавший ее проект со стороны “Штиф тунга”, говорил: “Что тебе еще надо, Ира? У тебя есть журнал. За твоей спиной “Штифтунг”!” Однако чем лучше у Иры шли дела, тем больше ей было надо. Например, она мечтала делать в Рос сии собственные испытания товаров, а не публико вать чужие. И прикладывала для этого серьезные уси лия. Она смутно понимала, что неуловимым каким то образом немецкий “Штифтунг” работал на продвижение в России именно немецких товаров. Потому и нужны были Ирине свои, российские ис пытания. Это и не нравилось Ханцу Вильнату. Од нажды он сказал прямо, что, раз уж журнал “Спрос” появился благодаря “Штифтунгу” и раз уж исполь зует для своих публикаций результаты штифтунгов ских испытаний, логично будет журналу “Спрос” де факто или де юре являться филиалом “Штифтунга” в России. К этим словам Вильната Ира отнеслась как к вожделенному для всякого тогдашнего россиянина предложению работать на западную компанию. Од

119

валерий панюшкин восстание потребителей

нако Аузан в этих словах увидел угрозу независимо сти журнала “Спрос” и вообще российской Конфе дерации обществ потребителей. В ответ “Штифтунг” мало того что перестал финансировать журнал “Спрос”, но еще и запустил в пику ему на россий ском рынке журнал “Потребитель король”. От неминуемого банкротства Ирин журнал спас Алистер Макджордж, который недолюбливал “Штифтунг”, ибо негоже было, на взгляд британско го аристократа, потребительской организации суще ствовать на деньги правительства. Как и многие бри танцы, Алистер Макджордж был эксцентричным че ловеком. Он носил на пальце перстень с фамильным гербом, но при этом любил гостить в России у Иры и Аузана и довольствовался в таких случаях матра сом, расстеленным на полу. Он отказывал русским в праве выбирать себе власть до тех пор, пока они не научатся выбирать товары широкого потребления, но при этом прямо говорил немевшему в его присутст вии Вильнату, что Германия не может вести себя на российском рынке, как ведет себя в малых странах. Он, Макджордж, обратился в британские и голланд ские потребительские организации, и те дали “Спро су” кредит на первое время, когда “Штифтунг” пере стал “Спрос” финансировать. Как и положено в кризисных ситуациях, проект решено было не робко сохранять, а, наоборот, бурно развивать. Если во времена партнерства со “Штиф тунгом” журнал выходил раз в два месяца, то теперь стал выходить раз в месяц. Если прежде о собствен ных испытания только мечтали, то теперь их устро

120

глава пятая

или. Если раньше, когда были деньги “Штифтунга”, не очень думали о распространении, то теперь за рас пространение взялись всерьез. Проблема распростра нения при этом решена была вовсе не рыночным, а командно административным методом. Для всякого журнала в России распростране ние — это краеугольный камень и одновременно ка мень преткновения. За выход на рынок, за то, чтобы журнал оказался на полках, распространитель требу ет с издателя денег. К тому же нет у издателя ника кой возможности снизить цену, чтобы повысить ти раж. Если издатель снизил цену, распространитель цены не снижает, а продает журнал, как продавал, просто увеличивает свою маржу. На этом, между прочим, погорел затеянный “Штифтунгом” журнал “Потребитель король”. Они не смогли раскрутиться. И эту проблему Александр Аузан традиционно ре шал при помощи печени. Главой Роспечати в те времена был советский еще функционер Виктор Точилкин. Как всякий советский функционер, он всерьез полагал, что время от време ни следует делать что нибудь полезное для народа. С ним Ира напропалую кокетничала, а Аузан пил водку. За это Точилкин считал Иру восторженной комсомолкой, Аузана хорошим мужиком, а журнал “Спрос” — полезным делом, повышающим качество товаров народного потребления. Исходя из трех этих соображений, Точилкин покупал ежемесячно пятьде сят тысяч экземпляров журнала, платил, как только тираж поступал на склады Роспечати, а когда Ира спросила, как Точилкин предполагает распоряжаться

121

валерий панюшкин восстание потребителей

возвратом тиража, Точилкин сказал безапелляционно, что возврата не будет. Этакая бизнес схема, разуме ется, не могла прийти в голову немцам, и потому, по ссорившись со “Штифтунгом”, журнал “Спрос” вы жил, а запущенный “Штифтунгом” журнал “Потре битель король” обанкротился. Пройдет еще четыре года, прежде чем в августе 98 го Сергей Трухачев, заведующий в КонфОПе фи нансами, прибежит к Ире и скажет: “Не спрашивай, откуда я знаю, но быстро заби рай все деньги из ГКО и быстро выводи все деньги из “Инкомбанка”. Пройдет четыре года, прежде чем Ира не пове рит Трухачеву и тем практически обанкротит журнал. Пройдет четыре года, прежде чем после кризиса 98 го розница в издательском деле перестанет иметь значение, журналы станут зарабатывать только на рек ламе и “Спрос”, принципиально не печатающий рек ламы, начнет испытывать колоссальные трудности. Пройдет всего четыре года... Но за эти четыре года во многом благодаря журналу “Спрос” сложит ся в России полноценный потребительский рынок.

Глава шестая

Четвертая власть Антон Понизовский работал корреспондентом на телеканале НТВ в программе “Намедни”. Речь идет о начале 90 х, тогда все слова из предыдущей фра зы имели другое значение. “Антон Понизовский” следовало бы теперь писать Anton Ponizovsky, по скольку Антон живет в Канаде. Работать он больше не работает, а владеет небольшой продюсерской компанией, которая работает сама собой. НТВ? Это сейчас НТВ — набитый скандальными программами один из четырех крупнейших российских телекана лов, а в начале 90 х НТВ вещало всего несколько ча сов в сутки и было очень элитарным крохотным те леканалом для интеллигенции. Телепрограмма “На медни” только в начале 2000 х ненадолго стала главной информационно аналитической и политиче ской программой страны, а в начале 90 х она была эстетской программой про культуру. Вот там то Ан тон Понизовский и работал корреспондентом —

125

валерий панюшкин восстание потребителей

в эстетской программе про культуру на крохотном, вещавшем несколько часов в сутки телеканале для интеллигенции. Впрочем, слово “корреспондент” тоже имело в те времена другое значение. Если сейчас корреспондент ощущает себя чем то вроде слуги, то тогда ощущал господином. Если сейчас корреспондент ждет указа ний от начальников и ньюсмейкеров, то тогда считал себя вправе сам давать указания всему миру. Если сей час корреспондент думает, что, вероятней всего, так всю жизнь корреспондентом и проработает, то тогда корреспондент верил, будто карьерный рост его дол жен происходить ежеминутно, а зарплата в абсолют ном исчислении должна удваиваться как минимум раз в год. И Антон Понизовский работал корреспонден том. Без году неделя на этой своей работе, Антон по считал, что ведущий “Намедни” Леонид Парфенов вот вот назначит его, Антона, шеф редактором про граммы, и когда Парфенов вместо того, чтобы назна чить шеф редактором Антона Понизовского, назна чил Павла Лобкова, Антон обиделся, увидев в этом назначении торжество вопиющей несправедливости. Полагаю, все корреспонденты обиделись. Если бы слушать корреспондентов, Парфенову надо было бы весь свой штат назначить шеф редакторами. Ам биций у этих двадцатипятилетних людей было сколько угодно. Однако только один Антон Пони зовский, не став шеф редактором, принял для себя решение не потерпеть еще пару месяцев (ибо через пару то месяцев, думалось, точно все станут топ ме

126

глава шестая

неджерами и мультимиллионерами), а сделать собст венную программу, может быть, даже и лучше, чем у Парфенова. Идей у Антона тоже было хоть отбавляй. Антон составил целый список программ, которые можно было бы сделать: и про культуру, и про политику, и про спорт, и про здоровье. И в длинном списке оригинальных продюсерских идей была, в частности, идея программы о потребительских товарах. С этим своим списком каждый день в свободное от работы время Понизовский приходил в приемную к тогдаш нему энтэвэшному начальнику Алексею Цивареву и просиживал часами, поскольку Циварев не спешил принимать двадцатипятилетнего мальчишку. А когда принял, проглядел весь список идей, покачал головой и ткнул вяло пальцем в тот пункт, где описывалась программа про потребительские товары, — разве что вот это... Потребительскими товарами Антон совершенно не интересовался. Он интересовался искусством и литературой. Если ему нужна была какая то вещь, Антон заходил в магазин и покупал первую попав шуюся. А если вещь оказывалась плохой, то заходил в магазин и покупал другую первую попавшуюся. Продюсировать программу о потребительских товарах было для Антона тем же самым, что для из вестного римского сенатора выращивать капусту, — актом показного презрения к сообществу, не оценив шему его. Впрочем, в той журналистской манере, которую пропагандировал Парфенов (а другой манеры Пони

127

валерий панюшкин восстание потребителей

зовский не знал, ибо только у Парфенова и учился) вещам уделялось особое внимание. Если Парфенов снимал документальный фильм про Гоголя, так обя зательно надо было показать, в каком именно шара бане ехал великий писатель и каким именно пером писал. Если Парфенов рассказывал про вьетнамскую войну, так обязательно надо было закрутить сюжет вокруг пляжных тапочек, во всем мире называющих ся “китайками”, а “вьетнамками” — только в России. Даже когда программа Парфенова стала политической, еженедельной и начала выходить в прайм тайм, в сту дию то и дело вносили какие нибудь предметы, хоть бы даже и куриные яйца, если надо было показать на глядно, как именно разрушаются две столкнувшиеся подлодки. Парфенов брал два яйца и разбивал друг об друга перед камерой. Неким профессиональным шиком считалось у учеников Парфенова сделать интересный телевизи онный сюжет про что нибудь совершенно банальное. Парфенов повторял, что хороший журналист должен уметь рассказать интересно хоть бы даже и про пач ку макарон. Вот Понизовский и решил делать про грамму про пачку макарон — буквально. И никакой потребительской идеологии тогда у Понизовского и в мыслях не было. И, в отличие от Алистера Мак джорджа, даже и в голову не приходило Понизовско му увязывать способность народа выбирать холодиль ники со способностью выбирать власть. И о правах потребителей, от которых один шаг до прав челове ка, Понизовский не задумывался. Понизовский про сто написал бизнес план еженедельной циничной

128

глава шестая

программы о потребительских товарах и предполагал довольно тупо брать деньги с производителей и про давцов за то, что по телевизору будут про их товары занимательно рассказывать. Этот бизнес план мог бы, пожалуй, и вовсе не воплотиться, но тут случилось чудо. За заслуги перед ельцинской властью в 91 м и 93 м, а также в преддве рии выборов 96 го, которые президент Ельцин соби рался выиграть во что бы то ни стало, НТВ получи ло все двадцать четыре часа вещания на своей часто те. Владелец НТВ Владимир Гусинский давно добивался этого, но, когда добился, выяснилось, что заполнять эти двадцать четыре часа вещания совер шенно нечем. В тот памятный для телевизионщиков год карт бланш получили все, кто имел мало маль ский бизнес план или хотя бы синопсис хоть какой нибудь телевизионной программы. В числе прочих и Антон Понизовский получил карт бланш на изго товление программы, посвященной потребительским товарам. Небольшая подробность заключалась только в том, что если Антон собирался делать еженедельную программу на деньги товаропроизводителей, то тог дашний руководитель НТВ Олег Добродеев распоря дился, чтобы программа была ежедневной и произво дилась на деньги НТВ, то есть была независимой от производителей и продавцов. Эфирный запуск НТВ — это была большая политическая игра, Добро дееву нужен был боевой листок консюмериста, а не рекламный хуторок Антона Понизовского в эфире. Для программы был нанят целый штат молодых, но амбициозных корреспондентов, каждый из кото

129

валерий панюшкин восстание потребителей

рых мечтал показать себя на сюжетах “про пачку ма карон” и уйти в большие новости. Ведущим програм мы стал профессиональный актер Владимир Сафро нов, внушавший публике доверие сединами и заду шевной интонацией. Программа получила название “Впрок” и стала первым на телевидении регулярным консюмеристским проектом. До “Впрок” много кто пытался делать программы о потребительских това рах. Не имеющая отношения к телевидению Ирина Виноградова пыталась вести ток шоу о качестве то варов, где половину зала составляли “подсадные ут ки”, сотрудники КонфОПа и журнала “Спрос”... Те левизионный корифей Владимир Познер пытался де лать программу о потребительских товарах, чутьем каким то понимая, что именно они — ключ к про исходящим в стране переменам... Много кто пытал ся, но ежедневную, популярную и независимую про грамму о потребительских товарах первым в России сделал Антон Понизовский.

Принципы сотрудничества Программа выходила по утрам и была двенадцатими нутной. Четыре сюжета по две минуты и по минуте на студийные подводки ведущего между сюжетами. Это значит, двадцать сюжетов в неделю. Восемьдесят с лишним сюжетов в месяц. Все на свете говорили Антону, что через пару месяцев темы просто закон чатся и говорить ведущему программы “Впрок” ста нет не о чем.

130

глава шестая

Антон и сам это чувствовал. Для первых про грамм он с легкостью выдумывал сюжеты: про то, как бороться с тараканами (потому что дома на кухне во дились тараканы); про то, как выбирать доски (пото му что на даче надо было что то починить); а даль ше то что? Вопреки своим эстетским обыкновениям Антон стал отслеживать потребительские колонки во всех газетах. Стал знакомиться с журналистами, которые эти колонки вели, предлагал сотрудничество... И до вольно скоро обнаружил, что у всех или почти у всех потребительских публикаций во всех газетах один ис точник — Конфедерация Обществ потребителей, тес тирующая товары самостоятельно и получающая ре зультаты тестов от партнеров со всего мира. Волей не волей Антону пришлось идти знакомиться с Аузаном и компанией. Аузан и Понизовский очень по разному расска зывают про четыре года своего сотрудничества. По слушать Аузана, так однажды дверь в его конфопов ском кабинете отворилась, и на пороге появились двое циничных молодых людей из телевизора — про дюсер программы “Впрок” Антон Понизовский и главный редактор Кирилл Рыбак. КонфОП, со слов Аузана, выглядит чем то средним между монастырем и правозащитной организацией, и вот в этот веселый правозащитный монастырь ворвались двое и потре бовали материалов. И Аузан было попытался отпра вить молодых людей к Комаровскому, чтобы тот про давал им потребительскую информацию, как прода вал печатным изданиям, но молодые люди сказали,

131

валерий панюшкин восстание потребителей

что они не газета какая нибудь, а телевидение, поку пать ничего не будут, а будут только упоминать в эфире, что информация для их программ поступа ет от КонфОП. И пусть КонфОП радуется такой не ожиданной рекламе, каковая, несомненно, удесятерит поток обиженных потребителей, которые хотели бы воспользоваться платными услугами конфоповских юристов. И Аузан, по его словам, пытался было еще возражать, что восемьдесят сюжетов в месяц — это очень много. Возражал вяло, что невозможно, дес кать, проводить восемьдесят корректных испытаний каждый месяц. А напористый Понизовский говорил, что у них на телевидении нет такого слова “невоз можно”, потому что если невозможно, то следует на брать людей сколько надо, хорошо руководить ими, и люди тогда сделают самую наиневозможнейшую ра боту. И пришлось Аузану сдаться перед этим напо ром — так он рассказывает. А Понизовский рассказывает, что вошел, смуща ясь, в кабинет к начальнику КонфОП и профессору экономики Аузану, принялся мямлить в надежде до говориться про что нибудь взаимовыгодное. Но взрослый и умный Аузан, понимая, какие перспек тивы могут быть у потребительского движения, по лучи оно эфирное время на телевидении, так заго ворил юного и наивного Понизовского, что стал не просто поставщиком информации для программы “Впрок”, а партнером, вникающим во всю телевизи онную кухню и разговаривающим с Добродеевым через голову Понизовского. Так рассказывает Пони зовский.

132

глава шестая

Аузан говорит, что с Понизовским было трудно общаться, хотя бы потому, что тот воспринимал про ект свой как телевизионный бизнес, а не как обще ственную миссию. И особенно, говорит Аузан, раз дражало, когда Понизовский спешил зарегистриро вать на себя всякий бренд, который изобретался в процессе сотрудничества. Понизовский же говорит, что с Аузаном было так же трудно сотрудничать, как мышке трудно со трудничать с кошкой. Что, наверное, испугавшись конкуренции со стороны молодого и в медийном смысле профессионального телевизионного проекта, Аузан задушил этот проект в радушных своих объя тиях — сначала подсадил на конфоповскую инфор мацию, как подсаживают на наркотик, потом навязал делать журнал “Впрок” и продавать его под одной об ложкой с журналом “Спрос”. Потом навязал еще за пустить на НТВ вторую потребительскую программу под названием “СПРОС И ВПРОК”, которую вел Комаровский и которая не имела рейтинга. Примечательно, что название этой второй про граммы, которое есть игра слов, Аузан предпочитает произносить как “спрос и впрок”, а Понизовский — как “спроси´ впрок”, ибо программа строилась на во просах от телезрителей вне зависимости от того, при носила ли эти вопросы почта или придумывали ре дакторы. Они по разному рассказывают о своем сотруд ничестве. И еще пару глав можно было бы разбирать ся в разногласиях, возникавших между Понизовским и Аузаном, но для нашего повествования разногла

133

валерий панюшкин восстание потребителей

сия эти не имеют значения, а значение имеют совер шенный ими обоими, Аузаном и Понизовским, про рыв и обоими ими совершенная ошибка.

Прорыв Осенью 94 го, когда программы “Впрок” еще не бы ло и даже Владимир Познер не пробовал еще экспе риментировать на телевидении с потребительской те матикой, в журнале “Спрос” опубликована была ста тья про то, что компания Sony нарушает российский закон о правах потребителей. В законе было четко сказано, что некачественный товар покупатель может отнести в ремонт, обменять или просто сдать, вернув назад деньги, — по своему выбору. А про компанию Sony выяснилось вдруг, что товары свои она только ремонтирует, но не обменивает и не принимает об ратно. Выяснилось это так. Александр Аузан купил се бе телевизор Sony — первый приличный телевизор в профессорской жизни. Как только телевизор вклю чили в розетку, профессор обнаружил, что умное ус тройство кроме собственно картинки насильно пока зывает какой то еще телетекст, которого профессор читать не хотел, но вынужден был читать, хотя бы да же и чисто автоматически. Помучившись так некоторое время, профессор решил лучше почитать инструкцию и отключить как нибудь этот зловредный телетекст. Умение читать ин струкции было благоприобретенным навыком, кото

134

глава шестая

рым профессор гордился едва ли не больше, чем гор дился привычкою всегда брать в магазине чек. Одна ко эту инструкцию даже и нарочно подготовленный Аузан прочесть не мог, несмотря на профессорское звание. Инструкция, кажется, переведена была ком пьютером с японского на английский, с английского на немецкий и только с немецкого на русский, кото рый компьютер, кажется, путал с болгарским или польским. Понять ничего было нельзя, а можно было толь ко разозлиться. Единственное, что профессор по нял, — это то, что компания Sony в нарушение рос сийского законодательства телевизоров своих не об менивает и не принимает обратно, а только ремонтирует. Поскольку никаких представителей компании Sony в тот вечер на профессорской даче не оказалось, Аузан скатился по ступенькам из спальни в кухню и канализировал свой праведный консюме ристский гнев на жену Ирину. Ирина, в свою оче редь, отвечать за компанию Sony не хотела и канали зировала гнев Аузана на страницы издаваемого ею журнала. В кратчайшие сроки на страницах “Спро са” появилась статья про то, как международная кор порация нарушает российский закон и как Конфеде рация Обществ потребителей подаст на Sony в суд, выиграет этот суд и введет компанию Sony в заслу женные убытки. Будучи людьми вспыльчивыми, но отходчивыми, равно Александр Аузан и Ирина Виноградова забы ли при этом сказать юристу Диане Сорк, что та долж на немедленно подать в суд на транснациональную

135

валерий панюшкин восстание потребителей

корпорацию. Или, может быть, сказали, да сама Ди ана позабыла об этом иске. Или не позабыла, просто иск не был принят на том основании, компания Sony не имела в России зарегистрированного представи тельства. Так или иначе, иском пригрозили, но в су де иска не было. Жизнь потекла по прежнему. Телетекст кое как удалось отключить. Журнал продавался в киосках, а Комаровский успешно продавал газетам гневную статью про компанию Sony, у которой проблемы — а какие именно проблемы, журналисты разных изда ний перевирали по своему, ибо не принято было еще в те годы слишком скрупулезно проверять информа цию. Прошло примерно полгода, прежде чем в голо вном офисе компании Sony узнали, что в России про тив них подан какой то иск, о котором пишут все га зеты. Официального представителя Sony в России не было, но был представитель неофициальный. Запро сили его, он не сумел сказать ничего вразумительно го ни про какой иск, потому что иска не было, то есть газеты писали о нем, но нельзя же было всерьез предположить, что юрист главной в стране потреби тельской организации просто забыла пойти в суд. К тому же летом 95 го журнал “Эксперт” опублико вал отчет, из которого следовало, что продажи Sony значительно упали. Неофициальный представитель компании пытался было говорить, что правило ре монтировать, но не обменивать товар распространя ется у Sony на всю Восточную Европу. Диана Сорк, когда скандал совсем уже разгорелся, изучила вопрос

136

глава шестая

и пришла к выводу, что не может подать никакого ис ка именно потому, что Sony не имеет в России офи циального представительства. Однако продажи пада ли, газеты продолжали писать о проблемах компании Sony, головной офис компании совсем уж разволно вался и передал решение конфликта европейскому офису. Это была большая удача, потому что претен зии потребителей, хоть и не были оформлены судеб ным иском, казались европейским менеджерам спра ведливыми. Наступил день, когда из Швейцарии прилетел для переговоров вежливый японец, в свободное от переговоров время музицировавший на скрипке. Он ни в коем случае не хотел доводить дело до суда, но не удосужился разобраться, что суд против его ком пании невозможен. Он сказал, что готов привести правила компании Sony в соответствие с российским законодательством. В качестве компенсации мораль ного ущерба он предлагал устроить по всей России “Караван Sony” — бесплатное мероприятие, когда представители компании колесят по стране, чинят или обменивают всякий прибор, если тот, не дай бог, у кого нибудь сломался, а всякого, кто пожелает, обу чают отключать телетекст, особенно если человек этот, например, профессор экономики и не может в силу профессорской рассеянности разобраться с инструкцией. О новой политике компании Sony европейский ее представитель предлагал рассказать на совместной с КонфОП пресс конференции, причем КонфОП поручился бы, что теперь к Sony нет никаких претен

137

валерий панюшкин восстание потребителей

зий. Японца только расстраивало, что в российских газетных публикациях компания Sony упоминалась через запятую с компаниями Panasonic и Samsung, ко торые, точно так же, как и Sony, не обменивали свою технику, а только ремонтировали. Даже и раскаивать ся за одним столом с конкурентами компания Sony не хотела ни за что. Условия были приняты, Sony отдувалась за всех в одиночку. Panasonic и Samsung привели свои пра вила в соответствие с российскими законами молча. А Аузан сообразил, что даже суда не нужно, чтобы отстаивать права потребителей. Достаточно свободы слова и свободного рынка. Достаточно просто рас трубить во всех газетах, что у компании N пробле мы, продажи компании упадут, она начнет проигры вать конкурентам, а этого любая компания боится больше, чем суда. И сила средств массовой инфор мации удесятерялась, как только на защиту прав по требителей становились не только газеты, но и теле видение. Сразу после дела Sony стала выходить потреби тельская программа Владимира Познера. Еще неко торое время спустя появился ежедневный и катастро фически для коммерческих компаний популярный “Впрок”. Его и вправду боялись больше, чем судов. Од нажды, например, в программе “Впрок” появился сю жет про сигареты “Петр I”. Про сигареты эти выяс нилось, что в них повышено содержание каких то вредных примесей, и продажи сигарет “Петр I” упа ли, причем настолько значительно, что представитель

138

глава шестая

компании “Бритиш Американ Тобакко” звонил на НТВ и пытался ругаться, что нельзя же так подстав лять рекламодателей. В то время запрета на рекламу табака по телевидению еще не было, “Бритиш Аме рикан Тобакко” действительно размещали на НТВ свою рекламу, но, во первых, не “Петра I”, а во вто рых, табачным кампаниям уже и тогда трудно было ругаться с кем бы то ни было. Одним словом, скан дал как то спустили на тормозах. Прошло немного времени, и в программе “Впрок” вышел сюжет про бульонные кубики “Кнорр”. Согласно конфоповским экспертизам, ка кие то там нелады обнаружились с этими бульонны ми кубиками. Их продажи заметно упали, и тут уж производители бульонных кубиков принялись скан далить всерьез. Они не были табачной компанией, обвинений в сознательном отравлении людей не бо ялись. Рядом с программой “Впрок” в утреннем эфи ре стоял рекламный ролик тех самых бульонных ку биков, которые программа “Впрок” объявляла нека чественными. Производитель бульонных кубиков чувствовал себя вправе требовать, чтобы продажи росли, а не падали в результате их сотрудничества с телевидением. Потребительские телепрограммы — да! — ста новились отдельным институтом, защищавшим пра ва граждан лучше, чем это делал суд. Правда, в отли чие от суда, потребительские программы финансиро вались не из государственного бюджета, а получали деньги от телеканалов, которые, в свою очередь, за рабатывали деньги на рекламе.

139

валерий панюшкин восстание потребителей

Ошибка Аузан должен был лететь в отпуск, когда ему позво нили из приемной Олега Добродеева, и Добродеев попросил Аузана приехать поговорить. Дело было се рьезное. На телеканале НТВ составлялся список ком паний, продукцию которых нельзя тестировать для программы “Впрок” на том основании, что компании эти — рекламодатели. Антон Понизовский прекрасно понимал, что, как только такой список будет составлен, программе его конец: вместо действительно популярных на рын ке товаров придется рассказывать про соленые огур цы, зеленый горошек и спортивный инвентарь от мелких производителей, не имеющих бюджета на те левизионную рекламу. А это никому не интересно. С принятием списка неприкасаемый компаний программа “Впрок” неизменно должна была марги нализироваться. Антон понимал это, но перечить До бродееву, которого все НТВ всерьез считало чуть ли не Господом Богом, Антон не мог. Из последних сил Понизовский пытался только апеллировать к автори тету Аузана и говорить, что программа делается в со трудничестве с КонфОП, а КонфОП, наверное, спи сок неприкасаемых отвергнет. Дело было серьезное. Добродеев позвонил Ауза ну. Аузан отправил жену в отпуск. А сам отправился на переговоры. И теперь уж никто не может (или не хочет) вспомнить, как именно Добродеев Аузана уго

140

глава шестая

ворил. Однако ж уговорил, и “список неприкасае мых” был принят. То ли Добродеев оказался более искусным, чем Аузан, переговорщиком. То ли Аузан надеялся, что компаний, не являющихся рекламодателями НТВ, хва тит надолго. То ли манила Аузана идея издавать и про давать в одной полиэтиленовой упаковке журналы “Спрос” и “Впрок”, и по старой памяти печатный журнал казался Аузану более надежной вещью, чем те левизионная программа. То ли были у Аузана какие то более конъюнктурные соображения. Так или ина че, Аузан согласился. Сейчас Понизовский, вспоминая о “списке не прикасаемых”, разводит руками, как разводят руками, говоря об обстоятельствах непреодолимой силы, — де скать, как же можно кусать руку, которая тебя кормит. Хотя в те времена телевидение еще могло раз и навсег да утвердить свою независимость, особенно если бы все телеканалы решительно договорились не сотрудни чать с рекламодателями, позволяющими себе не просто покупать рекламное время, но и совать нос в контент. Телеканалы могли выработать единую позицию по это му поводу, но успешная потребительская программа была тогда только на НТВ. Конкуренция между теле каналами казалась тогда насущнее, чем независимость от рекламодателей. Другие телеканалы только обрадо вались бы, если бы успешный “Впрок” закрылся. НТВ попалось в ту же ловушку, в которую попалась Sony, — поступилось фундаментальными интересами всей от расли, лишь бы не проиграть в конкурентной борьбе. В случае с Sony потребитель выигрывал. В случае

141

валерий панюшкин восстание потребителей

с НТВ — проигрывал, получив средства массовой ин формации, зависимые от рекламодателя. Проиграли и телеканалы: именно тогда люди, принимающие реше ния, — будь то инвестиционный банкир, принимаю щий решение об инвестиции миллионов, или отец се мейства, принимающий решение о том, стиральную машину мы покупаем в этом месяце или посудомоеч ную, — перестали мало помалу воспринимать телеви зор как источник достоверной и независимой инфор мации. Как же может быть информация независимой, если телеканал зависит от рекламодателя? Эта зависи мость — родная сестра той политической зависимос ти, благодаря которой на телевидении у нас составля ются списки запрещенных политиков и запретных тем, раз уж составлен список “неприкасаемых компаний”. Профессор Аузан, если спрашиваешь его, какого же черта он согласился со “списком неприкасаемых”, то есть фактически с тем, что некоторые компании выведены были из сферы публичного действия зако на о правах потребителей, пускается в пространные объяснения. Он объясняет, что потребительские жур налы на Западе традиционно держатся на рознице, выходят миллионными тиражами. Человек в Европе или Америке считает для себя важным состоять в Об ществе потребителей, не быть обманутым, принимать осознанные решения, слушать мнения независимых экспертов — и подписку на потребительский журнал человек воспринимает как свой ежегодный взнос за все это. В России, объясняет Аузан, розница не имеет значения. Сети распространения не платят издателям

142

глава шестая

за созданный издателями товар. Наоборот, издатели платят распространителям за возможность распрост ранять свой журнал, воспринимаемый как рекламный носитель. И за телевидение люди тоже не платят. Все средства массовой информации живут за счет рекла мы, поэтому волей неволей... Он объясняет это, но все равно остается ощу щение, что вот тогда, в кабинете у Добродеева или с кем там еще велись переговоры про “список не прикасаемых”, можно было бы ведь и отказаться со скандалом. Но не отказались. Как и предполагал Понизовский, программа “Впрок” после этого стала стремительно маргинали зироваться, и сейчас, может быть, и выходит где ни будь, да никому до этого нет дела. По всем телека налам теперь во множестве выходят потребительские программы, но и до них никому нет дела, ибо у каж дой из них есть “список неприкасаемых”. Еще некоторое время Понизовский и Аузан пытались издавать журнал “Впрок”, запаянный в од ном пакете с журналом “Спрос”. “Спрос”, как и по ложено потребительскому журналу, рекламы не со держал. Во “Впрок” предполагалось собирать рекла му и тем покрывать убытки “Спроса”. Однако товары, рекламировавшиеся в журнале “Впрок”, предполагалось подвергать конфоповской эксперти зе и сертифицировать особым образом. На таких условиях никто не покупал рекламу в журнале “Впрок”, особенно когда узнавал, что реклама не выйдет на телевидении.

143

валерий панюшкин восстание потребителей

Вскоре журнал “Впрок” закрылся. “Спрос” остал ся выходить один, каждый год обнаруживая в бюдже те у себя изрядную дыру. Подписчики журнала все больше превращались в профессионалов, ворующих из “Спроса” результаты экспертиз, перепечатываю щих в других изданиях вперемежку с заказными ма териалами. Наконец интернетовские форумы все больше и больше стали заменять людям конфопов ских экспертов, хотя ни один посетитель форума не скажет наверное, как отличить независимый (и уж тем более экспертный) отзыв от заказного, пропла ченного и рекламного. “Спрос” умирает. Ирина Виноградова говорит, что каждый год думает о закрытии “Спроса”. Но каж дый год случается нечто, благодаря чему банкротст во откладывается еще на год. Однажды удалось най ти финансирование в нотариальной палате на том ос новании, что нотариусы кровно заинтересованы в развитии потребительской культуры. В другой раз бывший ученик Аузана, топ менеджер транснацио нальной компании, просто достал из кармана денег и покрыл бюджетный дефицит. В третий раз, к сло ву, пришлось Аузану договориться с одной из круп ных табачных компаний, что та поддержит издание потребительского журнала. Договор был деликатный, ибо вообще не принято брать благотворительные деньги у табачных компаний. А когда годы спустя в прессе появилась информации о том, что табачные компании финансируют в России потребительский журнал и покупают мнение потребителей, Аузан ра зозлился и от злости бросил курить.

Глава седьмая

Распутать узел В 1992 году, когда выпускник экономического факуль тета МГУ Сергей Трухачев пришел к Александру Аузану и заявил, что будет его помощником, денег не было. То есть их совсем не было, ни у кого. Денег не было ни у двадцатилетнего Труха чева, ни у сорокалетнего Аузана. Денег не было ни у физических лиц, ни у юридических. Ни у государ ственных банков, ни у промышленных предприятий. Денег не было ни у продуктовых магазинов, ни у нефтяных компаний, ни у маленьких театров, ни у огромных машиностроительных заводов. Денег не было, а студент Трухачев хотел изучать экономику. Иными словами, он хотел изучать то, как люди принимают решения, как движется и живет это материальное воплощение человеческих решений — деньги. А денег не было. Нельзя понять, здорова ли кровеносная система человека, если по сосудам не течет кровь. Нельзя оце

147

валерий панюшкин восстание потребителей

нить, хорошо ли устроена электрическая проводка в доме, пока не включишь электричество и не пус тишь ток по проводам. Точно так же нельзя изучать экономику, если не движутся деньги. А в 92 м день ги не двигались. Были огромная страна, богатые недра, бескрай ние просторы, многомиллионные города. Но чтобы вырастить хлеб на бескрайних просторах, надо бы ло купить семена и солярку, а денег не было. Что бы добыть из под земли нефть, газ, золото, железо и медь, требовались инвестиции, а денег не было. Промышленные предприятия, может быть, и хотели бы произвести для потребителей все на свете, от ночных сорочек до автомобилей, но не было денег, чтобы купить шелк или металл, и не было денег, чтобы заплатить рабочим. А многомиллионное на селение, может быть, и хотело бы купить что ни будь, дабы поддержать отечественного производите ля, но у него не было денег, у этого населения. И экономическая жизнь замерла. Это был замкнутый круг, гордиев узел, однако в двадцать лет люди не очень то верят в замкнутые круги и гордиевы узлы, вот и Сергей Трухачев не верил и правильно делал. Поначалу Трухачев про сто работал у Аузана, организовывая хоть и амби циозные, но рассеянные профессорские дела. Трухачев свято верил, что, как бы дела ни были запутанны, всегда можно взять листок бумаги и расставить приоритеты: во первых, надо провес ти семинар в университете; во вторых — погово рить с чиновником N в правительстве; в третьих —

148

глава седьмая

написать статью для газеты M. Мало помалу таким образом все запутанные профессорские дела как то делались. Фокус с листочком Трухачев и в КонфОП про делывал регулярно. Это помогало решению многих проблем. Глава юридической службы Конфедерации Диана Сорк, например, не умела говорить “нет”. Кто бы и с каким бы делом к Диане ни обратился, она неизменно соглашалась дело вести. И когда дел накапливалось столько, что вести их все вместе мог ла бы разве что крупная адвокатская контора, Диа на просто пряталась дома и отключала телефон. В таких случаях Трухачев приезжал к Диане, вры вался к ней в дом, пользуясь тем, что Диана нико му не может сказать “нет” и, стало быть, не может не пустить в дом обрушившегося как снег на голо ву Трухачева, доставал листочек и говорил: “Диана, спокойно. Давай разберемся. Во первых, надо дове сти до конца дело с холодильником. Во вторых, на до подать уже наконец иск по делу с автомобилем “Волга”. В третьих, надо передать кому нибудь все остальные дела. А в четвертых, Диана, надо научить ся говорить людям “нет”. Уроки отказа Трухачев преподавал Диане с завид ной регулярностью. Не только у Дианы дома в мо менты панических Дианиных кризисов. Но и на ра боте, просто профилактически. Аузан однажды зашел в крохотную конфоповскую комнатку на Солянке и застал следующую сцену. Сергей Трухачев и Диана Сорк сидели друг напротив друга, и Трухачев коман довал:

149

валерий панюшкин восстание потребителей

“Диана, скажи “нет”!” “Нет?” — неуверенно говорила Диана. “Нет! — настаивал Трухачев. — Скажи громче. Просто скажи “нет” громко и четко”. “Нет”, — говорила Диана шепотом, но зато уже без вопросительной интонации. “Нет! Еще громче!” “Нет”, — говорила Диана, и с третьего раза ее “нет” действительно более или менее звучало как отказ. Российская экономика — да! — представляла со бой гордиев узел и замкнутый круг, но и перед ли цом стагнирующей экономики Трухачев вел себя так, как вел себя с профессором и юристом. Фокус с ли сточком работал. Сделать было ничего нельзя, но Трухачев доставал листочек и писал на нем: “Во пер вых, надо помочь Аузану. Во вторых, надо помочь Диане. В третьих, надо устроить в КонфОП финан совую службу, потому что в сфере финансов права потребителей никак не защищены”.

Трухачев не догоняет Фактически финансовая служба КонфОП была со здана раньше, чем задвигались в России всерьез ка кие то финансы, если, конечно, не считать серьезны ми финансами те деньги, которые стали зарабатывать с конца 80 х поставщики импортного ширпотреба. Финансовая служба появилась, когда началась прива тизация, люди получили невразумительные бумажки,

150

глава седьмая

называвшиеся ваучерами, и понесли их в невразуми тельные организации, называвшиеся ваучерными фондами. Выстраивались очереди. Люди жгли кост ры по ночам, дожидаясь, когда начнется рабочий день и можно будет свой ваучер вложить. Куда вложить? Как вложить? Люди не понимали, а только тешили себя беспочвенной надеждой вот вот превратиться в акционера (что бы это ни значило), в рантье (как бы это ни выглядело), жить себе спокойно и стричь купоны (хотя мало кто даже и наималейшее имел представление о том, как эти купоны выглядят и как их надо стричь). Большая часть населения ничего про ваучерную приватизацию понять не могла, а только злилась и ругала власти. Публика поумней, более или ме нее экономически подкованная, представляла себе ваучерную приватизацию примерно так. Вот есть же несметные богатства, которыми, принято было думать, обладает Россия. Есть же земля, ее недра, промышленность, возведенная в сталинские време на силами заключенных ГУЛага, есть торговля, есть предприятия общепита — в советское время все это было государственным, а теперь становится част ным, то есть делится поровну между всеми гражда нами России. Казалось почему то, что каждому гражданину должно достаться по внушительному куску. Теоретически на ваучер можно было купить акции какого нибудь прекрасного предприятия, и некоторые люди даже сделали это, дождавшись конца аукционов, когда за ваучер действительно возможно стало получить немножко акций “Газпро

151

валерий панюшкин восстание потребителей

ма” или других подобных предприятий, способных дорожать. Некоторые люди так сделали, но большинство — нет. Большинство вложило свои ваучеры в ваучерные фонды, предполагая, что фондами этими заведуют профессиональные инвесторы, и уж они то лучше разберутся, как выгоднее ваучер вложить. По совет ской привычке люди поспешили делегировать свое достояние черт знает кому. Трухачев по крайней мере особого доверия к ва учерным фондам не испытывал. Трухачев предполагал, что ваучерные фонды обманывают своих клиентов, но пока не понимал, как обманывают. Это интересно бы ло выяснить, и еще интереснее было рассказать людям о том, как их обманывают, да рассказать так, чтобы и самого тебя при этом не убили за слишком глубокие знания и слишком длинный язык. Даже уже и в названии многих ваучерных фон дов было некоторое мошенничество. Один из фон дов, например, назывался “Московская недвижи мость” при том, что по закону недвижимость ваучер ной приватизации не подлежала. Название было нечестным, фонд рекламировал себя слоганом “Мос ковская недвижимость всегда в цене”, однако назвать владельцев фонда “Московская недвижимость” мо шенниками на том основании, что ни одного вауче ра в московскую недвижимость они вложить не мо гут, было так же сложно, как сложно назвать мошен никами производителей автомобиля “Волга” на том только основании, что им не принадлежит великая русская река.

152

глава седьмая

Реклама ваучерных фондов тоже отдавала мошен ничеством. “Первый ваучерный фонд”, например, рекламировал себя фразой “Первый ваучерный — всегда первый”. Это было бессмысленное хвастовст во, но, согласитесь, бессмысленное хвастовство и мо шенничество — не одно и тоже. Для обвинений тре бовались более глубокие основания. И вот однажды влиятельнейшая по тем временам газета “Известия” предложила КонфОП совместный проект — инспекцию ваучерных фондов. “Известия” покупали ваучеры, сотрудники КонфОП шли из фонда в фонд, прикидываясь молодыми супружески ми парами, и в каждом фонде вкладывали по паре ва учеров. Каждый свой шаг сотрудники КонфОП должны были протоколировать, и результат их ин спекции публиковался в “Известиях”. Разумеется, нарушений в деятельности ваучерных фондов было хоть отбавляй. Но главное и наиболее частое — фонды скрывали финансовую отчетность, которая по закону должна была быть открытой. “Тре буйте финансовую отчетность”, — советовал Труха чев потребителям, хотя сам толком не знал, что там такого прячут в своей отчетности ваучерные фонды и куда надо смотреть, если какой нибудь ваучерный фонд вдруг свою отчетность откроет. Додумался Трухачев только тогда, когда было уже поздно и ваучерные фонды стали лопаться, как мыль ные пузыри. Дело в том, что человек (назовем его Н.), вло живший свой ваучер в некоторый ваучерный фонд, напрасно думал, что если фонд купит на этот ваучер

153

валерий панюшкин восстание потребителей

акции “Газпрома”, то Н. станет акционером “Газпро ма”. Ничего подобного. Акционером “Газпрома” ста новился в таком случае фонд. А Н. был всего лишь акционером фонда. Если бы по акциям “Газпрома” выплачивались дивиденды, фонду пришлось бы, по жалуй, часть дивидендов выплатить Н., а часть оста вить себе на администрирование, зарплату сотрудни ков, аренду помещения и прочая. Но дивидендов в те времена не выплачивали ни по каким акциям. Денег не было, прибыли не зарабатывал никто, кро ме торговцев импортным ширпотребом. И долго ли, коротко ли, Фонду приходилось (по сговору ли или Бог уж им судья) продать акции “Газпрома”, куплен ные на деньги незадачливого Н., и заплатить зарпла ту сотрудникам фонда, которого Н. являлся акционе ром. Довольно скоро фонд окончательно разорялся. Акции “Газпрома”, купленные на ваучер несчастного Н., принадлежали к тому времени уже третьему ли цу. А Н., получается, просто платил зарплату людям, которые на его ваучер купили акции и перепродали неизвестно кому. Это было мошенничество, конечно. Освященное законом мошенничество. Но когда Трухачев меха низм этого мошенничества понял, было уже поздно, ваучерные фонды разорились и на телефон горячей линии КонфОП звонили уже не вкладчики ваучер ных фондов, а вкладчики финансовых пирамид. Ваучерных фондов в России были десятки. Фи нансовых пирамид в России были тысячи. Сотрудни ки КонфОП, глядя на компании “МММ” или “Хо пер Инвест”, даже и не сомневались, что перед ни

154

глава седьмая

ми финансовые пирамиды. Если человек инвестиро вал сто рублей, а через месяц ему выплатили триста, трудно (хотя теоретически и возможно) предполо жить существование такого бизнеса, который прино сил бы ежемесячно двухсотпроцентную прибыль. Го раздо легче предположить, что старым вкладчикам проценты платят деньгами новых вкладчиков, каждый месяц растят и растят пирамиду, и однажды пирами да рухнет. Проблема была только в том, что назвать компанию, ворочающую миллионами долларов, фи нансовой пирамидой — это значительная смелость и значительная глупость. Будешь убит строителями пирамид или сядешь по их же иску за клевету, а са мое обидное — что люди, чьи деньги ты пытался спа сти, не поверят тебе или поверят, но все равно вло жат деньги в пирамиду. Дело было не в том, что люди не понимали, как устроена финансовая пирамида. Дело было в том, что каждый надеялся оказаться в числе того меньшинст ва, которое на пирамиде выигрывает, а не в числе большинства, которое теряет свои деньги. Это было авантюрное время. Люди видели нуворишей на ули цах и по телевизору. Они видели тех, кто выжил, и тех, кто избежал разорения. Они не видели тех, чьи аляповатые могилы заполняли кладбища со скоро стью, достойной войны. Инженер, учитель, врач или рабочий середины 90 х получал несусветно маленькие деньги, жил впро голодь, или выращивал овощи на огороде, или при торговывал чем нибудь, или побирался у богатых род ственников. Вложить и потерять зарплату в финансо

155

валерий панюшкин восстание потребителей

вой пирамиде ничего не стоило. А вот вложить и за работать три тысячи процентов годовых — это была неплохая сделка, рискованная, но весьма выгодная. КонфОП даже и не пытался всерьез с пирамида ми бороться. Профессор Аузан удивлялся только: не ужели государственные власти не видят, что пирами ды эффективнее банков? В Сбербанке 1994 года нель зя было положить деньги на счет в Москве, а снять в Хабаровске. В “МММ” можно было. Аузан удив лялся: неужели, когда рушатся пирамиды, государст во не понимает, что отыскивать деньги вкладчиков, молниеносно передаваемые по цепочке подставных фирм, должны не два десятка юристов КонфОП, а спецслужбы? Аузан недоумевал: зачем правительст во обрушило “МММ”? Конечно, “МММ” — пирами да, но в нее вовлечены миллионы российских граж дан, и государство должно быть заинтересовано, что бы пирамиды не рушились в одночасье, а оседали постепенно, как весной оседают сугробы. Или? Или государство причастно не только к разрушению пи рамид, но и к их строительству? Пирамиды рушились, а на горячую линию КонфОП звонили уже не вкладчики пирамид, а вкладчики банков.

Трухачев догоняет Надо сказать, что банки поначалу недооценили насе ление России. Принято было думать, что деньги есть у коммерческих компаний, а у населения их нет. Бан

156

глава седьмая

киры ошиблись. Через пару лет после начала прива тизации выяснилось вдруг, что деньги у населения есть, и успех финансовых пирамид наглядно проде монстрировал это. Деньги у населения появились. Дело в том, что в процессе приватизации многие ве щи, которые в Советском Союзе товарами не были, стали вдруг товарами. Как минимум земля и кварти ры. Миллионы людей по всей стране приватизирова ли квартиры и земельные участки и смогли продавать их, сдавать в аренду, спекулировать ими. Из этого, а еще из мелкого бизнеса и мелкого воровства сло жились миллионы мелких сбережений. Теперь задача банкиров состояла в том, чтобы выкачать из населе ния миллион мелких сбережений и сделать из них де сяток крупных состояний. И Трухачев восхищался, глядя, как изобретатель ны были специалисты государственных и коммерче ских банков, что ни день выдумывавшие все новые и новые относительно законные способы отъема де нег у населения. Взять хоть, например, вексель. Банковский век сель обязан иметь девять реквизитов, а если вдруг имеет восемь, то может быть опротестован и не при нят к оплате. Это было похоже на игру. По горячей линии звонили, рассказывали про мошенничество с векселями, приносили негодный вексель показать. Трухачев рассказывал журналистам. Журналисты учили потребителей внимательно следить, сколько на векселе реквизитов... И тут — Трухачеву было весело от этой гонки — кто то по горячей линии рассказывал про новую

157

валерий панюшкин восстание потребителей

уловку с векселями. По закону на банковском вексе ле должна быть указана сумма — например, сто руб лей. И если предъявителю векселя причитается сверх суммы векселя еще двадцать процентов, то на вексе ле должно быть написано “120 рублей”, а не “100 руб лей + 20%”. Если написать так, то банк выплатит сто рублей, а двадцать рублей процентов выплачивать не будет. “Вот молодцы!” — смеялся Трухачев. И выдумы вал очередную конфоповскую поговорку из серии “В договоре надо читать не только буквы, но и циф ры”, “На векселе надо читать не только цифры, но и буквы”... И как в воду глядел, потому что не проходило и дня, как кто то из обиженных банковских вкладчи ков приносил вексель, на котором мелкими буквами значилось, что вексель принимается к оплате в слу чае, если... и следовало какое нибудь условие, и мож но было не сомневаться, что именно оно то и не мог ло быть выполнено предъявителем векселя. Это была увлекательная игра. И Трухачев чувст вовал, что козырей у него на руках все больше. Глав ный его козырь — горячая линия, чуть ли не первый в стране колл центр, куда звонили обиженные потре бители. Прелесть горячей линии заключалась в том, что она давала какую никакую статистику. Если за один день звонят тридцать клиентов “Инкомбанка”, например, а клиенты других банков почти не зво нят — это значит, что проблемы у “Инкомбанка”. Ес ли за одни сутки тридцать человек позвонили с во просами про векселя, значит, запустилась мошенни

158

глава седьмая

ческая схема с использованием векселей. Владеть этой информацией было опасно. Безопаснее было сразу ее публиковать. А потому Трухачев реагировал немед ленно и вскоре заработал себе среди банкиров репу тацию крайне чуткого и крайне информированного человека. Наступил день, когда все или почти все банкиры поняли, что с финансовой службой КонфОП лучше разговаривать. Лучше объяснить, что проблемы вре менные, и попросить попридержать публикацию, ибо публикация уж точно обрушит испытывающий проблемы банк. Банкиры стали разговаривать с Тру хачевым, и это был его второй козырь — ему пока зывали финансовую отчетность, ему разъясняли об стоятельства, ему рассказывали тайны, причем не только свои, но и чужие. От этих разговоров с бан кирами Трухачев постепенно стал человеком еще бо лее чутким и еще более информированным. Третий его козырь был в том, что Трухачев окон чил экономический факультет МГУ. Многие его од нокашники, многие из тех, с кем Сергей ездил на картошку и орал под гитару песни в университетском общежитии, работали теперь на серьезных позициях в коммерческих банках. И студенческую дружбу эти люди ценили выше, чем корпоративную лояльность. Сами они не выбалтывали, конечно, бывшему одно курснику банковских своих тайн, но если Сергей до гадывался о каких нибудь банковских тайнах, звонил и просил подтвердить или опровергнуть, то под тверждали или опровергали честно. Сергей и сам так делал: если кто нибудь из университетских товари

159

валерий панюшкин восстание потребителей

щей звонил и спрашивал, готовит ли КонфОП ком промат какой нибудь против банка, где этот товарищ работал, Трухачев отвечал без обиняков и несколько раз тем самым давал проблемному банку время под готовиться к скандальной публикации. День ото дня Трухачеву все больше казалось, что финансовая служба КонфОП вот вот догонит банков ских хитрецов. Казалось, еще немного, и КонфОП сможет не просто протоколировать мошенничества, а останавливать в момент совершения или даже пре дупреждать. Однажды предупредить мошенничество почти получилось. Это был случай с печально известным в среде московской интеллигенции банком “Чара”. Бог знает почему интеллигенты в Москве смеялись над вкладчиками “МММ”, но в один прекрасный день по несли свои деньги в банк “Чара”, который от “МММ” только тем и отличался, что назывался банком и имел от Центрального банка лицензию. Вкладчикам “Чары” почему то казалось, что, начнись у их банка малейшие проблемы, Центробанк немедленно спохватится, отзо вет у “Чары” лицензию, обанкротит банк цивилизован ным образом и если не все, то большую часть денег вкладчикам вернет. Проценты по вкладам в “Чаре” бы ли хорошие. Московские интеллектуалы тоже ведь рас считывали оказаться в числе счастливчиков, а не в чис ле неудачников. И рассчитывали, что Центральный банк правом своим выдавать и отзывать лицензии у банков защищает их — потребителей. Но вот наступил день, когда банк “Чара” дост роил свою финансовую пирамиду до одному только

160

глава седьмая

руководству “Чары” известного предела, закрыл свои отделения и перестал выплачивать деньги. Тут вдруг выяснилось, что Центробанк не спешит отзывать у “Чары” лицензию, а по закону, пока лицензия не отозвана, начинать процедуру банкротства нельзя. Благодаря банковским связям до Трухачева доходили слухи о том, как деньги вкладчиков “Чара банка” та ют на счетах, передаются по цепочке подставных ком паний и исчезают. Еще немного, и спасать в “Чара банке” для вклад чиков было бы уже нечего. И тогда Трухачев не без инсайдерской помощи пошел на собрание вкладчи ков, долженствовавшее изобразить отчаянные попыт ки руководства “Чары” санировать банк. На собра нии вкладчиков Трухачев убедительно показал, что санировать “Чару” нельзя, и во всеуслышание наста ивал на том, чтобы Центробанк немедленно отозвал у “Чары” лицензию, чтобы немедленно началась про цедура банкротства и чтобы разделено было между вкладчиками хотя бы то, что от “Чары” осталось. После собрания к Трухачеву подошли крепкие молодые люди из банковской охраны, зажали слиш ком информированного аналитика в угол и настоя тельно — так настоятельно, как они это умеют, — попросили никогда, никогда больше не приходить на собрания вкладчиков и аналитикой своей заниматься где нибудь в другом месте. Против такого лома у Трухачева приема не бы ло. Вкладчики “Чары” надеялись на чудо и не под держали его. Не поддержали и потеряли все. Они поддержат его. Но только в августе 98 го. Только по

161

валерий панюшкин восстание потребителей

сле большого кризиса, который затронет всех и в ко тором счастливчиков не будет.

Догнал! 14 августа 1998 года Сергей Трухачев впервые в жиз ни по настоящему столкнулся с проблемой приня тия решения в условиях неопределенности. На сче ту журнала “Спрос” в “Инкомбанке” лежали все деньги от журнальной подписной кампании. Ири на Виноградова спросила Сергея, как этими деньга ми распорядиться. Оставить ли в “Инкомбанке”, про который известно было по звонкам на горячую линию, что с ликвидностью у него перебои? Поло жить ли в маленький банк, которым заведовал тру хачевский друг? Или вложить в ГКО, ценные бума ги, государственные краткосрочные обязательства, по которым выплачивались государством изрядные проценты? Трухачев позвонил приятельнице в “Инкомбанк” и просил рассказать честно, в каком состоянии банк. Приятельница ответила: “Если что случится, то я по мочь не смогу”. Таким образом, идея оставлять день ги в “Инкоме” показалась плохой. Идея перевести деньги в маленький банк к при ятелю представлялась хорошей, но банк этот платил маленькие проценты, а Трухачев не вполне осознал еще, что финансовые отношения суть не что иное, как отношения между людьми. Трухачев еще ошибоч но верил в законы какие то и механизмы рынка.

162

глава седьмая

В этом смысле идея вложить подписные деньги “Спроса” в ГКО казалась привлекательнее. С одной стороны, ГКО приносили хорошую прибыль. С дру гой, про ГКО понятно было, что они — финансовая пирамида, пусть даже и устроенная не частными ли цами, а государством. Понятно было, что рано или поздно пирамида эта обрушится. Но, с третьей сторо ны, невозможно было представить себе, что россий ское правительство откажется возвращать рублевые долги. Никогда прежде ни одно правительство в ми ре не объявляло дефолта по обязательствам, номини рованным в национальной валюте. Трухачев понимал, что ГКО надуваются, как мыльные пузыри. Понимал, что правительство хотело бы сдуть ГКО, постепенно девальвировав рубль, но решения правительства опре делялись влиянием сырьевых компаний и банков — сырьевым компаниям выгодна была девальвация, для банков девальвация была смерти подобна, потому пра вительство никаких шагов не предпринимало, покор но ожидая, пока пузырь ГКО лопнет сам, тем более что дефолт освободил бы банки от необходимости возвращать иностранные кредиты. Трухачев знал это, но все еще верил в здравый смысл российского пра вительства и в то, что дефолта не будет. В конце концов журнал “Спрос” и финансовая служба КонфОП в лице Сергея Трухачева сделали ту же ошибку, которую делали и другие вкладчики ГКО, — понадеялись на то, что государство включит печатный станок. И проиграли, разумеется. Прошло всего три дня, правительство объявило дефолт, подписные деньги “Спроса” сгорели, как сго

163

валерий панюшкин восстание потребителей

рели и деньги многих коммерческих банков, тоже вложенные в ГКО. С государственных краткосроч ных обязательств кризис перекинулся на банки. По сле обрушения пирамиды ГКО у банков не оказалось денег. Вкладчики приходили и заставали закрытыми двери банковских отделений. От этого возникала па ника, вкладчики приходили толпами, выстраивались у банковских дверей в очереди, требовали вернуть вклады. А банкиры говорили, что денег нет, потому что деньги, дескать, сгорели в ГКО до последней ко пеечки. Точно так же не могли получить денег про мышленные предприятия, там остановилась работа и не выплачивались зарплаты. Кризис стал системным. Настолько системным, что премьер министр Сергей Кириенко бежал из страны, и крупнейшие банкиры бежали — все, кроме Александра Смоленского, кото рый и хотел бы бежать, но был задержан на границе по исполнительному от московской таможни листу. В довершение всех бед в день дефолта Александр Аузан и жена его Ирина Виноградова возвращались с работы домой на первом их автомобиле “жигули” четвертой модели и разбили машину, не заметив ва лявшейся у обочины бетонной тумбы. Ирина была за рулем, но на дорогу смотрела пло хо, все больше думая про то, как же теперь издавать журнал, если сгорели все предназначенные для изда ния деньги. А Аузан думал, что вот же разговаривал давеча с главою Центробанка Сергеем Дубининым, предлагал же Дубинину ускорить в Государственной думе прохождение закона о страховании банковских вкладов, а Дубинин сказал почему то, что спешить со

164

глава седьмая

страхованием вкладов они не будут. Почему он так сказал? Вот ведь сейчас люди потеряют деньги. А ес ли бы банковские вклады были застрахованы, то не потеряли бы. Или? Или государство не хочет спасать вкладчиков, а хочет спасать банкиров?.. Так думал Аузан, как вдруг автомобиль наскочил на бетонную тумбу, подпрыгнул, развернулся и стал поперек дороги. Из под капота потекли, шипя, какие то перегретые жидкости. Опасаясь взрыва, Александр с Ириной вышли из машины, отошли подальше и да же не сказали друг другу ничего, а просто посмотрели друг на друга с одной мыслью — все, все пропало. Не пропала только волшебная трухачевская ме тодика с листочком бумаги, над которым следовало склониться и спокойно расставить приоритеты. Фо кус с листочком сработал и на этот раз. Во первых, следовало спасти журнал, ибо никог да не бывает потребительский журнал так нужен, как бывает он нужен во время системного кризиса. Во вторых, следовало спасти КонфОП, его фи нансовую и юридическую службы, ибо никогда не бывает так нужна людям финансовая аналитика и юридическая помощь, как нужна она во время кри зиса. В третьих, следовало попытаться вытащить из банков те деньги вкладчиков, которые не были вло жены в ГКО. Потому что врут ведь банкиры, что сго рело все. Все сгореть не могло. Прячут же что то, чтобы переложить свои убытки на плечи вкладчиков. В четвертых, следовало объявить дефолт неза конным и подать на государство в суд за дефолт,

165

валерий панюшкин восстание потребителей

а сгоревшие ГКО записать государству в долг. Пото му что это сейчас у государства нет денег, но когда нибудь ведь появятся. В пятых, следовало потребовать от государст ва, чтобы оно ввело для потребителей в финансо вой сфере дополнительные инструменты надежно сти. Это был неплохой план. Это было самое тяже лое, но самое азартное для КонфОП время. Во первых, Аузан обратился к голландским и британским союзам потребителей, и те проспонси ровали на первое время издание “Спроса”. Кроме со юзов потребителей за финансирование журнала взял ся еще и Джордж Сорос, которому по окончании кризиса деньги пытались отдать, но фонд Сороса от возвращения денег отказался, поскольку не было у них такого в бухгалтерской практике, чтобы день ги возвращались. Во вторых, юридическая служба КонфОП рабо тала с такой интенсивностью, с какой не работала ни когда прежде. Стояли огромные очереди. Людям по могали оформлять иски, и исков было такое множе ство, что не считаться с ними значило бы для государства привести дело к русскому бунту, бес смысленному и беспощадному. Суды удовлетворяли иски вкладчиков и накладывали аресты на имущест во банков. В третьих, удавалось иногда найти это самое банковское имущество и расставить ловушки на спря танные банками деньги вкладчиков, которые прята лись, конечно, но все же двигались.

166

глава седьмая

Благодаря своим связям в банковской сфере Трухачев узнавал то и дело, где, как и благодаря ка ким хитростям прячут банкиры деньги, объявлен ные сгоревшими. А тогда уж пускали в ход тяжелую артиллерию в лице Аузана. И, например, Аузан при ходил на прием к министру юстиции Павлу Краше нинникову и говорил о проблеме исполнения су дебных решений. А министр наливал коньячку и спрашивал доверительно: “Что же вы думаете, Александр Александрович, главный судебный при став берет взятки?” Аузан пожимал плечами, отказывался этак вот в кабинете министра формулировать уголовные обвинения, но говорил: “Про судебного пристава я не знаю, но, кажется, он единственный человек, который не знает, что банк “МЕНАТЕП” прячет свои деньги в Доверительном инвестиционном банке”. Крашенинников вызывал главного судебного пристава, посылал арестовать счета Доверительного инвестиционного банка, и пристав бледнел от этого приказания, ибо если КонфОП не боялся почему то арестовать двадцать миллионов долларов могущест веннейшего по тем временам Михаила Ходорковско го, то судебный пристав боялся. Выиграв очередной иск, адвокаты КонфОП ста рались не отнести исполнительный лист к судебно му приставу, а выяснить, где провинившийся банк прячет деньги, и отнести исполнительный лист туда, приложив к исполнительному листу инкассовое по ручение. Инкассовое поручение, то есть платежка на

167

валерий панюшкин восстание потребителей

оборот, имело приоритет по отношению ко всем дру гим поручениям. Таким образом деньги “СБС Агро”, например, ловили то ли в томском филиале этого банка, то ли на бирже, куда деньги поступали на не сколько минут, чтобы быть конвертированными. Но до конвертации дело не доходило. Так или иначе, только юристами КонфОП в год кризиса были найдены и переданы вкладчи кам примерно два миллиона долларов. И еще на де сятки миллионов конфоповцы помогли людям со ставить иски и разослать инкассы самостоятельно. В 1998 году, когда двухсотметровый коттедж на но вом Рижском шоссе стоил двадцать пять тысяч дол ларов, десятки миллионов — это была огромная сумма. Да и бизнесом неплохим для КонфОП оказа лось это финансовое консультирование. За состав ление каждого иска юристы КонфОП брали по сто долларов, полагая справедливым взять сто долларов с человека, спасающего десятки тысяч. Постепенно финансовые дела самой КонфОП поправились, и, кроме того, наработался у КонфОП огромный авторитет и политический вес — ненадолго Кон фОП стала представителем миллионов обманутых людей, которые требовали у банков и государства возврата денег. Так или иначе, государство признало, что никто не забудет ему дефолт просто так. Сгоревшие в ГКО деньги все таки записали государству в долг и от имени граждан торговались, как этот долг реструк турировать и как государство будет его возвращать.

168

глава седьмая

Благодаря своему кризисному авторитету Аузан во шел в так называемый Московский клуб кредиторов, где уж по крайней мере настоял на том, что госу дарство вернет сгоревшие в ГКО деньги физиче ским лицам, некоммерческим организациям и печат ным изданиям, если речь шла о деньгах, полученных за подписку. Когда деньги эти вернулись, Аузан с горечью уз нал, что кроме журнала “Спрос” почти ни одно пе чатное издание даже и не стало их забирать. День ги за подписку, деньги читателей, были совершенно несущественны для газетных бюджетов. Газеты и журналы жили за счет рекламы или за счет бога тых акционеров. И, соответственно, работали не в интересах читателей, а в интересах рекламодателей и акционеров. И все же это была победа. Пускай и не все, но частично удалось найти и вернуть деньги вкладчиков. В кризис 1998 года впервые банкир в новейшей ис тории России оказался не всесильным человеком. Впервые вкладчик нашел на банкира хоть какую то управу. А государство впервые стало всерьез строить систему страхования вкладов, не позволяющую фи нансистам набрать денег и скрыться, как бывало все 90 е годы. Финансовая служба КонфОП, Сергей Трухачев, Александр Аузан выиграли в продолжавшейся все 90 е годы гонке, догнали, добрались до самого серд ца российского финансового капитализма. Но сдела ли это тогда, когда сердце уже остановилось, когда опали кровеносные сосуды, соединявшие банки с вла

169

валерий панюшкин восстание потребителей

стью (все банки с самыми верхними эшелонами вла сти, вне зависимости от партийности). Российская экономика из финансовой превратилась в сырьевую, банки стали для сырьевой экономики всего лишь ин струментом, а государственные чиновники переклю чили свои интересы с финансов на нефть.

Глава восьмая

Разделение властей В 1998 году, через десять лет после начала перест ройки, пережив развал страны, смену одного прези дента, четырех парламентов и трех правительств, ни кто тем не менее не предполагал всерьез, что с вла стью можно спорить. Наверное, сотни лет в России с властью не спорили. Иногда образовывалось без властие, иногда двоевластие: тогда пассионарные люди выбирали себе одну из властей и сражались против другой. Можно было быть за Петра I про тив Софьи, за Екатерину против Петра III, за Алек сандра против Павла, за Константина против Нико лая, за Учредительное собрание против Николая II, за большевиков против Временного правительства, за Сталина против Троцкого, за Горбачева против партийной номенклатуры, за Ельцина против Гор бачева, за коммунистическую Думу против Ельци на — все это можно было, но нельзя было быть гражданину самому по себе, против власти один на

173

валерий панюшкин восстание потребителей

один или с группой единомышленников. Никогда нельзя было гражданину сказать в лицо царю, пре зиденту или губернатору, что тот делает глупости или творит беззаконие. Никогда нельзя было сде лать это так, чтобы царь, президент или губернатор опомнился и беззаконие прекратил, ибо власть в России за века ничуть не утратила своей сакраль ной природы. Чтобы выступить против власти, даже в мелочи какой нибудь, даже в каком нибудь частном случае, надо было быть сумасшедшим в России. И сумасшед ший нашелся. Олег Комаровский был ведь сумасшедшим на всю голову. Из всей конфоповской компании он единственный был, что называется, профессиональ ным революционером. Александр Аузан был про фессор экономики и всего лишь применял свои эко номические знания и академические связи в потре бительской сфере. Диана Сорк была адвокатом, просто ее практика складывалась из потребитель ских дел, а могла бы складываться и из уголовных. Сергей Трухачев был финансовым аналитиком, он работал в КонфОП, но мог бы работать и в банке. У Ирины Виноградовой был журнал, она была ре дактором. И только у Алика Комаровского, кроме КонфОП, кроме служения идеалам консюмеризма, не было ничего. Он служил потребительской рево люции, как в средневековых романах рыцарь служит Прекрасной Даме — беззаветно и эксцентрично, со вершая отчаянные подвиги и сочиняя восторженные стихи.

174

глава восьмая

Да да, Комаровский писал о правах потребителей стихи и пел о правах потребителей романсы: Цыплята не должны быть синие, Ущерб сполна оплатят мне, Ведь телефон горячей линии Записан в кухне на стене.

Надо ли удивляться, что и первую серьезную жертву на алтарь потребительской революции принес имен но Комаровский? Был 1997 год. День славянской письменности. Ут ром Комаровский приехал на работу на своем не пер вой молодости жигуленке, запарковал машину под окнами КонфОП на Варварке, и, как ему показалось, запарковал по правилам. Но вечером, выйдя с рабо ты, автомобиля на месте не нашел. Автомобиль эва куировали. К тому времени в Москве всерьез встала пробле ма автомобильных пробок. Однако же, решая эту проблему, городские власти не преминули пору чить эвакуацию неправильно припаркованных ав томобилей частной компании, а частная компания не преминула взимать с граждан за эвакуацию их автомобилей и нахождение их автомобилей на штрафных стоянках плату по тысяче рублей в день. Сложилась забавная схема, в которой городские власти фактически принуждали граждан платить частной компании. Милиция фактически силой перекачивала деньги из карманов горожан в кар ман бог знает как выбранного частного предпри нимателя.

175

валерий панюшкин восстание потребителей

Нарушение правил парковки констатировал ми лиционер. Теоретически оспорить его решение было возможно. Теоретически можно было спорить и мож но было доказывать в суде, что машина припаркова на правильно. Но практически, как только милицио нер констатировал нарушение правил и составлял свой протокол, эвакуатор немедленно машину забирал и отвозил на штрафную стоянку. Стоянка была част ной, платить за нахождение автомобиля там все равно бы пришлось вне зависимости от того, признает суд эвакуацию законной или незаконной. Не оплатив штрафа, забрать машину со штрафной стоянки было нельзя. Оспаривать штраф было довольно бессмыс ленно, потому что, пока суд да дело, столько можно задолжать штрафной стоянке, что сумма эта превзой дет не только штраф, но, вполне можно себе предста вить, и цену автомобиля. К тому же штрафные стоянки находились на окраинах в разных частях города. Никогда нельзя было сказать наверняка, на какую именно стоянку ав томобиль увезли, и не было толковой диспетчерской, куда собиралась бы информация со всех штрафных стоянок. Иногда люди неделями ездили со стоянки на стоянку, а через неделю, найдя свой автомобиль, оказывались должны за штрафную стоянку столько, что и забирать машину не имело смысла, особенно если речь шла о проржавевших с советских времен развалюхах, на которых ездили в основном пенсио неры. По поводу эвакуаторов Александр Аузан не раз пытался поговорить с кем нибудь в московской мэ

176

глава восьмая

рии. Речь даже не шла о том, чтобы эвакуацию автомобилей отменить. Необходимость борьбы с пробками понимали более или менее все. Но об щество потребителей хотело бы договориться как то, привести как то московский закон об эвакуато рах в соответствие с федеральным законом о защи те прав потребителей. Добиться хотя бы, чтобы дружественная московской власти частная компа ния не навязывала потребителям свою услугу по транспортировке и охране их автомобилей на штрафных стоянках. Однако же договориться с московской властью было не то что трудно, а практически невозможно. Тогдашний московский градоначальник Юрий Луж ков, похоже, и знать не хотел, что существуют на свете какие то общественные организации, что власть может и должна как то взаимодействовать с ними, что с жалобами горожан, например, на пло хую работу водопровода или дурное медицинское обслуживание потребительские организации спо собны разбираться эффективнее, чем городские чи новники... Мэры других городов с потребительски ми, правозащитными и другими разного рода не коммерческими организациями сотрудничали. Мэр Москвы — никогда. Юрий Лужков чувствовал себя и реально был политиком федерального масштаба. Если в политических целях Лужкову требовалась ка кая нибудь общественная организация, мэр просто создавал ее из своих же чиновников или близких к мэру дельцов, кормившихся на огромном москов ском хозяйстве.

177

валерий панюшкин восстание потребителей

Такова была власть. И такой власти паладин по требительского движения Олег Комаровский бросил вызов.

Так было и так будет Когда машину Комаровского эвакуировали, он на шел ее за пару дней. Но забирать не стал. Вместо этого при помощи Дианы Сорк Комаровский соста вил и подал в суд жалобу. В иске своем Комаровский требовал признать, что машина его была эвакуиро вана незаконно, что удерживают ее на штрафной стоянке незаконно, что плату за штрафную стоянку требуют незаконно, что машину должны вернуть, де нег должны не брать, а за то время, которое Кома ровский вынужденно жил без машины, надо поду мать еще, не потребовать ли с городских властей компенсацию морального ущерба. И главное, чего требовал Комаровский, — отменить, вообще отме нить саму практику эвакуации автомобилей, по крайней мере в том виде, в котором практика эта сложилась. Это был невозможный иск, нереальный. Выиг рать такое дело в Москве против мэра Лужкова было нельзя. Начать с того, что по тем временам Лужков был единственной в России реальной властью. Пре зидент Ельцин был катастрофически непопулярен. Парламент был расколот приблизительно надвое и чем больше угрожал президенту импичментом, тем больше рисковал быть распущенным. Либеральному

178

глава восьмая

правительству Кириенко оставался год, прежде чем оно уйдет в отставку с позором. Да и после этой от ставки новое правительство Примакова получит страну в катастрофическом состоянии и не сможет похвастаться уверенностью в завтрашнем дне. Дело Комаровского в общей сложности рассмат ривалось в судах четыре года. И все эти годы только Москва казалась оплотом управляемости и стабиль ности. Лужкова подозревали в коррупции, Лужкова винили в сносе исторических памятников, однако Лужков мало того что управлял городом твердой ру кой, так еще и создал федерального масштаба партию “Отечество”, партию губернаторов, которая вполне способна была выиграть очередные парламентские выборы. Случись так, Лужков и Примаков возглави ли бы страну — один, например, стал бы президен том, другой — премьером. Во всяком случае, так про них принято было думать, а потому спорить с ними было не принято. Даже и судебная власть вполне контролировалась Лужковым, в Москве то уж точно. Всякому юристу было ведомо, что в Москве Лужков судов не проиг рывает. Московские судьи получали от мэра особые надбавки и льготы. И даже про судей Верховного су да, теоретически не подпадавшего под юрисдикцию Москвы, было известно, что для них московский мэр строит в Москве дом, и как бы само собой подразу мевалось, что может ускорить строительство, а может заморозить. Все вышеперечисленное следовало бы считать ра циональными доводами в пользу того, что нельзя вы

179

валерий панюшкин восстание потребителей

играть у Лужкова в суде. Но был и иррациональный довод — главный. Когда дело об эвакуации автомо биля Комаровского стало известно прессе, когда пресса подхватила эту историю и раскрутила, Луж ков, раздосадованный многочисленными вопросами про эвакуаторы, заявил: “Эвакуаторы мы не отменим. Так было и так будет”. После этого заявления мэра, сколько бы ни пытался склонный вести переговоры с кем угодно и по любому поводу Аузан поговорить с московскими чиновниками, те только разводили ру ками: дескать, мэр же сказал — так было и так будет, что же теперь можно сделать, если мэр сказал? Как будто слова градоначальника были непреложнее вто рого закона термодинамики. Единственное обстоятельство, делавшее Лужко ва в какой то степени уязвимым, заключалось в том, что градоначальников в Москве в то время еще из бирали. И пока дело Комаровского переходило из районного суда в кассационный, опять в районный и опять в кассационный, очередные выборы мэра приближались. Равно как и парламентские и прези дентские выборы, на которых Лужков и Примаков вместе так или иначе собирались прийти к власти. Надо сказать, правда, что выборы в Москве Лужков всегда уверенно выигрывал. И все же это были вы боры. У Лужкова было достаточно врагов. От знаме ни российского либерализма Анатолия Чубайса до могущественного по тем временам медиамагната Бориса Березовского. В 99 м, когда дело Комаров ского тянулось уже третий год, по разным причи

180

глава восьмая

нам как Чубайс, так и Березовский развернули про тив Лужкова дискредитационные кампании в прес се. От либералов кандидатом в мэры выдвинулся бывший неудачливый премьер Сергей Кириенко, и целая толпа людей в рамках его предвыборной кампании делала даже специальную газету “Отече ство не выбирают”. Название газеты намекало на лужковскую партию. А смысл газеты сплошь сво дился к очернению Лужкова. С другой стороны, на Первом канале, принадлежавшем тогда Борису Бе резовскому, великолепный телеведущий Сергей До ренко развернул против Лужкова настоящую трав лю. Травля была отвратительной, но крайне изоб ретательной: чего стоило хотя бы проведенное с привлечением уважаемых экспертов расследова ние, в результате которого выяснялось, что рост Лужкова — три сантиметра. В этой развернутой против Лужкова травле дело Комаровского было бы лыком в строку. Кто угодно поддержал бы его, хоть журналисты, работавшие на Кириенко, хоть журналисты, работавшие на Березов ского, кто угодно поднял бы на знамя несчастного мелкого предпринимателя, правозащитника и предста вителя среднего класса, у которого зарвавшийся мос ковский мэр незаконно отобрал автомобиль и неза конно не отдает. Комаровский лично и вся КонфОП вместе с ним могли бы стать частью антилужковской кампании, но Комаровский, повторим, был потреби тельского движения беззаветным паладином. Он не хотел отстранить Лужкова от власти в Москве. Он не хотел не допустить Лужкова к власти федеральной.

181

валерий панюшкин восстание потребителей

Он даже не очень хотел получить назад свой автомо биль вместе с денежной компенсацией. Он просто хотел отменить в суде один единственный указ мос ковского градоначальника — указ об эвакуаторах, указ, который нарушал права любого автомобилиста в Москве. И это сработало. Если бы Комаровский со сво им автомобилем, который драматичнейшим обра зом ржавел под снегом на штрафной стоянке, при соединился к одной из антилужковских политиче ских группировок, он получил бы влиятельных сторонников и значительные денежные ресурсы. Но тогда из его жалобы исчезла бы та святая про стота, которая подкупала. В то время люди (а су дьи — это ведь тоже люди) с удовольствием следи ли за публичными политическими баталиями, но не воспринимали их всерьез. Принято было него довать по поводу лужковской коррупции и лужков ского бескультурья, читая газету “Отечество не вы бирают”, но никому не приходило в голову думать, будто газета эта хочет восстановить справедли вость, а не просто подвинуть Лужкова от москов ской власти и московских ресурсов. Принято бы ло потирать руки и похихикивать, глядя антилуж ковские программы Доренко, но никому не приходило в голову верить, будто это Доренко вос станавливает справедливость, а не Березовский пы тается остановить продвижение Лужкова к феде ральной власти. А Комаровский именно что восстанавливал спра ведливость.

182

глава восьмая

К тому же все, кто участвовал в антилужковской пропаганде, неплохо, очень неплохо зарабатывали на этом, тогда как Комаровский жертвовал, причем жертвовал священный еще по тем временам для вся кого россиянина предмет — автомобиль.

Дорогие лоббисты Это сработало. Не сразу, конечно, но сработало. В общей сложности Комаровский судился с москов ским правительством четыре года. Автомобиль его гнил на штрафной стоянке, а Комаровский судился. В районном суде дело было проиграно, а у автомо биля тем временем спустили шины и пошла по кры льям ржавчина. В Московском городском суде дело разбирала судья Ольга Егорова. Она уже прослави лась увольнением свободомыслящего судьи Пашина, и ей еще предстояло прославиться давлением на рай онных судей в процессе Ходорковского. Между дву мя этими вехами своей карьеры судья Егорова отка зала Комаровскому вторично. А автомобиль его на штрафной стоянке вплавился тем временем на чет верть колеса в асфальт летом и проржавел зимой до дыр. К исходу четвертого года автомобиль Кома ровского на штрафной стоянке превратился совсем уже в кучу металлолома, но тут Верховный суд — о чудо! — удовлетворил конфоповский иск и при знал незаконным московский закон об эвакуато рах.

183

валерий панюшкин восстание потребителей

Никто уже и не верил. Все ведь знали, что Луж ков строит в Москве дом для судей Верховного суда. Все думали, что судьи не захотят ссориться с градо начальником и рисковать квартирами. Все было как прежде. Диана Сорк все так же излагала свои безупречно подобранные юридиче ские аргументы, которые не сработали уже в рай онном суде и в городском. Комаровский говорил все те же слова. Журналистов все так же набилось ползала. И вдруг — удовлетворение иска, отмена закона об эвакуаторах, победа гражданина над вла стью, каковую победу никто прежде не считал воз можной. То ли верховные судьи посчитали ниже своего профессионального достоинства принимать неправосудное решение. То ли решили, что на ко ну не решение градоначальника вовсе, а интересы небольшой частной компании, зарабатывавшей в Москве на эвакуаторах. То ли прошли четыре года, в которые Лужков со всем его политическим весом не сумел прийти к власти, а пришел Путин, и оче видно стало, что не так уж Лужков всесилен. Так или иначе, закон об эвакуаторах отменили, и чуть ли не впервые в России гражданин одержал побе ду над властью в суде. Когда приговор был оглашен, Диана Сорк, по раженная своей победой, отошла тихонько в сто ронку и не стала ничего комментировать журнали стам. С журналистами общался адвокат Ольшан ский, никакого отношения к иску Комаровского не имевший, а просто пришедший послушать процесс. После этого случая Ольшанский возглавил “Движе

184

глава восьмая

ние автомобилистов России”, и на некоторое вре мя движение это стало влиятельной политической силой. Когда решение суда вступило в законную силу, журнал “Эксперт” назвал кампанию, развернутую КонфОП против московских эвакуаторов, лучшим лоббистским проектом года и оценил затраты, пона добившиеся для этой блестящей победы над Лужко вым, в один миллион долларов. Даже если посчитать зарплату Дианы Сорк за четыре года, даже если бы она не занималась в это время другими делами, даже если включить в затраты и стоимость металлолома, принадлежавшего Комаровскому, да так и оставшего ся на штрафной стоянке, журнал “Эксперт” ошибал ся приблизительно порядка на два, а то и на три. Когда эвакуаторы с московских улиц убрали, на какой то вечеринке к Аузану подошел его бывший однокурсник по экономическому факультету МГУ и сказал: “Саша, компания, которая эвакуацией занима лась, — это же моя была компания. Я теперь со всем оборудованием на техосмотр переполз. Скажи чест но, КонфОП не затевает какого нибудь суда против техосмотра, а то разорюсь ведь вконец?” Аузан заверил бывшего товарища, что против те хосмотра пока никакого суда не ожидается и в этой сфере пока можно спокойно граждан обирать. А про себя отметил, что на этой истории с эвакуаторами КонфОП заработал себе репутацию мощной лоб бистской организации, настолько мощной, что даже Лужков может быть побежден ею.

185

валерий панюшкин восстание потребителей

Через пару лет эвакуаторы вернулись, конечно, на московские улицы, но вместе с эвакуаторами по явилась диспетчерская, немедленно докладывавшая владельцу, куда увезена его машина. А на штрафных стоянках перестали брать плату хотя бы за первый день.

Марочки Одновременно с делом Комаровского лоббистская репутация КонфОП имела шанс укрепиться и еще на одном политическом деле. В том же 97 м, когда Ко маровский отказался забирать со штрафной стоянки свою машину, Аузан имел неожиданный разговор с главой Госстандарта Белоруссии господином Ко решковым. “Что же это вы делаете? — сказал Корешков так, что Аузан принялся спешно вспоминать, что именно натворил накануне. — Куда смотрит ваша Кон фОП? — продолжал Корешков так, как будто Кон фОП уже заменила в России правительство. — Сей час же тысячи фур встанут на границе. Все будут ма рочки наклеивать!” Про фуры и марочки Аузан точно знал, что не имеет отношения ни к тому ни к другому. Однако Корешков объяснил ему, что Россия вводит новый за кон о голографической маркировке всех сертифици рованных товаров. Вернувшись в Москву, Аузан провел небольшое расследование и вскоре действительно обнаружил

186

глава восьмая

подготовленный в недрах российского Госстандарта закон о марочках. Бизнес схема была на удивление похожей на ту, что применялась и в случае москов ских эвакуаторов. Ради общественного блага, ради за щиты потребителей от подделок каждому продавцу вменялось в обязанность купить и наклеить на каж дый свой товар специальную голографическую мар ку, которая удостоверяла бы, что товар сертифициро ван. Печатать и распространять голографические марки поручено было, разумеется, частной компа нии, точно так же, как частной компании в Москве поручено было эвакуировать неправильно припарко ванные автомобили. Иными словами, ради общест венного блага (защиты прав потребителей) вводился дополнительный налог на все, и собирать этот налог должно было не государство, а частная компания. Нехитрые расчеты привели Аузана к выводу, что тот, кто будет печатать и раздавать предпринимателям эти голографические марки, заработает не меньше мил лиарда долларов. Тогда, в 97 м, Аузану легко удалось остановить этот закон еще на уровне утверждения его прави тельством. Достаточно было одного разговора с ви це премьером правительства Анатолием Чубайсом, и продвижение закона приостановилось. Во всяком случае приостановилось. Когда же правительство младореформаторов уш ло в отставку, идея закона о голографических мар ках снова ожила в недрах Госстандарта, и законо проект быстро задвигался сквозь парламентские формальности к принятию. Судя по всему, в приня

187

валерий панюшкин восстание потребителей

тии этого закона был заинтересован спикер Государ ственной думы, член фракции коммунистов Генна дий Селезнев. Во всяком случае, спикер очень уве ренно вел этот закон от чтения к чтению, оставляя обсуждение марочек на конец заседаний, когда все уже устали и хотят домой, и всячески давая понять своим коллегам парламентариям, что обсуждаются всего лишь марочки какие то голографические, все го лишь правила сертификации товаров — техниче ский вопрос, и нету за этими правилами никакого миллиарда долларов ни для какой частной компа нии. Историю с голографическими марками Аузан принял близко к сердцу, пожалуй, так же, как принял близко к сердцу Комаровский историю с эвакуацией своего автомобиля. По правде сказать, мы не знаем, могла ли быть борьба КонфОП против эвакуаторов такой затяжной и отчаянной, если бы Комаровский не был обижен эвакуаторами лично. И мы не знаем, занялась бы КонфОП затяжной лоббистской рабо той в правительстве и парламенте, если бы обнару жилась не эта, а другая какая нибудь мошенническая схема. На марочки эти Аузан, просто говоря, обидел ся: они были ущемлением прав потребителей под ви дом борьбы за права потребителей. К тому же влия тельность КонфОП в потребительской сфере была уже такова, что Аузан искренне полагал, будто не только правительство и парламент, но даже и просто мошенники не могут мошенничать в сфере защиты потребительских прав, не посоветовавшись с конфо повскими юристами.

188

глава восьмая

Мошенники, надо сказать, вскоре осознали свою ошибку. Когда подан уже был иск и оспаривался уже в суде закон о голографических марках, Аузана при гласил вдруг поговорить один из высших чиновни ков Госстандарта. В кабинете чиновника находился известный международный бизнесмен, американец российского происхождения, имени которого Аузан до сих пор не называет, опасаясь то ли американских судов, то ли иных, российского происхождения, ви дов мести. Бизнесмен этот без всяких обиняков прямо спросил Аузана, какую долю тот хочет в предпри ятии “Голографические марочки” за то, чтобы КонфОП просто не мешала этому проекту своими разъяснениями в прессе, своими судебными исками и своими беседами про марочки с профильными министрами. Аузан от доли отказался. Нет, надо понимать: он не был против идеи сертифицирования товаров, он не был против того, чтобы государство контро лировало качество всего, что продается в россий ских магазинах. Он даже не был против того, что бы какая то частная компания заработала на произ водстве голографических марок. Он был против мошенничества, против того, чтобы обложить все то вары дополнительным налогом и отдать этот налог на откуп частному лицу. Он сказал: “Поздно. Ни чего уже не исправишь. Ваш проект с марочками сде лан юридически безграмотно и политически грязно. Теперь можно только закрыть его, а исправить никак нельзя”.

189

валерий панюшкин восстание потребителей

На том разговор и кончился. Аузан ушел думать, как бы это еще раз победить государство, сговорив шееся с мошенниками. Как бы это так остановить в парламенте продвигаемый лично спикером законо проект, дошедший уже до третьего, как правило тех нического, чтения.

Глава девятая

Предсказуемая иррациональность С потребительской точки зрения о парламенте на шем трудно иметь высокое мнение. Строго говоря, Государственную думу Российской Федерации потре битель этой самой Думы, то есть всякий законопо слушный гражданин, вообще не очень то может счи тать органом законодательной власти, где депутаты представительствуют от имени народа. Скорее, Госу дарственная дума — это что то вроде тележки в су пермаркете, где депутаты собраны, как собирает хо зяйка товары с полок — не те, за которыми пришла, а те, которые как бы невзначай принудил ее купить хитрый мерчандайзер, гипнотически расставивший на полках баночки и коробочки. С точки зрения прав потребителя российская политика с самого начала была обманом и продолжает оставаться обманом до сих пор. Разница только в том, что права потребите ля колбасы защищаются законом прямого действия, а права потребителя государственных услуг, то бишь

193

валерий панюшкин восстание потребителей

гражданина, защищаются опосредованно как то. Ес ли вам продали бракованный телевизор, обратиться с жалобой можно в любой суд напрямую. Если вам приняли идиотский закон, в суд прямо не обратишь ся. Если продавец витаминов наврал вам об их чудо действенных свойствах — это в суд. А если наврал парламентарий или чиновник — это называют поли тикой. И врали почти всегда. В 1992 году, когда правительство Гайдара отпус тило цены и наполнило таким образом прилавки ма газинов, народу было честно сказано, что товаров мо жет быть много, потребителю может быть предостав лен свободный выбор, на рынке может хозяйничать потребитель, а не продавец, но стоит это в десять раз дороже, чем фиксированные государственные цены, и будет еще дорожать. Народ тогда повозмущался, ко нечно, но новые правила игры принял, однако же ис ключительно в коммерческой сфере и никак не в со циальной. За колбасу, сметану, штаны и автомобили люди готовы были платить вдесятеро, лишь бы все это бы ло на рынке. За здравоохранение, образование, доро ги и безопасность платить никому не приходило голову. Про колбасу, сметану, штаны и автомобили мы хотели знать, насколько все это качественно, раз уж мы за все это так дорого платим. Про здраво охранение, образование, дороги и безопасность мы не спрашивали, сколько нужно заплатить, чтобы все это работало. Ни правительство, ни президент, ни одна из парламентских партий не осмелились сказать

194

глава девятая

избирателям, что социальные блага стоят денег, что никаких денег, кроме денег налогоплательщика, у госу дарства нет и быть не может и что заплатить за хоро шее образование, здравоохранение, милицию и доро ги придется столько то. Любой политик, который сказал бы, что за со циальные блага придется платить, проиграл бы вы боры. А потому никто и не сказал ни разу. А сами граждане как то не задумались про то, откуда бе рутся деньги на школы, больницы, дороги, воен ные парады и что не могут же эти деньги соткать ся из воздуха в нарушение закона Ломоносова — Лавуазье. За годы потребительской революции мы научи лись соотносить цену и качество товаров и услуг. Но мы не научились воспринимать государство как услугу, которая стоит денег и качество которой долж но соответствовать заплаченным деньгам. Если бы мы научились воспринимать государство как услугу, оплачиваемую нами, вот тут то и началась бы поли тика. Правые партии считали бы, что налогов надо платить поменьше и никакой помощи от государст ва ждать не следует. Они считали бы, что следует за здравоохранение платить самому посредством стра ховых компаний, за образование своих детей следует платить самому частным школам, за хорошие дороги следует брать плату с проезжающих и так далее. Ле вые партии считали бы, что налогов надо собирать много, причем с богатых больше, чем с бедных. Они считали бы, что на эти налоги следует учредить бес платные и равные для всех школы, больницы и доро

195

валерий панюшкин восстание потребителей

ги. Разные партии выражали бы интересы разных слоев общества, и выиграли бы по тем временам ле вые, конечно, потому что бедных и немощных было не в пример больше, чем состоятельных и самостоя тельных. Так было бы честно. Но так не получилось. В условиях, когда избиратель не понимает, сколько стоят социальные блага, выигрывают не ле вые и не правые — выигрывают популисты. Они обещают бесплатные здравоохранение, образова ние, дороги, армию и полицию, но не уточняют, откуда государство возьмет деньги на все это бес платное счастье. Строго говоря, все партии в нача ле 90 х годов приходили к власти на популистских лозунгах. Слова Егора Гайдара о том, что свободный ры нок сам отрегулирует все на свете, были популизмом, потому что рынок способен отрегулировать все сам только в лабораторных условиях, только в вакууме и только в том случае, если никто из участников рын ка никого не обманывает и никто не делает глупо стей, а так не бывает. Популизм программы Григория Явлинского “Пятьсот дней” заключался уже в том, что время, не обходимое для реформ по Явлинскому, измерялось в днях, то есть создавалось впечатление, будто рефор мы можно провести быстро. Популизм коммунистов заключался в том, что они говорили о великой стране в то время, когда зо лота у этой великой страны не было ни гроша, да и хлеба было на несколько дней.

196

глава девятая

Совсем уже наглым был популизм Владимира Жириновского из ЛДПР: каждому мужику — по бу тылке водки, каждой бабе — по мужику. Врал Жи риновский беспардонно, однако на выборах 1993 го да партия Жириновского набрала почти двадцать процентов голосов и заняла третье место. Получился ненастоящий парламент. Потому что когда граждане не понимают, что это они оплачива ют деятельность государства как услугу, то побежда ет не тот, кто наилучшим образом представляет ин тересы граждан, а побеждает тот, кто лучше других врет. Выборы становятся иррациональными, хотя вполне предсказуемыми, несмотря на свою иррацио нальность.

Эффект Веблена На взгляд профессора Аузана, российская власть фор мировалась нерационально и, стало быть, формиро валась согласно законам иррационального потреби тельского поведения, описанным Торстейном Вебле ном в книге “Теория праздного класса”. Если верить экономисту Веблену, люди редко по нимают, что, зачем и как потребляют. Редко сообра жают, за что платят, кому и почему именно столько. Чтобы сделать выбор, люди предпочитают не иссле довать качество предлагаемого товара, не раздумы вать, адекватна ли цена, а поступать согласно одной из трех основных схем иррационального потреби тельского поведения.

197

валерий панюшкин восстание потребителей

Первая схема — присоединение к большинству или следование стадному инстинкту. Люди покупа ют кока колу, потому что ее покупают все. Люди едят гамбургеры, потому что все едят гамбургеры. И точ но так же люди голосуют за партию власти, потому что все голосуют за партию власти. Каждому из сто ронников партии власти кажется, будто принадлеж ность его к большинству принесет какие то бонусы или по крайней мере избавит от каких то рисков. Для российского избирателя некоторая слож ность заключалась только в том, что старая партия власти не умерла окончательно, а новая все никак не могла сформироваться. Человек, желавший проголо совать как все, присоединиться к большинству, долго не знал, следует ли голосовать за коммунистов, кото рые были у власти семьдесят лет и того и гляди вер нутся, или за черномырдинскую, например, партию “Наш дом — Россия”. Партия конформистов офор милась окончательно только к середине 2000 х и ста ла называться “Единой Россией”. Вторую схему нерационального потребительско го поведения Веблен называет эффектом сноба. Пре тендующий на некоторую интеллектуальность нера циональный потребитель покупает не то, что все, а наоборот, то, чего не покупает никто. Если все по купают кока колу, то вебленовский сноб купит све жевыжатый сок из сицилийских апельсинов от фер мера, чья продукция рекомендована на сайте движе ния slow food. Купит и будет себя уважать за этот тонкий выбор. А если все едят гамбургеры, сноб ку пит устриц и даже приучится их любить. А если все

198

глава девятая

голосуют за коммунистов или “Единую Россию”, то сноб проголосует за “Яблоко” ради ощущения, что все дураки, а он один умный. Третью схему нерационального потребительско го поведения Веблен называет потреблением демон стративным. То есть потребитель покупает самое до рогое в нерациональной надежде, что самое доро гое — это и есть самое лучшее. Демонстративный потребитель платит тысячу евро за ужин в рестора не, одевается в бутиках, ездит на “майбахе” либо меч тает обо всем этом. И вместо того, чтобы проголо совать за какую нибудь партию, покупает себе партию, называет “Союз правых сил” или ЛДПР и заодно по купает голоса избирателей, которые будут за эту пар тию голосовать.

Купить депутата В середине 90 х после уверенной победы популис тов, на вебленовских принципах наполнивших собою парламент, обеспеченный класс начал всерьез беспо коиться: за чей, спрашивается, счет должно выпол няться все то, чего популисты наобещали? Кого ста нут грабить и громить возмущенные толпы, когда обещанный Гайдаром свободный рынок ничего сам не отрегулирует и к всеобщему благосостоянию не приведет? Грабить станут богатых, хотя бы потому, что бедных грабить бессмысленно. Кто будет платить, если предлагаемая Явлинским программа реформ “Пятьсот дней” будет вдруг при

199

валерий панюшкин восстание потребителей

нята и через пятьсот дней потерпит фиаско? Платить будут богатые, хотя бы потому что бедным платить нечем. Кто будет виноват, когда рекламируемая комму нистами богатейшая в мире страна окажется нищей? Виноваты будут богатые, хотя бы потому, что у ком мунистов богатый опыт экспроприаций. Кто, наконец, должен будет выдать обещанную Жириновским бутылку водки каждому мужику и му жика каждой бабе? Не Жириновский же, у него сро ду не было столько бутылок водки и столько мужи ков. Разумеется, за мужиков и за водку тоже при шлось бы платить богатым, и богатым это не нравилось. Популистский парламент всерьез пугал их, все рьез расстраивал и всерьез раздражал, особенно по тому, что голоса то ведь стоили недорого. Недорого стоило развернуть в средствах массовой информации кампанию в поддержку кандидата N и кампанию по дискредитации кандидата M. Тем более недорого, что средства массовой информации, как правило, при надлежали уже людям, разбогатевшим на приватиза ции. Недорого стоило устроить на избирательных участках “карусели”, а то и прямо заплатить незадач ливым избирателям, чтобы проголосовали как веле но. Недорого стоило коррумпировать членов изби рательных комиссий и на избирательных участках вбросить в урны для голосования такое количество бюллетеней, которое могло всерьез повлиять на ре зультаты. Это стоило во всяком случае дешевле, чем стоил бы спровоцированный популистской властью

200

глава девятая

бунт. И тогда обеспеченный класс принялся покупать голоса. К концу 90 х годов парламент наполнился депу татами, работавшими на те или иные финансовые или промышленные структуры. Устроилась система власти, обыкновенно называемая олигархией. Поли тические партии торговали местами в своих списках, торговали голосами во время прохождения тех или иных законов. Но, чтобы сократить издержки, мно гие необходимые олигархам законы проводились не на основе предварительных и внятных договоренно стей, а тайно. Для того чтобы понять, насколько тот или иной закон выгоден той или иной корпорации, следовало бы проводить отдельное исследование, но у депутатов Государственной думы, избранных по вебленовским принципам, а не за профессионализм, не хватало на подобные сопоставления ни ума, ни опыта. Для отслеживания выгод, которые получают корпорации от тех или иных вновь принимаемых за конов, можно было бы создать специальную комис сию, но комиссия такая стоила бы денег, а деньги можно было взять только с избирателя. И никто из политиков не осмеливался сказать избирателю, что за грамотное законотворчество придется платить, а са мим избирателям этого в голову не приходило. У олигархов, даже всех вместе взятых, денег бы ло меньше, чем у народа, в открытой борьбе они бы проиграли. Однако олигархи обладали тем преиму ществом, что понимали, насколько неизбежно пла тить за принятие нужных им законов, тогда как про стые граждане ничего такого не понимали, платить

201

валерий панюшкин восстание потребителей

за законотворчество отказывались, богатых просто бессильно ненавидели и все ждали, что олигархиче ская система власти прекратится как нибудь сама со бой. Так и случилось. На рубеже веков олигархичес кая система власти умерла. Только разрушена она бы ла не демократическими институтами, необходи мость которых осознана была бы налогоплательщика ми, готовыми контролировать, какие именно услуги оказывает гражданам государство в обмен на налоги. Олигархическая власть в России разрушена была ав торитарной властью. Про эту власть граждане тоже понятия не имели, сколько она стоит и кто за нее платит, хотя и платили за нее исправно, не вдаваясь в подробности, как в Советском Союзе покупатель штанов или колбасы не спрашивал, хороши ли эти товары, стоят ли таких денег и нельзя ли за свои день ги выбрать какие нибудь другие колбасу, штаны или правительство.

Дефицитная политика Если бы рынок не регулировался законами, институ тами или хотя бы расхожими представлениями о при личиях, на рынке побеждали бы крупные корпора ции. Они диктовали бы свои правила, вступали бы в картельные сговоры, устанавливали бы монополь ные цены, и потребитель вынужден был бы покупать что дают по ценам, которые установил продавец. Приблизительно такая ситуация была на потреби

202

глава девятая

тельском рынке в Советском Союзе. Потребители хо тели быть защищенными от произвола продавцов, но государство вместо того, чтобы разработать законы и выстроить институты, само царило на рынке, само было крупнейшим продавцом и производителем, са мо монополизировало рынок, не добившись, впро чем, ничего, кроме дефицитной экономики. Такая же ситуация сложилась к началу 2000 х в России на политическом рынке, рынке услуг госу дарства. Государство монополизировало политику, и политика стала дефицитной. Граждане, то есть потре бители услуг государства, получали законы, какие да дут, и налогов должны были платить сколько велено. В этом смысле рынок государственных услуг регули ровался только мошенничеством: граждане в меру сил нелегально или полулегально от налогов уходи ли, а государство придумывало все новые и новые способы заставить граждан платить налоги так, что бы граждане при этом не понимали толком, сколько именно они платят. Социальный налог, например, обязали платить не граждан непосредственно, а их работодателей. Граждане всерьез думали, будто пла тят только тринадцать процентов подоходного нало га, а не сорок почти процентов подоходного налога и социального. Дорожный налог бережно спрятали в цену на бензин. Налог на автомобили закамуфли ровали под обязательную страховку гражданской от ветственности. Граждане, то есть потребители услуг государства, возопили к началу 2000 х: долой олигархов! Но не было устроено антиолигархических институтов и не

203

валерий панюшкин восстание потребителей

было принято антиолигархических законов, потому что граждане не хотели платить за это, а если бы и захотели, то не знали бы, как и кому. Вместо ин ститутов и законов на рынок услуг государства под лозунгом борьбы с олигархами пришло само государ ство и устроило дефицитную политику или, иными словами, дефицит услуг, которые оказывает государ ство населению. Это было так же разумно, как если бы за соблюдением прав потребителей в супермарке те следил бы директор супермаркета и больше никто. Как в советской дефицитной экономике на рын ке хозяйничал продавец, а потребитель не имел ни выбора, ни прав, так и в российской дефицитной по литике 2000 х на рынке государственных услуг насе лению хозяйничал продавец этих услуг, государст венный чиновник. А потребитель государственных услуг, то есть гражданин, прав не имел, и возмож ность выбирать для него сокращалась год от года. По требителю услуг государства предстояло, например, лишиться права выбирать губернаторов, потом пред стояло смириться с тем, что будет радикально сокра щен ассортимент политических партий, потом пред стояло смириться еще и с тем, что в избирательных бюллетенях отменена графа “против всех”, то есть нельзя отказаться от покупки. Граждане, впрочем, не очень унывали. За двад цать лет потребительской революции потребителями товаров и услуг люди ощущать себя научились, а по требителями услуг государства, то есть граждана ми, — нет. Потребительская революция свершилась: мобильный телефон, например, перестал быть пред

204

глава девятая

метом роскоши, доступным лишь очень богатым лю дям в столице, и превратился в простой предмет оби хода, доступный даже и в отдаленных деревнях, да же детям и пенсионерам. Автомобиль стал всего лишь средством передвижения. Джинсы стали всего лишь одеждой. Люди были довольны этим. Люди поддерживали власть, при которой росло потребле ние. Потребительская революция свершилась, но это не значило, что вместе с нею совершилась и демо кратическая революция. Скорее всего, это потому так случилось, что демократической революции ши рокие массы российского населения и не хотели ни когда. Скорее всего, на рубеже 80 х и 90 х, когда лю ди выходили на митинги и кричали “Свобода! Демо кратия!”, они подразумевали под этими словами колбасу и штаны. Колбасу и штаны они получили, а права свободно выбирать услуги государства и чи новников, оказывающих эти услуги, может быть, и не хотели получить, предпочитая относиться к чи новникам, как в советское время относились к про давцам — с покорностью, заискиванием и некоторым даже священным трепетом. Вебленовские конформисты в этих условиях чув ствовали себя все более комфортно: чем меньше ста новился выбор на рынке государственных услуг, чем меньше становилось партий, тем сильнее становилась партия власти, тем больше становилось большинство и тем более разумным казалось примкнуть к боль шинству. Некоторое неудобство испытывали только вебле новские снобы, впрочем, столь малочисленные, что

205

валерий панюшкин восстание потребителей

ими можно было пренебречь. Избиратели партии “Яблоко”, когда их партия не проходила в парламент, испытывали, пожалуй что, такое же разочарование, какое испытывает гурман, придя в лавку и не найдя там рокфора или устриц, каковые продукты лавочник перестал завозить на том основании, что место на складе они занимают, а никто, кроме гурмана, ими не интересуется. Это было именно что разочарова ние, а не оппозиция, не протест сознательного по требителя государственных услуг, который сознатель но оплатил государственную услугу, но получил за свои деньги черт знает что. Некоторое неудобство испытывали и вебленов ские демонстративные потребители. Теперь, чтобы купить себе политическую партию и заодно купить для нее голоса избирателей, требовались не только деньги, но и разрешение властей. Как в Китае, гово рят, богатым людям требуется разрешение коммуни стической партии, чтобы покупать предметы роско ши. Так или иначе, российские граждане были до вольны или недовольны возможностью или невоз можностью иррационально и в соответствии с веб леновскими принципами потребления выбирать себе власть. Большинство было довольно тем, что можно выбирать депутатов, присоединяясь к большинству. Меньшинство было недовольно тем, что нельзя боль ше снобствовать. О рациональном выборе власти, о том, что вот я оплачиваю работу правительства и хочу, чтобы за мои деньги оно работало так, как мне удобно, речи не шло.

206

глава девятая

Черный рынок политики Если дефицитная политика в России на рубеже веков устроена была так же примерно, как дефицитная эко номика в Советском Союзе, если российские госу дарственные служащие распределяли услуги государ ства точно так же, как продавцы в Советском Союзе распределяли товары, то должны же были российские государственные служащие и подворовывать, как под воровывали в Советском Союзе продавцы. Должна была, следовательно, находиться на них и управа, как время от времени и в Советском Союзе находилась управа на продавцов. Про директора магазина в Советском Союзе все ведь понимали, что подворовывает. Но свод негласных правил защищал его. Надо было выполнять план. На до было снабжать дефицитными товарами сильных ми ра сего. Надо было соответствовать мы не знаем каким еще критериям, ибо директорами магазинов в советское время не были. Зато мы знаем, что в Советском Сою зе директор магазина мог вдруг негласной этой своей неприкосновенности лишиться. То ли украл слишком много, то ли не поделился с кем нужно, то ли просто у высшего руководства появилась нужда провести по казательный процесс и потрафить таким образом гне ву населения, направленному против всех на свете про давцов. В таком случае поступала жалоба какая нибудь, желательно от старого большевика, хоть бы даже и в га зету “Правда”, газета писала разоблачительную заметку, а там уж за дело брались следователи, благо расследо

207

валерий панюшкин восстание потребителей

вать воровство в советской торговле было несложно, ибо воровства никто особо и не скрывал. Про депутата Государственной думы в России на рубеже веков все тоже понимали, что он получает взятки за написание депутатских запросов или за под готовку и проведение тех или иных законов. И точ но так же существовали негласные какие то правила, которых мы не знаем, ибо не были депутатами Госу дарственной думы в России на рубеже веков. Но пра вила существовали: например, власти не противоре чить, с товарищами по фракции делиться, согласовы вать интересы... И если депутат нарушал эти правила, то вот и получался скандал. Про спикера Государственной думы члена фрак ции коммунистов Геннадия Селезнева, лоббировав шего закон о голографических марках, которые сле довало наклеить на всякий товар, дабы доказать, что товар сертифицирован, профессор Аузан предполо жил, что, возможно, спикер лоббирует этот закон без согласования с правящей партией и коллегами по фракции, точно так же, как подворовывали директо ра советских магазинов без согласования с Горкомом КПСС. Возможно, предположил Аузан, спикер ре шил подзаработать, пользуясь безграмотностью кол лег. А раз так, то можно же на спикера пожаловать ся в контролируемое государством центральное теле видение, как в советское время жаловались в газету “Правда”. Что Аузан и сделал. Он позвонил телеведущему Михаилу Леонтьеву и разъяснил ему, что закон о ма рочках есть скрытый налог, что доходы от этого на

208

глава девятая

лога получит не государство, а частная компания, пе чатающая марочки, что цена вопроса миллиард дол ларов и что, кажется, сам спикер Государственной ду мы заинтересован в прохождении этого закона. И мы не знаем, был ли действительно Геннадий Селезнев в деле. Мы знаем зато, что телеведущий Леонтьев с охотой в причастность спикера к афере с марочками поверил, гневно описал аферу с мароч ками в своей программе “Однако”, предстал борцом с коррупцией, радетелем общественных благ, а заод но и нанес ощутимый удар по фракции коммуни стов в парламенте, ибо сам выступал рупором фрак ции “Единcтво”, которая станет потом “Единой Рос сией”. На следующий день в Думе, когда закон о мароч ках должен был рассматриваться в третьем, обычно чисто техническом чтении, на спикера посыпались вопросы, что да к чему? а правда ли миллиард долла ров? а кто получит деньги? а почему нам никто не объяснил?.. Показательно, что вопросы в основном задавали не депутаты из враждебных Селезневу фракций, а свои же коммунисты. То есть и они поверили, что спикер лоббировал закон в своих личных интересах, фракцию в известность не поставил, с товарищами не поделился. Опытный Селезнев пытался было рассмотрение закона отложить, но депутаты настояли — не отло жить, нет, снять! Совсем снять с рассмотрения, хотя в парламентской практике редко можно припомнить закон, который сняли бы с рассмотрения после вто

209

валерий панюшкин восстание потребителей

рого чтения, когда все споры по существу обычно уже позади. Закон сняли, и это была победа. Вскоре и, воз можно, отчасти в связи с законом о марочках спи кер Селезнев лишился своего кресла. Это победой не было: обвинение одного из депутатов в корруп ции не реформировало дефицитную политику, а лишь укрепляло, как тюремный срок для директо ра одного из советских магазинов не подрывал совет скую дефицитную экономику, а лишь укреплял на время, позволяя гражданам верить, будто не система плоха, а отдельные люди воруют. Через некоторое время, уже в путинскую эпоху, постановление все о тех же марочках было принято правительством. Еще через два года юристам КонфОП удалось отменить это постановление правительства в Конституционном суде. И это опять была победа, но какая то грустная, жалкая — отменен был один плохой указ из тысячи плохих указов, которые на деньги налогоплательщика принимают министры, пользуясь тем, что налогопла тельщику в голову не приходит почувствовать себя потребителем услуг государства, за свои деньги име ющим право требовать, чтобы указы были хороши.

Глава десятая

Все лучшее — детям Не в связи с законом о марочках, и не в связи с де лом об эвакуаторах, и вообще не в связи с каким ни будь конкретным делом КонфОП, и не только у Александра Аузана, а у многих людей в России в некоторый момент возникло стойкое ощущение, что взрослые безнадежны, взрослым ничего не объ яснишь и, следовательно, надо объяснять детям. В се редине 90 х вообще модно вдруг стало важные соци альные идеи объяснять не взрослым, а детям. При нято было думать, что дети поймут, вырастут и наконец то устроят человеческую жизнь, которая взрослым недоступна хотя бы потому, что взрослые помнят советское время и отравлены советским вре менем навсегда. Странно теперь вспоминать об этом: казалось бы, “лихие 90 е”, проклятое теперь и беспросветное на теперешний взгляд время, но именно в это время кто только не придумывал развивающих программ для

213

валерий панюшкин восстание потребителей

детей, детских просветительских лагерей, пособий, учебников, тренингов... Частные школы, методичес кие рекомендации, развивающие программы, летние кемпинги, семинары, конкурсы планировались на де сятилетия вперед. Герои “лихих 90 х” собирались жить в России и через десятилетия, в отличие от ге роев “благополучных” 2000 х, которые заглядывают в будущее хорошо если на год или два. Детские образовательные программы были, на пример, у правозащитного общества “Мемориал”: де ти изучали историю — вот выучат, станут сознатель ными гражданами, и через двадцать лет российское общество будет состоять из сознательных граждан. Детские образовательные программы были и у Ми хаила Ходорковского в благотворительном его фонде “Открытая Россия”: дети играли в бизнес и в само управление — вот вырастут и станут предприимчи выми свободными людьми, понимающими свои пра ва и осознающими свою ответственность. Детских образовательных программ у кого только не было в эти “лихие 90 е”. Главным благотворительным трендом было тогда образование, в отличие от “бла гополучных” 2000 х, когда основным благотвори тельным трендом стало здравоохранение. В 2000 е годы, надо полагать, люди не видят будущего и жерт вуют деньги на сиюминутное и непосредственное спасение детей от смерти. В 90 е только будущее ви дели и деньги жертвовали в основном на воспитание последующих поколений. В середине 90 х завести детскую потребитель скую образовательную программу пришло в голову

214

глава десятая

и Александру Аузану. Была только одна проблема — профессор умел преподавать студентам, а школьни кам преподавать не умел.

Какое-то конфо А Елена Кузнецова, наоборот, была учителем. Учите лем информатики и экономики, успешным и извест ным в профессиональных кругах, со своими методи ками, что высоко ценилось, ибо по советской еще па мяти бог знает какой следовало быть умницей, чтобы Министерство образования признало твою методику и допустило новую методику до детей в школе. Еле на была учителем, знала, как учить школьников, но понятия не имела, чему их теперь учить. Мир рух нул, и хрестоматийных знаний, которыми только и оперируют школьные программы, не осталось. Хорошо физикам — законы термодинамики не претерпели никаких изменений в эпоху перестрой ки и гласности. Хорошо математикам — распад Со ветского Союза никак не сказался на исчислении логарифмов. Географам чуть сложнее — пятнадцать союзных республик превратились в пятнадцать не зависимых стран, поменялись названия столиц, две Германии слились в одну, но выучить все это не так уж было сложно. Хуже словесникам — полови на обязательного курса литературы оказалась дря нью несусветной, зато появились новые классики и гении, чтение которых прежде преследовалось по закону, а теперь стало обязательным для школьни

215

валерий панюшкин восстание потребителей

ков. И все же у словесников были скорее приятные хлопоты. Настоящая педагогическая катастрофа случилась только с учителями истории и обществоведения. Эти предметы непонятно стало, как преподавать, за то появились новые, неслыханные предметы — та кие, например, как экономика и информатика. Мир рухнул. В 1991 году выяснилось, что “Союз неруши мый республик свободных” не так уж нерушим и не так уж свободны республики, не так уж распоряжа ются “правом на самоопределение вплоть до отделе ния”, а должны за это самоопределение и отделение сражаться, иногда и с оружием в руках. В 92 м, ког да отпустили цены, выяснилось вдруг, что люди в большинстве своем не труженики вовсе, как пред полагалось, а спекулянты и проходимцы. В 94 м, ког да посыпались финансовые пирамиды, выяснилось к тому же, что суды бессильны против мошенников и государство бессильно. Мир рухнул, и, в доверше нье всех бед, рухнула вместе с миром и учительская зарплата, так что пришлось Елене Кузнецовой выду мывать себе самые странные работы, чтобы прокор мить себя и дочку. Например, Елена нанималась гувернанткой к не коему нуворишу и отцу семерых детей, который хо тел дать своим детям домашнее образование. Знако миться с работодателем Елену пригласили за город. И она поехала в лыжном костюме. Потому что если за город, значит, на дачу, а если на дачу, значит, в лыжном костюме. Но вместо дачи Елену встретил мрачный замок и еще более мрачный его хозяин, сме

216

глава десятая

ривший кандидатку в гувернантки презрительным взглядом и сказавший: “Вы как оделись вообще? Вы думаете, я вас после этого возьму на работу?” “Ну и зря, — парировала Елена. — Я лучшая в России гу вернантка, а вы будете всю жизнь локти кусать”. Они оба не понимали, как себя вести. Они не знали ни как нанимать гувернантку, ни как в гувер нантки наниматься, однако после этих слов нувориш немедленно Елену на работу принял. И все бы хоро шо, и зарплата... Но как то Елене претило положе ние прислуги в этом доме, ибо профессия учителя казалась ей почетной и гордой, а положение служан ки — наоборот. В другой раз с бывшей коллегой Елена пыталась открыть частную школу. Элитную (тогда только по явилось это словечко) школу для детей из интелли гентных семей. Иностранные языки, бальные танцы, никаких упаковок от транквилизаторов не найдешь в туалете. Однако вскоре у помещенных в тепличную среду интеллигентских детей начались нервные сры вы, и школу пришлось закрыть, так и не поняв, что сделано не так и почему приличные дети бесятся. Елена предполагала, что бесятся они от страха, от то го, что за воротами школы их ждет заведомо враж дебный мир, жить в котором школа никак не учит, вместо практических знаний предпочитая забивать детские головы латынью и древнегреческим. Хотелось учить чему то нужному и безусловно му. Но совершенно непонятно было чему. И вот однажды Елене позвонил бывший ее уче ник Леня Азимов, хороший мальчик, про которого

217

валерий панюшкин восстание потребителей

Елена знала, что он большой умница и окончил эко номический факультет МГУ. Леня позвонил и стал говорить, что какое то “конфо” и какой то Аузан хо тят наладить для школьников преподавание потреби тельских знаний. Звучало сомнительно. Ни про ка кое “конфо” Елена сроду не слыхивала. Имя Аузан звучало как воровская кличка. Что же касается потре бительских знаний, то Елена, будучи учительницей до мозга костей, ко всему потребительскому относи лась заведомо пренебрежительно и всеми силами все гда старалась отвадить своих детей от потребительст ва как такового. Однако же выбирать особо не приходилось. Еле на опять сидела без работы, а потому решила уж во всяком случае пойти и посмотреть, что это за “кон фо” такое и что это за Аузан. Аузан ей сразу не понравился. Выглядел каким то авантюристом. Говорил напористо, как говорят по телевизору политики и продавцы никчемного това ра, а сам сидел в обшарпанном кабинетике, курил, а вокруг сновали люди, неизвестно чем занимавши еся и именовавшие себя сотрудниками КонфОП, Конфедерации обществ потребителей. “Тоже мне конфедерация, — подумала Елена. — Богадельня тут у них какая то, а не конфедерация”. Еще неприятнее было то, что задачи Аузан ста вил какие то чересчур патетические: привнести в школу принципиально новый предмет, изменить саму суть экономического образования в школе, при вить детям культуру потребления, вырастить новое поколение культурных потребителей... Елена собра

218

глава десятая

лась с духом и спросила прямо, что сложно бывает для интеллигентного человека: “Александр Александ рович, скажите, вы хотите, чтобы мы вам памятник воздвигли посреди школьной программы, или вы хо тите, чтобы в школе преподавались основы потреби тельских знаний?” “Я хочу, чтобы в школе препода вались основы потребительских знаний”, — ответил вдруг Аузан очень просто. И Елена почему то поверила ему. Возможно, она поверила просто потому, что у нее не было работы и очень хотелось поверить, будто вот сейчас начнет ся новая, интересная и совсем уже больше не унизи тельная жизнь. На самом деле Елена понятия не имела, что та кое потребительские знания, и была испугана, когда Аузан чуть ли не в первый день работы пригласил ее поехать в Санкт Петербург на конференцию, и не просто поехать, а и выступить там с докладом о том, как следует устроить преподавание потребительских знаний в школе. Елена поехала и успокоилась немного. Она по няла, что, несмотря на полный свой непрофессиона лизм в сфере потребительского образования, тем не менее является чуть ли не лучшим в стране специа листом. Другие приехавшие на конференцию педаго ги выходили на трибуну, надували щеки и врали в присутствии замминистра образования, будто у них в регионах потребительское образование активно развивается, а сами при этом не читали даже закона о правах потребителей. И замминистра образования тоже надувал щеки, хотя очевидно не понимал, про

219

валерий панюшкин восстание потребителей

что это участники конференции переливают из пус того в порожнее. И был только один учитель фрон дер, который кричал, что в новых рыночных услови ях людей то и дело обманывают и надобно, дескать, так устроить школьную программу, чтобы учить де тей, как им вести себя, когда они обмануты. В ответ на его выкрики Елена сказала, что детей не надо учить, как вести себя, если их обманули. На до учить, как вести себя, чтобы не быть обмануты ми. Концепция школьного курса сложилась вдруг у нее в голове. И цель будущего курса вырисовыва лась более чем благородной. Дело было за малым — придумать школьный курс потребительских знаний от начала и до конца.

Учебник для 9-го класса Первым делом они написали учебник. Учебник на зывался “Основы потребительских знаний” и пред назначался для учеников девятого класса. Аузан на стаивал на том, чтобы учебник этот был написан не только для Москвы, но и для регионов, куда рано или поздно придет же потребительская революция. Во вторых, Аузан настаивал, чтобы всюду, где это воз можно, в учебнике подчеркивалась всемирно истори ческая роль КонфОП и рекламировался журнал “Спрос”, который, подобно газете “Искра”, “есть не только коллективный пропагандист и агитатор, но также и коллективный организатор”. В третьих, Аузан говорил, что написанный теперь учебник не

220

глава десятая

известно еще, переиздадут ли когда нибудь, а пото му настаивал, чтобы учебник не концентрировался на сиюминутных потребительских проблемах, а го дился на все времена и разъяснял детям, как вообще устроено общество потребления и как будет устрое но всегда, пока небо не упадет на землю и реки не потекут вспять. Елена могла бы возмутиться этим со стороны Аузана идеологическим нажимом, однако парадок сальным образом не возмущалась, а была благодар на. Она знала, как пишутся учебники. В учебнике должны быть изложение материала, краткие выво ды, проверочные задания по пройденной теме, а еще в учебнике должна быть идеология. Стран ным образом Елене легче было излагать предмет, если на место марксизма ленинизма возможным оказалось поставить консюмеризм и лозунг “Идеи Ленина вечны” возможным оказалось не отвергать вовсе, а заменять мыслью о незыблемости законов потребления. Так было привычней и легче. Когда в школьной программе была четкая структура, простые знания, которые следует изложить, и господствующая идеоло гия, уж кто кто, а советский то учитель виртуозно умел на фоне всего этого красной нитью провести еще и скрытый смысл, важную какую то и выходящую за рамки школьной программы правду, чтобы думаю щие дети поняли и втихомолку взяли на вооружение. Это очень странный учебник — “Основы потре бительских знаний” под редакцией Елены Кузнецо вой. И странный вот почему.

221

валерий панюшкин восстание потребителей

Можете ли вы представить себе, чтобы учебник по какому нибудь предмету описывал не только знания, изучением которых занимается представляемая учеб ником дисциплина, но также и знания, которыми дис циплина эта не занимается? Можете ли вы представить себе учебник физики, например, в котором написано, что законы термодинамики физика изучает, а законы стихосложения не изучает? Можете ли вы представить себе учебник биологии, где написано: “Дорогие дети, мы с вами будем изучать животных и птиц, но стихо творение Бродского “Осенний крик ястреба” изучать не станем”? Возможно ли, чтобы в учебнике геомет рии написано было, что геометрия изучает различные фигуры, например квадрат, однако же, дети, “Черный квадрат” Малевича мы изучать не будем? Если учебник физики упоминает о стихосложе нии, учебник биологии — о стихотворении Бродско го, а учебник геометрии — о “Черном квадрате” Ма левича, это значит, что, сознательно или подсозна тельно, составитель учебника вовсе не про физику и не про биологию хотел рассказать детям, а про ци вилизацию. Не про то, как доказывается теорема Эй лера, не про то, как устроен у ястреба скелет, а про то, что вот, смотрите, дети, пытливый человеческий разум так и этак, языком формул и языком поэзии, методом эксперимента и методом вдохновенного прозрения только и делает что изучает этот удиви тельный мир, стараясь разгадать его устройство и предположить его смысл. Учебник Елены Кузнецовой “Основы потреби тельских знаний” устроен именно что описанным

222

глава десятая

выше парадоксальным образом. Скрытые смыслы раз бросаны в учебнике повсюду. На 17 й, например, странице мы находим таблицу, в которой сводятся вместе те правовые отношения, которые относятся к сфере потребительских знаний, с теми, которые вроде бы как не относятся. Отношения розничной купли продажи, гласит левая сторона таблицы, — это потребительские зна ния. А правая сторона таблицы гласит: отношения, возникающие при осуществлении судом правосу дия, — это не потребительские знания. Слева напи сано: отношения аренды, найма жилого помещения, подряда, финансовых услуг — это потребительские знания. А справа написано: отношения, возникаю щие при осуществлении государственными органами возложенных на них полномочий, — это не потре бительские знания. Но вместе, в совокупности левой и правой сво их сторон, таблица как будто кричит: дети! это одно и то же! Продавать штаны и продавать дороги — это одно и то же. Услуги электрика и услуги судьи — это одно и то же. Гарантия на холодильник и гарантия безопасности — это одно и то же, дети, хоть и рег ламентируется разными законами. И далее по списку всех потребительских прав, которые, если вдуматься, суть права человека. Пункт за пунктом по всем институтам общества потребле ния, которые — не правда ли? — суть общественные институты. “Потребитель, — написано в учебнике, — глав ное действующее лицо на рынке. У него есть свобо

223

валерий панюшкин восстание потребителей

да выбора. Продавец зависит от потребителя: если у него не будут покупать товар, он разорится”. Ну так ведь и гражданин (не написано в учеб нике) — главное действующее лицо в государстве. У него есть свобода выбора. Чиновник зависит от гражданина: если налогоплательщики откажутся по купать у чиновника производимые им услуги — это конец чиновничьей карьеры. “Существуют разные формы организации тор говли, — написано в учебнике. — За тысячелетия су ществования торговли выработано множество спосо бов, которые могут заставить потребителя купить да же то, что ему не нужно”. Ну так ведь и с государством то же самое. Суще ствуют разные формы организации государства (не написано в учебнике). За тысячелетия существования государства выработано множество способов заста вить гражданина поддерживать даже и то, что вовсе не в его интересах. “Информация, — написано в учебнике, — это власть. Чем больше вы будете знать, тем увереннее будете чувствовать себя в качестве потребителя. Относитесь к получаемой информации разумно. Помните: человек сам делает свой выбор. Пользуй тесь советами независимых изданий для потреби телей”. Ну так ведь и для граждан (этого в учебнике не написано) лучше пользоваться информацией незави симых изданий. Потому что информация — это власть. Чем больше человек знает, тем увереннее чув ствует себя в качестве гражданина.

224

глава десятая

Удивительным образом на уроках потребитель ских знаний, когда Елена Кузнецова стала препода вать по своему учебнику в школе, успевающие и не успевающие дети как бы поменялись местами. Интел лектуалы отличники с первых парт терялись, когда вместо теоретических ответов на уроках следовало продемонстрировать практические знания. Зато дво ечники с “камчатки” щелкали потребительские задач ки необычайно легко, как, бывает, неграмотные ба бушки счету вроде не обучены, но деньги считают безошибочно. Маленьким детям сложно бывает объ яснить, что 2 + 2 = 4, но то, что два яблока и еще два яблока — это четыре яблока, дети понимают лег ко. Старшеклассникам сложно объяснять про демо кратию, права человека и свободу слова. Однако же старшеклассники легко понимают, как устроены са мые сложные общественные институты, если устрой ство демократии, прав человека и свободы слова объ яснять, как будто они придуманы для того, чтобы че ловека не обдурили в магазине. Изучая права потребителей, дети, наверное, да же и не догадывались, что изучают права человека. Оставалось только предоставить детям возможность полученные знания применить. Хотя бы даже и по нарошку. Хотя бы даже и в игре.

Десять лет лагерей Теперь уже и не вспомнить, кому именно пришла в голову идея кроме школьного образования устраи

225

валерий панюшкин восстание потребителей

вать детям еще межрегиональные потребительские конкурсы и летние лагеря. Кому то же пришла. Зато точно известно, что деньги на первые конкурсы дал фонд Сороса. На конкурсах выяснилось, что в разных регио нах потребительское образование представляют себе по разному. В Туле, например, потребительское пра во преподавали детям, чтобы противостоять таким образом обществу потребления — чтобы дети все про потребительство узнали и отвратились от потреби тельства навсегда. На Урале господствовала почему то концепция экологического потребления — там пытались научить детей потреблять так, чтобы не вре дить окружающей среде. Ассоциировать права потре бителя с гражданскими правами — это была москов ская идея: чтобы исподволь внедрять ее в сознание детей, требовалось много чего придумать. Дети были дикие. Приехав на конкурс, один мальчишка рассказал, например, когда его спросили о личном опыте борьбы за потребительские права, что покупал розы маме на день рождения, розы ока зались увядшими, бутоны оказались приколотыми к стеблям булавочками, и тогда он пошел да и рас колотил камнями стекла цветочной палатки. Дикие дети даже и благодарность за единственную возмож ность выбраться куда то и посмотреть мир выража ли диким довольно способом. Например, вернув шись после одного из конкурсов домой в населен ный бывшими заключенными поселок Чинья Ворык Республики Коми, тамошние школьники украли из кабинета черчения чертежную доску, понаделали из

226

глава десятая

нее расписных разделочных досочек для кухни и по слали в знак благодарности в Москву Елене Кузнецо вой и Диане Сорк. И непонятно было, наказывать их за это или благодарить. Понятно было только, что на этих межрегио нальных конкурсах, во время соревнований и игр, в летних этих лагерях надо предлагать детям создать и протестировать на себе общественные институты, с которыми им как потребителям и гражданам при дется сталкиваться во взрослой жизни. Каждый летний лагерь был устроен более или менее как государство. Взрослая администрация ла геря гарантировала детям ночлег, питание и безопас ность, а все остальное — сладости и развлечения — предлагалось организовать самостоятельно, оплатив имевшими хождение на территории лагеря игровы ми деньгами. В детских экономических играх прини мали участие и взрослые. Как только появлялись деньги — даже и игровые, — так немедленно кто ни будь придумывал с деньгами какое нибудь мошенни чество. Небольшой стартовый капитал дети получали от взрослой администрации лагеря за участие в общест венно полезных работах — за дежурство по кухне, рубку дров, уборку территории, — а дальше тратили маленькие свои зарплаты на сладости или пытались приумножить, вложив в какой нибудь бизнес. Девоч ки, например, открывали маникюрные салоны. Мальчики сколачивали паланкин и, впрягшись в не го, устраивали такси, доставлявшее всякого желающе го куда угодно. Кто то организовывал почту, разно

227

валерий панюшкин восстание потребителей

ся по обширной территории лагеря записочки (ибо не было тогда еще общедоступных мобильных теле фонов). Кто то давал за деньги посмотреть привезен ный из дома журнал “Плейбой”. А кто то выговари вал себе право взимать плату за пользование туалета ми на том основании, что подряжался туалеты убирать. Довольно быстро выяснялось, что как то это слишком цинично — монополия на туалеты. В одном из лагерей несколько вожатых, выпуск ников экономического факультета, организовали банк, называвшийся “Цунами банком”. Они брали у детей игровые деньги под хороший процент. Выст роили финансовую пирамиду и обанкротили в одно часье, объявив дефолт не только рядовым вкладчикам, но и администрации лагеря, собиравшейся на вло женные в “Цунами банк” игровые средства устроить то ли конкурс какой то, то ли дискотеку. В другой раз несколько предприимчивых школь ников, получив за уборку территории зарплату, на няли такси паланкин, отправились в ближайшую де ревню на почту, при помощи стоявшего на почте ко пировального аппарата напечатали фальшивых денег, погрузили в паланкин и вернулись в лагерь неверо ятными богачами. В лагерном денежном обороте фальшивые банкноты обнаружились не скоро, а ког да обнаружились, инфляция уже зашкаливала, и ла герная игровая валюта обесценилась катастрофиче ски. Возможно, афера юных фальшивомонетчиков вообще не раскрылась бы и взрослые экономисты, ус троившие лагерь, долго ломали бы голову, пытаясь понять, отчего обесценивается валюта. Но однажды

228

глава десятая

сын бессменного ведущего потребительских конкур сов Леонида Булошникова Марик обратился в адми нистрацию и сознался со слезами на глазах: “Я так больше не могу, я печатал фальшивые деньги”. Впро чем, подельников своих Марик не выдал и следствию по делу о печатании фальшивых денег не помогал. Хуже всего было то, что ни детей, монополизи ровавших туалеты, ни создателей “Цунами банка”, ни фальшивомонетчиков нельзя было толком при звать к ответу, ибо не было закона, запрещавшего мо нополизировать туалеты, строить финансовые пира миды и печатать фальшивые ассигнации. Постепенно дети поняли, что им в лагере нель зя просто беззаботно заниматься свободным пред принимательством, а нужны правительство и законы. В те времена в этих летних образовательных ла герях модно было объяснять детям, что лучшее уст ройство общества — это демократия. Дети в образо вательных лагерях экологов или “Открытой России” выбирали себе парламент и президента. Однако же в конфоповский лагерь к самым выборам приехал на денек профессор Аузан и внес сумятицу. “Почему, собственно, демократия? — сказал на общем собра нии профессор. — Есть множество систем общест венного договора. Почему, например, не монархия?” Дети долго совещались и решили наконец, что их ла герь будет управляться монархом. Конституционную монархию они посчитали не то чтобы более эффек тивной формой управления, но очевидно более кра сивой (или, как они выражались, прикольной), по скольку монархия предполагала красивые ритуалы,

229

валерий панюшкин восстание потребителей

коронацию, придворные балы, придворную карьеру и торжественную смену караула у дверей королевско го дворца. Каково же было удивление верноподданных, ког да выяснилось вдруг, что король с этими его корона циями, турнирами и балами стоит огромных денег. На содержание дворцовой челяди, личной гвардии и придворных его величество потребовал тридцати процентный налог с денег, которые в поте лица за рабатывали дети маникюрными салонами, такси па ланкином, почтовыми перевозками и показом журна ла “Плейбой”. Верноподданные возмутились, потребовали от короля, чтобы налог снижен был хо тя бы до двадцати процентов, но все равно получи лось накладно, и в лагерях последующих лет ветера ны толково объясняли новичкам, что монархия — это, может быть, и прикольно, но очень дорого. В лагерях последующих лет царила уже демокра тия — может быть, и не самое совершенное устрой ство общества, но уж точно самое дешевое. В один год президентом избрали одного из взрослых вожа тых, как бы перекладывая ответственность с себя на власть. Вновь избранный президент первым делом за вел в лагере санитарную комиссию, которая должна была следить, чисто ли у детей в палатках и регуляр но ли дети моют руки. Санитарная комиссия облада ла значительной властью и могла, например, запре тить грязнулям участие в дискотеке или наложить на грязнуль штраф. Ну и разумеется, вместо того чтобы следить за чистотой, санитарная комиссия принялась брать взятки. Грязнулями объявлялись в первую оче

230

глава десятая

редь не те, в чьих палатках было грязно, а те, у кого хорошо шел бизнес, хотя бы потому, что с удачливых бизнесменов можно было взять внушительный штраф. В результате деловая активность упала, никто никаких бизнесов не открывал, зато расцвело доно сительство: дети охотно сообщали санитарной ко миссии не только у кого в палатке грязно, но и про сто у кого есть деньги, чтобы заплатить штраф. Ца рило всеобщее безделье. Денег не было ни у кого из детей. Чтобы не отменять лагерные мероприятия, за которые предполагалось взимать плату, президент вы нужден был организовать общественные работы. Бы ло объявлено, что лагерное государство платит из бюджета за сбор шишек. Днем дети собирали шиш ки, а ночью разбрасывали, причем за ночное тайное разбрасывание шишек платилось вдвойне. Так прошла неделя. За неделю несколько раз кто то из детей выражал желание объявить президенту импичмент и провести выборы снова, однако в ла герном законодательстве импичмента предусмотрено не было, и опытный президент всеми правдами и не правдами противился попыткам детей созвать вече. Наконец через неделю группа сорвиголов под покровом ночи захватила лагерную радиорубку. Ла герь был разбужен громкой музыкой, и все граждане приглашены были на центральную поляну на общее собрание: “Вставайте! Приходите на поляну! Сани тарная служба задолбала! Президента — в отставку!” Так свершилась революция. После революции лагерные правительства и пре зиденты избирались уже со всей серьезностью. Од

231

валерий панюшкин восстание потребителей

нажды даже президент был избран с преимуществом всего в один голос, и дети дивились, какое значение, оказывается, может иметь всего один голос. Постепенно дети, посещавшие лагерь не впер вые, дети, имевшие уже опыт демократических выбо ров, предпринимательства и законотворчества, стали пользоваться авторитетом. Принято стало считать, что в лагерное правительство следует избирать “вете ранов” — тех, кто был уже в прошлых лагерях, а но вичков избирать в правительство не надо, чтобы не совершали пройденных уже ошибок. Как только та кой избирательный ценз установился, новички стали врать, будто являются ветеранами, и приносили даже поддельные справки с поддельными подписями Еле ны Кузнецовой и Дианы Сорк. В справках было на писано, что предъявитель сего, дескать, бывал в лаге ре в прошлом или в позапрошлом году. Кажется, важнейшим выводом из всей этой ла герной жизни стало вот что: справедливая и эффек тивная власть не может быть установлена однажды и навсегда. Вызовы меняются, условия всегда разные, несовершенная природа человека всякий раз заново провоцирует самые непредсказуемые ошибки, а жаж да наживы подталкивает злоумышленников действо вать все хитрее день ото дня. В одном из конфоповских лагерей, когда смена только начиналась, когда не избрано было еще пра вительство, на общем сходе дети обсуждали, нужна ли их лагерю армия, полиция или как уж там ни на зови некую силовую структуру. В тот год большин ство детей были ветеранами. Они хорошо понимали,

232

глава десятая

что полиция потребует денег, что придется платить налоги с такси паланкинов, маникюрных салонов и внутрилагерной почты. Многие носили майки, на печатанные в один из прошлых годов, на майках на писано было: “Я плачу налоги. Что взамен?” К тому же многие дети помнили, как отвратительно в одну из прошлых смен вела себя созданная для охраны ла геря силовая группа “Бизоны”, как “Бизоны” эти вме сто наведения порядка грабили предпринимателей и управы на них до конца смены так и не нашлось. “Не нужна нам никакая охрана! — говорили де ти. — Кто на нас нападет?” Так что решено было никакой силовой структу ры не создавать вовсе, понадеявшись на добропоря дочность друг друга. И поначалу благодушная эта идея вполне оправдывалась. Лагерная республика процветала, налоги были низкими, самые экзотиче ские предприятия открывались одно за другим и не прогорали, так что даже китайская экономика могла бы позавидовать экономическому росту, который де монстрировала экономика конфоповского лагеря. Устраивались праздники, ставились спектакли, изда вались газеты, как серьезные, так и желтые. В желтых газетах публиковались лагерные сплетни про товари щей и вожатых. В серьезных газетах проводился кон курс историй об интересных людях. Выяснялось, на пример, что лагерный врач служил чуть ли не во всех в мире горячих точках. Выяснялось, что соседний ла герь “Открытой России” возглавляет бывший офицер спецназа “Вымпел” Анатолий Ермолин с товарища ми, которые, между прочим, штурмовали дворец

233

валерий панюшкин восстание потребителей

Амина. Было интересно и весело. Кроме деловой ак тивности были еще и занятия — семинары, лекции по экономике и праву, пользовавшиеся такой попу лярностью, что дети не скупились платить за их по сещение игровыми деньгами, заработанными в поте лица. Приезжал Аузан, привозил правозащитника Арсения Рогинского. Арсений Рогинский рассказы вал захватывающую историю своей жизни. И даже когда в тот вечер разразилась вдруг страшная гроза, потухло электричество, подмокли продукты на кухне и разбились стекла в нескольких корпусах старого пи онерского лагеря, который арендовала КонфОП, де ти не унывали. Всю ночь сидели в актовом зале при свечах, пели под гитару песни, слушали, как читает смешные стихи серьезный профессор Аузан, а наут ро скинулись из доходов своих и довольно быстро ликвидировали последствия стихийного бедствия. Все шло прекрасно. Приближались конец смены и завершающая смену дискотека. Организовывать дискотеку должен был один из педагогов — Дмитрий Янин (который теперь, между прочим, стал председа телем правления КонфОП). И вот накануне дискоте ки Дмитрий Янин пропал. Дело было серьезное. Правда пропал. Человек пропал. Если бы пропал ре бенок, наверное, все позабыли бы экономическую свою игру и игровые свои деньги, бросились бы ис кать. Но пропал взрослый, и никому из детей не при ходило в голову, что взрослый может пропасть все рьез. К тому же вскоре после исчезновения Янина коммерческий почтальон доставил лагерному прави тельству записку, в которой сообщалось, что Янин по

234

глава десятая

хищен, что ни Янина не будет, ни дискотеки, если в назначенное время и в назначенное место правитель ство не доставит огромную сумму игровых денег. Надо было либо собирать деньги, либо искать Янина. По такому случаю созвали общий сход, ла герный референдум. Скорее всего, на общем сходе присутствовали, как ни в чем не бывало, похитите ли Янина. Референдум решил, что вступать в пере говоры с террористами и выполнять их условия нельзя ни в коем случае, тем более что они проси ли огромных, действительно огромных для лагерной экономики денег. Значит, Янина надо было искать. Но и искать никто не хотел. Один за другим дети спрашивали: “А почему я?” У каждого были дела: такси паланкин, маникюрный салон, газета, за семинар уплачено... Бросать свой бизнес ради поисков Янина не хотел никто, а специальной службы, полиции, армии — или как уж ни назови некую силовую структуру — в лагере не было. Наконец худо бедно удалось набрать ополчение. Часа за три ополченцы прочесали все восемь корпу сов лагеря и всю территорию вокруг. Несчастного Янина нашли в одной из запертых и неиспользовав шихся палат связанным и с кляпом во рту. Он лежал на полу между кроватей. Когда его развязали, он очень злился и очень ругался, что ему измяли кос тюм, в который он уже успел нарядиться, чтобы вес ти дискотеку. Небольшая подробность этой блестящей опера ции заключалась в том, что участники импровизиро

235

валерий панюшкин восстание потребителей

ванного ополчения за четыре часа поисков потребо вали от правительства лагеря больше денег, чем ушло бы на зарплату штатной полиции, если бы де ти налогоплательщики в начале смены не вздумали бы на полиции сэкономить. В день после дискотеки похитителей Янина вы числили. В лагере устроен был суд, выбрали присяж ных. Никому из детей не приходило уже в голову от говариваться занятостью и манкировать обществен ной нагрузкой. Дети поняли, что надеяться на процветание, если живешь по принципу “каждый сам за себя”, — это ошибка. За десять лет в этих конфоповских лагерях дети допустили все те же ошибки, которые взрослые в не шуточной своей жизни допустили, допускают и еще допустят. К счастью для детей, это была всего лишь игра. К несчастью для взрослых, все очень серьезно.

Вместо эпилога

Потребители государства “Видите ли, Валерий, — сказал профессор Аузан, разводя руками, — потребительская революция, на верное, является необходимым условием революции демократической, но, — печально покачал голо вой, — не единственным условием. Не единствен ным”. Мы пили кофе у Аузана на дачной террасе. Тер раса выстроена была приблизительно там, где двад цать лет назад лежало историческое бревно, на кото ром состоялось картельное соглашение между Шели щем, Бочиным, Полячеком и Аузаном, там, где начиналось потребительское движение, к которому теперь Аузан не имел никакого отношения, если не считать старых друзей. Работа над книгой подходила к концу, что всегда немного грустно, но фраза, ска занная Аузаном, была первой серьезной фразой за несколько часов. Вообще то мы хохотали тут всю до рогу, как бешеные бабуины.

239

валерий панюшкин восстание потребителей

Источником нашего веселья была Светлана Ма ковецкая, бизнес консультант по профессии, но на самом деле лоббистка, занимающаяся отстаиванием прав малого бизнеса в правительстве, в парламенте и во всех остальных структурах, именующих себя го сударством. Светлана была три часа как с самолета, а еще че рез три часа ей надо было к какому то важному на чальнику. Она пила кофе чашку за чашкой. У Свет ланы были крайне неожиданные представления о жизни: она, например, думала почему то, что жить нужно в Перми, а не в Москве. Еще она думала, что все будет хорошо, несмотря ни на что. А о серьезных социальных проблемах она, кажется, думала, что луч ше разговаривать про них, рассказывая друг другу смешные байки. Вот, например, про дактилоскопию. Кому то в высоких кабинетах пришла же в голову мысль дак тилоскопировать всю страну. Чтобы легче было искать преступников и пропавших без вести. Чтобы легче бы ло проводить опознание погибших в многочисленных наших терактах и катастрофах. И вообще, власти же как то значительно спокойней жилось бы, если бы все люди в стране были дактилоскопированы. Так расска зывала Светлана, пантомимически изображая спокой ствие власти, как дети изображают разные предметы и явления в известной игре “Крокодил”. Когда приняли закон о поголовном и доброволь ном дактилоскопировании, рассказывала Светлана, правозащитники в прессе гневно выступали против, оппозиционные политики из своего подполья крича

240

вместо эпилога

ли, что это, дескать, еще один шаг к тоталитаризму, в блогах кипели дискуссии... А один из Светланиных сподвижников по фамилии Шолохов в Казани пошел в отделение милиции, дабы добровольному дактило скопированию подвергнуться. Как выглядит отделение милиции — известно. У входа бездельно стояли припаркованные патруль ные машины. Четверо милиционеров лениво курили на крылечке, без всякой задней мысли направляя друг другу в пуза автоматы Калашникова. За стеклянным окошком скучал дежурный. А на стене развешаны бы ли стенды со всякой полезной информацией, напри мер о том, что разыскиваемый особо опасный пре ступник с таджикской фамилией — таджик по наци ональности, тогда как особо опасный преступник с русской фамилией национальности не имеет. Минут пятнадцать Шолохов изучал эти стенды, а потом обратился к дежурному. “Прошу прощения, — он прямо так и сказал. — Не будете ли вы столь любезны указать, где тут у вас размещена информация о добровольном дактилоско пировании?” “Чего? — отвечал дежурный, и четверо с автома тами на крыльце тоже обернулись к экспериментато ру нашему с интересом. — Чего?” “Добровольное дактилоскопирование, — про должал Шолохов вежливо. — По регламенту где то тут у вас на стенде должны висеть правила, но я что то не вижу...” Слово “регламент” дежурному не понравилось. Дежурный не знал про закон о добровольном дак

241

валерий панюшкин восстание потребителей

тилоскопировании, зато знал, что где то там в Москве, казалось бы, всенародно избранным пре зидентом подписан 210 й Федеральный закон о прин ципах предоставления гражданам государственных услуг. Согласно этому закону милиционеру, напри мер, надлежало представляться, не надлежало ха мить и совсем уж не надлежало бить граждан без крайней необходимости, что, согласитесь, осложня ет работу. Многие сотрудники правоохранительных органов надеялись, что закон этот есть фикция, оче редная “потемкинская деревня”, к которой нельзя относиться всерьез. Однако же среди граждан ред ко, но находились все же отдельные умники, отно сившиеся к закону всерьез. Они могли не только требовать соблюдения регламента с глазу на глаз. Они могли даже, если регламент не соблюден, зво нить в службу собственной безопасности или вы кладывать видео, запечатлевавшие нарушения, в Интернет. Тогда могли возникнуть серьезные не приятности. Очевидно, перед окошком дежурного стоял гражданин именно из этих скандалистов. И дежурного это расстраивало. К счастью, у дежурного зазвонил телефон, и он с удовольствием отвлекся на серьезный какой то раз говор о серьезных правонарушениях. Четверо на крыльце огляделись вокруг, никаких серьезных пра вонарушений не увидели и закурили еще по сигаре те, чтобы отвлечься хотя бы на табакокурение. “Простите, — мягко настаивал Шолохов. — Так как же с дактилоскопированием? Я хотел бы войти в регистр...”

242

вместо эпилога

“Твою мать!” — надо полагать, подумал в этот момент дежурный, но вслух сказал: “Вам к эксперту Лариной”. И отправил рассыпавшегося в благодарностях Шолохова к эксперту Лариной в двадцать первый ка бинет на втором этаже. Эксперт Ларина была всерьез занята. Она толь ко что накрасила ногти и, прижимая трубку плечом к уху, разговаривала по телефону с подружкой, веро ятно о тонкостях правоохранения. “А он что? А она что?” — переспрашивала в те лефон эксперт Ларина, вероятно имея в виду Верхов ный суд и Комиссию по правам человека при прези денте РФ. — А он что? А она что?” Шолохов открыл дверь и сказал вежливо: “Здравствуйте, я хотел бы пройти добровольное дактилоскопирование”. “Куда пройти? — не поняла эксперт Ларина, ко торой понимать человеческую речь мешали все же подруга в телефоне и свеженакрашенные ногти. — Что у вас?” “У меня дело”, — вежливо настаивал Шолохов. “Уголовное или гражданское?” — Ларина пове сила трубку, поняв с некоторой досадой, что не удастся как следует просушить ногтей. “Личное дело, — отвечал Шолохов. — Или го сударственное. Я, короче, хотел бы пройти доброволь ное дактилоскопирование. В регламенте написано...” Про добровольное дактилоскопирование экс перт Ларина слышала впервые в жизни. Зато про рег ламент она слышала уже и прежде. Она понимала,

243

валерий панюшкин восстание потребителей

что вот этот сумасшедший с законом о доброволь ном дактилоскопировании в руках может ведь позво нить и с службу собственной безопасности, может нажаловаться, что эксперт Ларина не соблюдает рег ламент. Все это она понимала, но как провести доб ровольное дактилоскопирование, не понимала совер шенно. Тут Шолохов пришел ей на помощь. Он сказал, что согласно регламенту в отделении милиции долж на быть специальная бумага для дактилоскопирова ния. Часа за полтора с привлечением лучших казан ских сыщиков бумага была найдена. Еще через пол часа нашлась и краска, дабы, что называется, “прокатать пальчики”. В итоге часа через три эксперт Ларина с облегчением протянула Шолохову листок, на котором красовались его отпечатки пальцев. “Тут не хватает треугольной угловой печати, — сказал Шолохов, несколько даже смущаясь. — Я бы не настаивал, но в регламенте написано”. Тут эксперт Ларина, надо думать, как и дежур ный давеча, подумала что то неприятное про шоло ховскую мать, а заодно и про матерей всех москов ских чиновников и депутатов, которые придумали это чертово дактилоскопирование. Но ничего не ска зала, и еще два часа все отделение милиции искало треугольную угловую печать с таким рвением, с ка ким не искало прежде даже особо опасных преступ ников. Часов через шесть уже начальник отделения, по жилой майор, которому оставалось до пенсии всего то полгода, в торжественной уже обстановке, в акто

244

вместо эпилога

вом зале под портретами Медведева и Путина, попы тался вручить Шолохову листок с его отпечатками пальцев, треугольной угловой печатью, круглой печа тью, подписью дактилоскописта, подписью самого Шолохова, подписью черта, дьявола и всех осталь ных, кто перечислен в регламенте. Перед лицом листка Шолохов убрал руки за спи ну и сказал терпеливо: “Мне это не надо. Это же те перь вы должны хранить. Чтобы постепенно у вас на капливался дактилоскопический регистр всех граж дан России”. “Иди, мужик, пожалуйста, — взмолился май ор. — Иди! Мы будем хранить свои пальчики как зе ницу ока”. Тем временем эксперт Ларина, вероятно, прики дывала в голове, что будет, если все сто пятьдесят миллионов населения России придут к ней добро вольно сдавать пальчики. Через две недели в полном соответствии с зако ном о добровольном дактилоскопировании Шолохов отправился в отделение милиции, чтобы забрать свои отпечатки пальцев из картотеки. Дело в том, что по регламенту гражданин РФ, прошедший доброволь ное дактилоскопирование, имеет право в любое вре мя данные свои из всероссийского регистра изъять. В этом случае сотрудники милиции должны на гла зах гражданина уничтожить листок с его отпечатка ми пальцев и выдать гражданину справку, что право охранительные органы больше отпечатками пальцев этого гражданина не располагают. День был погожий.

245

валерий панюшкин восстание потребителей

“Здравствуйте, — сказал Шолохов дежурному, и уже от этого дежурный побледнел. — Две недели назад я проходил у вас добровольное дактилоскопиро вание, но, видите ли, жена очень переживает, боится проникновения в частную жизнь, боится милиции, боится... Короче, в соответствии с регламентом я хо тел бы изъять из картотеки свои отпечатки пальцев...” Сказать ли вам, что дежурный выл? Да, он выл. Но очень тихо. Это было похоже на брачный крик марала, но такой, как если бы марал сочетался бра ком тайно. А у эксперта Лариной разыгралась миг рень, впрочем, недостаточно сильная, чтобы вызвать скорую и взять больничный. А начальник отделения, пожилой майор, проклинал свою недальновидность и вообще тот день, когда, спровадив этого сумасшед шего, скомкал гневно и выкинул немедленно в му сорное ведро листок с отпечатками его пальцев, тре угольной угловой печатью, круглой печатью, подпи сью дактилоскописта, черта, дьявола и всех, кто указан в регламенте. Ибо как же уничтожишь листок на глазах граж данина, если сам же две недели назад выкинул этот листок в мусорное ведро? “Мужик, — взмолился майор. — Войди в наше положение. Давай мы тебе пальчики снова откатаем, поставим все печати, какие надо, а потом у тебя на глазах этот листок уничтожим? Давай, а? Мне тут че до пенсии то осталось... Давай, пожалуйста...” Шолохов смилостивился. Снова пару часов ис кали бумагу и краску. Снова объявили во всероссий ский розыск угловую печать. Однако же к вечеру дак

246

вместо эпилога

тилоскопировали таки Шолохова заново, уничтожи ли результаты дактилоскопии и выдали Шолохову справку по всей форме, что правоохранительные ор ганы Российской Федерации не располагают отпечат ками пальцев гражданина Шолохова.

Десакрализация власти Я хохотал как бабуин, ибо даже в странах развитой де мократии человеку почему то приятно, когда издевают ся над полицейскими. Я от души веселился, но веселье мое было сродни веселью нашкодившего мальчишки. Эту курьезную историю Светлана представляла мне в лицах. Я мог живо себе представить и этого безум ного Шолохова, и дежурного, и эксперта Ларину, и майора. Кроме этой курьезной истории Светлана рас сказывала мне еще много историй подобного типа про то, как она и ее сподвижники по мере продвижения ад министративной реформы ходят по государственным учреждениям и проверяют на себе, насколько точно со блюдаются установленные законом регламенты. Написано ли в регламенте, что паспорт должен оформляться в течение получаса — они замеряют время и жалуются в вышестоящие инстанции, если паспортный стол работает медленнее. Написано ли в регламенте, что ни одно государственное учрежде ние не имеет права требовать с гражданина ни од ной справки, которую можно запросить у другого го сударственного учреждения, — они жалуются, когда вдруг ОВИР просит принести справку из загса.

247

валерий панюшкин восстание потребителей

То, что делает Светлана Маковецкая и ее дру зья, — это экспертизы. Потребительские проверки. Такие же экспертизы, какие в середине 90 х делал журнал “Спрос” с продуктами в магазинах. Только Светлана Маковецкая подвергает теперь потребитель ской экспертизе услуги государства. Потому что гражданин есть не кто иной, как потребитель услуг государства. Я слушал ее истории, и неловкие сомнения за рождались в моей, впрочем, оппозиционной голове. Разве можно два дня напролет отвлекать целое отде ление милиции от охраны правопорядка, занимая правоохранителей шутейным дактилоскопировани ем? Ведь пока они ищут треугольную печать, они же не ловят преступников. Разве можно ходить в паспортный стол только для того, чтобы проверить, насколько быстро он ра ботает? Это ведь создает очередь. Там же ведь сидят люди, которым действительно нужно паспорт полу чить, а не соблюдение регламента проверить. Разве можно?.. Я поймал себя на этой мысли и немедленно вспомнил, как в 90 е годы мне было неловко потре бовать в магазине чек. Мне было неловко вернуть не качественный товар, прочесть срок годности на упа ковке, оскорбить продавца недоверием. Я, потреби тель, не чувствовал себя тогда хозяином в магазине, а теперь чувствую. Я, гражданин, то есть потребитель услуг государства, до сих пор не чувствую себя хозя ином в государственном учреждении, до сих пор смущаюсь и предпочитаю думать, будто все эти лю

248

вместо эпилога

ди в чиновничьих кабинетах не услугу мне оказыва ют, оплаченную моими налогами, а делают что то священное, что то важное, от чего их нельзя отвле кать, как нельзя было в Советском Союзе отвлекать продавщицу в магазине, если та пила чай, завесив шись табличкой “Ушла на базу”. Я поймал себя на этой мысли, высказал ее Ауза ну, и он ответил: “Видите ли, Валерий, потребитель ская революция, наверное, является необходимым условием революции демократической, но не единст венным условием. Не единственным. Должна про изойти еще десакрализация власти”.

Десакрализация всего Дальнейший наш разговор если и не наполнил меня оптимизмом, то во всяком случае позволил понять, откуда черпают оптимизм Александр Аузан и Свет лана Маковецкая. Послушать их, так политическая наша система — это ужас, конечно, но не ужас ужас, как говорилось в старом анекдоте. Законы человеческого общежития в России могут быть извращены, конечно, но не мо гут быть отменены — и это воодушевляет. В начале 90 х годов закон о правах потребителей принимался вовсе не для того, чтобы у потребителей появились права. Просто товаров на прилавках не было, правительство боялось и предпочитало гово рить с народом о качестве товаров, лишь бы только избежать разговоров об их количестве и вообще на

249

валерий панюшкин восстание потребителей

личии. Закон о правах потребителей не задумывался для того, чтобы потребители утвердились в правах, однако же за двадцать лет потребители в правах ут вердились и стали на рынке хозяевами. 210 й Федеральный закон об общих принципах предоставления государственных услуг — это, по словам Аузана и Маковецкой, внук закона о правах потребителей. Закон вступил в силу с июля 2011 го да. Все только начинается. Точно так же, как закон о правах потребителей, административная реформа задумывалась вовсе не для того, чтобы гражданам стало комфортно жить в нашей довольно некомфортной стране. Неуклюжая наша власть просто потеряла способность управлять чем бы то ни было, распоряжения не выполняются, правая рука не знает, что делает левая. Люди по всей стране чиновников ненавидят, но хотят ими быть, точно так же, как в Советском Союзе ненавидели продавцов, но хотели быть продавцами. Иными сло вами, правительство затеяло административную ре форму, спасая себя, а не заботясь о гражданах, одна ко же граждане рано или поздно смогут администра тивной реформой воспользоваться и войти в свои права. Надо только осознать себя гражданами — потре бителями услуг государства. Это самое трудное, но это неминуемо происходит. Если верить Аузану и Маковецкой, рано или поздно граждане осознают таки себя потребителями услуг государства, и произойдет это не в результате просвещения или необъяснимого роста гражданско

250

вместо эпилога

го самосознания, а от жадности. От естественной потребительской прижимистости, каковая, согласи тесь, сильнее, чем какое угодно просвещение и ка кой угодно рост гражданского самосознания. Про фессор экономики Александр Аузан утверждает, что, стоит только гражданам осознать, сколько именно налогов они платят, как услуги российского государ ства, предоставляемые за эти налоги, немедленно по кажутся никуда не годными всякому разумному че ловеку. Хорошо поругивать государственные больницы и школы, если платишь только 13% подоходного на лога. В конце концов, за такие копейки чего и ждать от государственных больниц и школ? Но стоит только напрячь воображение, стоит только представить себе, что за каждого работника каждый законопослушный работодатель платит еще и около 40% единого социального налога, качество государственных услуг в России начинает представ ляться оскорбительно низким. Любой законопослушный работодатель, суля ра ботнику некие деньги, предполагает ведь потратить на этого работника на треть больше. Работодатель го ворит работнику: “Сто рублей”, и это значит, что со бирается платить сто сорок, из которых сорок — это государству, это единый социальный налог: на здра воохранение для нанимаемого работника, на образо вание для его детей, на его пенсию... В большинстве стран мира люди сами платят на логи себе на здравоохранение, образование, пенсии, дороги и военные парады, устраиваемые по торжест

251

валерий панюшкин восстание потребителей

венным случаям. Сами платят и потому требуют от государства, чтобы больницы были хорошими, а па рады — недорогими. В России же люди не догада лись еще, что сумма их налоговых отчислений при ближается к половине зарплаты. Когда догадаются, потребуют и в России качественного государства. Это самоутверждение граждан в правах мало по малу осуществляется с переменным успехом то тут то там. То “Синие ведерки” настаивают на том, что нельзя перегораживать дороги, за которые мы пла тим. То общество автомобилистов исследует качест во асфальта, потому что они заплатили за этот ас фальт. То защитники химкинского леса кричат, что нельзя вырубать лес, за существование которого за платили мы. То инвалидные организации исследуют доступность городской среды, потому что их друзья и родственники заплатили уже государству за воз можность въехать на инвалидной коляске в кафе или кинотеатр. Эти попытки случайны, разрозненны, смешны и часто небескорыстны. Но не так ли случайны, смешны, разрозненны и небескорыстны были первые выступления консюмеристов в начале 90 х? Можно думать, что никакой административной реформы нельзя ожидать в стране, где нет политиче ской конкуренции. Так думать можно, но это невер ная мысль: в России есть политическая конкуренция. Нет конкуренции политических партий, зато есть конкуренция министерств, ведомств и промышлен ных групп. Очень легко себе представить, что люди, которым нельзя поддерживать партию лейбористов,

252

вместо эпилога

например, и выступать против партии консерваторов, станут поддерживать Минздрав против Минфина или, наоборот, Минфин против Минздрава. К тому же государство и как таковое имеет конкурентов: оно конкурирует, например, с мафией, церковью и загра ницей. Если государство будет совсем уж неэффек тивно, потребители его услуг, то есть граждане, пред почтут нести свои деньги в церковь, к бандитам или в заграничные банки. Отчасти это уже происходит: в Дагестане, например, сделки с недвижимостью ви зируются мечетями, а в Москве и крупных городах успешные предприниматели выводят деньги свои на зарубежные счета. Государству нужно реформиро ваться, иначе оно проиграет. Когда Аузан и Маковецкая рассказывали мне все это, я ухмыльнулся пессимистически, но Аузан пари ровал: “Пессимизм, Валерий — это официальная рели гия нашего народа. Она маскирует стыдливую надеж ду на светлое будущее. За наивной демократической идеей, между прочим, тоже стоит традиционная рус ская лень. Хочется одним махом поймать волшебную щуку, устроить демократию, отпустить рынок... И что бы от этого одного движения все потом наладилось само собой, причем навсегда. — Он помолчал. — Так не получится. Надо работать каждый день, создавать общественные институты, проводить проверки в ма газинах, в отделениях милиции и вообще на каждом шагу. Каждый день, всю жизнь, как вы зубы чистите. Нельзя же почистить зубы один раз и ждать, что у вас никогда больше не будет кариеса”.

253

валерий панюшкин восстание потребителей

“Да, но...” — перебил я... Можно же возразить, что нельзя добиться соблю дения своих прав, будь то гражданских или потреби тельских, в стране, где отсутствует независимая су дебная система. Закон о правах потребителей пото му и сработал, что потребители пошли в суды. Это верно, но верно и то, что дело Sony, о котором мы рассказывали выше, было выиграно вовсе не в суде, вовсе не потому, что компания боялась суда. Она бо ялась конкурентов, скандала в прессе и падения про даж. Можно возразить, что никого ведь не напугаешь медийным скандалом в стране, где нету свободных средств массовой информации. Да, но есть же Ин тернет. Хотите возразить, что можно прикрыть и Интер нет, как в Северной Корее? Можно прижать к ногтю конкурирующие министерства и ведомства? Можно выстроить по струнке конкурирующие промышлен ные группы? Можно объявить экстремисткой Свет лану Маковецкую с ее проверками отделений мили ции и паспортных столов?.. “Можно! — Аузан откинулся в кресле и улыб нулся. — Можно начать тотальные репрессии. Но... Кто станет эти репрессии осуществлять? Милиция? Армия? Сколько понадобится милиционеров и воен ных, чтобы отключить Интернет, изолировать цер ковь, мафию и заграницу, объявить экстремистской всякую общественную организацию, контролировать всякого человека, который хочет, чтобы за те налоги, которые мы платим, государство оказывало нам каче

254

вместо эпилога

ственные услуги? Сколько денег пришлось бы запла тить всем этим милиционерам и военным? Сколько, если вы хотите, чтобы сто пятьдесят миллионов вос ставших потребителей согласились жить как в Север ной Корее?” Я молчал. Аузан опять улыбнулся: “Видите, Валерий, консюмеризм десакрализует все. В том числе государство”. Слова Аузана показались мне справедливыми и обнадеживающими. Я подумал: нас сто пятьдесят миллионов, у нас разные языки, национальности, ре лигии, мораль, политические взгляды, эстетические вкусы, доходы... У кого то суп жидкий, у кого то жемчуг мелкий. Нас ничто не объединяет, кроме то го, что мы все потребители. Каждый день мы потреб ляем — кто то суп, кто то жемчуг — и каждый день платим. Есть шанс, что однажды мы доведем эту потре бительскую революцию до конца и научимся потреб лять последнее, чего потреблять пока не умеем, — го сударство.

CORPUS 145

валерий панюшкин восстание потребителей

Главный редактор Варвара Горностаева Художник Андрей Бондаренко Ведущий редактор Евгений Коган Ответственный за выпуск Мария Косова Технический редактор Татьяна Тимошина Корректор Екатерина Комарова Верстка Ника Пуненкова ООО “Издательство Астрель”, обладатель товарного знака “Издательство Corpus” 129085, г. Москва, пр д Ольминского, 3а Подписано в печать 16.12.11. Формат 84х108/32 Бумага офсетная. Гарнитура “OriginalGaramondС” Печать офсетная. Усл. печ. л. 13.44. Тираж экз. Заказ № Общероссийский классификатор продукции ОК 005 93, том 2; 953000 — книги, брошюры Охраняется законом РФ об авторском праве. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке. Отпечатано в соответствии с предоставленными материалами в ЗАО “ИПК Парето Принт”, г. Тверь, www.pareto print.ru По вопросам оптовой покупки книг Издательской группы “АСТ” обращаться по адресу: г. Москва, Звездный бульвар, 21, 7 й этаж Тел.: (495) 615 01 01, 232 17 16