Северяне 2 2017

ПИСЬМО РЕДАКТОРА

Самый тёмный час – перед рассветом

ТАТЬЯНА АНУФРИЕВА

А самое яркое, светлое открытие – как результат одоления грандиозных и сущностных проблем. На что упадёт первый рассветный луч? Что осветит он после мрака ночи? Набатное звучание экологических проблем, особенно острое в преломлении к Северу, к традиционному образу жизни и хозяйствования коренных ямальцев, кропотливые усилия старшего поколения по сохранению родного языка, публикация дневниковых записей знаковой для нашего региона фигуры Ивана Истомина, прямая речь ещё живущих на этой земле участников и свидетелей эпохальной Второй мировой, своей простотой и безыскусностью вызывающая трепет душевный… Это и не только это лишь в одном номере, что сейчас раскрыт тобой, наш вдумчивый и преданный читатель. Тундровички – арктические амазонки не просто участвуют в гонках на оленьих упряжках или бегут, соревнуясь между собой, на широких охотничьих лыжах, украшая и собой, и этим действом Дни оленевода, как всегда, знаменующие весну на Ямале. Они ревностные охранительницы своего циркумполярного мира, олицетворение его рукотворной одухотворённости. И только рядом с ними мужественен и смел мужчина, исповедующий традиционный образ жизни, а оленеводство бесконечно и неистощимо. Хозяйки чума приглашают к себе в гости в праздничные дни всех желающих, и эта встреча цивилизаций благотворна для всех в ней участвующих. Ахнула и потеряла дар речи от невиданной картины, лаконичности и красоты убранства чума заезжая московская гостья: – Так бы сидела и смотрела, смотрела… Есть на что смотреть и что увидеть, если взгляд не замылен и душа жаждет открытий! Как-то в Якутии огромное количество прочнейшей драгоценной мамонтовой кости превратилось… в мел. Явление это хорошо известно специалистам и возникает из-за нарушения условий её хранения. Взглянешь на это, как на символ, продлишь ассоциации, и очевидно, как рассыпается в прах Память в соприкосновении с искажением или забвением её. И если не сберегать достойно, не длить её, не тянуть исподволь от поколения к поколению, от человека к человеку – всё в мел! В белесую, ничего не значащую, исчезающую на глазах пыль… словно распад времен. Прочность и драгоценность Памяти наш журнал сохраняет, следуя преемственности традиций, используя авторское многоголосие, присягая северному журналистскому братству. Что осветит придирчивый взгляд в новом номере «Северян» наиболее заинтересованно и пристально, предугадать невозможно. Можно лишь надеяться, что, соприкоснувшись с живым и трепетным северянским словом, он наполнится светом, новыми силами и душевным теплом. Да и самый тёмный час прошедшей зимы – позади!

Главный редактор народного журнала «Северяне» Ольга Лобызова

severyane1999@yandex.ru тел. (34922) 4-44-77 СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

1

СОДЕРЖАНИЕ

22

38

73

98

ПИСЬМО РЕДАКТОРА Ольга ЛОБЫЗОВА 1 Самый тёмный час – перед рассветом СТРОГАНИНА ПО-МУЖЕВСКИ Ольга ЛОБЫЗОВА 6 День оленевода в селе Мужи 18 марта 2017 года Ольга ЛОБЫЗОВА 10 Арктические амазонки! Ольга ЛОБЫЗОВА 14 В гостях у мужевских северян Ольга ЛОБЫЗОВА 16 Миссия выполнима Ольга ЛОБЫЗОВА 20 Десять лет дому-музею «Коми изба» Татьяна АНУФРИЕВА 22 Читаем дневник Истомина Наталья ШАМРАЙ 24 Человек счастливой судьбы СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА Светлана МАРКОВСКАЯ 32 Старики Ольга ЛОБЫЗОВА 38 Сталинградский мальчишка, катравожский учитель

2

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

Виталий ЛИВИТИН 42 Дневник из жмеринского гетто Сергей КАЗАНЦЕВ 50 Война – не мать Юлия НАКОВА 59 Сыновья красавицы Соби Сергей ВОЛКОВ 61 Реликвии довоенные, военные и послевоенные Анжела ГИС 65 Судьбы северной огранки Ольга ЛОБЫЗОВА 73 Светит путеводная звезда Ольга НЕХАЕВА 76 Ты знаешь… Алексей СНЕГИРЁВ 77 Без Надежды договорить… Ольга ЕФРЕМОВА 79 Лёгкость на подъём Ольга ДЕГТЯРЁВА 82 Белой акации гроздья душистые… Владимир ВОЛОШИН 83 Отголосок прошлого

59

АРКТИЧЕСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ Ольга ЛОБЫЗОВА 86 Особая ветвь развития. Под сенью её будем жить! Марина ЛОНГОРТОВА 90 Будущее Севера

Редакция открыла рубрику «Вспоминайте иногда». Дорогие читатели! Мы не сомневаемся, что в ваших семейных альбомах хранятся снимки с неизвестными вам людьми. Пусть остальные увидят их здесь! Увидят и наверняка узнают, вспомнят кого-то, а возможно, и захотят рассказать.

Людмила КОЖЕВНИКОВА СЕВЕРНЫЙ МИР В РИСУНКАХ ДЕТЕЙ 111 Проводник

Олег КАМАКИН 94 Сказка о храброй кувшинке ПУТЕШЕСТВИЕ Сергей ДЕРНОВОЙ 98 ...А остался на тридцать долгих лет Марина КАШМАКОВА 105 Кино – аж до самых окраин! ДВИЖЕНИЕ ЧУВСТВ Галина СТАРЦЕВА, Анатолий ОМЕЛЬЧУК, Борис ГОРЯЧЕВ 110 Личный архив

Борис КАСАЕВ 118 Воспоминания о вечерах близ Диканьки Ольга ЛОБЫЗОВА 120 Сердце – в подарок! Стихи в номере 37 Вера Полозкова

Обложка, стр. 5, 31, 85, 97, 109 – фрагменты картин известного ямальского художника Василия Самбурова.

Уважаемые читатели! Информацию о народном журнале «Северяне», заархивированные материалы можно найти на общественном сайте http://severyane.su, созданном по инициативе нашего автора К. В. Кима. О выставке «Северян» «Судьбы. Характеры. Лица» читайте на сайте Службы по делам архивов ЯНАО www.журналсеверяне.рф.

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

3

Государственное учреждение «Северное издательство» 629008, ЯНАО, г. Салехард, ул. Ямальская, д. 14 Тел.: (34922) 4-40-62 (факс), 3-38-56 Email: severnoe-pr@list.ru, http://северноеиздательство.рф Директор Э. Р. Ярмаметов

Северяне народный журнал

№ 2 (71), 2017 Издаётся с 19 февраля 1999 года

Главный редактор О. Г. Лобызова Редакционный совет: Наталья Карымова – председатель Приуральского районного общественного движения «Возрождение» Сергей Лугинин – член Союза художников России, заслуженный работник культуры Ямало-Ненецкого автономного округа Надежда Талигина – кандидат исторических наук, член Союза художников России

Анатолий Стожаров – вице-президент Российского общества социологов, кандидат социологических наук, член Союза журналистов России Хабэча Яунгад – главный редактор ненецкой газеты «Няръяна Нгэрм», заслуженный работник культуры России

Над номером работали: Марина Лонгортова ответственный секретарь Наталья Бутиева художественный редактор Виктория Гниденко редактор Людмила Юнусова корректор

Адрес редакции: 629008, ЯНАО, г. Салехард, ул. Ямальская, д. 14, каб. 17, 18, а/я 41 Тел.: (34922) 3-27-27 (факс), 4-44-77. Email: severyane1999@yandex.ru

Соучредители: Законодательное Собрание Ямало-Ненецкого автономного округа

(629008, Ямало-Ненецкий автономный округ, г. Салехард, ул. Республики, д. 72)

Департамент внутренней политики Ямало-Ненецкого автономного округа (629008, Ямало-Ненецкий автономный округ, г. Салехард, пр-кт Молодёжи, д. 9)

12 +

Издатель: Департамент внутренней политики Ямало-Ненецкого автономного округа (629008, Ямало-Ненецкий автономный округ, г. Салехард, пр-кт Молодёжи, д. 9)

Отпечатано: ГУ «Северное издательство», 629008, ЯНАО, г. Салехард, ул. Ямальская, д. 14. Тираж 300 экз. Заказ № 0157.

ООО «Форт Диалог-Исеть», 620085, г. Екатеринбург, ул. Монтёрская, д. 3, тел./факс (343) 228-02-32 . Тираж 1260 экз. Заказ №1770101.

Дата выхода в свет: 17.05.2017 г. Распространяется бесплатно. Свидетельство о регистрации средства массовой информации ПИ № ТУ7200566 от 20 апреля 2012 г. выдано Управлением Федеральной службы по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций по Тюменской области, Ханты-Мансийскому автономному округу – Югре и Ямало-Ненецкому автономному округу.

Редакция оставляет за собой право отбирать поступающий материал для публикаций, а также сокращать и редактировать. Рукописи и фотоснимки не возвращаются и не рецензируются. При перепечатке материалов ссылка на «Северян» обязательна (Закон РФ «О средствах массовой информации», ст. 42).

Полные версии каждого номера «Северян» также можно найти на интернет-сайтах: северноеиздательство.рф (ГУ «Северное издательство»), красныйсевер.рф (общественно-политическая газета «Красный Север»), www.libraries-yanao.ru (корпоративный информационно-библиотечный портал ЯНАО).

4

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ РАБОТА ВАСИЛИЯ САМБУРОВА «РОЖДЕНИЕ ОРНАМЕНТА». ФРАГМЕНТ

СТРОГАНИНА

по-мужевски

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

5

СТРОГАНИНА | СЕЗОНЫ ЯМАЛА

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

ДЕНЬ ОЛЕНЕВОДА В СЕЛЕ МУЖИ 18 МАРТА 2017 ГОДА

6

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

СЕЗОНЫ ЯМАЛА | СТРОГАНИНА

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

7

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

СТРОГАНИНА | СЕЗОНЫ ЯМАЛА

8

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

СЕЗОНЫ ЯМАЛА | СТРОГАНИНА

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

9

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

СТРОГАНИНА | СЕВЕР БЕЗ ГРАНИЦ

Арктические амазонки! Ольга ЛОБЫЗОВА Так и хочется это воскликнуть, сопереживая азартным конкурсанткам, что мчатся быстрее ветра, ловко управляя оленьей упряжкой, или бегут на широких еловых охотничьих лыжах, отталкиваясь одной-единственной палкой, как издавна заведено у жителей тайги, выпасающих оленей в особых условиях лесных чащ и глубокого снега. Однако современные северянки, ведущие кочевой образ жизни, ассоциируются с легендарными женщинами-воительницами, лишь когда речь заходит о красоте, ловкости, выносливости и силе. Встретишь их, везущих люльку с младенцем на санках или у торгового прилавка, с увлечением выбирающих цветастые ткани или изящные ювелирные украшения, и не догадаешься даже, что такая тундровичка-скромница, по старинному обычаю ханты укрывающая лицо платком от посторонних взглядов, и с оленьей упряжкой управится не хуже отца, брата или мужа, и чум поставит быстро и надёжно, а внутри него создаст такой минимали-

10

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

стический и одновременно оптимальный уют, что желанней жилища на всём обозримом пространстве шурышкарских таёжных просторов не найти. Это лучшие жёны, матери, спутницы в нелёгкой кочевой жизни! Неутомимые труженицы, не кичащиеся своей краеугольной ролью в кочевом укладе и труде, услужливо встречающие гостей, умеющие уйти в тень главы семейства, подчёркивая и внутри семьи, и вовне его незыблемый авторитет. Куда тут амазонкам… Кто-то, скорее всего, и не догадается, очарованный невиданной ямальской экзотикой, но коренные северяне точно знают: именно на женщине держится современное оленеводство, да и весь традиционный образ жизни коренных малочисленных народов Крайнего Севера в целом. Заманит лёгкостью и суперсовременными возможностями, оглушительными перспективами и горизонтами современную девчушку из чума всепроникающая глобализация, приобретёт процесс исхода девушек, невест из тундры характер необратимый, пошатнётся сама основа существования и развития оленеводства… Испытания «сибиркой»

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

СЕВЕР БЕЗ ГРАНИЦ | АРКТИЧЕСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

11

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

СТРОГАНИНА | СЕВЕР БЕЗ ГРАНИЦ

12

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

каждого участника традиционного и всенародного Дня оленевода. А пока у ямальской тундры, у шурышкарской тайги и в двадцать первом веке женское лицо. Суровые, сильные, опытные, находящиеся всегда рядом мужчины-кочевники это знают и ценят, берегут и поддерживают свой семейный, свой чумовой очаг. Наверное, поэтому стали соревнования наших арктических амазонок и самой красочной, и самой эмоциональной, и, естественно, самой многообещающей сердцевиной такого долгожданного, такого светлого и солнечного праздника!

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

и сокращающимися, как шагреневая кожа, пастбищами покажутся лёгким предупреждением грядущей опасности. Не секрет, что современная жизнь для молодых коренных северян стала более привлекательна, чем кочевая, особенно она соблазнительна для девушек, на примере своих бабушек и матерей, на своём личном опыте знающих, как непрерывен и тяжёл женский труд у кочевников. Именно на нём основана кажущаяся лёгкость и азарт праздничных соревнований. Сызмала девочка учится управлять оленьей упряжкой, и хорошая физическая подготовка и сила ей нужны не меньше сверстников-мальчишек! Вовсе непросто, наверное, сродни особому искусству, свести всё воедино! Одной рукой ты держишь поводья, которыми управляешь бегом оленей, а в правой руке – хорей, которым их подгоняешь. При этом нужно всегда следить за равновесием – одно неверное движение, и ты упадёшь. Конечно, в упряжке лучшие ездовые олени – сильные, быстрые, напористые и, что немаловажно, послушные. Ясно, что не каждый олень сюда годится, обычно это крупные самцы с хорошей мышечной массой. Для гонок их тщательно отбирают и готовят. Олень – животное упрямое, поэтому требуется время, терпение, тренировки, прежде чем из него получится хороший ездовой. Слева он будет в упряжке, справа или по центру – тоже определяется со временем. Как и во всяких состязаниях, и здесь не исключён элемент везения, счастливого сочетания многих факторов, да и помощь мужа, семьи, восторженные глаза детей окрыляют, несут навстречу победе. Счастливый миг восторга, единения на равных в общем порыве, азарт борьбы и состязательности, осенённые уникальной женской северной красотой, становятся незабываемым жизненным впечатлением для

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

13

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

СТРОГАНИНА | КАК СЛОВО НАШЕ ОТЗОВЁТСЯ

по-мужевски

В ГОСТЯХ У МУЖЕВСКИХ СЕВЕРЯН Ольга ЛОБЫЗОВА

14

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

в лица ямальских художников вглядывались с пристрастием – а где тут земляки?! Сердцевина выставки – портреты героев, авторов, друзей «Северян» и цитаты из материалов, им посвящённым, – никого не оставила равнодушными. Учитель истории А. Е Корсаков приводил и приводил к выставочным стендам новых разновозрастных школяров, а потом подтянулись и сельские старожилы, и оленеводы целыми семьями, приехавшие на традиционный районный праздник День оленевода, жаждущие впечатлений и

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

Прошёл почти год со времени яркого и успешного проведения в Салехарде выставки «Народного журнала «Северяне» «Судьбы. Характеры. Лица», посвящённой 85-летию средств массовой информации округа. В преддверии очередной даты и профессионального праздника ямальских журналистов эта экспозиция вновь отправилась на встречу со своими авторами и читателями в село Мужи, административный центр Шурышкарского района. Ранняя, совсем не северная ослепительно солнечная весна, почти двести километров пути по доживающему свой срок зимнику только в одну сторону… Без помощи заместителя главы администрации муниципального образования по социальным вопросам И. В. Балиной, руководителя районного музея А. Г. Брусницыной и её сотрудников, директора Мужевской средней школы Е. В. Костылёвой и просто внимательных, заинтересованных в подобных обоюдонужных контактах жителей села провести намеченное было бы весьма затруднительно. И всё же встречи на мужевской земле состоялись! У баннера с изображением всех-всех обложек вышедших в свет журналов посетители выставки останавливались задумчиво и стар и млад – какие-то из них были не просто знакомыми, зачитывались до дыр, какие-то попались на глаза впервые. И

новой информации, показав недюжинное знание и самих персонажей, и наших публикаций. Чтят Романа Ругина и Николая Дудникова. Знают не понаслышке Фёдора Конева и Татьяну Гостюхину, Анастасию Лапсуй и Ивана Погорелова, Михаила Канева и землячек-художниц Надежду Талигину и Александру Юхлымову. А многочисленные вопросы редактору, предложение новых тем и героев, конечно же, станут бесценным подспорьем в текущей и прогностической работе над следующими номерами журнала.

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

15

СТРОГАНИНА | ОБРАЗЫ ЗЕМЛИ ЯМАЛЬСКОЙ

по-мужевски

МИССИЯ ВЫПОЛНИМА Ольга ЛОБЫЗОВА Мича изьватас ныы – красивая зыряночка – таких оказалось две, это Настя Филиппова из посёлка Шурышкары и Ульяна Филиппова из села Мужи, а среди мальчиков – удал изьватас зон – талантливый зырянский паренёк Никита Конев из села Овгорт. Возрождение, сохранение и развитие традиционной культуры комизырян, повышение уровня национального сознания среди молодёжи, приобщение юного поколения к изучению традиционной национальной культуры, сохранение памяти поэта, писателя, художника, талантливого земляка Ивана Григорьевича Истомина и популяризация его произведений, приуроченные к столетию со дня рождения яркого ямальского писателя и общественного деятеля. Этому был посвящён творческий конкурс среди юных изьватас Шурышкарского района, который состоялся, как всегда, в Доме-музее «Коми изба», что находится в районном центре – селе Мужи. Проводился он в четвёртый раз и не только открыл новые таланты среди мужевской, шурышкарской, овгортской молодёжи, но и заставил организаторов и общественность задуматься о более энергичном и новаторском привлечении детей и подростков к сокровищнице языка и культуры коми-зырян.

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

Идеолог, неутомимый начинатель конкурса, заведующая филиалом Шурышкарского районного музейного комплекса Дом-музей «Коми изба» Татьяна Ануфриева поручила проведение его нынче старшему научному сотруднику Наталье Ивановне Вокуевой. Под стать директору и весь музейный коллектив энтузиастов, хранителей культуры изьватас, отметивший в декабре 2016-го десятилетие этого исторического культурного памятника. Традиционно в числе организаторов конкурса – общественный совет коми-зырян села Мужи «Мыжысаяс», а его представитель Н. С. Конев возглавил жюри. Доброжелательно, но очень внимательно наблюдала за конкурсантами и старожил села Юлия Максимовна Конева, вслушивалась в тут и там возникающие диалоги: – Ты почему не в зырянском сарафане?

– Я его всего-то один раз надевала. Мне не идёт!

– Мы, конечно, стараемся дома разговаривать на родном языке, но, видимо, какой-то момент уже упущен… Так жаль… И всё равно будем пытаться сохранить язык в семейном общении. Главное, что понимаем, как это важно! Ещё бы! Язык – ключ к культуре. Будет утерян, уйдёт хотя бы из семейных разговоров, разучивания стихов и чтения литературы, странички в районной газете «Северная панорама», просмотра телепередач на коми языке – и как

16

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

ОБРАЗЫ ЗЕМЛИ ЯМАЛЬСКОЙ | СТРОГАНИНА

по-мужевски

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

тогда открыть этот весомый ларец национальной культуры с бесценным содержимым? Пока есть желание и возможность преодолевать тернии уже состоявшегося забвения, нешуточный запал энтузиастов, деятельное и системное внимание власти и общества, учреждений образования, культуры, СМИ, миссия выполнима. Бабушки, как им и подобает, скромно оставаясь в тени разворачивающегося действа и активно проявляя себя в группе поддержки, неутомимо щёлкали затворами фотоаппаратов и шептали подсказки. Они, я уверена, сделали и делают всё, чтобы преемственность в постижении родных языков и культур не только состоялась – чтобы всё это продолжалось и развивалось даже на современном, характерном турбулентными процессами этапе глобализации мира и нивелирования человечества. Собственно, конкурс – это некая вершина айсберга большой сердечной, изнутри идущей, воспитательной и просветительской деятельности, которую в лоне семьи незаметно, исподволь проводят бабушки, передавая молодому поколению сокровенные родовые знания. Внуки и внучки здесь не просто любимые детки детей – олицетворённое послание в будущее. Справедливости ради замечу, что был тут и дедушка. Да не простой, а самый знаменитый на шурышкарских, да и ямальских просторах! Сам нынешний конкурс, посвящённый столетию

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

17

СТРОГАНИНА | ОБРАЗЫ ЗЕМЛИ ЯМАЛЬСКОЙ

по-мужевски

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

первого певца Ямала И. Г. Истомина, его родной коми культуре и языку, проходил в уютном и с любовью оформленном музейном зале, экспозиции которого словно говорили, что хозяин этих вещей и книг вышел на минуточку и вотвот вернётся. Да вот он, собственно, и сам – на многочисленных фотографиях, на живописном портрете кисти земляка, профессионального художника В. Д. Ануфриева, прячет ласковую усмешку в густой бороде, внимательно вглядывается в юных земляков, декламирующих его пылающие любовью к Ямалу строки. А их ещё и подначивают: – Вот сегодня он и посмотрит, как наши девочки-мальчики знают коми язык! В одной из центральных номинаций конкурса «Семейная родословная» всех потрясла Настя Филиппова, наглядно в калейдоскопе слайдов на экране протянувшая на наших глазах тонкую неразрывную нить своих родичей вплоть до начала девятнадцатого века. Никита Конев своё родословное древо изобразил в виде развесистой яблони, густо увешанной спелыми плодами, каждый из которых – человек, капелька крови которого и в нём, в Никите… Забегая вперёд скажу, что потом победитель этого конкурса в 2015 году Яна Вшивцева просто ахнула: – Оказывается, Никита – мой троюродный брат! А Ульяна Филиппова раскинула перед собравшимися семейную реликвию, огромный яркий зырянский платок, причём Н. И. Вокуева со знанием дела уточнила, что это – лишь четверть от платка оригинального! Видимо, разделили его по-сестрински когда-то, чтобы никого из невест не обидеть… В музейные же фонды Ульяна и её семья передали тёплые шерстяные носки прадедушки, украшенные традиционным орнаментом коми. Самая вкусная номинация конкурса – дегустация собственноручно испечённых национальных блюд – плавно перешла в чаепитие, где и жюри, и организаторы, и конкурсанты с болельщиками, с аппетитом уплетая свежие шаньги, живо обсуждали только что состоявшийся яркий праздник, продлевающий интерес молодёжи изьватас к своей культуре, языку, корням. Драгоценность несуетного общения с национальным колоритом сельчан разных поколений всколыхнёт и активность старших, и восприимчивость младших, делая зримой и неразрывной связь времён.

18

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

СЕВЕР БЕЗ ГРАНИЦ | АРКТИЧЕСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

19

СТРОГАНИНА | СОЛЬ ЗЕМЛИ

по-мужевски

ДЕСЯТЬ ЛЕТ ДОМУ-МУЗЕЮ «КОМИ ИЗБА»

Заведующая Домом-музеем «Коми изба» Татьяна Васильевна Ануфриева

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

Старший научный сотрудник Наталья Ивановна Вокуева

20

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

СОЛЬ ЗЕМЛИ | СТРОГАНИНА

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

Это Варвара Филипповна Конева – дарительница, уроженка Киевата, сейчас живёт в Мужах

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

21

СТРОГАНИНА | ПОДВИЖНИКИ

по-мужевски

ЧИТАЕМ ДНЕВНИК ИСТОМИНА Татьяна АНУФРИЕВА с. Мужи

ИЗ ФОНДОВ ШУРЫШКАРСКОГО МУЗЕЯ

Думаю, сотрудникам Шурышкарского районного музея в селе Мужи можно по праву гордиться тем, что он хранит уникальные архивные документы и личные вещи известного земляка Ивана Григорьевича Истомина.

В 50-е годы прошлого века

В течение года и особенно в февральские дни в районном музее и Доме-музее «Коми изба» проводится работа с посетителями по изучению наследия И. Г. Истомина. Многие жители района, юные и зрелые, хорошо знают сказки, стихи и другие произведения писателя. А в год столетия они познакомились и с его дневниками.

22

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

Готовясь к очередному музейному занятию, я перебирала книги из личной библиотеки Ивана Истомина, взяла в руки один из его дневников и просто зачиталась. Как жаль, подумала, что наши посетители могут видеть дневники лишь в закрытом виде, в витрине под стеклом. А ведь эти рукописи – отдельное произведение писателя! Они имеют особую ценность, отражая жизнь простого сына рыбака и в то же время талантливого человека. С несколькими расшифрованными страницами одного из дневников познакомились посетители Дома-музея «Коми изба» на лекции «Читаем дневник Ивана Истомина». Люди слушали, обсуждали с большим интересом. Л. М. Конева после лекции принесла в дар музею фотографию учительницы Анны Григорьевны Пичугиной из деревни Ямгорт, о которой упомянуто в дневнике. Замечу, что в музее имеется напечатанная автобиография, несколько рукописных дневников писателя за разные годы, написанные и чернилами, и химическим карандашом, в последние годы – авторучкой. Имеется также «Путевой дневник» 1952 года. К сожалению, несмотря на бережное отношение родных, не все страницы дневников сохранились. Иногда сам Иван Григорьевич оставлял листы в тетрадке пустыми, видимо, желая заполнить их позже, но не всегда это удавалось. Порой написанный текст трудно разобрать. В целом же, несмотря на болезнь и сложности во владении ручкой, почерк его почти каллиграфический. Расшифровка продолжается. Вам, читателям журнала «Северяне», предлагаю познакомиться с несколькими страницами из дневников. Авторская орфография и пунктуация сохранены.

ПОДВИЖНИКИ | СТРОГАНИНА

по-мужевски

...ОКТЯБРЬ 1957 ГОДА Ура! Узнал по радио – вчера успешно запущен искусственный спутник Земли из нашей страны. Замечательно! Никак не хочется умирать! Жить и творить! Наплевать на дуралеев! Искусственный спутник! Ещё раз –Ура!!!

Думал о своих переводчиках – Юганпелике, Анагуричи – плохо их ценят в смысле бытовых устройств. А ведь знание двух и более языков – великое дело. Вот чего не хватает большинству работников наших партийных и советских органов! Бывая в гуще национального населения, таковы работники могут узнать о думах и чаяниях последних лишь из разговора на русском языке. Они, эти работники, абсолютно глухонемые, когда хозяева чума или колхозники-ненцы на собрании говорят, ворчат, дают реплики на родном языке. Знание языка народа или народов (как у нас в округе) должно быть обязательным для всех крупных (да и мелких) партийных и советских органов. В противном случае – успехи в возрождении малых народов Крайнего Севера, начиная с Кольского полуострова и до Чукотки, будут всегда намного меньшим, чем это могло бы быть. Это наглядно видно из сравнения со Среднеазиатскими народами.

ИЗ ФОНДОВ ШУРЫШКАРСКОГО МУЗЕЯ

Иван Истомин. 1976 г.

19 октября. Вчера вечером в Доме пионеров состоялась читательская конференция по моей книге «Утро Ямала». Конференция была организована, подготовлена работниками городской библиотеки и коллективом культпросвет школы. Это – первая моя встреча с читателями в подобном виде. Конференцию открыла с кратким вступительным словом зав. горбиблиотекой тов. Окунева П. В. Затем небольшой «доклад» сделала М. И. Базова, после чего выступила Т. И. Белова (Увчей). Во время её речи в виде иллюстрации показали несколько инсценировок учащиеся кульпросветшколы. Всего выступило восемь человек. Много было высказано похвального в мой адрес.

Учительница Ямгортской школы Анна Григорьевна Пичугина

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

23

СТРОГАНИНА | ПОДВИЖНИКИ

по-мужевски

ЧЕЛОВЕК СЧАСТЛИВОЙ СУДЬБЫ Наталья ШАМРАЙ г. Салехард

«В его произведениях есть то, что никогда не устаревает, любовь к родной земле и живущим на ней. Это всегда будет вызывать отклик в душе читателя. А писатель жив, пока его читают». Фёдор Конев 7 февраля 1917 года в посёлке Мужи Шурышкарского района родился Иван Григорьевич Истомин. Учитель, поэт, член Союза писателей России, первый певец Ямальского Севера. Автор более двадцати книг – это повести, рассказы, стихи, знаменитые романы «Живун», «Встань-трава». Он принадлежал к старшему поколению ямальских писателей, был наставником начинающих северных прозаиков и поэтов, таких как Леонид Лапцуй, Прокопий Салтыков, Микуль Шульгин, Роман Ругин. Иван Григорьевич писал на русском, ненецком и коми языках. Известный советский писатель Леонид Жариков отмечал: «Истомин – поэт высокого плана, независимо от того, пишет он стихи, пьесы или прозаические произведения… Отличное знание обычаев, поверий, легенд, неповторимого песенного богатства помогло ему стать певцом народа со своим самобытным почерком».

В одной из ненецких легенд говорится, что верховное божество – создатель Земли Нум – однажды решил поделиться своим богатством с людьми. Полетел над землёй, стараясь равномерно разбросать по просторам алмазы и золото, зверей и рыб. Над полярным кругом сильно замёрз, руки его разжались, и газ с нефтью достались Ямалу. Хочется продолжить эту легенду и рассказать, что великий Нум подарил ему удивительно красивую и разнообразную природу. Окружённое берендеевскими лесами, стоит на берегу величавой реки Оби загадочное село Мужи. Говорят, что назва-

24

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

ние его можно перевести как «живун». Издавна поселился здесь красивый и талантливый народ, который дал миру три поколения настоящих певцов – Ивана Истомина, Юрия Афанасьева, Павла Черкашина. Красота окружающего мира, слияние с природой отразились в их поэтическом творчестве. Одни из самых ярких воспоминаний моих связаны со знакомством с творчеством Ивана Григорьевича. В семидесятые годы прошлого века я работала директором окружного музея, одним из основных в то время центров патриотического воспитания. Салехард был единственным городом на

карте Ямала, и только начал обустраиваться Надым. Поэтому «туристы» вначале шли в музей. У нас бывали научные экспедиции, строительные отряды, художники, артисты. Сотрудникам необходимо было знать историю, экономику, культуру округа. Это побудило меня открыть на базе музея «Университет краеведения». Слушателями были школьники, студенты культурно-просветительного и педагогического училищ. На встречах выступали старожилы, литераторы, деятели культуры и искусства из нашего и соседнего округов. Так мы познакомились с Леонидом Лапцуем, Прокопием

ПОДВИЖНИКИ | СТРОГАНИНА

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

по-мужевски

28 апреля в Салехарде в очень ветреный, но солнечный апрельский день состоялось торжественное открытие мемориальной доски в честь 100-летия ямальского журналиста и писателя Ивана Григорьевича Истомина. Доска прикреплена к фасаду здания, расположенного по улице Республики, 98, где долгое время размещались редакция окружной газеты «Красный Север» и типография. И где работал И. Г. Истомин. Салтыковым, Семёном Няруем, Юваном Шесталовым, Романом Ругиным, Юрием Афанасьевым, Марфой Сенькиной и другими выдающимися земляками. Всех объединяли бесконечная любовь к родному краю, трогательное уважение к северной природе и несомненный талант. Особый интерес

вызывал первый певец Ямала Иван Истомин, который дарил свои произведения библиотеке музея, они бережно хранятся там и поныне. Изучая его творчество, я поражалась, сколько силы, мужества и таланта соединилось в одном человеке. В то время он жил в Тюмени. Болезнь,

поразившая его в детстве, прогрессировала, физически писатель был слаб, но сила духа у него оставалась огромная. Завязалась переписка. Иван Григорьевич всегда отвечал на письма, к каждому празднику присылал открытки. Мы называли его «ровесник Октября», ведь он родился в 1917 году. В книге размещён портрет Ивана Григорьевича. Вы можете заметить внешнее сходство с Эрнестом Хемингуэем, произведениями которого мы в то время были увлечены. Удивительно, как на земле появляются талантливые люди, близкие по духу, пусть и далёкие по месту рождения. В феврале 1977 года мы отметили в музее 60-летний юбилей писателя, подготовили литературно-музыкальную композицию. Отправили юбиляру посылку с поздравлениями и северными сувенирами, которые только-только начал выпускать сувенирный цех при Салехардском ДОКе. В ответ получили недавно изданную повесть «Встань-трава», где рассказывается о нелёгкой судьбе мальчика Ильки, прообразом которого является сам автор. Творчество Ивана Григорьевича тесно связано с тридцатыми годами ХХ века, временем зарождения и становления письменности и национальной интеллигенции народов Крайнего Севера. Он воспевает природу, нелёгкий труд и быт обских жителей. Прообразами героев были узнаваемые люди, его земляки. О них Иван Истомин писал с мягким юмором, любовью и теплотой, это были свидетели его детства и ранней юности. Писатель сумел познать жизнь во всем её многообразии, точно чувствовал СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

25

СТРОГАНИНА | ПОДВИЖНИКИ

по-мужевски

потаённую глубину человеческих характеров, понял истоки многих жизненных явлений и конфликтов. Детство Ивана Истомина прошло в низовьях Малой Оби, где в языковой стихии сливаются северные диалекты казымских ханты, ненцев, коми, русских и манси. В трёхлетнем возрасте он тяжело заболел, на всю жизнь оставшись инвалидом, – девяти лет от роду встал на костыли. Но болезнь не смогла победить любовь к жизни. Со всех фотографий на нас глядит счастливый человек, полный оптимизма. Светлы как его образ, так и воспоминания о нём. Вот что рассказывала его землячка Екатерина Албычева, которая училась с писателем в одной школе, на вечере, посвящённом 90-летнему юбилею писателя в 2007 году: «Никто не чувствовал его отличие от других детей, разве что костыльки у парты лежат. Дети бегут на переменку в коридор, и хоть Иван не мог следовать за всеми, его задорный голос всегда вместе с ними. Помню, он не озорничал, не дёргал девочек за косички. Его скромность ставили в пример всем нам. Не имея возможности участвовать в шумных играх на переменах, он писал что-то или читал. Очень любил рисовать. Иван уже тогда писал стихи и был первым художником в школе и редактором стенгазеты, которая выходила раз в два месяца или чаще. К праздникам он всегда придумывал красочные, яркие заголовки, и все первым делом бежали к новому выпуску, с интересом его прочитывали. К некоторым праздникам выпускали листовочки или плакаты, таким образом украшая школу.

26

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

Мы, члены редколлегии, всегда ему помогали, а он был нашим руководителем». Одна из экспозиций Шурышкарского районного музея посвящена Ивану Григорьевичу, она неизменно притягивает внимание посетителей. Вот что писал о его посещении Юрий Афанасьев: «Лицо писателя на фотографии спокойно и одухотворено. В глазах василькового цвета прищур и затаённое детское лукавство. Когда гид объясняет, что этого человека в трёхлетнем возрасте скрутил тяжёлый недуг – полиомиелит, что его дважды разбивал паралич, что у него не только нет ноги, но действующим остался лишь средний палец на левой руке, невольно у кого-нибудь удивлённо слетит с губ: «А как же он творил?» И ответ прост: «Силой духа!» Ведь если есть люди, состоящие из плоти и живущие для её потребности, то есть и люди, заряд духовности которых настолько велик, что своё физическое состояние они воспринимают как нечто второстепенное». Иногда задумываешься, какой природный дар творчества дала Ивану Истомину судьба! А если бы он был здоров, сколько ещё произведений мог бы подарить людям? Чем он подпитывался, где черпал силы для жизни и творчества? Ответ приходит сам – после прочтения его книг. В слиянии с родной природой, в восхищении миром, умении почувствовать душу человеческую. Осенью 1932 года в Салехарде открыли национальный педагогический техникум на сорок мест с подготовительным отделением для коренных студентов. В 1934 году Иван Григорьевич успешно окончил

семилетку в Мужах и поступил в техникум. На первом основном курсе обучались семеро человек: пятеро ненцев, один ханты, один коми – будущий поэт Истомин. Во время учёбы в техникуме проявился его литературный и художественный талант, он возглавил кружок, где вместе с друзьями делал рукописный журнал «Ямал тэту» («Искры Ямала»). В журнале находилось место для народных песен, сказаний и легенд, для ещё неоткрытых кладов северного фольклора. В 1936-1937 учебном году техникум был реорганизован в национальное педагогическое училище. В 1938 году Иван окончил теперь уже педучилище и стал первым выпускником, получившим диплом с отличием. Впервые опубликовано в марте 1936 года в окружной газете «Красный Север» его стихотворение «Олень». С тех пор стихи и рассказы, очерки и публицистические статьи печатались в окружных и областных газетах, в «Омском альманахе», в журналах «Сибирские огни», «Дружба народов», «Урал», «Нева», в журнале коми «Войвыв кодзув», в альманахах «Полярный круг» и других. Истомин много работал над переводами с русского на ненецкий и коми языки. Широкой популярностью пользовались стихи, положенные на музыку местных композиторов. Первая книга Ивана Истомина – сборник стихов на ненецком языке «Наш Север» – издана в 1953 году в Ленинграде. В 1957 году опубликован сборник стихов «Любимый Север» на русском языке, в 1959-м – сборник «Дети тундры» на ненецком языке. «Счастливая

ПОДВИЖНИКИ | СТРОГАНИНА

ИЗ ФОНДОВ ШУРЫШКАРСКОГО МУЗЕЯ

по-мужевски

Страница из журнала «Ямал Тэту»

судьба» – сборник рассказов и повестей на русском языке, «Первые ласточки» – так ласково назвал Иван Григорьевич своих однокурсников по педагогическому училищу. Он работал преподавателем русского и ненецкого языка, графики и рисования в Салехардской политико-просветительской школе, учителем в посёлке Ямгорт, заведующим учебной частью в торгово-кооперативном училище. В 1950 году Иван Григорьевич стал профессиональным журналистом, работал в газете «Няръяна Нгэрм», издающейся на

ненецком языке, затем – в газете «Красный Север». В 1955 году Ивана Истомина приняли в Союз писателей СССР. Продолжают издаваться его произведения. В 1961 году вышла книга «Ямал вчера, сегодня, завтра». Писатель заканчивает народную комедию «Цветы в снегах», и эта пьеса годами не сходит со сцены Тюменского драмтеатра. На его стихи композиторы написали около трёх десятков песен. Однажды, перебирая мусор в сарае возле здания бывшего музея в поисках возможных интересных находок, я на-

шла полотно, на котором был изображён Ленин в малице и ненцы, слушавшие его. В углу – подпись Ивана Истомина. Картина «Ленин на Ямале» была сильно испорчена, порвана в нескольких местах. Приезжий художник Александр Левенец отреставрировал её. В запасниках музея нашлись ещё две работы Ивана Истомина – «Арест Ваули Пиеттомина (Ненянга)» и «Выкуп аманата». Живопись и графика были выставлены на обозрение и вызвали большой интерес посетителей. Мастерство его поражает – художник-самоучка смог профессионально передать цвет, свет, тени, пространство, объём. Композиционное построение безукоризненно. И трудно поверить, что художественные полотна созданы мастером с парализованными руками. Кисть Иван Григорьевич брал между одним живым и недействующими пальцами, поддерживал её щекой, губами, зубами и так писал. Обычно художник, который пишет маслом картину, чтобы посмотреть мазок, ходит около неё, иногда на несколько метров. У Истомина такой возможности не было. Кстати, в сентябре 1948 года в Тюмени проходила первая областная выставка народного изобразительного искусства, на которой экспонировались картины будущего писателя – «Город Салехард», «Портрет ненца» (акварель), «Молодой ненец с книгой», «Старик коми», «Ханты», «Портрет» (карандаш). За участие в выставке Ивану Истомину присуждена первая премия и почётная грамота. В 1959 году Иван Григорьевич переезжает в Тюмень и в течение пяти лет работает редактором СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

27

СТРОГАНИНА | ПОДВИЖНИКИ

ИЗ ФОНДОВ ШУРЫШКАРСКОГО МУЗЕЯ

по-мужевски

Картина Ивана Истомина «Ленин на Ямале». 1948 г.

Тюменского книжного издательства, готовя издания на языках народов Севера. Его квартира всегда открыта для земляков, которым он давал советы, помогал в творчестве. Приезжали к нему многие молодые дарования, среди них поэты Андрей Тарханов, Юван Шесталов, чьи имена сегодня известны не только в нашей стране. Судьба подарила мужественному человеку не только творческий талант, но и счастливую семейную жизнь. В 1941 году Иван Григорьевич встретился с Анной Сечко, которая вскоре стала Анной Истоминой. Всё понимающая и всё умеющая Анна Владимировна, улыбчивая и добрая, тихая и скромная, – первый друг и сподвижник писателя. Трёх сыновей и дочь родила и вырастила сильная женщина, взяв на себя все заботы по дому,

28

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

о семье, детях и любимом муже. Вместе пережили много трудностей и бед. Началась война. Всех, кто не мог отправиться на военный фронт, призвали на фронт трудовой. Иван Истомин организовывал работу оленеводческого совхоза. От стойбища к стойбищу на стремительных упряжках ездил он по тундре в любую погоду. Однажды во время сильного бурана не смог добраться до людей и отморозил ногу, которую потом ампутировали. Передвигаться стало ещё труднее. В 1969 писатель перенёс инсульт и после этого уже ни разу не покидал своей квартиры. Все заботы о практически недвижимом человеке взяла на себя Анна Владимировна. Она с любовью ухаживала за мужем, став его сиделкой, редактором, письмоводителем, литсекретарём. Каждый

день стал подвигом. Умыв и накормив Ивана, Анна усаживала его на диван, придвигала низенький столик с пишущей машинкой, и начинался рабочий день писателя Истомина длиною в десять-двенадцать часов. Когда Истомин начал писать свой первый роман «Живун», изданный в 1974 году, руки его уже не в состоянии были держать ручку, и на пишущей машинке он мог стучать лишь одним пальцем, остальные были и неуправляемы, и слабы. Печатал по буковке слова, которые складывались в предложения и составляли канву романа. Иногда за десятичасовой день получалось отпечатать полстранички, а иногда целую страницу. Сотканный под стук сердца, пронзённый душевной силой роман «Живун» ока-

ПОДВИЖНИКИ | СТРОГАНИНА зался огромным событием в современной литературе и неоднократно переиздавался. Он возвращает читателя к началу двадцатых годов, когда бедное крестьянство Севера – земледельцы, рыбаки и охотники – делало первые шаги к коллективному ведению хозяйства. Сюжет романа прост – это история неудачливой рыболовецкой коммуны. Вера в светлое, богатое будущее жила в каждом, а жизнь диктовала свои условия. Автор рисует выразительные картины труда рыбаков, показывает сложные психологические конфликты. Живой и образный язык – одно из серьёзных достоинств произведения. А ведь в романе – многие сотни страниц, которые нужно было ещё отредактировать, выверить после машинистки, потом вычитать вёрстку будущей книги. Две с половиной тысячи машинописных страниц – сборники рассказов, стихов, несколько повестей, два романа, пьесы – написал несгибаемый человек Иван Истомин, тяжёлым недугом прикованный к постели и замкнутый в четырёх стенах. ...О, если б могли Костыли изъясниться, Они рассказали б (Пускай не в стихах), Что я без подпорок Стою на ногах. Они рассказали б Про горькое детство, Про то, как недуг Мою юность распял. Про то, как искал я Волшебное средство, Как Бога молил, Как Его проклинал! От горя мои костыли почернели, Но я не сдаюсь.

ИЗ ФОНДОВ ШУРЫШКАРСКОГО МУЗЕЯ

по-мужевски

Иван Григорьевич с семьёй

Мой ещё не черёд. Какая же сила нужна И отвага (Навряд ли из вас это кто-то поймёт), Чтоб кинуть себя Всего на полшага. Всего на полшага – вперёд!.. Эти пронзительные стихи пишет Иван Истомин к задуманной им поэме «Преодоление», которую он не успел закончить, но дал ориентир каждому человеку не бояться трудностей, преодолевать преграды на жизненном пути, поставив перед собой цель. Когда читаешь произведения Ивана Григорьевича Ис-

томина, смотришь его картины, слушаешь песни на его слова, не перестаёшь удивляться: сколько света, сердечного тепла, искристого юмора, жизненных примеров находишь в каждом произведении. Бесконечно удивляешься мудрости, мужеству, таланту нашего земляка, удивительного человека. Книги его любимы, их читают и будут читать, а это народное признание и память, главная награда писателя. Если хотите лучше и глубже узнать свой край, родной Ямал, его прошлое и настоящее, его историю, прикоснуться к мудрости большого таланта, читайте произведения Ивана Истомина. СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

29

СТРОГАНИНА | ПОДВИЖНИКИ

ИЗ АРХИВА РЕДАКЦИИ «СЕВЕРЯН»

по-мужевски

30

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ РАБОТА ВАСИЛИЯ САМБУРОВА «СНЫ О ПРОШЛОМ». ФРАГМЕНТ

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

31

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ

СТАРИКИ Светлана МАРКОВСКАЯ г. Кацрин, Израиль Когда ты старик, ты богач. Впереди – вечная жизнь, позади – мгновенная смерть, в твоих руках – время, в твоих устах – слово, в твоих глазах – память, в сердце твоём любовь. Ты рассказываешь о себе, а выходит – обо всех, ты говоришь о месте, а выходит – о веке, ты плачешь об ушедших, а выходит молитва. Когда-нибудь и мы состаримся, но наши апокрифы сохранит бездонное цифровое брюхо, а их рассказы так и будут звучать, звенеть, вибрировать, ныть, заставляя наши быстрые сердца сжиматься и отзываться, плакать и петь. …Поляки они были, а 39-й год, выселяли же поляков. Сутки дали на сборы, дед заерепенился – они же поляки, у них характеры. Деда и застрелили тут же. И вот собрались: бабка, не помню, как звали, дети – Адель и Юзек, и их дети – Анжей и Катарина. Катарина-то маленькая совсем, может, два года всего. И вот пошли они к обозу-то все, а там толпа стоит – русские, украинцы, литовцы, кто там жил ещё, я не знаю. И Адель-то Катаринку эту маленькую в толпу кинула, мол, спасите хоть ребенка. Кто ж знал, что их там ждёт, ехали, считай, в никуда. А в Казахстане у них ещё дети родились – Полина, Франц… Но Адель всю жизнь Катарину свою искала, письма писала. Потом, когда уже границы открыли, тоже искали… Тишина. А потом внучки Адели, дочери Франца, две сестры поехали в Польшу. И там всё время думали: а ну как встретим. Не встретили, конечно, но она у всей семьи всю жизнь болит, Катарина-то эта маленькая. …Я помню – это уже под конец войны было, – ночью вдруг постучали в дверь. И мама спрашивает: «Кто там?» А ей отвечают: «Это я, Толик!» И мама говорит: «Нет. Мой муж Анатолий на фронте, бьёт фашистскую гадину, а вас я не знаю, а ну просуньте мне под дверь документы!» И взяла эти бумаги и стала читать и плакать, и там за дверью тоже стали плакать. И я сказал тогда: «Мама, открой уже дверь, это наш папа с войны вернулся!» И правда – папа. Контузия у него была тяжёлая, но живой, живой. Вот это я хорошо помню. И хлеб ещё, и тушёнку. …Их было четыре брата – Михаил, Тимофей, Николай и самый младший Дмитрий. Трое в

32

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

милиции работали. Михаила ещё до войны убили, какое-то там у них было спецзадание. Вдова его осталась, Нина. И ребёнок был совсем маленький. Братья посовещались и решили, что Тимофей на Нине женится, а то чего ж. Ну, и поженились они. Нина поплакала, да и привыкла, ещё один малыш народился. Тимофей-то хороший был парень. А тут война. И его убили прямо в 41-м, сразу же. Тут уж сильно думать не стали – вышла Нина замуж за Николая, тот как раз с фронта пришёл. И тоже ничего, как-то прожили несколько лет, на целину уехали, дочка родилась, потом сын. И там Николай погиб от удара электротоком. Нина вернулась в Саратов, там Дмитрий жил, у него нога была сухая, на войну его не взяли, работал в жилтовариществе. Сошлись. И этот Дмитрий-то всех племянников поднял, да ещё и свой мальчик у них появился. И вот не знаешь прямо, осуждать эту Нину или нет. А с другой стороны – вот же семья, четверо сыновей, доченька, а все – одна кровь. Ты не поверишь, детей всё равно звали Дмитрий, Николай, Тимофей и Михаил. А дочку – нет. Не Нина. Маруся девочка-то была. …Да что там рассказывать – оккупация, минское гетто, всё про это уже известно. Я чудом уцелел – бабушка Фаня и тётя Роза спрятали маму, меня и сестру в кладовке, закрыли нас большим шкафом. Бабушка сказала маме: «Мина, детей береги, мы с Розой своё прожили», – и их увели. А мы ночью вылезли, ну и сбежали как-то. Сестра умерла вскоре от тифа, меня мама оставила у соседей – я же по отцу белорус, всё-таки был шанс… А мама ушла в партизанский отряд, и до 44-го года про неё доносились какие-то слухи, мол, жива. А потом – всё.

К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА …Я никого не уважаю так, как коров. У нас была до войны корова Манька. И когда начали бомбить, мать нас – меня, брата и сестру – взяла, и Маньку эту на верёвке, и мы пошли с Херсонщины в Крым. Хорошо, что было лето, спали в оврагах. Долго шли, а война за нами. Может, несколько месяцев. Но это после оккупации уже, и не так страшно было. И вот ляжешь ночью к этой Маньке под бок, она дышит так… Пришли в конце концов в Евпаторию. Продали корову – где её в городе держать? Мать плакала по ней очень, она так не плакала, даже когда похоронку получила. Вот так мы в Крыму и оказались. …И пошли на сборный пункт. Женщины были все в слезах, а мужчины маленько выпившие, и их погрузили в вагоны, и они поехали на фронт. И так вышло, что в вагоне оказалось семеро евреев, и папа смеялся потом, что если бы не 37-й год, то миньян бы собирался на раздва-три. И вот стали они вместе ехать и вместе есть, что, как вы понимаете, для евреев важно. Но тут налетели мессершмитты, поезд разбомбили до линии фронта, и многие погибли. А семь евреев – нет, и только одного Менаше ранило в ногу. И тогда пошли они пешком на фронт, долго шли, может, неделю. Но раненый Менаше был обузой, и евреи сказали: «Мы не можем дальше его нести. Или все погибнем, или он один». И мой папа сказал: «Я не брошу Менаше», – и тогда пятеро ушли, а они остались. И в какой-то из дней пришли в село, дело было в Белоруссии, им дали еды и сказали: «Бегите отсюда, из леса не высовывайтесь, вчера немцы повесили пятерых красноармейцев, не верите – сами посмотрите». И папа посмотрел, и Менаше посмотрел, а там, в центре села, те пятеро, которые ушли без них. …Что запомнилось? Как меня из операционной выгнали. Я курсы окончила, это уже в 43-м году, после Сталинграда. Выехали на фронт, следом за войной шли. А мне шестнадцать лет. Начальник госпиталя сказал: «Не возьму такую ответственность, зачем ребёнка на фронт!» А другие доктора его убедили: работает, как все, дежурить умеет, назначения выполняет. Ну и вот меня и ещё одну медсестричку пригласили в первый раз в операционную. Хирург Берта Владимировна ампутировала ногу, при этом объясняла всё, рассказывала. И вот она закончила и говорит: «Муся, возьми ногу и положи вон туда!»

А я не могу, боюсь. И доктор как крикнет: «Вон из операционной!..» Я ей потом говорила: «Берта Владимировна, я не могла это сделать, это для меня страшно!» А она: «А как же ты, Муся, шла в медицину?» …Блокада – она блокада и есть. Мама пошла за сестрой в садик. И выдали ей труп маленькой Женечки – от голода умерла. Мама взяла санки, и мы с ней повезли Женечку к синагоге. А там говорят: «Карточки есть?» А какие карточки – 28 февраля, месяц закончился, а Женечка умерла, кто же их даст. А они говорят: «Тогда деньги». У мамы было двести рублей. А тут, по счастью, выходит наш знакомый Борис Лурье. И говорит похоронной команде: «Да вы что? Или вы не евреи?» И Женечку у нас забрали. …Один раз меня послали с донесением в штаб. Возвращаюсь оттуда к передовой и вижу, что в развалинах дома стоит наша полевая кухня, и возле неё вповалку сидят и лежат бойцы. Повар варил суп с кониной, а часть неразбитой крыши, как козырёк, прикрывала сидящих на земле. Вдруг начался минометный обстрел, и тут немецкая мина пробивает крышу и падает прямо в полевую кухню. Повара сразу убило, многих ребят посекло осколками, кухню разбило, а на меня взрывной волной из котла выбросило кусок вареной конины. Как же я радовался! …Я из Дюссельдорфа. Отец мой был офицером вермахта, он вернулся из русского плена, я родилась в конце 50-х. Мы его не любили – он был сломанный человек, угрюмый, неласковый. Ничего не рассказывал, да и не нужно было – в Германии и так все всё знали. Я уже в течение пяти лет приезжаю в Израиль на три месяца волонтёром, работаю в больницах, я же медсестра. Но мне здесь работать по профессии нельзя, я просто ухаживаю за стариками, сейчас вот в Адассе моему подопечному – 92 года, он сломал бедро. Смотрите, какой он у меня красивый, Натан. Он узник Дахау. У меня нет детей, не сложилось, а вот Натан, да, вот он и есть мой ребёнок сейчас. …Как оно, в оккупации? Да привыкли. Мне мать документы подделала, чтобы не угнали в Германию. Я ведь 29-го года, а она написала 31-й. Колхоз немцы сохранили, мы там работали, все, даже дети. А мама взяла где-то мешок из-под муки. Крепкий такой мешок, а на нём отпечатаны СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

33

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ орлы немецкие, написано что-то. И мама мне штаны из него сшила. Покрасила луковой шелухой, чтобы свастику эту поганую видно не было. Ну, а что там та шелуха – всё равно со временем стало видно. И вот поймал меня как-то немец, схватил да давай хворостиной лупить – мол, как ты смел украсть мешок! Мне 86 лет, до сих пор эту обиду забыть не могу. …Главное для остарбайтеров – не врать. И я не врала – я к крестьянской работе не годилась, я горожанка, и родители мои всю жизнь в городе. И меня взяла семья одна – старенький уже доктор, его дочь фрау Виннер и мальчик Вилли, хороший малыш. Я убирала у них, стирала, мыла. Готовила фрау Виннер сама, люди они были не злые, только один раз и кричала на меня, когда мужа её убили под Медынью, это Калужская область, что ли. Она в тот день так на меня смотрела, смотрела, а потом и говорит: «А может быть, это ваш брат убил моего мужа?» А я ей говорю: «А может, ваш муж убил моего брата?..» Война, что там говорить. …Их родителей раскулачили и посадили ещё до войны, никто про них ничего не знал, а старшую сестру отправили в лагерь в Воркуте. Их трое – два мальчика и девочка, всех в Среднюю Азию увезли в детский дом. Старший брат, двенадцати лет, сообразительный был очень. В общем, сбежали они из детдома, решили к сестре пробираться, её тогда уже выпустили из лагеря на поселение. Четыре года они шли до Салехарда, где пешком, где ползком… Старший брат всех уберёг, и сестру свою нашли, какое ведь чудо! Ну а потом война началась, и он ушёл на фронт, там попал в разведку. Пришёл с войны весь в орденах, руки-ноги на месте, вот такая судьба. …А мы же дети, ну и что, что война. Соседка у нас была, помню, тётя Наташа. Она работала на конфетной фабрике. Вот представь, война, конфетная фабрика в Новосибирске. И она воровала. Ты не помнишь, подушечки, карамель, а внутри немножко повидла. Мама у неё иногда покупала маленечко, чтобы нас порадовать. Я помню, папа как-то сказал: «Не покупай ты у неё конфеты, она же их с фабрики в лифчике выносит, а дети потом едят!» А мама ответила: «Ой, Боря, какая уж гигиена, когда война». А ведь она была доктором, причём инфекционистом.

34

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

…У меня фамилия Аптекарь, и папа мой тоже был, конечно же, Аптекарь, а по профессии он был – вы не поверите – фармацевт. Впрочем, почему не поверите? Поверите, конечно же, это была уважаемая профессия в Вильно до войны, и у нас, конечно же, была аптека. Ну а потом началось, и её национализировали, и папа с мамой остались, а нас, молодых евреев, забрали на Урал в трудармию. А потом война, и мы с одним парнем сбежали на фронт. И там такая была неразбериха! Сначала я попал в пехоту, но меня, конечно же, сразу ранило, и я лежал в госпитале в Ярославле. И пришёл майор один, спрашивает: «Ктото говорит на немецком?» Ещё бы я не говорил по-немецки, я же в Вильно учился в гимназии, ну и идиш, конечно же, знаю. В общем, сам не понял как, но попал переводчиком в Смерш. При этом я сначала думал, что меня там станут судить – я же сбежал из трудармии, но мне дали перевести секретные немецкие документы и зачислили в «немецкий» отдел Смерш армии Чуйкова. Я не выбирал эту службу, но уж лучше так, чем как-то ещё. А в 46-м году я демобилизовался, из Берлина поехал в Москву, и приняли меня в институт без долгой волокиты: демобилизованный фронтовик, орденоносец, знает несколько языков, в Смерше служил, значит, проверен и благонадёжен. И я стал студентом 1-го курса немецкого отделения института иностранных языков. Ну а потом прошло время, целая, конечно же, жизнь. А мама с папой и сестра мои погибли в гетто, и я пришёл в ОВИР, а потом меня вызвали в КГБ, и начальник поклялся, что я никогда не уеду из СССР. А я смотрел на этого важного полковника и усмехался про себя: ну куда ему до наших офицеров Смерша из 8-й гвардейской армии? Те были орлы! Нынче офицеры в органах измельчали, ну и я, конечно же, уже тридцать лет как живу со своей семьёй на исторической родине. … И мы поехали в эвакуацию, за Урал, куда именно – не знали. Просто поезд шёл и шёл всё время на восток. Это был специальный поезд для семей ленинградских военных. А у меня отец майор, а дед полковник. Ехали мы так: бабушка, мама, я (мне шесть лет было) и сестра маленькая, пять месяцев всего. И вот однажды мама потерялась. Вышла на станции, а поезд-то и уехал. У бабушки был, конечно, характер, но с грудным младенцем характер не помогает, и сестра плакала от голода, а я тоже дитя, и чем я мог помочь?

К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА И тогда бабушка пошла по всему поезду и нашла женщину с маленьким ребёнком. И она кормила сестру вместе со своим малышом. Так и приехали все вместе в Омск, там и жили до 47-го года. Отец погиб на фронте, а дед выжил, вернулся, правда, глухой, но целый… А мама-то нас нашла! Месяц целый другими эшелонами добиралась, но нашла. Переживала очень и молоко перегорело. …Муж у меня был хороший, и был он мордвин. И вот поехали мы к нему на родину, в Мордовию. А я после войны худая, чёрная, как галка. Проснулась утром, а вся деревня начала в дом к нам ходить – кому спички, кому соль. Сроду же не видали ни одного еврея, думали, может, там что-то с рогами да с копытами. И свекровь мне говорит: «Слушай, Рита, ты выйди за забор, сядь там на скамеечку, а то грязи в дом натаскали – ужас». Ну посидела. Хороший народ мордва, душевный. …А свёкор мой Николай Васильевич как ушёл на финскую в 39-м, так и вернулся с японской через почти десять лет. Два раза приезжал на побывку после ранений, вот два сына и родились. Вернулся тихий такой, ни к какому деревенскому труду не способный, всё что умел – воевать. А с кем в деревне воевать-то, господи! Бабы одни да дети. Инвалидность у него была, так и проплёл лозу до самой смерти и умер на крыльце с корзиной в руках. Шестьдесят два года и было-то всего. Зачах с тоски, не от войны помер, от мира. …Ты знаешь, что Вольф Мессинг говорил на идиш? Так я тебе расскажу. Отец мой был в госпитале в городе Вышний Волочёк, а Мессинга туда эвакуировали, и он навещал раненых бойцов. А папа мой был рыжий, заметный, хотя худенький и ростом небольшой. И вот Мессинг всех гипнотизирует, а папа мой не сдаётся – такая у него была воля железная. И тогда знаменитый этот предсказатель говорит: «Отчего ты не поддаёшься моему гипнотическому воздействию? Как тебя зовут?» «Хаимке», – отвечает мой маленький папа. И вот тогда Мессинг на идиш спрашивает, откуда родом, сколько лет. И ещё: сильно болит? Он же весь был израненный, папочка мой. «А ты говори себе: мне легче, мне легче, и уже не болит. Скажи десять раз с большой уверенностью, а закончи так: и не будет болеть!» И вот папа мой всю жизнь этим заклинанием лечился до самой смерти, и, знаешь, помогало.

…Папа работал бухгалтером в Институте вакцин и сывороток им. Мечникова. Институт с сотрудниками эвакуировали сначала под Сталинград, потом в Оренбург. Питались скудно, помню макуху – круги прессованного жмыха семечек, чёрную патоку – отходы при производстве сахара. Отец иногда приносил прозрачный студень – застывшую питательную среду для бактерий. Им разрешали подкармливать семью. Два-три кусочка в вощеной бумаге. Отец никогда бы не взял сам – был предельно порядочен и скромен. Вернулись в Харьков в апреле 1944-го. Помню пленных немцев-строителей, которые под конвоем шли на работу, они выглядели очень несчастными, и мы иногда отдавали им нашу скудную еду. В семье воевали два маминых брата, один прошёл всю войну, вернулся полковником, другой по возрасту воевал последние полгода войны, был лётчиком, самолёт сбили, и польская семья спасла его. Награждён. Воевал всю войну и папин старший брат. Его жена в первые дни войны поехала забирать сына из пионерлагеря, а на обратном пути они попали под бомбёжку и погибли. …В Харбине еврейская община была крепкая, большая. Но в конце 20-х–начале 30-х годов многие всё-таки поехали в Палестину. А Элейзер поехал в советскую Россию, ему как сионисту-социалисту казалось, что там сейчас справедливое устройство жизни. В Хабаровске устроился в банк, работал там, жили неплохо – он, Гения, двое деток. Ну а потом его арестовали… 58-я, шпионаж в пользу Китая, Японии и Франции – они же в Харбин из Франции приехали. В 62-м году реабилитировали, справку дали, что расстрелян был сразу же. В 37-м в ноябре взяли, а в январе и расстреляли, прямо во дворе хабаровской тюрьмы. А передачи у Гении принимали аж до 42-го года, и это самое ужасное – они же всё это время давали надежду. …Я-то что, я был маленький, я свою жизнь плохо помню. А вот брат мой Костя был лётчиком. И сбили его где-то над Польшей, и мы думали, что он погиб. А он не погиб, но разбился сильно. А выходила его польская семья, дай им бог всем здоровья. Год он там пробыл, и влюбился отчаянно. Её звали Милена, красивая девушка, строгая такая. А как поправился, надо возвращаться, а куда – там Смерш, кто ж поверит, что его по частям собрали. И он попал в

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

35

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ польскую пехотную дивизию, где провоевал, пока не пришли англичане. И вот тут-то он сказал, что лётчик, и его зачислили в британские ВВС, там он и войну окончил. В СССР больше не возвращался, женился после войны на Милене, так и прожил в Польше. А мы ничего не знали до 92-го года, пока нас Костины внуки не разыскали. Поехали всей семьёй, плакали сначала сильно, потому что мама так и умерла, ничего не узнав.

Рисунок МИХАИЛА КАНЕВА

…А самые глупые евреи – интеллигенция творческая. До войны они говорили: «Мы за Советы!» Перед войной: «Ах, немцы, это же культура!» А мой дед был сапожником, и отец тоже. И они ещё в 30-х тихо из местечка уехали, сначала за Урал, потом в Сибирь. Ремесло всегда кормило. Отца на фронт взяли, но в 43-м комиссовали – пришёл без ноги. А дед говорил: «Это и лучше, экономия – пятьдесят процентов!» Дед долгую прожил жизнь, да и отец тоже – умер уже в Израиле. Он и тут обувь чинил всем соседям. Сибирь, знаешь, приют не хуже Израиля давала, там затеряться легко. А про родню нашу, про тех, кто остался, ничего не знаю и никогда не знал.

36

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

…Я ещё застала школы с раздельным обучением. У нас в школе учились одни девочки. Отцов почти ни у кого не было, или искалеченные. А мой отец не воевал, у него бронь была от завода, он был хороший инженер, а завод строил танки и бронетехнику. И я помню, очень стеснялась, что у меня папа не боевой. И всё его спрашивала: «А почему ты не пошёл на фронт?» Он мне только перед смертью на этот вопрос и ответил. Мол, а как можно было твою маму оставить, она же такая беспомощная, и вас трое, ну как?.. Я долгую жизнь прожила, а всё думаю: в этом его поступке любви и ответственности больше, чем в медалях фронтовых. Погибнуть на войне просто, а детей поднять – вот где труд. Эти монологи не выдуманы – услышаны в маленьком городке на севере Израиля, куда сорванные с мест люди привезли свою жизнь, свои воспоминания, свои трудные судьбы. Израиль дал им приют и любовь, но страны исхода дали им опыт, терпение и мудрость. У нас есть дом, но у нас есть и память – печальная, счастливая, всякая. Которую нужно сберечь.

К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА Вера ПОЛОЗКОВА г. Москва

*** дед владимир вынимается из заполярных льдов, из-под вертолётных винтов и встаёт у нашего дома, вся в инее голова, и не мнётся под ним трава. дед николай выбирается где-то возле реки москвы из-под новодевичьей тишины и палой листвы и встаёт у нашего дома, старик в свои сорок три и прозрачный внутри. и никто из нас не выходит им открывать, но они обступают маленькую кровать и фарфорового, стараясь дышать ровней, дорогого младенца в ней.

– да, твоя порода, володя, – смеётся дед николай. –

мы все были чернее воронова крыла. дед владимир кивает из темноты: – а курносый, как ты. едет синяя на потолок от фар осторожная полоса. мы спим рядом и слышим тихие голоса.

– ямки веркины при улыбке, едва видны.

– или гали, твоей жены. и стоят, и не отнимают от изголовья тяжёлых рук.

– представляешь, володя? внук. мальчик всхлипывает, я его укладываю опять, и никто из нас не выходит их провожать. дед владимир, дед николай обнимаются и расходятся у ворот.

– никаких безотцовщин на этот раз.

– никаких сирот.

Комментарии из ФБ – Этот текст целительный, Вера! Я его читаю тем, кто утратил связь со своим родом. И связь восстанавливается…

– Однажды мой отец высказал пронзительную и страшную мысль: «В главном параде в честь Дня Победы 24 июня 1945 года участвовало десять тысяч солдат и офицеров армий и фронтов. Прохождение парадных «коробок» войск продолжалось тридцать минут. И знаешь, о чём я подумал? За четыре года войны потери нашей армии составили почти девять миллионов убитых. И каждый из них, отдавших Победе самое драгоценное – жизнь! – достоин того, чтобы пройти в том парадном строю по Красной площади. Так вот, если всех погибших поставить в парадный строй, то эти «коробки» шли бы через Красную площадь девятнадцать суток…» И я вдруг, как наяву, представил этот парад. Парадные «коробки» двадцать на десять. Сто двадцать шагов в минуту. В обмотках и сапогах, шинелях, «комбезах» и телогрейках, в пилотках, ушанках, «будёновках», касках, бескозырках, фуражках. И девятнадцать дней и ночей через Красную площадь шёл бы этот непрерывный поток павших батальонов, полков, дивизий. Парад героев, парад победителей. Задумайтесь! Девятнадцать дней!.. СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

37

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ

СТАЛИНГРАДСКИЙ МАЛЬЧИШКА, КАТРАВОЖСКИЙ УЧИТЕЛЬ Ольга ЛОБЫЗОВА Феномен этих людей – поколение тридцатых – будут изучать ещё долго. Изучать – и всё больше осознавать и уверяться в их особенности и неповторимости. Это самое многочисленное поколение из всех, родившихся за годы советской власти. Их дети – поколение пятидесятых – стало вторым по численности, но уже не таким, не тем, хотя родительская закваска сказалась и на них. Оно тоже стало по-своему мощным и продуктивным. А люди, родившиеся в тридцатые… Они плоть от плоти совсем ещё молодого государства. И они со школьной скамьи впитали его романтику и надежды, социалистическую реальность и социальные миражи, однако так же крепко с молоком матери и российские многовековые патриархальные устои, глубинную народную нравственность и основательность. Они будто с самых первых своих шагов знали наверняка, что путь их будет и суров, и светел, станут они опорой и поддержкой, фундаментом неколебимым своей стране, переживая вместе с ней и чудовищность репрессий, и, обжигаясь и сгорая в нём, горнило войны, и бесконечные экономические и социальные эксперименты, ни разу не усомнившись ни в своём предназначении, ни в исконной силе и мощи родной земли. Всё это заставило их рано повзрослеть. И к началу Великой Отечественной войны многие из них, едва перешагнув десятилетний рубеж, были уже и гражданами, и тружениками, и воинами.

ИЗ АРХИВА РЕДАКЦИИ «СЕВЕРЯН»

Тысяча девятьсот сорок второй. Бескрайняя приволжская степь. Гонит куда-то, нахлёстывая свою лошадку, запряжённую в повозку, двенадцатилетний мальчуган… Движется зигзагами, уворачиваясь от пуль, попавшись на мушку скучающему немецкому лётчику. Не отстаёт мессершмитт со зловещими крестами на корпусе, лениво постреливает и по повозке, и по мальчику, очевидно, не стремясь погубить, а стараясь напугать, наслаждаясь самим контрастом всемогущества и беззащитности. Жизнь и смерть на покачивающихся чашах этих весов, да не одного пацанёнка, которого за младостью лет и противником-то счесть негоже, особенно с высоты бреющего полёта, но и наших солдат, отбивающих атаку за атакой. А везёт парнишка в той повозке снаряды на передовую, едва прикрытые каким-то тряпьём. И боится он не столько за свою жизнь, а за то, что попадёт очередная очередь лётчика-шутника в ящик с боеприпасами, и не дождаться тогда бойцам подмоги... Но

38

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА Берлин, вы айда в Сталинград, домой. Дружба, дружба должна быть! Это было на окраине села, а потом генерал, у которого он служил, переместился в другой дом, в центре села, но Курт постоянно к нам приезжал на своём мотоцикле и сообщал важные новости... И когда листовки сбрасывали, а другие немцы нам кричали: «Сталинград капут! Астрахань капут!! Саратов капут!!!» – он нам всегда говорил: «Не верьте! Неправда это!» Он же общался, знал истинную картину происходящего, слышал, о чём говорили высшие офицерские чины. И когда кольцо замыкалось, он приехал к нам за два дня до этого на мотоцикле и сказал: – Завтра или послезавтра здесь будут ваши. Мы были поражены. Бабушка аж руками всплеснула: – Как, Коля?.. Мы его Коля звали, не Курт, а Коля, он нам так велел. И точно, через два дня слышим: румыны сдаются в плен, руки подняли, а наши кричат: «Ура!» И кавалерия врывается в село с мокрыми шашками от крови, они там перерубили всех, когда наступали! Мы всё происходящее хорошо видели – потому что мы внизу, село Аксай у речки было, а они наверху в окопах сидели.

– …У нас ещё жил дядя, бабушкин племянник, который бежал из плена. Так вот, когда уезжал генерал в сопровождении мотоциклиста, мы ставили для подстраховки на улице младшего брата моего Толю на ворота, и Курт, чтобы мы знали, что в действительности происходит на фронте, нас зазывал в дом и включал радиоприёмник, находил там сводки Совинформбюро, и мы слушали последние известия, когда наши передавали, сколько погибло немецких солдат, какие у них потери… Вот какой был немец! Вот какой был человек! Добрый, умный. А потом переключал на немецкую волну и приговаривал, слушая, что там говорят: – Война не хорош, нихт, не надо… Я айда в

ИЗ АРХИВА РЕДАКЦИИ «СЕВЕРЯН»

вот и подходящее укрытие под нависшими над берегом высохшего ручья кустами тальника, и теряется из виду такая забавная мишень… Не единожды, так или иначе рисковал собой в то горячее военное время мальчик по имени Иван, и не подозревавший тогда, что суждено ему стать участником величайшей битвы в той войне – Сталинградской. Именно там и тогда всевластное фашистское чудище получило первый сокрушительный удар не только в Великой Отечественной – во Второй мировой войне, дойдя сюда практически беспрепятственно сквозь множество стран и народов. Прошло семьдесят четыре года. Как и чем измерить те с небольшим полгода, что впечатаны накрепко в историю всех войн, которые когда-либо сотрясали человечество? В историю современного мира и нашей страны. Какой мерой измерить – если это хоть как-то возможно в принципе! – значение этого периода в юной жизни Ивана?.. И какой отзвук они находят в сердце Ивана сегодняшнего – седого, восьмидесятишестилетнего, в блестящих азартом повествования глазах которого, в ясности мысли и в красоте облика не исчез, а впечатан неизменностью своей природной сути тот бесстрашный мальчишка-фронтовик?.. Да будь он один такой, самый распрекрасный и богатырски отважный, разве справились бы мы с этой чёрной силой, вероломно вползшей на нашу землю? Вот этот живущий в маленьком рыбацком посёлочке на берегу кристально чистой Соби человек – Иван Сергеевич Погорелов, счастье общения с которым нам ещё подвластно и чувством этим мы можем поделиться с вами, говорит не только за себя – от имени всего своего поколения:

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

39

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

Вот такие были эпизоды. Я никогда не забуду этого Курта, который спас дядю Колю нашего от смерти. Я на своей лошадке трофейной, которую поймал в степи, и мы с ним уезжали подальше, чтобы ему не маячить в селе у немцев на глазах, что он пришлый, сбежавший из плена… И там много в степи таких было. Военные, отставшие от войск, раненые. И многие люди в селе переодевали их в гражданское и выдавали за своих – кто за мужа, кто за брата или племянника, кто за деда… Но староста, сволочь, выдал всех. И за то, что дядя Коля выезжал в степь, староста, когда нас привезли всех на сборный пункт, чтобы отправлять в Германию, назвал его партизаном. А немцы сразу: – Партизан? Пух-пух! Расстреляем тебя. И тут нечаянно приехал Курт. Нас, подростков, которых уже собирались увозить, он просто вытолкнул оттуда. Так он меня уберёг от плена. Освободить дядю он, конечно, не мог, но от расстрела спас. Его угнали в Германию, и там его за пятнадцать марок купил какой-то бауэр, он до конца войны в его поместье работал, а потом вернулся домой цел и невредим. И мы все до сих пор благодарны за это Курту. Он был настоящий человек! Не фашист… Хоть и немец, но прекрасный человек такой!

40

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

Вот такой эпизод я вам маленький рассказал…Так что и немцы были разные. Они тоже были люди и тоже не хотели войны. Они были насильно мобилизованы, их под нажимом заставили идти воевать за Гитлера. А всё то, что идёт вразрез с душой человека, оно всегда даёт отрицательные результаты. И ещё двух немцев я никогда не забуду. Это когда мы под прицелами их автоматов пошли на поле боя, услышав стоны нашего бойца, смертельно раненного, чтобы напоить его водой… он воды просил, хоть напоследок попить… Никогда не забуду. Идём мимо них и боимся, что они в нас стрельнут, в спину…. А они смотрят на нас и говорят: – Гут, фрау, гут, киндер. Почему я знал эти слова? Потому что мы жили среди немцев Поволжья. И в школе с ними учились. И детское сознание быстро усваивало какие-то отдельные выражения, слова. Готфриды у нас учились, мы дружили с ними. Да и моя прабабушка Ганна была немкой, её в селе германкой звали, а дед мой, сын её, уже – наполовину, его звали Семён Михайлович, а я – ещё меньше…. Это я родословную свою восстанавливал. У нас в селе люди многих национальностей жили. У некоторых полячки были жёнами, которые в нашу местность откуда-то от войн и разрухи бежали… Я вырос в интернациональной среде. У нас калмыки, татары, украинцы, русские, армяне, их очень много было, грузины – поменьше, немцы Поволжья, чуваши, целыми сёлами жили, мордва. И мы жили дружно в этом интернациональном котле, варились в нём. Так что я до сих пор не могу понять людей, которые какую-то национальность выпячивают. Терпеть этого не могу! Какую-то нацию когда возвеличивают. Мы – немцы! Или мы – ханты! Мы – татары!!! Или ещё кто-то… Я считаю, что мы все люди и все человеки – прежде всего. Так я был сызмальства воспитан. И поэтому меня очень возмущает любой национализм. Меня что ещё поразило, когда я уехал со своей родины. Все нравственные чувства абсолютно сходны, где бы ты ни жил. Когда к нам заходил незнакомый человек, его в первую очередь кормили, поили чаем, а потом уже расспрашивали: а ты откуда, а ты кто? И когда я сюда приехал, на Ямал, здесь всё было точь-в-точь.

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА

Подвиг можно совершить совершенно спонтанно. Находясь в состоянии аффекта или будучи увлечённым примером. Но жить безукоризненно честно, отдавая всё, что знаешь и умеешь, людям, служить им, вовсе не считая это служением, всю длившуюся и оставшуюся жизнь – до таких вершин человеческого духа добираются единицы. Такие, как Иван Сергеевич Погорелов, учительству в северной глубинке, в национальном приуральском посёлочке, посвятивший жизнь.

– …Вот такой рассказ «Храм памяти» я написал, он виртуальный, храм. Но справедливый. Я его посвящаю Елене Ильиничне Тыликовой, учительнице из Овгорта, основавшей там удивительный музей. Это очень и очень хороший рассказ, я считаю. Нам бы надо его идею претворить здесь в жизнь. Взять у всех жителей села понемножку и построить храм памяти, где были бы и трудовые подвиги нашего села, и военные подвиги односельчан… Ведь у нас 64 человека из села ушли на фронт, а вернулись крохи… И теперь никого нет, все ушли из жизни. А сколько у нас тружеников было. И не только тыла, а просто тружеников, которые спасали родину своим трудовым подвигом. Такой бы надо было нам построить памятник.

Вьётся, петляет меж берегов чистейшая горная речка Собь, берущая своё начало на Полярном Урале. А у посёлка Катравож впадает она в Обь. Но не сразу её прозрачные, даже с самолёта заметные голубоватые воды смешиваются с коричневатой обской водицей, да и опытные речники, ведя свои суда вверх по Оби или спускаясь в Обскую губу, не минуют этого места, всегда остановятся, чтобы заправить целебной влагой все ёмкости для питьевой воды, что возможно. Так и сильный человек, настоящий мужчина и воин, в каком бы возрасте и когда ни прошёл мыслимые и немыслимые испытания, будет щедр, чист и светел, неся разум и свет, мир и добро всем, кто его окружает.

– А что я могу им посоветовать или пожелать? Только здоровья и добра этим труженикам. Меня даже возмущает порой, что оценивают труд наших жителей посёлка очень и очень мало. Ну, представьте себе: мороз, тридцать-сорок градусов ниже нуля, рыбак вынимает рыбу из сеток, обмораживает руки, непоправимо теряет своё здоровье, а ему платят шиши. Но я всё же хочу пожелать нашим людям, жителям Катравожа, большого счастья, уверенности в себе и здоровья, здоровья и здоровья. Остальное всё приложится. И терпения вдобавок. Удачи, добра! СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

41

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ

ДНЕВНИК ИЗ ЖМЕРИНСКОГО ГЕТТО Виталий ЛИВИТИН г. Салехард Эту тетрадь в коричневой обложке я случайно нашёл в бывшей кухне моей бабки Марии. Она готовила на печке-буржуйке прямо в комнате, которая одновременно служила и кухней, и гостиной, и спальней. Кухня превратилась в кладовку и заполнилась всяким хламом, копившимся многие годы. В очередной приезд из интерната (меня за «примерное» поведение бабка отправила в интернат в Киев) решил подремонтировать сарай, в котором старухи (моя бабка Мария и её родные сестры) хранили уголь. Понадобились гвозди, и баба Маня направила меня за ними в кладовку. Там за какой-то старой картиной я нашёл эту тетрадь. Отбросил её в сторону, она раскрылась, и я мельком увидел на страницах: 1941 год. Поднял, начал листать и понял, что это дневник маленькой девочки, и звали её Белла. В нём она описывала свои переживания и события, которые происходили в Жмеринке, в моём родном городе, во время фашистской оккупации. Всю войну девочка провела в еврейском гетто. В начале дневника записи велись чернилами, потом – химическим карандашом. Некоторые страницы невозможно прочесть – буквы совсем размыты от сырости. Я спросил бабу Марию, откуда в доме могла появиться эта тетрадь. Та всплеснула руками: «Нашлась! А мы так долго её искали!» И стала рассказывать. Вечером, буквально перед освобождением города от румын, в квартиру тихо вошла незнакомая девочка (двери в домах до комендантского часа не закрывались – румыны запретили) и попросила спрятать от полицаев, которые её ищут. Бабка Мария поняла, что это еврейка, бежавшая из лагеря. Она отвела девочку в кладовку и спрятала за старыми картинами. Через некоторое время в квартире появились полицаи, и среди них один знакомый – жил в соседнем переулке. Незваные гости спросили, нет ли в доме чужих, осмотрели комнату и ушли, не заглянув в кладовку. Девочка прожила у бабки несколько дней и всё время что-то писала в

42

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

тетради. За несколько дней до освобождения Жмеринки она ушла и вернулась только после прихода Красной Армии. Освободили Жмеринку 22 марта 1944 года. Белла пробыла у Марии ещё несколько дней, потом ушла в Станиславчик – село неподалёку от Жмеринки – разыскивать своих родственников, ранее живших там. Через день вернулась, потому что никого в живых не оказалось. Спросила, не видела ли Мария её тетрадь. Вдвоём они перерыли весь дом, но так и не нашли. Очень Белла переживала потерю. Она решила, что через несколько дней будет пробираться в город Фастов, где до войны тоже жили родственники. Перед этим зачем-то отправилась в бывшее гетто. Ушла, и больше Мария её не видела. После отступления немцы часто бомбили Жмеринку с воздуха. Вокзал и железная дорога находились под охраной наших зениток, и часто бомбы сбрасывались на город, особенно доставалось домам в районе бывшего еврейского квартала. Много под бомбёжками погибло мирных жителей. Может быть, в их числе и девочка с красивым именем Белла… Спустя столько лет тетрадь нашлась. Прочитав дневник, я решил переписать его. Передаю его содержание, не меняя ни единого слова, лишь исправляя простительные для ребёнка грамматические ошибки, опуская совсем размытые сыростью фрагменты, да расскажу о местах, где происходили события, описанные в дневнике бесстрашной маленькой девочки.

1941 год 25 июня. Меня зовут Белла, мне десять лет, скоро будет одиннадцать. Сейчас мы живём в Станиславчике у тёти Сары, она сестра папы. Я пишу новый дневник, старый остался дома в Жмеринке. Мы уходили быстро, и я его забыла. Уходили, потому что началась война. Она началась 22 июня, и начали бомбить. Наш дом стоит внизу у ставка (у пруда. – Прим. авт.) Лозняка. Папа боялся, что может бомба попасть в наш

Рисунок ТАТЬЯНЫ ГАВРИЛОВОЙ

СЕВЕР БЕЗ ГРАНИЦ | АРКТИЧЕСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

43

дом. Рядом на горе пути и вокзал, которые бомбили. И мы ушли к бабушке, живущей у рощи Белинского. Потом папа пришёл и сказал, что его забирают через два дня в армию, нам надо идти к тёте. Мама пошла на работу в депо, там она работала машинисткой, и написала на отпуск. Я слышала, как папа разговаривал с мамой и говорил, что немцы могут прийти в Жмеринку. У тёти будет спокойней, там не бомбят. Когда бомбили, мы прятались в погребе у бабушки и видели, как горели депо и вагоны. Было страшно. Утром мы пошли в Станиславчик. Шли долго, у меня заболели ноги, и было жарко. Нас догнала подвода, и дядька нас довёз до дома тёти Сары.

26 июня. Утром папа уехал в Жмеринку. Я слышала, как они разговаривали ночью. Тётя и мама всё время плакали. А он говорил, что скоро вернётся. Немцев прогонят быстро, у нас большая и сильная армия, и скоро мы победим, и он будет дома. Но мама всё равно плакала. Утром он ушёл. Мы провожали его до колодца, что внизу, у Дома культуры. Тётя сказала, что раньше это была синагога. Когда я спросила, что такое синагога, она ответила, что это церковь, но без крестов. У колодца было много людей, они тоже провожали своих. Приехали машины, все сели и уехали в Жмеринку. Папа стоял и долго махал нам рукой. Тётя и мама опять плакали.

29 июня. У тёти хорошо. У неё есть коза Манька и козлёночек, он бодается маленькими рожками. Манька даёт вкусное молоко. С соседским мальчиком Изей Шамисом мы ходили купаться на речку. Она называется Мурафа. Мы купались с другими ребятами, потом играли в штандер. Дома мама ругалась, что я не предупредила её и ушла на речку без спроса.

30 июня. Много летает самолётов, но говорят, что это не наши. Ночью видели пожары в Жмеринке. К нам приходил знакомый тёти Сары. Он работал на железной дороге и увидел нашего папу у вагонов. Папа сказал, что их отправят в Проскуров, что у него всё хорошо, скоро он вернётся и что с ним много знакомых со Жмеринки и Станиславчика. Станиславчик – одно из самых старых сёл в восьми километрах от Жмеринки. Раньше оно называлось Юшков и было сожжено в XVI веке татарами. С XVII века оно принадлежало польскому гетману Станиславу Потоцкому, который восстановил село и назвал его Чегерин. Гетман подарил село губернатору Бахметьеву, и тот в знак благодарности назвал его Станиславчик.

44

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

ИЗ АРХИВА ВИТАЛИЯ ЛИВИТИНА

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ

Вокзал в Жмеринке во время фашистской оккупации. 1943 г.

3 июля. К тёте приходил сосед Ицик Воке, сказал, что в Проскурове уже немцы. Мама и тётя плакали. Туда увезли папу, и что с ним – неизвестно. Самолёты всё летают, много. Даже ночью сильно гудят. Жмеринку уже бомбят несильно. Мама хочет туда пойти, посмотреть, что с домом, и взять вещи.

6 июля. Сосед Ицик собирается уезжать. Уезжают Кройтманы и Лемберги. И другие уезжать думают. Все говорят, что немцы скоро будут в Жмеринке. Я помогаю тёте Саре на огороде. Ходим на речку. Сегодня соседские мальчики ловили раков. Они зелёные, а не красные. Красные, когда их варят. Большие раки щиплются сильно клещами.

11 июля. Разлила чернила. Других нет. Изя сказал, что можно сделать чернила из ягод бузины. Их надо раздавить. И можно будет писать. Но они расплываются. Нашла в столе химические карандаши, буду ими писать.

13 июля. Мама утром ушла в Жмеринку, домой. Вечером вернулась. Я слышала, как она сказала тёте Саре, что наш дом заняли хохлы. Её в дом не пустили и вещи не отдали. Прогнали и

К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА сказали, что скоро немцы придут и всех жидов поубивают. За что нас убивать? Мама и тётя опять плакали, и я тоже. Они теперь плачут каждый день.

14 июля. С Ициком пошли в школу взять чернила. Карандаши расплываются, когда слезы капают. В школе никого не было, и двери открыты. На втором этаже в классе нашли. Когда шли, видели, что из конторы на машину грузят много мешков. Один порвался, и выпали бумаги и много денег. Мама сказала, что это удирает райком и сберкасса. Нас ругала, что мы ходили в школу и взяли чернила.

17 июля. Пришли немцы, ехали на мотоциклах. Все смеются, когда пугают нас ружьями. Мы смотрели на них с забора. Мама сильно ругала.

19 июля. Немцы в школе сделали госпиталь и заняли все дома в центре. В доме, где были наши военные, куда папа ходил перед уходом на войну, у немцев штаб. Мы видели, как гнали наших пленных. Один не мог сам идти, и его убил немец, а потом бросили на телегу и увезли. Было страшно.

23 июля. У нас забрали козу и козлика. Пришёл полицай и забрал. Тётя не отдавала, он ударил палкой, и теперь синяк.

28 июля. Опять приходили полицаи и сказали, что надо на рукав пришить белый платок и нарисовать звезду. Не такую, как на красном знамени, с серпом, а другую. А в школе, во дворе, сделали кладбище. Там немцев хоронят.

4 августа. Пришли немец и полицай. Сказали, что всё, что соберём с огорода, нести надо в школу, а если не принесём, то убьют. Полицай забрал с кровати покрывало и тётин красивый платок. А на воротах нарисовал звезду, такую, как на повязке.

16 августа. Мама и тётя утром уходят на работы в колхоз на целый день – убирать свёклу и овощи. Я дома целый день одна, и мне страшно. Днём пришли немцы и забрали всех курей и гусака. И бочку с огурцами.

25 августа. Знакомый полицай сказал маме, что в Станиславчик приедут румыны и в Жмеринку тоже. Они здесь будут командовать. А в Браилове и Виннице будут немцы. Тётя говорит, что с румынами, может, будет легче.

1 сентября. Пришёл полицай Савуляк и сказал, чтобы картошку, которую будем копать, увезли в школу. Себе оставьте немного и надо спрятать. Будут ходить проверять, всю сдали или нет. И будут бить, если найдут.

4 сентября. Копали целый день картошку. Приходил немец с полицаями, смотрел, сколько накопали. Тётя сказала, что нет мешков. Они потом принесли свои. Наши три мешка с картошкой спрятали в сарае, где жили козочки, и в дровах.

8 сентября. Пришли немцы и чужие полицаи. Мама сказала потом, что это бандеровцы с запада. С ними был староста Цуйман, он раньше, до немцев, был попом и врачом по скоту. Забрали всё – одеяла, подушки, тёплую одежду, другие вещи и все запасы. Нашли в дровах мешок картошки и сильно били палками тётю.

10 сентября. Тётя лежит и сильно стонет, она вся в синяках. Приходил сосед Койхман, принёс йод и сказал, что отбили почки. Это очень плохо. Надо лечить, а лекарств нет.

15 сентября. Тётя всё ещё болеет. Савуляк принёс ей лекарство, стало легче. Спина, где почки, не так болит. Маме он сказал, чтобы шла работать в румынскую полицию, она в бывшей конторе МТС. Мама туда ходит, полы моет. Теперь в Станиславчике и Жмеринке румыны1.

22 сентября. Тётя уже ходит. Полицай привёл румынского врача, он посмотрел и сказал, что ей не надо ходить на работу в колхоз. Он написал бумагу, что она болеет. Мама говорит, что румыны лучше немцев, не бьют, только кричат. Маме за работу дают продукты: кукурузу и жмых от семечек, и крупу, и масло из кукурузы.

5 октября. К нам поселили людей, это тоже евреи, их прогнали из Бессарабии2. Стало тесно, но мне теперь не страшно, у них девочка Роза, такая как я, и когда все уходят, мы играем, и не страшно.

5 ноября. Холодно. Живём все восемь человек на кухне, топим одну печку, дров мало. А в лес ходить не разрешают. Порубили забор и будем рубить сарай.

2 ноября. Савуляк сказал, что наши побили немцев под Москвой, и румыны ходят злые. Сказал, чтоб сидели дома.

10 декабря. Умерла Зина, которую к нам поселили. Она простыла на работе и кашляла кровью.

20 декабря. Ломали сарай, дрова носили в комнату. Приехали полицаи и дрова увезли, осталось то, что успели унести в дом. Очень кушать хочется.

1942 год 1 января. Новый год. Тётя из кукурузы испекла пирог и сварили много картошки, всем по СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

45

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ две штуки. Пришёл полицай, и они с тётей ушли, а потом она принесла хлеб и сахар. Пили чай из морковки, вкусно. Вспоминали, как встречали Новый год раньше. Все плакали.

17 января. Роза заболела. Мама получила на работе крупу и сало. Сало топят на печке и дают пить Розе. Боятся, что она не выздоровеет. Кушаем один раз в день. Лазили на вишню и ели смолу. И собирали под снегом косточки со сливы, которые упали летом.

20 января. Пришёл румын, который приходил раньше, слушал Розу, сказал, что плохо. Оставил лекарство и конфету.

28 января. Умерла Роза.

13 февраля. Картошка кончилась. Тёти и мама, когда не моет полы, ходят на поле и приносят помороженную картошку и бур… (буряк3? – «С».) Он сказал, что здесь будет гетто, а мы не со Станиславчика, и нам надо бежать в Жмеринку, в Жмеринское гетто. В тетради много размывов, и текст нечитаем, буду переписывать то, что осталось.

9 марта. …сделали гетто, оно рядом с Домом культуры. …стро… забор из колючки. Туда всех не загна… Многих погнали… Носковцы... жить на бывшей ферме.

16 марта. С мамой ушли в Жмеринку… Огорожено колючкой и вышкой. Полицай сказал … в управу утром обязательно, а то… Жить пока в старой типографии… искать дальних родственников … ходила в управу. Документы… Геритан сказал… На работу… машинисткой.

21 марта. …они сказали… гетто нельзя выходить… убивать… В ноябре повесили врача …ного Маломуда. …без пропуска и нашивки на рукаве.

1

По договору между немцами и румынами от 30

августа 1941 года, заключённому в городе Бендеры, территория от Днестра, Южного Буга, по реке Ров отошла Румынии и названа Транснистрия. В неё вошли части Винницкой, Одесской, Николаевской областей и левобережная Молдавия. Румыны к местному населению относились лояльнее немцев. Тем не менее за время оккупации ими (вместе с немцами) было уничтожено двести тысяч евреев, проживающих в Транснистрии.

2

Из Бессарабии было переселено более 25 тысяч ев-

реев в восточные области Транснистрии.

3

46

Буряк – название свёклы на юге России и на Украине.

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

22 марта. В типографии много людей и очень холодно. Мама ходит на работу в управу. … целый день до ночи. Нашла родст… утром пришли и меня забрали к себе на Урицкого (бывшая Екатерининская. – Прим. авт.). …пришла мама… С ней плакали. Несколько листов вообще прочесть невозможно – сплошные пятна и размывы. Теперь о Жмеринском гетто. Немцы захватили Жмеринку 17 июля 1941 года. В октябре организовали гетто, которое начало функционировать с 18 ноября. Больше тысячи человек согнали на несколько улиц, полностью огороженных колючей проволокой. Поставили вышки. Был издан приказ № 12125, один из пунктов которого гласил: за выход из гетто без разрешения – расстрел. Позже в гетто стали пригонять евреев из близлежащих сёл румынской зоны, а также из Молдавии, Бессарабии и Румынии. На улице Советской (Банковской), напротив входа в гетто, – немецкая, а позже румынская жандармерия. В освободившиеся от евреев квартиры сразу же заселились украинцы. Немцы начали убивать и грабить. Когда территория перешла к румынам, стало спокойнее. Были созданы еврейская администрация и полиция. Главой юденрата, еврейской администрации, назначили Адольфа Гершмана, высланного из Черновцов еврея, адвоката по профессии, его помощником – Иосифа Юкелиса. Гершман был образованным человеком, знал двенадцать языков и был лично знаком с румынским претором (начальником жандармерии, по другим источникам – комендантом) Жмеринки Ионеску. С ним вместе они учились в Венском университете. Гершман до войны работал адвокатом в Черновцах и защитил Ионеску от тюрьмы, а такое не забывается. Когда они встретились в Жмеринке, Гершмана утвердили руководителем гетто. Благодаря личным взаимоотношениям Гершману удалось договориться с румынскими властями по многим вопросам, связанным с жизнью евреев в гетто. Это многим спасло жизнь. В городе было две власти. Непосредственно городом командовала румынская администрация, а стратегическим узлом, станцией Жмеринка, – немцы. В полиции помимо украинцев служили и евреи. Гершман установил в гетто железную дисциплину, за нарушение которой наказывали, но не расстреливали. Он лично встречал у ворот всех, кого отправлял на работу в немецкую зону.

К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА Румыны предупредили, что за побег его и ещё сто человек расстреляют. На работы отправлялись в немецкую зону – на станцию. Получали мизерную плату, которая распределялась на всех жителей гетто. Работали очень тяжело, с раннего утра и до позднего вечера. Терпели постоянные издевательства и угрозы со стороны немцев. В гетто Гершманом было налажено некоторое производство, что помогло выжить многим заключённым. Работала синагога в одноэтажном здании на углу Советской (Банковской) и Хлебного переулка. В апреле 1942 года открылась школа, где учились 250 детей из гетто возрастом до 16 лет. В школе преподавали на русском языке. Учили румынский, немецкий, а также идиш и иврит. Благодаря Гершману жизнь евреев в Жмеринском гетто отличалась от жизни в других лагерях. Гетто находилось на границе с немецкой зоной и служило последним прибежищем для тех, кто пытался спасти свою жизнь. Однажды к Гершману пришёл человек и попросил приютить его и товарищей. Это были артисты из Венской еврейской оперы, которых немцы гнали из Черновцов, но им удалось бежать. Гершман спрятал их в гетто. Позже они давали спектакли в здании синагоги. Смотреть постановки приходили даже румыны.

15 мая. Сегодня меня похвалил Арчик (учитель Арон Гефтер. – Прим. авт.) за то, что одна правильно ответила на задачку по математике. Он хороший, мы все его любим. Мама принесла с работы патоку, сегодня пили сладкий чай из листиков смородины. …мая. Сегодня не учились, нас гоняли мыть полы в полиции. Эсфирь Давыдовна говорила полицаю, что мы ещё маленькие. А он сказал, что старших отправили на станцию убирать вагоны от навоза коней. Наверное, учиться дальше не будем, уже лето.

10 июня. Ночью у нас выкопали почти всю картошку. Её там не было, только кусочки с глазками. Она проросла, и воры думали, что там целая сидит. Мы сами целую картошку съели. Мама и тётя Рива говорят, зимой опять кушать будет нечего.

12 июня. У меня перестали шататься зубы. Мама варит суп из крапивы, и мы его едим, только нет соли.

20 июня. Приходили пьяные немцы и увели двух больших девочек из соседнего дома. Они

пропали. К маме приходили мамы девочек, чтобы она просила у Гершмана разыскать их детей.

14 июня. Мама сказала Риве, что с девочками сделали плохое и убили. Это сказал Гершман. И просил передать, чтобы больших девочек прятали, когда ходят немцы.

22 июня. Сегодня год войны, мама и тёти говорили, как хорошо мы жили, и все плакали. Ходили в синагогу молиться. А я не умею, слушала и смотрела.

1 августа. Мне 11 лет. Рива сделала пирог из кукурузной муки и патоки, вкусно.

7 августа. Бежали из вагона. …двоих заст… а одного пленного поймали и били. …расстреляли много. Здесь записи прерываю. Лист совсем не читаем – сплошное размытое чернильное пятно…

20 августа. Их собрали на птичнике, погнали в Браилов. Соседка Броня украла из толпы девочку. Потом Геня жила как её дочка.

2 августа. Когда вели мимо нашего… увидела… два мальчика убежали. Одного, Яшу Дахмана, я узнала. …в нашей школе. …поймали, а другого нет, полицаи за ним гнались, но не поймали. Потом этого мальчика видела в гетто живым.

25 августа. Мама пришла и сказала Риве, что всех, кого угнали полицаи, в Браилове расстреляли.

29 августа. Плакали. Там было много знакомых. Посёлок Браилов, находящийся в восьми километрах от Жмеринки, был в немецкой зоне оккупации. Созданные немцами айнзацгруппы из полицаев – местных жителей – вместе с фашистами грабили, убивали еврейское население. За время оккупации в Браилове были уничтожены все евреи. Некоторым удалось перебраться в румынскую зону. В Жмеринском лагере Гершман приютил многих. Здесь находились также более трёх сотен военнопленных офицеров и солдат Красной Армии еврейской национальности. Было много бежавших из окрестных сёл, из немецкой зоны, в том числе и из Браилова. Однажды на базаре браиловский полицай узнал своего земляка-еврея (иногда жители гетто получали от румын за взятку пропуска на временный выход на базар, где они могли произвести обмен вещей и сохранивСЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

47

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ шихся ценностей на продукты) и донёс немцам. Тогда те предъявили ультиматум: или Гершман выдаёт им браиловских евреев, или подвергнутся репрессиям все евреи Жмеринского гетто. Румыны не стали вмешиваться, и пришлось бедных браиловских евреев отдать. В августе 1942 года всех их собрали под предлогом проверки на тиф в недостроенном здании птицефабрики. По разным источникам, было собрано 308 или 286 человек. Здесь делили людей на группы, и украинские полицаи гнали их в Браилов. Гершману удалось добиться разрешения у охраны кормить задержанных. В больших кастрюлях на птицефабрику доставляли еду, а обратно в этих кастрюлях выносили маленьких детей. Детей усыновляли живущие в гетто жители Жмеринки. Однажды при переходе через речку, на мосту, охраняемые кинулись на полицаев, обезоружили их, и нескольким удалось бежать. Иногда, когда браиловских евреев гнали через гетто, удавалось выхватывать детей из колонны и прятать. Позже их усыновляли. Гершман не смог спасти этих людей. Позже, когда Жмеринку освободили от фашистов, его арестовали. Выдача браиловских евреев немцам стала одной из причин, повлиявших на решение суда. Несмотря на многие свидетельства бывших узников, которые давали показания в пользу Гершмана, суд эти показания не учёл. Вначале хотели отправить его в лагерь на много лет. К Гершману, на мой взгляд, нельзя относиться однозначно. Он много сделал для узников гетто, благодаря ему выжило более трёх с половиной тысяч евреев. В то же время говорили, что он брал взятки от евреев за включение их в список заключённых. На суде выступил житель Браилова Соломон Эйнштейн, который сказал, что в расстреле браиловских виноват лично Гершман, потому что не включил их в список. Это заявление повлияло на решение суда. Не помогли показания, в которых говорилось о том, что Гершман знал о деятельности подпольщиков в гетто и не выдал их румынам. Вместо заключения на длительный срок, к которому первоначально склонялся суд, 20 августа 1944 года Гершмана приговорили к расстрелу, и 18 декабря приговор привели в исполнение. Говорили, что в период хрущёвской оттепели его реабилитировали, но точных подтверждений этому нет.

48

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

26 октября. В школе нет Арчика. Математике учит Рахиль Голденберг. С Арчиком учиться было интересней. Учитель Аркадий (Арон) Гефтер был руководителем подпольной группы в гетто от организации «Советские патриоты». Штаб находился на улице Жданова, в доме № 37. Сейчас на доме мемориальная доска с надписью: «Здесь во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. находилась партизанская типография и радиосвязь». Гефтер в числе двухсот других подпольщиков был выдан предателем, пойман и расстрелян в тюрьме Тирасполя.

11 декабря. В школе забастовка, в 5 классе не хотят учить идиш и иврит. Несогласных учеников садили в карцер и даже били. Но потом перестали учить еврейскому языку.

15 декабря. У соседей плачут. Замёрз дядя Сема, их отправили чинить крышу вокзала и не разрешили слезть. Они все там замёрзли.

20 декабря. У нас мама заболела, и Рива тоже, и ещё одна тётя в соседней комнате.

25 декабря. Маму увезли в больницу, которая на втором этаже клуба. У неё плеврит. А меня взяли к Флейшманам. У них есть девочка Сара, она меня старше на год. Мы с ней подружились.

28 декабря. Маме Гершман достал пропуск, и её увезли в районную больницу, где доктор Цурук её лечит.

1943 год 2 января. Вчера был Новый год. Меня забрали к двоюродной тёте папы. Мама ещё в больнице, ей там плохо.

10 января. Очень холодно. Рива умерла. Мама ещё в больнице.

20 января. Мама умерла. На этом записи прерываются, следующие появляются только весной…

15 апреля. Я болела всю зиму. Все думали, что умру. Очень плохо без мамы. У меня в марте стали падать зубы. Могла их вынимать и ставить обратно.

20 апреля. Мне давали пить варёные еловые ветки. Кто-то сказал, что помогут. Потом болел живот и был понос. Я два месяца не могла ходить.

28 мая. Пила отвар из крапивы и от голода наелась зелёных яблок. Очень было плохо. Сильно болел живот.

К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА Дальше прочесть дневник невозможно. Еле разобрал записи от мая. Промокшие листы склеились, пытался их разнять, но не получилось. Из записи от 25 сентября можно предположить, что Белла относила письмо на улицу Жданова, в дом, где находилась явка партизан, а сосед был подпольщиком. В марте 1944 года при наступлении Красной Армии на город подпольщики из гетто по подземным ходам проникли в здание вокзала, напали на оборонявших его немцев и помогли нашим захватить станцию. Быстрое освобождение города и станции не позволило фашистам осуществить план по уничтожению гетто. Благодаря действиям Красной Армии и подпольщиков удалось спасти жизни тысяч заключённых. Но многие пропали, погибли в период оккупации от голода, болезней, расстрелов и бомбёжек. Пропала и Белла, автор этого дневника, маленькая узница Жмеринского гетто.

Рисунок МИХАИЛА КАНЕВА

3 июня. Приходил румынский доктор вместе с нашим. Дали таблетки, и стало лучше. Говорят, что румыны стали лучше к нам относиться. Это теперь, когда немцев бьют.

15 августа. Болела всё лето. Очень стала худой. Руки и ноги тонкие, а живот большой. Хорошо, что летом появились ягоды и зелень с огорода. Спасибо добрым людям, помогли мне выжить.

18 сентября. Я часто плачу. Жалко маму, Риву и всех остальных соседей и знакомых.

25 сентября. Сосед дядя Фима просил отнести письмо в дом, что рядом с бывшей четвёртой школой. Он и раньше к нам приходил, к маме, и приносил продукты. И очень мне помогал, когда болела. Мама говорила, что он бывший красный командир, бежал из плена. Фима рассказал, что немцев разбили под Курском, что освободили много городов и подходят наши к Днепру и скоро немцев совсем прогонят.

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

49

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ

ВОЙНА – НЕ МАТЬ Сергей КАЗАНЦЕВ г. Новый Уренгой Когда говорят, что умирать на войне не страшно было, не верю. Конечно, когда ты вместе с другими в атаку поднялся и тебя пулемётная очередь скосила, как когда-то ты сам на зорьке по росе траву косил, это одно. На миру, как говорится, и смерть красна. А если в плену, облик человеческий потеряв, от голода помрёшь, или в бою, но не видел никто, и тело к своим не вытащили, тогда как? Пойдёт тогда домой не похоронка, а другая бумага, в которой за подписью воинского начальника чёрным по белому написано, что «ваш сын, брат или муж пропал без вести». А там уж пусть сами додумывают: либо в плену, либо в партизанах, либо писарь ошибся, либо косточки давно сгнили… Про плен, конечно, самое страшное! Не зря же Верховный главнокомандующий товарищ Сталин в 41-м сказал, что пленных у нас нет, а есть одни предатели. Если он своего старшего сына Якова не пожалел, на фельдмаршала Паулюса менять не стал, так разве других пожалеет?

НИЗКИЙ ПОКЛОН ВАМ. И ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ! Моему поколению, которое пришло в этот мир через десять-пятнадцать лет после Великой Отечественной войны, повезло вдвойне. Во-первых, нам не довелось побывать в той кровавой мясорубке, где жизнь была дешевле винтовочного патрона, махорочной самокрутки и глотка воды, а во-вторых, мы своими глазами видели тех, кого сегодня совсем почти не осталось. Эти мужики умели работать за троих, могли в выходные и праздники крепко выпить и спеть не только про бьющийся в тесной печурке огонь, но и разухабистую частушку. Однако на слова они были скупы и пиджаки с боевыми наградами, к которым по юбилеям прибавлялось по новенькой блестящей медальке, надевали один раз в году – на 9 Мая. В пиджаках да с наградами вроде бы все они были одинаковы, а посмотришь в общественной бане, которую на моей малой родине звали «казённой», мурашки по телу и волосёнки дыбом! У одного ямина на спине величиной с кулак, у другого на бедре будто сварочный шов бугрится, а у третьего, который протез в предбаннике оставил, синюшная культя вместо ноги, а на руке пальцы немецким осколком прорежены. Мне, пацану, жутко, а мужики – ничего, мылят друг другу спины, похохатывают, и разговор всё больше про то, что снега этой зимой мало было, лето нынешнее худое, сено гниёт на покосах, и

50

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

на корову-кормилицу, видно, придётся очки с зелёными стёклами надевать… …Одного из тех, кто со «сварочным» швом на бедре в той «казённой» бане мылся да больше других за коровёнку свою жалился, Петром Ивановичем звали, а фамилия его была Ярыгин. Как мне удалось его к душевному разговору подвинуть, до сих пор не пойму. Однако, думаю, если бы не знал Пётр Иванович моего отца, а особенно дядьку, вместе с которым в один день уходил из родного села «собаку Гитлера» бить, вовек бы он со мной откровенничать не стал. А так, походил я за ним года три, и как раз к 45-летию Победы, когда ему медаль «За отвагу» вернули, отошёл чуток старик душой и сам в гости позвал. Радости в том рассказе не было вовсе, и убил ли он хоть одного немца или нет, дед Ярыгин не вспомнил, а может быть, не хотел вспоминать: как ни суди, а убить человека, пусть даже врага, весёлого мало. После первого раза он к тебе во сне приходит, молчит, а в глазах у мертвяка немой укор. Но хорошо помнил Пётр Иванович, как летом 42-го отступали они к Волге по знойной степи, а немецкие самолёты по головам ходили и вперемешку с бомбами листовки сыпали. В листовках тех писали немцы, а может быть, и наши, кто им служить пошёл: «Командиры и бойцы Красной Армии! Всё дальше и дальше продвигаются победоносно наступающие германские войска и их союзники. Немецкие солдаты стоят уже у дверей Кавказа! Что, поможет Сталину

К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА Если бы Петра Ивановича из плена американцы освободили, сидеть бы ему «десятку» на Колыме, а так после фильтрационного лагеря поехал он на Донбасс порушенные войной шахты восстанавливать. Домой матери и сестрёнкам – отец в 41-м под Москвой лёг – написал, что жив, мол, и здоров. Ждите! Ещё четыре года после войны они его ждали, мать слово дала, что не помрёт, пока Петрушу не увидит, и дождались. Настал и на их дворе праздник! Да только обернулся вскоре тот праздник чёрной бедой. Стал Петра почти каждую ночь к себе местный опер из ведомства Берии, который про войну из газет и сообщений Совинформбюро знал, вызывать и спрашивать: «Почему ты, враг, в плен немцам сдался? Почему не застрелился, не повесился, в сортире не утопился? Почему на врага работал?» А что тому тыловому оперу скажешь, когда в Уставе Красной Армии записано, что «ничто, даже угроза смерти, не может заставить сдаться в плен». Молчит Пётр, в пол смотрит и думает, что лучше бы убил его тот осколок, который бедро

Рисунок ЕВГЕНИИ ШКЛЯРОВОЙ

его отчаянный вопль: «Ни шагу назад!»? Всякое дальнейшее сопротивление – полное самоубийство! Вы должны жить, если хотите служить своей Родине! Ваше же сопротивление заставит германское главное командование применить в бою новейшую технику. Вы отлично знаете, что германская авиация в состоянии уничтожить ваши отступающие части, ваши города и сёла. Ваш фронт уже расчленён нашими войсками на две части, Кавказские армии отрезаны и разгромлены. Вы нуждаетесь в боеприпасах и амуниции. Оружие, выданное вам, оказалось плохим, а то, что смогут вам дать в дальнейшем, будет ещё худшим браком, грубо изготовленным и непригодным к действию. Жаль каждого, отдающего при таких условиях свою жизнь. Чтобы спастись от разящего действия немецких лётчиков, у вас есть только один выход – перейти как можно скорее на сторону германских войск. Штык в землю! И скорее к немцам или домой! Ваше положение безнадёжно, переходите к немцам, там вас ждёт хорошее обращение и пропитание, а также скорое возвращение на родину. Ваша борьба бесполезна! Гоните комиссаров и переходите к немцам!» Комиссар батальона, от которого горсть малая осталась, грозился за чтение этих листовок на месте шлёпнуть или, когда к своим дойдут, под трибунал отдать. Но до своих Пётр Иванович, а тогда Петруха-сибиряк, не дошёл. Догнали их на закате немецкие танки и для острастки стрельнули пару раз из пушек. Комиссар, видя такое дело, из нагана застрелился, а красноармеец Ярыгин, которому осколок бедро распорол, не смог. Крови много из него вышло, да и нагана рядовому не полагалось, а в винтовке-трёхлинейке патронов давно уже не было. В немецком лагере, говорит, заросло всё, как на собаке, а вот медаль «За отвагу», которую ему старенький полковник за «языка» ещё в апреле на гимнастёрку приколол, немецкий фельдфебель себе забрал, а Петру за это под ноги недокуренную сигаретку бросил. Так бы и помер Ярыгин в том лагере, как тысячи других ребят, от голода и кровавого поноса, но погрузили немцы тех, кто ещё на своих ногах ходил, в тупорылые грузовики и повезли на железнодорожную станцию. Под Берлином до марта 45-го он на военном заводе вкалывал, в армию предателя генерала Власова не пошёл, а когда свои пришли, накинул поверх лагерной робы шинельку, забрался на тридцатьчетвёрку и поехал с десантом врага в его логове добивать.

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

51

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ разорвал, летом 42-го, и всем бы хорошо было. Кроме одной матери. До марта 53-го изводил его бывший одноклассник Федька, который в младшие лейтенанты госбезопасности выбился, а потом, когда «отец всех больших и малых народов» преставился, сам в сортире застрелился. А ещё через три с лишним десятка лет, благо дочка во все военные архивы писала, вернули из Москвы Петру Ивановичу его единственную боевую медаль «За отвагу». Отошёл старик душой и рассказал мне первому, что, может быть, для кого-то война и мать родна, а для него – злая мачеха. А сколько было таких Петров, Хасанов, Андреев, Иванов, Ибрагимов, Александров… Миллионы! Вот им-то, кто кровь свою проливал, кто в атаку вставал, кто в плену человеком остался, давайте 22 июня в День памяти и скорби и поклонимся! И ещё отцам, дедам и прадедам нашим, благодаря которым сегодня живём, благодаря которым будут жить наши внуки и правнуки.

ДОРОГА В АНГЕЛЬСКИЙ ПОЛК Девятого мая 1975 года, а было мне тогда неполных пятнадцать годков, поднялся я ни свет ни заря, или, как говорила моя покойная бабка, пока черти с углов не падали. Вытащил тихонько изпод кровати старенькую отцовскую двустволку, насыпал в карманы куртки десятка два заряженных накануне патронов и, стараясь не разбудить родных, осторожно прикрыл скрипящую по весне дверь. Путь мой лежал на залитое вешней водой займище, куда на днях прилетели из заморских краёв местные утки. Солнце ещё почивало, в зыбких майских сумерках хрустел под сапогами хрупкий ледок на замёрзших за ночь лужах, а воздух был звонок, холоден и чист, как глоток родниковой воды, от которого ломит зубы и становится зябко в животе. Скрадок на краю болота, построенный мной накануне, темнел, будто политая дождями и истрёпанная ветрами копна прошлогоднего сена. Вода под луной блестела и, словно живая, шевелилась под ночным ветерком метрах в тридцати, поэтому, чтобы разбросать пяток манишек, которые дожидались своего часа в моём незатейливом вещевом мешке, пришлось, словно ледоколу, ломать ледяную корку. Сделав дело, я вернулся в скрадок, присел на ворох прошлогодней травы и загнал в стволы «тулки» потемневшие от времени латунные

52

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

гильзы. Теперь оставалось одно – ждать, когда в темноте налетят на манишки жаждущие любви для продолжения рода ярко раскрашенные селезни. Стрелять самок весной у нас не принято было, об этом не милиционеры, которых тогда на весь райцентр всего-то человек пять имелось, нам говорили, а старики с самого сызмальства в голову, словно клин в витой берёзовый чурбан, вбивали. А убить хоть весной, хоть осенью лебедя было вообще делом последним, потому и примета такая на моей малой родине была: кто лебедя на охоте добудет, тот сам с неё когда-нибудь не вернётся. В шалашике было тепло и тихо, я чуток задремал, а когда открыл глаза, из-за ближнего, ещё не распустившего клейкие берёзовые листочки леска показался ослепительный краешек солнца, и стало ясно, что охота накрылась медным тазом, пора собираться обратно домой. И поторапливаться. Ровно в десять утра надо было быть мне в школе, откуда вместе с одноклассниками идти на митинг, посвящённый 30-летию Победы. Вылез я из укрытия и, разминая затёкшую от долгого сидения спину, краем глаза вдруг заметил, что сбоку, резко снижаясь в стремительном полёте, налетает табунок уток. Выстрел победным салютом расколол чудную тишину, и стало слышно, как шумит под ветром сухая трава, копошится на кочке полевая мышь и кричит на окраине села проспавший, как и я, зорьку петух. Утки стали забирать резко вверх, и я приготовился пульнуть вдогонку ещё разок, но одна птица вдруг резко сложила крылья, остановилась на миг в высшей точке полёта, а потом камнем упала в воду, только фонтан разноцветных под солнцем брызг взлетел в чистый и звонкий воздух. Оставив ружьё в шалашике, я радостно полез в болото, собрал манишки и изумрудного селезня, но, когда до берега оставалось подать рукой, оступился и ухнул по грудь в ледяную воду. Уже не разбирая дороги, вылез на сухое, сдёрнул болотные сапоги, вязаные шерстяные носки, а потом и штаны, от которых под ярким майским солнышком сразу стал подниматься лёгкий парок. Битого селезня сунул в заплечный мешок, выжал, как мог, одежонку и, присев, стал наталкивать в «болотники» сухую траву. И вдруг – словно гром среди ясного неба! Прямо над ухом хриплый от табака голос поинтересовался: «Ну, как охота, сынок, много добыл?» Оглянулся я, как молния, и увидел сначала нависшую надо мной лошадиную морду, а потом и сидящего на резвой кобылке одноногого

К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА егеря дядю Гришу Овчинникова, который считался грозой всех местных браконьеров. В ту же секунду сердчишко моё рванулось и, ударившись о каблук болотного сапога, остановилось где-то рядом с пупком, ручонки затряслись, а в мозгу зазвенел молоточек, который выстукивал одну только фразу: «Не зевал бы ты, дружок, не сидел бы без порток!» Дядя Гриша почесал коленку над протезом, лениво достал из кармана фуфайки пачку «Беломора», закурил, сурово сдвинул брови, потом спросил: «Чей будешь-то?» Деревянными губами я промямлил фамилию и улицу, на которой жил, но взгляд егеря вдруг помягчел, суровые брови распрямились, а губы дрогнули в подобии улыбки. Он пожевал папироску, бросил окурок под ноги кобыле и сказал: «Дядька твой, Лев, добрым охотником был. Мы с ним в сорок четвёртом в одну неделю с фронта пришли. Он без руки, я без ноги. Давай-ка беги домой, сынок, отцу привет передай, с праздником поздравь и чаю с малиной, чтоб не простыть, за моё здоровье выпей. Да штаны от счастья не забудь надеть!» И, круто развернув кобылку, потрусил рысью к ближайшему леску, где уже начинали сочиться капельками прозрачного сока невесты-берёзки. Дома, сдав селезня, я ничего не сказал об утренней встрече отцу, переоделся, наскоро попил чая с малиной и рванул в школу, откуда пошли мы на митинг. К памятнику, на котором золотом светились фамилии погибших на той войне земляков. Всё было как всегда: речи начальства, возложение венков, утирающие солёную слезу солдатские вдовы и сами солдаты, что мимо смертной пули пробежали. А с левого фланга этого неровного строя стоял одноногий егерь дядя Гриша, и на лацкане его защитного пиджака отбрасывали солнечные зайчики два боевых ордена и стайка юбилейных медалей. Мы встретились взглядами, Григорий Иванович улыбнулся, погрозил корявым пальцем и, глухо стуча деревяшкой, пошёл к памятнику, чтобы один на один поговорить с теми, с кем его навечно разлучила война. Лет через десять, когда я уже работал в районной газете, а страна отмечала сорокалетие Победы, судьба снова свела меня с дядей Гришей Овчинниковым. Тогда и рассказал он, как на фронт попал и ноги там лишился. Призвали его весной сорок третьего, а так как роста парень был небольшого, обучили на механика-водителя

тридцатьчетвёрки. До фронта он не доехал, потому что на узловой станции разбомбили немцы эшелон вдребезги, одни головёшки от него остались, обгоревшие трупы да сотни полторы очумевших от этого ада солдатиков. Определили Григория тогда в дальнобойную артиллерию водителем гусеничного тягача, и, казалось, улыбнулась ему судьба во все тридцать два великолепных зуба, потому что стояли они со своими большими пушками от передовой далековато и живых немцев видели только в документальных хрониках, которые им почти каждую неделю в палатке крутили. Ровно год до лета сорок четвёртого был ефрейтор Овчинников словно кум королю да сват министру, но костлявая и ему с братьями-батарейцами свой счёт предъявила. Стояли они в глубоком тылу, и вдруг ранним утром из леска пять немецких танков выползли. На четыре пушки, которые стволами в голубое украинское небо уставились. Первый расчёт ствол всё же успел опустить и по переднему «Тигру» так тяжёлым снарядом врезал, что башня с крестом метров двадцать летела. Но немцы, войной учёные и битые, в долгу не остались. Помнит Григорий Иванович разрывы, рваные дыры в щитке пушки и кусок жирного чернозёма, который залепил глаза наводчику. Потом – ночь. И боль. Очнулся Григорий в госпитале, где ему раздробленную осколком ногу чуть ниже колена фронтовой хирург оттяпал, объяснив потом, что иначе, мол, никак нельзя было, газовая гангрена начиналась. Потом были нудные месяцы в насквозь пропахшей кровью, гноем и болью больничной палате. Там и вручили ефрейтору орден Красной Звезды и пахнущий свежей кожей деревянный протез. А потом – дорога домой, где мать уже получила на него казённую похоронку. Лет через пяток после Победы назначили молоденького инвалида Великой Отечественной на должность егеря, и стал он со временем грозой браконьеров, а совестливым охотникам билеты и путёвки выписывал, патроны, дробь, порох и прочие припасы продавал. И так до самой пенсии, а потом ещё много лет, пока как-то утром на свою смирную кобылу Майку уже залезть не смог. …Последний раз видел я Григория Ивановича года три назад, когда приехал в отпуск на малую родину. Дядя Гриша, несмотря на свои восемьдесят шесть, гонял по райцентру на подаренной, как сам говорил, президентом «Оке» и при случае не отказывался от предложенной рюмки водки. И СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

53

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ только один раз за все годы нашего знакомства пожаловался старый солдат на жизнь, вернее, на наших чиновников, которые десятки лет заставляли его проходить перекомиссию на инвалидность. Будто нога его, которую ещё в сорок четвёртом в полевом госпитале ампутировали, отрасти могла. А так всё нормально, говорит. Жить можно. А когда срок подойдёт, пойду, мол, прямиком в ангельский полк, который в белых лебедей, серых журавлей да изумрудных селезней, что прилетают к нам каждую весну, давно превратился. Товарищам своим рассказывать, как жизнь без них прожил, что хорошего на этой земле сделал. Они дядю Гришу внимательно послушают, поймут, одобрят и простят, что не лёг вместе с ними в братскую могилу на той поляне, где их дальнобойная батарея стояла. И думаю я, что так оно и будет.

Я ЛЮБЛЮ ЭТОТ ГОРОД, ЗНАКОМЫЙ ДО СЛЁЗ… Наверное, я плакал последний раз в детстве, когда хоронили бабушку Фёклу Яковлевну. Но, глядя недавно на странички из дневника маленькой ленинградки Тани Савичевой, где на последней только три слова: «Савичевы умерли все», – я снова вытирал жгучую солёную влагу уголком носового платка и совсем не стыдился этих слёз, которые чистят душу покрепче крещенской купели. Большая часть жизни уже позади, много где был, ещё больше видел, но Питер в этой череде событий и городов оставил в памяти только самые светлые воспоминания. В первый раз в Ленинград вместе с сотней таких же бритоголовых пацанов я попал не по своей воле. Прохладной майской ночью 1980-го нашу воинскую команду под номером 101 построили на плацу областного сборного пункта, и усталый полковник по-отечески сказал: «Пора, ребята. Армия ждёт новых бойцов. Не подведите!» От Тюмени наш поезд долго тащился через Свердловск, Вологду и Кострому к конечной точке, о которой знал один только сопровождающий – усатый и вечно поддатый старлей, заученно отвечавший на самый злободневный вопрос «Куда?» – «Приедете – узнаете». Ранним утром сонную толпу стриженных под ноль призывников выгрузили на влажный перрон, а потом, не мешкая, загнали в какой-то огромный ангар, где до нас наконец-то

54

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

дошло: мы в Ленинграде! Однако старший лейтенант сказал, что это временно, вечером поедем дальше, и, взъерошив совсем не страшные усы, в город ходить не велел. Быть у воды и не напиться – ну, это уж слишком. Поэтому, плюнув на указания старлея, который и сам куда-то испарился, мы с Витькой Дымовым из Нижневартовска чесанули прямиком через паутину железнодорожных путей к ближайшей остановке трамвая. Потом, отдав по три копейки кондуктору, куда-то ехали, где-то слезли, крутя головами, пошли… Остановились как вкопанные, когда взгляд упёрся в табличку с надписью «Невский проспект». Это, признаюсь, был совсем не тот Невский, о котором я много читал и видел на фото в школьном учебнике литературы! По нему не разгуливал гоголевский «Нос», не мчался в карете на бал Александр Сергеевич Пушкин, а возле старинного дома не лежали трупы тех, кто, обессилев от голода в годы блокады, так и не дошёл до своего подъезда… Добраться обратно нам помогла маленькая седая старушка, одетая в ярко-зелёную кофточку. Узнав, что мы с Витькой родом из Сибири, едем служить, да вот заблудились, она, бросив все свои старушечьи дела, припадая на изуродованную в молодости осколком немецкой бомбы сухонькую ножку, обутую в жёлтую детскую туфельку, доставила нас прямиком в тот самый ангар, где уже гневался багровый от злости и пива старший лейтенант. Потом эта милая бабушка перекрестила всех нас, улыбнулась, всхлипнула и, словно большой кузнечик, попрыгала назад в огромный город через блестящие стальными ножами рельсы. Может быть, думал я много позже, у неё свои детки умерли от дистрофии в блокаду, а на мужа-солдата она получила похоронку? А может, и не было у неё мужа, и не родила она деток вовсе после ранения и свирепой блокадной голодухи? Не знаю я этого и не узнаю никогда. Но эту питерскую старушку не забыть мне до самого смертного часа. За доброту её к чужим людям, какими мы с Витькой, по сути, и были. Служить срочную нам довелось в глухомани псковских лесов, но все два этих года без отпусков и увольнений мечтал я снова приехать в Ленинград, до которого от нашего секретного леса, по северным меркам, рукой было подать. И после дембеля, когда выдали в штабе проездные документы, поехал. Вместе с братьями-ракетчиками Серёгой и Лёхой.

К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА Мне в Тюмень надо было, Серёге – в Прокопьевск, Лёхе – в Алма-Ату… А мы – в Питер! Два дня прошли, как в тумане. Невский проспект, Зимний, Петропавловка, Нева, разводные мосты, вкуснейшее пиво с солёными палочками, полтора часа до самолёта, такси, аэропорт и крупные буквы на табло: «Регистрация закончена». По ту сторону стойки девчонка в униформе сначала не может понять, чего от неё хотят трое увешанных значками, шевронами, лычками и кокардами дембелей. Потом снимает трубку телефона и кому-то: «Тут солдатик припозднился, задержите, пожалуйста, минут на десять вылет на Тюмень». Слушает ответ, озаряется улыбкой и говорит мне: «Беги, парень! Сибири привет!» Я кричу ей что-то в ответ, обнимаюсь с друзьями, которых больше никогда не увижу, и бегу по пустому лётному полю к трапу, на котором, словно стройная рябинка, стоит красивая до ужаса стюардесса, олицетворяющая весь наш воздушный флот. Спасибо вам, девчонки из питерского «Аэрофлота»! Вас я тоже не забуду. Как не забуду я и Анатолия Антоновича Власова, с которым свела меня журналистская судьба четверть века назад. Жил он тогда в зажиточном и правильном сибирском селе, которое дало Родине в годы Великой Отечественной сразу трёх Героев Советского Союза. Антонович, который был в ту пору ещё крепким совхозным шоферюгой, рассказал мне о том, о чём тогда в учебниках истории и в книжках не писали. Батя его, Власов-старший, после того как их семью в Сибири под корень раскулачили, подался к дальней родне в Ленинград, чтобы потеряла его власть среди прочих в миллионном городе. Там он на большой завод устроился, женился, троих ребятишек с супругой народил. Но только-только Толику Власову пять годков исполнилось, как взяли немцы с финнами Питер в тугое кольцо, стали голодом людей душить, бомбами да снарядами убивать. Многого, конечно, Антонович не запомнил, но вот как с голода ножки его пухли, как сестрёнка младшая из-под одеяла всё кушать просила, как мать варила столярный клей, а потом и отцовский кожаный ремень, что для порядку в доме на стене висел, – это будто вчера было. Самое страшное в детской памяти – не бомбы, а когда отец их кота Ваську убил, ободрал во дворе и велел матери суп из него сварить. С того дня Толик заикаться начал, а сестрёнка,

поев горячего, мучилась страшно, кричала и к утру умерла. Завернул отец невесомое дочкино тельце в простыню, вышел на ватных ногах во двор, да и положил к стене дома. И понеслась душа ангельская в рай, чтобы там апостолу Петру вместе с миллионами таких же душ про людоеда Гитлера рассказать… Если б не вывезли Власовых из Ленинграда по Дороге жизни зимой сорок второго, всем бы им одна дорога – на Пискарёвское кладбище. Но, видно, судьба им была добраться до отцовской родины, где местный народ хоть и сам впроголодь жил, но пропасть «вакуированным» не дал. Как и тем ленинградским мальчишкам и девчонкам, что уже в соседней деревне Малиновке на полное довольствие поставлены были. Кстати, в том малиновском интернате они до самого снятия блокады учились и жили, потом только уехали. А вот Антонович с матерью, у которых отца и мужа убили на Ленинградском фронте, остались. И ещё осталась у них память о блокаде и ненависть к немцам, которая с годами сначала притупилась, а потом ушла вовсе. Потому что страшен бывает русский человек в минуты гнева, но незлопамятен – точно. Именно об этом говорил несколько лет назад депутатам немецкого парламента русский писатель Даниил Гранин, который ушёл на фронт добровольцем и все 872 дня защищал блокадный город.

– Немцы от разведки, от перебежчиков хорошо знали, что происходит. Противник мог войти в Ленинград, но понимал, что город и солдаты будут стоять насмерть. Гитлер повторял: в город не входить, потери от уличных боёв были бы слишком велики. Решили, что при таком питании люди не выдержат, а если голод не заставит сдаться, то ещё лучше – население передохнет, не надо будет его кормить. Наплевав на все законы войны и воинской чести, вермахт приступил к удушению огромного мегаполиса голодом. Уже спустя тридцать пять лет после войны мы с белорусским писателем Адамовичем решили написать книгу, где собрали рассказы уцелевших блокадников. Там были страшные примеры. У матери умирает ребёнок, ему три года. Она кладёт труп между окон и каждый день отрезает по кусочку, чтобы накормить ещё живую дочь. Спасла её. Я говорил с ними. Дочь не знала подробностей. А мать всё знала, но не позволила себе умереть и не позволила себе сойти с ума – надо было спасти дочь. И спасла… СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

55

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ Стоя на трибуне бундестага, 95-летний Гранин говорил не как писатель, а как солдат, и многие потомки тех, кто хотел установить на всей земле свой «новый мировой порядок», отводили глаза и плакали. А он продолжал резать правду, без которой нет очищения.

– Я, будучи на переднем крае начиная с 41-го, честно признаюсь, возненавидел немцев не только как противников, солдат вермахта, но и как тех, кто вопреки всем законам воинской чести, солдатского достоинства уничтожал людей, горожан самым мучительным, бесчеловечным способом с помощью голода. Уничтожали кого? Беззащитных, не способных участвовать в поединке. Они позволяли себе это делать потому, что считали русских недочеловеками, считали нас чуть ли не дикарями и приматами, с которыми можно поступать как угодно. Процесс примирения был непрост. Но ненависть – чувство тупиковое, в нём нет будущего. Надо уметь прощать, но надо уметь и помнить. И к этому мне сегодня добавить нечего.

СНЕГ КРУЖИТСЯ, ЛЕТАЕТ, ЛЕТАЕТ… В Крещение Господне дед Михайло проснулся рано. Впрочем, так он просыпался уже последние лет тридцать. Дед внимательно прослушал гимн новой России, по его разумению, ничем не отличающийся от старого, потом вдел тощие ноги в валенки и тихо, чтобы не разбудить свою старуху, с которой они поседели на одной подушке, а теперь вот спали врозь, пошёл на двор. Двор у Михайлы был замечательный. Летом старуха разбивала там клумбы, а сейчас, слегка присыпанный ночным снежком, он искрился в свете идущей на убыль луны. Дед вдохнул морозного воздуха, взял широкую лопату и стал прочищать дорожку. Минут через пять, когда он уже обметал веничком валенки, у соседа Михайлымолодого, который ещё с осени был должен деду сотню, на кухне зажглась «лампочка Ильича». Дед, чтобы не выстужать дом, ужом прошмыгнул в дверь, но буквально за ним в клубах пара на пороге нарисовалась жена Михайлы-молодого, Наталья. Она быстро поглядела на деда, который фыркал возле рукомойника, на лежащую под цветастым одеялом старуху, виновато шмыгнула носом и, сказав, что про старый должок они помнят, стала просить ещё пару сотен. По случаю праздника отказывать ей было как-то неудобно, и старуха сказала деду, чтобы,

56

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

значит, дал. Дед, успевший переобуться в овчинные тапочки, пошаркал к шифоньеру, вытащил из-под кучи старухиного белья деньги и, отдавая соседке, поинтересовался: «Как там сам-то?» Повеселевшая Наталья, окончившая в своё время три курса пединститута, из которого её вышибли за «аморалку», а Михайло-молодой, что учился в том же городе на краткосрочных милицейских курсах, подобрал и привёз в родную деревню, выставила ногу и звонким голоском пятнадцатилетней девчонки продекламировала: «С лицом измученным и серым, на белой смятой простыне, как жертва бешеной холеры, лежит коленками к стене. Протяжно стонет, как при родах, трясётся градусник в руках, вся скорбь еврейского народа застыла в жалостных глазах. По волевому подбородку струится пенная слюна, он шепчет жалобно и робко: «Как ты с детьми теперь одна?» В квартире стихли разговоры, ночник горит едва-едва. Темно. Опущены все шторы… У мужа тридцать семь и два!» Цветастое одеяло над старухой часто заколыхалось, она заправила под платок седую прядь, села на кровати и спросила у повеселевшей Натальи: «Опять, что ли, твой ирод захворал? И зачем только ты, девка, за него замуж-то шла?» Уже направившаяся к порогу соседка засунула пару хрустящих бумажек в карман старенькой куртки, притворно вздохнула и ответила: «Любовь, бабушка, зла. Вот разные козлы этим и пользуются!» Потом она подмигнула деду и, словно привидение, скрылась в клубах пара, который хлынул из промёрзших сенец в тёплую кухоньку. Старуха хихикнула и пошла умываться, а дед сел на диванчик и подумал, что расстояние для Натальи – вещь относительная. Километр до магазина за хлебом – далеко, а вот за вторым пузырём беленькой – рукой подать. И ещё – что сегодняшних двух сотен в дополнение к той третьей, осенней, ему не видать, как своих ушей. Ну, да так, видно, было богу угодно. Это дурак и чужое проживёт, а умный и сам наживёт. Умным же дед Михайло, которому в нынешнее Рождество стукнуло ровно восемьдесят пять, был всю свою долгую и порой очень заковыристую жизнь. Умным был и его сосед Михайло-молодой, который ещё в юности решил, что по стопам своего папаши – колхозного пастуха Федота – не пойдёт. После армии он поехал в райцентр получать паспорт и удачно попал на глаза милицейскому замполиту Алексею Климентьевичу. Тот же, выполняя задание высшего начальства, а значит,

К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА Родины, в шесть секунд убедил отличника боевой и политической подготовки пойти на укрепление органов. Дав согласие, Михайло быстро понял, что замполит имел на него взгляды глубокие, и поэтому укреплять его будут пока самого. Так и случилось, когда его отправили на краткосрочные курсы в близлежащий городишко, где хмурый лейтенант по фамилии Улыбка быстро втолковал новоявленному курсанту, что земля родная, которую стоило защищать от тех, кто мирно спать не хочет, не баба, обманешь – не родит. Вернувшись в родную деревню участковым, Михайло не только привёз с собой бывшую студентку Наталью, но и кое-какие знания по уголовным делам, и все молодые силы бросил на алтарь борьбы с тунеядцами, алкоголиками и расхитителями социалистической собственности. И так это ловко у него получалось, что начальство, а в особенности замполит Алексей Климентьевич, нарадоваться не могло. Такие горы Михайло преодолевал, а споткнулся на бугорке мелком, которым старушку Агафью считал по глупости своей молодеческой. Пришла та старушка как-то под осень и заявила, что у неё гуси пропали. Тут уж одно из двух – либо дело возбуждать надо, либо в возбуждении дела отказывать. Михайло, занятый в то время строительством собственного свинарника и не знавший, где по дешёвке, а лучше совсем бесплатно приобрести половую плаху, решил Агафье отказать и начертал на её заявлении, что «гуси плавали на реке и возможно утонули». Однако Агафья с мнением участкового не согласилась и со своими пропавшими гусями дошла до области. Вот тут-то и пошла у Михайлы чёрная полоса, и в конце концов пришлось ему с весны до осени пасти частных коров, быков, овец, козлов и разных баранов, а зиму лежать дома и слушать вопли умной Натальи о том, что она хочет иметь то, что имеют те, кто имеет всех нас. Но сегодня терпение его, видимо, закончилось, и, дождавшись, когда жена вернётся из магазина, бывший участковый забрал у неё бутылку и пошёл поздравлять деда Михайлу с Крещением. Дед водку не пил, но за стол с гостем сел. Когда Михайло-молодой, приняв на грудь и закусив квашеной капустой, стал как-то путано рассуждать о мировом кризисе, дед похлопал его по спине и ласково, будто сыну, сказал: «Ты б, милок, пить-то бросал, а то, гляди, Кондратий подкрадётся, и не заметишь, как в ящик сыграешь». Сосед ответно погладил деда по остаткам

жиденьких волос, дожевал капусту и, погрозив кому-то пальцем, ответил: «Всё можно русскому простить – диету, вегетарианство. Но тех, кто бросил водку пить, – лишить российского гражданства!» Посмеялись, пошутковали ещё, и Михайло-старый пошёл провожать молодого домой. Вышли на замечательный дедов двор и увидели, как густо валит снег. Молодой подумал, что сейчас неплохо бы жареного гуся, вроде того, что когда-то у бабки Агафьи пропал, покушать. А старый смотрел своими выцветшими глазами в серое крещенское небо и мысленно поздравлял с праздником весь белый свет. В том числе и того конопатого немца, который в сорок втором в лагере для военнопленных натравливал на него рыжую овчарку. А когда та рвать тощего до крайности Михайлу отказалась, немец бросил ему под ноги недокуренную сигарету и пошёл в караулку, где его товарищи уже отмечали день рождения фельдфебеля Ганса. Тогда с серого крещенского неба, кружась, тоже валил снег. И в небо это в который уже раз бесшумно слетел с Михайлиного плеча его личный ангел-хранитель.

МАМА, ТЫ ВЯЗАЛА МНЕ ВАРЕЖКИ… В недолгой жизни моей бывшей соседки тёти Любы радостей было до обидного мало. Отца забрали на фронт в июне 41-го, а уже в сентябре в дверь их маленького домика, что стоял на самой окраине сибирского городка, робко постучалась почтальонка и, виновато пряча глаза, достала из «кирзовой» сумки казённую бумагу, в которой значилось, что их муж и отец «пропал без вести» в окрестностях столицы советской Украины. Вечером с работы пришла мать, прочитала похоронку, скомкала её в кулаке и, не раздеваясь, рухнула на кровать. С короткими перерывами она страшно выла до утра. Четверо младших ребятишек в страхе забились на полатях, а старшая Люба, пока не заголосили первые петухи, несмело и нежно гладила спутанные материнские волосы и тряслась в ознобе. К зиме 43-го, не получая пособия на пропавшего без вести отца, обнищали они полностью. Видавшая виды ещё довоенная одежонка превратилась в лохмотья, печку топить было нечем, а главным и единственным блюдом стала подмороженная в подполе картошка с овощами с собственного огорода. Люба рассказывала, что в СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

57

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ декабре, когда на дворе завывала жуткая метель, привела мать на ночлег незнакомую женщину, которая при зыбком свете лучины поведала, что продала нынче на базаре корову, да припозднилась, а до родной деревни пятнадцать вёрст. Поужинали они при слабом огоньке коптилки сладковатой картошкой в мундире да солёным салом, которое достала из своей котомки гостья, и легли спать. Деревенская тётка, как потом определил старичок-хирург, умерла ночью от инфаркта. Мать, дождавшись, когда гостья перестанет предсмертно хрипеть, разбудила Любу и приказала помогать. Вместе они вытащили ещё тёплое тело в декабрьскую метель и зарыли в сугробе. А утром пошли на базар и на взятые у покойницы деньги купили мешок муки, дровишек и валенки для Любы. Неделю в их дрожащем на ветру домике жарко топилась печь и витал пьянящий хлебный дух. Потом мать арестовали, и скорый по военным временам суд определил ей пять лет лагерей, из которых она уже не вернулась. В детском доме Люба, где её разлучили с младшими сестрёнками и братишкой, часто вспоминала, как милиционеры уводили плачущую мать и уносили с собой остатки муки. Но больше всего ей было жаль тех самых нарядных тёплых валенок, которые тоже забрали как вещественное доказательство. Вволю наголодавшись в детстве, после детдома и ПТУ тётя Люба всю свою жизнь пыталась пристроиться на «хлебные» места, где можно было вдосталь поесть. Одежду и обувь покупала она в «Детском мире», но в работе не уступила бы и троим здоровым мужикам. «Пахала» на мясокомбинате, в торговле, тесто в сельской пекарне месила да по формам раскладывала. Вышла замуж, родила дочку и сына, названного мужем в честь нашего первого космонавта Юркой. Мужа, который с молодых лет любил выпить, очень чтила и старалась во всём ему угодить. Но с годами и сама пристрастилась к рюмочке, а коли жили они напротив магазина со звучным названием «Юбилейный», то гости, которым

58

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

был нужен гранёный стакан и солёный огурец, в доме тёти Любы, особенно промозглой осенью и морозной сибирской зимой, переводились редко. Ребятишки её, мои ровесники, матери своей стыдились, а порой со всем детским максимализмом даже ненавидели. Помню, сидели мы с Юркой ранним июльским утром на речке, от которой рваными клочьями поднимался туман, следили за застывшими на водной глади поплавками да покуривали стыренные у его отца папироски со звучным названием «Север». И когда наконец заклевало, а потом у него возле самого берега сошёл с крючка здоровенный окунь, Юрка в каком-то исступлении сломал через колено берёзовое удилище и заплакал горючими, злыми слезами. Стал его утешать, потому что знал, что не в окуне дело. Просто тётя Люба вчера опять напилась после смены, и Юрка, напрягая до хруста всё своё мальчишеское тело, тащил её с улицы домой, а она кричала на всю округу, что любит его больше всех на этом свете. …Тётя Люба умерла после того, как шумно отметила своё 45-летие. Выпила вечером полстакана уксусной эссенции, а к утру упокоилась. Юрка тогда служил в армии и появился на кладбище в тот самый миг, когда хмурые мужики уже хотели опустить в могилу обитый красной материей почти игрушечный гроб. Народ, увидев осунувшегося солдата и узнав в нём Юрку, раздвинулся, и он, упав на колени, обнял маленькое и такое родное тело матери, которую так ненавидел в детстве, но безумно, пощенячьи любил сейчас. А потом заплакал, часто смахивая слёзы варежками из овечьей шерсти, что сунула мать украдкой в вещмешок, с которым он уходил служить. Я стоял рядом, и в голове моей, когда на крышку Любиного гроба стали падать мёрзлые куски глины, вдруг почему-то зазвучали строчки из старинной японской песни: «Мама, ты вязала мне варежки. Вязала без устали долгими холодными вечерами. Прилетит ко мне весточка из родных краёв, а в ней – запах домашнего очага…»

К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА

СЫНОВЬЯ КРАСАВИЦЫ СОБИ Юлия НАКОВА г. Салехард Всполохи июньской зари юношеским румянцем играют на лике летнего неба и отражаются в водах моей родной реки Соби. Вдалеке, в перламутре горного льда – Кев вур, так ханты называют Уральский хребет. Этим мирным утром на малой родине в посёлке Катравож я услышала историю Семёна Михайловича Серасхова. Он приходился двоюродным братом по отцовской и материнской линии моим родителям. Мама Марфа Яковлевна Сязи была подростком во время войны и помнит, как уходили на фронт наши земляки, как после приходили похоронки. Рассказывая, она плачет. Всё это было словно вчера. Очень просит, чтобы я написала о земляках: «Разве могут они возвратиться и рассказать о себе?» Мама – свидетельница возвращения солдат-победителей в родной край, где красавица Собь до сих пор помнит каждого своего сына – оленевода, рыбака, охотника, которого провожала на фронт. В небольшой деревушке Товий пухол (что в переводе с ханты языка означает «весеннее селение», что вблизи Катравожа, в семье Анны Павловны (в девичестве Сязи) и Михаила Григорьевича Серасховых росли сыновья Семён, Прокопий, Герасим и Ефим. Двое младших были ещё подростками. Страшная весть о войне быстро распространилась по ямальскому краю. На берегу реки столпился народ. Вода в том году была большая, поэтому катер с баржой, на которую садились призванные на фронт, подошёл близко. Берег пестрит нарядами коми и ханты женщин. Многие мужчины прибыли из оленеводческих стойбищ, с рыбацких станов в суконных гусях1, некоторые были в лёгких, стареньких малицах без шерсти. Молча, кротко, скрывая слёзы под платками, стоят ханты женщины, провожающие мужей и сыновей на фронт. Среди них и Анна Павловна Серасхова. Сейчас тронется катер, и её птенца, её первенца Семёна увезут

далеко-далеко, туда, где идёт война. А Семён, не подозревая ещё всей серьёзности свершившегося, улыбается и успокаивает родных, говоря, что это совсем ненадолго – к первому снегу вернётся. Загудел в последний раз катер, и баржа стала наполняться людьми. Анна Павловна прижала сына к груди, не желая размыкать руки, так и спрятала бы далеко, в самом укромном месте своего сердца, но нельзя по законам военного времени. Семён, обняв братишек, напутствовал, чтобы слушались и помогали родителям, а он, как разобьёт фашистов, вернётся. Отец Михаил Григорьевич, понимая, на какую страшную тропу придётся ступить сыну, с комом в горле молча обнял его… Летний ветерок взъерошил шевелюру, напомнив, что пора в путь. Юноша лихо запрыгнул на баржу и, улыбаясь, долго-долго махал рукой родным. Это были последние мгновения Семёна Михайловича Серасхова на род-

ной земле. В памяти родных он навечно остался стройным парнем с копной тёмных волос, лучезарной улыбкой и обещанием вернуться к первому снегу… Пройдёт война, наступит мир, а его мама Анна Павловна Серасхова до последнего мгновения жизни будет жить ожиданием сына. В детстве летом мы жили недалеко от Салехарда, в месте под названием Суханг пан – «осетровый плёс». Здесь стояли чумы рыбаков. Это были восьмидесятые годы прошлого столетия, золотая пора. Рядом жили семьи фронтовиков Степана Фёдоровича Невы и Николая Алексеевича Сайнахова (рассказы о них ещё впереди). Родители относились к ним с почтением, давая пример нам, детям. И вот как-то Николай Алексеевич, находясь у нас в чуме,

1

Гусь – верхняя демисезонная

мужская одежда с капюшоном у народов Севера.

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

59

ИЗ АРХИВА ЮЛИИ НАКОВОЙ

Родственники Семёна Серасхова, труженики тыла

сказал: «Даже на войне есть счастье». В 1944 году на Ленинградском фронте он встретился с Семёном Серасховым. Встретить земляка было большой радостью. Николай впервые за годы смог перемолвиться на родном языке. А Семён Михайлович уже неплохо знал и понимал русскую речь и очень помог ему. Ведь, уходя на фронт, многие коренные жители не владели ей. В этом была большая сложность, поэтому и писем приходило немного, и поэтому сегодня мы так мало знаем о том, как воевали наши земляки. Николай Алексеевич и Семён Михайлович стояли плечом к плечу в боях, делили по-братски кусок хлеба, родная ханты речь напоминала им о далёкой северной родине, давая силы. Так проходили их военные будни. В одном из особо тяжёлых сражений, когда бойцов подняли в атаку средь взрывов и пламени, Николай заметил, что друг стал падать. Сквозь

60

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

пулемётную очередь он пополз к Семёну в горячем стремлении помочь, но успел лишь услышать: «Всё…» Свистят пули над головой, совсем рядом слышны возгласы немцев. Николай тащил друга, надеясь, что ранение несмертельно… Но взгляд карих глаз потух, а юношеская улыбка навечно застыла на лице Семёна. Горечь потери сжала сердце солдата, но нужно было бежать вперёд, в атаку. Так земляки расстались навсегда. Увы, имя молодого солдата Семёна Михайловича Серасхова, защищавшего, как и многие другие, свою землю, я не нашла ни в одной Книге Памяти. Родные считают его пропавшим без вести. А я думаю, что человек живёт до тех пор, пока его помнят. Мой родной посёлок Катравож ещё в сонной неге. Любуюсь тишиной утра, а в памяти всплывают лица земляков-фронтовиков, которые, наверное, в такой же прекрасный июньский день оставляли родные берега и ухо-

дили на фронт. Это молодые люди разных национальностей. Ханты Альгамовы, Серасховы, Нева, Кельчины, Куйбины, Ковшины, Кондыгины, Тобольчины, Хунзи, Сибаревы. Манси Сайнаховы. Коми Бабиковы, Каневы, Поповы, Сметанины, Вокуевы, Истомины, Рочевы, Филипповы, Терентьевы, Хатанзеевы. Русские Пуртовы, Рыбьяковы, Навильниковы, Радионовы, Кузнецовы, Моисеевы, Захаровы, Зверевы, Ильины. Конечно, многих я не видела в лицо. Но судьбой мне выпало быть корреспондентом на ханты языке, и это располагает ко мне соплеменников. В моей журналистской копилке немало таких историй. Я стараюсь, не меняя сути, переводить на русский язык рассказы о земляках, которые на поле битвы добывали для нас эту мирную жизнь. И среди них молодой, стройный брюнет с лучезарной улыбкой – Семён Михайлович Серасхов, который верил, что вернётся домой по первому снегу.

К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА

РЕЛИКВИИ ДОВОЕННЫЕ, ВОЕННЫЕ И ПОСЛЕВОЕННЫЕ Сергей ВОЛКОВ г. Лабытнанги

ИЗ СЕМЕЙНОГО АРХИВА СЕРГЕЯ ВОЛКОВА

В каждой семье есть свои исторические реликвии. Ранее об одних реликвиях говорить было не принято, о других вспоминать считалось зазорным, а о третьих лучше было помолчать, чтобы не накликать беды. Сегодня я расскажу о том, что хранилось в устных рассказах, фотографиях и в письмах нашей семьи. В общем, это некоторые наши семейные реликвии.

Мой дядя, партизан Анатолий Яковлевич Васильев. 1939 г.

и радостно идти вперёд. И вот первый снимок, сделанный в 1935 году.

– Это нас, – вспоминала Валентина Яковлевна, – группу девушек, родившихся в 1917 году, профком завода «Большевик» наградил путёвкой в санаторий имени 1 Мая. На обратной стороне фотографии для вечной памяти сделана девичьей рукой надпись: «Снимались в Пуще-водице, 8 корпус, 54 комната, Дом отдыха имени 1 Мая. Шура, Маруся, Маруся, Валя и Циля. Девчата нашей комнаты».

– Помню тот октябрьский день, – продолжает воспоминания Валентина Яковлевна.

– Когда решили фотографироваться, я даже пальто попросила у одной подруги. Радости-то было сколько! После войны мама изредка брала снимок в руки и причитала: – Где же вы, мои подруженьки? – И сама себе отвечала: – Дотянуть до 1945 было не так-то легко. Лихое было десятилетие. Кто в Бабий Яр угодил, кто просто сгинул в годы войны, а кто надорвался в разных голодоморах. Второе фото заслуживает внимания, так как на нём отображён мой отец Павел Кириллович Волков в окружении

Шура, Маруся, Маруся, Валя, моя мама, и Циля. 1 мая 1935 г.

Надо рассказать, пока ещё не истлели фотографии, не пожелтели довоенные письма и не рассыпались в прах, да и вообще надо вспомнить, пока не стёрлись окончательно из памяти события и не унесла их Лета. Мама всегда гордилась, что родилась в 1917 году. Надо же иметь какие-то исторические вехи, чтобы на них опереться СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

61

ИЗ СЕМЕЙНОГО АРХИВА СЕРГЕЯ ВОЛКОВА

Бригада токарей перед отъездом в Красную Армию. 1936 г.

группы новобранцев перед отправкой в армию. Сейчас таких кадров не увидишь. Нет у современных рекрутов на лицах той радости, с которой уходили в армию в 1936 году. Красивым почерком сделана надпись: «Фотографировались 24 октября 1936 года. В честь отъезда ребят в Красную Армию. Киев». Рассматривая этот снимок, Павел Кириллович всегда с удивлением произносил: «Никого нет, и что с ними случилось – неизвестно. Как будто и не было их». А вот ещё одно солдатское фото. Папа объяснял: «Это я сфотографировался 1 мая 1941 года, а потом нашу часть № 262972 перебросили в Западную Украину, на Раву-Русскую. Вот здесь всё и завертелось». Процитирую краткую запись из ветхой солдатской книжки. В графе «Когда и где участвовал в боях, за что награждён» – краткие записи: «Рава-Русская, 22 июня 1941 года. Город Львов, с 23 июня по 29 июня 1941 года. Под Харьковом с 10 мая по 13 июня 1942 года. Ранений нет. Наград нет. Не судим». Вот и вся скупая военная одиссея, вписанная в солдат-

62

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

скую книжку с советским военным номером. Но чтобы было ясно, обратимся к дневнику немецкого начальника генерального штаба сухопутных войск Франца Гайдера. Вот что пишет пунктуальный немец о 27-м дне рождения рядового Павла Кирилловича Волкова, который пришёлся на 13 июня 1942 года – 357-й день войны: «…В районе Волчанска достигнуты блестящие успехи, окружены крупные силы противника, взято двадцать тысяч пленных».

– Вот так, сыночек, я встретил своё двадцатисемилетие. А потом пешком через всю Европу в Норвегию. В этакий город Тронхейм. Будет время, съезди, проведай. Там, наверное, ещё помнят обо мне. А теперь сходи и посмотри фильм «Судьба человека». Они, писатели, режиссёры, инженеры человеческих душ, всё знают. А в каменоломне приходится работать нам. На этом экскурс в своё военное прошлое отец заканчивал и таил обиду на меня. Ведь, когда в 1946 году распахнулась дверь, я первым делом спросил: «Папа, а где ордена?» Уже в шестидесятыхсемидесятых годах отца стали

догонять награды. Он очень гордился ими и специально ходил фотографироваться.

– В Норвегии фотографов не было, да и англичане, которые нас освободили, фотоаппараты оставили в Лондоне. А сейчас надо сфотографироваться для заводской Доски почёта, – скромно пояснял отец, нарядный, отправляясь к фотографу. Ещё среди реликвий у нас есть два партизанских письма Анатолия Яковлевича Васильева, брата моей матери.

– Мама, почему ты, будучи в Киеве, не пошла в партизаны?

– Вон дядя Толя ушёл в партизаны, и только два письма от него и остались. А ты всё спрашивал, когда дядя Толя придёт, баланду принесёт. Дело в том, что наша семья эвакуироваться не успела. Шестнадцатилетний Анатолий мог бы смотаться с каким-нибудь Наркоматом, но как он бросит мать, сестёр и единственного племянника на произвол судьбы? Тем более немцы уже стучались в ворота Киева. В сентябре на базарной площади у нашего дома остановилось несколько танков, и в квартиру вошли уставшие немецкие танкисты.

– И что? – с замиранием сердца спрашиваю я.

– Да ничего, забрали стулья, ковры…

– А дальше? – жду я событий.

– Расположились у танков, обедают, пиво пьют. Видите ли, засиделись в танке.

– А потом что было? Стулья и ковры с собой забрали?

– Да нет, всё оставили.

– Какие невоспитанные, а ещё арийцы.

К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА

«Здравствуйте, дорогая мама! Я жив и здоров. Мама, очень благодарен за фотокарточки, только одно плоховато, что папа на них в военной царской форме. Мама, ты писала, что очень больна и очень тяжело добыть пищу. Мама, я тебе передал бы что-нибудь, если бы Бог дал. Передаю, что имею – один килограмм соли, кусочек мыла и буханку хлеба. Мама, достань от врача справку и передай этому человеку, а то меня не пускают, но справка чтобы была с печатью. Пока всё, спешу жить, а то я думаю, что жизнь по ту сторону белого света. Целую крепко всех. При первой возможности приеду. Мама, может, найдёшь какие-нибудь носки? Передаю тебе неуважаемое ранее, а теперь это в душе. (К продуктам и к кусочку мыла была приложена маленькая бронзовая икона Николая Чудотворца. – Прим. авт.)». Второе письмо, более основательное, пришло по почте в конверте с печатями. Просмотрено цензурой, номер цензора 21180, письмо доплатное, так как без марки. За такое письмо почтальону надо было доплатить рубль. Карандашом, на каком-то календарном бланке Анатолий сообщал о себе: «Здравствуйте, дорогие родители! Здравствуйте, моя любимая мама, сёстры Зоя, Валя и все родственники. Мама, прости меня, что я не предупредил тебя, куда ухожу, но

теперь пришла та минута, что я могу сообщить, что пока жив и здоров и воюю с чистой душой за Родину, за свою семью. Мама, от вас ответа я не могу ждать, так как нахожусь глубоко в тылу врага. Ну пока всё, остаюсь жив и здоров. За дальнейшее своё существование не ручаюсь. Если увидимся, то познакомлю вас со своей партизанской жизнью, а пока могу через карандаш и бумагу тебя поцеловать и пожелать хорошо дожить до конца своей жизни. Передай всем родственникам от меня партизанский привет и бесчисленное число поцелуев. Ну пока, до свидания. Целую крепко и жду ту минуту, чтобы увидеться. Нахожусь в партизанском соединении имени Берии. 24 февраля 1944 года». На этом сведения о жизни Анатолия Яковлевича Васильева обрываются. И, естественно, поиск сразу в послевоенные годы не увенчался успехом. Да и боязно было искать партизана в таком необычном соединении – имени Лаврентия Павловича Берии. И вот только в 1983 году Валентина Яковлевна начала поиск своего пропавшего без вести брата. Не буду приводить полностью всю переписку, всю документацию – это более ста документов. А вот два результативных письма привести надо. Письмо Сергея Филипповича Балеевского: «26.01.88. Уважаемая Валентина Яковлевна! Сегодня получил Ваше письмо и сразу даю ответ. Да, я хорошо знал Вашего брата Анатолия, дружил с ним. После войны, встречаясь с партиза-

С Доски почёта Киевского арматурно-машиностроительного завода. Спустя 40 лет после Победы.

1985 г.

1 мая 1941 года. До войны – 51 день

ИЗ СЕМЕЙНОГО АРХИВА СЕРГЕЯ ВОЛКОВА

Так вот, Анатолий Яковлевич, видя такое арийское отношение к гражданскому населению, подался в партизаны, и вот два письма о его путешествии.

Я с мамой. Папа на Финской войне

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

63

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ

64

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

352600, г. Белореченск, ул. Таманской армии, 82. Балеевский Сергей Филиппович». А вот и весточка из Польши. «Уважаемая Валентина Яковлевна! Сообщаем Вам, что в процессе подготовки второго издания книги «Память», на основании имеющихся в нашем распоряжении данных, установлено, что прах Анатолия Васильева покоится на кладбище г. Сокулка, Белостокское воеводство. Имя его внесено в список второго издания книги «Память». Благодарим Вас сердечно за помощь в нашем общем стремлении, чтобы все павшие за нашу жизнь и свободу вечно жили в памяти поколений. Хана Прокопчук, Януш Пшимановский, Роман Мурани». Во все адреса Валентина Яковлевна написала благодарственные письма тем, кто участвовал в поиске её брата, Анатолия Яковлевича Васильева. Письмо от Януша Пшимановского

ИЗ СЕМЕЙНОГО АРХИВА СЕРГЕЯ ВОЛКОВА

нами-киевлянами, я интересовался родителями Анатолия, но ничего не мог разузнать. Мне помнится, что Анатолий пришёл в отряд под осень 1943 года, когда отряд стоял на Лысой горе. Мы были в отряде В. А. Карасёва (впоследствии соединения имени Александра Невского) в одном кавалерийском эскадроне, только я во втором взводе, а Васильев – в первом. В январе 1944 года в отряд пришла большая группа киевлян. Мы соединились с армией в г. Овруч. Но ваш Анатолий пришёл раньше. Но больше того, что я вам поведаю, никто ничего не скажет. И так с Анатолием мы дружили и много говорили, я немного старше его, с 1921 года. Расскажу, как ваш Анатолий погиб. Было это в 1944 году. Отряд пытался пересечь железно-шоссейную дорогу Львов – Замостье – Люблин. Немцы не хотели пропустить отряд на территорию Польши, и дорога сильно охранялась. Отделение, в котором был Анатолий, послали в разведку к дороге, и они напоролись на засаду, если мне память не изменяет, с Анатолием погибли ещё два человека. Я просился у командира эскадрона сходить к дороге, вынести тело Анатолия, но мне не разрешили. Так и остался лежать на поле боя ваш Анатолий. Почему Вам не сообщили? А кто о нас сообщал? Пока ты воевал, ты был нужен. Из их взвода я никого не встречал. Вот, уважаемая Валентина Яковлевна, всё, что я знаю и помню об Анатолии. Фотографию я оставляю на память, но если она Вам нужна, могу вернуть. Пишите, буду рад ответить.

И завершить этот коротенький рассказ об истории нашей семьи во время Великой Отечественной войны, я думаю, будет уместно фотографией, сделанной 9 мая 1945 года. Мама пришла радостная, взяла меня за руку.

– Пошли, сфотографируемся в этот великий день. Папа приедет, мы покажем, какие мы выросли. И вот я смотрю на эту фотографию и думаю: как быстро прошли 65 лет...

Я с мамой. 9 мая 1945 г.

К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА

Судьбы северной огранки Анжела ГИС с. Мужи Война глазами ребёнка – воспоминания о страхе, боли, голоде и о надежде на мир и тишину. Тяжело слушать рассказы ветеранов, детей войны и тружеников тыла о страшном военном времени, трудно представить, каково было маленьким, слабым от недоедания ребятам каждодневно выживать и трудиться с раннего утра и до позднего вечера…

КАЖДЫЙ ПОНИМАЛ, ЧТО РАБОТАТЬ НАДО Горковчанка Людмила Васильевна Николаева – труженица тыла, ветеран труда, Ямала. Когда началась война, ей было четырнадцать. Школьная активистка, добрая и весёлая подруга, гордость родителей, достойный пример для младшего брата и сверстников.

– Я родилась в городе Чистополе в 1927 году, – рассказывает Людмила Васильевна. – Мой отец Василий Федотович Ловкачов был механиком на буксире. Мама Наталья Ивановна ходила вместе с отцом в рейсы по Оке, Каме и Волге. В течение навигации мы жили на буксире, затем обосновались в Набережных Челнах, там я и пошла в первый класс. Через год переехали в село Батраки в Самарской области, а с 1937 года мы стали жить в Ялуторовске. По тем временам наша семья считалась маленькой –родители и двое детей. Средств на жизнь хватало, папа зарабатывал достаточно для содержания семьи – он выполнял по две-три нормы в день. Мама была домохозяйкой, занималась подсобным хозяйством, держала корову и несколько овец. Трудовой карточки у неё не было. Помню, она занималась общественными работами, была так называемой квартальной – знала всех эвакуированных, репрессированных калмыков и немцев поимённо и потому занималась расселением спецпереселенцев. Когда началась война, в городе прошла мобилизация. Молодых парней и мужчин забирали партиями по годам рождения. Отцу Людмилы Васильевны на тот момент был 51 год, и, так как он всю жизнь проработал механиком, его умения и мастерство были необходимы на производстве. Он работал механиком на сплаве леса, занимался ремонтом оборудования. Приходил за полночь, уходил ранним утром. Со временем

в доме Ловкачовых установили телефон, каждую ночь раздавался звонок, после которого Василий Федотович спешил на рабочий объект для устранения очередных неполадок. Во время летних каникул Людмила, как и многие другие ребята, работала на колхозных полях. Детей отправляли в соседние сёла в сопровождении учителей.

– Формировались группы по десять-пятнадцать человек. В одном колхозе работали в течение недели, затем нас отправляли в другой. Нас размещали в школах в красном уголке или на подселении у местных жителей. Спали на полу на матрацах или на сене, на полатях. Первым делом мы пололи зерновые. Раньше комбайнов не было, поэтому урожай собирали с помощью серпов, закладывали снопы и молотили их. А ещё зерно нужно было веять, а во время веяния колючая шелуха разлеталась и попадала за шиворот, в волосы, в глаза. Большую работу выполняли взрослые, чаще всего мы подносили и подавали снопы, убирали солому, собирали зерно и складывали в мешки. Ещё мы лопатили зерно – перемешивали его лопатами, чтобы оно не начало гнить. Однажды нас привезли в колхоз, разделили на два звена, первую бригаду отправили на ремонтные работы, а нас встречал старичок, этакий дед Щукарь из романа Шолохова «Поднятая целина». С хитрым прищуром и лёгкой ухмылкой он сказал, что наше звено пойдёт «крючить» горох. Что это означало, мы не знали, но мальчишки завопили от радости. Пришли на большущее колхозное поле, гороха – ешь, сколько хочешь. Дед объяснил суть работы: наклоняешься, выдёргиваешь из земли кустики. Мы с энтузиазмом принялись за лёгкое, казалось бы, задание, но, когда время приблизилось к обеду, выглянуло солнышко, стало жарко. Мы вспотели так, что одежда была мокрой, сильно болела спина, и у всех ужасно СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

65

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ заболели животы – объелись гороха. В конце рабочего дня на лошади с телегой приехал хитрый дед Щукарь. На следующий день учительница объявила, что наша бригада идёт работать на скотник, а «крючить» горох отправляется второе звено. Те ребята тоже отправлялись на работу довольные с криками «Ура!». Ещё мы работали на сенокосе. Кто умел косить траву, косил, кто не умел – ворошил, копнил. Вместе с нами на покосе работали и шести-семилетние дети, которые весь день верхом на лошади возили копны сена. Мы, городские, работали меньше, чем колхозные ребятишки, так как приезжали на определённое время, а они трудились с раннего утра и до позднего вечера. Денег не платили, работали «за палочку»: выполнил норму – в документах ставилась отметка, обозначающая трудодень, а осенью после сбора урожая колхозникам выдавали овёс, картофель и другое продовольствие по норме, положенной за один трудодень. Во время войны был создан Фонд обороны, принимающий облигации, золотые украшения, деньги. Направлялся туда и ежемесячный двухдневный заработок каждого человека. Деревенские жители, имеющие частное хозяйство, сдавали раз в год определённое количество молока, мяса, яиц, овечьи, свиные шкуры. Для городских семей, которые держали хозяйство, норма сдачи молока была 120 литров в год. Зимой школьники работали на заготовке дров. Мальчишки бегали на лесозавод за бракованным материалом. Старшеклассники закидывали бревна на плечи и несли до школы, помогали и малыши – изо всех сил таскали плахи вдвое тяжелее их самих, а главной наградой для них было то, что их отцы, ушедшие на фронт, обязательно будут гордиться сыновьями.

– Мы были тимуровцами, помогали по хозяйству жёнам красноармейцев. Приходили, когда их не было дома, носили воду или кололи и складывали дрова. Мы любили собирать посылки на фронт, отправляли чистую бумагу, карандаши, газеты и табак; а ещё в посылки клали платки с вышитыми фразами – «Самому смелому», «Самому сильному», «Моему брату», «Мы гордимся вами» и так далее. В нашей школе был госпиталь, и мы помогали медработникам. Гладили и сматывали бинты, мыли и подготавливали палаты для новых пациентов, читали письма и газеты тем, кто потерял зрение. Организовывали концерты для раненых солдат, пели песни и частушки. Был один случай, когда двое ребят из

66

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

начальных классов по пути в школу встретили солдата с погонами на плечах, а до 1943 года у красноармейцев их не было, были лычки или кубики на воротничке. Мальчишки, не зная о нововведении, приняли вернувшегося домой советского солдата за фашиста и решили, что им надо проследить за подозрительным незнакомцем и сообщить взрослым. За внимательность, бдительность и патриотизм мальчишек похвалили на школьной линейке. Чувство долга, ответственности, взаимопомощи и поддержки проявляли ребята и при встрече с эвакуированными – немцами Поволжья, блокадниками Ленинграда. Делились едой, рассуждали о войне и вместе пытались понять жестокость того времени; дружили и жили так, чтобы эвакуированные дети могли хотя бы на миг отвлечься от воспоминаний о пережитых страшных событиях.

– Всегда с нетерпением ждали треугольных писем с новостями с фронта от своих родных и любимых братьев, отцов, – рассказывает Людмила Николаева. – Когда видели в классе заплаканных ребят, понимали, что в их семьях случилось горе и старались не лезть с лишними вопросами. И если во время урока кто-то начинал плакать, то уже трудно было сдержать слезы всем, ведь у большинства детей из класса были на фронте родные. Учительнице приходилось успокаивать целый класс, приговаривая: «Представьте, если во время боя ваши отцы начнут плакать, как они смогут выиграть войну?» Старшеклассники на время летних каникул устраивались на работу на завод по производству сухого молока. Люда с подругой устроилась на лесозавод, который относился не к лесной промышленности, а к железнодорожному транспорту, так как главной продукцией его были шпалы. Работа шла в две смены: первая - с шести утра до шести вечера, вторая – с шести вечера до шести утра. Людмила была учётчиком.

– Казалось бы, лёгкая работа – измерить с вершины по диаметру лес и следить за сплавом брёвен, но если был затор, приходилось брать двухметровый багор с крюком на конце и разгонять их. Когда приходил поезд за готовыми шпалами, после двенадцатичасовой смены шли на загрузку, помогали взрослым – что-нибудь почистить, убрать, принести. Конечно, уставали, но мы всегда подбадривали себя тем, что наш труд – это помощь советским солдатам-фронтовикам. Никто и никогда не говорил, что не хочет работать или не может, каждый понимал, что работать надо! Для фронта! Для Победы! Девятого мая не бежал

ТВЁРДЫЙ ХАРАКТЕР, ТРУДОЛЮБИЕ И ДОБРОТА ЭММЫ ИЛЬИНОЙ «…К работе относится добросовестно, с возложенными обязанностями справляется, хорошо знает советскую работу, много сил и стараний

Людмила Николаева, 1950 г.

прилагает для улучшения оргмассовой работы в аппарате райисполкома и на местах. Принимает активное участие в жизни районной партийной организации, систематически повышает свой идейно-теоретический уровень. Председатель райисполкома А. Е. Канев, 1977 год». Эти строки из характеристики лучше всего подходят к началу рассказа о жизни и трудовом пути Эммы

ИЗ СЕМЕЙНОГО АРХИВА ЛЮДМИЛЫ НИКОЛАЕВОЙ

только безногий. Все обнимались и поздравляли друг друга, плакали от радости, пели, плясали, чувства и эмоции кипели и переполняли нас… В июне 1945 года Людмила окончила Ялуторовскую среднюю школу и вместе с подругами отправилась в город Иваново для поступления в текстильный институт. Спустя некоторое время она поняла, что хочет осуществить детскую мечту – стать учителем. В 1950 году окончила Тюменский педагогический институт по специальности «учитель русского языка и литературы». В студенческие годы вышла замуж за однокурсника Виталия Николаева, и молодая семья педагогов отправилась в Салехард. Людмила работала в 3-й школе 501-й стройки, а муж в школе № 1. В 1963 году чета Николаевых переехала в Горки. Вырастили и воспитали троих детей – Михаила, Наталью и Юрия. В феврале 2017 года Людмила Васильевна отметила 90-летний юбилей и полна энергии. Педагогической карьере она посвятила 39 лет. Она председатель совета ветеранов села Горки, идейный вдохновитель, организатор патриотических мероприятий и встреч ветеранов со школьниками. В 2012 году Людмила Васильевна вместе с Елизаветой Михайловной Москвиной была приглашена на празднование Дня Победы в город-герой Севастополь.

– Особо запомнилось праздничное шествие моряков. Плечом к плечу, единой, дружной колонной шли русские и украинские ребята! А ещё шествие организаций и «Севастопольский вальс» в исполнении оркестра, посещение Пантеона Памяти оставили массу эмоций и впечатлений. Мы встречались и общались с ветеранами из разных уголков страны, вместе пели песни военных лет, долго делились воспоминаниями. Я считаю, нужно больше рассказывать о военном времени нашим детям, внукам, правнукам, ведь воспоминания и рассказы старшего поколения людей, тех, кто жил в военное время, могут передать им то чувство патриотизма, которое было в наших душах и сердцах. Чтобы снова на нашей планете не повторилась война, надо, чтобы наши дети и внуки об этом помнили, как мы!

ИЗ СЕМЕЙНОГО АРХИВА ЛЮДМИЛЫ НИКОЛАЕВОЙ

К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА

Студентки 2-го курса Тюменского педагогического института. 11 сентября 1947 г. Людмила Васильевна – слева в верхнем ряду

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

67

ИЗ СЕМЕЙНОГО АРХИВА ЭММЫ ИЛЬИНОЙ

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ

Вся жизнь Эммы Сергеевны отдана Северу. Трудовой стаж – 58 лет!

Сергеевны Ильиной – ветерана труда, почётного гражданина Шурышкарского района, почётного гражданина села Мужи и почётного председателя совета ветеранов. Она охотно согласилась рассказать о своей жизни – о тяжёлом военном детстве, нелёгких трудовых буднях.

18 июня 1935 года в Салехарде в семье Сергея Ивановича и Александры Петровны Копыльцовых родился второй ребёнок. Девочку назвали Эммой.

– Мой папа родом из Берёзово, а мама – из Тобольска, – рассказывает Эмма Сергеевна. – Отец уже в одиннадцать лет устроился на работу рассыльным на почту. В студенческие годы в Тобольске он познакомился с мамой, и вскоре они поженились. По направлению отец приехал в посёлок Тазовский, работал связистом, а мама была домохозяйкой и воспитывала моего старшего брата. После моего рождения мама заболела цингой, а ей тогда было всего двадцать пять лет. Отец отправил маму с двумя маленькими детьми в Салехард, но самому ему удалось приехать только через два года. Тогда профессия связиста была очень востребованной, специалистов было мало, быстро найти замену оказалось непросто. Несколько лет мы с родителями жили в Салехарде, семья пополнилась ещё одним сыном.

68

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

Через некоторое время мы переехали в Кушеват, тогда эта деревня относилась к Тобольской губернии. Пожив там какое-то время, уехали в село Нахрачи (ныне Кондинское) Ханты-Мансийского автономного округа. Папа продолжал работать связистом, мама всё так же занималась домашним хозяйством. О начале войны мы узнали одними из первых. Мне тогда было шесть лет. Я с братьями играла на улице, папа пришёл домой с работы, и мы услышали, что мама заплакала. Отца не сразу призвали – связисты были нужны на местах. Пока он был рядом с нами, родилась ещё одна сестрёнка, а в 1942 году папа ушёл на фронт. Оставшись с четырьмя маленькими детьми, Александра Петровна устроилась на работу – пилила дрова на экстрактоварочном заводе. Картофель со своего огорода и парное коровье молоко были основными продуктами питания в военное время. Эмма вместе со старшим братом нашли кем-то брошенную мерёжу и начали рыбачить – заходили по пояс в реку и ловили по несколько чебаков за день. Она была отличной помощницей и на охоте на куропаток. В 1944 году тяжело заболела самая младшая – трёхлетняя Надя.

– Надюша была весёлой, рыжеволосой, кудрявой девчушкой, которая очень любила петь. Любовь к пению и вокальные данные нам передались от папы: он был отличным музыкантом, играл на мандолине, балалайке, гитаре, домре, баяне, аккордеоне, гармошке и очень хорошо пел, – вспоминает Эмма Ильина. – Я помню, как мы с братьями и Надюшей собирались возле радиоприёмника и внимательно слушали голос Левитана, ждали, когда прозвучат желанные слова об окончании войны и папа вернётся домой. Маленькая Надя не дождалась… После смерти сестрёнки мы переехали в Берёзово. Мама устроилась в редакцию газеты, как помню, крутильщицей. Газета в то время выпускалась по ночам, и я, будучи восьмилетней девочкой, ходила с мамой в ночную смену. В редакции была печь, мама укладывала меня спать, а сама крутила барабан, чтобы напечатать очередной выпуск. Однажды, пока мы были на работе, из нашего дома украли все карточки на продукты. Потом мама заболела тифом, и тогда для нашей семьи настало тяжёлое время. К счастью, она поправилась, мы ездили в соседние деревни, где меняли ставшую маленькой нам одежду на продукты. И так жили все! Каждой

К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА семье было тяжело в военное время, каждый выживал, как мог. Зиму мы пережили в Берёзово, а весной вернулись в Нахрачи. Квартиру, в которой мы жили раньше, уже отдали другой семье, а мы стали жить в доме родной сестры мамы. В 1945 году глава семьи Копыльцовых вернулся с фронта домой. Сергей Иванович продолжил работать радистом, был начальником почты. Александра Петровна тоже устроилась на работу в почтовое отделение. Тогда все сообщения передавали при помощи телеграфной связи, азбуки Морзе, а для этого нужно было бесперебойное электропитание. На почте был специальный агрегат, Александра Петровна крутила установку, вырабатывая электричество, а Сергей Иванович работал ключом, передавая сообщения. В послевоенное время в семье Копыльцовых родились ещё двое детей – сын и дочь. Семья переехала в село Устрём, которое находится в шести километрах от посёлка Теги. Эмма окончила семь классов, а в 1953 году поступила в Салехардский зооветеринарный техникум. Там она познакомилась со своим будущим мужемазовчанином Николаем Дмитриевичем Ильиным. Молодой человек учился на четвёртом курсе того же техникума, но с последнего курса его забрали в армию. Через три года он вернулся и продолжил обучение, и последний год Эмма и Николай учились вместе. В августе 1956 года чета Ильиных узаконила свои отношения. По направлению они отправились в посёлок Находка в Тазовском районе. Николай работал в должности главного зоотехника в оленеводстве, Эмма – ветфельдшером на молочно-товарной ферме и звероферме. 11 июня 1957 года у них родился сын Дмитрий. Работа была интересной, но тяжёлой – молодая чета часто отправлялась каслать вместе с оленеводческими бригадами, зачастую эти путешествия были длительными, и сына приходилось оставлять с родителями мужа.

– Осенью 1958 года мы ждали уже второго ребёнка, но всё же я поехала с Николаем в тундру. Помню, домой мы возвращались в начале ноября, срок беременности подходил к концу. Земля только промёрзла и совсем немного была покрыта снегом. Нарты сильно трясло на кочках, а упряжь часто развязывалась. Коля пересадил меня на свою оленью упряжку. Его олени были резкими и быстро понесли нарты вперёд. Переночевали в тундре, а на следующий день нам

навстречу попали первый секретарь райкома партии и председатель райисполкома из Тазовска. Мужу пришлось возвращаться в стадо вместе с ними, а я продолжила путь домой. Несколько дней спустя дома я родила дочь Александру. Забрали старшего сына из Азовы, но через полтора года пришлось вновь везти детей уже к моим родителям, чтобы отправиться в каслание. Вместе с мужем мы объездили всю Тазовскую тундру. Однажды ночевали в «куропачьем» чуме – трое суток укрывались от сильной метели в снежном сугробе. К счастью, местным оленеводам всё-таки удалось найти нас. Детей забирали осенью, до весны они были с нами, а на время поездок снова отправлялись к бабушкам и дедушкам. В 1963 году семья Ильиных переехала в Азовы. Эмма устроилась в Азовскую школу счетоводом, а Николай Дмитриевич был назначен на должность заведующего Мужевской зверофермой. Позже Эмма Сергеевна работала в инспекции Госстраха бухгалтером, инспектором в Шурышкарском райсобесе, а в 1967 году была избрана секретарём райисполкома, в этой должности проработала двадцать лет. В 1970 году получила квалификацию юриста в Челябинском юридическом техникуме МСО РСФСР. В ноябре 1987 года Эмму Ильину избрали на должность ответственного секретаря Всесоюзного добровольного общества борьбы за трезвость. Через три года устроилась на работу заведующей районным архивом. Позже трудилась в пенсионном фонде заведующей отделом по вопросам защиты пожилых людей; старшим инспектором отдела соцзащиты; заместителем начальника пенсионного фонда; ведущим специалистом по делам ветеранов, инвалидов и пожилых людей. На протяжении двадцати трёх лет она является председателем районного совета ветеранов.

– Я не привыкла сидеть без дела, – говорит Эмма Сергеевна. – В молодости я полностью посвящала себя работе, обделяя вниманием семью, о чём сейчас горько сожалею. Ведь моим детям катастрофически не хватало полноценной материнской заботы. За это я теперь часто себя виню. Но я горда тем, что дети выросли и стали самостоятельными, целеустремлёнными людьми, получили по два высших образования, честно живут и работают. Они подарили мне троих любимых внуков и троих обожаемых правнуков. Здоровье и благополучие родных – главное в моей жизни. СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

69

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ Трудовой стаж Эммы Сергеевны Ильиной – 58 лет! За это время она многократно удостоена окружных и районных грамот, дипломов и благодарностей. Среди её наград – медали «К 65-летию со Дня Победы», «За трудовую доблесть», «За доблестный труд», «За трудовое отличие», «В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина», звание ветерана труда и знак «Почётный председатель совета ветеранов». На протяжении многих лет Эмма Сергеевна активно участвовала в творческой жизни района – выступала на сцене, пела сольно и в хоре. По сей день она идейный вдохновитель, инициатор и участник сельских и районных мероприятий. Каждый её день расписан, для каждого дела она найдёт время, для каждой задачи – решение.

12 ноября 2016 года 72-й день рождения отметила горковчанка Тамара Николаевна Дедова. Заботливая мама, любящая и любимая бабушка, скромная, добрая и приветливая женщина. Тамара Николаевна – ребёнок войны. Её отец Николай Дедов – участник Великой Отечественной войны, награждён медалью «За боевые заслуги» и орденом Трудового Красного Знамени. «Он родился 27 апреля 1914 года в городе Оса Пермской области, – рассказывает Тамара Николаевна. – В семнадцатилетнем возрасте он уехал в Пермь и поступил в школу ФЗУ при Камчатском пароходстве. Отучившись на радиста, отец отправился в город Чистополь Татарской АССР, где работал в рыбной промышленности. Там же познакомился с моей мамой Антониной Викторовной». В 1935 году чета Дедовых переехала в посёлок Шуга Надымского района. Николай Гаврилович работал начальником радиостанции, Антонина Викторовна занималась домашними делами. В 1936 году Николай Гаврилович был призван в армию, по возращении продолжил работать на Шугинском рыбозаводе. В 1940 году у Дедовых родилась дочь Ира. Но уже через год в жизнь семьи, как и многих советских людей, врывается страшное слово «война». Перед тем как попасть на фронт, Николай Гаврилович прошёл учёбу в Ленинградском военно-медицинском училище имени Щорса и в звании лейтенанта отправился на войну. С 1942 по 1943 год Николай Дедов находился на передовой в пехотном подразделении Кантеми-

70

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

ИЗ СЕМЕЙНОГО АРХИВА ТАМАРЫ ДЕДОВОЙ

ИСТОРИЯ ОДНОЙ СЕМЬИ

Тамара Николаевна Дедова в студенчестве, 1964 г.

ровской танковой бригады. Он был командиром санитарного взвода, задачей его подразделения было выносить раненых бойцов из-под обстрела, перевязывать, накладывать шины, эвакуировать пострадавших за линию фронта.

– Вместе со взводом мой отец попал в самое пекло боевых действий в ходе битвы за Днепр, – вспоминает Тамара Николаевна. – В эти горячие дни у военных медиков было много работы, и, наверное, только северная закалка и ответственность за своё дело помогли отцу выжить в практически безнадёжных ситуациях. Лавируя под непрекращающимся обстрелом вражеских войск, на утлой лодчонке он перевозил раненых через реку Донец. Во время очередного рейса папа получил ранение в ногу осколком разорвавшегося снаряда, но всё же добрался до берега и доставил бойца.

После ранения Николай Гаврилович попал в госпиталь, а в 1943 году его комиссовали. Напоминанием о тех событиях остались медаль «За боевые заслуги» и шрам от вражеского осколка. После демобилизации бывший военврач Дедов вернулся к мирной жизни, любимой жене и дочке, работе радиста. В 1944 году в семье случилось ещё одно пополнение: 12 ноября на свет появились двойняшки Тамара и Валерий. В 1945 году Николая Гавриловича перевели на работу на Кушеватский (Горковский) рыбозавод начальником радиостанции. На протяжении многих лет он поддерживал связь головного предприятия с участками, судами и рыболовецкими станами. За многолетний добросовестный труд он неоднократно награждён почётными грамотами, дважды удостоен нагрудного знака «Отличник соцсоревнования в рыбной промышленности».

– Жили мы в ведомственном жилье – бабушка, мама, папа, сестра и мы с братом, – рассказывает Тамара Дедова. – Дом стоял на берегу сойма, сейчас на этом месте находится магазин. Жили дружно, в любви и заботе родителей. Папа всё так же работал на рыбозаводе, мама – в аптеке. Со старшей сестрой и братиком мы всегда были вместе. В детстве я любила вышивать узоры для наволочек, вязать салфетки, мастерить поделки. Шли годы, я окончила восемь классов Горковской школы. В 1961 году вместе с подругами поступила в Салехардское педагогическое училище на отделение «Учитель начальных классов». С выбором профессии определилась практически сразу, так как очень любила проводить время с детьми. Спустя четыре года Тамара Николаевна попала по распределению в Тазовский район в село Тибей-Сале. До 1968 года работала учителем начальных классов, а потом вернулась в Горки и там продолжила трудовую деятельность. Через некоторое время у Тамары Николаевны родилась дочь Оля. Молодая мама продолжила преподавание в школе. В течение трёх лет вела классное руководство в начальных классах, в 1972 году устроилась воспитателем в детский сад «Северяночка». Общий педагогический стаж Тамары Николаевны – 39 лет. За свою трудовую деятельность Тамара Дедова удостоена званий «Ветеран ЯНАО», «Ветеран труда», имеет множество благодарностей и грамот. Ольга, как и мама, связала судьбу с педагогикой. Окончила училище в Тюмени и по сей день

ИЗ СЕМЕЙНОГО АРХИВА ТАМАРЫ ДЕДОВОЙ

К 72-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА

Семья Дедовых, конец 40-х гг.

работает воспитателем в детском саду «Северяночка».

– После выхода на пенсию большую часть своего времени я посвятила внукам, – рассказывает Тамара Дедова. – Не было и дня, чтобы я их не навещала. Сейчас они уже взрослые – Татьяна окончила высшее учебное заведение с красным дипломом, Владимир учится на последних курсах в Санкт-Петербурге. Находясь на заслуженном отдыхе, Тамара Николаевна занимается делами по хозяйству, посещает сельские мероприятия, любит гулять в лесу, а в летнее время хлопочет в огороде и с удовольствием проводит время в окружении близких и родных. СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

71

ИЗ АРХИВА ОЛЬГИ НЕХАЕВОЙ

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ

72

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА

СВЕТИТ ПУТЕВОДНАЯ ЗВЕЗДА Ольга ЛОБЫЗОВА

А время срывает и комкает листья, А время морщинит красивые лица, А время сутулит упрямые спины. И лишь перед памятью время бессильно. Надежда Самовская Что это было? Путешествие в наше общее прошлое. Для начала. А потом, словно перепрыгивая с облака на облако и утопая в нём, я уходила, погружалась всё глубже и глубже. В Надину жизнь. В её юность и детство, к её друзьям и родным. Почему это путешествие совершила именно я? До сих пор не могу понять, не знаю. Возможно, не узнаю никогда. Да, мы работали вместе в однозначно родной для нас редакции окружной газеты «Красный Север». Думаю, что хорошо понимали друг друга и служили, служили по-честному и истово родной газете. Вместе отмечали праздники, радовались и грустили, вместе растили дочек. Вместе теряли и провожали в последний путь коллег… Был такой период в редакции, начавшийся нелепой трагической гибелью блистательного фотокора Михаила Ясинского, много их уходило, ушло от нас целой птичьей стаей, одна за другой души их поднимались на крыло и исчезали навсегда за нескончаемым горизонтом Полябты, на берегу которой высился редакционный «теремок». Время было такое, когда так много – ВМЕСТЕ. И при этом многом, столь тесно и почти по-родственному связывающим, у нас у каждой было своё – образ жизни, книги и музыка, друзья и приятели. И вот так случилось, что я вошла в Надино прошлое. Вошла, сомневаясь и робея. Но всё было решено. Не мной. За два с лишним года до этого, когда в очередной день памяти в июне я позвонила в Волгоград её подруге Ольге Нехаевой и услышала: – Приезжай! У меня книги, пластинки Нади, ещё какие-то дорогие памятные вещицы из её квартиры, которой больше нет, продали. А главное – фотографии, целый чемодан бумаг, блокнотов, документов… Я одна этот чемодан не открою.

Я тут же поделилась услышанным с Алексеем Снегирёвым, главным редактором «КС», и реакция его была мгновенной: – Поезжай! Может быть, там что-то важное. Даю командировку. Но тогда, именно в тот момент, не сложилось. Видимо, должно было вызреть. Наверное, нужно было ещё и разрешение Нади. И она его, наконец, из своего далёкого далека дала… Все эти три дня, что я была на волгоградской Надиной

земле, всматривалась в фотографии, говорила о ней с Олей, ходила её путями-дорожками, ощущала себя проводником. Мне было доверено увидеть, запомнить, перенести всё это, это ощущение родства и близости, передать красносеверцам и тем, кто Надю знает и помнит, на две тысячи с лишним километров севернее, к полярному кругу, где теперь уж навсегда нашла Надежда своё упокоение… Как писал ей кто-то: «Ты что, примёрзла там к полярному кругу? Что нашла там СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

73

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ такого, что и не собираешься в обозримом будущем назад, домой?..» И действительно, что мы здесь нашли, на этой стылой, неласковой вроде бы, арктической земле?.. Уверена, не одной Надежде задавали и задают этот сакраментальный вопрос – всем северянам… Нет на него однозначного и короткого ответа. Дочка фронтовика, появившаяся на свет в семье журналистов, Надежда и имя своё, уверена, получила вовсе не случайно. Отец и дочь, его кровиночка и надежда, были неразлучны, души не чаяли друг в друге и, помимо трогательной отцовской любви, получила самая младшенькая из его дочерей, практически с пелёнок, вкус к художественному слову, стремление к журналистике, как к единственно возможному роду деятельности. А также такой мощный заряд чистейшего патриотизма и любви к своей стране, что всё это вместе взятое вылепило личность незаурядную, верящую в мечту и твёрдо идущую сквозь все препятствия к своей цели, внимательно вглядывающуюся в жизнь и в людей, умеющую дружить и любить самозабвенно. Не объять необъятное в одной публикации, приведу лишь такой пример. Надя заботливо и деятельно опекала семью салехардских журналистовветеранов Наталью и Игоря Харламовых, уехавших, закончив работать, также в Волго-

74

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

град. Близких родственников у них не было, пенсии, даже северной, катастрофически не хватало… И Надежда надолго поселила их в своей квартире, сдав харламовскую, чтобы арендная плата позволила им оставаться на плаву. Это были очень трогательные три моих волгоградских дня, когда Надя позволила коснуться её жизни, незримо присутствуя меж нас, а Оля направляла по этому пути, показывая и рассказывая, находя нужные слова, ведя по дорогим местам. Мы и плакали, и смеялись, находя в своих воспоминаниях о Наде что-то общее, и делясь личным, пережитым. Согревала и чётко ощущаемая принадлежность к одному поколению, воспитанному на русской классике и советских идеалах, на песнях Окуджавы и Визбора, Новеллы Матвеевой и Елены Камбуровой. Надя и сама любила петь… Мы часто пели тогда на всевозможных редакционных посиделках. Огромные печальные глаза, словно впитавшие всю скорбь мира, пышная шевелюра, которая ей очень шла, невысокий рост, тонкая, почти бестелесная фигура… Это Надя. Наша Надя. Голоса не повысит никогда, деликатна и тактична до щепетильности, и мощный, не напоказ характер, стойкость, которая иным крикунам и великанам и не снилась. И газете, где такой принципиальный ответсек, и окружающим это явно шло на пользу.

И пусть быт был бытом – скромным и не очень устроенным, бедноватым бытом противоречивых девяностых, бытию Надежда никогда не изменяла – высокая планка требовательности к себе, конечно же, неуклонно распространялась и на то дело, служение которому она избрала жизненной целью и следовала ему до последнего вдоха, – на журналистику. Газетная топка полыхает без остановки, номер выходит за номером, мало кому в горячке буден придёт желание листать старые подшивки. И однако такое время непременно настанет, и пытливый исследователь придёт. Надина эпоха в славной истории окружной газеты проявится ярко и выпукло, как когда-то в темноте фотолаборатории проявлялись снимки, встававшие на газетные полосы, вошедшие в историю округа. А пока этим циклом предельно искренних, сердечных публикаций коллег Надежды и её друзей «Северяне» воздают ей дань памяти, отчёркивая неумолимое десятилетие, которое мы уже прожили, проработали без неё. Банально, но человек действительно жив, пока его помнят. Яркая звёздочка ямальской журналистики Надежда Семёновна Самовская жива и светит нам, сегодняшним, она по сей день среди нас, и заданная ею планка профессионализма одна из прочнейших скреп «Красного Севера» от поколения к поколению.

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

СЕВЕР БЕЗ ГРАНИЦ | АРКТИЧЕСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

75

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ

ТЫ ЗНАЕШЬ… Ты знаешь, я не любила писать письма. Ты научила меня разговаривать прочитанными книгами, стихами, прослушанными пластинками бардов и погодой на улице. В дружбе ты была другая – понятная, когда мало слов, всё в грустной полуулыбке или смехе. Теперь я пишу твоему Северу, который оставил тебя у себя навсегда, но не забрал для нас, твоих друзей, в ветреных степях Волгограда. Для нас ты есть, просто ты там. Я могу дотронуться до твоих любимых книг или послушать пластинку, ту, что в полутёмной комнате слушали до исступления. И ты будешь рядом. Вспомнила, когда были на море, ты разбудила меня на рассвете и тихо сказала: «Там такое, что нельзя пропустить». Я выбралась из мокрой от влажности палатки, и мы пошли по пустому берегу. Там вдалеке на выброшенной коряге сидел человек и играл на саксофоне. Он разговаривал с морем, мы молча стояли и понимали, что можно говорить на своём языке. В жизни многое нельзя было пропустить. Твой Север – это было так же, что-то мощное, с чем ты говорила при помощи слов в газете, и они, как наши чайки на Волге, большой стаей летели, а потом замолкали в лёгком шуме волны, смывающей с берега вчерашний день. Как-то ты сказала: «Газета – это костёр. Надо рубить, пилить, сушить, подбрасывать. И когда вспыхивает один – готовь для другого». Придут новые журналисты и продолжат танец фонарщиков Экзюпери. Всегда без остановки, как твои родители и ты, передавая перо друг другу. А для меня ты подруга, с которой мы понимали друг друга без слов. Передаю привет от волгоградских ветров и степных ковылей.

ИЗ АРХИВА ОЛЬГИ НЕХАЕВОЙ

ОЛЬГА НЕХАЕВА г. Волгоград

P. S. Из любимого Надеждой У маленькой любви – ни ярости, ни муки. Звездой взошла на миг, водой ушла в песок. У маленькой любви – коротенькие руки, Огромные глаза да грустный голосок… Вероника Долина

76

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА

БЕЗ НАДЕЖДЫ ДОГОВОРИТЬ… Алексей СНЕГИРЁВ г. Салехард Потом я ездил решать вопросы с моргом, надгробной плитой и прочими скорбными ритуалами. А потом нескончаемо гудел и до сих гудит, вынимая душу, клаксон катафалка, подъехавшего в жаркий июльский день к редакции, чтоб окна и стены простились с ней, чтоб она в последний раз была так близко от редакции – от той вселенной, в которой она жила, в общем-то, не замечая реальной жизни… Мы не были друзьями. И вполне обходились без этого, как солдаты, сидящие в одном окопе, то бегущие с рёвом в атаку, то вжимаясь в землю, пережидая бомбёжку, вполне могут обходиться без поиска общих кумиров и совпадений в оценках. Слишком велика была разница в темпераменте, пережитом опыте, убеждениях и доле счастья, выпавшей каждому…

ИЗ АРХИВА ОЛЬГИ НЕХАЕВОЙ

Возможно, главред «Северян» права, когда, вытягивая из меня текст про Надежду Самовскую, буквально иезуитствует, взывая к долгу обеспечить связь поколений, напоминая о наследственных правах и обязанностях хозяина «Красного Севера»… Я отказывался. И у меня есть причины. Десять лет прошло. Формальные обязанности выполнены. За неимением у Надежды близких родственников в Салехарде мне сначала пришлось договариваться, чтобы её, уже умирающую, когда счёт шёл на дни, а то и часы, не выписали угасать домой, к дочери-подростку… А ещё, когда наконец позвонили из больницы и сообщили о её кончине, нам с Никитичем надо было собраться, поехать к ней домой и сообщить шестнадцатилетней девчушке, что отныне она в этом мире будет жить без мамы…

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

77

Мы просто были в одном окопе. И служили одному господину – газете. Это нас примиряло. Споры если и были – были слишком короткими, чтоб рассчитывать устранить какие-то мировоззренческие противоречия… А когда она заболела… Вернее, когда ей сказали, ЧЕМ она больна, иссиня-бледная Надя пришла в редакцию, где, вот уж не знаю, к добру или к худу, не было отпускника Волошина, а в его большом кабинете сидел 27-летний я и изо всех сил руководил газетой… Как мог. У неё дрожали руки, бегали растерянно глаза, и она попросила рюмку коньяку. И выдохнула мне в лицо страшное про рак… И это был первый и последний раз, когда я видел Самовскую растерянной и пробитой навылет. Какие слова и кто ей сказал? Какие силы и где она – убеждённая атеистка – нашла? В чём черпала мужество? Ведомо, наверное, ей одной… Но с той минуты слабости и до последнего дня это было воплощённое хладнокровие, взвешенность и отвага. Это была стальная спина и честный прямой взгляд бойца, который знает, что обречён, но знает и что-то такое, отчего не боится. Потом в московской гостинице, в командировке, мы сидели и пили коньяк и в первый раз в жизни говорили по душам. Без суеты газетной, без сиюсекундных обидок и перестрелок… Всё уже, очевидно, шло к неизбежному концу, о котором она говорила лишь в том смысле, что жаль, что, кроме работы, толком ничего в жизни и не успела. И теперь я изредка приезжаю один к ней на могилу – постоять-помолчать, сказать: «Привет. Я помню». И снова замолчать… О недоспоренном. Она, конечно, сделала хитрый трюк – теперь ты со своей правдой и своими аргументами можешь сколько угодно стоять у могилы и смотреть, как она улыбается тебе с плиты… Ты мог бы ещё говорить, убеждать и доказывать, а она в конце показала такой эталон благородства и силы духа, а потом сразу отвернулась и заткнула уши. И говорит: «Я не слышу – не слышу – не слышу тебя». И тебе остаётся раз в год, в июле, привозить коллег на её могилу и рассказывать всё прибывающим новичкам, что у Самовской был непростой характер, но у неё не было никого, кроме нас, и ничего, кроме газеты. И она не знала ничего, кроме нашего клятого и святого ремесла… И я не знаю, у кого из нас достанет стойкости, чести и мужества уйти так спокойно и смиренно, как это сделала она… И поэтому мы все стоим здесь. Со своим незаконченным спором. Каждый июль… Непримиримые свои. Из одного окопа…

78

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

ИЗ АРХИВА ОЛЬГИ НЕХАЕВОЙ

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ

О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА

ЛЁГКОСТЬ НА ПОДЪЁМ Ольга ЕФРЕМОВА г. Салехард

Узнав об этом в начале двухтысячных, я смеялась, как сумасшедшая. Когда Надя в 89-м перебралась из Мужей в Салехард, я там уже порядочно укрепилась, но тоже не спешила жаловать нового члена коллектива окружной газеты. Её взяли вместо Маши Кельник, которую мы все любили и жалели. Надюхе пришлось несладко. В итоге мы накрепко сошлись на почве любви к писателю Фазилю Искандеру, одновременно вспомнив по случаю его определение чувства юмора. По наблюдениям классика, чувство юмора – это когда отчаявшийся человек доходит до края пропасти, заглядывает туда и, убедившись, что и там ничего хорошего нет, потихоньку возвращается назад. Так вот, цепочка его следов на обратном пути и возвращает к чувству юмора. На самом деле Надежде было абсолютно несвойственно отказывать кому-то в приюте, как бы она ни рыпалась по этому поводу. Вспоминаю, как летом после работы стояли на крылечке старого деревянного «Красного

ИЗ АРХИВА ОЛЬГИ НЕХАЕВОЙ

Однажды на десятом году нежнейшей нашей дружбы Надя Самовская сказала, что должна передо мной покаяться. Она вспомнила, как увидела меня впервые в 88-м году из окна деревенского домика, где жарко топилась печь, на столе стояла бутылочка, дымилась картошка, а рядом сидел наш коллега Андрюха Пудовкин. Я была в своей первой командировке от «Красного Севера», в селе Мужи. Волгоградцы Надя с Андреем там начинали работать в местной районке. А я под дождём, в полумраке, дрожа от холода, скользила по грязи в полной бесприютности, задавая себе вопрос: зачем?! Что я забыла на Крайнем Севере и особенно в этой дыре? Как рассказала Надежда, Андрей, тоже выглянув в окно, сказал: «Жалко девчонку-то. Коллега всё-таки. Давай пригласим». На что она ответила: «Да ну её в задницу!»

Севера» и она жаловалась, что сейчас у неё по старой памяти перекантовывается половина Шурышкарского района, когда по расписанию или по погоде люди не могут сразу вернуться домой. Не успела она договорить, как от автобусной остановки напротив по направлению к нам

выдвинулась женщина в национальной одежде, характерной для Шурышкарского района. «Вот видишь, опять ко мне», – обречённо сказала Надежда. Когда тётушка приблизилась, она приложила руку к сердцу, сожалея, что не может принять гостью дольше чем на три дня. СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

79

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ Тётушка сильно удивилась, потому что собиралась всего лишь спросить, в правильном ли направлении она собирается ехать в речпорт. Но, конечно, не упустила случая несколько дней погостить в окружной столице. Параллельно проблемы частного пространства возникли и у меня. Выйдя замуж, я испытала колоссальный стресс от стремления новых родственников воссоединиться на территории, которую считала лично заслуженной и ограниченной. Когда живописала подружке все ужасы этой «оккупации», она обвела меня светлым, мечтательным взглядом: «Какая же ты счастливая, Лёлька! А у меня никого нет…» Её дочка Анастасия и мой сын Тимофей были ещё маленькими. Они, по сути, росли вместе. Надежда была очень хорошей мамой: весёлой, доброй – и относилась к ребёнку, как к равному. Вспоминаю, как Надежда, с развевающейся рыжей шевелюрой, шурует по главной улице Салехарда, распевая: «Отгремели песни нашего полка, отзвенели звонкие копыта, пулею пробито днище котелка, маркитанка юная… умыта!» За ней маршируют дети. «Умыта» вместо «убита» она поёт, чтобы они не заплакали. В ней чувствовалось глубокое, богатое, трагическое фамильное прошлое, о котором Надежда никогда не распространялась. При этом любила рассказывать, как волгоградский друг, сегодня очень известный актёр называл её стотысячницей. «Почему стотысячницей? Да потому что на сто тысяч евреев одна такая дура!» Надюха гордилась этим званием.

80

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

Порой в результате титанических усилий и лишений ей оставалось только применять своё знаменитое чувство юмора. От «Красного Севера» ей досталась страшенная квартира в Салехарде, в ветхом бамовском доме с перекошенными полами и перемерзающими батареями. В минуты отчаяния в девяностых Надежда обменяла этот ужас на ужас в родном Волгограде, в депрессивном районе. И, главное, времена-то были суровыми для всех регионов. Она вернулась на Север, где на работе её приняли с распростёртыми объятиями, и начала снимать квартиры. В этом деле ей почему-то страшно не везло, регулярно, пока «Красный Север» не решил эту проблему, приходилось переезжать. Кадровичка «Красного Севера» Люда Борисова то и дело, когда подъезжал грузовик, объявляла: «Команда «Ух!», на выход!» В команде состояли исключительно наши женщины во главе с главным редактором Владимиром Волошиным. Остальные мужики оказывались ужасно занятыми. Однажды убил наповал хозяин одной из квартир, попросивший Надю съехать, мотивируя это тем, что собирается поднять арендную плату. «Какие проблемы? – спросила она. – Я согласна платить больше». – «У ВАС, – подчеркнул он, – мне стыдно брать больше, а деньги очень нужны». Надины предметы быта были немногочисленными и лёгкими, казалось, она была готова сняться с этого места в любой момент. Надежда среди всех поколений ямальской журналистики

была самым большим, в полной мере специально обученным профессионалом. Она окончила журфак МГУ, за ней стоял отец – фронтовой журналист. По производственной необходимости в «Красном Севере» её законопатили в секретариат. Специальности ответственного секретаря редакции не учили даже на журфаках, но она легко приняла самую расстрельную должность. А могла бы писать, как нам не снилось. Никогда не забуду два её материала в окружной газете. Очерк «Просто Мария» Надя написала после того, как ночью ей позвонил главный врач детской поликлиники, она помчалась с санавиацией в тундру к заболевшей девочке, и та умерла. Я не знаю больше журналистов, которые так близко к сердцу принимали бы горе, отчаяние своих героев и находили такие точные слова. «У меня была собака» – это получился трагический и смиренный рассказ о том, как на руках у Нади умерла её старая дворняга, попутчица всех мытарств, а потом она вышла во двор и разговорилась со старухой, потерявшей всех своих родных и рассказывающей об этом обыденно и просто. В то время Надежда уже знала о своём диагнозе. С тех пор и до самой смерти она по-прежнему относилась к жизни философски, отмечала её парадоксы, была работящей и ответственной. Только всё чаще замирала и глядела поверх наших голов светлым, удивлённым, потусторонним взглядом. Было ясно, что ей доступно то, что мы пока не понимаем. Впрочем, это всегда было ясно.

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

81

ИЗ АРХИВА ОЛЬГИ НЕХАЕВОЙ

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ

Белой акации гроздья душистые...

ИЗ АРХИВА ОЛЬГИ НЕХАЕВОЙ

Когда я слышу этот романс, сразу вспоминаю нашу Наденьку. Она его очень любила. Как затянет своим звонким голосом, так мурашки по коже. Светлый был человек. Известие о болезни ошарашило нас. Никак не хотелось верить, что это коснулось её. Надя была обязательным человек во всём, и в порученной ей работе, и по отношению к коллегам. Она была очень позитивна. Любила одеваться во всё светлое, поднимая настроение себе и всем, кто работал тогда вместе с ней. Жизнь менялась стремительно. В те непростые годы у каждого были свои заботы, но на работе благодаря таким, как Надежда, можно было отвлечься от них, смотреть с надеждой в будущее. Да и вообще тогда мы, красносеверцы, жили общими проблемами, общими радостями. Каждый привносил что-то своё. Наш коллектив был как бы единым организмом. Да, время было другое. Но и люди были другие. И таким незабываемым человеком была наша Надя, Надечка, Надежда. Светлая ей память!

82

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

ИЗ АРХИВА ОЛЬГИ НЕХАЕВОЙ

Ольга ДЕГТЯРЁВА г. Салехард

Март 1989 г.

О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ | СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА

ОТГОЛОСОК ПРОШЛОГО Владимир ВОЛОШИН г. Муром С годами он воспринимается ощутимее, трезвее, болезненней. А как иначе?! Ведь речь идёт о людях, с которыми долгое время был в одной творческой упряжке. К сожалению, многие из них уже давно увели свой земной табор в небо. И вечным домом для них стал салехардский погост… Вряд ли выпускница журфака МГУ Надежда Самовская могла предполагать, что творческие пути-дороги приведут её в Заполярье. Но так уж, видно, было предназначено судьбой – на исходе века минувшего именно ей пришлось, наряду с другими сотрудниками «КС», стоять у истоков реорганизации главной газеты Ямала. Понятное дело: кавалерийским наскоком проблему эту было не решить. Понадобилось три-четыре года перестройки многих аспектов всего редакционного механизма – от планирования работы отделов до изменения тематической направленности самого издания. Постепенного перевода его в статус еженедельника. От создания стабильно действующих собкоровских постов в крупных промышленных центрах округа до зарабатывания неплохих денежных средств от раскрутки рекламных материалов. Менялась тематика публикаций, их тональность. Всерьёз взялись за искоренение мелкотемья. Нефтегазовая провинция Ямала набирала обороты. Возникали новые промыслы. Росли вахтовые посёлки, вводились в эксплуатацию авто- и железные дороги. Шло так называемое ускоренное обустройство месторождений. Со всеми вытекающими отсюда трудностями и недостатками. Реально уже чувствовался живой пульс времени, динамика надвигавшихся перемен. На первый план выходил сам человек. С его мечтой о лучшей доле, с его внутренним миром, противоречиями. Ранее эта тема весьма схематично смотрелась в окружной прессе. Партноменклатура именовала эти материалы довольно хлёстко – «интеллигентским нытьём». В официальной политике власти всё ещё ориентировались на слова популярной в то время песни: «Прежде думай о Родине, а потом – о себе». Но стремительно приближалась пора перемен. Надежде Семёновне предстояла большая работа по перекрою всего уклада внутриредак-

ционной жизни, основательной реорганизации газеты и перехода её в разряд еженедельника. Отныне каждая страница «КС» получала свой своеобразный паспорт, должна была соответствовать определённой тематике. Иметь своё творческое лицо. Скажем, какая-то часть материалов группировалась под рубрикой «Государство и власть». Свои читатели были у страницы «Мораль и право». Своеобразный колорит несли в себе материалы, публикуемые под «вывеской» «Аргиш». Жизнь аборигенного населения Ямала, обычаи и традиции коренных народов составляли основу содержания данной тематической страницы. Свою периодичность выхода в свет получили постоянные рубрики: «История. Личности. Судьбы», «Экономика», «Ямал литературный». Особой популярностью у читателей пользовалась рубрика «Почта «КС». Опубликоваться здесь – значит получить реальную возможность достучаться до верхних эшелонов местной власти в надежде на успешное решение жизненно важных вопросов. Не просто достучаться, но и получить конкретный ответ по сути подлинной проблемы. Было положено начало стремительному творческому росту коллектива, профессиональной специализации журналистов. Важен был собственный взгляд на суть происходящего. Ценилась лаконичная манера раскрытия темы, доверительный разговор с читателем. Смело брались за решение наиболее острых проблем. Важно было соответствовать ритмичному пульсу времени. Не случайно на республиканской выставке ВДНХ наша газета была удостоена почётного знака. Этот успех позволил «КС» встать в один ряд с лучшими региональными изданиями России. Недавно теперь уже обновлённый состав окружной газеты вновь покорил тот же олимп. СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

83

СУДЬБЫ. ХАРАКТЕРЫ. ЛИЦА | О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ Это говорит об одном – на Ямале действительно создана добротная журналистская школа. Со своими традициями, своим взглядом на мир, круто замешанным на культурных основах, не только коренных народов Севера, но и других народов бывшего Союза, кому пришлось осваивать нефтегазовую целину Ямала. Каждому из нас важно, наверное, знать свои истоки. Истоки рода своего. Истоки побед, поражений, традиций. Применительно к журналистскому сообществу – неплохо бы не замыленным взглядом оценить работу предшественников. Мы до сих пор связаны одним страховочным ремнём. Наше завтра рождается сегодня. Если бы у меня спросили, к примеру: «Чтобы вы захватили с собой в день завтрашний?» – я бы посоветовал всем пройти школу перестройки. Это периодически надо бы делать каждому. Моё поколение однажды уже прошло этот водоворот. Перестроечное дуновение, пусть и в весьма дозированных пропорциях, всё-таки позволило нам пройти некий процесс очищения. Страна всеобщего дефицита, где постоянно ощущались перебои в торговле хлебом, другими продуктами питания, где была установлена порочная практика на подписку периодических изданий, продажу книг, квот на приобретение отечественных автомашин, путёвок на курорты, прошла процесс очищения, перезагрузки. Перестройка вскрыла такой пласт целинных и залежных тем, что и до дня сегодняшнего нашему брату-журналисту осваивать эту пашню и осваивать. Человеческие пороки, несмотря на меняющийся окрас современной нравственности и морали, вечны, поэтому для трезвомыслящего газетчика всегда найдётся повод взяться за перо. Была бы душа светла да помыслы чисты. И вовсе не важно, к какой общественной системе мы себя сегодняшних относим. Другое значимо – душа журналиста, его нравственный камертон. Если хочешь, чтобы тебя слышали и понимали, умей слушать и понимать других. Болей за слабых – нет, не за тех, кто покорно смирился с судьбой. Они определили уже своё завтра. Болей за тех, кто в боли и страдании своём прозрел душою.

84

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

Таких людей мало, но они есть. Они делают нашу жизнь светлее, чище. Надежду Семёновну Самовскую я отношу именно к такой категории. Осознавая всю неизбежность своего ухода в вечность, она, как могла, продолжала бороться за жизнь. Кому-то, наверное, казалось поведение Надежды странным… Ей бы в больничку, а она в редакцию. Ей бы подумать о вечном и о смысле дня сегодняшнего, а она планирует работу ответсека на завтра. Конечно, понимая свой неминуемый уход, зная об этом, Надя старалась не быть обузой для коллектива. Боялась одиночества… Хорошо, что у руководства «КС» хватило тогда мудрости и выдержки понять человека. Позволить ей оставаться действующим солдатом, не сдавшим свои позиции, и спокойно уйти в Небо… Я помню содержание телефонного звонка Алексея Снегирёва: «Никитич, по-моему, Надежда Семёновна «уходит». Она уже в который раз за день обращается ко мне с просьбой ускорить вычитку и подписание очередной страницы газеты в печать. Хотя я давно уже дал добро на очередной выход еженедельника». Этим же вечером мы с ним приехали к дому Самовской. На наш настойчивый стук в дверь – тишина. Обратились в скорую. Ребята из «КС» постоянно поддерживали связь с медработниками. Те делали всё возможное, чтобы спасти Надежду. Увы, чуда не произошло. Через несколько дней она навсегда увела свой земной табор в небо… Я знаю, что руководство «КС», местного отделения Союза журналистов следит за состоянием её могилы. А недавно пришла обнадёживающая новость. Оказывается, коллеги побывали в Волгограде, на родине Надежды. Они собрали там достаточно объёмный материал, чтобы подготовить спецвыпуск, посвятив его памяти бывшего ответственного секретаря окружной газеты. Нет, не очерствели сердца моих собратьев по перу. И это радует, вызывая ответную реакцию моей души. Как тут не вспомнить строки Николая Рубцова: «За всё добро расплатимся добром. А за любовь расплатимся любовью».

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ РАБОТА ВАСИЛИЯ САМБУРОВА «ТАНЦЫ С БУБНОМ». ФРАГМЕНТ

АРКТИЧЕСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

85

АРКТИЧЕСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ | ПЕРЕКРЁСТОК ПРОБЛЕМ

Особая ветвь развития.

Под сенью её будем жить!

Ольга ЛОБЫЗОВА В современное здание из стекла и бетона свежий мартовский ветер очередным своим порывом вдруг донёс дуновение горьковатого дыма… Такой возникает от весело пляшущего открытого огня на лоне природы, его не спутать ни с каким другим. На мгновенье дым, как озорной мальчишка-сорванец, залетел непрошенный сквозь все кордоны в вестибюль Культурно-делового центра в Салехарде, где царило многоголосие участников форума и съезда коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации. «И дым Отечества нам сладок и приятен», – вспомнилось сразу и к месту хрестоматийное… Дым этот деловито вылетал из печной трубы самого настоящего зимнего чума в серебристых меховых нюках, установленного в нескольких десятках метров от центрального входа в КДЦ. Чум с огнедышащей печкой стал не просто символом – живой знаковой приметой важных мероприятий, которыми в разных форматах в эти дни наполнилась окружная столица, он сам был одной из таких площадок – общественной приёмной. А по совместительству вмещал в себя, необъятный, и любопытствующих граждан, и студенческую молодёжь из числа коренных северян, что подкармливала чумовую печь ароматными берёзовыми дровишками и стайками порхала беспрестанно туда-сюда, обихаживая родное пространство, наслаждаясь его теплом и уютом в месте, доселе неслыханном и невиданном для этого. Здесь вас ждут, здесь вам рады, как в родном доме, ясно говорило присутствие чума людям, приехавшим из самых разных, дальних и зачастую необжитых уголков северной страны России. И как могло быть иначе на Ямале, который коренные северяне давно и по праву считают зачинателем, первопроходцем, пропагандистом на долгом и трудном пути сохранения и развития своих этносов в стремительно меняющемся мире. А глава одного из сельских поселений на Алтае сказала вдруг, поделившись с трибуны со всем залом таким глубоко личным ощущением: – …И когда я по прибытии сюда подошла к памятному знаку «Полярный круг», чтобы его

86

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

пересечь, закралась у меня надежда, что вы спасёте нас… И зал, разделяя и её волнение, и эту заветную надежду, затих… Мне посчастливилось побывать и поработать почти на всех съездах Ассоциации коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока РФ, включая нынешний, восьмой. И всегда, сколь ни были бы остры и горячи дискуссии, разворачивающиеся на них, взоры делегатов оставались устремлёнными на Ямал, самый оленеводческий регион России. Многие приметы повседневной жизни северян-ямальцев, ведущих традиционный образ жизни, их соплеменникам из других регионов кажутся несбыточной мечтой. Многое, констатируют сегодня делегаты, окончательно стало недостижимым: – Есть олень, есть народ. Нет оленя, нет народа. Трижды пытались восстановить поголовье оленя в одном из улусов Республики Саха (Якутия) – не получилось. Дух оленя ушёл в небеса… Не спрашивай, по ком звонит колокол глобализации, потому что никому не увернуться от её цепких объятий. И стон якутских оленеводов, чью землю покинул олень, отзывается болью сопричастности и на Ямале, и у кочевников других регионов: опасность такого исхода всё ближе, приобретая разные формы, она тем не менее всё предметнее. С ней можно справиться только сообща, продуманными и вместе с тем кардинальными усилиями, действуя быстро и грамотно на всех

ПЕРЕКРЁСТОК ПРОБЛЕМ | АРКТИЧЕСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ уровнях власти, обращаясь к народной мудрости и опыту стариков. А мы толчём воду в ступе, до сих пор доказать не можем очевидное, чтобы закрепить законодательно незыблемо отныне и навсегда: оленеводство – это не разновидность животноводства! Это этнообразующая отрасль, особое, исконное, одно из коренных занятий человека с древнейших времён по сию пору, возможно, одно из главных сокровищ человеческой цивилизации, пока не получившее должной оценки, ведь многие из этих знаний сакральны, а многие утеряны, увы, навсегда. Исчезни оно под катком непродуманных новаций, освоительско-промышленного лобби технократов, ради сиюминутной прибыли не останавливающегося ни перед чем, деградируй до исключительно паркового, декоративного воплощения, и не северяне-тундровики – всё человечество понесёт невосполнимую утрату, отзвуки которой не заставят себя ждать, отзовутся по-разному, но повсеместно. Защитить философию кочевников – это значит ввести в активный практический и научный оборот неоценённое ещё по достоинству богатство, оставить его нетленным будущим поколениям землян. Как вечна планета, так и вечен передвигающийся по ней человек. А ближе к матери-земле, конечно, не мчащийся в самолёте путешественник, а абориген, неспешно идущий по ней, двигающийся на нартах, плывущий на колданке, ставящий чум и добывающий зверя и рыбу, собирающий дикоросы не ради забавы, а для продления веками сложившегося традиционного образа жизни в мельчайших его приметах и проявлениях. Человек этот не оставляет на ней ран и следов, он в неразрывной связи с природой ощущает её дыхание, её страдания и боль. Земля пытается говорить с нами, но мы, жители городов и мегаполисов, не понимаем её языка, отдав его знание за блага цивилизации. Она не просто говорит – кричит уже, и свидетельством тому всё новые и новые приметы разрушений и катастроф, эпизоотий и эпидемий, необычных явлений, служащих своеобразными предупреждениями. И переводчиками, глашатаями равновесного соседства и гармоничного мира в схватке цивилизаций, где победителей быть не может, выступают только люди природы, живущие неразрывно с ней и её боготворящие, представители северной, циркумполярной цивилизации. Идеально ли всё в отношении коренных устроено на Ямале, являющемся энергетиче-

ским сердцем России? Конечно же, нет. Это словно когда ты, постранствовав основательно, прилетаешь назад, и ещё на трапе самолёта, не сойдя на землю, не можешь ни надышаться, ни наглядеться окрест. Однако когда возвращаешься домой из тундры, видишь, что и воздух тут, в небольшом северном городке, открытом всем ветрам, не так первозданно чист, и гармоничного соседства с окружающей средой трудно ожидать, когда окрестности завалены бытовым мусором, стеклом и пластиком… Но так как когда-то, в беспрекословно строгие советско-партийные времена удалось округу, пожалуй, единственному из всех северных российских территорий, сохранить оленей, а в смятенье перестройки удержать на плаву традиционные отрасли хозяйствования, так и сейчас в диалоге власти и коренных северян голос кочевников всё слышнее, он обрёл гражданственность и силу, теперь это всё больше и чаще становится диалогом равноправных партнёров. И цели у тех, кто его ведёт, общие. Приведу лишь одну цитату из публикации моей коллеги Ольги Ефремовой. «Возле промышленной базы на станции Паюта Приуральского района её работники сваливают в карьер металлолом, колёса и другой древний хлам. Об этом на встрече с представителями районной администрации в Аксарке сообщил один из оленеводов. Он с возмущением и неподдельной тревогой рассказал, что эта свалка опасна для оленей, а промышленники, которым сделали замечание, убрали мусор лишь частично. Глава администрации Приуралья Иван Сакал назвал правильным поступок кочевника, сообщившего о нарушении природоохранного законодательства. Он предложил оленеводам и впредь информировать работников администрации о подобных фактах, чтобы те могли выехать и своевременно зафиксировать эти нарушения. Он рассказал, что в марте уже подан иск на организацию, базирующуюся в Паюте, которой вменён серьёзный экологический ущерб. К переговорам с Газпромнефтьснабжением подключился первый заместитель губернатора ЯНАО Алексей Ситников. «Эта организация умудрилась своей техникой сломать кораль и перепахать вокруг него территорию, – отметил Иван Сакал. – Сейчас ведём работу по принуждению к наведению порядка. А на свалку возле Паюты выедем в ближайшее время, если там беспорядок, разберёмся, кто хозяин этого мусора – пусть уберёт и возместит ущерб нашей природе». СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

87

АРКТИЧЕСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ | ПЕРЕКРЁСТОК ПРОБЛЕМ Вместе с тем глава администрации рассказал, как в прошлом году в непогоду добирался на снегоходе до села Щучье, и сельчане его спросили, как он не заблудился? А заблудиться было сложно, потому что ориентирами служили брошенные на обочинах бутылки. «Кто усыпает ими зимники? – обратился к оленеводам Иван Сакал.

– Я верю, что это не вы бросаете мусор вдоль дорог, но мы должны убеждать всех остальных забирать с собой пустую тару и выбрасывать в посёлках в контейнеры. Давайте делать экологические выводы вместе». Аналогичный серьёзный разговор о проблемах экологии, дальнейшего успешного выпаса оленей в таёжной зоне округа вели оленеводы с районной администрацией и в селе Мужи на собрании, предваряющем День оленевода. На стыке кочевья и суперсовременных технологий стала возможной реализация этнокультурной модели КМНС, появление на Ямале кочевого образования. А теперь под эгидой российской ассоциации существует международный проект по кочевым школам, как и по национальным видам спорта, где нашему округу опять же нет равных. Но сочтёмся славою, особенно когда проблем у коренных северян, находящихся на различных стадиях решения и постановки, громадьё. В Салехард съехались представители всех коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока РФ. В последние годы к ним начали прислушиваться не только при распределении земель традиционного природопользования под новые промышленные проекты, но и учитывать их мнение при комплексном социально-экономическом развитии регионов. В Год экологии в стране государственный масштаб приобретает развитие этнотуризма; кто, как не коренные жители самых живописных и неизведанных, почти не тронутой цивилизацией заповедных уголков России, лучше справятся с этой задачей? Накануне открытия форума президент ассоциации Григорий Ледков отмечал: «Главный вопрос, который необходимо решить коренным народам, актуален уже много лет – это вопрос национальной принадлежности. Для коренных народов упразднение этой графы в паспорте повлекло ряд проблем. Только в прошлом созыве Госдумы этот вопрос поднимали дважды, но проблема не решена и по сей день. Поэтому сейчас речь идёт о внесении изменений в федеральное законодательство».

88

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

Люди из самых разных уголков Арктики и не только приехали знакомиться и дружить. Ну и, конечно, поднять общие проблемы и вместе подумать, как их решить. Как сказал кто-то из участников этих двух знаковых событий, коренные – все земляки, так как у них крепкие корни на родной земле! Вот эта атмосфера родства, землячества задала тон всему происходящему. «Во-первых, жильё в национальных сёлах ветхое. Потом – рыбалка. У нас это очень больной вопрос – и квотирование, и сетевые проблемы есть – как ловить, чем ловить», – рассказала Татьяна Романова, президент Ассоциации КМНС Камчатского края. Уровень жизни коренных жителей во многих регионах РФ значительно ниже общероссийского. Важнейший вопрос – сохранение культуры и языка. Сегодня родная речь изучается на факультативных занятиях. «Сейчас всё больше и больше люди обращаются к своим корням, к своим обрядам, традициям и культуре. Стремятся узнавать свою родословную – из какого они рода, чем занимались их предки раньше», – отметил Александр Петришин, участник форума, Магаданская область. Эта проблема решена в Якутии. Все земли – территория традиционного природопользования. Промышленники не имеют права заходить на неё без этнологической экспертизы. Тонкой, чувствительной, эмоционально заряженной сферой является весь спектр вопросов, связанных с КМНС, начиная с заполнения пробелов в федеральном законодательстве и кончая поиском новых путей самоорганизации и хозяйствования в быстро меняющемся современном мире. Гражданское и межнациональное согласие – залог прочности российской государственности. За прошедшие с предыдущего съезда четыре года ведущей общественной организацией коренных народов проделан колоссальный труд – создана новая команда, активизированы объединительные настроения и процессы. Ей, в центре и на местах, и предстоит поиск компромиссных, тонких и очень взвешенных решений. А они, принятые Форумом коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока, прошедшим в Салехарде, VIII съездом российской ассоциации, лидером которой вновь избран ямалец Григорий Ледков, станут той отправной точкой, которая позволит перейти от обсуждения проблем к изменениям!

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

89

АРКТИЧЕСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ | МОЛОДЫЕ ГОЛОСА

БУДУЩЕЕ СЕВЕРА Марина ЛОНГОРТОВА

МАРИНА ЛОНГОРТОВА

Участники десятого Форума коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока РФ в Салехарде несколько раз делали акцент на том, что задача правительства, президента, федеральных органов исполнительной власти – обеспечить устойчивое развитие коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока, ведущих традиционный образ жизни. Вопрос номер один, на который необходимо ответить: что считать этим устойчивым развитием? Вопрос номер два: вписывается ли в тот образ будущего, к которому когда-то придут коренные народа России, традиционный образ жизни? Для некоторых молодых северян, их детей – вопрос не праздный. Особенно для тех, кто уже выбрал и продолжает, пусть и в мире современных реалий и его составляющих, оставаться приверженным его фундаментальным основам.

Галина Кравченко: «Абориген должен быть открытым, самодостаточным и иметь внутренний стержень»

Галина Кравченко, председатель общественной организации молодёжи коренных малочисленных народов Севера в Камчатском крае «Дружба северян», – из маленького села Ковран. Она считает, что идею фикс – проблему сохранения традиционного образа жизни – уже давно следует рассматривать в современном ключе. Можно владеть родным языком, вылавливать рыбу, заниматься оленеводством, вести этнобизнес, заниматься сбором дикоросов, но при этом развиваться в личностном плане, знать несколько языков, а главное, как достичь поставленной цели, становясь образованным, конкурентоспособным

90

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

специалистом в своём деле среди русскоязычного населения. А заниматься бизнесом, зарабатывать деньги и вкладывать их в развитие родного села – идеал, к которому необходимо стремиться. Увы, сейчас таких, кто встал на этот путь, единицы. Подготовка молодых лидеров, которые смогут объединить усилия различных структур в регионах на поле взаимоотношения коренных народов и власти, может решить эту проблему. Так считает Александр Петришин, представитель эвенской молодёжи Магаданской области, руководитель территориально-соседской общины «Абгар». По его словам, детей коренных народов сызмала нужно не только погружать в мир современных знаний и компетенций, при этом передавая опыт предков, но и учить общаться с представителями различных структур – чиновниками, общественниками, бизнесменами. Делать это можно на образовательных форумах, в школах, в летних лагерях. Не сразу, исподволь, но будет формироваться поколение юридически грамотных, знающих свои права людей, имеющих возможность достойно жить в обществе, не поступаясь своим менталитетом. На вопрос, не прельстится ли соблазнами цивилизации такой молодой специалист, вернётся ли из большого города на малую родину, Александр уверенно отвечает, что человек с цельным восприятием мира понимает плюсы и минусы своего региона, а главное, что интересные и жизнеспособные проекты можно создавать и в отдалённом национальном посёлке. И привёл себя в качестве примера. Члены общины «Абгар» ведут традиционный образ жизни, занимаясь выловом красной рыбы. Коммерческую прибыль из своей деятель-

ности не извлекают, добывая только то, что смогут использовать зимой. Параллельно Александр создал собственное производство рыбных консервов из красной рыбы и отдаёт часть прибыли на нужды общины. Дела идут хорошо, потому что качество продукции высокое, а цена – низкая. В то время как делегаты рассказывали о своих проектах или о том, в каких форумах и на каких мероприятиях участвовала в прошедшем году коренная молодёжь, Галина Кравченко задавала резонный вопрос: а каким образом это поможет тем молодым людям, которые сейчас живут и работают в посёлке или в тундре? И сама ответила на него: сейчас – никаким. И вот тут должна подключиться коренная молодёжь (не будем оспаривать прописную истину, что будущее – в руках наших детей). Увы, сегодня мы имеем только то, что имеем, – льготы, квоты, иные преференции, потому что мы коренные. Не только в обществе, в наших умах укоренилось: ты ненец, коряк, эвенк, нганасан, поэтому ты должен получить бесплатно учебники, обед в школьной столовой и другую материальную помощь. Это неправильно. Галина убеждена: коренной должен сам зарабатывать на достойную жизнь. Но и для этого нужно создать условия, хотя бы бытовые. Увы, в национальном посёлке, где нет проточной воды, канализации, централизованного отопления, на обустройство быта и поиски ответа на банальное «что поесть» уходит много времени. До качественной учёбы ли тут? До решения ли мировоззренческих задач? Но ведь это должна быть не наша головная боль, восклицает моя собеседница. Это не задача общественников. Мы можем и должны донести комплекс этих проблем до властей разных уровней, а ещё лучше – простимулировать их на выполнение своей работы. Задача общественной организации – говорить с соплеменниками напрямую, глядя в глаза, чтобы избыть иждивенческий образ жизни, сделать всё, чтобы в корне изменить образ мышления аборигена. И только когда оно станет созидательным и ответственным, можно начинать переводить оленеводство и другие традиционные отрасли хозяйствования на коммерческие рельсы. Сейчас же коренной житель в окружающей его действительности не может найти себя, не знает, чем заняться. Отсюда алкоголизация, безработица, отсутствие мотивации, низкий социальный уровень жизни. Отсюда и скромность, стеснительность у молодёжи, неумение решать самые простейшие проблемы, неразвитость необходимых навыков современного человека.

МАРИНА ЛОНГОРТОВА

МОЛОДЫЕ ГОЛОСА | АРКТИЧЕСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ

Александр Петришин демонстрирует продукт своего труда – консервы из красной рыбы

На вопрос, как же всё-таки это можно сделать, Галина вновь высказывает мнение о том, что необходимо делать упор на образовательные процессы, но не в классическом их понимании. Воспитывать самостоятельную, самодостаточную личность нужно и в семье, и с детского сада, постоянно, в течение жизни человека. Изменить менталитет невероятно сложно, и на то, чтобы прийти к требуемому временем идеалу, уйдут годы и десятилетия. К тому же обществом и государством должны создаваться действенные рычаги воздействия, и на всё это необходимо финансирование. Но, уверяет моя собеседница, ещё не поздно – время есть, и ряд северных территорий осуществляет такие проекты. Их опыт, достижения и ошибки должны быть обнародованы, а там, где возможно, применены и распространены с всесторонним изучением местных условий. И всё-таки коренные жители нашей страны разбросаны по огромным территориям Севера, Сибири и Дальнего Востока. В этих экстремальных условиях сложно даже не то что «консолидировать усилия» – просто завести диалог. Подумайте сами: были ли вы когда-то в Якутии, на Таймыре, на Камчатке? И будете ли когда-то? Может быть, стоит обобщить опыт реальных людей, представителей коренных народов, и издать книгу-сборник живых историй успеха от первого лица? Возможно, такое издание смогло бы стать основой при защите прав, примером и толчком в стремлении к лучшей жизни? СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

91

АРКТИЧЕСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ | МЫ В ОТВЕТЕ ЗА БУДУЩЕЕ

СЕВЕРНЫЙ МИР В РИСУНКАХ ДЕТЕЙ

Рисунки юных ямальцев – участников окружного творческого конкурса Законодательного Собрания ЯНАО «Экология в рисунках детей» Снежана Худи, с. Новый Порт

Надежда Барабкова, г. Новый Уренгой

92

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

МЫ В ОТВЕТЕ ЗА БУДУЩЕЕ | АРКТИЧЕСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ

Елизавета Вахрушева, г. Салехард

Алиса Жаромских, г. Салехард

Ольга Сары, г. Губкинский

София Ахроменкова, г. Ноябрьск

Артём Соложенцев, г. Муравленко

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

93

АРКТИЧЕСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ | МЫ В ОТВЕТЕ ЗА БУДУЩЕЕ Председатель содружества «Я-МАЛ», заместитель директора Центра детского творчества в Ноябрьске Олег Камакин стал одним из победителей регионального сибирского конкурса «Сказки Байкальского Деда Мороза». За произведение «Сказка о храброй кувшинке» ему вручили диплом лауреата первой степени в номинации «Экологическая сказка». Олег Николаевич – почётный работник общего образования РФ, лауреат многих литературных конкурсов, постоянный внештатный автор российских газет и журналов. А в нашем журнале он дебютирует, и это вполне может стать началом творческой дружбы с «Северянами».

СКАЗКА О ХРАБРОЙ КУВШИНКЕ

Дебют

Олег КАМАКИН г. Ноябрьск Когда первые лучи солнца просачиваются сквозь густые кроны деревьев, на озере, окружённом ими, словно могучими стражниками, из-под воды появляются красивые, но немного боязливые белые цветы. Они медленно поднимаются на поверхность воды, внимательно оглядываясь по сторонам, и только когда убедятся в полной безопасности, расправляют нежные лепестки и подставляют их солнечным лучам. Весь день они нежатся, украшая собой зеркальную гладь озера, а вечером вновь возвращаются под воду. Правда, они могут спрятаться и раньше, если вдруг почувствуют опасность. Цветов на озере было немного – не больше двадцати. Почти все они росли в дальнем, заросшем разными водорослями конце водоёма. Раньше их было больше, но несколько лет назад через лес проложили дорогу, и белых красавиц стали рвать отдыхающие. Остающиеся на озере цветы не подозревали, что их соседки через каких-нибудь полчаса окажутся выброшенными из окна автомобиля – ведь без воды кувшинки быстро погибают. А вот люди это знали, но, уезжая с озера, всё равно срывали и срывали белые цветы. Так и стало их очень мало, а те, что остались, сделались очень осторожными. Именно при виде людей они старались быстрее закрыть свои лепестки и спрятаться под воду. А вот солнце им очень необходимо – только под его лучами цветы могут выполнить своё главное предназначение – дать семена для новой жизни.

94

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

Но однажды ранним утром на поверхность не поднялась, а будто выпрыгнула из воды одна из этих красавиц. Она не обращала внимания на советы соседок быть осторожной, внимательно наблюдать за берегом озера и всегда ждать опасности. Нет, она слишком долго находилась под водой, чтобы теперь от каждого шума прятаться в это тёмное, холодное подводное царство с рыбами, лягушками, пиявками и другими его жителями. Она наслаждалась солнцем, его теплом и ярким светом, а когда приходило время заката, очень медленно и неохотно закрывала свои лепестки. В один из таких солнечных летних дней рядом с цветком на воду села молодая чайка. Она проплыла вокруг, внимательно его разглядывая, а потом спросила: – Ты кто?

– У меня много названий, – усмехнулась белая красавица. – Какое тебя интересует?

– А у меня одно, – услышала она в ответ. – Я – Чайка. Твои подружки при виде меня всегда прячутся, а ты смелая. Вот я и решила с тобой познакомиться.

– Они всего боятся, – уже совсем по-дружески ответила Кувшинка (она ведь всегда была одна и даже обрадовалась новой встрече, хотя сначала и повела себя высокомерно). – И ветра, и птиц, а особенно людей. А я вот не испугалась. Представляешь, несколько дней назад на берег приходил большой человек, а с ним был ещё один – маленький. Большой оказался учёным, который изучает цветы. А маленький – его сыном. Учёный

МЫ В ОТВЕТЕ ЗА БУДУЩЕЕ | АРКТИЧЕСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ привёл его, чтобы показать меня, а наши все испугались и спрятались. Представляешь, сколько я про себя узнала!

– Как это ты узнала? – удивилась Чайка.

– А он всё про меня сыну рассказывал, – объяснила ей новая знакомая, – и я теперь знаю, кто я. Представляешь, меня называют нимфея, кувшинка, одолень-трава, лилия. Вот тебе какое больше имя нравится? Мне больше нравится Кувшинка.

– Мне моё нравится, – ответила птица. – А чего боятся твои соседки, почему они всё время прячутся?

– Они боятся, что их унесут с собой люди, – стала объяснять Кувшинка, она же нимфея. Представляешь, они утверждают, что раньше нас на этом озере было очень много. А потом люди всё уничтожили. Неужели это правда?

– Я не знаю, – вздохнула птица. – Если хочешь, я спрошу у дедушки. А сегодня мне пора улетать. Я завтра ещё прилечу, хочешь?

– Хочу, – обрадовалась Кувшинка. – Прилетай, поболтаем. А то эти опять попрячутся, – добавила она, имея в виду соседок. На следующий день Чайка, как и обещала, вновь села на воду возле цветка. Она прилетела очень рано, ей хотелось многое рассказать новой знакомой. Её дедушка, который уже много лет жил на соседнем озере, рассказал ей интересную историю, и теперь птица торопилась поделиться ею.

– Привет, – обрадовалась Кувшинка. – Ты так рано. Я только проснулась.

– А я уже позавтракала, – сообщила птица. – Я вчера разговаривала с дедушкой. Он живёт недалеко, на соседнем озере. Вот ты вчера сказала, что тебя лилией называют, а дедушкино озеро раньше называлось Лилейное.

– Как? – удивилась Кувшинка. – Это в мою, то есть в нашу честь?

– Да. Раньше всё озеро было покрыто белыми цветами, лилиями, ну, или кувшинками, или как там вас ещё называли. Но назвали его Лилейным.

– Вот здорово! – обрадовался цветок. – Вот бы посмотреть. Те кувшинки, наверное, не такие, как мои соседки. Не трусихи и не прячутся, чуть что, под воду.

– Они не прячутся, – сказала Чайка, – они исчезли.

– Как исчезли? – от удивления Кувшинка просто вылезла из воды.

– А так! Твои соседки не зря прячутся. Те кувшинки не прятались, и их всех уничтожили.

Людям они так нравились, что они их уносили с собой. Вот тебе всё рассказал тот учёный про твоих предков и родственников?

– Не знаю, – тихо сказала Кувшинка. – Он рассказал, что нас назвали нимфеями за то, что в нас превратилась нимфа. Это такая лесная фея. Её любовь отверг какой-то Геракл. Вот она от горя и умерла. А боги превратили её в красивый белый цветок. Это было в Греции. А у славян считалось, что кувшинки – это русалки, которые днём спят, превратившись в крупные белые лилии, и лишь ночью принимают свой настоящий облик.

– А ещё, ещё какое название ты мне вчера сказала?

– Вспомнила! Одолень-трава, – обрадовано вскрикнула Кувшинка. – А это очень важно?

– Ещё как! Считалось, что ваш корень может одолеть любое зло. Тот, кто носит с собой сухой корень одолень-травы, может не бояться ни злых людей, ни непогоды.

– Так, значит, люди не только цветы, но и корни с собой уносят? – удивилась Кувшинка.

– Вот-вот, – подтвердила Чайка. – Потому и не стало на Лилейном озере лилий.

– Получается, не зря соседки прячутся, – вздохнула Кувшинка. – Вот так и будешь бояться всего. А то ведь на следующий год и не зацветёшь…

– Да, – тоже загрустила Чайка, – и сделать ничего нельзя. Так что ты осторожнее, а я полечу, мне пора.

– Лети, лети, – еле слышно сказала Кувшинка.

– А завтра прилетишь?

– Конечно, – услышала она радостный ответ.

– Я теперь к тебе каждый день буду прилетать. Чайка, сделав прощальный круг над озером, полетела к своим родственникам на озеро, которое сохранило название белых цветов, но самих цветов, к сожалению, сберечь не смогло. Да и что оно могло сделать с тысячами людей, одни из которых, прочитав старые легенды, решили уподобиться древним славянам-язычникам и обвешать себя и свои жилища корнями кувшинок, а другие – от тяги ко всему прекрасному – пытались увезти с собой цветы, которые могут быть красивыми только там, где выросли, – в воде озера? Кувшинка загрустила, солнечные лучи уже не радовали её. Всё чаще она, увидев на берегу людей, вслед за соседками погружалась под воду. А они радовались этой осторожности. Так прошёл этот день, а утром следующего послышался знакомый шелест крыльев. Кувшинка СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

95

АРКТИЧЕСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ | МЫ В ОТВЕТЕ ЗА БУДУЩЕЕ

96

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

Мальчишки решили, что где-то рядом у этой птицы гнездо, и не поплыли дальше. А однажды один взрослый приехал на машине и привёз с собой резиновую лодку. Он подплыл на ней к самой Кувшинке. Чайка уже готова была проткнуть клювом лодку, но оказалось, что он только фотографировал её. Вечером она узнала от дедушки, что странный предмет в руках человека, – фотоаппарат, и он совершенно безопасен. А ведь днём они с подружкой натерпелись страху… Так и подошло лето к концу. Белый цветок на конце стебля заменила коробочка. И когда дедушка сказал, что пора действовать, она перенесла её на Лилейное озеро, вскрыла кувшинчик с семенами и разнесла их по всему озеру. Жаль, что дедушка не увидел белых цветов. Они появились только через два года. Всё это время Чайка рассказывала своим детям, а потом и внукам, про кувшинки и про то, как она с одной из этих красавиц вернула их озеру. Конечно, и она не увидела, как белые лилии заполнили озеро, сделав его по-настоящему Лилейным. Но ведь это уже и не важно. Главное, чтобы их сохранили и для следующих поколений чаек и для нас – людей.

ИЛЛЮСТРАЦИЯ С САЙТА MUZEI-MIRA.COM

даже не очень обрадовалась. Конечно, Чайке легко – взмахнула крыльями и улетела. А она привязана к корню длинным стеблем, и никуда ей не убежать… Чайка же была чем-то обрадована. Не замечая, что её новая подруга совсем загрустила и даже всплыла на поверхность только наполовину, быстро стала рассказывать новости.

– Представляешь, какой умный у меня дедушка?! Он научил меня, как помочь озеру!

– Какому озеру?

– Ты что, забыла? – удивилась птица. – Лилейному озеру! Я же вчера тебе рассказывала!

– А причем здесь я? – уныло протянула Кувшинка. – А кто мне поможет?

– Да я тебе помогу, – стала объяснять Чайка.

– Вот ты – почему называешься кувшинкой? Учёный тебе об этом рассказал?

– Да… Когда цветок отцветает, образуется плод с семенами. Он по форме напоминает кувшин. Отсюда и название.

– А семена для чего? Чтобы новые цветы из них вырастали. Вот если твои семена унести на то озеро, там опять будут расти такие же цветы.

– А кто их туда понесет? – спросила Кувшинка. – А ты знаешь, что для того чтобы семена были сильными, я должна быть на солнце, а не прятаться от людей под водой?

– Вот я и говорю, – стала опять объяснять Чайка, – я теперь буду тебя охранять, а когда созреют семена, перенесу на озеро. Согласна?

– Согласна, – обрадовалась Кувшинка. – Значит, ты теперь каждый день будешь со мной?

– Обязательно, – подтвердила птица, – с утра до вечера.

– Тогда я согласна, – обрадовалась Кувшинка и полностью вылезла на поверхность. С этого момента они расставалась только ночью. Днём подруги болтали о том, каким красивым будет Лилейное озеро, а вечером, возвращаясь к себе – Чайка на озеро к дедушке, а Кувшинка под воду, – с радостью думали о том, какой у каждого их них хороший друг. Кувшинка сбрасывала на воду насекомых, которые садились на неё, и привлекала этим рыбу, которую ловила себе на обед Чайка. А та отгоняла всех, кто пытался приблизиться к цветку. А желающие появлялись часто. Один раз мальчишки, приехавшие на велосипедах, чтобы искупаться в озере, поспорили, кто быстрее доплывёт и сорвёт цветок. Чайка кружила у пловцов над головами, не давая приблизиться к нему.

Клод Моне. «Водяные лилии». 1914 г.

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ РАБОТА ВАСИЛИЯ САМБУРОВА «ПОРАВАТ». ФРАГМЕНТ

ПУТЕШЕСТВИЕ

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

97

ПУТЕШЕСТВИЕ | ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СЕВЕРА?

...А ОСТАЛСЯ НА ТРИДЦАТЬ ДОЛГИХ ЛЕТ Сергей ДЕРНОВОЙ г. Салават Далеко-далеко за спиною Тюмень, Дальше нет городов, дальше нет деревень. Лишь безмолвная даль, белоснежная ширь – Во единый простор собралась вся Сибирь. И безлюдью её я не вижу конца, А как встретится чум – он милее дворца. И. Марманов, узник ГУЛАГа, инженер «Надымдорстроя»

На Ямальский Север попал совершенно случайно. Мой крёстный Алексей Анисимович Титух в 1979 году работал с сыном Виктором в Надыме и в один из приездов в Салават пришёл к нам в гости. За рюмкой «чая», как водится, разговор пошёл о делах житейских. И он, видя мои горящие глаза, спросил: – Поедешь работать в Надым? Хорошие сварщики там нарасхват! Чувствуя мою нерешительность, добавил: – Посоветуйся с Любашей. Если соберёшься ехать, вызов я пришлю. Решайся, Серёга. Кто не рискует, тот не пьёт шампанского! Поехать в неизвестность у меня особого желания не было, да и у жены тоже. Но я очень хотел заработать на мотоцикл и привезти его в Салават. До службы в армии мечтал служить в мотопехоте и в 1966 году прошёл курсы обучения в школе ДОСААФ (Добровольное общество со-

98

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

ИЗ СЕМЕЙНОГО АРХИВА СЕРГЕЯ ДЕРНОВОГО

С Севером я познакомился в ноябре 1967 года, когда призвался на срочную службу. Тогда воинский эшелон Саратов – Мурманск, на который нас, двадцать призывников из Уфы, подсадили в Сызрани, за три дня доставил меня на Северный флот. В тот год срок службы в Советской армии снизили на год: морякам до трёх лет, в сухопутных частях – до двух. Помню, старослужащие «старики», или, как их ещё называли, деды, завидовали нам. Их тогда по всей стране уволили в запас раньше установленного срока, чтобы не было обидно. Понравился мне тогда Север. Особенно удивило северное сияние, которое я наблюдал ясными морозными ночами с вышки, охраняя на посту с карабином секретный объект. Даже слышно было приглушённый шелестящий шум – словно кто-то невидимый пересыпает из ладони в ладонь мелкие сухие льдинки. И ещё одно яркое впечатление: в летний ясный день солнышко прогревает грудь, а по спине гуляет холодок – чувствуется дыхание Севера…

Накануне отправки в ряды Советской армии. 1967 г.

ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СЕВЕРА? | ПУТЕШЕСТВИЕ

У здания ГК КПСС. Май 1970 г.

Регистрация брака. 19 июня 1970 г.

ИЗ СЕМЕЙНОГО АРХИВА СЕРГЕЯ ДЕРНОВОГО

действия армии, авиации и флоту. – Прим. ред.), сдал экзамены и получил право на управление мотоциклом. На семейном совете решили: поедем, подкопим деньжат и вернёмся. В начале сентября 1980 года я самолётом вылетел в Надым, а в конце ноября привёз и семью. До поездки на Север я успел многое: во время службы во флоте был отличником боевой и политической подготовки, командиром отделения, активным комсомольцем. Командование политуправления заприметило меня и направило на учёбу в годичную школу военных корреспондентов. Демобилизовавшись, женился, обзавёлся сыном, выучился на электросварщика, десять лет проработал на заводе, получил квартиру, окончил техникум по специальности «техник-механик». С таким житейским «набором» и прибыл в Надым. Забегая вперёд, скажу: ехал на годик-два, а остался на тридцать долгих лет. За это время много воды утекло. Сменилось шесть правителей огромной страны, провалилась горбачёвская перестройка, развалился могучий СССР, мы пережили дефолт и приватизацию. Тринадцать лет жил в бочке с семьёй в посёлке на берегу реки Надым и семнадцать лет – в девятиэтажке на главной улице города имени Анатолия Зверева. Работал в «Севергазстрое», возводил город, выполнял спецзадания: конвертовал плавкраны на Ямбурге – готовил их к переходу через Обскую губу. Потом трудился в «Дорстрое» – строил бетонные, а с середины 2000-х и асфальтовые дороги. Вот один из характерных эпизодов той действительности. В один из декабрьских дней 1995 года в конце рабочего дня прямо с рабочего места меня, сварщика, срочно отправили в командировку в город Лабытнанги. В вагон-городке, в котором жили работники нашего участка, произошла авария – разморозилась наружная система отопления. Вместе со слесарем Виктором Николаевичем Горбуновым погрузили в вертолёт сварочный аппарат, кислородный и пропановый баллоны, газовый резак, электроды и вечером вылетели к месту аварии. Нас встретил грузовик. С корабля, как говорится, на бал – приступили к работе. Три долгих дня «воевали» и победили. В 1989 году два месяца работал в армянском городе Степанаван на устранении последствий разрушительного землетрясения, случившегося в декабре 1988 года. Летом того же 1989 года руководство треста «Севергазстрой» направило меня

Сыну Александру – годик. 1972 г.

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

99

ПУТЕШЕСТВИЕ | ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СЕВЕРА?

ИЗ СЕМЕЙНОГО АРХИВА СЕРГЕЯ ДЕРНОВОГО

старшим группы на Ярудей, где бушевали тундровые пожары. Работали днём и ночью, группами, по очереди, как в карауле в армии, – часть людей боролась с огнём, другая часть отдыхала. Не знаю, чем закончилось бы это противостояние, если бы в одну из ночей не прошёл ливень с градом. Отдыхающие проснулись от барабанного стука по палаткам и, не понимая, в чём дело, высыпали наружу. А там светло, как днём. Град белым покрывалом лежал на земле. Воздух был свежим, холодным и ощутимо пьянящим. После дыма дышалось легко и свободно. Пожар потушен. По возвращении в Надым узнали, что ситуация была настолько опасной (огонь подбирался к посёлкам и газопроводам, уничтожая всё живое, а главное – оленьи пастбища), что в регион направили два спецсамолёта, которые распыляли над очагами реагенты, вызывающие осадки. При тушении пожаров я сделал одно поразившее меня открытие. Когда первый раз копал заградительную траншею, под слоем торфа на глубине примерно двадцати сантиметров лопата издала звук, словно ударилась о металл. Я искренне обрадовался – подумал, что нашёл сундук с кладом. Каково же было моё изумление, когда, расчистив участок, увидел линзу вечной мерзлоты… Много трудовых побед оставил я потомкам на Севере. Работал добросовестно, с настроением,

С уволенным в запас сыном. 1992 г.

100

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

частенько не обращая внимания на здоровье. И поплатился за это: заработал ишемическую болезнь сердца, хронический остеохондроз, воспаление лёгких, сломал два ребра и все пальцы на правой ноге, перенёс пять операций. Всё это ещё раз подтверждает, что Север испытывает людей по полной программе, и выживают сильнейшие, преданные делу, а слабаки, проработав годполтора, драпают в тёплые насиженные места. Вспоминаю случай, произошедший в 2007 году. Я работал тогда сварщиком в СУ-934 треста «Надымдорстрой». В один из мартовских дней подошёл ко мне главный инженер управления и сказал: «На зимнике, который мы обслуживаем, сломался грейдер. Завтра на уазике я отправляюсь туда. Вы – со мной. Сварочный аппарат и газорез там есть, возьмите маску и электроды. В семь часов утра выезжаем. К вечеру наверняка управитесь и вернётесь домой». Утром температура воздуха была минус тринадцать градусов, и я поехал в сварочной робе и ботинках. Прибыв на участок, сразу же пошёл к месту работы. Грейдер стоял на улице. Увидел – и обомлел: машина разорвана пополам, передние колёса, к которым крепится нож-отвал, оторваны и лежат в стороне. Я понял, что работы много, и пошёл настраивать газорез. Тут-то и выяснилось, что нет кислорода – все баллоны пусты. По тревоге отправили грузовик в Надым. Вернулся

ИЗ СЕМЕЙНОГО АРХИВА СЕРГЕЯ ДЕРНОВОГО

ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СЕВЕРА? | ПУТЕШЕСТВИЕ

С женой, сыном и внучкой Дарьей. Январь 2010 г.

он только к вечеру. Главный инженер уехал, а я остался ночевать. Вышел утром на улицу и ахнул: температура минус 38 градусов по Цельсию. И я начал работать. Через час замёрз и пошёл отогреваться в вагончик. Механизаторы пожалели меня, дали валенки. Но это мало помогло – через полчаса я вновь замёрз. Вновь отогрелся в вагончике, поверх робы надел пуховик, и стало веселее. Вскоре пуховик от брызг расплавленного металла превратился в решето, и пришлось его выбросить. К вечеру работа была завершена, и с оказией я уехал в город. Через три дня у меня поднялась температура, но я занимался самолечением и ходил на работу. Утром четвёртого дня настолько обессилел, что не смог в бытовке надеть робу, и на вахтовой машине меня увезли в поликлинику. После осмотра врача срочно отправили в стационар. Диагноз – крупозное воспаление лёгких. Выйдя на пенсию в 1988 году в возрасте пятидесяти лет, с Севера не уехал, а устроился работать к речникам – ремонтировал плавсредства, два года на нефтебазе обеспечивал пожарную безопасность предприятия. Возможно, жил бы я на Севере и до сих пор, но в 2010 году ухудшилось здоровье моей 83-летней мамы. Жила она одна в Башкирии в двухкомнатной квартире, и её опекал внук – сын моей покойной сестры. Племянник работал вахтовым методом в Губкинском. И вот пришло время, когда мама перестала выходить на улицу, даже в магазин. За ней требовался надлежащий уход. И я завёл с любимой Любушкой разговор:

С артистами ансабля Геннадия Заволокина «Частушка». Справа в первом ряду – жена Любовь. Надым, 1999 г.

шабаш, мол, пора возвращаться, исполнять сыновний долг. Она – в слёзы. А как же, говорит, мы оставим нашего сына без помощи? Он и сноха работают, кто же с внучкой будет сидеть? Она была права. Внучка родилась в 2006 году, и мы с первого дня ходили к ним каждый день, как на работу. Я пылесосил трёхкомнатную квартиру, выбивал пыль из ковровых дорожек, бегал по магазинам и аптекам, а Любушка делала уборку, стирала, готовила и, конечно же, нянчила нашу любимую Дарьюшку. За четыре года мы душой и сердцем прикипели к внучке, единственной нашей наследнице. Я понимал жену, но меня тяготила беспомощность матери. В мае того года продали квартиру и уехали в Башкортостан, где у нас было много родни, друзей, товарищей. Когда мама выздоровела и стала выходить на улицу посидеть со стариками на скамейке у подъезда, перебрались в свою двухкомнатную квартиру. Конечно, нам пересчитали пенсии в сторону уменьшения, исключив северный коэффициент. В Салавате жили дружно: ходили в гости, приглашали к себе, частенько отмечали праздники с десятком-другим друзей. Было весело – родственники у нас, как на подбор, любят петь и веселиться, были и баян, и гармонь. Шло время. Жизнь стала однообразной: сон, завтрак, обед, ужин и опять – сон… И мы затосковали по Надыму, по годами установившемуся образу жизни, по друзьям-товарищам, северной природе, грибам и ягодам, северным сияниям. Что делать? Возвращаться в Надым? Но мы там были уже не нужны… И тут выручил приСЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

101

ПУТЕШЕСТВИЕ | ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СЕВЕРА? ехавший в отпуск сын. Уловив наше настроение, купил дачу – шесть соток земли, домик шесть на десять метров с садиком с фруктовыми деревьями. И мы с женой, как жадный волк на овцу, набросились на огород. Первым делом я соорудил бетонный заезд, потом сменил толевую крышу на оцинкованное железо, забор, побелил снаружи домик и поменял полы. Очень помог сын – и деньгами, и физической силой. А Любушка, выросшая в сельской местности на Украине и с детства приученная к работе на огороде, занялась посадкой овощей. Быстро сдружились с соседями. Наступила осень. Мы собрали урожай, вскопали огород и вернулись к городской жизни. Я начал активно общаться с журналистами городской газеты «Выбор» (прежнее название – «Ленинский путь»). И хотя за тридцать лет моего отсутствия коллектив поменялся полностью, приняли, как старого друга. Однажды ответственный секретарь, к которому я пришёл с очередным материалом, сказал: «За тридцать лет северной одиссеи у вас наверняка накопилось много памятных событий. Попробуйте написать книгу. Я убеждён, она будет интересна читателям». Крепко я задумался тогда: смогу ли? И взялся за перо. Два года работал над книгой. Писал, переписывал, правил, добиваясь точности. Наконец работа была закончена. Желая получить рецензию, понёс рукопись писателю Петру Алексеевичу Журавлёву, изпод пера которого вышло более двадцати книг, ветерану, руководителю литературной группы «Возрождение». Тот встретил меня, как старого друга, словно мы знакомы всю жизнь: никакого пафоса. Пригласил в рабочий кабинет, угостил чаем. Узнав мой возраст, обрадовался: – Так мы с тобой, Сергей Иванович, ровесники. Давай в общении перейдём на «ты»! Кстати, каждую субботу месяца в два часа дня в библиотеке собирается наша литературная группа, приглашаю и тебя. Через неделю вернул рукопись с рецензией. В последнюю субботу марта я пришёл в библиотеку с опозданием. Извинился, а Журавлёв пошутил: – За это мы учиним тебе допрос. Ну-ка расскажи, дружище, о себе всё, что знаешь и помнишь! В тот же день приняли в литературную группу. Забегая вперёд, скажу: в конце 2015 года мы издали сборник «Салават литературный», в котором напечатан мой документальный рассказ «Годы, отданные заводу».

102

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

Книгу я издал за свой счёт в количестве тридцати экземпляров. И раздал родственникам, друзьям и знакомым. Выход книги, а за ней и альманаха, подвиг на более серьёзную работу. Я решил написать о бывшем заключённом. Первые записки делал ещё в Надыме. Писал для себя, в стол. Фабула книги такова. Тринадцать лет на Севере я жил в жилой бочке, установленной в посёлке на берегу реки Надым. Он находился на месте лагеря, обитатели которого строили одноколейную железную дорогу 501-й стройки Чум – Салехард – Игарка. Среди заключённых был петербуржец из дворянской семьи (Графом его звали надымчане), инженер-мостостроитель Аполлон Николаевич Кондратьев. После смерти Сталина стройку заморозили, заключённых отправили кого куда. Срок заключения Графа к тому времени был окончен, и он остался жить в пустующем лагере. В 60-х годах прошлого века начал строиться Надым. И первопроходцы стали обживать лагерные бараки. Тогда-то и объявился Кондратьев. Так случилось, что моё жильё было в пятидесяти шагах от его собственноручно построенного просторного дома. Мы подружились, и стал он к нам приходить каждую субботу в семь часов вечера в любую погоду. Мы вместе ужинали и подолгу беседовали. Рассказывали о делах на предприятиях, на которых трудились, а он – о жизни при царе, о своей горемычной судьбе, о 501-й стройке. Каждый раз я записывал его рассказы – уже после. А когда купил портативный магнитофон, ставил на полку за ширмой и «мучил» вопросами. Он, не зная этой аферы, рассказывал без утайки откровенно и подробно. Таким образом накопилось несколько блокнотов и магнитофонных кассет с его откровениями, и я начал работать над книгой под условным названием «Надымский граф». Через год рукопись была готова, и я отдал её на рецензию Журавлёву. Тот вернул через неделю с рецензией и советом назвать книгу «Граф на стройке социализма», что я и сделал. Хотя, считаю, моё название было бы более привлекающим внимание читателей. Эту книгу пришлось издать опять-таки за свой счёт. Эти тридцать экземпляров я раздал родственникам, подарил библиотеке, управлению культуры Салавата, краеведческому музею, редакции газеты. Осенью поехал в гости к сыну в Надым и захватил несколько экземпляров, которые подарил мэру города, коллективу издания «Надымские известия» (прежнее название – «Ра-

ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СЕВЕРА? | ПУТЕШЕСТВИЕ бочий Надыма»), редактору городской студии телевидения, библиотеке. Раздал все экземпляры, потом обнаружил, что себе-то и не оставил. Утешает лишь, что подаренная сыну книга стоит на полке на видном месте. Третью книгу я получил из типографии весной 2016 года. Это сборник песен, частушек, анекдотов, баек, изречений древних философов. И тоже раздал. Таким образом, жизнь после Севера наполнилась новыми делами и заботами, и скучать не приходилось. Однажды 5 мая я решил отметить ушедший в прошлое советский День печати. Пригласил Журавлёва и поэта Николая Горяминского, жившего в соседнем подъезде. Журавлёв оказался чистым трезвенником, Горяминский плохо себя чувствовал, потому мы пили чай с пончиками, приготовленными мной, разговаривали. И тут Журавлёв увидел на табурете в углу гармонь. Жена с сыном подарили её мне на 50-летие, сделав сюрприз – заказали на Шуйской гармонной фабрике и получили по почте.

– Кто играет? – спросил.

– Я играю, – отвечаю.

– А ну-ка, покажи что-нибудь. Я исполнил несколько произведений.

– А ты знаешь песню «Под окном высоким»? Я сыграл и спел.

– А какая твоя любимая песня? – допытывался Журавлёв. Я сыграл «На рыбалке у реки», и гости, к моему удивлению, зааплодировали.

– Сделаем так, – сказал Журавлёв. – Ты, наверное, уже заметил, что на городском телевидении я веду авторскую развлекательно-познавательную передачу «Ещё не вечер». Эфир длится семнадцать минут. Мы рассказываем об истории строительства города и промышленных предприятий. Рассказ трижды прерывается исполнением песен. Поют у нас ветераны, в основном женщины. Пришла пора вводить новых исполнителей. Ты будешь первым. Отрепетируй обе песни, и на запись передачи во Дворце культуры «Нефтехимик» я тебя приглашу. Несмотря на моё волнение, запись прошла хорошо, и передача вышла в эфир. Сейчас я репетирую новые произведения, втянулся, как говорится, в процесс. Звонит как-то Журавлёв и спрашивает: «Ты чем будешь заниматься завтра с 14 до 18 часов?» «Планов никаких», – отвечаю. «Прекрасно! –

обрадовался он. – Я жду тебя с гармонью в два часа дня в автобусе у Дворца культуры. Наша агитбригада будет давать концерт в санатории нефтехимиков, который расположен на берегу Агидели. От тебя я жду два произведения – одно из тех, которые прозвучали в передаче, другое сам подбери, что-нибудь весёленькое…» Концерт прошёл на ура! Но хорошее рано или поздно всегда заканчивается. И в нашу размеренную спокойную жизнь ворвалась беда: из-за неизлечимой болезни на 66-м году жизни ушла в мир иной моя горячо любимая, первая и единственная, добрая и заботливая жена Любушка. С того трагического дня прошло два года, но моя боль не утихает. Ещё свежи впечатления о нашей дружной семейной жизни. Не проходит и дня, чтобы я о ней не вспомнил. За 69 лет жизни я не встречал подобных ей женщин. И сейчас, присматриваясь иногда тайно к той или иной незамужней женщине, потенциальной спутнице жизни, я сравниваю её с моей Любушкой. И понимаю: нет, не такая, как Любушка. …В детстве, да и в юношестве, помню, дни тянулись медленно, и я всё время их подгонял: быстрее, быстрее, быстрее! Быстрее б закончился учебный год и наступило лето, быстрее б окончить школу и пойти в самостоятельную жизнь, быстрее б отслужить да жениться, быстрее б родился ребёнок, быстрее б получить квартиру. И так лет до тридцати. А потом годы полетели, словно луч света в космическом пространстве. Оглянуться не успел, как подкрался седьмой десяток. Страшно подумать, жизнь прошла, точнее, подходит к последней черте. Но не всё ещё потеряно. Несмотря на хвори, которые дают о себе знать всё чаще и чаще, я не сдаюсь. Я оптимист. Дай Бог дожить до лета, и я, отдохнувший за зиму, с новыми силами наброшусь на огород…

P. S. В ноябре 2016 года поехал я к сыну в гости. И не узнал родной Надым. При въезде в город слева, где на большой площади много лет лежал намытый песок, стоит прекрасный Дворец спорта, а за ним, поодаль, высятся многоэтажные дома, в которые люди переселились из бараков и аварийного жилья. Рядом строятся ещё три таких же дома. Между парком и озером Янтарным строится огромный детский сад. Значит, город растёт и имеет будущее. Город какой-то красивый и ухоженный, у прохожих праздничное настроение. СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

103

ПУТЕШЕСТВИЕ | ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СЕВЕРА? В любом магазине, аптеке только и слышишь: «Здравствуйте», «Будьте добры», «Спасибо». В одном из супермаркетов увидел табличку: «Если в данную кассу в очереди более пяти человек, звоните по номеру телефона». В посёлке Лесном на месте снесённых двухэтажных «деревяшек» строятся многоэтажки, многие из которых заселены. А рядом коттеджный посёлок с одно- и двухэтажными красивыми домами. Это говорит о том, что люди обосновываются здесь надолго. Приятно удивили дорожники. В снегопады спецтехника работает днём и ночью. Потому проезжая часть всегда очищена до асфальта. Довелось мне полежать и в больнице. Шесть лет я здесь не был и поразился увиденному.

Красота и чистота такие, что, кажется, она только вчера сдана в эксплуатацию. И врачи, и обслуживающий персонал внимательны, заботливы и любезны. И, что удивило больше всего, в регистратуру нет очередей. Приходишь в любое время в течение рабочего дня к окошку и можешь записаться на приём в удобное для тебя время. Но самым главным сюрпризом, конечно же, стал капитальный мост через реку Надым. В прошлое ушли понтонные переправы и бездорожье в распутицу. Надеемся, совсем скоро достроят дорогу до Салехарда. Горю большим желанием побывать в родном городе лет этак через пять-десять и посмотреть на изменения, которые обязательно будут. Дай Бог дожить до того времени.

Ой, ты Север, далёкий мой Север, Север, Север, родные края! Ах, зачем же ты, юность, так рано, Рано, рано ушла от меня? Свои лучшие годы Надыму Я с женою и сыном отдал, Всей душой прикипел к северянам, Населяющим славный Ямал. Тридцать лет одним днём обернулись, Уже дедом со стажем я стал. Мы с женою в десятом вернулись, Хотя Север нас крепко держал. Я теперь на баяне играю И гармошку беру иногда. Лишь во снах я в Надыме бываю, По нему я тоскую всегда. Мне отрадно, что сын-надымчанин Эстафету у нас перенял: Добывает он газ для России, Прославляет родной наш Ямал. Ой, ты Север, далёкий мой Север, Север, Север, суровый Ямал! Я душою и сердцем болею – Навсегда я тебя потерял.

104

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

УСЛЫШАТЬ ДУНОВЕНИЕ ВРЕМЁН | ПУТЕШЕСТВИЕ

КИНО – АЖ ДО САМЫХ ОКРАИН! Из истории развития киносети на Ямале в 30-х – 40-х годах прошлого века Марина КАШМАКОВА г. Салехард

С момента своего зарождения кино привлекало интерес органов государственной власти как универсальное средство пропаганды, воспитания, обучения и, в конечном итоге, формирования самосознания народа. А знаменитая ленинская фраза о том, что из всех искусств для нас важнейшим является кино, на десятилетия определила развитие киноиндустрии молодой Советской республики.

В фондах Государственного архива округа находится значительное число документов, отражающих сложный процесс развития системы кинообслуживания населения на Ямальском Севере. Наибольший интерес, безусловно, представляют документы далёких 30-х – 40-х годов прошлого века, как свидетельства эпохи, которые позволяют яснее представить реалии жизни страны в период ударного предвоенного строительства и военного времени. Структура управления отраслью к концу 30-х годов выглядела следующим образом. Постановлением Совета Народных Комиссаров РСФСР от 10 марта 1934 года утверждено Положение об Управлении кинофикации при СНК РСФСР. Пунктом 1 данного положения определено, что оно осуществляет «руководство киноделом на территории РСФСР, ставя себе целью развитие и улучшение работы киносети и поднятие роли кино как фактора культурно-политического воспитания трудящихся масс». В непосредственном подчинении управления находились трест по прокату «Росснабфильм» (позднее «Союзкинопрокат») и «Росснабсбыткино». В 30-х – 40-х годах большая часть территории современного Ямало-Ненецкого автономного округа входила в состав Омской области (с 1944 года – Тюменской), где и находился областной трест кинофикации – Омоблкинотрест. По округам и районам области при окружных и районных Советах депутатов трудящихся были созданы

окружные, районные и межрайонные отделы кинофикации. В архивных документах имеется приказ № 25 от 11 февраля 1938 года, устанавливающий структуру Омского треста, а также утверждённое положение о его межрайонном отделении, которое даёт представление об организации системы административного управления киносетью на территории Ямала. «Ямало-Ненецкое окружное отделение «ОКРО «Омского Областного треста «Омоблкино» является самостоятельной хозяйственной единицей с законченным балансом и осуществляет функции эксплуатации киносети на территории Надымского, Приуральского, Пуровского, Тазовского, Ямальского и Шурышкарского районов…» Административно-управленческий аппарат был весьма незначительным, минимальным. Штатные расписания всех районных отделов в 1940–1944 годах предполагали только ставку начальника отдела и полставки бухгалтера. Также в состав окружной сети входили киномеханики, мотористы, слесари, контролёры, всего двадцать шесть человек. А сама она включала в себя семь стационарных киноустановок в Шурышкарском, Приуральском, Ямальском, Надымском, Тазовском, Пуровском районах, горкинотеатр в Салехарде, одну звуковую кинопередвижку в посёлке Новый Порт и две немые кинопередвижки в посёлках Шуга и Горки. Собственных зданий и сооружений не имелось. Горкинотеатр и все установки находились в арендованных помещениях. СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

105

ПУТЕШЕСТВИЕ | УСЛЫШАТЬ ДУНОВЕНИЕ ВРЕМЁН Работа строилась на основе договоров аренды между Ямало-Ненецким ОКРО кинофикации и сельскими клубами или какими-либо предприятиями, например, рыбозаводом. Кинотеатр Салехарда арендовал помещение в Окружном Доме Ненца. Картины для проката поступали централизованно, также на основании договора, заключаемого областным трестом с областным отделением кинопрокатной организации. Каждая установка была задействована максимально, не могла иметь простоев. Работали в соответствии с планом, неисполнение которого рассматривалось как серьёзное нарушение производственной дисциплины. Объём работы был весьма значительный, как и степень ответственности, а ресурсная база и кадровая обеспеченность – достаточно ограниченные, что не могло не сказываться на качестве организации системы киносети и кинопроката. Интересна в этом смысле выписка из протокола №17 заседания президиума Ямальского (Ненецкого) Окружного Исполнительного Комитета Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов Омской области от 13 мая 1939 года. На заседании заслушивался доклад о состоянии кинофикации в округе. Работа окружного отделения признана неудовлетворительной. И хотя среди основных причин такого состояния дел названо «отсутствие инициативы в работе и твёрдости в руководстве уполномоченного тов. Челбина», совершенно очевидным является объективность обозначенных проблем и переход их в разряд системных уже в 30-х годах прошлого века. Отмеченные в документе проблемы развития киносети, а именно техническая неоснащённость, кадровая необеспеченность, финансовые сложности хорошо знакомы и современным ямальским управленцам многих других отраслей. Принятые на заседании решения были тем не менее предельно конкретными: «Просить Президиум Омского Облисполкома обязать Облкинотрест: а) к концу 1939 года построить в г. Сале-Харде новый кинотеатр; б) направить для работы в округ квалифицированных киномехаников-звуковиков в количестве десяти человек; в) выслать дотацию Окружному Отделению кинотреста в сумме 16 тысяч рублей». Каких-либо документальных подтверждений исполнения пунктов «б» и «в» данного решения в архивных делах ямальской киносети не обнаружено, а вот факт ведения подготовительных пере-

106

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

говорных мероприятий, связанных с постройкой нового кинотеатра, подтверждается ещё одним архивным документом. Это ответ начальника областного Управления кинофикации начальнику Ямало-Ненецкого окружного отдела от 18 сентября 1940 года. В нём он отвергал предложение переоборудовать и приспособить под кинотеатр здание бывшей церкви в Салехарде и настаивал на исполнении прежнего решения – «строить новое деревянное рубленное здание под театр». Начавшаяся менее чем через десять месяцев Великая Отечественная война не позволила осуществить задуманное. Однако к вопросу строительства вернулись сразу после её окончания, о чём свидетельствует ещё один архивный документ, из которого следует, что «постройка здания кинотеатра стройфинпланом Окрстроя на 1947 год предусмотрена, согласно предварительного извещения областного отдела кинофикации, – в размере 300 т. р.». Сроком окончания постройки определено 1 января 1948 года. Однако первый кинотеатр в городе на полярном круге открылся несколько позднее. В протоколе заседания исполкома Салехардского городского Совета трудящихся Тюменской области № 13 зафиксировано следующее решение: «Разрешить окружному отделу кинофикации открыть вновь выстроенный городской кинотеатр с 1 марта 1950 года и именовать его «Полярный». Период послевоенного восстановления страны естественным образом не могло способствовать активному развитию киносети. Документами периода 1946–1949-х годов отмечаются всё те же системные проблемы, однако их наличие свидетельствует, что и в эти сложнейшие для страны годы развитию кинообслуживания населения продолжало уделяться внимание. Исполком Ямало-Ненецкого окружного Совета депутатов трудящихся обозначал и обсуждал проблемы, изыскивались резервы, порицались нерадивые и неэффективные управленцы, принимались решения. Киносеть округа к концу 47-го года не только не уменьшилась, но приросла на две звуковые и четыре немые киноустановки и продолжала увеличиваться в последующие годы. Испытывая объективные сложности в организации кинообслуживания, работники ямальской киносети тем не менее были частью большой сформировавшейся в стране системы и имели, к примеру, гарантированные возможности обучения или повышения квалификации. Значительная часть документов, хранящихся в фондах

УСЛЫШАТЬ ДУНОВЕНИЕ ВРЕМЁН | ПУТЕШЕСТВИЕ Государственного архива, представляет собой материалы, касающиеся работы киномехаников. Это различные информационные письма об организации обучения, проведении курсов, семинаров по повышению квалификации, различные методические указания, программы обучения механиков звукового и немого кино, инструкции, регламентирующие их деятельность. Эти документы, прежде всего, демонстрируют серьёзный подход административно-партийного аппарата к подготовке профессиональных кадров. Одно из инструктивных писем об организации обучения на курсах киномехаников информирует, в частности, что Ямало-Ненецкому ОКРО кинофикации выделено «по сентябрьскому набору два места с явкой в город Омск к 13 сентября сего года» (имеется в виду 1940-й. – Прим. авт.), а также, что «во время обучения курсанты будут обеспечены в городе Загорске общежитием и стипендией от 125 до 175 рублей по успеваемости. В областном управлении кинофикации будут выданы командировочные удостоверения и аванс с учётом стоимости проезда от Омска до места курсов и суточными на пять дней из расчёта по три рубля в день». Таким образом, государство полностью брало на себя все издержки, связанные с получением данной специальности, на деле демонстрируя заинтересованность в просвещении населения и последовательно реализуя политику обеспечения бесплатности образования. Удивительно, но курсы повышения квалификации проводились даже в годы Великой Отечественной войны с тем же условием оплаты проезда до места обучения, суточных в пути и сохранением заработной платы обучающегося. Подтверждением востребованности профессиональных киномехаников и значимости их работы является и тот факт, что во время войны часть работников, так же, как высококвалифицированные специалисты оборонных заводов, получали бронь и не подлежали отправке на фронт. Эту информацию даёт архивный документ, где сказано: «Придавая большое значение бесперебойной работе киноустановок, расширению киносети и охвата кинообслуживанием населения в военное время, Правительство Союза ССР предоставило право органам кинофикации бронирование нужных ему работников». Из другого архивного документа узнаём, что на Ямале на 1942 год бронь получили четыре человека – начальник окружного отдела кинофикации А. М. Давыдов и три механика.

Социалистическое соревнование – одно из ярких примет времени тридцатых – сороковых годов прошлого века – получило распространение в производственной и во многих других сферах общественной жизни страны. Работники ямальской киносети и кинопроката тоже были активными участниками этого движения. В фондах Государственного архива имеется достаточное число документов, свидетельствующих, что явление это носило массовый характер, было веянием времени. Как пример интересен вызов заведующего районным отделом Салехардского треста кинофикации В. Манна от 25 августа 1939 года: «Я, Зав. райотделом Салехардского треста кинофикации объявляю себя ударником имени Третьей Сталинской Пятилетки и беру на себя следующие обязательства.

1. Выполнить план досрочно на 150 процентов.

2. Вести систематическую работу общественную со штатом.

3. Учёт держать в образцовом состоянии. Вызываю на соревнование Зав. Р.О. Ямальского т. Шабанова и Зав. Р.О. Тазовского – Норкина. Арбитром прошу быть Зав. Окро т. Челбина, профорга Саламгину». Товарищи Шабанов и Норкин вызов приняли. Договоры о социалистическом соревновании заключались как между отдельными трудовыми коллективами региона, так и между коллективами из разных. В целом это было хорошее средство стимулирования работников, оно активно использовалось даже в военные годы, давая возможность каждому внести вклад в приближение Победы. Тематика документов, раскрывающих историю становления системы кинообслуживания на Ямальском Севере, не ограничивается представленными в этой статье. Есть в фондах окружного Госархива множество финансовых, бухгалтерских, статистических документов. Интересны переписка по вопросам нарушения трудовой дисциплины и невыполнения плановых показателей, личные заявления граждан, докладные записки, приказы, должностные инструкции, поздравительные обращения официальных лиц – документальные источники, отражающие частные истории отдельных людей и события исторические, а в целом – весьма обширный пласт документов для изучения и исследования не только истории развития киносети на Ямале, но и других характерных примет времени в тридцатых – сороковых годах прошлого века. СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

107

ФОТОДОКУМЕНТЫ ИЗ ФОНДОВ ГОСУДАРСТВЕННОГО АРХИВА ЯНАО

ПУТЕШЕСТВИЕ | УСЛЫШАТЬ ДУНОВЕНИЕ ВРЕМЁН

Кинотеатр «Полярный». Салехард, 1968 г.

108

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ РАБОТА ВАСИЛИЯ САМБУРОВА «СВЯЩЕННОЕ ДЕРЕВО»

ДВИЖЕНИЕ ЧУВСТВ

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

109

ДВИЖЕНИЕ ЧУВСТВ | ВСПОМИНАЙТЕ ИНОГДА

ЛИЧНЫЙ АРХИВ Смотрю по тюменскому телевидению передачу с участием Лены Лаптандер, ямальской певицыкрасавицы. Нынче она стала лидером общественного признания «Клуб-7» в номинации «Женщина года», с чем я её и поздравляю. Это она поведала, что С. Н. Няруй стал почётным гражданином Ямала. А ещё одна приятная новость для меня: его сын Нядма продолжает дело отца. Семён Николаевич! Поверь, я была так рада за тебя, будто получила награду, а не ты. Искренне поздравляю, ты её давно заслужил. Думаю, это звание, как муза, вдохновляет тебя на дальнейшее творчество. Ведь ненецкий фольклор – непочатый кладезь.

Пользуясь тем, что на Ямале есть уникальный народный журнал «Северяне», я ещё раз хочу выслать тебе фотографию, подаренную тобой тридцать лет назад, не знаю, сохранилась ли такая у тебя. Но она мне очень нравится. Напоминает о старых добрых временах. Такие добрые открытые лица, а ты – весёлый и, как всегда, с лукавинкой в глазах. Ещё раз поздравляю, желаю постоянного творческого вдохновения, а главное – здоровья. Пусть твои родные и близкие будут счастливы.

ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА ГАЛИНЫ СТАРЦЕВОЙ

С уважением сокурсница Галина Старцева, г. Тюмень

Вэсако! Дорогой Семён Николаевич! Ты – нежная и строгая душа Ямала. Нет в мире ненца, который бы столь вдохновенно выразил душу родного народа. Тебе удалось! Да и Нум помогал. Но Он помогает только одухотворённым творцам и тундровым гениям. Поздравляю тебя, всегда помню и люблю твои незабываемые песни.

Семён Няруй на встрече с вахтовиками Харасавэя. В 1984 г.

Твой современник по человечеству Анатолий Омельчук, г. Тюмень

110

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

Дорогой и глубокоуважаемый Семён Николаевич! Искренне рад признанию Вас почётным гражданином Ямало-Ненецкого автономного округа. И в душе я восклицаю: а кто, если не Вы! Обязательно при следующем посещении Салехарда лично засвидетельствую своё уважение! С дружеским приветом Борис Горячев, бывший однокашник, г. Курган

О БРАТЬЯХ НАШИХ МЕНЬШИХ | ДВИЖЕНИЕ ЧУВСТВ

ПРОВОДНИК Людмила КОЖЕВНИКОВА пос. Белоярск, Приуральский район Щенок давно был на ногах, успел вместе со всеми позавтракать и теперь от нечего делать приставал к ездовым собакам, которые, дожидаясь хозяина, стояли в упряжке. Те же лениво, как от назойливой мухи, отмахивались от него. Пёсик обижался, отбегал, громко лаял, опять приставал, потом снова с лаем отбегал, путался под ногами и до того примелькался, что после, когда поздно вечером его стали искать, домочадцы никак не могли припомнить, когда он пропал со двора. Куда мог подеваться трёхмесячный пёсик?! Не мог же провалиться сквозь твёрдую, как камень, землю или уйти с головой под воду, если река, к великой радости для конькобежцев, давно превратилась в сплошной ледяной каток. Вот ведь как ещё бывает! Обыскали все дворы, подворотни, даже ходили в район новостроек – думали, может, придавило или зажало досками, и не может он никак оттуда выбраться, кричали, искали, звали – не помогло. Замёрзли, устали, проголодались, время позднее, вставать рано, кому на работу, кому в садик, кому в школу. По дороге домой рассудили так: «А что, собственно, произошло?! Что все так вдруг всполошились?! В первый раз, что ли, собаки теряются? Так их никто не ищет, они сами по себе находятся, тогда чего мы волнуемся?! Он, поди, уже дома и давно десятые сны досматривает». Но, увы, в будке пёсика не было. Прошедшая ночь ожиданий не оправдала, более того, во дворе недосчитались ещё одной собаки – исчезла мать первенца, молодая лайка. Неумолимое время отсчитывало секунды, они складывались в минуты, часы, уже зажглись уличные фонари, раскачивая верхушки вековых сосен. Тяжёлый гул спускался с небес на землю со снегом, люди работали, смеялись, водили детей в садик, вставало и садилось красное зимнее солнце – ничего не изменилось с той поры, как пропал щенок, жизнь продолжалась. Так же раньше всех выходили на проезжую часть дороги снегоуборочные машины, вслед за ними спешил другой вид транспорта. Обгоняя друг друга, водители старались быстрее преодолеть опасный участок трассы, где

их поджидала злая, очень худая собака. Она с громким лаем набрасывалась на проезжающих, бесстрашно кидаясь под колёса, а потом ещё долго преследовала их. Агрессивное поведение лайки поначалу раздражало, но потом шофёры настолько привыкли к ней, что стали даже обижаться на безразличие, которое со временем овладело собакой. Теперь с точностью до наоборот поменялись местами люди и несчастная лайка. Завидев её, они сами притормаживали, подходили, пытались с ней заговорить и даже приносили еду, но она словно оглохла и ослепла. Молва о странной собаке дошла и до её хозяина. Домочадцы просили мужчину вернуть лайку домой, но в ответ слышали неизменное: не трогайте её! После Покрова дня на улицах села выросли причудливые сугробы. Подступая к обширным огородам, за околицей сплошной стеной стоял сосновый бор. Снегоуборочные машины выстроились в ряд во всю длину трассы, они, сменяя друг друга, сутками убирали снег с проезжей части. Что правда, то правда – в эту зиму урожай снеговых был обильным, а быстрая позёмка с небывалым усердием заметала как старые, так и новые следы. Хозяин упряжки, высокий мужчина, в длиннополой меховой малице визуально казавшийся ещё выше, вышел покормить собак и увидел лайку… Она была одна. Псы быстро справились с завтраком, только лайка не думала о еде. Несчастная лежала возле опустевшей будки своего щенка. Может, спала, может, делала вид, что спит, но глаза у неё были закрыты. Мужчина вздохнул, перевернул крепкую берёзовую чурку, подогнув под себя полы малицы, уселся на неё, и собаки, словно по команде, опустились на снег. Стало тихо, даже тёмный бор будто приглушил свой вековечный стон, прислушался к словам хозяина упряжки, а они лёгкой, осторожной ранозаживляющей мазью ложились на истерзанную душу матери-лайки.

– Почему ты решила, что он пропал? Может, просто заблудился… Кровь у него горячая, охотничья. Увидел белку, побежал за ней, вот она и СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

111

ДВИЖЕНИЕ ЧУВСТВ | О БРАТЬЯХ НАШИХ МЕНЬШИХ

112

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

укладывался в график. Вышел из него он незаметно для нервных горожан, ночью, и тогда же ртутный столбик уличного термометра опустился до тридцатиградусного деления, а на чистое, без единого облачка небо высыпали яркие, очень крупные звёзды. Звёздное утро – прекрасное начало дня! Бесшумно растворяются высокие стеклянные двери, впуская пассажиров, табло пестрит открывшимися по всем направлениям рейсами. Улыбки, смех, и пока одни получают из багажного отделения чемоданы, пока другие стоят в очередях к стойкам регистрации, «Ми-8» тяжело отрывается от земли, взяв курс на север. Плановый вылет в оленеводческие бригады Байдарацкой тундры запоздало, но всё же состоялся. Теперь то, насколько удачно состоится полёт, зависит от проводника, дожидавшегося в маленьком рыбацком посёлке Белоярск. Огни большого города, проснувшиеся автомобили, снег на высоких домах, длинный ряд снегоуборочных машин на трассе федерального значения, одинокая избушка охотника, занесённая снегом под самую крышу… Теперь уже не скоро состоится встреча с человеческим жильём. Полярная звезда, созвездие Ориона, тоненький месяц, снег и его величество холод. Он везде – высоко под

Рисунок МИХАИЛА КАНЕВА

увела его вглубь тайги. Посмотри, сколько навалило нынче снегу, думаешь сама-то как, легко ли ему обратную дорогу найти?! Ведь он совсем ещё ребёнок, может, чего испугался, может, ещё каких других страхов натерпелся. Так что, мать, бросай это мокрое дело, нечего сердце своё материнское почём зря надрывать. – Помолчав, добавил с уверенностью в голосе: – Я вот что думаю, порода у него хорошая, охотничья! Не сегодня-завтра сам на людей выйдет. В самый разгар рабочего дня в столичном здании аэропорта погас свет, видимо, где-то на линии произошёл обрыв. Как-то сразу стало темно, неуютно на всех трёх этажах красивого здания вокзала, выдержанного в стиле модерн, из стекла, пластика, никелированной стали. За высоким стеклянным окном творилось что-то невероятное: по проезжей части дороги пролетел пустой, к счастью, мусорный ящик, неосторожного случайного прохожего подхватило ветром и куриным пёрышком закинуло в глубокий сугроб. Циклон, о котором накануне предупреждали синоптики, вошёл в город и теперь хозяйничал на территории аэропорта. Люди устранили обрыв на линии, и в здании вокзала вновь появилось электричество. Заработала голосовая связь, включилось расписание вылетов, против каждого рейса высветилось одно слово – «отмена». Ожидаемое решение! «Делать нечего, дождёмся утра», – говорили расстроенные пассажиры, занимая длинную очередь в багажное отделение. Зал ожидания быстро пустел, люди выбегали навстречу непогоде и, согнувшись в три погибели, бежали к припаркованным дорогим автомобилям. Садились в них, резко срывались с места, вписываясь в один ряд с другими отъезжающими. В салоне гремела музыка, уютно жужжал кондиционер, ноги обволакивало приятным теплом, мягкое, удобное кресло с подогревом принимало форму тела, по телевизору шла реклама о пользе зубочисток, за лобовым окном метался дворник, безуспешно пытаясь протереть слезившееся стекло. Утро, день, ночь, ещё утро, день, ночь… В зале ожидания яблоку негде упасть, к пассажирам ранее не улетевших рейсов прибавляются новые, и те, и другие в один голос ругают непогоду, красивое, с подсветкой табло с расписанием давно потеряло былую привлекательность. Теперь люди всё больше уповают на небеса, пилоты тоже ждут не дождутся, когда же воздушная канцелярия даст долгожданное добро. Циклон, которому синоптики предсказывали длительное пребывание над полуостровом,

О БРАТЬЯХ НАШИХ МЕНЬШИХ | ДВИЖЕНИЕ ЧУВСТВ облаками, справа, слева, за бортом, на борту. Сшитая по спецзаказу одежда надёжно удерживает тепло, а вот незащищённые места –щёки и нос – нет-нет да ущипнёт мороз. И потому, чтобы не заработать ангину, без особой нужды не простужаем гланды, а всё больше молчим и слушаем эфир, а там есть что послушать. Близкий рассвет, штурвал, груз, свист пропеллеров, шум моторов, противопожарный щит, кольца, поршни, воздушные ямы, снег… Если бы не показания счётчиков – километраж, давление в приборах, расход топлива, да всё та же работа эфирного времени, – ощущение, что вертолёт висит себе от нечего делать между небом и землёй и всё так же от безделья молотит морозный воздух, думая, как бы его чуток согреть, очень даже могло быть. Но как бы там ни было, а к намеченной цели подлетели вовремя. Промелькнули утонувшие в глубоких сугробах деревянные дома, тенью уличных фонарей пролетели немногие дороги, и вот уже яркими электрическими огнями светится взлётно-посадочная полоса на реке Щучьей. Видно, как торопливо скатываются по крутому берегу на крепкий лёд лошадиные повозки, собачьи упряжки. Сделав дополнительный круг, идём на снижение, нас уже встречают. Опускаемся шумно, снег взрывается, летит, сбивает с ног встречающих. Люди спокойно относятся к созданному вертолётом переполоху снегов, совсем другое дело – парнокопытные. Резкие свистящие звуки, ветер, громкий шум моторов пугает бедных животных. Не хватает никаких лошадиных сил удержаться всеми четырьмя ногами за гладкий лёд, а он всё куда-то скользит, уходит из-под обутых в сталь копыт, и перепуганные кони невольно пятятся назад, сами того не желая, толкают тяжело груженные сани под берег. В больших глазах животных, в дивной рамке длинных заиндевевших ресниц, мечется страх, и в них, как в зеркале, отражается происходящее на вертолётном пятачке. Видели они, наполненные ужасом глаза, как сорвался, подпрыгивая, тяжёлый брезент и как неудачного летуна догнали со словами «Полетал и будет», как вернули его на прежнее место. Совсем не так просто, вот так, на раз, взять и прекратить работу мощных двигателей. Ещё какое-то время мелко дрожали натруженные лопасти широких винтов, ещё не полностью отстучали последние громкие аккорды все ходовые части металлического организма, а уже другие звуки, запахи, шорохи спешат, торопятся

на смену им. Приподняв полы длинных малиц, аборигены выбивают набившийся снег, негромко переговариваются, смеются. Скрипя уключинами, подъезжают под самый борт деревянные сани, цепляясь подковами, чиркают лёд успокоившиеся лошади. Человеческие голоса, задорный лай собак, со стороны посёлка долетел и ворвался вкусный запах свежей выпечки, которую пекарь недавно вытащил из большой кирпичной русской печи. Яркие звёзды поднимались выше, бледнели, мороз не ослабевал, но, как бы ни показалось странным, он не был против людей, скорее, наоборот, стал союзником. Благодаря быстрым движениям сильнее двигалась кровь по жилам, и, подзадоривая друг друга, весело, шутливо кричали работающие: «Эй, братуха! Не лови ворон!» От мелькания рук, от жаркого дыхания людей и животных как-то теплее стало на холодном снегу посреди зимы. После окончания разгрузки-погрузки человек в форме передал командиру небольшую картонную коробку с грозной надписью: «Осторожно! Огнестрельно! Патроны МК!». Вот это подарок так подарок! Не всё же оленеводам от волка отстреливаться дробью – умный жестокий зверь достоин стального отпора. Всё загружено, что следовало передать, передали, раскручиваясь, набирают скорость отдохнувшие лопасти стальных широких винтов; снова, надуваясь, пузырятся длиннополые малицы провожающих, неугомонный брезент вновь обретает силу высоты и, подпрыгивая, летит вдоль реки. Задрав хвост, «Ми-8» поднимается в воздух и берёт курс в сторону Карского моря. Проводник, высокий ненец, привычно расположился в проходе между нами, приподняв полы длинной малицы и подогнув их под себя. На обветренном лице его, от виска до уголков красивых длинных губ, белел шрам. Когда-то искусно наложенный шов успел исчезнуть, оставив тоненькую видимую память. Проводник наш оказался мужиком толковым, знающим тундру. Для него она была раскрытой книгой, и он нам её читал, причём без акцента, на хорошем русском языке. Чем ближе к Карском морю, тем больше сгущались туманы, лететь становилось сложнее, но по каким-то понятным только ему признакам северянин проследил маршрут каслания оленеводов и точно вывел нас на стойбище. И вот уже навстречу полетело жильё кочевников. На знакомый гул СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

113

ДВИЖЕНИЕ ЧУВСТВ | О БРАТЬЯХ НАШИХ МЕНЬШИХ всегда и везде первыми выбегают дети, а уж потом степенно выходят взрослые. Всё население стойбища, несколько десятков человек, радо было видеть нас. А как же – ведь это целое событие! А мы как были рады! Этот сложный по погодным условиям район облёта у всего лётного состава пользовался плохой славой, и, когда винтокрылая машина благополучно опустилась на хороший, твёрдый снежный наст, мы позволили себе расслабиться и с облегчением выдохнуть: пронесло. Нескоро моторы отстучали последние аккорды, ещё подрагивая, тяжело обвисли лопасти натруженных винтов, и вот мы оказались в другом измерении. Чумы, вокруг них олени, маленькие сторожевые собаки, меховая одежда аборигенов, другая речь, запах дыма, настоянный на травах чай, улыбающиеся люди двумя руками крепко пожимают мою протянутую и, заглядывая в лицо, тепло спрашивают: «Ань торова! Здравствуй! Как долетели? Как дети дома?» Долетели благодаря проводнику даже лучше, чем просто хорошо – экономия вышла во всём, особенно во времени. Теперь важно было его не упустить, и она в самом прямом смысле находилась в руках встречающих. Оленеводы знали об этом, так что не было никакой нужды их поторапливать. Те, что погорячее да помоложе, давно уже сняли малицы, а те, кто постарше, остерегаясь, лишь откинули меховые капюшоны за спины. Тут же между ними бегают маленькие сторожевые собаки, всем своим видом старательно показывая, что они, дескать, тут, со своими хозяевами и готовы выполнить любое поручение, пусть только им скажут. Мороз, падает снег, вместе с грузом люди носят его на плечах, он лежит, не тая, на бровях, крупными хлопьями висит на ветвистых рогах оленей. Воздух пахнет вкусным берёзовым дымом и свежезаваренным чаем. Нашего (за короткое время общения он стал таким для нас) проводника среди разгружающих не было, не было видно его и среди стоящих возле вертолёта. От этого у меня в душе поднялось какое-то нездоровое волнение, но отвлекла работа. Под самый борт вертолёта, скрипя деревянными полозьями, поочерёдно подъезжают пустые оленьи упряжки и отъезжают гружёными. Мелькают улыбки, слышен смех, движения рук предельно точны, как у хорошего хирурга. Соперничество северян с короткой продолжительностью зимнего светового дня заслуживает всяческих похвал.

114

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

Не сбавляя темпа, с такой же сноровкой оленеводы загрузили борт свежезамороженными оленьими тушами, внесли несколько мешков с субпродуктами, закатили небольшую, литров на пятьдесят деревянную бочку с хорошо видимой надписью на крышке: «Капуста белокочанная квашеная с мочёными яблоками». Теперь в ней, по сопроводительным документам, числился хариус малосолёный. Все работы завершены, а проводника нет, я думал уже послать на его поиски, но он и тут оказался на высоте: перехватил мои мысли. Из близкого чума вышла немаленькая толпа людей, что ребятишки, что взрослые – все в одинаковых длиннополых меховых малицах. Не увидеть нашего проводника среди них мог разве что незрячий. С таким ростом только в баскетбол играть! Уже и шумные моторы работают, уже и лопасти винтов, разогреваясь, летят по кругу, поднимается снежная буря, а люди не расходятся. Всё население стойбища вышло нас провожать. Приветливо машут рукой, желают доброго пути, переговариваются, улыбаются. Снова становятся колоколом длиннополые малицы, снежный ураган сбивает с ног детей и несёт по ветру, но это только веселит малышей. Тёмным кружевом растаяло на горизонте жильё кочевников, звонкий лай маленьких сторожевых собачек, весёлый детский смех ещё звенит в ушах. Держим курс на Белоярск. С шумом кружат над головой пропеллеры, разноголосье стоит в эфире, за бортом холодно, да и в кабине не Африка, хотя красное солнышко, заглядывая в окно, катится совсем рядышком. Что мне нравится в сильных морозах, так это отличная видимость. Мы наблюдали вспугнутую большую стаю арктических куропаток, которая белоснежным облаком вспорхнула из-под снега и, недалеко перелетев, снова с головой зарылась в «куропачий» чум. От души посмеялись над перепуганным зайцем-беляком, который, заметая следы, петляя, бежал неведомо от кого неведомо куда. Грозу оленеводов, санитара тундры, жестокого, умного зверя не видели, не очень-то и хотелось! Что ему делать в голодной тундре? Пропитание он находит, преследуя стада оленей, разбойник, конечно, он и есть разбойник, но без него тундре тоже нельзя. В одно время чуть было не под корень уничтожили грозного хищника, да вовремя остановились, тревогу забили сами же оленеводы: участился падёж оленей, парнокопытные стали

О БРАТЬЯХ НАШИХ МЕНЬШИХ | ДВИЖЕНИЕ ЧУВСТВ чаще болеть. С тех пор карательные операции с привлечением авиации прекратились, поголовье удалось восстановить, но количество санитаров тундры с этого момента постоянно контролировали. Да и сам умный зверь тогда приобрёл бесценный опыт выживания при встрече с вертолётом: бег врассыпную. Вот так всё непросто! Кругом снег, один снег, везде снег, от такого однообразного мелькания устают глаза. Прилетим в Белоярск, высадим проводника, доберём кое-какой груз, возьмём на борт студентов, опаздывающих из-за непогоды на рейс в Тюмень, а там до Салехарда уж рукой подать. Дорога домой почему-то всегда кажется короче, даже вроде и снег приветливее стал, что ли. Привычно шумно над головой летят по кругу винты, громко работают моторы. И вдруг вот так встреча! Не хотел бы я её на земле, да в чистом поле. Услыхав знакомые звуки, большая стая волков раскатилась горохом по тундре. После вчерашнего разбойного нападения на оленье стадо нелегко им дался этот неожиданный марш-бросок.

– Отъели брюхо! Сейчас, поди, и сами тому не рады, – сказал вслух проводник.

– Тяжело бегут! – согласился с ним командир.

– Что-то опять много их развелось.

– Лето было нынче тёплое, сытное, вот потомство и сохранилось полностью. Надолго замолчали, каждый думами был далеко у себя. Стекло, пульт, груз, снег… Краешком глаз заметил, как что-то промелькнуло за бортом, подумалось: померещилось! Но ладно, если бы только мне одному показалось. Командир и проводник тоже почувствовали неладное. Решили проверить, пошли на дополнительный круг, убедились, что не ошиблись – действительно в этом месте что-то виднелось. С этой минуты каждый думал о том, что думал другой, и дума эта была одна на троих и очень плохая. Командир предупредил диспетчера о вынужденной посадке, и теперь все наши действия, мысли были обращены к нему, застывающему на морозе. Местность неподготовленная для приёма тяжелогружёного вертолёта, рисковали… Выработали план действий. Решено было командиру остаться на связи в вхолостую работающем вертолёте, а я и проводник поспешили на помощь. Стыдно признаться, по возрасту он в отцы мне годился, а угнаться за ним, при всём моём хотении, не получалось. Очень слабым утешением в этом позорном отставании были разве что слова далеко

ушедшего товарища: «Рисковать почём зря не будем, кто знает, может, это волк нас поджидает, на тот случай у меня нож есть, так что я пойду вперёд, а как махну рукой – подойдёшь. Издали на белом снегу чёрное виднелось ярким пятном. Странно, почему мы раньше его не заметили, когда летели к морю?! Это что же получается – утром, когда было ещё довольно светло, не заметили, а темнеть начало, и вот тебе, батюшка, Юрьев день! После вчерашнего обильного снегопада идти по тундре невозможно тяжело, я часто проваливался, чего не скажешь о моём спутнике. Ненец передвигается легко, словно на лыжах. Удивляюсь: при его весе, может быть, центнер с лишним, идёт спокойно, и дыхалка у него будь здоров. Приеду домой и – нет, не сегодня, сегодня я так устал – завтра начну прямо с утра зарядку делать, будильник бы не забыть поставить на час раньше, нет, час много, на полчаса… Даже смешно, сам с собой торгуюсь, о чём только я думаю?! Не о себе любимом думать надо сейчас, не о себе! Мысли мешаются, с места на место перескакивают, да и как-то страшно в тундре. Как только здесь ненцы живут, даже электричества нет, звёзды вместо него, а ведь живут! И не просто живут, работают, влюбляются, женятся, а какое у них – сам видел – нежное отношение к жёнам, детям! Как много снега! Не могу идти, во всём теле такая усталость, что прямо тут бы лёг и уснул. Зачем мне это нужно? Идти чёрт знает куда, неизвестно, кого спасать, кому уж наверняка помощь моя не нужна. А червячок сомнения тут как тут, ухмыляясь, поддакивает: «Правильно мыслишь. Зачем за этим мужиком идёшь, как на привязи? Пока следы не успело занести, по ним легче выбираться назад! Иди к вертолёту, обогрейся, выпей глоток горячего кофе из термоса… Этот абориген малахольный сам всё сделает!» Действительно, зачем?! Так думал я, с трудом выбираясь из очередного сугроба, а как увидел условный знак, так душой воспрянул и… побежал. Откуда только всё и взялось – вдруг силы появились, дыхалка по-новому открылась, сам себе удивляюсь. Думать начал. На пролом уже не лезу, выбираю: где есть сугроб – обхожу, всё больше к блеснувшей поверхности наста стремлюсь, то как перекати-поле сделаюсь, то прародителяпращура своего далёкого вспомню и на четырёх конечностях передвигаюсь, а где и крепким матом себя обложу… Помогает. СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

115

ДВИЖЕНИЕ ЧУВСТВ | О БРАТЬЯХ НАШИХ МЕНЬШИХ Уже и не помню, когда мне так было хорошо. Чувствую, по спине пот течёт, мокрый весь, словно только из воды вылез. Совсем другое дело – проводник. Подумалось с грустью: что будет со мной к его годам?! Короче говоря, пока я терял время в снежных заносах, пока другой ерундой накручивал себя, товарищ мой занимался делом: освобождал маленькую собачку из большого волчьего капкана. Слава богу, это было не то, о чём мы даже вслух боялись сказать, хотя и щенка тоже жаль – совсем маленький, больше двух-трёх месяцев не дашь, и худой.

– Странно, почему утром его не заметили?!

– Правильно, не заметили! А как можно видеть то, чего нет? Утром его здесь не было, он сюда недавно приполз. Видишь, следы совсем ещё свежие. Тогда спозаранку щенок выследил нас по вертолётному шуму, умница, запомнил маршрут и полз, брюхом тундру от горизонта до горизонта пахал.

– Как же оленеводы оставили его, такого маленького, одного умирать, не люди, что ли? Да хоть бы из капкана освободили, – возмущался я. – Вот уж никогда не думал, не ожидал от них.

– Погоди! Не торопись обвинять, оленеводы тут ни при чём. Ты же сам тундровых собачек видел, а сейчас к этой приглядись. Ну что, разницу видишь? Поразительно! Гладкая чёрная шерсть, длинные стройные ноги, белый галстук на груди, хвост крючком. Как ни странно, но белый снег строго оттенял породистость щенка. Перед нами лежал щенок лайки. Я не смог сдержать удивления и от неожиданности воскликнул первое, что пришло на ум: – Где тайга, а где тундра! Ненец вздохнул, как перед прыжком в воду, и сказал: – Не спорю! Далеко! А что поделаешь? С каждым такое может случиться, тем более в тайге. Охотники лесом живут, капканы ставят, посчитай, на каждом шагу. А этот дурачок на один из них и напоролся. Как ещё жив остался?! Тут от одного страха, когда ловушка сработала, можно было умереть. Жаль… кому хромой пёс нужен, в упряжку такого не поставишь, пропадёт…

– А можно, я его себе возьму? – вдруг, словно на взлёте, выпалил я.

– Вот это правильно, вот это по-нашему! – обрадовался проводник, а я обрадовался, что он обрадовался. Чувствую, червячок недовольно зашевелился, бледнеть начал, уменьшаться, слышу, и голос у ненца другим стал:

116

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

– Вот это хорошо! В городе для Шарика будет больше возможностей восстановиться, может, какой протез сделать или что-то другое придумать.

– Почему Шарик? – удивился я.

– Не знаю, – признался он. – Как увидел, так и подумал: Шарик. Ненец, как маленького ребёнка, жалел щенка, размышлял о его дальнейшей судьбе, восхищался им, радовался моим словам, что-то говорил о судьбе, находил нужные слова для чуть живого пёсика, при этом ни на секунду не прекращая работу по освобождению найдёныша. Я тоже не был без дела. Далеко по тундре разлетался шум работающего вхолостую вертолёта, торопилась куда-то позёмка, подбираясь к захлопнувшему чудовищному механизму ловушки, из-под ножа ненца раз за разом отлетала кусками смёрзшаяся наледь с кровью и шерстью бедного пёсика. Не знаю, как объяснить, что дальше со мной произошло. С кем это было, тот меня поймёт, здесь было и не было… Приоткрылось и захлопнулось… В десятую доли секунды я познал безграничную хрупкость мира, мне стало страшно, я боялся пошевельнутся. Вывел, вернул к снегу, капкану, щенку голос ненца. Он говорил, и я начал бояться ненца, словно тот читал мои мысли, а самое странное было в том, что слова были знакомы мне.

– Как сказать! Дело ли случая, или судьба свою игру затеяла, не знаю, что и думать, только чувствую я: неспроста земля с небом сговорились нам Шарика подбросить. Случай, судьба, тундра, зима, игра, Шарик, вертолёт, проводник… Как всё это непросто!

– Держи крепче Шарика, не бойся! Не отпускай! На счёт три выдёргивай на себя со всей силой! Сделай упор ногами! Готов?! Это было завершающий момент, от напряжения у ненца над верхней губой выступили бисеринки пота, по линии шрама чётко обозначились следы кнопок. Трудно! Смёрзшиеся намертво железные зубы капкана разжимались тяжело, положение ухудшало и то, что был подвижным снег. Он уходил, проседал под руками ненца, под давлением большого, почти в центнер, а может, и больше веса его тела. И у меня не лучшее было положение – мне всё никак не удавалось упереться ногами в рыхлый снег, я психовал, крыл себя последними словами (не вслух, про себя), старался из последних сил. Нервы были на пределе! И когда прозвучал долгожданный счёт «три», меня всего спружинило… Щенок мокрым

О БРАТЬЯХ НАШИХ МЕНЬШИХ | ДВИЖЕНИЕ ЧУВСТВ носом ткнулся мне в лицо и… выстрел, сработала ловушка. Животное уже лежало у меня на груди, а я никак не мог отвести взгляд от рук ненца… Они ходили ходуном. Он как-то виновато улыбнулся в краешек красивых длинных губ и, чуть ли не извиняясь, сказал: – Помню первого немца, штык-ножом заколол, тогда руки так же дрожали…

Рисунок ТАТЬЯНЫ ГАВРИЛОВОЙ

Посидели на снегу, отдышались. Мне казалось, что прошла вечность, а по часам выходило, что всего лишь урок математики прогулял. Этого времени в тундре хватило, чтобы теперь нам ориентиром служили только бортовые огни да шум моторов, даже молоденький месяц рожком уже не цеплялся за тучи. Началась метель. Проводник дал мне верёвку, одним концом завязал себя, другим велел обмотаться мне. Выбирать дорогу не приходилось – её практически не было видно, мы в прямом смысле шли на ощупь. Ненец мог бы уйти вперёд, но верёвка ни разу не натягивалась. Иногда сквозь шум ветра я слышал его голос, и мне этого было достаточно. Как хорошо, что Шарик с нами, вовремя успели заметить. Такого же мнения были и проводник, и командир. На борту ненец попросил аптечку, достал из неё стрептоцид, бинты, анальгетики, попросил воду, а так как из жидкости был только кофе, он и на него согласился. Скоро Шарик с перебинтованной ногой, накормленный человеческими лекарствами, за-

ботливо укрытый дорнитом, спал в хвостовой части вертолёта. Пожарный щит, объявления в рамочках на холодной стене, крашеные обстановочные палки, ледоруб, канаты, верёвки и многие другие нужные в вертолётном хозяйстве вещи стали свидетелями чудесного спасения щенка. С шумом летели по кругу винты, оставались позади километры пути, уменьшалось количество топлива в бензобаках, приближалось время расставания с проводником. Показался посёлок. Мы сделали обязательный круг, зашли на посадку и тепло за руку попрощались с проводником. Шарик спал в хвостовой части вертолёта. Кто-то выходил, кто-то заходил, студенты находили, куда присесть, заработали моторы, оставалось только закрыть двери и улететь, когда я не обнаружил щенка на месте. Убежал! Как же так?! Столько провожающих, и никто не увидел, когда он выбежал? Мелькая перебинтованной лапкой, он убегал в пустую тёмную тундру. Замёрзнет, пропадёт! Я стоял в проёме выхода, кричал, звал, просил вернуться, до последнего верил, что Шарик услышит… Стоящие на льду люди сочувствовали мне. И вдруг я увидел проводника. Мне почему-то показалось, что его нет в толпе, а он, оказывается, сидел на санях и всё видел. И теперь, заслонившись рукавом малицы, пошёл ко мне, на расстоянии слышимости остановился и прокричал: – Я догоню щенка и верну тебе!

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

117

ДВИЖЕНИЕ ЧУВСТВ | НЕВЫДУМАННЫЕ ИСТОРИИ

ВОСПОМИНАНИЯ О ВЕЧЕРАХ БЛИЗ ДИКАНЬКИ Борис КАСАЕВ Полтава – Донецк – Новый Уренгой

…Роюсь в старых путевых дневниках. Вот украинский. Годы ещё те, не горбачёвские. В каждой строчке – эмоция: надо же, как изобильно живут! Народ добрый, ласковый. С каждого кутка – «Ласково просимо!» У жены кружилась голова даже в хуторском магазине, заваленном не только колбасами и салом из местной коптильни, молочными изделиями, но и прекрасными детскими вещами. Товары, продукты, дороги, ландшафты – всё комильфо, всё вызывало в нас вполне приветливую зависть… Вот ещё блокнот в потёртой обложке. Уже другие времена. Позднейшие, «послебрежневские и горбачёвские». Записал тогда, живя в хатке бабушки Марии Семёновны (Сэмэновны), свои впечатления о вечерах в украинской деревушке. …Значит, вечера. Длинная и широкая лавка напротив кукурузного поля. Дневной жар спал, пыль улеглась, хутор окунулся почти в ночную прохладу. Вышли певчие насекомые, света нет. На Млечный путь, отдающий холодком, приятно смотреть. Мужики, покуривая, калякают о всякой всячине. Бабы лузгают семечки. «Сгорел комбайн «Дон», – басит отставной тракторист Иваныч. – Видел по ящику, как Кучма ездил на украинском комбайне. Ростовский «Дон», сказал, хреновый комбайн. Наш в сто раз лучше. И вообще, сказал, Украина – это тебе не Россия, ей с нами не тягаться». В разговор то и дело встревает Зинаида, женщина смелая, напористая, голосистая, укравшая вчера на току вне очереди полмешка зерна. Мужикам она надоела, её прерывают.

– Вот ты скажи, Зинка, чем отличаются козьи какашки от овечьих?

– Я почём знаю… А чево?

– А то, что ты в помёте не разбираешься, а лезешь рассуждать про политику. Не перебивай! Пенсионер Игнатенко рассказал о нововведении на одном заводе где-то в Павлограде: дирек-

118

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

ция распорядилась выделять умершим ветеранам производства бесплатные гробы. Серьёзная льгота вызвала зависть. От бедности, поди. Всем – так всем! Обделённые простые заводчане накатали жалобу в высшие инстанции о попрании гражданских прав и свобод. Бывший скотник Василий, затягиваясь «Примой», поведал историю о поезде. Ехал себе паровоз без всяких мыслей о приключениях. А на пути его ждал «сюрприз»: охотники за цветметом раскурочили на линии датчики, отчего в кабине у машиниста не сработали приборы. И покатил поезд по другой ветке – да не в Киев, а в Полтаву! Посмеялись. Тихую беседу вновь поддержал бывший тракторист Иваныч. Дескать, это что – датчики. Железную дорогу спёрли, по радио слышал. Вечером был путь. Утром глядь – нету километра пути! Ни тебе рельсов, ни тебе шпал. Пенсионер Игнатенко вспомнил что-то, достал из кармана истрёпанную записную тетрадку, приказал внуку Кольке посветить фонариком.

– Ты, Зинаида, – сказал веско, – вчера вне очереди слямзила пшеницу, тебя вычёркиваю, чтоб знала. Вместо тебя пойдёт Петро. А тебе, Сэмэновна, поможет донести оклунок твой гость и постоялец. Поможешь ведь? – обратился тракторист ко мне. Я развёл руки. – Вот и добре. Красть не надо, тока допереть. Хуторяне посидели ещё чуток и разбрелись. Они, пенсионеры и безработные, выживают, как могут. Пенсии мизерные. Если получил сорок гривен, тебя поздравляют и просят взаймы. Сорок гривен – это четыре кило свинины без костей. Мясо, правда, не покупают, обходятся своими курами-утками. Тянут на картошке и помидорах. На току – строгости. Потому крадут сущую малость, чтоб не бросалось в глаза хозяину. Вошёл в душную хату, распахнул оконца. Играл динамик. После музыки объявили об интервью с народной артисткой, оперной певицей Марией Стефюк. На Украине две примы мирового значения: Ольга Басистюк и Мария Стефюк. Певица размышляла о жизни, о творчестве, о политике. Я достал диктофон.

НЕВЫДУМАННЫЕ ИСТОРИИ | ДВИЖЕНИЕ ЧУВСТВ – Печально всё, – продолжала она. – Раньше мы были защищены государством, а теперь я чувствую себя совершенно беззащитной и ненужной этой стране. Мне больно видеть запустение в моём родном селе, тягостно знать, что у людей пропадает желание что-то делать, чтобы на их земле было хорошо. Заросла бурьяном родная школа с выбитыми окнами, некогда едва ли не лучшая в области. Эти размытые дороги, непричёсанные женщины, небритые мужчины – мы ли это?.. Нашим детям навязывают чужие вкусы, нация спивается, люди нищают. Представьте себе: моя сестра, учительница, получает зарплату водкой! А культура? Благоденствуют дешёвые безголосые эстрадные исполнители, в песнях которых нет ни мыслей, ни души, ни патриотизма, один набор слов. Вместо того, чтобы поднимать культуру, опускаем её планку всё ниже и ниже. Господи, что с нами происходит? …Я вышел во двор. Тихая безлунная ночь спала над хутором. В такую прекрасную звёздную украинскую ночь захотелось отвлечься от тревог бытия и восторженно любоваться красотой и могуществом Вселенной. Плеснул в стакан первача, выпил медленно вонючую прелесть. Полезли приятные мысли. Знакомый депутат райсовета Иван Васильевич – человек ещё не старый, не ветеранского возраста. Сидим поздним вечером при неяркой лампочке под абрикосовой кроной, облепленной золотыми червонцами плодов. Пьём холодную горилку с перцем, беседуем неторопко. Беседу закусываем пахучим салом, сладким луком, тёплым чёрным хлебом. Депутат рассказывает: – Собрали по секрету нас, зачитали строгую директиву. Дескать, альтернативы Кучме нету, президентом на второй срок надо, кровь из носу, избрать его. Только он справится со всеми нашими врагами, только он может вывести страну на мировой уровень и в скором времени поставить Украину в один ряд с Германией, Францией, Англией. Наше, говорят, место именно там, а не с Россией, которая нас объедает. Может, и вправду там? В актовом зале райсовета на видном месте – большая карта Европы в украинском исполнении. Крайняя точка на Западе – Португалия. Крайняя на востоке – Украина. Европейской части России нет и в помине, хотя в неё можно вместить без малого три Европы. Пруд. Старый, заросший, рыбный. На берегу следы начавшегося огораживания. Вышел из-за дерева человек в майке с мелкашкой на плече,

молвил внятно и увесисто, на наши удочки глядя: – Рыбалить нельзя!

– Кто сказал?

– Хозяин! Пруд был ничейный. Пронырливый человек быстренько сфабриковал нужные бумаги, заплатил кому надо мзду. Теперь будет тут сазанов разводить на продажу. Пруд строили в шестидесятые годы всем миром для поливных целей… Вечером у Семёновны случился припадок. Крепенькая в общем-то в свои 77 лет бабулька от зари до зари засевала на карачках свой огород-кормилец и на помидорах вдруг ткнулась без памяти носом в грядку – с последней мыслью, как бы не остаться без томатов. Добрые соседи перенесли старушку в хату, вызвали доктора и детей из города. Пока дети ехали, соседи складывались «на врачей», потому что предоплата. Вот звонят они в неотложку: женщине плохо, может, без сознания, а может, и померла. Скорее! А скорая вопросы задаёт: у бабки гроши есть? За вызов, лекарства, бензин заплатит? Прибыли, наконец, доктора, сказали, что нужны уколы. Один укол – сразу половины пенсии Семёновны нема. Двадцать уколов – год без пенсии. А надо сорок или пятьдесят. Помирай, сердечная. Соседи ещё скинулись. Тут и дети приехали. Всем миром вытащили бабушку с того света. Сознание вернулось, речь восстановилась. Шепчет Семёновна, от радости плачет: – Деточки родимые… Соседушки дорогие… Спасибо, милые… Огород, небось, сорняками зарос… Тяпки в сенцах за дверками… Помидоры посадить… Огурцы полить… Пошла на поправку, да так резво! А врачи везде разные бывают. Главный терапевт районной больницы не только от денег, но и от подарка отказалась. Заявила гордо: – Я христианка! Коллеги мои, врачи и медсёстры, тоже христиане и живут по святым заповедям… И соседи христиане. Отдавали последнее, чтоб спасение пришло. …Тут у меня на душе так хорошо стало, так хорошо. При бедности страшной не теряются люди, не черствеют душой. С такими людьми не пропадёт Украина, думал я. В духовности – её спасение и возрождение… На такой высокой ноте сделал я тогда последнюю запись в блокноте о хуторской жизни. Разве мог я помыслить тогда, что самое страшное у этих людей впереди: до катастрофы – майдана – оставалось ровно пятнадцать лет… СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

119

ДВИЖЕНИЕ ЧУВСТВ | ПРИТЯЖЕНИЕ СЕВЕРА

СЕРДЦЕ – В ПОДАРОК! Памяти Татьяны Зубаревой, сердечного друга и яркого автора журнала Ольга ЛОБЫЗОВА

Вот она вам, судьба мало-мальски долго живущего регионального издания, которое дружит со своими героями и авторами, с преданными читателями. Редакция обрастает ими, как уютный дом наполняется всем необходимым, особенным и милым. Все эти люди не просто приходят на страницы издания – они становятся нам близкими, впечатываются не только в страницы публикаций, в дух и плоть редакции, становясь нам по-настоящему близкими и родными людьми, делятся с нами своими бедами и победами, сомнениями и тревогами. К сожалению, никто из нас не вечен. И уходят, заставляя содрогаться наши сердца запоздалым сожалением и не сказанными вовремя заслуженными добрыми словами, лучшие из тех, кого мы так долго знали. Среди них, тающих в глубинах вечности, наш активнейший и верный автор, единомышленник, личность светлая, во всех смыслах литературная – Татьяна Петровна Зубарева. Она дружила и сотрудничала с нами целых двенадцать лет… Немало для регионального ежеквартального журнала, который не лезет в политику, не освещает жизнь и деятельность особо важных персон, а даёт слово северянам, и пишут они о таких же простых людях, как и они. Первая публикация – в 2005 году, где во втором номере «Северян» под рубрикой «Невыду-

120

СЕВЕРЯНЕ № 2, 2017

манные истории» появился небольшой документальный рассказ «Сердце в подарок». И Татьяна Зубарева вошла в золотой фонд наших авторов. Окрылённая первой публикацией, библиотекарь из посёлка Правохеттинский, что в Надымском районе, будучи уже весьма зрелым человеком, отважно отправилась в качестве корреспондента в ведомственную газету «Трассовик», принеся своими глубокими и вместе с тем душевными, человековедческими публикациями ей несколько общероссийских творческих наград. Ей было мало личного успеха, она возглавила в своём посёлке литературное объединение, наш журнал не раз писал об особой, творческой и дружеской атмосфере, что царила на заседаниях, публиковал подборки лучших работ. Дочери Татьяны Петровны скрепили своими семейными биографиями Курск и Ямал – одна из них стала жить с семьёй в этом городе рядом с мамой, другая, получив образование, вернулась в посёлок Правохеттинский, где когда-то родилась, а сейчас у неё самой здесь появились на свет северяне – сын и дочка. Видимо, не просто книжной и романтической, но вполне деятельной, осязаемой была любовь Т. П. Зубаревой к северному краю, раз передалась и следующим поколениям. Последний номер ушедшего года мы открыли, уверена, программным посланием Татьяны Петровны – «Есть ли жизнь после Севера?». Какое счастье, что мы успели его напечатать до того, как в начале 2017 наш любимый автор так скоропостижно покинул нас… Не каждому судьба предоставляет возможность высказаться так полно и ясно на сложную и неоднозначную тему. Так и стоит перед глазами иллюстрирующее её вдохновенный гимн нелёгкой северной жизни фото – такая ещё моложавая и стройная женщина обнимает с восторгом охапку цветущей сирени. И нет сомнений, что столько ещё впереди… Но всё оборвалось в один миг. И всё-таки Татьяна успела насладиться и жизнью вне сурового, хотя и трепетно любимого Севера, и наслушаться курских соловьёв, и надышаться среднерусским разнотравьем… Есть, есть она, жизнь после Севера… но порой она бывает такой короткой.