Северяне №2, 2013

НАРОДНЫЙ ЖУРНАЛ «СЕВЕРЯНЕ» №2 (55), 2013

ХАБЭЧА ЯУНГАД

ХАБЭЧА ЯУНГАД

ХАБЭЧА ЯУНГАД

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

ХАБЭЧА ЯУНГАД

ГЕННАДИЙ КЕЛЬЧИН

ОЛЕГ СЫРОМЯТНИКОВ

письмо редактора

Жизнь без весны? Дурацкий вопрос, скажете? Ничего подобного. Почти риторический. Учёные, изучающие стремительно меняющийся на нашей планете климат, чуть не в один голос утверждают, что скоро в распоряжении человечества останется лишь два времени года – зима и лето. Весна и осень практически обнулятся, незаметно растекшись между тем и другим. Замечательная зима выдалась этой весной, уже шутят острословы. Наблюдательный северянин-старожил к этим высоконаучным утверждениям добавит, что в высоких арктических широтах, где мы имеем честь проживать, эта климатическая тенденция давно уже прослеживается. Всесильное светило, воцарившись после зимней спячки высоко над горизонтом, бьёт так прицельно, что арктическая стужа скукоживается буквально на глазах, и Ямал становится единой водно-зелёной гладью, которой, кажется, и не касалось никогда перо живописца-мороза. Осень покидает нас не с такой крейсерской скоростью, но и она улепётывает без оглядки, оставляя под снегом необобранные ягоды, а на ветвях – примороженную, не успевшую опасть листву. На картинах северных художников, на фотографиях северян давно уже царят Зима и Лето, украдкой, робким мазком появляется Весна, и едва трепещет, не желая сдаваться, разноцветная Осень. А как же блоковское «О, весна без конца и без краю…»? И как нам жить теперь и впредь без весеннего ликования, без прозрачного, дрожащего от согревающейся земли воздуха, без жизнеутверждающего птичьего пения и нежной чистой зелени первых листочков? Да полно вам грустить и отчаиваться! Весенние полутона между резкой морозной стынью и оглушительным жаром залпом выстреливающего лета, даже сократившись по времени звучания, останутся и тем, возможно, станут ещё желанней и прекрасней. Палитра жизни всё так же многоцветна и благоуханна, наполнена предпосылками для чувств и мыслей. Вот и сейчас вы держите в руках второй в этом году номер «Северян», а на дворе у нас что? То-то и оно. Правда, объективности ради скажем, что климат здесь ни при чём. Человеческий фактор, милостивые читатели, не более того.

Главный редактор народного журнала «Северяне» Ольга Лобызова

severyane1999@yandex.ru тел. (34922) 4-44-77

Северяне № 2, 2013

1

в номере

6

16

Строганина Ольга Лобызова 6 Российская журналистика: в эпицентре проблем

27 Мария Аглеева 57 Отцовское поле Никита Анагуричи 61 Лебеди

Судьбы. Характеры. Лица Мария Лесина 16 Миша, Виталик и Виктор

путешествие Ольга Лобызова 64 Я лечу над Россией 66 Нам на всех – полтыщи лет с хвостиком!

Любовь Лаврова 22 Дождь смоет следы, слёзы высохнут, а память останется навсегда

Юлия Выйчина 68 Её кочевое счастье

Татьяна Зубарева 27 Счастливчик, или Восемь месяцев войны

Ольга Лобызова 70 Братский союз ветеранов!

Наталья Рябова 30 Школьный летописец

Вера Фёдорова 72 Живу спокойно, не завидуя

Любовь Лаврова 32 Общность людей – великая сила 46 Возеловы в объективе московского фотомастера

Фёдор Конев 78 Как быть стариком

арктическая цивилизация Ольга Лобызова 50 И снова две Талигины! Никита Партанов 52 Бани по-чёрному, или Купающий чум Клавдия Аверьянова 55 Олени Николая I

2

Северяне № 2, 2013

32

литературная гостиная Нина Парфёнова 86 Приоткрытая дверца в небо 88 99 100 102 103 104 105

Поэзия Александр Шихер Игорь Коваль Олег Камакин Елена Яценко Юлия Коршун Рената фон Вольф Альберт Окотэтто

86 Проза александр шиХер 90 Линии сергей заМятин 107 Пьяная вишня

обложка, стр. 5, 15, 49, 63, 85 – работы участников окружной выставки-конкурса детского декоративно-прикладного творчества «Ямальчик».

ирина иПатова 125 Всё включено 127 Катание на слонах валерий оЛьшевский 129 Неприятности с Толей ирен Монсе 133 Детство Рены александра заХарова 140 Выходной – это плохо стихи в номере 29 Любовь Докучаева 138 Виктор Пьянзин Зинаида Грехнёва Татьяна Стафеева 139 Владимир Рочев

Мероприятие проводится с 2001 года периодичностью раз в два года в рамках долгосрочной целевой программы «Культура Ямала». Организаторы – департамент культуры ЯНАО, окружной Дом ремёсел и МВК им. И.С. Шемановского.

Северяне № 2, 2013

3

государственное учреждение «северное издательство» 629008, ЯНАО, г. Салехард, ул. Ямальская, д. 14 Тел.: (34922) 4-40-62 (факс), 3-38-56 E-mail: gusizd@yandex.ru, http://www.sevizdat.ru Директор э.р. ярмаметов

Северяне народный журнал

№ 2 (55), 2013 Издаётся с 19 февраля 1999 года

Главный редактор о.г. Лобызова Редакционный совет: наталья карымова – председатель Приуральского районного общественного движения «Возрождение» наталья ного – ветеран труда и Ямала, член регионального отделения Союза журналистов России надежда талигина – художник, кандидат исторических наук Хабэча яунгад – главный редактор ненецкой газеты «Няръяна Нгэрм», заслуженный работник культуры России Над номером работали: Любовь Лаврентьева (ответственный секретарь) екатерина Малькова (вёрстка) нина Парфёнова (Литературная гостиная) светлана сычёва (корректура)

Адрес редакции: 629008, ЯНАО, г. Салехард, ул. Ямальская, д. 14, каб. 17, 18, а/я 41 Тел.: (34922) 3-27-27 (факс), 4-44-77. E-mail: severyane1999@yandex.ru Соучредители: Законодательное Собрание Ямало-Ненецкого автономного округа Департамент внутренней политики Ямало-Ненецкого автономного округа Издатель Департамент внутренней политики Ямало-Ненецкого автономного округа 629008, Ямало-Ненецкий автономный округ, г. Салехард, пр-кт Молодёжи, д. 9

Отпечатано ГУ «Северное издательство», 629008, ЯНАО, г. Салехард, ул. Ямальская, д. 14 Тираж 2000 экз. Заказ № 0351. Дата выхода в свет 09.07.2013 г. Распространяется бесплатно Свидетельство о регистрации средства массовой информации ПИ № ТУ72-00566 от 20 апреля 2012 г. выдано Управлением Федеральной службы по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций по Тюменской области, Ханты-Мансийскому автономному округу - Югре и Ямало-Ненецкому автономному округу

Редакция оставляет за собой право отбирать поступающий материал для публикаций, а также сокращать и редактировать. Рукописи и фотоснимки не возвращаются и не рецензируются. При перепечатке материалов ссылка на «Северян» обязательна (Закон РФ «О средствах массовой информации», ст. 42)

Полные версии каждого номера «Северян» также можно найти на интернет-сайтах: www.libraries­yanao.ru (Национальная библиотека ЯНАО), красныйсевер.рф (Общественно-политическая газета «Красный Север»)

4

Северяне № 2, 2013

Строганина

Северяне № 2, 2013

5

строганина | как слово наше отзовётся

Российская журналистика:

в эпицентре проблем В Москве в Колонном зале Дома Союзов 18–19 апреля состоялся Х съезд Союза журналистов России. Событие знаковое не только для более чем стотысячного отряда российских журналистов, объединённых в самую массовую и старейшую в стране творческую организацию – ей в ноябре этого года 95! – но и для самой страны, которой сегодня не хватает честности и доверия. Ольга Лобызова, делегат Х съезда СЖ России, член правления региональной общественной организации «Союз журналистов Ямало-Ненецкого автономного округа»

-О

течественная журналистика и журналисты были непосредственными участниками ключевых событий отечественной истории, во многом формировали мнения и настроения людей, их ценностные, нравственные, политические ориентиры, задавали общенациональную повестку, – подчеркнул в своём приветствии, направленном делегатам и гостям съезда, Вла­ димир Путин. – Честное слово журналиста имеет огромный вес. И сегодня, когда растёт число средств массовой информации, появляются новые информационные технологии и новые возможности, активная, ответственная позиция СМИ, по-настоящему независимая и смелая журналистика, как никогда, востребованы, необходимы России для эффективного

6

Северяне № 2, 2013

демократического развития, укрепления гражданского общества, для решения важнейших задач. Подчеркну: речь не только об объективности и непредвзятом освещении событий, глубине их осмысления, но также о самом широком просветительстве, о консолидации граждан в борьбе с такими явлениями, как коррупция, несправедливость и бюрократический произвол, ксенофобия и национализм. Другими словами, но к тому же призывал участников съезда Михаил Горбачёв: – Сейчас мы, как никогда, нуждаемся в прессе, вызывающей доверие, – правдивом хроникёре событий, беспристрастном арбитре и зеркале разных мнений, защитнике принципов гласности, ответственности, нравственности.

Верю в ваш профессионализм, гражданственность, стремление и способность внести вклад в движение России к свободе, демократии и процветанию. Может, в том числе и поэтому, когда перед прессой ставятся кардинальные для россиян задачи, но о высоких достижениях отечественной журналистики говорится в прошлом времени, да и самим нам, работающим в сфере СМИ долгие чрезвычайно противоречивые десятилетия, особо прорывными достижениями на благо общества похвалиться вряд ли возможно, практически каждый думающий гражданин ощущает сгущающуюся, как перед грозой, духоту, когда хочется немедленно открыть форточку… Всем, буквально всем и во всём, как воздуха, не хватает честности и доверия! А журналистика на особом счету,

как слово наше отзовётся | строганина потому что на виду у общества. Ей каждое лыко в строку! Да и найдётся ли кто-либо, не разбирающийся в нашем ремесле? Это вряд ли. В моей профессиональной и общественной журналистской деятельности состоявшийся съезд – пятый. На VI съезде СЖР, прошедшем 22 мая 1998 года в Мраморном зале Кремля, даже довелось выступать, рассказывая его делегатам о проблемах северной журналистики. К следующему съезду в мае 2003 года достаточно неловкими и непродуманными кампаниями в защиту тех, кто в этом явно не нуждался (я имею в виду журналиста Бабицкого), проводимыми СЖР от лица всех нас, работающих в провинции и узнающих о происходящем в Москве постфактум из выпусков центральных информационных каналов, были испорчены и таковыми оставались долгие годы отношения между журналистским союзом страны и вершиной её властной вертикали. И с той, и с другой стороны стремительно возведённых баррикад все были относительно молоды, стремительны и горячи, и появился альтернативный нашему, всем известному, созданный по указке сверху, щедро финансируемый государством Медиа-Союз. Есть он и сейчас, но, как показала жизнь, никакой заметной альтернативы нам, членам Союза журналистов страны, берущего начало в грозовом 1919-м, а то и в дореволюционной России, не представляет: красивый, декоративный, но абсолютно неживой, вялый цветок – иссякни денежный ручеёк, его питающий, обнулится моментально. Давно и всеми замечено, мы, журналисты, упорно торящие свою профессиональную тропу

Честное слово журналиста имеет огромный вес. И сегодня, когда растёт число средств массовой информации, появляются новые информационные технологии и новые возможности, активная, ответственная позиция СМИ, по-настоящему независимая и смелая журналистика, как никогда, востребованы, необходимы России для эффективного демократического развития, укрепления гражданского общества, для решения важнейших задач. в изданиях разномасштабных и всякотиражных, служащие обществу не за честь, а за совесть, не умеем ни защищать себя, ни объективно, убедительно и весомо говорить о своих достижениях. Два дня работы едва состоявшегося съезда ещё раз подтвердили это. Может, так и правильно, ведь на фоне остро встающих и нарастающих проблем, отличающих современную российскую журналистику, – а именно о них шёл горячий полемический разговор на съезде и с трибун, и в кулуарах, длится он и сейчас в послесъездовских публикациях СМИ, ведь поколеблены сами основы уникальной, необходимой всем нам, как глоток свежего воздуха, профессии – не до подсчёта достижений! Но справедливости ради скажу, что ни отсутствие бюджетных вливаний, ни нараставшие повсеместно центробежные процессы, ни хищнический и абсолютно без правил делёж рекламного рынка между центральными и региональными изданиями, ни перекос в самой основе существования электронных и печатных СМИ, ни многие другие

губительные и разрушающие цеховое братство социальноэкономические процессы в период невиданных тектонических сдвигов в мире и стране не сгубили, хотя и пошатнули наш живучий союз, упрямо прораставший буквально сквозь асфальт. Здесь надо отдать должное председателю его Всеволоду Богданову с сотоварищи, которые умудрялись (и до сих пор порой ещё умудряются!) достаточно долго реализовать на практике формулу, вытащенную Богдановым, подозреваю, в момент гибельного весёлого отчаяния из глубин мифологизированного русского сознания: – Журналист и деньги возьмёт, и правду скажет! Огромными буквами на гигантского размера баннере, прикреплённом к центральной лестнице Торгово-промышленного центра на Красной Пресне, где проходил один из первых Балов прессы, этот упоительный (есть упоение в бою у самой бездны на краю…) слоган останавливал любого по ней всходящего и просто бил по мозгам. Да и авторство не скрывалось, под ним Северяне № 2, 2013

7

Ольга Лобызова

строганина | как слово наше отзовётся

8

Северяне № 2, 2013

как слово наше отзовётся | строганина гордо красовалось – Всеволод Богданов. Лозунг пообтрепался на ветрах перемен – гласность, демократия, либерализм, многопартийность, гражданское общество, глобализм и т. д. Подозреваю, что вряд ли кто по нему когда-либо по-серьёзному жил и трудился, но этот босяцкий эпатаж прозвучал вовремя, придавал силы. Мы, совершенно по Марксу, смеясь, расставались и с несбыточными мечтами, и со своим прошлым… Х съезд открылся ровно в десять в знаковом и во многом символическом месте, в историческом здании самого центра Москвы, в Колонном зале Дома Союзов – пройдёшь несколько минут, и вот она тебе, Красная площадь… Здание, где и громкие открытые показательные судебные процессы проходили, и траурной вуалью великолепные хрустальные люстры завешивали, прощаясь с выдающимися деятелями страны, и масштабные и значимые совещаниязаседания проводили, на два солнечных апрельских дня стало и рабочей площадкой, и местом споров-разговоров для 440 делегатов из 77 регионов, съехавшихся сюда практически со всей нашей необъятной страны. Съезд открыл председатель Союза журналистов России Всеволод Богданов. Присутствующие почтили минутой молчания память погибших коллег. Делегатам был роздан специальный выпуск газеты «Новый вторник», посвящённый памяти журналиста Михаила Бекетова, погибшего в борьбе за Химкинский лес. От имени Председателя Совета Федераций Валентины Матвиенко приветствие съезду передал первый заместитель Председателя СФ Александр Торшин. Он

высказался за конструктивную критику журналистами деятельности Совфеда и предложил подготовить Соглашение о сотрудничестве Союза журналистов с Советом Федераций. Депутат Госдумы, а также наш коллега и секретарь СЖ России Борис Резник огласил приветствие Председателя Государственной Думы Федерального Собрания Сергея Нарышкина: – За время существования российского Союза журналистов в деятельности отечественных СМИ произошли кардинальные изменения. И решающие из них были связаны со становлением новой России и принятием демократической Конституции, которой в декабре 2013 года исполнится 20 лет. Гарантированная Конституцией свобода слова – это залог современного успешного развития средств массовой информации. И во многом – одно из фундаментальных условий реализации других конституционных прав и свобод человека и гражданина. Ведь их воплощение в жизнь подчас напрямую зависит от вас, избравших журналистику своей профессией. Именно вы зачастую первыми предупреждаете и власть, и граждан об опасностях на пути построения правового государства, связанных как с прямыми нарушениями закона, так и с ростом правового нигилизма в обществе. Признаться, приветствий съезду было много, но решено было, чтобы не выбиться из жёсткого регламента и сохранить деловой настрой, просто перечислить их отправителей. С отчётным докладом съезду выступил председатель Союза журналистов Всеволод Бог­ данов. Среди прочих он оста-

новился на проблеме утраты солидарности в журналистском сообществе, что поставило всех в чрезвычайно сложное положение, когда каждый сам за себя – журналист, СМИ, регион: – Мы не являемся победителями в этой жизни. Двадцать лет борьбы за обустройство медийного рынка, поднятие престижа профессии, конструктивные взаимоотношения с властью и обществом закончились ничем. Мы и так долго держались, стараясь соблюдать среднюю линию приличия, отчаянно защищали нашу профессию и традиции. Мы столько всего стерпели – ведь оказались разрушены наши храмы и идеалы. Нас стали звать журналюгами, постоянно обвиняют в чернухе и заказухе. Буквально на наших глазах пропали все жанры, остался один – особое мнение. Это напоминает храмы до пришествия Христа… Путь отсюда только один – правильное решение правовых и экономических вопросов медиа. Вопрос жизни и смерти, выбор – кто я в этой жизни? – есть у каждого. Сущность нашей профессии – формирование общественного сознания, мы должны честно свидетельствовать о происходящем, наши редакции – это не просто рабочее место, это нечто большее. Я часто встречаюсь с теми, кто придёт, уже приходит нам на смену. И знаете, так называемым удавшимся судьбам, тем, кто вышел из нас и стал пиарщиком, чиновником от СМИ – вы же помните, таких была целая мощная волна, она стала цунами, обескровившим профессию! – так вот, им молодые журналисты не завидуют, у них, у сегодняшних наших коллег, свой взгляд на многие Северяне № 2, 2013

9

строганина | как слово наше отзовётся глобальные вещи, и это даёт надежду. Главная тема нашего съезда – как спасти журналистику и журналиста. Я хочу пожелать всем веры, что мы сумеем изменить жизнь к лучшему и отстоять статус профессии и своё место под солнцем. В докладе, задавшем высокую тональность журналистскому форуму, были затронуты также вопросы социальных гарантий журналистов, их безопасности. И снова звучала тема утраты доверия в обществе – к власти, к жизни, друг к другу. Как в этих условиях спасти журналистику, которая призвана быть глазами и ушами общества? Как вернуть уважение к профессии? Как решить вопросы правовой защиты журналистов? Богданов заявил, что уже нет смысла ни на кого надеяться, а тем более на чиновников, «чья вина в резком ухудшении за последние 20 лет ситуации на медийном рынке безмерна». Надеяться журналисты могут только на себя, тем не менее, все озвученные на съезде предложения по улучшению ситуации с положением СМИ будут направлены в профильные ведомства, в парламент и президенту страны. Ярким и очень журналистским по сути стало выступление Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации Владимира Лукина: – Страшит то, что журналистика стала более опасной профессией, чем когда бы то ни было. По данным международной организации «Репортеры без границ», каждые пять дней в мире погибает один журналист. По информации Союза журналистов России, начиная с 1991 года в стране убито

10

Северяне № 2, 2013

более 350 журналистов. Точная информация о количестве работников СМИ, получивших травмы и увечья, вообще отсутствует! И тревожит ещё, что нет по-настоящему творчества. С корней травы, снизу дискредитируется понятие профессии журналиста. Единение журналистской корпорации – единственный путь к разъединению властей, иначе в стране будет полный произвол. Я вам пожелаю одного – научиться сопротивляться искушению, граничащему с запугиванием. И ещё процитирую очень актуальное, на мой взгляд, из Владимира Вишневского – давно я не лежал в Колонном зале… Мы с вами не лежим здесь, а сидим, но я призываю вас об этом задуматься. И задумались действительно, потому что высказываний – и шутливых, и вполне серьёзных – на эту тему прозвучало достаточно. Так Альберт Плутник, один из демиургов профессии, в чьих публикациях она практически смыкается с писательством в заботе о человеке нравственном, общественном, отметил, что в этом зале хоронили многие и многих, но мы собрались сюда для возрождения. Председатель Международной федерации журналистов Джим Бумела выступал на съезде от лица 600 тысяч журналистов со всего мира и 180 организаций, входящих в МФЖ: – Каждый раз, приезжая сюда, я нахожу ваш Союз журналистов ещё более сильным и ярким, преданным делу журналистики и международной солидарности. Я хочу воздать должное всем вашим региональным союзам и председателю

Всеволоду Богданову за огромный вклад, который он вносит в наше общее дело от вашего лица, и за его постоянные усилия сделать Союз журналистов центром борьбы за социальную справедливость и профессиональные права журналистов в России. Он один из тех редких лидеров, которые, несмотря на постоянное давление, упорно сохраняют вопрос доверия к журналистике в рабочей повестке на протяжении многих лет. Он, совершенно оправданно, настаивал на том, чтобы эта тема постоянно включалась в планы каждого заседания МФЖ. И мы поступали именно так. Мы были правы, предсказывая, что экономический кризис газетных моделей, практически уничтоживший американские СМИ, продолжит распространяться, достигая в некоторых регионах такой глубины, что окажет влияние на суть журналистики. СМИ находятся в смятении, и в новом медиа-ландшафте технологии радикально изменяют журналистику. Традиционные модели рынка более не являются выгодными, и владельцы СМИ во многих странах всё чаще используют новые технологии как предлог для уничтожения редакций. Мы были правы, когда били в набат, пытаясь разъяснить обществу то, что сокращение рабочих мест влияет на качество информации. Нашим журналистским профсоюзам, именно им пришлось бороться за рабочие места журналистов и качество их профессии в самом эпицентре этого сражения. И надежда в том, что только если мы будем стоять вместе, плечом к плечу, мы сможем

Ольга Лобызова

Северяне № 2, 2013

11

строганина | как слово наше отзовётся отстоять своё честное имя. Только мы сами, кому дорога истина, должны и будем бороться за наши Союзы и наш авторитет. Мы будем бороться за общественное вещание и за права наших фрилансеров, и я уверен, что наши союзы победят. Мы сможем выстроить более открытую и заслуживающую доверие индустрию, ставящую качество выше доходов. Завершая выступление, я хочу выразить радость от того, что подписано соглашение с Союзом журналистов России об открытии центра МФЖ в России, на базе СЖР. Совместно с руководством СЖР мы определили направления деятельности, которыми будет заниматься центр, фокусируясь в первую очередь на безопасности журналистской профессии, пост-травматической помощи журналистам, юридической поддержке, поддержке семьям погибших коллег, борьбе с безнаказанностью, защитой рабочих прав журналистов и свободы слова. Своим видением проблем медиаотрасли поделился руководитель Федерального агентства печати и массовой коммуникации Михаил Сеславинский, отослав присутствующих к ежегодным аналитическим докладам своего ведомства, размещённым на сайте ФАП. Он, как и многие выступавшие позже, особенно из регионов, говорил о катастрофическом снижении числа газетных киосков в стране. Цифры просто ужасают: в России один киоск приходится на 4400 человек, в Великобритании – на 1800, в США – на 1600 и на 660 человек в Польше. В стране ежедневно исчезают десять газетных киосков. По итогам 2012 года

12

Северяне № 2, 2013

тиражи цент­р альной прессы подросли, а региональной – снизились, изменив тенденцию многих предыдущих лет, 315 изданиям в прошлом году агентством была оказана финансовая помощь в общей сумме 135 миллионов рублей. Главный посыл выступления государственного куратора СМИ был жёсток, но не нов: – С точки зрения лоббистских усилий медиаиндустрия слабо организована, она заведомо меньше и слабее других индустриальных сфер. Удивительно, ведь медиа в их руках. Надо объединить усилия всех организаций, существующих в отрасли. Пафос Х съезда СЖР – определить роль журналиста в современном обществе – не сформулируют ни государство, ни другие ресурсы. Журналистика вопреки государству существует и развивается, по большому счёту. Заметно опоздавший к началу работы съезда председатель Комитета по информационной политике Госдумы Алексей Митрофанов нисколько тем не смутился. Он сам нашёл для себя стул, сам затащил его в президиум, где и восседал, ожидая своей очереди выступить. Так как тем, связанных со СМИ и журналистикой, по его мнению, реально много, Митрофанов остановился на проблеме финансирования СМИ. Он считает, что государство в настоящий момент выделяет достаточно средств для поддержания федеральных СМИ. И зарплаты в этой системе на сегодняшний день выше, чем в коммерческих СМИ (в качестве примера было приведено финансирование телеканала Russia Today, который ежегодно получает баснословные суммы

в 400 миллионов долларов). Поскольку госфинансирование СМИ в России наладилось, Митрофанов предложил также рассмотреть вопрос о переводе на бюджетное финансирование Союза журналистов России. «Это решаемый вопрос, надо обсуждать», – заявил председатель Комитета по информационной политике ГД. Он пообещал, что для СМИ продолжат действовать льготы по НДС (10 процентов) и по страховым взносам, которые можно отправлять в регионы трансфертами, а также коснулся вопросов кадровой политики в СМИ и подчеркнул необходимость преемственности поколений в журналистике. Серьёзный поколенческий разрыв возник, как он убеждён, из-за хищнической кадровой политики многих телеканалов, использующих более энергичный и дешёвый молодой ресурс, выбрасывая его потом за ненадобностью. Говорил он и о заказной журналистике, которая не могла не появиться в стране, где всё – бизнес, но здесь должны же существовать грани, красные запретительные линии?.. Отдельный вопрос, по мнению Митрофанова, – развитие Интернета в России, это потребует в ближайшие два-три года более точного и детального законодательного определения. Выступив в первый день съезда, чиновники его тут же и покинули, ещё раньше это сделали немногочисленные телекамеры, но это не помешало форуму работать в деловом и чётком режиме, заданном изначально. Неоднократно на съезде упоминались события, потрясшие журналистское сообщество: выделение в 2013 году из госбюджета телеканалу Russia Today 11,2 миллиарда (это те самые пресловутые вышеназванные

как слово наше отзовётся | строганина 400 миллионов долларов, переведённые в рубли), а «Российской газете» – 4,9 миллиарда рублей (про ВГТРК, получившую около 20 миллиардов, почему-то забыли). Для сравнения ораторы приводили примеры цивилизованных стран, где созданы государственные фонды поддержки всех СМИ, в том числе и частных. Тема «договорной журналистики» и борьбы с ней была также активно продолжена в прениях. В отчётном докладе секретаря СЖР Михаила Федотова о работе Большого Жюри, уникальном инструменте саморегулирования журналистского сообщества, говорилось о его главной задаче – выращивать, прививать, создавать культуру свободной профессиональной этической журналистики. Решений Большого Жюри было не так уж и много – всего 48, но они уже вошли в учебники, стали методическими пособиями для журналистов-практиков: – Мы смотрели на суть проблемы и старались взвесить все обстоятельства её возникновения и развития на тончайших весах. Мы антиподы с судами, где главенствует мораль долга, у нас во главе угла мораль стремления. Со специальным докладом «Законодательство Российской Федерации о СМИ и позиция Союза журналистов» выступил депутат Госдумы, секретарь СЖР Борис Резник. Он подчеркнул, что считает себя охранителем существующего Закона о СМИ от искажающих его поправок, будучи в Госдуме, но медийное законодательство нуждается в развитии и совершенствовании. Четыре года не могут пробить депутаты новую редакцию За-

кона о СМИ тех же авторов – нет политической воли. Нужен закон о демонополизации СМИ, закон о действенности выступлений СМИ, рамочный закон об экономической независимости СМИ. Отсутствие действенности – это системная беда, с которой журналистское сообщество должно бороться. И по НДС не всё так благостно, его снова намереваются сделать 18 процентов. На деле же Комитет по информационной политике в нынешней Госдуме не собирается. Он оспорил позицию его руководителя Алексея Митрофанова, который считает, что «журналистика – это бизнес в современном мире». По мнению Резника, «журналистика – это служение, организация души по сути, а формой её существования может быть и бизнес». Он также подверг критике позицию государства, которое финансово поощряет лишь лояльные издания. А СЖР сверхусилиями удержал консолидированное журналистское сообщество, которое правильно понимает эту жизнь, её ценностный ряд, сделал вывод Резник. И в докладе Богданова, и в выступлении председателя Тюменского Союза журналистов Владимира Кузнецова говорилось не только об отсутствии столкновений власти и СМИ в этом регионе, но и о многолетней конструктивной работе их на общее информационное пространство, о действенности, разработанной несколько лет назад программы «Молодой журналист», о Совете ветеранов, плотно работающем с областной Ассоциацией молодых журналистов на базе Тюменского Домжура, о журналистских спартакиадах и конкурсах корректоров, о колоколе гласности, на

который было собрано миллион рублей, в Абалаке, а главное, о том, что тюменские журналисты с удовольствием вступают в Союз и работают там, чувствуя, что они нужны друг другу. Главный редактор «Литературной газеты» Юрий По­ ляков призвал к тому, чтобы журналистика не была ни фабрикой грёз, ни фабрикой гроз. Он также подробно остановился на уровне знаний современных молодых журналистов и качестве их профессиональной подготовки, сказав, что они порой носят анекдотичный характер. В пример он привёл предложение президенту Армении, высказанное молодой журналисткой, не подозревавшей, что она говорит об одном из самых древних из всех существующих алфавитов, являющемся национальной гордостью народа и его достоянием: «Такой алфавит у вас весёленький, барашками… Не хотите его обновить?» Однако когда о поколенческой проблеме в российской журналистике с трибуны заговорил яркий публицист-известинец Леонид Шинкарёв, шутливая форма её изложения приобрела по-настоящему трагический накал: – Смена поколений в СМИ, как и всюду, естественный и благотворный процесс; постоянный приход в журналистику талантливой, образованной молодёжи для профессионалов всегда праздник души. Но в наши времена этот процесс часто происходит в нецивилизованных формах. Сквозь призму поколенческого вопроса в российской журналистике часто просматриваются попытки грубого, искусственно Северяне № 2, 2013

13

Строганина | как Слово наше отзовётСя ускоренного передела медийного пространства собственниками СМИ – с целью, к журналистике отношения не имеющей. На нашей памяти «Известия» были газетой высшей законодательной власти, ее собственностью. И с тиражом до 12 миллионов – одним из самых влиятельных периодических изданий мира. В ней работали лучшие журналисты страны, цвет отечественной журналистики. И вот эта газета попала в жернова бандитской вольницы и не в фигуральном, а в буквальном смысле пошла по рукам. Редакция стала терять профессионализм, читателей, тиражи. В результате передач из одних частных рук в другие газета полностью лишилась здания в центре Москвы. Это здание на Пушкинской площади было и до последнего времени оставалось одним из символов отечественной культуры, своего рода храмом для журналистов разных поколений. Но единственной целью многократной перепродажи газеты как раз и был захват этого здания. И ни в одной из ветвей власти, ни в одной политической партии не нашлось человека, кого бы такие события насторожили. Это наше общество – сегодня. Не стану мифологизировать аджубеевские и послеаджубеевские «Известия», это была газета своего времени. Но для журналистов разных поколений, повторяю, она всё же оставалась храмом. Для собственников журналистика – часть их торжища. И это было бы понятно, в рыночных условиях никакой газете вне рынка не продержаться. Но это одна сторона вопроса. Да ведь есть и другая – журналистика как общественный институт,

14

Северяне № 2, 2013

культурный феномен, инструмент цивилизации. И когда в этих связках интересы бизнеса неизменно и избыточно превалируют, возникают проблемы, касающиеся людских судеб. Наш съезд должен поручить правлению Союза журналистов отслеживать, как осуществляется преемственность в СМИ в центре и особенно на местах. Хочется верить: рано или поздно в России будет хотя бы символический общественный суд, в том числе над теми, кто под видом смены поколений проводит грубую оккупацию медийного пространства. Резким контрастом по отношению практически ко всем ораторам стало выступление заместителя Председателя Государственной Думы РФ сергея Железняка. Он развил тезис о том, что необходимо поддерживать профессиональную журналистику и одновременно учиться воспринимать критическую информацию. Железняк высказался в поддержку журналистских расследований и в то же время за необходимость давать объективную информацию. То, что он говорил, совершенно расходилось с его дискриминирующими СМИ действиями, предпринятыми в ответ на недавнюю резкую публикацию в «Московском комсомольце»! Чиновника захлопали. Пожалуй, это был единственный спорный момент съезда, вызвавший среди делегатов и в СМИ противоположные мнения. Однако исключения обычно подтверждают правила. Главный итог съезда – это его плодотворная и принципиальная работа, это полифония голосов и мнений журналистики большой

страны в прозвучавших выступлениях, это практически единодушное переизбрание на новый срок признанного лидера СЖР Всеволода Богданова и выборы рабочих органов Союза, это, наконец, принятая на нём внятная и чёткая резолюция. Выступить в прениях хотели более двухсот делегатов. Даже несмотря на предельно жёсткий регламент, это было невозможно. Но и из того, что прозвучало, ясно одно, что СЖР и его региональные отделения вышли из подготовительной работы к своему юбилейному форуму, из самих заседаний этих двух весенних дней ещё более консолидированными и готовыми решать самые острые и злободневные профессиональные задачи. Российская журналистика жива и готова обновляться, стоя на фундаменте принципиальных основ профессии. Возможно, кому-то покажется, что я слишком подробно говорю в региональном малотиражном журнале о вроде бы чисто профессиональных, цеховых вещах. Что вы! Всё, что было выше, – это исключительно о нас с вами, дорогие читатели! О том, как мы живём, почему так и как дальше жить будем. Очевидно всем, что разъялась связь времён, но было бы совершенно глупо и неосмотрительно не взять из ВЧЕРА в ЗАВТРА лучшее, что у нас с вами было. Советская журналистика – это несомненное достижение эпохи. Весенняя волна созидания, атмосфера корпоративного и общественного понимания не должны обмануть наши надежды, стремления менять и меняться. Неужели самые тёмные и беспросветные времена в нашей профессии позади? Это покажут и жизнь, и работа.

Судьбы. характеры. лица

Северяне № 2, 2013

15

судьбы. характеры. лица | это в сердце было моём

Миша, Виталик и Виктор

Мария Лесина г. Ноябрьск

16

Северяне № 2, 2013

В

иктор Петрович Черкашин родился 22 ноября 1923 года в селе Чарышское Алтайского края. Удивительно, но в те годы селянам разрешалось крестить детей в церкви.

– Родители, Мария и Пётр, успели меня крестить в церкви. По церковному православному календарю батюшка дал имя – Михаил. А в деревенском сельсовете меня зарегистрировали позже. Отец с братом

на радостях не уточнили, под каким именем меня записали. Когда я пошёл в первый класс, был записан под именем Виталий, а документы позже были оформлены вовсе на Виктора. После войны я наведывался в родные края, старожилы продолжали меня называть Мишенькой. В деревне семья Черкашиных жила очень скромно, зато в избе. Многие переживали холодные зимы в землянках. Отец,

из архива В.П. черкашина

В 2011 году специалис­ ты государственного бюджетного учрежде­ ния Ямало-Ненецкого автономного округа «Региональный центр патриотического вос­ питания» впервые инициировали окруж­ ной конкурс среди мо­ лодёжи «Твой фильм о войне – наша общая Победа». Ямальские волонтёры со слов ветеранов Великой Отечественной войны продолжают фиксиро­ вать воспоминания, бытовые подробно­ сти, личный взгляд на войну её непосред­ ственных участников. Видеоинтервью с Вик­ тором Петровичем Черкашиным, под­ готовленное волонтё­ рами клуба «Высокий полёт», вошло в архив Всероссийского про­ екта «Наша общая Победа». Фронтовик поделился воспоми­ наниями о войне, продемонстрировав отменную память – в датах, в ориентировке по карте, в коммента­ риях любой военной фотографии из лич­ ного архива. В ноябре 2013 года Виктору Пет­ровичу исполнит­ ся девяносто лет.

Виктор Петрович Черкашин с дочерью

из архива В.П. черкашина

это в сердце было моём | судьбы. характеры. лица

Школьные годы чудесные

Пётр Яковлевич, работал в кузнице, ковал гвозди и подковы. Однажды за работу отец принёс домой гостинец – сахар.

– А конфет и печенья никто не видел, сахар тогда в первый раз и попробовал. Как все деревенские ребятишки, Виктор играл летом в бабки, купался в речке Сосновке с закадычным другом Колькой Безруковым (он в начале войны уйдёт на фронт и не вернётся).

– Однажды отец купил мне балалаечку, настоящую маленькую балалаечку. На всю жизнь её запомнил, какая была радость! Тогда я частушки на балалаечке наигрывал, отец их сам слагал. Был он потомственным алтайским казаком. Благодаря любимой детской балалайке Виктор быстро осво-

ил в молодости другой струнный инструмент – гитару. В 1936 году семья переехала в город Алейск. Здесь Виктор учился в первой образцовой школе. В школьной библиотеке он читал о приключениях Мюнхаузена, о Василии Чапаеве, о подвиге полярника Рауля Амундсена.

– Вот тогда я начал мечтать о профессии лётчика. Но во время войны был определён в пехоту, зато, как полярнику, пришлось спать в снегу под Ленинградом. В селе Чарышское во время коллективизации некоторые деревенские жители показали себя с неожиданно неприглядной стороны, приняв участие в раскулачивании своих же односельчан, не жалея в «кулацких» семьях стариков, малолетних

детишек и калек. В основном попадали под раскулачивание семьи трудолюбивых крестьян. За одну из таких семей заступился отец Виктора. Как «кулацкого запевалу» представители новой власти наказали его пятью годами лишения свободы и сослали на Колыму, где кузнец научился валить лес, обрабатывать древесину и плотничать. После ареста отца у Черкашиных началась чёрная полоса. Ребятишки жили впроголодь, два брата Виктора вскоре умерли.

– Помню, хлеба не было, ели бобы, капусту, ревень и лесные ягоды. Очень спасала от голода рыбалка. Мама работала за двоих, чтобы прокормить детей. Однажды зимой, верхом на лошади, она доставляла документы в соседнюю деревню. По дороге Северяне № 2, 2013

17

судьбы. характеры. лица | это в сердце было моём Война

15 мая 1945 года, г. Мюльхаузен, Германия

из архива В.П. черкашина

Все знали, что война с фашистской Германией неизбежна, но мало кто полагал, что она начнётся так внезапно.

21 июня 1941 года Виктор отправился навестить могилу матери. Когда вернулся обратно, в Фергане всё переменилось: улицы заполонили военные, люди взволнованно говорили о начале войны. Виктор немедленно отправился в военкомат, чтобы проситься на войну добровольцем. На фронт не взяли, ведь парню ещё не было полных восемнадцати лет. Виктора направили на обучение в Воронежское военное училище связи, которое он окончил первого сентября 1942 года в звании младшего лейтенанта.

из архива В.П. черкашина

посыльную настигла вьюга. Мария еле живая поздно ночью добралась домой.

– Простыла мама сильно, долго болела. Отец вернулся в 1937 году, мама через три года в возрасте тридцати трёх лет умерла. Я её запомнил очень доброй, отзывчивой и искренне верующей. Она успела выучить меня молитве «Отче наш…» На войне листок с молитвой был надёжно спрятан в кармане, но крестика я не носил. В 1940 году семья уехала в Узбекистан. До войны Виктор Черкашин окончил семилетку, поступил в фабрично-заводское училище шелкомотальной фабрики в Фергане, был секретарём комсомольской организации.

В госпитале

18

Северяне № 2, 2013

это в сердце было моём | судьбы. характеры. лица

из архива В.П. черкашина

После училища новоиспечённого лейтенанта направили в 3-й стрелковый батальон 641-го стрелкового полка 165-й стрелковой дивизии на Волховский фронт. Вскоре Волховский фронт вошёл в состав Ленинградского фронта. Вот туда в начале января 1943 года Виктор Черкашин и был отправлен. Эшелон попал под бомбёжку. В вагон, где находился Виктор, попала авиабомба, которая не разорвалась.

– Я слышал, что некоторые бомбы изготавливали советские военнопленные, работающие на немецких заводах. Они на свой страх и риск вместо взрывчатки начиняли бомбы песком. Или взрыватель не сработал… Виктор Черкашин оборонял Дорогу жизни, связывающую блокадный Ленинград с Большой землёй.

– Это время для меня было испытанием. На ногах вален-

из архива В.П. черкашина

Победители

В Берлине

ки, в болотах они обмокали, а потом войлок промерзал насквозь. Спали в снегу, постоянно было холодно. Мылись ночью в палатке чуть тёплой водой. Но провизией снабжали хорошо: хлеб, горячий борщ или суп были часто.

19 февраля 1943 года во время разведывательной операции лейтенант Черкашин получил ранение в правое плечо с переломом ключицы. Добирался до медиков пять километров на санях вместе с другими ранеными. Бойца переправили в госпиталь города Верещагино. Лечение

в госпитале Виктор Петрович совмещал с преподаванием в сельской школе посёлка Очор Пермской области.

– Так было легче выздоравливать, и я чувствовал свою необходимость. Я преподавал ребятишкам военное дело. Но выздоравливающий лейтенант настоятельно просился на фронт, и в конце 1943 года попал в запасной полк, а потом и на фронт – в 328-ю стрелковую дивизию командиром взвода связи первого стрелкового батальона 1107-го стрелкового полка. С января 1944 года Северяне № 2, 2013

19

судьбы. характеры. лица | это в сердце было моём

20

Северяне № 2, 2013

ли. У меня в памяти остались слова песни «Катюша» из праздничного концерта.

После войны – В Берлине я был переведён в распоряжение командира 77-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майора Василия Асклепова. Я получил новое

деле оказалась Галиной. Чтобы попасть на фронт, девушка прибавила себе три года и назвалась Александрой. Молодые супруги Черкашины вернулись на родину Виктора – в Алтайский край. Одна за другой в семье родились три дочери. В 1961 году семья переехала в Казахстан, где прожила без малого двадцать лет.

из архива В.П. черкашина

участвовал в освободительных боях на территории Украины, Белоруссии, Польши.

13 марта 1945 года получил второе ранение при форсировании реки Одер – осколок гранаты пробороздил правую ногу. Однако Виктор очень скоро возвратился командовать своим взводом.

– Мне повезло участвовать в наступлении на Берлин, 25 апреля мы объединились с Первым Украинским фронтом в районе Кетцин. Вот здесь мы захватили немецкого генерала, он спешил скрыться на чудной машине. Это был какой-то гибрид вездехода и трактора – мы такого никогда не видели. Очень необычная была машина для тех времён. Стрелковый батальон, в котором воевал Черкашин, в составе дивизии с боями наступал на запад Берлина, Шпандау, к реке Шпрее. Следующим пунктом наступления был город Потсдам. Здесь, в одном из домов, советские солдаты встретили сопротивление власовцев.

– У них на форме был особый знак – «РОА». Мы получили от командования приказ в плен власовцев не брать, а забрасывать их гранатами. После взятия Потсдама продолжилось наступление в сторону реки Эльбы.

– Несмотря на бой, в этот день, 7 мая, было особое настроение! На ночь мы дислоцировались в красивейшем местечке, в доме лесника. Уже не слышались привычные разрывы снарядов. Вот тогда я поверил, что войне конец. Весть о победе нам сообщил командир полка 9 мая 1945 года. Он сказал, что этот день будет считаться Днём Победы. Многие заплака-

В.П. Черкашин в кругу семьи

задание – демонтировать немецкое военное оборудование и по железной дороге отправлять его в Советский Союз. Очень обрадовался, когда в Берлине встретил своего однополчанина Костю Миленина. Он подарил мне немецкий патефон. Я проходил в Берлине через Бранденбургские ворота, видел разрушенное здание Рейхстага. После войны Виктор Петрович женился. Александра Малахова – тоже фронтовичка, она была шофёром, возила на своей трёхтонке боеприпасы на поле боя, а оттуда – раненых солдат. Александра на самом

Вскоре дочери уехали на Север, в 1981 году пригласили к себе и родителей. В Ноябрьске Виктор Пет­ рович зарекомендовал себя отличным кадровым специалистом – долгое время он работал в этой должности в СУ-8. Семья Виктора Петровича большая: – У меня шесть внуков и семь правнуков, дочери за мной присматривают. Виктор Петрович является одним из организаторов городского совета ветеранов войны, труда, вооружённых сил и правоохранительных органов. С целью патриотического воспитания молодёжи

фронтовик посещал школы, детские и юношеские клубы, военно-спортивные игры и соревнования.

– Я не жалею сил и времени, чтобы успеть рассказать молодым о тех страшных годах, о мужестве солдат, о подвиге однополчан в годы войны. Несколько лет назад я рассказывал школьникам о Берлинской операции, в которой сам был участником, могу и сейчас показать театр военных событий по картам. На занятиях ребятишки засыпали вопросами, интересовались деталями. Мы понимаем, как мало осталось нас, ветеранов войны, и наш гражданский

из архива в.п. Черкашина

это в Сердце было моём | Судьбы. характеры. лица

встреча со школьниками

награды виктора Петровича черкашина ордена: Красной Звезды – за форсирование реки Западный Буг и удержание плацдарма; из архива в.п. Черкашина

Отечественной войны II степени – за освобождение Варшавы; Отечественной войны II степени – за штурм и взятие Берлина; волонтёры клуба «высокий полёт» в гостях у ветерана

долг – участвовать в воспитании детей, подростков и молодых людей. Они наше будущее, и должны быть готовы, если вдруг понадобится, встать на защиту страны от врага. Тогда в победе никто не сомневался. Мы шли сражаться с фашистами, гнали их до самого Берлина, чтобы уничтожить. В своё время мы от немцев страну отстояли,

сейчас нашему правительству нужно со всеми странами договариваться, вести дипломатию, со всеми дружить, чтобы избежать войны. А молодёжи пожелаю хорошо учиться и активно осваивать новую технику, и военную в том числе, – сказал в конце беседы ветеран Великой Отечественной войны Виктор Петрович Черкашин.

Отечественной войны I степени – в честь сорокалетия Победы в Великой Отечественной войне. Медали: «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.»; «За освобождение Варшавы»; «За взятие Берлина»; «За оборону Ленинграда»; «За освобождение Белоруссии». Северяне № 2, 2013

21

судьбы. характеры. лица | о самом близком, дорогом

Дождь смоет следы, слёзы высохнут,

а память останется навсегда Мы все должники Родины. Мы должны ей за воздух, которым дышим, за траву, по которой ходим, за шум её лесов, за её дожди, за её снега. Родина добрая. Наших долгов не считает. Но случается, напомнит о них. Это значит: Родина в опасности, и долг вернуть ей надо мужеством и отвагой. Она и тут не напомнила бы. Да хочет, чтобы её богатства остались нам, а не достались врагу. Любовь Лаврова

М

оя мама и её младшая сестра – теперь уже две пожилые женщины – встречаясь, всегда говорят о войне, военном детстве, полном лишений. Всегда вспоминают своего старшего брата Аркашу, которому не было ещё и восемнадцати лет, когда началась война. Как он обивал пороги военкомата, когда его двоюродных братьев призвали в армию, как мама каждое утро со слезами уговаривала его, чтобы он не торопился, а дожидался своей очереди. Вспоминают радостное лицо Аркадия и мамины слёзы, когда пришла повестка из военкомата… и страшную весть. «Ваш сын погиб, выполняя…» – только и смогла прочитать вслух мама. Погиб девятнадцатилетним под Сталинградом. Ушла на войну их молоденькая двоюродная

22

Северяне № 2, 2013

сестра Раиса, только-только выучившаяся на медсестру, домой она вернулась после Победы, летом 1945 года. Из многочисленных двоюродных братьев не вернулся почти никто. Отец мамы и тётки, мой дед, был железнодорожником. Строители на только что освобождённой территории восстанавливали железные дороги. За мужем следовала и жена, моя бабушка, с тремя детьми. Всё видели своими глазами: чёрную землю, сожжённые деревни и разрушенные города, ещё не заросшие травой братские могилы. Мама и её сестра всякий раз разглядывают немногие сохранившиеся с тех лет фотографии. На одной из них, очень хорошей, сделанной у известного в довоенной Тюмени фотомастера, но от времени пожелтевшей, несколько молодых людей – юные, беззаботно весёлые. Среди них Аркаша – красивый русоволосый юноша, совсем мальчик.

Зачем я об этом рассказываю и кому это интересно? Да просто хочу ответить на вопрос, который задала молодая корреспондентка Татьяне Власовне Гостюхиной: «К какому событию вы приурочили сегодняшнюю встречу старожилов Салехарда здесь, у Вечного огня?» Вот как-то привыкли мы (и детей своих, к великому сожалению, воспитываем так же) проводить формально, как акции к памятным датам, встречи с ветеранами войны и известными людьми. Не понять иным, почему вдруг ни с того ни с сего захотелось людям преклонного возраста, не таким лёгким на подъём, в холодный и по-зимнему вьюжный мартовский день, не дожидаясь Дня Победы, встретиться и поделиться воспоминаниями о не вернувшихся с войны отцах и дедах. Да просто росли они без отцовской любви и всегда по ней тосковали… Да и сейчас, сами бабушки и прабабушки,

о самом близком, дорогом | судьбы. характеры. лица тоскуют… а их молодые отцы, которые смотрят на нас с чёрнобелых довоенных снимков, для них – настоящие герои. И ещё к слову сказать… Печально, что развелось немало «знатоков» военной истории, изучающих её по Интернету, а не в военных архивах, что с невероятной лёгкостью развешивают они отдельным её эпизодам ярлык – «байка». Слово «миф» им уже кажется недостаточным и малоубедительным, а вот «байка» – в самый раз. Пусть почитают о том, как собирал материалы к своей «Истории Пугачёва» Пушкин или к «Войне и миру» Толстой, и тогда, может быть, постесняются с «учёным видом знатока» с лёгкостью судить обо всём на свете. Вот, кстати, и Интернет… Цитирую дословно, ничего не исправляя (нарочно такого не придумаешь, если ты образованный человек!), один из материалов: «Когда на западной границе СССР солнечные лучи только собирались озарять землю, первые солдаты гитлеровской Германии ступили на советскую землю. Великая отечественная война (ВОВ) шла уже почти два года, но теперь начиналась война героическая, и идти она будет не за ресурсы, не за господство одной нации над другой и не за установление нового порядка, теперь война станет священной, народной и цена ее будет жизнь, настоящая и жизнь будущих поколений». Такое впечатление, что написал это двоечник, запутавшийся вконец в названиях исторических событий и датах.

А за что воевали наши отцы, деды и прадеды – уж и совсем непонятно… Комментарии, как говорится в таких случаях, излишни… Пусть встречаются дети войны тогда, когда захотят помянуть своих отцов, лежащих в братских могилах вдали от милого Севера, матерей, в одиночку растивших их в лихолетье. Пусть только приводят на эти встречи своих внуков и правнуков, чтобы те изучали историю своего Отечества сердцем и с уважением к ней относились.

Михаила Скурыхина, да в самом разгаре был выпускной вечер в школе № 1. Духовой оркестр под управлением Бориса Манна играл без устали, юноши и девушки, одетые в лучшие свои наряды, веселились, танцевали, строили планы и загадывали самые заветные желания – не на далёкое будущее, а на завтрашний день. Духовой оркестр играл и днём, уже за городом, где проходило народное гулянье. Сообщение о начале войны прозвучало как гром среди ясного неба. Здесь же, на празднике, провели митинг.

...по данным Государственного архива Ямало-Ненецкого автономного округа, на 1 января 1944 года в Салехарде проживало 10 209 человек, около одной тысячи четырёхсот горожан ушли на фронт, почти тысяча из них погибли. Выходит, домой не вернулся каждый 10-й житель нашего маленького северного городка. Вот и в этот день совет старожилов Салехарда организовал сначала возложение живых алых гвоздик к Вечному огню, а потом в такой камерной, семейной обстановке в культурнодосуговом центре «Наследие» звучали воспоминания, стихи, песни, отрывки из фронтовых писем. Пришли на эту встречу и учащиеся первой школы со своей учительницей. Как рассказывают старожилы Салехарда, всё в этот день, 21 июня 1941 года, в маленьком северном городке было как всегда. Он ничем не отличался от череды других похожих дней. Разве что гуляла всю ночь весёлая свадьба Зинаиды Мамеевой и

Первые проводы мобилизованных в армию состоялись вечером 13 июля 1941 года. Сначала был митинг на площади возле Дома ненца, духовой оркестр сыграл «Интернационал», и люди пошли к пристани. Когда пароход «Усиевич» отходил от пристани, все оставшиеся на берегу громко кричали и плакали, даже мужчины. Маргарита Ефимовна Ермакова очень хорошо помнит 22 июня 1941 года.

– Был обычный летний день. Вместе с другими ребятами я находилась на пионерской пришкольной площадке. Страшное слово «война» напугало всех. Северяне № 2, 2013

23

любовь лаврова

судьбы. характеры. лица | о самом близком, дорогом

24

Северяне № 2, 2013

о самом близком, дорогом | судьбы. характеры. лица Все мужчины, и молодые, и старые, побежали в военкомат – велико было желание стать добровольцами и идти на войну. Сначала забирали крепких молодых мужчин. Ребята и совсем почти дети всё время обивали порог военкомата, потом уже дошла очередь и до них. На фронт ушли трое моих двоюродных братьев: Николай Королёв, Константин Рочев и Пётр Дьячков. Коля родился в 1918 году, окончил семь классов, играл в духовом оркестре, выучился на киномеханика. С 1939 года он служил на Дальнем Востоке, на озере Ханка. Когда началась война, его отправили на фронт. В 1943 году после тяжёлого ранения Коля вернулся в Салехард, работал в Аксарке, учил детей военному делу, но всё время просился на фронт, где были все его друзья и на которых одна за другой приходили похоронки. В конце концов, добился-таки своего – вернулся в армию, а уже в апреле 1944 года лейтенант Николай Королёв погиб. Костя был тихим, скромным юношей. Погиб в самом начале войны – в октябре 1941 года. Пётр служил рядовым, на фронт ушёл тоже в числе первых, воевал два года, попал после тяжёлого ранения в госпиталь, там и скончался 14 октября 1944 года. Известно место его захоронения – деревня Детяти Ленинградской области. Ольга Ивановна Неёлова – дочь солдата, погибшего на войне, тоже тепло и просто говорила о своём отце: – Мне было восемь лет, когда пароход «Усиевич» увозил на войну наших отцов, в том числе и моего – Ивана Павловича Табанюкова. Я помню, какой

на салехардской пристани стоял рёв. Отец, служивший старшиной, погиб в боях за Ленинград, под Сенявино, в 1942 году. Очевидцы рассказывали, что местечко это было сплошь покрыто телами погибших – такие жестокие здесь шли бои. Мама часто плакала и говорила: «Так и не побываем мы на могиле отца». А я почему-то всегда ей на это отвечала: «Вот выйду замуж за ленинградца и побываю». Всё так и произошло. Вышла за ленинградца замуж, и в 1952 году мы поехали на могилу отца. Когда покупали цветы, продавщицы спросили нас, не на свадьбу ли букет. А когда узнали, для чего, завалили цветами, сами плачут… Погиб на войне и мой дядя Виктор Иванович Девятников. Он служил на флоте. У мужа, Василия Дмитриевича, тоже фронтовика, старшего сержанта, четыре брата не вернулись с войны. И Ольга Александровна Тренина – солдатская дочь.

– Дождь смоет следы, слёзы высохнут, а память останется навсегда. Так и я храню память о своём отце Александре Васильевиче Иванове. Он был рыбаком и охотником. Зимой на тройке лошадей возил по посёлкам округа почту. Очень любил песню «Степь да степь кругом…» В память об отце я стала собирать колокольчики, сейчас их у меня целая коллекция. Мама до войны занималась домом и воспитанием детей. Семья у нас была хорошая, дружная. Мы жили в добротном доме на улице Набережной, в хозяйстве – две лошади и две коровы. Но когда отец в 1941 году ушёл на фронт, маме всё пришлось распродать, потому

что без мужских рук содержать такое хозяйство было не под силу. Воевал отец под Сталинградом, был сержантом, пулемётчиком. В ноябре 1942 года он получил очень тяжёлое ранение, а в апреле 43-го от полученных ран скончался в эвакогоспитале, похоронен в двух километрах от села Уват Омской области. Мне было только четыре года, когда началась война, но в мою детскую память врезались некоторые эпизоды, в том числе и проводы отца на площади речного вокзала. Папа держит на руках маленького брата Шурика, потом передаёт его маме, чтото говорит, целует нас троих и уходит… как оказалось, навсегда… Я часто вспоминаю его, рассказываю о нём своим детям и внукам, чтобы они гордились дедом, прадедом и никогда о нём не забывали. Своим дорогим родителям я посвятила стихотворение: Возможно, что всё бы сложилось иначе, Возможно, другою была бы и я, Когда бы на хрупкие мамины плечи Не бросила тяжесть суровая эта война. Храбро отец мой на фронте сражался, Грудью своей защищал Сталинград, С поля битвы домой не вернулся В свой любимый родной Салехард. Лидия Александровна Устинова тоже выросла без отца.

– Мой отец, Александр Феофанович Терентьев, работал до войны милиционером. В 1942 году его взяли на фронт. Мне тогда было всего три года, Северяне № 2, 2013

25

Судьбы. характеры. лица | о Самом близком, дорогом а маме – двадцать один год, и нас у неё на руках двое. Я была тогда слишком мала, чтобы запомнить отца, помню только, как мы шли через овраг, и я потеряла шарфик – подарок папы. А игрушку, маленького поросёнка – его подарок, я до сих пор храню. Служил отец в 17-й гвардейской мотострелковой дивизии, погиб под Смоленском в августе 1943 года. Там же, в деревне Понизовье, он похоронен. Мой брат побывал там, нашёл имя нашего отца в списках, поклонился могиле. А документы отца хранятся в музее МВД. Николай Тимофеевич Шакуров – особый гость. И не только потому, что мужчин на подобных встречах бывает очень мало… Николай Тимофеевич – участник войны. Он родился и вырос не в Салехарде, но самый настоящий сибиряк, уроженец деревни Казанка Сорокинского района Тюменской области. Служил стрелком противотанкового орудия №1 в 618-м стрелковом полку на 3-м Белорусском фронте. Его грудь украшают орден Отечественной войны II степени, медали «За отвагу», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Николай Тимофеевич активен, жизнелюбив, и пусть всегда таким остаётся.

– Нас становится меньше и меньше, и мы на вас, молодых, надеемся, что вы не забудете подвиг своих дедов и прадедов. Когда началась война, мне было пятнадцать лет. Не было восемнадцати, когда меня призвали в армию. Сначала курс молодого бойца в Ачинске, потом фронт. Участвовал в боях по освобождению Белоруссии. Под Каунасом меня ранило.

26

Северяне № 2, 2013

Сначала полевой госпиталь, потом в Подмосковье – в Обухово. Когда вернулся домой, мне доверили полеводческую бригаду. Трактор вспашет земельку, а мы на коровах её бороним. Сеяли вручную. Выжили както. Каждый внёс свою лепту в общую победу – от малолетнего ребёнка до старика. Мои два родных дяди погибли на войне. В память о них и в подарок присутствующим Николай Тимофеевич прочитал по памяти стихотворение. Анатолий Конев, внук солдата, тоже преподнёс всем присутствующим подарок, исполнив под гитару очень красивую песню. Вспомнил и деда: – Мой дед, Яков Герасимович Конев, уроженец села Мужи, восемнадцатилетним ушёл на фронт, вернулся с войны живым, с медалями «За отвагу», «За освобождение Праги». Этими медалями ребятишки играли в песочнице. Умер дед в 1985 году, мне тогда было девять лет, и я его очень хорошо помню. Самое любимое ругательное слово у него было одно-единственное – «мать!» Вокальная группа «Обдорянка» исполнила на языке комиизьватас очень популярную песню «Два товарища». Песня эта о двух друзьях, которые пошли на войну защищать от врагов свою родину – Россию. Служили два неразлучных товарища в одном полку, погибли в бою и похоронены в одной могиле. Юлия Иванчук, ученица школы №1, рассказала о работе клуба «Поиск» в музее истории школы и о выпускнице этой школы Галине Ивановне Цыганцовой, одной из четырнадцати

первых девушек-добровольцев, ушедших на фронт. Татьяна Власовна Гостюхина, председатель совета старожилов города Салехарда, закончила встречу словом о своём отце: – Мой отец, Влас Георгиевич Бусыгин, родился в деревне Малыши Исетского района Тюменской области. Он служил в армии, когда началась Великая Отечественная война. Был в плену. Домой вернулся только в 1947 году. Потом завербовался на Север, здесь и познакомился с мамой. Умер, когда ему было 72 года, хотя он из семьи долгожителей. Его не стало в один год со своим 99-летним отцом, не дожившим только два месяца до 100летнего юбилея. Вдумайтесь только в эти цифры: по данным Государственного архива Ямало-Ненецкого автономного округа, на 1 января 1944 года в Салехарде проживало 10 209 человек, около одной тысячи четырёхсот горожан ушли на фронт, почти тысяча из них погибли. Выходит, домой не вернулся каждый 10-й житель нашего маленького северного городка. Ровно через два года мы будем отмечать очередную памятную дату – 70-летие со дня Великой Победы. Что-что, а торжества устраивать мы умеем. Но совсем необязательно дожидаться именно этого дня или специальных распоряжений, чтобы почтить память погибших, делать вместе с детьми что-то хорошее для живущих рядом ветеранов войны, избавляя их от непосильных повседневных забот. И помнить… «какою ценой завоёвано счастье».

о времени и о себе | судьбы. характеры. лица

Счастливчик, или Восемь месяцев войны Так уж повелось, что разные эпохи рождают своих героев, и только смысл подвига остаётся единым во все времена – люди жертвуют собой не за что-то, а за кого-то. Самопожертвование всегда возносит человека на необычайную высоту, оставляя память о его подвиге.

В

канун очередной годовщины вывода советских войск из Афганистана воспоминаниями о своей молодости и о войне поделился воин-интернационалист, заместитель председателя Совета ветеранов Афганистана г. Надыма и Надымского района Гулиев Габиль Фирдовсу-оглы.

– Я родился в живописном городе Евлах Азербайджанской ССР, – рассказывает Габиль. – Мои родители – очень честные, добрые и порядочные люди, воспитавшие в строгости четверых детей. Я старший сын в большой, дружной семье, на меня равнялись младшие, и для них я старался всегда быть примером – в учёбе, увлечениях, спорте. Родители жили дружно, отец работал инженеромстроителем, мама – бухгалтером. К службе в армии готовился с детства, серьёзно занимался спортом, к совершеннолетию имел первый разряд по вольной борьбе. Умел постоять за себя и при необходимости защитить слабого. Перед армией окончил

автошколу. К моменту призыва в ряды вооруженных сил, к осени 1987 года, имел на руках водительское удостоверение. О том, что могу попасть служить в «горячую точку», не задумывался, поэтому и страха особого не было. Из сотни призванных в Евлахе новобранцев отобрали десятерых самых крепких и спортивных и отправили в ашхабадскую учебку. Среди избранных был и я. С момента прибытия в Туркмению Габиль понял, что новобранцев будут готовить к серьёзной службе. В ашхабадской учебке особое внимание уделялось политзанятиям, физической подготовке, умению обращаться с оружием.

– Мы постигали непростую солдатскую науку, стараясь впитать всё по максимуму, – говорит Габиль, – так как догадывались, что нас отправят в Афганистан. У меня была возможность перевестись в другую часть, как сделал, например, мой одноклассник, но я, вопервых, не хотел расстраивать родителей, а во-вторых, решил следовать своей судьбе. Получив сержантское звание, понял, что готов к участию в боевых

Татьяна зубарева

Татьяна Зубарева п. Правохеттинский

Гулиев Габиль Фирдовсу-оглы

действиях, назад пути для меня уже не было… С мая 1988 года в моей биографии открылась афганская страничка. Габиля определили в 69-ю отдельную материального обеспечения бригаду (МОБ) 40-й армии. Служить предстояло в Баграмской провинции, вблизи перевала Саланг. Автомобильные колонны 69-й МОБ обеспечивали снабжение всех частей и соединений Северяне № 2, 2013

27

судьбы. характеры. лица | о времени и о себе боеприпасами, оружием, ГСМ, продовольствием. Основные маршруты следования колонн пролегали через перевалы Саланг и Баграм. Выполняя многодневные рейсы на автомобилях КамАЗ в условиях высокогорья и минной опасности, солдаты и офицеры проявляли мужество и героизм, так как колонны часто обстреливались душманами.

– Машины, перевозящие грузы, постоянно подвергались нападениям со стороны местного населения, – вспоминает ветеран афганской войны, – несмотря на то, что автомобили двигались по кишлаку со скоростью 70 километров в час, местные лихачи наловчились спрыгивать с крыш хибар, деревьев, бордюров в кузов и сбрасывать наземь продукты, а мы не имели права ни остановить машину, ни тем более стрелять. Иногда происходил бартерный обмен с афганцами: меняли тушёнку и сгущёнку на овощи и фрукты. Часто угощали афганских детей – они были чумазыми, оборванными и голодными. Советские солдаты жалели их, старались обогреть и подкормить. Мы особо ни в чём не нуждались, было всё необходимое для жизни в полевых условиях, но дело двигалось к выводу войск, а у кого-то и к дембелю, поэтому иногда всё же приходилось выезжать в город. Во время вылазок в дукан (магазин) старались держаться вместе по два-три человека. Обязательно надевали каски и бронежилеты, у каждого в руках был автомат. В основном приобретали джинсовую одежду, подарки для близких: отцу и братьям – часы, маме, жене, сестре, невесте – украшения или платки. Местное население называло нас шурави (советские люди)

28

Северяне № 2, 2013

или бача (молодой человек). В этот раз нам не повезло – мы встретили в дукане бандитов, которые затеяли драку. Один из них кинулся на меня с ножом, хотел убить. Хорошая реакция помогла мне увернуться от острого ножа, но, защищаясь, я сильно поранил лезвием руки. На всю жизнь остались у меня шрамы – своеобразная метка от «злых духов». Так впервые впитала афганская земля мою солдатскую кровь… Летом 1988 года началась подготовка к выводу советских войск из Афганистана.

– Мы стояли в десяти километрах от города Пули-Хумри. Точной даты нашего выхода указано не было, время вывода войск всё время откладывалось. Духи по-прежнему нападали на автоколонны, перевозящие грузы. В Пули-Хумри был убит брат командира бандформирования провинции Баграм Пульмуддина Хетматияра, и он поклялся жестоко отомстить шурави. Особенно зверствовали бандиты в православные и советские праздники: на Рождество, Крещение, Пасху, Новый год. Я был назначен командиром отделения. В нашем распоряжении было пять КамАЗов, занимающихся разведкой дороги на Кабул. В январе 1989 года, когда начался вывод войск, мы, поставив палатки, приступили к патрулированию дороги. Контролировали и учитывали двигающуюся мимо блокпоста технику, докладывали в штаб сведения о передвижении автоколонн. В тот злополучный зимний день нас было четверо: командир и трое солдат. Бандиты на блокпост напали внезапно, ребята не успели даже надеть каски и бронежилеты, их

буквально прошили автоматные очереди. Один солдат был убит, Габиль получил контузию и три пулевых ранения.

– Меня спасло то, что мы находились буквально в километре от батальона, где стоял госпиталь. Подоспевшая в считанные минуты подмога подобрала нас двоих как погибших, но по дороге солдаты заметили, что я жив, и передали полевым хирургам. Они сделали необходимые операции и отправили санбортом в Союз. Я мечтал торжественно уйти из Афганистана по мосту Дружбы, традиционно выбросив шапку в мутные воды Амударьи, но судьба распорядилась по-другому. В день вывода войск Габиль лежал на операционном столе в 340-м окружном военном Краснознамённом госпитале им. П.Ф. Боровского, и опытные врачи продолжали бороться за его жизнь.

– Говорят, что я счастливчик – родился в рубашке и под счастливой звездой, – улыбается Габиль, – наверное, это правда. Никто не думал, что я, имея три пулевых ранения, несовместимых с жизнью, выживу, но доктора верили в меня, а я верил в них, а ещё немножко верил в себя и не хотел огорчать маму… Мне было всего двадцать, так хотелось жить, дышать, любоваться солнцем, нежной зеленью, цветами… Я карабкался как мог, и смерть, видя мое упорство и жизнелюбие, через два месяца махнула костлявой рукой и отступила. Приехал отец, он поднимал боевой дух, заботился об усиленном питании, заново учил ходить…

о времени и о Себе | Судьбы. характеры. лица – Мне так хотелось приехать домой в афганской военной форме, но моя пробитая пулями и перепачканная кровью одежда к дальнейшему использованию не годилась, и в госпитале мне смогли выдать только парадную форму… Какой же долгой была через восемь месяцев войны, тяжёлых ранений и операций дорога домой!

– Я едва ходил и плохо представлял себе, как буду жить дальше, но была надежда, и я упорно тянулся за ней… Мы с отцом приехали домой 17 марта – в канун главного мусульманского праздника, который традиционно отмечаем вместе. Мама, увидев меня, упала в обморок. За время моего пребывания между жизнью и смертью она лет на десять постарела и голова ее стала совсем седой, а было ей в ту пору всего сорок лет. Сбежалась вся родня, знакомые, соседи, женщины почему-то всё время плакали, а я всё удивлялся: «И чего ж так убиваются? Я же живой!» Любовь докучаева п. Правохеттинский

Мы познакомились с этой историей двадцать лет спустя. А что же Габиль? Как сложилась жизнь воинаинтернационалиста? А хорошо сложилась! Через два года после демобилизации парень уехал на Крайний Север, в посёлок Правохеттинский, устроился водителем в ПМК-2. Здесь встретил свою судьбу – прекрасную, добрую, ласковую девушку Мзию. Сейчас Габиль и Мзия воспитывают троих замечательных сыновей – Эмина, Нусрета и Али-Аслана. Получив высшее юридическое образование, Габиль работать по приобретённой специальности не стал, устроился бойцом ведомственной пожарной охраны Правохеттинского ЛПУ МГ ООО «Газпром трансгаз Югорск» – в мирное время спасает людей, их имущество и дома. Габиль бережно выкладывает на стол свои награды – их девять. Среди них именные часы «Слава», грамота Президиума Верховного Совета СССР, медали «Ветеран боевых действий» и «Боевое братство», медали, вручённые

к 70-летию вооруженных сил, к 15- и 20-летию вывода советских войск из Демократической Республики Афганистан…

– Мне часто снится Афганистан, – говорит Габиль, – всётаки восемь месяцев отдавал там воинский долг. Несмотря на ранения, на сон урывками в полной амуниции и в обнимку с автоматом, к афганскому народу у меня отношение хорошее. Мне до сих пор жаль простых афганцев. А вот бандитов не жаль, но у них, по моему мнению, нет нации и сердца у этих нелюдей тоже нет… Я бы очень хотел побывать в Афганистане. Наведаться в те места, где служил, где терял сослуживцев и друзей. Хочется побывать на земле, где когда-то пролилась моя кровь… Время всё расставит по местам и беспристрастно даст оценку произошедшим событиям, но одно ясно уже теперь: безусые ребята, такие как Габиль, честно исполнили свой воинский долг, как и положено солдату на войне.

держись, шурави! Посвящается воину-интернационалисту Гулиеву Габилю Фирдовсу-оглы

Крики душманов и треск автомата, Кто-то по-русски ругается матом, Резкая боль, захлестнувшая тело, Воздух застывший, в глазах потемнело. Это конец?! Дальше чёрный провал... Его батальон тот форпост отстоял. И снова война свой сняла урожай, Крови напилась: кто – в ад, а кто – в рай. Солдата друзья чуть живого нашли, Шептал ему кто-то: «Держись, шурави!» Хирурги немало над ним колдовали, Родные молились и истово ждали.

А в двадцать неполных так хочется жить!!! Рассветы встречать, улыбаться, любить. И, зубы сцепив от отчаянья, боли, Солдат проявлял чудеса силы воли, Ночами бессонными, в чёрные дни Упрямо шептал он: «Держись, шурави!» И выстоял. Выжил. И маму обнял. Женился. Троих сыновей воспитал. Но навсегда в сердце памятью ран Остались военная юность, Афган. И если случаются трудные дни, Он шепчет, как прежде: «Держись, шурави!»

Северяне № 2, 2013

29

судьбы. характеры. лица | подвижники

Школьный летописец В далёкие 70-е годы прошлого столетия город Салехард был сплошь деревянным. Из дерева построены дома, дороги, тротуары, даже мост через реку Шайтанку и тот из дерева. Городок казался маленьким, уютным, чистым. Летом – зелёный, с клумбами ярких, разноцветных цветов и белый, заснеженный – зимой. Наталья Рябова, выпускница средней школы № 1, заведующая краеведческим отделом центральной библиотеки города Салехарда

30

Северяне № 2, 2013

из архива Л.Ф. Колмаковой

В

доль дощатой дороги по улице Ленина напротив друг друга стояли два здания. Это была школа № 1. В «маленькой школе», как тогда называли её ученики и учителя, учились дети младших классов. А в «большой школе», двухэтажном здании, учились ребята с пятого по десятый классы. Две школы разделяла дорога – дорога в десять школьных лет. Тогда нам, ученикам из «маленькой школы», казалось, что в «большой школе» совсем другой мир, особенные дети и учителя. Иногда с некоторой опаской мы перебегали дорогу и погружались в другую, как нам казалось, взрослую жизнь. Нас, малышей, никто не обижал, на нас просто не обращали никакого внимания. Пришёл день, когда мы стали учениками «большой школы» – двухэтажного здания с широким коридором, просторными классами с высокими потолками и светлыми шторами на окнах. В начале сентября 1974 года наш класс впервые привели в школьный музей, который располагался в небольшой комнате на втором этаже. Рядом с музеем, в коридоре, были развешаны стенды с фотографиями. Музей – это всегда некое таинство, хранилище людской памяти и истории. Но этот музей был совсем маленьким, не похожим на все другие, и он был особенным.

Лидия Филипповна Колмакова

Вдоль стен стояли стенды с экспонатами, на стенах висели портреты учеников, на полках красиво разложены с любовью оформленные красочные альбомы выпускников школы. Нас встретила молодая женщина с доброй улыбкой, серыми внимательными глазами, в которых можно было прочесть: «Ну, кто вы? Какую память оставите после себя в музее? Кем станете,

подвижники | Судьбы. характеры. лица когда вырастете?». Это была хозяйка и хранительница музея, учительница русского языка и литературы Лидия Филипповна Колмакова. И вот через тридцать шесть лет я вновь посетила школьный музей. Теперь он размещается на третьем этаже нового, просторного, современного здания школы. На дверях музея медная табличка «Музей истории школы». На стенах по-прежнему портреты учеников. На полках – альбомы выпускников школы разных лет, только теперь их намного больше. Как и тогда, в детстве, меня встретила хранительница школьного музея. Лидия Филипповна Колмакова (Канева) – коренная обдорянка, родилась в многодетной семье. Кроме неё, у родителей было ещё пятеро детей. Отец Филипп Николаевич работал директором пушной базы. Мама Елизавета Гавриловна умерла рано, заботу о воспитании девочки взяли на себя тётя Луша и бабушка Евдокия Ивановна. В 1958 году Лидия окончила салехардскую школу №1, затем историкофилологический факультет Ленинградского педагогического института им. А.И. Герцена. С 1964 года много лет работала преподавателем русского языка и литературы в родной школе. В её педагогической практике было пять школьных выпусков. Благодаря ей маленькие любознательные мальчишки и девчонки превращались в серьёзных взрослых девушек и юношей, влюблённых, как и их учитель, в свою школу. Шестое ноября 1967 года стало знаменательным в жизни Лидии Филипповны Колмаковой. В этот день открылся школьный музей. На торжестве присутствовали партийные и комсомольские руководители округа и города. Алую ленточку перерезала Марфа Сенькина, вдова Тихона Даниловича Сенькина – организатора советской власти на Ямале. Ученик школы Сергей Охманович зачитал письмо выпускника 1939 года, Героя Советского Союза Ивана Васильевича Королькова, в котором тот давал согласие на присвоение его имени одному из пионерских отрядов. В день открытия в музее было лишь три стенда: «Становление советской власти на Обском Севере», «Герой Советского Союза И.В. Корольков» и «Природные богатства Ямала». С годами фонд музея пополнялся. В новом здании школы появились тематические стенды: «Страницы истории», «Гордое имя Учитель»,

«Школа сильна не числом, а славою своих учеников», «Школа – округу», «Выпускникиучёные», «Они защищали Родину», «Герой Советского Союза И.В. Корольков». На стенах музея расположились портреты выпускников, своим талантом, трудом прославивших родной Ямал и Отечество. Это А. Сандалов, Н. Патрикеев, А. Кардо-Сысоев, С. Филиппов, В. Костецкий, А. Сущий, В. Самбуров, В. Белых, В. Игловиков, Ю. Прибыльский, Ю. Морозов, М. Канев и многие другие. Здесь же разместились портреты тех, кто много лет отдал школе, благороднейшему на земле делу – обучению и воспитанию детей: М.И. Уткиной, А.Г. Сандаловой, В.Ф. Оводовой, Т.В. Спиридоновой, Л.Е. Приходько, Л.А. Костко, Т.В. Золотухиной, М.Ц. Горелика. В выставочных стеллажах под стеклом – письма с фронта, награды, грамоты, классные альбомы и многое другое. Хранительница музея из года в год кропотливо ведёт летопись школы, начиная с самого её основания – с 1935 года. В музее бережно хранятся уникальные материалы о самом первом школьном выпуске, который пришёлся на трагический в истории страны 1937 год. В поисках выпускников школы Лидией Филипповной написаны сотни писем в различные уголки нашей необъятной страны и за её пределы. За многолетний творческий труд по обучению и воспитанию детей Лидия Филипповна Колмакова в 1977 году награждена значком «Отличник народного просвещения», в 1981 году удостоена звания «Заслуженный учитель РСФСР», она почётный гражданин города Салехарда. А школьный музей для этого удивительного человека стал делом всей жизни. Прошло много лет с тех пор, как я и мои одноклассники окончили первую школу. Когда я встречаюсь с Лидией Филипповной, она расспрашивает меня о работе, о моей жизни, и я с удовольствием рассказываю ей о себе и своих школьных друзьях. Иногда передаю в фонд школьного музея материалы о знаменитых выпускниках. Когда я разговариваю с ней, мне всегда кажется, что она знает не только поимённо всех, кто учился в первой школе, но и кто кем стал. От всего сердца в знак искренней благодарности желаю Лидии Филипповне Колмаковой здоровья, творческого поиска в деле сохранения исторического наследия Ямала, города Салехарда и родной школы. Северяне № 2, 2013

31

судьбы. характеры. лица | очень личное – нам доверенное

Общность людей – великая сила С героем этого интервью я познакомилась, правда, заочно, год назад, когда услышала от своей дочери: «В эти выходные мы с Катей (это её школьная подруга) едем в Аксарку. Катин дед приглашает на строганину». Чуть позже я узнала, что зовут его Николай Иванович, но всё равно в разговорах он оставался «Катиным дедом». Рассказы обрастали невероятными историями: есть, дескать, у него портрет Сталина, написанный едва ли не с натуры, за который кто-то из заезжих давал «очень хорошую цену», а ещё у его матери четырежды рождались двойняшки. «И вообще, – услышала я в конце концов, – Катин дед – это герой совершенно в вашем «северянском» духе». И только готовясь к встрече, я узнала его полное имя – Николай Иванович Корепанов.

Любовь Лаврова

32

Северяне № 2, 2013

любовь лаврова

Н

иколай Иванович Корепанов – известный в Приуралье человек, почётный гражданин Приуральского района, вся его трудовая жизнь неразрывно связана с Аксарковским рыбозаводом. За шесть с половиной десятков лет он сердцем прирос к Крайнему Северу, к своим землякам, как настоящий мужчина, исполнил своё предназначение: построил дом, посадил деревья, вырастил четверых детей. И ещё много чего успел сделать в жизни. Потом была встреча в доме, стоящем на обском крутояре, неспешная беседа о жизни, о времени, о вечных ценностях. Мои молодые спутницы почти

Н.И. Корепанов, Катин дед, и сама Катя – его внучатая племянница

не участвовали в нашем разговоре, но внимали каждому слову, а на обратном пути Катя сказала: «Как же много нового я сегодня узнала…»

– Николай Иванович, в Аксарке сейчас так много строят. Не хотели бы посе­ литься в новеньком краси­ вом доме?

– Нет, не хочу. Как сейчас строят-то? На скорую руку, по каким-то европейским технологиям. А пригодны ли они для наших арктических широт? Не развалятся ли? Вот недалеко дом поставили… совсем на болоте, все отказались от него, так отдали местному, ханту, привезли ему два самосвала щебёнки для отсыпки, и всё… А деревья кто будет выкорчёвывать, коммуникации проводить?.. Потом не надо забывать, что мы живём в сельской местности, и нам не годится городской тип строительства. Раньше строили индивидуальные дома – с участками, банями, сараями, больше ста коров в былые времена содержалось в личных хозяйствах аксарковцев. А сейчас что? Будто в России земли нет…

– А у вас в доме тепло, и даже дверь среди зимы почти настежь на веранду открыта…

– Мы с соседом строили хозяйственным способом, на совесть, сами за стройкой следили. Брус добротный – из разобранной в Салехарде конюшни, принадлежавшей базе морского лова. С ликвидацией в 1961 году базы морлова конюшня оказалась никому не нужна и шестнадцать лет простояла ничьей, а нам пригодилась. В октябре 1978 года мы заселились в этот дом, я сразу посадил во дворе деревья, среди них две лиственницы – моё любимое дерево. А место какое! На берегу Оби! Красота здесь во все времена года!

– Как много у вас фото­ графий! А на этой ваш дом с красными знамёнами… из советского времени?

– Не из советского… На Первое мая, в День Победы и

из архива Н.И. Корепанова

очень личное – нам доверенное | судьбы. характеры. лица

Первомай. На крыльце родного дома, украшенного к празднику

седьмого ноября я всегда вывешиваю красные флаги.

– Это ваши праздники?

– Конечно, и в первую очередь 9 Мая – День Победы. Брат у меня, Георгий, 30 декабря 1941 года под Наро-Фоминском погиб. Отец воевал под Сталинградом, в самом пекле. Как-то жив остался, руку только потерял. Помню, как с войны пришёл в марте сорок третьего – в валенках, в будёновке… К 45-летию Великой Победы я собирал воспоминания жителей Аксарки, фронтовиков и тружеников тыла, ходил по домам, записывал.

– А соседи как реагируют на алые стяги? Не считают вас чудаком?

– Да как… вот соседка моя, учительница, Евдокия Михайловна Максимова, она уж плохо ходит, ей девяносто лет скоро будет, так она в День Победы обязательно приходит с костыльком, посмотрит, мол, ага, есть советская власть ещё. Из моих сверстников здесь, в Аксарке, почти никого не осталось, не с кем даже поговорить… Лев

Толстой ещё сказал, что одинокая старость – это медленное приближение к смерти.

– Так это не про вас гово­ рил Лев Толстой. Во-первых, стариком вас назвать язык не повернётся. Вы общи­ тельный, активный, такой порядок у вас во дворе, в доме, на подоконниках мно­ го цветов, которые требуют особого ухода… Во-вторых, на одиночество вам грех жаловаться. Вот и сегодня, только что хлеба свежего принесли. Катя, ваша вну­ чатая племянница, нас к вам привезла.

– Супруга Тамара Васильевна умерла в 2001 году, но на одиночество и правда жаловаться грех. Здесь, в Аксарке, живёт моя приёмная дочь Альбина Александровна Абышева, это она только что приходила. Моя младшая сестра Мина Ивановна Кузнецова жила в средней полосе России, в 2003 году, овдовев, приехала к сыну в Салехард, но не прижилась там и поселилась со мной рядом. Сестра Екатерина Ивановна Щетинина – в Салехарде, у неё дети, внуки. Северяне № 2, 2013

33

судьбы. характеры. лица | очень личное – нам доверенное Её внук Володя вчера приезжал, дров мне наколол.

из архива Н.И. Корепанова

– У вас и печь есть?

– Конечно, летом её топлю. Раньше, когда двухэтажки строили, везде печи были. Это как запаска, котельные раньше топили плохо.

– Николай Иванович, а в Аксарку когда и каким ветром вас занесло?

– В 1947 году. После окончания мореходки нас, семнадцать дурачков, отправили отрабатывать на Север. Тогда мореходка была в Ханты-Мансийске и называлась школа юнг. Это потом её перевели в Тобольск.

– Это сколько же вам было лет, когда поехали по­ ступать в школу юнг?

– Почему поехал? Я туда в 1945 году пешком убежал из деревни Елизарово. Мне тогда было четырнадцать лет, я окончил шесть классов. А родился я в Сухоруково. Родители: Маримьяна Филипьевна и Иван Матвеевич Корепановы

– Вы, выходит, коренной сибиряк?

– Выходит, да. Но вообще, мы все Корепановы с Вологодчины. По семейным преданиям, ещё во времена Ивана Грозного предки наши пришли в Сибирь, бежали то ли от преследований, то ли в поисках лучшей доли. Вы обратите внимание – все названия населённых пунктов, вплоть до Сургута, заканчиваются на «о»: Березово, Сухоруково, Елизарово, Репалово, Мануйлово... Это всё пришло с Вологодчины.

– Вы КорЕпановы?

– Именно КорЕпановы, значение фамилии – «подсмеиваться, насмехаться, причудни-

34

Северяне № 2, 2013

чать». А вот КорепАновы – от «рябой, корявый, рыжий», они из Архангельска.

немалая… У матери нашей родилось шестнадцать детей, из них четыре пары двойников.

– Расскажите о семье – об отце с матерью, братьях и сёстрах. Раньше семьи были многодетными, детей рано приучали к физиче­ скому труду, ко всякой кре­ стьянской работе. Ваша не исключение?

– Не исключение. Отца звали Иван Матвеевич, маму – Маримьяна Филипьевна. Отец работал в обозе. Возили всё подряд, зимой – мороженую рыбу... Хозяйство у отца с матерью было большое – пять лошадей, три коровы. Как иначе? Семья

– Шестнадцать!..

– Большинство в младенчестве умирали. У нас есть семейная история о том, что церковь посчитала за это ведьмой, да ещё они со своей матерью, бабкой Дарьей, лечили людей как знахарки, знали травы. Я родился мёртвым. Сестра Лена, она старше меня на семь лет, рассказывала, что бабушка Дарья долго меня оживляла – водой обливала, холодной и горячей, хлопала... Так и появился я на свет благодаря своей бабушке-повитухе.

очень личное – нам доверенное | судьбы. характеры. лица А маму я помню очень хорошо, доброй и ласковой она была, а ещё – любительницей рыбачить. С утра коров подоит, залезет в подпол, там у неё уже заготовлены червяки, подпоясается – и вперёд, на реку. Никогда без улова не возвращалась. В 1938 году мама умерла от воспаления лёгких. Нас осталось пятеро: Георгию, моему сводному брату, девятнадцать лет, Елене четырнадцать, Кате четыре года, Мине всего два, мне семь лет, я ещё в школу не ходил. Очень хорошо помню, что три дня я спал на полатях рядом с мёртвой матерью – ложусь и обнимаю её. А бабка говорит: «Не трогайте его – в последний раз видит мать, пусть простится…» В день похорон был сильный мороз, отец тащил меня за руку – это я тоже хорошо помню. Тогда церковь ещё работала, сломали её годом позже, в 1939 году. Кладбище находилось за церковью, на восточной стороне, ограда огромная, а мать похоронили отдельно, в другой совсем части, и вместо креста на могилу поставили кол. За то, наверное, что родила столько детей, да ещё и сама родилась первого марта – в день кикиморы. Именно первого марта в народном календаре отмечается день Маремьяны Праведной, прозванной почемуто Маремьяной-Кикиморой. Вот так…

– Деда звали Матвей Кузьмич Корепанов, он был купцом – вот на этой фотографии, чудом сохранившейся, бородатый, в валенках выше колен, которые надевались на голые ноги, с «Анной на шее». Я своего деда не знал, он умер ещё до моего рождения. Но старшая сестра Елена помнила его. Дед сам себе сделал гроб. Вообще, семья была непьющая, но, бывало, выпьет дед по какому-то особому случаю и кричит с печи своему сыну, нашему отцу: «Ванька, умру – в гробу похорони, а то вы, большевики, в рогожке хороните…»

Когда начали раскулачивать, в хозяйстве у него было тридцать или сорок лошадей. Зажиточный, но и работать приходилось самому не меньше лошади. Это сейчас говорят, что, когда раскулачивали, всё отнимали. На самом деле не совсем так было, или не везде так. Оставляли на семью по корове, на две семьи – лошадь. Вообще, Сухоруково в те времена слыло богатым селом – амбары, большие подворья, дома-пятистенки. Кто-то из крепких крестьян добровольно переходил на сторону советской власти, а были и те, кто сжигал амбары с хлебом,

– А по мужской линии – дед, отец – они какими вам запомнились?

из архива Н.И. Корепанова

– Вам её не хватало?

– Конечно, не хватало, я же ребёнком маленьким остался. Через год после смерти мамы отец женился на другой, в 1940 году мачеха родила дочь Марию.

Дед Матвей Кузьмич Корепанов с «Анной на шее»

Северяне № 2, 2013

35

судьбы. характеры. лица | очень личное – нам доверенное

Летом 1918 года белочехи захватили Омск, Тюмень, Тобольск. Летом же белогвардейцы на нескольких пароходах отправили вооружённые отряды в Самарово, Сургут, Берёзово, Обдорск. В это время отец пошёл добровольцем в отряд Лопарева, участвовал в установлении советской власти на Обском Севере, в антиколчаковском партизанском движении. К марту 1920 года все отряды колчаковцев ликвидировали, а в 1921 году отец принимал участие в подавлении кулацкоэсеровского мятежа. И только после окончательного установления советской власти на всём Севере он вернулся домой, к привычной жизни.

– Эти рассказы вы слы­ шали от отца?

– Отец никогда об этом не рассказывал, да и не принято

36

Северяне № 2, 2013

– Значит, по тому, какую жизнь пришлось прожить родителям, можно нашу отечественную историю изучать?

–Да, не иначе… Отец отвоевал, вернулся домой. Только зажили, у отца появилась семья,

Елена

дети, как новая напасть – колхозы. Мой отец не был раскулачен. Лошадей у нас уже тогда не было, посдавали всех. Остались только две коровы: одна краснопёстрой сибирской породы, а вторая холмогорка, большая такая, молока много давала. Одну облагали налогом – надо было молоко государству сдавать. Мать надоит полное ведро и отнесёт в сельпо, а от второй коровы – нам. От неё хоть и меньше было молока, но зато хорошее, жирное. Есть такое выражение: судьба играет человеком. То же самое и с отцом моим случалось не раз. Он в колхоз не вступал сознательно. Многие бывшие красные партизаны были не согласны с политикой проведения коллективизации на селе и

не скрывали этого. Сплочение недовольных советскую власть насторожило. Вот тогда и потянулись обозы с арестантами, не пожелавшими вступать в колхозы, – всех забирали, потому что стукачи уже работали вовсю. Только кто в колхоз не вступил, сразу узнавали об этом, котомку с собой и вперёд. В 1933 году взяли отца. И пошли они с дядюшкой, мужем тётки, по этапу, в Омск, пешком, как несочувствующие власти… И тут так отцу повезло, как

из архива Н.И. Корепанова

Георгий

было. Какие-то обрывки слышал от него.

из архива Н.И. Корепанова

из архива Н.И. Корепанова

забивал и угонял скотину, только бы красным не досталось. Были и те, кто становился стукачом. Стукачи ходили и подслушивали под окошками, кто что говорит, а потом доносили. Сейчас ведь тоже есть такие.

Николай

бывает, наверное, только раз в жизни: проводил допрос его бывший красный командир Лопарев. И тот сам его вспомнил. А вспомнил потому, что у отца было отличное зрение, и Лопарев всегда звал отца, если нужно было что-то разглядеть издалека. Узнал отца, удивился, потом написал и вручил ему бумагу, свидетельствующую об освобождении, и отпустил. Отец вернулся домой, вступил в колхоз. Думаю, в знак благодарности своему спасителю.

– Или чтобы судьбу не испытывать?..

очень личное – нам доверенное | судьбы. характеры. лица

Мина

хоза приказал сломать крест и купол. Парней-новобранцев и привлекли к этому делу. А мачеха отца, бабка Надя, была очень набожна и в сердцах сказала: «Эти ироды не вернутся живыми, Бог покарает их за то, что крест спилили». И точно: не вернулись ведь. Один из тридцати девяти возвратился домой – Завьялов, а остальные все погибли на войне. Или вот ещё. Второго мая 1942 года мы с отцом вернулись с охоты, его ждёт повестка из военкомата, а пятого мая уже катер приплыть должен. Надо соби-

раться. Слазил отец на чердак, принёс оттуда большую икону с изображением Богоматери и давай из неё чемодан мастерить. Только топором раз ударил, заходит та же бабка Надя и в крик: «Ванька, ты что, подлец этакий, руку отрубил! Вот так и тебя Господь покарает». И точно. В 1943 году из-под Сталинграда пришёл отец с покалеченной рукой. Я неверующий человек, но как отнестись к таким совпадениям, я не знаю.

– Возможно, это под­ тверждение прописной ис­ тины: человек должен не­ сти ответственность за свои поступки?

ский совет даёт тебе талончик на дополнительный кусок хлеба. Если ягод набрал ведро – тоже. В 1944 году меня взял с собой на рыбалку дед, отец мачехи. А рыбы в то время было много. Он мне сказал: «Ты крюк возьми, на котором уши невода собраны, когда я рукой махну, ты потихоньку его отпускай». Я держал-держал, всё смотрел, когда он рукой махнёт… а крюк уже и уполз. Поругал он, конечно, меня. Но в другой раз я уж знал, что и как надо делать. За два месяца рыбалки я получил два мешка муки, ящик масла, сахара, и когда всё это богатство привез-

из архива Н.И. Корепанова

из архива Н.И. Корепанова

– Возможно, и так… Отец всегда вспоминал об этом случае и всю жизнь жалел о том, что не посмел заикнуться, замолвить слово за дядьку, который сгинул потом где-то на Колыме. Так и не простил себе малодушия. И ещё эпизод. В 1939 году из Сухоруково ушли в армию тридцать девять парней, все молодые, никто из них не был ещё женат. Среди них был мой брат Георгий, 1919 года рождения. Ребята ждали пароход и маялись бездельем. В это время как раз церковь сносили, в этот самый день председатель кол-

Екатерина и Мария

– Конечно, отвечай за свои слова и дела, коли ты человек. Да и высшая справедливость всё-таки есть… в старости человек в неё верить начинает…

– И войну вы помните?

– Как не помнить. Конечно, помню. В то время я был школьником. Каникулы нам продляли, в сентябре никто не учился, все занимались уборочными работами, собирали дикоросы. Если ты два мешка шишек набил, значит, сель-

ли к крыльцу, мачеха вышла и расплакалась.

– Вы часто вспоминаете свою мачеху. Смогла она заменить вам мать? Не оби­ жала?

– У меня было две мачехи. Первая – Анастасия Трофимовна, хорошая женщина, нас, сирот, не обижала. Она же провожала отца на фронт. Когда он вернулся с войны, устроился на работу в сельпо, а там работала бухгалтером некая Анна Северяне № 2, 2013

37

судьбы. характеры. лица | очень личное – нам доверенное – И она простила?..

– Простила, потому что добрая была, да и общая дочь Маша у них росла. А та, вторая, наказана за своё зло: все в её семье умерли не своей смертью, и она в том числе… Сводная сестра Мария Ивановна Корепанова живёт в Ханты-Мансийске. Наш отец жил до последних дней у неё. Любитель ловить горностаев, простудился, заболел и умер в 1973 году ещё не старым – в возрасте семидесяти четырёх лет..

– Давайте вернёмся к началу вашей дороги на Север, в Аксарку…

– Сестра Елена в 1940 году окончила шесть классов. Тогда как раз был набор в Салехардское ФЗУ, и она приехала сюда и жила здесь. Когда отца взяли на фронт, она и младшую Мину сюда привезла, потом вернув-

из архива Н.И. Корепанова

Ивановна Шишкина, женщина, как говорится, в самом соку, а мужчин вокруг совсем нет. Как ей удалось увести отца от жены, почему она имела над ним такую власть?.. Вот она-то была страшным человеком, настоящим тираном. Соберёт свою семью за столом, а мы сидим в сторонке и ждём, пока они наедятся, слюни и слёзы глотаем. Потом всё со стола уберёт, нас посадит и даст по кружке чая и куску хлеба. У неё что, каши для нас не было?.. А отец не мог почему-то за нас заступиться. Бедная Минка, самая младшая из нас, настрадалась больше всех, она, маленькая, два раза на речку топиться убегала. А Катьке повезло: её взяла к себе наша бездетная тётка, это с её мужем отец пошёл по этапу в тридцать третьем. В конце концов и отец не выдержал – вернулся к Анастасии Трофимовне…

Комсомольская юность Корепанова Н.И.

38

Северяне № 2, 2013

шийся с войны отец забрал Мину домой. Два года я учился в мореходке, получил профессию судового моториста. Нам всем, выпускникам, дали направление на работу. Мне было шестнадцать лет, но и ребят постарше тогда даже в армию не забирали, потому что некому было работать – везде одни девки. Нас посадили на теплоход «Москва», который отправился из Ханты-Мансийска в Салехард, и шесть дней мы плыли. Я получил направление именно на Аксарковский рыбозавод. В Аксарке мы и встретились с Еленой. В 1950 году она переехала в Горки, вышла замуж за Тимофея Истомина, а я остался.

– Шестнадцатилетних, да в такие дальние края… И вообще, какую работу можно было поручить под­ росткам?

очень личное – нам доверенное | судьбы. характеры. лица – Сейчас шестнадцатилетние, конечно, не такие, какими были мы в этом возрасте, все почему-то их считают детьми, а нас с самого раннего детства приучали к труду и ответственности. Утром встанешь, надо и скотину накормить, и стайки почистить... Такую работу же всю малолетняя шпана делала. Взрослым некогда было домашними делами заниматься. В Салехард мы приехали тридцатого сентября, Обская губа уже стояла. Двоих из нас направили в посёлок Горки, а всех остальных в Аксарку. Здесь Обь оставалась судоходной, и мы месяц успели поработать. Следующим летом двое уехали в Тазовский, ещё двое – в Новый Порт. В основном мотористы, но и судоводители тоже были. Устроили нас в общагу, где старый райком сейчас стоит, – это был дом двухквартирный. В одной части жила техничка, звали её Сара, как мать, опекала нас, помогала первое время. Ещё в мореходке нам выдали американские ботинки, в них мы и бегали. В придачу – флотский костюм, китель, шинель, матрас, две простыни. За это добро потом высчитали из зарплаты. Первая зарплата моя была 290 рублей. В мореходке, к примеру, наша стипендия составляла 40 рублей, а тут сразу 290. Целое для нас состояние!

– Кроме обмундирова­ ния, какие наставления да­ вали выпускникам в школе юнг? Она в первую очередь была школой жизни для мальчишек военного и по­ слевоенного поколения?

– Начальником мореходки был капитан первого ранга Сергеев, прошёл всю войну, служил в Мурманске, командовал

эсминцем. Жена его работала врачом в госпитале. Капитан был золотой человек, все его уважали. Во время войны они с женой потеряли сына, потом целый год ездили по детским домам и искали его. Да так и не нашли. Когда совсем потеряли надежду, взяли из детского дома мальчика, очень похожего на самого капитана – такого же светловолосого и кудрявого. Начальник мореходки, помимо уроков, положенных расписанием, занимался нашим воспитанием и образованием. Перед отбоем ежедневно включал гимн Советского Союза. А за час до этого приходил к нам в казарму и рассказывал о знаменитых русских флотоводцах: Крузенштерне, Макарове, Лазареве, Нахимове, Ушакове – про всех, и очень интересно, мы с нетерпением ждали каждый раз его рассказы. За месяц до выпуска он заставил нас прочитать роман Николая Островского «Как закалялась сталь», только после этого нас приняли в комсомол. Не всех, конечно, только самых активных. Потом прошёл госэкзамен, и нам дали направление. Тогда казалось, что Ямал – это романтика! Море близко! А сюда приехали – одни деревяшки стоят. Были катера не больше двенадцатипятнадцати лошадиных сил. Возьмёшься ряпушку везти в Щучье, пять-шесть дней без остановки приходится идти – какая тут романтика… Вот такой у нас был флот.

– Время шло, завод раз­ вивался…

– А потом молодёжи стало больше, мы подросли, возмужали, научились кое-чему. Вообще, Аксарковский завод строился на базе рыболовецкой артели

одновременно с Салехардским. Те сосланные, которые попали сюда из Челябы, Миасса, они землеробы. Им рыба-то по сути не нужна. А вот астраханцы – те потомственные рыбаки. И сургутских здесь было много, они тоже рыболовы. Так и приняли решение об организации колхоза и рыбозавода. Меня избрали секретарём комсомольской организации моторно-рыболовецкой станции как активного комсомольца. В 1954 году – инструктором и заворготделом райкома комсомола, где поработал два года, потом пришёл к первому секретарю райкома партии Василию Климентьевичу Краснобаеву и попросился назад, на завод. Меня отпустили, но всё равно на общественную работу – четыре года командовал профсоюзом. Когда при Хрущёве стали ликвидировать бесперспективные деревни, и здесь, в При­ уральском районе, также решили провести преобразования. А у нас и полеводство было, и животноводство, и оленеводство, и тепличное хозяйство. К первому мая огурцы свежие уже снимали, а к двадцатому июня – помидоры. От Салехарда до Ныды тогда ходил пароход «Чкалов», на нём в посёлки отправляли свежие овощи. В 1961 году колхозы (а их в районе было много) ликвидировали. На базе двух – имени Сталина и «Няръяна Нгэрм» – был образован зверо-оленеводческий совхоз «Байдарацкий», а все остальные колхозы передали Аксарковскому рыбозаводу. Создали комиссию, и мне как председателю проф­с оюзного комитета Аксарковского рыбозавода прописали отдельный пункт: принять всех бывших колхозников в профсоюз. Северяне № 2, 2013

39

из архива Н.И. Корепанова

судьбы. характеры. лица | очень личное – нам доверенное

Надо было их всех объехать, каждому разъяснить, что такое профсоюз и какая от него выгода. Одних деревень в Приуральском районе было тринадцать, а ещё стойбища… и срок поставили – до декабря. Я три месяца мотался по всей тундре с полной сумкой профсоюзных книжек. Рыбозавод в итоге стал многоотраслевым предприятием, объединив под своим началом несколько колхозов со всем их хозяйством – рыбоугодьями, коровами, лошадьми, одних оленей было девять тысяч поголовья только основного стада. В общем, смысл идеи состоял в том, чтобы взять под крыло всех местных ненцев и ханты, сделать их рабочим классом.

– Это уже не завод, а огромное хозяйство!

– На одном из заседаний, когда обсуждалось, как же управлять таким разношёрстным хозяйством, решили, что один директор завода просто не управится, тут уже недостаточно знать рыбу и флот. Ну, я возьми да ляпни, что помогать в работе должен райком партии.

40

Северяне № 2, 2013

из архива Н.И. Корепанова

Заядлый охотник и рыбак в компании товарищей

этой должности я проработал пять лет, затем заместителем директора завода – с 1970 по 1975 год. Только после этого я стал директором – прошёл все ступени служебного роста. По-другому тогда было невозможно: постигали профессию с азов – буквально от подручного изучали производство, поэтому и знали его досконально. Директором завода я работал девять лет – с 1977 по 1986 год. И все эти годы был членом бюро райкома партии.

– Какую продукцию про­ изводил Аксарковский ры­ бозавод? Мы, например,

Все зааплодировали! Первый секретарь райкома Михаил Васильевич Ушаков не растерялся: «Ну вот, тебе и карты в руки!» Три года проработал я инструктором райкома партии, помотался по тундре. Потом на завод пришёл Евгений Александрович Корчагин – сначала инженером, потом директором завода в течение пяти лет. Он из тундровой жизни меня и вытянул. Назначил сначала помощником начальника отдела добычи, потом начальником – в

очень любили вашу ряпуш­ ку пряного посола.

– Семьдесят процентов пойманной рыбы мы сдавали Салехардскому рыбозаводу, потому что он считался самым крупным перерабатывающим предприятием. А сами производили пресервы. Ряпушку пряного посола весь округ любил. Пресервы поставляли в Ленинград, а бочковую рыбу – в Горький. Мороженого муксуна, нельму, осетра – в Кремль. В одном только 1958 году двести

очень личное – нам доверенное | судьбы. характеры. лица

– Так чей всё же осётр лучше – наш или канад­ ский?

– Наш, конечно. Самым ценным в мире осетром считается сибирский, особенно его икра.

Никакой другой ни по вкусу, ни по полезным свойствам с ним не сравнится. Это деликатес, если кто ещё помнит его вкус… У черноморского, например, голову не ели, потому что она ядовита…

– Николай Иванович, по-вашему, большому рыб­ ному хозяйству не выжить в настоящее время?

– Когда началась процедура банкротства Аксарковского рыбозавода, я высказывал своё предложение. Дело в том, что мы, промышленники, умели только добывать и перерабатывать рыбу, выполняя заказ государства, а торговать не умели. Я предлагал объединить завод с рыбкоопом, тогда бы предприятие нормально существовало. Продукция у нас качественная, дорогая. Мы бы ловили, они – продавали. Но меня не послушали, и в 1995 году начали растаскивать рыбозавод по баночкам.

– Вам было жаль?

– Как не жаль… Вся моя жизнь связана с ним. В 1977 году завод стал самостоятельным предприятием и вошёл в состав производственного объединения «Ямалрыба». Кроме основных отраслей (добыча и обработка рыбы), вспомогательное производство (выработка электроэнергии, производство пиломатериалов, строительство промыслового флота, изготовление орудий лова, капстроительство и так далее), большое подсобное хозяйство. Тогда наш завод был самым перспективным на Ямале, позже, в восьмидесятые годы, в самый расцвет своей деятельности, он давал до трёх миллионов рублей прибыли, из них пла-

новых – только два миллиона. Работников – почти девятьсот человек! Прибылью, конечно, распоряжалось объединение «Ямалрыба», нам только грамоты доставались. У меня даже медаль есть «За освоение недр и развитие нефтегазового комплекса Западной Сибири».

– На стене в комнате у вас вижу парадный портрет Сталина.

– Я сталинист и не скрываю этого. Гимн Советского Союза мы, четырнадцатилетние юнги, пели ежедневно. Я за коммунистические идеи... это в крови у нас, людей старшего поколения. Нам дали бесплатное образование, крышу над головой, работу. Мы, конечно, в жёстких условиях жили… Я вот, например, дважды судимый.

– Да ну…

– Первый раз в 1948 году за опоздание на работу. Двадцатого ноября мы в общаге заигрались в карты и легли спать под утро. Просыпаемся – времени семь часов тридцать минут, а мы в семь обычно выходили, до работы минут сорок бежать.

любовь лаврова

тонн осетра выловили! Это две тысячи центнеров! Сейчас столько рыбы нет. Это потому, что построили новосибирскую ГЭС, идти рыбе стало некуда. Все берега Оби в районе Новосибирска были буквально завалены мёртвой рыбой. Потом рыбоотводные каналы построили, да уж поздно. До того другая политика была – не трогать Обь-матушку, она богата лесом и рыбой. Осётр до нереста проходит двухсезонный период: он весной подымается, доходит до томских ям, там зимует, готовит икру, потом идёт на Бию и Катунь – в Алтайский край. И с муксуном так же. А когда ГЭС построили, отрезали рыбе этот путь. Это был первый удар. Второй удар нанесли учёные. Наука не всегда имеет право вмешиваться в природу. Пётр Николаевич Загваздин сорок пять лет отслужил начальником управления рыбного хозяйства, так вот он говорил, что допустил одну-единственную в своей жизни ошибку – создал рыбный институт. В 1958 году приезжали двое канадских учёных, я с ними ходил по Оби. Они смотрели нашего осетра: как да что? У них давно всё уничтожено. Пять Великих американских озёр во что были превращены? Потом Пётр Николаевич во­зил их на теплоходе до самой Новосибирской ГЭС. Они тогда сказали, что их осётр у нас не приживётся, а наш – у них, потому что там он однолетний, а у нас двухлетний.

Тот самый портрет Сталина

Северяне № 2, 2013

41

судьбы. характеры. лица | очень личное – нам доверенное Примчались, а железка закрыта. Начальник затона Новосёлов сообщает, что нас уже ждут в суде. Судья, здоровый такой мужик, басом провозгласил: «Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики по статье...» Мы стоим ни живы ни мертвы, все сжались... И присудил нам всем по два года лишения свободы. Потом выдержал паузу и говорит: «Ну, ребятишки, жалко мне вас… А ну, марш на работу!» Мы так рванули, аж дверь с петель сорвали. Это было для нас, дураков, уроком на всю жизнь! А второй раз в пятидесятом году. Мы шли из Салехарда на катере, и прямо перед нами переплывал реку лось. Это ж были годы голодные. Витька на рога ему набросил аркан, привязали бедолагу к катеру, задушили. Пристали к берегу, разделали добычу, а шкуру спрятали. Механик Аркадий Альбертович Менде потом за ней вернулся, зачем-то она ему понадобилась. Тащит шкуру, чуть песни не поёт от радости. И лесник тут как тут, идёт навстречу. А закон был такой: кто заявит на браконьера, тому половина стоимости убитого животного. А лось тогда стоил десять тысяч рублей. Вот и присудили нам, четверым, выплачивать по две с половиной тысячи каждому. В итоге ни мяса, ни шкуры, ни денег (смеётся)... Пришлось мне тогда браться за любую работу, в кузнице каждый вечер гвозди ковал для строительства бударок. В мореходке нам давали азы кузнечного дела, вот здесь они и пригодились. За год рассчитался…

– Всё же откуда у вас этот портрет? Выполнен маслом – не репродукция какая-нибудь…

42

Северяне № 2, 2013

– В начале 80-х, я работал тогда директором рыбозавода, ездил по каким-то делам в лабытнангскую колонию. Вижу: на огромном полотне портрет Сталина в полный рост. Начальник колонии тогда и пообещал: «Напишут и для тебя наши художники». И правда, сдержал слово. За десять пачек чая профессиональный художник за короткое время написал мне этот портрет.

– Чем привлекателен для вас этот человек? Почему тиран стал для тридцати шести процентов россиян символом справедливости?

– Это же очевидно: есть сегодня в обществе запрос на справедливость. Не будем принижать роли Сталина в победе над фашизмом, в бурном послевоенном восстановлении хозяйства, превращении СССР в мощную индустриальную державу. Главное, был порядок, люди знали, где искать защиты. Помню день 2 марта 1953 года. Я работал тогда мотористом. Вызывает меня первый секретарь райкома партии Елфимов и спрашивает: – У тебя сирены на катере работают? Можешь их принести?

– Могу. Зачем – не сказал. Снял я две сирены, каждая по шесть или семь килограммов. Возле райкома трибуна уже готова. Начался митинг, только тогда и узнал, что умер Сталин. Народ ревёт, спецпереселенцы в том числе. После митинга Крапивин, дед Андрей, сосланный из Миасса, говорит, вытирая рукавом слёзы: – Добрый хозяин был в стране, найдётся ли ещё такой… Дома жена ревёт, тёща ревёт, ребятишки плачут…

В 1970 году я познакомился с начальником затона лабытнангской лесобазы. Он из сидельцев, десять лет провёл по лагерям. Когда я зашёл к нему, он приложил указательный палец к губам и предупредил: – Здесь «про уса» не говорят, ни слова мне, ни-ни…

– А свобода слова суще­ ствовала?

– Свобода – это ведь не вседозволенность. За слова и поступки отвечать надо. Я был внештатным корреспондентом районной газеты «Колхозная правда». У нас было заведено: съездил в командировку – напиши статью о хороших людях либо критикуй, если есть за что. Однажды написал критическую статью о директоре пельвожской школы Елене Виссарионовне Бабиковой. Шуму было! Приехала она вся в слезах в Аксарку – прямо к первому секретарю райкома Краснобаеву. Вызывает он меня: «Ну что? Досталось тебе? Ничего, не переживай!». Золотой был человек Василий Климентьевич Краснобаев, люди ему доверяли и шли за помощью. Писал я и в газету «Красный Север» – о передовиках производства… Шесть рыбаков Аксарковского рыбозавода были награждены орденом Трудового Красного Знамени!

– Николай Иванович, на семью у вас хватало вре­ мени?

– Тёща помогала управляться. Супруга Тамара Васильевна работала начальником радиостанции завода, имела доступ к секретной информации. В свободное время она вела драмкружок в клубе и привлекала к участию нас с ребятами.

из архива Н.И. Корепанова

очень личное – нам доверенное | судьбы. характеры. лица

Большая родня. Аксарка, 1950-е годы

В постановке пьесы Гоголя «Женитьба», к примеру, я играл коллежского асессора Павла Ивановича Яичницу. Так нас и свела любовь к искусству (смеётся). Тамара Васильевна родом с Херсонщины, осталась вдовой с тремя детьми на руках.

– Не побоялись ответ­ ственности и трудностей?

– Да разве по молодости думаешь об этом? Родилась общая дочь Ольга. Я не делал различий между родной дочерью и приёмными – Владимиром, Альбиной и Борисом. Сорок девять лет прожили с супругой, детей подняли. Владимира и Бориса уже нет, Альбина, я уже говорил, в Аксарке, её сын Владимир Васильевич тоже здесь, работает в теплосервисе, окончил институт лесного хозяйства в Ухте. Два сына и у Владимира: Михаил Владимирович Иванов – в Тюме-

ни, Александр Владимирович Иванов – в Салехарде. Дочка Ольга с мужем Василием и двумя взрослыми сыновьями, Михаилом и Андреем, живут в селе Новый Васюган Томской области. Стрежевой рядом. Я гостил у них. Там пожары, болота высохли, в реках воды не стало, рыба пахнет нефтью… в общем, ничего хорошего…

– В районном краевед­ ческом музее мне показали папку, состоящую из почти трёхсот рукописных листов. Устанешь перечислять, где вы докладывали, перед кем выступали и отчиты­ вались…

– Приходилось. И на охоту брал бумагу с ручкой, в избушке делал наброски. Доклады и прочее сами себе писали, помощников в этом деле не было. Ничего не выбрасывал, складывал в чемодан.

– Николай Иванович, я восхищаюсь вами! Столько написано – каллиграфи­ ческим почерком и совер­ шенно без ошибок! И это при том, что за плечами у вас шесть классов и школа юнг… И ещё – нигде не по­ вторяетесь…

– Не смущайте меня. Говорите так, будто это подвиг какойто… За восемь лет учёбы разве нельзя родной язык выучить?

– Уж поверьте: очень многие и за шестнадцать лет учёбы не могут этого сделать. Опираясь на соб­ ственную практику, могу сказать, каков русский язык – устный и письмен­ ный – у многих людей и среднего возраста, и моло­ дых.

– Я всегда любил читать, интересовался историей, выписывал много центральной Северяне № 2, 2013

43

судьбы. характеры. лица | очень личное – нам доверенное прессы. Всю жизнь собирал биб­ лиотеку – по тóму, по книжице. Потом, в трудные годы, за двадцать миллионов продал личную библиотеку – тысячу томов! – Приуральскому районо. Были среди них и редкие издания, например, двадцатипятитомник Сергея Михайловича Соловьёва «История России с древнейших времён». Пять миллионов жена сразу дочке отправила. В общем, деньги пришли и ушли, а книги жаль до сих пор.

– Николай Иванович, а что это за история с пись­ мом прокурору района В.Ф. Овчинникову? Черно­ вик этого письма я тоже на­ шла в папке с рукописями.

– Это были годы, когда во главе государства встал Андропов. Люди постарше помнят, что это за время было. Началась буквально кампания – гонения на руководителей. Комиссия за комиссией! Проверка за проверкой! Потрепали нервов, конечно, но дело закрыли за отсутствием состава преступления.

– Была у вас заветная мечта?

– Я мечтал попасть на флот – на двадцать пять лет. Мы с дружком Сашкой писали заявления в Херсонскую мореходку, но разве тогда было возможно просто уволиться и уехать? Три года волосы стригли – в армию пойти хотели, а я не оставлял мечту о море. Точку поставил военком. Вызвал нас к себе и сказал, как отрезал: «Идите и не мутите воду! Кто за вас работать будет?»

– Скучаете по прежним временам?

– Тоскую и по родным, кого уж нет, и по прежним временам – по тому лучшему, что

44

Северяне № 2, 2013

было в СССР. Оглядываясь назад, скажу: добрую жизнь прожили. Общность людей была, а это великая сила.

– Не удержусь и проци­ тирую с вашего позволе­ ния некоторые странички рукописей из «музейной папки». Опыт работы передовика Рочев А.М. в 1966 году по призыву партии пошёл работать в отстающую бригаду. А бригада была действительно отстающей, частая смена и безответственность бригадиров, их злоупотребление служебным положением и в то же время «курирование» браконьеров из Лабытнанги и Салехарда сделали своё дело. Рыбаки большую часть уловов продавали на сторону, перестали верить в зарплату, не говоря уже о премиальных и переработке, заработок в месяц у рыбаков составлял 40–50 рублей. Годовой вылов по бригаде в то время составлял 750–800 центнеров. И при всём этом положении Рочев А.М. пошёл работать именно в эту бригаду, на самый трудный участок. Идея работать в этой бригаде свидетельствует, что Рочев А.М., прежде всего, верит в свои силы, в свой опыт, в тот народ, который там живёт; вывести его в правильное русло трудовой жизни было главной задачей бригадира. …Бригадир лова – это, прежде всего, мастер, учитель, наставник, так высоко оценил центральный комитет партии роль мастера на производстве. Роль бригадира-мастера особенно должна быть высока в нашем производстве на добыче рыбы, ему вверена судьба

людей, его не только должно волновать выполнение государственного плана, но и жизнь каждой семьи, каждого взрослого, престарелого и ребёнка. Специфика нашей работы бригадира – мастера лова заставляет не только требовать выполнения плана, норм выработки, но и заботиться о быте, отдыхе, моральном и материальном положении своих тружеников, о их жилье и духовных потребностях. Вот основные принципы работы бригадира Рочева Алексея Михайловича.

– Соблюдение этих норм, – говорит Алексей Михайлович, – этих требований всегда с лихвой окупается высокой производительностью труда работающих людей в бригаде. Выступление на августовском районном совещании учителей Мы, люди производства, понимаем реформу школы так, что сегодня из стен школы в большую и самостоятельную жизнь должен выходить человек-труженик, способный активно работать в условиях современного производства, а значит, обладающий солидным запасом не только знаний, но и умений. Помочь школе приобщить подростков к настоящему производительному труду, привить вкус к профессии – в этом мы видим наше направление на реализацию реформы школы. Растить и создавать общество производителей материальных благ, а не потребителей – такова суть сегодняшней реформы школы. Приятно сегодня встречаться с учащимися школы, которые наравне с заслуженными ветеранами производства

любовь лаврова

оЧень лиЧное – нам доверенное | Судьбы. характеры. лица

рукописи н.и. корепанова, хранящиеся в районном краеведческом музее с. аксарка

успешно выполняют планы и социалистические обязательства по добыче рыбы. Это бывшие учащиеся Валитов Алексей, Лондо Михаил, Чусовитин Дмитрий из Товопогольского рыбоучастка, Рочевы Алексей и Андрей, Падаранхасов Владимир, Падаранхасов Геннадий из Харсаимского рыбоучастка, Тохма Николай из Зеленоярского участка, Хунзи Андрей, Сязи Семён, Нева Яков из Катравожского рыбоучастка. Они же хорошие охотники. Много хороших ребят работает в других отраслях производства, на флоте, на электростанциях. Много на заводе выросло трудовых династий. Это Валитовы, Рочевы, Поповы, Каневы, Климовы, Девятовы, Вокуевы, Тарасовы, Сязи, Чупровы и многие другие, именно благодаря им живёт, трудится и развивается коллектив рыбозавода. Прокурору Приуральского района Овчинникову В.Ф. заявление по поводу возбуждения уголовного

дела работниками БХСС Приуральского РОВД против руководства АРЗ …Что касается меня – биография и вся трудовая деятельность проходит в Приуральском районе, в нём и закончится моя жизнь, цели выезда из района не имел, поэтому средств не копил и не коплю. Машины, дачи, квартиры на юге не имею и к этому не стремлюсь. В роду моём не было паразитов, с детства все учились работать. В таком же духе и воспитал четверых детей. Цену трудовому рублю знаю с детства, поэтому к алчности не стремлюсь. Состряпанное дело работников БХСС в подозрении меня во взяточничестве считаю оскорблением моей личности. При созданной отделом БХСС выше указанной ситуации работать первым руководителем, считаю, не имею права. На основании вышеизложенного прошу вашего вмешательства. сегодня эти рукописи уже история – невыдуман­

ная и оттого правдивая и поучительная. сквозь ров­ ные красивые строки ви­ дится наш современник – толковый хозяйственник, талантливый руководи­ тель, мудрый человек – николай иванович коре­ панов. видится забота не о человечестве, а о человеке, внимание к его насущным проблемам, а не только к «трудовым свершени­ ям». это пример многим молодым современным руководителям, с лёгко­ стью бросающим направо и налево: «не нравится? давай до свидания!» а ещё твёрдое убеждение, что героем и нашего времени – странного двадцать перво­ го века с «рыночными от­ ношениями» буквально во всех сферах жизни – дол­ жен оставаться человек­ труженик, производитель материальных благ, а не потребитель, иначе… да ничего хорошего иначе не будет… Северяне № 2, 2013

45

судьбы. характеры. лица | мир вашему дому!

Возеловы в объективе

московского фотомастера В редакции раздался звонок. Звонившая представилась: «Меня зовут Маргарита Петровна, я работаю в детском саду «Брусничка» воспитателем». Потом она сказала, что в четвёртом номере «Северян» за 2012 год на фотографиях Александра Щемляева узнала своих родственников, а так как редакция обращалась к читателям с просьбой помочь отыскать героев снимков двадцатилетней давности, то и решила отозваться. Любовь Лаврова

46

Северяне № 2, 2013

любовь лаврова

В

этот же день она появилась в редакции – очень миловидная, улыбчивая, общительная. Мы вместе рассматривали фотографии, беседовали. Маргарита Петровна Батютенко (Возелова) родилась в деревне Ворзим Шурышкарского района, потом семья переехала в Шурышкары. А родной деревни давно уж нет, а точнее, среди многих других, таких же заброшенных, стоит она, скособочившись, как немой укор неразумным людям. В 1988 году Маргарита окончила хореографическое отделение окружного культпросвет­ училища, вышла замуж и осталась в Салехарде. У неё любимая работа, любимая дочь Алёна – восемнадцатилетняя студентка-отличница одного из вузов Екатеринбурга.

– Гостила я недавно в Харпе у своей племянницы Анны Петрушиной (Ругиной). Она социальный работник в доме-интернате для престарелых и инвалидов «Мядико». Сейчас в отпуске по уходу за ребёнком, воспитывает полуторагодовалого сынишку Савелия. Так этот малыш совсем не играет игрушками, листает страничка за страничкой – что бы вы думали? – журнал «Северяне»… и кричит: «Тра-а-актор!» Выпросить у него уже измусоленный журнал мне так и не удалось. Только когда он уснул, увидела фотографии Александра Щемляева и узнала на них своих троюродных сестёр. У моего отца, Петра Возелова, были двоюродные братья Геннадий и Афанасий – тоже Возеловы – оба оле-

Маргарита Петровна Батютенко в редакции «Северян»

неводы. Вообще, наша фамилия от хантыйского «вощлах» – глинистый берег. На фотографии № 1 «Хранительница домашнего очага» – Надя, дочка Геннадия, моя троюродная сестра. Здесь ей лет десять. Сейчас Надежда живёт в Салехарде, работает, растит сынишку Кирилла, который учится в первом классе третьей школы. На фото № 2

мир вашему дому! | судьбы. характеры. лица

2

1

3

4

5

александр щемляев

6

Северяне № 2, 2013

47

Судьбы. характеры. лица | мир вашему дому! стой юбке – Вероника, родная сестра Лили и Ларисы, – продолжает рассказ Маргарита.

– Она выучилась на художника в окружном культпросветучилище, работает в городе Лабытнанги в детской школе искусств. Вышла замуж, но оставила свою фамилию. У неё две дочки – Ксюша и Валерия. Слева на этом же снимке – девочка в платочке – маленькая Любочка, дочка Геннадия Возелова. Она получила высшее образование в Санкт-Петербурге, теперь работает в региональном институте развития образования. Вот так прекрасные фотографии московского фотохудожника Александра Щемляева, сделанные на Полярном Урале в августе 1992 года, напомнили вам, наши дорогие читатели, о беспечном детстве, о родных людях, о быстротекущей жизни. А мы по-прежнему ждём откликов. Пишите, звоните, приходите! А самому юному читателю народного журнала, маленькому северянину Савелию, живущему со своими родителями в Харпе, мы дарим этот трактор. Расти, малыш, всем на радость и будь счастлив!

любовь лаврова

«Накидывание тынзяна на хорей» на втором плане парень в светлой в рубашке – это Александр Геннадьевич Возелов (мы все звали его Пимен). Он родной старший брат Нади. Отслужил в армии, живёт в Салехарде, работает в ГИБДД. У него прекрасная семья, да и сам он очень хороший, доброй души человек. На фото № 3 «Авка – олень, воспитывающийся первые месяцы жизни в чуме среди людей» – Лиля (гладит авку) и её родная сестра Лариса (в платочке), они дочери Афанасия. Лиля окончила педагогический институт имени А.И. Герцена в Санкт-Петербурге, живёт в селе Мужи, работает воспитателем в интернате, у неё растёт дочка Виктория. Лариса тоже живёт в Мужах, работает в музее. Авка, хорошенький тёмный оленёнок, конечно же, принадлежал Лиле, по фотографиям № 4 и № 5 видно, что она с ним неразлучна – тащит на поводке, словно собачку, то вниз к реке, то в горку. Хочет, не хочет оленёнок, а приходится повиноваться маленькой хозяйке.

– На фотографии № 6 «В волейбол играют везде», в самом центре – девочка в цвета-

48

Северяне № 2, 2013

арктиЧеСкая цивилизация

Северяне № 2, 2013

49

Ольга Лобызова

арктическая цивилизация | мастера

50

Северяне № 2, 2013

мастера | арктическая цивилизация

И снова две Талигины!

Ольга Лобызова

Ч

есть фамилии – понятие, несколько потускневшее в наши дни, но, слава богу, ещё реально существующее. Две ямальские мастерицы-ханты, вдохновенно трудящиеся на поприще художественного и изобразительного творчества, – известный художник и год от года набирающая авторитета и мастерства резчик, Надежда и Наталья, – носят эту достаточно распространённую в сынском регионе округа фамилию. Родовым гнездом её является небольшое село Тиль Тим, что в верховьях таёжной реки-красавицы Сыни, берущей начало в горах Полярного Урала. Второй раз в гостеприимных стенах окружного Дома ремёсел при большом скоплении зрителей и почитателей проходила совместная выставка творчества Талигиных. За прошедшие со времени первой такой выставки годы обе мастерицы шагнули далеко вперёд, раздвинув горизонты своих профессиональных устремлений. Работы их, хоть и размещались рядом, соседствуя вполне гармонично, оттеняя одна другую, несли неповторимую энергию каждой из них. Фамильное и индивидуальное, исконно народное засверкало-заискрилось в небольшом зале Дома ремёсел новыми красками, одарив нас, вновь пришедших на встречу с искусством Талигиных, яркими впечатлениями и предчувствиями всё новых открытий. Судя по всему, третьей выставки «Две Талигины» по прошествии некоторого времени не избежать! Ольга Лобызова Северяне № 2, 2013

51

арктическая цивилизация | предками заповедано

Бани по-чёрному, или Купающий дом

Б

ани у обских угров – особая тема. Этот важный гигиенический элемент культуры манси и хантов пока остался без пристального внимания исследователей. А между тем бани широко бытовали в сельских поселениях Сибири, есть они и сейчас в отдалённых маленьких деревнях Югры – на Оби и её притоках. Строились бани обычно возле речек. У входа в баню – каменка (костёр, обложенный камнями), на ней – котёл для воды. В бане совмещается парная и моечная. Трубы в бане нет, и дым выходит через небольшое отверстие окна либо через дыры в стене или полуоткрытые двери. Так как дымохода нет, баня вся чёрная и прокопчённая дымом. У русских она называется «баня по-чёрному». По-мансийски баня – пувлан кол, буквальный перевод – «купающий дом». Хочу обратить внимание, что этимология названия бани на мансийском языке не указывает на черноту бани. В каждом поселении у «купающегося дома» свои особенности. Виктор Константинович Костин из посёлка Игрим Берёзовского района вспоминает

52

Северяне № 2, 2013

баню по-чёрному в поселении Комудваны – Али павыл, которое находится на Большой Оби, на горной её части.

– Это обычный сруб, он имеет небольшое окошечко, внутри сложена печка-каменка. В далёкие времена железа в избытке не было. Это сейчас оно валяется где попало. Для того чтобы держалась конструкция печки-каменки, использовали стволы старых ружей. Камни

ванны. Отдельно стоят баки с холодной водой. В основном приготовлением бани занимаются женщины. Когда хозяйка заходит в баню и поддаёт на каменку кипяток, сажа разлетается во все стороны. Затем хозяйка берёт веник, сметает сажу с полок и моет их. Все чистенько и хорошо. Зимой напаришься берёзовым веником, выходишь и – пря-

для печки выбирали специальные – чёрные, без прожилок, такие не дают угара. Сейчас, как и раньше, когда баню затапливают, двери открывают нараспашку хоть зимой, хоть летом, и дым уходит на улицу. Когда баня протопится, прогреется и весь дым выйдет, двери закрывают. Воду греют в вёдрах, которые ставят в нишах. Когда вода согреется, её переливают в

мо в сугроб. Он такой мягкий, свежий сугроб, затем снова в баню, опять напаришься, и так по три раза. У бани по-чёрному какой-то особенный дух, деревенский… Он весь пропитан дымом. А выходишь из бани, чувствуешь себя пушинкой, над землей паришь. В деревне было несколько бань. Когда хозяева топили свои бани, приглашали тех, у кого их не было. Обычно в бане

Никита партанов

Никита Партанов, этнографический музей под открытым небом «Торум Маа», г. Ханты-Мансийск

предками заповедано | арктическая цивилизация ников хватало до следующего лета. Когда баня ветшала и выходила из строя, ее распиливали на дрова и строили новую. Я тоже помню баньки почёрному и даже мылся в них не раз. А в летний период мы, когда ещё были пацанами, напаримся – и в реку Обь. Накупаемся, замёрзнем и снова в баню греться. Опять напаримся и снова в речку, и так раза по три. А из бани деда Петра Никитича Тынзянова в деревне Сыгары мы, ребята, нагишом выскакивали и окунались в речке Ловруске – благо бани ставили в таких местах, где они были недоступны взору посторонних людей. Поэтому-то крепкими выросли, выносливыми. И теперь не боимся простуды, потому что с детства закалённые.

Потом мы переехали в ЁлкаШапку. Баня в деревне ЁлкаШапка была общей, в ней мылось несколько семей. Бани для экономии дров строили небольшие. Если одна семья топила баню, другая занимала за ней очередь, потому что для её растопки не требовалось много дров – всего одна или две охапки. Построенная новая большая общественная баня рыбоучастка не пользовалась спросом, для неё надо много дров, и топить её было невыгодно. Так она и стояла, потом её забросили и разобрали, а народ продолжал мыться в чёрных баньках. В некоторых из них были пристройки, где оставляли одежду. Об особенностях бани в деревне Ясунт вспоминает Клавдия Ивановна Пакина (Тихонова), ныне жительница

Никита партанов

в первую очередь мылись мужчины, затем шли женщины. Маленькие дети мылись с матерями, но когда мальчики немного подрастали, они ходили в баню с отцами и старшими братьями. Люди постарше не очень любили жар, поэтому предпочитали ходить после молодых. Особых помывочных дней не было, обычно банные дни были связаны с выходными календарными днями или днями большой работы, чтобы снять усталость и покусы комаров. Баню обычно топили после дневной работы к вечеру. После бани всегда надевали свежее белье и ложились спать. Веники из молодого березняка заготавливали летом, в то же время, когда и берёсту, они хранились на чердаке на жерди и были связаны парами. Ве-

Северяне № 2, 2013

53

посёлка Игрим Берёзовского района.

– Воду в баню не затаскивали. Вода попадала в баню через отверстие в стене по деревянному жёлобу, лейка которого уходила в котёл. Для удобства у отверстия в стене был сделан деревянный ящик. Воду заливали в жёлоб и в баню не заходили. Это было сделано для того, чтобы не выпускать из бани тепло. Кроме берёзовых веников, пользовались пихтовыми. В этих краях многие пихтой лечились. Её обычно запаривали людям пожилого возраста, она особенно полезна тем, у кого радикулит или ноги болят. Утром после такой бани забывали, что ещё вчера ноги и спина болели. С Урала привозили можжевельник. Можжевеловый веник очень полезен, чего стоит один только запах можжевельника – ароматный. А веник мягкий. О бане по-мансийски поведала Мария Николаевна Монина: – Мансийские бани назывались маколт – землянка.

54

Северяне № 2, 2013

Бани у обских угров были не повсеместно. На стойбище родителей Зои Никифоровны Лозямовой возле посёлка Казым баньку летом устраивали на берегу речки. Разводили большой костёр, на костре в котле кипятили воду. Рядом устанавливали большой берестяной чан, в него наливали воду, а сверху натягивали плотный тканевый полог. Внутри этого полога было что-то наподобие мини-сауны. Купались по очереди. Зимой мылись в избе – возле печки в тазиках.

никита партанов

никита партанов

арктиЧеСкая цивилизация | предками заповедано

Сруб бани и верх – из брёвен, а пол земляной, просто доски уложены на землю. Печка сложена из камней, внизу у печки железная дуга, чтобы камни держались. А железо было от купца Бешкильцева, который жил в посёлке Сосьва Берёзовского района. Он привозил товар, пока большая вода была. Баржи таскали хап пещовыл хоситет хартнэ хумыт – бурлаки. Он привозил соль, муку, сахар, железо, топоры, лопаты… Лопату продавал за десять копеек. Десять копеек за лопату – это тогда очень большая цена была.

А у бабушки Елены Павловны Соломиной (Микуминой) в деревне Летне-Киевской Александровского района Томской области мылись дома в деревянном корыте. Воду нагревали в железной печке, наполняли корыто водой, купали сначала детей, потом мылись взрослые. Топка, подготовка и парение в баньке по-чёрному требуют от человека, который этим занимается, особого мастерства. В Сибири и сейчас этот вариант бани встречается довольно часто, как самый экономичный в отношении расхода топлива и потерь тепла.

образы земли ямальской | арктическая цивилизация

Олени Николая I Северное лето удивительно короткое. И природа, чтобы не обидеть нас, растянула тёплое время за счёт белых ночей. Пастухи-оленеводы любят это время года не только потому, что подрастает молодняк, а ещё потому, что прокладываются новые маршруты каслания. Оленеводы наблюдательны, изменения в природе видят сразу и невольно делают выводы. Где-то заросли дороги, изрытые тяжёлыми гусеницами вездеходов, кто-то оставил малую технику (лодку, например, с вёслами), хворост для костра и так далее. Клавдия Аверьянова

Ж

изнь кочующих народов особенная, совсем не такая, как в посёлках. Находясь в содружестве с природой, оленеводы бережно относятся ко всему, что их окружает. Они никогда не нанесут природе ран, не оставят мусор где попало. Вместе с оленеводами каслают и зоотехники, и медицинские работники. Последние становятся почти членами оленеводческих семей. Николай Степанович Падранхасов всю свою жизнь был профессионалом-оленеводом. Он имел много своих оленей, считался в тундре богатым человеком. Всегда и везде был первым, поэтому и прозвали его Николаем I. Он руководил бригадой № 1, всегда занимал первые места на оленьих гонках, первым приходил на летовку. Вместе с женой Анной Михайловной воспитывал пять дочек. Сыновей, о которых мечтает каждый мужчина, у них не было. Анна Михайловна рожала троих мальчиков, но они рано умерли.

Олени Николая I были упитанными, красивыми, имели особенную стать. Периодически Николай Степанович обменивался оленями с оленеводами из соседнего Ненецкого округа. Во время летовки гнал небольшое стадо оленей, в основном важенок, для обмена. И может быть, поэтому его олени отличались от других. Вот и сейчас, находясь на ночном дежурстве, присматривал оленей, чтобы вновь обновить племя. В этот день с ночного дежурства Николай Степанович вернулся, согнувшись от сильной боли в животе. Оказав медицинскую помощь, насколько было возможно, кочевой фельдшер настоял на скорейшей отправке больного на факторию Щучье. В направлении на лечение коротко был поставлен диагноз – аппендицит. От сопровождения Николай Степанович отказался, сказав, что у него надёжный вожак-олень и верная собака по кличке Чёрный. До фактории Щучье было без малого сорок пять километров, но для оленеводов такое расстояние не считается большим. Упряжка состояла из четырёх быков. Вожак в упряжке про-

веренный, он не раз выводил хозяина из порой безвыходных ситуаций. В летний период оленям всегда тяжело передвигаться, а по сухой земле тем более – полозья нарт двигаются с неимоверным трудом. В какой-то момент боль стала нестерпимой, и Николай Степанович, не в силах её терпеть, лёг на нарту, натянул поводок, и упряжка остановилась. Вожак подошёл к хозяину и облизал ему лицо своим тёплым шершавым языком, будто давая понять, что он знает, куда держать путь. Николай Степанович уже не мог управлять оленьей упряжкой: боль не давала ему ни сесть, ни даже пошевелиться. Он ослабил поводок, и упряжка пошла. А правильно ли, Николай Степанович ни на минуту не сомневался, ведь с ним были его верные друзья – олень-вожак и Чёрный. Чёрный не лаял, а только иногда скулил, подгоняя оленей, а когда те останавливались, собака передними лапами трогала хозяина, будто хотела убедиться, жив ли он. А Николай Степанович изо всех сил старался разговаривать с ними, но у него это плохо получалось: Северяне № 2, 2013

55

арктиЧеСкая цивилизация | образы земли ямальСкой во рту стало сухо, очень хотелось пить. На какое-то время он потерял сознание. Когда пришёл в себя, услышал громкий лай Чёрного. Лай то отдалялся, то приближался, и Николай Степанович понял: собака подзывает людей. А люди действительно увидели, что упряжка движется в их сторону, но почему-то на нарте никого нет, и собака будто просит помощи. Николай не ошибся: друзья доставили его к людям, но только не в Щучье, а к месту, находящемуся недалеко от фактории, где стоят чумы отпускниковоленеводов. К счастью, упряжку Николая Степановича увидел тесть, Михаил Петрович, которого в народе звали Кача Миш. Ещё издали Михаил Петрович узнал оленей зятя и был ошеломлён, увидев его полуживым. Больного сразу доставили на факторию, и медики срочно вызвали санавиацию. В Салехарде Николая Степановича прооперировали, а потом он долго выздоравливал. Весь персонал больницы знал, что пережил этот скромный человек и кому он обязан своим чудесным спасением. Сам же оленевод переживал за своих спасителей: вернулись ли обратно в стадо, не потерялся ли Чёрный? Михаил Петрович же отпустил оленей зятя, и теперь они вольно паслись в его стаде. Чёрный не брал пищу несколько дней, всё лежал, положив голову на лапы. Но вот он вдруг поднял голову, подошёл к миске с едой и начал есть. «Уж не иначе Николай жив и пошёл на поправку», – подумал Михаил Петрович. Через месяц Николай Степанович вернулся в Щучье.

56

Северяне № 2, 2013

Какой же трогательной была его встреча с Чёрным! Лодка ещё только-только показалась из-за поворота, а собака, узнав хозяина, стремительно помчалась навстречу. Чёрный визжал, бросался в воду, бежал по берегу, заливался таким звонким лаем, что вся округа его слышала. Потом, едва не сбив хозяина с ног, стал облизывать его лицо, руки. Николай Степанович тоже не скрывал радости. Подходя к оленям, Николай заволновался. Животные спокойно отдыхали, лежа на земле. Вожак вдруг встал, повернул голову, внимательно посмотрел и, к удивлению всех, несколько раз кивнул, словно поприветствовал хозяина. Слёзы снова выступили на глазах Николая Степановича, и он пообещал себе, что никогда больше не запряжёт этого оленя, вожак станет менаруем (менаруй – крупный, красивый, недрессированный олень, вожак стада. – Прим. ред.). …Николай сдержал своё слово: любимый олень, да к тому же красавец с большими сильными рогами, стал менаруем. Стадо слушалось его. Особенно невозможно было оторвать глаз от того, как менаруй готовит оленей к переправе через реку: олени беспрекословно подчиняются ему, следуют за ним. Этим он помогал своему хозяину держать в целости и сохранности немалое стадо. При трагических обстоятельствах в 1972 году Николая Степановича не стало, и олени остались без хозяина. Семья очень тяжело пережила эту трагедию и почти сразу приняла оседлый образ жизни. В тундре говорят: если хозяин умер, то чум его упал. Советская власть заставила жену Николая Степановича сдать часть оленей

государству, а осенью начался пересчёт оставшихся. Стадо загнали в карал (карал – загон для оленей. – Прим. ред.). Оленей Николая Степановича отделяли от основного стада. За этим процессом следила вся семья, не было только старшей дочери, которая жила в другом посёлке. Во время пересчёта Анна Михайловна, вдова Николая, тихо плакала, понимая, что навсегда уходит добрая кочевая жизнь, и мысленно прощалась с оленями, которых больше никогда не увидит. Вдруг она заметила, что олени в загоне заволновались, стали быстробыстро кружиться на одном месте. Заметили это и присутствующие. Анна Михайловна сказала дочерям, что сейчас чтото произойдёт. И правда… вдруг олени расступились, образовав посередине свободную полосу, и по ней заметался менаруй, будто готовясь к прыжку. Вдруг, в одно мгновение, гордо вскинув голову, он перепрыгнул через высокий забор карала. Всё произошло так быстро, что люди успели только охнуть, а Анна Михайловна вслух вскрикнула: «Господи, убереги его!» Менаруй встал на передние ноги, тряхнул головой, уронил один рог и стремглав пустился в тундру – подальше от загона. А Чёрный, который всегда помогал хозяину вернуть отбившихся оленей, жалобно скулил и смотрел ему вслед. Анна Михайловна подобрала рог менаруя и тихо заплакала. Никто никогда больше так и не видел гордого оленя. Анна Михайловна долго хранила олений рог, одинаково оплакивая ушедших от неё дорогого мужа и животных, ведь и Чёрный вскоре после исчезновения менаруя тоже ушёл в неизвестность.

образы земли ямальской | арктическая цивилизация

Отцовское поле Бударка, тяжёлая и неповоротливая, нехотя ткнулась деревянным носом в илистый берег, удачно выбранный зорким глазом отца. Место выгодно выделялось по всему побережью тем, что было довольно недалеко до суши. Выталкивая с шумом отработанные выхлопные газы и готовясь к долгожданному отдыху, мотор ЗИД, громко всхлипнув в последний раз, замолчал. И лодка, как человек, славно потрудившийся и получивший радость от труда, приготовилась к заслуженному отдыху. Мария Аглеева п. Белоярск

П

оездка в тундру за ягодами – это всегда радость. Наконец-то можно целый день быть вместе, пить ароматный плиточный чай на свежем воздухе, беседовать обо всём на свете. А дорога долгая, но время в пути для всех нас, занятых работой, пролетело незаметно. И теперь весь женский батальон уже готов к высадке: убраны недочитанные книги, недовязанные носки, недошитые бурки. Все только ждали команду отца, любившего во всём порядок: только с его разрешения начнётся движение на лодке. А пока стояла оглушительная тишина, но продолжалось она недолго. Чёрная туча комаров, тонко звеня, с жадностью налетела на гостей, нежданно-негаданно появившихся в их царствегосударстве. «Это их на воде много, на земле меньше», – заметил отец, желая успокоить нас и поднять наш боевой дух. Поднимая голенища своих видавших виды бродней, он словно

не замечал укусы назойливых насекомых, мы же молча вели с ними бой. «Комары, во-первых, пьют только дурную кровь, которая копится у людей за всю долгую зиму. Во-вторых, они живут мало и их надо жалеть: выпьют кровушки и умирают. В-третьих, запомните: много комаров и мошек – много рыбы, нет их – нет и рыбы» – так говорил наш любимый отец, ловко перемахнув через корму старой лодки и очутившись по колено в воде, распугал только-только успокоившихся водяных жителей, недовольно метнувшихся в разные стороны. Взявшись за край бударки, наш единственный мужчина плавно подводил её как можно ближе к берегу. Мы же, его шесть дочерей, сидели счастливые, переполненные неизбывной радостью. Одни из нас, вспомнив сказки, представляли отца богатырём, другие – «витязем в тигровой шкуре»... А наша бабушка, добрая и милая, по-русски почти не говорившая, гордо сказала: «Айныд топ Илья Муромеч!» (Отец ваш как Илья Муромец!) Она любовалась своим старшим сыном, который все её вдовьи беды делил с

ней с раннего детства и только один раз в жизни разлучился с ней – 12 мая 1943 года ушёл добровольцем на войну, чтоб защитить свою Родину-мать. Место выбрано, и отец с размаху бросает якорь. Теперь уж никакая сила не заставит трёхпалого покинуть пост, который доверен ему. Отец, однако, подошёл к железному сторожу и со словами: «Доверяй, но проверяй» – наступил на якорь, для того чтоб лишний раз убедиться в его крепости. Мама и бабушка уже готовы к выходу из лодки: зырянские сарафаны предусмотрительно подвязаны повыше и ещё придерживаются рукой. Первой на корму, как всегда, ступила бабушка. Сын бережно помогает ей спуститься, а затем, контролируя каждый её шаг, доводит до берега. Надо сказать, что бабушка, испытавшая много горя, по натуре своей была ужасная трусиха. Увидев мышку, она могла упасть в обморок, укусы комаров были для неё страшной мукой, и всё её красивое лицо изменялось до неузнаваемости. Мама легко опустила ноги в воду и быстро пошла к берегу, прихватив с собой бидон, ведро и большую Северяне № 2, 2013

57

олег сыромятников

арктическая цивилизация | образы земли ямальской

олег сыромятников

Вот и она, долгожданная поляна! Кто-то крикнул: «Как красиво!» Другой добавил: «Это отцовское поле!» Вся поляна от края до края словно специально усыпана ягодой на высокой тонкой ножке – крупной и спелой. Это ягода-морошка.

58

Северяне № 2, 2013

образы земли ямальской | арктическая цивилизация зелёную эмалированную кастрюлю. Взрослые на берегу. Теперь очередь самых маленьких ягодников. Отец нежно берёт двух дочек на руки и шутит: «Куриный вес!» Девочки крепко держатся за шею отца, от счастья и радости зажмурив глаза. Вот и берег. Весело визжа, наперегонки побежали к бабушке и маме. Старших девочек отец доносит до берега по одной и, опуская на мягкую землю, советует: «Идите быстро, а ещё лучше – бегите. Засосёт сапог – не вытащим. А без обуви ты не работник». Привыкшие слушаться, дети благополучно дошли до берега. Отец покинул лодку последним и сейчас шёл нагруженный продуктами, с большим закопчённым чайником, наполненным чистейшей водой из реки Щучья. Шёл спокойно по чавкающей и жалобно всхлипывающей зыбкой почве, которая обиженно и сердито затягивала его следы. Собравшись в шумную весёлую стайку, идём дальше – к той самой поляне, про которую говорили вечером взрослые. Её отец случайно нашёл зимой, когда ставил капканы на зайцев и силки на куропаток. А вчера специально заезжал проверить, есть ли там ягоды, стоит ли везти всю семью в тундру. «Ягод – море!» – мы помним эти слова и не думаем ни о назойливых комарах, ни о дальней дороге. Вошли в заросли ивняка, тальника и потянулись за отцом гуськом, как партизаны, на расстоянии вытянутой руки. Замыкала шествие мама. Идти трудно: сухие ветки нагло хватают за ноги, цепляются за одежду, дергают за волосы. Комары кусают безжалостно, торжествуя над нашим бес-

силием. Жарко! Невидимые детскому глазу, искусно замаскировавшиеся в траве кочки неожиданно подставляют подножку. Нет-нет да кто-нибудь «выпадает из строя», не забывая закрыть глаза, припомнив совет родителей. И всё-таки хлёсткие ветки успевают сделать своё чёрное дело: так огреют по лицу, что брызнут слёзы и потекут, оставляя белые дорожки-следы на наших чумазых лицах.

вспоминается страшный рассказ нашей бабушки Клавдии Васильевны о непослушном ребёнке, которого загрызли комары. Словно уловив наше настроение, отец замедлил шаг, оглядывается, улыбается и, поправив сшитый мамой накомарник, говорит негромко: «Совсем немного осталось. Потерпите ещё чуть-чуть. Скоро будет поляна». Наши родители

Наши родители всегда говорили с нами ровным голосом, и только интонация выдавала их отношение к тому, о чём шла речь. «Крик – это пустое дело!» – всегда говорил отец... Поднимаемся молча, хватаясь за траву-помощницу, а она молниеносно наносит удар, будто желая проверить нас на выносливость: жёсткие края её, словно лезвия, оставляют на руках глубокие ноющие раны. Но зато на осоке, как на губной гармошке, можно издавать самые настоящие музыкальные звуки, но для этого, конечно же, требуется умение и сноровка. Идём молча, боясь выглядеть в глазах родителей слабыми, слышится лишь усталое пыхтение и сопение. Этот своеобразный экзамен на выносливость, кажется, длится целую вечность. Хочется солнечного света и чуть-чуть ветерка, да и просто побыстрее выбраться из этого замкнутого пространства. Для нас, привыкших к просторам тундры, где самое большое дерево – карликовая березка, невыносимо находиться в зарослях леса: страх исподтишка на мягких лапках крадётся за нами, и в ужасе замирают наши маленькие сердца. И сразу

всегда говорили с нами ровным голосом, и только интонация выдавала их отношение к тому, о чём шла речь. «Крик – это пустое дело! – всегда говорил отец. – Это орудие слабых и не уважающих себя людей. Кричать каждый может, а говорить по-человечески надо учиться, может, даже и всю жизнь». Появилось второе дыхание. Стало легко и радостно от мыслей о чудо-поляне. А ещё вчера отец поставил сетку, решил заодно проверить, есть ли там рыба, и, к большому удивлению, обнаружил в прибрежных зарослях несколько хаток подвод­ных жителей – ондатр. И охотничий азарт торопил его досконально обследовать эти места. «Бог даст, может, и уху сварим», – говорит он. Отец был прекрасным охотником, но никогда не стрелял из ружья. От стрельбы у него начинала болеть голова: страшное эхо Великой Отечественной войны – тяжёлое ранение головы, которое он получил во время Северяне № 2, 2013

59

арктиЧеСкая цивилизация | образы земли ямальСкой штурма фашистского логова в городе Берлине. Вот и она, долгожданная поляна! Кто-то крикнул: «Как красиво!» Другой добавил: «Это отцовское поле!» Вся поляна от края до края словно специально усыпана ягодой на высокой тонкой ножке – крупной и спелой. Это ягода-морошка. Словно бойцы в оранжевых касках, по стойке смирно стоят они перед нами, гордо вскинув головы и подставив их солнцу. Наша милая бабушка заметила: «Когда по тундре летом каслаешь – она вся такая, но нет времени собирать». И печально вздохнула, вспомнив те немногие минуты семейного счастья, которые ей выпали. А отец с грустью добавляет своё привычное: «Да, было дело под Полтавой». Предчувствуя, что сейчас посыпятся любопытные детские вопросы, отец, опередив их, замечает: «Места в тундре хватит всем, и ягода разная есть – только собирай, не ленись, вон сколько у нас посуды, не то что раньше. Бабушка ваша помнит, как раньше умельцы из банок чашки мастерили. Поговорили и за дело». Слова отца – сигнал к действию. Все дружно бросились собирать ягоды. Крупные, сочные, спелые, солнцем чрезмерно обласканные – в рот, а красные, крепкие, белобокие, хрустящие – в подорожник. Мама, улыбнувшись, сказала: «День зиму кормит». Началась великая работа всей семьи. Каждый нашёл удобное для себя место и, забыв обо всём на свете, стал собирать дары короткого северного лета. Время летело незаметно. Некоторые уже не наклонялись, а ползали, с трудом разгибая спины. Ягодка за ягодкой. Уже заполнили все ведра, подорожники, а ягод

60

Северяне № 2, 2013

будто ещё больше становится! Снимаем с головы платочки и пересыпаем туда уже собранные ягоды, и всё начинаем сначала. Вот попалась морошка с крохотными надкусами, и сразу вспоминаются герои бабушкиных сказок – комары, которые из морошки выпивают весь сок, и ягода постепенно умирает, почернев от горя, что не сможет, как раньше, красоваться перед подружками. Неожиданно откуда-то потянуло лёгким дымком. Кто-то из нас разогнулся и, увидев на берегу озера костёр, звонко закричал: «Ура! Скоро есть будем!» Никто и не заметил, как отец ушёл, натаскал хвороста и развёл огонь. Он любил собирать ягоды, но с каждым годом ему всё труднее и труднее становилось это делать. После поклонов, которыми одаривалась морошка, начинала ныть, как он говорил, «дырка» в голове. Он часто чередовал работу: соберёт литровую кружку – сходит, посмотрит новые места на поляне и крикнет малышам, а те бегут, радостные, зная, что ягод там будет видимо-невидимо. А сам пройдётся по полю, похваливая детей за их маленькие трудолюбивые ручки, шустро собирающие ягодки. Место для чаепития отец выбрал хорошее: на ветру, и дым от костра рядышком летает, отгоняя жутко надоевших комаров. Прибежали мы на всё готовое. Отец шутит: «Вот вам скатерть-самобранка!» На земле лежит домашняя клеёнка, на неё отец выложил всю нехитрую еду. Самое любимое блюдо, малосольный муксун, аккуратной аппетитной горкой лежит во главе стола, рядом – десяток вычищенных сушёных селедок, сливочное масло, веч-

ные походные сушки, домашнее коровье молоко, творог со сливками и щедрые куски чёрного хлеба. Отец уже и чай разлил по кружкам. Приготовлены места для сидения. Довольные и радостные, мы с шумом рассаживаемся. Отец же поспешно уходит в сторону леса навстречу маме и бабушке. Забирает полные ведра, и любимые женщины идут налегке. Мама на ходу поправляет кокошник и время от времени наклоняется, чтобы сорвать ягодку, и, смеясь, что-то говорит мужу, а бабушка обмахивается белым платочком. Мы уже и наелись, и чаю напились, а взрослые только пришли. Отец разгреб угольки и поставил на них чайник. «Чай пить – не дрова рубить, а чай попьёшь – совсем ослабнешь», – шутит отец. А мы валяемся на траве, то в небо смотрим, то всяких букашек на земле разглядываем. Взрослые пьют чай и негромко разговаривают. Бабушка, глубоко верующая во Всевышнего, говорит, что если человек зимой хорошо трудится, летом получает ягоды – дар за те испытания, которые он преодолевает за долгие зимние месяцы. Отец залил уже потухший костёр, для большей уверенности разворошил и притоптал угольки ещё раз. Усталые, но счастливые, с полными ведрами морошки мы возвращаемся домой. Давно в мир иной ушли любимые мама и бабушка, не дожил полгода до своего любимого светлого праздника, Дня Победы, солдат Великой войны Илья Алексеевич Витязев – любимый отец, дед, прадед, но есть Отцовское поле и тропинка, которая давно стала широкой тропой.

образы земли ямальской | арктическая цивилизация

Лебеди Снег большими белыми хлопьями тихо падал на подмёрзшую землю. Вода в озере по краям покрылась тонким прозрачным льдом. Если внимательно присмотреться, то можно увидеть причудливые узоры, которые оставил ещё только начинающий крепчать холод. Лес после опавших листьев потемнел, поредел и в полудрёме ожидал очередное время года. Последние стаи птиц холод гнал в тёплые края. Никита Анагуричи с. Кутопьюган

Б

лиже к полудню над лесом появилась стая белых птиц. Это были лебеди. Завидев озерцо, птицы стали выбирать место для посадки. Две птицы явно отставали от своих собратьев. Описав круг, издавая при этом протяжное «ку-у-ку-у», птицы с шумом сели на воду, два отставших лебедя тоже пошли на круг. Впереди летел Серый, ещё недавний птенец, он неокрепшим голосом пытался кричать, но получалось всего лишь жалобное пищание. Следом летела белая грациозная птица с жёлтым клювом. Летела и как будто подталкивала и умоляла: «Ещё немного, ещё чуть-чуть, сейчас сядем». Сделав над лесом круг и плавно развернувшись, они пошли на посадку. Достигнув воды, ещё какое-то время бежали с растопыренными крыльями по озёрной глади. Немного успокоившись от перелёта и посадки, лебеди окружили птенца. Вытянув одно крыло, молодой лебедь клювом постукивал его. Похоже, когда он только ещё учился летать, ранил крыло, и там образовался нарыв. Лебедь – птица тяжёлая.

Чтобы разогнаться для полёта, ей нужна большая сила и скорость. Видно, птенец не смог сразу оторваться от земли и ударился обо что-то острое. Летать научился, да не очень далеко. И вот первый дальний перелёт показал, что тяжело ему: понадобится время, чтобы рана зажила. Дня два птицы отдыхали на озере, но пора продолжить путь. Вытянув шеи, с протяжным «ку-у, ку-у, ку-у» птицы забили лапами по воде для разбега и взлетели. Серенький тоже пытался взлететь вслед за всеми, но не смог, только беспомощно хлопал крыльями да лапами по воде, потом оторвался от поверхности озера метров на десять и… снова опустился. От стаи отделилась мама-лебедь и вернулась на озеро. Серенький и мать печальным взглядом проводили удаляющуюся за горизонт стаю. Ночь прошла без приключений, особого мороза ещё не было. Озеро жило своей привычной жизнью. Не обращая никакого внимания на незваных гостей, по своим делам, вращая хвостом-рашпилем проплыла ондатра, а добравшись до противоположного бережка и взобравшись на кочку, начала что-то жевать. С высокой ели за

зверьком наблюдала любопытная сорока, с интересом вглядываясь, что такого вкусного может есть эта водяная крыса. Повалил снег. Крупные хлопья, не долетая до земли, превращались в холодные прозрачные капли. Мама-лебедь легонько постукивала своим клювом по крылу Серенького, этим самым массируя больное место. Перед закатом солнца птицы вновь попытались взлететь, но Серый так и не смог преодолеть высоту. Между тем холодало. Ночь стояла звёздная, безветренная, тихая. А звёзды будто радовались, что наступило их время, и весело перемигивались. За ночь сковало льдом большую половину озера. Из-за тяжёлых туч с трудом пробивались блики утренней зари. Начинался новый день. Вездесущие сороки кружились над озером, чувствуя скорое пиршество, и вдруг встрепенулись, подняли стрекот, поглядывая на берег. Из чащи леса осторожно, как и все хищники, вышла лиса. Втягивая прохладный воздух, тонким нюхом учуяла запах добычи. Пробравшись сквозь пожухлую траву, лисица осторожно приблизилась к озеру. Ничего Северяне № 2, 2013

61

алекСандра захарова

арктиЧеСкая цивилизация | образы земли ямальСкой

не подозревающие птицы поочерёдно подныривали, доставая со дна озера червячков и других водяных букашек. Лиса подошла с подветренной стороны. Но, оценив обстановку, рыжая плутовка как появилась, так и удалилась – тихо и незаметно. Следующей ночью стало ещё холоднее. Почти всю поверхность озера сковало льдом, осталась лишь середина да небольшая кромка берега с бьющим из-под земли ключом. Там же возвышались три ондатровые хатки. Края льдин не выдерживали тяжёлых птиц и с хрустом ломались. Лёгкий ветерок относил обломки к другому краю льдины, там они застывали, и от этого лёд становился ещё толще. К вечеру следующего дня озеро почти полностью схватило льдом. Кружа по оставшемуся пятачку стылой воды, лебеди не заметили появления хищницы. Маленькие серенькие птички

62

Северяне № 2, 2013

с красным хохолком на голове клевали оставшиеся на высокой траве семена и вдруг стремительно взмыли в воздух, почуяв опасность. Лебеди замерли, высоко подняли головы, вытянули шеи: по льду осторожно кралась лиса. Мама-лебедь злобно зашипела, захлопала большими крыльями, закрывая собой птенца. Серенький тоже старался подражать матери: угрожающе шипел, широко расставив крылья. Хищница бестолково носилась вокруг птиц. Изловчившись, цапнула за больное крыло Серенького и тут же получила мощный удар клювом по голове от мамы-лебедя. Что-то жёлтое и вязкое попало в пасть лисице. Отфыркиваясь и поскуливая, отбежала она на безопасное расстояние. Получив отпор, лисица ни с чем отправилась восвояси, решив, что её время ещё не наступило. Мама-лебедь клювом постукивала больное

крыло Серого. Вместе с кровью из незаживающей раны вытекал гной. Так, сама не подозревая, лиса помогла птицам, теперь им осталось ждать, когда же рана хоть немного заживёт. Ещё какое-то время прожили лебеди на незастывшем пятачке озера, неустанно тренируя крылья для дальнего пути. И вот наступил день, когда, вытянув шеи, с прощальным криком пошли они на взлёт. Серый, лапами помогая крыльям, наконец-то оторвался от скользкого льда. Вот они уже выше деревьев… Ветер засвистел в крыльях, чувство простора и свободы воодушевило птиц. Озерцо превратилось в маленькое овальное пятнышко, земля, покрытая снегом, распласталась внизу безбрежным океаном. Прекрасные белые лебеди улетали, чтобы вернуться весной и своими голосами разбудить лес, болота, тундру и всё вокруг.

путешеСтвие

Северяне № 2, 2013

63

путешествие | встреча для вас

Я лечу над Россией

И

Ольга Лобызова

менно так, и не могло быть никак иначе, назывался концерт-презентация созданного весной этого года в Салехарде на базе культурно-досугового центра «Наследие» Театра народной песни. Не просто название, но и точный эпиграф к концерту, и высокая цель существования необычного коллектива. Опытные и высокопрофессиональные специалисты, признанные законодатели мод в сфере культуры Надежда Дворцова, Сергей Завальный, Ирина Голубева стояли у истоков проекта, горячо поддержанного администрацией города Салехарда и – как выяснилось на первом же концерте – благодарной публикой. Русские народные, казачьи, песни в стиле фольк-рок или в джазовой обработке были выстроены композиционно в спектакль по классическим песенным канонам с зачином, развитием театрального действа и кульминацией. Художественный руководитель Ирина Голубева перенесла в новый коллектив, состоящий исключительно из участниц, имеющих специальное музыкальное образование, лучшее, что было достигнуто ею за предыдущие двадцать лет руководства вокальной группой «Славяне». Произведения исполнялись в сопровождении ансамбля русских народных инструментов под руководством Валентина Одинцова. Последовавшие за этим знаменательные даты весны не дали заскучать ни коллективу, ни публике, а это значит, что в приближающемся концертно-театральном сезоне нас ждут не только новые концерты Театра народной песни, но и новые открытия, и незабываемые эмоции, которые и в двадцать первом веке нам предстоит черпать и черпать из неистощимой реки глубинного русского фольклора. Летит над Ямалом, над Россией песня, воплощающая душу народа!

64

Ольга Лобызова Северяне № 2, 2013

Ольга Лобызова

встреча для вас | путешествие

Северяне № 2, 2013

65

путешествие | третий возраст Любимый мною журнал «Северяне»! Пишу впервые, уж очень хочется рассказать о жизни пенсионеров в маленьком селе Аксарка. Посёлок наш далеко от центра страны, но мы не обделены вниманием и заботой нашей администрации. В посёлке у нас есть Дом оленевода. Здесь находится отделение дневного пребывания граждан пожилого возраста и инвалидов. В отделении работает несколько кружков: «Умелые ручки» – здесь женщины занимаются бисероплетением, шитьём, вязанием, вышиванием; кружок «Компьютерная грамотность» – три человека уже обучились и дома запросто пользуются Интернетом, общаются с родственниками по скайпу; кружок «Здоровье» – два раза в неделю женщин возят на «Газели» в бассейн в Салехард. Есть у нас тренажёрный зал с инструктором по физической культуре, музыкальная гостиная, где любители музыки готовятся к праздникам и просто поют для души, информационный кружок, где пенсионеры встречаются с представителями администрации и один раз в месяц выпускают газету. В отделении есть комната психологической разгрузки, где с нами занимается психолог. Один раз в неделю приходим в клуб общения. Очень трудный период в жизни любого человека – уход на пенсию. Но общение с ровесниками скрашивает одиночество. Хочется сказать слова благодарности администрации района, сотрудникам управления по труду и социальной защите населения, совету ветеранов и, конечно, работникам отделения дневного пребывания, где всегда чистота, уют и доброжелательные сотрудники. Мои родственники из Тюмени, Карелии, Ленинградской области завидуют нам, пенсионерам-северянам. А какие праздники проводит администрация в посёлке, и всегда пожилые там желанные гости. Пишу вам, и пришёл на ум вдруг куплет из песни на слова и музыку салехардских авторов Аллы Тарасовой и Юрия Юнкерова: Соберёмся вместе мы, старожилы здешние, Жизнь большую, славную прожили не зря, Да припомним каждого, тех, кто в годы вешние В нашей тихой гавани бросил якоря! Медсестра-анестезиолог, а ныне пенсионер Зинаида Гавриловна Завозина, посёлок Аксарка

66

Северяне № 2, 2013

Нам на всех – Ольга Лобызова

Р

едкий случай, но сегодня они не приехали. Да и немудрено: мела позёмка, шквалистый ветер буквально сбивал с ног, Север показывал весь свой норов, и шестьдесят с небольшим километров по надёжной асфальтовой дороге из Аксарки в Салехард на сей раз оказались для их автобуса непреодолимыми. Казалось, даже опустевшая в этот хмурый метельный день бирюзовая водная гладь бассейна загрустила без аксарковских ветеранов! С лёгкой руки Ирины Викторовны Ульяновой, тогдашнего руководителя поселкового отделения дневного пребывания, и Елены Васильевны Готовчиц, и сегодня работающей там, открыли две группы аксарковских пловчих-ветеранов плавательный сезон-2013, уже второй такой, начиная с марта 2012 года, в салехардском бассейне МАУК «ЦКиС «Геолог». Их непременно сопровождают в такие поездки, а также и в прочие, экскурсионные и познавательно-развлекательные поездки, сотрудники дневного отделения Марина Ивановна Тренина и Лариса Рауфовна Гизатулина, зная досконально и о состоянии здоровья своих подопечных, и о характере, и о настроении. Да разве только в плавании дело, хотя и сама возможность его, погружение на целых 45 минут в уютную чашу салехардского бассейна в суровом северном климате Приполярья воспринимается просто подарком судьбы! А может, и впрямь там живая вода?! Потому что настоящим окном в другую, более яркую и насыщенную жизнь из ровного пенсионного существования в тихом посёлочке, как признаются они сами, стали эти поездки дважды в неделю для новоявленных аксарковских пловчих. Кто-то, едваедва выйдя на пенсию, уже и загрустил по былой круговерти дел, погружаясь в воспоминания по оставленной работе и депрессию наступившего вроде бы ничегонеделания. Кто-то почувствовал ухудшение здоровья: гиподинамия – верная спутница северян. А кому-то просто не хватало общения. Всё это и многое другое, невысказанное и невысказываемое, с лихвой восполнили водные оздоровительные сеансы, живописная дорога к ним, без которых сегодня все они уже не мыслят своей жизни.

третий возраСт | путешеСтвие

по магазинчикам и рынку, заехать в Дом быта, чтобы что-то сдать в ремонт или пошив. Окружная столица манит рачительных аксарковских хозяек своими возможностями, более широким ассортиментом свежих продуктов, фруктов и овощей. Немногословный водитель Володя Хунзи бабушек не торопит, а по возвращении в посёлок помогает занести в квартиры сумки, потяжелевшие от гостинцев домашним. И прощается с ними совсем ненадолго – до следующей поездки по привычному и такому желанному маршруту.

ольга лобызова

Сформировался настоящий клуб по интересам, где все друг другу и в помощь, и в радость. Вот, чтобы потом не задерживать остальных с отъездом, медленно передвигающаяся женщина выходит раньше положенного из чаши бассейна. А кому-то бережно помогают спуститься по лесенке в манящую тёплую воду более молодые и подвижные товарки. И всю дорогу идёт обмен положительными эмоциями, угощенье горячим душистым чайком из термоса и бутербродами… путь-то неближний! К тому ж немолоды и грузноваты наши новоявленные спортсменки, говорят, не уставая над собой подшучивать: – Нам не до рекордов, ведь на всех – уже полтыщи лет стукнуло! Однако энергии после плавания и сопутствующих водных процедур у начинающих пловчих явно прибавляется. Посвежевшие, помолодевшие, разрумянившиеся, собираются они у своей «газельки». Полтыщи лет на всех и даже с хвостиком – это разве возраст? И всё же время, выделенное на поездку в Салехард, стремительно тает. Вот и приходится спешить-поторапливаться, надо ещё попутно столько дел успеть – пробежаться

ольга лобызова

полтыщи лет с хвостиком!

Северяне № 2, 2013

67

путешествие | третий возраст

её кочевое счастье Посвящается моей маме Елене Павловне Тайбери

Наша жизнь – это череда событий, достижений, новых открытий. Мы открываем себя, мир, вселенную. Мы всё куда-то спешим, пытаемся догнать свою птицу счастья и в этой суете забываем о многом, но иногда так важно остановиться на мгновенье, увидеть мир вокруг, вдохнуть полной грудью воздух зимы, любви, радости. Юлия Выйчина п. Аксарка

68

Северяне № 2, 2013

юлия выйчина

В

етер так неугомонно воет, будто насвистывает что-то или поёт свою песню о жизни. Метель не прекращается, то усиливаясь, то снова стихая. Почти ничего не видно вокруг, один только снег… Снегоход мчится по громадным меховым облакам, как торопящаяся к гнезду птица. Природа как в сказке. Мы очень редко видим её волшебную красоту, иногда просто не замечаем, потому и восхищаемся в редкие минуты общения с ней. …Уже не помню, когда в последний раз гостила у мамы. Она обычно сама приезжает в посёлок проведать нас. Говорит, холодно ездить, а сама чуть ли не всю ночь топит печь в чуме, пока домочадцы спят, оберегает их сон. И в этот раз будет всё как всегда. За нами в посёлок приехал отчим. Племянник Лёшка (ему тогда было девять лет) сидит впереди меня. Мы крепко прижались друг к другу, чтобы хоть чуть-чуть согреться от пронзительного ветра. Раньше, когда мы собирались ехать куданибудь, мама всегда говорила, что детей нельзя сажать на сани позади себя, что есть такие

Елена Павловна Тайбери – счастливая мать

свящённые места, где может появиться «нгылека» (с ненецкого – злодей, нечистая сила) и забрать ребёнка либо оставить его без слуха или голоса. Каждые пять минут звонит мобильный телефон в кармане моей кофты. Это пытается дозвониться мама, ждёт нас, переживает. Не доезжая до чума, слышим тявканье оленеводческих лаек, не собачий лай, а именно добродушное тявканье: собаки чувствуют, когда возвращается домой хозяин, и поджидают его. Запах дыма становится сильнее: мы подъезжаем к стойбищу. Мама уже поджидает нас. Она стоит возле чума в домашней ягушке и платке, держит лопат-

ку, чтобы отряхнуть снег с моей узорчатой ягушки, которую она сама для меня сшила. Мы подъезжаем к чуму, и собаки сразу обступают нас, обнюхивают одежду. Подбегает мамочка, такая добрая, счастливая, как всегда. Обнимает всех сразу, потому что очень-очень соскучилась.

– Как хорошо, что вы приехали! Мерця Вэсако сийди нгоб заморозил. Ханемяди? – заговорила мама на двух языках. Без женщины в чуме и холодно, и голодно, и неуютно. Женщина – это душа жилища, душа тундры. Мир от женщины теплеет, светлеет, становится большим и ярким.

третий возраСт | путешеСтвие Когда мы зашли в чум, мама подала нам нгэ янгач (колотушку из дерева), для того чтобы мы сбили снег с кисов. В чуме тепло, в железной печурке весело потрескивают дрова, большой серебристый чайник шумит и дышит паром. На низеньком столе красуется аппетитная строганина, в больших тарелках – мороженая и отварная оленина. Мы пьём, обжигаясь, чай с дымком, смотрим друг на друга и никак не можем наглядеться. Плотно пообедав, мы все вышли на улицу. Лёшка осматривает своих оленей, любуется ими, сестрёнка Наталья и мама показывают ему их. Хозяин с сыновьями, одному из которых десять, другому четырнадцать лет, ловят тройку оленей, чтобы съездить за дровами. Вокруг чума бегает оленеводческая гончая лайка – чёрно-белая, у неё коротенькие лапки и длинная волнистая шерсть. Мама и Наталья демонстрируют мне свою новую, пошитую из оленьего меха, красивую одежду. А я снимаю на камеру всё вокруг: и модниц в прекрасных нарядах, и разрумянившегося племянника, и стадо оленей, и авку, который подбегает ко мне, чтобы угоститься ржаными корочками. Наша мама – очень добрая женщина, всем готова прийти на помощь. Переживает за каждую из своих дочерей, за внуков, старается оградить нас от бед и житейских невзгод. Ей неприятны ссоры, которые иногда возникают между нами, её детьми. Она незлопамятна, не хранит обид и никогда не жалуется на судьбу. Помогает и внукам сберечь веру в добро, в то, что хороших людей на свете больше, чем плохих. Она ранимая, но в то же время очень сильная женщина,

обладает житейской мудростью, свойственной всем коренным народам Севера. Когда мама приезжает в посёлок навестить нас, то чувствует себя уже по-другому, не хозяйкой, а больше гостьей, хотя находится в собственной квартире. Говорит, что посёлок – это не её жизнь. В 2011 году маму наградили медалью «Материнская слава Ямала». Мать шести дочерей, она с трепетом принимала награду из рук губернатора Ямала, а мы со слезами радости поздравляли её. Несмотря на все жизненные трудности, к которым она всегда относилась как к Божьим испытаниям, мама сумела вырастить и воспитать хороших детей, и эта заслуженная награда – яркое тому подтверждение. Женщина в тундре может всё: и снегоход завести, и справиться с оленьей упряжкой, и быстро поставить на новом месте чум, развести огонь, обогреть жилище и приготовить еду. Зимой мама занята выделкой оленьих лап, шкур и пошивом тёплой национальной одежды для всей семьи и на продажу. Обработка оленьей шкуры – занятие кропотливое и трудоёмкое, потому что всё делается вручную: шкуры тщательно скоблят, а для того чтобы они стали мягкими, натирают их отваренной печенью оленя. Всю одежду и обувь мама с моей сестрёнкой шьют сами. Мама уже пятнадцать лет живёт в тундре. С тех пор как вышла замуж за оленевода, кочует неустанно по просторам Ямала. Родители её, мои дедушка с бабушкой, тоже были оленеводами, и поэтому у неё остались навыки и умения, необходимые для кочевой жизни. Современные женщины из числа корен-

ных народов не стремятся постоянно жить в тундре, и их можно понять. Быть женой оленевода нелегко. А мама говорит, что это её стихия. Кочевое счастье, наверное. День неумолимо катится к закату. Хозяин на лыжах уводит оленье стадо на пастбище. Мама после хлопот по хозяйству взялась за шитьё, а мы с племянником, моей маленькой сестрёнкой и сыновьями маминого мужа пилим на улице дрова. Метель уже прекратилась, ветра почти нет. И тут я слышу пение. Очень знакомая мелодия, где-то я её уже слышала… Мама всегда пела за шитьём, я слышала её песни, такие разные – то весёлые, то грустные. А ещё мама рассказывала на родном языке разные истории, легенды, предания, которые когда-то слышала от своей матери и бабушки. Вот и сейчас её песня так трогает, так берёт за душу… В ней – жизнь человека, его мечты, которые так и не сбылись… Или ещё сбудутся?.. В детстве и юности мы не задумываемся о том, что мамы наши не вечны, не всегда они будут рядом с нами, не всегда будут молоды и здоровы. Мы легко бросаемся жестокими словами, обижаясь на ту, которая дала жизнь, и сами обижаем её равнодушием, граничащим с жестокостью. И только однажды, увидев вдруг, как постарела наша мама, поймём: вернуть прошлое никому не дано, как не дано прожить жизнь заново, где каждый миг будет наполнен любовью и вниманием к маме, будет сбережён каждый её нерв. А матери всего-то хочется знать, что ты жив, здоров и счастлив. Всего-то? Нет, этого слишком мало! Надо не уставать говорить, пока не поздно, как сильно мы её любим и каждый миг думаем о ней. Северяне № 2, 2013

69

путешествие | третий возраст

Братский союз ветеранов!

Ольга Лобызова

70

Северяне № 2, 2013

Ольга Лобызова

Т

юмень, юг Тюменской области и автономные округа, неотъемлемые северные территории этой самой сложно построенной области Российской Федерации, связаны между собой исконно и надолго. А в последние десятилетия эта связь, накрепко прошитая студенческой порой молодых северян, неординарными людскими судьбами, ветеранскими биографиями ямальцев становится прочнее – всё больше тех, кто отдал Северу свои лучшие годы и энергию, перебираются, прочно держась за связующие наши регионы нити социальноэкономических программ, словно за общий путеводный меридиан, в Тюмень и города юга Тюменской области. Четвёртый год одиннадцать ямальских землячеств, созданных в Тюмени и Ялуторовске по территориальному принципу и курирующих своих земляков, ставших на склоне лет тюменцами, объединяет союз ветеранов Ямала. Второй год его возглавляет депутат Тюменской областной думы, избранный от Ямало-Ненецкого автономного округа, Фуат Ганеевич Сайфитдинов. Почти полторы тысячи человек в этом общественном объединении! Их отличает активная жизненная позиция, неизбывная любовь к Ямалу и, конечно, громадьё планов, больших и малых ветеранских дел и хлопот, а главное – стремление общаться, быть полезными друг другу, длить и крепить северное братство, равного которому нет.

Ольга Лобызова

Северяне № 2, 2013

71

путешествие | третий возраст

Ольга Лобызова

Творчество без границ, в том числе и возрастных, про­ демонстрировал конкурс на лучшее поэтическое произ­ ведение среди ветеранов Ямало-Ненецкого автономного округа, членов союза ветеранов Ямала, проживающих в Тюмени, состоявшийся нынешней весной. Жюри из профессиональных литераторов, подводившее его итоги, отметило патриотическую направленность, выразитель­ ность, образный язык представленных поэтических про­ изведений семнадцати участников конкурса, подчеркнув особенность лирических строк – признания в любви к родному Ямалу. Часть стихотворений посвящена непо­ средственно коллективам землячеств, объединивших ветеранов Севера. Бесспорным победителем конкурса, призёром в шести его номинациях стала Вера Александровна Фёдорова из землячества «Полярный круг». Редакции «Северян» это особенно приятно, потому что Вера Александровна – наш давний автор и друг. Представляем в этом номере журнала подборку её стихов, участвовавших в конкурсе.

Живу спокойно, не завидуя Вера Фёдорова г. Тюмень

Я никогда не считала необходимым какое бы то ни было воспроизведение моих стихов, хотя, по большому счёту, я и стихами-то их не считаю, вернее – поэзией. Просто я прошла достаточно тяжёлую жизненную школу, столкнулась с замечательными людьми, во многом мне помогающими, и, возможно, в знак благодарности за поглощённое мной людское тепло, внимание, понимание, радушие, дружбу начала создавать некие рифмы – не более того.

72

Северяне № 2, 2013

***

Живу спокойно, не завидуя, И не пеняю людям и судьбе, Быть может, не совсем красива с виду я, Но я порой завидую… себе! Ведь до сих пор друзьями я не брошена, Были и работа, и семья, Окружена была людьми хорошими, И оттого вполне спокойна я! Везло мне на коллег и на начальников, И я свои любила города, Не донимала жизнь меня отчаяньем, За это благодарна ей всегда! Завидую, что я жила на Севере И что не предавала я друзей, Что было время, время и возможности Учить, учиться, познавать людей. Живу спокойно, не завидуя…

третий возраст | путешествие

***

Рябины ярким пламенем горят, Расцвечивая всё багряным цветом, О чём-то тихо яблони грустят – Прощается так осень с летом. Хоть наше лето пройдено давно, Оно нас всё равно куда-то манит: То в лес, то к речке, то в кино. Порадует порой, порой обманет. Мы осени не ждём, но вот уже пришла, Посеребрила чьи-то косы. Не спросит ни о чём, придёт. На то она и осень. Ей всё равно. Никто, поверьте, нет, Суровой поступи её не остановит. А лето улыбнётся тихо вслед И вдруг сюрприз какой-то приготовит.

***

Утром в нежном инее встали дерева, Жгучий ветер северный, стылая трава. Плохо осень поздняя заметает след: Уж октябрь кончается – снега так и нет. Скоро лебедь-зимушка крыльями взмахнёт, Белою периною тундру обоймёт. Хладною десницею выпустит снега, За окном завоют вьюга и пурга. Зарумянит щёки, реки прикуёт, Людям будут сани, лыжи, Новый год. Красоту земную взором не объять, А проводим зиму – лето станем ждать.

Пусть осень наша будет к нам добра, Пусть не накажет, горько не обманет. Как странно: наша молодость прошла, Но всё равно ещё куда-то манит.

***

Прекрасное северное небо И солнца ярко-алый диск. Мы в Лабытнанги едем. Слева Раскинулся Ангальский мыс. Замкнулась Обь в молчанье белом, И словно вымерли снега. Два дня назад вовсю шумела, С метелью спорила пурга.

Рисунок Татьяны Гавриловой

И снова – тишь. Снежинки тают, Застыв узором на стекле. А сердце? Сердце замирает От счастья жизни на земле. От полноты любви к суровой, Богатой, праведной земле, От тёплых лиц. Они мне стали Звездой, сияющей во мгле!

Северяне № 2, 2013

73

путешествие | третий возраст Мы все – участники Победы Мы все – участники Победы: Кто воевал, кто был в тылу, Любого постигали беды В военном огневом пылу. И коль не мы – так наши деды, Отцы иль братья, сыновья, Мы все – участники Победы, Сироты, вдовы, ты и я! Поклон – живым, и память – павшим, Прожившим в огненном аду, Победу пламенем сковавшим В том горько-сладостном году. Живым – тепла и мирной нивы, Уз дружбы, радости труда, Должны быть счастливы, красивы Потомки павших в те года. Нам не забыть их подвиг ратный – Вошёл он в нас, и в плоть, и в кровь, Как долг, святой и неоплатный, Как боль, как вера, как любовь!

***

Мы тоже сломлены войной, Хотя в боях и не бывали, Ведь нашим матерям сполна Хватило горя и печали. Кто не вернулся, кто погиб. Кто спился в мясорубке буден, И лишь немногие из нас не знают, Как тот путь был труден. Сироты при живых отцах, Сироты без отцов погибших, И до сих пор я помню мать В дни праздников с лицом застывшим. Ушли родные в мир иной, Осталась горстка ветеранов, А мы уж семь десятков лет Свои зализываем раны.

***

Посвящается мужу, ветерану Великой Отечественной войны, жителю блокадного Ленинграда

Прошлись по нашим жизням войны, в тугой комок переплели, А раны до сих пор сочатся и у людей, и у Земли. А горе возраста не знает, ему всегда подвластны мы, И дни уверенно листает у лета, осени, зимы. А память всё время рисует блокаду, те страшные давние дни. Все в катере сбились, на Ладоге ветер, мальчишками были они. Свинцовые тучи и низкое небо, на озере слишком штормит, Два катера рядом, все скованы страхом, над ними летит «мессершмит». Разрывы снарядов, и катер уходит под воды у всех на глазах, В тревоге и страхе друг к другу прильнули, все лица – в холодных слезах. А позже – дороги, дороги, дороги, дороги одни вдалеке, И мамина ноша ревёт за плечами – сестрёнка в дырявом мешке. Дороги, дороги и снова дороги, дороги одни вдалеке, И в них утопают уставшие ноги – то в глине, то в мокром песке. И разные были в той жизни дороги: та легче, а та – тяжелей, Но всё это время он мамину ношу нёс с ношею вместе своей.

74

Северяне № 2, 2013

Рисунок Татьяны Гавриловой

третий возраст | путешествие ***

Жизнь прекрасна сама собою: Утром, песней, печалью, тоскою, Тёплым словом, светлым взглядом, Солнцем, небом, снегопадом, Дружбой, радостью, любовью, Прошлым давним, новой новью, Неувязками, удачей, Разрешённою задачей! Очень нужно верить в чудо, И оно, конечно, будет! Грянет вдруг тревожной ранью, Поразит блеснувшей гранью Бриллианта иль огня, Мощью восхитит меня! Иль коротким нежным словом, Камня что ценней любого, Ярче всполохов огня, Возродит оно меня! Жизни день любой прекрасен, Если холоден, ненастен, Если весел, светел, ярок, Он, любой, всегда подарок!

***

Всё сказано давно и сказано не мной: В космической тиши шар вертится земной. Нам не приблизить звёзд и не стряхнуть с них пыль, Лишь слышим стук колёс да как шумит ковыль. Здесь – разноцветье трав, там – звёздные дожди, А ты не уходи, немного погоди… Здесь неба – купола, здесь – холод, ветры, зной, В космической тиши шар вертится земной. Здесь белизна снегов и разноцветье трав, Волнения морей и тишина дубрав. Здесь джунгли, и плато, и нестерпимый зной, А ты не уходи, ещё побудь со мной. Нас манит этот мир, где звёздные дожди. Прошу не уходи, немного подожди!

***

Судьбы людские так странно сплетаются, То расстаются, то снова встречаются, Спорят, воркуют, печалятся, празднуют, Спят, устают, веселятся и здравствуют. Дружат, враждуют, в любви утопают, В жизни нам часто людей не хватает, Чьей-то заботы, приязни и слов, Яростной бури, сладостных снов. Преданной дружбы, тихих сомнений, Буйства, покоя, крутых изменений, Звонкого смеха, милой улыбки, Часто мы все совершаем ошибки. Жизнь такая разная – бурная, спокойная, Чистая, грязная, глупая, достойная. Все ощущенья комом сплетает. Жизни нам тоже всегда не хватает. Всё в дефиците – любовь и награды, Все ж мы общению редкому рады, Что-то порвётся, жизнь залатает. Пусть нам друг друга порой не хватает!

Северяне № 2, 2013

75

путешествие | третий возраст

***

Знать не дано нам, что случится, А время мчится, мчится, мчится. Нас поднимая и роняя, Нас обнимая, обгоняя.

***

«Мы пришельцы на этой планете», – Кто-то верно однажды заметил. А ещё мы – отцы, также – дети, И за многое в жизни в ответе.

Мелькают осени и вёсны, Зима зимой бушует грозно. И снова прилетают птицы, А время мчится, мчится, мчится.

Не минуют нас беды и странствия – В этом мире мы гости и странники. Не минуют нас страхи, сомнения, Ветры, бури, снега, наводнения.

Наш друг и недруг – наше время, В его руках ты – маг и пленник, Птенец, кузнец, раба, волчица, А время мчится, мчится, мчится.

Не минуют печали и радости, Труд – запоём и месяцы праздности. Всё живое – по кругу, как водится, Мы порой друг за другом охотимся.

Нас обнимая, распрямляя, Свои законы объявляя. Кусая, щекоча, лаская, Из рук своих не выпуская.

Неверны, неумелы, растеряны, Достаются нам звёзды и тернии. Мы живём в озаренье и слабости, Мы погостов страшимся и старости!

Скажи, как мудрой стать и сильной, Стать нежной, робкой и красивой. И утомлённой, и сердитой, Серьёзной, строгой, домовитой, Любимой, ласковой, беспечной… О время! Как ты быстротечно!

Многогранны, увечны в беспечности, Мир не познан в своей бесконечности. Мы с рожденьем и смертью повенчаны – Дети, внуки, мужчины и женщины.

***

Люди всё оставляют, уходя навсегда: Друзей своих и знакомых, сёла и города, Звуки знакомых песен, зло своё и добро, Дома, квартиры, одежды, золото и серебро.

Мы порочны, грубы, невнимательны, Мы ревнивы, строги, обязательны. Чувств, эпитетов, действий – немерено, Это так! Это жизнью проверено! Выбирай, что тебе больше нравится, Постарайся не сбиться и справиться! Много счастья и горя на свете, «Мы – пришельцы на этой планете!»

Жизнь и любовь земную, строки любимых книг, Всё, что было так дорого, ненужным становится вмиг. Врагов своих и соседей, память и суету, Всплески гнева, надежду, ненависть и доброту. Всё остаётся людям – любимым, родным, чужим, Слова, и мысли, и песни, спетые вместе с ним, Юмор, смех и поддержка, порой неуёмный плач, Время, в котором с ними нёс бремя тревог, неудач. Время, что мы не ценим, тратя на пустяки, Годы прошли, оглянулся: мы уже старики. Время расставит точки: кто друг, кто враг, кто герой. Одна у людей дорога, но путь у каждого свой!

76

Северяне № 2, 2013

От редакции С творчеством обладателей второй и третьей премии, а это Елена Александровна Коломеец из землячества «Заполярное» и Ольга Павловна Кнопкина из Ноябрьского землячества, читатели познакомятся в третьем номере «Северян».

третий возраст | путешествие

Уважаемый Дмитрий Николаевич! Не знаю, насколько уместно обращаться со словами благодарност и к Вам через народный журнал «Северяне», но другого пути я не вижу. Я приехала в округ летом 1965 года после окончания вуза и уехала в Тюмень в 2002 году. Моя трудовая деятельность проходила в учреждениях здраво охранения и санэпиднадзора, последние три года я работала в ОГТРК «Ямал-Регион». Ямал, как и для многих других, стал для меня и жизненной школо й, и приютом, и Родиной в самом высоком понимании этих слов. Мы видели его возрож дение, преображение, ощущали его роль в экономике страны и сами по мере сил участвовали в этом. Многие приезжали сюда лишь на три года, но оставались на всю жизнь, испыт ав притяжение Севера (иначе не скажешь!), полюбили этот суровый прекрасный край, где многие из нас смогли стать полезными, приобрели ценный жизненный, профессиональный опыт, обрели друзей на всю оставшуюся жизнь. Я никогда не пожалела о том, что приехала на Север, напро тив, я горжусь этим, возможно, оттого, что мне всегда везло на коллег, руководител ей, друзей и, как выяснилось, на географию тоже. Уже десять лет я живу в Тюмени. Поначалу я очень жалела об отъезде, но Тюмень тоже преобразилась и стала гостеприимным благоустроенным городо м. Округу благодарна за всё! За жизненную школу, за матер иальную поддержку, за медицинское училище, с которым мы порой сосуществовали, за то, как он принял нас, стал родным, за прекрасных людей, которых он подарил нам в качест ве коллег, друзей, соседей, за журнал «Северяне», наконец. С уважением вспоминаю П.Т. Московкина, бывшего руководител я отдела здравоохранения (ныне покойного), его преемника К.П. Мелещенко, бывших главны х врачей санэпидслужбы В.А. Майера, А.С. Никитина, Б.М. Раенгулова, всех здравствующ их ныне работников санитарной службы (всех просто невозможно перечесть!). Округ и в Тюмени не бросил нас на произвол судьбы: нам предос тавлена возможность общаться в рамках землячеств, число которых постоянно растёт. Все они обеспечены оргтехникой, электронной аппаратурой, телефонной связью , холодильным оборудованием, телевизионным приёмником и пр. Большую роль в нашей жизни в последнее время играет создан ный не так давно союз ветеранов Ямала, возглавляемый депутатом Тюменской областной Думы Ф.Г. Сайфитдиновым. За недолгое время своего существования союз ветеранов Ямала сделал очень многое в организационном и практическом плане, что радует и вызывает чувство благодарности. К большому сожалению, союз ветеранов Ямала для нашег о землячества «Полярный круг» является единственным финансовым источником в отлич ие от прочих землячеств, которым помогают их градообразующие и муниципальные образования (но, увы, не Салехард!). Мы благодарны округу за предоставленную возможность обслуж ивания, профилактики и лечения в консультативно-диагностической поликлинике им. Е.М. Нигинского – современном во всех смыслах, кадровом, производственном, технологическом учреждении – практически бесплатно. Эту важнейшую для ветеранов-северян возмож ность нельзя переоценить! То же касается и конкретной материальной поддержки, а такж е разовой материальной помощи, предоставляемой при трудных жизненных ситуациях. Хочу поблагодарить лично Вас, Дмитрий Николаевич, за то, что уделяете большое внимание блоку социальных вопросов и оказываете уважение ветеранам Ямала. С уважением В.А. Фёдорова, заслуженный врач РФ, ветеран труда, ветеран Ямала Северяне № 2, 2013

77

путешествие | третий возраст

Как быть стариком Фёдор Конев г. Минск

Напрасная обида В студенческие годы, которые прошли в первой половине благословенных шестидесятых годов, бытовало среди нас, тогда разудало молодых, приятельское обращение – «старик». Оно было доверительным, уместным в кругу самых близких друзей. В нём было много тепла. И по этой причине однажды в беседе с человеком, который был старше меня лет на десять и который в те минуты вызвал собой и своими мыслями глубокое расположение, я обратился: – Старик... Боже, как он обиделся! Он воспринял это слово в прямом его смысле – старый, не уловив эмоционального наполнения. Пришлось объяснять, что оговорился, что хотел сказать – «старина».

– Это другое дело, – остыл собеседник. – Так пираты называли друг друга – старина. Красиво! Авторитет пиратов успокоительно подействовал на моего собеседника, и мы продолжили какой-то ныне забытый, но толковый, видимо, разговор, потому что от общения с этим человеком осталась добрая память. После того случая остерегался этаким манером обращаться к малознакомым людям, как бы они ни располагали к себе, и может быть, впервые подумал, что «старик» – обидное слово, унижающее. Да отчего же?

78

Северяне № 2, 2013

Оно обижает того, кто себя старым не чувствует, вопреки своим летам осознает себя еще прежним, полным сил и желаний. Мы в большинстве своём люди грубые, лишённые внутренней культуры, – это горестная правда! – сами вложили в это слово осудительное значение – ты стар, а значит, неполноценен. Вот что оскорбляет человека – цена тебе, мол, невелика, ты, мол, второго сорта, а то и третьего. Да кто же с этим согласиться может? Старость не радость. Ляпнул же кто-то! Да уж непременно Емеля, который ездил на печке с тем же гонором, как нынче его тёзка на «Мерсе». Не все, кто за рулём новых иномарок, обязательно Емели, никто этого не собирается утверждать, но тот, с которым как-то привелось ехать, точно был двойником сказочного персонажа. Далеко впереди от машины дорогу переходили две старушки, водителю пришлось затормозить, и это вызвало у него досаду.

– Зачем жить таким старым! – воскликнул он, не сомневаясь в своей правоте. – Только мешают. Доподлинно так, думается, хотя достоверного свидетельства не имею, рассудил, глядя с высоты ездовой печки на таких же вот старушек, Емеля и зевотно выдавил из себя: «Старость не радость». А бездумные люди подхватили Емелькины слова и стали повторять, пугая самих себя. От бесконечного повторения возведена была ляпнутая бездельником глупость в народную мудрость, и какой

сборник пословиц и поговорок ни открой, уже там черным по белому пропечатана закостенелая фраза. Выходит, в самом народе, истинным представителем которого был Емеля, извечно сидит неприятие старости, человек заранее знает, что жизни-то у него, пока молод, а там – одно прозябание. Оттого и такое понимание слова «старик». Если не врать, не приукрашивать действительность, не пытаться казаться лучше, чем мы есть, то надо признать, что не было и нет у нас в крови уважения к старости. Разговор идёт не о государстве и не о том, как машина власти относится к старикам. Это отдельный разговор. Речь идёт о нашем духовном и душевном устройстве, в котором просто-напросто не заложено верное восприятие старости. Чаще всего мы её боимся, поэтому не думаем о ней, пока молоды, как пугаемся думать о смерти, что неизбежна. И это происходит оттого, что из поколения в поколение мы видели, как трудно, неустроенно и зачастую просто нище жили и живут старики. Мы не видели красивой старости. Мы, неисправимые материалисты, а теперь ещё и рыночники, всё оцениваем с точки зрения реальных благ и земных потребностей. И нас, таких расчётливых, совершенно не волнует внутренний мир пожилых людей. Нам он кажется скучным, болезненным, состоящим из нытья и безнадёги. Старик – слово обидное, знаковое и звучит, как приговор. Я сам так думал, глядя, с каким

третий возраст | путешествие трудом очень пожилой человек одолевает лестницу, как натужно кашляет или обречённо молчит, на всё глядя прощальным взглядом. И вдруг вспоминается очень давняя обида, теперь она кажется смешной, а тогда пребольно царапнула сердце. Отслужив в армии и вернувшись домой, решил пойти на школьный вечер. Танцевал со старшеклассницами, чувствовал себя в своей тарелке, а потом в дверях столкнулся с девчушкой, и та, уступив дорогу, сказала: – Простите, дяденька! Это обращение ошарашило меня. Первое – возмутился. Да что она, слепая что ли? Не видит, что я никак не отличаюсь от десятиклассника? Потом стало стыдно – чего я припёрся на школьный вечер? Мне уже за двадцать, прошёл армейскую службу, стрелял из танковой пушки, да ещё – из пулемета, автомата, пистолета. Пропах, можно сказать, порохом. Правда, палил по мишеням, но могла случиться война. Значит, я уже воин. Не хватает только шрама на лице. Шрамы украшают солдата. И я забыл о том, что в зале кружатся в вальсе не мои ровесники, они уже из другого времени. Они ещё не прошли мои пути. И получается, что я заблудился во времени. Оттого и получил – «дяденька». Нормальный здоровый человек всегда чувствует себя моложе, чем на самом деле, и происходит это единственно оттого, что душа не поспевает за телом, она взрослеет гораздо медленнее. Это неправда, когда говорят, что душа не стареет. Моя сегодняшняя душа и душа того мальчишки, который живёт только в моей памяти, – это разные явления, хотя человек

всё тот же. Тот мальчишка несётся куда-то опрометью, и сам толком не знает куда, а только дико спешит, потому что ему кажется, что за тем поворотом дороги происходит что-то невероятно интересное. А я-то знаю, что было за тем поворотом, да ещё за многими-многими другими. Мальчишка всё спешит, стремится вперёд, и душа у него, как у птицы, крылатая, а моя – с великими корнями, уходящими в прошлое, моя подобна дереву. Но это всё к тому, что возникает несоответствие – тело торопится стареть или мы сами спешим его разрушить, тогда как душа не столь нам подвластна и живёт по своим правилам. Однако печально тому, кто об этом забывает и не примиряет норовистую душу со своими физическими возможностями. Ведь это моя душа возмутилась «дяденькой», потому что ещё ребячилась, а я уже повзрослел. Опять же приходит на память пустячный случай, который пережил тяжело. Стоял в очереди – обычное для тех времен занятие, а какой-то шустрик обратился ко мне: – Возьми, отец. И суёт деньги. За чем стоял, не упомню, может – за хлебом, а то – за водкой. Едва ли за хлебом! Смотрю – сморчок в полном смысле этого слова: лицо скукожилось в морщинах, нос – в красных прожилках, в глазах – похмельная тоска. Да какой я ему отец! Минуту назад не знал о существовании этого типа, а тут возненавидел так, будто был он лютым врагом, лютее не бывает. И долго потом не мог забыть его, да вот и теперь выскочил он из глубин памяти, как кукушка из ходиков. Отчего взъярился так на

обормота? А только оттого, что напомнил мне мой истинный возраст – катило под пятьдесят, но сам этого ещё не осознал, не прочувствовал, душа уверяла, что молодость не улетучилась из меня. Потом дожил до того часа, когда назвали дедом. Это ещё ладно, всё-таки уважительно. А то ещё круче: – Куда прёшь, старик? Это уже в автобусе. Мне шестьдесят пять лет было. Тому мальчишке, что оголтело бежал куда-то, казался бы глубоким стариком. Он тогда даже не представлял, что будет таким, что наступит время, когда не сможет нестись, не чуя под ногами земли, невесомо, как сам ветер. Но до чего обидно, когда сам ещё не примирился, а кто-то сторонний отмечает твой возраст? Пытаюсь понять, откуда обида? С чего бы сердито коситься на парня, который явно моложе на полвека? Он же правду сказал. Всё дело в этой правде. Душа её не признает. Это несогласие души и тела и служит причиной того, что мы теряем чувство реальности. Я действительно не чувствую себя стариком, оттого бунтую, когда мне напоминают возраст, оттуда обида и унизительное чувство ущербности. Но стоит один раз понять, что молодиться глупо, смешно и некрасиво, как всё встаёт на свои места. Надо чувствовать свой возраст и строить себя соответственно – это большое счастье. Посмотрите на старую кокетку с румянами на вялых щеках и с обилием помады на губах – как дико! Отвращение вызывает такое забывчивое существо. Для каждого возраста есть свой облик, своя манера, и если Северяне № 2, 2013

79

Ольга Лобызова

александр щемляев

Ольга Лобызова

геннадий кельчин

путешествие | третий возраст

80

Северяне № 2, 2013

третий возраст | путешествие не находить их вовремя, то получается внутренний разлад. Всегда жалко людей, которые страдают от того, что годы берут своё, а они вопреки природе все хотят казаться моложе. И вызывает уважение, удивительно благородно выглядит человек, который и в словах, и поступках соответствует проживаемому периоду жизни. И в том, что старость выглядит зачастую жалкой и неприглядной, виноваты во многом мы сами. Так что во многом мы сами виноваты, что обидно и хлёстко, как удар хлыста, звучит слово «старик».

И время наше… Начать хотя бы с нашей одежды. В истертых от частого употребления словах Антона Павловича Чехова о том, что «в человеке всё должно быть прекрасно», изначальная истина восходит к мудрости. У него есть ещё одна мысль на ту же тему: «Надо быть ясным умственно, чистым нравственно и опрятным физически». Человек, который любит своё тело, не будет носить грязные носки. По тому, как одет человек – не во что, а как – легко можно судить, как он к себе относится. И другое... Человек, уважающий других подобно себе, не наденет заляпанное грязью пальто и не пойдёт в нём в людное место. Опрятность в одежде говорит о внутреннем, душевном благоустройстве. Недавно встретился со старым приятелем, лет восемь не виделись. Прежде он преуспевал в кино, у него водились деньги, и он позволял себе даже роскошь. Давно уже без работы, живёт на одну пенсию. На нём была белая сорочка, вязаная

кофта на молнии, серые брюки и туфли на тонкой подошве. И было заметно, что рубашка по верху воротника прохудилась, кофта в локтях лоснится, брюки местами заштопаны нитками, а каблуки туфлей косо истёрлись. Но сорочка отличалась безукоризненной белизной, брюки были отглажены, туфли натёрты до блеска. И от человека веяло чистотой, умиротворённой уверенностью и достоинством. И не ругал он политиков, не жаловался на растущие цены, не поносил молодёжь, а говорил о необходимости расширения сознания, накануне прочитав двухтомник писем Елены Рерих. Не терпелось ему поделиться накопленным. А есть знакомый – прямо чучело гороховое. И откуда только достаёт такую рвань? У гоголевского Плюшкина такого тряпья не было. И ведь знаю, есть что надеть. «А мне не жениться, – говорит. – Чего наряжаться буду». В чём ходит дома, в том и на улицу выйдет. И ему совершенно наплевать, что о нём подумают. Сидит на скамье у подъезда с ровесниками похожий на вконец опустившегося бомжа и вещает громко и категорично, перебивая собеседников, что все теперь воры и мошенники, ни одного честного человека не осталось, скоро разворуют до последней нитки государство и «тады – кранты». Каждого второго надо садить в тюрьму, не ошибёшься мать-перемать. Сталина не хватает... Грустная картина…. Очень часто мы сами себя перед молодыми выставляем в невыгодном свете, потому что мало в нас достоинства, потому что ошибочно считаем, что пристало пожилому человеку быть менее требовательным к себе.

Это что касается одежды. И речь идёт, конечно же, не о том, чтобы иметь богатый гардероб. На нынешнюю пенсию не больно разбежишься. Разговор о том, что пока не одряхлел, всегда можно содержать себя в чистоте и опрятности, не опускаться и не терять лица. Я рос в военное время. И тогда, и в последующие, не менее лёгкие годы без отца, погибшего под Ленинградом, жилось трудно. Я, помню, носил отцовы штаны, на которые было наложено столько заплат, что они стали трехслойными, туго сгибались в коленях, и, казалось, можно их поставить стоймя, и они не согнутся. Прямо какие-то ковбойские портки! Рубашку мать сшила из ещё довоенных занавесок с вышитыми петухами. Так и ходил в школу, как ряженый. А была пора первых влюблённостей, девчонки волновали до умопомрачения, но ещё не понимал – отчего. При встрече с одной сердце почему-то начинало дергаться в груди, как воробей в кулаке – жалко и беспомощно. Ещё терпимо было, когда почти все мальчишки одевались одинаково бедно, а потом чьи-то отцы вернулись с войны, и возникла разница, очень уж стали выделяться мои «джинсы», а петухи так только что не кричали. Мать говорила: «Не стыдись, сынок, заплат. Стыдись дурного поступка». Она из последних сил старалась – а было нас трое на её руках – чтобы мы были чисты и опрятны, и приучала к тому, что в неухоженном теле – неухоженная душа. Вижу однажды: переходят улочку, не очень загруженную машинами, две бабки лет восьмидесяти. Точно таких я видел сквозь лобовое стекло «Мерседеса», и тут же Северяне № 2, 2013

81

путешествие | третий возраст вспомнились слова водителя «Зачем им жить?». Они-то сами таким вопросом не задавались. На этот раз они оказались рядом, и мне предстояло ту же улочку перейти. Одна из бабушек, видимо, считала себя моложе и наставляла вторую: – Не спеши, Маня. Автобус пройдёт, потом мы. Улочку переходил вместе с ними, держась поодаль, но не выпуская их из виду, страхуя. На той стороне бабушки были очень довольны собой, что так удачно одолели препятствие. Та, которая считала себя моложе, повела подругу под руку, и шли они в согласии, о чём-то переговариваясь. Оказалось, что цель у нас была одна – аптека. Младшая тут же села на стул передохнуть и напутствовала подругу: «Попроси, чтобы записали, как принимать лекарство». Старшая ничего не ответила, но спросила аптекаршу. Младшая поднялась со стула и повторила требование. «Не тревожься, – ответила старшая. – Я запомнила». «Можешь забыть», – не унималась та. На что старшая уверила: «Память-то ещё есть». И последовавшие за тем слова младшей меня прямо-таки поразили. Она сказала: «Можешь отвлечься и всё». Кроме тактичности в этих словах кроется глубинный смысл. Подружка может забыть не потому, что память дырявая, а по той причине, что отвлечётся мыслями. У старого человека за спиной огромная жизнь, и мысли чуть ли не постоянно бродят в прошлом. Сам за собой замечал, что какие-то конкретные житейские детали забываешь не потому, что с памятью плохо, а что постоянно над чем-то задумываешься, по понятию одной из подружек – забываешься. Очень точное слово. И ещё! От

82

Северяне № 2, 2013

этих бабок веяло не только согласием, но трогательной опрятностью. Я даже представил, как покрутились перед зеркалом, как критически оглядели друг друга, прежде чем появиться на людях. По выходе из аптеки надо было в другую сторону, но не удержался, посмотрел назад. Подружки шли в ногу, бережно держась друг друга. И на миг представилось, как две девчушки, сцепившись руками, бегут куда-то, мотая косичками. Вот и добежали до старости, не расцепив той давней дружбы. Недаром сказано: по одёжке встречают. Очень важно первое впечатление. Неряшливо одетый человек всегда вызывает неприятие. Особенно это касается стариков. Не заплата унижает человека, а грязный воротник рубашки. Не стоило бы так подробно останавливаться на одежде, если бы это не имело такого значения в восприятии пожилого человека молодыми. Пожалуй, каждый из нас слышал, и не однажды, расхожее восклицание: «Что ты оделся, как старик!» Значит, есть основание этому сравнению – как. Но ведь и те из нас, кто имеет, что надеть, всё равно натянут на себя всё, что под руки попало. Какая, мол, разница! А ведь был вкус, галстук завязывал отменно, штиблеты чистил и брюки отглаживал. Куда ж он подевался – вкус? Не выбросили же по ненадобности? А истина ведь в том, что с годами, чтобы равным оставаться в человеческом обществе, надо ещё больше развивать вкус. И скажут: – Глянь, с каким достоинством держится старик. А ведь с виду – за восемьдесят доб­ рых...

– То не старик, – ответят, – то старец.

Моя свобода А лица? Что же происходит с нашими лицами? Опять же не ко всем это относится, но уж больно ко многим. Вечное недовольство на них, на наших морщинистых физиономиях. Даже морщины располагаются у некоторых как-то так, что выражают одно ко всему отношение – неприятие. Всё-то нас не устраивает, всё-то раздражает, и мы тут же торопимся высказаться по этому поводу. А уж молодёжь – так об этом слов нет! Нам чудится, что в их годы мы были ангелами, только и делали, что крылышками махали да одни любезности говорили. И хулиганов не было, и легкомысленных женщин, и неунывных бабников, даже не имело места прелюбодеяние, по-нынешнему – секс. Отчего ж тогда две тысячи лет назад сын Божий в десяти заповедях просил: «Не убий. Не прелюбы сотвори. Не укради». Выходит, и тогда злободневны были те грехи. За все тысячелетия человеческая суть мало чем изменилась. Заложенная природой натура состоит из тех же самых чувств и страстей. Судя молодых, мы поступаем неправедно, изначально считая себя лучше, чем они, а на самом деле были точно такими же, просто забыли об этом. Своим постоянным ворчанием и недовольством мы не помогаем молодым, а унижаем себя в их глазах и не понимаем этого. Вот что обидно! Мы не понимаем и того, что они живут в других социальных условиях, и окажись мы теперь молодыми,

третий возраст | путешествие вели бы себя точно так же, как они. Выбил на дворе ковёр, сложил и присел передохнуть на скамейку. Сосед по подъезду подошёл, устроился рядом. Уж не помню, о чем заговорил. Но непременный вздох: – Вот в наше время!

– Стоп! – говорю. – А теперь что, в чужое время живём? Не в наше? Вот мы с тобой сидим и тратим чьё время? Не своё? Почему, по причине какой такой ущербности мы выключили себя из текущего времени? Ведь мы живы! Значит, это время наше. Поймал себя как-то на мысли, что тоже начинаю чего-то брюзжать. Ужасное это было открытие. Всегда презирал стариковское ворчание и всё удивлялся, как может человек быть постоянно недовольным. И вдруг слышу свой вмиг ставший противным голосок: «Нет у молодёжи совести. Совсем обнаглели». Стоп, говорю. Куда тебя повело? А стояли какие-то мальчишки и вели себя шумно. Это вызвало раздражение. Есть одно благоприобретенное свойство характера, с которым трудно бороться, потому что находит эта напасть внезапно, как чих, и также сотрясает всё существо. Носит оно безобидное с виду имя – раздражение. Не злоба, не лютая ненависть, а всегонавсего раздражение. Пустячок вроде бы, как лёгкий насморк. Но на самом деле это самый изматывающий душу недуг. С ним мир становится неприветливым, даже солнце начинает мешать, слишком ярко светит, слепит... Раздражение обычно возникает из-за сущих пустяков. Тут и неугодное поведение близ-

ких, худое слово, случайный недоброжелательный взгляд, даже любимая чашка, которую жена поставила не на обычное место. Нет смысла перечислять, что нас раздражает. Каждый с этим чувством знаком, а поводов для него в нашей суетной жизни более чем хватает. Ведь происходит что? На какое-то время нарушается гармония между реальностью и нашим внутренним миром. Это и вызывает недовольство собой – как я могу мириться! Тут же спросить бы себя: «А кто ты такой? Чего это лезешь с претензиями к другим? Чем ты лучше? Или только сейчас увидел, что действительность не вполне соответствует твоим желаниям? Так что от твоего недовольства, а тем более ворчания или даже злой вспышки изменится мир, лучше станет?» Но эти усмиряющие мысли приходят потом, а в минуты раздражения они отметаются, потому что вся твоя суть разладилась и работает, как испорченный двигатель, вразнос. Как же быть? Как можно спастись от унижающей твоё достоинство мелочной раздражительности? Она не приносит ничего хорошего, потом только стыдно и больно становится, особенно если обидел близких, любящих и жалеющих тебя людей. Одно вижу спасение в такие минуты – уходить в одиночество. Если есть возможность – окунуться в природу, прижаться к дереву, уставиться на воду, а если нет такой благодати, отойти к окну да заглядеться на небо. Перед небом всегда стыдно становиться быть мелочным, слишком оно велико и неведомо. Но если случилась беда, наговорил глупостей, нашумел

понапрасну – раздражение никогда не бывает праведным! – то надо приучить себя к скорой отходчивости. Благое дело – затушить в себе ядовитый огонь как можно быстрее и повиниться. Близкие поймут. Ведь важно восстановить в себе гармонию. А это возможно только при одном условии, если ты верно оцениваешь свои возрастные возможности и знаешь, что тебе от мира нужно. Не буду же я пытаться пробежать стометровку с тем результатом, что был доступен в двадцать лет. И за двухпудовую гирю не схвачусь, понимаю же – не поднять. А раз на это не хватает силёнок, то считать себя ущербным? Мы оттого и долдоним назойливо – время наше ушло, что никак не можем примириться с тем, что стали другими, нет былой резвости и хватки. И что? В детстве я тоже гирю не мог поднять. Но отчего детство вспоминается одним солнечным днём? А потому, что тогда были другие радости, и мы их понимали. А в старости отчего-то решили, что радости отошли от нас, осталось одно уныние. Самая большая беда пожилого человека в том, что он останавливается в своём развитии. И от того мимо течёт вечная река жизни. А ведь всего-то и надо понять, что это наше время. Только радости другие. Но они есть, их много. Человек может быть несчастен, сидя в своем «Вольво», и только потому, что увидел, счастлив, сидя в ночи перед последней свечой. Догорит свеча, и тьма. Но она ещё горит, ещё есть свет. И человек счастлив. С ним мысли, с ним душа. Случилось как-то сидеть в ночи при свете керосиновой лампы. Огонёк на кончике Северяне № 2, 2013

83

путешеСтвие | третий возраСт широкого фитиля трепетал успокоительно и был похож на бабочку. И весь мир состоял из того, что могла осветить лампа, – стол с томиком Толстого, накрытый оленьими шкурами топчан, затухшую печку, бревенчатые стены, на которых висел брезентовый долгий плащ, словно стоял недвижный часовой или дух избушки. Ничто не мешало думать и вспоминать. И теперь помню, как счастливую пору, ту ночь при лампе. Иногда одиночество возвышает человека до подлинных радостей. Суть в том, что если человеку не скучно быть наедине с собой, то ему ничего не страшно. Всё зависит от того, как устроена душа. Один украдёт и не смутится. Другого замучит совесть. Один обидит слабого и тут же забудет. Другой станет каяться и страдать больше обиженного. Всё зависит от устройства души. А устройство души и есть свобода, которую никто у меня не отнимет. Я не могу повлиять на то, что происходит вне меня. Не от меня зависит рост цен, величина пенсии. Без меня учиняются войны и многое-многое другое. У внешней стороны жизни иная режиссура. Бог ли наказует, сатана ли правит бал – и это мне неизвестно. Но устройство души в моих руках. Я сам себе могу определить приоритеты ценностей. Никто меня не заставит любить то, что противно душе. И никто не заставит разлюбить то, что я полюбил. Могу ограничиться своей квартирой, самыми близкими людьми и одним какимто занятием. И это будет мой мир, моя свобода. Но и в моих силах так развить душу, чтобы охватить всё величие мира, чувственно воспринять прошедшее

84

Северяне № 2, 2013

и будущее, пространство и время, стать частицей Вселенной. Однажды представилось, что сижу на песчаной косе. С одной стороны бескрайний океан. И с другой – то же. Ко мне бегут волны из-за горизонта. Это мысли и чувства живших и ушедших, всех тех поколений, что были до меня. А с другой стороны песчаной косы океан чист. Ни всплеска, ни ряби на его зеркальной поверхности. Это будущее. Какие ураганы взбаламутят этот покой? Какие ливни пройдут? Моё место – граница между прошлым и будущим. Мне это очень важно чувствовать, потому что только так возможно оставаться во времени. Свобода в чистом виде существует только одна и заключается она в том, что человек из себя может сотворить всё что угодно – и праведника, и последнего негодяя. Свобода внутри нас и только. Социальной свободы не бывает. Если есть хоть один закон, то уже нет свободы. А разве можно без законов? Любая разумная личность эту несвободу воспринимает как должное, строгие законы призваны ограждать моё тело, моё физическое существо от социальных зол – преступности, голода, неустроенности. Но есть свобода, которая дороже самой жизни, – это моя свобода в устройстве своей души. Именно эта свобода – незаменимое благо в закатные годы. В старости приходит та внутренняя воля, которая была только в детстве. Убегая в тайгу, к реке, в природу, чувствовал ту самую волю, когда из неохватной действительности принимал и пропускал в душу только то, что меня устраивало и радовало. Свобода есть состояние души.

И то же детское чувство вольной воли почувствовал, когда вышел на пенсию. Вообще думаю, что есть два прекрасных периода жизни – это детство и та пора, в которую ступил. Серединная жизнь вся отдана хлопотам – одеться, обуться, прокормить себя, завести семью, добиться квартиры, поднимать детей, делать карьеру и снова добывать гроши. И вдруг – дом построен, дети взрослые, над тобой нет ни одного начальника. Проснулся поутру – хорошо. Мог не проснуться. Вечером пошаливало сердце. Но ведь проснулся. И утро. Начало дня. Сколько мне осталось – совершенно иная статья. Хочу жить этим днём. Он у меня сегодня есть. Не так ли просыпался в детстве? Солнце било в окно так призывно, словно лучи его тянули на улицу. Всегда огорчало, что приходилось спать. На это уходило много времени, а жить было дико интересно. Теперь появилась грустинка – завтра может не быть. Значит, надо постараться успеть сегодня. Никчемной и пустой бывает старость только у тех, кто не жил и не живёт духовной жизнью. Но эта жизнь доступна всем. И начать её нужно со столь же простых, сколь сложных вещей – найти веру, сохранить надежды и понять, что любо сердцу в этом мире. Древние считали, что земля покоится на трёх китах. Выяснилось, что ошибались. Но уж доподлинно точно, что личность определяют три добродетели – Вера, Надежда, Любовь. Что есть Вера? Что есть Надежда? Что есть Любовь? У меня ещё осталась свеча. Она горит, и при её свете я несуетно подумаю об этом.

литературная гоСтиная

Северяне № 2, 2013

85

литературная гостиная | победитель конкурса «автора!»

Приоткрытая дверца

в небо

Мне очень нравится наблюдать, как в сплошной завесе облаков вдруг показывается частичка синего неба. Этот природный эффект часто называют «глазом Божьим» или дверью в небо. Литературное творчество и есть, на мой взгляд, эта самая приоткрытая дверца в небо.

Ч

Артём тытюк

еловек, хоть раз в жизни срифмовавший две строки, увидевший свои стихи или прозу опубликованными, вдохнувший неповторимо привлекательный запах типографской краски, не может больше не писать. И это прекрасно – стихи и художественная проза врачуют душу, они заставляют человека меняться, потому что через них с нами говорят высшие силы. В это хочется верить, потому что хорошо написанные стихи, бередящие душу, заставляют порой оцепенеть в восхищении. Открытый городской конкурс «Автора!» состоялся в

86

Северяне № 2, 2013

Салехарде по инициативе культурно-досугового центра «Наследие» уже в третий раз. Благодаря ему открыты новые, не известные ранее читающей публике самобытные поэты и прозаики, чьё творчество уже опубликовано в журналах «Ямальский меридиан» и «Северяне», вошло в коллективные сборники и даже Антологию ямальской литературы. Эти поэты и писатели будут представлять свои города и районы, творческие объединения на второй конференции писателей Ямала, которая состоится в Салехарде в октябре. В конкурсе приняли участие больше 70 поэтов и прозаиков

Артём тытюк

победитель конкурса «автора!» | литературная гостиная

из всех городов и районов округа. И очень приятно называть победителей, потому что география их имён обширна. Гран-при конкурса в прозе и поэзии получил Александр Шихер (п. Ямбург). В номинации «Поэзия» победили: Игорь Коваль (г. Новый Уренгой), Елена Яценко (г. Ноябрьск), Юлия Коршун (г. Надым), Олег Камакин (г. Ноябрьск), Рената фон Вольф (г. Салехард), Альберт Окотэтто (г. Салехард). В номинации «Проза» лауреатами конкурса стали Сергей Замятин (г. Салехард), Ирина Ипатова (г. Надым), Валерий

Ольшевский (п. Харп), Ирен Монсе (г. Салехард). Поближе с авторами и их произведениями вы познакомитесь в этом выпуске «Литературной гостиной», а также в рубрике «Антология одного стихотворения» прочтёте стихи некоторых лауреатов конкурса. Когда готовился этот номер, стало известно, что конкурс «Автора!» поменял свой статус – он станет теперь не просто открытым городским, а уже межмуниципальным. И это прекрасно, расширяются возможности организаторов по привлечению новых авторов из

муниципальных образований округа, это даст нам возможность шире реализовывать уставные задачи организации «Литератор Ямала» по литературной учёбе, обмену опытом и издательской деятельности. А планов у нас много, о чём мы будем вас, уважаемые читатели, с удовольствием информировать. Ну а теперь – полезного и приятного вам чтения! Нина Парфёнова, член Союза писателей России, сопредседатель организации «Литератор Ямала»

Когда говорят музы… По установившейся традиции сегодня мы публикуем произведения победителей III литературного конкурса «Автора!». Год от года этот конкурс мужает, расширяет свою географию, открывает нам имена талантливых ямальцев. После двух десятков лет шатаний и разброда, царившего в стране, мы заново начинаем сшивать духовное пространство. И не надо думать, что это задача только для великих и гениев, каждый может внести свою лепту. Наши авторы это и делают. Творчество – это свидетельство того, что жизнь начинает входить в нормальные берега. И мы все знаем, когда говорят музы, пушки молчат. Юрий Кукевич, член Союза писателей России, председатель правления Ямало-Ненецкой региональной общественной организации «Литератор Ямала»

Северяне № 2, 2013

87

литературная гостиная | победитель конкурса «автора!» Александр Шихер о себе. Родился в 1983 году в городе Про­ копьевске (Кемеровская область). В 2006 году окончил Ке­ меровский государственный университет по специальности «Журналистика». Работал на радио, в газетах, журналах, а также информагентствах. В 2008 году в поисках стабильно­ сти отправился на Крайний Север. С тех пор работаю вахтой в корпоративной газете ООО «Газпром добыча Ямбург». Стихи пишу с десяти лет. Публиковался в кемеровских жур­ налах «После 12», «Огни Кузбасса», в сборниках «Поэты уни­ верситета» (Кемерово) и «Тагильская находка–2» (Нижний Тагил), интернет-журнале «Пролог». В 2008 году в издательско-полиграфическом предприятии «Кузбасс» вышла книга моих стихов – «Атом одиночества». Участник совещаний молодых писателей России (Томск, 2003) и Сибири (Нижний Тагил, 2005). Победитель состязания поэтов «Апрель! Апрель!» (Кемерово, 2006). Серебряный лауреат конкурса «Золотое перо Руси» (Москва, 2007). Из увлечений – профессионально играю в шашки. В 2009 году написал и издал книгу об одном из видов этой древней игры. Женат. Сыну пять лет.

Александр Шихер

***

Когда за окном шелестит листва, Хочется очиститься от грязи и шелухи, Открыть окно и вдыхать слова. Вдыхать слова, выдыхать стихи.

***

Мы – отраженья в окне сентября, Но разные стороны стёкол меж нами. Целуя тебя, я целую себя Твоими губами.

***

Я сегодня увидел стихотворение, Оно ехало в трамвае в моём направлении. Безупречно сложено: строчечка к строчечке, В цветастой юбочке и вязаной кофточке. Какие образы, формы, аллюзии! Я глядел на него в мимолётной контузии. А оно улыбнулось – так просто, так весело. Развернулось, раскрылось, зазвучало песенно. Но пока мы обменивались немыми вопросами, Трамвай прозвенел, застучал колёсами, Оставив на память одно лишь мгновенье Такого чудесного стихотворения.

88

Северяне № 2, 2013

***

Заблудившись меж елей и сосен, Мы с тобой сочинили осень Из дождя и звенящего луга, Из опавшей листвы, друг из друга. Там, где ветер листает берёзы, Где не нужно стихов и прозы, Мы стоим, эту осень рисуя, Но она не длинней поцелуя…

***

Под ногами хрустит трава – Это осень вступила в права. Осязаемый выдох… вдох… В облака укутался Бог… Под ногами хрустит вода – Засыпают в ночи города. Колыбельную ветер поёт, И всё толще, и толще лёд. … и случайный фонарный блик, И к окошку припал старик… Только слышно из темноты – Под ногами хрустят мечты.

победитель конкурса «автора!» | литературная гостиная Атом одиночества 1

я человек я произвожу одиночество закрытыми дверями забытыми знакомыми пустыми постелями одиночество полуфабрикат творчества он готовится днями ночами неделями

2

сквозь сито штор имеет вкус стекла и капрона я же глотаю его как самый сладкий ликёр закусывая улыбкой отключенного телефона

6

и мне слышится шелест облетающих облаков эта осень как психоделический вымысел

иногда мне звонят или приходят в гости мешают работать портят продукцию

на верёвке болтается пара носков я вчера постирал их без мыла и вывесил

и я произвожу анекдоты и тосты рукопожатия поцелуи нарушаю инструкцию

7

3

а на утро у меня отказывает процессор хочется пить и плеваться матом рядом полураздетая полупринцесса мы с ней вчера занимались полураспадом

4

как вспомню всё становится тошно бац и готов терабайт одиночества прогоняю всех и даже любимую кошку с колен сижу и уже ничего не хочется

5

свет в моей комнате просеянный

заработал компрессор процесс пошёл постепенно комната наполняется одиночеством вязким холодным с оттенком нехорошо внутри него неизменно что-то ворочается

8

скребётся чавкает жаждет вырваться на волю прогрызть скорлупу бетонную разбить окно сумасшедшим светом вылиться грохнуться оземь бомбою многотонною

9

разлететься на тысячи крохотных я продолжаться быть никогда не кончиться

пока не развалится сама земля на мелкие атомы атомы одиночества

10

звон стекла на полу кусок кирпича выхожу на балкон только морду бить некому и смотрю в тишину и хочу закричать оглашая бескрайнюю мегамолекулу

11

громыхнуло вдали собирается дождь укрываюсь в норе однокомнатной каменной рваный ветер терзает оконную дрожь сквозь неё вижу город огнями расплавленный

12

вижу призрак себя растворённый в стекле по лицу расползлись бесконечные трещины и дыра на груди словно брешь в корабле сквозь неё убегает и время и женщины

13

убегает душа а приходит одно одиночество будь это слово неладно замыкание сдвиг на мгновенье темно я хватаю кирпич и бросаю обратно Северяне № 2, 2013

89

литературная гостиная | победитель конкурса «автора!»

***

Невозможное небо в моей голове и как будто Растворился в себе и потёк мириадами рек. Я проснулся однажды задумчиво-пасмурным утром А на улицы города падает пепельный снег.

***

Я проснулся сегодня ночью От стука твоего сердца, И некуда было деться – Оно стучало всё громче.

Это лето сгорело, как бабочка в пламени свечки, И опавшие крылья дымят на пожухлой траве. Где-то рядом спешат, верещат, шебаршат человечки, Задыхаясь в морозно-кипящей больной синеве.

Стучало дождём по крышам, В окно веткой сонной вербы, Тоской в закрытые двери. Я слушаю, как ты дышишь.

Словно рыба на суше под ветром бескрылая осень Распласталась на зимнем, холодном, пустом берегу. В эту в первую брачную ночь ляжет белая простынь, А потом будут звёзды и сны, и следы на снегу.

А сердце бьётся, как птица. Ловлю каждый твой выдох. Увы, не в моих силах Понять, что тебе снится.

Линии Самое короткое расстояние между двумя точками – шрам

К

ак это ни странно, но я не помню своего прошлого. Оно всё как в тумане. Как безбрежный океан, в котором изредка выступают островки – самые яркие воспоминания. Как точки на плоскости в системе декартовых координат. Условно соединяя эти точки, я рисую линию своей жизни. А что лежит на линии между этими точками? Что там? Я не помню, не знаю. Туман забвения обволакивает память. Он питается ею. И чем больше ты помнишь, тем больше придётся рано или поздно забыть. Тем больше точек останется необозначенными. Но разве это имеет значение. В математике, как известно, для построения прямой достаточно всего лишь двух точек. Жизнь – та же математика. Рождение и смерть – две её точки.

ЖИВОТ

Свой первый шрам я, как и любой живущий на свете, получил при рождении. Обрезанная пуповина. Крохотное напоминание о том, что ты когда-то родился. Отправная точка длинного пути и одновременно – разрыв линии, связывающей тебя с матерью. Родители рассказывали мне, что зима в тот год была особенно холодной, и мы спасались только

90

Северяне № 2, 2013

тем, что топили печь. В некоторых хрущёвках ещё сохранился подобный архаизм. Зима была настолько холодной, что стена, обращённая к улице, в холодные вечера покрывалась льдом. Сейчас у нас не бывает таких зим. Потому уже минуло лет десять, как мы разобрали печку и поставили на её место кухонный гарнитур.

ГОЛОВА

Мне было три или четыре года, когда, играя в своей комнате, я случайно упал и поранил голову. Травма была несерьёзной, но натекло много крови. К сожалению или к счастью, я не помню этого случая. О нём мне рассказал шрам на правом боку головы чуть дальше уха. Не будь его, я никогда бы не узнал того эпизода из моего детства. Многие мои друзья и знакомые помнят своё детство в мельчайших подробностях. Я им завидую. Белёсый туман скрывает его от меня. И мне приходится, словно золотоискателю на прииске, по песчинкам собирать моё сокровище. Найти ещё одну песчинку мне помог шрам. Родители, наверное, никогда бы не рассказали мне о том, что было, они давно забыли бы то далёкое время. Однако всякий раз, когда я коротко подстригаюсь, крохотный невидимый стежок бесстрастного

победитель конкурса «автора!» | литературная гостиная портного выныривает из океана забвения, и я ненадолго возвращаюсь через года в то счастливое время, которого не помню.

ЛОКТИ

Не могу без любви и некоторого благоговения рассматривать свои локти. На них целая галерея шрамов, множество вершин. Вот я бегу по асфальтированной дороге к приятелю на день рождения, вот я съезжаю на велосипеде с горки, лезу на дерево во дворе – и, в конце концов, падаю и обдираю кожу на руках. Почему-то ноги я всегда сохранял в целости. Пораненные руки я никогда не мазал ни зелёнкой, ни йодом, и не давал мазать матери. Вскоре ссадины обрастали коростами, но я никогда не мог дотерпеть, чтобы защитное покрытие из запёкшейся крови над нарождающейся кожей само сошло. Меня всегда привлекало таинство, совершающееся где-то далеко от моих глаз и невероятно близко от моих рук. В итоге раны заживали в несколько раз дольше, оставляя небольшие шрамы, на которые я смотрел с пренебрежением и неприязнью. Сейчас – иначе. Я люблю шрамы моего детства.

ЛЕВАЯ РУКА

Шесть лет. Первый класс. Школа. Тумана меньше, но, тем не менее, он скрывает очень и очень многое. Я родился в весьма неудобное время с точки зрения образования, в конце сентября. Получалось, что, отдавая меня в школу в 6 лет, на самом деле меня отдавали в семь. Я всегда был самым старшим в классе. Первое сентября. Первая школьная осень. Первая учительница. Первые одноклассники… В один из погожих дней бабьего лета на лужайке через дорогу от школы мы развели костёр. Не за тем, чтобы согреться или приготовить печёную картошку с поджаренным на огне хлебом, не за тем, чтобы полюбоваться танцами бесформенного пламени. Кто-то принёс несколько кусков резины от велосипедных покрышек, и все мы, присобачив это произведение химического искусства к палке, поджигали его у костра. Внутренне ликуя – вот! у меня загорелось! – ощущая себя первобытными прометеями (хотя никто из нас ещё не знал греческой мифологии), мы бегали по зелёной, ещё не пожухлой траве. Резина капала на землю, застывая небольшими тёмными бугорочками. Большой удачей считалось, если упавшая капля продолжала гореть на земле.

Я протягивал свою палку к костру, чтобы вновь зажечь кусочек резины, погашенный ветром, когда чёрная горячая капля с чьей-то палки упала мне на руку. Было очень больно и горячо. Резина быстро остыла, и я легко соскоблил её с ноющей кожи. Первый шрам от ожога. Размером с десятикопеечную монету. Он украшает казанок безымянного пальца моей левой руки. Как зеркало в далёкое прошлое.

ГОЛОВА

Я иногда удивляюсь, как дети умудряются доживать до взрослого возраста, становиться папой, мамой, дядей Васей из пятой квартиры. Как получается так, что они не тонут, не попадают под машину, не выпадают из окна. Вокруг бродит столько смертей. Кто-то скажет – глупых смертей. Неправда. Не бывает глупых, умных, красивых, нужных и ненужных смертей. Есть только точка в конце прямой со своими координатами в пространстве и времени… … Стояла такая июльская жара, когда воздухом нельзя напиться, когда воздух сам пьёт тебя по капле, выдавливает из тебя влагу. Мы строили во дворе шалаш. Я, Антон, Денис и Андрей (Антон сейчас учится на управленца и играет в КВН – Денис отслужил в армии и работает в какой-то фирме – Андрея я не видел почти семь лет, говорят, что он сидит в тюрьме). В начале лета мы городили нечто подобное на тополе, но там было слишком мало места, максимум на троих, с условием не дышать и не материться. Тот шалаш вскоре разломали соседские мальчишки, однако мы успели спасти несколько неплохих досок и решили строить новый домик, но уже на земле. Хотелось чего-то нового, креативного, как сказали бы мы сейчас. Потому-то и строили эту деревянную развалюху. Важен был сам процесс. Сейчас и не припомню, сидели ли мы хоть раз в нашем строении, спасаясь от дождя или играя в карты и шашки. Особенно нас увлекал поиск стройматериалов. Доски было легко достать. Во всех дворах по соседству стояли полуразрушенные стайки, которые в советское время выделяли жителям домов для хранения угля, дров, утиля и ветоши. Некоторые стайки стоят и сейчас. Так что с досками у нас проблем не возникало. Достаточно добежать до стаек и наломать бесхозное дерево. Нередко в очередном походе за материалом мы находили Северяне № 2, 2013

91

литературная гостиная | победитель конкурса «автора!» полиэтиленовые мешочки с клеем, принявшим вид одеревеневшей жёлтой массы. Они производили болезненное впечатление. Стайки умирали, и каждый пользовался их смертью по-своему. С гвоздями сложнее. Дома их много не наберёшь. Покупать – денег жалко. Уж лучше взять мороженое или газировку. Но, тем не менее, гвозди находились. То лето было редким, я бы даже сказал, уникальным. На крышах домов по нашей улице меняли шифер. Стелили новый, а старый сбрасывали на землю. Так у нас появилась две возможности добывать гвозди. Первая – разгребать горы битого шифера в поисках старых проржавевших металлических стерженьков, которые были в два, а то и в три раза старше нас. Только вот за пару часов мы обычно находили едва ли больше тридцати гвоздей, а нам их требовалось немало. Процесс забивания гвоздя в дерево не менее увлекателен, чем компьютерная игра или просмотр фильма. Поэтому однажды мы использовали второй способ… Кровельщики как раз ушли на обед. Чердак десятого дома был открыт. И мы (я, Денис и Андрей) пошли добывать заветные железки. Чердак был тёмным, несмотря на то, что середина крыши отсутствовала. По щиколотку в саже мы бродили по шестому этажу пятиэтажного дома в поисках гвоздей, которые кровельщики просто не могли не оставить. И вдруг Денис, кажется это был он, заметил большое железное ведро, уютно пристроившееся у печной трубы. «Гвозди – там!» – эта мысль пришла в голову всем одновременно. Радость адреналином разливалась по телу, когда мы выбирались на крышу, нагибаясь как можно ниже, осторожно цепляясь за свежие перекрытия. Белые. Шершавые. Я даже помню их запах. Запах свежего сухого дерева. Мы пробирались к печной трубе. Три победных метра. И вот оно! Целое ведро гвоздей! Новеньких, прямых, без крапинки ржавчины. Они блестели на солнце, словно латы средневекового рыцаря, начищенные слугами. Мы зачерпывали гвозди горстями и бросали вниз, на чердак. На минуту все страхи исчезли. Высота. Возвращение кровельщиков. Сама смерть. Всё отступало на задний план. Ведь мы стояли здесь. Над городом. На вершине. Достигнув заветной цели. Блаженные секунды величия – и назад. Мы опустошили ведро до половины. Спрыгнули на чердак и начали лихорадочно собирать металлические бруски, утонувшие в саже. Прекрасная аллегория человека, нахватавшего с неба звёзд.

92

Северяне № 2, 2013

Мы набивали карманы гвоздями так, словно это было не простое железо, а золото. Карманы рвались. Мы зажимали их руками. Неважно, что мама будет ругаться, а то и заставит просидеть пару часов за штопкой одежды. Важно унести сокровище в укрытие. С таким богатством мы сможем построить настоящий дворец. И мы построили… …Помню, я сидел в почти готовом шалаше, заделывая крохотные щели в стенах (неблагодарное занятие – сколько дыры в шалаше не заколачивай, они всё равно где-нибудь да вылезут, а уже сквозь них найдут дорогу световые лучи, высвечивая роящиеся в воздухе пылинки), когда прибежал Женька, семилетний (он, наверное, будет для меня всегда семилетним, несмотря на то, что уже учится в техникуме) парнишка из второго подъезда моего дома: – Саня! Там Андрей телевизор притащил, – задыхаясь выпалил он, – пойдём. Взрывать будем. И я побежал за Женькой на футбольное поле на заднем дворе нашей школы. На тропинке возле ворот поблёскивал экран старого-доброго «Кварца». Кто-то его выкинул, а мы подобрали. Любой выброшенный телевизор всегда становился настоящим праздником. Как публичная казнь в средневековой Европе. Вокруг столпилось человек десять. У всех горели глаза. Сейчас случится что-то необычное. Мёртвая машина умрёт второй раз. Важно, кто станет палачом. Секундное затишье. Пора. Женька кинул свой камень. Но промахнулся. Булыжник только чиркнул по зеркальной поверхности кинескопа. Не помню, как у меня в руках оказался камень. Я не видел никого рядом с собой. В мире осталось только две точки. Я и телевизионная трубка. И я должен провести между нами линию. Не думал, что взрыв будет такой силы. Я даже не мог помыслить, что вообще будет взрыв, хотя ждал его и разочаровался бы, не будь его. Все стоящие за моей спиной попадали. Только тогда я понял, что два метра слишком маленькое расстояние для той бесконечной линии, что я хотел протянуть. Кусок стекла, выброшенный силой потревоженного вакуума, скользнул по правому виску. Пощёчина судьбы. Было не больно. Просто текла кровь. Подбежали ребята, взяли меня под руки и повели домой.

– Нет... погодите... нельзя домой... меня будут ругать... пойдём на родник... я отмоюсь. Мои сопроводители напугались больше меня.

победитель конкурса «автора!» | литературная гостиная Но не больше мамы, которая встретила нас на пороге.

– Всё в порядке. Я цел, – примерно такой смысл имели слова, сказанные мной в тот момент. Я пошёл в ванную, открыл холодную воду и стал умываться. Я отдалённо помню, как кто-то позвонил в дверь и принёс молоток отца, которым я забивал те самые, драгоценные гвозди. Как вызвали скорую. Как врач накладывал мне швы. Первые в моей жизни. Не помню единственное, сколько мне тогда было лет.

ЖИВОТ

Нет ничего более неприятного, чем попасть в больницу под Новый год. Всё-таки здорово, что приступ аппендицита случился у меня примерно за две недели до праздника. То, что меня будут резать, я понял, когда после довольно неприятного осмотра мне побрили живот и предложили расписаться в потрепанном медицинском журнале. Страницы в журнале были старчески жёлтые, и чернила на них приобретали зеленоватый оттенок. Подошёл анестезиолог. По выражению его лица было заметно, что он уже принял грамм 200 анестезирующего вещества.

– Ел сегодня? Нет. Молодец. Ну, всё равно, для профилактики – в туалет и два пальца в рот. На операционный стол я ложился с неопределёнными ощущениями. Страха не было, ведь я знал, что скоро усну под общим наркозом. Но тем не менее. Это моя первая операция. То есть первая операция на мне. Я представлял себя каким-нибудь электронным аппаратом, в котором что-то засбоило, и вот – мастер вынужден вскрыть новенький корпус, который не подлежит разборке (чаще всего так бывает у китайской электроники, но я-то ведь не китаец!), в котором не открутишь пару-тройку винтиков, не поменяешь перегоревший транзистор и не поставишь всё на место. Необходимо ломать, кромсать, а после клеить. Хотя, аппендицит ближе к обыкновенной смене батареек или замене шнура, в котором случился обрыв. Удаление этого крохотного червеобразного отростка даже язык не поворачивается назвать операцией. Я лежал, накрытый белой простынёй (или чем-то очень похожим на простыню). Поставили капельницу. Почти никто из находящихся в операционной не обращал на меня внимания, занимался своими делами. Я невольно обиделся. В подобные моменты очень хочется стать центром

вселенной. В такие моменты ждёшь внимания, сочувствия… жалости. Да, жалости. Ждёшь её от других, но когда получаешь законную порцию этого зелья – злишься на своих дарителей. Анестезиолог попал в вену с третьего раза, и я постепенно начал засыпать, стараясь представить тихий берег лазурного океана или лазурный берег тихого океана. Там не было никого, только линии, оставленные на песке пенистым прибоем… …Иногда один день может быть длиннее другого. В такой день можно прожить несколько лет, если не жизней. Линия времени растягивается, и ты теряешься на ней.

– Ну, блин, ты ваще сдурел!

– А чё я, я ничё!

– Козырного вальта положь на место. Я очнулся на кушетке в каком-то новом помещении. Отход от общего наркоза – ощущение не из приятных. Рядом (судя по голосам, человека три, как оказалось потом: два соседа по комнате и молоденькая медсестра) оживлённо играли в карты. Я слышал, как они комментировали игру. Попытался пошевелить пересохшими губами. Не получилось, впрочем, как и осмотреть обстановку. Перед глазами стоял экран телевизора, в котором бешено скакали строки. Я сам был этим телевизором. Некоторое время я боролся с собой, а потом уснул. Но уже естественным сном. Следующие сутки хранятся в моей памяти под грифом «жажда». Безумно хотелось пить. Однако всё, что было позволено, – это смачивать губы марлевым тампоном. Твой водопровод, приятель, основательно проржавел. Мы, конечно, кой-чего подлатали, но воду пускать нельзя. Можем угробить нахрен всю систему… … Любая больничная палата – это небольшая семья. Со своим укладом жизни, со своими традициями. Как правило, все эти традиции связаны с принятием пищи. Начиная с чайной церемонии и заканчивая совместным поеданием передачек, принесённых ну очень родными и очень близкими. Атрибутами чайной церемонии у нас являлись литровая стеклянная банка (когда-то на ней была наклейка (огурцы маринованные или арбузы мочёные), которая уже практически стёрлась), кипятильник, вафельное полотенце (только вафельное, другие не годятся) и рассыпная заварка. Процесс приготовления чая прост: в банку Северяне № 2, 2013

93

литературная гостиная | победитель конкурса «автора!» с кипятком засыпаются чайные листья, после чего банка накрывается полотенцем. Особенно мне нравилось смотреть, как набухают чаинки, как они погружаются на стеклянное дно, а вода начинает приобретать насыщенный золотистый оттенок. Дома такого напитка не выпьешь. Дома есть электрический водонагреватель и упаковка чайных пакетиков. И не важно, что больничная вода имела металлический привкус. Это был лучший чай, который я когда-либо пил. Другое дело – сотрапезничество. Вот чего я терпеть не мог. Нет, не потому, что я такой жадный. Скорее, наоборот, оттого, что однопалатники попались очень щедрые. Нас было четверо. Трое более-менее молодых парней и дядечка лет под 40. Жена постоянно приносила ему пельмени в стеклянной банке (точно такую же мы использовали для приготовления чая) с бульоном. К моменту принятия пищи они основательно остывали. По стенкам своеобразного пельменного аквариума был размазан застывший жир. Половина пельменей потеряла невинность ещё в процессе варки, остальные – при упаковывании. Дядечка наворачивал пельмени с большим аппетитом. Однопалатники не отставали от него. Я жевал каждый пельмень в течение пяти минут, надеясь, что за это время мои голодные сопельменники успеют проглотить всю банку. Однако не тут то было. Видя мою неторопливость, дядечка всегда оставлял мне кашу из десятка пельменей на дне банки. Мол, нас не проведешь, парень. Тебе от этой вкуснятины никуда не деться… …Вовчик был старше меня года на три. Хотя на глаз я бы увеличил этот разрыв до 10. К молодым его можно было отнести только ввиду наличия отсутствия щетины. Лицо его было немного сморщенное, с глубоко запавшими глазами. Под глазами расходились синеватые разводы, будто бы их хозяин месяцами не спал. У него был прокуренный голос с акцентом эдакого «своего пацана». У Вовчика три месяца назад воспалились лимфоузлы, как он мне сказал. Его прооперировали. За компанию удалили аппендицит. Только вот лучше ему не стало. Вовчика постоянно знобило. Лицо становилось красным. Иногда приобретало землистый оттенок. Мне почему-то казалось, что у него родители алкоголики. То есть, что он из неблагополучной семьи. Этого я так и не узнал. Через 10 дней мне

94

Северяне № 2, 2013

сняли швы и выписали из больницы. Наши линии разошлись. Родителей Вовчика я так ни разу не увидел.

ПРАВАЯ РУКА

Я никогда ничего себе не ломал. Все мои знакомые уже не раз ходили в бинтах и гипсовых лангетках. Кто с рукой, кто с ногой. Я часто спрашивал их, больно ли это – сломать кость? Однако вразумительного ответа ни разу не получил. Парни обычно отшучивались – дай лапу, я тебе сейчас покажу, и сам оценишь. Девчонки закатывали глаза – как сказать, неприятно всё это. Тем не менее, они сходились в одном – кожа под слоем гипса чешется хуже, чем после укуса самого вредного комара, а больно становится, когда гипс начинают отдирать вместе с волосами. Так или иначе таинство перелома оставалось для меня чем-то непознанным… До одиннадцатого класса…

– Ну, какую будем брать? Пшеничную или Мариинскую? Разница 12 рублей.

– К чёрту Пшеничную, уж лучше палёнки в третьем подъезде взять.

– Тогда Мариинскую?

– Давай, её все хвалят.

– Тогда на три бутылки меньше получится…

– Так мы ж не нажираться идём… В итоге сошлись на том, что палёнка из третьего подъезда вкуснее и дешевле. К тому же её все уже десять раз пили и никто не отравился, а после магазинной иногда бывало совсем худо.

– Прикинь, у нас ещё на закусь приличная сумма осталась, – покряхтывал Тоша – мой вечный друг и собутыльник. Вообще-то, его звали Антон, но «Тоша» прочно закрепилось за ним ещё в младших классах. Это смягчительное сокращение имени как нельзя кстати ему подходило. Такое же сбитое и полнотелое, как и его носитель. Позднее, в универе, к Антону приклеилось другое прозвище – «хомяк», он и сам себя так частенько называл, оглашая округу громогласным хохотом. Но я до сих пор не привык к «хомяку» и по-прежнему величаю его не иначе как Тоша.

– Закуска – дело второстепенное. Отдай бабки девчонкам, пусть заморачиваются. Праздник-то наш… В полдень в школьном актовом зале учителя устраивали для одиннадцатиклассников небольшое состязание по случаю Дня защитника Отечества. Затем по плану стояло торжественное

победитель конкурса «автора!» | литературная гостиная мероприятие, в народе именуемое пьянкой или междусобойчиком. Естественно, за пределами школьных владений.

– Бухать будем в офисе, как большие люди, – улыбался Тоша.

– Где-где? Ты ж говорил на квартире…

– Квартира, отделанная под офис, дубина!

– О как…

– Правда, Катюхина мамка завтра её продаёт, так что надо сидеть цивильно, чтоб наутро не испугать покупателей следами на потолке и винегретными разводами на кафеле в туалете.

– Уж да уж… – я вспомнил, как обычно заканчивались наши дружеские посиделки, и мне стало стыдно. Ну не то чтобы совсем стыдно. Скорее, слегка неудобно за то, что должно свершиться в недалёком будущем. Тогда я ещё не знал, что эта гулянка состоится без моего участия… А пока мы направились в школу. Трёхэтажное красное кирпичное здание. Один из тысячи клонов себе подобных. Только в нашем городе можно насчитать с десяток школ, выполненных по аналогичному архитектурному проекту. Причем далеко не идеальному. В то время я считал главным достоинством любого здания возможность заблудиться. Чем больше лестниц, коридоров и всевозможных переходов (линий?), тем лучше, тем интересней. Точно так же, как с кровеносной системой живых существ. Чем она сложнее и запутанней, тем более высокоразвитый организм находится перед тобой… В нашей же школе заблудиться было невозможно. Шаг вправо, шаг влево – неизбежный тупик. Единственной тайной для меня так и остались заколоченные двери в конце коридоров на каждом из этажей. Да, я прекрасно знал, что за ними скрываются лестничные пролёты. Грязный бетон, облупившаяся краска на стенах, полусгнивший картон, обломки листов ДВП, обвалившаяся штукатурка. И конечно же, грязные стёкла на окнах, разбавляющие солнце серыми тонами. Подъезд дома-призрака из несуществующего фильма. Почему заколотили эти лестницы? Чтобы проще было контролировать детей? Не хватило денег на ремонт? Серия несчастных случаев? Кто знает… В тот день всё происходило в актовом зале. Огромное помещение со сценой и столовой в противоположных концах. Оно всегда создавало у меня ощущение «светлой пустоты». Очень высокий потолок, белые стены, деревянный настил пола… Столы, стулья, прочая школьная

утварь – всё терялось в этом пространстве. Пустота больничной палаты в яркий полдень. Пустота комнаты, из которой вынесли все вещи, и теперь каждый её уголок беспрепятственно освещает солнце… Иногда мне очень нравилось это ощущение. Но в тот день оно меня так и не посетило. Слишком много посторонних собралось вокруг. Линия сигнала стала прерывистой и в конце концов пропала… …В первом конкурсе надо было заплести девчонкам из младших классов косичку с бантиком. Естественно, на скорость. Участвовали четыре парня, по одному от каждого класса. По иронии судьбы, выбор пал на меня. И вот в моих руках длинные русые волосы семиклассницы. В иной обстановке их приятно было бы погладить, поиграть с ними, в конце концов растрепать и вновь расправить. Вот только не здесь. На глазах у всей школы. Мне почему-то было стыдно к ним прикасаться, как будто я делаю что-то неприличное. Стараясь трогать волосы как можно меньше, тупо улыбаясь, мол, смотрите, ребята, ну и прикол со мной вышел, я кое-как замотал подобие косы. На последних витках вспомнил про бантик и самым грубым образом запихал голубую ленту вглубь моего парикмахерского творения.

– Ну что же, встаньте, девочки! Давайте посмотрим на произведения наших парней, – провозгласила ведущая… Уж да уж… Было бы на что смотреть. Мой бантик предательски вывалился и только чудом не сполз на пол – кончик всё-таки зацепился за волосы. Таким образом был спасен один зачётный балл… Далее командам дали задание нарисовать «девушку Вашей мечты»… Изначально провальный конкурс. Давинчей и Суриковых среди нас не водилось, нужно было искать выход… Тем временем мои одноклассники вырисовывали чудище с контурами, отдалённо напоминающими женские…

– Губы побольше сделай, – распалялся Тоша, – ты какой маркер взял, дубина! Где ты видел зелёные губы?.. Конечно красные!.. И пожирней… Та-ак. Грудь пошире… Бёдра… Вот это, я понимаю, уже что-то… Истекали последние секунды.

– Ну что? Сдаём, – спрашивает Денис.

– Погоди, – я отбираю у художников Джоконду с загадочной улыбищей. – Дай сюда маркер.

– Ты чего там задумал? – прищурился Тоша.

– Увидишь… Северяне № 2, 2013

95

литературная гостиная | победитель конкурса «автора!» Я как раз закончил, когда подбежали помощницы ведущей и резво скрутили рисунок.

– Итак, сейчас мы увидим портреты идеальных женщин, о которых мечтают наши будущие защитники Отечества, – одновременно ехидно и пафосно заявила ведущая. Как я и предполагал, соперники недалеко ушли от нас в плане конструирования женского тела. Мужская часть зала дружно ржала в унисон. Девчонки расплывались в улыбках и похихикивали.

– Итак, женщина-мечта мужчин из 11 «Б»! – ведущая развернула нашу крокозябру. Рисунок мало чем отличался от предыдущих, однако всё меняло одно слово, написанное поверху цветных каракулей большими чёрными буквами. РОССИЯ. Дружный хохот. Но лягушка тут же превратилась в царевну. Первое место… Дальше было ещё несколько конкурсов, которые почему-то не отложились в моей памяти… Наверное, потому, что в них я практически не участвовал… Но вот настал момент…

– Армрестлинг! – задорно прокричала ведущая. Конкурс, которого ждали все. Ещё бы – это самое мужское состязание, достойное праздника. Четыре класса. Следовательно, два полуфинала и битва за звание самого сильного. В тот год в нашей школе выпускались только два одиннадцатых класса, поэтому пару старшеклассникам составили добротные середнячки – девятиклашки. Они-то и выясняли отношения в первой схватке. Противостояние завершилось быстро. Под дружные возгласы и улюлюканье зала Андрюха Запольский завалил своего оппонента и, радостно улыбаясь, вернулся к команде. Я встал. Вопрос, кто из нас четверых пойдёт бороться, не обсуждался. Я никогда не был самым сильным в классе, или, как говорят мальчишки, не был первым по драке. И даже вторым. Всю свою школьную жизнь я плёлся где-то в нижних рядах этой иерархии. Драться мне, конечно, приходилось, но, скорее, от безысходности, чем от желания выяснить, кто из нас круче «по махаче». Самая серьёзная из моих немногих драк закончилась секунд за 10 техническим нокаутом. А началось всё очень просто. Парень из параллельного класса искал очередной объект для выяснения, кто первее. Видимо, этот вопрос он и обсуждал с приятелем, сидя на карусели, когда я проходил мимо.

– Будешь махаться с Кирюхой?! – выкрикнул в мою сторону его сват по драке.

96

Северяне № 2, 2013

К слову сказать, это было заведомо гибельное дело. Ростом Кирилл опережал всех своих ровесников. Я отставал от него на целую голову. Проще всего было отказаться. И получить насмешку в спину. На это и было рассчитано. На губах парней уже играли слова «Ну что? Зассал?».

– Буду, – не останавливаясь, буркнул я и ускорил шаг… Когда на следующий день они напомнили мне об этой встрече, я уже серьёзно пожалел, что не смог заставить себя промолчать. Идти на попятную было поздно: в придачу ко всеобщему осмеянию можно получить какое-нибудь обидное прозвище и славу труса. Ребята из моего класса выступили секундантами, обговорили место драки и время. Я же стоял, как в тумане, с безучастным видом и молча соглашался. Мои однокашники похлопали меня по спине, бормоча что-то о смелом поступке, хотя в их тоне явно читалось «Куда ж ты лезешь, придурок?!». Я вернулся домой. До драки оставалась пара часов. Поезд пошёл под откос, остановиться уже невозможно. Если раньше и были какие-то пути к отступлению, то теперь всё. А что, если не идти? Это намного страшнее. Ведь соберётся народ, человек 20 уж точно. Последствия могут быть непредсказуемыми. Люди купили билеты на великолепное шоу «размозжи кролика», а ты обломал им весь кайф. Значит, идти. Тупо на убой. Не хочется. Идти. Не идти. Идти. Не идти… Примерно так прошёл час. Оставалось совсем немного, и тогда я принял окончательное решение, что пойду. Оно подействовало как обезболивающий укол. На волне накатывающей эйфории я начал вспоминать фильмы про каратистов, кунгфуистов и тхэквондёров. Как же они ловко крошили врагов перед камерой. Я даже попробовал встать в стойку и сделал пару атакующих движений. Оставалось 15 минут. Пора выходить. Вот тут-то ноги предательски подкосились. Вновь туман. Я будто бы нахожусь позади себя самого и подпинываю непослушное тело вперёд. Скользкое ощущение безысходности. Позади 4 этажа родного дома. У школы меня встречают одноклассники. Макс Кожевников – наш бессменный чемпион по драке – даёт какие-то советы, что-то про ближний бой с переходом в борцовский захват. Но мне уже всё равно. Я вижу только линию, ведущую вперёд, которая теряется в непонятном тумане. И я толкаю своё безвольное тело по этой линии. Место драки было обыкновенное – задний двор школы. Время – после уроков второй смены, когда все учителя уже разошлись по домам.

победитель конкурса «автора!» | литературная гостиная Толпа зрителей полукругом выстроилась вокруг импровизированной арены.

– Ну что? До первой крови или пока не попросит пощады? – вперёд выступил рефери – самый здоровый местный парень.

– Похер на кровь! Пусть бьются до конца! – выкрикнули другие бугаи из соседних дворов.

– Начинайте. Кирилл не торопясь снял олимпийку и отдал её товарищу. Молча повернулся ко мне. Худой и высокий. Настоящий столб. Он принял стойку и сделал жест, мол, поехали. Я стоял не двигаясь. Покачавшись из стороны в сторону, мой противник улыбнулся: – Ну ты хоть руки-то подними… – зрители заржали в ответ. Я посмотрел на свои ладони, сжал кулаки и неуклюже прикрыл ими корпус. В этот момент последовал первый удар. Простой. Прямо в блок. Я покачнулся и схватил нападающего за майку. Но ближнего боя, а тем паче борцовского захвата не вышло. Кирюха тряхнул плечом и развернулся с ускорением. Меня слегка отбросило в сторону. Мой противник разозлился и пустил в ход главное оружие всех высоких людей. Я только начал поднимать голову и распрямлять спину, когда увидел перед собой белый кроссовок. Удар пришёлся в нижнюю челюсть. На зубах заскрипела земля. Я припал на правое колено. Противник отступил.

– Что встали?! Давайте! Бейтесь! – подначивали парни из толпы. Не меняя позы, я сидел и держался за челюсть. Боль была небольшая и терпимая. Но это было не главное. Всем телом я ощущал какое-то непостижимое состояние сплющенности. Будто меня придвинули шкафом к стенке. Челюсть мягко похрустывала, когда я сглатывал.

– Всё? Сдулся? – ко мне подошёл бугай-рефери. Я кивнул и увидел, как мой противник отступил и пожал плечами. На его лице вновь играла безмятежная улыбка превосходства. Кирюха взял одежду из рук своего верного олимпийконосца и вместе с одноклассниками пошёл отмечать победу. К моему удивлению, никто не стал глумиться надо мной, плевать или пинать в копчик. Конечно, были и возмущённые возгласы. Зрелище обломалось, но формальности соблюдены. Я проиграл, но сохранил право называться человеком в этом маленьком мире школы. Я шёл домой, баюкая больную челюсть и нервно прислушиваясь…

…Но драка дракой, а борьба на руках совсем другой вид противостояния. В своё время никто из одноклассников не смог меня завалить. Ни правой, ни левой. Это была моя маленькая победа, которой я долгое время гордился. Поэтому, когда подошла очередь нашей команды, я сразу встал и направился к месту схватки. Боролись на обыкновенной парте из школьной столовой. Под нашими локтями находилось дерево, покрытое толстым слоем голубой краски. За счёт него поверхность стола становилась необычайно гладкой и блестящей. Эдакий танец с руками-саблями на деревянном льду. Моим противником стал Максим Красилов. Я даже слегка удивился, потому что он никогда не входил в число сильнейших мира сего. Обычный парень. Невысокий, но не слабый на вид. Добротный середнячок. Как выяснилось позже, чемпионы параллельного класса в нашем празднике не участвовали. Они давно напились водки и сидели где-то в задних зрительских рядах, отпуская сальные шуточки, краснея от смеха и покряхтывая от принятого. Всё происходило как-то неуклюже. Вот мы скрестили правые руки в цепком захвате. Ведущая дала отмашку… Макс среагировал первый и начал давить. Моя рука отклонилась чуть в сторону и замерла. Я без труда сдерживал напор противника. Прошло секунд пять. Я напрягся и попробовал склонить часу весов в другую сторону… и к своему ужасу… не смог. Будто толкал стену. Секунда. Ещё попытка. Провал. Я ослабил давление. Собрал силы. Напряг мышцы. Ноль… И вдруг в тишине зала раздался громкий щёлчок. Я сидел на своём месте, не меняя позы, вот только рука, невероятным образом изогнувшись, упала на парту в зоне поражения. Гробовое молчание. Нужно было что-то сказать, чтобы заполнить паузу…

– Макс, ну ты и монстр… – ничего более умного или подходящего к случаю я не смог придумать. Не помню, как выглядел мой противник в тот момент. Всё вокруг будто бы потеряло очертания, я не мог сфокусировать внимание ни на чём конкретном. Наверное, это и есть болевой шок. Меня подхватили под плечи: учительница физкультуры – с одной стороны, обэжэшница – с другой. Спустя минуту мы входили в крохотный кабинет школьной медсестры – очень милой и очень невысокой женщины (позднее был случай, когда я шёл по улице с бутылкой пива в руке, Северяне № 2, 2013

97

литературная гоСтиная | победитель конкурСа «автора!» а она двигалась навстречу. Мне стало так стыдно за себя, что я постарался незаметно выкинуть бутылку в кусты. Естественно, это у меня не получилось. Поздоровался. Покраснел. И быстро зашагал в совершенно ненужном мне направлении). Медсестра тут же смочила ватку нашатырём, и женщины по переменке дружно принялись совать эту гадость мне под нос. Я неуклюже отмахивался. Тем временем прибежала наша классная – учительница литературы Галина Михайловна.

– Скорая подъезжает, пойдёмте вниз. Всё происходило настолько быстро, что у меня не было времени ни испугаться, ни проанализировать ситуацию. На входе в прямой эфир моих мыслей горела ярко-красная светодиодная табличка с бегущей строкой «СЛОМАЛ РУКУ СЛОМАЛ РУКУ». Скорая ждала у крыльца школы. Вместе со мной в машину сели классная учительница и Тоша.

– У меня в травматологии два ученика работают. Мы тебя к одному из них обязательно определим. Отличные специалисты, – верещала литераторша.

– Галина Михайловна, давайте договоримся: больше никаких сочинений, – я попытался пошутить.

– Конечно-конечно, – закивала она, даже не вникая в мою просьбу, и продолжила рассказывать о своих знакомых травматологах. Я привалился одним плечом к окну и стал смотреть на дорогу. Трамвайные линии, линии электропередач, линии дорожной разметки, которые непостижимым образом проглядывали сквозь подтаявший лёд. Мир состоял из линий. Не из точек. Так как точка – замкнутая сама в себе система, время которой остановилось. А линия – это путь, движение, жизнь. И сейчас я ощущал, как линия моей жизни ломается и поворачивает в совершенно неизвестном направлении. Я не ощущал руку ниже плеча, однако любое неудачное движение отзывалось мощным болевым сигналом. Далее была прокопьевская областная травмбольница, смотровая, рентген-кабинет… Последний можно смело переименовать в кабинет пыток: для снимка требовалось положить руку в заданную позицию, что стоило нескольких десяток секунд пульсирующей боли. Посмотрев результаты рентгена, травматолог, который ставил диагноз, попросил меня пошевелить большим пальцем. Безуспешно…

98

Северяне № 2, 2013

Потом меня положили на медицинскую кровать, дали баночку для анализов и выкатили в коридор. Через 15 минут пришла медсестра и спросила, помочился ли я. Я отрицательно покачал головой. Никогда не мог справлять нужду в общественных туалетах без кабинок, когда вокруг толпа народу. А тут целый больничный коридор, с постоянно снующими людьми в белых халатах… Медсестра подходила ещё дважды, но я так и не смог её порадовать. Через 40 минут меня увезли в операционную.

Правая рука

Во время операций под местным наркозом пациенты ведут себя по-разному. Кто-то просит солёных огурцов, кто-то кроет всех и вся благим матом, кто-то безучастно лежит, подобно бревну… Я читал Высоцкого. Оптимистичный текст «На братских могилах не ставят крестов». Пересохшими губами, заплетающимся языком, глотая слова… Именно таким я запомнил своё пробуждение где-то через час после начала операции. Моя правая рука покоилась на небольшом возвышении, которое отгораживала белая тряпичная ширма. Сверху торчали концы кровоостанавливающих зажимов. Врачи производили какие-то страшные манипуляции, но я ничего не чувствовал: руки будто бы не существовало. Оставшийся час меня мучило дикое желание заглянуть за ширму. Для этого всего-навсего нужно было приподняться на несколько сантиметров. Но я не мог решиться. Увидеть кровь и собственные мышцы, а также кости, которые врачи сверлили чем-то похожим дрель. Они соединяли моё плечо при помощи металлической пластины и специальных штифтов, а я лежал, думая: идти или нет на драку, бросать или не бросать камень в мёртвый экран телевизора, лезть на чердак за гвоздями или остаться во дворе, есть холодные пельмени или послать всё к чертям. Я рисовал линии. Одни пересекались с другими, вторые уходили за край листа сознания, третьи ломались молниями и зигзагами – кардиограммой памяти…

24 шва… 24 часа… 24 кадра… Я и сейчас лежу на этом операционном разделочном столе жизни, а передо мной натянута белая ширма тумана... Публикуется в авторской редакции

победитель конкурСа «автора!» | литературная гоСтиная игорь коваЛь

белое пятно За вертолётом вертолёт взлетает в небо; опять геологов зовёт родная небыль. Заждалось белое пятно, очередное, но, словно женщина, оно – сдаётся с боем. Приветит ветром штормовым и лютой стужей: так выбирают из двоих – того, кто нужен, того, кто помнит о судьбе – такой конечной, но доверяется звезде – такой беспечной. Того, кто может не сказать, но помнит точно: какого цвета нет в глазах полярной ночи, какое качество души не вымерзает, какую совесть угрызенье не терзает. Заждалось белое пятно, но всё же верит, что друга сердца своего однажды встретит, того, кто любит навсегда, а не случайно, кому не просто ерунда – земные тайны. За вертолётом вертолёт летит на Север, где хриплым голосом поёт бродяга-ветер; бескрайней тундры красота – древнее смысла, а широта и долгота – не просто числа…

колокольчик Подарю я тебе колокольчик – мелодичный хрустальный бокал, чтоб его разудалый звоночек на застолье друзей собирал. А друзья от вина молодели и дарили романсы тебе, как весной менестрели-метели дарят песни полярной земле. Пусть хранит чистым голосом, блеском ставший милым пристанищем дом!.. Так и прежде распугивал бесов колокольный, литой перезвон. Береги от сует колокольчик, но когда опечалишься вдруг – вспомни чистый хрустальный звоночек. Позвони… И появится друг.

игорь коваль родился в г. запоро­ жье, на украине. После окончания в 1989 году днепропетровского гор­ ного института работал инженером­ геофизиком на дальнем востоке (от Приморского края до камчатки). в общей сложности прожил на вос­ точных рубежах россии около двад­ цати лет (в основном – уссурийск, владивосток). на крайний север приехал в 2008 году, хотя познако­ мился с ним в летний полевой сезон Полярно­уральской геологоразве­ дочной экспедиции 1987 года, будучи студентом. до 2012 года работал в По­ лярной геофизической экспедиции (зао «ПоЛярэкс»). в настоящее время проживает в городе новый уренгой, работает в компании ооо «новатэк­ЮрХаровнеФтегаз».

Пожелание женщине Не дифирамбов Вам желаю, а взглядов искренних – в глаза!.. От этих взглядов сердце тает – так смотрят в церкви образа. Так смотрят люди, для которых Вы – мать, возлюбленная, дочь, звезда неведомых просторов, волчица, прыгнувшая в ночь, слеза печали, нега счастья, смиренье духа, крови ток, лавина мысли, пламя страсти и чувства светлого росток… Северяне № 2, 2013

99

литературная гостиная | победитель конкурса «автора!»

Олег Камакин родился в городе Волжске республики Марий Эл. Образование высшее. Трудовую деятельность начал на Волжском электро-механическом заводе, с 1987 года рабо­ тает в системе образования. Почетный работник общего образования РФ. Писать начал с 12 лет, первые публикации заметок в газете «Пионерская правда». Во взрослом возрасте начал публико­ ваться с 25 лет в газетах «Пионерская правда», «Учительская газета», «Волжская правда». В настоящее время является постоянным внештатным ав­ тором газет «Пионерская правда», «Учительская газета», «Добрая дорога детства», «Библиотечная газета»; в журналах «Лазурь», «Отечество», «Юный натуралист», «Берегиня», «Экология и право», а также большинства педагогических изданий. В 2006 году стал серебряным лауреатом литературного конкурса «Золотое перо Руси» в номинации «Сказка», в 2008 году – 3-е место в литературном конкурсе «До­ брая лира» в номинации «Краеведение», в 2009 году – Диплом второй степени в конкурсе «Золотое перо Руси» в номинации «Рассказы». В 2008 году в издательстве «Учитель» (Волгоград) вышел сборник сказок и сцена­ риев для школьников. В издательстве «Азур» (Кыргызстан) вышла детская книжка с двумя сказками. Также одна из сказок включена в хрестоматию для внеклассного чтения школьников в Кыргызстане. В 2007 году награжден ассоциацией «Покров» (г. Санкт-Петербург) знаком Святой Татьяны за серию очерков и рассказов о монастырях и храмах. Живёт в г. Ноябрьске.

Олег Камакин

В поисках маяка Снова вечер вором с крыш сползает, Фонарей боясь, как участковых. Кто боится – окна зажигает, Испугавшись улиц днем знакомых. Ближе к ночи, ставшие чужими, Улицы хвостами режут город И тенями от домов большими Навевают на прохожих холод. А они идут к зажжённым окнам, Словно шхуна к маякам манящим, Может, их там ждет, прильнувши к стёклам, Маяка смотритель настоящий. Тот, что вечерами зажигает Свет, который капитану нужен,

100

Северяне № 2, 2013

Своего поста не покидает И ещё, конечно, греет ужин. Вечер корабли на рейд загонит, Бриги, бригантины, даже яхты. Паруса их на ночь успокоит И матросов тоже снимет с вахты. Только мне в порту здесь будет тесно, Маяки вокруг меня чужие, Снова не оставили мне места Эти капитаны молодые. И опять команда парус ставит, Старый и потрёпанный, как ветер, Снова в путь, хотя никто не знает, Есть ли для меня маяк на свете?

победитель конкурСа «автора!» | литературная гоСтиная вернись

запоздавшее счастье Почему приходит поздно счастье? Неожиданно, несмело, осторожно. Не кричит нам громко: «Вот я, здрасьте!» Не стучит тихонько: «Вот я, можно?» Просидело где-то, отдыхая, Позабыв свое предназначенье, Ну а мы, дни-ночи коротая, Ждём и ждём, скрывая нетерпенье. Сидя ждём, в окно глядя часами, Ждём в пути, боясь, что не догонит. Ждём, ища глазами и ушами, И боимся, что не нас затронет. Кто-то год, а кто-то может двадцать Ждёт его, топча по жизни тропку. Кто-то может вовсе не дождаться, Без него закрыв за жизнью скобку. Или вдруг придёт и всё испортит, Раскидает всё, что было раньше, Разнесёт, как ветер в чистом поле, И исчезнет, и умчится дальше. А ещё, ступая осторожно, Может за тобой идти неслышно, Так прожить и не заметить можно, Поздно спохватившись, что так вышло. Но больней всего, когда у счастья Волосы до плеч волной струятся, Распахнется сразу сердце настежь, И от глаз не сможешь оторваться. А оно улыбкою поманит, И прошепчет что-то очень нежно, И твоим уже почти что станет, У плеча вздыхая безмятежно. Грудью молодой к тебе прижмётся, До щеки дотронется рукою, Солнечной улыбкой улыбнется, Только не останется с тобою. Улетит вперёд, ища другого, Не закрыв в твоей груди калитку, И найдёт, почти как ты, такого И ему отдаст свою улыбку.

Златокудрая, небом данная, Открывающая глаза, Долгожданная, ненаглядная, Уносящая в небеса. Приласкавшая, силы давшая, Отобравшая у тоски, Настоящая и манящая, Заблуждениям вопреки. Откровенная, в даль смотрящая, Уводящая за собой, Окрыленная и парящая, Зажигающая огонь. Мимолетная, вдруг пропавшая, Улетевшая прямо ввысь, Ты, последняя смыслом ставшая. Ну зачем же ты так? вернись!

***

Непрочитанная страница, Неотправленные цветы, Нарисованные лица, Ощущение пустоты. Нерастраченные объятья, Неподаренный поцелуй, Не сползающее вниз платье, Неподуманное: «Тоскуй...» Неиспытанная вдруг радость, Непротянутая ладонь, Ощущаемая слабость, Но несказанное: «Позволь...» Несбывающиеся надежды, Запрещаемые мечты, Принимаемое, как прежде, Нежелание быть на ты... Бесконечное ожиданье, Неразбуженный телефон, И оправданное молчанье, Неспособность на марафон... Сожаление о сединах, Об упущенных мною днях, Сны счастливые о красивых, О любимых моих друзьях...

Северяне № 2, 2013

101

литературная гоСтиная | победитель конкурСа «автора!» По ту сторону дождя

елена яценко

сентябрь Сегодня день для грусти. Серебряное небо Лило косые слёзы на мутное стекло. Сгорающие листья поймать хотелось мне бы, Но ветер их уносит, а время утекло... Мой город серых окон не хочет растворяться В печали мокрых улиц, продрогших до костей. В себя бы мне поверить и перестать бояться Собак, плохих известий, измены и людей. В своём пустынном мире раскрашивая листья, Я собираю осень в букеты, как цветы. Простуженное сердце готовится разбиться. Я не привыкла к счастью... Но у меня есть ты. Машины едут мимо. Уставших тротуаров Тоска не ждёт дождливых признаний и любви. В висках стучит сентябрь. В воде – закат пожаров, А осень тихо шепчет: «Не умирай. Живи».

Елена Яценко о себе. Мне 19 лет. родилась и выросла в ноябрьске, сейчас живу в Москве и учусь на фи­ лологическом факультете Мгу. стихи пишу с ранне­ го детства, но первое «пол­ ноценное» стихотворе­ ние увидело свет, когда мне было 11. сколько себя помню, всегда увлекалась литературой. человек со странностя­ ми и часто меняющимся настроением. верю в судьбу и в то, что частые неуда­ чи – предвестники большого счастья. не люблю, когда другие навязывают мне своё мнение.

102

Северяне № 2, 2013

Ты по ту сторону дождя, что обливает сердце кровью и заставляет над любовью рыдать надрывно, уходя. Сними завесу серых дней. Приди. Спаси от непогоды, когда я целые народы сжигаю в голове моей. Мне кажется, что громко плачет вверху несчастный небосклон. Я снова вижу странный сон, который ничего не значит: Мои глаза зальёт тоска, вода небесно-серым цветом мечты раскрасит. Пьяным бредом утонут в лужах берега. И захлебнётся мир дождём, исчезнут люди, сгинет город, где только одинокий холод скитаться будет день за днем. ...Приди. Не дай с ума сойти. Будь рядом. Сердцу станет легче. Приобними меня за плечи и никогда не уходи.

ночь в октябре День убежал за закатом. Рекою Ночь расплескалась над городом влажным. Улицы спят в чёрно-синем покое. Прошлое больше не кажется важным... Дремлет Москва. Фонари разрезают Вены дорог жёлтым лезвием света. Редкие капли по стеклам стекают, Словно и не было солнца и лета. Рыжий октябрь меня обнимает, Плечи укутав в твоё одеяло. Пусть говорят, что любви не бывает, Только тебя всегда будет мне мало. Осень сгорает сырой пеленою. Скоро наступит рассветом бумажным Серое утро. Ты рядом со мною... Все остальное, поверь мне, не страшно.

победитель конкурСа «автора!» | литературная гоСтиная Юлия коршун Из цикла «Радость»

счастье в смятой постели Метель, как полог, на город пала... Кружат снежинки цветные сны... Ночь нежно в веки поцеловала С прохладой спящей зимой весны. Мы засыпаем, сплетая пальцы... Ведь ночью можно и заблудиться... Сквозь темных окон прорехи-пяльца Звездой на небе вдруг очутиться... Не выпускай моих рук, любимый, Мне без тебя и мгновенье – вечность... Когда не рядом ты... Вся жизнь мимо... Провал сквозь время и бесконечность... Касайся губ моих, пей дыханье... Твоему сердцу – мое – лишь эхо... Я проклинаю боль расстояний, Что сердце ранит разлуки вехой. Пусть эта ночь, словно вечность длится, Пусть нас качает, как в колыбели... Мне утром ехать... Но как решиться Оставить счастье в смятой постели...

какое счастье, что есть ты! Я увижу тебя завтра утром... Это значит, день будет прекрасным! Дай мне, Господи, силу и мудрость Наслаждаться тобой ежечасно, Не искать радость в большем желании И счастливой быть в том, что имею... Ты мне дан, как второе дыхание На пути, что и жизни длиннее... И душа, обретая вновь крылья – Оперение цвета индиго, Птицей счастья летит без усилья Над судьбы переписанной книгой!

Юлия коршун живёт и работает в г. надыме, специалист по связям с общественностью службы по связям с общественностью и сМи ооо «газпром добыча надым». ранее прожила 12 лет в п. Пангоды надымского района, работала в школе, управлении по делам моло­ дёжи и спорту надымского района, администрации п. Пангоды. стихи пишет с юности. Публиковалась в периодических изданиях надым­ ского района, альманахах «окно на север», «обская радуга», «Лите­ ратурный факел».

спасибо Спасибо, Господи, за жизнь, что так люблю! За с каждым днём волшебное свиданье, За рифмы, что в душе своей ловлю... За звёзд в ночи полярное сиянье... За нежность утра выходного дня, За будней сумасшедшее стаккато... За то, что сделал ты такой меня, Какая есть... И большего не надо.

Северяне № 2, 2013

103

литературная гостиная | победитель конкурса «автора!»

Рената фон Вольф

Призрак

Бал прошедших веков

Я – только гость из саги старой, Лишь звук в ночной туманной мгле. И, облачась в прекрасный траур, Мой призрак бродит по земле.

Дай мне руку, потанцуй со мной. Всё вокруг – лишь изысканный сон. Нашим мыслям звучит в унисон Вальс, рождённый истёртой струной.

Глядит печально в ваши лица, Ласкает мёртвые уста И рвётся ввысь безумной птицей, Ему ответом – пустота...

Здесь танцуют прошедшие дни, Пляшут тени былых поколений. Все, кто преданы были забвенью, Нынче вновь зажигают огни.

Вся жизнь – тропа в безбрежном мраке... Но верь! Внемли моим словам! Ты, осенённый благодатью! Кто ищет свет – тот станет светом сам!

Маскарад, маскарад, Под прохладой ночной Тускло свечи горят, Состязаясь с луной. Этот бал, этот бал! Эхо сказанных слов Огласит чёрный зал В танце прежних веков! Кавалеры прозрачны, как дым, И у дамы кольца не добудешь. Я – лишь сон, ты меня позабудешь Переменчивым сердцем своим. Под туманною сенью лесной, Позабыв про печаль и страданья, Ты подаришь мне вальс на прощанье. Дай мне руку... Танцуй же со мной! Маскарад, маскарад, Под прохладой ночной Тускло свечи горят, Состязаясь с луной. Этот бал, этот бал! Эхо сказанных слов Огласит чёрный зал В танце прежних веков!

104

Северяне № 2, 2013

Рената фон Вольф роди­ лась в 1995 году в Сиби­ ри. Впервые начала пи­ сать в тре­ тьем классе, участвовала в школьных мероприя­ тиях, где читала свои стихи. В четвёртом классе переехала жить в Салехард. Принимала участие в школьных риторических турнирах, городских поэтических конкурсах. Основными источниками вдох­ новения являются произведения поэтов-декадентов. Из русских символистов самым любимым стал Константин Бальмонт. В данный момент работает над написанием достаточного для выпуска сборника количества произведений, заканчи­ вает 11-й класс и собирается посту­ пать в вуз в Санкт-Петербурге.

победитель конкурСа «автора!» | литературная гоСтиная

Среди врагов с мечом в руках Мой Рыцарь мчится в бой. Не страшен враг тому, кто Честь Избрал своей стезёй. Пусть сотни тысяч сарацин Пойдут на одного – Благословлён мой паладин, И смерть врагам его! Его успех – не сталь меча И не доспехов блеск, Честь – щит неправды палача, Ему неведом треск! Его копьё не сломит ввек, Огонь не опалит. Но не заметил человек, Что червь в щите сидит. Тот червь был слаб, покуда воин Щит в чистоте хранил. Но раз отмыть щит стало лень, И червь внутри ожил.

артём тытюк

баллада о рыцаре, предавшем честь

альберт окотэтто родился и вырос в с. яр­сале ямальского района, закончил ямальскую среднюю школу­ интернат, поступил в ямальский многопрофильный колледж, специальность «инструментальное исполнительство», обучение прервал для службы в рядах вс рФ, заканчивает яМк. начал увлекаться поэзией под влиянием в.с. высоцкого в 16 лет одновременно с увлечением музыкой. Любимые поэты: ахматова, есенин, высоцкий.

альберт окотэтто

сто строк о любви Айнуре Жакеновой

Он начал грызть волшебный щит, И вскоре треснул он. И Рыцарь бедный мой погиб Под вражеским мечом.

Я только пред тобой настолько раскрывался, Что обронял слезу, да на твоём плече. В чём только я тебе ни признавался, Когда незванно приходил к тебе.

В сырой земле предавший Честь, Поверженный, гниёт. И, торжества исполнен, червь Его во тьме грызёт.

Я лишь тебе повествовал о сокровенном; Тебе одной, и мысли не тая. Что быть должно было «секретно совершенно», Я говорил. Тебе забавы для. Я так любил, когда ты улыбалась, В глаза мне глядя. Сидя у окна, Питал надежду, что в тебе ещё осталась У центра сердца ангела стрела. Я жил тобой. Хранимый этим чувством, Я был преследуем лишь мыслью о тебе. Я не страдал, а наслаждался безрассудством, «Жить для тебя» – я дал себе обет. Северяне № 2, 2013

105

литературная гоСтиная | победитель конкурСа «автора!» Я рад был слышать твой прекрасный голос – Он словно ангела, упавшего с небес. Так мало в жизни моей было белых полос, Что я от чёрных с радостью исчез… Что обронял слезу, да на твоём плече… Я только лишь тебе настолько раскрыл душу, Что иногда, бывало, от моих речей Хотелось, может быть, закрыть руками уши. Тебе одной, и мысли не тая, Все свои чувства изливал не только взглядом; Казалось, в этом мире ты и я Способны быть разлучены лишь только ядом. В глаза мне глядя, сидя у окна, Ты так прекрасно рассуждала о прекрасном… Казалось мне, такая ты одна, Способная о сложном изъясняться ясно. Я был преследуем лишь мыслью о тебе, Мучимый непонятным, будто паранойей; Желая видеть лишь тебя в своей судьбе И этим несказанно быть довольным. Он словно ангела, упавшего с небес, Неповторимый образ твой – незабываем. Вселился в меня, будто чёртов бес, Ведь стала ты предметом всех моих желаний. В чём только я тебе не признавался – И трезвым, и в хмельном бреду – Что одиноким до тебя я быть пытался И вновь влюбился на свою беду. Что быть должно было «секретно совершенно», Я говорил, ни слова не сокрыв. Чрез меры став, быть может, откровенным, Перед тобой себя единожды раскрыв. Питал надежду, что в тебе ещё осталась Слепая вера в магию любви. Я бы погиб, лишь только б ты сказала: «Прощай, мой друг. До встречи. C’est la vie!» Я не страдал, а наслаждался безрассудством. Хмелён любовью, чувствам я внимал. Вниманием, порой граничащим с занудством, Сошедшего вконец с ума напоминал. Так мало в жизни моей было белых полос… Отдушиной ты стала среди серых дней.

106

Северяне № 2, 2013

И, словно в поле одинокий дикий колос До встречи с Солнцем, становился всё слабей. Когда незвано приходил к тебе, За свои чувства пред тобою извинялся: Ослепши от любви, был не в себе, Твоей красой и совершенством восхищался. Я говорил. Тебе забавы для, Желая отвлекать тебя от томных будней, Сидел напротив. Твой прекрасный взгляд Мир, что вокруг, вмиг делал для меня уютней. У центра сердца ангела стрела, Кроме любви, гасила остальные чувства. Она меня когда-то привела К великому высокому искусству. «Жить для тебя» – я дал себе обет, Увидев вдруг Творца великое творенье. И стал неярким, мне казалось, Солнца свет, Поблекнув на незримое мгновенье. Что я от чёрных с радостью исчез Моментов своей скучной жизни, тебя встретив, Я благодарен жизни. Ты есть образец Всем тем, кто в прошлом оказался на примете. Я только пред тобой настолько раскрывался, Что признавался я тебе в своих грехах. Переизбыток чувств – и я уединялся, Чтоб мысли рифмовать в своих черновиках. Я лишь тебе повествовал о сокровенном. Любовь, её ты как ни назови, Она бессмертна, хоть и тело тленно; Ещё никто не умер от Любви. Я так любил, когда ты улыбалась, Смущаясь от моих нескромных фраз. Была ты эталоном и осталась Земной красы для моих карих глаз. Я жил тобой. Хранимый этим чувством, Я просыпался в предвкушенье новых встреч. Когда кого-то искренне мы любим, Сшибать готовы камни с близких плеч. Я рад был слышать твой прекрасный голос. Внимал я музыке тобою сказанных мне слов. Я так любил, что даже каждый волос Усиливал к тебе мою любовь.

артём тытюк

победитель конкурса «автора!» | литературная гостиная Сергей Замятин о себе. Родился в городе Шадринске Курганской области, в семье шлифовщика и швеи. Окон­ чил педагогический институт по специальности «учитель информатики и английского языка». Именно в институ­ те начал серьёзно писать стихи и прозу, хотя периодиче­ ское желание перенести свои мысли и чувства на бумагу возникало ещё в школе. Изредка печатался в местных газетах, изредка – из-за нелюбви к журналистам, пытаю­ щимся всячески изменить мною написанное. Являлся редактором студенческого сборника поэзии. В 2003 году уехал на Север, в Ямальский район, где до 2008 года преподавал в школе-интернате. Затем переехал в Сале­ хард. Работал в школе и параллельно на радио Ямала в качестве ведущего музыкальной программы. За время пребывания на Ямале не написал ни строчки. В 2011 году решил поучаствовать в литературном конкурсе «Автора!» и послал свои студенческие работы. Став победителем, решил возобновить творческую деятельность и победил в следующих двух конкур­ сах в жанре «Проза». В данный момент являюсь начальником службы технического обеспечения Радио Ямала. Работаю с задором. Живу с целью. Пишу с удовольствием.

Сергей Замятин

Пьяная вишня Маленькая повесть

Н

е люблю я предновогоднюю суету. Ходишь по магазинам, точно по длинному бесконечному лабиринту с этими бессмысленными сувенирами и озабоченными лицами таких же, как и ты, потерянных покупателей, жаждущих купить какую-нибудь безделушку, и надеешься, что случится некое чудо, и ты найдёшь среди этой мишуры, цветных стекляшек и огоньков то, что тебе непременно нужно купить. В таких случаях я всегда делаю так, как меня учил в детстве отец, – левой рукой касаюсь левой стены и иду, не отнимая руки, пока не встречусь взглядом с главным стражем-минотавром этого лабиринта – кассиршей. Она всегда смотрит на меня с некоторым презрением, ведь обычно моя корзина для покупок пуста. Но только не сегодня. Не глядя на полки, я начинаю сметать рукой всё подряд, забывшись на несколько мгновений (в мою пустую корзину падает упаковка небьющихся ёлочных шариков). Я откровенно пялюсь на женщину у противоположного стеллажа с ёлочными украшениями. Она

выбирает цветной дождь (в корзину с ускорением летит игрушечный Дед Мороз). Её когда-то шикарные длинные каштановые волосы сейчас торчат из-под шапки, словно изрядно потасканная и выцветшая пакля (горсть хлопушек сыплется следом). Одета она неброско и как-то по-старушечьи, что ли. Поверх куцего пуховичка какая-то нелепая шаль. Сапоги из кожзама давно поистёрлись и просят замены (гирлянда из серебристых звёздочек прошуршала мимо). Боже, кто же тот художник, что безжалостно стёр с её лица ярко-алый румянец и улыбку, от которой в груди у меня что-то громко и часто когда-то начинало биться?! Чем она так провинилась перед ним? (ватага символов этого года – игрушечных змей с пришитыми к хвостам шоколадными монетками – обрушилась в корзину). Следующий на очереди – ёлочный дождь. Она поворачивается ко мне лицом (боже, как же она постарела), наши взгляды на какое-то мгновение Северяне № 2, 2013

107

литературная гостиная | победитель конкурса «автора!» пересекаются. Конечно же, она не узнала меня. Глаза у неё тусклые и грустные, какие-то стеклянные и неживые. Мне стало очень жаль её, захотелось просто обнять и поговорить с ней, рассказать, как я по-детски был в неё влюблен когда-то. Но почемуто я так и не решился. Впрочем, как и 20 с лишним лет назад…

Вероничка – Серый, ну ты чё там так долго?

– Тише ты, не ори, а то спалишь меня.

– Да Кабан давно уже ушёл, выходи. Я видел, как он на улицу выбежал. Пошли в класс, а то Вероничка ругаться будет, да ещё «Феликс» прижжёт.

– Ладно, выхожу уже. Я тихонько приоткрыл дверь туалета и выглянул. Санька стоял напротив, глазами косясь вправо. Сообразить я ничего не успел. Кто-то с силой рванул дверь, и я от неожиданности вылетел из туалета, угодив Сане головой прямо в живот. От резкой боли Санька согнулся пополам и, шумно выдохнув, повалился на спину, чудом не ударившись головой о кафельный пол. Я же больно шмякнулся животом, раскинув руки, будто в полете. Не дав мне ни секунды, чтобы сообразить, в чём дело, Кабан схватил меня за ноги и потащил обратно к туалету. Я сопротивлялся, как мог, пытаясь зацепиться короткими ногтями за скользкий и холодный кафель, но безуспешно. Крепкие руки Кабана тащили меня прямиком к толчку. Я, конечно же, истошно орал, но всё это было бесполезно. Туалет был в конце коридора, и мои крики вряд ли кто-нибудь из учителей смог бы услышать. Наконец, Кабан бросил мои ноги и, схватив меня за шиворот, развернул к унитазу. Вонь была непередаваемая. Я упёрся руками в основание толчка, боясь даже подумать о том, что сейчас Кабан со мной сделает. Даже на секунду представил его ухмыляющуюся, щедро осыпанную веснушками рожу, наблюдающую как моя голова, направляемая его рукой, ныряет в унитаз. В общем, не знаю, чем бы всё это закончилось, если бы вдруг не раздался мелодичный, с властными нотками, голос Вероники Дамировны.

– Кабановский! Алексей! Это что такое! Ну-ка, отпусти его и марш к директору, быстро!

– Ладно, я потом с тобой разберусь, – прошипел Кабан. Я с облегчением почувствовал как рука, сжимающая ворот пиджака моей формы, явно с неохотой, куда-то исчезла. И Кабан, скорчив гримасу невинного ребенка, засеменил к кабинету директрисы.

108

Северяне № 2, 2013

По-прежнему находясь на карачках, я медленно развернулся. Перед моим носом возникли чёрные туфли Веронички, похожие на индейские пироги, которые я видел на рисунках в книжке про Зверобоя. Никогда ещё мне не приходилось так близко перед собой видеть её ноги. Они были красивые, несмотря на то, что их скрывали чёрные чулки и такого же цвета юбка ниже колена. Стесняясь поднять голову и встретиться взглядом с Вероникой Дамировной, я опустил глаза в пол и густо покраснел.

– Серёжа, с тобой всё в порядке? – мягко спросила она. Я кивнул.

– Ну, тогда умойся и беги на литературу. А то сейчас звонок прозвенит. Евгений Александрович не любит, когда на его уроки опаздывают. А после урока я буду ждать тебя у директора. Хорошо? Я снова кивнул. Просто не мог ничего сказать. Будто ком в горле застрял. Туфли развернулись на 180 градусов и исчезли из виду. В голове осталось только ускользающее эхо цокающих по кафелю каблучков Веронички. Я встал на ноги только когда этот звук окончательно исчез из моих ушей. Саньки и след давно простыл. Тоже мне, друг! Я было хотел запереть дверь туалета (вдруг Кабан вернётся), но в это время прозвенел звонок. В панике, едва успев смочить руки, я пулей выскочил из туалета и побежал на второй этаж. Чуть не врезавшись на повороте в стену, я влетел в кабинет литературы и тотчас был остановлен крепкой сухой ладонью учителя. Всё-таки опоздал!

– Ты чего, окурок, несёшься? Урок уже идёт! Я молча опустил голову.

– Садись на место и руки на стол, – скомандовал он. Я сделал, как он мне велел. В классе стояла мёртвая тишина. Все ребята, притаившись, следили за движениями Евгения Александровича. Но мне и так было понятно, что сейчас появится «Железный Феликс». Я закрыл глаза, чтобы не видеть его, и сморщил лицо в ожидании удара. Сначала что-то стукнуло, потом просвистело в воздухе и обожгло мои пальцы точно как тогда, в деревне у бабушки, когда я по дурости сунул руку в костер. Я не закричал. Крикнешь – будет только хуже. Это все знают. Только прикусил язык от боли. Слезы так и наворачивались на глаза, но Евгений Александрович терпеть не мог, когда плачут, и сердить его ещё больше мне точно не хотелось. Да и перед пацанами в классе было бы стыдно. Так что я стерпел. Мне уже было не впервой.

– Ну что, прижгло?

победитель конкурса «автора!» | литературная гостиная Слова учителя были как в тумане. Я кивнул. Самые смелые из нас могли позволить себе сказать «нет». И тогда получали ещё. Зато потом всем хвастались, что «Железный Феликс» их с первого раза не пронял. Но я не такой смелый, к сожалению. Урок прошёл вполне обычно. Мы читали басни Крылова. Потом 10 минут сидели просто так, потому что Евгений Александрович молчал и корчился от боли. В такие минуты мы знали, что нужно просто сидеть тихо. И мы сидели тихо. Приступы у него бывали часто. Он говорил нам, что это от того, что он часто курит. И нам наказывал, чтобы мы не курили. Но все в классе знали, что он в Афгане был в плену, бежал, подорвался на мине, и с тех пор её осколки не давали ему спокойно жить. Особенно при перемене погоды. Нам, мальчишкам, он нравился, несмотря на то, что бил нас нещадно за любую провинность. Девчонок, кстати, никогда не трогал. Возможно, мы его даже любили, хоть и не показывали вида. Спустя два года, когда я уже перешёл в другую школу, случайно узнал, что его в парке зарезали какие-то два хача за просто так. Попросили у него пять рублей, а он им не дал. Я помню, что сбежал с урока тогда и ревел в туалете, как девчонка. После урока я поплёлся к директрисе. Робко приоткрыл дверь и заглянул в приёмную. Комнатка была узкая и тесная. Почему-то пахло котлетами. Секретарша – суховатая, неопрятная женщина, похожая на дворника дядю Толю, – сидела за столом и печатала что-то на пишущей машинке. Напротив сидела Вероника Дамировна и что-то ей оживленно рассказывала. Суть я уловить не успел, потому как секретарша резко прекратила стучать, а Вероничка говорить. Они обе смотрели на меня и молчали.

– Можно войти? – робко спросил я.

– Заходи, Серёжа. От ласкового голоса Вероники Дамировны у меня защекотало где-то в груди. Я тихонько вошёл и встал возле неё как вкопанный, не зная, куда деть глаза.

– Валентина Артемьевна сейчас освободится, и мы зайдём, – продолжила Вероничка. Я посмотрел вглубь малюсенького разреза её алой блузки и почувствовал, как мои щёки тоже стали алеть. Но тут, слава богу, вышла директриса и пригласила нас в кабинет. В общем, рассказывать тут особо нечего. Подопрашивали они меня немного и отпустили. Я, конечно, сказал, что сам виноват, что обозвал Кабана кабаном, а он, естественно, рассердился. И что наказать меня он хотел вполне заслуженно. Только

по лицам директрисы и Веронички я понял, что мне они не поверили. Ну и ладно. Всё равно Кабан меня в покое не оставит. Ведь как чувствовал, что нужно было молчать в тряпочку. А я, дурак, перед пацанами похвастался, что не боюсь его. Кто же мог знать, что он в это время стоял у меня за спиной и всё слышал. Я с опаской вышел из школы. Уже вечерело, и двор был пуст. Уроки кончились, и все, наверное, давно уже разошлись домой. Или убежали на корт играть в ляпы. Всё-таки предпоследний день перед каникулами! Я свернул за угол и, перекинув ранец за спину, со всех ног побежал к воротам, в надежде уйти незамеченным. Конечно, я и представить себе не мог, что Кабан поджидает меня в кустах поблизости. Он выскочил, когда я пробегал мимо, и бросил свою сумку мне под ноги. Я запнулся за неё и упал, расшиб до крови бровь об асфальт и поцарапал щеку. Ранец вылетел у меня из рук и, совершив несколько пируэтов в воздухе, упал за бордюр школьного палисадника. Не успев встать, я спиной почувствовал тяжелую ногу Кабана. И почему в такие моменты, как назло, никого нет поблизости!

– Далеко собрался, вонючка?

– Отвали ты, я ничё директрисе про тебя не ска… (неожиданно перехватило дыхание) …зал. Кровь из рассечённой брови капала на асфальт.

– Мне по фиг, сказал ты или нет. Моих родителей из-за тебя в школу вызвали! (глухой удар мне по почкам). Я скорчился от боли и стиснул зубы так, что они заскрипели. Наверное, здесь нужно сделать небольшое отступление и сказать, что для Кабана – ученика 6а класса, известного второгодника и драчуна – вызов родителей в школу было не частым делом, несмотря на то, что он держал в страхе все начальные и 5–6 классы. Просто все молчат в тряпочку, потому что боятся. Но только не самого Кабана, хотя он по понятным причинам был гораздо крупнее своих одноклассников, а его старшего брата-боксёра, девятиклассника, который по первому зову появлялся и показывал несколько приёмов на том, на кого указывал Кабан. Мне, по счастливой случайности, пока не доводилось на себе испытать гнев его братца. Зато я знал, что будет с самим Кабаном, если его отца вызовут в школу. Бывший десантник в отставке, он воспринимал лишь единственное доступное для него средство воспитания – это язык кулаков. Поэтому Кабан частенько приходил в школу с синяками. Не трудно догадаться, что разговор Северяне № 2, 2013

109

литературная гостиная | победитель конкурса «автора!» с отцом у Кабана, после вызова к директору, будет не самым дружественным.

– Проси прощения, говновоз, а не то будешь жрать землю, – с этими словами Кабан снял свою тяжелющую ногу с моей спины и наступил своим грязным кедом мне на шею, ещё крепче пригвоздив к пыльному асфальту. – Ну! Не слышу!

– Слушай, если не веришь, спроси у Веронички. Она… – с трудом начал я, повернув голову вправо, чтобы сплюнуть порозовевшую слюну, и тут же получил ещё один удар кулаком в ухо. В голове зазвенело, и я на несколько секунд даже оглох, но по-прежнему не осмеливался поднять голову.

– Чё ты заладил! Вероничка да Вероничка… Да я знаешь что с твоей Вероничкой делал? Чики-чики! Понял? Кабан заржал, согнувшись пополам от хохота, на несколько секунд ослабив хватку своего кроссовка. По-прежнему не знаю, что тогда со мной произошло, но я вдруг так разозлился, что напрочь забыл про страх и боль. Не помню, было ли такое со мной раньше. Ну да, я злился, конечно, с кем не бывает, но чтобы так сильно, как в тот момент… В общем, резко выкатившись из-под ноги Кабана, так, что тот потерял равновесие, чуть не свалившись на землю, я вскочил и… не смог убежать. Что-то меня удержало. И это что-то испугало даже самого Кабана, который оторопело таращился на меня, перестав издавать хрюкающие звуки, отдаленно напоминающие хохот. Наверняка Кабан ожидал увидеть мой трусливо убегающий затылок, но вместо этого, возможно, впервые, увидел решимость ему противостоять, явно написанную на моём лице.

– Ты чего, придурок, только попробуй, я всё брату скажу. Будешь месяц кровью ссыкать! Вали давай, пока цел! Но я уже ничего не слышал. Ухо горело как в огне, лицо – смесь из грязи и крови, по-прежнему сочащейся из рассечённой брови и глубокого пореза на щеке – не выражало никаких эмоций, кроме злости и обиды. В голове пульсировало (даязнаешьчтоствоейвероничкойделалдаязнаешьчтоствоейвероничкойделалдаязнаешь…) и ещё наперекор ему воробьиное (чикичикичикичикичики…), на нашем пацанском жаргоне означающее сами знаете что.

– Ты всё врёшь! Врёшь! Врёёёёёёёшь! – кричал я и слепо шёл на Кабана с поднятыми кулаками. И Кабан попятился. В этот момент он показался мне каким-то жалким и вовсе не страшным. И чего только его все боятся? Жирный и неповоротливый мешок говна. И братец мне его не страшен. Подума-

110

Северяне № 2, 2013

ешь, боксер, блин. Да я всю семейку их (чикичики) уделаю. Кабан упёрся спиной в здание школы и закрыл лицо руками в ожидании удара. И я действительно замахнулся, сделав вид, что сейчас ударю. Но на самом деле со всего размаха пнул ногой Кабану в пах. Ноги его подогнулись, изо рта тонкой стрункой пошла слюна и с глухим стоном его жирное тело повалилось на асфальт, пытаясь защитить руками то, что следовало защищать до моего удара. Но злость моя не улетучилась так же быстро, как и появилась. Я остервенело продолжал пинать Кабана, не разбирая, куда попадаю, – в голову, в живот ли. Он, свернувшись клубком, верещал как резаный, откуда-то из центра этого месива, которое я продолжал пинать, успевая сыпать угрозами и матерками в мой адрес. В общем, не знаю, чем бы всё закончилось, если бы из-за угла не появился дядя Толя с метлой. Он погнался за мной, хотя жертвой этого случая был я, а не Кабан. И вот тогда-то я и очнулся. И со всех ног, не забыв по дороге подхватить портфель, почесал домой, всю дорогу оглядываясь, нет ли погони. Жил я недалеко от школы, всего в трёх кварталах. Перед домом, на углу, умылся на колонке и отряхнул форму. Родителям, конечно, соврал, мол, играл в ляпы на корте и упал с «лесенок». Мама меня поругала немного, обработала перекисью раны, потом вкусно накормила и заставила помыться в бане. А потом форму мою выстирала. Добрая она у меня. Отец мне ничего не сказал. Только дал подзатыльник и уткнулся в «Труд». Мы вообще редко разговаривали, особенно после того, как я на прошлой неделе испортил его любимую электробритву, доставшуюся ему после смерти его отца, соответственно моего деда. Ну, кто же знал, что разобрать её оказалось гораздо проще, чем собрать обратно. Хотя, он тоже отходчивый. И иногда даже добрый. Как мама. Ночью я никак не мог уснуть. Всё думал, что будет завтра. Наверняка брат Кабана меня убьёт. Вот если бы договориться с ним, чтобы он убил меня после летних каникул, а не завтра. Просто родители мне поездку в пионерлагерь обещали. А я ни разу в лагерь ещё не ездил. Вот, блин, незадача! Короче, какие только мысли не лезли. Единственное, что, наверное, не пришло в мою голову, так это раскаяние в совершённом на школьном дворе поступке. Ну, в смысле, о том, что я напинал Кабану. И честь Веронички защитил. Эх, вот бы она узнала! С этими мыслями я уснул, совершенно не подозревая о том, что приключения мои только начинаются.

победитель конкурса «автора!» | литературная гостиная Месть Кабана На следующий день я с неохотой пошёл в школу. Не то чтобы я боялся последствий вчерашней махлы с Кабаном, но всё равно, было как-то не по себе. Уж больно много я был наслышан о его братце-боксёре. К тому же я понимал, что Кабан будет мне мстить. Это его любимое занятие. Короче, всю дорогу в школу я обдумывал различные варианты дальнейшего развития событий, вплоть до того, чтобы совсем не идти на занятия (всё равно последний день), а пойти на реку или в городской парк. Но только всё это было бесполезно, потому что в итоге в школу я всё-таки решил идти (на свой страх и риск) и, проведя там полдня как на иголках, так с Кабаном и не встретился. Правду говорят: «Страх смерти хуже самой смерти». Мой сосед по парте и так называемый друг – Санька – все уроки пытался у меня выведать, чем вчера всё закончилось, и не от Кабана ли я заработал такое разукрашенное лицо. Но я с ним разговаривать не стал, обиделся. Остальные одноклассники, конечно, тоже спрашивали, откуда у меня ссадина на щеке и почему рассечена бровь, но я только отмахивался – мол, упал, да и всё. Так что уже после первого урока перестал быть им интересен, и все про меня забыли. Ну и слава Богу! Последний урок был мой любимый – история. Но обожал я этот предмет не потому, что мне он нравился, а потому что вела его наша классная – Вероника Дамировна. Может быть, именно поэтому я до боли в глазах каждый вечер читал учебник. Тогда мне казалось, если буду знать её предмет – она меня заметит. Ну, или хотя бы похвалит. А лучше всего – поцелует в лоб. О, это был бы верх блаженства! Но она не велась на все мои уловки и тупо ставила мне пятёрки в журнал. Глупая, что ли? Как будто нужны они мне сто лет эти пятёрки! Перед началом урока, как я ни пытался скрыть своё лицо от её глаз, она всё же заметила меня и попросила подойти.

– Серёжа, что у тебя с лицом? – озабоченно спросила она. Я хотел сначала брякнуть, мол, играл вчера с ребятами в ляпы на «лесенках» и упал, но вовремя осёкся. Играть на «лесенках» было запрещено. Уже столько раз нас гоняли оттуда, грозились вызвать в школу родителей. Только мы с пацанами всё равно втихаря ходили. Так что я просто сказал, что неудачно упал. Не знаю, поверила ли она мне или нет, но брови у неё были нахмуренные. Похоже, что нет.

– Сходи в медпункт, пожалуйста, и будь впредь осторожнее.

– Хорошо, Вероника Дамировна, – промямлил я.

– А это случайно не Кабановский так постарался? Говори правду, – не унималась она.

– Какой Кабановский! Да нет, вы чё, я же вам сказал, упал я и всё. Чё, не верите, что ли?

– Да нет, верю, верю, Серёжа, верю. Ты, если что… ну, если он снова начнёт к тебе приставать, сразу мне говори. Хорошо? Не бойся!

– А я и не боюсь! Вот ещё чего выдумали! И, ваще, я же вам сказал, Кабан тут ни при чём. Совсем это не он, я сам упал.

– Хорошо, я тебя поняла, садись на место, сейчас урок начнётся. И я сел на место. И всё думал, как бы мне ей всё-таки сказать правду. Не по-пацански это, конечно, но уж больно мне хотелось, чтобы она меня похвалила. После урока Вероника Дамировна собрала нас на классный час и объявила годовые оценки. У меня оказалась лишь одна четвёрка по русскому. Да и ладно, лишний раз встречаться с Евгением Александровичем и его «Железным Феликсом» я не хотел. Так что пускай будет четвёрка. Не думаю, что предки за это ругать будут. К тому же у меня с ними был договор закончить год без троек, а не без четвёрок. Так что свою часть уговора я выполнил на сто процентов. Теперь их часть сделки – поездка в пионерлагерь! Когда классный час закончился, все с визгом побежали на улицу.

– Ура! Каникулы! – то и дело раздавалось в уже полупустых коридорах школы. Только одному мне было нерадостно. Ведь целых три месяца я не увижу Вероничку! И я решился рассказать ей всё. Ну, что я с Кабаном из-за неё подрался. Спрятавшись за колонной в коридоре, я ждал, когда Вероника Дамировна выйдет из кабинета. Волновался жутко. Даже вспотел, как на физре. И вскоре услышал шаги и как скрипнула дверь. Я выглянул, но почему-то никого не увидел. Тихонько подкравшись, я заглянул в чуть приоткрытую дверь кабинета. Вероничка стояла у окна и смотрела во двор школы. Выглядела она очень измученной и удручённой. И, как мне показалось, заплаканной. На углу её учительского стола сидел какой-то белобрысый тип с букетом белых цветов в руках. Эти цветы (я забыл, как они называются) были почему-то похожи на помпоны, ну как у вязаных зимних шапок. У меня была такая, когда я был маленьким. Говорили они вполголоса, Северяне № 2, 2013

111

литературная гостиная | победитель конкурса «автора!» и мне так толком и не удалось услышать о чём, хотя я изворачивался как мог. Сначала этот тип – весь такой из себя важный, сразу видно, что богатенький – вёл себя вполне спокойно, пару раз даже падал на одно колено и пытался целовать руки Веронички. Но она почти не говорила с ним, стараясь делать вид, что происходящее за окном ей гораздо интереснее. Потом он стал нервничать, расхаживал у доски точно павлин, то и дело тряся букетом перед собой. И орал на неё как сумасшедший: «Делай аборт, делай аборт…» А она молчала. Повернулась к нему спиной и молчала. Попрыгал он по классу ещё немного, вытащил из кармана пачку «бежевых ильичей», бросил на стол и вдруг побежал к двери. Я еле успел отскочить. Всё произошло так быстро, что я по-любому не успел бы спрятаться. Но он не заметил меня, выскочил как ошпаренный, бросил букет в урну и был таков. Дверь осталась открытой. Я осторожно заглянул в класс. Вероничка всё так же стояла у окна и еле слышно всхлипывала. В этот момент моё сердце сжалось с такой силой, что в груди стало невыносимо тяжело и тесно. Не мог я просто так смотреть, как она плачет. Не должна она вообще плакать. И не будет. Я вновь почувствовал растущую во мне ярость, как при махле с Кабаном. Кулаки непроизвольно сжались, губы задергались, и я, не сдержавшись, выпалил в открытую нараспашку дверь: – Я отомщу за вас, Вероника Дамировна! Слышите? Отомщу!!! Со всех ног я понёсся вниз по лестнице и выскочил во двор школы. Но опоздал. Белая «Волга», за рулём которой сидел тот самый «Белобрысый», уже выехала за ворота и поворачивала на улицу. Я с досады плюнул на асфальт. Вот тебе и отомстил, блин! Да и что, в принципе, я мог сделать? Ведь я всего лишь пятиклашка. Мелюзга, планктон. Только я поклялся себе, что разыщу этого белобрысого и заставлю его так же плакать, как он заставил Вероничку. Тогда я ещё и не подозревал, что увижу его совсем скоро, при не очень приятных обстоятельствах. В это время что-то грохнуло, а затем зашелестело надо мной в воздухе. Я поднял голову и увидел самый настоящий дождь из денег. Конечно, я догадался, откуда они взялись. Ведь окна кабинета Веронички находились прямо над моей головой. Только подбирать я их не стал. Мама говорит, что лёгкие деньги не приносят счастья. Пускай лучше дядя Толя порадуется. Совершенно забыв про Кабана, его братца и вчерашний случай, я пошёл домой, всю дорогу придумывая план, как накажу белобрысого и заставлю его извиниться

112

Северяне № 2, 2013

перед Вероникой Дамировной. Но ничего подходящего и тем более разумного так и не пришло в мою голову. Вечером предки устроили мне небольшой праздник – купили торт и газировку. Всё-таки не каждый день их сын практически с отличием заканчивает пятый класс. Пока я за обе щеки уплетал кусок торта, они о чем-то пошептались, потом многозначительно улыбнулись и объявили, что через две недели я еду в пионерлагерь. Я тогда чуть не подавился. От восторга, конечно. Целовал их полчаса, не меньше. Перед сном я спросил у мамы, как называются цветы, похожие на помпоны. Она сказала, что астры. А я подумал, что никогда в жизни не подарю Вероничке эти самые астры. Не должна она больше плакать. Никогда. Две недели тянулись нескончаемо долго, будто специально кто-то постоянно переводил стрелки часов назад, оттягивая воплощение моей мечты. Всё это время я ходил как на иголках. По десять раз на дню собирал сумку, потом вытряхивал всё из неё и начинал собирать заново. Никак не мог решить, что взять с собой. В итоге в последний день перед отъездом, пока я гулял на улице, мама собрала сумку за меня. Вечером я никак не мог уснуть, всё думал о лагере, о том, что я там буду совершенно один, без родителей, почти целый месяц. Как там всё будет? Я не знал, и от того было чуточку страшновато. Рано утром предки повели меня на вокзал. Отец тащил мою сумку и ворчал на маму, что она довольно тяжёлая и что сыну, то есть мне, не донести её до корпуса. На что мама отвечала, что она положила только самое необходимое. Конечно, про то, что половину сумки составляла еда, она умолчала. Когда мы пришли на вокзал, там уже стояла целая колонна жёлтых автобусов (я насчитал их шесть), вокруг которой толпилась и гудела пчелиным роем куча народа. В этом балагане было не разобрать, кто с кем прощается, кто смеётся, а кто ревёт. Протиснувшись вглубь толпы, мы довольно быстро нашли нужный нам автобус, на котором была нарисована огромная цифра 4, означающая номер отряда. Особых слёз и соплей не было. Разве что мама немножко не сдержалась. Она обняла меня так, что я чуть не задохнулся, и сказала, что каждые выходные они будут меня навещать. Не отпускала долго и всё целовала в щёки, пока водитель не дал сигнал к отправке и ребятня не повалила в автобус. Отец передал мне сумку, похлопал по плечу и наказал хорошо себя вести. Быстро попрощавшись, я вручил девушкеконтролёрше в красной пилотке свою путёвку, затащил сумку в автобус и сел на свободное место

победитель конкурса «автора!» | литературная гостиная у окна, запихнув поклажу под сиденье. Хорошо, что я был в шортах и лёгкой белой рубашке, потому как в автобусе было очень душно и жарко. Только пионерский галстук мешал и давил на шею. Шторок на окнах не было, и даже слабые утренние лучи солнца через стекло обжигали так, что я решил осмотреться в поисках другого свободного места, где-нибудь в тени. К сожалению, все «козырные» места были заняты. Только я собрался пересесть на соседнее сиденье, чтобы окончательно не зажариться, как вдруг меня опередила какая-то девчонка. Она чуть не опоздала и, запыхавшись, плюхнулась со всего размаху рядом со мной.

– Женька, – звонко выпалила она, широко улыбаясь.

– Серый, – недовольно проворчал я, щурясь от нещадно палившего солнца.

– Ты в какой отряд записан? А да, в четвёртый! Ну, будем знакомы! – протараторила она, сама же и ответив на свой вопрос. Она была рыжая. Точнее сказать, огненнорыжая. Непоседливая и смешная. Вся в конопушках. Мне даже показалось, что её белая блузка, синяя юбка и галстук были в этих конопушках. Пока мы стояли на месте, она раз сто, наверное, подскочила и помахала в окно своим предкам. Я даже хотел было уступить ей ненавистное мне место у окна, но не стал. Она же девчонка всё-таки. Через пару минут мы тронулись, и родители, и без того беспрестанно махавшие руками на прощание, стали делать это ещё яростнее, будто хотели взлететь и отправиться вслед за автобусом по воздуху. Я тоже помахал им, насколько хватило угла обзора из моего окна. Ехали мы медленно, но скучать нам не давала та самая девушка в красной пилотке, которой я отдал свою путёвку. Она была некрасивая, в смешных роговых очках, через которые её глаза казались больше, чем были на самом деле. Сначала она устроила перекличку, потом рассказывала нам, как мы будем жить в лагере. Только я всё прослушал. Женька тараторила рядом. Я иногда кивал, чтобы она не подумала, что я её не слушаю. Этому я ещё давно у отца научился! В итоге, как я ни старался понять Красную Пилотку и Женьку одновременно, так ничего и не понял. Одно хорошо – болтали они обе недолго. Мы выехали за город, и ребята затянули «Ничего на свете лучше нету» из «Бременских музыкантов», «Мы едем, едем, едем в далёкие края» и другие. Стало веселее. И жарче. В общем, не знаю, как я вытерпел, но гдето через пару часов мы свернули с трассы и въехали в лес. Трясло очень сильно, и пыль плотной завесой

окутала автобус, зато стало гораздо прохладнее. Совсем скоро мы въехали на территорию лагеря. Перед нами какой-то старик открыл железные ворота, над которыми была закреплена вывеска с надписью «Алые паруса» и корабль, выкрашенный в противный розовый цвет. Проехав ещё немного, автобус остановился на огромной поляне. Там уже стояло несколько таких же желтых «гробов», как их называет отец, ребятня из которых уже давно высыпала на свежий воздух. Но завидовал я им сравнительно недолго. Вскоре двери открылись, и Красная Пилотка выскочила первой, выпуская всех по одному, наверное, чтобы ещё раз пересчитать. Я вышел следом за Женькой, даже помог ей немного с сумкой, хотя она и была против. Вы не представляете, как после этой «железной духовки» было здоровски оказаться на улице. Я бросил свою сумку на землю, глубоко вдохнул ароматы хвойного леса и чуть не потерял от радости сознание. Женька пошла по тропинке за Красной Пилоткой, которая должна была проводить нас до самого корпуса. А я задержался. Хотелось насладиться первыми минутами пребывания в лагере. Я ещё раз набрал полные лёгкие. Даже глаза прищурил от удовольствия! Как вдруг кто-то сильно толкнул меня в спину, так что я не успел удержать равновесие и больно упал на валявшиеся повсюду под ногами шишки.

– Слышь ты, дистрофан, тебе привет от братухи моего, – раздался где-то надо мной хриплый гнусавый голос, какой может быть только у боксёра. И тут я понял, что Кабан мне всё-таки отомстил.

Женька Я часто думал о том, почему мир так несправедлив ко мне. Почему кому-то всё и всегда сходит с рук, а кому-то приходится отвечать за чужие поступки, как за свои собственные. Думал и не мог найти ответа. Год назад я лечился в санатории при заводе, на котором работает мой отец. Как-то раз после ужина я пошёл в игровую комнату и увидел там такую картину: «Крыса», она же Марина Эдуардовна – старшая по этажу – для чего-то собрала всех парней и поставила их в линейку.

– Кто это сделал? Я ещё раз спрашиваю, кто из вас, поганцы, это сделал? – орала она на них и пальцем показывала на пол. Сначала я не понял, о чём идет речь, лишь почувствовал, что в комнате чем-то воняет. А потом увидел в углу у дивана кучу говна. Северяне № 2, 2013

113

литературная гостиная | победитель конкурса «автора!»

– А ты чего там встал? – вдруг, повернувшись в мою сторону, прокаркала она. – Ну-ка, вставай со всеми в ряд и побыстрее. Я встал вместе со всеми. Она подошла ко мне поближе и уставилась на меня своими глазищами. От неё несло перегаром, как от моего дяди, когда он приходил к нам домой, чтобы попросить у отца в долг. Но самым неприятным в этой ситуации было не это. Её глаза будто имели когти, вцепились в меня и не отпускали.

– Скажи-ка мне, не ты ли это сделал, а? – с язвительной ухмылкой отрывисто произнесла она. Я помотал головой.

– А чего же ты тогда пришёл позже всех, позволь узнать?

– Я ужинал, Марина Эдуардовна.

– Вы только посмотрите на него! Ужинал он, видите ли! Посмотрите-ка на него! Она как-то криво ухмыльнулась и сдвинула брови так, что они стали похожи на английскую букву V. – А может, ты сделал эту гадость до ужина? Что на это скажешь?

– Да это не я! Я же только что пришёл.

– Ага, знаю я вас. За дуру меня принимаешь? Знаю я вас!

– Ну, честное слово, это не я! Честное пионерское!

– Что?! Да как ты смеешь! – её лицо побагровело от злости. – Такие, как ты, вообще не достойны носить гордое звание «пионер»! Да ты… И тут её понесло. Уж не знаю, чем я ей не угодил, но только досталось мне, по-моему, за все прегрешения человеческие. Её глаза ещё крепче вцепились в меня своими длинными зеленоватопепельными когтями, и как я ни старался отвести от них взгляд, они были ко мне беспощадны. Будто съедали заживо. В общем, не вытерпел я и заплакал. А «Крыса» почему-то подумала, что, мол, раз я слезу пустил, значит, виноват на 100 процентов. И пришлось мне убирать эту смердящую кучу за того, кто это сделал. С тех пор в моём мозгу устойчиво укоренилась одна простая формула: «Заревел – пиши пропало». На ковре из иголок и шишек было не очень удобно лежать, но я лежал, не двигаясь, и повторял, как заклинание, эту формулу, не известную ни одному математику мира.

– Ты труп, ботан. Сегодня вечером жди в гости, я тебя лично так распишу, что родная мать не узнает! – где-то надо мной снова раздался гнусавый голос.

114

Северяне № 2, 2013

Я лежал, чуть дыша, но он прошёл мимо и меня не тронул. Только сумку пнул со всего маха, так что в ней что-то громко звякнуло и, похоже, разбилось. Видимо, не хотел связываться, когда вокруг столько свидетелей. И всё же своеобразную «чёрную метку» он мне вручил. А значит, вечером мне уже так легко не отделаться. Я поднялся, кое-как отряхнулся и осмотрел сумку.

– Вот блин, – невольно вырвалось у меня. Разбитая банка с домашним клубничным вареньем растеклась по всей одежде, не задев лишь (к счастью!) пару сменных трусов. Придётся срочно где-то всё перестирать, ведь завтра должна быть большая торжественная линейка. Ну не идти же мне на неё в одних трусах и галстуке! Вытащив и распихав по карманам оставшуюся чистой одежду, потея и кряхтя, с сумкой наперевес, я потащился по тропинке вглубь лагеря, в поисках своего корпуса. Нашёл я дорогу быстро. Такие же, как и я, запоздавшие помогли. К тому же корпуса были пронумерованы. Мой находился у самого края лагеря. Сразу за ним был высокий плетёный железный забор, конца и края которому в обе стороны не было видно. Сам корпус был довольно старый. Это было видно во всём – от гнилой лестницы при входе, разъеденной короедами, до выцветшей со временем зелёной краски, которой была окрашена веранда и стены корпуса. Я поднялся по ступенькам, осторожно поставил «сладкую» сумку на пол и постучал в дверь с полустертой надписью «Вожатые». Сначала мне никто не открывал, но после третьего стука дверь неожиданно отворилась, и я увидел… Вероничку. Я просто обалдел, честное слово. Выглядела она как-то по-другому, не как в школе. Её роскошные каштановые волосы, всегда забранные в пучок, сейчас были распущены. И платьице – в полоску, по-летнему лёгкое – совсем было не похоже на скучную и «похоронную» одежду, которую она носила во время уроков.

– Серёжа, здравствуй! А ты что здесь делаешь? – опередила она меня с вопросом.

– Здравствуйте, Вероника Дамировна, я по путёвке приехал, отдыхать. А вы?

– Хорошо тебе, я за тебя рада. А я вот работать приехала, Серёжа. Воспитателем. Меня за четвёртым отрядом закрепили. Ты случайно не в четвёртом отряде?

– Да, в четвёртом, я просто немного опоздал. А вы прямо до конца смены будете?

– Ещё как! Я вообще на всё лето сюда. Здесь так здорово!

– Ага, здорово.

победитель конкурса «автора!» | литературная гостиная Её улыбка была настолько заразительной, а в глазах читался такой неописуемый восторг, что я невольно тоже улыбнулся во весь рот. Такой счастливой я её никогда не видел. Но стоять и болтать с ней сейчас было некогда, хоть и очень хотелось. Нужно было занять какую-нибудь койку, осмотреться и срочно постирать одежду. Вероничка будто прочитала мои мысли, открыла записную книжку, которая всё это время была у неё в правой руке и начала листать страницы, бормоча про себя что-то типа «четвёртый отряд, четвёртый отряд».

– А вот! Нашла! – радостно возвестила она. – Да, ты в моём отряде. Пойдем, я покажу тебе твою комнату. С этими словами она чуть ли не вприпрыжку пошла вдоль веранды, так что доски под её ногами жалобно запели. Я поднял сумку и поспешил за ней, стараясь не отставать.

– Вот здесь ты будешь спать, – указала она на кровать у самого окна, когда мы вошли в саму последнюю дверь в конце коридора.

– А почему именно здесь?

– Ну, к сожалению, Серёжа, ты пришел самый последний и все ребята уже выбрали себе места. Видишь, на кроватях уже лежат чьи-то вещи, значит, они заняты. Кстати (она взглянула на часы), сейчас все ребята с моей напарницей Зиной пошли на экскурсию по лагерю, они должны прийти где-то через час. Как придут, можешь попросить кого-нибудь перейти на другое место.

– Ладно, у окна так у окна, – согласился я.

– Хорошо, ты давай располагайся, а я пойду готовиться к завтрашней линейке. Если что, стучи в дверь. Можешь погулять немного, только далеко не уходи. Через 2 часа пойдём обедать. Она легонько взъерошила мои волосы, так что у меня мурашки побежали по всему телу и ушла. Я внимательно осмотрелся. Тумбочек было восемь. Кроватей тоже восемь. Повсюду валялись чьи-то вещи, хозяева которых, по-видимому, покинули комнату в спешке. Телевизора тоже не было. Наверное, оно и к лучшему. Всё равно ничего интересного по нему не показывали. Ну, может, только тётю Валю. Я вытащил из карманов чистые трусы и запихнул их в верхний ящик тумбочки. Открыл сумку, достал несколько пирожков с яйцом и луком, щедро политых сверху клубничным вареньем, с аппетитом их съел, а остальные продукты убрал в тумбочку. В ней было темно и прохладно, так что до вечера не должно было всё испортиться, несмотря на ощутимо поднявшуюся жару в это раннее время суток. Теперь сумка заметно стала легче, а значит,

пора было найти место для большой стирки. Лагерь я ещё не успел толком изучить, а потому решил спросить совета у Вероники Дамировны. Когда я вышел на веранду, то увидел, как какойто мужик с длинными и уже слегка седоватыми волосами, в чёрной жилетке и джинсах (в такую-то жару!) вышел из комнаты Вероники Дамировны и пошёл по тропинке к грязно-серому зданию с надписью «Клуб», которое находилось неподалёку. Я неслышно подкрался к двери и прислушался. Вроде бы никто не плакал. Это хорошо. Я постучал. На этот раз она открыла быстро.

– А, это ты. Что-то случилось?

– Нет, просто у меня разбилась банка с вареньем и надо постирать вещи. А я не знаю, где.

– Ох, Серёжа, я даже не знаю… Вообще, в бане, конечно, можно, только она пока не работает. Может на колонке у медпункта? Знаешь, как туда пройти?

– Не-а, не знаю.

– Видишь вон ту тропинку, за беседкой? Иди по ней прямо, не сворачивая, до столовой. Потом поверни налево, увидишь летнюю сцену для выступлений, а чуть подальше баню. Так вот, тебе нужно у бани направо повернуть и вскоре увидишь медпункт. Там крест красный нарисован. А колонка прямо за ним. Запомнил?

– Да вроде да. Спасибо.

– Не за что, Серёжа. Не забудь, что полвторого обед.

– Хорошо, Вероника Дамировна, я успею, – уже на бегу прокричал я. Захватив хозяйственное мыло и сумку, я отправился искать колонку. Нашёл-то я её легко, вот только вода из неё текла настолько ледяная, что я чуть не отморозил себе пальцы рук. В общем, вещи я все перестирал (про сумку тоже, кстати, не забыл), но теперь нужно было всё это где-то сушить. И тут я вспомнил, что, проходя мимо бани, видел верёвку, натянутую между двух сосен. Мои детские часы с корабликом показывали 12:30. А значит, у меня было время немного посушить мои вещи, тем более что солнце с раннего утра нещадно палило и день обещал быть очень жарким. Я развесил бельё, повесил сумку на сучок и сел рядом на пень, который по счастливой случайности находился в тени. И тут вновь увидел того странного типа в джинсах. Он вышел из медпункта, обернувшись и помахав кому-то рукой, и пошёл в мою сторону. По его слегка покачивающейся походке я догадался, какое лекарство он принял с самого утра. Поравнявшись со мной, он резко остановился и спросил сиплым и сильно прокуренным голосом: Северяне № 2, 2013

115

литературная гостиная | победитель конкурса «автора!»

– Что, малец, не успел от мамкиной сиськи оторваться и сразу обосрался? Я промолчал.

– Чё неразговорчивый такой? Говорю, обосрался что ли?

– Вы зачем к Веронике Дамировне ходите? – получил он в ответ.

– Чё?

– Я говорю, вы зачем к Веронике Дамировне ходите? У неё муж есть! – соврал я.

– А-а-а, ты про новенькую… Ничего, фигуристая такая. Чё, тоже на неё запал, да? Я опустил глаза и покраснел.

– У-у-у-ха-ха! Точняк, запал. Ну ты даёшь, малец! Ты хоть знаешь, дурачелло, что с бабами-то делать нужно?

– Ну, любить их, наверное. Он рассмеялся.

– Дурачелло, их не любить нужно, а мять. Да чё я тебе объясняю… Подрастёшь – сам поймёшь. Кстати, вишни хочешь?

– Нет, спасибо.

– Да ты попробуй, она не простая, а пьяная, – сказал он и протянул мне на ладони несколько ягод.

– Ладно, – сказал я, взял одну ягоду в рот и тут же выплюнул. Вишня с виду была красивая, но вкус у неё был довольно непонятный, какой-то кисло-сладкий, с горчинкой.

– Тьфу, какая гадость, – подытожил я.

– Согласен, это своеобразная ягода. Но, однажды попробовав её, больше никакую другую уже есть не захочешь. Поверь мне, я знаю, что говорю.

– А за что её любят-то?

– Понимаешь, любят за непредсказуемый эффект, когда съедают много. В этом смысле пьяная вишня похожа на женщину. Только тебе всё равно этого пока не понять. Говорю же, подрастёшь – сам поймёшь. А сейчас бывай, некогда мне тут с тобой лясы точить! С этими словами он продолжил свой тернистый путь в сторону клуба. Я же остался наедине со своими мыслями и всё думал, почему бабам, ну в смысле женщинам, это так нужно, чтобы их мяли. Ведь это же, наверное, больно. Так и не найдя на это ответа, я решил, что при первой же возможности спрошу об этом у Женьки. Она же всё-таки женщина, хоть и маленькая. Толком высушить до конца белье я, к сожалению, не успел. Нужно было успеть вернуться в корпус до обеда. Собрав в охапку полусырые вещи, я почесал в сторону корпуса. К этому времени все ребята уже

116

Северяне № 2, 2013

вернулись с экскурсии по лагерю, и их муравьиная суета была видна и слышна издали. Добравшись до пункта своего назначения и ступив на крыльцо, я еле успел отскочить в сторону. Гурьба пацанов и девчонок высыпала на улицу для построения. За ними спокойно шла Вероничка и твёрдым уверенным голосом раздавала команды налево и направо.

– Ребята, постройтесь в шеренгу по два. Ваня, ты будешь первым в строю, давай дуй в начало. Машенька, а ты почему без сандалий? Потеряла? Ничего, сейчас найдём! Так, кто там за сосной спрятался? Я всё вижу! А, Серёжа, вижу, ты колонку нашёл, давай быстрей вставай в строй, а то мы на обед опоздаем.

– Сейчас, Вероника Дамировна, я только вещи в комнату брошу. В это же время на улицу высыпала вторая часть отряда, во главе которого была «Красная Пилотка» Зина. Было видно, что с детьми она не ладила, потому что её никто не слушался. Среди всего этого ералаша я мельком увидел Женьку. Она стояла у беседки и помогала какой-то девочке заплетать косички. Делала она это с таким серьезным и умным видом, поджав губы, будто не волосы перебирала, а двигатель. И тут я поймал себя на мысли, что мне почему-то нравится смотреть в её сторону. Но я не придал тогда этому особого значения. В общем, я быстро сбегал в комнату, повесил одежду на спинку кровати, сумку бросил в угол и побежал догонять свой отряд, который, распевая «Солнечный круг», шагал в ногу по тропинке к столовой. Я пристроился в конец шеренги к замыкающему, которого звали Толик. И с тех пор зарёкся опаздывать на построение. Всю дорогу он шёпотом мне на ухо рассказывал пошлые анекдоты про поручика Ржевского, успевая при этом иногда выкрикивать слова песни. Причём иногда путал, куда кричать песню, а куда рассказывать анекдоты. На обед давали харчо, гречку с котлетой и компот. Я сел рядом с пацанами из третьего отряда, поскольку с Толиком садиться мне рядом не хотелось, а остальные места были уже заняты. Вероника Дамировна ходила между столами и желала всем приятного аппетита. Наш отряд ел спокойно, чего не скажешь о третьем. Они галдели как сороки и кидались яблоками из компота. В итоге их обещали лишить ужина. Из-за них чуть и меня не лишили. Больше я с ними ни за какие коврижки не сяду! После обеда полагался «тихий час», а потом свободное время. Мы расправили кровати и легли. Но спать не собирались. В сончас, естественно, никто не спал, все только притворялись.

победитель конкурса «автора!» | литературная гостиная Но Вероника Дамировна нас постоянно контролировала, и поэтому мы с пацанами разговаривали шёпотом. Напротив меня, у окна, лежал Генка по кличке «Шах», белобрысый такой парень, в заклеенных клейкой лентой очках на месте переносицы. По его словам, он был чемпионом города среди юниоров по шахматам. Справа лежали два кудрявых и круглолицых брата-близнеца – Жора и Сеня. Не знаю, как их только мама различает. Они были самыми непоседливыми из всех, так и норовили куданибудь залезть и нашкодить. Именно они в первую очередь проверили все шпингалеты на окнах и дверь. Окна оказались закрытыми накрепко. Дверь же была открыта, только Вероника Дамировна сидела на стуле на веранде и читала какую-то книгу, так что через неё незамеченным не пройдёшь. У самой двери лежал Васька Недорезов по кличке «Бомж». Он был самый смуглый из всех. Но не потому, что у его родителей были африканские корни, нет. Просто большую часть своей жизни, по его словам, он провёл на улице. Родители у него постоянно пили, и он был предоставлен самому себе. В лагерь Васька попал случайно. Директриса школы, в которой он учился, пожалела его, с кем-то там договорилась, и его взяли на всё лето. Везёт же некоторым! Ещё в комнате были Эдик, кличку которого я вам называть не буду, Димка «Фофан» и Сашка по кличке «Рыба». Последнему такая кличка досталась не потому, что он умел хорошо плавать или любил кушать рыбу. Просто у него глаза были далеко посажены, и он всё время молчал, а когда хотел что-то сказать, широко открывал рот и некоторое время беззвучно им двигал. Мне досталось самое козырное прозвище – «Ленин». Видимо, потому, что я хорошо учился и немного картавил. А может, и по какой другой причине, сейчас уже и не вспомнишь. Весь «тихий час» мы болтали о всякой всячине: о том, как ночью будем мазать зубной пастой ребят из соседнего корпуса, о том, кто где раньше отдыхал, у кого где родители работают, травили анекдоты, ржали под подушкой, чтобы было не так слышно. Мне было тяжело с ними поддерживать разговор. Пасты у меня не было (мама положила мне зубной порошок), нигде я раньше не отдыхал, родители у меня были простыми рабочими на заводе (тут тоже особо не похвастаешь), да и анекдотов я никаких не знал. А потому немного завидовал другим ребятам. Да и, вообще, болтать мне почему-то не очень хотелось. Я всё лежал и думал о Вероничке и Женьке. Одновременно. И никак не мог понять, почему они обе мне видятся. Нет, я, конечно, мог решить такой глобальный вопрос, как, например,

кто круче – Супермен или Микки Маус. Но выбрать между Вероничкой и Женькой я не мог. Эта задача даже для меня – отличника по математике – была нерешаемой. После сончаса мы с пацанами пошли на футбольное поле. Там были качели, на которых можно было крутить «солнышко». Бомж показал всем высший класс качельного пилотажа, остальные на такой подвиг не решились. Потом Жора и Сеня сказали, что знают, как пробраться за высокий железный забор, огораживающий всю территорию лагеря. Мол, они видели, что забор упирается в озеро, которое располагается рядом с лагерем (и когда они всё это успели?). Но, видно, со временем озеро это чуть обмелело, и забор можно обойти, пробравшись через гущу камышей. У них даже созрел план, как нам сбежать из лагеря и отправиться на колхозное кукурузное поле, которое, по их словам, находится совсем рядом. Всего-то нужно было после обеда незаметно от Веронички и Красной Пилотки выскользнуть на улицу, спрятаться в кустах напротив столовой, а потом, когда все уйдут на сончас, потихоньку добраться до камышей и незаметно выйти за пределы лагеря. Потом пройти немного через лес, перебраться через железную дорогу и прямиком выйти к кукурузному полю.

– Ну, кто с нами? – в голос выкрикнули близнецы. Все согласились, что план просто отпад, и подняли руки «за». Я тоже поднял. Подумал, что нарву кукурузы для Вероники Дамировны и подарю ей. Вот она обрадуется! Набегавшись вдоволь и накачавшись до тошноты на качелях, мы пошли в корпус. Нужно было: А) обязательно записаться в библиотеку или кружок; Б) обязательно приготовить одежду к завтрашней торжественной линейке; В) обязательно пополдничать и поужинать; Г) и ещё успеть погулять, пока не стемнело. Пацаны с лёгкостью пропустили первые два пункта, немного задержались на третьем, а потом сразу перешли к четвёртому. Конечно, потом их за это наказали – объявили им «конфетную голодовку». Я же поднял и выбросил в урну несколько конфетных фантиков у корпуса, попросил у Вероники Дамировны утюг, сам погладил рубашку, шорты и галстук. Потом сходил в клуб, записался в библиотеку. Взял Даниэля Дефо «Робинзон Крузо» и прочитал несколько страниц. Нет, книга была интересная, даже кое-где с картинками, но читать Северяне № 2, 2013

117

литературная гостиная | победитель конкурса «автора!» я не мог. Меня одолевало какое-то нехорошее предчувствие. Что-то, о чём я с легкостью забыл, но с таким трудом пытался вытащить из памяти. Лишь перед самым сном я вспомнил, что брат Кабана обещал меня навестить. Как избежать с ним встречи, я не знал, но сегодняшний план близнецов натолкнул меня на мысль, что побег из корпуса – не самый плохой вариант. По крайней мере, когда все уснут, пробраться в корпус ничего не стоит. А вдруг он запихнёт мне в рот свои вонючие носки, и я умру от вони? Или зубной пастой намажет веки, и я после этого ослепну? Всё это могло бы случиться, ведь в школе я слышал, как старшаки рассказывали подобные страшилки про лагерь. А они врать не будут – комсомольцы всё-таки. Ночью, когда все уснули, я потихоньку открыл дверь и выглянул в коридор. Никого не было. Вероничка наверняка ушла спать. Нужно было поторапливаться. Брат Кабана мог прийти в любую минуту. Я осторожно оделся и на цыпочках вышел на веранду, тихонько прикрыв за собой дверь. Стараясь не скрипеть, я пробрался к лестнице, где в ящичках хранилась обувь всех ребят в корпусе. Только я обул свои сандалеты и хотел рвануть к беседке, за которой можно было спрятаться, неожиданно дверь рядом с комнатой вожатых со скрипом начала открываться. Я замер и чуть не вскрикнул от страха. Из темноты показалась рыжая косичка, а вслед за ней на веранду вышла её хозяйка – Женька. Увидев меня, она тоже чуть не вскрикнула, но я вовремя успел заткнуть ей рот ладонью.

– Тсссс, не разбуди вожатых, – прошептал я, склонившись к её уху. – Иди за мной. Она кивнула, молча обула сандалии и пошла за мной. Я взял её за руку, и мы вместе, как два привидения, направились к беседке.

– Ты куда собралась в такой час? – спросил я у Женьки, когда мы присели на корточки за беседкой.

– Погулять вышла. В комнате жарко и душно, окна не открываются, дверь тоже не откроешь – комары налетят. А ты?

– И я так же, – соврал я. – Слушай, а пойдём, я тебе место одно покажу. Там красиво…

– Пошли, – согласилась Женька. И мы пошли. Конечно, насчёт красивого места я ей тоже соврал, просто так ляпнул, потому что хотел уйти подальше от корпуса. Здесь брат Кабана нас мог услышать. Может, он прямо сейчас уже идёт отомстить мне за своего родственничка. Но Женьке же всё это не объяснишь. Так что, идя по протоптанной тропинке в сторону столовой, я лихорадочно

118

Северяне № 2, 2013

старался придумать, в какое бы красивое место мне её отвести. Проходя мимо третьего корпуса, где-то неподалеку хрустнула ветка. Мы остановились и прислушались. В это время Женька снова взяла меня за руку. Крепко так вцепилась. Её ладони были холодные и влажные. Я чувствовал, как она дрожит всем телом, хотя ночь была тёплая.

– Не бойся, пойдём, здесь недалеко, – попытался я успокоить Женьку. И мы пошли. Ночь была лунная, но большая часть лагеря находилась в сосновом бору, и мощные мохнатые кроны сосен практически не пропускали свет вниз, так что на землю попадала лишь лёгкая серебряная паутинка, практически не видимая глазу. Наверняка Женька просто боялась темноты, поэтому я решил вывести её на открытую местность, а лучше места, чем футбольное поле, для этого просто не найти. И я повёл её на поле. Рядом с ним была полянка, поросшая клевером и ещё какой-то короткой зелёной травкой. В свете Луны она казалась какой-то волшебной, неземной. Ночь была звёздной, и мы присели на полянку, задрав головы вверх. В это время, видимо, испуганные нашим появлением, с поляны, как с космодрома, неожиданно взлетели светляки, похожие на инопланетную армаду. Будто маленькие звездочки, они парили в воздухе, подмигивая нам.

– Офигеть, как красиво! – восхищенно вскрикнула Женька, упав спиной на траву. Я последовал её примеру. Мы лежали, взявшись за руки, и смотрели вверх, на небо, усеянное мириадами звезд и светляков. Было такое чувство, что все созвездия будто бы ожили и только нам показывали никем до этого не виданное представление. Было здорово вот так просто лежать на траве, чувствовать еле ощутимое дыхание летнего ветерка и смотреть вверх, чувствуя в своей руке мягкую и уже совсем теплую ладонь Женьки. Мне вдруг стало так спокойно и хорошо, что я закрыл глаза и почувствовал, что падаю в звёздную бездну.

– Серёжа, ты спишь что ли? – раздался голос Женьки сквозь пелену звёздной пыли.

– Нет, так глаза просто закрыл. А что?

– Да я хотела у тебя спросить кое-что.

– Ну, спрашивай. (неловкая пауза) – Серёж… А я тебе… нравлюсь?

– Ну… Я замешкался и не сразу нашёлся что сказать.

– Жень, конечно, ты мне нравишься, чего спрашивать-то.

победитель конкурса «автора!» | литературная гостиная – А Вероника Дамировна? – не унималась она.

– А… чего ты про неё… ну… (откуда она про неё знает?). Вспомнила, а?

– Да я сегодня видела, как ты на неё смотрел во время полдника. Прямо глаз не спускал.

– Тебе просто показалось! Жень, ты чё? Совсем? (я покрутил пальцем у виска) – Только не надо отнекиваться, я уже взрослая и всё понимаю. Только ты пойми, дурачок, тебе нужна такая женщина, как я. А Вероника Дамировна слишком стара для тебя.

– Больно ты понимаешь, дурёха, – вспылил я. – Тоже мне женщина нашлась!

– Да побольше тебя понимаю, вот! Женька надулась как мышь на крупу, скорчила недовольную рожицу и демонстративно отвернулась, будто не хотела разговаривать.

– Жень, да ладно тебе дуться. Я просто всякую чепуху болтаю, – попытался я успокоить её и легонько похлопал по плечу.

– Нет, Серёжечка, вовсе это не чепуха, – с грустью в голосе заявила она и повернулась ко мне лицом. – Ты ведь любишь её, правда? В её глазах стояли слёзы – того и гляди разревётся. Нужно что-то было говорить, причём срочно. Но, как назло, все слова застряли в горле, будто ком жвачки. В это время она так пристально посмотрела на меня, что я был готов сквозь землю провалиться.

– А-аткуда ты знаешь? – непроизвольно начал заикаться я.

– Просто знаю, вот и всё. Вдруг где-то неподалёку вновь хрустнула ветка. Но мы пропустили этот звук сквозь уши. Лежали и смотрели друг на друга, каждый погружённый в свои собственные мысли и чувства. Я, правда, не знал, что ей на всё это ответить. Да Женька, похоже, и не ждала какого-то определённого ответа. Тем более что (я уже взрослая и всё понимаю) она всё понимала. Снова хрустнула ветка, уже совсем близко.

– Спасибо тебе, Серёжа.

– За что?

– За то, что вытащил меня сюда. Здесь правда очень здорово и красиво. Спасибо! А про разговор этот забудь. А то поссоримся!

– Да не за что! Я только… Закончить я не успел. Из-за ближайшей к нам сосны вышел брат Кабана, с гадкой такой ухмылкой на лице, напоминающей звериный оскал.

– Ну, привет, ботан. Вот мы снова и встретились, как я и обещал, – прогнусавил он. – Вижу, ты и

тёлку свою с собой привел. Это хорошо, веселее будет… втроём. И он заржал, как конь.

Побег Мы с Женькой оцепенели. Бежать от этой почти стокилограммовой груды мышц было бесполезно. Да и куда мы денемся – не сегодня, так завтра найдёт. Но другого выхода просто не было.

– Вставай, только медленно, – прошептал я Женьке. – И приготовься бежать. Всё ещё держась за руки, мы начали медленно вставать, пока брат Кабана шёл к нам неуклюжей походкой. В лунном свете его лицо казалось безобразнее, чем обычно, а руки и плечи – больше и мощнее. Но двигался он медленно, как медведь после зимней спячки. Значит, шанс сбежать, по крайней мере сейчас, всё же есть.

– Послушай, она (я кивнул в сторону Женьки) тебе ничего не сделала, отпусти её.

– Ещё чего, – пробурчал он, – стойте, где стоите, иначе хуже будет.

– Не бойся, – прошептал я Женьке, – у меня есть план. Она дрожала всем телом, но руку мою не отпускала, держала крепко. Когда брат Кабана был от нас уже всего в двух или трёх шагах, я сделал удивлённое лицо и сместил свой взгляд чуть левее.

– Вероника Дамировна?! А мы тут ничего такого не делаем, просто гуляем! – выпалил я. Брат Кабана резко остановился и повернулся в ту сторону, куда я смотрел.

– Побежали! – сказал я Женьке, и мы бросились наутёк. Через футбольное поле. Направо? Нет, налево. Мимо качели, где после сончаса делали «солнышко». По полю, где трава по пояс. Лечь на землю? Может, в траве не найдёт? Нет, найдёт. Женька оттягивает назад. Не брошу. Всё равно не брошу. Видно плохо. Не видно куда бежать. Уфффф! Запыхался! Луна скрылась за тучей, и стало гораздо темнее. Мы почти добежали до края лагеря. Невдалеке уже виднелся забор, через который можно, конечно, было попробовать перелезть. Вот если бы не Женька! Хотя он слишком высокий, да и зацепиться не за что. Нет, не подойдёт. Что же такое придумать? Мысли лихорадочно порхали в голове, как ночные мотыльки возле лампочки. Брат Кабана нас догонял, я уже слышал его пыхтение. Нужно было бежать в сторону лагеря, может, кто-нибудь из взрослых встретится по дороге. Но лагерь был Северяне № 2, 2013

119

литературная гостиная | победитель конкурса «автора!» в противоположной стороне, а в поле абсолютно негде было спрятаться. Оставалось тупо ждать свою верную смерть. И мы остановились. Пока я стоял и судорожно размышлял, что нам делать дальше, Женька согнулась пополам и никак не могла отдышаться. Ноги её уже не слушались. Она была выжата как лимон и вряд ли смогла бы продолжать убегать дальше. Она по-прежнему не отпускала мою руку. И только сейчас я почувствовал, что её ногти глубоко врезались в мою ладонь. Повернувшись в сторону, откуда доносилось тяжёлое пыхтение и местами даже рычание, в котором угадывались бранные проклятия в наш адрес, мы обречённо ждали появления брата Кабана. К счастью, остановились мы вовремя. Потому что, инстинктивно сделав несколько шагов назад, в сторону забора, ногами наткнулись на какое-то невысокое, но довольно твердое препятствие. Когда я внимательно пригляделся, то увидел, что впереди был обрыв, огороженный невысоким самодельным заборчиком. А точнее, какое-то сооружение, по-моему, бетонное, похожее на огромную ванну, около полутора метров глубиной. Похоже, здесь хотели делать бассейн, но почему-то передумали. И благополучно про него забыли. Хорошо хоть заборчик догадались поставить. И тут меня озарила идея! А что, если… В это время брат Кабана, с дикой яростью в глазах, приближался к нам, выставив вперёд свои медвежьи лапы, готовясь схватить нас и разорвать на части. Думать было некогда, но инстинкт подсказал что делать. В следующую секунду, будто лев, готовящийся в прыжке схватить свою добычу, брат Кабана прыгнул на нас. Но промахнулся, схватив руками воздух. Я оказался проворнее, прыгнув в сторону и потянув за собой Женьку. Но на этом пируэт брата Кабана не закончился. Его тяжёлые ноги с треском проломили наскоро сколоченный заборчик и потянули за собой всё остальное тело, по инерции последовавшее за ними. Раздался неприятный какой-то хлюпающий звук, вперемешку с хрустом. А потом раздался вой. Самый настоящий! Брат Кабана выл как бешеный пёс, которого загнали в угол ловцы собак. Нам стало жутко. Но мы с Женькой всё же поднялись и с опаской заглянули в бетонную яму. Брат Кабана лежал ничком, без движения. Только выл и хрипел. Конечно, он был мой враг, но оставлять его здесь в полной темноте и таком состоянии было нельзя. Может, он сломал себе что-нибудь и сейчас истекает кровью. Вытащить из этой бетонной тюрьмы мы с Женькой его тоже не могли. Он был слишком тяжёлым. Оставалось только позвать кого-нибудь на помощь и тем самым

120

Северяне № 2, 2013

признаться, что мы самовольно ушли из корпуса во время отбоя. Но иного выхода я не видел.

– Держись, сейчас мы приведём помощь, – крикнул я брату Кабана, – и мы с Женькой побежали в сторону лагеря. До корпуса мы добрались минут за 10, разбудили Веронику Дамировну и всё ей вкратце объяснили. Она позвонила кому-то по телефону, наказала нам идти ложиться, а Красной Пилотке за нами присмотреть, и побежала в сторону клуба. Дальше я не знаю что было. Уснуть я долго не мог. Всё думал о случившемся. А когда, наконец, заснул, мне приснилась огромная бешеная собака, которая гналась за мной по пятам, а потом вдруг остановилась, повыла немного на Луну, подошла ко мне и спросила человеческим голосом: «Сережа, я тебе нравлюсь?» Проснулся я весь мокрый. Все ещё спали, а на улице уже ярко светило солнце. Вдруг раздался резкий и неприятный звук горна. Это трубили подъём. Заправив кровать, надев шорты и майку, я самый первый выбежал из корпуса. Остальные, зевая во весь рот, колупая в глазах и носу, начали подтягиваться лишь спустя пять минут на зарядку, которую проводила Красная Пилотка. После вожатые повели нас на водные процедуры. С полотенцем, щёткой и зубным порошком в руках нужно было отстоять очередь к крану, из которого текла жидкость, отдаленно похожая на воду. А ещё сбегать к «Белому дому», как мы его называли за то, что он был покрашен в белый цвет, чтобы справить нужду. Потом завтрак и традиционная уборка территории. Торжественная линейка была назначена на 11 утра. Надо сказать, наискучнейшее мероприятие! Стоишь как вкопанный целый час на жаре, слушаешь заунывный голос директора лагеря и думаешь, когда же это всё закончится. Хотелось поскорее узнать, что там с братом Кабана. Живой он или нет? После линейки меня и Женьку вызвала к себе Вероника Дамировна и сказала, что Егор (так, оказывается, зовут брата Кабана) сломал ногу и его ещё ночью увезли в городскую больницу. Сказала, что врачи попросили поблагодарить нас за то, что мы вовремя сообщили о его травме, иначе он истёк бы кровью и, возможно, погиб. А ещё она сказала, что нас хотели сначала серьезно наказать, но Егор признался, что упал сам, а мы, случайно услышав его крики, попытались ему помочь. Так что директор не стал делать скоропалительных решений. Только лишил нас полдника до конца недели. Во время обеда Жора, Сеня, Шах, Бомж и я, как вчера и договорились, почти ничего не ели, только делали вид. Напихали в карманы хлеба и раньше

победитель конкурса «автора!» | литературная гостиная всех, по одному, выскользнули на улицу, пока вожатые стояли спиной к нашему столику. Спрятались в кустах напротив столовой. Вроде бы нас никто не видел. Дальше оставалось только ждать, пока все не выйдут из столовой и мы сможем уйти незамеченными. Сидели мы на корточках в одном положении, наверное, минут 15 или 20. Устали страшно, но терпели, как могли. Вскоре из столовой начали выходить ребята. Некоторые проходили мимо, но были и такие, кто бросал фантики от конфет не в урну, которая стояла чуть поодаль, а в кусты, где мы сидели. Какой-то пацан из соседнего отряда даже чуть не застукал нас. Он не просто кинул фантик в сторону кустов, а просунул руку, чуть не схватив меня за ухо. Вскоре вышли вожатые и стали строить отряды в колонну по два. В нашем отряде Красная Пилотка, естественно, не досчиталась пятерых. Она бегала по поляне возле столовой и кричала наши имена. А мы сидели в кустах и еле сдерживали смех. Потом она стала расспрашивать других ребят, не видели ли они нас, но тоже безрезультатно. Никто нас не видел. Она села на ступеньки столовой и вдруг заплакала. Самое ужасное, что нам тогда было совсем не жаль её. Это сейчас, много лет спустя, я понимаю, что Красной Пилотке грозило не просто увольнение, а самое настоящее уголовное дело. Когда всё успокоилось и в лагере воцарился «тихий час», мы вышли из своего укрытия на полусогнутых и одеревеневших ногах и гуськом двинулись в сторону футбольного поля, прячась за деревьями. Обогнув тот самый бассейн, куда упал брат Кабана, мы побежали в сторону озера, к камышам, где нас уже точно никто бы не увидел. В камышах было сыро. Грязь вперемешку с илом хлюпала под кроссовками, так и норовя проникнуть внутрь. Раздвигая камыши, мы след в след шли друг за другом до самого забора, который кончался почти у самой воды. Но обогнуть его было всё же непросто, как считали Жора и Сеня, возглавлявшие нашу колонну. То ли из-за прошедшего три дня назад ливня, то ли по какой-то другой причине, но вода настолько близко подобралась к забору, что для перехода на другую сторону нужны были болотные сапоги.

– Ну что, поцики, придётся чуть подмочить ноги, – заявил Бомж и пошёл первым. Он с лёгкостью перебрался на другую сторону, правда, почти по пояс погрузился в воду.

– Давайте, трусы! Чё встали как вкопанные, мамины сынки, по дороге высохнете, – кричал он нам с той стороны. Вторым пошёл Жора, за ним Сеня. Они тоже прошли без проблем. А вот Шах застрял. Нога за

что-то зацепилась на самой середине пути между лагерем и свободой. Вместо того чтобы спокойно попытаться вытащить ногу, он от страха стал кричать, звать на помощь и размахивать руками. Короче запаниковал. Но тут вовремя подоспел я, и стал стараться вытащить его ногу из плена, для чего мне пришлось погрузиться по шею в воду и сесть на корточки, высоко поднимая голову вверх, чтобы не наглотаться воды. Через какое-то время нога резко сдвинулась с мёртвой точки и Шах, не успев удержать равновесие, упал в воду, промокнув, как и я, до нитки. Мы выползли с ним на сухое место по другую сторону забора, упали на траву и несколько минут тяжело дышали. Потом сняли с себя одежду, кроме трусов, и выжали её. Но отдыхать времени не было, нужно было идти. Отсюда было два пути – направо, через поле, на большую дорогу, или налево – по берегу озера, через бурелом и грязь по колено. В первом случае нас могли с лёгкостью обнаружить, и тогда не сносить нам головы. Второй способ нам подходил больше. К тому же он был намного интереснее. Чувствуя себя путешественниками-первопроходцами, мы пошли по берегу озера. Одежду всё же пришлось надеть. Слишком много здесь росло крапивы, к тому же стоило опасаться клещей, так как с этой стороны озера росло очень много берёз. Шли мы около получаса, пока не достигли железнодорожной насыпи. Подняться по ней было совсем не просто, слишком крутой был склон, но Бомж как-то смог с первого раза. Мы даже глазом не успели моргнуть, как он оказался наверху и, посмеиваясь, глядел на нас свысока. Хватаясь за колючую траву и торчащие кое-где из земли корни деревьев, мы с горем пополам, забрались на самый верх насыпи. Последним залез Шах. Я подал ему руку, чтобы он смог встать на ноги. Перед нами лежало несколько путей железной дороги, а на другой стороне была небольшая рощица, настолько прозрачная, что мы уже отсюда могли видеть высокие стебли кукурузы.

– Пацаны, хотите, фокус один покажу? – спросил Бомж.

– Давай, – согласились мы. Бомж подошёл к железной дороге, присел на корточки, положил руку на ближайший к нам рельс и замер. Стоял так несколько минут, мы даже заскучали.

– Ну, чё там у тебя? Где фокус-то обещанный? – не вытерпели Жора и Сеня.

– Да ща, погодите вы, не барагозьте, – отмахнулся он от них. Северяне № 2, 2013

121

литературная гостиная | победитель конкурса «автора!» Вскоре он поднялся, достал из кармана одну копейку и положил её на рельс. Придерживая её пальцем, он смотрел прямо перед собой, будто ждал чего-то.

– Слушай, Васька, а может ну его. Пошли, поле уже рядом, позже свой фокус покажешь, а то больно есть уже хочется, – ныли в голос Жора и Сеня. Бомж промолчал, просто смотрел вперед и ждал чего-то. Вдруг вдалеке послышалось гудение поезда. В нашу сторону шёл товарняк. Его-то и ждал Бомж, догадался я.

– Пацаны, отходим, поезд идёт, – сказал я, но никто не двинулся с места.

– Да погоди ты, мы хотим фокус посмотреть, – в голос заявили остальные. – Это ж товарняк, он тихо идёт. В общем, как я ни старался, на мои уговоры они не велись. Лишь когда поезд подошёл совсем близко, они невольно отступили на несколько шагов назад. Не отступил только Бомж. Он держал монетку пальцем и всё так же смотрел прямо на поезд, будто пытался его загипнотизировать.

– Васька, ты чё, спятил? – крикнул я. – Иди сюда, брось ты это. Мы верим, что фокус у тебя отличный. Но Бомж был непреклонен. Будто хотел устроить дуэль с товарняком. Не мог я на это смотреть просто так. Нужно было что-то предпринять. Счет шёл уже на секунды, и я принял решение. Подскочил к Бомжу, схватил его за руку и потянул на себя. Он сопротивлялся, упираясь, казалось, всем телом. Даже пытался пнуть меня ногой, но я оказался сильнее. В самую последнюю секунду, когда поезд был всего лишь в сотне метров от нас, я дернул Бомжа за руку с такой силой, что мы оба упали на насыпь и покатились в сторону склона, на который недавно еле забрались. Но вниз, к счастью, не упали. Спасли кусты ирги, которые росли у самой железной дороги. Бомж ни с того, ни с сего начал колошматить меня кулаками, а я лежал и улыбался. И мне было ни чуточку не больно, потому что страх притупляет боль. А я, правда, очень сильно испугался за Ваську и был рад, что он лежал рядом и кричал мне какие-то ругательства в лицо, в то время как товарняк с грохотом проносился мимо. После этого случая Бомж целую неделю не разговаривал со мной, только бормотал всё время что-то типа «весь фокус мне испортил». А монетку, кстати, мы на обратном пути нашли. Она стала тоньше и больше в размерах и была похожа на маленький блин. Когда Бомж немного успокоился, мы пошли дальше. Перешли без приключений через желез-

122

Северяне № 2, 2013

ную дорогу, пробрались через рощу и, наконец, вышли на колхозное кукурузное поле. Со всех ног мы побежали вперёд, навстречу высоким зеленым стеблям и жёлто-молочным початкам. И рвали, рвали, рвали, в перерывах между этими действиями успевая пихать в рот сладкую кукурузную мякоть. Я нарвал 8 початков, больше просто не смог бы унести. Набродившись вдоволь по полю, довольные и насытившиеся, мы упали в стог сена, смётанного кем-то неподалеку. Валялись, грелись на солнце и травили всякие байки. Честное слово, веселее я ещё время не проводил! Но нужно было возвращаться назад, наше отсутствие, наверняка, уже всколыхнуло весь лагерь. Я не знал, какое нас ждало наказание, но будь у меня возможность совершить побег ещё раз, я, ни секунды не задумываясь, сделал бы это снова.

Пьяная вишня Дорога назад показалась нам короткой и быстрой. Грязные, уставшие, но дико довольные мы несли свою добычу в лагерь. Вот, наверное, ребята нам позавидуют! Я представлял, как буду угощать Вероничку, Женьку и, конечно же, Красную Пилотку, от которой мы сбежали. Даже уже початки между ними разделил. Только все донести, к сожалению, не смог. Три упало, когда спускался с насыпи к озеру, потом ещё один случайно потерял, когда запнулся за какую-то кочку, и ещё два когда по воде пробирался на территорию лагеря, огибая забор. В итоге осталось всего два початка. Что ж, Пилотке, конечно, не достанется. Жаль. Пацаны принесли больше, но чтобы сделать это, они запихивали початки во все места, куда было можно и нельзя. Шах даже в трусы умудрился один запихнуть. Мы уже подходили к футбольному полю, когда увидели бегущих к нам навстречу парней из первого отряда. Они подбежали, надавали нам подзатыльников и отобрали все початки. Сказали, что из-за нас они уже два часа обыскивают весь лагерь. Велели срочно идти к нашим пионервожатым и про кукурузу, которую они у нас отобрали, ни слова. А то побьют. Делать нечего, мы поплелись в корпус. Получили, конечно, по первое число. Были лишены конфет и полдника до конца смены. А ещё нам запретили дискотеки. Но мы вовсе и не расстроились, потому что классно провели время и по-настоящему сдружились. Войдя в нашу комнату, я бухнулся на кровать и практически сразу уснул. Сквозь сон я слышал, как Шах предлагал пацанам початок,

победитель конкурса «автора!» | литературная гостиная который ему удалось-таки сохранить в трусах. Вот придурок! Проснулся я уже поздно ночью, когда все спали. И никак не мог уснуть. Ещё Жора и Сеня, как назло, сопели, как паровозы. Вдруг мне послышалось, как кто-то постучал. Я тихонько встал и осторожно приоткрыл дверь. На веранде, напротив нашей комнаты, никого не было. Почудилось что ли? Но через мгновение стук раздался снова. Я осторожно выглянул и посмотрел в сторону, откуда доносился звук. Перед дверью вожатых в белом костюме, с букетом всё тех же белых цветов, похожих на помпоны, стоял Белобрысый (как он сюда попал?) и поправлял свою зализанную на бок причёску. Дверь открыла Красная Пилотка.

– Вы к кому в такой час?

– Слушай сюда, – не обращая на её слова никакого внимания ответил Белобрысый, – сейчас ты погуляешь часик, а мне с Вероникой поговорить надо, наедине. Ты меня поняла? – спросил он и сунул ей в руку какую-то бумажку, вроде бы рублей сто, я рассмотреть не успел.

– Зина, кто там так поздно? Что-то случилось? – раздался из комнаты вожатых сонный голос Вероники Дамировны.

– Нет-нет, Вероника, всё нормально (в это время Белобрысый подсунул ей ещё одну такую же бумажку), это ко мне, – солгала Пилотка.

– Хорошо, я согласна. Можно я только оденусь? – прошептала Пилотка Белобрысому.

– Оденешься по дороге. Бери с собой вещи и вали отсюда, быстро.

– Ладно, ладно, считайте, что меня уже нет. И она ушла. А он вошёл в дверь и закрыл её за собой на засов. Нужно было что-то делать, нельзя Вероничку бросать в беде. Я тихонько оделся и чуть погодя осторожно вышел на веранду. Приложив ухо к «вожатской» двери, я ровным счетом ничего не услышал. Либо они там очень тихо разговаривали, либо просто сидели и молчали. И я решил подслушать. Это можно было сделать лишь одним путем – взобраться на карниз, который шёл под окнами по периметру всего корпуса, и, пригибаясь, подобраться незаметно к нужному окну. Так я и сделал. Окно, где более или менее чётко я слышал голоса Вероники Дамировны и Белобрысого, было зашторено. Я присел, чуть не падая с карниза и пытаясь короткими ногтями зацепиться за оконную раму. Конечно, в таком положении я вряд ли смог бы провисеть больше 5 минут, но мне больше и не надо было.

– …ушай меня внимательно. Сейчас мы с тобой спокойно выйдем за ворота лагеря, там нас ждёт машина. Она отвезёт нас в больницу, к моему одному очень хорошему знакомому доктору. Там тебе сделают аборт. Так быстро, что ты даже ничего не почувствуешь. Ещё благодарить меня потом будешь! – уговаривал Белобрысый Вероничку.

– А теперь ты меня послушай, если ты так до сих пор ничего и не понял, – решительно заявила Вероника Дамировна, – никуда я с тобой, тем более ночью, ехать не собираюсь. И уж тем более делать этот твой проклятый аборт. Я тебе ещё две недели назад сказала, что оставлю малыша, хоть он и от такой скотины, как ты. Наступила неловкая пауза. Представляю, какая рожа была в это время у Белобрысого. Молодец, Вероника Дамировна! Уважаю!

– Ты что же думаешь, тварь, что я позволю тебе вот так, просто, угробить мою карьеру? А? Ты так думаешь? – всё громче и громче говорил Белобрысый, почти уже срываясь на крик. – Если ты сию же секунду не встанешь и не пойдёшь со мной, я клянусь, что своими собственными руками сделаю тебе аборт!

– Вадик, ты что? – испуганно воскликнула Вероничка. – Убери нож, я тебя прошу. Давай успокоимся, мы и так наговорили друг другу уже много лишнего. Ты же не станешь брать такой грех на душу?

– Как знать, Вероника, как знать… В комнате что-то грохнуло, потом разбилось. Началась какая-то возня, а потом раздался крик Веронички. Я с испуга отпустил руки и больно грохнулся на спину, прямиком угодив на толстенный корень, торчащий из земли. Но валяться на земле было некогда. Вероничка была в беде! Я вскочил и со всех ног бросился к лестнице, чуть не столкнувшись в этот момент с тем самым седоватым мужиком в джинсах, который мне вишню предлагал. Он опередил меня, резво взлетел по лестнице и с ноги выбил дверь в комнату пионервожатых. За ним испуганно засеменила Красная Пилотка. Видимо, всё же совесть не позволила ей продать свою напарницу, и она позвала на помощь. В комнате завязалась драка. Кто кого бил, было непонятно, пока Белобрысый и тот, Седоватый, что в джинсах, не выскочили на улицу. Я еле успел отскочить в сторону. В это время все ребята уже проснулись и испуганно выглядывали из своих комнат. Среди них я мельком заметил Женькины рыжие косички. Самые смелые даже вышли на веранду и заворожённо смотрели на то, как дерутся взрослые. Северяне № 2, 2013

123

литературная гоСтиная | победитель конкурСа «автора!» Красная Пилотка пыталась всех угомонить и растолкать обратно по комнатам, но у неё это не очень хорошо получалось. Я стоял у лестницы и тоже заворожённо наблюдал за дракой, не в силах ничем помочь Седоватому. А в это время перед корпусом начались самые настоящие бои без правил. Белобрысый стоял нарасшарагу, держал в правой руке «финку» и разъярённо махал ей из стороны в сторону. Его белый костюм был запачкан чьей-то кровью (надеюсь не Вероничкиной), левый рукав был практически оторван и, казалось, висел в воздухе. Седоватый не торопился нападать на него, выжидая удобный момент. Он кружился вокруг Белобрысого, как ворон кружится перед тем, как сесть на падаль. Вдруг на крыльцо корпуса вышла Вероника Дамировна. Она хромала, придерживая ладонью рану на правой ноге, из которой тонкой струйкой текла кровь. Белобрысый это заметил, и его глаза стали ещё безумнее, чем были. Он дернулся в её сторону, но его перехватил Седоватый. Он прыгнул, повалив Белобрысого на землю, и они стали кататься по сосновым иголкам, будто обнявшись. Вскоре Седоватому удалось оказаться сверху, вывернуть руку Белобрысого и выбить из неё «финку». Белобрысый заорал матом. То ли от боли, то ли от удивления, что оказался в таком незавидном положении. А потом вдруг сменил пластинку.

– Вероника, слышишь меня? Прости! Я не знаю, что на меня нашло. Прости дурака! Я люблю тебя! Простииииии… Но его крики были перекрыты тяжелым кулаком Седоватого. Все мальчишки, собравшиеся на веранде, с восхищением закричали ура, а девочки облегчённо вздохнули. Только Вероника Дамировна почему-то не обрадовалась. Она, хромая, сошла со ступенек и босыми ногами пошла по иголкам прямо к тому месту, где только что дрались мужчины. То, что дальше произошло, до сих пор никак не укладывается в моей голове. Мне казалось, она сейчас подойдет к Седоватому, поблагодарит его за помощь, может, даже поцелует в лоб, о чём некогда мечтал я. Это было бы вполне логично! Но вместо этого она зачем-то подняла выпавший из руки Белобрысого нож. Пока Седоватый скручивал руки Белобрысому и не видел, что творится сзади, Вероника Дамировна подошла к нему поближе и чиркнула ножом по его спине. Седоватый не сразу понял, что произошло. Он даже не вскрикнул, просто повернулся в её сторону, как-то по-щенячьи заглянул в её глаза и плашмя упал на Белобрысого. Нож выскользнул из руки Веронички и вонзился в землю. С широко открытыми стеклянными глазами, видимо, осознав,

124

Северяне № 2, 2013

что натворила, она попятилась назад и упёрлась спиной в рядом растущую сосну. Ноги её подкосились, она упала на землю и зарыдала. Это был не обычный плач, а какой-то внутренний рёв, выходящий откуда-то из самой глубины. Я, по крайней мере, ещё такого не слышал. Мне показалось, что всю свою жизнь она специально не ревела, копила всё это в себе, чтобы сейчас, вот так, выплеснуть всю эту гадость наружу. «Так вот ты какая, пьяная вишня, – подумал я в тот момент, – красивая, кислосладкая и непредсказуемая». Минут через пять мы уже все сидели в своих комнатах. Пришёл директор лагеря, а с ним и охрана. Что произошло дальше, я не знаю. Спал я плохо и лишь под утро заснул. Всё думал о том, что после всего этого будет с Вероничкой. Утром, когда нас, как обычно, подняли на зарядку, на улице, перед корпусом, всё было как обычно. Будто всё это мне приснилось. Только разговоры пацанов и девчонок, видевших ночью то же самое, что и я, внушали мне надежду, что я не сошёл с ума. Начался новый день, и лагерная жизнь потекла привычным ходом, все старались забыть вчерашний случай, но получалось это, как ни странно, у всех одинаково плохо. У меня же ежедневная уборка территории не ладилась, есть не хотелось совсем, мой «Робинзон Крузо» застрял на одной и той же странице, и даже то, что вечером нам обещали показать видеофильм про каких-то джедаев, не вызывало радости. Будто всё вокруг встало на паузу. Только Женька знала, как вытащить меня из этого состояния. С ней я стал проводить большую часть времени. Мы играли, бегали, болтали обо всём на свете, качались на качелях и, конечно же, шкодили. И это было здорово, потому что это время, которое я провел в пионерлагере тем летом, до сих пор отпечатано в моей памяти яркой глянцевой фотокарточкой. Сейчас, спустя двадцать с лишним лет после этих событий, я с уверенностью могу сказать, что это было самое лучшее время в моей жизни. Время, когда я попробовал на вкус пьяную вишню.

P.S. Позже я узнал, что Веронику Дамировну уволили из лагеря и школы, её судили и дали срок в колонии. Но так до сих пор и не знаю, родила она того ребенка или нет. Да и про Белобрысого я больше не слышал. А вот Седоватый выжил и до сих пор работает в пионерлагере (или как принято сейчас говорить – детском санаторно-оздоровительном лагере). И больше не вмешивается ни в какие конфликты, да и за женщинами с тех пор больше не бегает. И вишню с тех пор на дух не переносит.

победитель конкурса «автора!» | литературная гостиная

Ирина Ипатова – уроженка города Челябинска. Трид­ цать лет живёт и трудится в Надыме. Работала мастером в тресте «Севергазстрой». Увлекалась театром, бардов­ ской песней. В 1991 году создала творческую мастерскую «ЭКСКЛЮЗ-ИФ» по пошиву и прокату эксклюзивных мо­ делей для детей и взрослых, а в 2006 году открыла центр свадебной моды «IREN FEERSO» , директором которого является по сегодняшний день. Стихи и рассказы публи­ ковались в периодических изданиях города и округа, в журналах: «Надым», «Северяне», альманахе «Окно на Север» – 1992, 2006 гг., в сборнике «Женщина талантлива от Бога». В 2005 году в окружном конкурсе «Поэтический мир глазами женщины» заняла 3-е место. Награждена по­ чётной грамотой главы города Надыма.

Ирина Ипатова

Всё включено Рассказ

В

осточные страны давно манили Верочку своей экзотикой. Выбор пал на далёкий, сказочный Таиланд. В её душе лелеялись пляжные картинки, прелести Андаманских островов, могучие, сбивающие с ног волны кристально чистой воды. Грёзы прервал певучий голосок туроператора: – Вы, когда прилетите в Бангкок, пересядете тут же на самолёт до острова Пхукет. К сожалению, вас там никто не встретит, да в этом и нет особой необходимости – наши все спокойно добираются. Если что – звоните. В своих грёзах Верочка представила небольшой аэропорт, где стоит одинокий лайнер в ожидании пассажиров, жаждущих экзотики.

– Да, да, – ответила она, мысленно находящаяся уже в водах Андаманского моря. – Мы доберёмся. Язык до Киева доведёт. Как прекрасны и волнительны эти сборы в поездку! Самым сложным было решить, какое количество нарядов брать с собой. Почему-то у супруга всё помещалось в сумку, напоминающую барсетку. У Веры же необходимое было утрамбовано в огромный чемодан с раскрытыми, дополнительными отделениями и пару сумок чуть меньшего размера. По жизни Вера была большой транжирой. Поэтому супруги решили, чтобы деньги не «жгли ляжку», они оставят их род-

ственникам, которые будут высылать деньги частями. В дорогу было куплено всё самое необходимое. Пассажиры взволнованно топтались возле трапа и партиями вливались в «боинг». Наконец, вставив новую сим-карту в любимый телефон, грузная Верочка втиснула себя в кресло авиалайнера и погрузилась в сон. Почти десятичасовой перелёт был подобен испытанию космонавтов. Во время грозы над Индией самолёт так бросало, что Верочка умудрялась парить какое-то время в воздухе. Её субтильный супруг Николай Петрович сидел в кресле, вцепившись в поручни. Его губы из-за тошноты были крепко сжаты. Из воротничка рубашки торчала тонкая морщинистая шея, на которой покачивалась яйцеобразная голова серозеленоватого оттенка. Глаза при каждой встряске выпучивались, и супруг напоминал гуманоида. Через час грозовая стихия миновала, и измученные пассажиры уснули. Тело Верочки настолько затекло, что ноги её стали походить на пузыри. Ей не спалось. Вернее, спать ей очень хотелось, но поручни, как тиски, впивались в её рыхлое тело, и она, не находя себе места, пыталась крутиться с боку на бок. В итоге, изнеможённая, она уснула, стоя на коленях, оттопырив свои пышные формы. Ранним утром самолёт, под радостные аплодисменты пассажиров, приземлился в аэропорту города Бангкок. Народ стремился поскорее покинуть место Северяне № 2, 2013

125

литературная гостиная | победитель конкурса «автора!» космических испытаний. Верочка с Коляшей, как она его нежно называла, влились в поток пассажиров, покидающих лайнер. «Свежий» воздух за бортом не обрадовал. Он был чужой, тяжёлый и обжигающий. Вере представлялось, что она рыба, выброшенная на берег. Ей приходилось часто дышать, обливаясь струйками пота. Затем Вере казалось, будто бы она поролоновая губка, наполненная водой, на которую кто-то наступил. Облегчение пришло от кондиционеров, когда путешественники вплыли с потоком пассажиров в здание аэропорта. Но от увиденного ими зрелища радость свежей прохлады куда-то испарилась. Перед туристами предстал многоэтажный и многокилометровый город-аэропорт. То тут, то там по горизонтали тянулись длиннющие эскалаторы, а по вертикали взлетали стеклянные лифты. Верочка растерянной походкой направилась к виднеющейся вдали надписи «Рецепшен». Это название как-то успокаивало. Вера предчувствовала, что там должны помочь.

– Где мне найти самолёт на остров Пхукет? – спросила Вера, подойдя к стойке. Маленькие тайские человечки столпились у стойки напротив Веры и, разглядывая её мощь, улыбались белым жемчугом зубов. Такие объёмы для них были в диковинку. Они видели борцов сумо только по телевизору. Теперь же явь была так близко. По их сложенным ладоням и приветственным наклонам с непонятным бормотанием Вера поняла, что порусски здесь никто не говорит.

– Ну как же так? С русскими работаете, а порусски ни бельмеса. И тут Вера запаниковала, думая, что самолёт на желанный Пхукет сейчас улетит без неё.

– Вы чё? Издеваетесь что ли? – закричала она, и лицо её побагровело, а затем побелело. Тайцы попятились назад и растерянно смотрели на негодующе топочущую Веру, меняющую свою окраску. Она стала вспоминать все английские слова, оставшиеся в памяти после школы. Женщина смогла сказать, как её зовут и что ей нужно помочь. Тайцы одобрительно закачали головами и наперебой стали объяснять ей всё, но… на английском языке.

– Боже мой! Я ни черта не понимаю!! – возопила Верочка и обернулась к мужу. Петрович стоял, обложенный багажом, и обескураженно хлопал глазами.

– Ну, чё ты лупаешь?! Чё лупаешь?! Что теперь делать-то ?!

– Сейвёртый этас, – услышала Верочка за спиной. И этот ломаный русский показался ей божественным голосом с небес. Она так резко повернулась, что половина её тела, ещё медленно колышась, разворачи-

126

Северяне № 2, 2013

валась вслед за ней. Перед Верой стоял улыбающийся таец и рукой показывал на лифт, идущий вверх.

– Ну, – нервозно произнесла женщина. – Поняла, четвёртый этаж. А там-то куда?

– Бука джи.

– Слава тебе, Господи!! Пошли искать букву «Джи». И Верочка ринулась к лифту. За ней, скрюченный от тяжести чемоданов, ковылял муж. На четвёртом этаже в каждом пролёте, Вера хаотично двигалась по разным направлениям, а за ней раболепно бегал супруг. После длительных поисков буква «джи» была найдена. В пролёте, относящемся к этой букве, стояло около пятнадцати стоек для оформления билетов. Выяснения «Где стойка на Пхукет?» ничего не дали. Вера, ошалело выпучив глаза, стала бегать вдоль стоек и кричать: – Кто-то говорит по-русски? Хелп ми! Хелп ми! Народ на призыв о помощи столпился, гудя на разных языках. Отголосков русского не было и в помине. Вере казалось, что она сходит сума, что она попала либо в дурдом, либо на другую планету, и ни один инопланетянин не может ей помочь.

– Боже! Мы пропали! Всё, самолёт улетел! Денег ни копейки! Все продукты выбросили таможенники! Звонить некому! – и тут Вера осеклась.

– Стоп! Звонить. Я же сим-карту поставила! – и она начала лихорадочно набирать телефон туроператора. Телефон не отвечал – сказывалась разница во времени. Вдруг, как небесный ангел, явилась девушка в строгой форменной одежде и на ломаном русском объяснила, что на Пхукет стойка номер восемь, что им нужно купить билеты и лететь на остров. Да!.. Лучше бы она этого не говорила.

– Какие билеты?!! Какие билеты, я тебя спрашиваю?! – надвигаясь на помощницу всей своей мощью. – У нас всё включено!!! – заорала Верочка и в слезах рухнула на рядом стоящее кресло. В голове у неё стучали мысли: «Кинули! Кинули!» Стали возникать зловещие образы полицейских, грозящих ей дубинками и закручивающих им руки за спиной, чтобы посадить в тюрьму за бродяжничество.

– Верочка! Да не волнуйся ты так! Давай попытаемся позвонить в Москву в офис турфирмы, – успокаивал её супруг. Вера не унималась, и вскоре слёзы хлынули фонтаном. Николай взял в свои руки телефон и стал звонить по всем номерам, указанным в выданных им документах. И вот на том конце провода послышалась русская речь. Колёк воодушевился. Верочка

победитель конкурса «автора!» | литературная гостиная тут же вцепилась в трубку. Её отборной брани не было конца, порой она сама поражалась столь кручёным оборотам, слетающим с её уст. В России её внимательно выслушали и спокойно уточнили, что электронные билеты в виде отпечатанных листов со штрих-кодом лежат у них в документах. Вот их-то и нужно зарегистрировать перед посадкой.

– Если нас никто не встретит на Пхукете, то я вернусь в Москву и порву вас, как тузик тряпку! – заорала Верочка в телефон.

– Не надо так волноваться! На Пхукете вас встретит гид и отвезёт в отель.

– Ну, смотрите у меня! – погрозила Верочка большим кулаком невидимому оппоненту. После всех потрясений дальнейший перелёт в полтора часа показался мигом. Пока муж получал багаж, Вера, расталкивая и опережая всех идущих к выходу, ринулась вперёд, ища глазами табличку с названием турфирмы, от которой она получила путёвки. Но такого названия не было. Раздосадованная Вера начала уже вскипать, как проснувшийся вулкан. И всё же на подсознании она почувствовала, что промелькнуло что-то очень знакомое и родное, то, что заставило Верочку пробежать глазами ряды встречающих ещё раз. Перед её взором возник на

фоне всех мелких дощечек с надписями различных фирм огромный транспарант. На нём большими буквами красовалась её фамилия.

– А-а-а-а, с-с-уки, испугались! – ликуя, выругалась Верочка, скрючив пухлые руки на бёдрах, отчего стала походить на самовар, и подошла к местной жительнице, которая держала транспарант.

– Э-э-э. Я буду ваша гида, – с гордостью произнесла тайка. – Меня софут Софья, – и улыбнулась своей волшебной улыбкой.

– То-то же, – смягчилась Верочка. – Ну, что у нас там по плану? Гид сообщила, что на выбор клиента есть два варианта: обзорная экскурсия по острову или катание на слонах.

– Поехали в отель, а там посмотрим, – одобрительно буркнула Верочка, втаскивая своё тело в микроавтобус. Остров путешественникам показался скучным: то тут, то там мелькали маленькие домики-лачужки, босые люди и пальмы, пальмы… Обзорная экскурсия по острову была заменена катанием на слонах. Радовало и то, что оплаты за это не требовалось – всё было включено в стоимость путёвки.

Катание на слонах Рассказ

Р

анним утром отдохнувшие супруги тряслись по извилистой дороге на маленькой красной машинке по прозвищу Тук-Тук, в которой не было ни окон, ни дверей. Джунгли дышали испариной. В них что-то кричало, шипело, прыгало и раскачивалось. Утренний воздух уже не казался таким тяжёлым и горячим. Настроение у всех было приподнятое. На коверканном русском что-то трещала гид, пытаясь блеснуть своими знаниями. Дорога была недолгой, и вскоре машинка, резко повернув, затормозила. Все покинули автомобиль, разминая тела. Площадка для посадки на слонов была рядом. Верочку ещё с вечера мучила мысль о том, как же она будет забираться на такую махину. Опасения её быстро улеглись, когда она увидела вышку. Ступени поднимались круто вверх на высоту трёх метров. Слоны не заставили себя долго ждать. Погонщики подводили их по одному к боковой стороне

вышки. Животные беспрекословно выполняли все приказания. Приближаясь к вышке, Верочка брезгливо отворачивалась, прикрывая свой вздёрнутый носик, – запах от животных явно был не «Шанель». Очередь подошла быстро. Погонщик подал женщине руку и повёл вверх по лестнице. Верунчик чувствовала себя богиней, поднимающейся на Олимп. Вот и последняя ступенька. Справа виднелась волосатая, покрытая морщинами серая спина слона. На ней кое-как прикреплено большое и широкое сиденье, напоминающее разрубленный пополам огромный деревянный ящик. От края до края этого ящика завязывалась грязная длинная верёвка, что-то вроде страховочного ремня. С помощью погонщика Вера взобралась на этот ящик и осталась довольна. Он был так широк, что она могла растянуть свои пухлые ручки в стороны и держаться за борта, а страховочная верёвка болталась чисто Северяне № 2, 2013

127

литературная гоСтиная | победитель конкурСа «автора!» символически. Но вот незадача – супруга разместили на другом слоне.

– Ничего, Колюнь! Это даже хорошо! – прокричала ему Верунчик с высоты слоновьей спины. – Вначале я тебя буду фотографировать и камерой снимать, а потом ты меня. И вот караван из десятка слонов вразвалочку направился в сторону джунглей. Поначалу дорога была ровной. Медленное покачивание путешественнице даже нравилось. Она, не замечая ничего вокруг, чтото мурлыкала себе под нос, старательно настраивая фотообъектив. Откуда-то взялась огромная лужа. Слон остановился в самом её центре и всосал в себя, как насосом, ровно половину жидкости. Затем запрокинул хобот себе на голову и… изверг всё это на восседавшую богиню. Верочка не сразу поняла, что произошло. Она ошалело смотрела по сторонам, хватая воздух губами, выискивая причину происходящего. Погонщик, сидящий на голове слона, повернулся к ней и, улыбаясь беззубым ртом, «на пальцах» пояснил, что слон освежился и освежил путницу, дабы ей не было столь жарко.

– Окей, окей! Давай пошевеливайся! Гоу! – руководя, замахала Верочка, искусственно улыбаясь и делая вид, что ничего не произошло.

– Гоу, гоу! – вторя Вере, закричал погонщик на слона, и тот прибавил шагу. «Зря я его поторопила» забеспокоилась Верунчик, трясясь в огромном ящике. И как в воду глядела! Впереди показалась крутая насыпь, уходящая ввысь. Слон остановился, как бы оценивая препятствие, и стал преодолевать его медленно, но уверенно. Женщину охватил ужас: животное, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, поднималось в гору. При каждом шаге Вера стала съезжать куда-то вглубь ящика и перекатываться то в правый, то в левый его угол. Держась одной рукой за борт, другой она держала камеру, которая, качаясь, снимала всё подряд. В зубах женщины маятником раскачивался фотоаппарат. Слон неустанно двигался к вершине насыпи. Чем выше он поднимался, тем больше назад запрокидывалась Верунчик. Её взору явилась устрашающая картина: сплошное голубое небо и огромная голова слона с распахнутыми ушами. Вере казалось, что слон вотвот начнёт запрокидываться и его махина, перевернувшись назад, раздавит бедную Веру. Дыхание у неё спёрло, сердце застучало где-то в горле, в мыслях пульсировала мысль: «хочу жить, хочу жить!». Она крепко зажмурилась, вцепилась в стенки широкого ящика и стала ожидать своей участи. Её сиреневая панама грустно свисала намокшими полями и раскачивалась в такт слоновьей походке. Вере казалось,

128

Северяне № 2, 2013

что слон делает шаг в течение пяти минут, и что этот кошмар никогда не закончится! Но всё когда-нибудь заканчивается, как и этот подъём. Слон остановился. Чувствуя это, Верочка изо всех сил выдохнула задержанный воздух и медленно один за одним открыла крепко сжатые глаза. То, что увидела Вера, повергло её в оцепенение. Где-то там, далеко в низовье огромной долины, простирались густые джунгли, в центре которых петляла извилистая, как нить, дорога, а под ногами слона... находился очень крутой спуск. Не успела Вера опомниться и оценить всю ситуацию, как слон пошёл. Обезумевшая от страха, она успела накинуть себе на шею ремень фотоаппарата и тотчас стала сползать по энерции вниз. Наконец она соскользнула на край ящика и повисла над головой слона с криками: « Ой, божечки мои! Снимите меня отсюда немедленно! Да быстрее же, гоу, гоу!!!» Погонщик всё понял буквально и чтобы ускорить движение животного, достал откуда-то молоток с длинной ручкой и не менее длинным клювом позади молота и ударил по голове бедное животное. Слон взбрыкнул, издав дикий трубный вопль. Волосы на голове Веры приподнялись вместе с панамой. За спиной у неё послышался звук, будто резко лопнул шар огромных размеров, и воздух наполнился зловонием слоновьих экскрементов. Разъярённая махина помчалась вниз по склону.

– Ко-о-о-лечка, ми-и-ленький, сними мен-я-а-а отсюда! – верещала Вера.

– Господи! – кричала она, держась из последних сил, – ну почему мы не поехали на обзорку? О-о-о! Я сейчас упаду вам на голову! – верещала путешественница, дрыгая короткими толстыми ножками у затылка погонщика.

– Окей, окей! – улыбаясь, как прежде, отвечал ей ничего не понимающий шоколадный погонщик. Сколько времени продолжался экстремальный спуск, Верунчик не помнила. Сознание пришло к ней тогда, когда караван слонов, медленно покачиваясь, двигался в джунглях по ровной дороге, возвращаясь к вышке. Сама Верочка громко голосила песню «Таганка» и выкрикивала лозунги о любви к Таиланду и Пхукету на чисто английском языке. Лозунги звонким эхом разлетались по джунглям, распугивая местных обитателей. Погонщики смеялись и одобрительно кивали, одновременно плетя для Веры сувениры из листьев тропических деревьев. Верочка, царственно восседая на слоне, с лёгким поклоном головы принимала эти дары – ведь всё было включено.

Валерий Ольшевский родился в Поль­ ше на берегу Балтийского моря в семье офицера. Детство и юность прошли в военном городке в астраханских степях. Рано прочел занимательные книги по геологии А.Е. Ферсмана и мечтал стать геологом. В Саратовском университете получил профессию инженера-геолога и тридцать лет работал полевым гео­ логом на Колыме и Чукотке. Кандидат геолого-минералогических наук, автор 25 печатных работ. В 2007 году приглашён заниматься поисками месторождений золота на Полярном Урале. С этого времени постоянно живет в посёлке Харп. Пре­ подает геодезию в агроэкономическом техникуме в Салехарде. Писать прозу и стихи начал в школьные годы. Впервые опубликовался в уни­ верситетской газете с ироническими заметками. Первый рассказ в сборнике начинающих авторов вышел в Саратове в 2005 году. Пишет публицистические и научно-популярные статьи, печатался в периодических изданиях Саратова и ЯНАО. Любимый жанр – ироническая проза.

артём тытюк

победитель конкурса «автора!» | литературная гостиная

Валерий Ольшевский

Неприятности с Толей Рассказ

П

ришёл Митя. Он приходит часто. Потому что сын моего геологического друга Ивана. И потому что ему делать нечего. Ему 45 лет. И он на военной пенсии. У Мити великолепная голливудская улыбка, полная зубов, и пивное брюшко. Из-за чего он по утрам бегает, но пока безуспешно. На работе Митя долго не задерживается, хотя у него редкая высокоинтеллектуальная профессия радиотехнического специалиста по ракетным комплексам СС-300. То что-нибудь включит не так или выключит не то. Да и сам работать не хочет. Пенсии в 12 тысяч рублей ему вполне хватает. За квартиру тысяч пять, а ест он немного и ничего не

Вместо эпиграфа – Слыхал, в крытый рынок привезли китайский мебельный гарнитур?

– Ну и чё в нём?

– Две циновки и портрет Мао Цзэдуна. Саратовская шутка 1965 года покупает. Кроме меня, Митя частенько захаживает к отцу. Но отец есть отец, и вечно у него к Мите претензии, то кран раскрутил и вода течёт, то не уследил и квартиру затопило, ну и пошло-поехало. Не одно, так другое. А тут у нас объявился иностранец. Звонит Серёга и спрашивает, нет ли у нас квартиры под съём. Для японца. Японец ищет квартиру.

– Есть, – говорю, давай своего японца. По прибытии японец оказался китайцем. А когда увидел у меня камни полярно-уральские, то вообще разговорился. Цуй Тунин из Чанчуня, провинции Цзилинь. Китаец просил называть его Толя. Несколько лет уже живёт в России, российский Северяне № 2, 2013

129

литературная гостиная | победитель конкурса «автора!» гражданин. Крепенький мужичок 1955 года рождения. Разводит помидоры под Чебаркулем и по просьбе своего китайского друга приехал разузнать про полярно-уральский нефрит. Я сразу в Интернет. «Китайцы на Южном Урале». И натыкаюсь на выступление члена правительства, который говорит, что китайцы завалили Московскую область высококачественными помидорами с Южного Урала. Одна проблема с налогами. Говорю, что же ты, Толя, пугаешь наше правительство своими помидорами. А он смеётся. Оказывается, про нефриты, белые, как снег, и нефритовые водопады на Соби он узнал тоже из Интернета. Шустрая дамочка выложила, сфотографировавшись с каким-то белым валуном в руках. Толя приезжал уже зимой, доехал до станции Собь. Дело, по его словам, нешуточное. Такой белый нефрит потянет на многие сотни тысяч долларов. Пытался Толя хотя бы что-то прознать, но не тут-то было. Мужики ничего путного ни о водопадах нефритовых, ни о бабе с белым валуном сказать не смогли. Толя хотел снять квартиру и поразузнать поподробнее о нефритах. Поселил я его сначала в квартире 26, а потом перевёл в соседнюю квартиру 27, попросторнее и понадёжнее. Потому что владелец 26 квартиры хотел вскоре приехать и продавать свою квартиру. В очередной приход ко мне Митя вдруг решил нанести визит китайцу. Я его отговаривать не стал, потому что бесполезно. Мне тоже нужно было выходить на улицу. Спускаемся. И вдруг вижу, Митя решительно подходит к двери 26 и начинает в неё стучать. Я безучастно прошёл мимо. Жду на улице. Появляется Митя.

– Стучал-стучал. Не отвечает, – посетовал Митя.

– Может быть вышел куда-нибудь, – заметил я. – А потом, Митя, он просил, чтобы я не рассказывал никому ничего про него.

– Да я когда играл в теннис, хотел сказать, что я сейчас приведу китайца и он всех вас обыграет, да сдержался.

– Молодец, – отметил я. Сидит Митя у меня. Приходит китаец Толя. Митя говорит: – Я когда стучу, ты мне открывай. Я свой. Толя недоумённо крутит головой. Понять ничего не может. Я объясняю про Митю. Китаец удивляется, что такой молодой и здоровый не работает, а получает пенсию. Говорю, что он служил в армии. Митя продолжает свой разговор с Толей: –Ты не играешь в нарды, шашки? Толя не понимает. Митя показывает на шахматную доску. Толя отрицательно качает головой.

130

Северяне № 2, 2013

– Тебе надо открыть курсы ушу, – показывает Митя журнал «Деньги». Толя молчит. Митя крутит в руках диски с эротикой. Говорю: – Митя у нас эротикой интересуется. Толя улыбается. С женой Толи, китаянкой Лялей, я уже знаком заочно по телефону. Толя, когда мы утонули, приходил ко мне звонить. Предложил ему позвонить с моего домашнего, а он говорит: – Дорого! 40 рублей – одна минута с Китаем. Принес свои симки. Я вставил одну в свой «СониЭрикссон». Телефон мой работал, потому что я сразу по приходу-приезде домой вытащил батарею, симку и положил на солнце телефон сушиться. Толя говорит: – Хорошие у вас делают телефоны. Открываю заднюю крышку и показываю ему: – «Made in CHINA». Только Луну, как известно, делают в Гамбурге. А все остальное в Поднебесной. Вообще, Толя очень экономен во всем. Хотя к утоплению части своего имущества отнёсся равнодушно. Митя спросил, какой религии китаец поклоняется. Толя ответил, что он – буддист. Тогда Митя стал объяснять Толе, что религия – это опиум для народа.

– Ты знаешь, что такое опиум ? Еле-еле удалось выпроводить Митю. Толя сокрушённо вздыхает. Догадался, что с Митей не всё ладно. Вот что значит древняя цивилизация. Серёга посоветовал рассказать Толе, что Митя – майор Российской армии. Пусть, мол, знает, какие у нас майоры. Того и гляди, что не ту кнопку нажмёт. Пришёл я в банк к Андрею. Просил денег. Кредита Андрей не дал. Спрашивал, зачем. Говорю, надо везти китайца за нефритом.

– Что такое нефрит? Говорю, жирный, гладкий на ощупь, зелёный и тяжёлый. Самый лучший – прозрачный. Плотность 3,3 грамма на кубический сантиметр. Даже у кварца всего-навсего 2,65. Китайцы очень любят.

– А как узнать плотность?

– Про Архимеда не помнишь, ну ладно. Берёшь мерное ведро, кладёшь валун и наливаешь воду, чтобы полностью закрыла камень. Сколько вода поднялась от камня, такой объём. А потом пружинными

победитель конкурса «автора!» | литературная гостиная весами узнаёшь вес. Делишь вес на объём, получаешь плотность. Если же камень в ведро не поместится, то принимаешь валун за идеальный шар и по формуле 4/3 π R³ узнаешь объём. Но вес в любом случае надо измерить.

– А лунной ночью нефрит светится в реке. И тогда за ним можно нырять. Но во всяком случае надо сначала набить глаз, – и показываю на свой правый глаз, почерневший от удара суком. Андрей хохочет. Из соседнего банка выглядывают удивлённые девицы, чтобы узнать причину веселья банкира. Мат в посёлке можно чаще услышать, чем смех. Говорим с Толей о нефрите.

– Когда поедем за белым нефритом?

– Вы, китайцы, сколько лет занимаетесь нефритом? Две тысячи?! Толя обиделся: – Три тысячи лет!

– А мы с тобой занимаемся три дня, и ты хочешь всё и сразу. Про водопад на Соби я знал и отвёз Толю поездом на 137-й км, где мы вытащили свой скарб с лодкой и спустились к Соби, чтобы плыть к водопаду. Толя разбрызгал водку из маленькой бутылочки вокруг на камни и что-то пошептал. От утопления нас это не спасло, но жизней мы не лишились. Не найдя никаких следов нефритов возле водопада, мы поплыли в Харп. Комаров нет. Солнышко июньское припекает. Вода как стекло. Тишина и полное безлюдье. Лиственницы распустились, стоят, радуют глаз, красавицы. Туристы-сплавщики по Соби появляются позднее. Я разулся. Мы гребли поочерёдно, в зависимости, как лодка поворачивалась и куда надо было выруливать. И вот в очередной поворот вдруг видим, что лодка устремляется к крутому правому берегу в завал изломанных деревьев. Мы выставили вёсла, надеясь оттолкнуться. Но не тут-то было. Нас стремительно прижало к деревьям, лодка стала складываться и, набрав всклянь воды, скрываться под водой. Ну, думаю, ничего страшного, сейчас встану на дно. Ничего подобного, ледяная вода смыкается уже над вытянутыми вверх ладонями, а дна ещё нет. Позже я узнал, что в этой яме 6 метров глубины. Единственная мысль, что же будет с китайцем, который плавать не умеет. Выныриваю. Тишина. Очков нет. Глаз саднит от удара суком. Китайца нигде нет. Вот тебе и сплавали! Но через пару минут слышу, шевелится что-то в кустах. Зацепился за кусты и ползёт из речки китаец. Слава Богу! Лодка вынырнула, но я уже на неё не обращал внимания. И она тихо, не спеша удалилась вниз по течению, оставив все

наши вещи на дне, а нас на берегу, где за нас тотчас принялись комары. Более всего, конечно, огорчило, что пришлось по лесу и камням топать километров пятнадцать босиком. Я изорвал рубашку на онучи, но потом нашел старую брезентовую палатку и навертел на ноги что-то более существенное. Китаец мужественно предлагал свои кеды, но его ножка оказалась типично китайской, крохотной. Больше мы не сплавлялись, но топали пешком по тридцать км, нагруженные, как вьючные ослы. Китаец берёг денежки, а у меня лишних не было, чтобы платить вездеходчикам по пятьсот рублей за один километр. И вот однажды на Нордвыменшоре я увидел неожиданно под ногой блеск зелёной стеклянной бутылки. Оказался камень. Да какой! Это была вершина огромного валуна, скрытого в песчано-гравийной смеси. Взгляд терялся в зелёной глубине, как через иллюминатор батискафа, через толстое стекло которого силились мы с китайцем что-то увидеть. Потом этот камень, вернее, его макушку, Толя показал Саше Хэ, коммерсанту из Манчжурии. Хэ окаменел. Нефрит был не менее 5 тонн и самого высокого качества по цене не менее тысячи долларов за кг. Перед нами лежали 5 миллионов долларов. Толя засыпал валун-батискаф галькой и положил бревно поперёк. В апреле неожиданно звонит мне в Салехард Толя и говорит, чуть не плача, что в посёлке появился Хэ с шестью подельниками и, вероятно, норовит увезти его Толины 5 миллионов долларов, и он, Толя, хочет застрелить Хэ. Интересовался, сколько ему сидеть за это по российским законам.

– Думаю, что ты будешь в состоянии аффекта и лет восемь получишь. Хорошо будешь себя вести, отсидишь лет пять. Толе Хэ сказал, что приехал за золотом, а не нефритом. А сам, набрав продуктов, отправился на Нордвыменшор. Снегу там было ещё под два метра, но с давних пор сохранились в верховье Нордвыменшора две избушки с печками, которые активно использовали туристы. Я завёз с вездеходом в избушки прошлым летом три пружинных двухспальных матраца с харпских помоек и там стало значительно комфортнее. И вот, оказывается, Хэ крадёт наш батискаф и спит при этом на моих матрацах. Звонит мне знакомый геолог.

– Это не ты работаешь на Нордвымене? Там восемь китайцев. Смотри, это прямое нарушение закона. Северяне № 2, 2013

131

литературная гоСтиная | победитель конкурСа «автора!» Говорю, что знаю, но мой китаец законопослушный смирно сидит дома, только готовится убивать этих китайцев закононепослушных. На всякий случай доложил я куда надо. Ждём. Органы раскрутились через 9 дней. Привезли захваченных китайцев в Салехард, а поселить некуда. Вид у них ужасный – как у пиратов. Крепкие парни, но все чёрные, прокопчённые, распространяющие вокруг себя здоровый чесночный дух. В избушках печки прохудившиеся, и дым валит по-чёрному внутрь. Хотел их по простоте душевной пристроить на ночь в общежитии, где жил. А добрые женщины как увидели этих копчёных, то решили, что это бандиты. Силовики ещё наговорили про рудники и депортацию, так что женщины руками замахали. Хэ был при копчёных, при моём появлении сильно смущался, но не обнаруживал нашего знакомства. Правда, силовикам, оказывается, наговорил, что дал мне полтора миллиона. Рублей, конечно. Хэ возил на себе пояс какой-то непомерной длины. В поясе стопкой сантиметров в двадцать лежали пятитысячные российские дензнаки. Летом поехали с Толей на место валунабатискафа. Там оказалась яма и обилие ломов, сломанных лопат и отличнейших берёзовых черенков от них. Толя чуть не плакал. Потом мы с Толей объездили всю нефритовую полосу, были в Коми, с другой стороны хребта. Осмотрели всё. Больше многомиллионных валунов нам не попалось. К осени приехали к Толе другие китайцы. Приехали баржой шесть человек на «таблетке», загруженной битком. Переводчик Женя рассказывал, что средний нефрит идёт по пятидесяти долларов за килограмм, но и неважного качества нефрит сгодится. Китайцы умерших кремируют, а урны для праха должны быть из нефрита. Силовики начали снова охоту на прибывших. У китайских геологов, специалистов по нефриту, все документы оказались в порядке, кроме разрешения на въезд в погранзону. Говорю, что же ты, Толя, эти бумаги-то можно было сделать. Да, знаешь, говорит, у нас из работающих на помидорах трёхсот китайцев правильно оформлено человек сто.

– А с остальными как же?

– Да, – говорит, – когда приходят проверять, их Ляля с улыбкой радостно встречает, поговорит, пошелестит, и всё в порядке. Ляли не было. Говорить и шелестеть было некому. Китайские рабочие с просроченными документами были захвачены и отсидели несколько месяцев, пока решали, что с ними делать. Похоже,

132

Северяне № 2, 2013

что силовики хотели их сделать приманкой для ловли организаторов нефритового заезда. Когда организаторы не появились, силовики принялись за Толю. Нажали на него, заставляя уехать под угрозой обвинения в шпионаже. А сами приготовились его брать с нефритом на руках на путях отхода, устроив ловушки в аэропорту и железной дороге. Толя обвёл всех вокруг пальца, тихонько выведя «таблетку» из тайного гаража. Нагрузил её доверху и поплыл баржой вверх по Оби. Уехал не по-китайски, а поанглийски, не прощаясь. Силовики отловили в горах ещё каких-то китайцев. Как говорил Толя: «У нас в Китае народа много». Случались и проколы. Остановили самосвал на дороге и стали спрашивать водителя, не видал ли он китайцев. А водитель и порадовал их.

– Как же не видал? Я им лапшу сейчас везу.

– А что они делают?

– Да какие-то камни возят. Вишь, все борта на самосвале побил.

– А где они сейчас?

– Да, ждут меня на Харбее. Тут бы силовикам и засомневаться. На Харбее нефрита нет. Там зайцы, хариус, да молибденовый рудник, закрытый ещё в пятидесятых годах. Однако силовики – парни молодые, быстрые, хотя недостаточно осведомлённые. Короче говоря, когда они нагрянули с неба на вертолете на Харбей и, натянув для ужаса чёрные маски, с автоматами выскочили на землю, то их встретила тишина, и любопытные зайцы торчали изо всех кустов. Видать, до этого парней в чёрных масках им не приходилось видеть. Пошутил водитель. А час вертолета Ми-8 между прочим сто тысяч русских рублей. Шутка на триста тысяч. Позже Толя звонил мне из Китая, поздравлял с Новым годом. Звонила Ляля. Говорила, что разводится с Толей. Оказалось, что Толина поездка за нефритом – её проект, чтобы отдохнуть от Толи. Правы были французы, рекомендуя во всем искать женщину. Прошло несколько месяцев. За это время оказалось, что китайцы не только первая по экономике держава, но и наши лучшие друзья. А мы благодаря вниманию Толи несказанно разбогатели. Причём исключительно в китайских традициях. Очень быстро и сразу в десять тысяч раз. Нордвыменшор, на котором никто не предполагал более ста тонн нефритов, выставляют на конкурс. И прогнозная оценка его теперь составляет ОДИН МИЛЛИОН ТОНН НЕФРИТА…

победитель конкурса «автора!» | литературная гостиная

артём тытюк

Ирен Монсе родилась в городе Тбилиси (Грузия). В 1978 году окончила Иркутское училище искусств, отделение «Керамика», а в 1987 году Харьковский художественнопромышленный институт, факультет «Дизайн интерьера». На Ямале проживает с 1998 года, преподаватель художе­ ственных дисциплин Ямальского многопрофильного кол­ леджа. Участник окружных и городских выставок и конкур­ сов изобразительного, декоративно-прикладного искусства и фотографии. Литературным творчеством увлеклась уже на Ямале, с 2000 года публикуются её статьи и рассказы в альманахе «Обская радуга», журнале «Северяне», в сборнике «Культура Ямала». Участвует в художественном оформлении этих изданий. Приняла участие в трёх литературных конкур­ са «Автора!», дважды была в числе победителей.

Ирен Монсе

Детство Рены Рассказ

Ж

ара. Асфальт плавится. Окно открыто настежь, перед ним небольшая ровная площадка и железный гараж, который, как обычно, закрыт. «Бух-бух» – лупит Бичико мячом в воображаемые ворота, позже он войдет в состав юношеской сборной Грузии по футболу.

– Опять разыгрался! – возмущается бабушка, но тут ничего не поделаешь, она человек маленький и прогнать его не может, остаётся только возмущаться и ждать, когда Бичико надоест лупить по замызганной двери гаража. Рена живёт с бабушкой в сырой полуподвальной квартире, в которой всегда прохладно, даже в такую жару. Четыре ступеньки вниз на бетонный пол веранды, где из углов иногда появлялись большие черные тараканы. Рена всегда живёт здесь, как будто Рена и родилась тут, хотя это не так. У неё ведь есть и отец, и мать, но она не помнит, чтобы жила где-нибудь еще. Помнит два деревянных стула, приставленных друг к другу, куда её укладывали спать вместо детской кроватки. Маленькая кухня, в которой ничего нет, напоминающего о своем предназначении: ни плиты, ни раковины. Только в углу старый ржавый таз под рукомойником.

– Пись, пись, – приговаривает бабушка, держа Рену над тазом.

Рена – тихая, худая и нескладная девочка со стрижкой под мальчика. У неё никогда нет бантиков или заколок, такую причёску ей делают всегда.

– Лучше расти будут, – убеждённо говорит бабушка, когда в очередной раз ведёт Рену в парикмахерскую. Бабушка вообще не любит, чтобы ей противоречили, её слово – закон.

– Мать, отец бросили, вот отдам тебя в интернат, – грозит она, когда Рена не слушается. Услышав об интернате, Рена сразу смолкает, она боится этого слова, оно действует магически. Бабушка – маленькая, худенькая старушка с абсолютно седыми стрижеными волосами, она пудрит нос и иногда завивает волосы на плойку, которую нагревает над керосинкой. Она ходит в тёмных старомодных платьях, пиджаке и берете, который связала крючком, платков она не любит, видимо, сказывается её дворянское воспитание. В такую жару, как сейчас, выходя на улицу, бабушка берёт с собой старый полотняный зонт от солнца. Впрочем, выходит она из дома редко, да и куда ей ходить? Обычно бабушка сидит за столом возле окна и смотрит во двор. В это время года во дворе тихо, весь Тбилиси выезжает на море, это только ей ехать некуда и не на что. А вообще, двор тихим не назовешь. Осенью начнется – Северяне № 2, 2013

133

литературная гостиная | победитель конкурса «автора!» то соседи переговариваются, двор-то – колодец, дома близко друг к другу, то разносчики кричат: – Хахви, хахви, лук, лук!

– Пури, пури, хлеб! И всё приходит в движение: с веранд сбрасывают корзины на верёвках, а обратно тянут наполненные свежим грузинским лавашем или кинзой, или прохладное мацони. Но бабушка не участвует в этом: они бедные и никогда не покупают у торговцев. Рена привыкла и ничего не просит. Она не знает, какое на вкус это мацони, видела только пол-литровые банки с чем-то белым и, наверное, вкусным. Рена знает, что на верхних этажах живут богатые, им всё можно покупать. С верхних этажей доносятся звуки фортепиано. Все дети из приличных семей обучаются музыке, так принято, так же обязательно, как выезжать на лето. Если удается Рену куда-нибудь отправить летом, обязательно отправят. В первый раз в жизни её отправили на дачу, когда ей было три года, есть даже фотография: вагон и высовывающаяся зарёванная Рена в белой панамке. В садик Рена ходит всегда, как на работу. Ей надевают белый халат поверх платья и мальчишеские ботинки со шнурками, справиться с которыми – трудная задача. Рену приводит бабушка рано.

– Ты опять не здороваешься, – говорит воспитательница. Рена краснеет, она поздоровалась, но так тихо, себе под нос, что её никто не услышал, В большом музыкальном зале пусто, только два мальчика ползают по паркету, выковыривая семечки из щелей. И Рена присоединяется к ним. Она не может понять, почему одни семечки вкусные, а другие нет, ей невдомёк, что она жует шелуху. Иногда по субботам её забирает отец, он сразу ведет её в кондитерскую возле садика, где глаза её разбегаются от обилия вкусных пирожных. Бабушка её сюда не водит, и это для Рены большое событие.

– Опять ты её водил в кондитерскую, теперь обед есть не будет, – ворчит бабуля, это вторая бабушка Рены, мать отца, видя перепачканную кремом довольную физиономию внучки. У отца Рене интересно, в большой квартире с высокими потолками на втором этаже, где много картин, стеллажей с книгами, всегда вкусно кормят и весело. Здесь всегда много народу, играет музыка. Гости пьют дешёвое грузинское вино, горланят песни: Когда качаются фонарики ночные, Когда по улицам опасно проходить, Я из пивной иду, я никого не жду, Я никого уж не сумею полюбить. Маленькая болонка Джоник «пела» под музыку и танцевала на задних лапах под дружный смех гостей.

134

Северяне № 2, 2013

Рену кладут спать во второй комнате с окном, выходящим на площадь. Но она не может уснуть. После ночной тишины их двора здесь всё не так: всю ночь носятся машины, освещая фарами потолок, мигает неоновая реклама. Крики «Такси, такси!» раздаются в раскалённом ночном воздухе. Она засыпает далеко за полночь под разноязычные голоса большого южного города. А в воскресенье, если отец оставляет Рену ночевать, врывается бабушка и ведёт её домой.

– А то опять в садик не поведут, – сетует она. Она любит во всём порядок. Но зато у Рены впечатлений на всю неделю, от еды, от гостей, шума, суеты и запахов этой квартиры со старинной мебелью, в которой когда-то жила она с отцом и матерью (правда, она этого не помнит), а теперь мамы тут нет, но есть уже другая тетя – Зема, она живёт здесь. Мама вроде бы есть, но её и нету, она мало влияет на жизнь Рены, то появляясь, то исчезая. Утром, когда Рена идет в садик, мама спит на большой железной кровати в углу, за которой у Рены свой столик и ящик, где она играет. А вечером, когда Рена ложится спать, мамы ещё нет, она приходит поздно. Мама учится в вечерней театральной студии, а вскоре уезжает совсем. Бабушка по утрам ходит в булочную, откуда приносит свежие слойки. Потом, много позже, бывая во многих городах страны, Рена вспоминала эти хрустящие слойки своего детства и удивлялась, думая, «почему таких нигде нет, разучились печь?». Рена просыпается от запаха кипячёного молока. Она подливает молоко в гречневую кашу – своё любимое блюдо. Тбилисские магазины представляют из себя нечто сказочное – огромные горки сухого молока в банках, сгущёнки, шоколада в разноцветных бумажках. А запахи – это что-то фантастическое! В витринах красуются головки голландского, костромского сыров, колбасы, которые продавцы нарезают тонкими ломтиками большими длинными ножами. Лежат тушки кроликов и молочных поросят. А в кондитерском отделе: трюфели, конфеты «Мишка на севере», да и всего не перечесть. Только покупатели из них плохие. Бабушка обычно покупала сто граммов сыра и двести – колбасы, а что еще она могла позволить, ведь Рену воспитывала на двадцать рублей отцовских алиментов. А продавцы всегда старались кого-нибудь обсчитать и обмануть. Однажды вместо ста граммов мармелада дали целый пакет весом в килограмм. Рена удивлённо дернула бабушку за рукав: – Это так много?

– Тихо, молчи, – прошептала бабушка и быстро потянула Рену за руку к дверям магазина, пока продавец не понял, сколько взвесил, обманув сам себя. Вот было радости-то! А в промтоварных магазинах

победитель конкурса «автора!» | литературная гостиная они и вовсе, кроме ниток, ничего не покупали. Когда Рена робко что-нибудь просила купить, то бабушка ей заявляла: – Вот будешь жить с матерью, тогда и проси, а что с меня взять? Однажды они зашли в такой магазин с бабулей, она примерила на Рену пальто. Примерила, и на этом дело кончилось. Рена потом часто вспоминала то некупленное пальто своего детства. Зачем так сделала бабуля? Зачем нужна была эта примерка? Одевал Рену весь двор, неся старую ненужную одежду. По вечерам бабушка водила гулять Рену в парк Арто – это небольшой детский парк с дорожками, усыпанными красным битым кирпичом. Здесь стояла эстрада-ракушка, играл духовой оркестр. Дети катались на качелях и распевали песни: Оранжевое небо, Оранжевое море... Бабушка прогуливалась с Реной вдоль вечнозелёных кустов с большими цветами. Рена с любопытством заглядывала в окна ярко освещённого зала, где танцевали девочки в белых юбочках. В дальнем углу Арто стояли деревянные бочки, которые бешено вращались от бега мальчишек в центре каждой, иногда кто-нибудь не удерживался и падал на сырой песок. Бабушка очень любила индийские фильмы, и они ходили в кинотеатр, покупая билеты во втором ряду по двадцать копеек. Они пересмотрели много фильмов: «Бродяга», «Любовь в Симле» и многие другие с песнями и танцами. А мама водила Рену в другой парк – Муштаид, он был далеко от дома, ходили они туда редко, но там было много интереснее: в пруду грациозно плавали лебеди, можно было подняться на чёртовом колесе или покататься на моторных лодках по кругу бассейна. Рена каталась на старых каруселях, но больше всего ей нравилось на лодочках, от которых её невозможно было оттащить. Так что в этом парке они могли прогулять целый день. Возвращаясь усталая, но счастливая, Рена крепко засыпала после такого волшебного дня. Когда в первый раз мама привела Рену на спектакль в театр, надев на неё платье на вырост, Рене было всего шесть.

– Если тебя спросят, сколько тебе лет, отвечай – семь, – предупредила мама. Никто не спросил, Рена была не по возрасту высоким ребенком. Так началась любовь Рены к театру. Потом, будучи школьницей, студенткой, она ходила на все спектакли с большим удовольствием. Одинокая акация в центре двора начала терять листья, вот уже и лужи покрылись тонким слоем

льда. Зима. Бабушка по вечерам топит печку, а Рена сидит на маленькой скамеечке и смотрит на пламя. Этот каждодневный ритуал заканчивался глажением лоскутков маленьким чугунным утюжком, который нагревается на печке. Цветные лоскутки складываются в чемоданчик, потом из них Рена шьёт шикарные туалеты для своей любимой куклы. А по воскресеньям бабушка с Реной играют в «дурачка», забравшись с ногами на большую мамину кровать. Они играют целый день, до одури. И потом, в своей уже взрослой жизни, Рена никогда уже больше не будет играть в карты ни на пляже, ни в поездах. Наверное, наигралась тогда, в те далёкие воскресные дни. Близится Новый год. На стол водружается старая искусственная ёлка. Рена вешает на неё яблоки и конфеты. Если зажечь гирлянду, то очень уютно. Справлять Новый год они будут вдвоем, сидя возле ёлки и слушая радио. Под бой курантов Рена, хлопая в ладоши, кричит: – Ура! Новый год! Потом они съедают по котлете, Рена срезает конфету с елки, вот и всё, глаза уже слипаются, пора спать, праздник окончился. Зима – самое противное время года в Тбилиси, снега нет, а любимые парки закрыты, гулять негде, остаётся только сидеть дома. Бабушка длинными вечерами перелистывает подшивки журналов «Здоровье» и «Крокодил», а Рена смотрит в них картинки, устроившись рядом под уютной настольной лампой. Или бабушка читает сказки, особо любимой была потрепанная книжка восточных сказок, которые Рена знает наизусть. Её учат читать, но что-то никак не получается, буквы она знает, но читать не может. А любит она рисовать цветными карандашами, сидя часами за столом возле окна, поджав под себя ноги, и страшно не любит, когда ей мешают. У бабушки были своеобразные убеждения. Заварку она считала вредной, и они пили вместо чая пустой кипяток. А питание было достаточно скудным – постный суп на воде с картошкой и крупой, без вкуса и запаха. А если покупались куриные головы и ноги, то это было здорово! Курицу целиком Рена увидит уже в своей взрослой жизни. Иногда были котлеты, первые два дня было вкусно, а вот потом… Холодильника в доме не было, и котлеты лежали на веранде, где было прохладнее, превращаясь в серую безвкусную подошву, которой Рена с трудом давилась. Большой кусок чёрного хлеба с сыром. Рена быстро съедает сыр, а хлеб украдкой забрасывает за шкаф.

– Что, так быстро съела? – удивляется бабушка и выдаёт второй кусок с сыром. Однажды бабушка несла вскипевший чайник и запнулась о порог кухни. Северяне № 2, 2013

135

литературная гостиная | победитель конкурса «автора!» Чайник в одну сторону, бабушка в другую. Перепуганная Рена из угла наблюдала, как бабушка плачет, обычно она сдержанна. Бабушка плакала не потому, что упала, она плакала от обиды, от одиночества. Она плакала о своей горькой судьбе. А чайник – последняя капля копившегося в душе изо дня в день отчаяния, которая переполнила ту меру терпения, едва сдерживаемого годами. Бабушка и внучка, два одиноких существа. Никто к ним не приходит. Разве что подруга бабушки, которая работает в детском саду, приносит иногда остатки еды из садика. А её внук Борька, хоть и старше Рены на несколько лет, играет с Реной на полу под большим столом, стоящим в центре комнаты. Иногда бабушка заболевала, у неё поднималась температура. Рена в ужасе думала: «А вдруг бабушка умрёт, я останусь одна», – и Рена прислушивалась к её неровному дыханию. Раз в месяц приходит дед, он живёт в другом месте, но приносит бабушке деньги. Он суровый, морщинистый, но ещё крепкий старик. Дед водит автобусы через большой Кавказский хребет. Бабушка рассказывала, что они познакомились после революции, когда город (она жила в Кисловодске) переходил то в руки красных, то белых, то банд зелёных. Отец бабушки с мачехой сбежали за границу, а она растерялась среди всей этой неразберихи. Переболела тифом, её побрили налысо, и пришлось носить берет с искусственной челочкой, которая привязывалась на ленточке. Вот в таком виде она и встретилась с бравым красноармейцем, через три года они обвенчались. Вначале они жили хорошо, переехали в Тбилиси, дед её жалел, но всё это в прошлом. После войны он пришёл нервный, начал пить, гулять, драться. И когда он ушёл, бабушка облегчённо вздохнула. Она боится его и называет «хозяин», а мама болтается по городу в те дни, когда он должен прийти, чтобы с ним не встретиться. Но всё же, если дед застаёт маму дома, то они закрываются во второй комнате и серьёзно о чем-то разговаривают. Дело в том, что дед не разделяет устремлений дочери, он считает несерьёзными её мечты о карьере артистки, так как она вечно без работы. Ей нечем возразить. А бабушка ворчит на маму, по словам мамы – «пилит». Раньше мама работала в театре: танцевала, пела в массовых сценах, в доме были разговоры о театре, ведущих актёрах и закулисных интригах. Однажды она даже поехала на гастроли в Москву, на декаду грузинского искусства. А бабушка не хотела сидеть с Реной, и её оставили у бабули. А на другой день после отъезда мамы она привела Рену под арку её родного двора, сказала: – Иди, иди!

136

Северяне № 2, 2013

Сама бабуля спряталась и наблюдала, как соседи позвали бабушку, и ей ничего не оставалось, как забрать внучку, которая шла одна неуверенным шагом по центру двора, не понимая, что происходит. Неудивительно, что и вторую свою внучку от новой невестки она тоже не будет воспитывать. Умрёт она в глубокой старости, и ни одна из повзрослевших внучек не вспомнит её добром и не будет ходить на её могилу. Рена, если и вспомнит бабулю, то только сидящую за пасьянсом или шахматной доской, до чего она была большая любительница. Но вдруг в жизни этого тихого дома появляется новый персонаж – это ещё одна бабушка, мать деда, которая приедет умирать на Родину из далёкого Уругвая, куда её забросила судьба после революции со вторым сыном, братом деда Рены. Она вовсе не похожа на бабушку, высокая, худая, очень морщинистая с большими цыганскими серьгами в ушах. В любую погоду она надевала по три шерстяных платья одно на другое. Ей отведут вторую, лучшую комнату, которую она, уходя, закрывает на навесной замок. Во дворе прабабку называют «испанка», ей приходят письма от сына из Уругвая в больших серых конвертах с множеством марок. Живёт она обособленно, не обращая особого внимания ни на Рену, ни на бабушку. Она ходит в церковь и целыми неделями пропадает у многочисленных родственников. Иногда она отправляется в путешествие по другим городам, в гости к сёстрам. В их семье было десять дочерей. Иногда длинными зимними вечерами прабабушка с бабушкой, сидя в полутьме, вспоминают былое. Но это не прибавляет теплоты в их отношения. Бабушка называет свою собеседницу за глаза «гадюка», ей всё кажется, что та роется в шкафах, когда дома никого нет. Сегодня необычный день – Рену ведут фотографироваться, скоро она пойдет в первый класс, и было решено сделать по этому поводу фотографию. Рене на макушку водружают белый бант и надевают шёлковое платье. В ателье со всех сторон на неё наводят софиты, свет падает прямо в глаза. У Рены ручьем текут слёзы, которые она пытается сдерживать, но ничего не получается. Так и получилась она на фотографии – маленькая зарёванная девочка с огромным бантом. Школа, обычная городская школа запомнилась большим асфальтированным двором с высокими кипарисами, куда дети выбегали на переменки. В классе учились армяне, грузины, курды, осетины. Рена сидела за одной партой с гречанкой Нелли. Самый любимый урок – урок рисования. Она помнит старую учительницу Тамару Семёновну, хрупкую и болезненную. Все дети на уроке кричали, бесились

победитель конкурСа «автора!» | литературная гоСтиная и не хотели рисовать. А на следующую неделю учительница заболевала, и две-три недели её не было. Все были очень рады, одна Рена грустила, что её любимого урока не будет. Волосы выросли, и теперь по утрам бабушка заплетала Рене две косички, подшивая свежий воротничок к форме и отправляя её в школу. А в свободное время Рена выходила играть во двор. Здесь со своей подружкой Гуло они играют в прятки, классики. Во дворе стоял старый автомобиль. Сосед усердно его ремонтировал целый год. И наконец, о чудо! Старое авто срывалось с места, делало круг по двору, с диким рычанием в клубах черного дыма. Сосед уезжал на лето в село. А осенью всё начиналось сначала. Телевизора в доме у бабушки не было. Рена с мамой (если та была дома) ходили «на телевизор» к тёте Марусе, живущей на втором этаже. Они приходили к девяти вечера, смотрели фильм и уходили, поблагодарив хозяйку. Тетя Маруся работала поваром в больнице. Каждый день, идя с работы, она несла полные сумки.

– С работы продукты несёт, больных обворовывает, – говорила бабушка, глядя в упитанную спину удаляющейся тете Марусе. На Новый год в школе проходит ёлка. На девочек надевают белые воздушные платья, изображая снежинки. Рена с завистью смотрит на них и втайне мечтает, как и она запорхает в таком чудесном платье по паркету актового зала.

– А я в чём пойду на ёлку? – робко задает Рена вопрос бабушке.

– В форме и белом фартуке, – раздаётся каждый год один и тот же ответ. Хотя один раз Рена все же надела новогодний костюм – костюм волшебницы. Так они решили его назвать. В ту зиму мама была дома, она взяла бабушкину сатиновую черную рубашку и нашила на неё люрекс, бисер, всё, что нашлось. Рена предстала перед удивлёнными одноклассниками в таком необычном виде, это ей придало смелости, и она закружилась по залу, краснея от переполняющих её эмоций.

– Ты танцевала совсем не в такт, – заметила мама, вовсе не подумав, что для Рены это и так подвиг, выйти и танцевать при её застенчивости. Ну что поделаешь, если у тебя нет слуха и голоса, бог не наградил музыкальными данными? А летом Рена ходила на детскую площадку опятьтаки в ту же школу. Но это было уже совсем другое дело. Детей водили на экскурсии, проводили игры и конкурсы, было весело. И всё же один раз Рену отправили на море. Отцу удалось взять путёвку на

работе на две смены подряд в пионерский лагерь в город Гудауты. Яркое солнце, море, пальмы и кипарисы, лавровые кусты, раскалённая галька. Пионеры лежат на полотенцах, по свистку по десять человек они весело бегут купаться. Свисток – всем выходить на берег. За территорией продаются арбузы, маленькие, как игрушечные, по пять копеек, впрочем, денег у Рены всё равно не было. По вечерам хором распевают песню: Взвейтесь кострами, синие ночи! Мы пионеры – дети рабочих, Близится эра светлых годов, Клич пионера «Всегда будь готов!» Иногда Рену отправляют к родственникам в село Урави. Там живет брат бабули дядя Коля с женой Лизаветой. Но там скучно, тетя Лиза на работе, и Рена бродит по двору целый день одна. Из окна видны холмы и одинокое потрепанное чучело. Тетя Лиза курит сигары, сделает одну-две затяжки, погасит сигару и кладет в коробочку. Она добрая женщина, своих детей у неё нет, и она накупила Рене всяких нарядов и большую куклу – Красную Шапочку. Так протекало не очень весёлое детство Рены. Но вот пришли перемены, неожиданные и серьёзные. Мама, наконец-то, устроилась на работу в театр в далекий сибирский городок, и ей дали маленькую комнатушку в Доме актёра. Она приехала летом, чтобы забрать Рену.

– Туда декабристов ссылали, а ты добровольно едешь, – возмущалась бабушка. Но она понимала, что сопротивляться неизбежному бесполезно. Отъезд держали втайне от отца.

– Не говори ему, а то он может что-нибудь выкинуть, – опасалась бабушка. Думали, что он выкрадет Рену и не даст её увезти. Всей семьёй пошли фотографироваться: бабушка в старомодном платье, дед, прабабка во всём чёрном и Рена с мамой. Рене уже двенадцать, у неё толстые косички. А мама с модной стрижкой, молодая и независимая. Ей уже не надо оправдываться и доказывать свою правоту. Всё устроилось. Трудно и сложно, но устроилось. Их ждёт новая жизнь. С собой взяли несколько чемоданов, кукол и игрушки не взяли.

– Ты ведь уже большая, – сказала мама. Даже любимая кукла в сшитых нарядах из атласных лоскутков осталась скучать у бабушки. На вокзал отправились все. Поезд до Москвы, там надо делать пересадку. Рена плохо помнила потом момент прощания на вокзале, всё было как в тумане. Её влекли новизна и неизвестность. Что их ждёт в далёком сибирском городке? Детство кончилось. Поезд мчал Рену к новой жизни… Северяне № 2, 2013

137

литературная гостиная | поэзия

Антология одного стихотворения Виктор Пьянзин

Поющая богиня

Холодный ветер северный срывает листья жёлтые, И пламя меж поленьями неистово шумит. Под жёлтыми берёзками, под красными осинами Поющая богиня с гитарою стоит. Студёные порывы колышут её пряди, Глаза её лучистые искрятся добротой. Шумящая стихия, звенящая гитара, Под вами голос милый струится красотой. Прелестное создание, чаруют твои звуки, В восторге умиления душа огнём горит. Озябли твои пальчики, замёрзли твои руки… Моё воображение тебя боготворит. Наполнено старанием высокое пространство Плывёт звучанье струнное в небесной синеве... Едины в восприятии живущие на Небе И мы, несовершенные, на ветреной Земле. Лютует ветер северный, вздымает гребни пенные. Задрогший лес качается, верхушками шумит. Под жёлтыми берёзами, под красными осинами Поющая богиня с гитарою стоит.

Зинаида Грехнёва

***

Разлинеив грусть полуслогами, Я легко пишу стихи на ней. Оттого ли строчки убегали От лукавой радости тех дней. Сумраком, накрытым покрывалом Ледяной и зимней тишины. Я во сне зализываю раны. Снам читаю грустные стихи.

138

Северяне № 2, 2013

Татьяна Стафеева

Cеверное лето

Ах, северное лето, Ты заблудилось где-то! И ждет тепла и света Продрогшая земля. Дрожит от ветра верба, Сдают без солнца нервы, И на лужайке первой Спешит расти трава. Но только солнце глянет, Природе легче станет. И зелень зеленее, Да и река синей! И лица вмиг светлеют, И люди веселеют, И больше не жалеют Ушедших лет и дней. Все шутят и смеются, И тянет улыбнуться Любому, кого встретишь, Всему, что ждет в пути. Торопятся деревья В листву одеться первыми. И побыстрей на солнце Налиться, отцвести. Комар пищит нещадно, Оса жужжит надсадно, И оводы кружатся В лесу и у воды. Живое оживает, И как всегда бывает: Сезон тепла считают На сутки и на дни. И все ж по белу свету Такого края нету, Где б так любили лето И ждали бы тепла. Где б так о нем скучали И также твердо знали: Что лето будет снова. Пусть день, а, может, два.

поэзия | литературная гоСтиная владимир рочев

Моя прекрасная ночь Моя прекрасная ночь, С тобой наедине. Это, Вербное мое воскресенье, Пора надежды, веры и любви, Это всё сейчас, улови. Свежий ветер в щель Сквозняком проник, Я дышу тобой, я тебя Постиг, ты моя судьба, Я твой раб земной, Я тебя прошу, говори Со мной. Ждать я не устал, Каждому свой час, Пусть я припоздал, Запишу сейчас, В этот час ночной, Этот треп земной, Я тебя прошу, Говори со мной. Говори зимой, говори Весной, летом говори, Осенью порой, я тобой Дышу, пьяный без вина, Я тобой грешу – ты моя Весна. Ты мой черный кот, В этот новый год, Пусть нам повезет Мимо не пройдет, Глаз не отводи, Ведь теперь я твой, Вьюги позади, будь Всегда со мной. Сколько лет прошло, Кто мне даст ответ?! Сколько впереди Радости без бед, И на всё вокруг Есть ответ простой: Ты – мой верный друг, Будь всегда такой!

Время украдёт, Каждому пора, Медленно зайдёт На порог весна, В двери постучит, Тихо говоря: Здравствуй, милый друг, Я нашла тебя… Пусть истории Нет пока конца, Времечко придёт, Я пришлю гонца, В горницу светлу, Где живёт моя, Весточку пришлю, Эту для тебя, Допишу стихи я, Песню запишу, Расскажу я всем, Как люблю весну, Ты гори пока, Пламя от свечи, Ты люби меня, Просто не молчи. Весна.

***

Я хочу уснуть, чтобы время вспять, Чтоб подушка жгла, не давала спать. Чтоб подушка жгла, не давала спать, Чтобы время вдруг повернуло вспять. Чтоб глаза твои – глубина и синь, Чтобы запах трав и лесная сень. Чтоб стихи тебе посвящать в бреду, Чтобы, счастье чтя, ожидать беду. Чтобы в слякоть, в дождь вне свиданья час Под окном твоим мне стоять, как страж. Я хочу уснуть, чтобы время вспять, Чтоб подушка жгла, не давала спать.

Северяне № 2, 2013

139

детский лепет

Выходной – это плохо 4

Александра Захарова

года

Света, коренная северянка в третьем поколении, жительница окружной столицы

– Светочка, у тебя новые сапожки?

– Да, новые (выставляет то правую ногу, то левую). Они мне маленько жмут, зато приличные.

– Ты веришь в чудеса?

– Верю.

– А что такое чудо?

– Это что-то большое и красивое.

– Кто положил под ёлку подарки в Новый год тебе и сестричке?

– Дед Мороз! Только я заметила, что Новый год уже давно закончился.

– Что ты больше всего любишь делать?

– Больше всего мне нравится делать то, что мне хочется!

– А что тебе больше всего хочется?

– Найти себе принца, пойти с ним гулять...

– А ты знаешь, что когда подрастёшь, пойдёшь в школу учиться?

– Знаю.

– Как ты думаешь, зачем люди учатся?

– Чтобы понимать, что происходит.

– Света, а ты знаешь, кто такой чиновник?

– Нет… человек, наверное…

– А президент кто такой?

– Ну, это мужчина или женщина.

– Президент хороший?

– Не знаю, я была бы хорошим президентом.

– Света, у тебя есть друзья?

– Да, Артём, Ангелина, Таня...

140

Северяне № 2, 2013

– А какой он, настоящий друг?

– Верный.

–И тот, который не обманет? Ты вот настоящий друг?

– Я один раз обманула. Но не сильно.

– С кем ты предпочитаешь дружить – с мальчиками или девочками?

– С мальчиками. Они сильнее и смогут меня защитить.

–У тебя есть мечта? Какая?

– Пойти на бал и танцевать, танцевать… в красивых бабочках-брошках!

– Где ты их возьмёшь?

– Мама купит.

– Ты знаешь, откуда мама с папой берут денежки?

– С работы приносят.

– А кем они работают?

– Директорами самыми главными.

– А ты, когда вырастешь, кем будешь?

– Не знаю пока. Наверное, буду выступать, например, петь. Вот у меня самая любимая песня (поёт): Два кусочека колбаски У тебя лежали на столе, Ты рассказывал мне сказки, Только я не верила тебе.

– Ты в садик любишь ходить?

– Очень люблю, но сегодня выходной, и я не пошла.

– Выходной – это хорошо?

– Плохо.

– Твоя мама сказала, что ты иногда остаёшься дома одна. Не скучно ребёнку, если рядом совсем никого нет? Вот ты чем занимаешься?

– Совсем не скучно. Я делаю подарки маме, папе, Тане. Вырезаю из бумаги цветы, ещё чтонибудь. Потом мультики смотрю. Так время и проходит.

– Много у тебя свободного времени?

– Немного. Я хожу на разные занятия: на танцы, на фигурное катание в Ледовый дворец, в «Наследие» – там мы рисуем, нам рассказывают про животных, про растения.

–Как ты думаешь, кому легче жить – ребёнку или взрослому?

–Ну, конечно, ребёнку. Он же не работает. Расспрашивала Александра Захарова

ХАБЭЧА ЯУНГАД

ХАБЭЧА ЯУНГАД

ХАБЭЧА ЯУНГАД

ОЛЬГА ЛОБЫЗОВА

ХАБЭЧА ЯУНГАД

ГЕННАДИЙ КЕЛЬЧИН

ОЛЕГ СЫРОМЯТНИКОВ

НАРОДНЫЙ ЖУРНАЛ «СЕВЕРЯНЕ» №2 (55), 2013