Severyane (Северяне, Ямал), №2, 2015 г. by rednorth

НАРОДНЫЙ ЖУРНАЛ «СЕВЕРЯНЕ» № 2 (63), 2015

светлана федосова

Лидия Сунгурова

письмо редактора

9 мая 2015 года – 70 лет Победы советского народа Главный редактор народного журнала «Северяне» Ольга Лобызова

severyane1999@yandex.ru

в Великой Отечественной войне тел. (34922) 4-44-77 Северяне № 2, 2015

пиСьмо редактора

Поистине библейский сюжет. Крутятся-крутятся в невидимых руках Истории древние веретёна, свивается из пряжи событий нить времён. Так и мелькают веретёна, нитями судеб скрепляя прошлое и настоящее, создавая непредсказуемый и неповторимый узор будущего. Могла ли юная, восемнадцатилетняя мать, летом 1941 года прикрывая от безжалостного врага собой в картофельной борозде младенца, даже предположить, что слова благодарности за этот, не только материнский – подвиг во имя продолжения рода – выразит ей на страницах нашего журнала спустя семьдесят с лишним лет её правнучка Таина?.. В год 70-летия Великой Победы те из сограждан, кто возьмёт на себя труд среди юбилейной шумихи рассмотреть эти сплетения, возможно, найти в общей картине жизненные ниточки-узелки военных и тыловых испытаний своих родственников, многое откроют и в собственном самосознании, и в истории Отечества. Уже открывают! Достаточно начать читать свежий номер «Северян»… В его создании участвовали 102 (сто два!) автора, из них, 98 – внештатные! И через 70 с лишним лет народ пишет хронику стойкости, веры, взаимосвязанности поколений. Главный редактор народного журнала «Северяне» Ольга Лобызова

severyane1999@yandex.ru тел. (34922) 4-44-77

СодерЖание Письмо редактора ольга лобызова 2 Свивая Победу из жизней и судеб, сквозь 70 лет её не позабудем! строганина 6 Вставай, страна огромная! Иван Погорелов, Виктор Петров, Татьяна Гостюхина, Зинаида Лонгортова, Мария Пыжова, Анастасия Забара, Людмила Степанченко, Александр Литровенко, Римма Ефремова, Виталий Чемляков, Наталия Цымбалистенко, Борис Касаев, Галина Касьяненко, Новомир Дронзиков, Светлана Середа, Татьяна Иванова,

Северяне № 2, 2015

Александр Остроухов, Марина Анагуричи, Татьяна Вилль, Виктор Залуцкий, Анатолий Мухачёв, Юрий Костиков, Нина Анисимова, Таина Терентьева, Алевтина Акатьева, Василий Апостолов, Василий Бурча, Эдуард Ляшенко, Эльдар Ахадов, Борис Белый, Михаил Филиппов, Вадим Гриценко, Фёдор Конев, Галина Раюшкина, Клим Ким, Роза Яковлева судьбы. характеры. лица виталий чемляков 40 Ямал: ратный подвиг и труд никита анагуричи 46 Кутопьюганцы – солдаты Великой Победы

юрий морозов

свивая Победу из жизней и судеб, сквозь 70 лет её не позабудем!

Лидия Слободенюк 52 Три брата, три солдата

Лилия Юнкерова 128 Щемит сердце в мае

Ирина Козлова 56 Дорогами Победы

Анатолий Веремьёв 129 Голод

Мария Елтышева 62 Судьба и верность

Вероника Палажай 131 Мой дед – моя история

Анатолий Ильиных 64 Я помню руки матери моей

Любовь Лаврентьева 140 Победа на все времена!

арктическая цивилизация Елена Конева 66 Мой дедушка Захар Александр Бешкильцев 68 Не щадя живота своего Анастасия Лапсуй 72 Жертвоприношение 73 Ожидание Анны Салиндер 74 Судьба Евгения Того путешествие Ирен Монсе 76 Лялька Георгий Мерзосов 78 Баллада о полковом почтальоне Шулике литературная гостиная

82 84 88 89 91 92 93 94 95 96 97 132

133 134 135 136

Нина Парфёнова 86 Не забывать о главном

137

Владимир Гринь 98 Не забывайте нас...

138

Дмитрий Росошик 123 Эхо жестокой войны

139

Стихи в номере Владимир Жолондзь Евгений Матюшенко Юрий Басков Анатолий Алексеев Алевтина Сержантова Людмила Ефремова Иван Марманов Юрий Кукевич Наталья Массальская Сергей Гудков Александр Ульрих Владимир Герасимов Юрий Агапитов Нина Парфёнова Александр Первушин Владимир Мостипан Галина Суфьянова Ян Юзу Валерий Халанский Елена Моисеева Ольга Оконь Александр Остроухов Игорь Владин Полина Росошик Михаил Гуменюк Надежда Иванова Григорий Ревзин Дмитрий Тройнев Александр Зинченко Владимир Серёгин Александр Амитан Николай Усатенко Людмила Павленко

Обложка, стр. 5, 39, 65, 75, 85 – работы педагога дополнительного образования школы №2 города Ноябрьска Светланы Пташкиной. Художник-график. Участник городских, региональных, окружных, международных выставок. Член Союза художников РФ. Северяне № 2, 2015

государственное учреждение «северное издательство» 629008, ЯНАО, г. Салехард, ул. Ямальская, д. 14 Тел.: (34922) 4-40-62 (факс), 3-38-56 E-mail: severnoe-pr@list.ru, http://северноеиздательство.рф Директор Э. р. ярмаметоов

Северяне народный журнал

№ 2 (63), 2015 Издаётся с 19 февраля 1999 года

Главный редактор о. г. лобызова Редакционный совет: наталья карымова – председатель Приуральского районного общественного движения «Возрождение» сергей лугинин – директор окружного Дома ремёсел, член Союза художников России, заслуженный работник культуры ЯНАО надежда талигина – кандидат исторических наук, член Союза художников России

анатолий стожаров – вице-президент Российского общества социологов, кандидат социологических наук, член Союза журналистов России хабэча яунгад – главный редактор ненецкой газеты «Няръяна Нгэрм», заслуженный работник культуры России

Над номером работали: любовь лаврентьева екатерина малькова виктория гниденко нина Парфёнова елена локоть

ответственный секретарь художественный редактор редактор Литературная гостиная корректура

Адрес редакции: 629008, ЯНАО, г. Салехард, ул. Ямальская, д. 14, каб. 17, 18, а/я 41 Тел.: (34922) 3-27-27 (факс), 4-44-77. E-mail: severyane1999@yandex.ru Соучредители: Законодательное Собрание Ямало-Ненецкого автономного округа

(629008, Ямало-Ненецкий автономный округ, г. Салехард, ул. Республики, д. 72)

Департамент внутренней политики Ямало-Ненецкого автономного округа (629008, Ямало-Ненецкий автономный округ, г. Салехард, пр-кт Молодёжи, д. 9)

Издатель Департамент внутренней политики Ямало-Ненецкого автономного округа (629008, Ямало-Ненецкий автономный округ, г. Салехард, пр-кт Молодёжи, д. 9)

Отпечатано ГУ «Северное издательство», 629008, ЯНАО, г. Салехард, ул. Ямальская, д. 14. Тираж 500 экз. Заказ № 0210

ООО «Форт Диалог-Исеть», 620085, г. Екатеринбург, ул. Монтёрская, д. 3, тел./факс (343) 228-02-32. Тираж 1060 экз. Заказ № 1570015

Дата выхода в свет 02.04.2015 г. Общий тираж 1560 экз. Распространяется бесплатно. Свидетельство о регистрации средства массовой информации ПИ № ТУ72-00566 от 20 апреля 2012 г. выдано Управлением Федеральной службы по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций по Тюменской области, Ханты-Мансийскому автономному округу - Югре и Ямало-Ненецкому автономному округу

Редакция оставляет за собой право отбирать поступающий материал для публикаций, а также сокращать и редактировать. Рукописи и фотоснимки не возвращаются и не рецензируются. При перепечатке материалов ссылка на «Северян» обязательна (Закон РФ «О средствах массовой информации», ст. 42)

Полные версии каждого номера «Северян» также можно найти на интернет-сайтах: северноеиздательство.рф (ГУ «Северное издательство»), красныйсевер.рф (общественно-политическая газета «Красный Север»), www.libraries-yanao.ru (корпоративный информационно-библиотечный портал ЯНАО)

Северяне № 2, 2015

светлана пташкина

строганина

Северяне № 2, 2015

Строганина | к 70-Летию веЛикой победы

вставай, страна огромная! и следующие слова, где призывом-рефреном снова мощно звучало «вставай!»: – вставай на смертный бой! Эти слова песни-марша «священная война» в самом начале великой отечественной войны подняли наших отцов, дедов и прадедов, весь народ, на защиту отечества, и они отстояли его. сегодня мир опять неспокоен. однако не бойтесь, соотечественники, войны не будет. честное слово, поверьте, это так. сотрудники редакции не стратеги государственного масштаба и не изощрённые политики, не прорицатели и тем более не везунчики, каким-то чудом попавшие на золотую жилу инсайдерской информации. мы такие же, как и вы, и просто кожей чувствуем витающие в воздухе, сгущающиеся эти опасения… конечно, они не беспочвенны – достаточно включить телевизор, чтобы напитаться тревогой и болью. события на украине – открытая рана в сердце каждого думающего и чувствующего человека. но, тем не менее, повторим настойчиво и чётко: войны не будет. твёрдую уверенность в этом дают ваши письма и рукописи, лейтмотив которых – великая отечественная война, подвиг народа, вынесшего её на своих плечах, обагрившего победный стяг кровью миллионов погибших. и народный журнал «северяне» счёл своим главным правом и важнейшим долгом открыть этот номер, посвящённый великой Победе, вашими заметками и воспоминаниями, размышлениями и рассуждениями. мы благодарны всем вам за скорые, сердечные и эмоциональные отклики на наш призыв высказаться, ответить на один или на все три коротких вопроса нашей анкеты. а кто-то пошёл дальше, и в формат анкетного опроса его строки явно не укладывались – так понятен и знаком подобный порыв. Предпосылки к новой войне возникают тогда, когда быльём порастает память о войне прошлой, прошедшей. у нас – память живая.

Северяне № 2, 2015

Победа Я помню 41-й и тот рассвет неверный, И залп орудий первый, Когда страна вступила В бой смертельный. Я видел слёзы матерей, Когда в суровую годину В бой провожали сыновей, Крестом их осеняя спины. Мы шли сквозь дождь свинцовый, Сквозь взрывы бомб и вой снарядов, И смерть казалась нам не новой: Она стояла с нами рядом. Мы не о славе думали тогда, Для нас важна была страна, Которую любили мы всегда, И долг исполнили сполна. Нам было нелегко, И до Победы очень далеко, И жертв немало было, И сердце болью ныло. Но вера силу нам давала, И жить хотелось всем вдвойне, Чтобы Победу мы встречали Уже не на войне. «Победа! Победа!» – кричали, А слёзы стояли в глазах, И слово «Победа» звучало, Звучало у всех на устах. Иван Сергеевич Погорелов, участник Сталинградской битвы с. Катравож

к 70-Летию веЛикой победы | Строганина

У абсолютного большинства участников Великой Отечественной войны, оставшихся в живых после её окончания, были родственники или близкие люди, погибшие в боях. У меня по материнской линии (по отцовской я никого не знаю) есть погибшие. Вместо слова «погибшие» лучше подходит выражение «павшие в боях за свободу и независимость нашей Родины». Может, это звучит пафосно, но зато верно. Пусть это нескромно, но все мы отстаивали честь, свободу и независимость своей советской Родины. Где-то на территории нынешней Западной Украины погиб мой дядя – Григорий Иванович Дворецкий. Погиб в расцвете жизни. Ему было тридцать три года. Уже после войны я узнал о том, что мы воевали не так уж далеко друг от друга. Только я был тяжело ранен весной 1944 года, а он погиб летом того же года. Было у меня два двоюродных брата – близнецы Евгений и Валентин Бородины, примерно на полтора года старше меня. Так что когда я в свои семнадцать стал участником войны, им было по девятнадцать. Так получилось, что, находясь в одной армии, они оказались в разных частях. И воевали недалеко от тех мест, где в это время находился и я. Они воевали в 18-й армии, оборонявшей город-герой Новороссийск и сдерживающей прорыв немецких дивизий в Закавказье, а я воевал севернее в составе 9-й армии. В одной из десантных операций осенью 1943 года под командованием Цезаря Кунникова погиб мучительной смертью Валентин Бородин. Во время высадки десанта он был ранен и упал так, что оказался наполовину в воде. В конце концов он скончался от переохлаждения. К сожалению, в том жестоком бою его товарищам некогда было оглядываться назад. Когда я сам был ранен, мои товарищи этого тоже не заметили, мы же бежали только вперёд. Естественно, что в предрассветном сумраке, в грохоте взрывов, среди развалин портовых сооружений каждый боец выполнял свою задачу, а медсестёр в такой боевой операции не бывает. Так что за грудой развалин мой брат и скончался не в силах выбраться на сушу. Вот так моя тётя Таня не дождалась одного из своих близнецов, который «лежать остался в темноте» и для которого, как и для всех погибших и выживших, война стала проклятием. «Будь прокляты все те, кто мир ввергает В пучину истребительной войны И золотом карманы набивает, Не ведая ни капельки вины!»

***

Война бушевала вдали от Ямала, Но он, как и все, воевал. Сынов своих тундра на фронт посылала, На вахте стоял весь Ямал. Вдали от Ямала – ямальцев немало Лежать на чужбине осталось навек, А тундра дары свои фронту давала – Здесь знал своё место любой человек. Смотрел за оленями юный парнишка – В руках неокрепших остол и аркан. То был повзрослевший вдруг сразу мальчишка – Сядай, Окотэтто, Лагей, Атаман… Пески на Оби покорялись девчонкам, На вёсла садившимся вместо отцов. Тяжёлые сети тащили ручонки – Ведь фронту был нужен их каждый улов. От Мужей до Гыды, от Гыды до Ратты Трудился народ изо всех своих сил. За мужа – жена, и сестрёнка – за брата, Так лепту в Победу Ямал наш вносил. Все Каневы, Рочевы, Худи, Поповы Победу ковали в труде и бою, Все Хуниндо, Ямкины, Сязи, Чупровы Любили ямальскую землю свою! В далёком победном году сорок пятом Героев своих полуостров встречал, Он сам был в то время бойцом и солдатом Наш северный край, наш надёжный Ямал! Война бушевала вдали от Ямала, Но он, как и все, воевал. Сынов своих тундра на фронт посылала, На вахте стоял весь Ямал.

Виктор Александрович Петров, участник Великой Отечественной войны, комсорг батальона с. Аксарка

Северяне № 2, 2015

Строганина | к 70-Летию веЛикой победы

Каждый год 9 Мая хожу на площадь Победы, чтобы возложить цветы к памятнику погибшим воинам. А если в этот день нахожусь в другом населённом пункте, иду к памятнику там. Мой отец, Влас Георгиевич Бусыгин, служил в армии, когда началась война. Дивизией, в которой он воевал, командовал маршал Конев. К нему у отца было негативное отношение, он считал, что командующим предпринимались неправильные решения, поэтому напрасно погибло много солдат. В начале вой ны действительно было много неразберихи и неоправданных действий. В одном из боёв была полностью разбита их дивизия. Отца контузило. Очнулся он от немецкой речи. Так он попал в плен. После освобождения из плена служил ещё. Только в 1947 году из Австрии он пришёл в родную деревню, которая расположена под Тюменью. Увидев, как разорены деревни, а сельчане живут в нищете, завербовался на Север. Так он оказался в посёлке ЯрСале, где познакомился с моей мамой и где появилась я. Разговоров о военном времени мы никогда не вели. Знаю, что он, как участник войны, имел право на льготы, но никогда этим не пользовался. Жил в Тюмени, а мы приезжали к нему из Салехарда. Обычно у нас ещё не было свежих фруктов, овощей, зелени. У них уже что-то было, но за всем были огромные очереди. Его супруга говорила: «Дети с Севера приехали, хоть ради них сходи и как участник войны купи свеженького без очереди». Он послушно брал удостоверение и приходил часа

Северяне № 2, 2015

через два-три, честно простояв в очереди вместе со всеми всё это время. Когда он ушёл из жизни, это конец 80-х, в стране постепенно события развивались таким образом, что Советский Союз развалился, а отдельные военные действия стали происходить и на территории России. В прессе и о Великой Отечественной войне начали писать не только героические статьи. Поэтому каждый раз вставали вопросы: когда нужно брать оружие в руки, с кем воевать можно, а против кого нет? За что погибают молодые люди в Афгане? То есть ещё и ещё раз все эти события заставляли задуматься: когда ты берёшь в руки оружие и стреляешь в человека, ради чего это делаешь? В детстве мы тоже играли в войнушку, но нас учили: в человека стрелять нельзя! И мы знали – можно стрелять во врага, в фашиста, а в человека – нельзя. В годы Великой Отечественной войны за боями, кровью и гибелью родных людей стояло огромное понятие – Родина. И это понятие включало тебя, твоих родных и любимых, твоих, может, не совсем доброжелательных соседей, всех односельчан или горожан, территорию твоего района и т. д. Защищать Отчизну – это защищать всех живущих на родной земле от порабощения, унижения и уничтожения того пространства, на котором ты ощущаешь свободу жизни, заложенную твоими предками. Сегодня я хожу на праздник Победы с портретом отца. Как иногда мы ведём мысленные беседы с ушедшими в мир иной, я разговариваю с отцом, и слёзы застилают мне глаза. «Посмотри, – говорю я, – как изменился город, в котором

ты жил и работал, какими стали улицы, дома. Сколько нарядных людей идут на праздник Победы! Спасибо тебе, что выстоял в том аду, а после дал жизнь нам, своим детям и внукам!» И у памятника погибшим в боях я мысленно благодарю их за мою сегодняшнюю жизнь. Я понимаю и свою ответственность за то, каким станет мир для юных и молодых, для моих внуков и правнуков. Татьяна Гостюхина г. Салехард

На фронт из наших семей ушли три человека. Мой дедушка по отцовской линии, Константин Прокопьевич Хартаганов, не вернулся с войны. Не сохранилось ни одной фотографии только потому, что ханты в те времена боялись фотографироваться. Вернулся с войны Семён Антонович Русмиленко, мамин отец, он дошёл до Берлина, и опять же после него не осталось ни одной фотографии. Он умер в 50-е годы. Но не вернулся с фронта его младший брат, Василий Антонович Русмиленко. Я бы сама пошла на фронт, защищая своих детей, но это только слова, а они не вернулись. Я писала небольшие рассказы о своих дедах по воспоминаниям отца и мамы... Зинаида Лонгортова г. Салехард

Дарья Майданович, 13 лет, детская школа искусств, г. Салехард. Руководитель Е.И. Артемьева

к 70-летию великой победы | строганина

Северяне № 2, 2015

из Семейного архива марии пыЖовой

моя бабушка (справа), п. шахта

Северяне № 2, 2015

антонина ивановна в окружении детей, внуков и правнуков, с. юргинское, 1988 год

Их бригада состояла преимущественно из совсем молоденьких девчонок, которые к концу рабочей смены просто валились от усталости с ног, а какое-то дополнительное питание обменивали на пайки хлеба. Эти пайки и заработанные деньги (что в то время было большой редкостью, особенно для деревни) она отправляла маме на оплату сельскохозяйственного налога. Отца в то время уже не было – он погиб на фронте, а дома – два младших брата, которых нужно растить. Несмотря на всё то горе, которое сопровождало тяжёлые военные годы, жизнь шла обычным чередом – любовь, рождение детей. Именно в Шахте бабушка познакомилась с нашим дедушкой, они поженились и после войны ещё какое-то время продолжали жить в рабочем общежитии прежде чем вернуться в родные места. Бабушка родила пятерых детей, за что и награждена медалью Материнства II степени. Все её рассказы были не о войне, а о людях. В нашей семье воспоминания о войне хранятся в фотографиях тех лет, а также в письмах с фронта – от бабушкиного отца Ивана Ивановича

из Семейного архива марии пыЖовой

В раннем детстве я думала, что война была где-то далеко и очень давно, касалась других, чужих для меня людей. Бабушка не говорила про войну, вернее, она не произносила этого слова, хотя много рассказывала о тяжёлом времени. Став старше, я поняла, что это «тяжёлое время» и есть война. Моя бабушка, Антонина Ивановна Медведь (Дерябина), родилась и выросла в селе Володино Юргинского района Тюменской области в семье колхозников, её отец был бухгалтером, а мама в этом же колхозе работала в полеводстве. Типичная для того времени семья. Когда началась вой на, бабушку отправили в город Кизел, в посёлок Шахта Пермского края. Здесь она работала в шахте № 6 вместе с пленными немцами и японцами. Говорила, как страшно было ей спускаться в шахту. А в день повышенной нормы добычи угля в честь освобождения Красной Армией очередного города смена длилась двадцать четыре часа.

из Семейного архива марии пыЖовой

Строганина | к 70-Летию веЛикой победы

моя бабушка и её брат пётр, п. шахта, 1947 год

и его пятерых родных братьев. Никто из шестерых не вернулся с фронта. В их честь в селе Володино назвали улицу – улица Дерябиных. Все они до войны жили рядом – большая семья раскулаченных во время коллективизации. Я искренне преклоняюсь перед людьми, которые достойно прошли через испытания и сумели сохранить силы для новой жизни, смогли воспитать целое поколение людей, знающих о войне по их рассказам. Мария Пыжова г. Тюмень

Мой дедушка Семён Николаевич Забара был участником Великой Отечественной войны. Когда началась война, ему было двадцать два года. По скупым рассказам дедушки и родителей знаю, что он принимал участие в самом крупном танковом сражении Второй мировой – Прохоровском, в операции на Курской дуге, после которой в 1943 году и был комиссован. Дедушка рассказывал, что там были тысячи танков – танки везде и всюду. Нам, детям, трудно верилось в его слова, а уж тем более совсем не представлялось, что это всё было понастоящему. На память от войны во всём теле у него осталось двадцать шесть осколков. Со временем часть из них удалось извлечь, остальные так и остались с ним до самой смерти. Один осколок попал в голову и чудом не задел нерв. Врач побоялся его извлекать, говорил, что это очень опасно. Всю жизнь из-за этого дедушку мучили сильные головные боли. Ещё один осколок попал в руку и повредил сухожилие. Это и определило его дальнейшую судьбу: с плохо работающей рукой на селе он считался почти инвалидом – помогать по хозяйству уже не мог, поэтому пошёл учиться. Он получил два высших образования, преподавал химию, историю, позже стал директором школы. К сожалению, мы мало с ним разговаривали на тему войны, а он сам, как и все фронтовики, не любил вспоминать то время. Конечно, сейчас я очень сожалею, что мало довелось с ним об этом говорить. Прошло уже семь десятилетий, и время всё дальше уносит нас от этой трагедии. Наша задача – беречь память о событиях тех лет, чтить ветеранов, свидетелей войны, которых с каждым годом становится всё меньше, достойно жить, в хорошем понимании быть свободным человеком – именно за неё, за нашу свободу, семьдесят лет назад миллионы людей отдали свои жизни. Анастасия Забара г. Салехард

из Семейного архива ЛюдмиЛы Степанченко

к 70-Летию веЛикой победы | Строганина

Зоя Петровна Широкова, моя тётя, окончив первую школу в городе Салехарде во время войны, а затем Омское медицинское училище, принимала участие в Великой Отечественной войне. Она проходила службу с 1942 года в гвардейском стрелковом полку фельдшером. Непосредственно под огнём противника оказывала медицинскую помощь раненым бойцам, за что гвардии младший лейтенант медицинской службы была награждена медалью «За отвагу» и орденом Красной Звезды. Войну завершила в Австрии. Послевоенные годы проживала по месту службы мужа в Феодосии. К сожалению, ветеран войны З. П. Широкова умерла за несколько дней до того, как Крым снова стал российским. Похоронена она в Феодосии. Людмила Степанченко г. Салехард

Северяне № 2, 2015

из архива аЛекСандра Литровенко

Строганина | к 70-Летию веЛикой победы

На этом снимке запечатлён мемориальный комплекс шахтёрской и воинской славы на реке Миус. Фотография сделана мною давно, тогда ещё не было государств Россия, Украина, а были республики и области в составе большой богатой и, нам тогда казалось, дружной страны – СССР. Резкость картинки, конечно, подкачала, но в данном случае важен ракурс. Действительно, снимок сделан с правой стороны реки, где в грозные годы Великой Отечественной войны располагались фашисты. Хорошо видно, что оттуда просматривался и простреливался каждый кустик, каждая неровность территории, любое укрытие, где мог спрятаться советский воин. По фотографии можно понять и оценить, сколько мужества, отчаянного героизма, самопожертвования и любви к Родине было у наших солдат, идущих на штурм неприступного вражеского бастиона. Этому подвигу воинов-шахтёров и был посвящён мемориал.

Северяне № 2, 2015

Что тут можно ещё сказать?! Просто нужно помнить прошлое, не забывать и чтить тех, кто беззаветно любил свою страну и «прежде думал о Родине, а потом о себе». Наверное, не забывал и о нас – потомках, для которых и сохранил Отчизну свободной и независимой. Александр Литровенко п. Харп – г. Мичуринск

Великая Отечественная война – это часть истории моей семьи: отец воевал, дед погиб на фронте. Война в нашей жизни присутствовала всегда, но незримо, без всякого пафоса: отцовские солдатские медали скромно покоились в картонной коробочке в шкафу, а сам он на наши расспросы о войне лишь усмехался да закуривал очередную папиросу. Только когда повзрослели, однажды признался, что самое страшное на войне – рукопашная. У него

было тяжёлое ранение, и иногда ему приходилось преодолевать боль, чтобы сесть, встать, ходить, работать. Мы сочувствовали молча, потому что никакой жалости и сострадания к себе не выносил, считал, что и так повезло – вернулся с фронта живой. Афанасий Александрович Пырысев, пехотинец, 3-й Белорусский. Дедушка по маме, Пётр Васильевич Рочев, был и вовсе незнакомым человеком с пожелтевшей от времени чёрнобелой фотографии, вставленной уголком в рамку зеркала. В детстве я иногда залезала на стул, чтоб поближе разглядеть его и молодую женщину рядом с ним – бабушку, пережившую его всего на несколько месяцев. К этим людям на фотографии ничего, кроме любопытства, я не испытывала, ведь они не гладили меня по голове, не угощали припрятанной в кармане карамелькой, не журили за шалости… Я понятия не имела, кто такие бабушка и дедушка в жизни, потому их отсутствие казалось нормой. Чувство потери, какой-то неизбывной горести нахлынуло внезапно, когда мама мне, уже студентке, показала похоронку. Скупые чернильные строчки на газетной осьмушке: имя, дата, место. «Дочка, может, ты разберёшь, как деревня-то называется? То ли Пиновар, то ли Пивовар?..» Натруженная рука мамы на неразборчивых буквах, её тихие слёзы… Римма Ефремова п. Ямгорт Шурышкарского района – Москва

к 70-Летию веЛикой победы | Строганина

С Александром Степановичем нас связывала давняя дружба – с тех пор как ветеран принёс в нашу газету свои написанные уверенной рукой фронтовые воспоминания. И на этот раз он пригласил меня в гости в своей обычной слегка ироничной манере: «Приходи, покалякаем». Так я оказался в его квартире в одном из новых многоэтажных домов, где хозяин с супругой справил новоселье год назад. В небольшом кабинете, заставленном книжными шкафами, висит на стене цветная фотография Александра Степановича, где он снят в форме полковника внутренней службы в пору своей работы в МВД – со звездой Героя Советского Союза и фронтовыми наградами. В ходе нашего разговора бывший танкист напряжённо вслушивался в вопросы. С годами сказывается контузия, полученная им во время боёв за Берлин, когда крупнокалиберный снаряд разорвался рядом с танком и откинутая взрывной волной крышка люка резко захлопнулась. При этом удар принял пробковый танкошлем командира бронемашины. За плечами ветерана, можно сказать, не одна, а две войны. Первую он провёл в пехоте. Призванный в Красную Армию из деревни Князево Уфимского района, Пикунов попал на Калининский фронт, после ранения под Ржевом и лечения в госпитале воевал на СевероЗападном фронте. – Будучи пехотинцем, я откровенно завидовал танкистам, – вспоминает Александр Степанович. – Как-то мы совершали 100-километровый марш-

бросок от станции Селижаровка до Калинина. Летом в жару под палящим солнцем шагали в полной боевой выкладке с винтовками, противотанковыми ружьями, запасом гранат и патронов, вещмешками за плечом. Пот с нас течёт ручьём, а мимо лихо проносятся на полной скорости танки, обдавая нас облаками пыли. Танкисты, сидя в башнях, ещё и улыбаются. Вот, думал я, у них не жизнь, а малина. Ну а когда, окончив Сталинградское танковое училище, сам сел в кабину Т-34, понял, что нет здесь никакой «малины», а свои трудности. Ещё до войны Александр завёл тетрадку, куда записывал свои наблюдения, первые стихи. Тетрадь эту он взял с собой на фронт и хранил в солдатском вещмешке. Только вот она таинственным образом исчезла. «Кому-то тетрадочка оказалась нужнее, чем мне», – с иронией замечает Пикунов. Со временем в его памяти всплывали всё новые и новые впечатления. Эпизод за эпизодом, сюжет за сюжетом набралась солидная рукопись. Накануне 90-летия ветеран издал свою книгу под очень точным названием «Кирпичики Победы». Каждый бой, выигранный им и его фронтовыми товарищами, был кирпичиком, уложенным в здание Великой Победы. Живой нестандартный язык, доверительная манера беседовать с читателями, новизна описываемых ситуаций, наблюдательность и открытость автора выгодно выделяют эту книгу в ряду документальных свидетельств о войне. Храню её бережно с дарственной надписью. …В необычно резкие, морозные для Южного Урала дни февраля 2012 года мы простились с

кристально чистым, мужественным человеком из славного поколения победителей. Виталий Чемляков г. Уфа

Самый любимый мой мужчина – это отец, Василий Яковлевич Цымбалистенко. Воевал лётчиком с 1942 по 1945 годы. В дальнейшем служил лётчикомиспытателем на Воронежском авиационном заводе. О войне рассказывал немного, хотя его очень часто приглашали в школы. После беседы с ребятами замыкался в себе, и я понимала, как тяжело ему было вспоминать свою фронтовую жизнь. Великая Отечественная война – это безвременная смерть, страдания и боль, которая не покинет меня и моих соотечественников ещё долгое время. Одновременно это большая гордость за дедов и отцов, которые подарили мне жизнь. Поэтому никак не могу понять терпеливого отношения наших правоохранительных органов к фашиствующим молодчикам, число которых неуклонно растёт. Я думаю, что человек должен честно делать своё дело. Не подличать, не завидовать более успешным соотечественникам, по возможности помогать людям, попавшим в трудные жизненные обстоятельства. Это и есть каждодневный подвиг ради своей страны. Наталия Цымбалистенко г. Салехард

Северяне № 2, 2015

Строганина | к 70-Летию веЛикой победы

Ветеран Уренгоя Светлана Ниловна Шамсутдинова своего единственного родного дядю Савелия знает исключительно по ветхой фотографии и рассказам своей мамы Феодосии Кирилловны Михайловой. «Савелий Кириллович Ефимов был высокий весёлый, жизнерадостный парень, – с улыбкой говорит Светлана Ниловна. – Пел частушки «Дайте ходу пароходу, натяните паруса! Я люблю эту породу за кудрявы волоса!» Очень любил лошадей. До армии работал конюхом. Хотел учиться, но только после военной службы. Моей маме в письмах наставлял, чтобы она обязательно продолжила образование после школы. Когда началась война, он уже был в действующей армии – призвался ещё в 1939 году. Это был отлично подготовленный воин. Накануне Великой Отечественной ему дали краткосрочный отпуск. Дома у него была любимая девушка Мария. Свадьбу решили сыграть после увольнения Савелия в запас, ждать оставалось недолго. Но грянула война…» Грозовые фронтовые годы Савелия Кирилловича – солдата, воина, «рабочего войны» – прошли в окопах обороны Ленинграда. Он был счастлив, получая весточки от родных. За три года до своей гибели узнал о рождении дочки. Так жил – с чувствами огромной любви и святого возмездия. Бил врага, говорит Светлана Ниловна, за отца Кирилла Григорьевича и мать Елену Александровну, за сестёр, за любимых Марию Степановну и дочку Валечку, которую так и не суждено было ему увидеть и прижать к сердцу.

Северяне № 2, 2015

…Дома не уставали верить, надеяться и ждать. На всю страну уже звучали салюты в честь побед и освобождения наших городов и сёл. Немцев гнали на запад. Похоронка настигла семью летом 1944 года. Потрясённой родне сообщили, что ефрейтор Ефимов Савелий Кириллович пал смертью храбрых 22 мая 1944 года в бою у деревни Соосааре при освобождении Эстонии от фашистских захватчиков… Смерть брата на многие десятилетия стала непреходящей болью для Феодосии Кирилловны. Ныне ей, скромной труженице, ветерану труда, 87 лет исполняется 22 мая. И в этот же день – 70 лет с момента гибели её родного брата Савелия Кирилловича. Все эти годы в семье Ефимовых знали: Савелий Кириллович похоронен в братской могиле Соосааре. «После распада советского государства эта могила в Эстонии… исчезла! Её стёрли с лица земли неофашисты, – с гневом и болью говорит Светлана Ниловна. – Вопят, стараются клеветники России – дескать, оккупанты, неизвестно ещё кто победил в войне, не факт, что СССР». Забыто, что до открытия Второго фронта Красная Армия три года одна противостояла гигантской гитлеровской орде с её сателлитами! «Предстанут ли когда перед судом земным или небесным осквернители и уничтожители могил наших солдат? – задаётся справедливым и законным вопросом Светлана Ниловна. – Как думаете?» Борис Касаев г. Новый Уренгой – г. Анапа

Я дочь фронтовика, дорогого мне человека – доброго и справедливого к своей семье и своим детям. В 1941 году началась Отечественная война. Пришла отцу повестка явиться на призывной пункт, и мы проводили его на фронт в сентябре этого же года. С фронта от отца пришло письмо, в котором он написал детям: «Единственное – слушать маму, а у меня всё хорошо. Но идут страшные бои, земля содрогается от взрывов, пули свистят. Лежишь в окопе и думаешь: останется трое сирот». А в июне пришло письмо жене: «Ваш муж погиб смертью храбрых и похоронен в братской могиле». А Великая Отечественная война значит для меня то, что на мои детские плечи лёг непосильный труд. Наше поколение повидало немало работы в колхозах, совхозах, на фабриках и заводах. Работали наравне со взрослыми под лозунгом «Всё для фронта! Всё для победы!». Фронт без тыла не победил бы. Разруху восстановили за несколько лет. Хочу пожелать людям нашей России беречь свою Родину, как мы в Отечественную, работать на благо Родины, жить под мирным небом. Галина Ивановна Касьяненко, труженица тыла с. Аксарка

Михаил Малеев, 13 лет, детская школа искусств, г. Салехард. Руководитель Е.В. Лучникова

к 70-летию великой победы | строганина

Северяне № 2, 2015

Строганина | к 70-Летию веЛикой победы

из фондов мвк им. и. С. шемановСкого

Мне было девять с половиной лет. Утром «чёрная тарелка» с голосом Левитана объявила о полной и безоговорочной капитуляции фашистской Германии. «Говорит Москва!» – этот голос всегда вызывал чувство тревоги, заставлял всех замолкать (даже ревущих малышей) и пялиться на тарелку, как будто диктор сидел там. Этим утром он сбросил с постелей всех, и, даже не умываясь, без всяких приглашений мы помчались на площадь перед Домом ненца (у церкви святых апостолов Петра и Павла). Мы оказались не первыми, хотя наш дом был рядом, и нужно было всего-то перемахнуть через забор городского сада, а там стометровка. Площадь была заполнена народом. Взрослые все плакали и целовались, а мы, мальчишки второго-третьего классов, до одури орали: «Ура! Победа!» Когда начался митинг (лозунги, плакаты, флаги появились очень быстро), чтобы

видеть всё происходящее, мы забрались через окно в церковь (там был склад бутылок и передвижная электростанция Дома ненца) и по винтовой лестнице в помещение купели, а затем на крышу, откуда над площадью полетели победные крики. Орали до одури, до хрипоты, пока нас оттуда не снял Александр Александрович Пономарёв, пригрозив исключить из школы (в те времена это было обычным методом, например, исключить на месяц) и сдал нас под надзор мамам. Началось ожидание чуда. Детское воображение рисовало пароходы, заполненные возвращающимися победителями. Встречали каждый пароход. Даже если были на покосе, увидев на горизонте пароход, успевали добраться до пристани. Но толпа встречающих выхватывала с трапа только отдельных, вернувшихся с войны. И снова на пристани слёзы радости и горя. Мама возвращалась домой – чуда не случилось… А вот что писала «Тюменская правда» о Дне Победы в Салехарде:

«Салехард. Ровно в пять часов утра девятого мая около здания окружной конторы связи в рупоре раздались позывные Москвы. Затем знакомый голос диктора прочитал сообщение о безоговорочной капитуляции германских вооружённых сил, передал Указ об установлении девятого мая дня всенародного торжества – праздника Победы, постановление Совнаркома, который предложил государственным организациям в честь праздника Победы поднять сегодня на государственных зданиях красные флаги. Несмотря на ранний час и сильный снегопад, на улицах Салехарда необычайное оживление. Буквально за несколько минут в городе появились флаги. Люди, встречаясь, обнимали друг друга, знакомые целовались, со слезами радости на глазах поздравляли друг друга с Победой. Ещё не было семи часов, а трудящиеся один за другим уже шли на митинги. Клуб Салехардского консервного комбината был переполнен. На митинге после докладчика выступали стахановцы, инвалиды Отечественной войны, рабочие. Все они в своих выступлениях подчеркивали, что попрежнему будут работать, не жалея сил на восстановление разрушенного войной хозяйства страны. В двенадцать часов дня состоялся городской митинг. Во время демонстрации на площади долго не смолкали овации и крики «Ура» (Г. Скрипунов, газета «Тюменская правда», № 94, 11 мая 1945 года). Из воспоминаний Новомира Дронзикова

на пристани

Северяне № 2, 2015

рисунок андрея вахрушева

к 70-Летию веЛикой победы | Строганина

«Люди! Покуда сердца стучатся, – помните! Какою ценой завоёвано счастье, – пожалуйста, помните!» Эти строки из «Реквиема» Роберта Рождественского моё поколение помнит со школьных лет. Помнить о том, что миллионы человеческих жизней принесены в жертву будущему, самой жизни, мы научены, так как рядом жили деды и прадеды, работали учителя, прошедшие через горнило войны и не желавшие её повторения. Тогда даже предположить не могли, что через несколько десятилетий появятся нацистские объединения молодёжи в городах, перенесших фашистское нашествие. Не то что мысли подобной никто не допускал, вообще в страшном сне не могло присниться такое. А теперь реальность. Как так случилось? Где мы прозевали наших мальчишек и девчонок? Где упустили? Я не берусь ответить на этот вопрос. Предположений можно высказать массу. Но рассказать хочу о другом. В памяти всплывают некоторые примеры из собственных жизненных наблюдений. В 4 часа утра 22 июня мы с учащимися кадетских классов и старшеклассниками застыли в минуте молчания у обелиска. Тишина звенит в ушах. И тут появляются двое совсем маленьких мальчиков, четырёх и пяти лет, и, оглядываясь, несмело идут с цветами к обелиску. Откуда в это время здесь дети? Оказалось, папа не первый год приходит сюда со своими сыновьями, вместе они возлагают

цветы и склоняют головы. Какой яркий, впечатляющий урок преподал этот молодой мужчина не только своим сыновьям, но и всем подросткам, стоявшим в торжественном строю! Однажды в День Победы я видела, как молодая женщина вместе со своим трёхлетним сыном дарила на улице открытки всем ветеранам, которые встречались им, а малыш протягивал цветочек. Может быть, некоторым людям это казалось странным, но эти двое не реагировали на взгляды непонимающих и были рады тем, кто их подбадривал. Не передать, как билось сердце от радости, от счастья, от надежды, что есть такие люди и память будет жива. Молодость ищет героев, ей надо кому-то подражать, на кого-то равняться. Мы, взрослые, порой забываем, что если мы не покажем героев, дети найдут их сами. И что если это ложных пример? Близится скорбная, но великая дата – 70-летие Победы. Будет проводиться много памятных мероприятий… А мне хочется, чтобы в каждом селении, городе, станице семьи – старики, родители, дети – вместе пришли к обелиску и поклонились всем павшим за право жить, встречать рассвет, растить детей, верить в будущее. Хочется, чтобы нашли в семейных архивах письма, медали и ордена родственников, прошедших войну, вспомнили их, соседу-ветерану подарили открытку, цветок и сказали негромко: «Спасибо». Вот тогда можно быть уверенными, что наши потомки будут достойны памяти павших. Светлана Середа, учитель Краснодарский край

Северяне № 2, 2015

Из семейного архива татьяны ивановой

Дед И. Г. Григорьев

Ветеран и инвалид финской войны. Работал администратором в Малом оперном театре. Умер от истощения в последние дни блокады. Дедушка по папиной линии – Дмитрий Павлович Иванов. Пропал без вести в начале войны, уйдя в ополчение. До сих пор его судьба неизвестна. Папа – Павел Дмитриевич Иванов, 1925 года рождения. Почти всю блокаду прожил в Ленинграде. Во время эвакуации окончил спецартшколу в посёлке Мундыбаш и в конце 1944 года был отправлен на фронт. Закончил войну в Германии, в городе Потсдам.

Лена Григорьева, моя мама, до войны

Северяне № 2, 2015

Из семейного архива татьяны ивановой

Бабушка К. Ф. Григорьева

Бабушка по папиной линии – Анна Ивановна Иванова. Почти всю блокаду прожила в Ленинграде. Работала в спецартшколе, которая была эвакуирована в Сибирь, в посёлок Мундыбаш Кемеровской области. Вернулась в Ленинград после войны. Дедушка по маминой линии – Иван Григорьевич Григорьев.

Мама – Елена Ивановна Иванова (Григорьева), 1928 года рождения. Почти всю блокаду прожила в Ленинграде, участвовала в обезвреживании неразорвавшихся авиабомб на крышах домов. В первые дни

Из семейного архива татьяны ивановой

Один мой дед пропал без вести в 1942 году, и ничего о нём не известно. Другой дед, по маминой линии, был инвалидом ещё с финской войны и умер потом от истощения. Про бабушку, мамину маму, мало знаю, а у мамы теперь ничего не спросить... Остался только альбом с фотографиями маминого детства, а там несколько фотографий военных дней: бабушка с дистрофией, родственники в военной форме и мама – ещё ребёнок. Бабушка по маминой линии – Ксения Фёдоровна Григорьева. Всю блокаду прожила она в Ленинграде, работая на фабрике, где собирали пайки для солдат. Страдала дистрофией, получила инвалидность из-за перелома позвоночника при падении во время обстрела здания.

Из семейного архива татьяны ивановой

строганина | к 70-летию великой победы

Отец П. Д. Иванов

после снятия блокады вернулась самостоятельно в Ленинград из Рязанской области, куда её вместе с другими детьми эвакуировали. Блокадница, ветеран Великой Отечественной войны. Имеет медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», которой была награждена в возрасте шестнадцати лет. Для меня война – это в первую очередь разорванное и отнятое детство у тысяч детей. Работая в школе учителем, я давала не только знания по предмету, но и старалась воспитывать детей так, чтобы они помнили, ценили и уважали подвиг солдат. Вместе с ребятами мы искали и находили материалы о воинах, погибших на Гатчинской земле в Ленинградской области в первые месяцы войны, о выпускниках школы, погибших в Афганистане. Вместе с детьми оформляли стенды в школьном краеведческом музее, участвовали в театрализованных

к 70-Летию веЛикой победы | Строганина

курсанты спецартшколы, 1943 год

двухэтажных кирпичных здания, самых больших в посёлке. В одном их них разместили учебный корпус нашей спецшколы, а во втором – кухню, столовую, спальни учеников, помещения для команднопреподавательского состава и членов их семей. Немного тесновато. Но в тесноте, да не в обиде! По прибытии в Мундыбаш, получив высококалорийное питание, наши спецшкольники стали быстро крепнуть и, на-

из Семейного архива татьяны ивановой

из воспоминаний отца о спецартшколе С января 1942 по май 1945 года в здании школы №18 посёлка Мундыбаш Кемеровской области находилась 9-я специальная артиллерийская школа, эвакуированная из блокадного Ленинграда. Она была создана в Ленинграде в 1937 году, а в 1938 году состоялся уже первый выпуск. Долгое время пробыл в дороге эшелон с мальчишками из спецартшколы, прежде чем попал в Мундыбаш. Не все доехали до конечного пункта, многие умерли в дороге. И из тех, кто доехал, не все могли идти до школы своими ногами, некоторых несли на носилках; диагноз – дистрофия, истощение организма. Мундыбашские женщины не могли смотреть на голодных ребят без слёз и взялись за дело – откармливать… Совсем рядом с фабрикой, на левом высоком крутом берегу реки Тельбес, находились два

из Семейного архива татьяны ивановой

композициях о войне, в военнопатриотических играх типа «Зарница».

бравшись сил, не только возвратились к учёбе, но активно стали приобщаться к общественной жизни спецшколы, что оказывало влияние и на жизнь посёлка. Фабричный деревянный, скорее похожий на сарай клуб, в котором до приезда нашей спецшколы в основном демонстрировались кинофильмы, стал понемногу превращаться в Дом культуры. В нём часто выступали с концертами наши ребята. На танцах, кроме радиолы, зазвучал небольшой, но слаженный духовой оркестр спецшколы, возглавляемый учеником нашей батареи Володей Проценко. Спецы – так называли тогда ребят в Мундыбаше – жили и учились в кирпичном здании и почти каждый вечер устраивали танцы с приглашением местных девчат. По возращении в Ленинград 9-я спецартшкола была переформирована в Ленинградское артиллерийское подготовительное училище (ЛАПУ-9), которое просуществовало до 1954 года. Татьяна Иванова Санкт-Петербург

победители!

Северяне № 2, 2015

Строганина | к 70-Летию веЛикой победы

Из всех моих родных, прошедших фронтовыми дорогами Великой Отечественной войны, уже никого не осталось. Один дед, Филипп Иванович Скороходов, пропал без вести в марте сорок третьего под Курском. Другой, Иван Никифорович Остроухов, не поднялся после атаки в июле сорок четвёртого под Витебском в Белоруссии. Из тех, кого я застал, воевали два моих дяди по материнской линии. Воспоминания одного, Бориса Филипповича Скороходова, помню плохо, он рано ушёл, а вот рассказы второго, Николая Филипповича, более отчётливы. Говорил он больше о каких-то забавных случаях, бытовых вещах, касающихся войны, и меньше о самих сражениях. Ему сильно досталось, как и многим, прошедшим эту бурю. Он был несколько раз ранен, провалялся, как он выражался, по многим госпиталям, о чём до конца его дней напоминали оставшиеся в теле осколки. От одного из них, где-то в районе переносицы, когда он бывало выпьет, забавно гундосил, ворча на тётку, и это нас, детей, сильно забавляло. Они жили в Волгограде, и мы бывали у них в гостях. Однажды мы попали на майские праздники и дядя Коля (он тогда ещё работал на предприятии) взял меня на демонстрацию, посвящённую Дню Победы. Мы шли в колонне, и впервые, да и, пожалуй, единственный раз воочию, я видел такое множество орденов и медалей вокруг и рядом с собой. Поколение, прошедшее сражения (мои теперешние сверстники и чуть старше), двигалось строевой лавиной,

Северяне № 2, 2015

сверкающей на майском солнце. Было слышно, как бряцают металлом боевые награды, а глаза разбегались от их блеска, и мне, пацану, хотелось похвалиться каждому, что рядом со мной мой родной дядя. Было ощущение гордости за него, впоследствии переросшее в осознанную гордость за всю Россию и её народ. А ещё я помню слёзы радости и неизбывную горечь в глазах сильных мужчин и женщин рядом с ними, слёзы, которых тогда ещё не осознавал до конца, но которых не истребить из сердца теперь, потому что Победа – у нас в крови! Александр Остроухов г. Новый Уренгой

Близкий мне человек, мой дедушка Василий Пыевич Тэйми, воевал под Ленинградом. О нём мне рассказывала мама, она сама была ребёнком войны. Во время проводов на фронт в 1942 году (этот момент мама очень хорошо помнит) детей удивило, что мужчины слишком много берут с собой на рыбалку продуктов. Тревожная тишина, испуганные лица женщин насторожили детей – тех, кто был старше. Это всё, что я знаю о своём пропавшем без вести дедушке. В память о нём и своих земляках, в благодарность за нашу жизнь не один год собирала информацию о фронтовиках и писала статьи в газеты. Беседовала с родственниками и знакомыми ветеранов – так накопила небольшой личный архив.

Нашего односельчанина Петра Тимофеевича Ядне я знала лично, видела в посёлке Ныда на праздниках и в будни, как и других ветеранов, когда они были ещё крепкими и бодрыми, а некоторые из них продолжали трудиться. П. Т. Ядне защищал Ленинград, освобождал Прибалтику, 9 мая 1945 года был награждён медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» После войны Пётр Тимофеевич работал председателем колхоза имени Сталина, трудился в совхозе «Ныдинский», имел награды и за свой славный труд. В последние годы жил в городе Надыме в семье племянника, так как своих детей у него не было. В январе 1997 года после болезни он ушёл от нас. Скромно, но со всеми почестями и по ненецким обычаям проводили в последний путь нашего земляка-героя. Мои дети знают о воевавших родственниках. На встречах с молодёжью я рассказывала о земляках, кто воевал, самоотверженно трудился на трудовом фронте, растил и воспитывал детей в сложное для страны время. Для меня эта тема интересна и важна, буду работать над ней и в дальнейшем. А ещё больше это нужно нашим внукам и правнукам, пусть гордятся своими предками-победителями и учатся любить Родину, как они. Всех земляков поздравляю с Великой Победой! Марина Анагуричи г. Надым – Севастополь

светлана федосова

к 70-летию великой победы | строганина

Северяне № 2, 2015

Михаил Дмитриевич Доронин – мой отец. Его уже нет в живых, но память о нём жива в детях, внуках, правнуках. Год рождения – 1909. Эта дата говорит сама за себя. Самые сложные повороты истории конца XIX и XX веков он испытал на себе. Раннее сиротство, батрачество у зажиточных крестьян, сиротский приют, революция (совсем непонятная вначале для ребёнка), гражданская война – постоянное чувство голода и физический труд, иногда непосильный для десятилетнего мальчишки. Так начал формироваться его характер: желание учиться, упорство для достижения цели, удивительное чувство долга, ответственность за всё, что поручено. С молодых лет судьба свела его с рыбной промышленностью Тюменской области. Начал с грузчика Тобольского рыбозавода. Затем курсы бухгалтера, экономиста, так он поднимался по служебной лестнице и наконец – директор рыбозавода в селе Берёзово. Казалось бы, жизнь состоялась, но тут страшное слово –

Северяне № 2, 2015

война. Для всех был один лозунг – «Всё для фронта! Всё для победы!» Фронту необходимы были не только снаряды и танки, солдата нужно было кормить. Весь рыбозавод работал только для фронта. Добыть как можно больше рыбы – для этого рыбаки выходили на плав днём и ночью, в любую погоду и в любое время года. Рыбу солили, вялили, а самое главное – сушили в печах и мололи в муку. Рыбу раздавали всем живущим в посёлке женщинам, и те у себя дома в печах сушили её и толкли в ступках, затем сдавали на рыбозавод. В 1942 году получил повестку на фронт и мой отец. Ему тридцать три года, четверо детей, старшей только одиннадцать лет. Лето 1942 года. У пирса села Берёзово стоит катер, на него грузятся мужчины, которых призвали на фронт, среди них – отец. На берегу женщины, дети – плач, проводы. Катер вот-вот отойдёт от берега – и вдруг мчится всадник на взмыленной лошади, размахивая какой-то бумажкой. Это нарочный из военкомата, он привёз бронь на моего отца. Это его судьба... В последнюю минуту отец сошёл на берег. С этой минуты отец продолжил сражаться за Победу своим трудом. Много всего ещё пришлось пережить ему: спасение замерзающих рыбаков, устройство репрессированных калмыков, украинцев, допросы в НКВД за каждый недостающий грамм рыбы, многое другое, о чём часто умалчивал отец. И наконец – Победа. Вот о чём он рассказывал с удовольствием – как получили это известие и как всем посёлком праздновали.

Коммунист Доронин с честью отработал ту бронь лета 1942 года, за это он награждён медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945гг.» и юбилейной медалью «Сорок лет Победы в Великой Отечественной войне 1941–1945гг.». Его наследники – это внуки, которые навещают его могилу в Тюмени, это правнук, который носит его имя – Михаил. Татьяна Михайловна Вилль, заслуженный учитель РФ с. Аксарка

Вот уже более двадцати восьми лет нет рядом с нами дорогого мне человека – моего отца Фёдора Ивановича Залуцкого. Он родился 3 сентября 1925 года в городе Таре Омской области. Он был третьим ребёнком в семье Ивана Николаевича и Елизаветы Николаевны Залуцких. Мой отец был участником Великой Отечественной войны.

из Семейного архива виктора заЛуцкого

из Семейного архива татьяны виЛЛь

Строганина | к 70-Летию веЛикой победы

к 70-Летию веЛикой победы | Строганина В одном из наградных листов есть запись, что Фёдор Иванович воевал с 10 августа 1943 года на 1-м Украинском фронте, затем на 3-м Украинском, затем снова на 1-м Украинском и с 4 апреля 1945 года на 2-м Украинском фронте. В соответствии с наградными приказами папа освобождал Польшу, Чехословакию, участвовал в боях в Германии. Первую награду медаль «За боевые заслуги» Фёдор Иванович получил 15 ноября 1944 года. Вот выписка из приказа командира полка 866-го гаубичного артиллерийского отдела Кутузова 3-й степени полка РГД гаубично-артиллерийской Владимиро-Волынской ордена Богдана Хмельницкого бригады прорыва РГК: «…наградить медалью «За боевые заслуги» телефониста рядового Залуцкого за то, что в бою при отражении контратак противника в районе восточнее Тарлув (Польша) 15.09.1944, находясь на НП командира батареи в боевом порядке пехоты, неоднократно выходил на линию устранять неисправности, чем обеспечил бесперебойную связь с командиром дивизиона». Вторую награду получил 15 июня 1945 года. Вот выписка из приказа: «За время прорыва обороны противника в районе Гимредорф (Чехословакия) рядовой Залуцкий под сильным пулемётным огнём на 1 километре протянул линию связи. Связь от осколков снарядов более чем в 4 местах порвана. Рядовой Залуцкий, невзирая на обстрел, восстановил связь, батарея открыла огонь, уничтожив свыше взвода пехоты, 5 автомашин с грузами, 2 пулемёта, 3 каменных здания и

подавила огонь миномётной батареи, что дало возможность поддерживаемому 522 СП 107 СД занять Гимредорф». Также мой отец был награждён медалями «За взятие Берлина», «За победу над Германией», «За победу над Японией». К сожалению, папа мало рассказывал о войне, старался как-то уходить от этой темы. В 1949 году он приехал в Аксарку к своей сестре Валентине Ивановне Дегтярёвой (Залуцкой). Женился на Лигне Александровне Вахтоминой. В феврале 1951 года на свет появился я. В Аксарке отец начал работать секретарём в прокуратуре. Затем перешёл в милицию. В 1972 году он уволился с должности заместителя начальника отдела милиции Приуральского района. За годы работы был награждён многими ведомственными наградами и одна из них – «Отличник милиции». Непродолжительное время работал в отделе кадров Аксарковского рыбозавода, наблюдателем гидрометеопоста в Аксарке. В 1985 году был награждён орденом Отечественной войны II степени за храбрость, стойкость и мужество в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками и в ознаменование 40-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне. В 1981 году отец выехал из Приуральского района на родину, в город Тару Омской области, 24 августа 1986 года его не стало. Виктор Фёдорович Залуцкий с. Аксарка

Для меня главный труженик тыла – это моя мать Клавдия Андреевна, коренная сибирячка. Во время Великой Отечественной войны мы жили в Томске. Страшно голодали, так как имели только кусок хлеба, который получали по карточке. В комнате, где мы жили, стояла только железная кровать – всё, что горело, было сожжено в печке. Круглый год комната не отапливалась, а зимой морозы доходили до шестидесяти градусов. Не было денег на дрова и уголь. Электричества не было, радио не было. Мать всю войну работала медсестрой в военном госпитале. Ежедневно в город приходило несколько эшелонов с ранеными. Госпиталь был переполнен. Мать работала по двадцать часов в сутки. Домой не могла прийти неделями. Я умудрялся проникнуть в госпиталь, где читал раненым бойцам стихи о доме, о детях. Мне было страшно смотреть на воинов, которые остались без двух ног, без рук или потерявших зрение. Я знал, что моя мама каждому из них поможет, в каждом пробудит веру в жизнь, в нашу победу, что и на нашей многострадальной земле будет праздник. И он наступил в мае 1945! День Победы! По окончании войны моя мать была награждена медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» Анатолий Мухачёв, ямалец, академик РАЕН п. Оболенск, Московской области

Северяне № 2, 2015

Строганина | к 70-Летию веЛикой победы

Мой отец Александр Иванович Костиков родился в деревне Шумиловке Рязанской губернии. В 1918 году, в возрасте десяти лет, он потерял обоих родителей. Унесла их неведомая дотоле болезнь – грипп, инфлюэнца, как тогда её называли. Тётка сшила Саше и старшей сестре Тамаре холщовые сумки, повесила им на плечи и сказала: «Идите, детки, в люди. Они добрые, накормят и обогреют…» «В людях» жилось несладко. Бродяжничали, батрачили. Бывало, ночевали в перелесках или в скирде соломы. Потом перебрались в Москву. Беспризорничали, пока не попали в милицейскую облаву. Отец и не ведал, что он уже достиг призывного возраста. Из милицейского накопителя он прямиком попал на воинскую службу. В армии он впервые в жизни ел три раза в день, спал на чистых простынях. Служил истово, на овладение воинским искусством сил не жалел. Отслужив действительную, подал рапорт о направлении в общевойсковое училище. Затем без передышки пошёл в лётное училище, окончил с отличием и получил направление в лётный Научно-испытательный институт Рабоче-крестьянской Красной Армии. Испытывал новые самолёты, в частности, скоростной бомбардировщик. На СБ ему и довелось воевать в Испании. В 1936 году лучшие лётчики Советского Союза отправились за Пиренеи – помогать молодой республике в борьбе с фашизмом. По возвращении в НИИ получил приказ ехать на Дальний Восток – бомбить самураев в районе озера Хасан. Раздела-

Северяне № 2, 2015

лись с самураями – грянула финская война. После финской его боевой опыт понадобился в ходе освобождения Бессарабии. Великую Отечественную встретил в должности командира истребительного полка на территории Молдавии. Потом его полк был перебазирован в Подмосковье – защищать небо столицы. Там встретил военврача Зою Фирсову. Вскоре майор авиации и капитан медицинской службы зарегистрировали брак в Ростокинском ЗАГСе Москвы. Через девять месяцев они регистрировали здесь своего первенца. Военную службу отец закончил в должности заместителя начальника штаба ПВО Киевского военного округа. Воспитывал троих сыновей. Не словом – примером, рассказами о пережитом. Для меня лично война – это прежде всего воспоминания. Большинство моих одноклассников на вопрос об отце отвечали коротко: «Погиб». И учитель больше не расспрашивал. Это мода на командирские полевые сумки. Ими так удобно было драться, они не рвались, как дерматиновые портфели, после третьей драки. Это пальто, перешитое из отцовской шинели. Это рассказы отца и матери о войне – они оба были офицерами. Было страшно и захватывающе интересно. Сегодня для меня Великая Отечественная – это начало всех моральных ценностей. Точка отсчёта. Эталон. Это доказательство неизмеримой силы нашего народа, которое придаёт уверенность: наше дело правое, победа будет за нами! Юрий Костиков г. Ижевск

В тридцатые годы во времена репрессий проходило массовое раскулачивание. Всё, что было нажито крестьянами, отбирали. Не гнушались ничем, не останавливались ни перед чем. Отбирали одежду, еду, бытовую утварь. Отца маминого куда-то увезли, и больше его не видели. Мамина мама с детьми, а их у неё было пятеро, вынуждена была покинуть свои родные места (в то время они жили в Берёзовском районе около села Ляпино) и переселиться в другие – так они оказались в селе Восяхово Шурышкарского района. Когда настало время идти в школу, маму сначала туда не принимали, называли всех в семье кулаками, врагами народа. А мама очень хотела в школу, потому что мечтала научиться читать и писать. Но потом всё же её приняли в школу и при этом в интернате места не дали всё по той же причине. А школа находилась в селе Мужи, что в двадцати пяти километрах от села Восяхово. Маме пришлось жить у тёти. И хотя мама с детства была трудолюбивая, терпеливая, но её жизнь «в людях» всё равно оказалась очень сложной. После занятий в школе она должна была помогать по хозяйству до позднего вечера – это была плата за постой. А уроки делала по ночам… Маме было очень трудно, но она упорно шла к своей цели и достигла её – научилась читать и писать. Однажды, когда она уже училась в четвёртом классе, не выдержала таких условий и убежала… Маленькая девочка одна прошла зимой двадцать

к 70-Летию веЛикой победы | Строганина пять километров от Мужей до Восяхово! Пришла домой и сказала: «Мама, читать и писать я умею, а теперь буду тебе помогать». Но впереди возникло новое испытание… Моей маме исполнилось одиннадцать лет, когда началась война. Не довелось ребятишкам узнать самых простых детских радостей. В двенадцать лет она пошла работать в колхоз. С такими же, как сама, юными работниками ездила на сенозаготовки. В мамином подчинении было семь девочек. Некоторым девочкам было уже по тринадцать лет, но маму назначили старшей. Наверное, за её трудолюбие, терпение, выносливость и ответственность. Дети сами запрягали лошадей и вывозили накошенную траву. Ещё заготовляли дрова для пекарни, где пилили, рубили топором небольшие деревца. Когда уже не оставалось сил, они пилили деревья, стоя на коленях. Маме исполнилось четырнадцать лет, когда среднего брата забрали на фронт. Это было осенью 1944 года. Он один раз приезжал на Новый год. После этого от него не было никаких известий. По окончании войны сообщили о нём как о без вести пропавшем. Уже потом, через много лет, когда стали организовываться поисковые отряды, случайно нашли газету «Ленинский путь» от 15 мая 1990 года. Нам в руки передали один лист этой газеты. Две страницы занимала рубрика «Пишем Книгу памяти». В статье «Вспомним всех поимённо» среди других фамилий мы нашли фамилию нашего дяди, маминого брата – Гаврила Егоровича Попова. Написано: «Попов

Гаврил Егорович, 1925 года рождения, уроженец села Восяхово. Призван в сентябре 1944 года. Гвардии рядовой 115-го гвардейского стрелкового полка Попов погиб 22 февраля 1945 года и похоронен в деревне Донч-Цекцын Хойницкого уезда Поморского воеводства». Пока мы не смогли через Интернет найти это место, но будем прилагать для этого все усилия. В Салехарде в парке Победы и в селе Восяхово увековечено его имя. Нина Анисимова г. Салехард

Наверное, не многие в наше время могут сказать, что знают, как воевали их деды и прадеды. К сожалению, и я в их числе. Мой прадед прошёл всю войну, но умер ещё до моего рождения, поэтому все мои воспоминания переданы мне моей прабабушкой Ульяной Моисеевной Рудик, 1923 года рождения. В этом году ей исполняется 92 года. Каждый год мы приезжали к ней на летние каникулы на Западную Украину: Ровенская область, Берёзновский район, село Вилья. И она делилась с нами своими воспоминаниями о войне. Война застала её с маленьким ребёнком на руках. Она родила моего дедушку Василия Ивановича Рудика в 1941 году. Самые яркие её воспоминания – это не наслаждение желанным материнством, не радость от него, а спасение своей жизни и жизни маленького сына. Однажды ей пришлось

спрятаться на картофельном поле. Когда она услышала приближающихся немцев, то просто упала в борозду и накрыла своим телом ребёнка, чтобы он не закричал. Бесконечные «прятки» в лесу, по подвалам и постоянный страх, что ребёнок выдаст себя и её своим плачем… И так всю войну! Для меня она герой. Не сохрани тогда она жизнь моего дедушки, не продолжилась бы целая ветвь нашего рода, не было бы и меня… Благодаря её рассказам вся наша семья не понаслышке знает, что такое война. Чтим память погибших не потому, что так положено, а потому, что действительно благодарны им за возможность жить. И самое главное, благодаря ей, моей героической прабабушке, я сегодня могу всё это написать. Великая Отечественная война – это страница нашей истории, которая показывает нам, как может сражаться народ в едином порыве. Она показала способность людей не быть безразличными к чужой беде, оказывать помощь, рискуя своей собственной жизнью и свободой. К сожалению, сегодня на такой самоотверженный шаг способны не многие, и становится страшно от осознания того, что нет действительной защиты, нет людей, способных бороться за своё Отечество. А бороться стоит! Только Отечество теперь для каждого – всё!!! Таина Терентьева г. Салехард

Северяне № 2, 2015

Строганина | к 70-Летию веЛикой победы

Расскажу о том, как мы с мужем воспитываем своих внуков в духе патриотизма. У нас восемь внуков, из них шесть мальчишек. Каждое лето у нас на даче отдыхают по три внука. Дед с мальчиками занимается всяким мелким ремонтом: учит пилить, строгать, сверлить, мыть и водить автомашину и выполнять много других мелких работ. При этом не забываем о том, что детям необходимо прочитать литературные произведения, заданные по школьной программе на лето. А вечерами рассказываем внукам о наших героических предках, с маленькими учим патриотические стихи. В шесть – восемь лет каждый внук знает наизусть стихи «Сын артиллериста», «Бородино». Поём патриотические и военные песни: «Вставай, страна огромная», «В землянке», «Орлёнок». В прошлом году внучка Лика привезла современную патриотическую песню «Кино идёт, воюет взвод...», так мы её разучили всей семьёй и пели. Внукам нашим подарены имена наших предков – участников Великой Отечественной войны. Имя прадеда по линии деда получил Костя, ему же достался и орден Красной Звезды, заслуженный Константином Ивановичем Акатьевым, который служил и воевал в охране маршала Рокоссовского. В этом году Костя оканчивает Курганский пограничный институт. Имя прапрадеда по линии бабушки досталось Георгию, как и Георгиевский крест IV степени, полученный за храбрость Георгием Кузьмичом Ванцевым. Имя прадеда Василия Георгиевича Ванцева досталось внуку Василию. Прадед был участником

Северяне № 2, 2015

Великой Отечественной войны и в восемнадцать лет погиб в Литве, не получив свою медаль героя. Обо всех наших героях мы рассказываем внукам, показываем их фотографии. Недавно Василий, ученик десятого класса мегионской школы, написал о своём прадеде сочинение, которое нам очень понравилось. Нам с мужем за семьдесят. У нас было военное и послевоенное детство, которое насквозь пропитано патриотизмом. Мы не можем сделать больше, чем подарить своей любимой Родине патриотически воспитанных внуков. Алевтина Акатьева г. Тюмень

Мой прадед Василий Георгиевич Ванцев родился в 1926 году в Астраханской области. В 1930 году их, семью зажиточных крестьян, сослали на Крайний Север. Жизнь ссыльных на Крайнем Севере была крайне тяжелой: холод, тяжёлая работа, голод. Вася попал в ссылку четырёхлетним ребёнком, в день ему доставался небольшой кусочек хлеба. Тёплой одежды у ссыльных почти не было: из Астрахани их увезли в том, в чём они были, а там тепло. Ближе к 1940 году жизнь ссыльных на Крайнем Севере потихоньку наладилась. Вася ходил в школу, учился хорошо. Как многие ребята того времени, был патриотом своей страны. С началом Великой Отечественной войны школьники стали рваться на фронт. Несмотря на то что страна обошлась с ними несправедливо, они хотели защищать свою

Родину и народ. Так поступил и мой прадед Василий. Прибавив себе год, в 1943 году он, семнадцатилетний, ушёл на фронт. Он считал для себя невозможным отсиживаться в тылу, когда другие проливают кровь за Родину. С фронта Вася писал письма своей маме и сестре. К сожалению, они не сохранились. Я совсем не знаю, каким бойцом он был, но он смог провоевать целый год. А ведь это был обыкновенный деревенский парнишка. С 1944 года Красная Армия активно наступала. Это был год решающих побед в Великой Отечественной войне. Василий принимал участие в освобождении Белоруссии и Литвы. В декабре 1944 года из Литвы пришла горькая весть: пал смертью храбрых. Мама его, Лукерья Ивановна, моя прапрабабушка, кричала от горя целую неделю так, что слышал весь посёлок. До Победы Вася не дожил полгода. У него не осталось ни жены, ни детей. Но его всегда помнили брат и сестра – моя прабабушка, помнят до сих пор их дети. Меня назвали Василием в его честь. «Я вам жизнь завещаю! Что я больше могу?» Может, прадед мой и не был умелым бойцом, но он честно выполнил свой долг и отдал жизнь за горячо любимую Родину. Он не успел узнать о нашей Победе, но сделал для неё всё, что было в его силах. «Наша, смертью оборванная, вера, ненависть, страсть. Наше всё. Не слукавили мы в суровой борьбе. Всё отдав, не оставили ничего при себе». (А. Твардовский) Василий Апостолов г. Мегион

Марина одинцова, 13 лет, детская школа искусств, г. Салехард. Руководитель Е.в. лучникова

к 70-летию великой победы | строганина

Северяне № 2, 2015

Строганина | к 70-Летию веЛикой победы

из Семейного архива ваСиЛия бурчи

В канун празднования 70-летия Победы в Великой Отечественной войне проходят различные мероприятия, связанные с формированием у молодого поколения гражданскопатриотической и духовнонравственной жизненной позиции. Поэтому считаю, что будет правильно вспомнить тех, кто ковал Победу в тылу, производя продукцию, необходимую фронту. Хотелось бы вспомнить о фронтовике Иване Арофановиче Каневе. Он родился

16 октября 1914 года в городе Салехарде. Получил приличное в то время образование, умел читать и писать, закончив четыре класса церковно-приходской школы. А 15 сентября 1936 года был призван в армию – в 40-й стрелковый полк. Строил город Комсомольск-на-Амуре, в запас был уволен 10 ноября 1938 года. Недолго пришлось вчерашнему солдату жить на гражданке. В августе 1941 года он был призван вторично в Красную Армию и зачислен в состав 135-го

Северяне № 2, 2015

стрелкового полка стрелком, но воевал недолго. В одном из сражений в сентябре 1941 года был тяжело ранен осколками в ногу и в руку и отправлен в эвакогоспиталь № 86. В конце 1942 года был уволен в запас по состоянию здоровья. Долго пришлось добираться молодому фронтовику до родного Салехарда. А вот место работы ему нашлось быстро. Так как Иван Арофанович был грамотным человеком, владел русским, зырянским, ненецким языками, был направлен в посёлок Щучье, в то время являвшийся административным центром Приуральского района, где стал работать заведующим базой. В 1961 году вместе с семьёй был направлен в посёлок Лаборовая, где его избрали председателем Лаборовского сельского совета. В то время там располагался колхоз «Красный Север», мощное по тем временам хозяйство: он имел свою звероферму, оленей, лошадей. Председателем колхоза был Иван Максимович Езынги. Справедливости ради следует отметить, что работа председателя сельсовета была непростой: надо обеспечить население всем необходимым, а завоз продовольственных товаров осуществлялся всего один-два раза в год на оленьих упряжках из Салехарда. Позднее Ивана Арофановича перевели в посёлок Щучье, где также избрали председателем Щучьереченского сельского совета, и работал он на этой должности до 1962 года. Иван Арофанович имеет правительственные награды: медаль «За победу над Германией», а также юбилейные медали.

Скромный, работящий, ответственный, он отдал все свои знания и умения землякам, своей малой родине. Умер Иван Арофанович 20 января 1983 года, похоронен в посёлке Белоярск Приуральского района. Василий Михайлович Бурча, почётный гражданин Приуральского района

Редакция «Северян» очень помогла мне, поскольку я всегда чувствовал свой долг перед рано ушедшим отцом, многотрудная жизнь которого протекала на моих глазах. И здесь, надеюсь, хоть как-то смогу его отдать. Семью моего отца, Петра Михайловича Ляшенко, не миновали невзгоды, которые коснулись всего нашего народа. В начале 30-х годов прошлого века его семью раскулачили и насильно вывезли из тёплой Воронежской области в далёкую и холодную Якутию, на Алдан. Эти невзгоды случились из-за того, что мои дед и бабушка, а также братья и сёстры отца были большими тружениками и сумели создать крепкое крестьянское хозяйство. Не буду сейчас обсуждать причины того, что случилось, и последствия для страны этих «мероприятий». Скажу только, что для семьи это был почти смертельный удар. Многие семьи таких крестьян-тружеников просто вымерли... В невероятно сложных условиях мои предки выстояли, вгрызались в мёрзлую якутскую землю, причём по-настоящему, поскольку занимались старательством, искали и мыли золото. Отец

к 70-Летию веЛикой победы | Строганина был, как говорят, фартовым и, будучи ещё подростком, нашёл золотой самородок. Именно поэтому на купленные через Торгсин продукты семья сумела встать на ноги и там, в этом суровом краю. Отец, как и многие миллионы советских людей, живших в то сложное время, не только выжили, но и в грозный военный час, несмотря на естественную обиду на власть, встали на защиту Родины, дороже которой нет ничего на этом свете. Отец сумел в тяжёлых условиях, в военное время, окончить Алданский горный техникум и в ноябре 1942 года был направлен на Северный Урал, на Североуральский бокситовый рудник. Там и начал работать на бокситовой шахте механиком, а затем энергетиком рудника. Это было тяжелейшее время. Страна потеряла районы, где добывалась руда для выработки алюминия – боксит. Поэтому стоял вопрос вообще о возможности существования нашей авиации, а значит, и Победы. Именно поэтому на Северном Урале развернулся настоящий фронт, где также реально ковалась Победа. Тысячи и тысячи людей вгрызались в землю примитивными орудиями, часто вручную. Проходили шахтные стволы и выдавали на-гора драгоценное сырьё, из которого на заводах выплавлялся алюминий, строились самолёты. Условия были ужасные: жильё – палатки и землянки, скудное пайковое питание, глухая тайга, гнус, грязь и холод. Хлебнул отец, как и многие другие, всего этого по самое «не хочу»! Да и работа у него была чрезвычайно ответственная. Ведь он, ещё довольно молодой человек, отвечал за всё шахтное

оборудование, за безопасность людей и под землёй, и на земле. Мера ответственности чрезвычайная, стресс ежеминутный. Надо ли удивляться, что прожил он всего-то 54 года. Одно отрадно, что на закате жизни он выехал на Украину и прожил несколько счастливых лет в краю, который был так похож на места его южного детства. Будем благодарны по-настоящему тем людям, которые не только родили и воспитали нас, но и сумели в чрезвычайных, тяжелейших условиях сохранить нашу Родину, разгромили врага. И дай нам Бог, чтобы мы, наши дети и внуки сумели пронести этот заряд любви к Родине и к нашей земле в будущее! Эдуард Ляшенко г. Екатеринбург

Семья моей мамы перед войной жила в Ленинграде на улице Декабристов, на которой жили Александр Блок и Любовь Менделеева. Я был в их квартире-музее, когда учился в Питере. У семьи деда была дача под Ленинградом, где в бочках хранилась собранная на болотах и в лесу ягода: клюква и брусника. У бабушки (её звали Афифя Айнетдиновна, а по-русски Агафья, или просто тётя Ганя) были специальные туфли, которые мама называет «театральными», поскольку в них она с дедом ходила в театр (вероятнее всего, в Мариинский, тогда – имени Кирова, он находился неподалёку от дома). Деда звали Хасян Юсупович Улубиков. Моя бабушка Афифя

перенесла за свою жизнь очень много страданий. Она была в ленинградской блокаде, видела горы трупов, беспомощных умирающих людей, видела горящие разбомблённые вагоны и страшные самолёты, расстреливавшие в упор всё живое, она потеряла на войне сына – моего дядю. У неё на руках от голода умер её ребёнок – просто кричал, кричал и умер... Но когда в их деревню пригнали пленных немцев, жалких, умирающих от голода и болезней, она пожалела их, носила им хлеб, хотя сами жили впроголодь. Скажите мне: какое надо иметь сердце, чтобы жалеть и врагов своих, чтобы и в них видеть не мучителей, а несчастных людей с исковерканными войной судьбами?.. Я горжусь моей аби. Каждый раз, когда наступает очередной День Победы, мы с мамой снова и снова вспоминаем своих родных: расстрелянных фашистами дедушкиного брата Мирзаджона и его жену, похороненных на Пискарёвском кладбище бабушкину сестру Зяйнаб и её детей, маминого брата ленинградского партизана Ханяфи, двоюродного брата Али, погибшего в 45-м, брата моего отца Аббаса и многих ещё, всю нашу родню, которая полегла, защищая родную землю. Вспоминаем Джафяра-абзи, маминого дядю, изуродованного войной, деда Хасяна, получившего ранение на фронте и к концу войны заработавшего в трудармии гангрену обеих ног. И мы плачем. Вокруг – ликование, салют, праздник… а мы плачем. Не можем по-другому. Не получается… Эльдар Ахадов г. Новый Уренгой

Северяне № 2, 2015

из Семейного архива бориСа беЛого

В моей многодетной семье росли и воспитывались пять братьев и две сестры. Я – младший. Трое старших – два брата и сестра – прошли с боями до Германии. Сестра Вера, 1921 года рождения, была призвана на фронт в первые дни войны как знающая немецкий язык. Средний брат, Григорий, 1924 года рождения, на фронте получил два ранения, но по дорогам войны прошёл до её окончания. Брат Иван, 1927 года рождения, захватил войну на её излёте и был призван на фронт в марте 1945 года, но в силу голода и дистрофии он добирал вес в лазарете, после чего семь лет служил в автобате в Германии. В семье почему-то не принято было говорить о годах, проведённых на фронте, о сложностях военного времени, когда приходилось не только наступать, но и отступать, неся большие потери

иван белый (в верхнем ряду справа) с фронтовыми товарищами, 1950 год, германия

Северяне № 2, 2015

как людские, так и территориальные. О войне я ничего не помню, так как родился в 1943 году, но острой занозой в мозгу сидело непреодолимое желание есть, а чувство голода сопровождало все мои детские годы. Я помню, как ранней весной питались травами с полей, неубранными остатками огородов – мёрзлой картошкой, свёклой. А в праздники мать умудрялась добыть макухи – так мы называли жмых от подсолнечных семечек, он для нас считался деликатесом. Особенно голодными на Украине были 1946 и 1947 годы. Как ни странно, мы все выжили. Уже позже пришло осознание той кровавой беды, которая свалилась на страну, и эта беда сплотила всех нас. Миллионы людей, как и моя семья, жили общим горем и общими надеждами, только так страна могла выстоять, сохранить себя и победить. Уже в послевоенные годы семья по возможности собиралась в полном составе, и первым тостом за столом был памятный: «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальём». Произносилось это совершенно искренне, без пафосности и от души. Никто в моей семье не спился, не обозлился на государство, не сподличал, хотя причин было много: тяготы и мучения послевоенных лет, отсутствие жилья, продуктов питания, введение карточной системы. В войну дети рано взрослели, не было понятий «беспризорность и брошенные дети». Как праздника ждали мартовского снижения цен на продукты питания – с надеждой, нескрываемой радостью и верой в вождя! Такими врезались в детскую память те годы.

из Семейного архива бориСа беЛого

Строганина | к 70-Летию веЛикой победы

иван белый, 1947 год, германия

Из литературы известно, что фронтовики Америки получали земельный пай, и на нём государство помогало строить добротные дома, а нашим фронтовикам вручали ордена и медали, за которые производилась доплата, но позже и её отменили. До 1961 года брат Иван с семьёй из четырёх человек, тёщей, братом жены с семьёй из трёх человек ютились в маленьком полуподвальном помещении в городе Ростове-на-Дону, имея законное право на льготы. Но о них никто и не вспоминал. Люблю поколение старших и моё – некогда могучее, а теперь напоминающее вырубленный лес. Слишком дорого заплатили мы за мирную жизнь, поэтому и ценим её. Настали другие времена, но нам по душе те, когда люди были добрее и лучше, чище духовно, умели сострадать чужому горю, в нужную минуту бескорыстно приходили на помощь. Такими людьми были мои родители, мои старшие братья и сёстры. Пусть земля им будет пухом. Борис Белый г. Салехард

Павел Антонович Филиппов, мой отец, родился в 1911 году в станице Безопасной на Ставрополье в семье крестьян. В 1929 году начал трудовую деятельность в качестве чернорабочего на лесоразработках Абхазии Грузинской ССР. Затем работал шофёром курорта Цхалтубо в городе Кутаиси Грузинской ССР. Мечтая летать, в 1934 году окончил школу младших авиаспециалистов в городе Тбилиси, затем, по 1938 год, работал инструктором аэроклуба в Тбилиси. В 1938 году призван в ряды Красной Армии авиационным механиком. Великую Отечественную войну встретил в августе 1941 года в рядах СевероКавказского фронта. Всегда своевременно и качественно обеспечивал подготовку самолётов к боевым вылетам. Мечта о небе сбылась в 1943 году – Павел стал пилотом самолёта «ПО-2» Прибалтийского фронта. Он осуществлял связь с партизанскими отрядами в тылу врага, вывозил раненых, случалось доставлять на линию фронта концертные бригады для поддержания морального духа бойцов Красной Армии. Только на первый взгляд боевая работа пилота небесного тихохода (так называли самолёт «ПО-2») менее престижна и романтична, чем, например, лётчика-истребителя или бомбардировщика. Понятия война и романтика вряд ли совместимы. Чего только стоили постоянные пересечения линии фронта! За время войны Павлом Филипповым произведено 230 боевых вылетов. В течение боевых операций им лично осуществлён вывоз четырёхсот

человек раненых, транспортировано двести литров крови! Он награждён правительственными наградами: орденами Красной Звезды, Отечественной войны II степени, медалями «За оборону Кавказа», «За взятие Кёнигсберга», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», «За победу над Японией», юбилейными медалями. Демобилизован в декабре 1945 года. Все эти годы его возвращения с фронта ждали жена Пелагея Ивановна и маленькая дочь Валя, которая родилась в 1939 году. Отец ещё некоторое время проработал пилотом Кутаисского авиазвена в Грузии. В 1946 году переехал с семьёй в строящийся посёлок нефтяников Отважный в районе Жигулей (в скором будущем город Жигулёвск Куйбышевской области). Прибыл на своём «ПО-2», который передали ему после списания. Проработал пилотом в 11-м стройуправлении Главнефтестроя и треста Ставропольнефть под руководством легендарного Муравленко до 1948 года, когда в связи с поломкой самолёта карьера Филиппова как лётчика закончилась. Все последующие годы до выхода на пенсию в 1971 году мой отец продолжал работать на важнейших народнохозяйственных объектах Куйбышевской области: дизелистом на нефтяных месторождениях, крановщиком мостового крана на строительстве Волжской ГЭС, ВАЗа, правобережного завода железобетонных изделий. Неуёмная энергия, весёлый, общительный характер не позволили ему наслаждаться пенсионным покоем, поэтому трудовая деятельность продлилась ещё на целых пятнадцать

из Семейного архива михаиЛа фиЛиппова

к 70-Летию веЛикой победы | Строганина

пелагея ивановна и павел антонович филипповы перед самой войной. тбилиси

лет. Где бы он ни трудился, всегда был отмечен различными поощрениями за хорошие показатели в работе. Награждён медалью «Ветеран труда». Отец был увлекающимся человеком. Очень любил охоту, рыбалку, занимался пчеловодством. Любовь к природе он привил и своим детям. Сегодня, к сожалению, уже мало осталось в живых его сверстников. Но все, кто его знал, кто с ним общался, дружил, вспоминают о нём с большой теплотой, как о Человеке с большой буквы. Михаил Павлович Филиппов, председатель совета общественной организации «Землячество «Полярный круг» г. Тюмень

Северяне № 2, 2015

Строганина | к 70-Летию веЛикой победы

рисунок евгении шкЛяровой

ораторов: «Ну шо ты брешешь?» И брехун сникал. А ещё помню, как на предложение моего отца купить к столу серого хлеба дед тихо сказал: «Будет война – будем серый есть. А пока давай белый». Вспоминая воевавших родственников, думаю: а что у них общего? Разный темперамент, разная послевоенная судьба. Пожалуй, объединяет одно – они были глубоко добрыми людьми. И очень терпеливыми. Что для меня значит Великая Отечественная? Великую катастрофу. Удар после удара. Сначала коллективизация и голод, догматическая, не терпящая никаких несогласий давящая власть. А потом убийца Гитлер и необходимость защищать от него Родину, потому что она – Родина. Страна, народ, семья. И даже что-то большее. Моему отцу в 1941-м было десять лет, поэтому я, скорее, внук фронтовиков. Впрочем, моего деда по отцу на фронт не призвали по возрасту, но три его младших брата ушли и погибли. Три семьи остались без кормильцев. Воевали и три его старших сына, братья моего отца: Василий, Филипп и Семён, а также сестра отца Анна. Василий и Филипп прошли фронт без потерь, но после войны прожили недолго, скосили внезапные болезни. Фронтовую медсестру Анну тоже бог войны не тронул. А вот Семён, которого я больше всех запомнил, был тяжело ранен, контужен, после боя его, бессознательного, достреливали немцы. Не дострелили. Год пролежал в госпитале, остался инвалидом, очень сильно хромал. Потом жил на Украине, периодически приезжал к нам в Сибирь. Мягкий, предупредительный, интеллигентный человек, с которым было интересно беседовать на разные темы. Причём не только мне, но и моему повзрослевшему сыну. Родившийся в крестьянской семье у неграмотных родителей, Семён Павлович после войны окончил институт и практически всю жизнь проработал на крупных предприятиях главным инженером. Не знаю, был ли ранен дед по матери, но он дошёл до Берлина и после войны жил на ставропольском хуторе. В основном пас на лошади огромное совхозное стадо. Дед Андрей был мужчиной уважаемым, ибо сам не врал и другим не давал. Поэтому при нём не очень-то «заливали» даже подвыпившие. Мне, тогда ещё ребёнку, было потешно смотреть, как, щурясь из-под козырька непременной кепки, спасающей глаза и переносицу от степного солнца, дед иногда делал замечание кому-нибудь из привирающих

Северяне № 2, 2015

Вадим Гриценко г. Надым

Война принесла мне безотцовщину. Отец погиб в 1942 году под Ленинградом. Мать одна поднимала нас троих. Не представляю, как это удалось нищей колхознице. Если бы с Небес спросили меня, кого из людей стоит назвать святыми, я ответил бы: всех солдаток, которые вырастили и воспитали моё поколение. Я думаю: как же Бог допустил какую-то оплошку, создав человека, который способен быть фашистом? Почему по нынешний день в людях живёт страсть убивать себе подобных? Мы снова стоим на грани безумия. Я живу в Минске, в сорока девяти километрах от Хатыни. И по телевизору видел, что творилось второго мая 2014 года в Одессе. Очень не хочется верить, что человека ничему не научила война. Но похоже, что это так… Я литератор. У меня в запасе есть только слова. И очень хочу, чтобы слова всей писательской братии несли только свет – как свечи. Зло рождается, когда разум людей погружается в темень. Вот с этой бедой и надо бороться. Фёдор Конев г. Минск

даша хомичёва, 9 лет, детская школа искусств, г. Салехард. Руководитель Е.в. лучникова

Лиза Новикова, 13 лет, детская школа искусств, г. Салехард. Руководитель н.н. рудь

к 70-летию великой победы | строганина

Северяне № 2, 2015

Строганина | к 70-Летию веЛикой победы

рисунок евгении шкЛяровой

В мою жизнь Великая Отечественная война ворвалась, когда мне было лет шесть. Будучи в гостях у бабушки в деревне в Липецкой области, в самом дальнем углу большого сада, куда я прежде не добиралась, свалилась в неглубокую яму. Обследовав земляное сооружение, выяснила, что яма – это вход в «трёхкомнатное», поросшее травой жилище. По наклону (когда-то, наверное, это были ступеньки) благополучно выкарабкалась на поверхность. Вечером стала рассказывать бабуле, что у неё в саду живут, наверно, какие-то сказочные существа… Бабушка, перестав резать хлеб, как-то совсем буднично сказала: «Это погреб. Мы там жили всю оккупацию,

Северяне № 2, 2015

а траву притоптали гуси». Если бы, вспоминая, она заплакала или хоть что-то дрогнуло в её голосе, война бы не показалась мне такой ужасной. Она не спеша пододвинула мне хлеб и стала наливать в тарелку суп. Мой детский мозг отказывался понимать: «Как? Как там, в погребе, можно было жить? Ведь и в жаркий июльский день в этом подвале сыро, холодно и жутко! А что же там зимой?» Я, совсем маленькая, поняла тогда: война – это что-то очень страшное… Бабушка рассказывала о войне мало. Отрешённо, без малейшей эмоции в голосе, как о давно свершившемся факте, о котором внукам знать не надо, у них должна быть другая, мирная и счастливая жизнь. Только спустя годы я поняла, почему бабушка не могла говорить о войне, она

мучительно пыталась забыть то, что видела, слышала, пережила. Уникальная человеческая жизнь во время войны обесценивалась – была что поленница дров. «Складывали там, возле сарая. Немцы их всегда там складывали. Потом разрешали забирать» – это о мёртвых. Живые же были загнаны в такие условия, что боялись: если останутся в живых, смогут ли сохранить в себе человека? Галина Раюшкина г. Салехард

Позволю себе отойти от обычного стиля воспоминаний о Победе. Не потому что отношусь к ней без должного чувства. Победа для меня – это святое, как и для всех людей моего поколения. Но о ней много говорят, и иногда слова теряют свою силу. Пусть она останется в моей душе без таких лишних слов. Я просто приведу свои детские воспоминания о событиях того дня. Мне было тогда почти десять лет и жил я в интернате в городе Воркуте. «Победа, победа, победа!» – кричали мы, бегая по коридорам и комнатам, прыгая по кроватям и тумбочкам. Нас охватило возбуждение толпы, когда все кричат, не осознавая, зачем и почему. «Никаких занятий сегодня не будет!» – сообщил кто-то. Что делать, никто из взрослых не говорит. Они в таком же возбуждении и мало что соображают. Наверное, какие-то люди, начальники, партийные руководители, пытались управлять процессом,

к 70-Летию веЛикой победы | Строганина потому что поползли слухи о том, что сегодня будет происходить в городе. Первый – на центральном сквере дают бесплатно мороженое. Второй – в кинотеатре непрерывно идут фильмы, и двери открыты настежь. Третий – в столовке будет еды каждому, сколько влезет. День был тёплый, солнечный, хоть ещё стояла зима. Мы с пацанами помчались ловить и хватать подарки сегодняшнего сумбурного дня. В кинотеатр мы пробрались. В открытые двери зала вползала толпа плотно прижатых друг к другу людей, улыбающихся и смеющихся, несмотря на ужасную тесноту. Зал наполнился, никто не сидел, это было невозможно, люди стояли в проходах между кресел, дети становились на спинки, держась за взрослых и друг за друга. «Тёмная ночь...» – пел с экрана молодой Марк Бернес. Что происходило на экране – точно никого не интересовало. Здоровяк Саша с Уралмаша громил врагов, выручал друга, и зал ликовал. Через полтора часа мы, красные и вспотевшие, выдавились из зала кинотеатра и побежали в сквер за мороженым. Мороженое давали целый день, проблема была в том, что каждую порцию готовили тут же, перед тем как её вручить. Очередь была огромная и двигалась медленно, но не скучала, галдела, пела и плясала, как неделю назад на демонстрации. Нас дотискали до четырёх одуревших тёток в белых фартуках, и мы получили свою радость в вафельных обкладках, мгновенно слизнули и сглотнули таявшую сладкую кашицу и помчались дальше. День тянулся долго. Мы постояли рядом с духовым оркестром, вокруг которого танцевали орущие и поющие пары.

Примкнули к марширующей под «Броня крепка, и танки наши быстры» колонне старшеклассников, двигающейся по направлению к школе. Скорее всего, опомнившиеся учителя решили провести торжественное заседание. У школы мы увильнули в сторону и пошли в свою интернатскую столовую. Это была городская столовая, в которой в определённое время кормили четыре десятка интернатских детей. В этот день там кормили всех, кто заходил и смог занять место за столиком. Люди стояли, ждали, когда освободится место, садились, ели и освобождали место следующим. Мы пришли, когда народу было мало. Нашли свободные места, сели. Усталые, но возбуждённые официантки принесли нам обед. Ничего особенного, всё как обычно. Перловый супчик, пахнувший солёной треской, распаренная липкая овсянка и кусочек солёной трески, которую варили в супе, но всё горячее и вкусное. Хлеба дали мало – тоненький кусочек. Хлеб в Воркуте был дефицитным. У шахтёров – большая норма, зато очень скромная у остальных. Мы обычно в каждое посещение получали один кусок весом около 150 граммов – всего 400 граммов в сутки. Не помню, чтобы кто-нибудь уронил, не доел хоть маленький кусочек. Крошки сметали в ладошку и забрасывали в рот, как это делают в деревнях. Наевшись, идём в интернат. Усталые, мы валимся, не раздеваясь, в кровати. Мы вообще-то раздевались очень редко, а иногда надевали на ночь шубы и шапки. Одеялами накрывались всегда с головой. Температура в палатах опускалась временами до плюс пяти.

Я насмотрелся на красные флаги, развешанные по всему городу, и решил повесить флаг над своей кроватью. Нашёл ручку от сломанной швабры, взял свой шёлковый пионерский галстук, один тонкий конец треугольника привязал к самому концу палки, тупой угол, который обычно находится на спине, пришпилил пониже, оттянув этот угол на максимально возможное расстояние. Второй тонкий конец повис, образуя треугольное алое полотнище. Флаг получился красивым, совсем как настоящий. Я привязал палку к спинке кровати, и сутки мою кровать украшал красный флаг. Опыт того дня я превратил в традицию. Оказалось, что в некоторые моменты жизни мне хотелось поднять красный флаг. И я не отказывал себе в этом. Повлиял ли на эту традицию тот флаг из галстука? Думаю, повлиял, так как этот эпизод остался в памяти до мельчайших подробностей. Я помню шероховатость и цвет старой палки, которую я нашёл в углу коридора. Я сорок лет поднимаю красный флаг у своего деревенского дома. Он развевается на специальном флагштоке с первого по девятое мая. Ветер и дождь истрепал уже три полотнища, сейчас я поднимаю четвёртое, так же, как свой галстук семьдесят лет назад… Но оно уже без золотистого серпа и молота. Он, этот флаг, символизирует не только нашу Победу. Он позволяет мне укрепиться в постоянстве и твёрдости духа, так необходимого в сегодняшней разноцветной жизни. Клим Ким д. Хабары Тверской области

Северяне № 2, 2015

светлана федосова

строганина | к 70-летию великой победы

Северяне № 2, 2015

к 70-летию великой победы | строганина

Мне было лет девять, когда однажды отец попросил маму: «Достань рюмки. Помянем моего командующего Малиновского. По радио передали, не стало его». Это был один из редких в нашей семье дней, когда за столом зашёл разговор о войне. Сквозь сон я слышала, как отец что-то говорил про второй Украинский фронт. В моём детстве, выпавшем на конец пятидесятых – начало шестидесятых, о войне нам родители ничего не рассказывали. Помню только, как бабушка Анна хвалилась перед соседкой своим добротным синим пиджаком: «Еварест нам в войну, в сорок четвёртом, из Румынии столько сукна прислал, что хватило и мне, и Александру (так звали моего деда) костюм справить. Ещё и самому на обнову осталось, до сих пор этим вещам сносу нет». В другой раз отец задал трёпку моим старшим братьям, обнаружив, что испорчены его медали. Оказалось, Толя и Вова ставили над ними химические опыты. Сняли планки, металлические круги бросили в какой-то раствор. После этого надписи на них было не разобрать. Отец потрясал удостоверениями и планками к медалям: «Вы что натворили, сопляки?! Смотрите, вот эта у меня была за взятие Будапешта, эта – за освобождение Праги. Эту мне вручили за взятие Вены, эту – за победу над Германией, эту – за победу над Японией. Я же воевал!» Хорошо хоть мамина медаль лежала в отдельной коробочке. Она оказалась цела: по кругу надпись «За доблестный труд

в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», на обороте: «Наше дело правое. Мы победили». От мамы братьям тогда тоже досталось. Она не раз угощала Толика и Вовку «берёзовой кашей», если к приходу с работы они не выполняли её поручения. Однажды летом мама закрыла обоих в холодный погреб. Просидев там минут двадцать, Толя выкрикнул из заточения: «Так даже фашисты в войну не делали!» «Да, не делали!» – поддержал его Вовка. На что мама, выпустив их на волю, тихо спросила: «Да что вы знаете о войне? Не дай вам бог такое пережить!» И, словно забыв о том, что ей скоро на работу, поведала нам свою историю: «С началом войны на полях вокруг посёлка Утрас-Вар остались трудиться в основном женщины, старики и дети. Серпами жали пшеницу и рожь, молотили снопы на току. Зерно грузили на подводы и везли на элеватор. По рассказам мамы, ей особенно нравились поездки на станцию Приютово – там она впервые увидела поезд. Как-то стояли у переезда, а мимо на товарняке в сторону Куйбышева провезли орудия, накрытые брезентом. Поговаривали, под Сталинградом готовится большое сражение с немцами. В то время на заработанные трудодни хлеба колхозникам давали меньше, чем до войны. К тому же надо было сдать налог государству, если не деньгами, так яйцами, шерстью, молоком или подписаться на облигации госзайма. Вечерами девчонки вязали варежки и носки, шили кисеты для солдат.

Селянам уполномоченные объясняли: «Всё для фронта! Всё для победы! Сами будем недоедать, а Красной Армии надо помочь». Весной сорок третьего было так голодно, что многие стали собирать мёрзлую картошку, выходившую из земли при вспашке огородов. Съев её, несколько человек умерли. Таисии Васильевой не исполнилось и семнадцати, когда в начале лета её отправили в Свердловскую область на лесозаготовки. В бараке, куда их заселили, оказались такие же, как она, девчата. Рядом устроилась подружка Лиза, тоже из их посёлка. В соседнем бараке нашёлся ещё один земляк, которого не взяли на фронт по инвалидности. С раннего утра в сосновом бору звенели пилы и топоры. Днём заедала мошкара, к вечеру на руках пузырились волдыри. А еда была очень скудная, хлеба выдавали мало. Однажды его и вовсе не привезли, зато солёной кильки оказалось вволю. Подружка Лиза не удержалась и съела её столько, что весь вечер бегала к ведру с водой. На следующий день худенькая девчушка так распухла, что её было не узнать. Когда Лиза умерла, Таю вызвал из барака земляк. Посоветовал: «Беги отсюда, пока сама не пропала». Девушка решилась не сразу, нашла себе попутчицу, прежде чем покинуть холодные нары. Ночами уже выпадали заморозки, поэтому спали они в стогах соломы. Питались тем, что удавалось найти на уже убранных колхозных огородах. Не зная дороги, порой плутали, но через две недели добрались-таки в Башкирию. Северяне № 2, 2015

Строганина | к 70-Летию веЛикой победы Спустя пару дней после того, как Тая, едва живая, пришла домой, к ним постучался председатель сельсовета. Посоветовал: «Ты, девка, если в тюрьму не хочешь попасть за оставление своего рабочего места, езжай на торфоразработки». Деваться, оказалось, некуда – таковы были законы военного времени…» Похожая история случилась и с отцом. В начале августа сорок четвёртого на поле у посёлка Лась-Сирма 17-летний Еварест работал на уборке озимой пшеницы. Колосья были крупные, налитые, а у него в пустом желудке урчит. По весне волки, которых в годы войны развелось немерено, последних овец утащили. Перебивались чем придётся, в основном киселём, который мама варила из ржаной муки и молодой крапивы. Знал ведь, что за это грозит суровое наказание, но не удержался парень и набрал в карманы по горсти пшеницы. От зоркого глаза бригадира это не ускользнуло. Суд был коротким: или в тюрьму, или на фронт. Штрафной батальон, в который определили рядового Варикова, входил в состав 2-го Украинского фронта. Они стояли в тридцати километрах от переднего края, в тылу войск. Днём и ночью здесь шли учения частей, готовившихся к штурму. Не раз перед ними появлялся сам командующий фронтом Родион Малиновский. Беседовал с офицерами и солдатами, требовал от них по-настоящему отрабатывать манёвры на поле боя, действия штурмовых групп. Через несколько дней их перебросили прямо к линии фронта.

Северяне № 2, 2015

Ранним утром 20 августа начался артиллерийский обстрел вражеских позиций. Всё заволокло дымом и пылью. Люди ринулись в атаку вместе с самоходками и танками. Так началась Ясско-Кишинёвская операция. Штрафбат шёл сразу за передней линией танков, натиск бойцов пытались остановить немецкие миномёты. Взрыв прогремел совсем рядом. Очнувшись, солдат обнаружил, что в ушах стоит звон, голова сильно кружится, а со лба на глаза стекает кровь. В медсанбате успокоили: «Счастливо отделался – лёгкая контузия». Вскоре рядовой Вариков шагал в солдатском строю дорогами Европы. Был приказ идти на Бухарест. Политруки объясняли, что румыны подняли восстание и повернули оружие против Германии. Надо их поддержать. Когда после ожесточённых боёв вошли в румынскую столицу, город был весь в руинах. Встречали наших воинов как освободителей. Хозяин магазина, сильно повреждённого обстрелами, любезно предложил им взять себе материю, которой он торговал. Рулоны были немного обгоревшие по краям, но солдаты не отказались: из дома многим писали, что голодно там и с одеждой плохо. Почта, несмотря на войну, работала как часы. Посылку на родину отправил и рядовой Вариков. Мой отец, видно, в рубашке родился. Сколько потом боёв было, а в медсанбат только однажды попал. И то по болезни, когда части 2-го Украинского фронта мёрзли где-то в междуречье Дуная и Тиссы. Долго они там стояли, отрезая немцам пути отхода на север. Три с половиной месяца на подступах к венгерской столице шли тяжёлые кро-

вопролитные бои. А когда вошли в Будапешт, воевать пришлось за каждый квартал и дом. Оттуда части 2-го Украинского фронта направились к восточным районам Австрии и её столице Вене. Девятое мая 1945 года встретили в Праге. Когда Берлин капитулировал, в Чехословакии ещё шли бои с остатками немецких дивизий. В июне сорок пятого пришёл приказ о расформировании 2-го Украинского фронта. Но это не означало, что солдатам можно разъезжаться по домам. Вместо этого их путь лежал на Дальний Восток – громить японцев. Военачальник Родион Малиновский возглавил Забайкальский фронт. Политруки готовили солдат к броску через безводную пустыню и нехоженые перевалы Большого Хингана. Японцы, видимо, были уверены: там Красная Армия не пройдёт. А они стремительно вышли в тылы Квантунской армии и уже через три дня шагали по сопкам Манчьжурии. А 3 сентября 1945 года война с Японией была победоносно завершена. Но домой мой отец вернулся только в 1950 году. Ему ещё предстояла служба в армии. В учебке он впервые сел за руль грузовика. Получив водительские права, участвовал в восстановлении разрушенного Сталинграда. Мама в это время работала на кирпичном заводе в Бижбуляке. Там, в райцентре, на одной из вечеринок они и встретились: первый балалаечник в деревне и голосистая певунья… Но это уже совсем другая, мирная, история. Роза Яковлева г. Новый Уренгой

светлана пташкина

судьбы. Характеры. лица

Северяне № 2, 2015

судьбы. характеры. лица | к 70-летию великой победы

Ямал:

ратный подвиг и труд День Победы у нашего народа в крови. Ветеранов Великой Отечественной принято 9 Мая на руках носить. Однако время берёт своё, постарели наши герои-победители. С тёплой улыбкой даёт их портрет поэт-фронтовик Егор Исаев: «Был шаг его как шаг, теперь он так – шажок С опорой на корявый посошок, С надеждой на добро, зато в горячих спорах За правду-матку он всегда, как порох, Готов к огню. А что в коленях шаток, Так это у него лишь частный недостаток». Виталий Чемляков г. Уфа

Где ты, сорок пятый золотой с Красною Звездою на мундире?!

ри встрече с седыми, умудрёнными, на девятом десятке фронтовиками взгляд останавливается на их боевых наградах. Зачастую на правом фланге (читай – лацкане пиджака), как и полагается бывалому воину, красуется отливающий рубиново-красной эмалью орден Красной Звезды. Он вручался за подвиги и боевые отличия. В годы войны «звёздочка» стала одной из массовых наград, потому что массовыми были подвиги бойцов и командиров Красной Армии. «Литературная газета» рассказала о лейтенанте Александре Фокине – командире взвода учебного батальона 57-й стрелковой дивизии 4-го гвардейского стрелкового корпуса

Северяне № 2, 2015

8-й гвардейской армии, которой командовал легендарный В. И. Чуйков – дважды Герой Советского Союза. Первой боевой наградой Александра стал орден Красной Звезды. В представлении командира учебного стрелкового батальона указано: «14 сентября 1943 года в хуторе Марьевка при наступлении на высоту одним расчётом уничтожил два станковых пулемёта противника, а огнём из своего автомата ликвидировал пять немцев». За настоящие подвиги вручался воинам этот яркий, внешне такой праздничный орден. Кстати, через год за форсирование Вислы и захват плацдарма на груди Фокина рядом с орденом Красной Звезды засияла и золотая Звезда Героя.

Благодаря журналистской удаче мне удалось получить от пожилой дочери фронтовика Заки Юлмухаметова, уроженца Башкирии, изрядно потёртый блокнот, в котором фронтовик описал путь, пройденный им за время Отечественной войны. В своих записках он упоминает о двух орденах Красной Звезды. Свой первый орден техниклейтенант артиллерии получил на Ленинградском фронте во время атаки под деревней Константиновкой, при этом он был тяжело ранен и очнулся только в медсанбате. Вторая «звёздочка» упала на грудь лейтенанта в ожесточённых боях на территории Польши, которые дались наступающим большой кровью.

Бывают в жизни неожиданные совпадения. В один из майских вечеров смотрел передачу первого канала «Человек и закон». Меня заинтересовал сюжет о ветеране войны сержанте Михаиле Вячеславовиче Матове. Он, как и лейтенант Заки, всю войну носил в своей полевой сумке тетрадку в тёмном переплёте, в которой вёл записи о боях и фронтовой жизни. Но об этом в мирное время Михаил Вячеславович никогда не упоминал. Только уже в преклонные годы фронтовик открыл свою тайну и рассказал сыну о заветной фронтовой тетради. Знать, умело владел Матов своим автоматом, коль дважды был представлен к ордену Красной Звезды. Одну из наград он получил в 1945 году, а «звёздочка» за фронтовое отличие 1943 года так и не догнала охотника из таёжной глубинки, спешившего походным маршем к логову фашистского зверя. Через многие десятилетия дошла до нас и фотография сержанта Матова, где он снят со своими однополчанами, Героями Советского Союза Егоровым и Кантария, водрузившими знамя Победы над рейхстагом. Согласно статусу ордена особо отличившийся в боевых действиях рядовой или офицер мог стать многократным кавалером Красной Звезды. На последней прижизненной фотографии трагически погибшего Анатолия Вячеславовича Лебедя, гвардии подполковника ВДВ, на кителе горят три пятилучевых звезды, заработанные им в горячих точках. Мой отец, старший сын из многодетной крестьянской семьи, в молодые годы прошёл действительную военную службу в Красной Армии. Отказавшись от брони, он осенью 1942 года

Из семейного архива виталия чемлякова

к 70-летию великой победы | судьбы. характеры. лица

Мой отец Михаил Чемляков, Берлин, 1945 год

с партией новобранцев отправился на фронт. Из райцентра Ныда призывников направили в Салехард, откуда на колёсном пароходе «Валерий Чкалов» они целый месяц плыли до Омска. Далее – Иваново, 11-месячные курсы командиров. Затем – город Горький, служба в офицерском полку, откуда в звании лейтенанта он получил направление в Брест. А с весны 44-го года отец воевал на территории Польши. Лейтенант – первый командир солдата, идущий рядом. Подразделение отца входило в состав 47-й армии под командованием Героя Советского Союза Франца Перхоровича. Приведу свидетельство однополчанина, молодого командира пулемётной роты, будущего писателя Юрия Грибова: «Наш пулемёт «Максим» давал в среднем 260 выстрелов в минуту, а немецкие – 1800! Ими можно было траву косить. Попробуй одолей их». 1-й батальон всегда пополнялся в первую очередь. Свою пулю не услышишь, говорили обстрелянные бойцы, то, что свистит, воет, мяукает, не

твоё! И всё же много выбивало солдат из числа молодых новобранцев. Каждый из них дрался за взвод, стоял до конца. Помню рассказы отца о боевых товарищах, своём комбате с необычной фамилией Труба. «В полевых условиях, – вспоминал он, – пока не выроешь себе могилу (окоп), спать не ляжешь». Знакомясь сегодня с картой боевых действий армии, понимаешь, каким непростым, многотрудным, нацеленным исключительно на победу был путь её полков и дивизий. В заключительной фазе войны войска 47-й форсировали реку Западный Буг и вышли к Висле в районе Варшавы. Они участвовали в Варшавско-Познанской и Восточно-Померанской стратегических операциях. В романе «Полководец» Владимир Карпов пишет: «1-й Белорусский фронт наступал на Берлин с востока, то есть в лоб, с большим трудом преодолевая глубоко эшелонированную и очень хорошо подготовленную оборону противника. Войскам маршала Жукова приходилось очень тяжело. Верховный Главнокомандующий дал указание Коневу, командующему 1-го Украинского фронта: «У Жукова идёт туго, поверните Рыбалко и Лялюшенко на Целендорф». Две танковых махины неожиданно для противника повернулись круто почти на девяносто градусов и стремительно двинулись на штурм Берлина. Главная задача была возложена на 1-й Белорусский фронт. В ходе Берлинской стратегической операции воины 47-й армии вышли в район Потсдама, где соединились с войсками 4-й гвардейской танковой армией 1-го Украинского фронта, завершив окружение берлинской Северяне № 2, 2015

судьбы. характеры. лица | к 70-летию великой победы группировки противника. К исходу 8 мая армия вышла на Эльбу северо-западнее Бранденбурга, где и закончила свой боевой путь. Обратимся к истории. 3,5 миллиона бойцов участвовало в берлинской операции с той и другой стороны. Только за период с 16 апреля по 8 мая 1945 года войска 1-го и 2-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов потеряли 304 887 человек, тогда как американо-английские войска за весь 1945-й год на Западном фронте – 260 тысяч. По делам службы отец был откомандирован в Берлин, откуда демобилизовался в 1946 году. В столице бывшего рейха и была сделана его фотография с орденом Красной Звезды на гимнастёрке. «Звёздочка» особенно дорога фронтовикам, потому что легендарной боевой награды – Красной Звезды – попросту… не стало. Как советская символика, она попала под каток реформы системы госу-

дарственных наград. А ведь под этим пятилучевым символом солдаты под шквальным огнём шли в атаку, костьми ложились за победу русского оружия. Красная Звезда, без сомнения, навсегда сохранится в памяти нашего народа. …Из Германии отец вернулся в райцентр Ныду, где жила семья. С присущей ему энергией бывший фронтовик взялся за накопившиеся дела и заботы. Его избрали вторым секретарём райкома партии, затем и председателем Ныдинского райисполкома. После перевода в Салехард отец работал в ЯмалоНенецком окружкоме. Выйдя на пенсию, поступил на службу в отделение связи. Тогда он часто ездил по округу в служебные командировки, активно сотрудничал с редакцией окружной газеты «Красный Север». Был заядлым болельщиком, следил по телевизору за выступлениями уфимской хоккейной команды

«Салават Юлаев» – бронзовым призёром чемпионатов России. У меня сохранились часы «Слава» с дарственной надписью его сослуживцев: «Чемлякову М. Д., участнику ВОВ, 9 Мая 1975 года». Потомственный сибиряк, сын земли Тобольской, он прожил 82 года. Ямалу ветеран Севера посвятил всю свою жизнь. Известный поэт-фронтовик задаётся вопросом: «Вы думаете, павшие молчат?» Не молчат! Они говорят с нами. Их дела остаются в этом мире, вызывая в ответ слова благодарности и почтения. Отец, офицер 1-го батальона 1123 полка 60-й дивизии 47-й армии 1-го Белорусского фронта, остановившего войну в Берлине, покоится на старом салехардском кладбище. На месте его упокоения разросся куст красной брусники. Цепкие ветки-пружинки оберегают заросший с годами могильный холмик.

Самолёты высоты не боятся

емён Ануфриев готовил к вылету на фронт самолёты эскадрильи Нормандия-Неман. Война безжалостно взорвала семью Антонины и Матвея Ануфриевых из посёлка Хэ, в которой было пять сыновей и три дочери. В их просторном доме у подножия зелёного холма поселилась глубокая печаль. Сара (Серафима) молоденькой девушкой поступила добровольцем в трудармию, работала на военном заводе в Омске, но не вынесла изматывающих нечеловеческих нагрузок в цехе, холода и скудного питания. Феоктиста (Феша) была замужем, жила в Харькове,

Северяне № 2, 2015

её свёкор, перед тем как немцы ворвались в город, эвакуировался с заводом в Казахстан. А Феша не захотела оставить больную свекровь, и её угнали в Германию прямо из цеха. Следы её затерялись навсегда. Дочь Анастасия после тяжёлой болезни умерла в 43-м, когда муж Михаил был на фронте. А своего любимца 24-летнего Александра родители потеряли задолго до войны. Он работал в потребкооперации и поехал осенью провожать знакомых ненцев. Накануне в тундре были волнения. Братья нашли его в трёх километрах от села. Он полз к дому, но потерял много крови и замёрз. Елисей воевал

на Волховском фронте и тоже пропал без вести. Старший сын Николай был призван в трудармию, чудом выжил. Младший Константин, приписав себе год, в конце войны попал на фронт и в качестве связиста благополучно закончил боевой путь в Австрии. Семён прослужил всю войну от звонка до звонка в авиации и вернулся в отчий дом. О нём мой рассказ. …Семён рос крепким смышлёным парнем, охотно помогал родителям по хозяйству, рыбачил на просторах Обской губы. В декабре 1930 года с центром в селе Хэ был создан Надымский район. Пятнадцати лет юноша

Из семейного архива виталия чемлякова

к 70-летию великой победы | судьбы. характеры. лица

Семён Матвеевич Ануфриев с племянником Виктором, племянницей Ниной и её мужем Александром. 3 марта 1954 года, посёлок Ныда

вступил в комсомол. Комсомольская ячейка в те годы принимала активное участие в ликвидации неграмотности среди взрослого населения. За каждым комсомольцем числилось по нескольку человек. Регулярно проводились политзанятия. Культмассовая работа была в центре внимания комсомола. Создавались библиотеки, проводились громкие читки интересных книг, просмотр (тогда ещё немых) кинофильмов. Молодёжь готовила театральные постановки, концерты с танцами и играми. Ребята устраивали субботники по сбору средств помощи сельской бедноте, участвовали в ликвидации кулачества, вносили свой вклад в коллективизацию сельского хозяйства. С организацией в посёлке Хэ колхоза Семён по рекомендации комсомольской ячейки два года работал учётчиком оленьстада, а затем был направлен на учёбу в Тобольский зооветеринарный техникум. Со временем их курс перевели в открывшийся Салехардский зооветтехникум.

По окончании его Семён получил специальность младшего зоотехника-оленевода и был назначен на работу в оленеводческие стада Ныдинского совхоза. В двадцать три года способного молодого специалиста перевели на работу в ЯмалоНенецкий окружной земельный отдел на должность инструктора колхозного строительства. Теперь он отвечал за проведение коллективизации и укрепление экономики колхозов. Но эти планы вскоре пришлось отложить. Фашисты вероломно напали на нашу родину и навязали истребительную войну моторов. С первых дней вторжения в СССР гитлеровцы свирепо бомбили мирные города и сёла. В неравных боях с армадами вражеских самолётов гибли наши лучшие лётчики. На смену им страна призвала новых защитников неба Отчизны. В июле 41-го Семён приступил к учёбе в Кемеровской военной летной школе, затем окончил Иркутскую военную школу авиамехаников.

Дальнейшую службу проходил в Саратовской области в 8-м запасном истребительном полку, а затем в 390-м ордена Александра Невского ночном легкобомбардировочном разведывательном авиаполку 1-го Прибалтийского фронта. Семён был бессменным секретарём комсомольской организации эскадрильи. За годы войны наш земляк прошёл Белоруссию, Литву, часть Латвии, Восточную Пруссию. Наши прославленные асы били фашистов «сверху». Авиаполк участвовал во взятии Кёнигсберга, Риги, Витебска, Полоцка. Истребители летали в сложных погодных условиях. Небо в Прибалтике, по заверению лётчиков, как генеральский погон: без просвета. Самолёты высоты не боятся. Но при одном условии: если на аэродромах попадают в руки опытных мастеров. «Всяк Семён про себя умён» – эта пословица как нельзя лучше подходила к характеру и деловой хватке старшего сержанта Ануфриева. Северянин, стоя на земле, полюбил небо и стал классным авиамехаником. За годы войны ему пришлось иметь дело с многими воздушными асами, латать их самолёты, выходившие из ожесточённых боёв «на честном слове и одном крыле». Однажды инженер полка поручил авиамеханику срочно провести регламентные работы и устранить биение винта самолёта прибывшего на их аэродром лётчика-орденоносца, Героя Советского Союза Николая Архангельского. Лишь после демобилизации из армии, будучи по делам службы в посёлке Полноват Ханты-Мансийского автономного округа, Семён Матвеевич узнал от его отца, что лётчик, с которым они на аэродроме Северяне № 2, 2015

судьбы. характеры. лица | к 70-летию великой победы колдовали над неисправным самолётом, был наш земляк, северянин Николай Архангельский, погибший в неравном бою над территорией Польши в январе 1945 года. В парке Победы города Ханты-Мансийска отважному лётчику Николаю Васильевичу Архангельскому установлен обелиск. На фронте царил дух фронтового братства. Старшему сержанту Ануфриеву, как ведущему авиамеханику полка, доводилось готовить самолёты лётчиков эскадрильи Нормандия-Неман перед их вылетом на фронт. В 1945-м боевую часть перебросили в город Львов. Тогда в западных областях Украины, несмотря на официальное окончание войны, бесчинствовала бандеровская вакханалия мастеров ножа и удавки. Матвеич по-прежнему исправно выполнял обязанности авиамеханика в истребительной авиации. Майскими короткими ночами… 1946 года фронтовик вернулся на родину. Грудь его украшали орден Красной звезды, медали «За взятие Кёнигсберга» и «За победу над Германией». Пора было начинать мирную жизнь. Семёну Матвеевичу, как коммунисту и авторитетному руководителю, доверялись самые ответственные участки послевоенного строительства. Он всегда проявлял заботу о своих подчинённых. Со знанием дела возглавлял сельхозинспекцию Надымского района, был председателем укрупнённой рыбацкой артели в посёлке Кутопьюган, главным зоотехником и начальником сельхозинспекции Красноселькупского района, инструктором сельхозотдела Ямало-Ненецкого окружкома КПСС, секретарём первичной парторганизации и зоотехникомотраслевиком Ямальской сель-

Северяне № 2, 2015

скохозяйственной опытной станции. Список этот можно продолжить. Ануфриев был настоящим патриотом родного края. Авиатор, фронтовик, он до распада СССР надёжно держал на своих плечах советское небо. За вклад в развитие экономики Ямала Семён Матвеевич был награждён орденом «Знак Почёта». Сколько помню своего родного дядю Семёна, он ходил в кителе военного покроя с орденом Красной Звезды. Смуглолицый, коренастый, среднего роста, он являл собой тип спокойного уравновешенного человека. Пожарища войны, выпавшие на долю северянина, не поколебали его цельного характера. Он попрежнему был лёгким в общении человеком. В ответ на мою поздравительную телеграмму по поводу его 60-летия он прислал из Салехарда обстоятельное письмо, рассказал о своих двух взрослых сыновьях, двух дочерях и попутно пожурил меня за редкие известия о себе. Я тогда обратил внимание на красивый каллиграфический почерк его трёхстраничного послания. Выйдя на заслуженный отдых, С. М. Ануфриев продолжал общественную работу, охотно делился с молодёжью жизненным опытом. По их просьбе он составил историю родного посёлка Хэ Надымского района. Рукопись эта читается с неподдельным интересом. «До советской власти в посёлке хозяйничали купцы, – пишет автор. – Их привлекали в наши места водоёмы, богатые ценными породами рыб, пушнина, продукция оленеводства. Они находили здесь дешёвую рабочую силу, эксплуатировали и грабили коренное население – ненцев, хантов, коми. Наряду с купцами народ угнетали миссионеры. А летом из Тобольска к нам

наезжала масса спекулянтов. За водку, дешёвые безделушки они вымогали у коренного населения дорогую пушнину, меховую одежду и обувь, оленину, рыбу, икру. В тундре среди оленей свирепствовали инфекционные заболевания. От них гибли целые стада. Тундровики оставались без транспорта, пищи, одежды, жилья. Люди умирали от холеры, оспы, кори, тифа, туберкулёза. Ведь тогда никакой медицинской помощи не было. Шаманы и знахари не лечили, а только обирали больных. Богачи имели в своей собственности по 30–35 тысяч оленей. Обездоленные ненцы, ханты, коми попадали в кабалу к кулакам. Они за бесценок выпасали их стада, на кабальных условиях брали оленей в аренду на зимнее время, кочуя по тундре в задымлённых холодных чумах. Лишь Октябрьская революция положила конец этой безжалостной эксплуатации коренных северян и открыла им путь к возрождению». Эта страничка истории края хранится в библиотеке музея Салехарда в числе 15 тысяч печатных и рукописных изданий. На протяжении всей своей жизни Семён Матвеевич проявлял беззаветную преданность Ямалу, своему гражданскому долгу. Тяготы военной службы и напряженная деятельность по восстановлению экономики северных районов сказались на здоровье. На семидесятом году после тяжёлой болезни перестало биться сердце ветерана. Но С. М. Ануфриев живёт в памяти родственников, земляков, с которыми он общался, дружил и работал. Время не остановишь. В будущем году исполнится 100 лет со дня рождения славного сына Севера.

к 70-Летию веЛикой победы | Судьбы. характеры. Лица

еребирая старые блокноты, я обнаружил пять исписанных листков с пометкой «По материалам Броднева». С Михаилом Митрофановичем Бродневым я встретился в Салехарде в качестве корреспондента окружной газеты «Красный Север». Он тогда возглавлял отдел экономики Ямальской сельскохозяйственной опытной станции. Наш разговор зашёл о его работе сначала заместителем, а с 1944 года и председателем Ямало-Ненецкого окружного совета депутатов трудящихся. На плечи 40-летнего руководителя легла тяжёлая ноша ответственности за деятельность округа в условиях военного времени. Ямальцы строго выполняли завет ушедших на фронт отцов и братьев: «Работайте по-военному!» Представители всех национальностей – ненцы, ханты, коми, селькупы, русские – перед угрозой фашистского нашествия сплотились в единую дружную семью. В январе 1942 года вышло Постановление партии и правительства «О развитии рыбных промыслов в бассейне рек Сибири и Дальнего Востока». В округе было создано шесть новых рыбзаводов, пять моторно-рыболовных станций. В Салехарде был организован Госрыбтрест. …Путина 1943 года срывалась из-за нехватки верёвки для неводов. Выручили школьники. Они изготовили десятки тысяч метров хребтины из таловой коры. Хозяйки распускали в домашних условиях кружева. Благодаря им рыбаки получили

тысячи катушек с нитками, из которых вязались сети. Салехардская судоверфь получила большой заказ на лодки. Но недоставало нужного количества гвоздей. Пришлось обратиться к помощи школьных пионерских организаций. Ребята облазили чердаки многих домов, обследовали заборы. С их помощью судоверфь продолжала бесперебойно работать. Благодаря патриотическому подъему и энтузиазму в 1943 году на Ямале было добыто 225 тысяч центнеров рыбы, на 126 тысяч центнеров больше, чем в 1940 году. Страна получала от северян лучшую деликатесную рыбу: сырка, муксуна, пыжьяна, щокура, налима. Изза отсутствия масла и специй был налажен выпуск консервов «Натурель». В фонд обороны было передано три тысячи малиц, гусей, чижей, 596 оленей, десятки шкурок песцов и лисиц. Несмотря на тяготы войны, ямальцы проявляли большую заботу о подрастающем поколении. В школах были организованы бесплатные завтраки. Учащимся выдавались тёплые пальто, другая одежда. В классах недоставало тетрадей, но учителя выходили из положения. В ход шли газеты. Их покрывали мелом и использовали как тетради. Под тетради приспосабливали и… оконные стёкла. С них снимали полировку, и тогда можно было легко стирать написанное карандашом. Культурная жизнь в округе не замирала. В Салехарде был создан Драматический театр Крайнего Севера. В его

из фондов мвк им. и. С. шемановСкого

работайте по-военному!

м. м. броднев

организации активное участие принимали эвакуированные из Украины артисты Николаевского театра. Север умел подбирать крупных людей. За умелое руководство округом Михаил Митрофанович был награждён медалями «За победу над Германией» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Итогом 30-летней работы Броднева в округе стала рукопись его книги «Ямал: дела и люди». В ней содержатся сведения о проделанной им научной работе, жизненные наблюдения и размышления. Однако книга была издана лишь к 25-летию со дня смерти автора, имя которого носит одна из улиц Салехарда. Северяне № 2, 2015

судьбы. характеры. лица | к 70-летию великой победы

Кутопьюганцы – солдаты Великой Победы Кутопьюган довоенный – небольшой посёлочек на высоком берегу реки Кутопьюганки, впадающей в Обскую губу. Деревянные добротные домики из местного леса. Всего изб тридцать, не считая трёх высоких домов бывших богатеев и школы. В домике из трёх окон проживала семья Чупровых, одна из первых, наверное, семей коми-зырян, основавших наш посёлок. Никита Анагуричи с. Кутопьюган Надымского района

анятия, как и во всех северных посёлках той поры, – рыбалка да охота. Разводили коров и лошадей. Взрослое население работало в колхозе «Северный рыбак». Жить бы им без горя да лишних забот, но однажды на почтовом катере привезли нехорошую весть – началась война. Собрали всех жителей на митинг. Выступал уполномоченный окружного комиссариата. Зачитал приказ о мобилизации мужчин призывного возраста – с 18 и до 45 лет. Слово «война» ещё не совсем доходило до сознания людей, кто-то шутил: мы быстро управимся с нечистью. Но война затянулась. Тяжёлые условия труда, первые похоронки подрывали настроение людей. В 1943 году призвали Станислава (Антона) Чупрова. Два имени – это в национальных посёлках в порядке вещей. Первые письма пришли из-под Ленинграда, где он получил боевое крещение. К сожалению,

Северяне № 2, 2015

письма не сохранились до наших дней, уцелело лишь одно, похоже, последнее: «Здравствуйте, дорогие мама, братья и сестра! Сообщаю, что из госпиталя я выписался, нахожусь на фронте. На днях должен вступить в бой за советскую Латвию. Сообщите, взяли ли брата Николая в армию. Обо мне не беспокойтесь, я пока жив и здоров. 26.03.1944 года». Погиб Станислав при транспортировке в госпиталь. Катер, на котором везли раненых, торпедировала немецкая подводная лодка. Посмертно он награждён медалью «За отвагу». Пётр Васильевич Витязев тоже из коми-зырян, старожилов Кутопьюгана. Уходил на фронт одним из первых. В каких частях воевал и где проходил службу, документов не сохранилось. Вернулся с войны в 1944 году весь израненный. Женился на сестре Станислава Чупрова Аксинье Чупровой. Умер в 1952 году. Семён Николаевич Спасенников – уроженец Заводоуковского района Тюменской области. Приехал с семьёй до войны как вольнонаёмный,

проживал в посёлке Ярцанги. Призван по мобилизации в 1941 году. Воевал под Старой Руссой, был ранен, лежал в вологодском госпитале. Служил в разведке, прошёл путь от рядового до капитана, командира роты разведчиков. Награждён многими боевыми орденами и медалями. Инвалид войны, потерял ногу во время боев за Родину. В далёком детстве мне приходилось видеть дядю Сеню, так мы его называли. Он работал ночным сторожем в школе-интернате. Худощавый,

Семён Николаевич Спасенников

к 70-летию великой победы | судьбы. характеры. лица высокий мужчина, с протезом. Мы, малышня, побаивались его. Электричество гасили рано, поэтому в коридоре стояли лампы. Вот и ходил дядя Сеня, поправлял фитили, добавлял керосин, и по затихшему коридору раздавалось «скрип-стук, скрип-стук». Под хорошее настроение дяди Сени донимали его рассказать что-нибудь о войне. А он вроде рассказывал, но не всегда понятно. Тонкими длинными пальцами насыпал махорку из кисета, закуривал недалеко от входной двери, чтобы дым вытягивало, и начинал говорить: «Прижали нас немцы кинжальным огнём к земле, долго не давали даже головы поднять, многие мои товарищи погибли. Прилетели наши самолёты, разбомбили немецкие позиции. Пока фашисты не очухались, пошли в атаку, тут меня и зацепило. Ногу ампутировали, потерял я тогда много крови. Сначала домой выслали похоронку, думали, не выживу. Вначале было непривычно ходить с деревяшкой вместо ноги». Документы, награды и военные фотографии Семёна Николаевича Спасенникова не сохранились. Умер он в посёлке Кутопьюган в 1973 году.

Фронтовые дороги танкиста Нензако Неркаги Пора путины всегда жаркая, даже на сон и отдых времени не остаётся. В семье старика Пирчи Неркаги три старших сына как на подбор рыбаки-охотники. С раннего утра, плотно позав тракав, спешили они к своей многовёсельной лодке. На берегу их встретили встревоженные односельчане: война началась с Германией. Вернулись сообщить родителям, ведь семья-то

большая: кроме них, ещё четверо младших братьев и старшая сестра. Наступали тяжёлые времена, требовалось много тёплых вещей и, конечно, деликатесной рыбы. Пушнина была в цене, как золото. Даже личные сбережения сдавали в помощь фронту. Более усердно братья охотились и рыбачили и, конечно, выполняли любую другую работу. Наступила весна 1942 года. На Нензако Неркаги пришла повестка о мобилизации в Красную Армию. После торжественных речей и переклички строем, почти по-военному, повели на борт теплохода «Чкалов». Женщины украдкой плакали, двое ребятишек на берегу держали красные флаги и размахивали ими над головой. Небо было ясное, солнце светило жарко, и в такой день не хотелось никуда уезжать. Но у жизни другие правила: Родина в опасности. И лучшие сыны уходили на защиту своей страны. Слова «дезертир» просто не было в обиходе в то суровое время. Все рвались на фронт. Но и в тылу нужны были рабочие умелые руки. Нензако, как старший брат, наказывал младшим братьям: «Держитесь вместе. Прежде чем что-либо сделать, подумайте хорошенько, не спешите ни с какими выводами. Оберегайте младших братьев и престарелых родителей». В призывных пунктах к северным охотникам был особый подход. Командир невысокого роста, но крепко сложенный, после медкомиссии хорошенько, как инструмент перед применением, осмотрел крепкого парня, задал несколько вопросов. Житель посёлка русский язык немного знал, хоть и неграмотный. Однозначно отвечал на вопросы, спокойный, немногословный, уравно-

вешенный, зрение отличное. «Подойдёт», – коротко сказал командир. И не ошибся. Начал службу Нензако в мотострелковом батальоне стрелком. Всегда рассудительный, несуетливый, к механизмам разным относился с интересом. Если не понимал, просил показать ещё. В учебном центре проходили кратковременные курсы. Обучали всем видам стрелкового оружия, но основной упор делали на снайперскую винтовку, маскировку и ориентировку на незнакомой местности. Также обучали меткому попаданию в цель гранат – против пехоты и самоходной техники. К первым боям привыкали трудно, казалось, каждый выпущенный снаряд или пуля метит именно в тебя. Когда начиналась артподготовка и долбила полчаса, а то и больше, казалось, не будет конца этому аду. Хотелось выбежать и спрятаться где-нибудь подальше. Но человек привыкает ко всему, по звуку научился Нензако узнавать мины и снаряды. С боями продвигались, освобождая каждый метр советской земли. К началу июля 1943 года мотострелковый батальон стоял в резерве в составе Воронежского фронта в Белгородско-Курском направлении под командованием маршала А. М. Василевского. Операция «Цитадель» – генеральное наступление вермахта на Восточном фронте – имела целью окружение войск Центрального и Воронежского фронтов в районе города Курска. Элитные танковые дивизии Ваффен-СС «Лейбштандарт», «Дас Райх», «Мёртвая голова» в первые дни отчаянно шли с боями вперёд. Под деревней Прохоровкой 12 июля 1943 года началось крупное танковое сражение. Северяне № 2, 2015

судьбы. характеры. лица | к 70-летию великой победы В качестве свежего пополнения мотострелковый батальон пополнил ряды пехоты. Ознакомившись с местностью, Нензако выбрал удачную позицию и засел в ожидании врага. Началась полуторачасовая артподготовка, с неба сыпались с воем авиабомбы, самолёты люфтваффе роем кружили над полем боя. Через пелену чёрного дыма показались танки, а затем и солдаты. Он стрелял в основном в офицеров и уничтожал пулемётные точки. С неистовым рёвом пошли в атаку наши танки. Творилось ужасное: с обеих сторон стреляли, горели и немецкие танки, и наши. Всё смешалось в смертельном хаосе. При попадании в топливный бак танки вспыхивали, как спички, некоторым от прямого попадания в упор сносило башни. Заживо горели танкисты обеих сторон. Потеряли счёт времени солдаты, притупилось чутьё на жару, жажду, голод. Главная цель была победить и отбросить врага. Нензако устроился под сбитым немецким танком, поле боя просматривалось идеально. Он отсекал атакующую пехоту и не давал ей высовываться из-за укрытий. С пронзительным воем ударили миномёты противника. Под взрывами отполз Нензако на новое место. Пробегая мимо двух подбитых наших танков, услышал, как возился около гусеницы танкист и тихо ругался. Оказалось, доставал что-то из ходовой части другого танка. Подполз Нензако сквозь щёлканье пуль. Закурили. «Ну, браток, – говорит танкист, – помоги, а потом иди дальше». Накинули тяжёлые траки на опорные катки, соединили гусеницу, и танк снова готов к бою. Танкист рассказал, что он командир танка,

Северяне № 2, 2015

из всего экипажа остался один. «Давай, – говорит, – ко мне наводчиком». И показал, как заряжать, целиться и стрелять. Прячась за сбитые танки, они ловко лавировали и сбивали немецкие «тигры» да «пантеры». Бой немного стих, натиск немцев ослабел. В наступившей передышке отошли пополнить боеприпасы и топливо. Командиры считали потери и особо отличившихся. Во второй список вошёл по рекомендации танкиста и наш земляк. Немного отоспавшись, снова вступили в бой. По команде разбежались занимать позиции. Подошли свежие силы, и наши начали контратаку. Ударила немецкая артиллерия, от взорвавшего сзади снаряда Нензако тяжело ранило. Вынесли санитары с поля боя бойца и отправили в госпиталь. Хирург вытащил много осколков, а один всё же остался в лёгком до конца жизни. Крепкий и здоровый организм не подвёл: после операции боец быстро пошёл на поправку. Выписали из госпиталя, и опять на фронт, в свою часть. Многих знакомых уже не было, комсостав тоже сменился. Теперь стали гвардейцами. Вели наступательные бои, а чтоб не отставали, посадили их на броню танков. Командир танка строго оглядел вновь прибывший десант и, завидев старого знакомого, улыбнулся. Хлопнул Нензако по плечу, обнял и стал расспрашивать, как да что. И как бы невзначай предложил место наводчика в своём экипаже. На том и порешили. Поставили на довольствие и зачислили в 39-ю гвардейскую танковую ордена Суворова бригаду. До самой Победы воевал наш отважный земляк на танке

Т-34. И воевал отлично, об этом говорят благодарности от самого Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина. Войну закончил в Кёнигсберге. После Победы ещё долго пришлось воевать: осталось много недобитых фашистов. Прослужил до июня 1946 года. Вернулся с медалями: «За отвагу», «За победу над Германией». Братья Сергей и Пику ушли на фронт в 1943 году. Сергей пропал без вести под Ленинградом, Пику вернулся весь израненный. Умер в 1947 году от ран. Нензако Пирчевич вступил в колхоз имени Ленина, первые пять лет работал рыбаком в родном посёлке. Обзавёлся семьёй, родились дети. Его назначили бригадиром оленьего стада. Трудился, как и воевал, на отлично, так и проработал до пенсии в оленеводстве. В 1976 году вышел на пенсию. Умер в 1993 году.

Военные путидороги Пильки Анагуричи Шёл третий месяц войны. Пароход «Чкалов», извергая клубы чёрного дыма, уносил всё дальше и дальше молодых парней и мужчин призывного возраста. Какая ожидает их участь, этого не мог знать никто. Пилька Иркович Анагуричи – смуглый, рослый парнишка, не по годам крепкий, из охотников-промысловиков, ходивший на крупного зверя, и потомственный рыбак – стоял на борту теплохода и о чём-то говорил со своими товарищами. Кто мог знать, сколько вынесет этот человек! Предательство, плен, освобождение и Победу. К несчастью своему, а может, это и помогло ему в чём-то, был он неграмотный.

к 70-летию великой победы | судьбы. характеры. лица В войсковой части, куда он попал по распределению, фамилии написали, как слышали. Порой получалось очень смешно. Попали под бомбёжку: поезд, который двигался к фронту, загорелся. Фашистские самолёты бросали бомбы. Летали так низко, что были видны лица немецких лётчиков в очках. Собрали оставшихся в живых солдат, отправили пешим строем пополнять понёсшие большие потери полки и дивизии. Оказался Пилька у кавалеристов, за смуглость, наверное, приняли за азиата. «Шашки наголо, смелей вперёд!» – вспоминал он потом слова из песни кавалеристов, при этом помахивая воображаемой саблей. После кавалерии попал к разведчикам. Подходил им немногословный, выносливый, а главное, метко стрелявший солдат. Несколько раз ходили за линию фронта, приводили языка. Однажды повезло: пленили семерых немцев, за что всех разведчиков наградили медалью «За Отвагу». За год войны навидался всякого: был ранен, лежал в госпитале. Русский язык давался не очень просто, но мог изъясняться знаками или просто общеупотребительной лексикой. К концу 1942 года (по записям из документов) попал в плен. Шли ожесточённые бои. Стрелковый полк, где служил Пилька, маршем вклинился в немецкую оборону и оказался в кольце. Чтобы выйти из окружения без шума, двое из командиров приказали сдать затворы от оружия и ждать их команды. Среди ночи подняли всех и вывели... прямо к немцам в плен. Оказалось, командиры в сговоре с немцами, потом выяснилось, что это были бывшие кулаки.

В плену по-настоящему увидел и ощутил на себе зверства фашистов. Побывал во многих лагерях. В одном таскали камни и, чтобы не упасть, подвязывали на живот плоские камни – типа баланса. Стоит упасть кому-нибудь, пинками кованых сапог поднимали, не поднялся – расстрел. Потом был другой лагерь. Кормили очень плохо, один раз в день. Произошёл здесь почти анекдотический случай. По краю от колючей проволоки, где временно содержали военнопленных, оставалась невытоптанной молодая трава. В поисках пищи голодные люди начали срывать и есть молодые побеги. По примеру других Пилька тоже стал срывать и жевать траву. Вдруг из-за колючки раздался грозный окрик: «Хальт!» Поднял голову – охранник с автоматом, спрашивает на чисто русском языке: «Ты откуда?» Немного помешкав от неожиданности, ответил: «Из Воркуты». Охранник удивлённо воскликнул: «Земляк!» Ещё что-то говорил и разрешил рвать траву в его дежурство. Пилька имел в виду свою Воркуту, что недалеко от Кутопьюгана, где он родился, а не ту, что в Республике Коми. Война уже подходила к финалу. В лагере, где он тогда находился, начали избавляться от узников: из трёх тысяч человек их осталось около пятисот. Расстреливали в вырытых самими пленными котлованах. Внезапно грянул бой. Вспышки взрывов, стрельба, охрана попряталась. И узники начали разбегаться по три человека, наверное, ими руководил кто-то из пленных. Бежали куда попало. Оказался Пилька с двумя белорусами, своими однополчанами, с которыми попал в плен. Скры-

вались в лесу. На вторые сутки в поисках пропитания вышли к большому каменному зданию, похожему на замок. Их встретил пожилой немец, всё время говоривший: «Гитлер капут! Гитлер капут!» Спрятал в сарае для скота, пообещал принести еду и одежду. Война заканчивалась, немцы уже по-другому относились к недавнему врагу. Вдали раздавался грохот приближающего боя, решили пока не выходить. Проехал грузовик с солдатами, за ним – второй, через какое-то время подъехал к дому танк со звёздами. В дверную щель наблюдали за происходящим измотанные и обессилившие узники. Решили выйти и сдаться, а то пальнёт из пушки танк. Когда вышли из сарая с поднятыми руками, люк танка откинулся, оттуда вылез какой-то человек и заговорил на непонятном языке, потом открылся передний люк, из которого вылез абсолютно чумазый танкист, только глаза, зубы да ногти белые. Потом им сказали, что это негр. Освободили их союзники – американская армия. Повезли к себе в часть, покормили, помыли, неделю дали на отдых, одели в своё обмундирование, выдали оружие – наши советские автоматы ППШ. Так вот и освобождали Берлин с американцами. Сколько было радости в день Победы! Обнимались, стреляли в воздух, качали какого-то советского офицера. Перед тем как уйти от американцев, вдруг один из товарищей-белорусов узнал человека в штатском, сидевшего в машине союзников. Это был тот самый командир, который и привёл их в плен, там же оказался и другой. Разгневанные бойцы поймали, вывели предателей к свободной стене Северяне № 2, 2015

судьбы. характеры. лица | к 70-летию великой победы и расстреляли без суда и следствия. Прошли проверку, зачислили их в войсковую часть. Прослужил Пилька в Германии до 1947 года. Вернулся домой, после небольшого отдыха вступил в колхоз имени Ленина, работал рыбаком и охотником, женился, родились дети. За отличную работу был награждён правительственными наградами, являлся участником Всесоюзной сельскохозяйственной выставки 1956 года. Войну вспоминал всегда неохотно. Если что-то и рассказывал, детям не разрешал слушать о своих мытарствах на войне. Умер в 1972 году в Кутопьюгане. Вечная память и слава солдату и труженику!

Артиллерист Степан Балуев Как безжалостно время, как беспечны бываем мы сами, вспоминая участников Великой Отечественной войны лишь тогда, когда подходит то или иное событие. Но остались имена, хотя у многих документы уже безнадёжно утрачены. Почти ни у кого не сохранились фотографии и письма. Мы не знаем их лиц, не знаем, где они воевали, какими они были. Пусть не все они совершили подвиг, но я считаю: даже один день, проведённый на войне, – это уже подвиг. Представьте себе на миг землю, стонущую от снарядов, свист пуль и осколков, дым и смрад. Представьте колонну немецких танков, движущихся на вас и стреляющих на ходу, заходящих в пике вражеских бомбардировщиков, бомбы, отрывающиеся от самолётов и с ужасным воем падающие на тебя, атакующую

Северяне № 2, 2015

немецкую пехоту, стреляющую по всему живому. Какую надо иметь волю, чтобы встать за пулемёт, за любое другое орудие, не отступить, а обороняться, пока жив. По наступающему врагу залпом ударили «Катюши», реактивные снаряды с шипением и воем проносились над позициями. Земля, железо, человеческие тела – всё смешалось в страшной мясорубке. Наконец враг дрогнул, начал пятиться назад. Встал командир над окопом с поднятым над головой пистолетом и крикнул: «За Родину! За мной!» Примкнув штык к трёхлинейке с мощным нарастающим «Ура-а-а!», бойцы устремляются освобождать оккупированную советскую территорию. Даже раненые, не в состоянии двигаться вслед своим наступающим товарищам, подхватывают «ура». А это мощное оружие, если враг бежит. Каково состояние бойца, впервые вступившего в бой? Вот застыл лицом вниз подстреленный враг, пока ещё новичок не верит, что именно он это сделал. К горлу подкатывает ненужная тошнота, руки в нервном мандраже, а подсознание говорит: либо он тебя, либо ты его, другого не дано. Потом это проходит, характер закаляется. Продвигаясь по освобождённой территории и поражаясь жестокости фашистов, ещё с большим рвением шли в бой солдаты Великой войны. Семья Степана Павловича Балуева приехала в наши края из Тюменской области, Тобольского района, деревни Понушково в 1936 году. Семья состояла из пяти человек. Отец, мать, две дочери и сын Яков обосновались в селении Ярцанги. Так же, как и местные жители, на-

чали осваивать рыбацкое дело и охоту. В первое время было им интересно наблюдать за жизнью ненцев. Люди они покладистые, добрые и трудолюбивые, сразу нашли общий язык с коренными жителями. По-стахановски трудились в местном колхозе, выявляя только лучшие качества рабочего человека. В середине 1938 года Якову пришла повестка служить в Красной Армии. Судя по подписи на одной из фотографий «Привет из Можги», Яков служил в артиллерийской части в городе Можга (административном центре Можгинского района Удмуртии) или где-то рядом. Служба подходила к концу, собирался демобилизоваться, отправил домой небольшую посылочку с подарками и личными вещами. Но война перечеркнула все планы, изменила судьбы миллионов людей. Перед гибелью было коротенькое письмо домой, которое, к сожалению, не сохранилось. В нём Степан сообщал, что направляют

к 70-Летию веЛикой победы | Судьбы. характеры. Лица армии его родные, но остались в память о нём немногие довоенные фотографии. Отца Степана Павловича Балуева призвали 14 июня 1943 года. Его дальнейшая судьба тоже неизвестна. Есть только справка, которая гласит: Справка выдана военнообязанному рядового состава Балуеву Степану Павловичу 18(96) (написано неразборчиво) года рождения. В том, что он действительно призван ЯмалоНенецким Окружным Военным Комиссариатом в Красную Армию по мобилизации. Семья имеет право на льготы, предоставленные законом. 10.06.1943 года.

Сейчас трудно сказать, на каком именно участке фронта под Москвой отдал жизнь за Родину Яков Степанович, не дождались возвращения из

По словам родственников, погиб Степан Павлович под Смоленском. Достоверных документов нет. Льготами никогда не пользовались, может, из-за

скромности своей никуда не обращались, не умели просить. Когда началась война, отец и мать Татьяна Яковлевна с дочерьми Евдокией и Анной трудились в колхозе, посильно помогая фронту. Когда проводили отца на войну, стало, конечно, ещё труднее. Всю тяжёлую мужскую работу взвалили на свои женские плечи. Выстояли благодаря взаимной помощи и выручке. Будь то рыбалка, переработка рыбы, шитьё, выделка оленьих шкур или любая другая работа – всё делали сообща. Окончилась война, возвратились немногие земляки. В первые годы после войны ждали возращения родных, теплилась ещё какая-то надежда. Время неумолимо прошло, а потом уж и сами состарились, ушли в мир иной. Но живут дети, внуки и правнуки Балуевых, свято хранят память о погибших.

ЛиЛия рогоЖникова, 11 Лет, детСкая шкоЛа иСкуССтв, г. СаЛехард. руководитеЛь е.и. шкЛярова

под Москву. Только в 1948 году пришло извещение, в котором по-конторски сухо было написано следующее: Извещение Гражданке Балуевой Татьяне Яковлевне, проживающей в п. Ярцанги. Ваш сын Балуев Яков Степанович, находясь на фронте, пропал без вести в декабре 1941 года. Ямальский Окружной Комиссариат Омской области Подполковник Гусев. 2/49 нач. части лейтенант Крекопин. По второй части Секретарь Шугинского с\с Н. Грязнова. 5 июня 1948 года.

Северяне № 2, 2015

судьбы. характеры. лица | к 70-летию великой победы

Три брата, три солдата

Лидия Слободенюк г. Салехард

з нашей семьи на фронт были призваны мой отец Георгий Афанасьевич Чупров и два его брата – Семён и Митрофан. О том, что их призвали в 1942 году в ряды Красной Армии, имеются архивные документы военного комиссариата Ямало-Ненецкого автономного округа (от 2 апреля 2014 года, № 11/883). В алфавитной книге № 6 призванных в ряды Красной Армии Ямало-Ненецким окружным военкоматом с 1940 по 1953 годы строки 34, 63, 65 подтверждают, что братья Чупровы – Семён Афанасьевич, 1914 года рождения, Георгий Афанасьевич, 1910 года рождения, и Митрофан Афанасьевич, 1919 года рождения – были призваны в армию из посёлка Ныда Надымского района. Отца из-за слабого зрения направили в трудовую армию, он работал на военном заводе в городе Нижний Тагил, где производилась военная техника и снаряды. Только один раз я услышала от него несколько скупых слов о том, как сложно было стоять у станка по две-три смены и жить на скудном пайке.

Северяне № 2, 2015

Многие рабочие падали в голодные обмороки или умирали прямо у станков. У папы тоже произошёл обморок, рабочие сочли, что он умер и унесли его в холодный склад. Очнулся он от того, что замёрз и что-то давит на грудь. Пришлось с трудом освобождаться от груза – оказалось, что он был завален трупами. Выжил чудом благодаря тому, что вскоре закончилась война. Время было суровое для всего народа, поэтому люди самоотверженно трудились, отдавая все силы и здоровье ради победы на войне. И кто знает, не будь этих великих тружеников, как бы всё сложилось, каким был бы исход Великой Отечественной войны. Мой отец трудился в тылу, а два его брата в это же время сражались на линии огня, принимали активное участие в военных сражениях. Воевали братья на разных фронтах и, выполняя солдатский долг, каждый на своём посту приближал день Победы. С войны посчастливилось вернуться всем троим. Отец и дядя Семён – в 1945 году. Моя мама, Прасковья Георгиевна, вспоминала, что она с трудом узнала вошедшего в дом папу,

Из семейного архива лидии слободенюк

Во всех российских семьях есть герои Великой Отечественной войны. Об их подвиге мы должны помнить, чтобы над нашими детьми, внуками и правнуками всегда было мирное небо.

Георгий Афанасьевич Чупров

настолько он был истощён, а дядя Семён имел серьёзное ранение. Но, несмотря на сложности со здоровьем, они сразу же восстановились на работе. Отец начал работать олене водом-пастухом в ярцангинском колхозе, а дядя Семён – в Ямальской зональной оленеводческой станции Научноисследовательского института сельского хозяйства Крайнего Севера в Надымском районе в посёлке Нумги. От третьего брата, Митрофана, долго не было вестей. Вернулся он только осенью 1947 года. Мне было уже почти пять лет, и многие моменты общения с дядей мне хорошо запомнились. Он подарил мне лоскуток

Из семейного архива лидии слободенюк

к 70-летию великой победы | судьбы. характеры. лица

Из семейного архива лидии слободенюк

Семён Афанасьевич Чупров

Митрофан Афанасьевич Чупров

белой шёлковой плотной ткани, и как бы я ни старалась приспособить её для косынки, она соскальзывала с головы и для этой цели совсем не годилась, но я долго и бережно хранила его подарок. Оказалось, это был кусок парашюта. Дядя служил в десантных войсках и был парашютистом, на его солдатской гимнастёрке сверкали награды за боевые заслуги. В гостях у нас дядя пробыл недолго, но мы успели с ним подружиться и часто гуляли по окрестностям нашего посёлка Ярцанги, по берегу Обской губы. Он подходил близко к воде,

долго смотрел на волны, глубоко вдыхал прохладный воздух, будто не мог надышаться и иногда восторженно говорил: «Как здесь хорошо, тихо, спокойно и очень чистый воздух». Я откликалась на настроение дяди, мне было интересно, что он слушает тишину, волны, ветер, мне были близки и понятны его искренние чувства. Как-то раз мы забрались по крутой тропинке на сопку, немного отдохнули и вдруг дядя, посмотрев на меня с улыбкой, лёг на траву и покатился вниз. Очутившись внизу, он быстро встал и скомандовал: «Солдат Лида, ложись и катись, как я!» Я стояла в нерешительности, а дядя широко раскинул руки: «Не бойся, я тебя внизу поймаю!» Я скатилась, и мне понравилось такое развлечение. Мы долго и весело смеялись. По всему было видно, что, будучи человеком жизнерадостным, дядя своим хорошим настроением старался делиться со всеми, кто был рядом с ним. Вскоре он уехал в посёлок Нумги, где его ожидала мать, и стал оленеводом-пастухом в бригаде брата Семёна. В этом же году произошла его встреча с Ниной Алексеевной Салиндер (Мамеевой), которая овдовела в 1943 году и воспитывала одна троих детей. Её муж Опой Салиндер погиб под Ленинградом. Лишившись кормильца, семья жила очень бедно. Воспитанный трудом и доблестью, Митрофан Афанасьевич, не раздумывая, возложил на свои плечи заботу о сиротах. Совместно супруги прожили более сорока лет, достойно воспитали детей, которые окончили школу-интернат в посёлке Ныда и в дальнейшем получили профессиональное образование.

Старшая дочь Елена Николаевна Окотэтто (Салиндер) окончила Ленинградский педагогический институт имени Герцена по специальности «Преподаватель педагогики, психологии и методики обучения в дошкольных педагогических училищах» и проработала в партийных и образовательных учреждениях города Салехарда много лет. Она вспоминает: «Когда Митрофан Афанасьевич впервые пришёл к нам в чум, то принёс с собой небольшой чёрный чемоданчик, и нам, детям, очень было интересно, что же в этом чемоданчике? А когда его открыли и поставили чёрный диск, из него зазвучала музыка. Это стало настоящим чудом! Так впервые и дети, и взрослые услышали волшебные звуки музыки и узнали, что такое патефон». Митрофан Афанасьевич любил музыку и очень берёг патефон, а иногда напевал песни, и одну из них Елена Николаевна запомнила, хотя ей было на тот момент девять или десять лет. Позднее она узнала, что это песня композитора Блантера «Моя любимая»: «Я уходил когда в поход В далёкие края, Рукой взмахнула у ворот Моя любимая…» Младшая дочь Лидия Николаевна Худи (Салиндер) стала радисткой, а сын Николай Николаевич после службы в рядах Советской армии вернулся к родителям, и те навыки, которые он приобрёл с детства, живя в чуме, пригодились ему – он стал работать с отчимом в оленеводстве. Совместно они планировали всю работу оленевода-пастуха и бригадира. Северяне № 2, 2015

Быт этой семьи был прочно устроен, а чум – северное жилище – многие годы отвечал их запросам. Отчим и приёмный сын всегда активно участвовали в праздниках оленеводов в посёлке Ныда, занимали призовые места в самом зрелищном мероприятии – гонках на оленьих упряжках. Семьи братьев Чупровых были многодетными. Вероятно, после войны, после тяжких испытаний люди особенно ощущали необходимость семейного очага, скрепления семейных уз. Мои родители, Георгий Афанасьевич и Прасковья Георгиевна, воспитали шестерых детей – трёх дочерей и троих сыновей. В постоянной заботе о здоровье и образовании детей они вынуждены были часто переезжать из одного посёлка Надымского района в другой. Эти переезды создавали родителям большие трудности в устройстве на работу и с жильём. Особенно сложно было папе. Он, потомственный оленевод, потерял основную работу, когда в 1953 году в очередной раз наша семья переехала из посёлка Кутопьюган в посёлок Шугу. Папе пришлось долгое время ограничиваться случайными заработками. Но, тем не менее, благодаря постоянным усилиям, трудолюбию и необыкновенному терпению наших родителей мы все получили образование. Я окончила Ленинградский институт культуры имени Н. К. Крупской и много лет работала преподавателем в салехардской школе искусств, младшая сестра Ольга Георгиевна Долгушина (Чупрова) окончила Тюменский медицинский институт и работала врачом акушером-гинекологом в боль-

Северяне № 2, 2015

Из семейного архива лидии слободенюк

судьбы. характеры. лица | к 70-летию великой победы

Посёлок Ныда, праздник оленеводов, 80-е годы. Первый ряд – Н. А. Мамеева, парторг Николай Григорьевич Долгушин, Валентина Салиндер. Второй ряд – Николай Николаевич Салиндер, Митрофан Афанасьевич Чупров

нице посёлка Ныда, а затем в городе Надыме, остальные дети получили среднее профессиональное образование. Отец и его братья не мыслили своей жизни без оленеводства, охоты и рыбалки, у них было много общих интересов. Они всегда старались находить время для встреч и общения семьями. Помню, как Семён Афанасьевич с женой приезжал в 50-е годы к нам на оленьих упряжках под Новый год в посёлки Кутопьюган и Шугу. Эти встречи вносили большое разнообразие в нашу поселковую жизнь. Семён Афанасьевич был назначен бригадиром оленеводов в Ямальской опытной станции посёлка Нумги, и 1961 году, когда встал вопрос о перегоне ямальских оленей в Красноярский край, на Таймыр, в совхоз «Потапово», который являлся опытно-производственным хозяйством НИИСХ Крайнего Севера, ему предложили его возглавить. Эти перегоны осуществлялись в 1959, 1961 и 1963 годах с целью скрещивания животных

с Таймыра и Ямала для выведения племенных оленей. Семён Афанасьевич, зная, что папа имеет огромный опыт в оленеводстве, предложил ему срочно оформиться на работу в Ямальскую опытную станцию и принять участие в перегоне оленей. Папа с радостью принял приглашение брата и пробыл на Таймыре с 1961 по 1964 годы. Позднее папа рассказал мне, какие сложности они тогда испытали. Прежде всего, совершенно незнакомая местность, часто встречались дикие олени, которые уводили за собой животных из стада. Большую опасность представляли железнодорожные насыпи и дороги, браконьерство и волки. Пастухи-оленеводы работали днём и ночью. Отдыха практически не имели. А когда через много месяцев дошли до совхоза «Потапово», разочаровались от того, как их встретили. Обещанных квартир не дали, и оленеводы вынуждены были ютиться в чумах по несколько семей. И никто не учёл, что на протяжении всего долгого пути эти люди

к 70-Летию веЛикой победы | Судьбы. характеры. Лица каждодневно рисковали своей жизнью и, конечно, были достойны лучшего приёма. У Семёна Афанасьевича было пятеро детей и маленькие внуки, поэтому о возвращении обратно не могло быть и речи. Эта многочисленная семья всегда жила вместе, и дети получали образование согласно семейным традициям, то есть такое, которое позволяло им работать в оленеводстве. Семён Афанасьевич, работая бригадиром оленеводов, постоянно заботился о сохранности стада и о здоровье каждого оленя. Кроме того, он знал, что оленье стадо имеет множество особенностей, а знание этих особенностей и позволяло сохранить и преумножить поголовье. Это умение различать оленей по масти, рогам, возрасту, полу, по прирученности, по назначению в упряжке (есть олени для перевозки грузов, а есть для легковой езды), как сохранить телят во время отёла, где и когда выпасать оленей и многое другое. Сложный процесс управления стадом Семён Афанасьевич знал основательно, за это имел поощрения и награды от руководства. Его внучка Елена Владимировна Кетова мне сообщила в письме, что в детстве она видела все награды деда и за боевые заслуги, и за труд в мирное время. Умер Семён Афанасьевич в 70-е годы, и по северным традициям всё то, что ему принадлежало, было захоронено вместе с ним. Считалось, что делается это в знак глубокой памяти об усопшем и уважения к нему. Наша семья должна была тоже переехать в Красноярский край, но из-за проволочки с квартирным вопросом папа вынужден был вернуться домой.

из Семейного архива Лидии СЛоб

оденюк

Он устроился на работу в Салехардскую опытную станцию оленеводом-пастухом, в стадо №1, и работал с 1964 по 1973 годы до выхода на пенсию. Трудился он всегда ответственно и с огромной отдачей. Имел за свой труд множество грамот и наград. За трудовые успехи в социалистическом соревновании и в честь 50-летия Великого Октября был награждён почётной грамотой. За доблестный труд и в ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина награждён юбилейной медалью. Непростая судьба выпала на долю братьев, много было трудностей у этих прекрасных людей, но они стремились жить интересно, работать на совесть, быть полезными во всех начинаниях, которые происходили в оленеводстве. Братья Георгий, Семён, Митрофан, обладая высокими нравственными качествами, в период Великой Отечественной войны защищали Родину, а в мирное время, живя в суровых условиях Крайнего Севера, на совесть трудились,

отдавая все силы процветанию родного края. Так, благодаря подвигу наших родных в период войны и в послевоенные годы мы имеем возможность достойно жить, работать и воспитывать детей, внуков и правнуков. И сегодня, в День Победы, в главный праздник страны, я с благодарность вспоминаю и своего отца, и двух его братьев. Северяне № 2, 2015

судьбы. характеры. лица | к 70-летию великой победы

Дорогами Победы В память о Фельшёгалле и моём деде Викторе Ивановиче

…Магия чисел всё-таки существует. Мой двоюродный дед, Виктор Иванович Тарасов, погиб в день моего рождения, 13 января, правда, случилось это на двадцать пять лет раньше. Ирина Козлова с. Аксарка

иктор Иванович Тарасов, 1925 года рождения, был призван на фронт 17 мая 1943 года в возрасте восемнадцати лет. Последнее место службы – 105-й гвардейский стрелковый полк, автоматчик. Дивизия была окончательно сформирована в соответствии с приказом Ставки Главнокомандования 5 января 1945 года и вошла в состав 38-го гвардейского стрелкового корпуса. В ходе боевых действий частями 105-й гвардейской были освобождены от противника населённые пункты в Венгрии – Радо, Папа, Татабанья, форсирована река Раба. Перед гвардейцами была поставлена задача: блокировать автотрассу Вена – Линц, разделить группировку противника на две части и перекрыть пути подхода резерва вермахта, что способствовало взятию Вены. Против солдат Красной Армии сражались серьёзные противники: танковая дивизия СС «Мёртвая голова», моторизованная дивизия СС «Рейх», 2-я танковая и 9-я пехотная дивизии 3-й венгерской армии. 26 апреля 1945 года Указом Президиума Верховного Совета

Северяне № 2, 2015

СССР за успешное выполнение заданий командования 105-я гвардейская стрелковая дивизия была награждена орденом Красного Знамени, 17 мая ей было присвоено почётное наименование «Венская». Моему деду уже не удалось узнать об этой героической странице истории родной дивизии, но в этой славе была частичка самоотверженного подвига рядового Виктора Тарасова. Похоронка пришла в 1945 году. До этого известия было почти два года службы в рядах Красной Армии, ранение в голову, саратовский госпиталь и письматреугольники. Сохранилось всего пять из них, пронизанных огромной любовью к матери, заботой о большой семье, оставшейся на далёком Севере. Семья Тарасовых была сослана в Приуралье из Сургута. Девять человек пришли в Аксарку с обозами холодной зимой 1931 года. Строя первые бараки, прокладывая лежневые дороги, поднимая рыбозавод, тогда они выжили. И вот – война… На фронт уходят братья Михаил, Виктор и Иван, и только последнему суждено было вернуться. Старший брат Михаил был призван в сорок первом, но уже в начале сорок второго пропал без вести во время боя за станцию Кантемировская Воронежской области. Больше о его судьбе в семье ничего не знали.

Виктору тоже вернуться было не суждено, свой последний приют он обрёл в братской могиле в Венгрии. Борис и Костя, признанные один по возрасту, другой по состоянию здоровья негодными к службе, остались в Аксарке, работая на победу в тылу. Из письма к младшему брату Борису. «Я пока жив, здоров. Берегите маму. Не давайте ей расстраиваться. Пущай ждёт с победой. Война, не один я, а весь мир находится в таком положении. Вот разобьём врага и увидимся. Целую всех, Виктор». …Венгрия. 1944 год. Идут ожесточённые бои за Будапешт. Впереди Вена и Берлин. Тут, у подножья Альп, в местечке Фельшёгалла, стоит насмерть 105-й гвардейский стрелковый полк. Сегодня такой деревни на карте Венгрии нет. Два года пытались разыскать её через Интернет. Даже когда поехали в мае 2013 года по туристической путёвке в Венгрию, сведений раздобыть не удалось. Но ведь в похоронке именно так прописано место гибели рядового Тарасова, ошибки быть не могло! Значит, надо искать, решили мы, и прибегли к помощи информационнопоисковой системы «Мемориал». Вот она-то и дала разъяснение, что некогда альпийская венгерская деревенька теперь просто микрорайон городка Татабанья.

Ирина Козлова

к 70-летию великой победы | судьбы. характеры. лица

Мемориал – братская могила советских солдат в Шиквёлди

Фельшёгалла ныне – часть города Татабаньи. Город был окончательно освобождён 21 марта 1945 г. нашими войсками в ходе Венской операции. Войскам, участвовавшим в боях при прорыве обороны противника западнее Будапешта и овладении д. Фельшёгалла, другими городами, приказом Верховного Главнокомандующего от 25 марта 1945 г. объявлена благодарность, а в Москве в их честь был дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий !!! …25 декабря 1944 года. За 20 дней до смерти. 105-я гвардейская стрелковая дивизия в походных колоннах подходит к австро-венгерской границе. Наносящие в западном направлении удар танковые клинья достигли поселений Татабанья, Тарян, Сомор, Даг и

Чольнок. Двигавшиеся на север части Красной Армии смогли перерезать железнодорожную линию Гран – Будапешт. Теперь они устремились главным образом в направлении немецкого города Дауваг. Постепенно первый фланг наступавших советских войск продвигался на восток. Захватывая венгерские деревни, вплоть до места, где русло Дуная резко меняло своё направление, Красная Армия завершала полное окружение Будапешта. 27 декабря 1944 года. За 17 дней до смерти. Советские части достигают Пилишских гор (предгорья венгерских Альп). Советские танки проходят сквозь населённый пункт Сентендре и достигают берегов Дуная. Кольцо окружения замкнуто. Будапешт оказался в котле.

8 января 1945 года. За 5 дней до смерти. Советские войска приблизились к Комарому. Этот населённый пункт находится приблизительно в километре от Фельшёгалла. Части 2-го и 3-го Украинских фронтов начали крупную операцию по захвату противника с флангов. Немцы кинули свои основные силы в этом направлении, надеясь, что советское наступление, нацеленное на Словакию и Австрию, остановится у берегов Дуная где-нибудь в районе Комарома. К сожалению, части перегруппированной 20-й немецкой танковой дивизии в этот раз смогли остановить советское наступление и отбросить Красную Армию на 50 километров назад. В эти январские дни практически полёг весь 105-й гвардейский полк. Даты смерти большинства солдат по материалам военного архива – 11–14 января. Мой дед, Северяне № 2, 2015

судьбы. характеры. лица | к 70-летию великой победы говые отношения с Германией. После договорных соглашений относительно территориальных споров со Словакией Венгрия в 1940 году присоединилась к гитлеровской коалиции. Несмотря на первоначальное стремление избежать прямого втягивания в военные действия, вступление Венгрии в войну всё же произошло. Венгерские соединения приняли участие в нападении на СССР в рамках операции Барбаросса в 1941 году. Основной целью внешней политики Венгрии являлось возвращение территорий, потерянных после Первой мировой войны. В августе 1940 года Венгрия вернула Северную Трансильванию и оккупировала ряд районов северной Югославии. Гитлер предложил Венгрии поддержать вторжение в СССР в обмен на возврат утерянных территорий. Были и такие, кто напрямую оправдывал участие Венгрии на стороне нацистской Германии, рассуждая, что если бы Венгрия стала воевать с немцами, те победили бы за несколько дней, поскольку страна была слаба, не имела ресурсов и экономически зависела от Германии.

Ирина Козлова

Виктор Иванович Тарасов, был убит 13 января 1945 год. Ему было двадцать. До Победного Мая оставалось четыре месяца! Теперь мы знали, где искать могилу нашего солдата. Лето 2014 года. Снова поездка в Венгрию. Кстати, Венгрия – удивительная страна, очень красивая, известная своей архитектурой и мягким климатом. Страна бальнеологических курортов, термальных источников и знаменитых памятников архитектуры. Участие Венгрии в войне вполне доказано: 22 июня 1941 года, кроме немецких соединений, у границ Советского Союза развернулись 29 дивизий и 16 бригад союзников Германии – Финляндии, Венгрии и Румынии. То есть 20 процентов армии вторжения составляли войска немецких сателлитов. Иными словами, каждый пятый иностранный военнослужащий, перешедший советскую границу на рассвете 22 июня 1941 года, не являлся немцем. Сами венгры признают, что воевали против Советского Союза на стороне Гитлера, но преследовали свои геополитические цели. В 1930 году Венгрия вела тор-

Набережная Дуная с мемориалом башмачков – памятником холокосту

Северяне № 2, 2015

Гитлеровская армия не спасла, как не удалось фюреру сдержать своих территориальных обещаний. Многие венгерские города были разрушены или серьёзно пострадали. Битва за Будапешт была одним из самых продолжительных городских сражений Второй мировой. С момента появления советских танков у окраин венгерской столицы до взятия Красной Армией Будайского замка прошло 102 дня! Приведу несколько сравнений: Берлин пал под ударами Красной Армии за две недели, Вена – всего лишь за 6 дней. Остальные европейские столицы (за исключением Варшавы) вообще не становились местом затяжных боевых действий. Даже такие мощные немецкие крепости, как Кёнигсберг и Бреслау, оказывали сопротивление советским частям соответственно 77 и 82 дня, то есть значительно меньше, чем при взятии Будапешта. В Будапеште много трагических мест, связанных с войной. Но особенно одно: набережная Дуная и его мемориал башмачков – памятник холокосту. У самой воды стоит обувь: чугунные мужские ботинки, женские туфли и детские башмачки. Мемориал посвящён памяти евреев, расстрелянных боевиками венгерской нацистской партии в Будапеште. В ночь на 8 января 1945 года карательные бригады с обнажёнными штыками врывались в дома, расположенные на набережной Дуная, и выводили людей на улицу. Жертвам расправы было приказано выстроиться на краю набережной, снять обувь, затем их расстреляли. Здесь всегда живые цветы… Но цель нашей поездки – захоронение советских солдат. По имеющейся у нас информации, в Фельшёгалле их было два, затем

их перенесли за городскую черту Татабаньи. После войны город разрастался и поглотил деревеньку. Местные власти приняли решение перезахоронить солдат на двух русских кладбищах. Мой дед был в числе перезахороненных в братской могиле на кладбище Шиквёлди. Взяв машину и вооружившись картой, направляемся в Татабанию, расположенную в пятидесяти километрах от столицы Венгрии и пятидесяти пяти километрах от Вены – столицы Австрии. Татабанья – небольшой городок, сегодня радушно принимает многочисленных гостей. Его достопримечательности можно осмотреть за один день, а впечатления от путешествия останутся надолго. Город возник на месте трёх поселений – Банхиды, Альшогаллы и Фельшёгаллы. Самое старое из них, Банхида, возникло в эпоху бронзы. Венгры облюбовали этот край, вытеснив славян – по преданию, именно здесь состоялось сражение войск Арпада и армии Святополка. По всей дороге до Комарома и Татабаньи нас сопровождает удивительный, то горный, то равнинный ландшафт. Но постоянно не покидает мысль: именно этой красивой дорогой, в этом венском направлении шли наши солдаты, шли под пулями, шли в вечность. Могли ли тогда они увидеть и оценить эту красоту?.. Даже имея карту города, нам пришлось поплутать по улочкам Татабаньи, расспрашивая на заправках и у прохожих о русском мемориале. Не знают. Только одна бабулька точно указала на карте место, и вот кладбище Шиквёлди: по-европейски ухоженное, аккуратные дорожки, каменные надгробия, постри-

ирина козЛова

к 70-Летию веЛикой победы | Судьбы. характеры. Лица

моя дочь даша возлагает цветы к могиле прадеда

женные деревца. Среди густой зелени не сразу заметили мемориальный комплекс советскому солдату. Захоронение произведено в круге диаметром 30 метров! Небольшая аллейка ведёт к трёхметровому памятнику советскому солдату. Он смотрит в сторону России, прижимая к груди своё боевое оружие. Серая шинель, сапоги – этот образ советского солдата стал воплощением всех наших героев, похороненных здесь. В нижней части постамента памятные доски из мрамора. На русском и венгерском языках можно прочесть имена воинов: Абдул Розаевич, Чижик Пётр Фомич, Алексеенко Демьян Иванович, Гулбекян Гаруш Оганезович, Жук Владимир Моисеевич… такие разные имена, а судьба оказалась общей. Возможно, таблички сделали сами венгры, восстановив фамилии по тем немногочисленным документам, которые были найдены. У подножия постамента свечи, живые, но уже засыхающие цветы и лампадка. Боль пронзает иглой – рука у солдата отбита, но лежит тут же, рядом. Таблички с именем деда не нашли, но знаем точно: это здесь. Есть похоронка,

а теперь фотодокументы и сведения мемориала «Поиск» о том, что Тарасов Виктор Иванович со своими боевыми товарищами был похоронен на окраине деревни Фельшёгалла, а затем перенесён в Шиквёлди. Вечная вам память, герои! Не могли оставить без внимания второе русское кладбище. Нашли и его, оказалось, недалеко. Кладбище Банхидаи расположено в ещё одном городском районе Татабаньи. Среди могил венгерских солдат и мирных граждан стоит обелиск высотой около трёх метров. В верхней части обелиска – изображение серпа и молота, в нижней части постамента – две мраморные доски с надписями на русском языке: Шестопалов Николай Борисович, Левин Давид Яковлевич, Дидур Арсений Сергеевич… Проезжая дальше по венской дороге, замечаем ещё несколько обелисков нашим воинам. Особенно жаркими были здесь бои за Вену и Берлин. Вам, наши дорогие солдаты, цветы и слова благодарности. Теперь моя дочь знает историю своего прадедагероя, а значит, память будет жить. Северяне № 2, 2015

софия серкина, 14 лет, детская школа искусств, г. Салехард. Руководитель Е.в. лучникова

судьбы. характеры. лица | к 70-летию великой победы

Северяне № 2, 2015

анастасия королёва, 11 лет, детская школа искусств, г. Салехард. Руководитель н.н. рудь

к 70-летию великой победы | судьбы. характеры. лица

Северяне № 2, 2015

судьбы. характеры. лица | к 70-летию великой победы

судьба и Верность Война вошла в каждую семью. В каждом доме ждали весточку с фронта от сына, мужа, брата, любимого. В окно выглядывали, не идёт ли почтальон, поджидали его и у калитки. Ожидали с надеждой и с замиранием сердца: что там, в его сумке? Была такая почтальонка и в Салехарде. Мария Елтышева г. Салехард

алина Дьячкова только накануне войны вышла замуж за молодого ветеринарного врача Николая Озорнина. Родом он был из Омска, в Салехарде учился в олентехникуме. Высокий, статный, красивый молодой человек вскружил головы молодым обдорянкам. Но приглянулась ему Галина – блондинка с вьющими волосами, большими голубыми глазами, от которой веяло добротой и светом. Пара была – просто загляденье! Молодые, красивые, они друг на друга надышаться не могли. Да только радость была недолгой: чёрная весть о войне в один миг оборвала их счастье. Как и все мужчины Салехарда, Николай ушёл на фронт. У Галины на руках остался сын, второй должен вот-вот родиться. Нужно работать, кормить семью, поэтому пришлось бросить педучилище. Вместе со всеми женщинами и девушками впряглась она в работу. Нелегко было, но силы давали любовь и надежда, что вернётся любимый. В то время весточка с фронта была праздником, почтальона ждали с нетерпением в каждом доме. В любую погоду, в дождь и снег, в мороз и вьюгу, с тяжёлой сумкой почтальона ходила Галина из дома в дом. Но не несли ноги, когда нужно было вручить похоронку. Тогда в маленьком Салехарде почти все знали друг друга, и, конечно, весть о гибели кого-нибудь было всеобщим горем. Часто Галина приходила вечером домой и горько плакала : горе каждой семьи она пропускала через своё сердце. В последние годы и ей перестали приходить треугольники с фронта. Тревожное предчувствие преследовало её. Ночью плакала молодая жен-

Северяне № 2, 2015

щина в подушку, а днём всегда находила добрые слова утешения любому человеку. Однажды летом девушек и молодых женщин отправили в Зелёный Яр на заготовку дров на зиму. Галина тоже попала в эту бригаду, несмотря на то что в доме осталась старая мать с малыми детьми, старшему Толику – четыре года, младшему Борису – три. Надо, значит, надо, все понимали – война. Обещали, что к зиме они вернутся домой. Но северная природа непредсказуема – ранние заморозки быстро сковали речку. Тёплой одежды ни у кого с собой не было. Построенный своими руками чум продувался северным ветром насквозь. Ночью все старались ближе прижаться друг к другу, но это не спасало от холода. Вскоре закончились и остатки продовольствия. Девчонки старой продырявленной сеткой пытались ловить рыбу, иногда удавалось поймать щуку, которую делили на маленькие кусочки, чтоб всем хватило. А порой и этого не было. Возможно, эта рыба и спасла жизнь более сильным. Не все тогда выжили. Вера и сильный дух Галины победили. Оставшиеся в живых, измождённые голодом, простуженные, только через два месяца вернулись в город. Престарелая мать уже не знала, в чём водить детей в детский сад. Но нашла выход: надевала малицу, а ребёнка – под малицу, и таким образом уносила сначала одного, потом другого. В семье всегда не хватало еды. На карточку много не наберёшь, да и помимо матери в доме жили две престарелые тётки и младшие сёстры. Вся надежда была на Галину, которая трудилась ради родных. Однажды пригласили её в военкомат, она брела туда будто поневоле и сердцем чувствовала: пришла беда. От увиденной похоронки на мужа у неё подкосились ноги, и вся жизнь в один миг будто рухнула. В доме голосили все: и взрослые, и дети. И снова она выстояла…

Наверное, судьба уготовила Галине такие тяжёлые испытания. Когда она была ещё младенцем, её выбросили на мороз. Это был 1921 год, в стране шла гражданская война. Отец Галины, Ефим Дьячков, был участником революционных событий. Накануне прихода белых группа революционеров ушла за Урал. Вместе с ними ушёл и глава семьи. В доме осталась его мать с девятимесячной внучкой Галиной на руках. По чьей-то наводке приезжие явились в дом Дьячковых. Всё перевернули, вещи сожгли, бабушку забрали в тюрьму, а внучку выбросили на мороз. Благодаря соседям, которые подобрали и спрятали ребёнка, Галина осталась жива, чтобы своей красотой и добротой украшать северную землю. Прошли годы. В душе Галина не теряла надежду: а вдруг ошибка, такое бывает, вернётся её любимый с войны. Однажды шла она после работы, видит: идёт навстречу Михаил Олихов. Он ещё со студенческих времён был влюблён в Галину. Стройный подтянутый фронтовик надеялся, что снова сведёт их судьба. Когда-то Михаил ухаживал за Галиной. Та, будучи комсомолкой, как только узнала, что он из сосланных кулаков, наотрез отказалась с ним дружить. Сейчас оба были рады встрече. Михаил вновь предложил Галине руку и сердце, но та отказала, до последнего верила, что они с детьми дождутся возвращения Николая. С досады рванул Михаил на себе косоворотку, разорвал её пополам и ушёл. Вскоре он переехал в Тюмень и много лет работал в обкоме партии. А Галина так и жила с матерью. Вот и сыновья подросли. Анатолий служил на морском флоте. Однажды ему дали отпуск, приехал он проведать родных, только в летнюю жару ушёл на Шайтанку купаться и не вернулся. Речная вода поглотила молодого бравого моряка. Не думала Галина, что ещё и такое горе сможет она перенести, но вынесла, выстояла. Только с годами всё чаще к ней стали подкрадываться болезни. Много лет уже нет Галины. Но жители Салехарда помнят и её доброту, и её умение прийти людям на помощь. До последнего, уже на пенсии,

рисунок евгении шкЛяровой

к 70-Летию веЛикой победы | Судьбы. характеры. Лица

она вынянчила у своих знакомых и родных не одно поколение детишек. Сын Галины Ефимовны Борис сейчас живёт в Карелии. У него уже свои внуки. А по Салехарду, как и раньше, несмотря на плохую погоду, из дома в дом ходят почтальоны с набитыми до отказа сумками, и в каждом доме их ждут. Северяне № 2, 2015

Судьбы. характеры. Лица | к 70-Летию веЛикой победы

анатолий ильиных г. Салехард – г. Тюмень

ля каждого из нас мама – самый близкий, самый дорогой, самый любимый человек. Любая мать своим вниманием и заботой щадит и оберегает своих детей. Тяжёлая судьба выпала на долю моей матери Василисы Андроновны. Как она умудрилась пережить тяжёлые 30-е – годы репрессий и произвола? На руках пятеро детей (а всего их родилось десять), отец тройкой НКВД расстрелян как враг народа. Но в доме почти всегда были хлеб, мясо, картошка, овощи. Картофеля сажала около 15–20 соток. Сушила малину, смородину, землянику. Брусника и клюква хранились в берёзовых туесах в свежем виде. Работала от зари до зари. Летом ежедневно носила вязанки сена для коровы. Держала всегда корову, телёнка, свинью, одну-две овцы, кур. Все сельские жители тогда были не лучше рабов – не имели ни денег, ни паспортов. Налоговики в приказном порядке требовали сдачи мяса, молока, шерсти, яиц. А после того как осенью кололи свинью, мама обязана была сдать шкуру этой свиньи. Повзрослев, я выяснил, как она могла так лавировать, что налоговики никогда к ней не имели претензий. Выращивает телёнка – он идёт на мясопоставки за два года, а в этот год выручает свинья. Шкура тщательно освобождалась от сала, которое перетапливалось, как и внутренний жир, и солёным хранилось в берёзовых туесах. Мясо свиное с наступлением тепла резалось на куски, подсаливалось и также хранилось в берёзовых туесах. Выручало и мясо овцы. Запомнилось на всю жизнь вкуснейшее блюдо из молодой крапивы. Мама клала в чугунок картошку, кусочек свинины, пучок крапивы, солила и ставила в загнёт протопленной русской печи. Сама спешила на работу. Труд был тяжкий: уже шла Великая Отечественная война. Выживали кто как. Многие женщины не смогли осилить налоговое бремя, обнищали и умерли, других по-

Северяне № 2, 2015

садили, некоторых лишили последней надежды – коровы. Всё это было на моих глазах. Я и сейчас вижу перед собой иссохшие женские руки, обтянутые бледной кожей, да выступающие жгуты вен. В посёлке Ингаир, он в восьмидесяти километрах от Тобольска, после репрессий, а чуть позднее – в годы Великой Отечественной войны – мужчины просто исчезли, остался лишь один немощный дед. Это на трёх больших улицах! Все тяготы легли на плечи женщин и матерей, и они из последних сил помогали фронту и спасали от голода родных, детей. Сейчас, когда я сам в преклонном возрасте, вспоминаю, с какой любовью, вниманием и заботой мама относилась ко мне. Она всё вынесла: голод и несправедливость, рабский труд и унижение. Дожив до глубокой старости, сохранила прекрасную память, не окончив ни одного класса, безошибочно слагала и вычитала числа, делила и умножала. Женщины шли к ней с горем и радостью, за советом и помощью, да и просто поговорить. Многие из них до сих пор живы и вспоминают маму добрым словом. Смотришь сейчас на грустные глазки брошенных в доме ребёнка детей и до слёз жаль их. Как нужна им мама! Они рвутся к матери, воркуют, они любят её, тянут к ней ручонки. А мама – пьяница, у неё одни низменные интересы, материнские чувства пропиты. Есть, конечно, мамы, у которых неразрешимые материальные проблемы, им не по силам содержать ребёнка, но ведь посещение детского дома не запрещено. Думая о маме, всё время вспоминаю слова поэта В. Чурсова: «Русские матери, сердцем открытые, как не сломались вы, горем убитые?»

рисунок евгении шкЛяровой

я Помню руки матери моей

светлана пташкина

арктическая цивилизация

Северяне № 2, 2015

арктическая цивилизация | к 70-летию великой победы

Мой дедушка Захар

ахарке снился родной дом. Мать хлопотала у плиты. Потрескивали дрова в печи, на сковородке жарилась картошка, в кастрюле доваривалась малосольная рыба. Со двора доносился стук топора, это отец готовил полозья к новым саням, ему помогал старший сын Фёдор. К Захарке подошёл средний брат Иван и, протянув ему новые вязаные носки, сказал: «Мама тебе носки связала, носи их, ноги береги, а то в старости болеть будут». Где-то назойливо пищал комар, мешая наслаждаться домашним теплом и уютом. Младшая сестрёнка Люська дёргала Захара за рукав, просила поиграть с ней. Ему не хотелось шевелиться, но она настойчиво твердила своё. Почему-то уже мужским голосом она требовала вставать. Стук топора раздавался совсем рядом, а писк комара превратился в гул. Захарка открыл глаза. Исчез дом, родные, запах жареной картошки. Совсем не хотелось возвращаться в суровую реальность, но где-то гремела война, на которой пропал без вести старший брат Фёдор, где-то на трудовом фронте был средний брат Иван, и Захар далеко от дома, и ему надо помогать рыбацкой артели выполнять план. Леонид Костин тряс мальчика за плечо, требуя просыпаться – пора на утреннюю рыбалку. Бригадир стучал топором: что-то ремонтировал в лодке. Солнце

Северяне № 2, 2015

«Нас было много – юных, чьи отцы Остались под Москвой и под Берлином. Впрягались в лямку жизни мы, мальцы, Зимой морозной, летом комариным. Забыв надолго детскую игру, Садясь в колданку-лодку на рассвете, Мы торопились в заводи – в сору Обследовать поставленные сети». Роман Ругин только оторвалось от земли, касаясь своими лучами верхушек деревьев, но надо проверять сети, и никто не брал во внимание, что тебе только двенадцать лет. Когда началась Великая Отечественная война, моему дедушке Захару Николаевичу Коневу не исполнилось ещё и десяти лет. Но тяготы тех лет ему, как и всем его сверстникам, пришлось испытать на себе. Окончив начальную школу в Восяхово, он стал работать в колхозе «Красный путь» помощником рыбака. Вместе с Леонидом Костиным, Михаилом Озеловым рыбачил сначала в Яраско-горте, потом в Усть-Войкарах. Сети в то время были из простых нитей. Вечером, после дневной просушки, сети ставили на ночь в сор, с восходом солнца снимали, а улов потом на простой деревянной лодке на вёслах увозили в Мужи. Работать приходилось в любую погоду. Но стар и млад понимали, что надо выполнить план по рыбодобыче и тем самым помочь фронту. После службы в армии дедушка двадцать лет проработал

Из семейного архива Елены Коневой

Елена Конева, ученица 11 класса средней школы села Восяхово Шурышкарского района

на почте. Это сейчас почту доставляют зимой на вертолёте и машинах, летом – на катерах. А в то время ему приходилось зимой в любую погоду на лошади возить её до Салехарда и обратно. Работа была очень ответственной, доставлять приходилось и периодическую печать, и кинобанки, и деньги.

из Семейного архива еЛены коневой

к 70-Летию веЛикой победы | арктичеСкая цивиЛизация

У дедушки даже был пистолет, но применить его не пришлось. Конная дорога была достаточно накатанной, так как в окружной центр по ней шли обозы с рыбой, пушниной, а обратно – с продуктами. Колонна из таких повозок в народе называлась «верёвочкой». Лошадей меняли в Товгорте, Унтсельгорте, Лапвошгорте, Люймасе. По воспоминаниям дедушки, люди в этих деревнях были приветли-

вые, может, ещё и потому, что дедушка в совершенстве знал ханты язык. За свою жизнь дедушка построил три дома, не требовал от властей, как он говорит, казённой жилплощади. Надеялся только на себя да на свою семью. Помог построить дом и младшему сыну. Очень интересно заглянуть в дедушкину трудовую книжку. В ней всего пять записей: зачислен в штат возчиком почты, переведён сопровождающим, уволен в связи с переводом в совхоз «Мужевский», принят плотником, уволен на государственную пенсию по возрасту. Трудовой стаж дедушки более тридцати лет. Но в трудовой книжке нет ни одной записи о том, что он работал в колхозе «Красный путь». Позвонив в отдел Пенсионного фонда, я узнала, что во время войны подростки могли работать с двенадцати лет, но книжки колхозника им не выдавались. А для того чтобы восстановить колхозный стаж, нужны свидетели, которых, к сожалению, давно уже нет в живых. На последней страничке трудовой книжки я прочитала сведения о поощрениях и награждениях. На протяжении всех лет работы он награждался почётными грамотами, денежными премиями, в 1976 году был награждён значком победителя соцсоревнования. Ещё он ветеран труда и Ямала. Мой дедушка более пятидесяти лет идёт по жизни вместе с супругой Анной Алексеевной, деля горе и радости. Они вместе воспитали четверых детей. Один из сыновей погиб, выполняя солдатский долг. У них пятеро взрослых внуков, трое из которых уже работают в правоохранительных орга-

нах. Алексей после окончания Тюменского юридического института работает в ОВД Шурышкарского района, Анна – старший эксперт-терапевт военноврачебной комиссии при УВД по Ханты-Мансийскому автономному округу, Мария после окончания университета служит в УВД города Нефтеюганска. Евгений – студент ХантыМансийского педагогического колледжа. Я – самая младшая внучка. Подрастают правнуки Данил и Тимофей. Встретив на улице старичка или старушку, мы, молодые, должны помнить, что их детство было опалено войной, что они наравне со взрослыми трудились в тылу, приближая День Победы, и наш долг – каждый день делать для них что-нибудь хорошее. Сквозь дрёму старый Захар слышал, как его Нюра хлопочет на кухне: загудела микроволновка, закипел чайник. Слышал, как завёл свою песню кот Барсик, выпрашивая у хозяйки кусочек рыбки. Хлопнула входная дверь: пришла с ночной смены дочь Наталья. Где-то в глубине дома запел мобильный телефон: это, наверное, из Ханты-Мансийска внучка Анна звонит, интересуется, какое с утра давление у бабушки с дедушкой, ведь она как-никак врач. А может, и другие внуки звонят. Во дворе хлопнула калитка, это младшая внучка пошла в школу. Вслед проезжающему снегоходу залаял Рыч. Хорошо, спокойно. Только вот ноги болят, особенно к непогоде, видать, не зря предупреждал брат Иван. Сегодня ночью ему опять снились братья Фёдор, Терентий, Пантий и Иван. Северяне № 2, 2015

арктическая цивилизация | к 70-летию великой победы

Не щадя живота своего

з письма родным 16 июня 1943 года, Ленинградский фронт:

Это строки из письма участника Великой Отечественной войны сержанта Фёдора Бешкильцева, призванного на войну из Салехарда. Родившись ещё до революции, он начал свои университеты с посещения церковно-приходской школы в селе Сартынья, что на территории Ханты-Мансийского округа. А в Салехарде, куда перебралась семья, окончил семилетку. Образование по тем временам очень даже основательное. Под учившись на разных курсах,

Из семейного архива александра бешкильцева

«Здравствуйте, дорогие Фрося, Вовик, мама! Жду от вас писем. Во фронтовых условиях получать письма от родных – большая радость. Сегодня год, как я в армии. Вспомни, Фрося, как мы с тобой расставались, каким тогда был Вова, как я его в последний раз поцеловал сонного перед отходом парохода. С тех пор и началась военная жизнь. Я за это время изменился, получите карточку – сравните. Сейчас Вова в самом забавном возрасте. Жаль мне, что я не

с вами вместе. Сфотографируйтесь и пошлите мне. Если буду жив, посмотрю на фото. Фрося, где работаешь, сколько зарабатываешь, как с питанием? Обо мне не беспокойтесь. Мама много пережила в своей жизни. Ей особенно трудно. До свидания. Ваш Фёдор»

Перед отправкой на фронт, июнь 1942 год

Северяне № 2, 2015

Из семейного архива александра бешкильцева

Александр Бешкильцев г. Салехард

Фёдор Бешкильцев

попал в поле зрения местных властей как перспективный хозяйственник. Получил назначение в салехардскую артель «За освоение Севера». В 1938 году он встретил девушку Фросю. Она работала физоргом на консервном комбинате, была неплохой лыжницей. У молодой семьи родился первенец Владимир. Началась война. Вот и Фёдору пришла повестка на фронт по срочной мобилизации. И броня у наших войск была крепка, и танки наши бегали быстро, но прижал нас проклятый Гитлер так, что ни вздохнуть, ни охнуть. Колёсный пароход «Владимир Ленин» мощно дымил трубой и тащился по Оби еле-еле. В определённых лесных местах причаливал к берегу (котлы топились дровами), грузили припасённые для этой цели брёвна

Из семейного архива александра бешкильцева

бешкильцева Из семейного архива александра

к 70-летию великой победы | арктическая цивилизация

Ф. С. Бешкильцев (слева), 1944 год

Из семейного архива александра бешкильцева

на пароход и плыли дальше. Был пароход царских времён постройки, износились его машины и не могли быстроту движения набрать. Взяв на борт салехардцев, судно причаливало ко всем приобским сёлам, забирая призванных на борт. Фёдор и его земляки думали о родных и близких, которым несладко достанется жить без надёжных рабочих рук, без отцовской ласки и нежных мужских объятий. Бешкильцеву вспоминался сонный Вовочка, несмышлёныш не сможет понять, какая страшная беда нависла над ним и его мамой. Долго ли, коротко ли, но пришлёпали по Иртышу в город Омск – тогдашний областной центр. Здесь, в военном лагере «Черемушки», проводилось трёхмесячное обучение новобранцев ратному делу. Отучившись, помчались в скором воинском эшелоне выручать осаждённый фашистами Ленинград. Под Москвой немцы уже получили крепкий пинок, а вот город на Неве находился Северяне № 2, 2015

Из семейного архива александра бешкильцева

арктическая цивилизация | к 70-летию великой победы

Фёдор Бешкильцев с сестрой Анфизой и братом Павлом, г. Омск, январь 1939 года

Из семейного архива александра

бешкильцева

в петле, называемой страшным словом «блокада». Переправились по Ладоге на барже, которую на буксире тянул маломощный катеришка. Фашисты побаивались сибиряков, немецкая разведка догадывалась, откуда пришло пополнение. «У нас, фронтовиков, – писал маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский, –

Северяне № 2, 2015

укоренилось глубокое уважение к питомцам седого Урала и безбрежной Сибири. Это уважение и глубокая военная любовь к уральцам и сибирякам установилась потому, что лучших воинов, чем Сибиряк и Уралец, бесспорно, мало в мире. Поэтому рука невольно пишет эти слова с большой буквы».

Шёл 1942 год. Боец Бешкильцев окончил дивизионные курсы младшего начальственного состава, и ему было присвоено звание сержанта. Тревожное ожидание перед первым боем. Дивизия стояла в обороне в районе Синявино. Немца на «ура» не испугаешь, шапками не закидаешь. Драться пришлось насмерть, как говорили в старину, не щадя живота своего. Бои шли оборонительные. В Салехард шли письма в треугольных конвертах со штампиком «Просмотрено военной цензурой». Он послал с фронта триста рублей, отказывая себе в самом насущном. Не сообщал о боях почти ничего, чтобы не расстраивать родных. При прорыве блокады Ленинграда 14 января 1944 года командир отделения 3-й роты сержант 85-й стрелковой дивизии 59-го Валгинского полка Бешкильцев Фёдор Спиридонович, идя в наступление, мощным пулемётным огнём лично уничтожил 13 немецких солдат, остановил контрнаступление и

к 70-Летию веЛикой победы | арктичеСкая цивиЛизация заставил отойти неприятеля на исходное положение. В результате был тяжело ранен. «Мы, конечно, догадывались, что готовится прорыв обороны противника. До рассвета ещё далеко. Видимость ограничена: ползущий рядом солдат лишь угадывается по чуть слышному шороху. Скрытно подбираемся к рубежу атаки. Вот оно, подножие высоты. Залегли. А через минуту над головами повисла ракета. Дрогнула, застонала земля, с воем и грохотом понеслась лавина металла на фашистские окопы. Едва успели стихнуть орудия, поднялась пехота. Траншеи были взяты», – рассказывал нам отец. А бой продолжался. Фашисты в панике бежали, бросая раненых и технику. Началось преследование. Впереди был обрыв у реки. Что-то грохнуло у ног, но… этого Фёдор уже не помнил. Через несколько минут пехотинцы подбежали к сержанту, лежавшему на снегу с окрававленной левой рукой. Сколько шёл бой? Часы, минуты? Для Фёдора он был и мгновенным, и бесконечно долгим. Очнулся Фёдор в госпитале. Слегка приоткрыл веки – и слепящее солнце ударило в глаза. Даже вздрогнул. В голове шум. Там он и узнал, что был осуществлён прорыв блокады и немцы отброшены далеко от стен Ленинграда. Так началось победное шествие Ленинградского фронта. А сержанта Бешкильцева более полугода лечили в госпиталях Ленинграда, Глазьева, Омска. Тяжёлое ранение в руку не давало покоя, и были все предпосылки остаться калекой. Мужественный северянин перенёс ряд сложных операций и вернулся домой более-менее трудоспособным. Он не был склонен

расписывать свои подвиги на полях сражений, но показывал осколки снаряда, которые подарил ему фронтовой хирург. Тем же путём на пароходе в августе 1944 года он вернулся в Салехард. Подросший Вовка никак не мог взять в толк, зачем чужой дядя целует и тискает его и не может наглядеться на маму. Хотел обидеться и расплакаться, но дядя ловко раскрыл свой походный мешок и высыпал на стол кучу сладостей – конфетледенцов, петушков на палочке. Бери, угощайся, малыш! Обиды на чужого дядю как не бывало. В то нелёгкое время скупым на награды было фронтовое на-

чальство. Но факт остаётся фактом: лихой стрелок Бешкильцев за два года боёв заслужил медали «За отвагу», «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией», позднее был награждён многими юбилейными медалями. Потекли трудовые будни. Везде Фёдор Спиридонович оказался нужен, всюду был наставником и третейским судьёй. В июне сорок пятого получил ещё одну медаль – «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Родились ещё двое детей – Галина и Александр, которые тоже нашли своё место в жизни. Северяне № 2, 2015

арктическая цивилизация | к 70-летию великой победы Анастасия Лапсуй г. Хельсинки, Финляндия

Жертвоприношение

о распада Советского Союза трудно было найти место, где бы не имелся монумент вождю мирового пролетариата. Внушительный по размерам монумент Владимиру Ильичу Ленину в полный рост стоял и в центре скромного посёлка Ныда. Мы, пионеры и комсомольцы средней школы, посадили деревья вокруг памятника, оградили, чтоб летом коровы не затоптали траву и не выгрызли листву. Местные ивы и ольха расцвели, набрали силу, мы гордились и любовались нашим парком. Пионерские торжества проходили в парке. Я тогда ещё бегала школьницей в белом фартучке. На долгие годы запомнился случай из жизни нашей пионерской дружины имени Героя Советского Союза Зои Космодемьянской. Выстроили всех нас, учащихся Ныдинской школы-интерната. Перед нами выступил директор школы. Долго говорил. Мы, малыши, мало что поняли. А потом хором несколько раз повторили. – Ленин не бог! Ленин – вождь мирового пролетариата! Повзрослев, став радиожурналистом, узнала от старика Тапоя Салиндера, моего земляка, что послужило тогда причиной торжественной линейки школьников. Он вспоминал, что со своими друзьями Аркой Тёром, ветераном Великой Отечественной войны, защитником блокадного Ленинграда, и Тохэ Валаком, участником трудового фронта из ныдинской тундры, возле памятника Ленину устроили жертвоприношение перед весенне-летней путиной. – Из дома принесли горячий чай, чашки, такое святое дело без водки не обходится. Всё приготовили как положено. Разложили еду, разлили водку по стопочкам, чашки наполнили чаем. Поставили всё перед Ильичом, чтоб аромат еды до него дошёл, – делится воспоминаниями со мной Тапой Салиндер. – А ты помнишь оборону Ленинграда и посёлок Весёлый? – ни с того ни с сего спросил его Арка Тёр. – Как мы остались живы, только Богу известно. Местечко запомнилось, – говорю ему.

Северяне № 2, 2015

– Я перед каждым боем из своей положенной водочной нормы половинку на землю выливал, молился не только нашим богам, но и ему. Мы защищали его город. Может, по той земле, где были наши окопы, он ходил? – говорит Арка. – А кто из нас не молился?! – говорю я. – И кольцо блокады прорвали с его именем. Я думаю, его душа вела нас вперёд. – А мы тут рыбачили дни и ночи. Самую отборную рыбу отправляли на фронт под девизом: «Всё для фронта! Всё для победы!». Наши женщины шили тёплую одежду: кисы, тобаки, малицы, шапки, – вставил своё слово и Тохэ Валак. – Мы сидим мирно, спокойно, каждый из нас ушёл в воспоминания. Посидели, пора приступать к трапезе и, конечно, по обычаям старины первую стопку надо преподнести тому, которому приносится жертва. А мы сидим возле памятника Владимиру Ильичу, ему и положено угощение. Хотел дотянуться до рта вождя, чтоб из своих рук преподнести чарочку, да росту не хватило, – с улыбкой вспоминает Тапой старик. – А ты вылей на землю. Отсюда дойдёт до него. Его душа среди нас, – успокоил Валак. – А как же иначе? Не зря же свой взгляд распростёр над долинами, горами, морями, реками, до самых до окраин Советского Союза, – говорит Арка Тёр. Только сели кушать, выпили за здоровье великого Ленина, мимо нас идёт первый секретарь райкома партии, товарищ Антонов. Завернул к нам: – Что у нас тут происходит? Из чумов жёны выгнали? – весело спросил он. – Садись с нами. Мы, ненцы, перед весенней путиной всегда делаем жертвоприношения нашим богам. Просим от них удачной рыбалки, спокойной погоды, здоровья семьям. Он – Бог! Бог всех людей на земле. – Начал рассказывать Арка Тёр непонятливому секретарю. Он лучше нас говорил по-русски. – Он не бог, а вождь мирового пролетариата, – говорит Антонов. – Проларит, пролетарит. Ты это у себя в конторе говори. Я вот что скажу, Тапой, вот сидит, подтвердит мои слова, он мне больше чем друг,

к 70-летию великой победы | арктическая цивилизация дороже родных братьев, вместе обороняли город Великого Ленина. Друг за друга держались, куском хлеба делились. Тяжело было. Но как ни обороняйся, а победа сама не приходит. Дождались! Командиры говорят: «Дан долгожданный приказ. Сегодня прорвём кольцо блокады Ленинграда!» Мы поднялись, под непрерывным огнём противника, с криком «Ура!» ринулись в бой, бежим, но друг друга из виду не теряем. Мало ли что может случиться. Мой друг, земляк, Тапой, впереди меня оказался, и вижу, вдруг руками замахал, думаю, подзывает. Пока добежал до него, он рухнул на землю, это было возле посёлка Весёлый, – рассказывает Арка Тёр. – Что могу сделать для него? Умирает мой земляк, ненец. У меня сердце кровью

облилось, перед глазами всё поплыло. Чем могу помочь? Только молюсь. Всех богов призвал на помощь. А потом вспомнил, закричал небесам и ему: «Дорогой Ленин, твоя душа всемогуща, твоё сердце велико, помоги сохранить его дыхание!» И вот теперь ты видишь? А ещё говоришь... – Понимаю, понимаю, но больше не делайте так. А вдруг все рыбаки начнут приходить сюда. Ленин не бог, а вождь. – А мы-то думали, Ленин и есть настоящий бог, – убирая с постамента посуду с едой, сказали мы. А потом деревья, видимо, почувствовали, что подули другие ветра, зачахли, захирели. Песок взял верх над зелёной летней травой.

Ожидание Анны Салиндер

Рисунок Татьяны Гавриловой

колько себя помню, я всегда питала к Анне Салиндер самые тёплые чувства. Часто встречались и за чашкой чая вели нескончаемые беседы. Она была старенькой и поэтому в наших разговорах чаще жила в своем золотом

юном времени, чем в сегодняшнем нашем дне. Анна большую часть своей жизни прожила в ожидании. Из её рассказов я запомнила: «Давно, когда была молодой, там, где большие города, началась война. Говорят, большая война. Да и по себе люди чувствовали. Ненасытное брюхо войны проглатывало новых и новых молодых людей. Война была кровожадной, требовала тех, кто мог держать ружьё. Уходили ненецкие юноши». Неумолимая рука войны не обошла и Анну Салиндер. Из тёплого просторного чума трёх её братьев вытащила. Парни с берега маленькой тундровой речки Хадыты толком не поняли, куда и зачем понадобились. Но собрала сестра в неведомую путь-дорогу трёх оленеводов. Постояли парни на берегу Хадыты. Порогу родного чума и старушке-матери низкий поклон отвесили. Слово-наказ сестре оставили. С тех пор прошли зимы, весны. Видимо, долго ждала, не заметила, как время побелило её черные волосы. Она ждала. Ждала терпеливо, трудилась за себя и братьев в колхозе имени Сталина, который располагался в посёлке Ныда. Зимой и летом рыбачила. Оленей берегла. Ни разу сердцу-ведуну не поверила, что братья могут не вернуться. Когда вернулись все, кому суждено было вернуться, а на других «плохие» бумаги пришли, излила в личной песне тоску-печаль: «Подарок брата – лучший олень, видимо, и я под стать ему. На оленьих гонках мужчин, я, единственная женщина, обогнала все упряжки. Моя лёгкая нарта, выстроенная моими братьями, в поселок первой пришла. Эта песня Северяне № 2, 2015

арктичеСкая цивиЛизация | к 70-Летию веЛикой победы о моей трудной жизни, женщины из рода Салиндер. Много весен прошло, только слова среднего брата до сих пор звучат в моих ушах. Мой брат, уходя на войну, сказал: «До моего возвращения чум не растеряй, с оленями тебе не справиться, их много, строптивы и дики. Не объедешь все тундровые лощины. Оленей мы наживем. За чумом смотри». И последнее слово его: «Береги нашу маму, будь нежна и ласкова с ней. Радость и горе с ней дели». Годы прошли, слова эти помню. Оленей

судьба евгения того

о Великой Отечественной войны в ярсалинской тундре жил молодой оленевод Евгений Того. Как все молодые был любознателен, всё новое хотел на себе испытать. И как только появилась в районе комсомольская организация, вступил, гордясь тем, что он из ненцев комсомолец номер один в Ямальском районе. Чтоб не отстать от всего нового в 1937 году в составе окружной команды лыжников совершил лыжный переход до Омска. Выучил русский язык, в финскую войну добровольцем ушёл на фронт. Вернулся. А когда началась Великая Отечественная война, снова напросился на фронт. Много дорог исколесили его ноги, но особо запомнились дни Сталинградской битвы. Не раз слышала от него о защите Сталинградского тракторного завода. Эти воспоминания для Евгения были самыми страшными событиями войны. А если сегодня порыться в мемуарах тогда пленённого фашистского генерала Паулюса – бывшего главнокомандующего армией по захвату Сталинграда, он восхищается мужеством и стойкостью советских солдат в сражениях в битве за Волгу. Евгению Того повезло, ранения, конечно, были, главное – он вернулся. К тому времени обучился грамоте, тем более фронтовик, ему в Ярсале, центре Ямальского района, доверили продуктовый ларёк по обеспечению тундрового населения. И если Евгений Николаевич чуть слукавил, значит, и я чуть слукавлю сейчас, но по его рассказам дело обстояло так: «В какой чум ни приду, одни дети, старики и старухи. Кому-то хлеб надо, боеприпасы нужны, капканы. Сыновья, мужья погибли на фронте, кормильцы не вернулись. Как я могу просить оплату за товар, когда я сам прошёл всю войну? На память приходят тяжёлые моменты боёв, когда теряли, хоронили боевых товарищей, минуты

среднего брата не сумела сохранить, просторный чум, полученный в наследство от мамы, до сих пор стоит на земле. Видимо, любимых братьев уже не дождусь, одна доживаю свой век в пустом чуме на берегу Хадыты». Бабушка Анна долго жила ожиданием. И в ожидании скончалась, а её личная песня сохранилась в душах ныдинских женщин, нет-нет, да кто-нибудь из них и споет её под хорошее настроение.

Северяне № 2, 2015

счастья, что сегодня ты выжил, может, и завтра минует тебя шальная пуля. Никто из тундровиков не получил весточку, ни одного письма с фронта. Война уже закончилась, а они ещё ждут тех, кто уже не вернётся с полей войны. Не поднимается рука, не поворачивается язык просить деньги за оплату товара. Что взять с них?» Вот в конце зимы вернулся в Яр-Сале, времена те были строгие, послевоенная талонная система, а он всё раздал. Враг народа, расхититель социалистического имущества, который заслуживает строгую меру наказания. И бывшего доблестного солдата, награждённого медалями и орденами фронтовика, прямой дорожкой отправили кудато. Посадили его. Я не знаю, сколько времени он отсидел в тюрьме. Где он сидел, никто из родственников не знал. В пятьдесят третьем году, со смертью Сталина, была объявлена всеобщая амнистия, и он тоже попал под амнистию. Не поехал в родной поселок, а приехал в Ныду в пятьдесят четвёртом году, женился на очень молоденькой девушке, и родилось у него пятеро сыновей. В 1961 году колхоз имени Сталина перешёл в Пуйковский рыбозавод, а на базе колхоза образовался рыбоучасток. И в этом же году Пуйковский рыбозавод начал осваивать внутренние озерные водоёмы по реке и верховьям Надыма, по реке Хетта в Надымском районе. Туда отправляли опытных промысловиков. Евгений Николаевич Того уговорил моего отца принять участие в этом освоении. Оказывается, он хорошо знал места, потому что его «родная» колония находилась на 107-м километре. Он был подневольным участником печально известной 501-й стройки. И он находился от семьи не за тридевять земель, а совсем близко. Если бы весточку дал, можно было в гости к нему прийти.

светлана пташкина

путешествие

Северяне № 2, 2015

путешествие | к 70-летию великой победы

Лялька Лялькино детство раскололось, как грецкий орех, на две половины – до войны и после. До – это мама-домохозяйка, отец-шофёр, старший брат и она, непоседа-третьеклассница. Ирен Монсе г. Салехард

ама, тихая скромная женщина, вязала крючком и читала книги. Брат Виталий играл на скрипке и зубрил уроки. Он был на семь лет старше Ляльки. Он зубрил с утра до вечера, потому что в силу своих больших амбиций хотел быть лучшим в классе, но способностей не хватало, а терпения и усидчивости хоть отбавляй. Он учил, получал четвёрку, потом снова зубрил, ходил к учителям, канючил, пересдавал. Этакий дутый отличник. А Лялька была непоседой, крутилась, мешала брату, за что он втихую её поколачивал. Но Лялька из гордости родителям не жаловалась. Она была весёлого нрава, вертушка и хохотушка. Во дворе ребята просили её: – Лялька, посмеши! И она начинала строить рожи, копировать соседей, их походку, характер – получалось очень смешно. Лялька пела, танцевала, и родители хотели отдать её в музыкальную школу, но тут началась война. Лялька была на детской площадке, когда отец перед отправкой на фронт пришёл проститься. Он прижал её к своей гладко выбритой щеке, и она задохнулась от терпкого запаха одеколона. Лялька ничего не поняла. Что такое война, она узнала позднее. Маму распределили работать на фабрику, и она возвращалась домой очень поздно, усталая и раздражённая. В доме нечего было есть, и иногда дети ходили к многочисленным родственникам отца, но от них помощи было мало. Иногда Ляльке доставался стакан молока и немного жмыха, из которого мама пекла лепёшки. В обеденный перерыв Лялька ходила на проходную фабрики и ждала мать. Та выскакивала на минуту, и Ляльке перепадал то хвост селёдки, то ещё чтонибудь из того, что давали на второе работникам. А сама мама, обжигая губы, ела жиденький суп-

Северяне № 2, 2015

чик. Обеденный перерыв был коротким – надо многое успеть. Именно с тех военных лет у мамы начал болеть желудок. Жили они в глубоком тылу, но иногда в небе появлялся самолёт-разведчик со свастикой на крыльях. Лялька дрожала от страха и заливалась слезами, а старший брат обнимал её и пытался успокоить. – Не бойся, он скоро улетит, вот увидишь, трусиха, – говорил он. А потом получили извещение, что отец пропал без вести. Мама часто плакала, и лицо её распухло от слёз. Пришла её подруга-портниха, муж которой тоже пропал. И так две убитые горем женщины начали ходить в церковь через весь город босиком. Кто их надоумил ходить именно босиком? Может, они решили, что так будет действенней? Летом Ляльку отправили в пионерский лагерь, но там тоже было голодно. Дети бродили по территории, жевали траву, пытаясь заглушить голод, а резвиться и играть совсем не хотелось. В большом тыловом городе открылось много госпиталей, и для поддержания боевого духа в них выступали артисты. Лялька была не робкого десятка и смело читала стихи и пела на таких концертах. Она очень гордилась своей миссией, ей нравилось выходить на поклон под аплодисменты бойцов. Иногда ей что-нибудь перепадало: яблоко или сухарь, которые она несла домой. – Вот смотри, что я заработала, – с гордостью показывала Лялька свои трофеи брату. Виталий уже учился в техникуме. Худой и бледный, он по-прежнему зубрил, только уже механику и сопромат, пытаясь стать первым студентом. В Лялькиной школе организовали госпиталь, а её перевели в другую. Там занятия проходили в три смены. Ни тетрадей, ни учебников у неё не было, они стоили очень дорого. Но благодаря хорошей памяти она как-то умудрялась запомнить то, что на уроке рассказывала учительница. Дома весь день никого не было, и Лялька, пользуясь

к 70-Летию веЛикой победы | путешеСтвие

рисунок евгении шкЛяровой

чилась. Повсюду гремели салюты победы, народ ликовал! Люди пели и плясали прямо на улицах города. Солдаты стали возвращаться домой, а Лялькин отец никак не возвращался. Он был водителем и вывозил армейское имущество из Европы. Лялька с нетерпением ждала, когда же и её папа вернётся домой. И вот наступил тот долгожданный день. Лялька бросилась ему на шею и прижалась к шершавой щеке. На его груди поблёскивали медали «За боевые заслуги», «За взятие Бухареста». – Какая же ты большая, артистка моя! Теперь мы всегда будем вместе, всегда! – сказал отец, и ему можно было верить.

рисунок евгении шкЛяровой

свободой, играла с мальчишками, прыгала по крышам металлических гаражей и кидалась камнями. Мамаши из приличных семей говорили своим дочкам: – Не дружи с ней, это же чертёнок в юбке. А потом чертёнок подрос, непослушные густые волосы заплетались теперь в длинные тугие косы. Лялька уже не бегала с мальчишками, она начала ходить в разные кружки: чтецов, танцевальный, драматический. Танцевала она лучше всех, схватывая на лету любое движение. Нашёлся отец, теперь он шёл по Европе, и от него приходили открытки из разных стран. Он писал о скором конце войны и своём возвращении. К тому времени Лялька уже твёрдо решила, что будет артисткой. Она бегала на все спектакли, рисовала любимых артистов в своём заветном альбомчике и писала стихи. Иногда ей удавалось прорваться за кулисы, и тогда она просила автограф и дарила артистам свои по-детски наивные восхищённые стихотворения. Наступила весна, в воздухе запахло сиренью. Война законСеверяне № 2, 2015

путешествие | к 70-летию великой победы

Баллада о полковом почтальоне Шулике Георгий МЕРЗОСОВ г. Тарко-Сале

апреле 1970 года в одной из молодёжных газет бывший военный корреспондент-правдист Александр Белов выступил с воспоминаниями, навеянными краткой записью во фронтовом блокноте о событии, очевидцем которого он был в 1943 году на Центральном фронте под городом Орлом. В бурной круговерти тех дней он забыл записать имя героя, а годы стёрли его из памяти. И остались только фамилия Шулика да ласковое прозвище Сулико, каким наделили «почтаря» однополчане. Эх, Шулика, Шулика, По прозванию Сулико! Я с весенним курлыком Улечу далеко В сорок третье лето – В середине войны, Улечу, чтобы где-то В самом сердце страны В журавлиную стаю Всех, что пали, созвать, Чтоб от края до края Песне павших звучать… Пусть бы плыли высоко Над родною землёй Те, что пали до срока, За неё приняв бой. Ну а тот, кто устанет В величавом строю, Пусть от стаи отстанет И присядет в краю, Где когда-то родился Для любви и тревог, С чем когда-то простился У военных дорог. И над краем родимым Пусть курлычет о том, Как из гари и дыма Он взлетел журавлём… На краю горохового поля В пересохшей выжженной ботве За табличкой «Осторожно – мины!»

Северяне № 2, 2015

От воронки метрах в десяти Женщина убитая лежала. Рядом с ней грудной малыш ревел, Тыкался ручонками ей в груди, Всё глядел ей в мёртвое лицо, И росла с слезами безутешность В перепуганных его глазах. На краю горохового поля От дороги метрах в десяти В скорбном ужасе застыли люди, Опоздавшие прийти сюда, Чтобы мины действия двойного По инструкции, как следует, взорвать. Не успели. Отступая, немцы Здесь вели ожесточённый бой, Минными полями прикрывая Дорого оплаченный отход. «Мины эти действия двойного, Обезвредить можно, лишь взорвав. Что же делать, братцы, что же делать?! – Седоусый старшина-сапёр В злом отчаянье среди бойцов метался. – Как же рвать, ведь там дитя малое!.. Ну а времени-то, времени – в обрез! Нам отсюда немцев догонять, А по полю не ступить ни шагу…» Мечется от одного к другому: «Что мне делать, подскажи, браток? То-то же, и я не знаю, А ведь я сапёр, и нам приказ – В два часа чтоб чистым было поле…» Вдруг толпу тихонько растолкав, Голову набычивши, с придыхом, С тихим словом: «Я схожу, братва» Полковой почтарь Шулика К краю поля медленно пошёл… Эх, Шулика, Шулика! Разлюбимец полка! Смерть – она не безлика, Жизнь – она велика! Ты взгляни в это небо, Ты вдохни эту синь – Третий год уж, как не был Ты на малой Руси. Твой садок биля хаты Растоптала война… Ну а ридная маты – Ждёт ли, где же она?..

к 70-Летию веЛикой победы | путешеСтвие На краю горохового поля Встал, вспружинясь, полковой почтарь. Первый шаг – и хруст ботвы засохшей По сердцу, как взрывы тысяч мин! Шаг второй – под напряжённым взглядом Двадцати видавших виды глаз. Третий шаг ознаменован вздохом (перехват дыханья, а не вздох), Шаг четвёртый, пятый – и мальчонка, Увидав Шулику, вдруг пополз Через мать навстречу и ручонки В материнской крови протянул… Замерли, застыли на дороге. Закрестился истово сапёр: «Подорвётся, шельма, подорвётся, Не успеть уже спасти его!..» Эх, Шулика, Шулика! Ты замри не дыша! Не слыхать тебе крика Своего малыша! Не ласкать тебе взглядом Чернобровой своей, Не бродить лунным садом До росы вместе с ней! Ты не встанешь на зорьке, Не косить тебе трав – Будет ждать тебя, горько Мать, себя изрыдав! А на поле на этом Будут сеять и жать… Этим огненным летом Тебе в поле лежать! …Замолчав, с отчаянным усильем Через мать малыш переползал. Замахнулся на него Шулика, Чуть прикрикнул, пришугнул его – И притих напуганный ребёнок, К мёртвой матери опять припал. А Шулика шёл. С последним шагом Он упал на мать и малыша. Отдышавшись, отрешённым взглядом Стал смотреть куда-то за бойцов. Что такое? Что с ним? Что он ищет? А почтарь, присвистнув, тихо так Ласково и нежно кличет: «Гривка, Ну иди ко мне, иди, иди…» И, хозяйскому призыву повинуясь, Конь пошёл. Сообразив, бойцы Молча расступились, дав дорогу: Конь пройдёт – обратный путь проложит. А Шулика, малыша накрыв собой, Прижимался ниже, сколько можно… В напряжённой мёртвой тишине Звякнула уздечка у коняги –

И во взрывах звук тот потонул. Пять воронок. Труп коня на комьях. Стихло всё. Шулика встал И, мальчонку прижимая к сердцу, Чуть шатаясь, грузно зашагал Между свежевырванных воронок. А когда осталось три шага, Чтоб дойти ему до края поля, Слабо крикнул он: «Братва, ловите!» И в руках мальчонку раскачав, Он усилием последним воли Перебросил его на руки бойцам. «Ранен я», – ещё успел сказать он И, как птица, руки распластав, Падал навзничь, падал взглядом в небо… А в ушах стоял последний взрыв На краю горохового поля… Эх, Шулика, Шулика, По прозванию Сулико! Жизнь – она многолика, Смерть – она далеко! Рос ты парнем, что надо, Был красив и удал, Но от жизни в награду Ничего ты не брал. Просто, весело жил ты, Смел и честен ты был, И людей каждой жилкой Больше жизни любил… Вы плывите высоко Над родною землёй, Те, что пали до срока, За неё приняв бой! Ну а тот, кто устанет В молчаливом строю, Пусть от стаи отстанет И присядет в краю, Где когда-то родился Для любви и тревог, С чем когда-то простился У военных дорог. И над краем родимым Пусть курлычет о том, Как из гари и дыма Он взлетел журавлём. Всё, что в жизни он сделал, Можно песней сказать – Мы, живые, сумели б Журавлей понимать. Мы ведь тоже солдаты, Нам за то, чтобы петь, Может, тоже когда-то Предстоит умереть… Май 1970 г.

Северяне № 2, 2015

светлана федосова

путешествие | к 70-летию великой победы

Северяне № 2, 2015

светлана федосова

к 70-летию великой победы | путешествие

Северяне № 2, 2015

путешествие | к 70-летию великой победы Владимир Жолондзь г. Ноябрьск

Остался живым

(невыдуманная история)

XX век

И снова: быть или не быть! Был 41-й год. Москву, Россию защитить Наш наступил черёд.

Год сорок третий. Дикая жара. Через село на юге Украины Поспешно отступали до Днепра На немцев непохожие румыны.

Фашист не просто шёл войной, Он шёл уничтожать, Хотел Москву сравнять с землёй, А землю – распахать!

В колонне безразлична к всему, Небритая и мокрая от пота, Уставшая и злая на судьбу Без остановки двигалась пехота.

Но Гитлер не сумел понять, Что значили слова: «Нельзя нам дальше отступать – Ведь позади Москва!»

Чтоб посмотреть диковинный «парад», Мальчишка сельский влез на крышу хаты. Но вдруг один подвыпивший солдат Стал целиться в него из автомата.

Мы не стояли за ценой: Чтобы Москву спасти, Жизнь отдал в битве роковой Один из десяти!

Ушёл, однако, в «молоко» заряд, Исчезла смерть за пыльным поворотом: Другой солдат успел подбить приклад И по-румынски резко крикнул что-то.

Порою оставалась горсть Молоденьких солдат, На танки поднимались в рост Со связками гранат!

Быть может, это был отборный мат, А может быть, призыв к солдатской чести: «Ты не убийца! Ты простой солдат, И у тебя есть дети в Бухаресте!»

Шли в рукопашную бойцы: «За Родину! Вперёд!» Мы – наши деды и отцы, Они – фашистский сброд.

Не знаю. Только хлопцу повезло: Мой друг недавно юбилей отметил! Остался он живым войне назло, И внуков подарили ему дети!

Мы их остановить смогли Прогнозам вопреки, Пока на помощь подошли К Москве сибиряки.

Простой подвиг

Он просто рядовым служил. Семья – отец и мать. Простую девушку любил, Та обещала ждать. Он просто на футбол ходил И сам играть умел, С друзьями просто пиво пил И под гитару пел. Он просто подвиг совершил: Попал в засаду взвод, За жизни жизнью заплатил, Прикрыв ребят отход.

Северяне № 2, 2015

И мы отбросили назад Коварного врага, А после были Сталинград И Курская дуга. Мы стали оккупантов гнать До западных границ, Народы братские спасать От нелюдей-убийц! И пал поверженный Берлин. Победа! Будем жить! Москва! Москва! Ты – третий Рим! Четвёртому – не быть!

к 70-Летию веЛикой победы | путешеСтвие неравный бой

что ждёт нас завтра?

Он случайно один оказался живым… Был неравным, смертельным был бой, Все погибли бойцы, был приказ отдан им Высоту удержать за собой!

Победа никогда не будет старой, Какой бы ни достигла круглой даты: У сердца памяти ещё тверды удары, Кто брал Берлин, ещё живут солдаты!

Он случайно один оказался живым, Так сложилась солдата судьба, Когда раненный в грудь прохрипел командир: «Вызываем огонь на себя!»

Войной разбросаны героев кости – В лесах, в полях, во рвах и буераках. Наш долг – всех упокоить на погостах, За нас погибших в штыковых атаках!

Он случайно один оказался живым, Был завален в траншее землёй, Но сжимал автомат с магазином пустым Перевязанной правой рукой.

История не знает снисхожденья, Что ждёт нас завтра: радости иль беды? Уж очень много было поражений После Великой над врагом Победы!

Он случайно один оказался живым, Из завала он выбраться смог, К командиру подполз через взрывы и дым: «Передайте: взвод выполнил долг!»

История, как и душа, – потёмки. В продаже звёзды, ордена, медали. Как сделать, чтоб «товарищи потомки» Победу и страну не распродали?!

Он случайно один оказался живым Средь отважных солдатских сердец, По Полярной звезде, через горы, к своим Шёл, страдая от раны, боец. Шёл боец по воде, по высокой траве, Пробирался звериной тропой, Он за всё отомстит, отомстит он за всех, Не последний он дал ещё бой!

***

Испили горькую мы чашу, Те жертвы не забыть вовек: Жизнь отдал за свободу нашу Наш каждый пятый человек.

рисунок татьяны гавриЛовой

Он случайно один оказался живым… Был неравным, смертельным был бой, Все погибли бойцы, был приказ отдан им, Чтоб держались ценою любой!

Северяне № 2, 2015

путешеСтвие | к 70-Летию веЛикой победы евгений матюшенко г. Губкинский – г. Аше Челябинской области

Эхо детства

в тот день

Снятся мне военных лет кошмары, И как в тот далекий горький час От убийц фашистских и пожаров Бабушка не раз спасала нас.

В тот день над селом спозаранку Под крик инвалида-соседа И громкие звуки тальянки Раздалось: «Победа! Победа!»

В дни, когда бомбили самолёты И сгущалась от разрывов мгла, Уводила внуков за болото, В лес густой, подальше от села.

Светлее и радостней стало, Когда возбуждённые люди На круг понесли хлеб и сало, Первач и солёные грузди.

По ночам с тревогою вставала, Не смыкала утомленных глаз, Всю войну сама не доедала, Только накормить бы чем-то нас.

Откуда? Недавно казалось, Что это богатство забыто… От счастья село ликовало, И плакали вдовы открыто.

А как вдаль ушли боёв раскаты, Подкосил её коварный тиф, И весной в победном сорок пятом Голос нашей бабушки затих. Но всегда под небосводом синим Слышится он в криках журавлей. Бабушки, вы вечны, как Россия, След ваш не исчезнет не земле!

слеза солдата Замолкли орудий раскаты, Окопы травой заросли, Но помнит солдат сорок пятый, Клочок опалённой земли, И запах тротиловый, горький, И дота звериный оскал, Который их взвод на пригорке Горячим свинцом поливал. Тот взвод, проявляя отвагу, От Курско-Орловской дуги С боями дошёл до рейхстага, Где сдались героям враги. Нетленной осталась та дата С тех пор, как затихла гроза, Вот только порою солдату Слеза застилает глаза.

Северяне № 2, 2015

смерть партизана Он умирал в тяжёлых муках. Хрипел. Неистово стонал. Молчали рядом дети, внуки. В свече язык огня дрожал. Пришли знакомые, соседи. Раздался чей-то хлипкий плач. Старик в минуты эти бредил, Кричал в беспамятстве: «Палач! Ну что ты, доктор, жилы тянешь, Осколки вытащить слабак?..» А в мутном взгляде, как в тумане, Погоня фрицев, лай собак, Трещат со злобой пулемёты, В ушах свистит от воя мин… Из подрывного он расчёта В живых остался лишь один. Валялись танки под откосом, Пылал, как факел, эшелон. Затихший бой… Пурга… Заносы, А дальше некий адский сон. Он замолчал и был спокоен. Казалось, будто мирно спит, Устав от взрывов и погони… Старушки плакали навзрыд.

светлана пташкина

литературная гостиная

Северяне № 2, 2015

Литературная гоСтиная | Событие

не забывать о главном нина Парфёнова, член Союза писателей России

икогда не стоит забывать о главном. Правда, каждый для себя главное определяет по-своему. Помните, была такая фраза из песни в советское время: «Раньше думай о Родине, а потом о себе…» Как бы кощунственно это в наше время ни звучало, но в самые тяжёлые времена эта фраза становится весьма актуальной. Так бывает во дни суровых испытаний на прочность – так было во время войны, во время разрухи… Почему писатели часто обращаются в своих произведениях к теме войны? Может быть, потому, что именно на войне раскрываются самые потаённые человеческие качества, как хорошие, так и плохие? Может быть, война показывает нам не только внешнюю, показную, а внутреннюю, глубоко потаённую жизнь и человека, и общества в целом? Она срывает все покровы, окутывающие нас, а ведь мы не можем и иногда и не хотим показывать то, что таится глубоко внутри… И когда читаешь пронзительно ранящие своей искренностью и прямотой поэтические ли, прозаические строки, страшно становится, что человеку порой приходится переживать в эту страшную годину… Сегодня весь выпуск «Литературной гостиной» – о войне. О людях на войне, о их боли, радостях, горестях и патриотизме, о котором так часто в суете ежедневной мы забываем, ру-

Северяне № 2, 2015

гаясь в магазинах и транспорте, презрительно глядя вслед другим, если они нас чем-то не устроили в данный конкретный момент. А ведь главное совсем не это. Сильные чувства, они бывают не только на войне, их надо только не пропустить, не задавить, не убить в непрестанном бегу за сиюминутным… Но сегодня мы говорим и пишем о войне, в преддверии праздника Великой Победы. Новая повесть литератора из маленького посёлка Толька Красноселькупского района Владимира Гриня «Не забывайте о нас…» документальна по сути – он пишет о своём дедушке, прошедшем две войны. Начал совсем молодым с финской, о которой так мало пишут и говорят в нашей литературе и документалистике. Но всё же повесть эта художественная, потому что, привлекая огромный справочный, архивный материал, Владимир пытается говорить от лица своего деда, видеть своими глазами то, что видел дед, анализировать происходящее не с точки зрения самого себя сегодняшнего, а деда тогдашнего, с тем менталитетом, с тем жизненным опытом, в тех, очень уж далёких от нас реалиях. Это неимоверно трудно, порой кажется, невозможно. Но автор настойчиво делает это. Да, в материале есть шероховатости, неровности стиля, можно ещё массу замечательных литературоведческих терминов привести и посоветовать в итоге автору ещё поработать над произведением… Но нам показалось, что вы должны эту работу почитать вот так, слегка

отредактированную. Потому что в ней есть то, чего порой не хватает маститым писателям – искренность, жизнь, живое человеческое слово. Надеемся, что и в следующих выпусках «Литературной гостиной» вы сможете познакомиться с продолжением этой повести. То, что происходит сейчас совсем недалеко от нас, совсем не похоже на ту Отечественную, о которой мы привыкли говорить и писать. Она другая. Но это тоже война, на которой гибнут люди, рвутся снаряды, оставляя бездомными и инвалидами тысячи человек… И это тоже не даёт нам забыть о том, что нет ничего страшнее войны. Мы ещё прочитаем, наверное, стихи и прозу об этой войне, надо только подождать, когда улягутся страсти со всех сторон, когда ко всем придёт прозрение, что же они натворили в этом безумии. И потому стихи и рассказы о войне той, давней, нужны сейчас для осознания настоящего. И хотя прошли десятилетия, травой позарастали те, старые, окопы и следа не осталось от руин той войны, нельзя забывать. Нельзя забывать главного. И беречь памятники, и отдавать дань ветеранам, и писать. Писать, чтобы слова эти оставались в душах и головах, на страницах книг и журналов. Кто знает, как слово наше отзовётся, а может быть, совсем случайно когда-нибудь обнаружит эти слова совсем юный школьник или школьница, прочтут их на конкурсе чтецов, а они вновь разбередят душу, не только взрослую, но и детскую… И это главное в творчестве.

Артём тытюк

событие | литературная гостиная

Северяне № 2, 2015

литературная гостиная | поэзия Юрий Басков (1951–2004)

Старик Старик был очень стар, Как сад его и дом, Как древняя скамья, Где он дремал, случалось. То было до войны… Над злобным стариком Окрестная шпана Искусно издевалась. То гвоздь в скамью вобьют И спрячутся в овраг, И смотрят, как старик Ругается от боли; То вымажут скамью И прыскают в кулак, Когда завязнет дед В вонючем солидоле. То было до войны… Потом была война. Пришла для старика Пора отдохновенья. Лихие пацаны – Окрестная шпана – Понятно, и звалась Военным поколеньем. Потом была война… Потом её конец. Старик был очень стар, Но в день хоть на минутку Садился на скамью, Чтоб хоть один стервец Сыграл над стариком, Как прежде, злую шутку. Но улица пуста, Овраг зарос травой. Убитая шпана Зарыта в чистом поле. Старик сидел и ждал, Склоняясь головой, И тихо умирал От жалости и боли.

Северяне № 2, 2015

Моя война Моя война. Войны мы не видали. Мне года три… Тобольск… Кремлёвский вал… Тогда мой брат отцовские медали В «пристенок» вместо денег проиграл. Отец стонал, Давился горьким дымом, Катал желвак, Тянул за козырёк… Он был не здесь, А где-то под Харбином… Оттуда и спросил: «За что, сынок?» «За что, сынок?» – Ожгло сильнее брани. Я много позже понял, что мой брат Достал отца по самой жгучей ране, Которую принёс с войны солдат. Моя война Вот так и начиналась. Пускай она – не пули и картечь – Война за то, чтоб всё, что мне досталось, Как те медали, в жизни уберечь.

***

Был Первомай. Гулял весь дом, кружилась пластинкой патефонной, и мама в платье голубом сливалась с небом заоконным. Дробили лихо каблуки, давая жару толстым плахам, сосед с отцом – фронтовики – курили в праздничных рубахах. Я мчал на улицу – пацан – к своей расхристанной ватаге. Был полон снеди мой карман, и щёки – алые, как флаги. А май гулял, а май бродил и песней вспыхивал в народе. И трезв, пожалуй, был один Будильник синий на комоде.

поэзия | литературная гостиная Соловей

Анатолий Алексеев (1941–1997)

– Стоп, Матвей. Откуда соловей? Так подумал бражник дядя Мотя. – Ну апрель, капель, туды-т в качель… Но откуда в северном болоте соловей?.. Совсем сошли болты, – Вновь подумал. – Видимо, с надсады… Взял стакан.

И вновь пошли рулады позабытой Мотей высоты. Занялась слеза и пала тускло… Было всё: был дом, была семья… И война… Вот эдак-то под Курском слушал он, случалось, соловья. И в апрель, хоть тёплый, но метельный, дядя Мотя больше не глядел. Бросил пить, побрился, крест нательный под рубаху чистую надел. Он пошёл к вдовице по проулку, чувствами серьёзными объят… А детишки дули, знай, в свистульку – в дудочку, что вроде соловья.

Осень Нету в природе обмана, на все четыре божись. Осень тиха и туманна. Осень туманна, как жизнь. Только в багряном тумане слышу за краем лесов: кто рванул на баяне песню геройских отцов. И встрепенулась во мраке бедная наша земля – возгласом танковых траков над монолитом Кремля.

***

Когда война пришла в мой отчий дом Из-за далёких рейнских лесов, Я был уже горластым огольцом, Прожившим мирных несколько часов. Лежала мама тихо и легко И всё шептала, как просила пить: «Беда одна не ходит… Молоко пропало… Сына чем кормить?..» И с первых дней освоил я с трудом Не грудь в прожилках светло-голубых, А пахнущую маминым платком Ржаную соску, твердую, как жмых. Войне, казалось, не было конца, И время страшно медленно ползло, А сквозь него с безжалостью свинца Хлестало похоронками село. Была лишь урожайной лебеда, Тяжёлым – хлеб и лёгкими – слова: «Пройдёт, сынок, и эта боль-беда И мы с тобою молочка тогда Ещё попьём!..» Ах, мама, ты была права! Я ведь дождался, да один ли я?! Братишка мой, Мальчишки всей страны… С весёлой жадностью смотрел я, как стоят Стаканы, белой жидкостью полны… И я сказал, как мог понять в пять лет: «Оно белее, чем зимой вокруг…» «Белей», – сказала мама мне в ответ И отвернулась почему-то вдруг, Замешкалась, Прикрыв глаза платком, От солнца слишком яркого в окне… …Я счастлив был! И только молоко – Совсем невкусным показалось мне…

Северяне № 2, 2015

литературная гостиная | поэзия

***

В Берлине кончив путь свой длинный, Солдат вернулся в дом родной. Стряхнул с сапог потёртых глину, Обнялся с матерью, женой. Окинул двор хозяйским взглядом, Сказал о чём-то: «Хорошо!..» Шинель – на гвоздик, с дверью рядом, Умылся и к столу прошёл… Летели дни, недели, годы. Стал хлеборобом вновь солдат: Пахал, косил, ругал погоду И нянчил маленьких ребят. А как-то раз ночной порою, Накинув старую шинель, Он на крыльце дымил махрою И вспоминал войну, шрапнель… И полз навстречу пулям снова, В атаку яростно бежал, Раскинув руки, под сосною, В снегу обугленном лежал… Метались отсветы пожаров, Болели раны всё сильней. И на плечах его лежала Войной прошедшею шинель. А ночь цвела сиренью, мятой, А за стеной спала жена. И по траве, ступая мягко, Ходила рядом тишина. И незаметно улыбнулся Солдат средь этой тишины, Подумав: сам живой вернулся, А память – не пришла с войны. И утром младшему сынишке Он из шинели сшил, как мог, Простую сумку, чтоб в ней книжки Носил тот в школу на урок.

***

Дядя Митя прошёл всю войну, Побывал дядя Митя в плену… Возвратился без всяких наград. (Ах, как раны ночами болят!) Плачет тихо Настасья – жена: «Что же ты натворила, война!» И бессонной ночною порой Всё дымит дядя Митя махоркой. А когда его всё же сморит, «Доннерветтер!..» – во сне говорит. Сколько лет его гнут шомпола, Раскалённые добела…

Северяне № 2, 2015

Колыбельная Фитилёк, догорая, лучится, Голоса за стеною слышны… – Мама! Мама, К нам кто-то стучится, Это папка вернулся с войны!?.. – Спи, родной! Твой отец под Берлином. И геройски фашистов он бьёт… Мать склоняется низко над сыном, Колыбельную тихо поёт. Лунный свет по-над крышами льётся. Вот звезда загорелась в окне… – Мама! Мама, Наш папка вернётся И подарит ту звёздочку мне?!.. – Спи, родной! Твой отец возвратится Со звездой. Только ты его жди… …Разрывается сердце, Стучится. Горький крик застывает в груди. И от боли в глазах всё мелькает. И грохочут часы на стене. –Мама! Мама… – дитя засыпает И отца обнимает во сне… … В окна ветка сухая стучится, Полыхает война на земле. Фитилёк, догорая, лучится. Похоронка лежит на столе…

22 июня 1941 г.

Говорят: – Ну зачем ты опять о войне? Боль давно позабыта и выросли дети. Дети, внуки твои подросли в тишине, И другие шумят над землёю дубравы… Говорят: – Ну зачем ты опять о войне? Всё прошло, И пора поберечь свои нервы… Говорят… Ну и пусть говорят, А во мне – Словно жаркие угли На чёрной стене – Год рождения: июнь, сорок первый!

поэзия | литературная гостиная Новгородские колокола В Новгородском кремле у стен звонницы на земле – колокола. Они упали во время пожара в годы Великой Отечественной войны, и тела их пронизали бесчисленные невидимые трещины. Они никогда не смогут больше позвонить.

Алевтина Сержантова

***

С мальчишками дралась я во дворе И не боялась, что придёт расплата: Известно было местной детворе – Есть у меня два сильных старших брата. Когда влюблялись юноши в меня, Была разборчива и жестковата – Два эталона были, как броня, Два умных и красивых старших брата. Когда пришла нежданная беда, Душа была отчаяньем объята, Со мною рядом встали, как всегда, Два верных и надёжных старших брата. Смотрю спокойно в будущие дни, Их добротой и мудростью богата. Мне придают уверенность они – Два моих корня, два любимых брата.

I На праздники и на войны, В дни радости и в сполох – До неба вставали звоны Над древней рекой волхвов. И слушая голос медный Прославленного кремля, Крик горестный, клич победный Подхватывала земля. На татя сбирала рати, На пир целый мир звала, Коль во свободном граде Вещали колокола. II Зазвонный, праздничный, всполошный – Был каждому свой звон и крест: Набат иль благовест всенощной На сотни лет и вёрст окрест. Осадный, вечник, перечасный – Их древний мастер так отлил, Чтоб голос их живой причастным К судьбе Отчизны вечно был.

Рисунок Светланы Савицкой

Теперь там тишина. Так странно Пустые звонницы темны, А онемевшие кампаны Молчат вдоль каменной стены. Здесь – сколько видно вдаль с Софии, Война великая была, И за бессмертие России Отдали звон колокола.

Северяне № 2, 2015

литературная гостиная | поэзия

***

Блёклые цветы на полотенце… А когда-то радовали глаз. Гармониста резвые коленца Деревенских зазывали в пляс. Белошвейка, отложив в сторонку Шёлковые нити и иглу, Подпевала гармонисту звонко! …Свет лампады теплился в углу. Людмила Ефремова

Молитва матери… Как же мало, преступно мало ты на свете пожил, сынок. Нет тебя, и меня не стало, будто вышла душа за порог. Видно, мало тебя любила, раз от пули не сберегла. Мне твердят: что война скосила, Злому ворогу несть числа… Ты держись, ты сильная, сможешь с этой болью свой век дожить… Помоги мне подняться, Боже, свету белому послужить! Я пойду к старикам и вдовам, сиротинок прижму к груди, научусь улыбаться снова. Строго грешницу не суди! С каждым днём всё дышать труднее – стал острогом родимый дом. Мне землицы клочок роднее рядом с сыночкой под крестом. Если не суждено подняться, не из жалости, из любви поскорее с сыном обняться позови… На суд призови…

Нет на свете белошвейки милой, Гармонист остался на войне. Всё когда-то было, было, было… Отчего ж теперь грустится мне? Будоражат запахи лесные, Ландышей весёлый островок. Родины предания льняные – Памяти лучистый уголок.

Вдова Чужим языкам Боль твоя недоступна. На впалых щеках Недвижима остуда. Не слёзы скупы, А молчание свято. Шептаньем толпы С божьим словом разъята. Ты также светла, Да глаза непроглядны. Не радость мала, А беда беспощадна. …Лишь вдовий ночлег Да земная усталость Опущенных век Знают сущую малость – Где слёзы и смех Наполняли двоих, Где сладок был грех, Дом сиротский затих. За милым вослед Жизнь сбегает по капле. Дрожит силуэт Одноногою цаплей…

Северяне № 2, 2015

поэзия | литературная гостиная Мой век Двадцатый кожилится век В шелках и в венках погребальных. Целебность природных аптек Бессильна в молитвах прощальных. И немощь по рекам течёт, Питает собой водоёмы. И в хворях теряется счёт, Как зренье – в сетях глаукомы. И солнце не солнцем встаёт, А лишь отражением света. Какой исповедуем год? Какая на нём божья мета? Какие в почёте дела? И кто доживает в изгоях? И кто, сатанея от зла, Лишь ждёт продолжения боя? Всё верно. На стыке времён Лицом открывается смута. И в летопись с горстью имён Вошла безнаказанность спрута... Не мне за потомка судить – Каким обозначить Двадцатый. А всё-таки хочется жить! ...В мой век, на скрижалях распятый.

***

Деревья баюкают в гнёздах Крикливых пернатых детей. Пусть будет тепло им и звёздно, Семья не узнает потерь. Пусть крылышки их отрастают, Пусть осени высветлит путь Мечта солнценосного края, Где можно в тепле отдохнуть. Но лишь трепыхнётся сердечко Желаньем любить и страдать, На лапке играет колечко Тех мест, где вскормила их мать.

Иван Марманов

9 Мая

На мирных крышах дремлет тишина. Блестит брусчатка влажным перламутром. Нарядная бездымная весна, И птицами разбуженное утро. И в небесах такая глубина – Голубизны ничуть не полинялой! Не первая бездымная весна, Но их таких всегда нам будет мало. Не в первый раз тюльпаны расцвели – Сиять в салюте лепесточком каждым! Но до сих пор мозолят костыли Ладони у моих сограждан…

Хлеб детства В моём детстве было не до смеха – По России всюду кровь текла. И на листьях грецкого ореха В русской печке мама хлеб пекла. Из картофеля замешивала тесто С лебедой и сладких лопухов. В то же время находила место Для рассказов, песен и стихов. Мамы нет давно на свете белом. Лебеда забыта, лопухи… Только память навсегда согрела Хлеб тот сладкий, чудные стихи.

Где Родины скромная доля, Где в няньках поля и леса, Где в гнёзда с надеждой и болью Глядят, замерев, небеса…

Северяне № 2, 2015

литературная гостиная | поэзия Отказ от туристической поездки в Германию Синюшность неба от «циклона Б»... Германский воздух ядовит и страшен. Хотя бы шаг в распятой боли пашен, Хотя бы шаг я не прощу себе!

Юрий Кукевич

Я не смогу там прикоснуться к хлебу, Он из смертей, которым нет конца, Он вырастал из моего отца, А я не червь могильных склепов.

Молодые отцы

Сходство

Скупясь, о войне говорили, Была эта рана свежа. Ещё проступала из пыли Осколков кровавая ржа. Ещё было всё без величия В весенние дни годовщин: Потёртые знаки отличия, Застолье молчащих мужчин. И разве в то время кто ведал, Сидят, подпирая венцы, И наши отцы, и победы, Родные по крови отцы.

Говорят: «До чего похож, И улыбка, как у Андрея». Это так всё. И всё же, всё ж Жизнь пустой копировки мудрее.

Документальное кино Разрыв беззвучный встал стеной, Земля истерзана обстрелом. Документальное кино В квадрате кадра чёрно-белом. Другого цвета не дано, Нет полусвета компромиссов, Документальное кино: Живые, яростные лица. Испепеляющей войной, Где смерть ничем не приукрашена, Документальное кино Идёт в атаку из вчерашнего. Будь на века сохранено В своём непримиримом цвете, Документальное кино О нашей праведной Победе.

Северяне № 2, 2015

И не только походкой и бровью, Я похож на отца вдвойне: Передались мне вместе с кровью Гены ненависти к войне.

Телефильм о войне Мать понимает мир, как дом, Где скоро кончатся разлады, Но страшен ей железный гром Военных фильмов и парадов. Сыны не сводят глаз с экрана, Когда на кухне плачет мать. Им не дано в плену обмана Себя в убитых узнавать.

На месте гибели н-ского батальона Страшны цветы железного бетона: Раскрывшиеся розы бункеров, И незабудки касок проржавленных, Сбегающие в тёмный ров. Бетонные цветы над батальоном Так неподвижны – стынет в жилах кровь, Но вижу я в разломах бункеров: Горят цветы живые на бетоне, Их вырастила яростная кровь Заросшего землёю батальона.

поэзия | литературная гостиная Звёзды Забывая о хлебе и сне, Он один этот реквием создал, И на каждой сиротской избе Прибивал красно-чёрные звезды – В память тех, кто погиб на войне. Я иду бесконечной улицей – Звёзды, звёзды со всех сторон... Незажившие звёзды страшных времён – Это мне уже не позабудется. В память врезано навсегда: Что ни дом – то звезда, то звезда...

Наталья Массальская

Блокадные этажи А. П. Мустонену Второй этаж... Беззвучный крик: «Держись!» Я подымаюсь в стынущее небо, Держа в руке комочек липкий хлеба И человеческую жизнь. Сто двадцать граммов – Непосильный груз, Я со ступеней в сотый раз сорвусь, Я сотый раз лежу, хрипя, внизу, В сто первый... В миллионный – доползу!

***

Не хватило меча и огня Вражьей злобе и чёрной неправде, Что поила степного коня Из сукровистой речки Непрядвы, Что бросала железную рать В чернокрестье прицельных походов, Сколько раз! Но не могут понять, Как срастаемся все мы в невзгодах С этой строгой землёй заодно, Наше горе не делим на доли. Враг! Река его тянет на дно, Разверзается бездною поле... Через отчее сердце прошли Эти корни невиданной силы, Что на супесях бедной земли Поднимали наш дух и растили.

***

9 Мая 2002 года в г. Каспийске во время парада, посвящённого Дню Победы, прогремел взрыв…

И подумать не могли солдаты В тот хмельной победный сорок пятый, Что война через десятки лет В мирной жизни свой оставит след, Что в минуту памяти молчанья Вдруг взорвутся боль и крик страданья, Что вдали от вражеских руин Захлебнётся кровью херувим, А военный духовой оркестр На Земле оставит только крест…

***

Непоправима только смерть, Всё остальное – поправимо. И в гневе можно просмотреть, Когда проходит время мимо. Помощник жизни он плохой: Ворует дни, часы, мгновенья, Дотла сжигает наш покой, А в пепле – горечь сожаленья. Прощенью одному посметь Довериться любви во имя: Непоправима только смерть. Всё остальное – поправимо!

Северяне № 2, 2015

литературная гостиная | поэзия Сергей Гудков

***

Шагает праздничный парад По главной площади страны, И видит прошлое солдат, Давно вернувшийся с войны. Он вспоминает, как тогда, Когда был немец под Москвой, В огне пылали города, И тихо шепчет: «Боже мой, Не может ни один музей Вместить всю правду о войне… Как много полегло друзей В чужой, далёкой стороне. Нам много вёрст пришлось пройти, Но на поверженный рейхстаг В конце победного пути Мы – водрузили красный флаг! Чтобы ответил лютый враг За слёзы наших матерей, Мы – водрузили красный флаг Во славу Родины своей!» Стоит в безмолвии солдат, Лишь слёзы на глазах видны, В них боль заслуженных наград Несуществующей страны…

Северяне № 2, 2015

***

Я мало знаю о войне, Но три портрета на стене, С которых смотрят на меня Моей бабули сыновья, Напоминают мне о том, Как дорог сердцу отчий дом. И слёзы бабушки моей, В любви родившей сыновей, Которым на полях войны Досталась боль родной страны. Всегда хранились у икон Три похоронки тех времён, А с ними – несколько наград: За непокорный Сталинград, И «За отвагу» под Орлом, Где насмерть встали перед злом Разбушевавшейся войны Отчизны верные сыны. Медаль за город Кёнигсберг, Где поднимали руки вверх, В отрепья кутая лицо, Убийцы дедов и отцов… Мне дорог блеск таких наград, Но не вернуть стране солдат С прочёсанных войной полей, Элиту Родины моей. Я мало знаю о войне, Но скорбь печалит душу мне…

поэзия | Литературная гоСтиная Помним… Чисто жаворонки по утру поют, спать солдатамновобранцам не дают.

александр ульрих

весна победная Война. Её неведомы пределы… Но та, победная весна, Крылом своим и нас задела, Кто никогда не воевал. Но был уверен абсолютно, Что день победного салюта Ценою дорогою стал Для тех, чьи радостные лица, К нам обращая ясный взор, Не ставя никому в укор, Твердят: «Да пусть не повторится!» – Дай, Бог! – подхватываем мы, Взрывают ярко тяжесть тьмы Ввиду сложившихся причин Салюты славных годовщин, Что наши не тревожат сны И только память пробуждают. Как лёд, пускай свинец растает И тень любой для нас войны. Чтоб снова где-нибудь в огне Хатыни или же Чечне Не раздавался детский крик, Не нёс бы мальчика старик В святой надежде сохранить Войной надорванную нить… Не от победного исхода Вдруг просыпается природа, Стирая запахи войны. Огня не ведая и брода, Зависит продолженье рода Лишь от Любви и от Весны!

Во всём новеньком солдатики стоят… Нынче сам Господь принять готов парад. На полянке ориентиром бугорок, чуть заметная тропа наискосок. И сбегают вниз цветочки – васильки, чтоб испить водицы чистой из реки. Подойти к воде огонь им не даёт – бьёт прицельно с той высотки пулемёт. Разукрашивает поле в маков цвет, где «укрылись» новобранцы ждать рассвет. Алексеи, Николаи, Васильки к «трёхлинеечкам» приладили штыки. Во весь рост сейчас поднимутся, пойдут И ворота в небо разом отопрут. Ты зарю, труба солдатская, играй! В рукопашной схватке им достался рай. Пусть там жаворонки песни им поют, Ну а мы, ребята, их помянем тут… Северяне № 2, 2015

литературная гостиная | проза

Владимир Гринь родился 10 апреля 1973 г. в городе Степногорске Целиноградской области Казахской ССР. В 1990 году поступил в Уральский лесотехнический институт (УЛТИ), в 1995 его окончил в статусе Академии (УГЛТА). Получил специальность «Инженер лесного и лесопаркового хозяйства». В 1996 году окончил курсы лётчиковнаблюдателей в г. Пушкино и работал по специальности до 2007 года (с перерывами). Суть работы – обнаружение лесных пожаров с воздуха и организация работ по их тушению; высаживание на пожары парашютистов и десантниковпожарных. С 2007 года работает в Госкорпорации по организации воздушного движения авиадиспетчером. В 2013 году получил второе высшее образование в Ульяновском высшем авиационном училище гражданской авиации по специальности «Инженер-авиадиспетчер». Живёт в с. Толька Красноселькупского района. Повесть свою посвятил памяти деда.

Не забывайте нас… (отрывки из повести) Владимир Гринь

Глава 1. Северная война Всё шло не так, как хотелось бы простым солдатам. И уж точно не так, как планировали высшие армейские чины, в умах которых Финляндия представлялась равниной с удобными шоссейными дорогами, без болот, лесов и рек, без валунов и обрывов – сказка, а не страна! Победным маршем, под восторженные возгласы освобождённых от гнёта рабочих и крестьян, осыпаемая цветами и воздушными поцелуями милых финских женщин, Рабоче-крестьянская Красная Армия должна была, как на параде, промаршировать до Хельсинки со среднесуточной скоростью 22 км. Победоносное шествие должно было закончиться через две недели присоединением новой республики к плеяде дружных сестёр-республик Советского Союза. Газета «Правда» в одном из ноябрьских номеров 1939 года призывала «обуздать ничтожную блоху, которая прыгает и кривляется у наших границ». Наступление началось 30 ноября 1939 года, широким фронтом, от балтийских берегов на

Северяне № 2, 2015

юге, по лесам Западной Карелии, по диким, бесплодным тундрам до холодных скал побережья Баренцева моря на севере. Доблестная 24-я, овеянная славой былых боёв Гражданской войны Железная СамароУльяновская дивизия, до начала русско-финской войны базировавшаяся в Ленинграде, теперь барахталась в снегах в районе Перк-Ярви, продираясь на север и северо-запад вдоль железной дороги, наступая широким фронтом от болота Мунасуо до озера Муолаан-ярви. Её поддерживали танки 40-й легкотанковой бригады – устаревшие лёгкие Т-26, БТ-2 и БТ-5. Начало было многообещающим. Стремительным броском красноармейцы сбили хлипкие пограничные дозоры. Дивизия, совершенно беспрепятственно пройдя километров 30, упёрлась в долговременную линию обороны с колючей проволокой, противотанковыми рвами, каменными надолбами, минными полями и дотами. Атака по широким полям и болотам, едва припорошённым снегом, захлебнулась. Кинжальный огонь пулемётов противника с флангов остановил красноармейцев, отсёк их от танков и заставил залечь. Доблестная Железная дивизия, подбирая убитых и раненых, откатилась на край

из архива в. Гриня

проза | литературная гостиная

Красноармеец Пётр Гринь (слева) с товарищем

Северяне № 2, 2015

литературная гостиная | проза леса. Теперь наступление явно застопорилось, а вдобавок к этому уже 6 декабря при рекогносцировке погиб комбриг Вещёв. – Не раскисать! От танков не отставать! – голос комбата гремел над красноармейцами. – Вы, сыны трудового народа, его защитники, стыдно вам бояться каких-то жалких финнов, трусливо засевших в своих хилых укрытиях! Вперёд, только вперёд, победа за нами! Вновь взревели танковые моторы. Окутав чадом опушку леса, «двадцатьшестые» и «бэтэшки» двинулись в сторону врага. Шел лёгкий, пушистый снег, за пеленой которого лес на той стороне поля, где затаились финны, был плохо виден, а доты, искусно вписанные в окружающий пейзаж, стали неразличимы. Пётр Гринь, рядовой первого года службы, сжимая в руках «трёхлинейку», бежал за двухбашенным Т-26, норовя быть к танку поближе. Это удавалось плохо – танков было мало, а пехоты много. И каждый стремился протиснуться поближе к танковой броне, не обращая внимания на смрадный выхлоп мотора. За гусеничной машиной устремилось около полусотни красноармейцев, пытаясь хоть как-то прикрыться от затаившихся где-то невдалеке финских пулемётов. Снег был неглубокий, сантиметров десять, но бежать всё равно было тяжело. Сильно мешал белый маскировочный халат. Сшитый балахоном, он одевался через голову поверх шинели и подпоясывался солдатским ремнём. При ходьбе, а особенно при беге, широкие полы халата наматывались на ноги, сильно затрудняя передвижение, с каждым шагом облегая бёдра всё сильнее и сильнее. Рядом с Петром усиленно пыхтел и тяжеловесно топал сапогами крепыш Куликов, уралец из города с непереводимым названием Реж. В казарме их койки стояли рядом, к тому же Куликов оказался отчаянным балагуром, остроумным рассказчиком анекдотов и жизненных случаев, а Пётр от природы был молчалив и всё больше старался выслушать собеседника, с удовольствием принимая интересные байки из чужой жизни, чем и снискал расположение Куликова, стремившегося быть центром внимания в любой, большой или маленькой, компании. Дробно застучал станковый пулемёт белофиннов на правом фланге. С небольшой задержкой ему начал подпевать пулемёт и на левом фланге. Россыпь пуль звонко ударила по правой башне

100

Северяне № 2, 2015

танка, высекая из брони неяркие искры. Танк в ответ развернул башню и ответил гулкой очередью в сторону дота. Красноармейцы начали втягивать головы в плечи и горбиться, становясь ниже ростом. Некоторые сбавили шаг и приотстали. Неприятельский пулемётчик перенёс огонь на пехоту. Стальной ливень хлестал по красноармейцам, выхватывая из строя то тут, то там сразу по несколько человек. Бегущего перед Петром красноармейца как будто невидимая сила подхватила и швырнула под ноги. Запнувшись об упавшего, Пётр рухнул в снег. Пробежав пару шагов, залёг и Куликов. Как будто услышав команду «Ложись!», остальные красноармейцы тоже попадали на снег. Петра охватил страх. Он с самой границы не видел врагов, да и мало кто их вообще видел. Не было видно неприятеля и здесь. Но уж очень явственно ощущался его огонь, прицельный, беспощадный, забирающий жизнь у десятков солдат. И состояние абсолютной незащищённости, словно ты голый стоишь на многолюдной площади и некуда спрятаться от зорких глаз. А тут были не глаза, а пулемёты, разящие живую плоть раскалённым свинцом, и снег казался даже не укрытием, а насмешкой над здравым смыслом, и все пулемётчики явно целили в тебя, именно в тебя. И чувство, что вот-вот прилетит меткая очередь и разорвёт в клочья твоё тело, такое ловкое, гибкое, полное сил и желаний, горячей крови и любви. Разобьёт череп и разбросает воспалённый мозг, а алая кровь пропитает землю… …Танк, стреляя из обеих башен, продвигался всё дальше от залёгшей цепи. Вплотную к его корме, с винтовками наперевес, бежало только трое солдат. Пётр переборол грызущий его страх и осмотрелся. Залёгшие красноармейцы вели недружный огонь из винтовок по пламени пулемёта, мечущемуся в амбразуре финского дота. Слышались стоны раненых, чьи-то голоса наперебой звали санитара. Пётр подполз к бойцу, о которого споткнулся. Тот лежал на спине, широко открыв глаза. На его лицо падал снег и тут же таял, тонкими струйками стекая по щекам. Белоснежный маскхалат на груди бойца был залит кровью. – Три, четыре, пять… – Пётр непроизвольно сосчитал пулевые раны на убитом. Да, получить пять пуль в грудь – тут выжить не получится. – Что с ним? – окликнул Петра Куликов. – Ранен?

проза | литературная гостиная Пётр покачал головой и закрыл убитому глаза. В трёх шагах от него тихо стонал другой красноармеец. Пётр подполз к раненому. Одна пуля пробила бойцу правую сторону груди, вторая попала в правую же руку выше локтя. Он был без сознания. – Максим, помогай, – позвал Пётр Куликова. – Перевязать надо. Куликов послушно подполз. – Кто это, Савельев? – Да, он, – ответил Пётр. – А кого убило? – Никитина. – Эх, почти земляка потерял, – вздохнул Куликов. Никитин был из-под Сысерти, родины сказочника Бажова, чем страшно гордился. Куликов любил подразнить его и в шутку называл «почти земляк», на что тот с улыбкой парировал – «кому и румын земляк». – Что делать-то? – спросил Куликов. – Не знаю. Для начала кровь остановить. Потом или санитарам отдадим, или сами потащим. Займись его рукой. Пётр достал из кармана шинели складной нож, распорол на раненом маскхалат на груди и расстегнул верхние пуговицы шинели. Пуля вошла в районе ключицы и вышла со спины. «Как будто кости не задеты, – подумал Пётр, – но как бы тебя перевязать, неловко как ранило…» В конце-концов Пётр решил с обеих сторон раны положить побольше ваты, обёрнутой бинтами, рассудив, что перевязочный материал будет довольно неплохо прижат шинелью, а уж в санроте перевязку наложат как следует. – Сюда глянь, что делать будем? – растерянно позвал Куликов. Он уже распорол рукав шинели, и Пётр увидел кровавое мясо и торчащие в нём белые обломки кости. – Такую рану не перевязать, пори рукав до плеча, наложим жгут. В конце-концов распороли рукав и плечо шинели, раздробленную руку перетянули брючным ремнём, а дыру в ключице запеленали-замотали из-под мышки через шею. Занимаясь раненым, Пётр и Максим не забывали про бой, посматривали по сторонам. Залёгшие в снегу красноармейцы кто вяло стрелял по доту, кто перевязывал раненых, кто-то полз в тыл. По пехоте пулемёт уже не стрелял, но вперёд, в сторону колючей проволоки, явно никто двигаться не хотел. А там рычал танковый мотор «двадцатьшестого», оторвавшегося от пехоты. Левее и правее

его остальные танки тоже двигались в сторону неприятеля, осыпаемые пулемётными очередями. «Почему они стреляют по танкам? Ведь пуля явно не сможет пробить танковую броню? – думал Пётр. – Должно быть, так они отсекают пехоту…» Двухбашенный танк подошёл к проволочному заграждению и начал разрушать его, методично ломая гусеницами колья и разрывая проволоку. Финские пулемётчики были бессильны против его брони, в отчаянной злобе они хлестали очередями по башням и корпусу «двадцатьшестого», а танк делал шире и шире проход в проволочном заграждении. Пехоты возле танка уже не было. «Или залегли, или убиты», – с сожалением подумал Пётр. Решив, что с «колючкой» поработано достаточно, танк двинулся дальше, к каменным надолбам. Не прошёл он и пяти метров, как вдруг земля под его левой гусеницей вздыбилась, раздался резкий сухой хлопок взрыва. Танк замер и как будто нахохлился. Двигатель заглох. «Пушка? Минное поле?» – гадал Пётр, напряженно всматриваясь в плохо заметный в снежной пороше силуэт боевой машины. На обеих башнях подорвавшегося танка открылись люки. Из командирского стала медленно выбираться фигура в чёрном комбинезоне. Финский пулемётчик хлестанул очередью, и командир неловко повис на башне. Из второго люка никто не вылезал. «Или тяжело ранен и не может сам выбраться, или боится, – с горечью подумал Пётр. Что творится у механика-водителя, видно не было. – Этому, должно быть, больше всех досталось при подрыве…» – Двигаем назад, – повернул к Петру своё крупное лицо с капельками пота на лбу Куликов. – Танк подбит, атака задохнулась, раненого надо вытаскивать. Чего тут делать, давай, потащили его назад, а то кровью изойдёт. – Сейчас, документы заберу. – Пётр вытащил из внутреннего кармана шинели убитого Савельева солдатскую книжку. Она была пропитана кровью, странички слиплись. – Ничего, начальство разберётся. Бой опять разгорался. На левом фланге один за другим вспыхнули пушечный Т-26 и БТ-2. И только теперь стало ясно, что они подбиты огнём финской артиллерии. Слабые вспышки противотанковых пушек были почти незаметны в снежной пелене. Замаскированные так же искусно, как и доты, они Северяне № 2, 2015

101

литературная гостиная | проза были совершенно не видны экипажам танков, вынужденным вести огонь почти наугад. Замер ещё один БТ. Стрелок выбрался на башню и что-то сигнализировал экипажу танка, следовавшего несколько поодаль и сзади него. «Отчаянный парень! – подумал Пётр. – Пулемётчик запросто срежет, мишень отличная. Чего он хочет, какой-то помощи?» Вторая «бэтэшка» остановилась в нескольких метрах от подбитой, где её уже ждал стрелок поврежденного танка с тросом в руках. Быстро закрепив трос на крюках исправной машины, танкист запрыгнул в башню своего танка. Мотор взревел, танк с видимым усилием потащил покалеченного товарища в тыл. На левом фланге с оглушительным грохотом взорвался Т-26, скорее всего, от детонации боезапаса в башне. Два Т-26, маневрировавших возле надолбов и пытавшихся их преодолеть, застыли с продырявленными бортами. Остальные танки, лишённые поддержки пехоты и напуганные потерей боевых машин, попятились и стали медленно отступать, постреливая по врагу. Красноармейцы по одному и группами по несколько человек, пригнувшись, брели по снегу назад. Многие сопровождали раненых. Солнце уходило в серую дымку на западе. Наступали сумерки. Лёгкий снег ложился на истоптанное болото, на лес, окружавший это болото, на шапки и плечи красноармейцев. Снег покрывал подбитые танки, припорашивал убитых бойцов, приглушал стоны тяжелораненых, лежащих близко к финнам. Изредка постукивал вражеский пулемёт, вспарывая очередями снег вдоль колючей проволоки. Финны явно нервничали, опасались, что красноармейцы незаметно в вечерних сумерках подберутся к доту. Со стороны подбитого двухбашенного «двадцатьшестого» показался боец в изорванном маскхалате. Он шёл неуверенно, сильно пригибаясь, с непонятной ношей за спиной. Иногда он останавливался и прислушивался к чему-то. – Контуженный, что ли? – Пётр показал на красноармейца. – Никак, Говорков? Это действительно оказался сержант Говорков, командир стрелкового отделения, в котором служили Куликов и Гринь. В изорванном, измазанном маскхалате, с перевязанной простреленной правой рукой, он тащил за спиной три винтовки. Узнав своих подчинённых, он подошёл к ним. – Не смог найти Рахимкулова. Мы втроём за танком бежали. Лебедева финн быстро срезал,

102

Северяне № 2, 2015

наповал убил, а я почти до колючки добрался. Пока бежали, Рахимкулов где-то потерялся. Когда танк подбили, и мне досталось, голова гудит, в ушах звенит, но слышу. Я попробовал танкистов вытащить, но финн так и поливает из пулемёта, я к механику сунулся, вроде он убитый, так мне в это время руку прострелили. Командир на башне висит, весь расстрелянный, что со стрелком, не знаю. Кто-то там вроде стонет, откуда звук, понять не могу. То ли стрелок в башне, то ли Рахимкулов где-то залёг и не отзывается. Голову повыше поднимешь, чтобы осмотреться – финн из пулемёта жарит, того и гляди, череп снесёт. Говорков устало обтёр лицо рукой, оставляя на нём грязные разводы, и продолжал: – Что я ещё заметил – траншеи вроде там у них, наверное, доты между собой соединяют. И в траншее кто-то был, по мне стрелял, вот приклад расщепил. А Рахимкулова я долго искал, вокруг всё исползал, нет его, как под землю провалился. А в ушах до сих пор стон, тихий такой, и откуда слышен – не разберу… А у вас тут что? – Да вот, – начал было Куликов. – Савельев, хорошо ему досталось, без сознания он, – и вдруг закричал: Эй, давай сюда! Сюда греби, родимый! – Куликов замахал руками и кинулся к «бэтэшке», двигавшейся в тыл метрах в двадцати от них, – Стой, стой! Стой, тебе говорят! Танк дёрнулся и остановился. Из люка выглянул чумазый механик-водитель в сбитом на затылок танкошлеме. – Чего блажишь? – Давай раненых на броню погрузим, – предложил Куликов, – один без сознания, нести его больно неловко. И убитого заодно захватим. Механик кивнул головой и направил танк к Петру. Осторожно погрузили Савельева, с трудом подняли сразу вдруг ставшего тяжеленным Никитина. Говорков забрался сам. По пути подсадили на броню ещё двоих – Федченко с простреленным бедром и худого, как жердь, Нагимова. У него была задета мякоть левой руки, но то ли крови успел много потерять, то ли испугался вида своей крови, но сам идти он не мог и всё норовил упасть в обморок. Как ватная кукла, он сидел на правом борту танка, опираясь на башню, бледный, с закатывающимися глазами, от каждого толчка вздрагивал и норовил завалиться то на спину, то на бок. – Горе ты моё, – полушутя-полусерьёзно упрекал его Говорков, – ну как дитё малое, поцарапал ручку и до смерти испугался… Хоть сам сиди

проза | литературная гостиная на танке, держись за чё-нить, а то свалишься под гусянку, и собирай тебя с траков, лепи заново… Привязать тебя к башне, что ли? На поле боя догорало три танка. Ещё восемь неясных силуэтов других подбитых машин были разбросаны на заснеженном поле перед линией финской обороны. Двенадцатый попал в «волчью яму» и не был виден вовсе. Так завершался ещё один день зимней войны – 8 декабря. 24-я дивизия плотно обживалась на этом рубеже. Красноармейцы рыли траншеи, ходы сообщения, пулемётные гнезда. Армейские палатки постепенно убирали, вместо них появлялись землянки, покрытые сосновыми брёвнами и с установленными внутри печками-буржуйками. В недалёком тылу работали кухня, походная баня и штаб. На их охране постоянно находились три БТ-5, что вызывало у бойцов лёгкое недоумение. – Я ещё могу понять, что штаб нуждается в охране. Да, там командование, карты, планы, секреты. Но баня…Мыло они там охраняют, что ли?.. Или стратегические сорта мочалок?.. А кухня, она-то на кой ляд опекается танком? Берегут страшную тайну перловой каши? Непонятно… Но страшно интересно! – Куликов, верный своей манере, напускал загадочные гримасы на лицо, и бойцы потешались над ним. А ещё Куликов щеголял в простреленной в двух местах на спине шинели. Он успел залечь под пулемётной очередью, которая рванула взгорбленную на спине шинель и гулко ударила пулей по каске, нанеся ему лёгкую контузию. Но Максим не унывал, с гусарским шиком залатал рваные дыры на спине так, что их стало ещё заметнее. – Вот, сразу видно, что я в бою был, в самом пекле! После десятидневной передышки 24-я Железная вновь пошла в атаку. На этот раз Пётр с Куликовым и ещё тремя красноармейцами забрались на броню Т-26, не желая отставать от бронированной машины и надеясь под её защитой подобраться к врагу как можно ближе. Младший сержант Филимонов пристраивал свою снайперскую винтовку на башне «двадцатьшестого». Он страстно хотел заслужить боевую награду и надеялся, что с башни сможет различить, где затаилась противотанковая пушка, и уничтожить её расчёт. – А что, – вопрошал он, – разве орден Красной Звезды не украсит мою грудь? Очень даже ему там

место. Или медаль «За боевые заслуги». Вполне сгодится, чтобы с моей Алёнушкой пройтись по Крещатику и навестить ресторан, а потом и свадьбу сыграть. Я думаю, ей будет очень даже приятно иметь жениха-орденоносца! На что Куликов беспардонно парировал: – Голову береги. На чёрта твоей невесте орден, если тебе башку прострелят… – Не дрейфь! – бравировал сержант. – Мне цыганка нагадала, что быть мне героем и любить меня будет красивая женщина. Так что у меня ещё всё впереди! Танк, завывая мотором и грохоча траками, покачиваясь, бороздил заснеженное поле. За кормой в снежном вихре и выхлопном дыму бежали красноармейцы. Приотстав, за ними следовало несколько пар пулемётчиков, запряжённых в самодельные упряжки – станковые пулемёты «максим», установленные на короткие лыжи. Неяркое зимнее солнце поднималось позади красноармейцев, освещая заснеженный лес на финской стороне, припорошенные колья проволочного заграждения. Каменные надолбы, как кривые неровные зубы старухи, неясно виднелись за «колючкой». Казалось, что и вовсе не было первой неудачной атаки на прошлой неделе – таким белым, нетронутым выглядел снег. Хотя нет, кое-где на той стороне поля виднелись советские подбитые танки – немое напоминание о том, что враг силён и одолеть его будет непросто. Под разлапистой сосной затрепетал огонь – финский пулемётчик бил по пехоте, бегущей за «бэтэшкой», которая следовала левее танка, где сидел Пётр. Этот танк вырвался вперёд, и финны в первую очередь отсекали пехоту от неё. Пётр видел, как упали первые ряды красноармейцев, как залегли остальные. БТ, поворачивая башню, замедлил ход и остановился. Его пушка сухо выстрелила. Потом ещё раз. «Пытается подавить пулемёт», – подумал Пётр. «Бэтэшка» двинулась вперёд, подбираясь к доту поближе. Пулемёт по-прежнему хлестал по залёгшим цепям красноармейцев, не давая им поднять головы. Т-26, на котором с товарищами ехал Пётр, остановился. Оглушительно выстрелила танковая пушка, потом ещё и ещё раз. – По амбразуре лупит! – заорал на ухо Петру Куликов. – Пытается разбить броневую заслонку! Пётр видел, как снаряды попали в серую стену дота, поднимая небольшие облачка бетонной пыли, и оставили в стене небольшие отметины. Северяне № 2, 2015

103

литературная гостиная | проза Невредимый пулемётчик начал отсекать пехоту от танка, на котором сидел Пётр. На опушке леса резко хлопнула пушка. – Противотанковая! Сейчас и нам достанется! – Пётр дёрнул за рукав шинели Куликова. – Давай на землю! – Погоди, танкистам покажем. – Куликов постучал прикладом по командирскому люку. Крышка люка откинулась, из неё высунулся танкист в кожаной тужурке. Куликов что-то крикнул ему на ухо и пальцем указал в сторону пушки финнов. Танкист кивнул головой и скрылся в танке. Вчетвером они спрыгнули на снег и побежали по левую сторону танка, метрах в пяти от него, прикрываясь от огня дота танковой бронёй. Филимонов остался наверху, стреляя из снайперской винтовки по пушке противника. Так они прошли разрушенное во многих местах проволочное заграждение и упёрлись в надолбы. Т-26 остановился и начал стрелять по пушке финнов. Пулемётчик из дота перенёс огонь на их малочисленную группу. В траншее блеснуло несколько огоньков выстрелов, на граните блеснули тусклые искры. Красноармейцы залегли среди каменных глыб. Ефрейтор Рощупкин скомандовал: – Так, бойцы, дальше танк не пойдёт, надолбы мешают. Делаем проход, подрываем надолбы гранатами. И аккуратно ползаем, под пули не подставляемся. Надолбы представляли собой гранитные глыбы, врытые в землю, толщиной в полтора-два обхвата и высотой метр-полтора. Они были установлены на расстоянии чуть более метра друг от друга, в четыре ряда, и ряды эти тоже смещались относительно друг друга. Для танков это препятствие было непроходимым. – Все гранаты сюда. Связываем их. Закладываем под основание. Красноармейцы сложили в кучу все гранаты. Их оказалось восемь. Одну Рощупкин сунул себе в карман, другую дал Петру. «Могут пригодиться для ближнего боя», – пояснил он. Остальные связали бинтами из санпакета и уложили под основание надолба в первом ряду – она казалась потоньше, и всем хотелось с первого раза её подорвать, не тратя зря гранаты. Гулко грянул близкий взрыв, взметнув столб мерзлого торфа и снега. Когда снежная пыль рассеялась, красноармейцы увидели поваленный надолб.

104

Северяне № 2, 2015

– Можем их ломать, и их будем ломать! – не скрывал своего восторга Рощупкин. – А ну, ребята, навались, откатим в сторону! Красноармейцы дружным усилием откатили каменную глыбу, освобождая будущий проход для танка. Пётр огляделся. Вражеский пулемётчик почти без передышки бил по залёгшим поодаль, перед проволочным заграждением, красноармейцам, не давая им подобраться ближе. «Двадцатьшестой», повидимому, уже расправился с финской противотанковой пушкой и развернул башню в сторону дота. Филимонов из своей снайперки всё еще что-то деловито выцеливал. Наверное, добивал расчёт пушки или отстреливал одиночных финнов в траншее. – Ну и славненько! – торжествовал Куликов. – Танкисты расшибут финнам в доте пулемёт, потом своей пушкой расколотят надолбы, да и мы, ежели надо, поможем и завалимся на их позиции. Держись, чудь белоглазая! Танк гулко выстрелил. Снаряд попал правее амбразуры. Танкисты довернули пушку и снова выстрелили. Облачко цемента взвилось левее амбразуры. В промежутке между выстрелами и Филимонов что-то высмотрел и пальнул. Довольный, он широко улыбнулся и показал бойцам большой палец в трёхпалой рукавице. – Ну точно, на медаль уже заработал, коли так радуется! – отметил Рощупкин. – Ничего, и нам чего перепадёт, ежели всё заладится! Хлопок дальнего выстрела не привлёк внимания красноармейцев. Все были поглощены зрелищем, как танк расправлялся с финским дотом. И только Филимонов за башней занервничал и привстал повыше. Т-26 тряхнуло от прямого попадания. Младший сержант распластанной птицей улетел в снег. В башне танка чернела дыра от прямого попадания противотанковой болванки. Никто в пылу боя не заметил, как ожила подавленная было пушка противника. – Язви твою душу, – застонал Рощупкин, – змеюка такая, ну сподобилась же! Ефрейтор был явно расстроен, да и не один он. Все с болью смотрели на подбитый танк, из пробоины которого поднималась струйка сизого дыма. Танковый мотор работал, но машина стояла неподвижно, люки никто не открывал. Вторая болванка вновь пробила броню башни. Казалось, стальной корпус машины издал протяжный человеческий стон.

проза | литературная гостиная «Что там, живы ли, ранены ли? Не загорится?» – думал Пётр. – «Смогут отвести назад машину? Не добьёт ли их финский артиллерист?» Но пушка била по советским танкам, двигавшимся на левом фланге. Рядовой Латанов проворно подскочил к люку механика-водителя и попытался его открыть. Люк не поддавался, он был закрыт изнутри. – Живые есть? – кричал Латанов в смотровую щель. – Или раненые? Открой, помогу выб раться! Неожиданно он вздрогнул, выгнул спину дугой и рухнул лицом в снег. Между его лопаток на белоснежном маскхалате разливалось алое пятно. Пуля прилетела из траншеи. Пётр подполз к нему, осторожно перевернул на спину. Глаза Латанова были закрыты, он не дышал. Пётр снял рукавицу и попытался нащупать пульс на его шее. Пульс отсутствовал, Латанов был мёртв. Т-26 неожиданно добавил обороты, дёрнулся и медленно, кормой вперёд пошёл в тыл. Башня его оставалась недвижимой, с бессильно опущенным стволом орудия. – Значит, механик жив, – заключил Рощупкин. – Отходим и мы. Гринь, забери документы Латанова и винтовку. Его оставим здесь, далеко тащить. Подберём потом. Ползком, загребая руками снег, втроём поползли назад. Пётр был посредине, Куликов – замыкающим. Рощупкин приподнял голову и указал рукою правее: – Слушайте! Кто-то стонет… Это оказался Филимонов. Отброшенный от танка метров на десять, он стоял на коленях и упирался голой рукой о снег. Каска и подшлемник слетели, в короткие чёрные волосы набился снег. Правой рукой он придерживал грудную клетку. Из его разбитого носа и рта стекали тонкие струйки крови. Он протяжно стонал. Красноармейцы подползли к раненому. Рощупкин осторожно положил его на спину. – Тихо, тихо, Филимонов, свои. Сейчас перевяжем – и в санроту. Потерпи. Филимонов выглядел ужасно. Его лицо было разбито, глаза затекли и не открывались. Нос сворочен набок. Губы распухли, он с трудом ворочал языком, с мычанием выдавливая изо рта выбитые зубы. Маскхалат был заляпан вытекшей изо рта и носа и размазанной руками кровью.

– Похоже, рёбра сломаны. А пулевых ранений нет. Так, укладываем его на спину и волоком к своим. Гринь, берёшь наши винтовки, следуешь замыкающим. Мы с Куликовым тащим. Пётр забрал у товарищей винтовки и закинул их за спину. Подхватив раненого подмышки и сильно пригнувшись, Куликов с Рощупкиным двинулись вперёд. Немного помедлив, отправился за ними и Пётр. Он шёл, постоянно оглядываясь в сторону финнов. Конечно, ожидать контратаки не приходилось, но финны вполне могли захотеть раздобыть языка, а Пётр с товарищами были ещё очень близко к врагам и далеко от своих. Пройдя шагов двадцать, он запнулся о что-то невидимое под снегом и упал. Это «что-то» оказалось убитым красноармейцем. Он лежал ничком. Пётр перевернул его и попытался убрать с лица снег. Не получилось. Лицо бойца было покрыто корочкой льда. Низ маскхалата и брюки красноармейца были пропитаны застывшей кровью. «Кто-то из наших, – думал Пётр, – но кто? По лицу не узнать…» Он достал из внутреннего кармана убитого красноармейскую книжку. Теперь всё стало ясно – это был Рахимкулов, пропавший в первой атаке. С простреленными ногами, он потерял направление и полз не в тыл, а вдоль позиций финнов. И умер вдалеке от своих от потери крови и переохлаждения… Пётр нашёл Куликова у походной кухни. – Давай, дружище, принимай кашу с мясом, сегодня хорошо потрудились, надо организм основательно заправить! – встретил Максим товарища и поинтересовался: Что отстал от нас? – Нашёл пропавшего в той атаке Рахимкулова. Ему обе ноги прострелили, он сбился и замерз недалеко от места, где мы Филимонова подобрали. Жалко парня. Это ведь и с каждым из нас может случиться. – Нда… – задумчиво протянул Куликов, – а ведь ты прав… Все под богом ходим… Он осёкся и воровато огляделся по сторонам – не слышит ли кто? Комсомольцу стыдно быть верующим, и тем более нельзя вслух упоминать про бога. – Ты прав, – ещё раз произнёс Куликов, – с любым из нас это может случиться. Вот представь – оглушило тебя, в голове звенит, в глазах плывёт, куда ползти?.. А если ещё и пулю поймал да мороз давит, то пиши – пропал. Будешь потом Северяне № 2, 2015

105

литературная гостиная | проза как Рахимкулов где-то лежать, как фарфоровый статуй, а начальство будет гадать, убит ли ты или сам к врагу перебежал… – Максим, давай не терять друг друга из вида, – предложил Пётр, – так оно надёжней будет. Если кого ранит, то другой его вынесет, а обоих накроет, то не так обидно помирать будет… – Согласен! – широко улыбаясь, ответил Куликов, и, уплетая гречневую кашу с кусочками свинины, продолжил: А Филимонова мы сдали в санроту. Похоже, отвоевался. Жить будет, но с порченой физиономией. Рёбра залечат, нос поправят, зубы золотые вставят. Насчёт медали ничего не сказали… И танк наш видел, ну тот, что в башню отхватил. Механик ничё, живой. Головой трясёт маленько, мол, оглушило. Весь кровищей перемазан, но то, мол, не его, а башнёров. А командир и стрелок – в мясо. Кусками доставали, руки и ноги по отдельности из башни вынимали… Петра перегнуло, как от удара ногой в живот. Его рвало кашей на снег… Следующий день тоже не принёс успеха атакующим. Финны очень грамотно отсекали пулемётами пехоту, танки утюжили проволочное заграждение, пытались расстреливать надолбы из пушек и вели дуэль с финскими противотанкистами. Шесть танков финны подбили, один из них сгорел. Рота Петра потеряла полтора десятка убитыми и полсотни ранеными. Трое пропали без вести. Тем временем на фронт в район действия 24-й Железной прибыла 90-я дивизия. «Старожилы» потеснились вправо, уплотняя свои порядки. Теперь полки 24-й должны были наступать в полосе от железной дороги до западного берега озера Муолаан-ярви. Из опыта первых атак на укрепления финнов были сделаны важные выводы. Первый – надолбы очень тяжело разрушить огнём танковых пушек и ручными гранатами, необходимы саперы и взрывчатка. Второй – для подавления дотов танки не годятся, требуется более мощные артиллерийские установки или бомбардировочная авиация. Шла третья неделя войны. Световой день стал совсем коротким, солнце как бы нехотя выглядывало из-за горизонта, бессильно вставало над лесом и тут же начинало скатываться на запад. Сизые сумерки затягивали дальний лес, силуэты подбитых танков теряли очертания и расплывались. Огромные чёрные вороны, тяжело и сыто взма-

106

Северяне № 2, 2015

хивая крыльями, снимались со щедро политого красноармейской кровью поля и разлетались на ночь в окрестные леса. Снег нападал щедро, местами он достигал колен. Он стыдливо прикрыл убитых, заботливо спрятал раненых, замаскировал воронки от разрывов, незамерзающие «окна» болот и тонкий лёд живых ручьев, забил овраги и долины речушек, уменьшил размеры гигантских валунов, упрятал валежины и коряги. Снег делал всё менее и менее проходимыми дороги и лесные тропы. Колонны танков, тянущиеся на фронт, трактора с тяжёлыми пушками, полуторки с боеприпасами, продовольствием и амуницией, штабные машины – всё это вытянулось бесконечной толстой змеёй. Советские войска испытывали острую нехватку боеприпасов, средней и тяжёлой артиллерии, тёплого обмундирования, топлива. Всё это застревало в узких артериях немногочисленных финских дорог, навстречу этим колоннам пробивались машины с ранеными, больными и обмороженными, трактора тянули в тыл подбитые и сгоревшие танки и бронетранспортёры. Мосты были взорваны отступившими финнами, а обочины дорог – заминированы. В образующихся заторах терялось главное – время, столь бесценное для достижения победы. Для Красной Армии финская кампания складывалась неудачно. Несмотря на ввод в бой огромных сил, имея почти десятикратное превосходство, продвинуться вглубь страны Суоми получилось весьма неглубоко. На Карельском перешейке дивизии упёрлись в долговременные укрепления, не в силах одолеть и первой линии (а всего их было три!), севернее Ладоги финны обратили в бегство советские 139-ю и 75-ю стрелковые дивизии, успешно громили тылы 18-й Ярославской дивизии, сея панику в её рядах. Командующий вторым армейским корпусом финнов генерал-лейтенант Харальд Энквист задумал дерзкий план – ни много ни мало, а окружить и разбить советские части в центре Карельского перешейка. Двумя сходящимися ударами отрезать советские 90-ю, 113-ю, 123-ю, 138-ю стрелковые дивизии и 20-й, 35-й и 40-й танковые корпуса, при этом 24-я Железная дивизия должна была быть разгромлена. Но для полной неожиданности артиллерийская подготовка не планировалась. 23 декабря началось обыденно. В полусумраке красноармейцы повзводно делали на свежем воздухе утреннюю разминку. По пояс обнажённые

проза | литературная гостиная тела, окутанные паром от дыхания, дружно сгибались и разгибались, приседали, делали махи руками и ногами. В конце – обязательное растирание снегом. Спящий лес был потревожен дружным рычанием – при минус 25 градусов не всякий стерпит на своём живом теле колючий ледяной снег. – Петя, шибче три! В здоровом теле – здоровый дух! – крепыш Куликов с отчаянной яростью втирал в волосатую грудь и живот горсти снега. – Закаляя организм, укрепляем нашу армию! И он, подхватив побольше снега, вывалил его на спину Петру. От неожиданности у Петра перехватило дыхание, он обернулся и левой рукой залепил снегом в лицо Максиму. Красноармейцы вокруг, задорно хохоча, дурачились и забрасывали друг друга снегом. Растеревшись докрасна вафельными полотенцами, бойцы натянули тёплые исподние рубахи и гимнастёрки, надели шинели и ушастые будёновки. На востоке заалела заря. Подходило время завтрака. Треск автоматных очередей, нестройные выстрелы «трёхлинеек» разорвали тишину раннего утра. – Кажись, в тылу стреляют… – прошелестело по рядам. – Рота, в ружьё! Финны прорвались в тыл! – голос ротного подстегнул каждого, красноармейцы сорвались с мест, торопливо разобрали винтовки. Расчёты пулеметов «максим» торопливо проверяли работу механизмов, наличие лент в патронных коробках. На ручные пулемёты ставились диски. – Вперёд! Роты, оставив в траншеях боевое охранение, устремились в тыл. Там, среди сосен и берёз, мелькали призрачные фигуры в белых халатах, виднелись всплески автоматных очередей, хлопки ручных гранат. – Не пойму, наши, что ли, кутерьму устроили? – посмотрел на Петра Куликов. – Маскхалаты как у нас… Не вышло бы ошибки. – Внимательно смотри, наш маскхалат скроен балахоном с длинными полами, на поясе стянут ремнём. А у этих отдельные штаны, у нас таких нет. Финны это… – ответил Пётр и выстрелил в ближнюю фигуру. Лес загудел от грома винтовочных выстрелов, автоматных очередей и отрывистого стрекотания ручных пулемётов. Финны просочились сквозь неохраняемые по беспечности стыки между полками и теперь отсекали штаб от частей полка. Плохо различимые в неверном утреннем свете, они легко

скользили на лыжах, умело маскировались и вели плотный огонь из автоматического оружия. Красноармейцы по колено в снегу брели навстречу врагу, путаясь в балахонах, цепляясь за валежины и коряги. Пулеметчики опять отстали; пехота, осыпаемая градом пуль, залегла. – Я смотрю, не так их тут и много, – рядом с друзьями к стволу сосны привалился ефрейтор Рощупкин, – батальон, а то и меньше. Но огонь плотный, из автоматического кроют. На левом фланге у них ручник стоит, такие же в центре и на правом. Сейчас и мы «максимы» подтянем, попробуем продвинуться вперёд. Рядом в снег плюхнулся боец с ручным пулемётом. Справа от него второй номер поставил коробки с дисками и держал один наготове. Рощупкин тронул пулемётчика за плечо: – Смотри сюда. Видишь, пулемёт работает? Давай по нему, длинными очередями. Придавишь его к земле, мы попробуем подобраться поближе, гранатами закидаем. Пулемётчик кивнул головой и попробовал изготовиться к стрельбе. Позиция лёжа на земле не годилась – снега очень много, пулемётные сошники проваливались до ствола. Тогда он встал на колено. – Упереть бы на что-нибудь, с руки много не настреляешь, добре весит… Красноармейцы вели огонь из «трёхлинеек» по призрачным фигурам финнов, неуловимо мелькавшим в заснеженном лесу. Отрывистыми очередями бил «дегтярева пехотный», где-то правее ожил второй. Пётр тщательно целил в плохо различимые фигуры, неумолимо, короткими перебежками продвигающиеся всё ближе и ближе. Кажется, даже дважды в кого-то попал. Справа сухо и отрывисто хлопала винтовка Рощупкина, слева постреливал Куликов. – Чего замолчал?! В чём заминка? – Рощупкин обернулся к пулемётчику и осёкся. – Что с тобой? Пулемётчик, выронив «ручник», лежал на боку, прижав руки к животу и свернувшись в калачик. Его второй номер, раскинув крестом руки, лежал на спине; по его груди, наискось алела кровь. Их срезало одной очередью… – Ах, твою бабушку за ногу, – простонал ефрейтор, выпустил из рук винтовку и потянулся к пулемёту. Но тут раздалось несколько оглушительных взрывов ручных гранат, прилетевших от финнов. Пётр, оглушенный, инстинктивно упал на снег, сверху по голове ударили срезанные осколками Северяне № 2, 2015

107

литературная гостиная | проза ветки сосны. Взрывной волной у него из рук выбило винтовку. Сзади рухнул на колени подбежавший боец Ерошин, поливая снег кровью из распоротого горла, которое тщетно пытался зажать руками. Он задыхался и кашлял, в его лёгких булькало и клокотало… Пётр приподнялся, отыскал взглядом свою винтовку и за ремень подтянул её к себе. Её цевьё оказалось расщеплённым осколком. Пётр отбросил её в сторону и подобрал винтовку умирающего. По стволам сосен часто защёлкали пули. Едва успев поднять голову, Пётр увидел набегающую на него белую фигуру. Человек легко двигался на широких лыжах и стрелял короткими очередями из автомата. Не целясь, Пётр вскинул винтовку и выстрелил. На его счастье, патрон оказался в патроннике, винтовка сухо плюнула огнём и двинула в плечо. Белая фигура, перегибаясь в пояснице, упала в паре метров от него. – Гранатами – огонь! – голос Рощупкина срывался от напряжения. Пётр и очухавшийся Куликов метнули по две гранаты в сторону призрачных лыжников и залегли. Последовавшие за разрывами стоны подсказали, что гранаты достигли цели. Рощупкин, прижимаясь к стволу вековой сосны, ударил длинной очередью. Куликов потянул Петра за рукав: – Петя, смотри, слева обходят! Пётр взглянул, куда указывал товарищ. Белые фигуры прорвали цепь красноармейцев и уверенно теснили их всё дальше, продвигаясь короткими перебежками от дерева к дереву, ведя плотный огонь из автоматического оружия. По ним длиннющими очередями лупил ефрейтор и при этом отчаянно матерился. Вновь грохот выстрелов ворвался в сознание. Финны пошли в атаку. Пулемёт Рощупкина замолчал. Пока ефрейтор пытался понять, в чём неисправность, заменить диск, трясущимися руками пытаясь разобраться с его защёлками, финны были уже рядом. Грохнули близкие взрывы ручных гранат, кто-то раненый закричал от рвущей его боли; пули резали молодые деревца и нетолстые ветви. Лес гулко стонал от выстрелов и криков. – Язви твою душу, заклинил… – плевался ефрейтор. – Отступаем, отступаем на исходную, пока не окружили! Красноармейцы попятились назад, отстреливаясь по призрачным фигурам, мелькавшим среди деревьев. Густой ольшаник и скрытый под

108

Северяне № 2, 2015

высоким снегом валежник сильно мешали передвижению. – Ловко, гады, действуют. – Пётр не мог скрыть своего удивления. – Ты смотри, как плотно бьют из автоматов! И на лыжах быстро передвигаются. – Да, умеет чудь белоглазая в своих лесах воевать, – поддержал его Куликов. Из его рта белыми клубами валил пар от дыхания, – и прикрывают друг друга грамотно. В этот момент правую полу его шинели рванула автоматная очередь. Он чертыхнулся и выстрелил по врагу два раза, не целясь. – Так и убить могут, – попытался он пошутить. Но дело было нешуточное. Один за другим падали убитые и раненые красноармейцы; финны, воодушевлённые удачным началом, рвались к штабу. Часть их, уничтожив советский заслон и преследуя немногочисленных уцелевших, ушла в советские тылы, в сторону реки Перрон-йоки. Пётр с Куликовым, Рощупкиным и тремя красноармейцами, отступая, вышли на станковый «максим», расчёт которого изготовился к бою. – Остолопы, – накинулся на них ефрейтор, – что здесь застряли? Огонь по финнам! «Максим» гулко и уверенно подал голос, посылая раскалённые струи вглубь леса. Финны замедлили темп продвижения. – Фу-у-у, – выдохнул Куликов, – хоть чуток отдышимся и оглядимся… – Танки бы сюда, а то передавят нас, сволочи… И чего тебе, собака, надо? – Рощупкин оглядывал ручной пулемёт, с которым он отступал. Он уже сменил диск, но пулемёт отказывался стрелять. Как потом выяснилось, это была распространённая проблема – перегрелась пружина возвратного механизма, расположенная под стволом. Пётр осмотрелся. Бой разгорался всё сильнее. Финнов как будто было не так уж и много, но действовали они настолько чётко и слаженно, что успешно теснили красноармейцев. Привычные к лыжам и передвижению в лесу, одетые в удобные маскхалаты, вооружённые автоматами, они вели очень плотный и меткий огонь, прикрывали друг друга и уверенно продвигались вперёд короткими перебежками. Красноармейцы, неповоротливые в своих балахонах, плохо ориентирующиеся в лесной местности, сбивались в большие группы и быстро поддавались панике в сложной обстановке. На правом фланге взревели танковые моторы. «Ну наконец-то, – с облегчением подумал Пётр, – теперь станет полегче…»

проза | литературная гостиная «Двадцатьшестые» и «бэтэшки» выдвигались на помощь пехоте. Ведя огонь из пулемётов и пушек, танки широким фронтом втянулись в лес и, ломая молодые берёзки о сосенки, стали понемногу оттеснять врага. Без противотанковых орудий и практически без противотанковых гранат и бутылок с зажигательной смесью финны были бессильны что-либо сделать. Красноармейцы, ободрённые появлением бронированных машин, усилили огонь по врагу. – Так, двигаем и мы, – Пётр поднялся и побежал за танком, прикрываясь его бронёй. За ним подскочили Куликов и ещё несколько красноармейцев. Танк, фыркая мотором и извергая клубы дыма, осторожно пробирался по лесу. Его башня постоянно ворочалась, пулемёт стрелял частыми очередями. Изредка гулко рвала воздух его 45-мм пушка. И справа, и слева от него двигались танки, хлёсткими очередями разгоняя финских лыжников. Финны пятились назад, унося своих раненых. И в отступлении они всё равно оставались очень опасными, быстро передвигаясь и ловко маскируясь. Их плотный огонь из автоматов вырывал из рядов красноармейцев то одного, то другого. К обеду удалось вытеснить финнов на их сторону. Арьегард, отплёвываясь автоматными очередями, прикрываемый пулемётным огнём дотов, как хвост змеи, втягивался в проход, проделанный в проволочном заграждении и в минном поле. Внезапная атака финнов была отбита, наступление провалилось. Пётр с Куликовым и Рощупкиным рассматривали убитых врагов. Это был расчёт пулемёта, прошитый очередью из танка, и ещё один лежал несколько поодаль. Все они были среднего роста и телосложения, но разного возраста, оба пулемётчика довольно молодые, а стрелок – пожилой, сильно за сорок. Обмундирование ничем примечательным не выделялось, внимание привлекла только обувь – меховые сапоги с крючковатым, задранным вверх носом, что позволяло легко вставлять их в крепление лыж и точно так же легко, без помощи рук, вынимать их. Короткие и широкие лыжи были очень удобны для передвижения по лесу и глубокому снегу. – Подбиты каким-то шкурьём, – Куликов с интересом вертел лыжу, – похоже, что олень, хотя я в них и не очень-то разбираюсь… И вот что ещё, шкура уложена так, что при движении вперёд ворс скользит по снегу, а назад двигаться лыже не даёт – ворс поднимается и упирается. Грамотно придумано!

Он критически осмотрел финскую обувь и снял с ноги второго номера сапог. – Размер вроде мой… Надо попробовать, чую нутром – должны быть лучше наших. И он потянул с ноги убитого второй сапог. Пётр прекрасно его понимал, советские фетровые сапоги холодную зиму выдерживали плохо. Если где-нибудь в Белоруссии или Украине в них было более или менее тепло, то в Карелии при двадцатиградусном морозе ноги замерзали. Особенно туго доставалось, если приходилось подолгу лежать в снегу, прячась от обстрела. Куликов, обладатель полной ноги, страдал ещё больше. С двумя зимними фланелевыми портянками его нога сидела в сапоге довольно плотно и в полном соответствии с законами физики, из-за отсутствия воздушной прослойки, сильно мёрзла. Пока ему везло, он ещё не успел обморозить ноги, но уже довольно много красноармейцев в их дивизии отправилось в госпиталь с обморожениями нижних конечностей. Станковый пулемёт финнов тоже был «максим», закреплённый в небольшой плоскодонной лодке-волокуше, что позволяло легко перемещать его по глубокому снегу и даже по густому лесу, поросшему кустарником. При движении один из членов расчёта впрягался в длинную сыромятную шлею и легко тащил за собой пулемёт, готовый к бою. Сейчас пулемёт зиял развороченным кожухом, откуда валил пар от нагретой воды. Убитый лыжник был вооружён автоматом «Суоми», на его лицо был натянут белый шерстяной подшлемник с прорезями для глаз и носа, а на руках – вязаные пятипалые рукавицы с откидывающимся верхом. Когда не было необходимости стрелять, эта часть натягивалась на пальцы и получалась полноценная рукавица, пальцы были вместе и не замерзали. Пётр стянул эти рукавицы себе: – Тебе, дядя, это уже ни к чему, а мне для боя пригодятся… – Ну а я как трофей зацеплю автоматик, – Рощупкин с нескрываемым удовольствием выворачивал из окоченевших пальцев убитого «Суоми». – Да и маска на лицо в самый раз… Мимо них с плохо скрываемой гордостью шествовал рядовой Шелудков. За богатырский аппетит и вечный голод он получил прозвище Желудок, которое пристало к нему и часто даже заменяло фамилию. Желудок гнал перед собой финна, по самые глаза заросшего редкой белой щетиной. Под левым глазом пленного багровел Северяне № 2, 2015

109

литературная гостиная | проза синяк, а его руки были туго стянуты поясным ремнём. – Желудок, где разжился живым трофеем? – окликнул его ефрейтор. – Наскочил на него. Видать, оглушило взрывом, стоял за деревом и башкой тряс. Ну я его кулакомто треснул, чтобы он подольше не соображал, да его же ремешком и скрутил. Теперь в штаб сдам. – Желудок подтолкнул финна стволом «трёхлинейки» и зашагал быстрее, видимо, рассчитывая на благодарность начальства в виде правительственной награды. Рощупкин недолго красовался с трофейным «Суоми» на груди. Его, как и другое оружие финнов, брошенное в бою, включая лодку-волокушу с попорченным пулемётом, отобрали и включили в общее число трофеев 24-й дивизии. Вечером 28 декабря Пётр заступил на службу дневальным по взводу. Рота только что вернулась из боя, столь же неудачного, как и в начале месяца. Провели перекличку, подсчитали убитых, обмороженных и раненых. Составили списки пропавших без вести. Таковых оказалось всего двое – рядовые Ананьев и Кольцов. Если Ананьев пропал как-то незаметно, никто даже и не припомнил, видел ли его в атаке, и где в последний раз, то с Кольцовым было сложнее. Этот коренастый сибиряк был ловок, отважен и находчив. Стрелял размеренно и метко, в атаке предпочитал быть впереди, а при отходе спокойно отползал замыкающим, до конца высматривая цель и стреляя в неё. Он был наблюдателен и инициативен. Таких бойцов любят командиры, они быстро становятся сержантами и старшинами, многие потом остаются на сверхсрочную. Вот и сегодня он, как обычно, был в первых рядах, пока финский пулемётчик не отсёк от танков пехоту. Десяток храбрецов пополз было за танком, но у финнов вдруг обнаружилась батарея миномётов, и красноармейцы залегли, уткнув разгорячённые лица в колючий снег. БТ, пройдя «колючку», устремился к надолбам, но тут противотанкисты первым же выстрелом разбили ему левую гусеницу. Танк крутануло влево, он встал правым бортом к лесу, откуда в этот борт прилетело ещё два бронебойных. Машина заглохла, но не загорелась. В ней явно погибли не все – командирский люк открылся, но финны открыли по танку бешеный огонь из дота и траншей. Враг теперь так делал постоянно – блокировал попытки экипажей выбраться из

110

Северяне № 2, 2015

подбитых машин или расстреливал их без всякой жалости. Иногда финны устраивали «коридор» к танку, подбитому близко к своим позициям, – отсекали красноармейцев и прикрывали своих сапёров, которые подрывали обездвиженные танки. Иногда сапёры пленили раненых танкистов. Вот и этому БТ грозила такая незавидная участь. Мало того, мороз под тридцать градусов обещал быструю смерть явно раненым танкистам в неотапливаемой стальной коробке. Как бы красноармейцы ни переживали за погибающих танкистов, реально помочь они ничем не могли. Враг хорошо знал своё дело, пулемёт не давал поднять головы, а миномётчики уже два раза точно положили мины, убив двоих и ранив четверых солдат. Осколок мины оставил глубокую зазубрину на каске Петра, а Куликов, чертыхаясь, разглядывал продырявленную пятку фетрового сапога. Пока он не решался надеть трофей и держал его в вещмешке. Кольцов страдал. Его мучила явная и притом незавидная перспектива экипажа танка. Он метался на снегу, то заглядываясь на танк и рискуя получить очередь в голову, то на дот, хлестающий очередями, то вслушивался и вглядывался в сторону финских траншей, не показались ли сапёры. Иногда с надеждой смотрел в глаза ротного командира лейтенанта Филипьева, ожидая, что тот придумает. – Возвращаемся на исходную позицию, – негромко, но твёрдо произнёс Филипьев, – иначе нас здесь постепенно перебьют. – Товарищ лейтенант, – взмолился Кольцов, – разрешите мне остаться! Уж больно жалко видеть, как погибают танкисты. Вспомните, как они нас выручили, когда финны прорвались и давили нас! Я уж как-нибудь, потихоньку, где притаюсь, где змеёй проползу, подберусь к танку и хоть попытаюсь выручить ребят. Сумерек дождусь, новолуние сейчас, ночи тёмные, под носом ничего не видно! Ну не погибать же им совсем без помощи! Кольцов был так страстен в своей просьбе, так искренне хотел помочь погибающим танкистам, что Филипьев уступил. – Оставайся, рядовой, пробуй. Только в плен, смотри, не попади… Вытащишь хоть одного – представлю к награде… …И вот теперь Филипьев мучился. Как ротного, его тревожил вопрос, не попал ли Кольцов в плен. Хотя Кольцов был рядовой и не мог знать планов командования, но попадание бойца в плен ставило под сомнение качество проведения

проза | литературная гостиная воспитательной работы в красноармейской среде, выявление пособников врага и потенциальных предателей, то есть его, ротного Филипьева, плохую работу. А это уже грозило как минимум серьёзным взысканием. Как простого человека его терзали угрызения совести. Разрешить остаться одинокому красноармейцу под самым носом у врага, без огневой поддержки, пусть и с благим поводом, – спасение экипажа подбитого танка теперь ему казалось изначально обречённым на провал. К десяткам красноармейцев, погибших при попытках прорвать оборону финнов, добавился ещё один, отдавший свою жизнь зря. «А ведь из него мог получиться хороший старшина…» – с сожалением подумал Филипьев. Шёл двенадцатый час ночи. Пётр подкинул дров в печку-буржуйку, стоящую у входа в палатку, потом подтопил и вторую печку, у дальней стены. Занёс с мороза несколько охапок дров и ссыпал их у печек. Сел на чурбан рядом с задумчивым ротным и стал греть руки от раскалённого железа буржуйки. – Двенадцатый час ночи, – глянув на ручные часы со светящимся циферблатом, рассеянно произнёс Филипьев. – Жаль, разрешил Кольцову остаться… Сам лично сколько раз наблюдал, нет ли какого движения со стороны финнов, но – тишина… Может, его подкараулили и пленили?.. Гринь, как ты думаешь, у красноармейца Кольцова был хоть один шанс помочь танкистам? Пётр, немного помолчав, ответил уверенно: – Думаю, что был. Кольцов, как вы, товарищ лейтенант, знаете, охотник. Всю жизнь провёл в Сибири. Умеет затаиться и часами выслеживать зверя. К морозам привычный. Ориентируется прекрасно, что днём, что ночью, даже такой безлунной, как сейчас, по звёздам. Наверняка он смог проникнуть в танк, а там действовал по обстановке. И в плен к финнам точно не попадёт – слишком хитёр. Думаю, сейчас пробирается к нам, а если бы напоролся на врага, то мы бы точно слышали переполох, но у финнов относительно тихо, только для острастки пулемёт постреливает, сами боятся нашей ночной атаки… – Пожалуй, ты и прав, – несколько спокойнее ответил Филипьев, – враг ведёт редкий, предупредительный огонь, наверняка сами боятся, что мы попробуем в тёмное время, как они сами неделю назад, просочиться сквозь их позиции… Но где Кольцов? И что с танкистами, в такой мороз в стальном танке они замёрзнут насмерть…

Они молча слушали звонкое потрескивание еловых дров в топке печки, рёв ненасытного пламени, без устали пожирающего топливо. Оба думали о пропавшем Кольцове и раненых танкистах, замерзающих в стальной, простреленной коробке танка. И ещё о том, как много погибло и изранено их товарищей в этой войне, начал которую Советский Союз – самое миролюбивое государство в мире. Начал с хорошей целью – освободить от гнёта и эксплуатации рабочих и крестьян страны Суоми, но странно, что эти самые пролетарии не хотели становиться освобождёнными, а с отчаянной решимостью защищались до конца… За полотняным пологом-дверью армейской палатки послышались движение и голоса. – Неужели он?! – воскликнул Филипьев и стремительно бросился к выходу. В это время полог откинулся и в палатку вошёл Кольцов. В перемазанном копотью и кровью маскхалате, бесконечно уставший, с запавшими покрасневшими глазами и с обмороженными щеками. – Ну? – требовательно и одновременно просяще произнёс Филипьев. – Жду подробный доклад. – Сейчас, переведу дыхание и доложусь… – Кольцов обессилено опустился на ближайшую чурку, развязал завязки на шапке-ушанке и снял её. Его волосы были мокрые, как будто его окунули в ушат воды, по лбу и по вискам потекли струйки влаги. Шапкой он вытер пот со лба и устало прикрыл глаза. Опущенные на колени руки подрагивали от напряжения. Кожа на пальцах потрескалась до мяса и кровоточила. Пётр поставил перед ним котелок с его ужином, но Кольцов этого не замечал. Посидев так с закрытыми глазами пару минут, он начал тихим голосом смертельно уставшего человека: – Когда вы стали отползать, финны смотрели за вами, а я потихоньку подполз к танку. Стал думать, как попасть внутрь. На всякий случай залез под днище. Должен сказать, что пришлось рыть тоннель в снегу… А в днище увидел люк. Когда-то от танкистов слышал, что в некоторых танках бывают десантные люки, думаю, может, это десантный и есть? Тогда ребятам повезло, а если это люк к мотору или какому-то агрегату, то… Одним словом, на люке никаких рукояток нет, открывается изнутри. Ну, я постучал, позвал живых. Слышу, внутри закопошились. Открыли. Влез я внутрь, засветили слабую лампочку, Северяне № 2, 2015

111

литературная гостиная | проза а там… На полу и стенках разбрызгана кровища, с потолка свисают ледяные наросты от дыхания, в пробоины задувает снег и холодный ветер… Механик ранен в голову и плечи, командир – в ноги. Стрелок мёртв, ему ноги изрешетило так, что они держатся на обрывках комбинезона, кровью истёк… Командир и механик окоченели, что едва живы. Уже и шевелятся едва-едва. Сами себя перевязали, как смогли, и ждут смерти, но сдаваться не хотят… Командир пожёг все документы, карты, не надеялись своих увидеть… Кольцов перевёл дыхание, закрыл глаза и через минуту продолжал, уже не открывая глаз: – Перевязал я их получше, и давай мы выбираться из танка. Долго выползали, они изранены, окоченели вусмерть, пальцы не гнутся. Вылезли… Темно уже. Финн из дота постреливает, как я понимаю, для профилактики, сам боится. Нас увидеть и задеть не должен, но я решил двигаться несколько в сторону, чтобы подольше быть прикрытым корпусом танка… Поползли, точнее, я их поволок. Поодиночке. Механика тащу и прошу его хоть сколько-то ногами шевелить, мне помогать. Метров через пятнадцать его кладу, сам возвращаюсь за командиром. А тот с пробитыми ногами, вообще не шевелится… Его протащу, и назад, за механиком…Где по снежной целине, где по чьему-то следу, всё равно тяжело, из сил выбиваешься. А танкисты, гляжу, совсем замёрзли, в беспамятстве оба. Думаю, не доживут они у меня до санроты, мёртвых притащу… У самого щёки и нос прихватило, растираю рукавицей по возможности. В носу льдышки мешают дышать… Счёт времени потерял, одно знаю, что долго ползём… Так и доволокся почти до траншей, там наши подскочили, вынесли их на руках – и сразу танкистов к врачам. А вышли в соседнюю роту, так я сразу к вам, на доклад… Вот, прибыл, танкистов вынес… Живы или нет, не знаю… Кольцов говорил всё тише и тише и наконец смолк. Из его руки выпала шапка. Он погрузился в крепкий сон смертельно уставшего человека. Филипьев взял правую руку Кольцова в свою, накрыл её левой и тихо произнёс: – Кольцов, если слышишь меня, от имени Рабоче-крестьянской Красной Армии и от себя лично, за спасение экипажа танка выражаю благодарность. Завтра составлю на тебя представление к ордену Красной Звезды… В эту же ночь полуживых и сильно обмороженных танкистов отправили дальше, в госпиталь. Жизнь в них едва теплилась…

112

Северяне № 2, 2015

А на следующий день 24-я дивизия вновь атаковала финнов. Это была последняя атака в уходящем 1939-м году, стремительная, отчаянная и безуспешная. Потеряв ещё пять танков и много пехоты, красноармейцы отступили на исходные позиции. В этой атаке одним из первых погиб и лейтенант Филипьев, так и не успев составить представление на совершившего подвиг рядового Кольцова… Красная Армия, пролив много крови в безуспешных попытках взять ударами в лоб долговременные укрепления финнов, взяла передышку на целый месяц. 40-я легкотанковая бригада, приданная 24-й Железной дивизии, в декабрьских боях потеряла 86 танков и была отведена в тыл на ремонт. К этому времени на передовую подтянули тяжёлую и среднюю артиллерию. С позиций на озере Суурсуо артиллеристы постоянно обстреливали финские позиции, вели огонь прямой наводкой по дотам номер 4 и номер 5. 24-я дивизия, учитывая ошибки прошлых боёв, проходила ежедневные тренировки. Красноармейцев учили двигаться в рассыпном строю широким фронтом, а не бестолковым стадом, как в первых боях, и не отставать от танков при первых же выстрелах пулемёта. Залегали ненадолго, короткими, но частыми перебежками они продвигались вперёд, учились огнём прикрывать друг друга, сапёров и штурмовые группы. У танкистов был повод для недовольства пехотой. Так, танки пять раз входили в посёлок Муолаа и два раза в Ойнила, но вынуждены были покидать их, так как пехота, прижатая финскими пулемётами, боялась оторваться от земли. Сейчас дело налаживалось. Красноармейцы учились прикрываться бронёй танка, плюс на передовую поступили броневые щитки на лыжах – ЛТБ, как называли их пехотинцы, – личный танк бойца. Красноармейцы становились смелее и действовали всё более увереннее и самостоятельнее. В ночь с 10 на 11 февраля советские миномётчики мощными ударами рушили финские заграждения на болоте, а в половине десятого утра 24-я Железная дивизия начала разведку боем силами одной роты. Через три часа началась основная атака. Четыре «двадцатьшестых» и бойцы на ЛТБ двинулись вперёд. За ними, несколько поотстав, следовали пешие красноармейцы.

проза | литературная гостиная Рыча моторами, танки прошли линию надолбов и достигли траншей. Выплёскивая огонь из пушек и пулемётов, они утюжили вражеские позиции. Ожившую было противотанковую пушку финнов в клочья разнесла 122-мм советская гаубица, поставленная на прямую наводку. Она же крушила поочерёдно и оба дота. – Сегодня прямо благодать! – радовался Куликов. – Совершенно другое дело! Вот что значит взаимодействие родов войск. Артиллерия и миномёты здорово разуделали финнов, подавили огневые точки, а мы, пехота, сейчас займём траншеи, очистим их от недобитых и двинем дальше! Рота устремилась в прорыв. Траншеи в этот день, однако, занять не удалось, и красноармейцы окапывались под самым носом врага, на расстоянии броска гранаты. Свист и разрывы мин заставили Петра вжаться в мелкий окопчик. Затем последовали еще два залпа финских миномётчиков. – И что? – недоумённо вопрошал Рощупкин. – Продолжение будет, или как? Вот как раз сейчас у финнов был хороший шанс перебить из миномётов красноармейцев, не успевших толком окопаться. Но обстрелов больше не последовало. Финны в это день не смогли подвезти боеприпасов. Двух раненых при миномётном обстреле отправили в тыл. Всю ночь продолжалась перестрелка, а утром, после мощного артогня, красноармейцы медленно, но верно двинулись к траншеям. Впереди ползли бойцы с бронещитками, за ними очень осторожно, от воронки к воронке продвигались остальные. Пётр, покинув окоп, прополз метров двадцать и залёг в воронке. Рядом с ним на небольшой бруствер из откинутой земли пристроил свою трёхлинейку Куликов. – Смотри, – показал Пётр, – вон один ЛТБ остановился. Действительно бронещиток замер на месте, красноармеец в нём, опустив голову, не шевелился. Пётр с Максимом стали наблюдать за продвижением других, одновременно высматривая цели в финской траншее. Ещё один ползущий впереди ЛТБ вздрогнул и остановился. Его внутренняя поверхность покрылась какими-то пятнами. – Видал? – оживился Куликов. – Ещё один встал… – Что, гад, делает… Это он бронебойным саданул, – Пётр присмотрелся и разглядел в передней

части щитка дырку. – Точно, бронебойным! И голову разнёс, мозгами броню заляпал… Куликов тщательно что-то выцелил и произвёл выстрел. – Как будто снял бронебойщика… Двигаем вперёд… За спиной раздалось утробное урчание. В прорыв входили новые «бэтэшки» и «двадцатьшестые». За ними пробиралась третья рота. – Живём! – ликовал Куликов. – Сейчас мы им всыплем! Красноармейцы добрались до траншей врага, устремились к опорным пунктам и блиндажам. Танки, частью перевалив через траншеи, частью перед ними, дефилировали повдоль, огнём пушек и пулемётов выбивая финнов вон. – Вот и хорошо, вот и замечательно! – в отбитой траншее Рощупкин нашёл Петра с Куликовым. – Начало положено, вклинились мы хорошо! Сейчас дальше погоним! И он стал деловито выглядывать за бруствер. Внезапно он напрягся и покричал: – Финны!!! Шквал огня накрыл занятую красноармейцами траншею. Враг появился внезапно. Финны выскакивали из-за поворотов траншей, из ходов сообщения, сыпались из-за бруствера и появлялись из молодого сосново-берёзового леса. Взрывы ручных и противотанковых гранат, гул пулемётов, стрекотание автоматов и сухие щелчки «трёхлинеек» наполнили воздух. Крики, ругань, команды на русском и чужом языках слились в сумасшедший гвалт. Подорванная двухбашенная «бэтэшка» правой стороной свалилась в траншею, чуть не задавив Петра. Он едва выскочил из-под блестящей дёргающейся гусеницы, как лицом к лицу столкнулся с бойцом в маскхалате. Оба пристально глядели в глаза друг друга. «Не так он одет…» – успел подумать Пётр, как боец, не поднимая от живота автомат, нажал на спусковую скобу. Раздался металлический шлепок. «Раздельный маскхалат…» И Пётр с силой, изпод низу врезал прикладом в левое ухо финна. Раздался противный хруст, и враг сложился под ноги Петру белым сугробом. Поодаль Куликов судорожно стрелял в сторону молодого леса. – Да откуда вы лезете, сволочи… Вдоль траншеи медленно полз БТ-5. Он не рисковал стрелять по траншее, боясь в этой кутерьме задеть своих, но пытался огнём отсечь финнов, Северяне № 2, 2015

113

литературная гостиная | проза бегущих из леса. Сдвоенный взрыв грохнул у его правого борта, и танк замер. За поворотом траншеи раздались крики и брань, Пётр сунулся туда. Человеческий муравейник из белых маскхалатов и красноармейских шинелей роился, раскачивался, стонал и выплёскивался наружу. Пётр узнал перекошенное лицо Рощупкина, сцепившегося с коренастым финном без шапки. Ярко-рыжие волосы врага, безумный взгляд ефрейтора… Оба вцепились руками друг другу в горло и танцевали в нелепом смертельном танце, бились плечами и головами об осыпающуюся стенку траншеи, пытаясь переломить друг друга. Пётр хотел выстрелить, но подумал, что с такого расстояния пуля пробьёт врага насквозь и попадёт в ефрейтора. Тогда он снял с пояса штык и коротким размахом всадил его в правый бок рыжего финна. Почувствовав, что враг ослабил хватку, Рощупкин головой ударил раненого врага в переносицу и сбил его на дно траншеи. – Спасибо, Петя, – прохрипел ефрейтор. Пётр не успел ничего ответить, так как упал под тяжестью свалившегося на его плечи человеческого тела. «Вот так и не успеешь понять, откуда смерть пришла…» – едва успел он подумать, ударившись лицом в меховые сапоги рыжего финна. Винтовку он выронил, а штык воткнулся в землю, и не было никакой возможности ни повернуться лицом к врагу, ни защититься от него. «Неужели всё?..» Враг тяжеленной тушей катался на его спине, и Пётр ждал рвущей боли от смертельного удара или выстрела. Так и есть, тяжёлый удар ещё глубже вбил его голову между меховых сапог, и по шее заструилась горячая кровь, не иначе. Но Пётр был явно жив. Кто-то рывками стаскивал с него грузное тело. Пётр упёрся руками в землю и поднялся. Перед ним был танкист в чёрном комбинезоне и танкошлеме, в его руке дымился пистолет. Пётр посмотрел на врага. Это действительно оказался здоровенный парень, которого застрелил невесть откуда взявшийся танкист. Кровь на шее Петра оказалась чужой. Спаситель Петра встал на убитого, перегнулся через бруствер и втянул за шиворот внутрь траншеи второго танкиста. – Мой механик! – прокричал он в ухо Петру. – Контужен… Танкист спрятал пистолет в карман комбинезона и занялся своим товарищем.

114

Северяне № 2, 2015

Рукопашный бой продолжался. Красноармейцы и финны бились в траншеях, в нелепом смертельном танце кружили по истоптанному, залитому снегом полю, в смертельных объятиях катались по земле. Пётр стрелял из винтовки, колол штыком и бил прикладом. Сознание отмечало отдельные картины, тело работало как в полусне. Уворачиваться от ударов, бить самому, повинуясь чьей-то команде, бежать и стрелять; отступать и кидать гранаты. Бороть, душить… Бить чем попало, пинать ногами… Хриплое дыхание, перекошенные лица… Глаза, полные ненависти, боли и отчаяния… Крики и стоны, мольбы и проклятия… Так же неожиданно, как и начинался, бой закончился. Пётр оказался на краю траншеи. Знакомый уже танкист спрятал пистолет в карман комбинезона и занялся своим товарищем. – Как ты, Ложкарёв? Слышишь меня? Ранен? – Ложкарёв невнятно что-то мычал и стонал. – Давай перенесём его куда-нибудь… – предложил Петру его спаситель, – а то как бы его тут не затоптали. Сдаётся мне, нас в покое так просто не оставят… Вдвоем они оттащили контуженного Ложкарёва в небольшую землянку с выбитой взрывом гранаты дверью. В ней валялись два убитых этой же гранатой финна и трое сильно покалеченных в рукопашной красноармейца. Над ними колдовал санинструктор с повязкой красного креста на рукаве. Едва они успели выйти из землянки, как финны вновь полезли в атаку. Перед бруствером грохнул взрыв, второй; в траншею обильно сыпануло мёрзлой землёй. Ещё один взрыв раздался в ходе сообщения. Это новый отряд финнов вынырнул из леса и добрался до траншей. Наступил кромешный ад. В стеснённом пространстве ходов сообщений, ячеек и траншей люди бились ножами и прикладами, рубили друг друга лопатами и штыками. Хлопали одиночные выстрелы из пистолетов и «трёхлинеек», трещали автоматы. Ярость защитников родной земли схлёстывалась с яростью завоевателей. Каждый хотел выжить и отнять жизнь другого. Для этого в ход шло всё – люди рвали горло, выдавливали глаза, душили и лягали, рвали волосы и уши… Безумная драка волнами носилась по мёртвым и раненым, по упавшим и погибшим. Стоны растоптанных и искалеченных тонули в диком рёве разъярённых зверей, отчаянная матерщина заглушала бесполезные команды и мольбы о помощи…

проза | литературная гостиная Наступала ночь. Она накрыла лёгким снежком чёрное развороченное нутро перепаханной земли, белым саваном прикрыла мёртвых и раненых. Счастлив был тот из раненых, кого нашли санитары или подобрали красноармейцы, кто был в сознании и мог позвать. «Тяжёлые» молча или с глухим, не услышанным никем стоном замерзали, и совершенно одинокие отходили в мир иной…Уцелевшие, вытягивая за собой с поля боя раненых товарищей, потянулись в спасительный мрак траншей. Рядом незнакомый танкист вытащил из груди лежащего врага нож, осмотрел его и вытер об маскхалат убитого. Засунул нож за голенище короткого сапога и стал высвобождать из рук убитого автомат. – Товарищ, мой экипаж не видел? – танкист посмотрел на Петра. – Командир с механиком, механик контужен. – Видел, – ответил Пётр, – контуженного в землянке пристроили, а командир где-то здесь был. – Я-то в танке задержался, пулемёт пытался снять. Сразу не получилось, сейчас опять попробую. Мне со своим пулемётом как-то сподручнее будет, – и танкист, перекинув за спину «Суоми», выбрался из траншеи и, сильно пригибаясь, побежал в сторону подбитого БТ-5. В наступившей ночи Пётр нашёл Рощупкина и Куликова. Смертельно уставший ефрейтор пытался разобраться с финским ручным пулемётом. Куликов подсвечивал ему трофейным фонариком и старался помочь советами. – Вот, подобрал механизм, подспорьем нам будет. – Рощупкин силился улыбнуться Петру, но улыбка вышла жалкая и измученная. – Будем врага бить его же оружием… Ну вот, вроде и всё, разобрались… Ефрейтор поставил сошники пулемёта на траншею и дал две короткие очереди в сторону смутно темнеющего леса на вражеской стороне. Оттуда с небольшой задержкой хлестанули пулемёт и несколько винтовок. – Порядок, – удовлетворённым голосом произнёс Рощупкин. – Завтра с тобой поработаем. Пять магазинов в запасе есть. А теперь давайте отдыхать. Кроме как в траншее, ночевать, собственно, было негде. Немногочисленные уцелевшие землянки и блиндажи кое-как приспособили под раненых, имеющихся в большом количестве. Сняв с убитых финнов четыре более или менее

чистые шинели, две из них бойцы постелили на дне траншеи, а бывших хозяев выложили на бруствер. Куликов вызвался дневалить первые два часа, ибо чувствовал себя «бодрее многих». Рощупкин с Петром легли рядом, плотно прижимаясь друг к другу, и укрылись другими двумя шинелями. – Через два часа буди меня, – проваливаясь в чёрную бездну сна, прошептал Пётр… Утром 13-го февраля части 24-й Железной дивизии начали штурм и других участков финских позиций, расширяя зону прорыва. Пехоту поддерживали лёгкие танки. – Батальон, к бою! Неожиданной эту команду назвать было нельзя. Финны отчаянно пытались отбить утраченные позиции. Рощупкин упёр приклад «ручника» в плечо и склонился к прицельной планке. Справа от него Пётр, а слева Куликов дали дружный залп по быстро приближающимся белым фигурам финских солдат. Пулемёт ефрейтора отрывисто рвал воздух, посылая во врагов короткие очереди. Начинался новый день, принося свет солнца всем живым существам на земле. Каждый на этой поляне хотел выжить и для этого забрать жизнь врага, но и враги тоже хотели жить и для этого убивать захватчиков… И один Бог знал, кому он сегодня подарит жизнь… Весь день красноармейцы отбивали атаки противника. Подкреплению никак не удавалось добраться на помощь своим, и танкисты стали перебрасывать их небольшими десантными группами под защитой собственной брони. Финны часто атаковали, пытаясь выбить красноармейцев из траншей. – Чёрт тебя дери, проклятая трещотка! – Рощупкин с размаху выбросил за бруствер ручной пулемёт. – И трёх «рожков» не отстрелял! – Тебе говорили – механика у них шаткая, ненадёжная, – среагировал Куликов, – это тебе не наш «Дегтярь», вот он – машина хорошая, хоть и тяжёлая, главное, пружину не перегревать. – А, ладно, повоюю по старинке, «винтарём», – ефрейтор подобрал «трёхлинейку», загнал в ствол патрон и выстрелил по атакующим. – Готов! С оглушительным звоном рядом рвануло несколько ручных гранат. Пётр с товарищами инстинктивно пригнулись. Со звериным рычанием в траншею спрыгнуло несколько финнов. Уворачиваясь от ножа, в обороте Пётр обрушил Северяне № 2, 2015

115

литературная гостиная | проза приклад на плечо фигуры в белом маскхалате. Безотчётно, почти безразлично отметил, что и дальше в траншее мелькают белые фигуры с ножами и автоматами… …Пётр встрепенулся от дробного стука танкового пулемёта где-то над головой. Это двухбашенный «двадцатьшестой» пытался помочь пехоте и отогнать наседающих финнов. Танк перевалился через траншею и медленно двинулся в сторону леса. На опушке этого леска, в заснеженном ольшанике блеснул огонёк выстрела, за ним ещё и ещё один. «Двадцатьшестой» споткнулся и заглох. В этот же момент его окутал смрадный дым и он вспыхнул огненным факелом. Невесть каким образом финны смогли перетащить с более спокойного участка фронта 37-мм противотанковое орудие. Финские артиллеристы подбили ещё одну «бэтэшку», которую тоже охватил жаркий огонь. Из неё выбрался механикводитель с горящей спиной и с дикими криками повалился на снег и стал по нему кататься. Пушку танкисты размазали-раздавили со всем расчётом. Но перед этим финны подбили третий танк, ринувшийся было разделаться с ними… …Солнце садилось в серую пелену, как будто погружалось в мутное море. Огромные чёрные вороны, ждущие своего часа на вершинах деревьев, разочарованно и грузно взлетели, роняя куски снега, и удалились в глубь леса. Пётр вытер рукавом изорванного маскхалата чужую кровь с лица. С удивлением обнаружил, что держит в правой руке финскую гранату с вынутой чекой, которая почему-то не взорвалась. «Чёрт знает что такое…» – подумал он и выкинул гранату в сторону врага. Она с тупым звуком ударилась обо что-то и зарылась в снегу. Трупы были повсюду – и впереди, и сзади: траншея ими была завалена наполовину, в пять слоёв. Стонали раненые и изувеченные, как свои, так и финны. Над бруствером показалось бледное, истерзанное болью лицо. Боец был без шапки, короткие стриженные волосы забиты снегом и льдом. – Браток, помоги, – простонал-прошептал красноармеец. – В санроту бы меня… – и упал лицом в перемазанный пороховой копотью снег. «Тащить тебя по траншее замучаешься, тут битком убитых, лучше уж поверху», – про себя подумал Пётр и выбрался наружу. Обе ноги раненого оказались прострелены, кровавая рана сочилась на затылке. Красный след терялся среди тел, разбросанных на поляне.

116

Северяне № 2, 2015

Пётр перетянул брючными ремнями, снятыми с убитых, простреленные ноги бойца. Перевязал бинтом голову и осторожно надел на неё чью-то шапку-ушанку. Потом осторожно потащил раненого к санитарной землянке. Землянка оказалась забитой окровавленной, стонущей массой. Давешний санитар, наискось простреленный автоматной очередью, раскинулся у входа. Другой санитар, конопатый красноармеец в выцветшей шинели, перевязывая разбитую голову и порезанные руки очередного раненого, удивлённо сказал Петру: – Ну и жуть тут у вас, что творится… – А ты что, с луны упал, что ли? – спросил Пётр. – Неа, с той стороны приполз… Час назад… На нашей стороне в сумраке потухающего дня на болото выходило подкрепление – несколько колонн красноармейцев, до роты, как прикинул Пётр. Финны, увидев, что к русским направляется подмога, открыли сумасшедший огонь из тяжёлой артиллерии. Мощные взрывы разметали, расшвыряли красноармейцев; остатки их потянулись назад. – Да-а, – разочарованно протянул незнакомый боец, – видать, без подмоги сегодня будем. Он вытащил из кармана шинели ручные часы, необыкновенно большие, с металлической решёткой на циферблате и, лукаво взглянув на Петра, сообщил: – Трофейные. С ихнего офицера снял. Чего-ить там натикало? Так, шашнадцать с четвертью. Успели только обтереть снегом от крови лица и руки. И покурить. В семнадцать ноль-ноль началась новая атака. Опять белые тени призрачно скользили по снегу, озаряемые вспышками выстрелов. Опять траншеи отвечали винтовочно-пулемётным огнём, а танки гулко ухали своими пушками и дробно стучали пулемётами. Попирая ногами убитых, красноармейцы намертво вцепились в отвоёванный рубеж. А когда финны начали отходить, мощное «ура!» вытолкнуло советских солдат из траншей, и они бросились догонять противника, надеясь на их плечах прорваться как можно дальше. Танки остались на месте, не рискуя приближаться к врагу во всё сгущающихся сумерках. Недалеко от опушки леса их встретил кинжальный огонь станковых пулемётов финнов. Подхватив раненых и оставив убитых, красноармейцы отступили. На сегодняшний день испытаний вполне хватило.

проза | литературная гостиная Пётр с Рощупкиным тащили рядового Леконцева, получившего пулю в правый бок. За ними пробирался Куликов, обняв которого за шею, то ковылял, то прыгал незнакомый боец из пополнения, пробившегося днём на танках. Последним, прикрывая отход, отступал стрелок-танкист с пулемётом Дегтярёва, странно коленчатым, как будто ортопедическим из-за складного металлического приклада, и непривычно коротким стволом. Сдав раненых санитарам, товарищи устало опустились в траншею. Танкист подался в тыл, искать штаб своего батальона. Он затерялся в редкой цепочке неясных теней, медленно идущих с тяжёлой ношей. Это выносили с передовой раненых. Навстречу шли подносчики боепитания, скрюченные под тяжестью ящиков. Какой-то красноармеец пробирался вдоль траншей с термосом за спиной и негромко предлагал: – Обед, кому обед? Обедать… Куликов окликнул его: – Эй, кухня, чего там у тебя пошамать? – Каша. Дробь шестнадцать со свининой. «Дробь шестнадцать» в войсках всегда именовали перловку. Не самая вкусная, но зато питательная. Попав в солдатский желудок, она основательно переваривалась, и благодаря этому боец довольно долго не ощущал чувство голода. – Давай хоть её, – благосклонно согласился Куликов, – вот только во что? Вещмешки с котелками красноармейцы сложили в какой-то из ячеек траншеи, а где эта ячейка осталась и как найти её в темноте, никто и думать не хотел. Поискали по сторонам. У одного из убитых красноармейцев (Рощупкин вслух предположил, что это из партии свежеприбывших) за спиной горбатился вещмешок. В нём лежали искомый котелок и две горбушки хлеба. Но ложка оказалась одна, и приходилось работать по очереди. Каша была едва тёплой, свиной жир противно лип к языку и нёбу. Аппетита не было совершенно, но желудок противно ныл, требуя внутрь хоть что-то. – Эй, браток, а чая у тебя случаем нет? – окликнул удаляющегося разносчика ефрейтор. – На болоте остался, с напарником, – отозвались из темноты. – Осколком убило… Передав ложку Рощупкину, Пётр встал и огляделся. От людей заметно шёл пар. От спин, от голых кистей рук, от лиц. Спину явно пробирало холодом. Шинель, взмокшая за день, не держала тепло и покрывалась ледяной испариной. Щёки

и нос у Куликова побледнели. Мороз ощущали и пальцы ног в фетровых сапогах. – Чуете, мороз-то давит. Градусов за тридцать, как пить дать. – Пётр натянул трёхпалые рукавицы, но пальцы собрал вместе, в кулак – так теплее. – Да, сегодня танкистам можно позавидовать, – с завистью в голосе заявил Куликов. – Танки свои они согнали в общую кучу на поляне и не глушат. Оно и понятно, какой мотор заведётся после ночи на тридцатиградусном морозе? Поставили палатки на моторных отсеках и отсыпаются в тепле и уюте. Сам видел! – Странно, ведь они преждевременно тратят моторесурс, – поддержал разговор Рощупкин. – Но, с другой стороны, если они сберегут ресурс, но в атаку выйти не смогут, то и зачем нужен такой ресурс? Пусть уж молотят наши защитники. Кое-как покончив с сильно запоздалым обедом и назначив дневальных, остатки батальона отошли ко сну. Пётр с товарищами по опыту прошлой ночи опять накидали под себя шинелей с убитых и прикрылись ещё большим их количеством. Уже проваливаясь в глубокое небытие, Пётр слышал, как бормочет залёгший в середине Куликов: – А у нас на Урале в лесу зимой ночуют не так. Сперва разгребают снег до самой земли и жгут добрый костёр, угли сметают. И лапник сверху, лучше пихтовый, но и сосновый тоже ничё. Сам ложишься, и сверху полушубок. Всю ночь снизу тепло, от земли-то. Или вот, если не шибко холодно, нодью делают – жгут костёр промеж двух сухих валежин. Голос Куликова становился всё тише и тише, пока не пропал совсем… …За полночь Петра кое-как растолкал красноармеец, представившийся сержантом Васильевым: – Боец, встаём… – шептал сержант, усиленно дёргая Петра за рукав. – Давай, давай, поднимайся! Два часа отстоишь, потом соседа поднимешь! И он тоже через два часа меняется. Убедившись, что Пётр окончательно проснулся и пришёл в себя, сержант двинулся дальше, напоследок обронив: – Ходи вдоль траншеи взад-вперёд, а заскучаешь – вон там дневалит рядовой Вельяминов. Он у нас астроном, разговоришь его – мабуть чё нового узнаешь. Постучав сапогами друг о друга, сержант, спотыкаясь об замёрзшие тела убитых, пошёл дальше и исчез в темноте… …Мороз пробирал основательно. Особенно распаренное после сна тело. Петра бил озноб. Северяне № 2, 2015

117

литературная гостиная | проза Непросохшая шинель вообще отказывалась хранить тепло, да и островерхая, стилизованная под шлем богатыря будёновка тоже была холодной. Пришлось накинуть на плечи ещё одну шинель, кое-как снятую с закоченевшего мертвеца. Пальцы ног, да уже и сами ступни в волглых портянках окоченели так, что холод от них начал пробираться к коленям. – Так и обезножить можно, – тихо пошептал Пётр. Он представил себя инвалидом с почемуто ободранными неуклюжими костылями, и испугался. Он похлопал ногами друг о друга, но толку не было вовсе. Он начал глубоко приседать и выпрыгивать вверх. Прыгал до изнеможения. Потом, стоя на одной ноге, размахивал руками и делал глубокие наклоны. Наконец-то почувствовал, что полностью согрелся сам и живое тепло достигло пальцев ног. К нему в ночном мраке, спотыкаясь, пробиралась фигура с винтовкой за спиной, с примкнутым к ней штыком. – Кто идёт? – окликнул его Пётр. – Да свои, дневалю тут, как и ты, – и тёмная фигура представилась: Рядовой Вельяминов. – Рядовой Гринь, – отозвался Пётр. – Курить есть? – спросил рядовой Вельяминов. – Подставляй горсть, – Пётр, щелкнув портсигаром, вложил папироску в ладонь собеседнику с невидимым лицом. Курили осторожно, по очереди, спиной к противнику. Каждый в свой рукав. Окончательно взбодрились. Воронцов, должно быть, был чрезвычайно общительным и посему завёл разговор: – А ты, товарищ, кем был до армии? – Старателем. Добывал золото на приисках в казахстанских степях. А ты? Вельяминов только и ждал этого вопроса. Выдержав небольшую паузу, он со всё нарастающим азартом начал: – А я, дорогой товарищ, даже толком и поработать не успел, только полгода слесарем в гараже, да и не слесарем вовсе, а учеником. Всё хотел поступать а институт, готовился, а тут – призыв. Есть у меня одна страсть, мечта всей жизни, хочу я стать астрономом. Всю жизнь в деревне прожил и на звёздное небо заглядывался, страсть как интересно! Тут тебе и Ковшик большой, и Ковшик маленький, Полярную звезду все знают, Млечный путь в тёмные ночи всё небо пересекает, куда он

118

Северяне № 2, 2015

ведёт? – думал я мальцом. То одна звезда сорвётся и упадёт, то в августе дожди из звёзд льют, а куда они падают, а находил ли их кто? А тут как-то раз свозили нас в обсерваторию. Всем классом. В Пулковскую, что под Ленинградом. И лектор до чего хороший попался, из сотрудников. И как здорово он объяснял и рассказывал, и каждому не по разу дал посмотреть в телескоп! Представляешь, ещё в 19-м веке один итальянец по фамилии Скиапарелли разглядел на Марсе каналы, целая сеть каналов! Всё научное сообщество, и я тоже, думаем, что на Марсе есть жизнь, такие же человеки, как и мы, или очень похожие, живут там и нуждаются в воде для своих полей. А иначе зачем же им там рыть такое большое количество каналов? Братья по разуму! Вот только как с ними связаться? Современные радиостанции пока слишком слабые… – невидимый собеседник загрустил, но скоро продолжал с прежним энтузиазмом: – Я перечитал все книги по астрономии в нашей библиотеке, в соседнем городе брал, даже просил, чтобы из Ленинграда привозили. Сколько там, в космосе, интересного! Сколько новых созвездий я узнал! Вон, смотри, перевёрнутая буква М, это Кассиопея. А вот там, над самым лесом, видишь? Кирпично-красная звезда – Марс! Ты прекрасно знаешь ковш Большой Медведицы, так вот древние арабы у своих воинов проверяли остроту зрения. У какой из этих семи звёзд рядышком находится очень слабенькая вторая звезда? Пётр отыскал на небе знакомый Ковш, внимательно присмотрелся к нему. У второй в ручке звезды, чуть левее и ниже, едва теплилась слабенькая звёздочка. – У второй? – Молодчага, верно! – ликовал Вельяминов, – арабы называли их Алькор и Мицар, Конь и Привязь. А вот ещё смотри, созвездие Орион, оно зимнее, в наших широтах летом невидное. Но вот есть у него одно замечательное свойство. Смотри, вот средняя звезда на Поясе Ориона, самая что ни на есть обыкновенная, – и Вельяминов тыкал пальцем в сторону Ориона, сильно перетянутого в пояснице ремнём из трёх звёзд, – так вот, эта самая средняя и не звезда вовсе! – выдержав интригующую паузу, он торжественно объявил: – При рассмотрении в сильный телескоп обнаруживается, что это – Галак-ти-ка! Чувствуя, что на Петра незнакомое слово не произвело должного эффекта, Вельяминов принялся рассказывать, что Галактика – это вовсе не звезда, а огромнейшее скопление сотен тысяч, а то

проза | литературная гостиная и миллионов звёзд, что наше Солнце тоже звезда, правда, самая посредственная, и тоже находится в Галактике, потом показывал на небе сияющие Сириус и Альдебаран. А что касается Галактики в поясе Ориона, так она ещё и самая красивая, потому что её видать не сбоку и не сверху, а полубоком, с ядром и спиралям, такая вот наизамечательнейшая картинка! – Дружище, постой, – схватил за руку собеседника Пётр, – мы с тобой службу несём или сказки рассказываем? Так и врага прозеваем, на небо таращась. Не обижайся, рассказываешь ты страсть как интересно, но служба службой, да ещё и на войне. Давай так, сейчас пройдём каждый по своему участку, послушаем и посмотрим, а потом встретимся, и ты мне чего ещё расскажешь интересного, но на небо смотреть не будем, нам в сторону неприятеля глядеть надо. На том и порешили, хотя Вельяминов успел вставить в рассказ из почти собственного опыта, что, по словам бывалых охотников, в такой мороз крупного зверя типа лося добыть невозможно, по причине сильно хрустящего снега. И снег действительно звучно хрустел и стонал под ногами, значит, аргументировал Вельяминов, противник ну никак не подкрадётся незамеченным. Они несколько раз расходились и сходились, и невидимый в безлунной ночи Вельяминов всё рассказывал и рассказывал про бесконечно далёкие, но такие прекрасные и загадочные миры, про межзвёздную пыль, сверхновые звёзды, про спутники нашей Галактики – Большое и Малое Магеллановы облака, про Южный крест и про Плеяды, которые Пётр, оказывается, всё-таки знал, но под другим именем – Стожары. Про кольца Сатурна и лунные моря, про то, как Вельяминов сам лично разглядел в телескоп марсианские каналы и воспылал лететь на Марс (но на чём? – вот бы придумали наши инженеры), про сверхновые звёзды, про спутники Марса Фобос и Деймос – Страх и Ужас. Про наивных мусульман, считающих священным камнем Кааб обыкновенный, хотя и довольно большой метеорит, водружённый как символ святости в Мекке… …Незаметно пролетело время, и к ним подошёл новый сержант с простуженным голосом, который наверняка хорошо знал Вельяминова: – Ну всё, ребята, отбивайтесь. Тебе, звездочёт, я на смену Латипова поднял, уже бродит вдоль траншеи. А тебя, солдатик, наш будущий астроном, поди, извёл своими побасенками про межзвёздный эфир и марсианских человечков?

Пётр смутился: – Нет, наоборот, очень интересно было. Спасибо тебе, Вельяминов, при случае ещё чё-нибудь расскажешь. Удаляющийся во тьму собеседник пообещал: – Обязательно, товарищ, я тебе ещё и сотой доли не поведал! Растолкав Куликова, Пётр завалился на его нагретое лежбище и, постепенно опускаясь в глубины сна, видел то Юпитер с его загадочным Большим красным пятном, то сияющие шары звёздного скопления Плеяд, то вдруг марсианские каналы, очень сильно похожие на обычные придорожные канавы в Степняке. На него лились звёздные дожди, проносились кометы и астероиды, на его глазах разрушался Фаэтон, когда-то вращавшийся по своей орбите между Марсом и Юпитером. Перед тем как заснуть окончательно, он решил, что после демобилизации, и если его не убьют, то обязательно заедет в Пулковскую обсерваторию и посмотрит воочию на все те чудеса, про которые ему рассказывал будущий учёный-астроном Вельяминов. Благо Пулково совсем недалеко от Ленинграда, места постоянной дислокации 24-й Железной Самаро-Ульяновской дивизии… …Морозное утро 14 февраля началось наступлением Красной Армии по широкому фронту, от железной дороги Ленинград – Выборг до болота Суурсуо. Крепкий мороз сыграл плохую службу красноармейцам – смазка в оружии замёрзла, винтовки и пулемёты давали частые осечки. Финны смогли отбить все атаки красноармейцев, и сами контратаковали, но также безуспешно. Мороз подвёл и истинных хозяев этих лесов и болот, большая часть миномётных мин не взорвалась, и ручное оружие также часто отказывало. Противоборствующие стороны остались на прежних позициях. Вечером повзводно в уцелевших блиндажах и землянках мыли винтовки. В неверном, колеблющемся пламени невесть откуда взявшейся керосиновой лампы разбирали трущиеся и скользящие части, и самым тщательнейшим образом керосином вымывали-вычищали оружейное масло. Потом детали насухо вытирали обрывками маскхалатов и бинтов. Рощупкин как рачительный хозяин постанывал: – Ить, докатились до жизни такой. Да где ж это видано – смазку из оружия вычищать? А деваться некуда, на таком морозе она превращается… – Северяне № 2, 2015

119

литературная гостиная | проза ефрейтор неопределённо покрутил пальцами, подыскивая нужное слово, – ну в гудрон, что ли. И не выстрел чаще всего происходит, а вялый шлепок бойка по капсюлю. Попортим казённое оружие. – Сильно тут не рассусоливай. – Куликов не мог оставаться в стороне от разговора. – Не из-за придури мы тут в керосине плещемся. Оно хоть и опасно стрелять из такого «винтаря», но сам себя защитить сможешь. Вот пойдёт финн в атаку, и что делать будем? Опять в рукопашной пурхаться? И сколько нас живыми из неё выходит? То-то же. Я лучше издаля нескольких успею снять, а что до винтовок, то вон их сколько по округе валяется… …15 февраля. Солнце вставало в лёгкой пелене, справа и слева от него сияли морозные столбы. Лёгкий куржак сыпался на красноармейцев, нахохлившихся в ставшей мелкой траншее. Бойцы усиленно курили, пытаясь согреться дымом изнутри. Вот уже пятый день в их желудках не было ни горячей пищи, ни чая. Погромыхивая стальными траками, вдоль линии траншей расползались танки. 24-я дивизия вновь готовилась к атаке. Рядом с Петром, Куликовым и Рощупкиным остановился двухбашенный пушечно-пулемётный Т-26. У командирской башни откинулся люк, и оттуда по пояс высунулась фигура танкиста в чёрном комбинезоне: – Эй, пехота, кто хочет стать танкистом? Красноармейцы недоумённо переглянулись. Танкист понял свою ошибку и развил мысль: – У меня полчаса назад башенный стрелок пошёл до ветру и ухитрился наступить на противопехотную мину. Ступню оторвало. А посадить вместо него некого, кто уцелел с подбитых машин от вчерашней атаки, ещё вчера в тыл подались. Ну, кто может из «дегтяря» стрелять? Соглашайтесь, под защитой брони шансов выжить гораздо больше! Пётр подумал: «А почему бы и нет? Когда ещё попадётся шанс повоевать на танке, и не на броне, а внутри». – Давай я, – и он, сунув винтовку слегка ошалевшему ефрейтору, выбрался из траншеи. – Береги её, вечером заберу. Пётр забрался на боевую машину. Командир подал ему танковый шлемофон: – Держи, наденешь. Это чтобы слышать мои команды и друг друга. Полезай в башню, там разберёшься. Стреляй короткими очередями, у «дегтярей» есть одна болячка – при стрельбе длинными перегревается и отказывает возвратная пружина.

120

Северяне № 2, 2015

– В курсе, мать писала, – улыбнулся Пётр, запихал за пазуху будёновку и напялил на голову меховой шлем. Белую колбаску ларингов закрепил на горле в аккурат, как у командира. Потом, подбирая неловкие для этой машины полы шинели, осторожно забрался внутрь башенки и огляделся. Тусклая лампочка на потолке кое-как освещала спартанского вида устройство башенки. На левой стенке притулилась фотография молоденькой курносой девушки в мелких кудряшках. «Наверное, невеста, – подумал Пётр, – скоро к тебе вернётся твой жених, пусть хромой, но твой». Он разместился на узком металлическом сиденье, справа и слева в нишах разложены пулемётные диски на шестьдесят три патрона. По обе стороны головы, на уровне глаз – узкие смотровые щели. Перед носом пулемёт в шаровой установке. К пулемёту снизу приделан парусиновый мешочек, чтобы стреляные гильзы куда попало не летели, догадался Пётр. В башне было довольно холодно. Где-то глубоко под ногами шевелилась спина механикаводителя. И оттуда как будто веяло теплом, скорее всего, из машинного отделения. Пётр отыскал подножку для ног, опёрся на неё, нашёл взглядом провод с разъёмом для шлемофона. Его уже ждали. – Эй, новенький, слышишь меня? – искажённый голос командира металлически дребезжал в ушах. – Зовут-то тебя как? – Слышу хорошо! – отозвался Пётр, удивляясь, как непривычно зазвучал в шлемофоне собственный голос. – Звать Петром, по батюшке Андреичем. – Не заслужил ещё Андреевича… Ладно, двигаем! Механик, давай вперёд, наши уже пошли! А ты, Петруша, смотри вперёд и вправо, и налево посматривай как бы невзначай. Я из пушки стреляю только стоя, в движении попасть невозможно, и ты приноравливайся под меня. Вообще от тебя нужна огневая поддержка пехоты, так что не жди остановок, стреляй по целям, что увидишь. Башня поворачивается плечевым упором. По танковой броне застучали каблуки. «Наверняка наши запрыгнули, танковый десант», – подумал Пётр. Машина взревела мотором, и танк, вздрогнув всем корпусом, подался вперёд, покачиваясь на рытвинах и воронках. Пётр раздвинул ортопедический приклад пулемёта и, прищурив левый глаз, стал высматривать цель. Узкая смотровая щель шаровой установки

проза | литературная гостиная сильно ограничивала видимое пространство. Танк, подминая и ломая тонкие деревца, вошёл в молодой лес. Неожиданно по башне гулко сыпануло стальным горохом. – Пётр, клюв не разевай, – гаркнул в ухо командир. – Враг впереди, огонь! Только сейчас Пётр разглядел призрачные белые фигурки, снующие по заснеженному лесу. Он надавил на спусковой крючок, ощущая непривычную отдачу в правое плечо. …Весь день их танк крутился по вражескому лесу, круша молодые деревца, стреляя из пушки и пулемёта по вездесущим белым фигурам, давя зазевавшихся и прикрывая собственную пехоту. Пётр, глотая удушливые пороховые газы, стремительно менял диски и улавливал обрывки команд: «Стой…вторую скорость… третью… налево... стой… Петя, впереди, с гранатой! Вперёд, третью! Слева минометная батарея, давим их!» Дивизия начала прорыв на широком участке. Финны дрогнули и, отчаянно отстреливаясь, медленно отступали. Советские танки, сопровождаемые пехотой, преследовали врага. В смотровую щель попал «двадцатьшестой», объятый пламенем, с открытыми крышками башенных люков. Тут же у борта грохнул взрыв, осколки звучно ударили по броне. «Противотанковая граната, недокинули, – пронеслось в мозгу. – А что с теми, успели выскочить из горящего?» Видя, что фронт рушится, финны пошли на отчаянный шаг – пустили в действие тяжёлую артиллерию. Невидимая, она обрушила мощные удары на ряды наступающих. Пётр увидел, как впереди начали вздыматься огромные грязнобелые кусты из земли, снега и пламени, в голове зазвенело от гула близких тяжёлых разрывов. На их глазах в клочья разнесло БТ-5. – На исходную! Возвращаемся! – в реальность вернул голос командира. – Финн из гаубиц садит, щас разуделает нас, как орёл черепаху! Ценой неимоверных усилий, задействовав перекидной огонь тяжёлой артиллерии, бившей почти вслепую, финны кое-как остановили продвижение русских и в этот день. «Двадцатьшестой», погромыхивая траками, вернулся на ту полянку, где ночевал прошлой ночью. Порыкивая моторами, из леса подтягивались уцелевшие танки. На поляне сиротливо маялись четверо танкистов в чёрных тужурках; один из них был перетянут портупеей, у бедра висела планшетка.

– Ну, Пётр Андреевич, будем прощаться! Давай лапу, хорошо отработал! – командир протянул Петру измазанную пятерню и удивил медвежьим пожатием. – А замена тебе явно нашлась, – и он указал на уцелевших танкистов из подбитых машин. Пётр стал неуклюже выбираться из башни. От долгого сидения в неловкой позе тело основательно затекло и плохо слушалось. Да ещё сказывалось лёгкое отравление пороховыми газами. От свежего морозного воздуха закружилась голова. – Давай, братуха, руку, – внизу его встречал механик-водитель. – Молодец, справился! Удачи тебе, может, где и доведётся встретиться. Меня зовут Шомин Сергей, а командира – Гуськов Александр. – Бывайте, и вам всего доброго! – и Пётр на ватных ногах пошёл разыскивать свой взвод. – А вот и наш бравый танкист! – Куликов не мог спрятать широченной улыбки, Петенька, как ты, родненький, не подбили тебя? – Нет, все целые. Только с непривычки мутит, наглотался пороховых газов. – Чё пристал к человеку, зубоскал ты вечный? Видишь, и он не на курорте был, – Рощупкин шутливо оттолкнул Куликова и протянул Петру котелок. – Подкрепись, милый друг-товарищ, целительной кашкой, пока совсем не замерзла. Непревзойдённая в своих гастрономических свойствах перловка, нынче заправленная бараниной. В ночь на 16 февраля финны покинули первую линию обороны и перешли во вторую… Остаток февраля и первые 13 дней марта советские войска крушили вторую и третью линию обороны неприятеля, обильно поливая холодные снега страны Суоми кровью молодых солдат… Алое солнце бессильно сваливалось в зубчатый лес, чернеющий на западе. Стремительно наступали сумерки. Кусты превращались в бесформенные кучи, из непролазных чащоб выползали плотные чёрные тени. Когда-то ветер повалил старое дерево и оно упало недалеко от траншеи, высоко вздыбив выворотень земли и образовав неглубокую, но широкую воронку. Это оказалось удобным убежищем, хорошим прикрытием от сырого ветра. На дне воронки Пётр развел костёр из толстых сухих сосновых сучьев и подвесил на палке котелок с кусками льда и крупного зернистого снега. Куликов откуда-то притащил изогнутую буквой «г» корягу. Северяне № 2, 2015

121

Литературная гоСтиная | проза – Кедровое корневище! – торжественно объявил он и сунул его в костёр. – Просмолённое, гореть будет долго и жарко! Потом он вытащил из кармана кусок чего-то коричневого, почти чёрного и положил это в котелок. – Чага, – пояснил он Петру, недоуменно поднявшему брови. – На дереве растёт, старики говорят, шибко полезна! Ну заместо чая попьём, всё лучше, чем просто кипяток цедить. И он извлёк из того же кармана пригоршню небольших зелёных листьев – «брусника, почки промоем…» и отправил туда же. На поверхности воды всплыли кусочки табака и хлебные крошки. Рощупкин откопал в траншее присыпанного финского фельдфебеля и деловито обшмонал вещмешок мертвеца. – Парни, живём! – и он бросил к костру две жестяные банки. – С коровой, значит, тушёнка. Спасибо тебе, фенрик, – он присыпал убитого и воткнул в изголовье импровизированной могилы сапёрную лопатку. Пётр открыл штыком банки и поставил их у костра греться. Потом подтащил и бросил рядом с выворотнем полутораметровый обломок бревна, отброшенного от взорванного блиндажа. – Это ты ловко придумал, дружище, – с благодарностью заметил Куликов и опустился в центр бревна, оперевшись спиной на вздыбленный пласт земли. – Теперь будем сидеть, как в кресле, как аристократы у камина. Пётр с Рощупкиным сели по обе стороны от товарища, протянули ноги к костру и блаженно откинулись. Тепло огня грело ноги и приятно ласкало лицо. В котелке начинала бурлить вода, в банках тихонько шипела и скворчала тушёнка. Курорт… – А кто это там идёт, больно лицо знакомое? – Рощупкин наклонился вперёд и прищурился. – Земеля, ты? Мишка, ты, что ли? Ну-ка, давай к нам! Из траншеи вылез красноармеец в полушубке, перемазанном глиной и сажей, и таких же валенках. – Знакомьтесь, мой земляк Михаил, из второго батальона, – представил Рощупкин бойца, – из соседней деревни. И обратился к вновь прибывшему: – Давай присаживайся, не стесняйся, у нас тушёнка и чай из чаги и брусники. Михаил сел сбоку, подложив под себя каску. Достал из кармана шинели два сухаря, разломил их и раздал товарищам:

122

Северяне № 2, 2015

– А это от нашего стола к вашему. Наевшись горячей тушёнки и вволю напившись кипятка со странным вкусом, товарищи свернули самокрутки и лениво попыхивали кисловатым дымком. Начал, как обычно, Куликов: – Я что думаю, ребята…Вот закончилась сегодня война. Наши войска где-то под Выборгом, мы здесь вот третью линию проломили. Победа! И так здорово, что я жив остался, что вы живы остались и не ранены. Может, и наградят, зазря мы здесь три с половиной месяца в мороз и пургу пластались? – и он выразительно посмотрел на полу своей простреленной и обожженной шинели. – Морозились без обогрева, спали на снегу в шинелках. Как минимум – по медали. «За боевые заслуги». А вот вспомнить хотя бы того же Филимонова, где он сейчас? Как он хотел орден заслужить и что из этого вышло? Покалечило парня. А нам точно повезло, живы и здоровы. Вот я и думаю, выходит, здоровье поважнее будет, чем медаль? Рощупкин, помолчав, ответил за всех: – Конечно, Максим, ты прав. Нашей роты полегло да поранено, позаболело-пообморожено основательно больше половины. В строю от силы процентов сорок осталось. Думаю, и по всей дивизии такая же точно картина, – ефрейтор помолчал про что-то своё, вздохнул и продолжил: – Что я, парни, кумекаю. Лучше вернуться домой без медали, но с головой и комплектом рук, ног, пальцев. Но хочется, как сам себя ни обманывай, очень хочется, чтобы командование заметило тебя. И отметило твои заслуги от имени Родины. Так-то оно честнее было бы. Помолчали. Кедровое корневище, превратившееся в большой уголь, светилось ярким малиновым светом в сгустившихся сумерках. Михаил негромким голосом вдруг произнёс: – Я воевал и, знать, недаром Война вошла в мои глаза. Закат мне кажется пожаром, Артподготовкою – гроза. На взгорье спелая брусника Горячей кровью налилась. Поди попробуй, улови-ка И объясни мне эту связь… …Над зубчатой стеной чёрного леса вставал желтоватый овал начинающей стареть луны. Закончился ещё один день, 13 марта 1940 года. Последний день «незнаменитой» войны.

проза | литературная гостиная

Эхо жестокой войны «Сквозь мятежность расстояний и времён Снова слышен горький стон земли родной, В сердце, раненном осколком вековым, Дремлют горести, рождённые войной». Полина Росошик Дмитрий РОСОШИК г. Новый Уренгой

очти семь десятилетий прошло с тех пор, как закончилась Великая Отечественная война. Но отзвуки её до сих пор отдаются глухой болью в сердцах внуков, правнуков, праправнуков тех солдат, которые мужественно защищали свою страну, своё Отечество. Юность солдат, моих прадедов прошла в окопах, в огне и лишениях, юность тружеников тыла, моих прабабушек – в голоде и холоде. Моя же юность и моих сверстников – в цветах и мирном победном мае. Ежегодно 9 Мая, в День Победы, вместе со своим коллективом филиала «Северная военизированная часть» ООО «Газобезопасность» мы приходим на парад на городскую площадь Нового Уренгоя. Я вглядываюсь в седины и задумчивые лица наших ветеранов и думаю о том, что мой прадедушка мог бы также стоять под знамёнами и петь вместе с фронтовиками: «День Победы со слезами на глазах...» Мог бы, если б остался жить. Пусть моё повествование, основанное на рассказах свидетелей Великой Отечественной войны, станет данью памяти погибшим на той войне и умершим уже в послевоенное время. Возможно, я назову много имён и фамилий своих родственников. Здесь и солдаты войны, и труженики тыла, и дети войны... Но разве они не заслужили, чтобы их вспомнили? Возможны и небольшие неточности в датах рождения – время и расстояние взяли своё.

Я родился в мирное время и являюсь ребёнком в третьем поколении после войны, но из уст в уста передаются военные истории нашей семьи на протяжении вот уже семи десятилетий. На сегодняшний день мне 27 лет. Вспоминаю, когда мы были с братом маленькими и почти каждое лето ездили на Украину к нашим родственникам. Чаще всего бывали у бабушки Тони.

Бабушка Тоня и военная история Моя бабушка по линии матери – Радчук (Мольчиц) Антонина Семёновна – родилась 26 июля 1932 года в селе Мульчицы Владимирецкого района Ровенской области. Есть смысл сказать о связи, которая существует в названиях села и фамилии. Здесь к тому же находится и речка под названием «Мулька». Говорят, что со временем буква «у» в фамилии «Мольчиц» сменилась на «о», а в названии села она осталась. Более точно эту взаимосвязь ещё предстоит выяснить потомкам. Антонина Семёновна была прекрасной рассказчицей, именно её истории в основном я и зафиксировал для своего рассказа. Чаще всего бабушка рассказывала с мельчайшими подробностями истории из своего военного детства. Ей было девять лет, когда началась война. До сих пор она отчётливо помнит одну невероятную историю, которая случилась во время войны. Её мама, моя прабабушка Анна, находилась на другом конце села на полевых работах. Вдруг неожиданно налетели немецкие бомбардировщики и стали обстреливать деревню. Бабушка Тоня схватила самую младшую сестрёнку Настю и побежала к своей маме. Чтобы до неё дойти, Северяне № 2, 2015

123

литературная гостиная | проза нужно было пробираться через болото. Они прыгали по кочкам, а вокруг них со всех сторон взрывались бомбы и пролетали снаряды – и всё мимо. Бабушка рассказывает, что ей было очень страшно, и она придумала, как спастись от немцев. Они с сестрой спрятались на кочке под кустом, укрылись большой шалью и стали ждать, когда всё это закончится. Им казалось, что таким образом немцы их не увидят и не убьют. Сколько они так сидели – она не помнит. Но помнит, что непрерывно читала молитву «Отче наш», и то, что снаряды летели вокруг да около, но их не задели. Когда самолёты улетели и всё закончилось, увидели бегущую к ним свою маму, прабабушку Анну. Волосы у неё были длинные, красивые и распущенные, а в руках платок, по дороге, видимо, и распустились волосы. Конечно же, Анна Автономовна долго плакала от радости, что дети остались живы. Бабушка Тоня рассказывала потом всем, как они спрятались от немцев, а прабабушка говорила, что выжили они благодаря молитвам, что их Господь Бог спас. Кстати, крёстной матерью бабушки была дочь местного священника. До сих пор для неё остаётся загадкой, как они с сестрой могли уцелеть, если рядом с ними всё взрывалось? Бабушке Тоне этим летом исполнится 83 года. В последние годы она потеряла память. Бывает, даже детей своих забывает, кого как зовут. Но вот что интересно: до сих пор по-прежнему в мельчайших подробностях рассказывает этот случай. Особенно у неё перед глазами стоит её бегущая мама с распущенными волосами и ужасом в глазах. И то, как падали бомбы вокруг неё и сестры и как они были уверены, что немцы их не видят под кустом, и потому эти бомбы в них не попадают. Я слушаю в который раз и думаю о том, как же сильно в памяти человеческой засело зло от тех военных лет, что даже при потере памяти остаются в мозгу эти выстрелы и воющие снаряды!

Военное и послевоенное детство бабушки Тони О чём ещё рассказывала бабушка? О том, как однажды она упала с лошади и еле осталась жива. Как тяжело работали в поле, по хозяйству, чтобы выжить, как воспитывали и растили младших сестёр и братьев, о трудностях, лишениях, голоде и холоде.

124

Северяне № 2, 2015

Голод и холод бабушка Тоня вспоминает с содроганием. Очень страшный голод! Рассказывает о том, как они ходили ночью на совхозные поля в заморозки и руками рыли землю, чтобы найти сырую картошку, оставшуюся после сбора урожая; как воровали ночью свёклу, чтобы хоть как-то прокормиться; как собирали на тех же полях по зёрнышку, опавшему на землю с колосков, ели тут же сырыми, и какими же вкусными они им казались; как варили борщ из крапивы и лебеды, как выпекали хлеб из чёрных отрубей и смеси растений, а потом никак не могли его разжевать; как ежедневно утопали в болоте, чтобы нарвать листьев аира болотного – молодые внутренние побеги служили им пищей. Очень опасно было в то время воровать на совхозных полях, даже если оставшиеся в замёрзшей земле овощи сгнивали, за малейшее воровство судили, отправляли в лагеря даже за несколько колосков пшеницы, сворованных из колхозного поля. Но, несмотря на такую страшную кару, люди всё равно шли в поля, потому что дома голодали дети. А у бабушки Тони в семье было восьмеро, все маленькие, бабушка с дедом Иваном были самыми старшими, а её отца, моего прадеда Семёна забрали на войну. Ещё бабушка Тоня рассказывала о том, как бомба разбила их землянку и уничтожила всё, как они остались без крова и одежды и как всем селом им построили «хатынку», зная, что на отца этих детей пришла похоронка и восемь детей остались сиротами. Много чего ещё рассказывала бабушка Антонина Семёновна, дай Бог ей здоровья! Я с ужасом пытаюсь представить, как они, дети войны, зимой ходили босиком, а вместо обуви наматывали тряпки, как стирали в проруби в речке зимой, как ходили за десятки километров со старшим братом за сеном и из последних сил тащили ночью вязанки для единственной кормилицы – коровы. Очень много жутких жизненных историй о войне. О лесовиках, партизанах, бандеровцах, о том, как сельские жители не могли разобраться, кто из них кто, потому что заставляли людей силой служить им, доносить на других, и как многие из них одинаково жестоко расправлялись потом, убивали и женщин, и детей. «Это было страшное время, в которое никому нельзя было верить», – говорит бабушка. Бабушка Тоня – известная в деревне певунья. У неё чистый, звонкий, очень красивый голос.

проза | литературная гостиная Чем бы она ни занималась – всегда поёт. К сожалению, она так же, как и многие в то время, не смогла выучиться, а то бы стала, наверное, большой артисткой. Она рассказывает много о своей молодости, как пела в сельском клубе и привлекала парней. А мама нам с братом, в свою очередь, рассказывает, как бабушка Тоня любила всегда по вечерам петь своим детям и не только колыбельные песни. К сожалению, голос бабушки Тони никому не передался по наследству, но многие поют очень даже неплохо. А по большим праздникам они запевали вместе с дедушкой Архипом, к ним присоединялись соседи, и всем было весело. Бабушка Тоня очень часто в своей речи употребляет разные пословицы и поговорки, особенно в воспитательных целях. Моя мама поневоле многое запомнила и теперь зачастую также говорит мне. Вот некоторые из них: «За терпение Бог даёт спасение», «Думал-думал – жить нельзя! Передумал – можно!», «Почему дурак? Потому что бедный! А почему бедный? Потому что дурак!». По-моему, в них содержится большой смысл. Память об отце своём, о его невероятной силе и мужестве в боях с гитлеровцами бережно передалась от бабушки Тони и нам, её внукам.

Прадедушка Семён и другие Прадедушка, отец моей бабушки Тони, Мольчиц Семён Степанович 1901 года рождения ушёл на фронт в 1943 году. Его отца, моего прапрадедушку, звали Степаном, а маму, мою прапрабабушку, Хаврония. Прадедушка Семён Степанович был пулемётчиком во время войны, погиб от взрыва немецкой бомбы в Прибалтике под Литвой. После войны в деревню прабабушке Анне пришло письмо от товарищей, которые воевали с ним. Они-то и рассказали о том, каким храбрым, невероятно сильным и мужественным был мой прадед Семён. Зная, что дома его ждут восемь детей и жена, он очень сильно хотел быстрее разбить немцев и вернуться к ним. Но война жестока. Его мечтам не удалось сбыться. Позднее из письма односельчане узнали, как погиб их сильный Семён. Вместе с другими бойцами он копал окопы – готовились к очередному сраже-

нию. Перед этим он ещё пошутил, что если вдруг начнётся бомбёжка, то спрячется за большим камнем. И когда немцы стали действительно бомбить, его и в самом деле нашли за камнем. Только камень не помог ему. Слишком тяжёлым было ранение. Прадедушка Семён умер на руках у своего друга. А камень тот положили на его могиле. Бабушка Тоня часто рассказывает о богатырской силе своего отца. Обычный кирпич он бросал далее, чем за сто метров в длину, она ещё и сама помнит, когда маленькой была, как односельчане его проверяли. До сих пор о его невероятной силе ходят легенды, как он однажды один вытащил лошадь, которая чуть не утонула в болотной трясине, хотя роста мой прадедушка был среднего, зато очень коренастый, крепкий. К сожалению, таким сильным больше никто из детей и внуков не родился. Говорят, что я похож на него. Конечно же, мне это очень приятно. Видимо, из-за тяжёлой послевоенной жизни, недоедания наследственность в роду постепенно атрофировалась. А жаль... Ещё у прадеда в семье, помимо него, были родной брат и две сестры – Анна и Антонина. Муж Антонины – Перчиц Иван Ефремович. Я его не помню, потому что был маленьким, а потом прадедушка умер. Мама говорит, что он прошёл всю войну, имел много наград, орденов и медалей (она их видела) и много рассказывал о войне, о своих ранениях. Детей с Антониной Степановной у них не было. Говорят, что виновата в этом война. Может быть, поэтому они содержали большой сад, всегда варили много варенья и угощали им других детей. Мама моя со своими сёстрами (моими тётями) Катей и Аней тоже там постоянно бывала, а за варенье они мыли этой бабушке полы. Иногда ночевали у них и рассказывали, что эти дед с бабой очень любили друг друга, жили дружно, не ругались и каждый день вечером после работы выпивали по рюмке красного вина, вспоминая при этом тех, кто не вернулся с войны. Умерли Иван Ефремович и Антонина Степановна в конце 90-х годов почти одновременно.

Прабабушка Анна и другие Прабабушка по линии матери Мольчиц (Зима) Анна Автономовна родилась 1 июня 1912 года. Умерла 12 июля 2003 года, на 92-м году. Северяне № 2, 2015

125

литературная гостиная | проза Маму прабабушки, мою прапрабабушку, звали Агафия, фамилия – Зима. Отец – Автоном. В семье их было семеро детей: Степан, Николай, Фёдор, Пётр, Ярина, Евдокия и самая старшая – прабабушка Анна. До ухода на фронт мужа Анны Автономовны, моего прадедушки Мольчиц Семёна Степановича, они родили восемь детей, от которых родилось 30 внуков, 81 правнук, а праправнуков уж и не сосчитать теперь. Потому что жизнь продолжается, потому что разбрелись они по всему белу свету... Сестра прабабушки Анны – Евдокия, по рассказам, была очень красивой молодой девушкой. Однажды недалеко от леса её поймали бандеровцы, сначала издевались над ней, изнасиловали, а затем жестоко убили. Но ещё более страшная смерть ждала её родного брата Степана. Он был председателем сельского совета. До сих пор передаётся из уст в уста история его мученической гибели от рук тех же бандеровцев. Бандеровцы, или «лесовики», как их называли по-другому местные жители, выследили его, поймали, очень долго издевались. Ещё пока он был жив, вырезали на спине звезду, потом убили и выбросили в лесу на съедение зверям. Такую цену он заплатил за служение советской власти. Некоторые бандеровцы не выдерживали жестокости своих же и уходили из банды. Онито и рассказали впоследствии односельчанам о страшной мученической смерти моего двоюродного прадедушки Степана. И сегодня, когда я наблюдаю за событиями в Украине, где Степана Бандеру превозносят как героя, мне очень больно и тревожно. За моих жестоко погибших родных, за сегодняшних, живущих там, за будущее Украины – родины моих родителей, за будущее России – страны, где я родился, где живу и работаю. Прабабушка Анна была из очень крепкой породы. В тяжёлые военные и послевоенные годы растила одна без мужа своих восемь детей. А к старости прабабушка Анна Автономовна не могла запомнить всех внуков и правнуков и постоянно путала имена и забывала, кто чей ребёнок. Можно сказать, что моя прабабушка прожила счастливую жизнь, хотя бы потому, что она никогда не была одна. Вокруг неё всегда толпилось как минимум с десяток человек: детей, внуков, правнуков. А когда приезжали редкие гости, как, например, мы – северные, то по возможности сходилась вся родня. И её

126

Северяне № 2, 2015

на всех хватало. В последние годы прабабушка Анна плохо слышала, но улыбка никогда не сходила с её лица. Такой мы все и запомнили её – всегда улыбающейся, доброй, искренней и гостеприимной. Я бережно храню фотографию, на которой я с моим младшим братом Романом рядом с прабабушкой Анной. Эту семейную реликвию я обязательно передам своим детям.

Мой дедушка Архип Иванович В деревне Мульчицы в Украине годом позднее бабушки Тони, в 1933-м, 4 марта родился дедушка Архип Иванович, родной отец моей мамы Полины Архиповны Росошик (Радчук). Бабушка с дедушкой родили и воспитали пятеро детей. Всего же у них 15 внуков и 7 правнуков. Когда мне было полтора года, в 1989 году, дедушка Архип умер от неизлечимой болезни, второй дедушка Владимир по линии отца тоже ушёл из жизни рано. Именно поэтому в памяти моей отложились в основном истории о войне, рассказанные бабушкой Тоней. Дедушка Архип не очень-то любил рассказывать о войне, по словам моей мамы. Он сразу становился грустным. Один из родных братьев дедушки Архипа – Радчук Степан Иванович 1926 года рождения – погиб в армии. Два родных брата дедушки Архипа воевали на войне. Самый старший – Радчук Дмитрий Иванович 1919 года рождения – родной брат дедушки Архипа Ивановича, отца моей мамы. В 1939 году 1 сентября Германия напала на Польшу, там он воевал, был контужен, попал в плен, освободился с плена, пришёл домой, а в 1943 году его снова забрали уже на войну с Германией. Дедушка Дмитрий был ранен в ногу, и его мобилизовали. Всю жизнь старые раны давали о себе знать. Ноги у него болели постоянно, он имел вторую группу инвалидности, долго прожить не смог – умер в 1974 году. Радчук Павел Иванович 1921 года рождения партизанил сначала в деревне Мульчицы и в соседней – Заречье, а потом ушёл на фронт в 1943 году, но уже в 1944-м погиб под Белоруссией. Несмотря на то что я не помню своего дедушки Архипа, рассказ о нём всё же заслуживает внимания. Как и бабушка Тоня, он был ребёнком войны и также испытал и голод, и холод. Дедушка Архип Иванович был очень

проза | Литературная гоСтиная талантливым. Он окончил школу (на то время семь классов) с золотой медалью. Его посылали учиться на художника, но, к сожалению, поехать не смог, не было денег. Тем не менее он всю жизнь рисовал. На родине у мамы, в семье его старшего брата, где когда-то жила вся их семья хранятся его картины, нарисованные масляными красками на полотне, а также портрет его отца, моего прадедушки Ивана, которого дедушка Архип нарисовал карандашом. Все говорят, что очень похож. Можно сказать, что дедушка Архип оставался художником во всём, несмотря на то что по профессии он был мастером по столярным работам. Его мастерство очень высоко ценили в деревне и за её пределами. В каждом втором доме деревни деда Архипа обязательно было сделано что-то его руками. Многие дома строились по его проекту и под его руководством. Мама говорит, что у дедушки была своя отдельная мастерская, и по ночам он постоянно что-то мастерил для односельчан. В основном это были окна, двери для новых домов, также кровати, столы, стулья, так называемые канапе – длинные скамейки с высокой спинкой, на которых можно было и сидеть, и спать. Больше всего мама помнит множество самых разнообразных маленьких деревянных скамеечек, стульчиков. Дедушка их мастерил соразмерно возрасту детей – у каждого была своя. Самая маленькая еле от пола отходила. Само собой, что все обращались с просьбами. За это удивительное мастерство и огромную работоспособность его односельчане очень уважали. Помимо всего, он ещё руководил бригадой строителей в колхозе. Мама и бабушка Тоня рассказывали, что когда он умирал, то не было человека в деревне, который бы ни посетил его, настолько велико было уважение к нему и признание его заслуг. Люди с благодарностью вспоминают дедушку по многим хорошим делам. В 1982–84 годах он реставрировал в своём селе Мульчицы церковь Святого Онуфрия (престольный праздник празднуется там 25 июня). Эта церковь, как и другие в советские времена, не действовала много лет. Рассказывают, что она за времена Великой Отечественной войны была очень сильно прострелена и, тем не менее,

уцелела, потому что ни одна немецкая бомба в неё не попала, – все падали рядышком в речку Мульку. Так что память о дедушке Архипе Ивановиче ещё долго-долго будет жить в народе, потому что напоминать о нём будут его добрые дела, которые он оставил после себя. Помню, как мы с мамой и папой ходили на кладбище, они показывали нам с братом могилы умерших наших предков. На некоторых из них были очень старые кресты, рядом большие деревья и могилы, почти сравнявшиеся с землёй, – тех, кто умер очень давно: прадедушки, отца дедушки Архипа Ивановича, Радчука Ивана (примерно 1898–1901 года рождения, прабабушки Пелагеи (1899–1902 г. р.) и многих других. Были среди них и места погребений младенцев, детей, умерших от голода. К сожалению, не было могил некоторых наших родственников и тех, кто пропал без вести. Грядёт великий и священный праздник – 70-летие Победы советского народа в Великой Отечественной войне. ПОБЕДА... С каждым годом это священное слово приобретает новый, более значимый смысл. В мае сорок пятого это была долгожданная победа советского народа над фашистской Германией. Сегодня, спустя семь десятилетий, слово «победа» звучит как символ созидательной, счастливой, миротворческой жизни. И все эти годы трепетно звучала тема героического подвига наших родителей, братьев, сестёр, дедов и прадедов. В далёкие сороковые каждый приближал её по-своему. Солдаты отдавали жизни на фронтах, крестьяне выращивали для армии хлеб, рабочие круглосуточно стояли у станков. В коротком, но торжественном слове «победа» – большой вклад каждого из них. В истории Отечества подвиг наших защитников навсегда останется живой легендой. Отрадно, когда в памяти юных поколений бережно хранятся рассказы свидетелей войны. И пусть наши строки будут посвящены победителям и освободителям, в них – гордость за них, благодарность им и признательность за наше счастливое детство.

Северяне № 2, 2015

127

Литературная гоСтиная | проза

щемит сердце в мае лилия юнкерова

олнышко уж пригревает, и по плешивым тротуарам, чистым от снега, легче ходить, и люди повеселели от приближающихся отпусков. Но отчего так щемит сердце и тянется рука к альбому со старыми фотографиями? Воспоминания захлёстывают друг друга. Вот радужное детство – я в белом платьице с льняными волосиками и торчащим вихром, который мама всё время приглаживает, слюнявя свои пальцы? Сама мама – весёлая, с синими глазами, в голубом платье с белыми горошинами. А кругом трава и цветы, рядом речка и много взрослых – бегающих, играющих и нестесняющихся, что ведут себя, как дети… Но потом пришла война. Жили мы тогда в Таджикистане, в городе Пенджикенте. Далеко была линия фронта, но чёрное крыло войны накрыло и нас. Во время войны мы почти не видели своих матерей – они работали в три смены. Мы, дети, были предоставлены сами себе – вшивые, немытые, худые, раздутые, как пауки, с большими животами. Ведь целыми днями мы ели что попало: конский щавель, паслён чёрный, клей на деревьях или сладкую голубую глину-гульбату. Людей косило, как траву, – малярия, тиф, дизентерия, туберкулёз. Нам повезло – мы выжили. Мне было легче, ведь мама работала в «органах власти»: МВД, исполкоме, военкомате и т. п. Она была грамотной квалифицированной машинисткой. Ей иногда приносили заказы извне. Поэтому нет-нет, да и появлялись дома то горстка риса, то мука или морковка. А однажды принесла мне щенка. Наверное, какой-нибудь «бабай» привёз с гор – в городе никакой живности не водилось, кроме

128

Северяне № 2, 2015

скорпионов, змей и плачущих в ночи шакалов. Некоторые с нашего большого двора ходили в горы за маленькими черепашками, тогда и мне перепадал зелёный супчик. При всех тяготах жизни были и юмористические эпизоды. Для отопления кабинета маме выделялись дровишки. Уходя с работы, она тушила недогоревшие полешки, заворачивая их культурненько в газету и уносила домой. Однажды бегу я рядом с ней (мама ходила очень быстро), вижу, из маминого свёртка вьётся сзади дымок. Этакая сценка – идёт дама в горжетке, модной шляпке, а из-под мышки дымок валит. «Мама, у тебя сзади дым идёт», – говорю я. Перевернув свёрток, мама спешно стала тушить свою драгоценную ношу. Подобного рода «юмор» был очень опасен и карался бы законом, как кража казённого имущества. Наверное, кроме чёрной войны, над нами летали наши ангелыхранители. Перебираю мамины фотографии. Вот ей пятнадцать лет – под пышной копной волос упрямый взгляд. А вот мама старше – стильная и модная, уверенная и смеющаяся, а вот уже со мной – фото 65-летней давности. Нет модных изысков в её внешности – спокойное, почти усталое лицо, но своему вкусу она осталась верна, создав некий образ своей доченьке. Открыто смотрим мы на мир, не ведая, какие испытания нас ждут. Впереди была война. Пережито много. Но я помню всё лучшее, что было в те годы. Голод, болезни, нужда не мешали людям петь песни, смеяться, плясать, сочинять озорные частушки про Гитлера и фашистов, писать письма в стихах на фронт. Вспоминаю наш многолюдный двор – маму с гитарой или гармошкой и её любимую песню «Бьётся в тесной печурке огонь...», подпевающих женщин и в общем кругу, нас – босоногую, голопузую ребятню, вынесших из военного детства лучшие черты: терпимость, выносливость, жизнелюбие и доброту.

проза | литературная гостиная

Голод Анатолий ВЕРЕМЬЁВ

опоставляя два ми ра – нынешн ий и привоенный, середину и конец ХХ века, я как будто вижу разные измерения пространства, об этом и рассказывать страшно. Разве знает нынешнее поколение голод? То, чем сейчас пугают, не более чем театральная игра... Мы, дети войны, знали настоящую цену хлеба... Жаль, не хватит оставшейся жизни описать всё, что помнишь. Целая эпопея выпала на мою долю! Дал Бог испытать на своей шкуре историю, смену эпох, смутное время, когда прошлое кончилось, а будущее никак не начнётся... Разве такое забудешь! С 1945 года каждое лето мы ездили с матерью в Брянск, куда перебрались наши главные родственники, две мамины сестры – Дуся и Аня. Ездили со станции Сухиничи иногда товарняками, лёжа на пустой платформе, чтоб милиция не засекла, а много раз на подножках пассажирского поезда. Тогда только появились первые, так называемые цельнометаллические вагоны – их пустили на скорые поезда, а старые вагоны имели три «просторные» ступеньки, на которых иногда помещались до десяти человек с мешками. Как-то несколько остановок с нами ехал инвалид войны, комиссованный безрукий солдат. При всём нашем старании мы ему выделили площадку, где поместилась лишь одна ступня «служивого», а единственной рукой он держался за поручень и практически висел на подножке. Я, как все, очень боялся, что солдат сорвётся и разобьётся. Несколько человек придерживали его за окопную шинельку, что есть силы. Но, видно, единственная рука была у него крепкая и Бог его миловал. Запомнил я на всю жизнь небольшую станцию со странным названием Зикеево. Уж больно необычно детишки на этой станции просили милостыню. Слышал я это несколько раз, и всё время пацаны выступали в одной тональности. Несколько оборванцев, четверо или пятеро, бежали вдоль стоящего две минуты поезда и не просили,

а пели, завывая, как кликуши, хором, жалобно, со слезой: – Тётенька-а, а тётенька-а и дяденька-а, дайте кусочек хлебушка-а, хоть корочку-у-у... А тётенька-а... Хоть корочку-у-у... Пацаны бежали вдоль вагонов, и у кого была эта самая корочка хлеба, тот не мог им не дать... Не буду я описывать разгромленный до последнего дома освобождённый Брянск, особенно Брянск-2, Фокинский, рассказывать о тёте Дусе, жившей не хуже партизан в землянке, о пленных немцах, построивших город заново. Правда, не могу промолчать, о чём не было никаких сообщений, – кинотеатр «Победа», построенный немцами году в 47-м рухнул, под сводами перекрытия погибло больше двухсот человек, и говорили, что немцы специально так сделали балки, что они сорвались и сломались, когда пленные уже были отпущены в свою Германию... В Мещовске милостыню никто не просил. Но разговоры о хлебушке тоже вели. Идём мы по улице с Витькой Красильниковым в самую осеннюю хлябь, которая в Мещовске, не знавшем асфальта, была не хуже какого-то там Миргорода, я и спрашиваю: – Вить... А вот если бы прямо в грязи лежала корочка хлеба. Ты бы стал её есть? А?.. – Глупый же ты, Толька, – говорит Витька. – Какой же дурак бросит корку хлеба в грязь ?! Сам подумай... Действительно. Я до сих пор всё думаю, какой же дурак бросит хлеб в грязь?.. Простые дети военных лет, естественно, исключая элиту, поголовно приобрели неправильный обмен веществ и малокровие. Синие мы были не по благородству происхождения, как вырождающееся сословие с голубой кровью, а от постоянного недоедания. Меня, например, замучили постоянные «ячменцы», чирьи и вдобавок ещё носовые кровотечения. Кровь носом шла у меня без пропуска каждое утро, когда я ополаскивал лицо и смывал заскорузлую за ночь тонкую корочку на своих слабых сосудах, иногда днём – при резком наклоне или даже вдохе-выдохе. Иногда без причин вдруг начинала кружиться голова, и я не ошибался, зажимая пальцами нос. Случалось такое и на уроках в классе. Я вставал и знаками показывал учителю, что мне нужно выйти. Учителя доброжелательно разрешали. Постояв в коридоре с поднятой к потолку головой, а потом омыв лицо Северяне № 2, 2015

129

Литературная гоСтиная | проза в туалете, я возвращался в класс, и большинство одноклашек смотрели на меня жалостливо, но кое-кто и презрительно... Я словно со стороны вижу себя, мальчишку, бегущего по родной улице домой, размазав кровь из носа по лицу... Но мы были гордыми, мы были честными, готовые скорее сдохнуть с голоду, чем украсть. И непонятно мне, как можно голодать, если у тебя есть хлеб и ты его можешь жрать сколько хочешь? Мы ведь всё детство тайно завидовали только тем, кто ест хлеб досыта. С 6 лет я усвоил, что у меня есть определённые обязанности для того, чтобы не голодала семья. И я вместе с ней. Люди ели лебеду. Мы её даже не пробовали, потому что я знал, где хорошо растёт щавель, и ежедневно приносил определённую мне норму – небольшой холщовый мешочек. Были случаи, заиграешься на улице и вдруг вспомнишь, а щавель-то в Малаховке не нарвал, а идти туда неблизко, и можно не успеть до темноты. Тогда грешным делом я бежал в сторону кладбища. Честное слово, на могилках я щавель не рвал, но не очень далеко от них – приходилось. Люди ели «тошнотики» – так назывались у нас лепёшки, сделанные из перезимовавшей в земле картошки. По весне перекапывали свои и чужие огороды и собирали полусгнившие клубни. Мы таким делом не занимались, потому что семья была большая, работоспособная, мы сажали и накапывали по осени столько картошки, чтобы хватило до следующего урожая. На нашем глинистом участке попотеть, конечно, приходилось, но никогда мы без картошки не бывали. «Тошнотиками» угощала нас соседка в доме по улице Сталина, 7, тётя Лиза. Я пробовал, что это такое, голод не тётка, но «тошнотиками» сыт не будешь. Когда начинались грибы, я ходил за грибами, поспевали орехи – собирал с приятелями орехи, настоящие, лесные, которые теперь не по-нашему называют «фундук». Лес с орешником был в Михайловке, за 7 км от города. Тащить мешок, привязанный верёвками, было нелегко, отдыхали по дороге. Однажды в лесу нас с Витькой Красильниковым застал дождь с грозой. Мы спрятались от ливня под большим деревом. Рядом оказалось дерево повыше нашего, что нас и спасло. В него шарахнула молния. Нас оглушило взрывом, а когда очухались, увидели – дерево рядом расщеплено словно гигантским топором от верхушки до самого комля. Когда бояться стало поздно,

130

Северяне № 2, 2015

мы, как чумные, в страхе отбежали от притягивающих молнии деревьев на поляну и там сразу промокли до самых своих костей. Потом долго сушились на выглянувшем из-за туч солнышке. Сняли с Витькой всё, включая трусы, и исполняли танец дикарей, заодно согреваясь. В стороне Мещовска грохнуло подряд несколько сильных взрывов. Они чем-то отличались от ударов грома. Я сказал Витьке: – Может, Мещовск бомбят? – Ты что, за линией фронта не следишь? – возмутился Витька. – Наши войска уже границу перешли, в Польше воюют, скоро войне конец, а ты думаешь, что немцы прилетят специально бомбить наш любимый Мещовск. На хрен мы им нужны? – Действительно... – ответил я. Но, когда мы подошли к городу, я уговорил Витьку идти к дому не короткой дорогой по старому мосту, а по «большой», по главному каменному мосту. Мы и пошли. Подошли к мосту, а моста-то нет! Огромный красивый арочный мост через невеликую нашу реку Турею, мост, по которому хорошо было гулять (и уж обязательно с него половина населения города наблюдала весеннее половодье), в этот день взлетел на воздух. После освобождения Мещовска в 1942 году военное командование, вероятно, в отличие от народа не очень-то верующее в невозвратность наших побед над врагом, на всякий случай этот стратегический мост заминировало. Все забыли про это. Правда, на мосту всегда стоял часовой, а то и два. Проверяли машины, идущие на Серпейск. В эту запомнившуюся грозу молния шарахнула в одну из мин, сдетонировали другие, и моста больше не стало. Камнями покоробило стены домов, стоящих от него метров на сто. А ближе домов не было. Никто не пострадал, кроме часового, даже останков которого никто не видел. Взорвавшимся мостом на время перегородило Турею, начала скапливаться вода, образуя водохранилище, и мы прошли по обломкам, как Христос, «яко по суху». В толпе у разрушенного моста нас скоро нашли моя мама и тётя Маруся, мама Витьки Красильникова. Они за нас боялись, потому что знали нашу привычку пережидать дожди под одной из арок прекрасного моста. К нашему счастью, дождь нас застал раньше, чем определил Господь время гибели этой достопримечательности города. Обрадованные, что мы живы и невредимы, родительницы нас даже не ругали.

проза | Литературная гоСтиная

мой дед – моя история

огда мне было семь лет, мы жили в маленьком посёлке на Донбассе. Аккуратные мазаные хатки, покрытая щебёнкой дорога, гуляющие коровы по узким улочкам и злые гогочущие гуси. Вот так мне запомнилось то время. С каждым приходом весны наш посёлок оживал вместе с природой. Старенькие бабушки и дедушки выбирались из своих хат и гордо восседали на лавочках. Вот и мой родной дед с приходом весны выбирался из дому, ковыляя во двор на своё любимое место под яблоней. На нём всегда были надеты старенькая, затёртая до дыр фуфайка и огромная не по размеру кепка. Дед садился на лавку, рядом ставил свою клюку, доставал папиросу и мог часами, прищурившись, смотреть в небо, смакуя во рту неприкуренную папиросу. Вот таким я его запомнила в обычные будни, но, когда наступал День Победы, дед преображался. Он надевал свою идеально выглаженную форму с орденами, сбривал бороду, душился тройным одеколоном и, выправив спину, шёл на парад, оставив свою клюку дома. Сейчас у меня сложилось такое впечатление, будто дедушка жил благодаря этому дню, Дню ПОБЕДЫ. Он ждал Девятое мая из года в год, как сейчас ждут наши дети Новый год... Мы, маленькие ребятишки, тоже ждали этот день. Больше всего меня впечатляла окружающая обстановка. Присутствие в душе у каждого человека чувства счастья и радости, приветливые улыбки, нарядные люди, поющие песни про победу под звуки гармони и, конечно же, вечерние рассказы деда о войне. Их я ждал больше всего. Каждый раз после парада он собирал нас с ребятишками на своём любимом месте под яблоней и разрешал задавать интересующие нас вопросы об оружии, о технике, о бомбёжках, о голоде – о войне. Мы всегда сидели с открытыми ртами и слушали, как дед рассказывал о своих геройски погибших товарищах, об умирающих

евгения юнуСова, 14 Лет, детСкая шкоЛа иСкуССтв, г. СаЛехард. руководитеЛь е.и. артемьева

вероника Палажай

от голода в блокаду Ленинграда женщинах и детях, о замученных людях в концлагерях, о том, как он дошёл до Берлина с чувством выполненного долга перед Родиной, перед своей матерью, которая погибла во время фашистской оккупации, перед всеми погибшими товарищами, перед всеми живыми родными и близкими, перед самим собой. Теперь, когда моего дедушки уже давно нет в живых, я с благодарностью вспоминаю все его рассказы. Для меня он не просто герой Великой Отечественной войны, для меня он история моей семьи, моей Родины, моя история.

Северяне № 2, 2015

131

литературная гостиная | поэзия

Антология одного стихотворения Владимир Герасимов

Нина Парфёнова

Моей России

Люблю Россию просто, объяснимо. И, не кривя душой, могу сказать – Люблю её, как женщину, ревниво, Люблю Россию, как родную мать. И той любви не изменю вовеки, За счастьем за бугор не побегу, Там всё чужое – небеса и реки, Там ни дышать, ни думать не смогу! Душа моя пропитана Россией, Другой России нет на всей земле! Она во мне живёт росинкой синей, Берёзкой белоснежной на холме. Меня пленят великие просторы, Суровый ветер северных морей. Опять печаль в моём осеннем взоре – Я снова провожаю журавлей… И в этот миг собьётся сердце с ритма, Присяду на скамейку не спеша… Россия – моя Родина, молитва, Где настежь открывается душа!

Юрий Агапитов

***

Ольге Берггольц Быть может, я приду ещё сюда – Не скоро, через год иль через два. И буду снова долго-долго здесь стоять, И буду снова про себя стихи читать. Гвоздики красные я принесу Вам вновь, Я расскажу Вам про свою любовь. Я Вам прочту своих стихов чуть-чуть, Вы посоветуйте мне что-нибудь… Спасибо Вам за то, что были Вы, Что перед смертью не склонили головы. Я к Вам приду, я к Вам прийти должна. Какая здесь сегодня тишина… г. Ленинград, Волково кладбище, 1982 г.

Александр Первушин

***

Как смерч налетев, подняла, закружила по пыльным дорогам война девчоночку ту, что ещё не забыла у кукол своих имена.

В позабытом людьми переулке, Где давно не шуршала метла, Ветеран собирает окурки, Не докуренные дотла.

Ещё не испытаны губы помадой. Ведь детство давно ли ушло? На девичьи плечи наждачной бумагой сукно гимнастёрки легло.

Он когда-то дошёл до Берлина, Защищая безжалостных нас, Он крутил самокрутки под Клином, А под Веной курил «Голуаз».

Пока веселятся, смеются девчата, на курсах бинтуя себя. Не знают они, как из раны солдата всю кровь выпивает земля.

Ну а нынче в глухом переулке… На покой бы! Да где он, покой? Ветеран собирает окурки, Прикрывая медали рукой.

В безлунную ночь их умчат эшелоны навстречу боям и смертям. Они разбросают девчонок-«сестрёнок» По ротам, полкам и фронтам…

132

Северяне № 2, 2015

поэзия | литературная гостиная Владимир Мостипан

***

На фотографии я весь: Босой, в штанишках, видом жалкий… Какой там пыл. Какая спесь. А рядом мама в полушалке. Братишки рядышком, сестра. И на подходе… похоронка. Всё чаще снится по утрам Та – лихолетия сторонка. На фотографии войны, Ушедшей и давно минувшей, Живут разрывы тишины И годы боли неуснувшей.

Галина Суфьянова

Запишите меня... Запишите меня в батальон, Запишите меня в 41-й. Проплывёт в синеве вальс «Бостон»… Прочь душа, остаются лишь нервы, Что впиваются в сжатый кулак, Словно вожжи. Шагну добровольно В ад кромешный, где время атак Омывается смертью и болью. Запишите меня в батальон, В тот, чьи парни уснут под курганом. Ржавый крест да простой медальон, Ну а в нём Богородица – мама. Где все братья и сёстры равны Перед небом равны и землёю… Под курганом глазницы войны Окропятся солёной слезою. Запишите меня в батальон, Чтоб пройти вместе все круги ада, Чтоб низвергнуть врага на поклон, Чтоб узнать, сколько стоит награда, Чтобы жить, не жалея о том, Что последней иду, а не первой… Запишите меня в батальон, Запишите меня в 41-й.

Ян Юзу

День рождения Победы Майский день, и за окошком Все торопятся немножко, Ведь с утра звенит труба, Где седые музыканты, Эполеты, аксельбанты, Значит, нам туда пора. Словно соткан мир из света, Словно с нами вся планета, «Что за наваждение?» – Я спрошу сегодня деда, Он ответит: «У Победы День рождения!» День рождения Победы! День рождения Победы! Радость взрослых и детей! День рождения Победы! День рождения Победы! Слёзы бабушки моей. В День рождения Победы! В День рождения Победы! Мы букет подарим свой – Шестьдесят ромашек классных, Пять гвоздик пурпурно-красных Для Победы дорогой! Рассказал дед, что бывает У Победы дорогая, очень тяжкая цена, Всё для фронта, дни и ночи Шли в атаку, между прочим, Чтоб жила наша страна. Словно сделаны из стали, До Берлина дошагали, И сегодня, посмотри: Несмотря на свои раны, С нами наши ветераны С сердцем молодым в груди.

Северяне № 2, 2015

133

литературная гостиная | поэзия Валерий ХАЛАНСКИЙ

Я с войны домой пришёл… В синем небе пролетел журавлиный клин, Я с войны домой пришёл и стою один, Не встречают у крыльца, не зовут за стол, Через всю войну домой я напрасно шёл. Я жену хотел позвать, не пришла она. Забрала мою семью злая тишина. Моих дочек, сыновей смерть повыбила, От открытых, от дверей в доме выстыло. Я упал лицом в траву, мать-сыра земля, Ты верни моих детей, умоляю я. Жизнь мою бери в заклад, я уже пожил, Только ветер во степи покачал ковыль. Я тогда к воде пошёл, стал её просить, Но не может мне она милых возвратить. Тех, кого взяла война, воскресить нельзя. Знать, остался на земле сиротою я. В синем небе пролетел журавлиный клин, Я с войны домой пришёл и стою один…

Елена Моисеева

Мы боимся войны… Мы боимся войны, а она В генной памяти спряталась где-то, И фантом сорок первого лета К нам сегодня приходит во снах. Мы боимся войны… И опять Плачет прадед, друзей вспоминая, Что наград и медалей не зная, Шли под пули врага – умирать. Мы боимся войны… Сколько лет Жили все фронтовыми вестями, И дороже всех благ каждой маме Был простой треугольный конверт. Мы боимся войны… А она В генной памяти спрятала где-то Взрывы бомб, канонаду огня И весны сорок пятой рассветы…

134

Северяне № 2, 2015

Ольга ОКОНЬ

Не грусти, ветеран, пожалуйста Вот и снова праздник на улице, Ветерок играет листвой, И тебе, ветерану, кажется, Что сегодня ты молодой. Молодой, в гимнастёрке с погонами, Ты держал в руках автомат, И в любую минуту броситься В бой за Родину был ты рад. Тебе очень хотелось победы, Возвращения с фронта домой, Ну а мама ночами молилась, Чтоб вернулся сыночек живой. Сотрясались земля и небо, Полыхали в огне города, У тебя на глазах седели Боевые твои друзья. С каждым днём всё больше товарищей Оставалось в сырой земле, Только сердце от боли сжималось, Ты не думал о личной судьбе. Как хотелось любить и верить, И цветы любимым дарить! Как хотелось любой ценою До победы просто дожить… Перед пулями ты не кланялся, Гнал бесстрашно на запад врага, А теперь тобой восхищается Вся родная твоя страна. Закалённый в битвах, со шрамами, Ты сегодня у нас герой, Не грусти, ветеран, пожалуйста, Оставайся всегда молодой!

поэзия | литературная гостиная Александр Остроухов

***

Устало взвод средь тишины Травы коснулся на привале, Уснул в объятиях весны В земном душистом покрывале.

Разрезал сон шипящий свист, Сорвалось с губ: «О, боже святый!..» Рассвет в последний раз повис, Умолкли трески автоматов.

Скатилась долгая война В затон повисшего затишья. Цвела четвёртая весна, Был редким день для передышки.

Над полем дым стелился вскользь, В весну влетали птицы клином, И жизни, битые насквозь, Умолкли в криках журавлиных.

Никто не знал своей судьбы. Что новый день ещё отпустит? Как перед боем – быть не быть – И в полный рост шагнуть за бруствер.

Взвод вновь в строю однополчан Одну судьбу на всех разделит... За них минуту помолчат, Земля им пух травой постелет.

И вновь отчаянный бросок, И снова взвод идёт в атаку... Солдаты спят. Но даже в сон Ворвался дым кровавой драки:

Средь тополиной тишины Легло, как саван, покрывало. Спал взвод. Четвёртый год войны. И солнце в пламени вставало.

Клыки изодранных мостов, Гарь блиндажей, окопов шрамы, И средь развалин городов Чернеют выжженные храмы. Кровоточит земля отцов, Над нею тенями проплыли Все лица канувших бойцов, С кем вместе горький хлеб делили. Они в седую даль зовут, И так туманны эти лица... Но, как бывало наяву, Идёт живая вереница, И нескончаем этот строй, И будто с ними вспоминаешь Последний миг, последний бой, Когда грядущего не знаешь. И эта явь в виски стучит Предчувствием каким-то странным – Как в сказке, в пламени печи Горит солдатик оловянный...

Игорь ВЛАДИН

Солдатам Отечественной Трепещут гвардейские ленты На древках склонённых знамён. В пунцовых цветах – монументы, Звучит поминальный канон... Застыла в печали Россия Над прахом своих сыновей. Молчат ветераны седые. Чтя память погибших друзей. Их Бог сотворил не из стали, Их святость от грешной земли. Они о победе мечтали, Но в грешную землю сошли. Гордитесь, солдаты седые, Былинной судьбою своей. Вовек не забудет Россия Бесстрашных её сыновей! За то, что вы славой покрыли Полотнища гордых знамён, За то, что себя не щадили, Примите земной наш поклон!

Северяне № 2, 2015

135

литературная гостиная | поэзия Михаил Гуменюк

Полина Росошик

Зов земли Сквозь мятежность расстояний и времён Снова слышен горький стон земли родной, В сердце, раненном осколком вековым, Дремлют горести, рождённые войной. Зовёт и просит нас земля: «Не надо ужасов войны! Наденьте на меня покров благословенной тишины, Зажгите яркий свет добра в горниле мира и любви – Грядёт священная пора Российской матушки-земли!» Умывается слезами по утрам, За детей своих в покорности скорбит, Исцеляясь покаянием души, Сбросить кровь и пыль веков земля спешит. Внемля всем твоим страданьям, в небесах Тихо плачет Божья Матерь над тобой. О земле Её молитва и печаль… Сколько слёз, тоски и боли, Боже мой! Зовёт и просит нас земля: «Не надо ужасов войны! Наденьте на меня покров благословенной тишины, Зажгите яркий свет добра в горниле мира и любви – Грядёт священная пора Российской матушки-земли!»

***

Пылала Родина в огне – Тень пепелищ да мрак. И черным вороньём над ней Кружился подлый враг. От вражьих кованых сапог, От града пуль и мин Земля стонала, смрадный смог Висел, как балдахин. Мы, отступая, жгли мосты, Свой оставляя дом, Простит родная, мать простит, Нас осенив крестом. Так было надо – отступать, Чтобы страну спасти. Пришлось нам многих потерять И боль в сердцах нести. Прощаясь, кланялись сыны: «Двум не бывать смертям! Пасть за Отчизну – нет вины, Мы воротимся к вам!..» Смерть не щадила никого, Косила тут и там. От гор Карпат до берегов Морей, по всем фронтам. В боях был длинным путь назад, Без отдыха и сна. Был Сталинград, Берлин, ПАРАД – ПОБЕДА! МАЙ! ВЕСНА! Пал враг – повергнут и казнён, Народы спасены. Полотна вражеских знамён, Как нечисть, сожжены. Нет битвы доблестней в веках, Мир озарил салют. В полях сражений, на лугах Вновь соловьи поют... Смолкнут фанфары громкие, Стихнут былые раны, Слыша трёхкратное, звонкое: «Слава вам, ветераны!»

136

Северяне № 2, 2015

поэзия | литературная гостиная Надежда Иванова

Дмитрий ТРОЙНЕВ

Минута молчанья

***

Думал, всё – отгремела война, И сирень заметёт мои раны, Только вновь в моё сердце она Продолжает стучать неустанно. Не залить сердца горький пожар Ни слезами и даже ни водкой – Этот майский весенний угар Бьёт по сердцу прямою наводкой.

Минута молчанья. Лишь в рощах поют соловьи. Минута молчанья – застывшие шрамы земли, Минута молчанья – зарницы сгоревшей зари, Минута молчанья – затишье минувшей войны.

Ты прости, что остался я жить. Без тебя я встречаю рассветы. Не сумел я тебя защитить От военного жгучего ветра.

Там, где когда-то гремели бои, Где смертью поля перерыты, Где каждая пядь нашей грешной земли Кровью солдатской умыта, Нам обелиски молча кричат О памяти павшим не ради наград, В бою заслонивших Россию собой! Земля пусть им пухом и вечный покой.

Ты прости, что холодный металл, Беспощадный, слепой и жестокий, Вас двоих в мирной жизни догнал, Оборвав дня рождения сроки.

Остановитесь и помолчите! Прочтите надпись на граните, Осталась память без имён и дат, Два слова всего: «Неизвестный солдат».

Ты, ещё не рождённый на свет, Не познавший ни счастья, ни горя, Не успевший сказать «да» и «нет», В материнской остался утробе.

Обелиски стоят вдоль дорог фронтовых. Звёзды светят им с неба устало. Вышло так, что не знаем, кто под ними лежит, Даже имя для всех общим стало. Обелискам дано вечно память хранить Обо всём, что для нас ныне свято, О всех тех, кого время когда-то давно Назвало неизвестным солдатом.

И теперь лишь ромашковый куст Да вдали васильковые сини Помогают унять боль и грусть О моём неродившемся сыне.

Григорий РЕВЗИН

***

Ну а если собрать все медали и все ордена, Чтоб от скорбного звяканья всех орденов и медалей Нам предстала такая ВОЙНА и такая ВИНА, И такое количество неистребимой печали. Чтоб от скорбного блеска медалей и всех орденов Ослеплённый рассудок людей взвопил на планете, Чтоб услышали все, и ещё не рождённые дети Услыхали в утробе стенания плачущих вдов. И тогда оглушённые звоном наград всех народов и стран Мы увидим, как будто впервые – Над землёй проплывает сиренево-нежный туман, И растут на земле и хлеба, и цветы полевые.

Северяне № 2, 2015

137

литературная гостиная | поэзия Александр ЗИНЧЕНКО

Владимир СЕРёГИН

О войне, о победе

День Победы

Говорят о войне, о победе всё сказано, Монументов и памятников не перечесть, Поколение выросло и состарилось, А скольким героям не воздана честь.

У горы, горы Поклонной, Вдалеке от славных стен Ветеран сидел преклонный, Шапку бросив меж колен.

Дни Победы юбилейные Отмечает цветной календарь, Салют, демонстрации многолюдные, Ветеранам на праздник медаль…

Опустив глаза пустые, Инвалид на жизнь просил, Волоса его седые Ветер мягко шевелил.

Сплав современный под позолотою, Даты и профиль вождя, Слов благодарности фраза короткая Каждой медали дана.

Не желая быть публично, Книзу голову клоня, Он скорбел о жизни личной, Смерть свою в сердцах кляня,

А ордена, что в бою заработаны, Скромно колодкою вряд… Мало осталось героев, живущих, И годы как птицы летят.

Что взяла к себе не сразу, А семью, родимый дом, Не моргнувши даже глазом – Все давно на свете том.

Скоро и тех, кто войну только видели Или трудились в тылу, Горка останется – время безжалостно… Кто будет помнить войну?

На душе сплошная рана, По друзьям щемит тоска, Их накрыла слишком рано Толща мёртвого песка.

Хочется верить, что поколения, Выросшие после войны, Помнить будут победителей, Жизнь и свободу ценить.

Он в бою не знал позора, За страну познал он стыд: Без тепла и без призора Горе мыкал, не был сыт.

Помнить и чтить, а слова благодарности Пусть превратятся в дела, Радость в глазах, уходящих в бессмертие, Награда живущим во все времена.

И затих. Видать, сморило. И закрыл глаза рукой. Вон монетка укатила… Горечь жгла щеку слезой. …В небе жёлтая заплата – То печальница – луна, Об ушедших всех когда-то Скорбно грусть лила она. Уподобившися злату, Осияла светом даль Одинокому солдату Та, последняя, медаль.

138

Северяне № 2, 2015

поэзия | Литературная гоСтиная александр амитан

сорок пятый Сорок пятый, сорок пятый, сорок пятый… Ход войны закончился проклятой, И умолк снарядов жуткий вой, Но с войны не все пришли домой. Сорок пятый, сорок пятый, сорок пятый… Где вы, неизвестные солдаты? До сих пор глаза слезой полны У великой матери-страны. Сорок пятый, сорок пятый, сорок пятый… Ты остался памятною датой. С грустью рюмку водки мы нальём, Стоя, всех погибших помянём. Сорок пятый, сорок пятый, сорок пятый… Оставайся памятною датой! Для тебя – минута тишины. Главное, чтоб не было войны.

николай усатенко

Память детства И меня война не обошла, Без отца оставила, без брата. Пролетела в воздухе граната И всю жизнь мою подорвала. На всю жизнь оставила в наследство Жалкое: «Коляня-сирота», Горькое, залатанное детство И игру под крики: «Та-та-та!», Без ноги соседа дядю Ваню И разбитый клуб на пустыре... Снилось: танк фашистский я тараню, Немцы пса пинают во дворе... Двор большой – площадка «Вторчермета», Вся в холмах из касок и штыков. Под копрами ахает планета: Миллионы лучших мужиков Не вернулись, не дошли до дому, Не вернулись батя мой и брат... Люди мира, бейте же в набат, Никогда чтоб не бывать такому!..

людмила Павленко

***

Гора Воронья. Подступ к Ленинграду. Январь, Крещение, сорок четвёртый год – Там шли бои по снятию блокады, Где враг стоял у Пулковских высот. Ударом в лоб – не взять Воронью, точно, Гора крутая – вверх не заползти, И было решено, что лучше ночью В обход – болотом, с тыла обойти. И подсобили, будто занемели, Не оставляя звука и следа, Тягучие болотные купели, Крещенская студёная вода. Лихая командирская задумка Удачей обернулась для солдат, И что там дальше – думать было жутко, Но всё ж заданье выполнил отряд. И политрук, слывущий атеистом, И с пополненья взятый камчадал, И прочие – за помощью к Пречистой, Кто как умел – по-своему взывал. А дальше – бой. Растянуты мгновенья, Но в танках подкрепленье подошло, И путь открыт, и ждут освобожденья Мариенгоф и Красное Село. Вороньи крики заблудились в стенах Сплошного смертоносного огня, И леденела кровь в застывших венах, И плавилась железная броня. Чрез много лет, увидев на экране На память тех боёв – мемориал, Мне, брат отца, добрейший дядя Ваня, Про то, как он там выжил, рассказал.

Северяне № 2, 2015

139

как СЛово наше отзовётСя

Победа – на все времена!

от и последняя страница номера, посвящённого 70-летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне против гитлеровской Германии. Вон сколько внештатных авторов, постоянных читателей, наших личных друзей, совсем молодых и не очень, откликнулись на призыв поделиться накануне славной юбилейной даты своими мыслями и чувствами, вспомнить о родных людях, прошедших нелёгкими фронтовыми дорогами или самоотверженно трудившихся в тылу для её приближения. Ваши отклики – душевный порыв, яркое свидетельство тому, как близко и дорого вам то, что происходило без вашего непосредственного участия более семидесяти лет назад. В письме Эдуарда Ляшенко из Екатеринбурга читаем: «Редакция «Северян» очень помогла мне, поскольку я всегда чувствовал свой долг перед рано ушедшим отцом, многотрудная жизнь которого протекала на моих глазах. И здесь, надеюсь, хоть как-то смогу его отдать». Я верю в искренность и этих слов, и всех остальных, но меня, по долгу службы первого читателя приходящих в редакцию материалов, смущает в них один момент – некая закономерность в невольном или сознательном искажении отдельных исторических фактов. Мы стыдливо и уже привычно избегаем называть нашу страну Советским Союзом или СССР, а народ – советским. Коллективная память, чрезвычайно зависимая от изменений в обще-

140

Северяне № 2, 2015

стве, стремится вырвать «позорные» страницы нашей истории (а вместе с ними наши победы и достижения!), подменяя их разными модными нынче понятиями. Осознаем ли мы, что не переименование улиц и городов, не переписывание школьных учебников истории, не съёмки очередного далёкого от правды художественного фильма о войне, не пышные празднества и красивые слова есть память о настоящем героизме, а обеспечение достойной старости ветеранам и счастливого детства будущим поколениям, ради которого шли в огонь наши деды? Поймём ли, что надо вести себя достойно победителя, чтобы оставаться победителем? С именем Олега Газманова, к поклонникам которого не могу себя причислить, у меня ассоциируются в первую очередь эти строки из его зажигательной песни: «Я рождён в Советском Союзе, сделан я в СССР». А из песни слов не выкинешь! А вот армию в годы войны почему-то многие называют советской. Но любому прилежному школьнику известно, что днём создания РККА (или просто Красной Армии) принято считать 23 февраля 1918 года, а официальное переименование её в Советскую армию произошло уже после войны – в феврале 1946 года. Много ошибок допускается в названиях орденов и медалей за ратный и трудовой подвиг. Более же всего меня повергло, как модно сейчас говорить, в шок словосочетание «российские солдаты-освободители». В дни празднования Победы мы вновь будем смотреть совершен-

но потрясающий фильм Леонида Быкова «В бой идут одни старики», хотя знаем его наизусть. Он о любви и верности, святой ненависти и нерушимом боевом товариществе, а также о братстве многочисленных народов СССР, которое в едином порыве сокрушило врага, завоевав Победу – одну на всех! И ещё… Что это за аббревиатура ВОВ, которая совершенно незаконно, бесцеремонно и даже нагло заняла в русском языке чужое место? Думается мне, что участники Великой Отечественной войны просто стесняются сделать нам замечание. Она придумана кем-то в целях экономии языковых средств. А может быть, в целях экономии человеческих чувств?.. У меня три самых любимых дня в году, и все они приходятся на весенние месяцы. В марте и апреле – дни рождения моих дочерей, которых я люблю до самозабвения, в мае – День Победы. Я тоже могла бы многое рассказать о своих родных – участниках войны и трудового фронта, но сейчас вижу свой гражданский долг в том, чтобы поделиться мыслями, которые накануне великой даты растревожили моё сердце и не дают покоя. Обожаемый мною А. П. Чехов писал издателю, журналисту, писателю А. С. Суворину: «Будь я политиком, никогда бы я не решился позорить своё настоящее ради будущего, хотя бы мне за золотник подлой лжи обещали сто пудов блаженства». Любовь ЛАВРЕНТЬЕВА, ответственный секретарь редакции

светлана федосова

НАРОДНЫЙ ЖУРНАЛ «СЕВЕРЯНЕ» № 2 (63), 2015