Художник и город

Художник и город Несколько слов об эссе Иосифа Бродского “Набережная неисцелимых” О чем бы не писал Поэт, он всегда пишет о нас, читателях. Этим Поэт отличается от Историка. Задача Историка внести ясность в определенную сферу знаний. Особенности повседневной жизни людей, причины и следствия череды исторических событий чрезвычайно интересны и увлекательны. Однако, к читателю, как правило, личного отношения эти подробности не имеют. То, что пишет Поэт, касается каждого, даже если речь идет о личных впечатлениях автора от встреч с городами или людьми. Историк дает ответы и проясняет картину мира, Поэт, напротив, задает вопросы, придавая этой картине объем и многозначность. Эссе “Набережная неисцелимых” напрочь размывает привычку к категорическим суждениям, оно провоцирует вопросы, порой не имеющие ответов, хотя речь идет всего лишь о впечатлениях одного человека от некоего города , в котором этот человек, впрочем, бывал довольно часто. Быть может, все дело в том, что город о котором идет речь ­ Венеция, а пишет о нем Иосиф Бродский. “Я не праведник... и не мудрец; не эстет и не философ. Я просто нервный, … но наблюдательный человек” ­ так определяет свою позицию автор “Набережной...”. С этой точки зрения он и описывает свой страстно любимый город. “Мой ромaн с этим городом... нaчaлся … зaдолго до того, кaк я … смог позволить себе эту стрaсть”. Автор точно знает, кем является , и как относится к тому, о чем пишет. А у читателя появляется шанс спросить самого себя: а кто я в этой жизни ­ наблюдатель, судья, мудрец или эстет? И как я сам отношусь, к тому, с кем или с чем сводит меня течение времени? Как ни странно, именно демонстративная субъективность придает описанию Венеции неотразимую убедительность. Ты безусловно веришь, что “это город для глаз”, что любой попавший сюда человек, в других местах вполне равнодушный к своему гардеробу, здесь бессознательно становится щеголем, ибо к щегольству его толкают “... мрaморные кружевa, мозaики, кaпители, кaрнизы, рельефы, лепнинa, обитaемые и необитaемые ниши,... девы, aнгелы, херувимы, кaриaтиды, фронтоны, бaлконы, оголенные икры бaлконных бaлясин, сaми окнa, готические и мaвритaнские” . Именно здесь становится очевидным, что вода ­ это не просто образ времени, но она и есть время. Ее назначение ­ отражать, удваивать красоту, на которой только и отдыхает глаз в своих постоянных поисках безопасного места. И это место, безусловно, Венеция, где так легко думается о том, что в других местах даже в голову не придет. Например, осознает ли пространство свою неполноценность по сравнению со временем? Чем пространство на эту свою неполноценность отвечает? И что время, которое есть вода, делает с этим ответом? Когда и где еще можно себя об этом спросить? Никогда и нигде, кроме как здесь и сейчас, читая это эссе , которое само по себе уже есть произведение искусства, стоящее над временем как венецианские здания над заливом. Собственно, и само название, “Набережная неисцелимых”, содержит в себе вопрос: от чего не исцелимых? Быть может, от размышлений о том, где же моя собственная “возлюбленная глаза”, как называет Бродский свою Венецию? И почему

так важно, чтобы такое место непременно было? Видимо, стремление к безукоризненной красоте присуще каждому из нас. А прекрасные города, как и великие Поэты, для того и существуют, чтобы нам, читателям, созерцателям и путешественникам, напоминать: где­то непременно должна быть моя личная линия, лучшая из тех, “которую где­либо нa земной тверди остaвило время ­ оно же ­ водa”, как говорится в “Набережной...” о кружеве венецианских фасадов. И в момент созерцания красоты, созданной талантом и усилиями другого человека, тебе, возможно, захочется этой красоте, хоть в малой степени, соответствовать. И в голову вдруг придет простая мысль, что эстетика, предшествует этике только потому, что глаз работает постоянно, а мысль ­ нет. Меж тем, основа хоть эстетического хоть этического совершенства ­ гармоничное сочетание принятых на себя ограничений. И Венеция Бродского ­ город, который обращается к лучшему в человеке. Чем ответим мы на это обращение? Откуда вообще берется способность к такому отклику? Возможно, она вырастает из посещения прекрасных городов, чтения произведений настоящих Поэтов, размышлений об увиденном и прочитанном без боязни быть непонятым, но с надеждой, что кто­то еще задумается о тех местах, где “Стынет кофе. Плещет лагуна, сотней мелких бликов тусклый зрачок казня за стремленье запомнить пейзаж, способный обойтись без меня.” И. Бродский. Венецианские строфы. Справка: Впервые Бродский приехал в Венецию в 1973 году. С тех пор он 17 раз возвращался в этот город непременно зимой. Поэт скончался в январе 1996 г в Нью Йорке. В июне 1997 года во исполнение его воли, был перезахоронен на острове Сан­Микеле в Венеции. М. Луцкий