RusPioner #19 by Russian Pioner

№1(19) февраль–март 2011

orlova

МОИ ДЕТИ, Маша с Ваней, вернулись с новогодних каникул из Парижа. Пару дней они провели в Диснейленде. Они показали мне фотографию, на которой они, прижатые к креслу со всех сторон металлическими поручнями с плюшевой обшивкой (даже горло было намертво схвачено), катались на американских горках. Их лица сияли торжественным ужасом. Я знаю про эти яростные и беспощадные горки. И знаю, что девятилетней девочке и восьмилетнему мальчику нельзя сидеть в этих креслах. Нельзя, и все. Потому что был один случай у нас... В прошлом году, в Ницце. Маша с тревогой посмотрела на меня. Похоже, на моем лице тоже был ужас. — Да не волнуйся ты так, — сказала она. — Мы же вернулись. Мы же живые. Я сказал, что это меня и удивляет. — Странный ты какой-то все-таки... — внимательно смотрела на меня Маша. — Знаешь, как было здорово? И закончилось все хорошо. У нас вообще вся жизнь впереди. Я, видимо, и правда как-то странно смотрел на нее, потому что она сказала: — Да что ты? Не бойся, у тебя тоже. Я не стал ее разубеждать. Я в это время был не так уж далеко, во французском Куршевеле, где у нас прошли Пионерские чтения. Но я не успел тогда доехать до детей. Они уже вернулись в Москву. — Он не странный, — сказал вдруг Ваня, молча до этого пытавшийся по совету одного влиятельного человека влить желток яйца в бутылку с кока-колой. — Переживает за нас, не понимаешь, что ли? — А мне кажется, завидует, — сказала Маша. — Он бы не стал кататься на этих горках ни за что. Никогда не узнает, как это здорово. — Между прочим, — пробормотал Ваня, — шею сдавливало знаешь как? Я чуть не задохнулся. — Да я тоже, — подтвердила Маша. — Это когда вниз головой летели? — Да, — подтвердил Ваня. — Когда вниз головой. — Папа, — спросила Маша, — ты чему больше завидуешь: что мы вниз головой летали или что у нас вся жизнь впереди? — Да всему завидую, — признался я. — Ты лучше себе завидуй, что мы у тебя есть такие, — предложил Ваня. Я не удивился. Он знает себе цену. Знали бы они, как я завидую.

Андрей Колесников русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Клятва главного редактора стр. 6 первая четверть Прогул уроков. Как я струил эфир. Андрей Васильев про свое кино стр. 16 Буфетчик. Многоуважаемый буфет. Михаил Ефремов о традициях, истоках, основах стр. 20 Урок уроков. «Не завидую, падла, хоть тресни!» Иван Охлобыстин о заслугах перед Отечеством стр. 24 Сбор металлолома. Мартышка в коричневом трико. Екатерина Истомина о своем Большом стр. 28 Урок информатики. Группа товарищей. Максим Лобанов о тайне Техномада стр. 32 Урок обществоведения. Прометею подобны. Константин Зырянов о зависти Богов стр. 36 вторая четверть Пионер-герой. Грехохранитель. Mortui vivos dociunt стр. 42 Следопыт. Господин Потрошитель. Закрытие темы. стр. 48

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

третья четверть Диктант. Независтливость. В тему номера стр. 58 Собеседование. Лола и Каин. Битва на манеже. стр. 62 Урок правды. В моей зависти прошу

винить Д. Петрова. Владимир Григорьев о своем кумире. стр. 72

Урок поэзии. Про зависть пишет мастер слова (стихи поэта А. Орлова) стр. 78 Дневник наблюдений. Паническое

совершенство «Околоноля». Роман с театром стр. 82

Урок музыки. Коммунная квартира. All you need is loft стр. 84 Сочинение. Лифт. Рассказ Дмитрия Глуховского стр. 88 Изложение. Москва для москвичей, пик! Произведение Дмитрия Филимонова стр. 100 Урок рисования. Быть мальчиком стр. 103 четвертая четверть Урок мужества. Маваши ревности. Спасение одноклассника. стр. 108 Урок географии. Наси мосо. По Тибету на велосипеде. стр. 112

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

группа продленного дня Правофланговая. Куклу-КС-кланы. Ксения Собчак про вип-грех стр. 120 Пионервожатый. Все цвета зависти. Марк Гарбер про хасад и гыбту стр. 124 Пионервожатая. Мужефилия. Тина Канделаки о мужской гегемонии стр. 128 Горнист. Отпили. Андрей Макаревич о былинном пьянстве стр. 132 Буфетчица. Элитка. Маргарита Симоньян про Молдовку и Афины стр. 134 Физрук. Завистись. Геннадий Швец о героях спорта стр. 138 Внеклассное чтение. Машинка и Велик,

или Упрощение Дублина. Продолжение wikiромана Натана Дубовицкого стр. 140

Табель. Отдел писем стр. 154 Урок правды шеф-редактора. Подведение итогов стр. 160

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

русский пионер №1(13). февраль–март 2010

Прогул уроков. Как я струил эфир. Андрей Васильев про свое кино. Буфетчик. Многоуважаемый буфет. Михаил Ефремов о традициях, истоках, основах. Урок уроков. «Не завидую, падла, хоть тресни!» Иван Охлобыстин о заслугах перед Отечеством. Сбор металлолома. Мартышка в коричневом трико. Екатерина Истомина о своем Большом. Урок информатики. Группа товарищей. Максим Лобанов о тайне Техномада. Урок обществоведения. Прометею подобны. Константин Зырянов о зависти Богов .

наталья львова

текст: андрей васильев рисунок: александр ширнин

Медиаменеджер десятилетия Андрей Васильев открыл, прежде всего для себя, творческую лабораторию. Площадкой, которую он выбрал в качестве жертвы адского эксперимента, стала студия телеканала «Дождь», где Андрей Васильев и Михаил Ефремов провели новогоднюю ночь.

ПИЛИ мы с Мишей Ефремовым или так, понарошку чокались? — с такой глупостью поклонники нашего новогоднего эфира на «Дождь-ТВ» к нам, слава богу, не обращались. Что можно расценивать не иначе как безоговорочное признание наших творческих заслуг. А как же! Ведь художественная концепция была какова? Такова и была: приходим в студию, декорированную только бутылками и панорамой Красной площади, и бухаем. На это сенсационное зрелище приходят взглянуть разные знаменитости. И тоже бухают. А мы, после дежурного поздравления с наступающим, разим их острым публицистическим вопросом: «А попиз…ть?!» Впрочем, это все, кому надо, видели в эфире — тем более что повторял канал свое телесобытие года уже четыре раза. Но вопросы к ведущим, как выяснилось, остались. Самый часто встречающийся: «Сколько выпили?» Я не считал, естественно. Но руководитель канала Наташа Синдеева привела довольно точный расчет: во второй бутылке бурбона к концу записи — а это с шести вечера до полтретьего утра — осталось на донышке. От себя добавлю: не считая шампанского, водки, беленького и красненького. Потому что Ефремов придумал

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

творческую сверхзадачу: помимо бурбона хоть раз выпить то же, что и гость. А гостей было двенадцать человек. Правда, Виктор Геращенко пил только виски. Зато как… После «Спасибо, снято» он как-то замялся, как будто недоговорил что-то. Ну, я сразу понял: деду всего семьдесят три — что, прямо так сразу и домой? А вы что, говорю, Виктор Владимирович, торопитесь куда? Вон ведь всего сколько на столе. Мне супервайзер Верка Кричевская орет в наушник: «Сворачивай, блин, быстрее, там Мамут ждет». Я наушник сразу и выкинул. Потому что как же, уважаемый ведь человек! Сама пусть сворачивает. Ну и посидели часик под байки Виктора Владимировича. Не больше: человеку ведь семьдесят три уже — домой пора. Он у нас, кстати, был вторым — после Касьянова. Впереди оставалось десятеро. Ладно, приоткрою дверь в творческую лабораторию. Конечно, такое испытание невозможно без подготовки. Во-первых, до начала записи пришлось выпить в «Арт-академии» по два мохито с двойным ромом, поскольку Ефремова колбасило после вчерашнего установочного совещания. Во-вторых, мы потребовали райдер:

гостиничный номер поблизости для экстренного принятия ледяной ванны, если что. Но эти козлы осилили только номер с душем, а ледяной душ, как известно, придумал д-р Геббельс, и толку от него минут на десять. В-третьих, скреативил сам «Дождь»: для подстраховки была приготовлена бутылка с фальш-бурбоном — голимый холодный чай. Я ее, чтобы не позориться, сразу поставил под стол. Хотя один из гостей — потом скажу кто — подсказкой воспользовался. В общем, из всех гигиенических мер была использована одна: где-то между Светланой Бахминой и Глебом Пьяныхом нас под ручки вывели на мороз и выгуляли по стрелке Красного Октября. В принципе, мера подействовала: Миша после прогулки так орал на Пьяныха, как будто сам — Пьяных. Даже я повелся: вот что значит школа русского психологического театра! Еще на одну превентивно-педагогическую меру я решился на свой страх и риск. Привел в студию дочь пятнадцати лет, приехавшую на каникулы из Англии. Алкоголь тут ни при чем: дочка папу всякого видала. Просто хотелось уменьшить количество мата на единицу эфира. Ну тут полное фиаско. Как рассказала потом Синдеева, самое адское при монтаже было вырезание нашего с Мишей обмена любезностя-

ми без потери общего смысла. Он, когда выпьет и не имеет канонического текста роли, никому слова сказать не дает. Мне-то ладно, я и по морде могу, а некоторые гости, прямо скажу, были фраппированы. Тем не менее эффект детского фактора все-таки случился, но несколько неожиданный. После восьми с лишним часов в студии дочка твердо решила выучиться на телеоператора. И еще: уже в машине, по дороге домой, я с удовлетворением отметил (видите, что-то еще мог замечать, хотя…): дочь в первый, может быть, раз без всяких оговорок получила право гордиться отцом. Тем, как он зарабатывает копейку в дом. Кстати, насчет копейки — это ведь тоже один из самых расхожих вопросов телезрителей. Работали мы, поскольку канал «Дождь» молодой и голодный, на почти что шефских условиях. Я получил восемьдесят тысяч рублей, Ефремов — восемьдесят две. Не считая, правда, бурбона. С одной стороны, он уже сто лет так задешево не снимался, с другой — я никогда так задорого. При этом партнер меня по-настоящему растрогал: одну штуку вернул. Еще на один больной вопрос: «Кто из гостей не пил?» — я долго не решался ответить. Но читателям «РП» никогда не врал и не буду. Демьян

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Кудрявцев не пил, гендиректор ИД «Коммерсантъ». Тут и пригодился голимый чай из-под стола. На других гостей пожаловаться не могу. Особенно, как уже было сказано, на Виктора Владимировича Геращенко. По-настоящему болезненным, конечно, был вопрос про неосуществленные творческие задумки. Действительно, с двумя из них случился пролет. Не пришел Юрий Шевчук, который, по замыслу канала был ответственным за тему «знакомства нулевых» (мы ведь нулевые, земля им пухом, с удовольствием провожали). Почему не пришел, черт его знает — он даже в Москве в день записи находился. Продинамил просто. Но главную потерю понесла тема «гламур нулевых». Мы ведь грешным делом хотели, чтобы ответственные за нее — Алена Долецкая и Ксения Собчак — станцевали что-нибудь там такое на шесте. Но Ксюшин приход сорвался, а без нее танцевать Долецкой и предлагать было бессмысленно. Ну еще Михал Михалыч Касьянов, хоть и бывший солдат роты почетного караула, отказался пройтись с Мишей строевым шагом. Вот, собственно, и все потери. Осталось прояснить, в чем связь всего вышесказанного с рубрикой «Прогул уроков». Так вот, самая непосредственная. Как помнят вдумчивые читатели журнала, после экстремальных реалити-шоу мы с Мишей (см., например, репортаж «Белочка на Стрелке» в прошлом номере «РП») идем догоняться. И тут было решились. Полные решимости вышли на улицу. Где силы нас и оставили. Да и дочка идею не поддержала. Второй прогул связан непосредственно с творчеством. После эфира сотрудники «Дождя» радостно причитали: «Новый формат, новый формат!» Не будет никакого формата. Ни по медицинским показаниям, ни по семейным. Так что при всем желании не могу закончить эту колонку задорным «До новых встреч в эфире!»

P.S. По традиции поучительный вывод. Из области «Цель творчества — самоотдача». Как вы думаете, осилили бы мы все это бухло без команды «Мотор!»? То-то же. С другой стороны, были бы мы интересны нашим уважаемым гостям — не говоря о дорогих телезрителях — по трезвяку? Ладно я — даже Миша Ефремов так не думает.

orlova

текст: михаил ефремов рисунок: анна всесвятская

Сегодня колумнист и буфетчик «Русского пионера» Михаил Ефремов обратится к истокам буфетного дела, проведет читателя по своим любимым точкам, со знанием дела посвятив в тонкости меню, и в итоге поднимет русский буфет до уровня культурного явления, а может, и национального достояния. Спорить в этом с Михаилом бессмысленно. Лучше по прочтении сразу отправиться по указанным адресам.

КАК И ГОВОРИЛ, ресторанный критик должен критиковать рестораны. Но, критикуя рестораны, он, ресторанный критик, то есть я — ресторанный критик «Русского пионера», должен находить что-то хорошее. Почему? Вот почему. На днях я Верочку свою, четвертую по счету, шестилетнюю дочку, повел в художественную школу. Ввожу ее в класс, там почти никого нет, она начинает ставить себе мольберт. И там девочка тоже. Ну как девочка — преподаватель, лет двадцати. Так вот, эта большая девочка говорит мне: «Здравствуйте, я вас знаю». Ну понятно, узнала, это часто со мной бывает. Но она продолжает: «А я вот читала ваши статьи в «Русском пионере». Я прям возгордился. Но девочка не успокаивается: «Очень хорошие статьи. Только вы все время про пьянку пишете, лучше бы про что-нибудь хорошее». У меня же рубрика называется «Буфетчик», объясняю. Она: «А, ну понятно», — и на Веру показывает: «А это ваша внучка?» Тут я и понял, что надо про хорошее написать, не о пьянке. Про русский буфет. Потому что рубрика «Буфетчик» и потому что меня дедушкой назвали.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

У меня дома есть буфет, рядом с которым мы встречаем Новый год, рядом с которым многие побывали. Этот буфет видел рождение театра «Современник». Он еще стоял у моего деда и бабушки в комнате коммуналки на пересечении Староконюшенного и Гагаринского. Потом этот буфет стоял у Олега Николаевича Ефремова на кухне. Теперь у меня в гостиной. То есть такой буфет, много видавший. Переживший многих. Может, и революцию. Хотя не знаю, когда его дедушка купил. Теперь и спросить не у кого. Хотя у сестры могу спросить. Но она на Бали. Как назвала меня преподавательница дедушкой — я сразу про буфет вспомнил. Тем более тут у меня был буфет с большой буквы на телеканале «Дождь». Но про это не буду, это про пьянку. Про это лучше в рубрике «Прогул уроков» «Георгий Иваныч» расскажет (он себя Васей не разрешает называть). Так что же такое русский буфет? Буфет — это, в принципе, шкаф такой, дома стоит, и оттуда ты вынимаешь графинчик водки… Буфет не массовая вещь, эксклюзивная — дома-то разные. Для него нужен большой дом, где есть гостиная и, значит, буфетная с буфетом. Гость

сначала заходил в буфетную, рюмашку из буфета опрокинул, сальцем закусил — прошел в гостиную. Там встретился с кем надо, раскланялся. Дальше столовая — поели. Потом обратно в гостиную, затем в буфетную — на посошок еще водочки и поехал домой. Буфет — это старинное, это спокойное, это традиция. Как «Боже, царя храни». Мне очень понравилось, как сказал Александр Градский (я видел это в программе телевизионной, когда все еще о гимне России спорили). Он сказал: «Какой гимн страны? Конечно, «Боже, царя храни». Потому что ведь его не пускают с самого утра каждый день, но все его знают». И буфет — это такая же вещь, которая как бы изжита из обихода, но она все равно существует. Но вот парадокс — в России буфетов нужно много, а их нет совсем. Я вот тут думал, почему. Вот почему. Человек русский, вернее российский, в прошлом советский, в абсолютной своей величине нищ. И, конечно, большинство сейчас жрет дома. Просто не по карману в других местах. Или деньги на другое уходят, более важное. Как бы мы ни говорили, что мы средний класс, нет, мы Москва — а это совершенно другое государство. В каких-то городах есть свои рестораны, но у нас к хорошему нет тяги, у нас тяга к быстрому. Нет тяги к закуске, есть тяга просто выпить да на улицу выйти, так дешевле. У Чехова есть фраза, ее любит моя сестра повторять. Могу неточно процитировать,

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

надо будет у нее потом проверить: «Необходимым условием личного счастья человека является праздность». Буфеты — это где-то там же, где праздность. В советской нашей жизни были закусочные да рюмочные. Как бы общественные буфеты. Таких осталось совсем мало. Но появились новые, буржуазные. Я знаю, есть хорошее место, «Русская рюмочная комната» (не знаю, работает ли она сейчас, но, по-моему, работает) в том переулке, где Театр юного зрителя. Вверху этого переулка есть тоже похожий на буфетную бар Noor, Зельмана и Демичева, где раньше было что-то типа бистро. Можно, конечно, приплести к буфетам «Кофе Хауз», но это не совсем то. Одна великая актриса рассказывала мне про Олега Даля. Он, когда работал в Ленинграде, провел ее и еще одну великую актрису по своему маршруту от Дворца культуры Первой пятилетки до гостиницы «Октябрьская». Короче говоря, по дороге они зашли в одиннадцать рюмочных. Утром Олег Даль, нависнув над великими артистками (они спали, разумеется, отсыпались в своем номере), длинными указательными пальцами тыкал им в лбы и приговаривал: «Теперь поняли, как плохо пить?» Тогда можно было проследить маршрут жизни по рюмочным. В советское время буфеты были: школьный, театральный (актерский и зрительский), закрытый, служебный. Теперь буфет-автомат. Верочка ходит и в музыкальную школу, которая в том же доме, где и художественная. И вот в музыкальной школе, а по-моему, и в художественной тоже, стоит такой автомат. Вере очень нравится покупать в таких автоматах. Она пряник любит покупать. Модернизация буфета. А ведь буфет — слово уютное. Маленький уютный кабачок любой будет уже буфетом. Как бы, кстати, мы ни относились к «Маяку», но «Маяк» в данной ситуации именно буфет, не клуб. Хотя зачем нам «Маяк»? Ведь есть гениальная шашлычная у Никитских ворот. Я раньше часто сюда ходил, жил рядом. Так что район мой. Эта шашлычная функционирует довольно давно, с начала девяностых. Но расцвела она, когда окончательно захирел Кинотеатр повторного фильма. Кино перестали показывать, тем более повторять —

и «Шашлыки и пиво» заработали. Уверен, есть взаимосвязь. Сюда переметнулся дух Кинотеатра повторного фильма: «Гений дзюдо», «Зеркало», «Разиня». Кто знает, тот поймет. По ценам «Шашлыки и пиво» жестко отличаются от «Маяка». Тут кухня хорошая. Харчо хороший. Шашлык бараний рекомендую. Хотя не скажешь, что специально для тебя приготовлено, но все качественно. Кавказская кухня, одно слово. Хотя непонятно, грузины тут работают или абхазы. А вот как правильно: абхазцы или абхазы? Чеченцы или чечены? Главное, что меню и технология отработаны годами. Или веками. Я почемуто думал, что шашлык — это кавказское изобретение. Нет! Удивился, когда первый раз в Израиле был. В шаббат в Тель-Авиве на набережной этого шашлыка… На каждом углу стоит человек и картонкой над мангалом помахивает. Такой же шашлык, только, наверное, кошерный. По поводу кошерных ресторанов. Когда мы были в Израиле, кузен жены, который учится в Йешире на раввина, пригласил нас в ресторан. Он, по-моему, назывался «Рива». Кошерный ресторан, рыбный. Конечно, я лопухнулся сразу. Шепотом (слава богу) у Сони, жены своей, спросил, нельзя ли креветок заказать. «Вообще забудь об этом, — прошипела она. — Не кошерно». Но там подавали такие рыбные закуски! Типа, французская кухня. В общем, очень мне понравился этот кошерный ресторан. Еще была закусочная, похожая на буфет, на Малой Бронной. Там сейчас гастроном «Алые паруса». У них у первых появились горячие бутерброды с сыром и колбасой. Я там опохмелялся раза три. Хорошее было место. Но оно не такое было, как «Шашлыки и пиво» у Никитских ворот. Здесь можно посидеть, поговорить неспешно. В Малом Ржевском, раньше улица Палиашвили, была гениальная чебуречная для таксистов. Там прошло мое детство. Там брали портвейн и чебуреки, 31 копейка — два. Меня всегда поражало: два чебурека — 31 копейка, а один чебурек — 16. Это были зачатки маркетинга. Все брали, конечно, по два чебурека. Там был харчо. Там были столики, там были таксисты. В буфете хорошо обсуждать творческие планы. В буфете Дома кино я присутство-

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

вал при зарождении замысла клипа группы «Стрелки». Были лучшие операторы страны: Осадчий, Козлов, Опельянц, Мачильский и др. И один из продюсеров группы «Стрелки». Операторы ему рассказывали, как сделать клип дешево. Надо, мол, снимать на белом фоне, и там девчонки будут голые. В принципе голые, но ничего не показано. Руками-ногами прикрыто, чего нельзя показывать. Продюсер ушел, а операторы долго спорили, кому снимать. Кричали даже. В буфете, конечно, можно обсуждать творческий план типа «Аватара». Многобюджетный, грандиозный, с колоссальными инвестициями. Но только начать, а потом — милости просим на «Красный Октябрь». А лучше сразу в Нью-Йорк. Вот там я посещал буфеты. Не buffets, подчеркну, а буфеты. Формально это рестораны, но по сути… «Русский самовар» и «Дядя Ваня». Они мне понравились. В легендарном «Русском самоваре» я был лидером дринков: шестнадцать дринков у меня было. Не исключено, что двойных. Вообще буфеты должны быть везде открыты, по всей России. Если страна примет мой вариант национальной идеи, то так и будет. Вариант прост: традиции, истоки, основы. Один из Великих князей говаривал: веселье Руси есть пити (пити — не бараний суп, который имеется в «Шашлыках и пиве», а бухло). Если принять это как действительно национальную идею, то надо прекратить зарабатывать деньги на выпивке. Основной лозунг: час похмелья — позор обществу! На международной арене займем лидирующие позиции. Подпишем любые международные договоры. Но не выполним. Отмазка такая: бухие были! Это будет честно, без лицемерия. Гораздо свободнее станет на улицах, многие сопьются и умрут. Все-таки 140 миллионов — это слишком много для охраны углеводородов. Вполне хватит половины. Все деньги от газа пойдут на водку, все деньги от нефти — на водку. И она уже не продается, а насильственно навязывается, пропагандируется. Вот тут и пригодятся буфеты — выжившие заинтересуются закуской. Недорогой, душевной. Приблизительно такой план. Эх, преподавательница просила про хорошее, а меня все равно на пьянку вывело. Но это ведь и есть хорошее. Так или не так? Вот в чем буфет.

василий шапошников, ъ

текст: иван охлобыстин рисунок: инга аксенова

Поскольку зависть в той религии, которой верой и правдой служил и служит отец Иоанн Охлобыстин, толкуется как безусловный грех, мы не предполагали, что в своей трактовке темы номера православный колумнист допустит какие-то витийства и подробности. Но надо не забывать, что автор — не только отец Иоанн по призванию, но еще и Иван Охлобыстин по жизни, человек сугубо творческий. А значит, любую, даже самую вечную тему пропускающий сквозь себя.

Я НИКОГДА никому не завидовал. Сколько я ни перебирал в памяти тех или иных случаев, когда это свойственное большинству обитателей нашей планеты чувство могло бы внести свой, хоть и не самый выгодный, оттенок в палитру моей души, не вспомнил. И в том нет моей заслуги, в том мой тягчайший грех, поскольку это, казалось бы, благороднейшее свойство базируется на воистину сатанинской убежденности в своем абсолютном превосходстве. Родился ли я таким или какое-либо житейское происшествие изменило меня, не знаю. Но сколько я себя помню, я был уверен, что все, что бы я ни делал, я делал лучше остальных. И даже, если было совершенно очевидно, что сделанное мною значительно уступает сделанному другими, я не сомневался, что виной тому лишь моя лень и равнодушие. Эта поразительная черта характера со временем эволюционировала в превосходную степень, принимаемую многими за достоинство, но таковым не являющуюся, — в чувство предельного недостоинства, возникающее у меня каждый раз, когда я даю автографы или принимаю чьи-либо комплименты. Впервые с этой вершиной самомнения я стол-

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

кнулся пять лет назад на праздновании дня рождения друга в ресторане «Сафисо» (или что-то созвучное этому). Находясь за столом в окружении высокопоставленных особ и их унизанных бриллиантами размером с пробку от графина супруг, черпая золотой столовой ложкой из ведерных плошек черную икру, запивая ее коньяком из подвалов Буонапарте, попутно разглядывая неземной красоты потолочную роспись и услаждая свой слух пением обожаемой мной Аллы Борисовны Пугачевой, музицирующей на сцене в трех метрах от нашего столика, я был подвержен приступу жесточайшего сплина, граничащего с отчаянием. В единое мгновение я осознал невозможность находиться более в этом зале по причине отсутствия у меня соответствующих этому моменту заслуг. Явное отсутствие таковых и у девяноста девяти процентов остальных гостей отнюдь не умиротворило меня, а даже усугубило душевную хандру. Помню, я стремительно покинул зал и, терзаемый внутренним недостоинством, отправился домой. Я так и не смог тогда объяснить сопровождавшей меня супруге истинную причину бегства. Пытался, но, кажется, она не поверила в эту печорин-

щину, и я сослался на желудочную колику. Что забавно: проезжая через год мимо упомянутого ресторана, я действительно почувствовал резь в желудке. Так что как-то не сложилось у меня с этим недостатком. Хотя, признаться, если рассуждать логически, он бы мне пригодился. Он мог бы стать одним из мощных побуждающих моментов в творчестве, и я под его тлетворным влиянием мизерные моменты праздности обратил бы в триумфы созидания. Я бы написал несколько книг о приключениях кала и гарантированно получил бы Букера, снял бы фильм о жестокости, тупости и лени русского народа и стопроцентно попал бы в Канны, взвизгнул бы с амвона о внеплановом приближении Страшного Суда и прослыл бы в народе духоносным старцем. Но, увы, мне это недоступно. Хочется, но не можется. Не завидую, падла, хоть ты тресни. Даже Абрамовичу не завидую. Читаю, идиот, что он после приобретения футбольной команды и океанической яхты с пятью вертолетными площадками еще и дворец размером с Килиманджаро строит, но не завидую. Да и по уму — чему там завидовать? Видел я Романа Аркадьевича на днях, был он пепельного цвета от усталости, как будто на нем новый нервно-паралитический

газ испытывали. При таких рамсах по дворцам много не нагуляешь. Нет, плохой пример с Абрамовичем, другой нужен. Может, со стороны «не много, а достаточно» к вопросу подойти? Оно разумнее. Плюнь в глаза — все божья роса и отличное самочувствие. Но тут сама зависть в схему не укладывается. Путаница, однако. Хотя позвольте! Знаю это чувство! Испытывал! Когда о себе в интернете читал. Нормально, думаю, чувак! Везде успел! Одни хвалят, другие пальцы себе по вторую фалангу от ненависти к нему обкусали. Умеет колоритный вопрос поставить! А тропки как лихо путает! Вроде брехня, ан нет, документики имеются, вроде бред, а накось — выкуси, уже призы получены, вроде полудурок, но весь на цитатки раздерган. Если все так и дальше пойдет, ему скоро за употребление марихуаны орден «За заслуги перед Отечеством» выпишут. Плюс — не пидор, не мажор, не жертва режима. Мечта! Пока писал, вспомнил эпиграмму любимого мной Валентина Гафта: «От славы одуревший, теперь на все горазд. Он сам себе завидует и сам себя продаст». Прям в яблочко, хоть и о другом персонаже писал великий актер. Так что не бойтесь — знаю.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

orlova

текст: екатерина истомина рисунки: анна каулина

Читатели «РП» знают и ценят обозревателя «Ъ» Екатерину Истомину как специалиста в области неодушевленных предметов, таких как Bentley и Uliss Nordin. Но сегодня Екатерина исповедально погрузит читателя в те времена, когда у нее еще не было водительского удостоверения и даже часов, а в мире правили души и тела, но не механизмы.

НА ТЕАТРЕ однажды был такой случай. Если кто-то вдруг забыл, то в конце 1980-х годов автор этих мускулистых строк блистала сразу на нескольких балетных сценах столицы. Этуаль, мадемуазель Истомина-вторая, зарабатывала валюту для своей советской родины. В учебной части Московского академического хореографического, ордена Трудового Красного Знамени (1971), училища при ГАБТ СССР лежали моя трудовая книжка и моя сберкнижка: мне было всего тринадцать лет. Я не готовила себя в номенклатурные гризетки; ничуть не манила меня и карьера Аспазии. Я хотела быть только прима-балериной Большого театра. Однако путь к Жизели на кладбище был тернистым. Маленьким цветочком я кружилась в Вальсе цветов в «Спящей красавице» в ГАБТе. Я бисировала в партии Пионерского Колоска (балет «Тимур и его команда» на сцене КДС). Опытные критики до сих пор не могут забыть мою трактовку роли Большого Зеленого Крокодила в балете «Доктор Айболит», шедшем на сцене Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко (он же «Стасик»). Историки и сегодня спорят о том, как мне зверски удалось блеснуть в танце Шести

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Больных Мартышек. Из Шести Мартышек своим нечеловеческим талантом я пробилась на роль Мартышки-cолистки, главной больной обезьяны. Ведь именно из-за нее это старое мурло, доктор Айболит, словно Спицион Африканский, снаряжает экспедицию в бассейн Лимпопо. Каждую субботу (а в школьные каникулы, которых у меня никогда не было, и через день) я пресмыкалась в танце перед клиническим идиотом, доктором Айболитом. Раненой ласточкой, умирающей баядеркой неслась по сцене моя Мартышка. Несколько слов стоит сказать о внешности главной героини. В рассказе Бунина «Дурочка» (1940) можно найти очень ее верное описание. «Он [мальчик] был урод. У него было большое, плоское темя в кабаньей красной шерстке, носик расплющенный, с широкими ноздрями, глазки ореховые и очень блестящие. Но когда он улыбался, он был очень мил». Я не могла кому-то понравиться. А между тем солист театра Алексей Дубинин был, во-первых, страшно красив, во-вторых, неожиданно спал не с дирижером, а с женщинами. Когда премьер Дубинин видел меня в костюме Мартышки, он радовался как ребенок:

«О, кикимора! Доска, два соска!» Моя нога все просила разрешения врезать ему по яйцам, тем более что классический костюм танцовщика (камзол и трико) позволял сделать выводы об их симфонических размерах. Зато у группы Больных Мартышек была своя гримерка, ровно как чулан Буратино — с огромной дверью, обитой, как говорят сегодня, кожей молодого дерматина. Железная дверь запиралась на три замка, потому что даже в самом бедном театре всегда есть что украсть: утраченные иллюзии, дамское счастье, сброшенные маски, былое и думы, шипы и лавры. Дверь запиралась плохо, но еще хуже она отпиралась. И жеманному плотнику, похожему на Вертинского, главный балетмейстер «Стасика» Дм. Брянцев, позднее сгинувший на просторах Чехии, Богемии и Моравии, не раз велел исправить замки. Но плотник отмахивался от танцмейстера печальным молотком и ресницами: у него в театре были дела поважнее. В одно прекрасное воскресенье дверь переклинило — я была в гримерке одна. Я как раз приклеивала обезьяньи уши к голове и готовилась нарисовать на щеках прыткие усики. Я мгновенно повисла на запертой двери, как

на пальме. Еще пять минут, и мне уж надо быть на сцене. «Стоит Истомина, она, одной ногой касаясь пола, другою медленно кружит, и вдруг прыжок! И вдруг летит!» Эти строки я знала лет с семи. Истомина летит, вы понимаете? Я висела на запертой двери всеми конечностями. Мое воображение рисовало яростные картины. Над опустевшей сценой бесы хлопают бутафорскими крыльями. Мариус Иванович Петипа глумится в зоопарке. Немирович упирается ногами в грудь самого Данченко. Станиславский с хохотом расстреливает из пушки обстоятельства. Мельпомена бьет лирой артиста Щепкина. И, наконец, явление самого Дьявола: напудренная директор МАХУ Софья Николаевна Головкина с амвона зачитывает приказ о моем отчислении — перед всем училищем. Меня предают анафеме в балетном интернате, где я живу в комнате на четверых тощих воспитанниц. Отбирают спрятанный в кровати соленый огурец, бережно завернутый в целлофан. Роль Мартышки на красной бархатной подушечке передают внучке Генсека ЦК КПСС Михаила Горбачева Ксении Горбачевой, недавно зачисленной в училище. О нет! Все что угодно, но только не это. Только не Ксюха!

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

«Да отоприте вы эту херову макаку!» — дико кричала ведущая спектакля, отчаянно барабаня по молодому дерматину. «Наш добрый Айболит на пустой сцене делает отчаянные знаки — где, мол, моя трагически больная обезьянка? Ее выход! Итак, выход звезды Мартышки, господа! Виват, господа! Триумф! Бонжур!» — докладывал кому-то тряский пьяненький помреж в форме крючка, служивший в театре еще во времена Цусимского сражения. «Выпустите меня! Мне нужно на сцену! Ксюха Горбачева не может быть Мартышкой! Только я могу ей быть! Я заслужила! Пусть Раиса Максимовна к нам больше не заезжает со своим китайским фарфором, о, о…» — рыдала я. В конце 1980-х годов любая московская советская девочка знала, что за птица такая Раиса Максимовна и какие ужасные, pied de poule, костюмы она носит. Понимаете, не бывает атеистов в окопах под огнем. «Отче Наш, сущий на Небесах. Да святится Имя Твое. Да приидет Царствие Твое. Да будет воля Твоя», — истово молилась перед дверью Главная Мартышка. В балетном детстве я была религиозна, однако, когда мне было шесть лет, меня обуяло вдруг богоборчество. Я вдруг подумала: «Иисус Христос дурак». Я ожи-

дала вспышки молнии, которую высечет в современной японской радиорубке наш Спаситель. Ну или что крыша, по крайней мере, рухнет. Но милостивый Господь только прыснул в душистые театральные усы. Чудодейственная молитва против захлопнувшейся двери все никак не помогала. Помреж только ахнул — «этуаль, этуаль, бон вояж, антоновские яблоки, скок-скок», и мигом выпустил на арену без намордника резервную Главную Мартышку, запасную девочку, чьи родители служили советской Родине на Смоленской площади. Дипломатическая девочка оказалась лучшей, чем я, Мартышкой. И меня сняли со спектакля, я перестала танцевать. Таков театр, куда дверь после той истории с дверью для меня захлопнулась совсем. Балерин все их голодное и страшное детство учат держать спину. Но их учат и многому другому: тебе очень больно — а ты терпи. Ударили — улыбнись. Умираешь — сделай это красиво. Сдохла — ну тогда, кислятина, плакса, корова, туда тебе и дорога. Балерину можно спустить в шахту — она начнет добывать уголь и таскать вагонетки. Балерина может многое, но не все. Балерина никогда не прощает, потому что она жестока не только по отношению к другим, но

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

в первую очередь она крайне жестока к себе. Эти обезьянкины балетные кармашки ассоциируются у меня с рассказами Бунина, многие герои которых в прошлом жили именно своей настоящей жизнью, той самой, что и должна была продолжаться, но отвернулась и не продолжилась. И тогда, очень-очень давно, в мире намазанных петрушек и кривощеких китайских кукол, диковинных конфет размером с чемодан, жар-птиц, картонных лебедей и пажей в тюрбанах, подсвеченных карамелью вертепов и хрустких ширм, для меня не существовало фальши. Как не было ее и в гипсовых ангелах, не знающих, что такое время, в благословляющих золотых королях, в расписных кулисах «Щелкунчика» и в романтических одеждах трехактной «Эсмеральды». Многие вещи и многие люди потом, уже позднее, были для меня гипсом, были фальшью, но не театр. Смейся, паяц, над разбитой любовью!.. Мой детский Большой театр зашуршал, прискрипнул, неловко блеснул, а потом вдруг неожиданно покатился заячьим хвостом и всеми осколками восвояси — будто огромный волшебный магический шар. Балерины умирают, но не сдаются, вы понимаете.

наталья львова

текст: максим лобанов рисунок: маша сумнина

Блогосферу еще с минувшего года терзает вопрос: кто же такой этот Техномад, который так стремительно, ракете подобно, взлетел на первое место в рейтинге Яндекса, обогнав прочих — заслуженных блогеров? Кто скрывается за таинственным псевдонимом? Как он достиг таких высот? Сегодня Максим Лобанов, имеющий непосредственное отношение к Техномаду, расскажет всю правду.

ХОРОШО всe-таки, что в нашей истории был такой период, как девяностые годы. Для бесчисленного множества не слишком гибких и предприимчивых они обернулись крушением идеалов и отказом от собственных надежд. Но для определенной прослойки населения это время стало началом большого пути, началом становления личности, стартом деловой и политической карьеры. Вторую категорию людей я всегда безмерно уважал и продолжаю уважать до сих пор. К сожалению, ситуация сложилась таким удручающим образом, что к моменту моего выпуска из университета (2009 год) уже невозможно было нажить состояние так, как это делали сразу после перестройки. И самое удивительное и кощунственное в этом то, что люди думают, будто бы это нормально. Нормально для молодого амбициозного парня пойти работать в «стабильную международную компанию», получить рутинную работу и стандартный соцпакет. Купить машину в кредит, взять квартиру в ипотеку. «Братцы, как так можно? — хотел всегда закричать я. — А как же первый миллион долларов, а как же упоминание твоего имени в прессе, участие в теле-

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

передачах, светские вечеринки?» Сейчас такое уже невозможно — осаждало и усмиряло мой пыл общественное мнение. В наши дни, мол, предел мечтаний — устроиться работать в «Газпром». Но и то если очень повезет. А скорее всего — просто просиживать штаны на должности младшего помощника старшего менеджера отдела логистики в какой-нибудь крупной компании. Удивительно, что молодежь такие расклады устраивают. Еще удивительнее, что это считают нормой сорокалетние чиновники и бизнесмены — все те, кто начинал свой путь в условиях девяностых. Одним словом, я для себя твердо решил, что создам себе свои собственные девяностые годы. Пусть даже ценой отказа от семьи, близких и друзей. Не в том смысле, что я вынужден изгнать их из своей жизни, а в том, что они сами это сделают, ибо не так-то просто общаться с человеком, который противопоставил себя времени в целом и многим системам ценностей в частности. От традиционной карьеры я отказался полностью. На следующий же день после окончания университета основал свою компанию. Бизнес не процветал, и было время, когда я жил на двести рублей в неделю.

Мне хотелось полностью воплотить в жизнь атмосферу девяностых. Из принципа. То есть, например, предлагать клиентам такой уровень сервиса, который в девяностых всех бы устроил. Все ведь тогда начинали с офисов в подвальчиках, а потом из этого вырастали сети гипермаркетов. А теперь люди уже не хотят затариваться в подвальчиках. А если в подвале, например, банк? Ну вообще только псих зайдет. Я хотел, чтобы было именно так, как в девяностых. Во всём. Пусть даже и клиентов при этом не будет. Основные критерии были такие: стремительный взлет (ждать мне некогда совсем, мои родители не добились успеха, и даже не пытались, значит, я должен был в двадцать лет стать сорокалетним — принести в жертву свою молодость, зато получить взамен некий статус); абсолютная свобода; непосредственное участие в таких делах, которыми почти никто, кроме меня, не занимается, а также знакомства на высшем уровне. В общем, всё это получилось. За полгода. В мае 2010 года я познакомился с анонимным блогером Техномадом. Это был новый человек на российской блог-арене. Выскочил из ниоткуда и за год добился всего. То есть он сам по

себе явился для меня воплощением девяностых годов. Я предложил ему опубликовать мою провокационную статью, преисполненную гнева, негодования и агрессии. Она имела гордое название «Олигархи сосут». И не потому они сосут, что они чем-то плохи или провинились перед Родиной, а потому, что не оценили меня по достоинству. Он согласился. Статья собрала более восьмисот комментариев, ее прочитали десятки тысяч человек, я почувствовал себя, хоть и на время, властителем умов. Тогда, когда он опубликовал статью про олигархов, он был шестым в рейтинге. В блоге Техномад появилась вечерняя рубрика, которая выходила каждый день в восемь часов вечера. Она состояла из моих статей, в которых я размышлял о судьбах мира. Надо заметить, что удовольствие от того, что твой очерк читают десятки тысяч человек, несравнимо ни с чем. Ты как бы навязываешь им свое мнение. Это приятно, это заставляет забыть о невзгодах и очень тешит твои комплексы. А у меня их немало. Я стал очень известен в медиапространстве. 2 августа 2010 года блог Техномад вышел на первое место в рейтинге Яндекса. Дерзкий, амбициозный, неполиткорректный — он стал

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

образцом достижения успеха для отдельно взятой команды в кратчайшие сроки. Столь быстро и стремительно, как это происходило в девяностые годы. И я был частью всего этого. С тех пор я в течение долгого времени подписывал каждую свою статью «Максим Лобанов, специально для блогера №1 в России». Затем я из колумниста превратился в директора по рекламе, а затем в директора по связям с общественностью. Я давал интервью на радио, меня показывали по телевидению, приглашали в Государственную думу, я произносил речь в Общественной палате, выступал в Центральном доме журналиста. Цель была выполнена. Рост произошел в полном соответствии с девяностыми годами. Почему же блог, частью которого я являюсь, стал первым в блогосфере? Всё просто: мы качественно делаем свою работу. Работаем над блогом сутками. Это наше рабочее место. Относимся к нему с полной серьезностью и трудимся с абсолютной самоотдачей. У нас четко налажена система разделения труда, работа с фрилансерами и агентами. Всё работает как часы. И в этом наш рецепт успеха. Для многих блог (по крайней мере, в ЖЖ точно) — это просто хобби, развлечение. Для нас это, во-первых, профессия, во-вторых, политика, в-третьих, бизнес. Мы быстрее, оперативнее и честнее, чем многие официальные СМИ. А по охвату аудитории практически не уступаем. Блог Техномад ежедневно читают в среднем пятьдесят тысяч человек. Хочу также заметить, что мы были единственным блогом, который активно развил формат интервью. Это было непросто, так как далеко не все понимают, о чем идет речь, когда их просят дать интервью для блога. Тем более знаменитости. Блог, мол, это не какой-нибудь всем известный модный журнал. Тем не менее, когда мы стали лидером блогосферы, преимущества сотрудничества с нами для многих стали очевидными. И интервью стало брать намного проще. Некоторые интервью приходилось готовить месяцами. Зато и результат превзошел все ожидания. Блог Техномад стал очень авторитетным и популярным медиа. Его читают самые разные группы людей. И все они сходятся в одном. Они знают: то, что сделали мы, заслуживает уважения. Это круто. Это стремительно. Это практически с нуля к вершине. Это так, как было в девяностые.

мария терехова

текст: константин зырянов рисунок: варвара полякова

Было бы странно и даже несправедливо, если бы в номере, посвященном зависти, не выступил ни один работник банковского сектора. Как-то так исторически повелось, что именно банкир считается первостепенным объектом зависти. Сегодня Константин Зырянов, и.о. председателя правления Русского международного банка, в своей колонке вполне чистосердечно признается, кому и чему завидуют банкиры.

Всякое божество завистливо и вызывает у людей тревоги Геродот

У МЕНЯ нет чувства зависти. Просто нет ее у меня, и все тут. Так получилось, что мои имя и фамилия совпадают с именем и фамилией знаменитого российского футболиста. Моего старшего сына, узнав, как зовут его отца, периодически спрашивают, не тот ли футболист. На что он отвечает: нет! Иногда объясняет, чем я занимаюсь, иногда просто, не вдаваясь в подробности, говорит: я горжусь своим отцом! Что может быть ценнее этих слов? Меня никогда не привлекало что-то, что было у других, а у меня не было. В детстве не прельщали ни игрушки других детей, ни одежда, ни техника какая-то супермодная типа вэхаэсовских видеомагнитофонов, которые были, насколько я помню, у двух человек в нашем классе. Захотел — пошел в гости, посмотрел новый фильм — «Звездные войны» или «Терминатора». Я даже не завидовал французским сверстникам, когда однажды году так в 1986-м по воле случая

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

оказался во Франции по программе обмена. Было тогда такое, когда наши школьники, да и не только школьники ездили в другие страны, а потом мы по обмену принимали их у себя. Время такое было, что некоторые наши граждане в обморок падали в буржуйских магазинах при виде того, что там продавалось. А я вот все равно французам не завидовал. Потому что я жил в лучшей стране мира — СССР и гордился этим. Наивным был и глупым, скажете, а мне все равно. Я был счастлив, внутренне свободен и никому не завидовал. Так и древние греки во времена расцвета своей цивилизации жили довольно свободно, руководствовались общечеловеческими в нашем понимании ценностями, отстаивали свои права и свободы, любили родину и защищали ее от врагов, были искусными торговцами, политиками, распространяли свою культуру в сопредельных территориях и были в большой степени счастливы. А вот богов своих греки считали ревнивыми и завистливыми, опасались их, боялись их вмешательства в свою жизнь, особенно если что-то складывалось удачно, если жизнь

становилась успешной. Часто боги наказывали людей, если люди становились слишком удачливыми. Доказательством тому служат многие фольклорные истории. Это и легенда о Поликрате, выбросившем в море перстень, вернувшийся ему в желудке рыбы (Поликрат, говорят, уж очень плохо кончил, казненный персами), легенда о Прометее, подарившем людям огонь и наказанном за это. Да и в христианских религиозных источниках часто бывало, когда боги наказывали людей за гордыню, а мне кажется, что боги просто завидовали, когда люди чего-то достигали. Ну и наказывали их за это. Прошло детство, наступила юность. Страна менялась. Все чего-то ждали. Есть бывало совсем нечего, особенно километров за сто пятьдесят от Москвы. Сам мотался из части, где служил, направленный прапорщиком за колбасой. Одежда была странная у людей какая-то. Посмотрите выпуск «Что? Где? Когда?» тех лет. Вспомнили? А все равно люди были счастливы — перемен ждали, и перемен к лучшему. А счастливы ли вы сейчас, когда, чтобы поменять гардероб, летаете на выходные в Лондон или на январские

распродажи в Милан, потому что любая дорога оправдывает пятикратную московскую наценку? А может, вы завидуете тому себе, который шел защищать Белый дом и Ельцина от танков двадцать лет тому назад? А можете представить себя, идущего биться с молодежью на Манежную площадь, чтобы защитить страну и порядок? Нет? Странно. Произошло что-то в Датском королевстве. У меня всю жизнь было очень много знакомых и не так много друзей. И я заметил: мы все стали слишком важными. С лиц ушли какие-то мальчишеские черты. У кого-то свой бизнес, кто-то занимает пост первого или второго лица в крупных банках. Все стали солидными и официальными. Недавно среди финансового совета МГИМО, членом которого я являюсь, встретил председателя правления крупной дочки одного иностранного банка и вспомнил свою первую встречу с ним. Он сдавал передо мной французский — он прожил всю жизнь во Франции, я даже близко не знал французского так, как он. Когда я вошел после него и сказал комиссии по-французски: «Я так не смогу», мне ответили: «Отвечайте, как сможете, а мы оценим, как посчитаем нужным». И я ответил.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Тогда на вступительных экзаменах я получил пятерку. Почти все получили высший балл по французскому в тот год. Но, как потом выяснилось, из шестисот поступивших только двадцать человек, сдав на отлично французский, не получили двойки по математике. Теперь судьба моих друзей складывается поразному. Глядя на сорока-сорокапятилетние лица своих товарищей, продолжаешь ощущать себя двадцатилетним и вспоминаешь эпизоды тех лет. Но сейчас этих друзей с каждым годом все меньше рядом. Нет, они конечно, живы и пусть еще сто лет проживут. Просто рядом их нет. Один стал швейцарским гражданином, другой с семьей уехал на ПМЖ в Австралию… Почему нормальным, честным людям, занимающим достойное положение в обществе, хочется уехать из страны? И мне иногда кажется, что у меня украли Родину, ту, которую я очень любил и которой гордился. Чем объяснить такое отношение небожителей к своим гражданам, как не завистью? Я не знаю.

Пионер-герой. Грехохранитель. Mortui vivos dociunt. Следопыт. Господин

Потрошитель. Закрытие темы.

записал: дмитрий филимонов фото: наталья львова

В галерее пионеров-героев «РП» есть и чабан, и десантник, и оружейных дел мастер, а вот патологоанатома не было. На ближайших страницах читателю предстоит путешествие в тамбовский морг, которым заведует Юрий Кириллович Щукин. Краевед, литератор, создатель Музея греха, знаток смерти и при этом (а может быть, из-за этого?) большой любитель жизни. Патологоанатом во всех героический. русский пионерсмыслах №6(18). декабрь 2010–январь 2011

В музее шесть основных разделов: пьянство, курение, наркотики, блуд, воровство, садизм. Точнее, результат всего этого.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Звонят

из лечебки, к умирающему зовут: «Зайди!» Вот дела. Обычно умирающему священника зовут, а этому — патанатома. Ладно, захожу в палату. Парень весь в татуировках. Корчит его. За койку хватается, стонет. Я-то уже знаю, почему корчит. Ожог пищеварительных органов. Пил. Политуру, ацетон, карбоксилол, пятновыводитель, даже азотную кислоту — вперемешку со святой водой. Зачем? А спросите его. De gustibus non disputandum est1. Ему была жизнь дана, да в плохие руки попала. Организм потихоньку привык к ядам, но потом природа свое взяла. Помирает в муках. Спрашивает: «Ты, что ли, меня резать будешь, когда сдохну?» — «Да ладно, — говорю, — вылечат». — «Не ври. Лучше мои потроха положи в банку, чтоб пацанам показывать». — «Зачем?» — «Чтоб пацаны так не делали». Бедняга еще два дня корчился, потом ушел ad patres2. Погубил себя. Грех это. 1 2 3 4

Ну я, как обещал, его желудок и пищевод — в банку. Фиксирующим раствором залил. Вон там на верхней полке. Стал коллекцию грехов собирать. Вот, смотрите, сколько всего насобирал! Ко мне студенты-медики приходят. Школьников тоже приводят. Малолетних алкоголиков, наркоманов. Я им лекции читаю. Учу любить жизнь. Пугаются, когда смотрят. Ну и хорошо — надо, чтоб проняло. Иначе не достучишься. Музеем греха прозвали. Мне говорят: вы такой жизнелюбивый! А как иначе? Тридцать пять лет с покойниками. Патанатом должен сильно любить жизнь. Иначе с ума сойти. Поэтому я танцую. Да, дипломированный танцор. И фокусы умею. Да, дипломированный иллюзионист. Зимой — в прорубь. Летом — на байдарке. Шестьдесят три. А что? Здоровье хорошее, в расцвете сил. И жена

молодая. Mens sana in corpore sano3. Иначе спятишь. Ну что, желаете экскурсию? В музее шесть основных разделов: пьянство, курение, наркотики, блуд, воровство, садизм. Точнее, результат всего этого. Начнем! Вот рука убийцы. Ручища! Росту в мужике было два метра два сантиметра. На бойне трудился. Скот забивал. Кулаком. Положено током, а он кулаком. Зачем? Для удовлетворения своих духовных потребностей. Suum cuique4. Видите череп коровы? Да, у меня в музее коровий череп имеется. Для наглядности. Он ее вот сюда бац! — и готово. В конце концов воспалились сосуды, тромб, развилась гангрена. Отрезали руку. Спасли убийцу. А он все равно помер. От паразита эхинококка. Нет, фокус не покажу. Зарекся показывать фокусы. Когда в медицинском учился, я этим на жизнь зарабатывал.

De gustibus non disputandum est — О вкусах не спорят (лат.) Ad patres — К праотцам, т.е. на тот свет (лат.) Mens sana in corpore sano — В здоровом теле здоровый дух (лат.) Suum cuique — Каждому свое (лат.)

русский пионер №6(18). декабрь 2010–январь 2011

В шапито. На манеже. Маг и волшебник Юрий Щукин! Барабанная дробь. Ну еще на лекциях. На спор. На обед в институтской столовке. «А слабо лезвие проглотить?» — «А не слабо!» Или ножом руку проткнуть. Кровь платочком оботрешь — ни следа, ни царапины. Один бедолага решил повторить фокус. Берет нож — и себе со всей дури в руку. Потеря крови — чуть не помер. Вот тогда я поклялся не показывать фокусы. Ну, по-другому стал зарабатывать. На стройке. На разгрузке вагонов. Санитаром в морге. А танцевать не бросил. Зачем бросать? В конкурсах побеждал. «А ну-ка, медики!» Сейчас нет конкурсов. Сейчас только дома. С женой. По праздникам. А так больше книжки пишу. Двадцать пять книжек вышло. Еще две на очереди. Осталось написать только про Тамбов. Мэрия заказала. Продолжим. Вот penis юноши. Несчастный провертел дырочку в стене женской бани. Подглядывал. Женщины его изловили, penis шнурком перетянули. Развязать не смог. Пока до больницы добрался — омертвение тканей. Вот осколки лобной кости. Пол человек мыл. Будучи в семейных трусах. Кот глядел-глядел на то, что болтается, и вцепился когтями. Бедняга с перепугу лбом в батарею. Голову зашили, из больницы выписали. До дороге домой бутылку водки выпил. Приходит домой, на пороге котик сидит — мяу! Он его хвать об батарею. Жалел потом сильно. Нет, я не пишу беллетристики. Стихов тоже. Я по другой части. «Медицинская помощь в Тамбовской области. История и люди». Ab ovo usque ad mala5. Смотрите, какой том! Докторская, считай, диссертация. Нет, ученой степени не имею. Когда надо было кандидатскую писать, мы трупы замораживали. Приходишь в дом: «Здравствуйте, примите соболезнования. Не желаете покойного заморозить?» Двадцать пять рублей. А прибавка за канди5 6 7 8

...Когда видишь, что остается от человека… Ну, от некоторых вовсе ничего не остается. Кроме отчета о вскрытии...

датскую — десять рублей в месяц. Надо ж было семью кормить. Homo sum, humani nihil a me alienum puto6. Перейдем к следующему стенду. Вот палец любовника. Муж на «КамАЗе» баранку крутил. Рейс отменили. Домой возвращается — любовник в окно. Забор. Гвоздь. Когда перелезал — обручальным кольцом зацепился. Оторвал. В травмпункт прибегает: «Доктор, пришей палец!» — «Нет, —отвечает доктор, — это ж не пуговица». Вот палец ловеласа. На дискотеке к даме приставал. Под блузку полез. Откусила. Вот ухо соперника. С двоими флиртовала. Мужчины повздорили. Последняя моя книжка — «Жизнь архиепископа Луки на Тамбовской земле». Святой Лука Войно-Ясенецкий. Знаете? Тут служил. Во время войны. Архиепископом и хирургом. В эвакогоспиталях. Наша

больница его имени. Выдающийся специалист был. Гнойная хирургия, ad notam7. Нет, я не хожу в церковь. Хотя думаем колокольню построить. Вчера как раз по этому поводу заседали. Ну, я член Общественной палаты. Областной, тамбовской. Решили в центре города колокольню восстановить. У главного храма. Взамен разрушенной. Но мы отвлеклись. Вот ягодица любовника. Познакомился с девушкой на пляже. Попросила воды купить. Потом пива. Потом в парк Дружбы пошли. Дружили прямо на земле. Ягодицу шиповником уколол. Страшная опухоль. Пришлось удалить. Вот ступня любовника. Муж вернулся — пришлось бежать. Не успел ботинки надеть. Зима. Отморозил напрочь. Вот почка любовника. В дверь любимая не пустила, по водосточной трубе лез. Сорвался. Треснула почка. Amor non est medicabilis herbis8.

Ab ovo usque ad mala — От яиц до яблок, т.е. от начала и до конца (лат.). Обед у древних римлян обычно начинался с яиц и заканчивался фруктами. Homo sum, humani nihil a me alienum puto — Я человек, ничто человеческое мне не чуждо (лат.) Ad notam — к сведению (лат.) Amor non est medicabilis herbis — Нет лекарства от любви (лат.)

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Когда видишь, что остается от человека… Ну, от некоторых вовсе ничего не остается. Кроме отчета о вскрытии. «Труп мужчины удовлетворительного питания, кожные покровы бледные, почки весом восемьдесят грамм, селезенка двести грамм, поджелудочная железа семьдесят грамм, сердце триста девяносто грамм, в брюшной полости триста миллиграмм желтоватой прозрачной жидкости»... Вот подумаешь об этом, и хочется след оставить. Поэтому книжки пишу. Ибо книга — лучший памятник автору. Verba volant, scripta manent9. А теперь другая тема. Вот рог вора. Яблоки в саду воровал. Хозяин подкараулил — палкой по шее. Рог вырос. Воротник не мог застегнуть. Отрезали рог. Вот сожженные руки. Денег на выпивку не хватало. Решил провод сдать в скупку цветмета. Три тысячи вольт. Мне, можно сказать, за книжки премию дали. «Лучший врач России». В номи-

...Стал коллекцию грехов собирать. Пугаются, когда смотрят. Ну и хорошо — надо, чтоб проняло. Иначе не достучишься. Музеем греха прозвали...

нации «врач-исследователь». Да, Путин лично вручал. В Москве. Минувшей весной. Триста тысяч рублей премия. Куда дел? Сыну отдал. На ипотеку. У него скоро дочка родится, в смысле внучка моя, а квартиры нету. Что еще? А! В энциклопедию вписали — «Лучшие люди России». Это я себе такой памятник возвожу. Нерукотворный. Но продолжим экскурсию. Этот стенд особенно пугает девушек. Вот «крокодиловый» ребенок. Мать — зэчка. Чифирь, кодеин, «крокодил». Ну, это самодельный наркотик. Смесь разных таблеток. Результат: пять глаз, один зуб. Вот ребенок «экстази». Вместо глаз уши, мозга нет вовсе. Вот «героиновый» ребенок. Волчья пасть, живот наизнанку. Вот ребенок сифилитички. Мать в Турции секс-рабыней трудилась. Вместо лопаток акульи плавники. Слава о музее по России идет. Недавно ко мне парень с девушкой приезжали. Из Смоленска. На красной спортивной машине. «Покажите, — говорят. — Мы в «Эрмитаже» были, в Музее самовара, Музее валенка, в Третьяковской галерее два раза, в Музее водки, в «Лувре», а в Музее греха ни разу». Ну показал. Девушка — ах да ох! А парень сказал: «Спасибо, есть о чем подумать». Facilis descensus Averni10. Ну, для того я и делал музей. Чтобы люди задумались. Испугались и задумались. Вам не скучно? Ну и чудесно! Вот сундучок патанатома. Девятнадцатый век, между прочим. Все необходимые инструменты, чтобы разобрать человека на части. Я не с нуля коллекцию собираю. Первых уродцев еще доктор Вамберский заспиртовал. Сто лет назад. А вот часы бьют, слышите? Тоже старинные. Бом! Бом! Бом! Жизнь коротка, ее нужно прожить красиво. Я это знаю наверняка. Mortui vivos dociunt11.

9 Verba volant, scripta manent — Cлова улетают, написанное остается (лат.) 10 Facilis descensus Averni — Легок путь через Аверн, т.е. путь в подземное царство (лат.) 11 Mortui vivos dociunt — Мертвые учат живых (лат.)

русский пионер №6(18). декабрь 2010–январь 2011

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Не решив загадку Джека Потрошителя, сложно утверждать, что разгаданы все тайны человечества. Все главные тайны человечества на повестке дня. Получается, расследовать это дело необходимо — ради славы, престижа.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

текст: николай фохт рисунок: сандра федорина

Обозреватель «РП» Николай Фохт продолжает свое бескомпромиссное движение против течения: если большинство журналистов только и заняты созданием и размножением мифов и легенд, то Николай решительно ставит на мифах крест, а легенды отправляет в утиль. Сегодня будет раз и навсегда названо имя того, кто попал в историю под ником Джек Потрошитель. А необходимость в нике, соответственно, отпадает. 49

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Зачем

матки Чапмен. Третья женщина, Элизабет Страйд (Долговязая Лиз), — ей убийца просто перерезал горло, без художеств. Зато следующей проститутке, Кэтрин Эдоуз, досталось: кроме банально перерезанного горла Потрошитель распорол Кэтрин живот, отрезал обе щеки, нос, срезал веки и унес матку и одну почку. Апофеозом серии стало убийство Мэри Келли: перерезано горло, жертва изуродована до неузнаваемости, Потрошитель вырезал и унес сердце Мэри. В интимные отношения с жертвами Джек не вступал. Тем не менее за ним закрепилась слава сексуального маньяка. Это пять так называемых канонических убийств Джека Потрошителя. С натяжкой к ним можно приплюсовать еще пару; некоторые особо кровожадные исследователи и журналисты пытаются пришить Джеку похожие преступления во Франции, Америке — но нам-то это зачем? Нам лишнего не надо, нам бы с этими разобраться. Мы же не будем изучать все предположения, предположения я сам

сделаю в конце расследования. А чтобы это предположение оказалось точным, буду опираться только на безусловные факты и выводы. На канонические, если угодно. Да, надо сказать, что Джека Потрошителя не только не нашли и не наказали — даже не приблизились к пониманию, кто это мог быть. Круг подозреваемых от 30 до 150 человек. В этом кругу и Льюис Кэрролл, и Оскар Уайлд, и внук королевы Виктории; под подозрение попала даже женщина. Фантазия тех, кто выдвигал версии, удивительна сама по себе. Еще удивительнее то, с каким удовольствием работники культуры, журналисты, писатели, потом и кинематографисты с музыкантами внесли вклад в развитие темы. За последние 120 лет написана куча статей, рассказов, романов; снято множество фильмов, сочинены тонны песенок. Конечно, это все защитная реакция, понятно. Но защитная реакция эта за сто с лишним лет не только изрядно задолбала, но и безнадежно запутала дело.

ДОКУМЕНТАЛЬНОХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ДЖЕК

...Убийца буквально выпотрошил несчастную, вырезал и унес с собой часть матки Чапмен...

getty images/fotobank

это мне? Нет, неправильный вопрос. Правильный: а кому-нибудь еще это надо? Надо ли кому-то, кроме меня, знать настоящее имя Джека Потрошителя? В шутку спросил очень неожиданно у почти незнакомой девицы во время совместного кофе в дорогом заведении: хочешь знать, кем был Джек Потрошитель на самом деле? Спросил бескомпромиссно, рискованно, ярко; можно было подумать, что напугать даже хотел, а не спросить. Девушка, на мой вкус, повела себя неадекватно: глаз ее загорелся, губы из сухих стали влажными, и твердым голосом, но с интимными интонациями она ответила: «Да, хочу». Этот ответ повлиял на мое окончательное решение. Я стал заниматься делом Потрошителя. Я окунулся в довольно болезненный и бессмысленный мир исследователей Джека, рипперологов. Конечно, уровень разговора на эту тему приблизительно такой же, что и уровень обсуждения футбольного матча «Челси» — «Арсенал»: предмет дискуссии, конечно, существует, но тратить на обсуждение много времени жаль. С другой стороны, не решив загадку Джека Потрошителя, сложно утверждать, что разгаданы все тайны человечества. А именно все главные тайны человечества на повестке дня. Получается, расследовать это дело необходимо — ради славы, престижа. Конечно же, удивляет размах преступлений Джека Потрошителя. В том смысле, что по нашим временам все было очень скромно. В течение двух месяцев, с сентября по ноябрь 1888 года, серийный убийца совершил пять зверских убийств. Все убитые — немолодые проститутки (одна, правда, технически не проститутка — денег за любовь не брала, но тоже пьяница; а одна самая настоящая проститутка, но молодая). У первой жертвы Мэри Николз двумя ударами перерезано горло, вспорот живот. Вторая, Энн Чапмен (Темная, а еще адаптированнее — Хмурая Энн), убита приблизительно так же, только еще убийца буквально выпотрошил несчастную, вырезал и унес с собой часть

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Как только я ознакомился с канвой происшествий в лондонском Ист-Энде второй половины 1888 года, сразу вспыхнула здравая мысль: да ладно! Ну чего тут сложного? Пять однотипных убийств в небольшом криминальном районе (тысяч тринадцать населения), где половина граждан, что называется, на учете в полиции. Да тут за пару шиллингов маму родную сдадут в Джеки Потрошители. Как можно не найти? Я ринулся отрабатывать фактуру и художественное осмысление этой фактуры. Несколько кинофильмов, в том числе «Из ада» с Джонни Деппом и минисериал «Уайтчепель» о копировщике Потрошителя; психологический портрет Джека Потрошителя, который составил специалист по серийным убийцам ФБР Джон Дуглас; многочисленные англоязычные источники, в которых описываются практически все главные подозреваемые. Ну и, конечно, замечательный квест «Шерлок Холмс против Джека Потрошителя». Вообще эта игрушка, которую я сначала рассматривал исключительно как эле-

мент отдыха с погружением в атмосферу убийств и насилия, оказалась решающим фактором. Именно скачав «Холмса» с торрента и поставив удобоваримый русификатор, я вспомнил, что о серийных убийцах и сексуальных маньяках знаю не понаслышке. Причем одного из моих знакомых так и звали — московский Джек Потрошитель.

Но Людмила остановила его жестом:

История с моим Джеком Потрошителем началась, в общем, весело. В парикмахерской. Году в 90-м прошлого века. Я стригся на улице Герцена, возле моего дома на Тверском бульваре. На соседнем кресле пользовался услугами молодой человек с живым взглядом — он то и дело смотрел на меня и улыбался. Он закончил процедуры минут на пять раньше. Когда я вышел на улицу, оказалось, что он поджидает. Вася хотел познакомиться. — Вася, — ответил я прямо и без обиняков, — я интересуюсь только девушками и женщинами, хотя твое право ходить в парикмахерскую и заводить там знакомства уважаю. Вася искренне рассмеялся, но не отстал. Выяснив, что я журналист, он хлопнул себя по ляжкам и воскликнул: — Есть сенсационный материал! Василий, который уже превратился в надежный источник информации, безо всяких там глупостей, сообщил: над человеком хотят совершить неправедный суд! У него есть убойный материал, он познакомит меня с интереснейшими людьми — с женщиной! Для этого нужен мой телефон. — Вася, — строго ответил я, — держи себя в руках. Дай мне свой номер, я позвоню, когда высвободится свободная журналистская минутка. Вася обрадовался, улыбнулся на прощанье и поковылял в направлении Красной площади. Любопытство, надеюсь профессиональное, победило предрассудки — я набрал Васин номер через неделю. Он назначил встречу у выхода из метро «Октябрь-

getty images/fotobank

МОСКОВСКИЙ ПОТРОШИТЕЛЬ

...Мужчина от 28 до 36 лет, ничем не выделяющийся, работник (все убийства совершены в пятницу, субботу или воскресенье — то есть после трудовой недели). Конечно же, безумный....

ская». В результате мы оказались в обшарпанной желтоватой постройке 20-х годов 20-го века. Вася уточнил по дороге, что мы идем в театр. Правильно сделал — на театр совсем не было похоже. В так называемом театре Василий познакомил меня с Людмилой. — Это режиссер, — рекомендовал ее мой энергичный знакомый. Чтобы поддержать беседу, ну и так, ради вежливости, я спросил: — А какой у вас тут театр? Людмила, плотная дама с тусклым взглядом, совсем не режиссерским, задумалась. Ей стал помогать Василий: — Это очень хороший театр, такого больше нет нигде.

— У нас театр пластики и танца. На базе восточных практик. — А спектакли какие есть? Я интересовался по инерции, мне многое стало уже понятно. — Мы скорее студия, чем театр, — Людмила тоскливо посмотрела куда-то под стол. Василий побледнел и улыбнулся. — Вот Василий был одним из лучших… танцоров, артистов. Пока ни бросил. Вася услужливо кивнул. — Хорошо, в чем дело-то? Кого хотят невинно заточить в тюрьму? Людмила глубоко вздохнула и поведала странную историю. Невинной жертвой правосудия оказался вор в законе, отсидевший семь сроков за кражи и мелкое хулиганство Александр Тимофеев — любимый человек режиссера Людмилы — Не совсем, конечно, любимый, но любовник. Мы с ним недавно расстались, но ничего плохого про него сказать не могу. Как мужчина он был прекрасен. — Что-то знакомое, Александр Тимофеев… — Ну конечно знакомое! — Людмила совсем обрадовалась. — Он же московский Джек Потрошитель! Людмила и Василий отрепетированно саркастически рассмеялись. А мне стало не по себе. Мне сразу не понравилась обстановка этой комнаты, запах запущенной коммуналки, эта Людмила, которая называет себя режиссером, Вася, который начинал меня раздражать… Нет, к Васе, безусловно, надо относиться толерантно — но Тимофеева еще мне не хватало. — Я вообще-то о культуре пишу. — Ну так у нас ведь театр, — парировала Людмила. — Но тут Потрошитель… — Да какой он потрошитель?! Вор он, — по-бабьи выдохнула режиссер. — Не будет вор насиловать и убивать. Его самого в камере опустят, он законы-то знает. У меня вот тут копии дела, документы, почитай. С адвокатом познакомлю — все говорят в один голос, что на него просто

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

доказано! И вот по пяти вышеописанным «доказанным» эпизодам Тимофееву впаяли вышку. Все остальные эпизоды, собственно убийства и изнасилования (а некоторые пострадавшие выжили, но не опознали Тимофеева) не доказаны. Но расстрел дали.

getty images/fotobank

повесить хотят все эти убийства и изнасилования. Подумай, дело-то резонансное. Интересное для журналиста. …Ну а что, размышлял я, дело-то резонансное. Что бы там ни вышло в результате, заметка может громкой получиться. Да и про культуру я не то чтобы соврал — был у меня прецедент, когда я расследовал дело маньяка-педофила. Хорошая заметка, в смысле, скандальная вышла. Да и в архивах судебных мне понравилось работать. Собирать из мозаики справок, протоколов допросов, рапортов общую картину и делать свои собственные выводы; гнуть свою версию, защищать свою линию. — А у нас с Людмилой даже роман был, — совершенно неуместно вклинился Василий уже на пороге станции метро. — Ага. Я тебе позвоню. В общем, я втянулся. Изучил документы, пообщался с адвокатом Тимофеева и даже побывал в суде на слушании дела и оглашении приговора. Вот где ад! После визитов в суд мне стало действительно страшно жить на белом свете. В память врезались две вещи. Вопервых, единственным человеком, который твердо опознал Тимофеева и показал, что он ее изнасиловал, была его любовница по фамилии Персюн. Причем изнасиловал ее Тимофеев четыре раза в течение двух, кажется, лет. Он и Персюн встречались, ездили в Крым на отдых, выпивали в компании — ну и время от времени вступали в интимные отношения. Может, действительно всего четыре раза — Тимофеев человек занятой, в авторитете. Но вот вдруг объявить это изнасилованием —даже в зале суда присутствовавшие посмеивались во время чтения подробностей. Во-вторых, единственный доказанный эпизод без учета четырежды изнасилованной Персюн — это опознанное кольцо с руки жертвы. То есть Тимофеев пытался продать это кольцо соседке. Он и не отказывался от кольца. Только дело в том, что колечко с феонитом — штамповка. И никто не помнил, какое в точности кольцо было на руке убитой, никто с полной уверенностью не мог сказать, что это именно то самое колечко. Вроде похоже — значит,

Справедливости ради надо сказать, что Тимофеев не вызывал никакого сочувствия. Обычный бандит, отчаянный, беспредельный — в общем, не было сомнений, что он может пришить кого угодно. Но серия изнасилований и убийств? Я написал заметку. Под напором общественности дело пересмотрели и вышку отменили. Потом еще что-то… Я не следил, у меня не было уверенности, что надо дальше заниматься защитой бандита. Хотя к тому времени наши виртуальные отношения стали почти творческими — из тюрьмы, через адвоката и Людмилу, Тимофеев передал мне роман. Людмила обещала что-то исповедальное и актуальное. По существу дела. Оказалось, какая-то фигня, странным образом напоминавшая прозу Чарльза Диккенса. Я послушно отредактировал кусок (кажется, роман назывался «Заморозки», что-то с погодными явлениями связано аллегорически) и опубликовал в своей газете. Из тюрьмы до меня доносились сведения, что автору не понравилась правка. Рукопись еще долго валялась у меня дома, мозолила глаза. Однажды, решив в очередной раз почистить карму, я выкинул ее на помойку. Жечь не стал. И больше о Тимофееве-Потрошителе не думал. До последнего момента.

ОН НАСТОЯЩИЙ

...Инспектор Эбберлайн, мог выдвинуть версию, что в убийствах замешан не только принц крови, внук королевы Виктории, Виктор Альберт, но и придворный врач сэр Уильям Галл...

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Вернемся к исходнику, к оригиналу. Как ни пытался кинематограф раскрасить эту историю, она все равно, в сущности, очень скучная и примитивная. Только накачавшись опиатами в одном случае («Из ада», Депп) и вискарем в другом (двухсерийный «Джек Потрошитель», Майкл Кэйн), один из руководителей расследования, инспектор Эбберлайн, мог выдвинуть версию, что в убийствах замешан не только принц крови, внук королевы Виктории, Виктор Альберт, но и придворный врач сэр Уильям Галл — который и убивал проституток. Вообще перспективной эта история могла стать, только когда в ней был бы замешан человек из высшего света, на худой конец — из мидл-класса. И тогда приплести можно и внебрачных отпрысков, претендующих на престол, и дежур-

ную масонскую чушь — вообще все что угодно. Даже «Алису в стране» чудес с Кэрроллом. Ведь как тишайший в отношении женского пола писатель оказался в подозреваемых? Предприимчивый исследователь переставил буквы местами, и один из рассказов Алисы, в котором есть слово «ухо», стал повествованием о том, как Кэрролл с подельником отрезали уши Кэтрин Эдоуз. В общем, искусство в большом долгу перед людьми — помочь в разгадке преступления Джека Потрошителя оно неспособно. Оно способно напугать, да и то лишь детей и домохозяек. Беглое знакомство с кейсом Потрошителя, разумеется, подскажет — это не мог сделать человек более-менее приличный, состоятельный. Если бы это был чужак, донесли бы полисменам за милую душу. А истинного убийцу улица не сдала — хотя, думаю, уайтчепельское сообщество знало, кто это сделал. Я, как всегда, пошел самым простым путем. Я собрал все достоверные описания свидетелей, добавил выводы инспекторов и патологоанатомов, присовокупил современный психологический портрет Джека — и наложил все это на характеристики главных подозреваемых.

ИТАК, ОСНОВНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ УБИЙЦЫ Мужчина, невысокий (162-165 см), в темном костюме, в шапочке или кепи. Сильный, обладающий либо специфическими медицинскими навыками, либо просто умеющий управляться с ножом (ну а еще точнее — мясник). Конечно же, безумный. Современный анализ трактует так: мужчина от 28 до 36 лет, ничем не выделяющийся, работник (все убийства совершены в пятницу, субботу или воскресенье — то есть после трудовой недели). Его профессией может быть «мясник, служащий похоронного бюро, ассистент патологоанатома, сотрудник больницы». Он носит с собой нож, выпив в баре стакан виски, становится агрессивным и неуправляемым. От себя добавлю: это простолюдин, принадлежащий к профессиональ-

ному сообществу или национальной общине, кроме явного безумия у него должен быть дополнительный мотив, хороший, сильный мотив. Он действует в одиночку и не случайно убивает именно проституток. Ему нужны не просто беззащитные, немолодые шлюхи — ему были нужны именно эти конкретные проститутки.

ТЕПЕРЬ ПОДОЗРЕВАЕМЫЕ Джеймс Келли — обивщик, сел за убийство жены ножом, смертная казнь заменена психушкой, из которой Келли сбежал как раз в то время, когда орудовал Джек Потрошитель. Джекоб Леви — мясник, еврей, жена и двое детей. Джон Пизер, сапожник, признавшийся в том, что нападал на проституток и грабил их, еще до убийств Поторошителя. Принц Альберт Виктор, внук королевы Виктории, часто бывал в Ист-энде, захаживал к проституткам, заразился сифилисом. Монтеги Джон Друитт — адвокат, психически ненормален, покончил с собой. Джордж Хатчинсон — чернорабочий, лично знал последнюю жертву Мэри Келли, видел ее одним из последних, дал ложное описание возможного убийцы. Северин Клосовски, польский эммигрант, парикмахер, психически ненормален, повешен уже после истории с Джеком Потрошителем за убийство троих жен — он их отравил. Аарон Космински — просто безумный еврей. Фрэнсис Тэмблти — лекарьшарлатан, американец, сбежал из-под залога в США. Теперь будем накладывать и вычеркивать. Первыми из гонки выбывают номера 4, 5 и 9. В мой формат они не попадают, потому что это образованные, совершенно не органичные для Уайтчепеля персонажи. К тому же у принца железное алиби. Тэмблти не подходит ни по возрасту (он был значительно старше), ни по росту —

он намного выше. К тому же Фрэнсис — гомосексуалист; он презирал женщин, но никогда не проявлял к ним агрессию. Друитт свихнулся из-за самоубийства матери и стал подозреваемым уже после своей смерти — только потому, что его самоубийство совпало с прекращением серии Джека. Следующим шагом отцепляем номера 1, 3 и 7. Первый и седьмой, Келли и Клосовски, вроде подходят идеально. Оба сумасшедшие, оба попались на убийстве жен. Но вот что я вам скажу: убить жену — это не то же, что убить и изуродовать проститутку. Тут уж надо выбирать — номер 1 и номер 3 выбрали жен, вычеркиваем. Джон Пизер очень хорош для Джека, подходит по всем параметрам — жаль, что после того, как его уже поймали, произошли еще три убийства. А так Джон признался в предыдущих нападениях на проституток, но открестился от убийств. Он заключил сделку с правосудием и вообще не был наказан. Везет. И вот с нами остались мясник, еврей Джекоб Леви, просто сумасшедший еврей Аарон Космински и обманщик Джордж Хатчинсон. Хатчинсон попал в подозреваемые, потому что обманул полицию. Но обманул он не для того, чтобы уйти от ответственности — он получил деньги за ценные свидетельские показания. Вот и не пожалел красок для якобы подозреваемого: по Хатчинсону получалось, что убийца Мэри — настоящий денди с красным шарфом на шее. Мы не верим Хатчинсону и его самого вычеркиваем. Остаются двое, мясник Леви и еврей Космински. Если следовать моим шаблонам и правилам, ясно — отваливается Космински. Потому что, во-первых, у него нет навыка работы с ножом (мы, во всяком случае, об этом ничего не знаем), а вовторых, кроме явного и жесткого сумасшествия, никакого мотива. Другое дело Джекоб Леви. Он мясник — он не только знает, как обращаться с ножом, он знаком с анатомией. Пусть с анатомией животных. Разделать, выпотрошить плоть для него обычное дело.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

getty images/fotobank

Он заразился сифилисом, который в результате разрушил его нервную систему и убил в 1891 году. Джекоб мне нравится, он единственно достойный Джек Потрошитель. Но как быть с дополнительной мотивацией? Ответ я нашел в игрушке «Шерлок Холмс против Джека Потрошителя». Должен сказать, это игра абсолютно достоверно и серьезно реконструирует все пять преступлений Потрошителя. За исключением нескольких дурацких, дежурных головоломок, к расследованию серии убийств действительно применен дедуктивный метод Конан Дойла. Выводы по всем убийствам железные, вся фактура сохранена. У Холмса, как и у меня, получился Леви. Поэтому я поверил и в аргументы Холмса. А история такая. У Джекоба был даже не один сильный мотив, а парочка. Во-первых, он заразился от проституток Уайтчепеля сифилисом — и заразил жену, которая родила ему больного ребенка. Семья практически разрушена. Естественно, в своей беде Леви винил проституток. Вовторых, его отношения с клубом еврейской общины Уайтчепеля «Империал» не сложились. Ну, в том смысле, что «Империал» отказал ему в поставках кошерного

...Не жаль никого, ни бедных женщин Уайтчепеля, ни безумного еврея, ни тем более покрывших его старейшин общины; мне не жаль Александра Тимофеева, даже Людмилы не жаль... мяса. Его собственный бизнес рухнул, он вынужден работать на чужой скотобойне. И вот в голове Джекоба созрел нереально адский план: он отомстит проституткам и еврейскому клубу одновременно. Он убивает шлюх за болезнь своего ребенка, а еврейской общине достается еще больше: он разделывает кошерное мясо ножом, которым убивал. Тем же зараженным, кровавым ножом. Не исключаю, что в мясо он подкладывал некоторые украденные органы. Почку Кэтрин Эдоуз, матку Мрачной Энни или сердце Мэри Келли. Сифилис сделал Леви сначала безумным, а потом и прикончил беднягу. Ну,

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

беднягу я так, ради красного словца приплел — какой он бедняга. Осталось всего пара вопросов. Почему не нашли Джекоба? Он ведь был под носом у полиции, его допрашивали, он был под подозрением — как все евреимясники из этого района. Думаю, евреи сами догадались про Джекоба — и не сдали его полиции. Леви был локализован внутри сообщества, затем помещен в лечебницу, где и умер. Евреям не нужен был еврей, зверски убивший проститутокангличанок. Антисемитизм в Англии конца девятнадцатого века никто не отменял. А что с Джеком Потрошителем? С этим прозвищем? С письмами в полицию, с открыткой и посылочкой местному дружиннику Ласку, в которой была недоеденная почка Эдоуз. Подробно поработав с документами, я склоняюсь к мнению, что все это проделки журналистов — фальшивки то есть. Ну хотя бы потому, что написаны они разным почерком. И Шерлок Холмс так же думает, тот, который против Джека Потрошителя. Дело Джека Потрошителя оказалось трудным — но не слишком, бывало и покруче. Мне было неприятно всем этим заниматься, потому что я видел, какая туча специалистов из разных областей человеческой деятельности из кожи вон лезли, чтобы сделать из Потрошителя икону для маньяков, загадочную и ужасную. И больше всего мне не нравится, что им это удалось. Первый раз я расследовал дело с холодным сердцем. Мне не жаль никого, ни бедных женщин Уайтчепеля, ни безумного еврея, ни тем более покрывших его старейшин общины; мне не жаль Александра Тимофеева, даже Людмилы не жаль. Джек Потрошитель — это сериал, выдуманный, чтобы скрыть коррупцию, преступную политкорректность. Его и судить надо по законам сериального жанра — снимать с эфира беспощадно! А я что, я всего-навсего нашел настоящего убийцу пяти проституток. Ну, Шерлок Холмс немного помог, совсем чутьчуть.

Диктант. Независтливость. В тему номера. Собеседование. Лола и Каин. Битва на манеже. Урок правды. В моей зависти прошу

винить Д. Петрова. Владимир Григорьев о своем кумире. Урок поэзии. Про зависть пишет мастер слова (стихи поэта А. Орлова). Дневник наблюдений. Паническое совершенство «Околоноля». Роман с театром. Урок музыки. Коммунная квартира. All you need is loft. Сочинение. Лифт. Рассказ Дмитрия Глуховского. Изложение. Москва

для москвичей, пик! Произведение Дмитрия Филимонова. Урок рисования. Быть мальчиком.

текст: игорь мартынов фото: сергей борисов

В своем предисловии к теме номера — «зависть» — Игорь Мартынов, базируясь не только на зыбком личном опыте, но и на железных научных фактах, беспощадно исследует распространенные формы зависти, делая неутешительные для них выводы и в итоге обнаруживая искру позитива даже там, где, казалось бы, ее не надо искать. русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Иной

раз вроде бы и надо обзавидоваться, чтоб было к чему стремиться, чего алкать — но как правильно выбрать мишень, что считать ценностью в эти шаткие времена? Неоднозначно все, расплывчато… Взять хотя бы искусство. Узко — архитектуру. Вот, казалось бы, авторитет неоспоримый — Гауди. Помнишь, в самом центре Барселоны искали мы постройки гения. «Гауди? — переспрашивали местные. — Он в защите или в нападении играет?» — «Нет, — говорим, — он чемпион по другому виду, архитектор». — «Погодите, сейчас позовем Педро, он всех знает на бульваре. Кто жил, кто умер, кто еще не родился». Приводят Педро, в костюме, с газетой подмышкой — признак интеллектуала. «Гауди? — переспрашивает Педро. — Каталонец? Гений? Но не матадор и не футболист? Не может такого быть! Чем прославился? Дом построил? Так в доме жить надо, чего на него пялиться. Какая разница, кто строил?» Беседа, как выясняется, протекает ровно под знаменитым домом с черепами, под шедевром Антонио Гауди. Жилое строение, не памятник, не охраняется государством. Более того: к гению на его домашней территории отношение не то чтоб без зависти — скорее с раздражением. Ведь он, хоть и гений, так и не довел до ума свою «Саграда фамилию» — только пару месяцев назад папа разрешил там мессы. А до того даже толковой крыши не было, не то что у Христа Спасителя. Опять же — во время достройки храма зашибло немецкого мальчугана-туриста химерой, некрепко прилепленной еще при самом Гауди. Был суд. Гения посмертно обвинили в халатности. Возник общественный протест: ни евроцента архитектурному монстру! Так угасают кумиры со стажем. Что уж говорить про начинающих, про новобранцев: эти вянут от малейшего укуса блогера. Но если нет достойного объекта — не стать таковым объектом самому? Чтоб обзавидовалось человечество твоей, допустим, принадлежности к наступающей нации? Вроде бы самый момент! И уже расчехляешь в себе великоросса, оперевшись цевьем на наследствен-

ность, и потряхиваешь на Манеже белокурым хаером — смотрите, завидуйте, вот я, блондин! Наводишь белый клык на зов предков, нашаривая, на ком бы применить свой расовый триумф, самоопределяясь буквально на глазах, исключительно на голубых, формируя богоизбранность… Как вдруг, откуда ни возьмись, недобитки — генетики! Всю картину портят! Профессор из Генуи, Кавалли Сфорца, полвека бродил по миру с микроскопом, лопатил папирусы, копался в прахе и доказал, как срезал под самый корешок: ни рас, ни наций нет. Сказать такое именно сейчас! Когда все флаги в гости будут к нам, куда они денутся, все игры и чемпионаты, все фестивали и капустники! Когда вот-вот готова признать планета, кто ее высший этнос, а тут двух мнений быть не должно! Аккурат выясняется: гордиться-то нечем. Вся расфасовка на белых, черных и прочих — иллюзия и блеф. Нет на то генных предпосылок. Цвет кожи расскажет историю климата, но не народа. Поселить сотню самых аббастых шведок на Таити — через несколько тысяч лет они затемнеют как туземцы. Негры африканские и негры тихоокеанские между собой не имеют ничего общего. Белым ближе всего берберы, североафриканцы и иранцы. Европейцы-датчане произошли от эскимосов и куда чужероднее французам, чем те же алжирцы. Вот о чем свидетельствуют гены. Только они хранят тайну наших вкладов. Генетическое сходство — то есть групп крови, резус-факторов, изгибов хромосом — совсем не совпадает с делением на территории и страны. А главное, все мы братья. В крайнем случае — сестры. Гены — черный ящик гомо сапиенс, там все ходы записаны, где, с кем и когда, включая первый раз — это случилось в бассейне Омо, на границе Кении и Эфиопии, сто пятьдесят тысяч лет назад. Ева была, таким образом, шоколадной, ген ее есть в каждом из нас, обрекая на базовую родственность и, значит, нет, решительно нет повода для зависти и превосходства. А взять хотя бы пресловутое классовое неравенство? Расхожее мнение о том, что у богатого и петух несется? Но как тут не привести контраргументом историю того же Шекспира? Этот чернокожий парень,

четыре года назад выигравший в лотерею 17 млн. долларов, недавно обнаружен в городе Плант-Сити (штат Флорида) неживым, в забетонированном виде. Главная версия следствия — преднамеренное убийство с целью ограбления. А ведь не стань внезапно Шекспир миллионером — так до сих пор и пел бы он жизнерадостно реггей, салсу, сонеты. Видал бы сны в летнюю ночь. Да мало ли что еще! И такое не только за океаном, далеко ходить не надо: количество дензнаков и машин резко увеличилось, тогда как площадь внутреннего мира скуксилась что та шагрень. Кто принял на грудь реформу, кто ел куриные сосиски на ветру, запивая паленым венгерским «Aбсолютом», тот поймет, о чем я: пора признать, что по линии ощущений ничего не будет лучше, чем тот ночной киоск на Башиловке-паршиловке, ошеломительный звездопад и та всемирная отзывчивость в каждой клетке! A дальше что... Менялись лейблы на бутылках, росли объемы, печень, квадратные метры жилищ и лошадиные силы моторов — наш шел отряд по пути наивысшего потребления. Экстерном взяли мы историю цивилизации. За пару с гаком пятилеток. И вдруг... кто это был? Франциск Aссизский? Лев Толстой? Генерал Грачев или Дизя Aброскин — вышел в трусах на Николину гору, обвел свое имение взором и возопил: «Не хочу!» Неважно, кто первый воздержался. Но с этого пошло Возрождение, Ренессанс. Эпоха самоограничения и независтливости. Жизнь снова наполнилась утраченным смыслом — смысл оказался в отказе от того, что прежде понималось жизнью. В отказе от обладания или преобладания. Собираться по вечерам за широким столом под ракитой, под оливами. Перед простым, а может, и пустым столом, свободным от деликатесов. Ровное дыхание. Никаких ощущений в передней части поясной извилины, откуда происходят зависть и боль. Как мало нужно (точнее — ничего), чтоб снова оказаться налегке, как тот счастливый первенец, кормивший воробьев на солнцепеке, в Назарете.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

ǸǭǰǻǿǯǻǽǵǿǲǸȉǺȈǶ ȁǻǺǱ • ǜǻǹǻȆȉ ǯ ȊǾǿǲǿǵȄǲǾǷǻǶ ǵ ȁȀǺǷȃǵǻ«ǑǛǎǝǛǞǒǝǑǕǒ», ǮȈǸ ǺǭǸȉǺǻǶ ǽǲǻǽǰǭǺǵǴǭȃǵǵ ǼǻǹǲȆǲǺǵǶ; ǾǻǴǱǭǺ ǯ 2008 ǰǻǱȀ. ǛǾǺǻǯ• ǔǭǷȀǼǷǭ ǺǲǻǮȂǻǱǵǹǻǶ ǹǲǮǲǸǵ, ǺȈǹǵ ǺǭǼǽǭǯǸǲǺǵȌǹǵ ǱǲȌǹǲǱǵȃǵǺǾǷǻǰǻ ǻǮǻǽȀǱǻǯǭǺǵȌ, ǹǲǿǲǸȉǺǻǾǿǵ ǡǻǺǱǭ ȌǯǸȌǲǿǾȌ ǱǵǷǭǹǲǺǿǻǯ. ǯǾǲǾǿǻǽǻǺǺȌȌ ǼǻǱǱǲǽǳǷǭ ǱǲǿǲǶ-Ǿǵǽǻǿ, 3. ǜǻǹǻȆȉ ǱǲǿȌǹ Ǿ ǴǭǮǻǸǲǯǭǺǵǲǹ Ǒǣǜ ǴǭǹǲȆǭȋȆǵȂ ǾǲǹǲǶ, ǱǲǿǾǷǵȂ ǵǺǿǲǽ• ǛǼǸǭǿǭ ǽǲǭǮǵǸǵǿǭȃǵǻǺǺȈȂ ǼǽǻǺǭǿǺȈȂ ȀȄǽǲǳǱǲǺǵǶ ǵ ǽǲǭǮǵǸǵǿǭȃǵǻǺȃǲǱȀǽ ǵ ǸǲȄǲǺǵȌ ǯ ǽǲǭǮǵǸǵǿǭȃǵǻǺǺȈȂ ȃǲǺǿǽǻǯ, ǼǻǹǻȆȉ ǹǭǸǻǻǮǲǾǼǲȄǲǺǺȈȂ ȃǲǺǿǽǭȂ; ǺȈǹ ǾǲǹȉȌǹ ǵ ǻǷǭǴǭǺǵǲ ǯǾǲǾǿǻǽǻǺǺǲǶ • ǛǼǸǭǿǭ ǼǽǻǲǴǱǭ ǽǲǮǲǺǷǭ ǵ ǾǻǼǽǻǼǻǱǱǲǽǳǷǵ ǱǲǿǲǶ Ǿ ǺǲǱȀǰǭǹǵ. ǯǻǳǱǭȋȆǲǰǻ Ǹǵȃǭ Ǳǻ ǹǲǾǿǭ ǼǽǻǘǻǰǻǿǵǼ ȁǻǺǱǭ – ǾǲǽǱȃǲ Ȁ ǽǲǮǲǺǷǭ ȂǻǳǱǲǺǵȌ ǸǲȄǲǺǵȌ; Ǻǭ ǸǭǱǻǺǵ – ǷǭǷ ǺǲǸȉǴȌ ǸȀȄȅǲ ǻǸǵȃǲ• ǔǭǷȀǼǷǭ ǺǲǻǮȂǻǱǵǹǻǰǻ ǽǲǭǮǵǸǵǿǭǿǯǻǽȌǲǿ ǾǿǽǲǹǸǲǺǵȌ ȁǻǺǱǭ. ǜǻǹǻȆȉ, ȃǵǻǺǺǻǰǻ ǻǮǻǽȀǱǻǯǭǺǵȌ. ǵǱȀȆǭȌ ǻǿ ǾǲǽǱȃǭ, ǼǽǵǺǻǾǵǿ ǰǸȀǮǻǷǻǲ ǹǻǽǭǸȉǺǻǲ ȀǱǻǯǸǲǿǯǻǽǲǺǵǲ ǵ ǽǭǱǻǾǿȉ ǵ ǿǻǹȀ, Ƿǿǻ ǲǲ ǻǷǭǴȈǯǭǲǿ, ǵ ǿǻǹȀ, Ƿǿǻ ǲǲ ǼǻǸȀȄǭǲǿ. ǞǲǰǻǱǺȌ ǯǾǲ ǮǻǸȉȅǲǲ ǷǻǸǵȄǲǾǿǯǻ ǸȋǱǲǶ ǰǻǿǻǯȈ ǼǻǱǱǲǽǳǭǿȉ ǱǲǿǲǶ, ǻǷǭǴǭǯȅǵȂǾȌ ǯ ǾǸǻǳǺǻǶ ǾǵǿȀǭȃǵǵ, Ǻǻ ȂǻǿȌǿ ǮȈǿȉ ȀǯǲǽǲǺǺȈǹǵ, Ȅǿǻ ǼǻǹǻȆȉ ǱǻǶǱǲǿ Ǳǻ ǭǱǽǲǾǭǿǭ. ǐǸǭǯǺǭȌ ǹǵǾǾǵȌ ǮǸǭǰǻǿǯǻǽǵǿǲǸȉǺǻǰǻ ȁǻǺǱǭ «ǑǛǎǝǛǞǒǝǑǕǒ» – ǾǻǲǱǵǺǵǿȉ ǱǲǿǲǶ, ǺȀǳǱǭȋȆǵȂǾȌ ǯ ǼǻǱǱǲǽǳǷǲ, ǵ ǸȋǱǲǶ, ǰǻǿǻǯȈȂ ǵǹ ǼǻǹǻȄȉ, ǵ ǰǭǽǭǺǿǵǽǻǯǭǿȉ ǷǭȄǲǾǿǯǻ ǵ ǾǯǻǲǯǽǲǹǲǺǺǻǾǿȉ ǻǷǭǴǭǺǵȌ ǼǻǹǻȆǵ. ǍǱǽǲǾǺǻǾǿȉ, ǼǽǻǴǽǭȄǺǻǾǿȉ, ǻǿǷǽȈǿǻǾǿȉ – ǼǽǵǺȃǵǼȈ, ǷǻǿǻǽȈǹǵ ǽȀǷǻǯǻǱǾǿǯȀǲǿǾȌ ȁǻǺǱ. ǎǸǭǰǻǿǯǻǽǵǿǲǸȉǺȈǶ ȁǻǺǱ «ǑǛǎǝǛǞǒǝǑǕǒ» ǯȈǱǲǸȌǲǿ ȄǲǿȈǽǲ ǻǾǺǻǯǺȈȂ ǺǭǼǽǭǯǸǲǺǵȌ ǾǯǻǲǶ ǱǲȌǿǲǸȉǺǻǾǿǵ: 1. ǏǾǲǾǿǻǽǻǺǺȌȌ ǼǻǱǱǲǽǳǷǭ ǱǲǿǾǷǵȂ ǵǺǿǲǽǺǭǿǺȈȂ ȀȄǽǲǳǱǲǺǵǶ • ǜǻǹǻȆȉ ǯ ȊǾǿǲǿǵȄǲǾǷǻǶ ǵ ȁȀǺǷȃǵǻǺǭǸȉǺǻǶ ǽǲǻǽǰǭǺǵǴǭȃǵǵ ǼǻǹǲȆǲǺǵǶ; • ǔǭǷȀǼǷǭ ǺǲǻǮȂǻǱǵǹǻǶ ǹǲǮǲǸǵ, ǹǲǱǵȃǵǺǾǷǻǰǻ ǻǮǻǽȀǱǻǯǭǺǵȌ, ǹǲǱǵǷǭǹǲǺǿǻǯ, ǷǭǺȃǲǸȌǽǾǷǵȂ ǿǻǯǭǽǻǯ, ǾǼǻǽǿǵǯǺǻǰǻ ǵǺǯǲǺǿǭǽȌ, ǻǱǲǳǱȈ ǱǸȌ ǯǻǾǼǵǿǭǺǺǵǷǻǯ; • ǛǽǰǭǺǵǴǭȃǵȌ ǷȀǸȉǿȀǽǺǻ-ǱǻǾȀǰǻǯȈȂ ǹǲǽǻǼǽǵȌǿǵǶ ǱǸȌ ǯǻǾǼǵǿǭǺǺǵǷǻǯ. 2. ǏǾǲǾǿǻǽǻǺǺȌȌ ǼǻǱǱǲǽǳǷǭ ǱǲǿǾǷǵȂ ǽǲǭǮǵǸǵǿǭȃǵǻǺǺȈȂ ȃǲǺǿǽǻǯ

4. ǏǾǲǾǿǻǽǻǺǺȌȌ ǼǻǱǱǲǽǳǷǭ ǹǭǸǻǵǹȀȆǵȂ ǾǲǹǲǶ • ǜǽǵǻǮǽǲǿǲǺǵǲ ǻǱǲǳǱȈ, ǰǵǰǵǲǺǵȄǲǾǷǵȂ ǼǽǵǺǭǱǸǲǳǺǻǾǿǲǶ, ǷǭǺȃǲǸȌǽǾǷǵȂ ǿǻǯǭǽǻǯ ǵ ȀȄǲǮǺǵǷǻǯ ǱǸȌ ǱǲǿǲǶ; • ǜǽǵǻǮǽǲǿǲǺǵǲ ǽǭǴǯǵǯǭȋȆǵȂ ǵǰǽ, ǾǼǻǽǿǵǯǺȈȂ ǱǻǹǭȅǺǵȂ ǷǻǹǼǸǲǷǾǻǯ; • ǛǼǸǭǿǭ ǸǲȄǲǺǵȌ ǽǲǮǲǺǷǭ, ǺǲǻǮȂǻǱǵǹȈȂ ǹǲǱǵǷǭǹǲǺǿǻǯ, ǭǺǭǸǵǴǻǯ ǵ ǻǮǾǸǲǱǻǯǭǺǵǶ. ǛǱǺǵǹ ǵǴ ǷǸȋȄǲǯȈȂ ǺǭǼǽǭǯǸǲǺǵǶ ȁǻǺǱǭ ȌǯǸȌǲǿǾȌ ǯǾǲǾǿǻǽǻǺǺȌȌ ǼǻǱǱǲǽǳǷǭ ǱǲǿǾǷǵȂ ǵǺǿǲǽǺǭǿǺȈȂ ȀȄǽǲǳǱǲǺǵǶ.

ǜǽǻǮǸǲǹǭ ȀǾǿǽǻǶǾǿǯǭ ǵ ǽǲǭǮǵǸǵǿǭȃǵǵ ǱǲǿǲǶ, ǻǾǿǭǯȅǵȂǾȌ ǮǲǴ ǼǻǼǲȄǵǿǲǸȉǾǿǯǭ ǽǻǱǵǿǲǸǲǶ, ǾȀȆǲǾǿǯȀǲǿ ǯ ǝǻǾǾǵǵ Ȁǳǲ ǹǺǻǰǻ Ǹǲǿ. ǗǭǳǱȈǶ ǰǻǱ ǮǻǸǲǲ Ǿǿǭ ǿȈǾȌȄ ǱǲǿǲǶ Ǽǻ ǿǲǹ ǵǸǵ ǵǺȈǹ ǼǽǵȄǵǺǭǹ ǻǾǿǭȋǿǾȌ ǮǲǴ ǼǻǱǱǲǽǳǷǵ ǽǻǱǵǿǲǸǲǶ ǵ ǼǻǼǭǱǭȋǿ ǯ ǱǲǿǾǷǵǲ Ǳǻǹǭ ǵ ȅǷǻǸȈǵǺǿǲǽǺǭǿȈ. ǎǸǭǰǻǿǯǻǽǵǿǲǸȉ ǺȈǶ ȁǻǺǱ «ǑǛǎǝǛǞǒǝǑǕǒ» Ȁǳǲ Ǻǲ ǼǲǽǯȈǶ ǰǻǱ Ǽǻǹǻǰǭǲǿ ǱǲǿǾǷǵǹ ǵǺǿǲǽǺǭǿǺȈǹ ȀȄǽǲǳǱǲǺǵȌ Ǽǻ ǯǾǲǶ ǝǻǾǾǵǵ. ǚǭ ǼǻǾǿǻȌǺǺǻǶ ǻǾǺǻǯǲ ȁǻǺǱ ǻǷǭǴȈǯǭǲǿ ȁǵǺǭǺǾǻǯȀȋ ǼǻǱǱǲǽǳǷȀ ǟǽǻǵȃǷǻǶ, ǒǽǹǻǸǵǺǾǷǻǶ, ǏǻǽǻǿȈǺǾǷǻǶ, ǞǭȁǻǺǻǯǾǷǻǶ, ǎǲǳǲȃǷǻǶ ǵ ǜǲǿǽǻǯǾǷǻǶ ȅǷǻǸǭǹ-ǵǺǿǲǽǺǭǿǭǹ, ǗǻǺǱǽǻǯǾǷǻǹȀ ǱǲǿǾǷǻǹȀ ǱǻǹȀ, ǾǻȃǵǭǸȉǺǻ-ǽǲǭǮǵǸǵǿǭȃǵǻǺǺǻǹȀ ȃǲǺǿǽȀ «ǕǾǷǻǽǷǭ», ǏǻǸǳǾǷǻǹȀ ǱǲǿǾǷǻǹȀ ǱǻǹȀ, ǝȌǴǭǺǾǷǻǹȀ ǾǻȃǵǭǸȉǺǻ-ǽǲǭǮǵǸǵǿǭȃǵǻǺǺǻǹȀ ȃǲǺǿǽȀ, ǑǲǿǾǷǻǹȀ ǱǻǹȀ Ȳ1 ǵ ǹǺǻǰǵǹ ǱǽȀǰǵǹ. ǎǸǭǰǻǿǯǻǽǵǿǲǸȉǺȈǶ ȁǻǺǱ «ǑǛǎǝǛǞǒǝǑǕǒ» ǿǭǷǳǲ ǻǷǭǴȈǯǭǲǿ ǲǳǲǹǲǾȌȄǺȀȋ ȁǵǺǭǺǾǻǯȀȋ ǼǻǱǱǲǽǳǷȀ ǼǽǻǲǷǿǭ «ǜǻǱǭǽǵ ǽǲǮǲǺǷȀ Ǿǲǹȉȋ», ȃǲǸȉȋ Ƿǻǿǻǽǻǰǻ ȌǯǸȌǲǿǾȌ ǽǭǴǯǵǿǵǲ ǾǵǾǿǲǹȈ ǾǻǼǽǻǯǻǳǱǲǺǵȌ ǱǲǿǲǶ-Ǿǵǽǻǿ ǵ ǱǲǿǲǶ, ǻǾǿǭǯȅǵȂǾȌ ǮǲǴ ǼǻǼǲȄǲǺǵȌ ǽǻǱǵǿǲǸǲǶ, ǵ ǴǭǹǲȆǭȋȆǵȂ ǾǲǹǲǶ. ǜǻǹǵǹǻ ȁǵǺǭǺǾǻǯǻǶ ǼǻǱǱǲǽǳǷǵ ǵ ǻǮǲǾǼǲȄǲǺǵȌ ǱǲǿǲǶ ǵǴ ǱǲǿǾǷǵȂ Ǳǻǹǻǯ ǺǲǻǮȂǻǱǵǹȈǹ ǻǮǻǽȀǱǻǯǭǺǵǲǹ ȁǻǺǱ ǹǺǻǰǻ ǯǺǵǹǭǺǵȌ ȀǱǲǸȌǲǿ ǽǲǭǮǵǸǵǿǭȃǵǵ

ǱǲǿǲǶ, ǻǷǭǴǭǯȅǵȂǾȌ ǯ ǾǸǻǳǺǻǶ ǾǵǿȀǭȃǵǵ. ǑǸȌ Ȋǿǻǰǻ ǻǽǰǭǺǵǴȀȋǿǾȌ ǯǾǲǯǻǴǹǻǳǺȈǲ ǽǭǴǯǸǲǷǭǿǲǸȉǺȈǲ ǹǲǽǻǼǽǵȌǿǵȌ, ǷǻǺȃǲǽǿȈ, ǼǽǭǴǱǺǵǷǵ, ǾǼǲǷǿǭǷǸǵ, ǾǼǻǽǿǵǯǺȈǲ ǹǲǽǻǼǽǵȌǿǵȌ. Ǐ ȄǭǾǿǺǻǾǿǵ ǷǭǳǱȈǶ ǰǻǱ ǯ ǼǽǲǱǱǯǲǽǵǵ ǚǻǯǻǰǻ ǰǻǱǭ ȁǻǺǱ ȀǾǿǽǭǵǯǭǲǿ ǮǻǸȉȅǻǶ ǼǽǭǴǱǺǵǷ, ǻǮȇǲǱǵǺȌȋȆǵǶ ǱǲǿǲǶ ǵǴ ǽǭǴǺȈȂ ȅǷǻǸǵǺǿǲǽǺǭǿǻǯ. Ǐ ǷǻǺȃǲ 2010 ǰ. ǮǸǭǰǻǿǯǻǽǵǿǲǸȉǺȈǶ ȁǻǺǱ «ǑǛǎǝǛǞǒǝǑǕǒ» ǼǽǵǰǸǭǾǵǸ ǱǲǿǲǶ Ǻǭ ǾǷǭǴǻȄǺȈǶ ǷǻǺȃǲǽǿ ǯ ǙǲǳǱȀǺǭǽǻǱǺǻǹ ǹǻǾǷǻǯǾǷǻǹ Ǳǻǹǲ ǹȀǴȈǷǵ, ǰǱǲ ǯȈǾǿȀǼǭǸ ǴǭǾǸȀǳǲǺǺȈǶ ǭǽǿǵǾǿ ǝǻǾǾǵǵ, ǸǭȀǽǲǭǿ ǰǻǾȀǱǭǽǾǿǯǲǺǺȈȂ ǼǽǲǹǵǶ, ǑǲǺǵǾ ǙǭȃȀǲǯ ǵ ȋǺȈǲ ǾǿǵǼǲǺǱǵǭǿȈ ȁǻǺǱǭ «ǚǻǯȈǲ ǵǹǲǺǭ». Ǒǲǿǵ ǼǻǰǽȀǴǵǸǵǾȉ ǯ ǭǿǹǻǾȁǲǽȀ ǷǸǭǾǾǵȄǲǾǷǻǶ ǹȀǴȈǷǵ, ǹǻǱȈ ǵ ǾǿǵǸȌ, ǼǻǴǺǭǷǻǹǵǸǵǾȉ Ǿ ǹǭǾǿǲǽǭǹǵ ǵǰǽȈ Ǻǭ ǷǸǭǾǾǵȄǲǾǷǻǶ ǰǵǿǭǽǲ, ȁǸǲǶǿǲ, ǯǵǻǸǻǺȄǲǸǵ ǵ ǭǽȁǲ. Ǐ ǭǺǿǽǭǷǿǲ ǵ Ǽǻ ǻǷǻǺȄǭǺǵǵ ǷǻǺȃǲǽǿǭ ȋǺȈȂ ǴǽǵǿǲǸǲǶ ǻǳǵǱǭǸǵ ǾȋǽǼǽǵǴȈ ǯ ǯǵǱǲ ǯǷȀǾǺȈȂ ȀǰǻȆǲǺǵǶ, ǵǰǽȀȅǲǷ, ǭ Ǻǭ ǼǭǹȌǿȉ ǻ ǺǲǴǭǮȈǯǭǲǹǻǹ ǯǲȄǲǽǲ ȁǻǺǱ ǼǻǱǭǽǵǸ ǱǲǿȌǹ ǹȀǴȈǷǭǸȉǺȈǲ ȊǺȃǵǷǸǻǼǲǱǵǵ. Ǐ ǸǲǿǺǲǲ ǯǽǲǹȌ ǮǸǭǰǻǿǯǻǽǵǿǲǸȉǺȈǶ ȁǻǺǱ «ǑǛǎǝǛǞǒǝǑǕǒ» ǻǿǼǽǭǯǸȌǲǿ ǱǲǿǵȅǲǷ ǻǿǱȈȂǭǿȉ Ǻǭ ǽǻǾǾǵǶǾǷǵǲ ǵ ǴǭǽȀǮǲǳǺȈǲ ǷȀǽǻǽǿȈ. ǛǾǺǻǯǺǭȌ ȃǲǸȉ ǼǻǱǻǮǺȈȂ ǹǲǽǻǼǽǵȌǿǵǶ ǼǻǱǭǽǵǿȉ Ǳǲ-

ǿȌǹ ǵǴ ǱǲǿǾǷǵȂ ǵǺǿǲǽǺǭǿǺȈȂ ȀȄǽǲǳǱǲǺǵǶ ǼǽǭǴǱǺǵǷ, ǻǿǯǸǲȄȉ ǵȂ ǻǿ ǼǻǯǾǲǱǺǲǯǺȈȂ ǼǲǽǲǳǵǯǭǺǵǶ ǵ ǼȀǾǷǭǶ ǺǲǺǭǱǻǸǰǻ ǯǾǲǹ ǯǹǲǾǿǲ ǼǻǰǽȀǴǵǿȉǾȌ ǯ ǭǿǹǻǾȁǲǽȀ ǾȄǭǾǿȉȌ, ǸȋǮǯǵ ǵ ǮǲǴǴǭǮǻǿǺǻǾǿǵ – ǭǿǹǻǾȁǲǽȀ ǱǲǿǾǿǯǭ. ǎǸǭǰǻǿǯǻǽǵǿǲǸȉǺȈǶ ȁǻǺǱ «ǑǛǎǝǛǞǒǝǑǕǒ» ǯǾǲǰǱǭ ǻǿǷǽȈǿ ǱǸȌ ǺǻǯȈȂ ǼǽǲǱǸǻǳǲǺǵǶ. ǒǾǸǵ ǏȈ Ȃǻǿǵǿǲ ǼǻǹǻȄȉ ǱǲǿȌǹ ǵǴ ǱǲǿǾǷǵȂ ǵǺǿǲǽǺǭǿǺȈȂ ȀȄǽǲǳǱǲǺǵǶ, ǹȈ ǮȀǱǲǹ ǽǭǱȈ Ǿ Ǐǭǹǵ ǾǻǿǽȀǱǺǵȄǭǿȉ.

ǍǱǽǲǾ: 109012, ǙǻǾǷǯǭ, ǎ. ǤǲǽǷǭǾǾǷǵǶ Ǽǲǽ., Ǳ. 15-17, Ǿǿǽ. 1, ǻȁ. 507. ǟǲǸ.: (495) 625 63 91, (495) 625 22 45. ǡǭǷǾ: (495) 628 73 05. ǞǭǶǿ: www.dobroserdie.com e-mail: dobroserdie@yandex.ru ǚǭ ǼǽǭǯǭȂ ǽǲǷǸǭǹȈ.

текст: дмитрий горбунов, екатерина деева

Редкий номер «РП» обходится без очередной (при этом совершенно неоспоримой) версии происхождения человека. Наши корреспонденты Екатерина Деева и Дмитрий Горбунов выстраивают свою версию не на голом месте, а на цирковой арене, при поддержке московской профессуры и циркачки Лолы, которая поможет человеку по-новому взглянуть на себя. русский пионер №1(19). февраль–март 2011

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

вита буйвид

Если у обезьян все, как у людей, но нет зависти — значит, именно она сделала из обезьяны человека! Выходит, она двигатель прогресса?

такого уровня

происходят раз в сто лет. Ученые в Лейпциге поставили эксперимент на обезьянах. И выяснилось, что зависти у них нет. Многие не разглядели это открытие. Кто-то не понял. Кто-то, возможно, проявил недоброжелательность и решил не обращать внимания на фантастический успех своих коллег. А мы сразу увидели поразительное следствие из этого эксперимента. Если у обезьян все, как у людей, и нет только зависти — значит, именно она сделала из обезьяны человека! Выходит, зависть — двигатель прогресса? Это открытие экономит миллиарды народных денег. Толпы ученых перестанут ездить по разным странам и заводить дискуссии на тему «Что сделало из обезьяны человека?» Ответ теперь есть. Зависть. Оставалось проверить. Провести научную экспертизу.

ПУТЬ ЭВОЛЮЦИИ Вначале был Музей Дарвина. Именно там, после шквала звонков, нам назначила встречу женщина-легенда. Марина Бутовская. Профессор. Историк и антрополог. Самый известный российский этолог. Как только мы задавали ученым вопрос: «Есть ли зависть у обезьян?» — нам говорили: «Почему вам не спросить у Марины Бутовской?» А у Марины никак не получалось. У нее была горячая пора — она выбивала гранты. Дело в том, что модная наука этология изучает поведение животных и людей. Этологи, исследуя эмоции животных, объясняют животные инстинкты человека. И важно для этолога сравнить инстинкты обезьян, похожих на человека, и первобытных людей, которые еще недалеко ушли от обезьян. Поэтому надо оформить грант и ехать в Африку, где много диких племен и обезьян. А зависть, как мы поняли, основной инстинкт. Многие завидуют Марине, что она получает гранты и ездит в Африку.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Мы встретились в буфете. Марина оказалась приятной женщиной с умными глазами. И даже согласилась выпить суррогатный капучино. — А что такое зависть? Думаю, что нужно взять обычный толковый словарик и посмотреть. Словарик читали. И узнали, что это низкая и трусливая страсть. Что это форма проявления агрессии. Ее считают глубоким и потаенным чувством. И даже что это желание перераспределить ресурс в свою пользу. Хотя чего тут потаенного — хотеть перераспределить ресурс в эпоху рыночной экономики? — Надо понимать, что существуют базовые эмоции. Страх, гнев, удивление, радость, печаль… Их шесть. Они и у человека, и у обезьяны. А зависть и ревность — это сложные эмоции. Согласны? Мы были согласны. Ведь это тайная и низменная страсть. Смертный грех. Именно это и вызывало такой интерес. Не хотелось кружить, обсуждая сложности.

вита буйвид

Открытия

варвара аляй-акатьева

И мы нахлобучили главный вопрос: — Чувствует зависть обезьяна? — Обезьяна? Вот ревность, наверное, чувствует. Но надо у каждого вида смотреть дифференцированно… Ревность нас не интересовала. Ревности нет в списке грехов. Ревность — спутник любви. Многие ее даже не скрывают. Пришлось объяснить причину нашего интереса: — Если бы мы родились от Адама и Евы, тут понятно. Первый рожденный от Евы был Каин. Каин убил брата Авеля. Говорят, у него возникла зависть. А пока Каин не родился, ее не было. Марина размешивала ложечкой капучино и внимательно слушала. На стене висел баннер: мультимедийный лабиринт «Путь эволюции». — А если мы все-таки произошли от обезьяны? Значит, от них унаследовали? Может быть, есть какой-нибудь ген. Или… — мы говорили тише, чтоб не запалить открытие. — Может, человек получился из обезьяны благодаря ей? Именно она сделала из обезьянок человека? Поэтому важно, есть ли зависть у обезьян. — Конечно есть, можете даже не сомневаться. Мы ликовали, но Марина продолжила: — Они такие же, как люди, и такие же, как дети. Их психика развивается до уровня ребенка двух с половиной лет, ну максимум трех. В этом возрасте дети вполне могут ревновать. И опять ревность… А как же тайная и низменная страсть? Да и звучало это теперь не так уверенно. — А вы наблюдали примеры? Вы же работали с обезьянами? — Наблюдали. Но самый яркий пример я видела в собственном доме. Это отношения собаки и моего ребенка. И мы узнали, как дочка ревновала Марину к собаке. Если собака садилась рядом с Мариной, дочка говорила: «Ты собаку больше любишь, почему она рядом?» И собака ревновала к дочке и старалась сесть ближе. И это была все та же ревность.

...Ревность нас не интересовала. Ревности нет в списке грехов. Ревность — спутник любви. Многие ее даже не скрывают...

А интересовала зависть. Пришлось рассказать про Лейпциг. — Мы узнали, что в Лейпциге, в Институте Планка, ставили эксперимент. Шимпанзе сажали в клетки и давали им две веревки. Дергая за одну, можно подтянуть к себе столик с арахисом, а с помощью второй опрокинуть столик соседа. Оказалось, что даже если обезьяна не могла подтянуть к себе столик, у нее не возникало желания делать гадость другой. Ревнуют открыто, как ваша собака. А вот могут они сделать гадость? Ведь есть нюанс… Марина задумалась. — Это нюанс, да… Пожалуй, он универсальный. Но это может по-разному проявляться. И она нам рассказала про эксперимент биологов из Атланты, которые изучали, как с помощью рычага открывать или закрывать доступ к пище соседа. Оказалось, что обезьяны понимают принцип «ты мне — я тебе». — Первый шаг: они делятся. То есть я открываю заслонку — ты получаешь банан. А ты открываешь заслонку — мне банан. Но вот если банан не дадите, второй раз шиш я вам открою заслоночку. У них есть какое-то базовое чувство справедливости. Это чувство абсолютно вмонтировано в психику высших обезьян. А ревность… Ревность принимает разные формы. И насчет обезьян я не знаю. Можно ли говорить, что они ревнуют? Тогда мы решили зайти с другой стороны. Мы знали, что она получала гранты на изучение отсталых племен. А отсталые племена, согласно Дарвину, как никто близки к обезьянам. Например, племя хадза, где много раз бывала Марина. — Если он лучший охотник, то он больше всего мяса приносит. И делится с другими. Возможно, что они ему как-то завидуют, я не знаю. Это никак не проявляется. На то она и тайная страсть, чтобы не сразу проявляться. Тогда мы обсудили другие племена. Не такие первобытные. И вот там это чувство, по словам Марины, принимало радикальные формы. — Например, у вас мальчик такой светлый, ему все дается, и в школе он луч-

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

КАСЬЯН У ОБЕЗЬЯН Мы в цирке на Цветном бульваре. Перед нами — легендарный Азиз Аскарян. Зна-

варвара аляй-акатьева

ший. А второй — тупой. И что делает бабушка тупого мальчика? Она приходит к вашему сыну, гладит его возле губ: «Ой, какой ты хороший» — и наносит ему яд. Это для них очень типично. Ну, для людей это привычно. Наверное, даже типично. А вот типично ли это для обезьян? Или, на худой конец, для первобытных хадза? Ответа так и не появилось. Марина торопилась — то ли на семинар, то ли за грантом, а мы прошли «путь эволюции». Это аттракцион в Музее Дарвина. Оказалось, что надо бродить по лабиринту между хвощей и жидкокристаллических экранов, выбирая правильный путь. Иначе попадешь в тупик. А в тупике смотреть на отпечаток древней рыбы на камне. И читать: «Дицинодон. Вымер 300 млн. лет назад». Может, потому и вымер, что не завидовал? Хотя, судя по выражению лица дицинадона, вполне мог ревновать… Стало ясно, что надо разъяснить историю с Каином. Может, то была не зависть, а ревность? Или базовое чувство справедливости? В толковом словарике прочли, что святой Касьян — символ зависти в народе, и заглянули в храм Косьмы и Дамиана. Спросили батюшку. — Я думаю, что ревность — это тоже зависть. Но лучше все-таки ориентироваться на десять заповедей. Не возжелай, что есть у ближнего… Хотя корни кроются в нашем биологическом прошлом. — Оп-па! Вы же не эволюционист? — Ну эволюционист, конечно. А как вы думали? Что так все сразу и были созданы? Уж извините... Батюшка оказался бывшим генетиком. — Ну а как же быть с творением? — С творением? Нам описана суть процесса. Что создал Бог мир из ничего. И создан он словом Божиим. А в человеке важно творческое начало. Вот это самое главное. Добро и зло — это есть природа человеческая. Мы решили, что теории достаточно. И перешли к экспериментам.

...Кант когда-то взял и поделил зависть на черную и белую. Черная — это просто когда делают гадость. А белая… Белая питает чувство справедливости...

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

менитый дрессировщик. Обладатель титулов и званий. Человек, воспитавший несколько поколений цирковых обезьян. «Обезьяний папа», с легкой руки Никулина. — Обезьяны испытывают чувство зависти? — В общем, у них есть ревность. Меня ревнуют ко всем. — А вам это нравится? — Есть какой-то свой кайф. Я для них авторитет. — Вы же для них не только папа? Вы почти бог… Азиз задумчиво оглядел увешанные фотографиями стены гримерки. На всех фотографиях Азиз был в окружении обезьян. — Ну да… Дело в том, что они очень подлые животные. Могут спровоцировать или пожаловаться, чтобы я кого-то наказал. И если кто-то им не понравился, это уже на всю жизнь. Все как у людей. У меня была обезьяна Микки, очень известная обезьяна. Страшно не любила этих черных товарищей, негров. А почему? Я долго думал, переживал. Они же, как любой ребенок, помнят, когда их забирают от мамы. А там истребляют целое стадо, чтобы забрать детей. И они помнят, как этот черный негодяй убил маму. И когда в цирк приходят негры, я беру кое-кого из обезьян на привязь, чтобы они не поломали человека. Могут порвать. — А разве обезьяны опасны? — Обезьяны красивы в манеже, но это серьезные животные. Кажутся милыми, но они очень опасные… Понимаете, тут все так внезапно. Не ждешь — и может случиться. Нужен глаз да глаз. У меня шесть помощников. Когда обезьяны в вольере, мои бойцы стоят на подхвате — мало ли что. Мы положили на стол веревку и бананы. — Откроем секрет, почему мы сюда пришли. Существует версия, что обезьяны так и не стали людьми, потому что не умеют завидовать. Азиз еще раз оглядел свои фотографии и покосился на веревку. — Может быть.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

вита буйвид

...Надо понимать, что существуют базовые эмоции. Страх, гнев, удивление, радость, печаль… Их шесть. Они и у человека, и у обезьяны. А зависть и ревность — это сложные эмоции...

варвара аляй-акатьева

— И мы хотим проверить. Провести эксперимент. Есть такая библейская история, как Каин обидел Авеля. Мы ее сейчас смоделируем в миниатюре. Возьмем двух обезьян, и одну вы будете гладить, а другую — ни фига. А мы посмотрим, как она себя поведет. Может, она постарается обидеть первую? — Надо попробовать, что получится… На манеже было не протолкнуться. Все канаты занимали гимнастки и медитативно завязывались в узлы. Азиз нашел место, и мы стали ждать, когда шесть помощников приведут обезьян. — Мы беседовали со священником — пытались понять, что такое зависть. Вроде все знают, но никто не понимает. — У человека я могу понять, а вот у обезьян… В искусстве завистью болеют все артисты. И каждый пытается не показывать. Но чувствуется. Когда я начинал свою судьбу в цирке, я пришел с улицы. К нам приезжала дрессировщик Бугримова, и я на кухню зашел. Спрашиваю: «А почему у вас все кастрюли на замках?» — а она не ответила. Мимо шли коллеги Азиза. Он вежливо со всеми здоровался. — А вот когда я состоялся, она подошла ко мне на премьере. «Теперь я тебе скажу, — говорит. — Ты знаешь, был случай, когда я приехала в Харьков, у меня в один день все животные умерли. Отравили! И после этого случая я никому не доверяю. Никому. Вот потому замки висят». Ну это я тогда и сам понял. Тут вошли шесть помощников Азиза. Гимнастки свесились с канатов и смотрели, как несут на руках обезьян. Обезьян было две. Одетая в шерстяные чулки рыжая Лола трогала всех нежными пальцами и пушистым носом. Хотелось утонуть в ее глазах. Второй обезьян был черный и гораздо меньше Лолы. Он забрался на Азиза и вертел головой, как турист в автобусе. Решив, что Лола сразу будет ревновать, просили Азиза гладить черную обезьяну. Но Лола ушла гулять с гимнасткой по манежу. Пробовали менять роли. Пусть Каином будет черный обезьян! Как на карти-

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

не Тициана. Лолу на руки Азиз поднять не мог и гладил, поставив на бортик. А Каин залез ему на плечи и строил рожи. Тогда достали веревку. Пора ставить решающий эксперимент! — Сейчас повторим эксперимент из Института Планка. Только немного упростим. Проверим, захочет ли Лола отдать еду Каину. Идея была проста. Мы кидаем веревку через кольцо и привязываем бананы. Одна обезьяна садится у кольца и смотрит на бананы, но достать не может. Другая может отпустить веревку и отдать бананы, а может и проявить зависть и не дать… Пока распутывали веревку, Лола разжилась апельсином, почистила и кормила Каина. Азиз пояснил, что маленький не умеет чистить. Схема эксперимента зашаталась, но решили идти до конца. И вот над головою Каина повисла гроздь бананов. Веревку держала Лола. Помощники, как санитары, зафиксировали Каина и нежную руку Лолы. По команде помощники отбежали, и на Каина рухнули бананы. Каин почесался и продолжил вертеть головой. А любой человек на его месте убил бы эту Лолу. Азиз комментировал: — Высокий болевой порог. Обезьяны меньше чувствуют боль… Мы читали, что центры зависти в мозгу находятся там же, где и центры боли. Значит, эксперимент удался! Раз у обезьян меньше боль, то и зависть меньше. Осталось только понять, что сделало из обезьяны человека. Мы попытались расспросить: — А зависть может быть двигателем прогресса? — Я знаю только, что очень завистливые люди рано или поздно подавятся от своей зависти. Один мой земляк пытался сделать номер, как у меня. Купил обезьян. Не получается! У него жалкая пародия. А у меня, когда канкан танцуют, поднимают юбку! — Вы верите, что человек произошел от обезьяны? — Ни одна моя обезьяна не стала человеком!

— Откуда же люди? Мы же с обезьянами так похожи… — Не знаю. Свинья на нас тоже похожа… Ни одна моя обезьяна не стала человеком. Прошло сколько лет! Зависти у обезьян оказалось меньше, чем у людей. А вот с прогрессом осталась неясность. Чтобы расставить все точки, отправились в Институт Африки на Патриарших. Руководство посоветовало обсудить прогресс и зависть с этнографом и культурологом Александром Казанковым — специалистом по примитивным народам.

Роскошный особняк, где ныне расположен институт, известен в Москве как дом Тарасова. Гавриил Асланович Тарасян в начале прошлого века делал вату в Краснодаре. Нажил денег и сменил фамилию. Большая семья Тарасян стали Тарасовы. Перебрались в Москву. Они уже торгуют нефтью и даже спасают МХАТ от банкротства. Им завидуют. Чтобы увековечить свой род, Гавриил затевает строить дом на Патриарших прудах. Нанят модный архитектор. Дом повторяет Дворец дожей в Венеции. На фасаде надпись «GABRIELUS TARASSOF FECIT ANNO DOMINI» (Гавриил Тарасов построил в год нашей эры), но дата почему-то отсутствует… В занесенном снегом Институте Африки мы беседуем с Казанковым. Он знает точно, что зависть — двигатель прогресса. А вот Гавриил Тарасов так и не успел пожить в своем доме. Умер. Достраивали особняк его сыновья. Но после смерти отца они разругались и судились за дом. До 1917 года дом простоял пустой. А потом началась революция. — А революции тоже двигатель прогресса? — Ну что такое революция… Люди пользуются преимуществами. Надо обеспечить развитие, а сословная система не дает этому осуществиться. Если люди не хотят менять систему, значит, надо сменить насильно. — Мы тут говорили со священником — он эволюционист и бывший гене-

вита буйвид

ЧЕРТИК ИЗ КОРОБКИ

...Альфа-самец не подпустит к себе никого, пока не насытится. Вы можете представить такое поведение у людей, не у бандитов?..

тик. Он считает, что надо ориентироваться на десять заповедей… — Да, это же и есть категорический императив Канта… Вот этот Кант когда-то взял и поделил зависть на черную и белую. Черная — это просто когда делают гадость. А белая… Белая питает чувство справедливости. Такие опыты тоже ставились в Атланте. На обезьянах-капуцинах. Им меняли еду на камушки. Дает обезьяна камушек и получает огурчик. Пока у всех только огурцы — все хорошо. А если одной из них за камушек дать вкусняшку, например виноград, другие кричат и кидают камушки и огурцы в ученых. Это зависть? Или они хотят справедливости? Казанков считает, что у животных аналоги зависти более грубые. И альтруизм гораздо слабее. — Альфа-самец не подпустит к себе никого, пока не насытится. Вы можете представить такое поведение у людей, не у бандитов? Казанков придвигает тарелочку с двумя печеньями. Александру под шестьде-

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

варвара аляй-акатьева

сят, но выглядит он лет на сорок. На голове красная бандана. Интерес в глазах. Холост. — И когда говорят: давайте искореним зависть, это чушь собачья. Вы ее не искорените. Агрессия тоже базовое человеческое свойство. Убейте в человеке агрессию — и вы превратите его в овощ. То же самое с завистью. Я читал рассказ, где зависть двигала машины. Это был основной источник энергии на земле. — Получается, что и без черной зависти не будет… — Прогресса, да! Потому что в политике используют черную зависть как мотор. Там разрабатываются такие хитрые схемы! Ну это просто козырная карта — зависть к Ходорковскому: ах, ты украл, собака! Вот я делаю флейты. Когда меня выгоняли с Арбата, где я торговал флейтами и зарабатывал тысячу рублей, был дан приказ милиции не трогать, а потом решили убрать. И я говорю: ребята, я буду то же самое делать в Лиссабоне, а вы тут останетесь с бомжами. Так вот мой способ зависти: я буду этим летом в Лиссабоне. Я это сделаю. И посмеюсь над ними. — Ученый вашего уровня на Западе по-другому жил бы, наверное… — А музыкант? Я музыкант хороший. Мы сейчас заработали по две тысячи рублей. Пока у меня нет концертов, я вынужден есть грибы. Как только будут концерты — я не буду думать о еде. Я собрал сто килограммов опят за четыре ходки. Должно хватить до весны. — А вам известны какие-либо песни про зависть? — Вы меня озадачили… Можно написать песню. Что нужно сделать, чтобы зависть исчезла? Вот это хороший текст был бы! Если, скажем, у тебя зависть по поводу того, что у кого-то хорошая квартира… Обогни свет на одиночной яхте! Если ты будешь огибать океаны на одиночной яхте, тебя не будут беспокоить вопросы о квартире. Или иди покорять Джомолунгму! И Казанков показал свой номер. Хаку. Боевой танец новозеландских маори. В России так больше никто не умеет. Охранники в ночных клубах умоляют его научить. Он сам учился полгода. Ловил внутреннюю волну.

...Обезьяны красивы в манеже, но это серьезные животные. Кажутся милыми, но они очень опасные… Понимаете, тут все так внезапно. Не ждешь — и может случиться...

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Под песню Rolling Stones «Чертик из коробки» Александр мощно раскинул руки, присел и запрыгал. Ударяя себя руками по ногам, Казанков драйвово орал: — Ка мате! Ка мате! Ка ора! Ка ора! Отдышавшись, объяснил, что это песня человека, которого загнали в угол. И человек не знает — то ли умрет, то ли нет. И он кричит: «Это смерть!» А потом кричит: «Это жизнь!» И мы узнали, что есть культуры греха и есть культуры стыда. Но культуры стыда гораздо древнее. Вот и белую зависть, как и чувство справедливости, мы унаследовали от обезьян. А черную зависть, наверное, получили от Каина. Добро и зло зависят от точки отсчета. Они произвольны. И убереги нас Господь попасть в ситуацию, располагающую ко злу… И философ Кант говорил, что только Бог — мерило добра и зла. Только Бог. И еще этот Кант говорил, что к другому человеку нельзя относиться как к средству для решения своих интересов. Выходило, что зависть — не грех. Это просто сигнал. Как сигнал боли. Что где-то нарушена справедливость. Вокруг Института Африки наметало снег, а в доме тепло. Хрустело печенье, а с потолка завистливо мерцали остатки золотой мозаики. И мы подумали, что с Джомолунгмой и Португалией у Казанкова получится. И тянуло волшебной рифмой из пыльного угла. Туда, за тропик Козерога! Где капитана с ликом Каина Легла ужасная дорога. Дом Тарасова есть во всех реестрах и книгах. Архитектурное наследие и гордость Москвы. Но в революцию, после бесконечных судов, семья Тарасова эмигрировала. Потомки живут во Франции. Опять меняли фамилии. Известен Анри Труайя — писатель и лауреат Гонкуровской премии. А у другого потомка Тарасова теперь огромная коллекция галстуков с изображением рыб. И был когда-то первый советский миллионер. Знаем только, что никто из Тарасовых в этом доме никогда не жил. Может в этом и есть справедливость? Может, быть… Только зря им завидовали.

вита буйвид

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

текст: владимир григорьев рисунки: анна всесвятская

Заместитель главы Роспечати и культовый российский публикатор Владимир Григорьев, которого «РП» долго склонял к мысли, что он хочет написать колонку для журнала, наконец сделал это. Владимир Григорьев посвятил своему другу Дмитрию Петрову пронзительное повествование. Причем писал о зависти, а получилось — о любви. Обычно бывает наоборот. русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Честно

говоря, я толком и не помню, когда начал завидовать. В детстве вроде этим не отличался — хотя родители вспоминали на семейных посиделках, что в детсаду я проявлял нездоровый интерес к чужим солдатикам, машинкам и велосипедам. Но если это не отпечаталось в памяти, значит, вроде и не было. А вот уже когда я стал подростком, случилась история, которая долго еще жалила и всплывала в памяти по каким-то непонятным даже мне самому ассоциациям. Лет в двенадцать я влюбился в одноклассницу. Звали ее Оля Бакай. Черноглазая, благонравная, скромная, в меру сентиментальная отличница с косичками. Что-то в ней было от Натальи Варлей, знаменитой «кавказской пленницы». Вроде бы и она была ко мне расположена. Но если бы только ко мне… Соперник был выше, статнее, занимался борьбой и боксом одновременно, уже покуривал и бренчал на гитаре. Два года продолжалось это противостояние — кто будет провожать домой, кого пригласят на день рождения… А потом — и я это помню, как будто было вчера, — все разрешилось дракой в школьном дворе. Я быстро пропустил удар в нос, почувствовал вкус крови и ринулся в бой. Желание быть и выглядеть рыцарем в глазах субъекта своих притязаний снова и снова поднимало меня в атаку. Но в конце концов я проиграл сражение (напомню, что соперник был на голову выше меня) — рухнул на землю и по тем же канонам чести отступился и признал себя побежденным. Но перебороть себя и не завидовать Толику (так его звали) не мог еще много лет. Кстати, Оля и Толик поженились и родили двух детей, но… Впрочем, это уже другая история. До семнадцати лет я жил в областном центре, где у всех врачей, учителей, инженеров был более или менее одинаковый достаток. Зависти друг к другу не было, о богатых и бедных мы, дети, знали только по литературе. А потом я попал в Москву, стал студентом, да еще престижного вуза, и рядом учились внуки и внучки членов ЦК или, там, Политбюро — в общем, тогдашней элиты, и не раз мы собирались на дачах или квартирах, которые ну очень отличались от наших привычных пятиэтажек. Но, к нашей чести, признаки достатка и привилегированности не сильно были в почете. Возраст счастливый. Опять же, «невыносимая легкость бытия»… Куда привлекательнее была разночинная обстановка пивных, которые во множестве окружали и институт, и общежитие в Петроверигском переулке. Пиво я не особенно любил, но дух пивняка конца семидесятых, когда ты мог зависнуть за одним столом на высокой ножке и с простым работягой с АЗЛК, и с баритоном Большого театра, и с завкафедрой немецкого перевода, и с начальником валютно-финансового управления Минфина или могильщиком с Хованского кладбища, был куда притягательнее упакованных квартир в Доме на набережной. А что, собственно, было предметом номенклатурной гордости? Доступ к распределителю импортной одежды в 200-й секции ГУМа. Но ты мог легко заказать однокурсникам — полякам, немцам или французам, даже африканцам любые шмотки.

Приписка к продуктовым пайкам с улицы Грановского. Но был бар чешского постпредства с настоящим пивом и шпикачками на улице Фучика, дипмагазины польского и монгольского посольств, где бутылка Spiritus Rectificati (а это две с половиной бутылки водки) стоила 4 руб. 20 коп., а водка «Архи» — 3 руб. 10 коп., не говоря уже о финском сервелате и баночном пиве из «Березки». Билеты на премьерные спектакли. Но письмо, напечатанное на бланке заштатных посольств Перу или Боливии, открывало двери на премьеры недоступной «Таганки», провоцировало заискивающий взгляд администратора-небожителя любого модного театра. Книги по каталожной выписке. «Историчка» и «Иностранка» быстро заполнили и этот вакуум. Более того, когда я рассказывал одногруппникам о жизни в общаге — о дискотеках иностранных землячеств и свободном перемещении ценностей, легкости и доступности любви, я видел, что мои однокашники из высоток мне завидуют. Я даже чувствовал некоторое превосходство над ними, домашними. И все же я завидовал. Нет, не Ивану Бунину, который отвадил меня от попыток писать рассказы (я быстро понял, что так я никогда не напишу); и не профессору Швейцеру, который убедительно доказал уже двумя вводными лекциями, что я не стану лингвистом его уровня; и не Мерабу Мамардашвили, на чьи лекции я бегал в МГУ, отрывая бесценное время от досуга; ни моему другу Андрею, который удачно женился на внучке первого зама самого Арвида Яновича Пельше, тогдашнего члена Политбюро, и на его свадьбе мы увидели трех живых секретарей ЦК… Кстати, небожители оказались невозможно скучными и закомплексованными дядьками. И все же я завидовал! Завидовал обыкновенному парню из города Новомосковск Тульской области с редкой фамилией Петров. Он тоже жил в общаге, в комнате рядом, и здорово учился. Учился — это громко сказано. Похоже, на него все сыпалось сверху. Звали его Дмитрий, и он ничем особенно не выделялся. Ну худой, подтянутый, среднего роста и телосложения. Блондин с голубыми глазами и правильными чертами лица. Голос приятный, сочный баритон, глаза умные, насмешливые, лицо скорее благодушное, часто несколько помятое от чрезмерного употребления. Удивительная независимость (никаких авторитетов!) и умение сохранить спокойствие в самых, казалось бы, безвыходных ситуациях. Объяви, скажем, о переходе границы Родины десятка миллионов китайцев или восьмибалльном землетрясении в Ленинграде, он и бровью не поведет. Точнее, стянет брови к переносице и одной точной и емкой фразой даст исчерпывающую характеристику момента, не прерывая при этом своего занятия, будь то игра на гитаре, чтение или питье. При этом речь литературна, определения кратки и точны, а фразы чеканны, просты и красивы. Он не был ни философом, ни богословом, хотя легко и уместно цитировал непопулярную, если не сказать запрещенную тогда, Библию и не пропускал православных праздников.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Но вряд ли эти многочисленные его достоинства так будоражили мое юное воображение, если бы не его несказанная популярность у девушек. Ну вот вроде он ничего особенного не делает — не водит их в театр, не дарит цветы, не угощает деликатесами. А только говорит, шутит, сочиняет и поет. Причем в основном говорит. Но… почти с каждой разговаривает на ее родном языке. Любые посиделки, а это практически ежедневно и за полночь, заканчивались по сходному сценарию: девушки делили Диму, а он как истинный джентльмен редко не отвечал взаимностью. Наше общежитие Иняза в Петроверигском переулке представляло собой несколько подкрашенное и подремонтированное шестиэтажное здание старого общежития ГПУ, переданное вновь образованному институту в конце тридцатых годов прошлого века. Коридоры длинные, с пахучими кухнями и туалетами и всеми забытыми сегодня признаками коммунальной антисанитарии — тараканами, клопами, редкой сменой белья и двумя телефонами-автоматами на втором и пятом этажах. Если вам повезет, будете жить вдвоем, если нет — вчетвером, обычно — втроем. А поход в душ… Нужно было подняться на шестой этаж, пройти метров сто по угрюмому коридору и спуститься по черной лестнице, почти никогда не освещенной, на восемь этажей вниз — на минус второй этаж, где могло и не быть в этот момент горячей воды. С отоплением тоже было как-то не очень. Помню суровую зиму 78-79 годов, когда вода в чайнике, стоящем в комнате у окна, замерзала. И это в самом центре Москвы, между «Историчкой» и Старой площадью. Как бы то ни было, пять лет жизни с небольшими перерывами на каникулы и съем комнаты в коммуналке в соседнем переулке прошли в этих стенах. Главным достоинством места, кроме удобности географического положения, были дух и атмосфера. Начал я учебу сразу после подписания Л.И. Брежневым Хельсинкского акта с тридцатью пятью странами, в который вошла так называемая «четвертая гуманитарная корзина», а в нее, в свою очередь, обмен студентами. А так как в Инязе уже был опыт обучения студентов из социалистических стран и развивающихся стран соцориентации, студенты, а в основном студентки, из Южной и Северной Америки, Англии, Франции и Италии заполнили этажи этой Вавилонской башни. В каких-то высоких кабинетах на Старой или Лубянской площади кому-то пришло в голову, что всю эту разношерстную и многоязыковую публику нужно в этих антибытовых условиях убедить в преимуществе социалистического образа жизни. Там же, видимо, решили, что молодые советские женщины в фертильном возрасте — это слабое звено и доверить им идеологическую работу по перековке иностранного контингента ну никак нельзя. Поэтому в нашем Вавилоне не было, или почти не было, русскоговорящих девиц. Ну, не совсем так, все в той или иной степени могли объясниться по-русски, но с американским, польским, французским, вьетнамским и прочими многочисленными акцентами. Вся планета была в концентрированном виде представлена — и ехать никуда не надо. Так вот, Петров, в отличие от профессионально заточенных для этой деятельности комсомольских функционеров, лучше всех

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

...Я толком и не помню, когда начал завидовать. В детстве вроде этим не отличался — хотя родители вспоминали на семейных посиделках, что в детсаду я проявлял нездоровый интерес к чужим солдатикам, машинкам и велосипедам. Но если это не отпечаталось в памяти, значит, вроде и не было...

вел эту непосильную работу. Он уже на первом курсе говорил на немецком, английском, французском и итальянском (хотя второй язык начинали учить со второго курса). — Дима, — спрашиваю его, — как тебе удалось уговорить эту неприступную итальянскую графиню Лауру Бьянки? — Я цитировал ей в течение часа «Божественную комедию» Данте, перешел к Петрарке, и… не устояла. — Откуда взял? — Бабушка в гимназии учила пять языков, в том числе древнегреческий и латынь, кое-что объяснила. А от отца остались тексты на итальянском. — Ну ты даешь! Он первым среди нас пришел к пониманию, что успех у женщин — это комфортный доступ к слуховому восприятию, что язык — это важнейшая функция всего существующего, всеобщая форма информационного взаимодействия. Поэтому сел и перевел на английский, французский, испанский и немецкий русские народные частушки. И когда на вечеринках брал гитару и пел «Как у нашего Мирона…» по-испански (En la pinga de Miron esta sentado un gorrion, quando canta el gorrion, Miron tiene erreccion), вся иберо-американская публика визжала от восторга. А он спокойно перебирал аккорды девятирублевой гитары и переходил на английский: — Through the forest did I walk, A Nightingale sat on my cock. I tried to catch him, but in vain The fucking bastard f lew away. (Шел я по лесу и пел, Соловей мне на х… сел…)

После этого не выдерживали даже самые целомудренные девушки Востока, а восторг шотландок и американок вообще трудно передать. Столько лет прошло, но никто ничего лучше не сделал для популяризации русского фольклора. Или вот еще случай. Петрова пригласили на заседание комсомольской организации лаосского землячества, где разбиралось персональное дело студентки второго курса Фан Ван Яонг (если ничего не путаю). Речь шла, ни много ни мало, о моральном разложении указанной девицы, и резолюция присутствующего сотрудника посольства Лаоса о высылке отступницы на родину была уже готова. Петров не стал отрицать их близости, но… выступил в защиту Фан Ван Яонг на лаосском и пообещал перевести стихи Пушкина на язык лао, чем окончательно добил лаосцев, спас девицу от позора и… выполнил обещание — перевел «Унылая пора, очей очарованье…» Жили мы, как я уже упомянул, в самом центре Москвы. Между общежитием и ЦК КПСС находилась хоральная синагога. Тогда она была единственная в Москве, и на Йом Кипур, Рош-аШана, Пурим и Хануку здесь собирались тысячи евреев со всего города. Выезд из СССР был разрешен только им, «лицам еврейской национальности», поэтому проблема самоидентификации, как и ценность еврейских родственников, притягивала на улицу Архипова толпы людей. Мы с Петровым полюбили веселую Рош-а-Шана. Приходили к синагоге с гитарами и группой девичьей поддержки, представляющей практически все континенты. Петров начинал концерт с «Хава нагила», продолжал «Тум-балалайкой» и «Шолом алейхем», а когда доходил до «Let Мy People Go», все еврейские свахи, коих там было не счесть, мечтали познакомиться с человеком, так чисто поющем на иврите и идиш. Каково же было их разочарование, когда он стягивал капюшон… — Што здесь делает этот славянский мальчик? И как такое возможно? У вас што, есть еврейская кровь? Знали бы они, что через несколько лет он разберется с арамейской группой языков и еврейско-арабскими диалектами! Пять лет праздного и загульного бытия, которому не очень мешали занятия и экзамены, пролетели незаметно. Мы все вышли с каким-то багажом знаний и навыков и с ощущением бесперспективности выбранной профессии. Кто-то, правда, в силу откровенного и циничного выражения истовой любви к системе пошел на курсы ООН и уехал в международные организации. Родители пристроили своих чад во внешнеторговые объединения. Я сменил квартиру в Запорожье на комнату в Москве и пошел делать карьеру в АПН на временную ставку, а Петров так и не выехал из общежития. Правда, он уже знал порядка двадцати языков, из которых дюжину активно. Занялся синхронным переводом, частными уроками и созданием собственной модели изучения и преподавания иностранных языков. Шли годы. Мы встречались, выпивали. Я рассказывал о трудностях службы, о значимости перестройки. Он внимательно слушал, даже сочувствовал и делился своими радостями: взялся за психолингвистику, выучил еще пяток языков.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

— Какой смысл идти работать? Только фриланстерство, — говорил он. — Не смогу служить. Только чтобы не приставали власти, работал почасовиком в Инязе, какое-то время учил тассовцев. Стал высококлассным синхронистом. Причем переводил не только с русского и на русский, но и с французского на английский и обратно. Был у него однажды порыв создать факультет синхронного перевода. И сделал бы. Но количество организационных и административных препон надолго отбило охоту. Я быстро закончил журналистскую карьеру. Понял, что пишу дерьмово. Из многочисленных способностей, которыми меня одарил всевышний, он явно сэкономил на писательском таланте. Я с легкостью могу отличить гениальный текст и даже, как мне кажется, улучшить талантливый, но, когда излагаю свои мысли на бумаге, всякий раз ощущаю однообразность конструкций, затертость метафор, робость и скудость мысли и фразы. Приходится тратить много времени и усилий, чтобы избежать излишеств и громоздкости. Наблюдал не раз в деле Витю Пелевина и Диму Быкова — вот где бездна вдохновения и класс литературного изложения, искрометность и необъяснимая легкость. Петров — не Пелевин и не Быков, но если бы захотел, легко бы стал знаковым популярным автором нашего поколения. А ему есть что рассказать и чем поделиться. И не только, как работать с Горбачевым, Ельциным или Бушем или пять часов оттрубить в кабинке синхрониста в одиночестве, когда напарник вдруг запил (не такой уж редкий случай в профессии). А как добиться того, чтобы язык входил в глаза, в уши и сердца, как сохранить свободу выбора на всех поворотах человеческой судьбы. Будь вы хоть сто раз свободолюбивым и неангажированным созерцателем человеческих страстей, но если у вас появляются дети, вы ничем не гарантированы от того мещанства, которое

...Будь вы хоть сто раз свободолюбивым и неангажированным созерцателем человеческих страстей, но если у вас появляются дети, вы ничем не гарантированы от того мещанства, которое вносят в ваш быт пеленки, коляски, школьные формы... русский пионер №1(19). февраль–март 2011

вносят в ваш быт пеленки, коляски, школьные формы. Петров прошел через это трижды. Только после женитьбы Петров обзавелся квартирой. Прекрасная жена его, индийская женщина Анамика, чей папа перевел Достоевского на хинди, родила ему троих детей. Рожала, как положено, в районном роддоме. Непритязательно. Так же и воспитывала. Анамика приняла православие, разъяснила Петрову смысл «Рамаяны» и «Камасутры», выдала входной билет в многовековую историю и культуру, мотивировав на изучение хинди и санскрита. С чем он, впрочем, легко и непринужденно справился. — Дима, привет, — звоню ему. — Как санскрит? «Махабхарату» читаешь? — Давно не виделись, — отвечает. — Тема прошлого года. Перевожу Чехова на бенгальский. — Когда, — спрашиваю, — встретимся? — Две недели буду занят. Перевожу Якунину его форум «Диалог цивилизаций» на Крите. Потом какую-то евросоюзовскую комиссию сопровождаю к Рамзану Кадырову в Грозный. А потом — в Индию. Сестра Анамики замуж выходит. Хотим показать детям индийскую свадьбу. Проходит месяц-другой, получаю смешной мейл. Отзваниваю. — Ты как, Димон? — Торчу в Казахстане, провожу тренинг для местных министров. — Кто послал? — Никто. Сами меня нашли. — А не скучно? — Да нет, пытаюсь убедить их не переходить на кириллицу. — И как? — Вроде прислушались. Скромный по нашим обычным меркам его семейный достаток не позволяет питаться в ресторанах, организовывать приемы и отдыхать семьей в Куршевеле. Ему просто жаль времени, здоровья и сил, чтобы конвертировать свои знания и таланты в материальные блага. Ему нечего написать в резюме, оно по нашим традиционным меркам пустое. Его никогда не наградят орденом «За заслуги перед Отечеством», коих у него немало. Вряд ли президент ему вручит «Орден дружбы», хотя, казалось бы, кому еще? Вряд ли он согласится стать ректором или деканом, не говоря уже о чиновничьей карьере — слишком много повидал этого брата. Он всегда будет незаметным, но лучшим в профессии. Сохранит ненасытную тягу к новому, неисследованному миру, но прежде всего к свободе, свободе духа и познания. И как ему можно не завидовать?

P.S. Кому захочется выучить язык за несколько дней, обращайтесь — дам телефон Петрова. Он не понимает, как можно учить язык несколько лет. Талантливые под его крылом осваивают любой с нуля за несколько месяцев. Правда, у министра Мутко не очень получилось, хотя было прикольно. 76

Не то чтобы «РП» нарочно подбирал заведомо непоэтические темы номера, но так уж получается, что вдохновенно откликнуться Чтоб стихотворной строкой на тему, допустим, зависти в состоянии только он, Андрей Орлов (Орлуша), чему подтверждение – живейшая реакция публики в Куршевеле на премьере стихотворения в рамках Пионерских чтений.

текст: орлуша рисунки: варвара аляй-акатьева

раскрыть без вранья и кокетства Тему зависти, нужно понять, Что она происходит из детства, Как жевачка и Родина-мать. Если память собрать по кусочкам, То у всех же там будет одно: Красный галстук на белой сорочке И за десять копеек кино. А в кино — не прыщи и не гланды, Не задачки про вес и объём, Там живёт под водой Ихтиандр В серебристом скафандре своём… А в кино — не Владимир Никитич, Наш физрук, хромоногий и злой, Там индейский герой Гойко Митич Бледнолицых дырявит стрелой… Даже киножурнал увидав, ты Черной завистью был обуян: Там — герои, певцы, космонавты, Там — в Кремле Анастас Микоян!

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Попугаев пиратских картавость, Пышный образ Софии Лорен Вызывали, естественно, зависть: Им там — всё, а смотрящему — хрен! На экране — сигары и виски, Яхты, женщины, деньги, порок, А в дому — в целлофане сосиски И за двадцать копеек сырок. Обитая в слободке вороньей, Мы без зависти жить не могли: У Степанова — плащ из болоньи, У Петрова — вообще «Жигули»! У соседа по парте — фломастер, У другого — битловский альбом, Разрывается сердце на части, Хоть об стену от зависти лбом! Впрочем, это из памяти детской, Ей под сорок, я думаю, лет, Но ведь нет уже власти советской, Значит, может — и зависти нет? Холодильники вроде забили, Джинсов каждый имеет пар шесть. Мы при этом про зависть забыли? Нет, любезные, есть она! Есть! Все завидуют вечно кому-то, В этом вечный российский замут. Вот на днях показали Мамута… Почему он богатый, Мамут? Вексельберга роскошные яйца… Что он, царь, чтоб ему — Фаберже? А довольная внешность Чубайса! Просто жить невозможно уже! Абрамовича добрые глазки… Где Собчак эти шубы берёт?.. В списке Форбса одни Дерипаски… Не по-детскому зависть берёт! Все живут, как собаки, на Сене, Непонятно, куда мы идём, И не зря на соседском «Кайене» Кто-то вывел три буквы гвоздём! Зависть, чисто российское чувство, Вводит русских в неистовый раж.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Что, в семнадцатом ради искусства Ломанулся народ в Эрмитаж? Почему у одних — тити-мити, А нам не на что водки налить? Нет, товарищ буржуй, извините, Мы по совести будем делить! Иностранцы без толку пытались Уяснить, чем Россия странна, Но они не допёрли про зависть, Значит, им не понять ни хрена.

Зависть двигает русские горы, Зависть взятки берёт и даёт, Вышивает законов узоры И без продыху горькую пьёт. Зависть — к жизни толчок интереса, Зависть — ключ к продвиженью своих С целью личного в жизни прогресса, Зависть пишет сейчас этот стих. Скажет каждый — охотник с Тунгуски И банкир, покоривший Москву: Я — завидую, значит, я — русский! Я — завидую, значит — живу! Я завидую тем, кто повинен В том, что я проживаю в говне, Кто беднее меня вполовину, Тот пускай позавидует мне, А тому пусть завидуют люди, Чья еда — только хлеб и вода. Вот на том и стоим. Так и будем. Так и будет в России всегда. Мы, в России, не можем иначе, Нам такое житьё — по нутру: У кого-то в Завидово дача, У кого-то — сортир на ветру, Но и тот и другой понимают То, что нашим врагам не понять: Если вдруг у тебя не хватает, Можно всё у соседа отнять. В этом знанье — великая сила, Трепещи, иностранный урод, Доберётся до всех из России Мой завистливый, гордый народ!

P.S. Ну а я до сих пор, разумеется, Быть мечтаю прекрасным индейцем, Ну а если кому и завидую, То красавцу киношному Видову, И хочу, как талантливый Пушкин, Выпивать со старушкой из кружки, И ещё — быть умнее Плутарха, И — жену одного олигарха, Чтобы денег, конечно, побольше, Чтобы стать президентом (не Польши), Чтоб квартира была дорога… В общем, зависти нет ни фига! русский пионер №1(19). февраль–март 2011

текст: николай фохт фото: фил резникофф

Кирилл Серебренников поставил спектакль по роману Натана Дубовицкого «Околоноля». «РП» не мог отнестись к этому событию равнодушно: впервые роман был опубликован на страницах нашего журнала. Поэтому обозреватель «РП» Николай Фохт шел на спектакль с опаской: окажется ли театр достойным литературы? А вышел с чувством зависти. русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Я оказался

не готов к спектаклю Табакерки «Околоноля». Потому что совсем не готовился. Если совсем уж начистоту: я был настроен скептически. Я всегда скептически настроен, а тут спектакль Кирилла Серебренникова — как могло быть иначе? Модный режиссер ставит модный роман. Да уж если на то пошло, воплощение литературы в театре — дело такое, опасное. По моим наблюдениям, девяносто процентов инсценировок романов захлебываются в словах — выясняется обычно, что слов навалом, а дела, действия ноль. Ну или около того. Я не был готов к тому, что спектакль Кирилла Серебренникова будет не модным, а настоящим спектаклем. Равным, достойным хоть и Малой сцены, но сцены МХТ. Это, конечно, шок — для меня. Вот шел я по корешкам книг, по классике, к своему месту в зрительном зале и с удовольствием думал: начинается! Придумки! Это сколько же книжек извели? Небось, скупали в Измайлове, на блошином рынке, по бросовым ценам у потерявшей всякую надежду интеллигенции. Сколько тут под ногами личных библиотек! Сколько семей любовалось этими корешками: нет-нет, да и возьмет сынишкашалопай или дочка-стрекоза в руки томик, скажем, Максима Горького, повертит в руках, пролистнет… Может, и не станет читать, а все равно приобщится, заглянет хоть краешком глаза в эту великолепную бездну русской литературы. А сейчас вот лежат под ногами на пути к «Околоноля». Поскрипывают бывшие книги, всхлипывают, можно сказать. А когда на сцену вышли два клоуна для оглашения Intro, я уже окончательно расслабился — ну понятно, клоунада, гангста фикшн силами шутов в жанре балагана. Все сходилось. Я очень просто отделяю хорошее от плохого. Не только нравится — не нравится. Как наткнусь на что-то ценное — не исключено, что объективно ценное, — я начинаю завидовать. Никакой не белой завистью, она, «белая зависть», для барышень — самой настоящей, единственно возможной. Книжку ли читаю, кино ли смотрю, в «Уффици» у «Святого семейства»

стою — если чувствую, что проклевывается зависть, зарождается на уровне солнечного сплетения и норовит подступить к горлу, значит, что-то хорошее. Казалось бы, ну можно там коллеге завидовать — хорошую заметку написал, соседу по коттеджу — с девочкой красивой познакомился, но при чем тут фильм Такеши Китано, спектакль Туминаса и еще что-нибудь, что меня никак не касается и зависти не должно вызывать? А я не знаю, я к своей зависти привык, я ее использую в мирных целях: чувствую, растет она — значит, что-то прекрасное в моих руках, в моих глазах. И добрые мысли, как ни странно, возникают. И зависть отступает как отлив. А на песке остаются истинные артефакты. Я люблю свою зависть. Завидовать я стал в середине первого действия. Артист Анатолий Белый (Егор Самоходов, главный герой) обнаружил какой-то новый темперамент, не такой, как всегда, Алексей Кравченко — виртуозную актерскую технику. Артисты, все артисты, чудесным образом существовали в гармонии с лаконичными декорациями, с живой музыкой, с текстом романа, с замыслом режиссера. Даже дивертисменты — трюк с айпадами и видео-хоррор Владимира Епифанцева «Призрачные вещи» — изящно синхронизировались с абсолютным театром Кирилла Серебренникова. Вот тут как раз зависть и подступила к горлу, тут она достигла пика. Серебренников построил в «Околоноля» абсолютный театр. В нем, в абсолютном театре, как его понимаю я, — актерская наивность и преданность роли поддержана храбрым, но выверенным постановочным решением; непрерывность вкуса с первых минут спектакля до последних — художнического, музыкального, режиссерского. В моем абсолютном театре студийное простодушие и нонконформизм уживаются со щедрым, недешевым во всех смыслах производством спектакля. Все это есть в «Околоноля». Серебренников нашел в Дубовицком Шекспира, увидел в герое и Гамлета, и Макбета — и оказался прав. Быть или убить — вот в чем вопрос. Не за отца, а за любовницу, которую не любишь. Какая разница? Нет разницы.

Отец давно уже убит. Мы мстим за предателей. Бессмысленно и беспощадно. Не как всегда, а именно сегодня, сейчас. В нашей жизни. В нашей первой и последней бездарной жизни. Говорят, нет героя — как нет, вот он. Гамлет, Раскольников — жалкий и страшный. Остроумный разбойник. Бесстрастно страдающий. Жуть, короче говоря, наша родная жуть. Не первый раз на театре — первый раз почти совершенно. Мне не мешали, а даже радовали такие привычные для модного режиссера киноцитаты и аллюзии: «8 миллиметров» с Кейджем, «Красный райдинг»; финал из «Ностальгии» и «Полетов во сне и наяву», из Янковского, короче говоря. Не мешали, потому что, может, и нет там этих цитат и аллюзий, может, это уже я стал работать — в меру своей осведомленности. Я бросился помогать спектаклю. Я захотел стать частью действия, потому что позавидовал. В том числе поэтому. Это ли не апофеоз и кульминация, это ли не абсолютный театр? Легкий стиль романа столкнулся со своим страшным смыслом. Это произошло в спектакле модного режиссера Кирилла Серебренникова, на моих глазах. Я оказался не готов, я не успел подключиться, потому что не собирался. Но моя зависть ясно подсказала — дело хорошее. Мощное. Спектакль идет больше трех с половиной часов. Устаешь по-настоящему. И нет радости в сердце, нет никакого оптимизма. Так и должно быть. Даже зависти уже нет — она свое отработала, она отступила, уступила место событию искусства. Это очень неожиданно, незапланированно, как слова женщины «у нас будет ребенок» — ужасно и прекрасно одновременно, синхронно. Это гармония нашего времени — паническое совершенство. Я возвращался из Малого, убранного во все черное зала МХТ по корешкам книг, по придумке режиссера Серебренникова и архитекторов Подкидышева и Чиркина. И поймал себя на мысли, что хочу разуться, пройти босиком по книгам. Под ногами дышала классика — как трава. Живая, проросшая, сочная. Но прямо в ботинках я прошел по ней, разуваться не стал.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

текст: михаил довженко фото: дина щедринская

Журналист и игрок Михаил Довженко, оказавшись в коммуне на Пятницкой, обнаруживает, возможно, самый оригинальный мотив для зависти: в переводе на музыку, мотив звучал бы, как All you need is loft. Оказывается, общежитие тоже может быть мечтой и целью. Если читать репортаж под The Beatles, то даже покажется, что цель достижима. русский пионер №1(19). февраль–март 2011

При входе в квартиру нужно снимать обувь, курить можно только в специально отведенном месте, а твой гость может остаться ночевать лишь с согласия всех остальных членов коммуны.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Я всегда

хотел жить в коммуне. Не в коммуналке, где я жил до семи лет, а именно в коммуне. Вернее, «всегда» — это лет до двадцати пяти. Возможно, сказывалась нехватка братьев и сестер. У меня есть младшая сестра. Замечательная. Но она одна. А хотелось, чтобы нас было много. Возможно, мне хотелось как-то совместить быт и работу. То есть тусовку и работу. Точнее — тусить на работе. Как «The Beatles». Да, мне просто хотелось быть в такой группе, которая, как мне казалось, живет коммуной. В фильме «Help!» битлы просыпаются все в одной длинной комнате. Мне казалось, что именно так выглядит настоящая коммуна. Но только английская. И, наконец, коммуна — это ведь возможность стать главным, первым среди равных. Кто-то же должен быть в группе самым крутым. Короче, все мои социальные сублимации в средней юности были так или иначе связаны с коммунальным общесуществованием. Тогда я мечтал о таком существовании в стране, которая вроде как только что избавилась от «коммунистического прошлого». Поэтому корень «коммун» не только в речи, но даже в невербализованных фантазиях звучал как-то странно. В стране кипели политические страсти. А в бюллетенях для голосования значилось по несколько десятков партий. С тех пор количество партий уменьшилось до одной, а выборы исчезли как явление. Но желание выбирать, а затем быть избранным и владеть умами — в ком-то еще осталось. А что нужно для того, чтобы тебя выбрали и ты стал гуру, учителем, диктатором (нужное подчеркнуть)? Люди, которых нужно собрать в одном месте, где ты займешься с ними кохаузингом. Причем это не от украинского «кохать», а от английского «cohousing». Именно в таких — вновь модных — коммунальных хозяйствах и можно найти сегодня ту первобытную демократию, которая сидит в нас со времен новгородского вече. Если уж решать, то всем миром. Если прийти — то к консенсусу. Если уж выбирать — то... диктатора.

Кстати, именно так официально называют лидера в одной из московских коммун под названием «Норманы». Лидером экологической коммуны «Эколофт» на Пятницкой является молодой человек Роман. Чем-то похожий на молодого Троцкого. Это он несколько лет назад приехал в Москву из Костромы, а прошлым летом придумал собрать единомышленников на ста тридцати квадратных метрах в центре Москвы, на Пятницкой. Тщательная сортировка и утилизация мусора, экономия электроэнергии, вегетарианство и вообще экологический образ жизни — основные пункты, на основании которых мышление ребят стало единым. Причем формально Роман никакой не лидер, а лишь один из «группы товарищей». Все вопросы в коммуне решаются сообща на так называемом семейном совете, а протоколы с результатами голосования хранятся в гуглдоках. Причем даже такие вопросы, как покраска подоконника на кухне.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

В этой коммуне — масса правил, которые можно прочесть в Википедии на странице, посвященной «Эколофту». При входе в квартиру нужно снимать обувь, курить можно только в специально отведенном месте, а твой гость может остаться ночевать лишь с согласия всех остальных членов коммуны, и так далее. В общем, ничего особенного. Неважно, какие правила исполняют коммунары, главное, что эти правила есть и ты их придумал. — Если Рома что-то решит, то обязательно это сделает, — восторженно говорит о коллеге Татьяна: они с Ромой были первыми, кто поселился в коммуне. — Уже весной он хочет переехать на новое место, в большой дом за городом, где будет создавать новую экологическую коммуну. А здесь всё будет продолжаться, но уже без личного Роминого присутствия. Я спросил у Ромы: — Что было раньше — желание заняться экологией или сделать коммуну?

— Я сделал бы этот проект и на основе любой другой идеи. Просто в какой-то момент я познакомился с Таней, которая была увлечена экологией, и мне показалось, что эта идея — хорошая основа для создания коммуны. — Сколько вам лет? — Тридцать один. Я самый старший в коммуне. Средний возраст ребят — двадцать пять лет. — У вас есть дети? — Да, сыну четыре года, но он живет не со мной, а с мамой — моей бывшей женой. Но у нас с ней хорошие отношения. — Это, наверное, хорошо, что он живет не с вами? С детьми в коммуне ведь нереально? — спрашиваю я, хорошо представляя себе, что такое разбросанные по квартире игрушки, памперсы и детское питание, которое не должно быть вегетарианским. — Возможно, — ответил Роман, в глазах которого я увидел тот полуреволюционный задор, который, наверное, когда-то был и у меня. Сквозь модные яркие очки на

...Коммуна — это ведь возможность стать главным, первым среди равных. Кто-то же должен быть в группе самым крутым...

меня смотрел пока еще свободный молодой Троцкий и видел перед собой, в общем-то, старпёра с любимыми привычками и вполне понятной системой координат в социуме, где нет выборов и принятия решений сообща. Нет той самой коммунистической демократии в стиле «The Beatles», о которой я мечтал лет до двадцати пяти. А правда заключается в том, что сейчас, в тридцать три, она мне уже и не нужна вовсе. Сегодня я не готов делить свою кровать со случайным, пусть даже гениальным соседом, не готов нести всю свою зарплату в общий котел. Впрочем, один из членов «Эколофта», Андрей, тоже не готов это делать. Наверное, он уже скорее я, чем Роман? В конце концов, я не настолько экологичен, чтобы выключать воду, когда чищу зубы. Скорее я готов заплатить за удовольствие от звучания бессмысленно текущей воды у себя в ванной... Но такое же удовольствие я получаю и от общения с теми двадцатипятилетними, которые не только мечтают быть коммунарами, но и живут так. Как я в свои двадцать пять не смог.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

текст: дмитрий глуховский рисунки: павел пахомов

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

— По квитанции.

За газ. Сто девяносто рублей, — на всякий случай прикрывая рот рукой, хоть кассирша и сидела за толстым стеклом, уточнил Валерик. Держаться на ногах было тяжело. Морило жутко. Початая бутылка «девятки» смотрела на него из-под стойки — призывно, томно, вся покрытая испариной. Валерик ласкал ее заскорузлыми своими пальцами — незримо для кассирши, и неслышно просил подождать. Все-таки Сберкасса. Учреждение! Должно же быть в этом мире хоть что-то святое. — Ваши двести. Сдачи нету. Возьмите билетик, — строго глядя на Валерика сквозь бронебойное стекло, отчеканила кассирша. В ее голосе не было вопросительных интонаций — или, там, извиняющихся. Нет. Наоборот — скрытая угроза: попробуй рыпнись, алкашня. Зря она так. Валерик не был алкоголиком. Он был одиноким мужчиной — по независящим от себя причинам несостоявшимся, обойденным женской любовью и всеми прочими страстями, кроме футбола, недоухоженным и несколько тоскливым. Брюки его были выглажены со стрелочкой, но заляпаны желтком и сардинным маслом, пиджак, напротив, был мят, но был ведь? Был! Валерик, как мог, боролся с жестоким течением жизни и пользовался одеколоном, но иногда течение оказывалось сильнее и одеколон случалось употреблять внутренне. В общем, опустившимся Валерика нельзя было назвать, нет! Разве что опускающимся. Возмутиться. Кулаком по стойке грохнуть! Трудового человека обманывают! Вот же у нее червонцы лежат столбиком — только что из бабульки натрясла. Это она просто план выполняет — втюхать населению тыщу лотерейных билетов в день. Отнять у народа еще немного денег и всучить еще немного надежды на чудо — которая лопнет тут же, не отходя от кассы: экспресс-лотерея, потри билет монеткой и смирись уже со своей идиотской судьбой. Доколе?! — Давайте, — промямлил Валерик. Кассирша победно ухмыльнулась — вот какое ты ничтожество, мол — и швырнула ему в щель вместе с оплаченной квитанцией билетик с унылым триколором. Бесперспективный, как Валерина молодость. На. Жри. Валерик взял билет, повертел его в руках, сунул руку в дырявый карман и нащупал там только чудом зацепившийся ключ от квартиры. Поцарапал ключом ячейки… — Вы что тут, жить будете? — сурово спросила кассирша. Стоявшая позади беременная мадам подтолкнула Валерика пузом к выходу. Валерик печально вздохнул, так и не дотерев билет, забрал свое законное пиво и побрел домой. Уже на кухне выложил билетик на клеенку с подсолнухами, сходил в прихожую за ключами и поскреб-таки оставшиеся клеточки. Две машинки, одно солнышко, две каких-то издевательских резиновых бабы, один, видимо, транзистор и три условные пачки долларов. Валерик перевернул билет обратной стороной и почитал.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Перевернул снова и поглядел на ячейки. Вспотел. Опять перевернул той стороной, где правила. Отвинтил взревевший кран, попил ржавой воды, смочил себе шею и снова посмотрел на стертые клеточки. По всему выходило, что он выиграл миллион рублей. Валерик подошел к окну, отодрал присохший по щелям поролон, распахнул створку и вдохнул прогорклый новокузнецкий воздух. Стал считать. Выходило, что денег теперь хватит на девять лет жизни — если брать по нынешней его зарплате. От такого незаслуженного счастья Валерику стало страшно. Девять лет? Смешно! Вместе с богатством на Валерика свалились и соблазны, о существовании которых он раньше и не смел задумываться. Машина. Расширение жилплощади. Турпоездка. Ресторан. Проститутки. Потом вдруг ему стало казаться, что его благополучие находится под угрозой. Финансовый кризис только-только поотпустил, но обретший неожиданный интерес к деловым новостям Валерик непременно ждал повторения. Деньги надо было спасать. Их надо было прятать. И Валерик стал изучать по газетам предложения таймшеров, финансовых пирамид и паевых инвестиционных фондов. От перспектив кружилась голова, но было все же сцыкотно немного. Не в силах сделать выбор и не доверяя банкам, Валерик ворочался по полночи на полиэтиленовом пакете с миллионом и не мог уснуть. Чах. Разрешилось неожиданно, но в то же время вполне ожидаемо: Валерик со своим пакетом попал в руки к мошенникам. На вонючем плодоовощном рынке его узнал по фотографии в газете субъект со смоляными усами и хлопнул по плечу. — Слушай, брат! Не потратил еще лимон свой, а? Валерик икнул, втянул голову в панцирь своего заскорузлого пиджачка и собрался бочком юркнуть в перпендикулярный ряд с черемшой и прочим, но усатый улыбнулся с таким шармом, на какой способны только усатые, и ухватил Валерика покрепче. — Есть, короче, маза, — подмигнул он Валерику заговорщически. — В администрации городской. Могу пристроить. У них там место теплое освободилось. По части ЖКХ. Валерик ничего из этого не понял, но усатому, видимо, очень нужно было освободившееся место поскорее кем-нибудь снова за-

...Валерик, как мог, боролся с жестоким течением жизни и пользовался одеколоном, но иногда течение оказывалось сильнее и одеколон случалось употреблять внутренне... 90

нять, и он проявил настойчивость. Объяснил: уплатив девятьсот восемьдесят тысяч неким силам, Валерик мог занять место заместителя главы управы одного из районов Новокузнецка. Прямо сейчас. Валерик, конечно, не поверил. Чтобы должности продавались? Нет, мир не может быть устроен так просто. Но Валерик так уже был изможден необходимостью решить судьбу несчастного миллиона, что взял да и согласился — перезревшим яблоком упав в привычные руки усатого. — Я сейчас домой только сбегаю, — тихо вздохнул он, думая ненароком, что со сдачей в двадцать тысяч рублей ему будет куда понятней и спокойней. — Нет! Что ты, брат! Это не мне надо нести! — вроде бы даже испугался усатый. — Где городская администрация, знаешь? Туда неси. Четвертый подъезд заходишь, через охрану, там такой лифт будет. Клади деньги в него и жми на второй этаж. Ну там и записку оставь: что хочешь такую и такую должность. — И все? — И все! — улыбнулся ему усатый, откусил хрусткого яблока золотыми зубами и сгинул. Все еще находясь под властью морока, Валерик побёг домой, вытащил из-под пятнистого матраса пакет и двинул к городской администрации. Искомый подъезд обнаружился быстро — такой отчаянно угрюмый, что реформу ЖКХ хотелось начать именно с него. Охранника на месте не было, а вот лифт был. Дряхлый, с оплавленными — будто плачущими — кнопками, ну и с непременным амбре, конечно. Валерик отсчитал себе свои законные двадцать тысяч сдачи, спрятал их в нагрудный карман, вложил записочку с прошением — будто в Стену плача пихал, соответственно перекрестил пакет и нажал на кнопку второго этажа, богобоязненно выпрыгнув из кабины в последний момент. Лифт клацнул челюстями, пожирая подношение, и тяжко поехал вверх. Так Валерик попрощался с деньгами. Три дня от пакета не было никаких новостей, и Валерик с этим уже даже где-то смирился: в конце концов, русский человек от судьбы своей ждет чего-то именно такого, а когда жизнь вдруг против всех правил начинает складываться, его обычно обуяет необъяснимая тревога. На четвертый день Валерику позвонили и попросили подъехать в администрацию. Валерик взял собранный уже на всякий случай тревожный чемоданчик со сменой белья, брикетом хозяйственного мыла, ложкой, кружкой и крупой, и сел в автобус. В администрации его провели к главе управы, взяли паспорт, а потом позвали зайти. Проклиная себя за легковерность, Валерик напоследок поскреб яичный желток на штанине, сказал себе, что перед смертью не надышишься, и шагнул в начальственный кабинет. Глава управы был человеком грузным и изношенным — и все время переваливался, перенося вес с левой ягодицы на правую и обратно, будто сидел не в кожаном кресле, а на промасленной сковороде, и припекало все сильней.

Встреча оказалась удивительно скорой и формальной. — Поздравляю вас, конечно, — вяло произнес глава. — Но впереди у вас много работы. Месяц вам чтобы осмотреться, а со следующего будете класть в лифт по половинке. — По половинке чего? — игриво спросил Валера. — Миллиона. Ежемесячно, — терпеливо объяснил ему усталый префект. — Да где же брать-то? — поразился Валера. — А с крепостных. Откуда ж еще? — в свою очередь удивился глава управы. — Вам вверено хозяйство. Вот и извлекайте из него. — Я так не могу… — икнул Валера, чувствуя, как вскипает голова и холодеют руки. — Если по итогам второго месяца не будет половинки, — вздохнул префект с сочувствием Понтия Пилата, — заведем на тебя уголовочку по финансовым преступлениям. Начальство требует чистить ряды. Про предшественника своего в хронике происшествий не читал? Валера помотал тяжелой головой. — Ну ступай, — печально сказал префект. — Родина на тебя надеется. Первую неделю Валера пребывал в ступоре и из водочного водоворота сумел выгрести только к середине второй — прочитав случайно в старой газете ту самую хронику происшествий. После этого сходил в городскую баню, собрал по дому все спиртосодержащие жидкости и отнес их на помойку — почитай, сдал в благотворительный фонд. Встряхнулся. И поехал осматривать коммунальное хозяйство Новобайдаевского микрорайона, сурового жилмассива, заселенного потомками угледобытчиков. В Новобайдаевке все было из рук вон — с похмелья Валера понимал это особенно остро. Горячей не было, в подъездах кровь и моча стояли по щиколотку, а на желтых газовых трубах во дворах девятиэтажек подтягивались ребята со стрижкой «полубокс». Сначала Валере захотелось «девяточки», потом валокордину, но он себя оба раза переборол. Прошел по ЖЭКам, собрал начальников и в актовом зале девяносто девятой школы — в тот момент еще не закрытой, — потея от волнения, выступил. — Товарищи! — срывающимся фальцетом обратился Валера к мутноглазой перегарной гидре, которая оцепенело смотрела на него, выгадывая, как бы его половчее сожрать. — Товарищи! В Новобайдаевке сегодня все обстоит плачевно! — словно Орджоникидзе на митинге, рубанул Валера. В зале хамски захрапели. — Уволен, — вырвалось у Валеры. Храпевший непристойно почесался и устроился поудобнее, улегшись бочком. Но прочие встрепенулись. — Сегодня Новобайдаевка — заповедник социализма, — зачем-то сказал Валера. — А я хочу позвать вас за собой в капитализм!

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

— Дерьмократ! — тетка с химией и в очках, как у Чикатило, встала, сморкнулась и затопала к выходу. — Давайте оказывать населению услуги! — не отступал Валера. — Почему бы сантехнику не починить кран или трубу? Почему бы газовщикам не приезжать по вызову хотя бы на третий день? Быть может, мы сумеем подать горячую воду под Новый год! Глаза у слушателей остекленели. — Не бесплатно, разумеется, — негромко, но внушительно, научившись этой чудодейственной интонации у премьер-министра в телевизоре, произнес Валера. Стеклянный блеск сменился масляным. — Но как? — робко поинтересовался мужичонка с волосатыми пальцами. — Будем работать! — зажмурившись от собственной храбрости, как можно уверенней сказал Валера. Чудес, конечно, не бывает, и горячую так и не дали. Но сначала частично протрезвели сантехники — и первыми сборщиками податей стали обходить все квартиры, где кран потек или там трубу прорвало. Не избалованные жизнью новобайдаевцы готовы были платить — кто сто рублей, кто двести. Половину сантехники оставляли себе, вторую несли в ЖЭК. В ЖЭКах делали так же — и половину кассы направляли Валере. Так же и с газовщиками, и с дворниками. Бдительным бабкам — агентам социализма, чинили все бесплатно и подмешивали в чай валерьяну. Деньги закапали сначала робко, как вода из только что починенного крана, потом потекли тоненькой струйкой, будто из пробитой хулиганами теплотрассы, а потом и зажурчали веселым ручейком. Во второй месяц полмиллиона набралось еле-еле, в третий — уже уверенно. Валера расправил плечи и надел на них новый костюм в полоску. Заходя в неподотчетные микрорайоны, он уже осматривался в них по-хозяйски, где-то оценивая по достоинству изобретательность местных управ, а где-то и беря на карандаш местные просчеты. Вот два ларька стоят без электричества, например, сигаретами торгуют. Проведи ты к ним левый провод, господи, да и стриги себе по две тысячи в месяц. Тысячу — за энергию, тысячу — за отсутствие проверок. Эх, жаль, разрешения на торговлю выдавать нельзя! Деньги Валера клал в волшебный лифт. Лифт возносился на второй этаж — хотя, судя по скрежетанию в шахте, находился этот второй этаж довольно высоко — и Валера продолжал работать. В кабинете префекта он уже внимательно присматривался к деталям интерьера — постепенно приобретал вкус к жизни. Кожаное кресло. Компьютер. Вагоночка на стенах такая ровненькая. Вот жить-то как надо! А префект сам все худел на глазах, бледнел — словно рак его жрал. И однажды, придя на прием по поводу уборки снега, Валера натолкнулся на испуганный взгляд Эммочки. — Ак на Петра Васильича, эта самая… Дело завели… — покраснела секретарша. Валеру бросило в жар. Он метнулся домой, сгреб все нетру-

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

...Денег стало столько, что оставлять себе все избытки Валере сделалось неловко. Вот он уже первым среди своего круга пересел на довольно новый БМВ...

довые — набиралось уже два миллиона — и хотел сначала отдать в детский дом, потом сжечь, а потом вдруг вспомнил самый первый свой разговор с префектом. Собрал все средства в пакет и бросился к четвертому подъезду администрации. Пробрался мимо снулого охранника, заполз на коленях в обоссанный лифт, положил сбережения на пол — и ничего не прося, ничего — только записочку с именем оставив — потянулся к кнопкам. Сначала хотел, как обычно, второй нажать, но потом задумался. Тут уже, верно, не на второй надо, а на третий отправлять, если логически мыслить. Рискнул. Отправил на третий. Лишь бы пощадили… Лишь бы не тронули… Опустошенный, Валера поехал домой и впервые за текущий квартал нажрался. Через день позвонили из администрации. Вызвали. Назначили префектом. Сказали, за успехи в наладке работы ЖКХ. Поначалу, конечно, было боязно. В освободившийся кабинет Валера входил бочком, за стол садился неуверенно, словно боясь оскорбить память прежнего хозяина, усланного зоркой Фемидой куда-то под Братск. В дверь поскреблась Эммочка — сексапильненькая, покорная судьбе и даже в заискивающем мини. — Ак мне, эта… Выходить завтра? — потупясь, спросила она, ставя чай под таким углом, чтобы декольте вот чуть-чуть что не опорожнилось. — Закрой дверь, зайка, — чужим голосом сказал ей Валера. — Будем проводить экзамен на служебное соответствие. Кроме блудливой секретарши Валере на новой его должности полагались теперь и служебная машина, и квартира в только что сданной новостройке по спеццене, и совсем другие друзья. Но и работы было невпроворот. В непринужденной беседе на шашлыках Валере объяснили, что на третий этаж ежемесячно нужно было отправлять целый миллион: так уж устроено мироздание. Друзья приобрелись такие: помощник прокурора, заместитель главы ОВД, начальник санэпидемстанции. Ездили они на битых немецких машинах, но в целом всем в своей жизни были до-

...???...

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

вольны. Однако какими бы симпатичными людьми они ни были, тема лифта была слишком интимной, чтобы обсуждать ее с ними. А потом, расскажешь им про лифт — а после выяснится, что они-то ползут вверх по служебной лестнице. Валера, вкусивший скорого успеха, на своей должности через некоторое время заскучал. Вагонка, которой были обиты стены его кабинета, казалась ему уже не такой роскошной, а вот гербовые обои в приемной заместителя мэра, напротив, манили его, обещая запретные удовольствия. Сначала он попробовал отвлечься развратом и завел вторую секретаршу. Но вскоре жажда деятельности взяла свое и он целиком сосредоточился на подсобном хозяйстве. Кроме Новобайдаевки в его распоряжении была теперь и Байдаевка, и Монтаж, и Верхняя Колония, и Абашево, и Белые Дома, и Три-Четыре. Собирать дань со всех микрорайонов Орджоникидзевского было сложнее. Пришлось работать с кадрами, проводить разъяснительные работы, кого-то из этих кадров отправить под Братск, а кого-то, прости господи, и подале. Благо среди новых друзей у Валеры были и такие, имена которых всуе произносить не стоило. Денег стало столько, что оставлять себе все избытки Валере сделалось неловко. Вот он уже первым среди своего круга пересел на довольно новый БМВ. Вот уже и сделал ремонт в своей новостройке. И даже дачку стал строить. А деньги все равно оставались! Как бы Валера не проповедовал капиталистические идеалы, а вырос-то он все равно при социализме, и генетическая память у него была будь здоров. Свалившимся на голову он решил ради успокоения совести делиться. Сначала стал заносить в лифт по полтора миллиона, потом по два. Заместитель мэра от этого Валериного рвения отчего-то был им не слишком доволен. Стал придираться, капризничать, а потом вдруг к Валере пришли знакомиться приятные интеллигентные люди из УФСБ. Боится, падла, за свое место, понял вдруг Валера. Понимает, что неэффективен. Что не справляется. И сейчас просто уберет Валеру, как снял до этого Петра Васильича. Как в шахматах. Чик — и место оборзевшего коня займет безмозглая пешка. А почему я должен?! — вдруг взбунтовался Валера. Неужели так и остался терпилой? Почему кресло заместителя мэра должен занимать никчемный упырь, если я его достойней — вон показатели сами за себя говорят, поди поспорь с цифирью! Накачанный страхом и гневом, Валера рванул домой. Собрал все, что было, вырвал из тетрадки лист бумаги, записал на нем

...В осиротевшие мэрские покои он зашел вроде бы как занести какие-то документы на подпись. Но, зайдя, понял: отсюда обратного пути нет. Только наверх!.. русский пионер №1(19). февраль–март 2011

все свои пожелания — и отвез все это в лифт. Уверенно нажал на кнопку четвертого этажа — и отправил жертву наверх. Через неделю заместителя мэра перевели работать в область, а на освободившееся место — в кабинет с гербовыми обоями — позвали Валеру. Рокировочка. Все Валерины дружки с прошлой должности теперь находились в несколько зависимом от него положении и в его кабинет заглядывали, выгнувшись так, чтобы альфа-самцу было удобнее утвердить свою доминантность. Но Валера людей без необходимости не унижал. Зачем? Униженный человек работает неэффективно. А Валере уже нужна была своя сплоченная команда — иначе на новое повышение не наскрести. Остановиться Валера уже не мог. Заглядывался на бронированный «Мерседес» мэра, ездил нарочно мимо его загородного особняка, носил ему холодный квас в сауне после совместного миттельшпиля, а сам думал: сколько же надо набрать, чтобы подвинуть вас, Андрей Палыч? Копил, как мог. Обложил данью и продрынки, и милицию, и коммунальщиков, и пожарных. Милиция кряхтела, конечно — им, видать, и свой лифт кормить надо было — но платила. А Валера все думал: господи, да если уж у меня тут такие обороты, мэру-то каково? Андрей Палыч был в целом мужиком неплохим, и совсем уж откровенно подсиживать его у Валеры совести бы не хватило. Хорошо, инфаркт помог. В осиротевшие мэрские покои он зашел вроде бы как занести какие-то документы на подпись. Но, зайдя, понял: отсюда обратного пути нет. Только наверх! Обстановочка вроде была скромная: портреты двуглавого нашего орла — один с синим галстучком, другой — с красным, мебелишка такая утлая, советская еще, вида из окна на дым из адовой печи ЗападноСибирского металлургического, но чувствуется же: камуфляж. Все для отвода глаз. Поскреби ДСП — а стол-то весь из золота, и стулья тоже. На такой должности — все из золота, если руки из нужного места растут. Царь Крез, видать, на этой должности и кончился — а у Валеры впереди еще губернаторское кресло маячит! Титаническим усилием собрав столько, что хватило бы вполне на особняк и на «Мерседес», Валера вырвал тетрадный листок и исповедовался на нем лифту в своих темных желаниях. Нет, он не то чтобы не желал мэру выздоровления, он просто хотел бы, чтобы тому до конца жизни больше не пришлось нервничать. А работа-то нервная… Через день у мэра произошло обострение и его отправили в Москву. А там уже все случилось так, как случилось, тут уж Валера был ни при чем. Кабинет достался ему по праву. Эммочка теперь командовала целым штатом длинноногих провинциалок, а Валеру никто уже называть Валерой не смел. Только Валерий Ильич, и никаких. На новой работе Валерию Ильичу все было по нраву. Интуиция не подвела: какие теперь продрынки, какие пожарные, когда

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

...Окунувшись в нуворишеское золотое великолепие храма Христа Спасителя, Валерий Ильич крестился механически, воровато оглядываясь по сторонам, и думал, отчего в жизни нет справедливости... есть ЗСМК, НКМК, «Кузнецкие ферросплавы» — и это мы еще пока только металлургию берем, а уголь! Одна беда: с губернатором не сошелся характерами. Губернатор сидел на своем месте с тех примерно пор, как казаки основали на месте нынешнего Новокузнецка первый острог. И если Валерий Ильич хотя бы кормил купюрами безгласный лифт, то губернатор-то, похоже, давно договорился с более зловещими силами — даром, что бывший шахтер. Видно, как раз по работе и свел знакомство. Но Валерия Ильича уже было не удержать. В изначальном своем лотерейном билете он теперь видел только перст судьбы — и перст этот ему сейчас однозначно указывал на губернаторское место. Сколько же надо, чтобы и зубра этого оседлать? Десять миллионов долларов? Двадцать? На вершине новокузнецкого городского хозяйства было пустынно и одиноко. Среди облаков высился лишь губернаторский Олимп — но посоветоваться по поводу восхождения на него Валерию Ильичу было не с кем. Победитель, как известно, остается один. Обложив город десятиной — включая и церкви, кстати, потому что тоже чудесный бизнес — Валерий Ильич набрал пятьдесят миллионов. Из своего японского внедорожника таскал в заброшенный подъезд мешки с деньгами минут пять — в инкассаторский мешок больше двух не влезает. Завалил лифт почти в человеческий рост, добрался до кнопок… И замер. Четвертая кнопка была на панели последней, и туда он уже деньги отправлял в прошлый раз, когда метил в мэры. Валерий Ильич понял, что уперся в потолок. Растерянный, несчастный, он уселся прямо на зеленые холщовые мешки и закурил. И пока он дымил опостылевшим уже «Собранием», в голову ему пришла дерзкая мысль. Он распрямился, разгреб панель от наваливающихся денежных мешков и нажал на кнопку вызова диспетчера. — Говорите, — прогундосил чей-то голос из-за металлической решетки. — А что, выше четвертого этажа нету ничего? — спросил Валерий Ильич. — Тут нету, — сказал голос. — А где есть? — осторожно поинтересовался Валерий Ильич. — В Москве есть, — лениво ответил диспетчер.

— А можно, я к вам поднимусь? — вдруг всхлипнул Валерий Ильич. — Так поговорить хочется! И не с кем… — Куда подниметесь? — в голосе послышались удивленные нотки. — Ну… К вам. На крышу? — Крыша в Москве, — устало объяснил диспетчер. — Адрес запишите. В Москву Валерий Ильич оделся так, чтобы в нем нипочем не распознали регионального лоха: туфли из змеиной кожи, черные брюки, куртка из мягкой итальянской кожи с меховым воротником и теплая кепка с короткой норочьей шерстью наружу. Взял такси сразу на Старую площадь, где и располагался, судя по инструкции, его следующий лифт. Доллары, ясное дело, поменял на пятисотевровые — эти удивительные купюры были словно созданы для теневой экономики в целом и для взяток в частности. Приехал. Сначала метнулся к неприступному имперскому зданию за железной оградой — но номер дома оказался не тот. Тогда забрался в переулки, во дворы, искал-искал и наконец наткнулся на нужный адрес. Удивительное дело: казалось, полМосквы прошел, а на деле — вернулся все к тому же зданию, только с тыла. Подъезд тут, конечно, был совсем другой, не новокузнецкий. Широкая лестница, спящий консьерж, бронзовая люстра — и чинный старинный лифт с двумя деревянными дверцами. Валерий Ильич положил осторожно на пол свой крокодиловый кейс, посмотрел на кнопки — и замер: тут кнопка была только одна. Не считая тревожного колокольчика. Можно было, конечно, просто уйти; но у Валерия Ильича столько оставалось невыговоренным! В общем, черт дернул нажать на колокольчик. — Я из Новокузнецка, — поведал он лифту. — Вот, гостинцы привез. — Я уже ваше досье листаю, — ответил лифт. — Губернатором хотите? — А… — у Валерия Ильича в горле пересохло. — А кем еще можно? — А кем хотите? — дружелюбно полюбопытствовал лифт. — Хотите к нам, в Москву? — Я… Я… А сколько? — Смотря куда. — Ну мне бы… В министерство. — Можно в министерство. На выбор: замминистра в Минрегионе, Минэкономразвития, Минсвязи. У вас к чему душа больше лежит? — Я… Мне… — у Валерия Ильича голова закружилась от перспектив. — Минэкономразвития! Очень с моими целями совпадает. — Жмите кнопку и идите погуляйте, — посоветовал лифт. — А у меня… У меня хватит? — заволновался Валерий Ильич.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

— Пятисотки? — проницательно спросил лифт. — Наберется. Это ведь только первый взнос, сами понимаете. Чадная Москва закрутила Валерия Ильича вихрем событий: новое рабочее место, стройные женщины с хорошей кожей, покупка квартиры на Петровке, совещания, совещания, совещания… Карьера шла в гору. На сдачу от приобретенной должности Валерию Ильичу выдали авто с мигалкой, и скоро уже огни Нового Арбата и Кутузовского казались ему такими же родными, как неровно мерцающие окошки Новобайдаевки или Монтажа. Но вот беда — власть оказалась прилипчивой, как кокаин: прежних доз никогда не хватало и требовалось все время повышать, повышать… От третьего зама — к первому, у которого дача на в Горках-10, а в Усово, и парк состоит не из трех машин, а из семи. Потом — министром. Все равно мало! Мало! Еще! Прайвет джеты, и Курш, и свои предприятия, и все равно! Еще! Была внутри Валерия Ильича страшная сосущая черная дыра, в которую утягивало все эти сине-голубые «Майбахи», и пентхаусы на Остоженке, и грандиозное желто-фиолетовое торнадо из мириад двухсот- и пятисотевровых купюр. Тревога. Сомнение. А что, если бы не выиграл он тогда свой первый миллион? Доставляя в лифт очередное подношение, он принял на грудь «Икс О» — для храбрости. — А можно еще вопрос?.. — спросил Валерий Ильич у колокольчика. — Неужели любой вот так вот может… С улицы… И замминистра стать? Лифт помолчал, и Валерий Ильич начал уже жалеть, что спросил. Но уж больно свербило — хотелось все-таки верить в свою исключительность. — Наша страна так создавалась, чтобы народ мог править, — строго и назидательно произнес лифт. — Еще при Ленине отстраивали так, чтобы любая кухарка могла пробиться наверх и управлять, окружив себя одноклассниками или сокамерниками там, как Сталин. Система социальных лифтов выверялась десятилетиями, снабжалась сдержками и противовесами. И сегодня она работает безупречно. Возьми хоть забулдыгу, хоть уголовника, поставь на любую позицию — система выдержит. Это и есть настоящая власть народа. А не демагогия с выборщиками, как у некоторых. — Я понял, — покраснел Валерий Ильич. — Вы извините, что спрашиваю. А… а деньги тогда зачем? Лифт фыркнул, удивляясь бестактности пассажира. Потом, видимо, вспомнил, откуда тот приехал, и смилостивился. — Слово «меритократия» знакомо вам? — брезгливо спросил он. — Власть должна попадать в руки тем, кто ее заслуживает. К самым предприимчивым, самым бойкими, самым агрессивным. У власти должны быть альфа-самцы. Именно в нашей стране и существует самая подлинная меритократия. Есть универсальное мерило — именно то, что у вас сейчас в чемоданчике. Фиалкового цвета. Именно так система отсеивает плевелы и отбирает эффективных управленцев.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

— То есть, деньги — просто символ? — поразился Валерий Ильич. — Символ, символ. Кнопку жмите. — Подождите… Подождите! — взмолился Валерий Ильич. — Неужели я так кем угодно могу стать? — А кем надо? — устало спросил лифт. — И… Президентом? — Можете, конечно, — заверил лифт. — Объяснил же: меритократия. У власти находятся те, кто этого достоин. Вы копите, копите. — И… Премьер-министром? — Вот это — нет, — замялся лифт. — Это не получится. Это в нашей системе и сдержка, и противовес. Тут мы кого попало взять не можем. Валерий Ильич понурился, отправил наверх очередной крокодиловый кейс и впервые за текущий квартал нажрался. Окунувшись в нуворишеское золотое великолепие храма Христа Спасителя, Валерий Ильич крестился механически, воровато оглядываясь по сторонам, и думал, отчего в жизни нет справедливости. Ничего ему не оставалось желать, кроме как оказаться в летящем по Кутузовскому державном пульмане в окружении трех «Гелендвагенов»… Но эта трасса для него оказалась перекрыта. И тогда, бросив дерзкий взгляд на светлый лик на иконах, Валерий Ильич вдруг зажегся. Если премьером нельзя… Из храма он сорвался сразу на Старую площадь. Выкинул водителя, сел за руль и рванул так, что шестилитровый двигатель чуть не вскипел. Примчался к тайному подъезду, взлетел по лестнице вверх мимо сонного привратника, несколько раз вжал кнопку вызова, пока не приехал лифт… — Господом Богом быть хочу! — страстно зашептал он волшебному колокольчику, вдавив кнопку и не отпуская. — Сколько надо, скажи? Я дам! И тут же — осознав, испугавшись, зажмурился, ожидая кары. Молния? Инсульт?! Лифт наполняла тяжелая, ватная тишина. Потом что-то зашуршало, словно некто невидимый листал толстенный бумажный том — то ли БСЭ, то ли УПК. Или Библию? — Богом? — повторил голос. — Да… — прошептал отчаянно Валерий Ильич, утверждая свой приговор. — Так это вы, батенька, проскочили уже. Это между главой Химкинской администрации и мэром Сочи. — Тогда ничего не надо! — капризно сказал Валерий Ильич. — Никакой вашей карьеры, никаких лифтов, никаких лотерейных билетов, ничего! Слышите, ничего!!! — Да ладно вам, что вы так, — перепугалась кассирша. — Не хотите билетов, не надо. Вот вам ваши десять рублей.

текст: дмитрий филимонов рисунок: николай пророков

Творчество Дмитрия Глуховского, регулярно пишущего свои сочинения в «Русский пионер» (читайте и в этом номере), впечатляет и вдохновляет не только читателей, но и сотрудников журнала. Сегодня обозреватель «РП» Дмитрий Филимонов продемонстрирует, чего ему удалось добиться на поприще отечественной социальной фантастики. русский пионер №1(19). февраль–март 2011

100

Киргиз

бежал зигзагами. Хотя, возможно, это был казах. Или таджик. Бежал быстро. Видимо, хотел жить. Бойцы гнали его к заброшенной фабрике. Их берцы стучали по мерзлой земле синхронно, как на тренировке — раз-два, раз-два. Белые шнурки хлестали по щиколоткам — раз-два, раз-два. Преследовали сурово. Молча. Неотвратимо. Вдруг киргиз поскользнулся на льду, взмахнул руками и рухнул. Вязаная шапочка в одну сторону, желтый пакет в другую. Гарпун подскочил первым. Он замахнулся, чтобы достать лежачего пыром берца под дых, но киргиз увернулся и юркнул за железный гараж. Гарпун прыгнул следом, огляделся и никого не увидел. Ни тебе киргиза, ни казаха, ни таджика. Он дважды обошел гараж, пнул на всякий случай сугроб и выругался: — Ушел, пик! — Надо было, пик, оставить его мне, пик! — заорал Наковальня. — Уж я б не упустил! — Заткнись, пик! — огрызнулся Гарпун. — Заткнитесь вы оба! — рявкнул на правах командира Белый Клык. — Не хватало еще подраться из-за урюка! Все послушно заткнулись. Белый Клык брезгливо, двумя пальцами, поднял желтый пакет и заглянул внутрь. В пакете лежал медный кувшин восточной работы. Позеленевший от времени, поросший ракушками. — Держи! — сказал Белый Клык и бросил кувшин Наковальне. — На кой пик мне эта байда? — скривился Наковальня. — Разберемся на базе. В прежние времена это был пункт приема стеклотары. Теперь, согласно вывеске, детско-юношеский спортивный клуб «Ласточка». Два киргиза скребли лопатами снег, расчищая тропу к дверям. Проходя мимо дворников, Гарпун скрежетнул зубами. Наковальня последовал его примеру. — Не сметь! — рявкнул на правах командира Белый Клык. Был приказ: «своих» урюков не трогать. А иначе кто будет двор мести? Снег убирать? — Здрасьте! — сказали дворники, поклонившись. Бойцы молча проследовали в клуб. Через зал с качалками — в раздевалку. Гарпун, пытаясь согреться, прильнул к батарее. Наковальня включил чайник. Белый Клык достал из желтого пакета кувшин, повертел, потряс и попробовал вытащить пробку, которой тот был запечатан. Не вышло. Тогда Белый Клык взял тесак и принялся отколупывать с пробки ракушки. Потом ухватился снова и — чпок! — откупорил кувшин. Из горлышка рванула струя… нет, не воды, не дыма, а чего-то сверкающего, ну как в детских мультфильмах показывают. И посреди раздевалки нарисовался престарелый урюк. Борода седая, вот такая — до пояса. На голове чалма. На ногах тапки с задранными носами. — Ой, — сказал Наковальня, забыв ругнуться. — Ты кто, пик? — спросил Гарпун.

101

Только Белый Клык ничего не сказал. Он сидел во-от с такими глазами. — Я джинн, — сказал урюк, грохнулся на колени и пополз целовать берцы Белому Клыку. — О, мой повелитель! — приговаривал он, захлебываясь от чувств. — Я исполню любое твое желание. Приказывай! — Любое, говоришь? А ну давай! — дико хохотнул Белый Клык. — Желаю, чтоб Россия для русских, а Москва для москвичей! — Слушаюсь и повинуюсь! — воскликнул джинн. Он выдернул из бороды волос — дзынь! — и стал рвать его на кусочки, приговаривая, как положено в таких случаях, «трахтибидох». Потом дунул на ладони, отчего в раздевалке стало искристо и повеяло сквозняком. Когда искристость рассеялась, Гарпун с Наковальней увидели, что в раздевалке, кроме них, никого нет. Ни старого урюка, ни Белого Клыка. Стояла мертвая тишина. Во дворе умолкло шварканье лопат. Гарпун выглянул в окно. Лопаты лежали в снегу, дворники исчезли. — Ой, пик! — прошептал Гарпун и схватился за голову. — Ты чего? — спросил Наковальня, забыв ругнуться. — Тотальная, пик, депортация, — произнес Гарпун. Наковальня пожал плечами. До него всегда доходило долго. — А где Белый Клык? — спросил он и, взяв со стола тесак, добавил: — Похитили, что ли? — Положь ножик, — устало вздохнул Гарпун. — Помнишь слухи, что Белый Клык, пик, на самом деле не русский? — А-а! — хлопнул себя по лбу Наковальня. — Дошло! И чё теперь делать? — Как чё? Победу праздновать! Беги за пивом! — А почему я? — спросил Наковальня. — Так надо, — ответил Гарпун. — Король умер. Да здравствует король! — и протянул Наковальне желтый пакет. — Возьми, пригодится. Наковальня быстро вернулся, весело насвистывая «Horst Wessel Lied». С трудом поставил пакет на лавку и, произнеся «трах-тибидох», стал извлекать на стол бутылки и закуски: «Remy Martin XO», «Путинку», «Hennessy Extra Old», портвейн «777», «Chateau Guiraud», осетровый балык, грибную солянку консервированную, шоколад «Аленка» и еще много всего вкусного. — Ты что, пик, магазин грабанул? — спросил Гарпун. — Не, там продавщица исчезла. Хозяин грузин тоже. Все берут чё хошь. Они выпили за победу, за величие белой расы, а когда чокались за вождей, Гарпун попросил называть его Белым Гарпуном. — Ладно, Белый Гарпун, пик с тобой, — сказал Наковальня. В принципе, он был добрым парнем. Проснувшись утром, Санька Горбушкин вспомнил, что накануне произошло важное событие. Но какое именно, вспомнить

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

...Передавали новости. Президент, премьер и Госдума внезапно отправились в отпуск, говорил диктор. Куда — неизвестно. Из московского зоопарка исчезли все звери. По мнению Главного Эколога России, причиной тому глобальное потепление...

не мог. Он дождался, когда хлопнет входная дверь и предки отправятся на работу, встал, выпил во-от столько воды и включил телевизор. Передавали новости. Президент, премьер и Госдума внезапно отправились в отпуск, говорил диктор. Куда — неизвестно. Из московского зоопарка исчезли все звери. По мнению Главного Эколога России, причиной тому глобальное потепление. Горбушкин переключился на второй канал. Известный Аналитик говорил о том, что в странах Азии уровень жизни заметно повысился, поэтому граждане этих стран покинули Россию и вернулись на родину. Наконец Санька Горбушкин вспомнил, что было вчера. Он захохотал и переключился на третий канал. Авторитетный Политолог объяснял, что страны Азии находятся на грани войны, поэтому объявлена всеобщая мобилизация, в связи с которой граждане этих стран спешно покинули Россию. Горбушкин еще больше развеселился. Он даже позвонил по телефону, указанному в бегущей строке, и потребовал Главного Режиссера. Его соединили со Старшим Помощником Младшего Администратора. Горбушкин рассказал про кувшин, про старого урюка и желание Белого Клыка. Старший помощник выслушал и посоветовал обратиться к психиатру. Горбушкин совсем не обиделся и не разозлился. Эти людишки из ящика недостойны ярости Белого Гарпуна. Умыться не получилось. Дежурная тетка в аварийной диспетчерской пояснила, что работать некому. Ну и пусть, день-то какой! Весь день он шатался по городу. Москвичей на улицах было мало, и все они радовались жизни. Пили дармовую водку из бесхозных магазинов и втыкали бутылки в сугробы горлышком вниз. Ездили на бесхозных автомобилях, запускали дармовые петарды. Короче, был праздник. Белый Гарпун был переполнен осознанием причастности к великому событию. Он отправился на «Динамо» и взял себе дармовые гриндерсы, настоящие, со стальными вставками в носах, о которых раньше мог только мечтать. Там, на «Динамо», повстречал Наковальню. Тот примерял бомбер. — Тебе идет, — похвалил Белый Гарпун. — Тебе тоже, — кивнул на новые гриндерсы Наковальня. — Только зачем нам все это? Мочить-то теперь некого.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Белый Гарпун задумался. — Ну, придумаем, кого мочить, пик. Левшей там или косых. Не бойсь, найдем врага! Рэперы вон еще остались. Обрадованные тем, что не все враги перевелись, бойцы отправились на поиски рэперов. Чем ближе к центру, тем больше бутылок в сугробах, тем веселее праздник. Кто-то ловкий надел на голову бронзовому князю Долгорукому ведро на голову, и тот стал похож на германского рыцаря. Бойцы, не сговариваясь, перешли на строевой шаг и запели: «Die Fahne hoch! Die Reihen fest geschlossen!» Внезапно завыли сирены, кто-то крикнул: «Облава!» Люди бросились бежать во дворы. Белый Гарпун с Наковальней не успели. Омоновцы сбили их с ног, уложили в снег, заломали руки. — За что? — вскрикнул Белый Гарпун. — Было б за что, урыл бы! — рявкнул омоновец. Задержанным раздали мешки для мусора и лопаты для снега. Наковальне досталась лопата. — А почему я? — взвизгнул Наковальня. — А больше некому, — угрюмо ответил омоновец. Белый Гарпун собирал бутылки в большой черный мешок. Это было унизительно, и он чуть не плакал. Улучив момент, когда омоновцы закуривали, он прыгнул через сугроб и, петляя, бросился вниз по Тверской. — Стой, пик! — закричали ему. Белый Гарпун бежал очень быстро, он понимал: догонят — забьют. Пробегая Манежную площадь, увидел гревшихся у костра людей. Они срывали рекламные щиты, разбивали их и бросали в огонь. Это были «декабристы». Им некого было бить и они просто грелись. От Библиотеки Ленина вниз к речке вереницей шли женщины — с ведрами и санками. Они брали воду из Москвы-реки. У проруби стоял дядька-распорядитель, который покрикивал: «Не толкайсь! На всех хватит!» Посреди Моховой и Большого Каменного стояли троллейбусы, рогами примерзшие к проводам. «Как в сорок первом», — подумал Белый Гарпун, и побежал дальше. До спортивного клуба «Ласточка» добрался чуть дыша. Пробовал открыть дверь — не вышло. Он стал убирать снег пригоршнями, дергал дверь, пока не сумел просочиться в щелку. Старинный кувшин лежал под лавкой среди пустых бутылок. Пробки не было. Белый Гарпун вогнал в кувшин пробку от «Chateau», потряс и прошептал: «Верни все, как было». Потом выдернул пробку — и ничего не случилось. Он бросился искать аутентичную пробку, настоящую, которая с ракушками. Искал долго и нашел на дне урны среди шкурок осетрового балыка. Он обтер ее об штаны и забил кулаком в кувшин. Вытащил… Ничего. Белый Гарпун гладил кувшин, неистово тер, обдирая ладони в кровь, потом зачем-то поднес его к уху и явственно услышал: «А вот пик тебе!» Санька Горбушкин положил голову на руки и всхлипнул.

102

103

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

104

105

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

106

Урок мужества. Маваши ревности. Спасение одноклассника. Урок географии. Наси мосо. По Тибету на велосипеде.

текст: николай фохт фото: тимофей изотов

Бессменный ведущий уроков мужества Николай Фохт попадает в неловкую ситуацию: на этот раз учить мужеству ему предстоит своего же бывшего одноклассника, причем не только пьющего, но еще и потерявшего опору, а может быть, и смысл жизни. Можно ли в этом случае ограничиться показом пары приемов самбо или потребуется более внушительная установка? Можно ли вообще научить чему-то своего одноклассника? русский пионер №1(19). февраль–март 2011

108

Вся

эта история нехарактерна, она архаична и неформатна. Но если все-таки такое еще случается, значит, надо быть готовым ко всему, и к подобной исключительной череде событий в том числе. Геннадий — мой товарищ еще со школьной скамьи. Вместе посещали 520-ю школу, сбивались в футбольные команды и ходили в вишневый сад, когда он еще существовал. Теперь на месте сада жилые дома и вообще все по Чехову: прекрасна и одежда, и магазин «Рио», которым заправляет армянская диаспора. Хотя конечно, непонятно, почему «Рио»: вот торговый центр «Ереван Плаза», которым руководит та же диаспора, не вызывает нареканий. Да и «Рио» не вызывает. Просто мне было бы спокойнее, если бы торговой сетью «Рио» заведовал бразильянец, португалец на худой конец. А так все запутано окончательно. Не говоря уж про то, что раньше на месте этого монстра был роскошный вишневый сад: там совершались результативные свидания влюбленных, там происходили сходки местных воров и росли грибы опята — прямо на вишневых деревьях. Это почти нереально, опята на вишнях, но это было. Короче говоря, Геннадий друг детства. Ну так вот, я встретил его у церкви Живоначальной Троицы. Геннадий сосредоточенно жевал пирожок с малиной, который купил в церковном киоске — постный пирожок. Мы обнялись. — Ген, ты чего-то весь худой. Работаешь много? Где сейчас сам? Как-то потерялись мы из виду… Геннадий смотрел на меня длинно и печально. Потом по лицу его пробежала тень отчуждения, он будто улетел далекодалеко от улицы Шверника. Но пирожок продолжал жевать исправно, даже, на мой взгляд, нарастил темп. И вдруг он улыбнулся: — А я с женой развелся. — Наверное, тебя с этим поздравить нужно, раз рот до ушей? — Нет, что ты, я же ее люблю. О! Ты ведь самбист. Или каратист? В школе чем-то таким занимался. Еще уволился из шестого класса из-за этого. Ты в тюрьме не

109

сидел? — В голосе Геннадия послышалась такая неподдельная надежда, что я не стал посылать его в ж…, а поинтересовался, что значит уволился. — Ну, ушел. Я же юрист, вырывается иногда. —Ты вроде Школу милиции оканчивал? — Верно. Я и говорю, юрист. Мы все там юристы. — А что, я похож на сидельца, чего ты меня про тюрьму-то? Или тоже как юрист, на всякий случай? — Да нет… — Гена нацелился на новый пирожок из целлофанового пакета, схватил его и надкусил. — Просто мне надо там… Одного завалить, короче. — Ген, ты как юрист должен понимать, что это не приветствуется законом. — Я на грани, понимаешь? — Он действительно превратился вдруг в какого-то безумца: вцепился свободной от пирожков рукой мне в плечо, изо рта брызгала слюна, нос стал белым как мел. Но жевать не перестал. — Я развожусь, а Нора моя встречается со своим начальником по матрасам. — По каким еще матрасам? — В основном, беспружинным, с латексом и кокосовой стружкой. Она бухгалтером работает у него на фирме, торгуют. Берут товар в Хабаровске, потом через Челябинск… — Стоп. Давай сядем где-нибудь. Расскажешь мне все по порядку. Я видел, что с другом детства творится неладное. Я эту дрожь в правой руке, эту зеленую бледность хорошо знаю — недобрая она, нехорошая. Неадекватность Геннадия доказывало то, что посидеть он предложил в столовой студенческого общежития. Я затолкал товарища в машину и повез его в центр города — покормить. В общем, выяснилось, что дело довольно запутанное. Гена ушел от жены к секретарше своего руководителя. Потом, когда выяснилось, что секретарша продолжает с начальником спать, пьет как лошадь и берет взятки у нелегальных иммигрантов за поддельную регистрацию, мой товарищ одумался. Вернулся в семью и прожил в ней счастливо около четырех месяцев. После этого он стал ходить к соседке эта-

жом ниже — по словам Гены, он это даже и за измену не считал, так, небольшая социализация с лояльными гражданками подъезда. Разумеется, жена про все узнала — соседка не выдержала, похвасталась на Пасху. Жена простила. Думаю, зря: уже через неделю после провала Генка ушел в запой и вернулся домой через три недели. При этом объявил, что уходит от Норы (Нора — это жена). На вопрос — интересно, к кому, друг подробно описал четыре неплохих варианта, которые нарисовались за отчетные три недели. Нора собрала вещи и ушла. Детей у них не было, поэтому сложностей с улаживанием формальностей не ожидалось. На следующий день Геннадий почувствовал острую тоску по супруге и стал ей звонить. Нора отвечала твердым и вежливым отказом. Гена приехал на работу и застал Нору в кабинете Фарида, начальника Норы по матрасам. Они сидели по разным концам переговорного стола и вслух сверяли годовой баланс. Пришлось вызывать охрану — у Гены был с собой газовый баллончик. С той поры Геннадий стал чахнуть. Он совершенно был уверен, что Нора спит с Фаридом — а иначе почему она отказывается вернуться? Он выяснил, где живет Фарид, и дежурил у двери его подъезда. Однажды он видел, как Фарид зашел в дом с женщиной. Выяснилось, что это мать руководителя (Генка дождался, когда они вышли на улицу), но за эти семь часов неведения мой друг похудел и постарел на четыре килограмма и три года соответственно. Я не знаю почему, но его подозрения, что у Норы роман с Фаридом, только укрепились. — Понимаешь, я представил, что на месте матери может быть моя Норочка. Так ясно это увидел. Я не знаю, что делать. Я хожу в церковь, хотя не верю ни во что и ем тут пирожки. Я звоню ей через каждые полтора часа. Я предложил ей завести ребенка! Понимаешь, ребенка! Я не сплю совсем — ложусь в три, а в пять уже набираю ее номер. Но она не всегда берет трубку, и я знаю — с ней Фарид. — Может, ты ее просто достал и она выспаться хочет?

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

— Ты бессердечный, самбист. — Последнее слово прозвучало, как «фашист» — зловеще и глухо. — Старик, хочешь вылечу? У тебя явный бред ревности. Но не это главное. Главное в том, что ты пьешь. Угадал? А как не угадать, если Генка залпом выпил третью стограммовую порцию текилы. — Ты точно самбист. А как же мне не пить — от меня жена ушла к Фариду. Ты чего вообще? Ты мне лучше скажи, завалишь гада? Или мне к настоящим уркам обращаться? — Не, валить никого не буду. Но Фарида мы проучим. Вместе. Единственное условие — тут нужна подготовка. Хорошая форма — мне не светит партнер, который не может прикрыть меня. На все про все уйдет две недели. Жить будешь у меня. Тренируемся в моем фитнесе у Сергея. Я с тебя денег не возьму, а Сергей возьмет по девятьсот рублей за двухчасовое занятие. Поставит тебе прямой справа и блок от внезапного ма-

...Гена это даже и за измену не считал, так, небольшая социализация с лояльными гражданками подъезда...

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

ваши. Деньги заплатишь вперед — сейчас заедем за ними, потом сразу ко мне. Пока Генка был пьяным и согласным на силовое решение его проблемы, я провернул самое главное — взял у него деньги и отдал вечером тренеру по рукопашке Сергею. Я помнил, что Генка прижимистый, на деньги он вряд ли плюнет. А тут и чек есть — хочешь не хочешь, а ходить на тренировки придется. Это главное. Второе по значимости — убрать из организма алкоголь. Только на фоне алкоголя в душе может поселиться ревность — во всяком случае, такая, как у Гены. В-третьих, мы действительно посетили десять занятий. Выползали из зала четыре раза в неделю. Времени у нас хватало только на еду и сон. На время занятий мой ревнивый друг взял отпуск за свой счет, а я просто не ходил на работу. И еще одна важная деталь: я всячески ограждал Геннадия от контактов с женским полом. Любой секс, даже во спасение, как ни странно, вреден в период обострения бреда ревности. Тут нужен крепкий, бескомпромиссный целибат.

110

111

Повторим урок Изменять жене с секретаршей пошло. Изменять жене с соседкой глупо.

Двухнедельный запой — это очень много. Оптимальный срок для запоя — 4 дня. Включая выход из него.

Ревновать к начальнику глупо и пошло. Причина бреда ревности — в основном алкоголь.

Победить ревность может только трезвость и воздержание. В английском ревность и зависть — одно слово: jealousy.

анна всесвятская

В общем, через две недели, в среду, мы были готовы. У Генки вместо прогнозировавшегося правого прямого хорошо пошел правый крюк и комбинация «левый в голову — правый крюк — правый в голову». Я поставил ему сносную заднюю подножку. У Фарида не было шансов. Когда мы подкатили к матрасной конторе, был как раз обед. Генка выглядел отлично: набрал семь килограммов хорошего веса на моих макаронах и гречневой каше. В наушниках у него играл Том Вейтс. Мы припарковались у входа в контору. Вышли из машины. Фарид направился к своему «Субару Форестеру» в 13.08. Пружинистой походкой, не вынимая из ушей Вейтса, Генка устремился наперерез. Я с ленцой закрыл Фариду путь к отступлению. — Ну что, здравствуй, Фарид. — Добрый день, Геннадий, — Фарид боялся посмотреть в глаза моему другу. — Можно я к машине пройду? — Успеешь. Хотел спросить у тебя, как там моя жена Нора? Как ее успехи? — Прекрасный специалист. Прекрасная женщина. Аккуратная. А что я ей премию не выписал за прошлый квартал, так я объяснял: ошибочно. Ошибка получилась. — Объяснял? — Ну не успел еще Норе объяснить, но сразу после обеденного перерыва все уладим. Действительно ерунда: одна из лучших в нашей фирме — и без поощрения материального. Глупость какая-то. — Вот-вот, Фарид, глупость. Ты давай решай проблему с премией. Мне не надо больше беспокоиться? — Да ну что вы, Геннадий, все уже и решили. Мы вернулись в машинку. — Ну как я выступил? — Красавчик. Геннадий кивнул и засунул наушники обратно в уши. Я понял, что моя миссия выполнена. Не в курсе, приняла ли Нора Гену обратно, я не интересовался. Точно знаю, что мой товарищ выжег этот бред из своего сердца, бред ревности. С ним ведь невозможно двигаться дальше вообще никуда. По себе знаю.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

текст: юрий щербаков фото: тимофей изотов

На первый взгляд, этот урок географии исполнен совсем не в традициях «РП»: ни драк, ни кладов, ни вампиров. Всего лишь расслабленная велосипедная прогулка по тибетским местам. Но внимательный читатель, безусловно, обнаружит в этом педалированном движении Юрия Щербакова скрытый смысл. Все дело в Тибете, конечно.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

112

Вдруг женщины в кепках выстроились шеренгами и стали танцевать, размахивая красными тряпками. Со стороны казалось, что они делают гимнастику под музыку.

113

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

МЕСТО

Вопрос

Вдруг женщины в кепках выстроились шеренгами и стали танцевать, размахивая красными тряпками. Со стороны казалось, что они делают гимнастику под музыку. Двигаются весело и энергично, но лица у всех серьезные. Туристы столпились вокруг, усердно нажимая на кнопки мыльниц. Танец как бы говорил: добро пожаловать в Байшу, гости дорогие. Мы с Алексеем поехали огородами вдоль кукурузного поля. Залезли на соседнюю гору и увидели Байшу сверху: от площади с танцующей бригадой шла короткая улица, которая пересекалась с широкой и длинной — центральной. По этому проспекту ползали туда-сюда лишенные обшивки редкие трактора. В месте пересечения громоздится домарка в китайском стиле. Арка разделяет проспект пополам — арка древняя и уже давно памятник деревянного зодчества. По периметру к проспекту примыкает десяток-другой улиц и переулков. Деревня утопает в зелени и со всех сторон

варвара аляй-акатьева

встал ребром: — Наси и мосо — это одно и то же? — Думаю, мосо так не считают, — отреагировал Алексей. — Сам рассуди, мосо ходят в красно-белом, а наси — в сине-голубом. — Очевидно, — согласился я. Наши арендованные велосипеды шуршали старой резиной, цепляясь за дорожный битум. Дорога резала широкую долину пополам. Далеко впереди появилась развилка — долгожданный поворот на Байшу. В этих местах Тибет успокоился, реки не ревут, а журчат. Земля подобрела, кукуруза в полях сытно блестит на солнце: здесь живет народ наси. Приезжим издалека трудно с ходу разобраться, кто здесь кто. В городской толпе бродит немало разных этносов в одежде от собственно этноса. Если предположить, что вокруг проживает двадцать разных народов, то это значит, что у горожан вы насчитаете столько же разных моделей головных уборов. В Байше проживают наси. Проживают давно, очень давно. Нам с Алексеем говорят, что мосо это то же самое, что и наси. Но мосо живут на озере Лугу, а наси здесь, в Байше, и у них синие кепки. А синия кепка — серьезная деталь одежды. Я пытаюсь размышлять просто: пришли китайцы на эти земли и увидели народ насимосо. У наси-мосо сложной формы матриархат. У китайцев, наоборот, нормальная большая семья. В процессе общения мосо и китайцы слегка разошлись во мнениях. Гордые мосо ушли на озеро Лугу со своим радикальным матриархатом, а наси сроднились с китайцами и нацепили кепки. Правда, матриархат свой до конца не растеряли. Синяя кепка — женский головной убор, признак силы (китайской силы?). Если Байша деревня, то это очень большая деревня. На въезде площадь вымощена грубым камнем. Целая бригада крестьянок топчется на ней с какими-то красными тряпками в руках. — Смотри Алексей, еще утро не кончилось, а здесь на стоянке уже восемь автобусов с туристами. И все в два этажа.

...Очевидно, — согласился я. Наши арендованные велосипеды шуршали старой резиной, цепляясь за дорожный битум. Дорога резала широкую долину пополам. Далеко впереди появилась развилка — долгожданный поворот на Байшу...

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

114

окружена огородами. Зелень на задворках — заросли конопли. Конопля размером с молодую березу, поэтому мы возвращаемся в деревню рощей, конопляной. В поле работают женщины, низкорослые и крепкие. Вяжут большие снопы сена, вешают их на спину и несут это добро домой. Лица веселые — еще бы: свой дом, своя земля, своя свобода. Они здесь главные — это видно. На дороге, рядом с канавой, где журчит ручей, лежит раздавленная камнем ядовитая змея. Я смотрю на змею и думаю: если наси это почти мосо, значит, и у наси с понятием «отец» туго. А уж с понятием «муж» тем более. Про понятие «жена» вообще страшно подумать. Вот, например, усадьба. Это не изба. Сооружение серьезное. Глухие ворота с резьбой, за воротами двор — большой, замкнутый. Дом, сарай, хлев, хранилище — все гигантское. Вот место для сена, для скотины, для мужчин. А вот женские апартаменты. У каждой пред-

115

...Гордые мосо ушли на озеро Лугу со своим радикальным матриархатом, а наси сроднились с китайцами и нацепили кепки...

ставительницы клана своя комната… и дверь во двор. Если нет двери, то окно точно имеется. Через окно или дверь по ночам проникают «ачжу» — милые друзья. От друзей получаются дети. Все дети знать не знают, что такое папа. Зато знают, что вот это — мама, а эта женщина — вообще «мать-тигрица». Вся собственность и домашняя власть у «тигрицы». Она организует жизнь наси-мосо. У мосо, вероятно, семейные отношения куда архаичнее, то есть строже. А что мужики? С противоположного пола взятки гладки — работают, но

не перерабатывают. Чуть что — валят со двора.

БАР «ЧЕРНЫЙ ПОРОСЕНОК» Деревянная арка-дом — центр деревни. Правда, Байшу многие называют городом. Здесь жители активно изображают городскую суету. Весь городской набор — уличная торговля, прохожие, транспорт. Магазин большой, но не супермаркет, транспорт — старая мототехника, офисный центр — двухэтажная традиционная усадьба. Только бар «Черный поросенок» похож на настоящий ирландский паб. Хозяйка в добротной синей кепке наливает нам с Алексеем виски «Джек Дэниэлс». Здесь он дороже чуть не в два раза. В углу за столиком сидят французы и отсвечивают «Макинтошем». Не иначе — WI-FI ловят. Сразу напротив бара, через дорогу, насийка на большой чугунной сковороде жарит куски чего-то серого, желеобразного. Справа налево, или слева направо, гуляет чистый навозный дух. Чем занимаются мужики наси, мы видим невооруженным глазом:

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

...Говорят, у мосо букв нет, как, впрочем, и письменности. А вот наси своим пиктографическим письмом гордятся...

варвара аляй-акатьева

большая группа друзей-родственников (а здесь кажется — если друг, то значит родственник) сидят под навесом и играют в маджонг. Еще не вечер, а некоторые уже приняли на грудь — стоят, блестят глазами. Рядом с аркой длинный одноэтажный сарай. Сарай открыт для туристов — это центр культуры. Внутри и снаружи на лавках сидят пожилые музыканты и пиликают на древних щипковых инструментах. Тут же висит искусство — картинки в рамках. На некоторых странные графические символы наси. Говорят, у мосо букв нет, как, впрочем, и письменности. А вот наси своим пиктографическим письмом гордятся. Этот факт вообще выгодно их выделяет на фоне остальных малых народов, населяющих Юньнань. Древняя пиктография наси уже бренд: знаки-понятия в крупных городах лепят даже на городские урны для мусора. Мы с Алексеем проезжаем арку в южном направлении. Улица стреми-

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

тельно теряет колорит центра. Вдоль дороги с обеих сторон тянутся глухой каменный забор и основательные декоративные цветные ворота крестьянских усадеб. Черепичные крыши, прочный камень дороги, вдоль которой журчат ручьи. Возле одних ворот, особенно декоративных, мы тормозим, чтобы лучше рассмотреть позолоту. Вделанная в ворота калитка открывается, и из нее выглядывает старик. Он не просто выглядывает, а делает нам с Алексеем знак, мол — заходите. Во дворе он что-то говорит, улыбается и кого-то зовет. Из дома нехотя выходит девушка в джинсах и кроссовках «Адидас». — Ну чего тебе, дед, надо? — недовольно спрашивает она у старика. Мы с Алексеем совсем не уверены, что это дед. Скорее все-таки дядя, но старый. — Вы его извините, — обращается она к нам на хорошем английском, — он всегда заманивает во двор туристов. Думает, я быстрее английский выучу. — Так ты его вроде неплохо знаешь? — Разумеется, я уже четвертый год в Пекине изучаю язык в университете. Сейчас лето, каникулы. — Хорошо у вас тут, двор большой. И цветы в кадках впечатляют, — продолжил беседу Алексей. — Да, цвет хороший, — английский у девушки вдруг сломался. — Я сейчас немного занят, сори. Дальше последовало торопливое рукопожатие и сухой стук деревянного засова на воротах. Нам, пожалуй, пора. Солнце село на макушку ближайшей горки. Мы двинулись в обратный путь искать свою гостиницу в широкой долине. Полчаса крутили педали молча. — А что, Семен, — нарушил молчание Алексей, — ведь мы повторили путь наси. А может быть, и мосо. — Это еще почему? — Мы спустились сюда с Тибетских гор. То же самое сделали когда-то и они. — С чего это ты взял? — Так говорят.

116

117

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Правофланговая. Куклу-КС-кланы. Ксения Собчак про вип-грех. Пионервожатый. Все цвета зависти. Марк Гарбер про хасад и гыбту. Пионервожатая. Мужефелия. Тина Канделаки о мужской гегемонии. Горнист. Отпили. Андрей Макаревич о былинном пьянстве. Буфетчица. Элитка. Маргарита Симоньян про Молдовку и Афины. Физрук. Завистись. Геннадий Швец о героях спорта.

orlova

И хотя в каноническом списке смертных грехов, составленном в VI веке Римским папой Григорием Великим, зависть стоит отнюдь не на первом месте, уступая и обжорству, и унынию, зато в списке Ксении Собчак зависти отведено почетное место вип-греха. Тут, конечно, не обошлось без личных счетов, в чем читателю предстоит сейчас убедиться.

текст: ксения собчак

Я НЕ ПОНИМАЮ, почему зависть среди семи смертных грехов не выделена в отдельный, так сказать, приоритетный список. Ведь это очевидно, что по сравнению с другими это, выражаясь языком гламура, вип-грех. Именно это подленькое чувство управляет миром — заставляет нас больше работать, чтобы была машина не хуже, чем у соседа, заставляет худеть, толстеть, краситься, вкачивать в себя силикон, чтобы походить на ту девушку с картинки, и в конце концов заставляет нас ненавидеть друг друга, находя какое-нибудь приличное или не очень (в зависимости от интеллектуального уровня) объяснение своим чувствам, название для которых все равно одно — зависть. Помню, как я впервые столкнулась с тем, чему было суждено преследовать меня всю жизнь. Город Брянск. Мне пять лет, я живу у бабушки, и она дарит мне огромную, невероятной красоты белокурую куклу, русский пионер №1(19). февраль–март 2011

привезенную дедом из Германии еще для моей мамы. В моем советском детстве о существовании таких игрушек даже не слышали, и я была абсолютно счастлива. Но бабушка сразу предупредила, что с этой куклой я могу играть только дома и ни в коем случае не должна выносить ее к детям на улицу. «Почему? Они же никогда такую не видели, пусть им тоже будет радость!» — «Не будет у них радости», — мудро ответила бабушка. Мне всегда казалось, что есть мороженое одному невкусно, поэтому кукла тайком была вынесена во двор, а там, конечно, моментально отнята и сломана девочками постарше. Мне шесть, и я опять в Брянске. Я впервые слышу слово «жидовка», потому что в доме напротив какая-то бабушкина знакомая кинула в меня со второго этажа горшок с цветами со словами: «Уходи, жидовка проклятая». В ужасе, в слезах прибегаю к бабушке, которая как-то туманно объясняет, что этим плохим словом меня

назвали потому, что вчера дед как герой войны получил какие-то большие льготы, и весь двор его теперь ненавидит. Взаимосвязь, трудно доступная даже сейчас, не то что в шесть лет… Объемы зависти увеличивались пропорционально возрасту — в школе завидовали туфелькам, которые маме ее подруга присылала из Парижа, и оригинальным воротничкам, которые мама где-то находила и каждый день пришивала на форму. Завидовали тем, кто занимался кооперативами, и еще Раисе Горбачевой. За то, что она первой стала выглядеть как женщина. Потом завидовали моей маме за розовый тюрбан и ее привычку выглядеть модно. Завидовали много и зло. У нас вообще российская традиция любить либо юродивых и хворых, либо не выделяющихся. И еще надо обязательно найти ответ на вопрос «кто виноват?» Ответ в разные периоды истории варьировался (евреи, буржуи, американцы, демократы), но суть

120

121

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

александра устинова/фотосоюз

Кукла вынесена во двор, а там моментально сломана девочками постарше.

оставалась той же. Люди, как правило, почему-то не могут принять факт природных ограничений и не могут поверить, что кто-то рождается или становится умнее, образованнее, красивее и удачливее их. Нужно найти причину, почему у тебя не получилось, в других, но почему-то никогда в себе. И в этом смысле Ксения Собчак, как бы нескромно это ни звучало, является как бы символом понятия «зависть». Давайте же разберем этот феномен и через него исследуем внутренние шарниры механизма зависти. Невозможно объяснить, за что ты не любишь Ксению Собчак, но тем не менее ее невозможно любить. Казалось бы, на помощь может прийти мысль, что мы ненавидим Ксению Собчак за пропаганду пошлости и разврата. Даже если принять этот сомнительный аргумент за ак-

что дело не в этом? Что Ксения Собчак как будто специально создана природой, чтобы стать квинтэссенцией вашей зависти? Если бы мальчик Гренуй из «Парфюмера» делал одноименный аромат, то Ксения Собчак была бы чистой выжимкой этого вашего подленького чувства. Вы не можете простить мне именно того, что в глубине души знаете, что я не дура, не урод, не фрик. Что я нравлюсь мужчинам, что у меня интересная жизнь, успешная карьера, хороший вкус, что я умею отстаивать себя и хочу много и качественно работать. И я, как и Генрих Гейне, считаю, что люди, ничем не примечательные, конечно, правы, проповедуя скромность, им так легко дается эта добродетель. И при этом я не говорю так успокаивающего ваш слух текста про герань в горшках на окон-

У нас вообще российская традиция любить либо юродивых и хворых, либо не выделяющихся. сиому, то встает другой вопрос: почему мы не испытываем аналогичной ненависти, а только смешливую брезгливость к Звереву или Анфисе Чеховой? Этим людям мы не завидуем, потому что в общественном представлении они скорее фрики. Тогда разум подсказывает другую версию: мы ненавидим Ксению Собчак за то, что она дура-блондинка, постоянно втирающая нам всякую чушь. Представим, что это так и даже эту статью пишет несчастный литературный афромериканец, сидя в подвале моего восьмиуровнегого 136-комнатного пентхауса с видом на Марс. Но позвольте, господа, почему же вы не изливаете в каждодневном режиме свою злобу интеллектуалов на Дану Борисову или Машу Малиновскую? Постойте, вдруг вы ненавидите Собчак за то, что она похожа на лошадь? Ну-ну, знаете, Александр Ревва и Яна Чурикова тоже вполне бы могли рекламировать какой-нибудь ипподром — и ничего, живут и нравятся. Может, вы не любите Ксению Собчак за вездесущность? Но позвольте, Иван Ургант или Николай Басков отнюдь не реже радуют собой ваш взгляд. Может, вы признаетесь уже себе,

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

це, про любовь к собачкам и детям. Я живу свою жизнь, никого не осуждая, но и не предавая своих ценностей ради вашей любви. Я живу так, что вся моя жизнь и все мое существование вызывает у вас совершенно рефлекторную, неконтролируемую зависть. И все бы ничего, вы любите меня ненавидеть, я люблю вашу ненависть — идиллический уроборос. Но нет, вам меня мало, и зависть постепенно затягивает в свою воронку все больше и больше жертв — а это уже опасно. Зависть, а не что иное, выходит на улицы с националистическими лозунгами, потому что какой-то богатый и влиятельный человек другой национальности заплатил за прекращение следствия. И вот уже сразу понятно, кого ненавидеть: конечно, кавказцев — они теперь у нас за виноватых! Их слишком много, вот из-за кого пробки в городе, и дым летом не из-за торфяников, а от их шашлыков! Все сходится! Россия для русских! Чемодан, вокзал, Баку. И вот уже в год 60-летия Победы на улицы выходят толпы молодых нацистов с криками: «Убивать!» Проводя прямой радиоэфир во время волнений,

я была шокирована тем, какое количество одобрительных эсэмэсок приходило на студийный пейджер. И это качественная аудитория качественной радиостанции, что говорить о простых ребятах с окраин Москвы! Ненавидеть и завидовать всегда легче, чем работать. За две недели до событий на Манежке я забирала из частной клиники свою подругу и невольно услышала прекрасный разговор двух пожилых медсестер. Он сводился примерно к следующему: одна жаловалась другой, что, мол, раньше не приходилось столько работать, а теперь пришли в клинику эти армяне, приватизировали, все отремонтировали, починили, и хоть зарплату и подняли, работы стало невпроворот, клиенты все прут и прут, даже печенье в чай помакать некогда. Учитывая, что все это было сдобрено оскорблениями в адрес этих армянских бизнесменов, в какой-то момент я не выдержала и подошла, так сказать, поддержать беседу с искренне интересующим меня вопросом: почему вы ругаете людей, которые дают вам возможность заработать, да еще и все отремонтировали? «Потому что, — злобно ответили мне медсестры почти что хором, — сами-то они, небось, деньги лопатой гребут, а нам зарплату всего на тридцать процентов подняли». Короче, стыдно и грустно мне в канун Нового года, потому что я живу в стране, где всегда кто-то другой должен становиться ответственным за лень, бесталанность и водколюбие нашего населения. В общем, перефразируя анекдот, в котором старый еврей, умирая, просит беречь армян, потому что «иначе за нас примутся», хочу вам сказать одно: так как зависть неистребима, берегите Ксению Собчак.

P.S. В этом году я заработала 2,5 миллиона долларов, купила таунхаус, где делаю гардеробную 80 метров, и участвовала в пяти телевизионных проектах. Моя талия — 58 сантиметров. Я написала книгу, ставшую бестселлером, и снялась в кино. Да и еще, надев изумруд в 30 карат, я отказалась от всех корпоративов и еду с любимым человеком отдыхать на целых 20 дней! А вы? Вы завидуйте.

122

orlova

Инвестиционный банкир Марк Гарбер составляет свою анатомию зависти, а в конце его колонки каждый может убедиться, что нет человека, который никому не завидует, и что зависть — чувство созидательное и даже где-то благородное.

текст: марк гарбер фото: игорь мухин

ЗАВИСТЬ — древнейшее чувство, имеющее невероятной силы эмоциональный выброс. С зависти начался род человеческий: согласно авраамическому учению — Каин убил Авеля, случилось братоубийство. Человеческий разум — коварная штука, вряд ли у животных есть проблема с завистью: они могут бороться за еду, самку, но не пожирать себя сослагательным наклонением возможного развития. Что было бы, если у меня все это было? Исключительно человеческий вопрос, дополненный вызовом к вечному: «Почему у него (нее)?! Ну почему же не я!» А дальше сложная гамма переживаний, саморазрушения и умственной жвачки. Зависть не просто эмоционально окрашена — она цветная. Почему-то ни к одному чувству в разных культурах не подобрано столько цветовых определений, как к зависти. В латыни зависти ((invidia) соответствовал синоним, обозначавший также русский пионер №1(19). февраль–март 2011

мертвенно-бледный, свинцовый цвет — livor. В немецкой культуре зависть до сих пор сохранилась бледной. У англичан и финнов зависть зеленая green with envy — они от зависти зеленеют. У испанцев она зеленая, но может быть и желтой (amarillo), как и у французов (jaune de l’enrie) и венгров (sarga irigyseg). У итальянцев зависть красится черным (nero d’invidia) или зеленым (verde d’invidia). И лишь у китайцев зависть красная — «красные глаза». В российской традиции зависть черная — агрессивная, жаждущая мщения, перераспределения, лишения предмета зависти обладаемым им материальным или духовным предметом. А белая зависть — зависть примера, мобилизации для свершения и достижения предмета зависти. Кстати, в исламе, где зависть осуждается как чувство непокорности Всевышнему и неприятия божественной действительности, она также подразделяется на

хасад — черную и гыбту — белую зависть. Известно, что цветовое восприятие — одно из самых сильных и глубинных с точки зрения психологического восприятия. Эти эмоции уходят глубоко в подсознание. Цвет, как и вкус. не относится к категории мыслеформ, но наша память и подсознание необычайно чутко реагируют на радужную палитру, как и на знакомые вкусовые ощущения. Так что коли мы красим зависть, значит, это глубоко, это настоящее, это движет людьми. Зависть — глубинный источник революций, смен формаций. Антураж разный, исторические декорации меняются, но природа та же. И как бы ни уговаривали религиозные авторитеты, как бы ни взывали к греховной сути зависти, природа берет свое. Великий русский мыслитель Иван Александрович Ильин написал статью «О грядущей России. Зависть как источник бедствий» в 1952 году.

124

Он полагал, что зависть — главный источник мировых событий 20-го века. И в первую очередь катастрофический истории России. «Она (зависть) становится основным побуждением народов или как бы тем отравленным воздухом, которым дышит современная масса». Одним из важнейших тезисов Ильина стала «абсолютная зависимость неимущего от имущего... и об этом должна быть постоянная забота государства». Социальное неравенство порождает зависть и злость, итогом чего становятся революции и бунты. Толпа в момент экстатического попирания еще недавно недостижимого властителя испытывает чувство отмщения и оргастического вознесения себя над недавним предметом зависти. Это глубинный архетип сознания, описанный Зигмундом Фрейдом в работе «Тотем и табу». Древние поклонялись своему племенному животному, восхищались и завидовали его власти. Но в моменты катаклизмов табу на убийство животного сметалось безумством толпы — животное убивали, как правило, съедали, а после получения удовлетворения наступало раскаяние, чувство опустошения и жалости. И у тотемного животного просили прощения, приносили ему жертвы. Цикл начинался сначала. По мере развития цивилизации тотемное сознание распространилось на власть разных уровней. Периодически с представителями власти поступали, как и с тотемом, но в итоге возникал новый правитель и цикл повторялся. Толпу толкала к бунту не только объективная ситуация, но и зависть, желание насладиться унижением того, кому еще недавно было дано больше. Клановая зависть и властолюбие питали дворцовые перевороты, социальная зависть толпы разжигала революции. Мне кажется, что российская традиция уничтожения прежнего кумира новым властителем выполняет еще и функцию профилактики народного гнева. Вновь пришедший должен бросить старый тотем в толпу, чтобы она удовлетворила накопленные обиды и разделила злодеяния нового владыки. Там, где власть не

125

Толпа в момент экстатического попирания еще недавно недостижимого властителя испытывает чувство отмщения и оргастического вознесения.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

уделяет должного внимания контролю за эмоциональной стабильностью общества, возникает эмоциональное напряжение, и главный пусковой момент этого — социальная зависть. Для контроля над завистью толпы было эмпирически найдено несколько способов. Это и религиозные учения, осуждающие зависть и допускающие естественное, сотворенное Всевышним неравенство. Примеры исламских государств яркий тому пример. Идеология также способна подавлять социальную зависть.

Швейцарии царят кальвинистские нравы, осуждающие показную роскошь. То же можно в полной мере отнести к Германии с ее скрупулезной точностью выплаты весьма высоких налогов, в других странах в большей степени идет перераспределение доходов. Социалистические идеи пышно расцвели в Скандинавии, где зависть, наверное, распространена менее, чем в других странах. Во Франции зависть труднопобедима, и память о Великой французской революции, утопившей в крови сотни тысяч зажиточ-

Даже в чопорной Англии в самые закрытые частные школы набирали талантливых детей из необеспеченных семей, давая шанс реализоваться способности. В Советском Союзе социализм являл собой образец тотальной уравниловки. Распределительная система была скупа и однообразна. Образ жизни даже высшего партийного работника был драматически далек от возможностей человека среднего достатка сегодня. Но и в этой системе было место для зависти. Поэтому демократические митинги шли в первую очередь под лозунгом борьбы с привилегиями. Грань между борьбой за справедливость и банальной завистью порой так условна. Аппаратчики того времени и представить себе не могли, что будут получать на их местах нынешние бюрократыкоррупционеры. Но до тех пор пока идеология и власть были сильны, зависть жила тихой мышкой в душах граждан. В западноевропейской цивилизации после бурного расцвета капитализма и демократии как формы общественной самоорганизации стал вырабатываться консенсус, определяющий нормы поведения под общим лозунгом «не надо дразнить гусей». Не вызывайте в народе чувство зависти к верхушке. В разных странах разные тому рецепты — в богатейшей

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

ных и благородных сограждан, заставляет внимательно приглядывать за соседом и стараться не очень высовываться самому. Великобритания отгородилась от завистливых взглядов стеной традиционности, которая стала национальной идеей и позволяет себе роскошь в исключительно регламентированных пределах. Схожая ситуация и в Китае — Великой Срединной Поднебесной империи, где данность определяется небом, а потому критика истории, начальства и зависть к соседу бессмысленны изначально. Мне кажется, особняком стоят Соединенные Штаты, где деньги в отличие от состояния кричат, а не шепчут. Но этот крик вызывает восхищение окружающих. Великая американская мечта и обязательный голливудский happy end имплантированы в подсознание янки на уровне генома. И хотя годы и кризисы вносят свои коррективы, отношение к успеху со словами: «И я так смогу, и я тоже заработаю», не может не вызывать уважения. С учетом дремлющей среди неимущей части населения социальной зависти, общества и правительства вырабатывают

приемы содержания этого зверька в полусонном состоянии. У американцев всегда работали социальные люфты — парень с рабочей окраины мог стать миллионером, девушка-официантка — кинозвездой. В это твердо верит большинстьво американцев. Американская мечта дает надежду и осветляет зависть. Кстати, даже в чопорной Англии в самые закрытые частные школы набирали талантливых детей из необеспеченных семей, давая шанс реализоваться способности. Нельзя лишать надежды. В противном случае зависть завершится бунтом. Россия, проснувшись после коммунистического эксперимента всеобщего равенства, решила наверстать упущенное. И те счастливцы, кто получил свою порцию ресурсов страны или ее распределенную часть, должны были сказать миру, что они есть на свете. Мы прошли через «малиновые пиджаки» девяностых, первичное накопление, приватизацию и многое другое. Мы даже приспособились переживать свои и глобальные кризисы. Но не завидовать не получается. И очень хочется, чтобы у соседа эта его корова, согласно старому анекдоту, все-таки сдохла. Если мы хотим жить достойно, то надо помнить, что в стеклянном доме не бросаются камнями. И, поставив себя на место неимущего человека, полезно посмотреть на мир его глазами. И помочь ему, а в долгосрочной перспективе — себе. Зависть, которая умерла в зародыше, уступив место пониманию и благодарности, уже не погонит толпу громить дома обеспеченных соседей. Именно потому мудрые богатые, подобно Уоррену Баффету, Биллу Гейтсу и многим другим, возвращают часть полученного богатства обществу, чтобы сделать его справедливее, а значит, менее завистливым, более доброжелательным и предсказуемым. Обществом, где благодаря существованию социальных лифтов и ограничению непотизма, зависть можно было бы вытеснить на бытовой уровень. Черная зависть порождает революцию, а белая социальная зависть обеспечивает модернизацию и прогресс. Только надо создать для этого возможности.

126

ПРИЯТНОЕ МЕСТО В ЦЕНТРЕ ГОРОДА

WI-FI FREE ежедневно с 12 +7 (499) 973 34 52 www.rossobianco.ru Оружейныйпер.,27

жаренная утиная грудка с ромовыми яблоками и свежей малиной =890р.

orlova

И опять колонка Тины Канделаки застанет читателей (по крайней мере, их мужскую часть) врасплох. Ну как же можно было ожидать от Тины, во всех отношениях, не будем даже перечислять в каких, доказавшей превосходство ее, то есть безусловно женщины, над мужчинами — как можно было ожидать от нее колонки, где заострена тема тотальной гегемонии мужчин? Разгадка парадокса будет. Но не раньше финальной фразы.

текст: тина канделаки фото: тимофей изотов

ВСЕ хотя бы раз в жизни видели фильмы, в которых мужчина и женщина меняются телами. Не самые художественные, но зато почти всегда крайне показательные. Он проснулся после бурной ночи, дополз до туалета, опустил штаны и... И смысл жить дальше теряется. Зачем и как жить дальше, если ты не мужчина? Для мужчины оказаться женщиной всегда наказание. А спросите любую женщину, если бы она проснулась мужчиной, разве она расстроилась бы? Да ни черта. Она бы обрадовалась. Да еще как обрадовалась! Женщины, родные, вы представляете, какое счастье быть мужчиной? Даже самым загвазданным, зашварканным и замызганным мужчиной среднего возраста быть гораздо лучше, чем женщиной. Вот, например, пришел такой мужчина домой. Ну что, хозяин пришел. Плевать на то, что он давно уже не хозяин и давно уже никого не кормит. Неважно. Накор-

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

мит еще. У него все еще впереди. Он как поднимется, как даст всем жару, то ли еще будет. Или, например, где вы видели, чтобы про молчащую женщину кто-то сказал, что она думает. Молчит — значит, сказать нечего. Мне одна знакомая на голубом глазу рассказывала, что Абрамович ночью лежит с открытыми глазами и думает. Можете представить, чтобы такое про женщину кто сказал? Такое даже представить невозможно. А вы попробуйте, изобразите из себя думающую ночью женщину. Такое в свой адрес можно услышать! Лежите с открытыми глазами. Мужчина среди ночи просыпается, переворачивается и вдруг видит вас с открытыми глазами, думающую. При этом на вопрос, о чем вы думаете, надо ответить, что думаете о смысле жизни, о своем месте во Вселенной, о ее спасении, развитии и укреплении. Даже если бы такое Хиллари Клинтон сказала, Билл — и тот бы удивился. С другой стороны, может, и говорила,

поэтому он в какой-то момент предпочел молчащую Монику Левински. То, что мир мужской, обсуждать банально. Чего удивляться тому, что материальный мир мужской, если начиная с божественного мужчина всегда первостепенен. С этим уже давно ни одна женщина не спорит. Но зачем нас убеждать в том, что сейчас все меняется? Фейсбук кто придумал? Цукерберг. А кто та дура, которая его бросила? Правильно, женщина. Никто же не говорит, что без нее он бы Фейсбук не придумал. Придумал бы. А то, что в тапочках ходит пластмассовых, так это не страшно. Умному мужчине все прощается. Хоть голый ходи. Даже по Шварцу — все равно король. Кто первым интернет-террористом стал? Ассанж. А кто те дуры, которые после ни к чему не обязывающего секса решили, что их изнасиловали? Правильно, женщины. Ни одному мужику в голову не придет, если вы ему после двух-трех интимных

128

встреч не перезвонили, решить, что его изнасиловали. По логике этих женщин, у нас пол-России изнасилованных ходят и еще хотят. А в контексте того, что Ассанж под домашним арестом еще и полмиллиона хапнул за автобиографию, можно сказать, что их изнасилование одно из самых прибыльных изнасилований-2010. Что с женщинами? А ничего хорошего. Тимошенко из Генпрокуратуры не вылезает, Батурина все делает, чтобы туда не попасть.Жанна Фриске опять не замужем — никто не берет. А Прохоров не женится — выбирает. Мужчина всегда выбирает, а женщина ждет. У мужчин успех меряется деньгами и властью. У женщин — самим фактом наличия семьи. А так будь ты трижды Лилиан Бетанкур со своими пятнадцатью миллиардами, все равно всем интереснее Анджелина Джоли. Но это редкий случай, когда и семья, и карьера. Кстати, на первую пятерку самых богатых женщин мира без страха и не взглянешь.

129

Зачем и как жить дальше, если ты не мужчина? Для мужчины оказаться женщиной всегда наказание.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Причем, кроме Эбигейл Джонсон, которая на инвестициях заработала сама, остальные все наследницы. Да что тут говорить, когда даже мою любимую марку белья «Виктория Сикрет» Рой Реймонд придумал. Ну не нашел мужик жене белье приличное, решил сам его придумать. И придумал, да так, что теперь все женщины мира такое же хотят. Мои любимые Ив Сен Лоран, Ральф Лоран и Валентино, опять же, явно не дамы. Более того, женщинам тотально не везет. Яблокова с Киркорова в итоге ничего и не получила. Оксана Григорьева с Гибсоном тоже намаялась. Заметьте, вообще никто

чтобы женщины не поверили в то, что у них в политике реально стало получаться. А спорт возьмите. У мужиков и трицепс, и бицепс гораздо лучше. А у женщины, сколько бы она ни тренировалась, эллинистические рельефы никогда не возобладают над трогательными выпуклостями. Поэтому хоть обзанимайся с тренером, любить все равно будут за задницу и сиськи. Сейчас модно стало говорить, что нам мозги тоже не помешали бы. Но позвольте, можно уточнить — где и как? На всю страну конкурс объявили, решили всем миром имя премьерскому щенку

мужиков приучили фотографии пляжные выкладывать. И эпиляцию делать. Чтоб им хоть как-то больно было раз в месяц за то, что нам больно всю жизнь. Дисней, Спилберг, Кэмерон. Зато как собак в космос запускать, так сразу сучек запустили, а как человеку время пришло, так мужик полетел. Всегда так. Вторая, вторая, вторая. Даже Маша Шарапова, которая первая, всем обязана своему папе. Да зачем так далеко идти! Мы здесь как оказались? Просто Колесников журнал придумал с мужским названием «Пионер», и все теперь ходят, остановиться не могут. И большинство приходящих кто? Правиль-

В японском театре Кабуки веками женские роли играют мужчины. Почему? Потому что мужчина может достоверно сыграть женщину, а женщина мужчину нет. Все, кто хоть раз был в Таиланде, в этом уже давно не сомневаются. из женщин войну с мужчинами еще не выигрывал. И так всегда. Ничего не меняется. В японском театре Кабуки веками женские роли играют мужчины. Почему? Потому что мужчина может достоверно сыграть женщину, а женщина мужчину нет. Все, кто хоть раз был в Таиланде, в этом уже давно не сомневаются. Там, где мужчина стремится к обобщению, женщина всегда стремится к деталям. Спросите хоть у одного мужика про цвет ее туфель, никто ничего не вспомнит. А женщина? Пожалуйста. От цвета туфель до марки сумки. При этом собрать целое из деталей — это не про женщин вообще. Перед ними и задачи такой нет, поэтому и стратегическое мышление на нуле. Мужчина физиологически ориентирован на инновацию и развитие. Посмотрите, как мужчина обращается с техникой и как женщина кокетливо и с гордостью говорит: «Я ничего в этом не понимаю». Поэтому Медведев говорит про инновации, а Сара Пейлин даже слово «бюджет» на руке зачеркнула.Мне иногда кажется, что Сару Пейлин мужики специально наняли,

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

придумать. И что? А ничего. Мальчик придумал. Молодец мальчик, что не девочкой родился. Зачем девочкой рождаться? Чтобы никогда не стать Ларри Кингом? Нет, можно, конечно, стать Опрой Уинфри, но толку-то? Сиди со всеми да причитай. Это всегда пожалуйста. А поговорить? После Ганди, видимо, и правда не с кем. Разве что с Перельманом на предмет того, как же он все-таки от миллиона-то отказался. Это сколько же сумок «Биркин» на него можно было купить! Он, интересно, сам-то понимает? Нет. Где ему понять. Это только женщина знает ответ на вопрос, зачем стоять в очереди на сумку из кожи аллигатора несколько месяцев и потом за нее так охотно заплатить нереальные деньги и этим гордиться. Вы мужчину спросите, он на такое способен? Нет, куда ему. У него времени нет. Он же должен придумать велосипед, радио, пароход, трубку от кинескопа и само телевидение в придачу. Айфон, айпад. И айпад со встроенной камерой тоже. Мы-то, женщины, что? Где мы? В Одноклассниках, Фейсбуке или в Твиттере. Хорошо,

но, женщины. А большинство пишущих в журнал? Правильно, мужчины. Зато мы придумали дворники, глушитель для машины, стиральную машинку и бронежилет. Чтоб мужики не умирали раньше времени. А толку-то? Кто-нибудь про это знал? Никто! Потому что в это ни один мужик не поверит. А то, что тампон для критических дней придумал мужчина по имени Эрл Хаас, как вам? Мне когда знакомая рассказала, я аж онемела от ужаса. Даже в такой интимный момент без мужиков ничего не можем. Про гинекологов-мужчин говорить не буду. По умолчанию лучше. Ну и приятнее, очевидно. Как жить? Принять индуизм и надеяться, что в следующей жизни родимся мужчинами? Что-то я про женщин-лам никогда не слышала, да и карму чистить терпения не хватит. Так и приходится всю жизнь терпеть, скрипеть зубами и завидовать. Слава богу, хоть не молча и не бесплатно. С полной уверенностью в том, что им нас никогда не понять. Но зато всегда любить. Потому что любить по-настоящему можно, только не понимая, за что.

130

orlova

Музыкант и поэт Андрей Макаревич превращает колонку «Горнист» не в рассказ о том, когда, с кем и сколько, а в тяжкое и захватывающее размышление, «зачем» и «почему».

текст: андрей макаревич

МНЕ КАЖЕТСЯ, что эпоха эпического, былинного пьянства в нашей стране уходит в прошлое. Возможно, я ошибаюсь. Возможно, сужу только по тому, что вижу (хотя вижу немало). Возможно. В 1973 году в городе Пскове (мы, студенты архитектурного, проходили там практику по живописи) я видел незабываемую картину: город был поголовно пьян. Причем пьян не в смысле «выпимши», а в стельку — на грани физического падения. Пьяны были мужчины, женщины, старики и старухи. Детей в поле зрения не наблюдалось. Это был день получки. При всем при этом никакой радости от выпитого в атмосфере не ощущалось — в воздухе висела тяжелая тупая агрессия. Я чудом добрался до нашей общаги, раза три меня по дороге натурально могли убить — просто за то, что трезвый. В эти же годы случилась со мной история, заставившая впоследствии задуматься о мистической составляющей присутствия русский пионер №1(19). февраль–март 2011

водки в нашей жизни. Летом мы небольшой компанией ходили в путешествие по Карелии — до Петрозаводска на поезде, там на «Ракете» до Великой Губы, а дальше своим ходом. Места там были потрясающие — нехоженые леса, озера с темной прозрачной водой, брошенные и вымершие сразу после революции деревни с огромными резными избами и деревянными церквами. Не думаю, что вся эта красота дожила до наших дней — уже тогда эти избы рассыпались от прикосновения. Боюсь, сегодня там стоят коттеджи и охотничьи базы. Мы приехали на вокзал загодя, минут за тридцать до отхода поезда. Затащили в плацкартный вагон рюкзаки, палатки и лодку, и тут я, леденея, понял, что сумка с шестью бутылками водки осталась дома — я прямо увидел, как она стоит на полу в прихожей. Не подумайте только, что мы ходили в Карелию исключительно, чтобы жрать там водку: в ходе путеше-

ствия мы должны были остановиться у местного пастуха Женьки, а он без водки терял всякую способность к человеческому общению. Как поступил в этой ситуации я? Я, развив максимальную скорость, выбежал на площадь трех вокзалов, вскочил в такси (нынешние пробки нам тогда, по счастью, и не снились), доехал до своего дома на Комсомольском проспекте, влетел на седьмой этаж, обнаружил, что ключи от квартиры остались в рюкзаке, поцеловал замок, скатился вниз, впрыгнул в то же такси, доехал до вокзала и умудрился вскочить в поезд в тот самый момент, когда он тронулся. Спустя мгновение я, еще не отдышавшись, вспомнил, что седьмую — последнюю! — бутылку водки я собственноручно засунул в мешок с резиновой лодкой. Я потянул за мешок, лежавший на третьей полке, бутылка выскользнула, пролетела мимо моего лица, ударилась об пол и разбилась с характерным звуком. Не буду описывать взгляды и реплики

132

133

Не думаю, что вся эта красота дожила до наших дней — уже тогда эти избы рассыпались от прикосновения. Боюсь, сегодня там стоят коттеджи и охотничьи базы. ки», всякие модные штуки и, главное, бар. В мебельной стенке откидывалась дверца, там была подсвеченная лампочками ниша с зеркалом сзади, стояли разные заграничные бутылки и бокалы. И самое невероятное — приходили гости, пили из этого бара, уходили, а в баре оставались напитки! Представляете? У меня это не укладывалось в голове. Ко мне тоже часто приходили гости, но никто не уходил, пока на дне хоть одной бутылки оставалась хоть капля — неважно чего. Бар меня потряс. Дома я освободил часть полки от книг, полка была с дверцами — и бар оказался почти готов. Я наполнил его чем мог, долго

передвигал внутри бутылки и стаканы — для красоты. В первый же приход друзей с баром было покончено. Я и не ждал чуда — пошел, закупил, что смог, и восстановил красоту. Бар прожил еще два дня — до прихода друзей-музыкантов. Я не сдавался и наполнял его снова, не считаясь с расходами. Как говорил мой друг Миша Генделев, надо приглашать в дом приличных людей, а не всякую гопоту. Шли годы. Сейчас у меня давно уже не то что бар — буфет. И гости уходят, а напитки остаются. Вот только былой радости нет. Вернее, радость есть — былой нет.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

людмила зинченко/фотосоюз

моих товарищей — я сейчас о другом: как в этой ситуации требовала поступить логика? Забыли сумку — бывает. Ну нашли бы в Петрозаводске магазин, ну отстояли бы часовую очередь и купили бы водки (мы так и сделали, деньги были). Да и забытая дома водка не прокисла бы (а она и не прокисла). Что же подвигло на такой нелогичный и даже рискованный поступок? Боюсь, что там, где дело касается водки, логика отступает, включаются какие-то иные законы. Говорю как человек, испытавший это на себе. Несколько лет назад (на самом деле уже довольно давно) мои друзья ходили на байдарках по речке Сухоне — речка эта протекает недалеко от Вологды и уходит в совершенную глухомань. Там она становится довольно неприветливой — берега ее обрывистые, глинистые и вязкие, глубина приличная и течение достаточно сильное. По берегам встречаются нищие деревни с сильно пьющим населением. Иногда в этих местах мои друзья делали привал. Одна такая деревня показалась им странной, они даже вначале не поняли, в чем дело. Потом сообразили: в деревне, довольно большой, не было мужиков. Совсем. Были бабы, бабки, молодухи и даже дети. А мужиков не было. Ребята спросили у хозяйки, у которой остановились, что здесь произошло. И вот что они услышали. В самом конце зимы в деревенский магазин везли на санях продукты по льду через речку. Среди продуктов была пара ящиков водки. Сани попали в промоину, провалились под лед со всем товаром, ящики ушли на дно. С тех пор деревенские мужики, выпив и не допив, шли нырять в речку — искать водку. Они утонули. Все до одного. В течение года. Красиво, правда? Кстати, по поводу зависти. Я вообще очень независтливый человек — как-то некому и нечему было завидовать. Но однажды я точно испытал острое чувство зависти. Шел семьдесят девятый год, я только-только познакомился с Леней Ярмольником, и он позвал меня в гости. Жил он по тем временам весьма шикарно: у него был японский телевизор из «Берез-

orlova

Главный редактор телеканала Russia Today и заслуженный колумнист «РП» Маргарита Симоньян снова покинет Москву, чтобы снова воспеть свою Родину — снова найдя (конечно, в застолье) убедительные доказательства ее (Родины) несомненного превосходства над всем остальным мирозданием, включая Афины.

текст: маргарита симоньян рисунок: инга акcенова

Имена и биографии изменены из соображений самосохранения

ЧТО, НЕ НРАВИТСЯ ноябрь? А мне нравится! В ноябре я на праздники ездила домой. Смотрите, что я насобирала в нашем огороде: фейхоа, хурма, мандарины, абхазская красная облепиха, киви, каштаны. Дом у нас — в Молдовке, в пыльном адлерском поселке, краше которого нет ничего на земле от Москвы до самой до Гумарии. Гумария (для справки) — это тоже в Сочи. Самый дальний поселок, глубоко в горах, за бамбуками. Про Олимпиаду там до сих пор даже не слышали. То ли дело у нас в Молдовке! Каждую ночь по улицам бродят пьяные строители Олимпиады — с виду откинувшиеся сибирские зэки, поют грустные северные песни, плачут и давятся мандаринами, сорванными на тротуаре. А улицы какие! Улица Абрикосовая, Форелевая, Миндальная, улица Роз, улица Арама русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Маркаряна. Вам Арам Маркарян все равно, а мне — родного дедушки родной брат, танкист. С утра с родней собираемся в лес. Дочка танкиста, моя тетя Майромка, всех отговаривает: — Не ходите, там партизаны! — Какие партизаны? — удивляемся мы. — Ну, не партизаны, а эти, террористы! Из Абхазии! — В Абхазии нет террористов. — Зато там могут быть инопланетяне! — шепотом говорит Майромка. — Майром! Ну что ты бредишь, какие инопланетяне? — Я видела сама! Вчера над аэропортом что-то летало и моргало! — Над аэропортом всегда что-то летает и моргает! Это са-мо-ле-ты! Инопланетян не бывает.

— Да? — иронически кривится Майром. — Если инопланетян не бывает, кто тогда Хасику гостиницу строил — люди? В лес уходим без Майромки. Ноябрь. Плюс двадцать семь. Мандариновое солнце сочится сквозь ветки, внизу на траве — горки колючих каштанов. Вот их мы и подбираем — я и мои родственники. Моя шестнадцатилетняя сестра воспитывает мужа в строгости. — Арсенчик, — кричит она на весь лес, — направо не ходи! Там могут быть бздышки из Сыктывкара! — Откуда здесь бздышки, здесь же лес, — бубнит Арсенчик, женившийся по любви, то есть сдуру. — Я бздышек знаю, они чужого мужа и в лесу уведут! Сестра хорошо разбирается в местных мужчинах и неместных женщинах. Звонит другая сестра, старшая, Карина.

134

Я не хочу вас сегодня утрировать, я тамада очень произвольный, но давайте вспомним, почему мы сегодня сидим и пьем вино.

135

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Она тоже хорошо разбирается в мужчинах и женщинах, поэтому давно развелась. — Что делаешь? — говорю. — Говорят, что Россия спивается, — с вызовом отвечает Карина. — А я сижу дома и мне не с кем выпить! Чтобы утешить Карину, после леса идем в баню — пить. Берем с собой соседку Элитку. То есть это для нас она Элитка, а по паспорту так натурально и есть — Элита. А брат у нее — Ноэль. Элитка отхлебывает пиво и хвастается, что муж отправляет ее на Новый год в Италию.

— А у нас один Дед Мороз на весь Сочи. Он в октябре начинает ходить и в феврале заканчивает. Пока всех обойдешь! Зашел он в класс, кинул мешок и говорит детям: «Я приехал на санях, но я вам их не покажу. А то у меня был один молодой друг, он сел на мои сани, и больше его нету». Дети спрашивают: «Почему, он что, уехал в волшебную страну?» — а этот пендель говорит им: «Разбился мой молодой друг насмерть, детишки. Прямо башкой об асфальт — все мозги наружу». — Чему их только учат в этих школах! —

— Я видела голого грузина! — говорит моя младшая сестра. — Какой ужас! — кричит старшая. — Что может быть отвратительнее, чем голый грузин? — Голый армянин лучше, что ли? — срашиваю я. — Ну ты сравнила! — хором отвечают мне родственники . Мы садимся жарить каштаны. Чтобы их пожарить, сначала каждый надо надрезать. Это требует сосредоточения и большой семьи. Мои тети начинают

Выплачивать ипотеку Хасик, разумеется, не собирается и не собирался. Он-то уж точно знает, почему в мире начался кризис. Он рассуждает об этом, употребляя слова «деривативный» и «плохие кредиты». Потому что сам уезжает в Тайланд. Оба они никогда не были за границей, но по случаю Олимпиады продали бабушкин курятник за полмиллиона долларов и теперь кайфуют. Сестра моя, шестнадцатилетняя, говорит: — Ты, главное, после Тайланда не спи с Абиком, пока к венерологу не сходит. — Такое скажешь! — смеется Элитка. — Я с ним спала три раза в жизни: когда Рачик, Вачик и Хачик родились. Он тогда сразу сказал: «Не могу трахать мать моих сыновей. Рука не поднимается!» — А ты как? — А мне что? Мне это дело еще в те три раза не понравилось. Старшая сестра смотрит на пиво и ноет: — Какая сволочь на меня порчу навела, чтоб я пить не хотела? Это трагедия моей жизни! — Ты же утром пила! — То было утром. А жить надо сегодняшним днем. Вот сегодня к моей дочке в школу Дед Мороз приходил — уже праздник. — Почему он сегодня приходил? — удивляюсь я. — Сегодня же пятое ноября.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

причитает Элитка. Ее дочке пятнадцать, и в январе она выходит замуж за наркомана. Уже и ресторан заказали. — Что ты так переживаешь? — говорит Карина. — Как будто дочка последний раз замуж выходит! Домой едем на такси. Я думаю потихоньку: «Таксист, наверно, иностранец — музыку не включает», — и тут он ее врубает: «Адлер, Сочи для минья — это райская землья, это небо, это море, это солнце для тибья!» По дороге заезжаем в магазин. Я спрашиваю у продавщицы: — Сулугуни свежий? Продавщица долго смотрит на меня грустным взглядом и отвечает: — У меня жизнь не сложилась. При чем тут сулугуни? Дома две мои тетки и бабушка пишут коллективное письмо автору книги «Разгадай свой сон». — Представляешь, этот осел написал, что видеть во сне армянина — к большому несчастью! — возмущается бабушка. — А кто-нибудь видел когда-нибудь во сне армянина? — спрашивает Элитка.

вспоминать минувшие дни: — А помнишь, как мы с тобой взялись за руки и пошли по трассе конец света искать? — А помнишь, как ты у историка спросила: «Агоп Мигранович, вы не знаете, что такое онанизм?» Бабушка засыпает в углу на кресле. Все пьют кофе, чтобы Элитка потом погадала. Младшая сестра идет жарить каштаны, потому что она младшая. Жарить их несложно — надо мешать на раскаленной сковороде, пока они не станут поджаристыми, а потом томить под крышкой на маленьком огне, пока не станут мягкими. В гости заходит Хасик, тот самый, которому гостиницу строили инопланетяне. Хасик два года назад вернулся из Чикаго, где прожил пятнадцать лет. Взял там ипотечный кредит и улетел обратно в Адлер — строить на этот кредит гостиницу. Гостиницу он достраивал сам, выгнав строителейинопланетян. В итоге она ему так нравится, что за все лето он не пустил туда ни одного постояльца — ремонт жалел. Выплачивать ипотеку Хасик, разумеется, не собирается и не собирался. Он-то уж

136

точно знает, почему в мире начался кризис. Он рассуждает об этом, употребляя слова «деривативный» и «плохие кредиты». Правда, употребляет он их не по адресу. Например, он говорит: — Все набрали плохих кредитов, нет чтоб хорошие взять! Из-за этого началась деривативная ж… Мы все, конечно, знаем, чем занимался Хасик в Америке. Но до третьей рюмки молчим. А потом моя старшая сестра не выдерживает: — Что ты из себя белую розу корчишь, мы же в курсе, что ты там унитазы мыл! — Это из-за того, что я в Чикаго жил, — невозмутимо отвечает Хасик. — Вот в Лос-Анджелесе вариант другой: то там немножко поработаешь, то тут немножко украдешь. В Лос-Анджелесе даже лоера армяне — от всего отмажут. — О чем он говорит? — проснувшись, спрашивает бабушка. — Лоера, говорит, армяне. Адвокаты, — объясняю я. Я у них образованная. — Ну да, в Лос-Анджелесе — это жизнь. А это ваше Чикаго-Микаго — г…! — продолжает Хасик. Пятнадцать лет назад он говорил: «В Чикаго — это жизнь. А ваше СочиМочи — г…!» — А зачем ты вообще в Америку уехал? — спрашиваю я. — Ну тут же у вас были лихие девяностые! — говорит Хасик. — Надо же,— искренне удивляется бабушка. — А я жила и не знала, что они были лихие. — А ты вернешься в Америку? — я никак не могу угомониться. — Ты что! Если я туда вернусь, они меня бешеными собаками отравят! — Да не переживай! — говорит Элитка, глядя в чашку Хасика. — У тебя все будет супер! Такую лошадь у тебя тут вижу, такую лошадь, ты таких даже не видел! Каштаны готовы. Мы садимся их есть и пить вино. Хасика назначаем тамадой. Моя другая тетя, теть Эла, десятый раз рассказывает, как она приезжала ко мне в гости в Москву и гуляла по Лужнецкой набережной. Теть Эла — местная интеллигенция. Она помнит год рождения

137

Пушкина, читала «Анну Каренину» и знает наизусть стихотворение «Жди меня». — Какие там запахи, на Лужнецкой набережной! — говорит поэтическая теть Эла. — Липа, акация! — Колбасой пахнет? — спрашивает моя сестра Карина. — Нет, колбасой не пахнет. — Херня ваша набережная! Карина отрезает себе еще полбулки и заливает их майонезом. Майонез заканчивается. Карина говорит нашей младшей сестре: — Когда я умру, ты на похоронах сколько денег мне в гроб собиралась положить? Младшая сестра задумывается: — Ну, тысячу рублей положу. — Ладно, я тебе заранее прощаю, можешь ничего не положить, а на эту тысячу сейчас в магазин сгоняй, купи пожрать что-нибудь. У Хасика звонит телефон. Нам слышно, как на том конце провода орет его жена: — Хасик, мы с детьми сидим в ванной, к нам в квартиру летучая мышь залетела! — А-а-а-а-а-а! — вопит Хасик. — Зачем ты мне рассказала, дура! У меня же давление! Когда ее выгонишь — позвони! Тетя Майромка говорит: — А я недавно слышала, что пчелы исчезли. Ванга еще говорила, что они перед концом света изчезнут. — А ну, дай твою чашку посмотрю! — говорит Элитка теть Майромке. — Не переживай! Все будет супер у тебя! Никакой конец света тебе не касается. Такую лань у тебя тут вижу, ты такую даже не видела. — Ой-ой-ой, — вздыхает бабушка. — Так быстро жизнь пролетит, что до ста лет проживешь и не узнаешь, что вообще жил. — Правильно! — восклицает теть Эла. — Поэтому нужны позитивные эмоции! Миру — мир! Надо сеять добро! — Знаешь, что хочу, то и сею, — огрызается Карина, отрывая ногу копченой курице. Кот Токсик, названный так в честь токсоплазмоза, лезет на стол ухватить каштан. — Ваш кот дурак, — говорит Элитка. — Почему дурак? — иронизирует бабушка. — В нарды играть не умеет? Хасик вспоминает, что он тамада. Он говорит:

— Я не хочу вас сегодня утрировать, я тамада очень произвольный, но давайте вспомним, почему мы сегодня сидим и пьем это вино и едим эти каштаны! Потому что сегодня к нам приехал Марго, наш племянница! Марго-джан, давай выпьем за тебя! Ты Путина видел, Медведева видел, всех видел, теперь возвращайся домой, будем ресторан строить! — Хасик, давай я сначала в Москве дачу построю, а потом уже ресторан. — Ты, главное, у моря дачу не строй, — предупреждает Майромка. — Я видела, сегодня возле моря газовая служба стояла. Это значит — газ уже поднялся и они боятся, что море сгорит. — Майром, ты удивишься, в Москве нет моря, — говорю я. — Как нету? — удивляется Майромка. — А как вы там живете? — Да вот так и живем, — грустно отвечаю я. Каштаны кончаются за полночь. Перед сном моя старшая сестра успевает шепнуть младшей: — Пойди у соседки веник укради. В огороде сожжем, чтобы завтра погода хорошая была. Это в Сочи примета такая. И она сбывается. Погода назавтра фантастическая. Если я когда-нибудь найду слова, чтобы описать цвет этого неба, значит, точно стану писателем. Выхожу в огород, смотрю по сторонам — мама моя дорогая! Под забором розмарин цветет, как фиалки, хурма под оранжевыми шарами гнется к траве, пыльная фейхоа, лаврушка в мой рост, заржавленный виноград. Поднимаешь голову — а там над белым бантиком зацветающей мушмулы зависла колибри. Эх, живут же люди в плодородных землях, в благодатных краях, где на улицах цветут апельсины! Ну, положим, апельсины в Молдовке не цветут — все-таки Молдовка находится в одной стране с Салехардом. Апельсины цветут в Афинах. Туда я ездила в командировку, тоже в этом ноябре, сразу после Сочи. И должна вам сказать — ну и отстой эти ваши Афины! Жалкое подобие нашей Молдовки…

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

евгений сорокин

Номер, посвященной зависти, мог ли обойтись без колонки бывалого физрука «РП», пресс-секретаря Олимпийского комитета России Геннадия Швеца? Он не оставит ни малейших сомнений в мотивации спортивных рекордов: спортсменами движет исключительно зависть. Вот только принимает она такие диковатые и необузданные формы, что перерастает во что-то иное. Может быть, в волю к победе?

текст: геннадий швец фото: юрий рыбчинский/фотосоюз

ВРЯД ЛИ я стал бы публично рассказывать эту давнюю дурно пахнущую историю, если бы нe заявленная журналом тема номера — зависть. …Тренировавшийся со мной на одном стадионе прыгун с шестом Валера возвратился с международных соревнований, на которых установил юниорский рекорд Европы. Рекордсмен зашел в стадионную раздевалку и сразу попал под поток преувеличенно подобострастных поздравлений, просьб дать автограф и патетических признаний типа «мы гордимся, что живем с тобой в одно время». Виновник торжества в унисон общему тону раздал воздушные поцелуи, сел на скамейку, достал из сумки новые кроссовки «Адидас», которые в те времена можно было заполучить только в сборной страны, бросил их на пол. В раздевалку заглянул Валерин тренер: «Иди интервью давай, телевидение приехало». Звезда пошел пожинать плоды славы, мы двинулись за ним в надежде русский пионер №1(19). февраль–март 2011

бочком попасть на телеэкран, в раздевалке задержался только спринтер Жека. Когда мы вернулись в раздевалку, то сразу ощутили специфический, хорошо знакомый каждому запашок: кто-то использовал Валерины кроссовки в качестве унитаза. Все понимали, кто это сделал: Жека слыл на стадионе большим завистником. А это было изощренное проявление именно зависти, а не, например, спортивной злости к сопернику, потому что Валера и Жека соревновались в разных дисциплинах. Шестовик глянул на «Адидасы», перевел взгляд на спринтера: — Зря ты. Я ведь привез их тебе в подарок. Валера, скорее всего, врал. Но Жека мог и поверить: с тех пор он больше никогда не гадил в чужую обувь, даже когда один из нашей компании вернулся с Олимпийских игр с золотой медалью. Завистливость факультативно присуща многим сообществам — артистической

среде, коммунальной кухне, иммигрантским колониям, но в спортивном мире она является обязательным элементом, провоцируясь множеством обстоятельств. В спорте неизменно кто-то побеждает, а кто-то проигрывает, успех и неуспех постоянно сталкиваются лбами, это происходит и на турнирах, и на каждой тренировке, в каждом упражнении. А тренеры еще и подливают масла в огонь, стараются завести каждого ученика, кого-то ставя в пример, а кого-то опуская, — создают мотивацию, мобилизуют на пахоту, превращая зависть в психотропный допинг. Когда-то на сборах я жил в одной комнате с известным копьеметателем Вячеславом Г., который патологически не терпел чужого успеха в чем бы то ни было, начиная от любви и заканчивая карточными играми. В припадке зависти Слава мог кататься по полу и колотить себя по башке кулаками, а после этого выплескивания становил-

138

Эзотерические учения содержат такой постулат: завидующий субъект отдает часть своей энергии объекту зависти. ся адекватным товарищем и утроенно тренировался. А бывает зависть убийственная, вернее самоубийственная. Не является тайной то, что Елена Исинбаева возбуждает зависть соперниц в каких-то рекордных измерениях, эквивалентных ее спортивным достижениям. Эзотерические учения содержат такой постулат: завидующий субъект отдает часть своей энергии объекту зависти. Возможно, Елена намеренно индуцирует в сознании других прыгуний эту эмоцию и они слабеют? Тут кстати вспоминается рекламный слоган, связанный не со спортом, а с услугами по ландшафтному дизайну: «Соседи вам позавидуют!» То есть соседи, с завистью глядя на ваш газон, сделают, сами

139

того не подозревая, вашу жизнь еще краше. Но существуют и прямо противоположные поверья на тему зависти. Она может потянуть за собой сглаз, потому не следует выставлять свою радость напоказ — чтобы соседи не наколдовали порчу на ваш ландшафт. В свете этого рассуждения появляется гипотетическая разгадка неуспехов Елены Исинбаевой в сезоне 2010 года, когда она непривычно много проигрывала. По-моему, в любом случае с завистью, своей или чужой, нужно обращаться осторожно, как с обоюдоострым мечом. Казалось бы, зависть — это удел лузеров. Но и атлеты-удачники подвержены ей, причем в каких-то неисповедимых пре-

ломлениях. Когда после Пекина нашим олимпийским медалистам вручали каждому по джипу BMW (мужчинам побольше — X-5, женщинам поменьше — X-3), то обладатели и обладательницы этих призов задавались определенными вопросами. Чемпионы недоумевали по поводу того, что им выдали машины такого же, а не более высокого класса, как серебряным и бронзовым призерам. В силу этой логики получается, что чемпионы завидовали тем, кто занял вторые и третьи места. А девушки возмущались по-своему: «Почему нам Х-3, а ребятам Х-5? Разница в цене существенная. Разве женские медали менее ценны, чем мужские?» Кто-то из начальников сказал, что в следующий раз машинами будут награждать дифференцированно: за золото — «Жигули», за серебро — «Москвич», за бронзу — «Ока», для ребят и девушек одинаково, тогда не будет обиженных и поводов для зависти.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

[gaga saga] текст: натан дубовицкий иллюстрации: «студия тимура бекмамбетова «базелевс»

Натан Дубовицкий, по первому роману которого поставлен спектакль «Околоноля», вызвавший бурю эмоций в офф- и онлайне, продолжает писать свой второй роман «Машинка и Велик». А «РП» продолжает публиковать его. Первый в истории литературы wikiроман ширится и углубляется на глазах и в глазах читателей, каждый из которых может стать полноценным соавтором господина Дубовицкого: для этого надо прислать в редакцию отрывок (любого размера) или даже обрывок на тему романа, эпические очертания которого уже размечены господином Дубовицким на страницах «РП». В этом читатели могут убедиться, изучив продолжение «Машинки и Велика» в настоящем номере «РП». Андрей Колесников, главный редактор журнала «Русский пионер»

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

140

141

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

«Студия Тимура Бекмамбетова «Базелевс» Художники: Назар Чагатаев и Валерий Зражевский»

Вы так и остаётесь торчать посреди этого мрачного поля один, шарите рукой у себя в огромной ране и среди внутренностей своих не находите сердца и кричите во сне громко, как можно громче, чтоб разбудить себя и проснуться.

Продолжение (начало №4 (16), №5 (17), №6 (18) за 2010 год) вышел от о. Абрама жестоко упитый, почти убитый чудовищной передозировкой диетического кефира. Как это обыкновенно получается после всякой неудачной пьянки, он клялся себе не пить более никогда. «Никогда более не буду пить, — думал он, — кефира, никогда». К радости Велика, он был совсем трезв, к огорчению — от трезвости этой и кефирного перепоя раздражён и хмур. Он сел за руль, джип захромал домой, провожаемый тяжёлым и чёрнымчёрным, как тень дракона, взглядом синих глаз генерала Кривцова. Уже настал вечер, некоторыми своими самыми тёмными и холодными местами напоминавший вечность. От домов виднелись только окна и редкие рекламы. В окнах барахтались человеки с ужинами в зубах; переливались, как открытые ларцы, полные сокровищ, телевизоры; пылились шторы. [Окна, окна! Как я называл вас тогда — маяками покоя? царствиями небесными? — когда бродил, коротая зимнюю ночь, по Москве, молодой и бездомный, два квартала назад получивший по морде от троих заплутавших на суше моряков, четыре часа назад отчисленный из института справедливым начальством; прижимавший к разбитой губе за неимением бинта содранную с забора завода «Пролетарий» афишку планетария; истекавший понемногу кровью, смертельно замёрзший. Как хотелось мне, окна, оказаться там, у вас за стеклом, на стороне тепла, в укромных комнатах, где готовился на газовом пламени приветливо засвистать большой эмалированный чайник. И щепотка душистого чая брошена уже была в фарфоровый чайник поменьше, и нарезаны сыр и хлеб, а добрые люди за столом ласково спорили, выпить им или нет до чая водки, совсем помалу, не для разгула, только для разогрева разговора. Одна из них, ласковая девушка в тонком домашнем халате, в которую все мужчины в этих комнатах были влюблены, разрешала спор, говоря, что если помалу, то можно, и все влюблялись в неё ещё крепче. Доставалась ледяная бутылка, загустевшая водка разливалась по рюмкам. По русскому обычаю, не велящему пить молча, но только под слова, произносились разнообразные краткие заклинания — «ну давай», «будем», «не последняя» и пр. Потом шёл чай, а с ним и тихая, как русская вечерняя песня, беседа — поначалу о том, о сём; позже о Менатепе и Америке; дальше о Бродском, Хокинге и капитане Арктика; ближе же к утру, к заре, к свету — о боге... Окна мои, как я хотел пить этот воображаемый чай и сидеть рядом с этой тёплой девушкой и быть одним из этих добрых людей. Но я шёл один по вымершей вымерзшей улице и не знал, где преклонить главу, одежда на мне была как изо льда, я не был добрым человеком, был злым. Вокруг меня лунно желтели и толпились, теплились, отражаясь в моём треснувшем лице, — вы, московские окна... окна...] Дублины жили в пятиэтажном доме номер шесть без лифта посередине короткой и широкой Заднезаводской улицы. В первом этаже располагался торговый центр «Уфицци», специализировавшийся на дешёвых распродажах просроченных консервов и пива,

Глеб Глебович

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

и обменный пункт Северного Народного банка. Банк, слышно было, обанкротился, но обменник продолжал почему-то беспечно и пребойко обменивать. Оставив машину, как обычно, во дворе, отец и сын двинулись к родному подъезду. На ступенях лестницы стояла белобрысая худощавая невысокая толпа в тяжёлых зимних полусапогах, с арматурой в татуированных лапах. Крут и обширен русский народ. Далеко и вольготно расселился он вдоль берегов Северного океана, сильными боками своими задевая и попирая бесчисленные племена инородцев, зачерпнув своими окраинами много чужих кровей и характеров. Смешиваясь где с чем: где с чухной, чудью и водью, где с черемисой, где с чечнёй, где с мордвой и чукчею. И стал от этого смешения наш народ многообразен и разнолик. В одних местах — черняв и кучеряв, в других рыж и жирен, в третьих бел и рус, где-то узок лицом, где-то, напротив, широк, там лупоглаз, там вдруг роскос, то статен станом, то крив и кос, не разберёшь. Встанут рядом два человека, и покажется — вот немец, а вот черкес, но не тут-то было: заговорили, задвигались, и сейчас видно — оба русские. Толпа, топтавшаяся на лестнице и закрывавшая Дублиным проход, состояла из такой разновидности русского человека, при взгляде на которую не Гагарин, Толстой и Пётр Великий припоминались. А мерещились ноябрьское мрачное поле и брошенная в нём ржаветь сеялка (или веялка?), накрытые сверху тяжёлым ноябрьским небом с застрявшим в раскисшем от ливней облаке ржавым вертолётом. Между полем этим и небом кто-то будто бы бежит сюда, к вам, из дали, собака ли, волк или человек, приближается так быстро, что вы не успеваете разглядеть, кто это, равняется с вами и ранит то ли клыком, то ли клинком финским. И бежит себе дальше — не волк, не собака, не человек, существо из промозглого, как ноябрь, кошмара, а вы так и остаётесь торчать посреди этого мрачного поля один, шарите рукой у себя в огромной ране и среди внутренностей своих не находите сердца и кричите во сне громко, как можно громче, чтоб разбудить себя и проснуться. Ещё думалось при взгляде на эту толпу: «Господи, за что я русский? Неужели и я — некто из них и называюсь, как они? Не меньше ли у меня общего с ними, нежели с волками и псами? Не называй их русскими, господи! Или не называй русским меня. Дай отдохнуть, господи, от русской суровой судьбы, дай побыть хоть немного тихим швейцарцем или шведом, успокоенным швабом или хотя бы каракалпаком!» — поскольку даже и по местным далеко не классическим канонам нравственности и красоты эти люди представлялись поистине ужасными. Впрочем, для Глеба и Велика в толпе этой ничего несусветного не было. Такие толпы были на Заднезаводской и прилегающих улицах делом обычным, водились в каждой подворотне наравне с крысами, нищенствующими котами и собачьими стаями. В тёплое время года они обитали на детских площадках, на зиму перебирались в подъезды. Питались отнятыми у прохожих колбасами и рыбами, развлекались избиением прохожих же и порчей всего хорошего.

142

...Впрочем, кто же из нас, добрых людей, иногда даже и не пьяниц, не уставал стоять, не испытывал время от времени дикого утомления от всего в себе человеческого, слишком человеческого...

Толпа не пошевелилась, лишь вытаращилась на вошедших вараньими, тараньими и бараньими своими глазами. По их взгляду опытные Дублины поняли, что на этот раз их шансы дойти до квартиры целыми довольно высоки. Во-первых, сами Дублины были местные, жили на самой бедовой в городе улице (Глеб Глебович снял здесь квартиру ввиду её экстравагантной дешевизны, жильё здесь почти ничего не стоило, поскольку жить в этом районе было невозможно), и это добавляло им некоторого авторитета; во-вторых, у них была особая харизма, так что их как-то не трогал драчливый наш народ, о чём уже говорилось выше, хотя иногда всё-таки и им попадало, не всякий в харизме разбирается, много и таких, кому ведь и всё равно, так по харизме надают, как будто это не харизма, а обычная харя, о чём тоже говорилось; в-третьих, и в данном случае это было важнее всего, толпа, очевидно, только что вернулась с охоты и собиралась разобраться с трофеем. Под ногами у неё трепыхалась и жалобно попискивала прижатая намертво к ступеням достаточно дорого одетая пожилая женщина. Добыча была знатная, поблёскивало даже кое-где на ней золото, что-то блестящее просыпалось и из сумки, обещая поживу, какой, может быть, давно не было. Не до Дублиных было явно. Толпа помешкала немного — не прихватить ли ещё и этих, но после мгновенного размышления несколько сдвинулась к стене, давая пройти. Отец и сын поднялись домой. Жилище их было однокомнатным. Тесноты, заменяющей нашему народу в наших домах уют, было здесь в избытке. Прихожая в полтора квадратных шага, таких же размеров ванная, обе забиты одеждой, сухой и мокрой, верхней и нижней. Дальше находилась собственно та самая одна комната, из-за которой вся квартира звалась однокомнатной. Её занимал Велик. Здесь он играл, делал уроки, спал. Диван, компьютер, телевизор, игрушки, по стенам — постеры с портретами могучих биониклов. Налево была кухня, где отец и сын ели по очереди из-за чрезвычайной её малости. Прямо — дверь на лоджию, остеклённую и утеплённую по уже упоминавшемуся здешнему обычаю. Тут была математическая мастерская Глеба Глебовича — всё та же многотом-

143

ная Теория хаоса; книги по фрактальной, начертательной и ещё какой-то геометрии; тетрадки, исписанные Дублиным (он приготовлял полное уничтожение математики своим революционным трактатом «Тотальная симплификация — метод и результат»); раскладушка, стул и вместо стола подоконник; чтоб лучше писался трактат — электрические чайник и лампа. Из мастерской и кухни открывался вид на прижавшийся к обочине города седой лысоватый сгорбленный лес, в котором росли, точнее, давно перестали расти и сохли, ломались редкие сухие ломкие ели, старые сорные сосны, сутулые дубы, трубы каких-то пустующих срубов; увязшие в снегу покосившиеся осины, заборы, вязы; тоска, тоска. Зато в квартире обстановка была добротная, опрятная, даже радостная, не то что когда-то на Сиреневой. С тех пор Глеб успел совсем спиться и, казалось, должен был бы зажить совершенною свиньёй. Но Велик, не по годам чистоплотный, своим присутствием как-то скрасил быт семьи. Удерживал отца, который всё норовил оскотиниться, опуститься на пару ступенек ниже по лестнице эволюции, уставая стоять наверху. Впрочем, кто же из нас, добрых людей, иногда даже и не пьяниц, не уставал стоять, не испытывал время от времени дикого утомления от всего в себе человеческого, слишком человеческого. От обязанности ходить прямо, на двух ногах (а это, если честно, не так уж и удобно), хорошо пахнуть (трудно, трудно!); учтиво мрачнеть на похоронах, острить и гоготать на вечеринках, любить детей; уважать жён и бывших жён, и бывших жён, вышедших замуж за каких-то мудаков, и бывших жен, подавших на вас в суд; и говорить в суде «ваша честь», думая про себя «о, мудило»; и потом возвращаться к себе полудомой, потому что полдома отгрызла у вас «вашачесть» в пользу вашей бывшей жены; и потом ехать на работу, где вас поджидал начальник, похожий на «вашучесть», к которому два года назад ушла от вас ваша предпоследняя бывшая жена и от которого она просилась теперь обратно, так что приходилось выкручиваться и придумывать несуществующие причины, почему вы не могли её принять... Кто же из нас не хотел (то есть хотя бы раз в жизни) вдруг остановить машину в незнакомом квартале, выйти, на вопрос «куда ты?» ответить «щас, Кристина, я щас»; свернуть с проспекта в улицу, а с улицы в переулок потише и победнее; найти под забором лужу поглубже, почище и потеплее, лечь в неё, хрюкнуть радостно; отправить смс «Кристосик, поужинай и потрахайся без меня». На вопрос прохожего «вам плохо?» ответить «хорошо»; утопить мобильный, повернуться к забору грязным улыбчивым рылом и спать, спать...

§13

Велик приготовил себе горячий напиток из остатков купленного к лечению прошлогоднего его бронхита чабреца и, поджав ноги, уселся на полу с драгоценным своим айпадом. Папа подарил сыну этот экземпляр из первых полупиратских партий, доставленных в нашу тьмутаракань, на ошибочно полученную на комбинате (когда работал ещё там) премию. Премия полагалась какому-то старшему оператору камнедробильной установки, но чудесная цепь опеча-

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

ток и компьютерных глюков довела её до младшего программиста отдела обеспечения суперкомпьютера Г.Г. Дублина. Она была бы всенепременно пропита, но начальник отдела, подрабатывавший на чёрном рынке гаджетов, продемонстрировал коллективу новое достижение С. Джобса, и Г. Дублин решил, что не может не порадовать сына. Бох, прослышав об этом, был тронут такой отцовской любовью и самоотдачей и устроил так, что премии достало и на айпад, и на небольшую, но вместительную бутылку ядрёнейшего гренландского вина. Получился настоящий семейный праздник, воспоминание о котором не было омрачено разоблачением, поскольку никакой вины Глеба в ошибке бухгалтерии не было. Начальство, намекнувшее было, что хорошо бы, благородно бы, похвально бы премию вернуть тому, кому она причиталась, сразу же своих слов устыдилось, не стало упорствовать, как-то там поощрив пострадавшего старшего оператора ценным подарком в виде завалявшейся у начальства в комнате отдыха когда-то начальству подаренной делегацией подшефной школы уродливейшей вазы из котласского фаянса. Велик взялся играть в свои любимые игры, Глеб же вперился в телевизор, терпеливо пережидая рекламные перерывы и не столько вникая в кино про доктора Хауса, сколько переживая и сожалея, что раскрыл свою тайну о. Абраму. То есть отцу-то он доверял, но ведь рассказал ему для того, чтобы тот убедил купчиху Сиропову в его, Дублина, платёжеспособности. Теперь же понимал, что Сиропова в его миллионерство всё равно не поверит и денег взаймы всё равно не даст; а если и поверит в Глебов миллион, то денег не даст опять-таки, а по всему городу разнесёт, а там дойдёт до милиции или до Кетчупа — отберут миллион, точно отберут, как же так, как можно было так разболтаться. Глеб хотел было поехать обратно к о. и уговорить его не сказывать ничего купчихе и денег у неё отнюдь не просить. Но он знал монаха, знал упрямство его, знал, что тот уж если решил для него денег у хозяйки выпросить, то выпрашивать будет непременно. Да если и не скажет он ничего Сироповой, так скажет же кому-нибудь непременно, какой-нибудь просительнице своей всё раструбит случайной, так только, чтоб для нравственности, из жизни чтоб поучительный пример привести. А уж что узнает эта просительница из тех полоумных баб, какие таскаются по целителям, гипнотизёрам, звездочётам, таким вот монахам, по монастырям, церквям и циркам, то уже не только весь город узнает, а и вся Россия. Что же такого рассказал Глеб схимнику, что так теперь жалел? Да вот что. По рассказу Дублина выходило, что по погибели Айзеназера Институт нетривиальных структур мгновенно разорился и стал банкрот. Бухгалтерия впервые не выдала Глебу денег. То есть никаких, буквально ни копейки. Иностранные журналы, словно по команде, отказались публиковать три последние работы Дублина. Университет Феникса отменил международную дискуссию по его гипотезе о возможности непространственной геометрии и принципах расчёта объёма куба, моделируемого не в пространстве, а во времени. И не просто отменил, но отменил как «попытку бреда по вздорной теме». Не одному Дублину солоно пришлось. Профессора и акаде-

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

...Смешиваясь где с чем: где с чухной, чудью и водью, где с черемисой, где с чечнёй, где с мордвой и чукчею. И стал от этого смешения наш народ многообразен и разнолик. Встанут рядом два человека, и покажется — вот немец, а вот черкес, но не тутто было: заговорили, задвигались, и сейчас видно — оба русские....

мики стали понемногу разбегаться из Института. Было ясно, что всё, державшееся на Айзеназере, обрушилось. Наука оказалась чем-то вроде группы «Сливки» — ничто без хорошего продюсера. А продюсер из академика Айзеназера был отменный: шустрый, обаятельный, неутомимый. Заступивший же на место Леонида Леонидовича сын его Леонид был настоящим учёным, иными словами рохлей, растяпой, которому ни украсть ни покараулить поручить нельзя. Сразу ясно стало, что делать бизнес на ахинее, поставляемой безумными провидцами с экстремальных высот высшей математики, он не умеет. Что ничего он не смыслит в финансах, жкх и обхождении со значительными лицами. Государственные субсидии внезапно иссякли. Куда-то сразу делись и иностранные гранты. Торопливая торговля садовым инвентарём на первом этаже Института вдруг замерла. Вместо Умара Хакимовича, доброго дородного дербентца, арендовавшего этот этаж, по магазину бродила теперь сухая, тихо злящаяся чему-то своему судебный пристав. В кабинете директора, где раньше шумели умным шумом головастые гости из Новосибирска, Питера, Сорбонны и Беркли, начали что-то подолгу и негромко выговаривать Леониду Леонидовичу-мл. худощавые нервные личности в кожаных куртках. Они говорили «лавэ», «подстава», «япончик»; иногда «хуй». Их бурые лица и речи имели тамбовское какое-то выражение; а длинные свои пистолеты они носили не в кобурах, а в модных барсетках из натуральной кожи. Совсем по безденежью оголодавший, Дублин зашёл однажды к директору спросить, где деньги. Леонид Леонидович-мл. жутко смутился. Нервные личности занервничали: «Ты чей? Если от Ктитора, то Ктитору передай — это Японца точка». «Это мой, — промямлил директор, — учёный, Глеб Глебович». «Учёный», — повторил кто-то из личностей раздумчиво, словно припоминая значение редкого слова. «Зайдите, Глеб Глебович, в следующем месяце, обещали денег завезти, — сказал Айзеназер. — Ну а если не завезут, — тут он покосился на гостей с барсетками, — будем выдавать

144

«Студия Тимура Бекмамбетова «Базелевс» Художники: Назар Чагатаев и Валерий Зражевский»

145

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

заработную плату институтскими книгами и мебелью». «А едой нельзя?» — поинтересовался Дублин. Тогда к нему обратилась та самая раздумчивая личность, сказавшая «учёный», говоря: «Слышь ты, доцент? Ком цум мир». Глеб не понял, но почему-то подошёл к личности, которая была вислоуса и оттого похожа на песняра. Расстегнувши барсетку, песняр вытянул из-под стечкина сколькото долларов и рублей и протянул «учёному»: «На, доцент, похавай чего-нибудь». «Спасибо, — сказал песняру не Глеб, а Леонид Леонидович, — до свидания, Глеб Глебович, до свидания». Дублин, всю жизнь до сего дня прообитавший в математике, провитавший во фрактальных радужных облаках, где несть ни гордости, ни предубеждения, молча вышел, впервые почувствовав себя униженным. Он расслышал, как Леонид Леонидович продолжил: «Вы же видите, денег нет... О, я, конечно же, уважаю товарища Япончика, о, как я его уважаю, если бы вы только знали, но денег... Нет, нет, не нужно, что вы... Ещё раз повторяю — я не знал, что папа вам должен... Я ничего не знаю о «Тресте Д.Е.»... Нет, нет, уберите, не нужно, не нужно... Я расплачусь... Дайте ещё хоть день... Как говорится, будет день, будут деньги...» и пр., пр. Глеб купил каких-то мороженых птиц и пицц, фанты, «похавал» их и поплакал, повспоминал дядю Лёню, без которого так круто развернулась наоборот его жизнь. Он плакал и вспоминал, вспоминал весь вечер и к ночи вспомнил о белом конверте: «Надо вернуть Леониду Леонидовичу имущество Леонида Леонидовича-ст.». Глеб извлёк из самого сухого и тёмного угла папиной спальни загадочный пакет и наутро понёс его Айзеназеру. Перед Институтом стоял, подбоченясь, толстый мерседес, нагло оглядывавший прохожих немигающими, как глаза дракона, фарами, красноватыми от недосыпа, от всенощного рыскания по всей Москве в поисках разных добыч. Худощавые нервные личности — всё те же — уговаривали Айзеназера сесть в него, директор же в ответ просил «ещё три дня, или хотя бы два, поймите правильно...» Личности отвечали учтиво: «Да ладно, ничего, садись...» Глеб подошёл к компании, держа конверт перед собой как икону. «А, доцент, — признал его милосердный песняр, — похавал?» — и довольно куртуазно, как-то даже любя, что ли, ударил директора по голове барсеткою. Леонид Леонидович враз весь смягчился и, мягкий, неслышно, неспешно стёк по жилистым рукам нервных личностей внутрь авто. «Бывай, учёный», — попрощался усатый, впрыгнул в мерседес, за ним и прочие семеро (!); мерседес вместил всех до странности легко, даже не крякнув, рванул с места в карьер и был таков; уехали. Глеб, будто сила удара срикошетила и, убывая, задела и его, остался стоять на площади перед Институтом как бы оглушённый. — Ты что, туда, на работу, что ль? Я там был. Её там нет, — забубнил на Дублина вышедший из здания Дылдин. Этот Дылдин, Саша Дылдин, был единственным школьным товарищем Глеба. С третьего по седьмой класс они очень дружили, потом пути их резко разошлись — Глеб провалился с головой в гиперпространство и почти не отзывался оттуда, Саша же стал отменным ватерполистом и, непостижимым образом, в то же самое время лютым пьяницей. Он напивался накануне матчей и

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

сразу после, но играл прекрасно. В качестве восходящей спортстар свёл знакомство со многими уважаемыми ворами и воротилами. Выиграл даже что-то такое золотое в Европе, но потом (государь алкоголь своё взял) начал терять форму. Запропускал матчи, матч за матчем, а когда не пропускал — забивал своим, или пел в бассейне песню «В Таганроге солучилася бяда», а однажды лёг на дно вместе с мячом и не хотел всплывать. Был списан на берег и ударился в бурные и сумбурные бизнесы и пьянки. Удивительно, но через несколько лет шедшие столь разными путями молодые люди опять сошлись, встретившись в Институте нетривиальных структур. Зачем нужен Институту Дублин, было понятно, зачем ему нужен был Дылдин — решительно неизвестно. Пристроили его, изгнанного из ватерполо, сюда, кажется, дальние какие-то родственники сердобольного дылдинского тренера, пожалевшего забулдыгу за былые его заслуги. Дылдина пристроили по противопожарной части, но он быстро забыл, кем работает, бродил по этажам, мешал учёным умствовать и напивался в гуще научного пролетариата — лаборантов, уборщиц, электриков и пр. При том, однако же, и к академикам был вхож. Встретившись, Глеб и Саша не начали снова дружить, но всё-таки отнеслись друг к другу как нечужие люди. Общались редко, но тепло. — Хотел вернуть Леониду Леонидовичу документы его отца, — тепло ответил Глеб, — а он уехал, не выслушал даже... — Уехал, навсегда уехал Директор Директорович наш ненаглядный, — подтвердил Саша, — да ты не обижайся на него, не до того ему сейчас, не до чего. А в конверте-то что? — Не знаю, — Глеб вкратце разъяснил, откуда конверт. — Интересно бы заглянуть, что там за статья такая личного характера, — полюбопытствовал Дылдин. — Неудобно. — А чего неудобно? Сын его уехал, а ему ты и сам вроде сына был, даже лучше. Давай, давай, мистер Ай одобрил бы. Они зашли в пивной бар «Кишка» и уселись среди клубов табачного чада и куч креветочной шелухи. — Накатишь? — спросил Дылдин и, не дождавшись ответа, залпом, как рюмку водки, махнул кружку студёного пива, запив тут же для красоты чем-то красным, ликёром смородиновым, не иначе. Непьющий (в ту далёкую пору) Дублин осторожно вскрыл конверт и покраснел, как креветка. Внутри нашлись две бумажки. Одна простая с английскими буквами. Вторая напоминала большой лотерейный билет со сверкающей золотой печатью в нижнем правом углу. Глеб не знал, что это такое. Зато сразу узнал Саша. Он слыл крупным бизнесменом, хотя и не нажил ни копейки. Был убедителен речью, победителен взглядом, грациозен движениями. Рассуждал о клиринге и нетинге, показывал необычайную осведомлённость в вопросах золотодобычи, нефтяной логистики, доходности венчурных фондов. Был вхож в кабинеты финансистов, депутатов, помощников министров, владельцев моднейших клубов. То есть вертелся среди

146

тех счастливцев, что обращают деньги во власть, власть опять в деньги и деньги снова во власть по десять раз на дню. Его принимали всякие директора — исполнительные, финансовые, коммерческие, обычные и даже генеральные, приглашали порой нарочно, выслушивали с неподдельным интересом, даже совершали при нём по его просьбе какие-то звонки; слали куда-то по его совету имейлы; дивились дерзости дылдинских идей и тут же — верности вариантов их капитализации и ясности ответов на уточняющие вопросы; думали себе: чорт возьми! не новый ли Цукерберг, раздвигатель горизонтов, явился? не сподобилась ли Фортуна прислать такое море эксклюзива и вернейшего профита в одни руки? а что? а ведь и аксиос, достойны-с, заслужили-с, деньги к деньгам; догадывались — что-то определённо есть в этих проектах посталгоритмического компьютинга, не стали бы ребята из Гарварда даром париться, правильно Дылдин говорил, а если эти Хьюитты силиконовские два доллара на наш один дают, то ведь с такими ребятами рискнуть можно, и если Дылдин взял бы на себя минфины России, Японии и США, а он взял... возбуждаясь, скликали партнёров, партнёры сбегались со всего этажа и через полчаса общения бывали просто очарованы Дылдиным. Лихорадочно понастроив планов, условившись с утра уже пораньше, в десять ноль-ноль, а лучше в восемь сорок пять переговоры продолжить за деловым завтраком в «Алмазном» (или в «Турандот»? в «Пушкине»? в «Алмазном» всё-таки, там омлет с трюфелями и латте, и круассаны такие...) и позвать ещё Левиева, толстого сиио из «Татс энд татарс финанс», — партнёры всем гуртом шли провожать Дылдина до машины. Которой у него не было. И верили, что он — чудак! — ездит на метро, как король Уолл-стрита Джош Герш, по странности своей, а не по бедности. Но как только Дылдин уходил и поднятая его обаянием золотая пыль оседала на вынесенных мозгах партнёров, остывала и тускнела — проявлялась вдруг полнейшая несуразность наговоренного. Всё показавшееся увлекательным и убедительным при критическом и холодном разборе смотрелось откровенной и даже грубой бредятиной. Кто-то вдруг прозревал — да ведь этот Дылдин был, кажется, просто пьян и больше ничего; и пришёл, видно, навеселе, а по ходу переговоров полтора литра арманьяку выдул. Партнёрам становилось неловко, они слали Дылдину смс о нежданных форсмажорах и необходимости перенести деловой завтрак на неопределённый срок. А заваривший всю кашу и скликавший всех на Дылдина сконфуженный гендиректор вёл теперь всех отпаивать за свой счёт в «Алмазный» (в «Турандот»? или в «Джикью бар»? в «Алмазный» всё-таки). Дылдин не был лжец. Он был, действительно, почти бизнесмен, хорошо осведомлённый и отлично комбинировавший. Но он так увлекался внешней, так сказать, стороной дела, эстетикой, что ли, процесса, что как-то позабывал о довольно существенном звене любой деловой комбинации — о деньгах. На какой именно стадии занимательной схемы должна возникнуть прибыль и как её извлечь — он никогда не умел понять. То он приходил за своими барышами слишком рано, то слишком поздно, то вовремя, но не к тому человеку. Дылдин вёл жизнь блестящую, но безденежную. Был со связями, был даже лицом влиятельным, влиял сильно и на

147

многих, но каким-то бессмысленным, ни к чему не ведущим влиянием. Словом, русский делец — делец с умом, энергией, харизмой и даже планом, но — без цели. — Ну, Глебушка, это она, — разглядев бумажки, сказал Саша. — Кто? — Удача! — ? — вопросительно взглянул Глеб. Это сертификат акции офшорной компании. И главное — сертификат на предъявителя. Кто предъявил, тот и хозяин. Того и компания, того и деньги. Так, так... Компания «Трест Д.Е.Лтд». Прописана на острове Буайан. Княжество Метценгерштейн. Налоговая гавань. Там все голливудские звёзды гонорары прячут. Слышал? Вот имя адвоката, который всем этим управляет в интересах бенефициара. То есть в наших с тобой интересах. Потому что мы с тобой теперь кто? Предъявители! Вот телефон. Вот пароль доступа к счёту. — ? — не очень понимал Глеб. — Такие компании обычно открывают, чтобы анонимно или под чужим именем отложить на её счёт деньги на чёрный день. Или дом на неё оформить, виллу на Лазурном... Там может быть гора долларов, Глебыч! Но может, конечно, и ни хрена не быть, — Дылдин запереживал и помрачнел от собственных рассуждений, — а может быть, на ней и долги... — он выпил ещё пива и бодрость духа вернулась к нему. — А вдруг всё-таки не долги, а деньги. Деньги, деньги... Вот мы сейчас и проверим. Нужно по этому телефону адвокату этому позвонить. Только не засекли чтоб и чтоб за международный разговор не платить. Из дома нельзя, из автомата нельзя, из Института нельзя. А откуда можно? — ? — всё ещё ошеломлённо молчал Дублин. — Что бы ты без меня делал, счетовод! Пошли! Они галопом дотопали через три квартала до магазина «Колбасы», зашли за прилавок. В подсобных помещениях шёл ремонт. Шёл он и в кабинете товароведа. По причине ремонта вместо товароведа в кабинете сидел маляр с пёстрым лицом. — Привет, Марлинский, — приветил маляра Дылдин. — Ты где был, брат? — спросил Марлинский. — Ты же помнишь, за пивом я пошёл, — ответил Дылдин. — Так три дня уж как, — без настроения уточнил маляр. — Ребята разошлись давно. — Жаль, — попытался вздохнуть Саша. — А пиво-то где? — не унимался дотошный Марлинский. — В «Кишке». Только они на вынос не торгуют. Пришлось там выпить, скажи, Глеб, — выпутывался Дылдин. — А-а-а, — сказал Марлинский и крепко задумался. — Позвонить можно? — спросил Саша. — Звони, — глухо, из глубины своей задумчивости отозвался маляр. Дылдин вцепился в свежевыкрашенный телефон на товароведческом столе. Набрал заграничный номер по бумажке из белого конверта. — Кен ай спик виз мистер Хольмс? Шейлок Хольмс? Мистер Хольмс? Кен ай спик виз ю? Хау мач мани он... Как счёт по-ихнему?

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Он май компани... Трест Д.Е.Л.т.д. Элтэдэ... да... йес... Ай ноу пассворд. Пассворд из Лимпопоу. Йес. Лимпопоу. Ривер ин Африка. Вот ю сей? Вот? Я не очень понял, он говорит, надо лично, что ли, явиться. И показать этот херов сертификат. Сеньк ю. Си ю. Си ю сун, мистер Шейлок Хольмс. Ехать, блять, придётся. Марлинский, можно я ещё позвоню? Так. Так. Здрасьте, Ирочка. Андрей Марленович на месте? Будет к одиннадцати? Окей. — А пиво-то где? — как следует поразмыслив, спросил маляр Марлинский. — Сейчас к Марленычу сгоняем и привезём тебе пива. Сколько хочешь. Мы мигом. Погнали, Глебушка! Гнали минут сорок на метро, оказались на улице Донаторов, где в половине бывшего детского сада банковал расторопный начинающий частный банк. Заметно было, Дылдина здесь знали, охрана почтительно пропустила его и «этого со мной» Дублина в крошечную приёмную, где ещё пахло детскими завтраками и горшками. Одиннадцати, а стало быть, и «Марленыча» ещё не было. Друзья решили прогуляться вокруг банка и повстречали рассевшуюся на изогнутой ржавой железной балке, торчащей из клумбы, небольшую армию пьянствующих солдат. Дылдин быстро взял командование на себя, обаяние его сработало и здесь — ему охотно подчинились. Выпив на правах старшего большую часть военного самогона и рассмешив служивых парой дебильных дембельских анекдотцев, сказал Глебу: — Ехать надо, брат. В Метценгерштейн. Я сейчас денег займу у Юдина. Давай так — должны будем поровну. Штуки три зелени всего. Ты полторы и я. Риск, конечно, есть. Вдруг нет на этой фирме ни хрена. Или Хольмс этот дурака включит типа «зайдите завтра». Тогда да. Попали тогда. А вдруг нет? Вдруг не попали? Вдруг лимон там? — Нехорошо, — сказал Глеб. — Это не наше имущество. Вернуть надо. — Кому? Грохнули же Айзеназера! — Да, да, но сын-то его... — Так я про сына-то и говорю. Ты чего, не понял что ли? Поздно, брат. Когда мы его видели? В девять ноль. А сейчас сколько? Десять сорок пять. А сколько на машине до кольцевой от Института? Ну час — в пределе. Там они уже давно. И сделали всё. — Где там? — спросил Глеб. — В роще, на Домодедовской, возле крематория. Ты не понял! Они же наша крыша. Ну те, из мерса. — Чья крыша? — Института нашего. И, кажется, всей академии, кроме сибирского отделения, тех ногайцы держат. И астрофизики особняком стоят, у них в обсерватории ингуш один завхозом, серьёзный мужик, сам себе крыша. А у нас — эти. Наши, русские. Ватиканские. Главный у них — Витя Ватикан. Вор неподкупный, честный, принципиальный. А старый Лёня напортачил там чего-то, не поделился, что ли, чем-то. Или ещё чего. Вот они его и помножили на ноль и за молодого Лёню взялись. Но и он не смог чего-то там сделать, чего они от его папаши хотели. Они таких, которые не делают, чего они хотят, отвозят в рощу. Там очень удобно всё устроено. В кустах пристреливают, по-

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

том в крематории сжигают. А пыльцу оставшуюся по погребальным урнам плановых клиентов расфасовывают. В тот прах грамм двести досыпали, в тот другой — триста подмешали, так и разойдётся чел без следа, будто и не было его. А раз тела нет, то и дела нет. Такая вот юриспруденция. Так что смешали уже, небось, нашего Директора Директоровича в пропорции два к трём с какой-нибудь Антониной Павловной двадцать девятого года рождения и отнесли к её дочери на Елецкую и спрятали на антресоли, где старый видак и оставшиеся от ремонта лишние обои, чтоб дети не пугались. — Так, может, они этот конверт и ищут? — предположил Глеб. — Вычислил наконец-то. Математик, сразу видно. Пока, солдаты, сержанты и старшины, нам пора. В случае натовского вторжения сдавайтесь американским или немецким частям, избегайте польских захватчиков и румынских ополченцев, особенно же латышских стрелков — сущие звери. Чао, пехота! Вольно, можно курить и блевать... Скорее всего, так и есть — конверт этот они ищут. Иначе чего старый Ай стал бы его у тебя ныкать? Значит, важный конверт. Значит, есть там деньги, на счетах этого Треста. Не бойся, Глеб, я много не возьму. Я ж понимаю — вещь твоя. А я посредник и консультант. Давай так: 10% от того, что там на счетах найдётся или в другом каком ликвидном виде — моё, за работу. Честно ведь? — Это честная часть нечестного дела. — Ладно, ладно, не углубляйся. Ты что, святой? Чип? Дейл? Капитан Арктика? Представь, ты хоть наукой спокойно, в удовольствие займёшься. Не отвлекаясь на вопрос, чего пожрать. Думай себе сколько хочешь и ни о чём не думай. Жить станешь на доходы с капитала. Институт наш теперь банкрот, просто сарай. Бросишь его. Захочешь, в Санта-Фе поедешь, или в Гейдельберг, в Кембридж, а! Это как Нобеля получить. Сам посуди. Не этим же двоечникам с барсетками всё отдавать! От Марленыча Юдина Дылдин вышел задравши голову и почти не касаясь земли, как гусь, начинающий разбег, чтобы взмыть в небо.

...Ну, Глебушка, это она, — разглядев бумажки, сказал Саша. Кто? Удача! ? — вопросительно взглянул Глеб. Это сертификат акции офшорной компании. И главное — сертификат на предъявителя. Кто предъявил, тот и хозяин... 148

«Студия Тимура Бекмамбетова «Базелевс» Художники: Назар Чагатаев и Валерий Зражевский»

149

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

— Летим, — восклицал он, — летим, — восклицал он, — в Метценгерштейн, в Метценгерштейн... — и показывал Глебу свежие деньги, гордо расправляя их, словно крылья, у него перед глазами. Дублин разглядел на банкнотах одноокую пирамиду и чтото по-английски о боге и тресте.

§ 14

На острове Буайан в безымянном слабосолёном море верстах в ста от Сеуты процветали четыре офшорных монархии (размерами примерно по четыре кв. версты каждая) — княжество Метценгерштейн, герцогство Берлифитциг, королевства Мерсия и Нагония. Это были наитишайшие государства с очень большим уважением и очень, очень небольшим любопытством относящиеся к чужим деньгам и обожающие хранить их в полной тайне. Тишине и сохранности не мешало даже то обстоятельство, что Метценгерштейн и Берлифитциг находились в состоянии войны вот уже пять веков. Потому что — воевали они довольно мирно. Пушечный и мушкетный дымы, висевшие когда-то над островом из-за их вражды, давно рассеялись. Примыкавшие то к одной, то к другой стороне ветреные трусливые рулеры Мерсии и Нагонии устали метаться и стали нейтральны, ленивы. Война же княжества с герцогством происходила теперь только по пятницам, ровно в полдень, когда при великом скоплении туристов пять пушек родового замка Метценгерштейнов производили холостой залп по цитадели Берлифитцигов; а четыре мортиры герцога Берлифитцига так же холосто и невинно палили в сторону метценгерштейновых владений. Затем гвардейцы обоих правителей трубили отбой и на рыночной площади между двух столиц начиналась бойкая торговля почтовыми марками и майками, раскрашенными в цвета боевых знамён бранящихся армий. В деловом пригороде Метценгерштейна, в небольшом, под стать стране, небоскрёбе квартировала адвокатская контора «Шейлок Хольмс, бразерс, систерз, френдз», помогавшая скрытным людям скрывать капиталы от налоговых служб и полиций. Дублин и Дылдин притащились сюда со своими бумажками из белого конверта. Даже и конверт с собой принесли на всякий случай — вдруг и он силу документа имеет. Оба были впервые за границей, но не замечали вокруг ничего особенного, как будто всё шагали по Москве. Саша был слишком деловой и оттого невпечатлительный, а Глеб, как всегда, разглядывал свои миражи, на которые распадалась и расползалась реальность, и не очень отличал респектабельный остров, населённый молчаливыми адвокатами, хорошо откормленными пальмами и холёными хвалёными банкирами, от родных сиволапых Текстильщиков. Приятели поднялись в пентхаус, занятый Хольмсом и его братьями, сёстрами и друзьями. Из лифта попали сразу в некую залу ожидания, аскетически меблированную, светлую и вместительную, в центре которой громко шептались два, судя по внешности, латиноса — усатый великан в костюме наркобарона и плешивый коротышка в диктаторском мундире. В зале было ещё человек сорок (построенных в три очереди, которые вели к трём дверям), и

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

все они были русские. Соотечественники, сдержанные северяне, в отличие от экстравертивных латиносов, в основном помалкивали. Лишь изредка то из того, то из другого угла комнаты слышались краткое сопение, подавленные зевки или невнятное веяние еле уловимого лёгкого матерка. За тремя дверями, куда по очереди заходили посетители, кипела работа. Учреждались трастовые фонды, открывались секретные счета, офшорные компании разлетались как горячие пирожки. Хольмс и его подручные сами выступали в роли подставных лиц. И текли в их надёжные, добрые, честные руки детские пособия, украденные из казны солидным руководителем, с честным, добрым и надёжным лицом вещавшим с трибун и телеэкранов о бедственном положении детей и многодетных семей. Текли откаты с оборонзаказа — 40% суммы на федеральном уровне, 40% на региональном, 20% растаскивалось инженерами, начальниками цехов и наиболее передовыми рабочими; на остальное строилась подводная лодка. Текли поступления от продажи героина и анаши школьникам Шумихи и Куртамыша школьниками Шуи и Кинешмы. Текли наследства истреблённых компанионов и родственников; прибыли убыточных медиахолдингов, выручка рухнувших торговых сетей, дивиденды однодневных акционерных обществ; доходы от разорившихся шахт, незаконного лова краба, от невыполненных за три цены строительных работ, бюджетных переплат за лекарства и оргтехнику, от контрабанды телефонов и телевизоров, купленной у самих себя нефти, импорта просроченного мяса, от поставленных на поток заказных убийств, от имевшего оглушительный успех пиратского альбома Джорджа Майкла, от неожиданных банковских услуг, состоявших в том, что деньги вкладчика неожиданно прикарманивались банкиром, и банкир бежал, бежал что есть мочи, мчался с оттопыренными карманами прочь от владчиков, на свободу, на запад и просил, и получал там политическое убежище, и выводили его на видное место в эфире прямо в чём был, с оттопыренными карманами, и строго говорили на иностранном языке — вот гонимый вами предприниматель, а где же ваша демократия? в ответ же слышали скрежет зубовный того или иного вкладчика: а где же мои деньги? не мои ли деньги у гонимого из оттопыренных карманов торчат? на что вкладчику только громче кричали про демократию. Текли, словом, к старине Шейлоку русские деньги, нажитые тем единственным делом, которое одно только и способно всегда тягучих, вязких и отчасти угрюмых людей рф преобразить хоть на короткое время в озорных, лёгких, весёлых, смекалистых, искромётных энтузиастов. Делом этим любой эрэфовец занимается охотно и всегда пребойко и преумело, словно рождён для него, подобно тому, как японец для изготовления панасоников, нигга для танцевания хипхопа. С этим делом каждый нормальный эрэфовец справляется в каком угодно возрасте, на какой угодно должности и в какой угодно местности; в равной степени хорошо справляется и в трезвом, и в пьяном положении. Дело это — воровство.

150

Вот сидит, скажем, Иван или Магомед, или иной какой обитатель рф, и на призывы пойти куда-нибудь, добыть чегонибудь в поте лица или изобрести что-либо полезное не реагирует. Потому что думает про себя, какой он всё-таки классный и непревзойдённый богоносец. И не любит, когда его от этих дум отвлекают. Воевать не идёт, пахать не идёт, плясать не идёт, любить не идёт. Лежит, смотрит сквозь всё на ему лишь видимую точку, поставленную в конце всего того, в начале чего было Слово; смотрит на точку, лежит, бога несёт, бороду отращивает. И дивятся толпящиеся вокруг Ивана народы: вот, говорят, лежит человек, нейдёт никуда; загадочная евразийская душа, сколько же в ней глубины, сколько величия и ни на что непохожести, сколько в ней мыслей о любви и смерти, о слезинке ребёнка, о Пушкине, о воскресении отцов. «А мы, — говорят народы, — бегаем, суетимся; станем же тоже лежать и мудрствовать, как эта великая нация достоевских, раскольниковых, бронштейнов и коллонтаев!» Но тут подходит Магомед и говорит: «Иван, а Иван! Пошли воровать». И что же? Идёт Иван, бежит даже, рвётся. Проступает на лице его румянец, сходит с чела напряженье вселенской скорби, загораются холодным болотным огнём оба глаза, и вместо народа-богоносца, народа-страстотерпца обнаруживается стосорокамиллионная многонациональная и многоконфессиональная шайка разбойников. И начинают красть и грабить. И не то что другие народы, которые похитрее, которые у чужих крадут, а эти, наши-то, крадут у своих, у нас, да и более того, у себя самих. И крадут-то как-то простодушно, не как те, что похитрее, которые то от золотого стандарта откажутся, то дерривативов настругают, то пузырей финансовых понадувают, то МВФ создадут, то Всемирный банк. Которые организуют ограбление по высшему разряду, усадят вип-потерпевшего в кресло, дадут ему кофею, буклетов с картинками и диаграммами разнообразных обманов с расценками на туфту, спросят, как бы потерпевший хотел обмануться и быть ограбленным, и так точно и ограбят, как хочет потерпевший. Так это сделают душевно, учтиво и с выгодой для випа, что вип просит, чтобы его ещё пограбили. Наши не так, наши воруют без выкрутасов и хитростей, открыто, честно воруют. Продать государству томограф втридорога, построить ему дорогу вчетыредорога — тут дерривативы и сложные маркетинговые расчёты ни к чему. Лихой наш человек и в воровстве своём, как и в богоискательстве, доходит до края, до самой сути, до самозабвения, до отчаяния. Он продаёт авиакомпании старые запчасти вместо новых и сам же потом, ничтоже сумняшеся, летает её рейсами, мчится вместе с тремя детьми, женой и двумя мамами (своей и жены) на лайнере, в правом крыле которого истончается готовый оборваться поношенный просроченный топливный тросик. Не досыпает цемент в строительный раствор и строит аквапарк, которому не простоять зимы, который рухнет от первого снега, и сам же плещется в этом аквапарке, так же без задней мысли, да ещё и жену в нём плещет и троих детей, и всё тех же двух старых мам.

151

Конечно, нельзя сказать, чтобы только у нас было воровство. Воровали изрядно во всех частях света. Воровал беспечный грек, воровал сдержанный швед; остроумный француз, оборотистый италианец, и педантичный немец тоже воровал. И турок воровал, и китаец, о евреях нечего и говорить. Но грек ещё, кроме этого, придумал демократию, швед изобрёл спички, француз наделал вина, итальянец пасты, немец сочинил оду к радости, турок взял Царьград, китаец воздвиг новый Шанхай, еврей написал послание к коринфянам. Только многонациональный богоносец просто воровал, чисто, не отвлекаясь. И дивились толпящиеся вокруг народы, и расступались, давая дорогу загадочным людям рф, выбегающим из родной страны, как из ограбленного склада, с оттопыренными карманами и прижимаемыми к грудям и животам охапками денег. И кричали все народы — и те, что похитрее, и которые потупее — упс! И разводили руками. — Смотри, это же Чистотелов, а вон Базаров. Они за науку в правительстве отвечают, — прозрел вдруг Глеб и, как ребёнок, стал показывать пальцем на известных людей, которых видел по телевизору и в Институте на каком-то собрании. Базаров даже вручал Дублину грамоту и значок. — Да, а вон главный борец с коррупцией депутат Назимзянов. И генерал Меринов здесь. Наворовали, прячут, — подхватил Дылдин. Зала действительно была полна знаменитостей. — Кто тут к Хольмсу крайний? — спросил он у очередей. Назимзянов поднял руку. — Я за вами, товарищ депутат, — зафиксировался Саша. — Я вам не товарищ. Я вам господин, молодой человек. У нас демократия, а не совок, — торжественно прогудел депутат. — О да, мой господин, — огрызнулся Дылдин. Шейлок Хольмс оказался хроменьким, сухоньким, зелёненьким, маленьким, почти мёртвеньким старикашей. Он уже знал несколько русских слов, да и Дылдин с его очень энергичным почти английским в обиду себя не дал, так что сговорились скоро. Сертификат был правда на предъявителя. Хотя и оформлялся для другого человека. Но если этот человек теперь не владеет сертификатом, Хольмса ли это дело знать, почему так получилось и как он оказался у Дылдина. Юридически всё корректно. Чья бумажка, того и «Трест Д.Е.» И пароль правильно назвали. Чего же боле? Господа предъявители пожелали узнать, сколько на счету «Треста Д.Е.» денег. — Джаст э минит, — сказал мистер Хольмс. — Отче наш, сущий на небесех, — взмолился Дылдин. Дублин разглядывал репродукцию Поллока на серой стенке хольмсовской комнатки. Адвокат зарылся в какие-то папки и тетрадки. — Да святится имя твое, да приидет царствие твое, — повысил голос Дылдин. Старичок посмотрел в тетрадку, потом в папку, потом в монитор компьютера. — Хлеб наш насущный... Шейлоковы пальцы, похожие на ватагу бодреньких, хроменьких, сухоньких, зелёненьких старичков, бегущих с утра по парку, поскакали по клавиатуре; экран погримасничал...

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

«Студия Тимура Бекмамбетова «Базелевс» Художники: Назар Чагатаев и Валерий Зражевский»

152

...Шейлок Хольмс оказался хроменьким, сухоньким, зелёненьким, маленьким, почти мёртвеньким старикашей. Он уже знал несколько русских слов, да и Дылдин с его очень энергичным почти английским в обиду себя не дал, так что сговорились скоро...

— Даждь нам днесь... Уан пойнт уан мильон далларс, — сказал Хольмс, протягивая Дылдину выписку со счёта. — Миллион сто! Долларов! — заорал Саша Глебу. Министр Чистотелов и его зам Базаров, беседовавшие в приёмной, где очень хорошо был слышен экстатический ор Дылдина, криво усмехнулись. У них было по семьсот. Миллионов. Долларов. И миллиард на подходе с последней негоции, прокрученной по поручению вицепремьера. — Понаехали тут. Лимита, — сказал замминистра, человек ещё молодой и потому немного несдержанный. — В моём присутствии о простом народе попрошу так не выражаться, — возмутился за Дылдина и Дублина заполнявший какую-то анкету депутат Назимзянов. — У нас демократия, и эти бедняки, получившие первый и, возможно, увы, последний в своей жизни миллион и так искренне радующиеся — такие же граждане России, как вы и я. А разрыв в доходах беднейшего и богатейшего слоёв нашего общества опасно огромен. Он колоссальный, дикий. Такого в Европе нигде уже нет, чтоб у одних миллион, от силы два, а у других — миллиарды! Десятки миллиардов. Вдумайтесь — разница в тысячу, десять тысяч раз! Где же справедливость? А ведь мы по конституции — социальное государство... Надо возрождать традиции благотворительности, милосердия... Вот вы пробовали прожить на миллион? А с семьёй? На один-единственный миллион? То-то же... Дылдин сразу открыл себе отдельный счёт, на который тут же были переведены его комиссионные — десять процентов, сто десять тысяч долларов. У Глеба на счету «Треста Д.Е.», который теперь вроде как ему принадлежал, оставалось девятьсот девяносто тысяч. Так он стал, если округлить, миллионером. Шейлок Хольмс оформил ему пластиковую карточку и обещал четыре раза в год переводить на неё набегающие проценты. За вычетом, впрочем, каких-то усушек, утрусок, удержа-

153

ний и цены хольмсовских услуг и ещё каких-то изъятий, смысла которых Глеб не понимал. Наверняка сметливый Хольмс мгновенно распознал в своих гостях людей неискушённых и наверняка не преминул их ободрать как липок, но друзья и тому были рады, что им дали, получив более, чем мечталось. Вышло, в общем, что Дублину причитается тысяча с небольшим долларов в месяц. Если, конечно, он не соизволит снять разом всю сумму или часть. Не соизволил, потому что куда же её деть. — Ну вот живи же теперь! — напутствовал его Дылдин. — Не парься, рантье, не тужься. Не думай о завтрашнем дне, ибо отец наш небесный питает нас... — всё не мог сойти с литургического тона Саша, — отдайся науке. Ты богат, как лорд Кавендиш. Глеб обещал отдаться. Он наконец осознал, что обстоятельства складываются, кажется, и вправду наилучшим образом. В аэропорту Дылдин в ожидании вылета в Шереметьево выпил виски, водки, порто, граппы и егермейстера вместе с депутатом Назимзяновым. — Зяма, зачем мы отсюда улетаем? Давай здесь останемся! Откроем своё дело. Ты, Глеб, Шейлок... — вопил Дылдин депутату. — Вот Глеб откроет какую-нибудь геометрическую фирму, будет теоремами торговать. Тебя, Зям, в кнессет местный изберём, чтоб жизнь им тут мёдом не казалась, а то ишь... А я гостиничным бизнесом займусь. Понравилась мне гостиница, где мы ночевали. Биде, мини-бар, мыло. Пахнет хорошо. У нас так нигде не пахнет. У нас даже в Большом театре буфетом слегка тянет. — А как же Россия? Родина, мать сыра земля? Где ещё мы найдём эти речушки, берёзки, нефтяные вышки, поля, огороды, леса-кругляки? — возмутился Назимзянов. — Ты почему, Саня, родину не любишь? Не хочешь? — Люблю, люблю, полетели, — испугался Дылдин. И полетели.

§15

Вот так всё и было, по словам Глеба Глебовича, эту именно историю поведал он о. Абраму, другим, конечно, языком и без эпических отступлений о народе-богоносце, но в целом эту; и очень не хотел теперь её широкой огласки. Несколько лет Дублин и сын жили на хольмсовы проценты, жили, как видим, скромно, не бох весть что набегало с неполного миллиона, да ещё и с поправкой на бухгалтерские шалости шельмы Шейлока и Глебово пьянство взахлёб. Но всё же хватало, плюс перепадало кое-что от комбината, так и набиралось на водку и конфеты, а что ещё нужно для семейного благополучия. Теперь, уволенный комбинатом и забытый трестом, отец семейства почувствовал нечто, что впивалось в его мозг как шкворень или шершень, чему он названия не мог подобрать, потому что чувство это в наши счастливые дни редкость, а слово, которым оно называется, давно вышло из обихода — кручина. Он не знал, что делать. Он смотрел, как Велик пьёт отвар чабреца.

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

«Сказочный» номер «РП», Пионерские чтения в Куршевеле, премьера спектакля Кирилла Серебренникова по роману Натана Дубовицкого «Околоноля» — вот объекты пристального читательского внимания, вот поводы для писем, блогов, которые не остались без внимания «РП». Есть контакт.

рисунки: анна всесвятская

lenaowa Около метро Ленинский проспект есть палатка союзпечать, где последнее время работает на редкость милая тетка, каждую неделю я покупаю у нее иногда «Большой город». Так вот, сегодня я купила у нее «Русский пионер». «БГ» на этой неделе ей почему-то не привезли. Честно признаться, до сегодняшнего дня журнал «Пионер» был известен мне лишь по названию, но сегодня, сев в метро и открыв его, я была столь обрадована, что отныне решила приобретать его регулярно. На 34 странице «Пионера» я обнаружила статью Евгения Гришковца. Стоит сказать, что уже давно являюсь поклонником его творчества и очень уважаю его за спокойствие и рассудительность (к сожалению, эти каче-

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

ства, на мой взгляд, не присущи современному человеку). Статья потрясающая, автор говорит про жж, фейсбук и твиттер, и полное отстранение от таковых.

el.vi.ta Не уверена, что «Русский пионер» читают многие. Покупают его исключительно из-за колумнистов: колонки в нём пишут лучшие из лучших, и Путин там есть, и Прохоров, и Канделаки, и Собчак... Редактором — Андрей Колесников, выросший в «Коммерсанте» и вызревший в кремлёвском пуле. Это он автор книг «Я Путина видел!» и «Меня Путин видел!»... Иногда «Пионер» читается легко и интересно, иногда вообще не читается. Вот в последнем номере в «Уроке биологии» (а там всё

154

по «урокам») попался материал, от которого оторваться было невозможно... Особо впечатлительным лучше не читать — слёзы гарантированы...

arzamas_1 Окончательно скурвилась российская журналистика, особо циничным символом которой стал приближенный к телу «русский пионер» Андрей Колесников, щедро проплачиваемый главным плейбоем Куршевеля. loloteatr Почитала Русский Пионер. Неоднозначный журнал. В смысле кто-то очень хорошо пишет, а кто-то приятель главреда и графоман. sam james butler люблю журнал РУССКИЙ ПИОНЕР, реально круто. e-shevardina Несмотря на плотное расписание, нашла-таки время, чтобы посетить Пионерские чтения, проводимые журналом «Русский пионер» в Москве. Какие именно по счету это были чтения, я уже не припомню, ровно как об этом забыли бессменные ведущие Тина Канделаки и Андрей Колесников, назвав их «очередными». Чтения — практически единственное мероприятие, которое я стараюсь посещать регулярно (примерная пионерка, ага). Темой нового номера стала сказка, что в преддверии Нового года и Рождества довольно актуально. Колесников признался, что до сих пор верит в Деда Мороза и его не смогут разубедить даже собственные дети. Кстати, странно, что колумнисты не переоделись в сказочных героев для полного погружения в тему, так сказать. Тине подошел бы костюм лисички!) Как всегда, повеселили колумнисты Маргарита Симоньян с рассказом о своих армянских родственниках, Тина Канделаки с рассказом об армянской свадьбе: «Вы когда-нибудь были на армянской свадьбе? Если не были, то считайте, что вы вообще не знаете, что такое свадьба. Потому что все остальное — это жалкая пародия на свадьбу, а армянская свадьба — это сказка, а не свадьба». Михаил Ефремов рассказал о своих приключениях по питейным заведениям столицы. 155

«Порок начинается в них (заведениях) после двух ночи. А я уже пожилой человек и мне было бы удобнее, чтобы порок расцветал около семи вечера. И по будним дням желательно». Иван Охлобыстин поведал собравшимся трогательную сказку о любви полковника к бизнес-леди. Разочарованием стал Андрей Васильев (хорошо выпивший перед чтениями) со своим рассказом об отдыхе в Форте-де-Марми (в его рассказе чувствовалось отличное знание местных баров и крепких алкогольных напитков), отсутствие поэта Орлуши, чьи стихи неизменно радуют своей остротой и Михаила Прохорова. Этим же вечером стало известно о смерти поэтессы Беллы Ахмадулиной. Виктор Ерофеев под занавес произнес небольшую, но чувственную речь в ее память, завершившуюся минутой молчания. Сказка получилась с грустным концом.

_marsi Вот чему я никогда не огорчалась — так это тому, что никогда не была на чтениях #ruspioner в Куршевеле

delerith21 Хотела купить новый журнал «русский пионер», но купила Оффициель ))) @mashadrokova Прекрасная Симоньян вводит понятие «элитка». Элита великодушно посмеивается над «элиткой» #ruspioner pustoyden Жаль только, что удовольствие от рождественских Пионерских чтений в Куршевеле для таких немногих, что даже самые плодотворные и интересные для ретрансляции чтения всё равно будут тонуть в критике недовольных. Потому что чтения были в Куршевеле).

bizart_495 Уважаемая Тина, а не могли бы Вы, по случаю, попросить Ваших трогательно интеллектуальных коллег намекнуть своим менее утонченным, но более богатым соотечественникам, что всероссийский бордель в Куршевеле после «чтений» — это «нехорошо»? Ну должны же интеллектуальные сливки влиять на менее удачливую в плане раннего воспитания элиту как-то позитивно. Рождественские бл*дки в Куршевеле — это так противно со стороны... Есть же, в конце концов, Сент-Барт. Вот там — сколько угодно! русский пионер №1(19). февраль–март 2011

P.S. Видит Бог, это не про зависть ) P.P.S. Еловые дрова — это, конечно, возможно, но Вы уверены? Они, вообще-то, стреляют по-страшному, а не потрескивают. Мне в куршевельских каминах все больше что-то вроде ольхи встречалась. Но, возможно, у Белой Лошади свои причуды.

Именно зависть и рождает желчь с желанием уязвить.

sober_bober Шале-читальня — интересная мысль)

valtra Слезы по щекам — это только в Кур-

ne_veru_1 Вот ведь как забавно: Канделаки и Колесников из-за «Нереальной политики» пересеклись недавно. Прежде Тина представлялась человеком из светской жизни, а Колесников — серьезным журналистом. теперь же Канделаки всё чаще встречают на благотворительных мероприятиях, в общественной палате, а Колесников стал человеком тусовки. такие метаморфозы бывают в жизни)

шевеле. Россия для слез не годится, здесь ничего, кроме гримас капитализма, не найдешь.

znenf Если бы рыбалка так не успокаивала,

dariyasol Тема зависти, думаю, должна будет тут раскрыться в комментариях) Куршевель вызывает в основном такую эмоцию) а текст про чтения в Куршевеле на сайте забавный.

придушил бы всех.

jokerbuls Андрей Иванович на куршевелях

hunter_111 Уютные там чтения у вас, есть немножко зависти к тем, кто был там) Послушал бы Орлова, да и всех остальных с удовольствием.

vita_colorata А вы, друзья, как ни садитесь, в интеллигенты не годитесь! Съездите отметить Новый год не в отели по 14 лимонов за неделю, как мадам Собчак, а в глухую русскую деревню, где нет ни газа, ни водопровода, ни теплого горшка, и хлеб раз в неделю автолавка привозит, а потом сами себе завидуйте, что не там живете. Может, тогда начнете писать не про «зависть», а про «совесть».

besedina_s Посмотреть бы видео с ваших

tikandelaki Я когда-то писала колонку

чтений, интересно же. Хорошо бы как-нибудь видеозапись посмотреть с пионерских чтений. А может и на тв даже попробовать передачей. Спасибо за колонку, теплее стало)

в журнал «Русский пионер» о Новом годе, который запомнился мне больше всего. Я безумно хотела в подарок латвийских куколок — танцующую пару, мальчика и девочку в красивых костюмчиках. И как сейчас мой Леонтий ждет появления Деда Мороза, так и я ждала его тогда. Но Дед Мороз не пришел. Он не пришел 31 декабря. Первого января он тоже не пришел. В Тбилиси случился праздник для детей — выпал снег. Когда я говорю «выпал снег в Тбилиси», то имею в виду легкую порошу, которая едва прикрыла землю. Но, конечно, все немедленно вытащили на улицу санки, чтобы радостно повозиться в этой грязи, убеждая себя в том, что это настоящий снег. Так вот, я не принимала участия во всеобщем веселье — так я была расстроена тем, что Дед Мороз меня проигнорировал. Он появился второго января. И вся улица услышала крики: «Дед Мороз приехал к Тине!»

сам когда-то был наблюдателем, иронично рассказывающим о бытующих там нравах. А теперь сам стал персонажем, которого пора так описывать) Не знаю, хорошо это или плохо, но определенно Колесникова есть с чем поздравить)

denop.blogspot.com Ох как бы мне хотелось туда попасть)

raincat1 Чёй-то в фразе «Под жаркий треск новогодних еловых дров в камине шалечитальни гости слушали колумнистов «РП» и пили вино» я прочёл — коммунистов «РП». Всё же коммунисты ближе русским пионерам!

taki_tsarevna Что мне очень нравится в статье про Куршевель — в ней нет ни капли яда и желчи, так распространенных в статьях о свете и его времяпровождении. Легкий текст, без негатива, даже скрытого. Может, потому что в нем нет зависти. русский пионер №1(19). февраль–март 2011

156

Я выбежала из дома и действительно увидела черную «Чайку» и выходящего из нее Деда Мороза. Он подарил мне и куколок, и железную дорогу. Он зацеловал меня отклеивающимися усами, которые пахли мандаринами. Это был самый крутой Дед Мороз из всех, кого я когда-либо встречала. Я так хотела, чтобы он все-таки пришел, и не была разочарована. Новый год — это удивительное время, когда концентрацию желаний в воздухе можно буквально почувствовать. За сутки люди загадывают столько, сколько не желают потом еще год. И искренне верят в исполнение желаний. В фильме «Елки» героиня Марии Порошиной прикладывает неимоверное количество усилий, чтобы ее желание сбылось. И оно сбывается, хотя и совсем не так, как она себе это представляла. Мне хочется пожелать всем, чтобы в Новом году всегда были силы идти к своей цели. Чтобы не только желания не кончались, но и желание эти желания исполнять тоже не угасало. С Новым годом, друзья!

orrcus Был на встрече с одним топовым блогером. Вопрос из публики: «А что такое «Русский пионер»? ...Куда я попал....

ajnezh Нет, это невыносимо. Конечно, это все слухи и домыслы, и сомневаюсь, что хоть что-нибудь из вышеперечисленного правда. Но кого ни встречу — разговоры только об «Околоноля». Сегодня стоял на морозе у входа в метро и целый час разговаривал с малознакомой женщиной. И весь час — о Серебренникове. Обменивались сплетнями, проводили теоретические изыскания на тему, как бы просочиться. Говорят, просочиться можно, если ты Должанский, Карась или Давыдова. Говорят, Ковальская посмотрела «Околоноля» еще в декабре — то ли ввиду личной дружбы с Кириллом, то ли из-за статусности издания. Правда, личная дружба с Кириллом еще не повод попасть внутрь. Говорят, многие уже обиделись на него за то, что он их не позвал на премьеру. Позвал только самых близких. Самых-самых близких — и то, утверждается, нелегалами. Нет, ну это ни в какие ворота. У меня не было 157

информации о прогоне в ночь с 14 на 15. Пришел бы, если б знал — но увы. Решил пойти 15 — и в три часа дня выяснил, что спектакль перенесли с десяти вечера на четырнадцать ноль-ноль. Пришел в 16 — и, как и планировалось, был послан лесом. Женщина кричала администратору — вон у вас целая стопка приглашений, они не придут уже, дайте мне одно, жалко, что ли?! Не дал. И мне не дал. Улыбался, смотрел круглыми глазами — по студенческому? — и еще раз улыбался. Это «Околоноля», детка. Гангста фикшн.

mamko_sofki Тут уж, если выражаться языком некой Карась, всех съел Серебренников, без сомнения. Как он обычно и делает. Театр это не кино, тут важна энергетика, и у спектакля она бешеная... Тут даже не суть важно, что это — «Красная Шапочка» или «Околоноля», кто написал, некий Сурков или Достоевский, тут важно лишь одно, кто поставил и кто играет, и чувствуется это с первых минут спектакля, не давая расслабиться ни на секунду... Знаете, может, я приземленно скажу, но около 150 человек, а именно на столько рассчитан зал, многие из них высокопоставленные и знаменитые, 3,5 часа просидели на ужасно неудобных стульях, не отрываясь от действа на сцене. И многие аплодировали стоя. Не автору, а постановщику, артистам, атмосфере, энергетике... @burmatoff хе-хе))) в ленте полуночное соцсоревнование под условным названием «Кому больше понравился Околоноля». Пока ведет Соловьев. За ним Плещева. VRSoloviev Спектакль «Околоноля» идет 3,5 часа. А смотрелся на одном дыхании. И сейчас во мне живет. Всплывают сцены. Захотелось перечитать роман. Настоятельно рекомендую срочно заказывать билеты. «Околоноля» идет в маленьком зале. 170 мест. Три спектакля в месяц. Надо смотреть. Явление.

@oper417 Сегодня много статей о том, что Сурков автор «Околоноля». Как-то не верится. А вы как считаете?

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

ЖУРНАЛ МОЖНО КУПИТЬ

6 номеров (год)

2277,00 руб. ПОДПИСКА НА ЖУРНАЛ Подписка через редакцию по телефону: (495) 981 39 39 по e-mail: podpiska@ruspioner.ru

3 номера (полгода)

1425,60 руб.

*Цена указана с учетом курьерской доставки по Москве и Санкт-Петербургу и доставки почтовых отправлений 1-го класса в регионах РФ *Цена действительна только по России с 01.12.2010 г. Журнал выходит из печати 1 раз в два месяца. 2011 год: февраль-март № 1 (19); апрель-май №2 (20); июнь-июль №3 (21); август-сентябрь №4 (22); октябрь-ноябрь №5 (23); декабрь №6 (24) Любые вопросы по оформлению подписки вы можете задать по e-mail podpiska@ruspioner.ru или по телефону +7 (495) 981 39 39 Дополнительную информацию о возможностях, которые дает подписка, вы найдете на нашем сайте www.ruspioner.ru

Подписка через «Каталог Российской прессы ПОЧТА РОССИИ» в любом почтовом отделении на территории РФ с 01.09.2010 Подписной индекс: 32 771 – годовой 32 770 – полугодовой Подписка через подписные агентства Москва ООО «Интер-Почта-2003» Тел.: +7(495) 500 00 60, Факс: +7 (495) 580 95 80 E-mail: interpochta@interpochta.ru, www.interpochta.ru Санкт-Петербург ООО СЗА «Прессинформ» Тел. +7 (812) 335 97 51; 335 23 05, Факс: +7 (812) 337 16 27 E-mail: press@crp.spb.ru, http://www.pinform.spb.ru/ Агентство «Урал-Пресс»: Абакан, Астрахань, Архангельск, Белгород, Благовещенск, Братск, Брянск, Великий Новгород, Владивосток, Воронеж, Екатеринбург, Иваново, Ижевск, Иркутск, Калуга, Кемерово, Комсомольск-на-Амуре, Краснодар, Красноярск, Курган, Липецк, Мурманск, Нижний Новгород, Нижний Тагил, Новороссийск, Новокузнецк, Новосибирск, Омск, Орел, Пермь, Петрозаводск, Петропавловск-Камчатский, Пятигорск, Ростовна-Дону, Рязань, Смоленск, Сургут, Сыктывкар, Ставрополь, Таганрог, Тверь, Томск, Тюмень, Улан-Удэ, Хабаровск, Ханты-Мансийск, Челябинск, Чита, Ярославль. Тел. центрального офиса (Екатеринбург) +7 (343) 26 26 543 www.ural-press.ru

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

Москва Магазины прессы «Хорошие новости»: а/п Внуково, Домодедово, Шереметьево Сеть мини-маркетов на АЗС ВР АЗС «Тат Нефть», Nefto Agip Гастрономические бутики «Глобус Гурмэ» Торговые центры «Калинка Стокманн», ТД ГУМ, «Твой дом», «Три кита», «Наш дом» Супермаркеты «Азбука вкуса», «Алые паруса», «Бахетле», «Прованс», «Олив’е», «Фея», «Борисовский» Книжные магазины «Республика», МДК на Новом Арбате, ТД Книги Москва, ЛАС-КНИГАС, « Буквоед» Галереи «Люмьер» и «ФотоЛофт» Редакция журнала «Русский пионер»: ст. м. «Курская», Нижний Сусальный пер., д. 5, стр. 19, офис Медиа-Группы «Живи» Санкт-Петербург Магазины прессы «Хорошие новости»: а/п Пулково Магазины прессы «Первая полоса» Магазины прессы «Нева-пресс» Супермаркеты «ОКЕЙ», «Лента», «Лэнд», «Ренлунд», «Супер-Бабилон», «Призма», «Глобус Гурмэ» Книжные магазины «Буквоед», КНИГОМИР, ЛАС-КНИГАС, ЛИТЕРА Архангельск, Северодвинск Книжные магазины КНИГОМИР Владивосток Книжный магазин ЛИТЕРА Волгоград Книжные магазины КНИГОМИР Вологда Книжный магазин КНИГОМИР Горно-Алтайск Книжный магазин КНИГОМИР Екатеринбург Магазины прессы «Хорошие новости»: а/п Кольцово Книжный магазин КНИГОМИР Иваново Книжный магазин КНИГОМИР Иркутск, Тобольск Книжные магазины КНИГОМИР, ЛАС-КНИГАС, ЛИТЕРА Кемерово, Новокузнецк Книжные магазины КНИГОМИР, ЛАС-КНИГАС Кострома Книжный магазин КНИГОМИР

Краснодар, Сочи Супермаркеты «Табрис» Красноярск, Железногорск Книжные магазины КНИГОМИР, ЛАС-КНИГАС Курган Книжные магазины КНИГОМИР Нижний Новгород Книжные магазины КНИГОМИР, ЛАС-КНИГАС Новосибирск, Рубцовск Книжные магазины КНИГОМИР, ЛАС-КНИГАС, ЛИТЕРА Магазины прессы «Сорока» Томск Книжные магазины КНИГОМИР Тюмень, Сургут, Нефтеюганск, Нижневартовск Книжные магазины КНИГОМИР, ЛИТЕРА Улан-Удэ Книжные магазины КНИГОМИР Уфа Книжные магазины КНИГОМИР Хабаровск Книжный магазин КНИГОМИР Челябинск Книжный магазин ЛИТЕРА Череповец Книжный магазин КНИГОМИР Чита Книжные магазины КНИГОМИР, ЛАС-КНИГАС

С ЖУРНАЛОМ МОЖНО ОЗНАКОМИТЬСЯ Отделения «А-Клуб» Альфабанка: Москва, Санкт-Петербург, Екатеринбург, Самара, Новосибирск Автопарк компании «Командир. Такси» Москва: Swissotel «Красные холмы», Космодамианская наб., д. 52/6 Рестораны: Beef bar Moscow, Москва, Пречистенская наб., д. 13, стр. 1 Zолотой, Кутузовский пр-т, д. 5/3 Nabi, М. Афанасьевский пер., д. 4 L’Altro Bosco Caffe, Петровка, д. 10, Петровский Пассаж, вход с ул. Неглинка Bosco Bar, Красная площадь, д. 3 Bosco Cafe, Красная площадь, д. 3 Павильон, Б. Патриарший пер., д. 7 Bistrot, Б. Саввинский пер., д. 12, стр. 2 Osteria Montiroli, Б. Никитская ул., д. 60, стр. 2

158

С ЗАВИСТЬЮ разобрались, проехали. Но рано расслабляться! Давеча дюжие девицы, в чем-то домотканном до пят, дресскодные, румяные во все ланиты, предъявили покаянные свитки с модернизированным перечнем грехов. Для экстренного раскаяния рекомендованы позиции: самопоказ, саможаление, самооправдание, промискуитет, перцепция, ненависть к врагам, миролюбие, осуждение под видом обличения в форме сатиры, юмора и насмехательства, окаянство, обидчивость, нежелание каяться, прострация, гипноз, невосстание на грех, начетничество, приспособленчество, карьеризм, прожектерство, страх смерти, человекоугодие, сакрализация секса, половая неуверенность в себе, напористость, инфантильность, потеря мужского начала у мужчин и женского у женщин, мысленное разжение, духовный сон, астральные выходы, интерес к запретному знанию, бесконтрольность помыслов, празднословие, скептицизм, ирония, левитирование, увлекаемость, пугливость, рвение, вторичное проявление плотолюбия, гортанобесие, любопрение, многоспание… и т.д. Спасибо, сестрицы! Есть еще над чем работать! Вовеки темы для «Русского пионера» не переведутся! Продолжение, стало быть, следует.

orlova

Игорь Мартынов

159

русский пионер №1(19). февраль–март 2011

№1(19). февраль–март 2011

выходит с февраля 2008 года Главный редактор Андрей Колесников Помощник главного редактора Олег Осипов Шеф-редактор Игорь Мартынов Специальный корреспондент Дмитрий Филимонов Специальный корреспондент Николай Фохт Ответственный секретарь Елена Юрьева Арт-директор Павел Павлик Заместитель арт-директора Варвара Полякова Фотодиректор Вита Буйвид Цветоделение Снежанна Сухоцкая Препресс Андрей Коробко Верстка Александр Карманов Корректор Нина Саввина Менеджер по печати Людмила Андреева Генеральный директор Михаил Яструбицкий Заместитель генерального директора по стратегическому маркетингу Павел Директор по маркетингу Анастасия Прохорова Директор по рекламе Наталья Кильдишева Заместитель директора по рекламе Наталья Кирик Директор по дистрибуции Анна Бочкова Офис-менеджер Ольга Дерунова

Парфёнов

Редакция: 105064, Москва, Нижний Сусальный пер., д.5, стр. 19, телефон +7 (495) 504 17 17 Электронный адрес: ruspioner@gmail.com Сайт: www.ruspioner.ru Подписка: телефон: +7 (495) 981 39 39, электронный адрес: podpiska@ruspioner.ru Обложка: Олег Маслов, «Аллегория Зависти», 2011 Авторы номера: Андрей Васильев, Дмитрий Глуховский, Дмитрий Горбунов, Владимир Григорьев, Екатерина Деева, Михаил Довженко, Натан Дубовицкий, Михаил Ефремов, Константин Зырянов, Екатерина Истомина, Тина Канделаки, Максим Лобанов, Игорь Мартынов, Андрей Макаревич, Андрей Орлов (Орлуша), Иван Охлобыстин, Маргарита Симоньян, Ксения Собчак, Дмитрий Филимонов, Николай Фохт, Юрий Щербаков Фотографы: Сергей Борисов, Тимофей Изотов, Наталья Львова, Игорь Мухин, Валерий Нистратов, Orlova, Фил Резников, Василий Шапошников, Дина Щедринская Художники: Инга Аксенова, Варвара Аляй-Акатьева, Анна Всесвятская, Анна Каулина, Павел Пахомов, Маша Сумнина, Сандра Федорина, Александр Ширнин, Иван Языков, «Студия Тимура Бекмамбетова «Базелевс»: Навзар Чагатаев и Валерий Зражевский, Варвара Полякова, Елена Ужинова, Николай Пророков В оформлении журнала использованы работы Ивана Языкова из серии «Книга Букв» Учредитель и издатель: ООО Медиа-Группа «Живи», 105064, Москва, Нижний Сусальный пер., д.5, стр. 19 Тираж 50 000 экз. Отпечатано в типографии ЗАО «Алмаз -Пресс», 123022, Москва, Столярный пер., д.3, корп. 34 Цена свободная Издание зарегистрировано в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций. Свидетельство о регистрации СМИ ПИ № ФС 77-33483 от 16 октября 2008 года Запрещается полное или частичное воспроизведение текстов, фотографий и рисунков без письменного разрешения редакции За соответствие рекламных материалов требованиям законодательства о рекламе несет ответственность рекламодатель