RusPioner #40

Page 1

№7(40) октябрь №6(39) сентябрь2013 2013

музыка внутри








orlova

Цирк никуда не уехал.

русский пионер №7(40). октябрь 2013

Андрей Колесников

6



Клятва главного редактора стр. 6 первая четверть Урок правды. Я — Бонифаций. Амаяк Акопян про себя, леди Диану и Муаммара Каддафи стр. 16 Урок уроков. Але-оп! Диана Арбенина о том, как сильно любит жить стр. 20

Урок труда. Обаяние и наказание. Вячеслав Полунин об изысканной наивности цирка стр. 22 Прогул уроков. Я Путина видел. Майкл Макфол про свои встречи с Владимиром Путиным и Игорем Сечиным стр. 24 Урок русского. Цирковая. Ксения Собчак про цирк ее жизни стр. 26 Урок танцев. Танцы в «Мадонне». Екатерина Истомина про свой балетный фурор стр. 28 вторая четверть Пионер-герой. Фабрика змей. Обозреватель «РП» в зоопарке стр. 32 Следопыт. Одного пола ягоды. Наш корреспондент исследует основы гомосексуализма России стр. 38

русский пионер №7(40). октябрь 2013

8



третья четверть Диктант. Воцирковленные. В тему номера стр. 46 Собеседование. Человечки. Обозреватель «РП» в цирке для хулиганов стр. 48 Дневник наблюдений. Венецианское

койко-место. Фотодиректор «РП» узнала, что такое кризис стр. 54

Урок поэзии. Поэт Орлуша честно

признается: кто в цирке был, тот в цирке не смеется. Стихи Андрея Орлова (Орлуши) стр. 60 Сочинение. Канатоходец. Рассказ Майка Гелприна стр. 64 Комикс Андрея Бильжо стр. 71 четвертая четверть Урок мужества. Осень жаль. Обозреватель «РП» в меланхолии стр. 76 Урок географии. Ветер трудного дня. Отдых под дулами стр. 80 Рассказ продолжается. Дядя-цирк. Рассказ Марины Степновой стр. 88

русский пионер №7(40). октябрь 2013

10



группа продленного дня Правофланговый. Двенадцать с половиной. Андрей Макаревич о том, как он завис в цирковой общаге стр. 96 Звеньевой. Все детство на манеже. Юрий Дуров о 150-летней династии стр. 98 Завуч. Неподдельное. Эдгард Запашный о том, что не надо очеловечивать животных стр. 100 Пионервожатый. Несчастный случай. Виктор Ерофеев говорит с президентом стр. 104 Отличник. Зависший. Марк Гарбер про Яна и Алию стр. 106 Знаменосец. Ни о чем не бойся. Тигран Кеосаян про дядю Армена стр. 108 Запевала. Звери, вы люди! Андрей Бильжо о черепахе, попугае, рыбках и родне стр. 114 Завхоз. Куда отъехал цирк. Сергей Кочуров про разборку с шапито стр. 116 Подшефный. Цирковный трепет. Никита Колесников про карликов, от которых пахнет капустой стр. 118 Подшефный. Стихи Владимира Шодика стр. 120 Горнист. Зина и Дина. Вита Буйвид пьет в месте, которое несовместимо с алкоголем стр. 122 Внеклассное чтение. 2 ноября, пятница. Детектив Петра Фадеева стр. 124 Урок правды шеф-редактора. Подведение итогов стр. 127 русский пионер №7(40). октябрь 2013

12




Урок правды. Я — Бонифаций. Амаяк Акопян про себя, леди Диану и Муаммара Каддафи. Урок уроков. Але-оп! Диана Арбенина о том, как сильно любит жить. Урок труда. Обаяние и наказание. Вячеслав Полунин об изысканной наивности цирка. Прогул уроков. Я Путина видел. Майкл Макфол про свои встречи с Владимиром Путиным и Игорем Сечиным. Урок русского. Цирковая. Ксения Собчак про цирк ее жизни. Урок танцев. Танцы в «Мадонне». Екатерина Истомина про свой балетный фурор.

русский пионер №1(13). февраль–март 2010

15


итар-тасс

текст: амаяк акопян рисунки: анна всесвятская

О том, в чем состоит сходство «артисталицедея в жанре иллюзий-манипуляций» (как он сам себя называет) Амаяка Акопяна и героя культового советского мультфильма, читатель «РП» узнает здесь и сейчас. Но главное, о том, почему фокусник — обидное слово.

русский пионер №7(40). октябрь 2013

НЕТ ТАКОЙ ПРОФЕССИИ — фокусник. Есть такая профессия — актер, артист, поэтому для меня как актера и артиста слово «фокусник» — обидное и не очень правильное. Фокусники у нас встречаются среди олигархов, депутатов, банкиров и работников торговли. Я — актер-лицедей, владеющий жанром иллюзий-манипуляций. Я живу в этой профессии с рождения. До того как я появился на свет божий, мой папа заказал по собственному эскизу своему знакомому плотнику-бутафору кроватку и дал ему аванс. А он, как нормальный творческий человек, этот аванс с друзьями прогулял и вовремя кроватку не изготовил. Поэтому когда меня привезли из роддома на Трубную, дом 20, где моя мама и бабушка до войны, всю войну и после войны жили, то я спал в папином волшебном ящике-ларце. Это была моя купелька. Во время войны папа выступал с фронтовыми бригадами и показывал трюки. Возить по фронтам специальное оборудование, чтобы распиливать женщину, было невозможно. А ящики, кастрюли, где появлялись и исчезали разные предметы,

он таскал чемоданами на себе. И у него был известный всем трюк: он показывал публике волшебный ларец, где ничего не было, потом накрывал его волшебным платком, произносил волшебные мантрические заклинания «За Сталина! За Родину!», сдергивал платок, и там появлялись нужные предметы — картошка, рюмка водки, ленты, платки. Когда я родился, из этого ящика сделали для меня кроватку. Нахлынувшие родственники, которые очень хотели увидеть будущего волшебника, приходили в наш дом в большом количестве. А папа же не мог без фокуса, без трюка, без подарка, без фейерверка. Заглянув в этот ящик-купельку, родственники не обнаруживали новорожденного юного волшебника, но в нужный момент отец накидывал платок, произносил волшебную фразу «Любимая жена, любимая Лялечка!», сдергивал, и появлялся ваш покорный слуга, маленький, крошечный, 3 килограмма 700 граммов. Конечно, моя судьба была предопределена. Всем детям давали погремушку, соску, мягкие игрушки, а мне давали в руки картишки. Папа придумал эффектный трюк с развязкой — он давал колоду карт зрителям-родственникам:

16


— Любую карту возьмите, пожалуйста. Запомните ее. Потом эту карту надо было разорвать и сжечь. А потом командовал: — Ну-ка, сыночек! Ну-ка, Амаячек! Покажи нам, какую карту запомнили, разорвали и сейчас она воскреснет. Я поднимал ногу, а у меня в пальцах была зажата именно эта карта. Должен признать, что в детстве во мне боролись две страсти — быть лицедеем и актером и желание быть художником. Мое детство прошло в мастерской замечательного художника Владимира Серова. Прошу не путать с Валентином Серовым. Валентин написал «Девочку с персиками», а Владимир Александ­ рович написал хрестоматийное произведение «Ходоки у Ленина». Этот человек был мне очень дорог, я учился с его дочкой в одном классе. Я изрисовывал все парты; приходили мои товарищи и давали учебник, чтобы я над ним поизмывался в полном смысле этого слова. Я дорисовывал персонажей, я придумывал какие-то истории, поэтому у меня Ленин ходил то в тельняшке и бескозырке, то в кепке и кольчуге, а порой он был больше

17

похож на одного из битлов — любимого мною «Джона Ленина» — в очочках. За свои карикатуры, точнее, стилизованные портреты мне приходилось отчитываться в школе. Я никогда не занимал в школе первые места на слетах пионеров, рассказывающих стихи, я выходил на сцену и читал Корнея Ивановича Чуковского «Муха-цокотуха», показывал пантомимы, фокусы, а зал просто покатывался от смеха. Педагоги же никогда в жизни не давали мне призового места. Первые места занимали стихотворения о Ленине, о Крупской. Вы не представляете, какое это потрясение для ребенка: я же вижу восторженные глаза зрителей. Вот почему был такой протест к школе. Я даже резал пионерский галстук. Я поспорил на три бутылки лимонада «Буратино» и три эскимо на палочке, что я войду к директору школы в кабинет, демонстративно сниму с себя галстук, разрежу его пополам, а потом он срастется по моей команде. И вот открывается дверь, и пионер входит в кабинет, где висят портреты Ленина, Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Рядом с директором сидит учитель русского языка и литературы, который жутко меня не любит, потому что я все время шутил и фокусничал. Ну как может педагог сказать такую фразу:

— Акопян, ты пойми, ты это произведение должен впитать с молоком своего учителя! — А если оно скисло? — отвечал я. Как говорил великий Шопенгауэр, капец! Так вот, захожу я в кабинет и со словами «К первому мая новый фокус!» разрезаю галстук. Они просто ошалели, у них был шок: вскочили, схватили меня и вынесли буквально из кабинета со словами: «Ты забыл, что такое пионерский галстук? Ты забыл великие слова? Как повяжешь галстук, береги его, он ведь с нашим знаменем цвета одного». Я знал другой вариант: «Он же с нашим портвейном цвета одного». Так шутил зашибавший все время завхоз дядя Коля, который жил на первом школьном этаже. Они, не дождавшись счастливой репризы, отправили меня за родителями. А родители все время на гастролях были, бабушка приходила отдуваться. А потом на торжественной утренней линейке с меня демонстративно сняли галстук. Пионервожатая сказала мне все, что обо мне думала: — Что ты можешь сказать в свое оправдание? Я, еще не расплакавшись, достал из одного рукава галстук, из второго, из всех карманов

русский пионер №7(40). октябрь 2013


стал доставать пионерские галстуки. Зарядку себе сделал: знал же, куда иду. Но где-то на периферии сознания была мысль, что кто-нибудь заступится. Однако никто так и не заступился. Потом мой папа ходил в районо и объяснял: — Директор не понял, это же трюк, фокус, который был подготовлен специально к празднику 1 мая. А педагоги не подождали, чтобы увидеть счастливую развязку. Конечно, с пионерским галстуком нехорошо делать фокусы, мы с ним проведем серьезный разговор. Мне, конечно, вернули мой пионерский галстук, который мне потом уже был совершенно не дорог. Они отбили всякую охоту гордиться великим Лениным. Чтобы отомстить, я пришел в школу с пачкой сигарет «Мальборо». Это были 60-е годы. Люди вообще не знали, что есть такие американские сигареты. Те, кто с американцами братался в 1945-м, те знали. Но мое поколение никогда их в глаза не видело. А тут мальчик, школьник, пионер приносит в школу «Мальборо» и демонстративно на переменке всем показывает. Прибегают учителя, завуч, берут меня в кольцо, а я только этого и жду, потому что я ж не просто так принес. Я же пришел отомстить за свои горькие слезы. Ведь многие педагоги не умеют отличать: вот этот мальчик или девочка — наглый враль, а этот — фантазер. — Ты что? Куришь? Американские сигареты? А я говорю: — А где вы видели американские сигареты? — и одним движением руки превращаю пачку сигарет в простую пустую коробочку. Меня сопроводили для приватной беседы в кабинет завуча. — Сними пиджак, сними рубашку. До трусов и майки меня раздели и не могли найти пачку сигарет. Потом к стукачам обратились, которые есть в любой школе. Как говорил мой покойный папа, царство ему небесное: — Сынок, есть такая профессия — предатель. Везде. Во все времена, во все эпохи. Они вели переговоры со стукачами, но мой папа так ловко придумал трюк, что невозможно было найти эту пачку сигарет. Поэтому я был вынужден каждый раз уходить из школы после таких случаев. Была пятая школа с английским уклоном, потом была математи-

русский пионер №7(40). октябрь 2013

ческая — всю жизнь математика сушила мне сердце, я не понимал, зачем я там. Но большую часть трюков я показывал именно в ней. Суриковская школа. Всего около пяти школ я сменил. Теперь во всех висят мои портреты. Несмотря на проблемы с учителями, я был любимцем одноклассников: это было время долго не остывающих восторгов и непрекращающихся оваций. Акопян сорвет любой экзамен, контрольную как нечего делать. Со шпаргалками все было просто: ну что там придумывать. Бабушка часто говорила: «Запишите себе на манжете». Есть такая фраза. Я подумал, как это здорово, и сделал из белого картона вставные манжеты, бутафорские. У меня их была целая пачка. В нужный момент я их доставал, подменивал и списывал. Ко мне приходила на консультации вся школа. Амаяк Акопян фокусы не показывает. Трюки демонстрируют его персонажи. Это существенная разница: для меня всегда было важно найти образ, создать маску. В 80-м году, поступив на работу в Москонцерт, я стал валютным артистом. «Танцующий иллюзионист» — с этим номером меня отправляли за рубеж, чтобы я зарабатывал родине деньги. Я гастролировал в 65 странах. Я зарабатывал родине валюту и всю ее до копеечки отдавал: таковы были условия игры. Я — счастливый человек: мне аплодировали многие известные люди. Я сейчас не говорю про ЦК партии, Леонида Брежнева, все политбюро. Я выступал перед принцессой тайской, перед Муаммаром Каддафи, королем Хуаном Карлосом, принцессой Дианой. До ее гибели мои друзья-французы в Париже попросили меня: — Вы не могли бы просто подойти? В ресторане за столиком сидели Диана и аль-Файед. — Да как можно отказать самой красивой женщине? — ответил я. — Умной, обаятельной, самой модной? Ее же обожали люди. Она была эффектной во всех отношениях. Аль-Файед оказался очень внимательным; когда я ему показывал карточные фокусы, он не скрывал своих эмоций. Диана реагировала сдержанно, покоролевски, но все равно не могла сдержать своего восторга, когда я брал у аль-Файеда его красивый, надо полагать не самый дешевый, шарф и сигаретой прожигал насквозь.

И после этого у них на глазах исчезала сигарета и не было никакой дыры. Муаммар Каддафи громче всего реагировал на фокусы с деньгами, бил себя по коленке и кричал: — Шайтан, шайтан! У меня есть такой трюк, когда я сжигаю карты и появляется большой куст денег. Трюки с деньгами всегда вызывают огромный успех у любой аудитории. Когда на глазах я рву купюру 100 долларов и вдруг она у меня реанимируется или превращается в советские деньги. Я — счастливый человек: меня всю жизнь окружали талантливые актеры и режиссеры. С детства в нашем хлебосольном доме и на даче собирались великие люди: от маршала Баграмяна, с которым мы соседствовали, до Фантомаса — Жана Маре. Мария Владимировна Миронова, мама великого Андрея Миронова, приезжала к нам в гости, Борис Бабочкин, сыгравший Чапаева, жил недалеко от нашего дома, дружил с отцом, гаражи рядом были. Рину Зеленую я знаю с детства, потому что ездил на гастроли со своими родителями. Первый раз я поехал в шесть лет, и Рина Зеленая со мной резалась в картишки за кулисами и все время проигрывала. В дурачка играли. — Он из меня дурочку делает все время, — возмущалась Рина Зеленая. — Мальчик вырастет — будет шулером. — Этого не может быть, — отвечал папа. — Из рукава мы ничего никогда не достаем. Это слухи и выдумки зрителей. Кто в здравом уме сядет с Амаяком Акопяном играть в карты? После того как я снялся в фильме «Воры в законе», где я играю кукольника-мерзавца, раздавались звонки. Звонили люди и баритоном спрашивали: — Амаяк Арутюнович, не хотите с нами поработать? — В каком смысле? — Вашими руками да с нашими наперстками. И вы будете самым богатым человеком на планете. Работаем полтора года, а потом вы отдыхаете. — Где-нибудь на Соловках? — Вы шутите? — Это вы, наверно, шутите, — отвечаю я. — Кто согласится играть, да еще на деньги, с Амаяком Акопяном? Мне как минимум нужно сделать пластическую операцию.

18


— Так мы вам и сделаем. Со словами «Истинное искусство не продается» я вешал трубку. У Киевского вокзала ко мне подошли два человека и стали рассказывать, что они барсеточники, это их точка. — Амаяк Арутюнович, нам такой гуру, как вы, очень нужен. У нас на зоне вас очень уважают, вы в авторитете. — Спасибо, мне это очень лестно. — Мы фильм «Воры в законе» на зоне смот­ рели по пять раз в день. — Да что вы? Для меня это большая честь, — говорю я. — Не хотели бы взять двух мальчиков на воспитание? — Чему я их могу научить? — Наши ребята очень хотели бы, чтобы вы передали кое-какое мастерство. Мы готовы платить по пятьдесят тысяч долларов за лицо. В этой жизни мой отец и мои родные меня другому учили. Целое поколение выросло на моих детских передачах. Многие подходят и говорят: «Спасибо за наше счастливое детство». Но есть и другая категория людей — подходят раз до ста в день: — Ну покажите фокус. Ну че вы, ребенку фокус не можете показать? Че вам, жалко, что ли? Вот это моя судьба — судьба Бонифация. Мой любимый мультик — «Каникулы Бонифация». Лев приезжал в родную Африку, и вместо

19

того, чтобы отдохнуть от цирка и представлений, от фейерверка и постоянного праздника, он сталкивался с тем, что дети просят показать его трюки. Все мои хорошие друзья и знакомые постоянно приглашают меня к себе в гости, на свадьбы, на дни рождения, чтобы я их всех веселил. И я ловлю себя постоянно на мысли, что я работаю, а не отдыхаю. Да, я Бонифаций, но сегодня мне очень тяжело дается общение, я веду замкнутый, келейный образ жизни. Но другого выхода нет: у меня нет возможности генерировать энергию. Объездив весь мир, заработал если не апатию, то желание сэкономить энергию для будущего броска. Я мечтаю создать детский театр чудес и волшебства Амаяка Акопяна в Москве. Но пока у меня не получается. Не так давно одни добрые люди решили помочь. Они коммерсанты, которым очень понравилась моя идея. Они хотели бренд Амаяка Акопяна взять с потрохами. Да возьмите, пожалуйста, всего меня, мой опыт, я с удовольствием его отдам бесплатно. Ради детей я готов на все! Но меня, что называется, кинули: им предложили другой проект, другой бизнес строить. И они отказались от моей идеи, от моего театра. Год мы работали над этим проектом, я распустил свою прежнюю труппу... Как быть, что делать? Где мне выступать? В ресторанах и кабаках? Я не могу… Я попробовал, но это жуткое унижение: для меня.

У меня много знакомых коллег среди западных иллюзионистов. Главное отличие: в нашей стране было больше актеров-иллюзионистов. На Западе же в основном нажимали на шоу — большое, грандиозное, с шикарными визуальными эффектами. Я работал в ЛасВегасе у Зигфрида и Роя. У них было лучшее иллюзионное шоу в Америке. У них, например, исчезал огромный слон. Они его выводили, буквально на секунду тушили свет, хотя даже не тушили, а просто делали вспышки света, которые помогали замаскировать его исчезновение. Потом из-за кулисы выводили дублера — слона в таком же одеянии. Трюк строился на том, что люк в полу в нужный момент открывался и слон туда летел в огромное пространство в сетку размером как для КингКонга. И еще были страхующие перины. Все западные трюки строятся на технологиях. Про Копперфильда даже и говорить нечего: все его трюки сделаны под монтаж, они же телевизионные. Когда исчезает статуя Свободы, это же дураку понятно, как происходит. Это элементарный телевизионный монтаж. Хотели заработать большие деньги на этом проекте. Не знаю, почему они выбрали именно этого исполнителя на роль Копперфильда. В дополнение к телевизионным трюкам продюсерам шоу был необходим иллюзионист, который может показать хотя бы фокус с картами. Зигфриду и Рою предлагали, но они к тому моменту были уже известными. Америка — это же страна Микки-Маусов. Взяли обезьянку, на которую нахлобучили шутовской колпак, в одну руку — бубен, в другую — волшебную палочку. Потом возили ее по миру и говорили, что она творит чудеса. Ведь до сих пор есть люди, которые верят в исчезновение статуи Свободы. Все, что Копперфильд делает на сцене, могут даже люди с улицы, не говоря уж о цирковых артистах. Он показывает распиливание! Так уже триста лет распиливают, даже стыдно говорить об этом. В огромную клетку влезает ассистентка, зашторивают ее, поднимают под купол, открывают шторки, а там лев. Этот трюк демонстрировали многие иллюзионисты, и уже давно. Это классика жанра. Но для людей бизнеса главное — реклама, поэтому шоу Копперфильда вкладывает в это огромные деньги. Они умеют продавать воздух: они его красиво упаковывают и выдают за чудо.

русский пионер №7(40). октябрь 2013


саша мановцева

текст: диана арбенина рисунок: павел пахомов

Певица и музыкант Диана Арбенина продолжает свое выступление в «Русском пионере». И что тут скажешь? Просто песня.

русский пионер №7(40). октябрь 2013

АЛЕ-ОП! и моя мама бросает моего папу! миллиарды звезд сходят с ума, и меняется генетический код поколений. моя судьба — расти с папой в одном доме и ходить с ним за руку в школу и в кино — сметена ураганом. мое общение с человеком, давшим мне жизнь, сведено к нулю. я радуюсь, я ликую, я — первоклашка с новой жизнью впереди! мне никто не объясняет, что я становлюсь сиротой. Бог занят иным. ура! ура! ура! вперед! вперед! вперед! але-оп! и мы начинаем скитаться по чукотским поселкам. впереди чудеса! рождается брат! я лишаюсь девственности, как последняя дура, случайно и влюбленная в другого. постоянно чувствуя себя чужеродно в любой проходящей по моему бедру школе, я — серая, нет — белая, нет — оранжевая ворона. учитель физкультуры лапает нас, когда мы прыгаем через козла. мы гневно возмущаемся. втайне нам это нравится. впереди чудеса! ура! ура! вперед! вперед! але-оп! на арене появляется музыка. она входит и, разумеется, в какой-то момент выходит — я начинаю писать песни. я стесняюсь. я рожаю песни, прячась за шкафом. я лежу на полу, а гитара лежит на моих ребрах. тела нет. я вешу 43 кг, и кроме моего оголтелого пубертатного

одиночества у меня нет ничего. ничего. даже любви нет, и за спиной аборт. мама не знает до сих пор. про это молчим, ребята. але-оп! я вожу брата в детский сад. утренний штурм автобуса на остановке «мясокомбинатхлебозавод». как-то раз атакуя автобус, я произношу громко слово «маневр», и вдруг меня начинают уважать те, кто пихал секунду назад, — чудеса русского менталитета. нас пропускают в заиндевевшее нутро автобуса. морозом стынут глазные яблочки, становятся светло-зеленого цвета. мы ползем по трассе. я прижимаю к себе Антошу за воротник крытика (чукотско-советский национальный наряд), и около нас в автобусе неожиданно умирает дяденька. нас высаживают. мы долго идем пешком, но мне уже не холодно, а Антон все рассказывает и рассказывает один и тот же анекдот про Чебурашку. и мы в ту пору близки, как никогда больше не будем, — 5-летний мальчик и 17-летняя девочка. неформальное ура, господа. але-оп! я курю траву и перестаю учиться. меня сбивает машина. я влюбляюсь в маминого коллегу. он женат. я пишу песню рубеж. я уверена, он знает, почему я уезжаю и бросаю университет. почему я краснею и не могу есть, когда мы

20


с ним в одной редакции, — он тоже знает. про то, что я начинаю падать в обмороки, и родители ведут меня проверять голову после лобового столкновения со скорой, и там ничего, кроме вмятины, не находят, — он тоже знает. он знает также, что я самая преданная ему девушка на Земле. я могу любые трюки ради него. и вверх, и вниз. и все без лонжи, и все под куполом цирка. он тоже знает. ура! но беда в том, что на самом деле он ни черта не знает и ни о чем вообще не догадывается. он гладит меня по голове — ура, ура, ура — и у меня становятся горячими трусики. и вполне естественно, что я падаю в обмороки, и зачем он так близко наклоняется ко мне — я не хочу, хочу, не хочу, хочу, не хочу, хочу, я ревную, и он идет домой к жене. меня спасает Питер. але-оп! в конце концов меня спас Питер. в нем полно и акробатов, и клоунов, и гимнастов. в нем ручные бывшие дикими звери, и обмелевшие моржи, и грустные слоны с пыльными ушами, и затрапезные жонглеры, и одетые в человеческое обезумевшие от шизофрении мартышки, и тигры с желтыми зубами, и никому нет дела до пантеры с хлыстом вместо позвоночника. и этот запах! этот восхитительный болотнопасмурный запах вечно недовольных, прекрасных, на бровях висящих облаков. в Питере есть мосты, с которых можно прыгать — клевый трюк под куполом неба, кстати. в Питере есть театры, и есть Ленсовета, и Петроградка, и жил Пушкин — главный фокусник России. фокуспокус с Дантесом ему откровенно удался, и никому до сих пор не переплюнуть. ура! а главное, в Питере есть ЦЫРК! я пришла туда однажды. оделась парадно — не помню во что, кроме красных вязаных гетр вровень коленке. и села где-то на верхотуре. приготовилась преодолеть в себе комплекс детства. и через минуту уже ревела, глядя на арену. мне жалко. жалко всех, кто там внизу. я не понимаю, как можно любить цирк. любить арену, на которой каждую секунду происходит коитус со смертью или насилие над животными. Иосиф Бродский в «Рабочей Азбуке» на букву Ц: кто, смеясь и хохоча, лезет в пасть к зверюге? мы глядим на циркача и дрожим в испуге. я не понимаю, зачем все это. зачем смеясь и хохоча. зачем вообще лезть. зачем нужна пасть этой самой зверюге, если зверюга ее

21

не использует по назначению, как того хотела природа. а зачем глядеть на это, не понимаю особо. мне понятен только наш первородный по этому поводу страх. помилуй Боже, с обеих сторон затея нелепа. тигру намного естественней откусить эту окаянную голову, а не лизнуть ее меланхолически-обдолбанно. а дрессировщику не может не приходить вопрос: где тигру лучше — с ним или в джунглях. я не могу притворяться. ай кэнт претенд. оставьте меня в покое. мне не смешно в цирке и всех жалко, включая дядечку-конферансье за то, что он красит волосы в грязно-коричневый. и вот так в тесной крови вязаных гетровых чулок я сидела и умирала от отчаяния. а когда на арену вышли клоуны, буквально захлебнулась слезами, и на меня с удивлением посмотрели. гримасы улыбок и дуги печали вместо бровей. картофельное красное месиво там, где живет нос. и мешки одежд, и кувалды шуток. искаженный нечеловеческий голос. и главное — дебильный расплескивающийся взбрызг тарелок и барабанная дробь после каждой неловкости, как зачет — еще одно очко заработал. шар в лузу. интересно, кто-нибудь из них понял однажды, что их любят за то, что они выходят на арену умирать? они выходят на арену умирать, и всем смешно. наверное, это смешно, раз смеются стадА. из клоунов спасся только Полунин. ему удалось воспарить над нами, предварительно разметав свое сердце по арене и по лицам тех, кто пришел наблюдать над его невозможностью быть таким, как все. Полунин — небожитель.

але-оп! однако нам весело в цирке, и давайте радоваться! мы — белые, нет — серые, нет — оранжевые вороны. мы — обглоданные звери, несмешные трюкачи, клоуны-камикадзе, и карлсон, который живет на крыше, тоже с нами. мы все в цирке. в игре. в балансировании на грани. в полете. в падении. в ежедневном одухотворенном сальто-мортале. и по кругу, по кругу, по кругу… знаете, я стала чувствовать, как из меня уходит моя жизнь. я так сильно люблю жить. люблю каждое утро, и отводить детей в садик, и чай ти латте ту гоу на обратном пути. мне будет очень тяжело со всем этим прощаться. я ведь тоже клоун, и это цирк, да. все это цирк. временное представление с неизбежностью отдать номерок и получить пальто. мне так смешно, когда я слышу — мое время дорого стоит. какая глупость! наше время нам не принадлежит. иначе мы могли бы им управлять. и его по-настоящему ценить. а оно нам на халяву, и очевидно, что из этого выходит. и поэтому все, что мы можем, — водить наших детей в цирк и притворяться, что нам это радостно. и ждать, когда закончится второе действие. и хорошо, если детям нравится. но моя дочь в конце представления, насмотревшись на зверей, на летающих людей и проглотив ломания клоунов, моя дочь как-то повернулась ко мне и громко прошептала: «мама! пойдем домой! клоун, наверное, сегодня уже не придет». але-оп!

русский пионер №7(40). октябрь 2013


владимир мишуков

текст: вячеслав полунин рисунок: маша сумнина

Номер, посвященный цирку, категорически не мог обойтись без колонки Вячеслава Полунина — мима, лицедея, «Асисяя». А колонка Вячеслава Полунина про цирк не могла быть не такой наивной, доброй, «снежной», какой она получилась. Мы ведь чего-то такого и ждем — не только от колонки Вячеслава Полунина, но вообще от цирка.

русский пионер №7(40). октябрь 2013

ЦИРК — это что-то из детства, что-то волшебное, что-то прекрасное. Чудеса, аж дух захватывает! Яркий луч света, а в нем какая-то небывалая красота, неподражаемая смелость. Грациозные и изящные женщины, сильные и ничего не боящиеся мужчины, дружелюбные хищники и послушные горделивые скакуны… Словом, все то, что хочется видеть в жизни и что так редко удается в ней встретить… Здесь все исполнено великолепия, что зиждется на высочайшем мастерстве, спрятанном под покровом простоты и наивности. Эта простота и объединяет зрителей цирка — молодых и старых, высоколобых и совсем неискушенных. В этой простоте его, цирка, обаяние, но и наказание, потому что каждый норовит о нем судить — ведь здесь все так просто! Цирк — это всегда чудеса и всегда радость. Он создан ради этих двух слов, ради неподдельного ощущения себя ребенком. Именно такой цирк я люблю. И такой цирк хочу делать. Но надо найти правильный язык, на котором готовы разговаривать о чудесах и стар

и млад. Язык этот меняется со временем. На него влияет вся мировая культура. Не может один вид искусства оставаться в одном времени, когда все остальные «убежали» в другое. Если современный театр знавал спектакли Мейерхольда, Гротовского, Кантера, Пины Бауш и Роберта Вильсона, а живопись преломляла действительность под кистью Пикассо и Миро, Дали и Эрнста; если мы пережили воздействие скальпеля постмодернизма и научились разбираться в оттенках черноты современной литературы, то почему же мы думаем, что цирк может и должен оставаться таким же, каким он был десять, двадцать, сорок, шестьдесят лет назад? Я уверен, что наивность цирка может быть современной, поэтичной, глубокой, изысканной, если суметь найти правильную интонацию. Русский цирк славился не только своей техникой, но и душевностью, поэтичностью. И к этой традиции хочется вернуться. При этом сюда должны прийти современные дизайнеры, хореографы, композиторы. Хочется, оставляя цирковые жанры основой выразительности, соединить в едином

22


синтетическом зрелище самые разные виды искусств — акробатику и оперу, клоунаду и симфоническое искусство, полеты и живопись, дрессуру и балет… По-настоящему дать новое дыхание прекрасному искусству цирка можно только в атмосфере творческого поиска. А потому я хотел бы, чтобы «Цирк Чинизелли» в СанктПетербурге (так он прежде назывался) стал настоящей лабораторией, школой, тем созидательным центром, который позволял бы артистам, вдохновленным лучшими достижениями отечественного и мирового цирка, наметить новые пути развития и достичь новых высот.

23

русский пионер №7(40). октябрь 2013


orlova

текст: майкл макфол

Посол США в России Майкл Макфол в колонке для «Русского пионера» честно признается, за что любит Москву. Он, правда, не признается, за что он ее не любит, но это примерно понятно и так. За то же, за что и мы.

русский пионер №7(40). октябрь 2013

Я ЗНАЛ Москву советскую, я знаю Москву современную. И у меня нет ностальгии по тем временам. Россияне сейчас гораздо более состоятельные, чем это было в 80-е годы. Это особенно очевидно в Москве, но наблюдается и в других городах. Я много путешествовал по России, как стал послом США, и могу это утверждать. Когда я жил здесь как студент, я стоял в очередях за самыми основными продуктами и подпрыгивал в очереди, чтобы рассмотреть, что продают, а потом спрашивал людей, что они купили (мне очень живо запомнилось, когда я покупал бананы у уличного торговца в 1985 году). Также я помню, как стоял больше часа на морозе, а потом дал взятку швейцару, после чего наконец-то смог присесть в пиццерии, чтобы съесть плохую пиццу и выпить фанты. Хотя ностальгия, наверно, есть — по свободным московским улицам. Как и всех, больше всего в Москве меня расстраивает трафик. Поскольку я — посол США в России, сейчас у меня больше ограничений, связанных с требованиями безопасности, чем тогда, когда я был студентом, так что обычно мне приходится ехать на машине вместо прогулки или поездки на метро. В результате

я теряю уйму времени каждый день вместо того, чтобы взаимодействовать с россиянами. Но если бы мне предложили установить мигалку, я бы сказал «нет»: я подожду вместе с остальными москвичами. Некоторые вещи, однако, не изменились за это время. Мне особенно нравится русская традиция произнесения тостов. Люди используют эту возможность для того, чтобы сделать глубокие, философские суждения о жизни или искренне высказаться о друзьях. Если бы я мог перенести одну русскую традицию в Соединенные Штаты, я бы выбрал именно эту. Также мне нравится, что россияне не боятся мыслить масштабно. Это общая черта американцев и русских. Также я восхищаюсь российским восприятием культуры. Мой отец был профессиональным музыкантом, так что я находился в окружении творческих людей всю свою жизнь. Любовь россиян к искусству очень близка мне. У меня была возможность организовать несколько выступлений американских музыкантов. Будь то джаз, кантри или классическая музыка — российские слушатели всегда показывают искреннее уважение к артистам и глубокое понимание культуры в целом.

24


Я первый посол Соединенных Штатов в России, который общается с людьми через Твиттер (следите за мной на @McFaul!), Facebook и в моем блоге на Live Journal. Сейчас у меня уже более 50 000 подписчиков в Твиттере и 12 000 «друзей» и подписчиков на Facebook, так что я могу напрямую общаться со множеством россиян каждый день, или, если быть более точным, каждую ночь, так как обычно я захожу в социальные сети вечером. Честно говоря, иногда я сталкиваюсь с негативной реакцией по отношению ко мне и моей стране в этих социальных сетях, включая агрессивные угрозы и грубые слова. (Часто я прошу русских друзей перевести нецензурные выражения, так как их нет в моем лексиконе и словарях!) Тем не менее подавляющее большинство виртуальных сообщений, обращенных в мою сторону, являются позитивными и конструктивными. И даже когда я сталкиваюсь с людьми, которые не согласны с политикой моего государства, я понимаю, диалог — будь он с глазу на глаз или виртуальный — может, по крайней мере, помочь нам понять друг друга. Мой интерес к России — со школьной скамьи. Когда я учился в средней школе Боземана, штат Монтана, в 1979—1980 годах, я ходил в дискуссионный клуб. В тот год темой дискуссий была торговая политика США. Как участник дебатов, я должен был обсудить политическое предложение, которое бы улучшило торговую политику США. Мы с моим партнером по дебатам обсуждали дело об отмене поправки Джексона—Вэника к Закону о торговле 1974 года, что привело бы к улучшению торговли между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Именно благодаря этому опыту я впервые заинтересовался Россией. Удивительно, но спустя три десятилетия я был частью команды в администрации Обамы, которая работала с Конгрессом США над окончательной аннуляцией поправки Джексона—Вэника. Узнав больше о холодной войне в средней школе, я убедился, что взаимодействие между обществами наших стран поможет снизить напряжение между нашими правительствами. Поэтому осенью 1981 года я поступил в Стэнфордский университет на факультет международных отношений и на курс русского языка. Спустя пару лет я отправился в первое путешествие за границу не в Париж или Лондон,

25

а в Ленинград. Моя мама думала, что я сошел с ума. Как житель Монтаны, она даже Калифорнию считала другой страной. В 1983 году для многих американцев СССР был «империей зла». Чего ради, недоумевала она, ее сын отправляется туда учиться? Лето 1983-го, когда я учил русский язык в Ленинградском государственном университете, навсегда изменило мою жизнь. Рассказывая студентам Стэнфорда о России, работая советником президента Обамы по вопросам России в Белом доме или работая сейчас в качестве посла Соединенных Штатов в Российской Федерации, я до сих пор вовлечен все в тот же проект, который я начал, будучи 17-летним юношей. Я помню 1991 год. Я был студентом по обмену в Московском государственном университете в 1990—1991 годах. Это было удивительное время, когда россияне всех политических взглядов активно принимали участие в политике. Это было что-то новое для страны. Как наблюдатель, я пытался все это впитывать. В тот год я познакомился с лидерами «Демократической России», а также с молодыми коммунистами и несколькими лидерами националистов. И хотя я уверен, что они этого не вспомнят, я также встретил вашего президента Владимира Путина и действующего руководителя «Роснефти» Игоря Сечина, когда они работали на мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака. Это было захватывающее время изменений. Конечно, тяжелые времена, которые затем последовали, изменили отношение людей к событиям 1991 года. Однако со временем, я думаю, историки придут к выводу, что нынешнего процветания России могло и не быть без тех роковых изменений последнего года существования Советского Союза. Москва — один из самых огромных городов в мире. Я много путешествовал — наверное, побывал в 70—80 странах, — и я люблю многие большие города мира. Но Москву можно назвать одним из лучших городов. Она яркая, многогранная, наполненная различными культурами, людьми со всего мира и россиянами из всех уголков России. Вам никогда здесь не будет скучно. Здесь всегда происходит что-то новое и креативное. Мое любимое место в Москве — это моя резиденция, Спасо-Хаус, которая является резиденцией посла Соединенных Штатов в России с тех времен, когда США и Советский

Союз установили дипломатические отношения в 1993 году. Она расположена в центре Моск­ вы, неподалеку от старого Арбата, это тихое место с прекрасным садом. Я люблю русскую литературу, но, стыдно признаться, Пушкина процитировать не смогу. Однако я помню, как читал и очень тщательно анализировал каждое слово «Пиковой дамы» на 4-м курсе в Стэнфорде. Кстати, должен честно сказать, что русский — очень тяжелый язык! Я изучал его как студент, но после выпуска я начал изучать другие языки — польский и португальский, что испортило мой русский. Сейчас у меня возникают проблемы, особенно с правильным написанием в Твиттере. Так много падежей! В разговорной речи можно допускать ошибки в склонениях. Но в письме их допускать нельзя. (Я могу ошибаться, но я думаю, что я единственный посол в Москве, который пытается писать на русском в Твиттере.) Однако я продолжаю работать над этим каждый день. Если вы смиритесь с моими ошибками, я продолжу пытаться разговаривать, читать и писать на русском. Как посол я часто получаю приглашения на культурные мероприятия в Москве. Например, на нашу годовщину мы с женой пошли на балет «Анюта» в Большой театр. В мае я также был на фантастическом галаконцерте в честь открытия нового Мариинского театра в Санкт-Петербурге по случаю 60-летия Валерия Гергиева. Это было самое невероятное представление, которое я никогда не забуду. Ранее в этом году я также был на очень оригинальном музыкальном представлении «Песни смерти», написанном митрополитом Илларионом в дни его студенчества и исполненном талантливой певицей Большого театра Светланой Касьян. Я посетил несколько концертов в Москве, включая джазовые выступления в клубе Игоря Бутмана. Также я пытаюсь сделать так, чтобы как можно больше российских артистов выступало в моей резиденции Спасо-Хаус. К примеру, после выступления Касьян в Московской Консерватории в феврале этого года я пригласил ее выступить в Спасо-Хаус на Международный женский день. Это невероятные и незабываемые вещи, которые вы можете делать, работая послом. Это фантастическая работа!

русский пионер №7(40). октябрь 2013


orlova

текст: ксения собчак рисунок: маша сумнина

Телеведущая Ксения Собчак рассказывает про цирк внутри себя и снаружи. Она, оказывается, все про это знает. Купол цирка для нее родной, можно сказать. Растяжку легко сделает. Если надо. И борьба за гражданские свободы в колонке тоже, конечно, присутствует.

русский пионер №7(40). октябрь 2013

ЦИРК для меня — не простой звук. С темой цирка я столкнулась в жизни дважды. И оба раза это были роковые встречи. Первый раз цирк появился в лице Первого канала, предложившего мне поучаствовать в экспериментальном проекте «Цирк со звездами»: коньки и прочие шалости звезд Первого канала меня никогда не прельщали, а вот стать отважным канатоходцем я мечтала всю жизнь. Но уж на что я точно не рассчитывала, так это на то, что через цирк, через эти каждодневные многочасовые тренировки можно прорваться к гораздо более важным вещам внутри себя самого. На полгода цирк в прямом смысле стал моим местом жительства. Вначале воздушная гимнастика (пока есть силы), потом часовая растяжка — когда два здоровенных акробата просто рвут тебя в самом нехорошем смысле этого слова напополам. Потом еще пара часов акробатики, где преодолеть себя невероятно страшно: могла ли я подумать, что буду без страховки стоять ногами на вытянутых вверх руках так называемого нижнего акробата? Ну и потом главная рутина моих тренировок — ходьба по канату. Слово «ходьба» — это вначале, конечно, не просто преувеличение,

а какая-то несбыточная мечта. И за романтическим «канатоходец» стоит очень ясное занятие на первые три месяца тренировок: тебе на уровне полуметра над манежем натягивают канат, и в течение нескольких часов каждый день ты просто встаешь, делаешь шаг — и слетаешь, еще шаг — и слетаешь, и так многомного шагов, прежде чем через три месяца криво, косо и очень некрасиво ты начинаешь проходить весь канат без падения. За эти три месяца между большим и указательным пальцами ног у тебя образуются странные натоптыши, похожие на присоски у игрушечных ниндзя. То есть кроме очень свободных кроссовок ты уже вообще никакую обувь позволить себе не можешь, а срезать милые наросты до конца проекта нельзя — без них опять начнет адски натирать это самое нежное межпальцевое пространство. Но с другой стороны, другая обувь к этому моменту уже и не нужна — ведь все свое время, всю свою страсть ты отдаешь цирку. Через этот проект я боролась со многими своими фобиями, но цель была, конечно, побороть главную — страх высоты. С детства мне снились жуткие кошмары, где я стояла на вы-

26


соченном небоскребе или башне и подо мной было лишь крошечное пространство для ног, а вокруг — бездна. И я всегда знала, что мне не удержаться и не за что уцепиться и в бездну я обязательно упаду, и, падая с криком, в ужасе, в слезах — просыпалась. Я обходила стороной колесо обозрения, старалась без нужды не подходить к окнам в нью-йоркских небоскребах и квартиру себе купила на втором этаже. В какой-то момент мне надоело бояться. И я поняла, что единственный верный способ избавиться от дикого стресса при взлете самолета и судорожного закрывания всех иллюминаторов и от прочих признаков боязни высоты, делающей меня несвободным человеком, — это преодолеть себя. И вот я муторно выхаживала месяц за месяцем по натянутой веревочке, наконец понимая, почему съемки Первого канала запланированы через полгода после начала тренировок… И вот ощущение триумфа: я прохожу по веревке и туда и обратно и уже практически бегаю! Победа! И далее — жуткое и очень полезное разочарование, потому как я поднимаюсь к куполу со страховкой с полным ощущением, что сейчас так же с задором побегу по натянутой проволоке, как бегала по ней внизу у манежа… Но тут, на головокружительной высоте, ты заново проходишь все тот же путь — падаешь, мешком нелепого г… висишь на страховке,

27

у тебя вроде только перестали болеть твои наросты на ногах, как теперь у тебя начинают болеть ребра от ежеминутного срыва с каната и повисания на сжимающих тебя с боков ремнях. Чуть не плачешь от отчаяния! Ты же несколько месяцев терпеливо страдал и ждал этого момента, думая, что ты полностью к нему готов! И вот опять ад бесконечных тренировок просто для возможности одного шага — только теперь на высоте и с другими неудобствами. Но и это еще не все. Уже выступая с этим номером, выучив наизусть каждый шаг и бегая по канату с завязанными глазами, я под неимоверным напряжением прямого эфира и ощущения того, что ради этих трех с половиной минут номера я год провела взаперти Никулинского цирка, срываюсь вниз. Причем на самом простом шаге. Нашла в себе силы подняться, вновь полезть наверх и исполнить номер, уже не попадая в музыку, но идеально по шагам. Сказать, что я расстроилась, это ничего не сказать: я рыдала так, как будто сорвалась, идя на золотую медаль Олимпиады. Но в финале с этим номером на самом высоком канате цирка я проделала все свои трюки, ни разу не сорвавшись, и когда я поставила вторую ногу на маленький кружочек пространства в конце каната, я испытала то, что я считаю сегодня, спустя много лет, одним из самых счастливых моментов в своей жизни. Полная

победа над собой, страхами и собственными ошибками. Этот момент стоил года страданий, упорной борьбы и занудных однообразных репетиций. Именно поэтому, когда цирк ворвался в мою жизнь еще раз — в виде пропагандистских антиплакатиков перед очередным митингом «Собчак, Навальный и Немцов в политцирке — приходи», я не то что не обиделась, а поняла это, как только я могла это понять, — через описанную выше историю. В этом смысле борьба за гражданские свободы сегодня — это действительно цирк. Только мой цирк — не с клоунами и дрессированными зверушками, а с преодолением страхов, разочарованиями, ошибками и занудной каждодневной борьбой за каждого подключенного к зомбоящику человека. И закончится этот цирк тем же ощущением счастья и победы — я уверена. Просто надо очень много времени, чтобы этот триумфальный последний шаг стал возможен. Зато, один раз избавившись от страха, он уходит из твоей жизни навсегда, и процесс этот необратим. Я даже забыла, что когда-то мне снились высотные кошмары, и прицениваюсь к небоскребу в Сити. Вот такой вот цирк…

русский пионер №7(40). октябрь 2013


orlova

текст: екатерина истомина рисунок: анна каулина

Обозреватель «Ъ» и (что для нас много важнее) колумнист «РП» Екатерина Истомина уже знакомила читателей журнала со своим балетным прошлым. И вот продолжение танцевальной темы: молодая балерина выходит на публику. Причем на публику, далекую от классического балета.

русский пионер №7(40). октябрь 2013

НА ЦИРКОВОЙ АРЕНЕ — комсомольский Волгодонск, в середине 1990-х годов утонувший в бандитской тати. «Мадонна» — вот такое литургическое имя носила главная городская точка, где собиралась на птичий огонек криминальная поросль. В «Мадонне» забивались свирепые стрелки, колыхались в вареве ростовские пельмени, крутились на яростных каблуках девушки, щелкали зубами черные пистолеты, мелькали, как в калейдоскопе, все известные человеческие грехи. Но в бандитской «Мадонне» не чувствовалось никакой человеческой грязи. Это было возвышенное, пронзительное и в чем-то невыносимо светлое место. В «Мадонне» было что-то из фильмов Феллини: жизнь быстро, торжественно, пышно, демонстративно теряла здесь смысл каждую секунду, но и герои заведения ничуть не жалели о предстоящих потерях. Просто до банального: циклическая русская жизнь была недорога им, то есть она шла по цене вареного пельменя, пули, пистолета, поклона алтарю. В «Мадонне» было принято, чтобы девушки танцевали. Раздеваться, кстати, было совершенно не обязательно, а вот танцевать мужчины регулярно просили. Таков был рыцарский бандит-

ский кодекс: любая появившаяся в «Мадонне» девушка должна была показать себя народу во всей пластической природе. Обычно танцевали кружком, по пять девушек вместе, а в центр кружка танцовщицы-любительницы ставили прямо на пол свои сумки — чтобы избежать возможной кражи личного имущества в пьяном карнавале. Вот так стоишь ты, дитя малое, стоишь-танцуешь, но и за своей сумкой все время приглядываешь, чтобы какая разукрашенная товарка в полутьме не перехватила ее. Девичьи танцы в «Мадонне» не имели никакого сексуального назначения, никакой окрашенной инстинктом половой цели. Девичьи танцы были подвижной декорацией для мужских разговоров. Что-то вроде отряда полупустых водочных бутылок. Или горстки тлеющих сигаретных бычков. Танцуют, сельди в банке. Но однажды мне пришлось танцевать в «Мадонне» соло. Криминальные коллеги по бандитскому оружию моего маленького мужа, позднее погибшего при неясных обстоятельствах, связанных с его огромными долгами, выяснили, что гостьямосквичка в прошлом — балерина. Про вообще «балерину» они понимали очень-очень условно, а балетное искусство связывали в основном

28


с ГКЧП. Словом, московская балерина была для ростовских бандитов удивительным цирковым существом, лошадиной мордашкой в ослепительных перьях. Некоторые, однако, слышали, что балерина картошки не ест, да и водки не пьет, и эти жизненные обстоятельства вызывали самый искренний смех, поскольку такой балетный товарищ человеческому гусю не товарищ. Ну, она даже и не баба, чем она живет, зачем, как и как так? Для женских танцев в «Мадонне» было выделено специальное место: темное квадратное полотнище между столов, на котором было легко поскользнуться. Под свист, которым двигали осипшие винно-водочные испарения, мне пришлось выйти на танцпол. Сказать ли сейчас, как я тогда волновалась, взмахивая белыми замерзшими руками перед многими десятками горящих глаз? Наверное, так чувствовал себя самый одинокий, верно погибающий гладиатор на песчаной, усыпанной человеческими останками арене Колизея, когда бежать куда-либо уже можно только по трупам. Нет, волнения не было. Ведь артист не имеет на это права, и пусть ноги трясутся и голос дрожит, но волнения не должно быть. Впереди, в этих

29

самых руках, — моя роль, моя партия, бинго. Отступать некуда, позади «Мулен Руж». Музыка не имела для меня значения, так как точных танцевальных партитур в «Мадонне» для моего дебюта все равно бы никогда не отыскалось. К тому же искренне любимый мной «Владимирский централ, ветер северный. Этапом из Твери, зла немерено», великий гимн великой русской тюрьме, построенной по приказу Екатерины Великой, в те волгодонские года еще не был написан. Поэтому приходилось танцевать под внутренний ритм. Как поется, горит и кружится планета, над нашей родиною дым: я стою на танцевальном пятачке «Мадонны», но совершенно одна. «Давай! Валяй! Танцуй!» Зрители были настроены благодушно. Испанские народные танцы всегда хорошо давались мне: эти тройные и четвертные дроби с мгновенными четкими переборами, придуманные веера и кастаньеты, стержень-спина и гребень в высоком пучке. Венгерские народные танцы также были моей визитной карточкой: гордая вековая боль мадьяр, которые тонут в голубом Дунае под виолончели Брамса и скрипки Штрауса. Итальянская тарантелла, эта пляска-

вино, танец-солнце, смелое сердце горячей Сицилии — с воображаемым деревянным тамбурином в руках. А вот и польская полька: такой свежий, милый танцевальный променад по романтическим пролескам и холмам в сопровождении звонких душистых нот, собранных на чувственную нитку стариком Шопеном. А там и танго Астора Пьяццоллы: на русский город Волгодонск уже падали черные витальные тени Ла Бокки, этого самого танцевального района Буэнос-Айреса, родины танго и черных кружевных колготок. Понимали ли собравшиеся на свой регулярный вечерний отдых ростовские бандиты, что перед ними, в моем несчастном испуганном лице, бегут и танцуют многие народы мира? И эти народы могли бы бежать и танцевать бесконечно, но в «Мадонне» возникла очередная пьяная драка, и мой драгоценный балетный спектакль был смазан, скомкан, забыт, выброшен, как ненужная сломанная пуговица. Цирковой аттракцион: когда алтарь искусства вдруг развернулся ареной погибающего в кабаке гладиатора.

русский пионер №7(40). октябрь 2013



Пионер-герой. Фабрика змей. Обозреватель «РП» в зоопарке. Следопыт. Одного пола ягоды. Наш корреспондент исследует основы гомосексуализма России.


Сергей Рябов — начальник департамента змей Московского зоопарка. Недавно продал свою трехкомнатную квартиру и купил коллекцию индонезийских питонов. Поехал в Индонезию — и купил. Девятьсот питонов осмотрел, пощупал и выбрал четырнадцать.

русский пионер №7(40). октябрь 2013

32


текст: дмитрий филимонов фото: наталья львова

Обозреватель «РП» Дмитрий Филимонов знакомит читателей с главным — по крайней мере, в масштабах Москвы — специалистом по змеям, а заодно и с самими змеями. Читатель становится невольным свидетелем контактов специалиста с подручными, но не прирученными. И даже с ядовитыми. 33

русский пионер №7(40). октябрь 2013


А потом

питон извернулся и цапнул Рябова за руку. Это был маленький ковровый питон, подросток — метра полтора, не больше. Он воткнул зубы в плоть Рябова, раззявив пасть, как два тапка в прихожей, — и во­ ткнул. А зубы у него длинные, острые, белые. Как две маленькие сабли. Крови не было. Ну, почти не было. Рябов пытался разжать змеиные челюсти, осторожно пытался, но питон держал крепко, обвился вокруг руки, а Рябов не хотел повредить змея. — Сейчас вернусь, — сказал Ря­ бов, — суну его под воду, отпустит. — И по­ шел в туалет. — Вам помочь? — Нет, — сказал Рябов, — пустяки, обычное дело. Конечно, пустяки. Год назад его укусил большой питон, взрослый, 4,5-мет­ ровый. Вот тогда были не пустяки. Руку пришлось практически пришивать. Вены, сухожилия, мышцы, нервы… Сергей Рябов — начальник департа­ мента змей Московского зоопарка. Недав­ но продал свою трехкомнатную квартиру и купил коллекцию индонезийских питонов. Поехал в Индонезию — и купил. Девятьсот питонов осмотрел, пощупал и выбрал четырнадцать. Самых красивых, самых здоровых, самых дорогих. Белые, голубые, красные, розовые, изумрудные, желтые, салатовые. Теперь у него есть кол­ лекция редких питонов и нет квартиры. Поэтому Рябов живет в питомнике Москов­ ского зоопарка — со своими змеями. У него их без малого полтысячи. Питоны, удавы, полозы... Они живут в двух лабораториях, в специальных таких коробках. Рябов берет пинцетом мышку за хвост и змее подносит. Питон мышку — цап! — Ах ты мой хороший, — пригова­ ривает Рябов, — приятного аппетита! Прежде чем скормить мышку, Рябов ей витаминок вколол, чтоб питон здоровей был. Рябов коробку на место задвигает и пометочку на специальном стикере делает: такого-то числа питон съел мышку. Неделю переваривать будет. Потом Рябов проверяет, покакал ли питон. Если да, Рябов питона моет, меняет подстилку

русский пионер №7(40). октябрь 2013

и новую запись делает: покакал. Значит, можно новую мышку давать. А если нет — то нельзя, иначе заворот кишок у питона случится. Если на коробке синий стикер наклеен, значит, змея линяет. Желтый стикер — закончилась линька. Розовый — что-то не так со здоровьем, надо отправить кал на анализ доктору Васильеву. Зеле­ ный — змея беременная. А ведь их у Рябова полтысячи. И все они питаются мышками, какают, линяют, болеют, рожают. А есть змеи, которым вовсе болеть нельзя. Потому что ни у кого больше нет таких змей. Ни у кого в мире. А у Рябова есть. Змея-жабоед. Еще мангро­ вая змея — самец и две самочки. Или вон ящерица на коряге сидит, серенькая такая, науке неведомая, название ей еще не при­ думано. На подоконнике — аптека. Баль­ зам «Спасатель», энтеросгель, диоксидин, йод, шприцы. Вы думаете, это для Рябова? От змеиных укусов? Как бы не так — для

змей. У них случаются насморки, пнев­ монии, глисты. А для Рябова — только бутылка спирта в холодильнике. Холод­ ный спирт — от змеиных укусов. Отлично останавливает кровь. Этому Рябова Дроз­ дов научил. Николай Дроздов, тот самый. «В мире животных». Рябов был у него на передаче, и его, Рябова, укусил питон. Двухметровый. За голову укусил. За лоб, вернее. Крови было! «Залейте его спир­ том!» — велел Дроздов ассистентам. Ядовитые змеи тоже кусали Рябова. Двенадцать раз. Но когда его укусила смертельная габонская гадюка, он решил, что змеи, как бы прекрасны они ни были, не стоят его жизни. Габонскую гадюку Рябов никогда не забудет. Он даже описал тот случай. «Среди дня зашел один старый знакомый, с которым мы не виделись много лет. “Привет! — сказал старый знакомый. — У тебя такая работа, и ты еще жив?” На самом деле ядовитых змей у меня было мало, почти все они жили на экспо­

34


линька затвердевает, трескается, и ее не­ возможно растянуть и наклеить на картон. Поэтому я тут же решил достать линьку из террариума. И здесь я проявил глупейшую неосторожность: вместо того чтобы сбегать за длинным змеиным крючком, я решил сэкономить время и вынуть линьку рукой. Мои действия не были такими уж безрас­ судными, как может показаться на первый взгляд. Конечно, габонская гадюка от­ носится к абсолютно смертельным видам, и размер нашей рептилии был впечатляю­ щим — полтора метра длиной и полтора килограмма весом. Но эта змея жила у меня больше двух лет, имела спокойный нрав, никогда не кидалась на людей. Такое поведение вообще характерно для боль­ шинства габонских гадюк. Говорят, в Афри­ ке этими красивыми и толстыми гадами часто играют маленькие дети. И я, в пол­ ной уверенности, что передо мной как раз такой миролюбивый экземпляр, спокойно открыл террариум и сунул руку внутрь. Не учел, что, во-первых, уже наступил вечер, а именно в это время габонские гадюки зиции, украшая ее своей яркой окраской. Ведь невозможно представить змеиное царство без таких опасных знаменитостей, как египетская кобра, гремучая змея, древесная куфия, гюрза, носатая гадюка, щитомордник и габонская гадюка. Был уже вечер, я собирался домой и, проходя мимо террариума с габонской гадюкой, заметил, что она закончила линьку. У большинства видов змей линная кожа очень непрочная, однотонная, по­ лупрозрачная и рвется на кусочки при малейшем растягивании. А вот у африкан­ ских гадюк из рода Bitis линька не только гораздо толще и прочнее, но и сохраняет узор змеи, правда, в черно-белых тонах. Взрослые крупные особи этих гадюк сбрасывают кожу очень редко, не чаще двух-трех раз в год. Из хорошо сохранив­ шейся линьки Bitis можно сделать прекрас­ ное наглядное пособие для школьников. Я вспомнил, что недавно обещал учи­ тельнице биологии из лицея обязательно сделать такое пособие. Дело в том, что для его изготовления пригодна лишь све­ жая, только что вылинявшая кожа змеи. Буквально через час влажная эластичная

35

...Крови не было. Ну, почти не было. Рябов пытался разжать змеиные челюсти, осторожно пытался, но питон держал крепко, обвился вокруг руки, а Рябов не хотел повредить змея...

наиболее активны. Во-вторых, ничем не питаясь в период линьки, целых две не­ дели, змея была голодна — и моментально среагировала на движение. Она совер­ шила невероятный по быстроте бросок. Я отдернул руку, но змея была ловчее. Укус пришелся в средний палец правой руки: один ядовитый зуб воткнулся под ноготь, второй — в нижнюю фалангу. Этот укус ядовитой змеи не был первым в моей прак­ тике. Но ведь это не просто ядовитая змея, а габонская гадюка! Я совершенно точно осознал, что сейчас умру. Я представил это в ту же секунду, хотя в предыдущих случаях твердо верил в благополучный исход. Сейчас исход мог быть только один. Видимо, моя душа была настолько напуга­ на, что тут же вышла из моего тела, и я уви­ дел себя со стороны. Моя душа зависла под потолком, и я смотрел на себя сверху. Тело в панике побежало куда-то, потом вернулось. И тут будто кто-то вложил душу обратно в тело, а в мозг — мысль: “Срочно рубить палец!” Я закричал своему помощ­ нику Сереге Терешкину, чтобы он бежал за топором. Секунд через пятьдесят после укуса в коридоре, на деревянном пороге, Серега, лихо взмахнув топором, отсек мой средний палец. Кровь брызнула из пере­ битой артерии и стала выплескиваться с каждым биением сердца. Я вообще не почувствовал боли, только одно радостное чувство заполнило все мое существо: “Буду жить!” “Скорая помощь” ехала не спеша. Врачам сказали, что произошел укус смертельно ядовитой змеи. Они ехали за трупом, но увидели меня живым и бод­ ым, с окровавленной рукой. “Что, откуси­ ла?” — спросил доктор. В больнице хирург, осматривая рану, поразился тому, как профессиональ­ но ампутирован палец. Страшный яд не проник в мой организм вовсе. Я пролежал шесть дней среди алкоголиков, пере­ пивших денатурата, и чьей-то синеликой тещи, отравившейся грибами. Среди дежурных в токсикологии оказался мой бывший юннат, занимав­ шийся у меня в незапамятные времена. Повстречав меня, он сказал: “У вас такая работа, и вы еще живы?”»

русский пионер №7(40). октябрь 2013


Когда Рябов надумает издать книж­ ку мемуаров, он обязательно вставит в нее этот текст. Но после случая с габонской гадюкой он как-то охладел к ядовитым змеям. И теперь занимается исключитель­ но питонами, удавами, полозами, которые тоже кусаются, но хотя бы не до смерти. Он открыл пять новых видов змей. Его именем названа вьетнамская лягушка. Theloderma ryabovi. Он ее в джунглях на­ шел. В экспедиции. Сяо Хэ он нашел в Китае. На симпозиуме герпетологов. Сяо Хэ очень любит змей. Поэтому Рябов очень любит Сяо Хэ. Он привез ее в свою подмосковную лабораторию, показал своих змей — и она стала его женой. Сяо Хэ ловит неведомых науке гадов на высоте три тысячи метров в горах Центрального Китая — и привозит Рябову. Вдвоем они скрещивают змей раз­ ных цветов, получая невиданные рисунки и расцветки. Пресмыкающийся дизайн. Змеиные яйца хранятся в прозрач­ ных контейнерах. А контейнеры — в инку­ баторах. Когда крышки контейнеров начи­ нают запотевать, значит, скоро вылупятся змееныши. В 2015 году лаборатория Рябова

русский пионер №7(40). октябрь 2013

...Змеиные яйца хранятся в прозрачных контейнерах. А контейнеры — в инкубаторах. Когда крышки контейнеров начинают запотевать, значит, скоро вылупятся змееныши...

будет выдавать три тысячи змеенышей в год. Фабрика змей. …Рябов сует под струю воды руку с вцепившимся в нее питоном. — Отпустил, проказник, — облег­ ченно вздыхает Рябов и, положив питона в коробку, лезет в холодильник за спир­ том, поливает окровавленную кисть. — Это опасно? — Нисколько, — уверяет Рябов, — у них слюна бактерицидная. Стерильно! Уняв кровь, он идет к стеллажам и выдвигает жилище зеленого питона. В коробке на перекладине висит изумруд­ ный блин. Это любимая поза питонов — свернуться в блин и повиснуть на ветке. Если лишить питона ветки — он сойдет с ума и умрет от тоски. — Здравствуй, мой дорогой, — гово­ рит Рябов, — какой же ты толстый! Давно я тебя не видел. — И что он вам ответил? — Говорит, слишком давно. — Обижается? — Я с людьми устаю общаться, — пожимает плечами Рябов, — а с ними отдыхаю. Они же чудесные!

36



Ни плохого, ни хорошего, все в штатном режиме. Ни неудачные запуски в космос, ни провал на ванкуверской Олимпиаде, ни российско-грузинскую войну на гомосексуалистов не свалили — а могли бы.

русский пионер №7(40). октябрь 2013

38


текст: николай фохт рисунки: александр ширнин

Эта тема и прежде бывала на слуху, на острие, будоражила общество. А теперь и подавно оказалась на первых позициях, почти что как война и мир. Штатный следопыт «РП» Николай Фохт со свойственной ему дотошностью дойдет в этой теме до сути, до оснований и корней. Даже если там обнаружатся те же война и мир. А они обнаружатся — такая тема. 39

русский пионер №7(40). октябрь 2013


Казалось

бы, кто про­ сил? Зачем трогать эту и без того популярную, затертую в некоторых местах до пош­ лости, до армейского анекдота тему? Неужели из-за того, что она все будора­ жит и будоражит, вызывает и вызывает, а главное, не сходит с полос, впрыгивает в хедлайны новостей, провоцирует дис­ куссии и конфликты? Неужели, поду­ мают многие, ради того, чтобы влиться в этот мутный поток, намывающий сомнительные дивиденды? Если честно, не без того. То есть присутствует журналист­ ский такой азарт поучаствовать, ввязать­ ся в бескомпромиссный диалог, заявить свою позицию, выпустить, одним сло­ вом, пар. Но и разобраться хочется. Пото­ му что, сколько бы ни говорили, сколько бы ни спорили, остался нерешенный, загадочный, на мой взгляд, вопрос: а по­ чему гомосексуализм — это плохо? С точ­ ки зрения учреждений культа и, самое главное, со стороны государственного аппарата. Объявить грехом — это одно дело, пояснить, почему грех, — вот это интересно. Ну ладно, с этой, с религи­ озной, частью мы разберемся, обещаю, там все, в общем-то, на поверхности. Но вторая, и ключевая, сторона вопро­ са, государственная, — вот тут, забегу вперед, настоящая загадка, наша тема. Не стану таиться, пришлось не только покопаться в документах, но и проявить собственную волю и смекалку. Я по­ старался обойтись без глупостей: без списка всемирно знаменитых геев, без заявлений типа «У меня у самого много знакомых нетрадиционной ориентации, и ничего» и «Чайковского мы любим не за это» и подобных глупостей — они для слабаков. Я решил сразу нырнуть в фактуру, минуя человеческий фактор, а то немудрено запутаться, заплутать и остаться ни с чем. Да, не без гордости доложу, что в целом тайна разгадана, но далась она с небывалым трудом. Преодолеть при­ шлось и фактологический голод, и обще­ ственное ханжество, и собственную косность. Но ничего ведь — сдюжил.

русский пионер №7(40). октябрь 2013

И еще вот что: впервые я применил прогулочный метод решения загадки. Он состоит в том, чтобы не морщить лоб, не корпеть особо над таблицами, а делать все как бы между делом, якобы в проброс, будто бы непринужденно, между делом, на ход, как говорится, ноги — в ходе оздоро­ вительной, но и познавательной прогулки. Прогулки по разным хорошим местам. А тайна была вот какая: почему светское государство враждебно к гомо­ сексуализму почти так же, как иудео­ христианство и его производные — мусуль­манство, например?

ТАИЛАНД Мужчины и женщины на мой дру­ жеский вопрос, почему государство и религия против гомосексуализма, отвечали: а ты что, «за»? И зачем-то смущенно улыбались. Обычно так улыбаются тайские официанты и мас­ сажистки, когда опрокинут тебе на колени сахарницу или безжалостно на­ жмут на больное сухожилие плечевого сустава. Тайцы улыбаются не потому, что им смешно, — это они так извиня­ ются. С нашей точки зрения, их реак­ ция неадекватна, но это с нашей точки зрения. А тайцы другие, не лучше и не хуже, просто совсем не такие, как мы. Со своими прибабахами. В расследовании преступлений мировой закулисы гомосексуализма у Таиланда особое место. Мало кто знает, но я был первым российским журналистом, который проник за кулисы шоу трансвеститов в Паттайе. По большому счету мы там были с фотокорреспондентом, но фор­ мально я был первым — потому что вел предварительные переговоры и изучал локацию, перед тем как ее освоить. Нам тогда отчаянно нужна была сенсация: запланированное интервью с королем этой прекрасной страны улыбок с трес­ ком провалилось, деньги кончились еще в баре «Шереметьева-2», а про крокоди­ ловую ферму к тому времени в России худо-бедно публика знала. Вот мы и об­ ратили свои мутные от яркого солнца взоры на шоу «Тиффани».

Надо сказать, девяностые годы, когда случился этот тайский казус, как ни крути, были очень любопытными временами. В том хотя бы смысле, что люди интересовались многим и многое узнавали. Гомосексуализм только вышел не просто из подполья, но из-под уго­ ловного преследования — народу стало интересно: что же это такое и то ли это самое, о чем они подумали? Между про­ чим, большое количество подростков, а то и юношей и девушек вообще было не в курсе существования этой линейки человеческих взаимоотношений. Кто-то сейчас вскрикнул: «Вот и хорошо!», но хорошо ли это — вопрос, к которому еще, может быть, вернемся. Так вот, на этой познавательной волне мы и реши­ ли прокатиться. Конечно, сразу выяснилось, что не так все просто. Трансвестизм и даже транссексуализм — это не совсем одно­ полая любовь. Не все трансвеститы — геи, а уж транссеков вообще трудно за руку поймать: вот был мужчиной, но сделал операцию — и уже ни при чем, уже полнокровная женщина, взятки гладки. Если, конечно, не начнешь встречаться с женщиной (что, кстати, бывает — может, и до этого сюжета руки дойдут). К тому же что ни сюжет, то драма. Вот молодой человек, на­ звавшийся Сомчаем. Весело расска­ зал грустную, трансгендерную свою историю. Ждет третью операцию, в шоу зарабатывает на нее деньги. Первые две операции оплатил финансами, отложенными семьей на образование. Страдает от того, что вынужден пачка­ ми пить гормоны — подготовка к окон­ чательной замене первичных половых признаков. Да и вообще, мы выбрали не очень удачный для интервью момент: сиськи уже хорошие (показывает), но и член еще присутствует (пытается по­ казать). Как жить? Я не знаю, что ответить Сомчаю, он совсем не вызывает у меня сочув­ ствия. Но это был первый, так сказать, звонок — жизнь оказывалась сложнее, чем я думал. Даже в таком простом деле, как гомосексуализм. И главное,

40


все они — и артисты из «Тиффани», и московские артисты, так или иначе пронизанные означенной харизмой, — совершенно не были изгоями. Будто и не существовало общественного пресса, будто их не высмеивали, не сажали в тюрьму, не убивали. Кстати, катоев (трансвеститов и транссексуалов) в Таи­ ланде тоже особо никогда не жаловали, как и гомосексуалистов. Буддизм, кото­ рый исповедуют в Таиланде, трактует однополую любовь как кармическое наказание. Таиланд в общем религиоз­ ная страна, поэтому и в официальной общественной жизни геям никогда тут не было вольницы. В официальной, повторю: Таиланд — страна с двойным дном, которое значительно вместимее дна основного. Тут как в сверхтекучем гелии — два противоположных течения в одном русле. Но мне тогда не надо было раз­ гадывать никаких тайн, транссеки и трансвеститы из Паттайи проассо­ циировались с цирком и кунсткамерой, а проблема однополых отношений решилась в духе времени: все можно — и слава Богу. Хотя Бог тут совершенно лишний и затаился, как мы видим, до времени; до нашего прекрасного нынешнего времени. С нас и начнем. Да, ситуация, можно сказать, кардинально поменя­ лась. Хотя это очень странно. Вот пять­ десят лет жестко преследовали, сажали стабильно по тысяче в год, за людей не считали, а грянула перестройка, а пал СССР, а отменили 121, часть 1, наказание за мужеложство, — и как-то спокойно люди отреагировали, как так и надо, будто только этого и ждали. Приняли оправданную и реинкарнированную часть общества, в общем-то, любезно. И прожили в свободе пару десятков лет, и вдруг теперь невзлюбили. Можно сказать, ни с того ни с сего. Я, может, чего пропустил, но никаких знаковых событий, связанных с геями, на на­ циональном уровне не случилось. Ни плохого, ни хорошего, все в штатном ре­ жиме. Ни неудачные запуски в космос,

41

...Мужчины и женщины на мой дружеский вопрос, почему государство и религия против гомосексуализма, отвечали: а ты что, «за»?..

ни провал на ванкуверской Олимпиаде, ни российско-грузинскую войну на гомосексуалистов не свалили — а мог­ ли бы. Так чего же? Откуда эта смена настроений, этот антигейский закон? Мы, Россия, вынашивали его, насколь­ ко я понимаю, около восьми лет — еще в 2006-м возвышались голоса и предпри­ нимались инициативы. Ради справедли­ вости надо отметить, что запретили не гомосексуализм, а пропаганду нетра­ диционных сексуальных отношений, которая может дать малышам неверное представление о традиционных цен­ ностях. И наказания предусмотрены в основном административные — штра­ фы (хотя и пятнадцать суток присутству­ ют, кажется, но это уж надо так разой­ тись, что мама не горюй!). Справедливость — справедливо­ стью, а Рубикон немножечко перешли. Одно дело батюшка, отец святой пожу­ рит и отвадит, а другое — светское, от­ деленное от церкви государство заявит свой официальный негатив. Спорить и выяснять, что такое пропаганда, в частности, гомосексуализма, — пу­ стое. А вот откуда неприятие светским государством безобидного на первый взгляд явления, непонятно. Тем более на фоне мировых процессов, которые как раз не просто демонстрируют совершен­ но христианскую терпимость к геям, но и открыто легитимизируют отношения, допускают эти отношения в институт брака. А это серьезно, это, насколько я понимаю, окончательно уравнивает нетрадиционные сексуальные предпо­ чтения с традиционными. Так что же мы, почему же? Или мы наконец правы — назло остально­ му миру? Вот, собственно, какова цена вопроса, вот что стоит сегодня у меня на кону — Родина, можно сказать. Ее до­ стоинство, ее чистота, ее честь.

БАРСЕЛОНА Чтобы решить все объективно, я закачал в электронную книгу весь мыслимый опубликованный материал по живо­ трепещущему вопросу, от Библии до «Ситуационных задач» Абрама Свядоща,

русский пионер №7(40). октябрь 2013


посмотрел напоследок телепередачу «Исторический процесс. Государство и гомосексуализм», в которой подозри­ тельно плавный Дмитрий Киселев пред­ ложил сжигать сердца геев (спасибо, что после смерти хотя бы), — и улетел в Барселону. Да, решил поработать на кон­ трасте, на парадоксах. В самом гейфрендли городе Европы поразмышлять о ненависти к гомосексуалистам. Я обо­ гнул Саграду Фамилию, я прошелся вдоль Рамблы в обе стороны, раство­ рился в Барселонете, объелся кальма­ рами и прочими моллюсками в Боке­ рии — и наблюдал. Даже тут, на глазок, процент однополых парочек не превы­ шал семи—десяти. То есть среднеста­ тистический порог и тут не нарушен. В общем, быстро надоело подглядывать и вычленять. Как-то само собой отва­ лилось, и я прильнул к источникам, чтобы уже приблизиться к разреше­ нию вопроса. Потому что, если честно, утомило. Интуитивно понимаешь, что думать об этом всерьез — глупо. Строго говоря и попросту — да не твое это дело! Не твое — ну и отстань, отпусти. Оно само как-то гармонизируется и рассосет­ ся. Но с другой-то стороны — вон как. Сердца сжигать и в землю сырую за­ капывать, детей в гомо-семьи не давать, парадов не разрешать, штрафы опять же — и частным, и, главное, юридиче­ ским лицам. Начнем с простого — с рели­ гиозного взгляда. В заветной книге Левит черным по белому написано: «Не ложись с мужчиною, как с женщиною: это мерзость». Что, кстати, совершенно логично. Потому что в еще более первых строках святой книги сказано, что после сотворения мужчины и женщины Бог вполне однозначно напутствовал их: плодитесь и размножайтесь, и напол­ няйте землю, и обладайте ею. И это ведь не просто — мол, развлекайтесь тут. Это приказ — размножайтесь. Приказы не обсуждаются: шаг влево или вправо — известно что, анафема. Другими слова­ ми, секс может быть только ради про­ должения рода. Гомосексуальный секс

русский пионер №7(40). октябрь 2013

...Язычество тоже особо не давало разгуляться. Да что там — в Древней Греции гомосексуализм узаконен был только в отдельных «регионах»...

нерезультативен — значит, неугоден Богу. Он про гомосексуалистов ничего специально не говорил, но «читайте по губам». Ведь сначала Он сделал только мужчину — надо думать, не собирался заселять всю землю людьми — а только рыбами, всякими животными и мо­ тыльками. Но вскоре сменил концеп­ цию — хозяин-барин. Тут, конечно, на мой непросвещенный взгляд, одно противоречие. Если развивать библей­ скую трактовку, секс не может быть ради удовольствия — только для раз­ множения. Но секс только для размноже­ ния — это удел как раз животных, рыб там всяких, огнегривых львов, синих волов и золотых орлов. Человека как раз отличает определенная свобода выбора: он может выбрать секс для удовольствия и размножения или просто секс для удовольствия. Один из дефектов основ­ ного инстинкта — признак разумного существа, символ своеобразной победы над земной природой — как, собствен­ но, и завещал великий Бог («наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуй­ те над рыбами морскими, и над пти­ цами небесными, и над всяким живот­ ным, пресмыкающимся по земле»). Но догма есть догма, точнее, догматическая трактовка догмы. Собственно, про мерзость — крае­ угольное высказывание, хотя больше известен сюжет про Содом и Гоморру. Мол, Бог таки наказал извращенцев. Но тут, что называется, богословские про­ чтения как раз расходятся. Есть мнение, что наказали содомцев не за содомию, а за плохое гостеприимство, за кри­ минал. Там ведь как: ангелы пришли в гости к Лоту, он их угостил, спать уло­ жил, а ночью местные жители пришли к воротам и стали требовать, чтобы Лот выдал чужаков на растерзание: «Выве­ ди их нам; мы познаем их». Кто-то ведь может подумать, что от крайней степени разврата так повели себя содомцы. Но тут история о другом — о толерантности идет речь. Забыли библейские граждане законы гостеприимства и по какой-то причине испугались пришельцев. Мо­ жет, рабочих мест недоставало, может,

42


еще какой конкуренции не захотели ти­ тульные содомиты. Есть параллельный нравоучительный сюжет, где действуют не ангелы, а как раз женщина, «чужая», которую потребовали «познать» содо­ миты. С той же Божьей карой в финале. То есть им все равно было, мужчина или женщина, главное — чужак. А «по­ знать» — унизить, как в тюрьме. Я бы придерживался тоже «негомосексуаль­ ной» версии — хотя бы потому, что для Бога мелковато разбираться с эротиче­ скими предпочтениями. А вот наказать за бесчеловечность, за плохое обраще­ ние с путниками — это дело дально­ видное. Как бы там ни было, гомосексу­ альность — грех, это однозначно. Но вот что интересно: не только в монотеисти­ ческих религиях — иудаизме, христи­ анстве, мусульманстве; как уже упоми­ налось, практически все ветви буддизма осуждают однополую любовь. Язычество тоже особо не давало разгуляться. Да что там — в Древней Греции гомосек­ суализм узаконен был только в отдель­ ных «регионах» (в Спарте, в Фивах, на Крите). «Большая земля» формально (ну как в Таиланде) гомосексуализм при­ знавала развратом и даже карала на государственном уровне: уличенные поражались в имущественных и граж­ данских правах. И так повсюду — при всех религиях и режимах. И вот часов в восемь вечера по местному на мостках причала напротив торгового центра «Маремагнум», в самые лучшие минуты светового режима, ког­ да детали набирают силу HD, наблюдая яхты и чаек, меня осенило: так, может, дело в чем-то другом? В смысле, не толь­ ко в Божьем приказе «размножайтесь и никуда не сворачивайте»? Есть еще какой-то смысл, на котором смыкаются абстрактные интересы культа и цинич­ ный, народнохозяйственный подход государственной машины?

САМАРА Загадка была решена в Самаре. Сюда я приехал прогреть колено — сухожи­ лия правой четырехглавой побаливают

43

после футбола. А в Самаре процедуры в пять раз дешевле, чем в Москве. Только в этом причина Самары, только. Так вот, думал я, находясь в кольцах магнитотерапии, Священное Писание, она же Тора, дана была евреям не только как нравственный закон, но и как инструкция по выживанию — грубо, конечно, говоря. Жесткий барьер гомосексуализму поставлен, чтобы раз­ множались: нация, которая борется за выживание, в том числе путешествуя по пустыне, обязана следить за демографи­ ческой ситуацией. Ни одного холостого выстрела — поэтому и онанизм считал­ ся грехом не менее смертельным. Сюда же припишем самоубийства — каждая жизнь на счету. И тут уже очевидно, что небесный закон, скорее, готовился на грешной земле и диктовался жесткой целесообразностью. Но, думал я, пока медсестра включала огоньки на приборе для фонофореза «Ретон» и размазывала гидрокортизон по надколеннику, делато давно минувших дней. Сегодня, например, ясно, что собственно гомо­ сексуалистов (людей, которых влечет к своему полу, не экспериментаторов, не ситуационных гомосексуалистов — тех, кто подвергся гомосексуальному насилию в тюрьме, скажем) — около четырех процентов, а если сюда вклю­ чить бисексуалов — ну, семь процентов набежит. И что важно — это константа, число нетрадиционно ориентирован­ ных граждан не растет, с пропагандой ли гомосексуализма или без нее. Может, не уменьшается, но не растет. Можно сделать предположение, что ситуация не меняется веками. Это значит, что «не­ продуктивный» отряд никак не влиял на демографическую ситуацию, хоть ты тресни. Эту часть населения можно, конечно, мобилизовать, но все равно — участие или неучастие их в репро­ дуктивной деятельности некритично. Грубо говоря, сегодня всем можно рас­ слабиться: нам грозит перенаселение, в глобальном смысле полезней было бы как минимум отменить установку — если не сказать больше, если не при­

нять крамольную, несвоевременную, но современную правду. Предположим, предки этого не знали и мыслили по старинке, тем более влияние церкви на государство до двадцатого века было безусловным и определяющим — в вопросах нрав­ ственности уж точно. Но в двадцатом-то веке? СССР, антирелигиозная, прямо скажем, структура, после революци­ онной передышки вводит уголовную ответственность за мужеложство. В гитлеровской Германии гомосексуа­ листов преследуют по закону, в США — а как же! В Англии… Только Франция да несколько маленьких государств Европы — Андорра, Монако — прекра­ тили преследование гомосексуалистов в восемнадцатом веке. СССР, США, Германия, Англия… Что их объединяет, интересно? С этими мыслями я вышел из лечебного учреждения на улицу Фрунзе и с облегчением подумал, что разгадка совсем рядом. Итак, у этих стран общее… На самарском Губернском рынке прекрас­ ная домашняя сметана, изумительные помидоры, неплохие огурцы. Но я тут не только за этим, я, согласно концеп­ ции, исподволь движусь к развязке. Что общего? Это большие, сильные страны с… хорошо оснащенной многочислен­ ной армией! Да! И картошка тут местная очень вкусная, не хуже тамбовской или липецкой. Что нам дают армии? Армии нам дают то, что в них в основном муж­ чины. В светских государствах с много­ численной армией гомосексуализм преследуется законом. Стоп, не совсем точно: не гомосексуализм — педерастия, а еще точнее, мужеложство. И вот еще подробность: антипедерастическая записка Ежова легла на стол Сталина в тридцать третьем году. Советский Союз, в общем, стал готовиться к войне. Сталинское решение по гомосексуали­ стам совпадает с мобилизационными и милитаристическими процессами. Так, что это нам дает? Ага, а вот и раки; тут раки должны быть хорошими, раки из больших рек всегда лучшие. Я во­ обще ни разу не варил раков, поэтому

русский пионер №7(40). октябрь 2013


знаю про них все. Теперь надо собрать остатки логики и добить проблему — с гомосексуализмом, конечно же. Зачем законодательно запрещать гомосек­ суализм в армии? Он что, расслабляет бойцов, что ли? Но история говорит об обратном — вспомним и римские войска, и греческие; а те же спартанцы одни чего стоят! Во всех этих армиях гомосексуализм процветал — и в пла­ тоническом, и в плотском виде. Или самураи — они вообще парами всюду ходили. Считалось, что подобная друж­ ба только на пользу: партнеры заботятся друг о друге в бою, да и дисциплина на высоте — во всяком случае, лучше, чем заводить гетеросексуальные шашни с гражданским населением. Вот уж что отвлекает. Так в чем же смысл репрес­ сий? Самое сложное теперь — найти правильный укроп, зонтиками. Обыч­ ного навалом, а зонтичного не видно. В идеале он должен быть сухим. Но все продумано на Губернском рынке: в ком­ плекте с коробкой раков (40 штук) — полиэтиленовый пакет с сушеными зонтиками укропа. Да, гражданское население, точно! Закон защищает армию, склонную к гомосексуализму, от внешнего влияния, от проникновения гражданского элемента… От шпионов! Ведь неспроста в записке Ежова сооб­ щается, что шпионы-гомосексуалисты используют дезориентированных бойцов и подрывают боеспособность. Но ведь, как мы выяснили, процент должен быть незначительным. Кто в армии не­ многочислен и ценен для шпионов? Ну конечно же, командный состав. Кадро­ вые офицеры, среди которых, чего греха таить, даже в российской и советской армии были мужчины нетрадицион­ ной ориентации. Вот за что опасается государство — за своих военачальников. Истребить слабость невозможно, это понимают все, но свести риск к мини­ муму есть шанс. Да, в основном постра­ дают невиновные вообще ни в чем — но безопасность государства стоит того. Тем более партия беспроигрышная: кто посмеет вступиться за изгоев рода человеческого? Таким образом, убиты

русский пионер №7(40). октябрь 2013

...Тайна разгадана, но далась она с небывалым трудом. Преодолеть пришлось и фактологический голод, и общественное ханжество, и собственную косность. Но ничего ведь — сдюжил...

два зайца, а может, и больше. Армия защищена, народ доволен, над самими военачальниками (в известном процент­ ном соотношении) установлен дополни­ тельный контроль. А уж политические бонусы и не сосчитать. И тебе борьба за нравственность, и укрепление семьи, и патриотизм — в смысле, здоровье на­ ции и все такое. И раки очень вкусные получи­ лись, прям не ожидал. Я считаю, что ответ дан. С го­ мосексуализмом на законодательном уровне борются государства с много­ численной, мощной армией — чтобы оградить ее от сексуальных диверсий извне, которые направлены на руковод­ ство воинских формирований. Борьба государства с мужским гомосексуализ­ мом обостряется в период мобилизации вооруженных сил. Так было раньше, во всяком случае. А в некоторых странах, похоже, эта совершенно бессмысленная и бес­ полезная традиция никак не хочет уходить.

P.S. Но надо быть до конца чест­ ным и последовательным. Во время моби­ лизационных процессов под угрозой не только верхушка армии — руководители государства тоже. Их открытый нами за­ кон касается в полной мере. Россия и тут служит ярким примером. Когда созда­ валась концепция Москвы — Третьего Рима, один из ее создателей, Филофей, в послании Ивану III пишет о преумно­ жении содомского греха не только среди мирян, но и среди прочих, «о коих умол­ чу, а читающий уразумеет». Безусловно, имелись в виду не только духовные лица, но и светские правители и, скорее всего, сам Иван III, гомосексуальные практики которого, в общем, не были ни для кого секретом. Уголовное преследование гомосексуалистов, таким образом, — это защита от провокаций, направленных на руководство страны в широком смысле слова. И если разобраться, признание неизбывности «греха» — очень, конечно, своеобразное и жестокое; одно слово — государственное. 44


Диктант. Воцирковленные. В тему номера. Собеседование. Человечки. Обозреватель «РП» в цирке для хулиганов. Дневник наблюдений. Венецианское койко-место. Фотодиректор «РП» узнала, что такое кризис. Урок поэзии. Поэт Орлуша честно признается: кто в цирке был, тот в цирке не смеется. Стихи Андрея Орлова (Орлуши). Сочинение. Канатоходец. Рассказ Майка Гелприна. Комикс Андрея Бильжо.


юрий кровоносов/фотосоюз

текст: игорь мартынов

В зачине к главной теме номера — «Цирк» — Игорь Мартынов дает выборочную ретроспективу особых отношений советского цирка и государства, а потом, на базе личных наблюдений, разбирается в отношениях несоветского цирка и государства. Выводы (и приговор) неизбежны.

русский пионер №7(40). октябрь 2013

46


Если

верить легенде — а чему еще верить? — мавзолейный шепнул наркому так: «Для нас важнейшими из искусств являются кино и цирк». Оно и понятно: все эти курбеты1, катушки2 и кор-де-парели3 давали хорошую кассу, за что цирковым прощалось многоженство, многомужество, беспартийность, перепой. А ревизоры сообщали куда надо: «Комсомолец Анатолий Дуров, представитель известной семьи Дуровых, зарекомендовал себя как пьяница и дебошир. Акробатка Волосникова имела уже четырех мужей», — но ведь даже не расстреляли! «Советский цирк умеет делать чудеса!» Иных источников чудес быть не могло в эпоху ГОСТа и Госплана — единственным легальным чудотворцем стал манеж: «Посмотрите, вот он без страховки идет...» Бетонные сооружения типа мумбайской пагоды — в каждом городе, на видном месте, в двух шагах от горкома. Чем меньше хлеба, тем больше зрелищ — так сдвигались пропорции. И окончательно сдвинулись. И настала угрюмость первых 90-х: сначала «рыжего» едва не запороли оверлоком безработные ткачихи. Потом «белый» был залит народными слезами в Липецке, до полного обледенения. А третий, столичный эксцентрик со стажем, пытался развлечь шахтеров. Острит, паясничает — публика молчит. Уходить-то со сцены пришлось сквозь враждебную толщу, и эксцентрик пообещал, заискивая: «Ну, ребята, скоро опять к вам приеду!» — на что ближайший горняк отрезал: «Я тебе еще приеду, гаденыш!» И пришлось цирку пригнуться, чтоб не срезали, капитулировать перед реальностью, которая перехватила инициативу по части чудес. Куда уехал цирк, советский цирк? Он разъехался по миру: кто на Майами, кто в Авиньон. Помню, как гастрольная труппа вломилась на Hlavni nadrazi, пражский ж/д вокзал. В первых рядах узнаю дрессировщика Борю: он в двухкомнатной московской квартире содержал крокодила, леопардов и еще взвод неизвестных с клыками. «Старик, соседи все-таки настучали! Приехали менты и расстреляли леопардов прямо в клетке!» — заорал мне Боря, который еще не вник в новую расстановку све-

47

тил и все еще числил себя царем зверей. Я выбрался на утренний воздух, а там вот что: по перрону идут слоны. Сразу видно, что слоны наши, соотечественные, со своей и моей родины. Они не мельтешили хоботами, не прядали ушами. Конструктивно зады их были скопированы с Триумфальной арки, что, конечно, приближало к былым победам, но начисто лишало личной причастности к джунглям, сафари, к анархизму природы. Бивни они несли как не свои, как не попортить, как уже инкрустированные в сановные дачи. Им протянули банан — они его не идентифицировали. Но по всему было ясно: даже слоны устали от тотального перехмура на одной шестой. Было очевидно: даже слоны хотят, слоны мечтают веселить и веселиться. А те из цирковых, кто остался в метрополии… Порой их видишь, и вполне уместных, во властных комитетах — особенно по воспитанию. Вот, например, Эрна Жюльевна (Жюльеновна, как звали ее подопечные). Затянутая в строгий жакет, она диктовала частным образом примеры из патриотической классики, совершенствуя выпускников в русском. Это еще на заре перестройки. Сама из остзейских циркачей, она служила в молодости дрессировщицей грызунов, был у нее коронный номер «Им палец в рот не клади», куда она, опровергая, клала. Но механизм фразеологии свиреп и беспощаден, что доказали грызуны однажды, приведя устойчивые обороты своих челюстей в ход. Тогда дрессировщица пошла в репетиторы, сводить счеты с русским языком на базовом уровне — обезвредить уже в азах. Надо ли говорить, что школьная униформа, единые учебники и прочие чудесные новшества текущего сезона были приняты не без ее пытливого внимания — теперь она на строгой должности, на боевом посту. Покуда есть такие думы, такие органы воцирковленные и чудотворные палаты — куда там манежу, с его наивными опилками и копфштейном на перше4... Больше не горят его прожектора... Апфль, да и только... Как ранее сказала Людмила Прокофьевна: «Цирка вполне хватает и в жизни». 1—4 См. стр. 127.

русский пионер №7(40). октябрь 2013


Цирк всем понятен и доступен. Он по миру идет легко и просто. Но простота — пристанище сложных натур.

русский пионер №7(40). октябрь 2013

48


текст: александр рохлин фото: александр саватюгин

Здесь и сейчас читателю предстоит вместе с обозревателем «РП» Александром Рохлиным постичь тему цирка сразу в двух плоскостях: теоретически, беседуя с замысловатым Валентином Гнеушевым, и на практике, внедрившись в действующий цирк для хулиганов. Смелее, читатель! Двойное постижение гарантировано. 49

русский пионер №7(40). октябрь 2013


Граждане!

Беда! Обмель­ чали мы, легенды наши потускнели и мифы поблекли. Скучно мы живем, до тошноты трезво. Нечем нам мир удивлять, и не удивляется мир, глядючи на нас. Все в прошлом. Мы теперь в хвосте Истории, плетемся не поднимая головы. Глаза в пыль, на сердце тоска. И не та тоска, от которой прежде звенела кровь и рвалась душа, штурмуя Небо. Не та, непобедимая и легендарная, рождавшая у отцов наших желание изменить мир. Не та, одухотво­ ренная и жуткая, по которой отличали русского человека. А тоска иная, из друго­ го теста, по европейскому рецепту, — обез­ жиренная и безвредная, как бумажная шутиха. То есть бесплодная. Разменялся наш человек на кофе с маршмеллоу, успо­ коился за последние двадцать лет, взяла его сытая оторопь. И кончились идеи. Оттого и не может о себе сказать ничего нового. И больно ему жить не от тесноты чувств в сердце, а от пустоты его. Вот, например. Даже неловко гово­ рить… «русская душа». Отыскать владель­ ца оной, поставить его к стенке и грозно спросить в лоб: говори, гад, что такое твоя душа? В чем ее загадка? Ведь струсит, подлец, начнет заи­ каться, захлебнется в словах. Потому что не знает. Определения устарели, смысл утерян. Что-то было, в позапрошлой жиз­ ни… Писали про это литераторы в пенсне и философы с падучей. А что сейчас? Может, и нет никакой загадочно­ сти? И все — выдумки? Клише? Пустой звук?.. На арену цирка выходит странный тип в шинели. Не клоун, не факир, не жонглер и даже не акробат, но явно иностранец, француз. На голове лыжная шапочка, на ногах черные балетки с отделенным большим пальцем. Лицо у типа бескровно и подчеркнуто бесстрастно. Он опускает­ ся на колени и достает из левого кармана целлофановый пакет-«маечку». А из право­ го — огромные ножницы. В абсолютной тишине он сосредоточенно режет цел­ лофан и склеивает кусочки с помощью скотча. Затем выносит пакет на середину

русский пионер №7(40). октябрь 2013

круглой сцены и кладет на пол. Вокруг — вентиляторы, девять штук. Тип в шинели мягко ступает по кругу и включает их по очереди. Да, забыл… уже звучит музыка Дебюсси из прелюдии к послеполуденно­ му отдыху Фавна. И вот — вентиляторы работают, Фавн томится, француз в ши­ нели уходит в глубину сцены и садится за стол. И тут начинают происходить удивительные вещи. Струи воздуха за­ полняют бесформенный целлофан, и он превращается в… человечка. Человечек оживает, поднимается с колен, кружится вокруг себя и взмывает в небо. Он летит и танцует, падает и поднимается, срыва­ ется вниз и бесшумно парит, расправив коротенькие целлофановые ручки. И все как будто без посторонней помощи, без привязи и страховки, оттого столько радости и немыслимой свободы в его танце. Музыка, ветер и шелест целлофана. А выдумщик, наблюдая за полетом своего творения, вдруг резко выбрасывает ему навстречу еще один пакет, и тот тоже пре­ вращается в летающего человечка. Теперь их двое. Конец одиночеству. А потом появ­ ляется третий, четвертый, десятый. Пест­ рая, прозрачная, легкая, разношерстная стайка летающих человечков заполняет все пространство сцены, поднимается под самый купол цирка и кружится вихрем, как осенние листья во время листопада. Только они не падают и не умирают. Разве это не про нас и Господа Бога, сотворивше­ го небо и землю, вдохнувшего в человеч­ ков тепло и жизнь, как умение летать?.. И тут Валентин Александрович Гнеушев говорит: — Цирк — это жизнь. Очень глубокая и свежая мысль. Я записываю изречение мэтра и жду. Продолжения не следует. — Вернее, так. Цирк — это ми­ ровая проблема радости, — уточняет Гнеушев. — В смысле, отсутствия радо­ сти? — спрашиваю я. Но мэтр не склонен к расшифровке тезисов. Он сегодня не в духе, чрезвычай­ но немногословен. Наш разговор напоми­ нает заплыв двух пловцов — когда один

ныряет, другой всплывает. И никаких пересечений. — Я бы так сформулировал, — про­ должает цирковой режиссер. — Можете даже записать и оформить в рамочку: «Гнеушев сказал: цирк, опера и балет — это искусство высоких философских обобщений!». Записываю. В рамочку оформлю позже. — Цирк всем понятен и доступен. Он по миру идет легко и просто. Но прос­ тота — пристанище сложных натур. Я опять записываю. — Это не я сказал, — говорит Гнеушев с сожалением. — Это Оскар Уайльд. И это точно не про меня. Я часто мудрил… — Что же нам с жизнью делать, которая цирк? — Умения виртуозно кувыркаться через задницу недостаточно, — начинает Гнеушев новую мысль. — В этом никогда не будет высоты чаплинской философии. — Как же быть? — Осмыслить себя в простран­ стве — вот для чего нужен язык цирка! Это прорыв. Целых две связные мысли. Но Гнеушев неожиданно повора­ чивает вспять. — Нет! Только вы не путайте лите­ ратуру с реальной жизнью. Правильнее сказать, что цирк — это фантастическая реальность… Мощно сказал! Но эту реаль­ ность нещадно разрушают… компьютер­ ные эффекты. Разве вы не чувствуете, что времена визуального голода давно прошли?! Я не успел ответить. Знаменитый цирковой режиссер неожиданно исчез, словно картинка с экрана погасшего монитора. Воздух сомкнулся над его креслом. Эффектно ушел, подумал я, со­ дрогнувшись. В то же мгновение на телефон при­ шла эсэмэска: «Я очень боюсь быть пош­ лым и банальным!» Подпись — Гнеушев. Больше я его не видел. И к разгово­ ру он не вернулся. Думай что хочешь. «Каждый человек должен уметь жонгли­ ровать!» Это девиз панков парижских

50


улиц. Очень важное замечание. Благода­ ря ему в Санкт-Петербурге появился цирк уличных хулиганов. Немецкая девушка по имени Астрид Шорн, окончив курс социальной психологии Берлинского университета, приехала в Россию. Похо­ же, девушку влек сюда образ «загадочной русской души». Но, приехав, она ее не нашла. В смысле — загадочность. Душ-то было в избытке, и все больше неприкаян­ ных, обозленных, детских. Она понима­ ла, что жалеть, кормить и сопли на кулак наматывать — мало. А надо много — по­ дарить мечту. И вот, нацепив красный клоун­ ский нос на резиночке, немка вышла на Невский проспект. Граждане, должно быть, принимали ее за полусумасшед­ шую иностранку, потерявшуюся во вре­ мени. А ей было плевать. Она подходила к беспризорникам и говорила: «Я умею жонглировать, а ты? Хочешь стать цир­ качом?» — «Ты кто!?» — интересовалась уличная босота, похихикивая над крас­ ным плюшевым носом. Наглая немка под­ брасывала в небо мячики и более-менее удачно ловила их обратно. Она отнюдь не

51

...Только там, в раю, каждый из нас мог быть свободен, как птица, и прекрасен, как Бог. Умел летать по воздуху, ходить по воде, передвигать горы и усмирять вулканы...

была цирковым артистом, даже не имела хоть сколько-нибудь похожего образова­ ния. Но упомянутые парижские панки однажды в Париже научили ее жонглиро­ вать простыми предметами и ездить на одноколесном велосипеде. И этого оказы­ валось достаточно, чтобы найти общий язык с питерскими уличными детьми. И дать им возможность выбора другой жизни, отличной от сладкой жути бензи­ новых галлюцинаций. Именно на этой стадии подворотных знакомств к Астрид Шорн присоединилась питерская жи­ тельница с театральным образованием Лариса Афанасьева. Она сошла к ней пря­ мо с троллейбуса. Красный клоунский нос сделал свое дело. А девушки вдвоем создали детский хулиганский цирк. Без денег, реквизита, помещения, на одном желании. Назвали его «Упсала» — произ­ водное от двух междометий: немецкого «упсс!» и циркового «але!». Афанасьева стала директором цирка. Это ж при­ кольно — представляться незнакомцу: здравствуйте, я — директор цирка. Как это работает? Раз в три года цирк объявляет набор нового курса.

русский пионер №7(40). октябрь 2013


В полном смысле уличных, беспризор­ ных детей в Питере уже нет. Остроту вопроса городские власти сняли. Теперь в «Упсалу» попадают ребята и девчонки из кризисных центров и интернатов. Обычно приходят человек двад­ цать, остается половина. Нет здесь никакого специального отбора. Но хули­ ганский цирк — не леденец на палочке. Здесь заставляют работать над собой. Ведь каждый человек должен уметь жонглировать, не так ли? Значит, это надо делать классно. Чтобы, научившись ку­ выркаться, измениться, осмыслить себя в пространстве и — кто знает? — достиг­ нуть высот чаплинской философии. Четыре дисциплины — акробати­ ка, жонглирование, пантомима, актер­ ское мастерство. Пять раз в неделю по три часа, в субботу — публичное выступ­ ление. Курс рассчитан на четыре года. «Упсала» — настоящий цирк хотя бы потому, что всю свою недолгую жизнь

идет по струне с завязанными глазами. Он уже сто раз должен был свалиться, разбиться, исчезнуть. Однако — фокус. Тринадцать лет назад его площадками были питерские дворы-колодцы. А се­ годня есть собственная цирковая арена, шесть спектаклей в афише, летние гастроли по Европе и ежегодный фести­ валь неклассических, неакадемических, непридворных цирков «Летающие дети». Белое пианино в кустах, велосипеды для гномов, ручная белка с подозрительно умной мордочкой, автобус мороженого, фургон пирожных, воздушные шары, скользящие по воде, разноцветные каменные львы, настоящие эквадорские индейцы в перьях и сотни летающих, прыгающих, гогочущих детей. Вот тогда-то и выходит на арену стран­ ный французский тип в шинели и ба­ летках…

Целлофановые человечки захватывают цирковое небо. Француз с бесстрастным лицом появляется в центре круга гудя­ щих вентиляторов, распахивает большой зонт и переворачивает его вниз головой. А человечки, толпясь и смешно пихая друг дружку, начинают запрыгивать внутрь зонта-лукошка. Но стоит ему под­ нять зонт над головой, как они стреми­ тельно разлетаются в разные стороны и снова начинают кружиться. И тогда слу­ чается жуткая вещь. Лицо француза вдруг искажается болью, он выхватывает из кар­ мана ножницы и в молчаливом приступе бешенства начинает хватать человечков за руки и за ноги, кромсать, рвать на куски и топтать ногами… И не успокаивается, пока не разорвет последнего, превратив всех в жалкий целлофановый мусор. Уже не люди, а ошметки носятся в черном небе под музыку утомленного Фавна… Творец с измученным лицом идет по арене и выключает по очереди все вентиляторы. Музыка стихает. Все кончи­ лось, как будто ничего и не было… Почему мы так скучно живем? Талант­ ливый француз создавал целлофановых людишек, чтобы всех со сладострастием убить? Значит, он изображал властителя душ, то есть Бога, чтобы посмеяться над всеми нами? Призрак Гнеушева. Белое пиани­ но в фестивальных кустах исполняет мотивчик из Цфасмана. Ручная белка карабкается на плечо и шепчет в ухо голосом Гнеушева: «Цирк — это мировая проблема радости»… Вот оно в чем дело. Мы устали жить. Мы не знаем, что нам дальше делать со своей жизнью. Куда расти, к чему стре­ миться, от чего получать радость. Все сред­ ства исчерпаны, сердце опустошено, слова как мусор, а богами мы так и не стали. Когда-то, на заре, люди взлетали под купол от избытка сил. И веры в то, что неба можно коснуться, завоевать — надо лишь хорошенько оттолкнуться. И цирк был символом нашей силы. Он же вырос из глубины человеческой истории. Пан­ томима — ритуальные танцы язычества, чревовещание — камлания шаманов,

русский пионер №7(40). октябрь 2013

52


укрощение диких животных — искусство гладиаторов и кровь христиан-мучеников, клоунада — бродячие скоморохи-шуты. И вот — центральная площадь города, базарный день, стечение люда… Все мы здесь, со своей надеждой, глупостью, жаж­ дой, болью, уродством и красотой, стоим перед заколдованным кругом, всегда и только двенадцать с половиной метров в диаметре, и ждем чуда. Чуда узнавания самих себя и воспоминаний об утерянном рае. Ведь только там, в раю, каждый из нас мог быть свободен, как птица, и пре­ красен, как Бог. Умел летать по воздуху, ходить по воде, передвигать горы и усми­ рять вулканы. Покажи мне все это, цирк! А теперь у нас давно нет одной для всех базарной площади, базарных дней, общего волнения перед ареной, а цирк наш пуст, механичен, укротители не в моде, дрессировщики учатся толе­ рантности, а скоморохи-шуты скучны, как трезвенники. Или жестоки, как тот француз от внутреннего бессилия. Остается надеяться. Как всегда, на тех, в ком и силы видимой нет.

53

...В определенный час под куполом маленького цирка на берегу Невы зазвучит музыка — регтайм дождя по крышам и в лужах. И появится настоящий медвежонок — шестилетний мальчишка-даун. Он едет на трамвае в город Упсалу. А там его встречают малолетние, но чрезвычайно дерзкие жители, все как один умеющие летать, прыгать выше собственной головы, кувыркаться через крыши домов, играть на стеклянных трубах...

Господа хорошие! Сегодня и еже­ дневно! Только в Упсала-цирке! Вечернее представление с ле­ тающими детьми на белом пароходе и умным медвежонком в стеклянном трамвае! Приходите, не пожалеете! Вход — гривенник! Для участников Тра­ фальгарской битвы — скидка! Для хули­ ганов и родителей медвежонка — даром. В определенный час под куполом маленького цирка на берегу Невы зазву­ чит музыка — регтайм дождя по крышам и в лужах. И появится настоящий медве­ жонок — шестилетний мальчишка-даун. Он едет на трамвае в город Упсалу. А там его встречают малолетние, но чрезвы­ чайно дерзкие жители, все как один умеющие летать, прыгать выше собствен­ ной головы, кувыркаться через крыши домов, играть на стеклянных трубах. И все вместе — город, улицы, трамваи, белые пароходы, люди, медведи, фонари, скамейки, снег и тени — немедленно закружатся в феерическом танце, не касаясь земли. Время исчезнет. И эта история никогда не закончится.

русский пионер №7(40). октябрь 2013


Мы участвуем в этой мечте любого художника — Венецианской биеннале — или нет? И где мы будем жить? И кто все это будет оплачивать?

русский пионер №7(40). октябрь 2013

54


текст и фото: вита буйвид

Фотодиректор «РП» Вита Буйвид приоткрывает Венецианскую биеннале с той стороны, о которой художники и искусствоведы предпочитают умалчивать. Потому что правда может оказаться слишком жесткой. Как шконцы в общаге.

55

русский пионер №7(40). октябрь 2013


Вывод

прост: не нужно себя менять. По мелочи можно, конечно. Где-то подкачать, где-то, наоборот, убавить. Но глобальные изменения ни к чему. Наступишь разок-другой на горло собственной песне — и все, кранты. Ни себе, ни людям. Особенно опасно бороться с чертами характера. Вот я, например, транжира. Всякий раз мои попытки сэкономить превращаются в цирк. Хорошо еще, что я научилась экономить бюджет «Пионера», но это производственная необходимость, и характер тут ни при чем. А вот мой собственный бюджет экономии не терпит. Он от этого безмерно страдает. Чахнет. Как женщина без любви. Иногда кажется: обстоятельства требуют. И тут такое начинается… Казалось бы, за такие деньги арендовать палаццо надо было немедленно. Немыслимая цена, именно в даты биеннале. То ли хозяева забыли о существовании современного искусства и олимпийских играх по этому виду спорта, то ли им срочно деньги были нужны. Глаза с наслаждением рассматривали картинки на сайте аренды венецианской недвижки, но рука так и не нажала кнопку «Забронировать». Пыталась внушить себе мысль, что я все же не настолько контрол-фрик, чтобы арендовать маленькое палаццо на июнь будущего года в ноябре, к тому же в преддверии конца света и надвигающегося переезда с ремонтом. Все мое существо визжало от восторга и требовало забронировать это немедленно, но откуда ни возьмись взявшееся рацио включило функцию экономности в моем совершенно непригодном для этого сознании. Наступила весна. В организме закончились витамины, а на банковском счете — деньги. Еще и терпение закончилось. Потому что итальянские кураторы все еще тянули с решением. Мы участвуем в этой мечте любого художника — Венецианской биеннале — или нет? И где мы будем жить? И кто все это будет оплачивать? Мне всегда весной не хватает терпения. Я весной развожусь, или выбрасываю чтонибудь очень даже нужное, или переезжаю в другой город. Я решила снять жилье

русский пионер №7(40). октябрь 2013

сама, на всякий случай. Палаццо на сайте уже не было. Испарилось. Приличного жилья в хорошем месте почти не осталось. Но одну квартирку, крошечную, все же удалось найти — апартаменты Piccolo. После оплаты на кредитке денег стало минус триста семь рублей, мужик фыркнул, глядя на картинку, я тоже возмутилась. Курортный роман плавно превратился в весенний развод. Одной мне этих апартаментов было многовато, а минус триста семь меня просто бесили, и решила я часть денег вернуть. Теоретически сделать это было просто. К тому времени вся художественная общественность Москвы была озабочена поисками жилья в Венеции. Но на практике вскрылось полное неудобство творческих династий в быту. Дочь моя тоже собиралась в Венецию со своим кураторским проектом и условно арендовала половину моих апартаментов. Вы можете отказать своим детям? Но призрак экономии все еще бродил в моем сознании. Поэтому когда ее подопечная, замечательная киевская художница Маша К., решила поселиться с нами, я обрадовалась. А когда оказалось, что с ней приедет еще и звезда украинского пиара, обрадовалась еще больше. Мне показалось, что программа экономии запущена. При этом минус триста семь никак не превращались в плюс. С детей ведь денег не берут, а будущие руммейты собирались привезти свою долю кэшем прямо в Венецию. Я терпеливо готовилась к отъезду. За неделю до отправления оказалось, что Маша К. решила, что защита диплома в архитектурной академии надежнее перформанса в Венеции. Ее место было моментально продано молодому амбициозному московскому коллекционеру. Уже в день отправления выяснилось, что это не отдельная кровать, а половина прекрасного и очень большого ортопедического матраса, которым явно гордились владельцы квартиры. Словом, сексодром. Близкий друг звезды пиара очень удивился, а близкая подруга молодого коллекционера приняла спонтанное решение тоже поехать в Венецию. Молодой коллекционер посоветовал звезде пиара прихватить лыжный костюм. Все ерничали.

Хорошо, что Италия является производителем волшебного напитка. Пузырьки просекко могут сгладить любые шероховатости. Кроме одной — отсутствия средств. Долететь-то я долетела, но кэш из Киева прилетал только на следующий день, а молодой коллекционер, как и положено всякому коллекционеру, не спешил расстаться с наличностью. Правда, он галантно купил пару бутылочек, но я все равно чувствовала себя неуютно. Первая ночь прошла спокойно. Киевский пиар прилетал только на следующий день. Коллекционер спал один в огромной кровати. А вот меня ждал сюрприз неприятный. Я заранее заявила, что буду спать в кухне-гостиной, потому что я редкая птица среди художников — жаворонок. Просыпаюсь рано. Облюбовала себе уголок, где смогу встать ни свет ни заря, никому не мешать, даже кофе выпить. Но это было на картинке. Реальность оказалась другой. Хозяева улучшили интерь­ ер, и в гостиной оказался совсем новый

56


двуспальный диван-кровать. Оставалось только рассказывать взрослой дочке сказки на ночь. Утром коллекционер убежал встречать свою подругу. Она уже нашла для них жилье у друзей. Пробегая по площади Сен-Марко, он бодренько продал свое койко-место малознакомой тусовщице, которая с самого утра сидела там с чемоданами и ждала своего счастья. Я узнала об этом по телефону. Барышня требовала встретить ее, показать дорогу к дому, а еще проводить на вечеринку, которую устраивал Московский музей современного искусства. Пришлось отметить для себя, что экономия может быть опасна для психического состояния экономящего. И для попытки экономии тоже. Все звонили друг другу, пытаясь разобраться, кто, кому и сколько должен. А главное, кто, где и с кем спит. У некоторых уже отключили телефоны за превышение лимита. Поэтому решили собраться в крошечных апартаментах — опять же для экономии — и во всем спокойно разобраться. Я пришла первой, увидела в Фейсбуке пост своего страдающего приятеля.

57

…Глаза с наслаждением рассматривали картинки на сайте аренды венецианской недвижки, но рука так и не нажала кнопку «Забронировать»...

Он всегда в метаниях, вечно проводит консультации по любому поводу, очень трепетный. Я, признаться, терпеть не могу бабье царство. И решила разбавить компанию. Заменить коллекционера писателем. Мы знакомы сто лет, и нас с ним связывают даже отношения с недвижимостью. Он когда-то снимал мою квартиру в Петербурге, часто жил у меня в Москве, на прошлой биеннале моя дочь снимала с ним жилье в Венеции и с тех пор нежно называла его «дядей». Братцу моему названому, хоть и сложно спать в одной постели с девушками, все же показалось полезнее бороться с послелондонской депрессией в Венеции, а не в ее северной версии. Он неожиданно быстро выкупил койко-место и должен был через день вылететь из Петербурга. Койко-место. Глупейшее слово. Оно у меня всегда ухмылку вызывало. Особенно когда соседка по коммуналке написала на меня донос участковому. Мне инкриминировались тунеядство, проституция и сдача койко-места иностранцам. Сейчас это слово редко встречается, анахронизм практически. Но в Венеции мы его полюбили.

русский пионер №7(40). октябрь 2013


Тусовщице отказали. Я сообщила всем заинтересованным лицам, что место занято. Коллекционер понял, что спасены его денежки, и успокоился. Киевская пиарщица оказалась милейшей барышней Олей. Все нарядились, немножко выпили и пошли на вечеринку. Там всех угощали водочными коктейлями, Олег Кулик показывал перформанс (разумеется, в обнаженном виде), а мне попался один из наших колумнистов. Вместо коктейлей у него в руках была целая бутылка водки. Он даже пообещал добавить в свою коллекцию мои работы. Надеюсь, он сейчас это читает). Вот только прекрасная Оля перестаралась с напитками и потерялась на обратном пути. Поздно ночью она обнаружилась на другом конце Венеции, у своего друга, и решила не приходить ночевать. Наконец-то мы с дочкой провели ночь как нормальные люди. В разных комнатах. И следующую тоже. Но вот приехал дядюшка. Оля вернулась. Друг готовился к открытию выставки, и она, как истинная подруга художника, удалилась. Комьюничка была в сборе. Чтобы не нервировать дядюшку, ему выдали один из двух комплектов ключей. Оля старательно готовилась ко сну. Несколько раз почистила зубы, извлекла нарядную пижамку из сумки. Дядя пришел под утро, тоже долго чистил зубы, потом ворочался и вздыхал. Все наладилось. Мы более-менее мирно сосуществовали в крошечном пространстве. Ходили по выставкам и вечеринкам, иногда устраивали ужины у себя, иногда ходили все вместе в ресторанчики. Вскоре Оля решила съездить со своим другом на пару дней во Флоренцию. В это время Венецию уже наводнили наши художники со спальными мешками, приехавшие из европейских стран. Русские художники из Берлина и Лондона постоянно искали ночлег. Мы всем вежливо отказывали. Но в одном случае отказать не было никакой возможности. Подруга дочери, приехавшая из Амстердама, отравилась туристической пищей. Ее даже возили на лодке в больницу красавцы-спасатели. Оставлять ее без ночлега было бы негуманно. А у нас койко-место опустело…

русский пионер №7(40). октябрь 2013

…В это время Венецию уже наводнили наши художники со спальными мешками, приехавшие из европейских стран...

Возмущению дядюшки не было предела. Я долго выслушивала, как сложно спать, если рядом находится другой человек, как сложно привыкнуть к незнакомой женщине, как это может еще больше усилить его депрессию. Вопли дядюшки пробудили во мне мать Терезу. Знаменитую триаду про волка, козу и капусту решили просто: дядюшке отдали целую комнату с огромным матрасом. Больной барышне я уступила свою половину дивана. Себе соорудила спальное место в том уголке, который присмотрела себе изначально. И прекрасно выспалась. Утром дядюшка съехал в Милан. Барышня поправилась и перебралась в другое место. Вернулись Оля с другом, они заночевали на большой кровати, а рано утром уехали в аэропорт. В самолете я пришла к выводу, что именно так выглядит кризис. Ой, чуть не забыла. Биеннале продолжается до ноября. Есть очень хорошие выставки. Поезжайте. С жильем сейчас проще.

58


Тайны московских гурмэ от www.GlobusGurme.ru

Нашли в капусте

Сеть гастрономов «Глобус Гурмэ» представляет серию вкусных рассказов

П

опулярность деликатесным блюдам в Москве начала прошлого века приносили не только пестрые витрины и искусно составленные меню рестораций, но и курьезные случаи, происходившие при их приготовлении. Так, в 1905, Максим Горький на одной из встреч со своими читателями, получил в дар трость из редкой породы дерева Венге. В тот же вечер он оказался в Третьем Зачатьевском переулке, в доме своего приятеля Федора Шаляпина, где благополучно эту трость оставил. Лишь спустя месяц Алексей Максимович хватился пропажи, и, вспомнив вечер у Шаляпина, отправился к нему. Трость обнаружили на кухне. Повар Хвостов, служивший у Федора Ивановича, приспособил ее в качестве подручного средства для приготовления… квашеной капусты с яблоками. По старой традиции, при приготовле-

нии, капусту плотно утрамбовывали в стеклянную или керамическую посуду и оставляли на три дня при комнатной температуре кваситься. Каждый день из капусты следовало выпускать воздух – длинной деревянной палочкой протыкать ее, пока не перестанут выходить воздушные пузырьки. Вот Хвостов, увидев бесхозную трость в прихожей, и нашел ей применение... Горький, объявив, что ноги его больше не будет в шаляпинском доме, хлопнул дверью и уехал. Через неделю, на вечеринке уже в доме Горького появился Шаляпин с огромной миской капусты. Не обращая внимания на то, что хозяин его игнорирует, он рассказал гостям, что они с Алексеем Макси-мовичем изобрели новый рецепт квашеной капусты «шаляпинской горькой» и что главную роль

в изобретении сыграла драгоценная трость, которую писатель не пожалел ради общего дела. Гости были поражены вкусом, казалось бы, привычного для всех блюда. Многие просили рецепт, но Шаляпин, объявив, что это тайна, торжественно передал его другу. Отношения были восстановлены. Разумеется, не трость сыграла решающую роль в необычном вкусе капусты, а мастерство повара, добавившего в нее вместе с яблоками и морковью хрен. Но легенда осталась. Спустя три года Горький уехал на Капри, где местной кухарке был передан рецепт от Шаляпина. По свидетельствам всех, кто посещал пролетарского писателя в те дни, и пробовал капусту, это была та самая знаменитая «шаляпинская горькая», общемосковскую славу которой принесла трость от читателей Горького.


Парадоксальность, эксцентричность, рискованность — все, чего публика ждет от циркового представления, она может получить и вне цирка, прямо сейчас, на этих страницах, от поэзии Андрея Орлова (Орлуши). Что ни строчка — эксцентрика и парадокс. русский пионер №7(40). октябрь 2013

наталья львова

текст: андрей орлов (орлуша) рисунки: инга аксенова

60


Люди!

Люди! Вы не обалдели? Жизнь и так полна тоски и свар. Клоунов работы Церетели Кто велел поставить на бульвар? На Цветной бульвар, напротив цирка, В сердце нашей родины, в Москве? Тот, кто разрешил, имеет дырку, Дырку вместо мозга в голове. Там, где дети нежились в колясках Под присмотром неусыпных нянь, Клоуны в своих дурацких масках… Отовсюду видно, как ни встань. Все они с лица — смешные вроде, Но вглядитесь в медные глаза: Там, под маской, — гнусное отродье, Сдохнешь — эти будут только «за». Спросите меня, так лично я бы Эту псевдоцирковую жуть Разместил бы в спальне у Зураба, Пусть Зураб попробует заснуть! А вон тот, что на велосипеде Едет с чемоданом под зонтом, За Лужковым пусть в кошмарах едет: Разрешил — не жалуйся потом! Клоуны — зловещи и опасны, Лично я их с детства не любил, Мне, ребенку, с детства было ясно: Там, под маской, спрятался дебил. Тот, что до беспамятства щекочет, Так, что нет дыхания и сил, И не прекращает (мальчик хочет), Сколько ты пощады ни просил. Грубо намалеванной улыбкой Прикрывая свой гнилой оскал, Клоун нас, назвав «своею рыбкой», В день рожденья за уши таскал. Уши багровели и болели Под гостей дурацкий громкий смех, Все вокруг от хохота зверели, И, конечно, клоун — громче всех. Друг мой, режиссер Козловский Валя, Между прочим, бывший клоун сам, Говорил, что выжил бы едва ли, Если бы его какой-то зам Вовремя из цирка не уволил, Клоуна карьеру прекратив, Из ботинок клоунских на волю

61

В судьбоносный час не отпустив. — Я ведь тоже слезы лил из клизмы, — Плакал за стаканом Валентин, — Клоун с виду — символ оптимизма, А в душе — скотина и кретин! Если бы не грим, его с похмелья Даже в вытрезвитель не возьмут, А с похмелья возбуждать веселье — Это адский и тяжелый труд. У тебя — бодун, трясутся руки, Не поймешь, где купол, где манеж, А тебя униформисты, суки, Норовят ударить ног промеж! В цирке было случаев немало, Да таких, что ваш не видел свет. Карлики и клоуны… Пожалуй, Никого страшнее в цирке нет. «Денег нету, вечная подстава, Вы бы на бутылку помогли…» — Это — дрессировщику удава

русский пионер №7(40). октябрь 2013


Гиви, он копил на «Жигули». «Хоть пятерку до получки, Гиви?» «Денег нет!» — Мы знаем, это — ложь. «А куда деваете свои вы? Я вам что, на клоуна похож?» Нужно бы прерваться в этом месте. Валя выпил, зажигалкой — чирк! — Страшный клоун — это клоун в мести! Ну, давай за наш советский цирк! Дунаевский прозвучал бравурно, Вот опять стаканы у лица, Я сказал: «А было бы недурно Твой рассказ дослушать до конца». — А, про дрессировщика удава? Про того, что искренне считал, Что у нас, у клоунов, — халява? Ну, короче, Гиви нас достал! Не давал под слово и под вексель, Жизни нас, скотина, поучал. Мы, короче, выдернули штепсель, Тот, что холодильник подключал. Тут бы объяснить необходимо: Были там не сыр, не колбаса — Там удав с еврейской кличкой Фима Спал до представленья три часа. Ведь удав — животная тупая, Ей не нужно детвору смешить, Им бы только (клоуны-то знают) Человека кольцами душить. Он ведь как, удав: кольцо, другое, Ну а третье — все! Добыче — смерть! Тут уж ни рукою, ни ногою Третьего кольца не отпереть. Этот злой инстинкт предупреждая, Чтоб не сожрала артиста дрянь, Змей перед манежем охлаждают. Здравствуй, холодильник «Юрюзань»! Гиви его вертит в разных позах — Так и так, в руках и между ног, А удав сопит, как отморозок, Он хотел проснуться, но не смог! Он же — хладнокровная змеища, Было бы тепло — так он в момент Гада, что удавится за тыщу, Удавил бы под аплодисмент! …В тот злосчастный для удава вечер

русский пионер №7(40). октябрь 2013

Гиви им обвился, как всегда, А удав обвил его за плечи: Первое… второе… ерунда! Вот уже и третие обвилось, Хлопает, не понимая, зал, За кулисой злобно «Получилось!» Рыжий клоун белому сказал. Барабаны нервное забили, Гиви испустил телесный хруст, Тут же два пожарных подскочили, В ход пошли багор, брандспойт и дуст. Топором прицелившись в удава, Оберштагшталмейстер не спешил, А удав с инстинктами удава Молча дрессировщика душил. Цирк — не место для смертельных оргий, Кровь — не для манежного песка, Но удава наш завпост Георгий Порубил на три больших куска. Гиви худо-бедно откачали, Восемь ребер — вот и весь урон, И лишь белый с рыжим двое знали, Что за жадность был наказан он. Ну чего? Покойным цирка — слава! Пусть кричат и хлопают другим. Мы махнули с Валей за удава, Чокаться не стали. Спи, Ефим… — Мы, конечно, были пьянь и гады, Но зато — ботинки и парик. Вот такая, братец, клоунада… Прямо обос…ся… Пей, старик! Мы сидели с Валей на скамейке, Старый цирк афишами светил, По бульвару весело семейки Шли к нему, стремясь у воротил Прикупить за три цены билетик, Чтобы представленье посмотреть, А в гримерках одевались «эти», Смех стараясь в рот себе втереть. А рядом, на тихом московском бульваре, Глядели, смеясь, церетелевы твари, И дети к ним на руки шли без опаски, И ели их клоунов медные глазки, Колючие глазки, недобрые — зырк! Такой вот стишок получился про цирк… Я в цирк теперь долго не буду ходить И клоунов, кстати, не стану сердить.

62


63

русский пионер №7(40). октябрь 2013


русский пионер №7(40). октябрь 2013

64


текст: майк гелприн рисунки: олег бородин

65

русский пионер №7(40). октябрь 2013


В

звездную рождественскую ночь, ступая босыми пятками по снегу, из цирка Честняги Аршамбо ушла Удача. Она выбралась из-под полога шапито, с минуту постояла, прощаясь, и по тающему под ногами насту заскользила через Марсово поле на свет фонарей с улицы Бурдонне. Удача ушла вслед за переманенным в заведение Арно укротителем синьором Караччоло, двумя его медведями, макакой и наездницей мамзель Фрике, которую синьор укрощал по ночам, в свободное от медведей время. Удача ушла, но Честняга Аршамбо, пробудившись поутру, об этом не подозревал. Шапито прибыл в Париж накануне Рождества, юбилейного, тысяча девятисотого по счету. Праздничное представление принесло немалые барыши, а новогоднее сулило еще большие. Почесываясь и позевывая спросонья, Честняга спрыгнул из кибитки на снег. Раскланялся с парой-тройкой любопытствующих столичных буржуа и в следующий миг обнаружил, что в привычном глазу антураже не хватает шатра с мед­ вежьей клеткой. Честняга Аршамбо слыл непревзойденным пройдохой и, когда выяснилось, что вокруг пальца обвели его самого, сдерживать гнев не стал. Следующие полчаса затаившееся под снегом Марсово поле смущенно ежилось под ураганом отборных ругательств на языках всех одиннадцати стран, по землям которых когда-либо странствовал с бродячим цирком Честняга. Беппо попался под горячую руку владельцу заведения, когда поток брани у того еще не полностью иссяк. Был Беппо злющ, несносен и страдал многочисленными недугами, свойственными старой, вышедшей в тираж цирковой обезьяне породы шимпанзе. Усилиями синьора Караччоло Беппо обучился расхаживать во фраке с ботфортами, носиться по манежу на самокате, исполнять боковое сальто-мортале в конном вольтиже и ненавидеть весь мир. Какой-то десяток лет назад Беппо еще блистал на арене и приносил заведению ощутимые дивиденды, ныне же он годился разве что на кривлянье в клоунаде. Неудивительно, что синьор Караччоло, по-английски распрощавшись с «Шапито Честняги Аршамбо», заодно решил расстаться и с облезлым неприветливым ветераном. — А ты, проклятая образина, значит, осталась у нас дармоедничать? — констатировал Честняга, обнаружив привязанного к стойке ограждающего манеж барьера Беппо. — Чертова дохлятина! — Аршамбо подхватил забытый у барьера берейторский арапник и вытянул Беппо поперек спины. — Эй, кто-нибудь, пристрелите обезьяну! Впрочем, нет: продадим ее на живодерню. Разбуженные руганью цирковые молчали, потупившись. — Не надо бы, хозяин, — робко вступился за Беппо здоровила Жан-Поль, могучий силовой акробат и отчаянный добряк. — Ему и так немного осталось, — поддержал Жан-Поля его напарник Жан-Клод. — Пускай уж доживет с нами. — «Доживет с нами», — издевательски передразнил акробата Честняга и вновь вытянул бедолагу Беппо кнутом. — Этот прожорливый урод? Нет уж, увольте. Обезьяна отправляется на живодерню! Акробаты смолчали: возражать владельцу заведения было чревато.

русский пионер №7(40). октябрь 2013

— Обезьяна остается. Честняга Аршамбо резко обернулся. Канатоходец Малыш Луи, скрестив на груди руки, невозмутимо смотрел хозяину цирка в глаза. Был Малыш Луи низкоросл, не выше Беппо, почти карлик. Еще был он угрюм, нелюдим и немногословен. А еще Малыша Луи побаивались. Страха канатоходец не знал, за голенищем сапога носил нож, и поговаривали, что управлялся с ним так же искусно, как с шестом-балансиром на проволоке под цирковым куполом. — А кормить этого проглота кто будет? — сбавил обороты Честняга. Малыш Луи хмыкнул, шагнул к Беппо, отвязал его от барь­ ера и повел за собой прочь. На место покинувшей цирк-шапито Удачи явилась Невезуха. Нового укротителя найти не удалось. Одна за другой издохли две тягловые лошади. Выбыл из труппы, сломав на репетициях ногу, гимнаст. Сохший по удравшей с синьором Караччоло мамзели крафт-жонглер стал с горя попивать. Он то и дело освистывался публикой, когда ронял на манеж гири, ядра и булавы. Доходы упали, теперь заведение едва сводило концы с концами. Из Франции цирк перебрался в Швейцарию, поколесил по АвстроВенгрии и к лету откочевал в Италию. Дела не улучшились. Кибитки вереницей тянулись по проезжим трактам, а за ними вслед, хромая и спотыкаясь на дорожных ухабах, упорно и неотступно тащилась Невезуха. Ревматический облезлый шимпанзе с годами стал муд­ рым. Человеческой речи он не разумел и потому не знал, что стоял уже на пороге живодерни. Но чутьем, острым, звериным, тем, что не смог забить кнутом и пинками синьор Караччоло, Беппо был богат. Чутьем он сумел понять, что сделал для него канатоходец. И оценить сумел тоже. Теперь, просыпаясь в видавшей виды кибитке по утрам, Малыш Луи зачастую находил у себя под боком мирно посапывающую лохматую голову Беппо. Злая, взращенная в неволе и воспитанная побоями обезьяна на старости лет внезапно обрела друга. Такого же нелюдимого, угрюмого и низкорослого, как она сама. — А мы с тобой похожи, дружище, — с удивлением сказал однажды Малыш Луи, скармливая Беппо приобретенный на туринской ярмарке банан. — Даже внешне. Что взять, оба мы с тобой — цирковые. Беппо осклабился. Он не понял ни единого слова, но был согласен. Малыш Луи, как говорили о потомственных циркачах, родился в опилках. Шимпанзе на свет появился в клетке. Разницы не было — Беппо чутьем осознавал сродство. — Не везет нам в последнее время, — пожаловался Честняга Аршамбо индийскому факиру и заклинателю змей Прабхакару Сикху. — Надо что-то менять, как ты считаешь? Факир и заклинатель змей с труднопроизносимым именем покивал. В везении он понимал толк, потому что ни факиром, ни индусом не был, а звался Рамиром и происходил из самой что ни на есть заурядной семьи кочевых цыган.

66


— К гадалке пойду, — сообщил владельцу заведения Прабхакар-Рамир. — Пускай карты раскинет. Ручку ей позолотить надо. Деньги давай. Неожиданностей гадание не принесло, потому что показали карты цирку-шапито каждодневную, рутинную, оскомину набившую дальнюю дорогу. — В Испанию, — уточнил направление дальней дороги заклинатель-факир. Поправил серьгу в ухе и добавил решительно: — Там и свезет, карты врать не станут. На самом деле особой уверенности в предсказании кочевой индус не питал. У него тоже было чутье, пускай и не такое острое, как у Беппо. Но было — особое чутье, цыганское. И ничего хорошего оно не предвещало. На золотом каталонском пляже, допьяна надышавшись бризом, заплутала среди прибрежных эвкалиптов и отстала от цирка Невезуха. На сельской ярмарке Честняга Аршамбо прикупил за бесценок четверку лошадей, в Жероне к шапито прибились согласные работать за гроши наездник Пабло и шпагоглотатель Хуан, а в Сабаделе догнал труппу залечивший сломанную ногу гимнаст. Таким образом, дела пошли в гору, и Честняга, потирая руки в предвкушении барышей, велел готовиться к выступлению в Барселоне. Он не знал, что под пологом головной кибитки умостилась уже, пригрелась и терпеливо ждала своего часа Беда. Театр начинается с вешалки, а цирк — с парад-пролога, торжественного марша труппы перед зрителями за час-другой до начала представления. На этом парад-прологе Честняга превзошел самого себя. Он сыпал шутками, на лету слагал стихотвор-

...В звездную рождественскую ночь, ступая босыми пятками по снегу, из цирка Честняги Аршамбо ушла Удача. Она выбралась из-под полога шапито, с минуту постояла, прощаясь, и по тающему под ногами насту заскользила через Марсово поле на свет фонарей с улицы Бурдонне... 67

ные экспромты, азартно пикировался с белым и рыжим клоунами — в общем, проделывал все то, чем способен завлечь публику опытный и умелый шпрехшталмейстер. Цирк оказался полон, и представление удалось. Силовые акробаты Жан-Поль и Жан-Клод выложились во французской борьбе. Отточенными движениями швырял в воздух пудовые гири неделю не бравший в рот ни капли спиртного крафтжонглер. Запрокинув лицо, сантиметр за сантиметром вбирал в себя острый клинок шпагоглотатель Хуан. Извлек из мешка двух кобр и заиграл на дудке разухабистую цыганскую плясовую спрятавший под тюрбаном ушную серьгу факир Прабхакар Сикх. И даже Беппо, обретший внезапно вторую молодость старый Беппо, исполнил свое коронное сальто-мортале со спины скаковой лошади. Когда второй час представления подошел к концу, когда зрители аплодисментами отбили уже ладони, когда рыжий клоун, шатаясь от усталости, под хохот толпы повалился на белого, кулисы, скрывающие крепленный к мачте под куполом помост, распахнулись. Канатоходец в атласном кружевном камзоле и щегольском широкополом цилиндре ступил на проволоку. Толпа ахнула: необходимый для поддержания равновесия шестбалансир канатоходец небрежно держал под мышкой. Забравшись на мачту и судорожно вцепившись в купольную ткань, старый Беппо с ужасом смотрел на шагающего по проволоке Малыша Луи. Стараниями беглого укротителя синь­ ора Караччоло канат Беппо ненавидел и боялся его панически, отчаянно. Для битого, поротого циркового шимпанзе понятия «канат» и «кнут» намертво слились воедино, и никакая сила в мире не могла бы заставить Беппо ступить на проволоку, не говоря уже о том, чтобы по ней пройтись, пусть даже на четвереньках. Поэтому всякий раз, когда Малыш Луи шагал по канату, жонглируя балансиром, подбрасывая в воздух цилиндр и ловя его на конец шеста, старый облезлый шимпанзе умирал от страха. Долгие десять минут Малыш Луи демонстрировал публике чудеса эквилибристики. Затем под восторженный рев сунул под мышку шест и вальяжно, словно шагал по парижскому бульвару, удалился по проволоке за кулисы. Старый Беппо съехал по мачте вниз и, сгорбившись, закосолапил к гримерной. На пороге остановился. Вцепившись в портьеру, замер, глядя на переодевающегося канатоходца. — Эй, смотрите, да он плачет, — изумленно ахнул шпагоглотатель Хуан. Беппо и вправду плакал, от счастья. Плакал, как это делают обезьяны — без слез. Из Барселоны бродячий цирк двинулся на запад, в Сарагосу, оттуда дальше, в Вальядолид, затем повернул на юг, к Мад­ риду. Каждое представление на пути давало немалые сборы. Честняга Аршамбо вскорости стал путаться, подсчитывая выручку, и подумывать о покупке небольшого домика где-нибудь под Марселем или Нантом. А в головной кибитке тряслась по кас­ тильским дорогам в ожидании своего часа Беда.

русский пионер №7(40). октябрь 2013


Час Беды настал душной мадридской ночью под тусклым светом ущербной луны. Никто в цирке так и не узнал, по какой причине вспыхнул пожар, за считанные минуты поглотивший составленные в круг кибитки. На этот раз Честняга Аршамбо браниться не стал. На следующее утро он стоял с непокрытой головой под палящими лучами августовского солнца и тоскливо смотрел на то, что осталось от заведения. — Эх, хорошо, — услышал Честняга глумливый голос за спиной. Он обернулся. Непотребного вида девка с подбитым глазом хохотала ему в лицо. — Ты кто? — шепотом спросил Аршамбо. — Я-то? — переспросила девка сквозь хохот. — Я — твоя Беда. Ухожу от тебя, прощай. — С кем говоришь, хозяин? — подступился к Честняге заклинатель змей. — Нет же никого, а ты… Цыган осекся. Ему вдруг почудилось, что в тяжелом авгус­ товском зное медленно растворяются вульгарные черты непотребной распутной девки. Благая весть пришла к Честняге Аршамбо на следующие сутки, через час после того, как он принял решение распустить труппу. — Ее величество Мария Кристина, королева-консорт Испании, наслышана о вашем несчастье, мэтр, — торжественно обратился к Честняге дворцовый курьер. — Королева соболезнует и хотела бы частично возместить убытки. Владелец цирка согнулся в поклоне. — Слава королеве, — ошеломленно пролепетал он. — Взамен, — невозмутимо продолжил курьер, — ее величество просит дать представление в ее честь на площади Пласа-Майор. Там расположена арена с амфитеатром, где обычно проходит коррида. Королева прикажет ткачам пошить цирковой купол взамен сгоревшего, в двухнедельный срок купол будет готов. Могу ли я передать ее величеству ваше согласие, мэтр? — Плохое место, хозяин, — наперебой принялись отговаривать Честнягу силовые акробаты Жан-Поль и Жан-Клод. — Негоже цирковым артистам выступать там, где происходят убийства. — Убийства быков, болваны, — загорячился Честняга. — Понятно вам? Быков! Впрочем, вы двое недалеко от них ушли. А ты что скажешь? — повернулся Аршамбо к заклинателю. Рамир задумчиво теребил серьгу в ухе. Молчал. Он, как и положено цыгану, в дурные приметы верил. — К гадалке пойду, — сообщил наконец факирзаклинатель. — Пускай карты раскинет. Ручку ей позолотить надо. Деньги давай. От гадалки цыган вернулся мрачным, насупленным. — Плохо карты легли, хозяин, — буркнул он. — Как бы не случилось чего.

русский пионер №7(40). октябрь 2013

Честняга Аршамбо закаменел лицом. До сих пор предсказаниям он старательно следовал, о чем ни разу не пожалел. — Чего б не случилось? — переспросил он. — Чего именно? — Не знаю, хозяин, — пожал плечами цыган. — Гадалка трижды кидала, и всякий раз выпадали крести. Не к добру. Честняга долго размышлял, нахмурившись и уставившись в пол. Потом сказал: — У нас и так все не к добру. Отказываться от шанса из-за дурацких суеверий я не намерен. И тебе не советую. — Как скажешь, хозяин. — Ступай. И вот что, не вздумай кому-нибудь болтануть. За час до начала представления на Пласа-Майор пришла Смерть. Была она здесь завсегдатаем, за несколько последних веков не пропустив ни единой корриды. Два воскресных часа были для Смерти заслуженным отдыхом от постылой каждодневной работы. Здесь, в амфитеатре, она не исполняла чужую волю, здесь она выбирала, кому жить, а кому умирать, сама. И иногда позволяла себе отправить в дальний путь по темной дороге не бессловесную рогатую тварь, а верткого изящного щеголя. Просочившись через каменную стену, Смерть проникла в амфитеатр. Остановилась, застыла, внимательно рассмотрела натянутый на вертикально врытые в землю мачты пестрый, в красно-синюю полосу купол. Удивленно клацнула челюстью, пожала костлявыми плечами, хмыкнула и устроилась в первом ряду. Факир и заклинатель змей Прабхакар Сикх Смерть не увидел, почувствовал. Шпрехшталмейстер уже сложил первый экспромт, рыжий клоун уже оттаскал за нос белого, а цыган Рамир,

...За час до начала представления на Пласа-Майор пришла Смерть. Была она здесь завсегдатаем, за несколько последних веков не пропустив ни единой корриды. Два воскресных часа были для Смерти заслуженным отдыхом от постылой каждодневной работы. Здесь, в амфитеатре, она не исполняла чужую волю, здесь она выбирала, кому жить, а кому умирать, сама... 68


69

русский пионер №7(40). октябрь 2013


замерев в проходе между кулисами, все не мог оторвать пристального взгляда от пустующего места в первом ряду. Очнулся Рамир, лишь когда почувствовал, что кто-то мертвой хваткой вцепился ему в рукав. Цыган выдохнул и опустил взгляд. Уставившись круглыми от страха глазами туда же, куда и он, рядом с заклинателем дрожала выряженная во фрак перепуганная старая обезьяна. Цыган ухватил обезьяну за шкирку и потащил за собой назад, в темноту огороженного кулисами пространства. — Ты тоже почуял, да? — ошеломленно спросил Рамир. Он мог бы поклясться, что старый шимпанзе кивнул в ответ. В отличие от цыгана, Беппо увидел Смерть воочию, так, как видят костлявую звери в стае, когда она приходит за одним из них. За мной, беспорядочно думал старый Беппо, за мной, за мной, за мной. Он отчаянно не хотел, не желал умирать, особенно сейчас, когда в его никчемную, наполненную унижениями и побоями обезьянью жизнь ворвалось вдруг счастье. — Что с тобой, дружище? — Малыш Луи приблизился, лас­ ково потрепал Беппо по затылку. — Эй, да ты весь дрожишь, никак простыл? Ничего, вечером налью тебе немного коньяку. Ну, давай, давай, соберись, сейчас твой выход. Механически передвигая конечности и не отрывая взгляда от пустующего места в первом ряду, Беппо заковылял по арене. Он сам не знал, как ему удалось забраться на лошадь. Щелкнул хлыстом берейтор, качнулся, а затем и понесся вскачь переполненный амфитеатр. — Алле! Беппо взвизгнул и метнулся с лошадиного крупа прочь в сумасшедшем сальто. Пустующее место в первом ряду стремительно приближалось. Беппо пронзительно завизжал, он летел прямиком в объятия Смерти. Не долетел — вмазался в ограждающий арену барьер, рухнул вниз и, еще не веря, что живой, озираясь, на четвереньках припустил к проходу. Смерть, нацелив на Беппо костлявый палец, тряслась от смеха в первом ряду. — Как же так, дружище? — захлопотал вокруг Беппо Малыш Луи. — Больно, да? Больно? Ничего. А ну, пошли отсюда! — набросился Малыш на хихикающих цирковых. — Вы все вместе этой обезьяны не стоите! К антракту Беппо осознал, что Смерть его не взяла. А еще осознал, что теперь она непременно заберет кого-то другого. Кряхтя от боли и подвывая от страха, Беппо вскарабкался по мачте, уселся на траверсу и намертво вцепился в купол. — Его возьми, его, — молил Беппо, тыча лапой в направлении шпрехшталмейстера. — Или этого, с гирями. Или клоуна, даже обоих. Только не… Время шло, представление близилось к концу, а Смерть, завороженно глядя на арену, еще не выбрала. — Факир, где факир? — суетился в двадцати метрах под Беппо Честняга Аршамбо. — Его выход, где это чертово цыганское отродье?

русский пионер №7(40). октябрь 2013

— Хозяин, — метнулся к Честняге из темноты рыжий клоун. — Факир на манеж не выйдет, у него скрутило живот. Стесняюсь сказать: блюет. — Проклятье! Где канатоходец? — Уже под куполом. — Кто-нибудь, крикните ему, пусть выходит! Смерть и не заметила, как единым мигом сгинули два часа. Она пришла в себя, лишь когда образовалась заминка после очередной клоунады. Смерть встрепенулась, подобралась: представление заканчивалось. — А сейчас, в финальном номере, — зычно кричал с арены толстячок в дурацкой шляпе, — перед вами выступит непревзойденный мастер эквилибра, канатоходец… Смерть не дослушала. Придется брать канатоходца, невозмутимо решила она. Выбора уже не осталось. Что ж… Портьера под куполом цирка распахнулась. Канатоходец в щегольском широкополом цилиндре, застыв, стоял на краю помоста. Необходимый для поддержания равновесия шестбалансир он почему-то держал под мышкой. — Прости, — сказала канатоходцу Смерть. Секунду-другую тот еще постоял, переминаясь с ноги на ногу, затем бросился с помоста на проволоку. Смерть махнула костлявым запястьем. Канатоходец оступился, пошатнулся и, не удержав равновесия, полетел с двадцатиметровой высоты вниз. — Цилиндр, он схватил мой цилиндр… И шест… На арене, в опилках, раскинув в стороны лапы, мертвыми глазами глядел в купол цирка старый облезлый шимпанзе. Слезы текли у Малыша Луи по щекам.

...К антракту Беппо осознал, что Смерть его не взяла. А еще осознал, что теперь она непременно заберет кого-то другого. Кряхтя от боли и подвывая от страха, Беппо вскарабкался по мачте, уселся на траверсу и намертво вцепился в купол. — Его возьми, его, — молил Беппо, тыча лапой в направлении шпрехшталмейстера. — Или этого, с гирями. Или клоуна, даже обоих. Только не… 70


71

русский пионер №7(40). октябрь 2013


русский пионер №7(40). октябрь 2013

72


73

русский пионер №7(40). октябрь 2013


русский пионер №7(40). октябрь 2013

74


Урок мужества. Осень жаль. Обозреватель «РП» в меланхолии. Урок географии. Ветер трудного дня. Отдых под дулами. Рассказ продолжается. Дядя-цирк. Рассказ Марины Степновой.


текст: николай фохт

getty images/fotobank

Бессменный наставник читателей «РП», заслуженный специалист по мужеству Николай Фохт предстанет в непривычном амплуа меланхолика и даже — в некотором смысле — ипохондрика. Но читательто верит: это всего лишь осенняя хандра. Всего лишь перегруппировка сил.

русский пионер №7(40). октябрь 2013

76


А ведь

я ее любил, осень. Мне нравилось ее первое дыхание — еще в августе, когда выйдешь во двор, к машине, за забытым в салоне телефоном или, предположим, замороженной курицей в багажнике, тоже забытой, потому что три часа в пробке совершенно меняют сознание, стирают и без того нетвердую память на продукты питания; к тому же не бесцельно ведь спешишь, а к футболу: сборная играет, а может, какой Южный зацепился и продвинулся сверх обычного по сетке; так вот, выйдешь во двор в августе — а ветерок-то уже того, из Химкинского леса двигает, из Питера, с Финского залива, омывая свежим своим дыханием Костамукшу, а перед этим зародившись в Гренландии, где куются айсберги для новых побед над «Титаником». Иные нос кривят, заводят песню — мол, опять зима, а я тайно (чтобы не обидеть никого) радуюсь. Я предвкушаю эти дожди без конца и без смысла, лужи, красоту природы, невероятную прозрачность воздуха и быстрые сумерки. Мне, не буду скрывать, нравится усложнение житейского интерфейса с наступлением осени, я вообще препятствия люблю. Препятствия всегда доказывают, кто лучший: у кого ботинки непромокаемей, кто позаботился о ветровке наилучших кондиций, кто приобрел на eBay хронометр Sea Dragon фирмы Zodiac — за полцены. Зимы еще нет, а ты уже выиграл гонку на выживание у раскисших соперников. В общем, любил. А сейчас и не знаю, что сказать, что сделать. Сигнал, насколько я разбираюсь в этой житейской азбуке Морзе, получен тревожный, неутешительный. Проще говоря, в этот раз, этой осенью, мне дали понять, что время мое вышло. Во всех смыслах и на всех рубежах. Сначала я обратил внимание на тишину телефона, на пустоту электронного почтового ящика. А ведь раньше именно осенью начиналась жатва, в смысле страда: меня приглашали на консультации, нанимали в качестве телохранителя прокатиться на Мальту, платили кэшем за частные уроки самозащиты. Честно

77

говоря, уроки эти по большей части сводились к психотерапевтическим сеансам — я встречался с человеком и… как бы это сказать… подбадривал его. Чаще и с большим удовольствием — ее. Сейчас же все как-то резко сдулось. Неделю я вел себя достойно: прошел полностью три Mass Effect на полной громкости, перелистал несколько альбомов Тернера и Караваджо, сварил буйабес из остатков мороженой рыбы и сифуд-коктейля — получился, кстати, неплохой суп, но очень много. Как его съесть одному? Я и набрал номер Стефании. — Привет, как дела? Приезжай на буйабес. — Что случилось, Николай… Вячеславович? — Ты что, не одна там? — А почему по телефону — в Фейсбук нельзя, что ли, написать? Или в скайп? Или по имейлу? — Может, еще тебе в Инстаграм запостить? — Немного, конечно, взбесился. — Хорошая идея — вот и посмотрела бы на твой суп. Решение принять было бы легче. — Слушай, а с кем ты? Мы не виделись уже больше полугода, ты пропустила кучу ключевых занятий. Я беспокоюсь — ты, по моим расчетам, растренирована и беззащитна. — Николай Вячеславович, я, вопервых, думала, что наши занятия окончены, ведь, насколько я помню, в последний раз — ну, после занятия по технике спасения от ядерного взрыва в условиях города — мы перешли к отработке слаженных действий в случае атаки внеземной цивилизации. Мне казалось, это уже конец курса. — Стефания, но ведь остался еще казус большого взрыва — вот что, по моему замыслу, финал курса. Ну ладно, если серьезно, тебе ведь нравилось. К тому же любой курс лучше повторить, закрепить. — Ладно, знаешь, я решила пойти на другие курсы, к другому тренеру — я понятно выразилась? — А чем новые курсы лучше? — Метр девяносто восемь, восемьдесят четыре килограмма, двадцать четы-

русский пионер №7(40). октябрь 2013


ре года, блондин, глаза зеленые, тройное гражданство: Швейцария, США, Англия. — А такое бывает? — Вот и я про то… — Впервые за время разговора Стефания заговорила человеческим голосом. — Может, крашеный? — Проверяла: срезала во сне целый клок, осветляла в очистителе, в спирте, ацетоне. Если краска, то гениальная: даже если после занятий от него останется только рецепт, я не внакладе. — Ну а с практической стороны, в смысле самозащиты? — Чувствую себя защищенной. Без обид, Коля.

— Неужели они круче меня, Константин? — Спрос на них превзошел ожидания. После пары тестовых доставок их не хуже, чем щенков, заказывают. Клиентки в восторге. — В чем преимущество? Молодость? Цвет кожи? Таранность типа? — Молодость, конечно, думаю, немаловажную роль играет. Хотя официально клиентки напирают на то, что ребята болтают по-французски. С ними есть на чем поговорить — французский в моде, оказывается. Колян, мир сошел с ума, смирись. Ну и возраст тоже, сам знаешь…

Теперь я звонил Константину, давнему своему товарищу — он регулярно подкидывал непыльную работу. У Костика причудливый бизнес: он доставляет дорогих щенков до, как говорится, дверей. Специализируется на самых дорогих — тайских риджбеках, японских миниатюрных пуделях и чунцинах. Хитрость, да и сам бизнес в том, что таких собак нет в России, их надо привозить из титульных стран — Китая там, Таиланда, Японии. Но в то же время такие собаки в России есть, и не просто в России, а под Орехово-Зуевом, на ферме, которую держит чеченец, а обслуживают, разумеется, корейцы. Клиенты, естественно, не в курсе. Поэтому, когда к их дому подъезжает «ниссан-патруль» в орехово-зуевской грязи, думают бог весть что и с уважением предлагают сопровождающим здоровякам чай с овсяным печеньем. Долгое время одним из таких здоровяков был и я… Ну, как бы таким здоровяком-интеллектуалом с большим опытом. Старшим. Что тоже очень успокаивало клиентов, особенно клиенток.

Чтобы немного успокоиться, я съел каст­ рюлю буйабеса за полтора дня, но ничего лучше, чем собрать спортивную сумку и поехать в Измайлово, не нашел. Я вошел в раздевалку знакомого зала и наконец почувствовал себя дома. Запах апизартрона, клубы пара из сауны — как давно я тут не был! Тренер

— Николаич, как дела, когда в Таиланд за покупками? Я уже почти нашел окошко в делах. — Колян, привет. Дела такие: я нашел ребят из Сенегала, футболисты, они не прошли в состав «Локомотива» и зависли тут. Хорошие пацаны, форварды таранного типа, понимаешь? Так что пока я тебя беспокоить не буду.

русский пионер №7(40). октябрь 2013

...Препятствия всегда доказывают, кто лучший: у кого ботинки непромокаемей, кто позаботился о ветровке наилучших кондиций, кто приобрел на eBay хронометр Sea Dragon фирмы Zodiac — за полцены...

Станиславович встретил меня в общем радостно, но подозрительно. — Сколько весишь? — спросил. — Да фиг знает, Станиславович. — Не ври. — Девяносто четыре. — А сколько лет тебе? — Ну, полных сорок девять. — Вот именно, что полных. Лишний, понимаешь, у тебя вес. Следил бы, что ли, за собой. — Да ладно, сейчас выползу на ковер, да и все пройдет. Вы только дайте мне какого-нибудь не очень сильного и тяжелого партнера. — Я пытался шутить. — Девушки тренируются завтра. Кто попадется, с тем и будешь. Попался мне молодой человек примерно моего веса, выше на полголовы. Под самбистской курточкой пододета белая майка, на которой черными буквами написано: «Россия — территория войны». Перед разминкой он снял с шеи крестик и поцеловал его. Мы перешли в партер, я предупредил, что довольно давно не боролся — поэтому давай не в полную силу. Парень кивнул в знак согласия бритой головой и взял захват. Повинуясь инстинкту, как всегда, завалился на спину, чтобы затащить его руку на рычаг локтя. Но таз фатально недовернулся, мое правое колено скрипнуло и пошло по плохой траектории: перекинуть ногу через его голову не удалось, зато получился смачный удар коленом в висок. — Клево, — нехорошо улыбнулся спарринг-партнер. — Давно, говоришь, не боролся? Он опять резко взял захват и дернул вниз; забежал за спину; подсунул ноги под меня и рухнул сверху. Что-то хрустнуло во всем моем организме, я понял, что сбил дыхание. Дальше он спокойно перевернул меня на спину и лег на удержание. Конечно, я имитировал попытки уйти через задний мост, но православный не обратил на это никакого внимания и сделал позорный болевой на локтевой сустав — на весу, замком. Такие проходят только на новичках, только, понимаете? В стойке я уже не стал бороться. Да просто не мог — дыхание не восстановилось даже дома.

78


79

Повторим урок Айсберги долго не живут.

Буйабес из мороженой рыбы тоже вкусный. И дешевый.

Кроме тайских риджбеков есть родезийские — они крупнее.

Россия — территория войны.

анна всесвятская

Я сидел в своей большой квартире на красном диване, уставившись в плазму, по которой шел фильм «Я видел дьявола» — там корейцы отрезали друг другу органы и члены, ели на ужин мясо молодых женщин и истекали кровью. Молодой кореец охотился на немолодого, на преступника. И все-таки поймал его и казнил — автоматическая гильотина отрубила старику голову. Мрак. Но и правда жизни. Немощь должна отступить, дать дорогу сильному и свежему. Без вариантов. И я поехал к маме. Мама была рада. Я не знал, как сказать ей о своих сомнениях, как поделиться нахлынувшим кризисом. Я даже чуть не рассказал ей историю, как на первом курсе попал в милицию, а мы с отцом скрыли от нее это. Мама смотрела на меня, кормила щами из свежей капусты, курицей с картошкой, заварила крепкий чай. Она так странно улыбалась, таинственно, будто знала, на что я хотел пожаловаться. — Мам, а ты помнишь, что вот этот лесок перед нашим домом я деревьями засаживал? Был у нас сосед, дядя Андрей, кажется… или дядя Саша… Энтузиаст. Он нас, мальчишек, организовал, дал каждому по десятку саженцев. Я даже помню некоторые деревья, которые воткнул в землю. А потом поливал каждый день, пока они не окрепли и уже сами стали справляться. Некоторые погибли, некоторые спилили — вон, стоянку сделали. Но в основном лесок-то стоит, не сдается. Ты знаешь, мне кажется, это вообще главное, что я сделал в жизни. Точнее, самое важное. Все мои награды на соревнованиях, все мои романы, в том числе и литературные, все машины, на которых я ездил, и схватки, в которых я победил, все заработанные деньги, в том числе последний гонорар за сценарий фильма «Англия», который купил, но не поставил известный армянский режиссер, — все это ерунда. А деревья — не ерунда. Мама, не переставая улыбаться, ответила: — Может, ты и прав. Хорошо, что заехал.

русский пионер №7(40). октябрь 2013


getty images/fotobank

Что же такое Египет для русского человека? Этакая дальняя дача бездетной папиной сестры, где сельдерей растет сам собой, пруд чист и полон зеркальных карпов, а главное, можно забыть о дождях, приличиях и пробках на дорогах.

русский пионер №7(40). октябрь 2013

80


текст: александр кутинов

Музыкант, писатель и сибарит Александр Кутинов посетил Египет в его минуты роковые. Чтобы занырнуть в чистом море, в свободной от туристов стране. Кроме прозрачной воды и доступного алкоголя — интернациональная компания. Хотя как интернациональная: если приглядеться, почти все с одной территории, известно какой. 81

русский пионер №7(40). октябрь 2013


Возвращаться

снова и снова туда, где был когда-то, пусть и чуть-чуть, счастлив, гораздо естественнее для человека, чем искать что-то новое. Звучит красиво и могло бы соответствовать моему настроению — египетский Дахаб я действительно люб­ лю, но в нынешней ситуации причины отправиться именно туда были, скорее, жлобские. Расчет простой: в стране война, народ у нас трусоватый, а значит, можно значительно сэкономить. В результате лишь с пятого раза — в нормальных турагентствах на меня смотрели с жалостью и недоумением — мне удалось приобрести полный боекомплект на десять дней по системе «все включено» за десять с небольшим тысяч рублей. Пусть у довольно зловредного и необязательного оператора, известного своими подставами по прошлым поездкам. Но разве это главное? Лечу! Что же такое Египет для русского человека? Этакая дальняя дача бездетной папиной сестры, где сельдерей растет сам собой, пруд чист и полон зеркальных карпов, а главное, можно забыть о дождях, приличиях и пробках на дорогах. Простой и гениальный способ лечения национальной хандры: штамп в договоре, ваучер, электронный билет, и через четыре часа болтания в стареньком «боинге» какихнибудь зверских авиалиний тебя уже обнимает жаркий ветер пустыни. Бюджетная и прекрасно отлаженная шокотерапия — рюкзак, вокзал, Шарм! И это даже хорошо, что половина всего египетского относится к категории «почти настоящих» — напитки, лекарства, одежда, массаж, английский и русский языки и даже курортный роман. Это, по сути дела, игра в отдых, а всем нам так хочется побыть детьми. От Шарм-эль-Шейха до дальних пляжей Дахаба чуть меньше двухсот километров. Кроме марсианских пейзажей с красными песками и почти вертикальными горами, внезапными россыпями бедуинских домиков и засыпанных пылью заправок поразило количество блокпостов на пути. Их за время следования нам

русский пионер №7(40). октябрь 2013

встретилось штук шесть-семь, не меньше. Они различались размерами, количеством военнослужащих и обилием техники. Суровые и не очень воины пили кока-колу, не снимая с плеч «калашей», щерились в небо пушки, застыли на фоне скал новенькие танки. Пропускали нас без особых церемоний, но попытки зафиксировать на фото армию Египта пресекались на корню. Сонный вроде бы сержантско-мичманский состав мгновенно преображался и раздражался. У одного из туристов чуть было не отобрали фотоаппарат. И я решил не рисковать, хотя бравые войска так и просились в объектив. Наш отель Happy Life — а я там бывал уже дважды — примечателен тем, что расположен в самом конце обитаемой береговой линии. За ним цивилизованной жизни нет вообще. Более того, еще два года назад и дороги как таковой не было — последние десять километров автобус ехал с минимальной скоростью по песку вдоль моря. Теперь какую-никакую дорогу сделали, но от этого постояльцы не утеряли ощущения присутствия на самом краю земли. Чем пахнет ветер в Дахабе? Первое, что приходит на ум, — морем. Это да, но еще горячим камнем, сеном (этот обертон дают финиковые пальмы), жареной бараниной, цветами азалии и немного тленом. Выгрузившись — а к этому моменту я в автобусе остался один, даже гид вышел раньше, — я вдохнул его, словно вынырнувший из глубины фридайвер, и пошел на ресепшн. Охранник и солдат при входе не обратили на меня ровно никакого внимания. Привычно сунув мужичку в сюртуке зеленую десятку для получения номера sea-view, я пошел в сопровождении носильщика заселяться — море шумело едва ли не под моими окнами. Носильщик разжился полусотней рублей. Денег, кстати, я мог бы и не давать. Во-первых, отель был практически пуст и за хорошие свободные номера сражаться не стоило. А во-вторых, носильщик больше так и не появился, хотя он и совмещал должность уборщика. В лучшие времена Happy Life радовал меня умиротворяющей тишиной — ни

самолета, ни машины, ни катера; лишь веселые голоса с детской площадки и приглушенная ближневосточная эстрада из спрятанных в кустах агавы репродукторов. В эти смутные дни не такой уж далекой войны тишина стала абсолютной. Разве что пронзительно кричали хамамы, не знаю, как они называются по-русски, — похожие на горлиц птички, только меньше и изящнее; они еще изображены на местных банкнотах. И если в день моего заезда в центральном холле еще сидел какой-то дедушка с чемоданом, то на территории я не встретил вообще никого. В голову лезли мысли о брошенных городах тольтеков, операции «Филадельфия» и экстренной эвакуации в связи с пришествием братьев-мусульман. А куда идет только-только прибывший турист? На море? Правильно, но не совсем. Он идет в бар, что неподалеку от моря. Улыбчивый бармен по имени Петр налил мне сначала одной жидкости, потом второй. Названия их не имеют значения, ибо разницу между «ромом», «виски» и «бренди» может почувствовать лишь… да никто ее не может почувствовать. С удовлетворением отметив, что напитки местного производства за два года моего отсутствия абсолютно не изменились, та же дерущая горло бурда, я заговорил с единственным посетителем бара — двухметровым немцем в татуировках и пирсинге, напоминающим порноактера, но оказавшимся дворником из Дрездена. Его звали Инго, и он поведал мне, что народу здесь действительно трагически мало. Мы пошли на обед. Одному из официантов я тут же присвоил прозвище Бандерас, о чем он был своевременно оповещен. Ох уж эти мне потомки фараонов, чисто дети! С одной стороны, нет им равных в стремлении облапошить фраера ушастого, то есть туриста, а с другой стороны, польстил ему немного, и он весь твой. Вот и Бандерас, в миру Исса, полюбил меня чистой и пылкой любовью, что не могло не сказаться на качестве обслуживания. Например, приносил из ресторана нарезанные лаймы, когда я пил джин на лежаке у моря. Главное было ему почаще напоминать, что он вылитый Антонио.

82


андрей ягубский

А в ресторане я увидел, собственно говоря, всех обитателей отеля и, пересчитав их, пришел к выводу, что в этом храме туризма и отдыха, рассчитанном человек на 500, находится всего-навсего 17 постояльцев, включая меня. Обслуживающего персонала было куда больше. Кстати, держателем заведения был христианин-копт, так что среди барменов попадались люди с именами Ефрем, Ефим, Иоанн и так далее. А однажды во время обеда в ресторан заявился при полном параде местный батюшка. Он выглядел совсем как наш, только ликом был черен. Шеф-повар, завидев его, бросил сковородки и, упав перед ним на колени, долго целовал руку. Итак, личного состава я насчитал 17 человек. Полный интернационал, что не мешало простому человеческому общению. Из наших соотечественников можно выделить бывшего спецназовца Сергея из Мытищ. Он, крепко посидев в баре, принимался вспоминать подробности зачисток в населенных пунктах, названия которых так или иначе засели в голове каждого взрослого россиянина. Ярче других запомнилось следующее: наиболее «борзых» або-

83

...В лучшие времена Happy Life радовал меня умиротворяющей тишиной — ни самолета, ни машины, ни катера; лишь веселые голоса с детской площадки и приглушенная ближневосточная эстрада из спрятанных в кустах агавы репродукторов...

ригенов перевоспитывали так — к спине привязывали автомобильную покрышку и поджигали. Как подметил Сергей, горит она ровно семь минут. Он также любил, взяв тупой столовый ножик, исполнять с ним незамысловатые трюки, применяемые во время рукопашного боя. Вскоре, к радости персонала, да и моей тоже, он уехал. Кстати, когда я провожал его у ворот с металлоискателем, увидел рядом с туристическим автобусом еще один, старенький и обшарпанный. А около него четверых людей, напоминавших одновременно бойцов Дикой дивизии Нестора Махно и южноамериканских каудильо. Висевшие за плечами автоматы не мешали им балагурить и курить. Мне пояснили: это группа сопровождения, солдаты национальной гвардии. Дорога дальняя, мало ли что. Тогда уже первый червь сомнения забрался в мою душу и напомнил, где я, собственно, нахожусь. Из наших была еще обгоревшая молодая мама Ольга и ее очаровательная дочка Саша. Она знала много русских народных песен и, как это бывает у семилетних барышень, с гордостью носила купальник

русский пионер №7(40). октябрь 2013


андрей ягубский

с бюстгальтером. Саша поддерживала светскую беседу за завтраком и называла меня «Александр». Родом они были из Питера. Эх, Питер, Питер! Любил бы я тебя, если бы чуть ли не все мои бабы, включая законных супруг, не уезжали в конце концов курить в твоих парадных и сидеть на твоих поребриках… А мама с дочкой, несмотря на отсутствие предложения, старательно вели туристическую жизнь, чуть ли не каждую ночь мотаясь то в Израиль, то в Иорданию, забираясь на Рас-Мухаммед и посещая храм Святой Екатерины, а то просто уезжая куда-то в пустыню на верблюдах. Договориться, утверждала социально активная Ольга, можно, главное — иметь три составляющих успеха: набор английских слов из учебника для пятого класса средней школы, личное бесстрашие и некоторое количество денежных знаков. За определенную сумму хоть в Каир на баррикады отвезут, но это будет уже очень дорого стоить. Замечательная пара англичан, вернее, он — англичанин Йэн, она — круг­ ленькая колумбийка Лилит. Первым делом

русский пионер №7(40). октябрь 2013

при знакомстве я спросил без церемоний: Колумбия? И где же real stuff? Смеялись. Йэн оказался обладателем уютного животика, невероятного по вкусноте манчестерского выговора и большим знатоком британского рока 70-х. За длинным ужином — а он здесь простирался от 18:00 и фактически до бесконечности — мы обсуждали мелодические ходы The Kinks, скепсис 10CC и сарказм Stackridge. При паре имелся и упитанный ребенок Джейк лет десяти. Подробностей я не выяснял, но, судя по всему, Лилит не имела к факту его появления на свет ни малейшего отношения. Зато стала катализатором маленьких туристических радостей всего отеля. Дело в том, что стандартный набор развлечений, вроде костюмированных «Арабских ночей» и танцев живота за отдельную плату, логическим образом сошел на нет. Тунисские работники индустрии развлечений — а именно эта страна поставляет ряженых для нужд египетского турпрома — испугались царящего в стране социально-политического недопонимания, а еще банально оскорбились резким падением их гонораров. Ну и в самом деле,

кто же будет вихлять бедрами перед двумя поддатыми поляками, с общей суммой вознаграждения: два умножаем на десять фунтов — равняется четырем долларам? Вот они и подались в родные пенаты, в которых, кстати, тоже обстановка далека от спокойствия. И замаячила бы перед семнадцатью обитателями отеля мрачная перспектива отсутствия культурного отдыха и беспробудного пьянства в качестве досуга, если бы не предприимчивая Лилит. Она на каком-то эльфическом языке — смеси английского, испанского и чисто женского — объяснила бармену Абдулле, как надо подсоединить мобильный телефон к усилителю, чтобы из колонок потекли чарующие звуки Buena Vista Social Club. Вот уж танцы так танцы! По разнообразию исполняемых па и фигур я не встречал ничего подобного. Если добавить к этому живописный закат и сноровистый переход от сумерек к ночи, с обязательным гигантским месяцем и непривычно искривленной Большой Медведицей, то уровень романтики просто зашкаливал. Радовало и заметное послабление режима: к примеру, разгоряченным танцорам позволялось плавать в бассейне в темное время суток, а дозы разливаемых напитков превосходили все самые смелые ожидания. Пытался и я подключить свой айпод для всеобщего удовольствия, но аппарат отчего-то садился через десять минут эксплуатации и требовал подзарядки. Но я все же порадовал душу, наблюдая арабских работников, отплясывающих под «Вежливый Отказ» и «НОМ». Была еще замечательная польская семья: папа и мама, с библейскими именами Адам и Сусанна, старший сын Доминик и младший, чье имя оказалось утрачено. Тут налицо явно была разделительная черта поколений. Родители вполне сносно говорили по-русски и не стеснялись полученных в школе знаний. А Доминик прекрасно владел английским, но при этом уверял, что он патриот своей страны и не собирается становиться водопроводчиком во Франции, как это нередко бывает. Люди они были милые, вполне европейские,

84


и активные участники наших вечерних танцев-посиделок у бассейна. В начале седьмого по каирскому времени (в шесть я смотрел по телику разнообразные новости, пытаясь узнать, что же все-таки происходит в стране) я уже был на пляже. Совсем один, если не считать впечатанной в лежак дочерна загоревшей пожилой немки, которая не покидала своего горизонтального положения вовсе, даже игнорируя обед и ужин. Наш пляж — не песок, а мелкая каменная крошка, а дальше камни и кораллы, так что в море я попадал исключительно с пирса. Проанализировав ситуацию, начал практиковать сноркелинг голышом. Ощущение незабываемое: из одежды только трубка с маской и тапочки. Странно, что никто до сих пор не догадался снять кино для взрослых с подобным сюжетом. Часов до восьми и загорать можно было в неглиже, потом народ все же потихоньку подтягивался. Но при том, что приятнее Красного моря с его разрисованными, как клоуны, рыбами

...Половина всего египетского относится к категории «почти настоящих» — напитки, лекарства, одежда, массаж, английский и русский языки и даже курортный роман. Это, по сути дела, игра в отдых, а всем нам так хочется побыть детьми...

миллиона видов найти что-то трудно, часть контингента предпочитала бассейн. Среди этих любителей хлорированной воды выделялась примечательная немецкая компания. Хотя немцами их назвать можно было с большой натяжкой. Красавица Катя — наполовину эстонка, наполовину русская. С ней двое детей — семилетняя Бланш и двухлетний голопопый Нико, а также муж Алекс, флегматичный бородатый мачо родом из Казахстана. А также школьная подруга Юля непонятной ориентации и с младшей сестрой, имя которой, вследствие ее молчаливости, также оказалось утрачено. Парадокс в том, что все они, кроме Кати, ЗАБЫЛИ РУССКИЙ ЯЗЫК! То есть язык, который был их родным, на котором они сказали первые в своей жизни слова и которым пользовались довольно долгие годы своей жизни. С Алексом мы общались на уровне «еще пива?», с Юлей — «жарко сегодня». А вот Катя… Она бойко говорила на обворожительном провинциальном

андрей ягубский

...???...

85

русский пионер №7(40). октябрь 2013


андрей ягубский

русском, с обилием бесследно исчезнувших в 90-х оборотов. Ругала немцев и жаждала туристических восторгов. Для начала мы поехали в Дахаб, собственно, в город Дахаб. Это населенный пункт у моря, пять тысяч окультуренных бедуинов плюс авантюристы всех мастей со всего мира. Выжженные солнцем улочки без малейшей надежды скрыться от зноя, кафешки с невкусными бургерами и пресным пивом и сувенирные лавки. При отсутствии туалетов, но с набором военных при полной экипировке и даже бледнозеленых пушек, окруженных мешками с песком. Солдаты и офицеры провожали нас заинтересованными взглядами, вернее, конечно, не меня, а Катю. Признаюсь, там было на что посмотреть. В одном из магазинчиков после масштабных покупок нас напоили чаем со специфическим вкусом, по сравнению с которым экстази показалось бы аспирином. Зачем владельцу было это надо, так и осталось тайной. Мы смотрели друг другу в глаза и видели в них всего Кафку на пару с Метерлинком. Это было бы уместно в Шенбрунне или

русский пионер №7(40). октябрь 2013

...С Алексом мы общались на уровне «еще пива?», с Юлей — «жарко сегодня». А вот Катя… Она бойко говорила на обворожительном провинциальном русском, с обилием бесследно исчезнувших в 90-х оборотов. Ругала немцев и жаждала туристических восторгов...

Антверпене, но на почти сорокоградусной жаре было явным перебором. Мы поняли, что встретили родственные души, обнялись и шли по улочкам, поддерживая друг друга. Очень понравилась лавка, где торговали арабским алкоголем — бутылки с зубодробительной смесью и вопиющими ошибками в написании при внешнем сходстве логотипов: Kanyak, Viskye, Tikila. Отойдя от волшебного чая, мы договорились о поездке в пустыню на джипе. Катя обещала все устроить. На мои сомнения по поводу отеллизации со стороны Алекса она успокоила: ну что ты, у нас свободные отношения. Джипом то, на чем мы отправились в местные пампасы, назвать, конечно, было сложно, но вела его моя бывшая соотечественница лихо. Я даже порой закрывал глаза. Откуда он, этот адский Isuzu, взялся? Это осталось в секрете, но, в принципе, даже в объятой гражданской войной стране и в момент туристического демпинга, как я уже упоминал, за деньги было возможно все, от лобстеров до поездки на танке. Мы пересекли два блокпоста, где на мою спутницу за рулем, довольно фривольно одетую и, как упоминалось,

86


андрей ягубский

великолепно сложенную, жадно взирали работники ратного труда. Она предъявила им некий документ, энное количество купюр и заявила вполне в народном духе: — Не с...! Главное, чтобы назад пропустили. А то у меня бабки кончились! Мы ехали долго — мимо силикатного завода, стада верблюдов, стада коз и недостроенного здания невыясненного назначения — по их количеству Египет абсолютный чемпион. И наконец оказались в настоящей пустыне. Остановились в полной тишине, при значительном вет­ ре, теперь приобретшем привкус имбиря, и в обществе ящериц, внимательно глядящих на нас оловянными глазами. Катя освободилась от последней мешавшей ей одежды и занялась фотосессией: вдали было еле различимо море, кувыркались перекати-поле, песок кружился в микроторнадо. После обеда — это уже я постарался, наделав бутеров из продуктов, что подавали за завтраком, — мы спасались от жары в джипе, укрывшись просоленным тентом. На обратном пути мне пришлось

87

отдать служивым свою новенькую майку с Бобом Марли. Я тогда понял, что устаю больше, чем отдыхаю. Постоянно хотелось спать. И я дремал в укромных уголках отеля, зная, что вряд ли кто-то потревожит мой покой. Избегал обеда, питаясь лаймами, паприкой и жареной бараниной, которую кочегарил около пустующей качалки повар Ефрем. Я был, похоже, единственным ее потребителем. Однажды попал на крабовый пир: дикое количество крабов, выловленных где-то неподалеку и не востребованных, сваренных с базиликом, я ел руками и, не стесняясь, вытирал их о собственные шорты. Вечером в баре на ресепшн я также был одиноким посетителем: пил гадость из цветастых бутылок — а наливали ее теперь от души, сразу по стакану, — смотрел, ничего не понимая, арабский канал: там горели автомобили, клубился ядовитый дым и орали поджарые молодые люди. На мои вопросы бармен Макдо отвечал неохотно, мол, происходит это все в Александрии,

страшного ничего нет; так, обычные уличные бои. У нас все тихо. Более внятных объяснений получить не удалось. Однако атмосфера тревоги явно нарастала: прежде всего, стали исчезать работники. Первым пропал царь пляжных полотенец. И тот же Макдо, житель Каира, вскользь обмолвился, что уезжает, типа, проведать свою семью. Судя по всему, он испугался за своих младших сестер и родителей и решил быть к ним поближе. Туману нагонял и мистический гид Евгений, которого я так никогда и не увидел: он сообщил по телефону, что дата и время вылета будут изменены, так что ждите дальнейших указаний. Вездесущая Ольга, вся в пятнах молодой розовой кожи, сообщила, что это будет последний рейс до Москвы от нашего оператора и потому соберут всех русских в Дахабе и отправят гуртом. Я на всякий случай сделал стратегический запас за ужином — привычно напихал в питу мягкого домашнего сыра, огурцов и зелени, и так шесть раз. А еще набрал в пластиковые бутылки питьевой воды и рому. Пришла телефонограмма: выезд полпятого утра. Ложиться спать смысла не было: сидел у моря, обдуваемый ароматным ветром, пил и думал думы. Вдали сияли огоньки морских судов. Катя сказала, что это военные линкоры пришли на всякий пожарный в Акабский залив. Еще затемно искупался последний раз и пошел к автобусу. Группа военизированного сопровождения прилагалась. Только теперь они были как-то измождены, а их бежевая униформа явно не располагала к общению вопиющей несвежестью. Ну вот, собственно, и все. Можно, конечно, вспомнить, как собирали заспанных туристов по отелям, хмурые блокпос­ ты (интересно, носит ли тот сержант мою майку?) и отмену самолета на Питер — жителей обеих столиц запихнули в один «боинг» и отправили в Москву. Даже думать не хочется, что этим бедолагам в шортах и шлепках еще предстоит пережить в холодном «Шереметьеве». Скажу лишь, что мои самодельные снэки пришлись весьма кстати. Кто знает, увижу ли я еще Дахаб, почувствую ли на своей коже его ветер? Поживем — увидим.

русский пионер №7(40). октябрь 2013


русский пионер №7(40). октябрь 2013

88


текст: марина степнова рисунки: варвара полякова

Читатели с удовольствием узнают прозу Марины Степновой: актуальная тема, пост со стены Фейсбука, комментарий ВКонтакте, но в другом, в собственном, в вечном, что ли, ритме. Новый рассказ лауреата «Большой книги» написан специально для журнала «Русский пионер». Но это совершенно не заметно. И это очень хорошо. Как всегда, у Степновой много подробностей. Как всегда, думаешь: вот сейчас все скатится в журналистику — с таким-то объемом фактуры. А все, как всегда у Марины Степновой, приходит к неспешной, но яркой прозе. Беспощадной и нежной.

89

русский пионер №7(40). октябрь 2013


Вы боитесь?

Я почти все время. Гражданской войны, инфля-

ции, революции, пьяных. Трезвых тоже боюсь. Вообще — людей. Если в метро или на улице кто-то обращается ко мне с вопросом (как правило, дурацким), я инстинктивно делаю шаг назад и только потом объясняю, как пройти в библиотеку. В три часа ночи. А что такого? Старое доб­ рое советское кино. Вообще, я советское кино не очень люблю. Все такие честные, правильные — аж тошнит. Родину свою на полном серьезе любят. Родина! Сдуреть. Я родился в восемьдесят седьмом. Моя родина — Том и Джерри. Вот что я люблю, так это дурацкие американские комедии восьмидесятых годов. «Мальчишник» с Томом Хэнксом. «Близнецы» со Шварценеггером. Еще «Джуниор», конечно. Над «Джуниором» я просто плакал, честное слово. Сидел и ревел. Хотя «Джуниор» — это 1994 год. Мне уже почти семь. Съедобные корки на содранных коленках. Билл Гейтс женился. Чикатило расстреляли. Джон Нэш получил нобелевку. Вот еще классный фильм — «Игры разума». Кино я смотрю на ноутбуке — телевизора у меня нет. Давно. Очень давно. То есть Путина от Медведева я еще худо-бедно отличу, а вот Хлопонина от Потанина уже нет. Мне неинтересно. И те, кому это интересно, неинтересны мне еще больше. Я всегонавсего соглядатай. У меня есть аккаунты во всех соцсетях, но нет ни одной записи. Даже ни одного перепоста. Устав от кино, я ползаю по чужим страницам, не оставляя ни комментов, ни следов. Просто смотрю. Котики, котики, демотиваторы, все на защиту Навального, мимими! Навальный — ставленник Кремля! Кремль — проект Госдепа! В свои три года Митя уже пережил клиническую смерть во время операции и предательство родной матери. Теперь у него острый лейкоз. Плутин — вор! Смерть либерастам и дерьмократам! Скроллим, читатель, скроллим. Ноутбук с диагональю в двадцать один дюйм. Два по самое горлышко залитых терабайтника. Торренты. Если заказать пиццу на дом, можно вообще никуда не выходить. Никогда. И долбись оно все конем. Но — надо. Ежедневно, с понедельника по пятницу, с десяти до восемнадцати ноль-ноль, я — юрконсул. Звучит грозно, но на самом деле я не юрконсул, а лох. Оказываю юридическую поддержку молодым предпринимателям России. «Согласно договоренности, достигнутой нами в “Шоколаднице”, высылаю подробный бизнес-план нашего стартапа». В очереди у меня томятся либо восторженные дол...бы, алкающие лавров Стива Джобса, либо откровенные психи. Изобрели вечный двигатель, теперь пытаются наладить промышленное производство. Всем позарез надо бабла, славы и айнанэ. На мониторе у меня открыты разом «Консультант-плюс», «Гарант», «Одноклассники» и Фейсбук. «Согласно пятому параграфу четвертого приложения к подзаконному акту от 23 марта», — бубню я неразборчиво, торопясь отделаться, и молодые дол...бы почтительно затихают. Верят, что я помогу им предпринимать. Что хоть кто-то поможет. Стив

русский пионер №7(40). октябрь 2013

Джобс умер, олухи. Девяностые прошли. Так что валите отсюдова, пока целы. Да все равно — куда. Лондон не резиновый, но если поднапрете — может, и втиснетесь. В этой стране вам делать нечего. Даже Песков ее так называет. Эта страна. Пескова я как раз опознаю. Пресс-секретарь Путина. Похож на моего физрука. Хороший был дядька. Научил меня прыгать через козла. Теперь я и сам козел. Вырос. Юрист я не то чтобы плохой. Просто трус. Вот моя сокурсница Бекетова — смелая. Черный рейдер. Когда-то я мечтал с ней переспать, теперь не мечтаю. На очередную встречу выпускников она приехала на новенькой «бэхе». Шестерка, гранд-купе. Сотню делает за четыре с половиной секунды. Нереальная тачка. Тоже черная. Выжрав третий пластиковый стаканчик водки, я осмелел настолько, что протолкнулся поближе, потрогал теплый еще матовый капот. Бекетова смеялась, запрокидывая голову, так чтобы была видна длинная белая шея, предусмотрительно перетянутая черным шнурком. На шнурке болтается скромный бриллиантовый крестик. Очень удобно. Рубить — здесь. Бекетова, говорю, а ты хоть понимаешь, что преступница? Это все равно что врач, вместо того чтобы лечить, специально бы заражал больных сифилисом. Или бы ноги им здоровые отрезал. Знаете, что она ответила? Ничего. Даже не повернулась. Я выпил четвертый стаканчик и поехал домой на метро. Улица Курганская. Съемная однушка. Двадцать пять тыщ в месяц. Первый этаж. Знаете, чего я еще боюсь? Полиции, гопников, СПИДа. Того, что мама умрет. Еще — ГМО. Настеньке пять лет. У нее рак мозга. Обычно я такое пролистываю сразу. Жулики в десяти случаях из десяти. Виртуальные побирки. Возле гастронома, в котором я отовариваюсь ежевечерними пельменями и ежеутренним йогуртом, побираются по-настоящему, живьем. Сразу три подвида. Какбэ нищая бабка, согнутая в немыслимую дугу. Уткнулась лбом в асфальт, под коленками — заботливо положенная картонка, чтобы, значит, не так жестко было страдать. Я бы и трех минут в такой позе не протянул, а она ничего, часами стоит, не шелохнувшись. Проверял. Живые статуи отдыхают. Полная тетка с целой коробкой копошащихся котят. Этих, когда передохнут, просто выкинут на помойку и наберут новых. Еще пара печальных кобыл. В прямом смысле этого слова — кобылы. Лошади. На них — прыщавые девицы в роли прекрасных наездниц. Тоже кобылы, между прочим. Каждая вдвое толще и выше меня. Жулят лошадкам на еду. И вот — девочка Настенька. Пять лет. Рак мозга. Идеальная отмычка для простодушных сердец. Теперь за...рут этой Настенькой всю френд-ленту. Со скуки (и чтобы не читать следующий пост, в котором какой-то брехливый оппозиционер живописует, как его жутко прессовали в автозаке) я смотрю, кто притащил это ракообразное на мою страницу. Надо же, не перепост. Просто лайкнул кто-то из моих никчемных виртуальных друзей. Ни одного из них я не знаю в реальности. И знать не хочу. Просто набор слов и фоток. Ин-

90


...Юрист я не то чтобы плохой. Просто трус. Вот моя сокурсница Бекетова — смелая. Черный рейдер. Когда-то я мечтал с ней переспать, теперь не мечтаю...

стаграм, да. Надо еще зарегиться на Инстаграме. Смотреть хотя бы не так скучно, как читать. За Настеньку хлопочет сотрудница хосписа. Жуткое какое слово — будто дважды щелкнули изогнутыми острыми щипцами. Хос-пис. Я физически ощущаю, как ноет там, где щипцы отхватили живой кожный лоскут. Рак. Дедушка умер от рака. Опухоль. Смрад. Перед смертью видел струящихся в комнате красных драконов. Но у девочки Настеньки (пять лет) сейчас ремиссия, ей намного лучше. Неизвестная мне сотрудница хосписа радуется так, словно ей самой полегчало. Дали перевести дух, пожалели. Красные драконы немедленно улетают. Оказывается, у Настеньки есть мечта — она никогда в жизни не была в цирке. Если бы кто-нибудь из вас, друзья, мог купить ей и ее маме билеты… Дверь открывается, заглядывает очередной молодой предприниматель. Насусленные гелем волосики, дешевая рубашка из полиэстера. Постирать, просушить на плечиках, не гладить. Период полураспада — миллион лет. Абсолютное зло. У меня самого — точно такая же. «Вон! У меня обед!» — рявкаю я неожиданно грозно — и предприниматель покорно смывается. Подчиняется власти. Даже такой жалкой, в моем лице. Я мысленно пересчитываю все уложения, приложения и статьи, которые только что нарушил. Я всегда так делаю. Подпитываю свою трусость. Соображаю, что будет, если на меня подадут в суд. Выстраиваю мысленную линию защиты. Глупости совершенные, никто и никогда не подаст на меня в суд. И я сам не подам. Упаси меня Господи и помилуй. На юрфаке нам препод рассказывал — с двадцатилетним стажем, между прочим, судья, — что ни разу за свою жизнь не подписал оправдательного приговора. Честно, говорит, я даже не знаю, как это делается. Бумажки такой, по-моему, даже нету. Ну, шаблона. Во всяком случае, он не видел. Ну а я-то тем более. Суд должен быть так страшен, чтобы ни один из граждан не смел даже подумать, чтобы обратиться туда. Не помню, кто сказал. Кто-то из древних. Пять тыщ лет. Восточная деспотия, х...ли.

91

Итак, Настенька, пять лет, рак, цирк, мама. Я просматриваю аккаунт этой, которая из хосписа. Читать невозможно, честное слово, хотя пишет она, в отличие от многих, здорово. Временами даже весело. Приплясывающий оптимизм висельника. Всего двадцать пять лет, а уже в самом эпицентре смерти. Билетерша на барже Харона. Если бы у меня была такая работа, я бы уже где-нибудь висел. Как эта женщина до сих пор жива? «Джуниор», снова «Джуниор». Вернусь домой и обязательно пересмотрю. Аккаунт открытый: фамилия, имя, телефон, фотографии, электронный адрес — все, похоже, настоящее. Очень недальновидно. Сына Касперского на таком раздолбайстве и взяли. Еще бы ключи под ковриком держал. От квартиры, где деньги лежат. А лицо у нее хорошее. Спокойное. Я лезу на страничку хосписа, проверить, есть ли такая сотрудница в штате. Есть. То же лицо, тот же мейл. Улыбается. Сам не понимаю, почему так волнуюсь. Как дурак. Как будто тоже живой. Девочка Настенька, рак, пять лет, мечта. Цирк. В дверь снова лезут, я снова посылаю — на этот раз даже не поднимая головы. Пишу этой, из хосписа, письмо. Благотворительность — это модно. Католичество — это круто. «Догма». Тоже отличное кино. Аффлек и Деймон вообще молодцы. Написать «Умницу Уилла Хантинга»! Я бы вообще больше ничего не делал после этого. Просто лежал бы и плевал от гордости в потолок. Я ничего и не делаю, впрочем. Даже в потолок не плюю. Квартира съемная. Могут погнать. Хотя мне все пофиг. У меня, как у латыша, — только хрен да чистая душа. Ноутбук, пара терабайтников и пяток рубашек. Ничего личного. Отвечает она почти мгновенно: здравствуйте, спасибо, было бы очень здорово, вот телефон мамы Настеньки. До свидания. Спасибо еще раз. Четко. Профессионально. Тепло. Я сижу, оторопелый. То есть звонить все-таки придется самому. Мир разом скукоживается, становится холодным, липким, как снулая рыба. К общению с Настенькиной мамой я не готов. Я вообще не готов к общению. С меня довольно юных бизнесменов с их старт­ апами. Я думал, перекину за пять секунд деньги на счет хосписа (проверил заранее, прогуглил даже — отрицательных отзывов ноль, сплошное сопливое мимими, не мошенники, однако, даже странно)… Ладно, сам виноват, м...к. Не было печали, не надо и начинать. Позвонить решаюсь только поздно вечером. После «Джуниора» и пива. Готовлюсь тщательно — с одним антиопределителем номера на городском телефоне вожусь минут тридцать. Еще не хватало, чтобы она принялась мне потом названивать. Эта мама Настеньки. Принесите кота. Унесите кота. Спасите-помогите. У меня молоко убежало. Врешь, не возьмешь! Заодно проверяю цирки — их, оказывается, четыре. Вот кто бы знал! Заказ билетов онлайн есть у всех, что приятно. Движение — смерть. А непредвиденное отклонение от привычного маршрута убивает целый день. Кто знает, сколько их еще осталось? Разве что Настенька. На черта она мне вообще сдалась? От переизбытка трудов выпиваю еще пива и набираю в результате с мобильного. Автоматом. Как пишут на Ньюслен-

русский пионер №7(40). октябрь 2013


де, поздравляю, вы — тектонический м...к. Ничего не поделаешь. И ладно. Настенькина мама отвечает сразу, как будто подкарауливала у телефона. Голос приятный. Вежливая. Не нервничает, не лебезит. Да, все так. Настя хотела бы в цирк, но к нам не приезжают. Куда это «к нам»? Называет дикие бебеня — где-то аж за Рузой. Семь лет на оленях. Не повезло. И еще раз не повезло — оказывается, не я один умею работать с информацией. Там, под Рузой, тоже не дураки сидят. Гуглить умеют. Настенька хочет в конкретный цирк, на конкретное представление. То есть, конечно, она ничего не хочет, мала еще. А вот мама ее начиталась отзывов и поэтому… Я записываю на бумажке, мобильный неудобно впечатался в щеку, тихо, по капле, переливается на жесткий диск очередной фильм. Качаем, брат. Качаем. Хоть подрасстрельной статью сделайте. Нашу песню не задушишь, не убьешь. Уточняю еще раз день. Время. Успеете добраться? Они успеют. У мамы Настеньки теплый голос, с каким-то забавным акцентом, который я не опознаю. Один раз она даже смеется, мягко, весело, у самой моей щеки. Очень уютно. А я бы смог смеяться, если бы у моей дочери был рак головного мозга? Не уверен. Я бы расхотел смеяться, если б у меня просто была дочь. Простудится, упадет, разобьется, умрет. Ну его нафиг. Может, все-таки мошенница? Перепродаст потом билеты — и дело с концом? А зачем перепродавать? Кому? Где она найдет таких дураков за четыре сольдо? Да, извините, самое главное — билетики вам как передать? Мы оба замолкаем испуганно. Я и Настенькина мама. Две телефонные трубки, не соединенные ничем, даже проводами. Я боюсь, что она назовет домашний адрес и мне придется ехать два с половиной часа в один конец, про назад и не говорю. Проще уж остаться там, под этой Рузой. Навек затеряться в степях. Она тоже боится назвать домашний адрес — а вдруг я маньяк, в конце концов? Приду с топором, порешу враз всю семью, унесу старенький телевизор. А может, новенький, сорок два дюйма, плоский экран. Крепится к стене. Телевизора-то у меня нету. Мотив? Мотив! Что она вообще знает обо мне, кроме голоса и номера, высветившегося на дисплее? Я даже не сотрудник хосписа. Квартира съемная. Выкину симку, сменю адрес — и ищите меня. Мы несколько секунд боимся хором — это Москва, родимая, додавливает в нас живое и человеческое. Добивает даже до Рузы. И за нее. Настенькина мама справляется первая. Женщина. Сильный пол. Оставьте, пожалуйста, билет на кассе, в цирке. Мы при­ едем к началу спектакля и заберем. Мы разом же переводим дух — пронесло. Она говорит спасибо — просто, но с таким достоинством, что я невольно завидую. Я бы так не смог. Не смог, и все. Быть кому-то обязанным — это вообще хуже смерти. Если бы мне пришлось принимать благотворительные подачки, я бы удавился, честно. А она вот не давится. Девочка Настя. Рак. Цирк. Мечта. Придется все-таки самому тащиться к кассам. На следующий день я вместо законного обеда прусь в цирк. До бульвара добираюсь к двум, совершенно не узнавая дневную Москву. Так вот какой ты, северный олень! Ничего. На бульваре

русский пионер №7(40). октябрь 2013

даже красиво. Снуют вертлявые хипстеры, богатые бабы атакуют торговый центр. Чистая публика. Никакого рака. Москва и рак несовместимы. У нас даже инвалидов нет. Все здоровые, успешные и молодые. Плюс обслуживающее быдло. Лучший город на Земле. На том стоим. Тетка в окошке сварливо сообщает мне, что кассы закроются через десять минут. Десять минут. Ни души. Я рассматриваю схему зала — офигеть, какие цены! Знаете, сколько сейчас стоят билеты в цирк? Я тоже не знал. Мелкая московская сволочь во мне жалобно скулит, что с галерки тоже отлично видно, но я не поддаюсь. Два места в третьем ряду выдерут из моего бюджета шмат, никаким образом не совместимый с жизнью. То есть за квартиру я, конечно, заплачу, но остальное… «Я закроюсь скоро, молодой человек!» — нервничает тетка. Голодная, наверно. Жрать надо меньше, вот что! Тогда и денег будет достаточно. Я на одной пицце состояние просаживаю. Ничего, все наладится. Я просто никогда не пробовал вести бюджет. Заодно и научусь. Два билета в третий ряд на воскресенье, на час дня. Шесть тысяч рублей. Хорошо, только мне надо оставить билеты на кассе, люди приедут и заберут перед самым представлением. Тетке по фигу метель — заберут или нет, она голодная. Берет мои кровные, сует в ответ два билета. Молча. Я выхожу на бульвар, перезваниваю зачем-то Настенькиной маме. Докладываю голосом. Ой, спасибо, говорит она. Спасибо большое. А Настенька готовится уже. Платье выбирает. Велела у вас спросить — красное или синее? А какая разница? — спрашиваю я растерянно. Настенькина мама смеется. Вот и я ей так говорю. Но она хочет вам понравиться. Какой приятный все-таки смех! Теплый, живой. До свидания. И вам — до свидания. Еще раз — спасибо большое. Вы — очень хороший человек. Я смотрю на часы — до перерыва еще три минуты. Вламываюсь к тетке.

92


...???...

93

Погодите! Мне еще один билет! Рядом вот с этими — тычу ей в окошко два билета. Я только что брал! Мне еще один! Тетка, уже сдвинувшая ж... в сторону обеда, негодует, желудочный сок переливается у нее через край. У меня обед! Приходите через два часа! Хрен тебе. Не на хипстера напала. Я сладострастно цитирую ей Закон о защите прав потребителей, грожу цирку и персонально вам, гражданочка, суровыми карами. Хлоп. Тррр. Бумс. Принтер выплевывает еще один билет. Подавись! И тебе того же! Итого — девять тысяч. Моему бюджету конец. Перезваниваю Настенькиной маме еще раз. Говорю осторожно: вы меня извините, я сразу не сказал. Но я не два билета взял. А три. Это ничего? Она опять смеется, ласково, близко. На самом донышке смеха дрожит что-то похожее на слезы. Что вы, говорит. Это очень хорошо. Просто замечательно. Спасибо еще раз. Вы очень, очень хороший человек! Перезваниваю в третий раз. Что-то случилось? Нет. Передайте, пожалуйста, Настеньке, что платье лучше всего — красное. Я глупо лыблюсь, стоя посреди бульвара. Чувствую себя хорошим человеком. Это приятно. Как будто солнцем по макушке погладило. Никто ни разу в жизни не называл меня хорошим. Человеком — тоже. Меня хвалили-то последний раз в школе. На физкультуре. Тот самый Песков. За того самого козла. Больше никто. Я вдруг понимаю эту, из хосписа. И всех остальных. Вот почему они все бегают волонтерами, визжат, толкаются, вписываются то за педиков, то за пиндосов, то за котят. Им приятно. Просто приятно. Быть хорошим человеком — хорошо. Тепло. Я воображаю, как подойду к Настенькиной маме перед началом представления. Цветы. Лучше розы. Три. Нет, пять. А Настеньке игрушку. Или шоколадку. Интересно, можно ей шоколад? А потом гулять — по бульвару. Или в парк Горького можно — там, говорят, хорошо стало. Чисто. Я физически ощущаю, как Настенька берет меня за руку. Теплый маленький кулачок. За другую руку меня держит Настенькина мама. У нее светлые волосы, немножко грустное, милое лицо. Мэг Райан. «Неспящие в Сиэтле». Мэг Райан нюхает розы и смеется — тихий, нежный смех переплескивает у самого моего сердца. Настенька бежит по бульвару — платье у нее красное. Спасибо. Вы — хороший человек. Очень хороший. К воскресенью я влюблен без памяти. Как Том Хэнкс. Хуже. Как Форрест Гамп. Как идиот. Счастье и планы на будущее переполняют меня, прут изо всех щелей. Я даже даю двум дол...бам понастоящему дельные советы и к тому же не беру с них денег. Босс орет, и я смотрю в его красную пасть мокрыми от радости глазами. Квартиру надо сменить, эта тесна на троих, да и район — откровенно ж...ный. Настеньке нужен парк. Настенькиной маме — тоже. Увезти их из проклятой Рузы навсегда! Денег на нормальный район у меня нету, но это не беда. Пойду в подмастерья к Бекетовой. Буду за ней паяльник на орденской подушке носить. А что? Дело верное. Ради семьи. Всем можно, а мне нет?

русский пионер №7(40). октябрь 2013


Настенька в моем воображении совершенно здорова, это же ясно. Какой там рак? Кто поставил этот диагноз? Если он такой же врач, как я юрист, то у Настеньки — самый обычный насморк. Или гланды. Но даже если рак — мы ее все равно вылечим. Самолично побираться буду возле универсама — но вылечим. В Америке — крутая медицина. Я верю в Америку. Папа тебя спасет, дочка. Даже не сомневайся. Но самое главное — я ничего не боюсь все эти дни. Понимаете? Совершенно ничего. В субботу я стригусь, еду в «Мегу» и покупаю новую рубашку, чистый хлопок, сто процентов. Еще игрушку Настеньке — смешарика. Все — на распродаже. Скидка сорок процентов. Мысленно хвалю себя — сэкономил в будущий семейный бюджет. Настенькина мама смеется ласково — у нее голубые глаза, прохладные руки. Она приглаживает чубчик над моим лбом, как мама. Ты хороший, говорит она. Ты очень хороший человек. Правда. Главное — дотерпеть до воскресенья. До часу дня. Просто дотерпеть. Чтобы время прошло быстрее, смотрю «Неспящих в Сиэтле». Три раза подряд. И уже заполночь — еще один раз. Незабываемый роман. В воскресенье без десяти час я стою в мертвой пробке недалеко от бульвара. В мертвой пробке. В воскресенье. Смешарик. Шоколадка. Новая рубашка. Девять красных роз. Черт бы побрал этот город. Эту страну. Этот мир! Я смотрю на часы — стрелка прыгает, как в боевике. Сердце вот-вот разорвется. Представляю, как Настенька и ее мама стоят перед цирком, доверчиво оглядываясь. Надо бы позвонить, предупредить, но я боюсь испортить сюрприз. Испортить все. Почему ты не поехал на метро, идиот?! Таксист бухтит, что сейчас рассосется и двинемся, но я не выдерживаю, выскакиваю из машины. Беги, Форрест, беги! Все бегут вместе со мной, задыхаясь, — Том Хэнкс и Джим Керри, катится, едва поспевая за Арнольдом, круглый де Вито, ди Каприо и Киану Ривз — все мои герои несутся рядом, опережая взрывную волну, пространство, судьбу, время. Без пяти час я уже возле цирка — почти слепой, задыхающийся, победивший всех. Последний герой. Две розы сломались, рубашка насквозь от пота — под мышками жуткие черные пятна. Смешарика я забыл в такси. Кретин! Я судорожно ощупываю карман — телефон и билеты на месте. Слава Богу. Мои билеты. Наши. Настеньки и ее мамы. И мой. Я с трудом перевожу дух и набираю номер, который знаю наизусть. Ищу глазами светлые волосы. Прохладные руки. Да, отвечает знакомый голос совсем близко. Сзади. Я оборачиваюсь и встречаюсь с Настенькиной мамой глазами. Это вы, говорит она ласково. И смеется. Я так и подумала сразу — это вы. Настенькина мама — чурка. Ну, то есть не чурка, конечно. Просто все так говорят. Черная. Таджичка или узбечка, я не разбираюсь. Маленькая, смуглая.

русский пионер №7(40). октябрь 2013

С большой ж... У нас в гастрономе такие сидят на кассе — хорошие тетки, честные. Одна старая ведьма все время ругает их, что они говорят между собой по-своему. Вы живете в России и должны говорить по-русски! Говорю же — ведьма. Я бы в глаз дал. А они терпят, улыбаются. Хотя я бы тоже терпел. Я еще и не то терплю. Это вы, повторяет Настенькина мама и смеется. А это — Нас­тенька. Настенька выглядывает из-за матери и тут же прячется. Я успеваю заметить только темные волосы, очень гладкие, очень густые. Как у Натали Портман из «Леона». И черный круглый глаз. Правый. Совершенно мультяшный. На вид вполне здоровый ребенок. Я улыбаюсь, с трудом переводя дыхание. Криво то есть. Ну, как могу. Что же ты, Настя. Выходи. Мать подталкивает ее, и у Нас­ теньки обнаруживается еще один глаз — левый. Белок его аккуратно, до краев, заполнен кровью. Как будто Господь Бог ткнул пальцем. И не промахнулся. Платье у Настеньки красное. Вот твой дядя-цирк, Настя. Это она вас так называет. Дядяцирк. Настенька рассматривает меня, приоткрыв рот. Она очень красивая. Очень. Я бы хотел, чтобы у меня была такая дочка. Честно. Никакая другая. Именно эта. А вот это, говорит Настенькина мама и делает рукой, будто отдергивает занавес. Вот это — наш папа. Мужик, которого я прежде не замечал, делает шаг вперед. Он тоже чурка, только очень красивый. Как в «Любовном настроении» Карвая. Крепкий, высокий. С отрешенным каменным лицом. Смотрит мимо меня — вверх и в сторону. Не удостаивает даже взглядом. Наш папа — строитель, говорит Настенькина мама с такой гордостью и нежностью, будто чурка только что получил Нобелевскую премию. Только нас с последней работой обманули. Квартира большая, ремонта много, а деньги не заплатили. Фээсбэшники. Так бы мы сами билеты купили… Мы не нищие, вы не думайте. Просто ждать долго не можем. Кто знает, что завтра будет? А она в цирке не была ни разу. У меня, должно быть, такое лицо, что Настенькина мама вдруг пугается. Вы сказали, что купили три билета, говорит она тихо. Я и подумала, что мы можем папу с собой взять. Но если нельзя, если вы сами хотели, то ничего страшного, он нас тут подождет. Правда, Фарит? Чурка все смотрит в неведомую даль. Бог знает куда. Может, на Чингисхана. Может, представляет, как убивает фээсбэшников. Я б на его месте убил. Если б смог. Но я не могу. Нет-нет, говорю я. Все нормально. Папа — это хорошо. Вот ваши билеты. Рад был познакомиться. Настенькина мама вдруг дотрагивается до меня — и рука у нее действительно прохладная. Как у Мэг Райан. Спасибо, говорит она. Спасибо. Вы очень хороший человек. Ничего, отвечаю я из последних сил. Это вам спасибо. Все равно я терпеть не могу цирк.

94


Правофланговый. Двенадцать с половиной. Андрей Макаревич о том, как он завис в цирковой общаге. Звеньевой. Все детство на манеже. Юрий Дуров о 150-летней династии. Завуч. Неподдельное. Эдгард Запашный о том, что не надо очеловечивать животных. Пионервожатый. Несчастный случай. Виктор Ерофеев говорит с президентом. Отличник. Зависший. Марк Гарбер про Яна и Алию. Знаменосец. Ни о чем не бойся. Тигран Кеосаян про дядю Армена. Запевала. Звери, вы люди! Андрей Бильжо о черепахе, попугае, рыбках и родне. Завхоз. Куда отъехал цирк. Сергей Кочуров про разборку с шапито. Подшефный. Цирковный трепет. Никита Колесников про карликов, от которых пахнет капустой. Подшефный. Стихи Владимира Шодика. Горнист. Зина и Дина. Вита Буйвид пьет в месте, которое несовместимо с алкоголем.


orlova

Певец и музыкант Андрей Макаревич сейчас расскажет, как танцуют слонихи и как поет душа, когда оказываешься у них на спине после того, как Машка обовьет тебя хоботом и забросит туда, откуда не хочется возвращаться. Но надо. Чтобы написать про это такую колонку.

текст: андрей макаревич

А ВЕДЬ ЦИРК, господа, уходит в прошлое. Как это ни грустно. На наших глазах. Потому что Cirque du Soleil — это все-таки не цирк. Какой-то новый синтетический жанр. Многие еще недавно обязательные составляющие цирка уже в прошлом. Например, французская борьба. Человек-гора — Черная маска — против Ивана Поддубного! Ваши ставки, господа! И все-таки цирк консервативен. И он хранит традиции. И арена будет круглая, и диаметр ее будет двенадцать с половиной метров — другой не бывает. И засыпана она будет опилками, и пахнуть обязательно будет этими самыми опилками и еще немножко зверями. Потому что во втором отделении обязательно будут огромные, страшные и интересные звери — львы, тигры, слоны. Ну где еще такое увидишь? Очень возможно, что скоро зоозащитники победят и дрессированных животных в цирке не станет. И спорить-то с ними

русский пионер №7(40). октябрь 2013

трудно — дикие звери должны жить на воле, нечего над ними издеваться. Заодно закроют зоопарки, и наши дети будут узнавать этих самых зверей по картинкам в Интернете. Мой товарищ Юра Дуров — правнук того самого легендарного дедушки Дурова, который придумал добрую дрессуру — без наказаний. Юра — прямой продолжатель этой школы. Он выходил на арену с пяти лет. Я не знаю более доброго человека. Единственный раз в жизни он ударил гепарда и не может себе простить этого до сих пор. Его звери воспринимали работу на арене как игру. Однажды я зашел к нему за кулисы сразу после представления — он только что отработал со слонами. Юра разрезал батон белого хлеба вдоль, полил патокой и уложил на каждую половину по полкило рафинада — это было угощение для слонов. Слониха Машка, увидев хозяина, разулыбалась, заплясала, закачала голо-

вой. Я дал ей полбатона, которые тут же исчезли в ее пасти, стал гладить ее хобот. Вдруг Дуров что-то еле слышно шепнул ей, хобот с необыкновенной легкостью и силой обвил меня вокруг пояса, и через мгновенье я взлетел ввысь и оказался у слонихи на спине. Вас никогда не забрасывали одним движением на крышу двухэтажного автобуса? Шкура слонихи была шершавой и горячей, из нее торчали редкие волосы толщиной с карандаш. Наверно, я испугался. Во всяком случае, дар речи на время был утрачен. Дуров и слониха хохотали. Когда способность изъясняться вернулась, я униженно принялся просить Машку спустить меня на землю. Но она еще покачала меня на спине, потанцевала на месте, кося на меня хитрым и мудрым глазом, потом вздохнула и аккуратно поставила на место. Благодаря Юре я несколько раз попадал в мир, где живут цирковые (ни в коем случае не говорите «циркачи» — обижа-

96


светлана маковецкая/фотосоюз

ются). Однажды в Новосибирске я завис в цирковой общаге на несколько суток. Молодые мы были и соответственно веселые. Помню, случилась какая-то бесконечная цепь дней рождения. Когда в общаге живет сто человек — у кого-нибудь обязательно день рождения. В среднем раз в три дня. Я сказал «мир цирковых», потому что это именно мир, существующий параллельно совсем рядом с нашим, большим миром, где живем мы, все остальные. Эти миры даже слегка соприкасаются — когда мы приходим в цирк посмотреть на выступ­ ление артистов. Прочих соприкосновений практически нет. И — все другое: правила, обычаи, анекдоты, а с ними и чувство юмора — кажется, сам воздух вокруг них чуть-чуть другой. Потому что в цирке нельзя работать с девяти до шести. Цирк — это жизнь, и на другую жизнь у тех, кто родился в этом мире (а в цирке, как правило, рождаются), не остается ни времени, ни, кстати, особого интереса.

97

Шкура слонихи была шершавой и горячей, из нее торчали редкие волосы толщиной с карандаш. Наверно, я испугался. Тысяча девятьсот восемьдесят первый год, «Машина времени» приезжает в Калининград. Работаем почему-то в помещении цирка. Прямо с самолета едем на площадку настраивать звук, заходим в цирк через служебный вход, попадаем во внутренний дворик. Пространство заставлено фургончиками, какими-то ящиками, разобранными клетками. Неподалеку рыкает невидимый лев, и я понимаю, что мощность нашей аппаратуры весьма относительна. Посреди двора стоит мальчик лет семи. В руках у него хлыст-шамбольер. Перед мальчиком на столике пять свечей. Он зажигает их, отступает назад на несколько метров и пятью ударами шамболь­ ера гасит их по очереди. Каждый удар сопровождается оглушительным щелчком.

Потом мальчик подходит к столику, зажигает свечи, и все повторяется. Движения его спокойны и размеренны. Нас он просто не видит — мы не из его жизни. Мы полюбовались на маленького артиста (я все ждал, что он промахнется — хотя бы один раз. Фигушки!), прошли внутрь, отстроили звук, потратив на это часа полтора, вышли во дворик (мальчик продолжал свое занятие), доехали до гостиницы, пообедали, повалялись по номерам часа два и вернулись в цирк к началу концерта. Мальчик был на месте. И я отчетливо ощутил собственное несовершенство. Все очень просто, говорит мальчик. Нет предела нашим возможностям. Просто надо тренироваться. Репетировать.

русский пионер №7(40). октябрь 2013


наталья львова

Худрук и главреж театра «Уголок дедушки Дурова» Юрий Дуров объясняет, в чем состоит уникальность его династии, которой в этом году исполнилось 150 лет. И радуется, что только в его театре обезьянка делает переднее сальто.

текст: юрий дуров

С САМОГО ДЕТСТВА моя жизнь была связана с цирком. Я родился в семье, которая к этому времени была уже, не побоюсь этого слова, самой знаменитой цирковой династией. Ее основатель, Владимир Леонидович Дуров, положил начало принципиально новому типу дрессуры — гуманному. Если раньше были укротители, которые демонстрировали свою силу, заставляя зверей бояться их, то теперь животные стали полноправными партнерами, настоящими артистами. К моменту моего рождения наша большая семья несколько разделилась: дочь Владимира Леонидовича Анна Владимировна Дурова-Садовская, а затем моя старшая сестра Наталья Юрьевна Дурова руководили Театром зверей, а мои родители — Юрий Владимирович Дуров и Лола Ходжаева — выступали в цирке. Мое детство было обычным детством циркового ребенка: переезды, смена школ. Сколько себя помню, постоянно находил-

русский пионер №7(40). октябрь 2013

ся в окружении животных. У папы был большой аттракцион, несколько вагонов зверей — слоны, морские львы, зебры, обезьяны, лисы. Папа с самого детства развивал во мне любовь и бережное отношение к каждому животному. Воспитывал меня очень мягко. Редко повышал голос. Но процесс воспитания как таковой закончился лет около шести, а потом началась работа. Вернее, обучение профессии. В неполных шесть лет я впервые вышел на манеж. Лет в одиннадцать у меня появился первый питомец — собака-математик. Мы делали классический номер — собака бегает и приносит цифры в зубах. А через год у меня появился первый слоненок, а потом обезьяна-шимпанзе. Так я начал свою работу в цирке. В 14 лет, когда мой отец был занят на съемках фильма «Освобождение», где исполнял роль Уинстона Черчилля, мне даже пришлось на некоторое время полностью

заменить его в аттракционе. Никогда не забуду этого: все выступление прошло как в тумане. Я думал только о том, чтобы не забыть последовательность трюков и хорошо произнести весь текст. А после скоропостижной смерти отца во время гастролей в Бельгии я окончательно стал во главе нашего фамильного циркового аттракциона и проработал с ним еще семь лет. Конечно, я не стоял на месте. Аттракцион переделывался и менялся, появлялись новые звери и трюки, неизменными оставались только принципы работы — любовь к животным и гуманное обращение с ними. После этого я на два года ушел на репетиционный период и сделал самостоятельный аттракцион с группой смешанных животных «Все на свете». Там впервые на манеж вышел жираф. За свою цирковую жизнь мне пришлось встретиться с самыми разными животными, у меня были даже гепарды, которые

98


99

Нет задачи выжать из животного максимум, здесь главное — вписать зверя в сюжет спектакля, даже если он не будет исполнять рекордных трюков.

риа-новости

очень плохо поддаются дрессуре и поэтому с ними редко выступают в цирке. В моем номере гепарды работали без клетки и без поводка. Не хочу выглядеть нескромным, но пока что никто в цирке еще не повторил этот номер. Но больше всего мне довелось работать со слонами. Слоны — долгожители по природе, и две мои слонихи, Сюзи и Рэми, уже стали для меня и для всей моей семьи как родственники. Сейчас в театре «Уголок дедушки Дурова» работает моя дочь Наташа. У нее уже несколько номеров с животными, включая слонов. Очень надеюсь, что она продолжит нашу династию. Скажу честно, что сегодня наш театр — один из самых первых по посещаемости. У нас постоянные аншлаги. Даже когда несколько лет назад Москва была наполнена дымом и люди старались как можно меньше выходить на улицу, театр продолжал работать. Конечно, театр отличается от цирка. Здесь нет задачи выжать из животного максимум, здесь главное — вписать зверя в сюжет спектакля, даже если он не будет исполнять рекордных трюков. Хотя не могу не сказать и о таких трюках! Обезьянка нашего молодого дрессировщика Вильдана Якубова, тоже, кстати, пришедшего к нам из цирка, делает переднее сальто (обычно обезьяны исполняют только задние сальто)! Для зрителей в этом вроде бы нет ничего особенного, но для цирковых — это сенсация. Во всяком случае, пока еще никто не сказал, что видел нечто подобное в цирке. Так что, может быть, мы еще окажемся в Книге рекордов Гиннесса!

русский пионер №7(40). октябрь 2013


риа-новости

Колонка народного артиста России Эдгарда Запашного будет в первую очередь интересна тем, кто привык очеловечивать зверей: у прославленного дрессировщика на этот счет есть свое, испытанное на собственной — и на звериной — шкуре мнение.

текст: эдгард запашный

НЕ ПОМНЮ своего первого знакомства с цирком, своих первых впечатлений: такое ощущение, что родители, цирк, моя собака все время были и нет этой грани. Получается, у меня не было первого похода в цирк. Мои ранние фотографии: я годовалый сижу в шпагате на лошади, потому что у нее очень широкая спина; папа держит в одной руке медвежонка, в другой руке меня, такого же, как медвежонок, маленького. Я был в цирке с такого возраста, когда воспоминаний еще нет. Цирк — это просто моя жизнь. Такая настоящая. Неподдельная. Зато дебют свой на сцене помню. Это было в Риге в 1988 году. Папа каким-то удивительным способом готовился ко всем премьерам. Я никогда не забуду, как он пришел к нам с братом за две недели до премьеры и сказал: — Будет новогодняя сказка. Будете играть главных героев. Развернулся и ушел.

русский пионер №7(40). октябрь 2013

Мне двенадцать лет, брату одиннадцать, и мы в шоке. Мы, правда, не понимали, как на это реагировать. До этого мы репетировали, конечно, но выхода на манеж, на зрителя никогда не было. Мы не знали, что такое грим, мы не знали, как правильно сделать комплимент, у нас не было опыта сценической речи. И тут раз — все это должно появиться в течение двух недель. Можно себе представить, какой это был стресс, но премьера удалась, слава Богу. Хотя это, пожалуй, редкий случай, когда я не согласен с моим отцом: нельзя так делать. Реакцию зрителей вообще не помню: я как в тумане, пушки светят, зала не видно, пытаюсь вспомнить стихи, которые надо прочитать по сценарию, провести диалог с клоунами, которые играют великолепно, отыгрывают свои сцены мас­ терски. На репетиции все это проводится вполноги, а тут с мимикой, со всеми делами, в полном гриме. Теряешься… Жаль, не было камер тогда в таком количестве, как

сейчас: я бы с удовольствием посмотрел, как же я там все испортил. Наверняка же все испортил… С хищниками уже тогда я был знаком: знал не только всех по кличкам, но и технику безопасности. Первое правило дрессировщика: сделать все для того, чтобы никто не пострадал — ни посторонние люди, ни ты сам. Второе: не причинить вреда животному. А дальше уже идет свод более конкретных правил: не браться руками за прутья клетки, даже если клетка пуста, не недооценивать хищника, не доверять ему на сто процентов, следить за собственной спиной, использовать только проверенное оборудование, стараться не экспериментировать, приучать хищников заранее к своему образу, костюму, поведению, больше времени проводить с животными. И все это неписаные правила, то есть из жизни, которые передаются из уст в уста. Конечно, папа научил меня всему этому. Наш отец, великий Вальтер Запашный,

100


101

итар-тасс

один из лучших дрессировщиков всех времен и народов. Я не говорю: лучший. Но то, что он один из лучших, это неоспоримый факт, и многие его трюки до сих пор неповторимы. У меня есть фотография, где у папы тигр прыгает сальто-мортале. Я недавно показал ее международному жюри, которое было в гостях у нас в цирке, а это директора цирков всех стран мира, устроители международных фестивалей. Когда они посмотрели фотографии, для всех было очевидно, что это трюк раз и на всю жизнь. Мы даже примерно не представляем, кто возьмется научить тигра делать сальто-мортале. И самое главное — никто же не знает, как вообще это делать. Чувствуя авторитет отца и сравнивая его с другими дрессировщиками, я понимал, что он — ходячая книга, энциклопедия в шаговой доступности. Я был хорошим учеником и все запоминал. Я мог поспорить с папой, как любой ребенок. Но что касается работы с хищниками, я ему ни разу не перечил ни в чем. Я понимал, что он великий. Меня часто спрашивают про давление этого величия, фамилии. Давление есть до сих пор: и зрители, и профессионалы смотрят на нас с братом и хотят видеть большие результаты, хотят, чтобы мы повторяли в какой-то степени трюки отца. Что сказать на это? Скажу, что сегодня мы доказали свое право на место под куполом. Конечно, мы дети великого укротителя и дрессировщика и работать надо продолжать. Мне очень трудно сказать, на какой мы сейчас ступеньке по отношению к нашему папе: пусть об этом говорят профессионалы. Но то, что я стремлюсь и буду стремиться карабкаться наверх, пытаться достичь еще большего, чем сейчас, это абсолютно точно. Впереди еще столько времени… Хотя время для меня понятие не то растяжимое, не то относительное. У меня каждый день может быть последним. Я работаю с хищниками, опасность все время рядом, в метре… Недавно нашей коллеге Наталье Широкаловой тигр прокусил руку, и она еще легко отделалась. Я понимаю, что это может произойти со мной каждый день.

Мы даже примерно не представляем, кто возьмется научить тигра делать сальто-мортале. И самое главное — никто же не знает, как вообще это делать. Кто-то может подумать, что я люблю опасность. Вовсе нет. Если бы я искал опасности, я бы, наверно, постоянно получал штрафы за езду 300 километров в час по МКАДу, прыгал бы с чего только можно. Но я знаю, что такое риск, где он нужен, а где нет. Я до сих пор не прыгнул с парашютом, потому что понимаю, что надо готовиться — и в какой-то степени морально готовиться — к тому, что можешь прилететь гораздо быстрее, чем планировал. При работе на манеже у меня нет такого адреналина. Это работа. Я разговаривал с моим другом Костей Цзю об этом. Я его спросил: — Костя, что ты чувствуешь на ринге?

Я в это время сам выходил на ринг в проекте на Первом канале «Короли ринга», нервничал, переживал, не знал, куда деть эмоции. — Меня врачи несколько лет назад изучали, — говорит Цзю, — и у меня адреналин перестал выделяться уже много лет назад. Выходя на ринг, я все знаю, все понимаю, я выхожу как на работу, думаю о каждом ударе, о возможностях своего соперника. И эмоций тут вообще никаких нет. Тут я полностью согласен: то, что Костя озвучил, абсолютно применимо и ко мне. Я выхожу на манеж, и я не чувствую страха: я все знаю, все вижу, понимаю, всему отдаю отчет, ко всему этому отно-

русский пионер №7(40). октябрь 2013


итар-тасс

русский пионер №7(40). октябрь 2013

шусь с пониманием, уважением, с нужной степенью осторожности. Конечно, больше всего я доверяю своему брату. Это же человек, который будет спасать мою жизнь, если что-то произойдет. И точно так же он рассчитывает и на меня. Я ему уже один раз спас жизнь, когда на него прыгнул тигр Амур. Аскольд упал, и следующий прыжок Амура мог быть сверху брата, а там дальше все могло закончиться очень быстро. И я влетел прямо между ними — между Амуром и лежащим братом — и в буквальном смысле слова спас Аскольду жизнь. Я чувствую настроение хищников, чувствую опасность, если она исходит, когда что-то не так. Поэтому я и пишу в журнал «Русский пионер», поэтому у меня две руки и две ноги. Это не интуиция и не инстинкт, это профессионализм. Конечно, я не исключаю тот факт, что от природы не бездарен, есть некая чувствительность к хищникам, к животным, какая-то врожденная, какая-то приобретенная. Работа с животными требует от тебя человечности, животное надо любить, животное надо уважать. Моего папу Вальтера на премьере порвала тигрица, нанесла ему более семидесяти рваных ран. И он с ней пятнадцать лет еще проработал и плакал, когда она умирала. Потому что она была талантливая, настоящая. Отец говорил: — Она еще не однажды нападала на меня, но каждый раз я был готов. Я ее искренне любил. К животному надо относиться как к животному. Не надо его очеловечивать, не надо пропагандировать всякую чушь: ласкай хищника целыми днями, корми его булочками, и он тебе ответит взаимностью. Либо он вырастет больным от неправильного питания, либо он вырастет и воспользуется твоим идиотизмом и убьет тебя. И не будет чувствовать угрызений совести, потому что он хищник, а ты человек, который возомнил себя другом хищника и решил проявить какую-то непонятную гуманность. Надо изучать животное, с которым ты работаешь. Если бойцовская собака, которую ты решил завести, хоть раз в жизни попытается на тебя напасть, то ты

102


должен быть готовым к этому, потому что это бойцовская собака. И именно в этот момент вашей совместной жизни либо собака окажется права, что ты плохой хозяин, либо ты должен доказать собаке, что ты именно тот хозяин, которого она должна слушаться. А когда люди начинают очеловечивать животных, разговаривать с ними на равных, пытаться жить с ними как с людьми, это, как правило, приводит к какой-то трагедии. Я не понимаю людей, которые покупают хомячка или крысу, а через два года бьются в истерике, что они умерли. Надо заранее знать, что крыса больше двух лет не живет, и спокойно отпускать животное. И это не цинизм, это самые правильные отношения человека с природой. У нас в цирке сейчас шестнадцать голов. Пять из них — молодняк, одна пожилая девушка, остальные все в работе. Имена им даем в честь известных исполнителей. Есть Томас в честь Томаса Андерса, Стинг, Элтон, Линда, Филипп. Наверно, это из-за любви к Майклу Джексону. Я с детства видел, что он первый. Любое новаторство, которое появлялось, появлялось у Майкла Джексона. Новые подходы к съемкам клипа, новые эффекты: как Кэмерон через «Терминатор», «Титаник», «Аватар» что-то привносил в кино, так и Майкл это делал через «Billie Jean», «Thriller», «Remember the time». У нас был лев Майкл, умер этой зимой. Я люблю новаторство, и самый главный эксперимент, который мы с братом провели, оказался удачным. Мы доказали, что в наше время артисты цирка могут быть популярнее, чем многие артисты эстрады, которые не сходят с телевизионных экранов. Артисты цирка могут стабильно попадать в первую десятку Forbes. Артисты цирка — это не искусство второго сорта, а действительно мощное великое искусство. С уходом Никулина, с исчезновением Олега Попова в Германию все посчитали, что цирк — это пережиток Советского Союза, и все. Мы с братом доказали обратное. Теперь за нами тянутся, нам подражают, на нашем примере учатся, пытаются себе сделать имена, и это здорово. Мы с братом вышли за пределы арены

103

и стали делать спектакли в «Лужниках» и во дворце спорта «Юбилейный» в СанктПетербурге — полномасштабные спектакли мирового уровня. Люди идут сначала в Cirque du Soleil, потом в цирк братьев Запашных. Если нас и сравнивают, то сразу с одним из лучших цирков мира. Два дрессировщика на манеже — это никогда не было для нас проблемой. В отношениях с братом есть только здоровая конкуренция. В детстве и юношестве, конечно, друг друга и подкалывали, и порой обидно: ты лентяй, а я больше тебя стара-

Я людей люблю. Я человечный. Другое дело, что в отношениях с людьми больше расстраиваешься, ощущая предательство, ложь, измену, заговоры. И думаешь: «Человек, ты же не для этого создан!» Зачем врать, ну скажи правду, лучше вообще промолчи… Вранье простительно, когда ты понимаешь, что человек запутался, не знал, как выкрутиться. А другое дело, когда человек намеренно это делает. Животные хоть и примитивные, но более честные.

Кто-то может подумать, что я люблю опасность. Вовсе нет. Если бы я искал опасности, я бы, наверно, постоянно получал штрафы за езду 300 километров в час по МКАДу. юсь, я чему-то научился, а ты еще нет. Это было ребячество, а сейчас у нас работа на результат. Например, когда нам сказали, что в шоу «Короли ринга» сможет участвовать только один из нас или нам придется драться друг против друга, брат очень спокойно уступил мне и сказал: — Я вижу, что ты больше хочешь, пожалуйста, иди! Сегодня он снимается в ледовом проекте с Марией Петровой у Ильи Авербуха, и я пришел болеть за него в первый же день. Какая уж тут зависть? Я реально нервничал: получится у него — не получится, уронит, упадет. Я пережил такие эмоции, что мне легче сказать: — Брат, все, хорош, не надо, не ходи. Давай я лучше подерусь еще раз с кемнибудь за тебя же на ринге, голову свою подставлю. Брат — лучший друг. Брат про меня знает все. Говорят же, чем больше узнаешь людей, тем больше любишь животных.

Мне повезло, что вокруг меня серьезная команда. Моя мама, мой первый заместитель — главный продюсер, она стоит за всеми финансами цирка братьев Запашных. Мой брат — великолепный режиссер, с ним легко работать. Я даже могу и не лезть, хотя все равно лезу, конечно, во все дела. Если дети не будут продолжать мое дело, сделаю выводы, что я неправильно их воспитал или ситуация в стране не позволяла. Цирк напрямую зависит от ситуации в стране. Если в 1991 году все начало рушиться, то и люди перестали ходить в цирк. С того времени многие династии понесли серьезные потери: у Кио нет продолжателей, которые прямо сейчас бы что-то делали. Нет молодых Дуровых, кто продолжает дело своих отцов, дедов и даже прадедов. У меня нет в голове, в планах главного трюка всей моей жизни. У меня есть главная задача — сделать так, чтобы по всему миру появились цирковые шоу, на которых бы развевался российский флаг. Не вижу причин, почему мы не можем этого сделать.

русский пионер №7(40). октябрь 2013


orlova

Писатель Виктор Ерофеев в своей, как всегда, художественной колонке возвращается к одному историческому событию, которое органично вписывается в тему номера. Про такое говорят: «Цирк, да и только!»

текст: виктор ерофеев

НАМ ПОВЕЗЛО, что мы родились в такой неудобной стране, как Россия. Ее всегда можно выставить как преграду, которая не дает насладиться жизнью, но которая на самом деле порождает всевозможные надежды на иные, более совершенные формы бытия. Страдая или отбиваясь от страданий, мы представляем себе счастливые народы, счастливо избежавшие существования в российском цирке, и наполняемся законной завистью к ним. Но когда ты приобщаешься к жизни этих народов не как турист, а как беглец, первое, что ты ощущаешь, когда проходит веселящий гипноз разрыва с родным бредом, это ужас перед картиной жалкого и бессильного свободного человека, который свои маленькие стрессы переживает, как мы — свои большие и непомерные, и тогда становится понятно, что надежды на самом деле нет и не будет. Из всех цирков, в которых я бывал в своей жизни с неким неясным чувством равно-

русский пионер №7(40). октябрь 2013

душной любви, я выбрал бы все-таки в качестве чемпиона цирк не на арене, а на ужине. Это было в 1988 году. В Москву приехал Рейган по случаю перестройки, и американцы устроили грандиозный прием в том самом Спасо-Хаусе, который когда-то описал Булгаков как вместилище бала сатаны. Но бал сатаны померк перед зрелищем, на которое явились к качестве приглашенных и побежденные, и победители, и вчерашние враги народа, и завтрашние генералы-заговорщики, и гении, и их супруги. Я получил приглашение на этот ужин в качестве молодого литературного хулигана — других заслуг перед человечеством у меня не было. Гос­ тей шмонали прямо в переулке семь раз. Четыре раза шмонал КГБ, а последние три раза — американские спецслужбы. После жесткого шмона гости попадали в сверкающий разгоряченный зал, где их встречали под бравурную музыку, которую извлекал из фортепьяно боевой

американский генерал в парадной форме, поочередно Рейган с Нэнси и Горбачев с Раисой Максимовной. Я попал за стол с Лигачевым и министром обороны маршалом Язовым, которые смот­рели на меня с нескрываемым отвращением и говорили о том, где кто родился. Из разговора было ясно, что Лигачев важнее маршала с неправдоподобно огромными звездами на погонах: казалось, что Язов только из этих звезд и состоит, но одетый в штатское Лигачев, второй тогда человек после Горбачева, говорил с ним небрежно и свысока, а маршал ловил его слова, как собака ловит кости, брошенные с хозяйского стола. Оказалось, что они оба из сибирских деревень, и они этому обрадовались, словно раньше вообще друг с другом никогда не говорили. Я молчал, молчал, но мне тоже хотелось что-нибудь сказать, и, вежливо улыбаясь, я учтиво спросил у Лигачева: — А вы не скучаете по Сибири?

104


Лигачев от моих слов взорвался, как подбитый танк. Я спросил его на голубом глазу, но, как только произнес свой вопрос, я услышал его потаенный смысл. Язов с маршальскими звездами смотрел на меня испытующе: кто я? Либо я завтра буду назначен большим начальником, либо мне хана. Вероятно, никто за многие годы не ставил перед холеным ответственным членом политбюро такой вопрос, в котором не было ни имени-отчества, ни капли холуйства, и Лигачев воскликнул с трагической ноткой, блеснув ненавидящим меня глазом: — Если бы мне сказали: поезжай в Сибирь, я бы собрал чемодан, и ноги бы моей здесь не было! Я так и представил себе, как он складывает вещи в чемодан и как куда-то девается его нога. Меня поразила в этом трагическом возгласе уходящей эпохи, которой я случайно наступил на мозоль, простая крестьянская логика: если ты смеешь мне задавать такие вопросы и я на них отвечаю, то я уже никто. Я потянулся за бокалом вина, чтобы запить несчастный случай, но в бокале почти ничего не оказалось. Наливали шабли по чутьчуть, видимо, не из экономии, а потому, что боялись: вдруг русские напьются? Однако американские спецслужбы не предполагали, что русские могут уже сильно выпившими прийти на торжественный ужин. Так и случилось. Перед десертом Рейган залез на маленькую сцену, чтобы сказать то ли тост, то ли спич, но, к ужасу технического персонала американского посольства, микрофон сломался и Америка осрамилась. Рейган смутился, но вышел из положения. — Раз микрофон сломался, — сказал он, — я скажу то, что не хотел сказать в микрофон. Получилось вроде бы мило. Но тут вышел конфуз. Из-за стола вышла наша замечательная поэтесса Белла Ахмадулина, которая явно приняла до приема, и на весь зал сказала своим серебристым голосом: — Ничего ты не скажешь того, что бы не сказал в микрофон! Тут все замерли. Ее выпад был нелогичным во всех отношениях. Сидя недалеко от меня за одним столом с Рейганом, она

105

ведь дружески уже подарила ему весомый перстень, отчего президент США, правда, помрачнел, потому что такой подарок мог сойти по американским законам за подкуп. Так зачем же пинать Рейгана? И откуда Белла знала, что собирался сказать Рейган? Но, видимо, она знала, потому что выпила, и все стало ясно. Рейган с нездо-

раздался звонок. Звонили из Союза писателей. — Виктор Владимирович! Что-то вы к нам не заходите. Зашли бы как-нибудь… Но это будет на следующее утро, а сейчас Горбачев, крепкий, ядреный, как Спас в силах, подался кудато в сторону академика Сахарова,

Нам повезло, что мы родились в такой неудобной стране, как Россия. Ее всегда можно выставить как преграду, которая не дает насладиться жизнью, но которая на самом деле порождает всевозможные надежды на иные, более совершенные формы бытия.

рово красными щеками и плачущими от мук президентской жизни глазами хотел было что-то ответить, но тут сработала американская охрана. Огромный негр возник из воздуха, схватил Ахмадулину в свои объятья и мгновенно исчез непонятно куда с добычей. Через минуту из зала выбежал Боря Мессерер в поисках пропавшей супруги. Булгаков отдыхал. Но все-таки главное было впереди. В какой-то момент уже после десерта, когда все встали, я оказался между двумя президентами двух великих стран, и они пожелали мне что-то сказать. Начал Горбачев. — Тебя восстановили в Союзе писателей? — спросил он меня на «ты», потому что он всем тыкал, но в моем случае это было доброе тыканье. — Нет, — сказал я. Горбачев недовольно покачал головой. На следующее утро, рано утром,

и я остался один на один с Рональдом Рейганом. — Вы были в Америке? — поинтересовался президент Америки. — Нет, — улыбнулся я. И тут Рейган сказал: — Я вас приглашаю. Мои дела шли в гору. За одну минуту я получил дружескую поддержку Горбачева и дружеское приглашение Рейгана. Его помощник тут же что-то записал себе на листке. А Рейган вдруг посмотрел на своего человека, а потом и на меня доверительно — и тихо спросил, немного стесняясь: — Где я? Где я сейчас? В какой стране? Я хотел было ответить ему, открыл рот, но слова не шли. Нет, я знал, где мы, в какой стране, этой стране еще оставалось жить целых четыре года, но я просто стоял с открытым ртом. Рейган отвернулся и кудато пошел. За ответом. И я тоже пошел домой.

русский пионер №7(40). октябрь 2013


orlova

Бизнесмен Марк Гарбер рассказывает про то, про что на его месте рассказал бы далеко не каждый. Да и оказаться на его месте мог бы далеко не каждый. А уж на ее месте — тем более.

текст: марк гарбер

ЕСТЬ слова, произнесение которых по законам нейролингвистического программирования вызывает совокупность эмоций, точно соответствующих этому слову. У большинства моих современников слово «цирк» запускает каскад чистых и позитивных эмоций: это провал в детство, еще ничем не омраченную сказку, яркие краски, эмоции, музыку, расцвеченную духовой медью и заставляющей затаить дыхание барабанной дробью на фоне гробовой тишины непременно смертельного номера. У меня с цирком отношения сложились с детства. Каким-то образом папа был знаком с главным режиссером Московского цирка Марком Соломоновичем Местечкиным. Я отчетливо помню свой первый поход в цирк: мне было года четыре, мы сидели в директорской ложе. Все было необычно. Особенно мне запомнилось, как сам директор цирка, узнав, что мы тезки, что было тогда достаточно

русский пионер №7(40). октябрь 2013

редким явлением, подарил мне маленькую коробочку драже M&M’s, которые теперь можно купить в каждом ларьке, а тогда казались сувениром с Марса. Получив такое причастие, я ощутил себя частью происходившего на арене. Я представлял себя и гимнастом, и клоуном, и дрессировщиком, и даже человеком с невыговариваемым названием «шпрехшталмейстер», который вовсе не конферансье, а гораздо важнее, этакий хозяин цирка. Я продолжал довольно частые посещения цирка, и у меня были свои любимые артисты и номера. А потом как-то все понемногу прекратилось: неприлично «взрослому» школьнику ходить на представления для малышей. А потом уже настоящая взрослая жизнь уносила все дальше от этой детской сказки. Цирк и память о нем, перемешанная с ощущениями от сказки, кино и особенно почему-то диафильма «Буратино», остались теплым и родным воспоминанием.

Цирк отступил в глубину сознания, как отступают игрушки из детства, хотя ты помнишь их до конца жизни: машинки со всеми их царапинами, медведи с оторванными и пришитыми частями тела. И вот уже в весьма сознательном возрасте, когда я был начинающим врачом, судьба подарила мне новую встречу с цирком, но уже как бы со служебного входа, и я снова с упоением вдохнул этот особый цирковой воздух. Мы подружились с Яном — представителем одной из старейших цирковых династий (его прадед был в начале прошлого века легендарным эксцентриком-жонглером), помимо собственно работы он был еще и комсомольским функционером в системе Госцирка, что упрощало выезды на гастроли, а это было главным, ибо давало возможность зарабатывать неплохие по тем временам деньги. Артисты безошибочно знали, что пользуется спросом, и везли мохер, кримплен, колготки и прочие товары народного

106


потребления, позволявшие приумножать зарплату и поддерживать достойный уровень жизни. Наверное, эти торговые возможности и помогли сохранить в советский период высокий уровень циркового искусства. Оторвавшись от детской цирковой сказки, будет уместным вспомнить, что в период развитого социализма цирк стал на один уровень с космосом и балетом как оружие советской пропаганды и его поддержка всегда была приоритетной. Помимо идеологии большую роль играла личная любовь к цирку Леонида Ильича Брежнева и его дочери Галины. Любовь эта распространялась ею, как известно, не только на цирк, но и на его отдельных представите-

как своего, и мне открылась обратная сторона моей детской сказки. Цирковым можно или родиться, или прийти из профессионального спорта. Объяснить невероятную тяжесть этой профессии и маниакальную влюбленность в нее одновременно невозможно. В цирковых семьях дети начинают работать очень рано, они все время переезжают. Когда ребенок приходит в школу на три месяца, к нему особенно не придираются учителя, среди одноклассников друзей на мгновение особенно тоже не заведешь — а вот дома, в цирковой кибитке, все родные. Это атмосфера циркового братства и удивительного уважения к труду товарища.

от людей, жили как дети, в вечной сказке, работающие день и ночь, невзирая на боль, усталость и болезни, когда человек, еле способный ходить, вдруг выпархивает на арену и вытворяет невозможное, чтобы потом рухнуть, лишь только закончится номер. Расставание — еще один привычный номер в цирковом ремесле: цирк всегда едет дальше. Еще не было мобильных телефонов, и отъезд в другой город при отсутствии там постоянного номера не сулил совместного будущего. Жизнь понеслась дальше в водовороте событий, наступившей через несколько лет перестройки, кооперативов и новых забот, но ощущение

Цирковым можно или родиться, или прийти из профессионального спорта. Объяснить невероятную тяжесть этой профессии и маниакальную влюбленность в нее одновременно невозможно.

лей. Думаю, к тому же у престарелых членов политбюро было чисто человеческое отношение к цирку как к понятному виду искусства, в отличие от прочих сложных и политизированных форм. В общем, Ян был, говоря нынешним языком, весьма крут. Мы дружили, но его цирковая жизнь была как-то в стороне от меня — ну, работа такая. И вот как-то раз в компании он познакомил меня с девушкой, которую звали Алия, — она тоже была из цирковой семьи и крутила хулахупы. Мы разговорились, а потом гуляли всю ночь. В общем, было очень здорово и романтично. Мы начали видеться каждый день, и я с головой окунулся в омут чувств и цирковой жизни — разделить это было невозможно. Каждый день, если у меня не было дежурства в больнице, я спешил в цирк на проспекте Вернадского с букетом цветов, чтобы через служебный вход пройти к арене. Через какое-то время меня стали воспринимать

107

Конечно, и в этой среде есть зависть, интриги, карьера, но прежде всего есть признание и уважение. Артисты, пришедшие из спорта, чем-то неуловимо отличались от цирковых. Может быть, в них не было этой сумасшедшей, непобедимой любви к арене, тайну которой я так и не смог разгадать. Алия грациозно крутила свои хулахупы, покоряя публику и меня. Мир для нее определялся правильно или неправильно брошенным ассистентом кольцом, реакцией публики, словами коллег. Проблемы внешнего мира, меня волновавшие, оставляли ее равнодушной. В цирковой компании все разговоры в итоге сводились к цирку. Можно было бесконечно слушать самые разные веселые и грустные истории, правдивые и ставшие байками чьи-то придумки. Но это всегда было про цирк. Выйти за рамки этого освещенного софитами пространства было для них неинтересно и невообразимо. Они прятались на арене

сказки цирка, родившееся в детстве и подтвержденное моей цирковой любовью, будет со мной всегда. И вот через много лет, будучи в США, перед сном включив телевизор, в ночном шоу с известным телеведущим вижу интервью с семейной парой, поражающей всех скоростью многократных переодеваний и перевоплощений. Потом ведущий показывает ролик с выступления с хулахупами, и — о восторг! — я узнаю свою Алию, которая сохранила свою фантастическую цирковую форму и, как много лет назад, крутит невероятное количество хулахупов. Из интервью я понял, что они с мужем выступают по всему миру, успешны и счастливы, а мой старый товарищ Ян продолжает ставить замечательные цирковые номера. Show Must Go On. Пусть же сказка, подаренная миллионам людей, вернется счастьем к этим великим труженикам. В сказках обязательно должен быть Happy End.

русский пионер №7(40). октябрь 2013


тая невская

Многие хотели бы пойти в цирк с Арменом Джигарханяном. А удалось это Тиграну Кеосаяну. Нельзя сказать, что он не понял своего счастья. Тогда не понял. А теперь хорошо понимает. И делится им с нами.

текст: тигран кеосаян

ЦИРК и зоопарк я не любил всегда. Вид льва в вольере или медведей на велосипедах вызывал у меня острую жалость к представителям фауны и презрение к людям, заставляющим их жить в неволе и радовать своим унижением детишек и их родителей. Особенно родителей. Особенно отцов. Воспоминание детства: стоит такой здоровый, с капельками пота на выбритом полном лице, рядом сын в панаме. Оба смотрят на клетку, в которой сидит огромная горилла с грустными глазами. Сын внимательно смотрит на животное, а папа улыбается во весь рот, тычет рукой с бананом между прутьями и пытается растормошить сына. Папа корчит обезьяне морды. Рубашка на нем потная в трех местах: две подмышки и растекающийся треугольник на спине. Горилла, не мигая, смотрит на папу с сыном и отворачивается. Тогда, семилетним ребенком, я интуитивно почувствовал усталую грусть животного. И мне стало

русский пионер №7(40). октябрь 2013

неприятно. Я попросил маму увести меня из зоопарка. Сейчас я отчетливо представляю мысли той гориллы. Эх, встретить бы тебя, такого веселого, с бананом, да где-нибудь в джунг­ лях, сорвать с тебя рубашоночку в клеточку да и проверить: а может, и не папа ты совсем, а самая что ни на есть мама? И проверять это дело упорно и со страстью, до полного увлажнения потом тканевой поверхности рубашечки. Ну и чтобы улыбочка твоя перетекла в гримасу от острого до невозможности и совершенно нового впечатления от встречи тет-а-тет со мной, простой гориллой из Центральной Африки. Одним словом, не любил я эти два места, где животных дрессируют и показывают. Был там в глубоком детстве по одному разу и родителей на повторные походы не провоцировал. Потом я вырос. И наступил 1983 год. Этот год не стал рядовым в моей жизни. Он не проковылял черепашьей поход-

кой, как это часто бывает со временем в юности. 1983 год, одарив меня в своем самом начале 17-м днем рождения, коряво-шпаргалочно заставил окончить школу. Потом погнал меня в институт мечты, ВГИК, куда меня не приняли с большим шумом, который, в свою очередь, обеспечил фельетон в газете «Известия» с броским названием «Папа вне конкурса». В этом фельетоне достаточно подробно описывались действия моего папы по проталкиванию бездарного сына в престижный вуз. Эта история достойна отдельной колонки, а потому сухо резюмирую: я стал первым в истории ВГИКа отпрыском кинематографиста, не поступившим в этот институт. Папа, переживая всю эту канитель, в то лето сильно заболел. А я впервые почувствовал в себе что-то металлическое, титановое что-то. Что-то, что окончательно уверило меня, что учиться, и не важно, через год или два, я буду только здесь. В противном

108


случае перестану себя уважать. Тот год подарил мне обиду. И обиду не за себя. Обиду за папу. Несмотря на обилие событий, 1983-й не остановился, и по осени я оказался помощником режиссера на картине у Гавриила Георгиевича Егиазарова, чтобы в составе киногруппы отправиться на съемки в город Калинин, ныне Тверь. Та экспедиционная осень-зима была одной длинной вязью фантастически ярких, неожиданных событий. Даже унылый колор российской провинции в это время года не мог притушить фейерверк новых ощущений: первая работа, первое серьезное увлечение, первый профессиональный «прокол», первая зарплата и купленная на нее первая бутылка водки… Вторым, кажется, там был только поход в цирк. В глазах юнца, впервые вырвавшегося из-под опеки родителей, тот зимний Калинин казался настоящим Вегасом. Тем более что по понятным причинам я совершенно не представлял себе оригинал. Оказавшись через много лет в Вегасе, я и не подумал сравнить его с запорошенной снегом Тверью образца 1983 года. Что говорит не только о появившейся к середине 90-х способности реально смотреть на мир, но и о том мизере, что заставлял меня радоваться практически всему в том далеком году и которого никогда уже не будет хватать потом… Фильм рассказывал о судьбе водителядальнобойщика со странной фамилией Голдаев, который с молодым легкомысленным напарником в составе колонны «КамАЗов», нагруженных строительной техникой, должен был успеть привезти эту самую технику в срок на строящийся объект. В дороге колонна попадает в снежную бурю, доставка техники под угрозой срыва, а следовательно, и объект не сдадут вовремя. Но коллективными усилиями водителей под предводительством Голдаева и его нравственно возмужавшего в течение фильма молодого напарника колонна доставляет технику на стройку, невзирая на стужу, буран и даже отсутствие дизельного топлива. В фина-

109

ле «КамАЗы» въезжают на строящуюся плотину, и уже распрощавшийся в своих мыслях с партбилетом пожилой начальник стройки смахивает одинокую слезу и скупо, но очень мужественно улыбается. Такой вот образец производственного кино советского времени. Как понятно из содержания фильма, все съемки проходили в зимнем лесу. Никто и слыхом не слыхивал тогда о глобальном потеплении, вследствие чего зимы были настоящими, с уверенными 25—30 градусами мороза. Члены группы обращались к костюмерам за утеплением, что было и остается до сих пор в порядке вещей. Разница только в одном: сейчас есть выбор, а тогда никакого выбора в вещах не было. От режиссера до последнего постановщика все утеплялись одинаково: теплое исподнее, валенки, ватник и ватные штаны, шапка-ушанка. В течение полутора месяцев экспедиции каждое рабочее утро перед входом

бы говорившие тебе: когда же вы, суки, перестанете сюда ездить? Но меня не пугали морозы и взгляды горожан. Мне все нравилось. Восемь часов я стучал хлопушкой перед объективом, выкрикивая на микрофон-«пушку» номер кадра и дубль, заполнял монтажные листы, почти на равных общаясь с бывалыми кинематографистами, а потом, вернувшись в гостиницу, быстро скидывал утепление, надевал цивильное и спускался на первый этаж в гостиничный ресторан. А здесь уже бурлила жизнь! Ресторан центральной гостиницы города Калинина гремел советскими хитами, в болезненножелтом освещении плавали клубы сигаретного дыма, а за столиками очаровательной россыпью сидели зрелые женщины в ожидании приключений. В 17 лет все женщины кажутся зрелыми, вы же понимаете. Но ожидали они именно что приключений, а не денег или каких-то

Эх, встретить бы тебя, такого веселого, с бананом, да где-нибудь в джунглях, сорвать с тебя рубашоночку в клеточку да и проверить. в гостиницу «Селигер» примерно шестьдесят одинаково уродливо одетых людей перетаптывались на морозе в ожидании студийного автобуса. Большинство мужчин небриты, большинство женщин без макияжа. Со стороны мы были похожи на зеков в ожидании утреннего развода на плановые работы, и только отсутствие конвоиров и явственный при небольшом приближении аромат перегара успокаивали спешащих по своим делам горожан. Впрочем, город Калинин был явно избалован визитами киногрупп, и фраза «Мы здесь снимаем кино» вызывала у местного населения острую изжогу, выражающуюся произнесением в твой адрес матерных ругательств. Но чаще люди просто бросали злые взгляды, как

других благ. Их улыбки тускло светились червонным золотом зубов, а волосы чаще всего были подвергнуты химической обработке. И были они красивые и добрые, те зрелые женщины, это я точно помню. Я входил в ресторан, такой заостреннохудой, критично-тестостероновый, богатый до умопомрачения, и опытным, как мне казалось, взглядом окидывал зал. Вы, появившиеся на свет в простуженные 90-е, даже представить себе не можете, что значил для 17-летнего юнца оклад в 100 советских рублей в сочетании с отсутствием каких-либо обязательств перед жизнью. А если к 100 рублям прибавить суточные, что исправно выдавали каждые десять дней? Да я был Крез, босс, царь горы, мне кажется, что тогда я был намно-

русский пионер №7(40). октябрь 2013


го богаче, чем весь сегодняшний список журнала Forbes. Ну, может, не богаче, но счастливее — точно. А за столом уже ждали меня замдиректора Сергей и реквизитор Боря. Оба были много старше меня — Боре стукнуло 26, и он уже успел несколько раз завязать и развязать с выпивкой. О нем ходила легенда, будто Борис на каких-то совместных съемках переспал с чешской кинозвездой женского пола, которая, в свою очередь, была любовницей Первого секретаря Коммунистической партии Чехословакии товарища Густава Гусака. Борис легенду не подтверждал, что много говорило о его мужском достоинстве, но и не опровергал, что, в свою очередь, должно было немало сказать его собеседнику все о том же мужском достоинстве. На момент моего рассказа Боря уверенно шел к очередной «завязке», уничтожая спиртное молниеносно и безмолвно. Замдиректора Сергей был помоложе и как-то сразу взял надо мной шефство. Тактично и без напора. Именно он научил меня веселиться вскладчину, и я открыл мир невероятных возможностей: скинувшись по червонцу, можно было втроем гулять весь вечер и еще что-то оставить на чай. Именно Сережа вылечил мою начинающуюся ангину, предложив рецепт своей бабушки, Рахиль Исфировны Кац: в нагретые сто граммов водки высыпаешь много перца, соли, выжимаешь дефицитный в то время лимон и добавляешь ложку меда. Выпиваешь залпом. Если не умер, то будешь здоров. Я не умер. Но и вечер тот не вспомню уже никогда. И вот я прохожу к ним за стол, а зрелые женщины провожают меня взглядом. А на столе стоит уже початая бутылка холодной перцовки, и Сергей разливает ее по рюмкам. Официантка приносит три салата из кальмаров по рубль двадцать, которыми совершеннейшее блаженство заедать эту самую перцовку. И ты сидишь такой взрослый, состоявшийся. В районе грудного отдела разливается приятная теплота, и Борис спешит налить по новой. Ты сдержанно, как учил Сергей, оглядываешься и выдыхаешь с облегчением — зрелые женщины все еще здесь.

русский пионер №7(40). октябрь 2013

А потом ты идешь танцевать. Танцевал я тогда активно. Написал сейчас «тогда» и понял, как давно я вообще не танцевал. Никак. А тогда я танцевал активно. Это выражалось в максимально широкой амплитуде взмахов рук и ног. Какие-то дикие вращения вокруг своей оси. Что-то среднее между Африком Саймоном и зрелым Майклом Джексоном. Конечно, в моей непревзойденной интерпретации. Зрелым женщинам очень нравились мои танцы. Сейчас я понимаю, что они, наблюдая мою танцевальную энергию, сами того не желая, а может, и желая, проецировали ее на другие места приложения. И потому чаще отвечали согласием на мое предложение выпить в компании кинематографистов, потоптаться в медленном танце или поговорить о столичных театральных премьерах. А тогда мне казалось, что я просто хорошо танцую. И вот таким образом протекала моя экспедиционная жизнь. Может, кому-то из сегодняшних умников, с открытым Шенгеном и клубной карточкой «Джипси», подобное времяпровождение покажется убогим, но пусть это останется на их совести. В ту пятницу съемки закончились рано, и я в ожидании вечерних приключений лежал в номере с книгой в руках. Стандартный номер был скудно обставлен стандартной мебелью. И очень скрипучей. Странным образом скрипело все: стул, стол, если таковой имелся, скрипела даже прикроватная тумбочка. А как скрипела кровать! Ну и хватит об этом… В дверь постучали, и в номер вошла ассис­тент по актерам и мой прямой начальник Варвара Шуваева. — Тебя Армен Борисович ищет… — Зачем? — Вот у него и спросишь. Он у себя. Варя с брезгливым восхищением оглядела мой номер. Бардак был излишне информативным. Не прощаясь, Варя исчезла. Мое заявление о том, что, уехав в экспедицию, я полностью вырвался из-под родительского надзора, было некоторым преувеличением. Дело в том, что директором фильма был старинный друг

отца и постоянный директор его картин Раймонд Джаназян. А главную роль играл такой же старинный друг, практически родственник Армен Джигарханян. Будучи нормальными мужиками, излишним надзором они не злоупотребляли, а если говорить совсем честно, скорее завидовали результатам моей кипучей энергии, чем осуждали. Но если меня кто-то из них искал, появиться надо было. Народный артист СССР жил, конечно, в люксе. Армен Борисович стоял в коридоре, одетый в теплое пальто и ушанку, и запирал дверь номера. Он обернулся ко мне. — Вай, Тико-джан! Ты еще не одет? — В смысле, дядя Армен? Куда не одет? Когда не было третьих ушей, я называл Армена Борисовича так, как мне было привычно с детства. — Как куда? Варя не сказала? В цирк идем! — Знаменитое лицо гения засверкало улыбкой. Я был в растерянности. Во-первых, Варя на самом деле не предупреждала о планах дяди Армена, во-вторых, какой, на хрен, цирк, если скоро откроется ресторан, а там… Ну а что «там», я уже описал. О моей детской неприязни к цирку я тогда точно не подумал. — Дядя Армен… — осторожно начал я. — Сейчас зайдем к тебе. — Он наконец справился с дверью и, взяв меня под руку, повел к лестнице. — Оденься теплее, на улице холодно. А знаешь, — он с радостным удивлением посмотрел на меня, — оказывается, цирк от нас совсем недалеко! Вот выйдем из гостиницы, поворачиваем налево… Он что-то говорил, а у меня в голове явственно рушились планы моего вечернего досуга. Пятничного досуга! Ведь зрелые женщины по пятницам и субботам посещали ресторан не в пример охотнее, нежели в остальные дни. А Сережа с Борей? Они же будут меня ждать! Мы остановились у дверей моего номера. Дальше отступать было нельзя. — Дядя Армен! — А! — А может, в ресторане посидим? — Зачем?

110


— Ну… — Тико-джан! Ты не понимаешь: это же цирк! Там музыка, клоуны! Я смотрел на его неподдельно счастливое лицо и с отчаянием осознавал, что поход в цирк неминуем. По улице шелестела вьюга. В то время городские власти мало внимания уделяли проблемам уличного освещения даже в столице, а здесь и вовсе царил сумрак. В свете редких фонарей неожиданно вырастали фигуры прохожих и проваливались куда-то в темень, унесенные снежной пылью. Под скулеж ветра и скрип снега под ногами Армен Борисович рассказал мне, что в каждой экспедиции он обязательно посещает местные цирки. Это для меня стало открытием, про эту слабость знакомого мне с детства кумира я не знал. Мы повернули за угол и неподалеку увидели светящееся здание цирка. Оно было как бы отбито от окружающей действительности. Снежные залпы, преломляясь в свете иллюминации, образовывали над ним искрящийся, постоянно меняющийся нимб. От неожиданности мы даже остановились. Дядя Армен повернулся ко мне. По его лицу бродила счастливая улыбка. — Я же говорил — близко! Подходя к цирку, я увидел много людей, толпящихся у дверей в ожидании прохода. — А билеты у вас есть, дядя Армен? Он посмотрел на меня по-доброму снисходительно, как любящие родители смотрят на своего малыша, сморозившего умильную глупость. — Ни о чем не бойся, Тико-джан… Бояться на самом деле не стоило. Не поднимая глаз, пожилая женщина-билетер спросила про билеты. И тут прозвучал знакомый, а главное, любимый миллионами советских людей голос. — Добрый вечер… Женщина медленно, словно не веря своим ушам, подняла голову, и ее лицо расцвело в улыбке. Улыбке непререкаемого обожания. — Ой! — Добрый вечер, — благосклонно повторил гений.

111

— Добрый… — Она все еще находилась в состоянии грогги. — Да что же вы, Армен Борисович, на морозе стоите! Вы один? — Я с племянником. Директорская ложа встретила нас побитым от времени бархатом кресел и лампочкой дежурного освещения, мигающей в ритме азбуки Морзе. Мы сняли верхнюю одежду и расположились в креслах. Родители с детьми заполнили круг зала. Ближние к ложе ряды стали активно перешептываться — многие узнали Армена Джигарханяна. Свет погас, и оркестр шумно выдохнул медной группой. Дядя Армен весь подался вперед и, не глядя на меня, сказал: — Сейчас начнется! Со стороны он был похож на знаменитого, гремевшего на весь мир старого клоуна, который на закате жизни решил посетить провинциальный цирк, на арене которого много лет назад началась его карьера.

отощавшие тигры и вышел карикатурно худой дрессировщик с тонкими стрелками усов на лице. В какой-то момент номера выяснилось, что он категорически не выговаривает несколько букв алфавита и сильно картавит. Один из тигров во время номера стал бузить. На беду дрессировщика, у тигра была кличка Кромвель. — Ай-ай-ай, Кьемвель! Сидеть, Кьемвель! Нехаясо, Кьемвель! Помнится, это был единственный раз, когда я отвлекся от мыслей о безвозвратно потерянном вечере. Наконец наступил антракт. Тут же по направлению к нашей ложе выстроилась огромная очередь из детей с программками с целью получить автограф Армена Борисовича. Дети не понимали, зачем они протягивают программки незнакомому дяде, зато это хорошо понимали их родители. Сотни глаз вонзились в артиста. Осколки этих взглядов цепляли и мою фигуру.

Я открыл мир невероятных возможностей: скинувшись по червонцу, можно было втроем гулять весь вечер и еще что-то оставить на чай. На стене ложи висели круглые часы. Они показывали пятнадцать минут восьмого. «Все уже собрались», — подумалось с тос­ кой. Ресторан ждал меня, друзья ждали меня, зрелые женщины недоуменно крутили головами, не находя меня, а я сидел и ничего не мог поделать. «Ну вот какого х...ра я здесь делаю?!» — проносился в голове один и тот же риторический вопрос. В отличие от меня Армен Борисович получал огромное удовольствие. Он хохотал, потрясенно вскидывал брови, в диком восторге бил себя по коленкам. Когда он в очередной раз, захлебнувшись от счастья, поворачивался ко мне, я усиленно имитировал радость. Кроме одного раза, когда на манеж выбежали

— Началось… — тихо сказал себе под нос дядя Армен и так же тихо, но невероятно смачно выругался по-армянски. При этом благостная улыбка не сошла с его лица. Было видно, что он совсем не любит все эти публичные обязанности, идущие в одном комплекте с всенародной известностью и любовью. Второй акт прервал бесконечную очередь за автографом. И представление продолжилось. Часы на стене показывали без десяти девять. «А ведь если не затянут со вторым актом, могу успеть!» Мысль эта была из разряда лукавых, так как в советское время рестораны не работали позже двенадцати ночи, а потому выходило, что в лучшем случае

русский пионер №7(40). октябрь 2013


я поспевал к шапочному разбору. Ну а вдруг?! Выражение детского счастья, появившееся в начале второго акта, ни на секунду не покидало лица дяди Армена. Тем удивительнее мне было увидеть, как минут за двадцать до конца представления он встал и знаком показал мне выходить. По понятным причинам повторять свою просьбу ему не пришлось. — А чего раньше уходим, дядя Армен? — Мне на самом деле было интересно. — Тико-джан, мы же через гардероб должны будем пройти. После представления миллион людей там будет. У меня

на отсечение, что никто из тех, кто читает эту колонку, вне зависимости от возраста и меры знакомства с Арменом Борисовичем, не видел того, что видел я. Потому что и я за 48 лет жизни видел это только раз. В калининском цирке. Известный на весь мир образ неторопливого, скупо роняющего слова и движения актера входил в фантасмагорический контрапункт с человеком, семенящим впереди меня, чьи по-балетному вывернутые ноги практически летели над мраморными плитами пола. Вид сзади только усиливал комизм положения. То, что я увидел, было так по-детски, так не по-взрослому, что

Так смотрел Цезарь на Брута за долю секунды до смертельного удара. Так смотрят, когда не ожидают предательства от родного человека. рука отсохнет, ты же сам видел… Уф! Не люблю я все это… Мы спустились к гардеробу. Хотя и не миллион, но людей там было достаточно. Из числа тех, что не хотят толкаться в длинных очередях за своей верхней одеждой и готовы пожертвовать финалом любого представления, только бы этого избежать. Кстати, никогда не понимал таких людей. Зачем вообще ходить тогда в театр или в кино? Итак, мы вышли на открытое пространство у расположенного по всему периметру цирка гардероба. До выхода было метров сто, не больше. Я стал ловить восторженно-удивленные взгляды одевающихся граждан. И тут произошло неожиданное. Без предупреждения, не сказав мне ни слова, народный артист СССР Армен Борисович Джигарханян пошел самым что ни на есть быстрым спортивным шагом по направлению к выходу. И это был именно что шаг, а не бег. Если бы был бег, не было бы так смешно. Могу дать голову

русский пионер №7(40). октябрь 2013

ли… И в этот миг в моей голове родилась гадкая мысль, которую я поспешил реализовать. Я моментально обогнал дядю Армена, пробежал еще метров десять и резко повернулся к нему. От неожиданности он остановился, а я со всей дури закричал: — Армен Борисович, дорогой, дайте автограф, пожалуйста! Взгляд, которым посмотрел на меня дядя Армен, был красноречивым. Растерянность и детская обида были в этом взгляде. Так смотрит ребенок на папу, позабывшего купить обещанный подарок. Так смотрел Цезарь на Брута за долю секунды до смертельного удара. Так смотрят, когда не ожидают предательства от родного человека. Он смотрел так, что моя радостная улыбка моментально сползла с лица. В этот момент звезду облепили дети и их родители, и он занялся ненавистным делом — стал раздавать автографы. На меня он больше не смотрел. А я минут через десять уже проклинал свою выходку: шанс успеть

к ребятам даже к шапочному разбору быстро таял. Еще минут через пять Армен Борисович решил сам закончить эту встречу с поклонниками. — Извините… Спешу… Да, спасибо… Хорошо… Извините, съемки… Метель утихла. Стало по-настоящему холодно. Армен Борисович шел немного впереди. Я догнал его. — Дядя Армен… Он резко повернулся. — Вот знаешь, Тико-джан, ты сейчас совсем был не прав. Вот совсем! Он, не оборачиваясь, пошел дальше. Я не понимал, чем вызвал такую бурную реакцию. Честно говоря, я и сейчас это не очень понимаю. Может, дело было в возрасте? Маловат я был для того, чтобы Армена Борисовича разыгрывать. Ему, наверное, было невдомек, что весь тот вечер он сам стирал нашу разницу в возрасте… Я шел следом за ним, не обгоняя и не приближаясь, чувствуя степень его раздражения. Теперь он шел своим знаменитым степенным шагом, что, в свою очередь, начинало раздражать меня: разозлился он! Не надо было заставлять меня идти в этот цирк! Я что, хотел? Миллион лет его не видел бы! Может, ребята меня дождутся, а? Хотя чего им там делать так долго? И он еще идет так медленно, как специально… Словно услышав мои мысли, дядя Армен остановился и, повернувшись ко мне, сказал: — Давай, беги уже. Я сам дойду… По улице проехал одинокий троллейбус, весь в корочке льда. Второго приглашения мне не понадобилось. Я что-то извиняющееся пробурчал и убыстрил шаг. Пройдя метров пятьдесят, я на ходу обернулся. Сзади неуместно ярко светилось неоновым светом здание цирка, а на его фоне чернела одинокая фигура дяди Армена. «Эти старики в развлечениях вообще ничего не понимают…» — подумалось мне. До гостиницы было уже рукой подать. В том году Армену Джигарханяну исполнилось 48 лет. Он был на полгода старше меня сегодняшнего.

112


ʧ̨̡̛̣̱̜̍ ̨̡̪̖̬̖̱̣ 1/2 8 (495) 605 82 82

Natural Food &Music


orlova

Художник и психиатр Андрей Бильжо виртуозно умеет корчить рожи, играть бровями, ему отвечают взаимностью черепахи, и попугаи влетают в его жизнь через открытое окошко. В его жизни много цирка. И в колонке тоже.

текст: андрей бильжо

В ДЕТСТВЕ я корчил рожи. В школьном дневнике учителя так и писали: «Корчил рожи. Родителям прийти в школу». Вначале я сидел на последней парте, и весь класс поворачивался в мою сторону. Ждал, когда я начну. Начну корчить рожи. И я не заставлял себя долго ждать. Учителя меня выгоняли из класса. В дневнике появлялась новая запись: «Корчил рожи. Сорвал урок!». Потом меня пересадили на первую парту, и тогда уже я поворачивался к классу, который ждал этого момента. И меня опять выгоняли за дверь. Так играть бровями могли только мой папа и я. Не верите? Вот смотрите. Левая бровь вверх — правая вниз. Правая вверх — левая вниз. Две брови вверх… Я это и сейчас делаю виртуозно. Под музыку. Аккомпанементом может служить все, что угодно. От собачьего вальса до любой симфонии Бетховена. «Бильжо, ты — клоун!» — ругали меня учителя. А мне было приятно. Я мечтал

русский пионер №7(40). октябрь 2013

быть клоуном. А потом в цирке на Цветном бульваре я увидел гениального Леонида Енгибарова и понял, что клоун — это вовсе не тот, кто корчит рожи. Однажды я пошел в цирк зверей, то бишь в «Уголок дедушки Дурова», со своим внуком Егором, большим защитником зверей. Он так их любил, что как-то перестал есть все мясокурорыбное. Сидя за семейным воскресным столом и показывая пальчиком на невегетарианские блюда, он ставил перед тремя поколениями домочадцев жесткий и прямой вопрос: «Это кого убили?» Густой запах «дедушкиного уголка» извлек из уголков моей памяти следы, оставленные в ней представителями фауны. То бишь цирк навеял.

ЧЕРЕПАХА Читу я любил непонятно за что. Она была поразительно тупой. Пересекая комнату, Чита упиралась в стену, продолжая упорно

загребать лапами до тех пор, пока ее не разворачивали в противоположную сторону. Однажды летом на даче я наблюдал за тем, как она самозабвенно пожирала клевер. В приливе любви я поднес Читу к губам, чтобы ее поцеловать. Острая боль пронзила мою нижнюю губу, и Чита повисла на ней. Она ответила мне взаимностью. Дальше — калейдоскоп. Впереди бежала бабушка, за ней я, поддерживая черепаху, плотно сомкнувшую свои челюсти на моей губе. А за мной бежали любопытные веселящиеся жестокие дети. Деревенский фельдшер сказал: «У черепах мертвая хватка». Он заткнул моей любимой ноздри, и она разжала свой треугольный пассатижеподобный ротик, в котором мелькнул окровавленный розовый язычок. Потом мне сделали укол от бешенства. Можете ли вы представить себе бешеную черепаху? А деревенский фельдшер мог. На моей нижней губе долго еще белел треугольный след.

114


possi pesci/фотосоюз

Рыбки мне всегда нравились. Это подводные бабочки. А бабочек я особенно люблю.

Спустя несколько месяцев Чита вдруг исчезла из городской квартиры. Тщетно ее искали все и везде. Через год, когда зачем-то отодвинули холодильник «ЗИЛ», обнаружили уткнувшийся в угол панцирь с высохшей в нем Читой. Вот такой получился смертельный уголок.

ПОПУГАЙ Попугай залетал в мою жизнь через открытую форточку дважды. Первый раз он сменил покончившую с собой Читу. Я купил ему клетку и — по совету одного юнната — подругу. Ворковала пара недолго. Сначала я обнаружил труп одного, а через два дня и другого пернатого. Попугай был голубой, и, возможно, он нуждался в партнере своего пола. Но я об этом тогда ничего не знал. Второй раз эта птица влетела в мой дом спустя десятилетие. Я тогда заканчивал работу над кандидатской диссертацией. «Благоприятные исходы на уровне практического выздоровления при юношеской

115

одноприступной шизофрении» — так она называлась. Только что напечатанные и готовые к переплету главы диссертации были аккуратно разложены на моем столе. Когда я вошел в квартиру и подошел к своему рабочему месту, то остолбенел. Машинописные страницы были уделаны птичьим пометом. Я поднял глаза вверх и увидел зеленый глазастый комочек на книжной полке. Маленький, а нагадил, как стая чаек. Попугай несколько секунд смот­ рел на меня, потом сделал круг почета по комнате и вылетел в открытую форточку. «На кого работаете?» — хотелось его спросить. Но его и след простыл. Впрочем, след остался на моей диссертации.

РЫБКИ Рыбки мне всегда нравились. Это подводные бабочки. А бабочек я особенно люблю. Утром после бурного празднования моего пятидесятилетия я заканчивал просмотр сна с водной тематикой. Это понятно каждому, даже иногда выпивающему, гражданину.

Проснулся я, однако, от странного звука. С тревожным любопытством вылез из постели и, перешагнув через подарочные коробки с бессмысленными предметами, с больной головой и сухостью во рту, побрел на звук. Войдя в гостиную, я испытал шок! На полу стоял аквариум, в котором плескались рыбки. Как они оказались в моем доме?! Я, конечно, не все отчетливо помнил, но этот подарок я запомнил бы точно. В полные 50 лет я чувствовал себя полным кретином. Днем мне позвонил мой сын: «Привет, как дела, пап?» — «Все нормально, но… Представляешь? Какие-то идиоты подарили мне аквариум с рыбками». Пауза. «Пап, это мы тебе подарили». Мой сын со своей женой, когда меня не было дома, привезли аквариум с рыбками. Они искренне хотели мне сделать приятное. А я?! Чувство неловкости и вины перед ними живет во мне до сих пор. Вот такой получился цирк. Ну, будьте здоровы и держите себя в руках, когда общаетесь с людьми и представителями животного мира.

русский пионер №7(40). октябрь 2013


наталья львова

Возвращаясь к напечатанному: «РП» («Кибадачи Паганеля», №11 за 2009 год) рассказывал, как товарищи построили в Москве новый цирк «Театро Bazillium», а потом их построила префектура. А теперь один из тех товарищей, Сергей Кочуров, рассказывает о том, что сейчас происходит с «Театро». Показательный номер.

текст: сергей кочуров

БЫЛ АРТИСТ. Даже так, с большой буквы — Артист. Обычный парень родом из российской глубинки, каждый день в школу двадцать километров туда и обратно. В 1985 году довелось ему везти из аэропорта Жиля Санкруа. Директор Cirque du Soleil приехал смотреть студию Гнеушева и «Эквилибр на стульях». И был до глубины души поражен, что его случайный таксист и исполняет этот номер, единственный на весь Советский Союз. Так Артист по имени Василий Деменчуков оказался в Канаде, один из первых русских в Cirque du Soleil. Объехал всю планету, добился всемирного признания. Стал проводником к международной славе для массы талантливых цирковых деятелей. При этом для соотечественников проводником в прямом смысле — во времена оны многие начинали триумфальный путь на Запад, свернувшись калачиком в багажнике Васиного авто…

русский пионер №7(40). октябрь 2013

Обосновался он в итоге во Флориде. И горя не знал, пока раз, оказавшись в Германии, не влюбился в новый формат культурного досуга: ноу-хау, объединяющее ресторан, театр и цирк. Где в роли официантов выступают актеры, шоу строится вокруг выноса блюд мишленовского уровня, а гости являются его полноправными участниками. И загорелся сделать такое чудо на Родине — благо накопленный за многие годы работы в цивилизованном шоу-бизнесе опыт позволяет. Судьба свела нас в 2006-м. Я человек не цирковой, предприниматель-маркетолог, но в цирк влюбился — особенно после просмотра десятков лучших шоу Америки и Европы. Да и появилась у меня давным-давно мечта сделать что-то свое. Почему бы не цирк? Так мы стали с Василием производить невероятную конструкцию «Театро Bazillium» — необычную и не имеющую

аналогов в мире. Это шатер, как у циркашапито, но сборно-разборный, для всепогодной эксплуатации, с уникальной архитектурой и роскошными дизайнерскими решениями в интерьере. Его, конечно, нужно было куда-то ставить. Но разве это проблема в нашей большой стране? В нашем-то большом городе? Ведь тогда нам искренне казалось, что Родина ждет именно такой, как у нас, сногсшибательной площадки, первоклассных шоу-программ. Тем более что с нами были ведущие артисты лучших мировых цирков, того же Cirque du Soleil. Эти выходцы из России, носители традиций советского цирка, были готовы, хотели работать на Родине. Ради их и своей мечты мы ступили на этот адский путь. Сначала была вереница «помощников по жизни», за большую плату решающих любые вопросы. Потратив много денег и ничего не получив, мы пытались

116


117

getty iamages/fotobank

решить проблемы самостоятельно. Были, конечно, и порядочные люди, которые нам помогали. Так мы оказались в музее-заповеднике Коломенское, заключив, как казалось, договор на хороших условиях, согласовали все документы. И вот — открытие «Театро Bazillium», премьерное шоу, успех, гордость и… нежданные гости из префектуры. Оказалось, мы попали между молотом и наковальней в конфликте между директором парка и префектом. Пара притянутых за уши нарушений — и вот мы уже разбираем наш «Театро» и ищем новое место. Успокаивает только то, что сейчас этот префект находится в тюрьме под следствием: всего спустя полгода после нашего знакомства награда нашла героя. После долгих мытарств «Театро Bazillium» переехал на ВВЦ. Здесь нас поджидали неожиданности совсем другого характера. В ресторанном бизнесе это называется 3М: Место, Место и еще раз Место. Представляете себе ВВЦ, эту богом забытую выставку былых достижений в удручающем состоянии? Мне было трудно понять, что за люди туда приходят и что приводит их туда, но стало очевидно, что у них нет ни малейшего желания платить за качественное шоу. Мы ставили во главу угла безупречный, мирового уровня продукт, на артистов с именем. А столкнулись с сомнительной задачей заманивать по 400 человек в неделю (нам было бы этого достаточно!) на болото, куда нормальные люди за грибами не ходят, в глухое ВэВэЦэ. Уже тогда я как маркетолог задумался: а нужно ли людям то, что мы делаем? Готовы ли москвичи и гости столицы получать качественный европейский продукт? Мы ставим перед собой большие цели, живем в мире своих грез, мечтаем о чуде, а реальная жизнь возвращает нас на ВВЦ, замерший 30 лет назад. И мы понимаем, что заниматься искусством и ломать стереотипы в одиночку тяжело. А потом? В качестве переходного этапа от «дальше будет хуже» к «все пропало» мы умерили амбиции, отказались от

Мы умерили амбиции, отказались от высокой кухни и стали показывать сказочные шоу для маленьких зрителей и их родителей. высокой кухни и стали показывать сказочные шоу для маленьких зрителей и их родителей. Мы писали письма новым начальникам, которые создают новый облик нашего города, кричали, что мы рядом, но… «Театро Bazillium» снова пришлось разобрать. Что вынесли мы для себя? Куда в итоге уехал наш цирк и мечта о нем? А выяснили, что отечественная инфраструктура не готова к проектам такого уровня. Что нет у нас поддержки малому и среднему предпринимательству. Что всем правит человеческий фактор. Новые формы воспринимаются с большим трудом — и не только чиновники здесь, прямо скажем, виной. Зритель тоже не спешит осваивать новые формы культурного досуга, выходящие за привычные пределы кино или театра.

Что хорошего было в этой истории? Пожимать руки близким и не очень людям, принимать поздравления, что мы это сделали. Видеть счастливых детей, которые успели поучаствовать в наших шоу. Понимать, что мечты сбываются и чудеса способны творить мы сами. И наконец, получить заказ от наших зарубежных коллег на постройку подобных нашему «Театро Bazillium» конструкций для отправки… в Америку. Так стоило ли Василию Деменчукову бросать Флориду и ехать в Россию за своей мечтой в надежде на чудо? Стоило ли мне рисковать своим успешным бизнесом в приступе меценатства? Ведь понятно же, что не нужен цирк стране, где цирк и так на каждом углу…

русский пионер №7(40). октябрь 2013


олег михеев

Сын главного редактора «РП» Никита Колесников живет в Лондоне, причем живет, судя по всему, воспоминаниями о той жизни, которая у него была в Москве и Подмосковье. И слава Богу, что ничего не забывает. А то это какойто просто цирк был бы, что ли.

текст: никита колесников

ЦИРК представлял для меня самое светлое, что было в жизни, вплоть до семилетнего возраста, пока я туда не сходил. Собственно представление не было замечательным вообще. Ни в коей мере. С присущей мне вульгарностью я отметил, что какие-то волосатые люди, кувыркавшиеся на лошадях так и сяк, на арене выглядели исключительно нелепо, клоуны и в подметки не годились тем, которых я буду наблюдать, вернувшись домой, а единственный стоящий акт — огромные усатые силачи, делавшие совершенно невозможные стойки на руках, сидя друг на друге, — не заслужили и отдаленно адекватных их труду аплодисментов. Цирк — это даже ругательный термин. Мол, что вы вообще тут развели? Понанимали тут каких-то болванов, которые ничего не делают. Цирк какой-то! Цирк — это пристанище бородатых женщин, карликов, от которых пахнет

русский пионер №7(40). октябрь 2013

капустой, и прыгающих с тумбы на тумбу львов, хотя какого черта они это делают, хотя должны нестись в сломоушене с развевающейся гривой сквозь джунгли за потным мустангом, никто не знает. Цирк — это X-Factor, это способ дать народу таких невиданных фриков, что, насмотревшись на них, обыватель может идти спать почти счастливым: есть кто-то еще попридурочнее его. Есть! После такого кажешься себе настолько нормальным, что можно даже почти забыть, что ребенком хотел изменить мир, сделать миллион долларов и стать президентом, а все, что получилось, — это перевернуться на диване. Все это становилось все более и более очевидно по мере просмотра происходящего на арене, и, вставая синхронно с потянувшимися к выходу, зевающими, так и не проснувшимися, я окончательно утвердился в том, что я, слава Богу,

возвращаться в этот цирк не собираюсь. И тут-то оно и случилось. «Мы желаем счастья вам, счастья в этом мире большом…» Это доносилось откудато сверху, из-под купола, так безусловно, окончательно и невыносимо сверху, что я застыл там, где стоял, охваченный каким-то церковным трепетом, игнорируя шипение и тычки, пока наваждение той жизни, в которой люди выгрызали друг другу глотки, чтобы занять более роскошную позицию и урвать очередной престижный титул, исчезало, сменяясь каким-то совершенно другим миром, в котором непостижимым образом сплетались коллективное любопытство и какая-то необъяснимая Элен-и-ребяталюбовь ко всему, что живет. Мираж наконец рассеялся, а волшебство осталось. Все перешли дорогу и расселись по маршруткам и автобусам, а я незаметно для себя перешел из мира диссидентов, оппозиционеров и прочих устранившихся

118


119

Цирк — это пристанище бородатых женщин, карликов, от которых пахнет капустой, и прыгающих с тумбы на тумбу львов.

наталья львова

из народных масс в собственно народные массы. Здесь, в цирке, я в первый раз поднял мертвецки бледное от погребения в бесконечных книгах и затхлого воздуха казематов лицо и в первый раз почувствовал солнечный свет. Образно выражаясь, конечно, я имею в виду, что в цирке я в первый раз почувствовал по отношению к себе нежность деревенского человека — незнакомого, но почему-то готового просто так, безусловно и бескорыстно, весело и спокойно любить тебя. Когда-то к нам приехал, чтобы остаться, — и я каждый день благодарю за это Бога — непреклонно деревенский, вкусно пахнущий дальней дорогой и приключениями, совершенно сент-экзюперианский дядя Леха, сердце судорожно напряглось, дрожа, как будто изо всех сил обнимая себя, и пропустило удар. И отпустило. Кстати, именно от дяди я узнал, почему печальный, почти диснеевского синего цвета, с пушистой челкой, прикрывающей глаза, цирковой пони, на котором если продержишься минуту, получаешь энную сумму, такой печальный. Как только кто-то садился в седло, он начинал так бешено брыкаться, что, к радостному смеху окружающих, очередной искатель приключений летел носом в грязь. Вокруг него всегда толпились люди — всем была охота покорить дикую стихию. В конце концов, пони был безопасным — он едва доставал тебе до пояса, был трогательно, как-то совершенно по-девчачьи хрупким и смотрел на мир такими огромными, хрустально чистыми глазами с таким вечным безмятежным изумлением, что люди к нему просто по-человечески тянулись. А дело было в том, что на седле с другой стороны была дюжина острых, как бритва, гвоздей. Вот, собственно, и все. Про то, как обращаются в цирке со львами, слонами и другими животными, которые, полумертвые от голода, побоев и разрушающих здоровье наркотиков, которые им насильно вкачивают, затравленно мечутся по манежу, пытаясь в отчаянии и в слепящем свете софитов спастись, рассказывать не надо. Просто не надо.

русский пионер №7(40). октябрь 2013


из личного архива

Юрист нашей редакции Владимир Шодик — неравнодушный человек. Таким рано или поздно становится любой человек, работающий с «РП». Мы не отказали себе и вам в удовольствии опубликовать часть любовной лирики Владимира Шодика.

текст: владимир шодик рисунок: инга аксенова

*** Я Вас любил. Зачем любил? Зачем так жил? Дебил… Я Вам звонил, Я к Вам ходил — Цветы дарил, Но был не мил. Потом запил, На все забил. Себя забыл. И все простил... Каким я был... Любил... Дебил...

ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ Двадцать шестого Октября опоздал на работу... Я проснулся в девять: «Тревога!»

русский пионер №7(40). октябрь 2013

Жаль, что пятница, не суббота.

Или, может, все это только слова?

Пять минут я собрался и вышел — То ли дождь идет, то ли снег... Почему я будильник не слышал? Скорый шаг ускоряю в бег.

Что такое любовь? Как узнать это чувство? Это то, что тебя оставляет без сна? Или это болезнь, что никак не отпустит? Есть ли в мире любовь? Где же бродит она?

На метро... эскалатор, и снова Я по лужам бегу в поту. Прибегаю, и новых слов я В объясненьях найти не могу. Я проспал, извините, усталость Не дает себя разбудить. Мне до отпуска мало осталось — Я прошу понять и простить.

ЧТО ТАКОЕ ЛЮБОВЬ? Что такое любовь? Кто поможет с ответом? Просыпаться вдвоем и гулять до утра? Любоваться закатом, наслаждаться рассветом?

Что такое любовь? Может, это все глупость? И ее просто нет, может, это лишь страсть? Ведь бывает — полюбишь, а в итоге не нужен… Что такое любовь? Как же это понять? Что такое любовь? Мне никто не ответит, Потому что у каждого вера своя. Но я знаю, что каждый ее все же встретитНевозможно прожить, никого не любя.

*** Вроде годы прошли, а я так же влюбленный.

120


Стало сердце твое и родней, и теплей. Я счастливый и, может быть, даже довольный Оттого, что всегда ты есть в жизни моей. Ты заботишься, веришь и с трепетом ждешь. Каждый день, каждый вечер меня согреваешь, Я не буду кричать… промолчу… ты поймешь. Я люблю тебя, зайка, и ты это знаешь.

*** Любовь, оставь меня в покое, Не терзай мне душу. Москва не место для такого — Здесь лед и стужа. Здесь ходят циники вокруг Совсем слепые. Москва — обитель для разлук, Здесь все чужие. Любовь, не вспоминай былое — Память губит. В столице сердце неживое, Никто не любит. Здесь каждый по себе живет — Никто не нужен. Оставь меня, любовь, в покое. Я задушен.

*** Когда двое однажды встречаются, И у них стали души маяться, В небесах их сердца венчаются, И любовь тогда начинается. Не нужны им слова признания. Когда любят, живут чувствами. И внутри двоих улыбаются Сердца трепетные и безумные. Не бывает в любви победителей. Не бывает в ней побежденных. Она держит тонкими нитями В небесах две души влюбленных.

121

русский пионер №7(40). октябрь 2013


маша королева

Заслуженная (теперь уже пора это признать) горнистка «РП» Вита Буйвид продолжает дуть в алкогольную дудку, причем делает она это без всякой оглядки на условности и даже в том месте, которое в силу производственной специфики несовместимо с алкоголем. То есть в цирке.

текст: вита буйвид

СОВСЕМ НЕДАВНО я пополнила ряды замкадышей. Теперь у меня много квадратных метров, лес под окном, в пяти минутах ходьбы река для прогулок с лабрадором. А самое главное, десятого числа каждого месяца ко мне не приезжает жалкий туальденоровый мужичонка, не интересуется моим здоровьем и, суетясь, не пересчитывает у.е. Но я пока не привыкла ко всем этим прелестям и иногда попадаю в глупейшие ситуации. Вот вчера, например. Конечно, была страшная пятница, тринадцатое. Но мне весь день везло. Даже свободная парковка рядом с редакцией на Трубной улице оказалась. И прочие приятные мелочи. Пробки на Коровинском избежать не удалось, конечно, но если верить Яндексу, на Ленинградке было намного хуже. И вот я расслабилась и решила заехать в «Мегу», купить всяких мелочей для непрекращающегося улучшения недвижки, а самое главное — нормального вина. На районе у нас с этим

русский пионер №7(40). октябрь 2013

пока сложно. В «Икее» людей совсем мало было, я это опять расценила как редкое везение. Даже зависла там на некоторое время. Переезжаю в «Ашан» — и там людей мало. Но подлая пятница подготовила мне удар ниже печени. Подхожу я к винному отделу, а он оцеплен полосатой лентой со всех сторон. На часах 21:17. Вот стою я, как собака Павлова, слюну глотаю. Хорошо еще, что не слезы. И так мне обидно. Я и понятия не имела, что по чьему-то жутчайшему указу спиртные напитки в Московской области продают только до девяти вечера. Мне такой бред в голову не мог прийти. В багажнике у меня при этом ящик водки от спонсоров: в галерее мне подарили, чтобы ремонтников стимулировать, но это же невкусно! Я на любое вино была согласна, даже на белое, даже на столовое. Нет, на портвейн не согласна. Не пробовала никогда, ну и не буду. Это мое принципиальное пожизненное решение. Походила я кругами вокруг этого отдела,

села в машину и хотела было опять через МКАД переехать в обратную сторону. Но передумала. Это уж совсем глупость. Еду покупать тоже не стала. Зачем ее покупать, запить-то все равно нечем. Купила собаке сушеные уши и поехала домой. По дороге вспомнила еще одну историю. Тоже про облом и алкоголь. Детскую почти. Точнее, про цирк. Как раз в тему номера. Дело было летом, сразу после окончания школы. Я не поступила. И болталась по городу в поисках работы. Случайно узнала, что в цирке ищут кормильца. Животных кормить. Поехала на собеседование. Мне отказали. Им почему-то был нужен крепкий непьющий мужчина. Завхоз назидательным тоном сообщил мне, что цирк и алкоголь — понятия несовместимые. То, что я крепкая и непьющая, его почемуто не возбуждало. И то, что меня любят животные, тоже. Но случайно я познакомилась с двумя веселыми девицами, которые мне очень быстро объяснили, что завхоз

122


заблуждается. Когда я сидела в кабинете, туда вошла очень худая и очень высокая девушка. Блондинка, волосы до пояса, очень эффектная. И с легким наездом спросила завхоза, в чем дело. Он сказал, что жалуются на нее, что опять она набралась вчера, бузила в цирковой гостинице, а утром видели, как она в буфете кофе пила с коньяком. Девушка подошла к зав­ хозу, который тоже трезвенником, между прочим, не выглядел, и фамильярно так стала дышать ему в лицо. Завхоз отмахнулся, буркнул что-то типа «ну ладно», а когда девушка уже открыла дверь, спросил: «А ты кто?» Ну точно цирк, поняла я. Сами понимаете, после такой предыстории вопрос звучал странно. Девушка назвалась Диной. «Ну так, может, то Зина была?» — спросил завхоз. Дина возмутилась, сказала, что сейчас Зину пришлет к нему. Завхоз сказал мне: «Вот видишь», как будто в этом была причина отказа. Хотя я подозреваю, что другая причина была, потому что он попросил меня привет отцу передать. Я решила хотя бы послоняться по цирку: интересно же, цирк пустой, закулисье, никто не контролирует. Забрела в туалет, а там Дина меняется кофточками с другой девушкой, точно такой же, только пьяненькой, всклокоченной, тушь вчерашняя, и мне показалось, что она в сценическом костюме была — очень блестело. Дина мне кулак показала и ушла. А вторая девушка начала пьяно хихикать, а потом достала из моднейшего тогда пластикового пакета обмотанную блестящими колготками бутылку, заткнутую пластмассовой пробкой очень плотно. «Динка, — говорит, — пойдет опять на него подышит, а мы пока с тобой тяпнем по глоточку. Он нас, — говорит, — все равно отличить не может. Я ему сто раз все отличия перечисляла, а он не видит. Туповат. Ну и набралась я вчера. В ресторане с местным ВИА пела. Ну и что, они не взяли Серегу на гастроли, мы тут уже второй месяц торчим, а Серега там в Москве сначала ногу сломал, а теперь с медсестрой замутил. Не иди в цирк работать. Сопьешься. Тут все время интриги. Кио видел тебя уже?» На этом месте Зина замолчала, потому что начала вытаскивать пластмассовую

123

пробку зубами. А я при слове «Кио» поняла, что цирку нужны не только кормильцы хищников, а еще и какие-то другие сотрудники. Мне представилась волшебная жизнь. На Зину я смотрела, как на фею. Она была старше меня всего на год, но я уже готова была сбежать от деспотичного родителя в Москву и там непременно работать в цирке. Кем угодно, кроме уборщицы. Сестры-близнеца у меня не было, конечно, на участие в номерах я вряд ли могла рассчитывать, но Зина заверила меня, что работы полно. За это мы и выпили. В бутылке была лимонная горькая настойка. Гадость редкая. Потом пришла Дина. Завхоз не

а там бутафорская жидкость. Толик в меде учился, идентифицировал ее как раствор фурацилина. Зинка, дурында, облажалась. Она ведь этот напиток почему выбрала? Да потому, что по цвету почти не отличался он от бутылки бутафорской, которая в номере участвовала. Ядовитый такой желтый цвет. И надо же было, в последний день такая ошибка. Толик, наше будущее светило неотечественной медицины, завопил: «Фурацилин!!!» Велел всем бежать в туалет и делать промывание желудка. Мы этим дружно с хохотом занимались, но тут в женский туалет без всякого стука вломились завхоз с моим отцом. Папа

Завхоз назидательным тоном сообщил мне, что цирк и алкоголь — понятия несовместимые. То, что я крепкая и непьющая, его почему-то не возбуждало. догадался. Она ему и родинку показывала на плече, и шрамик. Но они опять его запутали, и он даже извинялся. При слове «шрамик» девки хохотали. Мы подружились. Я почти каждый день ходила в цирк на представления, таскала туда всех своих друзей. С одним из них, Толиком Ч., у девчонок был гастрольный роман. Они его тоже постоянно морочили. Но Чахлый думал, что только с одной встречается. Я подруг не сдавала. Это волшебное время длилось всего недели две, ведь конец лета — конец гастролей. Циркачки наши решили заехать на море на недельку, а потом уже в Москву возвращаться. Симферопольский поезд отходил около десяти, как раз после представления. Договорились устроить короткую отвальную прямо в гримерке. Представление еще шло, но Дина с Зиной свой номер уже отыграли, забегают в гримерку, сдирают с себя ихтианд­ рообразные наряды, Зинка достает свою знаменитую «флягу» — бутылку в колготках, всем разливает лимонку ее любимую, все радостно отхлебывают,

думал, что застукал меня на горячем. На перепое. Но я сыграла прекрасно. Как он мог такое обо мне подумать? Алкоголь в цирке? Да это первое правило, о котором сообщил мне завхоз, а вот кормить в столовке могли бы и получше, мы ведь с девочками в цирковой столовой поели, вот теперь все дружно не можем от туалета отойти, хорошо еще, что девочки номер смогли отыграть. Отец посмотрел на всех с подозрением. Второй кошмар отца семнадцатилетней дочери тоже быстро улетучился: троекратная одновременная беременность — состояние, согласитесь, тоже маловероятное. Он смягчился. «Ты, Витальич, налей им по рюмке водки с солью, им же в поезд еще», — сказал он завхозу. Тоже медик все-таки. И уехал. Водки у Витальича не было, он выдал нам бутылку коньяка и запечатанную пачку крупной соли. Лучшей отвальной в своей жизни я не припомню. Больше всех набрался Толик. Когда поезд отошел от перрона, он стал всхлипывать и пытался выяснить у меня, по кому же ему страдать теперь — Зине или Дине?

русский пионер №7(40). октябрь 2013


текст: петр фадеев рисунок: анна всесвятская

Телеведущий Петр Фадеев написал детектив, начало которого мы публикуем в этом номере. Чем интересен? Тем, что человек по-честному написал детектив — не выпендриваясь, не делая вид, что это не просто детектив, а какой-то постмодернизм для начала. Нет, просто детектив. Ленинград, 1979 год.

русский пионер №7(40). октябрь 2013

124


Звонок

не разбудил. Я проснулся минутой раньше. — Лебедев? — Неизвестный решил пропус­

тить формальности. — Так точно! — рявкнул я. Отвечать глупостью на грубость не всегда эффективно, но в 8:20 и этого хватило. Пауза. Еще одна. — Мне сказали, что вы подойдете. Я понял, что мне надоело. — Вас обманули. Я аккуратно положил трубку и закрыл глаза. «Жил человек рассеянный на улице Бассейной…» Через минуту он позвонил снова. Мне не нужно было отвечать, и тогда ничего бы не случилось. Но я ответил, и все случилось. — Андрей, здравствуйте! — Голос звучал уже не так уверенно, но по-прежнему принадлежал человеку за пятьдесят, привыкшему ставить вопросы чаще, чем отвечать на них. — Ваш телефон дал мне Виктор. Вы понимаете, о ком я? Витя Сергеев, когда-то сокурсник, а теперь защитник нашего мирного труда в правоохранительных органах, иногда сватал мне работенку. Так что да, я понимал, о ком он, и решил подтвердить это вслух. — Мое дело… весьма деликатного свойства… — Как, видимо, и ваше имя. — Рокотов. Рокотов Дмитрий Игоревич. — Смесь волнения с раздражением, в пользу волнения. — И простите за ранний звонок, но дело весьма… — Деликатное, это я понял. — И срочное! Вы не могли бы приехать ко мне в Комарово? И тут я совершил вторую ошибку. Надо было сказать, что не мог бы. Или мог бы, но не в Комарово. Но я так не сказал. Празднование дня рождения растянулось со вторника, и это был неплохой повод взять себя в руки. Так что я просто записал адрес: Лесная, 12. — Там после развилки направо… — Разберусь. Конечно, разберусь. Ведь разбирался же я во всех этих чертовых наследствах и проклятых дележках коммуналок. Так что Лесную, 12 уж как-нибудь найду. Я посмотрел в мутное трюмо. Андрей Лебедев, 32 года, нотариус. К горлу, что называется, подступило. Рвоту ошибочно считают признаком болезни. На самом деле это здоровая реакция здорового организма. С возрастом подверженная злоупотреблениям печень все реже отзывается подобным образом. Но сейчас все получилось, и я счел это хорошим началом дня. «Надевать он стал пальто — говорят ему: не то. Стал натягивать гамаши — говорят ему: не ваши…» Я вышел из дома незаметно, но был замечен. Два немолодых уже солдата вермахта приветственно подняли бутылки с минералкой. Вчера я угощал их сигаретами и перекинулся парой слов. Массовка «Ленфильма». У нас на Некрасова они снимали Берлин 44-го. Я спросил почему. Они сказали, что так часто бывает. Сказали, что Смоктуновский Гамлета тоже не в Дании играл. Мой «жигуленок» не стал мстить за многодневную грязь и завелся. Я миновал автобусы киношников, немецкую самоходку и местных ротозеев. Всю жизнь я живу на этой улице. Некрасова она

125

стала после революции, но название приживалось неохотно. В детстве я то и дело слышал ее прежнее имя — Бассейная. Маршак, сам того не ведая, подарил мне прозвище. В третьем классе стал я Рассеянным. Стоит отметить, что если что-то и не входило в список моих недостатков, так это плохая память. Впрочем, клички редко даются по заслугам. Как известно, атомные бомбы, сброшенные на Японию, величались Малыш и Толстяк. «Побежал он на перрон, влез в отцепленный вагон… Сел в углу перед окном и заснул спокойным сном…» Литейный, дальше по Кировскому. Удивительно поздняя осень. Прохладно, но ни слякоти, ни снега. И на том спасибо. Я проехал границу города, а затем и бывшую финскую. Лисий Нос ткнулся в Сестрорецк, слева блеснул залив. Низкое солнце сдержанно поиграло с листвой. С той, что осталась. Комарово обещало быть минут через двадцать. «— Это что за полустанок? — закричал он спозаранок. А с платформы говорят: это город Ленинград…» Комарово. Престижное место. Ученые, писатели, артисты. После войны им позволили творить под присмотром в этой «ленинградской курортной зоне». С тех пор большинство отцов-основате­ лей поселка упокоилось на маленьком кладбище, здесь же, у Щучьего озера. Выданные партией и правительством дачи переходили по наследству, продавать их чужакам возбранялось. К профессору консерватории не мог по-соседски заглянуть взяточник из облторга. Пока не мог. Мало кто сомневался, что рано или поздно эти ребята придумают обходной маневр. Я встал перед шлагбаумом комаровского переезда. Грузная обходчица в линялом рыжем жилете на секунду показалась из домика и снова юркнула в тепло. Осталось нас двое. Я и вырезанный из автопокрышки лебедь. Летом он служил клумбой. С неадекватной истерикой промчалась электричка. «Это что за остановка — Бологое иль Поповка? А с платформы говорят: это город Ленинград…» Я миновал станцию, почту и библиотеку. Незлобно залаяла псина. Так, для очистки собачьей совести. И в детстве, и потом в Комарово всегда жили какие-нибудь друзья родителей или друзья друзей, так что бывать мне здесь приходилось. Лесная улица, кажется, была самой дальней. Такой она и осталась. А нужный мне дом оказался дальним и на ней. Алла Пугачева в очередной раз поведала мне, что «все могут короли», а радиостанция «Юность» — что в Ленинграде полдень. Я заглушил двигатель и выбрался наружу. Комаровские заборы — это условность, деликатные штакетники по пояс. Трехметровый забор Рокотова условностью явно не был. При этом калитка была открыта. Я двинулся к дому. Хозяин встретил меня на крыльце. Он сидел, прислонившись к дверному косяку. Дмитрий Игоревич был старше, чем по телефону. Голос взрослеет последним. Тренировочный костюм облегал когда-то крепкое, но теперь слегка расплывшееся тело. Густые седые волосы, светло-серые глаза, подбородок, который принято называть волевым. Лицо не аскета, но и не пьяницы. Для своих лет он выглядел довольно прилично. Насколько вообще прилично может выглядеть труп.

русский пионер №7(40). октябрь 2013


подписка НА ПЕЧАТНУЮ ВЕРСИЮ:

купить журнал МОСКВА: • • • • • • • •

Сеть мини-маркетов на АЗС ВР Супермаркеты и торговые центры: «Глобус Гурмэ», ГУМ («Гастроном № 1»), «Стокманн» Киоски прессы «Московские новости» («МН-Пресс») Мини-маркеты прессы «Аргумент» в вузах Мини-маркеты прессы в аэропорту Шереметьево Галереи, музеи, театры: ЦСК «Гараж», галерея «Люмьер», «Гоголь-центр», Еврейский музей и центр толерантности «Масорет», театр «Современник» Книжные магазины: «Мома-Шоп», «Республика», «Джаббервоки», «Омнибус» Рестораны Сеть Ginza Project, сеть «Кофемания», «Бармалини», «Kinki»

РЕГИОНЫ РФ: Книжные магазины, супермаркеты, магазины и киоски прессы в городах: Барнаул, Владимир, Волгоград, Горно-Алтайск, Екатеринбург, Казань, Кемерово, Красноярск, Новокузнецк, Новосибирск, Омск, Пермь, Рязань, Томск, Тюмень, Ярославль.

Вы можете оформить подписку через редакцию: • заполнив заявку на нашем сайте http://ruspioner.ru/merchant • или отправив запрос в редакционную службу подписки: podpiska@ruspioner.ru Также подписка доступна через агентства: • Агентство «Интер-Почта» — Москва — www.interpochta.ru; • Агентство «Урал-Пресс» — Москва и регионы РФ — www.ural-press.ru; • Интернет-магазин подписки www.mymagazines.ru — Санкт-Петербург и регионы РФ.

ПОДПИСКА ЗА РУБЕЖОМ: • Агентство «МК-периодика» — www.periodicals.ru.

НА ЭЛЕКТРОННУЮ ВЕРСИЮ: http://www.imobilco.ru — «Аймобилко», крупнейший российский интернет-магазин по продаже лицензионного медиаконтента. http://www.litres.ru/periodicheskie-izdaniya/ — ЛитРес — мегамаркет электронных книг № 1 в России. http://www.ozon.ru/context/digital_journal/ — онлайн-мегамаркет OZON.ru. http://www.yourpress.ru — «Ваша пресса», электронные версии газет и журналов. http://ru.zinio.com — Zinio.com, международный цифровой журнальный киоск.


ПРИМЕЧАНИЯ К ДИКТАНТУ:

3. Кор-де-парель

2. Катушки

4. Копфштейн

рисунки: анна всесвятская

1. Курбет

127

русский пионер №7(40). октябрь 2013


№7(40). октябрь 2013

выходит с февраля 2008 года Главный редактор Андрей Колесников Шеф-редактор Игорь Мартынов Помощник главного редактора Олег Осипов Специальный корреспондент Николай Фохт Обозреватель Дмитрий Филимонов Корреспондент Александр Рохлин Ответственный секретарь Елена Юрьева Арт-директор Павел Павлик Заместитель арт-директора Варвара Полякова Фотодиректор Вита Буйвид Препресс Андрей Коробко Верстка Александр Карманов Цветокорректор Снежанна Сухоцкая Корректор Мария Киранова Ассистент редакции Ольга Дерунова Генеральный директор Александр Зильберт Заместитель генерального директора по рекламе Наталья Кильдишева Директор по рекламе Наталья Кирик Заместитель директора по рекламе Анна Матвеева Руководитель по специальным проектам Оксана Вильская Директор по маркетингу Анастасия Прохорова Бренд-менеджер Диана Бадеян Директор по дистрибуции Анна Бочкова Оптово-розничное распространение ЗАО «МДП «МААРТ» Тел. (495) 744-55-12, www.maart.ru, inform@maart.ru Редакция: 127051, Москва, ул. Трубная, д. 25, стр. 3, телефон +7 (495) 988 12 27 Почтовый адрес: 119072, Москва, а/я 407, ООО «Русский пионер» Электронный адрес: job@ruspioner.com Сайт: www.ruspioner.ru Подписка: телефон: +7 (495) 981 39 39, электронный адрес: podpiska@ruspioner.ru Обложка: Аксёновы(е) «Куда уехал цирк?», 2013 Авторы номера: Амаяк Акопян, Диана Арбенина, Андрей Бильжо, Вита Буйвид, Марк Гарбер, Майк Гелприн, Юрий Дуров, Виктор Ерофеев, Эдгард Запашный, Екатерина Истомина, Тигран Кеосаян, Никита Колесников, Сергей Кочуров, Александр Кутинов, Андрей Макаревич, Майкл Макфол, Игорь Мартынов, Андрей Орлов (Орлуша), Вячеслав Полунин, Александр Рохлин, Ксения Собчак, Марина Степнова, Петр Фадеев, Дмитрий Филимонов, Николай Фохт, Владимир Шодик Фотографы: Orlova, Наталья Львова, Тая Невская, Александр Саватюгин Художники: Инга Аксенова, Андрей Бильжо, Олег Бородин, Анна Всесвятская, Анна Каулина, Павел Пахомов, Варвара Полякова, Маша Сумнина, Александр Ширнин, Иван Языков В оформлении журнала использованы работы Ивана Языкова из серии «Книга Букв» Учредитель и издатель: ООО «Русский пионер», 127051, Москва, ул. Трубная, д. 25, стр. 3 Тираж 45 000 экз. Отпечатано в типографии GRASPO CZ, a.s. Pod Šternberkem 324 763 02, Zlín Цена свободная Издание зарегистрировано в Федеральной службе по надзору в сфере связи и массовых коммуникаций. Свидетельство о регистрации СМИ ПИ № ФС 77-52326 от 28.12.2012 Запрещается полное или частичное воспроизведение текстов, фотографий и рисунков без письменного разрешения редакции За соответствие рекламных материалов требованиям законодательства о рекламе несет ответственность рекламодатель




Turn static files into dynamic content formats.

Create a flipbook
Issuu converts static files into: digital portfolios, online yearbooks, online catalogs, digital photo albums and more. Sign up and create your flipbook.