RusPioner #08 by Russian Pioner

ยณ ยทร ร ยผร ร ร ยทร

orlova

Тема этого номера — «Внеземное». Я несколько раз в жизни испытывал что-то внеземное. Могу рассказать о паре случаев, но не уверен, что надо. Хотя кое-что все равно расскажу. Вчера вечером моя дочь, восьмилетняя Маша, подошла ко мне и спросила: — Папа, а почему Ваня знает больше слов, чем я? — Каких слов? — удивился я. — И русских, и английских, — разъяснила она. Шестилетний Ваня в этот момент лежал на диване и лениво, одиночными выстрелами, добивал останки летучего отряда биороботов. У них не было шансов. Экран PSP рассеянно мерцал трассерами. — Маша, — сказал Ваня, — это потому, что я умнее тебя. — Да? — нервно переспросила Маша. — Тогда скажи, как по-другому называется мягкий знак? Ваня подумал и ответил: — Ты знаешь, а мне это неинтересно. Там, где ему было интересно, он перешел в этот момент на девятый уровень. — Ваня, — сказала Маша, — ты пользуешься тем, что я гораздо старше тебя и не имею права тебя избить. — Конечно, пользуюсь, — ответил Ваня. А я сидел в кресле, слушал их и испытывал что-то абсолютно внеземное. Но на самом деле у каждого из нас свой путь во внеземное. Великий пианист Денис Мацуев рассказывает о своих методах проникнуть туда. Он зашел издалека. Начните вместе с ним с великого чешского пива и, что-то подсказывает, не пожалеете. Мне вообще-то хотелось бы верить, что и читатели не один раз испытают что-то внеземное, прочитав этот номер журнала. Мы, по крайней мере, предоставляем вам такой шанс. У нас есть колонки не только Дениса Мацуева, но и Маргариты Симоньян, Михаила Куснировича, Тины Канделаки, Андрея Васильева… Я перечислил не всех, все перечислены в оглавлении. Другое дело — сумеете ли вы этим шансом воспользоваться. Главное, я спокоен: мы сделали для вас все, что смогли. И это были совершенно земные усилия, которые, как обычно, привели к неземному результату. Лично я уже перестал этому удивляться.

А. Колесников

3 Клятва главного редактора.

стр. 2

первая четверть Прогул уроков. Быдлайн. Андрей Васильев о своем кино.

стр. 6

Сбор металлолома. Scheisse! Екатерина Истомина в седле с тевтонским рыцарем.

стр. 8

стр. 10 Искатель. В лесу было накурено. Константин Жуков о походе за трюфелями. стр. 12 Фотодело. Дело темное. Вита Буйвид проявила чудеса. стр. 16 Урок информатики. Одноклассники.next. Никита Шерман и дети.

Самостоятельная работа. 444-я, МГУ, РЭШ, Duke и т.д. Аркадий Дворкович и его университеты.

стр. 20

Комикс. Про мальчика-собаку.

стр. 23

вторая четверть

стр. 32 Урок послушания. Трудно быть с богом. стр. 40 Закон божий. Поп-звезда. С нимбом по жизни. стр. 48 третья четверть

стр. 56 Изложение. Страх и чудо. Внеземное на Земле. стр. 58 Диктант. Так улетим! О неуемной тяге в астрал.

День открытых дверей. Свои среди чужих. Чужие среди своих. Одним словом, индиго.

стр. 62

Урок ботаники. Зеленый огонек. Абсент, чтобы улететь. Дневник наблюдений. Охотница за привидениями. Корреспондент РП по ту сторону.

стр. 76

стр. 70

русский пионер №8. апрель-май 2009

Пионер-герой. Фотограф Михеев. Модель для сборки.

Сочинение. Не от мира сего. Рассказ Дмитрия Глуховского.

стр. 84

стр. 90 Фотоувеличитель. Кадры решают все. стр. 91 Полезные советы. Как добыть огонь.

четвертая четверть

стр. 106 Урок географии. Рахат-норахат. Наш человек в Тегеране. стр. 110 Урок мужества. Случай турбулентности. Мордобой в небесах.

группа продленного дня

стр. 120 Горнист. Пивная гамма. Денис Мацуев о своем источнике вдохновения. стр. 124 Пионервожатая. Духи прошлого. Анна Николаева о пользе семейных тайн. стр. 126 Гардеробщик. Молния в штанах. Антонио Маррас про Маяковского. стр. 128 Завхоз. Михаил Куснирович про физиков, лириков, отцов и детей.

Буфетчица. Родные раки. Маргарита Симоньян о главном разочаровании жизни.

стр. 130

Дежурный по столовой. Пережуем кризис. Мирослав Мельник о вреде аппетита.

стр. 134

Следопыт. Он распустился. Никита Космин о большом туманном.

стр. 136

Правофланговая. Героиновые зимы Тины К. Тина Канделаки вспоминает приход любви.

стр. 138

Библиотекарь. Не убий. Наталия Осс о своем романе про Тину Канделаки. Внеклассное чтение. Михаил Сеславинский. Polaris. Табель. Отдел писем.

стр. 146

стр. 156

Урок правды шеф-редактора. Подведение итогов.

стр. 159

стр. 142

первая четверть 5

русский пионер №8. апрель-май 2009

инга аксенова

Прогул уроков. Быдлайн. Андрей Васильев о своем кино. Сбор металлолома. Scheisse! Екатерина Истомина в седле с тевтонским рыцарем. Урок информатики. Одноклассники.next. Никита Шерман и дети. Искатель. В лесу было накурено. Константин Жуков о походе за трюфелями. Фотодело. Дело темное. Вита Буйвид проявила чудеса. Самостоятельная работа. 444-я, МГУ, РЭШ, Duke и т.д. Аркадий Дворкович и его университеты.

■ ■ ■ Они там, в «Русском пионере», когда меня уговаривали кинокритиком у них работать, напирали на такой аргумент: «Хоть в кино ходить начнешь». Аргумент-то вшивенький на самом деле. Потому что, собственно, в кино ничего интересного нет. А если и есть, то к моменту выхода журнала оно — интересное — уже всеми критиками описано. Как и произошло с невинным, если не вчитываться в название, фильмом «Россия-88» Павла Бардина. А если вчитываться, то голая скинхедчина. Потому что «88» — шифр аббревиатуры «hh», восьмой буквы латинского алфавита. Heil Hitler по-нашему. То есть беспощадная реальность жизни патриотической молодежи дотюремного возраста. Эта «Россия-hh» уже попала в панорамный показ Берлинского фестиваля, была бескомпромиссно обласкана общественностью и освещена даже нашим телевидением. А я-то кино посмотрел

еще до Берлина, на закрытом просмотре — в потайном зале №11 к/т «Октябрь» (вход с боковой улицы) при ажиотажном скоплении элиты, включавшей неразлучных Роднянского–Бондарчука. Читатель эрудированный уже предвкушает что-то типа моей встречи со скинами на Чистых, прости господи, прудах (см. «РП» №5) или, на худой конец, с Валерикой Хайль Германией (см. «РП» №7). Я тоже предвкушал. Даже взял с собой на просмотр двух евреев — Бронштейна из списка Forbes и Федоровского из Женевы. И что толку? Оба вышли с характерной грустью на лицах, сказали, что герои сильно романтизированы и российской молодежи обязательно понравятся, а в качестве протеста предпочли мажорскому бару отеля Ritz Karlton клуб «Маяк». Я там объяснил оператору фильма Дондуряну (режиссеру не объяснил, потому что незнаком, а продюсеру Шейну — потому что он, зная

наталья львова

Шеф-редактор ИД «Ъ» Андрей Васильев пишет колонки в «Русский пионер», делая вид, что работает по принуждению редакции. Но делать вид ему удается плохо: любой непредвязтый читатель «РП» поймет, что наслаждение, которое ему доставляет это дело, по крайней мере равно наслаждению читателя, открывшего номер на этой полосе.

текст: андрей васильев

меня, в «Маяк» не пошел), почему у них так хреново получилось. Слишком художественно. Несмотря на стилек под home-video, матюки и летальный финал. Стилек уже проехали в Monstro, а финал вообще из «Ромео и Джульетты». Что характерно, талантливый оператор Дондурян со мной согласился. Даже с тем, что любому, кто хочет снимать жестокое кино, нужно посмотреть «Сало, или 20 дней содома» маэстро Пазолини и идти курить на завалинке. Передайте, кстати, Балабанову — загрузите его на все 200. А «Россия-88» вообще может кончить тем, что ее, «запикав» матюки, покажут по каналу «Россия». То-то будет детям радость. Смотреть кино для колумниста — последнее дело. Ему надо либо в нем сниматься (см. №6) — тогда выходит поучительно, либо во что-нибудь поучительное (типа скинхедов) на пути на просмотр вляпаться — тогда выходит

страшно. Либо, на худой конец, в перерыве между съемками сходить в ресторанчик с отцом Иоанном Охлобыстиным в гриме трупака трехдневной свежести (см. «РП» №1) — тогда выходит смешно. А так я уже докатился до самоцитирования. Впрочем, о смешном. О комедии «Какраки», где Миша Ефремов впервые, по-моему, после «Дубровского» играет главную роль. Это уже смешно, хотя его герой, чиновник средней руки, полюбивший какую-то зассыху из ГИТИСа, берет ради любимой взятку 64 200 на операцию для ее мамы и помирает от горя в КПЗ. Любимую прекрасно характеризует такой факт: она, бестолочь, не знает, что такое омары. «Ну, как раки», — умильно объясняет ей Ефремов. «Ой, какие вкусные ваши какраки», — кокетничает любимая после ужина. Она ему от щедрот (маме операция не понадобилась) какраков даже

рисунок: александр ширнин в передачку положила. Но все равно вышла за Мишиного сына. Я же говорил, смешно будет. Еще смешнее — режиссер фильма Илюша Демичев. Он вообщето ресторатор, совладелец сети «Колбасофф», Goodman, Beluga и т.д. Написал по приколу сценарий, нашел как пацан денег на постановку и, поскольку режиссера на нее не нашел, сам и поставил. Правда, чтобы прикрыть задницу, пригласил действительно классного оператора старой школы Михаила Аграновича. И так, с божьей, аграновичевской и ефремовской помощью, дотянул до закрытого просмотра. Куда, надо сказать, подтянулся нешуточный бомонд — дело дошло даже до Ксении Собчак с подругой Ульяной и меня. Причем я пришел не столько по работе (хотя и хотелось побаловать читателей «РП» чем-то, не описанным критиками), сколько по личному делу. Хотелось по-

смотреть, кого вместо меня Илюша взял на роль следователя. Он ведь меня приглашал на эту роль. А я как назло отдыхал в Форте дей Марми. Сам посуди, говорю, Илюша: билет Милан — Москва — Милан бизнес-класса тысяч шестьдесят, трансферт от Форте до Милана и обратно еще 600 евро, да и мне за два съемочных дня восемьдесят тысяч — золотая роль получится. Прикинул в уме Илюша — ресторатор, он и в кинематографе ресторатор — и внял. Вот я и волновался: кем же он меня заменит? Оказалось, Сергеем Газаровым. А что, мне не в падлу. Единственный, кто за меня обиделся, был Валерий Михайлович Каргин — совладелец латвийского Parex banka, с шумом (три первых полосы в «Коммерсанте») выдавленный осенью из старейшего банка страны государством. Казалось бы, не до комедий безработному мультимиллионеру,

но приехал-таки в Москву на премьеру старого дружка. А там Газаров! Но в остальном фильм Валерию Михайловичу понравился. Особенно церемония его обмытия в ресторане «Пушкинъ». Он еще удивлялся, зачем я директору ресторана звонил: во-первых, будний день, во-вторых, кризис. Это у вас, говорю, кризис, а у нас в «Пушкине» и по будням биток. Но для творческой интеллигенции место всегда найдется. И был, разумеется, биток, и место нашлось, и даже не вышвырнули творческую интеллигенцию за широту разгула. И то только потому, что с нами народный герой Ефремов был. Хотя он больше всех и бесчинствовал. Еще отставной банкир опасался, что на этом празднике жизни журналисты его узнают, а ему сенсации ни к чему. Не узнали. Хотя за столом сидела светский обозреватель Барбара Брыльска и даже написала о застолье в «Известия». Но это как раз не смешно, а грустно, потому что светские обозреватели «Коммерсанта» вообще туда не попали. Хотя тоже не узнали бы. Переходим к грустному. К качеству моей колонки. Думаю,

записные колумнисты меня не поймут, но мне для качественного текста необходима настоящая история. А не какое-то там кино. Но истории, как видите, к моменту сдачи не сложилось, хотя я очень старался. И всячески оттягивал дедлайн. И даже придумал для него обидную кличку (см. заголовок), хотя это слабое утешение*. Но, оказалось, тянул не зря. Вот она, история! Отложив колонку, поехал с сыном на дачу в Юрмалу. Посидели с ним у моря, повечеряли у камина. Наутро поправляюсь чашечкой кофе, и тут в гостиную спускается сын. С таким текстом: — Слушай, папа, вот эта девочка, которую я в семь утра проводил… Я ее отчетливо помню — лицо там, туловище… А дискурса не помню. То есть совсем не помню, о чем мы говорили. Я чуть пивом не поперхнулся. Думал, шутит. Нет, всерьез. — Митя! — вскричал я тогда. — Сынок! Ты вчера снял глухонемую телку! Сюжет? Сюжет. Но в кино такого не увидишь. ■ ■ ■ ■ * Слово «быдлайн» придумал не я, а теле- и радиоведущий Петя Фадеев, сокращенный и с НТВ, и с «Маяка».

русский пионер № 8. апрель–май 2009

1. Allegro ma non troppo, un poco maestoso С большого, конечно, перепоя члены авиаклуба Тулузы (и я с ними — вернее, куда же они без меня) полетели в эту дикую, даже по меркам немудреных французских интеллектуалов, Западную Сахару. А повод съездить нашелся. 19 октября 1927 года пилот Антуан де Сент-Экзюпери крайне удачно приземлился в этих таежных местах, пролетая карлсоном по маршруту Тулуза–Дакар. Впоследствии он написал о своих почтовых рейсах роман «Южный почтовый» (Courrier Sud). Летчик, сидевшей рядом в чартере из Парижа в Эль-Аюн, выдал мне юбилейное издание книги. Там было подробно описано местечко, где должен был на краю Атлантики стоять палаточный лагерь. Кап Джуби (Cap Juby) был предпоследним пунктом ■■

маршрута Сент-Экзюпери на его пути в Дакар. Поэтические строки я, рискуя памятью погибшего в пучине классика, перевела бы вольно: «Да пропади она пропадом, эта чертова пустыня. Где Париж, вино, бордель, цыгане, медведь и балалайка?» Столица Западной Сахары, государства-призрака, мусульманский город Эль-Аюн встретил нас автомобильным спецназом и двумя самолетами ООН. Сказали, что по пустыне вперемешку бродят, защищая ценные фосфаты, во-первых, повстанцы повстанческой армии, во-вторых, племенные туареги. И те и другие могут напасть на нас. И съесть. И похуже.

2. Molto vivace Во второй половине дня я, тщательно закопав в сырой песок в районе своей палатки все самое ценное, важно сидела на

куче мусора на берегу Атлантики. В Западной Сахаре не было и души. Мысли были далеко. Прибежали западносахарские дети, шести и восьми на вид лет. Рассказали, как их зовут: «Я, мадам, Мухаммед», «Я, мадам, Али». И тут же попросили отдать им все шариковые ручки, мотивируя надобность какой-то местной школой. Пригрозили раздеть мадам прямо на берегу, если не отдам шариковых ручек. Потом на мое плечо легло дуло. Таджики?! Нет, нет, не то. Туареги? Повстанцы! Человек с автоматом и в широких, как разорванный парус, штанах заявил: «Мадам, пойдемте в автобус». Человек был каких-то абиссинских кровей. «Месье, простите?» Российская Федерация официально не гарантирует безопасность граждан РФ на территории Западной Сахары. Официально

искать не будут. И повстанцы сначала разорвут штаны мне, а потом продадут остатки в гарем в соседний Сенегал. Но я старая полковая лошадь для гарема-то. Но все-таки еще белая женщина. Котируюсь в отдельно взятых регионах в этом сегменте. Танец живота, спасибо Московскому хореографическому училищу ордена Трудового Красного Знамени, за серебряные сережки могу легко исполнять. Ведь было однажды в Марракеше. На базаре, le souk. Авиаклуб Тулузы угрюмо сидел в полном составе в автобусе. Я оказалась последней пленницей. Человек с автоматом сообщил нам: «Сейчас едем в Джуби. Там вы все купите деревянный таз. А то местные недовольны вашим праздником. Они вообще не понимают, в чем дело. И вам нужно откупиться».

orlova

Романтическая привязанность обозревателя «Ъ» Екатерины Истоминой к железякам с моторами и к мужскому коллективу опять до добра не довела: заброшенная в государство-призрак, Екатерина чуть не стала наложницей в гареме то ли повстанцев, то ли туарегов, когда за ней с небес на двухколесном рычащем коне спустился спаситель – немецкий рыцарь. текст: екатерина истомина И сказал: «Поехали!»

рисунок: анна всесвятская Вечер памяти Сент-Экзюпери в палаточном лагере, окруженном автоматчиками, удался. Греясь у больших костров, мы пили марокканские марочные вина. Симфонический оркестр, присланный в дар королем Марокко Мухаммедом VI (да продлит Аллах его дни), играл в остывшей пустыне Штрауса. «Сказки Венского леса» довольно быстро исчезали в зарослях верблюжьей колючки. За ужином, несмотря на купленные с избытком деревянные тазы разного размера, многие летчики из Тулузы попрощались друг с другом и, тайно, с жизнью. Медведь, бордель и балалайка. О, где вы теперь, тихие европейские ценности?

3. Adagio molto e cantabile В шесть утра в мою палатку, как на концерте Пугачевой, повалил белый дым. Кто, черт подери, здесь опять в пустыне?

Таджики? Туареги? Повстанцы? Восставшие из ада фосфаты? Мухаммед? Али? Оркестранты короля Марокко перебили охрану барабанами и лезут на нас с окровавленными смычками? Перед моей обалдевшей палаткой стоял мотоцикл, в хромированных трубах которого солнце делило небосвод с умиравшей луной. Верхом на мотоцикле сидел... Зигфрид? Да нет! Тристан? Нет-нет, не то… Зигмунд? Совсем-совсем не то. Это был неизвестный рыцарь, съехавший на мотоцикле с синих небес. Сын Гелиоса Фаэтон на фирменной дорогой колеснице. Был этот рыцарь в полном боевом облачении: в черной кожаной броне, утыканной заклепками, на рычащем горючем коне. Рыцарь, воткнув в песок кожаную пятку, заявил: «Scheisse». Это значит «говно». Этому слову

4. Presto Рыцарь слез с седла и со значением почесал рукой кое-что. А если мужчина чешет кое-что, значит, он только что проснулся. И это золотое правило действует даже в государстве Западная Сахара. «Вода есть? Пить? В смысле, и умыться?» — заговорил рыцарь по-немецки. Вот и я говорю: scheisse, сообрази Бисмарк на сто лет пораньше, сейчас бы вся Африка болтала на хох дойч. И сидели бы тихо-культурно, как на даче в Потсдаме. Немецкий рыцарь умылся. Выпил воды. И пригласил меня… На танец? Да нет, не то. На ужин? Вовсе нет. В ювелирный магазин? Чушь какая-то. Я села сзади и обхватила руками это кожаное немецкое тело размером… С английский королевский дуб? Нет. С болгарский холодильник Rosenlev? Нет, не то. С сейф банка HSBC в Цюрихе? Мы рванули по пустыне. Неслись так, что лицо у меня на жаре

обмерзало от ветра. Неслись по занесенной песком бетонной дороге. Мы неслись, объезжая брошенные доты, на которых краской было написано латиницей «Fatima+Muhammed=Love». Но я была, увы, не Фатима, а он, увы, не Мухаммед. Кто был он, откуда был он, как он оказался в Джуби? Почему он не висит до сих пор на вилах туарега? Почему же не подстрелен прицельно повстанцем? И, самое главное, куда он дел персональный магический деревянный таз, путевку в жизнь? Позже немецкий рыцарь исчез в пустыне.

5. Schlusschor uber Schillers Ode «An die Freude» Со своим тазом я потом прилетела в объединенную Европу, торопясь на поло с участием команды Maybach. Штефан в новых запонках ждал меня в Санкт-Морице в лобби Kempinski Grand Hotel des Bains. Я сильно опаздывала. «Scheisse!» — радостно закричал он, завидев меня с тазом. Таз я надела на голову. P.S. Людвиг ван Бетховен, Девятая симфония, дирижер Герберт фон Кароян, оркестр Берлинской филармонии, 1984 год. ■ ■ ■

русский пионер № 8. апрель-май 2009

научил меня директор Maybach Штефан. «Scheisse», — говорил он, когда шейх сомневался, брать ли за миллион белое ландо с мотором W12.

■ ■ ■ На 23 февраля мы реши-

ли сделать своим партнерам мужского пола какой-нибудь необычный и запоминающийся подарок. Учитывая специфику нашей компании, было желательно также, чтобы презент пробуждал ностальгические настроения. Легких путей никто не искал, но то, что мы придумали, произвело настоящий фурор. Наверное, всем знаком электронный девайс «Ну, погоди!», где Волк с корзинкой в лапах должен поймать яйца, катящиеся с постоянно возрастающей скоростью с насестов четырех несушек. Таки мы обнаружили это пищащее чудо техники на одном из заводов братской республики Беларусь, производящееся под брендом «Полесье». Все с той же инструкцией на бумаге из вторсырья. 120 заказанных нами устройств разошлись как горячие пирожки, и не потребовался даже гениальный маркетинговый ход про

мультик, который покажут, когда наберешь 999 очков. О боже, какой восторг испытали те счастливчики, которым агрегат попал в руки! Тридцатилетние мужики звонили мне на мобильный и взахлеб докладывали о своих рекордах и переживаниях. В то же время я не мог не поставить и другой любопытный эксперимент. Я принес «Полесье» домой показать своим детям. К слову говоря, моему старшему почти одиннадцать, и он дослужился до потолка в Call Of Duty 4, почти добрался до 20-го левела в Lineage II и активно осваивает Crysis. Младший — ему сейчас шесть с половиной — идет утром чистить зубы только после того, как сменит 10 мап в «контре» и закидает всех виртуальных врагов гренами. Я не думаю, что многие из читающих эти строки нашли бы с ним общий язык. Впрочем, я также не рекомендовал бы пытаться гаматься с моим

orlova

Последние сомнения, если они и были, будут развеяны: из этой колонки Никиты Шермана читатель поймет, почему в похожем на государство сайте «Одноклассники.ру» президентом мог стать только Никита Шерман: у Никиты Шермана не было шансов стать президентом какого-либо другого государства. Чего не скажешь о детях Никиты.

текст: никита шерман

младшеньким в боулинг на Wii — там он уже Pro (профессионал). И вот я поднимаюсь в лифте, трепетно сжимая в руках сумку, в кармане которой лежит аккуратно упакованный в пакетик Волк с яйцами, так и не сдержавший много лет назад свое обещание про мультик. И я предвкушаю, как сейчас триумфально вручу это обоим своим наследникам, и очень живо представляю, как они будут драться за право поиграть вне очереди. Но… Мир меняется. Старший сын сыграл в «Ну, погоди!» ровно три раза, потеряв к игре всякий интерес после того, как я показал мастер-класс по ловле яиц, набрав 874 балла. А младшему гораздо больше пришелся по вкусу оловянный солдатик, презентованный мне как бывшему защитнику Отечества в одной дружественной организации. Да и как могло быть по-другому, если одних игровых приставок раз-

ного сорта и калибра у нас дома штук пять, не считая компьютера, мобильных телефонов со своими играми и ноутбука. Я смотрю на этих детей и не знаю, то ли я им должен завидовать, то ли они мне. Я вспоминаю свои восьмидесятые, когда вместо Counter Strike у нас были автоматы собственного производства, изготовленные из деревянных дощечек, выдранных из продуктовых ящиков, которые, в свою очередь, были позаимствованы в ближайшем молочном магазине. То есть это был целый процесс, а не как сейчас: «Папа, мне нравится вот эта М16 и этот «калашников», купишь?» Какая тогда была разница, как это будет называться, если из дощечек можно было сделать что угодно. Мы проводили на улице по 6–8 часов в сутки, мы могли строить шалаши, играть в футбол, бегать в догонялки вокруг беседок

рисунок: маша сумнина в детском саду, расположенном неподалеку, плавить оловянных солдатиков на сухом горючем или просто жечь костер. Помните этот кайф — жечь костер? Покажите мне сегодня хотя бы одного нормального с психической точки зрения мальчика, который выйдет на улицу, пойдет к ближайшему магазину, сопрет там деревянный ящик и пойдет на пустырь жечь костер. Нет, в условиях городского пейзажа это сегодня абсолютно невозможно. И не только потому, что нет уже ни молочных магазинов, ни ящиков, ни пустырей. Просто мир меняется. Информация распространяется по земному шару с безумной скоростью. Где-то в Северной Америке совершает вынужденную посадку горящий самолет, в его салоне оказывается блогер-фанатик, который даже в процессе эвакуации успевает сделать несколько снимков и выложить запись

о происшествии на Twitter. Информационные агентства нервно курят в углу, наблюдая сегодня за модой на блоги. Сегодня не существует ни одной реальной преграды, которая помешала бы вам найти абсолютно любого рода информацию в самом отдаленном, забытом богом месте. Сегодняшнему подрастающему поколению не нужны специальные места в интернете, где им предлагают тусоваться. Интернет — их дом, родная среда обитания. Они лучше нас всех знают, в какой социальной сети им нужна регистрация, откуда скачать новую музыку и загрузить последние видеоклипы. Смешарики — это идеалы малолеток, уже в пять лет их сменяют человеки-пауки, черепашкининдзя и прочие заморские мутанты. А в восемь-десять максимум чем их можно купить, это наборы Lego (на любителя). Они не стремятся в космос, их не

тянет в пожарные и милиционеры, они не ищут мелочь на полу в булочной, чтобы наскрести 14 копеек на рожок или, на крайняк, пятак на бублик. Я помню, как в каком-то раннем тинейджерстве, когда я начал подавать первые признаки раздолбайства и неповиновения, мой отец решил со мной поговорить. Учитывая тот факт, что это был один из двух-трех раз, когда отец пытался всерьез заниматься моим воспитанием, а также тему того разговора, можно понять, почему он так запал мне в душу. В частности, одна фраза. Мой отец тогда сказал мне: «Когда я был в твоем возрасте, Никита, твой дедушка был очень известным в городе человеком. Я тогда смотрел на него, страшно завидовал и дал себе обещание, что когда вырасту, то стану известней, чем он». Это была вполне реальная мотивация для моей неокрепшей юношеской психики, и с того момента я захотел стать известнее, чем мой отец (он тогда был, пожалуй, самым известным в городе журналистом), но ровным счетом ничего для этого не делал. В том смысле, что идти по тропе получения новых знаний и хорошего

образования мне абсолютно не хотелось. И в тот момент, когда всем окружающим стало понятно, что ничего путного из меня совершено точно не получится и, кажется, вообще пора отправлять меня в армию, я стал шутить, что когда я вырасту и буду большим и самостоятельным, то стану, скорее всего, губернатором, а еще лучше президентом. На что отец, не обделенный чувством юмора, резонно отвечал мне, что последний волк в брянском лесу сдохнет, прежде чем человек с моей фамилией станет президентом этой страны. Сегодня мне 31 год, я еще молод и полон сил. И я, как это ни смешно осознавать, президент. Пусть не государства, но по сути виртуальной страны с населением более 30 миллионов жителей. И мой младший сын сегодня очень хочет быть похожим на меня и говорит, что когда вырастет, то тоже обязательно станет президентом. Я ему пока ничего на это не отвечаю. Может быть, у него действительно есть шанс. Кто, например, мог предположить еще пару десятков лет назад, что США будет руководить темнокожий человек. Ведь мир меняется… ■ ■ ■ ■ ■

русский пионер № 8. апрель–май 2009

ходит медленно, крадущимся шагом, в одной руке нож, в другой корзинка, внимательно изучая разноцветье лесной подстилки… Настоящий грибник выходит на охоту как можно раньше, с первыми лучами солнца, когда на деревьях, траве и прочих деталях лесного реквизита еще лежит роса… Во-первых, в это время грибы лучше всего видны, вовторых — главное, необходимо опередить ненастоящих, кои постоянно собирают грибы в секретных местах Настоящих грибников, сильно их этим расстраивая. В конце июля, как сейчас помню, 2008 года, когда внушающие доверие серьезные люди развивали и крепили вовсю нашу экономику, я оставил Москву, стараясь им не мешать, и летел по обочине шоссе на дачу. Была пятница, шесть

кровью при мысли о том, что завтра, в субботу, эти ненастоящие с гогочущей детворой, нарушая покой векового леса, порежут и потопчут все грибы, заботливо приготовленные для меня матерью природой! Не заезжая в дом, нарезав пару кругов вокруг нашей чудесной деревни, заметя следы, я наконец выключил двигатель уже в лесу. Сильно, практически жадно втянул в легкие воздух… Слава богу, в лесу не было накурено. Из чего я сделал вывод, что, наверное, сегодня я здесь первый… Радостное чувство предвкушения промышленных объемов белых, ожидавших меня, захлестнуло. Я поскакал через корни, поваленные деревья к первому заветному месту Настоящего грибника. Пробормотав с детства заученную дедушкину просьбу-утверждение:

срочно нужен боровик», я таки уперся взглядом в первый белый… На этом месте лес всегда отличался постоянством: семьвосемь белых гарантированы! Собрались они быстро, но я был обязан еще раз все проверить: вернувшись на исходную первого гриба, погрузил пальцы в рыхлую почву и ковырнул… Ура, торчит толстая ножка! Наверное, растет вбок… Обкапываю, и… Перестаю понимать представшую передо мной, Настоящим грибником, картину. Практически круглый шар, по цвету — как ножка белого… Но нет шляпки или какого-то намека на шляпку. Сантиметров восемь в диаметре с большим количеством небольших вмятин. Очень похоже на картошку и по цвету, и по форме… Наверное, партизаны выращивали здесь картошку… но

наталья львова

В своей исповеди русский пионер корпоративного туризма гендиректор турфирмы CTG Константин Жуков наконец-то объяснит нам — как, а главное — зачем в его доме завелась свинья, куда он ее на поводке уводит по выходным, и попутно еще даст совет — как обрести новый стимул к жизни, когда все традиционные уже текст: константин жуков исчерпаны. Колонка Жукова бодрит, как лесной воздух искателя трюфелей. ■ ■ ■ Настоящий грибник вечера… и сердце обливалось «Срочно нужен белый гриб,

где ботва? Разрезал… Внутри плотное сероватое тело с короткими прожилками, как червячки… Не картошка… Нюхаем, и… Нельзя сказать, что всем нам, выросшим в Советском Союзе, с детства знаком этот запах… Но аромат ударил в голову и просветлил мои мозги, уже потерявшие уверенность в своей значимости… Так пахнет только трюфель… Трюфель! Я нашел трюфель! Сомнений нет! Я как Настоящий грибник ощущал сильный эмоциональный подъем. Все грибы растут колониями. В багажнике у меня под ковриком лежал остаток роскоши глубокого детства — саперная лопатка 1940 года выпуска. Вещь крайне брутальная — перелопачивая место, где мне улыбнулась удача, я испытывал сложные и радостные чувства. Теперь я понял, что вырывали кабаны здесь, достаточно далеко от дуба. Своло-

чи… сто процентов — портили грибницу моих трюфелей! Лес, испугавшись, что это животное все тут перероет и начнет выкорчевывать деревья, наградил меня еще двумя картошинами значительно меньшего размера. Но это были трюфели! Не стоит и рассказывать, что в этот знаменательный вечер я превратился из гостеприимного хозяина и заботливого отца и мужа, коим всегда слыл, в пренеприятнейшего типа, заставлявшего всякого, кто приближался, нюхать и восторгаться, восторгаться и нюхать. Спасибо им за терпение, моим близким. Как оказалось, в дореволюционной России собиралось огромное количество трюфелей. Их телегами доставляли к царскому двору! Про «телеги» мне сразу понравилось! …Образ Х5 с разложенными сиденьями, забитого под крышу

трюфелями, мягко переваливаясь и источая умопомрачительный дух, выползает из леса, за ним стадо рыдающих кабанов… Очень захотелось приблизить этот миг. Окружающие почерпнули из Мировой паутины несколько советов, оптимизирующих процесс сбора трюфелей. В России для этих целей дрессировали медведей, старушка Европа в основном удовлетворялась и до сих пор удовлетворяется собаками. Свиньи тоже оказались серьезным инструментарием. С нежностью наблюдая за любимой супругой Натальей, которая в то время была очень серьезно беременна, я ловил себя на мысли, что исконно русский способ сбора трюфелей с медведем вряд ли будет ею восторженно принят. Убедить ее завести собаку крупнее йоркшира оказалось невозможно. А тут медведь.

Утро следующего дня в Москве началось со звонка другу. Мы когда-то вместе в школе увлекались биологией. Он так и не вырос из нее. Но другом оказался хорошим. Уже через три часа мне совершенно бесплатно, что одновременно льстило и пугало, была привезена девочка — чистенькая, воспитанная, привитая, москвичка, одного года от роду. Маня оказалась примерно двадцати сантиметров в холке и около семидесяти в длину. Брюнетка, явно не знавшая, что такое эпиляция, была вся покрыта черными короткими волосиками. Щетина — как-то сразу догадался я, почувствовав себя знатным свинозаводчиком. Она сидела в клетке для перевозки небольших собак и молчала. Порода мини-пиг. Очаровашка! Мы забрали Маню в дом. Ей там очень понравилось. Меньше понравилось

русский пионер №8. апрель-май 2009

рисунки: варвара полякова

нашему псу Рольфу. Первым делом Маня нашла его миску и, несмотря на протестные акции возмущенных местных жителей в его лице, съела собачий ужин. Подкрепившись, занялась генеральной уборкой его гнезда. Не меняясь в лице (морде), разгрызла все припрятанные им косточки и иные сладкие воспоминания об обильных застольях хозяев. Добрый будет работник, подумал я, убедившись в серьезности и обстоятельности действий свиньи. Встав пораньше, стараясь не будить домашних, вывел Маню на двор. Оценив грациозность строения девичьего тела, понял, что без моей помощи девица Маня в экипаж не сядет, да и не привыкла, поди. «Ну Маня, давай!» — сказал я, попытавшись поднять и посадить ее в багажник… Жизнь вмиг остановилась от пронзи-

тельного свинячьего крика. Мир начал приходить в себя только в момент касания копытцами пола багажника, мы радостно захрюкали. Вопль свиньи заставил меня побыстрее убраться с участка. Все равно бы никто и никогда не поверил, что я просто попытался посадить ее в машину. Всполошив еще раз теперь уже лесных обитателей, мы выгрузились. Крик явно не призывный, с удовлетворением отметил я, надевая ей шлейку и с чувством искренней радости наблюдая селян и селянок, спешно покидающих лес неподалеку. Хрюканье Мани плавно перетекло в урчание двенадцати цилиндров на холостом ходу. Рыть мы стали сразу очень активно. Девка явно завелась, подумал я, снимая с лица прелые листья, вставая и одновре-

менно пытаясь высвободить руку из намотанной шлейки. Приятна помощь братьев и сестер наших меньших, думал я, не отягощенный лопатой. Вот и показался первый трюфель, в хрюканье свиньи услышались благородные нотки… В секунды благородство потонуло в отвратительном чавканье, там же утонул и трюфель… Эта свинья почему-то решила, что в лес ее привели не собирать, а жрать трюфеля! Хрюшкин праздник на французский манер продолжался еще пять или шесть трюфелей подряд. Точное количество потерянных грибов не поддавалось подсчету. Пот заливал глаза. Руки-ноги дрожали от нечеловеческих усилий остановить этот комбайн. Десять-двенадцать килограммов на маленьких копытцах невозможно было оторвать от найденного гриба. Восторжен-

ное хрюканье, истошный визг и жалобный мат наполнили лес. С лопатой было легче, понял Настоящий грибник через две часа неравной битвы. Мне достались два маленьких трюфеля. За спиной изуродованное снарядом поле брани с равномерно распыленными Маниным вторичным продуктом и моими проклятьями. В одной руке два грибочка, в другой счастливейшая Маня с грязным землеройным снарядом вместо очаровательного пятачка. Еще рядом топтались смутные догадки, что меня ждут объяснения не только с проживающими в моем доме, но и в округе, что я делал со свинкой сначала во дворе, а потом и в лесу… И два малых трюфеля вряд ли смогут уверить в правдивости моего рассказа. Что-то подсказывало мне, что на первый раз хватит. ■ ■ ■

Сегодня фотодиректор «РП» Вита Буйвид расскажет историю, о которой она доселе умалчивала, и читатель поймет, почему. А дело в том, что первые же шаги Виты в большой фотомир оказались связаны с потусторониими силами, не обошлось и без НЛО. Разумеется, данные были на какое-то время засекречены, но ведь «Русский пионер» затем и ■ ■ ■ С самого начала своего историй множество, и даже моя существует, чтобы существования фотографичерациональность ничего поделать все тайное наконец- ский процесс был окутан тайной с этим не может. считался делом избранных. Дело было в Ленинграде холодто проявилось. Как иНичего удивительного: серебро. ным летом 1990 года. Я только фотопленка. Вам любая гадалка скажет. Если начинала серьезно заниматься в деле замешано серебро — нет-нет, а что-то да произойдет. Не зря же специальные антивампирные пули из серебра отливают. Вот и в области фотографии частенько происходят странные истории. Аборигены австралийские не по глупости или недоразвитости панически боятся фотографироваться, а от избытка мистических знаний. Тарковский в фильме «Жертвоприношение» эту тему вскользь затрагивает, есть еще фильмы «Фото феи» и «Blow up». Да что там фильмы, спросите любого серьезного фотографа из доцифрового поколения, и такое услышите... Я эти истории старательно собираю, в старости книгу издам. У меня и своих

фотографией, да и то не по своей воле. Я ведь была художником, живописцем. Мне это страшно нравилось, но мой муж, повернутый на мистике замечательный фотограф Эди Стренд, упорно считал, что я тоже должна заниматься фотографией, и садистским образом заставлял меня все время таскать за собой камеру, готовить растворы, проявлять пленки и печатать фотографии. Я была абсолютно уверена, что он таким жестким, но весьма эффективным обучением компенсирует услуги бесплатного лаборанта: я же и его пленки проявляла, и его фотографии печатала, а так как он перфекционист, мне пришлось в короткий срок поднабраться

текст: вита буйвид серьезного мастерства. Но я искренне терпеть не могла дурно пахнущую химию, мокрые руки и почти хирургический порядок, который требовалось соблюдать в лаборатории. Единственное что меня примиряло с этим занятием — мастерская в знаменитом сквоте на Фонтанке, 165. Кто там только не жил и не бывал. Этот сквот был одним из эпицентров современного искусства. Огромную шестикомнатную квартиру на последнем этаже мы делили с группой художников-депрессионистов, а во всем доме царила атмосфера, которая творческой деятельности очень даже способствовала. В доме на Фонтанке часто появлялась удивительная девушка по имени Эва. Она морщилась от моих картин и тоже считала, что мне нужно сменить кисть на камеру. Эва позировала многим фотографам Ленинграда, что

автоматически делало ее экспертом в области фотографии, и у меня просто не осталось выбора — я тоже должна была снимать Эву. Первую съемку по питерской традиции решено было сделать на крыше. Туда можно было пробраться по черной лестнице прямо из нашей мастерской. Я подготовила две камеры, а Эва начала готовить наряд — старательно вырезала круги из черного бархата, долго варила особый «безвредный» клей, а потом старательно оклеила свое обнаженное тело бархатными кругами. Поверх были надеты совершенно прозрачные шальвары, найденные мною накануне в старинном сундуке в подворотне. Сундук, по всей видимости, принадлежал бывшей танцовщице — в нем было несколько театральных костюмов, умопомрачительное голубое платье из креп-жоржета, шляпы, перчатки, перья. Классический

набор, но все вещи были очень маленького размера и подходили только Эве. Мне не оставили путей для отступления. Когда костюм из бархатных кругов был почти готов, неожиданно пошел дождь. Но это нас не остановило, и мы полезли на крышу. Было мокро, скользко и темновато. К тому же еще и страшно — огромный семиэтажный дом, а крыша от дождя скользкая. Чтобы не тратить времени на перезарядку, я быстро отсняла две пленки двумя разными фотоаппаратами, и мы спустились в мастерскую греться. Пленки были тут же проявлены и повешены на просушку, а я побежала домой — выгуливать щенка и укладывать спать ребенка. Жили мы неподалеку, в коммуналке на улице Верейской, и постоянно курсировали вдоль Фонтанки между домом и мастерской. Около полуночи появился мой муж с горящими

глазами и устроил мне странный допрос. Поначалу я даже не поняла, что он имеет в виду и почему его так интересовали мельчайшие подробности съемки — насколько сильным был дождь, чем приклеивали круги, может ли круг оторваться и взлететь, и прочая ерунда. Поскольку я не могла дать никаких вразумительных ответов, пришлось одеваться и снова бежать в мастерскую. Как же я в тот момент ненавидела фотографию. А как ее полюбить, если тебя вытаскивают из теплой постели и под дождем и почти под конвоем гонят в мастерскую делать отпечатки. Я внимательно осмотрела свои пленки. Ничего особенного, конечно же, не обнаружила и, лелея в душе план мести, напечатала несколько фотографий. На некоторых кадрах в небе был черный кружок с крошечным ореолом. Чем-то это напоминало

изображение полного затмения — то ли солнечного, то ли лунного. В отличие от своего мужа и его мамы, я ко всяческим НЛО относилась весьма скептически, поэтому резонно предположила технический брак пленки. Даже на всякий случай отсняла и проявила еще одну, тестовую. Кругов, к сожалению, не оказалось. Эди ликовал. Он, как толстая домомучительница из мультика про Карлсона, уже представлял себя на экране телевизора то ли в программе «600 секунд», то ли в «Пятом колесе». А я хотела только одного — попасть домой и выспаться. После того как все кадры были многократно отпечатаны с различной степенью увеличения, я была отпущена, а муж остался изучать снимки в мастерской. Было уже около шести утра. Засыпая, я рассматривала очень красивые блики на стакане с водой. И стакан этот как-то

русский пионер № 8. апрель-май 2009

рисунок: николай пророков

плавно съехал со стола на пол, как в «Сталкере». Я была уверена, что сплю, но материнский инстинкт заставил сознание включиться и посмотреть на пол — нет ли там опасности для ребенка и щенка. Опасность была — разбитый стакан. Пришлось встать, одеться (коммуналка же) и сходить за веником. Днем я рассказывала эту историю по телефону приятелю, сидя при этом в страшном темном коммунальном коридоре. Единственным светлым пятном в поле моего зрения была соседская алюминиевая кастрюля, в которой очень неприятная тетка вечно варила рыбу своим мерзким котам. Кастрюля повторила путь стакана — грохнулась со стола. Пришлось прервать беседу с милейшим режиссером параллельного кино Володей Захаровым и срочно ликвидировать последствия падения — кости и остатки рыбы запихнуть в кастрюлю и поставить ее на место. Я уже и сама дергалась. Во-первых, из-за рыбы. Собирать с пола кости вареной трески — это выше моих сил.

Во-вторых, я уже почуяла что-то неладное. К счастью, с прогулки вернулось семейство. Пока ребенку коленку мазали зеленкой, щенку лапы мыли, пока всех кормили, я отвлеклась и уже с шуточками «о неземном» все мужу и поведала. Он посмотрел на меня странно и вышел из комнаты. Вернулся с таким текстом: мол, никогда бы не поверил, но, зная, что ты засранка, проверил соседский стол, и под ним не все кости убраны, значит, это точно был НЛО. Я опять задергалась. Вечером у нас в мастерской была толпа народа. Эди блистал — всем показывал фотографии, рассказывал про рыбу и мои способности к уборке, а я сидела подавленная и вяло отвечала на вопросы. Вдруг все замолчали и странно на меня посмотрели. Оказалось, за моей спиной дергается штора, хотя шнурок, на котором она висела, оставался неподвижным. Я завыла белугой, а тут еще мелкие предметы стали падать. Кто-то мне притащил валерьянки, кто-то добрый — водки, кто-то — темные очки,

предлагали даже «Скорую» вызвать. Ночевать пришлось в мастерской — страшно было выйти на улицу, а утром побежала я в церковь. От страха, конечно, а не в силу религиозных взглядов, которые в то время были у меня еще совсем смутными. Все, конечно же, прошло. Муж очень расстроился, даже психанул, и уехал на пару месяцев к маме. Без его давления, да и с легкой руки Эвы съемки стали доставлять мне все больше удовольствия, а печатала я просто с упоением. Вернувшийся в конце лета Эди застал меня уже совсем в новом качестве. Правда, оно его не очень устраивало. К тому же, вдруг оказалось, что «самый модный фотограф Ленинграда» еще и отвратительно готовит. В октябре мы развелись. Негативы той съемки мистическим образом исчезли, но я-то точно знаю, где они. Что касается моих феерических успехов в области фотографии — честно скажу: не знаю. Одно могу точно утверждать: фотография — дело темное. ■

■ ■ ■ Все-таки

нашему поколению повезло учиться в школе только десять лет! Тридцать лет назад я пошел школу. А уже двадцать лет назад выпускной вечер закончился утром в приемной комиссии университета. Еще пять лет — и в люди вышел готовый специалист. Этот год вмещает в себя много памятных дат... «Мы все учились понемногу...» Очень точно написано. Уже и не помню, учился ли я когда-то помногу! А наверное, это имело некоторый смысл — был бы сегодня хорошим программистом. Может быть, даже старшим программистом! Да и на нынешней моей работе совершал бы меньше детских ошибок. Хотя с «моими университетами» мне явно повезло. Они научили не профессии, а чему-то несравненно большему. Взрастив то, что посеяли родители. Научили дружить и дорожить людьми,

евгений соркин

Помощник президента Аркадий Дворкович рассказывает про этапы своего пути так просто и доходчиво, как будто таким простым и доходчивым был и сам этот путь. У читателя появляется возможность пройти этот путь гораздо быстрее, чем автор, и сделать оргвыводы — и необязательно такие уж неутешительные для себя лично.

текст: аркадий дворкович

научили учиться и любить жить. Научили любить и жить. Поэтому и хочется об этом вспомнить. Школа с колоннадой у входа и цифрами, которыми нельзя не гордиться — три четверки. Может быть, поэтому и была у меня именно эта средняя оценка в выпускном аттестате? Пять этажей с начальной школой на самом верху — в «пентхаузе». Замечательная Прасковья Ивановна, заставлявшая нас разучивать военные стихи и песни к школьным вечерам и вести тетрадки по истории Москвы. И музей Брестской крепости с настоящими гильзами, касками и осколками снарядов. Повезло! Теперь есть что рассказывать своим сыновьям. Группа продленного дня. О том, что я в ней не появлялся, родители узнали лет через десять... Много математики — на первом курсе университета мне казалось, что я вернулся в седьмой

класс. Строгая классная руководительница Елена Львовна, смотрящая на нас своими добрыми больными глазами так, что никогда было не угадать, кто у нее под подозрением. Кошмар для шпаргалок! Кол за подсказку товарищу от гениального Андрея Георгиевича — лучшего учителя математики, которого я встречал в жизни. И именно из-за него я долго хотел поступать в педагогический. Кол я запомнил, подсказывать не отучился. Первый увиденный компьютерлегенда, выдавливавший из себя километры перфокарт. Первый в Москве школьный компьютерный класс с загадочными «Роботронами». Первая написанная с товарищем программа, которая регулярно обыгрывала нас в «морской бой». Знамя школы в моих руках на парадных линейках, пионерские и комсомольские собрания.

И стенгазета, ставшая началом конца партийной организации в школе. После нас ничего этого уже не было!!! На нас прервалась история. Или — началась! Казаки-разбойники и кроссы в Измайловском парке. Бесконечный футбол на школьном дворе. Застуканная компания курящих третьеклассников на гараже за школой — мое последнее серьезное курение в жизни. Первые влюбленности и стихи... В нашей школе учились удивительные и совсем не похожие друг на друга люди, которые многим известны. Хотя узнал я об этом намного позже. Вячеслав Колосков, много лет руководивший российским футболом, учился в 444-й еще до ее переезда на сегодняшнее место в середине пятидесятых. Александр Жуков — вице-премьер и мой товарищ по увлеченности почти всеми видами спорта,

которые существуют на свете. Сергей Лисовский — устроитель школьных концертов, «звезда» президентских выборов 1996 года и любитель выращивать домашнюю птицу под знаменитым советским брендом «Моссельпром». И еще несчетное число математиков и инженеров, которые являются гордостью советской, российской и мировой науки... И мои друзьяодноклассники — они на всю жизнь! Их — как и родителей — не выбирают. А потом я чудом поступил в МГУ. Чудом — потому что слегка напутал на математике и поставил десяток лишних запятых в сочинении. А потом пришел на экзамен по истории без права получить ниже пяти баллов, но совершенно не зная ни культуры средневековой Европы, ни последовательности российских императоров. Чудо состояло в том, что эти билеты я не вы-

тащил. А вытащил те, которые не учил, но знал. Первый — благодаря своему дедушке, показавшему мне книжку с выступлениями на 20-м съезде КПСС. А второй — однокласснику, затащившему меня на первую и последнюю мою лекцию в Политехническом музее о народовольцах. Он же, кстати, на всякий случай затащил меня и на экзамен в Геологоразведочный институт, где написанное хорошо изложение прочно застраховало нас от несвоевременного — как нам тогда казалось — попадания в армию. Хотя выход советских войск из Афганистана толькотолько закончился. Я почти не ходил на лекции по истории КПСС. И принял участие в дебоше за отмену этого предмета. Его отменили, и мы так и остались несведущими в славном прошлом «направляющей» силы нашего государства.

Нашим праздником был баскетбол. И совсем недавно свое спасибо мы университету за это сказали — собравшись в Татьянин день на новенькой баскетбольной площадке и достойно сыграв против вип-звезд во главе с легендарными Сергеем Беловым и Скотти Пиппеном. Он, правда, не знал, что мне посчастливилось отточить свое мастерство в лучшем американском баскетбольном университете. И снова — в ущерб учебе... А еще в памяти осталась награда за выигранное первенство МГУ по футболу в виде поездки на ноябрьские праздники в Питер — чтобы сыграть со студентами университета, к числу которых когда-то относилось большинство сегодняшних российских руководителей. Но соперников мы не нашли и поехали на демонстрацию. И только что вернувшийся из Америки Анатолий Собчак рассказывал

русский пионер №8. апрель-май 2009

рисунки: варвара аляй-акатьева

о своих впечатлениях, шествуя во главе колонны. В общем, город на Неве был хорош всем, кроме одного: нас отравили, и вернуться в первую столицу мы вынуждены были раньше времени и не в лучшем виде. Где нас никогда не травили — так это в «Макдоналдсе». Первом в Москве. Первом в России. Первом в мире, где, чтобы насладиться заветным биг-маком, нужно было отстоять в огибающей в три кольца Пушкинскую площадь очереди несколько часов. Но очень скоро у нас появился блат. Тот самый товарищ, благодаря которому я знал все про народовольцев, устроился работать в самый красивый в мире ресторан быстрого питания продавцом. И выносил нам наполненные яствами пакеты прямо к входу, где мы под ненавидящими взглядами из голодной очереди ждали очередного наслаждения. А уже на третьем курсе друг затащил меня в факультетский театр, из которого лишь немногие попадали в главный театр МГУ, известный всем по «Несчастному случаю». Таланта у меня не было,

но нравились читки по вечерам и то, как из текста рождается спектакль. Роль мне все-таки досталась. Правда, без слов, но очень почетная. Перед самым концом первого акта меня — с покрашенным в африканский цвет лицом — выталкивала на сцену копьем огромная красивая девушка, одна из «генералов в юбке». И я на коленях безмолвно молил о пощаде. Аплодисменты, занавес. Конец студенческого спектакля пришелся на 1994 год. Когда я уже девяносто процентов времени проводил не в alma mater, а в здании с «ухом» на Профсоюзной (простонародное название того, что архитектор считал лентой Мебиуса). Там и по сей день живет и процветает Российская экономическая школа — лучшая в стране, одна из лучших в Европе и далеко не последняя в мире. И мои чувства к которой не вместятся в эту колонку... Мое отсутствие в МГУ предопределило необходимость разделения рисков с друзьями при написании диплома и сдаче госэкзамена. Дипломную работу мы писали одну на двоих

с другом-театралом. Надо было только учесть, что кафедры у нас были разные. На его политэкономии зарубежных стран не любили формулы. А на моих матметодах не любили слова. Пришлось после одинаковой вступительной части одну и ту же теорию описывать разным алфавитом: ему — русскими буквами, а мне — латино-греческими символами. Претензий избежать не удалось, но свои пятерки мы получили. С госэкзаменом история была похожая, но не уверен, что прошел срок давности по поводу наших небольших студенческих шалостей. Что за пятнадцать лет не изменилось — это туалеты экономического факультета. Заходить в них не хотелось, даже когда очень хотелось... Хотя срок давности, а то и древности для них давно прошел. Но когда я вижу или слышу слово из трех букв, которым называется мой первый университет, возникает чувство гордости, которое не омрачается такими мелкими неприятностями. 444-я, МГУ, РЭШ, Duke — продолжение следует... ■ ■ ■

русский пионер №8. апрель-май 2009

вторая четверть 31

русский пионер №8. апрель-май 2009

инга аксенова

Пионер-герой. Фотограф Михеев. Модель для сборки. Урок послушания. Трудно быть с богом. Закон божий. Поп-звезда. С нимбом по жизни.

текст и фото: вита буйвид

Может ли, а главное — достоин ли фотограф, живущий в Лондоне и снимающий звезд, в том числе шоу-бизнеса, стать пионером-героем в нашем журнале? Прежде чем навешивать ярлыки и расчехлять стереотипы, почитайте очерк Виты Буйвид — станет ясно, почему другого пионера героя в этом номере и быть не могло. И почему весь «Фотоувеличитель» состоит из его работ. 2002. Я знакомлюсь с фотографом Олегом Михеевым. Он появляется на открытии моей выставки в Лондоне в безумных полурэперских-полуклоунских штанах, с фотоаппаратом Leica и какойто барышней. Передо мной фотограф, снимающий моду. 1993. Михеев знакомится со мной. Он считает, что мы познакомились в Москве на какой-то выставке, в которой вместе участвовали. 2002. Я вру Михееву, что помню его прекрасно. Потом мы набираемся. А как не набраться на открытии выставки? Михеев договаривается по телефону с Севой Новгородцевым о моем интервью. На следующий день я как дура, в состоянии жесточайшего похмелья, прусь в противоположный конец Лондона. Хорошо еще, что на радио. Телевидение я бы не осилила. 2008. Михеев утверждает, что мы не набирались. Он вообще считает, что его первое похмелье датируется 2004-м годом, а до этого он вообще не пил. 2002. Мне тогда показалось, что Михеев работает для лондонского Vogue, но он утверждает, что не мог сказать такого.

Ему кажется, что я снимала для Vanity Fair, но это был всего лишь Elle. Мы путаем все, что только можно, тем не менее ни у кого из нас не возникает сомнений в том, то мы друзья. 2002–2008. Михеевская открытка пришпилена к моему стеллажу. Мы не общаемся. 2008. Конец ноября. Я разыскиваю Михеева и прошу его снять нашего колумниста, который должен проследовать через Лондон. Он соглашается. А в декабре прилетает в Москву и заходит в гости — в полурэперских-полуклоунских штанах и с барышней. Я впервые смотрю его портфолио. Офигеваю. Мне даже неловко, что я попросила его снять колумниста. Потом портфолио смотрит наш арт-директор, а потом и главный редактор. И хотя мы не глянцевый журнал, Михеев — наш герой. Он тоже не глянцевый. 2009. Март. Поздний субботний вечер в Лондоне. Район Сари Кииз. Спокойным он не считается, потому что это рабочий район. Автобус уходит, нужно пройти через парк. Теоретически — ничего страш-

...Пищит в кармане — SMS: «??? Где ты, я тебя не вижу!!!», и тут же сам летит навстречу. В неизменных своих штанах...

русский пионер № 8. апрель–май 2009

Съемка новой коллекции Джорджа. Модель сначала опаздывает, а в конце всех торопит. Визажист преображает ее до неузнаваемости, все пьют то чай, то кофе и перекусывают пиццей

ного, но при входе в парк шаг инстинктивно ускоряется. Возникает знакомое ощущение тревоги, и вдруг шум листьев. Господи, да это же «Blow up». А этот шум — саундтрек из фильма. Deja vu.

Полезная информация о Михееве Перфекционист. Обладает невероятным упорством. Учился на физтехе Уральского политехнического института. Работал в дизайн-бюро «АвтоВАЗа» колористом. За расцветку автомобилей «Жигули» ответственности не несет. Большую часть времени проводил в библиотеке «Авто ВАЗа», изучая фотоальбомы и рекламные проспекты.

За женой ухаживал десять лет. В конце концов Наталья бросила свою диссертацию по структурной лингвистике и перебралась из Екатеринбурга в Тольятти. Там же родилась дочь Настя. Приняв решение стать рекламным фотографом, изучал фотографию в лондонском Королевском колледже искусств на факультете дизайна для коммуникаций. Обладает полным спектром противоречий. Не знает, чего хочет. Искренне в этом признается. Работает с множеством глянцевых журналов и рекламных агентств во всем мире. При этом часто сидит без работы. Много зарабатывает, но, как правило, сидит без денег. Очень контактен, но стеснителен. Любит вкусно поесть. Отлично готовит и хорошо разбирается в вине и чае. Свои знаменитые штаны шьет сам. Швейная машинка Bernina. Любит дизайн одежды, но не любит все, что связано с модой. Не признает цифровую фотоаппаратуру.

Снимает только на пленку. Постоянно носит с собою камеру. Больше всего любит снимать портреты. Мечтает снять актера Бена Кингсли. Досконально знает технологию фотографического процесса. Все стадии фотообработки делает сам. Работает только с самой качественной аппаратурой. Обладает огромным набором знаний. Они не систематизированы. Слишком добр. Так и не научился говорить «нет». Только что начал работу над фотоальбомом о Саудовской Аравии. Не любит ходить по выставкам. Считает, что вдохновение должно приходить из космоса. В крайнем случае, его можно поискать в музыке.

хеев говорит в том же темпе, удивляется, что его понимают. 9.05–9.20. Прогулка от метро. Я узнаю историю района, состав населения, уже обладаю подробной риелторской и транспортной информацией, знакомлюсь с соседкой, знаю про бывшую квартирную хозяйку и про жизнь Михеева в общих чертах. 9.20. Входим в дом. Михеев, немного стесняясь, немного извиняясь, объясняет мне, что доски и коробки — это результат недавнего переезда. Год назад примерно. 9.21. Я в замешательстве. Дело не в коробках. Открываю дверь в туалет — над унитазом висит увеличитель Durst, справа — проявочная машина. Даже

Любит и театр, и балет, и оперу. Кино тоже любит. Любит людей.

руки мыть неловко, не то что все остальное. Лаборатория. Михеев не доверяет английскому профессионализму. Не умеют они. Поэтому все делает сам — и проявляет, и сканирует, и печатает. Жена соглашается, а увеличитель подарен дочерью. Дочь Настю Михеев обожает и говорит о ней постоянно. Я восхищена: жить в фотостудии не каждая женщина сможет. А это именно студия.. 9.22. Осмотр квартиры. Половина гостиной занята фотооборудованием — штативы, сумки с осветительными приборами и проводами, прозрачный шкаф с постоянной температурой для хранения пленки, на столе фотоальбомы, файлы для негативов, пара камер и куча других примочек. Сидеть в гостиной не на чем, там только пустые пока книжные полки, музыкальный центр и куча дисков. Еще кошкина подушка у балконной

7.20. Прилетаю в Лондон. Михеев в ужасе от необходимости прибыть в Хитроу в такую рань. Жалею его, договариваемся встретиться у метро.. 8.57. Станция Canada Water. Поднимаюсь наверх — круглое здание, перед ним крохотная площадь и пустота. Ни одного человека секунд тридцать, потом влетает автобус, появляются люди, суета, и опять все исчезают. Тишина. В фильме так и было. Михеева нет. 9.02. Пищит в кармане — SMS: «??? Где ты, я тебя не вижу!!!», и тут же сам летит навстречу. В неизменных своих штанах, но на этот раз без барышни. Темп речи невероятный — екатеринбургский, а до этого еще магаданский и ангарский, после этого тольяттинский. А теперь и лондонский такой же — по-английски Ми-

русский пионер № 8. апрель–май 2009

Мы в сам Ковент-Гарден, со служебного входа. Встречает нас Давид Махатели, звезда Королевского балета, ведет за кулисами к лифту, и мы поднимаемся на пятый этаж

двери. Кошка Шина любит там лежать и смотреть в окно. 9.25. Завтрак. Заканчивается юньнань, любимый чай. Не забыть зайти в «Друри», купить. Мне чай в чашку, себе — в граненый стакан в кожаном подстаканнике. Подарок друга, Коли Новикова, дизайнера из Екатеринбурга. Больше дизайнерских вещей в доме не наблюдается. Странно. Фотограф, снимающий моду, сам бывший дизайнер-колорист «АвтоВАЗа», но в доме никаких признаков профессии. 9.30. Михеев смахивает со стула бесцеремонную кошку. Шина трясет головой и убегает наверх, на второй этаж. 9.31. Олег хватает со стола кусок паштета и бежит следом — извиняться. 9.32. Возвращается растерянный и расстроенный. При падении кошка ударилась головой и выбила зуб. Я в кошках не очень хорошо разбираюсь, но мне кажется, что так не бывает. Кошки всегда падают на лапы, какой такой зуб? На Михеева страшно смотреть — каждые пять минут бегает на второй этаж проведать кошку, звонит ребенку в Бристольский университет, а в двенадцать съемка. К ветеринару уже не успеть. 9.40. Я нахожу зуб на лестнице. Мы его внимательно изучаем, и я, на правах дочери врача, ставлю диагноз: старческая утрата зуба. Кошке восемь. Не котенок, хотя выглядит очень хорошо. 9.41. Михеев прячет зуб в пластиковую коробку от пленки на случай, если все же потребуется обратиться к ветеринару. 11.50. Приходят Джордж, дизайнер одежды, и Татьяна, его ассистент. Они тоже осматривают зуб. Загружаем в машину аппаратуру и выезжаем на съемку. 12.15–18.45. Съемка новой коллекции Джорджа. Модель сначала опаздывает, а в конце всех торопит. Визажист преображает ее до неузнаваемости, ассистент Татьяна гладит одежду, периодически все пьют то чай, то кофе и перекусывают пиццей, после съемки распиваем пару бутылочек австралийского вина. Саша, дочь Кати и Джорджа, часто забегает по-

°«±¯¤±» è§¬¢£ è®¯§¬°¾±è«ª £·¤¢èÐè §©§±² è £§¬°±¡¤¬¬¤è ±ª§¶§¤è ±è

°©¡ºèÐè¡°¤è®¯§°´£§±è°®©¨¬ è è ¦ ©¯º±§¾è ¢ °±¯¬« è ®¾±»è «§¬²± è ª¡è c°²®¤¯« ¯©¤±kè §´¤¤¡è ¬¤è ®¯§¦¬ ¤± è °®¤¡ ¤«è ©²®§±»è ®¯£²©±ºè §è ¡§¬ è §´¤¤¡è¢±¡§±è©²¯§µ² è¾è£¤ª ½è ° ª ± è

dÈË¿Ô· Æ lÀÍ½½º½

è ¸¤«è ©·©²è ¬ è ¡±¯«è ¼± ¥¤ è ·© è¬ è ª»¬²½è°¡°¤«è¬¤è®´¥ è §

´¤¤¡ è £¡§¥§«º¨è ¶²¡°±¡«è ¡§¬º è ¬ ©²

®§ªè¤¨è¡è¢ °±¯¬«¤è¡°¾©¨è¡©²°¬¾±§¬º è ¯¤£®ª ¢ ¤«¢è °¹¤«¶¬¢è ®«¤¸¤

¬§¾è¬ è¡±¯«è¼± ¥¤è¬¤± è ¡¤è« ª¤¬»©§¤è ©«¬ ±º è è £¬¨è Ðè °±¤ªª ¥§è °è ¢¯«

¬º«è ³± ¯´§¡« è ©«®»½±¤¯ è ¯ ¬

¬º¨è °© ¬¤¯è §è ®ª±±¤¯ è è £¯²¢¨è Ðè ¤¸¤è £§¬è ©«®»½±¤¯ è ©¯¬·±¤¨¬è °è £¤¥£¨ è « ±¯ ° è è¡ ¬¬ ¾è©«¬ ± è ¤¦èª «®¶©§ è «¤°±è ¬¤¤è ³±ª «® è ¬ è ·± ±§¡¤ è §

´¤¤¡è ¬ è ¡ ¬¬²½è ©«¬ ±²è ±¥¤è ®°¾¢ ¤± è ªè ¤«²è ³±ª ¯ ±¯§§è ¡è ±² ª¤±¤è ®¤¯¡¢è¼± ¥ è¬è° §¯ ¤±°¾è¡è¡ ¬¬¨è¬ è ¡±¯«è ¯¢ ¬§¦¡ ±»è «¤°±è £ª¾è ¯²¶¬¨è ®ª ±§¬¡¨è ®¤¶ ±§ è ¤è ²°±¯ §¡ ½±è ®¤¯

³¤©µ§¬§°± è §´¤¤¡ è ¬¢ª§¨°©§¤è®¤¶ ±

¬§©§ è «² è ®¯¤©¯ °¬è ¦¬ ½¸¤«²è ±¤´¬

ª¢§½ è´¯·è¡§£¬ºè¡°¤è§´è¢¯¤´§ è ¬§è ©§°ª±²è §°®ª»¦²½± è ± ©§¤è ¬ ¯²·¤¬§¾è

ÇÊÈÈÁ¿À Æ¿ÅÄ¼Ç ³ ·ÆÇ¼ÂÓ©Ã·À

_ÊÄÉÐ¿ÌÃÏ _Â¿ÃÅ¿ÌÍÁ ÎÄÃ¿ÂÍÂ iÍÏÍÊÄÁÐÉÍÂÍ À¿ÊÄÑ¿ ° vÄË ÀÍÊÛ×Ä ÁÚ ÒÆÌ¿ÄÑÄ Í kÇÔÄÄÁÄ ÑÄË ÐÊÍÅÌÄÄ Á¿Ë ÀÒÃÄÑ Í ÌÄË Ì¿ÎÇÐ¿ÑÛ wÄÊÊÇ k¿ÌÐÄÏ i¿Á¿Ì¿ ÁÇÆ¿ÅÇÐÑ ° kÚ Ï¿ÀÍÑ¿ÄË ÁËÄÐÑÄ ÒÅÄ ÊÄÑ `ÍÊÛ ×Ä ÁÐÄÂÍ ¾ ÕÄÌÝ ÑÒ ¿ÑËÍÐÓÄÏÒ ÉÍÑÍÏ¿¾ ÁÍÆÌÇÉ¿ÄÑ Ì¿ ÐÙÄËÉÄ mÌ ÌÇÉÍÂÃ¿ ÌÄ Ã¿ÁÇÑ kÚ ÁÐÄÂÃ¿ ËÍÅÄË ÃÍÂÍÁÍÏÇÑÛÐ¾ cÅÍÏÃÅ ÃÇÆ¿ÈÌÄÏ ÍÃÄÅÃÚ ° kÌÄ ÌÏ¿ÁÇÑÐ¾ ÄÂÍ ÍÑÌÍ×ÄÌÇÄ É ÓÍÑÍ ÂÏ¿ÓÇÇ ~ ÑÍÅÄ ÊÝÀÊÝ ÐÑ¿ÏÚÄ É¿ËÄÏÚ Ç ÑÄÔÌÍÊÍÂÇÇ i¿Ñ¾ k¿ØÄÌÉÍ ÃÇÆ¿ÈÌÄÏ ÍÃÄÅÃÚ ° dÐÊÇ kÇÔÄÄÁÒ ÇÌÑÄÏÄÐÌÍ Ò ÌÄÂÍ ÎÏÍÐÑÍ ×ÉÍÊÛÌÚÈ ¿Æ¿ÏÑ ÎÍ¾ÁÊ¾ÄÑÐ¾ q¿É ÀÚÊÍ ÉÍÂÃ¿ ËÚ ÐÌÇË¿ÊÇ ËÍÝ ÃÇÎÊÍËÌÒÝ ÉÍÊÊÄÉ ÕÇÝ Á pÄÌ k¿ÏÑÄÌÐÄ

гарантируют сохранность снимка на сто лет максимум. Никуда это не годится, при правильном раскладе платиновые отпечатки могут храниться веками, а Михеев свои отпечатки именно в таком качестве и видит. Технология эта очень вредна, но шанс уговорить жену все же есть. 19.40–23.50. Ужин. Вино. Нескончаемая беседа о фотографии. 8.30. Запах кофе. В жестянке для бисквитов печенье, очень похожее не домашнее. Михеев испек перед моим приездом, но забыл о нем. Устала удивляться. Вспоминаю, вчера Михеев говорил: рецепты не нужны. Важен принцип.

в гастрономе вино, которое Александр когда-то посоветовал, о съемках и погоде, о Нью-Йорке. Появляется балерина Зинаида Яновска с коляской. Михеев, который всегда носит с собою камеру, начинает снимать ребенка, а Агаджанов немного сурово спрашивает Зину, зачем она притащила ребенка в театр, где много пыли и бактерий. 12.40–13.05. Агаджанов водит нас по тайным закоулкам Ковент-Гардена. Помогает мне снимать Михеева в самых лучших местах. 13.05–13.40. Обед в столовой Ковент Гардена на открытой террасе с видом на Лондон.

14.00. Встречаемся у кинотеатра Empire на премьерном показе фильма, в котором снимался друг Михеева актер Федоров. Федоров перепутал время, у нас лишний час. Приходится есть мороженое. 15.00. У входа в кинозал наши сумки осматривают и требуют сдать всю фотоаппаратуру. Михеев расстроен, у него с собою Leica. 18.10. Окончание просмотра. Фильм хороший, но я совершенно очевидно опаздываю на самолет. 18.10–20.25. Невероятные перемещения в лондонском транспорте среди субботних лондонцев. Прощание с Михеевым на платформе экспресса, следующего в Хитроу.

10.15. Из Бристоля приезжает дочь Настя. Не из-за кошки. Просто в Лондон на выходные. Повидаться с отцом, с друзьями. По дороге домой Настя заходит в ветеринарную клинику, там заочно под тверждают мой диагноз. Олег готовит ребенку курицу, нам — суп из баранины. Я убегаю ненадолго, чтобы не разрушать своим присутствием идиллическую картину. Договариваемся встретиться днем у Ковент-Гардена. 12.30. Ковент-Гарден. Я думаю, что мы пойдем в чайный магазин «Друри», Ошибаюсь, мы в сам Ковент-Гарден, со служебного входа. Встречает нас Давид Махатели, звезда Королевского балета, ведет за кулисами к лифту, и мы поднимаемся на пятый этаж. Наверху встречаемся с педагогом Александром Агаджановым. Михеев передает ему фотографии. Оказывается, эти у Агаджанова уже есть, он надеялся увидеть другие. Они по-приятельски беседуют: о том, как вчера мы неожиданно нашли

13.45. Чайный магазин «Друри». Михеев беседует с продавцом, я покупаю его любимый чай. 13.46–15.00. Прогулка по Лондону, встреча с дочкой, посещение галереи. 15.00. Михеев отправляется домой: не любит гулять, устал, нужно проявить пленку. Я продолжаю прогулку. 18.50. Традиционно покупаю вино и продукты и приезжаю к Михееву. Он кормит меня бараньим супом и начинает проявлять пленку. Вечером мы собираемся на вечеринку. 21.00–23.20. Вечеринка в баре «Скутер». Друзья Михеева, дизайнеры обоев, устроили отвальную по случаю переезда. 23.30 На улице стоит красное бархатное кресло. Хорошее. Уговариваю Михеева поставить его в гостиной. Вносим с трудом. Набрались все-таки. 23.45.–далеко за полночь. Нескончаемые беседы о фотографии. 9.30. Завтрак. Я ухожу в Tate на выставку Родченко. Михеев признается, что выставки не любит.

Михеев о себе — Я в Лондоне так и не прижился. Пятнадцать лет уже живу, больше, чем в любом другом городе, но чувствую, что это место не мое. Мне бы в Тбилиси. — Одно дело — работать, другое — получать удовольствие от фотографии. Мне не хочется тратить свою жизнь на неинтересное зарабатывание денег. Для меня игра важна, а деньги всего лишь посредник. — Я влюбляюсь каждую пятницу. — Я лентяй, не делаю того, чего не хочу. — Я действительно хотел достичь уровня топ-фотографа, но не становиться им. Я человек другого плана. За все в жизни нужно платить, а мне не хочется изменения своих жизненных ценностей. Тот образ жизни, который мне пришлось бы вести, не для меня. — Я стесняюсь близко знакомиться с теми, кого снимаю. Но если это происходит — мне доверяют, и тогда я могу действительно снять именно то, что хочу. Мне очень интересен человек.

текст: антон уткин рисунки: варвара аляй-акатьева

В своем очерке Антон Уткин берется за тонкие, даже невесомые материи и на живом примере выясняет, может ли человек с авторитетным прошлым и жесткими навыками стать слугой Бога, а главное, как быть, если самому Богу, чтоб разобраться с непорядком на Зем- «Хочешь насмешить Господа Бога, — сказал мне кто-то, — скале, потребуются его жи, что будет через пять минут». Справедливость этих слов жесткие навыки. я испытал в середине февраля, когда приехал поохотиться с друзьями в один губернский город Центральной России. Мы отмечали встречу в итальянском ресторане, и один из друзей неожиданно сказал: — С тобой, если ты не будешь возражать, хочет встретиться один человек. — Что за человек? — удивился я. — Очень авторитетный человек. — Бандит, что ли? — Зачем же сразу — бандит. Просто, жесткий коммерсант. Но это уже в прошлом. Сейчас он алтарник. Ну, пономарь. Оказалось вот что: узнав от моих друзей, что я не чужд литературных трудов, «жесткий коммерсант» захотел рассказать мне свою историю в надежде, что она мне на что-нибудь да сгодится. И не ошибся. Спустя полчаса в окно «Итальянского дворика» вплывает огромный черный джип с тонированными стеклами, а еще через минуту в зале появляется алтарник и как-то сразу наполняет собой пространство. Друзья, которые, конечно, знают всю его подноготную, все же из деликатности делают попытку оставить нас наедине, но алтарник удерживает их. — Раньше, до раскола еще, — говорит он, — исповедовались при всем народе. Некоторое время он бессмысленно смотрит в меню, потом решительно его откладывает и проникновенно обращается к официантке по имени Маша:

русский пионер № 8. апрель-май 2009

— А у меня паспорта не было — десять лет уже без паспорта жил. Что делать? Игумен говорит: «А если проверка?» Ну я ему сказал: «Если приедут и возьмут меня, я с ними и уеду. Твори, как говорится, Бог, волю Твою…»

— Девушка, посоветуйте что-нибудь вкусное и недорогое. Когда на столе появляется пицца и «Варштайнер», Сергей начинает свой рассказ: — Понимаете, все ждут какого-то чуда, чего-то такого, будем говорить, неземного. Так вот. Сразу скажу: видения не видел, откровения не слышал. А преображение имело место... Я ж тут был, будем говорить, смотрящий по району. Надо объяснять, что это? — Да нет, я в теме, — заверяю я, и он удовлетворенно кивает. — Нам самим бизнесом заниматься было нельзя, но мы много других людей богатыми сделали. А они нам были благодарны. Понимаете, о чем я?.. А повод? Повод был, конечно. Просто одного друга у меня убили, второго убили, третьего... Всерьез, в общем, за нас взялись. Я следующий. А как этого избежать? Самих их, будем говорить, ликвидировать, врагов-то? И самому погибать не хочется, и грех такой брать на себя тоже не хочется. И вот как-то после Крещения я домой приехал, и отчетливая мысль у меня: все, может быть, сегодня. Может быть, сейчас. Я куртку накинул и пошел. — Куда? — спрашиваю я, откладывая приборы. — Так в монастырь, — поясняет Сергей. — Это вы пешком туда ушли? — изумляюсь я. — Но это же, я слышал, сто с лишним километров. — Да, так пешком и пошел. Три дня шел. А у нас волки. Оружие-то было, конечно, но как с оружием в монастырь? Так я взял с собой флакон с керосином и паклю. Это меня отец еще научил, он так в школу ходил за семь километров. — А ночевали где? — В деревнях ночевал. — И пускали? — Кто-то пускал, кто-то нет, — без тени осуждения по отношению к последним говорит Сергей. — Ну, в общем, дошел. А меня не принимают. Тогда, знаете, в монастырях много, будем говорить, разного темного народу пряталось, так настоятели стали паспорта требовать. А у меня паспорта не было — десять лет уже без паспорта жил. Что делать? Игумен говорит: «А если проверка?» Ну я ему сказал: «Если приедут и возьмут

меня, я с ними и уеду. Твори, как говорится, Бог, волю Твою…» Одним словом, оставили все же меня, послушание дали: снег там убирал, дрова колол, а потом стал игумена возить на «шестерке». Монастырь-то новый, строился еще, ну вот мы с игуменом на «Жигулях» шестой модели по району колесили, то на рынок, то еще куда. Три месяца, в общем, там провел. А когда Сретение подступило, как-то я ощутил, что готов к покаянию. Так что у меня сейчас в своем роде юбилей... А что такое покаяние? Это когда душу свою, как половую тряпку, от греха отмоешь в семи водах и после этого каждая пылинка на ней видна. А со мной приключилось необъяснимое: как покаялся, так все забыл напрочь — клички там всякие, телефоны, как будто память у меня кто-то вычистил. Детство все больше вспоминалось, а то, что недавно было, — ну совсем ничего не помнил. Пицца, на которую Сергей не обращает внимания, обиженно курится паром. — А как в вашей среде отнеслись к вашему поступку? — Кто-то понял, кто-то нет,— пожимает он плечами, — но все, как видите, обошлось. Неприятностей особых не испытал. Во время Великой Отечественной из мест заключения уходили же на фронт, тоже это вызывало разное отношение у тех, кто этого не принимал. Хотя, конечно, время было уже другое — если бы это в девяностые случилось, вряд ли меня в покое бы оставили... Да я из монастыря вышел другим человеком, это было видно всем. Я, знаете, уже пять лет как не только матерно не выражаюсь, но и простого бранного слова не произнес. Тут мне действительно становится стыдно, поскольку этой добродетелью я, увы, не блистаю. Смотрю на своего собеседника с возрастающим интересом. — А сейчас чем занимаетесь, если не секрет? — Сейчас, главным образом, — отвечает Сергей, — восстанавливаю Спасский храм. — Это где? — Это уже за городом. Не хотите взглянуть? — Ну что ж, — говорю я. Покидаем «Итальянский дворик» и едем куда-то в ближний пригород. По дороге узнаю, что в Спасском храме долгие десятилетия помещалась средняя школа, в которой, кстати, Сергей и учился. Надпись на неизвестно как уцелевшем привратном камне гласит, что Спасский храм был заложен в 1882 году «благодарными верноподданными» в память императора Александра Второго, с перечислением благих начинаний сего государя. Сложность в том, поясняет Сергей, что с трудом удалось найти только одну-единственную фотографию Спасского храма — никаких планов, чертежей не сохранилось, поэтому как выглядел храм изнутри, никто уже не знает. Ходим по дощатым мосткам, проложенным через груды строительного мусора. Сергей указывает на стены: — Видите? Кое-где действительно сохранились побледневшие, потускневшие росписи, сложно определить их сюжет, можно только догадываться.

— Вот здесь алтарь будет, — показывает Сергей. — Раньше здесь был кабинет химии. — А алтарником-то где служите? — Не здесь, конечно. В другой церкви. Да тут недалеко. Если хотите, заедем. Батюшку только заберем — он покажет. — Ну что ж, — говорю я. Едем к батюшке. — Говорите, прозорливый батюшка-то? — Ну да, — подтверждает Сергей.— По слову его сбывается. — Например? — интересуюсь я. Некоторое время Сергей размышляет, видимо, подыскивая пример повыразительнее. — Да вот был тут у нас один деятель, будем говорить, наркотиками торговал, всех он достал. Батюшка ему сказал как-то: «Гляди, не отстанешь от своего, найдут тебя в пруду с камнем на шее». Сергей обращает ко мне озадаченное лицо. — А ведь так и вышло, — удивленно говорит он. — Хм, — откликаюсь я. — Хм, хм. Жилище батюшки ничем не удивляет — обычный деревенский дом, только свежевыкрашенный и вообще довольно ухоженный. Навстречу нам выходят какие-то улыбчивые люди, а за ними на пороге возникает хозяин в подряснике с тяжелым крестом на груди. — Благословите, батюшка! — истово восклицает Сергей и подходит под благословение. Батюшка просит в кухню. На столе — изобилие плодов земных. На стене — фотографии знаменитого старца Макария. Застенчивая девушка в платке ставит перед нами тарелки с борщом. Сообразив, что мы визитеры довольно праздные, батюшка приносит гитару и начинает перебирать струны. — Моя обитель дорогая, — поет батюшка, — в тебе любовью всяк покрыт. Намоленная, неземная, столпом пред Богом предстоит. Батюшка, в прошлом ученый-биолог, работал в Институте мозга у Натальи Бехтеревой. После внезапной тяжелой болезни обратился к вере. Матушка преподает физику в местном университете. Необыкновенный концерт длится довольно долго. Духовные канты батюшки носят назидательный характер. Они предостерегают от грехов и призывают к смирению. — Лень писать, лень читать, лень для Бога прозревать, — приятным тенором, аккомпанируя себе на гитаре, поет батюшка. — Лень творить молитву, лень продолжить битву. Лень любить, лень прощать, лень пороки укрощать, лучше на подушке доедать ватрушки. С нами за столом Света — жена моего друга. Она тоже пишет и исполняет песни — про любовь и про Че Гевару. Жалуется батюшке, что не вполне довольна своим творчеством. — Значит, пишете не так, как хотите, — каким-то резким голосом, точно это стучит судейский молоток, приговаривает он.

русский пионер № 8. апрель-май 2009

Светины глаза наполняются внезапными слезами. Пока я отвлекаюсь на Свету, батюшка с алтарником вступают в какойто принципиальный разговор. Начало его пропускаю, слышу только возбужденный голос отца Анатолия: — Нет, ты послушай меня. Он что делает, а? Его надо остановить! Сергей сосредоточенно молчит. — А почему его надо остановить? — вмешиваюсь я, хотя и не представляю, о ком речь. — Потому что он девушек в Турцию продает, местных девушек отправляет за границу, — торопливо объясняет мне батюшка и снова гневно убеждает Сергея: — Это мерзавец, настоящий негодяй! Его надо остановить! — Как же остановить, батюшка, — неуверенно бормочет Сергей. — Традиционными способами, что ли? Или как? Вопрос ставит батюшку в тупик. — Надо найти средство, — говорит наконец он, но Сергей погружается в глубокую задумчивость. — А это дочка ваша? — спрашиваю я про девушку в платке, которая то появляется, то исчезает в недрах дома. — Нет, это прихожанки помогать приходят. А мои все в городе живут. Жена, знаете, пожила со мной, да и уехала обратно. Я же один и не бываю: все время люди ко мне идут. — Бывает, и ночью идут, — замечает Сергей. Словно в подтверждение его слов раздается дверной звонок. Через минуту девушка в платке вводит смущенного молодого человека, перед которым тут же ставят тарелку. — А вы думаете, для себя? — кивает отец Анатолий на горы снеди. — Нет, мне нельзя. У меня диабет. — Батюшка, может, покажем храм-то ваш? — предлагает Сергей. — Да куда уж ехать? — возражает хозяин. — Темно ведь совсем. Заметив, что вопрос молодого человека к батюшке носит конфиденциальный характер, мы начинаем прощаться. — Завтра предпразднество Сретения Господня, — напоминает отец Анатолий и несколько мгновений прикидывает что-то в уме: — Та-ак, служба в четыре... Приезжайте часа в два. И поговорим еще, и храмы посмотрим, и приют заодно посмотрим. Я же приют там детский строю. — Ну что ж, — говорю я. — Что, угадал батюшка? — спрашиваю у Светы, когда оказываемся на улице. — Да, угадал. Но я не поэтому плакала, — отвечает она. — Всегда, знаешь, плачу, когда с батюшками разговариваю. Когда слушаю их и понимаю, какие мы все грешные, недостойные. — Это да, — уныло соглашаюсь я. Некоторое время храним скорбное молчание. Залезаем в машину. Задумчивая рассеянность не покидает лица Сергея. Говорю: — Да-а, загадал вам батюшка загадку. Как будете решать проблему?

45 — Да так и понимать. Будет в России монархия. Это же предречено, — говорит он, будто удивленный моей неосведомленностью. — Царем станет прямой потомок Николая Второго, мужескаго пола

ностью. — В России будет монархия, царем станет прямой потомок Николая Второго, мужескаго пола. — Второго? — переспрашиваю я. — Может, имеется в виду кто-то из Куликовских — это дети великой княжны Ольги Александровны, сестры Николая? Потом у него еще сестра была — Ксения. Та была замужем за великим князем Александром Михайловичем. — Вто-ро-го, — отчетливо произносит отец Анатолий. — Анастасия спаслась, жила в Италии, вот от нее и будет. — Но позвольте... Кем же так предречено? — Старцем Макарием. Это он мне лично говорил. Не знаю, что сказать. С одной стороны заключение экспертов судебной медицины, с другой — слово схиархимандрита Макария, которого чекисты сутки продержали в воде на морозе и вырубали изо льда топорами, который предсказал возрождение Оптиной пустыни и много еще чего. — Когда же ждать, батюшка? — спрашиваю я. — Во время третьей мировой, — просто отвечает он, приглядываясь к огромной стае черных птиц, кружащей над верхушками высоких берез. — Не пойму, грачи, что ли, прилетели? — Глаза его весело блестят за стеклами очков. — Ну-у, друзья, на весну пошло! В приделе отца Анатолия окружает внушительная толпа, и мы его теряем. Многие приехали на машинах из города — батюшка популярен. Довольно интересные молодые женщины в платках занимают место на клиросе. Около церковной лавки объявление крупными буквами: «Требы неимущим отпускаются бесплатно». Церковь полна народа, а у солеи так просто давка. Идет своим чередом служба. Знакомый тенор отца Анатолия то и дело как бы овевает внутренность церкви. Наступает время третьей паремии. В приделе в желтом стихаре появляется Сергей. Лицо его строго. Гаснет свет. Мне виден его профиль, преображенный огоньком свечи. — Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий... на живущих в стране тени смертной свет воссияет... — читает он из пророка Исайи.

русский пионер №7. февраль-март 2009

— Ох, искушение, — вздыхает он, ворочая руль своего «Ленд Крузера». Кое-что от прежней жизни у него все-таки осталось. — Но зло злом не искоренишь. — Но есть же тогда милиция, наверное. Если все об этом знают. — Да есть-то она есть, — неопределенно произносит Сергей и спрашивает: — А какая, по-вашему, главная добродетель? — Думаю, что смирение, — отвечаю я. — Смирение — это великая добродетель, — согласно кивает он. — Но есть одна, которая еще нужнее и главнее. Смотрит на меня выжидающе. Сдаюсь. — Рассудительность. Я обдумываю это несколько неожиданное заявление. — Это каноническое мнение? — Это мне в монастыре сказал монах один, Паисий... Вот в Старом Осколе проституцию извели недавно, ну мамок там, сутенеров всех закрыли... Посадили, в смысле. Хорошо вроде... А девочки все из неблагополучных семей: у кого родители пьющие, у кого вообще их нет. Сидят по домам, злые на оперов, заработать негде им теперь. — Ну, — замечаю я, — здесь-то немного другая ситуация. — Другая, — кивает Сергей и опять вздыхает. — А умом раскинуть все равно надо... Ну да чего голову ломать, Господь управит. На следующий день мы снова у отца Анатолия. Проулок перед его забором уставлен автомобилями. Некоторое время пьем чай с травами, ожидая, пока он разделается с посетителями, потом грузимся и едем к службе пустынной полевой дорогой, с которой видны серые нагромождения города. Минут через пятнадцать въезжаем в большое село. В ветвях разросшихся берез старинного погоста сквозят голубые купола. — Вот она, моя красавица! — любовно говорит отец Анатолий. — Тоже восстанавливали? — А как же, — откликается он. — Но сначала я вам приют покажу. Приближаемся к внушительному четырехэтажному зданию из ракушечника, выведенного под крышу. Батюшка сообщает, что приют рассчитан на пятьдесят человек, которые здесь же получат не только православное, но и среднее образование. Неожиданно спокойствие изменяет ему и прорываются какието старые обиды: — А сколько напраслины я за все это принял! Как меня только не называли! — Что брешут-то?— интересуюсь я. — Да вот он знает что, — усмехается батюшка, кивая на Сергея. — А что это вы вчера пели, батюшка? — вспоминаю я. — «Перед кончиной земного порога наша держава царя обретет». Это как понимать? — Да так и понимать. Будет в России монархия. Это же предречено, — говорит он, будто удивленный моей неосведомлен-

Задумчиво глядя на алый кончик своей сигареты, я пытаюсь понять, как это так получилось, что все мы оказались совсем не там, где намеревались. И сейчас, и вообще

Кончается исповедь и помазание освященным елеем. Выхожу из храма, читаю надпись на старой плите: «Храм сей воздвигнут в 1901 году в царствование Государя Императора Николая Александровича и в пастырство преосвященного Арсения». Выхожу за ограду. Моросит. В черноте по горизонту дрожат огни далекого города. Задумчиво глядя на алый кончик своей сигареты, я пытаюсь понять, как это так получилось, что все мы оказались совсем не там, где намеревались. И сейчас, и вообще. — Ишь, стоит, благодать закуривает, — ворчливо бормочет проходящая мимо старушка. «И правда, — мелькает рассеянная мысль, — пора с этим кончать». На паперти появляется мой друг. Рядом с ним — толстый человек с испуганным лицом. О чем-то торопливо рассказывает. — Это кто? — спрашиваю у друга про человека с испуганным лицом, когда тот растворяется в темноте. — Это? — Со смехом повторяет за мной друг. — Это подполковник ГИБДД, известный на всю область взяточник и казнокрад. Недавно с ним случился отек, так еле его спасли. Говорит, приехала бы «скорая» на десять минут позже, и было бы поздно. — Отек чего? — Отек всего, — отвечает друг. — Такое случается... Слушай, насчет охоты. Сегодня уже, наверное, смысла нет ехать. С утра пораньше выедем. Как раз в монастырь заедем, где Сергей спасался. Причастимся. Там такой старец есть — м-м, — друг восхищенно качает головой, — отец Паисий. Вот с ним-то поговорить! По дороге же, — он бросает взгляд на часы. — А сейчас, может, в кино? «Австралия» или «Миллионер из трущоб»? — А Серега? — А Серега здесь еще побудет. — Ну что ж, — говорю я. — Тогда «Миллионер из трущоб». Опять едем в белых от снега полях. Встречные машины бросают на лобовое стекло коричневую кашу. «Про третью мировую и не спросил, — с досадой соображаю я, — когда начнется-то?» А вы говорите, скучно жить на этом свете! Эх, господа, господа. Хотя, может быть, это вовсе и не вы говорите...

текст: владимир липилин фото: наталья львова

Отправляясь вместе с Владимиром Липилиным к деревенскому батюшке, читатель вправе рассчитывать на благостную елейную обстановку, а попадает в атмосферу живого рок-н-ролла, кипучей деятельности и пересматривает свое отноше- Вечером в доме отца Анатолия Клюшина ундах я лидировал по очкам, но потом пили с вишневым вареньем чай, коон неожиданно провел боковой левый ние не только к пинг-понгу, мы сточки складывали в кулак. и я резко сблизился с полом. Ту спартано и к самому понятию греха. — А я лыжи себе купил, — сообщил киаду он выиграл. Я вызвал его на матчА в итоге узнает, что нужно отец Анатолий, навалив большой лож- реванш, однако обстоятельства помешакой в пиалу целую гору ягод. ли. И вот я вижу своего бывшего нокаусделать, чтобы спастись. — Это хорошо, — сказал я безмятежно. — Предлагаю пробежаться. Утром, по морозцу, — вывел он меня из благостного состояния. — Так мне же не на чем! — с последней надеждой возразил я. — Найдем. Ударили по рукам. Было еще темно за окном, в мерзлой форточке оплывала луна, я постучал ему в келью. Из-за двери послышалось кряхтенье, громкий зев. Наконец показался сам батюшка. — Чего только не наобещаешь по этому делу, прости Господи, — бурчал он. — Мы же вроде только чай пили? Батюшка взглянул лукаво. Я знаю его давно. Когда-то на первенстве профсоюзов Поволжья мы сошлись с ним в боксерском поединке. В двух ра-

тера в его новом качестве. Настоятель храма Серафима Саровского, что в пригороде Саранска, ворча напяливает желтые клоунские ботинки. На нем спортивный костюм с тремя лампасами и шапка с помпоном. Лыжи батюшка хранит в сарае прислоненными к стене вместе с вилами, граблями и лопатами. Мне он дает детские, где крепления с ремешком. Мы выходим в заснеженный сад прямо за калиткой. — Йе-эх,— упирается отец Анатолий палками в наст и, вздымая снежную пыль, несется по сияющему лунному полю. Километра через полтора у поваленной ветлы он спотыкается, падает запыхавшись, лежит спиной на снегу, всматриваясь в небо. В небе, огибая звезды, плывет крохотный спутник. А может, космический корабль. Отсюда не разобрать.

...У них шары на лоб полезли. О, поп с гитарой! Сначала какие-то такие простенькие вещи наигрывал — «Наутилус», «Машина времени», Цой. Смотрю, глаза у них загорелись...

русский пионер № 8. апрель-май 2009

...Метался, говорит, как Алексей Пешков, хотел попробовать жизнь на зуб. — А однажды зашел в церковь, просто так. И не молитва, знаешь, а пение захватило, куда-то унесло...

51 отлучаются. А я же за них отвечаю, жильем обеспечиваю при храме, едой и работой. И вот откопал я тогда на чердаке примочку и электрогитару. Лет десять в руки не брал. У них шары на лоб полезли. О, поп с гитарой! Сначала какие-то такие простенькие вещи наигрывал — «Наутилус», «Машина времени», Цой. Смотрю, глаза у них загорелись. Так до «Роллингов» дошли, а потом до Моцарта. То есть в обратном, прости Господи, направлении. На следующий год было уже пятнадцать студентов, не знал, где деньги взять для их обучения. Пришлось вот свечи начать плавить, масло для лампад очищать. — Но рок же, как бы это сказать, греховная музыка? Батюшка лукаво улыбается.

ке». Потом он служил какое-то время в ОМОНе, был в горячих точках. Метался, говорит, как Алексей Пешков, хотел попробовать жизнь на зуб. — А однажды зашел в церковь, просто так. И не молитва, знаешь, а пение захватило, куда-то унесло. Стал туда ходить чаще. Тут отец Анатолий спохватывается. — Ё-мое! Время-то как летит! Пора тещу в ад отвезти. — Не рановато ли? — изумляюсь я. — В самый раз. Она там денег должна. Мы переливаем елей в канистру. Загружаем его в помятый багажник «Калины». — Позавчера опять в аварию попал, — сокрушается он, выруливая за ворота храма. — У меня же до этого двадцать четвертая «Волга» была. Еду на ней как-то, задумался и бац — в зад мне «Вольво» влетает. Ну, только починили — «семерка», опять в зад. Мне в страховой говорят — на подставах работаешь, батюшка. От греха подальше взял новую «Калину» в кредит. И вот опять! — Отвлекаешься, батюшка, от вождения? — Заслушаюсь иной раз каким-нибудь диском. Такой бывает улет, прости Господи! Придерживая руль одной рукой, отец Анатолий долго копается в бардачке и наконец что-то находит. — Вот смотри, вроде бы древность, а такой свежестью веет! Searchers называется. Колоссальный коллектив! Удивительно, но в то продажное время, когда даже Джон Леннон весь прямо извилялся, они держали дистанцию в звуке, в вокале. Они к тебе не лезут. Не берут за грудки. Не влекут назойливо. Они просто есть. И вот думать о том, что был мир, но не было их песен, невозможно. Значит, они были всегда. Их просто взяли из того источника, где верное лежит. Где вечность. Слушай, слушай. Там в конце такой шикарный проигрыш будет, прости Господи.

По стенам — портреты композиторов. Моцарт, Бетховен, Рахманинов. По другой стене, вдоль окна — портреты других музыкальных деятелей. Блэкмор, Моррисон, Гиллан — Отчего же греховная? В музыке этой много всего, там есть путь к гармонии, до которой дойти, достучаться тяжело. И шаги, потуги к тому, чтоб спастись. Мы идем по коридору к его келье. На стене плакат. Девушка с парнем держатся за руки. Внизу надпись «Целомудрие до брака — шаг к счастливой семейной жизни». У самого отца Анатолия никакого целомудрия до брака в помине не было. Известный в городе боксер, бретер, носил косуху и кожаные штаны. Ему как-то легко все давалось. Бои, девушки, гитара. Он был сольником в группе с веселым названием «Жмуры». Репетировали на чердаках, протянув провода из форточки чьей-нибудь квартиры. Публику потрясали хитами вроде такого: «Ползут, ползут букашки, по мертвой по Наташ-

русский пионер № 8. апрель-май 2009

Потом мы тихо бредем к домам и тусклым окнам. Вдалеке просыпается город. — Что-то коньковый ход мне не дается, — молвит отец Анатолий, переведя дух. — Пузо, что ли, мешает, прости Господи. Вчера тренировался, матушку пригласил поглядеть. Ну как, спрашиваю? Хорошо, говорит. Только на пьяного похож. Копошишься много. Я ей пятьдесят поклонов назначил. Облачившись после утреннего чаепития в рясу, батюшка идет в храм забрать ведро елея и свезти его в соседний район отцу Виктору. Тот, в свою очередь, должен елей этот по деревенским приходам распределить. Храм Серафима Саровского, где батюшка настоятелем, — двухэтажное здание хрущевских времен. Бывший детский сад, отданный во время перестройки Саранской епархии. По стенам вдоль лестницы до сих пор львы в автомобиле, зайчики в трамвайчике. В нижней части строения, бывшей игровой, отец Анатолий соорудил церковь с фанерным алтарем. В маленьких комнатках, служивших, по-видимому, спальнями, — цеха для плавления свечей, швейная мастерская для пошива монашьих облачений. Второй этаж, переоборудованный в трапезную и учебный класс, уставлен в два ряда советскими партами с откидывающейся крышкой. У доски — пианино «Ласточка», по стенам — портреты композиторов. Моцарт, Бетховен, Рахманинов. По другой стене, вдоль окна — портреты других музыкальных деятелей. Блэкмор, Моррисон, Гиллан. Пять лет назад отец Анатолий организовал при храме регентское училище. Пригласил учителей из Саранского музыкального, положил им зарплату, дал объявление в газете о наборе студентов. — Приехали три человека из глухих деревень, — рассказывал он. — Преподаватели им о Бетховене, о нотах, об азах вокала. А им скучновато. Ну какой в деревне Бетховен? Сникли совсем, от занятий отлынивают, в город то и дело

...Они думают, я все знаю. Попы, мол, связь с Богом имеют. Иногда и мне так кажется. Вот вечером сижу один, вроде бы обо всем с собой договорился, а утром встал — и опять...

И он врубает звук на полную, «Калина» красная с грохотом врывается во двор. Теща поджидает нас возле подъезда. Отец Анатолий отключает магнитолу. — Батюшка, — говорит его благообразная теща, протискиваясь на заднее сиденье, — в секторе Газа опять волнения. Настоятель молчит. Телевизор он не смотрит. Все мировые и российские новости ему докладывает теща. От этих новостей он на время мрачнеет. Попетляв закоулками, мы выезжаем на нужную улицу. — Блин, где же нам встать? Кирпич, однако. С минуту он медлит, реле стучит, как маятник в часах. — Да надо просто наглую морду сделать и въехать, — осеняет его. На воротах надпись «Фирма ВАТТ. Мордовские электрические сети». — Короче, побежал я платить, — глушит батюшка двигатель. — А вы тут оставайтесь. С гаишником, если что, сами разберетесь. Теща ерзает. — Батюшка, давай уж лучше я сама. Обратно на троллейбусе доберусь. Расставшись с тещей, отец Анатолий снова включает музыку. С неба идет снег. Тихо опускается на крыши домов и воротники прохожих. В обоих карманах рясы у священника по телефону. «Алё, батюшка. У нас проблема. Матушка Серафима ошпарила кипятком руку. В больницу ее эвакуировать или так, барсучьим жиром помазать?» «Алё, батюшка, электроды мне откуда брать? Со склада или у отца Сергия? Отец Сергий не дает. Говорит, жгу много. А как уголки варить? Там пятерка ведь нужна». — Эх, — молвит отец Анатолий, — совсем из башки вылетело. Я же обещал выставку одну освятить. Художник знакомый. Разворачиваемся, летим к галерее. Я несу его чемоданчик с ладаном, щеточ-

кой для окропления святой водой, псалтырь. Батюшка облачается в желтую мантию, поверх надевает массивный крест. Я держу кадило и задыхаюсь. — Сколько пачек в день куришь? — строго вопрошает он. — Две. — Я тут недавно одного отпевал твоего возраста. Тоже по две пачки в день смолил, — бросает он на ходу и начинает обряд. После освящения к отцу Анатолию толпа народу. Каждый кличет его по имени. И с каждым он беседует минут по пятнадцать. Доносятся обрывки разговоров, которые можно свести к нескольким вопросам риторического толка. Куда катится мир? Где она живет, вечная любовь? Что делать с этим алкашом?

Настоятель отвесил мне в правый угол шикарную «соплю» и твердо сказал: — Здесь все мое дело. Надо не просто отбывать номер, в рясе народ стращать, а участвовать в жизни. Не устраняться от нее Наконец батюшка разоблачается, складывает в чемоданчик кадило, щеточку, псалтырь. Молчит. — Ты прямо здесь знаменитость. — Ага, — ворчит он, — поп-звезда. Садимся в машину. В динамиках тихо. Небо рушит на город пургу. Сквозь снег дома почти неразличимы. — Они думают, я все знаю. Попы, мол, связь с Богом имеют. Иногда и мне так кажется. Вот вечером сижу один, вроде бы обо всем с собой договорился, а утром встал — и опять. Если честно к себе относиться, так это ежедневно надо бороться с малодушием, слабостью, гадостью своей. Я как-то ездил в Дубравлаг к одному зэку, снайпером он был в Чечне. Потом на гражданке человека убил. И вот чтото такое я ему рассказывал воспитательное. Он кивал, внимал и кивал. Я уехал довольный собой. А утром зэк этот повесился. Оказывается, глухой был.

И мы опять колесим по городу. Крестим младенцев, отпеваем покойников, канистра с елеем гремит в багажнике. Слушаем песню Deep Purple «Child in Time», где Ян Гиллан истошно вопит: «А-а-а-а! А-а-а-а!» — Простенькая вещица, да? Но все равно мурашки по коже. В минувшем году отец Анатолий освящал рок-фестиваль, ошарашив местную публику исполнением этой композиции. И еще много чем вводил он в ступор здешний электорат. Боксерские турниры, викторины, пленеры. — Но ведь не твое же это дело, — окончательно возмутился я, когда батюшка пригласил меня поиграть в пинг-понг в его келье. — Твое дело молиться! Настоятель отвесил мне в правый угол шикарную «соплю» и твердо сказал: — Здесь все мое дело. Надо не просто отбывать номер, в рясе народ стращать, а участвовать в жизни. Не устраняться от нее. Он подал крученый. Положил ракетку на угол и усмехнулся: — Партия. В дом мы явились к полуночи. Дети в количестве четырех (троих батюшка усыновил два года назад) уже спали. Матушка в очередной раз подогревала ужин. — Я, пожалуй, не буду, — сказал отец Анатолий. — Все-таки пришел я к выводу, что коньковый ход мне не дается по причине брюха. Он удалился в свою комнату и включил компьютер. Вдоль стены на полках стояли кассеты, диски. Много книг духовного содержания. Заметил я и боевики на DVD. — А боевики не грех смотреть, батюшка? — Отчего же грех. Это же сказка. Там добро со злом борется. И побеждает. На мониторе появилась компьютерная стратегическая игрушка. Уже засыпая, через открытую дверь его спальни я услышал: — Вот укокошили, прости Господи. Дурень, чтоб спастись, надо было сохраниться.

русский пионер № 8. апрель-май 2009

Всегда готов

третья четверть 55 Диктант. Так улетим! О неуемной тяге в астрал. Изложение. Страх и чудо. Внеземное на Земле. День открытых дверей. Свои среди чужих. Чужие среди своих. Одним словом, индиго. Урок ботаники. Зеленый огонек. Абсент, чтобы улететь. Дневник наблюдений. Охотница за привидениями. Корреспондент «РП» по ту сторону. Сочинение. Не от мира сего. Рассказ Дмитрия Глуховского. Полезные советы. Как добыть огонь.

тема номера

русский пионер №8. апрель-май 2009

инга аксенова

внеземное

текст: игорь мартынов

В своем вступлении к главной теме этого номера — «Внеземное» — Игорь Мартынов вплотную подходит к разгадке типично русской привязанности к нездешнему и аподиктично разъясняет, почему мы так неистово стремимся умотать с Земли. Диктант в первую очередь адресован остальному человечеству, которому дается последний шанс понять Россию умом. Опять в соплах чешется, опять маза вызрела, поет веселый ветер в сторону per astrum — подальше от земных обуз, в бескрайний аут, где оскорбленному всегда есть уголок… Не надо спрашивать, куда летел Гагарин, главное — летел! Зачем вернулся — вот вопрос! Ведь там же лучше — в идеальной пустоте, где нас никто не опознает, никто не ждет и не припрет к ответу, в той невесомости, где пальцем о палец едва ли ударишь, да и не надо, там ценятся другие навыки — как сказал человек-космонавт Волк, когда его спросили, как тренироваться на героя: «Висим каждый день три часа вниз головой, и все само собой получится!» Потому-то едва объявили набор добровольцев на Марс — отбоя нет, мы все висели сколько надо, даешь Венеру, Пегас, созвездье Гончих Псов! Для счастья нации немного нужно — всего лишь космос, и чтоб побольше. Это то боя поле, где мы никогда не проиграем, там невозможно проиграть, места хватит на всех. С пропитанием, согласно

мэтру Циолковскому, решается просто: от грядущего сверхчеловека отходов не будет, полный recycling, он может насыщаться светом звезд, святыми духами, их пролетая, и даже тюбик с хлебомсолью не занадобится… Да разве же есть альтернатива отрыву? Кто еще нас приласкает, приютит, кроме черной дыры? Иной раз, конечно, подступает слабоволие… В хорошем месте, на сельском кладбище или в другом стационаре, приметишь смирную, без макияжа, даже без ксивы MBA — и думаешь, вот же она, панацея, душенька, замирюха! Будет прощупываться где-то рядом, как бессонная артерия. Будет пасти овец твоих и расчесывать твоих барашков, а вечером, нарожав и уложив, клюнет носом, но из последних сил заценит твои подкасты, опусы и па-де-де. Не остепениться ли с такой? Не сделать ли в квартире капремонт? Даже шальная мысль мелькнет — а заодно не обустроить ли Россию? В итоге, стыдно вспомнить, под влиянием насквозь мещанских приступов урезали финансирова-

ние космоса, жалели рубль для звездных войн, на марш-бросок задорных луноходов. Как вдруг завалишься ничком на маки, на левкои — попадет в поле зрения небо, и снова истинные ценности видны! И тянет бездна взасос! Да гори оно огнем, нам ли лобзиком комфорт выпиливать, когда не на всех еще пыльных тропинках написано: «Здесь были мы»? Не ваше дело, зачем в Иркутске карусели! Летать так летать! Ты только вспомни, как мы стартовали — не спросясь, почти не целясь, и трос гудел, и брились на весу, и дрожь была в отсеках и генсеках! Вознесся выше он, и выше. А заземлялся внезапно. На мальгашей, на спящий Уч-Кудук. Бывало, выползешь в скафандре: здрасьте, здрасьте, полет окончен, выполнен приказ! И шлемом в страусячий пух, и только пыльные верблюды склонятся молча над тобой... И как это у них, у иноземцев, повернулось опошлить «Шаттлом» наш принцип угорать дотла… Долой прибыток и

57 любовь, будь то письменность — у нас с ударным градусом припадка… мельчайший поцелуй — на грани эпилепсии, а высшая оценка красоты — «нездешняя». Он порубал свою нездешнюю, а потом и сам с высотки ласточкой — таких сюжетов ждут от нас трусливые народы мира. Бывает, в электричке, в тамбуре подойдет свой в доску, попросит прикурить и тут же в знак благодарности: «Слушай, зема, я сейчас двери разожму на пару секунд, а ты быстро прыгай на ходу, не зевай!» И прыгаешь, как от такого можно отказаться, к катапультированию всегда готовность №1!

барыш! У нас к космосу подход бесхитростный: катали щедро всех, и лаек, и амеб, и нелетучую Монголию. И если что-то на земле не клеится — значит, снова пора вон, на орбиту. Тот, кто прибывал в Калугу не на космолете, а асфальтом, лишь тот оценит высокое пренебрежение к дорожному покрытию, душевную открытость люков, астральность трещин, но которую только способны места, одарившие мир Циолковским… Затем-то калужанин мастерил свою ракету, чтоб умотать отсюда, от колдобин и ухаб — туда, где некому осмеять глухоту его, велосипед с восьмеркой, штаны, дырявые от реактивов! У каждого из русских космистов, у землененавистников был повод предпо-

честь небеса. Солнцепоклонник Чижевский был с детства истеричен до невроза. Известный по ноосфере и проспекту Вернадский страдал лунатизмом, галлюцинаторно видел мертвых и живых, даже когда не этого хотел. Библиотечный наш Сократ, наставник и Досто, и Толсто Николай Федоров, изрядно переживал незаконное свое рождение, комплексовал. Владимир Со ловьев — тот в припадках валил на погостах кресты, плясал на чужих могилах, ладно бы еще на своих… В космос нас запустили ненормальные, и разве можем мы предать их, впавши в норму? И тем практически унизиться? Мы с неземным всегда короче ладили… Даже простые вещи — будь то

В школе им. Икара учили взлетать, но не падать. Рвать беспощадно и начинать с нуля — нулевой цикл…лидирующие озираются… недозволенный прием… а нас и след простыл… До этого надо было дойти — до кириллицы, до непостоянства согласных… до неуверенности в гласных… надо озвереть, забыть правила, чтоб вздернутым нюхом улавливать жар небесного слова… А ну как все мы стронемся и улетим? Вот чего должно бояться человечество, — с кем оно без нас останется?! Так помянем же А лександра Поликарпова, соседа моего: уволенный в запас во время обрезаний Байконура, он так и не сумел избыть свою причастность к небу, хотя пытался: каждый вечер две банки майонеза, не считая литра водки… В итоге — в новогоднюю ночь он замерз в Химкинском сквере и все небесные светила прощально заглянули в его остекленевшие глаза… Ждите нас, звезды! Мы скоро будем.

русский пионер № 8. апрель-май 2009

валерий наседкин/фотосоюз

Даже простые вещи — будь то любовь, будь то письменность — у нас с ударным градусом припадка… мельчайший поцелуй — на грани эпилепсии, а высшая оценка красоты — «нездешняя»

текст: василий голованов

Конечно, если вы и дальше хотите пребывать во мраке неведения, то эту статью лучше не читать. Короче говоря, на ближайших страницах наш научный обозреватель Василий Голованов разгадает тайну чуда жизни, но перед этим повторит подвиг Юрия Гагарина и окажется первым человеком в космосе, а также попутно сообщит, существует ли Бог. И как же теперь жить с полученным знанием? Вы знаете, как я был безработным? Ресказочному/обыденному сюжету, когда ально был. Но это не тема. В этом состоянии есть только одна штука, которая заслуживает внимания. Отчаяние. Но это не простое отчаяние, а что-то космическое. Как будто ты стал падать в пропасть, только не вниз, а вверх. Туда, к звездам. И та уютная ниша, из которой я первоначально вылетел, может быть, вмятина в стогу сена — она остается все ниже, ниже и уже исчезает постепенно, а Вселенная предо мной разверзается во все стороны до такого объема, в который я могу падать теперь уже бесконечно, и мне своей малостью, своим тельцем, прикрытым от невзгод жизни какими-то одежками, водительскими правами, квитанциями об уплате штрафа да еще неубедительным косноязычием «творчества» и мольбами о спасении, никогда не заполнить его и даже не стать горчичным зернышком, не приткнуться нигде в этой бездне, не прорасти, не оставить следа. И когда ужас перед этой зияющей пустотой достиг стадии неудержимого крика, я закричал. И, как водится, проснулся. Ну а дальше все пошло сообразно тому

жизнь, что называется, налаживается, прибегают курьеры, раздается телефонный звонок, на e-mail приходит целый ворох предложений от иностранных издателей, и вот уже ты сидишь на пляже в Барселоне, мочишь ноги, раздумывая, купаться тебе или нет, а над головою… Вот вы, может быть, скажете, что над головою — прекрасное звездное небо, но я, после испытания космосом, чувствую все по-другому. Это отсюда, с Земли, оно прекрасное звездное. A там чем дальше, тем в большей степени это пугающая, засасывающая Бездна, ледяная пустота, испепеляющий жар, беззвучие, от которого лопаются барабанные перепонки и кровь течет из ушей, жесткое гаммаизлучение, сжигающее хрусталики глаз, черные дыры, в которых можно исчезнуть навсегда-навсегда… И кричи не кричи. Сигналь не сигналь фонариком. Ни одна спасательная экспедиция тебя не найдет, ибо черные дыры не выпускают даже свет. А если обнаружит случайно — то, значит, она, как и ты, попала в ловушку и останется там, на дне этой дыры, в кромешной тьме среди

русский пионер № 8. апрель–май 2009

Первоначально я очнулся после своего космического путешествия в волшебном мире волжской дельты, месте встречи Волги и Каспия-моря. И этой чашей был заворожен

сергей воронин/фотосоюз

обломков разбитых планет, погасших комет и космического льда… «…Белопенных ручьев Ханаана брат сверкающий, Млечный Путь…» Разумеется, такое можно было написать только на Земле. Земля — вернее, чудо земной жизни и есть тот сказочный фильтр, который придает столько прелести горнему миру. Нет, не тому миру прозрачных от света гор, которым пленился Н. Рерих, а миру куда более высокому и отдаленному от нас, который казался древним обиталищем богов, пока небо было сферой, а не дурной бесконечностью. Но вы знаете, что такое Млечный Путь? Это место присутствия темной материи, вытянутое в виде диска, в которое вкраплены мириады видимых объектов; сама темная материя, как и темные дыры, невидима, ее можно наблюдать лишь по гравитационному эффекту ее присутствия — в Млечном Пути она распределена в виде «облаков». Это страшные космические ловушки. И вообще ко всему, что связано с космосом, больше всего подходит слово «страх». Чудовищные энергии, разрывающие на части силовые поля, планеты из замерзшего газа, красные гиганты, белые карлики, сверхновые, погасшие или угасающие… Первоначально я очнулся после своего космического путешествия в волшебном мире волжской дельты, месте встречи Волги и Каспия-моря. И этой чашей был заворожен. Ибо в ней, как в волшебном котле, до поры покрытом кипящим туманом, можно, сдунув завесу, провидеть мир насквозь: от заброшенных храмов Индии, оплетенных корнями джунглей, до алых цветов в садах Персии и раскаленных песков Египта, сжимающих букет пышной растительности, распустившийся дельтой Нила. Жизнь! Птицы! Голубой быстрый огнь крыла зимородка, пронзающего воду, белохвостый орлан, медленно шагающий с черной ветки обугленного пожаром дерева, рыбный

филин, лебеди, цапли. Какие удивительные формы! Какой поразительный, ни на что не похожий мир! Дельта, неустанная в формах творения — словно древнее божество, мнет и мнет плоть своих берегов, квасит глину, пережевывает тростник, сглатывает ил, чтобы произвести на свет все это разнообразие жизни (даже если говорить только о высших ее формах, даже о птицах только). В «Списке птиц Астраханского края» 341 вид птиц. Баклан, пеликан, чепура красная, кваква, колпица, савка, турпан, хархаль, выпь, пустельга, кречет, лунь, осоед, че-

Сто лет назад люди не могли в принципе вообразить себе, что не только Земля, а вся видимая Вселенная произошла в результате Большого Взрыва из куска сверхплотной материи величиной с грецкий орех глок, сапсан, балобан, стриж, сыч, удод, филин, рябок копытка, горлинка, авдотка, дупель, бекас, ястреб… Чудо жизни — во всех ее фантастических проявлениях, которое мы не можем до конца ни понять, ни объяснить, — это самое странное, что есть во Вселенной. И никто не знает — что это, откуда взялось и зачем. И что мы имеем в виду, говоря об этом. В XIX веке, говоря о жизни, корректно было употреблять термин «живое» по отношению к особям животных или колониям простейших организмов. Сегодня ученые все чаще сходятся на том, что жизнь — это планетарное понятие. Если бы Земля не была живой, если бы параллельно развитию элементарных форм жизни ее безжизненная космическая поверхность не превратилась в саморегулирующуюся биосферу, жизнь на Земле не продвинулась бы до сколько-нибудь осязаемых форм. Но если мы говорим сегодня о Земле как об организме, то этот фундаментальный сдвиг в наших представлениях о жизни должен как-то отразиться на нас. Нельзя больше обращаться с планетой так, как мы считали возможным на протяжении

трех столетий индустриальной эры. Образно говоря, в наших руках — уникальный сгусток живого, своего рода тамагочи. Или даже божественная эманация. «Я был спрятанным сокровищем, и Я желал быть узнанным, посему Я сотворил мир», — говорит Господь суфиев. Подразумевая, должно быть, тем самым, что богопознанием станет бесконечное распаковывание запечатанных в мире смыслов, раскапывание драгоценных кладов, предназначенных каждому, кто окажется достаточно упорным, чтобы искать. И узнавать. Или даже больше — творить. Но разве творчество — это земное? Разве оно не превосходит все человеческие возможности, не сближает человека непосредственно с Творцом?! Но тут дилемма: либо Творец, Бог — он прячется там, в этой бессмысленной и страшной бездне, либо сами законы, по которым развивается главное чудо создателя — жизнь, не просто сложны, а божественно гармоничны. Мы сейчас очень много знаем о неземном. Даже сто лет назад люди не могли в принципе вообразить себе, что не только Земля, а вся видимая Вселенная произошла в результате Большого Взрыва из куска сверхплотной материи величиной с грецкий орех или с яблочное семечко (принципиально неважно). А сегодня ученые на адронном коллайдере собираются воссоздать условия, возникшие во Вселенной непосредственно после Большого Взрыва, когда все что ни есть, в том числе и будущая Солнечная система, представляло собой чудовищной плотности и температуры клубок частиц, хаотически взаимодействующих между собой и представляющих в некотором смысле первичную материю — идеальную жидкость. Через три минуты все малость поуспокоилось, протоны и нейтроны сложились в ядра. Но чтобы появились атомы и мир стал по-нормальному отстраиваться, потребовалось еще триста тысяч лет. Это поразительно само по себе. Но еще поразительнее, что человек способен осознать это. Разум, осознающий тайны Вселенной и при этом способный загля-

61 стью тайны мироздания и собственным благоговением перед этим чудом… Недавно американцы заявили, что намереваются создать устройство «для чтения мыслей». Это заявление вполне земное: просто какая-то бойкая команда ученых выбивает себе средства для весьма и весьма долгосрочных исследований. Вопрос: научится ли устройство распознавать по электроэнцефалограмме мозга одно-единственное слово? Мы не говорим о предложениях. Мы не говорим о поэтической речи. Мы не говорим о языке люб-

выдумкой — а нашими страданиями, молитвами, слезами, сердцем, нашими желаниями всемилостивого и всеблагого, намного превосходящего нас, грешных, по мудрости, святости, чистоте… Мы не знаем. Не можем знать. И с этим придется смириться. Это — действительно — неземное. «Чем ближе к Богу — тем больше противоречия», — писал отец П.А. Флоренский. Тем больше завес, тем больше непознанного. Так что же делает наш разум, когда речь заходит о Боге — устремляется во внеземные просторы, в

ворит Экклз, — полностью непостижима, разве что на тривиальном уровне». Минувшие сто лет дали целую плеяду гениев в области изучения головного мозга. Самые известные из них — сэр Чарлз Шеррингтон, сэр Джон Экклз, А.Р. Лурия, Уайлдер Пенфилд и Карл Прибрам. Эти люди помимо незаурядного интеллекта обладали поразительной особенностью: каждый из них после сорока или пятидесяти лет, посвященных опытам и пристальному изучению человеческого мозга, пришел к религиозному или мистическому взгляду на жизнь. Возможно, Бог — это смысл, изначально присущий человеческому сознанию, этакое последнее убежище, в котором мы можем укрыться перед грандиозно-

ви. Тем более мы не говорим о том, что сами плохо понимаем, но что, по крайней мере, видели, испытывали на себе, знаем: экстрасенсорных способностях, телепатии, диагностике и целительстве… И мы опять неминуемо возвращаемся к Богу. Потому что, как убеждена одна удивительная целительница, которую я хорошо знаю, то, что умеет она, ее руки, не может быть ни ее свойством, ни свойством ее рук — только даром. Даром кого? Глупо спрашивать. «Если бы Бога не существовало, его следовало бы выдумать», — сказал кто-то из французских острословов эпохи Просвещения. В ХХ веке философы-экзистенциалисты довели эту мысль до того, что Бог, может быть, и в самом деле создан нами, но не

гигантскую лабораторию космоса или ощупывает самого себя? Вот уж вопросик не из легких! В годы моего детства он решался просто: «Юрий Гагарин в космос летал — никакого Бога не видел!» И я летал. И я не видел. Но я не знаю — что надо было увидеть. Даже если Бог — создание нашей совокупной (и, так сказать, высшей) психической жизни — каков он и где? Иногда я думаю, что самая неземная загадка — она здесь, совсем близко. Достаточно оглянуться вокруг, врубиться в окружающее нас чудо жизни, чудо каждого рождающегося на свет младенца, чудо света, преломляющегося в капле утреннего тумана, чтобы воскликнуть: «Так вот же он!» — «Где, где?» — «Да вот же…»

русский пионер № 8. апрель–май 2009

игорь васильев

нуть в самое себя — разве это не покруче космоса? Разве это земное? О мамма миа! Говоря о сознании, о мозге, мы неминуемо вновь упремся в вопрос о Боге. Английский физиолог Шеррингтон писал, что мозг — он любил его называть «волшебным ткачом» — это, наверное, последняя из тайн природы, которая откроется человеку. Труды нобелевского лауреата, австралийского ученого Экклза изобилуют такими выражениями, как «великое неизвестное», «смысл творения», «немощь науки». «Истина, — го-

текст: анна николаева фото: вита буйвид рисунки: варвара аляй-акатьева

Школа для очень одаренных детей находится недалеко от Кутузовского проспекта. Называется она «Интеллектуал». Мне показалось, что не самое удачное название для способных школьников, которых за глаза называют дети-индиго. Но о вкусах спорят лишь тогда, когда спорить на самом деле не о чем. Паркуюсь у длинного забора, но образовательного объекта не вижу. Зато вижу молодого бородатого человека, который ждет автобус. Спрашиваю, как найти спецшколу. — Идите прямо метров 136, а потом налево и еще 13. — А вы, наверное, бывший ученик? — У нас, как и у них, бывших не бывает, — отвечает товарищ и демонстративно втыкает в уши наушники. Захожу в учебный корпус. Пахнет садиковской столовой, вокруг бегают дети. Обычные дети. Орут, хохочут, матом не ругаются. Изучаю расписание: все как у нормальных детей. Правда, на стене висит объявление о приеме текстов для

школьного журнала. Журнал называется «Блуждающий нерв». Ну хорошо, что не оголенный, хотя кто знает. Вдруг с ужасом обнаруживаю плакат с новогодними поздравлениями. Одно из них звучит так: «Новый год прошел, а я до сих пор мертвая». Потом мне объяснили, что мальчик-пятиклассник пожалел срубленную под корень елку и отразил ее, елкины, мысли. На первом этаже открыта дверь в кабинет. Обычно такие кабинеты называются проходным двором. Иду на шум, наивно полагая, что там гардеробная или приют технички. Оказалось — кабинет директора. Директор — это большой человек, похожий немножко на Льва Толстого, немножко на Михаила Куснировича, и видно, что добрый. — Индиго — это условность, дети бывают разные. Они, как все, бегают, прыгают, руки ломают. Просто надо понимать, что дети могут абсолютно все, если за их спиной стоят продвинутые взрослые, — рассказывает директор Евгений

русский пионер № 8. апрель–май 2009

Каждому из читателей «РП» хотелось бы, наверное, сделать то же, что и Анне Николаевой — сходить в школу для детейиндиго, переступить порог русского Хогварда и понять то, чего не успел тогда, когда еще мог. Анна Николаева сделала это за всех нас, и нам остается читать о внеземном на московской земле и думать только: Господи, мы же всегда подозревали, что они есть и что они где-то рядом. Оказалось, они среди нас. И тогда Анна Николаева оказалась среди них.

Маркелов. Он говорит, что одаренного ребенка отличить от остальных очень просто. — Это дети, которые всегда тянут руку, отвечают с места, порой срывают урок, заткнуть их просто невозможно. Но, главное, это дети, которые умеют ставить перед собой задачи и умеют их решать. Такой вот, казалось бы, простой подход. Правда, иногда задачи нужно корректировать, — говорит директор, — а то бог знает что может получиться. У нас был один мальчик, выдающийся химик. Он сам поставил себе задачу, которая звучала примерно так: «Как превратить высококачественное сырье в никому не нужные отходы». Самое неприятное, что учитель не смог его откорректировать, — вздыхает директор и продолжение не рассказывает. А я понимаю, почему на земле так много грустного — не откорректировали вовремя. Директор вспоминает мальчика Сережу — хрестоматийный пример. Сережа был непонятным ребенком: по математике «2», но при этом на Евгения Марке-

лова он произвел впечатление мальчика весьма способного. На родительские собрания приходил дед Сережи (его родители болели церебральным параличом), он-то и раскрыл семейные тайны. Когда Сережа учился в младших классах, он демонстрировал раздражающую педагогический состав школы гиперактивность: радостно подсказывал товарищам вслух, решал контрольные за весь класс за пол-урока, аргументированно спорил со старшими. Конечно, мальчику ставили двойки за поведение и перед началом уроков отправляли в соседний пустующий класс, где он сидел взаперти и учился самостоятельно. Самостоятельно Сережа справился со всеми предметами, а вот математика без поддержки сверху ему не далась. Поэтому в 11-м классе Сережа учил таблицу умножения. И выучил и стал известным человеком, сильным и самостоятельным. Директор признается, что «есть в школе и инопланетяне: сидят, молчат, по предметам сплошные двойки, а выходят на олимпиаду — и все выигрывают».

Евгений Маркелов исторически учитель. В том числе и потому, что он всегда был учителем истории. У него жена еще со студенческих времен, трое детей и куча работы. Он православно верит в Бога, доверяет своим сотрудникам-педагогам и полагается в жизни не столько на себя, сколько на священный институт брака. Директором Евгений Маркелов оказался «чудесным образом». До 2002 года он находился в состоянии «моральной свободы». А потом поступило предложение поруководить спецшколой, которое чудесным образом совпало с представлением о руководстве одаренным детьми, которое было у Евгения Маркелова. Отношения с властью у него простые и понятные: к руководителям страны он относится с пониманием, с руководством в сфере образования конструктивно сотрудничает. Как-то навестил школу инспектор из столичного департамента образования и возмутился, что в каби-

Спрашиваю Евгения Маркелова, чего он, директор, боится. — Да вроде ничего особо. Однажды проснулся ночью от мысли, что могу умереть. Полежал полчасика, подумал и опять заснул нете биологии стоит голый скелет. Такое бесстыдство, по мнению инспектора, могло вызывать у детей суицидальные приступы. Директор аргументы принял. Скелет нарядили в халат и бандану, а коллекцию биологического класса пополнили двумя черепами: праздничным и тем, что на каждый день. Есть вопросы, в которых директор наотрез отказывается демонстрировать толерантность и терпимость и мгновенно теряет терпение. — Нетрадиционная сексуальная ориентация недопустима. У нас этого нет и быть не может. Я в этом вопросе абсолютно не демократ, — бесится он. Однополые браки он называет чушью, а гомо-

сексуализм — извращением, и призывает не искажать эту железную логику. Семья для Евгения Маркелова — остров, благодаря которому он может многое позволить себе в жизни: — Когда я наукой занимался, жена прикрывала по всем позициям. Я всегда знал, что у меня есть тыл. Без этого человек не может просто. — И что, отношения выяснять не приходилось? — Выясняют отношения перед тем, как расстаются, — выдает рецепт условного счастья директор, и я больше про семейное не спрашиваю — просто потому, что еще совсем недавно выясняла отношения. Освоившись и почувствовав себя как дома, спрашиваю Евгения Маркелова, чего он, директор, боится. — Да вроде ничего особо. Однажды проснулся ночью от мысли, что могу умереть. Полежал полчасика, подумал и опять заснул. Вдруг глаза Евгения Маркелова вспыхивают и он меня шокирует:

русский пионер № 8. апрель–май 2009

— Однажды чуть не утонул в дерьме. Я очень внимательно смотрю прямо в глаза Евгению Маркелову, смотрю строго, чтобы он даже и не думал просить меня не писать об этом. Я все равно напишу. Такие истории не умирают на подкорке индивидуального сознания. Истории про риск утонуть в дерьме должны идти в широкие массы. Так вот, Евгению Маркелову было 27 лет, когда он с товарищами отправился в поход. На привал остановились возле фермы, там разбили лагерь и остались ночевать. Ночью Евгений Маркелов отправился на поиски отхожего места и набрел на навозный пруд. Туда и провалился, да не по щиколотку, а по горло. — И вот стою я в пруду-то и думаю: какая глупая смерть, и ведь не найдет никто. И так смешно мне стало, что силы откуда ни возьмись появились и вылез я оттуда, — смеется Евгений Маркелов. И я чувствую себя дурой, ну или дурочкой,

— Есть у нас Геродот, Лукреций, кое-что, надо сказать, в оригинале. Таблоидной, бульварной литературы не представлено, — рассказывает Гена хорошо поставленным голосом потому что он говорит об этом не так трагически, как я это себе представила. К тому же Евгений Маркелов верит в чудеса и убежден, что они происходят каждый день, просто мы, люди, их не всегда замечаем. Про одно из чудес Евгений Маркелов согласился рассказать. Как-то повез он детей в Новгород, на раскопки. Возле одной церкви недавно сняли грунт и все вокруг было завалено человеческими костями. Одних черепов только было штук сорок. Дети предложили кости собрать. Нашли мешки для сахара. И решили отнести все на кладбище. А на кладбище стало очевидно, что покойники живут более тесно, чем живые: места на кладбище просто не оказалось. И вдруг

откуда-то появился мужчина с собакой и говорит: «Вам место нужно свободное? Там в конце кладбища есть». Детям и директору он дал лопату, но только попросил обязательно вернуть. Когда дело было сделано, мужчина исчез. Как будто и не было ни его, ни собаки, ни лопаты. Я прошу у Евгения Маркелова разрешения поговорить с детьми. — Да пожалуйста, идите, смотрите, разговаривайте, — кивает он в сторону двери. Школу мне показывал ученик 10-го класса Гена Андреев. Высокий мальчик в строгом костюме с кипой на голове и длинными пейсами. Гена начинает с библиотеки. — Есть у нас Геродот, Лукреций, коечто, надо сказать, в оригинале. Таблоидной, бульварной литературы не представлено, — рассказывает Гена хорошо поставленным голосом. Сам Гена социалист по убеждениям, читает Маркса, Энгельса, Сен-Симона. Древних греков изучает в оригинале. Изучил Ленина и Сталина. Гена готовится стать историком,

но не лишает себя удовольствия писать стихи и театральные рецензии. Свои пейсы и кипу Гена объясняет не кровью, а интернациональностью еврейской нации. А идеи интернационализма Гене как опытному социалисту близки. Гена обращает мое внимание на обилие растений в коридорах школы: — Смысл не только эстетический, но и практический. Это я к вопросу о выделении фитонцидов. Я замечаю на стене коллаж из фотографий деятелей искусства и среди них затесавшееся фото до изнеможения гламурной Лив Тайлер. — Красивая актриса, правда? — заговорщически гляжу на Гену. — А что это? — Это Лив Тайлер. — Это не входит в зону моих интересов. К тому же, знаете, Голливуд все портит. Вот Толкиен, например, писал о консервативной реакционной модели общества, а они его во что превратили… В Лив Тайлер, — вздыхает Гена. Мы останавливаемся напротив кабинета истории, из которого выбегает трусцой молодой человек. — А это наш преподаватель истории, — восхищается Гена. — Я не преподаватель истории. Я один из преподавателей истории, — отвечает мужчина и достает из кармана плеер. — Что слушаете? — интересуюсь. — Сегодня — Цой. А вообще поразному бывает. По коридору бежит юная девушка с растрепанными волосами. Я вслух отмечаю, какая девушка хорошенькая. Она останавливается, подходит ко мне улыбаясь: — Я не девушка, я — математик. — Она учитель математики, — поправляет Гена. На двери кабинета психолога надпись. — А что это вы в разных местах одинаковое пишете? Гена объясняет, что это высказывание одного из учителей победило в неформальном конкурсе на самую выдающуюся преподавательскую фразу.

В кабинете биологии не без содрогания обнаруживаю мексиканского удава. Он спит. Мы с Геной разговариваем вполголоса. — Чем кормите его? — Крысами. — Живыми? — Ну конечно, он дохлятину-то не ест. С удивлением замечаю, как Гена переходит с энциклопедического языка на человеческий. На очереди мадагаскарские тараканы. Я бы назвала их жирными, безобразными, омерзительными жуками. Но я не могу их так назвать, видя, как маленькая Таня целует их то ли в усики, то ли в животики, и они к ней, представьте себе, ластятся. — А вам со всем этим не страшно? — спрашиваю учителя биологии. — А нам уже ничего не страшно. Актовый зал, по мнению Гены, не всегда используется по назначению. — Это как? — Не по назначению — это когда в актовом зале проводятся дискотеки, от-

русский пионер № 8. апрель–май 2009

вратительное порождение попкультуры. А по назначению — когда балы. — А вы танцуете? — И польку, и вальс. Замечаю на лестнице статного седовласого мужчину с царским выражением лица. Влюбляюсь. Гена замечает мое смущение: — Не бойтесь. Это наш завуч. В нем есть неистребимая величественность русского интеллигента, которую он пытается вырастить в нас. В кабинете рисования сидит мальчик. Он мастерит гобелен. На ткани проступают черты черного кота. Мальчик маленький, лет десяти. Уловив под кожей струйку материнства, спрашиваю мальчика: — Ой, а ты сам котика нарисовал, да? Мальчик шевелит тяжелыми надбровными дугами и поднимает на меня рентгеновский взгляд. Смущенно опустив глаза, бормочу: «Извините» — и спешно удаляюсь, оправдываясь тем, что нельзя

Возвращаюсь к директору, чтобы спросить, как надо воспитывать детей. — Да главное, чтобы здоровые были, — говорит он, и я понимаю, что не отмахивается мешать сокровенному творческому процессу. В кабинете географии сидят два мальчика, беленький и темненький. Беленький спрашивает: «А у тебя родители чистокровные россияне?» Темненький отвечает: «Полагаю, что нет. Поэтому несколько лет испытываю проблемы с идентификацией». Я тоже несколько лет испытываю проблемы с идентификацией, только мне двадцать восемь, а мальчику не больше двенадцати. Возвращаюсь к директору, чтобы спросить, как надо воспитывать детей. — Да главное, чтобы здоровые были, — говорит он, и я понимаю, что не отмахивается. А потом называет три правила.

Правило №1. Дети не глупее нас. Если вы общаетесь с детьми с ощущением, что вы самый умный, то вы уже проиграли. Надо расти с ними вместе. Правило №2. Дети могут все, если за их спиной стоят взрослые. Правило №3. Если имеешь дело с детьми, то все должно быть по-настоящему. Я, собственно, когда ушла из этой школы, задумалась и думаю до сих пор. Сложно сказать, о чем я думаю. Ну, я в целом размышляю о жизни, о детях, о родителях, о том, что все проходит и надо что-то успеть. И все это время меня не покидает странное ощущение, что с этой школой что-то не так. Такие странные чувства. Там очень спокойно, потому что там все можно. Но это «можно» помещено в какие-то очень правильные правила, которые никто не нарушает, потому что их там вроде бы и нет. А они на самом деле есть, и они очень простые. И вот мне кажется, что в такой школе не дети должны учиться. Там всем нам место, подальше от греха.

текст: игорь мартынов фото: hynek gloss рисунки: татьяна фохт

Иногда, чтобы попасть во внеземное, необязательно крутиться на центрифуге и лететь в космос, а достаточно оказаться в братской Чехии, по адресу, где производят зеленый напиток, до сих пор запрещенный в не самых последних странах мира. Репортаж Игоря Мартынова из абсентового пекла рекомендуется читать маленькими глотками. — Включая ранее милую, — сплавил А не то ожог гарантирован. В такие дни любая дегустация готова вылиться в мятеж. Угроза в каждом глотке, заговор в каждой затяжке! С виду — задохлик, турист, а может оказаться тем еще Уэльбеком, вроде этого: — Все мы узники еврозоны… — сосед по барной стойке сунул пальцы в миску с травой, подцепив изрядную понюшку: по местным законам можно курить все, что выращено на своем балконе — сей беглец из Брабанта смолит, не вынимая. — Мы зэки Галактики… — расширил я камеру, заключив нееврозоновую Родину: сейчас подадут третью дозу абсента, и последствия непредсказуемы. После третьей Верлен продырявил Рембо, а Ван Гог отпилил себе ухо. Я, конечно, не жду от себя таких подвигов, но тени гениев уже сгустились по углам… У входа в пражский Absinth-bar, чуя скорую добычу, маячат такси: знают место, откуда не все выходят живыми. — Гори оно… — запалил сосед.

семьдесят градусов в аорту я. Верлен с Ван Гогом пили зелень хотя бы ради искусства, я же исключительно по репортерской глупости: а как еще проверить данные, что чехами зачем-то возрожден абсент в том злобном виде, который некогда сгнобил пол-Франции, помучил Штаты и был по вредности приравнен к коммунизму? — Карлики из Донецка, делают все! — внезапно подошел к нам братславянин. — Недорого, оптом. Це цирковая труппа отбилась от шапито и бродит в поисках работы по Европе — но мы не вправе спасать даже карликов, дело принципа. — Ведь что от нас требуют? — затянувшись всеми фибрами, сосед кивнул куда-то в сторону то ли родного Брюсселя, то ли высших сфер. — Чтоб сконцентрировались. Чтоб не разменивались по пустякам. А если сбреем пустяки и оставим только главное, одно на всех,

русский пионер № 8. апрель-май 2009

... градус разговора неизбежен, когд да в деле абсент...

... как пошатнулись позиции реальности, как беззащитен стал ее убогий реквизит...

как опознаем — где кто?! В норме все на одно лицо… выделяемся только в отклонениях… Контролеры трепещут — а вдруг расфокусируемся, разбредемся, размечтаемся? Их цель — прикрыть входы во внутренний мир. Сначала запретят нюхать цветы и плакать в офисах — а где еще нам плакать? — потом заставят взять себя в руки и жить до ста пятидесяти, причем с хорошими анализами, с румянцем в три щеки… и в Диснейленд сошлют на каторгу, кто не лыбился, когда просили по-хорошему: «Скажите чи-и-из»! Карлики и гении ловили каждое наше слово. Все отщепенцы и дезертиры, все прожигатели мира сбежались в Прагу, к дому Кафки, чтоб ничего не пропустить: понимают — здесь конечная, последний дымный склеп цивилизации, убывающей в норму, прощальный приход фатаморганы, последний очаг подсознания ЕС… Мне есть что добавить к сказанному — самое время незаурядно встрять,

возглавить шествие, восстание — высокий градус разговора неизбежен, когда в деле четвертый абсент, я и говорю: — Жизнь со своей психической атакой подошла в упор — мы слишком близко ее подпустили… видны гримасы… тяжелая, для сострадательных объятий грудь… слышны шлепки позитивных ресниц, как весла на галере, не уклониться от навязчивого поцелуя, не ускользнуть в безответственное сиротство, в душевную анархию… Вот-вот возьмут на поруки, под опеку… так разве, — я обратился к собравшимся и к тем, от кого остались только портреты на стенах, — разве хоть один из нас шевельнется в окопе, разве хоть кто-то предаст идею капитуляции, разве откажемся мы от своих химер в угоду наступающей реальности? От горечи неизлечимой? Зеленые феи кружили над нами и требовали продолжения банкета. Слово взял хозяин заведения — конечно, им оказался бывший комедиант из Москвы,

сам непьющий, но сочувствующий… прикинувшись кельнером, сквозь вивисекторские окуляры он давно присматривался: вошь я или право имею? — Вижу, земляк, у тебя серьезные намерения. Значит, нужна настоящая доза — не эта туристическая. Абсент берет не градусом, а туйоном — экстрактом из горькой полыни, во времена Верлена было и по тысяче миллиграммов на литр, теперь Еврокомиссия разрешает десять максимум. Но я тебе дам адресок… «Дай, дай ему, Илюша, адресок!» — пропели мои окрепшие химеры… Я видел, как пошатнулись позиции реальности, как беззащитен стал ее убогий реквизит пред силами нездешнего огня: сколько ни мечутся пожарники, нет-нет — да возгорится пламя от пролитой полыни, как от коктейля Молотова… Есть у меня и личные счеты, пора сознаться: свою химеру я когда-то встретил в Праге — на том мосту с открытки, в таком же снежном феврале. Чтобы при-

73 Me gusta marihuana, me gustas tu Que horas son, mi corazon! Наш, короче, парень: в деснице литровая баклажка спрайта, к которой жадно припадает… а рулит шуйцей, причем так: на встречку выходим, только если по ней кто-то движется габаритный… досадно Павлу, что столько знаков вдоль дороги — сплошь через деревни мы едем в рваном ритме, с синкопами: — Клиенты мои в основном из России, а мне нравится с такими общаться… Вот чехи понять не могут, как русские так быстро из дыры выбрались и добились всего. А просто не надо акцентировать: дыра, не дыра — какая разница? Считаться с действительностью — для русских самый тяжкий грех. Я предложил сбросить цену на абсент — кризис все-таки, а русские говорят — ты что, мы не должны так унижаться, сейчас самое время повышать! Когда народы считают каждую полушку — в России строят самые большие авианосцы и звездолеты. Только жару поддавай! Теперь каждую неделю три фуры отправляю на Москву вместо одной. Гипербореи вы! Зороастрийцы! И с туйоном вышла история, — Павел покосился — в курсе ли я насчет туйона, а я и виду не подал. — Звонят клиенты из Сибири, говорят: «Обижаешь, Паша! Съели пол-литра твоего абсента, сидим вокруг стола, взявшись за руки, ждем прихода, а в ответ — тишина! Халтуришь, брат? Не докладываешь?» А мужики такие — два на два… им и цистерну полыни — трынтрава… В итоге поступает заказ из России: абсент «Медведев», двести миллиграммов туйона. Идем на рекорд! Навстречу под колеса льется солнце… подспудные труды весны вот-вот взорвут поверхностную сонность… в природе скрыто напряжение, как в том литовском боевике «Никто не хотел умирать» — на каждой заправке мерещатся лесные братья, оборотни, алкоголики… Как в глуши такой вспыхнула подрывная идея абсента? Ведь Павел тихо занимался импортом, возил в республику

«Обижаешь, Паша! Съели поллитра твоего абсента, сидим вокруг стола, взявшись за руки, ждем прихода, а в ответ — тишина! Халтуришь, брат? Не докладываешь?»

русский пионер № 8. апрель-май 2009

влечь ее внимание, пришлось запрыгивать на парапет, балансируя под скульптурой креста… что перетянет — черная Влтава или карие ее… — Если ты собрался на распятие, обычно это делается босиком! — улыбнулась она, и я немедленно разулся. Ожоги льда, хождения по мукам, криогенные печи любви. Сильвия призрачна, об этом я узнал наутро, когда в окно ее комнаты в общежитии Hvezda постучались снаружи — оказалось, снимается эпизод молодежного фильма «Любовь из пассажа» — главный герой по водосточной трубе влезает к возлюбленной, на время съемок всех просили не высовываться, но как раз в этот момент позвонили в дверь. «Я потом тебе все объясню!» — шепнула Сильвия и выставила меня в окно… Мы встретились с главным героем на противоходе — я по той же трубе оползал вниз, — но оба поняли: хеппи-энд невозможен. А дальше были и другие эпизоды — поджоги, наводнения, кровь на подпольной дискотеке «Нарцисс»… все деньги, которые мне присылала Москва на обратный билет, дотла прогуливались с нею… И вдруг затишье, после революции, и звонок ее откуда-то — Арубы? Антарктида? — «Я потом тебе все объясню!» Это как будто сняли анестезию… топорность мира больше нечем прикрыть, оправдать… каждый день превращается в выплату долга — за взятое когда-то слишком сразу. Но, Сильвия, скоро я буду готов к объяснениям! У меня уже есть адресок. … На выходе, сквозь плотный дым, напутствует брюссельский камрад: — Есть информация — небо опять в алмазах. В пражской психушке ставят опыты с кислотой: нужны добровольцы. Так что ты долго на абсенте не задерживайся! … Надо ли сомневаться, что утром следующего дня, сойдя с первой электрички, я стоял на привокзальной площади в городе Пльзень, а Павел, хозяин абсентовой фабрики №1, встречал меня достойным амбре «после вчерашнего» и Ману Чао на полную — из автомагнитолы:

Обзорно ходим по помещениям, заставленным коробками, бадейками, стальными кубами для перегонки. По углам дислоцированы мешки с полынью. Подсобка парадиза фуа гра и каперсы, был для бывших одноклассников образцовым бизнесменом, а для женщин — выгодной партией: — Все протекало правильно и скучно, можно встать и уйти с любого места, не дожидаясь занавеса. Но тут по радио сказали: певица Бьорк где-то в чешской глубинке глотнула кустарный абсент и улетела… в турне, прихватив два литра в пластике из-под кока-колы… И где бы ни останавливалась Бьорк с концертом, ее абсент из-под полы встречал горячечный энтузиазм шенгенцев, изнуренных приторным, тоскующих по горечи… Экстерном Павел развелся со второй женой, фуа гра отправил к одноклассникам и основал завод по производству абсента: «На моем светофоре зажегся зеленый». Хотя какой завод? Бывшая деревенская пивная и в штате пятнадцать сельчан. … Обзорно ходим по помещениям, заставленным коробками, бадейками,

стальными кубами для перегонки. По углам дислоцированы мешки с полынью. Подсобка парадиза. — Сколько выпиваете абсента в день? — ловлю за рукав пробегающего специалиста. — Вообще не пью. А вдруг тем, кому нужнее, не достанется? Делаю вид, что все мне важно и интересно, вникаю в процесс, по ходу обшаривая каждый закоулок — не здесь ли кроется искомый эликсир? — Пить будете? — обнадеживает секретарша. Встрепенулся — ну наконецто началось! — Кофе, чай? — уточняет она. — Или просто воды? Вода у нас хорошая, лучшая в Богемии, не вода, а богемская рапсодия! Решительно отвергнув рапсодию, намекаю Павлу — чего-то не хватает для полной картины… Павел после кратких сомнений отбрасывает половицу — под ней оказывается люк куда-то в подпол.

— Сюда я журналистов еще не пускал. — Да ну, какой я журналист! — честно успокаиваю Павла. — Я по-другому поводу. Спускаемся в холодный низкий склеп… о, здесь могли бы оказаться саркофаги… предчувствие фатальной дегустации волнует кровь!.. Как много полок… сколько стеклотары… что за нектары сочинил новейший Парацельс? Павел с видом алхимика оглядывает разного калибра пузыри и наконец выхватывает поллитровку: — Вот на пробу. Сильно не обольщайся, чудес не бывает. Абсент не в бутылке, а где-то здесь, — он крутит пальцем у виска. — Привезешь ребятам в Москву, такого точно еще не пробовали. … И не попробуют! Московский гостинец иссяк уже в Пльзене за полчаса до последней электрички на Прагу. Остался один глоток, когда позвонили — номер не определен. — Ты меня помнишь?

— Это единственное, что я еще не забыл. Сжег все мосты, но тот, с открытки, не сгорает. — Давно хотела объяснить, почему я исчезаю... Раньше ты бы меня не понял, а сейчас хорошо подготовился. — Да, — сказал я, допив последний глоток, — готов как никогда! Ты попала в самую точку. — Пойми — тебе лучше, когда меня нет. Маячила бы перед глазами, как грачи на пашне. Ежеминутно в зоне доступа. Примелькалась бы. А я появляюсь, только когда ты закрываешь глаза. Как производная твоих фантазий. Тебе же важнее то, что у тебя на уме, чем то, что на самом деле. Я твоя — как это по-русски — заноза… — Зазноба… — Из-за меня знобит, и лихорадит… до сих пор на творческом подъеме — все ходишь, милый, босиком, все маешься… А то бы стал нормальным человеком, как все, — и с химерическим хохотом она дала отбой.

Я оглянулся, насколько смог: привокзальная площадь, я в плотном кольце хоккейных фанатов — вернувшиеся с выездного матча… то ли с шитом, то ли с щитом… поди их разбери… все в белоголубых динамовских цветах, скандировали: «Пыльзень! Пыльзень!»… знаменосцами у них заметил карликов донецких — вот и они при деле… Вокруг взрывались дымовые шашки, бились витрины, сыпались красные цифры с табло, останавливая время… Остальные давно разбежались, попрятались — и, не видя других забав, кто-то из пльзеньских швырнул мне в ноги жирную петарду… Она крутилась и шипела, как змея, готовая вот-вот исторгнуть пламя — кремировать, испепелить. — Мужик, беги! — кричали из укрытий. Бежать? Ну нет уж, не дождетесь бегства! Гори, гори, зеленый огонек…

русский пионер № 8. апрель-май 2009

текст: екатерина костикова фото: orlova

Журналист Екатерина Костикова исследует еще один аспект внеземного и отправляется на поиски московских привидений, проявляя при этом мужество и героизм. Она встречает на улицах друзей, которые помогают ей в поисках, и внезапно теряет их, развенчивает мифы о А сами-то вы верите в привидения? — спро- рудили буквально на костях. Таиров до призраках и создает новые. сили лектора. этого дня не дожил, но его вдова, при— Конечно, нет, — ответил лектор и растаял в воздухе. Правдивая история

В пятницу, тринадцатого, я свернула с Тверской на бульвар. Ветер сбивал с ног. В сумке — бутылка газированной воды «Святой источник» (разливается по благословению Патриархии) и карманная Библия (одолжила у соседки). Настоящего снаряжения охотника за привидениями взять было негде. Первым делом я отправилась в Театр имени Пушкина на Тверском бульваре. Созданный великим Таировым Камерный театр перестроили в пятидесятые годы. После этого здание новой своей частью оказалось на месте кладбища при стоящей рядом церкви Иоанна Богослова (в самой церкви были устроены мастерские, склад декораций и столярный цех). Любовь к отеческим гробам в данном случае проявилась конкретным образом: новую сцену соо-

ма театра Алиса Коонен, увидев безобразие, огорчилась страшно. Прима в сердцах прокляла театр и скончалась. Вот тогда и началось. То зеркало даст трещину, то картина упадет со стены, то исправная вроде бы люстра погаснет сама собой. Постановки проваливались одна за другой, народ в театр ходить перестал, долгие годы залы оставались практически пустыми даже во время премьер. Разгуливавшее по коридорам привидение Коонен сардонически похохатывало. Сотрудники театра периодически встречали приму в служебных помещениях. Привидение терроризировало театр вплоть до 1991 года. Потом помещение освятили. Спустя пару дней во время спектакля в зале, откуда ни возьмись, появилась дивной красоты тропическая бабочка. Пролетела над головами немногочисленных зрителей, покружилась над сценой и исчезла за кулисами. Суеверные актеры решили, что это душа Алисы Коонен прощалась

русский пионер № 8. апрель-май 2009

Ветер сбивал с ног. В сумке — бутылка газированной воды «Святой источник» и карманная Библия. Настоящего снаряжения охотника за привидениями взять было негде

Молва утверждает, что в этот особняк тиран привозил хорошеньких девушек, которых отлавливал по ночам на московских улицах с театром. Потому что сразу после этого случая дела в театре наладились. И теперь Театр им. Пушкина — успешный и посещаемый. — А что это у вас сегодня спектаклей нет? — спрашиваю кассиршу. — Расписание, — говорит, — такое. Понятное дело, пятница, тринадцатое, какие могут быть спектакли. — А вы на завтра билетик возьмите, — советует кассирша, — на «Кота в сапогах». Некогда мне на спектакли ходить, мне привидения искать надо. Отправляюсь в дом по соседству. Тверской бульвар, 17.

Когда-то этот особняк принадлежал мадам Крекшиной. Она была дамой со странностями. Еще в молодости гадалка предсказала мадам смерть ночью, в своей постели, неприбранной. Казалось бы что такого? Почти все умирающие в собственной постели делают это неприбранными, без прически, макияжа и в исподнем. Однако мадам Крекшина перестала спать по ночам. Вместо этого веселилась напропалую. Еженощно в ее доме происходили балы, званые ужины, концерты. Так в веселом угаре прошли восемьдесят шесть лет жизни. И тут случилось предсказанное. То ли шампанское было чересчур холодным, то ли мадам вышла на балкон без шали, но после очередной

вечеринки она слегла с тяжелейшей простудой. Целый день она провела в постели с температурой и лишь под вечер уснула. Наутро Крекшину нашли в постели мертвой и неприбранной. После смерти мадам в доме Крекшиной частенько загорался свет в окнах, слышались звуки музыки. Призрак мадам продолжал веселиться. На втором этаже и впрямь горит свет. Тени мелькают за задернутыми шторами. Музыки, правда, не слышно, стеклопакеты все-таки. Подъезд заперт. Я постучала, нажала кнопку звонка. Клацнул замок. Здоровый сонный охранник объяснил мне, что это офис и никаких Крекшиных среди сотрудников нет, а сегодня — вообще корпоратив, и если

ª ¾è §©§±°© ¾ è . ª¡ ²±¡¤¯¥£ ¤±, ¶± ¡ ¼±± ° ¬¾© ±§¯ ¬ ®¯§¡¦§ª ´¯

·¤¬»©§´ £¤¡²·¤©, ©±¯º´ ±ª ¡ª§¡ ª ® ¬¶ « ¬ «°©¡°©§´ ²ª§µ ´. ²±¯, ²£¡ª¤±¡¯§¡ °¡§ ¬¤²¤«¬º¤ °¤©°² ª»

¬º¤ ®®¤±§±º, ±§¯ ¬ ¯ °°±¯¤ª§¡ ª °¡

§´ ¥¤¯±¡. ¤¨¶ ° ¡ ¬¤´¯·¤« £«¤ — ®°ª»°±¡ ²¬§° . ¡¯¾±, ± « ¬¤¯¤£© ±¡¯¾±°¾ ¤¦ ¯ ¦§¾. ±« °«º°ª¤, ¶± ´¯ ¬¾¸§¤°¾ ¡ °¤¨³¤ £©²«¤¬±º ®¤¯§

£§¶¤°©§ © ¦º¡ ½±°¾ ¯ ¦ ¯° ¬¬º«§ ® ©«¬ ±¤, ¬¶»½ ¡ ©¯§£¯ ´ °ªº·

¬º · ¢§, ¬ ®¯§ ¼±« ¬§©¢ ¬¤ ¡§£¬. ¡¯¾±, ®°ª»°©§¤ £ ¥¤ ´£ ± ¨°±¡

¡ ª§ ¡º£¤ª¤¬§§ £¯²¢¢ ¦£ ¬§¾. §« ±© ¦ ª§ — ¾© º §¦-¦ ¦ £ª¥¤¬¬°±§ ® ©««²¬ ª»¬º« ®ª ±¤¥ «. ²¸¤°±¡¤¬¬ ¾ £¤± ª»: ¡°¾©²½ ¬¶», ©¢£ ¡ ®°ª»°±¡¤ ²¬§° °ª²¶ ¤±°¾

ÇÊÈÈÁ¿À Æ¿ÅÄ¼Ç ³ ·ÆÇ¼ÂÓ Ã·À

«¤¬¾ ¬¤± ¡ °®§°©¤ ®¯§¢ª ·¤¬¬º´, ± ¬¤¶¤¢ ¦¡¬§±» ¡ £¡¤¯». ¡¤¯» ¦ ´ª®¬²

ª °». ¡¤¯´² ¬ «¤¬¾ °«±¯¤ª «²±¬º« ¢ª ¦« © «¤¯ ¡§£¤¬ ª½£¤¬§¾. ®·ª ¡ °±¯¬² ª¨ §©§±°©¨ © ° ¬¾©², ¢£¤ ¥§ª ±¡ ¯§¸ ¤¯§¾ § ¢£¤, ® °ª²´ «, §± ¤± ¤¢ ®¯§¦¯ ©.

±¤ª°» ¢¯¾¶¤¢ ©³¤. ®¾±¬§µ , ±¯§

¬ £µ ±¤, £ ¡ ª °¤ ¤ ¦¬ ±». £¬« ¦

¡¤£¤¬§§ ¬¤ ºª «¤°±, ¡ £¯²¢« — ©³¤, §¦ ±¯¤±»¤¢ ·¡¤¨µ ¯ ·²«¬ ¡º£¡¯¾ª ®°¤±§±¤ª¾. º£¡¯¤¬¬º¨ °±¾ª, ¶²±» ©ª¤ ª¤«º¨ ¡¤±¯«. ªº °¤¯¢ ®ª ¸ ¯ ¦¡¤¡ ª§°», ¬¢§, © ¦ ª°», ¬¤ © ° ª§°» «°±¡¨. ¸¤«, ¬¤ ²¦¬ ±» ¤¢ ºª ¬¤¡¦«¥¬. ± ºª ¢°®£§¬ . £

¬º¨ ´²£¥¬§©-© ¯§© ±²¯§°± § «¨ °±

¯§¬¬º¨ ®¯§¾±¤ª». ¡§£² ¢°®£§¬ . «¥¬ ºª °¯ ¦² ®¬¾±», ¶± ¬ °¬¡ ®°°¯§ª°¾ ° ¥¤¬¨ § ® ¼±«² ®¡£² ®¤¶ ª»¬ ¬

®§¡ ¤±°¾. ®£±¡¤¯¥£¤¬§¤ ¼±¨ «º°ª§ ¬ §¦¡ª¤© §¦ © ¯« ¬ ³ª¾¥©², ®£¬¤° © ¯±² § °£¤ª ª ¢ª±©. ® ´ª ©¬»¾©«. ²£¥¬§© ¯ £¡ ª°¾ ¡°±¯¤¶¤. °ªº

· ¡ ®¯§¡§£¤¬§¾´, ¬ ®¯§·¤ª ¡ ®ª

¬º¨ ¡°±¯¢ § °© ¦ ª, ¶± ®¯°± ¾¦ ¬ °°± ¡§±» «¬¤ ©«® ¬§½. ®£±¡¤¯¥

£¤¬§¤ °¡¤¢ ¬ «¤¯¤¬§¾ ´²£¥¬§© . ¦ ¯ ª ² «¤¬¾ § ª§½ § °²¬²ª ¡ °¡¨ © ¯« ¬. ®§°©§ ®¯§¦¯ © ±¡ ¯§¸ ¤¯§§ «º ±®¯ ¡§ª§°» ¡£¡¤«.

Однажды Игумнов застал ее с посторонним мужчиной. После этого девушку никто и никогда больше не видел. Вот и стали говорить, что Игумнов убил изменницу и замуровал в стену дома

безобразие, рядом с особняком паркуется старый лимузин. Похоже, призрак товарища Берии прибывает к своему дому не пешком. Мы с господином Н. потягиваем коньяк из фляги, беседуем о воздействии кризиса на изобразительное искусство, ждем — а вдруг появится лимузинпризрак. Мимо проезжают машины вполне современные и реальные. Когда мы с господином Н. заговорили о воздействии изобразительного искусства на кризис, где-то вдали послышался надсадный рев и громкое пуканье мотора. Это обнадеживало. Современные авто с таким звуком не передвигаются. Мы вглядывались в темноту, стремясь различить огни лимузина-призрака. Страшные звуки быстро приближались, свет фар полоснул по глазам. Господин Н. с Библией в руках бросился наперерез призраку. Заскрежетали тормоза. Перед нами стоял «Москвич» — ржавый, латаный, с заклеенным скотчем лобовым стеклом. Привидение советского автопрома. За рулем вместо Берии сидел толстый гражданин в вязаной шапке «Адидас». — Куда ехать? — спросил он. — А поехали к Люсе-Ювелирше! — воскликнул господин Н. — Поехали! — обрадовалась я. Люся-Ювелирша — наша добрая подруга, дивная женщина. Живет на Тверской прямо напротив мэрии. Очень гостеприимна. Великолепно готовит. Мы с господином Н. погрузились в автомобиль-призрак и, громыхая железом, с веселым пуканьем покатили по вечерней Москве.

Мы ехали мимо Елисеевского гастронома, который находится в бывшем доме Волконских. В середине XIX века молодые князья жили в другом доме, а тут обитала их престарелая дальняя родственница. Старая княгиня жила в первом этаже, а не чердаке обосновалась шайка мазуриков под предводительством княжеского кучера. Чтобы выжить из дому старуху, кучер по ночам обряжался в простыни и расхаживал

по дому, вздыхая и завывая. Кончилось тем, что старуха обратилась в полицию. Кучера со товарищи арестовали, после чего вся компания была в назидание выпорота в Тверской полицейской части. А слухи о привидениях, обитающих в доме Волконских, гуляли еще долго. Даже после того, как дом купил Елисеев и устроил тут гастроном. Мы взяли две бутылки шато и позвонили Ювелирше. Она и впрямь обрадовалась. Квартиру напротив мэрии Ювелирше подарил бывший муж. Он был ювелир. На самом деле она юрист. Ужин удался на славу. Сверкали бокалы, звенело столовое серебро, дивно пахла паста с вонголе. Говорили о привидениях. Ювелирша вычитала где-то, что призраки — это инфразвук, преобразованный в зрительные образы. Художник Н. рассказал, что както раз видел привидение слова «ж... па», поэтому инфра звук тут ни при чем. Однажды после ссоры с женой он проснулся в незнакомой квартире. И пошел в туалет. Было темно. Он глянул под ноги и увидел, как по полу ползет светящееся зеленым слово «ж...па». Художник тут же позвонил жене мириться, потому что решил, что это знак. Но это был никакой не знак и не белая горячка, а просто большая черепаха. Хозяину квартиры надоело спотыкаться об нее впотьмах, и он написал на панцире первое пришедшее в голову слово. Светящейся краской. Я в свою очередь рассказала про мусоровоз, обвешанный мертвыми игрушками, который ездит в Перово. Весь его кузов и вся кабина снаружи украшены вытащенными из помоек плюшевыми мишками без ног, одноухими зайцами, безглазыми котятами. И это пострашнее любого привидения будет, потому что водитель мусоровоза наверняка маньяк. Вино было выпито. Художник Н. явно согрелся, и его тянуло на подвиги. — Куда дальше пойдем? — спросил он. — Туда, — сказала я, указывая на окно, где светилось в прожекторах здание мэрии.

Возле мэрии мы решили задержаться, чтобы посмотреть на Кота. Черный Кот с Тверской — главная достопримечательность потусторонней Москвы. Он единственный из многочисленных столичных призраков занесен в Международный справочник привидений. Дважды в месяц Черный Кот выходит на Тверскую прямо из стены дома. А потом уходит в стену соседнего здания. — Откуда он появится? — спросил художник Н. — Куда смотреть? А я почем знаю? Известно только, что Кот появляется по нечетным числам, на нечетной стороне Тверской — от мэрии до Музея революции. Сегодня тринадцатое число — нечетное. Мы час слонялись от мэрии до Музея революции и обратно. За это время встречены были: ездовая лошадь, увенчанная седоком в норковой кепке, хорек, притороченный поводком к девице на восьмидюймовых шпильках. И ни одного кота. — Ладно, — отчаялся художник Н. — Давай в Кремль сходим. Там этих призраков знаешь, сколько может быть! Ленин, Каплан, Юрий Гагарин… Мой друг принялся загибать пальцы, но я его остановила: — Погоди, ночью нас никто в Кремль не пустит. Да и призрак Ленина не в Кремле, а на Якиманке, в доме Игумнова. — Это почему же на Якиманке? — с недоверием в голосе воскликнул господин Н. — Потому что там Институт мозга был, — спокойно ответила я, — который создали специально для изучения мозга Ленина. Его призрак там до сих пор появляется, свой мозг ищет. — Чушь! Сказки! — вспылил господин Н. — Я бывал в доме Игумнова, нет там никакого Ленина, там Балерина есть! Сейчас в доме Игумнова резиденция посла Франции. Моего друга художника Н. как-то пригласили туда на модное дефиле. Художник как раз поссорился с женой, поэтому запомнил лишь, что на приеме подавали фасоль

русский пионер № 8. апрель-май 2009

На подступах к монастырю ветер дунул с особой силой, засвистел в проводах, застучал рекламными щитами, и вместе с этим откуда-то ниоткуда послышались звуки органа

и что там были Зайцев в клетчатой юбке, Бартенев в костюме Человека-Невидимки и ногастые модельки, разгуливающие по ковровой дорожке и демонстрирующие наряды. Одну из моделек мой друг запомнил лучше прочих. В порыве страсти красотка шепнула ему, что никакая она не модель, а балерина. Это признание порази ло моего друга в самое сердце, он так впечатлился, что разъял объятия. Ибо всякий входящий в дом Игумнова знает о призраке Балерины, возлюбленной купца Игумнова, для которой теремок, собственно, и строили. Уж не знаю, как хорошо она танцевала, только однажды Игумнов застал ее с посторонним мужчиной.

После этого девушку никто и никогда больше не видел. В принципе, я вполне допускаю, что купец мог отправить ее домой, в деревню. Но народ не любит простых объяснений. Народу подавай романтику. Вот и стали говорить, что Игумнов убил изменницу и замуровал в стену дома, чтобы скрыть следы преступления. Сотрудницы Гознака, общежитие которого было в доме Игумнова сразу после революции, неоднократно видели в коридорах стонущий призрак девушки в белом.

Французы насчет своего привидения высказываются обиняками. Мол, да, есть такая легенда. Она нам нравится, и вообще приятно иметь дом с историей.

Мы стояли с художником Н. на Тверской, размышляя, куда податься. Решили, что податься надо в Малый Ивановский переулок. Там в монастыре Иоанна Предтечи больше тридцати лет просидела в заточении наша отечественная Дракула-кровопийка Дарья Салтыкова, в просторечии Салтычиха, с особой жестокостью загубившая семьдесят четыре крепостные души (и это лишь доказанные эпизоды). Даже в заточении Салтычиха сохранила дурной нрав, отличалась лютой злобой и

° ²£¡ª»°±¡§¤« §¦ª§¡ ª ¤¤ ¬ ¡°¤´ ®¯´£¾¸§´ «§«, ¯²¢ ¾°» § ®ª½¾°» §¦-¦ ¯¤·¤±©. « ¥¤, ¡ ±¤«¬§µ¤, ¬ ²«¤¯ª . © ¦ ª°», ¶± ¼± ±± °ª²

¶ ¨, ©¢£ ¢¯ ±¢ £ ¥¤ «¢§ª ¬¤ °«¢ª §°®¯ ¡§±». ®°ª¤ °«¤¯±§ £²¯

¬¨ ´ ¯ ©±¤¯ ®«¤¸§µº ¬¤ §¦«¤¬§ª°¾. ¶§± ¤±°¾, ¶± ®¯§¦¯ © ª±º¶§´§ £ °§´ ®¯ ®¾¡ª¾¤±°¾ ¡ ©¯¤°±¬°±¾´ «

¬ °±º¯¾. °±¯¤¶ ° ¬¤¨ ®¯¤£¡¤¸ ¤± °©

¯²½ °«¤¯±». ®£°±²® ´ © «¬ °±º¯½ ¡¤±¤¯ £²

¬²ª ° ° ¨ °§ª¨, ¦ °¡§°±¤ª ¡ ®¯¡

£ ´, ¦ °±²¶ ª ¯¤©ª «¬º«§ ¸§± «§è ®è °±¤¬ «, § ¡«¤°±¤ ° ¼±§« ±©²£ -± ¬§

±©²£ ®°ªº· ª§°» ¦¡²©§ ¯¢ ¬ . ´²£¥¬§© ¼±§ ¦¡²©§ ®¯§¦¡¤ª§ ° °§ª»¬¤ ¡®¤¶ ±ª¤¬§¤. ¬ °©¯§¡§ª°¾, © © ± °§ª»¬¨ ª§, ¶¤¯±º´¬²ª°¾ § °´¡ ±§ª°¾ ¯²©¨ ¦ ¢¯²£», ²£± ° §

¯ ¾°» ¡º¯¡ ±» °¤ ¤ °¤¯£µ¤. ¡«¤°± °¤¯£µ §¦¡ª¤© §¦ ¬ ¢¯²£¬¢ © ¯« ¬ « ¨³¬k § ®£¬¤° ¤¢ © ²´². ¯¢ ¬ «¢¬

¡¤¬¬ ²«ª©. — ¤¬ , — ¹¾°¬§ª ´²£¥¬§©, ¦

¡¤¯·§¡ ¯ ¦¢¡¯. — ¤¨¶ ° ®¯§¤£¤±. « ·§¬¤. §¯ §¸¤±.

¤±¤ª»è °±§´ª è ¡¤± ª °± ¡§¡ £¯²¢ °¡¤¢ £¥§£ ±»°¾ ¥¤¬² ° « ·§¬¨ ®£

ª¤ «¬ °±º¯¾ ° ®¯§¦¯ ©« ª±º¶§´§, ¾ ¬ ®¯ ¡§ª °» © ª§¥ ¨·¤¨ °± ¬µ§§ «¤±¯, ©±¯¤ °©¯ £ª¥¬ ºª ±

©¯º±»°¾. © ¤´ ª ¡ «¤±¯, «¬¤ ±¥¤ ©±-± ¦¡¬§ª, ¬ ¦ ¢¯´±« ¥¤ª¤¦ ¾ ¬¤ °ªº

· ª ¦¡¬© . ± ºª ½°¾- ¡¤ª§¯· , ®±« ¾ ®¤¯¤¦¡¬§ª ¤¨. ¬ ° ¸ ª , ¶± ´²£¥¬§© ®® ª ¡ ©ª§³. ¥§£

¬§§ ¥¤¬º § «§¯ ´±¤ª ©²®§±» ¡ ® ª ±©¤ ® ¶©² °§¢ ¯¤± § ¡°±²®§ª °´¡ ±©² ° ±¤«§, ©± ¥¤ª ª ±¢ ¥¤, ¬ ¤¦ ¶¤¯¤£§. ¤¬ ®¯§¤´ ª § ±¡¤¦ª ´²£¥¬§© ¡ §¬°±§

±²± ©ª§³°¡°©¢. — ¤¥£² ®¯¶§«, ¡ ©ª§³¤ ¥§¡²± £²·§ ²«¤¯·§´ ª»¬º´, — ° ¸§ª ¡¤ª§¯· , ® «¾±²¾ ±¤«² ¬ ·¤¢ ¬¶¬

¢ ¯ ¦¢¡¯ . ¬¤ °ª²¶§ª°» ® º¡ ±» ¡ ©ª§³¤ ¯ ¦ ¡ ¥§¦¬§. ±¤´ ®¯ ¾ ´¥² ¤¢ °±

¯¬¨. ¬ ©« ¾ ¯ °°± ª °» ° «²¥¤« § ®º± ª °» ®©¬¶§±» ° ° ¨. ¤ ±©

¶ ª§. ®¯§·ª ¡ ©ª§³ ¤¤ ¬ ¡¤°±§±». °¤¸¤¬§¤ ºª ° « ® °¤ ¾ ±¾¥¤ª § ¬¤®¯§¾±¬. ¦¬ ©«¨ ºª§ ¶¤¯¬º¤, ¦ ® ¡·§¤ ¢ª ¦ , ¯¾£« ª¤¥ ª§ ®´¥§¤ ¥¤¬¸§¬º. ©¯§£¯¤ °±¾ª © ± ª© § ¬ ¬¤¨ ©±-±, ¬ ©¯º±º¨ ®¯°±º¬¤¨. º°±¯¤¬»© ¡°²¶§¡ ¦¬ ©«¨ ¡°»©² ° « ¬£ ¯§¬ «§, ¾ ®°®¤·§ª ¬ ¡º´£. ¦ ª²£§ª °» ¡ ª §¯§¬± ´ ©ª§³ . ª¾

¬²ª ¬ ¦ ¥ ±º¨ ¡ ¯²©¤ ®¯®²°©. ¬¤« ºª ¬ ®§° ¬: « ª²·© ¡¢¤¬§¾» § ¬«¤¯ ® ª ±º. ¤ «¾ ± ¤°±» ³ «§ª§¾, «¤¨ ¦¬ ©«¨, ¶²±» ºª ¬¤ ®©¬¶§¡

·¤¨ ° ° ¨. ±, ¤°ª§ ¾ ¬ ¨£² ¡º´£, «¬¤ °© ¥²±: « ¡¢¤¬§¾ ª²·©, ¡¤¯¬§

±¤°» ¡ ® ª ±²!» ¾ ¬ ±²¯ ª»¬ °± ¬² ¡¢¤¬§¤¨ ª²·©, ¬¤²£ ¡·¤¨°¾ ° «

² §¨µ¤¨, ®¯§¢¡¯¤¬¬¨ ¡¤¶¬ ª²¥

£ ±» ® ¼±§« °¤¯º« ©¯§£¯ «. ±²± ¾ ²¡§£¤ª ®¯¾« ®¤¯¤£ ° ¨ ª§³±. ¡¤¯§ ±©¯ºª§°», ¾ ¬ ¥ ª ®¤¯¡º¨ ¼± ¥, ª§³± ¦ ¢²£¤ª § ®¤´ ª ¦ ¶¤«-± ¡¡¤¯´. ±« ¡ ª§³± · ¢¬²ª ¦£¯¡¤¬¬º¨ «²¥§© ¡ ¦¤

ª¤¬« ´§¯²¯¢§¶¤°©« ´ ª ±¤. ¦ ¯²©

¡¡ ±¯¶ ª§ ¦ ¯°·§¤ ¶¤¯¬¨ ·¤¯°±»½ ª ®§¸§. ´ ª ±¤ ¡§£¬¤ª§°» °¡¤¥§¤ ®¾±¬ ©¯¡§. — © ¥§±¤, © © «¬¤ ¡º¨±§ ¬ ¯²¥²? — ®¯°±¬ ª ¾. ²¥§© ±¡¤±§ª ¦ £²«¶§¡: — º¨±§? ¦ ¶¤«? °± ¡ ¨±¤°» ° ¬ «§. ¤¥ ª §¦ ©ª§³ . ²£¥¬§© ±¥¤ ¬¤ ¦ £¤¯¥§±°¾ ± « — ¤¢ ª§µ ®¡¯¤¥£¤¬ ¦ «¤±¬, ¬ ¬¤ °¤¯»¤¦¬. ¸§¡ «¬¤ ¼±, ¡¤ª§¯· £ ¡§ª , ¶± ¬ ¡°½ ¬¶» ¬¤ °«©¬²ª ¢ª ¦, § ®¥¤ª ª °®©¨¬¨ ¬¶§. ¬¤è ¥¤è °® ±»è °¡°¤«è ¬¤è ´±¤ª°» è ¨£¾è¡è°¡¨è£« è¾è ¬ ¯²¥§ª è¶±è¬ è ±¤ª¤³¬¬«è°¶¤±¤è°± ª°»è è¯² ª¤¨ è °¡ ¯§ª è°¤ ¤è©³¤è§è®·ª è®§° ±»è¼±±è ¶¤¯© è £¡ è ¡©ª½¶§ª è ©«®»½±¤¯ è ¬ è © ¯¬§¦è ¦ è ©¬«è ²°¤ª °»è ¡¯¬ è è °±²

¶ ª è ¯²©¨è ®è °±¤©ª² è ° ¥ ª è ¬ è ®£

©¬¬§©è©·©²èÐè ¤°®ª¤¦¬ è ¯¬ è¬¤è ¯ ¸ ª è ¬ è ¼±è ¬§è « ª¤¨·¤¢è ¡¬§«

¬§¾è§è²ª¤± ±»è¬¤è° §¯ ª °» è °¤è¡¯¤«¾ è ®© è¾è®§° ª è¬ è©°§ª è¬ è«¤¬¾è¶¤¯

¬º¨è ¢ª ¦ è è ª§·»è ©¢£ è ¾è ¦ ©¬¶§ª è §è ¦ ´ª®¬²ª è©¯º·©²è¬²± ²© è¡¯¬ è°è ¢¬²°¬º«è© ¯© ¬»¤«è²ª¤±¤ª èèè

oÄÉÊ¿Ë¿

0RADO #AFE pÊ¿Á¾ÌÐÉ¿¾ ÎÊÍØ¿ÃÛ Ã 2ESERVE WWW PRADO CAFE RU

ÇÊÈÈÁ¿À Æ¿ÅÄ¼Ç ³ ·ÆÇ¼ÂÓ Ã·À

По домам!

рассказ дмитрия глуховского рисунки: николай пророков

Специально для «Русского пионера» В этом номере культовый столичный писатель Дмитрий Глуховаский, который с первого номера неразлучен с «РП», дает свою, как и положено, художественную интерпретацию главной темы — «Внеземное».

ад крышами Грановитой палаты, над колокольней Ивана Великого, над Государственным Кремлевским дворцом плыл легкий белый дымок. Морозный воздух пах необычно — вроде бы гарь, но сладкая, странная. Раньше ее списывали на ароматные испражнения труб «Красного Октября». Но шоколадную фабрику давно попилили на лофты и галереи. И поэтому казалось, что воздух подслащивают специально, чтобы отбить какой-то другой, тревожный привкус. Отец Мефодий, вышедший подышать за компанию с соскучившимся по куреву Зыкиным, дымок сразу приметил. Обернувшись к Зыкину, который ломал спичку за спичкой, пытаясь прикурить, он с невинным видом поинтересовался: — Что, уже прогреваете? Зыкин ответил не сразу: сначала зачем-то протер крупный значок с державным триколором на лацкане строгого пиджака, потом затянулся. Наконец кивнул. — Проверяют исправность. От ваших, кстати, — он кивнул на старинную, но все такую же стройную, словно Людмила Гурченко, колокольню, — тоже дым валит. — Колокольня Ивана Великого не в собственности РПЦ, — мягко возразил отец Мефодий. — С семнадцатого года, после большого передела ваши отобрали. — А храм Христа Спасителя? — не отставал Зыкин. — Вчера ночью ехал мимо, гул от него, как на Байконуре. — Бдим и молимся всенощно, — отец Мефодий потупился. — О спасении человеков от страшной напасти, от гнева Господня. — А сами тем временем лыжи навострили, — Зыкин очертил окурком плавящиеся на ярком декабрьском солнце золотые кресты. — Мы можем лишь молиться, предотвратить катастрофу не в наших силах, — печально вздохнул священник. — Это удел мирян… — А я думал, раз речь идет о внеземном, вы как раз могли бы вмешаться, — остро глянул на него Зыкин.

русский пионер №8. апрель-май 2009

— Увы, — отец Мефодий потряс головой. — Вы можете представить себе, как прискорбно нам будет расстаться с этой землей, но иного выхода нет. — Так не осуждайте и нас, — нахмурился Зыкин. — Пойдемте внутрь, батюшка. Незачем дышать этой дрянью. Бутафорские екатерининские гвардейцы открыли перед ними двери в неимоверных размеров бело-золотой зал, битком забитый основательными гражданами в добротных костюмах и бородатыми мужами в черных рясах. Меж них сновали учтивые официанты с тяжелыми подносами, но собравшимся, похоже, было не до еды. Зал гудел разворошенным ульем. Тут были и люди с депутатскими значками, и министры, и чины из администрации президента. Где-то в глубине, в плотном кольце архиепископов и секретарей, негромко, но внушительно вещал патриарх. Богатыри с прозрачными завитками наушников и парализованными лицами протащили к выходу задержавшегося дольше положенного телеоператора. Щелкнули и заперхали динамики, и тут же в зале воцарилась тишина. Колонки проснулись и заговорили: негромко, довольно высоким, но очень уверенным голосом. Из-за столпотворения Зыкину не было видно говорившего, но этот голос он не смог бы спутать ни с чьим другим: — Уважаемые коллеги. Друзья. Как вы знаете, над Землей нависла страшная угроза. Наша радиокосмическая разведка сообщает о приближении небесного тела... — динамик зашуршал бумажкой. — Астероида Зет-Икс 716 А. Его вес превышает три тысячи тонн, и по всем расчетам он столкнется с нашей планетой всего через две недели... ■■■

— Американские фондовые рынки открылись очередным падением, — озабоченно сообщила ведущая, выглядывая из телевизора в убогую кухоньку. — Золотовалютные резервы России на этой неделе выросли на полтора миллиарда долларов. Во Владивостоке продолжаются спасательные работы на месте обрушения пятиэтажного дома. «АвтоВАЗ» объявил о сокращении пятисот рабочих мест… И только что мы получили кадры из Кремля… Антон Алексеевич откупился ириской от занывшей со скуки внучки и, макнув картофелину в соль, сделал погромче. Раздосадованно посмотрел на постепенно возбуждающийся чайник со свистком, подошел к эмалированной старой плите и перекрыл чайнику газ. Глянул в загаженный двор, огороженный белыми блочными пятиэтажками, иссеченными такими жирными швами, будто их собирали, как Франкенштейна, из трупов разных домов. — …Торжественный прием делегатов Вселенского собора в присутствии депутатов Государственной думы и членов Совета Федерации. Уникальное событие, объединившее первых лиц духовенства и первых лиц государства… Антон Алексеевич плеснул в чашку со сколотой золотой каемкой жидкого чаю и, близоруко щурясь, подошел поближе к мерцающему экрану, зашевелил губами.

эко ном иче ского кри зи— …О бсу дил и вых од из ие х ьны програм м, под дер жан са, финанс ирован ие соц иал а мат кли и пси хологи ческ ого здор ового нра вств енного в стра не… и три дцать лет наз ад, — — Вед ь те же сам ые хари, что м вич , ткн ув жирным пал ьце про бубнил Ант он Але ксее … рос под -то кто о, помер, конечн в вып укл ый экран. — Кто -то хеще. Живы курилк и, — вздо вот И его… Как … А вот этот нул он. о погоде, — уми рот воряю— И в завершение вып уска — я. ще улыбнулась ему телевед уща ■■■

аплодисменты. Хлопали, В зале раздались сдержанные , что в скором времени гига нтразу меется, не известию о том Нет, просто показы вали, что ская глыба протара нит Зем лю. иот измом президента. трон уты неподдельным патр ой, — поч увст вовав, что — Да, именно с нашей пла нет ривший. — Пот ому что гово х взял верн ую нот у, закрепи л успе на которой поя вил ись все, мы сь или пла нета, на которой род именно поэ том у решение, кото на свет наш и дети, наша. И так мне ось дал , хом иар с патр рое я при нял пос ле сове та нелегко... авленн ые, погруженные Из зала все расходи лис ь под зидо самых пос ледних слов пре в свои мыс ли. Зык ин вплоть гой дру ден най т буде что ся, ден тского обращения надеял ом, рый пон уро бре л с ним ряд выход. Отец Мефодий, кото . чал ица м, мол волоча полы рясы по бурым луж — невесело спроси л у свя— Что, на юга-то не хочется? це. щенника деп утат, кивая на солн чего там, — хму ро отозвалтут, мы ись жил При . — Да уж.. но... Спасемся. Пас тву бросать ся батюшка. — Да мы- то лад жалко. вилась эта ваша пря мота. — Мне, знае те, всегда нра л Зык ин. — «Пас тва» ведь от Никаки х экивоков, — хмы кну просто «пас тух», да? Ста до, это ь» слова «пас ти», так? А «пас тыр ком. выража ясь современны м язы нул отец Мефодий. — Все чест кив но еян расс — да... — Ну а уж ют, ира выб не его нич же нее, чем элек торатом зват ь. Они ьранные. А дои ли вы их не мен тем более им не попасть в изб о одн них от вам ько екаете. Тол ше нашего, если вы на это нам кесаа во, Бого ся, рит гово как , нуж но было, а нам дру гое. Богу рю — кесарево. игенов не бра ли, — отме— Вы, меж ду прочим, тоже абор тил деп утат. затевали. Веками вну шали, — Мы с ними игр хотя бы не вам все неймется… что влас ть дается свы ше. Что теперь-то делить? Досадно — Да ладно, батюшка. Что нам все это просто. руками тот. — Ведь только— А нам-то как! — всп лесн ул не ились по-человечески, — он только с вами заново договор забы дах оби об и стал ко толь — сдержал невольной улыбки, вы паст у енных. Только вера вать… За семьдес ят лет накопл ла… пош оком Пот ть… стала крепну голову Зык ин. — Экспор т — И у нас потоком, — почесал , ва при руч или, за неб ольшой налади ли… Эле кторат сно ски соси ы азин маг процен т! В в общем, процен т. Эх! Да что там урт подешевле. Ну и виски, йог да , едей очер без ы чтоб развези, ваться. каи успо ы или что там они пьют, чтоб

— Уже двадцать лет назад стали станции и челноки строить по всей стране, — возразил священник. — Готовились к исходу. Но надеялись на вас. На технологию. Думали, сможете отразить

русский пионер №8. апрель-май 2009

Неистово загудела земля. Словно собака, вернувшаяся с прогулки и отряхивающая мокрую шерсть, затряслась, завибрировала Кутафья башня, потом разом слетела с нее шелуха кирпичей

— Ну а мы на Большую Медведицу, — зачем-то сказал Зыкин, будто отец Мефодий и сам этого не знал. — Что же, — улыбнулся ему священник. — Будете в наших краях, как говорится, милости просим. Выглядеть я, сами понимаете, дома буду несколько иначе… Надеюсь, не испугаетесь каких-то там щупалец. — А вы, я уверен, сумеете разглядеть мою душу под хитиновым панцирем, — усмехнулся депутат. — Когда-нибудь мы обязательно встретимся, — батюшка вдруг отдал Зыкину карикатурный мушкетерский салют, и оба засмеялись. ■■■

— Виски, по-моему, не пьют, — с сомнением откликнулся отец Мефодий. — По-моему, вино пьют, хотя ручаться я бы не стал. — Неважно… — отмахнулся депутат. — В стране процветание было, все себе немецкие машины напокупали, на отдых — на Сейшелы на прайват джетах… Им хорошо — и нам нормально. Качай — не хочу. Ну или дои — в вашем случае. — Ну нет, мы еще когда вас предупреждали, что все так кончится? Уже двадцать лет назад стали станции и челноки строить по всей стране, — возразил священник. — Готовились к исходу. Но надеялись на вас. На технологию. Думали, сможете отразить. — Если бы там один метеорит, — вздохнул Зыкин. — Так ведь это только флагман нескончаемой армады… Тысячи и тысячи. Угораздило же Землю оказаться на их пути. Мы уж, знаете, и так отвлекали их, как могли. Все сделали, чтобы аборигены на них внимания не обращали, чтобы не паниковали. Постарались их другим занять. Кризис этот вот… Опять же, цены скинули. Ну и вам от него только польза была. Электорат, лишенный ресурсов, естественным образом превращается в паству. Духовное побеждает материальное, когда заканчиваются деньги. — Да, у нас последний год богатый выдался, — признал другой. — Увы, все хорошее имеет свойство заканчиваться, — грустно подытожил депутат. Выйдя из ворот Спасской башни, они зашагали к стоянке, где обоих под парами ожидали похожие черные авто. — Приятный вы собеседник, батюшка. Даже странно как-то с вами прощаться, — Зыкин протянул отцу Мефодию руку. — Вы слышали, — смиренно пожал плечами священник. — Наше руководство приняло такое же решение. Полная эвакуация. — Куда же вы теперь? Домой? На Южный Крест? — депутат оглянулся на вздымавшийся вдалеке мощный силуэт храма Христа Спасителя. — Да. На наш скромный ковчег… и на юга, как вы выражаетесь, — перехватив зыкинский взгляд, кивнул батюшка.

Эвакуация началась через трое суток. Ровно в четыре ночи приторный дымок, все струившийся над Кремлем, окреп, загустел, окутал мглою Царь-Пушку и Царь-Колокол, дворцы и музеи, заполнил огромную чашу кремлевских стен до края и выплеснулся наружу. Неистово загудела земля. Словно собака, вернувшаяся с прогулки и отряхивающая мокрую шерсть, затряслась, завибрировала Кутафья башня, потом разом слетела с нее шелуха кирпичей и обнажился литой корпус, словно металлический, но удивительный, цвета расплавленного олова, без швов и иллюминаторов. За Кутафьей последовала Боровицкая, за ней — Арсенальная и Сенатская… Все, кроме Спасской. Повинуясь неслышному сигналу, корабль, скрывавшийся в первой башне, похожий не на ракету даже, а на поставленный на попа цеппелин, вырвался из асфальта, из брусчатки и бесшумно ушел в небо. Стартовали следом за ним и остальные башни, делая кремлевскую стену похожей на старческую беззубую челюсть. И тут город накрыл невообразимый рев. Горделиво, неспешно высвобождаясь из-под бетонных плит, стряхивая штукатурку и позолоту, над Москвой поднималось циклопических размеров судно, не линкор даже, а нечто доселе невиданное. Взлетал храм Христа Спасителя. За ним, пропустив титана вперед, выстрелили десятки небольших спасательных челноков, упрятанных в часовнях и монастырях, в церквях всех мастей. Через четверть часа столицу было не узнать: город словно повторил судьбу Дрездена. Незыблемыми оставались лишь Спасская башня и колокольня Ивана Великого. На полпути между ними, одинокие, застыли две фигурки. — Простите, если что не так, — сказал президент. — Я пойму вас, если вы все еще держите на нас зло за ту историю с Никоном и за тридцать седьмой… — Ну что вы… Быльем поросло, — улыбнулся в бороду патриарх. — Ведь в конце концов мы неплохо сработались. Улыбаясь друг другу тепло и не вполне искренне, как Сталин и Рузвельт в Ялте, они распрощались. Президент нырнул в боковую дверцу Спасской башни, патриарх поднялся по ажурной лесенке в древнюю колокольню. Еще миг — и две ярчайшие звезды метнулись ввысь, теряясь среди других звезд.

памятка

Как добыть огонь с помощью антифриза и марганцовки Если машина сломалась на проселочной дороге и у тебя нет спичек, чтобы развести костер, найди в багажнике антифриз, а в аптечке – марганцовку. Высыпь чайную ложку марганцовки на клок газеты, капни две-три капли антифриза и скомкай. Через пару минут она вспыхнет.

Как добыть огонь с помощью банки пива Если у тебя нет антифриза, марганцовки и ты не пользуешься презервативами, возьми банку пива и отшлифуй вогнутое донышко банки до блеска. В твоей машине вряд ли окажется паста ГОИ, поэтому для шлифовки воспользуйся куском шоколада и грубой тряпкой. Направь банку таким образом, чтобы лучи солнца, преломленные донышком, сфокусировать на трут.

Как добыть огонь с помощью презерватива Если в багажнике твоего автомобиля не оказалось антифриза и марганцовки, пошарь в бардачке, найди презерватив. Залей в него воды и крепко завяжи. Используй презерватив с водой в качестве линзы, а в качестве трута – сухую траву, листья, ветошь. Лучи солнца, преломленные линзой, быстро воспламенят трут.

Как добыть огонь с помощью мобильного телефона Если у тебя под рукой не оказалось антифриза, марганцовки, презерватива, скомкай фольгу из-под шоколадки и полей ее бензином. Поднеси мобильный телефон к фольге на расстояние пять-восемь и начни играть в игру, заложенную в телефоне. Через пару минут бензин вспыхнет. текст: дмитрий филимонов рисунки: анна всесвятская

Такого не было еще, чтоб целый «Фотоувеличитель» был отдан одному фотографу. Но Олег Михеев (читайте про него в этом номере на стр.16) – случай исключительный. Мы специально не стали подписывать имена звезд, которых он снимал. Некоторых даже не узнать, например Диту фон Тиз без ее традиционного корсета. Но она, как и многие, доверилась настоящему профессионалу. Доверимся и мы.

русский пионер №8. апрель-май 2009

алексей коптев/фотосоюз

русский пионер №8. апрель-май 2009

константин саломатин/ agency.photographer.ru

русский пионер №8. апрель-май 2009

101

Всегда готов

четвертая четверть 105

русский пионер №8. апрель-май 2009

инга аксенова

Урок мужества. Случай турбулентности. Мордобой в небесах. Урок географии. Рахат-норахат. Наш человек в Тегеране.

Отрываясь от земли, иные становятся беззащитными, а некоторые, наоборот, недакватными: сегодня Николай Фохт посвятит урок мужества правильному поведению в воздухе, на борту самолета. Речь пойдет о выявлении, пресечении и обезвреживании угрозы любой ценой, даже если для победы потребуется пожертвовать своей спутницей. текст: николай фохт рисунки: анна всесвятская

Очень трудно давать отпор злоумышленникам на большой высоте. Этому нигде не учат. Ну в «Альфе», может… Да и то учат с помощью макетов на земле. А ведь там, в стратосферах, на почти космических высотах, организм ведет себя совершенно иначе — причудливей, что ли, непредсказуемей. Любой организм, самый, казалось бы, стандартный и примитивный. Ладно, к делу. К фактам. История эта стоит особняком, потому что из-за экзотических обстоятельств за ее успешный финал лично я бы не поручился. Редкий, конечно случай, но и высота немалая. Это был, короче говоря, заурядный рейс — в Арабские Эмираты. Неказистый Ил-62, перекошенные ранним подъемом лица пассажиров — чартер вылетал в 8.17, как сейчас помню. Обычный набор: семейные пары, семейные пары с деть-

ми, несемейные пары, десяток теток с непрокрашенными корнями волос — и все бы ничего. Но на шереметьевских антресолях в славном вип-баре к этому же полету усердно готовились два гражданина Москвы. Зачем я оказался на антресолях с моей-то трезвостью? А сломались соковыжималки в двух нижних барах, и надежда была только на особо важный бар — моя знакомая, которой я решился показать пустыни и оазисы, с утра капризничала, отказывалась даже пить ритуальный кофе в «Шамроке». Только фреш. Так вот, я на ребят сразу обратил внимание — два вагона здоровья, живые, дерзкие. Пьют не первый день — значит, неадекват придется как раз на рейс. Я, конечно, сгущал краски, но реальная опасность исходила именно от этих двоих, а даже не от экипажа чартера.

Пластмассовые ножи-вилки заготавливать не стал — баловство, скорее сам покалечишься, чем нанесешь кому-нибудь урон. Собственно, чего я ждал? Моя версия была следующая. После первого завтрака предложат алкоголь, а потом еще и из duty free. Двухдневный запой наберет обороты как раз на высоте девяти с половиной тысяч метров где-то над Средиземным морем. Будут громкие нецензурные крики, ребята будут хватать за ляжки бортпроводниц и ста-

вить подножки всем, кто захочет в туалет, не разбирая пола и возраста. Конечно, возникнет потасовка. Совершенно очевидно, что состоится она именно в хвосте. Туда сбегутся не только женщины, которые, разумеется, заскучают за два с половиной часа дороги, но и, не исключено, мужики — ну, по глупости. Я спрогнозировал свалку из 15–20 пассажиров — а это уже серьезно, это неслабый дисбаланс. Плюс турбулентность и гроза, которую как раз обещал мне «Гугл» над Средиземным морем. Каждый летчик, даже любитель, скажет вам, что если во время турбулентности судно теряет устойчивость, если возникает дисбаланс, в частности между носовой и хвостовой частью, самолет может ухнуть в воздушную яму, воз-

русский пионер №8. апрель-май 2009

На посадке я убедился, что предчувствия меня не обманут. Ребята держались в хвосте очереди и молча, с нехорошей ухмылкой рассматривали участников перелета. Места им достались тоже в хвосте салона. Собственно, с этого момента я стал готовиться к экстремальному развитию событий. Во-первых, я снял с сумки ремень, который через плечо, положил его в карман: им можно достаточно быстро зафиксировать одного нарушителя. Когда принесли завтрак, собрал пакетики с солью, перцем и сахаром (у своей спутницы тоже взял — но она не притронулась к еде, бедняжка, только сок апельсиновый смогла пригубить), положив их в другой карман: пригодятся, чтобы дезориентировать нарушителей полета, бросить им специи прямо в глаза.

...Будут громкие нецензурные крики, ребята будут хватать за ляжки бортпроводниц и ставить подножки всем, кто захочет в туалет, не разбирая пола и возраста. Конечно, возникнет потасовка...

евгений умнов/фотосоюз

107

Повторим урок

Перед полетом необходимо выяснить состав экипажа, эксплуатационные данные воздушного судна. Узнать прогноз погоды на штатной высоте полета, на всем его протяжении. В аэропорту лучше не пить. Внимательно ознакомиться со всеми пассажирами — это удобно сделать перед посадкой. Во время полета быть готовым к любым неожиданностям на борту. Никогда не знакомиться с родителями девушки непосредственно перед путешествием. Столько проблем потом...

никшую в результате разности атмосферного давления близких воздушных областей (ну не только из-за разности давления, там роль играет и влажность, и температура воздуха, даже его плотность, но давление — решающий фактор). Накануне я, как всегда, достаточно подробно изучил все обстоятельства нашего полета — состав экипажа (если честно, я бы советовал обращать внимание на позицию второго пилота — командир всегда опытный, брендовый для авиакомпании человек, а вот по уровню второго пилота можно безошибочно вычислить общее состояние дел в данном авиахозяйстве). Но не это меня насторожило — возраст самолета! Срок его эксплуатации заканчивался через три года — лично для меня это недостаточный запас прочности — хотя формально все выглядело о’кей. Понятно, что старый самолет, попавший в воздушную яму во время грозы над Средиземным морем, — это уже серьезная угроза. В мои планы не входили такие риски, я обещал родителям вернуть их дочь в срок и с привесом два кг — надо было действовать мягко, но решительно. И не выжидать в удобном кресле в лучах обманчивого стратосферного солнца.

Мой план был прост и эффективен. Я поднялся и направился в хвост — как бы в туалет. Рядом с опасной парочкой — одно кресло для бортпроводника и свободное пространство. Это место моей засады. До турбулентности 10–15 минут. Разумеется, именно тогда люди потянутся к сортирам, а подонки активизируются. Я решил погасить агрессию в зародыше: первый же матюшок — левый в челюсть тому, что потрезвее, белобрысому. Именно в челюсть эффективно, боли они в этом состоянии не чувствуют, а резкий прямой в подбородок дезориентирует секунд на пятнадцать. Этого времени хватит для второго удара второму, лысоватому. Потом ремешком от сумки и своим ремнем от брюк фиксирую их руки к подлокотникам кресла, прошу помощи впереди сидящих пассажиров, откидываю на полную их спинки, сам блокирую хулиганов сбоку. До посадки останется минут сорок пять — ничего, потерплю. ...Когда я добрался до своей позиции, парочка еще спала. Тихо, без лишних звуков, аккуратно, можно сказать. Я посмотрел на часы — до турбулентности оставалось три минуты.

Через двадцать минут очень захотелось в клозет. Я, конечно, не мог покинуть засадного места, зато пассажиры, прямо по моему плану, как подорванные туда рвались. Но вот что резко расходилось с моим сценарием, так это поведение хулиганов. Они не просыпались. Они пропустили даже обед и разнос очередного транша алкоголя. Они так и не проснулись, кстати, до посадки. Разбудил их я — изобразил улыбку, сквозь зубы прошипел: «Все на свете проспите, путешественники». Моя девочка обиделась, она думала, что я в кабине экипажа болтал все это время со стюардессой. Помирились мы только вечером, в ванной. С ребятами мы теми, конечно, повстречались еще… Короче, жили мы в одном отеле, а однажды я не рассчитал с «бурбоном», ну и решил поговорить по-польски с музыкантками ресторана. А у тех обнаружились польские же продюсеры. Витя и Артур, ну ребята эти, помогли, замяли инцидент с продюсерами. Они вообще оказались из какого-то спецподразделения по борьбе с наркотиками. Мы еще потом в Москве встречались пару раз, обменивались фотками.

Фотограф Тимофей Изотов воспользовался двухнедельной визой, которую охотно дают всем желающим русским путешественникам в аэропорту имама Хомейни, и вышел в город, который одним названием наводит ужас на всю западную цивилизацию: Тегеран. Там он из исследователя быстро превращается в достопримечательность, чуть не погибает под мотоциклом, попадает в лапы спецслужб, но в итоге становится первым русским клиентом иранской девушки Саиде. Полносильный, бескомпромиссный урок географии. текст и фото: тимофей изотов

Еще на родине малодушно выпив бутылку рома, я вялый полез в самолет. В Баку, околачиваясь в сувенирной лавке транзитного зала, интересовался какими-то тюбетейками. В аэропорту Хомейни мне с трудом удалось заполнить нужные бумажки и улыбнуться пограничнику. Таксист привез в город уже ночью и не смог с ходу найти гостиницу. Периодически на родном фарси усатый мужчина задавал мне разные вопросы, часто употребляя слово «рахат». — Рахат, рахат, — повторял я как попугай, потому что слово это очень понравилось. Позже в номере, устроившись, уже во сне я покупал где-то сладкие пончики, отчаянно торгуясь, называя их рахатом. Утром первым делом я увидел дрянной крашенный белой краской шкаф, подпирающий своим деревянным телом дверь в соседнюю комнату. Там кто-то копошился. Обстановка напоминала больничную палату, поскольку в номере, за исключением зеленого ковролина, все было белого цвета. Смежная

русский пионер № 8. апрель–май 2009

111

комната оказалась молельней. В молельне на стене висел портрет Хомейни, на ковре по углам стояли два кресла, и человек в носках, устроившись удобно на коленях посреди комнаты, уткнулся лбом в маленький круглый камешек, лежащий на полу. За молельной комнатой находился мой персональный душ. Об этом мне говорил ночью портье, выдавая ключи. Сегодня пятница, выходной день, я вышел на улицу. Сразу случилось два мелких события — меня чуть не задавил мотоциклист, который гнал прямо по тротуару, и прохожий, который издалека, отчаянно замахав руками, вдруг завопил: «Привет мистер, добро пожаловать в Тегеран!» Камень улицы Энгелабе Эслами был завален мелким мусором, небо было чистое, вдали виднелись сухие горы. Я достал фотоаппарат и пошел искать чайхану. Но чайхану я не нашел. Крутясь битый час черт знает где, томимый жаждой, прибился к заведению, где разливали напитки.

сооружен бассейн. Памятник мелкий и невзрачный. Рядом с ним в чаду и гари, но на травке отдыхала горстка горожан. Мы стояли возле местной имитации «Макдоналдса». Часть тротуара была разобрана, остальная завалена припаркованными мотоциклами. — Здесь неподалеку за углом, если вам рахат (удобно), — сказал Али, игнорируя «Макдоналдс». Действительно рядом, почти во дворе, обнаружилась дверь в подвал. У входа прямо на земле лежала стопка брикетов пищевого льда. В подвале простая, мужицкая чайхана. Три чернобровых потертых перса пили в углу чай и курили кальян. Один из них, заросший щетиной, пил чай вприкуску, пользуясь блюдцем. На стене висел портрет имама Хоссейна и газовый светильник в виде бра. Мой новый знакомый опять поинтересовался, удобно ли мне. Мне оказалось рахат. Тогда Али

Али Сахарная вода, холодная, с мелкими семечками на дне, мороженое с морковным соком, пиво нулевое. — Мне два нуля. Мерси. Баварию, пожалуйста, лимонную, трубочку не надо. Сколько? Я же говорю: два нуля. Тут был даже столик, точнее три столика и стулья. За последним сидел дядя с барсеткой, просто в рубашке и просто в брюках. Сейчас, наверное, уже двенадцать, я бродил по городу всего часа полтора. За это время в разных местах прохожие девять раз спрашивали меня, от-

куда я тут взялся. Этот с барсеткой стал десятым. Он так незатейливо подошел и, уже зная, что я шурави (советский), крайне вежливо поинтересовался, нравится ли мне здесь, путая русские слова. Оказалось, что зовут его Али. Али перс, не местный, но учился в Тегеране. Приехал на побывку из-под Екатеринбурга, где у него (у них) своя лесопилка и вообще бизнес. Я ему говорю: — Али, где здесь можно поесть? На площади Фирдоуси (народный поэт) стоит памятник. Вокруг газон, вокруг газона круговое движение транспорта, медленное, плавно переходящее в пробку. На самом газоне

смело заказал два дизи и чай, я потребовал пива. Принесли два алюминиевых горшка, набитых картошкой, мясом, жирным бульоном и горохом. Это добро надо было вытряхнуть в пустую миску, растолочь толкушкой, набросать туда кусков лепешки и съесть как можно спокойнее, заедая сырым луком. В этом подвале за обедом я узнал о городе следующее: платан — главное дерево, старая улица Вали Аср тянется от вокзала на 18 км к северу и делит город пополам, сине-желтый ящик для подаяний похож на почтовый, в городе нет однокомнатных квартир, каждый дом имеет свою котельную. Шантаж — распространенное преступление, хрустальные люстры, светильники, серебряная посуда — важная часть интерьера, метро строили

113

му входу университета. Большое количество не шибко возвышенных натур сновало туда-сюда. В основном сюда. Мероприятие подходило к концу, народ потихоньку расходился. — Эх, опоздали, — расстроился Али. — Ну ничего, — стал я успокаивать нового знакомца, фотографируя полицейского, завернутого в красную парадную ленту. Ох, не надо было мне этого делать. Потому что в этот момент ко мне подошел неприятного вида толстяк и очень деликатно отобрал у меня камеру, жестом предлагая пройти к ближайшему автобусу. В общем, нас с Али замели органы. В автобус меня сразу не пустили, толстяк куда-то смылся, неподалеку болталось несколько человек, нервно покуривая. — Наверное, тоже фотографы, — шевельнулась здравая

мысль. Мы ждали какого-то начальника, но тот все не шел. Солнце пекло. Голова гудела. Али торопился к своему другу, которого тоже звали Али. В автобусе сидело несколько человек и старик с седой бородой. Али его умолял: — Вы поймите, мне надо идти, я тороплюсь, а мой знакомый не знает языка, как он будет отвечать на ваши вопросы? — Я сегодня утром уже ел язык, бараний, — пошутил как мог старикашка. Вид у него был добрый, но было ясно, что это бессердечный чиновник. Начальник наконец пришел и сразу стал задавать конкретные вопросы, параллельно рассматривая мое творчество через новенький монитор фотоаппарата. Тут я с удивлением обнаружил, что сегодня утром я успел сфотографировать человека, который роется в помойке, полицейских,

хватающих на улице каких-то подростков, и объедки нашего дизи в чайхане. — Какова цель вашего визита? — поинтересовался чекист. — Я турист, — и я зачем-то добавил: — Турист из России. — На туриста вы не похожи, — сухо заметил начальник. Потом Али долго трепал что-то чекисту, потом мы вышли из автобуса, пошли в сторону университетских ворот, где еще бродили люди в штатском. Мой фотоаппарат ходил по рукам, сделал несколько кругов и зигзагов, пока опять не оказался в руках того самого толстяка. Толстяк пожал мне руку, с сияющим лицом вернул технику и тут же куда-то смылся. Карта памяти в целых восемь гигабайт отсутствовала. — В субботу принесут в гостиницу, — сказал Али. — Если вам рахат, пойдемте отсюда.

русский пионер № 8. апрель–май 2009

китайцы. Ко всему прочему, лимон важнее перца, писсуаров в туалетах нет, вода в кранах чистая, все хорошее построено при шахе Пехлеви, огурец считается фруктом, а на дворе 1358 год и холера иногда навещает город. Али еще хлебнул чайку, хрустнул сахарком и предложил сходить на пятничную молитву в университет. — Если вам, конечно, рахат, — уточнил он. Пятничная молитва — это единственное, о чем я имел некоторое представление. Толпа шиитов, боготворящих всех имамов, собирается на торжественную молитву, куда приходят религиозные авторитеты и читают проповеди. Это мероприятие напоминает политинформацию, где присутствующим подробно объясняется, кто враг, а кто друг, товарищ и брат. Чтобы не обидеть Али, я согласился. Мы пришли к главно-

— Послушай, Али, а что, у вас по утрам едят бараньи языки? — задал я глупый вопрос, прибавляя шаг. — Да, всю ночь варят бараньи глаза, языки, ноги, мозги. Потом бросают в котел еще маргарин и едят в самую рань. Народный завтрак. Мне стало плохо. Остаток дня, оказывая посильную помощь, я провел в скромном офисе у Али и директора Надера за составлением делового письма русским компаньонам. Пока Надер приклеивал к замусоленной клавиатуре бумажную кириллицу, я переводил текст. Из текста следовало, что русская сторона никак не может получить деньги за бывший в употреблении тепловоз у фирмы-покупателя, поскольку у директора случился сердечный приступ, а счета арестованы. Фирма Надера извиняется и просит отсрочку. Когда я уходил, от потолка в коридоре отвалился кусок штукатурки, а Надер, пожимая руку, предлагал сотрудничество: — Вы находите строительные б/у краны, а мы их тут толкаем — хороший бизнес, хорошие деньги.

черные хиджабы, собирали пыль, которая летела от отбойных молотков. Наконец мы пришли к месту, слегка напоминавшему сквер. Но сквер был завешен по периметру синей технической пленкой, и Реза, разведя руками, сказал: — Еще вчера я здесь сидел и пил чай. — Ладно, пойдем в чайхану, — предложил я. В Тегеране трудно найти скамейку и тихое место. Парков немного, особенно в центре. Рестораны, кажется, не в почете. Приезжему непросто найти место, куда можно приткнуться. Особенно слабонервные туристы норовят сесть на бордюрный камень под ноги мотоциклистам и расплакаться. Мы расположились в старой чайхане, спрятанной, как здесь водится, в подвал. Реза, фотограф-диссидент, заказал кальян и чай и сразу стал рассказывать о том, как здесь все плохо. — Вот сам посуди, свободному человеку с нормальной потенцией, который чувствует себя гражданином мира, некуда пойти и удовлетворить ее, девушкам нужен брак. — А проститутки как? — начал было я тему, но собеседник посмотрел на меня укоризненно.

Реза На сайте «Серфинг по койкам» я нашел телефон молодого человека по имени Реза. Там была его фотография. Он сидел на совсем маленьком мопеде и махал рукой в знак приветствия. Веселый такой, добрый с виду парень. Мы списались, я взял координаты и обещал позвонить, когда буду в городе. Я позвонил в обед. Реза оказался на месте. Мы встретились на площади Фирдоуси (удобное место). Реза мне сразу не понравился. Бывает такое, появился в пространстве человек и давай действовать на нервы, а чем — сразу и не понятно. На перса не похож (персы почти все красавцы), жилет напялил рыбацкий — дурацкий, и вообще невзрачный вид и на ногах голубые кроссовки. За первый день пребывания в городе я усвоил два очевидных факта. Первое — люди здесь все как один вежливые и обходительные; второе — очень много красивых горожан обоего пола (после Москвы это сразу бросается в глаза). — Однако привет, Реза. Реза улыбнулся, я же по северной привычке еле выдавил улыбку. — Знаешь, тут как-то шумно. Это облако мотоциклов, они здесь все четырехтактные, тарахтят, и выхлоп чудовищный. Может, где-нибудь присядем, там, где рахат, — озираясь по сторонам в надежде увидеть что-нибудь похожее на сквер и скамейки, предложил я. — Нет проблем, — сказал Реза и поволок меня куда-то вдаль прямыми переулками и улицами, где повсеместно велись строительные работы. Там и сям попадались выдернутые с корнем из тротуара телефонные будки. Они грустно прислонялись к стенам домов, бесстыже выставив напоказ свои провода и кабели. Было непонятно, то ли их выкинут, то ли вставят обратно. Прохожие женского пола, придерживая зубами свои

— Проститутки норахат, — отрезал Реза и продолжал: — Здесь все притворяются, что верят в бога. Живут по законам, навязанным аятоллой. Ничего нельзя. Нельзя танцевать, пить спиртное, публично веселиться, гулять по улице с девушкой. У нас даже футбольные болельщики смотрят по монитору на улице матч молча. Интернет имеет ограничение на скорость для выделенных линий, чтобы получить скорость выше лимита, требуется отдельное разрешение. Общение с полицией нравов крайне унизительная процедура. Приходится извиняться, смотреть в пол, плакать, врать. Лицемерие — норма жизни. — Реза разошелся: — Представляешь? Позакрывали все музыкальные школы, а собаки у них, видите ли, грязные животные. — Послушай, Реза, а ты откуда родом? — Из Ахваза, у меня папа всю жизнь в морфлоте торговом. А мама турчанка. Вообще я наполовину араб. Бросив деревянную палочку с кристаллами сахара в чайную рюмку, я достал сигарету. В наш подвал с улицы забрела чумазая девочка с ржавой консервной банкой на проволоке. Из банки валил дым.

русский пионер № 8. апрель–май 2009

115

Попрошайка, обойдя несколько ковров (столов), подошла к нам за монетой. Задымив весь наш угол и получив несколько риалов, девочка смылась. Курить расхотелось. — Это эсфанд. Сухой овощ в банке дымит, работает, — пояснил Реза.

На витрине красовалось целых пять безголовых манекенов в черных платьях. Квартира, в которой проживал диссидент, произвела на меня глубокое впечатление. Она состояла из двух небольших комнат с белыми стенами. Окна в комнатах наполовину заклеены газе-

— На кого? — Скорее против. Против сглаза. Теперь нас не сглазят. — Послушай, Реза, а что тебе тут особенно не нравится? — Мне не нравится, что на государственную службу в стране попадают благодаря родственным связям и показной религиозности. Но это все ерунда, главное, трудно с девушками, им всем надо замуж. После чайханы я пошел в гости к Резе. Проходя мимо магазина женской одежды, он остановился возле витрины, снял с головы кепку, скомкал в руке и ткнул этой кепкой в стекло: — Вот полюбуйся, у них нет даже головы.

тами. Если выглянуть через любое из них во двор, можно обнаружить груду строительного мусора. В дальней комнате, которая была спальней, на полу лежал матрасик толщиной с палец. Рядом с матрасиком DVD-проигрыватель и термос. Еще несколько книжек, альбомов, блокнотов и рюкзак. В соседней комнате на полу валялся платок. И это все. То есть буквально все. — И что, ты здесь живешь? — Живу. Это квартира друга. Он сейчас в отъезде. Вот смотри, это альбом моих фотографий. У меня вообще два альбома, один вот этот, с фотографиями мечетей. Его я показываю муллам, когда путешествую по стране. Они говорят, что это богоугодное дело, и устраивают мне бесплатный ночлег и кормежку. А этот для творчества. Я заглянул во второй альбом и понял, что он состоит из фотографий различных цветов (от фиалок до хризантем), снятых крупным планом. — А вообще я скоро уезжаю на Украину, — вдруг брякнул Реза. — На Украину? Зачем? — Там свобода. Расставшись с Резой, я поехал в гостиницу на метро. В голове выстраивалась логичная цепь рассуждений. Иранцы живут традицией. В том числе традицией религиозной.

Большая часть населения, как водится, необразованна. Житейская и мусульманская традиция предполагает заботу о семье. Семью надо кормить, а детей растить. Страна, как и весь арабский мир, состоит из пустынь. В пустынях плохо растет еда, зато отлично плодятся люди. В древности никто тебе не подгонял оперативно питание и воду,

лосок. Он мне сообщил, что экскурсия начнется завтра утром в 11.00. Гидом оказалась молодая девушка по имени Саиде. Я понял это с трудом. На другой день, когда экскурсия началась, я стал с трудом понимать вообще все, что она говорит. Русский она знала плохо и отвечала на вопросы односложно. Но потом понимание как-то наладилось. Мы встретились в холле

даже за деньги, которых могло и не быть. Поэтому чтобы не расплодились беспризорники, ввели строгий запрет на добрачные связи. А наш прогрессивный друг Реза в двадцать первом веке страдает.

гостиницы. Саиде выглядела так, как полагается выглядеть в Иране студентам. Светлые кеды, синие джинсы, серое приталенное платье ниже колен, глухое и закрытое, на голове черный платок. По правде говоря, я растерялся: а что если мы вот так пойдем по городу, мило беседуя, и нас схватят на том основании, что мы не муж и жена? Потом начнут пытать и в конце закидают камнями. — Мне кажется, будет удобно начинать с Большого базара. Это историческое место, — предложила гид. — Да-да, Саиде, расскажи мне про базар. — Вы знаете, Тимофей, на этом базаре продают самые лучшие ковры. — Вот как? За базаром последовал Археологический музей. В музее, в одном из трех залов (кажется, в среднем), находился выдающийся экспонат. Мумия человека, упавшего в соленое озеро еще во времена Александра Македонского. Под стеклянным колпаком утопленник лежал в разобранном виде. Особенное впечатление производил сапог, из которого торчала нога, точнее кость ноги. В музее я решил сделать своему гиду предложение: — Послушай, Саиде, пойдем в чайхану пообедаем.

Саиде Хозяин заведения, напоминающего пиццерию, рядом с отелем, где я остановился, стал меня узнавать уже на второй день. Каждый раз, когда я появляюсь в дверях, он достает из холодильника три бутылки Istak. Наверное, это самое приличное фруктовое пиво для взрослых крепких персов, которое здесь варят. Сегодня мне досталось ежевичное. В соседней с пиццерией лавке торговали мобильными телефонами и SIMкартами. Карта стоит недорого, но связь никуда не годится. Я купил карту, подключился и стал звонить. В пиццерии прием оказался лучше. Сегодня мне пришла в голову простая и естественная мысль связаться с турфирмой и заказать русскоговорящего гида. В турфирме сделали вид, что гидов у них завались, русскоговорящих вообще море, сейчас, мол, подберем и дадим телефончик. Телефон я узнал поздним вечером. На другом конце радиосигнала обнаружился милый девичий го-

русский пионер № 8. апрель–май 2009

117

Саиде, девушка скромная и стеснительная, позвонила брату и сообщила, что идет с белым туристом обедать. — Послушай, Саиде, я весь день хотел у тебя спросить, почему нас не хватает полиция, ведь мы не муж и жена, а ходим вместе. Саиде удивилась: — Ну мы же не обнимаемся, за руку не держимся, и вообще вы ведь турист.

— Да? А на днях мне сказали, что я на туриста не похож. — Кто? — Да в общем, серьезные были с виду люди, — не стал я вдаваться в подробности. Тут опять позвонил брат. Я заказал кофе. Надо сказать, в Тегеране далеко не везде его можно выпить. Еще не так давно здесь кофейным отваром красили волосы. А в глухих деревнях красят до сих пор. За соседним столиком сидела молодежь, человек пять. У всех пятерых, включая парней, были заклеены носы. Там, где должна быть горбинка, красовался белый медицинский пластырь. Заклеенные пили морковный

сок с мороженым. Их оранжевые кружки быстро пустели. Я вспомнил, что вчера заляпанные пластырем носы попадались мне везде — в парке, в туалете, на улице, в автобусах и метро. — У нас сейчас все заботятся о своем внешнем виде, — прокомментировала Саиде мой вопрос, когда закончила разговор с братом. — Операцию делают даже стоматологи, — добавила она. — Им зубы лечить, а они носы равняют. В шестом часу возле метро, уже расставаясь, я задал Саиде последний вопрос: — Много ли русских туристов попадалось тебе как гиду? — Вы первый. — А давно ли ты работаешь гидом? — Недавно, — гордо сообщила застенчивая Саиде, — сегодня первый раз.

Вечером следующего дня кровать в моем номере была завалена банкнотами. Укладывая рядами риалы с портретом Хомейни, я пытался насчитать два миллиона, чтобы заплатить за гостиницу. В глазах рябило от портретов и нулей. Когда на кровати не стало хватать места, в номер позвонил портье: — Если вам удобно, спуститесь, пожалуйста, вниз. К вам пришли. Внизу оказался толстяк из органов. Он вернул мне пустую карту, улыбнулся, пожал руку и молча ушел. — Друг, — обратился я к портье, — если вам рахат, вызовите мне такси до аэропорта.

группа продленного дня 119

русский пионер №8. апрель-май 2009

инга аксенова

Завхоз. Михаил Куснирович про физиков, лириков, отцов и детей. Горнист. Пивная гамма. Денис Мацуев о своем источнике вдохновения. Пионервожатая. Духи прошлого. Анна Николаева о пользе семейных тайн. Гардеробщик. Молния в штанах. Антонио Маррас про Маяковского. Буфетчица. Родные раки. Маргарита Симоньян о главном разочаровании жизни. Дежурный по столовой. Пережуем кризис. Мирослав Мельник о вреде аппетита. Следопыт. Он распустился. Никита Космин о большом туманном. Правофланговая. Героиновые зимы Тины К. Тина Канделаки вспоминает приход любви. Библиотекарь. Не убий. Наталия Осс о своем романе про Тину Канделаки.

группа продленного дня

продленного дня группа

«От обратного» Я про это не писал вот уже почти пять лет. Прямо скажем, я за эти пять лет вообще о многом не писал, а уж об «этом» тем более. Итак, с той единственной заметки в «Коммерсантъ Weekend» про взаимоотношения поколений на примере собственного сына, собственно меня и греческого школьного лагеря прошли годы. Я все молчал. Ни строчки. Ни полстрочки. И все не потому, что только работа-работа-работа, но и потому, что потребовалась целая пятилетка, чтобы количественные изменения стали переходить в качественные: то есть возраст, рост, вес и пионербол телепортировались в бас, рыжую бородку, еще более серьезный вес и SMS-ки — у него; и в ГУМ, седую бородку, стабильно серьезный вес и заметки в «Русский пионер» (и BoscoMagazine тоже) — у меня. А это, я вам скажу, немалые перемены. Но все по порядку. В девятом классе надо учиться. Это аксиома! (наверное). Это теперь я уяснил (во всяком случае так говорю сыну Илье постоянно). Аксиома становится особенно яркой, когда наша мама Катя, видимо, зная и применяя ее с детства, уж больно уверенно и настоятельно про

итар-тасс

Глава Боско ди Чильеджи Михаил Куснирович вводит читателя в сложносочиненный внутренний мир – но не только в свой, а еще и в мир своего сына. И к концу колонки читатель может выяснить страшную для себя вещь — что надо было жить от обратного. И задумается, что делать. И не найдет ответа. А придется ждать следующей колонки Куснировича.

завхоз михаил куснирович

такой подход напоминает нам с Ильей зычным, возбужденным и красивым голосом перед ежедневным выходом в школу ранним московским утром. Такой небольшой ритуал: 8:15 утра. Мы собираемся. Уже в коридоре. Я забываю телефон и возвращаюсь; Илья надевает не те кроссовки; Катя долго громко дает советы и пророчества, что из нас выйдет с таким отношением к жизни, не упуская и рекомендации по образовательному процессу. Все эти годы я несмело сдерживаюсь от вопроса — просьбы — «А можно ли не с утра?» Слишком хорошо я помню, что именно так

регулярно спрашивал мой папа у моей мамы в аналогичной ситуации и ответа, мягко скажем, не находил. Тем более что Катя права всегда (но это уже другая аксиома, ведь мама-то, оказалось, тоже права, раз так запомнилось). В общем, мы уже в лифте, и впереди нерушимо традиционные девять минут в машине до школы. Вдвоем. И ежедневно мы выбираем тактику. На стратегию нет времени и знаний. «Мы» — потому что уверен, что процесс идет в двух направлениях, и я совсем не всегда ведущий. Так вот: если где-то еще в шестом классе аксиомы срабатыва-

ют, то к девятому душа требует теоремы и подоказательнее. А уж «от обратного» побаловаться — за милости просим. Так мы и едем эти девять минут — «от обратного» — хорошо еще не на задней передаче. «Зачем мне эта физика, химия, алгебра (далее по списку) по жизни, если у меня сегодня репетиция?» — частенько ставит вопрос ребром Илья. Конечно, не теорема Ферма, но тоже с наскоку не докажешь. И вот повезло: в конце третьей четверти каждый год у Ильи защита проекта на общешкольном пленарном уровне. Он уже три раза побеждал, поэтому ему нравится, поэтому и подход ответственный — на уровне, одним словом. Тема свободная. По жизни у него как раз «гитарно-лучезарный» период. Творчество прет. Формулировки хромают. Но проект — про то, что волнует, и про то, что заинтересует (соучеников, соучителей). В центре композиции — школьная группа The Paisley (ВИА — по-нашему) — ясен перец. Аккорды. Маечки в огурцах. Улыбочки. Тут еще Волчек Галина Борисовна: «Кем будешь, что надумал?» Янковский Олег Иванович с пред-пред-просмотром «Митрополита Филиппа»: «Ну как? Что скажешь?»

группа продленного дня

русский пионер №8. апрель-май 2009

«Зачем мне эта физика, химия, алгебра (далее по списку) по жизни, если у меня сегодня репетиция?» — частенько ставит вопрос ребром Илья

варвара аляй-акатьева

121

группа продленного дня

Короче говоря — кино, видео, The Paisley. Аксиома, понимаешь. Короче, я в машине контратакую: «Ну а тему? Тему давай! Доказательную базу! Про что, собственно, кино (проект то есть)?» Долго мы так ездили. Всю третью четверть. Уже и кино сняли. И песню записали. И получилось очень неплохо. Смешно даже. Илюха «Мотор!» кричал. Соученики, да и соучителя все смущались, руками махали, даже я в эпизоде по лужам ходил. А темы, внятно артикулированной, как не было, так и нет. Рабочее название есть, а выходного нет. Я не унимаюсь, все тереблю: «Что это ты людям сказать хочешь? «Щелчок, или Как радовать людей» — тоже мне название, узковато…» И вдруг блеснуло. Вот оно: «От обратного»! Физика зачем, говоришь? The Paisley захотелось? Да раскусил я тебя, мечешься ты, парень. Думку серьезную начинаешь думать. Кем быть? Что делать? Ответ пытаешься дать, вопрос не задав. Постеснявшись. А зря. Ну и в поездку одну начинаю я рассказ. «Помнишь, — спрашиваю, — спор такой?» — «Какой?» — «Ну, физиков и лириков?» «Не помню, — отвечает. — Это про что?» Я, по правде говоря, и сам неточно помню: ведь в этом году пятьдесят лет прошло с начала обсуждения этой животрепещущей темы. Не было меня тогда. Не родился еще. Но что-то помню. Например, парней красивых в свитерах, с бородой; девушки с восхищенным взглядом; юноши эти все спорят, формулы пишут, стихи читают, испытания проводят, в тайге песни под

гитару поют, ищут полезные ископаемые. Девушки то сюда посмотрят, то туда посмотрят, то стихи начнут сами сочинять, то в космос летать. Жизнь бурлит. Истина рождается. Споры идут. Решил я уточнить, о чем собственно споры шли, чтоб инициативу не потерять. Пошли звонки. Мама прямо не ответила. Стушевалась. Сама, наверное, тогда на папу ясным взором смотрела, пока он Куйбышевскую ГЭС строил, а она химические пробирки под стихи Мандельштама перемывала. Звоню заказчику — главному редактору «Русского пионера». «Помните, — спрашиваю, — тему физиков и лириков, уважаемый Андрей Иванович?» —

продленного дня группа

«Что-то физики в почете, Что-то лирики в загоне…» Но дальше захохотал, как обычно, и перешел к теме урока. Оставались Парфенов Леонид Геннадьевич и Маяковский Владимир Владимирович (не путать с Михалковым Сергеем Владимировичем). С первым долго и хорошо поговорили, попричитали, что детки выросли, а мы остались. Повспоминали «Иду на грозу» 67-го и НЛО над Новочеркасском в 77-м, и быстро сошлись, что физики и лирики спорили об одном: о том, кто же больше и лучше может всего самого доброго сделать для своей замечательной Родины, о том, что шахта, ветка сирени, Марс и Москва–Петушки — это все должно быть вместе и очень гармонично. И как-то

Физика зачем, говоришь? The Paisley захотелось? Да раскусил я тебя, мечешься ты, парень. Думку серьезную начинаешь думать. Кем быть? Что делать? «Еще как!» — отвечает. «Ну и о чем?» — не успокаиваюсь я. Замялся тут наш главный уважаемый редактор — не ответил с апломбом. Галине Борисовне уже сам Илья звонил. На диктофон ответ записывал. Но среди глубокого доброжелательного покашливания четкой проблематики не узрел (то есть не расслышал). Быков Дмитрий Львович, Илюхин любимый школьный учитель литературы и по совместительству надежда русской словесности (по оценкам учеников 9 «В» класса школы «Золотое сечение») — тот молодец: сразу начал Бориса Слуцкого декламировать. Как раз 1959 год:

не акцентировано было, что обсуждаемая тема значительно прогрессивнее и либеральнее, чем вопрос: кто больше матери истории ценен — партия или Ленин? Сошлись мы с Леней на том, что не спор это был вовсе, а так — ухаживание. И результатом становилось, кого конкретно из бородатых парней в свитерах в конце концов выберет девушка с упругой кожей и свежим дыханием. И о чем они уже вместе продолжат мечтать. Ну а Маяковский помог не только «Лениным и партией», но и всплывшими строчками: «Я б в строители пошел, пусть меня научат»…

Давнее такое наивнопропагандистское стихотворение, но слова ложились на ситуацию: «У меня растут года, Будет и семнадцать, Кем работать мне тогда, Чем заниматься….» Я звучно продекламировал стих, где автор мечется между своими желаниями быть шофером, летчиком, моряком, вагоновожатым, строителем, и т.д. Только требовал его подучить. В конце выступления мой крохасын спросил: «А кем же, в конце концов, работал Маяковский?» Я не нашел ничего лучше, чем ответить: «Советским творческим деятелем, то есть гармонично развитой личностью». (И это про Маяковского! Дилетант, а не отец.) «Теперь все ясно!» — усмехнулся Илья. Неужели «от обратного» сработало? Неужели Илья теперь будет учить физику, химию, алгебру и далее по списку, спокойно совмещая это с ВИА The Paisley и не нервируя маму Катю и действительно классного руководителя Дину Григорьевну? Неужели он воспользуется настоящей свободой выбора, гармонично развивая оба полушария в волшебной пропорции Золотого сечения? Неужели пройдет еще пять лет, Илья сдаст свой проект, прочтет мою заметку в «Русском пионере», принесет зачетку, мы снова поедем в лифте и станем доказывать следующую теорему?

P.S. Неужели мне и через годы придется успевать сдавать редакционное задание на свободно выбранную тему за час до закрытия очередного номера «Русского пионера»?..

группа продленного дня

продленного дня группа

Пивная гамма Я родился в Иркутске. Некоторым кажется, что это многое объясняет. Есть же популярное мнение о том, что настоящие сибиряки должны пить исключительно водку под закуску в виде байкальского омуля, расколотку то есть. Расколотка — это замороженный сырой омуль, который на несколько дней кладется в соль и перец. Потом им закусывают. Но я водку не люблю, хотя закуска из расколотки божественная. Я люблю пиво. И мне не остается ничего другого, как объяснить почему. В детстве я обожал играть в футбол. Честно сказать, для меня до пятнадцати лет первое место в жизни занимали исключительно футбол и хоккей, и только потом шла музыка. В спортивные игры мы поначалу играли на конфеты, а потом на ящик пива. В команде я был нападающим, чаще в центре, но мог и крайним, и уже тогда точно знал, что если ввязался в какое-нибудь дело, то надо идти до конца. И это было самое большое удовольствие в жизни — выпить пива после выигрыша. Хорошее немецкое пиво уже тогда можно было купить в «Березках» по чекам. А «Березки» в Иркутске были. Позже я обнаружил, что у музыкантов много общего со спортсменами. Они ездят на сборы,

итар тасс

Гениальный пианист Денис Мацуев делится с читателем своими рецептами любви к пиву и доходчиво объясняет, почему трофейное «Жигулевское», которое он пил после футбольного матча, где ящик пива был призом выигравшей команде, гораздо вкуснее джинтоника, который его научила пить королева-мать в Букингемском дворце.

горнист денис мацуев

мы на гастроли, они с тренером, мы с дирижером, у них тренировки, у нас репетиции. Они не скрывают, что после тяжелого матча любят выпить бокал хорошего пива. У меня есть один критерий хорошего выступления артиста: его рубашка. У настоящего профессионального артиста рубашка, когда он покидает сцену, должна быть мокрая на сто процентов. А если она сухая, то возникает большой вопрос, стоит ли вообще такому артисту на сцену выходить. У меня на один концерт уходит два-три литра жидкости, потому что если я выкладываюсь, а по-другому не получается, то выкладываюсь на

сто пятьдесят процентов. А пиво прекрасно тонизирует после концерта. Поэтому я очень люблю пиво. Но пиво должно быть хорошее. Недосягаемое первенство в этом деле принадлежит безусловно Чехии. Чешское пиво — это как рояли «Стейнвей» у нас, как автомобили «Мерседес» в Германии. Это настоящее, а все остальное — стремящееся. Любой напиток должен быть продукцией ручной работы. Только тогда понимаешь, что в нем есть душа. О другом пиве с таким удовольствием, как о чешском, не поговоришь. Американское пиво вообще пивом назвать

сложно. Английское, то, которое в пабах литрами распивают, оно и вообще как вода. Зачем, спрашивается, пить литрами тот же «Гиннесс», когда можно выпить пару бокалов гениального чешского пива, темного или светлого, и почувствовать его великолепный вкус? Особенным могу назвать бельгийское пиво. Сразу вспоминаются пивные в Бельгии, куда заходишь, а там сортов двести пива. Там особый колорит, там особенное аббатское пиво — необычного вкуса, плотное. Конечно, мне приходилось пить и другой алкоголь. Иногда положение обязывает или ситуация. Лет десять назад я был на приеме в Букингемском дворце после своего выступления в Лондоне. Там я познакомился с королевойматерью. Ей было, наверное, лет сто или что-то вроде того. А мне двадцать пять, не больше. Она очень любила джин-тоник. И мы с ней втихаря у камина раздавили… уж не помню сколько. Но джин-тоник джин-тоником, а напиваться я никогда не напивался. Много, конечно, вкусных напитков, но если говорить совсем откровенно, то самое вкусное пиво в мире — это все-таки то, которое я когда-то пил после того футбола. Когда добываешь что-то тяжким трудом, тогда даже «Жигулевское» кажется «Старопраменом».

группа продленного дня

елена ужинова

В спортивные игры мы поначалу играли на конфеты, а потом на ящик пива. И это было самое большое удовольствие в жизни — выпить пива после выигрыша

русский пионер № 8. апрель-май 2009

125

группа продленного дня

продленного дня группа

Духи прошлого У меня есть мама и старшая сестра. Есть еще папа и младший брат, но это совсем другая история. Маму я понимаю, а с сестрой мы редко видимся, еще реже разговариваем и почти никогда не сплетничаем. У нее своя жизнь, у меня своя. С мамой и сестрой мы вместе ходим на кладбище к дедушке и бабушке. Там иногда разговариваем. Вспоминаем прошлое — место обязывает. Вспоминаем какие-нибудь истории. Все больше смешные, чтобы не было грустно. Мама весело вспоминает, как пару раз весьма неудачно вышла замуж, и картина покаяния отца с целью развода кажется ей все больше комичной. В маминой жизни давно нет места трагедии. Сестра тоже могла бы рассказать, как пару раз неудачно вышла замуж, но ей пока не весело от этих воспоминаний, поэтому она предпочитает молчать. А я была замужем только один раз. Однажды на том же кладбище мама вспомнила свою черную сумку: «Какая же я была дура». «Да не ты, а я», — ответила сестра. И я поняла, что стала свидетелем вскрытия семейной тайны. Это было тридцать лет назад. Меня еще не было. А пятилетняя сестра росла в статусе любимого ребенка, не ходила в сад, но

orlova

В очередной раз убеждаешься: далеко ходить не надо. Вот почитайте колонку нашей пионервожатой Анны Николаевой и удостоверьтесь, что самые драматичные сюжеты и поучительные истории можно почерпнуть в хрониках собственной семьи. Такого точно не придумаешь, да и зачем – жизнь не переплюнешь.

пионервожатая анна николаева

была очень послушной и мало капризничала. Однажды мама купила в магазине духи. Они стоили очень дорого, и мама долго не решалась оправдать свое потребительское поведение. Но потом оправдала условной необходимостью быть привлекательной и купила себе эти духи. Но вечером дома она обнаружила, что духи из сумки пропали. Коробочка есть, а духов нет. На следующий день мама отправилась в магазин и потребовала объяснений. Продавщица по советской традиции нагрубила, мама написала жалобу и позвонила знакомым, имеющим непосредственное отношение

к сфере обслуживания. Деньги маме вернули, продавщицу уволили. История закончилась справедливо, пусть и не торжественно. Через несколько месяцев мама обнаружила в сумке, точнее в подкладке, маленькую дырочку. Мама здраво рассудила, что если есть дырка, значит, есть и пропажа. И нашла духи, спрятавшиеся за вторым сумочным дном. Мама позвонила знакомым, которые имели непосредственное отношение к сфере обслуживания, и попросила вернуть безвинную продавщицу назад. Они посмеялись. Тогда мама нашла ее адрес и отправилась

к ней домой, неся в злополучной сумке пакет извинений. Но была проклята (продавщица-то хамка, как-никак). Мама вернулась домой и долго переживала. А потом все забылось. Но мама с тех пор чуть что, считает себя виноватой. И вот в прошлом году на кладбище, когда мама вспоминала эту историю, сестра засмеялась. А она вообще редко смеется в обычной жизни. Сестра рассказала, что не мама виновата, а она. Тогда, тридцать лет назад, когда мама вернулась домой и отправилась на кухню готовить, сестра забралась в ее сумку и нашла волшебные духи. Открыть духи она не посмела, а когда услышала мамины шаги, то наспех запихала их обратно в сумку, точнее в дырочку, имевшуюся в подкладке и знакомую сестре по прошлым визитам в мамин аксессуар. Сестра была всего-навсего маленьким ребенком, но здраво рассудила, что беспокоить маму своим отвратительным поведением не стоит, а когда история получила трагическое продолжение с продавщицей и ее увольнением, сестра прочно утвердилась в мысли, что все сделала правильно, что теперь иного пути нет — только молчать и молчать.

группа продленного дня

группа продленного дня 127

русский пионер № 8. апрель-май 2009

Странно, что какой-то дурацкий флакончик духов так надолго, на тридцать лет, вошел в нашу семейную историю. Маленькая детская ложь, невинная совсем, с таким отчаянным наказанием на годы

наталья вороницына

С тех пор она и замолчала. Они никогда не рассказывала маме, а мне и подавно о своих бедах и радостях. Они никогда ни с кем не советовалась, она и плакалато редко, чтобы не выдавать себя. И все поражались: «Черт знает что творится в ее душе». — Но ты могла бы рассказать об этой истории спустя пятьдесять, но не тридцать лет, — удивилась я. — Я не хотела маму расстраивать. А потом, этот ужас, который я пережила тогда, в пять лет, он до сих пор меня преследует. Преследует настолько, что не выношу запах духов и тем более продавщиц с черными сумками, — засмеялась сестра. А вот мама в тот день на кладбище не смеялась. Она опять чувствовала себя виноватой и повторяла: «Я должна была догадаться». Мне кажется, никто ничего не был должен. Все получилось так, как получилось. Просто очень странно, что какой-то дурацкий флакончик духов так надолго, на тридцать лет, вошел в нашу семейную историю. Маленькая детская ложь, невинная совсем, с таким отчаянным наказанием на годы. Казалось бы, за что? Эта история, будь она голливудским кинематографическим полотном, должна была бы иметь продолжение. Например, такое: и с тех самых пор три женщины стали говорить друг другу только правду, они садились теплыми вечерами на скамеечку в саду и делились своими тревогами и сомнениями. Но нет, мы не делимся. У каждой из нас своя жизнь. Разница лишь в том, что теперь мы знаем друг о друге немного больше, чем раньше. И еще я подарила сестре свои духи. Она не обиделась и только с улыбкой спросила: «Издеваешься?»

группа продленного дня

продленного дня группа

Молния в штанах Мы живем в мире стандартов. Красота тоже имеет свои стандарты, классические образы воплощения. Но время, опыт и чувственность подсказывают, что настоящая красота далека от общепринятого идеала. Меня часто спрашивают о красоте женщин и мужчин. Что это? Как распознать истинную красоту в людях? Отличить действительно красивое от того, что таковым лишь кажется? Когда я размышляю о женской красоте, я вспоминаю СанктПетербург, который оказался для меня настоящим воплощением изысканности и интеллектуальности. Женщины Петербурга прекрасны, впрочем, как и москвички. Но есть, пожалуй, одно отличие. Разница в том, как женщины этих городов себя преподносят. Москвички будто выставляют себя напоказ, а женщины Петербурга глубоко интровертивны, они скрыты сами в себе. И это вдохновляет особенно, заставляет задуматься, увлечься. Почему я вспомнил о женщинах Петербурга? Тип женщин, который меня интересует, который действительно интригует мое воображение, это женщины интересные. Просто я убежден: если женщина действительно интересна, то она прекрасна. По-другому и быть не может.

rex/fotobank

Большое видится на расстоянии: только благодаря этой колонке, которую написал для «РП» культовый итальянский дизайнер Антонио Маррас, мы сможем разобраться, чем отличаются петербуржские женщины от московских, кто является идеалом русской мужской красоты и как дальше жить женщинам и мужчинам — в браке или без.

гардеробщик антонио маррас

Женщина просто лишь красивая не привлекает. Классическая красота скучна. Мне нравится дефект, то, из чего потом можно создать красивую картину. Дефект, маленький изъян необходим образу женщины, ее менталитету, духовному миру. В нем может проявиться скрытая сила характера, и именно это, как ничто больше, привлекает в женщине. Японская теория гласит, что суть красоты соткана из множества дефектов, и с этим сложно спорить. Знаете, в Японии никогда не выбрасывают старых кукол. Просто потому, что со временем они становятся еще лучше.

Мужская красота другая. Хотя здесь тоже важны детали, маленькие смыслы, которые могут сказать о мужчине многое. Например, я вспоминаю фотографа, который однажды делал съемку в процессе интервью. Было восемь утра, а он был в шляпе-котелке. Я был тронут этой деталью. Если говорить о физиологии, то для мужчин чрезвычайно важны следы времени: морщины, шрамы, трещины. Одним из самых красивых мужских образов я считаю поэта Владимира Маяковского. Если говорить о сегодняшнем дне, то это актер Джон Малкович.

Еще один яркий пример мужской красоты — Петр Мамонов. Несколько лет назад я был на кинофестивале в Венеции. Там я познакомился с российской делегацией, которую возглавлял российский режиссер Павел Лунгин. Он представлял фильм «Остров». Тогда я и увидел Петра Мамонова, музыканта, который сыграл в фильме Лунгина главную роль. Он поразил и очаровал меня. Его невозможно соотнести с классическими канонами красоты, но он прекрасен и выразителен в силу потрясающей харизмы. Такие люди вдохновляют без остатка и навсегда. Эволюция отношений между мужчиной и женщиной, эволюция стиля жизни и образов порой стирает гендерные различия. Все более привычным становится стиль унисекс, женщины адаптируют мужские манеры, логику поведения. В мужчинах проявляются женские черты. С этим трудно спорить, этому процессу невозможно противиться. В том числе и потому, что каждый человек волен самостоятельно распоряжаться своей душой и телом. Но для меня принципиально важно, чтобы грань различия сохранялась. Мужчина и женщина уникальные, особенные вселенные. Но именно их соприкосновение дает удивительные

группа продленного дня

129

результат, то феноменальное целое, что может поразить сознание, воображение и отразить истинную суть существования. Наверное, поэтому я являюсь отчаянным сторонником института брака. Неважно, о каком браке идет речь. Лично я двадцать лет назад поверил в брак и с тех пор женат и не имею

никаких причин сомневаться в своем счастье. А многие мои друзья, например, живут гражданским браком. Все зависит от ситуации, системы ценностей. Главное, что суть одна — соединение мужского и женского мира. Но нужно помнить очень важную вещь. Отношения

и брак — это не клетка, не цепь, связавшая людей на века. Заключение брака еще не означает необходимость его безусловного сохранения. Люди вольны делать все, что они захотят, но лишь до тех пор, пока они не навязывают свою волю другому. Нет ничего страшнее ограничений и рамок, которые

сковывают, искажают развитие личности. Именно поэтому я убежден, что свобода — высшая основа всего, несмотря на то, что эту ценность порой ложно интерпретируют и даже игнорируют. Свобода очищает и развивает истинную красоту. Без нее все прекрасное в мужчине и женщине — фальшь.

русский пионер № 8. апрель–май 2009

вита буйвид

Женщина просто лишь красивая не привлекает. Классическая красота скучна. Мне нравится дефект, то, из чего потом можно создать красивую картину

группа продленного дня

продленного дня группа

Родные раки Живописная дорога, ведущая в город Эвиан, удивительно похожа на живописную дорогу, ведущую в город Геленджик. Больше ничего общего у этих городов нет. В городе Эвиане проходил как-то саммит «Большой восьмерки», из-за чего из города вывезли много жителей и завезли много журналистов. И очень много очень вкусной еды. О стране, принимающей такое международное мероприятие, можно судить по тому, как на нем кормят. В этих бесплатных кормежках — квинтэссенция всей кулинарной традиции страны, разгул ее гастрономической гордости и фейерверк гостеприимства. В Питере на трехсотлетии было столько красной икры в огромных жестяных судках, что нельзя себе представить, чтобы такое количество вообще существовало на свете. Пирожки были гладкие, маленькие, соблазнительные — можно было сойти с ума от одних фантазий по поводу того, что там у них внутри. В Эвиане, естественно, кормили сырами, винами, окороками, петухами, эскарго, фуа-гра и всякими такими вещами, о которых я никогда не буду в этой колонке писать. Потому что, чтобы о них писать, надо уметь их готовить, а чтобы их готовить, надо

orlova

Трагедии случаются не только от несчастной любви: в своей колонке главный редактор телеканала Russia Today Маргарита Симоньян поведает о главном разочаровании своей жизни, которое настигло ее во французком Эвиане, где ей, утонченной ценительнице раков, подали обожаемую субстанцию во французском исполнении. Но лучше бы они этого не делали.

буфетчица маргарита симоньян

родиться и умереть французом и чтобы твои прабабка с прадедом родились и умерли французами. Нам же, бесповоротно обрусевшим армянам, остается писать о своем, о будничном: о холодце и хашламе, например. В столовой саммита я ходила вдоль украшенных пластмассовыми овощами рядов с умопомрачительной едой и пыталась все попробовать и все запомнить. И тут я увидела раков. «Я увидел ее и погиб», как говорится. Мимо раков пройти нельзя. Ну то есть я не могу. Раки — это совершенно особая история.

Наивно думать о них как о еде. Они — над едой. Они выше и тоньше даже такой поэтичной вещи, как суфле из телячьей зобной железы. Они драматичнее шашлыка, яростнее стейка и задушевнее фондю. К сфере духа раки относятся не в меньшей степени, чем к сфере плоти. Раки объединяют людей и делают их одной крови, в том смысле, в котором это имел в виду Маугли. Там, где я росла, раки — это и страсть, и зараза, и буднично, и высоко, и празднично, и прозаично. Они — материальное воплощение абстрактного чувства Родины. Можно сказать,

один из ее неистребимых образов, с детства живущих в моей душе. В общем, раки — это как Пушкин. И я попробовала этих французских раков. Ну, скажу я вам! Это были вообще не раки. Это что угодно, но только не раки. Вы меня простите, господа французы, может быть, у вас любой поваренокмальчишка в привокзальной едальне сварганит такой суп де пуассон, какой я уже лет десять тщетно пытаюсь повторить, но по части раков вы профаны. Прямо скажем, ваших раков просто невозможно есть. И вообще нигде в мире, кроме как у нас, раков есть нельзя. Знаем, пробовали. И у нас-то не много где можно, если уж совсем честно. Хороших и тем более отличных раков в Москве найти практически нельзя. Сносных — это да. А шикарных — шансов нет. «Без вариантов», как выражаются там, где действительно водятся лучшие раки, то есть у нас на юге. Ответственно заявляю — отличные раки водятся только на Кубани, а совсем шикарные — только на Дону (да простят меня земляки). Но их в Москву почти не привозят, а привозят бледных алтайских или пресных севанских (да простят меня соплеменники). И те

группа продленного дня

буйте один раз голову. Переборите страх неизвестности, съешьте эту нежнейшую печень, эту несравненную икру, эти тонкие белые веревочки того, что у рыб зовется молоками… Все равно не понравилось? Ну, чего-то я не понимаю в жизни(: Отдайте тогда головы мне и не переводите продукт. Сама доем. Мне их часто приходится доедать за друзьями-москвичами, которые хвостики едят, а бесценные головы норовят выбросить. Как мы ели раков! «Как я трогал тебя! Даже губ моих медью…» —

к чему-то вспомнилось мне. Отец ловил раков раскладушкой в азовских лиманах, а потом привозил домой в огромных грязных мешках и вываливал в ванную. Мы с сестрой мыли их там голой шваброй. Мама их боялась, а мы вытаскивали их из ванной аккуратно, держа двумя пальцами за бока чуть ниже клешней, чтоб не цапнули. Варить их мама тоже не варила, по этическим причинам (раков, как известно, варят только живыми), поэтому в кипяток их бросали дети. Так у нас с сестрой воспитался характер.

Мы варили их в ведрах и ели ведрами… В общем, вот как это нужно делать, если вы живете в Москве. Сразу отбросим все иллюзии насчет того, что мы найдем кубанских или донских раков. На рынке украинка тетя Нина честно признается, что опять один Алтай. Другие продавцы иногда врут, что Дон. Хотя ведь и так видно. Южные — они, во-первых, мельче, во-вторых, темнее. Сильно темнее. Поэтому сваренные они не бывают оранжевыми, а только темно-алыми, багровыми — как кровь, а не как мандарины. Но нам с вами, скорее всего, достанутся именно мандарины. И их тоже надо выбирать с умом. Во-первых, размер. Больших

русский пионер №8. апрель–май 2009

и другие — для знатока грусть и раздражение. Нет того разнообразия тонких вкусовых оттенков, тех сладковатых ноток, того полета. К тому же отдают тиной. Но не для знатока и алтайские, если правильно сварить, могут стать вершиной удовольствия и впечатлением на всю жизнь. Вообще в Москве отношения с раками сложные. Самое главное, мало кто знает, как их есть. В раках можно и нужно есть все. Кроме двух маленьких штучек — кишечника в хвосте, который в рецептах с креветками стыдливо называют «темной венкой», и плотного на ощупь желудка непосредственно в голове, ближе к глазам. Если вас в раках интересуют только шейки, умоляю, просто попро-

Мы с вами хотим побольше девочек. Потому что у девочек — икра. Их отличить так же просто, как человеческих женщин от мужчин — у девочек шире, так сказать, бедра, то есть шейки (они же хвосты)

светлана пожарская/фотосоюз

131

раков покупают только лохи. Внутри такие раки пустоватые и суховатые. Каждый продавец тихонько смеется вслед пузатым дядькам, требующим «покрупней». И все равно большие раки стоят дороже, чем маленькие, потому что пузатых дядек больше, чем настоящих ценителей. Мы берем тех, что помельче, и если тетя Нина не продает нам их еженедельно, то есть если мы у тети Нины — не постоянные клиенты, которых обижать нельзя, то нам придется самостоятельно каждого рака проверить не просто на признаки жизни, а на бурную двигательную активность. Иначе тетя Нина обязательно набросает нам полудохлых — их же тоже нужно кому-то продать. Тот, который лениво шевелит клешней, до дому живым не доедет. Берите агрессивных — не промахнетесь. Дальше — мы с вами хотим побольше девочек. Потому что у девочек — икра. Их отличить так же просто, как человеческих женщин от мужчин — у девочек шире, так сказать, бедра, то есть шейки (они же хвосты), и маленькие клешни. А у мальчиков клешни мощные, а хвосты узенькие. Положите двух рядом — сразу увидите разницу. Не забудьте попросить у тети Нины укроп. Не обычный пучок укропа, как для окрошки, а длинные жесткие стебли старого укропа, как для солений, свежего или сухого, обязательно с семенами. Если такого укропа нет, купите семена укропа в аптеке, они там продаются для младенцев, чтобы у младенцев не болели животы. Если и там нет, возвращайте раков обратно. Ничего не получится. Мы не французы и раков без укропа даже не будем пытаться варить. Тем более алтайских.

продленного дня группа

инга аксенова

группа продленного дня

Есть пара десятков приличных рецептов варки раков. Мы с вами будем варить так, как учил меня отец. Хотя бы потому, что ему это будет очень приятно: он, как только прочитает колонку, пойдет и тут же наловит раков и выпьет за наше с вами здоровье. На десятилитровую кастрюлю вам нужно два с половиной килограмма раков. Этого не хватит ни на какую компанию, потому что десятилитровой кастрюли правильно сваренных раков не

хватает даже двоим. Хотите наесться ими до отвала, покупайте другую кастрюлю. Правда, придется побегать по Москве, чтобы такую кастрюлю найти. Здесь же на рынке покупаем одну среднюю морковку, один зеленый болгарский перец и одно зеленое яблоко. Каменная соль, чеснок и острый красный перец у настоящего кулинара-любителя дома есть всегда. Приехав с рынка, моем раков (без фанатизма, а то некоторые,

бывает, их зубной щеткой трут) и выкидываем тех, что всетаки не выжили. В кастрюлю наливаем семь литров воды, всыпаем семь столовых ложек соли с горкой, кладем укроп (его должно быть много), зубчика три чеснока, болгарский перец без семян, морковку, половинку яблока и красный перец по вкусу. Проверьте, не засунула ли вам тетя Нина в пакет с укропом еще и лавровый лист с душистым перцем. Она любит так делать — для объема пакетика. Лавровый лист нам может все испортить, и душистый перец тоже — мы же не грибы солить собираемся. Доводим наш бульон до кипения на сильном огне, бросаем в кипяток живых раков и закрываем крышкой. Да, мне их тоже жалко. Но и устриц жалко и тем более ягнят. Поэтому не будем больше об этом. Пока раки опять вскипят, набираем в ванну холодной воды до уровня середины кастрюли. Как вскипели, уменьшаем огонь и даем им еще повариться минут 5–10, в зависимости от размера. Как только сварились, всю кастрюлю ставим в ванну с холодной водой. Раки должны настояться в бульоне, но не должны продолжать вариться, что именно и произойдет, если кастрюлю не поставить в холодную воду. Минут через двадцать достаем одного и пробуем на соль. Мало соли — сыпем в кастрюлю еще. Много — доливаем обычного кипятка. И настаиваем не меньше часа. И потом подаем с холодным пивом. Ну что тут можно сказать? Именно в эти минуты как раз и начинаешь остро чувствовать Родину. И точно знаешь, что это не Франция. И слава богу.

группа продленного дня

продленного дня группа

Пережуем кризис Конечно, в ресторан можно и не ходить, это же не библиотека. Впрочем, эта антитеза неправомерна: в некоторых московских заведениях элитного питания имеются книжные полки, на них стоят тома вплоть до собраний сочинений, а в «Пушкине» даже есть зал, который так и называется — «Библиотека». Не исключено, что при нынешнем развороте экономической жизни многие рестораны будут вынуждены переквалифицироваться в читальные залы, полностью сосредоточив усилия на предоставлении посетителям исключительно духовной пищи, а рестораторы станут с гордостью называть себя библиотекарями. Это и полезно, поскольку известна рекомендация раз в двенадцать лет резко менять род деятельности, чтобы полнее реализовать свой творческий потенциал. Сейчас примерно так все и совпало: в отечественный ресторанный бизнес многие его нынешние корифеи пришли десять-пятнадцать лет назад. Во всех катаклизмах нужно находить позитивные стороны. Меньше теперь посетителей в ресторанах? Первый вариант ответа: больше. У отдельных преуспевших бизнесменов стало меньше дел, отпала производственная необходимость постоянно держать руку на

orlova

Член совета директоров VIP-international Мирослав Мельник проанализирует состояние ресторанного дела в тяжкую годину: некоторые его наблюдения обескуражат, а некоторые рекомендации перевернут мир. Например, идея перепрофилировать рестораны в библиотеки. Из самой жующей – в самую читающую. Культурный шок.

дежурный по столовой мирослав мельник

пульсе, контролировать процесс, а деньги пока еще есть. Дополнительное досужее время отдается сидению в ресторанах, где в процессе обмена мнениями и комментариями могут возникнуть какие-нибудь продуктивные идеи по поводу того, как сохранить капиталы (об их приумножении речь временно не идет). Другой, развернутый ответ: больше публики стало в ресторанах экономкласса, она перетекла в них из luxury. Но это явление не носит массового, обвального характера, и хотя, например, пресса сообщает, что у Олега Дерипаски долг 14 миллиардов долларов, это не означает, что случайной

встречи с Олегом следует искать в «Дровах» или в «Елках-палках». Интересно пронаблюдать тенденции ценовой политики. Когда-то, во времена существования японского ресторана «Изуми» (я был его совладельцем), друзьяпосетители сетовали мне: два доллара за одно суши — это грабеж. Я объяснял: мы привозим ингредиенты самолетами непосредственно из Японии. Прошло несколько лет, и в меню московских закусочных с японским оттенком привычными стали цены по 5–10 долларов за одно суши, причем исходные продукты вылавливались, на мой взгляд, не в океане, а в каких-то местных

водоемах. Ныне цены снижаются, но фрагментарно, появилась формулировка «антикризисное меню», но это скорее маркетинговый прием: те же яйца, но вид сбоку. Я в одном из своих ресторанных обзоров уже советовал Аркадию Новикову не продавать дисконтные карты (по 2–3 тысячи рублей), а бесплатно вручать их постоянным клиентам: народ оценит и охотнее потянется в его заведения, с лихвой перекроет в итоговом сальдо такую уступку. Думаю, этот совет теперь как никогда актуален. В большинстве европейских стран экономический кризис проявляется в более щадящем режиме, нежели у нас, девальвация не так больно ударила по гражданам. Однако рестораторы лелеют и жалеют свою клиентуру, предоставляя не риторические (в виде завлекательных лозунгов) скидки, а вполне ощутимые, реальные — до 50 и более процентов. И все-таки публики в ресторанах зримо поубавилось. Обычно мне приходилось заранее заказывать столик в моем любимом ресторане «Колпинчо» в Барселоне, и это понятно: у них там есть целый штат рыбаков, которые ежедневно поставляют на кухню утренний улов. Недавно я зашел в «Колпинчо» в час пик субботним вечером: половина столиков свободна. За границей

группа продленного дня

135

народ вообще более адекватно и непосредственно реагирует на экономические передряги. Люди, предпочитавшие дорогие рестораны, спустились на одну социальную ступень ниже — в кафе, в закусочные, завсегдатаи которых, в свою очередь, перешли на бутерброды и обеденные пайки, выдаваемые женами. Впрочем, в большинстве европейских стран можно спокойно пообедать во вполне приличном заведении за несколько евро. У нас за такие деньги можно по-прежнему только пальто сдать в гардероб, точнее, получить назад свою верхнюю одежду, не огорчив гардеробщика и швейцара. У нас вообще все происходит по-своему. Кризис — серьезный, что называется взрослый, а реакция — подростковая. Авось цены

на нефть вот-вот вновь подпрыгнут на рекордную высоту, кредиты снова польются полноводной рекой и прежняя жизнь наладится. Вряд ли, думаю, все это всерьез и надолго, выкарабкаться будет сложно. По-настоящему огорчительно сокращение не посадочных, а рабочих мест в ресторанах, но опять-таки есть свет в конце туннеля: неисчислимая армия официантов, преимущественно молодых, сможет найти себе применение в других отраслях, если они согласно последним предначертаниям все-таки будут развиваться. Что произойдет с ресторанной жизнью, она свернется? Скорее всего — да, мы станем умереннее в аппетитах. Часть дружеских застолий вернется в квартиры, и кухонные по-

сиделки вновь станут главной формой дружеского общения. В прежнюю, советскую эпоху дни рождения было принято отмечать преимущественно в домашней обстановке — и в целях экономии, и в силу традиции. В ту историческую пору ресторанное времяпрепровождение воспринималось общественностью как один из признаков наличия нетрудовых доходов. В советских кинофильмах эпизоды, связанные с пребыванием действующих лиц в ресторанах, чаще всего имели комедийную окраску, достаточно вспомнить знаменитую сцену из «Бриллиантовой руки» с участием Андрея Миронова и Юрия Никулина. Или же нам показывали в детективах, как куражатся в ресторанах преступные элементы, где

их берут тепленькими удалые опера. И все-таки пережитый Москвой и отчасти всей страной ресторанный бум оставит благой след в нашей жизни. Мы многому научились в ресторанах, появилось множество помещений с прекрасными интерьерами, по этому критерию мы, пожалуй, лидируем в мире, сервис стал гораздо цивилизованнее, люди усвоили благородные манеры, мы приобщились к новому для нас пласту культуры. Осталось лишь подтянуть к достигнутому ресторанами уровню все прочее (сельское хозяйство, промышленность, медицину, дороги и т.д. и т.п.), и тогда мы отметим это дело брызгами шампанского, пусть и не французского, а советского.

русский пионер № 8. апрель–май 2009

эммануил евзерихин/фотосоюз

Что произойдет с ресторанной жизнью, она свернется? Скорее всего — да, мы станем умереннее в аппетитах

группа продленного дня

продленного дня группа

Он распустился Интересно, как меняются со временем, казалось бы, совершенно незыблемые вещи. Еще интереснее, что это еще интересно (и т.д., но здесь опасность рекурсии). Частично этим метаморфозам я обязан английской части сознания — с их любопытством ко всему новому, терпеливым приятием старого, какое бы оно ни было, и спокойной уверенностью, что все, что делается, — разумное и доброе. Так вот. Если поступаешь в университет — это поступок? Скорее даже Поступок с большой буквы. А слово «провал» не имеет практического приложения в своем основном смысле, но гораздо больше в контексте прикладной психологии — потому что проваливается из памяти. Оба эти значения мне пришлось испытать на себе. Заявка из университета, гласящая, что я обязан являться студентом Корнуольского университета, прозвучала трубным гласом во всех уголках моей измученной души. В письме красным шифтом отдельно оговаривалось, что строго воспрещено не то что принимать, но и рассматривать предложения от какого-либо еще университета. До сих пор не выяснено, кто из членов семьи был больше шокирован таким заявлением.

олег михеев

Для студента Корнуольского университета и безнадзорного сына главного редактора «РП» в колонке смешались в кучу кони и люди, любовь и голуби, тренажерные залы и библиотеки... Но лучшее, что мы можем сделать, — не трогать колонку грязными профессиональными лапами, потому что, может, из адской смеси провалов и поступков родится все-таки какая-нибудь истина.

следопыт никита космин

Тогда я проводил большую часть времени (две трети суток) во сне, подспудно надеясь, что все разберется само собой, как обычно бывает после внушительного сна. Это было после того, как я встретил Мари. Это, как я собрался с присущей мне категоричностью заявить, неповторимая история... На самом деле, конечно, элементарно повторимая и тысячекратно повторенная. «Ее не всегда среди женщин земных угадаешь. Но если увидел, то глаз уже не оторвешь». При виде ее глаз я застыл на месте. Не исключено, что я сделал стойку. Вполне возможно, что у меня текла слюна.

Немедленно растеряв все свое пуританство, я проблеял что-то про голубые глаза. Ударили литавры, разом начал оркестр, небо раскрасилось фейерверками. Мои глаза, видимо, как-то пропустили фейерверки наружу, потому что она улыбнулась. Спустя три дня она вернулась в Нормандию. Я помню, что обещал ей, и сам верил тогда в то, что обещал. Только много позже жизнь в очередной раз посмеялась над моими планами и унесла в омут, где, поднеся руку к глазам, не увидишь пальцев. Я помню из этих дней только лен ее волос и голубые-голубые

глаза... К счастью, память научилась провалам быстрее сердца и зажевывает эти фрагменты. Ее запинающийся, нежный голосок... Она неуверенно строит шаткие английские предложения и через раз сконфуженно смеется над своими ошибками. Смеясь, вскидывает на меня глаза, и золотистые прядки волос рассыпаются по плечам. Бирюза в золоте — это и был первый раз. Настоящий. В том, как она нерешительно брала мою руку, как прижимала ее к губам... Я по всем правилам жанра должен был ответить взаимностью, но весна же была в самом разгаре... Я был весь движение, я дышал этой большой и сказочной жизнью и не мог надышаться, и вокруг меня было столько других девушек... Я тогда не думал о том, что со мной — ни одной... Со временем, понимая, что произошло, она перестала звонить. Она все еще звала меня иногда, как собака, попавшая под машину, собака, которой нестерпимо больно и которая не понимает, что происходит, зовет хозяина: ведь когда он придет, все будет хорошо. А потом потихоньку затихла, иногда как будто выходя из забвения, снова вскрикивая, задыхаясь и зовя с прежней силой, а потом перестала. Может быть, этим она заслужила

группа продленного дня

137 забвение. Ко мне, как отсрочка приговора, пришло позднее прозрение. Я полюбил ее. Как стивенкинговский хоровод клоунов, в моей голове кружили вопросы вроде «Зачем же я?» и «Как же теперь?» Родители чтото усекли и предоставили мне зализывать раны в одиночестве. Я и мир соблюдали строгий нейтралитет. Сколько прошло времени, я не понимал тогда. Мари я встретил после выпускного бала, а вызов в университет пришел через три месяца. Английский университет, так же как и школа, — редко одно здание. Обычно это комплекс блоков, беспорядочной кучкой раскинувшихся по зеленой травке. Как правило, к нему примыкает футбольное поле

и обширный парк, где тусуются в свободное время студенты. В этой беспорядочности легко затеряться, но блудных агнцев в любом месте принимают как давно не заходивших друзей и снабжают подробными указаниями, как пройти. Особенно мне запомнился первый корпус, финансовая администрация. Там мне однажды на слово поверили и выдали полторы тысячи на квартирную плату. Дальше находится сектор государственного сервиса по транспорту и квартирным услугам, куда я бегаю звонить, а также тибрить бумагу, ручки и кофе. Слева библиотека с бесплатным интернетом. В зал, обитель ухватистых молчаливых мужиков и трех центне-

ров культуристских установок, пускают на неограниченное время за фунт с носа. Инструкторы тем, кого хорошо знают, все время опрометчиво забывают напомнить, что их членские карточки истекли. Как сообщил мне парень из военмеха, свою он не обновлял с апреля. Служащие с удовольствием оставляют меня одного в зале, когда подходит время закрываться, только просят захлопывать за собой двери. На западе — инженерный цех, у меня там чинят хрупкий гоночный велосипед, рассыпающийся на части на суровых корнуольских холмах. Рядом молодежная тусовка, где парни твердо убеждены, что я агент русской разведки, а девчонки меня обожают. Я честно не знаю, почему они так

ко мне привязаны. Правда, был один случай, когда я, в лучших традициях Джо Дассена, принес с собой букет лютиков и раздал по одному каждой девчонке, которая встретилась. Моя знакомая потом принесла с собой этот лютик в баночке с водой, и ее слова: «Он распустился» — растрогали меня до слез. Это они так же трогательно пытались утешить меня, в сущности, совсем незнакомого им человека, когда я расстался с Дианой. Гиблое было дело, однако они не сдавались и терпеливо ждали, когда я в очередной раз выйду из сумрака. Наверное, это любовь. Их вера в меня снова дала мне веру в людей. За пять фунтов взял по дешевке, не правда ли?

русский пионер № 8. апрель-май 2009

orlova

Был один случай, когда я принес с собой букет лютиков и раздал по одному каждой девчонке, которая встретилась. Моя знакомая потом принесла с собой этот лютик в баночке с водой, и ее слова: «Он распустился» — растрогали меня до слез

группа продленного дня

продленного дня группа

Героиновые зимы Тины К. Мне всегда говорили, что весной все влюбляются. Все рассказывали свои истории про троллейбусы, метро, такси, переходы. И все эти истории начинались со слов «только зима закончилась, и вот тебе пожалуйста — сразу весна хрясь по голове, и сразу любовь». Поэтому до того, как я влюбилась в первый раз, я была очень бдительной на улицах. Особенно весной. Все боялась, что ударит по голове, а я буду не готова, не в форме, непричесанная, ненакрашенная, не на каблуках. Приходилось краситься постоянно и носить каблуки. И ждать, ждать, ждать... В общем, всех уже по голове, а мне восемнадцать — и хоть бы что. Уже даже надоело краситься, да и в кедах удобнее. Волосы в пучок, и помчалась на работу. От моего дома до телецентра в родном Тбилиси, если на каблуках и плавно, сорок минут. Если в кедах и с пучком, то десять. И на переходах можно не задерживаться, все равно никто не скажет, высунувшись по пояс из машины: «Радедам дагбада!» («Что за женщина тебя родила» — пер. с груз.). Одной весной, когда душно цвела сирень, в кедах я быстро шла на работу. На переходах я не задерживалась. И на меня не высовывались по пояс из машины и не кричали о моих достоин-

пц «апостол медиагрупп»

Если вы хотите узнать, как любила Тина Канделаки, а главное, кого и вопреки чему — вы прочтете эту колонку так, как прочли ее мы: не оторвавшись ни на секунду и недоумевая, оттого что колонка вдруг закончилась вместе с этой историей, в которой героина меньше, чем любви, но больше, чем здравого смысла.

правофланговая тина канделаки

ствах. На последнем переходе, у дворца спорта, где мама требовала быть крайне внимательной, потому что это самый опасный переход, у моих ног резко затормозили... «Жигули» девятой модели. Затемненные стекла и эффектные диски совсем не соответствовали моему тогдашнему тюнингу. В кедах и с пучком я могла бы сильно понравиться разве что парню на велосипеде, но на великах тогда грузины не рассекали. Это было как-то совсем без понта. В общем, на великах ездили армяне. Но возвращаюсь к своему звездному часу: стекло плавно (насколько это возможно у «Жигулей» девя-

той модели) опустилось, и оттуда ко мне обратился Чарли Шин. Почему-то по-грузински предложив подвезти. Папа и мама мне всегда говорили (в общем, как и вам, читательницы) не садиться в чужие машины, есть высокая вероятность напороться на дядю-извращенца. Но Чарли Шин не мог быть извращенцем. Или мог? Или был? Этот калейдоскоп вопросов крутился в моей голове, в то время как Чарли своим хриплым голосом продолжал мне описывать перспективы нашей совместной поездки. Короче, я села. Рядом. Ехать до телецентра оставалось три минуты. Ровно три мину-

ты ему хватило на то, чтобы удивиться, насколько я похожа на Тину Канделаки, и спросить, не я ли это. На этом поездка, а с ней и вопросы закончились. Честно говоря, хотелось дать телефон, но никто не спросил, сволочь. Надо же было в самый ответственный момент оказаться в кедах. Но ничего, у нас, у телеведущих, процесс превращения из лягушки в царевну происходит очень быстро. Заходишь в гримерку — обычная, а выходишь — королева. Иду в студию и думаю: сейчас буду читать программу телепередач так, что он еще пожалеет, что не спросил телефон. Губы в конце надую, улыбнусь и даже будто подмигну другому, и пусть Чарли Шин думает, что я занята и про него уже не помню. Читаю эту гребаную программу телепередач и думаю: но если есть в жизни какая-то справедливость, он же должен меня найти и влюбиться, потом обязательно жениться, и потом через сто лет мы умрем в один день, окруженные внуками. В этот момент дверь в студию открылась и за мной пришел, точнее, приехал на «Жигулях» девятой модели самый настоящий принц. Вахтанг. Но и в самом деле очень похожий на Чарли Шина. Очень быстро выяснилось, что у Чарли Шина есть пистолет и что

группа продленного дня

группа продленного дня 139

русский пионер №8. апрель–май 2009

игорь васильев

Моя любовь называлась «лето — зима». Знаете почему? Когда наркоман бросает, у него наступает зима. Но он всегда знает, что наступит лето

он один из лидеров военизированной группировки «Мхедриони». Кла-а-а-а-с-с! «Жигули» девятой модели, пистолет, его модные черные очки марки Ray-Ban и постоянные мужские разговоры о политике, войне и справедливых наказаниях… теперь все это имело непосредственное отношение ко мне. И еще ко мне имело отношение его вечно хорошее настроение. Наверное, ему было так хорошо из-за меня. Пик этого «хорошо» наступил в одну летнюю ночь. Сквозь глубокий сон мне вдруг почудилось чье-то далекое завывание. Не очень хороший голос, не очень хороший слух, но с душой. Во сне этот голос набирал обороты. До тех пор, пока я не проснулась и не поняла, что голос идет со двора и мне хорошо знаком. «Землю полную цветов на коленях я прополз, Ты сказала: приходи, дорогой! Извини, что опоздал». Я была гордая. Я была Кармен. И у меня была (и, слава богу, есть) любимая мама. Эльвира Георгиевна Канделаки. Знаменитый нарколог. Гроза всех наркоманов города Тбилиси. Которая тоже проснулась. И сразу приступила к выполнению служебных обязанностей. Основные симптомы были настолько очевидны, что диагностировать можно было оперативно и на расстоянии. — Только наркоманов нам в три часа ночи не хватало! — обратилась к Чарли Шину Эльвира Георгиевна с восьмого этажа. — Сейчас найду телефон твоих родителей ( в Тбилиси это не проблема) и тоже спою им песню! Если еще раз увижу тебя рядом с моей дочкой, буду петь эти песни уже у тебя дома. Из Кармен я резко превратилась в Джульетту. Меня не понимали. Меня лишали любви.

продленного дня группа

александр ширнин

группа продленного дня

Все было по обычному сценарию. Я сидела на кровати, долго ждала. Потом он вернулся окровавленный. И сказал, что у него сломалась игла, часть застряла в вене и мне лучше уйти Мою любовь оклеветали. Какие наркотики? Я их сроду не видела. Мальчики в школе покуривали чай в туалете. Потом одного стошнило, и его родителей вызвали школу. На этом мои познания в области наркотиков заканчивались. Но мой принц, мой Ромео, не мог курить чай. Кстати, эту мысль разделяла и моя мама, считавшая, что он давно и плотно сидит на героине. Я страдала, я скрывалась. Я даже не целовалась. Он считал, я настолько прекрасна, что поцелуи могут меня осквернить. Мама что-то говорила про импотенцию и про то, что у наркоманов дети не родятся.

А если родятся, то их отправляют в кунсткамеру, чтоб другим неповадно было. Времени на любовь было мало. Слава богу, на той стороне все родственники были довольны и даже создавали условия для нашего с Вахтангом воссоединения. Я приходила в гости, меня сразу провожали в комнату Вахтанга, она же его спальня, а дальше я долго сидела на кровати и ждала, пока он вернется из ванной. Он почему-то всегда любил там подолгу сидеть. Думалось мне, волнуется. До тех пор, пока я не пришла в гости, когда его мамы не было дома. Все было по обычному сцена-

рию. Я сидела на кровати, долго ждала. Потом он вернулся окровавленный. И сказал, что у него сломалась игла, часть застряла в вене и мне лучше уйти. Так он подтвердил, что моя мама очень хороший нарколог. Но мне он пообещал, что после этой истории бросит героин, параллельно пообещав героину, что бросит меня. В этот день началась война между мной и героином за Вахтанга. Каждый из нас одерживал лишь временную победу. Вахтанг бросал, грустнел, злился, переставал звонить, бросал трубку, орал, чтобы больше не звонила, и исчезал. Пауза. Страдаю. Понимаю, что любит и борется за нашу любовь. Жду. Появляется, звонит, ласковый, подолгу болтаем по телефону. С каждым разом все веселей и веселей. Встречаемся. Героин снова победил. Это уже понимаю даже я. Не нарколог. Так я взрослела год за годом, понимая, что любви нужны допинги. Разные. Моей почему-то нужны были запрещенные. Моя любовь называлась «лето — зима». Знаете почему? Когда наркоман бросает, у него наступает зима. Но он всегда знает, что наступит лето. Так я жила несколько лет: лето — зима, зима — лето, лето — зима и опять зима — лето. В этой парадигме весны нет. Однажды я проснулась и решила, что вопреки всему у меня все-таки будет весна. А Вахтанг выберет сам. Идти в лето или все-таки попытаться прожить со мной весну. Весной я уехала в Москву. А Вахтанг остался зимовать в Тбилиси. Так я снялась с Вахтанга. А он с героина. И оказалось, что никто никому не был нужен.

группа продленного дня

продленного дня группа

Не убий

Писать про личное не хотелось мне. Думала приврать. Присочинить что-нибудь. Я ж писатель, мне легко будет Андрея Колесникова обмануть, выдать придуманное за прожитое. Ан нет, не получилось. Пришла на «Пионерские чтения» в «Республику», свернулась на диванчике за спиной Владимира Григорьева, подышала в сияющий затылок Германа Виноградова, подивилась на коралловое платье Тины Канделаки и решила — ну ладно, напишу правду, чего уж там. Все равно все свои. Значит, никто не догадается. Я хотела рассказать, что я устроила невинным людям, когда писала свою книжку «Антиглянец». Была осень, ноябрь, гадость. Я сидела и думала, где разместить поворотную точку сюжета. Известно, что русская литература прихрамывает именно по части сюжетности. Многие пишут хорошо, но их неинтересно дочитывать. Те, кто умеет заманить в сюжет, параллельно гонят вагоны, груженные необработанным словесным шлаком, прямо в ад. Дочитать можно, но противно. Я решила, что покажу класс — соединю Голливуд с Болдинской

orlova

Мало того что Наталия Осс написала роман «Антиглянец». Она еще и написала в антиглянцевый журнал «Русский пионер» о том, как она это сделала и благодаря кому. Оказывается, благодаря одному из колумнистов «РП». История, правда, получилась подозрительно глянцевая. Именно поэтому мы ее и публикуем — исключительно из того соображения, что наш читатель уж не глупее нашего писателя и во всем в состоянии разобраться сам.

библиотекарь наталия осс

осенью. Насчет пушкинской традиции — тут я в себе не сомневалась, а вот для того, чтобы взобраться на голливудские холмы, приходилось попотеть. Первая поворотная точка сюжета, вторая поворотная точка, три неравных акта, кульминация, развязка, катарсис, синопсис, тритмент, черт в ступе. Месяц я не выходила из дому — сидела больная, зачумленная, с синяками под глазами, ждала то полнолуния, то рассвета, жгла костры из окурков и спичек, кормила летучих мышей, прислушивалась к тревожным крикам гастарбайтеров с со-

седней стройки, но ничего не получалось. Не шло. Точки, с которой начинается голливудская осень, не было. Я читала новости и хроники происшествий, Бунина и Быкова, Набокова и Хорнби, Кинселлу и Уэльбека, но никак не могла нащупать артерию. И тут случилось. Сгорела машина, осталась жива Тина. Я ликовала, я именно этого ждала. Знаете, как это бывает: думаешь, что ты человек, а ты — раз, и оборотень. Такой поджарый, с алой пастью, из которой вырывается пламя. Что в Голливуде так бывает, что в Болдино.

Я врубила компьютер и принялась освежевывать тушку. Теперь нужно было решить — брать машину и разбивать ее возле Виллефранш-сюр-Мер или все-таки расхерачить вертолет где-нибудь в Африке, чтобы героиня, голая и босая, но выжившая в катастрофе, шла по берегу реки Замбези, не зная, кто и где ее съест. Но Африка уводила меня слишком далеко от родных Палестин, капищ Ферра и залоговых аукционов. Я решила приберечь истории о крокодилах и бегемотах для следующей книги и сосредоточиться целиком на событиях в Ницце, которые когда-нибудь должны были случиться. Роман «Антиглянец» — это, конечно, именно Ницца, а не Кейптаун какой-нибудь между двух океанов. Деловито мы с волчарой принялись за дело, строчки ложились ровно, одна к одной, крепкие, ладные, сочащиеся молодой, свежей кровью. Он рубил, он хорошо это делает, я подносила фактуру. Из своей жизни, из всех жизней, которые оказались поблизости. В ход шли родственники, друзья, знакомые, учителя, работодатели, коллеги, попутчики, ньюсмейкеры, одноклассники, соседи. Родители

группа продленного дня 143

русский пионер №8. апрель–май 2009

И тут случилось. Сгорела машина, осталась жива Тина. Я ликовала, я именно этого ждала

варвара полякова

группа продленного дня

были отправлены туда же. Я не щадила ни детей, ни покойников. Ну разве что детей — немного больше. Мясорубка перемалывала все, только косточки хрустели. И тут случилась остановка. Авария в Ницце — это, конечно, хорошо, ну а дальше что будет двигать сюжет? «Может, еще немного красненького?» — предложил волчара. И тут я сообразила: ну конечно! Где авария, там тюрьма. И я застучала по клавишам. Тюрьма была хорошая, городская, в Ницце. Там была камера с умывальником, койка. Без излишеств, но чисто. Туда я своего героя любимого, олигарха позорного, и поместила. А героиню любимую, журналистку трепетную, — в соседнюю камеру. Французские полицейские их после аварии повязали. Так придумалось. На дороге взяли, когда они ехали из Ниццы в Канны. Внимание, внимание! Arretez-vous! Arretez-vous! Выйти из машины, руки на капот! Вот — новый поворот. В смысле — центральный поворот сюжета. Я же говорю, писатель жестче жизни. В жизни можно уйти от ответственности. В книге — никогда. Развела ребят по камерам и оставила поспать до допроса. Кто был за рулем «Феррари Энцо», думаете? Нет, в романе спрашивают, кто был за рулем «Бентли Джити». Я пока не знала, посадить их на пару лет или выпустить под залог, например. И волчара тоже не знал, притомился косточки сахарные обгрызать, уснул под утро. А мне все не спится. Включаю новости — и слышу про аресты в Куршевеле. Ну честно, прямо в этот самый момент.

В это трудно поверить, я сама сначала не поверила. Но сейчас, поймите, уже совсем нет смысла врать. Книга издана, продана даже, пиаровский хвост того события давно растаял, так что смысла врать нет. Поэтому вы поверите. На наших руках это злодеяние. Мы разбудили прокурора Лиона, он развернул антироссийскую агитацию. Простите, Михаил, что так вышло. Я, конечно, не вас имела в виду. Но роман, поверьте, вышел на славу. Когда вы там сидели, я описывала сцену допроса. Я рядом была, буквально в соседней камере витала, а иначе как же напишешь. Я теперь знаю, что

продленного дня группа

в куклу живую душу вгоняет, но неизвестно, что из этого выйдет. Писатель же берет живого человека и вытряхивает из него душу, чтобы вложить в куклу, в дурилку картонную. И что с прототипом после этого будет, писателя не интересует. Он же на живца читателей ловит, а читателя на фуфло не подманишь, ему тоже подавай настоящей человечинки. Чтобы капало, чтобы пахло со страниц горячей, острой, только что пойманной жизнью. Писатель — страшная профессия. Да, Порфирий Петрович, мы и убили-с. Могли бы — и убили-с. И дальше убивать будем. Не из злости и не денег

Писатель — страшная профессия. Да, Порфирий Петрович, мы и убили-с. Могли бы — и убили-с. И дальше убивать будем происходит в момент, когда все кончилось, но еще ничего не началось. И как только пошли живые души по краю, нарезая в кровь свои босые розовые пяточки, тут же проснулся волк, напился, закусил, и мы понеслись дальше, к кульминации, к разборкам, выборам, мимо печальных пустых пляжей, по мокрому рыхлому асфальту московских дорог, к развязке, к редактору, который уже орал в ярости о сорванных сроках, по шуршащим болдинским листьям, прямо к хеппи-эндовому финалу, в котором голливудской сладости — ни на грош, зато прогорклый запах седины ощущается отчетливо. Конец. Писатель — это даже не жрец вуду. Жрец — он лучше. Он

ради, а просто потому, что иначе — не пишется. Я долго размышляла, стоит ли мне идти на убийство. С одной стороны, я опасалась. Я уже знала силу своего первобытного шаманства. С другой — чем больше жести в тексте, тем больше шансов премию какуюнибудь получить. Книги от крови только улучшаются. Волк каждый день меня уговаривал, руки лизал, щеки. Напоминал, ради чего все затевалось. Тут мы подходим к главному. Конечно, первая книга пишется из мести. Из тщеславия максимум что можно сделать — написать рассказ Колесникову в журнал. Но чтобы сделать книгу — а это адова работа на год почти, — тут нужны более глубокие, более низменные

чувства. Мне отмщение и аз воздам. Воздала. Ах, как я воздала. Недостатки превратила в достоинства, усилила слабые места, отрезала, удлинила, подретушировала, передернула, процитировала, придала смысл, напомнила, объяснила, наехала, высмеяла, оплакала, попрощалась, простила, снова влюбилась и отпустила уже наконец. Но все не оставляла меня мысль отрубить ему голову, как сделала Юдифь, хотя бы эту часть отрезать от туловища, оставить себе на память, а остальное тело расчленить и спрятать навсегда в моем романе… Когда все кончилось, я загнала обратно на Луну страшного людоедствующего волка, я сделалась снова добрая. Поставила точку и пошла пить энергетическое на улицу. Огляделась и увидела, сколько валялось вокруг меня выпитых человеческих судеб, пустых съеденных душ. Прекрасное июльское утро стерло следы моего греха. И вот однажды я, такая нарядная, сияющая, встретила героя, которого моя милость и волчья сговорчивость оставили жить. Персонаж был приятно удивлен, получив от автора не только экземпляр, но и надпись в духе «спасибо за наше счастливое». А потом он книжку прочитал и, кажется, расстроился. Затаился. Думает, что могло бы быть и лучше. Не знает, что мог бы и не выйти со страницы номер 435, например. Теперь я смотрю на него, радуюсь, что волку его не скормила, что не соблазнилась, уберегла, сохранила. А он даже не знает, какая сила спасла его от меня. Ничего, во второй книжке я тебя точно съем.

147

текст: михаил сеславинский рисунки: ляля ваганова

Глава Федерального агентства по печати Михаил Сеславинский на последних Пионерских чтениях в книжном магазине «Республика» поразил слушающую публику тем, что прочитал ей специально к этому мероприятию написанный рассказ. Редакцию «РП» он поразил качеством этого рассказа, дописанным за четверть часа до начала чтений. Тогда же главный редактор «РП» пообещал, что этот рассказ будет опубликован в ближайшем номере журнала — чтобы была поражена не только слушающая, но и читающая публика. Мы, как и Михаил Сеславинский, свои обещания выполняем. амышовый кот Поларис в задумчивости сидел перед домом пожилого финского фермера Юхо Ярвинена и не мог понять, как к нему относиться. С одной стороны, Ярвинен был местным старожилом. Еще его прадед поселился здесь во времена Российской империи и начал выращивать кур, гусей и коров. Мясо-молочную продукцию он поставлял русским дачникам в расположенную в двадцати километрах Иматру и на вырученные деньги мог не только содержать свое семейство, но и потихоньку скупать лесные угодья и пахотные земли. В результате четверть всего мыса Котаниементи стала принадлежать ему. Название могло бы быть переведено как «Дорога, ведущая к мысу чума». Был приобретен даже небольшой остров примерно в 300 метрах от берега в заливе Саймы. Однако после Октябрьской социалистической революции русские дачники исчезли, а коренные жители Иматры и Лаппеенранты не приносили такого дохода. Советско-финская и Вторая мировая войны привели этот край в запустенье, и Ярвиненам приходилось еле-еле сводить концы с концами. Поларис родился всего шесть лет назад, когда эта местность вновь ожила благодаря нашествию русских туристов начала 21-го века и превратилась для них в крупнейший торговый центр. Для постоянно прибывающих покупателей строились новые громадные супермаркеты на окраинах Лаппеенранты, да и в самом городе русскую речь на улице и в магазинах можно было услышать чуть ли не чаще финской. Так что Ярвинен вызывал уважение в качестве продолжателя традиций своего прадеда и носителя традиционной финской культуры. Он жил на ферме круглый год — не то что заезжие дачники — и продолжал держать небольшое коровье стадо. На ферме в сене всегда можно было отогреться в сильные морозы. Коровы принимали

русский пионер № 8. апрель-май 2009

Полариса за крупного домашнего кота и не возражали, если он грелся около их теплых боков. Ферма вообще была прибежищем для всего живого. Птицы здесь не только селились в развешенных на деревьях скворечниках, но и неплохо питались из кормушек и коровьих стойл. Но была у Ярвинена одна странная особенность: он не был брезглив к мышам. Все нормальные жители Котаниементи уже давно понаставили в своих домах ультразвуковые отпугиватели для мышей, приобретенные в недорогом ближайшем супермаркете «Робин Гуд». Отпугиватели были весьма эффективными, и мыши кружили вокруг коттеджей, боясь проникнуть внутрь. Тут-то они и становились добычей Полариса, знавшего все подходы к домам и мышиные норы как свои пять когтей. Но если зима была снежной, а обитатели домов редко их навещали и не разгребали сугробы, то добраться до мышей было почти невозможно. Тогда-то вся надежда оставалась на ферму, подходы к которой регулярно очищались от снега. Но отсутствие ультразвукового отпугивателя «Антимаус» в доме фермера приводило к тому, что мыши селились у него в подполе или даже в комнатах в укромных местах. Туда Поларису было никак не добраться. Особенно его раздражало, что в доме имелась своя кошка Хэйка, которая в силу преклонного пятнадцатилетнего возраста за мышами не охотилась, а все время проводила либо около печки, либо на старом кресле с вязаньем хозяйки. Хэйка не подходила и для удовлетворения естественных инстинктов Полариса, так как из дома фактически не выходила, да и ничего, кроме кошачьего сожаления, не вызывала. И все-таки Ярвинен воспринимался Поларисом достаточно позитивно. Во-первых, весь в делах, копошится на своей ферме с утра до ночи. Во-вторых, любит птиц и животных. В-третьих, не транжирит прадедовский капитал направо и налево. А ведь давно уже мог распродать русским половину земель и лесов и дальше жить припеваючи. Вон за один остров ему сто тысяч евро давали, а ведь не продал. Правда, это было еще до мирового финансового и экономического кризиса 2008 года. Сейчас-то никакой русский, поди, таких деньжищ не предложит. А с другой стороны, неизвестно — сохранились бы его денежки в разных банках или ценных бумагах, а остров — вон он стоит целехонький. На нем Поларис был только один раз — позапрошлой зимой. Прогулялся по первому льду как-то ранним утром. Но вернулся разочарованный: на льду его темнополосатая шкура сильно выделялась и такая прогулка была небезопасной, деревьев нет — спрятаться некуда. Да и на самом острове поживиться нечем — ни тебе пищевых отходов, ни мышей, ни птиц, на худой конец. Жизнь в Финляндии для Полариса была трудна еще и из-за северного климата. Его сородичи редко продвигались севернее границ Казахстана и о замерзающих зимой озерах ничего не знали. Поларис в южных краях никогда не был, но его генетическая память, по всей видимости, сохранила яркие и отчетливые воспоминания о теплой погоде. Поэтому он часто впадал в меланхолическое состояние в осенне-зимний период. В такие дни Поларис забивался в одну из своих нор, вырытую в стоге сена около коттеджа, сдававшегося в аренду туристам. Как правило, это были шумные русские компании из четырех-шести мужчин и женщин, приезжавших на машинах из Петербурга с багажниками, забитыми пластиковыми пакетами из Citymarket с едой и ширпотребом и такими же пакетами финской торговой сети Alko. Местных жителей они почему-то в свои компании не приглашали, хотя относились к ним благожелательно и уважали их стойкое позитивное отношение к спиртным напиткам. Сценарий их поведения всегда был один и тот же: жарко топилась сауна на берегу озера и после обязательного барбекю и обильных алкогольных возлияний ближе к вечеру все парились, а потом голые, с криками и визгами, ныряли в озеро. При этом из радиоприемника на всю громкость неслись русские песни, некоторые из которых Поларису очень нравились. У него сосало под ложечкой, когда раздавались уже ставшие знакомыми мелодии «Лаванда, горная лаванда…» или «Миллион, миллион, миллион алых роз». Все русские туристы слушали «Радио Спутник», звучащее по всей трассе от

149

российской границы до Хельсинки. Недавно его приобрел русский медиамагнат Семен Архипов, пока еще не до конца разобравшийся с программной концепцией, в результате чего в эфире звучали и православные беседы настоятеля храма святого Николая Угодника, и финские новости, и хиты советской и современной русской эстрады. Реклама местных магазинчиков перемежалась рекламой московских казино и подозрительных биологически активных пищевых добавок. У Полариса иногда складывалось впечатление, что все русские мужчины больны хроническим простатитом и мучаются от интенсивного выпадения волос. Камышовый кот сладко дремал в стоге сена, краем глаза наблюдая за тем, куда летят со стола на веранде остатки соленой семги, колбасы и мяса. Однажды прошлым летом после отъезда особенно многочисленной и неряшливой компании Поларис забрался на стол с десятком-другим полупустых пивных бутылок и, аккуратно переворачивая их лапой, слил остатки пива в как будто специально поставленный на землю пластиковый тазик из сауны. Выкупавшись в чудесном финском пиве Koff, он ополоснулся в озере и с наслаждением почувствовал, как его густая шерсть стала особенно мягкой и шелковистой. «Хороший рецепт», — подумал Поларис, вспоминая свое удивление, когда он случайно увидел, как одна из обнаженных русских девушек мыла пивом свои длинные русые волосы на берегу озера. Она приехала на уик-энд с пожилым фотографом, который подолгу снимал финские пейзажи и ню с этой девушкой на валунах, покрытых темно-зеленым и рыжеватым мхом. Девушку звали Олгой (так ее вроде бы называл фотограф), и она стала единственной русской знакомой камышового кота. Олга любила гулять по окрестностям коттеджа и случайно заметила Полариса около его стога сена. Она присела на корточки, протянула к нему раскрытую ладонь и стала тихо его подзывать странной русской фразой: «Кис-кис-кис». Девушка была милой и создавала ощущение уюта и безопасности. Кот, соскучившийся по человеческой ласке, после недолгих размышлений медленно подошел к Олге и дал погладить себя по спине. Через пять минут он уже взгромоздил свое увесистое тело ей на колени и громко хрипло мурлыкал от удовольствия. Весь следующий вечер кот провел на крыльце дома на специально вынесенном из коттеджа круглом домотканом цветном коврике, около которого разместилась миска с молоком. Фотограф читал в комнате около камина сборник ранних рас-

русский пионер № 8. апрель-май 2009

Олга любила гулять по окрестностям коттеджа и случайно заметила Полариса около его стога сена. Она присела на корточки, протянула к нему раскрытую ладонь и стала тихо его подзывать странной русской фразой: «Кис-кис-кис»

Над озером разливалась такая тишина, что мурлыкание кота, больше похожее на мягкое похрюкивание, было слышно даже на противоположном берегу

сказов Антона Павловича Чехова. Девушка же в короткой клетчатой юбке и накинутом на плечи мужском свитере долго сидела на ступеньках с бокалом красного вина и гладила Полариса за ушами и под мордочкой по шее и груди. Над озером разливалась такая тишина, что мурлыкание кота, больше похожее на мягкое похрюкивание, было слышно даже на противоположном берегу, где возился со своей лодкой фермер Ярвинен. Животное было счастливо и умиротворенно дремало, вспоминая прошлую жизнь. Поларис родился 21 августа 2003 года в зоопарке города Хельсинки и первые полгода провел там со своими родителями и двумя сестрами в довольно просторном вольере, в котором обитали еще три семьи камышовых котов. По соседству располагался вольер с ленивцами, вокруг которого постоянно толпились финны и с наслаждением смотрели, как те «резвятся» на деревьях. Затем дирекция зоопарка решила, что процесс увеличения кошачьих семейств идет слишком интенсивно, и дала объявление о безвозмездной передаче четырех котят в другие европейские зоопарки. Желающих не нашлось, и тогда был проведен конкурс среди частных лиц, способных содержать котят у себя дома. Одним из условий было то, что претендент должен жить не в городской квартире, а в сельской местности, чтобы обеспечить комфортные условия существования своему питомцу. По результатам конкурса новым хозяином Полариса стал отставной полковник норвежской армии Матиас Брохенсен, не так давно вышедший на пенсию и приобрет-

ший солидный дом на мысе Котаниементи, справедливо полагая, что недвижимость и сама жизнь здесь значительно дешевле, чем в Норвегии. Матиас был одиноким грузным высоким шестидесятилетним мужчиной, ценящим качественный односолодовый ирландский виски и не проводившим без стакана с этим благородным напитком ни одного вечера. У него было высокое давление и красноватое лицо, свидетельствующее о неладах со здоровьем. Полковник начинал свою службу в начале 1960-х годов на подводных лодках объединенного флота НАТО, имевшего крупную военно-морскую базу в одном из норвежских фьордов. В самом начале его карьеры на вооружение была принята американская твердотопливная баллистическая ракета Polaris A-1, предназначенная для размещения на атомных подводных лодках. Появление этой мощной ракеты, давшей стратегическое преимущество войскам НАТО, произвело на молодого сержанта неизгладимое впечатление, оставшееся на всю жизнь. В гостиной у Матиаса висел американский плакат с изображением ракеты и ее основными тактико-техническими характеристиками. Кроме того, имелась старая учебная видеокассета с записью подготовки к пуску и старта ракеты, взлетавшей в небо с глубины двадцать метров. Полковник переписал кассету на DVD-диск и бесконечно смотрел его, вспоминая годы молодости. «Welcome, Polaris», — была его первая фраза, когда он впустил кота в дом, проделав двухчасовой путь из зоопарка Хельсинки. Полковник — надо отдать ему должное — относился к Поларису очень хорошо, не пытаясь его излишне воспитывать и тем более дрессировать. Кот быстро понял, что его предназначением является формирование мужской компании в большом пустоватом доме, и с удовольствием совершал с Матиасом длинные пешеходные прогулки. По вечерам они располагались на кожаном коричневом диване перед телевизором и были весьма довольны друг другом. Когда хозяин смотрел свой фильм про ракету, он становился на редкость разговорчивым и подробно рассказывал коту о ее особенностях: — Ты знаешь, дружище, что эта малютка ростом восемь с половиной метров весит двенадцать с половиной тонн, а вылетает из воды со скоростью пятьдесят метров в секунду? И летит она аж на две тысячи километров, а ее третья модификация весит уже почти шестнадцать тонн и летит на четыре тысячи шестьсот километров. Да, братец, мы здорово насолили этим русским, когда взяли малышек на вооружение. Они и не догадывались вначале, что наши девочки уже имеют систему преодоления противоракетной обороны. А в их головной части располагались такие ловушки, что русская система ПРО могла просто отдыхать. И полковник с наслаждением отпивал приличный глоток десятилетнего «Бушмилса» ( Bushmills), не отрывая взгляд от экрана. Книг он читал мало, хотя с удовольствием хохотал над известной повестью «Лес повешенных лисиц» Арто Паасилинна, заслуженно считая ее шедевром современной финской литературы. Матиас почему-то недолюбливал шведов. Иногда рассказывал коту свой любимый анекдот: — Встречаются два норвежца. Один другого спрашивает: «Ты знаешь, как спасти тонущего шведа?» «Нет», — отвечает тот. «Оч-чень хорошо!» И сам громко хохотал над этой старой шуткой. Примерно через год мирной жизни, в марте 2005-го, Поларис почувствовал жгучее кошачье желание, вызванное ярким половым инстинктом. Он три дня и три ночи рыскал вокруг окружающих хуторов в надежде найти подругу, разделившую бы с ним счастье кошачьей любви. Но, как сговорившись, все финские кошки попрятались в домах, видимо специально скрываясь от агрессивных соплеменников. — Ну, что, брат, тяжко тебе? — с пониманием спрашивал его Матиас, встречая кота дома после продолжительных походов. Сам он с завидной регулярностью раз

русский пионер № 8. апрель-май 2009

151

Se dipsums andiam, quip et vullandre conseni amconumsan vel iril iustie consenisi. Non ea feumsandre feugait incincil ulputpat, sectetum zzrilit iusto euguer at endion utat lamcommy nos euisl iliquat

в месяц ездил в Хельсинки, посещая какой-то любимый ночной клуб, и возвращался ленивый и удовлетворенный. И вот полковник решил помочь другу. Они сели в потрепанный внедорожник «Тойота» и поехали за тридцать километров к российской границе. Оставив машину на грунтовой дороге, Матиас взял двенадцатикилограммового кота на плечи и пошел по еле заметной тропинке на еще крепком снежном насте. Вскоре они оказались перед изгородью из колючей проволоки, за которой, уже на территории Российской Федерации, метрах в ста пятидесяти виднелось здание пограничной заставы «Бусловская». — Значит так, — сказал Матиас. — Вон видишь — около дома русская кошка гуляет? Включаешь обе разгонные ступени, перепрыгиваешь с валуна через проволоку, там как раз сугробы подзастыли, быстро оприходуешь подругу — и мигом назад, пока пограничники не очухались. Задача понятна? Пошел! Полариса, засекшего вожделенную цель, уговаривать не требовалось. Он с громадной скоростью рванул к зданию заставы и уже через три минуты набросился на свою не успевшую опомниться беззащитную жертву. В это время в комнате лейтенанта Борисова, дежурного офицера погранзаставы «Бусловская», сработала система контроля и оповещения о нарушении государственной границы «Барьер-3», настроенная на обнаружение случаев пересечения контрольной полосы любым телом или предметом весом более десяти килограммов. Офицер взглянул на экран локатора и, поняв, что нарушитель по своему размеру и весу напоминает обычную собаку, не очень обеспокоился, но на всякий случай по громкой связи отдал приказ дежурному наряду выдвинуться к месту нарушения границы. Старший наряда ефрейтор Ерошкин, выйдя на улицу, увидел быстро удаляющееся от заднего двора заставы животное, напоминавшее то ли большую кошку, то ли маленькую рысь. Ерошкин инстинктивно крикнул: — Стой, стрелять буду! — и произвел предупредительный выстрел в воздух. Поларис, услышав выстрел, прибавил скорость и одним махом перескочил через колючую проволоку. Дежурный офицер, фактически одновременно услышал крик Ерошкина, выстрел на улице и тревожные гудки динамика, оповещавшего о новом нарушении границы. — Застава, в ружье! — закричал Борисов в полном соответствии с инструкцией №784 в микрофон звукоусилителя и нажал тревожную кнопку сирены. С грохотом, стуча сапогами и прикладами автоматов Калашникова, на улицу из караульного помещения выскочили двадцать пограничников, которые ничего не обнаружили за исключением поварихи Зинаиды, причитающей над несчастной, еще не оправившейся от шока Муркой. Лейтенант Борисов в это время по телефону докладывал в региональное управление погранслужбы: — Товарищ майор! В зоне ответственности погранзаставы «Бусловская» в соответствии с показаниями системы «Барьер-3» произошло двойное нарушение государственной границы Российской Федерации. Застава поднята в ружье, и в настоящее время мы осуществляем попытку задержать нарушителя. О ходе операции буду докладывать каждые 30 минут. — Давай, Борисов, действуй! — лаконично ответил майор Кротов. Лейтенант вышел на улицу и увидел, что никто операции по задержанию не осуществляет, а более того, постепенно все возвращаются в помещение. — Ну что здесь произошло? — с негодованием спросил Борисов. — Почему не преследуете нарушителя? — Да вот какая-то зверюга Мурку изнасиловала, — ответила Зинаида. — Из

русский пионер № 8. апрель-май 2009

153

Финляндии прибежала и потом туда же подалась. — Что за бред? Какая зверюга? — Да кто ее знает. На рысь похожа. — Дура ты бестолковая, — с раздражением пробурчал лейтенант, еле сдерживая себя от более грубых выражений, ибо воспоминания о еженедельных встречах с Зинаидой в каптерке погранзаставы заставляли его быть с дамой достаточно учтивым. Борисов помчался обратно на командный пункт и лихорадочно стал загружать в компьютер данные системы видеонаблюдения, не так давно установленной на границах заставы. Это была достаточно новая отечественная разработка, которая, правда, мало использовалась ввиду отсутствия значительных нарушений границы. Уже через десять минут он с изумлением смотрел весьма отчетливую запись не только стремительного броска Полариса, но и видневшейся вдали фигуры его зарубежного хозяина. Само преступление на сексуальной почве произошло вне зоны действия видеокамер, ориентированных на линию государственной границы. Офицер понимал, что его рассказ вышестоящему начальству о каком-то крупном сексуально озабоченном коте, устроившем переполох на заставе, будет воспринят как полный бред, тем более что доказательств инкриминируемого финскому животному дерзкого преступления фактически не было. — Черт возьми, вот я попал так попал, — ругался Борисов, наблюдая за тем, как минутная стрелка часов неумолимо приближается к роковому времени доклада майору. И вдруг его осенило… — Товарищ майор, разрешите доложить о том, что сегодня в 13.30 по московскому времени финскими спецслужбами была осуществлена специальная разведывательная операция в месте дислокации погранзаставы «Бусловская», — четко

155

рапортовал он по телефону в положенное время. — С северо-восточного направления, с финской территории, используя естественные складки местности для преодоления проволочных заграждений, было запущено неопознанное специально выдрессированное животное с миниатюрной видеокамерой, скрытно закрепленной на его теле. Животное стремительно перемещалось вокруг здания погранзаставы, производя съемку подходов к нему, мест расположения караульных помещений и точек расположения наших камер видеонаблюдения. Четкая работа системы «Барьер-3» позволила оперативно поднять дежурный пограничный наряд, который вытеснил животное за пределы государственной границы нашей страны и сорвал завершение разведывательной операции финских спецслужб. Предлагаю поощрить старшего наряда ефрейтора Ерошкина внеочередным двухнедельным отпуском на родину. — Что-то ты заливаешь, лейтенант, — недоверчиво сказал майор Кротов. — Сказки какие-то рассказываешь. — Какие сказки? — отчаянно врал напропалую Борисов. — Я в интернете читал: после того как мы стали сбивать беспилотные самолеты-разведчики у грузин, натовцы научили их использовать для этого дрессированных собак. — Пришли-ка мне запись, дрессировщик, — сказал Кротов. — Есть, товарищ майор. На следующий день Кротов с таким же изумлением разглядывал блицкриг Полариса. Подстраховавшись, он решил послать запись с соответствующей докладной запиской в Москву, руководствуясь принципом «начальству виднее, что с этим делать». Ровно через неделю видеозапись просматривал на большом экране начальник второго скандинавского отдела Службы внешней разведки Российской Федерации полковник Виктор Петрович Надиров. Покуривая трубку, он с интересом рассматривал Полариса и думал: «Откуда в Финляндии может взяться камышовый кот? Они же вроде в южных краях обитают. Может, действительно финская служба безопасности СУПО так стала работать?» Затем внимание полковника привлекла фигура на финской территории, и он дал задание компьютерному отделу увеличить изображение. На следующий день ему на стол легла фотография Матиаса Брохенсена с достаточно четким изображением лица. — Ба, старый знакомый, — обрадовался Надиров. Волею судьбы в начале своей карьеры он работал в Норвегии и в середине 1960-х завербовал молодого подводника, имевшего доступ к новейшим американским ракетам «Поларис». — Товарищ генерал, — произнес он, нажав кнопку селекторной связи с начальником скандинавского управления СВР, — разрешите приступить к разработке операции «Поларис-2».

русский пионер № 8. апрель-май 2009

Четкая работа системы «Барьер-3» позволила оперативно поднять дежурный пограничный наряд, который вытеснил животное за пределы государственной границы

Первые Пионерские чтения, которые состоялись в книжном магазине «Республика», что на Новом Арбате, возбудили читающую, а также слушающую общественность, следствием чего явилось обилие откликов в интернете — от восторженных до уничижительных, что свидетельствует о неистребимой способности публики не только читать или слушать, но мыслить и оценивать.

Dobriy: В пятницу был на публичных чтениях, которые организовал журнал «Русский пионер». Как выяснилось, это такой журнал, куда пишут известные люди, Сурков, олигархи и Тина Канделаки в красном платье. По всему видно было, что бюджет, как сказал главный редактор Колесников, на этот год подписали: вип-гостей закармливали бутербродами с шампанским. Некоторые из авторов и Тина Канделаки в красном платье читали вслух свои эссе. Журнал продавали по умеренной цене. В целом понравилось, но кто конкретно понравился — не помню, тем более что я с половины мероприятия убежал на другое. Но сама идея чтений достойная и правильная. Publiment: Вчера прибыл в славный город-герой Москву. И сразу оказался в «Республике» на Пионерских чтениях. То есть чтениях авторами своих текстов из нового номера «Русского пионера». И вы еще будете спрашивать, почему я люблю город Москву? Теперь про мероприятие. Совершенно сражен Тиной Канделаки. First of all, фантастическая женщина. Превосходный профессионал. Чувствует публику, превращает мероприятие в законченное произведение. Где надо, может поглумиться над плохим оратором. Очарователен пирсингованный главред «Коммерсанта»

Андрей Васильев. С удовольствие м прочел нецензурированный вариант своей рецензии на фильм «Все умрут, а я останусь». Руководитель Федерал ьного агентства по печати и массовым коммуникация м Михаил Сеславинский порадовал ироничным расс казом. Сама Канделаки прочла свой текст про злополучный Ferrari в Ницце. Посмешил новомодный писатель Глуховский. Звездит. Завершал все советник президен та по экономике Дворкович. Читал про футбол и шах маты. (И это сразу по прилете из Давоса.) Жаль, не было Фридмана, Авена и, конечно, Суркова, которые пишут в журнал. Будем ждать их на следующих чтениях. Благо теперь я член клуба «Русский пионер». Красота.

Publiment: Ну, он все-таки не глян ец. Может, поэтому? Bagirov: Надо сказать, что любые авторские чтения вызывают у меня, как и у любого нормального человека, лишь изжогу и смертную скуку. Только представьте себе — сидит графоман и со стеклянными глазами вещает вам по бумажке

157

рисунок: анна всесвятская фото: ася мардо и слава кочетков

орый на с А. Васильевым, кот Эля: Полностью соглас ать, чит ь ест то ь буквы в слова, сказал, что складыват ми ски ров здо тии рия на мероп лучше не вслух, так как ого ценгов тор м шу л ша ме т, Може чтецами были не все. журналистов, давно не видевшихся тра, радостные крики х часов, обтре и ени тяж ять на про может, люди устали сто щий раз с книгами. Если в следую локотившись о стойки сидеть в ем помпезной и мы буд атмосфера будет менее ем внибуд но точ да лиотеке, тог какой-нибудь тихой биб мать услышанному. И все пройдет намного лучше, абсолютно в этом уверена. Удачи!

Андрей: Кое-что почитал в журнале. Ничего в нем интересного, для кого он создан? Вымученные статьи ни о чем, созданные как будто специально, к чтобы их не читали. Ка ура и та пластинка Шн Пластинка есть, а на. же вло л на виниле, что в журна и журнал ть проигрыватель? Вот слушать нельзя. Где взя пишут но, вер На ? оры авт Кто эти есть, а читать нечего. ерно. нав , ают, ну еще и редакторы для себя — сами и чит тоящим ие чтения прошли с нас tikandelaki: Пионерск ла, что ида Я, честно говоря, не ож пионерским задором. .А дут при и т ли заявлены, возьму все люди, которые бы

они взяли и пришли, и прочитали свои колонки с полным ощущением того, что это было главное дело в этот вечер. Спасибо всем. До встречи на следующих Чтениях.

avidal: Надо же, я думал пионерские чтения закончились в прошлом веке. chillyred: По сосредоточенности лиц мероприятие напомнило благотворительное чтение сказок для детей в центре Т. Г. Дуровой, тоже были звезды и пресса. По формату — полная противоположность. Уважаемый Главред очень похож на Д. Крейга в лучших ролях. pecatum: Тиночка, Вы прекрасна! kaetanaalba: Очень красивое платье, отличный цвет! malukonysilli: Даже не верится: лучшие колумнисты «Русского Пионера» сегодня читали свои тексты, отвечали на вопросы и просто мне улыбались. Обрушившийся на меня восторг, скорее всего, сегодня не обретет границ! Но самое главное, что наконец-то у меня опять появилась цель, без которой я так скучала и не находила себе применения. Эти люди, которые собрались сегодня там, в «Республике», они показали мне тот уровень, к которому нужно стремиться, показали мне то, чего я так (сама того не подозревая) ждала. Теперь я точно знаю, что есть такое общество, где не отмахнутся, если я заговорю о Гауди, о Достоевском, о том, что мне понастоящему интересно, потому что это будет интересно и им — Колесникову, Васильеву, Канделаки. Пионерские чтения неожиданно для меня стали чем-то большим, чем лицезрение известных людей и прослушивание интересных текстов. Зашла с тоской на сердце, а вынесла целый океан счастья! За это хочется сказать вам, «русским пионерам», СПАСИБО!

русский пионер №8. апрель-май 2009

некакую-то пургу. И, что ь ост Гад ю. сво но, нен сом м все нереальная. При м уважении к создателя л ше при а туд я ла журна только для того, чтобы i, увидеться с tikandelak Да сь. ели вид не но ибо дав тот и чувствовал я себя в какая рожа опухшая на день хреново — вон это для меня рен, что мероприятие фото. Поэтому был уве анизаторов орг о, им вид учаса. Но, продлится не более пол ную атмоси там такую великолеп недооценил. Они создал ажен. пор о слово, я был приятн феру, что, вот честное книжв ь дат соз — не просто Это, я вам скажу, совсем овек, чел как орю Гов . еру осф ном магазине такую атм магазинам к этим самым книжным е ени ош отн рое ото нек ву, резюдре по ю текаться мысль имеющий. Чтоб не рас там до я алс ост я и , сно ло интере мирую кратко: мне бы и буду ост жн риятия. И по возмо самого окончания мероп посещать их чаще.

здесь читают «русский пионер»

Сеть книжных магазинов «Республика»:

Q Шереметьево Q Пулково

Q 1-я Тверская-Ямская улица, 10; Q Новинский бульвар, 8, торговый

Останкино

центр Lotte plaza; Q ул. Крылатская, 17, Бизнес парк «Крылатские холмы»; Q Багратионовский проезд, 7,корп.20а, Торговый центр «Горбушкин Двор»; Q Стремянный переулок, 38; Q 14 км МКАД, 1-ый Покровский проезд, 5 МЕГА Белая Дача

Бизнес-центры Москвы Рестораны: Q Sky Lounge Ленинский пр-т, 32а Q Beef bar Moscow Пречистинская

наб, 13 стр.1 Q Zолотой Кутузовский пр., 5/3 Q Обломов ул. Пушкинская, 48 Q Nabi М. Афанасьевский пер., 4

Kalina Bar Новинский бульвар д.8 Здание LOTTE Plaza, 21 этаж тел. 229 5519

Салон «Триумф Палас» Чапаевский пер, д. 3. «Триумф Палас» тел. 229 9999, 223 9999 ул. Мосфильмовская, д. 70 «Воробьевы Горы» тел. 229 1733, 229 1744 www.triumfserv.ru Q Яхт-клуб «Пестово» Московская область,Мытищинский район, сельское поселение Федоскинское, д.Румянцево, ул. Никольская, владение 1, строение 1.

Страстной бульвар, 7 тел. 699 7359 Кутузовский проспект, 48, галереи «Времена года», 2-ой этаж тел. 662 1135

Prado Cafe Славянская площадь, д.2, Reserve: 784 6969 www.prado-cafe.ru Q Family Floor Б.Козихинский пер.,

12/2, стр. 1 Q Чиполлино Соймоновский пр., 7,

стр. 1 Q L`Altro Bosco Caffe Петровка ул.,

10, Петровский Пассаж, вход с ул. Неглинка Q Bosco Bar Красная площадь, 3 Q Bosco Cafe Красная площадь, 3

Садовая-Самотечная ул., 3 тел. 699 3039

Swissotel Красные холмы

Б. Путинковский пер., д.5, Тел.: 787 8866 www.restaurant-chocolate.ru

Космодамианская наб., 52/6 Q Центральный Дом Литераторов ул. Б.Никитская, 53

Сеть супермаркетов «Седьмой континент»

Q Michael’s Тверской бульвар, 7 Q Ноа Проточный пер., 7 Q Эль Гаучо ул. Садовая-

Сеть гипермаркетов «Окей»

Триумфальная, д. 4

АЗС ВР г. Санкт-Петербург

Сеть супермаркетов «Перекресток»

Мини-маркеты «Нева-Пресс»

Мини-маркеты «Хорошие новости» Аэропорты: Q Внуково Q Домодедово

Супермаркеты: Красина ул., 27 тел. 254 9797 www.spicy-thai.ru

Ленинский пр-т, д. 37 тел. 633 8888, 958 0508 www.buyabes.ru

Q Ренлунд Q Супер-Бабилон Q Глобус Гурмэ Q Призма

Прогулку на воздушном шаре жена мне подарила не сразу, а на десятом году совместной жизни, когда терять уже, в общем-то, нечего: по концепции, лететь я должен был без нее, у жены нашлись дела земные. Я ее сразу понял, как только увидел сплетенную из веточек, а по-другому и не скажешь, гондолу — на этом предстоял полет. Земля, чуя неладное, не отпускала. Первыми озаботились коровы: мирные стада пришли смотреть, что за пузыри надули над лугами, и тут приметили на борту нашего фургона портрет быка, к тому же красного. Стада, конечно, ломанулись к быку сквозь нас, капитан заорал: «Отдать концы» — хотя мы и так уже только их и отдавали, и мы взмыли. И вот, когда худобедно проступили истринские красоты, мой взгляд упал на какой-то датчик с цифрами «–220». «Температура за бортом?» — прикинул я, щупая воздух. — Высота — сказал спокойно капитан. Низами, стало быть, идем, Аидом… — Высотомер сломался — но мне-то он не нужен, я и так вижу — хорошо летим, а вот Сережка зря снизился. Параллельный нашему шар как раз завис над участками — вовсю виднелись неглиже у голубых бассейнов, как вдруг из мезонина выскочил голый мужик и с криком: «Я тебе, гондон, полетаю!» — пульнул из двустволки прямо в Сережкин монгольфьер. — Дядь, мы не подглядываем! — закричал Сережка, набирая высоту… — Но это еще что! — мечтательно глядя на живо приближающиеся купола Ново-Иерусалимского монастыря сказал капитан. — В нашем деле подъем не главное. Главное вернуться. Неужели будем садиться методом тыка об кресты, прости господи?! Но, похимичив с газовой горелкой, капитан сделал так, что гондола тормознула об орешник буйный и боком завалилась на полянку. Так и лежали на боку, ликом в дерн, пока ассистенты снимали с елки содержимое Сережкиной гондолы. — Мы хорошо вернулись? — спросил я капитана, пользуясь паузой. — Лично мне понравилось! — сказал капитан — Я ведь еще ни разу не возвращался.

И. Мартынов

русский пионер №8. апрель-май 2009

ляля ваганова

159

Выходит с февраля 2008 года Издатель: Медиа-Группа «Живи!» Главный редактор Андрей Колесников Помощник главного редактора Олег Осипов Шеф-редактор Игорь Мартынов Ответственный секретарь Дмитрий Филимонов Арт-директор Павел Павлик Фотодиректор Вита Буйвид Дизайнер Варвара Аляй-Акатьева Цветоделение Сергей Бирюков Препресс Андрей Коробко Верстка Юлия Варламова Корректор Нина Саввина Менеджер по печати Людмила Андреева Генеральный директор Михаил Яструбицкий Директор по работе с VIP-клиентами, главный редактор сайта ruspioner.ru Анна Николаева Креативный директор Василий Бровко Менеджер по связям с общественностью Вероника Шевченко Офис-менеджер Ольга Дерунова Адрес редакции: Москва, Нижний Сусальный пер., д. 5, стр. 19 Телефон: (495) 504 1717 Электронный адрес: ruspioner@gmail.com Сайт: www.ruspioner.ru Обложка: Герман Виноградов. Е.Т. (Lilya Brik), 2009 Авторы номера: Екатерина Истомина, Вита Буйвид, Екатерина Костикова, Владимир Липилин, Антон Уткин, Андрей Васильев, Анна Николаева, Никита Колесников, Дмитрий Филимонов, Игорь Мартынов, Дмитрий Глуховский, Андрей Колесников, Мирослав Мельник, Михаил Куснирович, Тина Канделаки, Аркадий Дворкович, Никита Шерман, Константин Жуков, Василий Голованов, Николай Фохт, Тимофей Изотов, Денис Мацуев, Антонио Маррас, Маргарита Симоньян, Наталия Осс, Михаил Сеславинский Фотографы: Наталья Львова, Orlova, Тимофей Изотов, Евгений Сорокин, Наталья Вороницына, Игорь Васильев, Олег Михеев, Hynek Gloss, Вита Буйвид, Ася Мардо, Слава Кочетков Художники: Анна Всесвятская, Варвара Аляй-Акатьева, Инга Аксенова, Варвара Полякова, Елена Ужинова, Маша Сумнина, Николай Пророков, Александр Ширнин, Татьяна Фохт, Виктория Ломаско, Ляля Ваганова Журнал зарегистрирован Федеральной службой по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций и охране культурного неследия. Свидетельство о регистрации СМИ ПИ № ФС 77-33483 от 16 октября 2008 года. Запрещается полное или частичное воспроизведение текстов, фотографий и рисунков без письменного разрешения редакции. За соответствие рекламных материалов требованиям законодательства о рекламе несет ответственность рекламодатель. Отпечатано в типографии ЗAO «Алмаз-Пресс» Тираж 30 000 экз.