Alexander Tyagny-Ryadno "Photography – lifestyle photography" Part I. Moments of life

ФОТОГРАФИЯ — ОБРАЗ ЖИЗНИ — ФОТОГРАФИЯ

РЯДНО

мгновения жизни

ТЯГНЫ

Александр ТЯГНЫ-РЯДНО

мгновения жизни

ФОТОГРАФИЯ — ОБРАЗ ЖИЗНИ — ФОТОГРАФИЯ

москва 2016

Виктория Мусвик, фотографический критик, кандидат филологических наук «Фотография это — искусство в долю секунды проникнуть в суть явления или события и одновременно отразить её в единственно возможной художественной форме, зрительно ярко и убедительно.» Анри Картье-Брессон

1

«Первый и основной для меня принцип рождения фотографии — это Любовь.» Эту фразу Александра Тягны-Рядно можно было бы поставить эпиграфом к этой книге, как в другой знаменитой книге из трех частей, в которой фраза про любовь, что движет солнце и светила, завершает путь исканий одного великого поэта, выходящего из сумрачного леса к ослепительному свету. Творческая жизнь фотографа, её сменяющие и словно стирающие друг друга периоды отражают причудливый путь нашей общей коллективной памяти, которой не всегда удобно, а иногда и больно вспоминать предыдущие десятилетия. Фотография в этом смысле слишком отчетливо, выпукло, зримо показывает то, что, возможно, временами хочется забыть. Однако именно работы Тягны-Рядно с объединяющим их фоном бесконечной, всеобъемлющей любви к этому миру со всеми его несовершенствами, кризисами и нелепостями — это лучший и самый щадящий наши чувства способ вспомнить всё. В первой части книги есть многое из того, что можно отнести к таланту самого Тягны-Рядно — то есть те качества, которые многократно подмечены другими исследователями его творчества: наблюдательность, умение подмечать детали, отсутствие безысходности, стремление к гармонии и балансу негативного и позитивного. Однако, исследователь фотографии заметит тут и нечто такое, что визуальным языком говорит о том конкретном моменте, в который Тягны-Рядно начал свой путь фотографа. Черты, которые роднят его серии, снятые в восьмидесятых и девяностых, с работами предшественников и современников. А также что-то уводящее не только по тропинкам истории фотоискусства, но и в глухие лабиринты собственной памяти. Тягны-Рядно начал профессионально работать с фотографией в самом начале перестройки. Снятые в это время циклы — «Я бульварным кольцом с Москвой обручен», «Шуйские проселки», «Печаль моя светла», «Ленин с нами?», «Москва в эпоху перемен», «Другая Россия», «50 городов» сделаны в эстетике, в которой хорошо заметны следы традиций, оказавших влияние на автора в период его становления. Это в первую очередь пресс-фотография «малой альтернативы». Например, работы авторов «Известий» и особенно приложений к этой газете, где начиная с эпохи оттепели, было принято показывать самую обычную жизнь, без четкой идеологической привязки. Большое влияние на Тягны-Рядно также оказали два издания «второго плана», которые отважились в предперестроечное время на фотографический эксперимент. Это, с одной стороны, «Советская Россия» с новой крупноплановой подачей фотографии и очень эмоциональными, человечными фотографиями Павла Кривцова и других авторов, а с другой стороны — «Советская Культура», с её легким уклоном в арт-фотографию, публиковавшая в тот момент много литовских авторов, под впечатлением от работ которых находились многие фотографы. В его фотографии узнаваема и фотоклубовская традиция, и влияние андеграунда, постепенно вырвавшегося на свободу именно в эти годы. Раскол, шедший сразу по нескольким направлениям — на официальную и неофициальную фотографию; на фотожурналистику и любителей; на одобрен-

ную в верхах «фотографию оптимизма» и на то, что в Перестройку получило название «чернуха»; на то, что публиковалось и показывалось на выставках, и то, что делалось в стол и было знакомо лишь малому кругу лиц — был хорошо ощущаем теми, кто начинал заниматься фотографией в конце семидесятых – начале восьмидесятых. Фотоклуб «Правда», курсы фотожурналистики и Лидия Дыко, журфак МГУ, газета «НТР. Проблемы и решения», газета «Советская культура», воскресное приложение к «Известиям» — вехи пути, о которых можно прочитать в биографии и интервью Тягны-Рядно, зримо представлены уже в первых его сериях. Точно так же, как и лекции по истории искусства, и склонность к арт-фотографии: «Придя работать в газету прямо из фотоклуба, сразу определил для себя фотографию не как газетную однодневку, а как объект, который можно повесить на стену. Сделать из неё книгу, выставку». Есть одна традиция, о которой в исследованиях фотографии эпохи говорится гораздо меньше. А между тем, невозможно не упомянуть о ней: без этого собственная манера Тягны-Рядно, его умение соблюдать баланс, не уходя ни в бравурный оптимизм, перетасовывавший факты реальности и делавший прямую их постановку, ни в выставление напоказ человеческих язв, как бы повисает в воздухе, вне истории, вне связей с коллегами. Это фотография повседневности. Почти вытоптанная советскими идеологами, громившими, начиная c двадцатых и тридцатых, всё, что выходило за демаркационную линию победившей идеологии, незаметная, не принадлежащая ни официально одобряемому, ни резко ему противостоящему, саркастическому и ушедшему в глубокое подполье. Мягко, временами как будто извиняясь за свое существование, она тем не менее продолжала жить, тихо перешёптываясь с работами знаменитых западных авторов — Анри Картье-Брессона, Андре Кертеша, Мартина Мункачи, послевоенной американской стрит-фотографии, но тем не менее: уничтожить её так и не удалось. Повседневность, причем без сита, через которое ее разрешали в какие-то периоды просеивать для публикации на последних страницах, в приложениях к основным рупорам идеологии, в местных газетах, продолжала быть любимым объектом этой фотографии. Она продолжала жить в малоизвестных сериях Александра Гринберга тридцатых–шестидесятых, сделанных им в постпикториальный период, в городской и деревенской съёмке рязанца Евгения Каширина семидесятых–начала восьмидесятых, в фотографиях белорусского автора Сергея Брушко, сделанных уже ближе к концу восьмидесятых. Съ`мки эти вдруг стали всплывать сейчас на выставках, в социальных сетях, в книгах памяти. Сами авторы будто бы ценили их не очень высоко или относились со скромностью — той самой, которая просвечивает и в визуальном языке, в особом такте отношения к реальности, в эстетике этих работ. Они немного теряются как на фоне графичных съёмок со строек социализма, активно публиковавшихся советскими газетами много десятилетий подряд, так и при сопоставлении с жёсткими, саркастичными работами Бориса Михайлова, Валерия Щеколдина или группы «Тасма». В позднесоветской и раннеперестроечной фотографии повседневности, в русле которой, на мой взгляд, развивался и ранний Тягны-Рядно, действительно можно заметить некоторую скованность, сдержанность, даже как будто нелов-

кость и робость. Но связано ли это с долгим периодом подавления множества направлений фотографии в СССР, с особенным тактом по отношению к реальности или даже с парадоксальной человечностью советского, некапиталистического строя, что так привлекало в нем многих западных гуманистов, заставляя их временами закрывать глаза на его цену — сказать довольно сложно. Светлая печаль и сдержанная радость ранних серий Александра Тягны-Рядно, их человеческий масштаб хорошо вписываются в эту традицию. Они как будто затягивают рану и снимают расщепление между нездоровым позднесоветским оптимизмом и перестроечной «чернухой» с её концентрацией на всем считавшемся ранее постыдным и тайным. Вообще, удивительное ощущение узнавания каких-то давно забытых оттенков, эмоций, чувств первых лет эпохи перемен, бурно начавшейся в 1985, полной надежд, но увы, так быстро закончившейся, возникало у меня все сильнее при переходе от серии к серии. Возможно, дело и в том, что для меня лично это время совпало с детством, с ранними подростковыми годами, когда всё воспринимается ярче и запоминается на более долгие годы, записываясь в самые глубокие слои памяти. И вот уже я снова иду по Бульварному кольцу начала моей юности. В голове всплывают неяркие краски той Москвы. Городские дворы, ощущение детской защищенности, автоматы с газированной водой за 1 и 3 копейки. И тут же — очень скромно одетые, чем-то озабоченные люди, слово «дефицит». Я смотрю на покосившиеся деревенские домики, стирающих в проруби женщин и тех же женщин на городском пляже, их нелепые, на сегодняшний взгляд, купальные костюмы. И пресловутый «пунктум», аффективный «укол» фотографии для меня — это врезающиеся в их плечи бретельки. Они, эти бретельки, тут же выносят меня в какие-то до конца не формулируемые, почти телесные воспоминания о моих бабушках с их несовременно полными, но такими теплыми и всегда готовыми обнять руками: последнее поколение, которое целовало не воздух над твоей щекой, но тебя саму. И тут же вдруг появляются на снимках выросшие в одночасье, как на дрожжах палатки на Арбате, стотысячные митинги, брошенные на произвол судьбы пенсионеры, баулы «челноков», танки у Белого дома. Хаос перемен с их пьянящим ощущением свободы и гуманистическими статьями в обновленном «Огоньке» накладывается для меня на смутное ощущение собственного взросления. Быстрота изменений, в которых так и не удалось перелопатить, отгоревать и победить что-то до конца. И тут же, когда я смотрю на серии «50 городов», «Горячую Армению», «Иерусалимский синдром», «Галерею путешествий», вспоминаются мои детские путешествия с горячо любимым отцом по России и бывшему Союзу, первые поездки за границу (вот только в Мали я не была). Часть из этих работ сделана уже сейчас, в наше время, у неё узнаваемое, привычное для меня сейчас настроение. Но от другой, снятой в девяностые и начале нулевых, вдруг снова возникает впечатление поездки в машине времени, настолько цепляют здесь некоторые детали, характерные для ушедшей уже эпохи. И кажется, что мой личный путь открытия яркости и красок мира и диалога с ним я прошла бок обок с автором, несмотря на разрыв поколений. Все это — забытое, почти ушедшее - дают возможность вспомнить «Мгновения жизни».

3

«я бульварным кольцом

с москвой обручён...»

Анатолий Злобовский,

Валерий Стигнеев,

историк фотографии

кандидат философских наук, искусствовед, фотограф

Первая выставка, первая публикация, первое общественное признание имеют огромное значение в творческой биографии фотографа. Премьерная выставка 1988 года проявила для зрителя уже зрелого мастера и послужила счастливым продолжением и стартом новых светописных зарисовок и проектов Александра Тягны-Рядно. Уже в этом проекте автора мы можем выделить несколько важных «культурных пластов», легших в основу «Бульварного кольца…..»

Острая наблюдательность и особое свойство чувствовать жизненный ритм привели Александра к «уличной фотографии», представляющей зрителю городскую жизнь без прикрас, какая она есть. Кажется, тысячу раз снимали до него игры детей, влюблённых, мам с колясками, но он увидел прежние сюжеты по-своему — ярче, острее, со свойственным ему лирическим дарованием. Потому что не просто фиксировал выразительные ситуации, хотя прекрасно умел делать и это, но как фотограф создавал их: выбором точки съёмки, ракурсом, подчёркнутой пластикой фигур. Взаимоотношение между фотографией и реальностью не столь просты. Известный культуролог Сюзанна Зонтаг заметила, что даже когда фотографы стремятся к буквальному воспроизведению действительности, они — сознательно или бессознательно — руководствуются соображениями вкуса и своей совестью. Тягны-Рядно не просто наблюдал за действительностью, но и интерпретировал её.

Историческая традиция, зародившаяся еще в 18 веке, началась с разрушения старых крепостных стен Москвы, высадки деревьев и прокладки дорог. Так зародилось новое движение горожанина, выгуливающего скот по старым границам города-крепости. Несколько веков жизни города и общества преобразовали характер и смысл движения по бульварному кольцу. Прогулки фотографа, длившиеся около года — движение от живого пульса современности к древней периферии истории и обратно. Эта длительность определила и физическую субстанцию проекта. Фотограф — путешественник по Бульварному кольцу Москвы конца 1980-х в выходные. Ритм и длительность его странствия, узловые точки его остановок сформировали взгляд и взаимодействие с познаваемым пространством и людьми. Физическая субстанция путешествия обусловила творческий метод — наблюдение и фиксация этого наблюдения. Наблюдение и фиксация мгновений жизни 1980-х оказались необыкновенно созвучны работам известных французских и американских фотографов. Life stories без начала и конца в секундах, важность, которых осознается после их запечатления. Но это связано не с подражанием известному стилю, а следованию определенной фотографической традиции. Интерес фотографа к человеку и его “activities” в специфическом пространстве города, задачи максимально отобразить это в материале, ритм передвижения самого мастера и сформировали в конечном итоге технические методы съемки и построение кадра. Визуальность этого проекта помимо его исторического контекста, наполнена некоторым философским содержанием. Кольцо, как некая граница города, кольцо, как некий маршрут, кольцо как часть особого пространства, кольцо как сложные связи индивидуума, где существуют взаимные обязательства между местом и человеком. Философское содержание проекта тесно связано и с литературным текстом. От стихотворения Александр Городницкого «Бульварное кольцо» 1969 года, где поэт пишет об утрате и в тоже время бесконечной связи с сакральным пространством, до стихотворений Александра Аронова, которые были опубликованы с фотографиями проекта «Бульварное кольцо…». Этот диалог между поэтом и фотографом был опубликован в газете «Московский комсомолец» в 1989 году. Он удивительным образом оказался обращен к читателю и зрителю, на страницах массовой газеты как приглашение к разговору о фотографии, поэзии, людях, пространстве и времени…. Диалог, который счастливо продолжается и по сей день…

) взгляд из-под лавки. рождественский бульвар. москва. 1988

Событием и для автора и для зрителей стала выставка «Я Бульварным кольцом с Москвой обручен…», первая в его биографии. Неслучайно многие издания охотно публиковали снимки из этой серии, ибо потоку «чернухи», так именовались тогда захлестнувшие прессу снимки о теневых сторонах жизни, нужен был противовес – светлый взгляд на неё.

2001 г.

симбиоз. петровский бульвар. москва. 1988

твербуль. тверской бульвар. москва. 1988 5

шуя

моя

Светлана Коровкина, главный редактор газеты «Шуйские известия» Он объехал полмира, побывал в самых отдаленных и экзотических местах земного шара, отметился практически во всех столицах старушки-Европы, катался на гондоле по каналам Венеции, бродил по Елисейским полям и узким улочкам Иерусалима. Ему можно по-доброму позавидовать. А он любит... нашу маленькую провинциальную Шую. Потому что здесь прошло его детство, здесь состоялись его первая рыбалка и первый поход в лес за грибами. Здесь жили его родные люди... «Приезжаю в Шую, как только появляется возможность. Здесь душой отдыхаю, — признается Александр. — Ведь Шуя для меня — как мама. А мамы не бывают плохие или хорошие, их любят просто за то, что они есть...» Это трепетное отношение к маленькому городку в самом центре России, к местным жителям прослеживается в фотографиях Александра Тягны-Рядно. Что это? Грусть по убежавшему детству? Или ностальгия по провинциальной несуетной жизни? Или просто добрый взгляд доброго человека? На его шуйских фотографиях простые люди из глубинки — мальчишка-сорванец с городской окраины, мудрая старушка, гармонных дел мастер... И реалии перестроечной

) шуйская гармонь. шуя. 1989

эпохи — километровая очередь за водкой у винного магазина, модные в ту пору джинсы, развешенные на продажу предприимчивым торговцем прямо на видавшей виды «копейке»... Знаменитый кинотеатр «Родина», украшенный к Первомаю ликами Маркса, Энгельса и Ленина. Похоронная процессия, убитые горем люди, потерявшие родственника... И даже знаменитая лужа, благодаря которой Александр едва не стал персоной нон грата в нашем славном городе на Тезе. Уж очень это «фотопроизведение» не понравилось тогдашнему городскому руководству. А фотограф и не помышлял порочить «честь» провинциального городка. Ему просто показалась интересной картинка: старушки, продающие плоды своего огородного труда, отражаются в шикарной по глубине и глянцу луже... Тогда после разразившегося на страницах нашей газеты (в те годы она ещё называлась «Шуйский пролетарий») скандала, он специально привёз эту выставку в Шую, устроили встречу с горожанами, поговорили, поспорили… Выставку он подарил нашему местному музею, и инцидент был исчерпан. Это было недавно, это было давно... Благодаря Александру Тягны-Рядно мы возвращаемся в годы юности, на улицы детства.

во дворе у бабы ани. шуя. 1982

на площади у «родины». шуя. 1989 11

прогон на текстильных. шуя. 1989 кооперативная коробушка. шуя. 1989 отражение жизни. шуя. 1989 чья «вина»? шуя. 1989

«печаль моя

светла...»

Александр Шорин-Пелехацкий, журналист, главный редактор газеты «The Literary Gazette International» 1990 –1991 годы Кажется, совсем недавно мы сидели в мастерской нашего друга — фотографа Тимофея Баженова и обсуждали первую персональную публикацию Александра в журнале «Советское фото». И как-то незаметно пролетели эти 35 лет… Чего только не повидала страна! Скорее всего, многих героев его репортажей уже нет с нами. Но, уверяю вас, по-прежнему в наших деревеньках можно встретить стариков со светлыми ликами, несмотря на многочисленные морщины.

оставалось этим старушкам, кроме Бога? А вот, поди ж ты, каются в каких-то своих грехах: «Ныне отпущаеши…» И отдают поклоны батюшке, а он — им.

Как любой газетный фоторепортёр, Александр много ездил по стране. Серию снимков, которую вы видите, вполне можно назвать «репортажем из глубинки». Из российской глубинки.

Александр Тягны-Рядно отнюдь не обвинитель. В его взгляде можно увидеть скорее боль. Потому появляется так много вопросов. Они возникают от сочувствия и сопереживания, так что камера фотографа здесь не бесстрастный отражатель окружающей действительности, но продолжение души.

И те, и нынешние старики как-то выживали и выживают, хотя сделать это становится всё тяжелее. Что им остаётся? Веру в то, что государство не забудет и поможет, убивают те, кто за 70 лет после войны не нашёл возможности обеспечить оставшихся участников Великой Отечественной мало-мальски удобным жильём… Гораздо прочнее оказалась другая вера. Она превозмогла многочисленные беды и напасти, и медленно, но неуклонно возвращается в нашу жизнь. Что

) звонок. каракуль. киргизия. 1988

Всяк человек на Руси свят, ибо она сама свята. Жизнь неправедная, жестокая исковеркала судьбу страны, а с нею и многих из нас. Однако живы мы все надеждой на неминуемое Возрождение.

Вот так и получилось: «репортаж из глубинки» оказался репортажем из глубины — или, если угодно — в глубину. Потому что глубина должна быть в нас самих. И, глядя на фотографии Александра Тягны-Рядно, мы видим не только то, что увидел он, а ещё и себя. «И нам сочувствие даётся, как нам даётся благодать…»

полоскания. великий устюг. 1989

столбовая дорога. ярославская область. 1989 21

остановка коней по требованию. самара. 1988 26

конфликт. кара-куль. киргизия. 1988 27

ленин

с нами?

Михаил Леонтьев,

Олег Шишкин,

журналист, редактор отдела фотоискусства журнала «Советское Фото». 1993

критик, писатель

«Портретов Ленина не видно похожих не было, и нет. Века уж дорисуют, видно, недорисованный портрет», — писал поэт сразу после смерти вождя. Не подозревал он, что не потребуется и полувека, чтоб множеством портретов и живописных и скульптурных заполнилась вся страна. Ну а с наступлением эпохи перестройки и гласности и фотографы набросились на лениниану. Оказалось, что фотографическим языком можно и материться, что вовсе не проблема, с помощью широкоугольника и ракурса, а то и поиздеваться можно, приукрасив статую чем-нибудь перед съёмкой. Хочется напомнить, что фотография это не только портрет натуры, но ещё и автопортрет. Лакмусовая бумажка. Фотографы часто не подозревают, что куражась над объектом съёмки, они волей неволей, сами того не желая, занимаются стриптизом, саморазоблачаются, выставляя себя в неприглядном виде. В отличие от многих других, цикл «Ленин с нами?» московского фоторепортёра Александра Тягны-Рядно — это позиция интеллигента, который неспособен плюнуть в каменное изваяние. Эта серия — получилась одновременно и печальной и ироничной. Но ирония в ней не злая, саркастическая, а добрая. В ней проступает характер не жестокого, жёсткого репортёра, а скорее незлобивого художника, тихо улыбающегося в усы.

С годами начинаешь чувствовать связь с пространством как-то иначе, отбрасывая прочь и политический фон, и личные пристрастия, и обвинения. Так хочется думать. Только борясь с силачами, ты сам становишься борцом или гибнешь. Таков непреложный закон философии жизни. Ленин был лучшим тренажером для будущих крепких душ. Умерев, он стал частью физического пространства, объявлен заслуженным божеством и навязан всем кому ни попадя. Но время этих личных борений и агрессивных чужих любовий прошло, оставив нам монументы и потухшие призывы, запечатленные в их тиражных жестах. Собственно это и волнует Тягны-Рядно, когда он помещает в свой кадр клишированный образ вождя. Теперь это только деталь далекой истории, декорирующая улицу или закулисье театра. Но… Здесь и начинается самое интересное. Силуэт вождя, как это и положено фигурам канувшей истории, играет совсем иную роль. Он часть воспоминаний о личном прошедшем. Оно многогранно и связано тоже с ним. Тут самое место для сантиментов и погружения в пучину собственных лет, в которых вождь узнаваемая примета эпохи твоих надежд, первой любви, жизненного кредо, которое еще предстоит обрести. Его модель, извлекаемая Тягны-Рядно из археологии Атлантиды, урок жителям потонувшего континента, которым был и я. Со временем вместе с нами умрет и этот контекст, оставив только образ препарированный автором, его ракурсом, светом, цветом и контекстом в композиции. И тогда возможно родиться новая оценка, холодного и бездушного свойства, претендующая на абсолютную объективность. Но пока Ленин жив.

) звезда. минск. 2013

дым отечества. норильск. 2001 похороны. углич. 1989

дедушка на шаре. великий устюг. 1989 37

на сцену выходят новые герои. москва. 1990 40

проспект ленина. якутск. 1986 41

москва

в эпоху перемен

Ольга Белан, писатель, блогер, отвественный секретарь газеты «Московский комсомолец» с 1985 по 1990 годы. Когда мы встретились с Сашей Тягны-Рядно, он был юным фотографом с простеньким «Зенитом» в руках. Много таких ребят приходило в редакцию газеты «Московский комсомолец». Но Сашины фотографии сразу задерживали внимание — то ли нестандартным взглядом на обыденные вещи, то ли пристальным вниманием к лицу человека... Скорее всего — и то и другое вместе. Тягны- Рядно видит простые вещи — сложно. Объясню. Он раскладывает своей фотографией обыденность на возвышенные составные части. Чтобы он не снимал — зритель всегда задержит взгляд на его фотографии. Постоит и подумает. Мне кажется, это главная задача фотографа-художника. Москву он снимает — как человека. Большой город для фотографа стал не просто возможностью показать, на что способна современная фотоаппаратура и профессиональный взгляд. Для Саши Москва — город его современников, москвичей, чьи лица отражают ритм города и скорость времени. Иногда кажется, что фотограф снимает скрытой камерой — так неожиданны ракурсы человеческих эмоций, так внезапно открываются с новой стороны знакомые

) крыша. москва. август. 1991

дома, улицы и кварталы. Но это не скрытая камера — это взгляд художника, проницательный и всегда заинтересованный. Я люблю его портреты, лица, выхваченные временем из толпы. Их интересно рассматривать всегда. Если это лица из прошлого — замечать, как они изменились, если это наши современники — радоваться, что они похожи на нас. Время быстротечно, оно проскальзывает ускоренной киносъемкой и оставляет в памяти искры неясных воспоминаний. И только фотография Мастера может вернуть нас на любое время назад, остановить мгновение. И тогда мы с удивлением и некоторой детской наивностью восторгаемся: «А ведь это всё происходило с нами!» Пройтись по Москве и увидеть, как она менялась, не всегда, увы, в лучшую сторону, побывать в тех уголках, которых уже нет или тех, которые изменились до неузнаваемости, и полюбить этот город еще больше — потому что его нельзя не любить.

на углу тверской. москва. 1989 50

перевес. москва. 1990 51

васильевский спуск. москва. август. 1991

на балконе белого дома. москва. август. 1991 в тоннеле под арбатом. москва. август. 1991 стояние перед белым домом. москва. август. 1991

другая

россия

Виктор Ярошенко, главный редактор журнала «Вестник Европы» Название этого раздела фотоальбома звучит полемично, лукаво отсылает к жестким политическим играм, к социологическим работам доказывающим, что Россий у нас не одна, а много: столичная, больших мегаполисов, малых городов; есть Россия Юга и Россия Севера — и все они нашли место в богатом фотоархиве Александра Тягны-Рядно. Но есть еще одна огромная страна, к которой издавна привязан взгляд и камера Александра: сельская, тихая, та, которую называют у нас не без снисходительного пренебрежения «глубинкой», а то и просто «дырой», «куда макар телят не гонял». Уроженец тихой ивановской Шуи, выпускник некогда элитного столичного технического вуза МАИ, давний московский житель, завсегдатай вернисажей и свой человек в тесной художественной среде, Тягны-Рядно не только не отказался от своего пристрастия к родным пенатам, но давно и упрямо демонстрирует свой поэтически-идиллический образ этой России, совершенно самодостаточной, скромной, стеснительной, как его героини, живущей своим огородом и своими традициями, смешливой, простодушно лукавой и доброжелательной. В его очерках провинциальной жизни не следует искать напряженного драматизма, социологического анализа или «чернухи», так широко распространившейся в документальной фотографии и кино. Но в работах, казалось бы простых и даже наивных полно свидетельств жизненных тягот. Вот по деревенской дороге вышагивает отоварившаяся счастливая баба, запоминающаяся жанровая фотография вызывает улыбку, но и будит мысль о полной лишений жизни, редком хлебном фургоне, очередях и скудном быте… Крепкие бабы и небритые мужики в кургузых пиджачишках, ядреные девки из домов с палисадами и драчливые парни из двухэтажных бараков с велосипедами; вся эта уходящая натура. Сейчас уже детей с велосипедами трудно сыскать в глубинке — все больше моторизованной, на мотоциклах и квадроциклах… Александр совсем не аналитик и не социограф; ему скорее ближе люди поколением постарше, он вырос на передвижниках «Огонька», писателях-«деревенщиках», а из этих, конечно ближе всех уникальный своей эстетикой и мироощущением Василий Макарович Шукшин. Пожалуй, именно он ближе всего подходит к характеристике органической творческой манеры и внутреннего состояния его фотографий. Страна меняется, меняется и эта, казалось бы, застывшая в неизменной своей простоте реальность. Она, запечатлённая объективом другого фотографа, вос-

) триада. ульяновск. 1992

принималась бы почти убогой, но в его аппарате преображается в иную, почти мифологическую реальность. Эта действительность принята этими людьми как нормальная и единственно сущая, она ими создана и ими одушевлена. Его герои не валяются в канавах, не вызывают отвращения, сострадания или брезгливости, они живут и не тужат, а если и тужат, то неглубоко и недолго. Фотограф не наблюдает за ними холодным взглядом заезжего чужака, жадно отмечающего экзотические для него подробности быта и человеческих реакций. Напротив, снимает как на семейной вечеринке, как бы изнутри. Он свой и снимает для своих , его камера не нарушает течения жизни. Спокойное ненапряженное бытие запечатлено в его кадрах, не потревоженное чуждым бесцеремонным подсматриванием, так видеть и так снимать — большое искусство и высокий профессионализм. В этом секрет, а может даже и — магия работ больших мастеров, которым каким-то образом, удается иногда нечто гораздо большее, чем фиксация визуальной информации посредством технического. Информация, которая содержится в таких работах, не линейна и не одномерна, а превращаясь волей художника, в образ, она вмещает в себя гораздо больше, чем конкретный реальный объект в неохватном, но масштабируемом художником контексте. Потому что контекст, который есть культура, и придает смысл изображению, делает его многозначным образом. Дети, подростки, молодежь, обитатели этой другой, малознакомой России дерзко, изучающе и не без пренебрежительного вызова смотрят на нас со страниц этого альбома. Они изучают нас, а мы — их. Они по-шукшински независимы, непритязательны и в общем-то совершенно отдельны от иного большого мира, который просто не включен в бытовой контекст их существования. Эта страна не просто самодостаточна — она единственна, она не знает и не хочет знать о существовании других стран, иных укладов и цивилизаций; она одинока во вселенной, как изба на горном склоне на одной из его фотографий. Никакой соотнесенности с чем-то вне этой жизни, а часто и вне этого кадра. Они живы здесь и сейчас и рефлексия включается едва ли не время срабатывания затвора. В этом, может быть, заключается кстати и ядро его поэтики — точно так же живут традиционные сообщества, которые он снимал в Камбодже, в Мали, в Португалии или в мексиканских деревушках. Гуманистическая антропология Тягны-Рядно зиждется на убежденности в существовании универсальных всеобщих первичных констант человеческого существования, таких как семья, дети, бесконечность трудно живущих поколений .

хлебное ставрополье. 1990

остатки ссср. южно-сахалинск. 1999 63

хлеб. александровск-сахалинский. 1999 64

одинокий домик. александровск-сахалинский. 1999 65

пятьдесят

городов

Николай Климонтович,

Галина Ергаева,

писатель. 2006

фотокритик, журналист. 2006

Для меня в городах, куда ведут фотографии Александра Тягны-Рядно, всегда присутствует человеческий масштаб, это выражение произносят архитекторы, когда отмечают гармоничность искусственного и натурального — зодчества и гомо сапиенс. Все отобранные им «в рифму» со своим юбилеем пятьдесят мега- и совсем не мегаполисов волею светописца превращаются в города «привычных лиц» (помнится, такая книжка есть у Генриха Белля). И неважно, где происходит встреча с теми местами и людьми, о которых он рассказывает свои фотоистории, — на Москва реке или у проруби в Великом Устюге, на венецианском карнавале или на конкурсе самодеятельной песни на «поющей горе» в Самаре, в Париже, Карачаевске, Барселоне, Шуе, Кёльне, Смоленске, Иерусалиме, Сантьяго, Якутске, Угличе…

На фотографиях города часто смотрят парадно: архитектурные объекты, знаменитые ансамбли, неохватные глазом панорамы. Это — виды, они станут глянцевыми открытками и разойдутся любителям сувениров. Есть и городской жанр, где город лишь фон для более или менее удачных уличных сценок, разыгранных горожанами, беззаботными детьми, голубями, разносчиками и теми же туристами. Если бы не фотограф Тягны-Рядно, я бы до сих пор искренне полагал, что третьего не дано.

Эти истории как бы написаны открытым текстом, сняты с открытой композицией в открытых городах, где живут открытые люди. Почти стопроцентно это не статичные, а живые, динамичные кадры, снятые навскидку, заставшие человека в его естестве без преувеличения или преуменьшения, и, главное, без приукрашивания или притемнения. И это почти всегда — стопроцентное попадание. Из его работ-пазлов складывается картина мира, в отдельных уголках которого многим из нас вряд ли удастся побывать, причем его «стритфотография» никак не открыточна и не претенциозна — она полнится искренним интересом автора к городу и горожанину.

) собор. кёльн. германия. 1997

Нет, у него тоже есть и памятники, и птицы, и мосты, и фонтаны. Заводские трубы, соборы, площади, дома. Но все не казенное, домашнее, здесь живут, и самому хочется пожить. Даже непременные гондольеры будто сошли с дружеского любительского фото, сувенирную открытку не сделаешь. Зато хочется узнать, о чем они говорят: один стоит в своей гондоле с шестом, другой в своей разбирает снасть, а третий в канотье обоих поторапливает: мол, хорош работать, ребята, пора идти есть спагетти в наш ресторанчик. Он здесь, за углом от Гранд-Канала, и о нем ничего не знают стадные туристы… И это при том, что ни о какой литературности или намеренности и речи нет. Рыбак в телогрейке на старой пристани в Осташкове давно не замечает родных колоколен, а следит лишь за поплавком. Я узнаю его позу: он сидит на корточках, поджав к животу зябнущие руки, и мучает вопрос — сколько он уже принял сегодня, стакан или только полстакана… Виртуозные по светописи и композиции эти снимки сделаны без натуги, как если бы проходя мимо, фотограф сказал тебе по-свойски: мол, товарищ, взгляни. И, кажется, нет формального приема, натужного поиска ракурса и освещения… Эта кажущаяся простота и есть собственно мастерство.

клёв. осташков. селигер. 1999

на краю земли. назаре. португалия. 1996

фонтан. тельч. чехия. 2002 под башней. париж. франция. 2002 свадьба у вечного огня. тюмень. 2004 шпиль. рига. латвия. 1999 александр великий. салоники. греция. 2005 кораблик на москве-реке. 2003 ступа. аютайя. тайланд. 2001 будничное утро. касимов. 2004 гондольеры. венеция. италия. 2002

галерея

путешествий

Алексей Анастасьев, литератор, режиссёр, заместитель главного редактора журнала «Вокруг света» 2006–2009 В случае Александра Тягны-Рядно, человека, которому 60, но не дашь и сорока, человека, который, будучи работником «почтового ящика», не выезжал «дальше Малаховки» до тридцати с лишним лет, а потом в качестве фотографа-путешественника, одного из главных мастеров жанра, объездил весь свет, человека, не лучше всех в России владеющего иностранными языками, но способного объясниться с любым — от англичанина до папуаса — не хуже, чем Миклухо-Маклай, — бытовая экстрасенсорика, телекинез, внушение на расстоянии и всякое такое работает! Верите вы в это или нет. Мне самому, журналисту и литератору-путшественнику по основной профессии, случалось отправляться с Александром Тягны-Рядно в самые дальние края, такие, какие даже по сегодняшним меркам можно назвать не вполне освоенными и безопасными, и быть свидетелем удивительного явления: аура этого фотографа и человека следует приблизительно на полметра впереди него и на полметра за ним, захватывая силой своего могучего и бесхитростного обаяния малорослых аборигенок и аборигенов. Эта аура — очень полезная штука. Она способна защитить от опасностей похода — разговором, шуткой и здравым смыслом, она сглаживает острые углы и открывает двери, в другом случае не открывшиеся бы. Кроме того, Александр, настоящий мастер своего дела, способен многому научить товарища-«смежника», который много лет провел бок о бок с фотографами и без знания основ этой профессии не может как следует и свою справлять. Один наивный пример: я всегда был уверен, что самая

) роллс-ройс. локарно. швейцария. 2006

большая возможная удача в экспедиции — найти невиданное или виданное не многими. Лесной храм, не посещаемый туристами, речушку, по которой никто из «наших» не сплавлялся, дельфина, никем не снятого и в популярной литературе не описанного… В этом случае, дескать, можно снимать хоть не глядя — все равно будет интересно, свежо, ново и неожиданно. Со свойственной ему невозмутимостью Александр доказывал и показывал мне другое: можно снимать хоть собственную входную дверь, но делать это надо так, чтобы интерес вызывала и дверь — сама по себе не слишком любопытный объект, — и любой другой общеизвестный предмет. Ни для кого не секрет, что Тягны-Рядно — мастер универсальный. Я, пожалуй, не знаю в современной российской фотографии профессионала, обладающего равно высокой репутацией в совершенно разных жанрах. Весьма далеких друг от друга: например, в искусстве фотопортрета и в экспедиционной съемке. В чём тут секрет? Я часто об этом думал, но точного ответа не находил. А теперь мне кажется, что ответ на этот вопрос отчасти вытекает из того, что написано выше. В случае Александра Тягны-Рядно это, помимо совершенно нормальных и обязательных в любой профессии навыков ремесла, то, что поднимает мастера над средним уровнем: широта души, масштаб личности. Они позволяют находить подход и раскрывать характеры не только других выдающихся людей, к примеру, но даже и диких животных, и тайн природы etс. Владеющих этим талантом немного.

тени маои. остров пасхи. чили. 2001

99

104

богородица. фатима. португалия. 1996

полёт над

гнездом грифона

Александр Тягны-Рядно Лондон. Букингемский дворец. Трафальгарская площадь. Биг-бен. Пикадилли. Мост Тауэр. Гайд-Парк. Вестминстерское аббатство. Эти слова ласкали слух с детства, картинки из учебника английского языка прилетали ко мне во сне. Единственное место на земле, куда я мечтал попасть, был Лондон. «Увидеть Лондон и умереть» — так в моём сознании трансформировалась знаменитая фраза, посвящённая другой столице мира. Город мечты материализовался лишь в 1997 году. С тех пор я неоднократно бывал там и каждый раз Лондон, как бриллиант, открывался для меня разными гранями. Все хрестоматийные лондонские достопримечательности я снимал неоднократно, но всегда пытался передать не завораживающие открыточные виды, а то уникальное чувство, пришедшее из детства и наполнявшее меня при каждом соприкосновении с мечтой. Через несколько лет общения собралась эта коллекция фотографий, ставшая своеобразным объяснением в любви к Лондону.

«Полёт над гнездом грифона…» — так назвал я свой проект посвящённый Лондону. Этот необычный мифологический персонаж особо поразил моё визуальное сознание. Царь зверей — лев и царь птиц — орёл воплотились в единого царствующего на земле мифологического героя — Грифона, прилетевшего на северный остров из древней Индии или легендарной Гипербореи. Он совершенно алогично, но прочно обосновался в Лондонском Сити, став его символом. По легенде, когда-то в древние времена, Грифон спас город от пожара, и благодарные жители увековечили его в многочисленных бронзовых, гранитных, чугунных изваяниях. Не встретиться с Грифоном, отправляясь в Сити, возможно лишь приехав сюда по знаменитой лондонской Трубе — подземке, ибо десятки разнообразных его изображений установлены на всех улицах, входящих в город. И всякий путник, прибывающий на автобусе, автомобиле, кэбе или пешком не избежит строгого взгляда Грифона — вечного стража Сити.

2008 г.

) страж сити. лондон. 1998 111

трафальгарская площадь. лондон. 1998 112

грифон на стренде. лондон. 1998 один в городе. лондон. 1998 113

оксфорд стрит. лондон. 1998 автобус. лондон. 1997 шляпка. лондон. 1997 в пабе. лондон. 1998 старое и новое. лондон. 1997 ожидание её величества. букингемский дворец. лондон. 1997

иерусалимский

синдром

Татьяна Щербина, поэт, писатель Иерусалимским синдромом называют специфический психоз, возникающий в Святом городе: путешественники начинают чувствовать себя Христом, Девой Марией, пророками и мессиями. Психов и злыдней госпитализируют, а в остальных случаях синдром естествен и неизбежен, поскольку Иерусалим — не просто город, а исток трех религий и всех мировых событий, начиная со дня отсчета н.э. Александр Тягны-Рядно синдрома не избежал: он чувствует себя спутником, который вращается по орбите города над крышами и куполами, залетает в Храм Гроба Господня, выныривает на улицу, заглядывая в лица прохожих, изучая пластику и ритм молитвы у Стены плача. Его фотопленка запечатлевает воображаемый им Старый город. В действительности он другой: поделенный на четыре квартала: еврейский, христианский, армянский, арабский — в чужой квартал соваться нежелательно. Каждый громкий звук вызывает паузу тишины — все прислушиваются, не взрыв ли. На Храмовую гору (место разрушенной еврейской святыни), называемую у мусульман по-своему, поскольку оттуда возносился в небо на коне Мухаммед, пропускают не всех и не всегда. Там — мечеть Омара, именуемая израильскими путеводителями «Купол над скалой», туристы ошибочно окрестили ее мечетью Аль-Акса, которая внизу, неподалеку от Храма Воскресения (внутри которого находится Гроб Господень — это храм в храме), там крестоносцы вырезали тысячи мусульман, а теперь в христианском квартале — арабы-христиане, в арабском — мусульмане. Жители большого Иерусалима боятся заходить в Старый город: узкие улочки, многоуровневые дома, за всю историю здесь пролились реки, моря, океаны крови. И ничто не предвещает мира, потому чаще всего произносится слово «шолом», в переводе с иврита «мир» — как заклинание, здесь это приветствие.

) свечи. иерусалим. 2004

У Тягны-Рядно мир будто уже наступил. Святыни просвечивают сквозь друг друга, выстраиваются в одну линию — под небом, а внизу различаемые по одеждам — черные шляпы, хиджабы, военная форма, джинсы и футболки — все движутся будто в общем танце, по Via Dolorosa — это ныне арабский рынок, но каждый торговец рад показать туристу «станции» (остановки Иисуса по пути на Голгофу). Иерусалим — гора-шар, в лавках можно купить шарик с нанесенным на него узором библейского города. Это традиционный символ Иерусалима, по его орбите и летал Тягны-Рядно. Заглянул в коптский монастырь, (копты — это потомки фараонов, их остались считанные единицы, Египет был завоёван арабами, так что тамошнее население к древним египтянам отношения не имеет). На соседней Масличной горе — Гефсиманский сад, оливковые деревья, которым больше двух тысячелетий, они будто даже излучают мудрость. Слова в Иерусалиме — это оружие, яд, они разделяют и убивают, а картинки, напротив, открывают волшебные свойства этого места. Рядком стоят четыре Пупа Земли — каждая христианская церковь отметила центр мира своим постаментом. Священная для иудеев — Котель, западная стена разрушенного Храма, утыкана записками: очень много просьб к Всевышнему. Священный для каждого мусульманина — Золотой купол над скалой, с которой Мухаммед вознесся, в небо виден отовсюду. На фотографиях царство любви и гармонии, хотя, возможно, фотограф выдает желаемое за действительное, но очень хочется, чтобы это стало реальностью.

сплетенье рук. иерусалим. 2004

сердце старого города. иерусалим. 2004 121

семья — 7 «я», или 8, или 10, или даже 12. маале амос. израиль. 2011–2012

утоли мали

печали

Сергей Ястржембский, дипломат, режиссер, фотограф Мали — одна из немногих стран чёрной Африки, которая, как магнит, всегда притягивала к себе внимание творческой братии — документалистов, фотографов, писателей, учёных. Причиной тому — три прославленных достопримечательности, расположенных на её территории: Томбукту, Дженне и Бондиагара. Судя по представленной в альбоме съёмке, Александру повезло побывать с камерой в двух из этих мест. Повезло, так как сегодня мало кто отважится отправиться на фотосессию в страну, где бесчинствуют исламисты, которые подняли руку даже на древнейшие исламские рукописи, хранившиеся в Томбукту. Повезло и нам, зрителям, поскольку мы можем увидеть глазами Александра

) нигер. мали. 2006

самую большую глиняную мечеть мира в Дженне, подивиться на диковинные маски Догонов, этого невероятного народа, который проживает на плато Бондиагара и до сих пор хранит множество неразгаданных тайн. «Гарниром» к этим хитам Мали служат те мгновения африканской жизни, подмеченные Александром, которые не оставляют равнодушными ни профессионалов, ни любителей селфи. В этих снимках, на первый взгляд бесхитростно простых, живет настоящая Африка. Жаль только одного — даже яркий талант Александра не способен утолить сегодняшние печали Мали.

на водопой. сегу. мали. 2006 догонская прачечная. бандиагара. мали. 2006

футбол на закате. сегу. мали. 2006 129

у реки. мопти. мали. 2006

пинасы. мопти. мали. 2006

горячая

армения

Андрей Битов,

Кара Мискарян,

писатель. «Уроки Армении». 1969

арткритик, журналист. 2006

«Именно горячая. Тут всё горячо: небо, воздух, солнце, люди, история, кровь, та, что в людях и та, что из людей.»

… Армения, увиденная Александром Тягны-Рядно, монохромна, лишена привычного для глаза буйства красок и поэтому неожиданна. Для него монохромность — это, если хотите, сдерживающий барьер, препятствие, не позволяющее камере легко скользить по поверхности, поддаваясь соблазну внешней эффектности удачно найденного ракурса или сюжета. Снимая на черно-белую пленку, авор словно пытается зафиксировать объективом нечто, что, как правило, скрыто от глаз и, в общем-то, фотокамере не должно быть подвластно.

«Свет в Армении, быть может, основное мое зрительное впечатление, главное физическое переживание. Сказать, что он слишком яркий и его слишком много, — ничего не сказать. Это свет особого качества, которого я нигде ранее не встречал. Я вспоминал свет в Крыму, Средней Азии, снежных горах — вот там было много света, яркий свет, ослепительный, даже громкий свет, — но никогда я его не переживал так, как в Армении».

За редким исключением во всех работах армянской серии мастера непременно присутствуют люди — снимает ли он древнехристианские храмы, природные красоты или город. Сюжеты, на первый взгляд, незатейливы. Мальчишки плещутся в летнюю жару в городском фонтане, случайный прохожий улыбается в объектив, крестьяне собирают урожай абрикосов, сельский священник общается с местной детворой, торговки скучают без покупателей на деревенском рынке. Присутствие людей в кадре принципиально — иначе в этих фотографиях не возникло бы того особого поля напряжения, постоянного диалога между прошлым и настоящим, который ощущаешь на этой древней библейской земле как нигде. Перед нами — современная Армения, живущая своими повседневными, сегодняшними заботами, смотрящая в будущее, но при этом ни на секунду не забывающая о своем прошлом, о своей древней истории. Любое остановленное мгновение попадает в армянской серии Тягны-Рядно в категорию вечности и мифологии. Мне посчастливилось оказаться его спутницей в путешествии по Армении, наблюдать, как он работает. Ни на минуту он не расставался с камерой, словно боясь упустить что-то, о чем потом придется жалеть — вот здесь нужное освещение, здесь неожиданный ракурс, а здесь — человеческий материал отличный. Было ощущение, что на все мы с ним смотрели и реагировали одинаково, но увидели, как оказалось, по-разному. В Армении я родилась и выросла, вернувшись после долгого отсутствия, Александр там оказался фактически впервые, если не считать короткой поездки в уже далекое советское время. Я видела внешние перемены, они меня огорчали или радовали. Тягны-Рядно увидел «свою» Армению, порой для меня неожиданную, новую. Получился такой вот эффект blow-up, как в знаменитом фильме Антониони. Реальность, зафиксированная и увеличенная фотообъективом, раскрывает то, что ты не разглядел, упустил из вида. Вот одна из самых притягательных загадок фотографии — заставить узреть в обыденном что-то, что не замечал, перевести сиюминутное в наполненное особым смыслом измерение вечности. И это переворачивает твой мир.

) хачкар. эчмиадзин. армения. 2006

дорога к храму. гарни. армения. 2006

139

армянская мадонна. гегардт. армения. 2006 140

среди древних надгробий. норадуз. армения. 2006 141

магический

гексагон

Дмитрий Стахов, писатель Александр Тягны-Рядно снимает Францию больше двадцати лет. Страну, где и своих фотографов немало. Выдающихся, в том числе. Как покойных, так и ныне здравствующих. Там даже саму фотографию придумали. Кроме того, по Франции, не говоря уже о самом популярном, самом туристическом городе мира, о Париже, бродят, отталкиваясь от сторон этого магического гексагона, миллионы туристов и практически у каждого в руках некое устройство, позволяющее делать снимки. Что ж тут делать фотографу, даже такому профессиональному и талантливому, как Александр? Другой бы спрятал камеру, перестал бы таскать оттягивающий плечо кофр, выпил бы стаканчик доброго вина, да забыл бы о композиции, выдержке, диафрагме, светотени и прочем, о чем фотограф вроде бы должен помнить всегда. Просто бы отдохнул. Получал бы удовольствие. Тягны-Рядно не таков. Для него удовольствие — в процессе съёмки. Что вовсе не отменяет его трепетного отношения к результату. Кстати, по инсайдерской информации, одним из результатов его галльских фотостранствий стала женитьба на Татьяне Щербине, известной франкофилке, поэте, прозаике, Музе, в конце концов.

) эйфелева башня. париж. 2002

Конечно, перефразируя Фрейда, можно сказать, что фотография иногда только фотография. Но только иногда. У Тягны-Рядно фотография очень часто — не будем впадать в апологетику и утверждать, что всегда и везде, — ещё что-то. Его взгляду открывается скрытое. Я бы даже сказал — смыслы. Не то, чтобы он их создает как побочный продукт. Как для настоящего творческого человека, они для него — главное. Быть может, это слишком сильное утверждение, но представляется, что основной смысл фотографий Тягны-Рядно — попытка понять зачем существует окружающий нас мир. Какой он. И Франция, как часть его. Тягны-Рядно интересуют не красоты сами по себе, не живописные и памятные места. Даже на тех его снимках, где мы видим лишь ландшафт или архитектурные детали, ощущается присутствие человека, главного интереса фотографа. Который ведет зрителя за собой, открывая ему свое видение, что является наиболее важным. Александр Тягны-Рядно сделал то, что удается немногим — мы, волею его таланта, смотрим посредством его взгляда. Ну, разве что не прищурившись, через видоискатель, а двумя глазами.

швея. сарля. франция. 2006

пирамида лувра. париж. 2002 147

люксембургский сад. париж. 2004 149

149

Мгновения жизни

«Я бульварным кольцом с Москвой обручён...»

Шуя моя

12

Печаль моя светла

22

Ленин с нами?

38

Москва в эпоху перемен

46

Другая Россия

64

50 городов

90

Галерея путешествий

98

Полёт над гнездом грифона

110

Иерусалимский синдром

120

Утоли Мали печали

128

Горячая Армения

138

Магическкий Гексагон

146

Лица жизни

Люди, будьте!

4

Творцы науки

26

Жизнь моя, кинематограф

38

Театральный роман

86

Homoscriptus

110

Поэзия.РУ

130

Братья по камере

148

Цвет жизни

ЛонДом

По обе стороны

22

Москва, Москва моя

50

ШвейЦарские каникулы

72

Эллада, да!

82

Колорофория

96

Лики Никеля

136

Мексика. Постфотум

150

Выставки. Биография

158

4

ISBN 123-4-56789-101-2 УДК 123-4-56789-101-2 ББК 123-4-56789-101-2 К89 Тираж 1500 экз.

Тягны-Рядно, Александр Рэмович ОБРАЗ ЖИЗНИ — ФОТОГРАФИЯ — ОБРАЗ ЖИЗНИ: Мгновения жизни / Лица жизни / Цвет жизни — Москва: «Культурный проект РУСС ПРЕСС ФОТО», 2015. — Фотоальбом в трёх томах 3х160 стр.

Автор концепции и фотографий Дизайн и вёрстка Вступительная статья Редакторы Корректор Препресс

Александр Тягны-Рядно Валерий Малинин и Ольга Жиган Виктория Мусвик Василий Прудников и Дмитрий Стахов

Издатель: автономная некоммерческая организация «Культурный проект РУСС ПРЕСС ФОТО»

Автор и издатели благодарят всех, оказавших неоценимую помощь в издании книги: Алексея Анастасьева, Рубена Бельтрана, Ольгу Белан, Андрея Битова, Наталью Варт, Марию Голованевскую, Марка Григоряна, Леонида Гусева, Евгению Долгинову, Галину Ергаеву, Ларису Зелькову, Анатолия Злобовского, Наталью Исаеву, Николая Климонтовича, Светлану Коровину, Юрия Кривоносова, Андрея Кирпичникова, Михаила Леонтьева, Карину Мискарян, Марию Макарову, Сергея Николаевича, Елену Петровскую, Екатерину Рыжову, Юрия Рыжова, Михаила Слободинского, Дмитрия Стахова, Валерия Стигнеева, Александра Шаталова, Андрея Шемякина, Александра Шорина-Пелехацкого, Татьяну Щербину, Владимира Юданова, Виктора Ярошенко, Сергея Ястрежемского. Книга издана при поддержке компании «Норильский Никель»

4

© © © © © ©

Александр Тягны-Рядно, концепция и составление. 2015. Александр Тягны-Рядно, фотографии. 2015. Валерий Малинин и Ольга Жиган, дизайн и вёрстка. 2015. Виктория Мусвик, автор текста. 2015. Татьяна Щербина, фотография автора. 2015. «Культурный проект РУСС ПРЕСС ФОТО». 2015.

Все права защищены. Ни одна часть этой публикации не может быть воспроизведена, загружена в любую поисковую систему, передана в любой из электронных или механических форм, скопирована фотографическим путём или путём звукозаписи без предварительного письменного разрешения издателя.

ТЯГНЫ

РЯДНО