Павел Никифоров. Максимализм минимализма by Uspenskaya Tatyana

Павел Никифоров Максимализм минимализма

Pavel Nikiforov The Maximalism of Minimalism

Павел Никифоров Максимализм минимализма

ART-CRYSTAL-BRUT

Moсква / 2016

УДК 75+76(084) ББК 85.14+85.15л6

Альбом Павел Никифоров Максимализм минимализма Автор-составитель Натэлла Войскунская Издание осуществлено галереей АСТИ, Москва при поддержке Юрия Монастырского

Compiler and editor Natella Voiskunski

This edition was made possible by the ASTI Gallery, Moscow with support of Yuri Monastyrsky

ISBN 978-5-4465-0841-9 Авторский знак Н33

Галерея АСТИ. 2016 Фонд «Развитие народного творчества «ГРАНИ». 2016 Михаил Алшибая, текст. 2016 Мария Валяева, текст. 2016 Натэлла Войскунская, текст. 2016 Алексей Федоров, текст. 2016 Дмитрий Мельник, дизайн. 2016

ASTI Gallery. 2016 Foundation GRANY. Art-Crystal-Brut. 2016 Mikhail Alshibaya, text. 2016 Alexei Fyodorov, text. 2016 Maria Valyaeva, text. 2016 Natella Voiskunski, text. 2016 Dmitry Melnik, design. 2016

Pavel Nikiforov The Maximalism of Minimalism

К 75-летию со дня рождения Павла Никифорова и 25-летию галереи АСТИ

On the 75th anniversary of Pavel Nikiforov's birth and marking 25 years of the ASTI Gallery

ART-CRYSTAL-BRUT

Moscow / 2016

Он сам себе закрыл глаза, Отринув мир земной И краски все отдал Творцу: Мол, хватит лишь одной Зачем же кисть, коль есть рука И десять пальцев есть? И бьется мысль – пульсар Творца, Чтобы потомкам на века Оставить Знаки, что успел прочесть… Натэлла Войскунская

To P.N. It was his decision His alone Not to see the world Not to touch a brush Not to use oils And never, ever to hurry To do something Until his mind was ready To contact the Universe And to use colours The way a poet uses words To frame the message Got from God Natella Voiskunski

Содержание / Contents

Натэлла Войскунская

Natella Voiskunski

Максимализм минималиста The Maximalism of a Minimalist 14

Михаил Алшибая

Mikhail Alshibaya

Эссе о художнике Essay on the Artist 18

Алексей Федоров

Alexei Fyodorov

Вспоминая Павла Никифорова Remembering Pavel Nikiforov 24

Павел Иванович Никифоров

Pavel Nikiforov

Моя позиция My Credo 28

Павел Иванович Никифоров

Pavel Nikiforov

О себе About Myself 32

Иллюстрации Plates

236

Мария Валяева

240

Maria Valyaeva

Тепло и боль воспоминаний The Warmth and Pain of Memories 244

Натэлла Войскунская

250

Natella Voiskunski

Послесловие, или Finissage Epilogue, or Finissage

Натэлла Войскунская

Максимализм минималиста

Павла Никифорова называли одним из «великих бомжей русского искусства». Он снискал известность, однако никто не назвал бы его популярным и уж тем более успешным художником. Павел Никифоров – незаурядный представитель московской концептуальной школы, одного из течений советского художественного андеграунда. Слава и известность обходили его дом стороной – на самом деле это Павел Никифоров обходился без дома и без какого-либо подобия бытового комфорта в течение десятилетий своей неустроенной жизни, до краев заполненной творчеством и философско-мировоззренческими размышлениями об искусстве. Он, казалось, не ждал и не искал адекватной оценки своих работ – его целью было выразить себя по максимуму: с предельной искренностью и на пределе своих креативных возможностей. Первая выставка его юношеских работ состоялась в Горьком (ныне Нижний Новгород), родном городе художника, в Философском обществе, председателем которого был Рудольф Никифоров, старший брат Павла. Интерес к философствованию Павел Никифоров сохранил на всю жизнь, а вот персональных выставок у него было немного. Он всегда стремился выразить себя каким-либо нетривиальным образом. Павел отказался от холста и многих приемов традиционной живописи, вернувшись в определенной степени к ее иконописным истокам: заменив доску листом оргалита, он покрывал его левкасом (смесью мраморной крошки, клея и темперы). При такой технике красочный слой въедается намертво, так что на высохшей работе уже нельзя было ничего поправить или измеПавел Никифоров. 1970-е4 Фотография

нить. На протяжении всей жизни художник обращался к традиционным христианским сюжетам, преобразуя их по-своему, то есть максимально абстракт-

Pavel Nikiforov. 1970s4

но («Троица», «Крест животворящий», «Над миром», «Свеча» и другие).

Photograph

Триптих Никифорова «Троица» был опубликован в первом перестроечном

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

альбоме художников московского андеграунда «Русь и христианство» (1988), посвященном 1000-летию Крещения Руси и включавшем ранее запретные работы 55 мастеров, созданные за предшествующую четверть века. Самовыражение Никифорова приняло две основные художественные формы. Одна серия его работ может быть названа философско-семантической: художник создает сугубо индивидуальные, отвечающие его мироощущению плоскостные картины-знаки, картины-символы, картины-пиктограммы («Знак Святого Духа», «Ветка Вселенной», «Человек-галактика», «Над миром», «Окно Земли»). При этом автор отрицает цветовую гамму, а рожденные в его голове образы напоминают скорее не живопись, а графику или наскальные рисунки, причем предельно скупые и лаконичные. Завершенность сформированного художественного образа он подчеркивал, или скорее оттенял, лессировкой. Каждая тончайшая линия на работах Никифорова (а он отдавал предпочтение именно таким линиям) настолько индивидуальна, что вполне могла бы служить его фирменным знаком, «визитной карточкой» или сигнатурой (может быть, именно поэтому Павел очень часто не считал нужным подписывать свои работы).

Думается, Павел Никифоров мог бы не без успеха вмешаться в знаменитое соревнование двух античных художников – Апеллеса и Протогена, современников Александра Македонского. Их работы не сохранились, однако они частично описаны в сочинениях Плиния Старшего. По легенде, Апеллес не подписывал свои произведения, ограничиваясь проведением очень тонкой линии – это была его авторская подпись, и поныне известная как Апеллесова черта. Тонкость линии стала для друзей-соперников видимым – или едва видимым, зато отчетливым – знаком живописного мастерства. Для Павла Никифорова – тоже. Если отвлечься от наследия античности, то вполне можно было бы сопоставить скупость художественных приемов, монохромность, обращение к простым геометрическим формам, творческое самоограничение Никифорова с художественными установками его западных современников-минималистов Франка Стеллы, Сола Ле Витта, Роберта Мэнголда или Роберта Римана. Ярчайшим образцом минимализма по-никифоровски, своего рода Эверестом его философско-семантической серии может быть названа работа «Фатальность»: более всего она напоминает взятую в рамку часть едва-едва окрашенной стены, на которой чья-то рука процарапала слабый след – фатальный знак надежды. В самом общем виде можно утверждать, что насыщенные смыслами и коннотациями и при этом обедненные в цветовом плане монохромные картины-шифры Павла Никифорова представляют собой молчаливые полисемантические послания или письмена, отправленные в Будущее. Вторую серию составляют не столь статичные, более экспрессивные и красочные произведения Никифорова. Значительная часть этих работ связана с музыкальной темой: от «Реквиема» и «Музыканта», «Струн Паганини» и «Трио» до «Весны священной. Стравинский». При этом одна из наиболее заметных работ этой серии, а именно «Нота», является монохромной, как

Павел Никифоров

Natella Voiskunski

The Maximalism of a Minimalist

Pavel Nikiforov was called “a great down-and-out of Russian art”. He was well known, but no one would have called him popular; neither was he successful. A non-conformist artist, Pavel Nikiforov was one of the noted representatives of Soviet underground art in its Moscow conceptual variant. Fame and popularity did not visit his home – in fact, he had no home for decades of his hectic life, which was full of non-stop creative activity, philosophical speculations about art, alongside a complete neglect of his own comforts. He did not seem to seek proper appreciation for his art works – his aim Павел Никифоров. 1970-е

was a determined self-expression. Nikiforov seemed never to expect apprec-

Фотография

iation or an adequate – to what? to whom? or to whose concept? – perception and evaluation of his art; instead, he sought maximal self-expression with an

Pavel Nikiforov. 1970s Photograph

open-hearted sincerity and to the extreme of his creative abilities. He was still young when he showed his artwork for the ﬁrst time – the exhibition took place in the city of Gorky (now again called Nizhny Novgorod) in the rooms of the Philosophical Society chaired by his elder brother Rudolf. Since then and to the end of his life Nikiforov remained interested in philosophical speculations, making his art “stuffed” with signs and symbols bearing special philosophical meaning. He strived always to do something special: he would take a large piece of hardboard, cut it, cover it with leucas – a mixture of marble dust and glue and tempera – so that when hardened it gained different nuances of a certain colour that could not be changed. Thus it can be said that he turned anew to the iconpainting technique, substituting hardboard for wood panel. More than once Nikiforov turned to classical Christian subjects, transforming them to the maximal extent of abstraction (“Trinity”, “Life-giving Cross”, “Above the World”, “Candle”). Nikiforov’s triptych “Trinity” was represented in the album “Russia and Christianity” (1988) – the ﬁrst “perestroika” publication dedicated to the 1000th anniversary of Christianity in Russia; the album

P a ve l N i k i f o r ov

Село Гадино. Автостанция. 1969 Village of Gadino. Bus station. 1969

и картины первой серии: почти полностью белая, она символизирует предельную и труднодостижимую чистоту звука. Для Павла Никифорова полихромность палитры означает усиление эмоциональной составляющей его произведений, а противостояние цветов (например, открытого красного с черным и золотисто-охристым, как в «Корриде большой», «Корриде малой» или «Короле») драматически обостряет столкновение и прямое противостояние одушевленных и неодушевленных стихий, масс, субъектов и объектов. Недаром одна из его программных работ называется «Единоборство». Этой тематике посвящено немало произведений мастера. Многокрасочность свойственна и рожденным фантазией художника существам – порой непонятным, как большеглазый «Пришелец» или динамичный «Самурай», однако добрым по своей сути, как грустная «Птица в клетке» и даже в меру задиристый «Петух» или «Кошка». Зритель явственно улавливает близкую автору этих произведений идею уважения и любви к братьям нашим меньшим. Каждую свою многокрасочную серию Никифоров завершает монохромной работой, и именно ее можно считать квинтэссенцией разрабатываемой темы. Примером могут служить уже упоминавшиеся композиции «Нота» или «Единоборство», а для «анималистической» темы – монохромная работа-знак «Композиция», которая может читаться и как «Слоник», и как «Собака». Конечно, среди современников Павла Никифорова не могло не найтись тех, кто принял вызов и сделал попытку прочитать и проинтерпретировать устремленный в будущее месседж художника. Среди них могут быть названы такие известные коллекционеры и меценаты, как Георгий Костаки, Ника Щербакова, семья Эндер, бывший посол Франции в России Пьер Морель, известный французский коллекционер Сурен Меликян... Их заинтересованность поддерживала Никифорова как в материальном, так и в духовном плане: и в том, и в другом он нуждался в одинаковой степени. Впрочем, если говорить откровенно, он мог бы, кажется, творить и в полном вакууме, по крайней мере – социальном вакууме: Павел Никифоров являет собой пример абсолютной самодостаточности.

Павел Никифоров

includes more than 250 works by 55 non-conformist artists who dared to depict and speak openly on Christian religious themes that had been prohibited for decades. His art is represented by two main series. The ﬁrst might be referred to as philosophic-semantic, in which the artist rejected colour. The images born in his mind were closer to very laconic graphics or cave drawings than to painting. Nikiforov created one-dimension picture-signs, picture-symbols, picturepictogrammes (“Sign of the Holy Spirit”, “Branch of the Universe”, “Window to the Earth”, “Galaxy-Man”). He was a miser in his means of self-expression, trying to use a thin brush to make vague transparent shadows over the visual texture. Each of the artist’s thin ﬁne lines – and Nikiforov gave preference to such – was so special, so individual that it might serve as his signature.

П. Никифоров г. Горький. 1969

The artist was fully aware of this, and this was probably the reason for his not signing the majority of his pictures. It would not be a great exaggeration to state that Nikiforov could have rivaled Apelles in his contest with Protogenes, both contemporaries of Alexander of Macedon.

Фото А. Федорова

Switching from ancient times and mythology, one can regard and compare Pavel Nikiforov, Gorky. 1969 Photograph by A.Fyodorov

Nikiforov’s minimalist means and technique, monochrome palette and the usage of simple geometric forms characteristic of his self-restricted art to his foreign contemporaries – minimalist painters such as Frank Stella, Sol LeWitt, Robert Mangold or Robert Ryman. The most vivid example of minimalism “à la Nikiforov” is his “Fatal Model” – the pinnacle of the philosophic-semantic series. In this work the artist reaches the Everest of his creative self-realization. This piece of art is perceived like a framed part of a slightly painted wall, in which somebody’s uncertain hand has left a message of hopeless hope. On the whole his ciphered paintings stuffed with meaning and lacking multicolour images are his mute polysemantic letters to the Future. The second series embraces a corpus of less static and more expressive and colourful works, the majority associated with music – from his “Requiem”, “Musician”, “Strings of Paganini”, and “Trio” to “The Rite of Spring. Stravinsky”. But one of his most notable works, “Note”, is monochrome, almost white, a symbol of a crystal-clear sound. A polychrome palette scheme and a certain opposition of colours are for the artist a means to increase and to dramatically sharpen the emotional component of his paintings (for example, the contrast of open red and black to golden ochre in his “Corrida Grande” and “Corrida”, or “The King”). It is not a mere coincidence that Nikiforov named one of his main works “Opposing”. Nikiforov expressed his love for the animals born in his creative mind and fantastic artistic imagination in a bright colour scheme. His large-eyed “Stranger” or the exotic “Samurai”, full of dynamic force, the sad and static “Bird in a Cage”, or the dancing “Rooster”, present some never seen subjects, demonstrating the author’s kindness to animals in general. To each of his colourful series Nikiforov gives a monochrome concluding piece of art, which can be regarded as the quintessence of the theme. Such were the already-mentioned “Note” and “Opposing”, and for the animal series it is a painting “Composition”

P a ve l N i k i f o r ov

Последнее десятилетие своей жизни Никифоров провел в обстановке понимания, в комфорте и уюте, созданном его женой Мариной Соколовой, которая внесла в его быт атмосферу любви и преданности, разделяла его духовные запросы и сумела стать художнику настоящим другом. Тем временем пришли определенное признание и успех: картины Павла Никифорова вошли в собрание Русского музея, а две работы («Композиция N» и «Король») – в собрание Третьяковской галереи. Он – первый российский участник одного из ежегодно проводимых благотворительных аукционов Christie's в Национальном институте танца в Нью-Йорке. Картина Павла Никифорова находится в Музее изящных искусств штата Коннектикут в США. Работа Никифорова «Социальная модель человека» использована в качестве обложки для книги «States of Mind», выпущенной издательством Оксфордского университета. Расширился и круг коллекционеров, заинтересованных в приобретении и собирании произведений яркого художника-мыслителя Никифорова. Его работы побывали на зарубежных выставках, были отмечены специалистами и зрителями. Павел Никифоров. Начало 1990-х Фотография Pavel Nikiforov. Early 1990s Photograph

Ограниченность художественного наследия Павла Никифорова делает каждое его произведение поистине бесценной редкостью. Московская галерея АСТИ около 25 лет хранит и систематически выставляет коллекцию работ этого самобытного, ни на кого не похожего мастера, художника-философа и нонконформиста, чье творчество внесло элемент неповторимого разнообразия в художественную палитру неофициального и неофициозного советского андеграунда, а в постсоветский период стало примером адекватной реализации напряженных духовных поисков творческой личности.

Павел Никифоров – Мастер, которого мировое художественное сообщество еще не узнало и потому не оценило в должной степени. Его творчество – мост, перекинутый из века XX в век XXI.

Павел Никифоров

which can be read as “A Small Elephant” or “A Dog” since it combines both, and perhaps, something else as well. There were those – his contemporaries – who could not resist the temptation to read Nikiforov’s message during the life time of the artist. All of them are great connoisseurs and patrons of art: George Costakis, Nika Shcherbakova, the Enders family, Pierre Morel (Ambassador of France to the USSR), Souren Melikian, the dealer and collector, to mention just a few. Their interest gave the artist both material and spiritual support, which he needed badly. Although sometimes he seemed able to make his art in a complete vacuum – Nikiforov was really a self-suﬃcient personality. The last decade of his life Pavel Nikiforov spent in the comfortable, cozy and loving atmosphere of Marina Sokolova’s home. She was not only his devoted wife, but his best friend, indeed. Recognition and success came to the artist: his works entered the collection of the Russian Museum in St. Petersburg; two of his works “Composition N” and “The King” were acquired by the Tretyakov Gallery; he became the ﬁrst Russian artist-participant in the annual charity Christie’s auction at the National Dance Institute in New York; one of Nikiforov’s art works is in the collection of the Connecticut Fine Arts Museum. His painting “Social Model of Man” made the cover of the book “States of Mind”, published by the Oxford University Press.

The limited extent of Nikiforov’s artistic heritage makes each of his works a real rarity. The Moscow ASTI Gallery has been preserving and exhibiting its collection of Pavel Nikiforov’s art works for about 25 years now. A philosopher-painter, and a non-conformist artist Nikiforov brought an element of unique diversity to the non-oﬃcial Soviet underground art, and in the post-Soviet period served as an example of the adequate realization of the intense spiritual searches of a creative personality.

Pavel Nikiforov is an artist still to be discovered by the world of art. Through his creations, he will bridge the 20th and the 21st centuries.

P a ve l N i k i f o r ov

Михаил Алшибая

Эссе о художнике

С моей точки зрения, в контексте московской художественной жизни 1960–1980-х годов Павел Никифоров занимает особое место в ряду тех, кого я условно называю «одиночками». Именно поэтому я включил одну из его работ в экспозицию моей выставки «Круги» в Московском музее современного искусства (2007 год), посвященной русским художникам второй половины ХХ века. Чрезвычайно интересен некий контраст между графическими работами художника и его «живописью», если ее можно так назвать. Я бы сказал, что «живопись» Никифорова графична, а графика, наоборот, живописна. То есть он стирает границы между этими видами станкового искусства и как бы превращает одно в другое. «Живопись» Никифорова – квинтэссенция его графических экзерсисов, доведенная до формального и цветового минимализма, графика же изобилует разнообразием форм, нередко полихромна. Как почти всякая графика, она часто является «подготовительным этюдом» к живописному произведению. Но в противоположность тому, что мы обычно видим, подготовительный этюд (графическая зарисовка, акварель) у Никифорова менее схематичен, чем законченное произведение. Таким образом, он меняет вектор развития на диаметрально противоположный обычному. Большинство художников идут от схематичности, эскизности к более «нагруженному», усложненному произведению. Никифоров же избирает обратный путь, максимально схематизируя картину, упрощая и сводя к очень лаконичным формам свои подготовительные этюды. И в этом мне видится своеобразие его формального приема. Что касается содержательной стороны искусства Павла, то она, как это и должно быть в творчестве настоящего художника, выражена посредством пластических решений. Можно сказать, что его работы и его путь от «сложного» эскиза к «простой» картине являются яркой иллюстрацией «напоминания о смерти», присущего, как мне всегда казалось, работам выдающихся художников. При этом конечный минимализм художественных решений представляется мне отражением конечности человеческого существования. Во многих «законченных» работах Никифорова мы можем видеть некие проявления почти безжизненного равновесия, энтропии, если угодно, иногда даже молекулярного распада. Не лишены они и символических напоминаний в виде спиралей, крестов и древовидных фрактальных форм.

Павел Никифоров

Крестоносец. 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 72 × 87 Галерея АСТИ, Москва

Crusader. 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 72 × 87 cm ASTI Gallery, Moscow

Конечно, все это имеет некую внутреннюю связь с наполненной печалью и разочарованиями жизнью самого художника, оборвавшейся довольно рано. Я не был знаком с Павлом Никифоровым. Первая небольшая его работа оказалась в моей коллекции почти случайно, уже после смерти художника, но она побудила к поиску, в результате чего я ближе познакомился с его творчеством и расширил визуальный ряд Никифорова в моем собрании. Среди его вещей в моей коллекции имеется чуть ли не единственный холст художника (Павел работал в основном на оргалите, используя довольно необычную авторскую технологию). Этот холст представляет собой как бы промежуточный этап между его графикой и живописью, когда полихромность и многообразие форм еще не утрачены, а работа смотрится все же как законченное произведение. На этой картине, написанной в 1979 году темперой, цвет еще сохранен, но уже бледен, многочисленные схематичные фигуры сложно переплетены с геометризованными абстрактными формами, и вся композиция парит в молочно-белом условном пространстве. «Энергетические игры» – так назвал Павел Никифоров свою работу, и это название отсылает к вышеупомянутой энтропии. В действительно энергичной конструкции уже видны элементы дезинтеграции и распада, и парящая в пространстве композиция неминуемо должна в конце концов превратиться в символический минималистский знак на нейтральном фоне бесконечной Вселенной. Можно было бы сказать, что творчество Павла Никифорова – живописная иллюстрация второго закона термодинамики, но на этом я, пожалуй, закончу свое эссе о художнике.

P a ve l N i k i f o r ov

Mikhail Alshibaya

Essay on the Artist

I believe that, in Moscow’s cultural life of the 1960s-1980s, Pavel Nikiforov occupied a special place among those whom I call the “mavericks”. For this reason I included one of his works at the “Circles” exhibition, devoted to Russian artists of the second half of the 20th century, held at the Moscow Museum of Modern Art in 2007. The contrasts between the artist’s graphic pieces and his “paintings”, if we may call them that, are remarkable. I would say that Nikiforov’s “paintings” are graphic and his graphic works, vice versa, are painterly. In other words, he effaces the boundaries between these two types of art and in a way transforms one into the other. Nikiforov’s “paintings” are the distillations of his graphic pieces in a style of formal and chromatic minimalism, while his graphic pieces are marked by their variety of forms and are often polychromatic. As is the case with most artists, Nikiforov often produced his graphic pieces as preparatory sketches for paintings. However, in contra-distinction to other artists, Nikiforov’s studies (graphic sketches, watercolours) are less sketchy than his finished pieces. In other words, he re-oriented the vector of development in a direction contrary to the usual one. Most artists start off with a sketchy, rough image before proceeding to a more “loaded”, complex picture. Nikiforov, however, chose the opposite direction, maximally schematizing his imagery, simplifying and providing only rough outlines in preparatory sketches. I believe that this makes his formal technique so original. As for the content of his art, like all true artists, Nikiforov expressed it through visuals. It would be safe to say that his pieces and his technique of developing a “complex” sketch into a “simple” painting are a perfect illustration of memento mori, which, I have always believed, is a feature of any prominent painter’s oeuvre. At the same time, I see in the ultimate minimalism of his visuals a reflection of the finiteness of human existence. Many of Nikiforov’s “accomplished” pieces have a touch of almost lifeless equilibrium, of entropy if you will, sometimes even molecular decomposition. They also feature symbolical mementos in the form of spirals, crosses and tree-like fractal shapes. Undoubtedly all this has an inner connection to the story of the artist’s life which, full of sadness and frustrations, ended rather prematurely. I did not know Pavel Nikiforov personally. I came into possession of one of his small pictures almost by accident, after his death, but this piece provoked

Павел Никифоров

Без названия Не датировано Бумага, акварель 22 × 19 Частная коллекция

Untitled Undated Watercolour on paper 22 × 19 cm Private collection

my curiosity, and I took a closer look at his art and added some others of his pieces to my collection. Among the artist’s pictures that I hold is one of the few oil paintings on canvas that he ever made (Pavel mostly used hardboard, applying a fairly unusual technique of his own invention). This piece is somewhere half way between his graphic works and paintings – polychromatic and with a variety of forms, but already having the look of an accomplished work. Created in 1979, this distemper image still has a colour, but this colour is already of a pale hue, the numerous skimpily outlined figures are intricately intertwined with abstract geometrical forms, and the entire composition soars in a milk-white symbolic space. Pavel Nikiforov called the piece “Energy Games” – the title alludes to the entropy mentioned above. This truly energetic image already has apparent marks of disintegration and decay, and the composition soaring in space will inevitably turn, sooner or later, into a symbolic minimalist sign against the neutral backdrop of the infinite Universe. It would be correct to say that Pavel Nikiforov’s art is a pictorial illustration of the second law of thermodynamics…

P a ve l N i k i f o r ov

Алексей Федоров

Вспоминая Павла Никифорова

В 1962 году я впервые встретился с Павлом в стенах Горьковского художественного училища (ГХУ). Он уже был третьекурсником, а я только что поступил на первый курс после окончания художественной школы. Все мы обращали внимание на аккуратного, красивого, модного, в вельветовых брюках, в каракулевой черной шубе и очень талантливого студента. Через пять лет мы вновь встретились в вестибюле Строгановки, где он был также уже на третьем курсе отделения монументальной живописи, а я был первокурсником и два месяца проучился в военной форме с сержантскими погонами (пока не демобилизовался из армии). Павел познакомил меня со своей женой Татьяной, она училась в аспирантуре и преподавала в МВХПУ (бывшее Строгановское). Они вместе приходили и уходили из института, вместе обедали, жили в общежитии в отдельной семейной комнате. Впоследствии они расстались. Мы учились на разных кафедрах с Павлом Никифоровым, и я приходил в его мастерскую, которой руководил Г.М. Коржев. На летние каникулы одни студенты уезжали со стройотрядами на стройки пятилеток, а мы с Павлом организовали бригаду художников и поехали на нашу малую родину в город Горький, где устроились на два месяца в Художественный фонд. Объект нам достался – праздничное оформление трамплина. Сделали эскизы, утвердили на художественном совете фонда и выполнили несколько панно в объеме 90 кв.м. на спортивную тематику. Сохранился номер городской газеты за 1969 год, где одноклассник Павла и журналист написал заметку про нашу работу. После этой работы Никифоров пригласил меня к себе домой, познакомил с родителями и старшим братом. Наши отцы работали в те годы и всю Отечественную войну на одном военном заводе. Следующий 1970 год был юбилейным. Отделы пропаганды и агитации райкомов готовились отметить 100-летие со дня рождения вождя мирового пролетариата В.И. Ленина. Мы получили направление на работу на летние каникулы в Горьковскую область – создавать художественное оформление совхозов, колхозов, клубов, молокозаводов и т.д. Жили мы с Павлом в Доме колхозника. Вечерами я с интересом слушал рассказы о его приключениях. Например, после окончания Горьковского художественного училища он оказался на Красноярской ГЭС. Им была выполнена монументальная работа –

Павел Никифоров

Cлева направо: Алексей Федоров, Павел Никифоров и студент МВХПУ (бывшее Строгановское) из Болгарии. Дмитров. 1970 Left to right: Alexei Fyodorov, Pavel Nikiforov and a Bulgarian student of Stroganov Institute. Dmitrov. 1970

панно на плотине электростанции: «Коммунизм ВСЕ РАВНО победит!». И, конечно, за два лишних слова это панно демонтировали. У Павла Никифорова темой дипломной работы была роспись для института «Гидропроект» – высотного здания на развилке Волоколамского и Ленинградского шоссе. Здесь же он выполнял свой диплом. Никифоров принимает смелое и новаторское решение – применить в монументальной стенописи древесные опилки, сухие красители и связующий клей ПВА. Мне довелось быть в группе помощников в приготовлении цветных смесей: мы руками месили в разных ваннах колера с опилками. Подготовка дипломной работы. 1969–1970

Через 40 лет нашлась черно-белая фотопленка с кадрами работы над дипломом Павла Никифорова. В те годы я сделал эти фотографии для Павла и вручил ему.

Working on his diploma project. 1969-1970

Павел Никифоров любил свой родной город Горький (сегодня Нижний Новгород), приезжал часто, общался со своими однокурсниками-земляками. В 1983 году, через 20 лет после окончания училища, он приехал на встречу выпускников с преподавателями ГХУ. Этот вечер проходил в гостинице «Нижегородская». В 2007 году в Москве проводилась художественная выставка нижегородских и московских художников «Земляки», выпускников ГХУ. Конечно, картины Павла Никифорова предоставила московская галерея АСТИ, постоянно экспонирующая их начиная с 1991 года. Наши земляки и любители искусства впервые увидели работы: «Крест животворящий», «Спираль», «Музыкальная композиция», «Композиция "Король"». Здесь же представил свои живописные холсты Николай Закрытный, который общался с Павлом в его последние годы. Николай написал серию работ на тему: «Дома Павла» («Париж», «Щелково», «На чердаке»), а также «Портрет Павла Никифорова» и картину «Черный Тюльпан» (на смерть Павла Никифорова). В 1970-х годах в Москве стали проходить квартирные выставки непризнанных художников. Павел пригласил меня на открытие одной из них в четырехкомнатной квартире у метро «Кировская». Работы были развешаны очень плотно в комнатах, в коридорах, на кухне, приходилось рассматривать их через множество голов зрителей. Он был участником авангардной выставки в павильоне «Пчеловодство», в горкоме графики на Малой Грузинской улице, в 1974 году в районе Беляево-

P a ve l N i k i f o r ov

Богородское, которую впоследствии назвали «бульдозерной». Эта выставка позволила выйти из тени художникам, запрещенным в нашей стране. В 1980-х годах после моей загранкомандировки мы с женой зимой посетили художественный развал-выставку у конно-спортивного комплекса «Битца» и здесь встретили Павку Никифорова со своими работами. В тот день продаж картин не было, он стоял замерзший и просил меня выручить его деньгами, как он говорил, «в счет будущих миллионов». Мы пригласили его домой в Беляево на обед, потому что моя жена знакома была с ним еще со студенческих лет, он был интересным собеседником. Я всегда отказывался, когда он предлагал мне свои картины за оказанную материальную помощь. Поэтому в моей коллекции его работы отсутствуют. После этой встречи мы рассказали нашему другу начальнику отдела Госплана СССР Владимиру Аркадьевичу Козлову об интересном художнике Павле Никифорове. В ближайшие выходные В.А. Козлов поехал в Битцевский парк, нашел его и купил две картины: «Композиция "Паганини"» и «Раковина». Павел Никифоров был большим другом яркого и сложного таланта – рано ушедшего из жизни Анатолия Зверева. Коллега по авангардному искусству и по жизни того периода, Никифоров положил на похоронах своего друга А. Зверева в гроб свою кисть. Мы встречались с Павлом на улице Солянка, где он одно время жил и работал. Это была квартира Владимира Наумца, друга и однокурсника. Во времена перерывов в творчестве были, как бы их сейчас назвали, «круглые столы», когда собирались близкие друзья, проходили философские беседы, споры, а к концу этого мероприятия приезжала супруга Владимира и читала свои стихи, литературные повести. После наступала очередь Павла и Владимира – они декламировали свои «белые стихи». Конечно, все это проходило под красное вино, а его был целый деревянный ящик с двадцатью ячейками. Я не могу согласиться с теми, кто называет Павла Никифорова «великим бомжом». Незаурядный представитель советского андеграунда – да! Остальное – нет! Он был высокообразованным, культурным человеком, создавал философские, музыкальные произведения искусства. Он имел свой кров и дом, и подтверждение тому – серия картин Николая Закрытного «Дома Павла», имел свой дом-квартиру в Нижнем Новгороде, на малой родине, где он умер на руках у своей мамы и там же погребен в 1993 году.

В доме 6/2 по улице 50-летия Победы (в этом здании находился магазин КОГИЗа, затем магазин «Романтик») жило немало интересных людей: художник-авангардист Павел Никифоров, мастер спорта по велоспорту Ю. Хиноверов, тележурналист Александр Блудышев и другие (Кессарийский Эвальд. Я – репортер. Н. Новгород, 2000. С. 9).

Павел Никифоров

Alexei Fyodorov

Remembering Pavel Nikiforov

I first met Pavel in 1962, at the Gorky (now Nizhny Novgorod) Art College. He was a third-year student when I was just beginning my studies there, after graduating from an art school. Everyone noticed the neat, handsome and stylish young man in corduroy trousers and a black astrakhan coat, who was a very talented student indeed. Five years later we met again, this time in the entrance hall of the Stroganov Institute (of the Decorative and Applied Arts). It was Pavel’s third year of studying monumental painting, and my first year at the Institute – for the first two months, before I was released from military service, I still wore my army sergeant’s uniform. Pavel introduced me to his wife Tatiana, who was a post-graduate and also taught at the Moscow State University of Arts and Industry (formerly the Stroganov Institute.) They came and went together, had their lunch together, and lived in a small, separate “married couple” room at the dorms. They parted ways later in life. Pavel and I were taking different majors, and sometimes I came to Gely Korzhev’s workshop which he attended. During the summer vacations some students joined summer construction crews and went to work at construction projects of the Soviet “five-year plans”, while Pavel and I organized a team of artists and went to our native city of Gorky, where we got ourselves a two-month job with the local Art Foundation. We were assigned the task of designing festive decoration for a ski-jump. We did some preliminary drawings, received the approval of the Art Foundation’s Council, and created several sports-themed decorative panels, a total of Павел Никифоров перед

90 square meters. One can still ﬁnd a 1969 issue of the city newspaper with an

входом в Дом колхозника.

article about this project written by Pavel’s classmate, a local journalist.

Село Гадино, Горьковская область. 1969

After we ﬁnished working on this venture, Pavel invited me to his home, and I met his parents and his elder brother. At the time, both our fathers were still

Фото А. Федорова

working at the same military plant in Gorky, as they had done through the entire Pavel Nikiforov in front of the House of Collective

period of the Great Patriotic War. The following year, 1970, was an anniversary – the propaganda departments

Farmers. Village of Gadino,

of the regional Communist Party Committees were preparing to celebrate the

Gorky Region. 1969

100th anniversary of the birth of the great leader, Vladimir Lenin. We were as-

Photograph by A.Fyodorov

signed to work on summer projects in the Gorky region, creating exterior propaganda slogan designs for state and collective farms, neighbourhood recreation centres, milk dairies, and the like. Pavel and I lived at the local House of Collective

P a ve l N i k i f o r ov

Farmers. I enjoyed listening to his accounts of his adventures. Having graduated from the Gorky Arts College, he ended up going to the Krasnoyarsk hydroelectric station. There he created a large-scale decorative panel on the side of the dam, with the words “Communism Will Be Victorious ANYWAY!” on it; needless to say, the panel was taken down because of that last word, “anyway”. Pavel Nikiforov’s graduation project was a mural for the building of the “Gidroproject” Institute at the fork of the Volokolamsk and Leningrad main roads in Moscow. He worked on it on location. Nikiforov came up with a bold and innovative way to use wood shavings, dry pigments and poly-vinyl acetate glue as a bonding agent. I happened to be on the team of his assistants who helped to prepare colour mixtures, blending paints with wood shavings, in tubs, by hand... Forty years later, a black-and-white ﬁlm with photographs of us working on Nikiforov’s graduation project was discovered, and I printed those photos as a gift for him. Pavel Nikiforov loved his native city of Gorky (now Nizhny Novgorod); he came there often and spent time with his former fellow students. In 1983, 20 years after graduation from the Gorky Arts College he visited for a reunion, attended by both the alumni and professors, which took place at the Nizhegorodskaya Hotel. In 2007 the Gorky Art College alumni took part in the “Compatriots” exhibition of artists from Nizhny Novgorod and Moscow. The ASTI Gallery was invited to participate as the only Moscow gallery that had been continuously exhibiting Pavel Nikiforov’s artwork since 1991. For the ﬁrst time, our townsfolk and fellow art lovers were able to see such works as “The Life-giving Cross”, “Spiral”, “Musical Composition”, and “Composition ‘The King’”. Nikolai Zakrytny, an artist who was close to Pavel through his later years, also presented his paintings at the exhibition. He created a series of works titled “Pavel’s Homes” (“Paris”, “Shchelkovo”, and “The Attic”), the “Portrait of Pavel Nikiforov” and his “Black Tulip”, painted on Nikiforov’s death.

Встреча выпускников с преподавателями ГХУ. 1983 Гостиница «Нижегородская» г. Горький Сlass reunion with the faculty of the State Art College. 1983, Nizhegorodskaya Hotel, Gorky

Павел Никифоров

In the 1970s exhibitions of unrecognized, so-called “unofficial” artists began to be organized in the private apartments of Moscow residents. Pavel invited me to one such opening night, in a four-room apartment near the Kirovskaya metro station. It was packed with paintings hanging very close to each other, on the walls of the rooms, passageways and the kitchen; one had to look over the heads of the many visitors to see them. Pavel took part in the avant-garde exhibition at the Beekeeping Pavilion at VDNKh (the All-Russia Exhibition Centre), at the Moscow Union of Graphic Artists on Malaya Gruzinskaya Street, and the 1974 exhibition in Belyaevo-Bogorodskoye, which was later dubbed the “Bulldozer Exhibition”, an event that allowed those artists whose artworks were forbidden in their native land to come out of the shadows and be exhibited. In the 1980s, on my return from a business trip abroad, my wife and I went to the makeshift open-air art “market” by the Bitza Equestrian Centre, only to find Pavel Nikiforov there, showing his paintings. He was unable to sell anything that day; freezing in the cold weather, he asked if he could borrow some money – as he put it, “against future millions.” We asked him to have lunch with us at our home in Belyaevo – my wife had known him since they were students, and he was very interesting to talk to. I never agreed to take his paintings when he offered them as a way to pay back for our material support, so I do not have any of his works in my collection. After that quite accidental meeting, we told our friend Vladimir Kozlov, who was a department head at the State Planning Agency, about the special Moscow artist, Pavel Nikiforov. The very next weekend Kozlov went to the Bitza park, found Pavel and bought two of his paintings, “Composition ‘Paganini’” and “Seashell”. Pavel Nikiforov was a great friend of Anatoly Zverev, a remarkably talented and sophisticated artist who died rather young. They were contemporaries, kindred spirits who shared the same avant-garde art paths; at Zverev’s funeral Nikiforov put his paintbrush in his friend’s coffin. Pavel and I often met in the Solyanka area, where at one time he lived and worked at the apartment of his friend and former classmate, Vladimir Naumetz. Taking a break from their art, close friends would gather together and arrange Вестибюль института

what would today be called “round tables” to talk and explore their ideas; later

«Гидропроект», Москва.

in the day, Vladimir’s wife would join this circle of friends and recite her poetry

Павел перед картоном

and prose. Then it was time for Pavel and Vladimir to recite their own “blank

дипломной работы. 1970

verse”. Naturally, all of this was accompanied with drinking red wine.

Фото А. Федорова

Lobby of Gidroproekt Institute.

I cannot agree with those who call Pavel Nikiforov “a great vagabond”. Yes, as he was a remarkable representative of the Soviet Underground. Everything

Pavel working with cardboard

else – no! He was a highly educated, cultured person, whose artworks are ﬁlled

on his graduation project. 1970.

with “hues” of music and philosophy. He had his home, as proved by Nikolai

Photograph by A.Fyodorov

Zakrytny’s series “Pavel’s Homes”: Pavel had his own place in his native Nizhny Novgorod, where he died in his mother’s arms, and where was buried in 1993.

P a ve l N i k i f o r ov

Павел Иванович Никифоров

Моя позиция

Жизнь – вселенский дар. Творчество – дар вдвойне. Это крест, который человек несет с великой радостью и мукой. Господь создал человека по образу и подобию своему. Это значит, что по Его воле человеку предначертано быть создателем. Искусство для меня – жизнь, а жизнь – искусство. На мой взгляд, в искусстве слито два начала. Во-первых, искусство – средство познания мира. Во-вторых, средство общения людей. Все в мире предрасположено к единению. Иначе не было бы самого мира, многообразного в своем единстве и единого в своем многообразии. Искусство помогает узнать и познать самого себя – себя в огромном мире. Вечный вопрос искусства о форме и содержании для меня решен. Форма говорит о содержании, а оно требует такой и только такой формы. Мое искусство не живопись и не графика в привычном понимании, а трансформация мысли в зрительный образ. Это – Работа. Иногда она оборачивается философским трактатом с эмоциональной подоплекой, иногда – тихим созерцанием. Мне не хотелось бы, чтобы мои работы заставляли на себя смотреть. Они приглашают участвовать в акте творчества. Уже законченные, они продолжают жить и развиваться – помимо моей воли. В моей работе нет более важного и менее важного. Все первое. Первое – создание среды, в которой находится все то, о чем собираюсь поведать (не принимаю болтовни в искусстве). Первое – соотношение времени и пространства. Первое – статика и динамика, статика в динамике и динамика в статике, что не одно и то же. Первое – ритм. Первое – светоцвет и цветосвет. И только каждая работа – последняя. Все, что знаешь и умеешь, нужно вложить в нее кончиками пальцев души. У меня нет поэтому двух работ одинакового размера и формата. Каждая – единственная. Это связано напрямую и с моей системой, и с моей технологией. Немного о технологии. Насколько я знаю историю искусств, в такой технике никто и никогда не работал. Это мое изобретение. Темы моих работ вечные, и технология рассчитана на века. Я пользуюсь левкасом, тем самым, на котором писали иконы, пережившие многие столетия. Процесс подготовки утомительно долгий, рождение картины – миг. Если родилось – праздник, а нет – начинай все сначала. И когда в итоге авторства в работе как бы

Павел Никифоров

Без названия Не датировано Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 65 × 94,5 Коллекция Сурена и Валери Меликян, Франция

Untitled Undated Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 65 × 94.5 cm Collection of Souren and Valerie Melikian, France

Композиция № 197 1980 Оргалит, темпера, левкас,

и нет, а есть Работа, – это для меня высокая удача. Самые удачные не хочу

смешанная техника. 102 × 60

даже подписывать.

Коллекция Сурена и Валери

Уже долгое время меня занимает конструкция мира – статика и жизнь

Меликян, Франция

этой конструкции – динамика. В основе конструкции – знак всех знаков: Composition #197 1980

крест. В основе жизни – качающееся равновесие. Свои работы я отношу к аналитическому искусству, точнее, концепту-

Tempera on hardboard, leucas,

ально-аналитическому. Нельзя написать слов, не зная азбуки, и я изобретаю

mixed media. 102 × 60 cm

новую азбуку для нового языка. Искусство, по моему убеждению, находится

Collection of Souren and Valerie

в тупике, к которому оно шло уже давно. После бесконечных «измов» не-

Melikian, France

которым художникам показалось, что возможен возврат к старому. Возврата, однако, не будет – это противоречит логике развития. И моя азбука, надеюсь, станет одним из камней, которые лягут в основание будущего искусства. А оно уже заложено. Вспомним про супрематизм, «высшее» искусство, пришедшее слишком рано, как если бы паровоз появился в каменном веке. Это новое искусство, рожденное в России Казимиром Малевичем, многими не понято и потому не принято. Продолжатели есть, но их единицы; поле деятельности велико и не вспахано… Из всего, что я сказал – или только хотел сказать, – следует, что подлинное творчество складывается из искры Божьей, опыта поколений и собственного – анализа, синтеза, вывода, решения и действия с Божьей помощью. А перед работой – молитва: Господи, помоги мне начать работу во имя Твое, продолжать – Тебе.

P a ve l N i k i f o r ov

Pavel Nikiforov

My Credo

Life is an ecumenical gift. Creative work is a double gift. This is a cross for man to carry with great joy and pain. God created Man, in the likeness of Him and after His image. It means that by the Lord's will man is predestined to be the Creator. Art for me is Life and Life is Art. In art, in my opinion, two beginnings have been merged. First, art is a means of apprehension of the world. Second, it is a means of communication between people. Everything in the world is predisposed to unity. Otherwise, there would be no world so varied in its unity and so united in its infinite variety. Art helps us to get to know ourselves in this enormous world. For me, the eternal artistic question of interrelation of form and content has been resolved. The form tells about the content and the latter requires that very form. My art is not painting and drawing in the common understanding, but a transformation of thinking into a visual image. It is Work. Sometimes it turns out to be a philosophical treatise with an emotional background and sometimes it is quiet contemplation. I would not like my paintings to force you to look at them. They invite you to take part in the process of creation. When finished they continue to live and develop apart from my will. There is no “more important” and “less important” in my work. Everything is first. First is the creation of a medium where everything I am going to express is located. I prefer to be laconic (I refuse to accept artistic drivel). First is a time-space relationship. First is stasis and dynamics; stasis in dynamics and dynamics in stasis which, by the way, is not the same. First is the rhythm. First is light-and-colour, colour-and-light. Every work is the last. All that I know and am able to do should be invested or put into the work by the fingertips of the soul. That's why I have no two paintings of equal size and format. Each painting is the only one. Thus, there is a direct link both with my system and my technology. A few words about the technology. As far as I know, in the history of art nobody else ever used such a technique. It is my invention. The subject matter of my paintings is eternal, and my technology is meant for centuries. I use leucas, on which the icons that survived centuries were painted. The process of preparation is long and tiresome, but the birth of a painting takes an instant. If I'm satisfied with the result I rejoice, if not – I begin again from the very

Павел Никифоров

beginning. And when I feel there is no authorship in my painting, when I feel there is Work, a work of art – then that is a great success for me. I do not even want to sign the most successful ones. The idea of the World's structure has occupied my mind for a long time: stasis, and the life of this structure – dynamics. The basis for the structure is the sign of all signs: a cross; the basis of life is the swinging balance. I assign my paintings to analytic art, that is to conceptual and analytic art. One cannot write a word without knowledge of the alphabet, thus I invent a new alphabet for a new art language. I am convinced that art is trapped in a blind alley. It has been moving in that direction for a long time. After the endless “isms” some artists believed it was possible to return to the past. But there will be no return because it contradicts the logic of the development. I hope that my “alphabet” will become one of the stones laid in the foundations of future art. And it has already been laid. Recall Suprematism, the “highest” art that came too early, as if the steam train had made its appearance in the Stone Age. A new art that came into being in Russia due to Kazimir Malevich and has not Без названия Не датировано Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 44 × 34

been widely appreciated – as a result it has not been accepted. There are successors, but they are few: the ﬁeld of activity is enormous and untilled... From the aforesaid (or from what I just wanted to say) it might be assumed that genuine creative work is born from a spark of God, from the ex-

Коллекция Сурена и Валери Меликян, Франция

perience of generations and one's own experience – analysis, synthesis, conclusion, solution and action with the help of God.

Untitled

And a prayer before work:

Undated

Oh, Lord, help me commence the work in Thy name and the continuation

Tempera on hardboard,

is Thine.

leucas, mixed media 44 × 34 cm Collection of Souren and Valerie Melikian, France

Без названия. 1979 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 32,5 × 45 Коллекция Сурена и Валери Меликян, Франция

Untitled. 1979 Tempera on hardboard, leucas, mixed media 32.5 × 45 cm Collection of Souren and Valerie Melikian, France

P a ve l N i k i f o r ov

Павел Иванович Никифоров

О себе

Родился в 1941 году. Рисую с раннего детства. Окончил художественную студию, Горьковское художественное училище, затем Московское высшее художественно-промышленное училище (б. Строгановское) по отделению монументально-декоративной живописи. Член Международной федерации художников. Первая выставка – в 1953 году. На профессиональной художественной выставке был представлен впервые пять лет спустя в залах Академии художеств в Москве. С тех пор выставлялся множество раз у себя в стране и за рубежом. Участник многих неофициальных, так называемых «квартирных» выставок в Москве и других городах. В 1978 году показывал свои работы на первой легальной выставке авангардного искусства в Москве, на Малой Грузинской. Принимал участие в выставках во Франции, Германии, Швеции, Аргентине. Мои работы представлены в Государственном Русском музее в СанктПетербурге, Государственной Третьяковской галерее, «Новой галерее», галерее «Арт-Модерн» и в музее современного искусства галереи «Марс» в Москве, в Национальном институте танца США в Нью-Йорке, в Музее изобразительных искусств штата Коннектикут. Более трехсот работ находятся в частных коллекциях в США, Канаде, Великобритании, Германии, Австрии, Бельгии, Швеции, Дании, Финляндии, Италии, Испании, Греции, Югославии, Франции, Японии, Австралии, Мексике, Бразилии, Колумбии, Аргентине. Участник аукционов «Кристи» и «Сотбис».

Над миром. 1989 (?) Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 63,5 × 71 Частная коллекция, Москва

Above the World. 1989 (?) Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 63.5 × 71 cm

Примечание составителя:

Private collection, Moscow

Написано П.И. Никифоровым в 1980-х годах.

Павел Никифоров

Pavel Nikiforov

About Myself

I was born in 1941. Began drawing from early childhood. Finished the Art Studio, then Gorky Art College, graduated from Moscow Supreme Art and Industry High School (formerly the Stroganov), faculty of monumental and decorative painting. Member of the International Federation of Artists (IFA). My first exhibition was held in 1953; five years later my paintings were exhibited for the first time at a professional art exhibition (in the halls of the Academy of Arts in Moscow). Since then my paintings have been on show many times in this country and abroad. I participated in a number of non-official, so-called “apartment” exhibitions in Moscow and other towns. In 1978 I exhibited paintings at the first legal exhibition of avant-garde art in Moscow (Malaya Gruzinskaya); since then I have participated in exhibitions in France, Germany, Sweden, Argentina. My paintings are in the collections of the Russian Museum in St. Petersburg, Tretyakov Gallery in Moscow, “New Gallery”, “Art Modern” Gallery and the Museum of Modern Art MARS in Moscow, in the National Dance Institute in New York, and the Museum of Fine Arts, Connecticut, USA. More than 300 paintings are in private collections in the USA, Canada, Great Britain, Germany, Austria, Belgium, Sweden, Denmark, Finland, Italy, Spain, Greece, Yugoslavia, France, Japan, Australia, Mexico, Brazil, Colombia and Argentina. Participant at Christie's and Sotheby's auctions.

Над миром. 1989 (?) Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 63,5 × 71 Частная коллекция, Москва

Above the World. 1989 (?) Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 63.5 × 71 cm

Compiler's note:

Private collection, Moscow

This text was written by Pavel Nikiforov in the 1980s

P a ve l N i k i f o r ov

Павел Никифоров:

Искусство не живопись и не графика в привычном понимании, а трансформация мысли в зрительный образ.

Pavel Nikiforov:

Art is not just painting or drawing in the usual sense of this word, but transformation of a thought into a visual object.

Павел Никифоров

Нота. 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 63 × 75 Частная коллекция, Москва

Note. 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 63 × 75 cm Private collection, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

Художественное произведение, разорвавшее связи с иллюзионистически-материалистическим воспроизведением эмпирического мира, подвергается процессу спиритуализации. Оно снова приобретает статус носителя символических значений. Вернер Хофман, 2004

An artwork that has broken the links with an illusionary and material reconstruction of the empirical world undergoes the process of Spiritualization, thus acquiring the status of a repository of symbolical values. Werner Hoffman, 2004

Павел Никифоров

Чаша. 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 95 × 110 Частная коллекция, Москва

Chalice. 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 95 × 110 cm Private collection, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

Без названия. 1985 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 80 × 71 Коллекция Сурена и Валери Меликян, Франция

Untitled. 1985 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 80 × 71 cm Collection of Souren and Valerie Melikian, France

Павел Никифоров

Звезда. 1991 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 95 × 100 Частная коллекция

Star. 1991 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 95 × 100 cm Private collection

P a ve l N i k i f o r ov

Павел Никифоров

Без названия Не датировано Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 50 × 60 Частная коллекция

Untitled Undated Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 50 × 60 cm Private collection

P a ve l N i k i f o r ov

Он и она. 1990 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 75 × 99 Коллекция Артура и Елены Джордж, США

He and She. 1990 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 75 × 99 cm Arthur and Elena George collection, USA

Павел Никифоров

Он и Она. 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 69 × 94 Галерея АСТИ, Москва

He and She. 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 69 × 94 cm ASTI Gallery, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

Павел Никифоров

Без названия. 1965–1984

Untitled. 1965-1984

Оргалит, темпера, левкас,

Tempera on hardboard,

смешанная техника. 69 × 70

leucas, mixed media. 69 × 70 cm

Коллекция Сурена и Валери Меликян,

Collection of Souren and Valerie Melikian,

Франция

France

Поле зрения. 1978

Eyeshot. 1978

Холст, темпера, левкас,

Tempera on canvas,

смешанная техника. 94 × 90

leucas, mixed media. 94 × 90 cm

Коллекция Сурена и Валери Меликян,

Collection of Souren and Valerie Melikian,

Франция

France

P a ve l N i k i f o r ov

Кошка (Зюзюка) Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 78 × 65 Частная коллекция, США

Cat (Zyuzyuka) Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 78 × 65 cm Private collection, USA

Павел Никифоров

Композиция. 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 76,5 × 93,5 Галерея АСТИ, Москва

Composition. 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 76.5 × 93.5 cm ASTI Gallery, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

Композиция. 1992 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 57,5 × 43,5 Частная коллекция, Москва

Composition. 1992 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 57.5 × 43.5 cm Private collection, Moscow

52–53 88 Знак Святого Духа. 1992 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 120 × 80 Частная коллекция

Sign of the Holy Spirit. 1992 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 120 × 80 cm Private collection

Знак Христа. 1992 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 120 × 80 Частная коллекция

Sign of Christ. 1992 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 120 × 80 cm Private collection

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

Павел Никифоров:

Я рисую не то, что вижу, а то, что знаю.

Pavel Nikiforov:

I don't paint what I see, I paint what I know.

Павел Никифоров

Фатальность. 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 91 × 114 Частная коллекция, Москва

Fatal Model. 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 91 × 114 cm Private collection, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

Как природа, освобождаясь от покровов, наиболее полно выявляет свою тонкую сущность, так для духовного начала человека освобождение от «внешних покровов», от привязанностей к земному и влияний преходящего – это переход к той «прозрачной пустоте», в которой раскрывается высшее «я» и происходит слияние с Божественным. Б.А. Смирнов-Русецкий

As nature reveals its ﬁne “self” most completely after having freed itself of shrouds, so for human spirituality the release from “the external”, from the attachment to the worldly and from the effects of the perishable, means moving over to the “transparent emptiness” that reveals one’s highest “self” and originates fusion with the Divine. Boris Smirnov-Rusetsky

Павел Никифоров

Над миром. 1989 (?) Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 63,5 × 71 Частная коллекция, Москва

Above the World. 1989 (?) Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 63.5 × 71 cm Private collection, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

Спираль Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 70 × 59,5 Частная коллекция, Москва

Spiral Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 70 × 59.5 cm Private collection, Moscow

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

«...алхимичен, ригоричен и категоричен Павел Никифоров, взбивающий огромные пышные перины фонов для одной-двух провокационных горошинзнаков... <...> В сумме (Summa Theologia) получается довольно пряное и 'шибающее в голову' интеллигентское зелье.» Отари Кандауров. 1991

...alchemic, rigoristic and opinionated, Pavel Nikiforov ﬂuffs up huge background “featherbeds” for one or two provocative symbol-dots... The result (Summa Theologia) is a rich, dazzling “intellectual potion.” Otari Kandaurov. 1991

Павел Никифоров

Композиция. 1990 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 90 × 100 Частная коллекция, Москва

Composition. 1990 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 90 × 100 cm Private collection, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

Без названия Hе датировано Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 62 × 51 Коллекция Сурена и Валери Меликян, Франция

Untitled Undated Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 62 × 51 cm Collection of Souren and Valerie Melikian, France

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

Без названия. 1990 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 59 × 50 Коллекция Артура и Елены Джордж, США

Untitled. 1990 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 59 × 50 cm Arthur and Elena George collection, USA

Павел Никифоров

Модель человека (Социальная модель человека). 1991 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 123 × 100 Частная коллекция, США

Model of Man (Social Model of Man). 1991 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 123 × 100 cm Private collection, USA

P a ve l N i k i f o r ov

Птица, рыба. 1990 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 100 × 100 Частная коллекция

Bird, Fish. 1990 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 100 × 100 cm Private collection

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

Композиция «Галактика». 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника Частная коллекция, Москва

Composition Galaxy. 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media Private collection, Moscow

Павел Никифоров

Запятая. 1991 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 65 × 57 Частная коллекция

Comma. 1991 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 65 × 57 cm Private collection

P a ve l N i k i f o r ov

Композиция «Паганини». 1980-е Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 50 × 39,5 Собрание Владимира Аркадьевича Козлова, Москва

Composition “Paganini”. 1980s Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 50 × 39.5 cm Collection of Vladimir Kozlov, Moscow

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

Памяти Майлза Дэвиса. 1987 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 30 × 30 Коллекция Фритца и Марины Зандманн, Германия

In memoriam Miles Davis. 1987 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 30 × 30 cm Collection of Fritz and Marina Sandmann, Germany

Павел Никифоров

Крестоносец. 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 72 × 85 Частная коллекция, Москва

Crusader. 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 72 × 85 cm Private collection, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

Павел Никифоров vs Рене Магритт

Павел Никифоров: Рене Магритт: Я

Я рисую не то, что вижу, а то, что знаю.

не художник, я – человек, который думает.

Мое искусство не живопись и не графика в привычном понимании, а трансформация мысли в зрительный образ.

Павел Никифоров:

творчество Магритта нередко называют «видимой мыслью». Близость Никифорова и Магритта в плане осмысления художественного творчества, как ни странно, никак не проявляется в живописном плане – визуальный (видимый) ряд у них совершенно не совпадает. В некотором смысле картины Павла Никифорова – это эманация «магриттизма», это «фигуративная» живопись Знака, Символа; это абстракции на тему Идеи, Мысли, Духа.

Для сравнения:

«Все, что мы видим, скрывает нечто – и нам всегда хочется увидеть, что же скрыто от нашего взора. Нам интересно знать, что от нас скрывает видимое нами». Вот и ответ на вопрос о несхожести двух художников: Павел Никифоров выносит въявь то, что нельзя увидеть, что лишь угадывается и предощущается; Рене Магритт творит видимое с ощущением сокрытости, таинственности, тайны. Рене Магритт писал:

Натэлла Войскунская

Вход в вечность. 1990 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 85 × 62 Частная коллекция, Москва

Access to the Eternal. 1990 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 85 × 62 cm Private collection, Moscow

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

Павел Никифоров говорил о «Черном квадрате» как о символе богооставленности.

Господи! Спаси и помилуй. 1971 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 40 × 50 Частная коллекция

Good Lord, Deliver Us! 1971

Pavel Nikiforov considered "The Black Square" as a symbol of godforsakeness.

Павел Никифоров

Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 40 × 50 cm Private collection

Семья Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 58 × 74 Частная коллекция, США

Family Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 58 × 74 cm Private collection, USA

P a ve l N i k i f o r ov

Простота его геометрических композиций – кажущаяся. По сути дела, каждая из них – своего рода философема, рассчитанная на длительное осознание, многослойная по смыслу. Вот одна из них: «Человек до горизонта и двое за горизонтом». Что это? Трактат об одиночестве? Размышления о священности союза двоих, дающего в единстве сакральную фигуру – крест? Или раздумья о вере, помогающей человеку выбраться из тины мелочей и подняться духом над земным горизонтом? Количество ассоциаций можно продолжить, и у каждого будут свои. Олег Торчинский. 2002

The simplicity of his geometrical compositions is an illusion. In fact, each of his works represents a multifaceted philosophical concept that would take a long time to comprehend. Let’s take one of them, “Man at the Horizon. The Two beyond the Horizon”. What is it – a treatise on loneliness or a reflection on the sanctity of a two-person union that forms the Cross – a sacred symbol? Or, maybe, these are thoughts about faith that enables a man to break free of the mundane and help his spirit rise above the horizon? There, countless associations can be extended and everyone will have his own perception. Oleg Torchinsky. 2002

Павел Никифоров

Человек до горизонта. Двое за горизонтом. 1990 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 60 × 70 Частная коллекция

Man at the Horizon. The Two beyond the Horizon. 1990 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 60 × 70 cm Private collection

P a ve l N i k i f o r ov

Композиция. 1991 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 65 × 67 Частная коллекция

Composition. 1991 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 65 × 67 cm Private collection

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

Это было давно, наверное, в 1992 году… Точная дата не зафиксировалась, да и точность здесь ни при чем… Звонок. В трубке взволнованный голос Павла – реакция на телевизионную передачу с выдающимся философом Мерабом Мамардашвили. Павел сразу и без вступления: – Мне надо встретиться с ним… Я слушаю его, а слышу себя… – Павел, – говорю я ему, – это же запись… Мамардашвили умер больше года назад… В ответ – выразительная по глубине, недоумению и отторжению тишина… Натэлла Войскунская

It was very long ago, in 1992 maybe… The exact date is not important… The telephone rang. Pavel was calling – his voice trembled with excitement – his emotional reaction to a television programme with the great philosopher Merab Mamardashvili. Pavel got straight to the point: I want to meet him, to talk to him… I’m listening to him, but it’s like I hear myself speaking… Pavel, – I answered – it’s a recording… Mamardashvili died more than a year ago… Pavel’s reaction could be heard clearly – a ringing silence full of deep embarrassment and perplexity… Natella Voiskunski

Композиция. 1990 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 81 × 50 Частная коллекция, Москва

Composition. 1990 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 81 × 50 cm Private collection, Moscow

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

Композиция № 197 1980 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 102 × 60 Коллекция Сурена и Валери Меликян, Франция

Composition #197 1980 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 102 × 60 cm Collection of Souren and Valerie Melikian, France

Павел Никифоров

Многоточие аналитика. 1989 (?) Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 99 × 60 Частная коллекция, Москва

Ellipsis of the Analyst. 1989 (?) Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 99 × 60 cm Private collection, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

«Человек есть существо, больное бесконечностью» – так говорил Мераб Мамардашвили. Это в полной мере может относиться к Павлу Никифорову: на десятках его картин – знак бесконечности. Мамардашвили отталкивался от мысли Марселя Пруста: «Нет ничего острее жала бесконечности». И заключал: «Вот жало реальности, или сознание неизвестного, и есть жало бесконечности». Натэлла Войскунская

“A human being is a creature who is possessed with infinity,” Mamardashvili said. This fully applies to Pavel Nikiforov: dozens of his paintings are marked by a sign of infinity and the majority – by the message of infinity. Mamardashvili took as his point of departure Marcel Proust’s statement, “Nothing stings more than infinity.” And concluded: “This sting of reality, or awareness of the unknown, is what the sting of infinity is.” Natella Voiskunski

Знаки Всевышнего Не датировано Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 65 × 57 Частная коллекция

Signs of God Almighty Undated Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 65 × 57 cm Private collection

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

Pavel Nikiforov vs René Magritte

I don’t paint the objects I see, I paint the objects I know. Pavel Nikiforov:

René Magritte:

I am not an artist, I am a thinking person.

My art is not just painting or drawing in the usual sense of this word, but transformation of a thought into a visual object.

Pavel Nikiforov:

To compare:

Magritte’s works are often called “visual tho-

ughts”. It may seem strange, but Nikiforov and Magritte's closeness with regard to art interpretation does not manifest itself in their paintings: the two artists use totally different visual (visible) imagery. In a way, Pavel Nikiforov's works are the emanation of “Magritte-ism”, a “ﬁgurative” art of Sign and Symbol, an abstract representation of the Idea, the Thought, the Spirit. “Everything that we see hides something, and we always want to see that hidden part. We are curious to ﬁnd out what’s behind the visible world.” Here is the answer to the question about the differences between the two artists: Pavel Nikiforov makes the invisible visible, giving a form to insights and premonitions while René Magritte creates a visible reality that conceals something subtle, mysterious, cryptic. René Magritte wrote:

Natella Voiskunski

Единоборство. 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 114 × 91 Частная коллекция, Москва

Opposing. 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 114 × 91 cm Private collection, Moscow

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

Эволюция творчества художника шла от фигуратива к абстракции, от усложненных композиций, перегруженных нервным, конвульсивным движением странных колючих форм, к простоте Знака, к цветовой монохромности, приближающейся к великому чернобелому двуединству. Оперируя простейшими, но практически неисчерпаемыми средствами – линией, треугольником, прямоугольником, кругом, художник сумел создать своеобразную систему символов, передающих его видение внешнего мира. «Знак всех знаков, основа конструкции мира – это Крест, – считал он. – А основа жизни – качающееся равновесие». В этих словах – ключ к творчеству П. Никифорова. Олег Торчинский. 2002

Nikiforov’s art evolved from the figurative to the abstract, from the complexity of compositions abounding with nervous, convulsive movements of strange bristling shapes to the simplicity of Symbol, to the monochromaticism of colours approaching the great blackand-white unity. Using the most basic shapes: a line, a triangle, a rectangle, a circle in their endless variety, the artist succeeded in developing an original system of symbols that would reflect his perception of the external world. “The Cross is the sign of all signs, the foundation of the world,” the artist said. “And life is based on the poised equilibrium.” In these words one may find the clue to Pavel Nikiforov’s art. Oleg Torchinsky. 2002 Без названия. 1991 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 82 × 67 Государственная Третьяковская галерея

Untitled. 1991 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 82 × 67 cm State Tretyakov Gallery

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

Без названия Hе датировано Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 72 × 84 Коллекция Сурена и Валери

Без названия. 1970-е

Меликян, Франция

Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 70 × 50

Untitled

Частная коллекция, Москва

Undated

Павел Никифоров

Tempera on hardboard, leucas,

Untitled. 1970s

mixed media. 72 × 84 cm

Tempera on hardboard, leucas,

Collection of Souren and Valerie

mixed media. 70 × 50 cm

Melikian, France

Private collection, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

Блик-Крест. 1990-е Оргалит, темпера, левкас, смешанная техникa Highlight-Cross. 1990s Tempera on hardboard, leucas, mixed media

100

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

101

Удивление. 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техникa. 90 × 117 Частная коллекция

Surprise. 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 90 × 117 cm Private collection

104

Павел Никифоров

Ритм. 1991 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техникa. 65 × 70 Частная коллекция

Rhythm. 1991 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 65 × 70 cm Private collection

P a ve l N i k i f o r ov

105

106

Павел Никифоров

Раковина. 1980-е Оргалит, темпера, левкас, смешанная техникa. 27 × 37 Собрание Владимира Аркадьевича Козлова, Москва

Seashell. 1980s Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 27 × 37 cm Collection of Vladimir Kozlov, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

107

Лицо Не датировано Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 30 × 23 Частная коллекция

Face Undated Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 30 × 23 cm Private collection

108

Павел Никифоров

Две головы Не датировано Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника Частная коллекция

Two Heads Undated Tempera on hardboard, leucas, mixed media Private collection

P a ve l N i k i f o r ov

109

Портрет. 1991 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 50,5 × 35 Частная коллекция, Москва

Portrait. 1991 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 50.5 × 35 cm Private collection, Moscow

110

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

111

Портрет. 1991 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника Частная коллекция

Portrait. 1991 Tempera on hardboard, leucas, mixed media Private collection

112

Павел Никифоров

Портрет. 1991 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 50 × 60 Коллекция Артура и Елены Джордж, США

Portrait. 1991 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 50 × 60 cm Arthur and Elena George collection, USA

P a ve l N i k i f o r ov

113

114

Павел Никифоров

Портрет. 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 59,5 × 70 Частная коллекция, Москва

Portrait. 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 59.5 × 70 cm Private collection, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

115

Композиция. 1979 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 39,5 × 45,5 Частная коллекция

Composition. 1979 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 39.5 × 45.5 cm Private collection

116

Павел Никифоров

Композиция Hе датировано Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 35 × 36,5 Частная коллекция

Composition Undated Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 35 × 36.5 cm Private collection

P a ve l N i k i f o r ov

117

Композиция. 1987 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 45 × 30 Коллекция Михаила Алшибая, Москва

Composition. 1987 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 45 × 30 cm Collection of Mikhail Alshibaya, Moscow

118

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

119

Троица. 1991 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 70 × 53 Частная коллекция

Trinity. 1991 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 70 × 53 cm Private collection

120

Павел Никифоров

Троица. 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 55,5 × 38,5 Частная коллекция

Trinity. 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 55.5 × 38.5 cm Private collection

P a ve l N i k i f o r ov

121

Крест. 1991 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника 74,5 × 48,5 Частная коллекция. Москва

Cross. 1991 Tempera on hardboard, leucas, mixed media 74.5 × 48.5 cm Private collection, Moscow

122

Павел Никифоров

Композиция (Крест животворящий). 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 59 × 41,5 Частная коллекция, Москва

Composition (The Life-giving Cross). 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 59 × 41.5 cm Private collection, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

123

Спас. 1988 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 55 × 39 Частная коллекция

Saviour. 1988 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 55 × 39 cm Private collection

124

Павел Никифоров

Композиция. 1991 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 41,8 × 31 Частная коллекция, Москва

Composition. 1991 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 41.8 × 31 cm Private collection, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

125

Композиция. 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 42,5 × 31 Частная коллекция

Composition Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 42.5 × 31 cm Private collection

126

Павел Никифоров

Свеча. 1988 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 40 × 30 Коллекция Артура и Елены Джордж, США

Candle. 1988 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 40 × 30 cm Arthur and Elena George collection, USA

P a ve l N i k i f o r ov

127

128

Павел Никифоров

Человек-галактика. 1990 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 95 × 113 Частная коллекция, США

Man-Galaxy. 1990 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 95 × 113 cm Private collection, USA

P a ve l N i k i f o r ov

129

Качающееся равновесие. 1969 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 55 × 32,5 Частная коллекция

Swinging Balance. 1969 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 55 × 32.5 cm Private collection

130

Павел Никифоров

Без названия. 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 44 × 32 Частная коллекция

Untitled. 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 44 × 32 cm Private collection

P a ve l N i k i f o r ov

131

Без названия. 1979 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 46 × 34 Коллекция Сурена и Валери Меликян, Франция

Untitled. 1979 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 46 × 34 cm Collection of Souren and Valerie Melikian, France

132

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

133

Болеро. 1971 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 46 × 34 Частная коллекция

Bolero. 1971 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 46 × 34 cm Private collection

134

Павел Никифоров

Лунная соната. 1990 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 50 × 70 Частная коллекция, Москва

Moonlight Sonata. 1990 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 50 × 70 cm Private collection, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

135

Композиция «Скрипка Паганини». 1983 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 80 × 51,5 Коллекция Фритца и Марины Зандманн, Германия

Composition Paganini‘s Violin. 1983 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 80 × 51.5 cm Collection of Fritz and Marina Sandmann, Germany

136

Павел Никифоров

Композиция. 1985 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 36 × 44 Коллекция Фритца и Марины Зандманн, Германия

Composition. 1985 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 36 × 44 cm Collection of Fritz and Marina Sandmann, Germany

P a ve l N i k i f o r ov

137

Без названия Hе датировано Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 48 × 33,4 Коллекция Сурена и Валери Меликян, Франция

Untitled Undated Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 48 × 33.4 cm Collection of Souren and Valerie Melikian, France

138

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

139

Картины Павла Никифорова наполнены космическими ритмами. Он говорил, что его картины рождались ТАМ, сотворялись не им, а космической первопричиной. Он не хотел подписывать свои работы, сводя тем самым свою роль художника к роли проводника, опосредующего связь со Всевышним. Натэлла Войскунская

Pavel Nikiforov’s paintings are embued with extraterrestrial rhythms. According to the artist, the origin of his works is OUT THERE and it was not him but the external source that created them. He did not want to sign his works, thus reducing his part to that of the “medium” between this world and the Supreme Being. Natella Voiskunski

Музыка. 1991 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 95,5 × 64,5 Галерея АСТИ, Москва

Music. 1991 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 95.5 × 64.5 cm ASTI Gallery, Moscow

142

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

143

144

Павел Никифоров

Композиция. 1971

Композиция. 1977

Оргалит, темпера, левкас,

смешанная техника. 45 × 30

смешанная техника. 30 × 39

Частная коллекция

Composition. 1971

Composition. 1977

Tempera on hardboard, leucas,

mixed media. 45 × 30 cm

mixed media. 30 × 39 cm

Private collection

P a ve l N i k i f o r ov

145

Птица в клетке. 1990 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 88,5 × 60,5 Галерея АСТИ, Москва

Bird in the Cage. 1990 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 88.5 × 60.5 cm ASTI Gallery, Moscow

146

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

147

Композиция. 1984 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 30,5 × 47,5 Коллекция Фритца и Марины Зандманн, Германия

Composition. 1984 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 30.5 × 47.5 cm Collection of Fritz and Marina Sandmann, Germany

148

Павел Никифоров

Композиция. 1965 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 44 × 29 Частная коллекция

Composition. 1965 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 44 × 29 cm Private collection

P a ve l N i k i f o r ov

149

Демон. 1991 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 80 × 95 Частная коллекция

Demon. 1991 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 80 × 95 cm Private collection

150

Павел Никифоров

Без названия Hе датировано Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 52,5 × 64 Коллекция Сурена и Валери Меликян, Франция

Untitled Undated Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 52.5. × 64 cm Collection of Souren and Valerie Melikian, France

P a ve l N i k i f o r ov

151

Посвящается Павлу Никифорову

Dedicated to Pavel Nikiforov

Он был художником от Бога, Ну и от дьявола, конечно. Он возводил свои чертоги Из адской тьмы, из тьмы кромешной

The artist blessed by God, Tempted by the devil. His creations, they came From darkness, evil

И, вопрошая мирозданье, Он становился со-творцом, Чьи обретенья и исканья Были одобрены Отцом

Inspired by a cosmic view, The artist was a co-creator In every image he found – The touch of God was there

Он спьяну продавал задаром Свои высокие творенья, И разлетались по базарам Листы бесценных акварелей

Drunk, among a greedy crowd, For nothing, he would part With watercolours, priceless, truly To stay from the crowd apart

Он был красивым, умным, шалым, И синь его бесстрашных глаз, Не расплескав себя на малом, Обратно в Космос пролилась.

Handsome, bright, a wanderer, His blue eyes, fearless – Always only in earnest, Reuniting with eternity.

Беата Каминская

Beata Kaminskaya

12 сентября 1996 года

September 12 1996 English version by Natella Voiskunski

152

Павел Никифоров

Композиция №37. 1978 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 100 × 54 Коллекция Сурена и Валери Меликян, Франция

Composition # 37. 1978 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 100 × 54 cm Collection of Souren and Valerie Melikian, France

P a ve l N i k i f o r ov

153

Коррида. 1991 (?) Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 107,5 × 107,5 Частная коллекция, США

Corrida. 1991 (?) Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 107.5 × 107.5 cm Private collection, USA

154

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

155

Без названия Не датировано Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 50 × 50 Частная коллекция

Untitled Undated Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 50 × 50 cm Private collection

156

Павел Никифоров

Без названия Не датировано Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 50 × 50 Частная коллекция

Untitled Undated Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 50 × 50 cm Private collection

P a ve l N i k i f o r ov

157

Знак есть конденсированная реальность, как бы ее живописная субстанция; это жизнь, наслоением собранная в форму. При этом не безразлично, ни для самой формы, ни для ее живописного выражения, в каком материале осаждается реальность. Н.Н. Пунин

Sign is a condensed reality, a kind of painterly substance; it is life, layer by layer building form. What is relevant for the form itself, and for its visual expression, is in which material this reality is gradually created. Nikolai Punin

Сердце в квадрате (Инфаркт). 1992 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 110 × 110 Частная коллекция, США

Heart in a Square (Heart Attack). 1992 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 110 × 110 cm Private collection, USA

158

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

159

В поисках наибольшей выразительности... In search of the most expressive forms...

Коррида. 1991 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 68 × 48 Коллекция Артура и Елены Джордж, США

Corrida. 1991 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 68 × 48 cm Arthur and Elena George collection, USA

160

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

161

Коррида. 1992 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 69,5 × 49,5 Частная коллекция, Москва

Corrida. 1992 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 69.5 × 49.5 cm Private collection, Moscow

162

Павел Никифоров

Коррида. 1987 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 45 × 33 Частная коллекция, США

Corrida. 1987 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 45 × 33 cm Private collection, USA

P a ve l N i k i f o r ov

163

Король. 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 60 × 40 Коллекция Михаила Алшибая, Москва

The King. 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 60 × 40 cm Collection of Mikhail Alshibaya, Moscow

166

Павел Никифоров

Король. 1991 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 123 × 89 Государственная Третьяковская галерея

The King. 1991 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 123 × 89 cm State Tretyakov Gallery

P a ve l N i k i f o r ov

167

Серия «Королей» наименее зашифрована. В ней легко прочитываются хищность и хитрость власти, ее символ – корона, переходящая в забрало, готовность встретить врага во всеоружии... Символика цвета выражена с прямолинейной прямотой: красный со времен Древнего Рима – символ власти, регальный цвет. Синий цвет символизирует аристократизм. Натэлла Войскунская

The "Kings" series is the least cryptic one. It easily reveals power’s rapacity and cunning; its symbol is the crown that transforms itself into a visor, thus expressing the readiness to meet the enemy fully armed... The symbolism of the colours is very straightforward: from the days of ancient Rome, the colour red represented regal power, while the colour blue was the symbol of aristocraticism. Natella Voiskunski

Король. 1991 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 122 × 89 Частная коллекция, Москва

The King. 1991 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 122 × 89 cm Private collection, Moscow

168

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

169

Аккорд. 1986 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 55 × 40 Коллекция Роальда Лещинера, Россия; сейчас в коллекции его сына Вячеслава Лещинера, Москва

Chord. 1986 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 55 × 40 cm Collection of Roald Leshchiner, Russia; now in the collection of his son Viacheslav Leshchiner, Moscow

170

Павел Никифоров

Без названия. 1970-е – первая половина 1980-х Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 43 × 30 Частная коллекция

Untitled. 1970s – first half of 1980s Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 43 × 30 cm Private collection

P a ve l N i k i f o r ov

171

Без названия. 1980 (?) Оргалит, темпера, левкас, Без названия

смешанная техника. 68 × 47

Не датировано

Коллекция Роальда Лещинера, Россия;

Оргалит, темпера, левкас,

сейчас в коллекции его сына

смешанная техника. 50 × 37

Вячеслава Лещинера, Москва

Частная коллекция

Untitled. 1980 (?)

172

Павел Никифоров

Untitled

Tempera on hardboard,

Undated

leucas, mixed media. 68 × 47 cm

Tempera on hardboard,

Collection of Roald Leshchiner, Russia;

leucas, mixed media. 50 × 37 cm

now in the collection of his son

Private collection

Viacheslav Leshchiner, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

173

Композиция. 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 55 × 61 Галерея АСТИ, Москва

Composition. 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 55 × 61 cm ASTI Gallery, Moscow

174

Павел Никифоров

Композиция. 1985 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 55 × 61 Коллекция Роальда Лещинера, Россия; сейчас в коллекции его сына Вячеслава Лещинера, Москва

Composition. 1985 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 55 × 61 cm Collection of Roald Leshchiner, Russia; now in the collection of his son Viacheslav Leshchiner, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

175

Самурай. 1990 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 122 × 93 Коллекция Артура и Елены Джордж, США

Samurai. 1990 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 122 × 93 cm Arthur and Elena George collection, USA

176

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

177

Без названия (Джаз. Трио) Не датировано Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 31 × 45 Частная коллекция

Untitled (Jazz. Trio) Undated Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 31 × 45 cm Private collection

178

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

179

Гитарист. 1967 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 82 × 52 Частная коллекция

Guitar Player. 1967 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 82 × 52 cm Private collection

180

Павел Никифоров

Музыкант. 1991 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 123 × 81 Частная коллекция

Musician. 1991 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 123 × 81 cm Private collection

P a ve l N i k i f o r ov

181

Реквием Моцарта. 1985 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 33,3 × 37,8 Коллекция Роальда Лещинера, Россия; сейчас в коллекции его дочери Екатерины Лещинер, США

Requiem by Mozart. 1985 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 33.3 × 37.8 cm Collection of Roald Leshchiner, Russia; now in the collection of his daughter Ekaterina Leshchiner, USA

182

Павел Никифоров

Реквием Моцарта. 1991 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 100 × 123 Коллекция Артура и Елены Джордж, США

Requiem by Mozart. 1991 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 100 × 123 cm Arthur and Elena George collection, USA

P a ve l N i k i f o r ov

183

Композиция из серии «Шагающий коммунизм». 1976 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 62 × 44,5 Коллекция Сурена и Валери Меликян, Франция

Composition from the series “Marching Communism”. 1976 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 62 × 44.5 cm Collection of Souren and Valerie Melikian, France

184

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

185

Без названия Hе датировано Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 45 × 31,5 Коллекция Сурена и Валери Меликян, Франция

Untitled Undated Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 45 × 31.5 cm Collection of Souren and Valerie Melikian, France

186

Павел Никифоров

Композиция. 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 53 × 37 Частная коллекция, Москва

Composition. 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 53 × 37 cm Private collection, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

187

Голубой гитарист. 1979 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 83 × 51 Коллекция Михаила Алшибая, Москва

Blue Guitar Player. 1979 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 83 × 51 cm Collection of Mikhail Alshibaya, Moscow

188

Павел Никифоров

Композиция. 1990 (?) Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 82 × 50,5 Галерея АСТИ, Москва

Composition. 1990 (?) Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 82 × 50.5 cm ASTI Gallery, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

189

Поэты первыми прекратили описывать реальность, вслед за ними художники перестали ей подражать. Пьер Реверди. 1975

Poets were the ﬁrst to stop describing reality, then artists stopped imitating it. Pierre Reverdi. 1975

192

Павел Никифоров

Экстремум. 1991 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 97 × 123 Коллекция Михаила Алшибая, Москва

Extremum. 1991 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 97 × 123 cm Collection of Mikhail Alshibaya, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

193

Композиция «Бабочка»

Глаза Вселенной, крылья бытия... Смотри и ведай, мысли и дерзай! Душа и Дух и красно-черный я... Покой и сон, и где-то ад, как рай... Михаил Дзе

Butterfly Composition

Eyes of the Universe, wings of Being, Gaze and cogitate, dare to dare The spirit and soul in me are black and red A peaceful dream, so near to Hell or Eden. Mikhail Dze English version by Natella Voiskunski

Композиция. 1987 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 43,5 × 59 Частная коллекция, Москва

Composition. 1987 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 43.5 × 59 cm Private collection, Moscow

194

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

195

Композиция. 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 51 × 60 Частная коллекция

Composition. 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 51 × 60 cm Private collection

196

Павел Никифоров

Дельтапланы. 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 49 × 60 Частная коллекция

Hang-gliders. 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 49 × 60 cm Private collection

P a ve l N i k i f o r ov

197

Качающееся равновесие. 1975 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 38 × 34 Частная коллекция

Swinging Balance. 1975 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 38 × 34 cm Private collection

198

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

199

202

Павел Никифоров

Композиция Не датировано Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 65 × 72 Частная коллекция

Composition Undated Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 65 × 72 cm Private collection

P a ve l N i k i f o r ov

203

Элементы должны складываться в формы, не жертвуя при этом собой. Сохраняя самих себя. Пауль Клее

Elements have to evolve into forms, not by sacriﬁcing themselves. But by keeping themselves. Paul Klee

Без названия. 1980 (?) Холст, темпера, левкас, смешанная техника. 62 × 42 Коллекция Роальда Лещинера, Россия; сейчас в коллекции его сына Вячеслава Лещинера, Москва

Untitled. 1980 (?) Tempera on canvas, leucas, mixed media. 62 × 42 cm Collection of Roald Leshchiner, Russia; now in the collection of his son Viacheslav Leshchiner, Moscow

204

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

205

Композиция. 1987 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 40 × 35 Коллекция Михаила Алшибая, Москва

Composition. 1987 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 40 × 35 cm Collection of Mikhail Alshibaya, Moscow

206

Павел Никифоров

Композиция. 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 68 × 86 Коллекция Михаила Алшибая, Москва

Composition. 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 68 × 86 cm Collection of Mikhail Alshibaya, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

207

Композиция. 1977 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 87 × 57 Частная коллекция

Composition. 1977 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 87 × 57 cm Private collection

208

Павел Никифоров

Композиция. 1977 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 87 × 57 Частная коллекция

Composition. 1977 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 87 × 57 cm Private collection

P a ve l N i k i f o r ov

209

Реквием Моцарта. 1980 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 57 × 53,5 Коллекция Николая Закрытного, Москва

Requiem by Mozart. 1980 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 57 × 53.5 cm Collection of Nikolai Zakrytny, Moscow

210

Павел Никифоров

Голгофа Холст, масло. 35 × 50 Частная коллекция, Москва

Golgotha Oil on canvas. 35 × 50 cm Private collection, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

211

Ветка Вселенной – твой букет, В котором нет земных примет Ветка Вселенной – Млечный путь Иль лунный свет в просвете туч Намек, дыхание, прохлада Кометы хвост иль мириады звезд В безмолвии небес – Твои гортанные рулады... Натэлла Войскунская

Букет. 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 65 × 27,5 Частная коллекция, Москва

A Bouquet. 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 65 × 27.5 cm Private collection, Moscow

212

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

213

Ваза. 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 62,5 × 44,5 Коллекция Артура и Елены Джордж, США

Vase. 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 62.5 × 44.5 cm Arthur and Elena George collection, USA

214

Павел Никифоров

Букет. 1992 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 55 × 42,5 Частная коллекция, Москва

A Bouquet. 1992 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 55 × 42.5 cm Private collection, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

215

A Branch of the Universe

You bunched a branch Of the Universe A kind of Milky Way Made of mist and starry night – And moonlight. I am gazing at that "Branch of the Universe," Your gift so generous to me, And in my ears your voice's timbre Vibrates like free verse In the mute silence of the Heavens.

Natella Voiskunski

Композиция «Букет». 1990 (?) Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 77,5 × 47 Частная коллекция, Москва

Composition “A Bouquet”. 1990 (?) Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 77.5 × 47 cm Private collection, Moscow

216

Павел Никифоров

P a ve l N i k i f o r ov

217

Композиция. 1990 (?) Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 77,5 × 47 Галерея АСТИ, Москва

Composition. 1990 (?) Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 77.5 × 47 cm ASTI Gallery, Moscow

218

Павел Никифоров

Без названия. 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 64 × 53 Частная коллекция

Untitled. 1989 Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 64 × 53 cm Private collection

P a ve l N i k i f o r ov

219

Без названия Не датировано Бумага, акварель 35 × 43 Частная коллекция

Untitled Undated Watercolour on paper 35 × 43 cm Private collection

222

Павел Никифоров

Без названия Не датировано Бумага, акварель 35 × 43 Частная коллекция

Untitled Undated Watercolour on paper 35 × 43 cm Private collection

P a ve l N i k i f o r ov

223

Без названия. 1970-е Бумага, карандаш, акварель Набросок Частная коллекция. Москва

Untitled. 1970s Pencil, watercolour on paper Sketch Private collection, Moscow

224

Павел Никифоров

Энергетические войны. 1979 Холст, темпера 51 × 61 Коллекция Михаила Алшибая, Москва

Wars of Energies. 1979 Tempera on canvas 51 × 61 cm Collection of Mikhail Alshibaya, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

225

Без названия. 1970-е Бумага, карандаш, акварель Набросок Частная коллекция. Москва

Untitled. 1970s Pencil, watercolour on paper Sketch Private collection, Moscow

Без названия. 1970-е Бумага, карандаш, акварель Набросок Частная коллекция. Москва

Untitled. 1970s Pencil, watercolour on paper Sketch Private collection, Moscow

226

Павел Никифоров

Без названия. 1984 Бумага, акварель 30,5 × 42 Коллекция Фритца и Марины Зандманн, Германия

Untitled. 1984 Watercolour on paper 30.5 × 42 cm Collection of Fritz and Marina Sandmann, Germany

P a ve l N i k i f o r ov

227

Без названия. 1970-е Бумага, карандаш, акварель Набросок Частная коллекция. Москва

Untitled. 1970s Pencil, watercolour on paper Sketch Private collection, Moscow

228

Павел Никифоров

Без названия Не датировано Бумага, акварель 35 × 25 Частная коллекция

Untitled Undated Watercolour on paper 35 × 25 cm Private collection

P a ve l N i k i f o r ov

229

Без названия. 1970-е Бумага, карандаш, акварель Набросок Частная коллекция, Москва

Untitled. 1970s Pencil, watercolour on paper Sketch Private collection, Moscow

Без названия. 1970-е Бумага, карандаш, акварель Набросок Частная коллекция, Москва

Untitled. 1970s Pencil, watercolour on paper Sketch Private collection, Moscow

230

Павел Никифоров

Без названия. 1970-е Бумага, карандаш, акварель Набросок Частная коллекция, Москва

Untitled. 1970s Pencil, watercolour on paper Sketch Private collection, Moscow

P a ve l N i k i f o r ov

231

Без названия, 1976 Бумага, акварель 21 × 27 Коллекция Фритца и Марины Зандманн, Германия

Untitled. 1976 Watercolour on paper 21 × 27 cm Collection of Fritz and Marina Sandmann, Germany

232

Павел Никифоров

Без названия, 1978 Бумага, акварель 30,5 × 35,5 Коллекция Фритца и Марины Зандманн, Германия

Untitled. 1978 Watercolour on paper 30.5 × 35.5 cm Collection of Fritz and Marina Sandmann, Germany

P a ve l N i k i f o r ov

233

Без названия Не датировано Бумага, акварель 29 × 18 Частная коллекция

Untitled Undated Watercolour on paper 29 × 18 cm Private collection

234

Павел Никифоров

Мария Валяева

Тепло и боль воспоминаний

«Я не был знаком с Павлом Никифоровым», – говорит Михаил Алшибая, один из – увы – немногих современных наших коллекционеров, тонко чувствующих, любящих и понимающих искусство более, чем коммерческую его составляющую. Он не успел встретиться с Павлом Ивановичем, но смог глубоко проникнуться его творчеством, принять его эмоционально и расшифровать для себя послание художника, адресованное лично к каждому созерцателю его произведений и потому абсолютно индивидуально окрашенное. Что же говорить обо мне – я принадлежу к тем, кому посчастливилось недолго, но чрезвычайно плодотворно для собственного нравственного и интеллектуального совершенствования общаться с Павлом Ивановичем Никифоровым. Охватывая взором свой уже немалый жизненный опыт, могу утверждать, что мне повезло исключительно и невероятно серьезно: со студенческих лет я пребывала в кругу самых ярких, непримиримых, долго не признаваемых в отечестве, но составляющих его гордость мастеров бурного и с болью оторвавшегося от наших сердец ХХ века. Я проводила часы в беседах с причисленными к когорте великих Кабаковым, Булатовым, Васильевым, Немухиным, Янкилевским, Вейсбергом, Инфанте, Гороховским, Чуйковым, Слепышевым, Штейнбергом… Многоточие – это многие другие, перед кем склоняюсь и благодарю, потому что у художников я училась и научилась не меньшему, чем у моих великолепных университетских педагогов. Павел Иванович стоял особняком. Честно признаться, бывая на выставках Малой Грузинской в 1970-е годы, я поначалу не слишком выделяла его картины среди десятков и сотен других. Они погружались в моря экспозиций, перенасыщенных самой разной по уровню и значимости художественной продукцией этого прото-арт-рынка советских времен. Соседствующие работы неравного качества запросто убивали друг друга, как это всегда случается в непродуманно, на скорую руку составленных выставках без какой-либо идеи и артистического замысла. Особенно успешно худшие расправлялись с лучшими, молчаливыми и самоуглубленными, не желавшими соревноваться с крикливой и дешевой эффектностью соседей. Поэтому личная встреча с Никифоровым в конце 1980-х годов, знакомство с его произведениями в спокойной, домашней обстановке стали для меня настоящим откровением.

236

Павел Никифоров

Еще одно обстоятельство – тоже честно – я не очень любила ту «богемную» среду, богемность которой выражалась в принципиальной бездомности, винном и водочном угаре и неконтролируемой спонтанности самовыражения. Не станем скрывать, Павел Иванович некоторое время пребывал именно в таком состоянии. Привела к этому не его природная привязанность к подобному образу жизни, но та объективная нестыкованность абсолютно уникальной творческой натуры, не склонной ни подчиняться нормативам, ни блокироваться с группировками, с жизнью общества, разлинованной, как школьная тетрадь: официоз в клеточку, нонконформизм в косую линеечку. Чудесная женщина, встретившаяся с ним случайно, спасла его от участи вечных скитальцев, коим в давние времена ставили при дороге крестголубец на месте их тихой кончины. Казалось бы, обычный человек, скромный и просто умеющий сочувствовать ближним, она дала ему кров и благополучие, возможность творить, не оглядываясь на постоянно подстерегающие голод и лишения. Но это умиротворенное пристанище, как все на земле, стало для него временным. Мятущаяся личность, столь не похожая на планетарное равновесие и покой его картин, взяла верх, и он снова отправился в скитания, чтобы скоро завершить свой путь, предчувствуя в итоге тот самый древний русский голубец, поставленный незнакомым прохожим. Да простит меня читатель, но снова немного о себе. Наверное, потому, что тема этого очерка – не исследование творческого метода художника, а скорее реминисценция памятных времен, когда, казалось, для искусства и художников открылись неограниченные возможности, когда должны были сбыться давние мечты о свободном цветении всех цветов, роскошных и неприметных, всеми принятых и загадочных. Иллюзия эта сохранялась на протяжении

1990-х,

которые

ныне

большинством

соотечественников

вспоминаются только как период социального упадка и разгула бандитизма в стране. Но припомним, что все это время многие еще верили и надеялись на победу разума над безумием. После трагического ухода Павла Ивановича из жизни мне годами представлялось, что его имя и созданное им искусство одолеют забвение и обретут то, что банально, но точно называется признанием широкой публики. Ровно спустя десять лет с его смерти, в 2003 году, вышла из печати моя книга «Морфология русской беспредметности (набросок исследования)», где художник был поставлен в ряд с корифеями мировой абстрактной живописи. При этом мне хотелось подчеркнуть и уникальность его фигуры, и незаслуженность забвения его личности. «“Протоабстрактная” история русского послевоенного искусства запечатлела и удивительные примеры неожиданного угадывания образовавшейся тогда острой потребности реконструкции прерванной линии развития. Так, мало известный и рано ушедший из жизни художник Павел Никифоров, чье детство и юность прошли в Горьком, в середине 1950-х годов будучи подростком, создал цикл мастерских акварелей, очевидно развивающих абстрактно-живописные принципы Кандинского. Для русского искусства того времени, отгороженного железным занавесом и от мировой практики, и от наследия отечественного авангарда, да еще для первых опытов начинающего провинциального живописца это было настоящим чудом» (упомянутая монография, с. 35).

P a ve l N i k i f o r ov

237

Я видела эти самые ранние акварели Павла Ивановича. Сохранились ли они? Сейчас, спустя многие годы, все лучше понимаю, что юношеские опыты художника – синтез его интуитивного провидения и активно впитываемых знаний, плод жажды быть собой и метафизической связанности с непрерывным развитием мировой художественной культуры. Думаю, прочное установление творчества Павла Никифорова в контексте интернационального модернизма более чем справедливо. Исследователи утверждают его тесные связи с супрематизмом, с искусством Кандинского и Клее – я полностью разделяю эти суждения. Зрелая живопись художника, по-моему, более всего наследует поискам позднего сюрреалистического Кандинского, а философия черпает некоторые постулаты из его теоретических источников разного времени. Oevre и размышления Никифорова – тоже своего рода «О духовном в искусстве»1. В своем религиозно-философском и формологическом преображении иконописного канона Никифоров не чужд идей теософии и антропософии, питавших многих художников начала ХХ века, в том числе и прежде всего Кандинского и Малевича. Но сейчас, с дистанции, измеряемой не только годами, но и десятилетиями, я отчетливо вижу, что помимо наследования намекам и концептам предшественников духовно-эстетическое послание, адресованное Никифоровым в непредсказуемое будущее, в непознанное пространство и время, не утонуло в миллионном хоре и оре современных владетелей артистических просторов. И самое необычное – великое исключение, всегда подтверждающее правило лучше всяких догм, – оно не получено из рук в руки, не унаследовано некими адептами, но услышано теми, кто никогда не встречался с его автором и, скорее всего, не видел его произведений. Художественный и экспозиционный процесс ныне является нерегулируемым и почти стохастическим. Не имея возможности отследить все создаваемое и экспонируемое, верю тем не менее, что найдутся – и уже есть – эрудиты, философы и практики, одухотворенные мечтатели о покорении искусством просторов человеческого бытия, утописты-жизнестроители и виртуозные маэстро музыкально-пластических форм. Приняв эстафету у Никифорова, ничуть при этом не утратив самостоятельности открытий, из глубины души и интеллекта исходящих эстетических сентенций, энергетической заряженности, внутренне перенасыщающей космическую цельность и равновесие каждой исполненной уверенной рукой картины, они протиснутся, пройдут, пролетят сквозь тенета безжизненных и мрачных джунглей современного нигилизма. Такова творческая личность моего давнего друга и собеседника Владимира Николаевского, живопись которого могу назвать блистательной, ибо в ней получили новую жизнь каноны иконного письма, в то время как в графике пронзительную ясность обрели традиции чернобелого эстетизма Серебряного века, а в полиграфии раскрылись возможности наследия элитарной школы отечественного искусства книги. Уникальность, как самая яркая примета личности каждого мастера искусства, литератора, ученого, будь то гуманитарий или естественник, отнюдь 1. Имеется в виду книга

не

означает

отсутствия

корней.

Всякая

область

культуры

эволюционирует, в ней издревле текут в единственном направлении скры-

В.В. Кандинского «О духовном

тые от непросвещенного ока струи, подобные древесным сокам. Они за-

в искусстве» (1911).

медляются и ускоряются, пульсируют с весенней силой и замирают при

238

Павел Никифоров

зимнем холоде. Преемственность от одного этапа к другому, от одного пласта к последующему, от одной интернациональной семьи мастеров к их детям и внукам непрерывна. Но корни каждого древа питаются наиболее благоприятной ему почвой. Так мастер избирает для себя тот ареал многовековой культуры, который дает ему наилучшую возможность роста, совершенствования собственного потенциала, достижения максимальных вершин самопроявления творческой индивидуальности. Павел Никифоров сознательно выбрал (и вместе с тем интуитивно нащупал) ту тончайшим способом сотканную сферу художественного, в которой духовно-эстетический канон русского средневековья вступил в синтез с новациями авангарда. Но и к этому источнику художник подошел избирательно, отвергая эпатаж бунтарей начала ХХ века и строжайшие рамки образотворческой шкалы древнерусских иконописцев. Никифоров трансформировал и применил к созданию предстающей перед его внутренним взором модели мира технологическую составляющую канонического искусства. Отработав приемы до идеала на протяжении многих лет, дополнив их собственными находками и наблюдениями, он возвел метод преемственности традиций в высокую степень их неожиданной, никем доселе не опробованной интерпретации. Двигаясь по этому пути планомерно и обдуманно, что никак не противоречило одухотворенности и прозрениям, образным открытиям и символическим неологизмам, он вышел далеко за пределы накатанной колеи какого-либо определенного направления современного художественного процесса. Жизнь каждого большого мастера – подвиг преодоления мировоззренческих стереотипов и стандартов художественного ремесла. Павел Никифоров, помимо этого, бросил вызов в сторону клише бытового благополучия, зайдя в этом дальше многих коллег по нонконформистскому цеху. Помогало это или препятствовало его движению к вершинам творчества – вопрос открытый. Во всяком случае, предпринятый им в зрелые годы разрыв с устоявшимися житейскими нормами привел его не к известному по множеству биографий наслаждению духом протеста как таковым, но к смирению вечного скитальца по мирским и надмирным дорогам, к отрешенному от всяческих помех созерцанию горизонтов внутреннего бытия, оформившегося в завершенную образно-пластическую систему его живописи.

P a ve l N i k i f o r ov

239

Maria Valyaeva

The Warmth and Pain of Memories

“I did not know Pavel Nikiforov,” says Mikhail Alshibaya, who is, regrettably, one of the few contemporary Russian collectors whose sensitivity, love and understanding are focused on art for itself rather than on its commercial component. Although Alshibaya never had the chance to meet Pavel Ivanovich, he has been able to embrace his art, accept it emotionally and decipher for himself the artist’s message, which engages every viewer of his works on a personal, absolutely individualised level. As for myself, I am one of those lucky to have come into contact with Pavel Nikiforov brieﬂy, an experience that proved most fruitful in my moral and intellectual growth. Looking back over the experiences of my life, a long one now indeed, I can say with complete conﬁdence that I have been extremely, seriously lucky: from my student years onwards I have been surrounded by some of the brightest, most uncompromising artistic talents of the tumultuous 20th century – talents who for a long time were unrecognized in the homeland of which they are the proud heritage. I spent hours in the company of the most eminent: Kabakov,

Bulatov,

Vasiliev,

Nemukhin,

Yankilevsky,

Weisberg,

Infante,

Gorokhovsky, Chuikov, Slepushev, Shteinberg… But it would be necessary to extend any such list if it was to include all those whom I revere and to whom I offer my gratitude: these artists taught me every bit as much as did my wonderful university professors. Pavel Nikiforov was in a league of his own. To tell you the truth, visiting the exhibitions on Malaya Gruzinskaya in the 1970s, initially I did not quite notice his paintings among the dozens, indeed hundreds of other pictures. His works were submerged in the sea of exhibits at that Soviet proto-art market, oversaturated as it was with art of very varied caliber and significance. The hanging of pictures of differing quality next to one another could easily “kill” them, as always happens at exhibitions that are assembled in haste and without thought, without the guidance of an idea or artistic concept. Such “elimination” proceeded with special efficiency when the worst works were juxtaposed with the best, particularly when withdrawn, introverted compositions proved unable to compete with works of flashy, cheap showiness. That made my personal meeting with Nikiforov late in the 1980s, and my exposure to his works in a quiet domestic environment, so eye-opening for me.

240

Павел Никифоров

Another circumstance that is worth mentioning – and I will be honest here, too: I was not very fond of such “bohemian” environments, where the bohemian quality manifested itself in intentional homelessness, intoxication with wine and vodka, and an uncontrolled spontaneity of self-expression. To be frank, that was the sort of life that Pavel had for some time been leading. This was caused not by any natural penchant on his part for such a manner of living, however, but by the fact that this absolutely unique creative individual, averse to adhering to rules or aligning himself with groups, was totally disconnected from the life of a society that was divided like a school exercise-book, with the official side in boxes, and non-conformism in diagonals. A wonderful woman, who had met Nikiforov by chance, saved him from the fate of perennial vagabond, from being the kind of person who, dying in complete obscurity, would be remembered only by a roadside cross – the kind put up to mark the place of a tragic road accident. Think of it: this ordinary individual, modest and with a capacity for compassion for people she knew, provided him with shelter and secured for him a good life, as well as the opportunity to work without having to think about the risks of hunger and hardship that lurked forever in the background. But this peaceful abode, like everything else on earth, proved only a temporary one for him. His restlessness, so different from the planetary equilibrium and calmness of his works, got the upper hand, and he became a wanderer again; he reached the end of his journey soon, as if anticipating just that old wayside cross erected by an unknown passer-by. I hope the reader will forgive me if I add a few words about myself. Probably I do so because this essay is not a study of the artist’s approach to creativity as such, but rather a reminiscence of an unforgettable period which seemed to promise tremendous opportunities for art and artists, and the realization of old dreams about the free blooming of all flowers – the exotic in parallel with the unremarkable, those which can be accepted by everyone alongside the enigmatic. This illusion lasted throughout the 1990s, a period now remembered by most of our fellow citizens as a time of social breakdown and rampant violence in the country. But let’s not forget that for all this time many still believed in, and hoped for a victory of reason over madness. For years after Pavel Nikiforov’s tragic death I remained convinced that his name and art would overcome oblivion and gain what is called, banally but aptly, wider public recognition. Precisely ten years after his death, in 2003 I published my work “Morphology of Russian Objectlessness (Blueprint for a Study)”, where Nikiforov was ranked among the international heavyweights of abstract painting. I wanted to highlight his uniqueness, as well as the fact that he so little deserved the oblivion to which he had been consigned. “The ‘proto-abstract’ history of Russian post-war art also includes amazing examples of the surprising rise of awareness of the strong need, felt at the time, for reconstructing that interrupted course of development. Thus, the littleknown artist Pavel Nikiforov, who died before his time and had spent his childhood and youth in Gorky, while a teenager in the mid-1950s created a series of superb watercolours apparently in the vein of Kandinsky’s abstract compositions. Considering that Russian art was then fenced off by an ‘Iron Curtain’ both from international practices and from the legacy of the Russian avant-garde, as well as the fact that this was a provincial artist embarking on his first attempts at painting, it was a real miracle.” (“Morphology of Russian Objectlessness (Blueprint for a Study)”, p. 35.)

P a ve l N i k i f o r ov

241

I saw those earliest watercolours by Pavel Nikiforov. Have they survived? Now, many years later, I can see ever more clearly that the young artist’s works were a synthesis of his intuitive “anticipation” and a knowledge actively absorbed, both the fruit of a yearning to be oneself and a metaphysical connection with the continuous development of international culture. In my view, to place Nikiforov’s art firmly within the context of international modernism is more than fair. Researchers argue that his art is closely related to Suprematism and to the work of Kandinsky and Klee, and I completely agree with such an opinion. In my view the late, surreal Kandinsky was the strongest influence on Nikiforov’s mature works, while his philosophy, in some aspects, drew on varied theoretical sources from different periods. Nikiforov’s body of work and reflections, too, comprise a kind of “Concerning the Spiritual in Art”. In his religious-philosophical and formal transformation of the icon-painting canon Nikiforov has some affinity with the theosophical and anthroposophical ideas that nourished early 20th century artists, including, first and foremost, Kandinsky and Malevich. But now, from a distance not of years but of decades, I clearly see that Nikiforov was not only an heir to his predecessors’ hints and concepts, but also that the spiritual and aesthetic message he addressed into an unpredictable future and unexplored space and time has not been drowned out by the shouting crowds of today’s proprietors of artistic pastures. And most unusually – the kind of prominent exception that always confirms a rule better than any dogma – this message was not passed down from one pair of hands to another, nor inherited by those already “initiated”, but was heard by those who had never seen either the messenger or, most likely, even his works. The life of the arts and the organization of exhibitions is now an unregulated, almost randomly variable process. Unable to keep track of all that is being created or displayed, I am convinced, however, that there will always be – that there are, in fact – scholars, philosophers and practitioners, inspired dreamers about art conquering the vast expanses of human existence, utopian life-builders and masters of musical-visual forms. They will pick up the torch from Nikiforov, while never losing the independence of their own discoveries, keeping aesthetic maxims originating from the profundity of the soul and intellect, maintaining the blast of energy that internally saturates the cosmic wholeness and equilibrium of every picture created by a confident hand. And so they will push themselves on, and walk or fly through the tenets of the lifeless, lugubrious jungle of modern nihilism. I can point to Vladimir Nikolaevsky, whose paintings I would call brilliant because they revive the canons of icon-painting, whereas his graphics lend vibrant clarity to the traditions of the black and white aestheticism of the Silver Age, while his illustrations highlight the potential of the legacy of the elite school of Russian art of book design. Uniqueness, as the most conspicuous feature of the personality of every artist, writer or academic, whether a scholar of the humanities or a natural scientist, is not tantamount to an absence of roots. Each area of culture evolves, with currents (hidden from the ignorant gaze) flowing like tree sap through it. Such currents slow down and speed up, pulsate with the strength of spring or stand still in winter frost. The line of descent from one stage or layer to the next, from one international family of great artists to their children and grandchildren, continues without interruption. But the roots of every tree gain sustenance from the kind of soil that is most nourishing for it. Thus, a great artist chooses for himself that particular area of a centuries-old culture which gives him the best

242

Павел Никифоров

opportunity for growth, to realize his potential and express his artistic individuality in the fullest manner possible. Pavel Nikiforov deliberately chose (and, at the same time, intuitively discovered) that mostly finely woven artistic sphere where the spiritual and aesthetic canon of the Russian Middle Ages was synthesized with the innovations of the avant-garde. But this source, too, was approached by the artist selectively – he rejected the provocations of the early 20th century rebels as well as the very narrow bounds of the visual idiom used in image-creation by the old Russian icon-painters. Nikiforov transformed the technological component of canonical art and applied it to the creation of a model of the world that he envisaged. Having polished the techniques to perfection over many years, and after complementing them with his own discoveries and observations, he brought the method of the continuity of traditions to a high degree of surprising, previously untried interpretation. Moving along this path systematically and carefully, which not in the least conflicted with his spirituality and insights, symbolical neologisms and discoveries in the area of imagery, the artist stepped far outside the bounds of the well-trodden path of modern culture. The life of every great artist is a feat of overcoming the fundamental stereotypes and standards of the artistic profession. Pavel Nikiforov, in addition, defied the banality of domestic wellbeing, advancing along that trail much further than many of his fellow non-conformists. Whether such a choice facilitated or obstructed his movement towards the pinnacles of art is an open question. In any case, his break with the established norms of daily life, in his mature years, did not lead him to revel in the spirit of protest as such (as many others are known to have done), but made him a humble, eternal wanderer roaming roads both worldly and otherworldly, and caused him to live, ignoring all disturbances, in contemplation of the horizons of inner existence, such contemplation being transformed into the well-rounded visual idiom that is his art.

P a ve l N i k i f o r ov

243

Натэлла Войскунская

Послесловие, или Finissage

Как в прошедшем грядущее зреет, Так в грядущем прошедшее тлеет… Анна Ахматова

Альбом создавался почти десять лет... За эти годы отчетливо осознаваемая необходимость рассказать о художнике становилась все более и более актуальной и своевременной. Проверка временем – от выставки к выставке – реально подстегивала, ибо сила притяжения работ Павла Никифорова не ослабевала, а только усиливалась. Лапидарность его художественного высказывания (а творчество Никифорова – это и есть пример живописной немногословности, обозначенной в самом названии альбома) оказывалась порой сильнее многостраничного романа. Никого и ничего ни с кем и ни с чем не сравнивая, можно было бы повторить вслед за Афанасием Афанасьевичем Фетом: «Вот эта книжка небольшая / Томов премногих тяжелей». И действительно, строгий – даже скупой – отбор изобразительных средств Сердце в квадрате

(алфавитных ли, визуальных ли) способен зачастую оказать не меньшее

(Инфаркт). 1992 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 110 × 110 Частная коллекция, США

воздействие, нежели иное пиршество с непередаваемым богатством цветов, слов, оттенков… Дважды за эти годы альбом был практически «готов», но едва ли не в тот самый момент, когда определялась дата сдачи его в печать, возникали –

Heart in a Square

словно Deus ex machina – несколько «новых» (то есть сохраненных в ранее

(Heart Attack). 1992

не доступных коллекциях) работ, которые хотелось обязательно включить

Tempera on hardboard, leucas,

в состав иллюстративного материала…

mixed media. 110 × 110 cm

Вот и в конце 2014 года работа была в очередной раз «завершена». Тут

Private collection, USA

же случилось, как теперь это вполне понятно, нечто закономерное: обнаружились отчетливые следы собраний первоклассных работ Павла Никифорова, ни по объему, ни по качеству не уступающих ранее включенным в альбом произведениям. Публикацию удалось тогда приостановить, и это, несомненно, к лучшему… Итак, не иначе как в качестве предновогоднего подарка состоялся долгожданный, после более десяти лет не-встречи, рабочий контакт с Мариной Соколовой – вдовой и добрым ангелом художника. На этот раз речь шла сразу о десятках работ из коллекции семьи художника, хранящихся в Подмосковье и в США. Мало того, за этим последовал еще один подарок: с разрывом буквально в две недели обнаружились и «сработали» контакты с давними коллекционерами работ Никифорова в Германии (Марина Зандманн) и во Франции (Сурен и Валери Меликян)… Произведения Павла Ники-

244

Павел Никифоров

форова были тщательно сохранены, а слайды незамедлительно присланы. Итог длительных поисков хранящихся в Западной Европе работ оказался успешным, а в результате объем наследия художника, достойного быть представленным в готовящемся издании, увеличился почти вдвое. Каждое вновь обретенное произведение легко встраивалось в подножие выстроенной Никифоровым в течение его творческой жизни арт-пирамиды, а чем внушительнее расширялся ее фундамент, тем более объемистой и значимой становилась личность самого художника. С каждой доселе почти не известной публике работой мастер обретал все большую мощь, его картины-послания наполнялись новыми смыслами, семантическими знаками, философемами… Появилась возможность не только поговорить о мировоззренческом принципе, лежащем в основе творческого подхода художника, но и попытаться проследить метод, или эвристический принцип, или своего рода алгоритм принятия им содержательно-композиционных решений. Строгая хронологическая классификация творческого наследия П.И. НиЗнаки Всевышнего Не датировано

кифорова не представляется возможной, потому что записей и дневников

Оргалит, темпера, левкас,

он не вел, к тому же большое, если не большее, количество его работ не

смешанная техника. 65 × 57

датировано. Как правило, и никак не названо. Такова принципиальная по-

Частная коллекция

зиция художника, который не считал себя подлинным автором своих же картин, ибо – Павел не раз говорил об этом – он лишь записывает и «де-

Signs of God Almighty Undated

шифрует» послания свыше. По той же причине Никифоров предпочитал не фиксировать размеры, объясняя это тем, что воздействие его картин-знаков,

Tempera on hardboard, leucas, mixed media. 65 × 57 cm Private collection

картин-символов совершенно не зависит от занимаемой ими «площади». Быть может, в подобном подходе угадывается что-то вроде неприятия сложившейся практики заказа и оценки проектов его сотоварищей по мастерской монументального искусства Строгановского училища: в этих проектах непременно фигурировали такие измерительные параметры, как квадратные метры… Ныне, в год столетия «Черного квадрата» (2015) Казимира Малевича и последней футуристической выставки «0,10», ставшей по сути первой выставкой набиравшего ход супрематизма, невольно возвращаешься мыслью к тому, насколько справедливым оказалось утверждение Павла Никифорова о последовательном продолжении им «линии» Малевича. На эту «линию» недвусмысленно указывают многие произведения Никифорова, как бы «нанизанные» на нее, в частности, такие работы, как «Инфаркт» или «Удивление». Не о формальном цитировании «Черного квадрата» идет речь. Скорее вот о чем: как и основоположник супрематизма, Павел Никифоров охотно оперирует геометрическими фигурами – круг, треугольник, эллипс, прямоугольник, квадрат, линия (да, линия, однако на этот раз геометриче-

Без названия. 1979

ская!), точка. Причем он неоднократно заявлял, что в природе в изобилии

Оргалит, темпера, левкас,

представлены все эти элементы, за исключением квадрата, ибо все, что

смешанная техника. 46 × 34

имеет форму квадрата, – непременно продукт культуры, поскольку создано

Коллекция Сурена и Валери

человеком. Именно поэтому некое антропоморфное существо на его кар-

Меликян, Франция

Untitled. 1979

тине с таким удивлением уставилось на квадрат… Еще один момент, сближающий творчество Никифорова с супрематист-

Tempera on hardboard, leucas,

ским, достоин специального упоминания: Павел отказался от воплощения

mixed media. 46 × 34 cm

трехмерного пространства, сведя к нулю «предметные формы».

Collection of Souren and Valerie Melikian, France

Осознанный антиповорот Никифорова от законов перспективы к надежному, хоть и давно вышедшему из живописной моды двумерному

P a ve l N i k i f o r ov

245

пространству картины позволил ему полностью сосредоточиться на поисках адекватных форм визуализации всего того, что он чувствует, а не того немногого, что он видит. Философский склад ума вкупе со способностью к обобщению и, главное, к упрощению, если не к уплощению, дали поразительный – и до сих пор поражающий зрителей – результат: оказывается, на его картинах в сфере воображаемого, не видимого и додумываемого внимательными зрителями, сокрыто намного больше смыслов, отсылок и ассоциаций, чем способно предложить все видимое – как правило, представляющее собой «фирменное» никифоровское лаконично-скупое и порой лишенное, кажется, каких бы то ни было эмоций изображение («Крестоносец», 1989; «Чаша», 1989; «Вход в вечность», 1990; «Композиция. Паганини», 1980-е; «Композиция», 1992). Нередко то, что в картине призвано играть роль фона, у Павла Никифорова оборачивается «пустотой», правда, иной раз эта пустота важнее и живописнее всякого фигуративного «героя». Никак нельзя было бы утверждать, что Никифоров в своем креативном пространстве, насыщенном мыслеформами и формо-мыслями, не поспевал за собственной мыслью – наоборот, в каждой его картине чувствуются основательность и завершенность. Помимо этого, буквально бросается в глаза присущее ему эстетическое отношение к творческому процессу: любование каждой проведенной линией, ее безоговорочно точная отмеренность… Композиция № 37. 1978

Порой кажется, что проведи он линию чуть дальше или оборви чуть ближе –

Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 100 × 54

и буквально изменится, видоизменится весь вложенный в работу смысл.

Коллекция Сурена и Валери

Для каждого штриха, как можно предположить, у Павла Никифорова нахо-

Меликян, Франция

дилось свое собственное непогрешимое «золотое сечение». В его работах недосказанность («пустота») изящно сочетается с полнотой и точностью

Composition # 37. 1978

высказывания – как уже неоднократно повторялось, в большинстве случаев

Tempera on hardboard, leucas,

беспредельно лаконичного. Форма борется в его работах за содержание, а

mixed media. 100 × 54 cm

содержание сражается за форму, внутри которой ему будет легко «ды-

Collection of Souren and Valerie

шаться» и самовыражаться. Общение с картинами Павла Никифорова неMelikian, France

редко дарит ощущение эмоционального комфорта даже в тех случаях, когда колористическое напряжение и/или напряжение движения на полотне достигают (как в «Большой» и «Малой» корридах) своего апогея. Недаром, как это доподлинно выяснилось при подготовке данного издания, практически все обладатели его картин ни при каких обстоятельствах не расставались с ними, сжившись с ними и вжившись в их животворную материю, а ведь эти произведения были порой созданы Никифоровым более полувека тому назад и зачастую тогда же были приобретены нынешними владельцами либо получены ими в дар... В ряде работ художника явственно проявляется знание им основ теории относительности, не говоря уже о более элементарных естественнонаучных познаниях, к примеру, относительно порядка проявления в Природе действия векторов центростремительных и центробежных сил. В его картинах широко используется знак бесконечности, причем, как объяснял сам Павел, перечеркивание знака черточкой с наклоном слева направо указывает направление вниз, а черточкой с наклоном справа налево – направление

вверх.

Как

правило,

это

означает

снисхождение

духа

или

соответственно воспарение духа и относится к тому, что он называл «новыми» иконами: Никифоров считал себя изобретателем знаков-символов – элементов специального сакрального языка, или универсального кода общения с Всевышним.

246

Павел Никифоров

Запятая. 1991

Композиция. 1987

Оргалит, темпера, левкас,

смешанная техника. 65 × 57

смешанная техника. 43,5 × 59

Частная коллекция

Частная коллекция, Москва

Comma. 1991

Composition. 1987

Tempera on hardboard,

Tempera on hardboard, leucas,

leucas, mixed media. 65 × 57 cm

mixed media. 43.5 × 59 cm

Private collection

Private collection, Moscow

В этой связи хотелось бы прежде всего обратиться к ТОЧКЕ и ее значению в минималистском никифоровском пространстве. Читал ли Павел рассуждения Василия Кандинского о точке? Не знаю, однако трудно отрицать, что в точке для них обоих был заключен целый мир: от бытия до небытия… Павел Никифоров отводит первостепенное значение точке как пересечению духовной вертикали и временной (от прошлого к будущему) жизненной горизонтали; такое пересечение дает самый главный символ – Крест. В ряде работ Никифорова точка увеличивается до круга или, приобретая ускорение, развивается до огромной «запятой», как бы говоря: все относительно, сломайте свои стереотипы… точка может быть одномерна и совсем мала, но кому-то, кто и сам микроскопически мал, она покажется огромной – взглядом не охватить… и тогда надо постараться обойти ее по Композиция

кругу… вот и получится «запятая», как в «Композиции». В «Многоточии ана-

Не датировано

литика» три точки как бы «педалируют» идею незавершенности мыслитель-

Оргалит, темпера, левкас,

ной деятельности человека, а значит, постоянного скрупулезного анализа

смешанная техника. 65 × 72

некоего феномена. Причем отточие сознательно поставлено художником в

Частная коллекция

начало, а не в конец высказывания: художественный замысел ясен – под-

Composition Undated Tempera on hardboard, leucas,

черкивается обретенная Homo sapiens эволюционная потребность в мыслительной деятельности. Павел не раз говорил о том, что треугольник – в основе построения

mixed media. 65 × 72 cm

множества фигур-знаков как в природе, так и в творениях человека. Тре-

Private collection

угольник чаще всего присутствует в его музыкальных композициях и в абстрактных схемах. Это представляется естественным: ведь таков своеобразный способ заострить внимание зрителя – «загнать его в угол» при одной из вершин треугольника. Кроме того, выше упоминалось об особом внимании Никифорова к идеям супрематистов, так что ассоциации с черным, красным и желтым треугольниками Малевича напрашиваются сами

P a ve l N i k i f o r ov

247

собой. Кстати, супрематизм – это не только Малевич: в картинах «Окна Земли» и «Звезда», в композиции «Удивление» отчетливо прослеживается перекличка, например, с «Супрематической композицией. Белый треугольник в сером квадрате» Давида Якерсона. Впрочем, не так уж обязательно искать в «геометрической» серии Никифорова сознательное следование супрематизму. Не исключено, что Павел по молодости лет оказался под воздействием Андрея Вознесенского, написавшего «Треугольную грушу»… Вполне вероятно, Никифоров, как и Вознесенский, искал Америку в А м е р и к е, а в себе – с е б я. Никифоров составлял из треугольников лица-портреты. Что сказать о них? Это маски?.. Или психосхемы? Или некие условные единицы измерения эмоционального зрительского восприятия? Один из возможных ответов принадлежит Казимиру Малевичу: «Ни одно произведение, изображающее лик, не изображает человека, оно изображает только маску, через которую протекает то или другое без-образное Лицо

ощущение, и то, что мы называем человеком, завтра будет зверем, а после-

Не датировано

завтра – ангелом – это будет зависеть от того или другого бытия ощущения».

Оргалит, темпера, левкас,

Впрочем, Малевич считал, что «новое Искусство, как и Супрематизм, вы-

смешанная техника. 30 × 23

ключило лицо человека, как выключили предметно-изобразительное из аз-

Частная коллекция

буки китайцы, установив другой знак передачи тех или других ощущений... Кнопка, пропускающая ток, не есть образ тока. Картина не является дей-

Face Undated Tempera on hardboard, leucas,

ствительным изображением лика, ибо такого лика нет». Размышлял ли Никифоров об этих материях подобно Малевичу? Показа-

mixed media. 30 × 23 cm

лись бы ему близкими приведенные выше слова отца супрематизма?

Private collection

И кстати, вот еще один любопытнейший вопрос: создал ли Никифоров собственный, хотя бы и зашифрованный, автопортрет? Ответов нет – вернее, их столько, сколько зрителей… Потому и хочется, чтобы они, зрители, множились… В отличие от поэта Павла Когана, который «с детства не любил овал» (он «с детства угол рисовал»), Павел Никифоров широко использует овалы и эллипсы, создавая «планетарные» композиции, наполненные «космическим» смыслом. Не раз он обращается к кругу, используя это «закольцованное» пространство с целью сосредоточить внимание на том, что внутри… Ведь то, чему отдано внутреннее пространство, связано между собой единым смыслом-замыслом и таким образом становится своего рода мишенью: вниманию не вырваться за пределы круга. Хотя Никифоров в своих пространных монологах (почему мы не записывали их? Почему? Потому что казалось, все еще впереди… кто мог подумать, что век его окажется столь краток!) никогда не ссылался на восточных мыслителей, невозможно не заметить совпадения его «пикторальных» знаковсимволов с положениями дзэн-буддизма, согласно которым круг, треугольник

Раковина. 1980-е

Оргалит, темпера, левкас,

и квадрат интерпретируются как триада: небо – человек – земля. Кстати о монологах. Любитель вслух потолковать о заложенных в его ра-

смешанная техникa. 27 × 37

ботах смыслах – в этом Павел был не похож на своих собратьев по кисти, –

Собрание Владимира Аркадьевича

он не был нонконформистом в чистом виде: не стремился к открытому «раз-

Козлова, Москва

говору» со зрителем, не боролся за право на свободу самовыражения, не противопоставлял себя режиму, не выступал против советской идеологии…

Seashell. 1980s

248

В каждой своей работе Никифоров выстраивал диалог с тем (или с кем?),

Tempera on hardboard, leucas,

что он создавал… он как бы стоял спиной к зрителю и, отгородившись от

mixed media. 27 × 37 cm

всего и всех, выводил на свет божий из глубин подсознательного явленное

Collection of Vladimir Kozlov, Moscow

ему, как он говорил, свыше.

Павел Никифоров

Композиция. 1989

Без названия. 1990

Оргалит, темпера, левкас,

смешанная техника. 53 × 37

смешанная техника. 75 × 99

Частная коллекция, Москва

Коллекция Артура и Елены Джордж, США

Composition. 1989

Untitled. 1990

Tempera on hardboard, leucas,

mixed media. 53 × 37 cm

mixed media. 75 × 99 cm

Private collection, Moscow

Arthur and Elena George collection, USA

Павел Никифоров создал множество авторских повторений своих работ – в этом легко убедиться, листая альбом. Каждый раз, отталкиваясь от уже сделанной картины, художник размышлял над тем, какой из ее элементов можно изменить, придав тем самым работе новый смысл или «оттенив» старый. Посмотрите, как видоизменяется его «Лунная соната», этот поначалу монохромный иероглиф, обозначающий по сути целую насыщенную судьбу: «ночь-луна-меланхолия-тоска-любовь». На следующем за «Лунной сонатой» изображении мы видим тот же «иероглиф», но уже с танцующей женщиной. В третьем повторении вибрирующий фон вполне может восприниматься как джазовый вариант. Главное – музыка, и она, хотя бы и «немая», остается! Или же обратите внимание, как небольшие изменения креста и глаз разъяренного быка в «малых» корридах усиливают напряжение: от готовности к бою – к открытому яростному сопротивлению… В творчестве Никифорова – достаточное количество отлично выполненных «штучных» работ, в которых одни «услышат» отголоски Пауля Клее, другие – Жоана Миро. Это, однако, не есть свидетельство подражательства, Без названия. 1980 (?)

отнюдь… Выявленные параллели с творчеством этих великих мастеров

Оргалит, темпера, левкас,

ХХ века говорят лишь об объединяющей их способности улавливать

смешанная техника. 62 × 42

флюиды времени (как говорил Жоан Миро, «я чувствую потребность до-

Частная коллекция, Москва

стижения максимума интенсивности с минимумом средств»). Untitled. 1980 (?)

Бытие Павла Никифорова физически «уложилось» между Клее и Миро,

Tempera on hardboard, leucas,

но художник жив, пока живут созданные им произведения искусства – под-

mixed media. 62 × 42 cm

линные произведения подлинного искусства. Ибо, как сказал Иосиф Брод-

Private collection, Moscow

ский, «ничего на земле нет длиннее, чем жизнь после нас...»

P a ve l N i k i f o r ov

249

Natella Voiskunski

Epilogue, or Finissage

As the future ripens in the past, So the past rots in the future… Anna Akhmatova

This album has been in preparation for 10 years already. Throughout that time the clearly-felt need to reveal the artist’s story to the general public continued to grow more and more pressing and timely. More than 20 years after his death, with each posthumous show we saw that the public’s interest in Pavel Nikiforov’s oeuvre was not ebbing, but rather grew stronger with time. Nikiforov’s laconic artistic expression is sometimes more powerful than that of a long novel – indeed, his art is an example of painterly restraint, something that is declared in the album’s title. Without intending comparisons, we are reminded of Afanasy Fet’s words of poetry: “This modest book / Weighs more than some thick volumes.” Truly, a reserved, one could even say parsimonious, selection of expressive means, whether literary or visual, is often capable of making as strong an impression as a dramatic feast of colours, words, and hues… Портрет. 1991 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника. 50 × 60

Twice during these 10 years the album was “ready” for publication, but almost exactly as the printing date was being determined, like some Deus ex

Коллекция Артура

machina, some “new” works would show up, having been “hidden away” in pri-

и Елены Джордж, США

vate collections; naturally, we wanted to include their images in our publication.

Portrait. 1991

be expected – we found evidence of collections comprising major works by Nik-

Tempera on hardboard, leucas,

iforov; whether in quantity or quality, these collections were almost on par with

This is precisely what happened at the end of 2014. Now we know it was to

mixed media. 50 × 60 cm

the ones we had already included in our album. We were able to delay the pub-

Arthur and Elena George collection, USA

lication, which was clearly for the better… It was our Christmas gift – after a decade during which we had lost touch with one another, the time for our long-awaited working meeting with Marina Sokolova, the artist’s widow and his guardian angel, arrived. We talked about the dozens of Nikiforov’s works in the collection of his family, held both in the Moscow region and in the US. In addition, another such “gift” followed – only two weeks later we located and contacted the longtime collectors of Nikiforov’s art, Fritz and Marina Sandmann in Germany and Souren and Valerie Melikian in France. It turned out that more of Pavel Nikiforov’s works were carefully preserved, and we soon received photographic slides. Our lengthy search for the

250

Павел Никифоров

artist’s works located in Western Europe had proved successful, and as a result, the extent of the publication almost doubled. Every newly discovered piece fitted perfectly into the base of the artistic pyramid that Nikiforov kept building throughout his career; the broader the base became, the larger and more significant the artist’s personality appeared. Every newly found work, the very existence of which was previously hardly known to the public, made the master grow more and more powerful, his creative ideas more and more convincing; his canvases, filled with messages, acquired new meanings, new semantic markers and philosophemes… An opportunity arose to go beyond discussing the worldview at the core of the artist’s creative approach and try and trace his method, or his heuristic principle, or a certain algorithm of semantic and compositional decision-making. Systemizing Nikiforov’s oeuvre chronologically does not appear to be possible, since he kept no journals or notes; a significant number, if not the majority, of his works are not dated. As a rule, he did not give them titles either. This was Композиция. 1992 Оргалит, темпера, левкас,

an ethical stance, since – Pavel talked about this on many occasions – he was

смешанная техника. 57,5 × 43,5

merely recording and “deciphering” messages from above. It was for the same

Частная коллекция, Москва

reason that Nikiforov preferred not to register a painting’s dimensions – he explained it by saying that the effect his painting-symbols had on the viewer was

Composition. 1992

in no way dependent on the size of their “surface”. This approach may have had

Tempera on hardboard, leucas,

something to do with his rejection of the accepted practice among his col-

mixed media. 57.5 × 43.5 cm

leagues at the Stroganov (as well as the Surikov) Institute’s Studio of Monu-

Private collection, Moscow

mental Art to always include “square meters” in their project descriptions. Today, as we mark the centenary of Kazimir Malevich’s “Black Square” (1915) and the Last Futurist Exhibition “0.10” (which in essence became the ﬁrst exhibition to showcase Suprematism as the movement was gaining momentum), we cannot help but return to Nikiforov’s rightful claim that he was consistently following Malevich’s “path”. Many of Nikiforov’s works point to this direction, including “Heart Attack” and “Surprise”. We are not talking about any literal borrowing from “Black Square”, rather about the fact that Nikiforov, like the founder of Suprematism, was happy to use geometrical shapes – the circle, triangle, ellipse, rectangle, square, even the line (the geometrical equivalent of the “path”!) and the dot/point. Notably, Nikiforov often pointed out that all sorts of shapes appeared in nature, with the exception of the square; everything square-shaped was always the product of human culture, created by people. This is exactly the reason why the human-like ﬁgures in his painting stare at a square with such astonishment… Another aspect of Nikiforov’s art that links it to Suprematism is worth mentioning separately – like the Suprematists, he rejected painting three-dimensional space and never depicted real-life objects. Nikiforov’s conscious turn away from the laws of perspective to the steadfast, though unfashionable two-dimensional pictorial space allowed him to Без названия. 1970-е

focus exclusively on ﬁnding adequate ways to visualize everything he felt, not

Оргалит, темпера, левкас,

merely what he was able to see. The artist’s philosophical mind, along with his

смешанная техника. 70 × 50

gift for generalization, and more importantly, for simpliﬁcation (if not exactly

Частная коллекция, Москва

ﬂattening) produced a remarkable result that continues to amaze viewers to Untitled. 1970s

this day. It turns out that Nikiforov’s paintings reveal many more meanings, al-

Tempera on hardboard, leucas,

lusions and connotations through attentive viewers’ interpretation of their

mixed media. 70 × 50 cm

imagined, invisible aspects than their visual properties could possibly offer.

Private collection, Moscow

As a rule, these visual attributes are “classic Nikiforov” – laconic, reserved,

P a ve l N i k i f o r ov

251

sometimes seemingly devoid of any emotional images, such as “Crusader” (1989), “Chalice” (1989), “Entering Eternity” (1990), “Composition. Paganini” (1980s), and “Composition” (1992). All this allows us to say that Pavel Nikiforov’s “void” is sometimes more signiﬁcant and more vivid than any ﬁgurative “hero”. It would be wrong to suggest that Nikiforov was unable to keep up with his own thought process in his own creative space, a space saturated with thoughtforms and “form-thoughts”. On the contrary, every one of his paintings feels solid and complete. In addition, his aesthetic pleasure in the creative process is strikingly clear: he feasts his eyes on every line he draws, precise Чаша. 1989 Оргалит, темпера, левкас,

and accurately measured… It sometimes seems that had the artist drawn the

смешанная техника. 95 × 110

line a little further away or made it a bit shorter, the whole meaning of the

Частная коллекция, Москва

painting would change, be transformed. We may surmise that every stroke in Nikiforov’s paintings is governed by its own impeccable “divine proportion”.

Chalice. 1989

His works are an elegant combination of evasion (the “void”) and a complete,

Tempera on hardboard,

precise message, in most cases extremely laconic, as already mentioned. In

leucas, mixed media. 95 × 110 cm

Nikiforov’s art, form fights for substance, and substance goes into battle for

Private collection, Moscow

form that would make it easy for the substance to “breathe freely”, to express itself. Interacting with Nikiforov’s paintings often gives the viewer a sense of emotional comfort, even when their colouristic intensity and forceful movement reach their peak, as they do in his “great” and “small” “Corridas”. No wonder that practically all the owners of Nikiforov’s paintings, as we found out during our research on this publication, never parted with their artworks, becoming attached to them and their life-giving presence; we should also bear in mind that Nikiforov created these pieces more than 50 years ago, and it was around that time that most of the owners purchased them or received them as gifts. Some of the artist’s works clearly reveal his familiarity with the theory of relativity, not to mention a rather more basic knowledge of the natural sciences, such as the centripetal and centrifugal vectors and the order of their occurrence in Nature. Nikiforov often uses the infinity symbol; he explained that crossing this symbol with a line inclined from left to right signifies a downward direction, while a line inclined from right to left implies upward movement. As a rule, it meant the descent of the (holy) spirit, or the ascension of the spirit, referred to what the artist called “new” icons, meaning a new type of icon corresponding to new times. He thought of himself as the inventor of symbols as component-words of a special sacred language, a universal code of communicating with the Almighty. In this context we could talk about the dot/point and its significance in Nikiforov’s minimalist space. Was he familiar with Wassily Kandinsky’s essay on the Композиция «Галактика». 1989 Оргалит, темпера, левкас, смешанная техника Частная коллекция, Москва

point? I do not know; however, it is hard to deny that for them both it represented a whole world, from Genesis (existence) to nothingness… Nikiforov gives the point a paramount importance as the meeting-point of the spiritual-vertical and the temporal, earthly (of the past-future continuum) horizontal; this meet-

Composition Galaxy. 1989

ing-point creates the most important symbol, the Cross. In some of Nikiforov’s

Tempera on hardboard,

paintings the point-dot grows to become a circle, or accelerates to develop

leucas, mixed media Private collection, Moscow

into a giant “comma”, as if urging us to see that everything is relative, and to break free of stereotypes. The dot may be one-dimensional and tiny, but seems enormous to someone who is microscopic himself and cannot even see it all at once; he would have to try and go around it in a circle – and there, we have a

252

Павел Никифоров

Звезда. 1991

Удивление. 1989

Оргалит, темпера, левкас,

смешанная техника. 95 × 100

смешанная техникa. 90 × 117

Частная коллекция

Star. 1991

Surprise. 1989

Tempera on hardboard,

Tempera on hardboard, leucas,

leucas, mixed media. 95 × 100 cm

mixed media. 90 × 117 cm

Private collection

“comma”, as in Nikiforov’s “Composition”. In his “Ellipsis of the Analyst”, the three dots seem to be promoting the idea that human thought processes lack ﬁnality, ergo the constant rigorous analysis of a certain phenomenon. In this case, the artist intentionally puts the ellipsis at the beginning, not the end of the sentence; his intent is clear – he is emphasizing the evolutionary need for intellectual activity that homo sapiens has acquired. Nikiforov often said that the triangle is a building-block for many symbols both in nature and in human creations. The triangle is always present in his music-themed compositions and abstract images. This seems natural, since it happens to be a way to “sharpen” the viewer’s awareness by “putting him in the corner”, inside one of the triangle’s vertices. We have already mentioned Nikiforov’s special interest in suprematist ideas, so allusions to black, red and yellow triangles in Malevich’s compositions are quite obvious. Of course, Suprematism does not just equal Malevich – Nikiforov’s “Earth’s Windows”, “Star”, and “Surprise” are clearly reminiscent of “Suprematist Composition. White Triangle in Grey Square” by David Yakerson. However, it is not that necessary to search for the conscious “following” of Suprematism in Nikiforov’s “geometrical” series. It may be that in his youth the artist was inﬂuenced by Andrei Voznesensky’s poem “Triangular Pear”… Is it possible though that Nikiforov, like Voznesensky, was looking “for America in America” and for “himself within himself”? Nikiforov used triangles to put toБез названия. 1991

gether faces in portraits; what can we say about these? Are they masks? Are

Оргалит, темпера, левкас,

they psycho-schemes? Or are they some conventional units of measurement

смешанная техника. 82 × 67

used to assess the viewer’s emotional sensitivity?

Государственная

Malevich gives us a possible answer: “No work of art representing a human

Третьяковская галерея

face depicts a person; it rather shows a mask through which this or that imUntitled. 1991

ageless sensation reveals itself. What today we call a human being tomorrow

Tempera on hardboard, leucas,

becomes a beast, and the day after tomorrow it changes into an angel; it all

mixed media. 82 × 67 cm

depends on this or that reality of feeling.” Then again, Malevich believed that

State Tretyakov Gallery

“the new Art, like Suprematism, has turned away from the human face like the

P a ve l N i k i f o r ov

253

Без названия. 1989

Аккорд. 1986

Оргалит, темпера, левкас,

смешанная техника. 44 × 32

смешанная техника. 55 × 40

Частная коллекция

Частная коллекция, Москва

Untitled. 1989

Chord. 1986

Tempera on hardboard, leucas,

mixed media. 44 × 32 cm

mixed media. 55 × 40 cm

Private collection

Private collection, Moscow

Chinese turned away from the representational in their alphabet by establishing a different sign to communicate this or that feeling… The button controlling the electrical current is not the image of the current. A painting is not a real representation of a face because such a face does not exist.” Did Nikiforov, like Malevich, contemplate these matters? Would these words of the founder of Suprematism ring true to him? Incidentally, did Nikiforov ever paint a self-portrait, however cryptic? There are no answers; or rather, there are as many answers as there are viewers… That’s a good reason to wish that more and more people became acquainted with Nikiforov’s works. Unlike Pavel Kogan, who famously wrote, “Since childhood I disliked the oval, / I drew triangles in its stead”, Pavel Nikiforov often used ovals and ellipses in his work, created “planetary” compositions ﬁlled with “cosmic” meaning. He also often turned to the circle, using its ring-like space to focus the viewer’s attention on whatever he put inside it… Indeed, everything inside that inner space is tied together by the same idea and becomes something of a target – it is impossible to shift the focus from inside the circle. Even though Nikiforov never referred to Eastern philosophers in his long monologues – why did we not record them? Why? Because we felt that everything was still ahead of us… Who would have thought that his time on earth would be so brief? – it is impossible not to notice the similarities between his pictorial symbols and the tenets of Buddhism. According to the latter, the circle, triangle and square are interpreted as a triad – the sky, the human, and the earth.

254

Павел Никифоров

Знак Святого Духа. 1992

Знак Христа. 1992

Оргалит, темпера, левкас,

смешанная техника. 120 × 80

Частная коллекция

Sign of the Holy Spirit. 1992

Sign of Christ. 1992

Tempera on hardboard, leucas,

mixed media. 120 × 80 cm

Private collection

Pavel Nikiforov created a multitude of versions of his works, something that is easy to note as you look through this album. Every time he painted a new version of a certain work he contemplated which part of it he could change to give the painting new meaning, or highlight the original one. Consider the transformation of his “Moonlight Sonata”. It begins as a monochromatic hieroglyph, essentially signifying a powerful destiny: “night – moon – melancholia – longing – love”. In the next picture, “Moonlight Sonata”, we see the same “hieroglyph”, plus a dancing woman. In the third version the pulsating background may easily be perceived as jazzy. The most important thing here is the music; it may be “mute”, but it is still there. Now look at the subtle transformations of the cross and eyes of the raging bull in the “small” bullfight images – isn’t the tension different from one version to the next, changing from being ready to fight all the way to open, fierce resistance? Nikiforov’s oeuvre is rich in perfectly executed, unique works; looking at them, some viewers will be reminded of Paul Klee, others of Joan Miró. However, this is in no way a sign of imitation. The apparent parallels with the art of these great masters of the 20th century merely indicate a common ability to catch the wind of change – in the words of Joan Miró: “I feel the need of attaining the maximum of intensity with the minimum of means.” Nikiforov’s physical life “fits” in the period between Klee and Miró; however, an artist lives as long as his creations, real works of real art, survive. As Joseph Brodsky put it: "There’s nothing on earth longer than life after us..."

P a ve l N i k i f o r ov

255

Проект Натэлла Войскунская

Project Natella Voiskunski

Продюсер Натэлла Войскунская

Producer Natella Voiskunski

Издатель Фонд «ГРАНИ»

Publisher Foundation GRANY. Art-Crystal-Brut

Редактор Татьяна Лыкова

Editor Tatiana Lykova

Редактор английских текстов Том Бирченоф

Style editor Tom Birchenough

Дизайн, верстка Дмитрий Мельник

Design and layout Dmitry Melnik

Фотограф Валентин Скляров

Photographer Valentin Sklyarov

Корректор Мария Арамова Благодарим Михаила Алшибая Александра Ануфриева Альбину Байкову Эдуарда Байкова Михаила Белкина Александра Войскунского Григория Гольденберга Артура и Елену Джордж Михаила Дзе (Евгения Микеладзе) Марину и Фрица Зандманн Николая Закрытного Ольгу Ивашкову Ларису Каминскую Давида Кобахидзе Владимира Козлова Елену Краснокутскую Вячеслава Лещинера Яэль (Екатерину) Лещинер Ивана Махова Валери Меликян Юрия Монастырского Григория Нерсесяна Дмитрия Никитина Владимира Петрова Елену Прошутинскую Марину Соколову Алексея Федорова за предоставленные изображения и фотоматериалы

We would like to thank Mikhail Alshibaya Alexander Anufriev Eduard Baikov Albina Baikova Mikhail Belkin Mikhail Dze (Evgeny Mikeladze) Alexei Fyodorov Arthur and Elena George Grigory Goldenberg Olga Ivashkov Larissa Kaminskaya David Kobakhidze Vladimir Kozlov Helena Krasnokutskaya Viacheslav Lechtchiner Yael Lechtchiner Ivan Makhov Valerie Melikian Yuri Monastyrsky Gregory Nersesyan Dmitry Nikitin Vladimir Petrov Elena Proshutinskaya Marina and Fritz Sandmann Marina Sokolova Alexander Voiskounsky Nikolai Zakrytny for the images and photo materials

Выражаем признательность Кристине Беренц Линн Виссон Гарику Гасумяну Татьяне Моженок Людмиле Трегубенко за помощь и инициативу

Special thanks to Christiane Bärenz Garik Gasumyan Tatiana Mojenok Ludmila Tregubenko Lynn Visson for their assistance and initiative cooperation

Особая благодарность Григорию Нерсесяну, основателю галереи АСТИ, за поддержку Павла Никифорова и веру в его талант Марине Соколовой за сохранение наследия Павла Никифорова Светлане Соловьевой за преданность галерее АСТИ и неоценимую помощь в подготовке этого издания

Very special thanks to Gregory Nersesyan, founder of the ASTI Gallery, for his support of Pavel Nikiforov and belief in his talent Marina Sokolova for her preservation of Pavel Nikiforov's heritage Svetlana Solovieva for her loyalty to the ASTI Gallery and invaluable assistance in the long-term preparation of this edition

ISBN 978-5-4465-0841-9

9 785446 508419

P a ve l N i k i f o r ov

257

Павел Никифоров