Журнал "Третьяковская Галерея", # 2 2015 (47) by Uspenskaya Tatyana

#2 2015 (47)

На 2-й стр. обложки: Минута отдыха. 1943 год Фото Дмитрия Бальтерманца/ТАСС 2nd cover: A leisure moment. 1943 Photograph: Dmitry Baltermans/TASS

На 3-й стр. обложки: В освобожденном Белграде, 1944 год Фото Евгения Халдея/ТАСС 3rd cover: In liberated Belgrade, 1944 Photograph: Yevgeny Khaldei/TASS

На 4-й стр. обложки: Парад Победы, 1945 год

Фото Евгения Халдея/ ТАСС Back cover: Victory Parade on Red Square, Moscow. 1945

Photograph: Yevgeny Khaldei/TASS

Л.Ф. ГОЛОВАНОВ Красной Армии – слава! 1946 Leonid GOLOVANOV Glory to the Red Army! 1946

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / THE TRETYAKOV GALLERY MAGAZINE

#2 2015 /47/ УЧРЕДИТЕЛИ Государственная Третьяковская галерея Фонд «Развитие народного творчества «ГРАНИ» Виталий Львович Мащицкий

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СПОНСОР В.Л. Мащицкий

На обложке: Знамя Победы над рейхстагом, Берлин. 1945 год

ИЗДАТЕЛЬ Фонд «ГРАНИ» Учредитель Фонда и Президент И.В. Мащицкая Директор Фонда Н.И. Войскунская

Фото Евгения Халдея/ТАСС

Cover: Banner of Victory over the Reichstag. Berlin. 1945

ГЛ. РЕДАКТОР А.И. Рожин ГЛ. ХУДОЖНИК Д.Г. Мельник ОТВ. СЕКРЕТАРЬ Н.И. Войскунская РЕДАКТОРЫ А.А. Ильина, Т.А. Лыкова Редактор-стажер Катерина Иванова РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТ З.И. Трегулова – председатель М.Н. Афанасьев Н.И. Войскунская Г.Б. Волчек Л.И. Иовлева Т.Л. Карпова Е.П. Лавриненко В.Л. Мащицкий И.В. Мащицкая П.В. Мащицкий А.И. Рожин Т.Т. Салахов Е.Л. Селезнева В.З. Церетели К.Г. Шахназаров М.Э. Эльзессер Т.В. Юденкова

ВЕРСТКА Т.Э. Лапина КОРРЕКТОР М.И. Арамова РЕД. ПЕРЕВОДОВ Том Бирченоф

FOUNDERS The State Tretyakov Gallery Foundation “GRANY. ART-CRYSTAL-BRUT” Mr. Vitaly Machitski

GENERAL SPONSOR Vitaly Machitski

ПЕРЕВОДЫ Агентство переводов «Априори» Наталия Гормли, Мария Соловьева, Юлия Тулинова РАЗРАБОТКА САЙТА Татьяна Успенская

Отпечатано в ПК «Союзпечать». Тираж3000 экз.

АДРЕС РЕДАКЦИИ Москва, 119002, Малый Власьевский пер., д. 12, стр. 1 Тел./факс: +7 (499) 241-8291 E-mail: art4cb@gmail.com www.tretyakovgallerymagazine.ru www.tretyakovgallerymagazine.com www.tg-m.ru

Зарегистрирован Федеральной службой по надзору в сфере связи и массовых коммуникаций. Свидетельство о регистрации СМИ ПИ № ФС77-32787 от 11 августа 2008 г.

PUBLISHER Foundation «GRANY. ART-CRYSTAL-BRUT» Founder and President - Irina Machitski Director - Natella Voiskounski EDITOR-IN-CHIEF Alexander Rozhin CO-EDITOR Natella Voiskounski CHIEF DESIGNER Dmitry Melnik EDITORS Anna Ilina, Tatiana Lykova Editor-trainee Katerina Ivanova

EDITORIAL BOARD Zelfira Tregulova – Chairman Mikhail Afanasiev Marina Elzesser Lydia Iovleva Tatiana Karpova Yelena Lavrinenko Vitaly Machitski Irina Machitski Pavel Machitski Alexander Rozhin Tair Salakhov Yekaterina Selezneva Karen Shakhnazarov Vasily Tsereteli Natella Voiskounski Galina Volchek Tatiana Yudenkova

Photograph: Yevgeny Khaldei/TASS

события events

ISSN 1729-7621

70-летию Великой Победы посвящается On the 70th Anniversary of the Great Victory

LAYOUT Tatiana Lapina STYLE EDITOR Tom Birchenough TRANSLATION A PRIORI Translation Company Natalia Gormley, Maria Solovieva, Yulia Tulinova WEBSITE DESIGNER Tatiana Uspenskaya ADDRESS: 12, building 1, Maly Vlasievsky lane, Мoscow, 119002 Tel./fax: +7 (499) 241-8291 E-mail: art4cb@gmail.com www.tretyakovgallerymagazine.ru www.tretyakovgallerymagazine.com www.tg-m.ru

выставки current exhibitions

Александр Сытов 80 лет Студии военных художников имени М.Б. Грекова Alexander Sytov The Grekov Studio of War Artists

наши публикации exclusive publications

выставки current exhibitions

Елена Теркель

Ксения Карпова

Возвращение

Искусство в эвакуации

Yelena Terkel

Ksenia Karpova

The Return

Art in Evacuation

наши публикации exclusive publications

выставки

100

112

current exhibitions

Наталья Буянова

Светлана Степанова

Дневники Марины

Человеческая комедия

Николаевны Гриценко

и драма жизни в зеркале

Natalya Buyanova

искусства Павла Федотова

Marina Gritsenko’s

Svetlana Stepanova

Diaries

Human Comedy and the Drama of Life in the Art of Pavel Fedotov

наши публикации exclusive publications

события events

Павел Павлинов

Дмитрий Швидковский

«Ну вот и война…»

Скульптура

Pavel Pavlinov

Зураба Церетели

“And now

в сердце Парижа

there’s a war…”

Dmitry Shvidkovski

130

Zurab Tsereteli’s Monument in the Heart of Paris

наши публикации exclusive publications

Пьер Карден представляет Pierre Cardin presents

Борис Неменский

Пьер Карден

Сила правды

Распахнувший объятия

и сила света

Pierre Cardin

Boris Nemensky

With Open Arms

138

The Power of Truth and Light

наши публикации exclusive publications

события events

Татьяна Волкова

Елена Бехтиева

Художник на войне

Продолжатели дела

Tatiana Volkova

П.М. Третьякова

An Artist

Yelena Bekhtieva

at the Front

The Successors of Pavel Tretyakov

146

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / СОБЫТИЯ

70-летию Великой Победы посвящается On the 70th Anniversary of the Great Victory

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / СОБЫТИЯ

К 70-летию Великой Победы Триумфальная Победа советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов венчает трагическую и героическую эпопею Второй мировой войны, самой кровопролитной в истории человечества. Победа стала немеркнущим символом борьбы с фашизмом, объединившей людей разных вероисповеданий, всех рас и национальностей, приверженцев любых политических и идеологических систем, жителей Европы и Азии, Северной Америки и Африки. Отмечая 70-летие Великой Победы, мы вспоминаем наиболее яркие события драматической и славной истории нашего Отечества, подвиги предков времен Александра Невского и Дмитрия Донского, князя Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина, Александра Суворова и Михаила Кутузова, Федора Ушакова и Павла Нахимова, Михаила Скобелева и Алексея Брусилова... В них нашла отражение история народного духа, в которой ничто не пропадает и не исчезает бесследно, а передается из поколения в поколение, являясь нравственной константой веры и мужества, патриотической любви и жертвенности во имя будущего.

А.А. ДЕЙНЕКА

Аlexander DEINEKA

Оборона Севастополя. 1942

The Defence of Sevastopol. 1942

Холст, масло. 200 × 400

Oil on canvas. 200 × 400 cm

ГРМ

Russian Museum

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / СОБЫТИЯ

Ратные подвиги народов нашей многонациональной Родины нашли свое образное воплощение в памятниках литературы, былинах и летописях, в произведениях живописи, скульптуры, графики и архитектурных ансамблях, в музыкальных симфониях, гимнах и песнях, на сценических подмостках и киноэкранах. Эти произведения искусства вобрали в себя красоту и силу человеческой души, в художественной форме в них запечатлелись высокие гуманистические идеалы. Современная творческая интеллигенция, как и все граждане России, будучи потомками и наследниками солдат Победы, участников и ветеранов Великой Отечественной войны, несет в своей памяти невосполнимую горечь утрат и потерь, а вместе с тем – гордость и славу за подвиги предков. Подвиги нашего народа увековечены в музыке Михаила Глинки и Модеста Мусоргского, Дмитрия Шостаковича и Александра Александрова, в поэзии Александра Пушкина, Михаила Лермонтова, Александра Твардовского, Анны Ахматовой, Давида Самойлова, в прозе Льва Толстого, Алексея Толстого, Михаила Шолохова, Константина Симонова, Юрия Нагибина, Юрия Бондарева, Василя Быкова, Виктора Некрасова, Василия Гроссмана; в кинолентах Сергея Бондарчука, Михаила Калатозова, Петра Тодоровского, Александра Митты, Алексея Германа, Никиты Михалкова; в живописных полотнах Александра Дейнеки, Сергея Герасимова, Константина Юона, Аркадия Пластова; в скульптурных произведениях Веры Мухиной, Михаила Аникушина, Владимира Цигаля, в графике Кукрыниксов, Бориса Ефимова, Бориса Пророкова, Дементия Шмаринова... Бесценный

вклад

художественную

летопись

Великой Отечественной войны 1941–1945 годов внесли известные мастера изобразительного искусства – такие как братья Сергей и Алексей Ткачевы, Гелий Коржев, Евсей Моисеенко, Борис Угаров, Андрей Мыльников,

Yury Biryukov

Е.Е. Моисеенко

Yevsei MOISEENKO

Ю.А. Бирюков

Победа. 1970–1972

Victory. 1970-1972

Память. 2013

Memory. 2013

Александр Лактионов, Виктор Иванов, Эрнст Неизвестный,

Из цикла «Годы боевые»

From the “War Years” Series

Холст, масло

Oil on canvas

Евгений Вучетич, Лев Кербель, Даниэль Митлянский,

Холст, масло. 200 × 150

Oil on canvas. 200 × 150 cm

100 × 150

100 × 150 cm

ГРМ

Russian Museum

Юрий Непринцев, Виктор Цыплаков, Михаил Савицкий,

Виктор Попков, Эдуард Браговский... В преддверии семидесятилетия Победы во всех регионах России начались юбилейные торжества, открылись крупные художественные выставки, посвященные выдающемуся событию в судьбах и жизни советского народа. Это Всероссийская выставка произведений членов Союза художников России, экспозиции работ, созданных мастерами Союзов художников Москвы и Петербурга, региональных творческих организаций, в которых участвуют представители всех направлений современного искусства, среди них как широко известные зрелые мастера, так и молодые художники. За годы, прошедшие после празднования 65-й годовщины Победы, появилось немало достойных произведений монументальной и станковой скульптуры и живописи, запоминающихся графических работ. Среди них – памятники и мемориальные ансамбли, выполненные Зурабом Церетели, Александром Бургановым, Александром Рукавишниковым, Андреем Ковальчуком,

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / СОБЫТИЯ

Михаилом Переяславцем, Салаватом Щербаковым, Владимиром Горевым, картины Таира Салахова, Павла Никонова,

Дмитрия

Жилинского,

Валентина

Сидорова,

Владимира Песикова, Андрея Горского, Натальи Нестеровой, Татьяны Назаренко, Ивана Лубенникова, Василия Нестеренко, Сергея Присекина, Ольги Булгаковой, Евгения Максимова, Юрия Калюты, Анатолия Любавина, Виктора Глухова, Николая Боровского, Александра Бродского, Виктора Калинина, графика Николая Воронкова, Николая Попова, Андрея Пахомова, Сергея Харламова, Сергея Андрияки, Вячеслава Желвакова, Александра Суворова, Александра Теслика... В новых произведениях художников России мы видим преемственность традиции, результаты поисков и открытий. Главное, что их объединяет, – это чувство духовной сопричастности авторов к судьбам своего Отечества, неразрывная связь времен и поколений. Мысленно охватывая многогранную панораму российского изобразительного искусства, мы ощущаем огромный творческий потенциал нашей художественной культуры, ее жизнеутверждающую, духовно преобразующую силу. Великая историческая миссия борьбы с фашизмом, выпавшая на долю советского народа вместе с другими народами и государствами антигитлеровской коалиции, навсегда останется в благодарной памяти человечества. Особая роль в осознании и увековечивании бессмертных подвигов и неисчислимых жертв и страданий народов мира во Второй мировой войне принадлежит культуре. При всем национальном своеобразии и уникальности русского искусства оно никогда не было изолированным от мирового художественного процесса, его эволюция всегда являлась неотъемлемой частью человеческой цивилизации. Искусство России обладает более чем тысячелетним опытом, высокой профессиональной культурой, духовностью, верностью гуманистическим идеалам, непреходящим нравственным ценностям, верой в торжество разума и справедливости. Образное претворение Победы советского народа, народов России в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов, бессмертных подвигов наших соотечественников, отцов и матерей, дедов и прадедов на фронте и в тылу является немеркнущим символом живой памяти поколений, патриотической сопричастности и ответственности перед прошлым, настоящим и будущим, вкладом в празднование выдающегося события, исторической вехи в истории нашего государства в назидание потомкам. Комментарии к изобразительноú летописи воспроизводятся из статьи Александра Морозова (www.tg-m.ru; http://www. tg-m.ru/img/mag/2010/004-031.pdf; http://www.tg-m.ru/ articles/3-2013-40/podvig-i-slava-iskusstvo-na-voine)

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / СОБЫТИЯ

3 А.И. ЛАКТИОНОВ Письмо

3 В.Е. Попков Шинель отца

с фронта. 1947

1970–1972

Холст, масло. 225 × 155

Холст, масло. 178 × 119

ГТГ

3 Alexander LAKTIONOV Letter from

3 Viktor Popkov Father’s Greatcoat

the Front. 1947

1970-1972

Oil on canvas. 225 × 155 cm

Oil on canvas. 178 × 119 cm

Tretyakov Gallery

А.И. Рукавишников Серия «2000 лет война». 2003–2015 Инсталляция. Бронза Alexander Rukavishnikov Series "2000 Years of War". 2003 -2015 Bronze. Installation

В.Е. Цигаль Памятник Дмитрию Карбышеву в Маутхаузене. 1962 Мрамор

А.И. Рукавишников

Фото ТАСС

Памятник генералу

Vladimir Tsigal

Москва. Бронза

М.Д. Скобелеву. 2014 Monument to Hero of the Soviet Union

Alexander

Dmitry Karbyshev. 1962

Rukavishnikov

Mauthausen, Austria

Monument to General

Marble

Mikhail Skobelev. 2014

Photograph: TASS

Moscow. Bronze

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / СОБЫТИЯ

On the 70th Anniversary of the Great Victory The glorious Victory of the Soviet people in the Great Patriotic War (1941-1945) crowns the tragic and heroic epic of World War II, the bloodiest conflict in human history. This victory became an everlasting symbol of the struggle against Fascism, which united peoples of different religions, races and nations, champions of every political and ideological system, from Europe and Asia to North America and Africa. Celebrating the 70th anniversary of the Great Victory, we recall the most memorable events of the dramatic and glorious history of our Homeland, the exploits of our ancestors from the times of Alexander Nevsky and Dmitry Donskoy, Prince Dmitry Pozharsky and Kuzma Minin, Alexander Suvorov and Mikhail Kutuzov, Fyodor Ushakov and Pavel Nakhimov, Mikhail Skobelev and Alexei Brusilov… Their feats reflect the history of our nation’s spirit – a history in which nothing is lost, nothing vanishes without trace, but where everything is passed down from one generation to another as a constant ethical reminder of faith and courage, patriotic love and sacrifice for sake of the future.

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EVENTS

The feats of arms accomplished by the nations of our multinational Motherland have been highlighted in literary works, sagas and chronicles, in painting, sculpture and drawing, as well as in architecture, symphonies, hymns and songs, on

А.Н. Ковальчук «Нормандия – Неман». 2007 Бронза Москва

stage and in cinema. They have incorporated the beauty and vigour of the human soul, capturing the most sublime and humanistic ideals. As the progeny and heirs of the soldiers of the Great Victory – the participants and veterans of the Great Patriotic

Andrei Kovalchuk "Normady-Neman". 2007 Bronze Moscow

War – the cultural intelligentsia, together with all citizens of Russia, remembers the suffering of irreparable losses, while also feeling proud of the glorious deeds of our ancestors. The heroic achievements of the Russian people live on in the music of Mikhail Glinka and Modest Mussorgsky, Dmitry Shostakovich and Alexander Alexandrov; in the poetry of

3 З.К. Церетели

Alexander Pushkin, Mikhail Lermontov, Alexander Tvardovsky,

Памятник

Anna Akhmatova, David Samoilov, and the literary works of

«Большая тройка» (Иосиф Сталин,

Leo Tolstoy, Alexei Tolstoy, Mikhail Sholokhov, Konstantin

Франклин Рузвельт,

Simonov, Yury Nagibin, Yury Bondarev, Vasil Bykov, Viktor

Уинстон Черчилль).

Nekrasov,

and Vasily Grossman; in the cinema of Sergei

Bondarchuk, Mikhail Kalatozov, Pyotr Todorovsky, Alexander Mitta, Alexei German, Nikita Mikhalkov; in the paintings of Alexander Deineka, Sergei Gerasimov, Konstantin Yuon and Arkady Plastov, in the sculptures of Vera Mukhina, Mikhail

2015 Бронза Ялта 3 Zurab Tsereteli Monument "THE Big Three"

Anikushin, Vladimir Tsigal and the graphic pieces of the

(from right:

Kukryniksy, Boris Yefimov, Boris Prorokov and Dementy

Joseph Stalin,

Shmarinov… An eternal contribution to chronicling the Great Patriotic War in artistic imagery has been made by our distinguished

Franklin Roosevelt, Winston Churchill). 2015 Bronze Yalta

А.Н. Ковальчук ГЕРОЯМ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ. 2014 Часть монументального ансамбля. Бронза Москва Andrei Kovalchuk For the HEROES OF WORLD WAR I 2014 Element of the monument ensemble. Bronze Moscow

В.Е. Цигаль Памятник Герою Советского Союза Рихарду Зорге в Москве. 1985 Бронза Фото Станислава Тихомирова/ ТАСС Vladimir Tsigal Monument to Hero of the Soviet Union Richard Zorge in Moscow. 1985 Bronze Photograph: Stanislav Tikhomirov/ TASS

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EVENTS

Г.М. КОРЖЕВ

visual artists – the brothers Sergei and Alexei Tkachev, Gely

Тревога. 1983–1989

Korzhev, Yevsey Moiseenko, Boris Ugarov, Andrei Mylnikov,

Холст, масло. 200 × 150 Музей русского искусства, США

Yury Neprintsev, Viktor Tsyplakov, Mikhail Savitsky, Alexander Laktionov, Viktor Ivanov, Ernst Neizvestny, Yevgeny Vuchetich,

Gely KORZHEV Anxiety. 1983-1989 Oil on canvas. 200 × 150 cm TMORA

Lev Kerbel, Daniel Mitlyansky, Victor Popkov and Eduard Bragovsky… Preparing for the 70th anniversary of the Great Victory all the regions of Russia are organising commemorative celebrations, opening remarkable art exhibitions devoted to the events that proved critical for the destinies and lives of the Soviet people. Such shows include the Russian National Exhibition of Members of the Artists’ Union of Russia, displays of works created by members of the Artists’ Union of Moscow and St. Petersburg and similar regional organizations, which

А.П. и С.П. Ткачевы

feature all trends of contemporary art and artists of all ages,

Дети войны. 1984

from mature masters to figures who are only beginning their

Холст, масло. 200 × 150 ГТГ

careers. The years following the 65th anniversary of the Great

Alexei and Sergei TKACHEV Children of the War. 1984 Oil on canvas. 200 × 150 cm Tretyakov Gallery

Victory have seen the appearance of many excellent statues and paintings, intended both for public and private spaces, as well as memorable graphic works. Such artwork includes monuments

and memorials created by Zurab Tsereteli, Alexander Burganov, Alexander

Rukavishnikov,

Andrei

Kovalchuk,

Mikhail

Pereyaslavets, Salavat Shcherbakov and Vladimir Gorev; paintings by Tair Salakhov, Pavel Nikonov, Dmitry Zhilinsky, Valentin Sidorov, Vladimir Pesikov, Andrei Gorsky, Natalya Nesterova, Tatiana Nazarenko, Ivan Lubennikov, Vasily Nesterenko, Sergei Prisekin, Olga Bulgakova, Yevgeny Maximov, Yury Kaluta, Anatoly Lubavin, Viktor Glukhov, Nikolai Borovsky, Alexander Brodsky and Viktor Kalinin; and graphic works by Nikolai Voronkov, Nikolai Popov, Andrei Pakhomov, Sergei Kharlamov, Sergei Andriyaka, Vyacheslav Zhelvakov, Alexander Suvorov and Alexander Teslik… The new works of these Russian artists demonstrate both explorations and new discoveries, and a continuity of tradition. They are united by their creators’ sense of spiritual connection with the destiny of their Motherland, and the unbreakable ties between different eras and generations. As we consider the diversity of Russian visual art, we become aware of the immense creative potential of our country’s culture and its optimistic, spiritually transforming power. The great historical mission of fighting Fascism which fell to the Soviet people, together with the other nations who were its allies in World War II, will forever remain in the grateful memory of humankind. Culture occupies a special place as an instrument for both raising awareness of and perpetuating the immortal exploits, countless losses and immeasurable suffering of the nations of the world during World War II. For all its national originality and uniqueness, Russian art has never been isolated from 12

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EVENTS

world culture – its evolution, explorations and discoveries have always been an integral part of human civilization. Distinguished by its spirituality and loyalty to humanist ideals, lasting moral values and faith in the triumph of reason and justice, Russia’s art has more than a millennium of experience behind its superb professional culture. The victory of the Soviet people and the different nations of Russia in the Great Patriotic War of 1941-1945, and the imagery that captures the immortal feats of arms of our compatriots, our fathers and mothers, grandfathers and great-grandfathers, both on the battlefields and behind the lines, remain unfading symbols of the living memory, patriotic spirit and responsibility of those generations towards the past, present and future, as well as of our responsibility for the celebration of this landmark in our country’s history, which is itself an act of edification for future generations. Commentaries to the visual chronicle are quoted from Alexander Morozov’s article (www.tg-m.ru; http://www.tg-m.ru/ img/mag/2010/004-031.pdf; http://www.tg-m.ru/ articles/3-2013-40/podvig-i-slava-iskusstvo-na-voine).

П.Д. КОРИН Портрет Г.К. Жукова. 1945 Холст, масло. 107 × 97 ГТГ Pavel KORIN М.В. Переяславец Памятник Маршалу Георгию Константиновичу

Portrait of Georgy Zhukov. 1945 Oil on canvas. 107 × 97 cm Tretyakov Gallery

Жукову. 2015 Бронза Mikhail Pereyaslavets Monument to Marshal Georgy Zhukov. 2015 Bronze

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EVENTS

Память и слава

Александр Морозов Художественное наследие советского времени включает огромное количество произведений, посвященных Великой Отечественной войне. И это неудивительно. Во-первых, опыт войны с исключительной силой переживался миллионами граждан нашей страны и переживается российским обществом до сих пор, обжигая сердца людей сущностной пересеченностью трагедии и триумфа. Во-вторых, государство всегда активно поддерживало обращения к теме войны в искусстве, поскольку это считалось одним из важных инструментов воспитания советского патриотизма и политической стабилизации общества. Соответственно в этом поле действовали мотивы весьма несходные, как глубоко личные, так и конъюнктурные, что уже само по себе определяло качественную неоднородность итогового художественного продукта.

В начальный период войны жизненную необходи-

ние 24-й годовщины Октябрьской революции, проходив-

мость всенародной мобилизации на битву с врагом за-

шего в дни, когда фашистские войска были в нескольких

печатлели листы «Родина-мать зовет!» Ираклия Тоидзе,

десятках километров от Кремля, – и завершенной после

«Отстоим Москву!» Николая Жукова и Виктора Клима-

войны.

шина. Фотомонтажный плакат Виктора Корецкого «Воин

Ряд опытных мастеров задумывают и осуществляют

Красной Армии, спаси!» построен на прямом обращении

циклы работ, объединенных сквозной темой. Так возника-

к зрителю.

ют серии рисунков «Не забудем, не простим!» (1942) Демен-

В широком потоке отечественной графики преобла-

тия Шмаринова, «Севастопольский альбом» (1941–1942) Лео-

дают малые формы изобразительного репортажа с места

нида Сойфертиса, литографии «Ленинград в дни блокады»

событий. Прежде всего, это всевозможные зарисовки со-

(1942–1944) Алексея Пахомова. Нередко подобные серии

стояний, действий, пластики человека в условиях фронта.

представляют собой многогранную изобразительную хро-

Иной раз такие наблюдения вырастают в развернутое по-

нику целой главы из истории военного четырехлетия.

вествование.

Ведущие живописцы, сумевшие к началу 1942 года

Сходные ощущения будто переливаются из графи-

вернуть себе творческую форму, как правило, видели свои

ческих фиксаций в живописные вещи, которые начинают

задачи не в хроникальном рассказе о делах фронта и тыла.

появляться в конце 1941 – начале 1942 года. Это, конечно,

Постепенно происходит возрождение крупной станковой

«На защиту Москвы. Ленинградское шоссе» (1942) Григо-

картины, и вовсе не в духе недавних мифов соцреализма,

рия Нисского или широко известный пейзаж Александра

но в стремлении к философскому осмыслению актуаль-

Дейнеки «Окраина Москвы. Ноябрь 1941 года» (1941, ГТГ).

нейших человеческих коллизий войны.

Ту же атмосферу города-символа, словно собравше-

С полным основанием это можно сказать об Алек-

Родина-мать

го в кулак все мужество непокоренной страны, стремится

сандре Дейнеке – авторе полотна «Оборона Севастополя»

зовет! 1941

передать один из корифеев русской живописи, Констан-

(1942, ГРМ). Картина полна экспрессии и динамики, как и

тин Юон, в картине «Парад на Красной площади в Москве

знаменитые вещи молодого Дейнеки, созданные в 1920-х

The Motherland

7 ноября 1941 года» (1949, ГТГ), начатой сразу же по следам

годах. Она ярка, эффектна, однако постижение авторского

Is Calling! 1941

неординарнейшего события – парада войск в ознаменова-

замысла требует от зрителя специального вчувствования

И.М. ТОИДЗЕ 4

Irakli TOIDZE 4

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / СОБЫТИЯ

Е.В. ВУЧЕTИЧ

П.Д. КОРИН

и вдумывания. Быть может, самое принципиальное обре-

Воин-освободитель.

Александр Невский. 1942

1948

Центральная часть

тение здесь – новый тип героя, который, скажем так, до

Отливка 1952 года

одноименного

Бронза. Высота – 75

триптиха

того времени: суровых и зрелых, испытанных боями мужей.

ГТГ

Холст, масло. 275 × 142

У Дейнеки на первый план выходит юноша-воин, не менее

ГТГ Yevgeny VUCHETICH

странности не похож на хрестоматийных героев плаката

мужественный и страстный в разгаре битвы, но все-таки

The Warrior-Liberator.

Pavel KORIN

принадлежащий к иному поколению, к иной формации.

1948

Alexander Nevsky. 1942

Работа запоминается демонстрацией предельного напря-

Cast in 1952

Central part of triptych

Bronze. Height 75 cm

Oil on canvas. 275 × 142 cm

жения смертельной схватки белого («светлого») и черного

Tretyakov Gallery

воинства, символическим соучастием в этой борьбе самих природных стихий. Человеческая трагедия находит отзвуки и даже развитие в материальном пространстве, где событие совершается. Война вообще как бы поворачивала советское искусство от штампов соцреализма к реализму подлинному и живому, к историческим ценностям национальной традиции. В них обреталась духовная опора в великом противостоянии наших народов вражескому нашествию. Именно в этом контексте рождаются шедевры зрелого Пластова. Старик-крестьянин из «Жатвы» (1945, ГТГ) будто собрат суриковских стрельцов с их молчаливой непреклонностью. «Сенокос» (1945, ГТГ) – праздник деревенского лета, рас-

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / СОБЫТИЯ

Г.Г. НИССКИЙ На защиту Москвы. Ленинградское шоссе 1942 Georgy NISSKY The Defence of Moscow. Leningrad Highway. 1942

цветшего после военной грозы, но праздник пополам с го-

уяснить слова Андрея Платонова об одном персонаже его

лодом первых месяцев мира, горьким потом неизбывного

прозы – человеке, прошедшем войну: Фомин в душе своей

крестьянского труда на земле.

«срабатывал каменное горе». «Срабатывал» подразумева-

Столь же актуальная и еще более глубокая культур-

ет огромную мужественную силу пополам с болью огром-

но-историческая ретроспекция имеет место в живописи

ных утрат. То и другое как бы задано действительностью

Павла Корина. В 1942 году он создает своего «Александра

общенародной драмы ее участникам, людям военным

Невского», полную патриотической героики композицию,

и штатским. Индивидуальная чуткость художника при

ставшую центральной в большом триптихе, включившем

этом раскрывает конкретные свойства личности модели,

еще две символические картины российского прошлого:

особенности душевного склада, помогающие данному

«Северная баллада» и «Старинный сказ» (триптих «Алек-

человеку достойно ответить на вызов времени. Наверное,

сандр Невский», 1942–1943, ГТГ). Еще один триптих – «Дми-

в силу такой логики сходные состояния могли возник-

трий Донской», – задуманный и уже начатый в ту пору Ко-

нуть и в автопортретах весьма несхожих по творческому

риным, остался незавершенным.

облику мастеров, какими являлись Петр Кончаловский и

Разглядывая панораму портретных изображений

Мартирос Сарьян. По-человечески их собратом окажется

военного времени, нельзя не заметить: в центре ее ока-

академик Иосиф Орбели, директор Эрмитажа, организо-

зывается человеческий характер большого масштаба,

вавший спасение бесценных коллекций музея во время

буквально выкованный историей. Подобный тип помогут

войны. Его небольшой по размеру и очень емкий по чув-

Ю.И. ПИМЕНОВ Следы шин. 1944 Картон, масло. 30 × 52 ГТГ Yury PIMENOV Traces of Tyres. 1944 Oil on cardboard 30 × 52 cm Tretyakov Gallery

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / СОБЫТИЯ

А.А. ДЕЙНЕКА

ству, по экспрессивной силе портрет принадлежит кисти

Конец войны и первые годы после нее – время по-

Окраина Москвы.

Сарьяна (1943, Государственная картинная галерея Арме-

явления как в живописи, так и в скульптуре многих из-

нии, Ереван).

вестных произведений крупной формы, посвященных

Ноябрь 1941 года. 1941 Холст, масло. 92 × 134,5

Особого внимания заслуживают работы Веры Мухи-

завершавшейся исторической эпопее. Самым заметным

ной. В 1942 году скульптор создает заказные портреты пер-

явлением в советском искусстве того периода становится

вых кавалеров высших военных наград – полковников Ива-

сооружение памятников героям войны и целых мемори-

November 1941. 1941

на Хижняка и Бария Юсупова (оба – ГТГ). Это даже не полные

альных ансамблей. Наиболее значительным из них стал

Oil on canvas. 92 × 134.5 cm

бюсты, но лишь портретные головы в натуральную величину

мемориал в берлинском Трептов-парке, завершенный к

Tretyakov Gallery

на скромных постаментах черного камня, куда, собственно,

1949 году Евгением Вучетичем и группой архитекторов

и вынесены изображения орденов. Мухина решительно ос-

под руководством Якова Белопольского. Его доминанта –

вобождает своих героев от малейшего элемента парадно-

популярная композиция Вучетича «Воин-освободитель».

ГТГ Аlexander DEINEKA The Outskirts of Moscow.

сти. Перед нами поразительно достоверные образы людей,

…Громкое официальное признание масштабных про-

в полной мере принявших на себя труд войны. Осязаемая

изведений на военную тему не должно заслонять от нас

пластика скульптурного материала с неумолимой объек-

вещи, гораздо более скромные. Они зачастую несут в себе

тивностью запечатлевает на мужских лицах все нанесенные

бесценную поэтическую правду переживания победного

войной травмы. Жестокая правда облика почти пугает, но

финала войны не только как грандиозного парадного или

доминирует в обоих портретах все-таки цельная правда

мемориального действа с участием сотен и тысяч людей,

образа, духовно-нравственный стержень которого для Му-

но и как глубинного перелома в человеческом бытии –

хиной заключен в убежденной неколебимости воли героев.

возвращения из пекла военной драмы к мирному течению

Портрет поэта Александра Твардовского, созданный

жизни. Потребность осознания этого перелома сделала

Саррой Лебедевой (гипс, 1943, ГТГ), – один из немногих в

весьма актуальными камерно-лирические тенденции,

отечественном искусстве тех лет глубоко понятых образов

плодотворно обнаруживающие себя в советской живопи-

представителя молодого советского поколения, судьба

си середины 1940-х годов.

которого так занимала Александра Дейнеку и которому, в

Как раз тогда начинается биография Николая Ромади-

отличие от его героев, довелось выйти живым из горнила

на, проникновенного мастера лирических картин русской

войны.

природы. Прекрасные, навевающие раздумья и как бы су-

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / СОБЫТИЯ

лящие отдых душе образы природы, натюрморты с цветами

Кукрыниксы

вновь и вновь появляются в мастерских таких корифеев,

«Окно ТАСС» № 640

как Сергей Герасимов и Мартирос Сарьян. Именно в рам-

Превращение «фрицев». 1943

ках этих внешне скромных, камерных жанров художники донесли до нас состояния, охватившие человека в конце войны, когда крах гитлеровской агрессии фактически уже состоялся. Герасимовский пейзаж «Лед прошел» (1945, ГТГ) с

The Kukryniksy artists TASS Window № 640 Transformations of the “Fritzes”. 1943

замечательной тонкостью и мужественной сдержанностью передает ощущения тихой красоты и боли начинающегося пробуждения весенней природы. Такие чистые и правдивые человеческие высказывания, закрепленные в живописи, не только составляют важную грань самопознания поколений наших сограждан, переживших войну, но и оказываются внутренней основой обновления искусства в последние советские десятилетия.

стр. 20

Н.Н.ЖУКОВ Выстоять! 1942 Nikolai ZHUKOV We Shall Stand Up! 1942

К.Ф. ЮОН Парад на Красной площади в Москве 7 ноября 1941 года. 1949 Холст, масло. 84 × 116 ГТГ

В.Б. КОРЕЦКИЙ

Konstantin YUON

спаси! 1942

Воин Красной Армии, page 20

Parade on Red Square. November 7 1941. 1949

Viktor KORETSKY

Oil on canvas. 84 × 116 cm

Soldier of the Red Army,

Tretyakov Gallery

Save Us! 1942

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / СОБЫТИЯ

Memory and Glory Soviet Art of the Great Patriotic War

Alexander Morozov The experience of the Great Patriotic War occupies a crucial place in the heritage of Soviet-era art. As a theme that continues to stir strong feelings in Russian society to this day, its existential combination of tragedy and triumph on a personal level has overlapped with official interest in the subject, considered a crucial one for cultivating patriotism and political stability in Soviet society. Accordingly, war-themed art was motivated by both deeply personal feelings and by levels of opportunistic ambition, A FACTOR that determined its variety and quality.

During the first stage of the war the urgency of the nation’s mobilization for the fight against the enemy was reflected in posters such as “The Motherland Is Calling!” by Irakly Toidze, and “We’ll Defend Moscow!” by Nikolai Zhukov and Viktor Klimashin, as well as Viktor Koretsky’s photo-collage poster “Red Army Soldier, Save Us!”. The considerable output of graphic artists of the time was generally dominated by small-scale, reportage pieces that highlight the states of mind, actions and imagery of life at the front; sometimes such observational sketches would be developed into fully-fledged visual narratives. Paintings from late 1941-early 1942 are charged with similar emotions, as if adopted from such graphic observational pieces. One of the most prominent such works is Georgy Nissky’s “Leningrad Highway”, depicting an endless procession of

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EVENTS

tanks counterpointed by barrier-like obstructions made from

We’ll Not Forgive”, Leonid Soifertis’ “Sevastopol Album”, and

welded railway-sleepers. Another equally important work is

Alexei Pakhomov’s “Leningrad under Siege”. Many of them are

Alexander Deineka’s well-known landscape, “The Outskirts of

remarkable visual chronicles providing a multi-faceted per-

Moscow. November 1941” (1941, Tretyakov Gallery).

spective on a particular chapter from the four-year history of

One of the most prominent Russian artists of the time,

the war.

Konstantin Yuon, strove to convey in his painting “Parade on

The leading painters, who by early 1942 had regained

Red Square. November 7 1941” (1949, Tretyakov Gallery) the at-

their former artistic skills, did not usually see their mission

mosphere of the city-as-symbol – the city which appeared to

as chronicling developments on the battlefield or in the un-

have mustered all the courage of the unvanquished nation.

occupied heartland of the USSR. Gradually the genre of the

The artist started working on the piece immediately after that

large-scale easel painting returned: the recent mythology of

Родины. 1949

singular parade, which took place at a moment when the Nazi

Socialist Realism was no longer relevant, and such painters

Холст, масло. 289 × 559

troops were only 20 or 30 kilometers away from the Kremlin:

aspired to reflect philosophically on the most important hu-

he would finish it after the end of the war.

man “collisions” of the ongoing war. That fully applies to Alex-

Mikhail KHMELKO

Several experienced artists conceived of, and accom-

ander Deineka and his “Defence of Sevastopol” (Russian Muse-

Triumph of the

plished a variety of themed series of pictures. Such series of

um, 1942), a very expressive and dynamic work, recalling the

Oil on canvas. 289 × 559 cm

drawings include Dementy Shmarinov’s “We’ll Not Forget,

renowned pieces the artist had produced in his youth in the

Tretyakov Gallery

М.И. ХМЕЛЬКО Триумф победившей

ГТГ

Victorious People. 1949

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EVENTS

С.В. ГЕРАСИМОВ

1920s. The picture is impactful and demonstrative, although

spiritual strength to fight the great battle against their vicious

Мать партизана. 1943

the artist’s concept is hard to grasp without fully engaging

invaders. The masterpieces of Arkady Plastov’s mature period

both heart and mind. Perhaps its most important novelty is

were conceived within such a context: the old peasant in his

the new “type” of the model, strangely unlike the models so

“Harvesting” seems to be close kin to Vasily Surikov’s Streltsy

characteristic in the posters of the same period, those hard-

with their silent, unbending will-power. His “Haymaking” (both

boiled, mature, battle-tested soldiers. By contrast, Deineka’s

pieces, created in 1945, are in the Tretyakov Gallery) shows a

model is a young warrior, no less fearless and hot-blooded in

celebration of summer in the countryside unfolding after the

the thick of battle as his poster counterparts, but belonging

disaster of the war. But this is a feast mixed with the hunger of

to a different generation, made from a different mold. What

the first months of peace, and soaked in the bitter sweat of the

makes the painting so memorable is its depiction of the ut-

relentless toils of the peasants.

Холст, масло. 184 × 231 ГТГ Sergei GERASIMOV Partisan’s Mother. 1943 Oil on canvas. 184 × 231 cm Tretyakov Gallery

most straining of mortal combat between the white (“light”)

An equally topical and even more deeply-rooted cultur-

and dark forces, and the symbolic participation of the deepest

al and historical retrospection characterizes the art of Pavel

elements in this combat: the human tragedy reverberates and

Korin. In 1942 he created the composition “Alexander Nevsky”,

even continues in the actual space where the events are tak-

overflowing with heroic patriotic fervour – it would become

ing place.

the mainstay of a major triptych which included two other

During the war some artists mustered the strength to

symbolical representations of Russia’s past, produced later,

cast aside many of the dogmas and stereotypes that had been

“Northern Ballad” and “Ancient Legend” (1942-43, Tretyakov

deeply entrenched in the “official” art of the nation. Thus, the

Gallery). Simultaneously with “Nevsky”, Korin conceived the

war liberated Soviet art from the clichés of Socialist Realism

idea of, and even started working on, another triptych, “Dmitry

and cleared the way for an authentic, vibrant realism, which

Donskoy”, but left it unfinished.

reverted to the long-standing values of the national tradition.

Looking at the array of wartime portraiture, viewers

That was the source from which the Soviet people drew their

immediately see that this work has at its centre a formidable

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EVENTS

personality literally “hammered out” by history. This sort of

Of equal note are works by the sculptor Vera Mukhina,

individuality can be best explained by the great Soviet writ-

who in 1942 accomplished commissioned portraits of the first

А.А. ПЛАСТОВ Фашист пролетел. 1942 Холст, масло. 133 × 179

er Andrei Platonov’s characterization of one of his heroes,

holders of the highest military decorations of the USSR, He-

a man who been through the war, Fomin, who in his soul,

roes of War Colonels Ivan Khizhnyak and Bariy Yusupov (both

“pounds the stone of grief ”. This “pounding” implies tremen-

works in the Tretyakov Gallery). These images represent noth-

dous fortitude mixed with the pain of great bereavement.

ing more than life-size heads on modest black rock plinths,

Both appeared to be conditions established by the reality of

as Mukhina determinedly eschewed all the accessories of

Oil on canvas. 133 × 179 cm

the national disaster for the people involved, both those in

the ceremonial portrait. They are astonishingly believable

Tretyakov Gallery

the armed forces and civilians. The artist’s individual sen-

images of individuals who have taken full charge of the toil

sitivity, meanwhile, revealed itself in the specific personal

of warfare; the expressive modelling of the material, bronze,

traits and aspects of character of his or her chosen models

brings out on the men’s faces, with pitiless objectivity, all the

that helped the figure concerned to respond to the challeng-

traumas of war. The cruel truthfulness of their visages seems

es of the time with dignity. This probably explains why the

almost scary, and yet the key characteristic of both portraits

self-portraits of artists so dissimilar as Pyotr Konchalovsky

is their sound veracity of image the moral base of which, for

and Martiros Saryan have so much in common in terms

Mukhina, consisted in stubborn will-power, stemming from

of their mood. The academician Joseph Orbeli, director of

the deep commitment which motivated the heroes of the

the Hermitage Museum who during the war took care of

Great Patriotic War.

its priceless collections and saved them from destruction,

A portrait bust of the poet Alexander Tvardovsky, created

was their peer in terms of his personal qualities, as can be

by Sarra Lebedeva (in gypsum in 1943, Tretyakov Gallery, and in

guessed from the small-size portrait from 1943, a very emo-

marble, 1950), stands in remarkable contrast to these works.

tional and expressive work by the same artist, Saryan (1943,

In Soviet art of that period, Lebedeva’s piece was one of the

National Gallery of Armenia).

few deeply insightful images of an individual who belonged

ГТГ Arkady PLASTOV The Fascist Plane Flew By. 1942

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EVENTS

Н.А. ТЫРСА Тревога. 1942 Nikolai TYRSA И.Ф. ТИТОВ

Alarm. 1942

В блокадную зиму. 1942 Холст, масло. 70 × 60 ГТГ Ivan TITOV Blockade Winter. 1942 Oil on canvas. 70 × 60 cm Tretyakov Gallery

to the younger Soviet generation whose destinies interested Deineka so much, but who, unlike Deineka’s models, had the good fortune to survive the crucible of war. The last stages of the war and the first post-war years saw the appearance of many monumental paintings and sculptures dedicated to the epic historical events that were by then concluding, as statues of war heroes and monumental memorials became the mainstay of Soviet art of the period. The memorial in Treptower Park in Berlin, completed by 1949 by the sculptor Yevgeny Vuchetich and the group of architects headed by Yakov Belopolsky, is the most significant work accomplished from that time, repeating Vuchetich’s popular theme “The Soldier-Liberator”. However, such lavish official recognition accorded at the time to this large-scale war-themed art should not distract us from appreciating much more modest pieces that nonetheless often convey a priceless poetic truth about the impact of the victorious end of the war, which included not only grand В.Е. ЦИГАЛЬ

sands of people, but also a radical readjustment of human fate

Уличные бои. 1943

– the return from the hell of war to the life of peacetime. The

Vladimir TSIGAL

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EVENTS

parades and commemorations involving hundreds and thou-

Новороссийск.

need to reflect on this change gave rise to lyrical, personalizing

Novorossiysk.

trends that accounted for many fine paintings that appeared

Street Fights. 1943

in the mid-1940s.

Н.А. СОКОЛОВ

В.И. МУХИНА

Vera MUKHINA

Портрет полковника

Portrait of Colonel

Б.А. Юсупова. 1942

Bariy Yusupov. 1942

Отливка 1947 года

Cast in 1947

Бронза. Высота – 49,5

Bronze. Height 49.5 cm

ГТГ

Tretyakov Gallery

П.Н. КРЫЛОВ

Берлинская улица близ

Здание гестапо. 1945

АлександЕрплаца. 1945

Этюд из цикла «Берлин в мае 1945 года»

Холст, масло. 42 × 59

Холст, масло. 30 × 45

ГТГ

Nikolai SOKOLOV

Porphiry KRYLOV

Berlin Street near

Gestapo Building. 1945

Alexanderplatz. 1945

Study from the cycle “Berlin in May, 1945”

Oil on canvas. 42 × 59 cm

Oil on canvas. 30 × 45 cm

Tretyakov Gallery

It was at that time that Nikolai Romadin started out as a master of heartfelt lyrical depictions of Russian nature. Such magnificent images of nature and still-lifes with flowers, which put the viewer in a contemplative mood and seemed to promise rest to the soul, were created time and again in the studios of such notable figures as Sergei Gerasimov and Saryan. Importantly, these seemingly modest, intimate genres were used by both artists as a vehicle to convey to us the feelings which overwhelmed the people at the war’s end, as the Nazis were finally routed. Gerasimov’s landscape “The Ice Is Gone” (1945, Tretyakov Gallery) portrays, with remarkable subtlety and dignified restraint, the quiet beauty and pain of nature’s incipient awakening. Such crystalline and straightforward personal statements recorded through the medium of the visual arts not only represented an important aspect of the self-discovery of the generations who had lived through the war, but would also form the basis for the revival of the arts in the subsequent decades of the Soviet era.

А.А. ПЛАСТОВ 8

Arkady PLASTOV 8

Сенокос. 1945

Haymaking. 1945

Холст, масло. 193 × 232

Oil on canvas. 193 × 232 cm

ГТГ

Tretyakov Gallery

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EVENTS

80 лет Студии военных художников имени М.Б. Грекова Александр Сытов Появление в русском искусстве в конце XIX – начале XX века панорамной живописи связано с именем Франца Рубо (1856–1928). Широкую известность ему принесли панорамы «Оборона Севастополя» и «Бородинская битва». Франц Рубо считал, что «баталист должен развивать в себе способность быстро схватывать общее, характерное, передавать модель в движении, уметь рисовать и писать по впечатлению, по памяти…». Долгое время Ф. Рубо преподавал в Академии художеств в Санкт-Петербурге и воспитал целую плеяду талантливых русских баталистов, самым известным из которых стал Митрофан Борисович Греков (1882–1934).

Митрофан Греков посвятил большую часть своих ра-

солдат и офицеров. Надо непременно побывать в шкуре

бот Красной Армии. В силу самых разных причин многие

военного человека, понюхать пороху, испытать оружей-

его начинания не получали завершения. Он продолжал

ный, артиллерийский и пулеметный обстрел. А самое

работать в станковой живописи. В 1934 году, получив

главное, надо ближе узнать народ на войне, почувство-

заказ на исполнение вместе с бригадой художников под

вать его дух». Эти поразительно точные, выверенные

его руководством комплексной панорамы «Перекоп»,

жизнью слова Митрофана Грекова стали своеобразной

Греков уехал в Крым для подготовки этюдного матери-

программой творчества художников-грековцев всех по-

ала. Но 27 ноября художник скоропостижно умер от сер-

колений.

дечного приступа.

М.И. САМСОНОВ 4 Сестрица. 1954

В первые годы становления коллектив комплек-

29 ноября 1934 года был издан приказ Народного

товался из самодеятельных художников. В изомастер-

комиссара обороны СССР К.Е. Ворошилова о создании

скую зачисляли одаренных красноармейцев, которые

в особой отдельной кавалерийской бригаде изомастер-

продолжали проходить боевую и политическую подго-

ской самодеятельного красноармейского искусства

товку, а занятия посещали в свободное от службы вре-

имени М.Б. Грекова.

мя. Ближайшими их учителями и наставниками стали

Так мечта художника воплотилась после его смер-

известные мастера советского искусства, вошедшие в

ти. Греков говорил: «Военным художником может быть

состав первого художественного совета: Г.К. Савицкий,

не всякий, хотя и самый одаренный живописец и ри-

А.М. Герасимов, Е.А. Кацман, В.С. Сварог, Н.Г. Котов,

совальщик. Надо очень хорошо изучить военное дело,

М.И. Авилов и другие, ежемесячно консультировавшие

Oil on canvas. 138 × 111 cm

знать его тайны, запахи, уметь точно представлять дей-

учащихся в работе. Наиболее одаренные ученики полу-

Central Armed Forces Museum

ствия войсковых масс, их подразделений и отдельных

чили возможность поступать в художественные вузы.

Холст, масло. 138 × 111 ЦМВС Marat SAMSONOV 4 Sister of Mercy. 1954

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / ВЫСТАВКИ

А.М. Самсонов, П.В. Рыженко Диорама «Крещение войска князя Владимира в Херсонесе». 2010 Холст, масло Alexander Samsonov, Pavel Ryzhenko Diorama “The Baptism of Prince Vladimir’s Army in Chersonesus”. 2010 Oil on canvas

В 1938 году приказом Главнокомандующего Московским военным округом С.М. Буденного изомастер-

грековцев («Отстоим Москву!» Н.Н. Жукова и В.С. Климашина, «Дойдем до Берлина!» Л.Ф. Голованова и другие).

ская самодеятельного красноармейского искусства

Зимой 1941 года группа молодых военных художни-

была переименована в Студию военных художников

ков Студии выехала на Западный фронт в армию, кото-

имени М.Б. Грекова. Так постепенно начинает склады-

рой командовал генерал-лейтенант К.К. Рокоссовский.

ваться коллектив художников-профессионалов, кото-

В начале зимы 1942-го значительным этапом в жизни

рые работали над заданиями от военного руководства.

Студии стала поездка военных художников в героиче-

К 1940 году в Студию приходят первые профессио-

ский Сталинград. Непосредственно в частях зарисовы-

нальные художники Анатолий Горпенко, Сергей Годы-

вали боевые эпизоды, заводские корпуса, где между

на, Петр Кривоногов, последний написал у стен рейхста-

разбитыми станками стояли наши орудия, где под осто-

га картину «Победа» (1948). К тому времени в арсенале

вом сгоревшего вагона размещался командный пункт

грековцев уже появились работы, созданные по резуль-

дивизии.

татам поездки на фронт советско-финской войны (зима

Через определенные промежутки времени груп-

1940 года). Это была первая проверка на выносливость

пы художников Студии съезжались в свою фронтовую

и умение работать в трудных походных условиях. На ве-

штаб-квартиру, чтобы сдать выполненные зарисовки и

дущих выставочных площадках столицы открывались

запастись необходимыми материалами для дальней-

одна за другой экспозиции произведений художников.

шей работы. Художники Студии передвигались вместе

Но им предстояло стать не певцами ратного прошлого,

с войсками. Их можно было встретить на улицах Вар-

а летописцами будущих жестоких военных испытаний.

шавы, Праги, Бухареста, Будапешта, Вены зарисовы-

В первые же дни Великой Отечественной войны

вающими боевые действия и освобожденных людей.

часть художников Студии ушли на фронт с маршевыми

Когда наши войска начали штурм Берлина, там уже

ротами. Другие были направлены в агитационные пун-

были военные художники. Ожесточенные бои в пред-

кты, где за короткий срок создали сотни панно, призы-

местьях и на улицах города фиксировались в ряде ри-

вающих воинов к выполнению своего патриотического

сунков и этюдов. Завершением военной деятельности

долга. Студии поручили организовать выпуск плакатов

грековцев стало создание художником Н.Н. Жуковым

под названием «Листок красноармейца» специально для

на Нюрнбергском процессе более двухсот портретов

рассылки в воинские части. За годы войны были напеча-

фашистских преступников, защиты, свидетелей, судей,

таны и сделались символами времени многие плакаты

представителей прессы.

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / ВЫСТАВКИ

Открытие юбилейной выставки «Грековцы» к 80-летию со дня основания Студии в ЦВЗ «Манеж». На фото: Прошина Л.А., Мовчан О.В., Сытов А.К., Шойгу С.К., Мединский В.Р. Opening of the exhibition “The Grekov Artists” dedicated to the 80th anniversary of the Studio at the Manezh Central Exhibition Hall. From left: Lyubov Proshina, Olga Movchan, Alexander Sytov, Russian Minister of Defence Sergei Shoigu, Russian Minister of Culture Vladimir Medinsky

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / ВЫСТАВКИ

И.М. Лебедев Александр I. 2014

Творческая деятельность Студии имени М.Б. Гре-

Лаковая миниатюра

кова внесла значимый вклад в борьбу с врагом. Война

20 × 15

для художников Студии стала школой профессиональ-

Ilya Lebedev Alexander I. 2014

ного мастерства и основой для будущих произведений. После Великой Отечественной войны в творчестве

Lacquer miniature painting

студийцев наряду с сюжетно-тематической картиной

20 × 15 cm

начинает развиваться панорамно-диорамное искусство, о котором всю свою жизнь мечтал Митрофан Греков. Первые диорамы были невелики по размерам, но в процессе их создания студийцы осваивали этот жанр как синтезирующий вид изобразительного искусства, сочетающий двухмерное изображение с иллюзией пространственной глубины и дали с предметным рядом – составной частью, которой, как правило, отводится вспомогательная роль.

И.М. Лебедев Николай II. 2014 Лаковая миниатюра 20 × 15

В 1982 году в Волгограде открылась панорама «Разгром немецко-фашистских войск под Сталинградом» («Сталинградская битва»), над которой работал авторский коллектив в составе: Н.Я. Бут, В.К. Дмитри-

Ilya Lebedev Nicholas II. 2014

евский, П.И. Жигимонт, П.Т. Мальцев, М.И. Самсонов,

Lacquer miniature painting

Ф.П. Усыпенко. Работа велась над гигантским полотном

20 × 15 cm

размером 120 метров по окружности и 16 метров высотой. Вся территория по кругу между холстом и смотровой площадкой была наполнена предметным планом. Она стала единственной панорамой в России, созданной в советский период. Панорама, как центр всего ансамбля-музея «Сталинградская битва», объединила вокруг себя остальные разделы комплекса. В канун 50-летия Победы в Центральном музее Великой Отечественной войны на Поклонной горе

Д.А. Белюкин Утро Бородинской битвы. 2011 Холст, масло. 130 × 180 Dmitry Belyukin The Morning of Borodino Battle. 2011 Oil on canvas. 130 × 180 cm

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / ВЫСТАВКИ

открылся комплекс из шести диорам, отражающих важнейшие военные операции Второй мировой войны: «Контрнаступление советских войск под Москвой в декабре 1941 года» (автор Е.И. Данилевский), «Блокада Ленинграда» (автор Е.А. Корнеев), «Курская битва» (автор Н.С. Присекин), «Сталинградская битва. Соедине-

А.К. Сытов Гусарская Юность. 2014 Холст, масло. 100 × 140 Alexander Sytov Hussars’ Youth. 2014 Oil on canvas. 100 × 140 cm

ние фронтов» (авторы М.И. Самсонов и А.М. Самсонов), «Форсирование Днепра» (автор В.К. Дмитриевский), «Штурм Берлина» (автор В.М. Сибирский). Сегодня художники Студии продолжают традиции диорамно-панорамного искусства и занимают передовые позиции в этой области. Заслуженный художник РФ П.В. Рыженко в 2010 году создал диораму «Крещение войска князя Владимира в Херсонесе», в 2011-м – диптих, посвященный Великой Отечественной войне: «Начало войны. 1941 год» и «Битва под Москвой». На последней изображены события на Бородинском поле в октябре 1941-го. В 2013 году в столице Республики Беларусь открылось новое здание Белорусского Государственного музея истории Великой Отечественной войны, где представлены две диорамы, созданные мастерами Студии: «Оборона Минска. 1941 год» и «Минский котел» (первая изображает бои под городом Заславлем, вторая – операцию «Багратион»). В 2014-м худож-

С.Н. Присекин Схиархимандрит Илия. 2014 Холст, масло. 80 × 60 Sergei Prisekin Schema-Archimandrite Ilya. 2014 Oil on canvas. 80 × 60 cm

ник Студии Сергей Трошин создал диораму «Новороссийская десантная операция. Сентябрь 1943 года» к 95-летию прославленного соединения Черноморского ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / ВЫСТАВКИ

Н.С. Присекин

флота – Севастопольской ордена Нахимова 41-й брига-

Трептов-парк, Берлин), картина П.А. Кривоногова «По-

Лихолетье. 1984

ды ракетных катеров. Эта диорама была установлена и

беда» (1948), полотно С.Н. Присекина «Кто с мечом к нам

торжественно открыта в Севастополе в день юбилея в

придет – от меча и погибнет» (1983), украшающее Геор-

Nikolai Prisekin

обновленном музее, расположенном на территории во-

гиевский зал Большого Кремлевского дворца. Помимо

Troubled Years. 1984

енной бригады.

этого художники Студии неоднократно принимали уча-

Холст, масло. 135 × 175

Oil on canvas. 135 × 175 cm

В 2014 году на территории Владимирского ски-

стие в таких проектах, как реставрация, роспись храмов

та Свято-Тихоновой пустыни в Калужской области со-

и иконостасов, создание фресок. На сегодняшний день

стоялось открытие диорамы «Стояние на Угре» (автор

в Студии работает большой творческий коллектив – 30

П.В. Рыженко), посвященной знаковому событию в рус-

мастеров современного реалистического искусства: ху-

ской истории, положившему конец монголо-татарско-

дожники, скульпторы и графики высочайшего профес-

му игу.

сионального уровня, входящие в сотню лучших худож-

Студия военных художников имени М.Б. Грекова, существующая уже почти 80 лет, – уникальный творче-

Велико значение художников-баталистов, посвя-

ский коллектив военных художников. Разнообразный

тивших свое творчество изображению отечественной

тематический круг работ грековцев (военно-патриоти-

истории и Российской Армии, созданию ее летописи в

ческая, религиозно-духовная и лирическая темы) пред-

художественных образах. Поколения художников, чья

ставлен в десятках тысяч произведений живописи, гра-

судьба связана с уникальным армейским коллективом

фики и скульптуры, исполненных в лучших традициях

Студии имени М.Б. Грекова, гордо называют себя «гре-

русского реалистического искусства. Среди них памят-

ковцы».

ники культуры и искусства мирового значения – монументы Е.В. Вучетича «Родина-мать зовет» (1959–1967, Мамаев курган, Волгоград) и «Воин-освободитель» (1949, 36

ников России.

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / ВЫСТАВКИ

В.Б. ТАУТИЕВ Май. 1945 год. 1995 Холст, масло. 100 × 120 Vladimir TAUTIEV May 1945. 1995 Oil on canvas. 100 × 120 cm

Н.Я. Бут Боевые друзья. 1969 Холст, масло. 120 × 145 Nikolai But Comrades-in-Arms. 1969 Oil on canvas. 120 × 145 cm

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / ВЫСТАВКИ

М.Б. ГРЕКОВ

Mitrofan Grekov

Красноармейская тачанка.

Red Army Tachanka.

Выезд на позиции. 1933

Riding to the Position. 1933

Холст, масло. 150 × 300

Oil on canvas. 150 × 300 cm

ГТГ

Tretyakov Gallery

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / ВЫСТАВКИ

The Grekov Studio of War Artists: From Its Inception to the Present Day Alexander Sytov Franz Roubaud (1856-1928) was the founder of panorama painting in Russia in the late 19th-early 20th centuries, and became famous for his compositions “The Siege of Sevastopol” and “The Battle of Borodino”. Roubaud believed that “a military artist should cultivate his faculty to quickly grasp what is most common and typical, to capture the model in motion, to draw and to paint from memory, relying on what has stuck in his mind…” For a long time Roubaud taught at the Academy of Fine Arts in St. Petersburg, educating a large group of talented Russian battle-scene painters, the most famous among whom was Mitrofan Grekov.

The subject of most of Mitrofan Grekov’s works was the Red

better those who fight, and attune yourself to their spiritual

Army; for a variety of reasons many of his projects remained

side,” Grekov had said. Astonishingly accurate and tested by

unfinished, and throughout his career he also worked in oth-

time, this statement by the pioneer remains the keynote for

er more traditional genres such as easel-painting. In 1934,

each new generation of “Grekov artists”.

after signing up to lead a team of artists to produce a large

In the first years of its existence the team consisted of

panorama titled “Perekop”, Grekov travelled to Crimea on

amateur artists, its students comprising talented Red Army

that project, but died there suddenly on November 27 of that

soldiers, who continued to undergo combat and political

year from a heart attack.

training while attending art classes in their spare time. They

On November 29 1934, the People’s Commissar of De-

were taught and mentored by renowned Soviet artists who

fence of the USSR Klim Voroshilov issued an order establish-

were members of the First Artistic Council and tutored stu-

ing the Grekov Studio of Amateur Red Army Art under the ae-

dents on a monthly basis, including Georgy Savitsky, Alex-

gis of a special cavalry brigade. Thus, the artist’s dream was

ander Gerasimov, Yevgeny Katsman, Vasily Svarog, Nikolai

realized immediately after his death. “Not every gifted painter

Kotov, Mikhail Avilov and others. The most gifted students

or graphic artist, no matter how talented, can become a mili-

were admitted to art schools.

tary artist. You have to study the art of war very well, know its

In 1938, pursuant to an order from the commander of

secrets and smells, and have a clear understanding of the ac-

the Moscow Military District Semyon Budyonny, the studio

tions of troops and their units, as well as of individual soldiers

of the Red Army’s amateur artists was renamed as the “Gre-

and officers. You must put yourself in the serviceman’s shoes,

kov Studio of War Artists”, and the team of professional art-

smell the powder, gain experience of the rifle, artillery and

ists who would work on assignments from army command-

machine-guns. Most importantly, you have to come to know

ers began to come together. By 1940 the first professional

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / CURRENT EXHIBITIONS

artists to join the Studio included Anatoly Gorpenko and

the Grekov Studio released many posters which became sym-

В.М. СИБИРСКИЙ

Sergei Godyna, as well as Pyotr Krivonogov, who later cre-

bols of the times, like Nikolai Zhukov’s and Viktor Klimashin’s

Главкомы союзнических

ated the composition “Victory”, working near the Reichstag

“We’ll Defend Moscow!” and Leonid Golovanov’s “We’ll Reach

building.

Berlin!”.

армий стран антигитлеровской коалиции. Берлин. 1945 г. 1995

By that time the Grekov Studio artists were already

In winter 1941 a group of young military artists from the

producing paintings focused on scenes from the Winter War,

Studio went to the Western front, to embed with the army

after travelling to the frontlines in the winter of 1940, a jour-

headed by Lieutenant General Konstantin Rokossovsky. In

ney which proved the first test of their stamina and ability

the early winter of 1942 the Studio accomplished an impor-

to work in difficult field conditions. Efforts were focused on

tant mission when a group of its artists travelled to Stalin-

improving the professional skills of the Studio members: one

grad. The artists worked directly as part of the army units,

after another the artists exhibited at Moscow’s best venues,

sketched episodes of combat and industrial facilities, and

but their mission would not be to inject glamour into past

scenes where artillery stood amidst broken machine-tools,

military exploits but rather to chronicle the future trials and

or a division command centre was sited within the skeleton

tribulations of war.

of a burned-out train car.

During the first days of the Great Patriotic War some of

Groups of the Studio artists would return intermittently

the Studio’s students left for the front in march companies.

to their frontline office, where they would leave behind their

Others of its artists were seconded to propaganda bureaux

sketches and stock up with materials necessary for their fu-

where they accomplished, in a very short time, hundreds

ture work. They advanced together with the troops, reaching

of murals urging soldiers to fulfil their duty as true patriots.

Warsaw, Prague, Bucharest, Budapest and Vienna, sketching

The Studio was tasked with producing serial posters under

battles as well as the liberated peoples. When the Soviet army

the general title “The Red Army Soldier’s News Sheet”, which

began its offensive on Berlin, the military artists were ready,

were to be distributed to different army units. During the war

capturing the heavy fighting on the outskirts and in the city’s

Холст, масло. 142 × 184 Veniamin SIBIRSKY Commanders-in-Chief of the Allied Forces of the Anti-Hitler Coalition States. Berlin. 1945. 1995 Oil on canvas. 142 × 184 cm

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / CURRENT EXHIBITIONS

М.В. Переяславец Александр Невский Mikhail Pereyaslavets Alexander Nevsky

М.В. Переяславец Дмитрий Донской Mikhail Pereyaslavets DmitrY Donskoy

А.И. Игнатов Стрелец. 2013 Бронза Alexei Ignatov Strelets. 2013 Bronze

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / CURRENT EXHIBITIONS

streets in a number of drawings and sketches. The wartime

real objects as an integral element to support the general

А.М. Ананьев

activities of the Grekov Studio artists culminated in Nikolai

subject or theme.

Штурмовые ночи Спасска.

Zhukov’s visit to the Nuremberg trials, in the course of which

In 1982 the panorama “Debacle of the Nazi Troops near

he created more than 200 portraits – of the Nazi war-crimi-

Stalingrad (The Battle of Stalingrad)” appeared in Volgograd,

nals, defence lawyers, witnesses, judges and journalists. The Studio made a significant contribution to the struggle against the enemy. Their immediate participation in mil-

войны. 2013 Холст, масло. 140 × 180

the creation of a team of artists comprising Nikolai But, Viktor Dmitrievsky, Pyotr Zhigimont, Pyotr Maltsev, Marat Samsonov and Fyodor Usypenko.

Alexander Ananiev Nights of Attack in Spassk. Civil War. 2013

itary action enabled the artists to truthfully convey in their

This giant composition had a circumference of 120

works the reality of the battle-fields and experience in areas

metres and was 16 metres in height, with the entire space

behind the lines. For every Studio artist the war became a

between the canvas and the viewing platform filled with

school of professional craftsmanship and a valuable foun-

appropriate objects. “The Battle of Stalingrad” was the only

dation for their future works. The war created an affinity be-

panorama created in Russia in the Soviet period, and it

tween the artists and the army, bringing them closer to the

became the focal point of the museum of the Battle of

Soviet soldier at the moment of his greatest surge of spirit

Stalingrad.

and physical strength.

В годы гражданской

Oil on canvas. 140 × 180 cm

Shortly before the 50th anniversary of the Soviet Victo-

After the Great Patriotic War the Studio artists, in

ry in 1995 the Central Museum of the Great Patriotic War in

addition to thematic, narrative compositions, began to

Moscow unveiled its installation consisting of six dioramas

try their hand at panoramas and dioramas – the art form

highlighting the most important battles of World War II:

of which Mitrofan Grekov had dreamed all his life. The first

“Counter-offensive of the Soviet Troops Near Moscow in De-

dioramas were fairly small, but as they mastered their skills

cember 1941” (Yevgeny Danilevsky), “The Siege of Leningrad”

the artists approached them as a synthesizing form of

(Yevgeny Korneev), “The Battle of Kursk” (Nikolai Prisekin),

visual art, creating the necessary spatial illusion by using

“The Battle of Stalingrad. The Circle Closes” (Marat Samsonov THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / CURRENT EXHIBITIONS

М.И. САМСОНОВ Саша Чекалин. 1955 Холст, масло. 150 × 200 Marat SAMSONOV Sasha Chekalin. 1955 Oil on canvas. 150 × 200 cm

В.И. ПЕРЕЯСЛАВЕЦ Групповой портрет потомков А.С. Пушкина. 1957 Холст, масло. 145 × 141 Vladimir PEREYASLAVETS Group Portrait of Descendants of Alexander Pushkin. 1957 Oil on canvas. 145 × 141 cm

П.Т. МАЛЬЦЕВ Штурм Сапун-горы. 1958 Холст, масло. 205 × 370 ЦМВС Pyotr MALTSEV Attack on Sapun Mountain. 1958 Oil on canvas. 205 × 370 cm Central Armed Forces Museum

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / CURRENT EXHIBITIONS

and Alexander Samsonov), “Assault-crossing on the Dniep-

Minsk Trap” (“Operation Bagration”). In 2014 Sergei Troshin

er” (Viktor Dmitrievsky), and “The Battle of Berlin” (Veniamin

created the diorama “The Novorossiysk Landing Operation.

Sibirsky).

September 1943” to mark the 95th anniversary of the cele-

Today the artists of the Grekov Studio continue this

brated event when the Black Sea Fleet joined forces with

tradition of diorama and panorama compositions as lead-

the 41st Sevastopol Nakhimov Marines Brigade. On the

ers in their field. In 2010 the Honoured Artist of Russia Pav-

anniversary of the day of that landing this installation was

el Ryzhenko accomplished the diorama “The Baptism of

mounted in the renovated museum of the brigade’s com-

Prince Vladimir’s Army in Chersonesus”, and the following

pound in Sevastopol.

year created a diptych themed on the Great Patriotic War

In 2014 another diorama created by Ryzhenko was cere-

which consisted of two dioramas, “The Start of the War.

moniously unveiled at the Vladimirsky skete of the St. Tikhon

1941” and “The Battle of Moscow”, focusing on events on

Monastery near Kaluga – “The Great Stand-off on the Ugra

the Field of Borodino in October 1941. In 2013 in Minsk the

River”, devoted to the landmark historical event that marked

Belarus Museum of the History of the Great Patriotic War

the end of Tatar rule over Moscow.

moved to a new building, where it displayed two dioramas

The Russian craftsmen continue their tradition of pan-

created by Studio artists: “The Defence of Minsk. 1941” (de-

oramas and dioramas, with each new project fulfilling patri-

voted to the fighting near the town of Zaslavl) and “The

otic, cultural and educational roles. THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / CURRENT EXHIBITIONS

В.К. ДМИТРИЕВСКИЙ Цветет черемуха. 1971 Холст, масло. 200 × 200 Viktor DMITRIEVSKY Bird-Cherry in Blossom. 1971 Oil on canvas. 200 × 200 cm

В.Б. ТАУТИЕВ 4 Рейхстаг взят. 2001 Холст, масло. 150 × 200 Vladimir TAUTIEV The Reichstag Seized. 2001 Oil on canvas. 150 × 200 cm

Н.Н. Коротков 6 Дымарь Картон, темпера. 30 × 30 Nikolai Korotkov 6 Bee-Smoker Tempera on cardboard. 30 × 30 cm

The unique creative team that is the Grekov Studio of War Artists unites a rare variety of professionals, and has existed now for more than eight decades. A cultural treasure trove of Russian realist art, the tens of thousands of paintings, graphic pieces and sculptures created by the Studio artists are distinguished by the diversity of their themes. These artists have created world-class works of art, too, like the sculpture “The Motherland Calls” on Mamayev Kurgan in Volgograd and the statue of the Soviet soldier in Berlin’s Treptower Park by Yevgeny Vuchetich; the painting “Victory” (1948), by Pyotr Krivonogov; and Sergei Prisekin’s “He Who Comes to Us with a Sword Will Die by the Sword”, the painting adorning the Hall of the Order of St. George in the Great Kremlin Palace. In addition, the Studioo artists have participated in projects focused on restoration, and the creation of murals and iconostases for churches, as well as frescoes. Today the Studio boasts a large team of 30 superb artists working in the vein of contemporary realism, highly-skilled painters, sculptors and graphic artists who are numbered among the “Top 100” of Russia’s best artists. 46

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / CURRENT EXHIBITIONS

These artists whose work has focused on the history of the Russian state and Russian army are very important: capturing the achievement of the country’s military in art, showing the source of the army’s and the people’s spiritual strength, and chronicling events through visual imagery is the challenging, noble and honourable mission of these battle-scene painters. Taking on the baton of Mitrofan Grekov, these contemporary battle-scene painters, the “Grekovians” as they proudly call themselves, continue to uphold the highest traditions of Russian realist art.

О.В. Ездаков Уборка. 2007 Холст, масло. 35 × 50 Oleg Yezdakov Cleaning. 2007 Oil on canvas. 35 × 50 cm

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / CURRENT EXHIBITIONS

Возвращение К 70-летию открытия Третьяковской галереи после войны

Елена Теркель Для Третьяковской галереи, как и для всей страны, годы Великой Отечественной войны стали тяжелым испытанием. Отмечая 70-летие Победы, мы отмечаем и юбилей открытия Галереи после возвращения из эвакуации1.

Этого события ждали всю войну. Все верили, что от-

тьяковской галереи, пострадавшее во время бомбежек

правленные в далекий тыл произведения вернутся в

1941 года, было в основном восстановлено.

родной дом вместе с их хранителями. Научный сотруд-

Переписка сотрудников Галереи полна надежд:

ник Н.Ю. Зограф писала в 1942 году: «Я очень тоскую по

«Ну, кажется, скоро мы с вами встретимся опять в род-

Москве и в первую очередь по Галерее. Мечтаю, как мы

ной для нас всех Третьяковке. В понедельник, т.е. через

будем строить

новую экспозицию, работать с утра до

три дня, велено нашим руководящим работникам из-

ночи … и по 30 раз перевешивать отдельные стенки.

ложить в Комитете конкретный план размещения при-

Не могу себе представить жизнь в Москве без работы

нимаемого багажа в Галерее. Сотрудники все ахают

в Галерее»2.

и ломают голову, как бы не оплошать в этом вопросе.

Наконец 18 мая 1944 года Комитет по делам искусств

Большинство сотрудников держатся того взгляда, что

при СНК СССР издал приказ, в котором говорилось: «Реэ-

реэвакуация преждевременная, здание не подготовле-

вакуацию ценностей художественных музеев произво-

но к принятию багажа. Но это высказывают гл[авным]

дить в каждом отдельном случае только с разрешения

обр[азом] рядовые сотр[удники], голоса которых не дой-

Комитета по делам искусств при СНК СССР и лишь при

дут до Комитета. Алекс[андр] Иванович [Замошкин]го-

наличии помещения, вполне подготовленного к приему

рит желанием возвращения – значит, добьется»4. И дей-

реэвакуируемых фондов» . К этому времени здание Тре-

ствительно, директор Третьяковской галереи верил в

А.В. Щусев

Возвращение 4

Телеграмма директора 4

Проект развески зала

художественных

Третьяковской галереи

В.И. Сурикова в Третьяковской

произведений в Москву.

А.И.Замошкина к

галерее. [1944]

Перед центральным входом

исполняющему обязанности

ОР ГТГ

в Третьяковскую галерею.

директора новосибирского

Ноябрь 1944

Филиала Главному художнику-

Alexei Shchusev

Фотография

реставратору Е.В. Кудрявцеву.

Picture-hanging plan for

ОФ ГТГ

Tretyakov Gallery. [1944]

7 апреля 1944 ОР ГТГ

the Surikov Room of the Return of art works 4

Department of Manuscripts,

to Moscow. In front of

Telegram from Alexander

Tretyakov Gallery

the central entrance to

Zamoshkin, Director of the

the Tretyakov Gallery.

Tretyakov Gallery, to Chief

November 1944

Restoration Artist Yevgeny

Photograph

Kudryavtsev, Acting Director

Department of Photography,

of the Novosibirsk Branch.

Tretyakov Gallery

April 7 1944 Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Наши публикации

скорейшее решение вопроса. Перед ним стояла задача: к 1 октября подготовить для утверждения в Комитете по делам искусств проект реэкспозиции Галереи. Заведующая отделом живописи второй половины XIX – начала XX века С.Н. Гольдштейн писала в сентябре своей коллеге О.А. Лясковской в Новосибирск, где временно хранилась основная часть музейной коллекции: «…вероятно, к нашему приезду будет готов уже план экспозиции. Хорошо бы сразу по приезде вынуть вещи из ящиков, которые служат им темницами, и показать “всему миру на удивление”. А есть чем удивить мир, не правда ли?»5. Несмотря на огромные сложности, А.И. Замошкин делал все для четкой и грамотной подготовки реэвакуации. 5 сентября он телеграфировал в Новосибирск: «Немедленно приводите состояние готовности отправке все эвакуированные ценности тчк ждем решения» 6. Наконец, 4 октября 1944 года было принято постановление СНК СССР № 1335 о возвращении из тыла коллекций художественных музеев Москвы и Московской области. Вслед за этим, 9 октября, вышел аналогичный приказ

Москву художественных ценностей и необходимости

Комитета по делам искусств, предписывающий произ-

разгрузки их рабочий день 2.XI начинать с 8 часов утра»7.

вести реэвакуацию к 1 ноября.

В этот день домой вернулись экспонаты, эвакуирован-

Начался новый этап в жизни Третьяковской гале-

ные в город Молотов (ныне Пермь). 3 ноября на станцию

реи, ее коллекция возвращалась в родные стены. 1 но-

Москва-Товарная прибыл эшелон с музейными ценно-

ября 1944-го в музее вышел приказ: «Ввиду прибытия в

стями из Новосибирска. Согласно накладным, разгрузка ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Наши публикации

А.И. Замошкин. 1947 Фотография ОР ГТГ. Публикуется впервые

трех вагонов закончилась лишь 18 ноября8, и грузовики с ящиками, в которых была основная часть коллекции, въехали в Лаврушинский переулок. Главный хранитель

Alexander Zamoshkin. 1947 Photograph

музея Е.Н. Сильверсван вспоминала: «Все лето Галерея

Department of Manuscripts,

готовилась к обратному приему эвакуированных про-

Tretyakov Gallery

изведений, ремонтировали окончательно все здание,

First publication

застекляли и чинили рамы и т.д. И вот в холодный, хмурый дождливый день, который для нас казался одним из самых радостных и ярких, в широко открытые ворота Галереи въехали грузовики с экспонатами. Сколько было радости встреч и с дорогими товарищами, и с экспонатами Галереи. Сразу же приступили к распаковке, в Галерее закипела работа. Она была действительно громад-

Почетная грамота А.И. Замошкина. [1949] ОР ГТГ

ной, сложной, но энтузиазм сотрудников был не менее велик»9. Самое главное – все произведения вернулись в целости и сохранности. Об этом свидетельствовали и

Alexander Zamoshkin’s Certificate of Merit. [1949]

сами картины, и сухие слова отчетов: «Произведенные

Department of Manuscripts,

по прибытии вещей, в присутствии академика И.Э. Гра-

Tretyakov Gallery

баря, контрольные вскрытия ящиков показали высокую удовлетворительность в сохранности вещей, подвергшихся эвакуации. Эта сохранность подтвердилась и в дальнейшем, при планомерном вскрытии ящиков и освобождении вещей от упаковки...»10. Еще до реэвакуации началась разработка плана новой экспозиции Третьяковской галереи. Научные сотрудники и в Москве, и в Новосибирске готовили свои варианты, порой споря и ссорясь из-за места картин в залах. Вернувшаяся домой З.Т. Зонова писала оставшейся в эвакуации С.Н. Гольдштейн: «Работа моя сейчас еще не налажена, и я в тишине иногда делаю зарисовки нашей будущей экспозиции, свято оберегая границы данной мне ранее территории. Конечно, за мной ревниво следят Ацаркина и Архангельская, которые боятся, что я подам все это, не посоветовавшись с ними. Ацаркина прямо заявила сегодня, что она выхлопочет перед Ал[ександром] Ив[ановичем] [Замошкиным] право планировать романтиков. Знаю, что работа эта еще преждевременна и что в дальнейшем будет передел площади, и все же не могу воздержаться. Вспоминала как-то на днях, как мы с тобой ссорились из-за 11-го зала»11. План нового размещения экспонатов собирались подготовить к 1 октября. Строки отчета свидетельствуют о том, что к этому времени лишь «было приступлено к установлению границ в экспозиции между различными эпохами и к выработке принципиальных оснований новой экспозиции»12. Надо отметить, что за годы войны в Галерею поступило 1015 новых произведений (167 – живописи, 55 – скульптуры, 792 – графики, 1 икона)13, часть этих приобретений должна было найти свое место в залах. Основная работа по подготовке новой экспозиции стала вестись уже после возвращения музейной коллекции и научных работников. Директор Галереи А.И. Замошкин и его заместитель по научной части Г.В. Жидков отмечали: «Составленные план и макеты предусматривают экспозицию, показывающую русское искусство в его развитии. Переходя из зала в зал, посетитель галереи будет видеть, как одна эпоха в историческом движении нашей художественной культуры сменяла

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Наши публикации

другую. Зритель получит возможность воспринять запе-

Галереи предложить аналогичное решение для всей му-

Торжественное открытие

чатленную в образах искусства многовековую жизнь на-

зейной экспозиции. О достигнутом результате можно

Третьяковской галереи

рода, обусловившую общественный символ и идейное

судить по отзыву внучки П.М. Третьякова Марины Нико-

содержание того или иного этапа художественного раз-

лаевны Гриценко, отмечавшей после торжественного от-

директор Третьяковской галереи

вития»14. К концу 1944 года план экспозиции был готов.

крытия Третьяковской галереи: «И развеска, в основном

А.И. Замошкин; за букетом цветов –

На втором этаже решили представить художественные

скорее положительно решенная, разреженная, выделяя

произведения, начиная с древнерусского искусства и

(по сравнению с прежней) каждую картину, способству-

заканчивая творчеством В.И. Сурикова и И.Е. Репина; на

ет восприятию праздничного показа! Довольно удачно

первом должно было разместиться все остальное, «на-

сделана и покраска, если не считать зелени в залах икон,

чиная с рисунков второй половины XIX века и произве-

слишком интенсивная, убивающая в некоторых случаях

дений Антокольского и кончая современным советским

оригиналы. Но как бесподобно красив, не то слово, Ру-

Welcoming speech from Alexander

искусством»15. Новая экспозиция имела значительное

блев! Картины смотрятся и воспринимаются по-новому.

Zamoshkin, Director of the Tretyakov

отличие от всех предшествующих, так как решили из-

После четырехлетнего отсутствия – и главное, после

менить привычный принцип показа работ, использовав

пережитого и отложившегося в душе за эти годы – вещи

Photograph

разреженную развеску картин. Впервые в Третьяковской

кажутся иными, какие-то даже для себя еще не осознан-

Department of Photography,

галерее этот способ опробовали на выставке произведе-

ные переоценки происходят. И развеска способствует

ний И.Е. Репина летом 1944 года. Это казалось смелым,

этому. Как смотрится сейчас Серов – никогда так не ви-

необычным и вызывало удивление. Научный сотрудник

села удачно Верушка и девушка, освещенная солнцем17.

З.Т. Зонова писала тогда: «Развеску и хвалили, и хаяли.

В маленьких залах, с боковым освещением они попали

Хвалили за то, что развешана по заграничному, ведь на

в обстановку “камерную”, концентрирующую внимание

некоторых простенках висело по одной вещи, на боль-

на каждой вещи. Он как-то “собрался” и не расплывает-

ших стенах – по три вещи. Хаяли за то, что в некоторых

ся, как это было раньше в больших залах. Как бесподобен

вещах видны сильные отражения – даже большой на-

цвет Врубеля! Именно звучание этого колосс[ального]

клон не спас их от этого. <…> Общее впечатление от вы-

цвета! <…> Блестяще выглядит Верещагин – он никог-

ставки хорошее, хвалили за культурность и строгость»16.

да так не смотрелся. Но после него перейдя к Сурико-

Успех репинской выставки и в целом положительное

ву, испытываешь разочарование, он кажется тусклым,

мнение о принципе развески позволили руководству

каким-то поблекшим. Сейчас только поняла увлечение

в зале В.И. Сурикова. Читает приветственное слово

И.Э. Грабарь. 17 мая 1945 Фотография ОФ ГТГ Opening ceremony at the Tretyakov Gallery, Surikov Room.

Gallery. (Igor Grabar, behind floral display). May 17 1945.

Tretyakov Gallery

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Наши публикации

Раскатка вала с картиной

Верещагиным в прошл[ом] столетии и интерес к нему

17 мая 1945 года сокровищница русского искусства

А.А. Иванова «Явление

Павла Мих[айловича Третьякова]!»18. Не все решения

распахнула свои двери. В тот день залы украсили цвета-

оказались одинаково удачными, но, следует признать,

ми, зеленью, коврами. Пригласительные билеты были

это был шаг вперед, а не повтор пройденного.

разосланы выдающимся деятелям науки, искусства, ли-

Христа народу». Конец 1944 - начало 1945 Фотография ОФ ГТГ

Еще одним отличием новой экспозиции стал рас-

тературы, дипломатическому корпусу и героям войны.

ширенный показ скульптуры и графики. В зале, стены

В час дня в зале В.И. Сурикова началась торжественная

Ivanov’s “The Appearance

которого украшали рисунки XVIII века, разместили

церемония открытия. Много теплых слов прозвучало в

of Christ Before the People”.

скульптуры Ф.И. Шубина; отдельный зал предоставили

адрес Третьяковской галереи. А.И. Замошкин мог ска-

Late 1944-early 1945

Unrolling of Alexander

произведениям М.М. Антокольского. И.Э Грабарь отме-

зать от лица всего коллектива: «Годы Великой Отече-

Department of Photography,

чал: «Такого обилия отдельных персональных залов од-

ственной войны заставили взглянуть по-новому на мно-

Tretyakov Gallery

ного мастера в прежних развесках достигнуто не было, и

гое из нашего прошлого, многое переоценить, понять

это надо признать огромным достижением сегодняшней

глубже, чем это имело место раньше. Это относится к

Photograph

экспозиции» .

целому ряду сторон нашей жизни, в том числе, конечно,

Первоначально планировалось открыть гале-

и к искусству. <…> При создании плана и макетов новой

Подготовка прибывших

рею к 23 февраля 20, затем – к 1 мая 1945 года 21 . Однако

экспозиции учитывалось место, занимаемое Галереей

из эвакуации картин

развернуть экспозицию так быстро не смогли. Прихо-

в культурной жизни нашей страны. Великое художе-

к экспонированию.

дилось распаковывать и вставлять в рамы огромное

ственное наследие русского народа, представленное

Фотография

количество картин. Некоторые произведения рестав-

шедеврами Галереи, становящимися теперь вновь до-

ОФ ГТГ

рировались. Требовала усилий и установка в залах

ступными для изучения, должно сыграть исключитель-

таких масштабных произведений, как «Явление Хри-

ную роль в развитии нашего советского искусства, перед

returned after evacuation

ста народу» А.А. Иванова, «Боярыня Морозова» В.И.

которым события последних героических лет поставили

for exhibition.

Сурикова, «Иван Грозный» М.М. Антокольского. Все

исключительной важности задачи»23.

Late 1944-early 1945

работали с огромным энтузиазмом, о чем позднее

Приподнятое настроение переполняло всех. Гри-

Department of Photography,

вспоминала научный сотрудник Е.Ф. Каменская: «Мо-

ценко в своих дневниках писала: «Реальное, первое

Tretyakov Gallery

сква жила возбужденной, счастливой жизнью. Галерея

безусловное подтверждение, остро пережитое, веще-

переживала вопросы новой экспозиции, проверяла и

ственное доказательство рубежа между войной и ми-

укрепляла вещи после эвакуации. Это был настоящий

ром – открытие Галереи!!! Как-то особенно празднична,

трудовой подъем, подъем научной мысли, пробужде-

красива она сейчас! <…> В день вернисажа, солнечный

Конец 1944 – начало 1945

Preparation of paintings

Photograph

ние творчества» . К середине мая все было готово к

и светлый, все сияло в Галерее. Она утопала в цветах,

открытию Третьяковской галереи.

изумительных по цвету цинерариях, анютиных глазках

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Наши публикации

клики на долгожданное событие. Николай Рерих писал из далекой Америки: «К открытию Третьяковской галереи шлю сердечный привет друзьям художникам и всем геройски охранявшим великие народные сокровища. Да процветает русское искусство!»28. На следующий день после вернисажа поток посетителей хлынул в Галерею. Сначала она работала до пяти часов вечера, а с июля – до семи. Стояли очереди, а люди все шли и шли. Первую послевоенную книгу отзывов переполняют слова огромной благодарности всем тем, кто сохранил уникальную коллекцию русского искусства: «Рассматривая картины, ощущаешь такое чувство, что будто бы встречаешься со старыми хорошими знакомыми счастливого довоенного периода и в то же время сознаешь на факте открытия Галереи, что страшное время прошло и мы победили. Хочется выразить от коллектива группы благодарность работникам Третьяковской галереи за сохранность культурных ценностей и восстановление работы»29.

и многих других. Торжественно прекрасна была она!

1 О деятельности ГТГ в годы войны см.: Государственная Третьяковская галерея и ее сотрудники в годы Великой Отечествен-

На лестнице вместо разбитого бомбой Меркуровского

ной войны (1941–1945). Ротапринт. М., 1975; Дружинин С.Н. В дни войны и Победы. (Из «воспоминаний» С.Н. Дружинина) //

Сталина

– на площадке в окружении зелени и цветов

бюст Павла Михайловича [Третьякова]. Я думала, что он должен был бы радоваться – не тому, конечно, что выставлен так торжественно его портрет, а той любовью, которой окружают галерейцы (только они!) его детище и создание всей его жизни»25. И действительно, работники музея были счастливы. Благодаря беззаветной преданности своему делу они смогли сохранить в годы войны уникальную коллекцию русского искусства, и наступивший праздник был для них особенно дорог. В.Ф. Румянцева вспоминала: «И вот этот день настал. 17 мая 1945 года, через 8 дней после объявления мира, Галерея открыла свои двери народу. <…> На вернисаже к нам – сотрудникам, дежурившим в залах и принимавшим наших первых посетителей, подходили незнакомые люди, обнимали и поздравляли с нашим общим праздником»26. Своей любовью и самоотверженностью сотрудники музея в тяжелые военные годы буквально спасли художественные сокровища. Спасли, чтобы все люди могли любоваться прекрасными произведениями русского искусства. На первой странице книги отзывов оставили

Искусство. 1980. № 5. С. 43–46; Кончин Е.В. Испытание. Третьяковская галерея в годы войны // Советский музей. 1984. №5. С.30–37; Полищук Э.А. Третьяковская галерея в годы Великой Отечественной войны // Искусство. 1985. № 5. С. 38–41; Кафтанова Т.И. Как это было. Государственная Третьяковская галерея в годы Великой Отечественной войны // Третьяковская галерея. 2005. № 2. С. 60–73; Буянова Н.В., Валова М.С., Жукова Л.А. В эвакуации. Из собрания ОР ГТГ // Музейный фронт Великой Отечественной. М., 2014. С. 310–318. 2 Письмо Н.Ю. Зограф к О.А. Лясковской от 16 мая 1942. ОР ГТГ. Ф. 183. Ед. хр. 42. Л. 4. 3 Приказ Комитета по делам искусств при СНК СССР № 34. Копия. 18 мая 1944. ОР ГТГ. Ф. 8. II. Ед. хр. 264. Л. 1. 4 Письмо З.Т. Зоновой к С.Н. Гольдштейн от 11 августа [1944]. ОР ГТГ. Ф. 161. Ед. хр. 104. Л. 1. 5 Письмо С.Н. Гольдштейн к О.А. Лясковской от 10 сентября 1944. ОР ГТГ. Ф. 183. Ед. хр. 35. Л. 39–39 об. 6 Переписка с филиалом ГТГ в Новосибирске за 1944 год. ОР ГТГ. Ф. 8.I (1944). Ед. хр. 6. Л. 61. 7 Приказы по ГТГ за 1944 год. ОР ГТГ. Ф. 8.I (1944). Ед. хр. 1. Л. 168. 8 Накладные на груз Третьяковской галереи при реэвакуации из Новосибирска. 3–18 ноября 1944. ОР ГТГ. Ф. 8.IV. Ед. хр. 208.

Л.1–6. 9 Сильверсван Е.Н. Воспоминания о работе ГТГ в годы Великой Отечественной войны. [1965]. ОР ГТГ. Ф. 8.II. Ед. хр. 72. Л. 4. 10 Отчет о работе Государственной Третьяковской галереи за 1944 год. ОР ГТГ. Ф. 8.II. Ед. хр. 21. Л. 1. 11 Письмо З.Т. Зоновой к С.Н. Гольдштейн от 22 августа 1944. ОР ГТГ. Ф. 161. Ед. хр. 105. Л. 1 об. 12 Отчет о работе Государственной Третьяковской галереи за 1944 год. ОР ГТГ. Ф. 8.II. Ед. хр. 21. Л. 4. 13 Сильверсван Е.Н. Справка о поступивших за время войны произведениях. 21 апреля 1945. ОР ГТГ. Ф. 8.II. Ед. хр. 21. Л. 51. 14 Замошкин А.И., Жидков Г.В. Заметка о новой экспозиции ГТГ. [1945]. ОР ГТГ. Ф. 8.II (1945). Ед. хр. 25. Л. 3. 15 Отчет о работе Государственной Третьяковской галереи за 1944 год. ОР ГТГ. Ф. 8.II. Ед. хр. 21. Л. 4. 16 Письмо З.Т. Зоновой к С.Н. Гольдштейн от 11 августа [1944]. ОР ГТГ. Ф. 161. Ед. хр.104. Л. 2–2 об. 17 Речь идет о картинах В.А. Серова «Девочка с персиками» (1887) и «Девушка, освещенная солнцем» (1888). 18 Гриценко М.Н. Записи военных лет. Тетрадь № 10. 10 марта – 5 июля 1945. ОР ГТГ. Ф. 125. Ед. хр. 99. Л. 132–133. 19 Грабарь И.Э. Праздник русского искусства // Труд. 1945, 18 мая. 20 См.: Письмо С.И. Пронина директору 4-й Госфотофабрики от 5 января 1945. ОР ГТГ. Ф. 8.II. Ед. хр. 9. Л. 6. 21 См.: Стенограмма заседания Ученого совета Государственной Третьяковской галереи. 15 декабря [1944]. РГАЛИ. Ф. 2322.

Оп. 1. Ед. хр. 100. Л. 1 об. 22 Каменская Е.Ф. Воспоминания. [1970-e]. ОР ГТГ. Ф. 221. Ед. хр.1. Л. 67. 23 Замошкин А.И. Жидков Г.В. Заметки о новой экспозиции Государственной Третьяковской галереи. [1945]. Ф. 8.II. Ед. хр. 25.

Л. 1, 12. 24 В результате бомбардировок в августе 1941 года были разрушены главный вход в Галерею и парадная лестница, на которой

стояла гипсовая скульптура работы С.Д. Меркурова «И.В. Сталин». Это было единственное художественное произведение из собрания ГТГ, утраченное за годы войны.

свои записи представители американского дипкорпуса:

25 Гриценко М.Н. Записи военных лет. Тетрадь № 10. 10 марта – 5 июля 1945. ОР ГТГ. Ф. 125. Ед. хр. 99. Л. 132, 133–133 об.

Луиза Гопкинс (жена встречавшегося с И.В. Сталиным

26 Румянцева В.Ф. 17 мая 1945 года. [1965]. ОР ГТГ. Ф. 8.II. Ед. хр. 71. Л. 1.

для подготовки мирной конференции Гарри Гопкинса и Кэтлин Гарриман (дочь посла США в Советском Союзе

27 Книга отзывов посетителей Государственной Третьяковской галереи. 1945–1949. ОР ГТГ. Ф. 8.II. Ед. хр. 12. Л. 1. 28 Письмо Н.К. Рериха к И.Э. Грабарю от 8 мая 1945 года // Рерих Н.К. Из литературного наследия. М., 1974. С. 409. 29 Книга отзывов Третьяковской галереи. 1945–1949. ОР ГТГ. Ф. 8.II. Ед. хр. 12. Л. 2 об.

Уильяма Гарримана), с восторгом отозвавшиеся о собрании русского искусства27. Со всего мира приходили отТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Наши публикации

The Return On the Occasion of the 70th Anniversary of the Tretyakov Gallery’s Re-opening after World War II

Yelena Terkel The Great Patriotic War was a tremendous upheaval for both the Tretyakov Gallery and the entire country. Marking the 70th anniversary of Victory, we also celebrate the anniversary of the Gallery’s re-opening after its return to Moscow from evacuation1.

The museum’s staff had been looking forward to this event

holdings from evacuation must be carried out only with ap-

throughout the war. Everyone believed that the artwork,

proval from the Committee for the Arts under the aegis of

sent away for safekeeping to the country’s heartland that

the Council of People’s Commissars of the USSR, and only

was untouched directly by the war, would return home to-

when a suitable space is made ready to accommodate these

gether with its custodians. The researcher Natalya Zograf

holdings.” 3 By that time the Gallery’s building, damaged by

wrote in 1942: “I’m pining for Moscow, first of all – for the Gal-

shelling in 1941, was mostly restored.

lery. I’m dreaming about how we will be assembling a new

The letters exchanged between the Gallery’s staff are

display, working from dawn to dusk… moving and removing

full of hope: “Well, it appears that soon we’ll meet again in our

individual pieces 30 times in a row. I cannot imagine my life

shared home – the Gallery. On Monday, that is within three

in Moscow without the work at the Gallery.” 2

days, our bosses are required to submit to the Committee a

Finally, on May 18 1944, the Committee for the Arts un-

detailed plan for accommodating the arriving delivery in the

der the aegis of the Council of People’s Commissars of the

Gallery. The staff keep groaning and scratching their heads

USSR issued a directive: “Every shipment of art museums’

trying to figure out how to handle all this capably. Most of

Разрешение на въезд в Москву эвакуированных сотрудников Третьяковской галереи. 30 октября 1944 ОР ГТГ Moscow return/entry permission for evacuated employees of the Tretyakov Gallery. October 30 1944 Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

the staff members believe that this return is premature, and

With its collections being returned to where they be-

the building is not ready for accommodating the shipment.

longed, the Gallery was now entering a new stage in its

But these concerns are voiced mostly by rank-and-file em-

life-cycle. On November 1 1944, the museum’s administra-

ployees, and will not be heard by the Committee. Alexander

tion issued an order: “Because of the arrival in Moscow of the

Фотография

Ivanovich Zamoshkin is anxious to return – this means that

art treasures and the necessity to unload them, the working

ОФ ГТГ

he’ll prevail.” 4 And indeed, the Gallery’s director was confi-

day on November 2 will start at eight in the morning.” 7 On

dent that the issue would be resolved soon. He was respon-

that day the Gallery received items returning from Molo-

sible for preparing a draft of the new display at the Gallery,

tov (now Perm). On November 3 a train with the museum’s

Christ Before the People”

to be submitted to the Committee for Arts for approval by

holdings arrived at the Moscow-Tovarnaya (Goods) station

Late 1944-early 1945

October 1. In September the head of the department of 1850-

from Novosibirsk. According to the waybills, the unloading

1917 art, Sophia Goldshtein, wrote to her colleague Olga

of three wagons was finished only by November 18 8, and lor-

Lyaskovskaya in Novosibirsk, where the bulk of the muse-

ries carrying the bulk of the collection packed in boxes drove

um’s collection was temporarily held: “…perhaps when we

into Lavrushinsky Lane. The museum’s chief custodian Yele-

come the layout of the display will be ready. It would be good

na Silversvan recalled: “Throughout the summer the Gallery

if we take the items out of their ‘prison cells’ immediately

was preparing to receive the returned artwork, the entire

upon arrival and show them ‘for all the world to wonder at’. And we do have some wonders to show off, don’t we?” 5 Despite enormous difficulties, Zamoshkin did all he could to prepare competently and thoroughly for the return of the holdings. On September 5 he sent a telegram to Novosibirsk: “Immediately get ready for shipment all evac-

установка картины А.А. Иванова «Явление Христа народу». Конец 1944 - начало 1945

installation of Alexander Ivanov’s “The Appearance of

Photograph Department of Photography, Tretyakov Gallery

Накладная на разгрузку художественных произведений Третьяковской галереи, прибывших 3 ноября 1944 года из Новосибирска на станцию Москва-Товарная. 18 ноября 1944 ОР ГТГ

uated items stop awaiting decision” 6. Finally, on October 4

Transportation document for

1944, the Council of People’s Commissars of the USSR issued

art works of the Tretyakov

Decree No. 1335: the collections of art museums of Moscow and its environs were to be brought back from evacuation. After that, on October 9, the Committee for Arts issued a similar order to have the holdings sent back to Moscow by November 1.

Gallery which arrived on November 3 1944 from Novosibirsk to MoskvaTovarnaya (Goods) station. November 18 1944 Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

Письмо директора

building was being renovated from top to toe, panes re-

by Atsarkina and Arkhangelskaya, who are anxious that

Третьяковской галереи

paired and fitted with glass, etc. And now on a chilly, gloomy

I’ll submit all this stuff without consulting them. Atsarki-

rainy day, which seemed to us as one of the most joyful and

na openly told today that she will persuade Al[exander]

при СНК СССР М.Б. Храпченко

brightest, the camion with the holdings drove past the Gal-

Iv[anovich] [Zamoshkin] to authorize her to draft the layout

с программой

lery’s wide open gate. How happy we were to see again our

for the Romantics. I know that these efforts are premature

dearest colleagues and the Gallery’s artwork. We immedi-

and the space is going to be re-allocated in the future, and

ately started unpacking, and work got going in the Gallery.

yet I cannot contain myself. Just recently I recalled how

There was indeed a lot of very difficult work to do, but the

you and I fought over the 11th room.” 11 The new layout for

staff’s enthusiasm was equally great.” 9 Most importantly, all

the display was to be ready by October 1. The report shows

Gallery, to Chairman of the

items arrived back home safe and sound. Both the paintings

that by that date the staff had only begun to “define borders

Arts Committee of the Council

themselves and the dry words of the reports were evidence

within the display between different eras and develop gen-

of People’s Commissars Mikhail

of this: “The opening of several randomly selected boxes,

eral principles for the new display” 12. It should be noted that

performed after the arrival of the shipment in the presence

during the war the Gallery had received 1,015 new pieces

the Tretyakov Gallery.

of Academician Igor Grabar, demonstrated that the items

(167 paintings, 55 sculptures, 792 drawings, one icon)13, and

April 2 1945

brought back from evacuation were in good condition. The

some of these acquisitions were to be included in the display

safety of the items was further confirmed when the boxes

rooms.

А.И.Замошкина Председателю Комитета по делам искусств

торжественного открытия Галереи. 2 апреля 1945 ОР ГТГ. Публикуется впервые Letter from Alexander Zamoshkin, Director of the Tretyakov

Khrapchenko with programme of the Opening Ceremony at

Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery First publication

were opened systematically and the items unwrapped…” 10

Most of the work on the new display took place after

Even before the return of the museum’s holdings the

the return of the museum’s collection and researchers from

staff had started developing a plan for the Gallery’s new dis-

evacuation. The Gallery’s director Zamoshkin and his deputy

посетителей Третьяковской

play. The researchers in Moscow and Novosibirsk had draft-

for research German Zhidkov remarked: “The layout and the

галереи. Май 1945

ed their versions, sometimes engaging in debate and argu-

model we prepared are designed to accommodate a display

ОР ГТГ. Публикуется впервые

Первый лист из книги отзывов

ing over the arrangement of pictures in the rooms. Upon her

showcasing Russian art as it developed. Walking from one

First page from the guestbook

return home, Zinaida Zonova wrote to Sophia Goldshtein,

room to another, the visitor to the Gallery will see how one

of the Tretyakov Gallery.

who remained in Novosibirsk: “My work is not on the right

era in the historical evolution of our artistic culture was re-

May 1945

track yet, and in silence I sometimes sketch our future dis-

placed by another. Viewers will have an opportunity to see

Tretyakov Gallery

play, carefully guarding the boundaries of the territory

artistic images capturing many centuries' worth of the peo-

First publication

assigned to me earlier. Of course, I’m being closely watched

ple’s life, which brought into being particular public symbols

Department of Manuscripts,

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

ter Marina Nikolaievna Gritsenko, who noted after the cere-

И.Н. Павлов

mony of the Gallery’s opening: “And the arrangement of pic-

Государственная

By the end of 1944 the plan of the display was ready. It

tures – mostly positive – a sparse one, highlighting (in contrast

was decided to assign the second floor to the period from

to the previous one) every painting, helps to create a festive

к открытию Третьяковской галереи).

Old Russian art to Vasily Surikov and Ilya Repin; the first

mood at the display! The paints are quite good as well, with

Бумага, цветная линогравюра

floor was to accommodate the rest of the collection, “from

the exception of the green in the icons rooms, which is too in-

drawings created since 1850 and Mark Antokolsky’s works,

tense and in some cases kills the originals. But how superbly

to modern Soviet art” 15. The new display significantly dif-

beautiful – that is not the word for it – Rublev is! The paintings

Ivan Pavlov

fered from all previous ones in terms of the arrangement

look and feel unfamiliar. After an absence of four years – and

The Tretyakov Gallery. 1945

of pictures on the wall – they would now be sparsely hung.

most importantly, after all that has been experienced and left

This method was first tested in the Tretyakov Gallery dur-

a mark on the soul during all these years – things appear dif-

Tretyakov Gallery)

ing wartime at a Repin exhibition in the summer of 1944.

ferent, you re-evaluate things even though you’re not aware

Coloured linocut on paper

Considered bold and unusual, this arrangement caused sur-

of it yet. And the arrangement of pictures encourages that.

prise. The researcher Zinaida Zonova wrote at the time: “The

See how Serov looks now – never before have ‘Verushka’ and

arrangement was praised by some, scorned by others. We

‘Girl in the Sunlight’ been showed off so wonderfully 17. In the

and ideas driving this or that stage of the development of the arts.”

were praised because the arrangement had an internation-

small rooms, with lateral illumination they are in a ‘private

al look – some partition walls featured one piece, big walls –

viewing’ environment, which focuses attention on every piece.

three pieces. We were scorned because some pieces had a

The Serov is now ‘concentrated’ and does not become blurred

strong looking-glass effect – even a steep incline did not help

the way it had previously in the big rooms. How magnificent

the matter… The general impression from the exhibition is

are Vrubel’s colours! The very intensity of this larger-than-life

a positive one, it was praised for cultural refinement and

colour scheme!… Vereshchagin looks brilliant – he has never

severity.”

The success of the Repin exhibition and the generally

Третьяковская галерея. 1945 (Работа была заказана художнику

21,8 × 29 ГТГ

(The painting was commissioned from the artist for the opening of the

21.8 × 29 cm Tretyakov Gallery

looked that way. But when you proceed to Surikov after him, you become disappointed since he looks lacklustre, somewhat

positive opinions about the arrangement of the pictures en-

faded. Only now do I understand Vereshchagin’s popularity in

abled the Gallery’s management to apply a similar solution to

the last century and Pavel [Tretyakov’s] interest in him!” 18 Not

the museum’s display in its entirety. One can judge the result

all arrangements were equally felicitous, but one must admit

achieved from the reaction of Pavel Tretyakov’s granddaugh-

that it was a step forward rather than a repetition of the past. THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

Воспоминания Главного хранителя Третьяковской галереи Е.В. Сильверсван об открытии Третьяковской галереи. [1965] ОР ГТГ Memoirs of Yelena Silversvan, Chief Custodian of the Tretyakov Gallery, about the opening ceremony. [1965] Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery

Пригласительный билет 4 на торжественное открытие Третьяковской галереи. 17 мая 1945 ОР ГТГ Invitation to the opening 4 ceremony of the Tretyakov Gallery, May 17 1945. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery

Another distinctive feature of the new display was

was able to speak on behalf of the entire staff: “The years of

an expanded section of sculpture and drawings. Fyodor

the Great Patriotic War made us take a fresh look at many

Shubin’s statues were placed in the room where the walls

things in our past, to do much reconsidering, to gain a deep-

were adorned with 18th-century drawings; a separate room

er understanding than before. This applies to many aspects

was allocated for Mark Antokolsky’s works. Igor Grabar not-

of our life, including, of course, art… Creating the layout and

ed, “In previous displays there were not so many rooms dedi-

models of the new display we took into account the place

cated exclusively to one artist, and [the large number of such

occupied by the Gallery in our country’s cultural life. The

rooms in the new layout] should be acknowledged as one of

Russians’ great artistic legacy, represented by the Gallery’s

its great virtues.” 19

masterpieces, which are now becoming newly available for study, should play an exclusive role in the development of our

but the museum was unable to have everything finished

Soviet art, which now faces extraordinarily important chal-

by that date.21 A huge number of paintings had to be un-

lenges resulting from the events that have taken place in the

packed and put into frames, while some works were in ren-

recent heroic years.” 23

Initially it was planned to open the Gallery by February

ovation. Mounting such large pieces as Alexander Ivanov’s

Everyone was elated. Marina Gritsenko wrote in her

“The Appearance of Christ before the People”, Vasily’s Surikov

diaries: “The real, the first definitive confirmation experi-

“Boyarynya Morozova” and Mark Antokolsky’s “Ivan the Ter-

enced sharply, the material evidence of the demarcation

rible” also required a great deal of effort. Everyone worked

line between war and peace – the Gallery’s opening!!! How

with great enthusiasm, and the researcher Yelena Kamen-

especially festive-looking, how beautiful it is now!… On the

skaya later reminisced: “Moscow led a life full of excitement

first day when the Gallery opened – that day was sunny and

and joy. The Gallery was grappling with the problems posed

fair – everything in the Gallery was shining. It was solemn-

by the new display, and examined and stabilized the artwork

ly beautiful! On the staircase, instead of Merkurov’s [statue

returned from Novosibirsk. There was a real enthusiasm

of] Stalin, destroyed by the shelling24, stands on the landing,

for work and academic exploration, the awakening of crea-

amidst greenery and flowers, the bust of Pavel Mikhailovich

tivity.” 22 By mid-May everything was ready for the Gallery’s

[Tretyakov]. I thought he must have been feeling gratified –

opening.

of course, not by the fact that his portrait was put up for

On May 17 1945, the treasury of Russian art opened its

viewing with so much pomp, but by the love the members of

doors wide open, with rooms adorned with flowers, foliage

the Gallery’s staff (and they alone!) poured on his brainchild

and carpets. Invitations had been sent out to prominent

and his life’s work.” 25

academicians, artists, writers, as well as diplomats and war

The Gallery employees were happy indeed. Their self-

heroes. At one o’clock in the afternoon in the Surikov room

less commitment to their work had preserved the unique

the opening ceremony began. Many of those attending

collection of Russian art in wartime, and they took a special

spoke warmly about the Tretyakov Gallery, while Zamoshkin

joy in the celebration. Vera Rumyantseva reminisced: “And

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

that day came. On May 17 1945, eight days after peace was

1 About the Tretyakov Gallery’s activities during the WWII, see the following: “The Tretyakov Gallery and Its Staff during the War

(1941-1945). Photocopy edition. Moscow: 1975; Druzhinin, S. “In the Days of War and Victory (from S. Druzhinin’s ‘Memoirs’)” // “Iskusst-

announced, the Gallery again opened its door to the people…

vo” (Art) magazine. 1980. No. 5. Pp. 43-46; Konchin, Ye. ‘The Ordeal. The Tretyakov Gallery during the War’ // “Sovetsky muzei” (Soviet

On the opening day we, employees who were on duty in the

Museum) magazine. 1984. No. 5. Pp. 30-37; Polishchuk, Ye. ‘The Tretyakov Gallery during the Great Patriotic War’ // “Iskusstvo” (Art) magazine. 1985. No. 5. Pp. 38-41; Kaftanova, T. ‘The Way It Was. The Tretyakov Gallery during the Great Patriotic War’ // “Tretyakov

rooms and welcomed our first visitors, were approached by

Gallery Magazine”. 2005. No. 2. Pp. 60-73; Buyanova, N., Valova, M., Zhukova, L. ‘The Evacuees. From the Collection of the Tretyakov

unfamiliar people who embraced and congratulated us on our shared festival.”

The love and self-sacrifice of the museum’s employees had literally saved the art treasures during the difficult war years, preserving them so that everyone could admire this beautiful Russian art. The first page of the Gallery’s comments book carries remarks from representatives of the American diplomatic corps: Louise Hopkins (the wife of Harry Hopkins, who met with Stalin to prepare the peace conference) and Kathleen Harriman (daughter of W. Averell Harriman, the American ambassador to the Soviet Union), who talked in superlative terms about the Russian art collection27. Responses to the much-awaited event came from all over the world. Nicholas Roerich wrote from far-away America: “To mark the opening of the Tretyakov Gallery, I send my cordial greetings to my artist friends and all who heroically guarded the people’s great treasury. May Russian art flourish!” 28 On the day after the opening the Gallery was flooded with visitors. First it closed at five in the evening, and then, from July onwards, at seven. People were queuing, and the stream of visitors never stopped. The first post-war comments book is filled with words of heartfelt gratitude to all those who had preserved the unique collection of Russian art: “Looking at the pictures, you feel as if you are meeting with good old friends from the blissful pre-war period, and at the same time you realize that since the Gallery is open we have left the awful times behind, and won. I wish to express on behalf of our group gratitude to the Tretyakov Gallery’s staff for keeping safe the cultural treasures and resuming their work.” 29

Gallery’s Department of Manuscripts’ // “The Museum Front of the Great Patriotic War”. Moscow: 2014. Pp. 310-318. 2 Natalia Zograf ’s letter to Olga Lyaskovskaya, May 16 1942. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. Fund 183. Item 42. Sheet 4. 3 Directive No. 34 of the Committee for the Arts under the aegis of the Council of People’s Commissars of the USSR. A copy. May 18

1944. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. Fund 8. II. Item 264. Sheet 1. 4 Zinaida Zonova’s letter to Sophia Goldshtein, August 11 [1944]. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. Fund 161. Item 104.

Sheet 1. 5 Sophia Goldshtein’s letter to Olga Lyaskovskaya, September 10 1944. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. Fund 183.

Item 35. Sheet 39-39 reverse. 6 Correspondence with the Tretyakov Gallery’s affiliate in Novosibirsk: 1944. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. Fund 8.I

(1944). Item 6. Sheet 61. 7

The Tretyakov management’s orders issued in 1944. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. Fund 8.I (1944). Item 1. Sheet 168.

8 Waybills for the Tretyakov Gallery’s shipment when the collection was brought back to Moscow from evacuation. November 3-18

1944. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. Fund 8.IV. Item 208. Sheet 1-6. 9 Silversvan, Ye. “Memoirs about how the Tretyakov Gallery Worked during the Great Patriotic War”. (1965). Department of Manu-

scripts, Tretyakov Gallery. Fund 8.II. Item 72. Sheet 4. 10 Tretyakov Gallery Annual Report: 1944. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. Fund 8.II. Item 21. Sheet 1. 11 Zinaida Zonova’s letter to Sophia Goldshtein, August 22 1944. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. Fund 161. Item 105.

Sheet 1 reverse. 12 Tretyakov Gallery Annual Report: 1944. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. Fund 8.II. Item 21. Sheet 4. 13 Silversvan, Ye. “Art acquired during the war: a reference sheet”. April 21 1945. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery.

Fund 8.II. Item 21. Sheet 51. 14 Zamoshkin, A., Zhizhkov, G. “A brief article about the new display at the Tretyakov Gallery”. (1945). Department of Manuscripts,

Tretyakov Gallery. Fund 8.II (1945). Item 25. Sheet 3. 15 Tretyakov Gallery Annual Report: 1944. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. Fund 8.II. Item 21. Sheet 4. 16 Zinaida Zonova’s letter to Sophia Goldshtein, August 11 [1944]. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. Fund 161. Item 104.

Sheet 2-2 reverse. 17 The pictures in question are Valentin Serov’s “Girl with Peaches” (1887) and “Girl in the Sunlight” (1888). 18 Gritsenko, M. “Wartime Diaries”. Notebook 10. March 10-July 5 1945. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. Fund 125.

Item 99. Sheet 132-133. 19 Grabar, Igor. ‘The Celebration of Russian Art’. In: “Trud” (Labour) newspaper. May 18. 20 See: S. Pronin’s letter to the director of the 4th State Photofactory, January 5 1945. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery.

Fund 8.II. Item 9. Sheet 6. 21 See: Verbatim record of the meeting of the Tretyakov Gallery Academic Council. December 15 [1944]. Russian State Archive of

Literature and Arts. Fund 2322. 22 Kamenskaya, Ye. “Memoirs”. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. Fund 221. Item 1. Sheet 67. 23 Zamoshkin, A., Zhidkov, G. “Notes about the new display at the Tretyakov Gallery” (1945). Fund 8.II. Item 25. Sheets 1, 12. 24 In August 1941 bombs destroyed the main entrance to the Gallery and the main staircase, which was adorned with the gypsum

statue of Stalin by Sergei Merkurov. This was the only piece from the Gallery’s collection to have been destroyed during the war. 25 Gritsenko, M. “Wartime Diaries”. Notebook 10. March 10-July 5 1945. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. Fund 125.

Item 99. Sheets 132, 133-133 reverse. 26 Rumyantseva, V. May 17 1945 (1965). Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. Fund 8.II. Item 71. Sheet 1. 27 Tretyakov Gallery Comments Book. 1945-1949. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. Fund 8.II. Item 12. Sheet 1. 28 Nicholas Roerich’s letter to Igor Grabar, May 8 1945. In: Roerich, Nicholas. “Literary Works”. Moscow: 1974. P. 409. 29 Tretyakov Gallery Comments Book. 1945-1949. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. Fund 8.II. Item 12. Sheet 2 reverse.

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

Дневники Марины Николаевны Гриценко Военные будни в записях внучки П.М. Третьякова Наталья Буянова В Отделе рукописей Государственной Третьяковской галереи хранится уникальный документ эпохи Великой Отечественной войны – дневники внучки основателя музея Павла Михайловича Третьякова Марины Николаевны Гриценко (1901–1971). Практически вся ее жизнь была связана с искусством. Следуя семейной традиции, она не просто дружила с художниками, но и помогала им справляться с тяжелыми условиями военного времени. Ее записи – живое свидетельство событий, происходивших тогда в нашей стране.

А.Ф. Пахомов 4

В годы войны Марина Николаевна Гриценко жила

Как пишет сама М.Н. Гриценко, она «родилась и вы-

Салют 27 января 1944 года

и работала в Москве. Об этом периоде повествуют

росла в художественной среде»2. Ее родители – Любовь

ее дневники, которые она вела на протяжении четы-

Павловна, дочь П.М. Третьякова, и Николай Николаевич

Бумага, автолитография

рех лет (1943–1946). По долгу службы и по зову сердца

Гриценко, художник-маринист.

85,1 × 60,8

М.Н. Гриценко вела переписку со многими художника-

Раннее детство Марина провела в основном за

ми-фронтовиками, поддерживала их всеми возможны-

границей и в Петербурге. В 1918 году она перебралась в

Alexei Pakhomov 4

ми способами, не только помогая с размещением, про-

Москву, окончила здесь гимназию и поступила на рабо-

Fireworks on January 27 1944,

питанием и организацией выставок, но и просто добрым

ту в Главное управление текстильной промышленности

celebrating the lifting

словом придавая уверенности и сил. Она была дружна

ВСНХ СССР. Но семейные традиции привели ее на рабо-

Auto-lithograph on paper

с такими выдающимися советскими художниками, как

ту в Союз деятелей прикладного искусства. В 1927 году

85.1 × 60.8 cm

П.П. Соколов-Скаля, Г.С. Верейский, Я.Д. Ромас, И.А. Се-

М.Н. Гриценко перенесла тяжелую болезнь, длившуюся

Tretyakov Gallery

ребряный, И.В. Титков, С.Б. Телингатер, А.Ф. Пахомов,

несколько месяцев и оставившую серьезные осложне-

В.Н. Кудревич, В.А. Серов, В.Н. Прошкин, В.И. Малагис,

ния на долгие годы.

в честь снятия блокады 1944–1945

ГТГ

of the siege. 1944-1945

В.И. Курдов. И.В. Титков в своих воспоминаниях1 отзы-

В 1929 году Марина Николаевна перешла на работу

вался о Марине Николаевне как о добром, отзывчивом

в издательство Госплана. В дальнейшем ее жизнь ока-

человеке, оказавшем ему неоценимую поддержку в

залась навсегда связанной с организаторской и публи-

трудное время.

каторской деятельностью. В 1930 году было образовано

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Наши публикации

М.Н.Гриценко

дневниковых записей в тетради вложены пригласи-

Комякино. 1939 Фотография

тельные билеты на выставки, программы концертов,

ОР ГТГ. Публикуется впервые

вырезки из газет, билеты в театры и черновики писем. Дневники М.Н. Гриценко никогда ранее не пу-

Marina Gritsenko Komyakino. 1939

бликовались и не использовались исследователями

Photograph

Великой Отечественной войны. А ведь этот материал

Department of Manuscripts,

является источником для изучения не только культур-

Tretyakov Gallery

ной жизни России того времени, но и быта рядовых

First publication

граждан со всеми бедами и трудностями военного периода. Это первая публикация отрывков из двух тетрадей, которые рассказывают о жизни многих известных московских и ленинградских художников, о работе Оргкомитета ССХ, подготовке различных выставок и конференций, а также о нехватке самых необходимых товаров, распределении продуктов и одежды, о разрушениях и бомбежках в разных городах. Записи о конкретных событиях сопровождаются рассуждениями Марины Николаевны об ужасах войны, ее последствиях и значении для каждого человека, о цене победы и о том, что будет дальше. Дневники печатаются в соответствии с правилами современной орфографии и пунктуации, с сохранением особенностей авторского стиля.

1943 год. Ленинград 3 издательство ИЗОГИЗ, и она заняла в нем должность

19.08. Последние дни было холодно, шли дожди.

секретаря редакции журнала «Бригада художников».

Сегодня стояла чудесная погода, один из тех дней с

Одновременно, с конца 1932 года, она работала заведу-

прекрасным воздухом и легким прохладным ветер-

ющей редакцией журнала «Искусство» в Московском

ком, какие предвещают приближение осени. Высокие

областном Союзе советских художников (ССХ). В 1936

кучевые облака бросают резкие, причудливые тени на

году по состоянию здоровья М.Н. Гриценко пришлось

землю. В светотени ярко блестят водные пространства

оставить занимаемые посты и стать старшим редакто-

«Москвы-Волги». Как красива природа этой полосы Под-

ром-организатором в издательстве «Искусство». В 1939-м

московья. Живописно чередуются лиственные и хвой-

она перешла в Оргкомитет ССХ СССР, где до конца жизни

ные леса с причудливыми очертаниями «морей», озер,

занимала должность референта.

каналов, рек, речушек. Вся местность испещрена сере-

Во время Великой Отечественной войны Марина

бряными водными жилками, напоминая своеобразную

Николаевна осталась в Москве в оперативной группе

нервную систему. Поля уже все убраны, копны на них,

Оргкомитета ССХ. Она участвовала в подготовке вы-

как правильно расставленные на доске шашки. Лес еще

ставки «Героический фронт и тыл», которая проходила в

совсем зелен, и лишь изредка горит одинокая красная

Третьяковской галерее, была командирована в Киев для

осинка да желтеет береза.

организации V пленума ССХ Украины. Летом 1943 года

Чем больше удаляемся мы на север, тем строже и

Гриценко провела неделю в Ленинграде: разбирала ар-

суровее колорит. Пейзаж меняется. Леса редеют, увели-

хив семьи Третьяковых, обнаруженный в Эрмитаже.

чиваются болота, появляется торф. Архитектура церк-

1 января 1943 года Марина Николаевна начала ве-

вей теряет округлость и мягкость ампира. Как хороша

сти дневники. Ежедневно она фиксировала, как прошел

русская природа, а с высоты прелесть ее еще нагляднее.

ее день: встречи, поездки, телефонные разговоры, полученные письма, дела в оргкомитете, события на фрон-

Теперь все отчетливее следы войны – разрушенные, обгорелые строения, лесные завалы.

те и, конечно, мысли и переживания. В личном фонде

Через три четверти часа полета на площадку в сере-

М.Н. Гриценко хранятся двенадцать тетрадей, испи-

дине машины выходит боец и становится к пулемету (он

санных мелким, убористым почерком. Иногда из-за

не покидает его до Ленинграда). Мы спускаемся ниже и

отсутствия тетради или блокнота ей приходилось са-

летим на высоте 300 м. Большая черная, наша собствен-

мой склеивать разрозненные листы. Возможно, она

ная, тень плывет почти рядом с нами по верхушкам де-

планировала использовать свои дневники для подго-

ревьев, болотам.

товки сборника «Работники искусства в годы Великой

Внезапно ландшафт меняется, местность дела-

Отечественной войны». Марина Николаевна посвятила

ется холмистой, [c] изредка живописными оврагами,

этой работе много времени, собрала обширный мате-

покрывается елями и соснами. Мы резко набираем

риал, но опубликовать книгу не удалось. Помимо самих

высоту, а затем круто идем на посадку и через 1 ч.

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Наши публикации

45 минут после вылета из Москвы садимся на аэродроме «Хвойной». Нас встречает молодой капитан «фронтового» вида, начальник К.П. и провожает в землянку, где нам выдают талончики. Идем в большую, стоящую рядом в лесу палатку, где подают чай с хлебом со !.. сливочным маслом и шоколадом!!! <...> Моросит мелкий дождик, лужи, холодно. Бухают зенитки, в Ленинграде действительно налет. Мы сели на Смольнинском аэродроме в 30 километрах от города. Но какое зрелище! Над городом висят три ракеты, огромные, ярко-оранжевые, яйцевидной формы с фосфоресцирующим светом. Они, как мне объясняют, на автоматических парашютах, медленно покачиваясь, парят над городом. Наши их расстреливают из зениток, но попасть в них трудно: от ударной волны парашют автоматическим сжатием перекидывает ракету – впечатление легкого, плавного прыжка в сторону, и ракета вновь, медленно покачиваясь, парит в другом месте. От света ракет, вспышек зениток моментами светло, как днем. Это помогает нам добраться минут в 15–20 пешком, через грязь и лужи, до диспетчерской. <...> В начале второго часа приходит автобус, комната наполняется пассажирами, отлетающими в Москву. Мы вчетвером садимся в автобус и едем в город. Сияет луна, ослепительно белеет шоссе. Эта ночь напоминает августовские ночи в Крыму. Выезжаем из зоны аэродрома – последний регулировщик проверил путевку шофера. Едем среди пригородных селений. По мере приближения к городу все заметнее и значительнее разрушения. Мы сразу попадаем в обста-

Дневники М.Н. Гриценко

новку, трудно воспринимаемую как реальность, как жиз-

1943–1946

1943-1946

ОР ГТГ

Department of Manuscripts,

ненную действительность. Чудится, что присутствуешь на

Diaries of Marina Gritsenko.

Tretyakov Gallery

грандиозной трагичной постановке. Кварталы причудливых кружевных развалин, груды обвалившихся зданий, которым яркий свет луны и резкие светотени придают вид декораций… Тишина… Пустота… Улицы и площади все прибраны – и это еще больше подчеркивается полным безмолвием города. Ощущение гениальной античной классической трагедии… Но как ты прекрасен в своем бедствии, как независимо и гордо несешь ты свои страдания, мой город! И в этом, казалось бы, мертвом ночном облике прежде всего чувствуешь живой непоколебимый и мужественный дух твой! Проезжаем Охту, Суворовский проспект. Разрушения столь велики, что плохо ориентируюсь. Почти ни одного неповрежденного дома и, конечно, ни одного целого окна. По мере приближения к центру – фасады все заделаны, окна закрыты фанерой. От улицы Жуковского заворачиваем на проспект Володарского и останавливаемся у дома 48 – аэрофлот. Мой Литейный проспект!! Наискось дом, строившийся в моем детстве; в нем был магазин «Наука и знание», несколько дальше цветочный, где продавались

Удостоверение М.Н. Гриценко

“For the Defence of Moscow”

карликовые растения – предмет моей страстной любви

к медали «За оборону Москвы»

medal certificate awarded

в детстве! Сейчас здесь все мертвенно, пустынно, дико. <...>

to Marina Gritsenko. 1944

ОР ГТГ. Публикуется впервые

Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery

20.08. Меня устраивают в мастерской Серебряно4

1944

First publication

го , рядом с Серовской , сам И[осиф] А[лександрович] ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Наши публикации

ми трагедиями грехи моего поколения, поколения, по выражению моего друга Николая Рыленкова6, «Богом отвергнутых людей». Велико твое очищение, добытое смертью и муками, слезами и страданиями. Велики твои заступники, давшие тебе мужество и стойкость, вселившие в тебя Волю и Веру. Как прекрасно и величественно будет твое воскресение. Но не наступило еще время, когда будет осознан и оценен твой подвиг. Теперь человеческая мысль начинает только пробиваться к тебе, поверхностно отмечает отдельные факты, констатирует события. Многое стало мне понятным в тот вечер: и происшедшие в людях перемены, и новое, появившееся в творчестве почти каждого художника, – через страдания и муки, переоценку всех ценностей лежит путь каждого, принесший обновление творческого сознания, породивший иногда неожиданные новые стремления, чуждые ранее тенденции. <...> В мастерской В.А. Серова.

обычно спит у В[ладимира] А[лександровича]. Перед

Сидят: М.Н. Гриценко,

тем как разойтись, В.А. открывает затемнение и раство-

В.А. Серов, стоят: В.И. Малагис, неизвестный, И.А. Серебряный,

1945 год. Москва 7

ряет окно верхнего света мастерской. «Посмотрите на 29 апреля

А.М. Земцова, В.И. Курдов,

город!». Мы влезаем с ним на высокий подоконник. Ше-

В.Б. Пинчук, В.В. Пакулин

стой час утра. Город просыпается. Под нами Мойка. На

Сколько волнений, эти дни переполняли душу! На

противоположной стороне реки почти целые кварталы,

фронте такие события: кажется порой, что все пережива-

дома, потертые, облезлые, всюду следы осколков, окна

емое – сон и пережитое за эти тяжкие годы – вряд ли было

все забиты. На набережной тихо, где-то под нами слы-

реальностью?! Контраст так велик между современностью

шатся шаги одинокого прохожего. На середине Мойки

сегодняшнего дня и пережитым, что подчас не веришь,

Gritsenko, Vladimir Serov;

наполовину затонувшая баржа. Восход затянут серым

что ты являешься участником того и другого! Радость?!

standing, from left:

утренним туманом. <...> Зарождается новый день горо-

Но сколько печали позади – разве ее забудешь, разве

Vladimir Malagis, (unknown),

да-фронта. Будет ли цел этот дом к концу этого нового

что-либо. Никогда то ни была, великая, всеобъемлющая

дня?

радость, может ли она перекрыть, восполнить потери? И

Ленинград. 1943 Фотография ОР ГТГ. Публикуется впервые In Vladimir Serov’s studio. Sitting, from left: Marina

Iosif Serebryany, A.M. Zemtsova, Valentin Kurdov, Veniamin Pinchuk, Vyacheslav Pakulin Leningrad. 1943 Photograph Department of Manuscripts,

<...> Город мой, город, приносивший мне в жизни

мне кажется, что мы стараемся играть в радость, искус-

горе, радость… Сегодня ты – реальный образ страдания,

ственно возбуждая ее в себе? Но … годы, мудрость жизни,

искупающий тысячами жизней и жертв, чудовищны-

ее познание говорит горькую истину: «время – лучший

Tretyakov Gallery

лекарь» во всех бременях, ото всех печалей и потерянных

First publication

радостей. Мы на пороге величайших событий… Как тяжко пережить в жизни самое себя. Не ждать, не иметь никаких более иллюзий в жизни… Мои дорогие близкие, ушедшие из этого мира … подчас ваша доля мне кажется сладкой… Бремя одиночества иногда слишком тяжко и кажется непосильным. Но … стиснем зубы и будем стараться, как и ранее, мужественно шагать по жизни… Сегодня опубликован приказ о растемнении … 1480 дней Москва была померкшей. Какое радостное чувство! – Больше не надо законопачиваться от мира, летом можно будет дышать, чувствовать божий свет и воздух, не вести кротовый образ жизни. Вечером уже сегодня на Театр[альной] площади, перед Большим театром горели фонари, яркий, ослепительный (таким он казался) свет озарял площадь, на которой толпы стояли и глазели; ка-

С.Б. Телингатер

залось, что недоумение овладело всеми! <...>

Родной дом. 1942 Бумага, тушь. 25 × 19 ОР ГТГ

2 мая <...> будет салют – взятие Берлина. Голос Леви-

Solomon Telingater

тана, читавшего приказ Армии и Флоту, звучал торже-

Home. 1942

ственнее, чем обычно. Волнения нет, я его не испыты-

Ink on paper. 25 × 19 cm Department of Manuscripts,

вала, теперь этот уже совершившийся факт не рождал

Tretyakov Gallery

в душе ничего такого, необычного, что казалось ранее в

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Наши публикации

Дневник М.Н. Гриценко № 4. 28 августа – 8 ноября 1943 ОР ГТГ. Публикуется впервые Marina Gritsenko’s Diary No. 4. August 28-November 8 1943 Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery First publication

ожидании этого дня должно было возникнуть. Я пошла на угол Тверской и Огарева, на месте разрушенного дома, у плаката-панно «Родина-мать зовет» (Ираклий Тоидзе). Стояла и слушала еще раз читавшийся приказ. Народу собралось не так много – ждали салютов; группы гулявших по Тверской не казались ни возбужденными, ни особо радостными… Улица залита светом, люстры у подъезда телеграфа и земной шар – зажженные, шар крутится. Люди, стоявшие рядом, молчали. Глядела на лица – усталые, большинство молодежи, старшие школьники – девушки праздничные, разодетые, юноши развязные, по-современному чувствующие ценность своего мужского достоинства. Пожилые женщины, видно, дорого заплатившие войне, сосредоточенно стояли, и, казалось, каждая погружена в свое собственное, пережитое горе. Одна, стоявшая подле меня, плакала… Какой контраст, какие минуты нашей современности – на их фоне особенно горько и больно выступает цена,

семьей, суровой и грозной в своей решимости противо-

М.Н. Гриценко с белорусскими

заплаченная каждым из нас за них!.. Я стояла на этом

стоять врагу, положил начало той победе, зачал день,

художниками Е.А. Зайцевым,

месте, историческом для каждого из нас, пережившего

который мы переживаем сегодня. Все это было, ушло в

осаду Москвы… 1941 год, последние его месяцы и пер-

Вечность, но только для того, чтобы жить и никогда не

Сходня. 1943

вые 1942 года… Это было самое боевое место города,

забыться в веках!

Фотография

роятно для них, не знавших город, … «У большого теле-

Marina Gritsenko with the

графа». Здесь стояла днем передвижная зенитная устазелеными или белыми – по сезону – маскировочными размалевками. Какой типаж здесь можно было видеть! Незабываем облик бойца того времени, особенно сибиряков, наших спасителей! Слава им вовек! Это место – был нерв города, по нему определялось положение на фронте, настроение его передавалось городу. Незабываемое, тяжкое, но чудесное время – время, когда город, ощетинившись, оскалив зубы, сплотившись одной

И.О. Ахремчиком

ОР ГТГ. Публикуется впервые

место встреч всех наших фронтовиков; как наиболее ве-

новка, кругом фронтовые машины, все расписанные

А.О. Бембелем, А.К. Глебовым,

Belorussian artists Yevgeny 1

Zaitsev, Andrei Bembel, Alexei

Титков И.В. В боях за Москву // Художник. 1985. № 5. 14–29.

2 Автобиография М.Н. Гриценко. 1954. ОР ГТГ. Ф. 125. Ед. хр. 68. Л. 1.

Glebov, Ivan Akhremchik

3 Записи военных лет М.Н. Гриценко. Тетрадь № 3. 19–27 августа 1943. ОР ГТГ.

Skhodnya. 1943

Ф. 125. Ед. хр. 87. Л. 9–23. 4 Иосиф Александрович Серебряный (1907–1979) – советский живописец,

народный художник СССР, член Ленинградского отделения Союза советских художников. 5 Владимир Александрович Серов (1910–1968) – советский живописец и график,

Photograph Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery First publication

народный художник СССР, председатель Ленинградского отделения Союза советских художников. 6 Николай Иванович Рыленков (1909–1969) – советский поэт и прозаик. 7 Записи военных лет М.Н. Гриценко. Тетрадь № 10. 5 марта – 5 июля 1945.

ОР ГТГ. Ф. 125. Ед. хр. 99. Л. 83 об. – 92 об.

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Наши публикации

Marina Gritsenko’s Diaries The Days of War as Recorded by Pavel Tretyakov’s Granddaughter

Natalya Buyanova The Tretyakov Gallery’s Department of Manuscripts houses a unique document dating from the years of the Great Patriotic War: the diaries of Marina Gritsenko (1901-1971), the granddaughter of Pavel Tretyakov, the museum’s founder. Virtually all her life was connected with art. Following in the family tradition, she was more than just a friend to artists: she helped them get through the hard times of the war. The diaries she wrote at the time are a living testimony of the country’s situation in this period.

During the war, Marina Gritsenko lived and worked in Mos-

from a Moscow public school and was employed by the Main

cow. The diaries that she kept for four years (from 1943 to

Department of the Textile Industry at the USSR Council of

1946) tell us much about that period. Both ex officio and from

National Economy. But true to her family traditions, Marina

her heart, Gritsenko corresponded with many artists who

ended up as an employee of the Applied Arts Workers’ Union.

were combat veterans, and supported them by all available

In 1927, she suffered a severe illness that lasted some months

means. She helped them with accommodation, daily living,

and caused serious complications which would trouble her for

and the organization of exhibitions, and also gave the art-

many years.

ists confidence and strength through her words of encour-

In 1929, she took another job at the State Planning Com-

agement. She was a friend of many famous Soviet artists,

mittee’s publishing office and from then on her life would be

including Pavel Sokolov-Skalya, Georgy Vereysky, Yakov Ro-

connected with organizational and publishing activities. In

mas, Iosif Serebryany, Ivan Titkov, Solomon Telingater, Alexei

1930, the IZOGIZ publishing house opened, and she became

Pakhomov, Vladimir Kudrevich, Vladimir Serov, Viktor Prosh-

the secretary of the editorial office at the magazine “Artists’

kin, Vladimir Malagis, Valentin Kurdov and many others. In

Team”. At the same time, from late 1932 on, she held the po-

his memoirs,1 Titkov spoke of Marina Gritsenko as of a kind

sition of managing editor at “Iskusstvo” (Art) magazine at the

person of heart who rendered him invaluable support during

Moscow branch of the Soviet Artists’ Union (SAU). In 1936,

those hard times.

for health reasons, Gritsenko had to quit both positions and

Gritsenko wrote that she “was born into and grew up in

took the job of senior editor-manager at “Iskusstvo” publish-

the world of art” 2. Her mother was Lyubov Tretyakova, Pavel

ing house. In 1939, she became an employee of the Organiz-

Tretyakov’s daughter, her father Nikolai Gritsenko, a marine

ing Committee of the Artists’ Union of the USSR and worked

artist.

there as an adviser until the end of her life.

In her early childhood, Gritsenko mostly lived abroad or

During the Great Patriotic War, Gritsenko stayed in Mos-

in St. Petersburg. In 1918, she moved to Moscow, graduated

cow as a member of the Organizing Committee’s executive

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

М.Н. Гриценко

group. She participated in the preparations for the “Heroic

Комякино. 1939

Front Line and Home Front” exhibition which was held at the

Фотография

Tretyakov Gallery; she also travelled to Kiev to organize the

ОР ГТГ. Публикуется впервые

5th Plenary Meeting the Artists’ Union of Ukraine. In summer

Marina Gritsenko

1943, she spent a week in Leningrad, sorting out the Tretyakov

Komyakino. 1939

archive that had been found at the Hermitage.

Photograph Department of Manuscripts,

Gritsenko started her first diary on January 1 1943. Daily,

Tretyakov Gallery

she recorded events as they happened: she wrote of meet-

First publication

ings, trips, telephone conversations and letters received, of the affairs of the Organizing Committee, developments at the front and, of course, of her thoughts and feelings. Her private archive includes 12 notebooks written in a small hand. Sometimes, when she did not have a notebook or a notepad to hand, she had to glue together separate sheets. Perhaps she thought to use those diaries as a basis for her book entitled “Art Workers during the Great Patriotic War”. Gritsenko devoted much of her time to this work, collecting extensive material, but the book was never published. In addition to the diary entries, the notebooks contained inserted invitation cards for exhibitions, concert programmes, newspaper clippings, theatre tickets and draft letters. Marina Gritsenko’s diaries have never been published before and or been used by researchers of the Great Patriotic War. However, these materials provide information that sheds light not just on Russia’s cultural life during the war,

The diaries are published in accordance with modern

but also on the everyday life of ordinary Russians, with all the

rules of spelling and punctuation. The author’s style has been

hardships and troubles of war time.

preserved.

These excerpts from two notebooks are published here for the first time. They tell us about the lives of many famous

Leningrad. 1943 3

artists from Moscow and Leningrad, about the SAU Organizing Committee’s work, about preparation of various exhi-

19.08. The last days were cold and rainy. Today, how-

bitions and conferences, but they also describe the war-time

ever, it is one of those fine days, precursors of the coming

situation in the country: the lack of essential goods, the dis-

autumn, with splendid weather, perfect air and a light fresh

tribution of food and clothes, the destruction and bombing of

breeze. High tufted clouds cast distinct, intricate shadows

different cities. The author’s reflections on the horrors of war,

down below. The Moscow-Volga [canal] waters glint in the

on its consequences and significance for every individual, on

light and shadow. How beautiful nature is in this part of the

the price of victory and on the future, accompany records of

Moscow region: leafy and coniferous forests intersperse

actual events. Дневники М.Н. Гриценко 1943–1946 ОР ГТГ Diaries of Marina Gritsenko. 1943-1946 Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

rockets are hard to hit as, due to the parachute’s automatic contraction caused by a shockwave, the rocket moves: a light, smooth bouncing movement – and here it hovers again in another place, swinging slowly. The rockets’ glow and the gunfire sometimes turn night into day, and thanks to this light, we can reach the control room in 15-20 minutes, walking over mud and puddles... It’s past one a.m., a bus arrives and its Moscow-bound passengers fill the room. The four of us board the bus and set off for Leningrad. The moon shines, making the highway dazzling white. This night recalls August nights in the Crimea. We are about to leave the airfield zone and the last pointsman has checked the driver’s permit. As we move through the suburb villages and approach the city, the devastation increases and becomes more and more remarkable. It is hard to accept the scenes around us as reality, as something that actually exists. You feel like a spectator at a grandiose tragic play. The moonlight and Неизвестный художник

picturesquely with strangely shaped “seas”, lakes, channels,

contrasting lights and shadows turn blocks of fantastic lacy ru-

Шарж на В.А.Серова. [1943]

rivers, and creeks. The entire country is covered with silver

ins and piles of rubble left after the collapsed buildings into the-

water-“veins”, resembling a unique nervous system. Harvest

atrical decorations… There is no sound and no people… All the

Unknown artist

time has passed, and the shocks of wheat in the fields stand

streets and squares have been cleaned up, and the silence of

Caricature of

like checkers on a board, properly aligned. Most trees still keep

the city makes it even more remarkable. It creates the atmos-

their green “attire” but sometimes a little aspen flashes up or a

phere of a great antique tragedy… Oh, my city, how beautiful

birch shows yellow here and there.

you are even in disaster, you bear your hard lot with such great

ОР ГТГ. Публикуется впервые

Vladimir Serov. [1943] Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery First publication

As we move northward, the colours turn simpler and bleaker and the landscape changes. The woods grow thinner,

dignity and poise! And though at night you seem to be void of life, one still can feel your stoic, indomitable spirit!

Неизвестный художник

the marshland becomes more extensive, turf moors appear.

We drive through Okhta, Suvorovsky Prospekt and see

Шарж на В.И.Малагиса. [1943]

The church buildings also undergo a transformation, losing

the extent of destruction which is so great that I hardly know

ОР ГТГ. Публикуется впервые

their soft, round shapes peculiar to the Empire style. How

my way around. For the most part, the buildings have been

Unknown artist

marvellous is Russian nature, from above its beauty even

damaged and for sure, not a single window has been left in-

Caricature of

more remarkable.

tact. As we move towards the centre, we see all the facades

Vladimir Malagis. [1943]

And now we see the more distinctive marks that the war

walled up and windows covered over with plywood. From

Tretyakov Gallery

has left behind: buildings burnt and destroyed, trees blown

Zhukovsky Street we make a turn on to Volodarsky Prospekt

First publication

down.

and then stop at building 48 – Aeroflot.

Department of Manuscripts,

After 45 minutes of flight, a soldier comes to the ma-

My Liteiny Prospect!! The building opposite was built

chine-gun that has been set on a platform in the middle of the

when I was a child – it housed the “Science and Knowledge”

plane (the soldier does not leave the spot until we approach

shop, a bit further there was a flower shop that sold dwarf

Leningrad). Our plane descends and the flight continues at a

plants – my childhood passion! Now everything here looks

height of 300 metres. The plane’s big, dark shadow follows us

dead, deserted, weird... 20.08. I’ve settled at Serebryany’s studio 4, near Ser-

close by over the tree tops and marshes.

Unexpectedly, the landscape changes and becomes hilly,

ov’s ; I[osif] A[lexandrovich] usually sleeps at V[ladimir] A[lex-

spotted [with – N.B.] occasional ravines and covered with fir

androvich]’s studio. Before we part, V.A. removes the black-

and pine trees. The plane suddenly gains altitude and then de-

out and opens the studio’s skylight window: “Take a look at

scends abruptly, landing in an airfield at “Khvoinaya”. The flight

the city!” Together, we climb the high window sill. It’s after

from Moscow takes us an hour and 45 minutes.

five a.m., the city is waking up. The Moyka is right beneath

A young Captain, who looks like a “real” active duty-of-

us; on its opposite bank stand blocks of buildings, almost

ficer and is in charge of the command centre, escorts us to

intact. The buildings, however, look shabby; the wall paint

a dug-out where we receive food stamps. We walk over to a

is peeling off. Everywhere one can see shrapnel damage; all

nearby tent in the woods; at the tent they serve tea, bread (!),

the windows are covered over. No sound comes from the

butter and chocolate!!!...

embankment but right below us, we can hear the sound of

It is cold, the rain drizzles and there are puddles under-

a lonely passer-by’s steps. There is a half-sunk tow-boat sit-

foot. Anti-aircraft guns are booming in the distance – appar-

ting in the middle of the river. The rising sun hides in the gray

ently, there is an air raid on Leningrad. We’ve landed at Smoln-

morning fog... The frontline city starts a new day. Will our

insky airfield, 30 kilometres away from the city.

building survive unscathed till the end of this day?...

But what a sight to see! Three rockets hover over the

Oh, my city, the city that filled my life with joys and sor-

city – huge, bright-orange, egg-shaped – emitting a phos-

rows… Today you embody suffering, sacrificing thousands of

phorescent glow. I was told that they floated on automatic

victims and living through despicable horrors in expiation for

parachutes, swinging slowly. Our guns shoot at them but the

the sins of my generation – the generation which, according

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

to my friend Nikolai Rylenkov6, “God rejected”. Great is your purification that has been obtained through death and hardship, tears and misery. Great are your defenders who gave you courage and perseverance and rekindled your Will and Faith. And your revival – how splendid and majestic will it be. But the day is still to come when your heroic deeds will be fully acknowledged and appreciated. Today the human mind just makes its first attempts to break through to you, registering some facts and documenting events superficially. Many things became clear to me that night: the changes in people and a newness in the works of almost every artist – everyone has to go through suffering, pain and reappraisal of values to revive his creative spirit that sometimes calls forth new desires and inspires to explore unfamiliar trends…

Moscow. 1945 7 April 29 These days I was overwhelmed with so many emotions!

again. The crowd was not very dense – people waited for the

И.В. Титков

The developments at the front sometimes make you feel that

fireworks; strolling in groups along Tverskaya, they did not ap-

После Орловской битвы. 1943

all you have lived through is just a dream; also, what we have

pear either too excited or joyful… The street was bright with

endured in those hard times – could it be real?! The contrast

light; the lamps and the globe at the entrance of the Telegraph

between the present-day and memories of the past is so stun-

building were lit and the globe was turning. The people stood

ning that at times you cannot believe that your lifetime spans

around in silence. I looked at their faces – they were tired; there

both realities. Joy?! But the past is filled with so much sorrow

were many young people, mostly high school students – girls

– it is impossible to forget. Can the feeling of joy – no matter

dressed-up, boys loud with their recently gained understand-

Tretyakov Gallery

how great and embracing it is – supersede this sorrow or com-

ing of manhood’s value. Elderly women who had obviously paid

First publication

pensate for our losses? To me this joy seems affected, as if we

too high a price for this war stood gravely, each one of them

try to simulate it artificially. But… as years, worldly wisdom,

lost in her own grief. The one who stood by me cried… What

and life experience put it bitterly but honestly: “Time is the best

contrast, what moments of the present – at a time like this, the

cure” – it lightens all burdens, relieves all sorrows and makes

price we all paid feels particularly bitter and painful! I stood on

up for lost happiness. We are on the eve of great events… It

the spot that had been of historical value to all of us who lived

is so hard to outlive one’s own self. There is nothing to wait

through the siege of Moscow… In the last months of 1941 and

for, there are no more illusions… Oh, the nearest and dearest

in early 1942… it was the central operational point in Moscow,

who departed this world… sometimes your fate seems sweet

the place where all our combat veterans met, as most of them

to me… At times, loneliness becomes too heavy a burden and

did not know the city… “At the main Telegraph building”. Dur-

seems impossible to bear. But… we will brace ourselves up and

ing daytime, an anti-aircraft gun vehicle was positioned there;

try to bravely wend our way through life, as before…

there were military cars all around, painted in camouflage

Today they published the order to remove the black-outs…

green or white, according to the season. What character types

For 1,480 days Moscow was dark. What a joy! – There is no need

one could see there! The faces of the soldiers of the time can-

to wall off the world any more; one will be able to breathe in the

not be forgotten, especially those of the Siberians, our saviours.

summer, to enjoy light and air, and to live like a human being,

Glory be to them forever! – This place – it was a city nerve; there

not like a mole. Tonight they have already lit the lights on the

one could find out what was the situation on the front, and the

Theatr[alny] Square, in front of the Bolshoi Theatre. The light,

city caught its spirit. It was a memorable, hard but wonderful

bright and dazzling (or so it appeared), illuminated the square

time – the days when, poised for defence, teeth bared, closing

and the huge crowd that gathered there; people stared up, be-

its ranks like a single family, implacable and formidable in its

wildered, and this feeling seemingly overtook them all!

determination to stand up against the enemy, the city laid the

Бумага, карандаш. 9 × 13,5 ОР ГТГ. Публикуется впервые Ivan Titkov After the Battle of Orel. 1943 Pencil on paper. 9 × 13.5 cm Department of Manuscripts,

foundations for the victory and conceived the day that we are May 2

living out today. Those days were real, and they passed into si-

…There will be fireworks – to commemorate the fall of

lence, only to be remembered forever – for life’s sake!

Berlin. Levitan’s voice, when he read the Army and Fleet Order, was more solemn that usual. I did not feel excited as now that already accomplished fact did not stir up any unusual emotions – the ones that I had anticipated experiencing while

1 Titkov, I. In ‘Battles for Moscow’ // “Khudozhnik” (Artist) magazine. 1985. No. 5. Pp. 14-29. 2 Gritsenko, Marina. “Autobiography”. 1954. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. F. 125. Item 68. Sheet 1. 3 Gritsenko, Marina. “Wartime Notes”. Notebook No. 3. August 19-27 1943. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. F. 125.

Item 87. Sheets 9-23.

waiting for this day. I walked over to the corner of Tverskaya

4 Iosif Serebryany (1907-1979), Soviet artist, People’s Artist of the USSR, member of the Leningrad branch of the Soviet Artists’ Union.

and Ogarev Streets and, standing at the destroyed building

5 Vladimir Serov (1910-1968), Soviet painter and graphic artist, chairman of the Leningrad branch of the Soviet Artists’ Union.

site near the “The Motherland Is Calling!” panel picture (by Irak-

6 Nikolai Rylenkov (1909-1969), Soviet poet and writer.

li Toidze), listened as the announcer read the order again and

Gritsenko, Marina. “Wartime Notes”. Notebook No. 10. March 5-July 5 1945. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. F. 125. Item 99. Sheets 83 rev.-92 rev.

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / НАШИ ПУБЛИКАЦИИ

«Ну вот и война…» Евгений Евгеньевич Лансере Творчество военных лет

Павел Павлинов Евгений Евгеньевич Лансере – один из немногих отечественных художников, не только заставших, но и запечатлевших многие события и Первой, и Второй мировых войн. Зимой 1914–1915 годов он ездил на турецкий фронт рисовать типы местных жителей, казаков, военные события1. Та война называлась Великой Отечественной. Потом была революция 1917-го и гражданская война. Но мало кто предполагал начало новой мировой войны так скоро. 4 сентября 1939 года художник записал в дневнике 2: «Вторая мировая война! Опять все летит к черту! А все еще по инерции и я, и другие толкуем и заботимся о тонкостях пропорций, об оттенках цвета!.. Думаю о парижанах, о Коле 3». 9 сентября: «Олёк 4 удручен угрозой войны. Публика, по-видимому, запасается провизией. Повсюду очереди. Давка в сберкассах». «Молниеносно следующие друг за другом исторические события: 17-го вступление советских войск на польскую территорию. Разгром окончательный Польши, вчера раздел ее; все гадают – кому Варшава, оказавшаяся как раз на рубеже» (из дневниковой записи 24 сентября 1939 года). Но на территорию России война пришла только в июне 1941-го.

Последние годы перед войной очень активны для Лан-

года). Члены комитета часто говорили об отсутствии

сере в творческом плане. Были осуществлены его эскизы

«глубокой социалистической» идеи, что справедливо,

оформления альбома «"Маскарад" Лермонтова в эскизах

так как Лансере старался использовать общегуманитар-

Головина» (М.; Л., 1941), книг А.В. Лебедева «Ф.С. Роко-

ные символы и аллегории. Да и построение композиции

тов» (М., 1941), М.В. Нестерова «Давние дни» (М., 1941).

на основе четкой лепки объемов, а не декоративных

Тем не менее многие проекты монументальной живо-

пятен казалось устаревшим. Многие проекты были от-

писи по разным причинам не реализовывались: эски-

менены из-за сложностей предвоенного и военного вре-

зы панно для главного зала и плафонов над лестницей

мени – проект оформления интерьеров Большого зала

Государственной библиотеки СССР имени В.И. Ленина

Дворца Советов (1938–1941), театральные проекты. В ав-

(1935–1940); эскизы мозаичного фриза для зала искусств

густе 1942 года книгу про Сванетию с рисунками Лансере

на Всемирной выставке в Нью-Йорке (1938), росписей

Худфонд отказался печатать по политическим сообра-

September-October 1944

плафона зрительного зала Большого театра (1940, Коми-

жениям. 13 июня 1941 года Лансере отвез в Музыкальный

Auto-lithograph

тет по делам искусств отказался от проекта в апреле 1941

театр имени К.С. Станиславского последние эскизы и

3Г.С. Верейский Портрет Е.Е. Лансере. Сентябрь–октябрь 1944 Автолитография 3Georgy Vereisky Eugene Lanceray.

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / НАШИ ПУБЛИКАЦИИ

Е.Е. Лансере

макеты декораций к опере С.С. Прокофьева «Помолвка

28 декабря художник был в поликлинике в Москве: «…об-

Разгром германской

в монастыре», но из-за войны постановка осуществлена

щий осмотр меня – констатировали похудание, истощен-

тяжелой батареи. 1942 Холст, темпера. 78 × 125 Частное собрание Eugene Lanceray The Routing of a German

не была . А всего за два дня до начала войны, 20 июня

ность – отсюда и грыжа». Однако новый, 1942 год встреча-

1941 года, железнодорожное начальство одобрило эски-

ли на даче в хорошем настроении: «…елка, канделябры со

зы двух панно в вестибюле Казанского вокзала («Взятие

свечами; очень тепло, несмотря на сильный мороз. Коло-

Зимнего дворца» и «Праздник на Красной площади по

бовы, Куприн, “Амировы”, да нас с Таней = 8».

Artillery Unit. 1942

случаю принятия Конституции СССР в 1936 году»). Война

В Песках Лансере жил с женой, ее племянницей

Tempera on canvas. 78 × 125 cm

отложила реализацию, а уже в 1943-м художник полно-

Татьяной Игоревной Арцыбушевой, сыном Евгением и

Private collection

стью отказался от этих сюжетов.

дочерью Натальей, которой приходилось работать в кол-

Начало войны застало Евгения Лансере в Москве за 6

хозе, чтобы получать хлеб и картошку, с ее мужем архи-

работой над эскизами росписи Казанского вокзала . «Ну

тектором Георгием Ипполитовичем Волошиновым и их

вот и война… Около часа звонок от Иды Федоровны, ска-

детьми Андреем и Марией. Чтобы прокормиться, ездили

зала – война, бомбы в Киеве, Кишиневе, Каунасе, Сева-

или ходили пешком 12 километров в Коломну: продавали

стополе, Житомире. Не верилось», – записал он вечером

вещи, меняли на еду. 24 февраля 1942 года «Олёк проме-

22 июня. 27–28 июня художник работал в комиссии по за-

нял свои золотые часики на 2 пуда черной муки и мешок

щите дипломов и принимал экзамены в Академии архи-

картошки». Держали коз, в 1943 году удалось купить ко-

тектуры7. Только после этого он поехал к семье на дачу в

рову и привезти пчел. 15 февраля 1944-го в письме В.П. и

поселок Пески близ Коломны. Сам дом был построен по

В.А. Белкиным в недавно освобожденный Ленинград Лан-

чертежам сына в 1939–1940 годах. Летом 1941-го дом хо-

сере рассказывал о перипетиях 1941–1943 годов: «Первую

тели достраивать, но не успели. Несмотря на бомбежки

военную осень и начало зимы мы все были на даче, время

и предложения об эвакуации8, к концу августа решили

было очень страшное: перед дачей рыли окопы, делали

не уезжать. Во время самых тяжелых бомбежек (в октя-

завалы, бомбежка линии станции – около 1 километра от

бре–ноябре 1941 года) соседи предлагали уехать «в леса».

дачи; угоняли мимо нас скот, беженцы, и все приближа-

Обстановку нагнетали слухи. 18 октября Лансере записал:

ющийся гул орудий; но все же немцы не дошли до наших

«Слухи очень неопределенные; ясно, что огромная па-

мест километров 40–50, и их прогнали, а мы благополуч-

ника в Москве; поезда – эшелоны с беженцами… Слухи о

но усидели и тем сохранили дачу и имущество. Время,

взятии Каширы… Но не верим». В начале ноября боялись

конечно, было трудное и в смысле питания и заработка

наступления немцев со стороны Каширы, стали копать

… но не сравнимое все же, конечно, с тем, что перенес-

окопы на опушке леса. Но уже в декабре, когда немцев за-

ли Вы». Помогало общение с другими жителями поселка

ставили отступать, начали возвращаться к художествен-

«Советский художник» – с А.В. Куприным, П.П. Кончалов-

ным проектам. 5 декабря сын Женя повез в Москву эскизы

ским, Ю.И. Пименовым, Федоровыми, Колобовыми, Фо-

к опере «Суворов». Но здоровье Е.Е. Лансере ухудшалось.

миными и др. Вместе с тем жизнь на даче способствовала

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / НАШИ ПУБЛИКАЦИИ

развитию станковой линии в творчестве мастера. Он пи-

да начал работу над своей последней станковой серией

Е.Е. Лансере

шет автопортрет (1942), пейзажи Песков, триптих «Озеро

«Трофеи русского оружия», состоящей из пяти истори-

Бойцы у трофейных орудий.

Гек-Гёль» (1943–1944) , натюрморты («Тыквы», 1943; «Охот-

ческих картин: «После битвы на Чудском озере» («После

ничий натюрморт», 1944), в которых развивает принципы

Ледового побоища»), «Бойцы у трофейных орудий» («1941

реализма.

год под Москвой»), «Вечер после Бородино» («Ночь после

1942 Серия «Трофеи русского оружия» Бумага, темпера, масло. 41,9 × 61,5 ГТГ

С начала 1942 года военная тематика интересует ху-

Бородинского боя»), «На Куликовом поле», «Петр после

дожника. Все больше времени ему приходится проводить

Полтавы» («Полтавская победа»). Завершенная уже к

в Москве, работая над графическими заказами. В январе–

октябрю 7 ноября 1942 года серия была экспонирована

1942

марте он компоновал эскизы обложки к альбому «Худож-

на большой выставке «Великая Отечественная война» в

From the series “Russian War Trophies”

ники Москвы – фронту» и макет сборника «Великая Оте-

Третьяковской галерее12, размещенной вместо эвакуи-

чественная война», чуть позже создает автолитографию

рованных экспонатов. 19 марта 1943 года художник полу-

«В дозоре». 29 января 1942 года Лансере писал, что ему

чил за эту серию Государственную премию СССР 2-й сте-

«так хочется поработать с натуры (на фронте)». На фронт

пени. Как он писал в автобиографии, «присуждение мне

он не попал, но и уезжать в тыл не хотел. После известий

Сталинской премии изменило строй мыслей и настрое-

увеличилось коли-

ний – явились и вера в себя, и надежды на будущее»13.

чество предложений об эвакуации (от А.М. Герасимова,

А после окончания выставки в конце 1943-го серия была

С.Д. Меркурова, Б.М. Иофана, предлагавших переехать в

передана в собрание галереи.

о смертях в блокадном Ленинграде

Свердловск)11.

Eugene Lanceray Soldiers with Trophy Guns.

Oil and tempera on paper. 41.9 × 61.5 cm Tretyakov Gallery

Евгений Лансере всегда с особым вниманием от-

Лансере стремился быть правдивым в передаче

носился к истории, что отразилось в его творчестве. В

деталей. Для написания картины «Разгром германской

феврале 1943 года он встречался с историками Е.В. Тарле

тяжелой батареи» в феврале 1942 года он ездил смотреть

и А.И. Яковлевым, рассказывавшими о победе в Сталин-

немецкие пушки в Центральный дом Красной Армии. В

граде как о поворотном моменте войны и сравнивав-

июне он зарисовывал выступление народных артисток

шими ее с битвой при Пуатье 732 года. Через день после

СССР Н.А. Обуховой и Е.А. Степановой в военном го-

капитуляции 6-й армии Третьего рейха Лансере предло-

спитале в Хавско-Шаболовском переулке в Москве для

жил Комитету по делам искусств при СНК СССР написать

картины «Концерт в госпитале» (картина не завершена).

триптих «Война и мир». Художник разработал только

21–25 сентября вместе с Алексеем Викторовичем Щусе-

две его части («Мобилизация» и «Артиллерийский бой

вым и своим сыном изучал разрушения в городе Истре.

в лесу»). Правая часть, которую в условиях войны проду-

Позже, в 1944-м, он создал обложку, титульный лист,

мать было гораздо сложнее, как и весь триптих, осталась

заставки и концовки для книги А.В. Щусева «Проект

на уровне эскизов. Но тема правой композиции «Мир»

восстановления города Истры» (М., 1946). Вместе с тем

все же нашла свое воплощение в монументальной жи-

перед Пасхой в апреле 1942-го Лансере по заказу Худфон-

вописи уже после того, как 7 февраля 1945 года Лансере ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / НАШИ ПУБЛИКАЦИИ

Е.Е. Лансере

получил письмо от начальника Казанского вокзала

1943 года в залах Третьяковской галереи открылась вы-

Вечер после Бородино. 1942

А.И. Попова с требованием закончить к ноябрю два пан-

ставка произведений семи мастеров старшего поколе-

но для башни Сююмбеки Казанского вокзала, заказанные

ния. Вместе с Е.Е. Лансере выставлялись В.Н. Бакшеев,

Серия «Трофеи русского оружия» Бумага, темпера, масло. 41,9 × 61,5 ГТГ Eugene Lanceray Evening after Borodino. 1942

еще в 1939 году. «С обеда мучился выдумыванием, чем за-

В.К. Бялыницкий-Бируля, И.Э. Грабарь, В.Н. Мешков,

менить прежние эскизы. И сейчас – 11 ч. вечера – придума-

И.Н. Павлов и К.Ф. Юон. 15 июля все художники, кро-

лось, мне кажется. Беру фигуры “Мира”, “Победы” из ком-

ме И.Э. Грабаря, были награждены орденом Трудо-

From the series “Russian War Trophies”

понуемого эскиза; как будто из них можно будет сделать

вого Красного Знамени. Это была последняя крупная

Oil and tempera on paper. 41.9 × 61.5 cm

то, что давно мечталось»,– записал в тот день мастер. На

прижизненная выставка Лансере. В каталоге, опубли-

Tretyakov Gallery

стенах композиции были созданы уже в 1946 году. Завер-

кованном осенью 1944 года, перечислено более ста

шенный в мае 1946-го «Мир» изображен в виде женщины

произведений живописи, графики, эскизов монумен-

в плаще с ребенком и ветвью лавра; «Победа», начатая на

тально-декоративных работ, театральных постановок

стене только 3 августа и дописанная после смерти ака-

начиная с 1907 года и только семь работ военного

демика его сыном, вначале задумывалась в виде Афины

времени (1941–1942). Тем не менее подводить итоги

Паллады, но в мае 1945-го в эскизах превратилась в вои-

было рано. Опыт Лансере был очень важен в различ-

на в кольчуге, шлеме и плаще, с мечом и копьем (но без

ных сферах художественной жизни. В ноябре–декабре

автомата, как требовали). Вокруг фигуры женщины в

1943-го по поручению Комитета по делам искусств и

«Мире» располагаются одноцветные композиции, отра-

Всероссийского театрального общества он посетил

жающие мирную жизнь («Наука», «Искусство», «Семья»,

Тбилиси для изучения творчества живописцев и кон-

«Отдых», «Труд у станка» и «Труд в полях»). По сторонам

сультаций по вопросам улучшения художественного

от воина золотыми буквами начертаны названия десяти

образования с предложением введения в Тбилисской

городов, связанных с победами Советской армии. В пись-

Академии художеств кафедры прикладного искусства.

ме И. Шарлеманю от 7 ноября 1945 года мастер признал-

Очень был полезен талант Лансере-монументалиста.

ся, что «боялся – не испугала бы трактовка сюжетов – не

7 марта 1944 года он читал доклад в МОССХе «Моя ра-

сказали бы – “вот Божья матерь с младенцем Иисусом и

бота в области монументальной живописи», а 19 апреля

св. Георгий с пикой”, но все прошло благополучно».

1945-го в газете «Советское искусство» опубликована его

Победе в войне предшествовали два года не ме-

статья «О монументальной живописи». С 1943 года ху-

нее активной творческой деятельности мастера. 10 мая

дожник работал над проектами восстановления Театра

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / НАШИ ПУБЛИКАЦИИ

им. Е.Б. Вахтангова, в который в 1941-м попала бомба,

Е.Е. Лансере

в 1944-м по предложению архитектора Д.Н. Чечулина

Полтавская победа. 1942

Poltava Victory. 1942

Серия «Трофеи русского оружия»

From the series “Russian War Trophies”

Бумага, темпера, масло. 41,9 × 61,5

Oil and tempera on paper. 41.9 × 61.5 cm

ГТГ

Tretyakov Gallery

создавал эскизы росписи потолка фойе и центрального плафона Театра Моссовета (не реализованы). О широте

Eugene Lanceray

его возможностей говорят его консультации по оформлению станций метро («ЗИС»), по разработке новых

См. статью: Павлинов П.С. Евгений Лансере на Кавказском фронте. Рисунки и заметки мастера // Собрание. 2005. № 2. С. 16–23.

военных орденов (в том числе для женщин), по возоб-

2 Здесь и далее без указания – Архив семьи Лансере.

новлению постановки «Горе от ума» в Малом театре, за-

3 Сестра Евгения Лансере Зинаида Серебрякова переехала в Париж в 1924 году. В 1925 и 1928 годах, соответственно, к ней

седания по этикеткам «Пищепрома». Заслуги Лансере в развитии различных направлений отечественной культуры получили признание в общественных кругах, и 69-летнему мастеру 26 февраля 1945 года было присвоено звание народного художника РСФСР, а 4 сентября 1945-го ему вручили второй орден Трудового Красного Знамени. После окончания войны, 18 мая 1945 года, Евгений написал своей сестре в Париж, рассказал о смерти еще в 1942 году их брата Николая, но закончил с надеждой: «Теперь, когда завершилась победою эта ужасная война, мы все верим, что установится связь с вами всеми, такими далекими и такими близкими, а может быть, и увидимся». Но увидеться им было не суждено. Еще 19 ноября 1942-го Лансере записал: «Что всех интересует, будут ли после войны перемены; большинство [думает], что нет, будет хуже в случае победы. Я обычно один надеюсь на эволюцию и спуск на тормозах».

приехали ее дети Александр и Екатерина. Во время войны они оставались жить в Париже. Брат Евгения архитектор Николай Лансере вторично был арестован по обвинению в шпионаже в 1938 году. Евгений писал письма Жданову, Кагановичу и прокурорам, но Николай был приговорен к 5 годам лагерей. 18 июля 1939 года его без свидания выслали в Котлас, а осенью – в Республику Коми, в поселок Кочмес Усть-Усинского района. В августе 1940 года его этапировали в Москву, а летом 1941-го перевезли в Саратовскую пересыльную тюрьму, где он и умер в мае 1942-го. 4 Жена Евгения Лансере – Ольга Константиновна, урожденная Арцыбушева. 5 Евгений Лансере работал над эскизами «Помолвки в монастыре» вместе со своим сыном живописцем, архитектором,

книжным графиком Евгением (1907–1988). Не осуществленными остались также эскизы к драме Ф. Шиллера «Коварство и любовь» для Малого театра, исполненные в 1941-м, а также эскизы декораций к опере С.Н. Василенко «Суворов» для Музыкального театра имени К.С. Станиславского, разрабатывавшиеся в 1941–1943 годах. 6 О жизни и творчестве Е.Е. Лансере во второй половине 1941 года см.: В.М. Бялик «Свидетель войны» // Русское искусство.

М., 2005. № 4. С. 136–139. 7 Вскоре Академия архитектуры будет эвакуирована в Чимкент, и преподавательская деятельность Лансере, начавшаяся в

1910-е годы и почти непрерывная с 1922 года, прервется. 8 Речь идет о предложении эвакуироваться 8 августа 1941 года на поезде в Нальчик. На нем уехали И.Э. Грабарь, В.А. Веснин,

М.Н. Яковлев и многие другие. 9 Триптих «Озеро Гек-Гёль» с 1 августа 1944 года экспонировался на Выставке пейзажа Московского Союза советских художни-

ков в зале Московского товарищества художников. 10 Из дневниковой записи 15 февраля 1942 года: «Ужасные вести из Питера – голод. Гибель Петергофа, Царского, Ораниен-

баума, Гатчины». 2 марта: «Ужасные вести: умерли В.А. Фролов, И.Я. Билибин, Петров, Наумов, Карев… говорят, всего 47 художников». Невозможно без содрогания читать и более поздние записи. 16 апреля 1944 года: «У нас Фроловы; рассказы Андрея о Ленинграде. Потеря в феврале 1942 продовольственной карточки сестрами Зарудными, и их смерть от голода». 11 В Свердловск в январе 1942 года уехала племянница Лансере Татьяна Серебрякова с мужем Валентином Филипповичем

Николаевым. Брат Татьяны Евгений Серебряков с женой до лета 1945 года оставались в эвакуации в городе Фрунзе. 12 Экспонировались 255 художников. Среди выставленных произведений – «Фашист пролетел» А.А. Пластова, триптих «Алек-

сандр Невский» П.Д. Корина. 13 Е. Лансере. Автобиографический очерк // В.Н. Бакшеев, В.К. Бялыницкий-Бируля, И.Э. Грабарь, Е.Е. Лансере, В.Н. Мешков,

И.Н. Павлов, К.Ф. Юон. [Каталог выставки]. М., 1944. С. 46.

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / НАШИ ПУБЛИКАЦИИ

ЇAnd now there’s a war…” Eugene Lanceray and the Great Patriotic War

Pavel Pavlinov Eugene (Yevgeny) Lanceray is one of the few Russian artists who not only experienced but also captured in his work many events of both the First and Second World Wars. In the winter of 1914-1915 he travelled to the Turkish front to paint local people, Cossacks and events on the battlefield1. That war was called the “Great Patriotic War”, and it was followed by the Bolshevik Revolution in 1917 and the Civil War. But few could have foreseen that a new World War would break out so soon. On September 4 1939 the artist wrote in his diary 2: “A Second World War! Again everything is falling apart! But inertia still rules while both I and everybody else talks and cares about the subtleties of proportions and shades of colours!.. I’m thinking about the Parisians and Kolya3.” On September 9: “Olyok 4 is feeling low because war is looming. People seem to be buying up food. Queues everywhere. Huge crowds in the savings banks.” On September 24: “Historical events are following each other in a flash: the 17th – Soviet troops enter Poland. Poland’s ultimate debacle, and yesterday – its partition; everyone is speculating who will get hold of Warsaw, which straddles the divide.” But the war would only reach Russia in June 1941.

During the pre-war years Lanceray was busy and much in

The Committee members often mentioned a lack of a

demand as an artist. He designed the picture book “Alexander

“profound socialist” idea, which was fair since Lanceray was

Golovin’s Designs for the Sets of Lermontov’s ‘Masquerade’”

inclined to use universal symbols and allegories. Moreover,

(Moscow-Leningrad, 1941), Alexei Lebedev’s monograph on

the compositions, distinguished by their neat moulding rath-

Fyodor Rokotov (Moscow, 1941) and Mikhail Nesterov’s mem-

er than decorative spots, seemed outdated to many. Many

oir “Long Bygone Days” (Moscow, 1941), and all these works

projects, such as the design of the interior of the Big Hall of

were published. However, for different reasons, many of the

the Palace of Soviets (1938-41) and theatre work, were can-

mural projects which he undertook were never realized: these

celled because of pre-war and wartime hardships. In August

include sketches for panels for the main hall and plafonds over

1942 the Khudfond (Artistic Foundation) publisher refused for

the staircase in the Lenin State Library of the USSR (1935-40),

political reasons to print a book about Svaneti with Lancer-

sketches of the inlaid frieze for the hall of arts at the New York

ay’s illustrations. On June 13 1941, Lanceray brought to the

World Fair (designs made in 1938), paintings for the plafond

Stanislavsky Theatre his final sketches and models of the sets

in the Bolshoi Theatre’s auditorium (1940; the Committee for

for Sergei Prokofiev’s opera “Betrothal in a Monastery”, but the

Arts shelved the project in April 1941).

project was not realized on account of the war5. And just two

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

days before the outbreak of war on June 20 1941 the Railways

from Kashira, trenches were dug on the fringes of the forest. But

Е.Е. Лансере

management approved sketches for two panels which were

already in December, as the Germans began to retreat, Lancer-

После Ледового побоища.

to grace the interior of the Kazan Station (“The Storming of

ay resumed his artistic projects. On December 5 his son Zhenya

the Winter Palace” and “Celebration on Red Square on the

took sketches for the opera “Suvorov” to Moscow. But the art-

Бумага, темпера, масло. 42 × 61,5

Occasion of the Adoption of the Soviet Constitution in 1936”).

ist’s health was deteriorating and on December 28 he visited a

ГТГ

The implementation of these projects was suspended when

doctor in Moscow, who “gave me a general health check – di-

the war began, and by in 1943 the artist had abandoned them

agnosed weight loss, exhaustion – hence my hernia”. However,

altogether.

the arrival of the New Year, 1942, was celebrated at the summer

From the series “Russian War Trophies”

When war broke, Lanceray was in Moscow, working on

house, and in a good mood: “a fir tree, chandeliers with candles;

Oil and tempera on paper. 42 × 61.5 cm

the sketches for the Kazan Station murals6. “Now there’s a

very warm, in spite of the biting frost. The Kolobovs, Kuprin, ‘the

war… At about one o’clock Ida Fedorovna called to say – we’re

Amirovs’, and me with Tanya = 8.”

at war, shelling in Kiev, Kishinev, Kaunas, Sevastopol, Zhyto-

In Peski, Lanceray lived with his wife and her niece Tati-

myr. It was hard to believe,” he wrote on the evening of June

ana Artsebusheva; his son Yevgeny, and his daughter Natalya,

22. On June 27-28 the artist worked on a commission evaluat-

who had to work on a collective farm in exchange for bread

ing student graduation works and conducted an examination

and potatoes; and Natalya’s husband, the architect Geor-

at the Academy of Architecture7. It was only after that that

gy Voloshinov, and their children, Andrei and Maria. In order

he went to his family at their summer house in the village of

to get food, they had to ride or walk on foot 12 kilometres to

Peski near Kolomna. The home had been built in 1939-40, with

Kolomna, where they sold their belongings or exchanged

Lanceray’s son Yevgeny producing technical drawings for it. In

them for food. On February 24 1942, “Olyok exchanged her

the summer of 1941 the Lancerays wanted to add new struc-

small gold watch for 2 poods [about 33 kilograms] of black [rye]

tures to the house but the war interfered with their plans.

flour and a bag of potatoes.” The family kept nanny goats, and

Despite shelling and proposals for evacuation8, by the

1942 Серия «Трофеи русского оружия»

Eugene Lanceray After the Battle on the Ice. 1942

Tretyakov Gallery

in 1943 managed to buy a cow and to obtain bees.

end of August the family had decided to remain. During the

In a letter, dated February 15 1944, to Veniamin and

heaviest rounds of bombardment in October-November 1941

Vladimir Belkins in recently liberated Leningrad, Lanceray

their neighbours suggested that they “hide away in the woods”.

recounted the events of 1941-1943: “We all spent the first war-

Rumours only fuelled existing fears. On October 18 Lanceray

time autumn and the early winter at the summer house,

wrote: “Rumours are very vague; clearly, there is huge panic in

and it was an awful time: we dug trenches in front of our

Moscow; the trains – the wagons with escapees… Rumours

summer house, heaped up earth to form banks, the station

about the taking of Kashira… But we don’t believe [them].” Early

was bombed – about one kilometre away from the summer

in November, when there were fears of the Germans advancing

house; cattle were driven past us, with people fleeing, the roar THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

Lanceray was keen on accuracy in tackling the small details in his works. When he painted “The Routing of a German Artillery Unit” in February 1942, he came to the House of the Red Army to see German guns. In June, preparing the composition (never finished) “A Concert in a Hospital”, he sketched the People’s Artists of the USSR Nadezhda Obukhova and Yelena Stepanova as they sang at a soldiers’ hospital on Khavsko-Shabolovsky lane in Moscow, On September 21-25 he explored the damage to the town of Istra together with his son and Alexei Shchusev. Later, in 1944, he created the cover, frontispiece, headpieces and endpieces for Shchusev’s book “Project for the Restoration of the Town of Istra” (Moscow, 1946). Meanwhile, before Easter in April 1942, Lanceray set about working on his last series of paintings “Russian War Trophies”, commissioned by Khudfond and consisting of five historical compositions: “After the Battle of Lake Peipus” (“After the Battle on the Ice”), “Soldiers with Trophy Guns” (“Near Moscow, 1941”), “Evening after Borodino” (“Evening after the Battle of Borodino”), “On Kulikovo Field”, “Peter I After Poltava” (“The Poltava Victory”). Completed by October, the series was put on display at the “Great Patriotic War” exhibition at the Tretyakov Gallery 12 on November 7 1942, where it replaced the Gallery’s artworks that had been evacuated. On March 19 1943 the artist was awarded the USSR State Prize of the 2nd Degree for this series. He wrote in his autobiography: “When I received the Stalin Prize, my thinking and mindset changed – now I had self-confidence and hopes for the future.” 13 When the exhibition closed at the end of 1943, the Tretyakov Gallery kept the series. Lanceray was always a keen student of history, and this attitude strongly marked his art. In February 1943 he met with Е.Е. Лансере

of guns getting nearer; and yet, the Germans stopped 40-50

the historians Yevgeny Tarle and AlexeyYakovlev, who argued

«Победа». 1945

kilometres from us and were pushed back, while we managed

that the battle of Stalingrad was a turning point in the war

Эскиз росписи для Казанского

to stay on there and thus we preserved our summer house

and compared it with the Battle of Tours in 732. Within a day

Холст, темпера. 327 × 271

and possessions. Sure enough, the time was difficult both in

of the capitulation of the Third Reich’s 6th Army Lanceray ap-

ГРМ

terms of food and money… but it is still incomparable to what

proached the Committee for Arts under the aegis of the Coun-

you have suffered.” The name of their settlement was “Soviet

cil of People’s Commissars of the USSR with the proposal to

вокзала в Москве

Eugene Lanceray Victory. 1945

Artist” and their contacts with other residents, including Al-

paint a triptych “War and Peace”. He prepared drafts for only

Sketch of a mural for the

exander Kuprin, Pyotr Konchalovsky, Yury Pimenov, the Fedor-

two sections of the composition (“Mobilisation” and “An Ar-

Kazan Station in Moscow

ovs, the Kolobovs, the Fomins and others, were of much help.

tillery Battle in a Forest”). The right-hand section, which was

At the same time, his stay at the summer house encouraged

difficult to tackle during the war, remained only in the form of

the artist to paint pictures: he created a self-portrait (1942),

sketches, like the entire triptych. But the subject of the right

views of Peski, the triptych “Lake Göygöl” (1943-44) 9, and still-

section of the composition – “Peace” – would be used in a mu-

Е.Е. Лансере 4

lifes (“Pumpkins”, 1943; “Hunter’s Still-life”, 1944), in which he

ral, after Lanceray received a letter from the Kazan Station

«Мир». 1945

developed the principles of realist art.

chief A. Popov on February 7 1945 demanding that he should

Tempera on canvas. 327 × 271 cm Russian Museum

Эскиз росписи для Казанского

The artist’s interest in war-related themes grew steadily

produce, by November, two panels for the station’s Söyem-

Холст, темпера. 325 × 271

from 1942, as he had to spend increasingly more time in Mos-

bikä Tower, which had been commissioned back in 1939. “Since

ГРМ

cow working on commissioned graphic pieces. From January

lunch I’ve been grinding out a replacement for the previous

to March he was designing the cover for the album “Moscow

sketches. And now, when it’s 11 p.m., I think I’ve got an idea.

вокзала в Москве

Eugene Lanceray 4 Peace. 1945

Artists’ Paintings for the Army” and working on the publish-

I’m taking the figures of Peace and Victory from the sketch

Sketch of a mural for the

er’s lay-out of the book “The Great Patriotic War”, followed a

in the works; it seems that they’ll yield what I’ve long been

Kazan Station in Moscow

little later by the auto-lithograph “On Patrol”. On January 29

dreaming about,” the artist wrote that same day.

Tempera on canvas. 325 × 271 cm Russian Museum

1942, Lanceray wrote: “I want so much to paint from nature

The murals were created only in 1946. Completed in May

(on the battlefields).” He did not end up there, but equally he

1946, “Peace” features a woman in a cloak holding a child and a

did not want to go into the country’s heartland, far from the

laurel branch; the mural “Victory”, work on which was begun

front lines, either. When the news came about the deaths in

only on August 3 and which was finished by the academician’s

besieged Leningrad 10, the offers of evacuation became more

son after his death, should have featured Athena according to

frequent: Alexander Gerasimov, Sergei Merkurov and Boris Io-

the initial idea, but in May 1945 the sketches for the piece al-

fan proposed to move to Sverdlovsk 11.

ready featured a warrior in chainmail, a helmet and cloak, with

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

a sword and a spear (but, contrary to the request, without a rifle). The woman in “Peace” is surrounded by monochrome compositions on themes of peaceful life (“Science”, “Art”, “Family”, “Leisure”, “Working at a Machine-tool”, “Working in the Field”), while the warrior is flanked by the names of ten cities where the Soviet army had won battles, each name inscribed in golden letters. In a letter to Iosif Charlemagne of November 7 1945, the artist wrote: “[I was] anxious that my treatment of the subjects would put them off – and they would say, ‘look, this is the Mother of God with the infant Jesus and St. George with the lance’ – but everything went smoothly.” Before victory came, Lanceray spent two years working busily on a variety of creative projects. On May 10 1943 the Tretyakov Gallery opened an exhibition showcasing seven artists of the older generation which, together with Lanceray, featured Vasily Baksheev, Vitold Byalynitsky-Birulya, Igor Grabar, Vasily Meshkov, Ivan Pavlov and Konstantin Yuon. On July 15 all the artists except Igor Grabar were awarded the Order of the Red Banner of Labour. This was the last major exhibition to feature Lanceray’s art during his lifetime: the catalogue printed in autumn 1944 lists more than 100 paintings, drawings, sketches for murals, and stage sets that he had produced since 1907, but only seven works created during the war (1941-42). Nevertheless, it would be wrong to see this exhibition as the final event of the artist’s career. Lanceray’s experience was very important in different spheres of the life of art: in November-December 1943 he was sent by the Committee for Arts and the Russian National Theatre Society to Tbilisi to study the art of local artists, engage in consultations about artistic education, and offer to establish an applied arts de-

er.” They were never to meet. Much earlier, on November 19

partment at the Tbilisi Academy of Arts. Lanceray’s talent for

1942, Lanceray had written: “What everyone wants to know is

mural painting would prove useful too: on March 7 1944, at

whether there will be changes after the war; most [think] that

the Moscow Society of Soviet Artists, he delivered a lecture

no, if we win, the situation is going to get worse. I am usually

“My Work as a Muralist”, and on April 19 1945 “Soviet Art” news-

the only one to hope for evolution, and that things may get a

paper ran his article “On Mural Painting”. Since 1943 the artist

little easier.”

had been working on the reconstruction of the Vakhtangov Theatre, which had been damaged by a bomb in 1941; in 1944,

See Pavlinov, P. ‘Eugene Lanceray on the Caucasian Front. His Drawings and Notes’ // “Sobranie” (Collection). 2005. No. 2. Pp. 16-23.

accepting the architect Dmitry Chechulin’s offer, he created

2 Hereinafter referred to as the Lanceray family archive.

the design for the painted ceiling in the lobby and the central

3 Eugene Lanceray’s sister Zinaida Serebryakova moved to Paris in 1924. Her children Alexander and Yekaterina joined her there in 1925

and 1928, respectively. During the war they stayed in Paris. Eugene Lanceray’s brother, the architect Nikolai Lanceray, was arrested

plafond of the Mossovet Theatre (neither project was real-

for a second time on espionage charges in 1938. Eugene wrote letters to Zhdanov, Kaganovich and state prosecutors, but Nikolai was sentenced to five years in the labour camps. On July 18 1939, without being granted a meeting with his family, Nikolai was sent

ized). The broad range of his talent is evidenced by the con-

to Kotlas, and in the autumn of the same year to Kochmes, a village in the Ust-Usinsky Region of the Republic of Komi. In August

sultations he provided about designing metro stations (metro station “ZIS”) and new military awards (including for women), about a new production of Griboyedov’s “Woe from Wit” at the

1940 he was sent to a prison in Moscow, and in summer 1941 to a prison in Saratov, where he died in May 1942. 4 Lanceray’s wife – Olga Konstantinovna (née Artsubysheva). 5 Eugene Lanceray worked on sketches for “Betrothal in a Monastery” together with his son Yevgeny (1907-1988), a painter, architect

and book illustrator. Two theatre projects also remained unrealized: sketches for the Maly Theatre’s production of Friedrich Schiller’s

Maly Theatre, and by his attendance of meetings where labels for the food industry giant “Pishcheprom” were discussed.

“Intrigue and Love”, which the artist accomplished in 1941, and sketches for the sets of Sergei Vasilenko’s opera “Suvorov” at the Stanislavsky Theatre, on which the artist worked in 1941-1943. 6 To learn more about Lanceray’s life and art in July-December 1941, see V. Byalik’s article ‘Witness of the War’ // “Russkoe Iskusstvo”

Recognition of Lanceray’s contribution to the development of different areas of Russian culture culminated in the decision to award the 69-year-old artist, on February 26 1945, the title of the People’s Artist of the RSFSR (Russian Soviet Federative Socialist Republic), and on September 4 1945, a second Order of the Red Banner of Labour. After the end of the war, on May 18 1945, Lanceray wrote to his sister in Paris about the demise of their brother Nikolai, who had died in 1942, but ended the letter with a note of hope: “Now, when this awful war has ended with victory, we all believe that we shall establish contacts with all of you, who are so far away and so near, and maybe we’ll see each oth-

(Russian Art). Moscow: 2005. No. 4. Pp. 136-139. 7

Soon the Academy of Architecture would be evacuated to Shymkent, and Lanceray, who had been teaching there continuously since 1922, would give up his mentoring work.

8 Evacuation by train to Nalchik was offered on August 8 1941. Those who availed themselves of the opportunity included Igor Grabar,

Victor Vesnin, Mikhail Yakovlev and many others. 9 The triptych “Lake Göygöl” was exhibited at a show of landscape paintings organised by the Moscow Union of Soviet Artists on the

premises of the Moscow Partnership of Artists. 10 From a diary entry dated February 15 1942: “Awful news from St. Petersburg – famine. The ruination of Peterhof, Tsarskoe Selo,

Oranienbaum, Gatchina.” On March 2: “Awful news: the deaths of Vladimir Frolov, Ivan Bilibin, Petrov, Naumov, Karev… 47 artists in all, they say.” Entries made later, too, are hard to read without wincing. On April 16 1944: “The Frolovs are visiting us; Andrei talks about Leningrad. The Zarudny sisters losing food stamps in February 1942, their death from hunger.” 11 Lanceray’s niece Tatiana Serebryakova and her husband Valentin Nikolaev left for Sverdlovsk in January 1942. Tatiana’s brother

Yevgeny Serebryakov lived with his wife in evacuation in Frunze until summer 1945. 12 The show featured 255 artists. The pieces on view included Arkady Plastov’s “A Nazi Plane Has Flown Over” and Pavel Korin’s triptych

“Alexander Nevsky”. 13 Lanceray, Eugene. ‘An Autobiographical Essay’ // Vasily Baksheev, Vitold Byalynitsky-Birulya, Igor Grabar, Eugene Lanceray, Vasily Meshkov, Ivan Pavlov, Konstantin Yuon. (Catalogue of the exhibition). Moscow: 1944. P. 46.

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Наши публикации

Сила правды и сила света Борис Неменский …Метель. Поземка. Сквозь мириады летящих снежинок тускло светит луна. Прутики, по которым бежал и бежал ведший меня к передовой провод, упали под этим ветром. Провод замело. Хожу кругами… Но, слава Богу, солдаты меня обнаружили и ведут в штаб.

Это первые фронтовые шаги девятнадцатилетнего военного художника, солдата Бориса Неменского. У него на плечах амуниция, созданная и опробованная уже на фронте грековцами: самодельный этюдник для бумаги, приспособленный для работы на ветру, для работы стоя, сидя, лежа. И задание командования ГлавПУРа* – создавать «художественную летопись фронтовой действительности». И ноль опыта. За спиной лишь окончание Саратовского художественного училища. Это теперь я задумываюсь – немец под Москвой, страна в напряжении огромных человеческих и материальных потерь и отступлений… А студентам последнего курса художественного училища давали отсрочку до завершения диплома. Не военного училища. Страна осознавала, что нам, художникам, нужно было дать образование? Или вера в свои силы несмотря ни

певунья закашлялась. Дым от светильников и от курева хо-

на что была такой? У командования? У народа?

дил пластами.

Да, потом призыв. Я попал в маленькую воинскую

Я отдал свои документы капитану. Все замолчали. В

часть – в Студию военных художников имени М.Б. Грекова.

меня глядели вопрошающе русские, казахские глаза: «Кто

Ее солдаты, офицеры – все художники, все по фронтовым

ты? Свой или чужой?».

командировкам. Моя первая командировка была в Пан-

Мои документы просмотрены на свет и всесторонне.

филовскую дивизию (Калининский фронт). Полком, как я

Я попал в эту часть под самый Новый год, в последние часы

потом узнал, командовал герой Казахстана Мамыш-Улы,

1942-го. Звонить в штаб? Узнавать? «Нет, парень, мы тебе

человек с тонким аристократическим лицом.

свою проверку устроим! Ты шел в роту, а попал к разведчи-

И вот мой первый фронт… И так нескладно потерял

кам…»

упавший в снег провод… Но – все нашлось! И вот уже ввели

Еще в штабе, отправляя меня на передовую, капитан

меня в большую, с накатом, землянку, наполненную солда-

Степан Шай (мы после войны долго дружили с ним), видя

3 Дыхание весны. 1955

тами, офицерами, сидящими за длинным столом из ящи-

мою «интеллигентную» неопытность – ведь всего девят-

Холст, масло. 159 × 139

ков, с изысканными (как потом узнавал) светильниками из

надцать лет этому Борису Неменскому, – предупредил:

артиллерийских гильз… И, естественно, закуска – лапша,

«Имей в виду, мы имеем убыль, но в ротах накопилась вод-

тушенка и прочее.

ка. Тебя будут поить. Сопьешься – потеряешь авторитет, не

Фрагмент ГРМ 3 A Breath of Spring. 1955

Вдруг мы с провожатым замерли. Тонкий, красивый

сможешь работать. Вижу – неопытный. Пока наливают, –

Detail

девичий голос звонко и певуче выводил какую-то незна-

везде есть масло – в рот, в рот. И все проскочит, держись».

Russian Museum

комую мне восточную мелодию. Но песня оборвалась –

Спасибо тебе, капитан Шай!

Oil on canvas.159 × 139 cm

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Наши публикации

О далеких и близких. 1950 Холст, масло. 82 × 122 Центральный музей Вооруженных Сил Of Those that are Far and Those that are

Так и получилось. Было масло, была кружка нормаль-

Память об этих днях, от которых бежал как от будней,

ного русского испытания. После этого капитан распоря-

впоследствии стала все же темой картины «О далеких и

дился своим соседям раздвинуться, посадил меня рядом,

близких». Оказывается, в сердце отложилось многое. По-

и ... Новый, 1943 год я встретил с ними. Я до сих пор не слы-

том лишь осознал, что не только, да и не столько оказались

шал рассказов, столь интересных, о действиях в немецком

мне интересны действия солдат, как они сами: как люди,

тылу необычной разведывательно-пропагандистской ча-

как личности.

Close. 1950

сти. Фантастическая часть из лихих разведчиков и столь

Фронтовые годы я провел не среди офицеров, а среди

Oil on canvas. 82 × 122 cm

же лихих артистов. Агитпоходы по немецким тылам! Захва-

солдат. И их чувства и мысли мне оказались близки. Солда-

Central Military Museum

тывается село, включается радио: жива и говорит Москва!

ты? Да просто крестьяне, рабочие, учителя.

Рассказывается правда о положении на фронте – ведь для

Итак, разрешение идти к Великим Лукам было полу-

живущих в тылу немцы уже давно «взяли Москву». А потом

чено. И путь туда стал для меня истоком одной из главных

маленький «концерт песни» – и дальше. В другие села. Ча-

работ – картины «Это мы, Господи» («Безымянная высота»).

сто с боем. Ведь и тогда разведчики вышли из немецких

На дороге к Великим Лукам я присел, уставший, погрызть

тылов «домой», чтобы спокойно Новый год встретить. На

сухарь на выступавший из почвы пенек, а он оказался пле-

следующий день они уже растворились за пределами пере-

чом убитого немецкого солдата, еще не вмерзшего в снег. Я

довой. Правда, сначала разведали путь – через ничейный

перевернул его и поразился: парень моего возраста и чем-

болотный промежуток.

то очень похожий на меня, только рыжий. Это был первый

«Парень, ты нарисуй об этом!». Я попробовал, но боль-

фашист, которого я увидел «в лицо». Враг? Мальчишка?

ше рисунка-фантазии, наивного, конечно, дело не пошло.

В дальнейшем я видел много убитых – и немцев, и наших

Своего опыта не было.

солдат, лежащих часто рядом. Да и я мог так же лежать…

А дальше начались «будни» окопные. Настоящих боев

Но год за годом этот эпизод для меня все больше стано-

не было, но все простреливалось и нами, и немцами. Даже

вился началом раздумий вообще об истоках войн, истоках

почта редко доходила. Письма из дома до дыр зачитыва-

фашизма, несущего фактически братоубийство. Эпизод

лись. Я просил командование разрешения пойти к Вели-

породил серию эскизов с двумя погибшими солдатами –

ким Лукам, где уже началось наступление.

сначала на прекрасной весенней цветущей земле, потом

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Наши публикации

написал несколько вариантов картины. Они и в Аахене, и в Токио, и в Омске, и в Москве. Последний вариант «Это мы, Господи» с вопросом к себе и ко всем: доколе?

Девушка в черном платке. 1963 Картон, темпера. 52 × 39 ГТГ

Картина вызвала многие споры и в печати, и в залах выставок. Писатель Константин Симонов организовал специальную экспозицию этой работы в Доме литераторов с большой дискуссией о сути отношений народов и

Girl in Black Scarf. 1963 Tempera on cardboard. 52 × 39 cm Tretyakov Gallery

судьбах их юных сыновей. Тема и до сих пор не исчерпана. А в превращенных в зону пустыни Великих Луках после боев мы нашли единственное живое существо – маленькую девочку Аню, всю морщинистую, как старушка, почти разучившуюся говорить. Этот «эпизод» послужил основой для картины «Солдаты-отцы», ныне находящейся в Пскове. На моей персональной выставке в Музее на Поклонной горе она была на плакатах и баннерах. В интернете и поныне появляются неожиданно зрительские раздумья о ней. Вернее – о сути изображенного явления. Значит, все еще живо, тревожит и сегодняшних людей. И опять хочется спросить: люди, доколе?

То был мой первый фронт и первые истоки картин. А последний фронт – от Одера до Берлина. Это уже совсем другая песня, иной опыт, от которого осталось много рисунков, этюдов, но не идей картин. К сожалению, из сделанных во время боев (конец апреля) остался цел только один этюд – на одной из улиц около центра Берлина. Сейчас сам удивляюсь, как сумел, успел написать этот пылающий и гудящий огненный зев улицы с вихрями дыма, с падающим пеплом, обваливающимися, обгорающими домами. Но успел! Солдаты с интересом относились к моему

Сильная духом. 1980

занятию: «Вот, вот, покажи, как пылает Гитлерово логово!

Оргалит,масло. 50 × 70

Чтоб неповадно было…». И кресло, на котором устроился,

Собрание автора

– посреди улицы почему-то стояло кресло – помогали мне

Woman of Spirit. 1980

передвигать вперед: «Смотри, завалит…». Но все у меня

Oil on fibreboard. 50 × 70 cm

обошлось. Однако не обошлось у моего коллеги, прекрас-

Property of the artist

ного живописца – студийца Павла Глобы. Снаряд разорвался рядом, и осколок в госпитале не решились вытащить – миллиметры до сердца. Так и прожил с ним до конца. В первый День Победы 9 мая 1945 года я успел сделать два этюда улиц Берлина – с пылью, людьми, машинами, флагами… Но последний этюд, начатый у Бранденбургских ворот («Унтер ден Линден в дымах»), не успел завершить. Друзья-грековцы (Костя Китайко и Николай Денисов) заметили меня там и по штурмовым лесенкам поднялись ко мне с огромной бутылью французского вина, и … День Победы был очень хорошо отпразднован. Уже затемно, когда спускались, этюдик сорвался, упал, и палитра влипла в этюд. А этюдник – он недавно был на выставке в Музее на Поклонной горе – цел и невредим. Он был сделан специально для фронта. Последний берлинский этюд – в противоположность первому – насыщен светом, солнцем, расцветающей зеленью, радостью весны и видом мирной, сохранившейся целой улицы с кирхой в конце. Грековцы после боев были оставлены при первом советском коменданте Берлина генерале Николае Эрастовиче Берзарине для писания плакатов и портретов и расселены в немецких семьях. ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Наши публикации

Тогдашнее застолье так не соответствует укоренившимся в последнее время взглядам на события того времени и ту нашу армию. У меня не осталось фотографии этого застолья – лишь фото вместе с Кукрыниксами у машины. Жалею, что мало фотографировал сам – аппараты были чужие, и я ими мало пользовался. Но весь путь к Берлину, путь от работы на пылающих улицах к солнечному этюду балкона с кирхой вдали помнится хорошо. Была не просто радость Победы, не просто счастье окончания великой войны, которая иначе, чем Отечественная, не осознавалась. Была радость, что остался живым, была вера в свет, в счастье, в победу не просто мира, но и добра в жизни, в человеческих, даже в государственных отношениях. «Холодная война» еще не была нам объявлена. Военные годы осознавались постепенно, постепенно их опыт порождал новые и новые картины – часто уже со«Говорит Москва!». 1943 Бумага, карандаш. 32 × 44 Собрание автора

После боев кроме своих этюдов мы писали плакаты

всем не о войне, а раздумьях и о днях сегодняшних, часто

для улиц Берлина. Писали лозунги, такие как «Гитлеры

о сути и радости жизни. Но о тех днях нельзя было сказать

приходят и уходят, а народ немецкий, государство гер-

точнее, чем стихами поэта Давида Самойлова:

“Moscow Speaking!”. 1943

манское остается». Как сейчас их помню, помню и суть их,

Pencil on paper. 32 × 44 cm

и очень хотелось бы, чтобы об этом помнили и сегодня, –

Как это было! Как совпало –

ведь именно таковы были мысли и армии, и всего нашего

Война, беда, мечта и юность!

народа, который не начинал эту войну, но вынужден был

И это все в меня запало

для ее прекращения дойти с жестокими боями до Берлина.

И лишь потом во мне очнулось!..

Property of the artist

Довольно быстро город начал налаживать мирные, человеческие отношения. Пригородные крестьяне при-

Для меня «очнулось» всем последующим творчеством.

возили клубнику, стали открываться магазины, кафе, где

Фронт, опыт друзей-грековцев оказался для меня основ-

дочки хозяев квартиры пытались учить меня танцевать. Я

ной жизненной и профессиональной школой. События во-

помню, как к нам, грековцам, приехали в гости именитые

енных лет стали источником долгих многовариантных по-

советские художники: П.П. Соколов-Скаля, А.А. Дейнека,

исков пластических решений. Может быть, сами проблемы

все трое Кукрыниксов в форме полковников. Вот как об

живой жизни ощущают потребность в художнике, который

этом вспоминает грековец Николай Денисов: «Очень дол-

сумел бы расплавленные в душах людей незримые чувства,

«Все, что осталось».

го просматривали наши этюды и рисунки, а их накопилось

мысли и идеи превратить в зримое?

Фронтовой рисунок. 1943

много. Когда все проголодались, мы раздвинули двери в

Раздумья порождают неожиданные метафоры. Заме-

Бумага, карандаш. 32 × 44

соседнюю комнату, и надо было видеть удивление и рас-

чательный искусствовед Нина Александровна Дмитриева в

терянность на лицах наших гостей, когда к празднично-

книге о моих работах, говоря о картине «Это мы, Господи»

“All That is Left”.

му столу их приглашала пожилая немецкая мать и ее две

(«Безымянная высота»), очень точно отметила метафору

A battlefield drawing.

очаровательные дочери в накрахмаленных передниках...».

молнии, разметавшей солдат, и цветы мать-и-мачеха как

Собрание автора

1943 Pencil on paper. 32 × 44 cm Property of the artist

Для наших гостей это было удивительным – за одним сто-

свечи, поставленные природой вокруг них на теплой ладо-

лом с немецкой семьей! Да еще Кукрыниксы… Идиллия…

ни Матери-Земли. В другой картине – «Солдаты-отцы» – свет вдруг начинает идти не от неба, а от ребенка, которого плотным защитным «коконом» окружили солдаты на земле, превращенной в «зону пустыни» с кровавыми язвами воронок от снарядов. На картине «Земля опаленная» – земля искромсанная, превращенная почти в лунную поверхность, рассеченная насквозь зияющей раной окопа, уже потерявшая и небо, и покрывавшую ее пашню… Лишь огоньки цигарок в руках солдат и обгоревший колосок в руке пахаря… Минута затишья. Дымы стелются. Тихо. Нет взрывов. Танки оставили лишь следы. Пядь родной земли… Замерло все… А земля, да почти вся Земля освещена невероятным светом Всемирного Зарева. Как разделить форму и содержание, как объяснить их связь? Суть, содержание как бы само ищет свою форму.

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Наши публикации

Отсюда растянувшиеся на долгие годы поиски, о чем свидетельствуют многочисленные эскизы-варианты. Вера в свой народ, в свою страну, в силу правды и силу света в человеческих отношениях, а значит, и в искусстве жива во мне до сегодняшнего дня. Жива.

Берлин. Май 1945

Berlin. May 1945

Справа налево: Николай Денисов,

Right to left: Nikolai Denisov,

Илья Лукомский, Борис

Ilya Lukomsky, Boris Nemensky,

Неменский, Николай Соколов,

Nikolai Sokolov, Boris Prorokov,

Борис

Борис Пророков, Виктор

Viktor Klimashin, Porfiry Krylov,

Неменский.

Климашин, Порфирий Крылов

Mikhail Kupreyanov

1940-е

и Михаил Купреянов

Photograph

Фотография

Boris Nemensky. 1940s Photograph

Борис Неменский на фоне

Слева направо: Николай Денисов,

Left to right: Nikolai Denisov,

горящего Рейхстага. Май 1945

неизвестный боец, Борис

unknown soldier, Boris Nemensky,

Фотография

Неменский, Илья Лукомский,

Ilya Lukomsky, unknown soldier

неизвестный боец

Photograph

Boris Nemensky against the

Фотография

Reichstag in flames. May 1945

Photograph

* Главное политическое управление Красной Армии

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Наши публикации

The Power of Truth and Light Boris Nemensky Boris Nemensky began his service in the Second World War as a 19-year-old enlisted soldier and artist embedded with the army. The “munitions” he carried on his back were those already tested by artists from the Grekov Studio of War Artists who had preceded him to the front line: a home-made sketch-book for drawing on paper, which was suitable for drawing in all elements, whether standing, sitting or lying down. The young artist’s mission, as stated by GlavPUR (the Chief Department on Political Matters of the Soviet Army and Navy), was to create “a pictorial record of real events at the front”. Here, Nemensky remembers his wartime experiences, and the effect that those war years had on his subsequent development as an artist.

Did the nation realize that we, as artists, had to finish our education? Or was our faith in our military might so strong, in spite of everything? Did it come from our military commanders? Or the people? In due time, I was drafted into the army. I ended up in a small military unit – the Grekov Studio of War Artists. All my fellow soldiers and officers were artists, and all were given as-

A winter storm, a snowdrift; a dim moonlight shines through myriads of snowflakes carried on the wind. The wind has

Panfilov Division at the Kalinin Front. Later I learned that the

knocked over the sticks that marked the wire leading to the

colonel in charge of that regiment was Momyshuly, a hero of

front line. The wire is covered with snow, and I am walking

Kazakhstan, a man with a refined, aristocratic face.

around in circles looking for it. Finally, thank Heaven, some soldiers find me, and are now taking me to their headquarters.

signments at the front line. My first assignment took me to the

So there I was, on my first assignment at the front line. How unfortunate that the wire was lost under the snow… How-

All that came with no experience – none at all. The only

ever, everything turned out well, after all. Soon I was taken into

thing I had going for me was that I had graduated from the

a spacious dugout lined with rows of logs, filled with officers

Saratov Art School. It is only recently that I have begun to con-

sitting by a long table made of boxes and lit by rather elegant

sider what was going on: the German troops were closing in on

lamps made (as I learned later) from empty cartridges. Natural-

Moscow, my country under the ultimate strain of immense ma-

ly, there was food – noodles, canned meat, and the like...

terial damage, loss of human life and a long military retreat…

Suddenly my escort and I froze. A young girl was singing

And yet, senior art students (not even Military Academy ca-

some unknown oriental tune in a beautiful high voice, strong

dets!) were not being conscripted into the army before they had

and melodious. The singer began to cough – the smoke from

the chance to graduate.

the lamps and tobacco was thick in the air.

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

My documents were in the captain’s hands; he was stud-

That was exactly what happened. There was butter, and

ying them carefully. Everyone went silent. All eyes, Russian and

there was the customary Russian “test with a mug”. When it

Kazakh, were on me: “Who are you? Friend or foe?”

was over, the captain asked those next to him to give me some

«Это мы, Господи!» (Безымянная высота). 1961–1995 Холст, масло. 140 × 280

My documents were examined in every possible way. I had

space and invited me to join them, so I celebrated the arrival of

Институт русского

ended up in this unit on New Year’s Eve, during the last hours

the new year of 1943 with these hosts. To this day, I do not think

реалистического искусства,

of 1942. What was to be done? Call headquarters? Make enquir-

I have heard war stories more fascinating than those of the raids

ies? “No, lad, we will give you our own test! You were looking for

this unique reconnaissance and propaganda unit had undertak-

“It is Us, Lord!”

your regular regiment, but you’ve ended up at a reconnaissance

en “behind enemy lines”. This was an incredible group of daring

(An Unnamed Hill).

intelligence unit…”

reconnaissance scouts who were equally daring as performers,

Back at headquarters, Captain Stepan Shai (after the

too. They would even go on “outreach” informational missions in

war, we would remain friends for a very long time) had giv-

the German-occupied territories! Having captured a village, they

en me instructions before sending me to the front line. My

would turn on a radio broadcast from Moscow, so that the peo-

“college boy” lack of experience [Nemensky was just 19 years

ple could hear for themselves that Moscow was alive and well,

old] was obvious to him, so he warned me: “Keep in mind,

and learn the truth about the situation at the front – many living

we may have losses, but there are good supplies of vodka.

under Nazi occupation believed that Moscow had been surren-

They will make you drink. If you get drunk, you will lose peo-

dered long ago. There would be a small “concert” after that, and

ple’s respect, and it will get in the way of your work. I can

having sung a few songs the unit would move on to another vil-

see how inexperienced you are. So, as long as they make you

lage, often fighting their way through. Indeed, on the day I met

go on drinking, find some butter – there should be butter

them they had made their way back “home” from German-held

everywhere – and keep putting it in your mouth. It’ll all sim-

territory to celebrate the coming New Year, only to quietly cross

ply go thorough you that way, just hold in there.” Thank you,

the front line again the next day. They had, however, secured a

Captain Shai!

safe way to cross, through a no-man’s strip of marshland.

Москва

1961-1995 Oil on canvas. 140 × 280 cm Institute of Russian Realist Art

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

manding officers to let me go to Velikiye Luki, where we were finally mounting an offensive. My memories of that time, a time that seemed so boring, so routine, would later become the subject for my painting “Of Those That Are Far and Those That Are Close”. It would seem that I kept so much in my heart; it was only later that I realized that it was not so much what the soldiers were doing, but rather who they were as people and individuals that really interested me back then. My time at the front was spent among soldiers, not among officers. Their thoughts and feelings were close to my own. I say “soldiers”, but they were really just farmers, workers, and teachers… I did get permission to go to Velikiye Luki. What happened to me on the way there became the inspiration for a major painting, “It Is Us, Lord!” (“An Unnamed Hill”). As I was walking to Velikiye Luki, I sat down to rest and munch on a piece of dried bread on what I thought was a tree stump protruding from the ground, but it turned out to be the shoulder of a dead German soldier, not yet frozen in the snow. I turned the body over; I was 9 мая 1945 года в Берлине. 1945 Картон, масло. 40,5 × 55 Собрание автора May 9 1945 in Berlin. 1945 Oil on cardboard

“Listen, kid, why don’t you draw this?” they asked. I tried,

stunned to see a young man of my own age who somehow

but could not come up with anything better than a scene from

looked quite a bit like me, only with red hair. It was the first

my imagination – it was, of course, naïve, since I had no person-

Fascist soldier with whom I had come “face to face”. My enemy?

al experience at all.

This boy? Later I saw many dead soldiers, both German and our

After that, it was your “normal” life in the trenches. We were not engaged in real battles, but routinely exchanged fire

own. Often they would be lying on the ground, sometimes next to one another. It could have been me lying there…

40.5 × 55 cm

with the German troops. Even the mail came only very rarely,

As the years went by, this incident made me contemplate

Property of the artist

and we would read letters from our loved ones at home until

the causes of war and the origin of Fascism that led to what

the sheets of paper began to fall apart. I petitioned my com-

was effectively fratricide. What happened that day moved me to draw many sketches of two dead soldiers, first on a beautiful flowering spring meadow, and later various other versions

Горящий Берлин.

of the same composition. These versions are now in Aachen,

27 апреля 1945. 1945

Tokyo, Omsk and Moscow. The latest version of “It Is Us, Lord!”

Картон, масло. 20 × 30 Собрание автора

poses the question to everyone concerned – when will this stop happening?

Berlin on Fire. April 27 1945. 1945 Oil on cardboard.

This painting caused a lot of controversy, both in the press and when it was exhibited. The famous writer Konstan-

20 × 30 cm

tin Simonov organized a separate show for the painting at the

Property of the artist

House of Writers, with a serious discussion about the nature of this phenomenon, the fundamentals of relationships between nations, and the fate of their young sons. This subject remains relevant today. When the battle for Velikiye Luki was over, the place was left devastated and deserted; we were only able to find a single living being – Anya, a little girl whose face was as wrinkled as that of an old woman, who had almost forgotten how to speak. These events became the inspiration for my painting “Soldiers and Fathers”. It is now on display in Pskov, and for my solo exhibition at the Moscow Museum [of the Great Patriotic War] at Poklonnaya Gora the painting was reproduced on posters and advertising banners. To this day people post their thoughts on the painting, or rather on its subject matter, on the Internet. Surely that means that it remains relevant and haunting for our contemporaries. Again, we are tempted to ask: when will this stop happening?

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

Those were my first experiences at the front and the roots of

ing me: “Watch out you don’t end up under the rubble…” I was

my art. The final chapter of my war education was written on

lucky, unlike my friend and colleague, the wonderful painting

the way from the Oder to Berlin. This was, however, a very dif-

student Pavel Globa: a fragment from a shell that exploded next

ferent experience, resulting in numerous drawings and sketch-

to him lodged in his chest so close to his heart that the doctors

es, but no ideas for future paintings. Unfortunately, only one

would not attempt to take it out, so he lived with it, millimeters

study of those that I drew during that April offensive survived.

from his heart, all his life.

Машенька. Сестры наши. 1952–1956 Холст, масло. 141 × 153 ГТГ Mashenka. Our sisters. 1952-1956

It was an image of a street close to the centre of Berlin; today I

On May 9 1945, Victory Day, I was able to paint two studies

cannot imagine how I was able to paint this scorched, roaring

of Berlin streets, with all the dust, people, vehicles and flags. I

chasm of a street, with whirlpools of smoke, flying ashes and

began working on a last study at the Brandenburg Gate (“Un-

burning, collapsing buildings.

ter den Linden in Smoke”), but did not have time to finish it.

Somehow, I managed it. Our soldiers were interested in

Konstantin Kostenko and Nikolai Denisov, my friends from the

my work: “Go ahead, show everyone how Hitler’s lair burned!

Grekov Studio, spotted me and climbed up the assault ladders

Let no-one be tempted again…” They helped me move forward

to join me. They had a huge bottle of French wine with them,

an armchair (for some reason, there was an armchair in the

so the Victory Day celebration was a great success. It was al-

middle of the street) in which I installed myself to draw, warn-

ready dark when we climbed down; my study slipped out of the

Oil on canvas. 141 × 153 cm Tretyakov Gallery

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

Солдаты-отцы. 1971 Холст, масло. 169 × 152 Псковская картинная галерея Soldiers and Fathers. 1971 Oil on canvas. 169 × 152 cm Pskov Picture Gallery

sketch-book, and the palette fell onto it. The sketch-book itself,

if people over there would also remember the true sentiments

made to be used at the front, survived intact, and was recently

of both our army and our people, the people that did not start

exhibited at the Museum on Poklonnaya Gora.

that war but was forced to fight its way to Berlin to stop it.

Unlike the first of my studies painted in Berlin, the final

Soon normal human relations returned to the city. Farm-

one was saturated with light, sun, new green foliage, and the

ers from the surrounding areas brought in strawberries, and

joy of spring; it was a view of a peaceful street that had sur-

stores and cafes opened their doors; their owners’ daughters

vived intact, with a church at one end. When the war was over,

tried to teach me to dance. One memory of that time is of the

the artists from the Grekov Studio were ordered to stay in the

visit that famous Soviet artists paid to the Grekov Studio grad-

city under the command of the Soviet Commandant of Berlin,

uates – among them were Sokolov-Skalia, Deineka, and the

Nikolai Berzarin, to paint posters and portraits; they were bil-

“Kukryniksy”1 trio, all three in colonels’ uniforms. As Nikolai

leted with German families.

Denisov, a Grekov Studio artist, remembered: “They took a long

When the fighting stopped, along with our studies we be-

time looking through our drawings and studies, of which there

gan to paint posters for the streets of Berlin. We wrote slogans

were many. When we were all hungry, we opened the sliding

such as, “the likes of Hitler come and go; the German people and

door to the next room – and it was worth seeing the surprise

the German state remain”. I remember those words well, and I

on our guests’ faces when a middle-aged German lady and her

remember their message equally well. I would very much like it

two charming daughters in crisp starched aprons welcomed

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

them to a feast…” What a surprise it was for our guests – to be sitting at the same table with a German family! And these were the famous Kukryniksy… What an idyll! That dinner party was

Сирота из Великих Лук. 1943 Бумага, уголь. 50 × 45 Собрание автора

quite different from the current view of those events, as well as those of our army of the time. I do not have a photograph of that dinner, just one with the Kukryniksy by a vehicle. I regret I did not take more photos,

An Orphan from Velikiye Luki. 1943 Charcoal on paper. 50 × 45 cm Property of the artist

but I had to use somebody else’s camera, so I did it seldom. However, I remember it all well – all the long way to Berlin, the path from the image of the burning streets to the sunny study of the balcony, with a church in the background. It was not just the joy of our victory, the happiness that the end of that great war brought to us – we could not think of it as anything other than our Patriotic War. We were so glad to be alive, we believed in light, in happiness, in the triumph of peace, but also in everything that was good about human relationships, as well as the relationships between nations. The Cold War was still a thing of the future. So we gradually came to terms with the war years, and eventually those experiences gave rise to new works of art, no longer directly connected to the war itself, but rather with our understanding of the present, of the meaning and joy of life itself. But these verses by David Samoilov express it better than anything else:

«Здесь была улица», Вязьма. 1943

That’s how it was when all was twined War, horror, dreams and youth! My heart and soul deeply wounded 2

Later to reveal the Truth.

32 × 44 Собрание автора “Here Used to Be a Street”, Vyazma. 1943 32 × 44 cm Property of the artist

For me, it was all awakened in my later work. My time at the front, along with the experiences of my fellow Grekov Studio graduates, turned out to be my fundamental education, both as a person and as an artist. My faith in my people, in my country, in the power of the truth and light of human relationships, and therefore in art, has stayed with me to this day. It is still alive. Postscriptum. In this article I write of my memories; there is no mention of pictorial language or my search for the right

Фронтовой рисунок. 1944

imagery in my work. That is a different topic. And it is a quest,

32 × 44

forever a quest, with the exception of the quick sketches, which are spontaneous. My Berlin studies are an example of that, my first work en plein air. Pictorial language is always an interesting topic of discussion. Viktor Ivanov was absolutely right when, at the opening of my solo show at the Russian Academy of Arts,

Собрание автора A battlefield drawing. 1944 32 × 44 cm Property of the artist

he said that “there is more than one pictorial language” in my work. I do try to let the subject “search” for its own unique expressive means; consequently, I paint many versions of one work, and often get rid of the first drafts. This search takes years. One may say that the essence and the pictorial expression shape each other; I let it happen. To me it means that time takes its due course.

"Kukryniksy" was the collective name derived from the letters from the names of three caricaturists, Mikhail Kupriyanov, Porfiry Krylov, and Nikolai Sokolov, who were famous for their war-time caricatures of Nazi leaders.

2 Translated by Natella Voiskunski.

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

Художник на войне Татьяна Волкова Константин Михайлович Молчанов (1906–1980) – коренной москвич, выпускник знаменитого Вхутемаса–Вхутеина1, один из первых членов Московского областного Союза советских художников (МОССХ), педагог-ветеран Московской средней художественной школы (МСХШ)2 – прошел в годы Великой Отечественной войны долгую, трудную дорогу от Москвы до Берлина. О том, как воевал художник, свидетельствуют бережно хранимые его дочерью Светланой и внуком Валерием Молчановым медали «За оборону Москвы», «За оборону Сталинграда», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», орден Отечественной войны II степени, нагрудный знак «Отличный сапер» и более 60 благодарностей от командования.

Автопортрет. 1942

Что такое война, какие страдания она приносит людям,

сроки создавал эскизы плакатов, как правило, в соавтор-

Бумага, карандаш. 32,7 × 23,8

Константину Молчанову довелось узнать очень рано. Во

стве с поэтами или литераторами. Помогали знания и

Собственность семьи художника

время Гражданской войны, когда москвичи умирали от

практика, полученные во Вхутемасе, из которого в 1929

Self-portrait. 1942

голода и болезней, его, 13-летнего, забрал к себе стар-

году он был выпущен как художник-технолог полигра-

Pencil on paper. 32.7 × 23.8 cm

ший брат Михаил – командир роты в железнодорожных

фической промышленности, накопленный опыт в ка-

войсках Красной Армии. Художественно одаренный под-

честве графика и плакатиста в Изогизе3. С предельным

росток писал на бортах бронепоезда революционные

лаконизмом и изобретательностью, в острой сатири-

лозунги и агитки. В 1920-е была увлекательная и напря-

ческой форме художник показывал сущность каждого

женная учеба во Вхутемасе. В 1930-е начался самостоя-

вражеского персонажа. Часть его авторских плакатов

тельный творческий путь с командировками на ударные

вошла в состав выставки «Разгром немецко-фашистских

стройки страны, с активным участием в выставках, пре-

войск на подступах к Москве», состоявшейся в 1942 году

подаванием, с работой в мастерской на Верхней Мас-

в Москве, в залах Исторического музея. В газете «Лите-

ловке, в первом в Москве доме, построенном специаль-

ратура и искусство» (март 1942) обозреватель выставки

но для художников.

отметил, что с «основными кадрами художников "Окон

Property of the artist’s family

Колонна Победы. 4

Точкой отсчета нового периода жизни стала для

ТАСС", такими как Радлов, Радаков, Кукрыниксы, Горя-

Холст, масло. 49 × 35

Константина Молчанова работа в героическом коллек-

ев, Черемных, Шухмин, великолепно уживаются новые

Собственность семьи художника

тиве знаменитой мастерской военно-оборонного пла-

авторы, в том числе Молчанов, Дейнека».

Берлин. 1945

ката «Окна ТАСС» с октября 1941 года вплоть до второго

В июле 1942 года по специальной мобилизации от

Oil on canvas. 49 × 35 cm

призыва в армию в июле 1942-го. Трудиться приходилось

МОССХ Молчанова направили на фронт под Сталинград.

Property of the artist’s family

практически круглосуточно. Молчанов в кратчайшие

На долгие месяцы он стал рядовым бойцом в орудийном

Victory Column. Berlin. 1945 4

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Наши публикации

К.М. Молчанов (сидит слева) с однополчанами. 1943

расчете 45-миллиметровой противотанковой пушки. Во

Фотография из семейного архива

время вражеских атак каждый из шести человек практи-

Молчановых

чески ничем не защищенного расчета мог быть ранен или

Konstantin Molchanov

убит, поэтому подносчику снарядов Молчанову пришлось

(sitting on the left) with his

научиться заряжать и наводить орудие. В этом деле ему

fellow-soldiers. 1943

пригодились точный глазомер художника и знание пер-

Photograph from the Molchanov

спективы. Подбить быстро двигавшийся вражеский танк

family archive

удавалось с расстояния примерно в 200 метров. Недаром солдаты называли пушку «Прощай, Родина!». Окопы для укрытия рыли саперными лопатками, нередко сами перетаскивали орудие. Два карандашных рисунка «Последний из расчета», «Меняют огневую позицию» запечатлели то, что пришлось пережить Константину Михайловичу. Сохранилось его письмо к жене от 28 октября 1942 года из Сталинграда, в котором есть такие строки: «Милая, дорогая Муся, ну как я живу? День и ночь нахожусь на возду-

К.М. Молчанов пишет портрет для картины «Разработка Генералитетом Берлинской операции». 1945 Фотография из семейного архива Молчановых Konstantin Molchanov working on a portrait for the painting “Generals Planning the Berlin Operation”. 1945 Photograph from the Molchanov family archive

хе, ночуем то в поле, то в лесу, с утра до утра с короткими перерывами не прекращается артиллерийский грохот, стрельба, налеты, обстрел. Успешно наступаем. Жалею, что не могу работать художником…». И все же при любой возможности Молчанов зарисовывал на попадавшихся в руки листах бумаги, картонках то, что ему хотелось запомнить: прежде всего людей, мужественно переносящих тяготы и ужасы войны. Мастерски выполненные карандашом, углем портреты солдат и офицеров очень тонко передают душевное состояние молодых и пожилых людей, усталых, сосредоточенных, иногда во время сеанса улыбающихся от каких-то дороК.М. Молчанов (справа) возле самолета Дважды Героя

гих сердцу воспоминаний. Каждый из этих портретов хо-

Советского Союза

чется подолгу рассматривать, каждый – своего рода рас-

И.Н. Кожедуба на выставке

сказ о жизни человека на войне. В Белоруссии, Польше,

«Боевой путь 16-й Воздушной

Германии Молчанов выполнил целую серию небольших

армии». 1945 Фотография из семейного архива Молчановых

живописных этюдов с видами европейских полуразрушенных старинных городов с их безлюдными площадями и улочками. То, что удалось создать и сохранить, он

Konstantin Molchanov (right) at the aircraft of the Twice-Hero of the Soviet

впервые показал зрителям на двух выставках в 1945 году. Одна из них, «Боевой путь I-го Белорусского фрон-

Union Major Kozhedub.

та», была организована по инициативе маршала Г.К. Жу-

The exhibition “Combat History

кова и члена Военного совета генерала К.Ф. Телегина

of the 16th Air Army”. 1945 Photograph from the Molchanov

в старинном польском городке Миньск-Мазовецки. Экс-

family archive

понентами стали художники-фронтовики, солдаты и

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Наши публикации

командиры частей и соединений, входивших в состав

изведения: масштабное полотно «Разработка Генерали-

этого фронта. Другая выставка, «Боевой путь 16-й Воз-

тетом Берлинской операции», «Портрет дважды Героя

душной армии. От Волги до Эльбы», где разместили

Советского Союза майора Кожедуба», «Встреча после

даже советскую и вражескую боевую технику, состоя-

воздушного боя», «В конце боевого дня», упоминаются

лась недалеко от Берлина, в Вольтерсдорфе, на терри-

также «40 этюдов и зарисовок из жизни армии и боевой

тории бывшего курорта. Подготовка и сбор материалов

действительности».

Вынужденная посадка. Белоруссия. 1944 Картон, масло. 32,3 × 48,5 Собственность семьи художника Emergency Landing. Belorussia. 1944

для этой грандиозной экспозиции осуществлялись по

В мирные послевоенные годы фронтовая художе-

указанию Военного совета, инициатором создания ху-

ственная летопись Молчанова неоднократно экспони-

дожественной части был Константин Молчанов. Уцелела

ровалась в его любимом родном городе Москве на пер-

фотография зала, на стенах которого размещено около

сональных и совместных с другими его соратниками по

двух десятков его живописных этюдов.

войне выставках. Настоящий русский интеллигент, до-

В семье Молчановых очень трепетно относятся ко

брожелательно относившийся к людям, к окружающе-

всему, что связано с творчеством художника, берегут

му его миру, он терпеливо, с полной отдачей до конца

каждый ветхий листочек с его рисунками и записями,

своих дней увлеченно занимался творчеством, более

фотографии и документы. Сохранился пожелтевший от

30 лет обучал сотни талантливых детей в МСХШ. Уже

времени наградной лист от 25 июля 1945 года для пред-

взрослые, профессионально состоявшиеся художники,

ставления Константина Михайловича, «участника От-

они, вспоминая учителя, всегда отмечали его удиви-

ечественной войны с 1942 года на Донском, Централь-

тельную доброту и скромность. Многие только благо-

ном и I Белорусском фронтах», к награждению орденом

даря работам К.М. Молчанова на выставках узнали, что

Отечественной войны II степени. В кратком изложении

он один из тех, кто своим одухотворенным искусством,

личного боевого подвига и заслуг красноармейца отме-

тяжелым солдатским трудом, не щадя себя, сражался

чается, что он «проделал большую работу по созданию

за Великую Победу.

Oil on cardboard. 32.3 × 48.5 cm Property of the artist’s family

художественных материалов для истории армии… выпустил десятки плакатов, создал множество журналов, оформлял клубы и летные столовые – весь наглядный материал по воспитанию летного состава и отражению их боевых подвигов». Перечисляются живописные про-

1 Вхутемас – Высшие художественно-технические мастерские; Вхутеин – Высший

художественно-технический институт. 2 МСХШ – Московская средняя художественная школа. 3 Изогиз – Объединение государственных книжно-журнальных издательств.

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Наши публикации

An Artist at the Front

Tatiana Volkova Konstantin Molchanov (1906-1980) was born in Moscow and graduated from the renowned VKhUTEMAS-VKhUTEIN (respectively, the Higher Art and Technical Studios, or the Higher Art and Technical Institute, as it was known after 1926). He was one of the first members of the Moscow branch of the Union of Soviet Artists, a distinguished teacher at the Moscow Secondary Art School; his military service began when Moscow was threatened by the approaching German armies, and ended in Berlin. The artist’s daughter Svetlana and grandson Valery Molchanov treasure the memorabilia that testify to his contributions to the war effort: his medals “For the Defence of Moscow”, “For the Defence of Stalingrad”, “For the Liberation of Warsaw”, “For the Capture of Berlin”, “For Valiant Labour in the Great Patriotic War 1941-1945”, “For Victory Over Germany in the Great Patriotic War 1941-1945”, as well as the Order of the Patriotic War 2nd Class, a “distinguished combat engineer (sapper)” badge and more than 60 letters of commendation from his commanding officers.

Konstantin Molchanov was still very young when he first

Molchanov began a new phase in his career in 1941,

learnt about war and the human suffering that it brought.

when he joined the legendary team at the famous military

During the Civil War, when Muscovites were dying of hun-

and defence caricature and poster studio “TASS Windows”;

ger and disease, Konstantin’s elder brother Mikhail, a com-

he worked there from October 1941 until the second military

pany commander with the Red Army railway troops, took

draft in July 1942. It was a pressured, round-the-clock job;

the 13-year-old boy under his wing. Using the sides of the

most of the time, he worked to deadline creating posters in

armoured trains as canvases, the gifted teenage artist paint-

cooperation with poets and writers. His studies and profes-

ed revolutionary slogans and savage, animal-like images of

sional practice at VKhUTEMAS, from which he had graduat-

national and international enemies which peeked out at the

ed in 1929 as a technical artist and specialist for the publish-

viewer from behind the backs of the peasants, themselves

ing industry, and his later experience working as a draftsman

victims of enemy propaganda. In the 1920s, Molchanov ded-

and poster artist at the Visual Arts Publishing House, all

icated himself to his art studies at VKhUTEMAS; in the 1930s

helped him in his new role. Perfectly concise, imaginative

he began his career as a professional artist, travelling to ma-

and expressive, his sharply satirical images mocked the Na-

jor Soviet construction sites, taking part in numerous exhibi-

zis, and he vividly revealed the very essence of each unsa-

tions, and teaching and working at the Verkhnaya Maslovka

voury enemy “character”. Some of Molchanov’s posters were

Studio, the first building in Moscow constructed specifically

shown at the 1942 Historical Museum exhibition “The Defeat

for the needs of its artistic community.

of the Nazi German Troops at Moscow”. A reviewer of that

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

Окно ТАСС № 295. 15.12.1941 Автор стихов М.А. Левашов Бумага, гуашь, тушь 84,5 × 78; 83 × 79,4; 83,1 × 80 Собственность семьи художника TASS Window No. 295. 15.12.1941 Poetry by Mikhail Levashov Gouache, ink on paper 84.5 × 78 cm; 83 × 79.4 cm; 83.1 × 80 cm Property of the artist’s family

show pointed out in “Literatura i Iskusstvo” (Literature and Art) newspaper that along with the established artists “of ‘TASS Windows’, such as Radlov, Radakov, the Kukryniksy, Goryaev, Cheremnykh and Shuhmin, some new ones found their voice, including Molchanov and Deineka.” In July 1942, under a special draft from the Moscow branch of the Union of Soviet Artists, Molchanov was sent to the Stalingrad front. For many long months he served as an enlisted soldier, a crew member for a 45-mm anti-tank gun. In combat, the crew was so exposed to enemy fire that each member might be wounded or killed at any time, so the shell-bearer Molchanov had to learn how to load and aim the gun: his sharp artist’s eye and knowledge of perspective came in handy. Destroying a rapidly approaching enemy tank became possible from the distance of 200 meters – no wonder their soldiers nicknamed their gun “Farewell, My Homeland!” They dug their trenches with small “sapper’s shovels”, and often had to drag their guns into position. Two

Окно ТАСС № 333. 05.01.1942 Автор стихов М.А. Левашов Бумага, гуашь, тушь 83,8 × 81,7; 72,1 × 81,5 Собственность семьи художника TASS Window No. 333. 05.01.1942 Poetry by Mikhail Levashov Gouache, ink on paper 83.8 × 81.7 cm; 72.1 × 81.5 cm Property of the artist’s family

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

Война пришла на немецкую землю. 1945 Бумага, уголь. 44 × 69 Собственность семьи художника War has Come to the German Land. 1945 Charcoal on paper. 44 × 69 cm Property of the artist’s family

pencil drawings by Molchanov reflect such experiences, “The

could find, trying to capture everything that he wanted to re-

Last Man Standing” and “Changing Firing Position”. His let-

member, most of all the people as they courageously endured

ter to his wife, written on October 28 1942 from Stalingrad,

the hardships and horrors of war. Masterful and insightful,

survives: “My sweet darling Musya, what can I say about my

Molchanov’s pencil and charcoal portraits of soldiers and of-

life here? I am outside day and night; we sleep either in the

ficers show us the inner lives of those men, young and old,

field or in the woods. The sound of artillery, shelling, aero-

tired, focused, sometimes even smiling happily as they sit for

plane raids and enemy fire is all almost constant, with short

the artist, thinking of something that was dear to them. It is

intervals. We are advancing successfully. I wish I could work

hard to avert your gaze from these drawings – every one of

as an artist…”

them tells a story of life at the front. In Belarus, Poland and

Even under such conditions Molchanov used every op-

Germany Molchanov painted a series of small-scale studies of

portunity to sketch on any piece of paper or cardboard he

the nearly-destroyed ancient towns of Europe, views of their

Офицер. 1945 Бумага, карандаш. 55 × 38,5 Собственность семьи художника Military Officer. 1945 Pencil on paper. 55 × 38.5 cm Property of the artist’s family

Бывалый солдат. Германия. 1945 Бумага, угольный карандаш. 64 × 44 Собственность семьи художника Experienced Soldier. Germany. 1945 Charcoal pencil on paper. 64 × 44 cm Property of the artist’s family

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

Майор Тимофей Федорович

Автоматчик. В разведку.

Коковин. После боя. 1944

Польша. 1944

Бумага, карандаш. 40 × 30

Бумага, карандаш. 35 × 25

Собственность семьи художника

Major Timofei Kokovin.

Tommy Gunner.

After Battle. 1944

On the Scout. Poland. 1944

Pencil on paper. 40 × 30 cm

Pencil on paper. 35 × 25 cm

Property of the artist’s family

deserted squares and alleyways. All his works that survived

artists”. A true representative of the Russian intelligentsia,

the war were first shown at two exhibitions in 1945.

Molchanov treated people and the world around him with

One of them, “Combat History of the 1st Belorussian

love and kindness: right up until the end of his life, he re-

Front”, initiated by Marshal Georgy Zhukov and Military

mained a tireless and dedicated artist who also taught hun-

Council Member General Konstantin Telegin, was held in the

dreds of gifted children at the Moscow Secondary Art School.

ancient Polish town of Mińsk Mazowiecki: artists, both sol-

Now adults and accomplished artists in their own right, his

diers and officers who had served in the Front’s many units

former students always remembered his amazing kindness

and formations, exhibited their works. The second exhibi-

and humility: it was only when they attended Molchanov’s

tion, “Combat History of the 16th Air Army. From the Volga

exhibitions that many of them also learned that he had been

to the Elbe”, took place in Woltersdorf, close to Berlin, on

one of those who, through his spiritual art and hard efforts as

Oil on canvas. 48.7 × 38 cm

the grounds of a former resort, and included, as well as the

a soldier, had fought selflessly for our Great Victory.

Property of the artist’s family

Костел в Лосице. Польша. 1944 Холст, масло. 48,7 × 38 Собственность семьи художника Catholic Church in Łosice. Poland. 1944

works of art, pieces of weaponry, both Soviet and German. The Soviet Military Council directed the assembling and preparation of such materials, with Molchanov the driving force behind the visual arts section. A surviving photograph of the exhibition hall shows almost two dozen of his own painted studies hanging on the walls. The Molchanov family treasures everything to do with the artist’s oeuvre, including each frayed piece of paper with his drawings or notes, and photographs and documents. Among them is a yellowing letter of July 25 1945 recommending that Konstantin Molchanov, “who fought in the Great Patriotic War starting from 1942 on the Don, Central and 1st Belorussian fronts”, be awarded the Order of the Patriotic War 2nd Class. The accompanying short list of his personal combat feats of valour and achievements states that he “undertook significant efforts to create visual materials to record the army’s history… generated dozens of posters, created numerous magazines, designed the interior of recreation centres and dining-rooms for pilots, complete with all the visual materials used for character development and for portrayal of their heroism in combat.” His paintings are also listed: the large-scale “Generals Planning the Berlin Operation”, “Portrait of Twice-Hero of the Soviet Union, Major Kozhedub”, “Greeting Pilots after Air Combat”, and “End of a Day at the Front”, as well as his “40 studies and sketches of army life and combat”. The post-war years saw many exhibitions of Molchanov’s works; held in his beloved native Moscow, they included solo shows as well as group exhibitions with his fellow “war THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EXCLUSIVE PUBLICATIONS

«Духовная атмосфера военных лет самым непосредственным образом повлияла на развитие советского искусства. Думаю, что ни в одной национальной культуре война не рождала столь колоссального взлета национального творчества. Искусство периода Великой Отечественной войны – феномен эстетический и социальный. Такого никогда не было!»

Ксения Карпова

Дмитрий Шостакович

В рамках международного открытого фестиваля искусств «Черешневый лес» в Институте русского реалистического искусства с 17 апреля по 11 октября 2015 года можно увидеть художественно-историческую экспозицию, подготовленную к 70-летию Победы. Выставка, посвященная событиям культурной жизни страны во время Великой Отечественной войны, включает произведения живописи и графики, костюмы и кинохронику из государственных хранилищ и семейных архивов, а также уникальные документальные свидетельства и эксклюзивные видеоинтервью с художниками, побывавшими в эвакуации.

100

В новой экспозиции представлены работы из Инсти-

Московского Государственного академического худо-

тута русского реалистического искусства, Государ-

жественного института имени В.И. Сурикова, Москов-

ственной Третьяковской галереи, Государственного

ского академического художественного лицея Россий-

Русского музея, Государственного музея изобразитель-

ской академии художеств и частных коллекций.

ных искусств имени А.С. Пушкина, Музея Государствен-

Древнее изречение «когда гремит оружие, музы

ного Большого академического театра, Музея кино,

молчат» неприменимо к судьбе искусства периода Ве-

Центрального музея Великой Отечественной войны,

ликой Отечественной войны. Это эпоха невероятно-

Государственного музея искусства народов Востока,

го творческого подъема и больших художественных

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / ВЫСТАВКИ

на перемещение производственных мощностей для обеспечения нужд фронта. В экстремальных условиях, под постоянными воздушными бомбардировками переполненные эшелоны вывозили из Москвы, Ленинграда, Киева, Харькова на восток страны – в Азию и за Урал – художественные институты, театральные труппы, киностудии и музейные собрания. В Самарканде, Ташкенте, Алма-Ате, Тбилиси, Нальчике, Куйбышеве (ныне Самара), Уфе эвакуированные художники, композиторы, режиссеры целиком отдавались захватывающему художественному процессу, преобразив жизнь этих городов в кипучую и шумную мастерскую. Именно об этих трудных, страшных и одновременно творчески плодотворных годах рассказывает проект «Искусство в эвакуации», главная цель которого – продемонстрировать, каким невероятным образом было сохранено культурное наследие, показать, что годы самой кровавой

достижений, когда была создана великая музыка, поставлены знаменитые спектакли, снято «большое» кино, организованы выставки выдающихся художников. Нарушив мирное течение жизни, война не остановила развитие советского искусства, расставив по-новому акценты. Спасение творческой интеллигенции и сохранение культурных ценностей стало одной из приоритетных задач государства, а для ее осуществления было выделено едва ли не меньше ресурсов, чем В эвакуации в селе Воскресенском Слева – Г.М. Коржев Башкирия. 1942 Фотография During evacuation in Voskresenskoe village. Gely Korzhev on the left Bashkiria. 1942 Photo

Маскировка Государственного Большого театра в годы Великой Отечественной войны Фотограф А. Красавин © ГБУ «ЦГА Москвы» Саmouflaging the Bolshoi Theatre during the Great Patriotic War Photograph A. Krasavin © The Moscow Central Archive of Electronic and Audio-Visual Documents

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / ВЫСТАВКИ

101

И.В. Радоман

и разрушительной в истории войны стали временем

время постоянных налетов вражеской авиации шло де-

Эсфирь в Шир-Доре. 1942

активной художественной жизни. Выставка повествует

журство на крышах домов: сбрасывали зажигательные

о событиях, происходивших в изобразительном искус-

снаряды, спасая город от пожаров. Художники зафик-

стве, мире театра, музыки и кино, а также дает пред-

сировали эти события во множестве военных циклов.

ставление о самом процессе эвакуации и ее бытовой

Так, Нина Симонович-Ефимова создала знаменитую

Холст, масло. 78,2 × 79,7 Собственность семьи художника Igor Radoman Esfir in Shir-Dor. 1942 Oil on canvas. 78.2 × 79.7 cm Property of the artist’s family

102

стороне.

акварельную серию, посвященную московскому ме-

Открывающий экспозицию раздел посвящен пер-

трополитену, служившему в те дни бомбоубежищем.

вым дням войны и событиям из жизни прифронтовой

Вместе со своим мужем скульптором Иваном Симо-

Москвы. Уникальный архив военного фотокорреспон-

нович-Ефимовым она отказалась ехать в эвакуацию и,

дента Наума Грановского позволяет проследить, как

несмотря на почтенный возраст, написала десятки пор-

за несколько недель после объявления о нарушении

третов раненых бойцов в военном госпитале в Лефор-

немецкой армией Государственной границы СССР

тове. Впечатления от ночных налетов и бомбардиро-

столица изменилась до неузнаваемости. Шли работы

вок, рвущихся зенитных снарядов, воздушных тревог и

по маскировке ее стратегически важных объектов. Во

исчерченного прожекторами неба нашли воплощение

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / ВЫСТАВКИ

в яркой графической серии Александра Лабаса «Мо-

гон-теплушку, витрины для экспонатов – деревянные

Р.Р. Фальк

сква и Подмосковье в дни войны» и в акварелях Нико-

ящики, предназначавшиеся для перевозки картин, а

Самарканд. 1942–1943

лая Соколова.

экспликации и подписи к произведениям стилизованы

Массовая эвакуация из города началась уже в

под телеграммы.

Картон, гуашь, белила 42,8 × 48,3 Частная коллекция

первые месяцы войны. Эшелоны с писателями, музы-

В ходе подготовки проекта было собрано большое

кантами, художниками, актерами уезжали в дальние

количество уникального материала, включая эксклю-

регионы страны. Вагоны были забиты театральными

зивные интервью непосредственных участников собы-

Gouache on cardboard

декорациями,

инстру-

тий. Помимо дневниковых записей и документальных

42.8 × 48.3 cm

ментами, ящиками с красками, свертками с книгами

свидетельств представлены, например, выдержки из

Private collection

– всем, что могло понадобиться для работы на новом

неопубликованных самаркандских дневников Марии

месте. Оформление выставки, созданное дизайнерами

и Владимира Фаворских. Посетители выставки так-

Андреем Шелютто и Антоном Федоровым, погружает в

же могут услышать архивную запись Седьмой сим-

атмосферу эвакуационных дней. Павильон для показа

фонии Дмитрия Шостаковича, начатой в блокадном

документального фильма напоминает дощатый ва-

Ленинграде и законченной в Куйбышеве. Ее премьера

костюмами,

музыкальными

Robert Falk Samarkand. 1942-1943

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / ВЫСТАВКИ

103

В.Г. Цыплаков

Игорь Радоман, Василий Нечитайло, Юрий Кугач. Объ-

Автопортрет. 1943 Картон, масло. 23,6 × 19

ектом пристального внимания художников стали мно-

Собственность семьи художника

гочисленные архитектурные памятники – постройки старого города, древние мечети, минареты и медресе.

Viktor Tsyplakov Self-portrait. 1943

Художники писали портреты местных жителей, пей-

Oil on cardboard. 23.6 × 19 cm

зажи, жанровые композиции, изображали караваны

Property of the artist’s family

верблюдов и восточные базары. Рисовали помногу, с жадностью упиваясь свежими впечатлениями и образами, что видно по обилию рисунков и картин, написанных во время эвакуации. В этом разделе выставки можно увидеть знаменитую самаркандскую серию линогравюр и акварелей Владимира Фаворского, а также несколько листов из альбома «Москва – Самарканд» Сергея Герасимова, выполненных мастером в эвакуационном поезде. В Самарканд был отправлен также и «Союзмультфильм». В экспозиции – эскизы к таким мультфильмам, как «Синдбад-мореход» и «Теремок», исполненным в годы войны. Примером бодрости духа и самоиронии стала созданная студией раскадровка «Эвакуация царя Салтана». Большой раздел посвящен произведениям, созданным в башкирском селе Воскресенское, куда была вывезена ставшая вскоре легендарной Московская

Н.М. Чернышев

состоялась в марте 1942 года в исполнении оркестра

средняя художественная школа для одаренных детей.

Большого театра под руководством Самуила Самосуда

Большая часть представленных работ выполнена юно-

и транслировалась радиостанциями по всей стране.

шами, чье художественное видение в то время только

За время эвакуации на сцене Куйбышевского те-

начинало формироваться, когда они еще лишь делали

Картон, масло. 20 × 30,5

атра были поставлены оперы и балеты, среди них –

свои первые шаги в искусстве. Впоследствии многие

Собственность семьи художника

«Вильгельм Телль», «Черевички», «Иван Сусанин», «Алые

из них – Гелий Коржев, Виктор Иванов, Петр Оссов-

паруса». Посетители выставки смогут увидеть эскизы

ский, Павел Никонов, Игорь Попов, Иван Сорокин,

A small street

костюмов и декорации к этим спектаклям в исполнении

Владимир Стожаров – стали классиками отечествен-

in Samarkand. 1942

Петра Вильямса, главного сценографа Большого теа-

ной живописи, а их искусство оказало влияние на об-

Oil on cardboard. 20 × 30.5 cm

тра. Ключевым событием для Алма-Аты в годы войны

щекультурные процессы в нашей стране во второй по-

стали съемки фильма «Иван Грозный». О процессе ра-

ловине XX века.

Улочка в Самарканде. 1942

Nikolai Chernyshev

Property of the artist’s family

боты над кинокартиной расскажут фотографии, эскизы

Воскресенское, или, как его раньше называли,

Г.Г. Королев

декораций, переписка и рисунки Сергея Эйзенштейна,

Воскресенск, было старинным русским горнозавод-

Дорога в Шахизенда. 1943

костюмы персонажей, предоставленные Музеем кино.

ским селом. К началу Великой Отечественной войны

Картон, масло. 20,5 × 30

География выставки весьма обширна. В Самар-

жизнь здесь мало изменилась, во многом сохранив

канд вывезли московский, ленинградский, киевский и

черты уклада русской деревни XVIII века с ее неспеш-

харьковский художественные институты. В этот город

ностью и размеренным ритмом. На базарной площади,

Oil on cardboard. 20.5 × 30 cm

были эвакуированы Роберт Фальк, Николай Чернышев,

среди деревянных торговых рядов с амбарами, можно

Property of the artist’s family

Виктор Цыплаков, Клавдия Тутеволь, Макс Бирштейн,

было встретить длиннобородых мужиков в старинных

Собственность семьи художника Gennady Korolev Road to Shah-i-Zinda. 1943

104

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / ВЫСТАВКИ

армяках и азямах (старинная верхняя одежда). Девушки украшали косы разноцветными лентами, носили длинные юбки, шерстяные платки и вязаные шали, а главной обувью здесь были лапти и онучи. По словам Петра Оссовского, все это стало «предметом восторженного внимания учеников школы, жадно припавших к красотам деревенской жизни». Выросшие в столице юные художники открывали для себя поэзию провинциального мира, бесконечно далекую от городских ритмов, но хорошо знакомую по произведениям любимых мастеров XIX века – картинам Сурикова, Репина, Левитана. Для многих из них именно здесь состоялось первое знакомство с деревенским бытом и величественной красотой русской природы, осознание ее силы и мощи, и эти впечатления навсегда оставили свой след в душах будущих живописцев. Испытывая острую нехватку материалов, вместо привычного холста и бумаги часто использовали обложки учебников, мешковину или фанеру. Недоставало красок – терли с маслом гуашь, не было возможности разжиться карандашами – промасливали кусочки угля. Кисти делали сами из щетины, конского волоса или гусиных перьев. Несмотря на тревоги и тяготы войны, голод и бытовые неурядицы, годы, проведенные в эвакуации, стали чрезвычайно творчески плодотворными, а сами художники считали их необыкновенно счастливым временем. Логика экспозиции ведет повествование от первых дней войны и эвакуации творческих коллективов в разные города и регионы страны до их возвращения в Москву. Так, в последних залах представлен своеобразный выпускной альбом учеников Московской средней художественной школы, в который вошли рисунки, выполненные ребятами в последний день пребывания в Воскресенском. Эти быстрые наброски общежитий и школы, собора и завода, деревенских домов, местных жителей и уральской природы экспонируются на деревянных мольбертах. Небольшие графические этюды воплотили всю полноту чувств, царивших в сердцах юных мастеров, – грусть расставания, трепет возвращения, скорое счастье воссоединения с родными, истовую надежду на завершение войны. Они же стали ценным сви-

каждый раз обнаруживая скрытые и не замеченные

детельством необычайного профессионального роста

ранее смыслы. Вместе с тем исследование процессов,

их авторов, возмужавших творчески и ставших настоя-

происходивших в культурной жизни военного времени

щими художниками.

и во многом определивших облик отечественного ис-

Эвакуация творческой интеллигенции и культур-

кусства последующих десятилетий, необходимо и важ-

ных ценностей имела поистине судьбоносное значение

но. Это позволяет не только обогатить наше представ-

не только для сохранения национального наследия, но

ление о художественной ситуации в драматический

и для развития региональной культуры, которая ожи-

период истории страны, познакомиться с уникальными

вала благодаря контактам с известными столичными

сведениями о жизни целого поколения, но и осознать

мастерами. После войны во многих городах открылись

пути, по которым в последующие десятилетия развива-

филиалы музеев и театров, лицеи и вузы, ставшие важ-

лось отечественное искусство второй половины столе-

ными точками на культурной карте страны.

тия, а также определить вектор его художественных и

Искусство периода Великой Отечественной войны

В.И. Иванов Автопортрет. 1943 Холст, масло. 75 × 50 Собственность автора Viktor Ivanov Self-portrait. 1943 Oil on canvas. 75 × 50 cm Property of the artist

нравственных устремлений.

– тема невероятно обширная и многоликая, содержащая в себе немало открытых вопросов и неизученных ракурсов. Сегодня, спустя семь десятилетий, мы лишь только приближаемся к ее подлинному осмыслению, ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / ВЫСТАВКИ

105

Art in Evacuation “The spiritual atmosphere of the pre-war years had a most immediate impact on the development of Soviet art. I believe that there is no national culture in the world where war has generated such an immense upsurge of creative energy on a national scale. The arts during the Great Patriotic War are both an aesthetic and social phenomenon. It is without precedent!”

Ksenia Karpova

Dmitry Shostakovich

From April 17 to October 11 2015, the International “Chereshnevy Les” Open Art Festival presents at the Institute of Russian Realist Art a historical exhibition to mark the 70th anniversary of the Great Victory in the Great Patriotic War. “Art in Evacuation” is devoted to cultural events in the USSR during that conflict, featuring paintings and drawings, theatre costumes and newsreels from state and private archives, as well as unique documents and videos of exclusive interviews with artists who experienced evacuation. The items on display are drawn from the Institute of Russian Realist Art, the Tretyakov Gallery, Russian Museum, Pushkin Museum of Fine Arts, Bolshoi Theatre Museum, Moscow Film Museum, Central Museum of the Great Patriotic War, Museum of Oriental Art, and the Surikov Art Institute and Moscow Academic Lyceum of Art under the aegis of the Russian Academy of Fine Arts, as well as from private collections.

106

The famous dictum, Inter arma silent musae (“When guns

of the country’s cultural heritage became a top priority for

speak, the muses remain silent”), cannot be applied to the

the Soviet government, and that mission was funded as

life of the arts during the Great Patriotic War: it proved a

generously as the relocation of military industrial facilities.

period of unprecedented creative energy and great cultural

In extreme circumstances, under bombardment from the air,

accomplishments, when composers produced great music,

the packed train carriages departed eastwards – to Asia and

stage directors created theatrical productions that achieved

the Trans-Urals – carrying from Moscow, Leningrad, Kiev

lasting fame, filmmakers made some of the major works

and Kharkiv art institutions, theatre companies, film studios

of Soviet cinema, and outstanding artists displayed their

and museum collections. Living as evacuees in Samarkand,

works. Though it interrupted the course of peacetime

Tashkent, Almaty, Tbilisi, Nalchik, Kuibyshev (now Samara)

life, the war did not stop the development of Soviet art,

and Ufa, artists, composers and directors fully committed

rather in many cases generating new meanings for it. The

themselves to their creative endeavours, transforming these

rescue of the artistic intelligentsia and the preservation

cities into dynamic and busy working spaces. These difficult,

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / CURRENT EXHIBITIONS

when the city was on the front-line. The unique archive of the war photographer Naum Granovsky allows us to follow the succession of radical transformations that the Soviet capital underwent in the weeks following the announcement that German troops had crossed the borders of the USSR. Moscow’s strategic buildings were camouflaged, and during the endless enemy air raids local people kept vigil on the rooftops, handling the incendiary shells and putting out fires in the city at night. Artists captured these activities in numerous graphic series: one such figure was Nina Simonovich-Yefimova, who created a well-known series of watercolours dedicated to the Moscow metro, which served as a bomb shelter at that time. Together with her husband, the sculptor Ivan Simonovich-Yefimov, she refused the offer of evacuation and, despite her ripe old age, worked in a military hospital in Lefortovo, creating dozens of portraits of wounded soldiers. The impressions from the night airraids and shelling, the bursting of anti-aircraft projectiles, air-raid warnings and the skies streaked with the beams of projectors are captured in Alexander Labas’s brilliant series of drawings “Moscow and Its Environs in the Days of War” and in Nikolai Sokolov’s watercolours. Mass evacuation from Moscow began in the first months of the war as writers, musicians, artists and actors were taken by train to the distant regions of the Soviet Union. The train-cars were stuffed with stage-sets, costumes, musical instruments, boxes with paints and bundles of books – in short, everything that could be of use for work in these new locations. The architectural design of the exhibition, created by Andrei Shelutto and Anton Fedorov, fully immerses viewers in the atmosphere of the evacuees’ life. The pavilion where the film documentaries are screened is styled as a heated freight car, with showcases for exhibits resembling the wooden boxes in which paintings were shipped, while explanatory texts and captions appear in the form of telegrams. In their preparation for the project, its curators collected a huge amount of unique material, including exclusive interviews with those who had taken direct part in these wartime events. In addition to the notes from private journals and other documentary evidence, the show features, for instance, excerpts from the unpublished diaries that Maria and Vladimir Favorsky kept while in Samarkand; visitors can listen to an archival recording of Dmitry Shostakovich’s Symphony No. 7, which the composer started in besieged Leningrad and finished in Kuibyshev. First performed in March 1942 by the horrendous and at the same time productive years are the

Bolshoi Theatre’s orchestra conducted by Samuil Samosud, it

focus of the project “Art in Evacuation”, the main objective

was broadcast across the entire country.

of which is to bring into relief the incredible efforts that

While the Bolshoi Theatre worked in evacuation in

went into preserving the country’s cultural legacy, and to

Kuibyshev, it realized several productions on the stage of

show that the bloodiest and most destructive war in history

the Kuibyshev Theatre – “William Tell”, “Cherevichki”, “Ivan

was also a period of intense cultural activity. The exhibition

Susanin” and “Scarlet Sails”. The exhibition features sketches

traces developments in the areas of visual art, theatre, music

of costumes and sets created by Pyotr Williams, the theatre’s

and cinema, and also highlights the process of evacuation

chief stage-designer. The filming of “Ivan the Terrible” became

itself and the everyday experiences of those who undertook

a central event for Almaty during the war, and photographs,

such journeys.

costume sketches, and the correspondence and drawings of

The first section of the exhibition is devoted to the first days of the war and the events that took place in Moscow

Sergei Eisenstein, as well as original costumes loaned by the Film Museum, tell the story of the film’s production. THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / CURRENT EXHIBITIONS

107

The show’s geographic reach is extensive. Samarkand was home to the evacuated art institutes from Moscow, Leningrad, Kiev and Kharkiv, with evacuees there including Robert Falk, Nikolai Chernyshev, Viktor Tsyplakov, Klavdia Tutevol, Max Birshtein, Igor Radoman, Vasily Nechitailo and Yury Kugach. The artists often depicted the numerous architectural landmarks of the city, the buildings of its old town, centuries-old mosques, minarets and madrasahs. The artists also created portraits of local residents, and landscapes and genre compositions featuring camel caravans and Oriental bazaars. They worked with energy, relishing such new impressions and images, as is shown by the work they produced in evacuation. This section of the show features the famed Samarkand series of linocuts and watercolours created by Vladimir Favorsky, as well as several graphic pieces from Sergei Gerasimov’s album “Moscow-Samarkand”, produced by the artist while he was travelling to Samarkand by train. The animation film studio Soyuzmultfilm was also evacuated to Samarkand, and the exhibition includes sketches for such cartoon films С.С. Бойм

Solomon Boim

У булочной. Из серии

Outside a bakery.

«Ленинград в блокаде». 1942

from the series “Leningrad

Медсестра. 1941–1945

Бумага, карандаш, акварель. 32 × 38

during the blockade”. 1942

Бумага, масло. 24,5 × 18

Pencil and watercolour on paper. 32 × 38 cm

реалистического искусства

В.О. Кириков

Л.С. Котляров

Lev Kotlyarov

Vasily Kirikov

Плотина. 1943

Wooden dam. 1943

Nurse. 1941-1945

Бумага, карандаш. 25,9 × 20,4

Pencil on paper. 25.9 × 20.4 cm

Oil on paper. 24.5 × 18 cm

Частная коллекция

Private collection

108

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / CURRENT EXHIBITIONS

Г.М. Шегаль Зима в Воскресенске. 1942 Картон, масло. 31,3 × 34,3 Частная коллекция Grigory Shegal Winter in Voskresensk. 1942 Oil on cardboard. 31.3 × 34.3 cm Private collection

as “Sinbad the Sailor” and “Teremok” which were produced

the works of their favourite masters of the 19th century, like

during the war. The storyboard of “The Evacuation of Tsar

Surikov, Repin and Levitan. It was in Voskresensk that many

Saltan” produced by the studio artists is a notable example

of these adolescents were introduced to the rural way of life

of their courage and self-irony.

and the august beauty of Russian nature and became aware

A large section is devoted to works created in Voskresenskoe, the Bashkir village which became temporary

of its vigour and might, and such reminiscences were forever etched in the minds of the future painters.

home to the legendary Moscow secondary school for gifted

Since they experienced acute shortages of the usual

children. Most of the works featured were created by

painting materials like canvas and paper, the young artists

teenagers whose artistic vision was just beginning to form

often used the covers of textbooks, sackcloth or plywood

itself at the time, as they began their artistic careers. Later

instead. When paints were in short supply, gouache

many of them – like Gely Korzhev, Viktor Ivanov, Pyotr

was mixed with oil, and when they ran short of pencils,

Ossovsky, Pavel Nikonov, Igor Popov, Ivan Sorokin and

the students used little pieces of coal soaked in oil. They

Oil on cardboard. 21.3 × 32.3 cm

Vladimir Stozharov – became Soviet artists of great renown,

manufactured brushes themselves from bristle, horse hair

Private collection

Г.М. Коржев Лошадка зимой. 1942 Картон, масло. 21,3 × 32,3 Частная коллекция Gely Korzhev A horse in winter. 1942

and their art had an enormous impact on the nation’s cultural life in the second half of the 20th century. Voskresenskoe, or Voskresensk as it had previously been known, was an old Russian mining village. At the start of the Great Patriotic War the rhythm of life there was largely unchanged, with many of its aspects remaining the same as they had been in an 18th-century Russian village, with its typically unhurried and measured pace of existence. On the market square, among the wooden stalls and barns, one would encounter long-bearded peasants in old-fashioned coats of heavy cloth or wool. Girls embellished their braids with ribbons of many colours and walked in long skirts, woollen ‘kerchiefs and knitted shawls, with bast shoes and puttees the most common footwear. According to Pyotr Ossovsky, all this “attracted the admiring attention of the school students, who eagerly responded to the allure of rural life”. The young artists who had grown up in the capital came to discover the poetry of this provincial world, infinitely remote from the urban rhythms they knew but familiar from THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / CURRENT EXHIBITIONS

109

А.Ф. Суханов

or goose quill. Despite the worries and hardships of war,

Портрет девушки. 1942–1943

the hunger and everyday difficulties, these evacuation

Холст, масло. 45,2 × 33 Собственность семьи художника

years proved very prolific for these budding artists, and they looked back on them with fondness.

Alexander Sukhanov Portrait of a girl. 1942-1943 Oil on canvas. 45.2 × 33 cm Property of the artist’s family

The exhibition introduces the period it covers in a linear narrative from the first days of the war and the evacuation of cultural institutions to the country’s various cities and regions, through to their eventual return to their places of origin. Thus, the final rooms are themed as a graduation album of the students of the Moscow secondary school for young artists, with the display featuring drawings that they made on their last day in Voskresenskoe. It is an array of rapid sketches of dormitories and the school, the cathedral and the factory, rural dwellings, local residents and the nature of the Urals, displayed on wooden easels. The small graphic pieces convey the full range of feelings that overwhelmed these young artists: the sadness of parting, anticipation of return, their happy anticipation of reunion with their families, and impassioned hopes for an end to the war. These images are also valuable evidence of the incredible professional growth of their creators, who had matured as painters in the period and become true artists.

К.А. Тутеволь

110

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / CURRENT EXHIBITIONS

Klavdiya Tutevol

В чайхане. 1940

In a tea-house. 1940

Холст, масло. 76 × 114,5

Oil on canvas. 76 × 114.5 cm

Частная коллекция

Private collection

The evacuation of the artistic intelligentsia and cultural treasures proved important not only for the preservation of the national heritage, but also for the development of the

Р.С. Затуловская (Михайлова) Стакан чая. 1943 Холст, масло. 34,1 × 28,2

cultures of the regions, which were invigorated through

Собственность

their contacts with such illustrious cultural figures from

семьи художника

the country’s main cities. After the war many such towns became home to affiliates of major museums and theatres,

Raisa Zatulovskaya (Mikhailova)

lyceums and institutions of higher learning, which became

A glass of tea. 1943

important landmarks on the country’s cultural map.

Oil on canvas. 34.1 × 28.2 cm

The arts, their survival, preservation and development

Property of the artist’s family

during the Great Patriotic War is a huge and complicated issue, which leaves many themes requiring further exploration. Today, more than 70 years later, we are only beginning to realize it to its full extent, and each new attempt reveals hidden and/or previously overlooked contexts. It is certainly necessary and important to explore these wartime cultural processes, which in many regards conditioned the development of Soviet art for decades to come. It allows us not only to enrich our understanding of the cultural milieu in a critical period of our nation’s history and to be introduced to some unique facts about the life of an entire generation, but also to chart the trajectories of the development of the artistic and moral aspirations followed by Soviet art in the second half of the 20th century. С.В. Герасимов

Sergei Gerasimov

Пейзаж с мечетью. 1940-е

Landscape with

Холст, масло. 58,5 × 76

a mosque. 1940s

Oil on canvas. 58.5 × 76 cm

реалистического искусства

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / CURRENT EXHIBITIONS

111

Человеческая комедия и драма жизни в зеркале искусства Павла Федотова Светлана Степанова К искусству Павла Федотова (1815–1852) невозможно остаться равнодушным. На юбилейной выставке в Третьяковской галерее автор известных и популярных картин предстал еще и потрясающим рисовальщиком,а его произведения «малой формы» обрели зримый масштаб, соразмерный месту и ключевой роли художника в русской культуре.

Неизменный интерес вызывают не только творче-

даже самую пошлость не всякому дается»1. Человек

ские открытия, но и незаурядная личность Федотова.

своего времени, Федотов творил в эпоху популярно-

Одаренный разными талантами, он сочинял стихи,

сти иллюстрированных альманахов, литературных

поэмы и басни, писал романсы, пел, играл на флейте

фельетонов и водевилей. Его называли «русским Хо-

и гитаре. Не получив систематического художествен-

гартом» и «Гоголем в красках». Но создав своего рода

ного образования, он поразил публику первыми же

энциклопедию смешных положений, мелких страстей

своими полотнами, появившимися на академической

и обывательских пороков, он сумел избежать общих

выставке 1849 года. После этого небывалого успеха,

мест и ходульности моральных изречений, соединяя

сидя за дружеским обедом, Федотов говорил о том,

в целое поэтическое восприятие действительности и

что каждое его произведение должно содействовать

нравственную суть сюжета. «Его реализм никогда не

исправлению нравов. Так, в «Последствиях пирушки»

впадал в житейскую посредственность и облагора-

(«Утро чиновника, получившего накануне первый кре-

живался чистотой нравственных намерений, которые

стик», 1846, ГТГ) зритель усмотрит вред от нерасчет-

равносильны вкусу, и истинно фламандским испол-

ливой жизни, от дурных сообщников, а «Сватовство

нением…»2 – это замечание издателя Ф.И. Булгакова

майора» (1848, ГТГ) вызовет мысль об унизительном

акцентирует одно из ключевых качеств федотовского

положении праздного человека, ищущего поправки

искусства – чувство меры и художественный вкус в ин-

Завтрак аристократа 4

обстоятельств посредством нелепого брака. Завяза-

терпретации малоприглядных сторон и свойств чело-

1849–1850

лась дискуссия, поскольку многие были против такой

веческой натуры.

Холст, масло. 51 × 42

теории, считая, что подобные нравственные сентен-

Пробуждение таланта Павла Федотова пришлось

ции способен высказать любой, тогда как сила искус-

на годы службы в лейб-гвардии Финляндском полку

ства – в поучении через «зрелище изящного». Как пи-

(1834–1844). Однако боевые походы гвардии были в

Oil on canvas. 51 × 42 cm

сал И.С. Тургенев в рецензии на пьесу А.Н. Островского

прошлом, и будущий художник застал только мирную

Tretyakov Gallery

«Бедная невеста», «тайна “возводить в перл создания”

жизнь, заключавшуюся в караулах, учениях, маневрах

ГТГ The Aristocrat’s 4 Breakfast. 1849-1850

112

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / ВЫСТАВКИ

113

Первое утро обманутого молодого. 1844 Бумага, сепия, тушь, белила, перо, кисть. 33 × 50,4 ГТГ The First Morning of a Deceived Newly-wed Husband. 1844 Sepia, ink, white, quill, brush on paper 33 × 50.4 cm Tretyakov Gallery

и парадах. Причем показная сторона имела самое су-

В России гравюры великого английского мора-

щественное значение, а за малейшую оплошность сле-

листа и обличителя нравов знали уже с XVIII века6, они

довало наказание. Федотов служил исправно, но без

печатались в «Вестнике Европы» в 1808–1809 годы и

фанатизма и вряд ли совершал проступки, караемые

«Живописном обозрении», сопровождаясь переводами

серьезно, – к дисциплине его приучил отец, да и забо-

комментариев из немецких изданий. Статья о Хогарте,

та о благополучии семьи не позволяла ему вести себя

помещенная Нестором Кукольником в одном из номе-

разгульно. Его дневниковые записи 1835 года сводятся

ров «Художественной газеты» 1838 года, начинается

к незначительным происшествиям и создают доволь-

словами о том, что «Гогарт есть самый народный из

но типичный образ молодого офицера, не обременен-

живописцев, не только в Англии <...> но даже и у нас

ного ни глубокими интеллектуальными интересами,

на твердой земле»7. Безусловно, Федотов был знаком

ни какими-либо серьезными занятиями, кроме рутин-

с этой публикацией, и акцент, сделанный автором на

ной службы, беспорядочного чтения, любительско-

«народный» характер творчества английского живо-

го увлечения музыкой и рисованием. «Дома играл на

писца, был важен для человека, видевшего в искусстве

114

гитаре и еще с собакой» ; «часу в 7-м пошел бродить и

инструмент воздействия на общественные нравы. К

зашел ко всенощной; стоял в алтаре и пересмеивался

ревностным пропагандистам английской литературы,

с юнкерами; вышел, недостоявши...»4; «отправился в

стяжавшим репутацию знатока Хогарта, принадлежал

Новую Деревню – в караул, в лабораторию. На плоту

и близкий друг Федотова Александр Дружинин. Но не

дожидались Лермантова (он идет в караул). Тут пили

образцы искусства – будь то Хогарт или любимые «ма-

воду, пиво, трогали лягушек и выходящих из лодок

лые голландцы» – побуждали к творчеству, а сама по-

девушек. Развелись (дежурного по караулу не было).

вседневная суета и житейские страсти. Образцы же да-

В карауле спал, гулял, чертил канву. И все»5. Какое

вали примеры того, как эти впечатления жизни могут

же сильное стремление к высокому искусству должно

быть претворены в факт искусства.

было пробудиться в нем, чтобы отказаться от одно-

В 1837 году в «Живописном обозрении» была опу-

образной, скучной, но вполне сносной полковой жиз-

бликована гравюра Хогарта «Бедный поэт», возможно,

ни ради туманного будущего «свободного художника»!

повлиявшая в дальнейшем на сюжет сепии «Бедный

Отслужив верой и правдой десять лет, Федотов выхо-

художник, женившийся без приданого в расчете на

дит в отставку. Попытавшись заняться освоением азов

свой талант» (1844, ГТГ). Однако морально-психоло-

батального жанра у А.И. Зауервейда в Академии худо-

гические и смысловые акценты здесь иные. У Хогарта

жеств, он вскоре бросает это поприще, несмотря на то,

речь о бессильном даровании, унижающем себя сво-

что оно могло бы принести ему почет и достаток. Видя

им графоманством. В тексте к гравюре говорилось:

себя продолжателем традиции нравоописательного

«Сделайся землекопом, поденщиком и прежде всего

и сатирического жанра в лице У. Хогарта, Д. Уилки,

спаси свое несчастное семейство от нищеты, а потом,

французских рисовальщиков П. Гаварни, Ж. Гранви-

спокойно отдыхая за черствым обедом, развивай свои

ля, Федотов решительно обращается к произведениям

поэтические помыслы»8. Хогартовский поэт упоен

«нравственно-критического рода».

своим творчеством, а его жена, занятая рукоделием,

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / ВЫСТАВКИ

Кончина Фидельки. 1844 Бумага, сепия, кисть, перо 33,6 × 47,7 ГТГ The Demise of Fidelka. 1844 Sepia, brush, quill on paper 33.6 × 47.7 cm Tretyakov Gallery

вполне привлекательна и не вызывает неприязни у

чистоплотность «расхристанного» героя: «Опрятность

зрителя. У Федотова же одинокая, неухоженная фигу-

дома вокруг себя есть как бы знак самоуважения. От

ра художника посреди житейского бедлама выглядит

опрятности вещественной в параллель потребуется и

и униженной, и виноватой. Каждый персонаж этой се-

опрятность нравственная»9. Дурные связи, неразбор-

пии демонстрирует ужасающий нравственный распад

чивость в выборе приятелей чреваты искажением при-

семьи – кто-то ворует, кто-то ругается, а дочь уходит

родного (или воспитанного) нравственного чувства.

с соблазнителем. Трагизм ситуации усиливается тем,

В стихотворении «Где завелась дурная связь...», про-

что посредине сцены на небольшом столике лежит

должающем тему сюжета «Утро чиновника...», Федотов

как кукла, как предмет, на который никто не обраща-

разворачивает историю падения человека, который

ет внимания, мертвый ребенок. И это самое страшное

сначала подлаживается к морали безнравственных

свидетельство торжествующей бездуховности.

приятелей и чуждается людей порядочных, а затем

Развлекательно-наставительный характер хогар-

принимает их принципы как должное, нормальное и

товских произведений оказался близок художествен-

уже враждебно относится к прежним друзьям. Закан-

ному мышлению Федотова. Но в нем боролся сатирик

чивается стихотворение словами:

и художник-жанрист, влюбленный в искусство «малых голландцев». Причем жанрист побеждал даже в самых

«Победу празднует порок,

острых по сюжету композициях, не говоря уже о позд-

Нахально носит своú венок.

них произведениях, лежащих совсем в иной смысловой

И если встретит вдруг презренье,

плоскости. Выразительность и точность характеров,

Уж не раскаянье, а мщенье

занимательность происходящего, самоценность пред-

В душе порочноú закипит:

метного ряда, наконец, красота живописной работы

К злодеúству шаг, коль совесть спит»10.

в картинах значили для него не меньше, чем фабула и ее нравоучительный смысл. В сюжетных композициях

Самый распространенный порок, царящий в

Федотова, в изобилии «говорящих» вещей и предметов

обществе, – ложь, принимающая разные формы: то

можно увидеть близкий гоголевским текстам «прозаи-

вполне безобидные, как в случае с девицей, давшей

ческий существенный дрязг жизни». И как гоголевские

слово двум молодым людям, оказавшимся друзьями

описания приобретают порой завораживающе фан-

(«Неосторожная невеста», 1849–1851, ГРМ), то постыд-

тасмагорический характер, так и федотовские сцены

ные, как в сепии «Первое утро обманутого молодого»

затягивают зрителя в водоворот своего бесконечно

(1844, ГТГ), то устрашающие, как в позднем рисунке

дробящегося на «атомы» суетного мира. Так, в сепии

«Домашний вор (муж-вор)» (1851, ГТГ). Лживые чувства

«Утро чиновника» переизбыток житейского мусора,

демонстрируют и герои картины «Разборчивая неве-

изломанных вещей, разорванных тканей и побитой

ста» (1847, ГТГ). Однако искусственность и фальшь их

посуды олицетворяет, по мысли автора, душевную не-

эмоций скрашиваются вполне искренней радостью ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / ВЫСТАВКИ

115

Прогулка. 1837 4

отца и матери невесты, замерших в ожидании в дверях.

Вздорность жен, изводящих мужей своим недоволь-

Картон, акварель, графитный

Так в назидательность сцены вкрапливается доля че-

ством и придирками («Семейная сцена», ГТГ; «Важная

ловечности, что придает смысловой объем банальной

дама», обе – 1848–1850, ГРМ), проявляется в их капризах

житейской ситуации. Осуждая тщеславие и жеманство,

и транжирстве («Магазин», 1844, ГТГ; «Покупка цепочки»,

Федотов не казнит саму героиню, возможно, даже со-

1849–1851, ГРМ): «Сколько зла-то/злата из ребра Адама

чувствует ее положению. В его басне «Стихи и бальное

вышло в свет», – делает Федотов заметку каламбурно-

платье (поэзия и наряды)» есть такие слова: «Мы едем

го характера13. Однако эта женская слабость нередко

к зрелой барышне. А ей на что стихи? / На что поэзия?

сопряжена с простительным кокетством, над которым

карандаш. 26,6 × 21,5 ГТГ A Walk. 1837 4 Watercolour and lead pencil on cardboard. 26.6. × 21.5 cm Tretyakov Gallery

Ей чай давно в постели / Все поэтические скорби на-

художник лишь мягко иронизирует. Его рисунки-диало-

доели. / Ей нужны женихи! / В ней, горемычной, год от

ги, героями которых порой становился и сам художник,

года / Сильней все требует законный долг природа. /

привлекают не только занимательностью сценок, но и

А этот кредитор, / – Он и чистейшим девицам не должен

приемами рисования – гибкостью и упругостью линий,

быть в укор. / Он действует по божьему веленью…» .

легко очерчивающих фигуры и предметы в любом ра-

Ложным стыдом охвачен федотовский «аристократ»,

курсе, точностью остро подмеченных нюансов жестов,

поспешно прикрывающий книжкой свой скудный за-

поз и движений. В пластическом очаровании женских

втрак – кусок ржаного хлеба – при появлении неждан-

персонажей сказалось еще одно свойство федотовско-

ного гостя («Завтрак аристократа», 1849–1850, ГТГ).

го таланта – лирическое начало, проявившееся и в поэ-

О положении таких никчемных, но наделенных ам-

тических опытах художника. Женская тема, тема брака

бициями обитателях столицы писали многие, в част-

были ему не безразличны. Пространный текст о том, что

ности, И.С. Тургенев в пьесе «Безденежье (Сцены из

свет – это «толкучий рынок», заканчивается следующим

116

петербургской жизни молодого дворянина)» , герой

рассуждением: «Что такое жениться? – покупать на этом

которой, некто Жазиков, «на службе не состоит, а в Пи-

рынке готовое платье – где коротко, натянут, а широкое

тере живет да деньги тратит». Но, разделяя авторскую

– сумеют уверить, что сядет – как свыкнется-слюбит-

иронию по отношению к этим персонажам и нелепо-

ся. Кажется все впору, все хорошо, а пришли домой – и

стям их жизни, невозможно не любоваться окружаю-

увидите, что купили ворованное – с заплатами, которые

щими их предметами обстановки, фактурой тканей и

<...> были заглажены, зачищены. Прошла неделя, и вы

блеском живописи. Кажется, будто Федотов, никогда

плачетесь своею покупкою. Не хвастайтесь умением

не имевший настоящего уюта и комфорта, изливал

выбрать жену – нет, такого умения не существует. Мо-

свою подавленную любовь к искусно сделанной вещи,

литесь только, чтобы попасть вам на честного продавца

ко всему изящному и утонченному в тщательности изо-

толкучего рынка»14. Деньги – их наличие или отсутствие

бражения каждой мелочи быта. В его картинах чистая

– оказываются самым сильным фактором влияния на

красота вещей и виртуозность живописного исполне-

человеческий характер и взаимоотношения не только в

ния невыгодно оттеняют нравственное несовершен-

служебных, но и в семейных делах. Вокруг этой пробле-

ство человеческой природы, оборачиваясь метафорой

мы закручиваются многие сюжеты драматургии 1840-х

разлада между эстетикой предметного мира и попран-

годов. Сам же художник с достоинством претерпевал

ной этикой ничтожного человеческого существования.

материальные лишения, не обременяя друзей пережи-

Людская вздорность и мелочность – синонимы ни-

ваниями по этому поводу. Его друг и биограф Дружинин

кудышности и внутренней пустоты, заставляющие че-

писал: «Глядя на эскиз Федотова “Старость художника”,

ловека «делать из мухи слона», подобно героине сепий

можно подумать, что твердый дух его часто изнемогал

«Кончина Фидельки» и «Следствие кончины Фидельки»

под бременем нужды. Такое заключение будет едва ли

(1844, обе – ГТГ). Пьянство, как и лживость, принимает

справедливо: Павел Андреич изучал фазисы нищеты

разные формы и разную степень катастрофичности в

так, как изучал он в натуре лица трактирных героев, не

рисунках Федотова. Если в карикатуре «Бельведерский

делаясь через то трактирным посетителем. Несомнен-

торс» (1841, ГТГ) высмеивается пристрастие академи-

но то, что до своего знакомства с Брюлловым он не был

стов к спиртному, а в рисунке «Пятница – опасный день»

совершенно уверен в своих силах и видел по временам

(1830-е, ГРМ) – соблазны для молодого офицера, то в ак-

перед собой печальную старость; но мысль его об этом

варели «Господа!.. Женитесь – пригодится» (1842–1843,

предмете была не более, как мыслью полководца о воз-

ГТГ) или «Крестины» (1847, ГРМ) ирония по поводу вино-

можности быть убитым в сражении»15.

пития носит уже слишком горький привкус, поскольку

При всех несовершенствах социальной жизни

пьянство героя оказывается тяжелым бременем семьи.

«зло» для Федотова – не абстрактная губительная «сре-

Один из наиболее живучих социальных пороков – мздо-

да», а свойство, присущее самому человеку, он его но-

имство, воровство. Уже в первой акварели нравствен-

ситель. У федотовских героев был выбор – независимо

но-критического рода – «Передняя частного пристава

от общественной ситуации поступать честно, отдавать

накануне большого праздника» (1837, ГТГ) Федотов об-

предпочтение людям порядочным, не бездельничать,

ращается к сюжету, обыгранному не только в «Ревизоре»

не лукавить. И если свет, его обычаи и условности – это

Гоголя, но и в целом ряде других литературных сочине-

социальная среда, не способствующая творческому

ний эпохи. В сепии «Магазин» представлен целый набор

развитию человека, то ее следует избегать или ограни-

житейских пороков, в том числе и мелкое воровство.

чить общение с ней. Уединение – необходимое условие

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / ВЫСТАВКИ

117

для развития таланта: «Вдали от света и людей на мой

поэзии душа сказывалась не только в трогательных по

чердак, как к домоседу, приходят в гости тьмы идей в

искренности стихах, но порой и в письмах. В одном из

уединенную беседу», – делает признание художник в

посланий к отцу он удивительно образно описывает

своих записях16. Несмотря на долгую жизнь в Петер-

приход столь редкого для Петербурга раннего весенне-

бурге, Федотов осознавал свою «неуглаженность» све-

го тепла: «Ах, что за весна <…> Солнце все становилось

том. Он видел, как столичные нравы способны лишать

жарче и жарче, наконец в конце марта оно стало такое

людей простоты и искренности в дружбе и любви, по-

жаркое, что ему и самому, как повару у плиты, нестер-

этому глубоко ценил тот круг близких знакомых, сре-

пимо сделалось. Вот Солнце захотело прохладиться не-

ди которых чувствовал себя легко и свободно. Не слу-

много – захотело воды хлебнуть. Что же – да Нева подо

чайно его портреты, небольшие по формату (а порой

льдом, в море – далеко посылать, да вода невкусная,

и крошечные), рождают в зрителе светлые, отрадные

а жарко, мочи нет. Что делать? Как что делать – лучи у

эмоции. Испытывая сердечную симпатию к своим мо-

Солнца превострые, как золотые иголки – давай ими

делям, художник наделяет их образы теплотой простых

лед точить, и что же – хоть и нехотя, а пошел лед в море

человеческих отношений. Внимательно изображая ко-

соленую воду разбавлять – Нева чистехонька, льду ни

стюмы и окружающую обстановку, он передает гармо-

следа, а воды – хоть упейся. Вот тут Солнце хлебнуло

нию домашнего уюта, согревавшего его душу в семьях

невской свежей воды – освежилось и оправилось, по-

Дружининых, Флугов, Ждановичей. Обратившись к

валялось, понежилось в облаках мягких – отдохнуло

портрету как средству самостоятельного освоения

и принялось за работу, и началась весна. Сначала она

живописной техники, Федотов создает произведения,

как зеленым креп[ом], как дымкою легла на сучья де-

органично вошедшие в традицию романтического ка-

рев, а там и за зеленью зелень, и теперь как изумруд-

мерного портрета. В классической ясности и гармонии

ная. Где лучи, есть и выгоны, словно бархат зеленый –

пропорций, пластических линий и цветовых соотноше-

глазу мягко и при ароматном и легком воздухе – и душе

ний, в тонко прочувствованном равновесии бытового

легко»17.

и образного, мимолетного и вечного – обаяние одного

Примечательно, что поучительные сентенции

из шедевров федотовской живописи, портрета Надень-

Федотов излагал в форме, близкой по духу народным

ки Жданович за фортепьяно (1849, ГРМ).

ны народный язык и народная мудрость: «Он выра-

щиеся в отделе рукописей Русского музея, воссоздают

жался чрезвычайно просто, даже употреблял просто-

для нас черты человека ранимого, размышляющего о

народные выражения и обороты, но всегда так кстати,

жизни, о ее светлых и трагических сторонах, о месте

так всегда метки и бойки и определительны были его

художника в этом мире, о горечи несправедливой судь-

краткие выражения»18. Окрашивание словесной тка-

бы и смирении перед неизбежностью конца. Порой

ни народным говором характерно для многих лите-

наивная по простоте высказывания философия Федо-

раторов той поры, но особенно ярко это выражено в

това несет в себе зерна светлого разума и обретенной

пьесах А.Н. Островского, начало творчества которого

в непростых обстоятельствах мудрости. Его жаждущая

приходится на те же сороковые-пятидесятые годы.

Следствие кончины Фидельки. 1844 Бумага, сепия, кисть, перо 31,6 × 47,6 ГТГ Inquest into the Demise of Fidelka. 1844 Sepia, brush, quill on paper 31.6 × 47.6 cm Tretyakov Gallery

118

прибауткам и поговоркам. Художнику были интерес-

Тетради, дневники и разрозненные записи, храня-

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / ВЫСТАВКИ

своих картин (очевидно, Ф.И. Прянишникову) он под-

Сватовство майора. 1848

ству, Федотов сравнивал талант с блеском алмаза:

черкивает, отстаивая достоинство художника перед

Холст, масло. 58,7 × 75,4

«Алмаз бесцветен – как хрусталь, как вода, как воздух –

богачом: «Между нами вот разница – что не я узнал о

да искры есть». Труд был для него чем-то священным:

вас, а вы про меня»20. Его терзает осознание того, что в

«Я знаю, что человек без занятий в душе своей – враг

мире царит несправедливость, но он пытается убедить

Преодолевший столько трудностей на пути к искус-

каждому трудящемуся человеку!» . В стихотворении

себя в существовании иной, высшей справедливости:

«Со вчерашнего дня ее нет для меня», рассуждая о

«Души прямое назначенье – развитье лучших свойств

том, что же пленило молодую девушку в нем, Федо-

ее, Что вот что истинно свое. Чинам в беде – грозит сол-

тов пишет, что «тема жизни» его «Из любви спрядена,

датство. Невзгоды есть и для богатства, И связи – прах:

Добротой заткана И трудом скреплена». Для него, не

сегодня князь, А завтра, смотришь, втоптан в грязь.

имевшего наследственных капиталов, достоинство

Все – случай. Но <…>талант развитый, как монумент из

честного труда составляло главную нравственную

меди литый. Зарой хоть в землю! Сто веков Там проле-

опору. Но таланту тяжело развиться без поддержки,

жит. Откройте, – нов! И снова – людям утешенье – Он

как цветку вырасти без солнца. Однако для творче-

хорошеет от гоненья…»21.

ского дара опасны и соблазны света, поглощающего в

В конце своей короткой жизни Федотов, точно

«мелочной визитной гонке», в хлопотах о нужных свя-

устав давать уроки морали, пробует себя в иных сю-

зях и модном антураже самое ценное – время.

жетах. Насмешник над людскими слабостями и поро-

С каким-то нарастающим в душе отчаянием он

ками становился философом. Под впечатлением се-

словно пытается «заговорить» своими записями не-

мейной драмы – вдовства сестры, оставшейся почти

справедливость судьбы, доказывая безжалостному

без средств существования, он задумывает картину

свету и благополучным согражданам, что талант,

«Вдовушка». Но содержанием полотна становится не

мысль и труд ценнее в этом мире, чем денежные меш-

динамичный и увлекательный сюжет со множеством

ки, чины и звания. В черновике письма к покупателю

говорящих деталей, а душевное состояние героини,

ГТГ The Major’s Marriage Proposal. 1848 Oil on canvas. 58.7 × 75.4 cm Tretyakov Gallery

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / ВЫСТАВКИ

119

«Свежий кавалер». 4

погруженной в какое-то сонное оцепенение. Грустная,

морем огня – который пережжет в душе твоей всё

Утро чиновника,

но вполне заурядная семейная история22 обретает глу-

плотское – житейское. Затеплица лишь сердце – пе-

бокий и объемный смысл. Предметы по-прежнему по-

ред Богом – во имя изящества, которого Он центр и

Холст, масло. 48,6 × 42,8

ясняют происходящее: на полу стоят опечатанные за

источник. Брат навсегда твой Павел»23. В житейской

ГТГ

долги вещи, вдовушка оперлась на комод с портретом

борьбе между творческими порывами и жесткой необ-

умершего мужа, иконой Спасителя и женским рукоде-

ходимостью материально поддерживать семью, ста-

An Official the Morning

лием как на единственное, что у нее осталось. Однако

рика отца и сестер, Федотов-художник был побежден

after Receiving His First

весь этот предметный антураж отступает на второй

Федотовым-человеком. Он изнемог в этой борьбе, его

Decoration. 1846

план, а в центре оказывается образ самой героини,

сознание не выдержало конфликта между долгом пе-

словно замершей на пороге новой и безрадостной жиз-

ред родными и долгом перед искусством. Возможно,

ни. Художник пробует один вариант за другим, меняя

продлись жизнь автора «Сватовства майора», он ока-

облик молодой женщины, отдельные детали и освеще-

зался бы в ряду «великих печальников» земли русской,

ние, заставляя зрителя томиться этой красотой, этим

привносивших в отечественную культуру свое личное

вселенским одиночеством женской души, переживать

переживание судеб людей и глубокое осмысление ха-

странные, беспокойные ощущения, в том числе нере-

рактера народа в драматизме его бытия. Или – в ряду

альности и этого реального персонажа, и этих столь

тех беспощадных обличителей порочных нравов, кто

безупречно написанных предметов.

показал миру, что жестокость объективного порядка

получившего первый крестик. 1846

“The Fresh Cavalier”. 4

Oil on canvas. 48.6 × 42.8 cm Tretyakov Gallery

Нарастающее от переутомления, головных болей,

вещей куда более тягостна, чем дурная воля отдельно-

лихорадочного душевного состояния психическое рас-

го человека. Является ли Федотов основоположником

стройство сказалось и на творческом даре Федотова.

критического реализма – вопрос дискуссионный и для

Он болезненно переживает быстротечность времени и

нашего времени не столь актуальный. Но думается,

непостоянство славы, житейская реальность все чаще

что федотовская «прививка» русскому искусству из-

открывается ему с жестокой стороны. В последних ри-

бавила его от опасности погрязнуть в академическом

сунках и картинах уже не сюжетная завязка, не мате-

бытописательстве или салонном жанризме, равно как

риальность виртуозно исполненных предметов, а сама

и в прямолинейной журнальной сатиричности.

атмосфера, беспокойная игра света и тени формируют художественный образ, проникнутый драматизмом. Погружаясь в пучину душевного разлада, Федотов совершает гениальный творческий прорыв в пространство иной, символической образности. Предельный лаконизм рисуночной техники, нарушение привычной логики построения пространства по законам прямой перспективы, фрагментарность фигур в этюдах к картине «Игроки» (1852, Киевский Национальный музей русского искусства), даже синий цвет бумаги создают потрясающий психологический эффект, внушая почти ирреальное чувство тревоги и опасности. Не поддает-

Тургенев И.С. Несколько слов о новой комедии г. Островского «Бедная невеста» // Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем: В 30-ти томах. М., 1980. Т. 4. С. 493.

2 Цит. по: Булгаков Ф.И. Павел Андреевич Федотов и его произведения художе-

ственные и литературные. СПб., 1893. С. 3. Далее: Булгаков. Указ. соч. 3 Из дневника 1835, 13 марта. Цит. по: Лещинскиú Я.Д. Павел Андреевич Федотов:

художник и поэт. М.; Л., 1946. С. 105. Далее: Лещинскиú. Указ. соч. 4 Дневник Федотова. 30 марта 1835. Лазарева суббота. Цит. по: Лещинскиú. Указ.

соч. С. 106. 5 Дневник Федотова. 1 марта 1835. Цит. по: Лещинскиú. Указ. соч. С. 102. 6 Подробно вопрос о русских публикациях, посвященных Хогарту, и репродуци-

ся однозначному толкованию и полотно «Анкор, еще

ровании его работ – в статьях: Левин Ю.Д. Уильям Хогарт и русская литература;

анкор!» (1851–1852, ГТГ). Его живописная экспрессия, го-

Макарова Т.В. Хогарт на страницах русских журналов XIX века // Эстетика Хогар-

рячечный колорит оказываются важнее нехитрой сю-

1993. См. также: Степанова С.С. «Русский Хогарт»: П.А. Федотов и европейская

жетной завязки – офицер от скуки деревенского постоя

та и современность / НИИ теории и истории изобразительных искусств РАХ. М., традиция нравоучительного жанра // Третьяковские чтения. 2013. Материалы отчетной научной конференции. М., 2014. С. 118–133.

заставляет пуделя прыгать туда-сюда через длинный

7 Гогарт // Художественная газета. 1838. № 11. С. 364.

чубук. Залитое красноватым светом, теряющее свои

8 Живописное обозрение. 1837–1838. Т. III. С. 184.

очертания пространство деревенской избы, тающие в сумраке бесформенные фигуры и предметы порождают в душе смутное беспокойство, заставляя задуматься

9 Из записных книжек. Цит. по: Лещинскиú. Указ. соч. С. 119. 10 Цит. по: Жерве В. Павел Андреевич Федотов. Биографический очерк: К 50-летию

со дня его кончины // Военный сборник. 1902. № 11. 11 Цит. по: Лещинскиú. Указ. соч. С. 175. 12 Отечественные записки. 1846. № 10. С. 249–270.

не столько о судьбе героя картины, сколько о жизни и

13 ОР ГРМ. Ф. 9. Ед. хр. 35. Л. 9.

судьбе ее автора.

14 ОР ГРМ. Ф. 9. Ед. хр. 25. Л. 1.

Уже в больнице для душевнобольных, в минуту недолгого просветления сознания, он пишет другу – художнику Александру Бейдеману, лихорадочно пытаясь удержать свои прежние мысли как зерна будущих всходов: «Сашинька, друг – присядь с карандашом к бумаге, не поленись прислать мне копию с того, что я писал к тебе – эти святые минуты жизни должны быть сбере-

15 Цит. по: Булгаков. Указ. соч. С. 12. 16 Из записных книжек. Цит. по: Лещинскиú. Указ. соч. С. 116. 17 Письмо П.А. Федотова отцу. Петербург, 1839. ОР ГРМ. Ф. 9. № 31. Л. 3–3об. 18 А.О.[Очкин]. Несколько слов о Федотове. Цит. по: Павел Федотов. К 175-летию со

дня рождения. Каталог. СПб., 1993. С. 26. 19 Из Воспоминаний А.В. Дружинина о П.А. Федотове. 1853. Цит. по: Булгаков. Указ.

соч. С. 14. 20 См.: ОР ГРМ. Ф. 9. Ед. хр. 6. Л. 2. 21 Цит. по: Лещинскиú. Указ. соч. С.164–165. 22 Сестра художника Люба вышла замуж в 1844 году за В.И. Вишневского, «застав-

ного писаря» Московского сиротского суда, и овдовела в 1850-м. Покойный

жены на всю жизнь. Не поленись дружок – этот ущерб

муж разорил семью, бедная женщина в 1845 году потеряла 3-месячного сына

художественный откроет новый ключ – разольет-

Николая, а в 1849-м – младенца Владимира. 20 мая 1850 года родила дочь.

ся рекой, расширится озером, морем в груди твоей, 120

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / ВЫСТАВКИ

См.: Ацаркина Э.Н. П.А.Федотов и его родные в Москве. М., 1953. 23 ОР ГРМ. Ф. 9. Ед. хр. 42. Л. 1. Записка А. Бейдеману.

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / ВЫСТАВКИ

121

Human Comedy and the Drama of Life in the Art of Pavel Fedotov Svetlana Stepanova The art of Pavel Fedotov (1815-1852) has a universal appeal. The Tretyakov Gallery exhibition marking the bicentenary of his birth introduces this creator of well-known and popular images as a superb graphic artist, who gave his small-scale “intimate pieces” a depth commensurate with his place and central role in Russian culture.

The public has always been interested not only in Fedotov’s

times, Fedotov worked in a period when the public loved

artistic discoveries, but in his remarkable personality, too.

illustrated almanacs, literary feuilletons and vaudevilles.

He had many talents: he wrote short and long poems and

He was called a “Russian Hogarth” and a “Gogol in painting”,

fables, composed romances, sang, and played the flute and

but having created an encyclopaedia of droll situations,

guitar. Although he did not have the benefit of a regular ar-

petty passions and the vices of the common man, he man-

tistic education, he astonished the public with his first com-

aged to avoid platitudes and the bombast of moralising,

positions, displayed at an academic show in 1849. After this

uniting into a single whole a poetic perception of reality and

unprecedented success, Fedotov, dining with friends, said

the moral essence of the subject.

that each of his works was meant to encourage the better-

“Never slipping into mundane mediocrity, his realism

ment of public mores. Thus, his “Aftermath of a Revel”, also

was ennobled by the purity of moral aspirations, which are

known as “The Fresh Cavalier” and “An Official the Morning

equal to taste, and by a Flemish craftsmanship…” 2: this re-

after Receiving His First Decoration” (1846, Tretyakov Gal-

mark, made by the publisher Fyodor Bulgakov, highlights

lery), makes the viewer aware of the harm ensuing from lack

one of the key qualities of Fedotov’s art – its sense of propor-

of thrift and bad company, while “The Major’s Marriage Pro-

tion and artistic taste in addressing the unattractive aspects

posal” (1848, Tretyakov Gallery) makes one think about the

and properties of human nature.

humiliating situation of a man of leisure seeking to improve his circumstances through a ludicrous marriage.

122

Fedotov’s talent first appeared when he was serving in the Finland Regiment, from 1834 to 1844. However, the

Debate followed such works, and many viewers were

army’s military campaigns were in the past, and the future

against theories of this kind, believing that anyone could

artist was to experience only peacetime service, consisting

moralise in such fashion, whereas the power of art lay in

of guard duty, drills, manoeuvres and parades. Moreover,

edifying through “the spectacle of things beautiful”. As Ivan

“matters of appearance” were of paramount importance,

Turgenev wrote in his review of Alexander Ostrovsky’s play

and the slightest infringement would result in punishment.

“The Poor Bride”, “not everyone has the faculty to ‘shape the

Fedotov served dutifully but without zeal and, his father

hub of the universe’ out of basest vulgarity” 1. A man of his

having been a good disciplinarian, it did not seem he would

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / CURRENT EXHIBITIONS

or could have acted in any way that might have merited

decent life as an army man for the sake of an obscure future

Разборчивая невеста. 1847

serious punishment; Fedotov’s concern about his family’s

as a “freelancer”! Having served faithfully and loyally in the

Холст, масло. 38,5 × 45,5

welfare also prevented him from indulgence in excesses.

army for ten years, Fedotov retired. He tried to study the

His diary entries for 1835 focus only on minor episodes and

basics of battle-scene painting with Alexander Sauerweid

The Difficult Bride. 1847

convey the rather typical character of a young army officer

at the Academy of Fine Arts but soon abandoned this genre,

Oil on canvas. 38.5 × 45.5 cm

burdened neither by any deep intellectual curiosity nor any

although it could have brought him recognition and pros-

serious preoccupations except his routine army duties, ir-

perity. Seeing himself as a successor to satirists such as Eng-

regular reading, and dabbling in music and painting. “At

land’s William Hogarth and David Wilkie, and French artists

home I played the guitar a little, and frolicked with a dog” 3;

like Paul Gavarni and Jean-Jacques Grandville, Fedotov reso-

“at about seven o’clock – off for a stroll, walked into a church

lutely devoted himself to the art “of moral criticism”.

in time for the midnight service; stood in the altar and gig-

The Russian public had been familiar with the prints

gled with the Junkers; walked out before the end…” 4; “off to

of Hogarth, the great English moraliser and critic of public

Novaya Derevnya – to patrol, to the laboratory. On the raft,

mores, from the 18th century6 onwards – his works appeared

waiting for Lermantov (he is off to patrol). Here we drank

in “Vestnik Evropy” (Messenger of Europe) in 1808-09 and

water and beer, touched the frogs and the girls who came

“Zhivopisnoe obozrenie” (Painting Review), accompanied by

off the boats. Did the changing of the guard (the officer on

translations of the texts taken from German publications.

duty absent). While on duty, did some sleeping, walking and

An article about Hogarth, published by Nestor Kukolnik in

the drawing of the outline. That was all.” 5

an issue of “Khudozhestvennaya gazeta” (Art Gazette) from

What a strong longing for high art he must have had

1838, began with the phrase: “Hogarth is the most demot-

if it propelled him to renounce this monotonous but fairly

ic of painters, not only in England... but even among us, on

ГТГ

Tretyakov Gallery

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / CURRENT EXHIBITIONS

123

Неосторожная невеста. 1849–1851 Бумага, графитный карандаш 30,8 × 21,8 ГРМ The Imprudent Bride. 1849-1851 Lead pencil on paper 30.8 × 21.8 cm Russian Museum

«Пятница — опасный день» (Федотов, разрываемый страстями). 1843 Бумага, графитный карандаш 23,7 × 19,1 ГРМ Friday – A Dangerous Day. (Fedotov Lacerated with Passions). 1843 Lead pencil on paper 23.7 × 19.1 cm Russian Museum

the Continent.”7 Fedotov was undoubtedly familiar with this

ing in the centre of the scene on a small table like a toy, an

piece, and the writer’s emphasis on the “demotic” nature of

object to which nobody pays any attention: this is the most

the English painter’s art was important for someone who

damning evidence of the utter debasement of spirituality.

regarded art as an instrument for influencing the public mo-

Hogarth’s combination of entertainment and moralis-

res. Fedotov’s close friend, Alexander Druzhinin, was also a

ing was in line with Fedotov’s artistic vision. But Fedotov’s

zealous champion of English literature who had a reputa-

personality had two elements that were at odds with one

tion as a connoisseur of Hogarth. But it wasn’t art, neither

another – his penchant for satire and his inclination to-

that of Hogarth nor of the admired Lesser Dutchmen, that

wards genre paintings, originating from Fedotov’s love of

stimulated his creative desires but the daily hustle and bus-

the Lesser Dutchmen. It was the genre painter who would

tle and passions of everyday life. The best examples of such

prevail even in compositions based on the most grotesque

work showed how such impressions from everyday life could

narratives, not to mention the artist’s final works, with their

be reworked into art.

altogether different message. The expressive and accurate

In 1837 “Zhivopisnoe obozrenie” printed Hogarth’s “Dis-

conveying of human character, the humour of events, the

trest Poet”, an image which might have later suggested to

imagery of the objects which took on a life of its own and,

Fedotov the story for his sepia drawing “A Poor Artist Who

finally, the artistry of the visual effect mattered for Fedotov

Married Without a Dowry, Counting on His Talent” (1844,

as much as the narrative and its moralistic message. In Fe-

Tretyakov Gallery). However, Fedotov’s piece highlights

dotov’s scenes one can see amidst the multitude of “mean-

different ethical and psychological issues and conveys a

ingful” objects the “prosaic, fundamental petty everyday

different message. Hogarth tells the story of a weak talent

troubles” which seem to come from Gogol… Just as Gogol’s

humiliating himself through his graphomania, the image

descriptions sometimes become enchantingly phantasma-

accompanied by a text: “Become an earth-digger, a day-la-

goric, Fedotov’s scenes draw the viewer into the whirlwind

bourer, and first of all lift your wretched family from poverty,

of their vain world that is always disintegrating into the

and after that, resting quietly at a table with a stale dinner,

smallest, “atomic” live details.

124

cultivate your poetic aspirations.” Hogarth’s poet is intoxi-

Thus, in the sepia drawing “The Fresh Cavalier” the

cated by his creative drive while his wife, busy with her nee-

abundance of everyday rubbish and wrecked objects, torn

dlework, is quite attractive and certainly does not arouse

textiles and broken dishes symbolise for Fedotov the “di-

dislike in viewers. In Fedotov’s picture, on the contrary, the

shevelled” and unbuttoned character’s impurity of soul: “Ti-

artist’s lonely and unkempt figure appears humiliated and

diness around oneself in one’s home is a sign of self-respect.

guilt-ridden amidst the bedlam that is his dwelling. Every

Physical tidiness will require, in parallel, moral tidiness.” 9

character in this sepia drawing is living evidence of the fam-

Depraved liaisons and an indiscriminate choice of compan-

ily’s horrible moral decay: someone is stealing, someone

ions are prone to contort the natural (or cultivated) ethical

curses, while the daughter leaves with a seducer. The tragic

sensibility. In the poem “Where a depraved liaison has been

tenor of the situation is strengthened by the dead child ly-

formed…”, continuing the subject addressed in “The Fresh

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / CURRENT EXHIBITIONS

Домашний вор (Муж-вор). 1851 Бумага серая, итальянский карандаш, белила. 27,8 × 28,2 ГТГ The Domestic Thief (The Thieving Husband). 1851 Italian pencil, white on grey coloured paper. 27.8 × 28.2 cm Tretyakov Gallery

Cavalier”, Fedotov tells the story of the downfall of a man

characters in the composition “The Difficult Bride” (1847,

who first adapted himself to the behaviour of his immoral

Tretyakov Gallery) feign their feelings, too. But their insin-

companions and avoided decent people, and then accepted

cerity and affectation are toned down by the rather disin-

their principles as something good and normal, becoming

genuous joy of the bride’s father and mother, who stand still

hostile to his previous friends. The poem ends:

in the doorway in their anticipation: thus, the edifying tenor of the scene acquires a touch of humanity, which lends a

“Vice celebrates its victory,

deeper meaning to its banal domestic situation. Disapprov-

And shamelessly wears its wreath,

ing of vanity and prudery, Fedotov nevertheless does not

And if it suddenly meets with contempt,

condemn the picture’s heroine and maybe even sympathiz-

The depraved soul will boil

es with her. His fable “A Poem and a Ball Gown (Poetry and

Not with remorse, but with revenge:

Evening Dresses)” contains these lines:

It is only one step to malfeasance when the conscience sleeps.” 10

“We are going to visit a mature maiden. And why would she need poems?

Society’s most common vice is the lie, which takes dif-

Why would she need poetry?

ferent forms: sometimes it can be quite innocent, as with

Lying in bed, she probably has long been

the young girl who accepted a marriage proposal from two

Sick and tired of all poetic heartaches.

men who turned out to be friends (“The Imprudent Bride”,

She needs bridegrooms!

1849-1851, Russian Museum), and sometimes shameful, as

In this hapless maiden nature demands its due

in the sepia drawing “The First Morning of a Deceived New-

Ever more persistently as the years go by.

ly-wed Husband” (1844, Tretyakov Gallery), or grotesque, as

And this creditor ought not to

in the drawing Fedotov made late in his life, “The Domestic

Serve as a rebuke even to the purest of maidens.

Thief (The Thieving Husband)” (1851, Tretyakov Gallery). The

He acts upon the Lord’s will…” 11 THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / CURRENT EXHIBITIONS

125

126

Fedotov’s “aristocrat” who, at the sight of an unexpect-

The appeal of his “drawing-dialogues”, which some-

ed guest, hastily covers his meagre breakfast – a piece of rye

times feature the artist himself among their characters,

bread – with a book is seized with groundless shame (“The

consists not only in the humour of the scenes but also in the

Aristocrat’s Breakfast”, 1849-1850, Tretyakov Gallery). Many

artist’s techniques: the supple and taut lines gracefully trace

works of literature from that period feature such redundant

the contours of the figures and objects, while the sharply

but ambitious residents of the capital – in particular, Ivan

captured nuances of gesticulation, poses and movements

Turgenev’s play “Lack of Money (Scenes from the St. Peters-

are true to life. The visual charm of the female characters in-

burg Life of a Young Nobleman)” 12, whose hero, a certain

dicates yet another feature of Fedotov’s artistry – a lyrical el-

Zhazikov, “does not hold employment but lives and spends

ement, which also showed itself in the artist’s ventures into

money in St. Petersburg”. However, sharing the writer’s iron-

poetry. The subject of women and marriage was of interest

ical attitude to these characters and the inanities of their

to him, with a large text about society being “a flea-market”

lives, one cannot help enjoying the objects around them,

ending with the following statement: “What does it mean

the texture of the fabrics and the artistic craftsmanship. It

to get married? – to buy in this market a ready-made dress

appears that Fedotov, who never experienced the comforts

– it will be pulled out where it’s short, and where it’s loose

of home and domesticity, sublimated his suppressed love

– you’ll be told the fabric will shrink – like ‘things going get

for artfully made objects and all things elegant and deli-

okay when you get used to them’. Everything seems to fit

cate, carefully depicting every little detail of the domestic

well, everything is good, but when you come home you see

environment. In Fedotov’s compositions the pure beauty of

that you’ve bought stolen goods – with patched-up pieces

the objects and the consummate artistic craftsmanship off-

which… were ironed over and cleaned up. A week’s passed

set the moral imperfection of human nature, generating a

and you wish you hadn’t bought the thing. Don’t boast

metaphor of discord between the aesthetics of the material

about knowing how to choose a wife – such knowledge

world and the corrupted ethical foundations of worthless

doesn’t exist. Only pray that you happen upon an honest

human existence.

seller at the flea-market.” 14

People’s cantankerousness and pettiness are syno-

Money – its availability or lack thereof – turns out to

nyms of the good-for-nothingness and inner void that pro-

be the strongest factor influencing human characters and

pel people to “make a mountain out of a molehill”, as does

relationships not only at work but at home too, with many

the woman featured in the sepia drawings “The Demise of

stories of the plays written in the 1840s centred around such

Fidelka” and “Inquest into the Demise of Fidelka” (1844, both

problems. The artist himself, however, suffered financial

at the Tretyakov Gallery). In Fedotov’s pictures drinking, like

hardships with dignity, without burdening his friends with

mendacity, acquires different forms and different degrees of

an obligation to take care of him. His friend and biographer

calamity. While the caricature “Torso of the Belvedere” (1841,

Druzhinin wrote: “Looking at Fedotov’s sketch ‘The Old Age

Tretyakov Gallery) makes a mockery of the academic artists’

of an Artist’ one can think that his tenacious spirit was of-

weakness for the bottle, and the drawing “Friday – A Dan-

ten tested by privation. This is hardly fair: Pavel Fedotov ex-

gerous Day” (1830s, Russian Museum) of the temptations

plored the stages of poverty in the same way as he explored

pursuing a young military officer, in watercolours such as

the real faces of the denizens of the pubs, without becoming

“Gentlemen!.. Get Married – This Will Be Useful” (1842-1843,

one of them. There is no doubt that before he met Briullov

Tretyakov Gallery) or “Baptism” (1847, Russian Museum) the

he was not quite confident of his potential and sometimes

irony towards such bibulousity has an excessively bitter fla-

envisaged a dismal old age; but his thoughts about it were

vour, since the main character’s drinking places a heavy bur-

exactly like a commander-in-chief ’s thoughts about the

den on his family.

possibility of being killed in battle.” 15

One of the most enduring social vices is venality, or

For all the imperfections of social life, “evil” for Fedotov

thieving. Already in his first moralising watercolour piece

is to be found not in any abstract pernicious “environment”

“Ante-room in a Police Officer’s Home on the Eve of a Big

but is a quality inherent in human beings, who are its carri-

Holiday” (1837, Tretyakov Gallery) Fedotov used a narrative

ers. Regardless of what the world around them is like, Fed-

found not only in Gogol’s “The Government Inspector” but

otov’s characters have a choice: to act honestly, to side with

also in a number of other literary works of the period. The

decent people, to avoid idleness, and to be honest. And if

sepia drawing “A Store” features an array of common vices,

polite society, with its customs and conventions, is a social

including petty theft. The cantankerousness of wives who

milieu that isn’t conducive to creative development, then

pester their husbands with their complaints and cavils

one should avoid it or limit one’s contacts with it. Solitude

(“A Family Scene”, 1848-1850, Tretyakov Gallery; “An Impor-

is a necessary condition for the development of talent: “Far

tant Lady”, 1848-1850, Russian Museum) manifests itself

from society and people, scores of ideas come to my loft to

in their whims and squandering of money (“A Store”, 1844,

engage in private conversation with me, a sitter-at-home,”

Tretyakov Gallery; “Buying a Little Chain”, 1849-1851, Russian

the artist avowed in his diaries 16. Although he lived in St.

Museum). Fedotov’s verdict was, “so much evil wrapped in

Petersburg for a long time, Fedotov was aware that he was

gold was brought into the world by Adam’s rib” 13. However,

not “cut and smoothed” by society. Because he saw how the

this female weakness is often accompanied by a forgivable

public mores that prevailed in the capital could deprive peo-

flirtatiousness, which provokes in the artist only a mildly

ple of their simplicity and sincerity in friendship and love,

ironical response.

he greatly appreciated his circle of close friends, in whose

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / CURRENT EXHIBITIONS

«Бельведерский торс». Пьянство академистов. 1841 Карикатура Бумага, тушь, графитный карандаш, кисть. 34 × 51 ГТГ “Belvedere Torso”. The Insobriety of Academic Artists. 1841 Caricature Ink, lead pencil, brush on paper 34 × 51 cm Tretyakov Gallery

company he felt at ease. It is no coincidence that his por-

to send a servant there, the water is unappetizing, and it’s

traits, small (and sometimes miniature) as they are, give rise

unbearably hot. What to do? What do you mean by ‘what

to positive, joyous emotions in viewers. Feeling deep sym-

to do’ – the Sun’s beams are the sharpest, like golden nee-

pathy for his models, the artist endows their images with a

dles – let them sharpen the ice, and, oh, well – the ice,

warmth intrinsic to basic human relations. Carefully depict-

though reluctantly, is off into the sea to dilute the salty wa-

ing both costumes and environment, he conveyed the har-

ter – the Neva is as clean as can be, no trace of ice, and water

mony of domestic comfort which he relished in the family

is all around for you to drink. Here the Sun took a gulp of

homes of his friends the Druzhinins, Flugs and Zhdanovichs.

the Neva’s fresh water – the Sun has refreshed itself and set

Engaging with portraiture as an instrument of independ-

itself right, did some idle sprawling around and lolling about

ent study of painting techniques, Fedotov created pieces

in the soft clouds – in a word, took a rest and set about

that naturally became a part of the legacy of the romantic

working, and spring began. At first the spring spread itself,

intimate portrait. The classic clarity and harmony of pro-

like green crêpe, like a film over tree branches, one piece

portions, fluid lines and colour combinations, the delicate

of greenery following another, and now it’s like emerald.

balance between the everyday and symbolic, the transient

Where there are beams, there are pastures, like green velvet

and eternal constitute the charm of one of Fedotov’s mas-

– the eye is all softness and the soul feels at ease with the air

terpieces, the portrait of Nadenka Zhdanovich playing the

sweet and light.” 17

piano (1849, Russian Museum).

It is of interest that Fedotov moralised using verbal

Fedotov’s notebooks, diaries and odd notes kept at

forms that were close to popular sayings and proverbs.

the Russian Museum’s Department of Manuscripts show

The artist was interested in vernacular speech and pop-

us a sensitive individual who reflects on life with its positive

ular wisdom: “He expressed himself very simply and even

and tragic aspects, on the artist’s place in this world, the

used expressions and turns of phrase of the simple classes,

bitterness of unjust destiny and humility when set against

but his brief pronouncements were always so pertinent,

the inevitability of death. Even if the simplicity of its artic-

so felicitous, sassy and fitting.” 18 Many writers of the peri-

ulation seems sometimes naïve, Fedotov’s philosophy con-

od used the vernacular to enrich verbal texture, but one of

tains a kernel of clear thought and wisdom acquired in dif-

the strongest exponents of this trend was the playwright

ficult circumstances. Keen on poetry, his spirit manifested

Alexander Ostrovsky, who began his literary career in the

itself not only in his movingly frank verse but in his letters

same period, the 1840s-1850s. Fedotov, who had cleared

as well. In a letter to his father he provided an astonishingly

so many obstacles on his road to art, compared talent to

vivid description of early spring warmth, untypical for St. Pe-

the brilliance of a diamond: “A diamond is colourless – like

tersburg: “Ah, this spring… The Sun was getting hotter and

a crystal, like water, like air – and there are sparks.” Work

hotter, and finally at the end of March it became so hot that

for him was sacred: “I know that the idle man is, at the bot-

it could not stand the heat itself, like a cook near his oven.

tom of his heart, the enemy of every working man!” 19 In his

Now the Sun wanted to cool off a little – to take a gulp of

poem “She does not exist for me since yesterday”, reflecting

water. So – yes, the Neva is under the ice, the sea is too far

on what could have attracted a young girl to him, Fedotov THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / CURRENT EXHIBITIONS

127

writes that “the theme” of his life “is spun from love, woven over with kindness and secured with work”. With no fortune to inherit, Fedotov believed that the dignity of honest work was the mainstay of morality. But it was difficult for talent to develop without support, just as it is for the flower to grow without the sun. However, equally dangerous for creative talent were the temptations inherent in the life of polite society, which eat up, in the course of the “petty rush of visiting” and efforts to secure needful connections and a fashionable entourage, the most precious thing of all, time. Increasingly desperate, the artist appeared to be trying to “cast a spell” with his notes against the injustice of fortune, proving to pitiless polite society and his well-to-do fellow citizens that talent, intellect and work have more value in this world than sacks of money, ranks and titles. In a draft of his letter to a rich buyer of his pictures (Fyodor Pryanishnikov, apparently) Fedotov, asserting the artist’s dignity when set against that of the wealthy man, made this point: “This is the difference between us – I did not learn about you, but you learned about me.” 20 He was painfully aware that the world was unjust but tried to convince himself of the existence of another, supreme justice. “The soul is designated to develop its best qualities, That which is truly yours. Bureaucrats in trouble can be drafted into the army. Rich people, too, suffer calamities. And connections are like dust: today a prince, Tomorrow you’re dragged through the mud. The world is ruled by fortune. But if you have a mature talent, like a copper monument, You can even bury it in the ground! It will rest there for 100 centuries. And when you dig it out – it is new!

al details and the lighting, and causing viewers to languish

Тетрадь с черновыми

And again – a consolation to people –

in this beauty, the cosmic loneliness of a woman’s soul, and

набросками писем и стихов.

Talent improves in appearance when it’s persecuted…” 21

to experience these bizarre, anxious sensations, including

Наброски на полях. ОР ГРМ. Ф. 9. Ед. хр. 2. Л. 3.

the sense of the unreality of this very real character and At the end of his short life Fedotov, certainly tired of

these perfectly depicted objects.

Notebook with preliminary versions of letters and

teaching moral lessons, tried his hand in other genres. A

Mental instability, exacerbated by overstrain, head-

mocker of human weaknesses and vices, he turned into a

aches and a febrile state of mind, took its effect on Fed-

Department of Manuscripts,

philosopher. In distress at a tragic event in his family – his

otov’s artistic gift. He was painfully aware of the brevity of

Russian Museum.

widowed sister had been left nearly penniless – he contem-

human life and the inconstancy of fame, with the reality

Fund 9, item 2, Sheet 3

plated a composition titled “The Widow”. However, the com-

of everyday life increasingly demonstrating its dark side to

position was focused not on a dynamic and engrossing story

him. In Fedotov’s last drawings and paintings the dramatic

with many evocative details but on the state of mind of the

imagery was crafted not with narrative or the “materiali-

heroine, sunk in a sleepy torpor. The sad (but fairly common)

ty” of superbly painted objects but with atmosphere itself,

family story22 gains a profound and layered message. As in

the restless play of light and shade. Falling into the abyss

previous pieces, it is the objects that illuminate the narra-

of mental collapse, Fedotov made an inspired creative

tive: on the floor are the little widow’s belongings, packed

breakthrough into a space of different, symbolic imagery.

and sealed before being sold off to pay her debts; the wom-

The utmost economy of line, breaches in the usual logic of

an leans against the only things that are left to her – a chest

single-point perspective, and a fragmentariness of figures

of drawers, on which sits a portrait of her late husband, an

in the studies for the composition “Players” (1852, Kiev Na-

icon of the Saviour and a piece of needlework. However, all

tional Museum of Russian Art), and even the blue colour

such material details are in the background, with the cen-

of the paper itself, creates a stunning psychological effect,

tral place in the picture occupied by the heroine herself, who

causing an almost surreal sense of anxiety and danger. The

seems to be standing motionless on the threshold of this

composition “Encore, Once Again!” (1851-1852, Tretyakov

new and joyless life. The artist tried one variant after anoth-

Gallery) evades any simple explanation, too. Its visual ex-

er, reworking the young woman’s appearance, the individu-

pressiveness and feverish colour scheme prove to be much

128

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / CURRENT EXHIBITIONS

poems. Marginalia.

his mind proved too weak to sustain the pressures of the conflict between his duty to his kinsfolk and his duty to art. Perhaps, if the creator of “The Major’s Marriage Proposal” had lived longer he would have come to be ranked among Russia’s “great bleeding hearts”, who contributed to the nation’s culture their personal verdict on human destiny as well as profound reflections on the nation’s character within the context of the drama of its existence. Or among those relentless critics of corrupt morals who showed to the world that the cruelty of the status quo is much more oppressive than an individual’s ill will. Whether Fedotov is a founder of critical realism is a matter of argument which does not seem relevant today. But one is inclined to think that the “shot” of Fedotov’s art as injected into Russian culture eliminated the risk that this culture would sink either into an academic “slice-of-life” variety of painting or genre scenes fit for polite society, or into the blunt satire typical for magazines.

Turgenev, Ivan. ‘Several Words about Mr. Ostrovsky’s New Comedy “The Poor Bride”’, in “Collected Works and Letters”, 30 volumes. Moscow: 1980. Vol. 4. P. 493.

2 Quoted from: Bulgakov, Fyodor. “Pavel Andreevich Fedotov and His Artwork and

Writings”. St. Petersburg, 1893. P. 3. Hereinafter, Bulgakov. 3 From his diary, March 13 1835. Quoted from: Leshchinsky, Ya. “Pavel Andreevich Fedo-

tov: Artist and Poet”. Moscow-Leningrad: 1946. P. 105. Hereinafter, Leshchinsky.

more salient than the simple narrative – an army officer,

Рукопись П.А.Федотова

bored by his life in the countryside, makes a poodle jump

«Что такое мир, свет –

back and forth over a long chibouk (a long-stemmed Turkish

толкучий рынок»

4 Fedotov’s diary, March 30 1835. ‘Lazarus Saturday’. Quoted from: Leshchinsky. P. 106. 5 Fedotov’s diary. March 1 1835. Quoted from: Leshchinsky. P. 102. 6 Detailed studies of Russian publications about Hogarth and the printing of his works

include: Levin, Yu. ‘William Hogarth and Russian Literature’; Makarova, T. ‘Hogarth

ОР ГРМ. Ф. 9. Ед. хр. 25. Л. 1.

in Russian Magazines of the 19th Century’ // “William Hogarth’s Aesthetics and

tobacco pipe). The contours of a village hut, suffused with reddish light and blurred, as well as the shapeless figures and objects melting into the darkness, stir in the viewers a

Modernity”. Research Institute of Theory and History of Visual Art, Russian Academy

Pavel Fedotov's Manuscript

of Sciences. (Moscow: 1993). See also: Stepanova, S. ‘The “Russian Hogarth”: Pavel Fe-

"What is world or society -

dotov and the European Tradition of the Moralising Genre’ // “Tretyakov Conference. 2013. Presentations at the Academic Conference”. Moscow: 2014. Pp. 118-133.

a flea-market"

vague anxiety, causing them to reflect not so much on the

Department of Manuscripts,

officer’s destiny as on the artist’s life and fate.

Russian Museum.

8 “Zhivopisnoe obozrenie” (Painting Review). 1837-1838. Vol. III. P. 184.

Already confined in an asylum, in a brief moment of clarity of mind he wrote to his friend, the artist Alexander Beideman, feverishly trying to hold on to his past thoughts as seeds for future harvest: “Sashinka, my friend – sit down with a pencil and a piece of paper, make sure you send me a

Fund 9. Item 25. Sheet 1.

‘Hogarth’ // “Khudozhestvannaya gazeta” (Art Gazette). 1838. No. 11. P. 364.

9 From the notebooks. Quoted from: Leshchinsky. P. 119. 10 Quoted from: Viktor Zhervais [Russified French, Gervais or Gervex]. Pavel Andreev-

ich Fedotov. ‘Biographical Essay: On the 50th anniversary of His Death’. “Voyennyi sbornik” (Military Review). 1902. #11. 11 Quoted from: Leshchinsky. P. 175. 12 “Otechestvennye zapiski” (Annals of the Fatherland). 1846. № 10. P. 249-270. 13 Department of Manuscripts, Russian Museum. Fund 9. Item 35. Sheet 9. 14 Department of Manuscripts, Russian Museum. Fund 9. Item 25. Sheet 1.

copy of what I’ve written to you – these sacred moments of

15 Druzhinin. Quoted from: Bulgakov. P. 12.

life should be kept forever. Go ahead, my little friend – this

16 From the notebooks. Quoted from: Leshchinsky. P. 116.

artistic damage will open a new key – will spill like a river, broaden like a lake, like a sea in your bosom, like a sea of fire which will burn down all that is carnal – mundane in your soul. Only the heart will be inspired and excited – before the Lord – for the sake of grace of which He is the centre and the source. Forever your brother, Pavel.” 23 In the struggle of life between his creative drive and the inescapable need to support his family, his old father and sisters, financially, Fedotov the artist was vanquished by Fedotov the man. He was exhausted by this struggle, and

17 Pavel Fedotov’s letter to his father. St. Petersburg, 1839. Department of Manuscripts,

Tretyakov Gallery. Fund 9. No. 31. Sheet 3-3 reverse. 18 A.O. (Ochkin), ‘Several Words about Fedotov’. Quoted from: “Pavel Fedotov. On the

Occasion of the 175th Anniversary of His Birth”. Catalogue. St. Petersburg, 1993. P. 26. 19 From Alexander Druzhinin’s memoir about Pavel Fedotov. 1853. Quoted from: Bulga-

kov, Fyodor. “Pavel Fedotov and His Artwork”. Moscow: 1893. P. 14. 20 See: Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. Fund 9. Item 6. Sheet 2. 21 Quoted from: Leshchinsky. Pp. 164-165. 22 In 1844 the artist’s sister Lyuba married V. Vishnevsky, a scribe at the Moscow Or-

phans’ Court, and was widowed in 1850. Her deceased husband had bankrupted the family; the poor woman’s three-month-old son Nikolai died in 1845, and her infant son Vladimir in 1849. On May 20 1850, she gave birth to a daughter. See: Atsarkina, E. “Pavel Fedotov and His Family in Moscow”. Moscow: 1953. 23 A note to Beideman. Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. Fund 9. Item 42.

Sheet 1.

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / CURRENT EXHIBITIONS

129

Скульптура Зураба Церетели в сердце Парижа

Дмитрий Швидковский Шарль де Голль писал в своих знаменитых «Военных мемуарах»: «…с каждым шагом, который я делаю, ступая по самым прославленным местам мира, мне кажется, что слава прошлого… присоединяется к славе сегодняшнего дня… История, которой дышат эти камни и эти площади, словно улыбается нам…». Париж непрестанно менялся в течение двадцати веков, проходя путь от римского поселения до современной столицы. Неизменным остается то, что он накапливает в себе существенные и увлекательные черты, отвергая бездарность, постоянно выражая свойственную французам любовь к отчетливому порядку и блеску таланта. Новый памятник, созданный Зурабом Церетели, появившийся вблизи Собора Парижской Богоматери, подтверждает эту традицию, много раз превращавшую столицу Франции в художественную столицу мира. И особенно поразительно удачное соединение скульптурного памятника с великим собором. 130

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / СобытиЯ

Средневековье все еще говорит в этом пространстве в

Едва ли можно найти для художника более трудную

полный голос. Осип Мандельштам передал свои впечат-

задачу, чем добавить нечто новое в один из самых пре-

ления от него в строках стихотворения «Notre-Dame»:

красных и прославленных ансамблей мира. Зурабу Це-

«Стихийный лабиринт, непостижимый лес, // Души го-

ретели это удалось. Чутье художника помогло ему учесть

тической рассудочная пропасть, // Египетская мощь и

особенности пространства, сложившиеся в течение двух

христианства робость, // С тростинкой рядом – дуб, и

последних веков. Как и везде в Париже, остров Сите и все

всюду царь – отвес». Собор был и остается огромным, от-

окружение собора изменилось в эпоху Наполеона III, во

личным от действительности «миром», живущим иным

время перепланировки города по замыслам барона Ос-

бытием, прекрасным и святым. Он уносится в вышину

сманна. Исчезла невероятная густота застройки вокруг

и как бы говорит с Богом, лишь снисходя к людям своей

собора, царившая много веков, перед ним появилась

скульптурой, повествовавшей о евангельских истинах, грехах и добродетелях, передавая образы святых и облик химер, порождений зла. «Немного найдется архитектурных страниц прекраснее той, какою является фасад этого собора, где последовательно… предстают перед нами три стрельчатых портала; над ними зубчатый карниз, словно расшитый двадцатью восьмью королевскими нишами… высокая и легкая аркада галереи с лепными украшениями в форме трилистника, несущаяся на своих легких колоннах…» – это слова Виктора Гюго из романа «Собор Парижской Богоматери».

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / СобытиЯ

131

площадь спокойных прямоугольных очертаний, камер-

ключена, как мне кажется, основа установившейся связи

ную атмосферу которой не нарушают туристы, во мно-

современной скульптуры и древнего парижского собо-

жестве толпящиеся здесь почти в любое время суток. За

ра. Повторюсь, что в этом, как говорил Шарль де Голль,

собором, на оконечности Сите, устроили сад, куда выхо-

«одном из самых прославленных мест на свете» достичь

дит венец капелл, завершающих его невероятным пере-

единства художественной среды, возводя сегодняшний

плетением конструкций и декора, названным однажды

монумент, – успех, из ряда вон выходящий.

Огюстом Роденом «механизмом часов со снятой крыш-

Впрочем, скорее всего, это не случайно. У Зураба

кой». Вдоль южной стороны собора, протянувшейся

Церетели особые отношения с Парижем и как у худож-

над Сеной, также возникло садовое пространство. Оно

ника, и как у человека, по-настоящему любящего этот

в наибольшей степени, чем какая-либо другая часть ан-

город. У его восприятия образа столицы Франции дав-

самбля, наполнено ощущением покоя и тишины, духом

няя история. Еще во времена юности он вслушивался

благоговения перед собором, где, по легенде, хранится

в рассказы своих учителей, родственников, знакомых

терновый венец Христа, привезенный рыцарями из Кре-

об их парижских впечатлениях. В Тбилиси возвратил-

стовых походов.

ся тогда из эмиграции целый ряд деятелей искусств,

Именно здесь Зураб Церетели поставил скульптур-

в двадцатые и тридцатые годы ХХ века входивших в

ный монумент папе римскому Иоанну Павлу II, недавно

круг французской богемы, подобно Ладо Гудиашвили,

причисленному католической церковью к лику блажен-

дружившему с Амедео Модильяни. Церетели повезло

ных. Отлитый из бронзы памятник высотой немногим

и в том, что он был связан с выдающимися представи-

более трех с половиной метров расположен необыкно-

телями послереволюционной эмиграции. Близкие ему

венно удачно. Он стоит по оси южной ветви трансепта,

люди занимали столь видное положение среди париж-

перед изумительным фасадом, в котором доминируют

ской элиты, что смогли способствовать его встрече с ве-

огромное окно-роза, наполненное многоцветными ви-

ликими мастерами ХХ века. Тогда еще были живы Марк

тражами, и две тонкие изящные остроконечные баш-

Шагал и Пабло Пикассо.

ни по бокам треугольного, по-готически «колючего»

Сегодня в Париже Зураб Константинович Церетели

фронтона. Простой невысокий постамент белого камня

– признанный мэтр, почетный иностранный член Инсти-

увенчан овалом классического рисунка. Сена отделяет

тута Франции и Академии изящных искусств. Немногие

памятник от противолежащей набережной. Слева, над

российские художники удостаивались этой чести. Он

деревьями, возвышаются главные башни собора, но гу-

нередко приезжает работать в Париж, где с неизменной

стые ветви защищают скульптуру от громады Нотр-Дам,

интенсивностью, изобретательностью и колористиче-

справа – более низкая, чем сам собор, ризница и дом

ским блеском создает новые полотна. Париж рождает

причта, также содействующие смене масштабов, пере-

в творчестве мастера особое настроение, ощущение

ходу от грандиозного объема собора к монументу. Раз-

яркости, легкости, оптимизма, вызывает желание ра-

меры скульптуры найдены очень точно. Фигура больше

ботать как можно больше, переплавляя свои эмоции в

человеческого роста, но сопоставима с ним, что подчер-

свободный живописный мазок. Великий город и его ху-

кивает величие духа святого, поднявшегося над доль-

дожественная аура еще в большей степени, чем обычно,

ним миром, и в то же время его близость к верующим,

провоцируют творческую концентрацию, страсть к соз-

столь характерная для Иоанна Павла II.

даваемому мастером искусству.

Скульптура подчеркнуто монументальна, статична,

«Быть Парижем – значит двигаться вперед…» – пи-

мощно прочерчены линии складок ниспадающей ман-

сал Виктор Гюго в статье «Назначение Парижа». Эта ак-

тии, и, как канелюры колонны, идут вниз изгибы сута-

сиома действует и в творчестве Зураба Церетели. Памят-

ны – облачения первосвященника католического мира.

ник Иоанну Павлу II – значительная веха на творческом

Руки подняты и сжаты в молитвенном жесте, голова чуть

пути мастера, Безусловная и яркая удача, еще один шаг

наклонена. Возникает впечатление сосредоточения и в

вперед. Несомненно, что в наше время непростых поли-

то же время порыва – страстного обращения к Богу, ис-

тических событий воздвижение этого монумента прези-

полненного незыблемой веры. Мощный широкий лоб

дентом Российской академии художеств в месте, явля-

мыслителя, внимательные, добрые глаза, сомкнутый,

ющемся средоточием французской культуры, – победа

пластичный рот оратора, привыкшего произносить свя-

России и отечественного искусства, вошедшего в исто-

щенные проповеди, твердый, резко очерченный под-

рию многовековых связей нашей страны с Францией.

бородок… Мастер, несомненно, стремился передать духовную силу Иоанна Павла II, представление об исполненной им миссии, да, пожалуй, и о его жизни. Скульптура,

безусловно,

классична.

Скульптор

апеллирует не столько к средневековым изваяниям, сколько к образцам академической традиции. Это никак не противоречит готическому образу Нотр-Дам. Из всех великих готических соборов он едва ли не в наибольшей степени несет в себе свойства классического спокойствия и гармонической уравновешенности. И здесь за132

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / СобытиЯ

133

Zurab Tsereteli’s Monument in the Heart of Paris

Dmitry Shvidkovski Charles de Gaulle wrote in his “War Memoirs”: “With every step I take through the world’s most remarkable places, I feel that the glory of the past… reconnects to that of the present… It feels like history is smiling back at us today through its stones and city squares…” For 2,000 years the city of Paris has undergone a continuous evolution from Roman settlement to modern world capital, and throughout its history the city has remained loyal to its principles. Rejecting lack of talent at every stage, it accumulates the most significant and exciting new features, giving preference to perfect order and brilliance. The new monument by Zurab Tsereteli near Notre-Dame Cathedral in Paris is further proof of such a tradition that has turned the city into the artistic capital of the world. What is particularly striking is the perfect way the new sculpture fits within the famous architectural ensemble and its surroundings. 134

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EVENTS

It is a location where the spirit of the Middle Ages still

hollowed out in an arch; the broidered and dentated cor-

speaks to us. In his poem “Notre-Dame”, Osip Mandelstam

don of the eight and twenty royal niches… the frail and lofty

described the feelings that it evoked in him: “A primal laby-

gallery of trefoil arcades, which supports a heavy platform

rinth, a wood past men’s understanding,/The Gothic spirit’s

above its fine, slender columns.”

rational abyss,/Brute strength of Egypt and Christian meek-

There could hardly be a more difficult artistic task than

ness,/Thin reed beside oak, the plumb line everywhere king.”

introducing a new element to one of the world’s finest and

The Сathedral always was and remains an immense and

most famous sites. However, Zurab Tsereteli’s undertaking

different world, living its own majestic and sacred life. The

proved successful: his artistic instinct enabled him to see the

whole building seems to be trying to reach the sky and speak

very specific features that the area had developed over the

to God, letting people admire its architecture that speaks to

previous two centuries. Just like everywhere in Paris, the Île

us about spiritual truth, sins and virtues, portrayed in the

de la Cité and the surroundings of the Cathedral changed un-

figures of the saints and chimera statues born of evil. As Vic-

der Napoleon III during the renovation of the city by Baron

tor Hugo wrote in his novel “The Hunchback of Notre-Dame”:

Haussmann. The renovation plan removed the overcrowd-

“There certainly are few finer architectural pages than this

ed housing around the Cathedral area, introducing a new

facade, where, successively and at once, the three portals

rectangular square that inspires calm and a sense of order THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EVENTS

135

despite the crowds who cross it day and night. At the top end

However, the achievement is not simply a matter of

of the Cité, behind the square, the Cathedral’s barrel vaults

chance. Tsereteli, just like any artist – and one who is truly

overlook a garden that was also built under Haussmann. The

in love with this city – has a very special relationship to Paris,

outstanding construction with its unbelievable interlace-

and the story of his perception of the French capital dates

ments and decor was once called by Auguste Rodin “a clock

back many years. In his youth he used to listen to stories

mechanism with an open cover”. Another garden area also

about Paris told by his teachers, friends and relatives: back

emerged along the southern side of the Cathedral stretching

in the 1920s and 1930s a number of artists returned to Tbilisi

over the River Seine. Here, most of all, a special peace and

from immigration. Among them were such figures as Lado

quiet can be felt, filled with reverence towards the Cathedral

Gudiashvili who was part of the French bohemian artis-

that according to legend houses the crown of thorns of Jesus

tic world, and a friend of Amedeo Modigliani. Tsereteli was

brought by the crusaders.

lucky because he had links to some of the remarkable rep-

It was there that Zurab Tsereteli erected his monument

resentatives of the post-war immigration. His close friends

to Pope John Paul II, recently beatified by the Catholic Church.

were respected among the Parisian elite and they managed

Cast in bronze, the sculpture stands slightly over three and a

to help him meet some of the great artists of the 20th centu-

half meters tall and is particularly well located. It is on the

ry: Marc Chagall and Pablo Picasso were still alive.

axis of the southern transept in front of the marvellous fa-

Today Zurab Tsereteli is a respected figure in Paris. He is

cade dominated by the majestic rose window filled with its

an honoured foreign member of the French Institute and of

many-coloured stained glass and the two elegantly point-

the Academy of Fine Arts, an accord given to very few Rus-

ed towers on the sides of the triangular Gothic pediment. A

sian artists. He frequently travels to work in Paris, where he

simple medium-sized plinth of white stone is crowned with a

creates new artworks with unfailing intensity, inventiveness

classical oval and separated from the opposite embankment

and brilliance. Throughout his life Paris has played an impor-

by the River Seine. To the left of the two main towers, the

tant role in Tsereteli’s oeuvre, stimulating a very special artis-

branches of the broad trees seem to protect the sculpture

tic mood, the impression of brightness, lightness, optimism,

from the immense stone mass of Notre-Dame; to the right,

giving rise to the impetus to work as much as possible. The

the sacristy which is lower than the actual cathedral and the

artistic aura of the famous city has, even more than usual,

clergy house, contributes to the sense of changing scale, em-

awoken in the artist a creative "concentration" and passion

phasizing the passage from the giant forms of the Cathedral

for the art that the master has accomplished.

to the size of the monument itself. The size of the sculpture

“To be Paris, means to move forward,” Victor Hugo

was well planned: the statue is taller than the form of the hu-

wrote in his article “The Destiny of Paris”. The axiom is also

man body, but remains comparable to it, which emphasizes

valid for Tsereteli: his monument to John Paul II is a signifi-

the might and greatness of the spirit of John Paul II, and his

cant milestone in the artist’s work, a step taken successful-

ability to rise above our world and at the same time remain

ly forward. There is no doubt that the erection of this work

close to believers.

by the President of the Russian Academy of Arts in the very

The sculpture is pronouncedly static and monumental,

centre of French culture, particularly in the current political

with the mighty lines of the flowing robe and the folds of the

climate, can be regarded as Russia’s victory – and yet anoth-

cassock descending like fluted columns. The hands are raised

er manifestation of the strength of the long-lasting cultural

and clasped in a gesture of prayer, the head slightly tilted to

and political ties between Russia and France.

give an impression of intent concentration and witness of a passionate appeal to God and inviolable faith. The features of John Paul II are particularly expressive, as seen in Tsereteli’s other recent works like the monument featuring the statesmen participants of the Yalta Conference. There is the powerful and wide forehead of a thinker, the attentive human eyes, the soft and at the same time monumental mouth of the speaker, and the firm and clean-cut chin. The master clearly aimed to depict the spiritual might of John Paul II, his mission accomplished and his very life itself. The sculpture is accomplished in a classical style which does not contradict the Gothic atmosphere of Notre-Dame: the sculptor has not used any elements of the medieval, appealing purely to traditional classical forms. Among the

Зураб Церетели,

greatest Gothic cathedrals, Notre-Dame is probably the one

мэр Парижа г-жа Анн Идальго,

that most conveys feelings of classical peace and harmony.

архиепископ Парижский, кардинал Андре Вен-Труа

In my opinion, this establishes the perfect link between the modern sculpture and the ancient Cathedral of Paris. It is an outstanding triumph for this contemporary monument to have attained such artistic unity.

136

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EVENTS

Zurab Tsereteli, with Anne Hidalgo, Mayor of Paris, and the Archbishop of Paris Cardinal André Vingt-Trois

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EVENTS

137

Распахнувший объятия Пьер Карден Я люблю русское искусство. Широта, нежность, сила русского искусства – а они сродни бескрайним русским просторам – всегда привлекали Европу. Пушкин, Достоевский, Толстой и мои современники Майя Плисецкая, Родион Щедрин, Андрей Вознесенский, Николай Караченцов, Андрей Тарковский, Алексей Рыбников, Марк Захаров, Александр Бурганов всегда будут звездами нашей интеллектуальной жизни. Юбилей каждого из них – наш общий праздник!

В мае 2007 года я случайно увидел несколько вещей

приветствовал новую сюрреалистическую волну, при-

Александра Бурганова на маленькой выставке в «Рус-

шедшую из России.

ском доме» в Париже и был покорен широтой и ярко-

Праздничный вернисаж на Елисейских полях в Па-

стью его творчества. В нем есть неподражаемое чувство

риже удался. Здесь собрался цвет художественной элиты

стиля, меня привлекли и его оригинальные мысли об

города, мои друзья, среди них – многие русские худож-

искусстве. Я сразу пригласил его участвовать в моем

ники, которые разделили успех своего соотечественни-

фестивале в Лакосте под Авиньоном, где до сих пор

ка. Я был рад, что мой выбор оказался достойным.

были представлены только театральные и музыкальные

На Елисейских полях раскинула свои объятия

традиции. Когда он привез два гигантских контейнера

скульптура «Welcome», призывающая к добру и единству

скульптуры, я поразился его художественному темпе-

в хаосе нашего сложного времени. Она стала для меня

раменту. И вот впервые перед замком маркиза де Сада

своего рода космическим символом Добра и Дружбы

появилась экспозиция из огромных белых скульптур,

между людьми. Огромная скульптура с раскинутыми ру-

сияющих на фоне голубого неба Прованса. Это было

ками (размах – ни много ни мало 15 метров) буквально

очень зрелищно и по-настоящему красиво. Я бесконечно

парила в воздухе, обращаясь своим фасадом к Елисей-

люблю Лакосту, она похожа на маленькие городки То-

скому дворцу – резиденции Президента Франции. Я лю-

сканы. Да и как же иначе – ведь сколько столетий Фран-

блю весь мир. Поэтому символы Добра и Дружбы в виде

ция была частью Римской империи!

распахнутых объятий очень близки мне.

12 марта 2008 года я открыл на Елисейских полях,

Я всегда старался принимать участие в наиболее

рядом с моим театром, выставку моего друга Алексан-

заметных художественных событиях в мировом искус-

дра Бурганова. Это был итог нашего взаимного восхи-

стве XX века. К примеру, Пикассо, Дали, Кокто, Магритт

щения, прошедшего все стадии от короткого знакомства

– это были большие художники и одновременно мои

до бурного плодотворного сотрудничества.

друзья. С Кокто я сделал пять фильмов: костюмы я шил

Поэтический символизм Александра Бурганова, не-

по своим меркам (у него, как и у меня, было 77 сантиме-

сомненно, продолжает традиции сюрреализма великих

тров в плечах). И с Жаном Маре у нас были одинаковые

европейских мастеров – Дали, Кокто, Магритта, однако

фигуры. В изготовленных мною костюмах он снимался,

Ангел Мира. 2015 4

в новом контексте и с русским акцентом. Такие работы,

например, в прекрасном фильме «Красавица и чудови-

Металл, пластик

как «Большой каблук», «Муза» или «Пророк», будоражат

ще» вместе с божественной Жозеттой Дей.

Angel of Peace. 2015 4

зрителя и раскрывают новый смысл сомнамбулических

Еще немного о товарищах и соратниках. Моим

Metal, plastic

откровений. Через творчество Александра Бурганова я

большим другом был, к примеру, Сезар [скульптор Сезар

138

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Пьер Карден представляет

139

…Ах, Марлен Дитрих! Я уговорил ее подарить мне спектакль и ждал его два года. Какие платья я ей сделал! Публика неистовствовала, сидели на полу в проходах. Я подрался с каким-то особенно назойливым фотографом, у меня под глазом красовался большой синяк, я его не скрывал, даже в какой-то мере гордился им. Это было ее последнее выступление в театре, через два месяца Марлен Дитрих умерла. Могу сказать, что Грета Гарбо уступала ей как актриса. Я знал и других замечательных представителей культуры, старше меня на поколение, если не больше. Например, как мне забыть Альберто Джакометти – печального швейцарца итальянско-французского происхождения. Был знаком с другим скульптором, Константином Бранкузи, – человеком сильным и упрямым… Мы активно общались, я был молод и хотел охватить весь мир. Я впитывал, как губка, энергию этих великих людей и был счастлив, что общаюсь с ними. О России надо говорить особо. В послевоенные годы Россия привлекала умы всего мира как загадочная страна социальной справедливости. Я был одним из первых, кто посетил Москву в далекие 1960-е годы, это оказалось достаточно выгодно в плане бизнеса. Обещанного «рая земного» я не заметил, но зато познакомился с замечательными людьми: все отнеслись ко мне душевно и дружелюбно – и простые люди, и руководство страны. Главное, что я привез из России, – это встреча с ее великой культурой, деятелями искусства, литераторами и музыкантами, чьи таланты имеют общечеловеческое значение. Эти превосходные таланты воодушевляют меня до сих пор. Я буквально влюблен в Россию, у меня здесь много друзей. Я восхищаюсь Майей Плисецкой и ее великим мужем Родионом Щедриным. Ведь им не давали возможности осуществить творческий прорыв. Большую роль в таких запретах и ограничениях сыграла министр культуры Екатерина Фурцева, кстати, очень красивая женщина. На премьере «Кармен-сюиты» первый ряд, Письмо. 2005

Бальдаччини, в его честь названа главная французская

зарезервированный для политической элиты, был пуст.

Мрамор

кинопремия], мы принадлежим к одному поколению,

Сидели по центру только Фурцева и я. Я обожаю Майю,

наши предки жили на севере Италии. Он очень талант-

она одевается у меня, и я люблю делать для нее краси-

лив, при этом он человек совершенно богемный. Я не раз

вые платья.

Letter. 2005 Marble

говорил ему, что его окружение недостойно его талан-

Музыку из «Юноны и Авось» я готов петь всегда –

та, и дружески просил его дать согласие войти в состав

это часть моей души. И я счастлив, что имел возмож-

Французской Академии, но он все время уходил от этой

ность общаться с Андреем Вознесенским (увы, его уже

темы. Когда же он, наконец, согласился, я переговорил

нет с нами), Алексеем Рыбниковым, Николаем Карачен-

с президентом Академии, после чего написал рекомен-

цовым. Это мои друзья, я всегда рад видеть их, а если

дацию и представление. (Кстати, это я придумал цере-

надо, то и помочь.

мониальный костюм академика. Я его позаимствовал

А теперь – Бурганов. Я назвал его скульптуру

из наполеоновской эпохи: зеленое с золотом – парадный

«Welcome» и поставил ее в центре композиции в Лако-

цвет эпохи ампира плюс шпага.) Была уже назначена

сте. Расположенное перед замком маркиза де Сада, это

дата церемонии, когда вдруг пришло письмо с просьбой

гигантское творение создает неповторимый ансамбль

снять его кандидатуру, и никакие уговоры не помогли. А

на фоне эпического пейзажа цветущих долин и горных

через четыре года он умер.

хребтов предгорьев Альп. С тех пор я с удовольствием

Почти все мои одногодки ушли в мир иной, и я остался один. А ведь когда-то целыми кварталами магазинов, галерей, ресторанов и бутиков владели (или царствовали в них) мои друзья – люди моего поколения... 140

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Пьер Карден представляет

сотрудничал с Александром Бургановым, и прекрасным результатом нашей дружбы стал памятник де Саду. Я не разделяю мировоззрение маркиза де Сада. Но признаю его как трагическую личность, сумевшую до-

стойно противостоять враждебному окружению, несмо-

Жест. 2007

тря на 30-летнее заточение. К тому же личность де Сада

Металл, пластик

привлекала многих деятелей французского авангарда XX века, включая сюрреалистов, Пикассо и в особенно-

Gesture. 2007 Metal, plastic

сти Бодлера, который предсказал, что придет время, когда это имя будет отмечено достойным памятником. Мы с Бургановым решили осуществить эту идею, и он нашел непростое и удачное решение темы. Он также отбросил философию де Сада, но взамен продемонстрировал всю противоречивость и несгибаемость его характера. Скрестив руки, маркиз де Сад стоит в позе «либертена», независимый и свободный… а на его голову надета клетка из стальных прутьев, через нее он вынужден смотреть на этот мир. Не нашлось ни одного человека, который бы не остановился перед этим памятником. Постоянно щелкают затворы фотоаппаратов. Я не могу теперь представить это место без нашего памятника. Я рад моей дружбе с Александром Бургановым. В Париже рядом с моим домом на Елисейских полях стоит его грандиозная бронзовая «Муза», загадочное и прекрасное произведение искусства. А в Лакосте – огром-

Облако. 2007

ная 15-метровая скульптура «Welcome» и замечательный

Металл, пластик

памятник маркизу де Саду. Я уверен, что мы еще многое сделаем вместе.

Cloud. 2007 Metal, plastic

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / Пьер Карден представляет

141

With Open Arms

Pierre Cardin I love Russian art. Its scope, vastness, tenderness, and its power, akin to the expanses of the land itself, have always appealed to the European imagination. Pushkin, Dostoyevsky, and Tolstoy, along with my contemporaries Maya Plisetskaya, Rodion Shchedrin, Andrei VoZnesensky, Nikolai Karachentsov, Andrei Tarkovsky, Alexei Rybnikov, Mark Zakharov and Alexander Burganov will always be among the shining stars of our intellectual experience. Every one of their anniversaries is a major celebration for all of us.

Back in 2007 I came across a few works by Alexander Bur-

Our gala presentation on the Champs-Élysées was a

ganov at a small exhibition at La Maison Russe in Paris; I was

great success. It was attended by the Parisian artistic elite;

enchanted by the scope and vitality of his creations. He has

my friends, with many Russian artists among them, came

a unique sense of style, and I was taken by his original ideas

to participate in their compatriot’s triumph. I was happy to

on art. I immediately invited him to take part in the festival I

have made this excellent choice.

organize in Lacoste, near Avignon, adding a new dimension to an event that in previous years had been traditionally ded-

arms ready for embrace, stood in the Champs-Élysées call-

icated to theatre and music. I was astonished by his artistic

ing for kindness and harmony in our chaotic, difficult times.

temperament when he arrived with two gigantic containers

For me, it became a cosmic symbol of kindness and friend-

of sculptures. Thus, for the first time ever, a group of enor-

ship among people. This enormous sculpture with its out-

mous white sculptures was installed in front of the castle

stretched arms (spanning 15 meters, no less!), literally soar-

of the Marquis de Sade. Glistening against the blue sky of

ing in the air, faced the Élysée Palace, the residence of the

Provence, they were dazzling and truly beautiful. I adore La-

French President. I love the whole world, so to me human

coste, and it reminds me of small Tuscan towns – no wonder,

arms opened up in embrace are a very meaningful symbol.

since France was part of the Roman Empire for centuries!

I have always tried to take part in the most important

On March 12 2008 I opened my friend Alexander Bur-

events in the world of 20th-century art. For instance, the

ganov’s exhibition on the Champs-Élysées, next to my

great artists Picasso, Dalí, Cocteau and Magritte were also

theatre. This event was the culmination of the admiration

among my friends. Cocteau and I worked closely together on

we had for one another’s art – at the beginning casual ac-

five films – I used my own measurements to make his cos-

quaintances, we went on to develop an active and fruitful

tumes: like mine, his shoulders were 77 cm wide. Jean Marais

artistic cooperation.

and I were also built similarly. Among other things, I made

Undoubtedly, Burganov’s poetic symbolism carries on the traditions of such masters of European Surrealism as

142

Burganov’s sculpture “Welcome”, with its outstretched

his costumes for the wonderful film “Beauty and the Beast”, where he starred next to the heavenly Josette Day.

Dalí, Cocteau and Magritte, but in a new context, and with

Let me say a few more words about my friends and fel-

a Russian accent. Such works as “Large Heel”, “Muse”, and

low artists. The sculptor César – his full name was César Bal-

“Prophet” thrill the viewer and reveal new meanings of som-

daccini – was also a very good friend of mine. We belonged to

nambulistic revelation. In Burganov’s art, I celebrated the

the same generation, and our ancestors had lived in north-

new surge of Surrealism coming from Russia.

ern Italy. An extremely gifted man – France’s premier film

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / PIERRE CARDIN PRESENTS

award bears his name – he was also the ultimate non-conformist. Many a time I would tell him that his entourage was not worthy of his talent; as a friend, I would urge him to join the Académie française, but he always avoided that subject. When César finally consented, I spoke with the President of the Academy and then wrote a recommendation and a letter of commendation. (Incidentally, I created the ceremonial costume of the Academicians. I borrowed it from the Napoleonic era – green and gold were the ceremonial colours of the Empire style, plus the sword.) When the date of the ceremony was already set, the Academy received a letter from him withdrawing his candidacy; all further remonstrations were in vain. Four years later César was dead. Almost all my contemporaries have passed on, I am the only one left. To think that there was a time when my friends, people of my generation owned (or reigned over) whole blocks of stores, galleries, restaurants and boutiques… Ah, Marlene Dietrich! I talked her into letting me work on one of her theatre performances, even though I had to wait for two years for that. The dresses I made for her! The audience went wild; people sat on the floor in the aisles. After a fight with a particularly obnoxious photographer I ended up sporting a large black eye, which I did not even try to conceal – in fact, I was a bit proud of it. That was Marlene Dietrich’s last theatre performance; she died two months later. Compared to her, Greta Garbo’s talent paled. I knew other outstanding cultural figures, some of them from the previous generation, or older. Among them was the unforgettable Alberto Giacometti, the melancholy Swiss sculptor of Italian and French descent. And there was another sculptor, Constantin Brâncuși, a strong and stubborn man. We saw a lot of each other – I was young and wanted to seize the whole world. Like a sponge, I absorbed the energy that these great men emanated, and I was happy to be among their friends. As for Russia, I have to accord it a special place in my life. During the post-war years, Russia, the mysterious land of social justice, drew the attention of thinking people from all over the world. I was among the first to visit Moscow, as early as the 1960s; it turned out rather interesting from a business point of view. I did not, however, see the promised “heaven on earth” – instead, I met some outstanding people. Everyone was open, friendly and kind-hearted, from the ordinary people to the country’s leadership. The most important thing that I took back from Russia was my encounter

ting there in the middle. I adore Maya, I dress her, and I enjoy

Сфинкс. 1995

with its great culture and its gifted artists, writers and mu-

making beautiful clothes for her.

Пластик

sicians, whose work is of universal importance. Their talent has continued to be an inspiration to me.

I am constantly humming tunes from “Juno and Avos’” – indeed, they are a part of my soul. I am happy to have known

I am literally in love with Russia; I have many friends

Andrei Voznesensky, who is unfortunately no longer with us,

there. I admire Maya Plisetskaya and her husband, the great

Alexei Rybnikov, and Nikolai Karachentsov. They are all my

musician Rodion Shchedrin. We know that the system de-

friends, I am always glad to see them, and happy to be of as-

nied them any opportunity for a creative breakthrough;

sistance, if needed.

Yekaterina Furtseva, Minister of Culture and, incidentally, a

And now, to Burganov. I called his sculpture “Welcome”

very beautiful woman herself, played a major role in enforc-

and placed it in the centre of the composition at Lacoste, in

ing those restrictions. During the opening night of “Carmen

front of the castle of the Marquis de Sade. This enormous

Suite” the first row of seats, which were reserved for the po-

monument created an inimitable ensemble against the

litical elite, remained empty. Only Furtseva and I were sit-

background of the epic valleys and foothills of the Alps. Since

Sphinx. 1995 Plastic

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / PIERRE CARDIN PRESENTS

143

then, Alexander Burganov and I have often worked together, and his monument to the Marquis de Sade was a wonderful result of our friendship. I do not share the Marquis de Sade’s worldview; however, I recognize him as a tragic figure, a person who was able to withstand a hostile environment in spite of his 30 years in prison. Also, his persona drew the attention of many cultural figures of the 20th-century French avant-garde, including the Surrealists, Picasso, and especially Charles Baudelaire, who predicted that a time would come when de Sade would receive a fitting monument. Burganov and I decided to carry this idea through, and Alexander found a sophisticated and fitting creative solution for this theme. Like me, he set aside de Sade’s philosophy; instead he tried to reveal the ambiguous and resolute character of the man. His arms crossed in front of him, de Sade is shown as a libertine, unconstrained and free… but he is looking at the world through the iron cage set over his head. Everyone stops to look at this monument; there is a constant clicking of cameras. I cannot even imagine this place without our monument. I am happy to be friends with Alexander Burganov. His enormous bronze “Muse”, a mysterious and beautiful work of art, stands in front of my house on the ChampsÉlysées in Paris; his huge, 15-meter-high sculpture “Welcome” and the remarkable monument to Marquis de Sade adorn Lacoste. I am sure we will do many more things together.

МАРК ШАГАЛ. 2007 Металл, пластик MARC CHAGALL. 2007 Metal, plastic Профиль. 2007 Скульптура в пейзаже. Лакоста, Прованс Profile. 2007 Sculpture in landscape. Lacoste, Provence

144

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / PIERRE CARDIN PRESENTS

Муза. 2008 Бронза Muse. 2008 Bronze

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / PIERRE CARDIN PRESENTS

145

Лауреаты премии имени П.М. Третьякова Л.С. Медведева, Т.П. Губанова, В.М. Бялик Lydia Medvedeva, Tatiana Gubanova and Valentina Byalik – the Tretyakov Prize winners 2014

Елена Бехтиева

Yelena Bekhtieva

Продолжатели дела П.М. Третьякова

The Successors of Pavel Tretyakov

Дорогая сердцу каждого соотечественника Третьяков-

Cherished by every Russian citizen, the Tretyakov Gallery is

ская галерея богата не только художественными произ-

rich not only for its artwork but also for the people who work

ведениями, но и теми людьми, которые в ней работа-

there – those who care for, renovate, study and popularise

ют – хранят, реставрируют, изучают и популяризируют

this priceless collection of Russian art.

бесценное собрание русского искусства.

Many joined the Gallery’s staff in their youth because

Многие пришли в музей смолоду, увлеченные про-

of an inherited fondness for the profession of their relatives,

фессией близких, и продолжают династию, другие, на-

and now continue such dynasties; others, on the contrary,

против, основали ее, взрастив в семье последователей

have founded new dynasties of their own, as the children

профессии, которой посвятили жизнь. Замечательно, что

they raised have decided to choose the profession to which

подобная преемственность отличает как третьяковцев,

their parents have devoted their life. It is remarkable that

так и сотрудников региональных музеев. В этом могли

such continuity is present not only among the Tretyakov

убедиться все, кто 11 декабря 2014 года стал участником

employees but among the staff of Russia’s regional museums,

чествования Татьяны Поликарповны Губановой (ГТГ),

too. This was compellingly demonstrated on December 11

Валентины Моисеевны Бялик (ГТГ), Лидии Сергеевны

2014 to all those who attended the reception for the winners

Медведевой (Оренбургский музей изобразительных ис-

of this year’s Tretyakov Prize – Tatiana Gubanova (Tretyakov

кусств), названных лауреатами премии имени П.М. Тре-

Gallery), Valentina Byalik (Tretyakov Gallery) and Lydia

тьякова.

Medvedeva (Orenburg Museum of Fine Arts).

Традиционный ежегодный сбор культурной об-

The traditional gathering of the community of cultural

щественности проходил в стенах основанной Павлом

workers took place on the premises of the Tretyakov

Михайловичем Третьяковской галереи и принес много

Gallery, founded by Pavel Tretyakov, and brought joy to the

радости награжденным, их родным, друзьям, коллегам

recipients of the Prize, their families, friends, colleagues, and

и гостям музея.

guests of the museum.

146

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / 2’ 2015 (47) / СОБЫТИЯ

THE TRETYAKOV GALLERY / 2’ 2015 (47) / EVENTS