Журнал "Третьяковская Галерея", # 4 2020 (69) by Uspenskaya Tatyana

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / THE TRETYAKOV GALLERY MAGAZINE

#4 (69) 2020

о ер ание

04/2020 (69)

06—09 →

«Апостол живописи» Роберт Фальк

o te t

Robert Falk, the “Apostle of Painting”

10—63 → Ангелина Щекин-Кротова Angelina Shchekin-Krotova

10—15 Юлия Диденко «...Я всегда смотрела на него как на солнце». О воспоминаниях вдовы художника

Yulia Didenko “I always looked at him as if at the sun”. About the memoirs of the artist’s widow

16—43

44—57

58—63

Robert Falk. “Meet My Kind of People”

Robert Falk’s Self-Portraits

The Late Still-Lifes of Robert Falk

Роберт Фальк. «Вот вам мои люди»

Автопортреты Роберта Фалька

Подготовка текстов, публикация и комментарии Юлии Диденко

Text preparation, publication and comments by Yulia Didenko

64—73 →

74—91 →

Александра Шатских

Вера Прохорова

Штрихи к жизнедеятельности Ангелины Васильевны Щекин-Кротовой

Aleksandra Shatskikh Notes on the life and work of Angelina Shchekin−Krotova

«Лицо Фалька как человека». Воспоминания о художнике

Vera Prokhorova Memories of the Artist: “The man behind the art…”

Преамбула, подготовка текста, публикация и комментарии Юлии Диденко Preamble, preparation of the text, publication and comments by Yulia Didenko

92—107 →

108—121 →

Елизавета ЗельдовичГальперина

Татьяна Верховская

«…На меня как будто лавина искусства обрушилась». Воспоминания о Роберте Фальке

Elizaveta Zeldovich-Galperina “Hit by an Avalanche of Art” Meetings with Robert Falk Преамбула, подготовка текста, публикация и комментарии Юлии Диденко Preamble, preparation of the text, publication and comments by Yulia Didenko

Поздние натюрморты Фалька

«…Незабвенный мой друг и товарищ по кисти» Парижские встречи с Робертом Фальком

Tatiana Verkhovskaya “An Unforgettable Friend and a Comrade-in-Art” Parisian Encounters with Robert Falk Преамбула, подготовка текста, публикация и комментарии Юлии Диденко Preamble, preparation of the text, publication and comments by Yulia Didenko

реть ко ска

УЧРЕДИТЕЛИ Государственная Третьяковская галерея Фонд «Развитие народного творчества «ГРАНИ» Виталий Львович Мащицкий РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТ З.И. Трегулова – председатель Н.И. Войскунская Т.Л. Карпова В.Л. Мащицкий И.В. Мащицкая П.В. Мащицкий А.И. Рожин Т.Т. Салахов Е.Л. Селезнева В.З. Церетели К.Г. Шахназаров М.Э. Эльзессер Т.В. Юденкова

алере

The ret ako

EDITORIAL BOARD Zelfira Tregulova Chairman Marina Elzesser Tatiana Karpova Irina Machitski Pavel Machitski Vitaly Machitski Alexander Rozhin Tair Salakhov Yekaterina Selezneva Karen Shakhnazarov Vasily Tsereteli Natella Voiskounski Tatiana Yudenkova

ИЗДАТЕЛЬ Фонд «ГРАНИ» Учредитель Фонда и Президент И.В. Мащицкая Директор Фонда Н.И. Войскунская ГЛ. РЕДАКТОР А.И. Рожин ГЛ. ХУДОЖНИК Д.Г. Мельник ОТВ. СЕКРЕТАРЬ Н.И. Войскунская РЕДАКТОРЫ А.А. Ильина, Т.А. Лыкова ВЕРСТКА Т.Э. Лапина КОРРЕКТОР Н.В. Трушанова ПЕРЕВОДЫ Джоанна Добсон, Джейн Уоткинс, Наталия Гормли, Филипп Паркер, Тим О’Коннор, Исаак Уилер, Елена Бородина, Татьяна Граблевская, Юлия Тулинова, ООО «Априори»

АДРЕС Москва, 119021, ул. Тимура Фрунзе, д. 24, помещение 3 E-mail: art4cb@gmail.com www.tretyakovgallerymagazine.com

На обложке: Р.Р. ФАЛЬК Стволы. Аллея. 1917 Холст, масло. 142 × 102 © Приморская государственная картинная галерея, Владивосток

Cover: ROBERT FALK Tree Trunks. (Alley). 1917 Oil on canvas. 142 × 102 cm © Primorye State Art Gallery, Vladivostok

На 4-й стр. обложки: Р.Р. ФАЛЬК Автопортрет. Бретань. 1934 Холст, масло. 91 × 64,5 © ГРМ

GENERAL SPONSOR Vitaly Machitski PUBLISHER Foundation “GRANY. ART-CRYSTAL-BRUT” Founder and President - Irina Machitski Director - Natella Voiskounski EDITOR-IN-CHIEF Alexander Rozhin CO-EDITOR Natella Voiskounski CHIEF DESIGNER Dmitry Melnik EDITORS Anna Ilina, Tatiana Lykova LAYOUT Tatiana Lapina PROOFREADER Natalya Trushanova TRANSLATORS AND EDITORS Joanna Dobson, Jane Watkins, Natalia Gormley, Philip Parker, Tim O’Connor, Isaac Wheeler, Elena Borodina, Tatyana Grablevskaya, Yulia Tulinova, APriori Translation Company WEBSITE DESIGNER Tatiana Uspenskaya

МОБИЛЬНОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ ЖУРНАЛА «ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ» ДЛЯ IOS И ANDROID

a a

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СПОНСОР В.Л. Мащицкий

РАЗРАБОТКА САЙТА Татьяна Успенская FOUNDERS The State Tretyakov Gallery Foundation “GRANY. ART-CRYSTAL-BRUT” Mr. Vitaly Machitski

aller

ADDRESS: 24 Timura Frunze St., room 3 Moscow 119021 E-mail: art4cb@gmail.com www.tretyakovgallerymagazine.com

Back cover: ROBERT FALK Self-Portrait. Brittany. 1934 Oil on canvas. 91 × 64,5 cm © Russian Museum

Отпечатано в типографии ООО «Буки Веди» www.bukivedi.com Тираж 2000 экз. Зарегистрирован Федеральной службой по надзору в сфере связи и массовых коммуникаций. Свидетельство о регистрации СМИ ПИ № ФС77-32787 от 11 августа 2008 г.

о ер ание

04/2020 (69)

122—145 →

146—157 →

Елена Левина

Исай Зейтман

«Люблю в пристанище я это заходить…»

«…В верхушках деревьев отражается небо»

Elena Levina

Isai Zeitman

“I love coming into this haven...”

“…The treetops reflect the sky”

Преамбула, подготовка текста и комментарии Юлии Диденко Preamble, preparation of the text and comments by Yulia Didenko

Преамбула, подготовка текста к републикации и комментарии Юлии Диденко Preamble, preparation of text for re-publication and comments by Yulia Didenko

158—167 →

168—175 →

Ольга Северцева

Лилия Калатозова, Юлия Калатозова

Роберт Рафаилович Фальк Глава из воспоминаний «Вокруг Габричевских»

Olga Severtseva Robert Rafailovich Falk. A Chapter from “Around the Gabrichevskys”, a Memoir

О Зое Калатозовой, модели Фалька

Lilia Kalatozova, Yulia Kalatozova The story of Zoya Kalatozova, model to Robert Falk

Преамбула и комментарии Юлии Диденко Preamble and comments by Yulia Didenko

176—183 →

184—209 →

Марина Прозорова

Юлия Диденко

Фальк в моей жизни Роберт Фальк в объективе Ежи Кухарского

Marina Prozorova Robert Falk in My Life Robert Falk in the Lens of Jerzy Kucharski

o te t

Роберт Фальк. Персональные выставки (1924–1969). Обзор по архивным материалам

Yulia Didenko Robert Falk’s Solo Exhibitions An Overview of 1924-1969

Преамбула, подготовка текста и публикация Юлии Диденко Preamble, preparation of the text and publication by Yulia Didenko

210—212 →

Поэтические посвящения Бориса Слуцкого и Татьяны Сельвинской Poetic Dedications by Boris Slutsky and Tatiana Selvinskaya

18 +

Специальный выпуск журнала «Третьяковская галерея» посвящен выдающемуся художнику, значительной фигуре в истории русского искусства ХХ века Роберту Рафаиловичу Фальку (1886–1958). Журнал составлен преимущественно из воспоминаний о художнике современников, непосредственно общавшихся с мастером: его вдовы А.В. Щекин-Кротовой, переводчицы и педагога В.И. Прохоровой, художников Е.Н. Зельдович-Гальпериной, Т.М. Верховской и И.М. Зейтмана, искусствоведа О.С. Северцевой, дочери художницы Е.П. Левиной-Розенгольц – Е.Б. Левиной. Многие из этих материалов впервые публикуются и вводятся в научный оборот, некоторые представляют собой републикации с новыми комментариями, предисловием и иллюстрациями. Особая ценность настоящей подборки заключается в том, что впервые голос вдовы художника переплетается с голосами других мемуаристов, помогая читателю приблизиться к пониманию и Фалька-художника, и Фалька-человека. Две статьи написаны по нашей просьбе, на которую живо откликнулись и поделились своими воспоминаниями родственники З.Н. Калатозовой (модели Фалька) и переводчика Г.С. Кухарского. Каждому мемуарному материалу предпослана преамбула составителя специального выпуска журнала Ю.В. Диденко, в которой кратко изложены жизнь мемуариста и история его пересечения с судьбою Фалька. В выпуск включены статья известного искусствоведа А.С. Шатских об А.В. Щекин-Кротовой, с которой автору посчастливилось сотрудничать при подготовке к изданию первой книги о Фальке на русском языке, и обзор основных персональных выставок Р.Р. Фалька, подготовленный на основе документальных материалов хранителем Государственной Третьяковской галереи, составителем каталога-резоне живописных работ художника (2006, 2018) Ю.В. Диденко. Завершают настоящий выпуск стихотворение известного поэта Б.Л. Слуцкого «Старое синее» и малоизвестный мемуарно-поэтический текст «Роберт Фальк» художницы и поэта Т.И. Сельвинской. Выражаем благодарность за предоставление изображений из частных собраний и личных архивов П.М. Алексеенко, И.Б. Баженовой, О.А. Вельчинской, И.Е. Винокуровой, Л.М. Кабакову, Л.Ю. Калатозовой, М.А. Каменскому, А.Ю. Лабас, А.Н. Лаврентьеву, Е.Б. Левиной, М.В. Мамонтовой, Е.Б. Муриной, В.И. Некрасову, М.Г. Прозоровой, О.С. Северцевой, И.Е. Стежке, А.В. Тимофееву, А.Е. Травкиной, А.С. Шатских, В.М. Шустеру.

This special edition of our magazine, dedicated to Robert Rafailovich Falk (1886-1958), an outstanding artist and a significant personality of 20th-century art history, is chiefly comprised of memories of the artist, written down or recorded on tape by those who communicated with him directly: his widow Angelina Shchekin-Krotova, translator and teacher Vera Prokhorova, the artists Elizaveta Zeldovich-Galperina, Tatiana Verkhovskaya and Isai Zeitman, art critic Olga Severtseva, and Elena Levina, daughter of the artist Eva Levina-Rozengolts. Much of this material is published for the first time and introduced into scientific use and some is republished with new commentary, forewords and illustrations. This collection’s chief value lies in the fact that the voice of the artist’s widow is, for the first time, intertwined with the voices of other memoirists, helping the reader to get closer to recognising and understanding both Falk the artist and Falk the man. Two of these pieces were written in enthusiastic response to our requests by relatives of Falk’s model Zoya Kalatozova and the translator Jerzy Kucharski. Each reminiscence is preceded by an introduction by the compiler of the special edition of our magazine, Yulia Didenko. This special edition also includes an article about Angelina Shchekin-Krotova by the famous art critic Aleksandra Shatskikh, with whom the author had the good fortune of collaborating to get the first book about Falk in Russian ready for publication, and a review of Robert Falk’s chief solo exhibitions that Yulia Didenko, the Tretyakov’s senior researcher and compiler of the catalogue raisonné of paintings by Robert Falk (2006, 2018), prepared with the use of documentary materials. The present edition ends with a poem by a renowned Soviet poet Boris Slutsky “Old Blue” and a little-known poetic dedication “Robert Falk” by the artist and poet Tatiana Selvinskaya. Our profound gratitude for providing images from personal collections and archives goes to: Pyotr Alekseenko, Inna Bazhenova, Leonid Kabakov, Lilia Kalatozova, Mikhail Kamensky, Alisa Labas, Aleksander Lavrentiev, Elena Levina, Marina Mamontova, Elena Murina, Vladimir Nekrasov, Marina Prozorova, Olga Severtseva, Aleksandra Shatskikh, Valentin Shuster, Irina Stezhka, Aleksei Timofeev, Anna Travkina, Olga Velchinskaya and Irina Vinokurova.

остол

и о иси Роберт Фальк

«Фальк! Это был маленький праздник, это было большое прозрение и откровение. Оно было в том, что совсем рядом со мной (я на Остоженке, он – в Соймоновском) живет и работает в необычной московско-парижской мастерской (я не судья, и судей тут нет) апостол искусства, живописи (я не живописец, но не слепой), человек с умнейшим лицом и уставшими глазами». Дмитрий Краснопевцев1

«В основе программы Фалька лежат те категории, которые мы называем общечеловеческими. Он постигает глубинные основы бытия, проникает в жизнь природы глазами человека, прозревающего вечную причастность к ней; наделяет душой простую вещь – бутылку, головку чеснока, кресло, – видя в ней собрата по жизни в этом мире. Общечеловеческое у Фалька вырастает из личного. Но это личное и выражает гуманистическую позицию автора, который знает цену добру и злу, правде и лжи. Живопись Фалька нравственна в каждом своем проявлении – она “стесняется” внешнего эффекта, не позволяет себе быть многословной, оберегая себя от “подачек”, предназначенных зрителю; никогда не присваивает себе чужого, не разбавляет свою правду правдой другого; не допускает движения к усредненному стандарту. Когда в 1928 году Фальку стала угрожать экспансия ахровского натурализма, он без колебаний бросил профессорство во Вхутеине и отправился во Францию, не питая при этом особых надежд на успех и процветание в художественной столице мира. С такой же решимостью он вернулся через десять лет в сталинскую Москву, не рассчитывая на снисхождение, но боясь утратить свою чистоту в окружении парижских живописных стандартов». Дмитрий Сарабьянов 5

«У Фалька чистейшая кровь живописца. <…> Это трудный и неласковый художник. Он требователен к себе и к зрителю. Легких эффектов, нарядности и звонкости он не любит. Его склонность к сложной нюансированной монохромности колорита и к обобщенности форм держит на расстоянии многих. В своей живописи он почти тяжелодумен». Абрам Эфрос 2

«Какое трудное, но какое великолепное искусство! Трудное потому, что чуть ли не с самого начала отказалось от любых приманок, любых эффектов – дерзости эксперимента, броской манеры, нарядности цвета. Строгие и сдержанные картины Фалька ничего не “обещают” зрителю. Наоборот, они многого от него требуют. Собранного внимания, напряженного вглядывания, вчитывания, вдумывания. Ничто так не далеко от Фалька, как декоративность. Фальк – станковист в полном и глубоком смысле этого слова. Мольберт или нейтральная музейная стена, изолирующая холст для безмолвного созерцания, – вот все, в чем нуждаются его картины. Это безразличие к декоративно-праздничной красочности породило в свое время миф об “унылости” его живописной манеры. Стоит, однако, погрузиться взглядом в любую из зрелых его картин, чтобы этот предвзятый миф рассеялся до конца. На его холстах торжествует и властвует другая живописность, до предела насыщенная, неисчерпаемо богатая. Да, эта живопись не способна мгновенно ошеломить поверхностно скользящий по картине взгляд. Но она покоряет взор доверившегося ей зрителя, вбирает, втягивает в себя, постепенно развертываясь в своем многоголосом звучании». Елена Тагер 3

В живописи Фалька «цвета настолько перетекают и пронизывают друг друга, что локальный цвет почти исчезает, а тональности сближены настолько, что фактически нет ни черного, ни белого. Картина Фалька – это непрерывность ткани, образ абсолютного единства мира, где все звучит в унисон, и какой бы то ни было контрастности, в сущности, нет места. Фальк глубоко верил в свою гармонию и ощущал ее как живую и подлинную. То есть он осознавал, что эта гармония не является порождением его художественного произвола, прихоти или вкуса, а содержится в окружающем его мире и он, художник, лишь извлекает ее оттуда, делает явной. За эту веру он готов нести ответственность. Здесь оправданием служит только точность, а виной любая приблизительность». Эрик Булатов4

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

«Фальк – это человек высокой, изысканной культуры. <…> Колорит Фалька нельзя описать словами. Преобладают краски безымянные, невиданные, сотворенные художником-чародеем. <…> Мерцание света в его пейзажах – как душевные состояния, скользящие по лицу». Михаил Алпатов 6

Дмитрий Михайлович Краснопевцев (1925–1995) — художник, мастер «метафизического натюрморта». Цит. по: Дмитрий Краснопевцев: В 3 кн. Кн. 1. Дневники. 1952–1993. М., 2006. С. 79.

Абрам Маркович Эфрос (1888–1954) – искусствовед, переводчик, театровед. Цит. по: Эфрос А. Художники театра Грановского // Искусство. 1928. Т. IV. Кн. 1–2. М.: Гос. Академия Худож. наук, 1928. С. 70.

Елена Ефимовна Тагер (1906–1984) – искусствовед. Цит. по: Е.Е. [Ел. Тагер] Выставка Роберта Фалька // Московский художник. 1966. №45. 11 ноября. С. 3.

Роберт Фальк (1886–1958)

Р.Р. ФАЛЬК → Автопортрет с завязанным ухом. 1921 Холст, масло 88 × 79

ROBERT FALK → Self-portrait with Bandaged Ear. 1921 Oil on canvas 88 × 79 cm

Эрик Владимирович Булатов (род. 1933) – всемирно известный современный художник, живописец, график. Цит. по: Булатов Э.В. Живу дальше. М., 2009. С. 196, 198.

Дмитрий Владимирович Сарабьянов (1923–2013) – историк искусства, педагог, поэт. Цит. по: Сарабьянов Д.В. Поэтика Фалька // Сарабьянов Д.В. Русская живопись. Пробуждение памяти. М., 1998.

Михаил Владимирович Алпатов (1902–1986) – искусствовед, доктор искусствоведения, педагог. Цит. по: Алпатов М.В. Живопись Фалька // Алпатов М.В. Этюды по всеобщей истории искусств. Избранные искусствоведческие работы. М., 1979. С. 258, 260, 261.

Robert Falk (1886-1958)

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Р.Р. ФАЛЬК Чеснок. 1935 Холст, масло 50 × 61 Собрание А.В. Тимофеева, Москва

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

ROBERT FALK Garlic. 1935 Oil on canvas

50 × 61 cm Aleksei Timofeyev Collection, Moscow

Роберт Фальк (1886–1958)

Robert Falk t e

o tle o

“Falk! It was a little holiday, it was a great epiphany, a revelation, to discover that he lives a stone’s throw from me (I’m on Ostozhenka, he’s on Soymonovski). Right there, living and working in an unusual studio which is not quite Moscow, nor quite Paris (I’m not judging, who can!), an apostle of art, of painting (I’m no painter, but I’m not blind, either!), a man with a wise face and weary eyes.”

“The foundation of Falk’s programme is in the categories that we might regard as universal, common to all humanity. He sounds the deepest foundations of being, penetrates into the life of nature with human eyes, discerning his eternal involvement with it, and bestows a soul on the simplest of things – a bottle, a clove of garlic, an armchair – seeing them as something truly kin to him in this world. For Falk, the universal emerges from the personal, but the personal expresses the humanist position of an artist who knows the value of good and evil, truth and falsehood. Every example of Falk’s painting is moral – it is too ‘modest’ for external effects, never allows itself to be wordy, guards itself again giving the viewer ‘presents,’ never appropriates what is not its own, does not adulterate its truth with someone else’s, does not allow itself to drift towards a homogenised standard. In 1928, when Falk was threatened by the expansion of naturalism as represented by the Association of Artists of Revolutionary Russia, he unhesitatingly abandoned his professorship at VKHUTEMAS and headed for France, although he had no particular hopes of succeeding and thriving in the art capital of the world. Ten years later, he returned to Moscow just as decisively, not counting on leniency, but fearing that he would lose his purity in an environment shaped by the standards of Parisian painting.” Dmitri Sarabianov5

Dmitri Krasnopevtsev1

“Falk truly has the blood of a painter running in his veins… He is a difficult, reserved artist. He makes great demands of both himself and his viewer. He is not fond of facile effects and loud adornments. His tendency towards complex, nuanced, monochromatic colour schemes and generality of forms keeps many people at arm’s length. He can almost seem slow-witted in his paintings.” Abram Efros2

“What difficult yet wonderful art! It is difficult because, almost from the beginning, it rejected anything sugarcoated, anything done for effect – daring experiments, snazzy style, garish color. Falk’s strict, restrained paintings do not ‘promise’ the viewer anything. Quite the contrary, they demand a great deal from the viewer. Concentrated, tense attention, the willingness to stare into a painting, dive in, become absorbed. Nothing is more foreign to Falk than the decorative. Falk is an easel painter in the fullest and deepest sense. An easel or a neutral museum wall to isolate his canvases for silent contemplation – that is all his paintings need. At the time, this indifference to festive, ornamental vibrancy has led to the myth that his painting style is bleak. All you have to do is immerse yourself in any of his mature paintings and that tendentious myth will dissolve entirely. In his work, a completely different kind of painterliness holds sway, extremely deep and inexhaustibly rich. True, these paintings are not capable of instantly stunning eyes that merely slide over their surfaces, but they captivate the gaze of a viewer who is willing to trust them, drink them in, take it all in, gradually tease out their polyphonic speech.” Elena Tager3

In Falk’s painting “colours mix and intermingle to the point that local colour almost disappeared, and the tonalities are so close together that there is effectively no black or white. A Falk painting is a continuation of the fabric, an image of the absolute unity of a world where everything rings out in unison and where there is truly no place for any kind of contrast. Falk deeply believed in his harmony and experienced it as authentic and alive. In other words, he understood that this harmony is not a result of the artist’s arbitrary whim or taste, but rather as something contained in the world around him, which he simply extracts, makes obvious. He is ready to be held responsible for that belief. Here, the only justification is accuracy and the only failing is approximation.” Erik Bulatov4 Robert Falk (1886-1958)

a t

Falk is a person of high and refined culture. <…> Falk’s colour scheme cannot be described using words. Nameless, unprecedented colours dominate, colours that are the creation of the artist-sorcerer. <…> The flickering of light in his landscapes is like the play of the inner state across a person’s face. Mikhail Alpatov6

Dmitri Mikhailovich Krasnopevtsev (1925-1995), artist, master of the “metaphysical still-life”. Citation: “Dmitri Krasnopevtsev” In Three Volumes. Volume 1: Diaries”. 1952-1993. Moscow. 2006. P. 79. Abram Markovich Ėfros (1888-1954), art and theatre historian, translator. Citation: Efros, A. “Artists of the Granowsky Theatre” // Iskusstvo. 1928. Vol. IV, books 1-2. Moscow. State Academy of Artistic Sciences, 1928. P. 70. Elena Efimovna Tager (1906-1984), art historian. Citation: E.E. [Elena Tager] Robert Falk’s Exhibit // “Moscow Artist”. 1966. No 45. November 11. P. 3.

Erik Bulatov (born 1933) is a world-famous contemporary artist, painter, and graphic artist. Citation: Bulatov, E.V. “Living On.” Moscow, 2009. Рр. 196, 198.

Dmitri Vladimirovich Sarabianov (19232013), art historian, teacher, poet. Citation: Sarabianov, D.V. ‘The Poetics of Falk’ // Sarabianov, D.V. “Russian Painting. Awakening Memory.” Moscow, 1998.

Mikhail Vladimirovich Alpatov (1902-1986) was an art historian (in which subject he held a PhD) and teacher. Citation: Alpatov, M.V. ‘The Painting of Falk’ // Alpatov, M.V. “Notes on the Universal History of Art. Selected Works on the History of Art.” Moscow. 1979. Pp. 258, 260, 261.

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

РОБЕРТ ФА ЛЬК (1886—1958)

се а с отрела на не о как на солн е О ВО ПОМИНАНИ Х В ОВЫ Х

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

НИК А

Юлия Диденко

Мемуарный раздел выпуска журнала «Третьяковская галерея», посвященного Р.Р. Фальку, открывают публикации трех материалов, принадлежащих перу вдовы художника – Ангелины Васильевны Щекин-Кротовой (1910–1992), чье имя неразрывно связано в истории русской культуры с именем художника. Она происходила из старинного дворянского рода, по профессии была переводчиком с немецкого языка, педагогом. Встреча с Фальком произошла вскоре после его возвращения из Парижа, в 1939 году, и сразу же они соединили свои судьбы. На протяжении почти двадцати лет Ангелина Васильевна была для Фалька самым близким человеком, другом, единомышленницей, помощницей. После смерти Роберта Рафаиловича она осталась беззаветно верна его памяти. «Вспоминаются все трудные разговоры последнего времени, последних лет, и только теперь я понимаю, что Фальк внушал мне, что я должна нести его посмертную судьбу, он мне ее вверял, даже требовал взять на свои плечи весь груз его жизни, сохранить ее след»1, – писала она на склоне лет. С конца 1950-х Щекин-Кротова начала обработку оставшихся в мастерской художника его работ и обширного архива. За тридцать лет невероятно энергичной, кропотливой работы ей удалось систематизировать все наследие Фалька, составить рабочий вариант каталога-резоне произведений, стать не только хранителем, но и исследователем его творчества. Кроме того, она смогла организовать целый ряд персональных выставок мастера в разных городах СССР, написать статьи и воспоминания, лишь часть из которых была опубликована при ее жизни. Постоянно привлекая внимание к его искусству, она, несомненно, приближала наступление «времени Фалька», времени признания его творчества, вплоть до середины 1960-х упорно замалчиваемого властями. По словам искусствоведа Веры Николаевны Шалабаевой2, близко знавшей Ангелину Васильевну, у вдовы художника «было какое-то удивительное чувство ответственности. Она понимала, что представляет собой Фальк, понимала, что время его еще не настало, и она готовила это время. Она все наследие его распределила еще при своей жизни. Ведь когда она умерла, у нее висела любимая ею картина Фалька “Натюрморт с чесноком”3, а все [остальное] она

← А.В. Щекин-Кротова у картины Р.Р. Фалька «Автопортрет в желтом» (1924) 1970-е Фотография Частный архив, Москва

←

Angelina Shchekin-Krotova by Robert Falk’s painting “Self-Portrait in Yellow” (1924) 1970s Photograph Private archive, Moscow Роберт Фальк (1886–1958)

О воспоминаниях вдовы художника

уже пристроила, замечательно, толково. Фальк в результате равномерно распределен: и в большие музеи Москвы, Питера и других городов, и даже маленькие городки – Фальк обязательно всюду есть»4. Важно признать, что в судьбе мастера Щекин-Кротова сыграла огромную роль. «Фальк остался до конца хорошим художником только благодаря Ангелине Васильевне, потому что она сама работала: она была преподавателем немецкого языка и брала много уроков, чтобы только он не зависел ни от заказов, ни от чего, чтобы его не касалась вся эта мышиная возня, которая была тогда. И он сохранил себя», – свидетельствовала В.Н. Шалабаева5. Благоговейное, трепетное отношение к художнику, несмотря на все неизбежные трудности 20-летнего брака, Щекин-Кротова сохранила навсегда. Вспоминая о муже, она писала: «Я точно не знаю, какое лицо было у Фалька – я всегда смотрела на него как на солнце, ослепленная его светом, добротой и любовью. Может, задумчивость, сосредоточенность, иногда скорбь, чаще детское выражение доброты и удивления. <…> Как он умел радоваться жизни в самых простых ее проявлениях: пейзажу, облаку на небе, картошке в мундире, красивому лицу женщины»6. Ангелина Васильевна была замечательной рассказчицей (очевидно, пригодился полученный ею в молодости опыт гида-переводчика «Интуриста») и обладала несомненным литературным даром. Ее многочисленные тексты: статьи, интервью, мемуарные эссе, краткие и развернутые комментарии к картинам и рисункам Фалька – всегда увлекательны, насыщены живыми подробностями и тонкими наблюдениями. Не будь их, мы бы неполно и, пожалуй, более поверхностно знали творчество Фалька и совсем мало представляли бы его как человека. Открывает предлагаемую подборку мемуаров текст Щекин-Кротовой, озаглавленный нами «Роберт Фальк. “Вот вам мои люди”». В нем речь идет о двадцати ключевых портретах кисти Фалька. Портрет – любимый художником жанр, в котором он особенно много работал в поздний период. О некоторых из портретируемых (старухе-француженке, писателе Викторе Шкловском, поэте-самородке Ксении Некрасовой и других) Ангелина Васильевна подробно рассказывала в своей прижизненной статье из цикла «Модели Фалька» в альманахе «Панорама искусств»7. В нашей же публикации ее рассказ об этих персонажах лаконичен и сконцентрирован. Публикуемый текст является частью обширных воспоминаний вдовы художника, названных ею «Лирическими комментариями к выставке Роберта Рафаиловича Фалька» и до настоящего времени не опубликованных в полном

Щекин-Кротова А.В. Комментарии к рисункам Р.Р. Фалька. Машинопись. [1984–1985] // РГАЛИ. Ф. 3018. Оп. 1. Ед. хр. 231. Л. 41.

В.Н. Шалабаева (1923–2014) – научный сотрудник отдела графики ГМИИ имени А.С. Пушкина, ведущий специалист по творчеству А.В. Шевченко.

Картина «Чеснок» (1935), написанная Фальком в Париже, ныне хранится в собрании А.В. Тимофеева, племянника А.В. Щекин-Кротовой. Произведение демонстрируется на ретроспективе Р.Р. Фалька в Государственной Третьяковской галерее (2021).

Шалабаева В.Н. Из неопубликованной беседы от 24 мая 2003 г. Аудиозапись хранится в Отделе устной истории Научной библиотеки МГУ имени М.В. Ломоносова (ОУИ НБ МГУ). Благодарим автора записи беседы Д.Б. Спорова за возможность процитировать расшифрованные ее фрагменты.

Там же.

Из письма А.В. ЩекинКротовой И.Г. Эренбургу. [1962]. Черновик // РГАЛИ. Ф. 3018. Оп. 1. Ед. хр. 269. Л. 2 об.

Щекин-Кротова А.В. Люди и образы: биографии и легенды. Из цикла «Модели Фалька» // Панорама искусств. Вып. 8. М., 1985. С. 194–227.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

О воспоминаниях вдовы художника

Юлия Диденко

Р.Р. Фальк на выставке своих картин в квартире С.Т. Рихтера. 1957 Фото: Г.С. Кухарский Архив Г.С. Кухарского, Москва

Robert Falk at the exhibition of his paintings at Sviatoslav Richter’s apartment 1957 Photograph: Jerzy Kucharski Archive of Jerzy Kucharski, Moscow

Текст приводится по рукописи, хранящейся в частном архиве. Несколько фрагментов ранее опубликованы в изданиях: ЩекинКротова А.В. Мой Фальк. М., 2005; Сарабьянов Д.В., Диденко Ю.В. Живопись Роберта Фалька: Полный каталог произведений. М., 2006; Мясницкая 21: перекрестки судеб: Раиса Идельсон, Роберт Фальк, Александр Лабас, Александр Родченко. М., 2016. Наиболее объемная часть «Лирических комментариев» впервые опубликована в издании «Роберт Фальк» (М., 2021), подготовленном к выставке художника в ГТГ. Черновик письма главному хранителю Донецкого художественного музея [М.В. Третьяковой]. Середина 1980-х. Автограф. // Частный архив, Москва.

виде8. Они были задуманы автором как своего рода путеводитель по картинам художника на его персональной выставке, проведение которой планировалось в 1991 году в Русском музее и Третьяковской галерее (выставка состоялась позже, в феврале 1993 года, уже после кончины вдовы художника, и прошла только в Санкт-Петербурге, не доехав до Москвы, а подготовленный каталог, в котором должны были быть опубликованы «Лирические комментарии», так и не был издан). Это сочинение подытожило многолетний труд Щекин-Кротовой по комментированию произведений Фалька. Передавая в музеи и архивы ту или иную работу художника, она считала своим долгом сообщить музейным хранителям все известные ей подробности об истории создания, о взаимоотношениях модели с художником и т.д. «Мои романы–повести» – так шутливо называла она эти тексты и не обижалась, если порой сотрудники музеев забывали ее поблагодарить: «…ни слова о моем “вдохновенном труде”! Не жалуюсь – ведь я пишу с большим удовольствием»9. В «Лирических комментариях» Ангелина Васильевна объединила лучшие из своих разрозненных рассказов в единую ткань повествования, где органично переплелись эпизоды жизни художника и его произведения. Работа над полным вариантом воспоминаний-комментариев велась в конце 1980-х, в то время, когда Щекин-Кротова уже была прикована к постели, поэтому она частично надиктовывала текст помощницам, в том числе автору этих строк, частично записывала сама. Ангелина Васильевна

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

старалась успеть передать потомкам то главное, что знала и понимала о Фальке только она одна, прожив с ним рядом без малого два десятилетия. Второй текст Щекин-Кротовой – «Автопортреты Роберта Фалька» – публикуется впервые по машинописному варианту рукописи из частного архива (Москва). Автопортреты занимают важное место в наследии художника, они многочисленны и разнообразны. На сегодняшний день известно о существовании 33 из них, причем местонахождение нескольких до сих пор остается неизвестным. Вдова художника ведет рассказ о 14 автопортретах, давая каждой работе точные и емкие образные характеристики. Третий публикуемый текст «Поздние натюрморты Фалька» так же, как и рассказ о портретах, является фрагментом «Лирических комментариев» Щекин-Кротовой. В наследии художника жанр натюрморта представлен не столь многочисленными работами, как портрет и пейзаж, однако к нему относятся такие признанные шедевры Фалька, как «Картошка» (1955) и «Фикус» (1956). В воспоминаниях раскрываются предыстории замыслов и внутренние, порой неочевидные смыслы четырех значительных полотен мастера. Юлия Диденко → Ангелина Щекин-Кротова и Роберт Фальк 1954. Ново-Быково Фото: Г.С. Кухарский

→ Angelina ShchekinKrotova and Robert Falk 1954. Novo-Bykovo Photograph: Jerzy Kucharski

Архив Г.С. Кухарского, Москва

Archive of Jerzy Kucharski, Moscow

Роберт Фальк (1886–1958)

ROBERT FA LK (1886-1958)

al a looked at at t e u ABO T T E

E OIR OF T E ARTI Tâ&#x20AC;&#x2122; WI OW

About the Memoirs of the Artist’s Widow

Shchekin-Krotova A.V., “Commentaries to Paintings by R.R. Falk” Typescript. [1984-1985], Russian State Archive of Literature and Art. Fund 3018. Opus 1. Unit 231. Sheet 41.

Shalabayeva V.N. (19232014), Researcher at the Pushkin Museum of Fine Arts Graphics Department; leading specialist on the art of A.V. Shevchenko.

The painting “Garlic” (1935), which Falk painted while in Paris, is now housed in the collection of A.V. Timofeev, nephew of A.V. Shchekin-Krotova. The work is being exhibited as part of the current Falk retrospective, Tretyakov Gallery.

Shalabayeva V.N. From an unpublished conversation held on May 24, 2003. The audio recording is kept at the Oral History Department of the Academic Library at the Lomonosov Moscow State University (OHD AL MSU). Our thanks go to Dmitry Sporov, who recorded this conversation for the opportunity to cite the transcript of its fragments.

(Ibid.)

From a letter written by A.V. Shchekin-Krotova to I.G. Ehrenburg. [1962]. Draft // Russian State Archive of Literature and Art. Fund 3018, Opus 1. Unit 269. Sheet 2.

Shchekin-Krotova A.V. “People and images: biographies and legends”; From the cycle Falk’s Models // Panorama of Arts. [Issue] 8. Moscow, 1985. Pp. 194-227.

The memoir section of this issue dedicated to Robert Falk opens with the publication of three pieces written by the artist’s widow, Angelina ShchekinKrotova (1910-1992), whose name is inextricably linked with Falk’s in the history of Russian culture. Shchekin-Krotova was descended from the nobility and, by profession, was a German language teacher and translator. She first met the artist shortly after his return from Paris in 1939. From that moment onwards, their fates became entwined. For almost 20 years, Shchekin-Krotova was the person closest to Falk, his friend, like-minded soul, and helper. After his death, she remained uncompromisingly faithful to his memory. In her declining years, Shchekin-Krotova writes, “I think back over all the difficult conversations of more recent times, his final years, and only now do I understand that Falk instilled the idea in me that I should bear his posthumous fate. He entrusted it to me, even demanded that I shoulder the burden of his life, preserving the traces of it.”1 In the late 1950s, Shchekin-Krotova began processing the works that remained in Falk’s studio and his extensive archive. In 30 years of incredibly dynamic and painstaking work, she managed to systematise Falk’s heritage, compiling a working version of a catalogue raisonné and becoming effectively both curator and researcher of his creative legacy. In addition, she was able to organise a number of solo exhibitions in various cities in the USSR and wrote articles and memories of the artist, only a handful of which were published during her lifetime. Constantly working to draw attention to his paintings, there is no doubt that Shchekin-Krotova quickened the arrival of “Falk’s time”, when his work, which had been so stubbornly ignored by the authorities right up until the mid 1960s, could finally be discovered and recognised for its true worth. According to art critic Vera Shalabayeva2, who knew Angelina personally, the artist’s widow “carried the most incredible feeling of responsibility. She understood who Falk was, that his time had not yet come, and she paved the way for the future. While she was still alive, she managed to distribute his entire legacy. When she died, she had her favourite of all Falk’s paintings “Still Life with Garlic”3 hanging on the wall, but she had with immense thought and care found homes for everything [else]. As a result, Falk’s paintings are evenly distributed among the large museums of Moscow, St. Petersburg and other cities, and even among small towns. Indeed, one may find Falk everywhere”.4 It is important to stress that Shchekin-Krotova played a huge role in the artist’s fate not just in the years after his passing, but in life. “Falk remained a good artist to the very end only thanks to Angelina Vasilievna, because she worked to earn a living: she was a German language teacher and took on a large number of classes so that he would not be dependent on commissions or anything else, so that he would

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Yulia Didenko

be free of all the fuss and nonsense that went on back then, and could remain true to himself as an artist,” Shalabayeva observes.5 Despite the inevitable difficulties of a marriage lasting 20 years, Shchekin-Krotova retained feelings of reverence and devotion towards the artist until the very end. Reminiscing about her husband, she writes, “I don’t know exactly what kind of face Falk had; I always looked at him as if at the sun, blinded by his light, kindness and love. Perhaps it expressed a thoughtfulness and concentration, sometimes grief, but most often a childlike kindness and surprise. <...> He knew how to enjoy life in its simplest manifestations: a landscape, a cloud in the sky, jacket potatoes, the beautiful face of a woman.”6 Angelina was a wonderful storyteller (obviously, the experience of being an Intourist guide-interpreter gained in her youth served her well in later years) and was undoubtedly blessed with a literary gift. Her numerous texts – articles, interviews, memoirist essays, short and detailed commentaries to Falk’s paintings and drawings – are always fascinating to read, permeated with vivid detail and subtle observation. Were it not for these materials, we would have arrived at a less complete and perhaps more superficial knowledge of Falk’s work and would have very little conception of the artist as a person. The collection of memories included here opens with a text by Shchekin-Krotova, which we have entitled “Robert Falk. ‘Meet My Kind of People’”. The text focuses on 20 of Falk’s key portraits. Portraiture was the artist’s favourite genre and Falk devoted himself to it, especially in the later period. Shchekin-Krotova gives a detailed description of the people portrayed in these works (the old French woman, writer Viktor Shklovsky, brilliant born-poet Ksenia Nekrasova) in one of the articles that constitute the Falk’s Models cycle, which was published in the almanac “Panorama of Arts” during Shchekin-Krotova’s lifetime.7The edited version included here is more condensed and laconic. This text forms part of the artist’s widow’s extensive memoirs “Lyrical Commentaries on the Exhibition of Robert Rafailovich Falk”, which to this day have never been published in full8. The author intended the Commentaries to serve as a kind of guide to Falk’s paintings at a solo exhibition, which was to be held at the Russian Museum and the Tretyakov Gallery in 1991 (in fact, the exhibition only took place in February 1993 after Shchekin-Krotova’s death, and it was held in St. Petersburg, never reaching Moscow. The catalogue, in which “Lyrical Commentaries” would have appeared, never saw the light of day). This essay sums up Shchekin-Krotova’s efforts of many years in commenting on Falk’s works. When transferring a painting to a museum or archive, Shchekin-Krotova considered it her duty to pass on to the museum curator all she knew, the history of the work’s creation, the relationship between model and artist, and so on. Robert Falk (1886-1958)

Yulia Didenko

“My ‘novels,’ ‘stories’,” was how the widow jokingly referred to the texts she sent them and she took no offence when sometimes museum staff forgot to thank her, “… not a word about my ‘inspired work’! Although I am not complaining because it gives me such great pleasure to write”.9 In “Lyrical Commentaries”, Shchekin-Krotova weaves the best of her otherwise disparate stories into the fabric of a single narrative, where episodes from the artist’s life organically intertwine with those of his paintings. Shchekin-Krotova devoted herself to the full version of the memoirs-commentaries in the late 1980s. By this time confined to her bed, some of the text she wrote down herself and other parts were dictated to assistants of whom the author of these lines was one. Shchekin-Krotova strove to preserve and pass on while she still lived all that only she could have known and understood about Falk having spent almost 20 years of her life at his side. The second text by the same author, “Robert Falk’s Self-portraits”, published here for the first time is the printed version of a manuscript from a private archive (Moscow). Occupying a significant place in the artist’s legacy, Falk’s self-portraits are numerous and varied. Although 33 self-portraits by Falk are known to date, the location of several remains unknown. The artist’s widow tells the tale of 14 paintings in this genre, providing a precise and vivid description of each.

Robert Falk (1886-1958)

About the Memoirs of the Artist’s Widow

The third text by Shchekin-Krotova included here, “Late Still-Lifes of Robert Falk”, is, like her account of the portraits, an excerpt from the same “Lyrical Commentaries”. Falk’s legacy in-cludes fewer still lifes than portraits and landscapes, yet among them are his renowned masterpieces “Potatoes” (1955) and “Ficus” (1956). Shchekin-Krotova’s remembrances reveal the conceptual origins and, in some cases, the inner, hidden meaning behind four significant paintings. Yulia Didenko

Роберт Фальк с женой на даче Н.И. Стрельчук 1954 Ново-Быково Фото: Г.С. Кухарский

Robert Falk with his wife at the dacha of N.I. Strelchuk (1954) Novo-Bykovo Photograph: Jerzy Kucharski Archive of Jerzy Kucharski, Moscow

Архив Г.С. Кухарского, Москва

The text is typed from a manuscript held in a private archive. Several fragments were published previously in ShchekinKrotova A.V. “My Falk”, Moscow, 2005; Sarabianov D.V., Didenko Yu.V. “Paintings by Robert Falk. Complete Catalogue of Works”. Moscow, 2006; Myasnitskaya 21: Crossroad of Destinies: Raisa Idelson, Robert Falk, Aleksander Labas, Aleksander Rodchenko. Moscow. Gallery Artstory, 2016). A larger portion of “Lyrical Commentaries” was published for the first time in the album “Robert Falk” (Moscow, 2021) produced by the Tretyakov Gallery for the artist’s exhibition (2021).

Draft letter to the chief curator of the Donetsk Art Museum [M.V. Tretyakova]. Mid 1980s. Autograph. Private archive, Moscow.

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

РОБЕРТ ФА ЛЬК (1886—1958)

Роберт Фальк от а ои л и ФРА МЕНТЫ ВО ПОМИНАНИ ЛИРИ Е КИЕ КОММЕНТАРИИ К ВЫ ТАВКЕ РОБЕРТА РАФАИЛОВИ А ФАЛЬК А н елина

екин

ротова

Фальк не любил называть жанр, в котором он работал с наибольшим увлечением, портретом. В этом слове чудилось ему что-то слишком официальное, репрезентативное. люблю писать людей , – говорил он и, показывая друзьям свои картины в мастерской, прибавлял Вот вам мои люди . Разные это были люди, но среди них не было ни одного человека, которого бы он писал по заказу, а не по зову сердца. Иные привлекали его своим внешним обликом, характерностью. Он любил писать старых людей – долгая и трудная жизнь обработала их своим беспощадным резцом. о он очень любил также писать нежные, как цветы, лица молодых женщин. В женских портретах Фалька есть всегда какая-то манящая тайна. В мужских моделях его чаще всего привлекал интеллект, яркий характер. адо сказать, что Фалька реже интересовала внешность человека, его внутренний мир был для него куда интересней. Обычно желание рисовать и писать возникало на почве общих интересов, обмена мыслями и задушевных бесед .

← Р.Р. ФАЛЬК Мулатка Амра. 1918 Холст, масло 174 × 121 © ГРМ

← ROBERT FALK Mulatto Girl Amra. 1918 Oil on canvas 174 × 121 cm © Russian Museum, St. Petersburg

Хочу рассказать о «Мулатке Амре» (1918) из собрания Государственного Русского музея. Представьте себе, модель сама нашла художника. Вот как рассказывал Роберт Рафаилович о первой встрече с Амрой2: однажды днем в дверь мастерской кто-то тихонько постучал. Открыл... и совершенно неожиданное явление: тоненькая, изящная, очень смуглая, почти темно-коричневая девушка, спросившая удивительно мелодичным, серебристым, как колокольчик, голоском: «Здесь живет художник Требор Клаф?» Мгновенно Фальк вспомнил, Роберт Фальк (1886–1958)

что под таким именем (перевертыш имени и фамилии) он исподтишка выставлял на молодежных новаторских выставках свои картины в пору учения в Московском Училище живописи, ваяния и зодчества (студентам Училища было запрещено выставляться на выставках левого толка). Короче говоря, Амра заметила на этих выставках картины «Клафа», а может быть, увидела там же самого художника – Роберт Рафаилович был в молодости (и не только в молодости) хорош: высокий, стройный, длинные ноги, широкая грудь. Правда,

Из воспоминаний А.В. Щекин-Кротовой // Роберт Фальк. Рисунки, акварели, гуаши: Каталог выставки. М., 1979.

Амра Томпсон (около 1900–?) – дочь циркового артиста, натурщица.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

ROBERT FA LK (1886-1958)

Robert Falk eet d o eo le (FR A ENT FRO T E E OIR L RI AL O ENTARIE ON T E E IBITION OF ROBERT FALK )

Р.Р. ФАЛЬК → Негр (Артист цирка). 1917 Холст, масло 129,5 × 103 © Национальная галерея Армении, Ереван

ROBERT FALK → African (Circus Artist). 1917 Oil on canvas 129.5 × 103 cm © National Gallery of Armenia in Yerevan

Falk did not like to refer to the genre in which he worked with greatest enthusiasm as portrait painting. For him, the words rang with a note of something overly formal and representative. I like to paint people, he said and, showing his friends his paintings at the studio, he added, Meet my kind of people. Falk’s people were from all walks of life, but there was not a single person among them whose portrait he had painted solely to commission, rather it was in response to the call of the heart. thers attracted him with their outward appearance and characteristic image. e loved to paint the elderly, who had been worked with the merciless chisel of a long and di cult life. e was also very fond of painting young women’s aces that were delicate as owers. In Falk’s portraits of women, there is always the sense of an alluring secret. In his male models, he was most o en attracted by intelligence and strength of personality. It should be said that Falk was ar less interested in a person’s external appearance than he was their inner world. Usually, the desire to draw and paint arose from the sharing of common interests, an exchange of thought and intimate conversation. 1

From the memoirs of Angelina Shchekin-Krotova // Robert Falk. Drawings, watercolours, gouache: exhibition catalogue / Pushkin Museum of Fine Arts. Moscow. 1979. Unpaged.

Amra Thompson (about 1900-?), daughter of a circus artist, life model.

I want to tell you about “Mulatto Girl Amra” (1918) from the Russian Museum collection. Unusually in this case, the model approached the artist herself. This is how Falk described his first meeting with Amra2: one afternoon, someone knocked quietly at the workshop door. He opened it... and there before him stood a quite unexpected sight: a delicate, graceful girl with swarthy, almost dark-brown skin, who asked in a surprisingly melodic, silvery voice with a bell-like ring, “Does the

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

artist Trebor Klaf live here?” Falk recalled instantly that he had once secretly exhibited his paintings under this name (his own name spelt backwards) at innovative young artists exhibitions during the course of his studies at the Moscow School of Painting, Sculpture and Architecture (as students were prohibited from exhibiting at left-wing exhibitions). In short, Amra had noticed “Klaf’s” paintings at those exhibitions and perhaps had even spotted the Robert Falk (1886-1958)

Роберт Фальк (1886–1958)

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Angelina Shchekin-Krotova

“... We are going to see Falk. He lives on Myasnitskaya Street in the house where the ‘Architecture and Sculpture’ studios were located, on the 8th floor in Arkhipov’s old workshop. We climb up the endless stairs because the lift is not working. <...> A huge, cold workshop with large canvases everywhere (there are so many!). Everything is in an extraordinary mess ... In this huge workshop, Falk seems to me even larger than usual.” For more detail see Idelson, R. From the diary of a VKHUTEMAS student // Falk, R.R. “Conversations About Art”. “Letters”. “Memories of the Artist” / Shchekin-Krotova Collection. Moscow. 1981. Pp. 167-175.

artist himself. As a young man (and in later years, too), Falk was handsome: tall, trim, broad-chested and long in the leg. True, his shoulders were too rounded, but he had a neck like Shota Rustaveli (judging by medieval images of the Georgian poet). He had huge blue eyes and neat features to the face, which shone with kindness. The young woman introduced herself: “My name is Amra. I want you to paint my portrait.” Falk agreed happily, but the task turned out to be quite a challenge. Amra sat patiently and willingly, but Falk struggled to capture the melodious rhythm of her body. Amra’s unusual quality of body movement forced him to reconsider elements of technique, and to understand the rhythms of another human body. Falk made

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Р.Р. ФАЛЬК Женщина в белой повязке. 1922–1923 Холст, масло 118 × 67

ROBERT FALK Woman with a White Bandage. 1922-1923 Oil on canvas 118 × 67 cm

several dozen sketches and studies until he found the right kinesthetic response. Falk’s archive contains at least 25 graphic sheets and, not being what you would call a thorough archivist, he threw a lot out. Moreover he would wipe his paint-seeped brushes across old sketches when there was nothing more suitable to hand. Amra was a mulatto, her mother Russian and her father African (Amra’s father may be the circus artist depicted in Falk’s 1917 painting “African”, housed in the collection of the National Gallery of Armenia in Yerevan). Amra’s parents parted ways before the revolution, and the children were separated. Their father took his eldest daughter, Amra, with him to Paris, but her sister remained in Russia with their mother. Then, when her father left for America, Amra remained in Paris and, by the time she met Falk there, she had become a famous model, having sat for both Picasso and Matisse. One has to wonder whether it was not on account of Falk’s light hand that Amra chose this profession. In the canvas “Woman with a White Bandage” (winter 1922-1923, Tretyakov Gallery), the artist portrays Raisa Idelson. Raisa was born in Vitebsk to the family of a doctor, who was well-respected among the residents of the city. She was a beautiful, charming woman, well-educated and fluent in several languages (French, German, English); she read a lot, wrote poetry since childhood (and continued to do so all her life). She began to paint early, too, first in Vitebsk in the Pen studio, and then continuing lessons in Petrograd with Petrov-Vodkin. In Moscow, having become a student of VKHUTEMAS in 1921, she continued her education in Falk’s workshop, and later became his wife. She provides a wonderful description in her diary of Falk’s lessons as well as her impressions of his dreary studio-flat at 21, Myasnitskaya Street. 3 <…> This portrait has been the subject of much art criticism. Falk managed to imbue in her depiction, so modest and contained, a great deal of warmth, tenderness and love. Idelson clings to the warm bricks of the small stove like a white dove. Despite the fact that the portrait was painted in a general manner, the glimmering light of kindness emanates from her whole appearance. The artist captures her character and love, more than an accurate portrait of photographic resemblance ever could have, filling the entire canvas with a delicate glistening of white light, saturated with a thousand shades. In the portrait “Woman Combing Her Hair” (1926), the artist’s wife is full of charm and femininity. Her smile radiates affection and even a touch of coquetry. Robert Falk (1886-1958)

Ангелина Щекин-Кротова

плечи были чересчур покатые, зато шея – как у Шота Руставели (судя по старинным грузинским изображениям поэта). А лицо его, с правильными чертами и огромными синими глазами, светилось добротой. Она представилась: «Меня зовут Амра. Я хочу, чтобы Вы написали мой портрет». Фальк с радостью согласился, но оказалось, что это очень нелегко. Амра позировала послушно, терпеливо, но художник никак не мог уловить певучего ритма ее тела. Непривычная для него пластика Амры заставила его что-то пересмотреть в своих приемах, вжиться в чуждый ритм человеческого тела. Он сделал несколько десятков набросков и эскизов к портрету, пока не нашел нужного пластического решения. В архиве Фалька сохранилось не менее 25 графических листов, а ведь он не был таким уж тщательным архивариусом, многое выбрасывал, вытирал эскизами кисти из-под масляной краски, когда ничего более подходящего не было под рукой. Амра была мулаткой: ее мать – русская, а отец – негр. (Быть может, это тот самый артист цирка, который изображен на картине Фалька «Негр» 1917 года из собрания Национальной галереи Армении в Ереване). Ее родители разошлись еще до революции, а детей разделили: негр взял с собой старшую дочь Амру и увез ее в Париж, а сестренка осталась в России с матерью. Затем он уехал в Америку, Амра осталась в Париже и к тому времени, как она увиделась в Париже с Фальком, стала натурщицей, причем очень известной: позировала и Пикассо, и Матиссу. Не с легкой ли руки Фалька избрала она себе эту профессию? На полотне «Женщина в белой повязке» (зима 1922/1923, ГТГ) художник изобразил Раису Вениаминовну Идельсон. Раиса родилась в Витебске в семье врача, который пользовался уважением у жителей города. Она была красивой и обаятельной женщиной, очень образованной, владела иностранными языками (французским, немецким, английским), много читала, писала с раннего детства стихи (и продолжала их писать до конца жизни). Рано она начала заниматься живописью: сначала в Витебске, в студии художника Пэна, а затем продолжила эти занятия в Петрограде у Петрова-Водкина. В Москве, став в 1921 году студенткой Вхутемаса, учится в мастерской Фалька, а затем становится его женой. В своем дневнике 3 она прекрасно описала уроки Фалька, а также свое впечатление от его мрачной мастерской-квартиры на Мясницкой, 21. <…> Об этом портрете много написано искусствоведами. В ее образ, очень скромный, сдержанный, Фальк сумел вложить много тепла, нежности, любви. Словно белая голубка, жмется она к теплым кирпичам печки-времянки. Несмотря на то что портрет написан очень обобщенно, мерцающий свет ее доброты исходит от всего ее облика. Лучше, чем самый точный портрет с фоРоберт Фальк (1886–1958)

Роберт Фальк. «Вот вам мои люди»

Р.Р. ФАЛЬК Амра. 1918 Эскиз к картине «Мулатка Амра» (1918, ГРМ) Бумага, графитный карандаш 27,6 × 20,5 Собрание семьи Мамонтовых, Москва

ROBERT FALK Amra. 1918 Sketch for the painting “Mulatto Girl Amra” (1918, Russian Museum) Lead pencil on paper 27.6 × 20.5 cm Mamontov Family Collection, Moscow

Р.Р. ФАЛЬК Амра. 1918 Эскиз к картине «Мулатка Амра» (1918, ГРМ) Бумага, карандаш 35 × 22 © Национальный музей «Киевская картинная галерея»

ROBERT FALK Amra. 1918 Sketch for the painting “Mulatto Girl Amra” (1918, Russian Museum) Pencil on paper 35 × 22cm © National Museum Kiev Picture Gallery

«…Идем к Фальку. Он живет на Мясницкой улице, в доме, где были мастерские “Зодчества и ваяния”, на 8-м этаже, в бывшей мастерской Архипова. Подымаемся по бесконечной лестнице, т.к. лифт не работает. <…> Огромная, холодная мастерская, большие полотна (их много-много!). Необычайный беспорядок… Фальк кажется мне в этой огромной мастерской еще большим, чем обычно». См. подробнее: Идельсон Р.В. Из дневника ученицы Вхутемаса // Р.Р. Фальк. Беседы об искусстве. Письма. Воспоминания о художнике / Сост. А.В. Щекин-Кротова. М., 1981. С. 167–175. (Далее: Р.Р. Фальк. Беседы об искусстве.)

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Robert Falk. “Meet My Kind of People”

Angelina Shchekin-Krotova

This is a ‘domestic’ portrait, which belongs to Raisa’s son, Yuly Aleksandrovich Labas.4 Falk gifted the painting to Raisa in the late 1930s. The painting “Beggar” (1924) is housed in the S. Shuster Collection.5 Not a single museum was prepared to accept it, either by purchase or as a gift. It was an uncomfortable image: a pauper, embittered, but surprisingly with a head fashioned like that of a sage. This is what had attracted Falk’s attention and inspired him. A beggar was sitting in the bitter cold on the ground near the central post office wall on Myasnitskaya Street dressed in torn rags, his legs tucked beneath him, wrapped in dirty cloth-bandages and with bast sandals on his feet. Nearby, looking around cautiously, was a crowd of people, whose attention had been hooked by the man’s passionate, revealing wit and hoarse roundelays of sophisticated swearing. The beggar was slandering the Soviet regime with inspired cursing claiming that it had not only destroyed his “prosperous farmstead” and broken his family, now doomed to wrack and ruin, but had, moreover, brought about the disintegration of all Mother Russia’s peasant class, condemning the poor souls to starvation. Majestic and formidable, his guise was, at the same time,

something of Protopope Avvakum and a hunted wolf. Falk could not bear foul language or crudeness, but the unusual shape of the man’s head, his intelligent, harsh yet youthful eyes and his strong, coarse, wilful face attracted the artist’s attention. Falk pulled a notebook from his pocket, which he always kept with him, and, standing right there on the street, started making swift strokes with a pencil. “Hey, artist!” the beggar growled. “You want to paint my portret?” Falk answered quietly, “Yes, I’d really like to make a large painting of you. I live nearby, just opposite. Only how will you get there? It’s on the eighth floor and the lift is not working.” “What’s in it for me?” “I’ll pay you by the hour.” The beggar demanded what at the time could only be considered an astronomical fee in return for sitting for “a real photograph in paint”, i.e. for a portrait. Falk tore a piece of paper from his notebook, wrote down the address with directions and set a time, “two o’clock in the afternoon.” That was a Sunday. At two o’clock prompt, there was a knock at the door. On the threshold was the beggar, only now standing at full height without his crutches and looking very presentable in a fur coat with fur lining, a winter hat

Р.Р. ФАЛЬК Нищий. 1924 Холст, масло 117 × 94 Собрание В.М. Шустера, Санкт-Петербург

ROBERT FALK Beggar. 1924 Oil on canvas 117 × 94 cm Valentin Shuster Collection, St. Petersburg

Labas, Y.A. (1933-2008) biologist, memoirist. The painting is now in the collection of his daughter, Alisa Labas.

Solomon Shuster (19341995) was a prominent Leningrad collector, a professional film director. Today, the painting is kept by his grandson, Valentin Shuster, St. Petersburg.

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Ангелина Щекин-Кротова

тографическим сходством, передает художник ее характер и свою любовь, наполняющую весь холст трепетным, нежным мерцанием белого цвета, насыщенного тысячью оттенков. В портрете «Женщина, расчесывающая волосы» 1926 года жена художника полна прелести, женственности. В ее улыбке светится ласка и даже чуть-чуть кокетство. Это «домашний» портрет, и он принадлежит сыну Раисы Вениаминовны – Юлию Александровичу Лабасу4. Его подарил Роберт Рафаилович Раисе Вениаминовне в конце 1930-х годов. Картина «Нищий» 1924 года находится в собрании С.А. Шустера5 . Ни один музей не решился взять ее на закупку или даже в дар. Смущал образ: нищий, озлобленный, с удивительно вылепленной головой мудреца, привлек внимание художника. Именно эта голова и вдохновила Фалька. Нищий сидел в мороз на земле у стены Почтамта на Мясницкой улице, одетый в рваное тряпье, поджав под себя ноги, обмотанные грязными портянками и обутые в лапти. Возле него, опасливо озираясь, толпился народ, который привлекли страстное, обличительное остроумие и хриплые рулады сложнейшей матерщины. Нищий вдохновенно поливал матом советскую власть, которая не только его «справное хозяйство» порушила, семью разбила, по миру пустила, но и всю крестьянскую Россию-матушку раскрестьянила и на голод обрекла. Величественный и грозный, он был похож одновременно на протопопа Аввакума и затравленного волка. Фальк терпеть не мог ругательств, грубости, но необычайная форма черепа, умные, суровые и в то же время чрезвычайно молодые глаза, сильное, грубое, волевое лицо привлекли внимание художника. Фальк вынул из кармана блокнотик, который вечно носил в кармане, и стал прямо на улице, стоя, делать беглые наброски карандашом. «Художник! – зарычал нищий. – Патрет мой рисовать хочешь?» Фальк тихо произнес: «Да, очень хочу написать большую картину с Вас. Я живу здесь недалеко, напротив. Вот только как Вы доберетесь? Восьмой этаж, а лифт не работает». «А чего мне за это будет?» «Я Вам буду платить за каждый час». Нищий потребовал грандиозную по тому времени плату за позирование для «настоящей фотографии в красках», т.е. для портрета. Фальк вырвал листочек из блокнота и написал адрес, объяснил, как идти, и назначил время: «Два часа дня». Это было воскресенье. Ровно в 14 часов раздался стук в дверь. На пороге стоял нищий, во весь рост, без костылей, весьма прилично одетый: в шубейке на меху, в шапкеушанке, на ногах – яловые сапоги и блестящие калоши. Прямо-таки справный мужик времен нэпа. Фальк оторопел – у него был уже приготовлен и холст, и краски, но бравый вид «модели» сильно его разочаровал. Художник стал просить, чтобы «модель» предстала перед ним в первоначальном облике – в роли нищего, но «модель» долго спорила Роберт Фальк (1886–1958)

Роберт Фальк. «Вот вам мои люди»

и убеждала художника, что «патрет» должен представлять ее во всей красе. В результате сошлись на том, что плату за сеанс нужно увеличить вдвое, и Фальку пришлось на нее согласиться –уж очень заинтриговал злодей художника. Нищий принес свой профессиональный «туалет» и устроился на полу в мастерской. Много рассказал он о деревне, о раскулачивании, о том, как он был тоже раскулачен и избег высылки в Сибирь, удрав в город, где изобрел выгодную «профессию» нищего. «Подают добрые люди щедро, особливо ежели браниться начнешь». Уходя, натурщик заворачивал свое тряпье в добротный мешок и обязательно присовокуплял туда что-нибудь из имущества хозяина. Фальк был рассеян, не замечал пропаж, а если и замечал, то нежелание потерять модель оказывалось сильней брезгливости – уж очень хорошо пошла работа. Писать Фальк любил долго, истово, и он стал нарочно подкладывать «нищему» то что-нибудь из провизии, то серебряные ложки и т.п. Однажды «нищий» ухитрился ухватить ящик с инструментами: щипцы для натяжки холста, молотки и другие нужные художнику принадлежности. Фальк всегда готовил все материалы заранее, очень тщательно натягивал и грунтовал холсты, строго соблюдал традиции своего цеха («Бубновый валет»). На следующий день Фальк обнаружил пропажу, но модель

Р.Р. ФАЛЬК Женщина, расчесывающая волосы. 1926 Холст, масло 71,5 × 59 Собрание А.Ю. Лабас, Москва

ROBERT FALK Woman Combing Her Hair. 1926 Oil on canvas 71.5 × 59 cm Alisa Labas Collection, Moscow

Ю.А. Лабас (1933– 2008) – ученый-биолог, мемуарист. В настоящее время картина хранится у его дочери, Алисы Юлиевны Лабас.

Соломон Абрамович Шустер (1934–1995) – крупный ленинградский коллекционер, кинорежиссер. В настоящее время работа хранится у его внука, Валентина Марковича Шустера, Санкт-Петербург.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Robert Falk. “Meet My Kind of People”

Yakov Suritz (1882-1952), Soviet diplomat, plenipotentiary representative of the USSR in France (1937-1940)

Konstantin Stanislavsky (né Alekseev; 1863-1938), theatre director, actor, educator, ideologist, manager and reformer of the theatre. With Vladimir Nemirovich-Danchenko, he co-founded the Moscow Art Theatre (1898).

Kira Alekseeva (1891-1977), artist, second wife of Robert Falk, daughter of Konstantin Stanislavsky and Maria Lilina, mother of Kirilla Falk (19212006), the artist’s daughter.

Valery Romanovich Falk (19161943) – artist, son of Robert Falk and his first wife Elizaveta Potekhina. In 1933, he went to stay with his father in Paris, where they lived together before moving back to Russia in December 1937.

Angelina Shchekin-Krotova

with earflaps, and cowhide boots with shiny galoshes. He was quite the well-to-do chap from the times of the NEP. Falk was dumbfounded. He had already prepared the canvas and paints but was hugely disappointed by the jaunty air of his “model”. Falk requested that the “model” appear in his original guise, in the role of a beggar, but the “model” argued long and hard and convinced the artist that the “portret” should depict him in all his glory. As a result, they finally concluded that the fee for the session should be doubled. Falk had no choice but to agree to the terms, as by now, the villain had him even more intrigued. The beggar had brought with him his professional attire and took up position on the studio floor. He talked a lot about life in the village, dekulakisation, how he, too, had been dekulakised and how, to avoid being exiled to Siberia, he had fled to the city and there come up with the profitable “profession” of beggar. “Good people give generously, especially if you start to swear and curse.” On leaving, the model wrapped up his rags in a well-made bag, never missing the opportunity to throw in some portion of the artist’s property. Falk was a bit scatty and did not notice the loss, and even if he did, the desire to keep the model proved stronger than his scruples, for indeed the work went very well. But Falk used to paint earnestly and over a long period of time, and so he started deliberately putting something of his “provisions” out for the “beggar” – silver spoons or something of the kind. On one occasion, the “beggar” took it upon himself to pinch a box of tools containing tongs for stretching canvases, small hammers and other essential artist's accessories. Falk always prepared his materials in advance, meticulously stretching and priming his canvases, strictly observing the traditions of his workshop (the “Knave of Diamonds” group). Falk discovered the missing object the next day, but his model did not return. He rushed to the beggar’s favourite spot, but could not find him anywhere no matter how hard he looked. He had clearly already relocated to another part of the city. The painting was nonetheless exhibited successfully at exhibitions throughout the 1920s. It was eventually purchased by Suritz, our ambassador to France, for the Soviet embassy in Paris.6 But... when any visitor (among the French) spotted the painting, they instantly “recognised” it: “Voilà! Votre Lenin!” (“So that’s your Lenin!”), they would exclaim. In truth, the “Socratic” skull and piercing gaze through narrowed eyes struck respect and even fear into the viewer and in some way did resemble Lenin’s appearance. In the end, our embassy contacted the artist requesting that he replace the painting with a different one, which he did (although Falk had forgotten which painting was sent to replace it when recounting this tale). “Portrait of K. Stanislavsky” (1926, Tretyakov Gallery). The chest-height portrait of Konstantin Stanislavsky (Alekseev)7, the father of Falk’s second wife,

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Kira8 , was painted in 1926. Falk treated Konstantin with great respect, loved him and admired his artistic talent. Perhaps the awe that the artist always felt for Stanislavsky’s persona prevented Falk from going beyond the bounds of what is an almost official portrait. According to his contemporaries (actors of the Moscow Art Theatre), the portrait depicts a great likeness and yet lacks the power of the man in life; there is no sense of being transported by the model, no glimpse into the model’s inner world. This portrait is documentary in style, outwardly accurate but it does not go beyond that into capturing the image of a great artist. Falk painted many portraits in Paris and his portraits of very simple folk whom he loved to paint are exceptional. “A Brittany Fisherman” (1934, Tretyakov Gallery). At the exhibition, the viewer will have the opportunity to meet the Breton who scribbled his name on Falk’s canvas, “Yves le Paon” (in Russian, ‘Ivan Pavlinov’). Like all Breton fishermen, he was fearless and strong, but rather primitive, a “child of nature” as the expression goes. He liked to go drinking on the shore. Falk was fascinated by the harsh landscape of Brittany and its people, like ancient carvings in wood and stone. Falk said that the ocean there is stormy and that fishing requires both strength and courage of a person. Rarely did one of the fishermen ever die peacefully in their bed at night. Every evening, their wives, daughters and mothers would gather on the shore and vigilantly stare into the distance, anxiously awaiting for the crimson sails of the fishing boats to appear on the horizon. In their black dresses and white bonnets, they looked like birds, their eyes colourless from endlessly gazing into the distance. Portrait “Old Woman” (1931, Tretyakov Gallery). Falk met this old woman one day just outside the city in about 1931 before Valery9 came to live with him. At that time, Falk lived in the countryside and would wander through the forest with his Siamese cat collecting mushrooms. The cat loved mushrooms; first he would eat his fill and then he would take Falk to the spots where the mushrooms grew, leading the way with a hoarse meow. Falk was busy gathering mushrooms one day when he heard a rustle behind him. He turned round and was pleasantly stunned by the scene before him: a witch with grey hair carrying a bundle of brushwood and her eyes shone with fire. She was clearly completely dumbfounded by the sorcery-like scene she had stumbled upon: a cat gathering mushrooms together with a strange man. Falk did not hesitate to ask that she sit for him. They stared at each other for a while, both equally stunned, but then the old woman recovered her senses and hobbled away. When Falk spoke with his landlady about an old beggar he had met in the woods, poorly dressed and collecting brushwood, she said, “Ah, that must have been Matushka [priest’s wife] Catherine. She is not at all poor or a beggar. Robert Falk (1886-1958)

Ангелина Щекин-Кротова

Р.Р. ФАЛЬК Портрет К.С. Станиславского» 1926 Холст, масло 65,5 × 51

ROBERT FALK Portrait of Konstantin Stanislavsky 1926 Oil on canvas 65.5 × 51 cm

не явилась. Художник побежал на излюбленное место «работы» нищего, но его и днем с огнем уже найти было невозможно. Он, очевидно, перебазировался в другой район города. Картина экспонировалась на выставках 20-х годов и имела успех. Она была закуплена нашим послом во Франции Сурицем 6 для советского посольства в Париже. Но… как только видел картину любой посетитель (из французов), так сейчас же и «узнавал»: «Voilà! Votre Lenin!» («А вот и ваш Ленин!»). Действительно, сократовский череп и пронзительный взгляд прищуренных глаз внушали уважение и даже страх и чем-то напоминали облик Ленина. В конце концов наше посольство обратилось к художнику с просьбой заменить картину другой, что и было сделано (какой именно была замена, Фальк забыл). Погрудный портрет Константина Сергеевича Станиславского (Алексеева) 7, отца второй жены Фалька, Киры Константиновны Алексеевой 8 , написан в 1926 году. Фальк относился к Константину Сергеевичу с величайшим уважением, любил его как человека и восторгался его артистическим талантом. Быть может, тот трепет, который художник всегда испытывал перед личностью Станиславского, помешал Фальку перейти за грань почти официального портрета. По свидетельству современников (актеров МХАТа), портрет очень похож, но в нем нет той мощи, которая была в натуре, и нет восторга перед моделью, проникновения в его внутренний мир. Это портрет скорее документальный, внешне точный, но не вылившийся в образ великого артиста. Много портретов Фальк написал в Париже. Очень хороши у него портреты совсем простых людей – он любил их писать. «Бретонский рыбак» (1934, ГТГ). На выставке вы можете познакомиться с бретонцем, который нацарапал на холсте Фалька свое имя: «Ив ле Паон» (по-нашему, Иван Павлинов). Как все бретонские рыбаки, он был бесстрашный, сильный, но довольно примитивный, так сказать, «дитя природы». На берегу любил выпить и погулять. Фальк был очарован суровым пейзажем Бретани и ее людьми, похожими на древние изваяния из камня и дерева. Он рассказывал мне, что океан там очень бурный, ловля рыбы требует и силы, и храбрости. Редко кто из рыбаков умирает в своей постели. Каждый вечер на берегу собираются жены, дочери, матери и зорко всматриваются в даль, в тревоге ожидая появления на горизонте багряных парусов рыбачьих Роберт Фальк (1886–1958)

Роберт Фальк. «Вот вам мои люди»

судов. В своих черных платьях и белых чепцах они словно птицы, глаза у них бесцветные от бесконечного вглядывания в даль. Вот портрет «Старуха» (1931, ГТГ). Как-то Фальк встретил эту старуху за городом. Это было году в 1931-м. Тогда еще Валерик9 к нему не приезжал, он жил в деревне и гулял по лесу со своим сиамским котом и собирал грибы. Кот очень любил грибы; сначала он наедался сам, а потом хриплым мяуканьем показывал Фальку грибные места. Фальк был занят этим и вдруг услышал шорох у себя за спиной. Оглянулся и прямо остолбенел от восторга: перед ним стояла настоящая ведьма, нагруженная вязанкой хвороста, с красным огнем в глазах, с седыми волосами, совершенно ошарашенная такой колдовской сценой: кот собирает грибы вместе со странным человеком. Фальк бросился к ней с просьбой, чтобы она ему позировала. Некоторое время они смотрели обалдело друг на друга, а потом старушка опомнилась и заковыляла прочь. Когда Фальк пришел к своей хозяйке и рассказал ей, что встретил такую старую нищенку, одетую бедно и собирающую хворост, хозяйка сказала: «А, это матушка Катрин. Она совсем не бедная и не нищая. У нее большой

Яков Захарович Суриц (1882–1952) – советский дипломат, полномочный представитель СССР во Франции (1937–1940).

Константин Сергеевич Станиславский (1863– 1938, настоящая фамилия Алексеев) – театральный режиссер, актер, педагог, теоретик, руководитель и реформатор театра. Вместе с В.И. Немировичем-Данченко основал Московский Художественный театр (1898).

К.К. Алексеева (1891–1977) – художница, вторая жена Р.Р. Фалька, дочь К.С. Станиславского и М.П. Лилиной.

Валерий Романович Фальк (1916–1943) – художник, сын Р.Р. Фалька и его первой жены Е.С. Потехиной. В 1933 году приехал к отцу в Париж, где они вместе прожили до отъезда на родину в декабре 1937 года.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Robert Falk. “Meet My Kind of People”

Angelina Shchekin-Krotova

Р.Р. ФАЛЬК Старуха. 1931 Холст, масло 63,6 × 53 © ГТГ

ROBERT FALK Old Woman. 1931 Oil on canvas 63.6 × 53 cm © Tretyakov Gallery

She has a big house here in the village. She collects brushwood to save spending money on coal. If you promise to pay her, she will sit for you.” Penetrating the woman’s fortress was no easy task. The place turned out to be a real citadel, a two-storey house with a walled fence that even had a run of barbed wire along the top. The old woman stared at him for a long time through the grating in the gate, but after Falk waved a packet of franc notes at her, she let the visitor in and began to sit for him. She was not very good at it though and kept falling asleep. She wanted to earn the money from sitting for the portraitist, but, at the same time, the idea that she was wasting time doing nothing bothered her and so she

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

would try to catch a few winks as she did not usually sleep much; she was always on the go because she kept a large orchard and traded her harvest. Falk found it difficult to paint her. It pained him to observe such a ruin of a human being. “You know, in her time, she must have been beautiful, what a wonderful forehead she has and the contours of her face must have been beautiful too,” I would say and Falk replied, “You guessed right. She was a real beauty, an enviable bride, but she was picky about her suitors to make sure she increased her wealth rather than losing it or investing it poorly.” Recalling Balzac and Maupassant, Falk used to say that avarice was common among the French, particularly among the Robert Falk (1886-1958)

Ангелина Щекин-Кротова

Роберт Фальк. «Вот вам мои люди»

Р.Р. ФАЛЬК Бретонский рыбак 1934 Холст, масло 81 × 65,5 © ГТГ

ROBERT FALK A Brittany Fisherman 1934 Oil on canvas 81 × 65.5 cm © Tretyakov Gallery

дом здесь, в деревне. А хворост она собирает, чтобы не тратиться на уголь. Но если Вы ей пообещаете денег, она Вам будет позировать». Фальк с трудом проник в ее крепость, цитадель, это был большой двухэтажный дом с глухим забором, даже с колючей проволокой поверху. Старуха долго разглядывала его через решеточку калитки, но потом, когда он помахал пачкой франков, она его впустила и стала позировать. Но позировала она плохо – постоянно засыпала. Она хотела заработать за позирование и в то же время боялась, что она зря тратит время, и старалась поспать немножко, потому что она мало спала – все время копошилась по хозяйству: у нее был большой фруктовый сад, она торговала. ФальРоберт Фальк (1886–1958)

ку тяжело было ее писать, потому что видеть перед собой такую человеческую развалину было ему не по душе. Я сказала Фальку: «Ты знаешь, а ведь она была красавица, какой у нее замечательный лоб, и овал лица тоже, наверное, был красивый». «А ты угадала. Она была красоткой, завидной невестой, но очень разборчиво выбирала женихов, чтобы не прогадать и не растерять свое богатство, а приумножить его». Фальк говорил, что скупость очень часто встречается у французов, особенно у крестьян, у буржуа; вспоминал Бальзака, Мопассана10. Он считал эту работу своей большой удачей! «Портрет сына» (1933, ГТГ). В 1933 году к Роберту Рафаиловичу в Париж приехал его сын Валерик.

10. На основе подробного и неоднократно повторенного Фальком рассказа об этой старухе А.В. Щекин-Кротова написала маленькую новеллу, см.: Люди и образы. Биографии и легенды // Панорама искусств. Вып. 8. М., 1985. С. 203–208.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Robert Falk. “Meet My Kind of People”

Angelina Shchekin-Krotova

Р.Р. ФАЛЬК Портрет художника Абрама Минчина 1931 Холст, масло 80,5 × 65 © Пензенская областная картинная галерея имени К.А. Савицкого

ROBERT FALK Portrait of the Artist Abraham Mintchine 1931 Oil on canvas 80.5 × 65 cm © Savitsky Regional Art Gallery, Penza

10. Angelina Shchekin-Krotova based her short story “Old Woman” on a detailed account of this woman that Falk repeated many times. See: People and Images. Biographies and legends. Panorama of the Arts. Issue 8. Moscow. 1985. pp.203-208. 11. Cit. Falk, R.R. Conversations About Art. Letters. ‘Memories of the Artist’. Moscow., 1981. P.137.

peasants and the bourgeoisie.10 He considered this work his great achievement! “Portrait of a Son” (1933, Tretyakov Gallery). In 1933, Falk’s son Valerik (an affectionate version of the name Valery) moved to live with his father in Paris. At that time, he was 17 and a sickly child. He took after his mother, Elizaveta Potekhina, tall, slender and subtle like a reed with a beautiful aristocratic face. “It is both joyful and sad,” Falk writes in a letter to Moscow. "He’s so pale and thin.” Falk took measures to find a doctor who would help manage his son’s health. Daily routine was the most important thing. The boy’s father became his nurse: rubbing, seeing

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

that the young man did his exercises, went on regular walks and ate nutritious food. Valerik began to recover and later even studied at the art studio, where they taught etching, wood cutting and lino cutting and, of course, painting. In a letter to Elizaveta, Falk writes, “He paints so wonderfully, not only externally, but in the deepest essence of art. And imagine it, quite in the principles of Rembrandt, and all quite organically because he has seen very little art.”11 In a letter to his mother dated September 18, 1933, Falk writes to Moscow, “Despite Valerik’s morbid condition, his presence gives me a sense of great, great fulfilment. He has become a true friend. He understands the most complex Robert Falk (1886-1958)

Ангелина Щекин-Кротова

Роберт Фальк. «Вот вам мои люди»

Р.Р. ФАЛЬК Портрет сына – Валерия Фалька 1933 Холст, масло 73 × 59,8 © ГТГ

ROBERT FALK Portrait of the Son Valery Falk. 1933 Oil on canvas 73 × 59.8 cm © Tretyakov Gallery

Валерику в это время было 17 лет. Он был очень болезненным мальчиком. Высокий, стройный, гибкий, как тростинка, с красивым, породистым лицом, он был похож на свою мать, Елизавету Сергеевну Потехину. «И радостно, и горестно, – пишет Фальк в Москву. – Такой он худенький и бледный». Фальк принял все меры, чтобы найти доктора, который помог бы поправить здоровье сына. Самое главное – режим. Отец превратился в брата милосердия: обтирания, гимнастика, прогулки, правильное питание. Валерик стал поправляться и позже даже поступил в художественную студию, где учили офорту, гравюре на дереве и линолеуме и, конечРоберт Фальк (1886–1958)

но, рисунку. Роберт Рафаилович пишет Елизавете Сергеевне: «Рисует он так замечательно не только внешне, но в самой глубочайшей сущности искусства. И представь себе, совсем на принципах Рембрандта – все это совершенно непосредственно, ведь он очень мало еще смотрел искусство» 11 . В письме к матери 18 сентября 1933 года Фальк писал в Москву: «Несмотря на болезненное состояние Валерика, его присутствие мне дает очень и очень большое удовлетворение. Он уже теперь настоящий мне друг. Он понимает самые сложные вопросы, и его понимание совершенно родственно моему» 12 . Жизнь с Валериком была нелегкой.

11. Цит. по: Р.Р. Фальк. Беседы об искусстве. С. 137. 12. Там же. С. 134.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Robert Falk. “Meet My Kind of People”

Angelina Shchekin-Krotova

of issues and his understanding is completely akin to mine.”12 Life with Valerik was not easy. In addition to caring for his son, Falk had to earn a living and run the homestead. “I live without servants – I do absolutely everything myself: light the fire, go to the market; I am cook and I clean and tidy the workshop, etc., and I must be the artist, search for sources of income, and meet with people. In order to paint, one’s mood must not only be calm but elevated” (from a letter to the artist’s mother, December 1933).13 From the Penza gallery, the wonderful portrait of Abraham Mintchine 14 , an artist who died too early, and with whom Falk was friends – painted very lightly, almost a sketched study. (It is possible that Falk would have liked to work on this piece more, but did not have the opportunity to do so.15 Mintchine did not live in Paris. He only visited16 , and when he did, Falk would stay with him17). Abraham Mintchine was born in Kiev, Russia, but in the early 1920s, he left for Paris [via Berlin]. There, he participated in exhibitions and enjoyed a certain level of success, but he died before his time. He set out one day to sketch and died on the way among flowering fields.18 Portrait “Parisian (Eliane Tayar)”, painted in 1935, hangs in the Kursk Art Gallery. Eliane Tayar’s appearance was a combination of French grace and elegance with an oriental languor; she is the daughter of a French marquise and an Arab sheikh.19 As a filmmaker, 20 she played a role in the life of Parisienne culture. Falk spotted her one day in a cafe and was instantly sparked with the desire to paint her portrait. Overcoming his usual shyness, he approached her, introduced himself and rather awkwardly expressed his desire

Р.Р. ФАЛЬК Парижанка (Элиан Тайар) 1935 Холст, масло 65 × 55,2 © Курская картинная галерея имени А.А. Дейнеки

ROBERT FALK Parisian (Eliane Tayar) 1935 Oil on canvas 65 × 55.2 cm © Kursk Art Gallery

15. “Falk painted a portrait of Abraham Mintchine in one or two sessions, which the model liked so much, he asked Falk to sell or gift it to him. Falk, however, would not; he wanted to continue working on the piece. He liked to spend a long time on a portrait, especially if he was very taken with the model. Mintchine would not pose after that. The artists quarrelled slightly” (Cit. Falk, R. Conversations About Art. Letters. Memories of the Artist. Moscow. 1981. Pp. 115-116). 16. In the final years, Abraham Mintchine and his family often spent time in Provence.

12. (Ibid.) P. 134. 13. Ibid. P.135. 14. Mintchine, Abraham (1898, Kiev– 1931, La Gard, near Toulon), French artist, immigrated from Ukraine to Paris. Mintchine arrived in Paris in 1926 and became part of a group of painters surrounding Soutine and Chagall.

17. From a letter by Robert Falk addressed to his wife, Raisa Idelson, dated April 2, 1931, and written on a train: “I spent a week at Minchin’s [in the South of France]. It was a real break for me in many ways. His warm, sincere attitude was very important to me <…>” (Cit. Falk, R. Conversations About Art. Letters. Memories of the Artist. Moscow. 1981. P. 115).

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

18. See Falk’s letter to his wife, Raisa Idelson, dated May 6, 1931: “All this week, I have been most affected by the news of Mintchine's death. His widow came to visit with the girl, and I spent a lot of time with her. And still, I like his death: he died walking home from work carrying an unfinished canvas. A hill with red flowers. He was 33 years old. I am getting closer and closer to him. You know how much I need a male friend. He was that for me” (Cit. Falk R.R. Conversations About Art. Letters. Memories of the Artist. Moscow. 1981. P. 118). 19. Tayar, Eliane (1903-1986), actress, film director, of Lebanese descent; one of the first directors of Lebanese cinema. In early 1930s Paris, she was a close friend of Maria Lieberson (founder of the Parisian children’s puppet theatre Petrushka), whose daughter, the renowned translator Lilianne Lungina recalled: “I distinctly remember one of [my mother’s friends], whom I adored, an actress and great beauty with huge

green eyes, Eliane Tayar; she sometimes took me with her to the film studio and for some reason told everyone there that I was her daughter. <> She obviously longed for a child and had become attached to me, <...> perhaps won over by the fact that I so adored and admired her. But one day, I received a letter, in which Eliane wrote that she would no longer be able to see us: she had met a man who demanded that she break with all her previous acquaintances. He wanted her to belong solely to him. Moreover, he was a royalist and hated everything connected with the Soviet Union. I was devastated by our separation and sobbed. <...> We had been living in Moscow for about a year [this was 1935], when I received a letter from her out of the blue. Eliane wrote, “I am very unhappy. The person I loved has left me. May I come and see you? Perhaps there, I could start life afresh.” I answered her right away but never heard anything from her again” (Cit. Between the Lines: Life of Lilianna Lungina, told

Robert Falk (1886-1958)

by her in the film by Oleg Dorman. Moscow.: Corpus, 2010. Pp. 51, 54, 62, Black and white photograph on the insert between pages 64-65) 20. Also well-known as an actress. Her filmography includes five French films at the turn of the 1920s-1930s: the adaptation of E. Zola’s novel “Money” (“L’Argente”, 1928, silent film directed by Marcel l’Herbier ), “La Veine” (1928, directed by René Barberis, in the role of the soubrette), the main role in “Amour et Carrefour” (1929, directed by Georges Péclet), “Embrassez-moi” (1929, directed by Robert Péguy), “L'âme de Pierre” (1929, directed by Gaston Roudès). Worked as an assistant to the Danish director Carl Theodor Dreyer on the set of the mystical film “Vampyr – Der Traum des Allan Gray” (1932).

Ангелина Щекин-Кротова

Роберт Фальк. «Вот вам мои люди»

Помимо ухода за сыном приходилось зарабатывать на жизнь и вести все хозяйство. «Живу я совсем без прислуги – все, абсолютно все приходится самому делать: и печку топить, и на базар ходить, и кухаркой быть, и мастерскую убирать и т.д., и художником быть, и заработка искать, и с людьми встречаться. А ведь для того, чтобы картины писать, нужно, чтобы настроение было не только спокойное, но и возвышенное». (Из письма к матери в декабре 1933 года.) 13 Вот из Пензенской галереи замечательный портрет Абрама Минчина14 , рано умершего художника, с которым Фальк дружил, написанный очень легко, почти эскизно. (Возможно, что Фальк хотел бы его писать и дальше, но не получилось15 . Минчин не жил в Париже, только наезжал туда16 , и Фальк гостил у него 17.) Абрам Минчин родился в России, в Киеве, но в начале 1920-х годов уехал [через Берлин] в Париж. Там участвовал в выставках и пользовался успехом, но рано умер. Шел на этюд как-то и по дороге умер среди цветущих полей18 . В Курской областной художественной галерее хранится портрет «Парижанка (Элиан Тайар)», написанный Фальком в 1935 году. В наружности Элиан Тайар сочетается французская грация и элегантность с восточной томностью, она – дочь французской маркизы и арабского шейха19 . В жизни Парижа она играла некоторую роль – была кинорежиссером 20 . Как-то Фальк увидел ее в кафе и сразу же загорелся желанием написать ее портрет. Преодолевая свойственную ему всегда застенчивость, он подошел к ней, представился и

13. Там же. С. 135. 14. Абрам Минчин (1898, Киев – 1931, Ла Гард, близ Тулона) – французский художник, выходец из России. В Париж приехал в 1926 году, примыкал к кругу живописцев, группирующихся вокруг Хаима Сутина и Марка Шагала. 15. «Фальк в один или два сеанса написал портрет Абрама Минчина, который тому очень понравился, и он просил Фалька продать или подарить ему. Однако Фальк не согласился, он хотел продолжать работу, так как любил работать над портретом долго, особенно если модель ему очень нравилась. Минчин не стал дольше позировать. Художники слегка повздорили». (Цит. по: Р.Р. Фальк. Беседы об искусстве. С. 115–116). 16. В последние годы А. Минчин с семьей часто жил в Провансе. 17. Из написанного в поезде письма Р.Р. Фалька к жене Р.В. Идельсон от 2 апреля 1931 года: «Неделю я провел

у Минчина [на юге Франции]. Это был для меня самый настоящий отдых во многих отношениях. Очень для меня было важно его такое теплое душевное отношение <…>». (Цит. по: Р.Р. Фальк. Беседы об искусстве. С. 115). 18. См. письмо Р.Р. Фалька жене Р.В. Идельсон от 6 мая 1931 года: «Вся неделя эта у меня прошла под впечатлением смерти Минчина. Приехала его вдова с девочкой, и я с нею много времени проводил. А все-таки мне нравится его смерть – умер он, идя с работы, неся в руках неоконченный холст. Холм с красными цветами. Было ему 33 года. Он мне все ближе и ближе становится. Ты знаешь, как мне нужен мужчина-друг. Он таковым был для меня». (Цит. по: Р.Р. Фальк. Беседы об искусстве. С. 118). 19. Элиан Тайар (ElianeTayar, 1903–1986) – актриса, кинорежиссер, ливанка по происхождению. Одна из первых режиссеров

Роберт Фальк (1886–1958)

ливанского кино. В начале 1930-х в Париже была близкой подругой М.Д. Либерсон, основательницы парижского детского кукольного театра «Петрушка», чья дочь, известная переводчица Лилианна Лунгина, вспоминала: «Я очень хорошо помню, как одна ее [мамина] подруга, которую я обожала, – она была актриса в кино и невероятная красавица с огромными зелеными глазами, звали ее Элиан Тайар, она иногда водила меня на киностудию с собой и почему-то всем там говорила, что я ее дочка. <...> У нее, очевидно, была тоска по ребенку, и она както привязалась ко мне, <…> может быть, покоренная тем, что я ее так обожала, так ею восхищалась. Но однажды я получила от нее письмо, где Элиан писала, что больше не сможет с нами видеться: она встретила какого-то мужчину, который потребовал от нее прекратить все прежние знакомства. Хотел, чтобы она принадлежала только ему.

Кроме того, он был роялист и ненавидел все, что связано с Советским Союзом. Я была совершенно убита нашим разрывом и страшно плакала. <…> Мы жили в Москве уже около года [речь идет о 1935-м], и вдруг я получила от нее письмо. Элиан писала: “Я очень несчастна, человек, которого я любила, бросил меня. Нельзя ли мне приехать и увидеться с вами? Возможно, я смогу начать новую жизнь”. Я ей тут же ответила – но больше никогда ничего о ней не слышала». (Цит. по: Подстрочник: Жизнь Лилианны Лунгиной, рассказанная ею в фильме Олега Дормана. М., 2010. С. 51, 54, 62, ч/б фото на вклейке между с. 64–65). 20. Элиан Тайар известна также как актриса. В ее фильмографии пять французских фильмов рубежа 1920–1930-х годов: экранизация романа Э. Золя «Деньги» («L’Argente», 1928, немой, режиссер М. л’Эрбье, в эпизоде); «Laveine» (1928,

Р.Р. ФАЛЬК Больная гречанка 1935 Холст, масло 81 × 64 cm © ГТГ

ROBERT FALK Sick Greek Woman 1935 Oil on canvas 81 × 64 cm © Tretyakov Gallery

режиссер Р. Барберис, в роли субретки); главная роль в «Amour et Carrefour» (1929, режиссер Ж. Пекле); «Embrassez-moi» (1929, режиссер Р. Пеги); «L’âme de Pierre» (1929, режиссер Г. Руде). Работала помощником датского режиссера К. Дрейера на съемках мистического фильма «Вампир: Сон Алена Грея» («Vampyr – Der Traum des Allan Grey», 1932).

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Robert Falk. “Meet My Kind of People”

Р.Р. ФАЛЬК Портрет Татьяны Сельвинской (в голубом). 1944 Холст, масло 80 × 65 Частное собрание, Москва

ROBERT FALK Portrait of Tatiana Selvinskaya (in blue). 1944 Oil on canvas 80 × 65 cm Private collection, Moscow

21. Information about the model is given in the article: Badelin V. “Greek woman” from Russia: (on the history of a portrait by Robert Falk) // newspaper “Leninist” (Ivanovo). 1987. No. 153. 9th August 9. P.3. 22. The story about the “Sick Greek Woman“ was not included in the publication in “Panorama of Arts. Issue 8” (Moscow. 1985

Angelina Shchekin-Krotova

to paint her... Eliane was touched by the artist’s timidity and obvious admiration for her, but first she wanted to be acquainted with his painting. Falk invited Tayar and her companion to visit the “Salon d’Automne” (Autumn Salon) exhibition, located nearby, where his work was being exhibited. Madame Tayar was very taken with Falk’s work and her partner commissioned Falk to paint her portrait on the spot. Work on the painting dragged on for several months and, in the meantime, the customer (a financier, who bet on the stock exchange) went bankrupt. The portrait remained unredeemed with the artist. To console his model, Falk made several watercolour and pastel portraits (a technique in which he worked very quickly) and asked her to choose one as a gift. “Sick Greek Woman” (1935) Tretyakov Gallery. “I don’t like painting successful people. For me, unfortunate folk have a kind of mysterious magnetic draw,” Falk said. The Greek woman, a native of sunny Greece, was quietly dying in the comparatively damp, cold climate of Paris. (Do you remember from Pushkin’s “The Stone Guest,” the line: “... there, far to the north, in Paris ...”?). She lived very poorly in an attic without heating, warming herself with a smoky kerosene stove and was ill with tuberculo-

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

sis. Falk worked on her portrait for an exceedingly long time, and when, at last, it was finished, he said, “Now you can rest. I must have worn you out?” The woman gave a sad smile and said, “Now I will have nothing to live for... at least I had something to do ...” Soon after, she died. Who was she? What did she do in life? Alas, I did not ask Falk about her at the time. I did in fact meet the ‘sick Greek woman’ recently in Moscow and found her to be vital, dynamic, exacting. Falk was reluctant to talk about his “connections” with Russian émigrés in France, even with his relatives. It was for this reason that Vera Alekseevna Lavrova, daughter of a famous Russian politician and writer21, was transformed into the “Greek Woman". I chose the title for my memories of Falk’s models "People and Images. Biographies and Legends” for good reason. 22 Vera quite convincingly described the interior of Falk's studio, the details of which were known both from his letters to relatives and the communications of Ilya Ehrenburg. I remember especially vividly her account of coming quite often to Falk’s studio (she had her own key), sitting down in an armchair, reading and watching Falk work as he stood at the easel. “At the same time, his back and neck were very tense.” It was details such as these in her accounts of Falk that evoked in me a certain respect for Vera. I tried to help her as much as I could in her comings and goings between France and Russia. She took part in the Résistance, and was received with honour at the Writers’ Union and other public organisations, the funds from which enabled her to travel through the Union. I took her to exhibitions and helped her with money. In Paris, she had refuge in a veterans’ boarding house and received a good pension (600 roubles in Russian money), but she claimed her entire pension went towards paying for the boarding house. Our boarding house (near Rechnoy Vokzal) was considered highly prestigious in our artistic circles, but she did not rate it at all and, finding it to be so miserable, she left and lived instead with friends at their expense. She died somewhere at the crossroads between Moscow and Paris. The portrait “Woman in a Yellow Blouse” (Tretyakov Gallery) was painted in the spring of 1944. On the eve of 1944, we returned from evacuation in Samarkand. Then, in the very first sunny days of spring, the tropical malaria, which I had acquired in 1943, suddenly “woke up.” I had a high fever and chills alternating with terrible weakness and low temperature. I turned yellow from the quinacrine and my face acquired a pale-green tint from weakness. My cheap blouse, which was raw silk in bright yellow, only emphasised my pallor (I sold all my “outfits” during the evacuation and had to buy whatever I could find that was affordable). As is often the case, artists value clothing from a completely different perspective to non-artists. As soon as the sickness subsided, I got up to wash my face and hair. Completely exhausted Robert Falk (1886-1958)

Ангелина Щекин-Кротова

довольно неловко выразил желание писать ее… Робость и явное восхищение художника тронули красавицу. Но сначала она хотела познакомиться с его живописью. Фальк пригласил ее и ее спутника посетить выставку «Осеннего салона», которая была расположена как раз поблизости и где экспонировались и работы Фалька. Мадам Тайар очень понравились картины Фалька, а ее возлюбленный тут же заказал Фальку ее портрет. Работа над портретом затянулась на несколько месяцев, а тем временем заказчик разорился – он был финансистом и играл на бирже. Портрет остался не выкупленным у художника. Чтобы утешить модель, Фальк написал несколько акварельных и пастельных ее портретов (в этой технике он работал очень быстро) и подарил ей один из них по ее выбору. «Больная гречанка» (1935, ГТГ). «Я не люблю писать благополучных людей. Люди несчастные обладают для меня какой-то притягательной силой, тайной», – говорил Фальк. Эта гречанка, уроженка солнечной Греции, тихо умирала в сыром, холодном для нее климате Парижа. (Помните у Пушкина в «Каменном госте»: «…там, далеко на севере, в Париже…»?). Жила она очень бедно, в мансарде без отопления, отогреваясь коптящей керосинкой. У нее был туберкулез. Фальк писал ее очень долго и, когда наконец закончил портрет, сказал: «Вот теперь Вы отдохнете, я ведь Вас очень измучил?» Она грустно улыбнулась: «Мне теперь будет не для чего жить, все же было занятие…» Вскоре она умерла. Кто она была? Чем занималась? Увы, в свое время я не расспросила Фалька. А недавно я ее встретила в Москве – живую, энергичную, требовательную. Фальк не хотел даже близким говорить о своих «связях» с русскими эмигрантами во Франции. Поэтому Вера Алексеевна Лаврова, дочь известного русского политического деятеля и писателя 21 , превратилась в «гречанку». Недаром я озаглавила свои воспоминания о моделях Фалька «Люди и образы. Биографии и легенды»22 . Вера Алексеевна довольно убедительно описала обстановку мастерской Фалька, которая была известна по его письмам родным и по рассказам Ильи Эренбурга. Особенно ярко мне запомнился ее рассказ, что она часто приходила в мастерскую Фалька (у нее был ключ от нее), сидела в кресле, читала и наблюдала, как Фальк работает, стоя за мольбертом. «У него при этом спина и затылок были очень напряженными». Подобные детали в ее рассказах внушали мне какое-то уважительное отношение к этой женщине. Я по мере возможности старалась помочь ей в ее метаниях между Францией и Россией. Она принимала участие в Сопротивлении, и ее с почестями принимали в Союзе писателей и других общественных организациях, на средства которых она ездила по Союзу. Я возила ее на выставки, помогала ей деньгами, но в Париже у нее Роберт Фальк (1886–1958)

Роберт Фальк. «Вот вам мои люди»

было прибежище в пансионате ветеранов, хорошая пенсия (600 рублей на наши деньги), но эта пенсия целиком, по ее словам, уходила на оплату пансионата. Наш пансионат (у Речного вокзала), считающийся в наших художественных кругах очень престижным, показался ей невероятно убогим. И она убегала оттуда, живя у добрых знакомых на их средства. Умерла она где-то на распутье между Москвой и Парижем. Весной 1944 года написан портрет «Женщина в желтой блузе» (ГТГ). Накануне этого года мы вернулись из эвакуации из Самарканда. С первых же солнечных дней ранней весны у меня «проснулась» тропическая малярия, которую я приобрела в 1943 году: высокая температура, озноб, сменяющийся страшной слабостью и пониженной температурой. От акрихина я стала совсем желтая, а от слабости лицо приобрело какой-то бледно-зеленый цвет. Купленная по дешевке блузка из шелка-сырца ярко-желтого цвета подчеркивала бледность. (В эвакуации я распродала все свои «наряды», и пришлось купить то, что попалось под руку и было доступно по цене.) Как часто бывает, художники ценят костюмы совсем с других позиций, чем нехудожники. Как только болезнь пошла на убыль, я поднялась,

Р.Р. ФАЛЬК Портрет Татьяны Сельвинской (в красном). 1944 Холст, масло 71 × 59 Частное собрание, Москва

ROBERT FALK Portrait of Tatiana Selvinskaya (in red) 1944 Oil on canvas 71 × 59 cm Private collection, Moscow

21. Сведения о модели приведены в статье: Баделин В. «Гречанка» из России: (К истории одного портрета Р. Фалька) // «Ленинец» (г. Иваново). 1987. №153. 9 августа. С. 3. 22. Рассказ о «больной гречанке» не вошел в публикацию в «Панораме искусств» (вып. 8, М., 1985).

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Robert Falk. “Meet My Kind of People”

Angelina Shchekin-Krotova

Р.Р. ФАЛЬК Женщина в желтой блузе (Портрет А.В. Щекин-Кротовой) 1944 Холст, масло. 60 × 42 © ГТГ

ROBERT FALK Woman in a Yellow Blouse (А.V.ShchekinKrotova). 1944 Oil on canvas. 60 × 42 cm © Tretyakov Gallery

23. This refers to the painting by Pablo Picasso “Spanish Woman from Mallorca” (1905; gouache, watercolour on cardboard; 67 × 51 cm; Pushkin Museum of Fine Arts). 24. Selvinskaya, Tatiana Ilyinichna (1927-2020), painter, set designer, educator, poet, daughter of the poet Ilya Selvinsky.

after this “feat,” I was heading back to bed, when Falk called out to me to freeze right where I was. He quickly brought up an easel and canvas (the sketchbook easel was always at the ready) and started painting in haste. I could not pose in this position for more than 20-30 minutes before collapsing on the bed. Again and again, the fever gripped me, while Falk would wait for the fit to end and then sit me down to pose, at least for another 20 minutes or so. I started to recover and could sit for longer, but then the worst happened! A slight flush appeared in my cheeks and my lips turned a rose colour, at which point, I ceased to be a suitable model! As a husband,

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Falk rejoiced at my recovery, but as an artist, he was dismayed. In truth, all I could think of during these sessions was how to “hold the pose” at least for half an hour and I tried as hard as I could. I felt sorry for Falk. He really wanted to paint me while I was still in that condition. Later, he said, “When I was painting your portrait in that yellow blouse and white scarf, I was thinking of Picassoʼs ‘Woman from Mallorca’. 23 There was a fragility to it, as well as a certain pride and dignity.” Portraits of Tata Selvinskaya24 painted by Falk in 1944 at the dacha in Peredelkino belonging to the poet Ilya Selvinsky. The first portrait commissioned Robert Falk (1886-1958)

Ангелина Щекин-Кротова

чтобы умыться и вымыть голову. Когда после этого «подвига» в совершенном изнеможении я собиралась снова лечь в постель, Фальк окликнул меня и велел замереть в этой позе, быстро притащил мольберт и холст (этюдник всегда стоял у него наготове) и стал поспешно писать. Но я не могла позировать в таком состоянии более 20–30 минут, снова валилась на кровать, снова и снова меня трепала лихорадка, а Фальк, выжидая, когда приступ кончится, сейчас же сажал меня позировать хотя бы на 20 минут. Я стала поправляться и уже могла бы сидеть дольше, но – вот беда! – появился легкий румянец на щеках, губы порозовели и… я стала неинтересной моделью для данного образа. Как муж Фальк радовался моему выздоровлению, а как художник огорчался. По правде сказать, я думала во время сеансов только о том, чтобы «продержать позу» хотя бы полчаса, старалась изо всех сил – жаль было Фалька, ему очень хотелось писать меня именно в этом состоянии. Позже он как-то сказал: «Когда я писал твой портрет в желтой блузке и в белой косыночке, я думал о “Женщине с Майорки”23 Пикассо – есть там и хрупкость, и какая-то гордость, достоинство». Портреты Таты Сельвинской 24 Фальк написал в 1944 году в Переделкине, на даче поэта И.Л. Сельвинского. Первый ее портрет написан им по заказу Ильи Львовича и называется «Тата в красном»25 (частное собрание, Москва). За столом, сложив перед собой руки, сидит очень миловидная смуглая девочка. Второй портрет – «Тата в голубом» (частное собрание, Москва) – написан вслед за первым. Фальк писал этот портрет для себя – более экспрессивно, без оглядки на безукоризненное сходство. Хорошо писалось художнику в атмосфере этого деревянного теплого дома. За стеной слышался энергичный стрекот машинки – Сельвинский писал. Слышался звонкий голос Берты Яковлевны, жены поэта. Ей вторил щебет птиц за окном, сквозь густые ветки сада пробивалось солнце, и солнечные зайчики прыгали на полу и на стенах. Фальку не хотелось уходить из этой уютной обстановки. А Тата, позируя, всегда молчала загадочно и глубокомысленно. Осенью этого же года Тата стала брать уроки живописи у Фалька, посещая его мастерскую26 . «Свет и запах его комнат целиком проникал в его холсты. Когда я смотрю на эти перламутровые полотна, я вспоминаю драгоценное мое детство. <…> Удивительной была его жизнь, без суеты, без зависти, без позы, истинная жизнь художника», – написала Тата в своих воспоминаниях 27. Мы любили приходить к Сельвинским в гости в их нарядную, уютную квартиру в Лаврушинском переулке, сидеть в столовой за столом, уставленным яствами. Мне очень хотелось послушать, как Сельвинский читает свои стихи, но сам он предпочитал слушать рассказы Фалька о Париже, пеРоберт Фальк (1886–1958)

Роберт Фальк. «Вот вам мои люди»

ребирая при этом тихонько свои янтарные четки. Веселая Берта Яковлевна звонко смеялась моим рассказам о событиях в нашей мастерской. Помню, как появилась идея написать портрет сводной сестры Таты – Цили Воскресенской 28 . Мы сидели за столом и хохотали. Вдруг в дверях столовой возникла стройная фигурка девушки с высокой прической, с густо напудренным лицом – Циля только что явилась из театра и, едва успев смыть грим, поспешила к гостям. Яркий голубой свитер обтягивал ее. Фальк, который раньше будто бы и не замечал Цили, а глядел только на Тату, был поражен – он уставился на нее, снял очки, протер их, снова надел и целый вечер не спускал с нее глаз. Потом он попросил разрешения писать ее портрет29 . Его, так же как и портрет «Тата в красном», купили Сельвинские. Как-то согласился позировать В.Б. Шкловский 30, не рассчитывая, что это – затяжная история. Этот подвижный, чрезвычайно живой человек с трудом усидел всего лишь несколько сеансов. Он постоянно вскакивал, делал зарядку и попросту торопился сбежать. Я специально взяла на несколько дней отпуск, чтобы развлекать во время сеансов Шкловского, и чуть ли не танцевала перед ним. Но я не смогла его удержать, и портрет остался в той стадии, которая не удовлетворяла ни художника, ни модель. «Выковать» Фальку холст до нужной кондиции не удалось, а Шкловскому казалось, что Фальк просто неудачник, «мажет много раз по одному и тому же месту». Вот еще раз доказательство того, что писатели редко чувствуют живопись как таковую, они идут к ней через литературу, через сюжет. Все же портрет получился очень характерным. За спиной писателя полки с книгами создают «урбанистический фон». Фальк просил меня так «случайно» расположить книги, чтобы они создавали образ какого-то беспокойного современного города. «Случайно» мне это удалось. А Шкловский того гляди выскочит из рамы и начнет сыпать афоризмами и остроумными «наоборотами».

23. Имеется в виду работа П. Пикассо «Испанка с острова Майорка» (1905; картон, гуашь, акварель; 67 × 51; собрание ГМИИ имени А.С. Пушкина). 24. Татьяна Ильинична Сельвинская (1927–2020) – живописец, сценограф, педагог, поэт, дочь поэта И.Л. Сельвинского. 25. Р.Р. Фальк. Портрет Татьяны Сельвинской (в красном). 1944. Холст, масло. 71 × 59. Частное собрание, Москва. 26. Т.И. Сельвинская уточнила эти сведения: она брала уроки у Фалька с 1938-го по

1941 год и в 1943–1944 годах. «Я училась у него дважды. Первый раз благодаря отцу. Я рисовала как родилась. К 11 годам родители, видимо, поняли, что надо меня учить. Ученица Фалька, известный театральный художник Софья Вишневецкая, жена Всеволода Вишневского, была папиным другом и посоветовала отдать меня Фальку. Художник жил напротив Дома на набережной, мы – в Лаврушинском переулке, поэтому в 11 лет я могла одна ходить туда. Он жил в мансарде над Шведским посольством. <…> Мастерская изумительная, свет в ней был пепельный.

Такая настоящая мастерская художника, большая, достаточно аккуратная. Стоял клавесин, он играл на нем. Он меня ничему не учил. Ставил мне натюрморты, и я их писала. Он меня только хвалил и играл, а я под его музыку писала. Я два года училась у него, до 1941-го. В 1941-м мы уехали, в 1943-м я вернулась и с 1943-го по 1944-й ходила к нему. Тогда он уже меня учил. Мне было 16 лет. Фальк учил, что каждый мазок на холсте надо составлять. Трудно это было безумно. Когда я сама стала учить, вдруг оказалось, что все помню. До войны он с папы брал деньги, а после войны перестал, а он уже был совершенно нищим. Тогда папа заказал ему мой портрет. Фальк приезжал каждый день: один день он писал мой портрет в красном, а другой день – в голубом. Писал час, потом час лежал, потом еще час писал». (Из документального фильма «Автопортрет в красной феске. Роберт Фальк». Россия, 2006. Автор сценария О. Меркушева, режиссер А. Шувиков. Цит. по: https:// tvkultura.ru/brand/show/ brand_id/29233/) 27. См.: Сельвинская Т.И. Мой учитель // Р.Р. Фальк. Беседы об искусстве. С. 178–179. 28. Цецилия Александровна Воскресенская (1923–2006, урожденная Абарбарчук), актриса, преподаватель сценического мастерства, сводная сестра Т.И. Сельвинской, падчерица И.Л. Сельвинского; автор книги мемуаров «Мои воспоминания» (Симферополь, 2003), где в главе «Только начало» (с. 141–149) приведен рассказ об истории создания портрета. 29. Р.Р. Фальк. Портрет Цецилии Воскресенской. 1946. Холст, масло. 74 × 60,5. Частное собрание, Москва. 30. Виктор Борисович Шкловский (1893–1984) – писатель, литературный критик, теоретик литературы и кино, сценарист.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Robert Falk. “Meet My Kind of People”

Angelina Shchekin-Krotova

25. Robert Falk. “Portrait of Tatiana Selvinskaya (in red)”. (1944). Oil on canvas. 71 × 59 cm. Private collection. Moscow 26. Tata Selvinskaya clarified this information: she took lessons from Falk from 1938 to 1941 and from 1943 to 1944. “I studied with him twice. The first time thanks to my father. I had been drawing since birth. By the age of 11, my parents, evidently, realised that I ought to have lessons. Falk’s student, the famous theatre artist Sophia Vishnevetskaya, wife of Vsevolod Vishnevsky, was Dad’s friend and she advised him to send me to Falk. The artist lived opposite the house on the embankment; we lived in Lavrushinsky Lane, so at the age of 11, I was able to walk there by myself. Falk lived in the attic above the Swedish Embassy. <…> The workshop is amazing, the light inside was ashy. It was a real artist’s studio, large and quite tidy. There was a harpsichord, which he played. He didn’t teach me anything. He arranged still-lifes for me to paint. He just praised me and played, and I painted to his music. I studied with him for two years, until 1941. In 1941, we left. I returned in 1943 and had lessons with Falk from 1943 to 1944. Then he taught me seriously. I was 16 years old. Falk taught me that every stroke on the canvas must be composed. It was incredibly hard. When I began to teach myself, it turned out that I remembered everything. Before the war, he accepted payment from my dad, but after the war, he would not accept money, although by then he was very poor. That was when my dad commissioned him to paint my portrait. Falk came every day: he would paint my portrait in red one day, and every other day, he would paint it in blue. He painted for an hour, then lay down for an hour and then painted for another hour.” (From the documentary film “Self-portrait in a Red Fez. Robert Falk”. Russia, 2006. Scripwriter Olga Merkusheva, director Aleksander Shuvikov. Cit. https://tvkultura.ru/brand/ show/brand_id/29233/). 27. See: Selvinskaya, T.I. “My Teacher” // Falk, R. Conversations About Art. Letters. Memories of the Artist. Moscow. 1981. Pp. 178-179.

by Ilya is “Tata in Red”25 (private collection, Moscow). In this painting, a very pretty girl with olive skin is sitting with her arms resting on the table, one hand over the other. The second portrait, “Tata in Blue” (private collection, Moscow), was painted straight after the first. Falk painted this portrait for himself and more expressively, no longer trying to achieve a perfect resemblance. Falk’s work went well in the atmosphere of the warm, wooden home. The energetic tapping of a typewriter could be heard on the other side of the wall, where Selvinsky was busy writing. Falk could hear the sonorous voice of Berta Yakovlevna, the poet’s wife, which was in turn echoed by the chirping of birds outside the window as the sun made its way

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

through the dense branches of the garden sending sunbeams bouncing off the floor and walls. Falk was reluctant to leave the cosy atmosphere of this home. And there was Tata, too, who always sat in silence, mysterious and contemplative. In the autumn of the same year, Tata began to take painting lessons from Falk at his studio. 26 “The light and smell of his rooms penetrated his canvases entirely. When I look at these mother-of-pearl canvases, I remember my precious childhood. <…> He had an amazing life, without fuss, without envy, without pose — the true life of an artist,” Tata writes in her reminiscences. 27 We liked to visit the Selvinskys at their smart, cosy flat on Lavrushinsky Lane, to sit in the dining room Robert Falk (1886-1958)

Ангелина Щекин-Кротова

Роберт Фальк. «Вот вам мои люди»

Р.Р. ФАЛЬК Портрет Цецилии Воскресенской. 1946 Холст, масло 74 × 60,5 Частное собрание, Москва

ROBERT FALK Portrait of Cecilia Voskresenskaya. 1946 Oil on canvas 74 × 60.5 cm Private collection, Moscow

← Р.Р. ФАЛЬК Портрет В.Б. Шкловского. 1948 Холст, масло. 93,3 × 80 © Государственный литературный музей, Москва

← ROBERT FALK Portrait of Viktor Shklovsky. 1948 Oil on canvas 93.3 × 80 cm © State Literary Museum, Moscow

Среди тех, кто позировал Фальку, одним из самых замечательных людей был Александр Георгиевич Габричевский31 . Человек невероятной эрудиции, историк искусства, полиглот, художник, «человек Ренессанса», как говорили о нем друзья. Он был уникален даже среди людей своего поколения. До начала работы над портретом особой близости между Робертом Рафаиловичем и Александром Георгиевичем не было. Фалька больше привлекала его жена – Наталия Алексеевна Северцова32 . Ему очень нравились ее картины – такие своеобразные, необычные, смелые. Ее можно было бы назвать самодеятельной художницей, если бы ее творчество не носило отпечатка высокой интеллектуальности. Роберт Фальк (1886–1958)

Однажды к Роберту Рафаиловичу пришла взволнованная Наталия Алексеевна и сообщила, что Александр Георгиевич заболел, он слепнет. Ему запретили пить, читать, работать, и он впал в неодолимую меланхолию. Она просила: «Начните писать его портрет, для него это будет каким-то занятием». Фальк тотчас же отправился к Габричевскому и привел его к нам. Первый портрет – погрудный – довольно точно передает сходство, изыскан по колориту. Фальк писал его несколько месяцев. Во время сеансов и мастер, и модель много говорили. Это были очень глубокие беседы об искусстве, поэзии, литературе, музыке. Они делились друг с другом самыми заветными мыслями,

31. А.Г. Габричевский (1891– 1968) – искусствовед, теоретик пластических искусств, переводчик, литературовед, сын знаменитого ученого-бактериолога Георгия Норбертовича Габричевского. С начала 1950-х годов был одним из самых близких друзей Фалька. 32. Н.А. СеверцоваГабричевская (1901–1970) – художница, актриса, ученица Ю.А. Завадского, хозяйка легендарного дома в Коктебеле.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Robert Falk. “Meet My Kind of People”

Р.Р. ФАЛЬК Портрет А.Г. Габричевского 1951 Холст, масло 81 × 65 © Пермская государственная художественная галерея

ROBERT FALK Portrait of Aleksander Gabrichevsky 1951 Oil on canvas 81 × 65 cm © Perm State Art Gallery

Angelina Shchekin-Krotova

where the table would be laden with treats. I really wanted to hear Selvinsky read his poetry, but he preferred to listen to Falk’s stories of Paris, while quietly fingering his amber rosary. Cheery Berta Yakovlevna laughed loudly at my stories of events that took place in our studio. I remember the moment when the idea arose to paint a portrait of Tata’s half-sister, Tsilia Voskresenskaya.28 We were sitting at the table laughing, when suddenly, a girl with a slender figure, a high hairdo and densely powdered face appeared at the dining room door. Tsilia had just arrived home from the theatre and, barely having had time to wash off her makeup, hurried to greet the guests. She was wearing a bright, figure-hugging sweater. Falk, who had not noticed Tsilia previously, having looked only at Tata, was amazed by her. He stared, took off his glasses, wiped them, put them back on and did not take his eyes off her the entire evening. Then, he asked permission to paint her portrait. 29 The Selvinskys bought this portrait, as well as “Tata in Red.” Somehow or other, Viktor Shklovsky30 agreed to sit for Falk, although he had not quite realised what a drawn-out affair it would be. An agile, extremely dynamic man, Shklovsky found it difficult to sit even for a

handful of sessions. He was always jumping up, doing exercises and in a hurry to escape. I took a few days off purely for the purpose of entertaining him during the sessions and did everything except dance for him. Still, I could not persuade him to continue and the portrait remained at a stage that left both artist and model dissatisfied. Falk could not “forge” the canvas to move it on to the next stage and Shklovsky considered Falk inadequate, an artist who simply “pasted it on with a brush continually in the same spot”. His response seemed to confirm the fact that writers rarely feel a painting as such; their route is through literature, through the plot. Nevertheless, the portrait did turn out to be characteristic of the model and the bookshelves behind the writer created an “urban backdrop.” Falk asked me to “randomly” arrange the books so that they created the sense of a restless modern city. And "by chance,” I succeeded. And Shklovsky looks as if he might jump out of the frame at any moment and start pouring out aphorisms and witticisms. Of those who sat for Falk, one of the most remarkable was Aleksander Gabrichevsky,31 an astoundingly erudite man, art historian, polyglot, and artist, a “Renaissance man,” as his friends called him. Gabrichevsky was unique even among his own generation. Falk and he were not particularly close prior to work on the portrait. Falk was more taken by his wife, Natalya Severtsova.32 He liked her paintings very much. They were quirky, unusual and bold. One might have called her an amateur if it were not for the fact that her work carried the imprint of such high intelligence. Once, Severtsova came to see Falk quite distressed and told him that Gabrichevsky was unwell and losing his sight. Forbidden to drink, read or work, he was drowning in melancholy. “Paint his portrait,” she said, “it will give him something to do.” Falk went to see Gabrichevsky straight away and brought him to our flat. The first portrait, a head and shoulders, gives a precise resemblance with a refined use of colour. Falk worked on the piece for several months and during these sessions, artist and model conversed. They had deep discussions about art, poetry, literature and music. They shared with each other the most precious thoughts about their lives and the times.

28. Voskresenskaya, Tsetsilia Aleksandrovna (née Abarbarchuk, 1923-2006), actress, teacher of stage skills, half-sister of Tatiana Selvinskaya, stepdaughter to Ilya Selvinsky. Author of “My Memoirs” (Simferopol, 2003), where the story of the portrait’s history is cited in the chapter “Only the beginning” (Pp. 141-149). 29. Robert Falk. “Portrait of Cecilia Voskresenskaya”. (1946). Oil on canvas. 74 × 60.5 cm. Private collection. Moscow.

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

30. Viktor Shklovsky (1893–1984), writer, literary critic, film and literature theorist, scriptwriter. 31. Gabrichevsky, A. (1891-1968), art critic, plastic arts theorist, translator, literary critic, son of the renowned bacteriologist Georgy Gabrichevsy. From the early 1950s onwards, one of Falk’s close friends. 32. Severtsova-Gabrichevsky, Natalya (1901-1970), artist, actress, student of Yuri Zavadsky, owner of the legendary residence in Koktebel.

Ангелина Щекин-Кротова

Роберт Фальк. «Вот вам мои люди»

Р.Р. ФАЛЬК Портрет А.Г. Габричевского 1953 Холст, масло 118 × 110 © ГТГ

ROBERT FALK Portrait of Aleksander Gabrichevsky 1953 Oil on canvas 118 × 110 cm © Tretyakov Gallery

размышлениями о себе и о времени. Часто после сеансов живописи они садились за рояль и играли в четыре руки «Бранденбургские концерты» Баха, сонаты Бетховена и Моцарта. И тут же анализировали эти великие произведения. Когда я бывала дома во время этих сеансов, то мне казалось, что, слушая эти изумительные лекции, я погружаюсь в эпоху Средневековья или Возрождения. А что говорить об их оценках современных им событий! Фальк обычно провожал Габричевского до дома 33 . На следующий год осенью Фальк начал новый портрет Габричевского – поколенный. Мощная фигура его, облаченная в свободную домашнюю куртку, полна энергического движения. Даже странно, что такую живую, полную динамики позу удалось сохранить в процессе длительной работы. Великолепная голова Габричевского, словно изваянная скульптором, – это голова мыслителя, утверждающего и воплощающего свои идеи. Роберт Фальк (1886–1958)

Сеансы проходили у нас в мастерской, но Фальк и Габричевский были неразлучны по целым дням: то играли в четыре руки на рояле у нас, то посещали вместе концерты Святослава Рихтера. Разговоры художника и модели бывали очень серьезными и содержательными. Надо сказать, что Александр Георгиевич был человеком исключительно образованным, знал много иностранных языков, переводил Данте, комментировал Томаса Манна, читал лекции по архитектуре, по истории живописи, был знатоком музыки и сам играл, рисовал, писал. Но у него вовсе не было высокомерия, свойственного эрудитам, говорить с ним было легко и приятно, и даже собеседник сам себя чувствовал в беседе с ним умнее и интереснее, чем обычно. Еще в начале 20-х годов, познакомившись при постановке пьесы И.Л. Переца «Ночь на старом рынке»34 с замечательным актером С.М. Михоэлсом 35 , Фальк очень захотел писать его портрет.

33. А.Г. Габричевский с женой жили в Москве по адресу: ул. Герцена, д. 6, кв. 20. 34. Перец Ицхак Лейбуш (1852–1915) – писатель, один из основоположников новой литературы на идише. В символической пьесе «Бай нахт ойфн алтн марк» («Ночью на старом рынке», 1907), написанной белым стихом, размыта грань между реальностью и фантастикой, между жизнью и смертью. 35. Соломон Михайлович Михоэлс (настоящая фамилия Вовси, 1890–1948) – актер и режиссер Государственного Еврейского театра (ГОСЕТ), театральный педагог, общественный деятель. Народный артист СССР (1939). Лауреат Сталинской премии второй степени (1946).

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Robert Falk. “Meet My Kind of People”

Angelina Shchekin-Krotova

Р.Р. ФАЛЬК Портрет С.М. Михоэлса 1947–1948 Холст, масло 84 × 79 Собрание В.М. Шустера, Санкт-Петербург

ROBERT FALK Portrait of Solomon Mikhoels 1947-1948 Oil on canvas 84 × 79 cm Valentin Shuster Collection, St. Petersburg

33. Gabrichevsky, A. and his wife lived in Moscow at Flat 20, 6 Herzen Street. 34. Mikhoels, Solomon Mikhailovich (real name Vovsi, 1890-1948), actor and director of the Moscow State Yiddish Theatre (GOSET), theatre teacher, public figure; People’s Artist of the USSR (1939); Laureate of the Stalin Prize, second degree (1946).

Often, after the painting session was over, they would sit at the piano and play together Bach’s “Brandenburg Concertos” and sonatas by Beethoven and Mozart. And then as they sat at the piano, they would analyse the great works. When I was at home and privy to these incredible lectures, I had the feeling of being immersed in the Middle Ages or the Renaissance, to say nothing of how they evaluated contemporary events! Falk usually escorted Gabrichevsky home afterwards. 33 In the autumn of the following year, Falk began a new, knee-high portrait of Gabrichevsky. His powerful frame clothed in a loose house jacket is full of dynamism. It is even strange that such a lively, dynamic pose could have been maintained throughout the duration of the work. Gabrichevsky’s magnificent head as if carved by a sculptor is the head of a thinker who asserts and embodies their ideas.

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

The sessions were held at the studio but Falk and Gabrichevsky were inseparable for days at a time: either they would play the piano at home or they would attend Richter’s concerts together. The conversations between artist and model were serious, weighty even. It must be said that Gabrichevsky was an exceptionally well-educated individual. He spoke several foreign languages, translated Dante, wrote commentaries on Thomas Mann, delivered lectures on the subjects of architecture and art history, was an expert on music while also playing an instrument, and he too painted and also wrote. Despite all this, he had none of the arrogance so often characteristic of scholars. He was also easy and pleasant in conversation and had the knack of making his conversant feel that they were more clever and interesting than usual. Ever since Falk first saw the wonderful actor Solomon Mikhoels34 in the early 1920s staging of “Night Robert Falk (1886-1958)

Ангелина Щекин-Кротова

Некоторые считают, что Михоэлс был некрасив, даже, может быть, уродлив. Мне же его живое, умное, постоянно меняющееся лицо казалось прекрасным. Те, кто видел его на сцене, не могли забыть его вдохновенной, выразительной пластики. Фальк всегда был под обаянием его таланта и ума, но он только в конце 40-х годов добился от Михоэлса согласия на позирование для портрета. В те годы Михоэлс был занят до предела: руководство ГОСЕТом, еврейский антифашистский комитет, выступления, режиссура и игра на сцене не давали ему возможности посвятить час-два художнику. И тогда Фальк попросил у Михоэлса разрешения присутствовать в его кабинете на приемах посетителей. Иногда он просиживал там несколько часов подряд, наблюдая за тем, как Михоэлс беседует с людьми, и делал наброски. Движения Михоэлса были непредсказуемы. Мимика его менялась молниеносно в зависимости от содержания беседы. «Михоэлс – великий актер. Актер от Бога. Он не играет, он живет. Живет в непрерывном общении», – говорил Фальк. Фальк так увлекся этой игрой, что часто забывал рисовать, наслаждаясь лицезрением беседующих. Несколько совершенно разных обликов Михоэлса, запечатленных Робертом Рафаиловичем, сохранились у нас дома, а затем разошлись по музеям. Над портретом с натуры с перерывами Фальк работал не один год. Он закончил его в год трагической гибели артиста, накануне его отъезда в Минск, где он был убит. Мы провели с Фальком и Михоэлсом незабываемый вечер у генерала Линькова 36 , легендарного «Бати» белорусских партизан. По книге Линькова «В тылу у врага» была поставлена в ГОСЕТе пьеса «Леса шумят»37 в декорациях и костюмах Фалька 38 . Когда мы ехали в такси домой (Михоэлс отвозил нас), я спросила: «Соломон Михайлович, не жалеете ли Вы, что Вам из-за вашей кипучей деятельности не остается времени для новых ролей?» Михоэлс ответил: «А я еще мечтаю сыграть Шекспира, “Венецианского купца” и “Ричарда III”». Те, кто видел гениальный дуэт Михоэлса и Зускина в «Короле Лире», могут себе представить, каких творческих откровений лишились зрители… Посещали Фалька поэты и писатели: Б.А. Слуцкий, В.А. Каверин, И.Л. Сельвинский с семейством, Ксана Некрасова. «Портрет поэта Ксении Некрасовой» (1950, ГРМ) 39 Фальк решил писать совершенно неожиданно, когда Ксения пришла к нам в длинном, почти до пола, бумазейном платье, сшитом для нее Лилей Яхонтовой 40 . «Мне подарили бархатное платье, а бусы я из фасоли нанизала», – покрасовалась она перед нами. «То, что надо!» – воскликнул Фальк. Он усадил ее на табуретку и начал писать портрет на фоне беленых стен нашей мастерской. Она сидит, сложив маленькие руки на коленях, и смотрит на зрителя отрешенно и печально. Фальк Роберт Фальк (1886–1958)

Роберт Фальк. «Вот вам мои люди»

говорил, что в ее портрете ему хотелось передать целомудренность и народность ее поэзии. «Хотелось слепить ее комом, как вятскую игрушку из глины, округло, крепко». Немногие знают поэзию Ксении Некрасовой, немногие любят и понимают ее стихи, наивные, целомудренные и возвышенные. О ней сложено много былей и небылиц. Судьба ее трудна. Но в ее стихах мы не найдем жалоб на собственное горе и невзгоды. Она писала о себе так: «Я долго жить должна. Я – часть Руси». Фальк говорил, что следующие строки ее стихов напоминают ему плач Ярославны из «Слова о полку Игореве»: Что ты ищешь, мой стих, преклоняя колени у холмов погребальных? Для чего эти листья осины у тебя в домотканом подоле лежат? О, поэт! Это ж слезы, и плачи, и вопли я собрал на могиле у наших солдат. Ты возьми их – и сделай весну. Слышишь, аисты крыльями бьют на семи голубых холмах? В процессе работы Фальк не показывал Ксении портрета. Она, очевидно, представляла себя иначе, чем в изображении художника. Увидев полотно, она сказала мне: «Что же он меня написал как домработницу, я же изысканная». «Ксаночка, ты не изысканная, а ты лучше, ты народная. И ты прежде всего Поэт». Ксения как будто несколько утешилась. Фальк показывал своим гостям этот портрет, и всем он очень нравился. Потом и Ксения увидела в нем свой истинный образ, образ народного поэта. Пожалуй, в портретах его больше всего привлекала общая пластика тела, чем психология выражения лица. А жеста он не любил, считая его иллюстративным. Думал, что характер человека меньше раскрывается в лице, в мимике, чем в движениях (но не в жестах!) рук или их покойном состоянии. Утверждал, что «профиль – то, что дано природой», а над «фасом» человек поработал, научился что-то скрывать. «Всего откровеннее – спина», – говорил Фальк. Подготовка текста, публикация и комментарии Юлии Диденко

36. Григорий Матвеевич Линьков (1899–1961) – легендарный командир 1-го Белорусского партизанского отряда (1941–1942), с 1943-го – командир диверсионноразведывательной группы, известен под псевдонимом Батя. Полковник, Герой Советского Союза (1943). 37. Спектакль «Леса шумят» по пьесе А. Брата и Г.М. Линькова поставлен в 1947 году (режиссер С. Михоэлс, композитор Л. Пульвер). 38. Многочисленные наброски и эскизы декораций к этому спектаклю, включая эскиз занавеса, в настоящее время хранятся в Государственном центральном театральном музее имени А.А. Бахрушина. 39. Ксения Александровна Некрасова (1912–1958) – поэт. Подробный рассказ о работе Фалька над портретом Некрасовой см.: ЩекинКротова А.В. Люди и образы. Биографии и легенды // Панорама искусств. Вып. 8. М., 1985. С. 216–227. 40. Еликонида Ефимовна Яхонтова (в девичестве Попова, 1903–1964) – режиссер, литератор, художница, жена актера В.Н. Яхонтова.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Robert Falk. “Meet My Kind of People”

35. Peretz, Yitskhok Leybush (1852-1915), writer, one of the founders of new literature in Yiddish. In the symbolic play, written in blank verse, “Bay nakht oyfn altn mark” (“Night at the Old Market”, 1907), the line between reality and fantasy, between life and death, is blurred. 36. Linkov, Grigory Matveyevich (1899-1961), legendary commander of the 1st Belarusian partisan detachment (1941-1942), from 1943 onwards, commander of the sabotage and reconnaissance group, known under the pseudonym ‘Batya’. Colonel. Hero of the Soviet Union (1943). 37. The play “Forests are Noisy” based on the book by Aleksey Brat and Grigory Linkov was staged in 1947 (director Solomon Mikhoels, composer Lev Pulver). 38. Numerous studies and sketches of set design for the play, including a curtain design, are now housed at the Bakhrushin State Central Theatre Museum. 39. Ksenia Nekrasova (19121958), poet. For details of Falk’s work on the portrait of Ksenia Nekrasova, see Shchekin-Krotova, A.V. People and Images. Biographies and legends. Panorama of the Arts. Issue 8. Moscow. 1985. pp.216-227. 40. Elikonida Yakhontova (née Popova) (1903-1964), director, writer, artist, wife of actor Yakhontov, V.

Angelina Shchekin-Krotova

at the Old Market” by Yitskhok Leybush Peretz35 , he dreamed of painting his portrait. Some say that Mikhoels was unattractive, even ugly, but I thought his lively, intelligent, constantly changing face was beautiful. Those who saw him on stage could never forget his inspired, expressive plasticity. Falk was always captured by the spell of Mikhoels’ talent and intelligence, but it was only towards the end of the 1940s that he managed to persuade Mikhoels to sit for a portrait. In those years, Mikhoels was as busy as it is possible to be: leadership of GOSET, the Jewish antifascist committee, endless speeches, directing and stage work all made it impossible for him to devote even an hour or two to the artist. And then Falk asked Mikhoels’ permission to be present in his office when he was receiving visitors. Sometimes, he would sit there for several hours at a time watching Mikhoels talking and making sketches. Mikhoels’s movements were unpredictable. His body language changed with lightning speed depending on the content of a dialogue. “Mikhoels is a great actor with a God-given gift. He does not ‘act,’ he ‘lives’. He lives in a state of perpetual communication,” Falk would say. Falk was often so captivated by the sight of the conversants, that he became distracted from his drawing. We had several very different paintings of Mikhoels, all painted by Falk, at home before they were sent off to various museums. Falk worked on the portrait from life intermittently for many years. He finished it in the year of the artist’s tragic death, on the eve of his departure to Minsk, where he was killed. Falk, Mikhoels and I once spent an unforgettable evening with General Linkov, 36 the legendary “Batya” of the Belarusian guerrilla militia. Linkov’s book “At the Rear of the Enemy” was enacted in a GOSET play “Forests Are Noisy”37, for which Falk designed the scenery and costumes. 38 Driving home afterwards in a taxi (Mikhoels accompanied us), I asked, “Solomon Mikhailovich, do you regret that you have no time to take on new roles due to being so incredibly busy?” Mikhoels replied, “I dream of playing Shakespeare, ‘The Merchant of Venice’ and ‘Richard III’.” Anyone who ever saw Mikhoels and Zuskin’s brilliant duet in “King Lear can imagine the creative insights of which theatre-goers have been deprived. Many of Falk’s visitors were poets and writers, among them Boris Slutsky, Veniamin Kaverin, Ilya Selvinsky and his family, and Ksenia Nekrasova. “Portrait of Poet Ksenia Nekrasova39” (1950, Russian Museum). Falk decided to paint this portrait quite unexpectedly, when Ksenia visited us one day dressed in a long, floor-length, fustian dress, sewn for her by Lily Yakhontova40. “They gave me a velvet dress, and I strung the beads from beans,” she said showing herself off. “Perfect!” Falk exclaimed and he sat her down on a stool and began to paint her portrait against the background of our studio’s white walls. She sits with her small hands folded in her lap staring at the viewer with a detached, melancholy look. Falk said that in

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

her portrait he wanted to convey the integrity and folk character of her poetry, “I wanted to mould her from a clump like a toy from clay, rounded and strong.” Few people are acquainted with Nekrasova’s poetry, there are but a handful who love and understand her pure and exalted verse. All kinds of myths were composed about her and Nekrasova had a difficult fate and yet, in her poems, there is not the slightest ring of complaint about her own hardship and suffering. Of herself, she writes, “I shall live a long time, for I am part of Rus’”. Falk said that the following lines from her verses reminded him of Yaroslavna’s lament in “Slovo o polku Igoreve” (The Tale of Igor’s Campaign): What is it you seek, my verse, kneeling at the mounds of the interred? For whom do these aspen leaves lie at the hem of your homespun skirts? Oh, poet! I gathered these tears, and cries, and howls at the graves of our soldiers. Take them and make the spring. Do you hear the herons beating their wings against these blue hills? Falk would not show Nekrasova the portrait until it was finished. She evidently saw herself differently to how the artist perceived her. When she finally saw the canvas, she turned to me and said, “why did he paint me like a cleaning maid? I am refined.” “Ksenia, dear, you are better than refined, you are of the people, and more than that, you are a Poet.” Nekrasova was a little comforted by these words. Falk showed the portrait to his guests and everyone liked it. Later, Nekrasova came to see that he had captured her true likeness, the likeness of a people’s poet. Perhaps, in his portraits, Falk was always more attracted by the general plasticity of the body than by the psychology of the “facial expression”. He was not keen on “gesture”, considering it too posed. He was of the opinion that a person’s character is more fully expressed in the movement of the hands (although he did not mean gesticulation!) or their position when at rest, rather than in facial expression. He argued that “the profile is a reflection of what a person is given by nature,” but a person works on their ‘frontal’ and learns to mask the things they wish to hide. “The back is the most revealing of all.” Preparation of text, publication and comments by Yulia Didenko Robert Falk (1886-1958)

Ангелина Щекин-Кротова

Роберт Фальк. «Вот вам мои люди»

Р.Р. ФАЛЬК Портрет поэта Ксении Некрасовой. 1950 Холст, масло 120 × 79 © ГРМ

ROBERT FALK Portrait of Poet Ksenia Nekrasova. 1950 Oil on canvas 120 × 79 cm © Russian Museum

Роберт Фальк (1886–1958)

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Robert Falk’s Self-Portraits

Р.Р. ФАЛЬК Автопортрет. 1906–1907 Холст, масло. 47 × 42 © Государственный историко-художественный и литературный музейзаповедник «Абрамцево», Московская область

Angelina Shchekin-Krotova

ROBERT FALK Self-portrait. 1906-1907 Oil on canvas 47 × 42 cm © Abramtsevo Museum-Reserve

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

РОБЕРТ ФА ЛЬК (1886–1958)

то ортрет Роберта Фалька н елина

екин

ротова

Мне известны автопортретов Фалька, но их было, очевидно, больше. Большинство этих портретов находится в музеях, некоторые – в частных собраниях. Один из самых «точных» автопортретов написан в 1907 году (Музей-заповедник «Абрамцево»). Этот простодушный лирический образ выявляет нечто, присущее художнику на протяжении всей его жизни: отсутствие позы, внутреннюю сосредоточенность, скромность. Я познакомилась с Фальком, когда ему было уже более пятидесяти лет. Но очень часто я видела в его чертах то же выражение, что и на этом юношеском портрете 1907 года. Особенно это было заметно в те часы, когда он стоял перед своим мольбертом и писал портрет, пейзаж, натюрморт. В некоторых более поздних автопортретах художник ставит перед собой иные задачи: он совсем не думает о сходстве, он как бы примеряет на себя облики, характерные для данного времени, для данной эпохи. «Автопортрет на синем фоне» (1909) из собрания Донецкого музея являет нам облик молодого человека, представителя времени, для которого характерны утверждения новых, революционных веяний в искусстве. Вспомним портреты его соратников по «Бубновому валету» того же времени. Все они пишут себя мощными, веселыми молодцами, очень уверенными в своих силах и в своем значении. «Автопортрет» Фалька 1917 года из собрания Третьяковской галереи лишь отдаленно напоминает облик художника; а «Автопортрет на фоне окна» 1916 года, который я бы назвала ван-гоговским, – эта нарочито трагическая маска все же очень похожа на автора. Его фигура с опущенной головой, словно бы перенесшая тяжелое потрясение, изображенная в этом автопортрете, часто вспоминалась мне, когда мне приходилось видеть Фалька в минуты отчаяния, когда он подавлял свою растерянность и боль, яростно набрасываясь на работу. Роберт Фальк (1886–1958)

Первая половина 1920-х годов – годы признания, успеха, уверенности в нужности своего творчества. Все это отражается в автопортретах, где перед нами предстает человек, твердо стоящий на земле. Если мы сравним «Автопортрет» 1907 года (Музей-заповедник «Абрамцево»), где все еще впереди, все в тумане, все в неясной надежде, то «Автопортрет в желтом» 1924 года (ГРМ) воссоздает образ художника, сознающего свою значимость, видящего впереди ясную цель и уверенного в ее достижимости. Этим двум портретам из «столичных» музеев предшествует очень аскетичный по цвету и по облику

Роберт Фальк Конец 1910-х Фотография Частный архив, Москва

Robert Falk Late 1910s Photograph Private archive, Moscow

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

ROBERT FA LK (1886-1958)

Robert Falk

ortra t

I know of self-portraits by Falk, but there were obviously more than that. Most that I know of can be found in museums, a few in private collections.

One of the most “accurate” of Falk’s self-portraits was painted in 1907 (Abramtsevo Museum-Reserve). This innocent, lyrical image reveals something inherent in the artist throughout his life, namely, lack of hypocrisy, inner concentration and modesty. When I met Falk, he was already more than 50 years old. But I often saw in his features that same expression captured in this youthful portrait of 1907. It was especially noticeable in the hours that he stood in front of his easel painting a portrait, landscape or still-life. In some of his later self-portraits, the artist is not thinking about likeness at all; he sets himself a different task. It is as if he were trying on forms that were characteristic of that time, that era. “Self-portrait on Blue Background” (1909) from the Donetsk Museum collection is the depiction of a young man representative of his time, which is characterised by the assertion of new, revolutionary trends in art. One may recall the portraits of Falk’s comrades from the “Knave of Diamonds” group of that time. All those artists depict themselves as powerful, cheerful young men, supremely confident in their importance and abilities. Falk’s 1917 “Self-portrait” from the Tretyakov Gallery collection only vaguely resembles the artist’s true appearance, but “Self-portrait with Window Background” (1916), which I call would Van Gogh-like, is a deliberately tragic mask and, in some ways, very similar to its author for being so. I often recalled his figure in this self-portrait, head hung low as if he had just suffered a terrible blow, when I saw Falk in moments of despair. That is when he would suppress his pain and confusion and throw himself into his work. For Falk, the first half of the 1920s was a time of recognition, success and confidence in the necessity of his work. All this is reflected in his self-portraits, where the person standing before has their feet planted firmly on the ground. To compare, in

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

“Self-portrait” (1907, Abramtsevo Museum-Reserve), everything is still immersed in a fog of vague hope, whereas “Self-portrait in Yellow” (1924, Russian Museum) depicts an artist who is aware of his importance, has a clear goal and is confident in its attainability. These two portraits housed in “capital city” museums are preceded by the very ascetic colour scheme and appearance of “Self-portrait with Bandaged Ear” (1921, Tretyakov Gallery). Here, Falk pays tribute to the old tradition of Dutch artists, from Rembrandt to Van Gogh. It is only now I realise that this was how they overcame pain and suffering – by working! The process of producing a self-portrait enables an artist to embody all stages of the creative path, however complex and driven. Falk is either breaking his mirror reflection into cubist angles and planes, evoking in the viewer associations with the poetic and musical motifs of the Silver Age, or depicting the tragic face of the catastrophes that were looming in the world. At the start of the 20th century, artists both in Russia and the West loved to dress up in the character costumes of sad Pierrots and daring Harlequins. Falk’s tragic notes are always quite distinct and deprive the carnivalesque of serenity.

Р.Р. ФАЛЬК Автопортрет на синем фоне. 1906 Холст, масло 56 × 48 © Донецкий республиканский художественный музей

Robert Falk (1886-1958)

ROBERT FALK Self-portrait on Blue Background 1909 Oil on canvas 56 × 48 cm © Donetsk Republican Art Museum

Ангелина Щекин-Кротова

Роберт Фальк (1886–1958)

Автопортреты Роберта Фалька

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Robert Falk’s Self-Portraits

Angelina Shchekin-Krotova

"Self-portrait in Yellow” from the Russian Museum collection and “Self-portrait in Panama Hat” from the Tretyakov Gallery represent a very realistic image of the artist. This is how Falk saw himself, how he wanted to see himself, and yet it seems to me, that in these paintings, Falk was setting himself tasks related to plastic and colour rather than psychology. We know from the written materials, both the artist’s letters and the recollections of his students, that Falk attached great importance then to the role of colour in painting. Indeed, it is colour that gives these portraits their powerful, poetic charge. The paintings done in the second half of the 1920s demonstrate a gradual fading of the vitality of colour. The deliberate over-simplicity of the composition in “Self-portrait with his Wife” (1923, Gapar Aitiev Kyrgyz National Museum of Fine Arts), in which a married couple appears to be posing for a street photographer, is executed in Falk’s characteristic use of thick, dense layers of colour. Both this painting and “Self-portrait in White Shirt” (1924, Tretyakov Gallery), with its accentuated everydayness, evidence a playing down of the poetic image we see in the portraits of previous years. In Paris, Falk often relied upon the most obedient and reliable of models, his own mirror reflection. I do not know whether we have all the self-portraits Falk made during his time in France. The ones we do have

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Фрагмент экспозиции персональной выставки Р.Р. Фалька в Третьяковской галерее Март – апрель 1924 года Фотография

Detail of Robert Falk’s solo exhibition at the Tretyakov Gallery, Moscow March-April, 1924 Photograph © Tretyakov Gallery

Р.Р. ФАЛЬК → Автопортрет на фоне окна. 1916 Холст, масло. 122 × 90,6 © Саратовский государственный художественный музей имени А.Н. Радищева

ROBERT FALK → Self-portrait with Window Background. 1916 Oil on canvas 122 × 90.6 cm © Radishchev Art Museum, Saratov

are very different. Falk either returns to the element of “masquerade” that one finds in the self-portraits of the earlier decades or he turns to the theme of psychological portraiture. Of course, in France, the artist no longer wished to paint portraits with the veneer of AkhRR’s “simplification”. Some of these self-portraits Robert Falk (1886-1958)

Ангелина Щекин-Кротова

«Автопортрет с завязанным ухом» 1921 года (ГТГ). Здесь Фальк отдал дань старой традиции голландских художников от Рембрандта до Ван Гога. Я только теперь понимаю, что так они превозмогали боль и страдание – в работе! Работа над автопортретом позволяет художнику воплощать все этапы сложного и стремительного творческого пути. Фальк то ломает на кубистические углы и плоскости свое отражение Роберт Фальк (1886–1958)

Автопортреты Роберта Фалька

в зеркале, то вызывает у зрителя ассоциации с поэтическими и музыкальными образами Серебряного века, то показывает трагический лик назревающих в мире катастроф. Художники в России и на Западе на рубеже веков любили рядиться в карнавальные костюмы печальных Пьеро и дерзких Арлекинов. У Фалька трагические ноты звучат отчетливо, лишают карнавальность безмятежности. Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Robert Falk’s Self-Portraits

Angelina Shchekin-Krotova

Р.Р. ФАЛЬК Автопортрет с завязанным ухом. 1921 Холст, масло. 88 × 79 © ГТГ

ROBERT FALK Self-portrait with Bandaged Ear. 1921 Oil on canvas. 88 × 79 cm © Tretyakov Gallery

Р.Р. ФАЛЬК → Автопортрет в желтом. 1924 Холст, масло. 100 × 83,5 © ГРМ

ROBERT FALK → Self-portrait in Yellow. 1924 Oil on canvas. 100 × 83.5 cm © Russian Museum

Р.Р. ФАЛЬК Автопортрет. 1917 Холст, масло. 100 × 77 © ГТГ

ROBERT FALK Self-portrait. 1917 Oil on canvas. 100 × 77 cm © Tretyakov Gallery

Among Falk’s students at various times were the following artists: People’s Artist of the USSR Semyon Chuikov, the legendary illustrator of Russian books for children Tatiana Mavrina (Lebedeva), the famous theatre artist and set-designer Tatiana Selvinskaya, painters Georgy Nissky, Nikolai Romadin, Lev Zevin, Ivan Chekmazov, Moisei Khazanov, women-artists Eva Rozengolts, Vera Favorskaya, Nadezhda Kashina, Yevgenia Maleina and many others.

reach the heights of poetic image, regardless of the colour scheme chosen or the artist’s spatial response. Yet in almost all these self-portraits, I see absolute sincerity in the attempt to peer into one’s own internal and external image and there perceive one’s destiny. Interestingly, in almost all self-portraits of the Parisian period, the artist looks very young, whereas, in fact, he was already over 40. After returning to the USSR, Falk only occasionally returned to the theme of self-portrait. Perhaps the reason for this is that, for 20 years, his life changed very little. Essentially, he became a prisoner in his studio and did not want to think about his fate in the homeland to which he had returned during years of the most terrible upheaval. The National Gallery in Yerevan houses “Self-portrait in Grey Shirt”. Before us now is a man tired and ill, but not broken in spirit. It pains me to look at “Self-portrait in Straw Hat” (Bakhrushin Theater Museum). I remember only too well how painfully Falk suffered the hopelessness of his position: he seemed to have been forgotten, his activities of the 1920s all forgotten, including his feat as a teacher, from whose studio graduated a whole plethora of Soviet painters, both recognised and unrecognised.1 The museums forgot that his studio in the Pertsov House was located next door to other recognised and respected artists, also former members of the “Knave of Diamonds” group, who the ‘art’

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Ангелина Щекин-Кротова

Роберт Фальк (1886–1958)

Автопортреты Роберта Фалька

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Robert Falk’s Self-Portraits 2.

Reference to the unfinished work “Self-portrait in Brown Jacket” (1957, oil on canvas, 80 х 64, now part of the Valentin Shuster Collection, St. Petersburg).

Angelina Shchekin-Krotova

Р.Р. ФАЛЬК Автопортрет с женой (Р.В. Идельсон) 1923 Холст, масло 89,7 × 81

ROBERT FALK Self-portrait with his Wife (R.V. Idelson) 1923 Oil on canvas 89,7 × 81 cm

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

management had, in the postwar years, perhaps not indulged, but, nonetheless, not abandoned. In 1957, a year before his death, Falk begins work on his last self-portrait. I think in this self-portrait Falk wanted to take stock of his life. He was not happy with the first attempt 2 and it frightened me. The image was filled with such torment. I argued with him over it and cried, “has there really been no happiness, achievement or accomplishment in your life?” I asked bitterly. Falk put off working on it for a long time, but then, among some old ties he had brought back from Paris, trifles of sentimental value, he came across the raspberry-coloured Turkish fez that he had picked

Robert Falk (1886-1958)

Ангелина Щекин-Кротова

Р.Р. ФАЛЬК Автопортрет в белой рубашке. 1924 Холст, масло 88 × 70

ROBERT FALK Self-portrait in White Shirt. 1924 Oil on canvas 88 × 70 cm

Роберт Фальк (1886–1958)

Автопортреты Роберта Фалька

«Автопортрет в желтом» из собрания ГРМ и «Автопортрет в шляпе-панаме» из ГТГ представляют абсолютно реальный образ художника. Таким он себя видел и хотел видеть, но мне кажется, что художник решал в них не столько психологическую задачу, сколько пластическую и цветовую. Мы знаем из документов, писем художника и воспоминаний его учеников, что Фальк тогда придавал огромное значение роли цвета в живописи. И это сообщало этим портретам мощный поэтический заряд.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Robert Falk’s Self-Portraits

Angelina Shchekin-Krotova

Р.Р. ФАЛЬК Автопортрет с трубкой 1935 Холст, масло 72 × 54 © Национальная галерея Армении, Ереван

ROBERT FALK Self-portrait with Pipe 1935 Oil on canvas 72 × 54 cm © National Gallery of Armenia, Yerevan

Р.Р. ФАЛЬК ↓ «Мулат» (Автопортрет) 1935 Холст на картоне, масло 64 × 50 © ГМИИ имени А.С. Пушкина

ROBERT FALK ↓ “Mulatto” (Self-portrait) 1935 Oil on canvas mounted on cardboard 64 × 50 cm © Pushkin Museum of Fine Arts

Reference to the painting of Georges Rouault “The Old King” (1937, Carnegie Institute, Pittsburgh, USA).

Reference to the Diego Velázquez masterpiece “Portrait of Pope Innocent X” (1650, Doria Pamphilj Gallery, Rome).

up at a flea market. In Paris, Falk had painted himself wearing this fez on more than one occasion. He was so very taken by its ‘crimson peal.’ There, it had served as a bright splash, a colour accent. But here, might it be the crown of an exiled king, a crown of thorns, or perhaps a crown — the ceremonial garb of intractable solitude? This portrait, which bears such similarity to the Falk I knew, vaguely reminds me of Rouault’s profile of a king3 , at the same time proud and sorrowful, and sometimes of the sorrowful solemnity of Pope Innocent.4 Perhaps this was how Falk saw himself after all, as the lonesome king? Preparation of text, publication and notes by Yulia Didenko

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Ангелина Щекин-Кротова

Автопортреты Роберта Фалька

Р.Р. ФАЛЬК Автопортрет в красной феске и желтом шарфе. 1936 Эскиз к «Автопортрету в красной феске» (1936, частное собрание, Москва) Картон, масло. 64 × 49 Собрание В.М. Шустера, Санкт-Петербург

ROBERT FALK Self-portrait in Red Fez and Yellow Scarf. 1936 Sketch to “Self-portrait in Red Fez” (1936. Private collection, Moscow) Oil on cardboard 64 × 49 cm Valentin Shuster Collection, St. Petersburg.

Вторая половина 1920-х годов показывает постепенное затухание энергии цвета. Нарочитая примитивизация композиции в «Автопортрете с женой» (1923) из собрания Киргизского государственного музея изобразительных искусств, где супружеская пара словно позирует перед уличным фотографом, решенная в свойственном Фальку густом и плотном цвете, и несколько нарочитая будничность «Автопортрета в белой рубашке» 1924 года из собрания ГТГ свидетельствуют об Роберт Фальк (1886–1958)

известном снижении поэтического образа прежних лет. Вернувшись в СССР, Фальк лишь изредка возвращается к теме автопортрета. Быть может, потому, что в его жизни на протяжении двадцати лет происходит мало изменений. В сущности, он узник в своей мастерской, и ему не хочется думать о своей судьбе на Родине, куда он вернулся в годы самых страшных потрясений. В Национальной галерее в Ереване хранится «Автопортрет в серой Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Robert Falkâ&#x20AC;&#x2122;s Self-Portraits

Angelina Shchekin-Krotova

Robert Falk (1886-1958)

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Ангелина Щекин-Кротова

Автопортреты Роберта Фалька

Р.Р. ФАЛЬК Автопортрет в соломенной шляпе 1955 Холст, масло 63 × 53 © Государственный центральный театральный музей имени А.А. Бахрушина, Москва

ROBERT FALK Self-portrait in Straw Hat 1955 Oil on canvas 63 × 53 cm © Bakhrushin Theatre Museum, Moscow

← Р.Р. ФАЛЬК Автопортрет в красной феске. 1957 Холст, масло. 87 × 60 © ГТГ

← ROBERT FALK Self-portrait in Red Fez 1957 Oil on canvas. 87 × 60 cm

У Фалька в разное время учились народный художник СССР Семен Чуйков; легенда русской детской иллюстрации Татьяна Маврина (Лебедева); известный театральный художник-сценограф Татьяна Сельвинская; художники Георгий Нисский, Николай Ромадин, Лев Зевин, Иван Чекмазов, Моисей Хазанов; художницы Ева Розенгольц, Вера Фаворская, Надежда Кашина, Евгения Малеина и многие другие.

Имеется в виду неоконченная работа «Автопортрет в коричневой куртке» (1957, холст, масло, собрание В.М. Шустера, Санкт-Петербург).

Речь идет о картине Жоржа Руо «Старый король» (1937, Институт Карнеги, Питтсбург, США).

Имеется в виду шедевр Диего Веласкеса «Портрет папы Иннокентия Х» (1650, холст, масло, Галерея Дориа Памфили, Рим).

блузе» [1950 года]. Перед нами уже больной, усталый, но все же несломленный пожилой человек. Мне больно смотреть на «Автопортрет в соломенной шляпе» [1955] из собрания Театрального музея имени Бахрушина. Я слишком хорошо помню, как мучительно переживал Фальк безнадежность своего положения: о художнике словно бы забыли, забыли его деятельность 1920-х годов, забыли его подвиг педагога, выпустившего из своей мастерской целую плеяду крупных советских живописцев, как признанных, так и непризнанных1 . Музеи забыли, что его мастерская в доме Перцова находится по соседству с вполне признанными и уважаемыми художниками, тоже бывшими бубнововалетовцами, которых в послевоенные годы «художественное» начальство хоть и не баловало, но и не забывало. За год до смерти, в 1957 году, Фальк начинает работу над своим последним автопортретом. Мне кажется, что ему хотелось в этом портрете подвести итог своей жизни. Первая попытка его не удовлетворила 2 , а меня просто испугала – такой мукой был наполнен этот образ. Я запротестовала, заплакала: «Разве в твоей жизни не было счаРоберт Фальк (1886–1958)

стья, достижений, свершений?» – спрашивала я с горечью. Фальк долго откладывал работу и вдруг нашел среди привезенных из Парижа старых галстуков, мелочей, очевидно, хранивших в себе дорогие воспоминания, малиновую турецкую феску, купленную на блошином рынке. В Париже он не раз писал себя в этой феске – уж больно нравился ему ее «малиновый звон». Но там она служила красочным пятном, цветовым акцентом. А здесь – корона ссыльного короля? терновый венец? тиара как торжественный убор непокорного одиночества? Портрет этот, так похожий на моего Фалька, смутно напоминает мне то гордый и горестный профиль короля Руо 3 , то печальную торжественность папы Иннокентия 4 . Быть может, Фальк сознавал себя одиноким королем? Подготовка текста, публикация и комментарии Юлии Диденко

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

The Late Still-Lifes of Robert Falk

Angelina Shchekin-Krotova

РОБЕРТ ФА ЛЬК (1886–1958)

о ние нат р орт Фалька н елина

екин

ротова

Фальк очень внимательно относился к постановке натюрморта. Иногда он подбирал предметы, чтобы составить из них некий преследующий его цветовой аккорд, иной раз загорался от случайно увиденного сочетания предметов, но большей частью это было осуществлением давно лелеемого образа, замысла, и тогда подсказка натуры лишь помогала создать необходимую ему постановку. «Натюрморт с негритянской скульптурой» (1944, ГТГ). В 1944 году мы с Фальком были у нашей приятельницы Лидии Максимовны Бродской1 в гостях. Фальк увидел у нее на полочке африканскую скульптуру из черного эбенового дерева. Взмолился: «Дайте мне хотя бы на время. Я хочу этого негра написать». Почти год стояла скульптура «безработной» у нас дома, так как Фальк никак не мог найти негру «достойного» места и подходящей компании. У нас в мастерской была полка – простая доска, прибитая к стене. На этой полке стояли различные «пожившие» предметы, вызывающие «аппетит» к живописи. Среди них не нашлось ни одного предмета – интересного «собеседника» для негра. У Сельвинских мы как-то «реквизировали» старинную фарфоровую чашечку ярко-кораллового цвета. От Елизаветы Сергеевны [Потехиной, первой жены] Фальк притащил алый стеклянный графинчик. «Теперь они могут беседовать», – сказал Фальк. Поставил все это в затененной части комнаты и долго, чуть ли не в течение целого года, писал зловещую «группу заговорщиков» – густо, плотно, добиваясь «драгоценной живописи». Получилась очень значительная вещь, которая своим настроением очень похожа на «Красную мебель» (1920). Как всегда, Фальк стремился, чтобы предметы говорили друг с другом, понимали друг друга. Но это был не литературный вымысел, не какой-то символ. Он группировал предметы по заряду энергией цвета, он создавал «пластическое Событие». В те годы художники, которым он показывал этот натюрморт, пугались и советовали Фальку не выРоберт Фальк (1886–1958)

ставлять эту вещь. «Мрачно так, заговор какой-то. Мистика» – такова была их реакция. После долгих колебаний Третьяковка решилась купить этот «Натюрморт с негритянской скульптурой» (1944, ГТГ) 2 за грошовую цену. Конечно, в экспозицию натюрморт не попал. «Голубка и роза (Реквием)» (1948–1950, [собрание В.С. и Л.И. Семеновых, Москва]). Через несколько лет, уже в 50-х годах, Фальк снова поставил эту кораллового цвета чашечку и положил в нее бумажную розу, взятую им на память из венка, положенного на гроб Михоэлса. К ней он хотел добавить что-то голубенькое. Говорю: «Цветы? Ткани?» – «Нет-нет-нет. Что-нибудь блестящее!» И вот как-то, покупая картошку на Тишинском рынке, я увидела на одном из прилавков группу глиняных обливных кустарных игрушек – зверушек, птиц. Я купила голубую голубку на зеленой подставочке. Когда я вернулась домой и протянула Фальку голубку, он вскричал: «То, что надо! Дай, дай скорей!» Цветовой аккорд острый, неожиданный, что-то есть в звучании драматичное. И потом, наклонившись, шепотом сообщил мне: «Это будет реквием Михоэлсу». В 50-е годы Фальк пишет много цветов в букетах. Ставит их не в вазы, а в крынки и горшки из глины. Полюбилась ему старая фаянсовая треснутая супница. «Цветы в супнице» (1951, Музей-заповедник «Абрамцево»). Помню, как Фальк сам купил на базаре астры розового цвета и красного. Поставил на тумбочку, застлав ее листом зеленой бумаги, на фоне старой серой занавески. «Смотри, какой колорит – Рокотов: розовое,

← Р.Р. ФАЛЬК Натюрморт с негритянской скульптурой 1944 Холст, масло 63,8 × 53,5 © ГТГ

← ROBERT FALK Still-Life with African Sculpture. 1944 Oil on canvas 63,8 × 53,5 cm © Tretyakov Gallery

Л.М. Бродская (урожденная Сегаль, 1892–1977) – художница, переводчица, дочь петербургского архитектора М.И. Сегаля.

Картина приобретена у А.В. Щекин-Кротовой в 1975 году.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

ROBERT FA LK (1886-1958)

e ate t ll e o Robert Falk Now, I would like to say a few words about Falk’s still-life paintings. Falk was meticulous when it came to composition. Sometimes, he picked objects to create a certain colour combination that he had in mind other times, his passion would be lit by a combination of objects spotted by chance, but, for the most part a stilllife represented the implementation of a long-cherished image, an idea, and then something seen in real life would nudge him into nally creating the scene he envisaged.

Brodskaya, L. (née Segal, 1892-1977), artist, translator, daughter of St.Petersburgbased architect Segal, M.

Painting acquired in 1975 from Schekin-Krotova, A.

“Still-Life with African Sculpture” (1944, Tretyakov Gallery). In 1944, Falk and I went to visit our friend Lydia Brodskaya.1 Falk spotted an African sculpture in ebony on her shelf. He beseeched her, “let me have it, at least for a while. I must paint it.” The African sculpture stood “unemployed” at our home for almost a year as Falk struggled to find it a “worthy” spot or suitable company. There was a shelf in the studio, a simple board nailed to the wall, where various “surviving” objects were kept, which might arouse an “appetite” for painting. But there was not a single item that would have served as an interesting conversant for the African. But then, we somehow “requisitioned” an old porcelain cup in a bright coral colour from the Selvinskys. Falk then picked up a red glass decanter from Elizaveta [Potekhina, Falk’s first wife]. “Now they can have a conversation,” said Falk. He placed all three in the shaded part of the room and, for a long time, almost a year, he painted the ominous “group of conspirators,” thickly, densely achieving the “precious painting”. It turned out a very significant piece, very similar in mood to “Red Furniture” (1920). As always, Falk strove for his objects to speak to one other, to understand one other, but not as a literary notion or symbol. He grouped his objects according to the charge of energy in their colours; he created a “plastic event”. In those years, the artists to whom Falk showed this still-life were frightened by it and advised him not to exhibit the work. “It’s so dark, like a kind of curse, cabalic even.” Such was the reaction

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

to the painting at the time. After much hesitation, the Tretyakov Gallery decided to acquire “Still-Life with African Sculpture” (1944, Tretyakov Gallery) 2 , which they did for a song, although the still-life did not enter the exhibition, of course. “Dove and a Rose. (Requiem)” (1948-1950. Lidia Semenova Collection. Moscow). A few years later, in the 1950s, Falk had occasion to use the coral-coloured cup again and this time placed a paper rose inside, which he had taken as a keepsake from a wreath laid on Solomon Mikhoels’s coffin. He wanted to add something blue. “Flowers, fabric perhaps?” I suggested. “No, no, no. it needs something shiny!” And then, one day when I was buying potatoes at Tishinsky market, I saw on one of the tables a group of handmade, glazed, clay toys, animals and birds. I bought a blue dove on a green stand. When I returned home and handed Falk the little dove, he cried, “That’s exactly it! Give it here, quick!” The colour play was sharp, unexpected and there was something dramatic in the resonance between the pieces. And then, bending forward, he whispered, “This will be Mikhoels’s requiem.” In the 1950s, Falk painted many bunches of flowers. Rather than arranging them in vases, he placed them in milk jugs and clay pots. He fell in love with an old, cracked, terracotta tureen. “Flowers in a Tureen” (1951, Abramtsevo Museum Reserve). I remember Falk buying the pink and red asters at the market. He put them on a nightstand he had covered with a sheet of green paper against the background of an old grey curtain. Robert Falk (1886-1958)

Ангелина Щекин-Кротова

зеленое, серое!» Эта супница фигурирует во многих натюрмортах с цветами. Букеты составляла я. Фальк долго, придирчиво «принимал» мою работу, заставлял по многу раз переделывать, пока не получится непосредственно, не нарочито, как бы случайно. Когда он хотел меня похвалить, он говорил, что я так же хорошо подбираю цветы, как французские консьержки (он очень ценил прирожденный вкус простых парижан). Цветы Фальк любил больше полевые. «Это пейзажи в горсти», – объяснял он мне. Может быть, они действительно заменяли ему пейзажи – трудно стало бродить в поисках мотивов. Болезни, старость… Но трудился он неустанно с утра до вечера. Я любила смотреть на его лицо, когда он писал цветы: оно становилось спокойным и светлым. «Фикус» (1956, ГТГ). Однажды летом 1956 года мы жили в деревне Арханово, недалеко от Абрамцева. Лето было на редкость дождливое, невозможно было писать на пленэре. И Фальк стал писать из окна избы уходящую в туман деревенскую улицу, сквозь сетку моросящего дождя. Слева он поставил на полу кадку с фикусом; его плотные, Роберт Фальк (1886–1958)

Поздние натюрморты Фалька

тяжелые листья создавали как бы тяжелую раму или кулису для зыбкого, прозрачного пейзажа в окне. И нужен был переход от переднего плана к пейзажу. «Поставь мне на подоконник васильки в стакане», – сказал Фальк. В ближних полях, как на грех, васильков не было, и я нарвала крупных незабудок в овраге у родника. Фальк был огорчен ужасно, он мечтал именно о васильках. Пришлось пойти в дальние поля и нарвать синих-синих васильков. На другой день Фальк смущенно попросил: «Не хочешь ли ты снова поставить сюда незабудки?» С тех пор целый месяц я ставила свежий пучок незабудок в стакан, но мечта о синих васильках словно бы просвечивала сквозь голубизну. А нам в конце концов все равно, какие это цветы. Важно, что они сияют драгоценным сплавом синего и голубого, оживляют своим звонким пятном голубоватый, пастельный колорит картины.

Р.Р. ФАЛЬК Голубка и роза (Реквием). 1948–1950 Холст, масло 47 × 60 Собрание Л.И. Семеновой, Москва

ROBERT FALK Dove and a Rose. (Requiem). 1948-1950 Oil on canvas 47 × 60 cm Lidia Semyonova Collection, Moscow

Подготовка текста, публикация и комментарии Юлии Диденко

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

The Late Still-Lifes of Robert Falk

→ Р.Р. ФАЛЬК Фикус. 1956 Холст, масло. 85 × 64 © ГТГ

→ ROBERT FALK Ficus. 1956 Oil on canvas 85 × 64 cm © Tretyakov Gallery

Angelina Shchekin-Krotova

“Look at the colour play – it’s a Rokotov! Pink, green, grey!” That tureen appears in many of his still-life paintings with flowers. I would arrange the flowers. Falk took a long time meticulously evaluating my work before he would “accept” it. He would make me re-do it several times until the bunch looked natural and unpretentious as if they had randomly fallen that way. When he wanted to praise me, he said that I chose the flowers just as well as a French concierge (he very much appreciated the inherent taste of the ordinary Parisian). Falk loved wildflowers most of all. “These are a ‘fistful’ of landscape,” he explained. Perhaps in his mind, flowers really did replace landscapes. Poor health and old age had made it so much more difficult to wander around in search of fresh motifs ... And yet, Falk worked tirelessly from morn till night. I loved watching his face when he was painting flowers: it was transformed, calm and bright. “Ficus” (1956, Tretyakov Gallery). In the summer of 1956, we lived for a while in the village of Arkhanovo near Abramtsevo. It was an unusually wet summer that year, which made it impossible to paint outdoors. So, from the window of the hut, Falk began to paint the village street that disappeared into the fog through a grid of drizzling

rain. He placed a tub containing a ficus on the floor to his left; its dense, heavy leaves created a kind of heavy frame or backstage for the flimsy, transparent landscape. He needed something that would create a transition from the foreground to the landscape. Falk asked me to put some cornflowers in a glass on the windowsill. In the nearby fields, there was not a cornflower to be found, so I picked some large forgetme-nots in the ravine near the spring. Falk was terribly disappointed. He had dreamed of cornflowers specifically. In the end, I had to go to the fields much further away and there picked blue-blue cornflowers. The next day, rather embarrassed, Falk said, “Would you like to put some more forget-me-nots on the windowsill?” Over the next month, I made sure there was always a fresh bunch of forget-me-nots in the glass and yet the dream of cornflowers still seemed to shine through the blue. It makes no difference to us what flowers they were. The important thing is that they shine in a precious alloy of light and dark blue, creating a sonorous spot that enlivens the painting’s otherwise pastel hues. Preparation of text, publication and comments by Yulia Didenko

Р.Р. ФАЛЬК Цветы в супнице. 1951 Холст, масло 60 × 73 © Государственный историко-художественный и литературный музейзаповедник «Абрамцево», Московская область

ROBERT FALK Flowers in a Tureen. 1951 Oil on canvas 60 × 73 cm © Abramtsevo Museum Reserve

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Ангелина Щекин-Кротова

Роберт Фальк (1886–1958)

Поздние натюрморты Фалька

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Notes on the life and work of Angelina Shchekin-Krotova

Aleksandra Shatskikh

Robert Falk (1886-1958)

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

РОБЕРТ ФА ЛЬК (1886–1958)

три и к и не е тельности н елин асилье н екин рото о лексан ра

атски

С нгелиной Васильевной екин-Кротовой мне посчастливилось познакомиться на почве делового сотрудничества. емного предыстории. В издательство «Советский художник» поступила заявка от Д.В. Сарабьянова1 на издание монографии, посвященной творчеству Роберта Рафаиловича Фалька. Дмитрий Владимирович Сарабьянов был почитаемым кумиром всех студентов, в особенности его непосредственных учеников, к которым принадлежала и я. С Дмитрием Владимировичем мы посещали труднодоступные, необыкновенные места – запасники Третьяковской галереи или, к примеру, апартаменты Г.Д. Костаки с коллекцией русского авангарда.

Р.Р. ФАЛЬК Портрет жены в интерьере мастерской 1939–1940 Холст, масло 76 × 55 Частное собрание, Москва

Robert FALK Portrait of Wife at the Workshop 1939-1940 Oil on canvas 76 × 55 cm Private collection, Moscow

Д.В. Сарабьянов со своей только что изданной монографией о Р.Р. Фальке на немецком языке 1975 Фото: Н.С. Лаврентьев Архив Н.С. Лаврентьева, Москва

Dmitri Sarabianov with his newly published monograph about Falk in the German language. 1975 Photo: Nikolai Lavrentiev Archive of N.S. Lavrentiev, Moscow

Роберт Фальк (1886–1958)

Дмитрий Владимирович Сарабьянов (1923–2013) – выдающийся историк искусства, педагог, поэт; академик Российской академии наук (1992), член-корреспондент Российской академии художеств (1997).

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

ROBERT FA LK (1886-1958)

ote o t e l e a d ork o el a ek roto a It was on a professional basis that I had the good fortune of meeting Angelina Vasilyevna Shchekin-Krotova, but let me give you some context. Р.Р. ФАЛЬК → Автопортрет. 1936 Холст, масло. 65 × 53 © Архангельский музей изобразительных искусств

Robert FALK → Self-portrait. 1936 Oil on canvas 65 × 53 cm © Arkhangelsk Museum of Fine Arts

Dmitri Sarabianov (19232013) - outstanding art historian, pedagogue, poet. Academician of the Russian Academy of Sciences (1992), corresponding member of the Russian Academy of Arts (1997).

Vladimir Lapshin (1925– 2000) - art researcher, editor, Doctor of Arts.

Tatiana Guryeva-Gurevich (1922–2014) – art researcher, editor.

Aleksander Kamensky (1922 – 1992) – art critic, art researcher.

Elena Murina (born 1925) – art researcher, wife of Dmitri Sarabianov.

The Soviet Artist publishing house received a request from D.V. Sarabianov1 to publish a monograph on the works of Robert Falk. Dmitri Vladimirovich Sarabianov was an idol among students, especially for those who, like myself, had studied with him directly. With him, we visited many interesting places inaccessible to the public, such as the Tretyakov Gallery repository or the apartment of George Costakis, with its collection of Russian avant-garde art. One of the secret places we visited with the professor was Falk’s studio-apartment in the Pertsov House, in front of the Kremlin. What really stuck in my memory, as in that of many others, was the gloomy, tent-roofed room with rows of benches and an easel illuminated by the light falling from a small attic window. The paintings were presented to us by the artist’s widow, Angelina Shchekin-Krotova, who brought them out and put them on the easel one after another. Sarabianov was a great fan of Falk: he called his piece titled “Potatoes” (1955, oil on canvas) the best Russian still-life painting of the 20th century, as precious as the works of Rembrandt. After graduation from Moscow State University, I worked at the editorial board of the Soviet Artist publishing house, subordinate to the Artists’ Union of the USSR. The news of the monograph was inspiring, but the feeling did not last long. The top management of the Artists’ Union turned out to be totally against the monograph: for the generals of socialist realism, the name of Falk – and, indeed that of Sarabianov himself – was unacceptable. The monograph was rejected.

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

By that time, upon the initiative of Vladimir Lapshin2 , the head of the editorial board, the publishing house had begun a new periodical, a collection of documentary materials, letters, and memoirs dedicated to the lives of artists and art historians. It’s clear that, after a meeting between Lapshin, Shchekin-Krotova and Sarabianov, the publishing house received a new request: the artist's widow suggested publishing a collection of letters and articles written by Falk in different years, as well as the reminiscences of his colleagues, students, and allies. The request was accepted. Tatiana Guryeva-Gurevich was the editor-in-chief and the leading art expert of the editorial board 3: she was personally involved in the art life that began after the “Krushchev Thaw period”. Guryeva-Gurevich was married to the outstanding art critic Aleksander Kamensky4 and the Kamenskys were close friends of Sarabianov and Elena Murina 5 . All of them used to know Falk and visit his attic in the Pertsov House. The book about Falk was to be edited by Guryeva-Gurevich, but, as she was overloaded with urgent tasks, it was decided there was no time to waste and so the book was entrusted to me, before the generals of the Artists’ Union got a grip on it. In dark clothes, with her silver-streaked hair tied in a bun, Shchekin-Krotova wore heavy orthopaedic boots and moved slowly and cautiously. She amazed me with the permanent friendly expression on her serene and open face. If I could put it this way, Falk’s widow had an aura of spiritual power around her, and, after the months we spent working together, this impression grew stronger. Robert Falk (1886-1958)

Александра Шатских

Роберт Фальк (1886–1958)

Штрихи к жизнедеятельности Ангелины Васильевны Щекин-Кротовой

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Notes on the life and work of Angelina Shchekin-Krotova 6.

Elena Ivanovna ShchekinKrotova (nee Verzhbitskaya, 1890-1988).

Vladimir Semyonovich Semyonov (1911-1992), diplomat, Deputy Minister of Foreign Affairs for the USSR (1955-1978), art collector.

Shchekin-Krotova compiled the book from materials in her family archive. From the first years of her marriage, she had been collecting the letters Robert wrote to different addresses and recording the memories he shared in conversations. Her task now was to select the most relevant letters and to comment on them; at her request, students and colleagues shared their memories, too. The letters he wrote to his relatives and close friends were like diaries, so digging through her husband’s letters, she experienced episodes from her husband’s life before they had met as well as reliving the days of their family life, happy regardless of anything. As she was selecting and commenting on the letters, many thoughts and memories resurfaced in her mind and I listened to her with gratitude. She described their everyday family life, recollected Falk’s stories and opinions and she spoke of the models he depicted in his Paris paintings and Falk’s relationships with the people who sat for him after they had been married. The published notes and memories of Shchekin-Krotova provide a clear picture of those amazing anecdotes. However, as far as I know, Angelina Shchekin-Krotova has never elaborated on any episodes from the life she lived on her own, independent from her famous husband. From all of her stories, there is one sad episode I would like to share. The Shchekin-Krotov family were

Aleksandra Shatskikh

from the hereditary nobility and had preserved the old Emperor’s charters granted to their ancestors. However, her mother6 , frightened that these might be discovered by their neighbours in their communal apartment, tore the precious manuscripts into tiny pieces and flushed them down the toilet. By the time she began working on the book, Shchekin-Krotova had long since moved out of the Pertsov House, settling into in a two-room apartment (she managed to get the apartment, considered big for a Soviet citizen, with the help of Vladimir Semyonov 7, a diplomat and art collector). In the rooms, there were racks to hold the works she brought with her. Shchekin-Krotova told me that, to begin with, they had been full, but, after a while, there was a lot of unoccupied space. The restless widow worked persistently to distribute the paintings among museums, regardless of the price they offered. Some of the works she simply donated, saying: “For me, the most important thing is that the paintings be in museums. I do not give them to private collectors anymore, no matter how they beg. The only items I offer to collectors are gouaches, watercolours and drawings”. The daily life of Angelina Shchekin-Krotova was a struggle: she looked after her elderly mother, who had been unable to rise from her bed for many years. The bed was hidden behind a curtain and ShchekinKrotova would speak to her mother every now and

Т.Г. ГурьеваГуревич с сыном М.А. Каменским у работ Фалька на выставке акварельного портрета из частных собраний Москвы в Доме художника (Кузнецкий мост, 11). 1968 Слева – художник Р.Н. Барто, справа – коллекционер Я.Е. Рубинштейн Фотография Архив Александра Каменского, Москва Публикуется впервые

Tatiana GuryevaGurevich with her son, M.A. Kamensky, near the works by Falk at the exhibition of watercolour portraits from private collections in Moscow held at the House of Artists (Kuznetsky Most, 11). 1968. From left to right: the artist Rostislav Barto and the collector Yakov Rubinstein. Photograph Archive of Aleksander Kamensky, Moscow Published for the first time

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Александра Шатских

Штрихи к жизнедеятельности Ангелины Васильевны Щекин-Кротовой

Д.В. Сарабьянов и А.В. ЩекинКротова. 1970-е Фотография Частный архив, Москва

Dmitri Sarabianov and Angelina Shchekin-Krotova. 1970s Photograph Private archive, Moscow

Одним из таких заповедных мест, куда привел нас профессор, была квартира-мастерская Фалька в доме Перцова напротив Кремля. Мне, как и многим другим, запомнилось сумрачное «шатровое» помещение с рядами скамеек и мольбертом, на который сверху, из чердачного окошка, падал свет. Картины нам показывала вдова художника Ангелина Васильевна Щекин-Кротова, вынося и ставя их на мольберт. Дмитрий Владимирович высоко ценил Фалька: натюрморт «Картошка» (1955; х., м.) он однажды назвал лучшим русским натюрмортом ХХ века, по силе равным живописи Рембрандта. После окончания МГУ я работала в книжной редакции издательства «Советский художник», подчинявшегося Союзу художников СССР; известие о предполагаемой монографии было воодушевляющим, но радость длилась недолго. Выяснилось, что высокое начальство в СХ СССР категорически против издания: для генералов соцреализма неприемлемыми были имена и Фалька, и Сарабьянова. Монографию зарубили. К тому времени по инициативе В.П. Лапшина 2 , заведующего книжной редакцией, в свет стала выходить новая типовая серия – сборники документальных материалов, писем, воспоминаний, посвященные жизнедеятельности художников и историков искусства. Очевидно, после совещания Лапшина с Ангелиной Васильевной и Дмитрием Владимировичем в издательство поступила новая заявка: вдова художника предлагала выпустить сборник, включающий статьи и корреспонденцию Фалька разных лет, а также воспоминания коллег, учеников и сторонников мастера. Заявка была одобрена. В книжной редакции ведущим редактором-искусствоведом была Т.Г. Гурьева-Гуревич 3: Татьяна Георгиевна напрямую была причастна к той художественной жизни, что началась после отРоберт Фальк (1886–1958)

тепели. Замужем Татьяна Георгиевна была за выдающимся критиком Александром Абрамовичем Каменским 4; семья Каменских тесно дружила с Дмитрием Владимировичем и Еленой Борисовной Муриной 5 . Все были близко знакомы с Робертом Рафаиловичем, посещали его мансарду в доме Перцова. Книга о Фальке должна была уйти на редактуру к Татьяне Георгиевне, однако она была до предела загружена срочной работой, и для того, чтобы не откладывать дело в долгий ящик, вести издание поручили мне с тем, чтобы все прошло как можно быстрее, пока генералы в СХ СССР не спохватились... Ангелина Васильевна, в темных одеждах, с проседью в волосах, забранных в пучок, носила тяжелые ортопедические башмаки, двигалась осторожно и медленно. Она поразила меня каким-то очень ясным, светлым лицом со всегдашним приветливым выражением. От вдовы Фалька веяло, что называется, силой духа: на протяжении тех месяцев, что прошли в совместной работе, такое ощущение от ее личности лишь окрепло. Ангелина Васильевна компоновала книгу, основываясь на семейном архиве: начиная с первых лет замужества она собирала послания Роберта Рафаиловича, отправленные на протяжении жизни разным адресатам, записывала его устные воспоминания. Теперь ее задача состояла в том, чтобы отобрать наиболее важные письма и прокомментировать их; по ее просьбе были написаны также воспоминания учеников и коллег Роберта Рафаиловича. Письма родственникам и близким друзьям сродни дневникам: для Ангелины Васильевны погружение в переписку мужа было переживанием событий его биографии до встречи с ней, а потом и их общей счастливой – несмотря ни на что – жизни.

Владимир Павлович Лапшин (1925–2000) – искусствовед, редактор, доктор искусствоведения.

Т.Г. Гурьева-Гуревич (1922– 2014) – искусствовед, редактор.

А.А. Каменский (1922– 1992) – художественный критик, искусствовед.

Е.Б. Мурина (род. 1925) – искусствовед, жена Д.В. Сарабьянова.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Notes on the life and work of Angelina Shchekin-Krotova

А.В. Щекин-Кротова в своей квартире на Можайском шоссе 15 апреля 1975 Фото: М.В. Радзишевская Научная библиотека МГУ

Angelina Vasilyevna Shchekin-Krotova in her apartment on Mozhayskoe Drive April 15, 1975 Photograph: M.V. Radzhishevskaya Moscow State University Library

Обложка первой книги о Р.Р. Фальке на русском языке; составитель и автор примечаний А.В. Щекин-Кротова (Москва: Советский художник, 1981) Cover of the first book dedicated to Falk in the Russian language (compiled by Angelina Shchekin-Krotova). Moscow, 1981

Boris Kyshtymov (1927-1994), graphic artist, childrenʼs books illustrator.

then. She told me that her mother had a heart of gold, she was always in a good temper and never complained of anything. A great fan of opera, she listened to operas with her inner hearing and knew many of them by heart, from the beginning to the end. It still sounds unbelievable to me. At home, we had a large gouache from Falkʼs Paris period; my husband, the artist Boris Kyshtymov, 8 bought it from a family of his close friends a long time ago. I told Shchekin-Krotova about it and she suddenly insisted on coming to see it. Then I found out that, in the circle of Falkʼs friends, there was a young artist engaged in faking pieces of art, both those of Falk and others. After a single glance at our gouache, Angelina Vasilyevna identified when and where it had been created and named the collector who had bought the work from Falk himself; that was the collector my husband bought it from. She had brought a pre-printed label with her. She had ordered special marble paper labels with a heading: “A Robert Falk Painting”. There were several gaps to fill in: “Title”, “Year”, “Approved” and a space for her signature. The label was filled in by hand – “R. Falk. Changing Stalls on the Beach. France. 1930ʼs. Watercolour and gouache on paper. 31.5 × 44 cm” – and ceremonially attached to the reverse side of the gouache. I had the irresistible impression that Angelina Vasilyevna knew all the works of Falk by heart in the smallest detail, and I was not mistaken: for decades,

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Aleksandra Shatskikh

the artistʼs widow had been compiling a catalogue and keeping records of his oeuvre, and she really did remember every single piece. The name Angelina was an amazing match to the life mission of its owner: she was a real guardian angel for Falk himself as well as for his works. The informative and elegantly designed book on chalk paper was published several months later: “R.R. Falk. Conversations on Art. Letters. Memories of the Artist / Compiled and with commentary by A.V. Shchekin-Krotova”. Moscow: Soviet Artist, 1981. Shchekin-Krotova was delighted to see that, for the first time in the USSR, the book had abundant colour reproductions. As a memento of our work, Angelina Vasilyevna gave me a watercolour titled “Sketch for ‘The Red Housesʼ painting” (1921, watercolour, pen and ink on paper, 17.5 x 13.3 cm) and added that it had been displayed at Falk's personal exhibition in Begovaya Street in 1966, but was not included in the catalogue. Extremely grateful, I appreciated the generosity of the present immediately, but it took me a while to understand the prediction it made. The virtuoso drawing was made by Robert Falk in 1921 in Vitebsk, when he sketched some tree trunks against the curled red and pink background with rapid brush strokes. Many years later, the watercolour became an illustration to the chapter titled “Robert Falk and his Vitebsk disciples” of my book “Vitebsk. Art Life. 1917–1922” (Moscow, 2001).

Robert Falk (1886-1958)

Александра Шатских

При отборе и комментировании корреспонденции многое всплывало в ее памяти, а я была благодарным слушателем. Ангелина Васильевна описывала совместное житье-бытье, передавала рассказы и оценки Роберта Рафаиловича, говорила о моделях парижских картин с его слов и об отношении Фалька к тем портретируемым, что позировали уже при ней. Опубликованные заметки и воспоминания Ангелины Васильевны дают хорошее представление об этих замечательных устных новеллах. Но, насколько я знаю, нигде и никогда Ангелина Васильевна не останавливалась на моментах своей жизни, независимой от великого мужа. Из ее рассказов приведу один невеселый эпизод. Щекин-Кротовы были из потомственных дворян, в семье хранились старинные императорские грамоты, пожалованные предкам, – и мама Ангелины Васильевны 6 , опасаясь соседей по коммунальной квартире, порвала великолепные пергаменты на мелкие кусочки и спустила в унитаз. Во время работы над книгой Ангелина Васильевна давно уже переехала из дома Перцова и обреталась в двухкомнатной квартире (получить большое по советским меркам жилище ей помог дипломат-коллекционер В.С. Семенов7). В комнатах были устроены стеллажи, на них размещались перевезенные работы. Поначалу, сообщила Ангелина Васильевна, они все были заполнены, но теперь было много свободного места. Вдова Фалька неутомимо и целенаправленно устраивала полотна в музеи, причем плата не имела большого значения, часть работ она дарила; помню ее высказывание: «Для меня главное, чтобы картины были в музеях, я перестала продавать их в частные руки, как бы ни упрашивали, коллекционерам предлагаю только гуаши, акварели и рисунки». Быт Ангелины Васильевны был трудным: на ее попечении была престарелая мать, много лет не поднимавшаяся с постели. Ее ложе было за пологом, Ангелина Васильевна перекликалась с матерью; мне она говорила, что ее мама – сама доброта; никаких капризов, никаких жалоб – мама целыми днями слушала оперы внутренним слухом, она была большой их любительницей и многие помнила наизусть от начала до конца. И по сию пору мне это кажется чудом. У нас в доме была большая гуашь Фалька парижских времен: мой муж, художник Б.П. Кыштымов 8 , приобрел ее в свое время в семье близких друзей. Я известила об этом Ангелину Васильевну, и она вдруг, и весьма настойчиво, пожелала приехать и посмотреть ее. Тут-то я и узнала, что в окружении Фалька был молодой художник, занимавшийся созданием подделок, причем не только вещей Роберта Рафаиловича, но и других мастеров. Роберт Фальк (1886–1958)

Штрихи к жизнедеятельности Ангелины Васильевны Щекин-Кротовой

Увидев нашу гуашь, Ангелина Васильевна сразу же сказала, когда и где она была написана, а также назвала имя собирателя, купившего работу у самого Фалька: именно у этого коллекционера и приобрел ее мой муж. С собой Ангелина Васильевна привезла типографский ярлык – оказывается, она заказала специальные небольшие ярлыки на мраморной бумаге с шапкой: «Из картин Р.Р. Фалька». Под ней шли строчки: «Название», «Год», «Удостоверяю» – для ее подписи. Ярлык был заполнен от руки – «Пляжные кабинки. Франция. 1930-е. Б., акв., гуашь. 31,5 × 44 см» – и торжественно прикреплен на обороте гуаши. У меня возникло неодолимое впечатление, что Ангелина Васильевна на память знала все работы Фалька во всех подробностях их существования; впечатление было верным, вдова художника десятилетиями составляла картотеку, упорядочивая наследие, и действительно помнила все. Имя «Ангелина» удивительным образом соответствовало жизненной миссии его носительницы:

Р.Р. ФАЛЬК Эскиз к картине «Красные дома». 1921 Бумага, тушь, перо, акварель. 17,5 × 13,3 Частное собрание, Москва

Robert FALK Sketch for “The Red Houses” painting. 1921 Watercolour, quill and ink on paper 17.5 × 13.3 cm Private collection, Moscow

Елена Ивановна ЩекинКротова (1890–1988, урожденная Вержбицкая).

Владимир Семенович Семенов (1911–1992) – дипломат, заместитель министра иностранных дел СССР (1955–1978), коллекционер.

Борис Павлович Кыштымов (1927–1994) – художник-график, иллюстратор детских книг.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Notes on the life and work of Angelina Shchekin-Krotova

Aleksandra Shatskikh

Р.Р. ФАЛЬК Пляжные кабинки. Бретань. 1934–1935 Бумага, акварель, гуашь. 32,5 × 44,8 Частное собрание, Москва

Robert FALK Changing Stalls on the Beach. Brittany 1934-1935 Watercolour and gouache on paper 32.5 × 44.8 cm Private collection, Moscow

Р.Р. ФАЛЬК Пейзаж. 1936 Бумага, гуашь, белила 36 × 49 © ГРМ

Robert FALK Landscape. 1936 Gouache, whitewash on paper 36 × 49 cm © Russian Museum

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Александра Шатских

Штрихи к жизнедеятельности Ангелины Васильевны Щекин-Кротовой

Р.Р. ФАЛЬК Пейзаж. 1935 Бумага, гуашь, белила 46,2 × 36,8 © ГРМ

Robert FALK Landscape. 1935 Gouache, whitewash on paper 46.2 × 36.8 cm © Russian Museum

она была подлинным ангелом-хранителем и самого Фалька, и его творчества. Содержательная, элегантная по дизайну книга на мелованной бумаге вышла в свет через несколько месяцев: Р.Р. Фальк. Беседы об искусстве. Письма. Воспоминания о художнике / Составление и примечания А.В. Щекин-Кротовой. М.: Советский художник, 1981. Ангелину Васильевну особенно радовало то, что здесь впервые в СССР в большом количестве были помещены цветные репродукции. В память о совместной работе Ангелина Васильевна подарила мне акварель «Эскиз к карРоберт Фальк (1886–1958)

тине “Красные дома”» (1921; б., тушь, перо, акв., 17,5 × 13,3 см), добавив, что она была на персональной выставке Фалька в 1966 году на Беговой улице, но в каталог не вошла. Щедрость ее дара я с признательностью оценила сразу же, а некое провидческое значение – какое-то время спустя. Виртуозный рисунок Фальк исполнил в 1921 году в Витебске, набросав стремительным пером стволы деревьев на клубящемся красно-розовом фоне. Через много лет акварель украсила в качестве иллюстрации главу «Роберт Фальк и его витебские ученики» в моей книге «Витебск. Жизнь искусства. 1917–1922» (М., 2001). Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Преамбула к воспоминаниям Веры Прохоровой

Шесть из семи записанных им бесед с В.И. Прохоровой уже опубликованы на сайте Фонда «Устная история»: http://oralhistory.ru/ members/prokhorova

Цит.по: https://eho-2013. livejournal.com/98618. html

Майя Александровна Улановская (1932– 2020) – переводчица, публицист, автор воспоминаний, участница диссидентского движения в СССР, дочь бывшего резидента советской разведки в США.

Улановская Н.М., Улановская М.А. История одной семьи. СПб, 2003. С.242; цит. по: https://www. sakharov-center.ru/asfcd/ auth/?t=page&num=1173

Впервые публикуются устные воспоминания о Фальке филолога и педагога Веры Ивановны Прохоровой (1918–2013), записанные внуком и последователем В.Д. Дувакина – Дмитрием Борисовичем Споровым1. Они являются фрагментом многочасовой беседы, состоявшейся 23 декабря 2001 года в квартире Прохоровой в Москве, на Сивцевом Вражке. Дочь последнего владельца Трехгорной мануфактуры И.Н. Прохорова, состоявшая по материнской линии в родстве с семьями Гучковых и Боткиных, Вера Ивановна посвятила жизнь преподаванию английского языка, проработав многие годы в Московском институте иностранных языков имени Мориса Тореза (ныне Московский государственный лингвистический университет имени М. Тореза). В 1951-м по доносу вхожего в ее дом друга она была арестована и сослана в лагерь на 10 лет. По ее словам, тогда она прежде всего подумала о своих знакомых: «Главным для меня было не назвать ни одного имени, чтобы от меня цепочка арестов не потянулась дальше. Я-то им была неинтересна, им были нужны Нейгауз, Рихтер, Фальк»2. Ее младшая солагерница Майя Улановская3 вспоминала: «…С каким исключительным смирением и кротостью она переносила заключение! Она казалась мне похожей на христианскую мученицу, представлялась воплощением добра. Она стремилась творить добро, бесконечно привлекала к себе людей, но ее не хватало на всех, кто к ней тянулся. Я впервые столкнулась с особым явлением: добротой из принципа, которая была выше человеческих возможностей»4. Центральный и, пожалуй, самый пронзительный сюжет публикации – пересказ Прохоровой воспоминаний Фалька об исцелении его в молодости от тяжелой депрессии священником Алексием Мечёвым. Будучи человеком религиозным, Вера Ивановна смогла по достоинству оценить поразившее ее «чудо спасения». Cвидетельство Прохоровой об этом малоизвестном случае молитвенной

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Иван Николаевич (1890–1927) и Надежда Николаевна (1889–1945, урожденная Гучкова) Прохоровы с детьми Верой и Николаем (1921–1942) Царицыно. Февраль 1921 Фотография Архив В.И. Прохоровой, Москва

Ivan Nikolayevich (1890-1927) and Nadezhda Nikolayevna (née Guchkova, 1889-1945) Prokhorov with their children Vera and Nikolai (1921-1942) Tsaritsyno. February 1921 Photograph Vera Prokhorovaʼs archive, Moscow

Юлия Диденко

помощи старца, изложенное в более сжатом, чем в настоящей публикации, виде, было включено в 2000 году в «Жизнеописание к церковному прославлению известного старца, в миру протоиерея Алексия Мечёва, составленное в храме Святителя Николая в Клённиках». Проникнутые необыкновенно теплым чувством к художнику, эти воспоминания обладают особой ценностью как очень личное свидетельство очевидца, входившего в фальковский круг. Долгие годы, начиная с 1937-го, Прохорова была близким другом Святослава Рихтера (она звала его «Свет»), который с 1945 года дружил с Фальком, высоко ценившим талант музыканта. В 1957 году Рихтер устроил в своей квартире в Брюсовом переулке небольшую выставку картин Фалька (17 полотен для показа были выбраны устроителем), сочтя своим долгом помочь художнику, не имевшему в послевоенные годы никакой возможности официально показывать свои работы. Запись беседы хранится в отделе устной истории Научной библиотеки МГУ имени М.В. Ломоносова. Текстовая расшифровка любезно предоставлена для эксклюзивной публикации на страницах журнала заведующим отделом Д.Б. Споровым, которому выражаем искреннюю благодарность. Фрагмент беседы приводится в форме монолога, с некоторыми сокращениями, в отредактированном виде. Юлия Диденко

Роберт Фальк (1886—1958)

Yulia Didenko

Preamble to the Memoirs of Vera Prokhorova

Published here for the first time is a series of oral recollections of Falk by Vera Prokhorova, philologist and teacher (1918-2013), recorded by Dmitri Borisovich Sporov 1, who followed in the footsteps of his grandfather Viktor Duvakin. The recollections printed here represent a fragment of a conversation, in its entirety lasting for many hours, that took place on December 23, 2001, at the Prokhorova apartment on Sivtsev Vrazhek. The daughter of Ivan Prokhorov, owner of the Trekhgornaya Manufactura textile mill, and related on her motherʼs side to the Guchkov and Botkin families, Prokhorova devoted her life to teaching English and worked for many years at the Maurice Thorez Moscow Institute of Foreign Languages (now the Moscow State Linguistic University). In 1951, denounced by a friend who had visited her home, she was arrested and sentenced to 10 years in a labour camp. According to Prokhorova, at that time, her thoughts were first and foremost with those close to her. “The most important thing to me was to avoid mentioning any names, so that the chain of arrests would not go any further. It was not me they were interested in; they wanted Neuhaus, Richter and Falk”. 2 Prokhorovaʼs younger fellow prisoner Maya Ulanovskaya3 recalled,4 “With what exceptional humility and meekness she endured her incarceration! To me, she was like a Christian martyr, the embodiment of goodness. She strove to do good and people were always attracted to her, but she did not have the strength for everyone. It was the first time in my life that I had encountered that special phenomenon: kindness in principle, something beyond the capacity of the ordinary human being”. The central section of the text published here – and perhaps the most poignant – is Prokhorovaʼs retelling of Falkʼs story about how he was healed in his youth from a case of severe depression by the priest Aleksei Mechev. Being a religious person, Prokhorova was able to appreciate the tale of the “salvation miracle" by which she evidently was so deeply struck. Her testimony of this little-known case of the Elder Mechevʼs prayer of intercession was included in more precise format in the text “The Life of the Famous Elder Known in the World as Archpriest Aleksei Mechev, Prepared for His Canonization and Compiled in the Church of Saint Nikolai on Klenniki” published in the year 2000.

←

Надежда Николаевна Прохорова с Николаем и Верой. Звенигород 1929. Фотография

Nadezhda Prokhorova with Nikolai and Vera Zvenigorod. 1929 Photograph

Архив В.И. Прохоровой, Москва

Vera Prokhorovaʼs archive, Moscow ←

Robert Falk (1886–1958)

Вера Ивановна Прохорова в своей квартире в Москве, на Сивцевом Вражке 2000-е. Фотография Архив В.И. Прохоровой, Москва

Vera Prokhorova in her apartment in Moscow at Sivtsev Vrazhek 2000s. Photograph Vera Prokhorovaʼs archive, Moscow

These remarkably warm remembrances of Falk are especially valuable because they are deeply personal eyewitness accounts from a member of his inner circle. From 1937, and for many years afterwards, Prokhorova was a close friend of Sviatoslav Richter (she called him Svet in Russian, which means ‘lightʼ), who, from 1945 onwards, was also friends with Falk, who in turn greatly appreciated the musicianʼs talent. In 1957, Richter arranged a small exhibition of Falkʼs paintings in his apartment on Bryusov Lane (the 17 canvases were all chosen by Richter). He considered it his duty to help the artist, who had no opportunity to exhibit his works officially in the postwar years. The recording of this conversation is stored at the Oral History Department, Moscow State University Academic Library. The transcript was kindly provided for exclusive publication on the pages of this journal by Dmitri Sporov, the head of the department, to whom we wish to express our sincere gratitude. This fragment of the longer conversation is presented in the form of a monologue and has been edited with occasional abbreviations. Yulia Didenko

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Currently, six of seven recordings of his conversations with Vera Prokhorova are published on the website of the Oral History Fund: http://oralhistory.ru/ members/prokhorova

Cit.: https://eho-2013. livejournal.com/98618.html

Maya Aleksandrovna Ulanovskaya (1932-2020), translator, publicist, author of memoirs, participant in the dissident movement in the USSR, daughter of former rezident of Soviet intelligence in the United States.

Ulanovskaya N.M., Ulanovskaya M.A. Story of a Family. St.Petersburg, 2003. P. 242; Cit.: https://www. sakharov-center.ru/asfcd/ auth/?t=page&num=1173

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886â&#x20AC;&#x201C;1958)

РОБЕРТ ФА ЛЬК (1886—1958)

и о Фалька как ело ека ВО ПОМИНАНИ ера

ОХ

НИКЕ

ро орова

С Фальком я познакомилась у лександры Вениаминовны зарх-Грановской 1 , где мы – моя сестра 2 , я и очень много молодежи – собирались ... на девятом этаже дома ВХ Т М Са на Мясницкой. Нас страшно интересовала живопись, поэзия, то, что Александра Вениаминовна знала Блока, что она очень хорошо знала Маяковского, ее мнение о них, что для нее Шагал – это был просто знакомый из Витебска. О Маяковском я впервые от Александры Вениаминовны услышала. Она очень любила его, жалела его как человека и говорила, что все его напускное хамство, крики, грубость – это была самозащита, что он по сути был человек очень уязвимый, с большими комплексами. Что особенно нас привлекало в Александре Вениаминовне и в ее кружке, в ее, если можно приложить старомодное слово, салоне, <…> это было именно то место в культуре, сосредоточие культуры, к которому очень тянулась молодежь: некоторые мои приятельницы, и из института, и друзья. Связь Александры Вениаминовны с миром этих живых людей, которых она видела, с их произведениями, с их мировоззрением, которое совершенно часто неправильно воспринималось нами, – вот это и составляло суть этих бесед. Причем никогда в жизни, сколько бы я ни бывала у нее (а это было в течение многих лет), там не было ничего того, что напоминает злобную сплетню: кто с кем, да когда, да как... Роберт Рафаилович ее глубоко уважал. Говорил, что это человек невероятного мужества 3 (это правда), она всегда была абсолютно подтянута, подкрашена, всегда элегантна. Отец ее был врач4 , очень хороший (кстати, она на него похожа). Говорили, что она дворницкая дочРоберт Фальк (1886—1958)

← Роберт Фальк в Париже 1929. Фотография

ка, потому что совершенно не похожа на свою сестру Раису Вениаминовну5 , у которой был библейский тип красоты: черная, с огромными темными глазами. Это жена Фалька, кстати действительно любимая. У Александры Вениаминовны собиралась не только молодежь. Рихтер 6 там бывал, он из-за Александры Вениаминовны тоже заходил, ему она страшно нравилась, и она его очень ценила. Осмеркины 7 там появлялись, Рождественский 8 , русофил, который жил в доме Перцова. Он единственный человек, который упорно называл Роберта Рафаиловича «Роман»: «Роман, иди сюда!», «Роман, помнишь, как ты?..» (они учились вместе), – упорно. «Роберта» он не признавал, он звал его «Роман». Откуда? 1.

тяжелую травму ноги. Несмотря на ампутацию и инвалидность, она продолжала работать – преподавала актерское мастерство, а впоследствии заведовала кафедрой актерского мастерства в Еврейской театральной студии при Московском Государственном еврейском театре.

А.В. Азарх-Грановская (1892–1980, урожденная Идельсон) – актриса, жена театрального режиссера А.М. Грановского, сестра художницы Р.В. Идельсон. См.: Азарх-Грановская А.В. Воспоминания. Беседы с В.Д. Дувакиным. М., 2001. Любовь Юрьевна Висковская (1921–2006) – дочь Л.Н. Висковской (урожденной Гучковой) и Ю. Висковского, двоюродная сестра В.И. Прохоровой по материнской линии. В 1935 году Александра Вениаминовна, возвращаясь домой из театра, попала под колеса трамвая и получила

Вениамин Иванович Идельсон (1851–1933), выпускник медицинского факультета Берлинского университета.

Р.В. Идельсон (1894–1972) – художница, поэт, ученица и жена Р.Р. Фалька в третьем браке (1922–1929).

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Из архива дочери художника К.Р. БарановскойФальк, Москва

Robert Falk in Paris 1929. Photograph From the archive of Kirilla BaranovskayaFalk, the artistʼs daughter, Moscow

←

Святослав Теофилович Рихтер (1915–1997) – пианист, художник, друг Р.Р. Фалька.

Осмеркин Александр Александрович (1892–1953) – художник. В первом браке женат на Е.К. Гальпериной (1903–1987), артистке эстрады; во втором браке (с 1945) – на Н.Г. Навроцкой (1913– 1999), архитекторе.

Василий Васильевич Рождественский (1884–1963) – художник, член объединения «Бубновый валет».

ROBERT FA LK (1886—1958)

E ORIE OF T E ARTI T

a be

d t e art

I met Falk at the home of Aleksandra A arkh-Granovskaya1 situated on the ninth oor of the VK UT MAS building on Myasnitskaya Street, where we gathered, my sister2 , myself and a large group of other young people. → Роберт Фальк в Париже 1930-е. Фотография Частный архив, Москва

Robert Falk in Paris 1930s. Photograph Private archive, Moscow

→

We were supremely interested in painting and poetry. We knew that Azarkh-Granovskaya was acquainted with Blok and was on very good terms with Mayakovsky and we were curious to know her opinion of them, just as we were enchanted that, to her, Chagall could be just someone from Vitebsk she happened to know. It was from Azarkh-Granovskaya that I first heard about Mayakovsky. She loved him very much, felt for him, and said that all his feigned rudeness, shouting and loutish behaviour was simply a way of protecting himself and that, underneath, he was a very vulnerable person with deep psychological issues. What particularly attracted us to Azarkh-Granovskaya, her circle and, to use an old-fashioned word, her salon, was that it represented a place of culture to which young people were drawn. Among them were my friends and others I knew from the institute. The groupʼs conver-

aminovna fell under the wheels of a tram and suffered a severe leg injury. Despite subsequent amputation and disability, she continued to work and taught drama, and later headed the drama department at the Jewish Theatre Studio at GOSET.

A.V. Azarkh-Granovskaya (née Idelson, 1892-1980), actress, wife of theatre director A.M. Granovsky, sister of artist R.V. Idelson (student and third wife of Robert Rafailovich Falk). See ed.: Azarkh-Granovskaya A.V. “Memories. Conversations with V.D. Duvakin”. Moscow, 2001. Lyubov Yurievna Viskovskaya (1921-2006), daughter of L.N.Viskovskaya (née Guchkova) and Yu. Viskovsky, V.I.Prokhorova's cousin through her mother. In 1935, returning home from the theatre, Aleksandra Veni-

Veniamin Ivanovich Idelson (1851-1933), graduate of the Medical Faculty of the University of Berlin.

R.V. Idelson (1894-1972), artist, poet, student and third wife of Robert Falk (1922-1929).

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Sviatoslav Teofilovich Richter (1915-1997), pianist, artist, friend of Robert Falk.

Osmerkin, Aeksander Aleksandrovich (18921953), artist. First wife: E.K. Galperina (19031987), pop artist; second wife: N.G. Navrotskaya (from 1945). (1913-1999), architect.

Rozhdestvensky Vasily Vasilievich (1884-1963), artist, member of the “Jack of Diamonds” group.

sations centred around the key themes of Azarkh-Granovskayaʼs connection with the world of these artists as real people, people she saw, her views on their works and their worldview, which was something we often misunderstood. Not once in all the years I visited her was there a hint of malicious gossip: who was with whom, when, where and so on. Falk had a deep respect for Azarkh-Granovskaya. He said that she was a person of unbelievable courage3 (it was true), she had great poise and was always trim and elegant with a touch of make-up. Her father, whom she resembles, was a very good doctor.4 They said that she was the milkmanʼs daughter because she was totally unlike her sister Raisa Veniaminovna5 , who had a biblical type of beauty: raven-haired, with huge dark eyes. Raisa became Falkʼs wife and, it has to be said, he truly loved her. It was not just the young people who gathered at Azarkh-Granovskayaʼs home. Richter6 used to visit, too. He would pop in to see Aleksandra, whom he liked very much, and their appreciation for one another was mutual. The Osmerkins7 were sometimes there, as was Rozhdestvensky8 , a Russophile who lived at the Pertsov House. Rozhdestvensky was the only person who insistently addressed Falk as ‘Romanʼ. “Roman, come here!” he would say. “Roman, do you remember when you..?” (They had studied together.) He never used the name Robert. It was always Roman. Why? I asked Falk about it later. “Robert Rafailovich, why ‘Romanʼ?” And he replied, “Because itʼs my baptismal name.” That was when he shared with me the tale that I shall recount later. Robert Falk (1886–1958)

Роберт Фальк (1886—1958)

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

“The man behind the art”

Falk was, to my mind, the kind of person whom one might fairly describe as wise, for he carried a certain wisdom. This was his outlook on life: when he was hounded, we tried to somehow encourage and comfort him (if one could describe it as such), but he did not need our encouragement at all. He was very philosophical about his circumstances. He would say, “Well, this is how things are and what of it?” And people would say, “But why donʼt you refute this utter nonsense?” And he would reply, “What is the point? They write to you, for example, telling you that you have a long, fluffy tail. Itʼs absurd. Everyone can see that you do not have a long fluffy tail. But to refute the claim would be impossible. Thereʼs no point”. And his voice would be quite calm as he spoke. By that time, Falk was married to Angelina Shchekin-Krotova. She worked as a German language teacher. Angelina was his fourth wife and she was truly

Vera Prokhorova

devoted to him. She clearly adored him and treasured his works. Falk painted her in various different forms. Many believed (including myself at times) that a number of his portraits romanticised Angelina. And when asked about it, Falk would always say, “This is how I see her”. Falk always spoke of painting with great love. There was not a drop of nationalism, classism or racism in him, not a drop. “When,” he said, “they rushed to me after the revolution (Falk! Opinion had it that Falk was, if not the avant-garde, then the man who had accepted the revolution) and thought that I would start teaching them in the manner of ‘go on, out with the oldʼ, the first thing I said to them was ‘You must study the works of Borovikovsky, Levitsky and Rokotov in the deepest possible mannerʼ”. (These were his favourite Russian artists. To Falk, they represented the ideal perception of life and he was simply pointing to their work as an

Р.Р. ФАЛЬК Геля в полосатом башлыке. 1944 Бумага, гуашь, акварель. 61 × 45 © ГМИИ имени А.С. Пушкина

ROBERT FALK Gelya in a Striped Hood. 1944 Gouache, watercolour on paper. 61 × 45 cm © Pushkin Museum of Fine Arts, Moscow

→ Р.Р. ФАЛЬК Портрет А.В. АзархГрановской. 1926 Холст, масло. 61 × 49 Собрание Инны Баженовой, Москва

ROBERT FALK Portrait of A.V. AzarkhGranovskaya. 1926 Oil on canvas. 61 × 49 cm Inna Bazhenova collection. Moscow

→

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886–1958)

Вера Прохорова

По-моему, я и спросила потом: «Роберт Рафаилович, а почему “Роман”?» Он сказал: «Ну, я же крещеный…» И потом мне рассказал всю эту историю, о которой я сейчас расскажу. Роберт Рафаилович был человек, к которому, мне кажется, можно применить слова – мудрый человек. Мудрость в нем была какая-то. Вот его взгляд на жизнь: когда его травили, то мы старались как-то ободрить и утешить <…>, но он в этом совершенно не нуждался. У него было к этому спокойное отношение: «Ну, как будет, ну и что?» – «Да вот, они говорят… почему вы не опровергаете какой-то вот совершенной чуши…» Он говорит: «Ну зачем? Они вам напишут, что у вас, например, длинный, пушистый хвост. Ну, напишут... Это же ведь нелепость. Всем видно, что у вас нет пушистого и длинного хвоста. Но опровергнуть это будет невозможно. Зачем?» Совершенно спокойно говорил. Он женат был тогда на Геле уже, это его четвертый брак – Ангелина Васильевна Щекин-Кротова, очень преданная ему женщина. Она была преподавателем немецкого языка. Очень бережно относилась к его работам, боготворила его. Он ее писал в разных видах, и, как многие считали (и я в том числе иногда), многие портреты как-то более романтичны даже, чем на самом деле. И Роберт Рафаилович всегда говорил: «Я ее так вижу». Когда он начинал говорить о живописи, то всегда с такой любовью. У Роберта Рафаиловича не было ни на йоту ни национализма, ни классового, ни расизма – ничего. «Когда, – говорит, – ко мне набежали после революции (Фальк! Считалось: ясно, он во всяком случае если не авангард, то человек, который принял революцию) и думали, что я сейчас начну их учить: давайте, сбрасывайте, – то я первое, что им сказал: “Вы должны глубочайшим образом изучить творчество Боровиковского, Левицкого, Рокотова”». (Это были его любимые русские художники. Они были для него идеалом восприятия жизни, он просто их ставил как пример замечательной живописи. А из близких ему душ – это Врубель. Он страшно любил Врубеля. Восхищался очень Серовым. Говорил, что у него разный взгляд с Репиным, это ясно. Даже критика его была вдумчива и благожелательна.) Они взбесились! Многие ученики ушли: «Как?! Кого?! Их давно нужно выбросить куда-то!..» В Роберте Рафаиловиче всегда была какая-то благородная мудрость. Он спокойно так говорил: «Нет, вы знаете, мне кажется, что это здесь преувеличено. Но в общем вкусы разные бывают…» Никогда не унижался до того, чтобы восхвалять то, что ему не нравится. Если ему не нравилось, он так как-то говорил: «Да, интересно…» Вот так скажет, а потом: «Знаете, у меня совершенно другое направление…» Даже если касалось бытовых тем. Мы с Робертом Рафаиловичем часто шли домой пешком. Мы шли по Мясницкой, мимо «родного» 9 учреждения КГБ, вниз, мимо Гранд-отеля 10 , Дома Союзов, мимо Университета, Манежа, Румянцевского Роберт Фальк (1886—1958)

«Лицо Фалька как человека»

дома. Роберт Рафаилович – к себе, в Перцовский дом 11 , а я – к себе, в Нащокинском мы жили. Шли и разговаривали. Кстати, Роберт Рафаилович был, несмотря на возраст, очень спортивен. И вот он показывал, как можно идти страшно быстро. Понимаете? Я говорю: «Как это, Роберт Рафаилович?» И Роберт Рафаилович: «Вы знаете, руки вот так работают, и очень мелкие шажки!» Но это такая быстрота, что я, молодая девица тогда, с хохотом бежала и не могла за ним поспеть. Как-то мы идем – я вижу плакат: там Бугримова12 (укротительница львов) и лев с открытой пастью, 9.

В августе 1951 года В.И. Прохорова была арестована по доносу и приговорена по 58-й статье к 10 годам исправительно-трудовых лагерей. Провела 5 лет в лагере для политических заключенных («Озерлаг» Красноярского края), освободилась 18 августа 1956-го.

10. Имеется в виду гостиница «Националь». 11. С 1939 года и до конца жизни Фальк жил в известном доме Перцова на Пречистенской набережной (Кропоткинской набережной в 1924–1992 годах), по адресу: Кур-

совой переулок, дом 1, квартира 57. 12. Ирина Николаевна Бугримова (1910–2001) – артистка цирка, дрессировщица львов (1946–1976). «Р.Р. Фальк очень любил цирк. Он говорил, что в этом искусстве нельзя врать и фальшивить, а за ошибки расплачиваешься жизнью. Конечно, это об акробатах, работающих под куполом, о наездниках, укротителях. “Тут требуется предельное мастерство, напряженный труд, причем систематический, огромная тренировка воли”. Фальк жалел, что

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

остальные виды зрелищ позволяют халтурить, обманывать себя и зрителя, работать вяло, без волевого напряжения, при котором в результате только и может появиться свобода и легкость исполнения. Театр и кино его часто раздражали, к исполнителям музыки был очень требователен. Он мечтал написать сцену в цирке, но так увлекался зрелищем, что не мог сосредоточиться на своей работе (наброски, эскизы). Набросок “Укротительница в цирке” (1939, бумага, графитный карандаш, 280 × 200, РГАЛИ), возможно, сделан со знаменитой укротительницы тигров Бугримовой, с которой Фальк познакомился через Юмашева, хотел ее писать. Она произвела на него “колоссальное” впечатление (“колоссальный” – любимое словечко Р.Р.)» (Щекин-Кротова А.В. Список (с комментариями) «Отобрано для безвозмездной передачи в ЦГАЛИ вдовой художника». 27 ноября 1984 // РГАЛИ. Ф. 3018. Оп. 1. Ед. хр. 230. Л. 95).

“The man behind the art”

Vera Prokhorova

А.В. Щекин-Кротова 1970-е. Фотография Частный архив, Москва

Angelina ShchekinKrotova 1970s. Photograph Private archive, Moscow

In August 1951, Vera Prokhorova was denounced, arrested and sentenced under Article 58 to 10 years in a labour camp. She spent five years in a camp for political prisoners (Ozerlag, Krasnoyarsk Krai). She was released on August 18, 1956.

10. Hotel “National”. 11. From 1939, and to the end of his life, Falk lived in the famous Pertsov House on Prechistenskaya (Kropotkinskaya) Embankment at address Ap. 57, 1 Kursovoy Lane. 12. Irina Nikolaevna Bugrimova (1910-2001), circus artist, lion tamer (1946-1976). “Robert Rafailovich was very fond of the circus. He said that it was an artform in which it was impossible to lie or be insincere, and that one paid for mistakes with one’s life. Of course, he was referring to acrobats working beneath the dome, the riders and lion tamers. “It requires the utmost skill, hard, persistent work and tremendous training of willpower”. Falk regretted that other types of spectacle allow one to cheat, deceive oneself and the viewer, work sluggishly without the tension of the will, essential for a performance to have the appearance of freedom and ease. Theatre and cinema often annoyed him. He was very demanding of musical performers, too. He dreamed of painting a circus scene, but became so carried away by the visual spectacle that he could not concentrate on his work (sketches, studies). The sketch “Circus Tamer” (1939, graphite pencil on paper, 280 × 200 cm, Russian Archive of Literature and Art) may have been made from the famous tiger tamer Bugrimova, whom Falk met through Yumashev and wished to paint. She made a ‘monumental’ impression on him (‘monumental’ was Falk’s favourite word).” (Shchekin-Krotova A.V. List

example of wonderful painting. Falk recognised a kindred spirit in Vrubel. He adored Vrubel. He also admired Serov very much. He said he had a different approach than Repin. That much was clear. Even in his criticisms, he was thoughtful and benevolent). But they were so angry! Many of the students left, saying, “What?! Who?! They should have been chucked out long ago!” Falk always expressed a kind of noble wisdom. He would respond calmly saying, “No. I think this is overdone, but everyoneʼs taste is different”. He never did himself the indignity of praising work that did not appeal to him. If there was something he did not like, he would say, “Yes, interesting...” That is how he would put it, and then, “Although I work in an entirely different way...” even if the matter being discussed was something quite mundane.

temporarily settled in Kharkov, where he invited Falk to live with him, desiring that the artist would paint a picture on a military theme.” (A.V. ShchekinKrotova. Comments to Falkʼs drawings of 1940-1950s. Private archive, Moscow.).

(with comments) “Selected for donation to Central Archive of Literature and Art of the USSR by the artist's widow”. November 27, 1984. Russian State Archive of Literature and Art. Fund 3018. Opus 1. Item 230. Sheet 95). 13. Falkʼs trip to Kharkov took place in 1944 at the invitation of Andrei Yumashev, who was “recalled from the front to test new aircraft designs. The tests took place near Kharkov, and Yumashev and his family

14.

I. N. Bugrimovaʼs father was a professor of veterinary medicine. Her mother was a noblewoman by birth.

15. Vera Ivanovna referred to Sviatoslav Richter as Svet.

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Falk and I often walked home together. We walked along Myasnitskaya Street, past “our” 9 KGB office, past the Grand Hotel10 [the National], the House of Unions and then past the University, the Manezh and the Rumyantsev Museum. Falk went home to the Pertsov House 11 , and I went back to where we lived on Nashchokinsky. We would talk as we walked. Despite his age, Falk was very athletic. Once, he showed me how to walk incredibly fast. “You see?” I would ask, “How do you do it, Robert Rafailovich?” And Falk would reply, “Your arms work like this and you take very small steps!” But he walked at such a speed that I, then still a girl, would run and laugh trying to keep up with him. We were walking along and I spotted a poster of Bugrimova12 (a lion tamer) shoving her head between a lionʼs jaws. I stopped and cursed, “Bastard, torturing animals! It ought to bite off her head!” Falk stopped, listened and looked. I continued with my tirade: “Robert Rafailovich, is this kind of thing really necessary? These are the people I hate most - animal trainers, reprobates! Only scum and villains would do this; thereʼs nothing worse than torturing animals! Why should an animal as noble as the lion have to stand on a bloody ball! Only the lowest of the low could be involved in this kind of mockery!” Falk said, “I know her very well. Back in Kharkov13 , you know, [it was] an intelligent and cultured family, the father was a professor of archeology14 or something; he had a great love for animals, they had animals since childhood and Irina [has a way] with animals.” I said, “Robert Rafailovich, it turns out, theyʼre friends of yours!” That was Falk all over. There I was, cursing Bugrimova, but he did not interrupt me. His face remained totally calm while I was yelling away. “Robert Rafailovich, why did you let me show myself up like that?!” There was another occasion that revealed his character. It was after I had returned from the camp. Richter adored Falk and considered him one of the best artists and a kindred spirit. Falk was very fond of him also. They played duets together at Falkʼs home. Falk was very musical. Sviatoslav told me how pleasant it was to play with Falk on account of him being so musical. They were on the same wavelength, and Svet15 learned from him, too. To some extent <...> Falkʼs perception of nature and perception of man were very close to Sviatoslavʼs own. In the end, he arranged an exhibition of Falkʼs works in his apartment on Nezhdanova Street16 . Richter was quite well known by then and so it was considered an elite event. It was decided that a very lavish meeting should be organised with representatives of culture, to which important people could be invited, so that, afterwards, Falk could be put on a fitting pedestal. But Richter, a very subtle man with colossal powers of intuition, said, “First, you need to find out what Falk wants”. It was thought that Ilya Ehrenburg should open the exhibition and that there should be other big names present. And Svet said, “Go and see Robert Rafailovich, just find out what he really wants. Weʼll arrange things as he wants them.” So, I went to see Falk and said, “Robert Rafailovich, they want to hold a lavish Robert Falk (1886–1958)

Вера Прохорова

«Лицо Фалька как человека»

Р.Р. ФАЛЬК В белой шали (А.В. Щекин-Кротова) 1945 Эскиз к одноименной картине (1946–1947, ГРМ) Бумага, гуашевые белила, акварель, графитный карандаш 64,5 × 46,2 © ГМИИ имени А.С. Пушкина

ROBERT FALK In a White Shawl (A.V.Shchekin-Krotova) 1945 Sketch for the painting of the same name (19461947) from the Russian Museum Collection White gouache, watercolour, lead pencil on paper. 64.5 × 46.2 cm © Pushkin Museum of Fine Arts

и она ему голову туда сует. Я с проклятьями останавливаюсь и говорю: «Вот мерзавка, мучает животных! Хорошо бы, он ей голову откусил!» Роберт Рафаилович слушает и остановился, смотрит. Я говорю: «Роберт Рафаилович, ведь это надо же! Вот это самые мои ненавистные люди – эти дрессировщики, негодяи! Я не знаю, это какие-то только подонки и злодеи могут такими быть, потому что самое страшРоберт Фальк (1886—1958)

13. Поездка Фалька в Харьков состоялась в 1944 году по приглашению А.Б. Юмашева, который был «отозван с фронта для испытания новых конструкций самолетов. Испытания проходили под Харьковом, и Юмашев с семьей временно поселился в Харькове, куда пригласил пожить у себя Фалька, желая, чтобы художник написал картину на военную тему». (Щекин-Кротова А.В. Комментарии к рисункам Р.Р. Фалька 1940–1950-х годов. // Частный архив, Москва).

ное – мучить животных! И такое благородное животное, как лев, должен на каком-то шаре стоять! Издевательство над зверями, только самые низкие люди могут этим заниматься!» Роберт Рафаилович говорит: «Очень хорошо знаком, это в Харькове13 еще, знаете [было], интеллигентнейшая семья, отец – профессор археологии14 или еще что-то, ужасно любит животных, с детства у них животные были, да и Ирина

14. Отец И.Н. Бугримовой был профессором ветеринарии, мать – дворянка по рождению.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

“The man behind the art”

Vera Prokhorova

Р.Р. ФАЛЬК Портрет Святослава Рихтера. 1945 Эскиз неосуществленного портрета Бумага, карандаш, пастель, акварель 68 × 54 © ГМИИ имени А.С. Пушкина

ROBERT FALK Portrait of Sviatoslav Richter. 1945 Sketch for an unfulfilled portrait Pencil, pastel, watercolour on paper 68 × 54 cm © Pushkin Museum of Fine Arts

16. The “home” exhibition of Falkʼs works held at Sviatoslav Richterʼs apartment on Bryusov Lane (Nezhdanova Street 1962-1994) and consisting of 17 paintings of the pianistʼs choice took place in April-May 1957, one year prior to the artistʼs death.

opening of the exhibition”. He replied, “What do you mean, lavish? No...” He had never had one before. “Oh, no, I donʼt want that! Lavish?! Whatever for?! Ehrenburg you say - no!” Falk knew Ehrenburg very well. He was a bit of a fake in some ways. He spoke at Falkʼs funeral, praising him, but never once gave Falk any assistance while he was alive. “No,” Falk said, “Thatʼs not for me at all”. Falk never judged him, he just said, “No, that wonʼt be necessary... What would I like? For the doors to be open to anyThe Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

one and everyone who wishes to come along; for there to be a lot of young people and to have music playing.” That was Falk for you. Richter organised the exhibition exactly as Falk wanted, much to the displeasure of some others in his circle, who were thinking, “You just have to make a magnificent show out of all this”. I remember another occasion, which also revealed Falk to be a gentleman, completely indifferent to honours and awards. It was just as Pasternak once put it: Robert Falk (1886–1958)

Вера Прохорова

с животными [ладит]». Я говорю: «Роберт Рафаилович, ну что ж – друзья!..» Вот такой был Роберт Рафаилович: я проклинала Бугримову, а он меня не прервал. Его лицо при этом так было спокойно, а я ору чего-то. «Роберт Рафаилович, что ж вы меня позорите?!» Другое – то, что открывает его характер. Это было уже по моем возвращении из лагеря. Рихтер обожал Фалька и считал его одним из лучших художников, был близок ему по душе. И Роберт Рафаилович его очень любил. Они играли с ним в четыре руки дома у Фалька. Фальк был очень музыкален. Святослав мне говорил, что с ним просто приятно играть, настолько он музыкален. И они страшно понимали друг друга, и Свет15 у него учился. <…> И он устроил у себя в квартире на улице Неждановой выставку работ Роберта Рафаиловича 16 . Рихтер был уже тогда достаточно известен, и это считалось элитарным. Решили, что надо устроить очень пышную встречу с представителями культуры, пригласить важных людей для того, чтобы Фалька после этого поставить на тот пьедестал, на котором ему нужно стоять. Но Рихтер, человек очень тонкий и обладавший колоссальной интуицией, сказал: «Прежде всего надо узнать, что хочет Фальк». А считалось, что должен был открывать выставку Эренбург, что должны быть имяреки какие-то. И мне Свет говорит: «Знаешь, зайди к Роберту Рафаиловичу, просто узнай, что он, собственно, хочет. Как он хочет – так и будет». Я пришла к Фальку и говорю: «Роберт Рафаилович, вот хотят пышное открытие выставки…» Он говорит: «Что вы, пышное – нет…» Причем ведь у него не было никогда: «О, не хочу!» «Пышное?! Ну, зачем?! К чему?! Эренбург – нет…» Он очень хорошо знал Эренбурга, Эренбург – фальшивый человек все-таки. Он речь на похоронах Фалька говорил, хвалил, а чтобы помочь Роберту Рафаиловичу хоть чем-нибудь при жизни – никогда. «Нет, – говорит, – мне это совсем не нужно…» Роберт Рафаилович его никогда не осуждал: «Ну нет, это не нужно... Что бы я хотел? Чтобы были двери открыты для всех, кто хочет, чтобы было много молодежи и чтобы звучала музыка». Вот это Роберт Рафаилович... Рихтер точно так сделал, к большому недовольству некоторых людей, которые его окружали и считали «как же, из этого надо сделать пышное зрелище». Другой случай, который тоже показывает Роберта Рафаиловича как человека очень тонкого и совершенно равнодушного к почестям и наградам. Это абсолютно как Пастернак где-то сказал, что: Твое творение не орден – Награды назначает власть. А ты – тоски пеньковой гордень, Паренья парусная снасть. Так вот, Роберт Рафаилович – «паренья парусная снасть». (Гордень – это какой-то узел, как мне объяснили, которым связывают снасти). Так вот, он – «твое творение не орден…» Почему я говорю слово Роберт Фальк (1886—1958)

«Лицо Фалька как человека»

«мудрый» применительно к Фальку? У него никогда не было никаких эмоциональных диких вспышек. Он мог возмущаться, когда вдруг, не дай Бог, животное кто-нибудь обидит, например. Но во всех суждениях его, в отношении к людям, в отношении к жизни у него было удивительное желание проникнуть в суть, пожалеть, понять, быть очень человечным и никогда не делать никаких скоропалительных выводов или осуждений. И полное, при его очень тяжелом материальном положении, спокойное равнодушие ко всему материальному. После «Голой Вальки» 17 была еще какая-то волна: несколько очень важных представителей министерства прибыли к Фальку смотреть картины. По-моему, Семенов18 был такой. Короче говоря, кто-то из тех, кто понимал и сочувствовал Фальку и хотел все-таки улучшить его судьбу, устраивает ему такую комиссию, которая приезжает в мастерскую, чтобы отобрать наиболее близкие нашей эпохе картины и этим как-то Роберта Рафаиловича поправить. Сидят эти самые очень важные личности, и идет просмотр. А я пришла к Ангелине Васильевне, чтобы передать что-то по просьбе Рихтера. У Фалька в мансарде не было телефона (внизу где-то был, в коридоре, но звонить ему туда было неудобно). И я говорю: «Вы знаете, там Свет просил, что, если Роберт Рафаилович там» – что-то такое... Она говорит: «Зайдите, он показывает…» Я говорю: «Да нет, Ангелина Васильевна, ну что Вы…» – «Сейчас я у Роби19 спрошу…» Она вышла. Роберт Рафаилович говорит: «Заходите, заходите… – и мне шепотом: – Скажите, что сейчас меня очень требуют по важному делу, что мне необходимо немедленно, срочно идти. Скажите обязательно!» Я говорю: «С радостью!» Геля говорит мне: «Больше часу сидят, ничего не понимают, и Роберт Рафаилович просто томится». Я захожу: «Извините, пожалуйста, Роберт Рафаилович, срочно просто идите! Там что-то очень серьезное у Рихтера, он просит Вас немедленно явиться. Очень необходимо, он просит извинить…» Роберт Рафаилович говорит: «Конечно, извините…» Эти люди со злобой смотрят, но встали. Я смотрю, что сидит робко так в уголочке какого-то очень скромного, убогого даже вида человек, седой уже, и он тоже собирается уходить. Но Роберт Рафаилович говорит ему: «Вы останьтесь, останьтесь». Они ушли, злобно поглядывая и, по-моему, даже урча. И Роберт Рафаилович сказал: «Ну вот, сейчас будем смотреть картины». А выясняется, что этот человек – князь Голицын 20 , собственно, мой друг, не друг, но знакомый моего детства. Мы вместе жили в Царицыне21 , он был и в ссылках, и просто и голодал, и холодал. И Роберт Рафаилович всячески старался ему помочь. Он говорит: «Вот Вам я буду показывать!» Вот он мне и этому Васе (по-моему, Васей его звали), князю Голицыну (он сам художник, но психически больной человек был), показывал свои картины целый час, даже больше, и рассказывал про жизнь в Париже и про судьбу каждого Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

15. Так Вера Ивановна звала Святослава Рихтера. 16. «Домашняя» выставка картин Фалька в квартире С.Т. Рихтера в Брюсовом переулке (улица Неждановой в 1962–1994 годах), где экспонировались 17 картин по выбору пианиста, состоялась в апреле–мае 1957-го, за год до смерти художника. 17. Упомянутая картина Р.Р. Фалька «Обнаженная в кресле» (1922, ГТГ), получившая «народное» название «Голая Валька», была показана на выставке «30 лет МОСХ» в Москве, в Манеже, в конце 1962-го – начале 1963-го, четыре года спустя после смерти художника. Скорее всего, визит в мастерскую Фалька, о котором идет речь, состоялся в 1957-м (в 1956-м В.И. Прохорова еще была в лагере, а в 1958-м Фальк уже был тяжело болен). 18. Владимир Семенович Семенов (1911–1992) – дипломат, заместитель министра иностранных дел СССР (1955–1978), коллекционер. В своем собрании имел ряд произведений Р.Р. Фалька. 19. Домашнее имя Р.Р. Фалька. 20. Автор ошибается. Речь идет о Василии Павловиче Шереметеве (1922–1989) – художнике, сыне графа Павла Сергеевича Шереметева и княжны Прасковьи Васильевны Оболенской, прямом потомке петровского фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева. В 1922–1928 годах жил в родовой усадьбе Остафьево, где его отец заведовал музеем; с 1929-го по 1960-й (до войны – с родителями) – в Напрудной башне Новодевичьего монастыря в Москве. В 1951–1957 годах работал в группе художниковоформителей под руководством П.Д. Корина над мозаиками станций метро «Комсомольская» и «Киевская». 21. В Царицыне жили Оболенские – сестры матери В.П. Шереметева. К ним после смерти жены в застенках НКВД в 1942 году, когда Василий был на фронте, переехал его отец – П.С. Шереметев (умер в Царицыне в 1943-м).

“The man behind the art” 17. Factual error. Robert Falkʼs painting “Nude in an Armchair” (1922, Tretyakov Gallery), which received the “folk” title “Naked Valka”, was shown at the exhibition “30 Years of the Moscow Union of Artists” held at the Manege in 1962, four years after the artistʼs death. Most likely, the visit to Falkʼs workshop referred to here took place in 1957 (because, in 1956, Prokhorova was still in the labour camp and, by 1958, Falk was already seriously ill). 18. Vladimir Semyonovich Semyonov (1911-1992), diplomat, Deputy Minister of Foreign Affairs for the USSR (1955-1978), art collector. His impressive collection contains a number of works by Robert Falk. 19. Robert Falk was called “Robie” at home. 20. Factual error. Referring to Vasily Pavlovich Sheremetev (1922-1989), artist, son of Count Pavel Sergeevich Sheremetev and Princess Praskovya Vasilyevna Obolenskaya, direct descendant of Peter the Greatʼs field marshal Boris Petrovich Sheremetev. In 1922-1928, he lived at the familyʼs Ostafyevo estate, where his father was head of the museum; from 1929 to 1960 (before the war, with his parents), he lived in Naprudnaya Tower at the Novodevichy Convent. In 1951-1957, he worked in a group of graphic designers under the direction of P.D. Korin on mosaics for the Metro stations Komsomolskaya and Kievskaya.

ʼYour creation is not a medal, Rewards are given by the state, You are hemp-line moaning in block-and-fall, Spray in the rigging.ʼ And so, Falk was “spray in the rigging” (a blockand-fall, they tell me, is a kind of fastening by which rigging is tied). So, he said, “your creation is not a medal”. I use the word “wise” in relation to Falk because he was never given to passionate, emotional outbursts. He could express indignation if someone, God forbid, should hurt an animal, for example, but in all his assessments of people and life, he had an amazing desire to penetrate to the very essence of things, to show compassion and understanding, to be human, and to avoid ever making a hasty judgement or drawing a false conclusion. And despite his dire financial situation, he showed complete and calm indifference to everything material. After “Naked Valka”17, came another wave: several officials high up in the ministry came to see Falkʼs pictures. I think Semyonov18 was among them. In short, someone who understood and sympathised with Falk and who wanted to help improve his lot had arranged for him the kind of commission that visits an artistʼs workshop in order to select the paintings that most closely reflect the spirit of the era and, in that way, set him straightʼ. The important officials were sitting there, viewing Falkʼs paintings. I had come to see Shchekin-Krotova to pass on a message from Richter. Falk did not have a telephone in the attic (there was one downstairs in the corridor, but it was not convenient to call him via that phone). I said, “Svet is asking whether Robert Rafailovich such and

Vera Prokhorova

such...” She said, “Go in, heʼs showing his work”. I said, “No, Angelina Vasilievna, I couldnʼt”. “Wait a moment then, Iʼll ask Robie19 ”. And she went in. Falk said, “Come in, come in ...” and, in a whisper to me, “Say that my presence is requested on a very important matter and that I must come instantly and urgently. Make sure you do!” I said, “With pleasure!” Angelina said, “Theyʼve been here for more than an hour and they do not understand a thing. Robert is sick and tired of it all”. So, I entered the studio. “Excuse me please, Robert Rafailovich, you must come, now! Richter is asking for you right now on a matter of great urgency. It is very important, he is asking for you...” Falk said, “Of course, my apologies...” The others glared, but stood up, nonetheless. Sitting in the corner was a timid, very modest, even poor-looking man with grey hair and he too made to leave. But Falk turned to him and said, “Please stay, stay”. The others left casting malicious glances and even appearing to grumble. Then Falk said, “Now we can look at the paintings”. It turned out that the man was Prince Golitsyn20, my friend - well, not really a friend, more a childhood acquaintance. We both lived in Tsaritsyno21; he had been in exile and had starved and froze. Falk did his best to help him. He said, “To you, I will show my paintings!” And then, Falk showed Vasya and me (if I am not mistaken, his name was Vasya), Prince Golitsyn (he too was an artist, but suffered from mental illness) his paintings for an hour or more. He talked about life in Paris and about the fate of each character (he was a wonderful storyteller): an old woman who had worked all her life, a drunkard, a beautiful young woman in a hat. Their fates took shape before us and we sat watching, completely mesmerised. Then Falk said, “So, Gelya, what

21. The Obolenskys, sisters of Vasily Sheremetevʼs mother, lived at Tsaritsyno. After the death of his wife in the dungeons of the NKVD in 1942, when Vasily was at the front, his father Pavel (died at Tsaritsyno in 1943) moved to Tsaritsyno to join them.

Р.Р. Фальк на выставке своих картин в квартире С.Т. Рихтера 1957 Фото: Г.С. Кухарский Архив Г.С. Кухарского, Москва

Robert Falk at the exhibition of his paintings held in the apartment of Sviatoslav Richter 1957 Photo: Jerzy Kucharski Jerzy Kucharski Archive, Moscow

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886–1958)

Вера Прохорова

Р.Р. ФАЛЬК Укротительница в цирке (Ирина Бугримова?). 1939 Набросок Бумага, графитный карандаш. 28 × 20 © РГАЛИ Публикуется впервые

«Лицо Фалька как человека»

ROBERT FALK Circus Tamer (Irina Bugrimova?). 1939 Sketch Lead pencil on paper 28 × 20 cm © Russian State Archive of Literature and Art, Moscow Published here for the first time

персонажа (он замечательный рассказчик был), которого мы видели: какая-то старая женщина, проработавшая всю жизнь, какой-то пьяница, красотка молодая в шляпе. Их судьбы перед нами возникали, и мы сидели совершенно завороженные. Но потом Фальк сказал: «Ну, давай, Геля, что у нас есть?» Геля так в шутку сказала: «То, что есть, то есть». Там были какие-то сухарики, мы пили чай. Это был замечательный вечер. И Роберт Рафаилович Голицыну сказал: «Всегда приходите, мы посмотрим, и если что-то можно сделать…» И он потом говорил о нем со Святославом, и там что-то устроили ему в помощь, квартиру, что-то подписывали. В общем, вот вам лицо Фалька как человека. Перед канонизацией священника Алексея Мечёва 22 , когда собирали факты из его жизни, моя ученица, прекрасная Наташа Колокова (блестящая студентка была, ныне — мать Антония), записала связанный с этим батюшкой мой рассказ 23 о Фальке, потому что это один из ярких случаев. Я хочу сказать об одном эпизоде, который сыграл колоссальную роль в жизни Роберта Рафаиловича Фалька. Может быть, мы бы и не имели такого художника, такого диапазона, такого человека, может, ему через этот случай, который стал огромным событием в его жизни, открылось другое ощущение мира. Это случай из жизни молодого художника Фалька, который блистательно окончил обучение, во всяком случае уже его картины пользовались успехом. Он был сын достаточно состоятельных родителей еврейского происхождения. Родители не были религиозными фанатиками; может быть, у них были какие-то религиозные взгляды, но они никогда их сыну не навязывали. Как мне Роберт Рафаилович рассказывал, он получил вполне светское образование, кто-то из родных препятствовал его художественной деятельности, кто-то – нет, но это никогда не стало каким-то конфликтом в семье. Роберт Рафаилович много ездил, много видел, в том числе самые прекрасные города Италии, ее музеи 24 . И все, казалось бы, было бы прекрасно, но в возрасте очень молодом 25 он вдруг почувствовал какое-то абсолютное отвращение к жизни, апатию сначала. Ему стало все безразлично, потом это безразличие превратилось в гнетущую тоску. Он говорил, что у него было ощущение, что весь его организм закован в ледяной панцирь, что он давит ему: давит на сердце, главное, на мозг, и что этот ледяной панцирь не может его оставить. И что ни делали родители, как Роберт Рафаилович ни лечился от страшной Роберт Фальк (1886—1958)

22. Алексей Алексеевич Мечёв (святой праведный Алексий Московский; 1859–1923) – священнослужитель, известный московский протоиерей начала XX века. В 2000 году прославлен в лике святых Русской Православной церкви. 23. Прохорова В.И. Старец протоиерей Алексий Мечёв // Московский журнал. 2000. №8. Август. В сети: http:// mosjour.ru/2017061885/ 24. Весной 1911 года Фальк совершил путешествие по Италии на средства от первой продажи своей картины с выставки «Бубнового валета». «Так как сумма была невелика, то я почти весь маршрут по Италии проделал пешком <…> Но это имело свои преимущества:

я увидел Италию не глазами туриста из окна отеля или авто, а заглянул в эту чудесную страну, так сказать, с черного хода, в интимную, скрытую от посторонних глаз жизнь. Так я обошел следующие города: Ассизи, Рим, Орвьето, Пиза, Сиена, Флоренция, Равенна, Феррара, Падуя, Венеция, Верона, Виченца, Парма, Мантуя и Милан. <…> На Южную Италию денег не хватило. <…> Я без конца ходил по улицам Венеции, то есть вдоль каналов. Мне даже не хотелось заходить в музеи <…> – город сам был музеем прекрасного, великолепным памятником, но еще живым, неувядающим, дышащим». (Цит. по: Р.Р. Фальк. Беседы об искусстве. Письма. Воспоминания современников. М., 1981. С. 15. Выправлено по рукописи: Из письма

Р.Р. Фалька Жану Кайму. 1956 // РГАЛИ. Ф. 3018. Оп. 1. Ед. хр. 145. Л. 15–16). 25. Речь идет, очевидно, о 1919 и 1920 годах, когда Фальк лечился в психоневрологической клинике в ПокровскомСтрешневе. Именно в этот сложный период жизни он создал свой шедевр – полотно «Красная мебель» (1920, ГТГ).

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

“The man behind the art”

Vera Prokhorova

Василий Павлович Шереметев 1980-е. Фотография Vasily Pavlovich Sheremetev 1980s. Photograph

22. Alexei Alekseevich Mechev (Righteous St. Alexis of Moscow; 1859-1923), clergyman, famous Moscow archpriest of the early 20th century. Glorified as a saint of the Russian Orthodox Church in the year 2000. 23. Prokhorova V.I. Elder Archpriest Alexei Mechev// Moscow Journal №8 August 2000. Online: http://mosjour. ru/2017061885/ 24. In the spring of 1911, Falk travelled to Italy on funds from the first sale of his painting from the “Jack of Diamonds” exhibition. “Since the amount was modest, I made almost the entire route in Italy on foot <...> But this had its advantages: I saw Italy not through the eyes of a tourist from the window of a hotel or a car, but by looking into this wonderful country, so to speak, through the back door, seeing into its inner life, hidden from prying eyes. In this manner, I travelled around the following cities: Assisi, Rome, Orvieto, Pisa, Siena, Florence, Ravenna, Ferrara, Padua, Venice, Verona, Vicenza, Parma, Mantua and Milan. <…> There was not enough money to travel to southern Italy. <...> I walked endlessly along the streets of Venice, along the

do we have?” Angelina replied jokingly, “We have what we have.” We had croutons with tea. It was a wonderful evening and I remember Falk saying to Golitsyn, “Always come and see us and weʼll look at the paintings and weʼll see if we can do anything for you”. And then he talked to Sviatoslav about Golitsyn and they managed to help him, found him a flat, got something signed. Thatʼs the kind of person Falk was. In the lead-up to the canonisation of the priest Alexei Mechev,22 when they were collecting facts about his life, my student, the beautiful Natasha Kolokova (a brilliant student, now mother to Anthony) wrote down a story23 I shared with her concerning Falk and Mechev — a most telling incident. Here, I wish to recount an episode that played a huge role in Falkʼs life. It is possible that we would never have seen Falk, the person he was, the artist he was with such immense range, had it not been for this incident. It is perhaps as a result of this life-changing event that the artist discovered a different manner of perceiving the world. The episode took place when Falk was still a young artist. He had graduated brilliantly from his studies and his paintings already enjoyed a certain level of

canals. I didnʼt even want to go to into the museums <...> the city itself was a museum of beauty, a magnificent monument, one still living, unfading, breathing.” (cit. Robert Falk. “Conversations About Art. Letters. Memories of his Contemporaries”. Moscow. 1981. P. 15. corrected according to the manuscript: From a Letter by Robert Falk addressed to Jean Caim. 1956. Russian

State Archive of Literature and Art. Fund 3018. Opus 1. Item 145. Sheet. 15-16). 25. Evidently refers to 1919-1920, when Falk was undergoing treatment at a neuropsychiatric clinic in Pokrovsky-Streshnevo. It was during this difficult period of his life that the artist created his masterpiece painting “Red Furniture” (1920, Tretyakov Gallery).

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

success. Falk had fairly wealthy parents. They were of Jewish origin and, although not fanatically religious, they had certain religious views on life. However, they never imposed their views on their son. Falk told me that he received a completely secular education, that some of his relatives interfered with his artistic activities and others did not, but that it was never a major family conflict. Falk travelled a lot and saw the most beautiful cities in Italy and their museums.24 Everything seemed to be going well for the young artist except for the fact that, at a very young age25 , Falk suddenly began to experience a sense of repulsion for life, which at first manifested as apathy. He became indifferent to everything, and then indifference became oppressive melancholy. He said he felt as if his whole body was locked within a shell of ice, that pressed in on him, on his heart and, most importantly, on his mind, and did not ever leave him. No matter what his parents did, no matter what treatment Falk received for his terrible depression (at first, they tried to distract and entertain him), his malaise became so serious that, he said, he stopped leaving the house at all. He abandoned painting altogether! He just could not bring himself to work! He said, “I only wanted one thing, to lie down longing for it all to end. I could only think of death.” Falk did not suffer suicidal thoughts. I would have remembered if he had told me that, but he described his condition as “completely fettered, to the point that I just lay there facing the wall. Nothing could interest me”. Then, Falkʼs old nanny said to him, “We must go to Father Alexei, to Maroseyka” (Falkʼs nanny was a believer, a Russian. “My faithful old nanny” was how Falk referred to her). Falk responded, “How can I possibly go? I am not a believer! I am not godless, like those who preach atheism, but I have no real faith. How can I visit a priest, an Orthodox priest at that? I am a Jew”. And she said, “Letʼs go”. Falk continued, “I refused at first, but, later, as my condition was worsening and becoming even more painful, I agreed. My nanny took me to see the priest. We arrived, and she left me there and said, ‘I have talked to the priest about you.ʼ ‘Yes, heʼll read a prayer over me and that will be thatʼ, I said. ‘No, he wonʼt. Trust himʼ. The door opened and there was a short elderly man, who said in a very friendly voice, ‘Ah, itʼs you! Come in, artist, come in, come in!ʼ Falk said, “I went into this very cozy, tidy room. There was a samovar on the table, a kettle, some homemade buns, biscuits and little cheesecakes. ‘Letʼs drink some tea togetherʼ, the priest said. There was a woman there, too. It was a very domestic set up. I sat down, the priest poured me a cup, we started drinking our tea and he said, ‘Here, have some jam”. It was all very comfortable and Falk enjoyed drinking a cup of tea for the first time in ages. Then the priest said to him, “You are an artist, what joy! You can depict Godʼs world and show it to us. We can look, but we cannot paint it! What a gift God has given you! What a wonderful thing! And what do you paint?” And Falk said, “I suddenly found myself wanting to talk to him. And so I began to speak. I started telling him where I had been and I talked all evening. Robert Falk (1886–1958)

Вера Прохорова

депрессии (сначала пытались отвлекать, развлекать), но это его заболевание стало настолько серьезно, что он перестал просто выходить из дома, как он говорил. Совершенно оставил живопись! Не мог работать! Он говорил: «Мне было только одно нужно: лечь, лежать и думать только, чтобы все это кончилось. Я думал только о смерти». Нет, не было суицидальных мыслей, я бы это запомнила, но у него было состояние, как он говорил: «Меня это все сковывало, сковывало, и доходило до того, что я вот просто лежал, повернувшись к стене. И ничего меня не интересовало». И его старая нянька ему говорит: «Надо пойти к батюшке, отцу Алексею, на Маросейку…» (Нянька была верующая, русский человек. «Верная моя няня старая» – так он называл ее). Он говорит: «Да как же я пойду? Я – неверующий! Я не то что безбожник какой-то, атеист, который это проповедует, но у меня нет веры. Как же я пойду к священнику? Да к православному? Я еврей, кроме того. Она говорит: “Пойдем”. И я отказался сначала, но потом, поскольку это состояние все ухудшалось, все мучительнее было даже, то я все-таки согласился. И няня меня повела. Мы пришли, она меня оставила и сказала: “Я о тебе говорила с батюшкой”. – “Да он будет молитвы надо мной читать, и всё”. – “Не будет, ты доверься батюшке”». Вот дверь открыл им небольшого роста пожилой человек, страшно приветливый, говорит: «Ах, это вы! Заходите, художник, заходите, заходите!» «Я, – рассказывал Фальк, – вошел, очень уютная опрятная комната. На столе – самовар, чайник, какие-то плюшки домашние, что-то из печения, ватрушки. “Вот, чайку с Вами попьем…” Какая-то женщина тут. Абсолютно домашняя обстановка. Я сел, батюшка налил мне чая, стали пить, говорит: “Вот, варенье…”». Все это было очень уютно, и Фальк в первый раз чай выпил с удовольствием. Потом батюшка ему говорит: «Вы же – художник, какое же это счастье! Божий мир можете изобразить, показать нам, а мы-то что: мы только видим, а сами-то не можем! Это Вам дар какой Бог дал! Это счастье! Ну и что же Вы пишете?» И Роберт Рафаилович говорит: «Вдруг мне захотелось ему рассказывать. И я стал говорить. Стал говорить, где я был, и говорил целый вечер. Я опомнился, когда понял, что было уже очень поздно. А он только слушал. Потом только он перекрестил меня и говорит: “Ой, как хорошо!” Я говорю: “Батюшка, а можно к Вам заходить?” – “Ну конечно, приходите! Приходите, приходите!”» Я говорю: «Роберт Рафаилович, он над Вами не молился?» – «Нет, только слушал…» И Роберт Рафаилович стал к нему приходить. И с каждым разом, «когда я приходил, это тоже была какая-то домашняя беседа, мы разговаривали, мне так хотелось ему все рассказать! Я ему все рассказывал, и он все понимал. Я ему говорил о живописи, о своей жизни, о художниках, и мне становилось все легче и легче…» Роберт Фальк (1886—1958)

«Лицо Фалька как человека»

Протоиерей Алексий Мечёв 1910 – начало 1920-х Фотография Archpriest Alexei Mechev 1910 – early 1920s Photograph

Я говорю: «Роберт Рафаилович, ну как вот легче, Вы говорите?..» Он говорит: «Вы знаете, у меня было ощущение, что этот ледяной панцирь, который меня сковывал, не давал мне ни дышать, ни жить, ни думать, он таял. Таял, таял постепенно, наконец растаял, и мне стало хорошо». Я говорю: «Ну и как же потом?» (Это боюсь точно сказать, было два месяца или, по-моему, летний период). «И потом мне стали предлагать поехать за границу. Как батюшке признаться? Я говорю: “Батюшка, вот мне предлагают поехать куда-то?” Он говорит: “Очень хорошо! Очень хорошо, поезжайте! Я благословляю”. – “А как же с Вами мне вот?” Батюшка говорит: “А Вам не нужно, Вы здоровы. Все хорошо”. Вот ты представляешь?! Перекрестил меня, помолился, всё…» Ни слова о крещении, ничего! Как рукой сняло! Меня настолько интересовала тогда эта сторона, я говорю: «Роберт Рафаилович, как же Вы объясняете это воздействие? Что это было?» Он говорит: «Вы знаете что: необыкновенная доброта! Вот такая доброта, такое сочувствие, такая любовь, которая шла от него, она меня окутала. Она меня так обволакивала, что я чувствовал, что все плохое уходит, тает, тает…» То есть это был человек – то, что называется, святой, именно человек невероятного понимания, доброты и любви к людям. «Я, – говорит, – не представляю себе, чтобы отец Алексей кого-нибудь там осудил, – нет, никогда. Только такое воплощение любви и доброты. Этим он меня излечил. И какие бы ни были у меня тяжелые моменты (когда он узнал, что Раиса Вениаминовна вышла замуж, когда умерли родители, шли гонения, сын (от первого брака) у него погиб на войне – это было страшное горе), но депрессия не возвращалась никогда». Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

“The man behind the art”

Р.Р. Фальк в Берлине 1930-е. Фотография Частный архив, Москва Фрагмент

Robert Falk in Berlin 1930s. Photograph Private archive, Moscow Detail

26. The memoirist is mistaken in considering Falkʼs baptism to be a consequence of the artistʼs communication with the Moscow archpriest. According to historical documents, Falk had been baptised a decade prior to the events described, in 1909. In the journal “Moskovskie tserkovnye vedomosti”, under the heading “On the adoption of Orthodoxy by Old Believer M.M. Gerolskaya and the baptism of the Jew R.R. Falk at the Moscow Intercession Community of Sisters of Mercy”, it was reported: “On the 3rd day of this April [1909], at the community [Sisters of Mercy], the church <...> priest Father Nikolai [Ivanovich Sokolov] <...> enlightened through H[oly] Baptism and chrismation Robert Rafailovich Falk, student of the School of Painting, Sculpture and Architecture of the Moscow Art Society, named in Holy Baptism Roman.” (“Moscow Church Gazette”. 1909. №16. P. 319; Cit. Pravoslavie. “Moscow in the early 20th Century: Collection of documents and materials”. Moscow. 2001. P. 341).

I only stopped when I suddenly realised how late it was. He listened. Then, he made the sign of the cross over me and said, ‘How wonderful!ʼ And I said, ‘Father, may I come and visit you again?ʼ ‘Yes, of course, come and see me! Come, come!ʼ” “Robert Rafailovich,” I asked, “did he not pray over you, then?” “No, he just listened”. And so Falk started visiting the priest. “And every time I visited him,” Falk said, “it was always the same, a conversation as if we were at home. We talked and I so wanted to tell him everything! I told him about everything and he always understood. I told him about my painting, about my life, about other artists, and I felt better and better...” I said, “Robert Rafailovich, what do you mean better?” And he replied, “You know (also quoting him), I had the feeling that the icy shell that had bound me preventing me from breathing, living, and thinking, melted. It melted gradually, until finally it melted away, and I felt fine again.” I said, “And what happened after that?” (I cannot say for certain whether it was two months afterwards, but I think it was the summer period.) “And then they began to offer me the opportunity to go abroad. How was I to confess this to the priest? I said, ‘Father, they are offering me the opportunity to travel.ʼ He said, ‘Excellent! Excellent. Yes, travel! You have my blessing.ʼ ‘And what about my visits to you?ʼ I asked him. And he said, ‘You donʼt need to come any more. You are well again. All is wellʼ. Can you imagine?! He made the sign of the cross over me, prayed and that was it”. Not a word about baptism, not a word! And Falk right as rain! I was so interested in the healing side of it then, that I asked, “Robert Rafailovich, how do you explain the effect he had on you? What was it?” Falk replied, “You know, it was all down to extraordinary kindness! He radiated a kindness, compassion and love that enveloped me. It so The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Vera Prokhorova

wrapped itself around me that I felt as if all the negativity was leaving me, melting, melting away”. So, it was about a human being, the kind they call holy, the kind endowed with unbelievable understanding, kindness and love for others. Falk said, “I cannot imagine Father Alexei would ever judge a person, no, never. I can only see him as that same embodiment of loving kindness. That was how he healed me. And whatever the difficult moments in my life”, (Falk would have been referring to times when he learned that Raisa Veniaminovna had got married, the death of his parents, the wave of persecutions, the death of his son from his first marriage in the war, when he suffered with terrible grief),” the depression never came back.” And, indeed, I never once saw Falk seriously depressed. Falk said, “If it were not for that cross, I might not have lived. You see, I was gifted this life, because, by that time, I was no longer alive. But you wonʼt know what that feels like.” I said, “Well, thank God, perhaps not to that extent.” “I felt such an icy coldness and horror at the thought of life and everything. I did not think about hanging myself, no, I just so wanted it to end, the awful, relentless cold that froze out all interest and love for my close ones and for art, for everything. If it were not for Father Alexei, I donʼt think I would have survived, because my condition was getting worse; I had stopped moving. He saved my life. He healed me”. Those were Falkʼs precise words: “Father Alexei healed me with his kindness. That is how I understand the holy.” There are many accounts of healing by the laying-on of hands and prayer, but Father Alexei did not do any of that. He said, “I will always pray for you, we will pray ...” But he did not try to involve Falk in this. He did not even speak with him about baptism. Falk told me about it and I became intensely interested in how it had all happened. “How? He spoke, he did not pray over me, no, no. He just blessed me, made the sign of the cross, and read a short prayer. We spoke together, ‘Lord, God, I give thanks for your healing...ʼ words like that. It was all Godʼs doing ...” When Falk said, “Thank you, Father!” (i.e. it was your doing) the priest replied, “It is Godʼs will, nothing to do with me...” And he said that, when the priest spoke, there was such humility in his voice, “This is Godʼs will, not mine.” “But you saved me!” Falk insisted. “No, no, none of that…” Falk said that it was Father Alexei who had saved him. I do not know whether Falk spoke of this to anyone else, but others must have known about it back then, because the artist Rozhdestvensky always called him Roman, his baptismal name, and his first wife called him Roman, too, no doubt as a result of the incident 26 . I did not know the priestʼs surname, nor did Falk, as far as I understood. “Father Alexei,” Falk told me, “the priest at Maroseyka.” December 23, 2001 The conversation was moderated and recorded by Dmitri Sporov; transcription and typesetting by Maria Finogeeva; review against the phonodocument by Marina Radzishevskaya; preparation of the text, publication and comments by Yulia Didenko Robert Falk (1886–1958)

Вера Прохорова

«Лицо Фалька как человека»

Р.Р. ФАЛЬК Сумерки на Сене 1930-е Бумага на картоне, акварель, гуашь 39,5 × 48 © ГТГ

ROBERT FALK Twilight on the Seine 1930s Watercolour, gouache on paper on cardboard 39.5 × 48 cm © Tretyakov Gallery

И действительно, я никогда не видела Роберта Рафаиловича в каком-нибудь подавленном, тяжелом состоянии. Он сказал: «Если бы не было этого креста, у меня, может быть, не было бы жизни. Вы понимаете, мне была дарована жизнь, потому что я уже не был живым человеком. Но Вы не знаете это чувство». Я говорю: «Ну и слава Богу, может, в такой степени нет». – «Но понимаете, такой ледяной холод и ужас перед жизнью, перед всем. Я не мыслил пойти там повеситься, нет, но только бы кончился этот бесконечный, этот ужасный, этот вечный холод, который не допускает никакого ни интереса, ни любви ни к близким, ни к искусству, ничего… Если бы не было отца Алексея, думаю, я бы не выжил, потому что это все усугублялось, усугублялось, я уже не двигался. Это было абсолютным спасением моей жизни. И излечил, – Фальк именно так говорил, – излечил меня отец Алексей своей добротой. Это, как я понимаю, святое». Известно, что излечивали же наложением рук, молитвами, но отец Алексей этого не делал. Он говорил: «Я всегда буду за вас молиться, помолимся…» Но он не приобщал Фалька к этому. Он даже не говорил ему ничего о крещении. Это Роберт Рафаилович мне рассказал, и вот меня интересовало страшно, как это произошло. Роберт Фальк (1886—1958)

«Как? Поговорил, не молился надо мной, нет-нет... Вот только он так благословил, перекрестил, прочитал молитву, кратко... В общем, мы вместе так, по складам: “Господи, благодарю тебя, Боже, за исцеление…” Вот какие-то такие слова... Это Бог все сделал…» Когда Фальк говорил: «“Вам, батюшка (как это все Вы сделали), спасибо!” – “Да это Божья воля, я что…”» Он говорит, при этом в голосе отца Алексея такое смирение было: «“Это – Божья воля, что же я?” – “Да Вы же меня спасли!” – “Да ну что…”» Да, Роберт Рафаилович говорил, что отец Алексей его спас. Говорил ли Фальк об этом кому-нибудь еще, не знаю, но это было известно тогда, потому что художник Рождественский его всегда называл «Роман» по крещению, и жена его первая – «Роман». Но это уже был результат всего этого26 . А я не знала фамилии священника, и Роберт Рафаилович не знал, насколько я поняла. «Отец Алексей, – он мне сказал, – батюшка на Маросейке». 23 декабря 2001 Беседу вел и записал Дмитрий Споров; расшифровка и компьютерный набор Марии Финогеевой; сверка с фонодокументом Марины Радзишевской; подготовка текста, публикация и комментарии Юлии Диденко Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

26. Автор ошибается, считая крещение Фалька следствием общения художника с московским старцем. Согласно документам, Фальк крестился за десятилетие до описываемых событий – в 1909 году. В журнале «Московские церковные ведомости» под заголовком «О присоединении к Православию старообрядки М.М. Герольской и крещении иудея Р.Р. Фалька в Московской Покровской общине сестер милосердия» сообщалось: «3-го числа сего [1909 года] апреля в Покровской, при той общине [сестер милосердия], церкви <…> священником отцом Николаем [Ивановичем Соколовым] <…> просвещен Cв[ятым] Крещением и миропомазанием учащийся Училища живописи, ваяния и зодчества Московского художественного общества Роберт Рафаилович Фальк, названный во Святом Крещении Романом». (Московские церковные ведомости. 1909. №16. С. 319; цит. по: Православие. Москва в начале XX века: Сборник документов и материалов. М., 2001. С. 341).

Преамбула к воспоминаниям Елизаветы Зельдович-Гальпериной

Елизавета ЗельдовичГальперина 1920 Фотография Частный архив, Москва Публикуется впервые

Elizaveta ZeldovichGalperina 1920 Photograph (detail). Private archive, Moscow First publication

В.Д. Дувакин (1909– 1982) – литературовед, специалист по творчеству В.В. Маяковского. Кандидат филологических наук, доцент филологического факультета Института философии, литературы и истории – МГУ (1939–1966).

См. записи бесед: http:// oralhistory.ru/members/ duvakin

Известный физик, участник Атомного проекта СССР Я.Б. Зельдович приходился ей кузеном.

Всесоюзная сельскохозяйственная выставка, в настоящее время – ВДНХ (Всероссийская выставка достижений народного хозяйства).

Цитата из «Третьей Северной элегии» (1945) А.А. Ахматовой.

Неопубликованный фрагмент из биографической справки о Е.Н. Зельдович-Гальпериной, составленной О.А. Вельчинской.

Александр Михайлович Герасимов (1881–1963) – художник, председатель правления МОСХ СССР (1937–1939), председатель оргкомитета Союза художников СССР (1939–1954), первый президент Академии художеств СССР (1947–1957).

Эренбург И.Г. Люди, годы, жизнь: Кн. 3-я и 4-я. М., 1963. С. 487–488.

Там же. С. 484–485.

Впервые публикуются воспоминания о Р.Р. Фальке художницы Елизаветы Наумовны Зельдович (1902– 1985, в замужестве Гальпериной). Материал относится к особому жанру «устной истории». Беседа с Зельдович-Гальпериной, фрагмент которой представлен читателю, была записана на магнитофон 5 марта 1981 года филологом Виктором Дмитриевичем Дувакиным1, создавшим уникальное собрание устных мемуаров по истории русской культуры первой половины ХХ века, которое стало основой отдела устной истории Научной библиотеки МГУ2. Известно, что Дувакин обратился к художнице по совету ее гимназической подруги, первой жены художника Осмеркина, Елены Константиновны Осмеркиной (в девичестве Гальпериной), с которой беседовал в 1980 году. В послереволюционные годы и в начале 1920-х Елизавета Наумовна3, дочь издателя Н.Е. Зельдовича, получила образование в лучших московских художественных вузах, став ученицей крупных мастеров русского авангарда: А.В. Шевченко (в 1-х ГСХМ, 1919– 1920) и Л.С. Поповой (во ВХУТЕМАСе, 1920–1921). Кроме того, в 1919-м, учась в ГСХМ, она поступила в Первый МГУ на факультет истории и истории искусства, а в 1922–1924 годах обучалась на металлообрабатывающем факультете ВХУТЕМАСа. В 1930-е работала как художник-декоратор театральных постановок, выставок, преподавала рисование; в 1950-х участвовала в оформлении павильонов ВСХВ4 и VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве. По словам О.А. Вельчинской, автора воспоминаний о художнице, «Елизавета Наумовна принадлежала к несметному числу тех людей, чьи судьбы “как реку, суровая эпоха повернула” 5 . К тем людям, силе духа которых, высоте помыслов и кроткому достоинству, с которым они прожили отпущенный им беспощадный век, остается только подивиться. При ином раскладе профессиональная жизнь Елизаветы Наумовны сложилась бы иначе, возможно, она стала бы театральным художником, но случилось так, что она занялась искусством прикладным, в числе прочего и промышленной графикой (и работала увлеченно и продуктивно, чему немало способствовала та школа, которую она прошла во Вхутемасе)»6. Рассказчица делится впечатлениями о просмотре работ Р.Р. Фалька в его мастерской, о посещении в 1939 году персональной выставки художника в московском Центральном Доме работников искусств и о запомнившемся ей на обсуждении выставки выступлении в защиту Фалька его друга, летчика А.Б. Юмашева. Важен рассказ Зельдович-Гальпериной о малоизвестном факте биографии Фалька – давнем, еще студенческих времен, конфликте художника с будущим столпом соцреализма, любимым портретистом Сталина А.М. Герасимовым7, ставшим в послевоенные годы главным организатором гонений на Фалька. О неприглядной роли Герасимова в судьбе художника вспоминал также Илья Эренбург в знаменитой

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Юлия Диденко

книге «Люди, годы, жизнь»: «В 1946 или 1947 году Фалька зачислили в “формалисты”. Это было абсурдом, но в те годы трудно было чем-либо удивить. “Формалиста” решили поставить на колени; помню заявление одного из тогдашних руководителей Союза художников: “Фальк не понимает слов, мы его будем бить рублем…” Вот это изумило меня даже в то время: человек “рубля” не знал, с кем имеет дело. В жизни не встречал я художника более безразличного к каким-либо благам, удобствам, к достатку. Фальк сам варил горох или картошку; годами ходил в той же протертой куртке; одна рубашка была на нем, другая лежала в старом чемодане. В обыкновенной, прилично обставленной комнате он чувствовал себя неуютно, жил в запустении, а дорожил только красками и кистями. Его перестали выставлять. Денег не было. Он считался заживо похороненным. А он продолжал работать. Иногда в его мастерскую приходили любители живописи, молодые художники; он всех впускал, объяснял, стыдливо улыбался»8 . «Отшельник в живописи, в жизни он был общительным, встречался со множеством людей, внимательно слушал споры, рассказы, исповеди»9. Запись беседы хранится в отделе устной истории Научной библиотеки МГУ имени М.В. Ломоносова. Текстовая расшифровка любезно предоставлена для эксклюзивной публикации на страницах журнала заведующим отделом Д.Б. Споровым, которому выражаем глубокую признательность за доверие. Фрагмент беседы приводится в форме монолога, с незначительными сокращениями, в отредактированном виде. Юлия Диденко Роберт Фальк (1886–1958)

Yulia Didenko

The artist Elizaveta Zeldovichʼs (married name Galperina, 1902-1985) memories of Falk are published here for the first time. This material belongs to that special genre of “oral history”. The excerpt from the conversation with Zeldovich-Galperina presented to the reader here was originally recorded using a tape recorder on March 5, 1981, by the legendary philologist Viktor Duvakin.1 Duvakin gathered a unique collection of oral memoirs on the history of Russian culture in the first half of the 20th century, which became the foundation for the oral history department of the Academic Library at Moscow State University. 2 Duvakin approached the artist upon the advice of her friend at the gymnasium, Elena Konstantinovna Osmerkina (née Galperina, first wife of the artist Osmerkin), with whom Duvakin had spoken in 1980. In the post-revolutionary years and in the early 1920s, Elizaveta Naumovna, 3 daughter of the publisher Naum Zeldovich, was educated at the best Moscow art schools and became a student of the major masters of the Russian avant-garde: Aleksandr Shevchenko (at the first Free State Art Studios, 1919-1920) and Lyubov Popova (at VKHUTEMAS, 1920-1921). In addition, in 1919, while still studying at the Free State Art Studios, she entered the first Moscow State University faculty of history and history of art and, in 1922-1924, she studied at the metalworking department at VKHUTEMAS. In the 1930s, she worked as a set designer for the theatre and exhibitions, while also teaching drawing; in the 1950s, she took part in the design of the pavilions of the Exhibition of Achievements of the National Economy (now VDNKH) and the VI World Festival of Youth and Students in Moscow. According to Olga Velchinskaya, author of memories of the artist, “Elizaveta Naumovna belonged to the countless number whose destinies, ‘like a river, were reversed by the cruel age’. 4 One can only marvel at those individuals, whose strength of spirit, elevated thoughts and modest dignity enabled them to survive the merciless century in which they lived. The profes-sional life of Elizaveta Naumovna might otherwise have turned out differently. Perhaps she would have become a theatre artist, but it so happened that she took up applied art, including industrial graphics (working enthusiastically and productively, largely due to her training at VKHUTEMAS)”.5 Zeldovich-Galperina shares her impressions of a viewing of Falkʼs works at his studio and of her visit in 1939 to the artistʼs solo exhibition at the Moscow Central House of Artists. She also recalls the discussion at the exhibition and a memorable speech made in defence of Falk by his friend, the pilot Andrei Yumashev. Zeldovich-Galperinaʼs shares a significant story and otherwise little-known fact of Falkʼs biography, the conflict that began in his student years between the artist and the future pillar of socialist realism and Stalinʼs favourite portrait painter A.M. Gerasimov,6 who became the key organiser of Falk’s persecution in the postwar years. Robert Falk (1886-1958)

Preamble to the Memoirs of Elizaveta Zeldovich-Galperina

Р.Р. Фальк на выставке своих картин в квартире С.Т. Рихтера 1957 Фото: Г.С. Кухарский Архив Г.С. Кухарского, Москва

Robert Falk at the exhibition of his paintings at Sviatoslav Richterʼs apartment 1957 Photograph: Jerzy Kucharski Archive of Jerzy Kucharski, Moscow

Ilya Ehrenburg also recalls the unsavoury role of Gerasimov in the artistʼs life in “People, Years, Life”. “In 1946 or 1947, Falk was denounced as a ‘formalist’. This was absurd, but in those years, nothing would have surprised us. They decided to bring the ‘formalist’ to his knees. I remember the statement of one of the leaders of the Union of Artists at that time: ‘Falk does not understand words, so we will beat him with the rouble.ʼ It amazed me even then: that the ‘rouble’ man did not realise who he was dealing with. Never in my life have I met an artist more indifferent to material comforts and wealth. Falk cooked peas or potatoes himself; he wore the same worn jacket for years; he wore one shirt – the other lay in an old suitcase. He felt uncomfortable in an ordinary, decently furnished room. He lived in a state of desolation, valuing only his paints and brushes. They stopped exhibiting his work. He had no money. As far as they were concerned, Falk was buried alive, but he carried on working. Sometimes, art lovers and young artists would visit his studio. He welcomed everyone and introduced his work, smiling shyly.” 7 “A hermit in painting, he was sociable in life and met with many people listening attentively to debates, stories, confessions…” 8 The recording of this conversation is held at the Department of Oral History in the Academic Library at the Lomonosov Moscow State University. The transcript was kindly entrusted to us for exclusive publication in the pages of this journal by the department head, Dmitry Sporov, to whom we express our sincere gratitude. The fragment of the conversation published here is presented in the form of a monologue in edited format and with minor abbreviations. Yulia Didenko

Duvakin V.D. (19091982), literary critic, specialist in the work of V.V. Mayakovsky; Candidate of Philology, Associate Professor of the Faculty of Philology, IFLI-Moscow State University (1939-1966).

See: recordings of conversations online: http://oralhistory.ru/ members/duvakin

Cousin to well-known physicist and participant of the USSR Atomic Project Ya. B. Zeldovich.

Quotation from the “Third Northern Elegy” by A.A. Akhmatova (1945).

Unpublished excerpt from a biographical note about E.N. Zeldovich-Galperina, compiled by O.A. Velchinskaya.

Aleksander Mikhailovich Gerasimov (1881-1963), artist, chairman of the board of the Moscow Union of Artists of the USSR (1937-1939), chairman of the organising committee of the Union of Artists of the USSR (1939-1954), first president of the USSR Academy of Arts (1947-1957).

I.G. Ehrenburg “People, Years, Life: Book Three and Four”. Moscow., 1963. Pp. 487-488.

(Ibid.) Pp.484-485.

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Р.Р. ФАЛЬК Ночной Париж 1930-е Бумага, гуашь, акварель, тушь, перо. 41,5 × 33

ROBERT FALK Night in Paris 1930s Gouache, watercolour, ink, pen on paper 41.5 × 33 cm

Частное собрание, Москва Публикуется впервые

Private collection, Moscow First publication

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Р О Б Е Р Т

Ф А Л Ь К

( 1 8 8 6 – 1 9 5 8 )

а ен как б то ла ина иск сст а обр илась ВО ПОМИН А НИ

О РОБЕРТЕ ФА ЛЬК Е

ли авета ель ови

а ль ерина

В 193 году Фальк вернулся из Парижа, где он был по разрешению уначарского уже несколько лет . В Париже он писал чрезвычайно много и пользовался успехом как художник, но на фоне парижского искусства, так сказать, особенно заметен не был. Хороший русский художник. го очень точно изобразил, как мне кажется, Каверин в своем романе Перед зеркалом . Там в лице художника выведен Фальк, совершенно достоверно. 1

но, Корн – это Ф[альк]» (курсив мой. – Ю.Д.) (цит. по: Письмо В.А. Каверина А.В.ЩекинКротовой. 1 февраля 1972 г. // РГАЛИ. Ф. 3018. Оп. 2. Ед.хр. 274. Л. 1–2).

Фальк приехал по настоянию сына 3 . Мальчик скучал по родине, хотел, чтобы отец вернулся. А потом, когда началась война, как мне говорили, сын был на фронте и погиб. Выставка Фалька была расположена на Пушечной 4 и заняла все пригодные для экспозиции стены. И коридоры, и лестница – все было занято живописью Фалька. Было масло, была темпера, были его гуаши изумительные. Представлены были и портреты, и натюрморты, и пейзажи. Особенно много парижских гуашей, пейзажи Парижа. И все это произвело на московских художников, посетивших эту выставку, громадное

впечатление (широкая публика тогда выставку так не оценила, как теперь). Я хочу рассказать об обсуждении, которое произошло на этой выставке 5 . Выступали многие: выступали художники, выступали искусствоведы (тогда их было не так много, как теперь) и выступал, что произвело наиболее [сильное] на всех впечатление, Андрей Борисович Юмашев, герой Советского Союза, только недавно вернувшийся с Громовым из своего перелета в Америку. Андрей Борисович выступал 6 (он художник сам) с таким темпераментом, с таким огнем, что чуть ли не надо создать школу имени Фалька, А.Б. Юмашев в годы войны (заместитель командующего 3-й Воздушной армией). 1942 Фотография Andrei Yumashev during the war years (deputy commander of the 3rd Air Army) 1942. Photograph 1.

Роберт Фальк (1886–1958)

Фальк уехал в служебную командировку, полученную от Наркомпроса, в июне 1928 года и вернулся в СССР в конце декабря 1937-го – в канун 1938 года.

Фальк выведен в романе В.А. Каверина под именем художника Корна. Об этом автор сообщает в письме к вдове Р.Р. Фалька, А.В. Щекин-Кротовой: «Конечно, весь роман проникнут его творчеством, которое я так люблю. Все, что касается художественного строя моей Лизы, написано под знаком Ф[алька] (курсив мой. – Ю.Д.). Я старательно вел ее от передвижников, через мирискусников – через те параллели, о которых Вы пишете. Венеция – Италия, Корсика – Бретань – к некому подобию образа Ф[алька] в искусстве. Теперь о подлинности. Конеч-

Валерий Романович Фальк (1916–1943), сын Р.Р. Фалька и его первой жены, художницы Е.С. Потехиной. Умер от осложнений после ранения в полевом госпитале 1 марта 1943 года.

Речь идет о персональной выставке Фалька, проходившей 12 октября – 28 ноября 1939 года в Центральном Доме работников искусств (ЦДРИ) по адресу: улица Пушечная, дом 9. Она служила своеобразным отчетом художника о многолетней зарубежной командировке, а также за два года творческой работы в СССР после возвращения из Парижа (1938–1939). Экспонировалось около 170 работ (живопись, графика).

Речь идет о творческом вечере Р.Р. Фалька, состоявшемся в ЦДРИ 27 ноября 1939 года, посвященном текущей выставке. См.: Стенограмма обсуждения выставки работ Р.Р. Фалька в ЦДРИ. Имеются выступления: М.В. Алпатова, С.М. Михоэлса, А.М. Нюренберга, П.Д. Покаржевского, С.А. Чуйкова и других. (РГАЛИ. Ф. 3018. Оп. 2. Ед. хр. 111).

Текст речи А.Б. Юмашева см. в настоящем издании в статье Ю.В. Диденко «Роберт Фальк. Персональные выставки (1924–1969)», с. 193.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

R O B E R T

tb a EETIN

Falk left the country on an official trip representing the Peopleʼs Commissariat for Education in June 1928 and returned to the USSR at the end of December 1937, just at the turn into 1938. Falk appears in the novel as the artist Korn. Kaverin writes the following in a letter to Falkʼs widow Angelina Shchekin-Krotova, “Of course, the whole novel is saturated with his work, which I love so much. Everything that concerns the artistic outlook of my Liza is written under the sign of ‘F’ [alk] (italics mine. - Yu.D.). I diligently guided her from the Peredvizhniki (Itinerants), through the Mir Iskusstva group – through the parallels of which you write. Venice – Italy, Corsica – Brittany – to a certain semblance of the image of F [alk] in art. And now, a word on authenticity. Obviously, Korn is F[alk] (italics mine. Yu.D.)” (Cit: Letter from Kaverin addressed to Angelina Shchekin-Krotova. February 1, 1972. // Russian State Archive of Literature and Art. Fund 3018. Opus 2. Item. 274. Sheet. 1-2).

Falk, Valery Romanovich (1916-1943), son of Robert Falk and his first wife, artist Elizaveta Potekhina. Died in a field hospital on March 1, 1943, from unhealed wounds.

The author is referring to a solo exhibition of Falkʼs work which was held October 12 - November 28, 1939, at the Central House of Artists, 9, Pushechnaya Street. The exhibition served as a kind of artistʼs report after an official trip abroad lasting many years, as well as two years of creative work in the USSR since his return from Paris (1938-1939). The exhibition included roughly

F A L K

( 1 8 8 6 - 1 9 5 8 )

ala W IT

ROBERT FA LK

In 193 , Robert Falk returned from Paris, where he had spent several years with permission from ommissar for ducation Anatoly unacharsky. In Paris, Falk was extremely proli c and enjoyed success as an artist and still, within the milieu of Parisian art, he stood out to the extent that he was just a good Russian artist. In his 19 1 novel Before the Mirror, Veniamin Kaverin creates a highly authentic portrayal of Falk in the artist character Korn. 1

Falk returned to the Soviet Union at his sonʼs insistence3 . The boy missed his homeland and wanted his father to return to Russia. Later, in the early war years, I heard that his son had died at the front. Falkʼs exhibition was located on Pushechnaya Street4 and took up every available space. The corridors, the stairwell – Falkʼs paintings were everywhere. The exhibition included his oils, tempera and his wonderful gouache pieces. There were his portraits, still-lifes and landscapes with a special focus on his Parisian gouaches and landscapes. It all made a tremendous impression on the Moscow artists who visited the exhibition (the general public did not appreciate the exhibition then in the same way as it would now). I want to share my memories of a discussion that took place at the exhibition. 5 Many individuals spoke at the event: artists, art critics (who were fewer in number then), but the person who made the [strongest] impression on everyone was Andrei Borisovich Yumashev, Hero of the Soviet Union, who had recently returned with aviator Mikhail Gromov after his flight across America. Yumashev gave a speech 6 (he was himself an artist) and addressed the audience with such passion, with such fire, going so far as to suggest that a school should be founded in Falkʼs name and, at the very least, the first thing that Falk should do next was to become involved in educating other artists because his artistry was of such a high standard that he must, naturally, lead some special studio or course for students.

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

The piece I especially remember (I was quite overwhelmed by the whole exhibition and visited several times) was a small stem of jasmine, standing in a simple faceted glass of water. It was just a simple sketch, completely naturalistic, barely interpreted in any way and, at the same time, it seemed to exude a jasmine fragrance. There is no other way to say it: the sketch smelt of jasmine. There was also a memorable portrait of a young Parisian woman, very much of that time, with a pale face and eyes black as velvet, wearing a blue-green cap.7 Later, Falk told me that he had spotted this young woman in a cafe, approached her and asked permission to paint her portrait. Falk was quite the ladies’ man and evidently knew how to approach a woman. “And then,” he said, “later, she asked me, ‘What was it that made you approach me in the cafe?ʼ And, he continued, ‘like a fool, I could not think of anything else to say except ‘it was the colour of your hat ʼ”. The exhibition came to an end as did the holiday. Falk returned to his everyday life, and thatʼs when it all began... Letʼs not forget that this was 1939 and Falk had just spent several years abroad. None of his connections in the world of art came to anything. He was not invited to teach anywhere, he did not receive any commissions and no-one would buy his paintings. He spent the majority of his time at home painting in his studio at the Pertsov House. Then, the war started and, like a number of other artists, Falk was evacuated to Samarkand. There, he Robert Falk (1886-1958)

Елизавета Зельдович-Гальперина

Роберт Фальк (1886–1958)

«…На меня как будто лавина искусства обрушилась»

Р.Р. ФАЛЬК В кафе. Париж. 1937 Бумага, акварель, графитный карандаш 34 × 34

ROBERT FALK In the Café. Paris. 1937 Watercolour, lead pencil on paper 34 × 34 cm

Частное собрание, Москва Публикуется впервые

Private collection, Moscow First publication

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

“Hit by an Avalanche of Art”

Elizaveta Zeldovich-Galperina

Р.Р. ФАЛЬК Улица в Самарканде на фоне Биби-Ханым 1943 Японская бумага, белила, акварель 44 × 52 © ГРМ

ROBERT FALK A Street in Samarkand with Bibi-Khanym in the Background 1943 Whitewash, watercolour on Japanese paper 44 × 52 cm © Russian Museum

Р.Р. ФАЛЬК Ленинград. Нева 1939 Бумага, акварель, гуашевые белила, графитный карандаш 45 × 65 Частное собрание, Москва

ROBERT FALK Leningrad. The Neva River. 1939 Watercolour, white gouache, lead pencil on paper 45 × 65 cm Private collection, Moscow

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Елизавета Зельдович-Гальперина

во всяком случае, первое, что должен сделать Фальк, – это быть привлеченным к воспитанию художников, потому что его живопись на таком высоком уровне, что, конечно, он должен руководить какой-то специальной студией или каким-то курсом студентов. На выставке мне лично особенно запомнилось (я вся была потрясена, под впечатлением этой выставки, я несколько раз ее посетила) маленькая ветка жасмина, стоящая в простом граненом стакане с водой. Вот простой какой-то набросок, но совершенно натуралистический, никак не сделанный, никак не трактованный, но в то же время ароматный, как жасмин. Ничего не могу сделать – пахло жасмином. И еще там был запомнившийся замечательный портрет именно того времени – молодой парижанки, с бледным лицом, бархатными черными глазами и в зелено-голубой шапочке. Позднее уже Фальк мне рассказывал, что он увидел эту девушку в кафе, подошел к ней, познакомился, попросил разрешение написать ее портрет. Фальк был великий женолюб, подойти он, очевидно, смог. «И потом, – он говорит, – позднее, она меня спросила: “А что Вас заставило подойти ко мне в кафе?”» «И я, – говорит, – как дурак, ничего другого не нашел ответить, как сказать: “Цвет вашей шляпочки”»7. Выставка кончилась – праздничные дни кончились. Фальк вернулся к каждодневной жизни. И тут вдруг началось… Не забудем, что это был 1939 год и Фальк только что пробыл несколько лет за границей. Все связи его с внешним миром искусства никак не налаживались. Никуда его не пригласили преподавать, никаких заказов он не получал, никаких картин у него никто не покупал. И вообще, сидел он у себя в своей мастерской в доме Пéрцова и писал. Потом началась война. Фальк уехал в эвакуацию, как ряд других художников, в Самарканд. Там он написал ряд чудесных картин, пейзажи в основном. Портретов того времени я не помню. Позднее, уже после войны, я была в мастерской Фалька с подругой, не художницей; она знакома была с Фальком через Грановскую, Александру Вениаминовну8 , сестру одной из его бывших жен, Раисы Вениаминовны 9 , с которой он всегда поддерживал такие довольно близкие, дружеские отношения. Мы были с подругой вдвоем только, и он был настолько любезен и радушен, что начал показывать свои произведения. Причем, как это бывает иногда с художниками, с певцами, с музыкантами, вдруг ему захотелось все показать. Это ж бывает проверка для самого себя. Я понимаю, что дело было не в посетительнице, а дело было в том, что с этим новым углом зрения на себя самого посмотришь. И он показал. Мастерская загромождена была штабелями Роберт Фальк (1886–1958)

«…На меня как будто лавина искусства обрушилась»

Р.P. ФАЛЬК Под платанами. Самарканд Японская бумага, белила, акварель 49,3 × 39,7 © ГРМ

ROBERT FALK Under the Plane Trees. Samarkand Whitewash, watercolour on Japanese paper 49.3 × 39.7 cm © Russian Museum

полотен и папками с рисунками. И вот все это богатство он начал ворошить. Я была совершенно потрясена. Я хочу вам рассказать об одном натюрмор10 те , который мне запомнился на всю жизнь. Это корзинка, довольно грязная, старая лубянка, в которой насыпано и рядом рассыпано несколько картофелин, обыкновенная серая картошка немытая. И все это на фоне серой ряднины, тряпки, на которой картошка лежит. Кроме серого и серо-желтого цвета самой лубянки, ничего там нет. Но это все светится, как драгоценные камни. Вот присыпь их пеплом, а они все равно будут светиться. Я помню, что я сказала, вот сейчас помню,

Речь идет о картине «Дама в шляпке. (Портрет Марии Петровны Перевощиковой)» (1935, холст, масло) из собрания Пензенской областной картинной галереи им. К.А. Савицкого.

Р.В. Идельсон (1894–1972) – художница, поэт, ученица и жена Р.Р. Фалька в третьем браке (1922–1929).

10. Имеется в виду картина «Картошка» (1955, холст, масло, собрание И.Г. Сановича, Москва).

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

“Hit by an Avalanche of Art”

170 pieces (paintings and graphic works). 5.

The author is referring to a creative evening held by Robert Falk at the Central House of Artists on November 27, 1939, which was dedicated to that same exhibition. See: Transcript of the discussion of the exhibition of works by Robert Falk at the Central House of Artists. Includes addresses by M.V. Alpatov, S.M. Mikhoels, A.M. Nurenberg, P.D. Pokarzhevsky, S.A. Chuikov and others. (Russian Archive for Literature and Art. Fund. 3018. Opus. 2. Item 111).

See in this publication Andrei Yumashev’s address in the article by Yulia Didenko “Robert Falk’s solo exhibitions. An overview of 19241969”, p. 196.

Referring to the painting “Lady in a Hat (Portrait of Maria Petrovna Perevoshchikova)” (1935) Oil on canvas. Penza Savitsky Regional Art Gallery.

Azarkh-Granovskaya (nee Idelson, 1892-1980), actress, wife of theatre director A.M. Granovsky, sister of artist R.V. Idelson (student and third wife of Robert Rafailovich Falk). See ed.: Azarkh-Granovskaya A.V. “Memories. Conversations with V.D. Duvakin”. Moscow, 2001.

R.V. Idelson (1894-1972), artist, poet, student and third wife of Robert Falk (1922-1929).

Elizaveta Zeldovich-Galperina

painted a series of wonderful paintings, landscapes mostly. I do not remember him pro-ducing any portraits during that time. Later, after the war, I was at Falkʼs studio with a non-artist friend, who knew Falk through Aleksandra Granovskaya, 8 the sister of one of his ex-wives, Raisa 9, with whom he always maintained a warm friendship. My friend and I were the only guests on that day. Falk was kind and welcoming and began to show us his paintings. And as is sometimes the case with artists, singers, and musicians, on a wave of enthusiasm, he started to show us everything. It is a kind of personal test for the artist. As I understand it, this was not about the visitor, so much as the opportunity for the artist to see themselves from a different perspective. The studio was filled with stacks of canvases and endless folders of drawings and Falk began to pull out all his wealth. I was totally amazed. I would like to share the story of one still life in particular, that I shall remember for the rest of my life.10 The arrangement involved a rather dirty basket, an old one made of bast, into which a few potatoes had been poured and others scattered about — ordinary grey, unwashed potatoes. And this was all set against a grey sackcloth, a rag on which the potatoes lay. Nothing was depicted aside from the grey and yellow-grey hues of the basket, and yet the painting

Р.Р. ФАЛЬК → Дама в шляпке. (Портрет Марии Петровны Перевощиковой). 1935 Холст, масло. 80 × 63,5 © Пензенская областная картинная галерея имени К.А. Савицкого

11. This refers to the painting “Still-life with African Sculpture” (1944, oil on canvas. Tretyakov Gallery. 12. This refers to the painting “Portrait of S.M. Mikhoels” (1947-1948, oil on canvas. Valentin Shuster Collection, St. Petersburg). 13. This refers to the painting “Lady in a Hat (Portrait of Maria Petrovna Perevoshchikova)”(1935, oil on canvas. Savitsky Penza Regional Art Gallery).

Р.Р. ФАЛЬК Окно. Молдавия. 1951 Холст, масло. 65 × 81 Частное собрание, Москва

ROBERT FALK Window. Moldavia. 1951 Oil on canvas. 65 × 81 cm Private collection, Moscow

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

shone with the gleam of precious stones. You could have sprinkled them with ash and they would still have shone. I remember my words to Falk: “Robert Rafailovich, I am so pleased that I was once a painter (by this time I was working as a graphic artist) otherwise I would never have been able to perceive or fully appreciate the true beauty of this piece. It is extraordinary.” Falk smiled modestly and answered (I remember this very clearly, too), “You say such lovely things.” I recall another still life with a black Egyptian statuette and a sort of red vase,11 a portrait of Solomon Mikhoels,12 a portrait of the same Parisian woman13 (he told me the story of this work, also), and a whole series of other pieces. It made an unforgettable impression on me, like I had been hit by an entire avalanche of art. When Falk showed us his Parisian gouaches and watercolours (mostly gouaches), it was as if the very

10. This refers to the painting “Potatoes” (1955, oil on canvas. Igor Sanovich collection, Moscow).

100

ROBERT FALK → Lady in a Hat. (Portrait of Maria Petrovna Perevoshchikova). 1935 Oil on canvas 80 × 63.5 cm

Robert Falk (1886-1958)

Елизавета Зельдович-Гальперина

Роберт Фальк (1886–1958)

«…На меня как будто лавина искусства обрушилась»

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

101

“Hit by an Avalanche of Art”

14. Falk studied at the Moscow School of Painting, Sculpture and Architecture from 1905 to 1910; Aleksander Gerasimov studied there from 1903 to 1912. 15. A city located in the Tambov region. 16. This refers to the Russian People’s Union named after Archangel Michael – a monarchist ultranationalist movement (the Black Hundred) that operated in the Russian Empire during the period 1907-1917. 17. Gerasimov was five years older than Robert Falk. 18. Here the author is referring to the artist’s (fourth) wife, Angelina Vasilievna Shchekin-Krotova (19101992). She taught German at the Moscow Automotive Institute (MAMI).

Elizaveta Zeldovich-Galperina

air of Paris was present. These paintings were not made in the style of naturalism; they were more like sketches really, but this was precisely the manner in which a modern artist could express their impressions of a city, nature or indeed anything. At the end of our conversation, completely overwhelmed by all we had seen, I asked, “Robert Rafailovich, how is it possible that a master such as yourself can be sitting here without work, not receiving commissions or holding exhibitions? What can be done about it?” Falk answered me, “Nothing can be done.” I said, “But what about Yumashev, heʼs a great fan of yours?” Falk replied, “What about Yumashev? He comes to see me, looks at my work and admires it as he says. The Kukryniksys come to the studio, sometimes all three of them together, sometimes separately; lots of artists come here, and still, nothing can be done because ... I did not get along with Aleksander Mikhailovich Gerasimov back in our student years.”14 At this time, Aleksander Gerasimov was head of the Union of Artists and was generally in charge of all things relating to the art world. I was aware of this prior to the conversation with Falk and so I quite understood the context of what he said next. I heard about it quite by chance because my husband was from the same city as Aleksander Gerasimov, the city of Kozlov, now Michurinsk.15 My husband was always mocking me, saying, “I hope you artists know whoʼs in charge of you all? You come under the management

of the Union of the Archangel Michael”.16 The fact is that the Gerasimov family were wealthy merchants who traded in cattle. All were members of the Union of the Archangel Michael, that is, the most right-wing, most predominantly Black-Hundred party in Russia at the time. When Gerasimov arrived in Moscow, he entered the School of Painting (in all fairness, it has to be said that he was immensely talented). He was there at the same time as Falk and a number of other artists. Whether they were peers, I do not know, who among them was a little older, who a little younger (I think Aleksander Mikhailovich may have been a little older) it does not matter; they were, as they say, old boys of the School of Painting, Sculpture and Architecture17. Gerasimov was completely unrestrained in his show of extreme anti-Semitism. Falk was outraged by it and called the students to boycott him. And it was not just the Jewish students who joined the boycott, but the Russian students too. And it was an impressive boycott. “And so,” Falk told me, “Aleksander remembers me and wonʼt forget. When someone recommended once that they offer me some position, he said, ‘if Falk wants to get a job working as a watchman at a crematorium, we will hinder him in this also.” He said, “So how can there be any talk of exhibitions and the like?” Falkʼs lifestyle was modest to the extreme. His wife worked18 , giving language lessons, I think, and then, a few pieces were sold, but very occasionally and for very little, and very modestly. They managed to scratch together an existence, but they were just surviving.

Р.Р. ФАЛЬК Дорога в поле 1936 Холст, масло 60 × 80 Собрание В.И. Некрасова, Москва

ROBERT FALK A Road in the Field 1936 Oil on canvas 60 × 80 cm Vladimir Nekrasov Collection. Moscow

102

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Елизавета Зельдович-Гальперина

«…На меня как будто лавина искусства обрушилась»

Р.Р. ФАЛЬК Жасмин в стеклянной банке. 1940-е Бумага, акварель, гуашь, белила, тушь, палочка 62,4 × 53,3 © ГТГ

ROBERT FALK Jasmine in a Glass Jar. 1940s Watercolour, gouache, whitewash, ink and stick on paper 62.4 × 53.3 cm © Tretyakov Gallery

сказала Фальку: «Роберт Рафаилович, я счастлива, что я когда-то занималась именно живописью (к этому времени я была уже графиком), потому что я в состоянии воспринять и оценить всю красоту этой вещи. Она необыкновенна». Фальк скромно улыбнулся и ответил мне (это тоже я помню): «Какие приятные вещи вы мне говорите». Еще помню, были там натюрморт с черной египетской статуэткой и этакой красной вазой 11 , портрет Михоэлса 12 , портрет этой самой парижанки 13 (тут он мне и рассказал историю), целый ряд других вещей. Это было впечатление совершенно незабываемое: на меня как будто лавина искусства обрушилась. А потом, когда он показывал свои парижские гуаши и акварели (в основном гуаши), то как Роберт Фальк (1886–1958)

будто веял действительно воздух Парижа, хотя сделаны они не натуралистически, сделаны они весьма условно, но это именно та манера, которой современный художник может выразить свои впечатления от города, от природы, от всего. В конце беседы я, совершенно потрясенная всем увиденным, спросила: «Роберт Рафаилович, как же может случиться, что такой мастер, как вы, сидит без работы, без заказов, без выставки, без всего? Что можно сделать?» Фальк мне ответил: «Сделать ничего нельзя». Я спросила: «А как же Юмашев, такой ваш поклонник?» – «Ну, что Юмашев? Заходит ко мне, смотрит, любуется, как он говорит. У меня бывают Кукрыниксы, и втроем, и порознь, и очень много художников ко мне приходят. А сделать ничего нельзя, потому что...

11. Речь идет о картине «Натюрморт с негритянской скульптурой» (1944, холст, масло, ГТГ). 12. Речь идет о картине «Портрет С.М. Михоэлса» (1948. Холст, масло. Собрание В.М. Шустера, Санкт-Петербург). 13. Речь идет о картине «Дама в шляпке. (Порт рет Марии Петровны Перевощиковой)» (1935, холст, масло. Пензенская областная картинная галерея имени К.А. Савицкого).

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

103

“Hit by an Avalanche of Art”

Elizaveta Zeldovich-Galperina

Р.Р. ФАЛЬК Велосипедист у бара 1930-е Картон, темпера, гуашевые белила 43 × 55,8 Частное собрание, Москва

ROBERT FALK Cyclist at a Bar 1930s Tempera, white gouache on cardboard 43 × 55.8 cm Private collection, Moscow

Р.Р. ФАЛЬК Улица в Париже 1930-е Бумага, акварель, гуашевые белила 37,8 × 49 Частное собрание, Москва Публикуется впервые

ROBERT FALK A Paris Street 1930s Watercolour, white gouache on paper 37.8 × 49 cm Private collection, Moscow First publication

104

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Елизавета Зельдович-Гальперина

у меня не сложились отношения с Александром Михайловичем Герасимовым еще в наши студенческие годы 14 ». Александр Михайлович Герасимов в это время был руководителем Союза художников и вообще руководил у нас искусством. Это я уже знаю не от Фалька, и поэтому мне было понятно то, что он мне дальше рассказал. Я совершенно случайно об этом узнала, потому что мой муж родом из того же города, откуда А.М. Герасимов. Это город Козлов, ныне Мичуринск15 . Муж всегда надо мной трунил: «Ну, вы, художники, знаете, кто вами управляет? Вы же под управой Союза Михаила Архангела16 ». Дело в том, что семья Герасимовых – это была богатая семья богатых купцов, торговавших скотом. Все они состояли в Союзе Михаила Архангела, то есть самой правой, самой черносотенной партии России того времени. И вот когда Александр Михайлович приехал в Москву, попал в Школу живописи (а художником он был, надо отдать ему справедливость, крайне талантливым, это скрыть нельзя), он был там одновременно с Фальком и с рядом других художников. Были ли они сверстниками, я не знаю, кто из них немножко старше, кто моложе, мне кажется, Александр Михайлович немножко старше 17; но это неважно, они были, что называется, однокашниками по Школе живописи, зодчества и ваяния. И Герасимов проявлял свой крайний антисемитизм совершенно несдержанно. Фальк был возмущен и предложил студентам устроить ему бойкот. Причем к этому бойкоту присоединились не только студенты-евреи, но и студенты-русские тоже. Бойкот был достаточно внушителен. «И вот, – сказал мне Фальк, – Александр Михайлович с тех пор помнит и не забывает мне это. Когда ктото говорил о том, чтобы меня устроить на какую-то работу, он сказал, что “если Фальк захочет устроиться сторожем при крематории, то и в этом мы ему помешаем”». Он говорит: «О каких же может сейчас идти речь выставках и прочее, прочее?» Жил Фальк крайне скромно. Работала его жена18: она давала уроки языка, по-моему; а потом что-то понемножечку продавалось, но очень мало, очень скромно. В общем существование поддерживалось, и это было именно существование. Но постепенно – вода камень точит, “рукописи не горят”, как говорил Булгаков, – постепенно известность Фалька где-то подпольно, тихо возрастала. И когда наступили другие времена, то Фальк уже был не то что полностью реабилитирован в своем западничестве (?), но все же он был приемлем. Когда в 62-м году была выставка тридцатилетия МОСХа 19 , то на этой выставке было несколько вещей Фалька. К моменту его последней болезни, когда он уже лежал тяжелобольной в больнице, была устроена выставка его работ на улице Жолтовского 20 , в помещении Роберт Фальк (1886–1958)

«…На меня как будто лавина искусства обрушилась»

Р.Р. ФАЛЬК Весна в Париже. Платаны на набережной 1930-е Холст, масло 80 × 62 Частное собрание, Москва

ROBERT FALK Spring in Paris. Plane Trees on the Embankment 1930s Oil on canvas 80 × 62 cm Private collection, Moscow

14.

В МУЖВЗ Фальк учился в 1905–1910 годах, а А.М. Герасимов – в 1903–1912 годах.

15. Город в Тамбовской области. 16. Имеется в виду Русский народный союз имени Михаила Архангела (РНСМА) – монархическая консервативная («черносотенная») партия, действовавшая в Российской Империи в 1907–1917 годах. 17.

А.М. Герасимов был старше Фалька на 5 лет.

1962-го до января 1963 года. На ней экспонировалось семь картин Р.Р. Фалька, которые висели на отдельной стене: «Обнаженная в кресле» (1922), «Сена. Париж» (1936), «Бретонский рыбак» (1935), «Портрет Ксении Некрасовой» (1950), «В розовой шали. (А.В. Щекин-Кротова)» (1953), «Картошка» (1955), «Автопортрет в красной феске» (1957). 20. Ныне – Ермолаевский переулок. Выставка состоялась в мае 1958 года.

18. Имеется в виду последняя (четвертая) жена художника – Ангелина Васильевна Щекин-Кротова (1910–1992). В 1948–1966 гг. преподавала немецкий язык в Московском автомеханическом институте (МАМИ). 19. Речь идет о масштабной выставке, посвященной 30-летию Московского отделения Союза художников СССР. Она проходила в Центральном выставочном зале «Манеж» в Москве с 9 ноября

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

105

“Hit by an Avalanche of Art”

Elizaveta Zeldovich-Galperina

Р.Р. ФАЛЬК Парижское кафе под тентом. 1930-е Бумага, акварель, гуашь. 47 × 63 Частное собрание, Париж Публикуется впервые

ROBERT FALK A Shaded Café in Paris. 1930s Watercolour and gouache on paper 47 × 63 cm Private collection, Paris First publication

19. This refers to a large-scale exhibition dedicated to the 30th anniversary of the Moscow branch of the Union of Artists of the USSR. The exhibition was held at the ‘Manezh’ Central Exhibition Hall in Moscow from November 9, 1962, to January, 1963. Seven paintings by Falk were exhibited and hung on a separate wall: “Nude in an Armchair” (1922), “Seine. Paris” (1936), “Breton Fisherman” (1935), “Portrait of Ksenia Nekrasova” (1950), “In a Pink Shawl. (A.V. Shchekin-Krotova)” (1953), “Potatoes” (1955), “Self-Portrait in a Red Fez” (1957). 20. Now Ermolaevsky Pereulok. The exhibition took place in May 1958. 21. That Falk was able to see his last exhibition is due solely to his wife Angelina Shchekin-Krotova, who brought him there for a few hours (having gained official permission from the hospital where he was being treated at the time). 22. The exhibition of works by Robert Falk was held at the exhibition halls of the Moscow Union of Artists on Begovaya Street in October-November 1966. See details in this publication in the article by Yulia Didenko “Robert Falkʼs solo exhibitions. An overview of 1924-1969”. 23. This refers to the theft of paintings by Robert Falk from the apartment of Aleksandra Azarkh-Granovskaya, 21 Myasnitskaya Street, which took place on October 20, 1980. According to Azarkh-Granovskaya’s nephew, Y.A. Labas, the crooks entered the apartment pretending to be repairmen from the housing office, while the bedridden owner was in the house. They “cut the telephone wire and cut the canvases of Falk and Pen from their frames. The identity of the individual

106

Nonetheless, water gradually wears away the stone and “manuscripts donʼt burn,” as Bulgakov said. Bit by bit, Falkʼs underground fame grew. As times quietly and slowly changed, although Falk may not have been entirely rehabilitated in his Westernism, he became accepted. In 1962, the Moscow Union of Artists19 held an exhibition marking the organisationʼs 30th anniversary, and a few of Falkʼs works were included. When Falk was seriously ill in hospital, prior to his death, an exhibition of his work was organised on Zholtovsky Street 20 in the premises of the Moscow Union of Artists. The room was small, and accommodated only a portion of his work, but it was an exhibition nonetheless, and Falk knew about it. Someone told me that once he was even allowed to attend.21 They helped him to select the pieces for the exhibition ... even Gabrichevsky, with whom he was very friendly. Once again, the exhibition was aimed at artists. Very few members of the general public attended. who tipped them off remains unknown.” Despite the fact that the robbers were arrested and the paintings retrieved after a neighbour telephoned the police, 88-year-old Aleksandra Veniaminovna’s (1892-1980) health suffered as a result of the traumatic event. She died on November 6 that same year, a week before

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

the return of several of the missing paintings. 24. Robert Falk, “Self-portrait in Red Fez” (1936). Paris. Oil on canvas. Private collection, Moscow. 25. Yuli Aleksandrovich Labas (1933-2008), biologist, memoirist, son of artists A.A. Labas and R.V. Idelson.

Later, when they held the posthumous exhibition22 on Begovaya, in the halls of the Moscow Union of Artists, many more of Falkʼs works were presented and this time in the appropriate manner. People queued for entry this time, or at least, I remember there being a queue for the official opening of the exhibition. The artists walked in freely as normal, but there was a huge queue stretching out from the main doors. As part of the exhibition, a round-table discussion was held, attended by artists and art critics. Falk’s work is now appreciated on an international level; his paintings are sought out and purchased in the West, a fact confirmed by the recent theft of some of his paintings. 23 Fortunately, the paintings were found afterwards. “Self-portrait in Red Fez”24 was found and immediately returned to Aleksandra Granovskaya’s nephew, 25 who inherited the paintings. Anything that was not sold has since been bequeathed. I do not know how Angelina managed her inheritance. She still has many of Falkʼs personal belongings, but whatever Aleksandra had will be relinquished to her heir when the court case ends. The conversation was modеrated by Victor Duvakin; recording, transcription, typesetting and review against the phonodocument by Marina Radzishevskaya; рreparation of the text, publication and comments by Yulia Didenko Robert Falk (1886-1958)

Елизавета Зельдович-Гальперина

«…На меня как будто лавина искусства обрушилась»

Р.Р. ФАЛЬК Белый шиповник в горшке. 1952 Бумага, акварель, гуашевые белила 46 × 58,5 Частное собрание, США

ROBERT FALK White Hedge-Rose in the Pot. 1952 Watercolour, white gouache on paper 46 × 58.5 cm Private collection, USA

МОСХа. Помещение там небольшое, вошло работ не так много, но все-таки это была выставка, и он о ней знал. Кто-то мне говорил, что даже как будто один раз ему разрешили приехать 21 . Вещи для выставки ему помогали отбирать... даже Габричевский, с которым он был очень дружен. Опять-таки, эта выставка была для художников, широкой публики было очень мало. Но когда была уже посмертная выставка 22 , на Беговой, в залах МОСХа, то тут работ было представлено много и так, как надо, и публика стояла в очереди. Во всяком случае, я помню очередь, которая стояла перед открытием выставки. Художники так проходили, а перед дверями стояла самая настоящая очередь. Было обсуждение, на котором выступали художники и искусствоведы. Фальк сейчас ценится уже в международном классе, его картины покупаются и разыскиваются на Западе, что подтверждает недавнее похищение23 его картин какими-то проходимцами. К счастью, картины найдены. Найден был «Автопортрет в красной феске»24 , он в первую очередь был возвращен племяннику25 Александры Вениаминовны Грановской, которая и завещала все эти картины ему. Так что все то, что не продано, все завещано. Я не знаю, как распорядилась своим наследием Ангелина Васильевна, у нее еще много вещей Фалька, но вот то, что было у Роберт Фальк (1886–1958)

Александры Вениаминовны, то попало и попадет, когда закончится это самое судебное дело, в руки наследника. Беседу вел Виктор Дувакин; запись, расшифровка, компьютерный набор, сверка с фонодокументом Марины Радзишевской; подготовка текста, публикация и комментарии Юлии Диденко

21. Фальку удалось увидеть свою последнюю выставку лишь благодаря тому, что его на несколько часов привезла туда жена, А.В. Щекин-Кротова (она под расписку взяла его из больницы, где он в то время лечился). 22. Выставка произведений Р.Р. Фалька в выставочных залах Московского союза художников на улице Беговой состоялась в октябре – ноябре 1966 года. См. подробнее в настоящем издании, в статье Юлии Диденко «Роберт Фальк. Персональные выставки (1924–1969). Обзор по архивным материалам». 23. Речь идет о краже картин Р.Р. Фалька из квартиры А.В. Азарх-Грановской на Мясницкой улице, 21, произошедшей 20 октября 1980 года. По свидетельству племянника Азарх-Гранов-

ской, Ю.А. Лабаса, грабители проникли в квартиру под видом ремонтников из ЖЭКа, в присутствии прикованной к постели хозяйки «перерезали телефонный провод и вырезали из рам холсты Фалька и Пэна. Наводчик до сих пор неизвестен». Хотя соседка вызвала милицию и вскоре по свежим следам преступников арестовали и картины нашли, стресс подорвал здоровье 88-летней Александры Вениаминовны (1892–1980). Она скончалась 6 ноября того же года, за неделю до возвращения нескольких картин. 24. Имеется в виду «Автопортрет в красной феске» Р.Р. Фалька (1936; холст, масло; частное собрание, Москва). 25. Юлий Александрович Лабас (1933–2008) – биолог, мемуарист, сын художников А.А. Лабаса и Р.В. Идельсон.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

107

Преамбула к воспоминаниям Татьяны Верховской

Юлия Диденко

Р.Р. ФАЛЬК → Портрет Т.М. Верховской в шляпке. 1940 Эскиз к неоконченной картине (не сохранилась) Бумага, графитный карандаш

А.Б. ЮМАШЕВ Портрет Р.Р. Фалька 1950 Бумага, тушь, перо 18,7 × 13,8 © Ярославский художественный музей Публикуется впервые

Частное собрание, Москва Публикуется впервые

ROBERT FALK → Portrait of Tatiana Verkhovskaya. 1940 Sketch to an unfinished painting (not preserved) Lead pencil on paper Private collection, Moscow First publication

ANDREI YUMASHEV Portrait of Robert Falk. 1950 Ink, pen on paper 18.7 × 13.8 cm © Yaroslavl Art Museum First publication

Евгений Владимирович Гиршфельд (1899–1941). Вскоре после приезда из Парижа в СССР подвергся репрессиям: был арестован 1 мая 1939-го и расстрелян 27 июля 1941-го; реабилитирован 18 августа 1956-го.

Цит. по: Книга отзывов посетителей выставки Р.Р. Фалька в МОСХе (октябрь – ноябрь 1966). Автограф // РГАЛИ. Ф. 3018. Оп. 1. Ед. хр. 277. Л. 4.

Воспоминания художницы Татьяны Михайловны Верховской (1895–1980, в замужестве Гиршфельд) о Р.Р. Фальке впервые публикуются на страницах журнала. Она, как и Фальк, окончила Московское Училище живописи, ваяния и зодчества (МУЖВЗ) по классу К.А. Коровина. В 1939-м вступила в Союз художников СССР и впоследствии стала известна главным образом как театральная художница. Она работала в качестве декоратора и художника по костюмам в московских театрах: Частном театре Ф. Корша, Театре Сатиры, Театре оперетты, Большом театре. Знакомство Татьяны Верховской с Робертом Фальком состоялось в Париже, где в 1934– 1938 годах она жила с мужем-дипломатом, вторым секретарем полпредства СССР во Франции Е.В. Гиршфельдом1. Ее рассказ касается событий 1934–1937 годов – трех лет из десятилетней без малого парижской жизни Фалька. Согласно свидетельству Верховской, именно она на приеме в советском посольстве в 1936 году познакомила Фалька с летчиком Андреем Борисовичем Юмашевым, сыгравшим впоследствии роль покровителя художника в его сложной судьбе. Верховская описывает многочисленные эпизоды творческой работы с мастером над этюдами с обнаженной натуры, над пейзажами на улицах Парижа и в его пригородах. Большую ценность представляет рассказ о совместной работе мемуаристки и Фалька над оформлением

108

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Советского павильона на Всемирной выставке 1937 года в Париже. До настоящего времени этот эпизод биографии художника лишь упоминался, но не был освещен в литературе о нем. Свидетельство Верховской об участии Фалька в этом историческом проекте раскрывает интересные подробности его оформительского опыта в отделе выставки, посвященном живописи, театру и легкой промышленности. Художника привлекли к работе по совету мемуаристки, муж которой был комиссаром Советского павильона (его подпись стоит на хранящемся в РГАЛИ дипломе Фалька как участника этой выставки). Особое место занимает повествование о работе над сюжетами, связанными с местами пребывания В.И. Ленина в эмиграции: «Дом в Лонжюмо, где жил В.И. Ленин в 1911 году» (середина 1930-х; бумага, гуашь; Государственный Исторический музей, Москва), «Кафе в Париже, которое посещал Ленин» и другими. Несомненно, совместная работа с мэтром повлияла на творчество самой Верховской. Ее живописный автопортрет «Мамина шляпа» (1939) композиционно близок выполненному Фальком карандашному портрету художницы, хранящемуся в ее семье и впервые здесь публикуемому. Хотя Верховская порой резко воспринимала фальковские советы, она, несомненно, осталась благодарна художнику за бесценные профессиональные уроки. Посетив в 1966-м выставку Фалька в залах МОСХа на Беговой улице, она оставила в книге отзывов посетителей такие строки: «Глядя [на] работы Роберта Рафаиловича, снова переживаешь свою молодость и жизнь в Париже, где так часто Р.Р. меня ругал за то, что я не так делаю. Дорогой, незабвенный мой друг и товарищ по кисти. <…> Т. Верховская»2. Рукопись публикуемых воспоминаний хранится в семье наследников художницы. Текст приводится в отредактированном виде по копии, переписанной от руки родственницей Т.М. Верховской. Юлия Диденко Роберт Фальк (1886–1958)

Yulia Didenko

The memoirs of the artist Tatiana Mikhailovna Verkhovskaya (known as Tatiana Hirshfeld in 18951980 due to marriage) are now being published for the first time. Like Robert Falk, she graduated from the Moscow School of Painting, Sculpture and Architecture, having studied under Konstantin Korovin. In 1939, she joined the Artistsʼ Union of the USSR and later became famous, largely for her work on theatrical sets and costumes for many venues, including the private Korsh Theatre, the Moscow Satire Theatre, the Moscow Operetta, and the Bolshoi Theatre. Tatiana Verkhovskaya and Robert Falk met in Paris; she lived there in 1934-1938 with her husband Yevgeny Hirshfeld,1 a diplomat and second secretary of the Soviet embassy in France. Her story refers to events that occurred in 1934-1937, a period of three years out of the nearly full decade that Falk lived in Paris. According to her account, it was Verkhovskaya who introduced Falk to Andrei Yumashev, the pilot who would become the artist’s backer during the difficult period following Paris, at a reception at the Soviet embassy in 1936. The memoirist describes numerous instances of creative collaboration with the master, including nude studies and landscapes on the streets of Paris and in the surrounding environs. The account of the memoirist’s collaboration with Falk on the Soviet Pavilion at the International Exposition in Paris in 1937 is especially valuable. Until recently, this episode of the artist’s biography was practically overlooked in the literature. Verkhovskaya’s description of how Falk participated in that historically significant project reveals interesting details about the artist’s innovative work on the displays for the section of the exhibition dedicated to painting, theater, and light industry. It is now known that Falk became involved in this work on the advice of the memoirist herself, whose husband was the commissar of the Soviet pavilion (his signature is on the certificate granted to Falk as a participant in the exhibition, which has been preserved at the Russian State Archive of Literature and Art). Special note must be made of the descriptions of Falk’s work on pieces related to places Lenin had visited during his emigree period: “House in Longjumeau, where Vladimir Lenin stayed in 1911” (mid-1930s, paper, gouache, State Historical Museum, Moscow), “Café in Paris that Lenin visited,” etc. There is no doubt that working with the maître influenced Verkhovskaya’s own work. The composition of the self-portrait she painted in 1939 is quite close to Falk’s pencil portrait of the artist, which was preserved by her family and is now on display here for the first time. Although Verkhovskaya sometimes took Falk’s advice rather gruffly, she was certainly grateful to the artist for the priceless professional Robert Falk (1886-1958)

Preamble to the Memoirs of Tatiana Verkhovskaya

lessons he taught her. When she visited a 1966 exhibit of Falk’s work at the Moscow Division of the Artists’ Union on Begovaya Ulitsa, she left the following message in the guestbook: “Looking [at] Robert Rafailovich’s work makes me feel like I’m reliving my youth and my life in Paris, where R.R. so often dressed me down for doing it wrong. My dear, unforgettable friend and comrade in painting… T. Verkhovskaya.” 2 The manuscript of the newly published memoirs remains in the hands of the artist’s descendants. The text is presented in edited form based on a copy transcribed by a relative of Tatiana Verkhovskaya.

Yevgeny Vladimirovich Hirshfeld (1899-1941) faced political repression soon after he arrived in the USSR from Paris. He was arrested in May 1939 and shot by firing squad in May 1941, but later rehabilitated on August 18th, 1956.

Citation: Guestbook of the R.R. Falk Exhibit at the Moscow Division of the Artists’ Union (October-November 1966). Autograph. Russian State Archive of Literature and Art. Coll. 3018. Aids 1. Fol. 277. Pp. 4.

Yulia Didenko The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

109

РОБЕРТ ФА ЛЬК (1886—1958)

е аб енн о р и то ари о кисти ПАРИ

КИЕ В ТРЕ И Татьяна

РОБЕРТОМ ФАЛЬКОМ ер овская

Роберт Рафаилович Фальк уже несколько лет жил в Париже, когда в 193 году, весной, мы приехали туда. Мой муж был назначен советником нашего полпредства. Как-то днем ко мне зашла жена нашего консула и предложила поехать по приглашению Фалька к нему в ателье посмотреть его работы. то было заманчиво. Роберт Фальк за работой в парижской мастерской Середина 1930-х Фотография Из архива К.Р. БарановскойФальк, Москва

Robert Falk working at his studio in Paris Mid 1930s Photograph From the archive of Kirilla Baranovskaya-Falk, Moscow

110

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Роберт Фальк (1886–1958)

Татьяна Верховская

Я помнила его работы на выставках «Бубнового валета» в Москве, а тут, в Париже, однажды видела на Большой Осенней выставке в Гран-Пале его пейзаж, очень напоминающий московские работы. В Москве мы не были знакомы. И вот мы у него в ателье. Нам открыл дверь высокий полноватый человек и приятным, тихим, чуть глуховатым голосом просил войти. Роберт Рафаилович показывал очень долго и интересно, говоря почти о каждой работе. Больше было пейзажей различных, много городских, небольшие кафе на узеньких улицах, набережные Сены, каналы с баржами у боен. Изредка портреты. О, сколько было работ! В некоторых еще чувствовался тот, московский Фальк, но уже что-то нашедший и как бы очищающийся от всего лишнего. Что-то глубокое, новое и значительное, но еще робкое художник начал открывать для себя. Как был хорош небольшой летний пейзаж в лесу, такой серебристый, светлый, уже с зародышем трепетного сияния, которое потом он постиг. Заходя еще, я всегда просила его показать. Куда он делся, этот пейзаж? Может, он его продал. Ведь ему там жилось материально нелегко. Жил Роберт Роберт Фальк (1886–1958)

«…Незабвенный мой друг и товарищ по кисти»

Рафаилович с сыном Валерием, давал уроки рисования и музыки (он был прекрасный пианист). Я помню, он как-то вскользь сказал, что работал на кинофабрике по фильму «Тарас Бульба»1 , тогда снимавшемуся с Даниэль Дарьё и с известным немецким артистом в роли Бульбы – кажется, Пауль Вегенер, если память мне не изменяет. Роберт Рафаилович захотел посмотреть мои работы. Я не занималась живописью уже девять лет, работая в театрах. Приехав в Париж, в первые же дни купила небольшой складной мольберт, ящик с красками и т.н. принадлежности. Я робко начала писать. Так началась наша дружба.

Р.Р. ФАЛЬК Ночная Сена. 1930-е Бумага, гуашь, акварель 38 × 15,5

«…моя работа в кино продолжается. <…> Мною очень довольны. И заработаю столько, что смогу вместе с Валериком потом месяца полтора-два где-нибудь хорошо отдохнуть. Мне он по-прежнему очень помогает делать рисунки для синема». (Цит. по: Р.Р. Фальк. Беседы об искусстве. Письма. Воспоминания о художнике. М., 1981. С. 147).

Речь идет об одной из первых экранизаций одноименной повести Н.В. Гоголя – франко-английском кинофильме «Tarass Boulba» / «Тарас Бульба» (производство «GG Films»; режиссер А.М. Грановский, сценаристы: Пьер Бенуа, Фриц Фалкенштейн, Карло Рим, диалоги Жак Натансон; в ролях: Гарри Баур (Тарас Бульба), Жан-Пьер Омон

(Андрей Бульба), Даниэль Дарьё (Марина) и другие; продолжительность 87 мин.; пресс-показ фильма 5 марта 1936-го в Париже). В 1935 году Фальк с сыном Валерием занимались разработкой эскизов костюмов к этому фильму (в титрах фильма указано: “Maquettes des costumes – R. Falk”). В письме матери в 1935-м Фальк сообщал:

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Частное собрание, Москва (ранее – собрание Т.М. Верховской, Москва) Публикуется впервые

ROBERT FALK Seine at Night. 1930s Gouache and watercolour on paper. 38 × 15.5 cm Private collection, Moscow (previously, collection of Tatiana Verkhovskaya, Moscow First publication

111

ROBERT FA LK (1886-1958)

or ettable Fr e d a d a Co rade rt ARI IAN EN O NTER WIT

ROBERT FALK

Robert Ra ailovich Falk had already been living in Paris for a few years when we moved there in the spring of 193 . My husband had been appointed advisor at our embassy there. ne day the wife of our consul came by and proposed that we took up an invitation to see Falk in his studio and take a look at his works. The idea was a tempting one. Р.Р. ФАЛЬК Дом в Лонжюмо, где жил В.И. Ленин в 1911 году. 1937 Бумага, гуашь 39,7 × 53 © Государственный Исторический музей, Москва Публикуется впервые

ROBERT FALK House in Longjumeau, where Vladimir Lenin stayed in 1911. 1937 Gouache on paper 39.7 × 53 cm © State Historical Museum, Moscow First publication

112

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Tatiana Verkhovskaya

I remembered his works from the “Knave of Diamonds” exhibitions in Moscow, and once in Paris I had seen his landscapes (very reminiscent of his work in Moscow) at the Salon d’Automne in the Grand Palais. In Moscow we were not acquainted. And here we were, visiting his studio. A tall, rather plump man opened the door for us, and asked us to enter in a pleasant, quiet, and slightly muffled voice. Robert Rafailovich gave us a lengthy and interesting showing of his work, stopping to speak about nearly every piece. For the most part there were various landscapes, many of them urban, showing little cafes on narrow streets, the Seine embankments, canals with barges by the abattoirs. There was also the odd portrait. How many pieces there were! In some of them you could still feel that old Falk, the Falk he had been in Moscow, but now he had found something else, and somehow been cleansed of the inessential. The artist had begun to discover in himRobert Falk (1886-1958)

“An Unforgettable Friend and a Comrade-in-Art”

self something that was deep, new, and significant, but still tremulous. How wonderful hat small summer landscape of a forest was, how silver-tinged and filled with light, with the germ of a trembling radiance which he would later master. Whenever I called by from then on, I always asked him to show me it. Where has it ended up, that landscape? It is possible that he sold it; after all, it was not easy for him to make a living there in material terms. Robert Rafailovich lived with his son Valery and gave lessons in drawing and music (he was a wonderful pianist). I remember how he mentioned somehow in passing that he was working at a film studio on the film “Taras Bulba”,1 which was then being made with Danielle Darrieux and a famous German actor in the role of Bulba – Paul Wegener, if I’m not mistaken. Robert Rafailovich asked to see my own work. I hadn’t painted for nine years at that point; I had The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Р.Р. ФАЛЬК Мост Мари. 1929 Холст, масло 60 × 71 Частное собрание, Москва

ROBERT FALK Pont Marie. 1929 Oil on canvas 60 × 71 cm Private collection, Moscow

The film mentioned here was one of the first adaptations of Nikolai Gogol’s tale of the same name – an Anglo-French feature film “Tarass Boulba” / “Taras Bulba” (a GG Films production; directed by Alexis Granowsky, screenplay by Pierre Benoit, Fritz Falkenstein

113

“An Unforgettable Friend and a Comrade-in-Art”

Р.Р. ФАЛЬК Портрет Л.М. ЭренбургКозинцевой. 1932–1934 Холст, масло 96 × 64 Частное собрание

ROBERT FALK Portrait of Lyubov Ehrenburg-Kozintseva 1932-1934 Oil on canvas 96 × 64 cm

and Carlo Rim, dialogues by Jacques Natanson; starring: Harry Baur (Tarass Boulba), Jean-Pierre Aumont (Andrei Boulba), and Danielle Darrieux (Marina); 87 minutes running time; press screened on the 5 March 1936 in Paris). In 1935 Falk and his son Valery made sketches for the film’s costumes. Falk wrote in a 1935 letter to his mother: “…my work in cinema continues. <…> They are very satisfied with me. I’m earning enough for Valerik and I to head off on holiday for a month and a half, or even two. As before, he is of great help in my designs for the cinema.” (quoted from: Falk, Robert“Conversations about Art. Letters. Memories of the Artist”. Moscow, 1981. P. 147).

“Strange or not, I am (with no false modesty) an outstanding teacher, though I cannot stand to teach, to preach the truth and ways of art to ladies and girls” (From Falk’s letter to his mother, Maria Falk 1931 (?) // The Russian State Archive of Literature and Art. Fund 3018, inventory 1, item 157, sheet 19.

Lyubov Mikhailovna Ehrenburg- Kozintseva (1899/19001970) was an artist and the second wife of the writer Ilya Ehrenburg, as well as being the sister of the cinema director Grigori Kozintsev. Falk painted her portrait in oils in Paris (1929, private collection, St. Petersburg), as well as a range of portrait drawings.

Private collection

114

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Tatiana Verkhovskaya

been working in theatres instead. In the first days after my arrival in Paris I had bought a small, folding easel and a paintbox, along with other tools of the trade. Gingerly, I started to paint. That was how our friendship began.R.F. was a wonderful teacher2 – I realized that very quickly. Rather than instructing you, he guided you imperceptibly towards what you needed to see and how you needed to see it. His eyes feasted lovingly upon everything around him, and what’s more he had the capacity to communicate that to his interlocutor. He took me regularly to museums and exhibitions, patiently listening to my naïve criticisms, mildly explaining how to see and how to understand. He clearly loved to take people under his wing and to guide them, but at the same time without any sense of forcing his opinions on others. R.F was very quiet, but if he did say anything it was convincing and to the point. We began to have sketching sessions together. Very often a call would come in the morning: “Would you like to go see a café were Lenin and a crowd of Parisian Bolsheviks used to gather?” Well, of course I would! And so off we went. The owner of the café was still living, and remembered Lenin well, along with many other patrons. Everything was just as it had been in the room upstairs that the owner let out for meetings and parties. He didn’t charge a fee for the room – instead, everyone who came would order something, a glass of beer, a cup of coffee. It was often the case that a meeting couldn’t take place because somebody had no money. We went up the squeaking wooden stairs and Falk sat in the centre of the room with his back to the window. He had gouache with him, so he made a sketch of the room. In 1935 Robert Rafailovich proposed that Lyubov Kozintseva (the wife of Ilya Ehrenburg) 3 and I should make sketches of nude models in his studio. We worked in a group of four: Lyubov, Falk, Valerik (his son), and I. The first model was an exquisite strawberry blonde young woman with very fair skin. She sat simply and naturally. The others painted in oils while I was timid and used watercolours. The next model was a very beautiful brunette, with a mother-of-pearl body. We painted her for a much longer time, and this time I grew bolder and painted in oils. Falk didn’t say a word to anyone, but all the same kept an eye on our work. I remember that Lyubov and I stood together chatting while the model had a break. We were both brunettes; she was in a lemon-coloured knitted blouse while I wore a red sweater with a high collar. Falk, smiling, was watching us. “What I’d like is to paint you both together, just like that, just as you are standing now.” Lyubov said nothing, and nor did I. It might indeed have been an interesting piece, but it was not to be. He did paint me in the end, though, at my home in a black hat with a large ostrich feather and Robert Falk (1886-1958)

Татьяна Верховская

«…Незабвенный мой друг и товарищ по кисти»

Т.М. ВЕРХОВСКАЯ Обнаженная. 1935 Холст, масло. 61 × 50 Частное собрание, Москва

TATIANA VERKHOVSKAYA Nude. 1935 Oil on canvas. 61 × 50 cm Private collection, Moscow

Р.Р. ФАЛЬК Обнаженная, сидящая на табурете. 1935 Холст, масло. 98 × 80 Частное собрание, Москва Написана на оборотной стороне картины «Женщина в чепчике (Е.С. Потехина)». 1917

ROBERT FALK Female Nude Sitting on a Stool. 1935 Oil on canvas. 98 × 80 cm Private collection, Moscow (on the reverse side of the Painting “Woman in a Cap (Elizaveta Potekhina)”. 1917)

Р.Р. был замечательный педагог2 . Это я почувствовала очень скоро. Он не учил, а как-то незаметно наводил на то, что и как надо видеть. Он влюбленно любовался всем, что его окружало. И умел передать это своему собеседнику. Он планомерно водил меня по музеям, выставкам, терпеливо выслушивая мою невежественную критику, и кротко объяснял, как надо видеть и понимать. Он явно любил опекать и руководить, в то же время ничего не навязывая. Р.Р. был очень молчалив, но если он говорил, то очень точно и веско. Мы стали вместе ездить на этюды. Очень часто утром – телефонный звонок: «Не хотите ли поехать посмотреть кафе, где собиралась в свое время группа парижских большевиков с Лениным?» Ну, еще бы! И мы поехали. Хозяин этого кафе был тогда еще жив и хорошо помнил и Ленина, и многих других. Все было так же в этой комнате наверху, которую хозяин сдавал под собрания и вечера. За помещение он не брал денег, каждый приходящий что-нибудь заказывал – кружку пива, чашку кофе. Часто такие собрания не могли состояться, если у кого-нибудь не было денег. Мы поднялись по скрипучей деревянной лестнице. Фальк сел спиной к окнам в центре комнаты. У него была гуашь, и вот тогда он сделал этюд этой комнаты. В 1935 году Роберт Рафаилович предложил Любови Михайловне Козинцевой (жене Эренбурга) 3 и мне пописать у него в мастерской этюды с обнаженной модели. Работали мы вчетвером: Любовь Михайловна, Фальк, Валерик (сын Роберта Рафаиловича) и я. Первая модель была прелестная, рыжеватая, с очень светлой кожей молодая женщина. Она сидела просто и естественно. Все Роберт Фальк (1886–1958)

писали маслом, я от страха – акварелью. Следующая модель была брюнетка, очень красивая, с перламутровым телом. Ее писали гораздо дольше. И тут я, осмелев, уже писала маслом. Фальк никому ничего не говорил, но все же поглядывал, что мы делаем. Я помню, мы с Любовью Михайловной стояли рядом, болтая, когда модель отдыхала. Обе – брюнетки. Она в вязаной кофточке лимонного цвета, на мне – красный свитер с высоким воротником. Фальк, улыбаясь, смотрел на нас. «Вот бы я хотел написать вас обеих вместе, вот так, как вы стоите». Любовь Михайловна ничего не сказала, и я тоже. А может быть, это была бы интересная работа. Так он нас и не написал. Но меня он все-таки писал много позднее у меня дома – в черной шляпе с большим страусовым пером, в кофточке цвета английской красной на фоне шкафа красного дерева. Иногда он обращался ко мне с просьбой рассказать что-нибудь. По-видимому, застывшая поза и отсутствующий взгляд позирующего его угнетали. Он очень часто счищал написанное и снова принимался писать. Однажды он не пришел, и сеансы закончились. Портрет остался неоконченным. Роберт Рафаилович был очень недоволен портретом. Долго его писал. Портрет не сохранился. По-видимому, он его записал, что часто делал, если работа не нравилась ему. Наша совместная работа у него продолжалась недолго. Она окончилась после второй модели. Может быть, Роберту Рафаиловичу захотелось поработать одному. И мы стали снова встречаться на этюдах, работая на улицах Парижа и вне города. Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

«Как это ни странно – педагог я (без скромности) выдающийся, но до чего терпеть не могу это делать. Всяким дамам и барышням проповедовать истины и пути искусства». (Из письма Р.Р. Фалька матери, М.Б. Фальк. 1931(?) // РГАЛИ. Ф. 3018. Оп. 1. Ед. 157. Л. 19).

Л.М. Эренбург-Козинцева (1899/1900–1970) – художница, вторая жена писателя И.Г. Эренбурга, сестра кинорежиссера Г.М. Козинцева. Фальк написал в Париже ее портрет маслом (1929, частное собрание, СанктПетербург) и сделал ряд портретных рисунков.

115

“An Unforgettable Friend and a Comrade-in-Art”

А.Б. ЮМАШЕВ Р.Р. Фальк за роялем 1950 Бумага, графитный карандаш 29,3 × 21,1 © Ярославский художественный музей Публикуется впервые

ANDREI YUMASHEV Robert Falk at the Piano. 1950 Lead pencil on paper 29.3 × 21.1 cm © Yaroslavl Art Museum First publication

The Pont Marie is one of Paris’ oldest bridges, joining the Île Saint-Louis and the quai de l'Hôtel de Ville on the Seine’s right bank.

a cardinal-red blouse, against the background of a mahogany cabinet. From time to time he asked me to tell him something. Clearly, the frozen pose and vacant gaze of the model dejected him. He frequently cleaned away what he had done and started afresh. One day he did not come and the sittings ceased; the portrait remained unfinished. Mr. Falk was very dissatisfied with the painting, which he spent a long time over. It has not survived – apparently, he recycled the canvas for another painting, as was his wont if a piece was not to his liking. These collective painting sessions at his studio did not long continue; the second model was our last. Perhaps Robert Rafailovich wanted to work alone. But we did start to meet again for sketching, working on the streets of Paris and outside the city. One time we set off for the Seine embankment at Pont Marie 4 . It was the second time that we went there. The first time we were caught in a heavy downpour – how fun it was to take to our heels amid jokes and laughter. We larked like boys, leaping across puddles. The second time was a success – there was a blue mist on the water, as there often is in Paris, and the ancient, hump-backed Pont Marie looked so beautiful. We always worked far apart. Absorbed in my work, I neither saw nor heard anything until a harsh, angry shout interrupted: “What are you doing?” I was afraid to look around, to see the fright-

116

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Tatiana Verkhovskaya

ening face filled with rage. “They’re not oils, you can’t smear them with your fingers!” I lost my cool at that point and in a fury snatched up my portfolio and stormed off. When I got home, I laid the study on the table, but I could still see the bridge before me, standing in the blue mist, with the houses that I had managed sketch out stretching beyond it along the embankment. Trembling, I began to continue from memory. I didn’t hear the door opening, nor Falk entering quietly. He stood, silent, behind me. I didn’t even notice him. He saw, of course, how I took up paint from the palette with my fingers and applied it to the study. “Oh, paint how you like, use a splinter if you must!” he said in a cheerful voice, and we both started to laugh. Peace was made. Yes most probably that is my best gouache. How useful anger can sometimes be. That was our first quarrel, but unfortunately not our last. I don’t remember the exact year that the Air Show was held in Paris – it was 1935 or 1936. Our famed aviators arrived to take part, and one of them turned out to be an admirer of art. When I met him, I proposed that he go and take a look at Falk’s works. That was the beginning of Falk’s acquaintance, and later friendship, with Andrei Yumashev. Falk always showed his pieces very willingly and generously, without cherry picking. We spent nearly the whole day at his place, and we would have spent even longer looking at the paintings if dusk hadn’t fallen. Robert Rafailovich knew Paris well. He used to take pleasure in bringing me to various areas which he had already painted or was planning to paint. One day we had gone rather far, and on the opposite bank there was a whole forest of towering, smoking chimneys. It was the famous Lefranc Factory, which produced everything an artist could need, from paints to easels to portfolios to all sorts of other things. It was indeed a majestic place, that Lefranc Factory. I still have the frankly bad sketch I made of it, though I do not remember Falk’s. He painted the riverbank, rather than the factory. We visited the Parc Montsouris to paint yet another of Lenin’s favourite places. It was 1937, and the weather was warm with the taste of coming spring. We had long intended an expedition to Longjumeau, a town around 20 kilometres from Paris where Lenin and Krupskaya had once lived. There was no rain forecast, and the light was good and tranquil. There was a chill in the air, but that didn’t bother us. I asked for a a car to take us there, and so we were standing on the street in the cosy little town, with its small, red-roofed houses. We took in our surroundings. It was from here that Vladimir Lenin used to cycle to Paris on business, returning the same way. The road passed along the foot of a mountain, and one day the daring cyclist was struck by a car. Luckily Robert Falk (1886-1958)

Татьяна Верховская

Как-то мы отправились на набережную Сены к мосту Мари4 . Мы уже второй раз приходили туда. Первый раз пошел сильный дождь. Как весело было удирать с шутками и смехом. Мы веселились, как мальчишки, прыгая через лужи. А вот второй раз было хорошо, над водой стояла голубая дымка, как часто бывает в Париже, и так красиво смотрелся древний, горбатый мост Мари. Мы работали всегда очень далеко друг от друга. Углубленная в работу, я ничего не видела и не слышала вокруг, как вдруг раздраженный резкий крик: «Что вы делаете?» Я боялась оглянуться, увидеть страшное, гневное лицо. «Это же не масло, нельзя размазывать пальцем!» И тут меня взорвало, я в бешенстве схватила папку и бросилась бежать домой. Дома положила этюд на стол, но все еще передо мной стоял в голубой дымке мост и дальше по набережной дома, которые я успела наметить. Дрожа, я принялась писать по памяти. Я не слышала, как открылась дверь и тихо вошел Фальк. Он молча стоял за моей спиной. Я даже не заметила это. Он, конечно, видел, как я хватала пальцами с палитры краску и писала. «Ах, пишите как хотите, и хоть щепкой!» – радостно сказал Фальк, и мы оба весело рассмеялись. Мир был заключен. Да. Это, пожалуй, лучшая моя гуашь. Как полезно иногда разозлиться. Это была первая ссора, но, увы, не последняя. Не помню точно, когда была авиационная выставка в Париже – в 1935 или 1936 году. Тогда приехали наши прославленные летчики. Один из них оказался любителем живописи. Познакомившись с ним, я предложила ему посмотреть работы Фалька. Так началось знакомство Фалька с А. Юмашевым, перешедшее впоследствии в дружбу. Фальк всегда охотно и щедро показывал свои работы, не выбирая. Мы пробыли у него почти целый день. Хотелось еще и еще смотреть, но уже темнело. Роберт Рафаилович хорошо знал Париж. С удовольствием водил меня в различные районы, которые он уже писал или собирался писать. Как-то поехали мы довольно далеко. На противоположном берегу реки целый лес дымящихся высоченных труб. Это знаменитая фабрика Лефран. Фабрика, делающая все, что нужно художникам, начиная с красок, мольбертов, папок и т.п. вещей. Да, она была величественна, эта фабрика Лефран. У меня есть этот просто плохой этюд. Этюда Фалька я не помню. Он не писал фабрику, а писал вдоль берега реки. В парке Монсури мы были, чтобы пописать еще одно любимое место Ленина. Были уже теплые предвесенние дни 1937 года. Мы давно собирались съездить в Лонжюмо, в двадцати километрах от Парижа, где одно время жил В.И. Ленин с Крупской. Дождя не предвиделось, и был спокойный хороший свет. Ничего, что Роберт Фальк (1886–1958)

«…Незабвенный мой друг и товарищ по кисти»

А.Б. Юмашев на Щелковском аэродроме Июль 1937 Фотография Pilot Andrei Yumashev at the Shchelkosky Airfield. July 1937 Photograph

холодновато. Я попросила дать нам машину, чтобы нас отвезли туда. И вот мы стоим на улице маленького городка, уютного, с небольшими домами, покрытыми красной черепицей. Смотрим. Вот отсюда Владимир Ильич ездил на велосипеде в Париж заниматься и возвращался так же назад. Дорога шла под гору. Однажды отважный велосипедист был сбит машиной. К счастью, он уцелел, но уже не на чем было ездить. Надо было ездить на поезде. Как же у Ленина с Крупской тогда было мало денег, как они были молоды и скромны. Все эти мысли пробегали в голове, глядя на маленький одноэтажный домик с крошечным палисадником. Фальк написал прелестный серебристый этюд дома и фасада. Как же мы замерзли тогда, работая на улице. «Надо согреться, пойдемте посмотрим собор». Собор действительно был хорош, и в нем в некоторых местах в полу были сделаны решетки, откуда шел теплый воздух. Приятно было стоять на решетке, постепенно согреваясь и осматриваясь кругом. На скамьях сидели молящиеся люди, шла служба. Витражи длинных стрельчатых окон дивной красоты, струился какой-то нереальный волшебный свет. Тихая музыка органа, как будто звучал музыкой этот свет. Домой мы вернулись поездом. Летом [1937 года] должна была открыться Всемирная выставка, и уже с весны начались работы по строительству павильона, привозу экспонатов для показа. Когда павильон уже почти был построен и прибыли ящики из Москвы, приехали Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Мост Мари (фр. Pont Marie) – один из самых старых мостов Парижа, связывает остров Сен-Луи с набережной Отель де Виль на правом берегу Сены.

117

“An Unforgettable Friend and a Comrade-in-Art”

In the certificate issued to Falk as a participant in the exhibition the commissar is indicated as Evgeny Hirshfeld.

I.I. Mezhlauk (1891-1938) was a Party and political figure. From 1936 to 1937 he was head of the All-Union Committee for Higher Education under the Council of People’s Commissars of the Soviet Union. He was arrested in December 1937 and shot in spring 1938.

Serov’s painting “Portrait of Maria Lvova”. 1895. Oil on canvas. Musée d’Orsay, Paris.

See about him in comment 15.

Neuilly-sur-Marne, near Paris.

10. By Falk’s account, the encounter with the painting was unplanned. The artist was advised to take his ill son Valery to see “a certain elderly doctor. He lives 25 or 30 kilometres from Paris and is a very old man, about 80 or 82. So off we went, and he met us along with his wife, a little old woman of 70. I suddenly realise that hanging on the wall of the room is a very familiar portrait – a girl in front of a cabinet filled with books. It was an early piece of Serov’s, shrouded in a special poetry which later abandoned him. The old man asked us: ‘My wife is just like the subject, don’t you think?’ It turns out that Serov painted her 47 years ago! She is his cousin, and as it happens she is also the subject of my very favourite piece in the Tretyakov Gallery, ’Girl under a Tree’” (From a letter from Robert. Falk to the artist Aleksander Kuprin. Paris-Moscow. February 1935. Autograph. // The Russian State Archive of Literature and Art. Fund 3018, inventory 1, item 147, sheets 19-19 obverse. 11. The subject of the painting is Maria Simonovich – the model for Serov’s painting “Girl in the Sunlight”, in the Tretyakov Gallery (gifted by her to the Tretyakov Gallery in 1940). See the next note for more biographical details.

118

there was no harm done to the rider, but the bike was not so fortunate. From then on he had to take the train. How little money the pair of them, Lenin and Krupskaya, had back then, and how young and unassuming they were. All these thoughts galloped through my mind when I gazed at the small, single-storey house with its tiny front yard. Falk painted an exquisite silvery sketch of the house and façade. How we froze then, working on the street! “We should warm up, let’s go have a look at the cathedral.” The cathedral was indeed beautiful, and in certain places there were metal gratings in the floor from which warm air issued. It was nice to stand on the gratings and warm up gradually, looking round. People praying sat on the benches, a mass was underway. The stained glass of the long lancet windows were marvellously beautiful; some sort of unreal, magical light streamed in. The quite music of the organ sounded like the music of that light. We returned home by train. That summer [of 1937] the World Fair’s was to open, and in spring work began on constructing the Soviet pavilion and delivering the exhibits. When the pavilion was nearly built and the crates from Moscow had already arrived, a handful of artist-decorators came over too, but not many. There was a clear manpower shortage. My husband was appointed to assist the chief commissar of the Soviet pavilion, and he proposed that I work on it. The hall of art fell to me. I proposed that we invite Falk, who started work in the next hall. There was an incredible amount of work to do – we were trying to open the pavilion before the Germans, whose pavilion stood opposite. We snuck in there once, on the quiet, and had a quick look round. Yes, it was hard to fault: everything was solidly done and looked great. We, however, wanted to make ours far better and more interesting. At last the crates with paintings arrived. On their journey all the watercolours got unglued and slid down in their frames under the glass. The top brass was informed immediately, and once permission was received, the watercolours were removed and handed over to Falk to be properly re-mounted and re-framed, which was accomplished very quickly. We had to work nights, drinking an unbelievable amount of black coffee to keep us from sleeping. Each day we had time for only two or three hours of rest. News arrived that two wagonloads of arts and crafts (including bone-carvings from the North, fur-skin pieces embroidered with beads, hand embroidery, lacework, wood ware) stood waiting undispatched – should they be sent or not? I knew the commissar5 Ivan Mezhlauk6 well, so went to see him and argued the case with passion and entreaties – they needed to come. He heard me out with close attention and sent a telegram to Moscow at once – and arrive they did. On the eve of the exhibition’s opening everyone was on their last The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Tatiana Verkhovskaya

legs, no-one slept, but everything got done. It was worth it – those arts and crafts were the trump card of our pavilion. All the visitors crowded around the mirrored cabinets and display cases with the products of our craftsmen and marvelled at the taste and charm of the work. Robert Rafailovich worked in the hall, where he hung with great taste all imaginable kinds of fabric. At that time the twentieth anniversary of Soviet power was just approaching. Behind the statue of Stalin stood a semicircle of columns made of light-coloured fabrics, lit very deftly from within. *** “Come with me, I’ll show you a wonderful piece by Serov,” said Falk to me one day. “‘Girl in the Sunlight’, it’s called.” That portrait of Lvova7 hung in the flat of her son 8 . It was the well-known portrait of Serov’s cousin (born Simonovich), who was already at that stage married to Lvov. It is reproduced the monograph on Serov edited by Grabar. Falk told me that the portrait had been in a terrible condition, the paint crumbling and cracked. They gave it to the Louvre for restoration and here it was, back on the wall. We stood, astonished, with goosebumps of delight. A charming face gazed out at us, lit by a double light; she gazed out with her wonderful violet eyes, with her luxuriant strawberry-blonde bush of hair, wearing a simple white camisole. Her son, lifting the lamp high with both hands, lit her from the righthand side… I could talk only in a whisper, so overwhelming was the impression it made on me – this painting could not have been in a terrible condition, it was as fresh as if it had been just painted. I wanted to cry from delight. “You are like your mother,” I said to the son in French, knowing that he did not speak Russian. “So they say”, he answered. “Take the lamp off him, he’s tired,” I said to Falk, in Russian this time. And all of a sudden, the son announced in French: “Don’t worry, madame, it’s no effort.” Mr. Falk and I were rather abashed. He may not have been able to speak Russian, but he certainly understood it. And we had been gossiping the whole time about how he, most likely, had no idea of the treasure he possessed in this portrait. A few days later we went to meet the Lvovs. They lived near Paris, in a place whose name I don’t know. 9 Robert Rafailovich studied at the Moscow School of Painting, Sculpture and Architecture, and remembered Valentin Serov most fondly of all. That was why, when in Paris, he tried to locate Serov’s relatives,10 and that was also how he found the “girl in the sunlight.”11 They lived in a wooden house, which reminded me of the dachas around Moscow. The rooms were rather bare and poor; the walls were decorated with many small drawings and sketches, as well as a fairly large study for a portrait of Lvova. She herself was Robert Falk (1886-1958)

Татьяна Верховская

кое-какие оформители-художники, но их было мало. Явно не хватало рук. Мой муж был назначен помощником главного комиссара Советского павильона, он предложил мне работать. Мне достался зал искусства. Я предложила пригласить Фалька. Он работал со мной рядом, в соседнем зале. Работы было невероятно много. Мы старались открыть павильон раньше немцев, павильон которых стоял напротив нашего. Тихонько мы проникли разочек к ним и быстренько осмотрели. Да, все было очень добротно и здорово сделано, ничего не скажешь. А мы хотели сделать как можно лучше, интереснее, чем у них. Ну вот пришли ящики с картинами. В дороге все акварели поотклеились и сползли по стеклам вкривь и вкось. Сейчас же было доложено руководству, и, получив разрешение, расстеклили и поручили Р.Р. Фальку отдать все заново оформить в приличные рамки, наклеить на хорошее паспарту, что и было сделано очень быстро. Мы работали несколько ночей, выпивая неимоверное количество черного кофе, чтобы не спать. На сон оставалось по 2–3 часа в сутки. Стало известно, что два вагона с экспонатами народного творчества – с работами по кости северных областей, работы из меха, вышитые бисером, ручные вышивки, кружева, изделия из дерева – еще не отправлены, стоят и ждут – ехать или нет. Я хорошо знала комиссара5 Ивана Ивановича Межлаука 6 , пошла к нему, с горячностью и мольбой доказывала, что надо, обязательно надо. Он очень внимательно меня выслушал и тут же отправил телеграмму в Москву. И вот они тут. Накануне открытия выставки все валились с ног, не спали совсем, но все было сделано. И правильно. Это был главный козырь нашего павильона. Все посетители плотной толпой окружали зеркальные шкафы и витрины с вещами наших умельцев и восхищались вкусом и прелестью работ. Роберт Рафаилович работал в зале, где он с замечательным вкусом развесил всевозможные ткани. Как раз приближалась двадцатая годовщина Советской власти. За статуей Сталина полукругом были сделаны колонны из светлой ткани, освещенные очень искусно внутри. *** «Пойдемте, я вам покажу изумительную работу Серова, – сказал однажды Фальк. – “Девушку, освещенную солнцем”». Этот портрет Львовой7 висел в квартире сына 8 Львовой. Это известный портрет двоюродной сестры В.А. Серова (урожденной Симонович), бывшей тогда уже женой Львова. Он воспроизводится в монографии Серова под редакцией Грабаря. Фальк мне рассказывал, что портрет совершенно погибал, осыпался и весь был в кракелюрах. Его отдали в Лувр на реставрацию, и вот он опять на стене. Роберт Фальк (1886–1958)

«…Незабвенный мой друг и товарищ по кисти»

В.А. СЕРОВ Портрет М.Я. Львовой 1895 Холст, масло 90 × 59 © Музей Орсэ, Париж

VALENTIN SEROV Portrait of Maria Lvova 1895 Oil on canvas 90 × 59 cm © Musée d’Orsay, Paris

Мы стоим в изумлении, даже стало холодно от восторга. На нас смотрело прелестное лицо, освещенное двойным светом, она смотрела своими чудными фиалковыми глазами, с пышной, слегка рыжеватой копной волос, в беленькой простой кофточке. А сын ее, высоко подняв лампу двумя руками, справа освещал ее… Я могла говорить только шепотом, так совершенно было это произведение, не может быть, чтобы оно погибало. Свежее, будто только что написанное. Хотелось заплакать от восторга. «Вы похожи на свою мать», – сказала я сыну по-французски, зная, что он не говорит по-русски. «Говорит», – ответил он. «Возьмите у него лампу, он устал», – уже по-русски сказала Фальку. И вдруг он по-французски произнес: «Не беспокойтесь, мадам, мне не трудно». Мы с Р.Р. очень сконфузились. Не говорит-то он, возможно, но понимает. А мы болтали, что он, наверное, не понимает, какое сокровище он имеет в этом портрете. Спустя несколько дней мы отправились к Львовым. Они жили под Парижем, я не знаю, как называлось это место 9 . Роберт Рафаилович учился в Училище живописи, ваяния и зодчества и теплее всего вспоминал В.А. Серова. И потому, попав в Париж, постарался отыскать родственников Серова 10 . Вот так он нашел «девушку, освещенную солнцем» 11 . Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

В дипломе, выданном Фальку как участнику выставки, комиссаром, значится Е.В. Гиршфельд.

И.И. Межлаук (1891–1938) – партийный и государственный деятель. В 1936–1937 годах занимал пост председателя Всесоюзного комитета по делам высшей школы при Совете народных комиссаров СССР. В декабре 1937-го арестован, весной 1938-го расстрелян.

Речь идет о «Портрете М.Я. Львовой» В.А. Серова (1895; холст, масло; Музей Орсэ, Париж).

См. о нем в примечании 15.

Речь идет о пригороде Парижа – Нёйи-сюр-Марн.

10. По свидетельству же самого Фалька, встреча с картиной была непреднамеренной. Художнику посоветовали показать больного сына Валерия «одному старику-доктору. Живет он километрах в 25–30 от Парижа, и он глубокий старик, лет 80–82. Вот мы и поехали. Встречает он нас и также его жена, небольшая старушка лет 70. В комнате вдруг я вижу, висит один мне очень знакомый портрет – девушка на фоне этажерки с книгами. Работа раннего Серова, овеянная особой поэзией, чего он потом лишился. Старик обращается к нам и говорит: “Не правда ли, как моя жена похожа на этом портрете?” Оказывается, что Серов ее писал 47 лет тому назад! Она его кузина. И моя самая любимая его вещь, “Девушка под деревом” в Третьяковской галерее также с нее написана». (Из письма Р.Р. Фалька художнику А.В. Куприну. Париж–Москва. Февраль 1935. Автограф // РГАЛИ. Ф. 3018. Оп. 1. Ед. хр. 147. Л. 19–19 об). 11. Имеется в виду М.Я. Симонович – модель хранящейся в Третьяковской галерее картины В.А. Серова «Девушка, освещенная солнцем» (передана ею в дар ГТГ в 1940-м). См. о ней подробнее в примечании 11.

119

“An Unforgettable Friend and a Comrade-in-Art”

standing right next to it.12 Her figure was very full, and she had greying strawberry-blond hair, an endearing round face and large, sad prominent eyes. “These are all his drawings and sketches. He always gave them to me willingly, as I never refused to sit for him,” she said, smiling kindly at us. In the other room there was a tall old man sitting down.13 “He is very deaf,” warned Lvova. He greeted us from his armchair, and I understood that he might not be able to walk. He suddenly began to speak very loudly, as deaf people do: “Masha, stand by the portrait.” At that moment we were gazing at a portrait of a delightful young woman. “Stand there,” he repeated, insistently. She waved her hand, but obeyed. “Look at the resemblance! Smile, Masha,” and a sorrowful grimace traced itself on her withered lips. What a love! He sees her just as she was then, and indeed it might be a good thing that he sees badly. He is very old, after all.14 Saying goodbye to the old man, we went out into the garden. Mr. Falk began talking with Lvova about what needed to be done to ensure that none of the pieces were damaged, and that she needed to write a will instructing that everything she had, along with his [Serov’s] works, be transferred to the Soviet Union. I don’t know if she managed to do that; I doubt it. The portrait is there, after all, with the son,15 and I don’t think he would have parted with it. Robert Rafailovich played the piano well, and when he came to visit he would approach our instrument with pleasure, taking up my large volume of Chopin’s mazurkas and waltzes bound together with Mendelssohn’s “Songs without Words”. He sometimes suggested that we hold a musical evening. On those occasions he would arrive with great ceremony, with a portfolio under his arm. He liked very much to play Schubert and Schumann. The musical evenings generally took place after work, and I used to gather together all the musically inclined embassy workers. Everyone sat where they liked, and the atmosphere was pleasant and cosy: a few of the women knitted jackets uninterruptedly, while others, sitting on the couch with their legs tucked

Диплом Фалька – участника Международной выставки 1937 года в Париже РГАЛИ. (Фамилия художника написана с ошибкой: Finck).

beneath them, relaxed and daydreamed. I listened and sketched the reactions of the audience. It was at one of those evenings that I made my pencil sketch of Falk playing Schumann. *** The ridiculous and hideous Trocadéro was demolished, and in its place a snow-white palace was built to a strictly classical design, in which an exhibition of masterpieces of French art was held. This was at the same time that the World’s Fair opened around the Eiffel Tower. Early one morning, when the air was pure and the sun not yet very bright, we set off to see it on foot. The halls were still empty – they were spacious, and the light was ideal. The paintings were hung not very high in a single row, well spaced out. It was here that I first saw Soutine’s famous “The Little Pastry Cooks” and the still life “Carcass of Beef”. I was blown away, as if struck by lightning. So this was art, art in its pure, maiden state, without narrative. Falk was openly enjoying my confusion. He smiled mysteriously and called me further. The next hall had early pieces by Utrillo, Picasso, Matisse – all of France’s young art. We couldn’t stay long at the exhibit, and soon left. That was my last meeting with Falk in Paris. That summer Robert Rafailoivich and his son went to Moscow. The next time we meet it was in Moscow, and a year and a half later… Preparation of text, publication and comments by Yulia Didenko

12. Maria Yakovlevna Simonovich (in marriage Lvova, 1864-1955) was a sculptor, memoirist, and a cousin of the artist Valentin Serov. In 1890 she left Russia to study in Paris, where she married and settled permanently. Serov painted the portrait on one of her trips to Russia, in 1895. When she first met Falk in 1935 she was 70 years old.

Публикуется впервые

Falk’s certificate of participation in the 1937 Exposition universelle in Paris Russian State Archive of Literature and Art (The artist’s name is misspelled: Finck).

13. Solomon Keselevich Lvov (1859-1939) was a clinical psychiatrist, head doctor of a psychiatric hospital in Neuilly-sur-Marne (near Paris), the husband of Maria Simonovich,

First publication

120

Tatiana Verkhovskaya

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

and the father of the microbiologist Andrey Lvov. 14. In 1935, when he first met Falk, Solomon Lvov was 76 years old. 15. André Michel Lwoff (19021994) – was a French microbiologist, a laureate of the Nobel Prize in Physiology or Medicine in 1965 ( jointly with François Jacob and Jacques Monod), and son of Maria Simonovich and Solomon Lvov. After the death of his mother he brought Serov’s portrait of her to the Musée d’Orsay, where it is to this day.

Robert Falk (1886-1958)

Татьяна Верховская

Жили они в деревянном доме, напоминающем наши подмосковные дачи. В комнатах было пустовато и бедно, много маленьких этюдов и рисунков украшало стены. И довольно большой этюд портрета Львовой. Она сама стояла тут же12 . Очень полная, с рыжевато-седыми волосами и милым полным лицом с грустными большими выпуклыми глазами. «Это все его рисунки и этюды. Он охотно мне их дарил, так как я никогда не отказывалась ему посидеть», – говорила она, ласково улыбаясь нам. В другой комнате сидел высокий старик13 . «Он совсем глухой», – предупредила нас Львова. Он поздоровался с нами, сидя в кресле. Я поняла, что, возможно, он не ходит. Вдруг он заговорил очень громким голосом, как говорят глухие. «Маша, стань рядом». Мы в это время смотрели на портрет молодой прелестной женщины. «Стань», – повторил он настойчиво. Она махнула рукой, но подчинилась. «Посмотрите, какое сходство! Маша, улыбнись». Скорбная гримаса тронула увядшие губы. Боже, какая любовь! Он ее видит все такой же, какой она была вот тогда. А может, к счастью, [то, что] он уже и плохо видит. Он ведь очень стар14 . Попрощавшись со стариком, мы вышли в сад. Роберт Рафаилович стал говорить со Львовой о том, что надо, чтобы ничего не погибло, написать завещание, что все находящееся у нее должно быть вместе с его [Серова] работами в Советском Союзе. Не знаю, успела ли она это сделать. Не думаю. Ведь портрет там, у сына15 , и едва ли он его отдаст. Роберт Рафаилович хорошо играл на фортепиано и, приходя ко мне, с удовольствием подходил к инструменту, брал мой большой сборник, где были переплетены вместе мазурки и вальсы Шопена и «Песни без слов» Мендельсона. Иногда он предлагал устроить музыкальный вечер. Тогда он являлся торжественный, с папкой в руках. Он очень любил играть Шуберта и Шумана. Это бывало после работы, и я собирала живущих в посольстве сотрудников, любящих музыку. Было уютно и хорошо. Каждый сидел где хотел. Некоторые женщины вязали неизменные кофты. Другие, усевшись на диване поджав ноги, мечтали и отдыхали. Я слушала и зарисовывала эти различные восприятия музыки. Тогда-то я и сделала набросок карандашом с Фалька, играющего Шумана. *** Нелепое, уродливое здание Трокадеро было снесено, и на этом месте появился белоснежный дворец строгого классического рисунка, в котором открылась выставка шедевров французского искусства. Это было в то же время, как открылась Всемирная выставка около Эйфелевой башни. Пораньше утром, когда еще воздух был чист и солнце не очень светило, мы отравились пешком. Залы были еще пусты. Какой простор и идеРоберт Фальк (1886–1958)

«…Незабвенный мой друг и товарищ по кисти»

альное освещение. Картины висели невысоко и в один ряд, на хорошем расстоянии друг от друга. Тут я впервые увидела знаменитых «Поварят» и натюрморт «Мясная туша» Сутина и обомлела. Это было как удар грома. Так вот она, живопись, только живопись, в своем чистом, девственном состоянии, без рассказа. Фальк прямо-таки любовался моей растерянностью. Он загадочно улыбался и звал меня дальше. Потом зал раннего Утрилло, Пикассо, Матисса – все молодое искусство Франции. Мы долго не могли оставаться на выставке и ушли. Это была последняя встреча с Фальком в Париже. В этом году летом Роберт Рафаилович с сыном уехал в Москву. А через полтора года мы встретились уже в Москве…

Р.Р. ФАЛЬК Париж. Трокадеро. 1930-е Серая бумага, гуашь, акварель 31,9 × 41 © ГМИИ имени А.С. Пушкина

ROBERT FALK Paris. Trocadéro. 1930s Gouache, watercolour on grey paper 31.9 × 41 cm © Pushkin Museum of Fine Arts

Подготовка текста, публикация и комментарии Юлии Диденко

12. Мария Яковлевна Симонович (1864–1955, в замужестве Львова) – скульптор, мемуарист, двоюродная сестра художника В.А. Серова. В 1890-м уехала из России для учебы в Париж, где вышла замуж и навсегда осталась жить. Портрет был написан Серовым в один из ее приездов в Россию в 1895 году. В 1935-м, в год первой встречи с Фальком, ей было 70 лет. 13. Соломон Кеселевич Львов (1859–1939) – врач-психиатр, главврач психиатрической больницы в Нёйи-сюр-Марн, муж М.Я. Симонович, отец микробиолога Андре Львова.

14. В 1935-м, в год первой встречи с Фальком, С.К. Львову было 76 лет. 15. Андре Мишель Львов (фр. Andre Michel Lwoff, 1902–1994) – французский микробиолог, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине 1965 года (совместно с Ф. Хакобом и Ж. Мано), сын М.Я. Симонович и С.К. Львова. После смерти матери ее портрет кисти В.А. Серова он подарил парижскому Музею Орсэ, где картина хранится в настоящее время.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

121

Преамбула к воспоминаниям Елены Левиной

Юлия Диденко

Е.П. Левина-Розенгольц. В ссылке в Подтесове (Енисейский район Красноярского края) 1951. Фотография

Eva Levina-Rozengolts. In exile in Podtesovo (Yeniseysky district of the Krasnoyarsk region) 1951. Photograph

Частный архив, Москва

Private archive, Moscow

Свои воспоминания «Люблю в пристанище я это заходить…» Елена Борисовна Левина назвала строчкой из стихотворения Ксении Некрасовой1, так как никто столь точно и поэтично не отразил ту особую атмосферу, которая присутствовала в мастерской, где жили Фальк и его жена Ангелина Васильевна. Некрасова дружила с ними, часто приходила к ним в дом, где находила приют и стала моделью одного из лучших портретов художника. В более развернутом виде Е.Б. Левина опубликовала свои воспоминания о Фальке в альбоме, подготовленном к выставке работ художника в Галеев Галерее в 2012 году2. В настоящем тексте, дополненном новыми фактами, более подробно рассматриваются легендарные домашние просмотры работ Фалька, а также его отношения с учениками, главным образом с Евой Павловной Левиной-Розенгольц – матерью автора воспоминаний. Со времени учебы во ВХУТЕМАСе художница не теряла связи с учителем на протяжении всей жизни. «Роберт Рафаилович и Ева не просто ученик и учитель, они были друзья. Особенно дружба эта укрепилась в последние годы»3, – вспоминала А.В. Щекин-Кротова. Ева Павловна Левина-Розенгольц (1898– 1975) – замечательная, высоко ценимая Фальком художница, чье тонкое и глубокое искусство до конца еще не осмыслено. Уроженка Витебска, учась еще в гимназии, она посещала занятия в Школе живописи и рисунка Ю.М. Пэна. В первые послереволюционные годы приехала в Москву и после недолгой учебы у двух скульпторов, С.Д. Эрьзи и А.С. Голубкиной, в 1921-м стала студенткой живописного факультета ВХУТЕМАСа, который окончила в 1925 году (мастерская Р.Р. Фалька) со званием художника 1-й степени. В 1930-е годы она работала для заработка в текстильной промышленности, а в конце 1930-х – 1940-е – в копийном цехе Московского товарищества художни-

См. о ней и ее портрете кисти Фалька в настоящем издании в воспоминаниях А.В. Щекин-Кротовой «Роберт Фальк. “Вот вам мои люди”».

Левина Е.Б. Геля и Фальк // Роберт Рафаилович Фальк, 1886–1958. Работы на бумаге. М., 2012. С. 10–45.

Щекин-Кротова А.В. Выступление на вечере памяти Е.П. Левиной-

122

Розенгольц и выставке ее работ. 11 января 1978. Стенограмма по магнитофонной записи. Частный архив, Москва. http://www.museumart.ru/ art/collection/sfera/ f_6g3z57/f_84ysbk/a_ 84yu8g.html 4.

В.Н. Шалабаева (1923–2014) – сотрудник ГМИИ имени А.С. Пушкина, ведущий специалист по творчеству художника А.В. Шевченко.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Из неопубликованной беседы Д.Б. Спорова с В.Н. Шалабаевой. 24 мая 2003 года. Аудиозапись хранится в Отделе устной истории Научной библиотеки МГУ. Благодарим ведущего и автора записи за предоставление расшифрованного фрагмента беседы.

ков. Ее дальнейшая судьба драматична: в 1949-м она была арестована и выслана в Красноярский край. Причиной ареста послужило то, что ее брат, А.П. Розенгольц, нарком внешней торговли СССР, в 1938 году после громкого процесса правотроцкистского блока был расстрелян как враг народа. Арест и ссылка в Красноярский край глубоко изменили ее внутренне; именно они «сделали художником» – так считала сама Ева Павловна. Как вспоминала искусствовед В.Н. Шалабаева4, близко дружившая с художницей, «в судьбе Левиной-Розенгольц Фальк, конечно, сыграл большую роль. Он остался для нее учителем до последних своих дней, потому что, когда она попала в ссылку, <…> Фальк все время принимал участие в ее жизни: <…> о дочери ее заботился <…> Потом, когда я уже познакомилась с Евой Павловной, я узнала, что он, Фальк, прислал ей в ссылку свою работу, свою картину. Знаете, это все-таки такой большой человеческий факт. <…> это было с его стороны желание ей помочь, чтобы она все-таки там не забывала об искусстве»5. Вернувшись в 1956 году в Москву после реабилитации, Ева Павловна начала работать тушью (кистью и пером), а позже – пастелью. Эти рисунки сложились в обширные циклы: «Деревья», «Люди», «Небо», «Фрески» и другие. Фальк, заставший лишь начало этих творческих перемен, почувствовал и высоко оценил подлинное, сущностное новаторство ее работ 1950-х годов, открывавших зрелый период творчества. Уроки Фалька, его поддержка и признание серьезности ее поисков после всего пережитого, несомненно, помогли Левиной-Розенгольц пройти свой путь в искусстве, оставаясь верной себе. Юлия Диденко

Роберт Фальк (1886–1958)

Yulia Didenko

Elena Borisovna Levina chose as the title for her recollections the line from a poem by Ksenia Nekrasova1, “I love coming into this refuge,” since no-one else had so accurately and poetically captured the special atmosphere of the studio where Robert Falk and his wife, Angelina Vasilyevna, lived. Nekrasova was friends with the couple and visited their home often. There, she found refuge and became the life model for one of Falk’s finest portraits. Levina’s memories of Falk were published in more extended format in the catalogue accompanying an exhibition of Falk’s work held at the Galeev Gallery in 20122. The text below is supplemented by additional facts and examines in greater detail the legendary home exhibitions of Falk’s works, as well as his relationship with his students, especially with Eva Pavlovna Levina-Rozengolts, mother of the author of these recollections. After studying at VKHUTEMAS, Levina-Rozengolts remained in contact with Falk throughout his life. “Robert Rafailovich and Eva were not just student and teacher, they were friends. The friendship was especially strengthened in more recent years,”3 recalls Angelina Shchekin-Krotova. Eva Levina-Rozengolts (1898-1975) is a wonderful artist, one highly valued by Falk, although her deep, sensitive art has not yet been fully understood more widely. Born in Vitebsk, while attending the gymnasium, she took classes at the artist Yehuda Pen’s School of Painting and Drawing. In the first years after the revolution, she came to Moscow, and in 1921, after short periods of study with sculptors Stepan Erzya and Anna Golubkina, Eva became a student at the department of painting at VKHUTEMAS, from which she graduated in 1925 (Robert Falk studio) with the title of artist of the 1st degree. In the 1930s, she earned a living by working in the textile industry and, in the late 1930s and 1940s, she worked in the copy studio at the Moscow Association of Artists. Her fate from that time onwards took a more dramatic turn. In 1949, she was arrested and exiled to Krasnoyarsk Krai. The reason for her arrest was that her brother, Arkady Rozengolts, People’s Commissar for Foreign Trade of the USSR, was, in 1938, after the notorious trial of the Bloc of Rightists and Trotskyites, executed as an enemy of the people. Levina-Rozengolts’ arrest and exile to Krasnoyarsk Krai triggered a deep inner transformation. As Eva herself believed, it was these events that, “made her an artist”. As the art critic Vera Shalabayeva4, a close friend of the artist, recalls, “Falk naturally played a significant role in the fate of Levina-Rozengolts. One may be certain that Falk remained a teacher to her until his very last days because even when Eva ended up in exile <...> Falk always took some part in her life: <...> he took care of her daughter <...> Then, after I met Eva, I learned that he, Falk, had sent her his work, a painting, while she was in exile. You know, that is such a huge human gesture <... > on his part. Robert Falk (1886-1958)

Preamble to the Memoirs of Elena Levina

It was a desire to help, so that she would not forget about art while she was there.”5 Having returned to Moscow in 1956 after being rehabilitated, Eva began to work with Indian ink (brush and pen) and, later, with pastels. The drawings formed extensive cycles: “Trees”, “People”, “Sky”, “Frescoes”, etc. Falk, who had nourished the very earliest stage of this creative transformation, sensed and appreciated the genuine and essential innovation inherent in her work of the 1950s, which led into the mature period of her creative life. Falk’s lessons and his support and recognition of the seriousness of Eva’s search after all she had experienced undoubtedly helped Levina-Rozengolts find her own path in art, always remaining true to herself.

Роберт Фальк на выставке своих картин в квартире С.Т. Рихтера. 1957 Фрагмент фотографии Фото: Г.С. Кухарский Архив Г.С. Кухарского, Москва

Robert Falk at the exhibition of his paintings held in the apartment of Sviatoslav Richter. 1957 Photo: Jerzy Kucharski Jerzy Kucharski Archive, Moscow

Yulia Didenko

More information about Nekrasova and Falk's portrait of her can be found in the recollections by A.V. Shchekin-Krotova “Robert Falk. ‘Meet My Kind of People’” in the present edition. Levina E.B. Gelya and Falk // Robert Rafailovich Falk, 1886-1958. Works on paper. Мoscow, 2012. Pp. 10-45.

Shchekin-Krotova, A.V. Speech given at an evening dedicated to the memory of E.P. Levina-Rozengolts and an exhibition of her work. 11th January 1978. Transcript of a recording. Private archive, Moscow. Online: http://www.museumart. ru/art/collection/sfera/f_6g3z57/f_84ysbk/a_84yu8g.html V.N. Shalabayeva (1923-2014), employee of the Pushkin Museum of Fine Arts and

a leading specialist in the work of artist A.V. Shevchenko. 5.

From an unpublished conversation between V.N. Shalabayeva and D.B. Sporov. May 24, 2003. The audio recording is stored at the Oral History Department at Moscow University Library. With thanks to the interviewer and record master for permission to use this fragment of the conversation.

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

123

124

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Р О Б Е Р Т

Ф А Л Ь К

( 1 8 8 6 – 1 9 5 8 )

бл ристани е то а о ить лена

евина

Мне в жизни очень повезло, что я была знакома с Робертом Рафаиловичем Фальком. то случилось благодаря моей маме, ве Павловне Розенгольц. Она была ученицей Фалька во ВХ Т М Се в 19 -е годы и очень ценила его как художника и как педагога. Сейчас мне кажется, что я чуть ли не всю жизнь знала это имя. о запомнилось оно четко, когда мама сказала папе Приехал Фальк . Они переглянулись и пожали плечами. ел 193 -й год. мамы арестовали двух братьев, одного из них расстреляли, а его детей, моих двоюродных сестер, она взяла к нам. е уволили с работы, и вокруг образовалась человеческая пустота. В это самое трудное время пришел Фальк. тогда его впервые и увидела. В детстве я любила рисовать, и мама попросила меня показать рисунки Фальку. Он смотрел доброжелательно, с улыбкой. Мама спросила адо ли ее учить – ет, не надо, не надо ее портить . очень обрадовалась, что можно не учиться.

← Интерьер мастерской Фалька в доме Перцова 1974 Архив А.В. Тимофеева, Москва

← Inside Falk's studio at the Pertsov House 1974. Photograph

Потом уже я помню, как Фальк вернулся из эвакуации – это был 1943 год. Мама часто к нему приходила. Ей очень нравились его работы, которые он привез из Средней Азии. Однажды она принесла рисунок: это был Самарканд, площадь, вдали виднелась мечеть Биби-Ханым 2 и женская фигурка красновато-блеклого цвета на золотистом фоне. И небо такое серовато-голубое, не синее, не грубое, как синька, а чувствовалась пыль азиатская и раскаленный воздух. Замечательная гуашь была. Фальк дал рисунок ей подержать у себя. Но мама вечером пошла показать его своим друзьям, а когда вернулась, то увидела, что в папке рисунка нет. Жутко взволновалась, тут же помчалась назад и заметила его, гонимый ветром, под бровкой тротуара. Осень, дождливая погода, вотвот должен был подъехать троллейбус… Схватила этот лист и спасла его. На следующий день она, конечно, пошла к Фальку, чтобы отдать рисунок. Он ее совсем не ругал и даже предложил Роберт Фальк (1886–1958)

оставить его у себя или взять другой. Но мама отказалась и зареклась: «Никогда ни у кого ничего не буду брать». Уже шел 1949 год. Маму арестовали в августе. Как только Роберт Рафаилович узнал об этом, сразу же забеспокоился о работах мамы и просил, чтобы я к нему отнесла все, что осталось после обыска неопечатанным в ее комнате. Мне удалось сохранить большой холст – тройной портрет «Стариков»3 , ее дипломную работу, написанную в мастерской Фалька во ВХУТЕМАСе. Мои друзья-однокурсники помогли мне отнести эту картину к нему. Я помню, что никого не было дома и мы ее оставили на площадке перед дверью, так она и хранилась у него в мастерской до маминого возвращения. Фальк показывал эту работу тем людям, которым это могло быть интересно. Прежде всего Александру Георгиевичу Габричевскому4 . Спустя много лет Габричевский спросил у Ангелины Васильевны 5 , какова судьба

Aleksei Timofeev archive, Moscow

Борис Михайлович Левин (1899–1940) – писатель.

Биби-Ханым – соборная мечеть в Самарканде (Узбекистан), памятник архитектуры ХV века.

Картина Е.П. ЛевинойРозенгольц «Старики» (1925; холст, масло) сейчас находится в собрании ГТГ.

А.Г. Габричевский (1891– 1968) – искусствовед, теоретик пластических искусств, переводчик, литературовед, сын знаменитого ученого-бактериолога Георгия Норбертовича Габричевского. С начала 1950-х годов был одним из самых близких друзей Фалька.

Речь идет о А.В. Щекин-Кротовой, см. в настоящем издании воспоминания Ангелины Щекин-Кротовой: «Роберт Фальк. “Вот вам мои люди”»; «Автопортреты Роберта Фалька»; «Поздние натюрморты Фалька».

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

125

R O B E R T

F A L K

lo e o

( 1 8 8 6 - 1 9 5 8 )

to t

a e

I consider myself very lucky in life to have been ac uainted with Robert Ra ailovich Falk. It was thanks to my mother, va Ro engolts, that I met Falk. My mother was a student of his at VK UT MAS in the 19 s and held him in high regard, both as artist and teacher. Now, I feel as if I must have known his name my whole life, nonetheless, I distinctly remember the moment when my mother turned to my ather and said , Falk has arrived . They looked at each other and shrugged. That was in 193 . My mother’s two brothers had both been arrested and one had been shot. My mother saw to it that his daughters, my cousins, came to live with us. At that time, she was sacked from her job and was suffering for lack of contact with other people. It was at this time, when things were at their worst, that Falk came to see us. That was when I saw him for the irst time. As a child, I loved to draw and my mother suggested that I show Falk my drawings. e looked at them kindly and smiled. My mother asked him, Should I teach her No, that would spoil her talent. I was so pleased that I would not have to sit at lessons. 1

Интерьер → мастерской Фалька в доме Перцова 1974 Архив А.В. Тимофеева, Москва

Inside Falk’s → studio at the Pertsov House 1974. Photograph Aleksei Timofeev Archive, Moscow

Levin, Boris Mikhailovich (1899-1940), writer.

Bibi-Khanym cathedral mosque in Samarkand (Uzbekistan), a 15th-century architectural monument.

3. Painting by Levina-Rozengolts, E.P., “Old Folks” (1925, oil on canvas). Now housed in the collection at the Tretyakov Gallery 4.

Aleksander Gabrichevsky (1891-1968), art critic, plastic arts theorist, translator, literary critic, son of the renowned bacteriologist Georgy Gabrichevsky. From the early 1950s onwards, one of Falk’s close friends.

This refers to Angelina Shchekin-Krotova. See her memoirs in this issue: “Robert Falk. ‘Meet My Kind of People’”, “Robert Falk’s Self-Portraits”, and “The Late Still-Lifes of Robert Falk”.

126

I remember when Falk returned after the evacuation. That was in 1943. My mother visited him often. She was very interested in the works he had brought back with him from Central Asia. She brought a piece back home with her once; it was a depiction of Samarkand, a square, and, in the distance, the Bibi-Khanym mosque2 and the faded figure of a woman on a gold background. The sky was greyish blue, not bright blue, not laundry blue, and still, you could feel the dust of Asia and the burning heat in the air. It was a wonderful gouache. Falk gave my mother the drawing to keep with her at home, but my mother went out and showed it to her friends that evening. When she returned home and opened the folder, the painting was missing. Terribly anxious, she rushed to retrace her steps and spotted the painting being driven by the wind along the curb. It was autumn, there was a light drizzle, and the trolleybus would pass by at any moment....She made a grab for the picture and saved it. Of course, the next day, she went straight back to Falk to return the painting.

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

He was not at all angry with her and even suggested that she keep it or choose another. But my mother could not accept and said regretfully, “I shall never borrow anything ever again.” Then, in August 1949, my mother was arrested. When Falk learned of her arrest, he thought instantly of my mother’s artwork and asked me to bring him everything that had been left unsealed after the search of her room. I managed to retrieve a large canvas, the triple portrait “Old Folks”3 , her graduation piece, which she had painted in Falk’s studio at VKHUTEMAS. My fellow-student friends helped me to carry the picture. I remember when we arrived, no one was at home and so we left the painting on the landing in front of the door, and there the work remained, in his workshop, until my mother returned. Falk showed the piece to people he thought might be interested, first and foremost, Aleksander Gabrichevsky4 . Many years later, Gabrichevsky asked Shchekin-Krotova5 after the fate of the author of “Old Folks” and she put him in contact Robert Falk (1886-1958)

Роберт Фальк (1886–1958)

Третьяковская галерея №3 (68) / 2020

127

"I love coming into this haven..."

Ева Павловна Левина-Розенгольц Вторая половина 1930-х Фотография Частный архив, Москва

Eva Levina-Rozengolts Second half 1930s Photograph Private archive, Moscow

Elena Levina

with my mother. Gabrichevsky was very taken with her work. He saw clearly what she was trying to do and what she was working on. He could see from her more recent paintings that she had transformed into a completely different artist. It meant a great deal to my mother to have the support and approval of such a serious art theorist as Gabrichevsky! In those years, I visited Falk often. I always received a warm welcome, felt quite at home there and knew that I could pop in at any time without prior arrangement. Falk lived together with his wife, Angelina Shchekin-Krotova, on the fourth floor of the famous Pertsov House located at the corner of the Moskva River embankment and Soymonovsky Proezd, where the artists’ studios were. He and his wife were very close. Shchekin-Krotova studied drawing in her youth, worked at the Centre for Children’s Artistic Education and when she first saw Falk’s works at an exhibition at the House of Writers in 1939, fell in love and could not take her eyes off them. That was how they first met and they have stayed together ever since. With time, Shchekin-Krotova began to look at art through Falk’s eyes. The studio was located in the attic of the house immediately under the roof and consisted of two spacious rooms: there were shelves with paintings and other mostly essential items, a wooden plank floor, a very high uneven ceiling supported by beams, and slanting windows but nothing superfluous... Anyone who visited felt at home. The place had such a wonderful atmosphere! Nekrasova writes, “I love coming into this haven, Under this roof, I forget my sorrows and strangeness”.6 Every Sunday, at the studio, Falk would display his paintings. His acquaintances would come, and acquaintances of acquaintances, people interested in painting, theatre and literature, from all walks of

life. Those who visited the studio were normal, modest-looking people and, for that time, they were also brave. In the late 1940s and early 1950s, just a handful would attend, five or even less and some came more than once. Falk would introduce his work. ShchekinKrotova was always there and often assisted him. The showing usually began with recently completed pieces and landscapes occurred in the same mix with stilllifes and portraits. The works were propped up, one behind the other, against a wall and arranged on an easel. The guests would sit on a bench positioned close to the easel with their backs to the window, from which the light would evenly illuminate the paintings. Falk was always interested in the audience’s response; he needed to have direct contact with them; it was important to him to know how his art was being understood. These meetings took place in a calm, trusting atmosphere. Falk answered questions, commented on various themes and would reach for other individual pieces comparing one to another.

Р.Р. Фальк готовится к работе на пленэре. Слева – Н.Т. Прозорова с его полотном «Хотьковский монастырь». 1954 Поселок Хотьково Фото: Г.С. Кухарский Архив Г.С. Кухарского, Москва Публикуется впервые

Robert Falk preparing to paint en plein air. On the left, N.T. Prozorova with his painting “Khotkov Monastery”. 1954 Khotkovo Photo: Jerzy Kucharski

From the poem of Ksenia Nekrasova with a dedication to Robert Falk: “About the Artist” (1954); Cit. Nekrasova K.A. Sudba: “A Book of Poems” / comp. Rubinstein, L. Moscow.: Sovremennik, 1981. P.104.

128

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Jerzy Kucharski Archive, Moscow First publication

Robert Falk (1886-1958)

Елена Левина

«Люблю в пристанище я это заходить…»

Е.П. ЛЕВИНАРОЗЕНГОЛЬЦ Старики. 1925 Холст, масло 140,5 × 116,5 © ГТГ

EVA LEVINAROZENGOLTS Old Folks. 1925 Oil on canvas 140.5 × 116.5 cm © Tretyakov Gallery

автора «Стариков», тогда она направила его к маме. Александру Георгиевичу очень понравилось ее творчество. Ему было понятно, что она делает и над чем работает. Он увидел в ее новых работах уже другого художника. Для мамы было очень важно его одобрение и поддержка, тем более такого серьезнейшего теоретика искусства, как Габричевский! В те годы я часто приходила к Роберту Рафаиловичу. Там мне были искренне рады и я чувствовала себя как дома, могла зайти в любое время, заранее не договариваясь. Он жил в знаменитом доме Перцова на углу набережной Москвы-реки Роберт Фальк (1886–1958)

и Соймоновского проезда, на четвертом этаже, где размещались студии художников, вместе с женой – Ангелиной Васильевной Щекин-Кротовой. Ангелина Васильевна была ему очень близкий человек. Она в юности училась рисованию, работала в Центральном Доме художественного воспитания детей и, когда впервые увидела работы Фалька на выставке в Доме литераторов в 1939 году, то не могла оторвать от них глаз и влюбилась в них. На этой почве произошло их знакомство, и с тех пор они не расставались. Со временем она уже смотрела на искусство как бы глазами Фалька. Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

129

"I love coming into this haven..."

Р.Р. ФАЛЬК Золотой пустырь. Самарканд. 1943 Холст, масло 65 × 80 © ГТГ

ROBERT FALK Golden Lot. Samarkand. 1943 Oil on canvas 65 × 80 cm © Tretyakov Gallery

130

Elena Levina

Роберт Фальк на даче. 1954 Ново-Быково Фото: Г.С. Кухарский, Москва

Robert Falk at the dacha. 1954 Novo-Bykovo Photograph by Jerzy Kucharski Jerzy Kucharski Archive, Moscow

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Елена Левина

«Люблю в пристанище я это заходить…»

Р.Р. ФАЛЬК Портрет А.В. ЩекинКротовой. 1951 Бумага, графитный карандаш, акварель, гуашь. 62 × 44 © Новосибирский государственный художественный музей

ROBERT FALK Portrait of Angelina Shchekin-Krotova 1951 Lead pencil, watercolour, whitewash on paper 62 × 44 cm © Novosibirsk State Art Museum

Мастерская находилась в мансарде дома, под самой крышей, и состояла из двух просторных комнат: стеллажи с картинами, самые необходимые вещи, дощатый пол, очень высокий неровный потолок, подпертый балками, косые окна. Ничего лишнего… Все люди там себя чувствовали хорошо. Какая-то чудесная атмосфера там была! Ведь недаром Ксения Некрасова написала: «Люблю в пристанище я это заходить, Под крышей этой забываю я и горести, и странности мои» 6 . Каждое воскресенье в мастерской Фалька проходили показы его работ. К нему приходили знакомые, знакомые знакомых, которые интересовались живописью, театром, литературой, люди самых разных профессий. По виду обычные, скромные и для того времени смелые люди. В конце 1940-х – начале 1950-х годов их бывало немного – человек пять, а то и меньше. Некоторые из них приходили и не один раз. Фальк сам показывал работы. Всегда присутствовала АнгеРоберт Фальк (1886–1958)

лина Васильевна, часто ему помогала. Обычно начинал показ с работы недавно законченной и написанных в последнее время. Пейзажи показывал вперемешку с натюрмортами и портретами. Работы стояли у стенки друг за другом и у мольберта. Люди сидели близко от мольберта на лавке, спиной к окошку, свет ровно освещал картины. Фальку всегда было интересно, как реагируют зрители, нужен был контакт с ними, важно было знать, как понимают его искусство. Показы проходили в спокойной и доверительной обстановке. Роберт Рафаилович отвечал на вопросы, что-то комментировал, доставал и другие работы для сравнения их между собой. После возвращения из эвакуации Фальк работал в Крыму, Молдавии, Прибалтике и, главное, в Подмосковье, которое любил. Со второй половины 1940-х годов и в самые последние годы проводил лето по северной дороге: в Хотьково, Софрино, 55-й км, Абрамцево, – где жил и на дачах у знакомых или снимал комнату, а чаще всего

Из стихотворения Ксении Некрасовой с посвящением Роберту Фальку: «О художнике» (1954). Цит. по: Некрасова К.А. Судьба: Книга стихов. М., 1981. С. 104.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

131

"I love coming into this haven..."

Shevchenko,T.N. (married to Tyutchev, 1901-1960), artist, sculptor of small forms, student of Favorsky, V.A.

The painting “Ficus” (1956) is currently held in the collection of the Tretyakov Gallery.

The painting “Potatoes” is now housed in the collection of Igor Sanovich, Moscow.

10. The painting “Portrait of the Poet Ksenia Nekrasova” (1950) is now housed in the Russian Museum, St. Petersburg. Ksenia Nekrasova (1912-1958), poet, was a frequent guest at Falk’s house from 1945.

Elena Levina

After the evacuation, Falk worked in the Crimea, Moldova, the Baltic states and, most importantly, in the Moscow region, of which he was so fond. From the second half of the 1940s and in the very last years of his life, Falk spent the summer to the north of Moscow at Khotkovo, Sofrino, 55th km, and Abramtsevo, where he stayed in the dachas of friends or rented a room mostly in small villages. It was here that Falk painted many of his landscapes and flowers. In winter, early spring and autumn, he would stay in Zagorsk (now Sergiev Posad) with the artist Tatiana Shevchenko (Tyutcheva)7, where he painted his best landscapes. Shevchenko was a close friend of my mother, but they had a falling out, which lasted for several years. Despite being so deeply immersed in his work, Falk was very sensitive to others and attentive to people. Understanding how much both women needed one another, he did everything he could to help bring them back into contact. Shchekin-Krotova recounted that Falk undertook the last portrait of Gabrichevsky in order to distract him from anxious thoughts at a time when he was losing his sight. The works from Zagorsk were particularly special to Falk. During a showing in the studio, when he looked at them, you could tell that he was pleased with them and loved them very much. I also remember with what immense joy he shared “Ficus”8 and "Potatoes"9 , and still-lifes with an African sculpture and a lemon. Of the portraits, he was especially fond of “Ksenia Nekrasova,”10 “Gabrichevsky,” “Irina Glinka,”11 and “Shura”12 (at that time, wife to the artist Vasily Sitnikov13), and many others too numerous to list... The portraits would be observed and discussed for a long time. Falk often brought out the portrait of Shklovsky14 , who, the artist explained, was a difficult model because he became tired of sitting so quickly. The vibrant gaze and turn of Shklovsky’s figure capture the model’s unique character. Shklovsky himself did not much like the portrait, which is probably

why Falk was especially interested in the audience’s opinion of this piece. Falk took a very serious approach to portraiture and strove to make the very essence of his model visible on the canvas, and, as he said himself, he strove to capture “not the face, but the countenance.” It made no difference to Falk whether a person was handsome or ugly, young or old. The most important thing was to be genuinely interested in the person, which meant that the artist had to understand them and find some connection. Before commencing work on a portrait, Falk would chat with the person for a long time, and might continue to ask them questions during a session. Usually, once a portrait was complete, Falk would remain friends with the model afterwards. During a display of his works made in the Moscow region, he would turn both to his Moldovan and Central Asian paintings, sometimes pulling out watercolours for his audience to see, too. Then he would move on to the older pieces painted in France: Paris, Brittany, Normandy, Corsica, the portraits of a Breton man and woman, a true beauty in a blue hat, as well as other portraits of Parisian women, the artist Minchin, self-portraits, and a portrait of a mad old woman. He would tell his audience about these individuals. I especially liked the landscape “Farm in Brittany”, which depicts houses and domestic animals against the backdrop of a dark forest. They called it “The Elka’s15 Chickens”. One fine day, Falk suggested that I have it with me at home for a while. I was delighted. Unfortunately, though, rather than hang it on the wall straight away, I just propped it up on a small bookcase. Sometime later, Falk came to visit us and was upset when he saw how I had treated the painting. I was terribly ashamed and did not try and justify myself. Falk took the landscape away with him. With chagrin, I watched him leaving through the yard, his shoulders slightly stooped and carrying the painting. I was in fact very fond of it,

Р.Р. Фальк в гостях у Т.Н. Шевченко 1954. Загорск Фотография Частный архив, Москва

13. Sitnikov, Vasily Yakovlevich (1915-1987), selftaught artist, representative of unofficial art.

Robert Falk visiting Tatiana Shevchenko 1954. Zagorsk Photograph

14. Painting by Robert Falk “Portrait of the Writer Viktor Shklovsky” (1948, oil on canvas), housed in the State Literary Museum in Moscow since 1981. Shklovsky, Viktor Borisovich (1893-1984), writer, literary theorist and critic, screenwriter, film critic.

Private archive, Moscow

15. Elka was a family nickname of Elena Levina, the author of the memoirs.

132

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Елена Левина

«Люблю в пристанище я это заходить…»

Р.Р. ФАЛЬК Черемуха в кувшине Конец 1940-х Бумага, гуашь 46 × 58,5 Частное собрание, Москва Публикуется впервые

ROBERT FALK Bird Cherry in a White Vase Late 1940s Gouache on paper 46 × 58.5 cm Private collection, Moscow First publication

в деревеньках. Там он писал много пейзажей и цветов. Зимой, ранней весной и осенью он гостил в Загорске (ныне Сергиев Посад), у художницы Татьяны Николаевны Шевченко (Тютчевой)7, где были написаны его лучшие пейзажи. Татьяна Николаевна была близкой подругой моей мамы, но между ними на многие годы произошла размолвка. Роберт Рафаилович, несмотря на свою углубленность в работу, отличался чуткостью и вниманием к людям, понимал, что они нужны друг другу, сделал все возможное, чтобы возобновить их отношения. Ангелина Васильевна рассказывала, что последний портрет Габричевского Фальк взялся писать, чтобы отвлечь Александра Георгиевича от тревожных мыслей, так как тот терял зрение. К работам из Загорска Роберт Рафаилович относился особенно трепетно. Во время показа вглядывался в них, и видно было, что они его удовлетворяли, очень любил их. Также я запомнила, как он с огромной радостью показывал «Фикус» 8 , «Картошку» 9 , натюрморты со скульптурой негра, лимоном. Из портретов особенно любил «Ксению Некрасову» 10 , «Габричевского», «Ирину Глинку» 11 , «Шуру» 12 (в то время – жена художника Василия Ситникова 13), всех не перечислишь… Портреты подолгу рассматривали и Роберт Фальк (1886–1958)

обсуждали. Он часто доставал портрет Шкловского 14 , который, по словам Фалька, как модель был очень труден, так как ему вскоре наскучило позировать. В живом взгляде и повороте фигуры Шкловского отразилась яркая индивидуальность характера. Самому Шкловскому портрет не понравился, наверное, поэтому Фалька особенно интересовало мнение зрителей. Фальк очень серьезно относился к портретам, добивался, чтобы сущность человека была видна и, как он сам говорил, чтоб выходило «не лицо, а лик»; ему неважно было, красивый или некрасивый внешне человек, молодой или старый. Самое главное – интерес к этому человеку, а для этого его нужно было понять, нужен был контакт. Перед тем как писать портрет, он подолгу беседовал с человеком, во время сеанса мог задавать вопросы, и обычно после завершения работы они оставались друзьями. Во время показа подмосковных работ обращался и к молдавским, и к среднеазиатским, иногда вытаскивал и акварели. Затем переходил к более старым – французским: Париж, Бретань, Нормандия, Корсика. Портреты бретонца и бретонки, красотка в голубой шляпке и другие женские портреты парижанок, художник Минчин,

Т.Н. Шевченко (1901–1960, в замужестве Тютчева) – художница, скульптор малых форм, ученица В.А. Фаворского.

Картина «Фикус» (1956) в настоящее время находится в собрании ГТГ.

Картина «Картошка» (1955) в настоящее время находится в собрании И.Г. Сановича, Москва

10. «Портрет поэта Ксении Некрасовой» (1950) в настоящее время хранится в ГРМ. Ксения Александровна Некрасова (1912–1958) – поэт, с 1945-го часто бывала в доме Р.Р. Фалька. 11.

Картина «Белоснежка (Портрет Ирины Глинки)» (1952) хранится в Национальной галерее Армении, Ереван. Ирина Глебовна Глинка (1931–2015) – скульптор, мемуарист, дочь поэта Глеба Глинки, внучка философа А.С. ГлинкиВолжского.

12. Имеется в виду картина «Шура в сером. (Портрет Александры Чиковой)» (1957, частное собрание, Санкт-Петербург). 13. Василий Яковлевич Ситников (1915–1987) – художник-самоучка, представитель неофициального искусства. 14. Картина Р.Р. Фалька «Портрет писателя В.Б. Шкловского» (1948; холст, масло) с 1981 года хранится в Государственном литературном музее в Москве. Виктор Борисович Шкловский (1893–1984) – писатель, теоретик литературы, критик, сценарист, киновед.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

133

"I love coming into this haven..."

Elena Levina

Р.Р. ФАЛЬК Загорск. Солнечный день. 1955 Холст, масло 64 × 80 Собрание В.И. Некрасова, Москва

ROBERT FALK Zagorsk. Sunny Day. 1955 Oil on canvas 64 × 80 cm Vladimir Nekrasov Collection, Moscow

16. This refers to the painting “Urban Landscape with a Billboard (Au Bon Marché)” (1932-1933, Zaporozhye Regional Art Museum, Ukraine). 17.

The canvas “African (Circus Artist)” (1917, National Gallery of Armenia, Yerevan).

18. “Lisa in the Sun” (1907), Museum of Fine Arts of the Republic of Tatarstan (Kazan). 19. “Birch” (1907), private collection, Moscow. 20. Kucharski, Georgy Stepanovich (Jerzy) (1926-2000), translator, musicologist. Author of photographs depicting Robert Falk taken in the 1950s. See the preamble by Yulia Didenko to Marina Prozorova’s memoirs “Robert Falk in My Life” in this edition.

134

I just had not found a moment to bang a nail into the wall. To this day, I can still feel the shame... There is nothing showy or ostentatious about the Paris of Falk’s paintings. He used to say that he would go into the outskirts of the city and paint the docks on some river, the barges, bridges, unfamiliar embankments and narrow streets. I only remember one of these paintings and it was the building of a famous store with a strip of bright vertical advertising.16 When I first saw the painting, it made a powerful impression on me. “So, this is Paris!” Later, when I began to understand more, I fell in love with the discretion of ‘Falk’s Paris’, its silvery tonality and airy feeling. Usually, after the works of the French period, the audience viewed the landscapes of Samarkand and those from the “Knave of Diamonds” period, without exception “African”17, “Paper Flowers”, and others, which I do not remember. Works dating to the early 20th century included “Lisa in the Sun”18 — a portrait of Falk’s first wife Elizaveta Potekhina, “Birch,”19 and landscapes from the Crimea. As the years went on, it became more and more difficult for Falk to display his paintings in this setting and so, aside from Shchekin-Krotova, the time came when Jerzy Kucharski20 became a regular assistant, which meant that Falk could sit comfortably at the table and drink tea or eat. Kucharski admired Falk’s work tremendously. If someone did not understand the work being displayed or asked an inappropriate question, Kucharski would instantly consider that person quite

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

stupid and incapable of understanding anything at all. Kucharski (nicknamed “Ezhik”) was the only person to photograph Falk at that time and we are indebted to him for these images. Each showing lasted for two hours. Close friends would stay behind afterwards drinking tea. The conversations that took place around the table touched on a wide variety of topics, but they were mostly about art. I was still quite young and there was much that I did not understand, but I remember some themes. Falk talked about both colour and rhythm. It was most easy for me to understand the reasoning around colour. I assumed that, in art, being able to feel colour was the most important thing. At the same, Falk said that in any artform, rhythm was the most important thing. Art is made up of rhythms. Rhythm is the essence of art. Falk would say that there are rhythms in colour, tonality and spots. The relationship between these rhythms, their mutual influence, lies at the essence of painting. I often listened to conversations about the artist’s eye, its nature and development. He used the words “faithful eye”, “trained eye”. To say that an artist had a “faithful eye” was the highest form of praise. Falk also said that most French artists had a naturally “trained eye”. I do not know whether Falk gave all his students a “faithful eye”, but I think those people who came to the studio to view his works, especially those who came more than once, myself included, developed a deeper, more sophisticated understanding of painting. Robert Falk (1886-1958)

Елена Левина

«Люблю в пристанище я это заходить…»

автопортреты, безумная старуха. Рассказывал об этих людях. Мне особенно полюбился пейзаж «Ферма в Бретани», где изображены дома и домашние животные на фоне темного леса. Его называли «Ёлкины курочки» 15 . В один прекрасный день Роберт Рафаилович предложил мне взять его на время к себе домой. Я была счастлива. Но, к сожалению, я его не повесила сразу на стену, а поставила на небольшой книжный шкаф. Через некоторое время пришел Фальк и, увидев это, расстроился. Мне было дико стыдно, оправдываться я не стала. Пейзаж он забрал. С огорчением я смотрела на его сутуловатую фигуру с картиной в руках, уходящую через наш двор. Я ведь просто не успела вбить гвоздь, а картину очень любила. Мне до сих пор стыдно… Париж на картинах Фалька не парадный. Он говорил, что уходил на окраины, в окрестности; писал на реке какие-то доки, баржи, мосты, незнакомые набережные, улочки. Я помню только

Р.Р. Фальк на даче Н.И. Стрельчук 1954. Ново-Быково Фото: Г.С. Кухарский Архив Г.С. Кухарского, Москва Публикуется впервые

Robert Falk at the dacha of Natalya Strelchuk 1954. Novo-Bykovo Photo by Jerzy Kucharski J. Kucharski Archive, Moscow Published for the first time

Р.Р. ФАЛЬК Пейзаж с бузиной 1954 Холст, масло 90 × 70,4 © ГТГ

ROBERT FALK A Landscape with an Elder Tree. 1954 Oil on canvas 90 × 70.4 cm © Tretyakov Gallery

одну картину, где дом со знаменитым магазином и яркой вертикальной рекламой 16 . Она произвела на меня сильное впечатление, когда я ее впервые увидела: «Вот это Париж!». Позже, когда я стала больше понимать, полюбила неброский фальковский Париж, его серебристую тональность и ощущение воздуха. Обычно после работ французского периода смотрели самаркандские пейзажи, а из времени «Бубнового валета» непременно «Негра» 17, «Бумажные цветы», какие еще вещи – не помню. Из работ начала века – «Лизу на солнце» 18 , портрет первой жены Елизаветы Сергеевны Потехиной, «Березу» 19 , пейзажи из Крыма. С годами Роберту Рафаиловичу становилось все труднее показывать картины, и ему кроме Ангелины Васильевны одно время постоянно помогал Ежи Кухарский 20 . При этом Фальк мог спокойно сидеть за столом, пить чай или есть. Ежик восхищался творчеством Фалька. И если кто-то не понимал его или задавал неуместный вопрос, то сразу же считал, что человек глуп и вообще ничего не понимает. Ежи (Ежик) – единственный человек, который в те годы фотографировал Роберт Фальк (1886–1958)

15. Ёлка – домашнее имя автора этих воспоминаний, Елены Левиной. 16. Речь идет о картине «Городской пейзаж с рекламой (Au bon marché)» (1932–1933, Запорожский областной художественный музей, Украина). 17.

Картина «Негр (Артист цирка)» (1917, Национальная галерея Армении, Ереван).

18. Картина «Лиза на солнце» (1907, Государственный музей изобразительных искусств Республики Татарстан, Казань). 19. Картина «Береза» (1907, частное собрание, Москва). 20. Георгий (Ежи) Степанович Кухарский (1926–2000) – переводчик, музыковед. В 1950-х автор фотографий, запечатлевших Р.Р. Фалька. См. преамбулу Юлии Диденко к воспоминаниям Марины Прозоровой «Фальк в моей жизни» в настоящем издании.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

135

"I love coming into this haven..."

Elena Levina

Whereas in the early days, certain works appealed to me most, over the years, my taste became more cultured. Falk used to say “to understand is the hardest part”. In the winter of 1950, I went to visit Falk and, while I was there, I complained that my comrades were all going to Leningrad over the holiday, but I could not go. When the time came to leave, Falk decided to walk me home. We sat down on a bench on Gogolevsky Boulevard and he advised me not to go to Leningrad and not to let it upset me, and even that it was a good thing I was unable to join my friends, that there would be time for all that. “Look around you, look at all this. I love watching people. You should try it, too, even here on the boulevard, just sit and think. It’s soothing.” And he added, “Look, I often look at people, at their faces. It’s very interesting. You should try observing people too, calmly. You don’t have to go away to see something new. You can spot all sorts of curious things right here.” And then he went on to talk about his worries, that his friends had been arrested, that he was friends with Mikhoels, that he had worked in the Jewish theatre

and lived abroad for a long time and so he, too, could easily be imprisoned. “So, don’t go away...” Falk was never one to complain, and here he was telling me all about his doubts and anxieties. I asked him, “Why did you decide to leave Paris?” He answered, “I had to leave to accompany ‘Valerik.’”21 This gave him a reason to go. I think he wanted to return, because, prior to leaving for France, he was at a creative impasse. He needed a change of scenery. In France, he felt new light and, as he wrote then, “reattuned his eye.” Falk showed a lot of the works he had brought back from France, much more than from the Knave of Diamonds period and earlier. Falk said that in anything you do, it is essential to concentrate, immerse yourself, give all of yourself, and then you will achieve results. In the late 1940s and early 1950s, despite official isolation, people were drawn to Falk’s work and to the artist himself. These were mainly people of culture, among them well-known figures such as Ilya Ehrenburg22 , Dmitry Zhuravlev23 and Heinrich Neuhaus24 , as well as others of all different ages, who were little-

Р.Р. ФАЛЬК Крымский пейзаж. 1915 Холст, масло 98,5 × 103,7 © ГТГ

ROBERT FALK Crimean Landscape. 1915 Oil on canvas 98.5 × 103.7 сm © Tretyakov Gallery

21. Valery Romanovich Falk (1916-1943), artist, son of Robert Falk by his first marriage with Elizaveta Potekhina. In 1933-1937, he lived with his father in Paris. 22. Ilya Grigorievich Ehrenburg (1891-1967), poet, writer, publicist, translator. 23. Dmitri Nikolaevich Zhuravlev (1900-1991), actor, reader, teacher. 24. Heinrich Gustavovich Neuhaus (1888-1964), pianist, teacher.

136

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Елена Левина

«Люблю в пристанище я это заходить…»

Р.Р. ФАЛЬК Ферма в Бретани 1934 Холст, масло 54 × 80 Частное собрание, Москва

ROBERT FALK Farm in Brittany. 1934 Oil on canvas 54 × 80 cm Private collection, Moscow

Фалька, и мы ему обязаны тем, что существуют эти снимки. Просмотр длился часа два. Потом близкие знакомые оставались, садились пить чай. Разговоры за столом велись разнообразные, но в основном об искусстве. Я была еще довольно юная, многого не понимала, но какие-то темы из них запомнила. Фальк говорил и о цвете, и о ритмах. Мне понятнее всего были рассуждения о цвете, казалось, чувствовать цвет и есть самое важное. Но в то же время он говорил, что в любом виде искусства главное – ритм. Искусство состоит из ритмов. Ритм – суть искусства. Он говорил, что ритмы есть и в цвете, и в тональности, и в пятнах. Соотношения этих ритмов, влияние их друг на друга – вот суть живописи. Часто я слышала разговоры о глазе художника, его природе, о постановке. Он употреблял слова «верный глаз», «поставленный глаз». «Верный глаз» – это была наивысшая похвала. Еще он говорил, что у большинства французских художников от природы поставлен глаз. Я не знаю, всем ли своим ученикам Фальк поставил «верный глаз», но мне кажется, что у людей, которые приходили к нему смотреть работы, а к тому же и не один раз, и у меня в том числе, воспитывалось понимание живописи все глубже и лучше. Если мне вначале нравились одни работы, то с годами мой вкус становился культурнее. «Понимать – самое трудное», – говорил Роберт Рафаилович. Зимой 1950 года я, придя в гости к Фальку, посетовала, что мои товарищи в каникулы собрались в Ленинград, а я не могу поехать. Фальк поРоберт Фальк (1886–1958)

сле пошел меня проводить. На Гоголевском бульваре мы присели на скамейку, и он посоветовал мне не уезжать и не расстраиваться, сказал, что это и хорошо. Все сделаешь. «Смотри, сколько вокруг всего. Я люблю наблюдать за людьми, попробуй и ты, даже здесь, на бульваре, – посиди, подумай. Это успокаивает». И еще добавил: «Ты посмотри, я вот часто смотрю на людей, на лица. Это же очень интересно, ты тоже постарайся наблюдать, не торопясь. Необязательно же нужно уезжать, чтобы что-то увидеть, можно же и вокруг себя заметить много любопытного». А потом он стал говорить о том, что ему беспокойно, что арестованы знакомые, что он был дружен с Михоэлсом, что он работал в Еврейском театре, что он долго жил за границей и что его тоже могут посадить. «Так что не уезжай…». Роберт Рафаилович вообще никогда не жаловался, а тут мне сказал о своих сомнениях, о своих смятениях. Я его спросила: «А почему Вы все-таки уехали из Парижа?» Ответил так: «Я вообще должен был уехать для того, чтобы отвезти Валерика21». Видимо, это было поводом. Я думаю, ему хотелось вернуться, потому что перед отъездом во Францию он был в таком творческом тупике. Ему было необходимо переменить обстановку. Во Франции он почувствовал и свет новый, и, как он писал, «перестроил свой глаз». Он очень много показывал работ, привезенных из Франции, гораздо больше, чем из времени «Бубнового валета» и более раннего. Фальк говорил, что в каждом деле надо сосредоточиться, надо погрузиться и отдать всего себя, тогда что-нибудь получится.

21. Валерий Романович Фальк (1916–1943) – художник, сын Р.Р. Фалька и Е.С.Потехиной. В 1933–1937 годах жил с отцом в Париже.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

137

"I love coming into this haven..."

25. Aleksander Kuprin (18801960), artist, pedagogue, one of the founders of the Knave of Diamonds group, Falk’s neighbour in the Pertsov House (in 1939-1958). 26. Vasily Rozhdestvensky (1884-1963), artist, one of the founders of the Knave of Diamonds group, Falk’s neighbour in the Pertsov House (in 1939-1958). 27. Sviatoslav Teofilovich Richter (1915-1997), pianist, artist, friend of Robert Falk. 28. Anatoly Ivanovich Vedernikov (1920-1993), pianist, teacher. 29. Troyanovskaya, Anna Ivanovna (1885-1977). 30. Hikmet, Nazim Ran (1902-1963), poet, writer, playwright, public figure. 31. According to A.ShchekinKrotova, Khikmet purchased from Falk the painting “Yakut Woman” (1951). The model for this commissioned portrait was the ballet dancer V.G. Lukina (born 1926). The current location of the painting is unknown. 32. Bulatov, Erik Vladimirovich (born 1933), a non-conformist painter and graphic artist. In 1958, he graduated from the Surikov Art Institute in Moscow. 33. Shchekin-Krotov, Vasily Nikolaevich (1886-1979), economist, agronomist. In the 1930s he was re-pressed, incarcerated for more than 20 years and later rehabilitated in 1953. He was buried near Karaganda. 34. “Portrait of Vasily Shchekin-Krotov” (1956, oil on canvas), now kept in the Abramtsevo Museum-Reserve (Moscow Region). 35. Zverev, Anatoly Timofeevich (1931-1986), artist, virtuoso draftsman. 36. Rumnev, Aleksander Aleksandrovich (18991965), artist, choreographer, teacher, collector. 37. Lurie, Nina-Maria Iosifovna (1909-1962). 38. Sarabianov, Dmitri Vladimirovich (1923-

138

Elena Levina

known but no less significant; there were Falk’s students, former students and those he taught privately. And there was a circle of friends, among the younger generation, who loved his work. Of the artists who belonged to the Knave of Diamonds group, Falk was lifelong friends up to the very end with Aleksander Kuprin25 and Vasily Rozhdestvensky26 . Falk studied music from childhood. He loved Bach, Beethoven and Mozart and was going to become a pianist, but in the end was more drawn to painting. He often played Bach before starting work. It is no coincidence that he was friends with Heinrich Neuhaus, Sviatoslav Richter27 and Anatoly Vedernikov.28 When talking about painting, he often made comparisons with music and vice versa. Richter had a special place in Falk’s life, as he also painted. He would show Falk his drawings and consult with him. Falk thought very highly of Richter’s work. He had a sketch of city roofs, in pastels hanging in his studio. Through Falk, Richter made friends with Anna Troyanovskaya29 and, for many years, he used her home as a place to prepare for concerts. Falk had known Troyanovskaya since they were students at VKHUTEMAS. She was a voice coach as well as an artist. In the first half of the 1950s, Shchekin-Krotova, who had a soprano voice, began to have lessons with Troyanovskaya. She sang romances by Schubert, Schumann and Tchaikovsky, and Falk accompanied her. Sometimes, Falk would sell a painting at one of the showings. Nazym Hikmet 30 was one of the first, although I do not remember which work he bought 31 . He clearly liked Falk a lot. Once, some friends and I set off to visit Hikmet and, along the way, we set ourselves the riddle of imagining what Hikmet’s flat would be like. None of us guessed. We all assumed his home must be decorated in oriental style with traditional carpets, but, instead of carpets and daggers, we found the focal point in the apartment taken up with freshly planed bookshelves. Falk enjoyed it. And after 1953, at the onset of the thaw, it became easier to breathe and people became interested in previously censored art. A lot of people started visiting Falk’s studio and this irritated the concierge, who sat at the entrance. To appease her, Kuprin, Falk’s neigh2013), Russian art historian, teacher, poet. Doctor of Art History, Academician of the Russian Academy of Sciences (1992).

Rafailovich Falk // Sarabianov D.V., Didenko Yu.V. Paintings by Robert Falk. Complete Catalogue of Works. Moscow., 2006. Pp. 34-137.

39. Sarabianov, D.V. [Introduction] // Exhibition of the Paintings by Robert Rafailovich Falk. Catalogue. Moscow Union of Soviet Artists. Moscow, 1958. Pp.3-7.

41. Didenko Yu.V. (comp.). Complete Catalogue of Paintings by R.R Falk // Sarabianov D.V., Didenko Yu.V. The Paintings of Robert Falk. Complete Catalogue of Works. Moscow. 2006. Pp. 139-803.

40. Sarabianov, Dmitri. Robert Falk. Dresden, 1974; Sarabianov, Dmitri Vladimirovich. Paintings by Robert

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

42. Yumashev, Andrei Borisovich (1902-1988), test pilot, Hero of the Soviet Union, artist.

bour, suggested that the guests state their names as they entered. Fresh faces began to appear and, at this time, Falk befriended Erik Bulatov32 , then a student, and he too began to help him at the studio showings. In 1956, Shchekin-Krotova’s father, Vasily Shchekin-Krotov, came to visit on his return from exile. 33 Tall, swarthy, with a fine, noble-looking face, he was dressed in a linen Russian-style shirt. He looked the perfect agronomist. They talked for a long time, sometimes playing chess. Falk made sketches and began to paint him. This must have been one of his last portraits. 34 The circle of people interested in Falk’s work noticeably widened. Anatoly Zverev35 would visit, then a completely unknown figure. It was Rumnev36 who introduced him. I noticed once when they were playing chess, or maybe it was checkers, that they both looked so deep in thought. Interrupting one another, ShchekinKrotova and Falk would talk about Zverev, saying that he was more talented than any of the young people they had seen recently. In the very last years of Falk’s life, the artist Nina Lurie37 was a frequent guest. She helped around the house, and assisted in preparing for what would be Falk’s final exhibition. Making the acquaintance of the young art critic Dmitri Sarabianov38 turned out to be a significant event in the showcasing of Falk’s work. Sarabianov authored the introductory article for the catalogue of one of Falk’s exhibitions organised by the Moscow Union of Artists in 1958.39 It was from this time onwards that the artist began to be officially recognised. Sarabianov continued to study Falk’s work, authoring two monographs40, several articles and the prefaces to catalogues of many posthumous exhibitions. He also headed the publication of the catalogue raisonné devoted to Falk’s paintings.41 Falk devoted the greater portion of his life to teaching. VKHUTEMAS students wanted to learn from him and winning a place in his workshop meant beating strong competition. On returning from Paris, however, he was deprived of the right to teach, declared a formalist and expelled from the State Academy of Artistic Sciences as well as the Moscow Union of Artists. Falk had no income and neither home nor studio. Moreover the entire country was shackled with fear. At this moment in Falk’s life, the famous pilot Andrei Yumashev stepped in and played an important role.42 Brave and intelligent, he had always enjoyed drawing as a child and had dreamed of becoming an artist, but turned to aviation instead. Falk and Yumashev met for the first time in Paris in 1936. Yumashev had always admired Falk’s work and wanted to study with him. In the early spring of 1938, Yumashev invited Falk to his dacha in the Crimea. They spent almost the entire year together. They traveled around the Crimea, stayed in Alupka, and spent the whole autumn in Central Asia. They painted the same scenes, as well as each other, arranged still-life compositions and spent time in long Robert Falk (1886-1958)

Елена Левина

«Люблю в пристанище я это заходить…»

P.Р. ФАЛЬК Три дерева. Набережная Сены. 1936 Холст, масло. 65 × 80,7 © ГРМ

ROBERT FALK Three Trees. Seine Embankment. 1936 Oil on canvas 65 × 80,7 cm © Russian Museum

22. Илья Григорьевич Эренбург (1891–1967) – поэт, писатель, публицист, переводчик. 23. Дмитрий Николаевич Журавлев (1900–1991) – актер, чтец, педагог. 24. Генрих Густавович Нейгауз (1888–1964) – пианист, педагог.

В конце 1940-х – начале 1950-х, несмотря на официальную изоляцию, к творчеству Фалька и к нему самому тянулись люди. В основном это были люди культуры, среди них известные, как И. Эренбург22 , Д. Журавлев 23 , Г. Нейгауз 24 , и малоизвестные, но не менее значительные, разного возраста, а также и ученики Фалька, старые и те, с кем он занимался частным образом, а также был круг друзей, из молодых, которые любили его творчество. Из художников «Бубнового валета» всю жизнь дружил и продолжал до самого конца жизни с Александром Васильевичем Куприным 25 и Василием Васильевичем Рождественским 26 . Фальк с детства учился музыке. Любил Баха, Бетховена, Моцарта, собирался стать пианистом, но живопись перетянула. Часто перед началом работы играл Баха. Не случайно он дружил с Генрихом Нейгаузом, Святославом Рихтером 27 и Анатолием Ведерниковым 28 . Говоря о живописи, он часто приводил сравнения с музыкальными произведениями, и наоборот. Особенное место в его жизни занимал Святослав Рихтер, так как он к тому же рисовал. Свои рисунки показывал Фальку, советовался с ним. Фальк высоко ценил творчество Рихтера. У него в мастерской висел его рисунок городских крыш, выполненный пастелью. Через Фалька Роберт Фальк (1886–1958)

Святослав Теофилович подружился с Анной Ивановной Трояновской 29 и многие годы готовился к концертам у нее дома. Роберт Рафаилович знал Анну Ивановну еще по учебе во ВХУТЕМАСе. Она была не только художница, но и преподаватель вокала. В первой половине 1950-х годов с ней стала заниматься Ангелина Васильевна, у нее было сопрано. Она пела романсы Шуберта, Шумана, Чайковского. Фальк ей аккомпанировал. Иногда у Фалька покупали работы. Одним из таких первых покупателей оказался Назым Хикмет30 . Я не помню, чтó он купил 31 . Фальк явно ему симпатизировал. Как-то с друзьями отправился к нему в гости и по дороге загадал загадку: какой они себе представляют обстановку в квартире Хикмета? Никто не угадал, так как все предполагали что-то восточное, с коврами. Вместо ковров и кинжалов в квартире самое главное место занимали свежеструганые книжные полки. Фальк был доволен. А после 1953-го, с началом оттепели, стало легче дышать, люди заинтересовались ранее запрещенным искусством. В мастерскую Фалька стало приходить много народа, и это вызывало недовольство консьержки, сидевшей при входе. Чтобы ее не злить, Александр Васильевич Куприн, сосед Фалька, предложил гостям называть свою фамилию. Появились новые люди. В это

25. А.В. Куприн (1880–1960) – художник, педагог, один из организаторов общества «Бубновый валет», сосед Фалька по дому Перцова (в 1939–1958). 26. В.В. Рождественский (1884–1963) – художник, один из организаторов общества «Бубновый валет», сосед Фалька по дому Перцова (в 1939–1958). 27. Святослав Теофилович Рихтер (1915–1997) – пианист, художник, друг Р.Р. Фалька. 28. Анатолий Иванович Ведерников (1920– 1993) – пианист, педагог. 29. А.И. Трояновская (1885–1977). 30. Назым Ран Хикмет (1902–1963) – поэт, писатель, драматург, общественный деятель. 31. По свидетельству А.В. Щекин-Кротовой, Хикмет приобрел у Фалька картину «Якутка» (1951) – заказной портрет, для которого позировала балерина В.Г. Лукина (род. 1926). Нынешнее местонахождение работы неизвестно.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

139

"I love coming into this haven..."

Elena Levina

Р.Р. ФАЛЬК Пейзаж с сараем. 1948 Картон, масло 35 × 52 Частное собрание, Москва

ROBERT FALK Landscape with a Barn. 1948 Oil on cardboard 35 × 52 cm Private collection, Moscow

Оборотная сторона картины Р.Р. Фалька «Пейзаж с сараем» (1948) с дарственной надписью автора Е.П. ЛевинойРозенгольц (надпись выполнена в 1954) Частное собрание, Москва

Reverse side of Falk’s painting “Landscape with a Barn” (1948) with the author’s inscription to Eva Levina-Rozengolts (dated 1954) Private collection, Moscow

discussion. Yumashev received a good training from Falk, and the year 1938 came to an end. No-one troubled Falk during this time. Perhaps the authorities had forgotten him, or perhaps it was Yumashev’s influence that saved him from arrest. It was Yumashev that helped Falk secure the studio in the Pertsov House. Their friendship endured for Falk’s entire life.

140

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Falk always made time for his old VKHUTEMAS students; he perceived the individuality in each of them and kept in touch with them over the years. Falk asked after his students in letters to relatives sent from Paris and, on his return, Falk met up with almost all of them. They in turn valued their teacher highly. I sense Falk’s influence in the works of his former students. Robert Falk (1886-1958)

Елена Левина

время Фальк подружился с Эриком Булатовым 32 , тогда еще студентом. Он стал тоже помогать ему в показе работ. В 1956 году из ссылки приехал погостить отец Ангелины Васильевны – Василий Николаевич Щекин-Кротов 33 . Высокий, поджарый, с тонким благородным лицом, в полотняной косоворотке. Типичный агроном. Они подолгу беседовали, играли в шахматы. Фальк делал зарисовки и стал его писать. Пожалуй, это был один из последних его портретов 34 . Круг людей, интересовавшихся творчеством Фалька, заметно становился шире. К нему стал приходить тогда еще совсем неизвестный Анатолий Зверев 35 . Привел его Румнев 36 . Я заметила однажды, как они играли в шахматы, а может, в шашки, неважно; вид у них был глубоко задумчивый. Ангелина Васильевна наперебой с Фальком рассказывала о Звереве, что он талантливее всех молодых, кого они в последнее время видели. В самые последние годы жизни Фалька часто бывала и помогала в доме, а также в подготовке последней выставки художница Нина Осиповна Лурье 37. Очень важным событием оказалось для работ Фалька знакомство с тогда еще молодым искусствоведом Дмитрием Владимировичем Сарабьяновым 38 . Он стал автором вступительной статьи в каталоге выставки Фалька, устроенной МОСХом в 1958 году39 . С этого времени началось как бы официальное признание художника. В дальнейшем Дмитрий Владимирович продолжил изучение творчества Фалька. Им были написаны две монографии 40 , статьи, предисловия к каталогам многих посмертных выставок, под его руководством издан каталог-резоне живописи Фалька 41 . Фальк большую часть жизни отдавал педагогической работе. Студенты ВХУТЕМАСа хотели учиться у него; чтобы попасть в его мастерскую, надо было выдержать конкурс. Вернувшись из Парижа, он был лишен права преподавать, объявлен формалистом, исключен из Государственной академии художественных наук, из МОСХа. Не имел заработка, жилья и своей мастерской. К тому же страна была скована страхом, и вот тут важную роль в жизни Фалька сыграл прославленный летчик Андрей Борисович Юмашев 42 . Умный и смелый. Он с детства рисовал и хотел стать художником, но увлекла авиация. Они познакомились еще в Париже в 1936 году. Юмашев всегда любил его творчество и хотел у него учиться. Ранней весной 1938 года Юмашев пригласил Фалька в Крым, к себе на дачу. Почти весь год они провели вместе: путешествовали по Крыму, жили в Алупке, всю осень провели в Средней Азии и вместе писали одни и те же сюжеты, рисовали друг друга, ставили натюрморты, беседовали. Андрей Борисович получил хорошее обучение у Роберт Фальк (1886–1958)

«Люблю в пристанище я это заходить…»

Фалька. Так прошел 1938 год. Фалька не тронули. Возможно, про него забыли, возможно, влияние Юмашева спасло его от ареста. Юмашев помог Фальку в получении мастерской в доме Перцова. Их дружба продолжилась на всю жизнь. К своим старым ученикам по ВХУТЕМАСу Фальк относился внимательно, в каждом ученике видел его индивидуальность и поддерживал с ними в дальнейшем дружескую связь. В письмах к родным из Парижа интересовался ими, вернувшись, он повидался чуть ли не со всеми. Они, в свою очередь, тоже ценили своего учителя. Мне кажется, влияние Фалька чувствовалось в творчестве каждого. Жизнь сложилась у всех по-разному. Не все продолжали заниматься живописью, а ушли кто в преподавание, кто в театр. Только некоторые из них не бросали живопись 32. Эрик Владимирович Булатов (род. 1933) – художник-нонконформист, живописец, график. В 1958-м окончил Московский государственный художественный институт имени В.И. Сурикова. Зимой 1952–1953 годов познакомился с Фальком и вскоре стал частым гостем в его мастерской, много беседовал с мастером и играл с ним в шахматы. 33. В.Н. Щекин-Кротов (1886–1979) – экономист, агроном. В 1930-е был репрессирован, отсидел более 20 лет, реабилитирован в 1953-м; похоронен под Карагандой. 34. «Портрет В.Н. ЩекинКротова» (1956, холст, масло; Государственный историко-художественный и литературный

музей-заповедник «Абрамцево», Московская область). 35. Анатолий Тимофеевич Зверев (1931–1986) – художник, виртуозный рисовальщик. 36. Александр Александрович Румнев (1899–1965) – артист, балетмейстер, педагог, коллекционер. 37. Нина-Мария Иосифовна Лурье (1909–1962). 38. Д.В. Сарабьянов (1923–2013) – историк русского искусства, педагог, поэт. Доктор искусствоведения, академик РАН (1992). 39. Сарабьянов Д.В. [Вступ. статья] // Выставка произведений Роберта Рафаиловича Фалька: Каталог / Московский союз советских

Р.Р. Фальк за работой 1938. Крым Фото: А.Б. Юмашев Частный архив, Москва Публикуется впервые

Robert Falk at work 1938. Crimea Photo: Andrei Yumashev Private archive, Moscow First publication

художников. М., 1958. С. 3–7. 40. Sarabjanow, Dmitri. Robert Falk. Dresden, 1974; Сарабьянов Д.В. Живопись Р.Р. Фалька // Сарабьянов Д.В., Диденко Ю.В. Живопись Роберта Фалька: Полный каталог произведений. М., 2006. С. 34–137. 41. Диденко Ю.В. (сост.). Полный каталог живописных произведений Р.Р. Фалька // Сарабьянов Д.В., Диденко Ю.В. Живопись Роберта Фалька: Полный каталог произведений. М., 2006. С. 139–803. 42. А.Б. Юмашев (1902–1988) – летчикиспытатель, Герой Советского Союза, художник.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

141

"I love coming into this haven..."

43. During 1949-1954 in Krasnoyarsky Krai; 1954 - June 1956 in Karaganda. 44. From a talk by Angelina Shchekin-Krotova at the memorial evening in honour of Eva LevinaRozengolts held on January 11, 1978, at the Moscow House of Artists (11, Kuznetsky Most). Cit. from Eva Pavlovna LevinaRozengolts (1898-1975): Complete Catalogue of Works / Comp. Levina, E.B. Moscow, 2008. P. 245. Autograph housed at the Russian Archive of Literature and Art (Fund 3018, Opus 2. Item 95).

Elena Levina

Their lives all turned out differently. Not all continued to paint; some went into teaching, others worked in the theatre. Only a handful stuck with painting and went on to exhibit their work, but none succumbed to the temptation of serving the official ideology via the visual arts. As my mother was a student of Falk, she too was in the orbit of his attention. When Falk returned from Paris, he came to visit my mother. He was distressed to see that she was engaged in making copies and was afraid that this would ruin her eye as an artist, but she had no others means of earning a living. She painted commissions that she received from the copying workshop of the Moscow Association of Artists. I remember how embarrassed she looked standing in front of the first picture: a large, horizontal canvas depicting a charging cavalry, evidently lost as how to approach it. Then came copies from the works of Aleksander Gerasimov, the lives of the great Soviet leaders. These paintings were distributed among clubs and various institutions. They were very well-known. Only towards the end of the war did they begin to let her copy Levitan and Bogdanov-Belsky. My mother worked a lot with pastel. This troubled Falk, too. He thought pastel a dangerous material on account of its external beauty and ability to confuse the eye. During the years that my mother spent in exile43 , Falk was profoundly concerned for her fate and made a lot of time for me; when I went to visit my mother once, to please her, he gave her a landscape as a gift, one he had painted in Sofrino. There was an inscription on the back, which read, “Dear Eva. I am sending you this work because it will fit into a suitcase, but I am certain we shall meet again soon, and then I will

replace it with another, more appropriate. Yours affectionately, R. F.” Returning home in 1956, my mother immediately set to work, but, by this time, she was drawing in ink, as there was no other material available, and besides, there was no space for anything else, due to the lack of a room. She needed to express all that she had experienced and she achieved this aim by working with new form. Falk understood what my mother was trying to do and he supported her in every way possible. In these first few drawings, everywhere he saw rhythm, rhythm, rhythm. “...It is perfect, strong, incredible. <...> Indeed, everything is permeated with rhythm. These rhythms are so expressive, so varied. One and the same forest screams, howls, dies and curses.”44 In 1958, Falk began to feel unwell and, soon becoming seriously ill, he was admitted to hospital. Everyone hoped that his health would recover. By that time, my mother had begun to draw people. Naturally, she wanted to show her work to Falk, but she was afraid it would wear him out, so she wrote him a letter. “Dear Robert Rafailovich, I so wish to see you. If you are interested in my bringing my work to show you and won’t find it too tiring, then when may I come? Eva”. On the back, Falk replied in weak handwriting, “Dear Eva, come on Monday or Wednesday for 5-5:30. Looking forward to it. F[alk]. To Eve”. Falk studied the drawings with interest. I do not remember my mother recounting this tale but Shchekin-Krotova, who was present at the same time, recalled, “Falk was so happy. It was just the beginning, a sketch in pen, but he said, ‘Great work, continue in this same vein because you are doing something huge, something very necessary in a uni-

Записка Е.П. ЛевинойРозенгольц Р.Р. Фальку, лежащему в больнице, и его ответ на обороте 1958 © Отдел рукописей ГМИИ имени А.С.Пушкина

Note from Eva LevinaRozengolts to Robert Falk, while he was in hospital, with his response on the reverse. 1958 © Pushkin Museum of Fine Arts Manuscripts Department

142

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Елена Левина

«Люблю в пристанище я это заходить…»

Е.П. ЛЕВИНАРОЗЕНГОЛЬЦ Из цикла «Деревья». Лист 2. 1956–1957 Бумага, черная тушь, кисть, перо 27,8 × 40,7 © ГМИИ имени А.С. Пушкина

EVA LEVINAROZENGOLTS From the cycle “Trees”. Sheet 2. 1956-1957 Black ink, brush, pen on paper 27.8 × 40.7 cm © Pushkin Museum of Fine Arts

и выставлялись. Но никто не поддался искушению работать на потребу идеологии. Поскольку моя мама была ученицей Фалька, то она тоже была в орбите его внимания. После возвращения из Парижа Роберт Рафаилович навестил маму. Огорчился, когда увидел, что мама делает копии, боялся, что у нее испортится глаз, а другой работы для заработка не было. Она исполняла заказы, которые получала в копийном цехе Московского товарищества художников. Я помню, как она стояла в смущении перед первой картиной – большой, горизонтальной, с изображением мчавшейся конницы, – видимо, не зная, как к ней подступиться. Затем пошли копии с работ Александра Герасимова из жизни вождей. Эти картины распространяли по клубам и учреждениям. Они были очень известны. Только уже в конце войны ей стали давать копировать Левитана и Богданова-Бельского. Мама много писала пастелью. Фалька это тоже смущало. Он считал, что пастель из-за внешней красивости опасный материал и может сбить глаз. В годы, когда мама находилась в ссылке 43 , Роберт Рафаилович тревожился о ее судьбе, уделял мне очень много внимания и, когда я поехала к маме на свидание, чтобы ее порадовать, передал в подарок пейзаж, написанный в Софрине, с надписью на обороте: «Дорогая Эва. Посылаю эту работу, потому что по размеру она войдет в чемодан, но я уверен, что скоро мы встретимся, и тогда я вам заменю ее на более ответственную. Обнимаю, Ваш Р. Ф.». Роберт Фальк (1886–1958)

Вернувшись в 1956 году домой, мама сразу начала работать, но уже рисовала тушью, так как другого материала не было, да и развернуться было негде из-за отсутствия комнаты. Ей необходимо было высказать все пережитое, и осуществлялось это в новой форме. Фальк понимал, что мама делает, и он всячески поддерживал ее. В этих самых первых ее рисунках он всюду видел ритмы, ритмы, ритмы. «…Это такое совершенное, сильное, невероятное. <…> Действительно все насквозь пронизано ритмом. Эти ритмы такие выразительные, такие разнообразные. Один и тот же лес то кричит, то воет, то погибает, то проклинает»44 . В 1958 году Роберт Рафаилович чувствовал себя уже плохо и вскоре совсем заболел и слег в больницу. Все надеялись, что он поправится. Мама в это время начала рисовать людей. Ей, конечно, очень хотелось показать эти рисунки Фальку, но она боялась его утомлять и написала записку: «Дорогой Роберт Рафаилович! Очень хочу Вас видеть, и если Вам интересно, чтоб принесла работы, и не будет утомительно, то когда. Ева». – На обороте Фальк ответил слабым почерком: «Дорогая Ева, приходите в понедельник или в среду в 5–5½ часов Жду. Ф[альк]. Еве». Роберт Рафаилович заинтересованно просмотрел рисунки. Я не помню точного маминого рассказа, но присутствовавшая при этом Ангелина Васильевна вспоминала: «Фальк так обрадовался, там было только начало, пером, и он сказал: «Замечательно, работайте, продолжайте в этом

43. В 1949–1954 годах – в Красноярском крае; в 1954-м – июне 1956-го – в Кара ганде. 44. Из выступления А.В. Щекин-Кротовой на вечере памяти Е.П. ЛевинойРозенгольц 11 января 1978 года в Московском Доме художника (Кузнецкий Мост, 11). Цит. по: Ева Павловна Левина-Розенгольц (1898–1975): Полный каталог произведений / Сост. Е.Б. Левина. М., 2008. С. 245. Автограф хранится в РГАЛИ (Ф. 3018. Оп. 2. Ед. хр. 95).

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

143

"I love coming into this haven..."

Elena Levina

Е.П. ЛЕВИНА-РОЗЕНГОЛЬЦ Из цикла «Люди (“Рембрандтовская серия”)» Лист 11 (Лежачий). 1958 Бумага, тушь, перо 21,4 × 25,7 © ГМИИ имени А.С. Пушкина

EVA LEVINA-ROZENGOLTS From the cycle “People. (Rembrandt series)” Sheet 11 (Recumbent). 1958 Black ink, pen on paper 21.4 × 25.7 cm © Pushkin Museum of Fine Arts

Е.П. ЛЕВИНА-РОЗЕНГОЛЬЦ Из цикла «Люди (Рембрандтовская серия)» Лист 42. 1960 Бумага, тушь, кисть, перо 26 × 28,9

↓

EVA LEVINA-ROZENGOLTS From the cycle “People (Rembrandt series)” Sheet 42. 1960 Black ink, brush, pen on paper. 26 × 28.9 cm © Pushkin Museum of Fine Arts

45. (Ibid.) 46. (Ibid.)

versal sense.”45 Afterwards, once my mother had left, as Shchekin-Krotova writes, “Falk continued: ‘It is not so frightening to die when you know you are leaving something behind. No-one needs obedient students, students who do exactly what you do. There’s nothing interesting in that. What you really need is a student you have nudged into doing something completely

new, something different to you. And you need people to love and remember you, and then you will live on after death. I am so pleased that Eva showed me her work.”46 My mother was completely bowled over that Falk had looked at her drawings despite being in such a critical condition and had considered her work to be of such great significance. This encounter with Falk gave my mother wings. She had spent so many years doing other work that the artist had almost died in her. She accepted Falk’s words as a blessing and continued with her work. She never thought of holding an exhibition. She used to say, “Oh, how I miss Falk.” The works, that my mother completed in the memorial days of Robert Falk, are inscribed on the reverse side with a dedication to him. Nonetheless, Falk’s desire to return to Russia was justified. No-one can say whether he would have survived the war if he had stayed in Paris, but the new artistic vision and experience he acquired there were enough to last a lifetime. With every passing year, he became a better artist. Aside from that, it was in Russia that he met Shchekin-Krotova, his guardian angel. Falk was not arrested or executed. The most important thing is that he achieved great clarity and fullness in his creative enquiries. ShchekinKrotova always understood that Falk was a great artist. And after he passed away, she never fell into despair, but took upon herself the task of managing Falk’s legacy. She did everything she possibly could to preserve his work and ensure that his paintings would be seen. Preparation of the text and comments by Yulia Didenko

144

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Елена Левина

«Люблю в пристанище я это заходить…»

Е.П. ЛЕВИНА-РОЗЕНГОЛЬЦ Из цикла «Люди (Рембрандтовская серия)» Лист 24. 1958 Бумага, тушь, перо 28,7 × 39,8 © ГМИИ имени А.С. Пушкина

EVA LEVINA-ROZENGOLTS From the cycle “People (Rembrandt series)” Sheet 24. 1958 Black ink, pen on paper 28.7 × 39.8 cm © Pushkin Museum of Fine Arts

↓

Е.П. ЛЕВИНА-РОЗЕНГОЛЬЦ Из цикла «Небо» Лист 8 («Облака»). 1961 Бумага, тушь, кисть, перо 40,8 × 36,4 © ГМИИ имени А.С. Пушкина

EVA LEVINA-ROZENGOLTS From the cycle “Sky”. Sheet 8 (“The Clouds”). 1961 Black ink, brush, pen on paper. 40.8 × 36.4 cm © Pushkin Museum of Fine Arts

духе, потому что Вы делаете что-то очень большое, что-то очень нужное в общечеловеческом смысле»45 . После, когда мама ушла от него, как пишет Ангелина Васильевна, Фальк продолжил: «…Не страшно теперь умирать, когда оставляешь после себя. Ученики послушные, ученики, которые делают так, как ты, это не нужно, это неинтересно. А вот когда ты толкнул кого-то, который будет совсем по-новому, совсем по-другому, чем ты, это самое нужное. И нужно, чтобы тебя помнили и любили, и ты будешь жить после смерти, я очень рад, что Ева мне показала»46 . Маму потрясло, что Роберт Рафаилович, находясь в таком тяжелом состоянии, смотрел ее работы и отнесся к ним как к значительному и важному делу. Эта встреча окрылила ее, ведь она столько лет выполняла другую работу, она погибала как художник. Все слова, что ей сказал Фальк, она приняла как благословение и продолжала дальше работать. О выставках не думала. Часто говорила: «Как мне не хватает Фалька!». Работы, законченные ею к памятным дням Роберта Рафаиловича, мама надписывала на оборотной стороне посвящением ему. И все-таки желание Фалька вернуться в Россию оправдало себя. Неизвестно, остался бы он живым во время войны в Париже. А приобретенного там нового художественного зрения и опыта ему хватило на всю жизнь. Художником он становился с каждым годом все лучше и лучше, и он встретил в жизни Ангелину Васильевну Щекин-Кротову, своего ангела-хранителя. Фалька не арестовали, не уничтожили. Главное, что он добился наибольшей ясности и полноты в решеРоберт Фальк (1886–1958)

нии своих художественных задач. Ангелина Васильевна всегда понимала, что Фальк – большой художник. И после того как его не стало, она не впала в уныние, не отчаялась, а начала заниматься его наследием и сделала все возможное, чтобы оно сохранилось, чтобы его видели люди.

45. Там же. 46. Там же.

Подготовка текста и комментарии Юлии Диденко

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

145

Преамбула к воспоминаниям Исая Зейтмана

Исай Михайлович Зейтман Первая половина 1950-х Фотография Архив семьи художника, Москва

Isai Zeitman Early 1950s Photograph Artist’s family archive, Moscow

Страница воспоминаний И.М. Зейтмана [1993] Автограф Архив семьи художника, Москва

A page from the Memoirs by Isai Zeitman [1993] Autograph Artist’s family archive, Moscow

Согласно свидетельству о рождении у Зейтмана было двойное имя: Исай Симон Михелевич Зейтман. Документ хранится в семье художника.

Из письма Р.Р. Фалька К.Ф. Юону. 4 ноября 1945. Софрино – Москва // РГАЛИ. Ф. 3018. Оп. 2. Ед. хр. 54.

Русское искусство. 2006. №4. С. 139–141.

Рукопись представляет собой общую тетрадь большого формата (в клетку) без авторского заглавия (первая фраза: «Когда я говорю, что родился в Александрии, то слышу в ответ “стало быть, в Египте”»). Подлинник, датируемый по свидетельству родственников 1993 годом, хранится в семье художника.

146

Юлия Диденко

Живописец Исай Михайлович Зейтман1 (1899– 1996) прожил долгую жизнь, охватившую практически весь ХХ век. Удивительно его творческое долголетие: первая работа – картина «Дуб» – датируется 1917 годом, а последняя – акварель «Прощальный кисти взмах» – создана спустя 79 лет, в год смерти. Зейтман был знаком и сохранил добрые, дружеские отношения с мастерами, начавшими свой путь в обществе «Бубновый валет» (Р.Р. Фальком, А.А. Осмеркиным, А.В. Куприным и другими). Они, в свою очередь, ценили его работы. Талант к живописи проявился у Зейтмана еще в гимназии, но Гражданская война и призыв в армию помешали его поступлению в художественное училище. В 1934–1940 годах он брал уроки живописи в студии ВЦСПС (Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов) под руководством К.Ф. Юона, у которого тремя десятилетиями ранее, в своем «художественном “детстве”»2, учился и Роберт Фальк. Живописью Зейтман увлекался всю жизнь. Выпускник физико-математического факультета МГУ, он на протяжении 25 лет преподавал физическую оптику в Московском высшем техническом училище имени Н.Э. Баумана. И лишь выйдя на пенсию, смог полностью посвятить себя художественному творчеству. Бóльшая часть наследия Зейтмана хранится в семье художника, но с годами его творчество все больше привлекает к себе внимание частных галерей и музеев. Пять его работ находятся в отделе графики ХХ века Третьяковской галереи. Красочные акварельные пейзажи, выполненные в индивидуальной манере, входят в собрания Московского музея современного искусства и Калининградского музея изобразительных искусств. О встречах с Фальком Зейтман рассказал в воспоминаниях, написанных на склоне лет, когда ему было 94 года. Совершенно очевидно, что общение с мастером ярко запечатлелось в его памяти. Фрагменты этих мемуаров впервые были опубликованы с небольшими сокращениями в статье В.М. Бялик «Жили-были… Групповой портрет художников на фоне эпохи»3. Мы же представляем републикацию всех посвященных Фальку страниц, с восстановлением купюр, и сопровождаем текст новыми комментариями. Текст выверен по рукописи4, дается по правилам современной орфографии и пунктуации, с сохранением авторской стилистики. Впервые публикуются графические портреты И.М. Зейтмана, исполненные Фальком в 1950-х годах, их удалось обнаружить в собрании РГАЛИ в процессе подготовки настоящего материала.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Юлия Диденко

Роберт Фальк (1886–1958)

Yulia Didenko

Preamble to the Memoirs of Isai Zeitman

The painter Isai Mikhailovich Zeitman1 (1899-1996) lived a very long life that spanned almost the entire 20th century. His artistic longevity is amazing: his first work, a painting titled “Oak”, is dated 1917, and the last, the watercolour “Farewell Brushstroke”, was created 79 years later, in the year of his death. A witness to the important artistic experiments of the past century, Zeitman was a good friend of the artists who began their career in the legendary group known as the “Knave of Diamonds” (or “Jack of Diamonds”, with Robert Falk, Aleksander Osmerkin, Aleksander Kuprin and so on), who, in turn, appreciated his works. Zeitman’s talent as a painter was obvious in his schooldays, but the civil war and enlistment in the army blocked his path to art school. In the years 1934-1940, at the art studio of the All-Union Central Soviet of Trade Unions, he took painting classes with Konstantin Yuon, who, three decades before, had taught Robert Falk in the years of his “artistic childhood”2. Zeitman managed to combine his vocation with a professional career in the sciences. Having graduated from the Department of Physics and Mathe-

И.М. Зейтман на даче в Красково. 1993 Фото: В.М. Кабаков Архив семьи художника, Москва

Isai Zeitman at his dacha in Kraskovo. 1993 Photo by V.M. Kabakov Artist’s family archive, Moscow

Страница воспоминаний И.М. Зейтмана [1993] Автограф Архив семьи художника, Москва

A page from the Memoirs by Isai Zeitman [1993] Autograph Artist’s family archive, Moscow

matics of Moscow State University, he taught physical optics at Bauman Moscow State Technical University for 25 years, and only after retirement could he finally devote himself to art. The major part of Zeitman’s legacy is held by his family, but as the years go by, his works are attracting more and more attention from private galleries and museums. Five of his works are owned by the 20th Century Graphics department of the Tretyakov Gallery. His colourful watercolour landscapes, showing a distinctive individual style, are displayed at the Moscow Museum of Modern Art and Kaliningrad Museum of Fine Arts. Zeitman told of his meeting with Falk in the memoirs he wrote in his declining years, when he was 94 years old. Clearly, his encounters with the master stuck in his memory forever. Somewhat abridged, extracts from his memoirs were published in an article by Valentina Byalik entitled “Once Upon a Time: A Group Portrait of Artists Against the Backdrop of an Epoch”3. Here, we present readers with the pages dedicated to Falk republished in full, accompanied by a new commentary. The text has been reconciled with the manuscript4 and edited in accordance with modern rules of spelling and grammar while preserving the author’s style. The sketches for a portrait of Isai Zeitman made by Falk in the 1950s, found in the collection of the Russian State Archive of Literature and Art during research for the present article, are published for the first time. Yulia Didenko

Robert Falk (1886-1958)

According to his birth certificate, Zeitman had a double first name: Isai Simon Mikhelevich Zeitman. The document is still kept by the artist’s family.

From a letter from R.R. Falk to K.F. Yuon. November 4, 1945. Sofrino - Moscow // Russian State Archive of Literature and Art. F.3018. Vol.2. St. item 54.

Russian Fine Art Magazine. 2006. No.4. P. 139-141.

The manuscript is a big, thick graphpaper notebook with no title (the first phrase: “Every time I say that I was born in Aleksandria, I hear: ‘That must be Egypt’.”). According to the artist’s relatives, the original manuscript is dated 1993. It is kept in the family archive.

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

147

148

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

РОБЕРТ ФА ЛЬК (1886–1958)

ер ка ере ье отра аетс небо ВО ПОМИНАНИ О РОБЕРТЕ РАФАИЛОВИ Е ФАЛЬКЕ сай ейт ан

евзирая на то что я не вступал в Союз , я поддерживал связь со многими художниками, а с некоторыми дружил. Остановлюсь на каждом. 1

Роб[ерт] Раф[аилович] Фальк. Я бывал часто у него, тем более [что] из окна моей комнаты 2 был виден знаменитый перцовский дом 3 , [в] мансарде которого находилась его мастерская 4 . Так что нас отделяло малое пространство. Впервые я его увидел на какой-то выставке на Кузнецком [мосту], 11, когда он только приехал перед войной из Парижа, где прожил 10 лет5 . На выставке фигурировали его ученики: Ржезников 6 , Зевин 7 и др. Вскоре была и его выставка в Доме литераторов 8 . Первое знакомство было заочным. Роб[ерт] Раф[аилович] пришел ко мне, дверь заперта, т[ак] к[ак] я был на работе, в институте. Он заглянул в стекло двери и увидел мой этюд «Красковское окно», на нем [изображена] ваза с цветами. Работа ему понравилась, и он об этом рассказал жене Ангелине Васильевне. Посетил он меня также в Краскове 9 , где я летом писал этюды. Я писал тогда быстро. Мой темперамент был, вероятно, схож с темпераментом Сутина 10 , который хотел видеть результат возможно

Имеется в виду Союз художников.

Зейтман жил по адресу: 2-й Обыденский переулок, дом 3.

Речь идет об известном Доме Перцова, расположенном на углу Пречистенской набережной и Соймоновского проезда. Здание построено в 1907-м на средства инженера путей сообщения П.Н. Пéрцова по проекту

Р.Р. ФАЛЬК Портрет И.М. Зейтмана 1950-е Бумага, чернила, перо © РГАЛИ Публикуется впервые

ROBERT FALK Portrait of I.M. Zeitman 1950s Pen and ink on paper © Russian State Archive of Literature and Art Published for the first time

← Р.Р. ФАЛЬК Улочка в дачном поселке. 1954 Холст, масло. 72 × 59,5 Собрание семьи Мамонтовых, Москва

← ROBERT FALK A Street in a Dacha Village. 1954 Oil on canvas. 72 × 59.5 cm Collection of the Mamontov family, Moscow

бубновых валетов» в доме Перцова / Публ. Ю.В. Диденко // Русское искусство. 2005. №2. С. 128–137 (http://www. russiskusstvo.ru/journal/2-2005/ a382/; http://avanage.ru/?p=1363). На англ. яз.: Shchekin-Krotova A. Pertsov House as Harbor of the “Quiet Jacks of Diamonds” / а publication of Y. Didenko // Russian fine art magazine. 2006. VI. P. 84-93.

художника С.В. Малютина. Выполненное в неорусском стиле, оно задумывалось как доходный дом для творческой интеллигенции; на верхнем этаже располагались специально спроектированные мастерские для художников. 4.

Адрес мастерской-квартиры Фалька: Курсовой переулок, дом 1, квартира 57. См. подробнее о мастерской: Щекин-Кротова А.В. Пристань «тихих

Роберт Фальк (1886–1958)

Фальк вернулся в СССР в самом конце 1937 года.

Арон Иосифович Ржезников (1898–1943) – живописец, график.

Лев Яковлевич (Самсонович) Зевин (1903–1942) – живописец, художник театра.

Небольшая персональная выставка Фалька состоялась весной 1939 года в фойе второго этажа Центрального Дома литераторов. На ней были представлены работы, написанные Фальком

во Франции в 1928– 1937 годах. 9.

Красково – дачный поселок вблизи города Люберцы Московской области.

10. Хаим Соломонович Сутин (1893–1943) – французский художник (родился в России), представитель Парижской школы.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

149

ROBERT FA LK (1886-1958)

e treeto

re le t t e k

E ORIE OF ROBERT FALK

ven though I was not a member of the Union , I kept in touch with many artists, and some of them were friends of mine. et me tell you more about each of them. 1

ROBERT FALK Portrait of I.M. Zeitman 1950s Pen and ink on paper © Russian State Archive of Literature and Art Published for the first time

Р.Р. ФАЛЬК → Осенний пейзаж с березой. 1940-е Бумага, акварель, гуашевые белила 46,5 × 33,6

Robert Rafailovich Falk. I used to visit him often, the more so because, from my window 2 , I could see the famous Pertsov House 3 with the attic where his studio was 4 . So, there was little distance between us. I saw him for the first time at an exhibition at 11 Kuznetsky Most, before the war, when he arrived from Paris after living there for 10 years 5 . At the exhibition, there were some works by students of his, among them Rzheznikov6 and Zevin7. It was not long before his personal exhibition at the House of Writers 8 . At first, we got to know each other through our works. Robert Rafailovich came to see me, but my door was locked as I was at work at the institute. Through 1.

Artists’ Union.

Zeitman lived at 3, 2nd Obydensky Alley.

That was the famous Pertsov House standing at the corner of Prechistenskaya Embankment and Soymonovsky Drive. Based on designs by the artist Sergey Malyutin, the house was built in 1907 with funds provided by the railway engineer Pyotr Pertsov. This Neo-Russian building was designed to be a tenement house for the creative community and the top floor housed artists’ studios for rent.

Собрание семьи Мамонтовых, Москва Публикуется впервые

ROBERT FALK → Autumn Paysage with Birch Tree. 1945 Watercolours and white gouache on paper 46.5 × 33.6 cm Collection of the Mamontov family, Moscow Published for the first time

150

The address of Falk’s studio and apartment was 1 Kursovoy Alley, Apartment 57. For more about the studio see: ShchekinKrotova A.V. Pertsov House as Harbor of the “Quiet Jacks of Diamonds” / Yu.V. Didenko // Russian Fine Art Magazine. 2005. No. 2. P. 128 -137 (http://www.russiskusstvo.ru/ journal/2-2005/a382/; http:// avanage.ru/?p=1363). In English: Shchekin-Krotova A. Pertsov

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

House as Harbor of the “Quiet Jacks of Diamonds” / Y. Didenko // Russian Fine Art Magazine. 2006. VI. P. 84-93. 5.

Falk returned to the USSR at the very end of 1937.

Aron Iosifovich Rzheznikov (1898-1943) – painter, graphic artist.

Lev Yakovlevich (Samsonovich) Zevin (1903-1942) – painter, set designer.

A small solo exhibition of Falk’s work was held in spring 1939, in the ground-floor lobby of the Central House of Writers. It presented works created by Falk in France in the years 1928-1937.

Kraskovo is a dacha village near the town of Lyubertsy in the Moscow Region.

10. Chaime Soutine (1893-1943) – French artist born in Russia, representative of the Paris school.

the glass door he could see my study titled “Kraskovo Window”, which depicted a vase with some flowers. He liked the work and he told his wife, Angelina Vasilievna, about it. He also visited me in Kraskovo 9 where I went in summer to sketch. I used to paint fast back then. I suppose that I had a lot in common with Soutine 10 in terms of character, as he also liked seeing the result as soon as possible. Robert Rafailovich told me that it was not about the number of works produced, but about reaching the heights of inner vision and psychological processes. He liked Kraskovo, particularly the pattern of the trees. When I said that I loved painting them, especially the treetops, he asked me why. I did not know what to say. “Because,” said Robert Rafailovich, “the treetops reflect the sky.” Robert Falk (1886-1958)

Роберт Фальк (1886–1958)

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

151

“The treetops reflect the sky”

Isai Zeitman

И.М. ЗЕЙТМАН Автопортрет. 1929 Холст, масло. 32 × 24 Собрание семьи художника, Москва

ISAI ZEITMAN Self-Portrait. 1929 Oil on canvas 32 × 24 cm Artist’s family collection, Moscow

И.М. ЗЕЙТМАН На террасе. 1949 Бумага, акварель 29 × 40

ISAI ZEITMAN On the Terrace. 1949 Watercolour on paper 29 × 40 cm

Собрание семьи художника, Москва

Artist’s family collection, Moscow

One day, I met Robert Rafailovich as he was coming from the Dresden Gallery exhibition 11 . I asked what he liked the most about it. He said that he liked the Sistine Madonna by Rafael. Then, he praised a portrait by Édouard Manet: “That artist has eagle eyes,” he said. “What does that mean?” “It means he could grasp the entire picture with one glance.” One day, when I was in the city during summer, I met Robert Rafailovich. He was coming from the museum 12: “I promised myself not to go to the museum as it might prevent me from working, but I could not help it. Cézanne crushed me.” I walked him home, and he showed me some of his new works. I used to visit the showings he organised with Angelina Vasilievna. Every artist needs spectators, he said. At those showings, he displayed both his old Paris works and his latest paintings. He would put his works on the easel one by one; the frames, I guess, were made for him by Aleksander Kuprin13 . I felt sorry every time he had to put a painting away. Robert Rafailovich was a good piano player (his first dream had been to be a musician). Angelina Vasilievna was a good singer. Thanks to her, I have been to several absolutely amazing concerts. When Robert Rafaillovich fell ill, it was sudden. I came to visit him and found him in bed. “What happened to you?” “I was in Zagorsk14 . I had to run after a train. Then, I came home and fell ill.” “Did you see a doctor?” “You see, I grew up in a family of doctors and I know for sure that medicine is an art, not

11. This refers to the exhibition of the Dresden Gallery paintings saved by Soviet troops and evacuated to the Soviet Union after the surrender of Germany. Before being sent to the GDR, the paintings were displayed at the Pushkin State Museum of Fine Arts from May 2 to August 25, 1955. 12. This refers to the Pushkin State Museum of Fine Arts. 13. Aleksander Vasilievich Kuprin (1880-1960) – an artist. 14. Currently Sergiev Posad.

152

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Исай Зейтман

«…В верхушках деревьев отражается небо»

И.М. ЗЕЙТМАН Домик Перцова. 1963 Бумага, акварель 33 × 44,5 Собрание Ирины Стежки, Москва

ISAI ZEITMAN Pertsov House. 1963 Watercolours on paper 33 × 44.5 cm Collection of Irina Stezhka, Moscow

скорее. Роб[ерт] Раф[аилович] сказал, что совсем не в том дело, чтобы написать побольше работ, а в том, чтоб выйти в верхние (?) внутренние зрительно-психологические процессы. Ему понравилось в Краскове, особенно группировка деревьев. Когда я сказал ему: «Да, я люблю их писать, особенно верхушки деревьев», [он спросил:] «А почему?» Я не нашелся, что ответить. «Потому, – сказал Роб[ерт] Раф[аилович], – что в верхушках деревьев отражается небо». Раз встретил Роберта Рафаиловича, идущего с выставки Дрезденской галереи 11 . Я спросил, что ему больше всего понравилось. Он ответил: «“Сикстинская Мадонна” Рафаэля». А затем очень похвалил портрет Эд[уара] Мане: «У этого художника орлиный взгляд». – «Что это значит?» – «Это значит, что он охватывал все в целом». Как-то летом, будучи в городе, встретил Роб[ерта] Раф[аиловича>. Он шел из музея 12: «Я дал себе слово не заходить в музей, это может помешать работе, но не удержался. Сезанн меня раздавил». Я проводил его домой, и он показал мне несколько новых работ. Я часто бывал на просмотрах его работ, которые он устраивал с Ангелиной Васильевной. На этих просмотрах (художнику необходима аудитория, говорил он) он показывал и старые, парижские работы, и новые. Он ставил одну работу за другой на мольберт в рамах, которые, кажется, ему делал Ал[ександр] Роберт Фальк (1886–1958)

Вас[ильевич] Куприн 13 . Становилось жалко, когда он убирал работу. Роб[ерт] Раф[аилович] хорошо играл на пианино (он сперва хотел стать музыкантом). Ангелина Васильевна хорошо пела, и мне пришлось быть на нескольких таких очаровательных концертах… Роб[ерт] Раф[аилович] заболел внезапно. Захожу, смотрю – лежит. «Что с Вами?» – «Был в Загорске 14 . Побежал за поездом. Приехал – и слег». – «Обращались к врачу?» – «Видите ли, я вырос в медицинской семье и знаю, что медицина не наука, а искусство. В искусстве один на тысячу, попасть на стоящего врача трудно». Когда была устроена выставка Фалька в Ермолаевском переулке (МОСХ), он уже не мог ее посетить 15 .

11. Речь идет о выставке картин Дрезденской галереи, спасенных советскими войсками и вывезенных в Советский Союз после капитуляции рейха. Их показ перед отправкой в ГДР был организован в залах ГМИИ имени А.С. Пушкина со 2 мая по 25 августа 1955 года.

12. Речь идет о ГМИИ имени А.С. Пушкина. 13. Александр Васильевич Куприн (1880–1960) – художник. 14. Ныне Сергиев Посад. 15. Хотя в это время Фальк лежал в больнице, ему все же удалось один раз посетить свою выставку.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

153

“The treetops reflect the sky”

И.М. ЗЕЙТМАН На даче. 1952 Бумага, акварель, белила. 51 × 56 Собрание семьи художника, Москва Публикуется впервые

ISAI ZEITMAN At the Dacha. 1952 Watercolours and white on paper. 51 × 56 cm Artist’s family collection, Moscow Published for the first time

15. Even though, at that time, Falk was already in hospital, he did manage to visit his exhibition once. 16. The exhibition was held between May 17 and 27, 1958. 17. That refers to "Self-Portrait in a Red Fez" (1957, Tretyakov Gallery). 18. The author was mistaken. Falk was buried at Kalitnikovskoe Cemetery, sector 20.

154

Isai Zeitman

a science. A real artist is rare. That is why finding a worthwhile doctor is so hard.” When his exhibition was organised in Yermolaevsky Alley (Moscow Regional Union of Artists), he could not come and visit it15 . It was a beautiful May day16 . I sent him a note to share my impressions of the exhibition. “You loved nature and it thanked you for that. Your exhibition fell on perfect weather.” I never saw Robert Rafailovich again.

19. The humanist funeral was held on October 4, 1958, at the same exhibition hall of the Moscow Region Union of Artists (17 Yermolaevsky sidestreet) where, in the spring of that year, Falk’s solo exhibition had been held. 20. Zeitman's wife – Genessa Davydovna Pekarskaya (1898–1964), a chemical engineer. 21. Moisei Tevelevich Khazanov (1906–1980) – a painter,

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

a student of R.R. Falk and A.V. Shevchenko. 22. Alla Mikhailovna Belyakova (1914–2006, née Kukol'-Yasnopolskaya) – watercolour artist; student of A.V. Fonvizin (1948– 1955) and R.R. Falk (1954–1955). 23. According to the painter’s grandson, L.M. Kabakov, the dairy shop mentioned used to stand at the corner of Metrostrovskaya Street (currently Ostozhenka) and 1st Obydensky Alley in the 1950s.

Not long before his death, he painted himself in a red fez, creating one of his best portraits17. He was buried at the German cemetery18 . Many people came. At first, the coffin was brought to the Moscow Region Union of Artists19 . One lady dressed in black was sobbing over the deceased. My wife 20 asked me to find out who she was. The painter Khazanov21 told me that she was Belyakova, a painter22 . I recollected a frosty winter day when we ran into Falk at a dairy shop 23 . He was strong and healthy then. He asked me to hold his bags; I tried but failed. However, he could carry his easel, canvas-stretcher and paints effortlessly. “Where are you going in such weather?” “You see, a lady came up to me at a meeting and said she used to be my student. ‘You were many and I was one’, I answered. ‘No doubt you remember me, but I cannot remember all of you’. She said her last name was Belyakova. She invited me to go to Zagorsk for some sketching”. Aleksander Vasilievich Kuprin. I was introduced to him by Robert Falk. That was easy to do, as Aleksander Vasilievich lived in the same Pertsov House and used to visit Robert Rafailovich often. Robert Falk (1886-1958)

Исай Зейтман

Был чудный майский день 16 . Я передал ему записку с впечатлениями о выставке. «Вы любили природу, и она Вас отблаготворила. В Вашу выставку стоят погожие дни». Больше я Роб[ерта] Раф[аиловича] не видел. Незадолго до смерти он написал себя в красной феске – один из лучших его портретов17. Хоронили его на Немецком кладбище 18 . Было много народу. Гроб сперва был поставлен в МОСХе 19 . Одна женщина, вся в черном, очень плакала. Жена 20 попросила узнать, кто это. Художник Хазанов 21 мне сказал, что это худ[ожница] Белякова 22 . Я вспомнил зимний день, морозный, и нашу встречу с Фальком в молочной 23 . Он еще был полон сил. Он попросил меня подержать свою поклажу, я попробовал – ничего не вышло. А он нес мольберт, подрамник и краски легко. «Куда Вы собрались в такую стужу?» – «Понимаете, ко мне на собрании подходит женщина и говорит: “Я у Вас училась”. Я ответил: “Вас было много, а я один. Вы меня, конечно, помните, а я всех не запомнил”. Она назвалась Беляковой. Она пригласила меня писать этюды в Загорск». <…> Роберт Фальк (1886–1958)

«…В верхушках деревьев отражается небо»

Ал[ександр] Вас[ильевич] Куприн. С ним меня познакомил Р.Р. Фальк. Это было легко сделать, т.к. Ал[ександр] Вас[ильевич] жил в том же перцовском доме и часто заходил к Роб[ерту] Раф[аиловичу]. <…> Ал[ександр] Ал[ександрович] Осмеркин. <…> Живопись Ал[ександра] Ал[ександровича] резко 16. Выставка проходила с 17 по 27 мая 1958 года. 17. Имеется в виду «Автопортрет в красной феске» (1957, ГТГ). 18. Автор ошибся. Могила Фалька находится на Калитниковском кладбище, участок 20. 19. Гражданская панихида проходила 4 октября 1958 года в тех выставочных залах МОСХа (Ермолаевский переулок, 17), где весной того же года состоялась персональная выставка произведений Фалька.

21. Моисей Тевелевич Хазанов (1906–1980) – живописец, ученик Р.Р. Фалька и А.В. Шевченко. 22. Алла Михайловна Белякова (1914–2006, урожденная Куколь-Яснопольская) – акварелистка; училась у А.В. Фонвизина (1948–1955) и Р.Р. Фалька (1954–1955).

Р.Р. ФАЛЬК Букет с полевыми цветами. 1940-е Бумага, акварель, белила. 42 × 52 Частное собрание, Германия

ROBERT FALK Bunch of Wildflowers 1940s Watercolour, gouache on paper 42 × 52 cm Private collection, Germany

23. По свидетельству внука художника Л.М. Кабакова, упоминаемый молочный магазин находился в 1950-е на углу Метростровской улицы (ныне улица Остоженка) и 1-го Обыденского переулка.

20. Жена Зейтмана – Генесса Давыдовна Пекарская (1898–1964), химик-технолог.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

155

“The treetops reflect the sky”

Isai Zeitman

Aleksander Aleksandrovich Osmerkin. <... > The painting manner of Aleksander Aleksandrovich was dramatically different from Falk’s. One day, I overheard his conversation with a young lady [sitting for him]: “Wait a little, I would not torture you like Falk. I paint much faster.” Another time, he said: “Robert is a great artist, but I don't like plasterwork” (compared to him, Robert Rafailovich tended to use heavier textures and his painting was much more pastose). “But what plasterwork it is!” I objected. <...> Veniamin Fyodorovich Kagan used to read lectures in non-Euclidean geometry24 . He was a great expert in his subject. He edited the collected works

of Lobachevsky. He was an inspiring lecturer, telling his students of the dramatic events that influenced the development of this branch of geometry. <...> Not long before his death, visiting the painter Falk, I ran into Veniamin Fyodorovich’s assistant Marya Grigoryevna Shestopal 25 and her husband Lopshitz 26 (a mathematician). They told me that Falk was going to paint a portrait of Veniamin Fyodorovich. But it never happened as Veniamin Fyodorovich passed away.<...> [1993] Preparation for re-publication and comments by Yulia Didenko

И.М. ЗЕЙТМАН У окна. 1949 Холст, масло. 73 × 54 Собрание семьи художника, Москва Публикуется впервые

ISAI ZEITMAN By the Window. 1949 Oil on canvas. 73 × 54 cm Artist’s family collection, Moscow Published for the first time

24. Veniamin Fyodorovich Kagan (1869-1953, Beniamin Falkovich) – mathematician, geometrician, Doctor of Physics and Mathematics, Professor of Moscow State University. That refers to his lectures at the Department of Physics and Mathematics of Moscow State University. Mentioned in "Fourth Prose" by Osip Mandelstam. 25. M.G. Shestopal – a mathematician, worked with the academician O.Yu. Shmidt. 26. Abram Mironovich Lopshitz (1897-1984).

156

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Исай Зейтман

отличалась от живописи Фалька. Я раз слышал его разговор с молодой женщиной [позировавшей ему]: «Потерпите, я Вас не буду так мучить, как Фальк, я пишу гораздо быстрее». Как-то он сказал: «Роберт – прекрасный художник, но я не люблю штукатурки» (по сравнению с ним Роб[ерт] Раф[аилович] фактурил, его живопись была пастозной). Я возразил: «Но какая штукатурка [!]» <…> Вениамин Фед[орович] К[а]ган читал нам неэвклидову геометрию 24 . Он был большим знатоком этого предмета. Он редактор собрания

24. Вениамин Федорович Каган (Бениамин Фалькович, 1869– 1953) – математик, доктор физико-математических наук, профессор МГУ имени М.В. Ломоносова. Речь идет о его лекциях на физикоматематическом факультете Второго московского государственного

университета. Упоминается О. Мандельштамом в «Четвертой прозе».

«…В верхушках деревьев отражается небо»

сочинений Лобачевского. Читал вдохновенно, рассказывая о драматических событиях, сопровождавших развитие этой области геометрии. <…> Незадолго до его смерти, будучи у художника Фалька, я столкнулся с ассистенткой Вен[иамина] Фед[оровича], Марьей Григорьевной Шестопал 25 , и ее мужем Ло[п]шицем 26 (математиком). Они сообщили мне, что Фальк собирается писать портрет Вен[иамина] Фед[оровича]. Однако это не состоялось за смертью Вен[иамина] Фед[оровича]. <…> [1993]

Подготовка текста к републикации и комментарии Юлии Диденко

25. М.Г. Шестопал – математик, сотрудничала с академиком О.Ю. Шмидтом. 26. Абрам Миронович Лопшиц (1897–1984).

Роберт Фальк (1886–1958)

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

157

Преамбула к воспоминаниям Ольги Северцевой

Юлия Диденко

Р.Р. ФАЛЬК Портрет О.С. Северцевой. 1951 Бумага, графитный карандаш 40 × 28 Собрание О.С. Северцевой, Москва

ROBERT FALK Portrait of Olga Severtseva. 1951 Lead pencil on paper 40 × 28 cm Olga Severtsevaʼs collection, Moscow

Воспоминания искусствоведа Ольги Сергеевны Северцевой1 посвящены работе Роберта Рафаиловича Фалька над ее живописным портретом в 1950–1951 годах. Это было памятное событие ее молодости. Фальк был дружен с родственниками Ольги Сергеевны – ее тетей Натальей Алексеевной Северцовой2, актрисой и художницей, и Александром Георгиевичем Габричевским3, мужем Натальи Алексеевны, выдающимся мыслителем, искусствоведом и художником. Габричевский, ученый-энциклопедист, в сферу интересов которого входили не только вопросы истории и философии искусства, теории

О.С. Северцева (род. 1931) – внучка крупного ученого-биолога, профессора А.Н. Северцова (два его портрета написал М.В. Нестеров), дочь профессора-зоолога С.А. Северцова.

Н.А. Северцова-Габричевская (1901–1970) – дочь биолога А.Н. Северцова.

А.Г. Габричевский (1891– 1968) – сын выдающегося ученого-микробиолога Г.Н. Габричевского.

ГИТИС – Государственный институт театрального искусства, Москва.

Высшее театральное училище имени Б.В. Щукина, Москва

158

Александр Владимирович Станкевич (1821–1912), писатель, младший брат философа Н.В. Станкевича.

Алексей Константинович Лозина-Лозинский (1886–1916), поэт, прозаик, переводчик. Ирина Константиновна Лозина-Лозинская (1897–1986), врач, сестра поэта, мать О.С. Северцевой.

Выставки: «Искусство в кругу ученых. Собрание Станкевичей – Габричевских – Северцовых». ГМИИ имени А.С. Пушкина (Москва), 2005; «А.Г. Габричевский. ГАХН. Из собрания О.С. Северцевой». Всероссийский музей А.С. Пушкина (Санкт-Петербург), 2019, и другие.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Федор Олегович Стукалов-Погодин (1964–2011) – филолог, журналист.

10. См.: Габричевский А.Г. Морфология искусства / Сост., введ., прим. и коммент.: Ф.О. СтукаловПогодин. М., 2002; Александр Георгиевич Габричевский. Биография и культура: Документы, письма, воспоминания / Сост.: О.С. Северцева. М., 2011. 11.

Александр Георгиевич Габричевский, 1891–1968. К 100-летию со дня рождения: Сборник материалов / Государственная Третьяковская галерея. М., 1992. С. 43–46.

архитектуры, но и проблемы художественного перевода, германистики, музыки, эстетики, не смог в полной мере осуществить свои замыслы в трагические десятилетия сталинского режима. Он трижды подвергался арестам (1930, 1935, 1941), за свои «космополитические, антипатриотические писания» два раза находился в ссылке (1935–1936; 1942–1944), в 1949 году был изгнан из Академии архитектуры, где заведовал кафедрой. Для Ольги Северцевой Габричевский был родным человеком, ее «дядей Сашей», в семье которого с юности ей посчастливилось воспитываться в неповторимой интеллектуальной и творческой атмосфере. Частыми гостями в профессорской квартире в корпусе Зоологического музея Московского университета и в коктебельском доме были друзья Александра Габричевского и Натальи Северцовой: замечательные художники и скульпторы (Роберт Фальк, Натан Альтман, Николай Акимов, Александр Осмеркин, Сарра Лебедева), музыканты (Генрих Нейгауз, Святослав Рихтер), ученые, писатели, кинорежиссер Лев Кулешов с женой Александрой Хохловой, актрисой немого кино, и многие другие. Общение с ними оставило в памяти автора мемуаров яркие, незабываемые впечатления. Ольга Сергеевна Северцева работала научным сотрудником Третьяковской галереи, редактором в издательстве Академии художеств, читала курсы лекций в ГИТИСе4 и Щукинском театральном училище5, но однажды решила, что хранящиеся у нее семейные архивы нескольких поколений известных родственников (Станкевичей6, Лозина-Лозинских7, Северцовых, Габричевских) в большей мере требуют ее постоянной заботы и сосредоточенного, тщательного изучения. Результатом многолетней работы в архивах стали выставки, организованные Ольгой Сергеевной в качестве куратора8. О.С. Северцевой и ее сыном Федором Стукаловым-Погодиным9 были подготовлены издания, посвященные жизни А.Г. Габричевского и его наследию10. Предлагаемые воспоминания впервые были напечатаны в сборнике материалов, опубликованном к юбилейной выставке А.Г. Габричевского11, состоявшейся в Государственной Третьяковской галерее. В них раскрываются обстоятельства и любопытные детали создания Фальком и первого портрета Габричевского, и портрета самой 20-летней Ольги. Текст републикации снабжен комментариями и проиллюстрирован редкими фотографиями из семейного архива О.С. Северцевой, а также воспроизведениями хранящихся в частных собраниях рисунков Фалька, некоторые из которых публикуются впервые. Юлия Диденко Роберт Фальк (1886–1958)

Yulia Didenko

Оля Северцева в Коктебеле (Крым) 1950. Фотография

Olya Severtseva in Koktebel (Crimea) 1950. Photograph

Архив О.С. Северцевой, Москва

Olga Severtsevaʼs archive, Moscow

The recollections of the art historian Olga Severtseva1 touch on a memorable event from her youth, when in 1950-1951 she sat for an oil portrait by Robert Falk. Falk was a friend of Olga’s relatives – her aunt Natalya Severtsova2, an actor and artist, and Natalya’s husband, the eminent philosopher, art scholar and artist Aleksander Gabrichevsky3. An academic and intellectual of encyclopaedic knowledge, who studied art history, philosophy of art and architectural theory, alongside literary translation, German studies, music, and aesthetics, Aleksander Gabrichevsky was unable to fulfil many of his scholarly goals during the tragic decades of the Stalin regime. He was arrested three times, in 1930, 1935 and 1941; twice, 1935-1936 and 1942-1944, he was exiled for his “cosmopolitan and anti-patriotic writings”, and in 1949 he was ousted from the Academy of Architecture, where he worked as a department head. As for Olga Severtseva, Gabrichevsky was her family, her “Uncle Sasha”, and she felt lucky to have spent her younger, formative years in the unmatched intellectual and artistic atmosphere of his home. The Gabrichevskys’ flat in Moscow (they lived in the University’s Zoological Museum building) and their house in Koktebel, a popular Crimean resort, often welcomed family friends including the celebrated artists and sculptors Robert Falk, Nathan Altman, Nikolai Akimov, Aleksander Osmerkin, Sarra Lebedeva, the musicians Henrich Neuhaus and Sviatoslav Richter, scholars, writers, the cinematographer Lev Kuleshov and his wife, the silent film actress Aleksandra Khokhlova among many others. All her life Severtseva cherished the vivid memories of theses unforgettable encounters. For many years Olga Severtseva worked as a research scholar at the Tretyakov Gallery and an editor at the Academy of Art publishing house. She gave lectures at the Russian Institute of Theatre Arts (better known as GITIS) and at the Boris Shchukin Theatre Institute. However, the day came when she decided that her family archives, which included materials from generations of several renowned families – Stankeviches4, Lozina-Lozinsky5, Severtsovs, and Gabrichevskys – demanded her full attention and careful, comprehensive study. Years of this work allowed Severtseva to serve as the curator of some extraordinarily interesting exhibitions6, as well as to publish, in cooperation with her son Fyodor Stukalov-Pogodin7, landmark works on the life and legacy of Aleksander Gabrichevsky8. Severtseva’s recollections below were first published in the catalogue for the Tretyakov Gallery exhibition commemorating the 100th anniversary of Robert Falk (1886-1958)

Preamble to the Memoirs of Olga Severtseva

Aleksander Gabrichevsky’s birth.9 Severtseva related the circumstances and some interesting details of Falk’s work on his first portrait of Gabrichevsky and his portrait of the 20-year-old Olga. The text is accompanied by footnotes and illustrated with rare photographs from Severtseva’s extraordinary family archive, as well as reproductions of drawings by Robert Falk now in private collections, some of them are published here for the first time. Yulia Didenko

Olga Sergeevna Severtseva (b. 1931) is the daughter of the zoologist Sergei Alekseevich Severtsov and granddaughter of the prominent biologist Professor Aleksei Nikolaevich Severtsov, of whom Mikhail Nesterov painted two portraits. Natalya SevertsovaGabrichevskaya (1901-1970) was the daughter of the biologist Aleksei Severtsov. Aleksander Georgievich. Gabrichevsky (1891-1968) was the son of the eminent microbiologist Georgy Norbertovich Gabrichevsky. Aleksander Stankevich (18211912), writer, younger

brother of philosopher Nikolai Stankevich. 5.

Aleksei Lozina-Lozinsky (1886-1916), poet, writer, translator. Irina Lozina-Lozinsky (18971986), doctor, the poet’s sister, mother of Olga Severtseva. Among them “Art in the Company of Scientists. The Stankevich, Gabrichevsky and Severtsov Family Collection”. Pushkin Museum of Fine Arts, Moscow, 2005, and “A.G. Gabrichevsky at the State Academy of Artistic Sciences. From the Collection of O.S. Severtseva”. National Pushkin Museum, St. Petersburg, 2019; and others.

F.O. Stukalov-Pogodin (1964-2011), philologist and journalist.

See A.G. Gabrichevsky. Morphology of art/ content, preface, footnotes and commentary by F.O. StukalovPogodin. Moscow, 2002. Also: Aleksander Georgievich Gabrichevsky. Life and culture: documents, correspondence, memoirs/ comp. O.S. Severtseva. Moscow, 2011.

Aleksander Georgievich Gabrichevsky, 1891-1968. 100th anniversary: collected materials/State Tretyakov Gallery. Moscow, 1992. Pp. 43-46.

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

159

160

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

РОБЕРТ ФА ЛЬК (1886–1958)

Роберт Ра аило и Фальк ЛАВА ИЗ ВО ПОМИНАНИ

ВОКР

АБРИ ЕВ КИХ

ль а Северцева

С Р.Р. Фальком Габричевский познакомился в 19 1 -е годы во время выставок Бубнового валета . Отношения продолжались во время краткого пребывания художников в Г Х , но настоящая близость возникла между ними в послевоенные годы. Фальк, несмотря на нищету и бойкот со стороны представителей официального искусства, ни в чем не изменил себе. го искусство стало мудрее и совершеннее. 1

Положение Габричевского в это время тоже было крайне трудным. Он только что пережил травлю 1947–1949 годов, а грядущее грозило новыми гонениями. Габричевский очень тяжело переносил вынужденную изоляцию, не в его привычке было замыкаться в стенах кабинета. Когда в 1952 году поднялась новая волна мракобесия, Александр Георгиевич прекрасно осознавал надвигающуюся опасность. В этом же году ему сделали глазную операцию, что послужило поводом к уходу на пенсию – единственному пути к спасению, который был перед ним открыт. Сошлись два выдающихся человека – художник и философ искусства. Оба отвергнуты «самым прогрессивным и свободным обществом всех времен». В консерватории, которая была

ГАХН – Государственная Академия Художественных наук (1921–1931; с 1921 по 1925 называлась Российская Академия Художественных наук (РАХН)). Габричевский был одним из руководителей ее философского отделения.

Речь идет о портрете 1951 года из собрания Пермской государственной художественной галереи.

«Язвительная Наталья Алексеевна прозвала их “Фальк и его Саскиа”». –

Цит. по: Северцева О.С. Мои воспоминания о Габричевском // Александр Георгиевич Габричевский: Биография и культура: документы, письма, воспоминания. М., 2011. С. 672. 4.

Речь идет о картине Р.Р. Фалька «Портрет О.С. Северцевой» (1950–1951; холст, масло; 81 × 66,7) из собрания О.С. Северцевой, Москва.

Роберт Фальк (1886–1958)

тогда местом, где собиралась уцелевшая интеллигенция, они договорились, что Фальк будет писать портрет Александра Георгиевича 2 . Сеансы длились почти всю зиму. Габричевский относился к позированию в высшей степени серьезно и пунктуально являлся в мастерскую художника в доме Перцова в Соймоновском проезде. Мастерская располагалась в мансарде, одним окном выходившей на Москву-реку и Кремль – мотив, который Роберт Рафаилович часто писал, когда не было модели. В перерывах между сеансами они играли в четыре руки произведения любимых композиторов – Баха, Брамса, Моцарта. Это было идеальное содружество художника и портретируемого. Они получали такое наслаждение от общения друг с другом, что, казалось, специально стремились продлить работу3 . Портрет наконец был завершен, но они продолжали видеться так же часто и мечтали на будущий год начать новый. А пока художник решил написать меня. Договорились, что, когда я вернусь в Москву из Коктебеля после летних каникул, он быстро напишет мой портрет4 . Несколько дней ушло на выбор подходящего туалета. Перемерили множество платьев, пока наконец Фальк не остановился на открытом желтом сарафане. Его привлекло сочетание до лиловости загорелой спины и яркой ткани. Много времени ушло на наброски и поиск позы.

←

Оля Северцева 1952–1953. Фотография Архив О.С. Северцевой, Москва Публикуется впервые

←

Olya Severtseva 1952-1953. Photograph Olga Severtsevaʼs archive, Moscow Published for the first time.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

161

ROBERT FA LK (1886-1958)

Robert Falk A

The State Academy of Artistic Sciences (1921-1931; from 1921 to 1925 named Russian Academy of Artistic Sciences). Gabrichevsky was one of the leading figures in the Department of Philosophy. Gabrichevsky was arrested three times during Stalin’s rule, in 1930, 1935, and 1941. He was exiled twice for his “cosmopolitan and anti-patriotic writings”, 1935-1936 and 1942-1944. In 1949 he was ousted from the Academy of Architecture, where he worked as a department head.

This portrait was finished in 1951 and is currently held by the Perm Art Gallery.

“The sharp-tongued Natalya Alekseevna nicknamed them ‘Falk and his Saskia.’” Cit.: Severtseva, O.S. “Remembering Gabrichevsky // Aleksander Georgievich Gabrichevsky. Biography and culture in documents, letters, and memoirs” // comp. by O.S. Severtseva. Moscow, 2011. P. 672

Robert Falk. Portrait of Olga Severtseva. 1950-1951. Oil on canvas. 81 х 66.7 cm. Olga Severtsevaʼs collection, Moscow

Р.Р. ФАЛЬК → Портрет Ольги Северцевой. 1950–1951 Холст, масло. 81 × 66,7 Собрание О.С. Северцевой, Москва

ROBERT FALK → Portrait of Olga Severtseva. 1950-1951 Oil on canvas. 81 × 66.7 cm Olga Severtsevaʼs collection, Moscow

162

A TER FRO

ARO N T E A E OIR

ABRI

EV K

Aleksander Gabrichevsky and Robert Falk met in the 191 s, in the course of the Knave of iamonds exhibitions. They remained in contact during their short membership of the State Academy of Artistic Sciences , but it was a er the Second orld ar that the two of them truly became close. ven though Falk was shunned by establishment artists and was literally destitute, he remained true to himsel . ith the passage of time his art became even more profound and precise. 1

Gabrichevsky was also living through some extremely difficult times. He barely survived the 1947-19492 persecutions, and more oppression loomed in the future. It was very hard for Gabrichevsky to endure his forced isolation, as he was not someone to retreat within the walls of his study. When a new wave of persecution began to rise in 1952, Gabrichevsky was more than aware of the impending threat. It was during the same year that he had eye surgery, which provided him with a welcome pretext for retirement, the only remaining way to stay out of danger. At this point, these two extraordinary individuals came together, one an artist and the other an artistic philosopher, both of them rejected by “the most progressive and open society in history.” It was at the Moscow Conservatory, which was then the meeting point for the surviving members of the intelligentsia, that they made plans for Falk to paint Gabrichevsky’s portrait. 3 Falk painted almost all winter. Gabrichevsky approached his sitting for the portrait with great seriousness, and always showed up on time at Falk’s studio in the Pertsov House on Soimonovsky Proyezd. The studio was on the top floor, and one of its windows offered a view of the Moskva River and the Kremlin, which Falk often painted in the absence of a sitter.

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

To pass the time between the sittings, Falk and Gabrichevsky often played the works of their favourite composers – among them Bach, Brahms and Mozart – as duets on the piano. Theirs was the perfect cooperation between an artist and his sitter. Falk and Gabrichevsky took such delight in each other’s company that they may even have tried to slow down the work on the painting.4 Eventually, Falk finished the portrait, but they continued to see each other as often as before, and were hoping to start another portrait the following year. Meanwhile, the artist decided to paint me. We agreed that when I came back to Moscow after my summer holiday in Koktebel, he would quickly paint my portrait.5 We spent a few days choosing the right outfit. I tried on quite a number of dresses before Falk finally picked a yellow sleeveless one. He was interested in the contrast between my tan, almost dark purple on my back, and the vibrant colour of the dress. He spent a lot of time sketching and looking for the right pose. It seemed that everything was finally in place, but Falk decided he needed a spot of red in the painting. One day he came to us and demanded a red earring. We looked everywhere, but in vain. Falk insisted. It was then that Natalya Alekseevna unhooked a crystal Robert Falk (1886-1958)

Роберт Фальк (1886–1958)

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

163

Robert Falk. A Chapter from “Around the Gabrichevskys”, a Memoir

Olga Severtseva

Р.Р. ФАЛЬК Булонский лес. 1930-е Бумага, гуашь, графитный карандаш 46 × 34,6 Собрание О.С. Северцевой, Москва

ROBERT FALK Bois de Boulogne. 1930s Gouache, lead pencil on paper 46 × 34.6 cm Olga Severtsevaʼs collection, Moscow

drop from a chandelier, and I took this improvised earring to the sitting with me. Falk was happy – he painted the back of the drop with orange cadmium paint. He was ready to start painting. The pose was tiring, so he distracted me by telling me about Paris, while carefully turning the conversation to art. It was only much later that I understood that this was his way of educating me and helping me make sense of my own impressions. Sitting for that portrait became an art class of sorts.

164

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Time went by. Winter came, my tan turned from deep purple to pistachio green, and sittings for the portrait often started with Falk using his painting knife to scrape off all the paints he had put on the canvas in the previous week. When I came home, I had to tell Gabrichevsky all about the painting’s progress. This was not easy because Falk did not like to show his unfinished work to anyone. In fact, I remained in the dark all the way through the winter. Robert Falk (1886-1958)

Ольга Северцева

Р.Р. ФАЛЬК Портрет Оли Северцевой. 1950–1951 Бумага, графитный карандаш, черный карандаш, панда 59,5 × 42 Собрание семьи Мамонтовых, Москва Публикуется впервые

ROBERT FALK Portrait of Olya Severtseva. 1950-1951 Lead pencil, black pencil on paper. 59.5 × 42 cm Mamontov family collection, Moscow Published for the first time

Роберт Рафаилович Фальк. Глава из воспоминаний «Вокруг Габричевских»

Р.Р. ФАЛЬК Портрет А.Г. Габричевского. 1952 Бумага, гуашь, уголь 59,4 × 42 Собрание О.С. Северцевой, Москва

ROBERT FALK Portrait of Aleksander Gabrichevsky. 1952 Gouache and charcoal on paper. 59.4 × 42 cm Olga Severtsevaʼs collection, Moscow

Р.Р. ФАЛЬК Портрет О.С. Северцевой 1951 Бумага, графитный карандаш. 40.3 × 28,5 Собрание семьи Мамонтовых, Москва Публикуется впервые

ROBERT FALK Portrait of Olga Severtseva (left-side view). 1951 Lead pencil on paper 40.3 × 28.5 cm Mamontov family collection, Moscow Published for the first time

Роберт Фальк (1886–1958)

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

165

Robert Falk. A Chapter from “Around the Gabrichevskys”, a Memoir

Olga Severtseva

Р.Р. ФАЛЬК Портрет О.С. Северцевой. 1951 Бумага, графитный карандаш. 40 × 28 Собрание О.С. Северцевой, Москва

ROBERT FALK Portrait of Olga Severtseva. 1951 Lead pencil on paper 40 × 28 cm Olga Severtsevaʼs collection, Moscow

See A.V. ShchekinKrotova’s memoir “Robert Falk: Meet My Kind of People” in this edition.

Then finally came the viewing. Falk was nervous – Gabrichevsky’s opinion was very important to him. No matter what, they were always happy with each other, since they saw each other as equals in their discussions, and Gabrichevsky did not have to resort to polite compliments. Next year Falk began painting his second portrait of Gabrichevsky.6 Preparation of text for re-publication and comments by Yulia Didenko.

166

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Ольга Северцева

А.В. Щекин-Кротова, Р.Р. Фальк и Н.К. Шапошникова Абрамцево. 1950-е Фотография

Angelina Shchekin-Krotova, Robert Falk and Natalya Shaposhnikova Abramtsevo. 1950s Photograph

Архив О.С. Северцевой, Москва Публикуется впервые

Olga Severtsevaʼs archive, Moscow Published for the first time

Роберт Рафаилович Фальк. Глава из воспоминаний «Вокруг Габричевских»

Казалось, все уже было готово, но художнику понадобилось красное пятно. Однажды он пришел к нам и потребовал красную серьгу. Перерыли все, но безрезультатно. Фальк настаивал. Тогда Наталья Алексеевна отцепила от люстры хрустальную подвеску, и с этой импровизированной серьгой я явилась на сеанс. Фальк был доволен, он покрыл обратную сторону подвески оранжевым кадмием. Можно было приступать к работе. Поза была утомительная, и Роберт Рафаилович развлекал меня рассказами о Париже, осторожно вызывал на разговоры об искусстве. Только позже я поняла, что таким образом он учил и помогал мне осмысливать свои впечатления. Сеансы оказались своего рода искусствоведческой школой. Но время шло. Наступила зима, и загар из лилового превратился в фисташковый, а сеансы часто начинались с того, что Фальк соскабливал мастихином все, что было написано в течение недели. Дома я должна была подробно рассказывать Александру Георгиевичу о том, как продвигается работа. А это было нелегко, поскольку Роберт Рафаилович не любил показывать незаконченную вещь. Так до самой весны я пребывала в неведении. И наконец – вернисаж. Фальк волновался, мнение Габричевского было для него очень важным. Но они всегда оставались довольны друг другом, поскольку обсуждали произведения на равных, и Александр Георгиевич мог обходиться без вежливых комплиментов. На следующий год Фальк приступил к работе над вторым портретом Габричевского 5 . Подготовка текста к републикации и комментарии Юлии Диденко

См. в настоящем издании воспоминания А.В. Щекин-Кротовой «Роберт Фальк. “Вот вам мои люди”»

Роберт Фальк (1886–1958)

А.Г. Габричевский в Абрамцеве 1950-е. Фотография

Aleksander Gabrichevsky 1950s. Abramtsevo Photograph

Архив О.С. Северцевой, Москва Публикуется впервые

Olga Severtsevaʼs archive, Moscow Published for the first time

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

167

Преамбула к воспоминаниям о Зое Калатозовой

Зоя Калатозова 1951. Фотография

Zoya Kalatozova 1951. Photograph

Архив семьи З.Н. Калатозовой, Москва Публикуется впервые

Zoya Kalatozova family archive, Moscow Published for the first time

Ромм А.Г. Еврейские художники СССР // Ромм А.Г. Сборник статей о еврейских художниках. М., 2005. С. 55.

168

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Юлия Диденко

Портретное творчество Фалька начала 1950-х годов, последнего десятилетия его жизни, отмечено увлечением художника молодыми женскими лицами, девичьей грацией юных моделей. В то время им были созданы многочисленные образы девушек и молодых женщин: «Портрет Ленины Рабинович» (1950, Орловская картинная галерея); «Портрет Ольги Северцевой» (1950/1951, собрание О.С. Северцевой, Москва); «Портрет Ирины Глинки» (1951/1952, Национальная галерея Армении, Ереван) и другие. Жена художника, А.В. Щекин-Кротова, шутливо называла этот период его творчества в подражание Марселю Прусту «Под сенью девушек в цвету». В эту портретную линию можно включить и полотно «Армянка» (1952), для которого позировала очаровательная двадцатишестилетняя Зоя Николаевна Калатозова (1926–1998). Несомненно, свою роль сыграл и особый интерес Фалька-художника к моделям с выраженной национальной, порой экзотической красотой и присущей им особой пластикой: мулатка, индус, цейлонец, якутка, осетинка, гречанка. В образном строе портрета Зои, в чертах ее задумчивого лица присутствует типично фальковская легкая меланхолия, элегичность. Как справедливо заметил искусствовед А.Г. Ромм, у Фалька «человек берется в очень интимном, камерном разрезе, наедине с самим собой, обособленным, погруженным в себя»1. Долгое время о модели портрета было известно совсем немного: имя, фамилия и профессия – архитектор. Благодаря публикуемому материалу, подготовленному невесткой и внучкой портретируемой – Л.Ю. и Ю.Н. Калатозовыми, удалось прояснить основные вехи биографии З.Н. Калатозовой. Кроме того, представилась возможность сравнить портрет с ее документальными фотографиями из семейного архива. В семье Калатозовых хранится один из графических эскизов к портрету маслом. Он был подарен Фальком своей модели в благодарность за позирование, как это по обычаю делал художник, если работа маслом оставалась у него. Упомянутый эскиз, как и находящийся в РГАЛИ другой предварительный рисунок к картине «Армянка», публикуются впервые. Юлия Диденко

Святослав Рихтер за роялем Начало 1950-х Фотография

Sviatoslav Richter at the piano Early 1950s Photograph

Архив семьи З.Н. Калатозовой, Москва Публикуется впервые

Zoya Kalatozova family archive, Moscow Published for the first time

Роберт Фальк (1886–1958)

Yulia Didenko

Preamble to the Memoirs of Lilia Kalatozova and Yulia Kalatozova

Зоя Калатозова в шали на фоне ковра 1948. Фотография

Zoya Kalatozova in a shawl with a carpet in the background 1948. Photograph

Архив семьи З.Н. Калатозовой, Москва Публикуется впервые

Zoya Kalatozova family archive, Moscow Published for the first time

The portraits painted by Robert Falk in the early 1950s, the last decade of his life, reveal the artist’s interest in the faces of young ladies’ faces and the feminine grace of his young models. During that period, he created a number of paintings depicting girls and young women, among them “Portrait of Lenina Rabinovich” (1950, Orlov Art Gallery), “Portrait of Olga Severtseva” (1950-1951, Olga Severtseva collection, Moscow), and “Portrait of Irina Glinka” (1951-1952, National Gallery of Armenia, Yerevan) and so on. Falk’s fourth (and last) wife, Angelina Shchekin-Krotova, jokingly gave this period of his art the Proustian title “In the Shadow of Young Girls in Bloom”. This series also incorporates the painting titled “Armenian” (1952), sat for by the charming 26 year old Zoya Kalatozova (1926-1998). Undoubtedly, this painting also manifests the special interest Falk had as a painter for models with a distinctive ethnic or even exotic beauty and posture: mixed-race, Indian, Ceylonese, Yakut, Ossetian and Greek. The conceptual composition of the portrait and the thoughtful expression of Zoya’s face present the light melancholy and sadness typical of Falk’s works. As the art scholar Aleksander Romm accurately observed, Falk depicts a person “in an intimate and homely setting, in the privacy of their own mind, isolated and self-absorbed”.1 For a long time, very little was known about the model for the portrait – just her first name, her last name and that she was an architect by profession. Thanks to the material published here, prepared by the model’s daughter-in-law and granddaughter Lilia and Yulia Kalatozova, it has became possible to identify the main milestones in the biography of Zoya Kalatozova. Moreover, they have provided the opportunity to compare the portrait with photographs of her from their family collection. The Kalatozov family still keeps one of the graphic sketches for the oil painting. Falk gave it to his model in thanks for her sitting, which is what he usually did if he kept the oil painting for himself. This sketch for “Armenian”, like the other study for the painting kept at the Russian State Archive of Literature and Art, is published here for the first time. Yulia Didenko

Robert Falk (1886-1958)

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Romm, A.G. Jewish Artists in the USSR// Romm, A.G. Collected Essays on Jewish Artists. Moscow, 2005. P.55.

169

The story of Zoya Kalatozova, model to Robert Falk

170

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Lilia Kalatozova, Yulia Kalatozova

Robert Falk (1886-1958)

РОБЕРТ ФА ЛЬК (1886–1958)

ое алато о о о ели Фалька и лия

а лато ова

лия

а лато ова

оя иколаевна Калатозова – армянка, родилась 1 августа 19 6 года в городе Телави, в самом сердце грузинского виноделия. Прежде чем переехать в Москву, до семи лет она жила в Тбилиси. С детства ою окружали творческие и неординарные люди. Мама – Мария Артемьевна, девичья фамилия Симонова, художник, член Московского Союза художников (МОСХ), – еще до войны участвовала в выставках декоративного искусства и занималась народным орнаментом в Центральном музее народоведения и Историческом музее. В послевоенное время, вернувшись из эвакуации из Нижнего Тагила, продолжила свою творческую деятельность в Московском отделении Художественного фонда СССР. На выставке 1954 года на ВДНХ она представила сорок одну свою работу: ковры, декоративные ткани, платки, обои, скатерти. Эти вещи были необычайно красочные, узоры выполнены с филигранной точностью, в них словно ожили древние традиции Кавказа и Востока. Именно в такой шали из крепдешина ручной росписи на нас смотрит с фотографии озорным взглядом юная Зоя. Отец Зои Николаевны, Николай Иванович Калатозов, – крупный партийный и государственный деятель сначала в Тбилиси, а затем в Москве. Во время Великой Отечественной войны он возглавлял Комитет по патентам и изобретениям и делал все возможное, чтобы помочь талантливым ученым. Он трагически погиб в 1942 году во время партийной командировки, спасая на реке Тавда в Свердловской области тонущую женщину. В 1943 году Зоя потеряла и старшего брата Бориса, обладавшего незаурядными способностями в поэзии и музыке, друга Якова Сегеля, впоследствии известного актера и кинорежиссера. В Москве семья какое-то время жила в коммунальной квартире на Пушкинской улице1 , теперь это Большая Дмитровка. Соседом Зои по коммуналке и лучшим другом (эта дружба длилась всю жизнь) был Роберт Фальк (1886–1958)

Ежи Кухарский – в будущем известный музыковед, специалист по Шопену. Ежи дружил с пианистом Рихтером и художником Фальком. На той же лестничной площадке жил и Николай Сличенко – актер, певец, а впоследствии и художественный руководитель театра «Ромэн». По воспоминаниям Зои, в квартиру Сличенко нередко приходил молодой Святослав Рихтер поиграть на фортепьяно. Через общих друзей, вероятно, и познакомился Роберт Фальк с молодой Зоей. Ее портрет «Армянка» был написан Фальком в 1952 году, Зое было 26 лет. Портрет Зои очень поэтичен и лиричен. Как вспоминает А.В. Щекин-Кротова в статье, опубликованной к 90-летию со дня рождения художника: «Женские портреты Фалька очень похожи на свои модели, хотя он не гнался за внешним сходством, а искал пластического решения или, как он любил выражаться, “пластических событий” <...> В каждой модели Фальк видел свою “Беатриче”, в каком бы облике она ему ни являлась <...>. В идеале Фальк стремился, как он говорил, “довести лицо до лика”, то есть до высокой степени обобщения, создать образ»2 . Эту статью Зоя бережно хранила в своем архиве, видно, слова Фалька ей были очень созвучны. Зоя пошла по стопам мамы-художницы, но посвятила свою жизнь архитектуре. В 1950-м окончила Московский архитектурный институт и в том же году поступила на работу в институт «Гипросельстрой»3 . Работа в сельской местности давала больше возможностей для экспериментального строительства по сравнению с типовыми городскими жилыми постройками. Так появился поселок Садовод в Краснодарском крае и Семибратово в Ярославской области. По проектам Зои Николаевны возводились Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

← Р.Р. ФАЛЬК Портрет Зои Калатозовой. 1952 Эскиз к картине «Армянка» (1952) из частного собрания Бумага, графитный карандаш. 43 × 33,3 © Государственные художественные собрания Дрездена – Гравюрный кабинет

← Robert FALK Portrait of Zoya Kalatozova. 1952 Sketch for the painting "Armenian" (1952) from a private collection. Graphite pencil on paper. 43 × 33.3 cm © Dresden State Art Collections - Collection of Prints, Drawings and Photographs

Адрес квартиры З.Н. Калатозовой: улица Пушкинская, дом 17, квартира 57.

Цит. по: Бассинова И. Духовное могущество // Московский художник. 1977. №13 (747). 24 марта.

Государственный проектный институт по сельскому жилищногражданскому строительству.

171

ROBERT FA LK (1886-1958)

e tor o o a alato o a odel to Robert Falk oya Nikolaevna Kalato ova was an Armenian. She was born on August 1 , 19 6, in Telavi, in the heart of Georgia’s wine country. Before moving to Moscow, she lived in Tbilisi for seven years. From her early childhood, oya had always been surrounded by creative and extraordinary people. Р.Р. ФАЛЬК → Армянка. (Портрет Зои Калатозовой). 1952 Холст, масло 68,5 × 58,5

The address of Zoya Kalatozova’s apartment: 17, Pushkinskaya Street, Apartment 57.

Cit. ex: Bassinova I. Spiritual Might // Moscow Artist. 1977. No.13 (747) March 24.

Her mother Maria, née Simonova, was an artist and a member of the Artist's Union of Moscow. Having studied and sketched folk ornaments at the Central Museum of Ethnology and the State Historical Museum, she participated in decorative art exhibitions even before the war. After the war, having returned from evacuation in Nizhny Tagil, she continued her carrer at the Moscow Department of the Art Foundation of the USSR. At the 1954 VDNKh Exhibition, she presented 41 works, including carpets, tapestries, shawls, wallpaper and tablecloths. All these items were extremely bright and colourful, with patterns that revived the ancient traditions of the Caucasus and the East with amazing precision. We see one such hand-painted crêpe shawl on the shoulders of the young and playful Zoya looking at us from a photograph. Zoya’s father, Nikolai Kalatozov, was a public official and an important Party figure in Tbilisi, then later in Moscow. During the Great Patriotic War, he was the head of the committee for patents and inventions and worked hard to support talented scientists. He died during a Party mission to Sverdlovsk Oblast when he attempted to save a woman from drowning in the Tavda River. In 1943, Zoya lost her elder brother Boris, who had a great gift for poetry and music and used to be a good friend of Yakov Segel, who later became famous as an actor and film director. In Moscow, the family had to stay in a communal apartment on Pushkinskaya Street1 , now called Bolshaya Dmitrovka. One of the apartment’s residents and Zoya’s best friend for the rest of her life was Jerzy Kucharski, who later became a well-known musicologist specialising in Chopin. Kucharski was a friend of the pianist Sviatoslav Richter and the artist Robert Falk. On the same floor, there lived Nikolai Slichenko, who was an actor and a singer and later became the director of Romen theatre.

172

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Частное собрание, США

Robert FALK → Armenian (Portrait of Zoya Kalatozova). 1952 Oil on canvas 68.5 × 58.5 cm Private collection, USA

According to Zoya’s memoirs, the young Richter would often come over to Slichenkoʼs appartment to play the piano. It was perhaps these mutual friends who introduced Robert Falk to the young Zoya. Her portrait titled “Armenian” was painted in 1952. Zoya was 26 years old. The portrait of Zoya is poetical and lyrical. In her article dedicated to the 90th birthday of the artist, Angelina Shchekin-Krotova wrote: “Robert Falk’s portraits of women look very like their models, though he was not seeking this resemblance. He was searching for a figurative solution, or, as he used to say, ‘figurative events’ [...] Falk saw every model as his “Beatrice”, no matter how she appeared to him [...] The ideal scenario for Falk was, as he said, ‘to make an image out of the face’, which meant to bring it to the maximum level of generalisation.”2 Zoya carefully kept that article among her papers, so clearly Falk’s words were very relatable for her. Zoya followed in the steps of her artistic mother, but devoted her life to architecture. In 1950, she graduated from the Moscow Institute of Architecture and, the same year, was employed by the State Institute for Rural Planning. Compared to the city with its standardized residential buildings, the countryside provided more freedom for experimental architecture. That is how the villages of Sadovod Krasnodar Territory and Semibratovo in the Yaroslavl Oblast came into existence. According to the projects of Zoya, new villages were built on the Golodnaya steppe and whole blocks in the towns of Jambyl, Karatau and Jatanas in the Kazakh SSR. As a result, she was invited to do some experiments at VDNKh: she was requested to design two pavilions, the Giproselkhoz and the Kolkhoz Administration (today, this building is the House of Vintage Music). In the early 1980s, she worked in the Mongolian Republic, designing new buildings for the towns of Khutul and Baganuur. Robert Falk (1886-1958)

Роберт Фальк (1886–1958)

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

173

The story of Zoya Kalatozova, model to Robert Falk

Lilia Kalatozova, Yulia Kalatozova

Р.Р. ФАЛЬК Армянка. (Портрет Зои Калатозовой). 1952 Эскиз к одноименной картине из частного собрания, США Бумага, акварель, графитный карандаш 62 × 45 Собрание семьи З.Н. Калатозовой, Москва Публикуется впервые

Robert FALK Portrait of Zoya Kalatozova. 1952 Sketch for the painting "Armenian" (1952) from a private collection. Watercolour and graphite pencil on paper 62 × 45 cm Collection of the family of Zoya Kalatozova, Moscow Published for the first time

Zoya travelled a lot, visiting countries including Norway, France and Italy, and tried to incorporate the best foreign practices into Soviet architecture as much as was possible under the limitations of that period. In 1962, Kalatozova joined the Union of Architects of the USSR and became a member to the Committee of the Moscow Branch of the Union of Architects. Just as it is today, at that time, the House of Architects (the Union of Moscow Architects) was a meeting place for creative people. It was somewhere for them to come together to discuss professional issues and to enjoy friendly parties famous for their warm atmosphere and performances by the satirical band “Koh-i-Noor & Reißschienka”. Zoya became the heart and soul of the Women’s Art Club. From 1964 and until the end of her life, Zoya worked as the Head Architect at the Civic Architecture Central Scientific and Research Institute of Experimental Design. She was also the designer of the institute’s premises. Her colleagues celebrated Zoya’s works in a poem they wrote for her: Hush the thunder in the heaven, Let the cymbals clang and play! Here’s a song for Kalatozova We all want to sing today!

174

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

We don’t know no other person Of such beauty and such wit, With her heart of gold and wisdom She’s a goddess, we admit! And every word of this song’s true For this great building We thank you. She was more than a talented architect. She was an amazingly refined, kind-hearted, modest and intelligent person. Books were her greatest passion – she spent all her humble savings on new books and collected a great library. Zoya was a connoisseur of art and never missed any significant events in the field. A regular visitor to the Tretyakov Gallery, she would always pause before the paintings of Robert Falk, although, at that time, the painter’s works were very poorly represented. Zoya Nikolaevna Kalatozova passed away on the July 11, 1998, but thanks to Robert Falk’s painting we will always remember her as the young and energetic Zoya, the Armenian with a long and interesting life before her. It was likely no coincidence that Falk chose Zoya as his model – he could already see her beautiful personality. Comments by Yulia Didenko Robert Falk (1886-1958)

Лилия Калатозова, Юлия Калатозова

поселки на землях Голодной степи, целые кварталы в городах Джамбул, Каратау и Жанатас в Казахской ССР. В результате ее пригласили поэкспериментировать и на ВДНХ: она стала одним из авторов проектов двух павильонов: «Гипросельхоз» и «Правление колхоза» (сейчас в этом здании Дом винтажной музыки). В начале 80-х она уже строила в Монгольской республике: в городах Хутул и Баганур. Зоя Николаевна много путешествовала по миру, была в Норвегии, Франции, Италии и других странах и старалась внести в советскую архитектуру то лучшее, что можно было использовать из зарубежного опыта в условиях ограниченных возможностей в советское время. В 1962-м Калатозова вступила в Союз архитекторов СССР и была членом комиссии Московского отделения Союза архитекторов. В то время Дом архитектора (Союз Московских архитекторов), как и в настоящее время, был местом встреч творческих людей, где собирались не только для решения профессиональных вопросов, но и устраивали необычайно теплые и веселые вечера с обязательным выступлением всеми любимого сатирического музыкального ансамбля «Кохинора и Рейсшинки». А Зоя Николаевна стала душой женского Артклуба. С 1964 года и до конца жизни Зоя Николаевна работала главным архитектором проекта в институте ЦНИИПгражданстрой4 . Она же была и автором про-

О Зое Калатозовой, модели Фалька

Р.Р. ФАЛЬК Портрет Зои Калатозовой. 1952 Эскиз-вариант к картине «Армянка» (1952) из частного собрания Бумага, графитный карандаш © РГАЛИ Публикуется впервые

Robert FALK Portrait of Zoya Kalatozova. 1952 Sketch for the painting "Armenian" (1952) from a private collection. Graphite pencil on paper © Russian State Archive of Literature and Art Published for the first time

екта здания института. Ее коллеги так прославили эту работу Зои Николаевны в поэтической форме: Сгиньте громы в преисподней! Пусть звучит литавров медь! Калатозовой сегодня Будем дружно гимны петь! Если есть, то где, скажите, Человек другой такой Красоты как неба житель И с прекрасною душой. Стихом и сонетом Вас хотим За здание это, за здание это Вас Благодарим. Она была не только талантливым архитектором, но и необычайно тонким, добрым, скромным, интеллигентным человеком. Ее главной страстью были книги, и все свои небольшие накопления она тратила на них, собрав огромную библиотеку. Она была большим знатоком искусства, старалась не пропустить ни одного значимого события в этой области. Была завсегдатаем Третьяковской галереи, и каждый раз взгляд ее подолгу останавливался на картинах Фалька, тогда представленных в галерее довольно скромно. Зои Николаевны не стало 11 июля 1998 года, но благодаря картине Роберта Фалька она остается в наших воспоминаниях молодой, полной жизненной энергии Зоей-армянкой, у которой ее интересная творческая жизнь еще впереди. И, наверное, неспроста Фальк выбрал Зою в качестве модели, рассмотрев в ней уже тогда «прекрасную душу». Комментарии Юлии Диденко

Роберт Фальк (1886–1958)

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Зоя Калатозова в кресле 1951. Фотография Архив семьи З.Н. Калатозовой, Москва Публикуется впервые

Zoya Kalatozova in an armchair 1951. Photograph Zoya Kalatozova family archive, Moscow Published for the first time

Центральный научно-исследовательский и проектно-экспериментальный институт по гражданскому строительству.

175

Преамбула к воспоминаниям Марины Прозоровой

Краткое воспоминание педагога Марины Георгиевны Прозоровой о Фальке непосредственно связано с ее родителями, входившими в ближний круг художника, – переводчиком и музыковедом Ежи Кухарским1 и архитектором Натальей Прозоровой2. Родившийся в Москве, сын польского коммуниста, инженера Ришарда Шаде3, Ежи Кухарский рано потерял отца и мать, погибших в застенках НКВД. «“Мне во многом не повезло, – говорил он. – Но зато всегда везло на людей”. Действительно, среди его друзей были такие знаменитости, как Рихтер, Фальк, Фонвизин, Ведерников, Нейгауз» 4. Ежи Кухарского по праву можно считать фотолетописцем последнего десятилетия жизни Фалька. Известно более трех десятков фотосюжетов, выполненных Кухарским, на которых художник запечатлен в неформальных ситуациях повседневной жизни: на даче в Подмосковье рядом с женой

176

Георгий (Ежи) Степанович Кухарский (1926–2000) – переводчик, биограф Ф. Шопена, автор перевода писем композитора и обширных комментариев к ним.

Наталья Тихоновна Прозорова (1925–2019).

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

«В Советском Союзе ему дали паспорт на имя Степана Вильгельмовича Кухарского» (цит. по: Герасимова А. Ежи Кухарский – русский переводчик // Независимая газета. 2000. №68. 14 апреля (Кулиса НГ. №6 (48). С. 16).

Там же.

Юлия Диденко

Ежи Кухарский. 1950-е Фотография

Jerzy Kucharski. 1950s Photograph

Архив семьи Г.С. Кухарского, Москва Публикуется впервые

Jerzy Kucharski family archive, Moscow Published for the first time

А.В. Щекин-Кротовой; за работой над картинами 1954 года «Пейзаж с березой», «На даче. Портрет в окошке» и «Хотьковский монастырь»; в квартире Святослава Рихтера на персональной выставке своих картин в 1957 году и других. Несмотря на порой несовершенное качество съемки (Ежи Кухарский не был профессиональным фотографом), многие его снимки помимо документальной ценности обладают редким достоинством: Фальк в объективе Кухарского – непринужденный, эмоциональный, открытый к общению в дружеском кругу. Некоторые фотографии уже были ранее опубликованы в разных изданиях (к сожалению, порой без указания имени их автора). Мы публикуем – в ряде случаев впервые – снимки из архива семьи фотографа во многих статьях настоящего выпуска журнала, чтобы максимально дополнить раскрываемый мемуаристами образ художника визуальным свидетельством о нем. Стоит добавить, что уже после смерти Фалька к помощи Кухарского-фотографа обратилась вдова художника А.В. Щекин-Кротова с просьбой о фотофиксации всех картин мужа, оставшихся в его мастерской в доме Перцова. Работа заняла не один месяц. В результате на основе около 600 любительских черно-белых снимков с картин (отпечатки были выполнены в 2–3 экземплярах) Щекин-Кротова создала рабочую фототеку произведений Фалька, позволившую ей с большой точностью и полнотой систематизировать обширное наследие мастера. Юлия Диденко

Роберт Фальк (1886–1958)

Yulia Didenko

Preamble to the Memoirs of Marina Prozorova

Р.Р. ФАЛЬК Портрет Ежи Кухарского. 1950-е Бумага, графитный карандаш 62,5 × 44,5

ROBERT FALK Portrait of Jerzy Kucharski. 1950s Graphite pencil on paper 62.5 × 44.5 cm

Местонахождение неизвестно Публикуется впервые

Location unknown Published for the first time

The memories of Falk shared by Marina Prozorova are mostly associated with her parents, who used to be the artist’s closest friends: the translator and musicologist Jerzy Kucharski1 and the architect Natalya Prozorova2. A Russianized Pole, the son of the Polish communist and engineer Richard Szade3, Jerzy Kucharski lost his parents very early: they died in the torture chambers of the NKVD. “I may be unlucky in many things,” he used to say, “but I have always been lucky to have good people around me”. And indeed he was – he was good friends with figures such as Sviatoslav Richter, Robert Falk, Artur Fonvizin, Aleksander Vedernikov, and Heinrich Neuhaus”.4 Jerzy Kucharski can truly be considered a photo chronicler of the last decade of Falk’s life. There are over thirty photo series made by Kucharski that depict the artist in informal situations of his everyday life: at his dacha in Podmoskovye with his wife Angelina Shchekin-Krotova, working on the 1954 paintings “Landscape with a Birch Tree”, “At the Dacha. Portrait in the Window” and “Khotkov Monastery”, in the apartment of Sviatoslav Richter at Falk’s solo exhibition in 1957, etc. Regardless of all the imperfections (Jerzy Kucharski was not a professional photographer), there is another quality besides their documentary value, that makes these photographs unique. Seen through the camera of Kucharski, Falk looks natural, emotional, open to friendly conversation. Some of these photographs have been published before (though, unfortunately, without credit to their author). To supplement the memories of the artist’s contemporaries with some visual evidence, several articles in this issue will be illustrated with photos from the Kucharski family archive, many of which will be published for the first time.

It is interesting to notice that after Falk’s death, his widow Angelina Shchekin-Krotova asked Kucharski to help her as a photographer and take pictures of the paintings her husband had left in his studio in the Pertsov House. The work took several months to complete. As a result, Shchekin-Krotova made a photo catalogue of all Falk’s works based on around six hundred amateur black-and-white photos of the paintings (printed in 2-3 copies each), that allowed her to describe and systematize the artist’s vast legacy. Yulia Didenko

Jerzy (Georgy) Kucharski (1926-2000), translator, biographer of Frédéric Chopin, translator of the composer's letters and author of a commentary.

Natalya Prozorova (1925-2019).

“The passport he was given in the Soviet Union was issued in

the name of Stepan Vilgelmovich Kucharski” (cit. ex: Gerasimova A. Jerzy Kucharski, a Russian Translator // Nezavisimaya Gazeta. 2000. No.68. 14 April (Kulisa NG. No.6 (48). P.16). 4.

Robert Falk (1886-1958)

Ibid.

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

177

Robert Falk in My Life

Marina Prozorova

«Неожиданная встреча» (Р.Р. Фальк) Ново-Быково. 1954 Фото: Г.С. Кухарский Архив Г.С. Кухарского, Москва

Unexpected Meeting (Robert Falk) 1954. Novo-Bykovo Photo by Jerzy Kucharski Jerzy Kucharski archive, Moscow

178

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

РОБЕРТ ФА ЛЬК (1886—1958)

Фальк

ое арина

и ни

ро орова

Фальк был в моей жизни всегда. а кухне висела небольшая картина с зеленым яблоком на столе. Отец рассказывал, что как-то раз приехал к Роберту Рафаиловичу на дачу и увидел, что на какую-то картину ставят сковородки. Отец спросил, что за работа. Фальк ответил, что работа не удалась. В ответ на это отец заметил, что один из кусков хорош. Фальк согласился и, взяв нож, вырезал этот кусок и отдал отцу. В восьмидесятые годы, когда родители восхищались партией блоко , они отнесли в штаб блока этот фрагмент картины и подарили его. Интересно, сохранилась ли эта работа Она была без автографа Роберта Рафаиловича. В шестидесятые годы вдова Фалька, нгелина Васильевна, устраивала показы его работ. Помню мольберт, на котором в течение долгого времени менялись работы Фалька, помню квартиру-мастерскую в доме на набережной Москвы-реки (доме Перцова). С тех пор, мне так кажется, я узн ю работы Роберта Рафаиловича всегда (хотя моя мама говорила, что с б льшим удовольствием я смотрела на кораблики, проплывающие по реке). Помню, как отец рассказывал мне, что Фальк учил его понимать импрессионистов. адание было одно – идти и смотреть. Отец приходил и говорил, что ничего не понял, не чувствует. Смотрите еще И так много раз. Потом так же отец учил и меня. Подготовка текста и публикация Юлии Диденко

Роберт Фальк (1886–1958)

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

179

ROBERT FA LK (1886-1958)

Robert Falk

Robert Falk has always been there in my life. In the kitchen, we had a small painting of a green apple on a table. My ather told me that one day he went to see Robert Falk at his dacha and saw that one of the paintings was used to stack frying pans on. My ather asked what that painting was. Falk answered that it hadn’t come out right. My ather replied that one part of the painting was very good. Falk agreed. Then he took a knife, cut that part out and gave it to my ather. In the 19 s, when my parents became ans of the political party abloko ( Apple ), they gave this painting fragment to the party head uarters as a present. I wonder if it’s still there. It wasn’t signed by Robert Falk. In the 196 s, Falk’s widow Angelina Shchekin-Krotova organi ed viewings of his works. I remember the easel and the long viewings when the paintings would be set on the easel one by one I remember the studio apartment by the Moskva River in the Pertsov ouse. It still feels as if since then I can recogni e any of Falk’s paintings (even though my mother told me that I was much more interested in the ships passing by on the Moskva River). I remember my ather telling me how Falk taught him to understand Impressionist art. e said, the key was to come and see. My ather went to see the paintings but said he didn’t understand or feel anything. Then look again And ather would go over and over again. ater, my ather taught the same to me. Preparation of the text and publication by Yulia Didenko

180

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Марина Прозорова

Фальк в моей жизни

«Компот» (Роберт Фальк на даче). 1954 Ново-Быково Фото: Г.С. Кухарский Архив Г.С.Кухарского, Москва

“Compote” (Robert Falk at the dacha) 1954. Novo-Bykovo Photo by Jerzy Kucharski Jerzy Kucharski archive, Moscow

Ангелина Щекин-Кротова с кошкой на даче 1954 Ново-Быково Фото: Г.С. Кухарский Архив Г.С. Кухарского, Москва Публикуется впервые

Angelina ShchekinKrotova at the dacha 1954. Novo-Bykovo Photo by Jerzy Kucharski Jerzy Kucharski archive, Moscow Published for the first time

Роберт Фальк (1886–1958)

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

181

ROBERT FALK IN T E LEN OF ER

AR KI

«Слегка повздорили». Роберт Фальк и Моисей Хазанов Ново-Быково. 1954 Фото: Г.С. Кухарский Архив Г.С. Кухарского, Москва Публикуется впервые

A little misunderstanding. Robert Falk and Moisei Khazanov 1954. Novo-Bykovo Photo by Jerzy Kucharski Jerzy Kucharski archive, Moscow Published for the first time

Встреча. Р.Р. Фальк и неустановленное лицо Ново-Быково. 1954 Фото: Г.С. Кухарский Архив Г.С. Кухарского, Москва Публикуется впервые

Meeting. Robert Falk and an unknown person 1954. Novo-Bykovo Photo by Jerzy Kucharski Jerzy Kucharski archive, Moscow Published for the first time

182

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

РОБЕРТ ФА ЛЬК В ОБ ЕКТИВЕ Е

И К Х АР КО О

Фальк идет на работу. Слева – Наталья Прозорова 57-й км Северной железной дороги 1954 Фото: Г.С. Кухарский Архив Г.С. Кухарского, Москва Публикуется впервые

Falk on his way to work. On the left – Natalya Prozorova. 1954 57th km of the North Railway Photo by Jerzy Kucharski Jerzy Kucharski archive, Moscow. Published for the first time.

После работы. Роберт Фальк и Наталья Прозорова с картиной «Хотьковский монастырь» 1954 Фото: Г.С. Кухарский Архив Г.С. Кухарского, Москва

After Work. Robert Falk and Natalya Prozorova with the painting “Khotkov Monastery”. 1954 Photo by Jerzy Kucharski Jerzy Kucharski archive, Moscow

Роберт Фальк (1886–1958)

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

183

Р.Р. ФАЛЬК Обнаженная в кресле 1922–1923 Холст, масло 103,5 × 111,5

ROBERT FALK Nude in an Armchair 1922-1923 Oil on canvas 103.5 × 111.5 cm

184

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

РОБЕРТ ФА ЛЬК (1886–1958)

Роберт Фальк ерсональн е ста ки (1924–1969) ОБЗОР ПО А РХИВНЫМ М АТЕРИ А Л А М лия

и енко

Масштабная выставка произведений Роберта Рафаиловича Фалька в залах Третьяковской галереи на Крымском Валу – долгожданное и радостное событие для всех ценителей творчества мастера. Она приурочена к 135летию со дня рождения художника и стала самой представительной за без малого три предшествующих десятилетия. В известной степени по охвату материала ее можно сравнивать с другим значительным музейным показом работ Фалька, состоявшимся в феврале – марте 1993 года в залах Корпуса Бенуа Государственного Русского музея в Санкт-Петербурге . Из московских же ретроспектив художника экспозиции в ГТГ предшествует устроенная в 1966 году грандиозная по тем временам и памятная многим выставка в зале Московской организации Союза художников (МОСХ) на Беговой улице (рассказ о ней ждет читателя впереди). 1

В 2021 году в залах Третьяковской галереи зрителю будет предоставлена крайне редкая возможность увидеть собранными вместе более 200 произведений художника: более 100 полотен, около 90 графических листов и 10 театрально-декорационных работ. Фальк не мыслил себя без творчества, которому отдал 55 лет жизни; одна из самых первых его работ – небольшой этюд маслом «Девочка» (Третьяковская галерея) – датируется 1903-м, а последними стали портретные зарисовки соседа по больничной палате, выполненные карандашом в год смерти. В экспозиции в хронологическом порядке будут представлены основные этапы творчества художника, что дает возможность последовательного наблюдения за непрерывными поисками, движением и ростом его мастерства. Роберт Фальк (1886–1958)

В творческой эволюции Фалька в той или иной мере нашли отражение практически все направления истории русского искусства первой половины ХХ века: импрессионизм, фовизм, неопримитивизм, сезаннизм, экспрессионизм, «живописный реализм» (определение Фалька). Соответственно этим творческим периодам обозначены разделы выставки: «Начало. 1905–1909», «“Бубновый валет”. 1910–1916», «Вокруг “Красной мебели”. 1917–1921», «Назад к старым мастерам. 1922–1927», «Парижский период. 1928–1937», «Возвращение в СССР: Крым (1938), Самарканд (1938, 1942–1943)», «Поздний период. 1944–1958». При показе работ каждого из периодов осуществлен параллельный показ живописных полотен и графических листов. Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Экспонировалось 80 живописных и около 100 графических работ. Куратор – Е.В. Баснер. На открытии выставки присутствовала дочь Фалька – Кирилла Романовна Барановская-Фальк.

185

ROBERT FA LK (1886-1958)

Robert Falk

olo e

bto

A N OV ERVIEW OF 1924-1969

The major exhibition of works by Robert Falk in the New Tretyakov Gallery at Krymsky Val was an event long awaited by all connoisseurs of the Master’s works. It marked the 135th year of the artist’s birth and it was much more representative of his work than any of his exhibitions held over the past three decades. In terms of the showcased material, it may, in many respects, be compared with another significant exhibition of Falk’s works, which was held from February to March, 1993, in the halls of the Benois Building of the Russian Museum in St. Petersburg. In terms of the artist’s Moscow retrospectives, the current exhibition’s forerunner is an exhibition, rather sensational and grandiose for its time, which was held at the hall of the Moscow Union of Artists in Begovaya Street (this story awaits the reader ahead). 1

The exhibition showcased 80 paintings and about 100 drawings. The curator was Elena Basner. Falk’s daughter, Kirilla Baranovskaya-Falk, was present at the grand opening.

In 2021, in the halls of the Tretyakov gallery, the viewers will be given the unique opportunity of seeing more than 200 of the artist's works: more than 100 paintings, about 90 graphic sheets and 10 decorative items and theatre props that were brought together for this exhibition. Falk could not separate his own existence from that of his art, to which he gave 55 years of his life: one of his very first works – the oil sketch “A Girl” (Tretyakov Gallery) dates back to 1903. His last were portrait sketches of the man next to him in the hospital ward, which he drew in pencil in the year of his death. The exhibition presents the main stages of the artist’s creative development in chronological order, allowing one to follow closely Falk’s continuous searching and his dynamism, as well as the growth of his mastery. Falk’s creative evolution reflects, to various extents, almost all trends of Russian art of the first half of the 20th century – namely, Impressionism, Fauvism, Neo-primitivism, Cézannism, Expressionism, “pictorial realism” (Falk's own definition). The sections of the exhibition were designated in accordance with these creative periods: “The Beginning. 1905-1909”, “‘Knave of Diamonds’, 1910-1916”, “Around ‘The Red Furniture’. 1917-1921”, “Back to the Old Masters. 1922-1927”, “The

186

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Parisian period. 1928-1937”, “Back to the USSR: Crimea (1938), Samarkand (1938, 1942-1943)”, “The Late period. 1944-1958”. Both paintings and graphic works are showcased in each of the periods. The Tretyakov Gallery possesses a large monographic collection of Falk’s works, including more than 150 paintings and graphical works, with about 60 of them included in the exhibition. In addition to the works belonging to the State Tretyakov Gallery, the exhibition presented works from the collections of four museums in Moscow (the Pushkin State Museum of Fine Arts, the State Literary Museum, the State Museum of the East, the Bakhrushin Theatre Museum), about 35 works by Falk provided by the Russian Museum, about 25 paintings from 12 regional museums in Russia, as well as two paintings from the National Gallery of Armenia in Yerevan. Along with museum items, the show included works by the artist from private collections in Moscow (the collections of Igor Sanovich, Vladimir Nekrasov, Yuri Nosov, and so on), St. Petersburg (the collection of Valentin Shuster) and Liechtenstein (the Sepherot Foundation, Switzerland). It took decades for the need for a representative Falk retrospective to take shape. Dmitri Sarabianov who has authored two monographs Robert Falk (1886-1958)

Юлия Диденко

Третьяковская галерея обладает крупной монографической коллекцией работ Р.Р. Фалька, включающей более полутора сотен произведений живописи и графики, из которых демонстрировалось около 60 картин и рисунков. Кроме работ, принадлежащих ГТГ, на выставке будут представлены произведения из cобраний четырех московских музеев (Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, Государственного Литературного музея, Государственного музея Востока, Государственного центрального театрального музея имени А.А. Бахрушина), около 35 произведений Фалька, предоставленных Государственным Русским музеем, около 25 картин из двенадцати региональных музеев России, а также два полотна из Национальной галереи Армении в Ереване. Наряду с музейными вещами в экспозицию были включены работы из частных коллекций Роберт Фальк (1886–1958)

Роберт Фальк. Персональные выставки

Москвы (собрания И.Г. Сановича, В.И. Некрасова, Ю.М. Носова и других), Санкт-Петербурга (собрание В.М. Шустера) и Княжества Лихтенштейн (Sepherot Foundation). Необходимость представительной ретроспективы Фалька назревала не одно десятилетие. Как утверждал в конце 1990-х годов автор двух монографий о художнике Д.В. Сарабьянов, Фальк «давно – еще при жизни – занял место классика в истории искусства XX века. К сегодняшнему дню оно закрепилось за ним окончательно. Но были периоды, когда Фальк оказался “опальным классиком”. Он почти не выставлялся в послевоенные годы, хотя углубленно и самоотверженно работал. Через пять лет после смерти имя Фалька стало еще более подозрительным: на выставке “30 лет МОСХа” его картины вызвали гнев партийного и государственного начальства, науськанного руководителями Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Р.Р. ФАЛЬК Перед снегом. Софрино. 1945 Холст, масло. 60 × 72 Частное собрание

ROBERT FALK Before the Snow. Sofrino. 1945 Oil on canvas. 60 × 72 cm Private collection

187

Robert Falk’s solo exhibitions

Yulia Didenko

Р.Р. Фальк в год своей первой персональной выставки 1924. Фотография Частный архив, Москва

Robert Falk in the year of his first solo exhibition 1924. Photograph Private archive, Moscow

Р.Р. ФАЛЬК Автопортрет в кепке. 1924 Бумага, графитный карандаш Местонахождение неизвестно

ROBERT FALK Self-portrait with a Cap. 1924 Lead pencil on paper Location unknown

Detail of Robert Falk’s solo exhibition at the Tretyakov Gallery, Moscow March-April, 1924 Photograph © Tretyakov Gallery

188

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Юлия Диденко

Академии художеств на так называемых формалистов. Борьба вокруг Фалька продолжалась в 60-е годы, когда были устроены две его большие ретроспективные выставки – в Ереване (1965) и в Москве (1966). Охранители незыблемых традиций 30–50-х годов видели в Фальке их разрушителя и всеми силами старались отлучить художника от советского искусства. Но было уже поздно. Вынесенный на одну из самых горячих точек художественной жизни 60-х годов двумя столкнувшимися друг с другом волнами, Фальк оставил неповторимый след на ее поверхности»2 . Обращаясь к почти вековой истории персональных выставок художника, мы рассмотрим только самые значительные из них, чтобы проследить, как складывалось общественное признание его творчества, как менялся зрительский интерес к его работам. Примечательно, что первая персональная выставка Р.Р. Фалька состоялась именно в Третьяковской галерее без малого столетие тому назад, весной 1924 года. Авторитет Фалька в те годы был очень высоким: активный участник и один из основателей общества художников «Бубновый валет», он был также признанным педагогом, профессором, руководителем мастерской станковой живописи живописного факультета ВХУТЕМАСа. Куратор выставки, старший хранитель отдела новейшей живописи ГТГ В.М. Мидлер3 , ставил целью представить художника «для обозрения почти с исчерпывающей, иногда даже с излишней, полнотой», чтобы иметь «возможность судить и проверить установившееся доныне отношение к творчеству Фалька»4 . Как отмечал куратор в служебных материалах к выставке: «Считаясь с 20-летним живописным стажем художника Фалька и тем местом, которое он занимает в современной русской живописи, а также с наличием вообще оснований и возможностей для подведения некоторых итогов периода всей плеяды московских живописцев, известных под названием “Бубновый валет”, и художника Фалька как одного из его видных представителей, выставка построена по ретроспективному принципу»5 . Согласно каталогу в залах Третьяковской галереи экспонировались 88 картин и 23 рисунка (карандашом и акварелью). Эти работы представляли в «хронологической и живописно-эволюционной последовательности, год за годом» «в более или менее четких и характерных образцах» двадцатилетний итог работы Фалька: от 1904-го вплоть до марта 1924 года. «Движение линии художника по кругу, начатое в 1904 г. с Союза Русских Художников, того лирико-реалистического периода типа Жуковского, Юона и др., через последующий для него этап русского преломления импрессионизма (Тархов, Грабарь и др.), затем впоследствии с 1911– [19]12 по 1920–[19]21 г. включительно, уклонившись резко вместе с сотоварищами по работе и выставкам к интерпретации “постимпрессионистских” и Роберт Фальк (1886–1958)

Роберт Фальк. Персональные выставки

“кубистических” исканий современного запада и главным образом французов в области формы и цвета, следуя за Ван Гогом, Гогеном, Матиссом к Сезанну и Дерену, в настоящее время круг логически замыкается. Начиная с [19]22–[19]23 гг. мы имеем работы, перекликающиеся с отправной линией движения, но усложненные опытом и культурой, добытыми серьезным, упорным и даже чрезвычайно напряженным трудом. Последнее подчеркивает и характеризует индивидуальный образ художника. Не случайно территориальное сближение на стенах выставки указанных перекликающихся периодов – первого и последнего»6 . 37-летний Фальк остался выставкой доволен, о чем писал своему другу, писателю и философу С.Н. Дурылину: «Выставка моя давно как закрылась. В прессе ее только слегка коснулись. Критика избегает говорить о той живописи, которая слабо реагирует на современные темы. Сам я очень рад, что устроил выставку; очень важно самому увидеть в хорошем помещении свое развитие за 20 лет»7. Следующие два монографических показа работ Фалька 1927 и 1929 годов охватывали небольшие временные периоды. Выставка в 1927-м, организованная в Центральном доме ученых ЦЕКУБУ8 , включала 75 работ, выполненных в 1921–1926 годах. «Выставленные Фальком работы (в доме Цекубу) за последние 6 лет дают ретроспективный обзор творчества этого наиболее вдумчивого, но и наиболее сумрачного представителя “бубновалетцев”. Углубленный в проблему цвета, Фальк всегда был его очень острым, но зато и очень уравновешенным аналитиком, не доверявшим яркости предметов, как бы гасившим их краски своим сурово сосредоточенным восприятием»9. На своей выставке, прошедшей в парижской Galerie Zak с 15 по 31 марта 1929 года, менее чем через год после приезда в Париж, художник демонстрировал согласно каталогу всего 25 картин, созданных в России в 1917–1928 годах. В письмах на родину Фальк сообщал об успехе выставки: «Появились отзывы во многих газетах <…> Был знаменитый собиратель картин Vollard [Амбруаз Воллар]. Он сделал популярными Сезанна, Гогена, Матисса, Пикассо и др. Он сказал мне очень много лестных вещей и позвал к себе домой, чтобы показать свою Галерею. Это считается здесь весьма большой честью»10. Вторая парижская выставка Фалька, которая состоялась 22 января – 6 февраля 1937 года в Galerie Bonaparte11 , была значительно больше по количеству представленных на ней работ (86 картин и гуашей), но точный состав ее неизвестен, поскольку не обнаружен каталог. Известно, что, вернувшись в 1937-м из Парижа, Фальк привез с собой в СССР значительное количество созданных им во Франции холстов и рисунков. Вдова художника А.В. Щекин-Кротова Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

Сарабьянов Д.В. Поэтика Фалька // Сарабьянов Д.В. Русское искусство. Пробуждение памяти. М., 1998.

Виктор Маркович Мидлер (1888–1979) – живописец, график, музейный работник.

Мидлер В.М. О выставке Р.Р. Фалька. – Цит. по: Материалы к выставке Р.Р. Фалька. 1924 г. // ОР ГТГ (Отдел рукописей ГТГ). Ф. 8 II. Ед. хр. 59. Л. 1.

Там же.

Там же. Л. 1 об.

Цит. по: «В поисках сути искусства» (Письма Р.Р. Фалька к С.Н. Дурылину) / Публ. М.А. Рашковской // Встречи с прошлым. Вып. 6. М., 1988. С. 175.

ЦЕКУБУ – Центральная комиссия по улучшению быта ученых при Совете Народных Комиссаров РСФСР.

Хвойник И. По выставкам // Известия В.Ц.И.К. 1927. 16 марта.

10. Из письма Р.Р. Фалька Л.М. Лейзерову. Март 1929. Париж – Москва // ОР ГТГ. Ф. 4. Ед. хр. 1502. Л. 1, 1 об. 11. Возможно, другое ее название – Galerie Van Leer, по фамилии владельца.

189

Robert Falk’s solo exhibitions

Yulia Didenko

about the artist, wrote in the late 1990s that Falk “long ago – during his lifetime – took the place of a classic in the history of 20th-century art. As of today, this title is irrevocable. There have been, however, periods when Falk was an “out-of-favour classic”. He hardly ever exhibited in the postwar years, even though he was engrossed in selfless work at the time. Five years after Falk’s death, his name started raising even more suspicions when, at the exhibition titled “30 Years of the Moscow Union of Artists,” his works enraged party and government authorities, incited by the heads of the Academy of Arts against the so-called formalists. The strife around Falk continued in the 1960s, which saw two of his major retrospective exhibitions – one in Yerevan (in 1965) and the other in Moscow (in 1966). The guardians of the unshakable traditions of the 1930s-1950s saw Falk as their destroyer and went to great lengths to try to alienate the artist’s heritage from Soviet art. But it was too late. Once thrown by two colliding waves onto one of the hottest spots of the artistic realm of the 1960s, Falk left a unique mark on its surface.”2 As we now turn to the almost 100-year history of the artist’s solo exhibitions, we will consider only the most significant of them in order to trace how the

Роберт Фальк в Париже 1930-е. Фотография Частный архив, Москва

Robert Falk in Paris 1930s. Photograph Private archive, Moscow

Script of Andrei Yumashev’s speech at the artistic event with Falk in the Central House of Art Workers (TsDRI) in 1939, copied by Falk Autograph © Russian State Archive of Literature and Art

Dmitri Sarabianov. Falk’s poetry // Dmitri Sarabianov. Russian art. The Awakening of Memory, Moscow, 1998. (Library of Iskusstvoznanie (Art History) magazine).

190

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Юлия Диденко

Роберт Фальк. Персональные выставки

Роберт Фальк в Париже 1930-е. Фотография Частный архив, Москва

Robert Falk in Paris 1930s. Photograph Private archive, Moscow

Роберт Фальк (1886–1958)

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

191

Robert Falk’s solo exhibitions

Р.Р. Фальк на выставке своих картин в квартире С.Т. Рихтера Май 1957. Москва Фото: Г.С. Кухарский

Robert Falk at the exhibition of his paintings at Sviatoslav Richter’s apartment. 1957 Photo: Jerzy Kucharski

Архив Г.С. Кухарского, Москва

Archive of Jerzy Kucharski, Moscow

192

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Yulia Didenko

Robert Falk (1886-1958)

Юлия Диденко

вспоминала: он «знал, что его могут арестовать, но говорил, что пусть хоть картины останутся на родине. Фалька не арестовали. Наверное, даже чудовищная сталинская машина давала осечку. Фалька ни разу не трогали. Но и картины его были никому не нужны – у него тогда была очень ненадежная репутация. Прошли всего лишь две небольшие выставки: одна в ЦДЛ12 , где мы с ним познакомились, другая – в 1939 году в ЦДРИ»13 . О масштабе созданного в парижские годы и необходимости открытого показа этих работ Фальк писал весной 1939 года в записке руководителю Союза художников А.М. Герасимову: «Уважаемый Александр Михайлович. Прошу Вас, как председателя МОССХ’а, помочь организовать мою персональную открытую выставку. У меня накоплено в Париже и привезено сюда свыше 250 холстов. Из них фигурных вещей 65, 130 пейзажей, остальное – жанровые вещи и натюрморты. Кроме масла, у меня есть еще свыше 400 гуашей и больших рисунков. Вы сами понимаете, Александр Михайлович, что маленькая выставка в Клубе писателей не раскрывает меня как художника, а между тем мне известно, что широкие круги художественной общественности заинтересованы в том, чтобы получить о моей художественной деятельности полное впечатление. Уважающий Вас Р. Фальк 19/IV 1939 г.»14. Обращение Фалька, очевидно, возымело действие. 12 октября 1939 года в помещении ЦДРИ по адресу: улица Пушечная, дом 9, открылась персональная выставка работ Р.Р. Фалька, на которой экспонировалось 167 живописных и графических произведений. Она стала своеобразным творческим отчетом художника о затянувшейся французской командировке и включала работы за десятилетний период (1928–1937). Помимо составлявших основу экспозиции парижских работ были показаны и самые «свежие» картины и рисунки, написанные в 1938 и 1939 годах в Крыму, Самарканде и Ленинграде. 27 ноября 1939 года, во время проведения выставки в ЦДРИ, состоялся творческий вечер Р.Р. Фалька, в котором участвовали искусствовед М.В. Алпатов, актер С.М. Михоэлс, художники А.М. Нюренберг, П.Д. Покаржевский, С.А. Чуйков и другие. Современникам запомнилась горячая речь Героя Советского Союза, известного летчика А.Б. Юмашева, выступившего в защиту художника: «Мне нравится живопись ФАЛЬКА как настоящая хорошая советская живопись. Такая живопись нужна Советской стране, нужна советской общественности. Роберт Рафаилович имеет много учеников, которые, выступая здесь, рассказывали о выдающихся педагогических способностях ФАЛЬКА и его глубоком знании живописи. Приходится пожалеть, что в настоящее время наши студенты-художники не имеют возможности учиться у Фалька. По возвращении из-за границы Роберт Рафаилович сделал Роберт Фальк (1886–1958)

Роберт Фальк. Персональные выставки

меньше, чем мог бы сделать, т.к. условия его работы не позволяют ему выполнить все его замыслы, условия его работы не такие, какими они должны быть. Наши художественные организации недостаточно уделяют внимания творчеству такого замечательного художника, как ФАЛЬК. Этим организациям необходимо ознакомиться со стенограммой сегодняшнего обсуждения и сделать соответствующие выводы, создав т. ФАЛЬКУ нормальные условия для работы. (Аплодисменты)»15 . Эта осенняя выставка 1939 года стала предпоследней в жизни художника. На протяжении двух последующих десятилетий он не имел возможности официального показа своих работ в выставочных залах Москвы, не говоря уже о музеях. Лишь в далеком Самарканде, где в военные годы он преподавал студентам эвакуированных институтов и Узбекского художественного училища, была устроена в 1943 году в здании краеведческого музея выставка 92 его акварелей и гуашей. Выступивший на обсуждении выставки искусствовед Н.Н. Пунин отметил: «Фальк – крупнейший мастер современной русской школы. <…> Выставка наша – отрадное явление на фоне нашего искусства. Для Фалька характерна живописная стихия, лирика. <…> Меня поражает, как пронес он через годы незагрязненным и неослабленным это полное выражение внутреннего лирического переживания. Это очень трудная область – лирика. Многие быстро выдыхаются. Чистота лирически юного чувства у Фалька победоносно разлита везде и во всем. Он весь целен»16 . Долгое пребывание Фалька в Париже несомненно отразилось на отношении к нему тех, кто управлял культурой в послевоенные годы. Для них он «превратился в непризнанного маргинала. Тем более что сам художник ни при каких обстоятельствах не шел на сближение с искусством официальным и продолжал совершенствовать свою живописную систему»17. Почти до самого конца жизни Фалька официальный путь к зрителю ему был полностью закрыт. Показателен приведенный в воспоминаниях жены художника А.В. Щекин-Кротовой рассказ о визите в мастерскую Фалька чиновников от культуры: «Я помню, как к нам в мастерскую в середине 40-х годов явились представители художественных властей — Сысоев18 и Лебедев19. (Их визит был вызван настоятельными просьбами Фалька обратить внимание на тяжелые жилищные условия в его мастерской. Мы жили в мансарде, иными словами, на чердаке известного Дома Перцова на берегу Москвы-реки. После войны его причудливая фигурная крыша носила следы яростной бомбежки. Потолки протекали, в углах появились грибы. Было так холодно, что стены покрылись льдом. Я лежала с воспалением легких, одетая в валенки и ватную телогрейку, голову укутала платком. Фальк Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

12. Центральный Дом литераторов, Москва. 13. Щекин-Кротова А.В. Монолог о Фальке: [Интервью / материал подгот. И. Смирнова] // Советская культура. 1989. 8 апреля. С. 9. (Далее: Щекин-Кротова А.В. Монолог о Фальке.) ЦДРИ – Центральный Дом работников искусств, Москва. 14. Письмо (записка) Р.Р. Фалька А.М. Герасимову. 19 апреля 1939. Автограф // РГАЛИ. Ф. 2943. Оп. 1. Ед. хр. 212 (Материалы к секретариату МОССХ. 1939 г.). Л. 153, 153 об. 15. Цит. по: Выступления на обсуждениях выставок работ Р.Р. Фалька. 1939, 1943. Стенограмма и записи А.В. Щекин-Кротовой // РГАЛИ. Ф. 3018. Оп. 1. Ед. хр. 133. 16. Там же. Л. 84, 86. 17. Цит. по: Сарабьянов Д.В. Живопись Р.Р. Фалька // Сарабьянов Д.В., Диденко Ю.В. Живопись Роберта Фалька: Полный каталог произведений. М., 2006. С. 34. 18. Петр Матвеевич Сысоев (1906–1998) – искусствовед. В 1941–1954 годах работал в Комитете по делам искусств. 19. Поликарп Иванович Лебедев (1904–1981) – советский партийный и государственный деятель, председатель Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР (1948–1951), директор Третьяковской галереи (1939–1941, 1954– 1979).

193

Robert Falk’s solo exhibitions

12. Cited from: Angelina Shchekin-Krotova. “A Monologue about Falk”: [interview/materials prepared by I. Smirnova] // “Soviet Culture”. 1989.8 April. P.9.

public recognition of his work was shaped and how the audience’s interest in his works changed over time. It is noteworthy that Falk’s first solo exhibition was held at the Tretyakov Gallery almost a century ago, in the spring of 1924. Falk was a figure of great authority at the time. Actively involved with the artistic society known as the “Knave of Diamonds” (or “Jack of Diamonds”), which he had co-founded, he was also a renowned educator, in his role as professor of the easel-painting workshop of the painting faculty of Higher Art and Technical Studios (VKHUTEMAS). The exhibition’s curator, Victor Midler, 3 a senior curator at the Department of Contemporary Painting of the Tretyakov Gallery, sought to present the artist’s work “for review with almost exhaustive, sometimes even excessive, fullness” in order to be “able to assess and judge the public perception of Falk's work as it has been shaped thus far.”4 As the curator noted in the exhibition’s supporting material, “Taking into account Falk’s 20-year career as an artist and the place that he occupies in contemporary Russian painting, as well as the opportunities we now have for evaluating as a whole the constellation of Moscow painters known as the “Knave of Diamonds”, of which Falk is one of the most prominent representatives, the exhibition is structured in the form of a retrospective.”5 According to the catalogue, 88 paintings and 23 graphic works (in pencil and watercolors) were exhibited in the halls of the Tretyakov Gallery. In “a chronological and pictorial-evolutionary sequence, year by year”, “in more or less clear and characteristic samples,” these works represented the result of 20 years of Falk’s work – namely, from the year of 1904 to March 1924. “The artist traced a circular path, starting out in 1904 with the Union of Russian Artists, passing through a lyric-realistic period similar in its type to Zhukovsky, Yuon and others, subsequently continuing to the stage of Impressionism in its Russian refraction (Tarkhov, Grabar, etc.) and, later, in 1911-[19]12 to 1920-[19]21, deviating sharply, together with his colleagues in both work and exhibitions, towards an interpretation of the “post-impressionist” and “cubist” study of the modern West – mainly the French – in the realm of shape and colour, in which he followed Van Gogh, Gauguin, Matisse, Cézanne and Derain; thus, the circle reached its logical conclusion. Starting from the period [19]22-[19]23, we see works echoing the starting points of that movement, but at the same time complicated by experience and culture, obtained through serious, persistent and even extremely strenuous work. The latter emphasises and characterises the individual image of the artist. It is no accident that the first and last of the aforementioned periods are represented in close proximity to each other on the exhibition’s walls.”6 Falk, aged 37 at the time, was satisfied with the exhibition, a feeling he communicated in a letter to his friend, the writer and philosopher Sergei Durylin: “My exhibition closed a long time ago. The media covered it only briefly. Critics avoid talking about painting that

194

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Victor Markovich Midler (1888-1979) was a painter, graphic artist and museum employee.

Victor Midler. On Robert Falk’s exhibition; citations from “Supporting materials of Robert Falk’s exhibition”, 1924 //Tretyakov Gallery manuscript department, F.8 II. Item 59. Sheet 1.

Ibid.

Ibid. Sheet 1 reverse

Citation from: “In Search of the Essence of Art (the Letters of Robert Falk to Sergei Durylin)” / published by M.A. Rashkovsky // Meetings with the Past. Issue 6. Moscow, 1988. P. 175.

TSEKUBU was the abbreviation (in Russian) for the Central Commission for the Improvement of Conditions for Science under the Council of People’s Commissars of the RFSFR.

Khvoynik, I. ‘At the Exhibitions’ // “Izvestiya”, March 16, 1927.

10. From a letter from Robert Falk to L. Layzerov. March 1929. Paris-Moscow. // Department of Manuscripts, Tretyakov Gallery. Folio 4, Item 1502, Sheet 1, 1 reverse. 11. It is possible that its other name was Galerie Van Leer, in reference to its owner.

Yulia Didenko

reacts poorly to contemporary themes. I myself am very glad to have arranged an exhibition; it is very important to see for oneself your own progress over 20 years showcased in a good room.”7 The next two monographic displays of Falk’s works were held between the years 1927 and 1929 and covered short time periods. The exhibition organised at the Central House of Scientists (TSEKUBU) 8 in 1927 included 75 works created between 1921 and 1926. “The works exhibited by Falk (at the House of Scientists) over the past six years provide a retrospective overview of the work of this most thoughtful, but also the gloomiest, representative of the “Knave of Diamonds”. Deeply absorbed in the problem of colour, Falk has always been a very sharp, but, at the same time, very balanced analyst, who did not trust the brightness of objects, as if extinguishing their tones with his severely concentrated perception.”9 At his exhibition held at the Galerie Zak in Paris from March 15 to 31 in 1929, less than a year after his arrival in Paris, the artist showed, according to the catalogue, only 25 paintings, created in Russia from 1917 to 1928. Falk reported on the success of the exhibition in his letters home: “Many papers published their reviews <...> Vollard [Ambroise Vollard], a famous collector of paintings, was in attendance. It was he who made Cézanne, Gauguin, Matisse, Picasso and others popular. He said a lot of flattering things to me and invited me to his home to show me his gallery. This is considered a great honour here.”10 Falk’s second Paris exhibition, held from January 22 to February 6, 1937, at Galerie Bonaparte11 , was significantly larger in terms of the number of works showcased (86 oil and gouache works), but its exact set-up is unknown, as no catalogue has been found. It is known that, returning from Paris in 1937, Falk brought with him to the USSR a significant number of canvases and drawings he had created in France. The artist’s widow, Angelina Shchekin-Krotova, wrote that he “knew that he could be arrested, but he said that at least his works would remain in his homeland. Falk was not arrested. Even the monstrous engine of Stalinism could sometimes misfire. No one ever bothered Falk. But no one needed his paintings either – he had a very insecure reputation at that time. Only two small exhibitions were held – one at the [Central House of Writers], where we met, and the other, in 1939 at the [Central House of Arts].”12 In the spring of 1939, Falk wrote in a note to Aleksander Gerasimov, the head of the Union of Artists, about the scope of what he had created during his years in Paris, emphasising the need for openly showcasing those works: “Dear Aleksander Mikhailovich, I appeal to you for assistance as the chairman of the Moscow Regional Union of Soviet Artists (the MOSSKh) in organising my individual open exhibition. While in Paris, I created more than 250 works on canvas that I brought here with me. Of them, 65 are figure items, 130 are landscapes, and the rest genre paintings and still-lifes. In addition to Robert Falk (1886-1958)

Юлия Диденко

Роберт Фальк. Персональные выставки

Фрагменты экспозиции персональной выставки Р.Р. Фалька в 1966 году в залах МОСХ (улица Беговая, 7/9) Фотографии Частный архив, Москва

Details of Robert Falk’s solo exhibition at MOSKh Exhibition Hall in Begovaya Street November, 1966 Photograph Private archive, Moscow

Роберт Фальк (1886–1958)

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

195

Robert Falk’s solo exhibitions

20. Cited from: Angelina Schshekin-Krotova “My Falk” / compiled by Yulia Didenko, Anatoly Emdin; introduction article by Dmitri Sarabianov. Moscow, 2005, pp. 118-119.

oil paintings, I have more than 400 gouache works and large drawings. You yourself understand, Aleksander Mikhailovich, that the small exhibition at the Writers’ Club does not represent me as an artist. Besides, I am aware that wide circles of the artistic community are interested in getting a complete impression of my artistic activity. Yours, R. Falk 19 / IV 1939.”13 Apparently, Falk’s appeal had an effect. A solo exhibition was opened on October 12, 1939, in the rooms of the Central House of Arts in Pushechnaya Street, 9, presenting 167 paintings and graphic works. It became a kind of creative account of the artist’s protracted stint in France, including as it did works from across the 10 years spent there (1928-1937). In addition to the works created while in Paris that constituted the basis of the exposition, his most recent paintings and drawings from 1938-1939 in the Crimea, Samarkand and Leningrad were showcased as well. During the exhibition, namely, on November 27, 1939, an evening with Robert Falk was held in the Central House of Artists, featuring the participation of the art critic Mikhail Alpatov, the actor Solomon Mikhoels, and the artists Amshey Nurenberg, Pyotr Pokarzhevsky and Semyon Chuikov, among others. The ardent speech of the Hero of the Soviet Union, the famous pilot A.B. Yumashev in defense of the artist made a great impact: “I like Falk’s paintings and see in them true top-quality Soviet paintings. Our Soviet state, our Soviet society are in need of such art. Many of Robert Rafailovich’s former students present here have mentioned Falk’s outstanding teaching abilities and his deep knowledge of painting. Sadly, today’s art students do not have the opportunity of learning from Falk. Since his return from abroad, Robert Rafailovich has done less than he could have as his working conditions do not allow him to fulfill all of his plans; his working conditions are not what they should be. Our art organisations aren’t paying enough attention to the work of the wonderful artist that Falk is. These organisations need to familiarise themselves with the transcript of today’s discussion and draw the right conclusions, and proceed to create a normal working environment for Comrade Falk. (Applause)”.14 That exhibition in the autumn of 1939 was to be the penultimate show in the artist’s life. Over the following two decades, he did not have the opportunity to officially display his works in the exhibition halls of Moscow, let alone in museums. Only in distant Samarkand, where he taught students from evacuated institutes and the Uzbek Art School during the war, did the local history museum house an exhibition showcasing 92 of his watercolors and gouaches in 1943. The art historian Nikolai Punin, who spoke at the exhibition’s discussion, noted: “Falk is the greatest master of the modern Russian school. <…> Our exhibition is a gratifying phenomenon in the context of our art. Falk’s work is notable for its characteristic picturesque element, its lyricism. <...> It amazes me how he has maintained through the years this full expression of inner lyrical experience,

196

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

13. Letter (message) from Falk to Aleksander Gerasimov. April 19, 1939. Autograph. Russian State Archive of Literature and Art. Fund 2943. Opus 1. Item 212 (Materials for MOSSKh Secretariat) 14. Cited from: Opinions at Discussions of Robert Falk’s Exhibitions. 1939, 1943. Verbatim record and notes by A.V.ShchekinKrotova. Russian State Archive of Literature and Art. Fund 3018. Op. 1. Item 133. 15. Ibid. 16. Cited from: Dmitri Sarabianov, Robert Falk’s Paintings. // Dmitri Sarabianov, Yulia Didenko, Robert Falk’s Paintings. Full catalogue of works, Moscow, 2006. p 34. 17. Sysoev P.M. (1906-1998), art critic, full member of the USSR Academy of Arts (1953), Honoured Artist of the RSFSR, Candidate of Art History (1949), worked for the Arts Committee 1941-1954. 18. Lebedev P.I. (1904-1981), Soviet party member and statesman, chairman of the Arts Committee under the Council of Ministers of the USSR (1948-1951), director of the Tretyakov Gallery (1939-1941, 1954-1979). 19. The painting in question is “Before the Snow. Sofrino” (1945), which later became an addition to the collection of Leningrad art collector Aleksander Ramm.

Yulia Didenko

uncontaminated and unweakened. The lyrical realm is a rather difficult one. Many burn out before long. Falk triumphantly pours out the purity of his lyrically youthful feeling everywhere and over everything. He is nothing but wholesome.15” Falk’s long stay in Paris had undoubtedly affected the attitude towards him of those who ruled in the realm of culture in the postwar years. For them, he “became an unrecognised marginal. Moreover, the artist himself, would, under no circumstances, come anywhere near the officially approved art, continuing to perfect his own painting system.”16 Almost until the very end of Falk’s life, the official path to the viewer was completely closed to him. The story of the visit of cultural officials to Falk’s studio, cited in the memoirs of the artist's last wife, Angelina Shchekin-Krotova, is indicative of this: “I remember when Nikolai Sysoev17 and Vladimir Lebedev18 , representatives of the official arts bodies, turned up at our studio in the mid-1940s. Their visit came about on account of Falk’s persistent requests that they pay some attention to the awful living conditions of his studio. We lived in a garret at the time, i.e. the attic of the renowned Pertsov House on the banks of the Moskva River. After the war, its bizarre, curly roof bore the marks of violent bombing. The ceilings leaked and fungus had appeared in the corners. It was so cold in the workshop that the walls were covered with ice. I was ill with pneumonia, dressed in my felt boots, a wadded jacket and had my head wrapped up in a thick scarf. Falk was working wearing a winter hat and coat. Our guests stood in the middle of the room and looked around them in disgust. Falk brought some of his landscapes out of the workshop, which, he thought, would be quite accessible even to “socialist realists". I remember him putting a landscape on the easel, a painting of bright green grass, blue sky and a sparkling silver-birch trunk that captured beautifully the parting resonance of an autumn day.19 Lebedev, who at that time held the position of director of the Tretyakov Gallery, exclaimed, “Yes, Falk always wins with colour. What incredible colour, look at that!” But then Sysoev interrupted him, frowned menacingly and said, “It’s not the colour that’s important. This landscape is not Russian. Our birches are tall, even and slender. This birch is parochial, all bent and crooked.” Falk left the room and I turned to the guests and said, “Goodbye. He won’t be showing you any more.”».20 In the 1950s, the artist, by then rather elderly, repeatedly turned to the leadership of the Moscow Union of Artists with appeals for an exhibition. Thus, in 1954, he requested permission to exhibit in one of the halls at Kuznetsky Most, 11. Another, more detailed appeal written two years later – in 1956, the year of the artist’s 70th birthday – full of bitter lines concerning those unfounded accusations which had become the reason for ignoring his work, contains a demand to give him, finally, the opportunity to acquaint the public with his work. Robert Falk (1886-1958)

Юлия Диденко

работал в теплой шапке и пальто.) Наши гости остановились посреди комнаты и брезгливо осматривались вокруг. Фальк стал приносить из мастерской пейзажи, как ему казалось, вполне понятные даже “соцреалистам”. Помню, как он поставил на мольберт пейзаж с ярко-зеленой травой, синим небом, сверкающим серебряным стволом березы, запечатлевший прощальный осенний звонкий день20. Лебедев, директор Третьяковской галереи, воскликнул: “А все-таки Фальк всегда побеждает цветом. Что за цвет, смотрите!” Сысоев перебил его, грозно насупился и вымолвил: “Дело не в цвете. Этот пейзаж – не русский. Наши березы рослые, ровные, стройные. А это – местечковая береза, вся изогнулась, искривилась”. Фальк вышел из комнаты, а я сказала гостям: “До свидания. Он больше не будет показывать”»21 . В 1950-х уже очень пожилой художник не раз обращался к руководству МОСХа с просьбой о выставке. Так, в 1954-м он просил предоставить ему один из залов здания на Кузнецком мосту, дом 11. Еще одно, более развернутое заявление, написанное спустя два года – в 1956-м, в год 70-летнего юбилея художника, – содержит горькие строки о тех необоснованных обвинениях, которые стали причиной замалчивания его творчества, и требование дать ему наконец возможность показать публике свои работы. «В ПРЕЗИДИУМ ПРАВЛЕНИЯ МОССХ От художника ФАЛЬКА Р.Р. ЗАЯВЛЕНИЕ / Длительное время идут переговоры по поводу выставки моих работ. Срок выставки до сих пор еще не фиксирован. Прошу определить этот срок до лета 1957 года. Моя последняя персональная выставка была в 1939 году. В течение всех последующих лет я был поставлен в условия общественно-художественной изоляции известными Вам лицами из Академии Художеств. Предлогом служило совершенно необоснованное обвинение в “формализме”. Это обвинение я расцениваю как злостную клевету и поэтому требую дать мне возможность выставить свои работы в максимально приемлемых условиях их показа. В моей мастерской скопилось более тысячи картин – масло, гуашь, и кроме того, множество рисунков, театральных эскизов, макетов. Единственно подходящим помещением я считаю Кузнецкий, 11, где я смогу показать хотя бы небольшую часть работ. В этом году мне исполнилось 70 лет. Здоровье мое очень надорвано, а я бы очень хотел видеть свою выставку еще при жизни»22 . Следующий московский ретроспективный показ работ Фалька был неофициальным. Небольшую выставку его картин устроил в своей квартире (Брюсов переулок, дом 8/10) в апреле-мае 1957 года друг художника, пианист Святослав Рихтер. Об этом вспоминала А.В. Щекин-Кротова: «Когда, за год до смерти художника, в очередной раз не состоялась выставка произведений Роберта Роберт Фальк (1886–1958)

Роберт Фальк. Персональные выставки

Заявление Р.Р. Фалька в МОССХ с просьбой о проведении персональной выставки 17 мая 1954 Автограф Частный архив, Москва

Robert Falk’s application to the Moscow Artists’ Union about organising his solo exhibition May 17, 1954 Autograph Private archive, Moscow

Рафаиловича, Святослав понял, что Фальку просто необходимо было увидеть свои картины вне обстановки мастерской. Он предложил свою квартиру на улице Неждановой в качестве выставочного зала. Было отобрано семнадцать картин из тех, что особенно нравились Святославу, очень обдуманно экспонированных Рихтером на стенах его небольшой, но просторной квартиры. Рихтер не любил загромождать свое жилище ненужной мебелью. А в этом случае вообще все было убрано из “выставочного зала”, кроме рояля, кресел и дивана. Святослав вручил Роберту Рафаиловичу ключи от своей квартиры и предложил ему приводить на выставку всех, кого он пожелает, в любое время. Конечно, Фальк – человек скромный и деликатный – очень осмотрительно пользовался разрешением и приглашал сюда только самых близких ему людей»23 . Только за пять месяцев до смерти Фалька, с 17 по 27 мая 1958 года, состоялась его официальная персональная выставка, ставшая последней прижизненной в биографии мастера. Она прошла в залах МОСХа в Ермолаевском переулке, дом 1724 , и включала согласно каталогу 29 картин и 28 работ на бумаге. В то время 71-летний художник, перенесший годом ранее тяжелый инфаркт, находился в клинике, но благодаря инициативе жены ему все же удалось увидеть экспозицию: Ангелина Васильевна привезла его ненадолго на выставку прямо из больничной палаты. Этот десятидневный показ работ мастера был полузакрытым, реклама отсутствовала. «Выставку, да и то крохотную, процеженную, в старом помещении МОСХа устроили, когда он уже лежал смертельно больной в госпитале. И в то же унылое помещение МОСХа вскоре после выставки привезли Фалька – в гробу», – писал И.Г. Эренбург25 . Посетившая выставку Надежда Мандельштам, вдова поэта, сообщала художнику в письме: «В городе шли смутные слухи про выставку – не знали, Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

20. Речь идет о картине «Перед снегом. Софрино» (1945), которая позже попала в собрание ленинградского коллекционера А.Н. Рамма. 21. Цит. по: Щекин-Кротова А.В. Мой Фальк / Сост. Ю.В. Диденко, А.Г. Эмдин; вступ. статья Д.В. Сарабьянова. М., 2005. С. 118–119. (Далее: Щекин-Кротова А.В. Мой Фальк). 22. Заявление Р.Р. Фалька в Президиум Правления МОССХ. Черновик. [Ноябрь–декабрь 1956 г.]. Машинопись. // РГАЛИ. Ф. 3018. Оп. 2. Ед. хр. 92. Л.70-71. 23. Цит. по: Щекин-Кротова А.В. Мой Фальк. С. 234–235. 24. Сейчас это здание является одной из выставочных площадок Московского музея современного искусства. 25. Эренбург И.Г. Люди, годы, жизнь. Кн. 3-я, 4-я. М., 1963. С. 488–489.

197

Robert Falk’s solo exhibitions 21. Robert Falk’s appeal to the Presidium of the Moscow Union of Soviet artists. Draft. [November-December 1956]. Typewritten. Russian State Archive of Literature and Art. Fund 3018. Opus 2. Item 92. Sheet 70-71. 22. Cited from: Angelina ShchekinKrotova. “My Falk”. P. 234-235. 23. Today, this building is one of the exhibition locations of the Moscow Museum of Modern Art. 24. Ilya Ehrenburg, “People, years, life”. Books three and four, Moscow, 1963. Pp. 488-489.

198

“TO THE PRESIDIUM OF THE BOARD OF THE MOSCOW ORGANISATION OF SOVIET ARTISTS. From the artist ROBERT FALK. PETITION Negotiations concerning an exhibition of my works have been long under way. The date of the exhibition has yet to be fixed. My request is that you determine these dates by the summer of 1957. My last solo exhibition was held in 1939. During the subsequent years, I was placed in conditions of social and artistic isolation by persons from the Academy of Arts whom you know very well, a completely unfounded accusation of “formalism” having served as a pretext to that. I regard this accusation as malicious slander and therefore demand that I be given the opportunity to exhibit my works in the most suitable conditions for their display. As of now, I have more than 1,000 paintings in my workshop in oils and gouache and, in addition to those, many drawings, theatrical sketches and models. I see Kuznetsky 11 as the only place fitting the purpose of showcasing at least a small portion of this work. I turned 70 this year. My health is weak and I would very much like to see my exhibition in my lifetime”.21

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Yulia Didenko

The next Moscow retrospective show of Falk’s work was unofficial. In April and May of 1957, a small exhibition of his paintings was arranged at the apartment (Bryusov Lane, 8/10) of one of the artist’s friends, the pianist Sviatoslav Richter. Shchekin-Krotova recalled it: “When, a year before the artist’s death, an exhibition of Robert Rafailovich’s works had yet again failed to materialise, Sviatoslav realised that Falk simply needed to see his paintings outside the studio setting. He offered his apartment on Nezhdanova Street for use as an exhibition hall. Seventeen paintings selected from those that Sviatoslav particularly liked were showcased by Richter on the walls of his small but spacious apartment. Richter did not like to clutter his home with unnecessary furniture. And in this case, everything was removed from the “showroom”, except for the piano, armchairs and a sofa. Sviatoslav gave Robert Rafailovich the keys to his apartment and invited him to bring everyone he wanted to the exhibition at any time. Of course, Falk – a modest and delicate man – was very careful in using that permission, bringing only those closest to him there.”22 Only five months before Falk’s death, his official solo exhibition was held, lasting from May 17 to 27, 1958, and becoming the maestro’s last lifetime exhibition. It took place in the halls of the Moscow Union of Artists in Ermolaevsky Lane, 1723 and included, according to the catalogue, 29 paintings and 28 works on paper. At that time, the 71-year-old artist, who had suffered a severe heart attack a year earlier, was in a clinic, but thanks to his wife’s initiative, he still managed to see the exposition: Shchekin-Krotova briefly brought him to the exhibition directly from the hospital ward. The 10-day show of the master’s work was semi-closed; it wasn’t advertised anywhere. “That exhibition – a tiny one, and thoroughly sieved through – was held in the old building of the Moscow Union of Artists, when he was in the hospital, terminally ill. And soon after the exhibition, Falk was brought to the same dull premises of the Moscow Union of Artists – in a coffin,” Ilya Ehrenburg wrote.24 Nadezhda Mandelstam, the widow of the poet Osip Mandelstam, who attended the exhibition, informed the artist in a letter: “There were rumours about the exhibition in the city – people didn’t know how to get there, where to get passes, etc. It was an exhibition held “on the quiet”. But still, people crowded in, confused and happy. The expectations many had at the ready did not match what they saw – they had come to look for abstract art as that is what is disparaged the most in our country, and they assumed that this was why it had to be secret. But everyone felt your tremendous power. Only they lacked the words to express it; I have seen such people. It would be good to have a public exhibition – it’s high Р.Р. ФАЛЬК Девушка в тюрбане (Е.С. Потехина). 1914 Холст, масло. 118,5 × 84

ROBERT FALK Girl in a Head Wrap (Elizaveta Potekhina). 1914 Oil on canvas.118.5 × 84 cm

Собрание В.И. Некрасова, Москва

Vladimir Nekrasov Collection, Moscow

Robert Falk (1886-1958)

Юлия Диденко

как попасть, где достать пропуска и т.д. Выставка “втихаря”. Но все же народ толпился, терялся, радовался. Готовое представление многих не совпадало с тем, что они увидели, – они пришли искать абстрактное искусство, т.к. у нас ругают именно его, и они думают, что в этом секрет. Но все чувствовали Вашу огромную силу. Только у них не было готовых слов, чтобы это сказать. Я видела таких людей. Очень хотелось бы, чтобы была открытая выставка. Пора… Я очень радуюсь за Вас, за Ваш огромный расцвет, за мощное звучание ваших вещей. <…> Ваш глаз и, выражаясь старомодно, сердце и душа в высшем расцвете»26 . Насколько важен для понимания творчества мастера был этот показ его произведений, свидетельствует письмо переводчицы Татьяны Литвиновой: «Дорогой Фальк! <…> Я была на выставке 5 раз. Я не стала Вас больше любить после выставки, но мне показалось, что для меня как-то выяснился масштаб Ваш как художника – то, что так трудно понять в мастерской. Вы мне показались очень большим! Меня поразила тихая серьезность Ваших холстов, никаких эффектов, ничего, что вызывало бы желание понравиться – не только черни, но и “тонким ценителям”»27. Удивительнейшим образом развернулась судьба к Фальку вскоре после его смерти. Прошло четыре года после ухода художника из жизни, когда в конце 1962 – начале 1963 года, в дни проведения знаменитой выставки в Манеже, посвященной 30-летию МОСХа, имя Фалька оказалось у всех на устах. Художественный критик Владимир Костин, один из организаторов выставки в Манеже, спустя почти 40 лет вспоминал: «Работ было показано множество. <…> Однако уже с первых дней наибольшей сенсацией стали <…> “горячие точки” выставки, около которых неизменно собирались зрители и шли споры, особенно у “Обнаженной” Фалька. <…> В глазах обывателей именно она приобрела прямо-таки сенсационную популярность. Сотрудница МОСХа, дежурившая на выставке, рассказывала нам, как к ней подскочила огромная женщина, раскрасневшаяся от трехчасового стояния в очереди на морозе, и, запыхавшись, просила скорее указать, где висит “Нагая Валька” – так некоторые зрители восприняли на слух “Обнаженную” Фалька. В глазах посетительницы, сказала сотрудница, читалось ревностное желание прежде всего увидеть знаменитую, всем теперь известную “Вальку”, да еще голую. <…> Кампания против выставки разрасталась. 5 декабря Б. Иогансон в своей статье в “Литературной газете” посчитал “Обнаженную” Фалька выкупавшейся в нефти натурщицей, которую затем вытерли тряпкой»28 . Интересен «лирический» комментарий Щекин-Кротовой к этой скандально известной картине. «Для “Обнаженной в кресле” (1922, ГТГ) позировала известнейшая натурщица Осипович 29, долгие годы преданно и безотказно служившая Роберт Фальк (1886–1958)

Роберт Фальк. Персональные выставки

искусству. Она начала позировать еще в мастерских Серова и Коровина. В 20-е годы, зимой, в неотапливающихся мастерских ВХУТЕМАСа, где от холода замерзала вода, студенты и профессора работали в ватниках и валенках, кутались в шарфы и башлыки, она позировала часами обнаженной, чуть согретая пламенем печурки-буржуйки, которая топилась то старыми книгами, то распиленными бревнами, стащенными студентами с Белорусского вокзала. За свой безотказный труд она, единственная в мире натурщица, получила при советской власти орден Героя Труда. Фальк

Р.Р. ФАЛЬК Печка. 1922 Холст, масло 115 × 90

26. Из письма Н.Я. Мандельштам Р.Р. Фальку. 7 июня [1958. Чебоксары]. Москва // РГАЛИ. Ф. 3018. Оп. 1. Ед. хр. 177. – Цит. по: «Здесь художник со своим миром говорит…»: два письма Н.Я. Мандельштам Р.Р. Фальку / Публ., вступ. заметка и примеч. А.Д. Сарабьянова // «Посмотрим, кто кого переупрямит…»: Надежда Яковлевна Мандельштам в письмах, воспоминаниях, свидетельствах / Сост. П.М. Нерлер. М., 2015. С. 193.

(О выставке к тридцатилетию МОСХа) // Творчество. 1989. №8. С. 21, 23.

27. Из письма Т.М. Литвиновой Р.Р. Фальку. 8 июня 1958. Голицыно – Москва // РГАЛИ. Ф. 3018. Оп. 1. Ед. хр. 176. Л. 4. Татьяна Максимовна Литвинова (1918–2011) – дочь наркома иностранных дел СССР М.М. Литвинова и англичанки, писательницы Айви Лоу (Литвиновой), жена скульптора И.Л. Слонима. 28. Костин В. Омраченный праздник искусства:

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

29. Станислава Лаврентьевна Осипович (1892 – конец 1970-х), натурщица, муза художников 1910-х–1920-х годов. Позировала С.Т. Коненкову (для скульптур «Русалочка», «Осень», «Заря», «Купальщица» в 1916–1917), П.П. Кончаловскому («Натурщица у печи» в 1917), А.А. Осмеркину («Обнаженная с синим тазом» в 1922) и многим другим.

199

Robert Falk’s solo exhibitions

31. Shchekin-Krotova A.V. Talent, faith and courage: [about the artist Peter Valyus] // “The Evening Kazan”. February 26, 1988. (link: http://www.vp-valius. narod.ru/PVmuseum/CatPjotr/05article_cat_Pjotr/ 06Falk.htm ).

time... I am very happy for you, for your great success, for the powerful resonance of your creations. <…> Your eye and, in old-fashioned terms, heart and soul, are in their prime.”25 The letter written by the translator Tatiana Litvinova bears testimony of how important this display of his works was for understanding the master’s work: “Dear Falk! <…> I have come to your exhibition five times. I didn’t begin to love you any more after the exhibition, but it seemed to me that, somehow, your grandeur as an artist has become clear to me – something that is so difficult to understand in the studio. You seemed very big to me! I was amazed by the quiet seriousness of your canvases, no effects, no eagerness to please either the crowd or “subtle connoisseurs.”26 . Falk’s fate as an artist took a surprising turn soon after his death. Four years after the artist passed away, in late 1962 – early 1963, during the famous exhibition in the Moscow Manege dedicated to the 30th anniversary of the Moscow Union of Artists, Falk’s name was on everyone’s lips. The art critic Vladimir Kostin, one of the organisers of the exhibition at the Manege, remembered almost 40 years later: “Many works were showcased. <…> However, from the very first days, the greatest sensation were <…> the exhibition’s “hot spots” that attracted the visitors invariably, provoking disputes – especially around Falk’s ‘Nude.’ <...> In the eyes of the average people, this work was the one that acquired downright sensational popularity. An employee of the Moscow Union of Artists who was on duty at the exhibition told us of a large lady running up to her, flushed from standing in line for three hours out in the cold, and, gasping for breath, asked to quickly show her where the ‘Nude Valka’ was – that was the name by which some viewers knew ‘Nude’ by Falk. The employee of the Union of Artists said that she could read in that visitor’s eyes a zealous desire to see, first and foremost, the famous, now known to everyone, ‘Valka’, who was, among other things, nude. <…> The campaign against the exhibition was building up. On December 5, Boris Ioganson in his article in ‘Literaturnaya Gazeta’ (The Literary Paper), said that the model for Falk’s ‘Nude’ had first bathed in oil and was then wiped off with a rag.”27 A “lyrical” commentary by Shchekin-Krotova to this scandalous picture is rather interesting. “It was Osipovich who sat for ‘Nude in an Armchair’ (1922, Tretyakov Gallery), the famous life model, who served the world of art with unswerving devotion for many years.28 Osipovich first worked in the studios of Serov and Korovin. At that time, in the 1920s, the VKhUTEMAS studios were unheated. It was so cold that water would freeze indoors. The students and professors wore quilted jackets and felt boots, wrapped themselves in scarves and bashlyki (tall, pointed cloak-like hoods), while Osipovich sat naked for hours on end only slightly warmed by the flame of a small, cast-iron stove, which was fuelled by old books and logs that the students had dragged back

200

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

25. From Nadezhda Mandelstam’s letter to Robert Falk. June 7 [1958. Cheboksary] – Moscow. Russian State Archive of Literature and Art. Fund 3018. Opus 1, Item 177; cited from: “Here the artist speaks to his world” – two letters from N.Ya. Mandelstam to R.R. Falk; introductions and comments by A.D. Sarabianov. “Let’s See Who is More Stubborn”: Nadezhda Mandelstam in letters, memoirs and accounts. Compiled by P.M. Nerler. Moscow, 2015. P. 193. 26. From Tatiana Litvinova’s letter to Robert Falk. June 8, 1958.Golitsyno-Moscow. // The Russian State Archive of Literature and Art. Fund 3018. Opus 1. Unit 176. Sheet 4. Tatiana Maximovna Litvinova (1918-2011) was the daughter of the Foreign Commissar of the USSR Maxim Litvinov and an Englishwoman, the writer Ivy Low Litvinov, and the wife of the sculptor Ilya Slonim. 27. Kostin, Vladimir. Shadowed Art Festival (about the exhibition dedicated to the 30th anniversary of Moscow Artists’ Union). 1989. No. 8. Pp. 21, 23. 28. Stanislava Lavrentievna Osipovich (1892 to late 1970s), life model, artists’ muse (1910-1920s). Osipovich sat for Sergei Konenkov (for the sculptures “Little Mermaid”, “Autumn”, “Dawn”, and “Bather” 19161917), Pyotr Konchalovsky (“Model by the Stove”, 1917), Aleksander Osmerkin (“Naked with a Blue Basin”, 1922) and many other painters. 29. Shchekin-Krotova, A.V. Lyrical Commentaries on Exhibition of Robert Falk. Late 1980s. Typewritten. Private archive, Moscow. 30. Cited from: Vasilyeva, Zh. Two Fates Reflected. “Rossiyskaya Gazeta”. 2010. No. 207. September 15. (https://rg.ru/2010/09/15/ artarm.html).

Yulia Didenko

from Belorussky Station. The only nude in the world at the time, she was awarded honorary title of the Hero of Socialist Labour by the Soviet regime for her unfailing contribution to art. Falk painted her in his studio as she sat beside the stove, which just about warmed the air on her one side, a bucket of coal placed on her other side. The red glow of the fire shone reflected on her legs. The sun’s whimsical rays penetrated the freezing studio through the ice-covered windows, illuminating the model in playful spangles of soft winter light. She held the difficult pose with her arms raised for hours. In the painting, Osipovich has an imposing look; her body fills the entire canvas and even exaggerates her natural proportions, attributing to the figure a certain power and majesty, whereas, in life, she was a rather petite woman. Falk’s students told me that she was an interesting model to paint. Her body was made of powerful rolls of flesh, her arms and legs were muscular and she was all different colours: her hands and feet a tanned brown, her full breast a blueish white, her back and shoulders swarthy. Her posture never belied a trace of tiredness or despondency; she radiated vitality. There is something epic, heroic even about ‘Nude in an Armchair.’ The little armchair in which she sat is in my room now, old, fragile and elegant”.29 Another event significant for the future fate of Falk’s legacy was the unprecedented retrospective of his works showcased in 1965 at the State Art Gallery of Armenia (now the National Gallery of Armenia) in Yerevan. This first posthumous monographic exhibition of Falk’s works was initiated by the art critic Mary Sargsyan, who worked at the museum, with the active involvement of Shchekin-Krotova. The exhibition consisted entirely of works owned by the artist’s family. According to the catalogue, 51 paintings and 30 graphic works were exhibited, representing a half-century of the artist’s career, from 1907 to 1957. After the exhibition closed, the museum acquired more than a dozen of the works it had showcased and was presented with three more, which enriched the museum’s collection by a number of first-class works by the master. “When, several years before, all museums had removed Falk’s works from their expositions, the Gallery’s management had the courage to leave Falk’s paintings on display and not strike his work from the books of the glorious history of Russian and Soviet art”, ShchekinKrotova wrote in a letter in 1965.30 “The brief “thaw” of the 1960s helped in discovering the artists whose work had rarely been seen in official exhibitions before. Works of forgotten painters of the beginning of the century were now timidly crawling out of dark storerooms. That was how the recently deceased Falk arose, almost out of oblivion,” the artist’s widow said.31 With active involvement on her part, in the second half of the 1960s, following the Yerevan show, several retrospectives of Falk’s works were held in different Robert Falk (1886-1958)

Юлия Диденко

Роберт Фальк. Персональные выставки

написал ее в своей мастерской сидящей возле печурки, которая слегка нагревала воздух с одной стороны модели, с другой стороны стояло ведро с углем. Красный свет огня падал отблеском на ноги модели. Сквозь замерзшие окна свет зимнего дня причудливыми пучками лучей пробивался в промерзшую мастерскую, освещая модель беспокойными блестками. Она часами держала трудную позу с поднятыми вверх руками. Осипович выглядит на картине грандиозной: фигура заполняет собой весь холст и представлена даже несколько больше своей натуральной величины, очень мощно и даже величественно, а на самом деле она была маленькой складной женщиной. Ученицы Фалька рассказывали мне, что ее очень интересно было писать. Тело ее бугрилось мощными складками, руки и ноги были мускулисты, и вся она была какая-то разноцветная: загорелые руки и ноги – коричневые, полная грудь – голубовато-белая, плечи и спина – смуглые. В ее позе никогда не было усталости, опущенности – от нее исходили какие-то токи жизни. В картине “Обнаженная в кресле” есть что-то эпическое, героическое. А маленькое креслице, в котором она сидела тогда, и сейчас живет в моей комнате – хрупкое, старенькое, изящное»30 . Роберт Фальк (1886–1958)

Еще одним событием, важным для дальнейшей судьбы наследия Фалька, стала беспрецедентная по тем временам ретроспектива его произведений, состоявшаяся в 1965-м в Государственной картинной галерее Армении (ныне Национальная галерея Армении) в Ереване. Этот первый после смерти художника монографический показ был организован по инициативе сотрудницы музея, искусствоведа Мэри Саргсян, и при активном участии А.В. Щекин-Кротовой. Выставка целиком состояла из работ, хранившихся тогда в семье художника. Согласно каталогу экспонировались 51 картина и 30 графических листов, представляющих творчество художника за полвека – с 1907-го по 1957 год. По завершении выставки музей приобрел более десятка работ из числа показанных и получил в дар еще три, в результате чего собрание музея обогатилось рядом первоклассных произведений мастера. «Когда несколько лет назад все музеи убрали из экспозиции вещи Фалька, руководство Галереи имело мужество оставить картины Фалька в экспозиции и не вычеркивать его творчество из славной истории русского и советского искусства», – писала Ангелина Васильевна в одном из писем 1965 года31 . «Короткая “оттепель” 60-х годов открыла художников, работы которых редко можно Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

30. Щекин-Кротова А.В. Лирические комментарии к выставке Роберта Рафаиловича Фалька. Конец 1980-х. Машинопись. Частный архив, Москва. 31. Цит. по: Васильева Ж. Двух судеб отраженье // Российская газета. 2010. №207. 15 сентября. (https:// rg.ru/2010/09/15/artarm.html).

201

Robert Falk’s solo exhibitions

Yulia Didenko

А.В. Щекин-Кротова (в центре) с сотрудниками Казахской художественной галереи имени Т.Г. Шевченко на выставке произведений Р.Р. Фалька Алма-Ата, 1969 Фотография Частный архив, Москва

Angelina Shchekin-Krotova (in the centre) with the staff of the Shevchenko Kazakh Art Gallery at Falk’s exhibition Alma-Ata, 1969 Photograph Private archive, Moscow

А.В. Щекин-Кротова (вторая слева) с посетителями выставки произведений Р.Р. Фалька в Государственной картинной галерее Армении. Слева направо: Г. Гончарук, Г. Лескова, П. Алексеенко (крайний справа) Ереван, 1965 Фото: Е. Гончарук Архив П.М. Алексеенко, Белгород

Angelina Shchekin-Krotova (second left) with visitors of the Falk exhibition at the State Art Gallery of Armenia Left to right: G. Goncharuk, G. Leskova, P. Alekseenko (far right). Yerevan, 1965 Photo: E. Goncharuk Peter Alekseenko’s archive, Belgorod

А.В. Щекин-Кротова на персональной выставке Фалька в Доме ученых в Академгородке в Новосибирске. 1967 Фотография Щекин-Кротова сфотографирована на фоне – «Автопортрета с африканской скульптурой» (1931) Р.Р. Фалька. Angelina Shchekin-Krotova at Falk’s solo exhibition in Akademgorodok, Novosibirsk. 1967 In front of Falk’s “Self-portrait with an African Sculpture” (1931) Photograph

202

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Юлия Диденко

было увидеть на официальных выставках. В музеях стали появляться, робко выползая из темных запасников, картины забытых живописцев начала века. Так возник почти из небытия незадолго до того умерший Фальк», – вспоминала вдова художника32 . При ее живейшем участии во второй половине 1960-х вслед за ереванским показом был организован еще ряд ретроспектив произведений Фалька в разных городах Советского Союза: в Москве (1966), Новосибирске (1967), Таллинне (1967), Алма-Ате (1969). Почти все они сопровождались подготовленными при участии вдовы художника каталогами. Как смелую инициативу новосибирского куратора М.Я. Макаренко33 стоит отметить выставку работ Фалька, организованную в 1967 году в картинной галерее Дома ученых в Академгородке Сибирского отделения Академии наук СССР в Новосибирске. Согласно ротапринтному каталогу34 на ней экспонировалось 134 произведения (102 картины и 32 рисунка) 35 . В июле того же 1967 года открылась ретроспектива Фалька в Государственном художественном музее Эстонской ССР в здании Дворца Кадриорг в Таллинне. Она была организована по инициативе молодого директора Инги Тедер36 , возглавившей музей годом ранее. Через два года, в октябре 1969-го, в Казахской государственной художественной галерее имени Т.Г. Шевченко в Алма-Ате состоялась выставка «Роберт Рафаилович Фальк», сопровождавшаяся буклетом с перечнем 34 картин и 15 графических листов, охватывающих период с 1910-го по 1957 год 37. Сохранилась редкая фотография, запечатлевшая сотрудников музея вместе с приехавшей из Москвы А.В. Щекин-Кротовой на фоне экспозиции выставки. Постепенно шло распределение вдовой художника хранившихся в его мастерской работ по музеям; там, где не могли купить, она приносила работы в дар. «Меня многие упрекают, что я все разбазарила, но я рада, что в разных городах люди видят картины Фалька», – делилась Ангелина Васильевна в интервью в последние годы жизни 38 . «Музеи “обходили” нашу квартиру за несколько кварталов. Первым решился купить Фалька Пушкарев, директор Русского музея 39. Причем украдкой, по самым дешевым ценам он протаскивал его вещи через комиссию. И это через пятнадцать лет после смерти Фалька40. А при жизни ни один музей не купил. Хотя один раз купил музей во Фрунзе, кажется. Но кто-то Александру Герасимову донес, и он послал туда возмущенную телеграмму. Этой вещи я до сих пор не могу найти; ее, очевидно, списали. Также списали как неликвид и те картины, которые при помощи [П.П.] Кончаловского приобрел Художественный фонд. В сорок шестом их жгли во дворе Худфонда. Жена Андрея Юмашева, известРоберт Фальк (1886–1958)

Роберт Фальк. Персональные выставки

ного летчика, выкупила свой портрет41 за рубль, дав его тому дворнику, который обливал картины Фалька керосином»42 . Грандиозным, одним из самых запомнившихся современникам событий художественной жизни Москвы середины 1960-х, несомненно, была персональная выставка картин Фалька, организованная МОСХом в 1966 году в выставочных залах на Беговой улице, дом 7/9 (она открылась 22 октября). «Выставка Фалька – это праздник московской интеллигенции!» – написал в книге отзывов художник Ф.В. Семенов-Амурский43 . Для многих зрителей ретроспектива умершего восемь лет назад художника стала первой возможностью в послевоенное время увидеть произведения зачисленного в «космополиты» и «формалисты» мастера. «Не знаю, что тут сыграло свою роль, Хрущев или “Люди, годы, жизнь” Эренбурга, но на персональную выставку в зале на Беговой очередь была огромная», – вспоминала А.В. Щекин-Кротова. Скорее всего, оба эти сошедшиеся во времени события – и гневный разнос Н.С. Хрущевым картин Фалька на выставке в Манеже 1 декабря 1962 года, и «оттепельная» книга Эренбурга, увидевшая свет в 1963-м, – вызвали огромный, неподдельный интерес к творчеству художника. Об источниках информации о художнике свидетельствуют анкеты44 , заполненные посетителями выставки 1966 года. На первый вопрос: «Известно ли Вам было имя Фалька?» – зрители отвечали так: «Да, имя Фалька знакомо по Эренбургу, потом выставке “30-летия МОСХ”, а также пейзажу “Балаклава” из ГТГ», «Знакомо. С выставки в Манеже. Скандально знакомы», «Да, к сожалению, только благодаря популяризации Эренбурга», «О Фальке узнала из книги Эренбурга, строки о Фальке очень запомнились, хотя ни одной картины не видела до тех пор», «Знакомо, в особенности после шума, поднятого крупными искусствоведами тт. Хрущевым Н.С. и Ильичевым», «О Фальке узнала лет 5 тому назад, из мемуаров Эренбурга», «Да, со

32. Щекин-Кротова А.В. Талант, вера и мужество: [о художнике П.А. Валюсе] // Вечерняя Казань. 1988. 26 февраля (в сети: http:// www.v-p-valius.narod.ru/ PVmuseum/CatPjotr/05article_cat_Pjotr/06Falk.htm ). 33. Михаил Янович Макаренко (1931–2007, взял фамилию жены, настоящая фамилия – Хершкович) – реставратор, коллекционер, галерист, руководитель картинной галереи в Доме ученых в Академгородке в Новосибирске. 34. Роберт Фальк / Картинная галерея, Академгородок СО АН СССР, Дом ученых

/ вступ. ст. И. Эренбурга. Новосибирск, 1967. 35. К сожалению, куратором при отборе работ были допущены ошибки. ЩекинКротова обнаружила их по приезде в Новосибирск: в ее экземпляре каталога отмечено, что «№№ 20, 21, 72 и 76 ни в коем случае картинами Фалька не являются». На выставке эти работы не были показаны. 36. Инга Рудольфовна Тедер (род. 1931) – музейный работник, художественный критик, педагог. В 1961-м – научный директор Таллиннского художественного музея, в 1966–1991 – его директор.

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

37. Роберт Рафаилович Фальк (1886–1958) / Вступ. ст. Н. Хадери. Алма-Ата, 1969. 38. Цит. по: Щекин-Кротова А.В. Монолог о Фальке. 39. Василий Алексеевич Пушкарев (1915– 2002) – искусствовед, коллекционер, директор Государственного Русского музея (СанктПетербург) в 1951–1977 годах. 40. Неточность мемуаристки: согласно документам, уже в 1967 году, через 9 лет после смерти художника, в ГРМ у нее была приобретена картина «Старая Руза» (1913). 41. Речь идет о полотне «Портрет Люции Семеновны Лившиц-Юмашевой» (1944; холст, масло; собрание Ю.М. Носова, Москва). Л.С. Юмашева (урожденная Лившиц) – балерина, вторая жена летчика А.Б. Юмашева. 42. Там же. 43. Книга отзывов посетителей выставки Р.Р. Фалька в МОСХе (октябрь – ноябрь 1966). Автограф // РГАЛИ. Ф. 3018. Оп. 1. Ед. хр. 277. Л. 4. 44. Тексты анкет объединены в единый машинописный вариант из 108 листов (РГАЛИ. Ф. 3018. Оп. 2. Ед. хр. 121), составленный А.В. Щекин-Кротовой и снабженный ее предисловием: «Эту анкету придумала выставочная комиссия по инициативе художника Валентина Полякова. Анкета проводилась в последние дни существования выставки». 45. См.: Герчук Ю.Я. «Кровоизлияние в МОСХ», или Хрущев в Манеже. М., 2008. С. 9. 46. Цит. по: Книга отзывов посетителей выставки Р.Р. Фалька в МОСХе (октябрь – ноябрь 1966). Подлинник // РГАЛИ. Ф. 3018. Оп. 1. Ед. хр. 277.

203

Robert Falk’s solo exhibitions

32. Mikhail Yanovich Makarenko (took his wife’s last name, née Khershkovich, 1931-2007) – restoration artist, collector, gallery owner, director of an art gallery in the House of Scientists of Akademgorodok in Novosibirsk. 33. Robert Falk. Picture gallery. Akademgorodok, Siberian Depart ment, Academy of Sciences of the USSR, House of Scientists. Introduction by Ilya Ehrenburg. Novosibirsk, 1967. 34. Unfortunately, the curator made some mistakes when selecting the works, revealed by Shchekin-Krotova on her arrival in Novosibirsk: her copy of the catalogue had marks against the works “Nos. 20,21, 72 and 76 which on no account are Falk’s paintings”. These works were not displayed on the exhibition. 35. Inga Rudolfovna Teder (born 1931), museum specialist, art critic and pedagogue. In 1961, Director for Research, in 19661991, Director of the Tallinn Art Museum. 36. “Robert Rafailovich Falk (18861958)” / introduction by Nina Khaderi. Alma-Ata, 1969. 37. Cited from: Angelina ShchekinKrotova. “A Monologue about Falk”: [interview/materials prepared by I. Smirnova] // “Soviet culture”. 1989.8 April. P.9 38. Vasily Alekseevich Pushkarev (1915-2002), art expert, collector, director of the Russian Museum, St. Petersburg, in 1951-1977. 39. According to documents, in 1967, nine years after the artist’s death, the Russian Museum purchased the painting “Old Ruza” (1913) from A.V. Shchekin-Krotova. 40. This refers to the painting “Portrait of Lucia Semyonovna Livshits-Yumasheva” (1944. Oil on canvas. Collection of Yuri Nosov, Moscow). L.S. Yumasheva (nee Livshits), ballet dancer, second wife of the pilot A.B. Yumashev. 41. Cited from: Angelina ShchekinKrotova. “A Monologue about Falk”: [interview/materials prepared by I. Smirnova] // “Soviet culture”. 1989.8 April. P.9. 42. The guest book for Robert Falk’s exhibition at the Moscow Union of Artists (October – November 1966). Autograph // Russian State Literature and Art Archive. Fund 3018. Opus 1. Unit 277. Sheet 4. 43. The texts of questionnaires were combined into a single typewritten version consisting of 108 sheets (Russian State Archive of Literature and Art. Fund 3018. Opus 2. Item 121), compiled by A.V. Shchekin-Kro-

204

Yulia Didenko

cities of the Soviet Union: in Moscow (1966), Novosibirsk (1967), Tallinn (1967), and Alma-Ata (1969). The catalogues that accompanied almost all of them were compiled with the help of the artist’s widow. As a bold initiative on the part of the curator Mikhail Makarenko 32 , the exhibition of Falk’s works held in 1967 in the picture gallery of the House of Scientists in Akademgorodok of the Siberian Branch of the USSR Academy of Sciences in Novosibirsk is worth mentioning. According to its rotaprint catalogue 33 , it showcased 134 works (102 paintings and 32 drawings) 34 . In July of the same year, another retrospective was opened at the State Art Museum of the Soviet Republic of Estonia in the building of the Kadriorg Palace in Tallinn. It was initiated by Inga Teder35 , who had become the museum's director a year earlier. Two years later, in October 1969, the Taras Shevchenko Kazakh State Art Gallery in Alma-Aty hosted an exhibition entitled “Robert Rafailovich Falk”, accompanied by a booklet listing 34 paintings and 15 graphic works covering the period from 1910 to 195736 . A rare photograph depicting the museum staff and the artist's widow (who had travelled from Moscow) with the exhibition in the background survives to this day. Over time, the artist’s widow distributed the pieces from Falk’s workshop among museums, giving them away for free to any that couldn’t afford to buy them. “Many reproach me, saying that I have squandered them all, but I am glad that people in different cities will have a chance to see Falk’s paintings,” Shchekin-Krotova stated in an interview she gave in the final years of her life. 37 “Museums wouldn’t come anywhere near our house. Pushkarev38 , the Russian Museum director, was the first to have the courage to buy something by Falk. 39 In secret, at the cheapest prices, he smuggled his works through the commission. And that was 15 years after Falk’s death. During his lifetime, not a single museum bought any of his works. No, a museum in Frunze bought one, I believe. But someone reported it to Aleksander Gerasimov and he sent an indignant telegram there. I still cannot find that piece; it was obviously discarded. The paintings that the Art Fund acquired with the help of [Pyotr] Konchalovsky were also written off as unmarketable. In 1946, they were burned in the courtyard of the Art Fund. The wife of Andrei Yumashev, a famous pilot, bought her por-

tova and supplemented with her introduction: “This survey was made up by the exhibition commission on the initiative of the artist Valentin Polyakov. The survey was offered to visitors in the last few days of the exhibition”. 44. See: Yuri Gerchuk. ‘Rush of blood to the head’ at the Artist’s Union, or Khrushchev at the Manege. Moscow, 2008. P.9.

45. Cited from the guest book for Robert Falk’s exhibition at the Moscow Union of Artists (October – November 1966). Original // Russian State Literature and Art Archive. Fund. 3018. Opus 1. Unit 277. 46. Shchekin-Krotova A.V. Friendship with the Artist // “Recollections about Ilya Ehrenburg”. Moscow, 1975. P. 232-233.

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

trait 40 for a ruble, giving it to the janitor, who poured kerosene over Falk’s paintings.”41 One of the most memorable and grandiose events in the artistic life of Moscow in the mid 1960s was, undoubtedly, the solo exhibition of Falk’s paintings organised by the Moscow Union of Artists in 1966 in the exhibition halls on Begovaya Street, 7/9 (it opened on October 22). “A Falk exhibition is a festive occasion for the Moscow intelligentsia!” wrote the artist Fyodor Semyonov-Amursky42 . For many viewers, a retrospective of the artist who had died eight years before was the first opportunity of seeing the works of the master labelled “cosmopolitan” and “formalist". “I don’t know what played the determining role there, Khrushchev or Ehrenburg’s ‘People, Years, Life’, but there was a huge queue to see the solo exhibition in the hall on the Begovaya line,” Shchekin-Krotova recalled. Most likely, it was both of these events (which happened close to each other in time): Nikita Khrushchev’s irate criticism of Falk’s paintings at the Moscow Manege exhibition held on December 1, 1962, and Ehrenburg’s “thaw” book, published in 1963, which combined to prompt an enormous, genuine interest in the artist’s works. The sources that most people learned about the artist from are evident from the questionnaires43 completed by those who attended the 1966 exhibition. To the first question: “Was Falk’s name familiar to you before?” the viewers replied: “Yes, Falk’s name is familiar to me because of Ehrenburg and then, the exhibition “The 30th Anniversary of the Moscow Union of Artists’, as well as the ‘Balaklava’ landscape painting from the State Tretyakov Gallery.” “Yes. From the exhibition at the Manege. Scandalously familiar”. “Yes, unfortunately, only thanks to the popularisation by Ehrenburg”. “I learned of Falk from Ehrenburg’s book; what he wrote about Falk was very memorable, although I had not seen a single picture before then”. “Yes, his name is indeed familiar, especially due to the fuss made by art critics comrade Nikita Khrushev and comrade Ilyichev”, “I learned about Falk about five years ago, from Ehrenburg’s memoirs”. “Yes, since that ‘rush of blood to the head’ at the Moscow Union of Artists44 , namely, the idiotic persecution of the best painters by Nikita”.45 In Ilya Ehrenburg’s book “People, Years, Life”, a whole chapter – the 13th (in volume 4) is devoted to Falk. Shchekin-Krotova wrote about the role of these memories: “Ehrenburg’s book made Falk’s name popular. Many became interested in Falk’s works through getting their first impression about him from Ehrenburg. ...When, in 1966, after Falk’s death, a large exhibition of his works was finally held in Moscow, in the building of the Moscow Union of Artists on Begovaya, Ehrenburg came to the grand opening, walked quietly about with the crowd of visitors that filled the narrow halls to capacity, and paused to stand in front of each work. For Falk’s next exhibition, in Academgorodok in Siberia [in 1967], Ehrenburg wrote a preface to the catalogue. It ends with the words: ‘Falk’s canvases have become necessary for Robert Falk (1886-1958)

Юлия Диденко

Роберт Фальк. Персональные выставки

Очередь на выставку Р.Р. Фалька в выставочный зал МОСХа на улице Беговой Ноябрь 1966 Фотография A line of visitors to Falk’s exhibition at MOSKh Exhibition Hall in Begovaya Street November, 1966 Photograph

Посетители выставки Р.Р. Фалька в выставочном зале МОСХа на улице Беговой Ноябрь 1966 Фотография Visitors at Falk’s exhibition at MOSKh Exhibition Hall in Begovaya Street November, 1966 Photograph

Роберт Фальк (1886–1958)

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

205

Robert Falk’s solo exhibitions 47. Boris Slutsky. ‘At the exhibition of the artist Robert Falk’. [1966. Moscow]. Typewritten. The article was originally published in Yiddish in the magazine “Sovetish Heymland” (Soviet Homeland) was translated [anonymously] to Russian, 1967. №6. P.112 // Russian State Archive of Literature and Art: F.3018. Opus 1. Unit 240. Sheet 25-27. ShchekinKrotova writes in her commentary: “Unfortunately, Slutsky’s own text wasn’t preserved.” 48. Cited from the guest book for Falk’s exhibition at the Moscow Union of Artists (October – November 1966). Autograph // Russian State Union of Literature and Art. Fund 3018. Opus 1. Unit 277. Sheet 4 (rev). 49. Cited from: Angelina Shchekin-Krotova. “A Monologue about Falk”: [interview/materials prepared by I. Smirnova] // “Soviet Culture”. 1989. 8 April. P.9. 50. Cited from: Shalamov, V.T. “New Book: memories, records, correspondence, investigation cases” / Compiled by I.P. Sirotinsky. Moscow, 2004. P. 309.

many, like air, like bread, like water. I greatly admire his feat’.”46 The poet Boris Slutsky, the author of the piercing poem about Falk titled “Old Blue”, responded to the exhibition with an article: “In one day, 6,000 people attended the exhibition of works by the artist Falk. Considering that Begovaya Street in Moscow where the exhibition is located, is, in fact, a roundabout street where advertising is very poorly placed, such a number of visitors speaks of its great success. Angelina Vasilievna, Falk’s widow, who preserved his artistic heritage and tirelessly promoted his work, has already lost count of the excursions that she has had to accompany about the halls of the exhibition. From time to time, she interrupts her own explanation and shouts: “Watch out! Take care! Be aware of the paintings!” The flow of people is so big that there's danger of someone accidentally catching on the pictures on the walls and dragging them after themselves.”47 In the opinion of one of the ladies attending, “the exhibition made a better impression than expected. But one thing is certain – the old people (and there are many of them here) came to remember their youth and the young to see for themselves why Falk was so severely criticised.”48 According to eyewitnesses, on frosty days, the exhibition was real pandemonium. People began queueing outside the exhibition halls of the Moscow Union of Artists in Begovaya, 7/9, from the small

Yulia Didenko

hours and, as Dmitri Sarabianov recalled, fires were lit in the street for the people in the line to warm themselves on. The artist's widow recalled a curious episode about the atmosphere of the exhibition: “There was a very amusing elderly employee at the entrance and he shared with me with evident satisfaction: ‘You know, I feel that people need me. Let 20 people in, persuade the rest to wait, begging for order. Formerly, I’d sit here for days on end without anyone ever coming’.”49 The writer Varlam Shalamov, who made several visits to the exhibition, wrote in his notebook: “October 22, 1966. Falk. Met Ehrenburg. Banquet. October 26, 1966. Falk’s exhibition – crowded. Passing by yesterday, I saw only a handful of young people there. It turns out that yesterday was Tuesday and, today, the house is full. A[ngelina] V[asilievna] is lively and cheerful. 160 paintings are on display; they will have more brought from Leningrad. <…> In total, Falk created more than 2,000 works – he did not sell many, they are all in Russia. His early works are the best – ones from the 1910s and the [19]20s. “A Woman in White”, “The Red Furniture”, but “Streets of Paris” is also good. A [ngelina] V[asilievna] said: “The exhibition seems to me such a miracle that I think, as this has happened, why shouldn’t Falk be resurrected?”50 Another surviving testimony is found in the diaries of the writer Dmitri Golubkov: “November 1966. Today is Falk’s exhibition on Begovaya. A long queue. The

Р.Р. ФАЛЬК Ранняя весна. Самарканд. 1943 Бумага, акварель, гуашь. 37,5 × 46 Собрание Е.Б. Муриной, Москва

ROBERT FALK Early spring. Samarkand. 1943 Watercolour, gouache on paper. 37.5 × 46 cm Elena Murina Collection, Moscow

206

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Robert Falk (1886-1958)

Юлия Диденко

времени кровоизлияния в МОСХ45 , или идиотского разноса лучших живописцев Никитой»46 . В книге Ильи Эренбурга «Люди, годы, жизнь» Фальку посвящена целая глава – тринадцатая (в 4-й книге). О роли этих воспоминаний писала А.В. Щекин-Кротова: «Книга Эренбурга сделала имя Фалька популярным. Многие заинтересовались творчеством Фалька, почерпнув свои первоначальные сведения о нем у Эренбурга. ...Когда в 1966 году, уже после смерти Фалька, состоялась наконец в Москве большая выставка его произведений в помещении МОСХа на Беговой, Эренбург пришел на открытие, тихо ходил среди публики, наполнившей до отказа узкие залы, подолгу стоял перед картинами. Для следующей выставки Фалька в Академгородке Сибири [в 1967 году] Эренбург написал предисловие к каталогу. Оно заканчивается словами: “...холсты Фалька стали необходимы многим, как воздух, хлеб, вода. Преклоняюсь перед его подвигом”»47. Поэт Борис Слуцкий, автор пронзительного стихотворения о Фальке «Старое синее», откликнулся на выставку статьей: «За один день шесть тысяч человек посетили выставку работ художника Фалька. Если учесть, что улица Беговая в Москве, где разместилась выставка, – собственно говоря, окольная улица, что реклама поставлена просто слабо, то приведенная цифра посещений свидетельствует о большом ее успехе. Ангелина Васильевна, вдова Фалька, сохранившая его художественное наследство и неустанно пропагандировавшая его творчество, уже потеряла счет экскурсиям, которые ей приходится сопровождать по залам выставки. Время от времени она прерывает свои объяснения и кричит: “Осторожно, осторожно! Не забудьте о картинах”. Поток людей столь велик, что он может увлечь за собой и полотна со стен»48 . По мнению одной из посетительниц: «...выставка произвела лучшее впечатление, чем ожидала. Но одно несомненно – старики (и их очень много) пришли сюда, чтобы вспомнить свою молодость, а молодежь – посмотреть, за что же так ругали Фалька»49 . На выставке, по свидетельствам очевидцев, в морозные дни было настоящее столпотворение. Очереди перед зданием выставочных залов МОСХа на Беговой, 7/9, выстраивались чуть ли не с ночи, и, как вспоминал Д.В. Сарабьянов, дело не обошлось без костров на улицах, у которых грелись люди, стоявшие в этой очереди. Любопытный эпизод об атмосфере, в которой проходила выставка, вспоминала вдова художника: «Там на входе стоял очень занятный старичок. Как-то удовлетворенно поделился со мной: “Знаете, чувствую, что народу нужен. Пропустишь двадцать человек, остальных уговариваешь ждать, чтобы порядок был. А раньше сидишь-сидишь – никто не ходит”50 . Роберт Фальк (1886–1958)

Роберт Фальк. Персональные выставки

Не один раз посетивший выставку писатель Варлам Шаламов отметил в записной книжке: «22 октября 1966. Фальк. Знакомство с Эренбургом. Банкет. 26 октября 1966 года. Толпа на выставке Фалька. Вчера я шел мимо – было лишь несколько десятков молодых людей. Оказывается, вчера был вторник, а сегодня – полно. А<нгелина> В<асильевна> оживленная, радостная. Картин здесь 160, привезут еще из Ленинграда. <…> Всего у Фалька более 2000 картин – он мало продавал, все в России. Лучшее – начало, 10-е, 20-е годы. “Женщина в белом”, “Красная мебель”, но хороши и “Улицы Парижа”. А<нгелина> В<асильевна>: “Выставка кажется мне таким чудом, что я думаю, раз уж это случилось, почему бы Фальку не воскреснуть?”»51 . Еще одно свидетельство сохранилось в дневниках писателя Дмитрия Голубкова: «Ноябрь 1966. Сегодня выставка Фалька на Беговой. Большая 47. Щекин-Кротова А.В. Дружба с художником // Воспоминания об Илье Эренбурге. М., 1975. С. 232–233. 48. Слуцкий Б. На выставке художника Роберта Фалька. [1966. Москва]. Машинопись. Перевод [анонима] на русский язык статьи, опублико-

ванной на идише в журнале «Советиш Геймланд» («Советская Родина»). 1967. №6. С. 112 // РГАЛИ: Ф. 3018. Оп. 1. Ед. хр. 240. Л. 25–27. В комментарии А.В. Щекин-Кротовой сообщается: «К сожалению, нет русского текста самого Слуцкого».

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

49. Цит. по: Книга отзывов посетителей выставки Р.Р. Фалька в МОСХе (октябрь – ноябрь 1966). Автографы // РГАЛИ. Ф. 3018. Оп. 1. Ед. хр. 277. Л. 4 об. 50. Цит. по: Щекин-Кротова А.В. Монолог о Фальке. 51. Цит. по: Шаламов В.Т. Новая книга: воспоминания, записные книжки, переписка, следственные дела / Сост. И.П. Сиротинская. М., 2004. С. 309.

207

Robert Falk’s solo exhibitions

51. Cited from Dmitri Golubkov. “It happened not at all in Italy...” Izbornik/ compilation by M. Golubkova. M., 2013. p. 388. Dmitri Nikolaevich Golubkov (1930-1972) was a Moscow poet, writer, artist, senior editor at the poetry department of the publishing house “Soviet Writer”. 52. Elena Borisovna Murina (born 1925), art historian, author of monographs on the art of Russian and international artists (Paul Cézanne, Vincent van Gogh, A.V. Lentulov, A.T. Matveev), wife of Dmitri Sarabianov. 53. Aleksander Samuilovich Pasternak (1931-2012) was a painter, graphic artist, set designer. 54. Yuri Kuper (born in 1940 into a family under the surname of Kuperman) is a painter, graphic artist, illustrator, set designer, writer. 55. The exhibition was held in October and November of 1966. 56. The mention is of the legendary “30 years of Moscow Soviet Artists Union” anniversary exhibition that opened in Moscow’s central exhibition hall, the Manege, on November 9, 1962. Almost a month after the opening, on December 1, 1962, Nikita Khrushchev made an appearance at the exhibition, not only tearing the young artists to pieces, but also spitting harsh criticism over the works of Falk who had died four years previously. 57. The painting was “Nude in an Armchair” (1922), which is, today, a part of the Tretyakov Gallery collection. 58. From Elena Murina’s unpublished interview. June 19, 2018. The idea and the performance of the interview, the transcript and text editing by Yulia Didenko. The video recording is stored at the Photographic Information Department of the State Tretyakov Gallery. 59. From Moses Kunin’s letter to Shchekin-Krotova. January 4, 1967. Leningrad – Moscow. Autograph //Russian State Fund of Literature and Art. F.3018. Opus 2. Unit 287. Sheet 2. 60. Ibid. Moses Abramovich Kunin (1897-1972), painter, circus and stage performer. Apprenticed with Mark Chagall, Kazimir Malevich, Robert Falk. 61. In 1974, two paintings by Falk of the “Knave of Diamonds” period arrived at the National

208

Yulia Didenko

place is crowded. Excellent works – it is difficult to list all the masterpieces. Especially “The Fence”, “An Open Window” (green-blue), “Paper Flowers", a young self-portrait, a model lying down, etc... “51 The art critic Elena Murina 52 , who, together with the Leningrad artist Aleksander Pasternak53 , helped Shchekin-Krotova to arrange the exposition on Begovaya, reminisced in a recent interview: “We hung the paintings for this exhibition together, all the time discussing the details, which works would be next to each other and all that. It was sheer happiness; it was all so interesting. While we were preparing the exhibition, people were already walking inside, some artists managed to get in and were taking a look. Of course, for many, it was their first time seeing it all – and how much they liked it! I just remember that Kuper54 came, along with another young man from that set (I can’t recall his surname now); they strolled about and I just heard him say: “This is simply too beautiful…” “And then, the queues along Begovaya Street stretching for several blocks. The exhibition lasted quite a while, I’m not sure for how long, a month, perhaps.55 They couldn’t wrap it up – people kept coming. This was already after the Manege56 , where our leaders glorified Falk, in their ignorance raving at that very ‘Nude’57 by Falk that was later nicknamed ‘the nude Valka.’ It was so famous all over the Soviet Union – from newspapers and other sources – that people kept coming, even those who knew nothing about fine arts. That scandal earned Falk a nationwide popularity”.58 Gallery in Prague through the Ministry of Culture of the USSR – “Landscape with a Dog” (1910) and “Bottles by the Window. (Singing bottles)” (1917). 62. From Shchekin-Krotova’s letter to Yuri Rumer. 1967. Autograph (typewritten). SB RAS archive. 63. Yuri Borisovich Rumer (1901-1985) was a theoretical physicist. Corresponded with Shchekin-Krotova (two of her letters to him are in the archive of the Siberian department of the Russian Academy of Sciences.) 64. From a letter Shchekin-Krotova to Dina Zolotarevskaya. July 22, 1975. Moscow – Svetlogorsk. Autograph. Addressee’s archive, Moscow; cited from: Zolotarevskaya Dina. “The Teacher and her friends: Angelina Vasilievna Shchekin-Krotova”. M., 2020. p.176. 65. Dmitri Vladimirovich Sarabianov (1923-2013) was an art historian, teacher, and poet. 66. Sarabjanow, Dmitri. “Robert Falk / mit einer Dokumentation, Briefen, Geschprächen, Lektionen des Künstlers und einer biographischen Übersicht, herausgegeben

von A.W. Stschekin-Krotowa”. Dresden: VEB Verlag der Kunst, 1974. 67. “The text of the monograph was compressed into a quarter of itself, and a short version in Russian was intended for publication in the book “Robert Falk. Discussions on art. Letters. Remembrances of the artist”, published in 1981 by the “Soviet Artist” publishing house, however, perhaps because of a high probability of trouble, the then management of the publishing house refused to include it altogether. Even at that time, a positive (although at the same time quite objective) assessment of the artist’s work would appear apologetic”(cited from: Dmitri Sarabianov “Robert Falk’s Paintings” // Dmitri Sarabianov, Yulia Didenko. “Robert Falk’s Paintings, Complete catalogue of works”, Moscow, 2006, p. 34). 68. Vladimir Kemenov (1908 1988) – art critic, statesman, Vice-President of the Soviet Academy of Arts (since 1966). 69. Cited from: Elena Murina. “On art and art history”. SPb: Novikov Publishing house, 2020, p. 42.

The Tretyakov Gallery Magazine #4 (69) / 2020

Falk’s 1966 exhibition at Begovaya Street “took Moscow by storm”59. As Moses Kunin, one of Falk’s students, noted after the exhibition, “now, it will be impossible to doom the Great Artist to oblivion.”60 He couldn’t have been more right. Starting from the second half of the 1960s, Falk’s selected works would be exhibited not only in the USSR, but also abroad. In 1967, ShchekinKrotova said in a letter: “My portrait in a white shawl went to an exhibition of Soviet art in Paris, along with some of the other works. Falk was also taken to Tokyo and to Prague61 . Seems we are slowly earning a name among the Soviet classics, eh?”62 Another surge of interest in the work of the artist, or, in the words of his widow, “the Falk trend", happened in the mid 1970s. In the summer of 1975, Shchekin-Krotova wrote in a letter to her student Dina Zolotarevskaya: “Life’s not even letting me catch my breath and time slips like water through my fingers. I’m supposed to be working on my book, but I’m doing something entirely different. Provincial museums come in multitudes to buy Moscow artists, all trying to meet me, ignoring Falk no longer. Groups – for I don’t have room to fit their entire staff at once – from the Tretyakov Gallery (with a new building in mind) come to do a thorough study of Falk’s works.. <…> Antonioni (yes, that Antonioni, the Italian film director) has already visited me, and I expect him again today. There have also been some physicists; Rumer63 has arrived – he wants to bring some VIPs to see me. There you have it: “the Falk fashion”! I am not flattered; such interest is rarely genuine. All this tires me, although sometimes it is interesting.”64 Undoubtedly, the growing attention to Falk’s work was also associated with the 1974 publication of the first monograph about him, written by Dmitri Sarabianov65 and published in the German Democratic Republic in a German translation.66 “In the Soviet Union, it wasn’t possible to publish a book dedicated to the work of this artist, who was virtually forbidden at that time.”67 Although, in the German edition, the text of the monograph was published in a considerably abridged form, its album section contained many high-quality reproductions of the artist’s works and documentary photographs, most of which were published for the first time. This gave a rare opportunity to those who did not speak German but were interested in Falk’s art to get an idea of his work. A large amount of work on the first monograph was done in the 1960s, after Sarabianov concluded an agreement with the Soviet Artist publishing house. “But when he presented the finished text to the publisher,” Elena Murina recalls, “it was rejected – I don’t remember by whom, but I think it was the all-powerful academician Vladimir Kemenov.68 <…> The complete Russian text came out only in 2006, along with a complete catalogue of paintings by Robert Falk, compiled by Yulia Didenko. In any other country, dozens of books and articles would have long ago been published about an artist of such rank.”69 Robert Falk (1886-1958)

Юлия Диденко

очередь, теснотища. Прекрасные работы – трудно перечислить все шедевры. Особенно – “Забор”, “Открытое окно” (зелено-голубое), “Бумажные цветы”, молодой автопортрет, натурщица лежащая, etc…»52 . Искусствовед Елена Борисовна Мурина 53 , которая вместе с ленинградским художником Александром Пастернаком 54 помогала Ангелине Васильевне делать экспозицию на Беговой, вспоминала в недавнем интервью: «Мы все время эту выставку вместе вешали, обсуждали, что как, что с кем. Это было просто счастье, так было интересно. Когда мы готовили выставку, там уже ходил народ, какието художники туда уже прорывались, смотрели. Конечно, многие впервые все это видели, очень им это все нравилось. Я только помню, что пришел Купер 55 и еще один парень из их компании (я сейчас забыла его фамилию), и они так прошлись, и я только слышу, как тот сказал: “Чересчур красиво...”. А потом от Беговой улицы стояли очереди на выставку, растянувшись на несколько кварталов. Выставка была довольно долго, я точно не знаю, но думаю, что месяц 56 . Ее не могли закрыть, потому что народ просто валом валил. Это ведь было уже после Манежа 57, где Фалька прославили наши вожди, которые ничего не понимали и были очень возмущены этой самой “Обнаженной”58 Фалька, которую народ прозвал “обнаженная Валька”. Она была известна на весь Советский Союз, из газет и отовсюду, и поэтому люди шли, даже те, которые не знали ничего о живописи. Этот скандал сделал Фальку всенародную славу»59. Выставка работ Фалька 1966 года на Беговой «буквально потрясла»60 Москву. Как справедливо писал вскоре после выставки один из учеников Фалька, Моисей Кунин, «теперь никому не удастся предать забвению Великого художника»61 . Так и случилось. Начиная со второй половины 1960-х отдельные работы Фалька начали выставляться не только в СССР, но и за рубежом. В 1967 году Щекин-Кротова сообщала в письме: «Мой портрет в белой шали поехал на выставку советского искусства в Париж и еще некоторые картины. В Токио также взяли Фалька, и в Прагу62 . Потихоньку выходим в советские классики, а?»63 Очередной всплеск интереса к творчеству художника, или, по выражению его вдовы, «мода на Фалька», случился в середине 1970-х. Летом 1975 года А.В. Щекин-Кротова сообщала в письме своей ученице Д.И. Золотаревской: «Живу, “не переводя дыхания”, и время утекает в никуда, как вода сквозь пальцы. Надо работать над книгой, а занимаюсь чем-то другим. То провинциальные музеи одолевают – приезжают знакомиться, закупать москвичей и теперь уже не минуют Фалька, то Третьяковка (с прицелом на новую галерею) подробно, отдельными группами (сразу всех не поместить) изучает Фалька. <…> Был у меня Антониони (киноРоберт Фальк (1886–1958)

Роберт Фальк. Персональные выставки

режиссер из Италии, тот самый), и жду его сегодня. Были физики, приехал Румер 64 и кого-то, очень важного, хочет вести ко мне. В общем, издержки “моды на Фалька”. Я не обольщаюсь, что редко это истинный интерес. Все это меня утомляет, хотя иногда бывает интересно»65 . Несомненно, нарастающее внимание к творчеству Фалька было связано и с выходом в 1974 году первой монографии о нем, написанной Д.В. Сарабьяновым 66 и изданной в ГДР в переводе на немецкий язык67. «В Советском Союзе не было возможности издать книгу, посвященную творчеству этого практически запрещенного в то время художника»68 . Хотя в немецком издании текст монографии был опубликован в весьма сокращенном виде, зато альбомная часть содержала множество великолепного полиграфического качества репродукций произведений художника и документальных фотографий, большинство из которых были опубликованы впервые. Это давало редкую возможность тем, кто не владел немецким языком, но интересовался работами Фалька, составить представление о его творчестве. Большой труд по созданию первой монографии был осуществлен в 1960-е годы, после заключения Сарабьяновым договора с издательством «Советский художник». «Но когда он представил в издательство готовый текст, – вспоминает Е.Б. Мурина, – его “зарубил” не помню кто, кажется, всесильный академик В.С. Кеменов69. <…> На русском языке полный текст появился только в 2006 году с полным каталогом живописных произведений Р.Р. Фалька, составленным Ю.В. Диденко. В любой другой стране о художнике такого ранга были бы изданы десятки книг и статей»70. 52. Цит. по: Голубков Д.Н. Это было совсем не в Италии… Изборник / Сост. М.Д. Голубкова. М., 2013. С. 388. Дмитрий Николаевич Голубков (1930–1972) – московский поэт, писатель, художник; старший редактор редакции поэзии издательства «Советский писатель». 53. Елена Борисовна Мурина (род. 1925) – историк искусства, автор монографических исследований о творчестве русских и зарубежных мастеров ХХ века (П. Сезанна, В. Ван Гога, А.В. Лентулова, А.Т. Матвеева). Жена Д.В. Сарабьянова.

крывшаяся 9 ноября 1962 года в Москве, в Центральном выставочном зале «Манеж». Спустя почти месяц, 1 декабря 1962 года, выставку посетил Н.С. Хрущев, который не только устроил шумный разнос молодым художникам, но и раскритиковал работы Фалька, которого уже 4 года как не было в живых. 58. Речь идет о картине «Обнаженная в кресле» (1922), ныне в собрании ГТГ.

54. Александр Самуилович Пастернак (1931–2012) – живописец, график, сценограф.

59. Из неопубликованного интервью Е.Б. Муриной. 19 июня 2018. Идея и проведение интервью, расшифровка и подготовка текста Ю.В. Диденко; видеозапись хранится в научно-справочном отделе фотокиноматериалов ГТГ.

55. Юрий Леонидович Купер (род. в 1940, настоящая фамилия Куперман) – живописец, график, иллюстратор, сценограф, литератор.

60. Из письма М.А. Кунина А.В. Щекин-Кротовой. 4 января 1967. Ленинград – Москва. Автограф // РГАЛИ. Ф. 3018. Оп. 2. Ед. хр. 287. Л. 2.

56. Выставка состоялась в октябре-ноябре 1966 года.

57. Имеется в виду легендарная выставка «30 лет МОСХ», от-

Там же. Моисей Абрамович Кунин (1897–1972) – художник, артист цирка, эстрадный исполнитель. Учился живописи у

Третьяковская галерея №4 (69) / 2020

М.З. Шагала, К.С. Малевича, Р.Р. Фалька. 62. В 1974 году через Министерство культуры СССР в Национальную галерею в Праге поступили два полотна Фалька периода «Бубнового валета»: «Пейзаж с собакой» (1910) и «Бутылки у окна. (Поющие бутылки)» (1917). 63. Из письма А.В. Щекин-Кротовой Ю.Б. Румеру. 1967. Автограф (машинопись). // Архив Сибирского отделения Российской Академии наук. 64. Юрий Борисович Румер (1901–1985) – физик-теоретик. Состоял в переписке с А.В. Щекин-Кротовой (два ее письма к нему хранятся в архиве Сибирского отделения Российской Академии наук). 65. Из письма А.В. Щекин-Кротовой Д.И. Золотаревской. 22 июля 1975. Москва – Светлогорск. Автограф. // Архив Д.И. Золотаревской, Москва. – Цит. по: Золотаревская Д.И. Учитель и ее друзья: Ангелина Васильевна Щекин-Кротова. М., 2020. С. 176. 66. Дмитрий Владимирович Сарабьянов (1923–2013) – историк искусства, педагог, поэт. 67. Sarabjanow, Dmitri. Robert Falk / mit einer Dokumentation, Briefen, Geschprächen, Lektionen des Künstlers und einer biographischen Übersicht, herausgegeben von A.W. Stschekin-Krotowa. Dresden: VEB Verlag der Kunst, 1974. 68. «Текст монографии был в четыре раза сокращен, а в кратком русском варианте он должен был быть опубликован в книге «Р.Р. Фальк. Беседы об искусстве. Письма. Воспоминания о художнике», вышедшей в 1981 году в издательстве «Советский художник», однако, вероятно, предвидя неприятности, тогдашнее руководство издательства от публикации отказалось. В то время положительная (хотя при этом вполне объективная) оценка творчества художника могла показаться апологетической» (цит. по: Сарабьянов Д.В. Живопись Р.Р. Фалька // Сарабьянов Д.В., Диденко Ю.В. Живопись Роберта Фалька: Полный каталог произведений. М., 2006. С. 34). 69. Владимир Семенович Кеменов (1908–1988) – искусствовед, государственный деятель; вице-президент Академии художеств СССР (с 1966). 70. Цит. по: Мурина Е.Б. Об искусстве и искусствознании. СПб., 2020. С. 42.

209

Р.Р. ФАЛЬК Автопортрет в серой блузе. 1950 Холст, масло. 92,5 × 72,5

Robert FALK Self-portrait in Grey Shirt. 1950 Oil on canvas. 92.5 × 72.5 cm

Борис Слуцкий

Boris Slutsky

Cтарое синее

The Old Blue

Громыхая костями, но спину почти не горбатя, в старом лыжном костюме на старом и пыльном Арбате, в середине июля, в середине московского лета – Фальк! Мы тотчас свернули. Мне точно запомнилось это. У величья бывают одежды любого пошива, и оно надевает костюмы любого пошиба. Старый лыжный костюм он таскал фатовато и свойски, словно старый мундир небывалого старого войска. Я же рядом шагал, молчаливо любуясь мундиром тех полков, где Шагал – рядовым, а Рембрандт – командиром, и где краски берут прямо с неба – с небес отдирают, где не тягостен труд и где мертвые не умирают. Так под небом Москвы, синим небом, застиранным, старым, не склонив головы, твердым шагом, ничуть не усталым, шел художник, влачил свои старые синие крылья, и не важно, о чем мы тогда говорили.

His bones were rattly, but his shoulders werenʼt hunched in the old ski suit he wore on the old and dusty Arbat in mid July, in midsummer Moscow – Falk! We turned around at once. I will always remember it. Majesty may come in clothes of any couture and put on any suit and wear it with utter hauteur. He decked himself out like a dandy in that old ski suit, like it was the old uniform of some old, unheard-of regiment. I marched by his side, silently studying the uniform of an army in which Chagall is a private and Rembrandt’s a commander, where colours are scraped straight from the sky to the artist’s palette, where the work’s not wearisome and the departed don’t die. This was under the blue Moscow sky, so washed out and old, with his head held high, steps steady, not the least bit tired the artist strode, dragging his old blue wings behind him and it doesn’t matter in the least what we talked about as we walked. Translated from the Russian by Isaac Stackhouse Wheeler

211

212

Татьяна Сельвинская

Tatiana Selvinskaya

Роберт Фальк

Robert Falk

Однажды я встретила его, влекущегося по улице. Он читал книгу, держа ее близко у глаз. Он двигался по тротуару и мостовой, перебирая ногами, как ластами, а машины и люди огибали его. Серая вязаная шапочка, длинное черное сутулое пальто, ветхие бархатистые страницы. На лице не покидавшая его блаженная улыбка. Сегодня все читают на ходу. Читают в давке, в спешке, впопыхах, глотая чтиво и еду одновременно, ничего не успевая, но желая успеть все. Он читал на ходу спокойно и не торопясь, его мир был всегда с ним, окружающее не мешало ему. В одиннадцать лет я поднималась к нему в мансарду и писала натюрморты, а он притрагивался к старинному инструменту (клавесин? фисгармония?), и возникала тянущаяся музыка… И эта музыка, пепельный свет его мастерской, и особый запах, вобравший в себя и лак, и краски, и пожившую мебель, и поникшие цветы… Он любил ржавую рябину на фоне золотых шаров. Я привозила их с дачи. Свет и запах его комнат целиком проник в его холсты. Улыбка с легким покачиванием головы, походка с едва заметным покачиванием тела, приглушенный голос, медленные, как прикосновения к клавишам, слова (ценно каждое!), серебристый цвет воздуха, и запах, запах… Все в его картинах, творец и творение, перелились один в другое. Удивительной была его жизнь, без суеты, без зависти, без позы, истинная жизнь художника.

I met him once, drifting down the street. He was reading a book, holding it close to his eyes. He moved over path and pavement, legs flicking like fins, people and cars parting around him. Grey knitted hat, black coat drooping long, velvety, timeworn pages. That beatific smile never left his face. These days, everybody reads while they walk, reading in a crowd, reading in a rush, reading on the run, gulping pulp-lit down along with their food, no time for anything, but determined to fit it all in. He read sedately as he walked, unhurriedly, his world was always with him, his surroundings never got to him. At age eleven, I would go up to the attic to paint still-lifes with him. His fingers touched some antique instrument (harpsichord? harmonium?) and suddenly there was lingering music… That music, the earthshine of his studio, and that special smell, enfolding paint, varnish, elderly furniture and drooping flowers… He liked golden-ball flowers behind rust-red rowanberries. I brought them from the dacha. The light and smell of his rooms sank deep into his canvasses. That little bob of his head when he smiled, the barely detectable rocking when he walked, the hushed voice, words (precious, every one) slow as fingers across keys, the silvery colour of air and the smell, the smell… Everything in his paintings, creator and creation, all flowed together. His life was an unusual one, no bluster, no envy, no posing, the life of a true artist.

Р.Р. ФАЛЬК → Маки. 1950 Холст, масло. 64 × 53

Robert FALK → Poppys. 1950 Oil on canvas. 64 × 53 cm

Собрание В.И. Некрасова, Москва

Vladimir Nekrasov Collection, Moscow

Translated from the Russian by Isaac Stackhouse Wheeler

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / THE TRETYAKOV GALLERY MAGAZINE

#4 (69) 2020