Мей Б'Уэй - Вид от тетьего лица \ May B'Way - Crossroads by VadimWayer

Crossroads

Вид от третьего лица 2003-2007

Мэй Б’Уэй (В.А.Михайчев) May B Way ’ (Vadim Mikhaichev)

. . . Тебе . . .

e b e T

ζ Нет времени рассуждать и думать. Есть только время жить. Жизнь такая короткая. Услышьте СЕБЯ Перекрёсток. Он стоит на нём, всматриваясь во все стороны по очерёдности. Бесцветные поля. Разделительная полоса, уходящая в облака. Пыль, поднимающаяся из-за горизонта. Скудное молчание. « Эта история начиналась тысячи раз, и никогда никто на земле не мог её закончить. Может, мечта уходила, бросая пить апельсиновый сок выжитого солнца, а, может, волны прошедших дней путались в неизвестности мыслей. Всё это проходило мимо, останавливая свой взгляд на строках написанных фраз, испорченных пылью страниц и истёртых сажей небес… Сколько раз птицы манили людей в небо, сколько раз люди умирали ради мечты, признаваясь в смерти души и тела . . . Ради чего, ради чего всё это . . . »

Что если, сейчас эта пыль на горизонте превратится в машину, она – в девушку, девушка – в объятья, объятья – в любовь. Потом я вернусь экскурсом в прошлое, и расскажу, как тяжело он и она шли к этому, через что им пришлось пройти…? А что, если он встанет на колени на перекрёстке, и вокруг него из земли вырвутся скалы? Он будет узником собственной мечты, собственных желаний… Да, в общем-то, на него может прямо посреди перекрёстка упасть рояль, но он стоит, одиноко взирая в прелесть воздуха… А что если я вас сейчас заинтригую: в руке у него был длинный посох, а сам он был давно уже не молод, с виднеющимися на лице остатками ушедшей красоты… Да не проще ли назвать его просто - «он», нет же, ему надо сказать о посохе, старости, крови, капающей на асфальт, умытый дождём, прошедшим тысячи лет назад. « Что…?» – спросите Вы – «какая ещё кровь? Что-то он переусердствовал». А как Вам такой поворот: он плачет, и слёзы его, смешиваясь с кровью на асфальте, кипят. Он стоит, опираясь на посох, и вокруг него летают

птицы, крича наперебой, озаряя тишину движений разделительных полос шоссе. Да нет никакого шоссе, старика, крови… Зачем мы плюём на мечту? Зачем мы забываем, что мы стоим в одиночестве, на перекрёстке, плача от боли кровоточащих ран на теле и душе. Так кто это? Я? Ты? Перекрёсток. Он стоит на нём, всматриваясь во все стороны по очерёдности. Бесцветные поля. Разделительная полоса, уходящая в облака. Пыль, поднимающаяся из-за горизонта. Скудное молчание. Начнём?

I - Месяц назад Комната, милая и уютная. Тридцать четвёртый этаж высотки на ИстСайде. Постель, со следами бурной ночи. Нет, просто у постели лежат пять бутылок рома и тело, которое не совсем понимает смысл происходящего. Кажется, этот человек не выходил из своей квартиры уже очень долгое время. Все занавески задёрнуты. Лёгкий запах рома, въевшегося в постельные принадлежности. Кажется, вместо глаз два мотка красных ниток. Губы, иссушённые несовместимым с жизнью потреблением алкоголя. Скрежет зубов. Полёт пустой бутылки из-под рома до ближайшего препятствия. Хруст разбитого стекла о уже поникшие осколки ранее оставленных трофеев. По пробкам в разбитом стекле можно посчитать количество «праздно» проведённых дней. Ещё одно субботнее утро. Ещё одна прожитая ночь. В голове попытка восстановить вчерашние события хотя бы с точностью до 1000$. Неудача. Тело… скажем, ещё пока не совсем человек, встаёт. 20 минутное стояние у постели в позе неудачника, разрушившего свою жизнь, и потоптавшегося на её останках вчерашней ночью. Причём потоптавшегося не так уж и плохо… Ещё несколько неудачных попыток: день, бумажник, бутылка, «Кто я?»… 11 часов. Звонок? Звонок: - Привет, послушай, я понимаю, что Ты послал весь этот мир куда подальше. Но… Сэнди, Эд и я ждём Тебя сегодня в «Метрополисе» в 7:30… Короткие гудки и не успевшее хриплое:

- Кто это? На автоответчике 23 сообщения. Лень. Во рту, как будто прошлись ватными тампонами на раз двести. Слабость в руках. Попытка вспомнить детство и ответить на вопрос: «как я до этого дошёл?» На часах 11:32. Но это мало, что значит. CNN. «О Господи, как громко». В холодильнике только прокисшее молоко, но это никого не останавливает – ни его, ни молоко. Ванна терпит холодный душ, в течение двух часов. Стало легче. Зеркало. Оно отвернулось бы, если могло. Бритва. Зубная щётка. Расчёска. Всё занимает около часа. Балкон оказывается самым приятным местом в доме, там запах алкоголя почти отсутствует. Несколько хороших плевков вниз с 34 этажа на причёски, которые стоят каждая больше 100$. Последний. Во рту набирается слюна из самых укромных мест и отправляется вниз. Внимание красный сигнал. Десант сбрасывается в тыл врага. Высота 98 метров, 90, 80, 50, цель обозначена……… Что ж, наверное, пришло время рассказать поподробнее о нашем герое. Ключи. Дверь. Лифт. Кнопка. Лифт закрывается и отправляется вниз. У него никогда не было близких людей. Любимые люди? А кто это? Его родители живут в Миннеаполисе. Его сердце вообще не с этого континента. Его друзья – это люди, которых можно назвать просто сослуживцы или ещё проще – «никто». Не так уж сложно быть полностью одному. Достаточно уметь расслабляться. И тогда не придётся знать странные названия ещё более странных расстройств. Монофобия – страх одиночества. Люди выдумывают себе болезни и недомогания, расстройства и синдромы ради того, что бы хоть чем-то заняться, что бы их заметили, что бы стало интересно, что бы в толпе серых людей Твой оранжевый в чёрную полоску свитер, смотрящийся на Тебе как штаны из парашюта на карлике, выглядел неожиданно и оригинально. Люди придумываю такое, что иногда это даже забавляет.

Анемофобия – боязнь воздуха. Сциопофобия – боязнь теней Антрофобия – боязнь цветов. Евпофобия – страх услышать хорошую новость И даже, онейрогмофобия – боязнь ночной эякуляции. Проктофобия – боязнь геморроя Библиофобия – боязнь книг.

Хрометофобия – боязнь денег. Оптофобия – страх открыть глаза. Гиппопотомомонстросесквиппедалиофобия – боязнь длинных слов. Всё это мода. Мода на фобии и филии. Мода на депрессию. Мода на одиночество. Всё это юношеские бредни. Никто не может замолчать хоть на секунду и послушать тишину. И если вдруг учебник по медитации или собственное опоздавшее осознание действительности всё же закроет Тебе рот, то Ты услышишь массу всего, но никак не тишину. Строительные работы за 2 квартала, музыку самой попсовой и бессмысленной группы, шум от машин или неуёмно-громкий секс соседей сверху. Вот что такое информационное общество. Вот что такое современный человек. Двери лифта открываются. Машина. Дорога. Пол часа в пробке. Ровно столько же нужно, что бы дойти до работы пешком. Ты делаешь задумчивое лицо, что бы никто к Тебе не подходил, и Тебе не пришлось бы отвечать на обычное: «Как дела?». Иногда хочется послать всех так далеко, что бы они знали, дела у Тебя не очень – и этот удар в под дых как раз из-за «не очень». Твой стол. Твои карандаши………, но нет, это уже не Твоё. Это его. Он садится. Думает о том, что бы не думать около 3 часов, и уходит. В холле администратор называет его «Сэр», он злится и ужасается, что 26 – это уже «сэр». Квартира, вернее сарай стеклотары. Мысли, мысли. Хочется просто отдохнуть от самого себя. В такие моменты понимаешь, почему человеческая жизнь так коротка. Мы от себя устаём. Мы устаём от всего, что нас окружает. Сначала мы устаём от тяжкой ноши – любви своих родителей, потом от учёбы, потом от первой нашей подружки, потом от работы… А когда мы понимаем, что всё это и было счастьем, мы жалеем себя, мы устаём жалеть, мы устаём жить. Перед тем как сесть сочинять музыку, Бетховен погружал голову в холодную воду. Видимо это помогает поставить мысли на место… Но лучше уж холод вовнутрь. Стакан. Ром. Два кубика льда. Глоток. Утренний потолок. Люди странные существа. Нас носят в животе 9 месяцев. Мы рождаемся и видим мир перевёрнутым. Мы ничего не понимаем. И просто кричим. Первые несколько лет мы даже не можем ничего сделать. Мы просто едим и гадим. Вирусы. Мы на них походим. Ничего не можем сами, зато всё вокруг работает на нас. У людей даже средств защиты нет никаких. Когтей нет, клыки слишком коротки. Даже ноги не достаточно развиты, что бы от всех убегать. Да это правда, мы же разумны. Человек победил природу и подчинил её себе. Бог дал нам Землю, что бы мы ей пользовались. Что ж, я не

видел не одного человека, что бы он говорил такое, стоя рядом с диким орангутангом или львом. Подчинили, говорите? Тогда почему сотни людей гибнут каждый год в Африке из-за какихто там комариков. Естественный отбор, скажите Вы. Тогда и выходит как раз то, что мы самый беззащитный вид млекопитающих на этой дикой планете. Что? Не самый? Что? Химическое и ядерное оружие, пистолеты, гранаты и дубинки? И кого же мы ими убиваем? Таких же, как и мы. Мы убиваем самих себя. «Тотальное уничтожение» - вот слоган нашего времени. Прогресс. Прогресс разума. Но он не ушёл слишком далеко. Мы просто каждый день создаём новых Франкенштейнов. А эти Франкенштейны убивают нас. Кто же мы? Пенсионеры-гомосексуалисты, гастарбайтеры из Вьетнама, родившиеся от брака кореянки с евреем, инвалиды 3 группы, с технофобией? Или мы просто существа переоценившие себя? Мы хуже, чем любой вид на Земле. Мы можем убивать по прихоти. Разум. Что в нём хорошего, если мать никак не может понять, за кого умер её сын в нескончаемой войне, неизвестно с кем? Разум. Зачем он? Что бы понять, что запасов нефти на Земле хватит ещё на 100 лет, а древесины - на чуть больше? Разум? Зачем мы устремляем свои взоры к неизвестным галактикам, если каждый год с лица Земли исчезают десятки видов животных? Боимся посмотреть вокруг? И понять, что всё это только наша вина? Страшно, что никто не поможет? Разум? Его нет. Самый разумный поступок, придуманный человеком – это похороны в земле. Обогащение плодородного слоя. Хоть что-то разумное.

10:54. Покрывало всё ещё пахнет ромом. Радио. Бедные ведущие. Мне просто Вас жаль. Каждый день говорить одно и тоже. Убеждать всех, что это прелестно. Убеждать себя, что Твоя работа полезна и необходима… Или осознавать, что Ты больше ничего не умеешь. Воскресенье. Солнце светит. Шум города. И даже соседи сверху, кажется, утихомирились. Ты почти готов поверить, что Твоя жизнь что-то значит. Уборка в квартире. 4 огромных мусорных мешка с останками жизнь. На лице - остатки Тебя. В бумажнике - остатки продукции печатной промышленности: визитки. Джэми Аннес. Чтоб Тебя. Питер Ношнел. Менеджер по рекламе? Ты хоть знаешь, что это такое? Элеонор Джонс. Листочек. Телефон. Я не видел Тебя уже пол года. У Тебя, наверное, всё хорошо. Тоби Уорнер. Ещё один менеджер. На обратной стороне. «Если решишь сотрудничать, контракт Тебя ждёт». Педик чёртов.

Мисси О’Тул……… Элеонор… И зачем показывают эти познавательные передачи. Иногда там говорят такое. Дети рождаются без коленных чашечек. Они не появляются до 2-6летнего возраста. Мэрилин Монро имела шесть пальцев на ноге. Человеческий мозг способен хранить от 1 до 7 млн. мегабайт информации. Крыса может заниматься сексом 122 раза в час. Магазин. В тележке молоко, сыр, два лимона, две бутылки рома и понимание бесцельности существования. Лифт не работает. Уже на третьем этаже приходит мысль, что лучше бы переехать куда пониже. На пятом – вопрос: кто придумал высотки. На седьмом – решение: домой сегодня попасть не удастся. Кафе. На часах 16:30. Жизнь не так и ужасна. В ней, определённо, есть хорошие моменты. Может быть, эта мысль появляется из-за третьего бокала красного. А может, жизнь и вправду удалась. 19:06. Парк. Все эти пары, семьи, влюблённые, матери, коляски, объятья. Хочется ребёнка и жену. Но это слишком трудно. Мужчина в этой жизни по христианской вере находится перед выбором, в отличие от женщины. В чём её предназначение? Родить ребёнка, воспитать его, подарить любовь. Каждая женщина – своего рода Мария, родившая Христа. И если она не приносит на свет детей, то она убивает Бога. Она убивает Его сына. Женщина благословлена на рождение. В этом её суть и предназначение. Но вот мужчине сложнее. У него есть выбор: либо служить Богу, молиться, совершенствовать себя, либо создать семью и вырастить детей, прокормить их, дать им всё, что им нужно. И то и другое довольно сложно. Вот мужчины и выбирают. Долго и обдуманно. Иногда всю жизнь. 22:40. Клуб. Свет. Музыка. Девушки. Выпивка. Какие-то знакомые. И кажется, что вся эта жизнь - бессмыслица. Где эти чёртовы мечты юноши, который хотел победить мир? Всё осталось. Человека без целей и желаний просто нет. Знаете, что такое бесцельное существование? Нет, это ни когда пьёшь и отрываешься на вечеринках. Это когда понимаешь, что можешь сделать многое, что на все Твои планы и времени не хватит, но ничего с этим не делаешь. У Тебя есть цель. Но вот идти к ней Ты не собираешься. И это уже нельзя назвать жизнью. Это лишь подобие. Это существование. Существование на расстоянии между кончиками стрелок часов, показывающих 12:10.

Понедельник. 12:10. Представьте картину: пустыня, вокруг на несколько миль даже шоссе нет, человек открывает глаза, встаёт. Он в ярко жёлтом костюме цыплёнка, намертво приклеенном к его коже. Для него эта картина выглядит даже более дурацкой, чем для Вас. Те же чувства во взгляде сейчас у этого тела в кровати. И мысли приходят в голову так редко, как будто стесняются зайти. И вот, наконец, приходит самая правильная идея: если человек создан по образу и подобию Бога, а Бог один. То почему бы Богу не сжалиться над человеком и не оставить только одного. Да, будет одиноко. Человечество тоже одиноко. Крупица жизни на развалинах Вселенной. Нам страшно. Но мы как-то справляемся. Живём. Пытаемся за это держаться. Мы мучаем хомячков и шимпанзе. Создаём лекарства и бактериологическое оружие. А что если мы для кого-то те же хомячки. На нас проверяют странную вещь. Нам сказали, что нужно любить всех. Но для интереса вкололи нам всякой всячины, что бы мы были агрессивны. Вот и смотрит откуда-то Бог, как идёт мутация нашей цивилизации. Да мы разумны и всё такое. Но вот ведь незадача: тараканы получаются тоже разумными – они приспосабливаются, оккупируют территорию, добывают еду и даже если оторвать им лапки и голову, они будут жить ещё несколько часов, а потом умрут… от голода. Они ведь что-то делают, хотя у них нет мозгов. И вряд ли, они кричат на своём тараканьем языке, перед тем как мы их раздавим ногой: «Чуваки, сваливаем, землетрясение. Опять Великий Кормилиц разгневался на нас. Какой гавнюк не принёс ему жертву?». Мы лабораторные мышки. Шторы вместе с гардинами трясутся. А эти долбанные соседи сверху, кажется, лабораторные кролики. Работа. Это прекрасно, когда понимаешь, что Ты её ненавидишь, делаешь так, что бы все это знали, а Тебе прибавляют жалование. Хватит. Нужно что-то менять. Машина. Загород. Тишина. Поля. Слева кукуруза. Справа несколько километров пустоты.

Элеонор. Ей было 23, когда я её встретил. Каштановые волосы. Коротенькие пальцы с нежной кожей. Улыбка, из-за которой слегка поднимается нос. Эта девушка была со всеми знакома, но никто не мог рассказать о ней ничего. Она была из тех, у кого не одна жизнь. Она жила в удовольствие, хотя не думаю, что знала об этом. Я сразу понял, что моя жизнь как-то свяжется с ней. Или может быть, я на это надеялся.

Через месяц после нашего знакомства, мы уже не могли провести порознь ни одного дня. Мы стали лучшими друзьями. Это получилось как-то само собой. Я просто посмотрел на неё, а она на меня, и всё стало ясно. Всё стало так, как бывает во сне или в милом фильме под Рождество. Кто она? Потерянный идеал красоты? Моя судьба? Но она оказалась просто девушкой достойной того, что бы всех остальных сравнивать с ней. Поле. Впереди ничего. Куда не посмотришь, взгляд упирается только в горизонт. Горизонт. Чёртова несбыточность. В детстве, знаете, лежишь на кровати, свет выключен, потолок отражает темноту. А Ты задаёшь и задаёшь один и тот же вопрос. И с каждым разом Тебе становиться страшнее и страшнее. «Ну как же так, во Вселенной нет конца?» И страшно понимать, что есть хоть чтото, ведь не понятно на чём оно есть. Говорят, что учёные знают хронологию событий развития Вселенной с опозданием на миллионную долю секунды. Большой взрыв и всё такое. У них есть кучи теорий и законов, объясняющих эволюцию Мира. Но никто не может ответить на закономерный вопрос: Какого чёрта отвечать на вопросы, если в итоге за всеми скрывается только один, на который ответа нет. Где? В чём? В какой массе, субстанции, жижи и т.д. произошёл этот Большой взрыв? Истина. « Истина где-то рядом». Да она явно где-то неподалёку. За пределами нашей Вселенной. А ещё врачи поражаются, почему со скачком развития, повышается число психических расстройств. Психи. Все мы отчасти психи. Как можно, жить на Земле – жалком обглодыше цивилизации во Вселенной, и называть себя «пупом мироздания»? Психопаты. А самый большой психопат – человеческий род. Надо же, плодимся, плодимся себе в удовольствие. Но вот зачем? Солнце когда-нибудь остынет. Грустно. Земля сойдёт с орбиты. Хотите чего-нибудь побыстрее? Какой-нибудь шальной метеорит обязательно протаранит Землю. Не ново? Юпитер, наконец, достигнет критической массы и станет вторым Солнцем в нашей Галактике. Это неизбежно нас убьёт. Но, в крайнем случае, мы и сами себя можем порешить. Грустно. На поле под ногами лежат колосья срезанные не так давно. Вдыхаешь аромат воздуха. Чистого, нежного. В нём нет ничего. Только свежесть. И ответ на все вопросы появляется сам собой: Хоть кто-нибудь, когданибудь, где-нибудь должен почувствовать это. Хоть один человек

должен вдохнуть глубоко и понять, что это прекрасно. Увидеть на горизонте закат из тысячи оттенков. Почувствовать самого себя. Прикоснуться к тёплой коре дерева. Улыбнуться. Сегодня это я. Я улыбаюсь, глядя на закат. Но меня не покидает мысль: «Этим же закатом сейчас любуется ктото ещё. Элеонор?». Утро. Странно, на часах 7:42. И Ты понимаешь, что ровно столько Ты находишься в будущем. Завтрашний день. Вот он, вокруг Тебя. Что Ты хотел сделать, изменить в будущем? Можно всё начать прямо здесь и сейчас. Не задумываясь о последствиях, об итоге. Но нет, человек не может измениться в одно мгновение. Или может? Или прямо сейчас я меняюсь? И ты. Я не видел Тебя уже пол года, но не переставал думать. Телефон. Твой телефон – это цифры, которые я помню лучше, чем год своего рождения. Но Ты не знаешь об этом. Ты даже не знаешь обо мне. А может, Ты тоже думаешь, мечтаешь обо мне? Кора дерева согревает озябшие пальцы рук. Я смотрю на поле бесконечности и думаю о девушке, которую не видел полгода, образ которой не выходит из моей головы. Но зачем всё это? Что бы сделать шаг, человек выводит всё своё тело из состояния равновесия. Мы будто падаем, а потом подставляем ногу и делаем шаг. Но мы падаем. Бессознательно, не задумываясь о том, что сейчас можем разбить свой нос об асфальт тротуара, но падаем. И я падаю, хотя нужно сделать лишь шаг вперёд. Смотрю на блики солнца. Душа, сердце, или что там ещё, всё горит в груди. Как можно объяснить слёзы? Доктора скажут, что из особых желез по причине раздражения выделяется вода, накопленная там. Но какое может быть раздражение, когда Твои глаза закрыты и Ты понимаешь, что всё прекрасное в Твоей жизни можно объединить одним словом – «прошлое»? Но я помню каждую секунду той нежности и красоты, как чувствую сейчас каждый луч солнца, согревающий меня. Слащаво? Да наверно. Плевать. Прошлое не вернуть. Прошлое где-то там за горизонтом. Делаю шаг, и вспоминаю, что я падал. Но нет, уже прошёл почти всё поле. Странно, столько всего в голове, а на часах только 7:46. Пора сделать то, что не выходит из головы. Телефон. Номер. Короткие гудки. «Не может быть, занято». Ещё раз. Проверяя порядок следования чисел. Один длинный и протяжный звук. «Какая это нота?»

- Алло, – голос, не чуть не изменившийся. Чувствуется какая-то недосказанность, тайна. Осознавая, что только я из нас двоих понимаю, что происходит: - …Привет. Это… это я… - Я узнала. Сейчас звонила Тебе… « Не может быть. Чёрт. Нет, в голове не укладывается. Она врёт?… Она не врёт». - Мне? Ты звонила сейчас… в 8:14 утра… мне? Мы не виделись с Тобой полгода… - Да, полгода… Ты прав… Просто я думала о Тебе сегодня, т.е. вчера. - Завтра…, - говорю тихо я. - Что? Что Ты говоришь? - Нет ничего. Ты думала обо мне? Странно я тоже…… Я стою сейчас рядом со своей машиной, посреди кукурузных и ещё каких-то полей и думаю… думаю о Тебе, - чувствуется, как на её губах появилась лёгкая улыбка. – Ты сейчас улыбаешься? - Да… - А нос? Его кончик всё также приподнимается? - Да…, (спорю, что она сейчас смеётся…) да он по-прежнему тянется вверх… - Это хорошо. Прекрасное должно оставаться на Земле независимо от обстоятельств. - Я жду Тебя сегодня у себя. Адрес тот же. Странно всё это. Да? - Нет. Закономерно, мы ведь оба этого хотим. - Пока. - Когда мне приехать? - Когда солнце ещё не устанет на нас смотреть. Ожидание. Нет, это ни когда секунда тянется как час, а когда понимаешь, что в часе этих секунд 360 штук и между всеми есть промежуток пустоты. Что со мной? Какое-то предчувствие. Какое-то ощущение пустоты. Через час машина останавливается перед её домом. Глубокий вздох. Лестница. Звонок. Ещё раз. Был ли Бог физиком или математиком? Знал ли Он, что создаёт атомы и ДНК, ретровирусы и периодическую систему элементов? А может, мы придумываем всё это? Может, цивилизация – это заблуждение? Долгий путь к непреодолимому тупику? Или просто человек разочаровывается во всём, не обладая частью общего? Предназначение человека. Чудо его бытия. Да, каждый может стать великим. Будда был сыном правителя в Индии. Мухаммед – обычным человеком из народа. Бетховен, Шопен, Ван Гог, Пушкин, Гессе, Чехов, Пётр I, Джон Ленон, Микеланджело, Мартин Лютер Кинг. Каждый может стать кем-то.

Но когда выходишь на улицу и смотришь по сторонам, этот оптимизм исчезает. « Весь мир придуман для человека». И это дурацкое высказывание пропадает из головы. Нет, не весь мир хочет Твоего счастья, ведь Ты стоишь третий час у закрытой двери. И слово «надежда» потеряло свой смысл уже давно. Оно превратилось в имя человека, которого Ты никогда не знал и вряд ли узнаешь. Хорошо. Пусть так. Номер. Гудок. Длинный и тяжёлый. - Алло… - Да это……… я…… Я пришёл………, но… - Послушай, извини, я не могу сейчас говорить, прости, пожалуйста, я перезвоню… Не знаю, кому были адресованы последние слова: мне, собаке, испугавшейся из-за удара, или одному из тех кусочков сотового телефона, который украсил асфальт. В голову лезут какие-то слова, о которых не хочется думать. Но они упорно не забывают о Тебе, заходят в Твою голову, как к себе домой, закуривают и плюют повсюду. А Ты всё поражаешься, неужели там, в Твоей голове, нет никого, кто бы выгнал их. Судьба, предназначение, надежда, заслуженность, мечта… Странно, такие красивые слова, а причиняют столько боли? Может, всё наоборот. Может, мир не придуман для каких-то великих поступков. Может, планета Земля – стрип-бар для душ уставших от однообразия рая. Здесь можно развлечься и отдохнуть, исполнить свои желания и со спокойной совестью отправиться домой. Может, мы давно уже не делаем того, что должны. Библию ведь написали люди. Скамейка. Глаза закрыты. Но солнце так сильно светит, что сквозь веки виден оранжевый свет. Цвет счастья. Цвет юношеских решений. Что будет дальше? Что может произойти с человеком, который ничего не ждёт, у которого нет желаний и целей? Где же тот фильм, который закончится стоп кадром незаконченной сцены поцелуя? Где этот счастливый конец для меня? Где финальные слова о том, что главный герой сделал всё, что задумывал и ещё получил в придачу кучу всего? Где режиссер или сценарист, которые скажут, какая следующая сцена? Пока крупный план лица в профиль с глубокими тенями от заходящего солнца.

Глаза открываются. Поздний вечер. У неё горит свет. Но нет, слишком уж не хочется задавать вопросов. Итак, их слишком много. Машина. Как просто разочароваться в своих решениях. 12 часов назад весь мир казался хорошим французским фильмом о любви, а теперь это малобюджетная корейская короткометражка о киборге-убийце. « Ничего не кончено, пока не начнутся титры». Бывает, что хороший фильм помогает ответить на вопрос. Бывает… и хуже. Вечер в стиле фильма «Донни Дарко». Лежишь и ждёшь…, пока на Тебя упадёт двигатель от самолёта. Прошлое, настоящее, будущее. Всё в одном слове – «ничто». Ёмко и понятно. Говорят, что настоящего не существует. Ты осознаёшь только то, что безвозвратно исчезло в пучине времени, оставив после себя лишь воспоминание. И я лишь воспоминание в чьих-то головах. Взять бы пистолет или автомат и расстрелять бы пару дюжин людей, но лень или просто нет оружия. Сон или бессонница, всё равно. Автор пишет то, что его волнует, то, что интересно ему, а потом и читателю. Почему же нашу жизнь никто не придумывает. Почему она так однообразна? Что может удивить? И может ли? Полтора сна: Горящее поле пшеницы и её лицо. Надежда. Это когда ударяешься локтями о дверные косяки, несёшься по коридору, отпинываешь мешающийся Твоему движению столик, а потом понимаешь, что телефонный звонок – это Твоё воображение. Представьте, Вы выходите на работу около 10 утра, вспоминаете то, что забыли сделать сутра (зачем?), навстречу Вам идёт молодой человек с битой. Проходит мимо, Вы смотрите ему в след. Он подходит к машине, радиопультом выключает сигнализацию и бьёт. Бьёт по лобовому стеклу так, что все осколки оказываются внутри автомобиля. Тоже чувствовали, видели около 15 человек, проходивших в это утро рядом с домом на Ист-Сайд. Злость. Лифт на 34 этаж. Дверь. Бита в шкаф. Стакан (к чёрту лёд!) с ромом.

- Здравствуйте. Не пейте, или этот синеватый отлив Вашего лица никогда не исчезнет. Поиск. Удар взглядом об иссиня-черный пиджак. Седые волосы, короткие, и наверняка, колючие. - Пора что-то менять сэр. Письмо на столе. - Кто Вы? Как Вы вошли… - Не волнуйтесь, я сам захлопну дверь. На столе конверт. На конверте сегодняшнее число и цифра 1100. «Что?» На часах 11:00. Бумага с чуть голубым отливом. Внизу справа: «Позвоните ей». Что? Это сон или галлюцинации стали и зрительными? Что ж, всё равно нужно всё доводить до конца. 9 цифр. 3 гудка. 1 слово. - Привет… - Здравствуй, – она ждала, или просто хотела что-то мне сказать. - я… - Послушай, я не могла… то есть я… Я беременна, уже на 6 месяце. Я тяжело переношу всё это. Мне было плохо тогда. Мне нужно было уйти и… - Ты беременна? У Тебя будет ребёнок? Я… я не знаю, что сказать. Я рад, очень рад за Тебя. А отец… - Нет, отца не будет. Я одна… Я справлюсь. То есть не совсем. По этому я и хотела с Тобой поговорить. Ты всегда помогал мне, всегда был близким человеком. Я хотела, что бы Ты стал крёстным папой моего ребёнка. - Я… Конечно, я согласен… Чёрт, всё так просто. Я хочу… хочу посмотреть на Тебя с животом. Я приеду… приеду прямо сейчас. - Нет, вечером. Давай встретимся вечером. Я позвоню Тебе… - Хорошо… Пока… Гудки, но Ты их не слышишь. Ты даже не слышишь самого себя. Своей радости. Но слух напоминает о себе. О звонке в дверь. Ты не помнишь самого себя (самое прекрасное, когда разочаровываешься в собственном разочаровании). Дверь.

Иссиня-чёрный пиджак: - Вы поговорили? Что ж, пора сказать Вам кое-что действительно важное. - Кто Вы такой? Какого чёрта Вы приходите ко мне домой, и говорите со мной о чём-то мне совершенно не понятном?

- Разве Вы чего-то не поняли? Всё понятно – Вам предложили стать крёстным. - Откуда Вы… Объясните… Кафе - «Ожидание». Кофе – «Нетерпение». И даже на бейджике официантки написано – «Объясни сейчас же». - 21 день. Вам остался 21 день. - Что? 21 день? - Да, Ваша жизнь продлиться ещё в течение 21 дня, - мужчина в чёрном пиджаке ждёт вопроса, уже зная на него ответ. - Это шутка? - Нет… Это не шутка. Не розыгрыш. Не уловка и не скрытая камера. Вам осталось жить 21 день. Вы можете верить в это или нет. Это не имеет значение. Через 21 день я снова приду к Вам, но я успею лишь попрощаться… - Что? - Не понимаете? Не трудитесь, я могу объяснить всё примерно. - Да уж, пожалуй… - В каждом человеке, живущем на земле, есть знание. Знание о чёмто или о ком-то. Он может хранить его в течении всей жизни, так и не поняв, что гложет и жжёт внутри него. Но некоторые понимают. Некоторые люди знают. Они пытаются донести это знание до остальных. Люди называют это предназначение или судьбой. - Но при чём тут… Так Вы знаете, когда я умру…? - Да. Я знаю когда. И я хочу дать Вам право выбирать. Выбирать, что Вы хотите успеть за это время. Что Вы хотите сказать кому-то. Что Вы хотите понять. Я хочу дать Вам право на истину… - Я умру… через 21 день…? - Да. Прощайте. Встретимся за несколько минут до Вашей смерти… - Нет, постойте… Ведь это просто судьба…? От неё ведь можно уйти. - Попытайтесь… только пообещайте, что это не станет Вашей параноидальной идеей. Постарайтесь прожить эти 3 недели счастливым… - Счастливым? - Есть выход. Если есть человек, который знает о Вашей смерти, то есть и тот, кто знает, как Вас спасти. Всё просто. Неправда ли? Только решите одну вещь: хотите ли Вы потратить свои последние секунды на Земле на призрак надежды, которая давно остыла к Вам… - У меня что, на лбу написано «неудачник», «жалкий тип»? - Решите для себя… Прямо сейчас… Если хотите, я помогу Вам. Ваша жизнь для меня важней, чем Вы думаете. Так что? В стеклянной плоскости окна целый мир. Огромный телевизор, с каналом, на котором показывают бесконечный сериал. В мире, независимо от того, видим мы это или нет, существует

идеальность. Чётко-выстроенная композиция. Фотография, кинокадр, любовь, красота – это просто идеальность, увиденная с правильной точки зрения. Люди часто говорят о чём-то плохом. Жалуются, плачут, страдают. Но этого плохого ровно столько, сколько нужно. Если бы гравитационную постоянную, заряд электрона, скорость света или какую-либо другую постоянную изменить хотя бы на миллиардную долю всё бы изменилось. Всё в мире именно так, что бы весы никогда не перевешивали. Только вот, кого они вешают? В стеклянной плоскости окна целый мир. Улица, отражения сидящих в кафе людей… - Глупо… Конечно, я хочу спасти свою жизнь. И если Вы знаете как говорите. - Я не знаю, как конкретно, но есть шанс… - Шанс…? Уже пора… объяснить. Как мы найдём этого «спасителя». - Понятия не имею. Но попытаться стоит… - Замечательно, что Вы тоже в деле… Так как же? - Если этот человек – некая противоположность меня, то он Вас искать явно не будет. Он будет избегать Вас. Он будет бояться встречи с Вами, но его будет тянуть рассказать всю правду. С кем из Ваших друзей и знакомых Вы давно не встречались? - …Элеонор…? Если долго бежать мозговой импульс к ногам становится постоянным. Вы попросту не можете остановиться. Нужно сделать усилие. Приказать себе остановится. Как человек понимает, что пришло время выдернуть шнур из телефона и запихнуть свою голову под подушку на долгое время? Ему не нужно понимать. Иногда в голове слишком много чужих слов. Иногда не можешь понять, что имеет авторство других людей, а что Твои мысли. Чаще, Твои мысли – чья-то дурацкая фантазия. Выбрасываешь всё чуждое из головы, и… и пустота. Только дуновения ветра приторно-сладкого от жары. В глазах дыру проела моль. И кажется, Ты - огромная пустота в бесконечности Ничего. Но обычно, Ты просто засыпаешь, думая как ужасно ничего не чувствовать. Тебе всё равно. Ты спишь. Фрустрация – гнетущее чувство после неосуществления цели. Элеонор – неужели это она. Неужели она знает, как меня спасти. Как мне выжить. Она знает. Значит, она узнала это ещё пол года назад. Поэтому она и ушла. Так что, она испугалась? Страх ответственности. Страх. Может, она не хотела потерять. Потерять близкого человека.

Что это? Что это всё значит? Она узнала, когда и как я умру, узнала, что может меня спасти, и убежала. Нет. Я не верю. Не может быть.

Чего она испугалась? Меня или себя? Может, цена за мою жизнь была слишком высока? Жизнь. Цена моей жизни. Мы были самыми близкими людьми на Земле. Что она побоялась отдать за меня? Только собственную жизнь… Значит, через 21 день должен умереть либо я, либо она…? …

II – 20 дней Дверь в квартиру открыта. Телефон звонит… Для кого? Потолок белый… А каким ему ещё быть? Либо я, либо она…. Либо я, либо она…. Либо я, либо она…. Либо я… Я… В человеке множество спрятано. Спрятано от посторонних глаз. Но ещё больше спрятано от нас самих. Мы не знаем кто мы по-настоящему. Мы не знаем многого о себе. « Кто знает мир? Тот, кто знает себя»1. Человек никогда не видит себя. Он не знает своего лица. Он – кинокамера для зрителя в его голове. Разве нам есть дело, на какую камеру снимался фильм «Матрица»? Да нам плевать. Странно… Познай самого себя. Разберись в своих желаниях. Посмотри на себя со стороны. Всё это одинаково бесполезно. Всё обман. Всё не имеет значения. Жизнь как кино. Фильмы называют самым большим парадоксом в истории человечества, во всей Вселенной. Вы смотрите на мелькающие картинки. На экране паршивая игра актёров. Вы знаете, что картинка определяется с помощью камеры и оператора. На съёмочной площадке находятся несколько десятков человек (осветители, гримёры, продюсеры, режиссеры, сценаристы, ассистенты и помощники). Актёр говорит заученные фразы. Но Вы всё же там. Вы переживаете всё то, что придумано кем-то. Вы сознательно верите в ложь. Вы знаете, что Вас обманываю, но Вы к этому готовы. Вы просите об этом. Вам это нужно. Жизнь - это тот же обман. Вы слышите то, что хотите услышать, Вы видите то, что хотите увидеть. Вы сами придумываете реальность, в которой существуете. Вы обманываете себя. Телевидение и радио, газеты, слухи. Всё средство управления людьми. Любовь, мораль, нравственность – рамки, придуманные для 1 - Новалис «Генрих фон Офтердинген»

ограничения. Вас бросает любимый человек, и Вы страдаете. Почему? Потому что так должно быть? Нет, скажите Вы, просто, когда уходит близкий человек, с ним исчезает частичка сердца и души. Но это и есть выдуманные правила. Почему должно быть больно? И должно ли быть? Вы не отдавали этому человеку себя. Вы не сиамские близнецы. Вы также как и он получали удовольствие из-за общения друг с другом. Вы подарили этому человеку несколько приятных мгновений. А теперь всё закончилось, прежнего не вернуть. Что-то изменилось либо в нём, либо в Вас, а может, в обоих. Так почему больно? Хочется ещё? Ну, тогда вопрос уже не в высоких чувствах, а в потребности, в удовольствии. Так что боль в сердце оказывается просто вершиной эгоистичного «я», никак не могущего совладать с собой. Потерять то, что не имеешь - невозможно. Дверь захлопывается. Телефон перестаёт звонить. И потолка над кроватью больше нет. Утренний город. 11:51. Элеонор. Элеонор. Элеонор. Все мысли можно назвать утешением из-за давно забытой обиды. 12:12. Элеонор. Что бы у неё всё было хорошо. - Сегодня Вы уже не такой бойкий, - снова этот человек. - Да, не такой. Скажите, зачем Вы мне всё рассказали? Я бы жил той же мерзкой жизнью, что и раньше, а потом просто так в одно мгновение бы умер. «Смерть – это всего лишь мгновение. Раз остальные мы не ценим, почему бы и этому не предавать особого значения». - Что бы Вы пожили не той жизнью. Для этого я всё Вам рассказал. Для этого. Я представляю себе, что значит «просто» жить, в плохом понимании этого выражения. - Теперь мне ещё хуже, чем было раньше. Официантка доливает кофе в чашку, чуть приподнимая кофейник в конце, для нескольких капель, которые пролетят большее расстояние, чем все остальные. Кому-то везёт больше. Кто-то чувствует острее. А кто-то оставляет больше следов… на скатерти.

- Больше мне не нужна Ваша помощь. Я не хочу больше ничего от Вас узнавать.

- Вам стало страшно? Почему? Вы боитесь умирать? Или боитесь знать о своей смерти? Люди часто пугаются, узнавая о себе что-то. Что-то, что действительно важно. Представьте, Теперь Вам можно перестать боятся, если Вы чего-то боялись. Есть повод вспомнить чтото действительно важное из прошлого. Вас больше не заботят мелочи. Зачем Вам теперь работа, деньги, ненужные знакомые? Теперь Вы свободны. Свобода – отсутствие ограничений. Элевтерофобия – боязнь свободы. Статуя Свободы – символ франко-американских дружеских отношений. Симболофобия – боязнь символов. Официальное открытие статуи 28 октября 1886 года. Эноклофобия – боязнь толпы На столетнем юбилее статуи президент Гроувер Кливленд сказал «Мы всегда будем помнить, что Свобода избрала это место своим домом, и алтарь ее никогда не покроет забвение». Атазагорафобия – боязнь забыть или быть забытым. Логофобия – боязнь слов. Рост статуи 33 метра (33,86). Акрофобия – боязнь высоты. Фронемофобия – боязнь думать. Если на Земле есть справедливость. Она сидит в тюрьме за нарушение профессиональных обязанностей - нерасторопность. Удивление – это самое большая радость, придуманная человечеством. Не понятно, как человек ограниченный самим собой может увидеть то, чего никогда не видел прежде. Мы смотрим на тысячи закатов и рассветов, но только некоторые трогают нас за живое. Мы встречаемся со многими людьми, но только единицы заставляют нас чувствовать трепет при встрече. Тысячи раз видел этот город, этих людей. Но только сейчас почувствовал мягкую грусть расставания. - Что заставило Вас перестать пытаться изменить собственную судьбу? - Человек. Помните, Вы спрашивали о том, кто бы меня избегал? Я знаю, кто это. Я знаю, кто может меня спасти от смерти. - Вы думаете это Элеонор? - Да… - Нет… - Что значит, нет? Вы сами сказали, что… - Это не она. С ней связана другая Ваша история. Вы ищите не там.

Вам нужно остановиться. Знаете, что такое мнемосина? - Нет. - Симфония девяти муз. - Зачем мне это знать? - Потому что это прекрасно… Остановитесь… Вы не найдёте пути, если не хотите идти по нему… Я вернусь через пять дней… - Что? Нет… Если это не Элеонор, то нам нужно продолжать поиски… Мы должны найти этого человека. - Через пять дней. Свыкнитесь с мыслью, что всё умирает. Всё умирает. Ничего не остаётся радовать нас. Ничего не приходит к нам. Всё проходит мимо нас. Звонок. Сердце поддерживает мелодию. Взгляд сквозь дверь – попытка приблизить мгновение будущего. Один поворот замка. Неловкая пауза шага назад от двери. Тихий храп несмазанных петель. С чем ассоциируется чувство радости? У всех по-разному. Запах летнего утра после вчерашнего дождя. Прикосновение к рукам любимого человека. Вкус горячего шоколада. Звук песни Боба Марли «Jamming». Цвет её глаз. Тот день, который невозможно забыть. Те люди, которых невозможно вернуть. Для меня, радость – это пауза. Пауза удивления, когда после слов «Выгляни в окно», она смотрит на Тебя, а Ты на неё. В руках сотовый телефон показывает разряженную батарейку и 3:42 ночи. А в мыслях и глазах слова «я Тебя люблю». На пороге Элеонор. Удивлена? Конечно, удивлена. Не знает, что сказать? Знает… Знает, что говорить ничего не нужно. Неловкая пауза? Нет, мы уже за столом в гостиной: смотрим друг на друга и улыбаемся. Разве что-то ещё нужно? Нет… больше ничего. Только бы знать, что это не сон. Не чувствовать, что всё не по-настоящему. Не оценивать происходящее с точки зрения убогой реальности. Не слышать телефонный звонок, который похож на будильник. Не проходить все стадии сна в обратном порядке, не успевая зацепиться за те мгновения радости. Чёрт возьми…

III – 19 дней

Только сон. Только 19 дней впереди. И что дальше? Коридор с ярким

светом в конце? Вечное сияние чистого разума? Темнота? Старик с белой бородой, который сможет ответить на все вопросы? Бесконечность? Конец? Вот так? Так ожидаемо и так обыденно? Так просто? Лучами режет занавески солнце. В дверь стучат. Не хочется никого видеть. Хочется увидеть только то, что действительно важно. Вся эта обыденность, ничья потерянная ненужность бытия. Все мы в ней, и мараем не только подошвы ботинок, мы захлёбываемся в ней. Ныряем в неё с головой. Привыкаем. Ложимся на дно и ждём свою добычу. 19 дней? Нет, этого не может быть. Глупо-то как. Идиотизм. Как я смог поверить в эту бредятину? Да это просто издевательство чьёто… Или нет? Человек начинает жить, когда теряет надежду. Когда он понимает, что рассчитывать не на что, кроме своей воли, он становится собой. Он делает то, что он хочет делать, что должен. Он не задаёт глупых вопросов и не ищет на них ответы. Он просто живёт. Его сердце становится просто мышцей, которая перекачивает кровь, давая жизнь. Его мозг не копается в проблемах, а решает поставленные задачи. Его душа – это мегафон, в который кто-то кричит «вперёд». Он настоящий. Он - Человек. Надежды давно уже не осталось и маленькой части. Но настоящего себя не видно. Не видно собственных ощущений. Они затерялись под пеленой мыслей. Кровать обдувает лёгкий утренний смог. Стук не прекращается. « Если сейчас постучат два раза и заткнуться…, я открою». Два удара в дверь. Тишина. Шаги. Одеяло на полу. Замок, два раза влево. На пороге пусто. На пороге никого. Кроме самого порога. Если что-то ещё осталось несделанным… нужно это сделать. Только, как узнать, что ещё осталось? Миссис Хёрт, соседка сверху, кричит: «Когда Вы уже вкрутите эту чёртову лампочку у себя на этаже, вечером ведь темно… Не все люди встают днём, а возвращаются утром…». Все цели нашего будущего выросли из чьих-то упрёков. « Враньё… Ты просто маленький ленивый шалопай. Немного усилий и Тебе понравиться. Вокруг станет лучше». - Миссис Хёрт, я вкручу лампочку… Обещаю, сегодня же. - Будь мужиком, сделай прямо сейчас, без обещаний. Всего два поворота по часовой стрелке, и всё вокруг освящено. Всего одно усилие рукой, и двери дома навсегда закрыты. Всего одно утро, и жизнь становится жизнью. Всего один взгляд на улыбку прохожего, и тело становится легче воздуха. Всего несколько шагов по асфальту, и Ты уже рад, что осталось только 19 дней, ведь Ты знаешь, как их

провести - счастливым. Счастье может принести не именно тот единственный человек, а просто прохожий. Просто тот, кто оказался здесь и сейчас, когда Тебе оставался только повод, что бы улыбнуться и почувствовать себя сильным и большим как океан. Просто повод. Просто глаза, в которые можно посмотреть. Просто улыбка, которая может заразить счастьем. Просто аромат цветочных духов, заставляющий вспомнить маму. Просто повод. Как же это много - 19 дней. Зоопарк. Не знаю, зачем я здесь. И не знаю, зачем я это спрашиваю. Странно, но невольно смотришь не на животных, а на людей. Знаете, иногда в толпе видишь лицо человека, который смотрит в противоположную сторону, чем остальные. Пытаешься понять, куда он смотрит. Ищешь глазами, не упуская его. Не можешь ничего найти. А потом понимаешь, он просто увидел кого-то, так же как и Ты. И просто понял – «все разные». Ты понимаешь, что этот человек особый (особый сейчас). А потом, момент удивления, Ты осознаёшь, что кто-то сейчас в этой толпе поймал Тебя взглядом, и делает то, что делал Ты несколько секунд назад. Маленькая девочка с взрослыми глазами наклонила вправо голову и смотрит на пингвинов. Те на неё, также как и её отец, который не устаёт удивляться маленькому комку жизни, который он сотворил. Жизнь, которая останется после него. Жизнь, поводом для которой послужило нежное прикосновение любимого человека. Жаль, что мы поздно понимаем наших родителей. Жаль, что эта тигрица, бьющаяся рёбрами о решётку, никогда не узнает, что такое быть матерью. У неё в голове нет глупостей о фригидности, о карьере или о равенстве полов. Природа придумала всё гениально просто. Почему же мы не можем ей просто довериться. Мы сами принимаем решения. Но для чего придумывать заново небо или землю. Они и так прекрасны. Что за протест в нас заложен? Почему мы не можем уступить? Почему не можем признать себя побеждёнными? Почему сила для нас – это крутизна наших решений? Почему я задаю эти вопросы? Слева стоят брат и сестра. Брат уже взрослый и ему не интересно, но он не показывает этого. Он рассказывает что-то своей маленькой сестрёнке.

В нас что-то есть. Что-то тёплое, чем мы можем поделиться. Согреть. Но мы этого стесняемся, боимся. Мы не можем дарить себя другим. Мы этого попросту не умеем. Мы эгоистичны. Или если угодно, мы слишком альтруистичны, но для себя. Крыша дома. Как это не странно, но самоубийства бывают и эгоистичными и альтруистичными. Умереть ради кого-то. Как это?

Признать себя ничем. Признать себя ошибкой. Признать себя не правым во всём. Слабость ли это? Или может, сила? Делают ли они последний шаг от безысходности или от надежды на что-то лучшее? Кто нас накажет за то, что мы перестаём хотеть? Хотеть жить. Нет никаких гнетущих чувств. Просто ветер как будто бы раскачивает целое здание. Всё плывёт перед глазами. Всё серое вокруг. А может, это просто из-за дождя. Давно не было дождя. Капли бьются о волосы. Пролетают мимо в пропасть меж домов. Самоубийцы. Смерть – это выход? Да нет, это просто конец. Нет оправдания слабости. Умирать не больно, умирать обидно. Больно принимать неверные решения. Улица. Навстречу люди. Надо же, все счастливые. Все улыбаются. Все хотят радости. Дарить её и получать в подарок. Ловите, держите, это Вам… Посреди перекрёстка. В самом центре. Со всех сторон едут машины. Чуть не задевая. Вверх из земли вырываются высотки. Люди чемто обеспокоенные, довольные, жалкие, счастливые, ненужные, гордые, безразличные, угрюмые, погружённые в себя, улыбающиеся, целеустремлённые, грубые, странные, сонные, беспечные – разные. Множество разных людей, повсюду. Кто-то читает газету, кто-то смотрит под ноги, кто-то говорит по телефоны, кто-то в своих мыслях, кто-то наблюдает, кто-то слушает, кто-то стоит, кто-то идёт. Кто-то просто смотрит на меня. Я на него. Сколько же Вас? Сколько машин? Сколько домов? Сколько всего… Для кого-то Ты – это всё… Враньё… Ничего подобного. Может, кто-то не будет ограничивать Тебя во всём, это максимум. Вокруг столько всего. Может ли один человек дать это? Он не может дать и маленькой части от этого. У каждого своя роль в жизни других людей. А главная или второстепенная, или вообще массовка, – разве это важно, если из-за Вас меняется сюжет. Из-за не прозвеневшего будильника, кто-то попадает в автокатастрофу. Из-за того, что кто-то забыл отдать кассету фильма «Небо над Берлином» в прокат, срывается романтичный вечер. Из-за того, что секретарша заболела, Ты идёшь в кафе, и знакомишься там со своим лучшим в будущем другом. Из-за того, что я сделал в прошлом, я имею это настоящее. Нашу жизнь спасают посторонние люди. Чужие нам. Спасение… Разве всё это важно? Человек думает о милости и жалости, только когда он сыт. Свобода, любовь, надежда – может, это просто слова, у которых нет какого-то определённого значения.

Что значит, быть влюблённым? Говорить не «я», а «мы»? Верить в кого-то рядом? Испытывать наслаждения и удовольствие просто от созерцания? Отдавать? Согревать кого-то своим теплом? Мы думаем, что это высоко и вечно. Но это просто. Это такое же чувство, как чувство холода. Тебе холодно, сейчас: ни в общем и целом, а конкретно сейчас. Тебе нужно согреться. Так же и любовь. Ты испытываешь это несколько мгновений. И Тебе просто хочется отдать что-то хорошее. Получить что-то прекрасное. Это необходимость, подругому невозможно. Тогда зачем мы сочиняем что-то? Литература говорит о прелестях и великих поступках, о важных моментах жизни, о сущности. Но разве это правда. Разве самое важно в нашей жизни так ярко раскрашено? Гораздо важнее, как мы решаемся на что-то. Как мы несём своё решение, запинаясь. Как мы отказываемся каждый день от чего-то. Как мы стремимся прожить каждый день. Как мы отказываемся от слова «подвиг», потому что придётся всё называть подвигом. Как мы просто делаем великие поступки, не думая, что они великие, просто по-другому нельзя. Кино, телевидение, литература – мы называем их образованием. Но хоть половина людей относится к этому так? Мы тонем в этой лжи…, не обращая внимания на однобокость аналитики, слащавость игры актёров, пошлость образов. Единственный человек на земле, которому мы что-то должны, – это мы сами. Элеонор, Ты настоящая. Ты настоящая? Что со мной? Не могу понять, что я хочу отдать. Что я жду? От неё или от себя? Слова или поступка, признания или упрёка? Что это, любовь? Может, благодарность? Эгоизм? Жажда обладания? Может, просто нужно её увидеть? Иногда понимаешь, что Ты лишился всего. И Ты этому счастлив. Остаться ни с чем. Только Ты сам. Слишком мало? Но больше Ты просто не унесёшь… Смотрю вверх, между зданиями прячется небо. Нужны ли ему попытки и стремления? Да ему всё равно. Всем всё равно. Но ведь и Тебе всё по боку. Ведь и Ты сейчас, не думаешь о спасении чьей-то души. Разве Тебе плохо от этого? Разве Ты безразличен, если молчишь? Разве пройти мимо человека, которому плохо, душа которого горит, это ужасно? У каждого своя правда. Для каждого есть свой ответ, на единственный для всех вопрос.

Что за страх внутри? Что за чувство неопределённости? Почему страшно? Смерть? Боюсь умирать? Боюсь? Что потеряю, если умру?

Всё уже потеряно… - Сэр, это Вам…, - парень протягивает листок. - От кого? – я смотрю на парня, который держит перед собой листок бумаги, посреди перекрёстка. - Возьмите…, я просто должен это передать, - он отдаёт мне листок и уходит. На листке написано «первое задание». Что за глупость? Внутри напечатано мелким шрифтом: «Видишь продавца на углу? Купи у него банановое мороженое». Машины останавливаются. Может, не хотят погнуть бамперы или водители боятся разбить губу о рулевое колесо. А может, когда мы идём правильной дорогой, вся жизнь идёт нам на встречу. В приоткрытый канализационный люк летят ключи от дома. «Все путешествия начинаются в нашей голове». - Банановое мороженое, пожалуйста… - А, банановое. Нужна сладкая добавка? - Давайте… - Держите, - в руках у продавца мороженое и конверт. - Спасибо… - 50 центов, а не «спасибо». Не буду открывать пока конверт. Нужно немного пройтись. Через 35 секунд терпение лопается на мелкие остатки, которые разлетаются по всей улице. Конверт не подписан. Внутри желтоватый листок, сложенный в три раза. На листке сверху написано: «Не долго же Вы ждали». Внутри три числа: 214, 10, 11. Что это? 214 – номер моей квартиры. А остальное… 10 и 11. На листке больше ничего нет. Пусто. Только три этих числа. Что это? Родители живут в 11 доме… нет, не то… 10 – число идеала. 11 – число удачи, проведения, судьбы. Нет, не то… 10 и 11. Они идут подряд… И что? Как всё это относится к номеру моей квартиры. Нет, здесь что-то ещё. Может, это какие-то координаты? Нет… Может… Перед глазами книжный магазин. «Библия». - Здравствуйте, у Вас есть Библия? Продавщица смотрит на человека, стоящего перед ней с растрёпанной причёской и листком в трясущихся руках. Скорее я похож на

проповедника-сектанта, чем просто на интересующегося. Она смущено указывает на стеллаж слева от неё. - Спасибо… Да, библии выпускает не одно издательство. Их тут несколько десятков и все разных размеров и форматов. Ладно, пойдём по простому пути. - Девушка, какая Библия самая дешёвая. -…, - девушка хлопает глазами в изумлении от вопроса, - Вас интересует только Новый Завет, или оба? - Только… только Новый. - Тогда вот эта, в чёрном переплёте. - Спасибо, я возьму. На улице, возле магазина, шелестят страницы под влажными от азарта пальцами. Страница 214. Так, что тут у нас? Первое послание к Коринфянам. Здесь, на странице только 13 глава… Значит стих. Значит 10 и 11 – это номера стихов. Итак, первое послание к Коринфянам, Глава 13, стих 10-11: «Когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится. Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое». Следующие 3 часа проходят на лавочке в чтение Библии. Иногда слова ничего не значат, но чаще они значат слишком много. Каждому слову нужно быть произнесённым и написанным определённым человеком, в определённое время. Но что самое прекрасное, каждое слово или фраза предназначены для определённых людей. На часах 21:31. Любовь – самое большое и самое обманчивое чувство на земле. Человек превратил его в обман. Путаясь в своих мыслях. Путаясь в самом себе. А путь всего один – истинный. На часах 21:44. Солнце садится. На часах 21:51. Впереди полоска горизонта становится началом бесконечности. На часах 21:56. Люди смотрят в глаза, ищут чего-то. Может, во взгляде, может, в самих себе. На часах время.

214 – номер моей квартиры. 10 и 11. Это время. 10:11. Звонок.

За дверью звонок. Замок силится против ударов. Косяки трещат, раскачивая дверь. Замок вылетает. В комнате звонок поёт свою песню. Мнемосина… - симфония 9 муз. « Давно ли он звонит». Ровно столько чтобы успеть поднять трубку. - Да… - Да… Голос слишком прост, чтобы врать, слишком ясен, чтобы объяснять. Голос просьбы, голос тёплого дыхания. Голос спрашивает: - Вы начали понимать. Вы остановились. Хотя бы на секунду. Осталось немного, и Вы поймёте… Вы не спрашиваете, что Вы поймёте? - Разве это важно…, если мне суждено это понять… - Хорошо. Вас ждут за городом на том месте, где виден весь горизонт. - Я приеду… - Мы будем ждать… - Мы? - Вы всё поймёте. Мы ждём. Вас. 11:11. Около дерева стоят пять человек. Поле уже пустынно. А может, оно просто готовится к чему-то. Иногда, чтобы почувствовать, нужно потерять всё. Иногда, чтобы увидеть, нужно закрыть глаза. В голове мечты. В голове сон, который выбирает: сбыться ему или нет. По дороге бежит парень. Вокруг тишина и спокойствие. Слышен лишь топот кроссовок об асфальт. Он кричит. Кричит сам себе. И не останавливаясь, продолжает ритм ударов подошв кроссовок об асфальт. Весь мир разрезан на прошлое и будущее. Настоящего нет. Оно превращается в шаги. Шаги в бег. Бег в движение. Движение в свободу. Свобода во что-то большее, что не имеет названия. Свобода – это любовь к истине. «Любовь не ищет своего». Она понимает, что всё принадлежит мгновению. Можно лишь продлить этот миг, но не более. Всё проходит. Всё проходит мимо, не останавливаясь ни на секунду. « Любовь никогда не перестанет». Любовь – это и есть истина. Парень кричит. Наше поколение не может принять этой истины. Оно не понимает, что значит эта Любовь. Мы боимся этого слова. Мы боимся любить беззаветно и без остатка, без слов, без упрёков, без проверок и без доказательств. Мы верим в любовь только, когда молоды. Жаль, что тогда она не верит в нас. Она просто истина, которая когда-то нас обогнала. И есть единственный способ почувствовать её – угнаться за ней. Его уже не докричаться. Он не остановиться. Он бежит где-то далеко. Около дерева пять человек. Старый знакомый в чёрном пиджаке говорит:

- Все дороги приведут Вас к одному и тому же. Тому, что уготовано Вам судьбой. Только нужно всё равно выбрать. Выбрать тот путь, который Вы сами будите пытаться пройти. Важна не цель, а движение к ней. Все пять человек протягивают запечатанные конверты. - Выбирайте… - Я не буду выбирать, я буду идти дорогой, которою начал. Конверт старого знакомого в чёрном пиджаке. Чёрная бумага. Мелом написано что-то. Их уже нет. Но это просто. Просто чудо. Мы сами делаем каждый день чудеса. Чудеса, в которые перестаём верить ещё в детстве. Нас никто не спрашивает. Мы просто должны осуществлять чьи-то желания. А кто-то осуществляет наши. Но это не усилия. Это просто мелочи, которые мы делаем день за днём. Всё проходит, остаёмся только мы.

IV – 18 дней Рядом с кроватью листок чёрной бумаги. Грусть тишины. «Это не тот путь». Легко написать на чёрной бумаге слова, но легко ли их принять. Эта не та жизнь. Это не те попытки. Всё не то. Ты идёшь не туда. Твои желания – это ложь других людей. Живём ли мы? Варианты: Иногда? Часто? Редко? Обычно? Затрудняюсь ответить? Не есть ли радость – жить для себя, во имя себя, собой? Жизнь – это ответственность перед собой за свои же поступки. Но что, если всё прошлое – просто ничего не значит? Зависть к другим людям. Кто-то ведь счастлив. Кто-то идёт верной дорогой. Где же Твой путь? Где же Твоя истина? Если мы хотим счастья, значит, мы его заслужили. Если мы хотим боли и разочарования, значит, мы уже это испытываем. Почему-то именно ради прекрасного нужно прелагать больше всего усилий. Именно ради улыбки нужно напрячь мускулы, а что бы заплакать, нужно расслабить слёзные железы. На листке написано: «Это не тот путь». А что тот путь? Когда Ты видишь указатели? Быть достойным самого себя. Спасать самого себя, надеяться на себя, жить ради себя, быть честным с собой, побеждать искушения. Эгоизм…? Достоинство? «Это не тот путь».

По лицу кто-то проводит рукой. Элеонор?

- У Тебя дверь нараспашку, и замок выломан. - …, - в голове музыка становится громче, удары сердца сильнее. Слюна никак не может пройти в горло. Это не имеет названия. Все названия в раз пропали. Нет никаких сомнений, и уверенности тоже ни в чём нет. - С Тобой что-то не так. Ты весь белый. - Конечно, я ведь не ожидал Тебя увидеть. Мне немного не по себе. - Не правда, Ты ждал этой встречи также как и я. - Если только Ты ждала её больше всего в жизни. - Ты всё такой же. - А Ты изменилась. И внутри и снаружи. - Да, конечно, прошло не мало времени. Закрываю глаза, но её образ не пропадает. Она всё также стоит около кровати. Она всё также прекрасна. Видны тонкие руки. Прямые не длинные волосы. Живот (6-7 месяц). Она садится рядом. - Мне нужно с Тобой кое-что обсудить. - Да, говори. Я слушаю. - Пойдём, сядем за стол, попьём чай. Хорошо? – она протягивает руку. - Что не так? Ты чего-то боишься? Я не сделаю Тебе плохо или больно. Я обещаю. - Я знаю, что Ты меня никогда не обидишь, не бросишь. Просто, это совсем другое. От чая поднимается пар. Дольки лимона кружатся против часовой стрелки. - Помнишь, я говорила, что тяжело переношу беременность? Так вот, доктора говорят, что я, возможно, умру при родах… -… - Помолчи. Я не хочу пока ничего слышать. Мне предложили сделать аборт, ещё, когда я была на третьем месяце. Но я отказалась, я хочу попытаться родить этого ребёнка. Он мой… Ты понимаешь? Я хочу его увидеть… Она плачет. Каждую секунду пытаясь себя остановить, каждую секунду осознавая себя глупой и жалкой. - Не плачь…, Всё будет хорошо. Если Ты протянула шесть месяцев, то это неспроста. Ты сможешь, и не нужно даже думать о таких глупостях. Послушай, я хочу стать крёстным Твоего ребёнка. И мне нужна мать этого малыша, ведь она моя самая дорогая подруга. - Я хотела Тебя попросить, что бы, если я умру при родах… - Заткнись…, - я улыбаюсь ей, - Ты говоришь не то… Мы встретились с Тобой первый раз за последние полгода. Либо радуйся и улыбайся, либо замолчи и дай мне полюбоваться Тобой. Я не хочу слушать эту глупость, всё будет хорошо. И это точка. Лучше скажи, кто будёт… - Девочка, Амели…

- Что? Амели… Это… Это здорово. Это прекрасно. Ты даже не представляешь, как я рад. - Да, я долго выбирала… А потом вспомнила фильм, и… и поняла… Я так рада Тебя видеть. Мне стало как-то легко… - Пей чай…, потом пойдём погуляем в парке и я накормлю Тебя обедом… Хорошо? - Да… Я скучала… - И я тоже думал о Тебе… Тени деревьев вырезают на земле узоры. Раннее утро. По дорожкам бегают нереализованные олимпийцы со скоростью 1,3 мили в час. Трава просыпается и потягивается, пытаясь стать выше. «С ней всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо». - Какое мороженое хочешь? - Банановое…, - игривый детский голос. Губы прижимаются друг к другу в ожидании. Как иногда хочется подарить счастье. Взять его целую пригоршню и бросить к чьим-нибудь ногам. Умилятся собственной радостью, и наслаждаться окружающим миром. Медленные шаги с пятки на носок. В руках мороженое обдумывает перспективы быть съеденным или растаять на утреннем солнце. - Так что… Кто же отец? Если не хочешь - не говори…. - Это всё равно не важно…, так что я лучше не буду. Меня ничего не гнетёт. Я хочу этого ребёнка, и я никогда не буду вспоминать, кто его отец. - И всё же…. Отец нужен. Если не Тебе, то ребёнку. - Я ещё не старуха. Не ставь на мне крест. - Да, «любовь одна, только люди разные». - Меня всегда поражало: Ты всё помнишь, что когда-нибудь слышал или видел? - Скажем, я помню многое… - Нет, Ты помнишь всё… Иногда я думаю, что Ты помнишь, в чём я была одета в первую нашу встречу или кто, например, записан на четвёртой странице Твоей записной книжки. - В зелёную кофточку и вельветовые штаны.

Шаги появляются звуком. Иногда мы обращаем внимание на самое простое. Жаль, что слишком редко мы этому удивляемся. - Элеонор, почему Ты ушла? - Прошу Тебя. Давай не будем ничего вспоминать. Я не смогу объяснить. Я так решила… Я не могла больше терпеть, я хотела почувствовать что-то, даже если это «что-то» было просто моей надеждой. - Тебе страшно? - Очень… Я не могу больше одна… Я не могу бояться. Я не хочу… - … Пойдём, я отведу Тебя на берег. Посмотрим на волны… Проверим,

нравиться ли Тебе ещё это… - Пойдём, только мне нужно кое-что сказать… - … и… - Спасибо. Цена за момент счастья – вся прожитая до этого жизнь. - Знаешь, говорят жить прошлым – это ужасно… Но всё же иногда нужно вспомнить что-то прекрасное, чтобы стало легче в настоящем… Помнишь, как мы вместе смотрели на волны, не говоря ни слова? – я смотрю на её руки с мелкими жилками. - Да, конечно, я помню. Это было прекрасно. Тогда всё было подругому. Почему мы не можем простить собственные поступки? – она шагает, глядя на каждый свой шаг. - Мы боимся… ведь, тогда придётся прощать тех, кто вокруг, за их поступки. - Я счастлива, что Ты сейчас рядом. -… Банановое мороженое… выбрало свой путь. 15:02. - Сколько времени? – она смотрит на правую руку, удивляясь, что там ничего нет. - Ещё много осталось, – я беру её за запястье. - Уже много прошло, - словно споря, говорит с сарказмом Элеонор. - Когда-нибудь оно устанет идти. 15:26. В голове мысли: «я просто должен помочь и уйти, её жизнь никак не связана со мной». В воздухе произнесённые слова стирают мысли из головы. - Ну что? Нагуляла аппетит? - Н-н, да…, - Элеонор сморит в меню и большими пальцами проводит по столбцам «блюда» и «размер порции в граммах». - Что Ты будешь…? - Салат из овощей, бифштекс с гарниром и красное вино, сам выбирай какое… - Понятно. Официант… Лицо угрюмого мечтателя, несостоявшегося в жизни. - Дама будет: салат из овощей, рис и минеральную воду без газа; а я: отбивную, картошку фри и содовую. Элеонор улыбается, и что-то ищет в своей сумке. - Вот ручка. Напиши… В голове, словно, битва с Империей из фильма «Звёздные войны». Мысли воюют сами с собой. И ощущение, что жертв будет масса. Официант с лицом угрюмого мечтателя, несостоявшегося в жизни

ещё раз, смотрит на разворачивающуюся баталию моих мыслей. «Жаль, Ты не можешь оценить всю трагичность момента». - Сэр. Вам просили передать. Фиолетовый конверт. Внутри фиолетовый листок. На листке фиолетовыми чернилами, немного темнее по тону, чем лист, написано: «Прошлое - это чёрно-белый фильм. Беги. У Тебя 35 минут. Звонок». Человек не может отказаться от своей мечты, даже если он от неё бежит и не верит в неё. Мечта придумана не им. Мечта есть. И ктото на земле должен её осуществить. Мечте нужно знать, что она воплотится, тогда всё приобретает смысл. Глаза Элеонор. «Лишь бы больше никогда их не видеть». «Лишь бы эти счастливые глаза видел каждый». Лишив себя причины страдания, мы лишаем себя страха. Прощай, Элеонор. Прощай навсегда. Прощай. Мы слишком часто путаем значения некоторых слов. Прощай. - Элеонор, мне нужно срочно уйти. Скоро увидимся. Всего Тебе хорошего. Её глаза ищут правду. Стрелки часов ищут несуществующий угол. 15:32 – 90 градусов. Её глаза не верят. Она моргает, боясь, что это может быть знаком для чего-то. Пауза. Фиолетовые буквы. Кто Ты для меня? Просто друг? Для меня Ты всегда была другом. Для меня Ты всегда значила много. Что я потеряю, если не отвечу на звонок? Ничего. Что я потеряю, если уйду? Друга. Её глаза ждут. Время – нет. - Прости, Элеонор. Что-то со мной не так сегодня… Мне вдруг показалось, что сейчас 19:30. Просто у меня встреча в семь. Официант, где наш заказ. - Уже несу…, - лицо уже не угрюмое. Элеонор мягко улыбается, словно чем-то наслаждается. - Что с Тобой? – я поправляю салфетку на столе. - Ничего. Просто Ты, видимо, сделал сейчас какой-то выбор или что-то решил. Я рада, что Ты решил в мою пользу. Ты ведь знаешь, что лгать у Тебя не получается. А идея про «назначенную встречу» устарела ещё лет 20 назад.

Улыбка превращается в слова, имеющие смысл только в этот миг. На столе скатерть, на скатерти тарелки, на тарелках еда. Еда – это жизнь. Жизнь – это мы. Мы – это еда. В голове, словно будильник, грохочет мысль, что прошло полчаса.

В голове воспоминания о звуке телефона. Кажется, он звонит где-то рядом. Кажется, у него тоже есть надежда. « Всё, что решено нами…» - Сэр это Вас, - официант держит трубку телефона на подносе. Его лицо уже не мечтательно. - Меня? - Да, сэр. Попросили к телефону мужчину с 5 столика. Это пятый столик. И за ним мужчина только Вы. Прошу Вас. Телефонная трубка. Вы слышали когда-нибудь тишину говорящих людей?

в толпе

- Да!? - Невозможно вернуть прошлое. - Я знаю это… Но ведь возможно начать что-то новое… - Это не тот путь, поймите. Это не тот путь. Вам осталось 18 дней. И думать, что Вы что-то сможете ей отдать – это глупость. Вы отдадите ей все Ваши дни, но прибавит ли Вам это счастья? - Да прибавит, я и сейчас счастлив… - Но она, она будет счастлива? Всё, что Вы создаёте сейчас – это песочные замки. Это не тот путь. - Откуда Вам знать? - Кто-то всегда знает… Телефонная трубка. Мысли. Стакан негазированной минеральной воды. «Я причиню ей только боль». «Может, моя смерть убьёт и её?». Не может быть. С ней всё будет хорошо. Без меня. Альтернатива – необходимость выбора одной из двух или нескольких взаимоисключающих возможностей. « Тяжело терять уже не раз потерянное». Прощай. 20:02. 5760 волн. А сколько их было до этого?

V – 17 дней Розовые облака. Запах ванили. Детские сны прекрасны. Детские сны не помогают справиться с навалившимися проблемами, они просто, ударяясь о грани воображения, показывают Тебя изнутри. Бог был настолько счастлив, что создал человека, с которым хотел поделиться своим счастьем. Человек же часто забывает об этом. Он забывает, что создан для счастья.

- 3 часа 17 минут… - Что? – сон убегает, громко стуча подошвами об утренний пол. - Через 17 дней в 3 часа 17 минут Ты умрёшь… - Зачем Ты это говоришь мне? – всё тот же чёрный пиджак смотрится уже не таким весомым доводом, что бы безрассудно верить его обладателю. - А зачем мы вообще встретились? Зачем Ты каждый день перестаёшь хотеть жить? Зачем Ты задаёшь одни и те же вопросы? Зачем Ты сейчас здесь, ведь Ты решил никогда сюда не возвращаться? – человек в кресле всё время смотрит сквозь занавески. - А зачем Ты здесь? Зачем Ты напоминаешь мне каждый день, что скоро я потеряю всё? Зачем…, - я не успеваю договорить. - Потеряешь? Разве у Тебя что-то есть? Открой глаза – Ты один. Вокруг самый близкий Тебе человек – это я. Я – тот, кто знает о Твоей смерти больше, чем Ты сам… Вокруг Тебя пусто…. Вокруг никого…. Ты случайно не видел сейчас свои детские сны…? - Что? Откуда Ты всё знаешь? Почему Ты всё это мне говоришь? Я ничего не могу понять. Я не боюсь смерти, но я не понимаю, зачем это всё. Зачем надежды, которые соблазняют, зачем вера, которая гноит всё внутри, зачем это чувство одиночества? Я всегда был одинок. Почему только сейчас больно? Почему только сейчас обидно? – фразы становятся похожими на крик, но внутри всё спокойно. - Ты на верном пути…. Иди по нему… У Тебя хватит сил. Ничто на Земле не сможет Тебя остановить, кроме Тебя самого. В голове остатки сна смешиваются с произнесёнными словами в коктейль под названием «отчаяние». Ненависть – чувство сильной вражды и отвращения. «- Эй, бармен, почему мой коктейль «Жизнь» совсем тёплый? Что не нельзя добавить несколько кусочков нежности. - Бесполезно, Вы ведь сами попросили добавить «отвращения к себе». А потом ещё и прокипятить. Если Вам не нравиться, не пейте, всё равно Вы уже заплатили». 3:17? И что разве это что-то меняет? «Ничто на Земле не сможет Тебя остановить, кроме Тебя самого». Только я сам могу выбирать. Только принятое решение сильнее судьбы. Крыша дома. Высоко. Хватит. Раньше или позже. Это не важно. Если мне дано жить ещё 17 дней, то я не умру. Ведь это моя судьба. Интересно, её можно изменить? Что ж, посмотрим, если что-то там, на самом верху. За звёздами, за облаками.

Взгляд на немые утренние улицы. На восходящее солнце. Если солнце удивляется каждый раз, когда видит что-то новое, то оно вечно

счастливо. Ведь на этой Земле каждую секунду кто-то видит восход. А восход видит его. Слышишь, солнце, лови меня своими лучами. Только удержи наверняка. Не хочется остаться калекой на ближайшие 17 дней. Прощай мгновение. Быстрые шаги к концу крыши. Сердце замирает, не веря в собственную решимость или безрассудство, или убогость, или храбрость, или чтото ещё. Прыгну или нет? Прыгну или остановлюсь? Прыгну? Осталось метров пять. Позади пройденный путь кричит, пытаясь остановить. Впереди слепит солнце. Удар головой. В шее всё перетянуто. Кашель. Тяжёлые вздохи. Всё та же крыша. Отдышавшись, взглядом по сторонам. Чуть позади на уровне шее натянута проволока. Чёрт, как тяжело дышать. Случайности…. Их не бывает. Случайности…. Это лица судьбы. Случайности…. И я для кого-то случайность, оставшаяся прошлым, но поменявшая настоящее и будущее. Случайности…? « Эффект бабочки». Странно, но облака и правда розовые. И почти вериться, что вместо смога сегодня в воздухе аромат ванили. Детство. Словно кто-то позвал по имени… Откуда-то снизу. Медленно, смотря в пропасть, ищу что-то взглядом. Да кто меня может позвать? И как бы я услышал? Красота прячется в мелочах. Пора найти того, кто сможет меня спасти. Капли солёные падают на асфальт. Ударяются. Взрываются. Раскидываются осколками во все стороны. Превращаются в тёмные пятна. Сохнут на смущённом солнце. Остаётся только асфальт. Маленькая девочка плачет. Слышны только короткие всхлипы. Стою рядом, смотрю на неё. Ничего не делаю. А она плачет, опустив голову вниз. Словно вокруг никого нет, словно никто не слышит её. Словно она и не плачет вовсе. Даже боль может быть удивительной. Элеонор, счастье… Элеонор… Где же Ты? В коридоре «Ультразвук».

женской

консультации.

На

двери

написано

- Пойдём вместе… Я хочу, чтобы Ты увидел её, - Элеонор смотрит

своими зелёными глазами (холмы Кении… низкое небо тёмноголубой россыпью сверху, а снизу долины и холмы цвета её глаз). - Хорошо, а можно? – я в нерешительности. - Да, конечно… Чьё-то счастье может взрастить ещё одно… ещё одно счастье может вынашивать его и становиться ещё прекраснее, осознавая, что кто-то растёт внутри. Доктор улыбается мне и просит сесть поближе, что бы я видел. Странно… Как-то странно. Он размазывает гель по животу и медленно начинает искать плод. - Ну что Элеонор, посмотрим на нашу малышку ещё разок…, - говорит он. Белые кляксы на чёрном фоне. Жизнь. Ещё одна жизнь… Элеонор смотрит на монитор и на меня, а взгляд не меняется. Он остаётся счастливым… Что же это такое чувствовать в себе жизнь? Чувствовать в себе возможность, обязанность, счастье, искупление, прощение, осознание, удивление. Всё одновременно. Всё сразу… Ты для меня много значишь, Элеонор. Но Ты - моё прошлое. Прости меня за эти слова. Прости меня за то, что я ошибался. Я стремился быть рядом, когда уже был слишком близко к Тебе. - Элеонор…,… она прекрасна…. Твоя дочь. Надо же, она там что-то делает: живёт своей жизнью, и Ты для неё всё, Ты для неё целый мир, - я говорю это, а мысли словно уводят куда-то, куда-то далеко. Врач даёт Элеонор полотенце, чтобы она вытерлась. Я не слышу, что они говорят. На мониторе аппарата для ультразвука осталось пятнышко – голова ребёнка, которого я никогда больше не увижу. Час спустя. 52 километра в час. (От какого-то места мы на расстоянии 52 километра) Она смотрит в окно машины. Что такое предчувствие? Осознание несбыточности? Возможность выбора? У неё льются слёзы. Я не вижу этого – чувствую. Она плачет… Молчание… « В тиши молчания хоть кто-то говорит И стук сердец кричит с надрывом В тиши молчания всегда один молчит Пытаясь слушать чьи-то вдохи».

- Прости меня за то, что я ушла тогда. Я жалела об этом очень долго, - она произносит это, глядя в окно. - Прости, но я не жалею о том, что было… Простить Тебя… Хорошо, прощаю… и спасибо за это же.

На встречу машины: серая, телесного цвета, светло-зелёная, лиловая. Из радио остатки слов: Ирак, нападения на…, четверо мёртвых детей в коллекторе, эмбарго на поставки продовольствия, а после этого сразу Roxette – «Listen to your Heart». На стекле капли от дождя… «Не плачь… Прошу». Lamb – «I cry». Moby – «Flower». Слёзы счастья на лобовом стекле. Слёзы кого-то очень высокого. Слёзы кого-то неугомонного. Слёзы кого-то… честного. Честного с самим собой. - Ты всегда будешь мне другом…, - чуть опустив глаза от задумчивости и скромной радости осознания. - Что Ты сказал? – опережая себя взглядом. - Сделай громче, пусть ребёнок знает, что такое хорошая музыка.

VI – 16 дней На кушетке в гостиной. В голове вчерашний вечер. На столе сливочный йогурт и булочка. В вазе цветы, маленький пышный букет. На часах попытка времени привлечь внимание 07:23:00. Эйфелева башня одной секунды. Плед постельно-синего цвета. Подушка глотает собственные сны, чтобы хоть немного позавтракать. Ручка, листок бумаги, слова… Ах да, их же нужно писать. « Элеонор, спасибо за прошедшее вчера и наступившее сегодня. Звони, буду ждать». Шаги разносятся в голове. Как будто идут двое. Один - по дороге, другой - по… мыслям. Как иногда прекрасно просто забыть о себе. Думать о тех, кто проходит мимо Тебя, толкает немного плечом. Что они думают? Чему улыбаются? Куда идут? Но всё это не те вопросы. Просто приятно видеть другой мир. Мир, в котором слово «Ты» также важно, а может, важнее слова «я». Какой сегодня день? Как его назвать? «Остаток жизни 16 дней»? Или просто по имени? Нужно действие, движение. Ведь так - в этом мелком противном постепенном умирании можно сойти с ума. Можно, так и не понять факта своего существования. « Мы мерим лишь расстояние, А не факт самого события.

То, что пройти придётся - это ясно. Но, как и сколько? Не имею пока понятия». Что плохого в смерти? Что страшного? Что такого особенного в смерти? Ну, скажут Тебе, что Твой друг умер. Разве подсознанию есть до этого дела? Как Ты отвечаешь на горестную новость? Какой вопрос Ты задаёшь? «Как?» «Из-за чего?» «При каких обстоятельствах?» Разве не глупо? Разве не ахинея, ведь Твой друг умер. Может, и нет никакой смерти. Может, это всего лишь иллюзия чегото? Но одно совершенно точно - её, смерти, нет в жизни. Нужно что-то делать. Действие. 15:22. «… факт самого события». Пусть решено умереть. Но какова цена за мою жизнь, за моё время, за меня? Ещё 16 дней как минимум… Что за глупость? «Как минимум». Чёртов фатум, словно вода при потопе, показывается ото всюду. Судьба. Доверять ей? Рушить её, боясь последующей мести? Или просто говорить ближайшие 16 дней, что нужно что-то изменить? Какие мы мелкие, люди. Знаем имена тех, кто смог обгадить этот мир больше остальных. А как же те, кто этот мир не эксплуатировал для своего больного самолюбия? Где эта не изданная книга о неизвестных «хороших людях». «Загадили уже всё, а гадили ещё не все». 15:26. Странно, но единственное, что приходит в голову, глядя на стрелки часов, что сейчас они, как никогда прежде, похожи… на стрелки часов. Загадывая желания, знаем ли мы, что они сбудутся? Верим ли мы себе? 16:16. Счастливые часов не наблюдают. Всегда не любил часы. Наверно, поэтому у меня их никогда не было и нет. «Таковы мы, просто пришельцы на планете чьих-то мыслей». Так хочется уснуть. Закрыть глаза и увидеть что-то важное, что скрывается от глаз. Мир вокруг взрывается от счастья. Давит фейерверком исполненных желаний на голову и сердце.

Сумбур в голове. Просит придумать ему имя, поговорить с ним, называть его на Ты, рассказать самое сокровенное. В голове путаница из ниток-мыслей. - Там есть что-то интересное? – голос мягкий, как виниловая пластинка с любимой песней. - Что? Где? – пытаясь настроить фокус на фигуру перед глазами. - В моих глазах. Вы смотрите в них уже минут десять. С Вами что-то не так: Вы часто моргаете, дыхание тяжёлое. Вам плохо? – девушка с сиреневыми волосами…(?), это просто такой свет. Напротив человека, смотрящего мимо. Напротив человека, не понимающего самого простого. Напротив него девушка. Таких глаз больше нет. Таких скул. Кажется, любовь. Кажется, у неё есть это счастье. По её глазам видно, что у неё есть это счастье. По её глазам видно, что она дарит кому-то это счастье: любить её. Любить. - Вы можете сказать? Вам помочь? – она смотрит, она вглядывается или просто хочет дать хоть немного своего счастья. « Мы отдаём своё счастье не в те руки - мы храним его у себя». - Да я могу сказать, чем Вы можете помочь. Улыбнитесь. Ведь Вы целый мир для меня. Мир, который я никогда не узнаю, - она моргает так, словно разговаривает этим. Девушка держит паузу. Она даже не дышит. Она даже не решает ничего в своей голове. Она даже не силиться понять. Она ждёт того, что ей скажет её сердце. Сердце, помолчав, улыбается. « Иногда смысл нас в других людях. Иногда мы смысл других людей. Лишь на секунду». - Что ж, я улыбнулась… Вам лучше? – она продолжает, подсказанное сердцем, с явным удовольствием. - Да, стало лучше… Нет, стало спокойнее… Хотя для меня это одинаково. Глаза. Странные глаза… - изучая её ресницы. - Что с ними? – надеясь на ответ. - Посмотрите на людей вокруг, - оглядываясь и понимая, что едим в автобусе, - посмотрите в их глаза. Что Вы видите? Девушка, оглянувшись, смотрит по сторонам. « Странное чувство, когда ощущаешь, что кто-то рядом смотрит на мир Твоими глазами… Он смотрит вместе с Тобой. Он на секунду становится Тобой». - Вы хотите сказать, что в их глазах ничего нет? Что они пусты? – переставая улыбаться…, начиная осознавать.

- Отнюдь, в их глазах много всего. Множество всего разного. Но вот только между Вами и всеми вокруг есть существенная разница, резко выделяющая Вас. Вы можете и хотите поделиться своим миром с другими. Хотите. Вдумайтесь, какая эта редкость. Можете. Вслушайтесь, какое это чудо, - улыбаясь друг другу. - Спасибо, но я не одна такая. Да и не всегда хочется делиться и не со всеми. - Но с чужим человеком в автобусе Вы делитесь своими ощущениями, своим временем, своими мыслями. Собой, - словно задавая вопрос. - Разве Вам это не нужно? – смущаясь своих слов. - «Нужно»? «Вам»? Да Вы хоть слышите, что говорите. Разве хоть ктото из этого автобуса думает о другом прежде, чем о себе? А Вы ещё спрашиваете, чем отличаетесь от остальных. Большинство и близкихто людей ставит совсем не на первые места в списке значимости своей жизни. А Вы говорите: «Вам нужно»… Удивительная Вы девушка. Я рад, что не один это понимаю… - Что? Не один? Кто ещё? Кто ещё видит то, что видите Вы? И почему Вы это видите? – она смотрит, словно просит, она просит ответить, словно она задаёт эти вопросы себе всю жизнь. - «Кто ещё»? Да он, кто же ещё. Он. Он. Тот, кто любит Тебя. Тот, кого любишь Ты. Только ведь Ты не хочешь давать ему счастье заботится о Тебе. Для Тебя Ты - это просто отражение в зеркале. Знаешь, есть такая фраза: «Что бы полюбить кого-то, нужно сначала полюбить себя». Так вот себя полюбить сложно, но это единственный способ… - Способ для чего? – нетерпение. - Для того, что бы любить. Ведь о себе Ты знаешь всё. Всё самое низкое и мерзкое, прекрасное и сумасшедшее. Как с этим смирится? Просто любить. Просто верить тем словам любви, которые Тебе дарят любимые люди. Ведь они верят Твоим словам. Ведь и они любят себя только потому, что Ты рядом… Потому что они отражаются в Твоих любящих глазах. - Я не знаю, что мне сказать, - смотря уже внутрь себя, пряча взгляд. - Слепая вера. Странный эпитет, но в качестве определения сойдёт замечательно. - Что это значит? – она отклоняется назад, опуская скрещенные до этого руки на ноги. - Вера – слепа. Просто поверь. Что за окном? – смотря на муть стекла. - Это риторический вопрос? – чуть улыбаясь, но ещё оставаясь в себе. - Нет, автобус не то место, где можно задавать риторические вопросы. - Автобус не то место, где можно говорить о таких вещах, о которых говорим мы. - … Что за окном? - Конец этого автобуса, - смотря на скрытый зданиями горизонт гдето вдалеке. - Что ж, раз ответ таков, тогда пора выходить, - два шага к двери, два шага на улицу и чувство одиночества. «Она осталась там, в автобусе». Чувство разочарования.

Чувство ничтожности. Чувство слабость. Чувство усталости. Чувство осознания. Чувство лёгкости. Чувство – слух. Слышно её дыхание. - Теперь мы за окном. Теперь всё это вокруг Тебя. Теперь кто-то другой смотрит на Тебя из проезжающего автобуса. - Странный Вы, - снова это живое и радостное сердце улыбается. - Всё будет лучше, чем Ты думаешь…. - Меня зовут… - Не надо имён. Не надо. Я не хочу называть своего. Просто спасибо. Просто иногда, спасая кого-то, мы и не догадываемся, что спасли чьюто жизнь. Чью-то душу. Будь счастлива. - И Вы… Шагами по лицу асфальта. Чувство, которое не имеет названия. «Чувство, которое похоже на меня с высоты полёта звезды». «Наверно, это счастье». Поняла ли она, что спасла меня? Поняла ли мои слова? Пусть будет так. Beatles – «Let it be». Вечерний свет со вкусом свежевыжитого апельсинного сока. Так хочется просто закрыть глаза и под тёплым одеялом помечтать. Как в детстве. О том, что бы все люди в мире исчезли на какое-то время, и можно было бы просто ходить по пустынным улицам. О том, что бы летать, когда захочешь. О том, что бы все желания исполнялись, как только щелкнешь пальцами. О том, что рядом девушка моей мечты. О том, что с ней так хорошо. О том, что в темноте ночи её тепло согревает. Как хорошо. C Тобой.

VII – 15 дней Может, конечно, и глупо, но в голове играет Louis Armstrong «What A Wonderful World». « Мы сознаём свою нужность только, если что-то отдаём, но не когда что-то получаем». Но ведь в этом наша нужность и заключается: взять что-то прекрасное. То, что можем увидеть и почувствовать только мы. Больше никто. Вся ночь, упиваясь вниманием к ней, прокатилась неспешно.

Вся она до последней погасшей звезды шептала одно и тоже: «Мыслей Тебе, имя которым мечты». Что за прекрасный мир? Неужели, всё это просто сон. Который так короток и так быстро забывается. Неужели, что бы удержать эту красоту нужно почувствовать, что скоро потеряешь её навсегда. Неужели, то, что называешь своей жизнью – это постоянное попытка увидеть то, что так близко. То, что отражается между двумя повешенными друг против друга зеркалами. Жизнь – это попытка измерить этот мир собой, словно Ты меришь земной шар расстоянием от большого пальца до мизинца. Словно Ты сам встаёшь себе на плечи, чтобы разглядеть что-то важное вдали. Блеск, который зовёт к себе, который сжимает сердце ожиданием и надеждой. Надежда. Это когда Ты… когда Ты ещё не сделал решающего шага, но веришь, что он всего лишь шаг. Надежда – это вера в альтруистичность этого мира к Тебе. Кто-то промахнётся мимо кнопки телефонного аппарата и нечаянно позвонит Тебе. Она или Он проснуться утром и поймёт, что всё не так важно… Важно лишь быть рядом. Петля порвётся. В ванну кто-то зайдёт и остановит. Земля приблизится и не даст… Шорох воздуха за окном. Секунда чьего-то отчаяния, наверняка, и уж, наверное, чьего-то триумфа. Взгляд на окно. «Почему так… страш…»… На той стороне, за окном, тенью пролетело что-то. Три резких шага от кровати к балкону. «Вера». «Любовь». «Надежда». Взгляд вниз, высоко. Взгляд вниз, не догнать. Взгляд вниз. Чьё-то тело, к нему приближаются люди. «Что он чувствовал, когда шагнут туда. Туда в этот воздух. Такой безразличный. Такой пустой. Такой немощный. Такой… Просто разлетающийся от Тебя, будто и не встречались. Может, он делает это, чтобы не чувствовать себя потом виноватым? Может, он просто не хочет брать на себя ответственность спасения? Может, он хочет вздохнуть полной грудью, а ему никто не помогает в этом?»

Что же чувствуешь, когда шаг уже сделан, когда Ты наедине с этим миром? Когда Ты наедине с небом? Когда вдруг понимаешь всё и сразу? Что тишина - это монолог Бога. Что ветер – это любовник листвы, вводящий её в трепет.

Что самыми счастливыми моментами оказались все, даже грустные и тяжёлые. Что слова были иногда просто словами, не значащими ничего. Что жизнь Твоя имела одну цену – Тебя. Что Ты можешь почти всё в этом мире, кроме как спасти сейчас себя. Что смерть – это не противоположность жизни. И даже не её конец. Это смерть. А жизнь – это жизнь. Что всему своё время. Что «Я» - это «Ты» для кого-то. Что не нужно пытаться стать, нужно быть. Что …. Так всего много. И так мало времени. И так глупо, что оно сейчас измеряется в метрах от земли. На земле копошатся точки. Штрихи чьих-то желаний. Так хочется запеть. Услышать громкую музыку и забыть мысли. Но осталось всего 15 дней. Как это принять? Как принять то, что уже есть? То, что уже должно случиться? Может, от самой маленькой мелочи зависит вся наша жизнь? Может, то, что нас ждёт это не следствие, а причина? Вопросов слишком много. Просто чай с лимоном и корицей. Просто перед глазами тень, пролетающая перед окном. Так близко мы живём и так далеко мы умираем. Но так далеки мы, когда совсем рядом, и так становимся близки, когда прощаемся навсегда. «Прощай». - Что Вы сказали? – официантка натужно пытается услышать слова. - Чай. Чай очень вкусный. - Может, Вам предложить кусочек пирога? – она улыбается. - Предложите. Только вот проблема, я не ем сладкого. - Тогда я не буду рисковать, приятного аппетита, - она уходит к барной стойке. Что за глупости, я люблю сладкое. Обожаю. Зачем я солгал? - Подойдите, - её шаги, толи 6, толи 8, - я соврал Вам. Я люблю сладкое. Извините, не знаю, что на меня нашло. - Зачем мне это? Мне всё равно, что Вы любите, а что – нет. Вы можете делать, что хотите. И не стоит передо мной выпендриваться. Может, я выпендриваюсь перед собой. Может, всё это ненужные усилия. Когда Ты кричишь в зал «не надо оваций», а в зале нет никого.

Никаких зрителей, критиков, режиссёра, и даже свет на Тебя никто не положит красиво. Всё как есть. Всё как придумал и воплотил Ты. Только вот страшно: не для себя ли одного Ты всё это делал? - Прошу Вас, извините. Тяжёлый день…. Что-то не задалось, - я смотрю на её матовую кожу, на вену между пальцами правой руки, на светлые ресницы. - Да ничего. Бывает. Бывает и хуже. Но день не очень тяжёлый. Ведь сейчас 12:10, и многое ещё впереди, - официантка кивает головой и в этом кивке всё: понимание, прощение, сочувствие, помощь. Лишь на одну секунду, но даёт ли хоть кто-то всё это разом и надолго. «Иногда впервые – это навсегда». За окном люди вспоминают броуновское движение. За окном солнце смешивает их тени с асфальтом. Тени встречаются и как призраки проходят сквозь друг друга. И мысли путают слова, обманывают ими. Но вся картинка словно начинает сдвигаться. Словно стул медленно поднимают наверх. Куда-то наверх. И не хочется понимать, кто же настолько силён. В кадр попадаю я. Человек, смотрящий на танцы теней за окном. Человек, ждущий судьбы. Человек, ищущий множество ответов на свои вопросы. Но вот только если он поймёт всё, что так хочет. Зачем всё это ему будет нужно? Человек, не знающий, куда ему идти. Стоящий на перекрёстке. Стоящий на ветру. Картинка теряет фокус. Знаете, иногда думаешь о чём-то вечером, и кажется, Ты просто перепрыгнул с одной мысли на другую, а по настоящему прошла вся ночь и Ты спал. Но Ты этого не помнишь. И первая мысль с ещё сомкнутыми ресницами: Уже трое суток я не закрывал глаза. «И мысли-людоеды от голода теряют стыд». Знакомые шаги в темноте закрытых глаз.

- Выспались? Стало полегче? – голос чуть изменился, но смысл остался прежний. - Да, простите, что я так…, - открывая глаза, - хорошо поспал, - зевая. - Всё хорошо…. Вы не проспали ничего важного. У Вас ещё 35 минут впереди. - Что опять какие-нибудь конверты и указания? – усталость движения губ. - Нет. Просто спасти Вас можете только Вы сами. Вам нужно попасть по этому адресу за 35… 34 минуты, - официантка протягивает салфетку.

- Это адрес соседнего дома. Мне нужно попасть туда за 35 минут? Извините…, я наверно не успею. План срывается… Там, наверно, меня ждёт человек, который знает как предотвратить мою смерть? - Вы сами создаёте реальность. Вы можете понять, что дышите воздухом, но сможете ли Вы его увидеть? Да там Вас встретит человек, который может Вам помочь. - Хватит…. Если Вам дали денег за эти слова, можете быть спокойны, Вы отработали их – уходите. А если Вы хотите чего-то другого… Да идите Вы в задницу со своим дерьмом, - посетители смотрят слегка смущённо…. - Подумайте… зачем 35 минут? – она уходит. За барной стойкой она снимает форму и выходит из кафе. На стене часы. 16:19. Сколько там мне дали на раздумье? Ещё минут 30? А что если не пойти…. то может, тогда я не умру…. А может, здесь я должен просидеть ещё 29 минут и побежать в соседнее здание…… и что потом…? Всё равно не выберу верно. Может, стоит выбрать то, что никогда бы не сделал? А может, просто прийти домой, лечь на кровать и смотреть в потолок? Как всю жизнь, как всё время… до этих нескольких дней сумасшествия…. Странно, может в этом и идея: я должен тут потеребить варианты своего будущего ещё 30 минут (уже 27) и потом я всё равно приму-то что мне скажут, потому что идея о 35 минутах была верной…. У них там, наверное, в шайке работает клёвый психолог. Всё, пойду и дам ему в морду, и так устал. Чай нормально не дают попить. Странное ощущение, что обманываешь себя…, причём обманываешь в любом случае. Тогда так: шаги, дверь, тротуар (так не хочется наступать на чьи-то тени…, а они, как на зло, такие длинные), подъезд, бумажка…(«чтение на ходу способствует ухудшению зрения». Кто это придумал… наверно какой-то библиофоб). 4 этаж. Перед глазами буквы сливаются, ручка двери дёргается вниз. Тихий скрип петель. Пауза внутри…. «Интересно, я заслужил, чтобы хоть кому-то рядом было хорошо?». Я заслужил быть кому-то нужным? Я заслужил видеть счастье других на дне собственных глазных яблок. Там в этой неизмеримой темноте… В этом маленьком пути к душе. Заслужил ли я быть вообще живым? Да, раз живу, раз всё же оказался здесь…. Для чего-то. Или может быть, для кого-то. Глаза ловят движение…

«Для кого-то мы что-то значим, пусть так. Но что мы значим для себя? Кто мы? Чей-то тернистый путь к счастью? Может, мы – это возможность других? Или просто личный тренер по фитнесу? Может, мы просто нужны друг другу? Просто иногда хочется обнять и подарить нежность, без причин и объяснений, без фальши и мыслей… просто дать себя для кого-то». Мысли, словно заготовка для очередного рассуждения…, но его сбивает вопрос: - Простите, Вы ко мне? – эти слова произносит женщина в телесного цвета кофточке и юбке цвета кофе без молока. Женщина, про которую можно сказать: она потеряла что-то важное в жизни, но при этом она – женщина, которую не пожалеешь, потому что не за что. Она живёт счастливо и имеет смелость признаться себе в этом. - Я просто…. Я думал, вообще-то Вы должны знать к Вам ли я? – глаза женщины чего-то ждут. Словно знают, что нужно сделать шаг, но ждут движения партнёра. - Да конечно, я знаю. Вы ко мне. Вы почти успели, я уже хотела уходить…, но мы поговорим некоторое время. Садитесь на стул… В мыслях вторжение. Рассудок, давно потерявший себя и очертания этого мира, захвачен чужим осознанием. И эти чужие мысли говорят: «Наслаждаться не осознанием, а ощущением». Эти мысли похожи на снег. Запорошат всё собой, и всё одноцветное. Прекрасное. Нежное. Новое. Странное. Странно. - Странно, - говорит она, а может, это просто мне показалось. Мужчина, сидящий на кресле у стены, поднимает свой взгляд на женщину. Она смотрит на него. Она ищет в нём что-то. Может, безразличие, а может, заинтересованность, но ничего не находит. - Если Вы ко мне пришли, то у Вас на это должна быть причина, женщина наклоняет голову чуть вправо (наверняка, это что-то значит. Неведение - счастье), - если Вы сами не знаете, для чего здесь, как могу это знать я. На некоторые вопросы способны ответить только мы сами.

- Но иногда мы можем сказать что-то только другому человеку, но не себе, - я начинаю играть в её игру. - Но ведь это и доказывает, что мы всегда знаем правильные решение, правду, истину. - Это доказывает, что люди вокруг нас – это наш путь. Это судьба. Наша судьба, произнесенная вслух кем-то другим. - Что для Вас судьба? – женщина наклоняет голову, теперь уже влево. - Судьба…? Знаете, если говорить о жизни как о линии, то судьба это те точки, через которые наша линия жизни должна пройти, чтобы не случилось.

- А как же самоубийство. Оно не вписывается в вашу логику судьбы. - В этом и глупость самоубийства. Всё, что создано для человека, ведёт его к счастью и если человек не может этого понять, он просто глуп. Он просто проходит мимо своих точек, своих направляющих. Хотя нет. Он просто выходит за рамки всего этого. Не знаю, наверное, думая, что он понимает всё, что он видит всё. - То есть он считает себя подобным Богу? - Он и есть подобный Богу, - говорю я. - Нет, я имею в виду то, что он считает себя способным самому определять и решать свою жизнь и смерть. - Так и есть. В этом и есть выбор. В определение выбор не сказано, что все выбирают меж чем-то одинаково прекрасным или отвратительным. Вполне возможно, что самый сложный выбор, когда приоритеты положительного и отрицательного чётко определены, - торжествуя победу, говорю я. - Так зачем Вы здесь? – она чуть приподнимает брови. - Что бы Вы помогли мне. - В чём я могу Вам помочь? - Вы… Я не знаю, мне сказали подняться к Вам сюда. Сказали, что Вы сможете помочь мне, - напрягаясь, отвечаю я. - Кто сказал? - Девушка в кафе напротив. Официантка. То есть она была переодета в официантку. - В кафе напротив? - Да, - отвечаю я. - Наверно, это … «- Я вижу, как горит море, - сказал человек, вглядывающийся в горизонт. - Это солнце просыпается, - ответил другой. - Я вижу, как оно ярко стонет тёплым светом. - Оно поёт свои песни». - Наверно, это София. Она приходит ко мне уже три года. У неё нефофобия и омброфобия. Страх облаков и дождя. Страх перед небом. Страх перед высотой несбыточности. Страх красоты. Страх, который придуман, непонятно для чего. Просто потому, что серый цвет не оставляет после себя эмоций. Нефофобия – страх перед облаками. Омброфобия – страх дождя. - Странные расстройства, - словно заключая предыдущие мысли. - Да, Вы правы редкие, но это связано с прошлым… С её прошлым. - Всё всегда связано с прошлым. Всё. Но почему так тяжело его просто принять? - Потому, что мы все его немного побаиваемся, как и будущего.

- Мнемофобия, - говорю я задумавшись. - Да, боязнь воспоминаний. - Странный мир, кем-то придуманный. Странный мир, одетый с иголочки. Как можно бояться дождя? Как можно бояться этих маленьких капель несущих жизнь? - Бояться можно всего, если себе это позволить, - она делает вид, что догадалась, в чём моя проблема. Хотя не знает ничего. Всё это случайность. Всё это странно. Эта девушка в кафе, этот мир. Этот я. Это осознание, что я где-то не здесь и важно совсем не то, что я делаю. Ощущение, что всё так мелко и незначительно, и что-то действительно огромное творится за моей спиной. Ощущение, что самое важное давно решено и теперь просто разбавляется водой по вкусу. - Все мы хотим чего-то великого и великолепного, и именно прошлое доказывает нам, что наша жизнь просто хороша. Не больше и не меньше. Мне всегда казалось, что жизнь на Земле – это некий отпуск от чего-то другого, а смерть – всего лишь перелёт из одного пункта в другой. Она делает некоторую паузу, потом смотрит на часы. 17:37. - Что ж. Нам пора заканчивать. Вообще-то я обычно закрываюсь в пять часов. Надеюсь, Вам стало лучше. Если хотите Вы можете прийти завтра. - Нет, спасибо. Я не хочу. - Запутавшись в себе, мы рискуем пропустить что-то важное для себя. Вам это не нужно, - произносит, вставая, она - И Вам тоже не нужны мои проблемы. - Это моя работа… - Это моя жизнь…

Улица…. Шепчет что-то тротуарами, парами, схемами метро, контрабас, саксофон соло. Где-то вдали облака кому-то страшные, не похожие друг на друга и напоминающие фигуры этого мира. Небо такое далеко-голубое. Странное, родное. Так хочется дождя, испугаться его, понять, и снова влюбиться в него. Отдать себя без остатка, не просить ничего взамен. Целиком вытечь из себя и по асфальту, под женскими каблуками маленьким ручейком на волю. К тому, что так рьяно завёт в груди. К свету. К свету, который рисует на Земле что-то, как ребёнок, на всём, что ему попадётся. Улица…. Вот бы кончилась и больше не начиналась. Вот бы музыка не кончалась. Этот странный бас и соло. Саксофон поёт. Может, заходящему солнцу, может, проходящему мне. Звон монеты. Красота. Нежность.

Элеонор. Небо. Пой мне, пой не переставая. Солнце. Город. За спиной вопрос прохожего к другому: «Сколько времени?». Но не слышно ответа. Иногда за спиной просто что-то отвлекает, а самое нужное перед глазами. Самое нужное всегда перед нами. Ждёт нас. Под дождём. Ждёт и радуется нам, как собака. Спасибо Тебе, мгновение. Спасибо. «Как тишиною улыбаться, Тебя научат небеса Как удивляться этим миром, Научишь сам себя». В голове музыка. Или она просто выключилась и по переходам пытается отыскать нужный путь в Никуда. Коробка конфет. Улыбка и слёзы от торжества. От способности принимать. От способности слышать этот мир и самого себя. Для счастья всегда найдётся причина. Праздник каждый день. Иногда побеждая себя, мы себя награждаем. Звонок без слов. Не мелочей, не лишнего. Гармония…. Фотография – это попытка увидеть мир с точки зрения его идеальности. Фотография – это возможность оценить настоящее, хотя и с маленьким опозданием…, но именно настоящее, а не прошлое. На фотографии в гостиной Элеонор и я. Смотрим друг на друга… и глаза слезятся от того, что улыбка до ушей: мышцы нажимают на слёзные железы. И как дождь в августе. Крупные грозди. Сладкие. Спелые. - Дорвались, - произносит она. - Правда… Ты слышишь её? - Да слишком уж сильно она бьётся в Твоей груди… Спасибо Тебе. - Спасибо Тебе, - улыбаюсь я. Счастье. То, что придумано не Тобой, но уготовано для Тебя. Находить настоящее прекрасным – усилие и счастье, цена которому – жизнь. Но и повод – жизнь. Стремление увидеть всех от 3 лица, от лица Бога. Любить… Только так и можно любить этот мир. Удивляясь, мы спасаем этот миг. От смерти. Отдавая самое дорогое, мы приобретаем самое нужное. Мысли в голове, словно написаны на запотевшем окне. Уверенность в правильности принятого решения, имеет некоторое

условие, заключённое в слове «принятое». Только факт события может определить его значение и последствие. Только факт события, может доказать возможность существования мира.

- Неужели Ты мог думать, что не нужен мне всё это время, - Элеонор бровью искренне-чёрной выказывает заинтересованность. - Я не знаю. Просто Ты ушла, словно испарилась, - улыбкой показывая уважение и ещё что-то без названия. - Почему люди не могут просто наслаждаться тем, что у них есть здесь и сейчас? – она испугалась, что это прозвучало как вопрос, наверно, она хотела констатировать факт. - Потому что есть что-то ещё, кроме «здесь» и «сейчас». - Ты о том, что будет после смерти. - Да чёрт с ней, со смертью. Кому она нужна. Что о ней говорить. Это как рассуждать о вкусе курицы, не разу в жизни не попробовав её. Хотя…, не знаю, может от части и о смерти. Просто есть в этом мире что-то, что не дано нам понять. Не знаю, не всегда нужно делать хорошо для себя…. Иногда нужно себя ломать. - Ломать? А как же счастье? - Это и есть счастье. Разве не счастье для Тебя будет увидеть Твоего ребёнка? - Счастье… - Но ведь Ты и представить себе не можешь пока, что будешь чувствовать, когда увидишь его. Он должен вырасти внутри Тебя. А может, и Твоя любовь к нему должна вырасти из Тебя. - Ты о том, что нужно постигать неизвестное? Но это не «ломать себя». - Да, отчасти. Я о том, что есть существительные, но есть и глаголы. Иногда нужно не только поражаться красоте неба, но и расти до него. Не мечтать о крыльях, а летать. Нужно идти…. Нет, если не ломать себя…, то страшно. Ведь самое поршивое, что мы всегда ошибаемся раньше, чем это понимаем и видим. В простых вещах. В давно будто бы нами проверенных. А это всего-то глупость. Сломать себя и поверить. Да. Я, наверно, о вере говорю. Как о действии. Ведь вера – это действие. Действие по принятию чего-то, что невозможно доказать рационально. - Так что больше чем «здесь» и «сейчас»? Бог? – Элеонор тихо спрашивает меня. - Не знаю, просто в людях есть что-то. Душа…. Хотя, что это? Не знаю. Просто я могу долго рассказывать кому-то основные тезисы собственной философии существования, но могу выразить всё это в нескольких словах, адресованных Тебе. Может, и Ты не поймёшь всего, но, тем не менее, Ты будешь ближе к пониманию, чем тот другой. - Так что это? - Помнишь, мы как-то давно шли по аллее, и я рассказывал Тебе об обратной перспективе: что человек первые 3 метра зрительного изображения воспринимает в обратной перспективе. Мы тогда спорила с Тобой обо всём. Осень была.

Элеонор улыбается. Опускает глаза вниз. Что в них? Может бесконечность мыслей, а может, те же что и у человека напротив, сидящего за столом. - … Ты улыбаешься…. Вспомнила. Вот в этом моменте весь я. В этом рассказе. В том, что помню именно это. В этом моя философия. - Я поняла, о чём Ты. Ты говоришь о том, что не только Ты для мира, но и мир для Тебя. А в лучшем усовершенствованном варианте: Ты – это мир. «И так иногда мал. И так иногда велик». - Но знаешь, что меня всегда поражало. Если всё так, то миров столько, сколько и людей. Но тогда и простые вещи у всех тоже разные. Ведь получается, что и вкус чая у всех свой. У всех свой зелёный цвет травы. Но это только какие-то физические показатели, но есть и абстрактные. У каждого своя любовь, дружба, свобода, вера, совесть, - Элеонор честно пытается держать себя в руках. - И в этом различии, в том, что мы допускаем это отклонение себя от всего остального и есть это «не здесь» и «не сейчас». Уже ночь. - Уже ночь. Ложись на диване, - Элеонор всегда не умела заканчивать. Даже в университете она придумала одно заключение, которое ставила в конец любой работы: «В заключении хочется добавить, что всё на свете придумано до нас. И даже наши ошибки до нас уже кто-то совершал, надеюсь, что Вы не повторите ошибки предшественников».

VIII – 14 дней На краю крыши. Мир поделён на тёмную сторону – ночь и светлую – день. Как прекрасно понимать, что Ты хоть на секунду можешь стать свидетелем неопределённости такого уверенного мира. Толи свет, толи мгла. Восход. В голове только закончился пересказ вчерашнего вечера. В голову мысли только возвращаются после ночной прогулки. Может, они тоже возвращаются от Элеонор к себе домой. «Я видел сон. И я там просыпался». Nils p’Molver – «Kakonita». Гляжу на потолок. Белый, как снег, как глазное яблоко, как нижнее

бельё, как облака, как перья, как свадебное платье, как белый медведь, как марципан, как лист бумаги. Как лист, который должен быть исписан словами, чтобы жить. Что бы быть…. Синий маркер с журнального стола. Стул. На него. Колпачок прыгает по полу, словно в недовольстве качает головой. Слова на потолке: «Спасибо». «Прости». «Ненависть». «Судьба». … «Как же так? Я просто исчезну. Просто больше меня не будет. И всё, что я сделал… Да я ничего не сделал. Пусто. Вспомнит ли меня ктонибудь после смерти? Может, да, а может, и нет. Как же так? Страшно принять, что Ты просто умираешь. Вот Ты есть: вокруг Тебя кружится мир, даже если Ты не ставишь себя на первое место в нём, но тем не менее. Ты смотришь на мир своими глазами. Сам выбираешь, вернее сам убеждаешь себя, что Ты выбираешь. Ты просыпаешься утром - и мир оживает. Ты засыпаешь - и мира нет. Есть Твои сны. А потом Тебя просто нет. Как же так? Страшно. Что всё просто так. Нужно верить… Нужно верить во что-то там на небесах или за ними. Выше. Но как? Если Тебя просто здесь не будет. И Ты уже не сможешь понять, что Ты умер. Ты просто умер. Отдавать свою жизнь ради кого-то? Да, наверно, это выход или способ не бояться жить. Но есть что-то ещё. Какая-то глупость происходящего, которую можно понять, только если Ты - это не Ты. Просто есть что-то ещё внутри. И этому всё равно на смерть. Всё равно на всё эти глупости. Может, это обычное самоубеждение и обман, но почему-то, именно это часть Тебя всегда оказывается права. Но Ты её никогда не слушаешь. Может, стоит прислушаться?»

- Идём, - голос позади, - Красиво… Я про потолок. Правда немного давит. Всё же это небо…. Собирайтесь, опаздываем. - Это потолок…, - я уже ничему не удивляюсь, - и это не красиво. - Не всё ли равно, как называть это потолок, небо… или может, дверь во Вселенную или лик Бога. Как Вам больше нравиться? Не важно. Мы ведь на звёзды зачем-то смотрим, а не просто так. - Да, звёзды - это прекрасно. Их так много, - детство, вечер 4 июля, такое звёздное небо. - И здесь много слов. На Вашем небе. Может, для меня, они звёзды также, как для Вас, слова на моём потолке безгранично красивы и несбыточны. - Может…, - я улыбаюсь ему, как и он мне, - Мне стоит спрашивать, куда мы пойдём? Или как всегда всё под страшной тайной…? – интересно, сарказм – это стиль существования, отношение к жизни или убеждение всех в собственном превосходстве…

- Ничего секретного. Нужно сходить прогуляться… - Тогда почему мы опаздываем… - Нам нельзя пропустить одного замечательного события…. Одевайтесь. Оно стоит того. Несколько взглядов по сторонам в поисках колпачка от маркера. Мысль. Маркер трещит по полу. Несколько шагов. На улице громко играет музыка… Radiohead – «Idioteque». Мужчина с огромным магнитофоном идёт за нами. Я останавливаюсь и смотрю на этого человека. Он останавливается тоже. Останавливает музыку, достаёт диск, вставляет другой, делает погромче. Dido – «See You When You’re 40». Я разворачиваюсь. И иду дальше. - Этот человек вместе с Вами? – взгляд влево чуть выше. - Да, надеюсь, - взгляд вперёд. - Как Вас зовут? – взгляд всё ещё на него. - Гарри…, - он отвечает взглядом. - Это настоящее имя? Или чтобы мне как-то Вас называть, - взгляд под ноги. - Что бы всем меня называть, - чувствуется, как он не отводит глаз. За поворотом к нам присоединяется ещё один человек. В сером пиджаке с белым галстуком. Он мотает головой в знак приветствие, я удивлённо ему отвечаю. Параллельно нам по дороге медленно движется машина. В ней сидит человек смотрит на дорогу и качает головой в такт ритму. - Ну так что Гарри? Вы скажите мне, что происходит? – не понимая, но отчего-то улыбаясь. - Да конечно… Вы говорили, что всё бессмысленно… - Я??? - Ну, то есть думали… Что страшно. Что всё просто так уйдёт… - …да, - улыбка превращается в странную деталь, существующую отдельно. Он останавливается. Останавливается человек в сером пиджаке. Человек с магнитофоном. Музыка. Машина тоже останавливается. А потом уже и я. - Так вот… Сейчас Вы увидите, что всё может и просто так, но это прекрасно…. Мы снова идём все вместе. Мы медленно обгоняем людей. Старичок, держащий за руку свою жену. Мужчина, разговаривающий по телефону. Две девушки, обсуждающие что-то важное только для них. Молодой человек с удивлённым выражением лица. Женщина с собакой, огромный лабрадор. Компания из четырёх человек: три парня и одна девушка.

Маленькая девочка, поджавшая в обиде губки и идущая гордой походкой, а за ней её папа, улыбающийся такой наивной гордости дочери. Мужчина с неопределённым взглядом. Догоняем девушку. Девушка останавливается, чуть сгибается. Подходит к фонарному столбу. Опирается на него. Ей плохо. Она съезжает на асфальт. Элеонор. - Элеонор…, - испуганно говорю я, теряя голос. Она тяжело дышит. Шаги тяжело стучат по асфальту. Я понимаю, что мне пытаются что-то сказать. Я пытаюсь услышать: - Берите её за руки и несите в машину, я открою двери, - Гарри говорит это мне и, наверно, в раз пятый тому человеку в сером пиджаке. Мы вдвоём берём Элеонор за руки, и садим её в машину. Машина трогается, слева от меня остаётся человек с магнитофоном и тот другой в пиджаке. Они машут нам в след. Гарри сидит на переднем сидении в пол оборота. Он смотрит на то, как Элеонор тяжело дышит. Элеонор смотрит на меня, не понимая, что происходит, сжимая от боли мою руку. А я словно не вижу ничего вокруг. Губы Элеонор открываются и что-то произносят, но я не могу схватиться за её голос. Я смотрю на Гарри. Он улыбается… - Скоро приедем. Элеонор, потерпи ещё чуть-чуть. Дыши глубже. Всё будет хорошо, - Гарри берёт её за вторую руку. Элеонор вся взмокла. Она медленно моргает, надолго закрывая глаза. Она пытается что-то сказать своим слабым голосом. Я приближаюсь к её губам. - Спасибо, что Ты рядом… Мне не страшно, - она говорить это и целует меня в щёку. Мы подъезжаем к больнице. Всё как в тумане. Элеонор без сознания. К машине подвозят каталку. Мы кладём Элеонор на неё. - Сколько отдаёшь, столько и получишь взамен, - Гарри прикасается ладонью к моей спине, словно провожая меня, он даёт мне конверт открой конверт, только когда всё станет хорошо. - Спасибо, Гарри, - я держусь за руку Элеонор, и убираю конверт в карман.

Доктор подходит и мерит ей пульс. Открывает глаза и проверяет реакцию на свет. - Здравствуйте, меня зовут доктор Барнот. Вы её привезли?

- Да, я…, - я потерянно отвечаю - Вы её муж? Родственник? Друг? - Да, я её друг. Почему она без сознания? – мне страшно от всего происходящего, но как-то странно: улыбка ни как не сходит с губ. - Сейчас мы в этом разберёмся. На каком она месяце? - На седьмом. - Что ж, извините. Вам придётся подождать в приёмном покое, доктор уходит, бросая последнюю фразу скорее медсестре, стоящей рядом с ним. Медсестра усаживает меня в кресло. Даёт стакан воды. Говорит, что подойдет через несколько минут. Говорит, что бы я не волновался. Но по какой-то странной прихоти судьбы я не волнуюсь. Словно Ты понял всю опасность ситуации уже после того, как всё прошло. И немного трясёт, но это от хорошего. Это от того, что всё прошло. Подходит мужчина в халате. - Прости, меня зовут доктор Аарон. Я ассистирую доктору Бартону. Ваша подруга без сознания. Нам необходимо провести кесарево сечение, что бы сохранить ей жизнь. Она очень плоха. На счёт ребёнка, мы не в чём не уверенны. При таком раннем сроке есть шансы, но всё же у неё тяжёлое состояние. - Просто сделайте то, что должны сделать. Спасите ей жизнь, и её ребёнку. Она его очень ждёт, - я как никогда спокоен, наверно, даже спокойнее этого доктора. Он уходит. В приёмном покое воцаряется тихий храп приёмника. Мои мысли на полу танцуют от предчувствия…, от осознания, которое только добралось до меня. Я увижу этого ребёнка. Я увижу его. Это мой подарок. The Verve – «Bitter Sweet Symphony» И на огромном пространстве я один спокоен душой. И всё внутри тихо плещется водой, сочиняя стихи о радости и счастье. Элеонор, счастье. Спасибо за этот подарок. Может, внутри нас живут множество людей, которые уже прожили свой отрезок и теперь они зрители. Камерный театр внутри одного человека. И Тобой удивляются, следят за Твоей жизнью. Пробуют принять и понять. Критикуют и помогают. И Ты когда-нибудь станешь таким. И Ты будешь удивляться, что у других такое же счастье, как у Тебя, те же горести, печаль и слёзы. Те же слова и мысли, те же глупости. Те же ошибки. Иногда бывает так, что Ты смотришь в пол, в одну точку. Но понастоящему, Ты смотришь внутрь себя, смотришь в свою душу. И смотришь не своими глазами. Тогда Ты счастлив. Тогда Ты по-

настоящему счастлив. Хоть и не думаешь ни об этом, ни о чём-либо ещё. Просто этот странный орган – мозг, выключается, и Ты словно чувствуешь всё без его помощи. Теннисисты, отбивающие подачу, не могут уследить за полётом мяча. Они просто смотрят на направление и рефлекторно бьют по нему. Песня заканчивается. Радио-ди-джей лопочет что-то невнятное на своём радиоязыке, понятном, наверно ему, да тем двум постоянным слушателям: генеральному директору и его жене. Что будет дальше? Какая песня? Какая музыка? Саудтрек Твоей жизни. Да, стоит записать диск с биением сердца. Первый трек будет тишиной. Второй быстрыми ударами. И так до последнего, где будет записан только звук прибора, показывающего прямую линию. Хотя, не всё так грустно. Новости. Прогноз погоды. Блуждающая улыбка. Тишина в голове. Каблуки по полу нечётким ритмом. Люди. Столько людей проходит. Медсестра в сотый раз спрашивает о кофе. Как же просто спасать жизни. Просто хотеть это делать. Просто не боятся этого. Просто дарить надежду, веру. Не спать ночами. Знать столько всего о болезнях и их лечение. Но итог один, все умрут. Но как же прекрасно то, что Ты можешь подарить кому-то ещё один шанс. Дать кому-то возможность сказать то, что он не говорил до этого. Словно новая жизнь. И у меня она тоже новая. И мне дали шанс исправить всё. Подарить что-то прекрасное. Жить словно последний день. Жизнь как последний день из череды возможностей. Всё отдавать и не ждать ничего в ответ. Родители.

Телефон. Телефон. Где здесь можно найти телефон. - Извините, где здесь можно найти телефон? – я спрашиваю это у проходящего мимо врача. - Около входа есть телефон-автомат. - А чтобы позвонить в другой город? – я смотрю на него и вижу в его глазах столько усталости и спокойствия. - Это настолько срочно? – он медленно говорит. - Вы знаете, мы редко дарим самым дорогим то, что должны давать им каждый день. - Хорошо. У меня в кабинете есть телефон. Надеюсь, Вы не в южную Корею будите звонить?

- Нет, что Вы. В Миннеаполис, родителям. Спасибо Вам большое. - Да ладно. Всё хорошо. Мы заходим в его кабинет. Что там? Стол, шкаф, стул и вешалка. - Вот телефон. Звоните. Мне пока нужно найти кое-что. Он залезает почти целиком в шкаф и шуршит там бумагами также устало и спокойно, как говорит. Телефон, трубка, номер. Перед глазами картина, как мама идёт к телефону, одновременно говоря отцу, что он в чём-то опять не прав. Она подходит к телефону и всегда ждёт, пока он зазвонит ещё раз, и только тогда берёт, словно она каждый раз хочет проверить продолжится ли звонок, если трубка уже снята. Гудки. Она всегда берёт трубку и ничего не говорит. Помню, как позвонил однажды домой, что бы сказать, что останусь в гостях. Она подняла трубку и молчала. Я даже испугался. И до сих пор меня это пугает, хотя все к этому давно привыкли. Трубка поднимается. Я слышу шум где-то позади. Мама, как всегда, молчит. - Мама, привет. Это я. Как Ты??? - Сынок, - она глотает слюну, она плакать начинает ещё раньше, чем говорит что-то ещё, - сынок, привет. - Мама. Ну Ты чего? - Да так, сынок, соскучилась. Знаешь, иногда и снами мы приближаемся к мечте. Ты мне сегодня снился. Как Ты там? - Мама… Мама, всё хорошо. Спасибо. Как Вы-то? - ааа… Отец, как всегда ноет, что у него много дел, хотя ничего не делает. Какой же он нудный. А вообще, не очень. Он заболел сильно. Не знаю, сынок, что дальше будет. Он виду не показывает. Хотя…, вру, ещё как показывает. У него это ноет, это болит. Не знаю, как у него ещё в одном месте не зудит. - Мама… Спасибо Вам с папой. - Да всё хорошо. Ты там как? Один ещё? - Как всегда… - Да как всегда. Только Ты единственный человек, которому собственное одиночество никогда не мешало, не мучило. Но знаешь, на закате хочется кого-то согреть. Подарить ещё немного солнца и заснуть. Мы с Тобой, сынок. Будь там счастлив. И если хочешь, приезжай. Хотя и не приедешь. Но я Тебя целую. - Передай отцу, что я звонил, что всё хорошо. И пусть не нудит. Не знаю к чему это я, но мама, приготовь торт, пожалуйста. - Что-то хорошее случилось? - Да, одумался наконец. И помнишь Элеонор, у неё сейчас в этот самый миг рождается девочка. - Правда? Поцелуй её от меня…. Сынок, жизнь течёт так быстро, что слово улетает, не успев быть услышанным. Дари как можно больше,

как всегда дарил себя. И научись принимать других. В душе ведь тесно одному. Целую Тебя… и её. - Пока, мама. - Пока. Короткие гудки. Тысячи картинок в голове. Как мама отходит от телефона и кричит отца, что бы рассказать о звонке. Как она вытирает слёзы. Как маленькая девочка первый раз увидела этот мир. Как по улице идёт девушка и странно улыбается всем прохожим. Как садится в автобус, как смотрит в окно. Как удивляется. Как закрывает глаза. Как просит меня о чём-то, но я её не слышу. - Всё хорошо? – доктор устало улыбается мне. - Да, спасибо Вам. Спасибо, что подарили столько… - я встаю и жму ему руку. - Что ж, и Вы дарите остальным, - он запирает дверь. Казнь на электрическом стуле происходит в присутствии 40 свидетелей. Где же эти свидетели, с которыми можно поделиться счастьем. Соучастники, сочувствующие, судящие, счастливые. «В своих мирках зажатые в тиски Осколками забытыми когда-то. Остывших мыслей переваривать мечты Бросать их в окна. И мечтать без суррогата». Ещё минута. Ещё время течёт своей странной извилистой дорогой. В голове слова мамы: «Дари как можно больше, как всегда дарил себя». Наверняка она готовила эти слова для меня. Разговор, как письмо, обдуманный и взвешенный. Странно она думает, что она меня уже не увидит. А я думаю, что это я её больше не увижу.

Радио всё ещё странно завывает. Страшно. Только если, что-то обманчивое приятным светом тянет вперёд, Ты можешь жить без страха. Но этот свет…. Это свет последнего туннеля. А может в этом и счастье. Просто жить. Просто дарить. Просто видеть то, что придумано для Тебя. Каждую секунду ведь можно писать как музыку, как картину. Создавать вокруг красоту. Внутри. Создавать это красками такими приятными на вид. То, что можешь Ты, не может никто. Для этого нам дан выбор. Найти сочетания, которых не может найти больше никто. Как на рояле. Всё придумано до нас. Но мы придумываем заново. И так это не играл никто. Музыка в груди. Сердце ритм. Дыхание бас. И скрипка мыслей на

высоких нотах. Элеонор, держись…. Всё будет хорошо. Я в Тебя верю. В голове песни поют облака мыслей. Доктор Бартон. Он идёт ко мне, улыбаясь. Он даёт жизнь. Интересно, у докторов нет никаких мыслей, что они властители судеб. Что ж, не так важно, сейчас он решил мою судьбу. По улыбке видно, что это моё счастье. И не только моё счастье, но и чья-то жизнь. - Здравствуйте, ну что мне Вам сказать. Ваша подруга жива и в скором времени, надеюсь, без осложнений, она поправиться. - Ребёнок? – я не знаю, как можно измерить одну жизнь другой, но отчего-то после первой новости становится спокойно внутри. Иногда Ты просто понимаешь, что кое-что имеет для Тебя слишком большое значение. От этого зависит слишком многое. И Ты понимаешь, что хоть и не святой, но всё же заслужил счастье. И всё будет. Всё будет хорошо и правильно. Она жива. Девочка жива, по-другому не может и быть. От этого зависит жизнь Элеонор. Если жива она, то жива и Амели. - Девочка жива, но, как и любой ребёнок, родившийся на столько раньше положенного срока, она в опасности. Мы поместили её в специальный аппарат, который поможет ей выжить, - доктор улыбается мне, он тоже знает, что всё будет хорошо. Интересно, но ведь головой мы постоянно бороздим небо. Упираемся в него макушкой. Оно давит на нас своей лёгкостью. И так странно жить посреди двух миров. Ходить по земле, но быть так высоко, на небе. - Спасибо Вам, доктор Бартон. Огромное спасибо, - я жму ему руку, а он с удовольствием жмёт её в ответ, в этом его оправдание и смысл, Когда можно будет увидеть Элеонор? - Не сегодня. Идите домой. Приходите завтра днём. Она сможет с Вами поговорить. - Спасибо. Спасибо. «Спасибо».

IX – 13 дней «И завтра не наступит никогда И прошлого Ты не увидишь Секунды счастья поделив

На крохотную бесконечность». Мы ведь за чем-то сюда приходим, в этот мир, что-то нас здесь притягивает. Чего-то там наверху не достаёт. Зачем-то мы стремимся сюда. Странно, столько всего приобрёл. Столько изменилось в восприятии жизни, мира. Появился какой-то здоровый пофигизм. Вещи становятся не важны, зачем они, если просто останутся собирать пыль на этой земле. Всё бы отдал – зачем мне всё. Мне бы просто счастья кусок свой. Тот кусок, от которого столько бежал. Просто словно в голове приоритеты расставились. 1. 2. 3. 4.

Счастье Свобода Смысл Столько всего

Так удивительно понимать, что скрывается за этими словами. Язык всё же странная вещь. Он ограничивает и одновременно даёт возможность. Интересно как мыслят младенцы, которые ещё не умеют выражать свои мысли? Говорят, что люди, которых называю «людьми дождя», умеют делать удивительные по своей сложности вычисления. Но делают они это странным способом: они видят одно число, как некую форму и другое, а потом пространство между ними просто заполняется – это результат. Может, и мы в основе своей думаем не словами, а скорее картинками. Мы воспринимаем этот мир через то, что мы видим. Сколько всего вокруг нам рисует свет. «Думать мечтами, говорить желаниями, удивляться мгновениями». Маленький ребёнок где-то далеко отсчитал первый день своей жизни.

Элеонор. Амели. Никто из нас не сможет доказать, что он жил не зря, что он был хорошим человеком, что он … был на самом деле. Тогда весь этот мир - это всего лишь книга, где Тебе не уготовано место в сюжетной линии, но Ты сам пишешь эту история. Огорчаться или ненавидеть всё? Кому нужно читать о том насколько Тебе плохо? Кому нужно чувствовать негатив и депрессивные всплески Твоего больного сознания? Ты можешь написать эту историю как угодно. Только бы выбрать

героя для своей книги, что бы она не превратилась в роман-хронику, который читают только в сокращение. «Ты». Слово без начала и конца. Слово, которое определяет многое. Только Ты сможешь сказать, что я, кто я… Был ли я. Просто иногда хочется понять, что Ты нужен. Для чьих-то слёз, улыбок, слов, мыслей, рассказов, шагов, согласий, упрёков, для чьей-то веры. Поделиться бы собой с кем-нибудь. Сентиментальные бредни? Просто чем меньше времени нам остаётся, тем терпимее мы становимся к себе. К тому, что так сильно ненавидели, что так сильно отрицали. Мы понимаем, что если мы это выкидывали из головы и говорили, что это глупость, значит, это там было. Значит, это наше. «И всё придумано до нас, И всё придумано не нами, И каждый вздох, и каждый час Мы ходим чьими-то шагами». Слова. Одно слово, которым хочется поделиться. Красоту которого хочется подарить всем. Одно слово…, но которое Ты понял в полной мере. Жизнь. Любовь. Вера. Бог. Друг. Счастье. Одиночество. Уважение. Понять что-то из этого списка, которому нет конца, наверно, не хватит и жизни. Но как распирает от чувств, когда Ты придумал хотя бы первые слова определения любви или доброты. Может, только для себя. Может, только начало. Но Ты это увидел. Это Твоя красота. И слёзы от того, что никто больше сейчас этого не видит. И слёзы радости, что Ты это увидел. На кровати никого. А кому там быть? Может тяжёлой от мыслей и слёз подушке. Ведь счастье лилось всю ночь из глаз. Может, одеялу, так и не согревшему никого. Может, там должен лежать кто-то и рассуждать о мире, судьбе и остальной бодяге, которая никого не волнует, а только запутывает. Но там никого. Там только постель так и не расправленная. Одинокая, но счастливая. Всё мы одинокие и счастливые, только принимать этого не хотим. Думаем, что эти два понятия противоположны. Жизнь идёт даже, если всё остановилось вокруг. Мы исчезаем в шуме секунд, которые сливаются в гул. Мы

проваливаемся в этот водоворот «важного» и «значимого». Но ведь есть вещи, которые важнее всего. И о них мы вспоминаем только иногда, зато при этом каждый раз по телу пробегает дрожь: мы ведь все умрём… Но потом понижаем тон голоса и понимаем, что до чего-то большего мы просто не додумались. Мы живы…. Мы живы. Улыбка в прохожих…. Посмотрел в боковое стекло стоящей машины. Посмотрел на себя. Посмотрел на то, что дано мне. Глаза цвета, которого не существует больше нигде, ни у кого. Один из миллиарда оттенков цвета со странным названием. Смотрю на людей. Иду, попадая в шаги, с девушкой, которая идёт рядом. Её лица не видно. На ней зелёное лёгкое платье. На ногах кроссовки. И видно как на щеке мелькает ямочка от улыбки. Наверно, на этом рассказ и окончен. Наверно, здесь я и понял всё. Наверно. Может, и не осталось больше испытаний и проблем. Но остались ещё 13 дней. 13. Испытание временем, через него проходим мы все. Таким ничтожеством себя чувствуешь. Хочется совершить что-то хорошее. Но понимаешь что единственная цель: не совершить что-то плохое. Будущее не отвечает на вопрос «что». Оно не говорит о том, кем Ты будешь. Оно говорит о том, «как». Каким Ты будешь. Как Ты будешь жить. Ведь и счастливым можно быть всегда. Даже если тяжело, даже если сложно. Счастье как отношение к происходящему. Тогда моё будущее не смерть. Нельзя мерить жизнь с той стороны. Оценивать её. Ведь и будущее имеет смысл только для того человека, которым Ты являешься в настоящем. Все мы меняемся. Идём вперёд. И единственное, что нас ждёт там. Это мы сами. Мы другие. Мы с другими идеалами, с другими мыслями и желаниями.

7 часов 27 минут. Ногами по асфальту. На ногах только носки. Забыл одеть ботинки. Забыл… одеть… ботинки. Так смешно. Так всё близко, даже земля к ногам. Люди. И словно видно их будущее, прошлое. Словно видно их мысли, которые капают каплями с их волос.

Все всегда хотят счастья. Но что это значит. Хаппи энд? Когда осознаёшь, что всё хорошо. Но ведь только фильмы заканчиваются Хэппи эндами. А жизнь…? Что в ней? Хаппи энд может случиться только в ограниченном числе случаев. Например, если Вам уже давно за 70 или 80… и вот на смертном одре к Вам приходит блудный сын или дочь, и Вы признаётесь друг другу в любви. В следующий момент Вы уже на небе. Парите с облаками, угадывая, на что они похожи. Но жизнь не заканчивается. И мы никогда не определим точной даты её логического завершения. В жизни есть только действие, которое может приносить удовольствие. Бог – это действие. Это движение. Но ощущения счастья??? Что это? – когда Ты понимаешь, что всё прекрасно? Но потом, что за этим следует? Будни, обыденность. Может, и вся жизнь в этом: не в ощущении, а в движении. Стремление. Стремление к красоте. При улыбке человек задействует 17 мышц лица. Иду по городу… босиком. Просто забыл обуться. Так удивляет нас, когда мы нарушаем собственные привычки. И так мы слепы этими привычками. Похож на нищего. Носки, штаны, расстегнутая рубашка. И Бетховена арестовывали за бродяжничество. Листок бумаги на асфальте. На нём написано «18 февраля 1979 года… Всё самое неожиданное всегда случается». Солнце лучами, словно каплями, падает на головы проходящих людей. Наверное, большинство наших мыслей не наши. Сквозь нас проходит столько всего, чего мы не замечаем. Десятки, сотни сигналов радиостанций; миллионы и миллионы волн сотовых телефонов. И наш мозг пытается понять что-то из этого трепета информации, проходящего дрожью сквозь наши головы. Слова, которые проходят рядом в тишине, которые проходят сквозь нас. Сквозь нас играет музыка. Beatles, Шопен, Red Hot Chilly Peppers, Чайковский, Эдисон Денисов. Сквозь нас говорят незнакомые нам люди. Сквозь нас приглашают на работу, поздравляют с праздниками, спрашивают «как дела???», признаются в любви, мечтают, сообщают последние новости, треплются ни о чём. И всё это в нас. «Как жить в этом мире, с каким отношением? Может, просто быть благодарным. Может, принимать его таким, какой он есть. Этот мир. А может, просто всё, что сейчас есть – это радость. Ведь бывает, что вспоминаешь какую-нибудь глупость из прошлого, что-то, что раньше

причиняло боль. А сейчас. Сейчас Ты только улыбаешься на всё это. Ты говоришь про себя «поумнел», «набрался опыта». Но ответ один. Даже те вещи, которые мы не понимаем и не принимаем, ведут нас к их оправданию, к их смыслу. Замкнутый круг. Счастье. Счастье ради счастья. Жизнь ради жизни. Любовь, как действие, направленное перед собой». Все эти мысли сейчас кто-то произносит кому-то. И чувствуешь себя не одиноким. 18 февраля 1979 года. В пустыне Сахара выпал снег. Всё самое неожиданное всегда случается. Просто потому, что существует всё, что только можно себе представить. Элеонор. Закрытые глаза. Брови. «С чего они вообще у людей растут?» - Просто когда растут крылья становиться слегка больно, - её голос на высоких нотах. - Ты о чём? – я улыбаюсь её глазам, - обезумела от счастья? Как Ты? говори…. - Просто это такое счастье. Ты даже не представляешь…. Нет, это понятно, что Ты не представляешь, но…. Господи, всё будто становиться на свои места в жизни. Больше не мучают странные вопросы: ради чего жить? И в тоже самое время, я понимаю, что не ребёнок становиться смыслом мироздания. Он становиться улыбкой этого мира Тебе. И это доказывает, что Тебя не забыли. На Тебя смотрят откуда-то сверху, - в уголках глаз капельки счастья играют с солнцем в игру переливов. - А почему тогда больно? - Потому что когда хорошо…, единственное невыполнимое желание – это отдать, поделиться этим до конца. У всех своя жизнь. - У всех своё время…. «Какое счастье, когда Тебя понимают…». - Ты помог мне. Почему Ты был там? В палату входит сестра: «извините, Вы должны уйти. Мисс Джонс нужно отдохнуть». - Хорошо… Почему я был там? Потому что Тебе нужна была моя помощь. Я приду завтра. Дочь у Тебя просто прекрасна. Ты права, она улыбка этого мира. «Привет там, с той стороны этих глазах. Привет там, за рулём этого автомобиля. Привет там… ». Всё кончается и это одно из счастливых обстоятельств всего сущего. Не надо беречь, надо ценить.

Не чувствую ног. Они разбиваются ступнями об асфальт. Разбиваются

бегом. Согреваются его жаром. Делают его живым. Ведь сейчас он причиняет такую боль. Но он и дарит свободу. Сколько есть сил. Бег. Просто взгляд выше, чем обычно: не над головами, а на небо. Такое серое. Такое обычное. Такое моё. Иногда фон должен быть просто серым, чтобы увидеть всю картину в красках. Оранжевое солнце. Серебряные здания. Иссиня серый асфальт. И душа цвета чьей-то мечты. «И жизнь как ветер, И Ты как небо, И мир как шёпот Приятных песен. И воздух – птицы, И звёзды сахар, И вдох – надежда Без капли страха. И путь как вечность, И время – нитка, И дождь любовью Вокруг залило. И шаг как слово, И солнце – шарик, Которым небо С землёй играет». Вокруг только пустая жизнь, которую все вдыхают и, пропуская через себя, возвращают обратно. Всё. Ничего не хочется. Так просто подарить надежду, когда она Твоя. Так сложно объяснить мгновенья, когда бегут прочь от меня. Скамейка. Вид на океан. Друзья, которые могли бы быть. Друзья, ради которых можно было бы жить. Надежда на то, что будущее, которое уже придумано Тобой, кто-то исправит. Так иногда хочется одного слова. Хотя непонятно какого. Люди проходят перед глазами. Всю жизнь проходят перед глазами. Ударяя ногами об асфальт нотами, которым нет имени. В детстве у меня был друг – Джон. Парень не по годам мудрый. Мы с ним общались несколько лет. Но я никогда не знал, где он живёт. Он просто приходил в школу, мы говорили, потом гуляли. Он много всего мне говорил, большей части я и не вспомню. Но во всех его словах говорил человек, старше его самого. Позже я узнал, что он единственный ребёнок в семье. В феврале у него было День Рождение. Но в этот день он не пришёл.

Меня смутило это, а на следующий день, он появился, как не в чём не бывало. Я не подарил ему свой подарок. А он и не слова не сказал про свой День Рождение. Через некоторое время мы перестали общаться. Я всегда жил в одном районе, с самого рождения. Я общался со всеми. У меня была дружная семья. Я, мой старший брат, вечно молчаливый и хмурый папа (а какие ещё они бывают), и мама. Моя мама была мудрой женщиной. И даже тогда, в детстве я уже это понимал. К чему мы помним прошлое. И что мы, в сущности, помним. Себя? Свои чувства? Переживания? Джон как-то рассказал мне о том, как он видит этот мир. Он сказал, что не может различать цвета. Он различал только тон цветов, но не их самих. В этот же день я узнал у отца, и он сказал мне, что это называется цветослепота или монохроматическое зрение. «Как же так не видеть цветов?» – подумал я. Я долго думал об этом. Не знаю, почему это запало мне в душу. Может, потому, что я сомневался, а может, потому, что об этом знал только я один. Не знать, что такое цвет. Но ведь есть люди, которые вообще ничего не видят с самого рождения. Что значит, быть слепым? Что значит, ничего не слышать? Что значит, быть запертым в самом себе? Ценить нужно всё, и особенно самое простое. Смотрю по сторонам. «Там где, кончаются океаны памяти Там где, земля завтрашних дней Я на волнах с мечтами скитаюсь И не устану я …»

- Простите, не подскажите, который час? – теряясь в реальности; перед глазами мужчина средних лет с тонким морщинистым лицом. - Конечно. Три четверти шестого, - отчего-то улыбаюсь я. - Что? Как Вы узнали? Вы даже не посмотрели на часы, - голова наклоняется влево на несколько градусов. Левая сторона лица освещена солнечным светом, а на правой - треугольник основанием вверх. Нижним углом он касается уголка губ. Как трудно увидеть красоту. Как не можешь удержать себя, когда её видишь. Я улыбаюсь ему. А может, это один человек улыбается другому. Один из немногих в этот момент на всей Земле. - Я посмотрел на часы. Они прямо за Вами. Огромные. Их не возможно не заметить. - Да?! Простите. Такие дни. У Вас никогда не бывало настроения, что Вы рады всему. Каждому человеку, каждой мысли? - Да, в последнее время это не редкость, - улыбаясь, отвечаю я.

- Почему? Переоценка ценностей? Простите меня, я не знаю, зачем я это спрашиваю. Просто хочется поговорить. - Что ж я с удовольствием. Сейчас как раз вспоминал о друге детства. И вот что удивительно. Я не помню, как я начинал отношения с ним или другими людьми из моей жизни. Я не могу сказать, что был день, когда я понял, что эти люди мои друзья. - Знаете, мне кажется, человеческий мозг просто слишком медленный, - человек садится справа на лавочке, - Он может посчитать множество операций, но неимоверно долго обрабатывает ощущения. Может, поэтому и говорят, что люди не умеют ценить настоящий момент. Они чувствую радость, но сознание говорит о нём только в прошедшем времени. - Может быть. Только вот можно просто доверять не мозгу, а чему-то другому. - И что же это? Сердце? – он щурит глаза. - Да…, наверно. - Хорошо. Тогда у меня такой вопрос: что значит «тяжело на сердце»? - Это совесть. Это правда, которая просится наружу. - Тогда получается, что у людей разные сердца? Ведь кого-то совесть не мучает. - Я не знаю ответа. Но для меня всё просто. Всему своё время. И если кто-то сам может оценить правильность своих действий – это прекрасно, а про других. Других оценит судьба. - Судьба - странная материя. Вот смотрите. Ведь нельзя отрицать, что факт нашего разговора сейчас – это судьба, но если бы я специально подошёл к Вам, зная, кто Вы. Значит, я обманул судьбу? - Просто Вы тогда обманули меня. А судьба…. Судьба она … - странная материя. - Знаете, у меня есть сын. Ему 27. Его зовут Рон. Он болеет булимией. Скажите мне – это судьба? - Наверное, для этого можно подобрать другое слово. Испытание, может, наказание, а может, прощение. Я не знаю. Я не знаю, что можно чувствовать, когда Твой сын болен? Мне кажется, Ты чувствуешь в этот момент острую боль, но не свою, а его. Тебя уже нет. Потому, что Ты виновен. Потому, что Ты жертва. Потому, что выбросил все внутренности, что бы побольше вошло его боли, чтобы облегчить его муки. - Знаете, я так боялся смерти когда-то. Потом хотел её больше всего. А теперь, когда смог оценить всю ценность этой жизни уже не могу жить. Словно проснулся в гробу и тишина, и страх. И после нескольких часов хочется себя убить и хочется жить больше всего. Но размаха головы не хватает, чтобы размозжить себе череп, а руки не поднимаются, что бы себя задушить. И не смотря не на что, так хочется плакать от счастья, что видел своего сына здоровым когда-то, - он не плачет, видно, что он давно перестал это делать, - Простите. Хотел просто поговорить ни о чём, а получилось, что загрузил Вас. - Загрузили мыслями.

- Всё не так плохо. Люди просто всегда преувеличивают отрицательное и положительное. - А жена? Что она? – спрашиваю я. - О, она бойкая. Она верит, что можно всё исправить. - А Вы, нет? - Я верю, когда я рядом с сыном, когда рядом с женой, когда прошу у Бога помочь, но когда я лежу в постели и вокруг темно я не верю даже, что я живу. Два взгляда на океан. Такой долгий закат. Такой тихий свет. Такой хрупкий момент. Грань меж болью и понимаем. - Как Вас зовут? – я спрашиваю это, смотря на океан. - Как это не странно, Оушен, – отвечает он, не отводя глаз от себя самого. - Оушен, я не знаю, чем помочь. Честно говоря, я не представляю, чем можно помочь человеку, который ничего уже не хочет. - Просто давайте сделаем вид, что я не говорил всех этих фраз. Я так давно не говорил по душам. Я так давно говорю только с женой и врачами. - Дефицит общения? - Нет, избыток монологов о вечном, – Оушен улыбается широкими и сухими губами. Возле глаз маленькие морщинки. И правда, как загадочна судьба. Он мог быть счастливым человеком. А может, мы просто ничего не понимаем. Понимает только он один. Ведь он сказал, что увидел ценность этой жизни. Оушен поворачивается на часы, которые считают свой радиус справа от него.

- Что мы тут делаем? Что даёт нам этот мир, эта жизнь? И получаем ли мы то, к чему так сильно и неукротимо стремимся? – его лицо изменилось, взгляд стал тяжёлым. «Мы получаем здесь только половину от того, что даём. Остальное – только по страховке на том свете». - Может, и не нужно ничего получать. Может, всё уже есть и сосуд давно полон? - Тогда почему так пусто внутри? - Нет. Это не пустота, это переполненность ощущениями. Просто мы не умеем делать простые вещи. Не умеем замечать прекрасное. Привыкаем ко всему, и лишь изредка говорим, что не замечаем звёзд на небе. Но не замечаем что-то, что гораздо ближе. Красоту близких людей. Героические поступки наших друзей. Можно плакать о небе, а можно смеяться на Рождественском ужине. Искреннее. - Да, мы привыкаем к собственным чувствам, мы привыкаем к любви, которую нам дарят. - Главное самому любить искреннее. И понимать, что иногда и

хорошее может ныть внутри, если его оттуда не выпускать. - Я люблю своего сына. - Конечно, Вы его любите. Он же Ваша плоть и кровь. Но Вы и жалеете себя. - А как по-другому? Как если Ты каждую секунду чувствуешь его боль. И ненавидишь себя за… - …За то, что он Ваш сын? – скамейка пропадает в яркости заходящего солнца. - За то, что, возможно, это и моя вина. - Тяжело быть сильным. Но иногда по-другому просто нельзя. Не изза себя. А из-за того, что действительность можно исправить. - И что мне делать улыбаться своему сыну, словно всё хорошо? - Просо не причинять ему ещё больше боли. Ведь если только жалеть, то обычная заноза превратится в гангрену. Вытащите эту занозу у себя из мыслей и сердца. Для сына, которому не нужна Ваша слабость, ему нужна Ваша любовь. 28.29.30.31.32. 18:33. Человек в полный рост рядом с лавочкой. - Не уверен, что Вы мне помогли. Но Вы… Вам не всё равно. И я не чувствую себя ужасно из-за того, что поделился с Вами. Спасибо Вам. Если будет время и настроение, я здесь каждый день после пяти. - Спасибо, Оушен. Надеюсь, увидимся, - как-то мне говорили, что проверить, Твой ли человек рядом легко: нужно понять, что нет никакой причины быть с ним и почувствовать, что Ты не хочешь уходить. - Всего Вам хорошего. - Счастливо, - киваю я ему. Наверное, для него я не тот. Наверное, и он для меня не подарок судьбы. Но ведь всё происходит зачем-то, и, наверняка, не всегда одинаково важно события для обоих участников. Но ведь всё может быть. И в рассуждении о знаках и судьбе можно утонуть. И что же важно для нас, что меняет нашу жизнь. Близкие, их слова, их жизни, работа, но ещё и увиденное, услышанное. Тогда на нас влияет и противоположность: не увиденное, не услышанное, не встреченные нами люди. И что такое жизнь тогда? Река. Да, но с гранитными берегами и дном. Да мы живём, но сами ли? Мы живём, словно, в ожидании собственной жизни. Откладываем радость, откладываем счастье. «Осталось только справиться с этим…, и вот с этим». Жизнь никогда не начнётся, всегда будет что-то, что нужно преодолеть, перебороть. «Тяжело» - это и есть сама жизнь. На душе оттепель. Старые фото. Измазанное лицо малыша четырёх лет. Молодые родители. Так страшно за них. Так страшно за себя. Так много мы не видим и не понимаем. Но ведь истина одна большая, единая для всех и каждого. Но что же это такое?

Может, улыбки и слёзы. Может, просто устал готовить себя к смерти. Пора пожить. Хоть немного, кое-как. Но это ведь мои 13 дней. Автобус. Угол взгляда ловит угол чьего-то отражения в стекле. Чьёто привычное лицо в зеркале, чьё-то жалкое подобие оригинала. Девушка. И так хочется подольше смотреть на неё. Хочется? чтобы она продолжала читать свою книгу, чтобы не поднимала взгляда? и можно было бы просто любоваться её отражением. «Наверно, эти мысли рождаются у начинающего извращенца насильника. Но так не хочется шевелиться. И так хочется прожить всё своё время в этой секунде». Жизнь под цифрой четыре. Из угла в угол, в поисках проведения. Но что оно может подсказать? Только лишь одно вырваться из замкнутого круга можно очень просто. Перестать просчитывать возможность этому. Просто взять и сделать. «Как Вас зовут?» одинокие улицы. «Привет». Листья шуршат на дереве. «Мы уже как-то встречались, только…». Я всё не о том. Проговариваю слова, а картинки в голове показывают отрывки из странных непонятных фильмов, которые все смотрят, но ничего не понимают. В отражении девушка поднимает глаза. Закрывает книгу с мягким переплётом. Смотрит перед собой. Наклоняется чуть вперёд. Ещё немного. Смотрит внимательно и с ожиданием. Мысли, словно, комета пролетают в голове: «Она смотрит на меня». Испуганно поворачиваясь к её лицу, улыбка. Она тоже улыбается мне, и я не понимаю, чем заслужил это. - Хорошо. Не называйте своего имени. Но мне будет спокойней и легче, если Вы будете знать моё. Потому что я не могу говорить о великих вещах в автобусе на Вы. Я хочу чувствовать доверие. Если не моё к Вам… Тебе, то хотя бы Твоё – ко мне. Меня зовут Мари. - Я…, - я улыбаюсь, пою песни муниципальной транспортной системе в благодарность за эти слова, но я ничего не могу понять, - я ничего не могу понять. - Эх, ну и короткая же у Тебя память. Несколько дней назад мы ехали вместе в автобусе и говорили о любви… - Я поверить не могу. Хотя понятно, почему я не смог узнать… Тебя: тогда волосы были длиннее и цвет был…, ах нет, это просто такое освещение. - И Тебе привет…, - она улыбается губами, которые столько всего уже сказали, столько попробовали сладкого и горького. Улыбка. Странно, любая улыбка прекрасна. И любая улыбка порождает лишь ещё больше улыбок. Будь это мужчина в пиджаке и с кипой бумаг, маленькая девочка, беззубый старик, охранник в банке или просто прохожий, обративший внимания на Тебя.

- Значит, Тебе что-то не давало покоя после нашего разговора. Ну, давай разберёмся в этом, - я смотрю в её зелёные глаза. - Да мне не давало покое очень многое. - Начинай. Нам ещё пять кварталов ехать. - Ну, во-первых. Отчего Ты так уверен, что я особенная? Я, конечно, всё понимаю: я Тебе понравилась, и вообще, я никогда не считала себя уродиной. Но зачем тогда говорить что-то и уходить? - Нет, я так искренне считаю. Мне кажется, что Ты одна из тех людей, которые могут что-то изменить в этом мире. Может, не во вселенском масштабе, но…. Знаешь, Ты очень сильный человек. И почему-то я уверен, что Ты мудрая девушка. - Да почему? Что за глупости. Ты что-то себе придумал и думаешь, что это правда, - её распирают эмоции. - А в чём проблема. Тебя это ведь ни к чему не обязывает. Я же не говорю Тебе, что Ты должна что-то. Просто мне приятно смотреть на Тебя. Приятно понимать, что такие люди есть. - Такие? - Да, для которых остаётся что-то святое. Что-то, что они не могут в себе переступить. - Ты сумасшедший. - Спасибо. Лучше бы это было так. Мне бы очень хотелось, что бы хоть некоторые вещи из тех, что у меня в голове, были обманом. - Да у Тебя в голове целая фабрика по производству бесполезных мыслей. - Почему Ты так решила, Мари? - Потому что, - говорит она на секунду обидевшись, - Ты любишь Рахманинова? - Да уж. Ничего себе скачки в темах. - Просто это следующее, что меня беспокоит. - Да, мне нравиться Рахманинов. Но я слышал слишком мало его произведений. - Ничего, я приглашаю Тебя на концерт произведений Рахманинова. Послезавтра. Хорошо? - Хорошо. Но только тогда с меня ответный поход на концерт. Ты любишь джаз? - Да. Но я никогда не ходила на джазовый концерт. Пауза взглядов. Пауза тишины мыслей. - Да, Ты права. Ты очень красива. Но… Господи… Тебе очень идут короткие волосы. - Да нет просто сиреневый цвет волос это слишком. Поэтому лучше уж короткие волосы. Бах – «Ave Maria». 13 дней до конца жизни. Минус на минус даёт плюс. - Хочешь прогуляться? – я уже встаю, чтобы выйти, уверенный в ответе. - В следующий раз вопрос задавай, а не констатируй факт.

- Ты хотела бы со мной прогуляться, Мари? – я шагаю в открытую дверь. - Нет. Но всё же сделаю над собой усилие, - она подаёт руку, чтобы выйти. - Налево или направо? - Вперёд. Двое людей. На перекрёстках мыслей. Тихие песни шелеста листьев. Музыкальный магазин. Обмен подарками. Ей – Луи Армстронг, альбом «What a Wonderful World». Мне – Сергей Рахманинов «Лучшее». Человеческий глаз - странный механизм. Он различает несколько миллионов оттенков цветов, автономно регулирует попадание света на сетчатку, идеально настраивает фокусное расстояние, определяет движение периферийным зрением, но он оставляет резким лишь маленький кусочек этого мира, который находится посередине нашего взгляда. Разве не похоже на психологию самого человека. Стоит ему только обратить внимание на что-то, и всё остальное потеряно. Всё не важно. На часах жизни уже давно наступил следующий день. Но для двух людей, идущих по улице, этот новый день наступил уже давно: в автобусе, когда они встретились глазами. Смысл не в том, чтобы обладать красотой, а чтобы видеть её.

X – 12 дней «Облака в форме доброй собаки Трутся мордой о неба лицо, И скулят, и пищат недотроги, И надеются выпить его. Облизав небосклон своим дымом, Замочили всех птиц дождём, И глазами такими смешными Моргают, словно звездой». Sergej Rachmaninoff – «Vocalise». И что такое пустота внутри? Это когда Ты понимаешь, что не всё ещё кончено. И Ты ещё за чем-то нужен здесь.

Диван в гостиной. Тёплый плед из шерсти. Собака с седой мордой дышит где-то недалеко. В соседней комнате показывают сеанс снов,

на который я уже опоздал, и не хочется смотреть их ни с начала. Так что лежу и гадаю, о чём может быть эта серия. Может, о родителях, может, о детстве, может, о совсем другой планете с низким небом, а может, это мысли о вчерашнем дне – попытка ещё раз вкусить эту нежность и сладость, эти облака тумана в 4 часа утра. Тяжёлый тёплый плед согревает. И страшно думать много: может, разбужу её этим. Бывает, что Ты несколько секунд не думаешь о себе, Твои мысли не направлены из Твоей головы куда-то. Бывает, что самосознание, или что-то ещё, отпускают Тебя в свободное плавание. На несколько секунд Ты не думаешь о себе. Ты по-настоящему слушаешь, видишь, но Ты не пытаешься это понять, не пытаешься ответить на вопрос: что это значит для Тебя? Ты просто смотришь, просто слушаешь музыку, которую, кто-то сочинил, кто-то сыграл. Кто-то, кого нельзя назвать человеком. Кто-то, кому было позволено взять это. Ты понимаешь, что это уже было, это существовало с самого начала или, может, с конца. Но сейчас это позволяет Тебя услышать себя. Наверное, все мелодии придумались в момент, когда решили, что нот всего семь. И Ты счастлив, но даже это Ты не хочешь понять, Тебе это не нужно и весь лист размышлений превращается в одну точку, прямо перед Тобой, где-то между ближайшим препятствием и Твоими глазами. И вдруг Ты понимаешь, что Ты видишь самого себя, видишь эту точку со стороны, и понимаешь лишь одно: там ничего нет, но это мир, это что-то живое. И тогда, Твои мысли маленькими ножками с маленькими ботиночками бегут за Тобой, хватают за рукава, и, испуганно, зовут Тебя обратно. Ты мотаешь головой, выражая согласие, а в голове только музыка, и Ты забыл все слова, и Ты забыл, что значит думать. И слёзы подступают от близости всего этого величия и великолепия, и вот Ты сам уже пугаешься и понимаешь, что через секунду моргнёшь, и всё станет попрежнему. Но Ты улыбаешься и понимаешь что-то, для чего Тебе не нужны слова, а нужно просто вздохнуть и почувствовать мелодию. - Кофе или чай? - я стою рядом с её кроватью, а она потягивается и кивает, - Чего Ты киваешь? Спишь ещё? - Нет, просто почувствовала, что значит говорить по утрам «Доброе утро!», - Мари улыбается и глубоко вздыхает. - Что ж, тогда доброе утро, мой странный нежданный друг. Кухня. Жёлтый цвет. Радио. Стол. Две кружки. Две тарелки. Дольки апельсина и лимона. Сахарные замки. Зелёный чай. Лепестки кружатся в танце, который никто не замечает. Голые ноги Мари с нежным загаром. Её рубашка, застёгнутая не с начала и не до конца. Erroll Garner – «Mimi». Хорошая радиостанция. The Verve – «Lucky Man». Отличная радиостанция.

… - Я думала об этом, - она запивает чаем кусочек тоста с джемом. - И что же? - Вообще я не знаю. Мы, наверно, разные. Я имею в виду женщин и мужчин. Для нас дело - это ещё не всё. Я не знаю, может, я и занимаюсь не тем делом. Но мне не противно просыпаться утром. Мне не страшно приходить домой, хотя я знаю, что здесь меня никто не ждёт. Хотя нет, ждёт, конечно, моя собака, но Ты понимаешь… Я занимаюсь своим делом, но когда у меня что-то не получается, я не мучаюсь и не страдаю бессонницей. Мне страшно из-за других вещей: почувствовать себя не нужной, уродливой… - А…, красота…, - я улыбаюсь какой-то снисходительной улыбкой. - Эх Ты, глупец, разве Ты заглядываешься и начинаешь разговор в автобусе с некрасивыми девушками? И дело даже не в том, оцениваешь Ты её с самого начала или нет. Просто Ты останавливаешь взгляд на тех людях, которые Тебе приятны, и это так, - она сгибает левую ногу и садиться на неё. - Да Ты права. Но это ведь не значит, что красота стоит на первом месте? - Да нет, конечно. Хотя, смотря, о какой красоте говорить. Красота в каком-то широком смысле: и внешняя, и внутренняя – это главное. Ведь все мы тянемся к красивому: к тому, что лучше нас, что может согреть, что может дать что-то, чего у нас нет. - Ты права. Всё сводиться всегда к нужности. - Конечно, ведь Вы мужчины все одинаковые. Вам нужно знать, что Вы можете удивлять, покорять, любить, обладать. А мы, женщины, менее эгоистичны (а может, и более): мы называем это «быть нужной». - Ты удивительная, - я начинаю понимать, зачем её встретил. Я понимаю, что я весь в этом разговоре, я не страдаю, не выбираю, не думаю о себе. Я думаю о ней. - А Ты странный. В глазах какая-то пелена, и немного ни по себе, но Твоя улыбка - это просто радость, хочется самой улыбаться. - Мари, спасибо Тебе. Не знаю, просто спасибо. Так весело в душе, так радостно. - Да хватит. Мне ведь тоже хорошо. Пойдём со мной на работу? – спрашивает она. - Что? Странное предложение, но я согласен. А почему Ты решила меня позвать. - Ну, во-первых, Ты сам вчера говорил, что занимаешься рекламой, а сегодня мы принимаем рекламный проект, сделанной для нашей фирмы. Во-вторых, я думала Тебе будет интересно увидеть меня в другой обстановке. А, в-третьих, я не хочу Тебя отпускать. Good Charlotte – «I Just Wanna Live».

Шаги, или как там называется передвижение по асфальтовым

дорожкам. Музыка из колонок, вынесенных на улицу кем-то. Автобус. «Обожаю автобусы». - Чего ищут мужчины в женщинах? – Мари садится и щурит глаза от яркого солнца. - Того же, что ищите Вы в нас – противоположности. Противоположности, которую так хочется понять, так хочется ощутить, что не всё так, как Тебе кажется. Ведь каждый из нас хочет чувствовать, что есть что-то больше и важнее его самого. - А разве человек не хочет думать, что он самое главное? - Нет, все мы где-то глубоко внутри понимаем, что нас не станет раньше или позже, но что-то должно остаться. И так хочется, чтобы частичка Тебя осталась в этом. Хочется остаться, хотя бы в мыслях. - Улыбнись, не будь таким серьёзным. Я не хотела Тебя задевать своими словами, - Мари улыбается словно ребёнок. - Всё отлично, просто кроме неба есть и земля. И мы по ней ходим. Мы часто забываем вещи, которые определяют всё в нашей жизни, а потом удивляемся: отчего же у нас не всё срослось, отчего не всё гладко? - Не сейчас. Потерпи до вечера. Подари мне ещё один день, - она берёт меня за руку. - Я могу подарить Тебе всю свою жизнь… - Хм, что ж я-то не против. Только вот знай, что придётся действительно исполнять сказанное. - Это легче, чем кажется, - мы оба смотрим в окно. «Сколько же счастья можно дарить? Сколько его в нас ждёт того самого человека. Три, два, один, старт». Она поворачивается ко мне. Опускает глаза вниз, и всё вокруг замирает. В голове пробегают мысли типа: «она жената», «она…». Нет, просто смотрю на неё. - Знаешь, так легко потерять то, что у нас есть. Лёгкость, - говорит она. - Если Ты боишься потерять человека, и он действительно важен для Тебя. Значит, всё будет хорошо. - Да, Ты ещё скажи, что нужно всегда верить, - она улыбается как-то отстранённо. - Ты ведь сама сказала подождать до вечера. Давай оставим все переживания. Мари смотрит в глаза, расставаясь с глупыми мыслями. С пустыми и бессмысленными мыслями. - Что Ты любишь? – спрашивает Мари.. - Что я люблю… Люблю гулять, люблю спорить, люблю пить горячий чай, люблю голос матери, люблю понимать, что я не один, что не всё в мире ради меня. Люблю смотреть, люблю слушать Тебя, люблю свои ассоциации относительно всего. Люблю людей, которые вокруг и которые внутри.

- Давай сейчас зайдём куда-нибудь. Сходим в кино или в кафе, - она просит, а может, просто иногда просьбы – это наши желания. - Что ж, про работу тогда я не спрашиваю. Пойдём в кино. Что Ты любишь… смотреть? - Всё, кроме ужасов и боевиков. - Эх… что же делать тогда? Я-то люблю смотреть только это, - я улыбаюсь, - это шутка, всё хорошо, пойдём. Шаги по ступенькам. Она позади, подавая ей руку: - Да, это точно. Вы женщины – это центр вселенной. Она смеётся и удивляется одновременно. - Что? Ничего себе вывод из простого галантного поступка, - смеётся Мари. - Нет, я не про руку или что-то в этом роде. Просто Вы владеете нами, мужчинами. Вы нас выбираете, Вы нас понимаете или бесите, Вы нас злите, Вы нас используете. Но мы живём ради Вас. - Что ж. Ты один из немногих, кто понимает эту простую и непреложную истину. Мы смеёмся вместе. И только крылья голубей спорят с нами, ударяясь о воздух. И только несколько ничего не выражающих лиц вокруг. «Как же Вас заставить улыбаться? Я прошу, я умоляю». Два билета. Две Пепси. 7 ряд. 11 и 12 места. «Кто же придумал эти сеансы со старыми фильмами? – Какой-то романтик, какой-то гений». «Семейный портрет в интерьере» Висконти. Весь фильм внимание загораживают мысли. Мысли о пройденных путях, об одиночестве. О том, что вся человеческая жизнь, как улица в итальянском городке Рипатрансоне, - шириной в 1,4 фута2. Мари. Ave Maria.

Она словно думает о том же, о чём и я. Вспоминает себя, свои поступки, свои бессилия и пустые победы. «Если Ты не хочешь ничего изменить из своего прошлого, значит, Ты ничуть не поумнел. Если Ты жалеешь о своих поступках, значит, поумнев, Ты остался глупым». Но как же тяжело понять настоящее. А куда девать прошлое? Что с ним сделать? «Каждый из нас несёт свой крест, свою память. И нас на ней распнут». Как-то в детстве, я лежал на диване ночью, и меня сводило от страха, что мы умрём, что я просто исчезну. Что по большому счёту никто и не обратит внимания на то, что такой человек, как я, умер, что я жил. Никто не оставит меня в своей памяти. А если и оставит, что мне за дело до этого, меня ведь не будет. Я лежал, и мне было тяжело дышать, воздуха не хватало. Я думал о рае и аде, если они, конечно, существуют. А потом понял, что рай и ад похожи на ночь. Иногда 2 - 43 см

просыпаешься, темно, и Ты идёшь в туалет или попить. Ты ничего не видишь, но Тебе не страшно. Ты дома. Ты проходишь мимо всех препятствий, даже не задевая их. Узнать себя – вот основная проблема человека. Что бы наедине с собой, что бы на пороге смерти не было страшно. Ведь Ты идёшь домой. 14:00. Тротуар. «А может, секунды – Это просто года, Прошедшие позавчера. А может быть, Ты – Это просто всё, Чем бьётся сердце моё». «Мари, расскажи мне свою историю». - Мари, расскажи мне свою историю. - Что Ты имеешь в виду? Моё детство? - Мне хочется знать, о чём Ты грустишь и вздыхаешь. Мне хочется знать, почему Ты одна? Мне хочется почувствовать Тебя. - Нет, Ты хочешь почувствовать мою боль, а я ей не хочу делиться. Прости, но меня ничего не мучает: у меня нет в мыслях человека, который бы меня останавливал в прошлом, я не жалею ни о чём – мне не стыдно поворачиваться назад. Просто я такой человек. Грустные глаза, хотя я могу улыбаться, мечтательный вид, хотя я не оченьто в этом талантлива. Мне иногда грустно понимать, что, прожив столько времени, я добилась только того, что работаю в социальной организации, у меня есть двухкомнатная квартира, которую мне купил отец, и всё. Мне больно лишь за одну вещь - я никогда не смогу иметь детей. Тишина повисла в воздухе. Я знаю, что ей сказать, но поверит ли она сейчас моим словам. - Сможешь. Если появиться «тот» человек, то всё получиться, и не будет никаких проблем. Поверь мне. Человеческое тело вообще странная штука. Если у нас что-то болит, это связано не с телом, а с мыслями, - я обнимаю её одной рукой и мы идём дальше. Мне кажется, она со мной не боится, потому что я с ней не боюсь. В её глазах какая-то надежда. Надежда на жизнь. Когда слёзы текут из глаз просто так, по инерции выливаются из тела. И мысли ударяются о стенки сосудов мозга. Время замирает от надежды, от веры, что всё прожитое привело Тебя к настоящему и что сейчас происходит что-то действительно важное.

Весь день один большой альбом песен о чём-то, что не имеет название. И мысли, как будто бы, из будущего. И смотришь на себя оттуда, на неё – вспоминаешь. 19:06. Коричневая шляпа, зелёное платье, пиджак с джинсами, белые кроссовки, футболка с изображением Эдит Пиаф. Всё это люди, идущие в какие-то свои цели, по каким-то своим дорогам. Неужели у всех Вас жизнь так тяжела. Неужели Вы все заслужили лишь собственной жалости, да безразличия друг друга. Господи, что каждый из нас пропускает? Может, самих себя. «Почему мне её не жалко? Почему я сейчас не с ней? Почему даже не помню последних пяти часов?» Сколько сердец мы разобьём прежде, чем найдёт того единственного человека? - Одно. Но своё. Travis - «Flowers In The Window». «И хочется идти. И спрятаться за горизонт. И хочется найти. И подарить Вам каждый вздох». В итоге, а может, если повезёт, то понимаешь, все пути приведут Тебя к простым вещам, давно известным. И что бы Ты ни делал, это уже было, и это ещё ни раз будет. Всё написано, всё сказано, всё придумано, и на шахматной доске жизни уже давно нельзя придумать нового хода, можно просто использовать чьи-то наработки, что бы выиграть. И когда Ты понимаешь всё это, опускаются руки и кажется, что всё самое большое в жизни – это бесформенная жижа дерьма. Но люди. Сколько каждый человек их встречает? Сколькие из них меняют нашу жизнь? Скольких мы помним и скольких забываем? Сколько раз мы смотрим в глаза, дотрагиваемся до руки в толпе, едим в одном вагоне метро с человеком, который станет в нашей жизни самым важным? Люди. И этот мир, и эта жизнь ради них. И кажется, даже, что жизнь длинная. Короткая, но длинная жизнь. Если мерить её собой, то она становиться такой маленькой, равной одному морганию глаз, но если мерить её встреченными нами людьми…, она так прекрасна и так длинна.

В голове музыка. Incubus – «Just a phase». Жизнь. Сколько всего ещё случиться, прежде чем наступит успокоение? Сколько всего я подарю ещё плохого? Может, и не придётся совсем. Все мы ищем свои обходные дороги. Расставляем знаки, что бы к нам никто не мог подступиться. А что в итоге? Только аварии. Дороги. Дороги. Сколько же всего можно назвать дорогой. И жизнь, и людей. А может, нет никаких дорог. Встреч и расставаний. Есть

только мы и другие. И нужно быть ближе к людям, если они к Тебе близки. Отдавать им себя и ценить, когда они дают что-то. Радоваться. Улыбаться. Ожидание того, что в голову придёт что-то большое и прекрасное, и что остаток своей жизни я проведу в счастье и в осознании радости жизни. Но ведь все мы считаем себя достойными лучшего. А кто тогда плох. Только не мы. Только не я. Только не я. А в действительности, я столько зла уже дал этому миру, что давно запутался, как из этого выбраться. Может, смерть – это выход из тупика, к которому мы себя приводим. Что мне за дело до этой смерти. Элеонор, Амели, Мари, родители – вот до чего мне должно быть дело. Но я считаю себя выше этого. А может, и недостойным этого. В любом случае, у каждого из нас появлялся такой вопрос? А не ошибка ли то, что я здесь? И правда, ведь не может же быть что каждый из нас Шопен, Пушкин, Джойс или Махатма Ганди. Не все мы пупы Земли. Или всё же все? Каждый пуп своей Земли? Но тогда зачем люди? Мы просто живём на этой планете. Мы просто живём на этой Земле. И можно конечно полагать, что давным-давно произошёл Большой взрыв, потом каким-то странным образом появилась наша Солнечная система. Так повезло, что планета Земля оказалась на идеальном для жизни расстоянии от Солнца. И что каким-то чудом на Земле появились живые существа. Ну не глупость ли всё это? Не по-идиотски ли это звучит? Мы просто живём в этом времени и в этом месте. Мы просто созданы для счастья. Созданы сами собой. Созданы для себя. Нет ни начала и ни конца. Эти слова были придуманы, что бы регламентировать жизнь и кино. 22:10 Парень, наверно, лет пяти-шести пробегает в 47 раз мимо лавочки с поднятыми руками и кричит «Р-р-р-р-р-р-р-р-р!!!» - Всё я больше не могу. Остановись Ты наконец. Чего Ты кричишь? - Я кричу «Р-р-р-р-р-р-р», - отвечает он. - Да я понял. Зачем Ты это кричишь? - Потому что бегаю от гепарда. Он меня хочет съесть. - У гепарда скорость 105 км в час, а у Тебя от силы 5. Он смотрит на меня удивлёнными глазами, спрятав свой подбородок в шею. - А Ты с какой скоростью бегаешь? – спрашивает маленький человек. - Не быстрее чем Ты? - Тогда чего Ты сидишь, убегай быстрее, а то гепард Тебя съест. - Гепарды водятся только в Африке и Азии. Ну, может, ещё в зоопарках. - И что? – удивляется мальчик.

- Нет, ничего. Всё здорово. Тебе домой не нужно. Время уже четверть одиннадцатого. - А я не понимаю время по стрелкам. - Ну так я Тебе сказал: сейчас 10 часов 15 минут. Тебя наверно, родители потеряли. - Нет, они ругаются. - А Ты? - А я не ругаюсь, я бегаю от гепарда. - А почему Ты бегаешь по кругу? - Я его запутываю. - Ну что ж, умён, - сдаюсь я. - Неа… Просто гепарда нет. - Ну хорошо, что Ты это признал. Это облегчает наши отношения. - А у Тебя тоже родители ругаются? - Нет, у меня родители живут в другом городе. - Как это? – он хлопает глазами. - Это значит, я живу здесь, а родители в другом месте. - Зачем? - Нет, я, конечно, слышал, что дети любят задавать вопросы, но мне Тебе страшно отвечать… ведь Ты в любом случае найдёшь, что спросить. - А у Тебя есть собака? - В детстве была, а сейчас нет. Хотя у моей подруги есть собака. Большущая. - А как её зовут? - Брюс. - Везёт Тебе. А у меня только черепаха Тахо. Я не знаю «он» она или «она». - Как Тебя зовут? – спрашиваю я, улыбаясь и успокаиваясь. - Рэд. - Тогда понятно, почему Ты так отчаянно носился от гепарда. - Мне пора. Ты только не пугайся, я пошутил про гепарда. Он давно убежал. - Спасибо, Рэд. Он побежал так же размахивая руками, но уже молча. Red Vineyard at Arles. Наши возможности не безграничны, они просто огромны, и ограничены теми несколькими десятилетиями, которые мы проводим здесь. Все вместе. Рэд исчезает между домами. Я пытаюсь понять, в какую квартиру он отправился: смотрю, где зажжётся свет. Но он зажигается и гаснет в десятках окон.

XI – 11 дней А может, все самое прекрасное мы делаем напоследок. Невзначай, чтобы остаться чем-то хорошим в памяти, в будущем, в воспоминаниях наших близких людей. Да, что такое близкие люди? Все мы говорим, что мы рождаемся и умираем в одиночестве. Мы живём в одиночестве. Но что же важнее людей в этом мире? Мы живём их оценками, их взглядами, их нежностью, их оправданиями, комплементами, разочарованиями, благодарностями. Мы живём людьми. Мы ими умираем. Завтрашнего дня нет. И я не хочу быть один. Я не хочу просидеть ещё одиннадцать дней, играя в шахматы сам с собой. Е2-Е4. Ваш ход. Есть только сегодня. Все мы проживаем только один день, и никто ещё не прожил больше. Мало? Да уж, короткая штука жизнь. Кафе. 13:33. Холодный чай. Может, я никого никогда не любил? Может, и не знаю, что это такое. Придумываю себе замки на песке, а потом не могу смериться с тем, что в них нельзя жить. Считается, что между 6-м и 20-м месяцами жизни у ребёнка возникают сильные эмоциональные связи с родителями и близкими ему людьми. И если этого не происходит, то человек может навсегда остаться одиноким. Что же это за невыносимое чувство – ощущать себя исключением из правил. Ты особенный, но чем гордиться? Проходил почти час по улицам. Какой-то парень играл на электорогитаре. Все мы задаем себе вечные вопросы. Одни чаще, другие реже. Одни больше, другие меньше. Но хоть кто-нибудь на них ответил? Что это за вопрос, который всех мучает? Для чего мы здесь…? Для чего мы в кровати – чтобы спать. Для чего мы в метро – чтобы ехать. Для чего мы за столом – чтобы есть. Для чего мы живём… А может, этот вопрос совсем и не вопрос, а просто шёпот после звонка в больничное отделение: «Как Ты?» - Как Ты, Элеонор, - на том конце провода громкий вздох радости. - Приезжай. Я Тебя жду, мне нужно с Тобой поговорить. И ещё, Твоя мама звонила. Откуда она узнала? - Я ей сказал. Приеду в пять. Хорошо? - Так много хочу Тебе сказать, но понимаю, что ничего не скажу. Забуду или будет не до того. Только Твоя мама умеет сказать так, словно хотела это произнести уже годы. - Просто у неё есть ребёнок…

Мы оба улыбаемся. Гудки. Столбы. Автобусы. Мосты. Нет, одному человеку нельзя быть. И я знаю почему. Почему? - Это невозможно, даже, если он этого захочет. Стою перед церковью, молюсь, хоть и не умею. Просто называю имена. «Отец, мать, Элеонор, Амели, Мари». Простите меня, простите, что в жизни Вас не ценил. Не говорил того, что чувствовал. Да и не уверен, что что-то чувствовал. А так много внутри копилось. Спасибо, Господи, за шанс, который Ты мне подарил. Позади церковь в тисках многоэтажек. Шаги: редкие, странный ритм. Вальс. - Странно как Ты много можешь думать… Рядом идёт Гарри. На нём коричневый пиджак, джинсы и его улыбка. Это часть его самого. Это его самая главная часть. - Гарри, это Ты…, - я отчего-то рад видеть его как родного, - Ты снова пришёл мне на помощь? - Нет, я просто пришёл прогуляться с Тобой, - он делает небольшую паузу, позади, словно по этой причине начинает играть музыка. Hooverphonic – «Tomorrow». Тот же человек с огромным магнитофоном.

- Тогда ответь мне… - Хорошо, отвечу, - говорит Гарри, - Пожалуйста. Всё остальное уже не важно, - он показывает на ребёнка выкидывающего в мусорницу обёртку от шоколада, которая упала на пол. Мы переглядываемся. - Нет, важно. Как Ты узнал? - Можно я отвечу таинственно?... Порой или, может, чаще всего мы есть, потому что у нас есть потенциал. Мы можем что-то отдать, подарить. -… - Да, и Ты тоже можешь подарить очень много всего. Запомнят ли Тебя в веках? Нет. Но знаешь, ведь и меня не запомнят, но Ты ведь не стал мне от этого меньше благодарен. - Я очень благодарен Тебя за Элеонор. Мне она очень дорога. - Я знаю, - говорит он, - я знаю, потому что видел Твои глаза тогда, потому, как Ты держал её. И скажу больше, Элеонор уже не знает, как ей быть без Тебя. Знаешь, иногда наша жизнь… - это люди вокруг. - Всегда, - я начинаю чувствовать его, как будто он мой старый друг, которого я не видел несколько лет, но с которым провёл замечательные часы вместе. - Ты прав, всегда. За тем и приходим. Отчего не просишь? - Что значит не прошу? Что мне просить?

- Когда молился, почему ничего не просил? – он жмёт руку человеку, который в прошлый раз был в пиджаке и белом галстуке, теперь он в толстовке синего цвета. - Мне ничего не нужно…, - мужчина протягивает руку и мне, жмёт её и идёт недалеко от нас, чуть позади. Гарри останавливается: - Тогда проси не для себя. - Попрошу. Попрошу, чтобы Мари… - Нет, не нужно. За неё не проси, для неё Ты можешь сделать всё сам. - А за кого мне просить? – я думаю об Элеонор, но вспоминаю её счастливый сегодняшний голос. - Проси за тех, кому не в силах помочь. Проси за отца, он ведь болеет. Проси за мать, ведь она далеко. Проси за Амели, ведь она начала длинный путь. Проси за друзей, которых потерял, которых не нашёл. - Гарри… - Что? – он улыбается мне. Как он это делает, как он своим скрипучим голосом даёт возможность поверить? - Скажи, чем всё закончится? Он смотрит наверх, смотрит по сторонам. - Я надеюсь, что ничего не закончится. Но если в начале было слово, тогда и в конце будет оно. - Я боюсь, что не успею, боюсь, что сделаю совсем не то. - Ты сделаешь всё. А я Тебе немного помогу. - Зачем, Гарри? За что? – я вдруг почувствовал, что не заслужил всего этого, всей радости, которую мне дали. - Потому что появляется всё в этой жизни не от недостатка, а от полноты. Ты наконец стал понимать себя. - Но что толку? Мне осталось 11 дней. - Подумай о настоящем. Это Твой автобус. Передавай привет. - Спасибо, Гарри. - И ещё, они подружатся… - Что? – я не понимаю последнюю фразу, дверцы автобуса закрываются. Я сажусь на сидение. Напротив меня сидит она. Мы молча смотрим друг на друга. Она чего-то ждёт от меня. А я тихо понимаю простые вещи, которые я бы никогда не понял. Я бы до них никогда не догадался, а может… А может, чудеса – это то, что ведёт нас по нашему пути. Что помогает пройти его до конца, помогает выбрать правильно. Ведь все мы стоим счастья. Так почему бы не спасти душу простым словом. И это слово «прости». И это слово «спасибо». И это слово… - Привет, Мари. - Привет, - она закрывает глаза, - Мне хочется плакать… - Отчего? - Я только подумала, чтобы подумать о плохом… - А я только придумал кое-что хорошее.

- Что же это? – она смотрит в окно, или вернее сквозь него, ищет там что-то и находит одно ей понятное, одно ей ясное чувство уверенности и счастья, которое искало её по всем улицам. - Моя хорошая подруга несколько дней назад стала матерью. Сейчас она в больнице. Мы поедим к ней. Мари отворачивается от окна ко мне, но её глаза уже совсем другие. - Так просто подарить жизнь. Так просто подарить счастье. Ты сделал это. Я спрашиваю у медсестры, где можно найти Элеонор. Мне показывают на палату номер 505. Бывает так, что Ты уже всё знаешь наперёд. Ты смотришь триллер и понимаешь, кого убьют первым; Ты идёшь в магазин и знаешь, что не найдёшь там итальянской фасоли сорта «Белый великан»; Ты знакомишься с родителями подруги и понимаешь, как они это поймут и именно этого хочет Твоя подруга; Ты смотришь на покрытую льдом пешеходную дорожку и понимаешь, что сейчас будешь на ней «принимать солнечные ванны». Вот также Ты идёшь куда-то и уже знаешь, как всё пройдёт. Ты знаешь, какие вопросы Ты будешь задавать, какие будут задавать Тебе, над чем Вы будите смеяться и сколько это продлиться. Ты знаешь, что часы почти не изменят стратегического расположения, а уже пора будет уходить. Но понимаешь, что этот момент Ты будешь помнить всегда. Прошлое – это не люди и не переживания, не события и не счастье. Прошлое – это ложь. Прошлое – это картинки в фотоальбоме. Это пыль вечности. И эта вечность прошла в тот миг. В тот самый миг счастья. Больше этого нет. Но это чувство осталось в нас навсегда. Нет, не в памяти, в каждой секунде следующей жизни. Каждую секунду можно прожить как угодно, и эта секунда бесконечна. В ней может уместиться вся жизнь. - Это Мари – моя подруга, а это Элеонор – моя подруга, - я давно хотел, мечтал это сказать. Мы все улыбаемся. Элеонор плачет и улыбается, может, из-за того, что повысилось количество гормонов, а, может, она просто никогда не видела своего давнего друга счастливым, как сейчас. … Как сейчас.

- Я её видела. Она красная такая. Такое чудо, - Элеонор рассказывает нам с Мари об Амели. - На самом деле, Ты безумно счастливая и смелая. То есть счастливая, потому что смелая, - Мари смотрит на лицо Элеонор. Да, он был прав, они подружатся. Хотя бы потому, что им обеим это нужно. Им нужны друзья, просто так, чтобы делиться собой, чтобы

чувствовать себя нужной. - Она сейчас лежит в специальном инкубаторе. Но она уже кричит и её ручки. Если бы Вы её видели. Я даже описать этого не смогу: это похоже на удивление, смешанное с радостью и благодарностью. Почему-то понимаешь, что никого дороже нет, что сделал что-то действительно важное в жизни. И не страшно от ползунков, от головки, которая еле держится, оттого что у детей вместо черепа хрящи. Хочется всё отдать, нет, уже всё отдала, но столько получила в ответ. Получила смысл. Получила возможность подумать о том, что можно сделать что-то прямо сейчас… Меня позвала Твоя мама к себе с ребёнком. Сказала, что будет мне очень рада, а если я возьму Тебя… Может, поедим все мести, когда меня выпишут и можно будет ездить. - Хорошо, Элеонор, - я говорю ей это, а сам думаю только о матери. Мы попрощались и пошли с Мари пообедать. Целых тридцать минут пили чай, целых двадцать – молчали, улыбаясь, целых две секунды думали об одном «Какая она счастливая». Не вериться, что Ты когда-то также подарил столько смысла своей матери, отцу. В голове не умещается, что Ты был, но от Тебя ничего не зависело, зависело от неё. Хорошо Тебе или плохо, холодно или жарко. И тогда кроме потолка и груди матери мы вообще ничего не видели. Мы ничего не делали, только гадили и ели, но уже дарили радость. Уже давали смысл, давали возможность не успевать погружаться в депрессии и творить. Творить каждый день мир для одного человека. Хочу увидеть маму. Хочу сказать ей спасибо. Объяснить, как сильно мне хотелось в детстве игрушку, а они всё никак не понимали этого. Как устраивал самоутверждения, доводя родителей до тихого вопля. Боже, нет, мне не стыдно за все те глупости, которые я сделал. Нельзя обогнать время. Но хочется сейчас поблагодарить их за всё, обнять и сказать: «Вы подарили мне жизнь, и столько радости. Вы подарили мне самое дорогое - тепло». - Мари, Тебе хорошо? - Мне хочется не останавливаться. Я боюсь, что всё закончится, что придётся зайти домой и понять: всё прошло, - она греет руки о кружку с чаем, хотя очень жарко. - Думай о настоящем, а потом… «потом» не так важно. - А где живут Твои родители? - Кажется, на другой планете. Кажется, я даже не помню, как они выглядят. Ужас. - Ты скучаешь по ним? – Мари спрашивает так, будто сама отвечает на этот вопрос утвердительно. - Я не знаю, что такое скука по человеку. Я могу думать о ком-нибудь, могу что-то вспоминать о человеке. Да, иногда… очень редко, мне хочется кого-то увидеть. Но мне не грустно оттого, что со мной нет

кого-то. - А родители…? - Родители. С ними нельзя быть долго, начинаешь задумываться над вещами, которые не имеют ответа. Долг, помощь, детство. Просто их нужно всегда любить. На это я способен. - Ты способен, - Мари берёт меня за руку, - дарить столько счастья своим близким. - С чего Ты это взяла? - Просто, мне с Тобой хорошо. А Тебе с кем-нибудь хорошо? … «Нет? – Нет». - Да, мне было хорошо со многими людьми, но сейчас это уже не важно. Это совсем не важно. Сейчас у меня в жизни есть Ты, Элеонор, Амели. Мне хорошо с Вами. Мне хочется с Вами быть. Мне хочется говорить с Тобой, мне хочется думать, что я когда-нибудь поведу Амели кататься на аттракционах, мне хочется думать о настоящем. У меня нет будущего, у меня нет второго шанса, как и у всех остальных. Что мне делать, если есть только настоящее? Я знаю, нужно просто жить, ведь когда-то это кончиться… - Жить настоящим… Научи меня думать только о настоящем, - говорит она. - Это легче, чем кажется. Просто нужно слушать себя. И все могут это делать, но почему-то через три секунды после того, как в нас появляется желание что-то сделать, мы убиваем его. Мы убиваем поводы для собственного счастья. А ещё нужно ничего не ждать от других людей. - Не важно… У Тебя прекрасная подруга. - Спасибо, пойдём, я познакомлю Тебя с ещё одним своим другом. Мы пришли с Мари на берег. Солнце свысока греет волны и песок. Горячий воздух поднимается клубами пара. - И где же Твой друг? – спрашивает Мари. - Я не знаю, должен бегать здесь, как угорелый, - я ищу глазами, отбрасывая шелушу постных серых лиц, - давай пройдёмся. Мари смотрит на океан. На горизонт, исчезающий в самом себе. На наши одновременно идущие ноги. Неужели, ей можно быть несчастной. Что же это за лотерея, которая делает Тебя то оптимистичным идеалистом-везунчиком, то мрачным пессимистичным неудачником. Кто выбирает?

- Расскажи мне о своих родителях, - спрашивает Мари. Ей хочется найти ответы на все вопросы. Но эти вопросы не её. - Родители… Они хорошие люди, отец – нудный милый старик, который до чёртиков любит три вещи: машину, лес и маму. А мама… мама мудрая женщина, которая понимает, что муж – это нечто большее, чем 24 часа в сутки вместе и цветы в её день рождение. Я

никогда не был с ними достаточно близок, да и не уверен, что это было нужно. Я не знаю о них много, также как и они обо мне, но к чему это. Разве родные люди должны что-то знать, просто моя мама всегда звонила мне, когда было тяжело, и говорила: «Мы Тебя всегда ждём». А что ещё нужно, ведь самое приятное на свете, когда Тебя кто-то ждёт. - Да… А как Ты оказался здесь? - Наверное, как и все. Просто, закончив университет, я отправился попытать счастье в Нью-Йорк. Хотя… я поехал за Элеонор. Ей хотелось многого, а мне хотелось быть достойным её. А потом всё просто исчезло само собой. И уже не хотелось заводить друзей, искать более перспективную работу, возвращаться домой. Появилось такое чувство, как будто что-то ушло. Что-то важное. - И что Ты сделал? – спросила Мари. «Ничего, просто поплыл по течению». - Привет, - сказал нам Рэд, сидящий на лавочке. - Привет, парень. Познакомься, это моя подруга Мари, помнишь, я говорил Тебе о её собаке по имени Брюс? - Да, помню… Здравствуйте Мари, а какая у Вас собака, большая? – он сделал такое заинтересованное лицо, будто он кинолог. Мари села с ним рядом и показала высоту собаки рукой: - Вот такая, а её породы я не знаю, добрая она очень, - её голос стал спокойнее и одновременно увереннее. Словно она знала, как и что ему говорить. И была уверенна, что они поймут друг друга. - Меня зовут Рэд, - сказал Рэд, - я тут всегда гуляю. - Очень приятно, Рэд. Теперь и я буду здесь гулять. Хорошо? - Отлично, - его глаза зажглись радостью. Мы просидели на лавочке час. Мари говорила с Рэдом. Я принёс мороженое. Он был рад. Хотя он иногда и убегал на несколько минут куда-то. В это время мы с Мари просто сидели и смотрели на берег. Я думал о том, как она сильно хочет себе ребёнка. Нет, это не маниакальное желание, просто, она была к этому готова. Желание. Оно даёт силы справляться с любыми трудностями, проходить невообразимые расстояния. Желание – это то, что даёт нам силы жить. Как же оно завладевает нами? Как мы решаемся на то, чтобы посвятить свою жизнь одному делу. Мари, наверное, о многом жалела в жизни. Но как же много она в ней ценила. Трое человек сидят на побережье. Смотрят на океан, смеются чемуто, что важно только для них, только сейчас. «Ценить настоящее». Мороженое, которое постепенное размягчается в рожке под солнцем, лица, забывшие собственную грусть: ругань родителей, несбывшиеся мечты, отчаяние. Что важно?

- А можно погулять с Брюсом? – Рэд смотрит так, словно ему сейчас откажут. - Конечно, я завтра возьму его с собой, - Мари улыбается ему, как лучшему другу, - Ты ему понравишься. Он, правда, уже старый, но… завтра Вы познакомитесь. - Я буду здесь вечером. - Рэд, Ты хороший парень, - я приобнял его. Мы попрощались. Рэд пошёл куда-то на берег. А мы с Мари пошли дальше. «Каждому своё». Каждому своё, а что мне? Странно, но, вспоминая собственную жизнь, мы чаще всего видим, что от многого мы отказывались просто так, хотя это было для нас важно, просто мы боялись потратить много сил. Но всё могло принадлежать нам. Всё реально. Всё, что находиться в наших мыслях уже наше. Концертный зал, затемнение, Рахманинов. «Интересно, что такое жизнь в сущности? Ведь получается, что жизнь это чьи-то воспоминания о нас. Весь зал, куча людей слушает сейчас музыку, ожившие партитуры, которые минуту назад были застывшими нотами на бумаге. Ведь мы слышим жизнь, для нас её автор есть настоящее. Мы думаем, мы чувствуем его. Мы приходим на могилы умерших и продолжаем тем самым их жизнь: они проявляются в наших воспоминания, переживаниях. Но вот мы с Мари сидим в зале и слушаем прекрасную музыку. У каждого здесь в голове сейчас возникают мысли и эмоции, и причина им звучащая музыка. Так, может, не Рахманинов в нашей голове сейчас, а мы были в его голове, в его переживаниях. Может, мы – это воспоминание?» … - Спокойной ночи, Мари, - я говорю ей это, заглядывая в ванную. - Спасибо Тебе за день, знаешь, мне нужно не так много, она умывает лицо. - И что же это? - Чтобы Тебе было хорошо, чтобы нам было хорошо. Чтобы появлялся, когда без Тебя нельзя. - Забавно, но могу сказать Тебе тоже. Спасибо, что спасаешь каждый раз мои мысли от сумасшествия. Мари… - Да. - Мне так много нужно Тебе показать и рассказать.

- Почему люди не надоедают друг другу? – она чистит зубы. - А почему Ты не стесняешься стоять при мне в майке и шортах и при этом чистить зубы? Она смеётся. - Потому что Ты мне родной человек. - Тогда, как можно друг другу надоесть. Зачем об этом говорить? Ведь можно просто взять подарок, который Тебе дарят люди вокруг, время. Ведь в это всё упирается. - Да, я помню: «жить настоящим».

Она провожает меня на диван. - Спокойной ночи… Брюс, охраняй его…, - Мари ушла в свою комнату. Комната, уже знакомое тепло пледа, уже родное дыхание пса. Семья. Кем мы все хотим стать? Гениями, столпами науки, знаменитостями? «За всё нужно платить, даже за то, чтобы быть самим собой». Но есть ли у нас хоть что-то своё? - Брюса, у Тебя есть что-нибудь своё? … Понятно. «Мари, Ты всё знаешь… нужно ли это называть именами».

XII – 10 дней Все дороги ведут домой. - Может, каждому из нас нужно увидеть свою жизнь со стороны. Оценить её. Увидеть тех, кто по-настоящему радует нас каждый день. Их - самых близких людей, самых незаметных, самых прозрачных прохожих из груды лиц. Может, каждому суждено найти свой ответ. Но ответ этот лежит через единый путь. Увидеть. Просто увидеть, что же такое жизнь, где есть Ты. Ты сам. - А Ты, когда-нибудь смотрел на настоящее со стороны? – спросила Мари. - С недавних пор я ценю каждое мгновение, которое проживаю. - Как же Ты его ценишь…? - …, наверное, я просто ценю людей. - Знаешь…, спасибо Тебе. - За что? - За то, что каждый миг с Тобой, как последний, за то, что показал мне: всегда нужен кто-то рядом. Только так можно назвать время, проведённое здесь, жизнью. - Мари… «Жизнь – это только повод подарить кому-то счастье». - И счастье осознать это. Правда. Привязалась к Тебе и рада этому, даже если больше Тебя не увижу. - Я слышал однажды фразу: Нельзя мерить свою жизнь по тому, как она закончилась, по тому, что оказалось в конце. - В конце ничего не будет, мы не увидим конца, его просто нет. - Мари… - Что? Брюс проснулся и сделал страдальческое выражение морды, чтобы

все поняли – он хочет пойти погулять. - Мари, только сейчас я начал верить, что я живой. Что всё это настоящее, что я есть. - А что было до этого? – спрашивает она. - А было ли что-то? Я иду по улице с Брюсом. Мечтаю о чём-то своем, понятном только из будущего. Только когда оборачиваешься назад и говоришь сам себе: «Ведь этого я и хотел, этого и желал». Но в настоящем все мысли превращаются в задумчивость, которая состоит из пустоты.

- Привет. - Здравствуй, Гарри, - я говорю ему эти слово, получая истинное удовольствие. Может быть, по-настоящему близкие люди и не нуждаются, чтобы их так называли. - Я просто заметил Тебя с собакой. У Тебя же нет собаки. - Это моей подруги Мари. Пса зовут Брюс, - пес поднял морду, словно участвовал в беседе. Он следил за каждым произнесенным словом. Он точно понимал, что разговор идет о нем. Он в центре внимания. Брюс подошёл ближе к Гарри и начал нюхать его руку. Он уперся своим влажным носом в тыльную сторону ладони и стал молча ждать, пока Гарри не повернул к нему открытую ладонь, а потом нырнул под нее. - Да Ты хитрец, Брюс, хочешь, чтобы Тебя погладили? – сказал Гарри, улыбнувшись. Но пес уже получил все, что его интересовало – внимание. - Гарри, скажи, Ты веришь, что всё возможно, - спросил я. Мы шли втроём по переулкам и где-то меж домов проскальзывали тучи народа, идущего по центральным улицам. - Я верю, что всё осуществимо. Знаешь, мечты – это так просто. Но почему-то все думают, что это забава какая-то. Никто не понимает, что построение форм в мечтах – это и есть их осуществление. Существует всё, исполняется только то, что желаешь. - Да, но чтобы желать нужно знать, чего Ты хочешь, - «интересно, а чего хочет он?» - Такая малая цена за возможность получить всё. Но Ты-то ведь знаешь, чего хочешь, - Гарри вглядывается в меня, в мои глаза. - Нет, я не знаю. Может, я хочу любви. Но кто утешит любимую, когда я уйду. Я хочу жизни. Но уверен ли я, что не потеряю её ценность, если не буду чувствовать её конца. Я хочу… - Отчего Ты так много берёшь на себя. Иногда выбираешь не Ты, выбирают Тебя. - Да, Ты прав… - «он прав». - Зачем Тебе нужны все Твои знания? Зачем Ты с детства зачитывался научными книгами и запоминал все ответы в телевикторинах? - Чтобы…, - откуда мне знать ответ на это вопрос, - Я просто хотел

увидеть больше. Я хотел прожить полную жизнь. - Нет. Я скажу Тебе, зачем Ты нашёл все свои мысли. Просто, чем умнее и подготовленнее человек, тем больше он может вынести из жизни. Знаешь, ведь на небе нет свободного от звёзд места, но глазами всего не увидишь. И все эти идеи и мысли, которые роятся в Твоей голове, созданы для оценки настоящего, и если Тебе осталось на этой земле несколько дней, зачем думать о бреднях, которые не имеют названия. Живи. - Гарри, почему Ты мне помогаешь? – я стою оторопевший от его монолога и благодарный за всё. - Никто не определит, когда ему в жизни дают в долг, а когда возвращают. Всё проще. Ты всё поймёшь, но не нужно искать, нужно смотреть по сторонам и быть внимательным. Может, промелькнёт шанс. Маленький и незаметный, как маленькая точка на небосклоне. Но возможно лишь на этой точке и таится ещё одна жизнь. - Гарри, что мне теперь делать? Наслаждаться жизнью? – я всё ещё не могу понять, за что мне всё это и что мне с этим делать. - Просто выгуляй Брюса. - Почему Ты всё знаешь? Откуда? - Нет, я знаю не всё. Но верю, что смысл жизни – это подарить комунибудь возможность не думать о смысле жизни. Может, я могу помочь Тебе. Я в это верю. - А я верю Тебе, Гарри. Ты меня вдохновляешь жить. Мне хочется познакомить Тебя с Мари. - Позже. Мы скоро увидимся, а пока, мне пора. - Спасибо, Гарри. - И Тебе. Потом объясню, за что… Брюса ещё долго смотрел своей седой мордой на проходящих вдалеке людей и скулил на них. Может, и ему хотелось с кем-нибудь поделиться собой. И он тоже чувствовал себя одиноким. Но единственно, что отличало его от человека – он был готов довольствоваться и самой малой долей желаемого. Ему не нужно было всё и сразу. Можно было просто почесать ему за ухом или сказать: - Брюса, пойдём, Мари нас заждалась. Купим чего-нибудь вкусного на завтрак? В сущности, сам этот мир даёт нам право наслаждаться. Но можно ли наслаждаться собой? Своей жизнью? Можно ли найти ответ, смысл жизни внутри себя? И есть ли он там вообще. Иногда вдруг понимаешь, что внутри у Тебя ничего нет. И эти громкие слова: душа, сердце, внутренний мир – это всего лишь глупость, которую придумали люди, что бы снять с себя ответственность. Ответственность за собственное счастье. Кто вообще решил, что такое душа? Что такое жизнь? Да, наша жизнь, по большому счёту, ничего не стоит. Она просто проноситься где-то неподалёку от нас. И мы только замечаем её хвост. А потом становиться уже слишком поздно. Становиться жаль себя, жаль времени, жаль жизнь проведённую не за тем и не

так. Наша жизнь не важна для нас, как бы нам не хотелось думать обратное. Мы просто живём и ещё проще умираем. Но где тогда этот смысл, это оправдание всему и вся? Жизнь похожа на путь к цели. В конце Ты приходишь к обрыву. В отчаянии Ты прыгаешь в бездну. И вот падая, Ты понимаешь: это и была цель – полёт. Но Ты успеваешь ощутить не полёт, а только тот факт, что смог понять смысл. Смог прикоснуться к самому себе и увидеть. Увидеть, что чем больше задаёшь вопросы в пустоту, тем тяжелее становиться от безмолвия. Может, нужно спрашивать у людей? - Мари, Ты в порядке? - Я?! В полном. Мне так хорошо. Знаешь, пока Тебя не было, я подумала, почему мне не страшно Тебя потерять. - И почему же? – удивился я её откровенности. - Не знаю…, наверно нельзя потерять то, что не хочешь терять, - Мари засмеялась и взяла у меня пакет, в котором лежали сладкие пирожные, - Может, это всё сказка? Ведь у каждого должна быть возможность поверить. - Не думай ни о чём, просто хорошо. Давай поедим, а потом пойдём погуляем. Нет ни будущего и ни прошлого. Нет ничего, кроме настоящего момента и ощущения – отношения к этой секунде. Может, и вся жизнь тогда просто иллюзия. Нет никакой жизни и можно либо утонуть в заботах и выкинуть все мысли о вечном из головы, либо просто смотреть на этот прекрасный мир, будто не от своего лица, а чуть со стороны. Где-то неподалёку, где не будет мыслей о времени, которое кончится, жалости к себе из-за неудач и предательств, где не будет вопросов, зачем и для чего. Будет только ощущение. И тогда вдруг станет настолько ясно, что выбирать и мечтать не нужно наперёд. Настоящее – это наши осуществлённые мечты. В этой секунде и есть весь смысл жизни, вся её суть. И тогда остаётся лишь немного. Удивиться и больше ни о чём не думать. Просто жить. Просто идти. Просто говорить о чём-то. И рядом будет бежать собака, которая тоже смотрит на этот мир каждую секунду, словно заново. Где-то неподалёку будут биться волны о пляж, но их шум не будет мешать. Он будет звучать ровно настолько, что бы Ты не забывал – вокруг Тебя есть что-то большое и прекрасное. И Ты не созерцаешь это. Ты часть этого. Ты. «Не одиноки мы, а одинаковы. Не путай. Хотя по сути слово-то одно. Но «одиноки в счастье». Звучит упаднически. А «одинаково счастливые» – тепло».

Мы с Мари пришли на берег. На часах ещё только 14:40. Рэд придёт ещё не скоро. Мы сняли обувь и пошли к океану. Песок проскальзывает меж пальцами, обнимая их. И твердо и мягко одновременно. Но всегда приятно. Хочется забыть обо всём, и просто идти, не на что не оглядываясь. Мы сели с Мари на берегу в метре от отсыревшего изза наступающих волн песка. Она опускала ладонь на песок и делала из него прямую поверхность, а потом пронизывала её пальцами и собирала песчинки в кулак, просеивая их, и снова, и снова. «Наконец мне не страшно остановиться, не страшно посмотреть в глаза этому миру. В детстве мама говорила мне, что любовь – это когда Ты отдаёшь своё тепло и Тебе холодно, но и Тебя кто-то согреет. Закон этого мира оказался таким простым. Все ищут ответа, все ищут истины. Все думают, как устроен этот мир. Но оказывается всё так просто: этот мир – это то, что Ты отдаёшь этому миру. Ровно столько, сколько Ты любишь других – любят Тебя, ровно на столько, насколько Ты даришь счастье, оно к Тебе возвращается. И всё в жизни взаимно. Ненависть, любовь, дружба… Этот мир оказался таким простым. Таким лёгким, таким нежным. Так многое мы говорим и так много желаем. Чего добиваемся? Совсем немного. Но что отдаём этому миру? Тоже немного. Храним это в себе. Как глупо. Как страшно осознавать, что многие люди гниют заживо. Гниют изнутри. А ещё страшнее, что они сами это выбрали. Сами останавливают то, что их тело, их душа хотят отдать. Одиночество, меланхолия, страдание, самоистязание. Это ведь просто знак, что Ты заполнен до отказа, и это всё не Твоё. Всё это имеет предназначение – людей. Держу руку Мари, её глаза закрыты. Я знаю, что она сейчас думает. Она думает, что эта секунда останется с ней навсегда, потому что она её оценила, увидела, почувствовала. Эта секунда проживается ею. И всё вокруг живое: океан, песок, я…». Наверное, у этого цвета неба есть прекрасное название, сравнимое лишь с его красотой. Наверное, у этой секунды есть тысячи ликов, для каждого эта секунда своя, но для самой себя. Для самой себя она – это целая вечность. Кто-то родился, кто-то умер, кто-то сделал первый шаг, кто-то увидел подводный мир, кто-то поскользнулся на ледовом катке, кто-то запел, кто-то улыбнулся, кто-то подарил 101 одну розу незнакомке, кто-то достиг оргазма, кто-то взлетел в прыжке, кто-то приземлился, кто-то не смог найти подходящих слов к тому, что он увидел, а кто-то наоборот нашёл так много слово и подумал… подумал всё это. Рэд поздоровался с нами, хотя его больше интересовала собака, которая носилась неподалёку, будто ей один год. Мари поднялась и позвала Брюса. Они начали говорить о чём-то, а Брюс стоял, словно на собачьих соревнованиях, гордо и уверенно. Казалось, он ждал секунды, когда от слов все перейдут к делу: для него брошенная палка была дороже долгой похвалы. Рэд стал играть

с Брюсом. Почему в моменты счастья нам в голову не лезут мысли, глупые мысли, которыми в остальные моменты просто пестрит наша голова? «Вся в песке морда пса; песок, забившийся в кроссовки; солнце, которое слишком сильно печёт…». Может, и нет никаких мыслей, просто это пустота, которую нам нужно как-то назвать. Пустота, которая заполнена такими прекрасными вещами, как удары сердца – хаос, который даёт нам жизнь. Жизнь, в которой в среднем 3.300.000.000 ударов. Ударов. Ударов.

XIII – 9 дней 6:33. 10 цифр. Наверное, у них глубокая ночь. Наверное, кто-то в этой ночи гуляет и смотрит на звёзды, громко включив музыку в наушниках. Tori Amos – «Cornflake Girl» - Привет, мама. - Здравствуй, милый, что-то случилось? – у мамы сонный голос. - Мама, у Тебя когда-нибудь было ощущение, что произойдёт что-то особенное? - Много раз. Твой первый шаг, предложение, которое сделал мне Твой отец. Знаешь, ему ударило что-то в голову и он, когда помогал моему отцу чинить крышу, свесился вниз головой и спросил меня: буду ли я его женой. Господи, сынок, у меня было столько прекрасных моментов. Когда я говорила с Элеонор и она мне рассказала, как Ты ей помог, как Ты ей дорог… И всё же что-то случилось, да? - Нет. Просто… Мама, знаешь, Ты мне столько раз помогала своими советами. Спасибо Тебе. - Хм, - она рассмеялась, - а я всегда боялась Тебе что-то говорить, ведь Ты так всегда хотел независимости. - Теперь я свободен и счастлив. И хочется поделиться…, - я вспоминаю своё детство, каждый закуток прошлого. И каждый дюйм вёл меня к этому. И вот пришло настоящее. Прекрасное настоящее. - Только не упусти, сынок, это прекрасное ощущение. Оно называется жизнь.

Гудки. Гудки. Я улыбаюсь. Я живу. Я. Так странно, что будучи эгоистом когда-то я не говорил слово «я». А теперь, когда я не боюсь отдавать, когда жизнь вдруг кажется по-настоящему моей, я говорю. Я чувствую. И всё пропадает. Нет никаких рассуждений, осознаний. Всё исчезло из головы, и нет головы, нет мыслей, которые бы её занимали. Ничего нет у этого странного человека, лежащего на диване и улыбающегося не повешенной телефонной трубке, и в тоже время, есть все. Он

принял какое-то решение, но никто уже не узнает, что это. Ведь ему самому уже не хочется озвучивать то, что происходит внутри него. А в комнате больше никого нет. Лишь ощущение, что всё это происходит по-настоящему. Всё это и есть жизнь. Его жизнь. Он сидит на полу, возле её постели, смотрит, как Мари медленно дышит. Она тоже живёт. Даже сейчас в этой секунде, в мгновении, через которое она проснётся, вся она. Она уснула в три часа ночи, потому что вчера они говорили обо всём. О её мечтах, о том, как легко их осуществить. Как прекрасно иметь желания и как прекрасно просто сидеть вдвоём и слушать, и говорить. Вдвоём. Пить вино и есть сыр, нарезанный толстыми кусочками. В мелочах кроется счастье. Но это не значит, что можно ощутить счастье в мелочах, оно просто там и внутри Тебя. Счастье – это секунда, когда глаза только открываются и не могут найти фокус. Блуждают где-то, а Ты видишь это, Тебя это веселит. Но осознать это счастье никому не удастся. Счастье, жизнь, радость вообще нельзя осознать. Ведь всё это и есть отсутствие осознанного. Просто Ты счастлив и даже не можешь это понять. И всё счастье этого мира, за которым все гоняются и которое хотят описать, заставляет Тебя сказать вполне обычные слова: - С добрым утром. Сегодня мой День Рождения, - сказал мужчина сидящий перед кроватью в позе лотоса. - Правда? Почему Ты не предупредил? – Мари удивляется. - Просто я не знал, что это произойдёт сегодня. Так уж вышло, Мари, придётся выкручиваться из положения, - он кладёт руку на её руку, Поднимайся, будем веселиться. Они позавтракали. Мари надела белую блузку и светлые штаны, они вышли на улицу, и некто из них не знал, что случилось с ними. Просто было внутри хорошо. Было легко. Асфальт отражал утреннее солнце. Время стало другим, время изменилось. И текло оно теперь как-то по иному. Оно больше не имело значения. Оно не имело конца и не делилось на части. Оно всё было сейчас. Они купили воды и новый поводок для Брюса, купили ему сладких косточек. Они шли по улицам, и вокруг них бурлила жизнь, словно они и не отличались от всех остальных. От тысяч людей, которые проходили мимо, и также как они, говорили о всяких простых вещах. Но они были другие, у них была другая цель, у них были другие глаза. Добрые и глубокие. Они смотрели друг на друга, и люди вокруг замечали их. Эти люди не хотели этого, и им было всё равно, но их глаза, тела сами будто приказывали им замолчать на мгновение и обернуться на двух прохожих, которые шли под руку и улыбались. Улыбались друг другу и всему этому миру. И будто утренний свет стал каким-то другим. Может, конечно, просто изменилась цветовая температура из-за того, что на солнце произошёл огромный взрыв, но все люди вокруг понимали, что это не так. И их

глаза жадно смотрели на мужчину, который был счастлив рядом с девушкой, и хотели они того или нет, но где-то в глубине души у каждого из них, из сотен прохожих стало светлее. Наверно, поэтому всем вокруг хотелось сказать: - Сегодня по-настоящему хороший день. Мне нужно Вам кое-что передать, - сказал мужчина, сидящий на велосипеде и протягивающий белый конверт. - Мне ничего не нужно, спасибо, - сказал я. - Если Вы не знаете, что внутри, как Вы можете отказываться? – он держит конверт в левой руке. - Я не знаю, верно, но я и не хочу знать, - я взял Мари за руку, и мы обошли велосипедиста. - Что происходит? – удивилась Мари. - Просто я не хочу. Я этого больше не хочу… - Если Вы не хотите открывать конверт, его открою я. И прочитаю Вам…. Велосипедист поворачивается к уходящей от него паре, вскрывает конверт и читает: - Человек, который знает, как Вас спасти… - это Ваш лучший друг, он садится на велосипед и уезжает.

Я останавливаюсь, Мари что-то спрашивает. Она не понимает, что происходит. А мне только хочется спросить. Я поворачиваюсь, хотя, знаю, что велосипедист уехал и говорю: - А что, если у меня нет лучшего друга. Передо мной стоит человек в пиджаке, который 12 дней назад начал всю эту историю, который сказал, что я умру. - Нет?! – удивляется он. – Это не может быть ошибкой. Может, просто Вы ещё не знаете, кто он? - Что это значит? – мне не нравиться всё это. – То есть он ещё не появился в моей жизни? - Судя по всему, да, - человек в пиджаке смотрит на Мари, потом на меня, - но ведь до конца ещё далеко. Всё возможно. Он разворачивается к нам спиной и уже хочет уйти, но напоследок, не смотря в нашу сторону говорит: - Вы наконец-то идёте своей дорогой. Вы, наконец, идёте. Он исчезает в толпе людей. Мари в недоумении. - Скажи, что это значит. Объясни, - она выглядит так, будто в ней не осталось сил: она не понимает. - Мари, этот человек 12 дней назад сказал, что очень скоро я умру, - я смотрю ей прямо в глаза, в её прекрасные, но грустные сейчас глаза. - Почему Ты решил, что это правда? – она спрашивает так будто сама удивилась вопросу. - Не знаю, может быть, мне этого хотелось, - я давно уже забыл начало всему этому, - Но сейчас мне нет до этого дела. Будь этот человек ангелом, который должен был меня предупредить, он уже подарил мне шанс – я с Тобой, а если он врёт – тогда это первый пример, когда

ложь приносит столько счастья. Тротуар погрустнел. Свет стал более обычным и тусклым. Люди вокруг снова стали громче, чем внутренняя тишина. Мари смотрит с потерянным видом. Она не знает, толи ей просто заплакать от всего этого, толи довериться до конца. Не пытаться понять, не пытаться быть, а просто быть. - Мари, я понимаю, что Тебе, наверное, стало сейчас очень страшно, но это не так. Тот, кто уже близок к цели, не может её упустить. Цель уже принадлежит ему, но он может испугаться и сам сбежать. Поверь мне, ведь верила всегда. Если мне суждено умереть… да что это за мысли такие… - Скажи, - её голос звучит как-то очень мягко, - сколько осталось? - Девять дней, Мари. Если это правда, я умру через девять дней. - Но этот человек сказал, что ещё есть шанс? – она пытается понять, а может, просто хочет решить эту проблему, чтобы идти дальше. - Он - человек, который знает, как и когда я умру, но есть человек, который знает, как мне не умереть, - я беру её за руку. - И этот человек должен появиться в Твоей жизни в ближайшие девять дней? - Да… Может быть, это Ты, Мари, - я сам удивляюсь этой мысли, но она мне кажется такой верной, такой понятной. - Я? Но… - она пугается, но что-то резко останавливает её. – Я знаю, как Тебе остаться живым, - её глаза проясняются. - Скажи…, - я улыбаюсь ей. - Оставайся со мной, - она обнимает меня, она и боится, и нет одновременно. - Спасибо Тебе, Мари. Я с Тобой… В библии говорится, что этот мир существует на трёх основных понятиях: вера, надежда, любовь, но любовь превыше их всех. И так естественно. Если Ты любишь, то и веришь всему, каждому слову, Ты оправдываешь, Ты надеешься на счастье. Так что тогда любовь? Слепота? А может, это чудо, при котором не нужно знать, как и куда идти. Закрыв глаза, Ты уже там. Это и есть то место. Желаемое – это реальность. Можно ли объяснить любовь? Можно. Да только есть ли в этом смысл, ведь и человека можно описать, как сумму генов, нейронов, мышц, хрящей, но только это не человек. Мы запутываем себя мыслями, потому что наши мысли – слова. Мы обманываем себя, когда говорим, что Бог – это мы, мы обманываем себя, когда говорим, что такое общество, мораль, вера, душа, связи между людьми. Но каждый из нас в отдельности где-то глубоко всё это знает. Он знает, что обозначают эти бесформенные слова. Но только он открывает рот, как всё рушится. Мы не живём словами, мы ими умираем. Слова только фиксируют мысли, упрощая их, выворачивая на изнанку. Существует ещё кое-что. Это музыка, мы тоже сохраняем ею себя, но уже не мысли, а чувства. Странно осознавать, что в мире столько

возможностей к общению, а люди используют только одну, самую простую, самую грубую – слова. И иногда, когда Ты думаешь, что уже нет понимания, и что всё разваливается. В эту секунду Ты открываешь для себя, что понимаешь взгляды, понимаешь улыбки, движения. Есть столько способов поделиться тем, что не можешь выразить. Например, просто обнять. И вот сейчас двое людей стоят и смотрят на пробегающих людей, машины, вагоны. Они обнимают друг друга, и всё возвращается туда, откуда идёт. Элеонор ещё спит. И двое людей в палате пытаются тихо радоваться за неё. И эта радость наполняет всё помещение, она упирается в дверь, окна, её плотность становится просто огромной и ей нужно найти адресата. Радость не может быть ничьей. Она не может быть не для кого. Она не может вытерпеть и секунды тишины, ей нужен частый пульс, улыбки. Всё это есть… - Здравствуй, Элеонор, - говорит тихо Мари, прикасаясь к её руке. - Привет, прекрасная мама, - говорю я. - Знаете, я не могла уснуть всю ночь, и повторяла одну и туже мысль: нужно отдохнуть, нужно отдохнуть. А потом я поняла – зачем? От чего мне отдыхать? Ведь внутри и вокруг столько энергии. Хочется её отдать, - она приподнимается, что бы обнять нас, – пойдёмте в кафе. Я уже столько времени не ела нормальной еды… Мы все вместе идём в кафе, а в голове одна мысль: «Я столько об этом мечтал. Вместе». - Сколько Тебе ещё здесь быть, Элеонор? Что говорят об Амели, как она? – я пододвигаю стул Элеонор, чтобы ей было удобней. - С Амели всё хорошо. Доктор Бартон говорит, что она вне опасности, но за ней нужен круглосуточный контроль врачей. А мне кажется, что если бы она была больше времени со мной, то нас бы уже отпустили. Сил слишком много, и я знаю, для кого они предназначены. Я хочу их отдать. Мари смотрит на меня, улыбается. Ей нравятся слова Элеонор. Ей нравится всё происходящее. Иногда бывает так, что Ты опоздал волноваться. Что всё уже произошло. Иногда Ты осознаешь, что перед Тобой сидят двое людей, которые здесь из-за Тебя, и Ты должен помочь им узнать друг друга, но им это уже не нужно. Им нужен был только повод, и этот повод Ты. Им хорошо вместе, они будто уже давно вместе. Так бывает, что люди просто сходятся. Может, это потому, что они этого хотят, а может, иногда Ты можешь дать больше, чем себя: Ты можешь дать свою жизнь.

100

Элеонор заказывает овощной салат и суп. Мы с Мари берём картошку фри и апельсиновый сок. Апельсиновый сок нашей мечты. Мечты,

что у Элеонор всё получится. - Ты не боишься? – спрашивает Мари. - Мне кажется, боятся только, когда ещё не начали, а мне уже поздно боятся, - Элеонор улыбается, - мне было страшно в тот момент, когда я упала из-за схваток на тротуаре, но… Но мне так повезло, - Элеонор берёт меня за руку и крепко сжимает её. - Что? Что это за история? – удивляется Мари. – Расскажи. - Можно? – она спрашивает это у меня. Я пожимаю плечами – «Как хочешь». Она продолжает: - Я проснулась утром и подумала, что хочу увидеть океан. Хочу ощутить песок ногами, хочу почувствовать свежесть и силу. Мне так сильно этого хотелось, что я даже не заметила, как оказалась на улице. Мне было очень хорошо и казалось, сердце сейчас выскачет наружу. Я волновалась, как перед поступлением в колледж. А потом.… Потом, что-то произошло, и я почувствовала, как внутри всё сжалось, голова стала тяжёлой, ноги подкосились. А потом меня кто-то подхватил и посадил в машину. Этот незнакомец сидит и смущается сейчас, Элеонор улыбнулась Мари и о чём-то задумалась. - Что-то не так? – спросила её Мари. - Всё хорошо. Я подумала, что бы могло случиться, если бы не произошло этого чуда? – она посмотрела на меня и ждала, чтобы я ответил ей, но потом продолжила, - Но нет слова «если», всё так. Всё так, как должно быть. Помнишь, Ты говорил: «Каждый получает то, что заслуживает». Знаешь, когда происходят простые вещи, эту формулу так просто и легко принять, но когда весь мир помогает Тебе, это так тяжело. Так странно думать, что Ты это заслужил. Я беру Элеонор за руку, смотрю на Мари, на её прекрасные глаза, на её мягкие губы и всё становиться таким простым: - Просто как Ты к миру, так и он к Тебе. Ты любишь – и Тебя любят, о Тебе говорят и Тебе хотят помочь. Мари, например, почти Тебя не знает, но говорит, что Ты просто прекрасная. Элеонор широко улыбается и смотрит на Мари. Мари удивляется тому, что я сказал: - Это так. Ты и правда замечательная, - улыбается Мари. - Ты тоже, Мари, я сразу поняла это, когда увидела Вас. Я почувствовала тепло, - говорит в ответ Элеонор. - Вот видишь, всё так просто. Никто не знает, когда ему дают в долг, а когда возвращают. Ты ведь меня тоже спасала. А тогда был лишь повод сказать Тебе спасибо, - говорю я. Мы берёмся за еду и говорим ещё очень долго. Говорим об Амели, о подарках для неё, о том, что нужно сделать и что изменить. Так хорошо, когда у всех одна мечта и эта мечта где-то совсем близко улыбается и дышит, у неё маленькие кулачки, маленькие пальчики, смешные складки по всему телу и такие большие и светлые глаза. Глаза, которые столько всего увидят, которые столько прольют счастливых слёз. Глаза, в которые кто-то влюбиться, кто-то назовёт бесконечно прекрасными или похожими на океан. Глаза, которые будут смотреть на этот мир, а он на них. Глаза, в которых будут отражаться так много

101

людей и вещей, и эти глаза будут одним из оправданий всего этого. 11:20. Я проводил Мари на работу. Она любила это место, ей нравилось чувствовать, что она может и умеет что-то делать. И это дело приносит свои плоды. Впереди 6 часов мыслей. Но в голове ни одной. Только хочется прийти домой расставить всё по своим местам, вызвать слесаря и вставить новый замок. Такие странные желания для человека, которому осталось 9 дней на Земле, но именно это условие придает всем желания какой-то ценности.

102

Лифт. Этажи. Дверь. «Интересно, позарился хоть кто-то на открытую квартиру?» Всё на местах. Хотя, какие там места. Всё испачкано прошлым. Звонок слесарю, пакеты мусора… Скрип двери. Это миссис Хёрт: - Ох, это Ты, голубчик. Ты знаешь, что у Тебя дверь выломана: Тебя ограбили, - она в шлёпанцах и с гордо поднятой головой. - Не волнуйтесь миссис Хёрт. Дверь сегодня починят. Знаете, я, наверное, продам квартиру на днях. - Что случилось? Тебе здесь не нравиться? Это соседи что ли Тебя одолели. Ну да, они шумят иногда, но это ничего. Они просто молоды. Я улыбаюсь миссис Хёрт: - Нет, миссис Хёрт. Я просто не хочу жить здесь. Это не из-за соседей. Вам никогда не хотелось изменить свою жизнь? – я жалею о том, что начал спрашивать. - Хотелось, мой мальчик. И я не раз её меняла. Мне в жизни везло на возможности, они так и сыпались с неба: то работа в Лос-Анджелесе, то любимый человек в Бостоне, то ещё что… - А как Вы оказались здесь? – я спрашиваю уже не обречённо. - Как? Как и Ты, я хотела изменить жизнь ещё раз, но когда поменяла и приехала сюда вдруг осознала, что оставила позади нечто важное. И уже ничего не радовал - ни деньги, ни связи, ни вечеринки. Хотелось почувствовать себя нужной для одного человека. - Вы ушли от любимого человека? - Знаешь такую фразу: «Если не умеешь любить себя не сможешь полюбить другого»? - Да, - я киваю головой. - Мне казалось, что я люблю себя. Но это оказалось не так. Я ушла от любимого человека, от десятков любимых людей, но вот тот факт, что они любимы мною, я поняла только в старости, когда поняла, что любить себя за что-то невозможно. Любишь себя просто потому, что доверяешь. А это так тяжело, когда Ты хочешь всего сам добиться. - И что, теперь никого не осталось рядом? - Никого. Только вот не страшно, и не жалею себя, мне кажется никогда не поздно радоваться, хотя бы самому простому. Хотя бы тому факту, что я поняла, - она смотрит по сторонам, на стены моей квартиры.

– Хочешь уехать, уезжай сейчас, но скажи только одно, Ты едешь к кому-то? - Да я еду к…, - я не успеваю закончить. - Тогда это стоит того. Люди стоят всего: дел, упущенных шансов, потерянных денег. Они дадут гораздо больше. Они дадут жизнь. Миссис Хёрт ушла, радуясь, что кому-то, что мне хорошо. Ведь нет ничего приятней, когда Тебе просто улыбаются. Я позвонил в риэлтерскую фирму. Через час мне вставили новый замок, через два я подписал все бумаги, взял несколько вещей, всё остальное попросил выкинуть при предпродажном ремонте, прослушал автоответчик. Последнее сообщение было от босса: «Надеюсь с Тобой всё хорошо, Ким видела Тебя в городе, сказала, что Ты скверно выглядел. Давай решим так, я оформляю Тебе творческий отпуск за свой счёт, а Ты приходи в себя и возвращайся. У Тебя времени месяц. И ещё все Твои проекты я передаю Уильяму Строупорду. Не теряйся, я сделал Тебе одолжение, не подведи меня». «Не подведи меня?» А смерть считается за оправдание? Через три часа после прихода домой, я отдал ключи риэлтеру, дал ему телефон Мари, что бы он мог со мной связаться, и вышел за порог с сумкой вещей и коробкой всяких мелочей. Машина. Багажник. Стекло с сидений. Ключи. Зажигание. Бензин почти на нуле. Дорога. «Куда она меня приведёт?» Мастерская. Новое лобовое стекло. Бензоколонка. Машину на стоянку рядом с домом Мари. «Я не подумал: она меня примет? Конечно, по-другому быть просто не может». 16:10 Оушен с сыном сидит на скамейке. Они о чём-то говорят. К ним подходит женщина со светлыми волосами. Это его жена. Они садятся рядом. Она, и правда, не выглядит угнетённой. Она улыбается и радуется искренне. Она даёт возможность своим мужчинам не утопать в собственных мыслях. Мысли. Мысли иногда останавливают. Они завладевают Тобой. И нет ничего, только сомнения и метания. Мысли, которые не имеют конца. И кажется, что Ты окружён со всех сторон, что Ты в тупике. Но в реальности, Ты просто сошёл с дороги и задумался о чём-то. Но как можно думать о том, как идти. Ты просто идёшь. В мозгу есть такая часть, которая отвечает за простейшие механизмы: дыхание, сердцебиение, глотание слюны. Нужно ли думать об этом самому. Да, может и нужно, когда хочется прочистить горло или глубоко вздохнуть. А в остальном? Мозг – это мышца. Просто мышца, которая имеет свою функцию в организме. Мозг должен решать возникающие проблемы. И вот мозг этой прекрасной женщины, сидящей между двумя самыми любимыми мужчинами в её жизни, сейчас работает. Она решила для себя одну вещь и решила её навсегда: её любовь к сыну и мужу сильнее всего остального, сильнее самой смерти.

103

- Здравствуйте, Оушен, - я жму его сильную и большую руку. Она улыбается мне, он очень рад, что я не забыл его лица, что улыбаюсь ему. Он представляет мне свою семью: - Это Рон – мой сын, а это моя любимая жена – Эмма, - он сейчас выглядит гораздо лучше, чем в прошлый раз. Эмма пододвигается немного, чтобы я мог сесть меж ней и Оушеном. Я сажусь. Мне они кажутся такими приятными и добрыми. Говорят, что кто-то обретает себя только, когда теряет всё. Но это люди обрели всё, потеряв себя. Они уже не могут жить друг без друга. Плохо ли это? Не знаю… Они могут быть счастливыми, и Оушена уже не жалко, и Рон оказывается милым парнем, который говорит с Эммой о чём-то школьном. Это настолько настоящее, что Ты готов признать: «Да, жизнь – это постоянное умирание, но можно так много взять и оставить за время, отведённое Тебе». Оушен видит, как я улыбаюсь им: - Знаете, всё стало гораздо лучше с последней нашей встречи. Вдруг я подумал… почувствовал, что другого я не хочу. Я хочу взять это и сделать лучше. - И мне пришла такая мысль в голову, - я тоже был таким же, как и он потерянным, - моя жизнь тоже оказалась прекрасной. Рон громко смеётся вместе с Эммой, и я понимаю, что нужно оставить их втроём. Они так соскучились друг по другу за эту минуту, которую провели разделённые мной. - Оушен, мы ещё увидимся? – спрашиваю я. - Да, просто теперь я буду приходить сюда не один, - он берёт за руку свою жену. - Мне было приятно с Вами познакомиться, - я говорю это Рону и Эмме, - Оушен говорил, как Вы для него важны. Ещё встретимся, говорю я. - До свидания, - улыбается мне Рон. - Спасибо Вам. До встречи, - говорит мне Эмма. В её глазах какая-то мягкость, она даже моргает как-то мягко. Как же похоже счастье на вдохновение.

104

17:24. Мари идёт в толпе людей. Она очень красива. На её лице есть эмоция. Она реагирует на проходящих мимо неё людей. Кто-то ей нравиться, кто-то её удивляет, смешит. Она ищет глазами лица прохожих. Люди не умеют смотреть: они либо носятся глазами от одного к другому, либо смотрят тупым взглядом куда-то в небытие. И так прекрасно увидеть жизнь в чьих-то глазах. Мари улыбается какому-то парню, который слушает музыку в наушниках. Так странно видеть в толпе человека, который привлёк Твой взгляд когда-то. Вы вытащили друг друга из этой массы, и вот Ты снова

видишь его в этом пульсирующем механизме улицы. Но всё уже подругому. Этот человек идёт к Тебе. Этот человек близок к Тебе, и Ты сразу выделяешь его и кажется, что он даже идёт в другом ритме, чем все остальные. Двое людей встречаются друг с другом, обнимаются, смотрят друг другу в глаза, спрашивают, как день и им обоим по-настоящему хочется это узнать. Они идут в кафе, чтобы поужинать. Лёгкость. Мари рассказывает о том, как она оправдывалась из-за того, что не появлялась на работе, как все это нормально восприняли, как ей теперь хочется создавать кучу прекрасных вещей, потому что сил просто через край. И хочется подарить свою энергию, свой свет. И улицы в городе тоже зажигаю свои огни. И автомобили включают фары ближнего света. И на небе начинают мигать точки самолётов, летящих и сами не зная куда, и в них сотни людей, сидя на мягких креслах, улыбаются, что их ждёт что-то необычное или наоборот что-то родное. И откуда-то свысока видно, как планета со странным названием медленно прячет этот город в свою тень. И где-то совсем далеко, где уже и не видно Солнца, Земли и Юпитера, а всё это просто маленький светлый участок странной формы Галактики, ктото смотрит на неё и думает. Думает о чём-то похожем: «Так хочется подарить свою энергию, свой свет».

XIV – 8 дней Свиридов – «Весна и осень». 10:24. Мари принимает душ. Я чувствую, как по её коже стекает теплая вода, как волосы становятся мягкими и липнут к лицу, как она поднимает его, и струйки воды ударяются о её кожу, как она ощущает свои щёки и губы, как она думает, что я сижу на кухне и готовлю завтрак. Сейчас она повернёт кран, вода перестанет литься, она шагнёт на мягкий коврик, прикоснётся к телу полотенцем, поправит волосы, оденется, зайдёт на кухню, но за секунду до этого она ощутит приятный аромат кофе и жареного хлеба, она подойдёт ко мне сзади, когда я буду ставить чашки на стол, обнимет меня, положит голову на моё правое плечо, вздохнет, чтобы дать понять: ей очень приятно, и чтобы почувствовать аппетит к еде и жизни, а потом она скажет: - Послушай, мне предложили разработать проект улучшения работы благотворительных фондов, - она безумно счастлива и озабочена этим. - Здорово, это действительно важно. Мне кажется, что благотворительность – это желание каждого. Но эти фонды превращаются чаще всего в возможность искупить, а не подарить. Знаешь, что действительно нужно человеку, который приходит отдать свои заработанные деньги на благое дело?

105

- Скажи, - она в предвкушение. - Видеть это дело собственными глазами. В детстве моя мама всегда отдавала старую одежду бродягам. Она не относила её в приют, нет. Ей нравилось ощущать, что этот приют мог быть в её доме, в её сердце. На самом деле людям вокруг не всегда нужны наши деньги, и мы все это где-то глубоко понимаем. И эти странные пожертвования… Думаешь, они приносят удовлетворение? - Знаешь, здание нашей конторы построено на деньги одного человека, который как-то пришёл к нашему боссу и сказал, что ему хочется дать возможность нам нормально существовать и работать, а не ютиться на съёмных площадях. Он попросил посчитать все затраты, пришёл на следующий день и выписал чек на сумму в два раза больше, чем насчитал наш босс. - Так вот в этом и дело. Он сделал, что мог. Он смог подумать, позаботиться о тех, кто сам заботиться о других, - я размешиваю сахар в кофе и протягиваю чашку Мари. - А что Ты говорил, о том, что иногда нужны не деньги? – она хочет узнать моё мнение, она счастлива, что её работа интересна. - На самом деле, я не знаю, как к этому относиться, может, это называется другим словом, но для меня это именно благотворительность. Иногда видишь на улицах листовки, не призывающие к чему-либо, а на которых просто написано слово «любовь», когда видишь уличных музыкантов, у которых не лежит шапка, и им не нужны деньги, просто они вышли на улицу поиграть, когда в Интернете находишь сайт человека, который просто выкладывает своё творчество, он его не продаёт, он им делиться. Что это? Как это можно назвать? Мне кажется, человек, который идёт по городу и улыбается прохожим, тоже занимается благотворительностью, - я улыбаюсь, может, этой мысли, а может, тому, что перед глазами вчерашняя Мари, идущая в толпе.

106

Мы едим тосты. Кофе получился просто прекрасно. Внутри надежда. Она как-то странно себя ведёт: то улыбается и смеётся, то друг на секунду замирает и представляет что-то из будущего. Делает это быстро и в мельчайших подробностях. Отчего-то мысль о том, как Мари сейчас поднесёт к своим губам кружку с чёрным сладким кофе, занимает все мысли, всё сознание, и кажется, что Ты – это и есть время. Ты и есть этот момент и следующий: одна секунда, которая никогда не кончится. Может, с действительностью нужно идти на компромисс. Ведь осознать самого себя не удастся: нельзя взглянуть на себя, будто не своими глазами, будто откуда-то со стороны. Становиться ли жизнь от этого более бессмысленной? Да нет же. Этот взгляд всегда есть, он преследует нас с самого рождения, он кроется в рассказах о нашем детстве, которое мы помним только с воспоминаний наших близких. Мы всегда кем-то запоминаемы. А когда этого не происходит, мы называем это одиночеством. Мы говорим о душевном кризисе, о разладе сознания и бытия. Но, в сущности, это просто правила игры.

Не мы себя осознаём, а кто-то. Можно мучиться в сомнениях, доверять ли себя другому или нет, но в итоге, это и называется жизнью, когда Ты вдруг, проснувшись утром, понимаешь, что можешь чувствовать человека. Ты знаешь, что он хочет выпить кофе с утра, и идёшь его готовить. Ты знаешь, где находиться этот человек, даже если он не с Тобой. Ну разве это не рушит разные философии: «Существует только то, что видишь». Оказывается нет, существует то, что Ты выбрал осознать, что Ты выбрал принять. Мы называем это любовью, дружбой. Но суть одна – мы будто говорим другому человеку «Ты есть». В этом его счастье, в этом его жизнь. А он просто доверяет нам и принимает. И получается, что наш взгляд умножается на его. Так выходит странная формула. 1+1=3. Или так Ты + я = вид от третьего лица. Целый день проходил по улицам. Заходил в книжные магазины и прочитывал чуть ли не целиком книги, заходил в музыкальные салоны и слушал любимую музыку: Coldplay, Tori Amos, Bob Marly, RHCP, Yann Tiersen, Свиридов, Рахманинов, Гершвин. Целый день думал о счастье, которое так пугает. О чуде, которого не может случиться, потому что человек не может, не умеет его принять. Почему люди так сильно хотят всё объяснить? Как будто объяснения оправдывают происходящее, но они только дают пищу для сомнений. Почему человеку так нужно осознавать одно и тоже, и искать смыслы? Ведь мы уже давно поняли, что если пытаешься описать что-то движущееся, например жизнь, себя или сам смысл, то неизбежно ошибаешься. Ты пытаешься остановить то, что создано только для движения. Как юла. Человеческая природа, весь этот мир – это хаос. Только возможность, только нестабильность даёт этому миру право двигаться вперёд. Человек – это инерция, исток которой никто не в силах понять. С чего яйцеклетка вообще решил, что ей нужно начать делиться? Или как это деление, такой простой процесс геометрической прогрессии начинает превращаться в эволюцию миллионов лет, сжатую в 9 месяцев? С чего у человека вообще начинает биться сердце? В естественных науках есть такое понятие – энтропия. Оно обозначает нестабильность. Чем сильнее энтропия, тем гуще жизнь, тем она насыщеннее. Ну разве не странно, что мы все так этого хотим и так сильно сами от этого бежим? Сами хотим ощутить жизнь, и в туже секунду разрезаем её тело, чтобы исследоваться её внутренности, как железы внутренней секреции у лягушки. Город меняет очертания, настроение. Он становиться более расслабленным, более свободным – более вечерним. Движения толпы становятся плавными. Взгляды людей более открытыми. Люди вокруг уже не так сильно озабочены своими делами. И кажется, что они

107

уже совсем близки к тому, чтобы не задаваться глупыми вопросами, а радоваться тому факту, что хоть Земля и находиться в пустыне Вселенной. И может быть, даже если жизнь где-то ещё и есть, мы всё равно до неё никогда не доберёмся: слишком далеко. Но всё же жизнь есть сейчас, есть возможность. Есть что-то прекрасное и большое, что бурлит в этом городе в этих телах, заставляя их идти, есть, говорить. Это прекрасное чувство заставляет машины заводиться, зажигает в окнах свет, заставляет после восьми часов работы улыбаться, крутит Землю вокруг своей оси и Солнца. Это чувство жизни. Осознания того, что выбора нет, он уже сделан, и альтернативой всего этого является небытие. И всего этого могло и не быть, никто бы и не заметил. Но это есть. Это везде: это проникает в наши лёгкие, это служит опорой для наших ног, это упирается в колбочки на нашей сетчатке, это ощущается языком и кончиками пальцев, это внутри нас, это снаружи.

108

- Это прекрасно, - Гарри дотрагивается до моей руки, чтобы привлечь мой внимание. - О чём Ты? – я рад, что именно сейчас он появился, оставив мне немного времени насладиться прекрасным, но и повод поделиться с ним. - Твои глаза улыбаются. Это прекрасно. Как Ты? – мы идём в ногу. - Мне хорошо. Не знаю, что ещё сказать. Просто хорошо, - я улыбаюсь где-то внутри, что и раньше я говорил эти же слова, но значили они совсем другое. - Знаешь, иногда думаешь, почему невозможно дать человеку посмотреть на него от своего лица, - говорит Гарри. - Почему такое желание? – существует закон «парных случаев», и то, что произошло, придёт ещё раз, чтобы доказать собственную не случайность. - Просто так всё быстро меняется. Недавно Ты не мог посмотреть дальше собственного носа, а теперь доверяешь своим чувствам. Это так тяжело начать. - А у меня был выбор? – «а как могло быть иначе? И могло ли быть?» - Может, мы сами придумываем себе путь. Но только. Качество дороги – это данность. Иногда приходится ехать по рытвинам и канавам, и кажется, что цель исчезла и так хочется ехать по желобу рва, так легче, но цель неизменна. Она есть, и каждый это знает. Ты смог добраться до своей цели, - Гарри отчего-то становиться серьёзным. - Но я не чувствую, что это было моей целью. Да и чего я вообще достиг? – я удивляюсь его словам. - Нет, цель уже достигнута, просто теперь Тебе нужно осмысление этого. Тебе нужно придать этой цели реальность. Что ж, я Тебе скажу, как называлась эта цель. Ты нашёл самого себя, - Гарри смотрит на мою реакцию. - Да, мне стало легко с собой, а может, я просто перестал об этом думать, - я улыбаюсь Гарри. - Ты перестал быть кем-то другим. Ты перестал искать себя где-то там, Ты понял, что ни дела, ни слова, ни осознания не могут Тебя найти.

Ты и не терялся никуда и всегда был здесь. Правда удивительно: Ты искал того, кто ищет. - Да удивительно, - эта мысль меня поражает, я останавливаюсь, я смотрю на мокасины Гарри, на его лёгкую походку. – Гарри, а Ты нашёл себя? - Да. Иногда мне кажется, что я помню каждый свой день, я помню, сколько рисовин было в моей тарелке на день Благодарения в третьем классе, я помню, как звали каждого человека в моей жизни, какой день был самым ветреным или дождливым в моей жизни. И в тоже время, я чувствую, что всё это пролетело за одну секунду, но я знаю, что в каждой из этих секунд я побывал. Ну разве не счастье, что я могу быть и в этом мгновении, - Гарри, становиться более расслабленным. Мы проходим с ним мимо магазина со странными и никому не нужными вещами. С вещами, которые было жалко выбрасывать, которые кто-то считает редкостью, а кто-то хламом. Вещи, которые имеют свою историю. Ну, разве не парадокс. Люди создают предметы. И многие из людей, тех которые делали эту вещь, да и других тоже, не имеют собственной истории, которая бы осталась в веках, а эта странная этажерка, пуфик или монета – имеют. Все эти вещи отражают эпохи, нравы, известных людей. Так странно, что каждый из нас знает Наполеона, Гитлера, Сталина, Калигулу, Герострата, но людей, которые жили счастливо и в гармонии с собой мы не знаем. И уж точно, их не обсуждают на вечерних ток-шоу, о них не пишут книги, их портреты не висят в Лувре. А ведь таких людей, добрых, смелых, счастливых, тех, кто действительно смог бы оставить после себя «рецепт счастья», их больше. Нет, и о них знают, и их ценят. Но они оказались так мудры, что не оставили после себя великой и вечной истины, которую наверняка знали, они оставили эту честь Ему, а сами только протоптали свои дорожки, оставили намёки. Оставили тысячи страниц, только ради того, что бы у читателя появилась своя мысль, может, и не относящаяся к сути повествования, но приближающая его самого к истине. Они оставили Мону Лизу, Тайную Вечере, Создание Адама, Искушение святого Антония, Боярыню Морозову, Девятый Вал, чтобы человек схватил ртом воздух в изумление и на секунду почувствовал эту самую истину где-то рядом. Они сочинили Лунную сонату, В пещере горного короля, Сороковую симфонию, Реквием, Болеро, Полет Валькирий, Так говорил Заратустра, Каприз №24, чтобы человек закрыл глаза и почувствовал как всё в горле сжалось и слёзы подступили, чтобы он, закрыв глаза, увидел то, что представлял сотни лет назад композитор и почувствовал, что это так же реально, как и он сам, а может и более. Все они оставили после себя свой взгляд на нас и ощущение, что всё это не зря. Всё это прекрасно. Может в этом истина, а может, это только намёк… - Мне нужно идти, - Гарри жмёт руку, - Завтра мы увидимся. - Обязательно. Мне так хочется, чтобы Мари Тебя увидела.

109

- Хорошо. Мне бы тоже хотелось побыть с Вами, - он смотрит куда-то мимо меня вдаль. Он уходит, а я никак не могу понять, куда он смотрел, что он там нашёл, может, что-то своё. Я вижу дома, улицы, людей, идущих по своим делам. Мне кажется, я не понимаю, но тут я ловлю себя на том, что мне тоже просто приятно смотреть в ту сторону. Там мягкий тёплый свет ютиться на стенах домов, ударяется об окна, течёт медленно по асфальтовым дорожкам. Где-то в той же стороне мне на встречу идёт Мари. Я чувствую, что она где-то рядом. Она. В психологии есть такой тест. Тебе задают вопрос: хотел бы Ты иметь 50 миллиардов долларов, и если Ты отвечаешь «да», вопрос следующий – а почему у Тебя их нет? Ответ один: многое в жизни человека устроено на принципе бесконечного приближения. Ответь на вопрос, зачем жить. Ты всегда будто отвечаешь на него, но всегда понимаешь, что есть что-то ещё. Заветная мечта – Ты всегда проговариваешь её про себя, но она никак не приближается. А что если взять и ответить на вопрос, осуществить мечту? Пусть даже слегка упрощённо, пусть простыми словами, и находясь не в самом конце пути. Тогда наступит пустота, и Ты поймёшь, что чегото не учёл. Мы сами создаём обречённость в нашей жизни, мы хотим того, чтобы знать чего хотим. Мы думаем, что обречены на вечные блуждания, но мы обречены на счастье, на жизнь… Всё остальное мы будем понимать уже не здесь, уже не словами, уже не нашим мозгом, а может, тогда уже и не захочется что-то понимать. Разве когда Мы решаем самую сложную формулу по физике, мы начинаем сомневаться в истинности того, что написанная цифра обозначает то, что обозначает. Мы уже сделали выбор – жить, так отчего сомнения? - Привет. - Здравствуй, Мари.

XV – 7 дней

110

Нам проще смотреть «Индиана Джонс: Святой Грааль», и удивляться моменту, в котором Харисон Форд прыгает по квадратикам с буквами или шагает на невидимый мост, чем понять эту метафору и осознать, что осуществление возможностей в реальность позволяет нам идти дальше. Каждый наш поступок похож на шаг в бездну, но каждый раз нас спасает невидимый мост. Все наши мечты и желания открывают нам глаза на наш дальнейший путь. Все люди на нашем пути корректируют нас, наши мысли. Так тяжело принять, что на будущее ничего не придумаешь, но это

так. Ты всегда видишь вокруг себя только ближайшие возможности, и только достигнув их, можешь подумать о следующем шаге. Нам тяжело рассмотреть, куда же мы движемся по большому счёту. Тогда выходит, что мир – это движение. Жизнь – это постоянное понимание одной и той же вещи с разной глубиной. Ведь все мы счастливы только, когда побеждаем, когда делаем открытие, когда поднимаемся на отвесный пик, когда прыгаем выше, чем все остальные. Мы хотим чувствовать, что мы можем быть личностями. Мы всё время берём себя на слабо и достаём ещё больше индивидуальных черт из своей сущности. Мы хотим отличаться, мы хотим побеждать собственные вопросы ответами. Мы так боимся слов «такой же, как и все». Но возможно ли это? Может, единственное, что нас объединяет больше всего – это стремление к отличию, может, об этом не стоит и думать. Все мы разделены по расам, это счастье, кто-то китаец, кто-то афро-американец, кто-то европеец. Мы все разделены по территории: Брюссель, Антананариву, Сиэтл, Ростов-на-Дону, Бирма. Все мы разделены расстояниями, языками, температурой, временем. Ведь мы привыкли слышать фразы «каждую секунду столько-то человек рождается, умирает, идёт за покупками…». Но в действительности, вполне возможно, что именно в это момент никто не родился и не умер и за покупками решил пойти лишь один человек на всей планете Земля. Возможно ли это? Возможно, что каждый следующий момент, опирается на предыдущий, но никогда не повторяет его или ещё какой-либо. Ведь возможно, что за всю историю человека на планете не было одинаковых отпечатков пальцев, кроме случаев близнецов. Только представьте, палец – 6 квадратных сантиметра, всего-то несколько десятков изогнутых линий и огромное число людей сейчас или когда-либо населяющих Землю. Все мы разные, и больше того, разные в каждой отдельной секунде. Ведь тот же дождь одинаково бросал свои капли на людей и сейчас и тысячу лет назад. И на солдата сидящего в окопе во вторую Мировую войну, и на ребёнка, бегущего к матери в XVII веке во Франции, и на индейца, который лежал убитый выстрелом в голову рейнджером, и на всех остальных. Но ведь сам факт того, как что-то происходит, решаем мы сами, каждый из нас. И дождь падал для каждого поразному, а для кого-то он вообще не падал. Это не мир разный, это мы смотрим на него каждую секунду по-другому. Смотрим и понимаем: мы не устаём от того, что и так знаем. Почему мы смотрим на людей, которые нам дороги, и поражаемся им? Мари… - Мари…, - я говорю это, любуюсь её нежными руками. - Что? – она не останавливает полёта собственных пальцев. - Пойдём, прогуляемся немного. Опоздаешь чуть-чуть на работу, - я хочу поговорить с ней. - Ты совсем потерялся уже. Тебе нужно найти, какое-нибудь занятие. Отчего Ты бросил свою работу? – она улыбается.

111

- А что такое? – я удивляюсь её вопросам. - Сегодня воскресенье, - смеётся она, - Я люблю свою работу и отдаю ей много всего, но не настолько, чтобы в воскресенье пойти на работу, да ещё и в 10 часов утра. Мы вместе улыбаемся этому, и понимаем, что проведём вместе весь день. На ум приходит лишь одно слово - «награда». Странно, что мы легко рассуждаем о великих понятиях, о сложных вопросах, о эфемерности бытия, но на простые вещи мы не умеем реагировать. Ведь каждый из нас представляет, что такое любовь, мораль, дружба. Хотя бы только для себя. Каждый из нас об этом думал. Мы строим теории по этому вопросу, но ведь есть вещи гораздо проще, гораздо ближе, и мы о них ничего не хотим знать. Мы придумываем себе мир, строим его, но у нас мало строй материалов и выходит тюрьма с голыми стенами и сломанным замком на дверях. Как называется, например, угол между двумя стенами и потолком, как назвать одним словом плачущего человека, как называется то я, которое участвует в снах, ведь мы видим его со стороны, значит, это не мы сами, а кто-то ещё, как называется женский ответ «нет», когда она думает «да», как называется чувство, когда любишь всех и каждого в отдельности, но кого-то ещё больше? Мы так странно существуем, стремясь к познанию, но ограничивая себя в этом. Мы знаем всё о движении ионов в сверхпроводимых материалах, но не знаем, почему язык сам выбирает себе дорогу для развития, мы знаем всё о влиянии одной физической системы на другую, но не можем объяснить, отчего облака приобретают такую причудливую форму. Это так странно… - Это так странно, когда Ты не представляешь, какой сегодня день. Мы идём с Мари по утренним нежным улицам. Она рассказывает мне о своём проекте нового типа благотворительного фонда, о котором мы говорили вчера. Она говорит, что было бы здорово, если бы люди, которые не могут чем-то обладать, например страховкой, просто имели возможность её заработать. Что-то вроде благотворительности для себя или своих близких. Мы вместе думаем, как это можно устроить. Воскресенье всегда такой быстрый день. Ты только успеваешь почувствовать что-то особое в воздухе. Какую-то более спокойную пульсацию людей на тротуарах, более спокойный поток авто по улицам, как всё это исчезает, сначала потемнев, а потом устав от собственной лени и растворившись во времени.

112

- Привет, друзья. Перед нами стоит Гарри. У него солнечный вид, хотя небо, кажется, сейчас расплачется. Он протягивает руку Мари. Она даёт свою руку и украдкой смотрит на меня. - Я знаю, что при первой встречи нельзя подавать руку девушке, говорит Гарри, - но мне и правда очень приятно с Вами познакомиться. Вы его так изменили, - он указывает взглядом на меня.

- Гарри, подожди хотя бы немного, - я смеюсь, - я ещё не представил Вас друг другу. Мари, это Гарри – мой самый удивительный знакомый. Гарри, это Мари – девушка, с которой…, - я не успеваю закончить. - С которой и мне очень хотелось встретиться. Просто всегда хочется узнать, как же у людей иногда получается изменить то, что казалось неизменным в человеке. Вы каким-то чудом научили этого человека полюбить себя хоть немного, хоть самую малость, - Гарри делает шаг вперёд, мы следуем за ним. Мы проходим по улицам, задевая своими длинными тенями здания. Слова тянуться в воздухе, нежно текут куда-то, где их сохранят с особой бережностью и вниманием. Они будут храниться там, не понятно зачем, может, просто для того, чтобы иногда согревать сердце. - Гарри, расскажите, давно Вы знакомы? – Мари кажется воздушной, она просто увидела, как я искренне улыбаюсь Гарри. - На самом деле это более сложный вопрос, чем кажется. Смотря, что считать за основу. Мы провели друг с другом не много времени, но многое пережили. Я улыбаюсь сам себе. Как же он прав в своей простоте. « Жизнь такая лёгкая штука, что иногда страшно улететь». Мы целый день провели втроём. Гарри рассказал о том, чем он занимается. Он оказался фотографом. « Странное ощущение, когда Твой ангел-хранитель имеет вполне земную профессию, зарабатывает деньги и может с упоение рассказывать о своём деле часами». … - Что я фотографирую? – уточняет Гарри. - Ну да. Что конкретно? Портреты, пейзажи, натюрморты? – Мари интересно всё это. - На самом деле, я фотографирую всё. Может, я редко использую фотоаппарат, но он помогает изучить. Он помогает отстраниться от объекта, помогает подумать о нём. Перед Тобой всегда есть рамка видоискателя, и Ты создаёшь весь мир, будто за рамкой ничего нет. Нет объяснений, нет слов, нет даже Тебя – того, кто нажал на кнопочку. Есть только то, что получилось в итоге. И вот иногда перебирая карточки, Ты вдруг натыкаешься на то, что Тебя изумляет. Но это изумление выражается не в словах или вдохах. Это изумление выражается в этой картинке. Она настоящая. Она дышит. Это может быть лицо, утренняя улица или вечернее море. Не знаю, ведь всё настоящее. Я слышал где-то, что всё в мире идеально, нужно только найти верный ракурс. Может, если подумать глубже – это и есть любовь. Любовь – это когда Ты нашёл тот самый ракурс. Из открытых дверей кафе звучит Coldplay - Fix You. - Зайдём? – говорим мы все втроём. Мы улыбаемся… Может, и Бог выполняет роль фотографа в этом мире. Он собирает крупицы нашей жизни, что бы потом, когда-то в самом конце, мы

113

улыбнулись, увидев толстенный фотоальбом собственной жизни, и сказали: - Спасибо Вам, мне так хорошо с Вами, - я говорю это толи от того, что чувства переполняют, а может, я понимаю, что говорить хорошие вещи нужно как можно чаще, ведь в этом и смысл, это такая радость. Гарри смотрит куда-то глубоко в мои глаза. На его лице ничего не выражается, но где-то в глубине меня я нахожу его счастье. Мари прикасается к моей руке. Она держит её, словно говоря «и мне». «И мне»… Капельки дождя, застывшие на стекле кафе словно маленькие линзы. Маленькие миры, в которых всё наоборот. Пар от глинтвейна, словно вино умеет дышать. Уголки губ Мари, которые иногда скрывают внутреннюю улыбку. Взгляд Гарри, словно он смотрит свой любимый фильм. Человек в мокром пиджаке, который входит в кафе и оглядывает всех посетителей, будто его кто-то ждёт, хотя его никто не ждёт. Ему просто нравиться на секунду пересечься взглядами с людьми и почувствовать близость к ним.

XVI – 6 дней « Счастье, когда есть Счастье». Мари незаметно дышит во сне. Кажется, в этой тишине скрывается так много всего. Ожидание того, как она откроет глаза. Чувство, будто Ты растворён в этой комнате, в её вдохах, будто Ты сахар рафинад и Тебя бросили в горячий кофе. Секунду Ты крепишься и держишься сам за себя. А потом мякнешь и рассыпаешься на мелкие части, которые тут же растворяются в кофе. Завтрак. Мягкая седая шерсть Брюса. Одно мгновение сидения на диване: смотришь на эту тишину, чувствуешь, как проснулся не в своё время, как должен сейчас лежать на этом диване и видеть сны. Мари под кремовым одеялом в своей светлой спальной. Окно – на улице утренняя сырость после дождя. Записка – «Доброе утро. Увидимся вечером в кафе на берегу. Буду там в 17:30. Счастье, когда есть Счастье. Ты».

114

Утро. На улицах редкие лужи, сонные лица, скрывающие зевоту. Там, в этом странном мире каждый день просыпаются люди, открывают глаза, чистят зубы, идут на работу, в это время просыпаются до конца, если повезёт, работают, общаются, возвращаются с работы, в это время просыпаются до конца, если не повезёт, проводят вечер, засыпают… Жизнь превращается в автопилот, который везёт Тебя к смерти. Но

так удивительно, что настоящее мучение приходит в те моменты, когда Ты перестаёшь жить однообразно. Перестаёшь чувствовать себя эту жизнь, это движение. В детстве мы не только уставали за день, но и успевали отдохнуть. День казался таким длинным. В нем было столько событий, столько людей, а теперь… Теперь дело одно, но оно какое-то огромное и нескончаемое. И люди все начинают делиться на две крайности: либо на людей праздных, которые в погоне за удовольствиями забывают себя в одном из тех гламурных клубов, либо на людей живущих в каком-то состоянии настоящего, которое не предполагает осознания, они становиться машинами по производству реакций на внешние раздражители. Настоящий максимализм отчего-то появляется в момент, когда начинается взрослая жизнь. Ты уже не можешь быть некомпетентным. Ты обманываешь себя собственными убеждениями. Ты обманываешь себя собственным опытом. «Всё ищут счастья для себя - находят грусть, Не могут прошлое нести. Да ну и пусть Оно раздавит, может быть, лицо слезой, А может, вырвется на волю, вот и пой. Воспоминанья о былом тяжёлый груз. Судьба и память пробуют на вкус. Но каждый волен на земле решать, Воспоминания нести или бросать». «Что такое мудрость? Умение оценить всё, что имеет цену и понять, что всё остальное бесценно». Девушка идёт на встречу. Её лицо в слезах, но она не прячет взгляд. Наоборот, она ищет людей глазами, смотрит на них. Ей очень тяжело, это видно, но она выстоит. Ей понятно уже всё, просто где-то в глубине души ей грустно. Справа продают фрукты. Я беру один сочный апельсин, догоняю её. Может, её бросил любимый человек, может, её уволили с работы, но не хочется её жалеть, хочется показать, что в этом мире, в её мире столько всего. Смотря на неё, становиться понятно, что человек лишается чего-то только, когда это ему просто не нужно. Может, это уже дало всё, что могло, или просто пришло время других вещей. Я обгоняю её, она встречает меня удивлённым взглядом. Я протягиваю ей апельсин. Она улыбается слегка грустно, всматривается в меня, улыбается сначала мне, потом апельсину. - На самом деле, я просто хотел Вам сказать: спасибо, - я знаю, за что говорю это, за то, что принесла мне хорошие мысли. - Спасибо и Вам. Я просто… Вам нужно на работу? – она прерывает сама себя. - Нет…, - я удивлён.

115

- Тогда проводите меня. В конце улица мой дом, - она показывает куда-то вперед. - Пойдём, - я шагаю с ней вместе, - отчего у Вас слёзы. - Сама не знаю, проснулась сегодня утром, отчего-то так захотела поговорить с отцом. Рассказать, что у меня твориться. Встала, гнала от себя эту мысль, а потом не знаю, почему сломя голову понеслась в его квартиру. Сама сейчас не знаю, зачем. Прибежала, открыла дверь своим ключом и увидела, опустевшую квартиру…, - она опускает глаза. - Он умер? - Да, два месяца назад. - А мама…? - С ней всё хорошо, слава Богу. Но у неё другая семья, они с отцом развелись, когда мне было 20. С тех пор он жил один. Знаете, когда я стояла на пороге его квартира, и глаза наливались слезами, и надежда превратилась в какую-то жалкую попытку выдохнуть, мне вдруг стало так тепло, так спокойно и только ком стоял в горле. Мне так хотелось с ним поделиться, рассказать ему обо всём. И я сказала «Папа, у меня всё хорошо. Я Тебя люблю». Я закрыла дверь, и слёзы просто хлынули из глаз. Но уже по-другому, - она повернулась ко мне, словно обрадовалась, что смога выразить свои чувства. - Легче? – спросил я. - Да, легче, - улыбнулась она. Мы дошли до её дома, она посмотрела на него. Подумала о чём-то, а потом сказала: - Давайте немного прогуляемся, - предложила она. - Конечно, с удовольствием, - я обрадовался, что смогу занять своё время не собой. - Я только на секунду забегу домой. Возьму вещи, - она стала подниматься к парадной двери, потом обернулась ко мне и добавила, - Меня зовут Эйприл. Я улыбнулся ей в ответ. Через 2 минуты она вышла в другой одежде, с сухими глазами, они были такие большие и наивные.

116

- Удивительно, как иногда одна вещь приводит нас к другой, - она поправляет волосы. - О чем Ты? – я пытаюсь понять. - Знаешь, я сегодня проснулась утром раньше, чем обычно. Это привело меня к мыслям об отце, потом в его квартиру, а из-за этого я встретила Тебя. Интересно, куда меня ведёшь Ты… Мы улыбаемся вместе этой мысли. Ведь это правда. Это правда в обоих направлениях - и она меня куда-то ведёт, к каким-то мыслям, людям, делам. «Поступки – это слова, понятные Богу». Мы идём с Эйприл по улицам, говоря о том, что нас ждёт впереди. Что всё не зря, что любая вещь имеет свой смысл. - По этой логике, - говорю я, - получается, что и плохие вещи нужны в жизни. Ведь плохое иногда может научить тому, чему не может

научить всё остальное. - Знаешь, на самом деле, люди очень часто взрослеют и умнеют из-за плохих вещей, а на хорошие никак не реагируют, но это их выбор. Хотя в негативе больше сил, чем в позитиве. И можно использовать зло, чтобы дать добро. - Но ведь когда-нибудь всё взорвётся внутри… - Нужно вовремя чистить фильтр, - она облизывает губы, чтобы продолжить, - Просто чаще всего плохое заставляет нас жалеть себя, а вот это уж на самом деле ужасно. Плохое – это просто часть. Пусть будет всё. Люди ведь никогда не ценят воздуха, которым дышат, пока его не становиться уж слишком мало или не приходится за него платить. Так же и с добром. Его никто не замечает, а ведь это не просто так, это не часть реальности и мира, добро - это всегда плюс к неопределённому миру, это сверх. - Всё ведёт нас к цели…, - я смотрю на её реакцию. - Да, что-то в этом роде. Только вот цели нет. Цель – это сама жизнь, Ты уже её достиг. Всё в мире ведёт нас, ведь мы, как слепые котята, не знаем, куда нам идти, мы не знаем, как делать простые вещи, мы не знаем, как жить. Так что жизнь сама берёт нас в оборот. Чудеса просто помогают нам оставаться здесь, пока нам это нужно. - А умираем мы почему? Она искренне смеётся: - Потому, что места нужны вакантные. В экономике есть такое понятие «создание искусственного дефицита». На жизнь тоже есть спрос…, она улыбается мне. Мы прошли несколько кварталов. Выглянуло солнце, лужи стали высыхать. Всё вокруг снова менялось, и за этим нельзя было поспеть, это нельзя бы осознать. Люди слушают прогнозы погоды, но говорит ли им в действительности что-то такие фразы как «Завтра на восточном побережье ожидается дождливая погода с температурой воздуха…». Никто же не представлял, что этот дождь будет такой. Вообще в этом мире приходится очень часто говорить слово «так», «такой». «Современные люди теряют глубину восприятия. Их сознание становиться клиповым? Как Вы думаете, это хорошо или плохо» - Это так. «Весь мир всю свою историю боялся лишь одного, единовременного жестокого кровавого конца, мировой войны. А теперь война становиться маленьким, местным явлением, но эти очаги находятся повсюду. Что же это за жизнь стала?» - Такая. Она такая. Когда у писателей реалистов спрашивали об их творчестве и просили уточнить мысли, высказанные ими в произведениях. Они часто просто пересказывали свой текст, а в конце добавляли «это не хорошо и не плохо, это так». А ведь жизнь оказалось невозможно понять или осознать. Её можно только пересказать другому и улыбнуться. «Надо же, а ведь было так

117

здорово!» Мы дошли до здания, в котором работала Эйприл. Остановились около него и немного просто постояли в его тени, остужая себя. - Спасибо Тебе. Мне было хорошо. Иногда так хочется, чтобы кто-то побыл рядом… Хотя в эти моменты и появляются те самые люди. Повсюду чудеса, - она сказала эти последние слова уже оборачиваясь назад. - Да. И их приносят нам люди, - крикнул я ей вслед. - А мы приносим чудеса им, - обернулась она. Чудеса. Как хочется думать, что чудеса всегда появятся в нужный момент. В Библии написано: «По вере Вашей да будет Вам»3 . И на это можно сказать лишь одно. Это так. Проходил весь день по улицам, купил себе плеер и слушал музыку, потом подарил его какому-то парню, у которого случилось что-то с велосипедом. Промолчал день. Пообедал на улице, о которой никогда не слышал, в кафе, котором никогда не был. А люди всё же везде одни. Они так же улыбаются, когда Ты к ним относишься с уважением. Также пью свой кофе и едят салаты и блинчиками. Они так же, как и остальные приходят сюда каждый день и это становиться привычкой. Вообще всё становиться привычкой. Сигарета, еда, закрывание глаз в вагоне метро, телефонные звонки по делам, странные вопросы, сами люди становятся привычками. И если Ты однажды решишься прожить весь свой день не на автопилоте то кроме радости, придётся считаться с грустью. Кроме того, что в вагоне на против Тебя иногда разворачиваются события подинамичнее, чем в самом крутом боевике или мелодраме, но окажется, что Ты, например, каждый день общаешься с людьми, а знаешь о них только имя, да и это не всегда. Так страшно понимать, что много времени прожитой жизни ровны маленькому времени, потраченному с пользой.

118

Мимо проезжает пожарная машина. Из пространства домов гдето впереди валит чёрный густой дым. Он выглядит зловеще в этой свежести сегодняшнего влажного дня. Через три минуты я вижу здание из разбитых окон второго этажа которого валит дым. Я смотрю на то, как пожарные присоединяют шланги к гидранту, но чувствую, как ощущение уводит меня куда-то в другое место. Я начинаю смотреть по сторонам. Вижу людей, остановившихся на тротуарах, чёрный дым, проносящийся по голубому небу, вижу пожарного, который говорит с людьми, видимо, жителями этого дома, вижу как толстые струи воды тяжело вздымаются вверх и врезаются в стены здания. Но потом я всё же понимаю, что меня так смущает. Люди вокруг продолжают свои дела: кто-то говорит по телефону, в магазине напротив продают хлеб и укладывают его в бумажный пакет, кто-то смеётся со своим знакомым, держа руки скрещенными на груди. Может быть, все они 3 - Мф 9:28

знают, что в здании никого нет, и просто не волнуются. Меня пугает эта мысль, я подхожу к одному пожарному и спрашиваю, нет ли в здании людей. Он отвечает: - Сейчас внутри здания работает группа спасателей. Мы это проверяем. Вы знаете кого-то из этого дома? – он очень высокий и ему нужно немного наклонять голову вбок, чтобы наши глаза были на одном уровне. - Нет, я не знаю никого. Просто хотел спросить, - я сам не понимаю, что я хотел. - Не волнуйтесь, мы всё сделаем, - он чувствует моё волнение. Через минуту появляются несколько спасателей. Они мотают головой, они никого не нашли. Из шлангов начинает биться пена. Люди собираются вокруг всё больше. Это пугает, я ухожу от этого чёрного дыма как можно дальше. Как можно ближе к воде, где мало людей. Так кто же больше виновен: человек, который смотрит на пожар и смеётся, говоря по телефону с другом, или я, человек, который, находясь там, рассуждает и смотрит на проходящих людей, да ещё и оценивает их. Помню, как увидел впервые в новостях, а может, и не впервые, но тогда я впервые об этом подумал. Я увидел съёмку убийства невиновного человека какими-то повстанцами. Да это было ужасно, но ужаснее всего было то, что это кто-то снимал, находя самый удачный ракурс. 17:24. Мари напротив меня за столиком в кафе на побережье. Ещё один день, который подходит к концу. Глаза Мари устали. Она утонула в делах, она томно улыбается. Откуда-то издалека течёт мягкая музыка. Мы с Мари идём на звук. Мы видим музыкантов. Но это больше похоже на оркестр. На тротуаре стоит фоно, позади ритмовый барабан с двумя тарелками, около фоно стоит человек с саксофоном и ещё один с гитарой. Позади них ещё один человек с тамбурином. Повсюду вокруг них стоят и сидят множество людей. Все вокруг улыбаются и смотрят на музыкантов восхищёнными взглядами. Мари тянет меня за рукав, чтобы подойти ближе. Она тоже улыбается. Музыканты переглядываются. Барабанщик улыбается и достаёт откудато кисточки, он начинает водить ими по поверхности барабана. Звук такой приятный. Гитарист подходит к пианисту, шепчет ему что-то на ухо, тот соглашается. Они начинают играть музыку, после первого аккорда все вокруг начинают аплодировать. Мари поворачивается ко мне с вопрошающим видом. - Это Beatles – «Yesterday», - я обнимаю её от счастья, которое заполнило всё вокруг. Мужчина с гитарой произносит только первое слово песни, потом все вокруг начинают петь вместе. Толпа начинает немного покачиваться влево-вправо. Похоже на волны, которые облизывают берег и отступают от него. Лица вокруг сияют. Саксофонист играет соло, все замирают. Его глаза закрыты, и он похож на кота, который нежится

119

в лучах летнего солнца. Его щёки надуваются, и это видимое усилие превращается в мелодию. Она растекается во все сердца, находящиеся здесь. Мари поворачивается ко мне и спрашивает: - А Ты когда-нибудь хотел играть? - Я?! Мне нравиться слушать. Знаешь, иногда это просто поражает: то, как они играют, как беганье пальцев по грифу превращается в нежную музыку. И кажется, что это появляется из ничего. - Давай сходим в выходной послушаем где-нибудь музыку, - она спрашивает. - Давай, просто пока не будем уходить отсюда, - я смотрю в её прекрасные и нежные глаза. Песня заканчивается, и все вокруг кричат «браво», всем весело и хорошо. Люди садятся прямо на асфальт, улыбаются друг другу и объясняют свои взгляды на происходящее. А ведь эти люди так похожи на тех, кто стоял возле горящего дома. У них такие же заинтересованные взгляды, но здесь другой повод. Эйприл была права, мы не умеем делать простых вещей. Мы не умеем сострадать и не превращать это в унизительную жалость, мы не умеем радоваться, не превращая это в зависть. Мы не умеем так много. Но ведь люди не умеют играть с рождения на пианино, но они учатся. Учатся быть счастливыми, учатся делиться с другими, учатся понимать, что иногда звёзды падают на небосклоне не для них. Иногда Ты просто часть. Часть чего-то прекрасного. Но может, если бы не было хоть одного человека в этом мире, то не было бы ничего.

XVII – 5 дней Metallica - «Mama Said».

120

В детстве, когда мне было лет 16, я поругался со своими родителями, уже не помню из-за чего. Я помню, что тогда мне это казалось очень серьёзным. Я ушёл из дома и проходил всю ночь по улицам города, утром я пришёл домой собрал какие-то вещи и решил навсегда уйти. Меня остановил отец, сказав, что самое сложное в жизни, это оставлять что-то незавершённым. Он сказал, что эта вещь будет висеть над Тобой всю оставшуюся жизнь, это всё равно, что спать под висящим якорем. Он сказал, что я могу решать сам, как мне быть и хочет сказать лишь одно, он не считает, что кто-то прав или виноват больше или меньше, но потерять сына он не готов. Потом он ушёл на работу, а я снова отправился на улицу. Я не помню, что было дальше, помню только скамейки, на которых сидел и думал о чём-то, но через два дня я вернулся. Все улыбались, а отец потом сказал мне спасибо. Я никогда не задумывался отчего, когда я вернулся домой, в прихожей

стояли два стула, а родители были такие бледные, но улыбались. И вот только сейчас я понял: они сидели два дня в прихожей и ждали меня. Они не спали и просто ждали. Они дали мне возможность принять собственное решение, заплатив за это такую цену. Ведь у нас всех есть право на ошибку, есть право выбирать, есть право подумать. И иногда именно мы решаем нашу жизнь. У каждого есть право на ещё одну попытку. Эдвард Григ перед смертью сказал: «Ну что ж, если это неизбежно…». Он тоже выбирал…, даже смерть. Может, смерть – это инстинкт? Как инстинкт самосохранения. Может быть, самое трудное в жизни – это найти ту грань, когда уже не нужно говорить, не нужно рассуждать, нужно просто начать, сделать один шаг, вывести своё тело из состояния равновесия и… двинуться. Ведь мир всегда одинаковый, в нём невозможно убавить или прибавить чего-то во вселенском масштабе по собственному желанию, но можно увидеть этот мир со своей стороны. Увидеть его прекрасным. Страшно. Всю жизнь думал о чём-то, решался. Всю жизнь представлял в голове что-то и вот теперь, когда нечего терять и можно взять всё, что угодно, не знаю: хотел ли я вообще чего-то. Хотел ли жить вообще? Хотел ли чего-то, была ли у меня мечта, которая грела сердце? Ведь осталась теперь только она. Надеюсь, она есть. До мечты не доходят, с ней встречаются на полпути. Полпути. В ту секунду, когда впереди ещё столько же сколько позади. Когда поздно возвращаться и сомнение шепчет на ухо, что всё бессмысленно. В секунду, когда этот мир перевешивает чаши весов всего на чуть-чуть в сторону счастья, добра, радости. Ведь бывает и такое. Ведь бывает рост без страха высоты, бывает движение вперёд без страха скорости, бывает улыбки без заискивания, бывает, что этот мир удивляет Тебя своей наивностью. И Ты понимаешь, мир – это ребёнок, его нельзя обидеть, ведь он будет думать, что это нормально и обидит Тебя. К нему нельзя подойти с корыстью, он не дурак, он ребёнок, и это не одно и тоже. Бывает, что проснулся утром и мир улыбается. И Ты думаешь, что день прекрасно пройдёт. Потом Ты просыпаешься ещё раз в такой радости. И наконец, на третий день возникает вопрос, не сошёл ли Ты с ума. Но оказывается всё проще, если любишь Ты – любят Тебя. Только если любишь Ты – смогут попробовать любить Тебя. Каково это найти грань, когда Ты чувствуешь и принимаешь любовь других к себе, и это не называется эгоизмов. Когда Ты чего-то стоишь. Когда Ты живешь. Когда Ты виден в сумраке мира, когда свет от Тебя, утопая в темноте прошлого и будущего, все же оставляет вокруг Тебя круг света. Круг, в котором Ты стоишь по середине и думаешь, что никого нет, но в действительности, на Твой свет идут многие, как на маяк, который указывает землю. - Мари…, радость моя, - я сказал это, сидя на кровати в ногах Мари. - М-м-м, - Мари улыбается и потягивается, - Что-то случилось?

121

Сколько времени? - Время – 9:10. Просто хотел сказать, что Ты очень красивая. - Что? – Мари удивлённо смотрит на меня, - Спасибо большое, - она всматривается в мои глаза, - Это такие мысли приходят к Тебе в 9 утра? - Почему нет? – я понимаю, что сказал это, даже не подумав, но я рад этому. Мари идёт умываться, а я лежу поперёк её кровати и смотрю в потолок. Это ведь её потолок и только она по вечерам, когда не может уснуть, смотрит на него и улыбается чему-то своему. - Мари, - кричу я, подходя к ванной. - Что? – отвечает она. - Послушай, а почему отец купил Тебе эту квартиру? - Не знаю, может, потому что когда я переезжала в Нью-Йорк, я не была готова задуматься о жилье. Все мои мысли тогда были заняты будущей работой. Я училась в колледже с парнем, который теперь стал моим боссом. Он-то меня и пригласил. Я была безумно счастлива возможности уехать от отца. Нет, - смеётся она, - он отличный папа, но он слишком уж заботливый, а когда Тебе 25, уже самому хочется делать что-то стоящее. - И последней его заботой стала квартира? – уточняю я. - Да. Хотя нет, он постоянно хочет мне навязать деньги. Он боится, что при моей работе невозможно ничего заработать. - Он прав? – спрашиваю я. - Нет. Мне очень хорошо. Я всё равно не люблю, например, водить машину. Не люблю дорогие рестораны. Мне нравится делать то, что приходит в голову, и на это мне хватает. - Может, Ты мало хочешь? - Иногда…, - она задумывается, - Знаешь, я никогда не торопилась жить. Не знаю, проблема ли это. Мне так нравиться. Мне нравится гулять по улицам. Вот сейчас только захотелось пойти и купить велосипед, - она смеётся. Я проводил Мари до работы. Она сказала, что сегодня освободиться в обед. - Тогда я зайду за Тобой в два? – спросил я. - Хорошо. Может, сходим куда-нибудь? - Может, в дорогой ресторан, - мы вместе смеёмся, - Нет, если серьёзно, пойдём покупать велики. - Тогда до двух, - Мари прикоснулась губами к моей щеке так, что её приятный аромат заполнил всё вокруг. - Пока.

122

Как хлипок мир. Кто вообще сказал, что мы, человечество, идём по верному пути. И есть ли он вообще этот верный путь. Странно, эволюция сама определяет, куда ей двигаться, она сама решает,

что такое хорошо, а что такое плохо. И может, человек – это всегото ступенька к чему-то прекрасному. Язык, общественная мораль, формирование ландшафтов, всё это происходит само по себе, будто в отрыве от человека. Ньютоновскую физику сейчас считают недостаточной для объяснения физического мира, а когда-то это было настоящим прорывом. Так что же получается: для того чтобы достичь истины, нужно обманывать себя. Нужно говорить, что истина – это настоящее, хотя это заведомо ложь. А может, мы обманываем сами себя новыми открытиями. Может, нам просто нечем заняться, и мы открываем теории относительности, законы аэродинамики и правила соотнесения иррациональных чисел. Что такое прогресс, как не процесс до безумия упрощённый и глупый. Идём толпой слепых в темноте с завязанными глазами, и спрашиваем друг друга, кто, что видит. Остаётся только смеяться и понимать. Человечество – это самое удачливое и везучее существо во Вселенной. Невезучих людей не бывает. Они всё мертвы. А все эти люди, которые проходят мимо. Они самые счастливые на свете. Им… Нам повезло, что мы здесь, на этой стороне монеты. И пусть мы никогда не узнаем, как выглядит другая сторона, не посмотрим на монету с двух сторон одновременно, но мы здесь. Будем и там. Город утонул в своих заботах. Люди пульсируют по венам дорог. Ударяются, бегут. И у каждого есть своя история. А общая история, история эпох – это лишь попытка взглянуть на этот мир в развитии. Увидеть его настоящим, меняющимся. Увидеть его чуть сверху. Да этот мир делают люди, но, как и в хоре мелодия не принадлежит одному человеку – она ничья, она общая, также и развитие мира ничьё и общее. Этот мир катится куда-то под грудой сил великих и не очень людей, разворачивается и поворачивает. Он ничей и он принадлежит всем. Но никто, никогда не сможет его направить к своей цели. Мы просто никогда не сможем понять, какое место в этом мире занимаем мы сами. Умбиликус – пупок. На лавочке сидит человек и чему-то улыбается. Может, именно он ближе всего к истине, может, именно он сможет сказать лишь одно слово, и его услышат все, услышит каждый. Может, этот человек, наконец, увидит истину, вокруг которой мы все так давно блуждаем. Он увидит её, но, что самое прекрасное, он сможет её нам назвать. А мы лишь откроем свои рты и удивимся, как же мы, подумав обо всем самом далёком и несбыточном, не смогли увидеть эту мысль, эту истину. Этот человек поворачивается ко мне, смотрит на меня, на то, как шепчу сам себе под нос что-то. Он всматривается в меня. Потом широко улыбается и смеётся, закрыв лицо руками. Что он увидел в моём лице, может, безумную глупость или радость? Откуда мне знать… Человек широко открывает глаза, они мокрые от смеха. Он улыбается

123

124

и махает мне рукой, чтобы я подошёл. Может, сейчас я узнаю самое главное в своей жизни, может, этот человек сейчас скажет мне: «Не бойся ничего, не думай ни о чём. Живи». И я поверю ему. Ведь только это мы не делаем. Мы столько всего придумали: законы, течения, учения, концепции…, но зачем всё это, если мы не можем жить по этим знаниям. Мы ведь просто ни во что не верим. Я сажусь на лавочку рядом с этим человеком. Он смотрит на меня, я это чувствую, он ждёт моих глаз, он ждёт, пока я посмотрю на него. Я поднимаю взгляд, он протягивает руку. Мне вдруг становиться легко, из головы куда-то деваются все мысли. Я вижу этого человека. Он живой, он рядом, он держит свою большую тяжёлую руку на весу в ожидании моей. Мы жмем друг другу руки. Он достаёт блокнот и карандаш, я вижу, как он пишет: «М-е-н-я з-ов-у-т Н-и-л». Он протягивает мне блокнот. Я смотрю на него, на его живое лицо, на его улыбку. И лёгкость вдруг замирает внутри и будто ждёт, ждёт меня самого. Ждёт, пока я что-то скажу. Только он не хочет ждать. Он берёт обратно блокнот и пишет в нём. Я больше не слежу за кончиком его карандаша. Он даёт мне блокнот: «Не пугайся, я глухой, но Ты можешь говорить – я читаю по губам». Внутри вдруг растекается тепло, я понимаю… - Ты прочитал по моим губам то, что я шептал, когда шёл там? Нил мотает головой и пишет в блокноте: - «Я не хотел, это просто машинально», - Нил улыбается и ждёт движения моих губ. - Ну и что же Ты… прочёл по моим губам? – лёгкость растекается по моему телу. - «Можешь говорить слово ‘услышал’. Я услышал, как Ты говорил: ‘Он ближе всего к истине, может, он сможет сказать одно слово, и его услышат все’». - Да, - ирония судьбы, что я сказал это именно в его адрес, - Я просто думал, что людям нужно больше доверять другим, и тогда слова, хорошие слова давали бы нам смысл жизни. Нил смеётся: - «Знаешь, я смогу сказать слова, но сам их не услышу». - Нил, а что Ты чувствуешь? - «Я чувствую, что слышу глазами», - он снова смеётся от всей души. - Это у Тебя с рождения? – я спрашиваю это, а сам слежу за его взглядом, который устремлён в мои глаза. Нил мотает головой в знак согласия. - Как же Ты читаешь по губам, если смотришь в глаза? – я улыбаюсь. - «Иногда в глазах уже всё написано, не нужно разбирать слова». Нил постоянно улыбается. Его лицо какое-то живое, глаза чего-то ищут вокруг, цепляются за проходящих людей, но тут же замирают, если встречаются с моим взглядом. - Тебе тяжело? - «Только когда пускаю газы в толпе», - он снова улыбается. Я смеюсь, смотря на его весёлые черты лица. Он снова пишет что-то

в блокноте: - «Сейчас Ты хочешь спросить, почему я такой весельчак?» Я киваю головой и понимаю, что у Нила мир ощущений богаче, чем мой. - «Я весёлый, потому что нельзя иначе. Здесь всё не в серьёз». Нил смотрит куда-то в сторону идущих людей и улыбается чему-то: - «Видишь мужчину с ребёнком?» - Да, - отвечаю я. - «Ребёнок сказал сейчас: ‘Земля – это крыша для кротов и червёв’». Где-то играет Cardigans - «Erase-Rewind». Звук разлетается по всему берегу. - А как же музыка? – меня пугают мои вопросы. Но Нил рад всем моим словам. - «Знаешь, я даже не представляю, что такое звук. Я не понимаю этого. Хотя иногда я прихожу в музыкальный магазин и слушаю удары динамиков. Мне нравиться». - То есть Ты даже не понимаешь, что это такое? - «Люди придумали прекрасные вещи, но вот описать их невозможно. Ты сможешь сказать, что такое музыка?» Нет. - Нет, - мне становиться тошно от мысли, что он прав: люди даже не знают, что они творят. - «Ничего. Я, наверное, чувствую тоже, когда смотрю. Я вижу цвета, которые перетекают дуг в друга». - Гармония? – спрашиваю я. Нил кивает. - Музыка это тоже гармония. Значит, Ты и правда слышишь глазами, - мы оба улыбаемся. Нил откидывает голову назад, глубоко вздыхает и протяжно произносит звук «А». - «Я чувствую только лёгкую вибрацию в гортани», - Нил ждёт чего-то от меня. - А я только Твой громкий голосище. Мы просидели с Нилом на берегу ещё несколько минут, потом он протянул мне листок блокнота со словами: «Мне нужно идти, нужно встретиться с женой и забрать детей от родителей». Читая это, я широко открываю глаза от счастья. И почему нужно всегда чего-то лишиться, что бы ценить то, что есть? Я поворачиваюсь к Нилу. У него показная гордость на лице, он улыбается и задирает подбородок, будто он так горд. Хотя он и правда горд собой. Я не спрашиваю у него, слышат ли его жена и дети. Но ведь он читает все вопросы по газам. Он кивает головой, и я понимаю, что это ответ. Мы жмём друг другу руки, Нил ещё что-то долго пишет в блокноте, потом вырывает страницу убирает блокнот и карандаш в карман. Он отдаёт мне листок и махает рукой, отходя от лавочки всё дальше и дальше. На листе написано: «Ты говорил, что Тебе нужно слово, которое все

125

услышат, тогда услышь его первым…». Дальше ничего не написано, я удивляюсь, поднимаю глаза от листа. В метрах двадцати стоит Нил. Он показывает какой-то знак рукой, прикасается пальцами правой руки к подбородку и резко отводит руку. Я не знаю, что значит этот знак, но я знаю, кто мне подскажет. Мари. Странно, когда Ты приходишь не к себе домой, у Тебя есть свой ключ. Ты один там, готовишь ужин, говоришь с собакой, и Тебя ничего не мучает. Может, дом это не всегда то, что принадлежит Тебе, может, иногда это место, где Тебе просто хорошо. Мы погуляли с Брюсом. Он рад, когда может ударяться своими боками о мои ноги, останавливаться и ждать пока его погладят. - Привет, Мари, - она входит домой с радостным видом. - Привет, - она обнимает меня и долго стоит в моих объятьях. - Ты устала? – спрашиваю я. - Нет, мне хорошо. - Я хотел у Тебя спросить, Ты же знаешь язык жестов? – я смотрю на неё с надеждой. - Да немного. В нашей конторе без этого нельзя. А что такое? – она начинает стягивать с себя верхнюю одежду и идёт в душ. - Что значит этот знак, - я показываю ей жест Нила. Мари улыбается и смотрит на меня с порога ванной: - Ты что, порадовал кого-то? – спрашивает она с улыбкой. - Ну, говори уже, - я в нетерпении. - Этот жест значит «спасибо».

XVIII – 4 дня

126

Мысли только о Ниле, о его словах про жену и детей. Жизнь целиком. Жизнь без осознаний и сомнений. А я? Как живу я? Постоянно оцениваю самого себя, свою жизнь, свои поступки. Может, это всё глупости. Может, это всё не моё, ведь нет никакого идеала, до которого можно было бы добраться. Мы бежим за линией горизонта. Всю мою жизнь можно уместить в несколько дней. В последних несколько дней. А было ли что-то до этого? Был ли я вообще? Может, я могу ценить только то, что вскоре потеряю? «Всё самое прекрасное мы делаем на прощанье». Но какой смысл в том, что вотвот закончиться. Какой смысл дышать в подводной лодке, которая затонула и кислорода хватит только на полчаса? Надежда на спасение? Но что мы сделаем с этим спасением. Вот они мы спасшиеся, уцелевшие от смерти, которая подстерегает нас на каждом шагу: ядерные электростанции, генно-модифицированные продукты, сама природа, цунами, ураганы, землетрясения…. Вот мы обладаем этим даром, на который надеемся в моменты конца. Что мы с ним делаем?

Что я с ним делаю? Лежу на диване и смотрю в потолок, а могу жить, рассуждаю о бессмысленности, а в соседней комнате спит прекрасная, замечательная женщина, умираю сейчас, хотя как минимум осталось ещё 4 дня. Почему? Почему мы мыслим в те секунды, когда нужно идти вперёд? Мы выбираем самый простой путь. Сделать – это всегда отдать что-то, но мы хотим, чтобы отдавали нам. Неужели, я такой эгоист, неужели за несколько дней до собственной смерти я хочу, чтобы мне что-то отдали. Зачем мне это? Куда я это потащу? Может, дело в другом. Замкнутый круг. Идёшь и не понимаешь, зачем, останавливаешься и мучаешься уже от этого. Может, в нас слишком много всего? Может, от чего-то нужно отказаться? Может, нужно поверить хотя бы во чтото. Для начала в себя, в свою жизнь. Поверить, что в этом мире больше хорошего, чем плохого. А может, и нет ничего плохого. Но пугает собственная мысль: «а может, и смысла нет». А кому нужен смысл? Почему люди любят убийц и негодяев. Разве им есть до всех дело, разве они сами понимают смысл этого? Почему у деревьев такие ветки, почему на ногах у человека пальцы, почему нужно обязательно спрашивать, если Ты хочешь просто изумиться? Но при чём тут Мари? Почему она должна будет страдать оттого, что всё так? От того, что я умру? Ведь всё только началось. Но мы всегда на первой половине бытия. Нам тяжело признать, что половина пройдена. На половине мы начинаем думать о конце. А что такое конец? Есть ли он? У всего есть конец. Разве? У линии нет конца. У неё нет начала. Где конец у Земли? Где её начало? Отчего мы ищем во всём изъяны? Мы проживаем множество мгновений, и выбираем каждое из них. Мы выбираем, как нам жить, с кем. Мы все в полом шаре собственной жизни. И этот шар бесконечен. Мы можем быть в любой его точке. Но мы всегда думаем не о том, что внутри, а о том, что за этим шаром. Но сами мы не можем познать, как возможно, что бы не было пределов. Мы сами ограничиваем собственные ощущения только тем, что подвластно разуму, что можно описать и объяснить. А может, не нужно объяснять, может, нужно довериться себе, смериться, что есть правила игры, что у футбольного поля нашей жизни есть разметка и за ней игра не действует. Её там просто нет. Там нет наших слов, там нет материи и рассуждений. Но игра увлекает, игра может радовать. Мари подошла ко мне на цыпочках, мои глаза были закрыты, но мне показалось, что я могу её видеть и так. Я чувствовал её движения, её улыбки, её тишину. Может тишина – это крик Бога. Может он именно такой. Когда я открыл глаза, Мари уже ушла. Она написала записку, в которой было написано, что она не хотела меня будить, но поцеловала бы с удовольствием. А ещё: «… Не могу понять, где кончаешься Ты и начинаюсь я. Толи Ты во мне? Толи нет…:)».

127

Улица утопает в утреннем солнце. Город умывается лучами. Асфальт ударяет о каблуки женских туфель. Всегдашние заботы, невидимые линии чьих-то дорог. А город словно смотрит на это откуда-то сверху, у него своё время, своя правда. Этот город принадлежит сам себе, он никуда не денется с этого закрытого лица земли. Все эти люди зависят от него, они живут в нём и умирают, а он забирает у каждого маленькую частичку его самого и добавляет к себе, толи для коллекции в архиве, толи для звания одного из крупнейших городов мира, толи ему просто нравиться ощущать в себе все эмоции, все возможности и ситуации разом. Какое мучение пытаться заглянуть в самого себя, словно Ты пытаешься увидеть свой собственный глаз без помощи зеркала. Какая-то тихая улочка. На стуле сидит старик. Рядом с ним ещё несколько стульев, наверное, они здесь для его друзей. Для таких же милых и спокойно улыбающихся этому миру старичков будто в благодарность за столько счастья пройденного по дорогам собственной судьбы. У меня ужасный вид: волосы взъерошены, не помню, как вышел из дома. Старик пододвигает стул чуть вперёд. Наверное, это приглашение присесть. Я всё равно иду не понятно куда. Я сажусь. - Устал? – спрашивает старик. - Немного. - Рановато…, - он смотрит на меня оценивающе. Я не понимаю о чём он: толи о времени суток, толи о моём возрасте. - Один человек строил дом в горах из камней. А другой шёл к нему помочь. Первый человек уже начал собирать северную стену, потому что хотел облегчить труд второму. Но один камень из стены выпал и покатился под гору. Второй человек, который шёл помогать строить дом, встретил старика, который рыбачил в горной реке. Проходя мимо старика человек оступился и упал, больно ударив ногу. Старик обернулся к нему, подошёл, помог подняться и сказал: «И вот пойдёшь Ты по пути. И упадёшь на половине этого пути. И скажешь. Истинно. Этот путь не для меня. А каков же Твой путь?» Человек подумал и ответил, спрашивая: «Идти назад?». Старик засмеялся и сказал: «Дурак». Человек пошёл дальше, так как обещал помочь другу. Он прошёл несколько шагов и камень, который катился с горы вдруг, полетел прямо на него, но он снова поскользнулся и упал, камень пролетел над ним. Тогда старик опять засмеялся и спросил: «Понял ли Ты, что путь Твой упасть», - всю эту историю старик рассказывал будто не мне а куда-то в пустоту.

128

В это время к стульям подошёл ещё один старик и спросил у меня: - Опять он рассказывает свои странные истории. С ним не поговоришь нормально. Вот всегда так.

Я уступил место второму старику и ушёл от них, сказав «приятного дня». Я прошёл несколько шагов, но вопрос, зачем он мне это рассказал, меня мучил. Я вернулся к ним. - Извините, я хотел спросить о значении Вашего рассказа, - спросил я у первого старика, он поднял на меня глаза, как и второй, - То, что должно случиться обязательно произойдёт? Так? - Если Ты хочешь понять это, то рассказ об этом, - ответил старик. - А если я хочу узнать Ваше мнение? - Моё? Моё дело рассказать, - усмехнулся он. - Тогда этот рассказ обо всём? - Этот рассказ о том, что Ты хочешь узнать. О том, что Тебя мучает. - Тогда он и о том, что зло случается? – спрашиваю я по наитию. - Нет. Точно не об этом. Ты плохо слушал. Зла нет. Зло – это случайность. У камня нет души, он не мог обидеться на человека и попытаться отомстить. - Так что с этим делать? - Что делать? Не думать о том, зачем и почему летел камень, думать - зачем Ты упал, - он кивает мне головой, это знак того, что разговор нужно заканчивать. - Спасибо Вам, - киваю я им обоим в ответ. Понимают ли эти старики, что им осталось немного, как и мне. Да, они точно понимают, что жизнь есть и сейчас. Они не упиваются собственными воспоминаниями, просто прошлое привело их в настоящее. И не важно, что завтра или послезавтра всё кончиться главное настоящее не кончится никогда. Оно всегда есть, и мы никогда не вырвемся из него. Оно нас не держит, оно нас удерживает. А что удерживает меня? Мари. Может, это история, которую рассказал мне старик, о чём-то более важном. «Она о том, что Ты хочешь узнать». Может, эта история о том, что я не умру. Я сам не верю в то, что говорю. Я выбрал для себя самый простой путь, я даже не ищу возможности остаться здесь. Наверно, потому, что не знаю, как это жить каждый день и радоваться каждому мгновению. Но ведь сейчас могу. Сейчас я живу. Но что если я останусь здесь, что измениться? Может, я умру не через 4 дня, а через 7. Хотя зачем об этом думать, может быть всё. И сейчас может быть, а может, и не быть. Вечер. Брюс идёт медленно, разглядывая тени прохожих, которые подныривают под него и исчезают в нём. Он делает это как-то лениво, но упорно. Ему нравиться всё: нюхать асфальт, сидеть возле магазина в ожидании хозяев. Его хвост всегда виляет из стороны в сторону. Иногда, кажется, что именно у животных есть душа, а люди просто роботы, которые могут думать обо всём, что попадётся в их голову. Брюс остановился на месте и сел. Я зову его, но всё бес толку. Я тяну

129

его за ошейник. Но он не двигается. Может, сейчас мой камень пролетел с горы. Может Брюс уберёг меня от того, что меня собьёт машина, что в меня прилетит случайная пуля. Брюса поднимает свою верную морду ко мне. Ему жаль, что он не может объяснить, почему держит меня здесь. - Вы что, меня ждёте? – говорит Мари. Я удивлён, ведь мы далеко от дома и Мари не могла здесь оказаться. - Привет Брюса, мой хороший, - она гладит его шерсть, - Я ходила взять билеты на концерт в субботу. Пойдём? – она спрашивает это так, как умеют делать только женщины. Ты оказываешься перед фактом, но Ты и рад этому факту, ведь её улыбка стоит многого. Да и идея просто прекрасная. - Конечно, пойдём. Какая Ты замечательная. - Спасибо. Я стараюсь, - улыбается она, - Пойдём где-нибудь поедим, я не ела весь день. - Брюса, пойдём есть, - говорю ему я. Он тут же выбегает вперёд нас, будто знает, куда мы идём.

XIX – 3 дня - Что с Тобой? – я глажу пса по голове. Брюс скулит жалобно. Его глаза закрыты, а нос горячий. - Ну что с Тобой, милый? – Мари смотри то на меня, то на Брюса. - Я сейчас сбегаю за машиной… Я быстро одеваюсь, сбегаю по лестнице вниз, выхожу на улицу, людей почти нет.

130

Брюс начал скулить ещё рано утром. Мари думала, что он хочет погулять, но он не выходил из дома, а потом он лёг и затих. Мы с Мари подумали, что он передумал, оказывается он тихо скулил всё это время, почти не слышно. Здание. Лестница. Машины. Дверца. Сидение. Ключи в зажигание. Тишина. «Вот сейчас он лежит у ног Мари и скулит, так грустно и так жалостливо. А может, он уже и не скулит, может, он медленно поднимает свою грудь, а кислород никак не попадает в кровь. Он стар, и он просто умирает. Умирает потому, что пришло время. Умирает потому, что жил. Умирает. Если сейчас мы отвезём его к ветеринару, и он поможет. Что дальше? Он будет бегать дальше… Он умрёт второй раз, а потом, может, и третий. Он снова будет мучаться, так не лучше ли просто дать ему уйти. Уйти туда, куда его завёт само время, его естество». Не могу повернуть ключ в зажигании. Не могу заставить себя ехать. Слоган какой-то медицинской организации: «Сопровождать жизнь до самой смерти». Но как определить, где эта грань жизни и смерти?

Когда человек уже не дышит – это смерть? Когда у человека не бьётся сердце – это смерть? Может, смерть – это когда нет возможности вернуть к жизни. А может, смерть – это когда Ты идёшь туда. Брюс умирает или просто болеет? Есть один способ проверить. Но будет ли правда то, что будет. Чувствую себя живодёром, который убивает маленьких милых собачек и кошечек. Нужно ли Брюсу, что бы его спасли? Может, это больше нужно нам… У соседней машины кто-то выключает сигнализацию. Зажигание. Машина трогается. «Это собака Мари». Мы положили Брюса на заднее сидение. Он редко дышит. Мари садится и говорит, куда ехать. Мы доехали до ветеринарной клиники за 10 минут. Но эти 10 минут были самыми тихими в жизни. Казалось, что все и даже Брюс слушали эту тишину. Вслушивались в неё. Мари ушла с ветеринаром говорить в кабинет. Через 5 минут она вышла в слезах. - Они его будут резать, - она всхлипывает. Полчаса мы сидим в коридоре ветклиники. Мы не говорим. Мари смотрит перед собой. Ей тяжело. Брюс был с ней ещё с тех пор, когда она жила с родителями. Она не хочет терять тех прекрасных воспоминаний. Она не хочет терять приятные привычки: скуление по утрам, вечерние прогулки, чтобы выгулять Брюса. Над чем она плачет, над тем, что мучения Брюса наконец могут закончиться или над тем, что его сейчас мучают ещё сильнее. Как мы за столько тысяч лет эволюции не смогли найти оптимальное отношение к смерти. Почему никто не ужасается рождению, например, Ведь живое существо, по сути, взялось из ничего: из двух живых клеток и кучи питательных веществ. Почему никто не удивляется, что Луна кружиться на орбите Земли. Может, это шар, который нёсся на нашу Землю тысячу лет назад, и его остановили прямо перед входом в атмосферу, как в фильме «Пятый элемент». А смерть нас так пугает. Заставляет проливать слёзы. Мне тоже грустно, но причина этого немного в другом. Не в том, что Брюс может навсегда уйти, а в том, что он не знал, когда уйдёт. Он не смог насладится ароматом Мари в последний раз, не смог посмотреть на прохожих, не смог нырнуть под чью-нибудь руку, чтобы его погладили. А может, он и делал всё это будто в последний раз. Может, в этом причина простоты. Причина лёгкости. Ведь мы никогда не сделаем того, что не делаем сейчас. Мы не сделаем этого так, не сделаем в настоящем. И если я стою посреди клиники, и мне приходит эта мысль, и я понимаю, что жить настоящим уже поздновато. Но насладиться каждой секундой бытия на Земле стоит. Стоит увидеть всех и попрощаться. Насладиться каждым их словом и оставить им себя. Нет, не для того, что бы сохранить себя на свете, а для того, чтобы они не плакали, как сейчас Мари рядом со мной.

131

Чтобы они знали где-то глубоко внутри, что смогли сказать мне всё напоследок. - Мари, - я протягиваю ей стакан с чаем и шоколадку, - попей, у Тебя слабость. - Господи, скажи, почему я работая в благотворительной организации сама не умею делать добро? – она уже не плачет, но её веки опухли. - Ты умеешь давать добро. Просто его не все могут принять. Брюс мог. - Я не только о Брюсе. Я обо всём, обо всех. Я не смогла отблагодарить отца, - она отхлебывает из кружки. - Как можно отблагодарить родителей. За что? За то, что они Тебя любят? Я не много в этом понимаю, но говорить на разных языках нет смысла: если любят Тебя – люби и Ты. - Я не знаю, он подарил мне квартиру, он подарил мне возможность учиться, он даже Брюса мне подарил…. - Никто не знает, когда ему дают в долг, а когда возвращают, - я улыбаюсь. - Что это значит, - Мари поднимает глаза на меня. - Это значит, что это он Тебя благодарит за что-то этими поступками. Мари вдруг затихает, из её глаз льются слёзы, они похожи на масло, блестят и медленно катятся по щекам. - Спасибо Тебе. - Мне? - Да, я вдруг поняла, что начала новую жизнь с Тобой. Знаешь, когда появляется кто-то рядом, Ты меняешь свою привычную жизнь. И словно начинаешь новою. Жизнь с человеком, который сейчас к Тебе ближе всего. Но с Тобой как-то иначе. Будто Ты просто вошёл в мою жизнь. Будто мне не пришлось освобождать для Тебя место в собственной квартире: там всегда было место для Тебя. Я улыбаюсь Мари. Держу её за плечи и радуюсь, радуюсь тому, что смог уберечь себя для неё.

132

Врач выходит из кабинета. Он улыбается. Мари поднимается со стула, я за ней. - Ну что мне Вам сказать. Мы спасли Вашего пса. У него началось внутреннее кровотечение в кишечнике, если бы Вы приехали на 10 минут позже, то Брюса бы уже не было. С ним будет всё хорошо, хотя он уже не молод у Вас и кормить его теперь можно будет только кашами, - врач смотри на Мари, на её красные от слёз глаза, в глубине которых осталось немного места на радость в случае удачи. - Я ему буду сама кашки делать каждое утро. Как он? – она оборачивается ко мне чтобы обнять, а потом опять поворачивается на доктора. - Нам пришлось разрезать ему живот и вытащить внутренности, чтобы отсосать кровь, порез довольно серьёзный и Брюсу теперь нужен будет покой и забота. Знаете, когда его осматривал, он будто говорил со мной.

Мари удивляется словам врача. Он продолжает рассказывать: - Я стал осматривать его и он всё время скулил, когда я нажал на живот, он замолчал, лёг и расслабился, будто знал, что я ветеринар. Мы улыбаемся все этой истории. Мари обнимает врача и говорит ему «спасибо» множество раз. Врач говорит, чтобы мы завтра заехали за Брюсом. Мы выходим с Мари из больницы. Она смотрит по сторонам, смотрит на часы. 15:46. - Я так устала, отвези меня домой. Мы садимся в машину, и когда я трогаюсь с места, я чувствую, что Мари уже заснула. Я еду медленно, осторожно поворачивая и останавливаясь. Через сорок минут мы дома. - Мари, - я глажу её по руке, она открывает глаза, - Мы приехали, пойдём, я уложу Тебя. - Да…, - отвечает она в полудрёме. Я положил её на кровать и накрыл пледом. Она столько всего передумала, столько выплакала. Она тихо вдыхает воздух, как Брюс вечерами, лёжа на своём тёплом коврике. 16:32. Элеонор стоит возле окна в своей палате. - А Тебе разрешали? – говорю я ей. - Что разрешали? – она поворачивается ко мне. - Стоять с грустным видом возле окна и о чём-то думать, - я улыбаюсь Элеонор, хотя только сейчас понял, зачем я пришёл. Это я сейчас стою у окна и смотрю на свою жизнь. Мне грустно. Мне грустно, что было так хорошо иногда. Было хорошо в детстве, потом в колледже с Элеонор, теперь. А жизнь оказалась такой короткой. - А почему нельзя грустить? – спрашивает Элеонор. - Потому что Ты подписалась на самое счастливое предприятие в своей жизни. Элеонор обнимает меня и целует в щёку. Мне не хочется её отпускать. Какое счастье, что мы не оставили друг другу недосказанностей. Какое счастье, что Амели снова свела нас вместе. Иногда открывается кусочек жизни, который Ты поклялся не вспоминать потому, что он плохо завершился, но потом Ты вдруг понимаешь, что было столько счастья. И маленькая грусть в конце не значит ничего. Ведь и не было никакого конца: пока Ты помнишь, существует всё. Как жаль, что мы слишком поздно видим значение людей в нашей жизни. Мы возлагаем на них какие-то глупые надежды, а всё оказывается куда более прекрасным. Люди даются нам, что бы мы были вместе. Они называют наше существование жизнью. Я, наконец, отпускаю Элеонор. Она смотрит в мои глаза. Какими она их видит? Каким она видит меня? - Что случилось? – улыбается мне Элеонор, чтобы облегчить мне ответ. - Я хотел спросить у Тебя тоже самое… - Я просто думала, смогу ли я дать всё Амели. Я думаю…

133

- Ты не одна, - я говорю это потому, что знаю, как это страшно думать, что Ты один, думать, что Ты не знаешь куда идти. - Спасибо Тебе. Ты мой ангел-хранитель, - она обнимает меня. «Да, Твой ангел-хранитель». Мы попили вместе чай в кафетерии. «Милая Элеонор, прощай навсегда. Искал Тебя взглядом сколько помню нас, а сейчас, когда увидел Тебя настоящую, стало как-то тепло внутри и спокойно. Мой друг. Ты мой друг». - Ты мне очень дорога, Элеонор, - у меня вырывается это. - Спасибо…. Знаешь, иногда мы будто обгоняем время, - слышно, что она тоже не готовила эту фразу. - Обгоняем? - Да иногда смотришь назад, в прошлое и думаешь: как же мы были глупы, ведь всё так просто. Просто Ты и просто я. - Нет. Тогда было тоже хорошо. Хорошо вдвойне, если хорошо вовремя. Было время для нас вдвоём, теперь следующее время, - я смотрю по сторонам, смотрю на Элеонор, - Я, пожалуй, пойду, не грусти – теперь уже не о чем. Представь, что Амели бы не было…, - я говорю последние слова, уже вставая, но замечаю, как Элеонор широко открывает глаза от радости какой-то новой мысли в своей голове. - Спасибо, я Тебя люблю, мой ангел-хранитель. Что же теперь? Мы всегда округляем нашу жизнь до ровных значений. До значений «0» и «1». До значений «-» и «+». Но иногда жизнь приобретает среднее значение, и Ты по математическому правилу можешь округлить значение на выбор. Что сделать из половины - единицу или ноль? Наполовину пуст или полон стакан? Но на секунду перед тем, как принять окончательное решение, Ты вымеряешь стакан: может, всё же там немного больше или меньше половины. Облака собираются пролиться на Землю стеклянными каплями. Облака несутся по шоссе неба, и, кажется, сейчас врежутся друг в друга, но утопают вместе в собственной мягкотелости. На встречу идёт Гарри. Он не опускает глаз, он не ищет глазами дорогу, будто не боится упасть. Мы улыбаемся друг другу, жмем руки. Мы идём вместе молча. Я не хочу ни о чём говорить. Не хочу прощаться и с ним. А он молчит так, будто слушает рассказ моего тела о себе.

134

- Тяжело? – спрашивает он через 20 минут после встречи. - Немного. Гарри, чем Ты живёшь? - Смотря про что Ты спрашиваешь. Работа? - Нет, не только. На что Ты тратишь своё время? - Я могу ответить просто или мудро. Тебе как хочется? – он говорит это, улыбаясь, он хочет меня развеселить. - Давай мудро и просто одновременно, - отвечаю я, чтобы поддержать шутку.

- Я трачу своё время на себя. На то, чтобы поделиться собой, чтобы взять что-то у людей. Я трачу время на работу, хотя это и есть делиться собой. Да чёрт с ним со временем… Я живу. - А что Ты делаешь, когда Ты не хочешь фотографировать? - Не хочу? Что Ты делаешь, когда не хочешь дышать? Задерживаешь дыхание и понимаешь, что без дыхания Ты не можешь, - он снова улыбается, но как-то по-другому. - Гарри, я не понимаю ничего… - А нужно ли? Что Ты хочешь понять? - Почему всё так? - Как? – удивляется он. - Почему жизнь – это противоречия. Почему жизнь – это вечное слово «но»? - Ты странный человек. Скажи чего Ты хочешь и оглядись – это и так Твоё. Разве это не наше собственное противоречие. Мы так хотим и желаем некоторых вещей, а когда они приближаются к нам, мы их не берем. Абсурд. - Но почему сама жизнь абсурдна? - Знаешь, когда Ты встанешь и скажешь: «я знаю, что сделаю, если меня будут убивать, если меня будут обманывать, если мне будут угрожать», то тогда и жизнь перестанет быть абсурдной. Всё станет понятно и ясно. - Я не понимаю. - Люди сами обманывают эту жизнь. Они говорят, чтобы их не предавали, а сами предают, они не хотят, чтобы им было больно, а сами причиняют боль. - А Ты, Ты что, никогда не причинял боль? – я кричу это. - Много раз причинял и много раз просил за это прощение. Но что будет, если я буду нести свою боль на себе, ведь тогда я буду перекладывать её часть на своих близких. Так не легче ли просто разобраться. Не спешить и не бояться сделать ошибку. У всех есть право на ошибку. Но стать идеальным – это тот минимум, который должен достичь каждый. Мы должны быть идеальными для себя, мы должны к этому стремиться, а не хоронить в себе свои обиды. - И как найти гармонию в себе, если везде замкнутый круг? – я уже не понимаю, что говорю. - Замкнутый круг? Человеческий позвоночник может выдержать вес в пять тонн. Мы способны на всё. Мы способны разорвать этот круг. - Так почему не делаем? - Страшно сделать первый шаг…. Страшно признать, что Ты знаешь не всё и ещё страшнее признать, что Твоё счастье уже давно отыскали и пытаются Тебе его подарить, а Ты отказываешься от подарка. Ты понимаешь, что всем вокруг неприятно, но остановиться уже не можешь. - Гарри… - Если Тебе станет легче, я скажу Тебе настоящее моё имя, - он подходит ближе ко мне, - или если хочешь, Ты скажешь его сам. Ты ведь его знаешь.

135

- Откуда? – я удивляюсь его словам. - Откуда? Просто Ты знаешь меня, хоть и не помнишь лица, но помнишь кое-что обо мне. - Скажи…, - я не понимаю. - Странно, что иногда от человека, от целого отрезка времени тянется маленькая ниточка, но если за неё потянуть…, - он улыбается так широко и так весело, - Скажи, какого цвета волосы у Той девушки? он показывает взглядом на проходящую блондинку, - и какого цвета платье на ней? - Волосы светло жёлтые, а платье – красное, - отвечаю я. - А я вижу светло серые волосы и тёмно серое платье, - он подмигивает мне, но я всё равно не понимаю, - И фотографии я снимаю только чёрно-белые, ведь и мир мой такой же… Я замираю на секунду: - Джон? – я говорю это с испугом, волнением и ещё кучей чувств, которым просто ещё не придумали названия. - Вот видишь, Ты всё знал, - он обнимает меня крепко. Внутри головы начинают разлетаться воспоминания, словно коробка с фотографиями прошлого упала с верхней полки шкафа. Я сморю на его лицо. А ведь оно и правда не слишком сильно изменилось. Господи, каждый получает то, что заслуживает. Иногда мы заслуживаем чего-то на совсем малый срок. Я заслужил радоваться жизни, грустно радоваться жизни, но всего несколько дней. - Джон… Господи так странно хочется спросить что-то безумно бессмысленное, но понимаю, что я уже всё знаю, я знаю Тебя, а о прошлом не хочу спрашивать. - Тогда не нужно ничего. Просто порадуйся. Мы садимся с ним на лавку, я запрокидываю голову назад и чувствую, как из глаз вытекают две слезинки и медленно, короткими шажками ползут по скулам под ухо, по шее, а потом они просто падают на землю. Ветер начинает шуметь листвой, чтобы привлечь к себе внимание. Дождь. Он всё смоет. Кажется, не осталось ничего внутри. Кажется весь здесь. Так вот, почему мы не можем жить настоящим – мы просто многое храним в себе без ответа. А ведь получить этот ответ гораздо легче, чем хранить в себе кучу предположений и вопросов.

136

- Тебе нужно пойти домой, - говорит Джон, - дождь сейчас начнётся. - У меня нет дома. Я его продал, - мне становится так смешно от этого факта. - Ну Ты же где-то живёшь сейчас…. - Да, у Мари. Да, Ты прав нужно идти. Я бросил её одну. Её пса, Брюса, сегодня оперировали. Он уже старый. - Ты к ней как раз успеешь. Её разбудит гром. А Брюса, - Джон широко улыбается, - этот подлиза… с ним всё буде хорошо. Заживёт, как царапина. - Спасибо Тебе… Джон. Спасибо, что рядом. - И Тебе спасибо, что спас меня когда-то, - он поворачивается ко мне. - Спас? – я удивлён его словам.

- Помнишь, я говорил, что возвращаю Тебе долг? - Да, было что-то такое, - я хочу услышать дальше. - В детстве. Знаешь, я очень боялся своего дня рождения и вообще праздников. Мои родители были в разводе и по праздникам не могли меня поделить. Ругались, разрывая меня на две части. И в тот день рождение они переругались уже с утра и отец, доказывая что-то матери, кинул мой подарок на пол. Когда они ушли, я взял коробку, развернул её, там была машина на дистанционном управлении, она была разбита. Я сидел и плакал всё утро. А они даже не заметили. Они ругались. Когда я пошёл в школу, я увидел Тебя с коробкой – это был подарок мне. Я это понял сразу, но ноги мои остановились в этот самый момент, и я не мог двинуться. Я боялся, что Тебе из-за меня будет также плохо, как и моим родителям. Глупо, но в ту секунду я, наконец, признался себе, что ненавижу себя. И что самое приятное, я захотел это исправить, хотя бы ради друга. - Господи, я не знал. Почему же Ты не подошёл потом, позже? – я смотрю на его добрые глаза. - Чтобы полюбить себя мне потребовалось 7 лет, - он смеётся, - И теперь я здесь, с Тобой. Но теперь Тебе нужно идти. - Как мы увидимся опять, я же не знаю, где… - Если мы встречались столько раз, то встретимся и ещё. Не бойся потерять, потерять можно только собственность. Мы попрощались с Джоном, он пошёл куда-то по дороге. А я ещё некоторое время стоял у лавки и смотрел ему вслед. «И отчего нет страха потерять его. Ведь я его уже, наверное, не увижу. Странно, что хочется сказать: пока, Гарри». - Привет, - Мари встречает меня на пороге, укутанная в плед. - Привет, Мари. Давно проснулась? - Только что. Там что, гроза началась? - Да. Ты не боишься? – я виду её на кухню, чтобы напоить чаем с лимонным пирогом, который я купил. - Я ничего больше не боюсь. Мне приснился Брюс, он сказал, что у него всё хорошо. Поблагодарил и Тебя тоже, - она говорит это так, как будто это обычное дело. - Какая Ты прекрасная, Мари. Она начинает быстро моргает от неожиданного комплемента. - Спасибо, - улыбается она, - А как Ты? - Я встретил своего друга из детства… - Здорово. Как Ты его узнал? – спрашивает Мари. - Это Гарри. «Ступай по небесам тихонько – Гром. Беги по облакам за солнцем Днём. Ищи звезду без имени Одну.

137

Будь той единственной, Которую люблю».

XX – 2 дня - Привет, мама. - Здравствуй. Звонила Тебе вчера вечером, она немного обеспокоена. - Я переехал, мама, потом скажу номер. - Что случилось?

138

Как можно попрощаться с родителями. Да, мы все их лишаемся и остаёмся здесь одни. Разве не глупо. Может, по этому и боимся умирать. Ведь нас сюда привели наши родители, а кто уведёт? Вечная жизнь, вечное рождение… Но что, если уходишь Ты, уходишь так надолго. Как объяснить самому себе, что Ты должен попрощаться со своими родителями, сказать им за всё спасибо. Но чем они заслужили то, что останутся одни? Как можно сказать «прощай мама»? - Ничего не случилось. Мам…, я так по Вам соскучился, - может это и есть то, что было нужно сказать. - Приезжай. Езжай прямо сейчас, и вечером мы увидимся, - её голос такой нежный. - Может, так и нужно сделать, но я от чего-то не могу, мам, - «а зачем я вообще звоню?». - Тогда просто, скажи, что с Тобой случилось? - Мне кажется, я один… - Так всегда, сынок. Но есть один простой способ не чувствовать этого. - Скажи мне, мам. - Отдавайся, делись собой. Просто не будь один. Знаешь, в моём детстве у нас не было телефона, я не могла позвонить тому, кого хотела увидеть. Но я никогда не была одинока. Я всегда была с теми, о ком мне думалось. Я просто была рядом. И поэтому кто-то всегда был со мной. - Но и мне есть с кем быть…, но я чувствую, что мне одиноко. - Ты просто не до конца с этими людьми. Поверь им… - А что, если я им потом причиню боль? - Боль? Глупый. Какая ещё боль? Есть только счастье. - Мам, но ведь можно… - Сынок, если бы не люди… Ты бы выбрал прийти на эту Землю? - Нет, - «а был ли у меня выбор?». - Просто знай, когда Тебе кажется, что Ты на дне и Ты один – Ты просишь всех быть не с Тобой, а быть всем рядом на дне, а они все бросают Тебе верёвку, что бы вытянуть Тебя, что бы Ты там не остался один.

- Не от нас уходят, а мы уходим? – спрашиваю я. - Хотя бы так, - чувствуется, как она улыбается мне и хочет согреть своим теплом. - Мам, Ты подарила мне больше, чем просто… Мама, Ты подарила мне возможность здесь быть. - Ну вот, наконец, Ты увидел, - она смеётся, - Слава Богу. - Спасибо мам. - Ты хоть скажи, где Ты сейчас живёшь? – она единственный человек, который идеально создан для междугородних разговоров: она выдаёт массу информации за маленькое время, сопровождая это интересующими её вопросами. - Я живу у подруги. Её зовут Мари. - Тебе хорошо? – она даёт понять, что её интересует другое: не то, как её зовут. - Мне лучше, чем когда-либо. - Тогда Ты не один. Люблю Тебя, сынок. - И Вас, мам…, - «и я Вас люблю». Гудки. - Кому Ты звонил? – Мари стоит босиком, завёрнутая в плед. - Я говорил с мамой. - Хорошо? – улыбается она. - С ними всегда хорошо. Они – это дом. - Сказал, что переехал? - Да, сказал, что живу у Тебя. - Но они ведь даже не знают, кто я. - Им достаточно того, что знаю я, - я смотрю на её скрещенные ноги, на то, как она улыбается мне, а может, ей просто очень приятно, что она заочно знакомиться сейчас с моей семьёй, - Нужно уже ехать за Брюсом. Я схожу за машиной. - Хорошо, я пока оденусь. Я напоминаю ей о том, что печалит её. Она тоже понимает, что Брюс уже слишком старый. И оказывается не страшно уходить, страшно оставаться. Может, именно поэтому мы льём слёзы на похоронах. Трудно признать, что общий с кем-то путь оказался разным по длине. «Страшно оставаться». Мари говорит с врачом. Он ей что-то рассказывает, а я стою возле Брюса. Он весь замотан бинтом, он тяжело и по долгу закрывает глаза, может, он так медленно моргает, а может, это вселенская усталость. Усталость от этого дикого напряжения жизни, от этого существования, от этой боли вдоха, от этой тяжести воздуха, громоздящегося над нашими головами. Мы положили Брюса на заднее сидение, кажется, его глаза стали более живыми и осмысленными. Наверное, этой ночью он и не знал, зачем его возвратили, а теперь он не знает, зачем забирали. Мари проехала всю дорогу, сидя в пол оборота к Брюсу, что бы видеть

139

его хоть краешком глаза. Она что-то шептала ему и улыбалась сама. Мне не хотелось этого слушать. Это было только для них двоих. И кажется, им это было в удовольствие. Брюса даже поднял голову и вытянул её вперед, чтобы понюхать аромат Мари. Они были счастливы. Может, для этого он спасся. Может, всё так. Мы положили Брюса на его любимый коврик, Мари поставила возле него блюдце с водой. Я смотрел, как она сидела рядом с ним и гладила его. - Брюс, ну что Тебе вздумалось заболеть так? – Мари говорит это, заглядывая в глаза псу, будто хочет его убедить ответить. - Мари, я ухожу… - Хорошо, - Мари смотрит на меня, - Наверное, нужно купить Брюсу молока… Купишь? - Мари…. - Что такое? - Я ухожу. Её лицо меняется, глаза становятся влажными. Она смотрит на меня, сидя возле Брюса, он тоже поднимает на меня свои усталые глаза. - Прошу Тебя, - Мари говорит это дрожащим голосом, - не уходи. Я знаю, почему Ты хочешь уйти. Но Ты не причинишь мне боль. Ты мне просто не можешь её причинить. Поверь мне. - Мари…, - я даже не понимаю, что говорю, - я не понимаю, что происходит. - Ты здесь, - Мари грустно улыбается. - Нет. Я где-то далеко. И там нет ни одного человека, и мне страшно говорить Тебе эти слова, но ещё страшнее оставить Тебя с моим мертвым телом наедине. Поймёшь ли Ты, зачем это? - Не верь. Не верь в эти глупости, - она опускает глаза. - Я бы рад не верить, но отчего-то я верю. - Скажи…, почему Ты в действительности уходишь? Чего Ты боишься? Оставить что-то без своего объяснения? Да черт с ним с объяснением. Пойми, в этом мире ничего не нужно объяснять. Нужно просто почувствовать, остановиться в тот момент, когда что-то внутри Тебя останавливается. - Пойми, Мари. Что-то внутри меня сейчас так далеко. И я иду туда. Прости меня. Она подходит ко мне, обнимает меня. Я слышу, как она удерживает в себе слёзы. «Страшно оставаться и страшно уходить». - Ты обещала, что будет хорошо всегда, - в горле ком. - Так и есть. «Так и есть». Я целую её. Открываю дверь. - Просто знай, что Ты не один. Я не отпускала Тебя. Ты сам выберешь остаться или уйти. Если захочешь… Останься.

140

«Сколько стоит печаль одна пополам? Сколько стоит мечта одна пополам?

Сколько стоит луна одна пополам? Сколько стоит любовь одна? – Пополам». День, как чай. В нём всё растворяется: время, люди, мысли, взгляды. А люди, как маленькие чаинки, кружатся, ударяются и придают незаметной воде жизни цвет. Только выбери сорт. Хочешь, черную и густую, хочешь, зелёную и лёгкую, хочешь, красную… - Привет, Рэд, - я здороваюсь с ним за руку потому, что рядом с ним сидит женщина, а может, потому, что он хороший парень. - Привет, - отвечает он. - Здравствуйте, - говорит женщина, глядя на меня оценивающе. - Это моя мама. Её зовут Кейт. - Очень приятно, Кейт, - я протягиваю ей руку и улыбаюсь Рэду. Кейт жмёт мою руку, даже не посмотрев на меня. Я понимаю, что мешаю ей, но я не мешаю Рэду. Я рассказываю ему о том, что Брюс заболел, о том, что Мари сидит сейчас с ним дома. - Может, он съел чего-то не то? – Рэд хочет разобраться и помочь. - Я не знаю, Рэд. Может, и так, но теперь уже всё хорошо. Скоро опять сможешь с ним погулять. - Это здорово. Кейт смотрит на своего сына, на то, как для него всё это важно. - Я скоро приду, - говорит Рэд, поворачиваясь к своей матери. Она ничего не успевает ответить, он уже бежит за несколько метров от лавочки. - Он такой трудный ребёнок. Постоянно с ним это: то он где-то бегает, то с кем-то дерётся, - Кейт говорит это чтобы заполнить паузу. - А мне он кажется очень хорошим и добрым. - Вы с ним не живёте в одной квартире. Не слышите, какие он устраивает сцены по вечерам, - она поворачивается ко мне. - А Вы с ним живёте? – я говорю это, хотя просто подумал. - Что это значит? - Ничего. Просто странно, я похвалил Вашего сына, а Вы так среагировали. Он правда хороший, просто слишком много гуляет один. - Как я среагировала? Я знаю, какой он, - она немного разозлилась. - Правда, - я пытаюсь сказать это как можно мягче, - Какоё его самый большой страх? - Страх? – уточняет она. - Да. - Не знаю, высоты… темноты… - Нет, больше всего в жизни он боится прийти домой раньше и застать Вас с мужем ругающихся. - Что? - Ему страшно на это смотреть. У него нет дома. Его дом на этой скамейке и я иногда прихожу сюда, к нему в гости. - Вы не понимаете…

141

142

- Я так многого не понимаю. Но одно я понимаю наверняка. Он Вам пытается сказать лишь одно. За окном такой большой мир, а Вы погрязли в своих ссорах. - Заткнитесь, - её нижняя губа дрожит. - Простите. Просто так тяжело осознавать, что какая-нибудь мелочь в детстве оставляет шрам на всю жизнь. И так хочется, чтобы ему было хорошо. Нет, не так… Хочется, что бы Вам было так хорошо. - Не играйте здесь в ангела-хранителя. - А что если я не играю? Может, ангелы это люди, которые вдруг видят нас и хотят помочь. Думаете, я отдаю себе отчёт, зачем это говорю. Думаете, у меня есть какой-то план. Думаете, мне есть до этой ситуации дело. Нет, просто иногда Ты видишь, что в человеке нет любви, и Ты готов её отдать. Но вот никто не берёт. Простите меня. - Чего Вы хотите? – она уже немного успокоилась, а может, я сейчас где-то не в себе и вижу всё под каким-то другим углом. - Я хочу… Хочу жить. А чего хотите Вы? – улыбаюсь я ей. - Хотеть жить… разве это желание? Это глупо. - Зря Вы так. Хотеть жить – это желание. Это такое большое желание. - Тогда я хочу начать всё сначала. Не быть здесь, не быть собой. - Почему? Ведь это такое счастье. Если бы не было Вас, то не было бы и Рэда. - Зачем Вы всё это говорите? – её глаза такие печальные. - Знаете, жизнь это постоянный риск, когда Ты прыгаешь в бездну, но есть один способ не рисковать – просто стоять на месте. Но тогда это не жизнь. - И куда мне шагать? – Кейт говорит, а я понимаю её. Я понимаю, что она говорит о том, что когда в Тебе хватило сил признать всё, когда у Тебя открылись глаза, становиться так страшно. Ведь Ты уже давно забыл, куда Ты шёл. И всё бессмысленно. - К нему, к Рэду. Поймите, он не сложный подросток, он такой добрый, что его доброты давно уже хватает, чтобы Вы простили друг друга с мужем и сами себя. Он готов это всё отдать. Он это уже отдаёт. Просто возьмите. Вы видите только последствия собственных поступков, но посмотрите на его поступки. Посмотрите, что он за человек. Кейт смотрит на меня с видом человека, который уже знает: всё закончится неудачно. - Вдумайтесь, Вы признаёте, что всё так, как я говорю, но избавиться от этого не хотите. - Просто я устала от всего. От ругани, от непонимания. Рэд подходит к нам и садиться посередине. - Я нашёл клёвую палку. Можно будет поиграть с Брюсом, когда он выздоровеет, - говорит Рэд. - Может, силы перед Вами. Раз Вы заслужили его, значит, заслужили сделать его счастливым. Сделать счастливой и себя, - я говорю это Кейт, - Рэд, счастливо. Ты самый клёвый парень из тех, кого я встречал. - Пока, - отвечает мне он, - Вы тоже здоровский. Я прохожу несколько метров, оборачиваюсь, Рэд уже говорит о

чём-то с Кейт, Но вот она, говоря ему что-то, смотрит на меня. Она улыбается. «И большего достойна тишина, Если не вся ещё она допета. И ниже будут облака Закатом будто бы одеты». В тишине столько мыслей летает. Может, и я просто перестану быть, но останусь. Превращусь в тишину, в её часть, займу своё место и буду ждать кого-то, чтобы сказать ему: «А хотят ли чего-то люди? Ведь уже миллиарды прожили и ещё проживут. И все проходят и всё проходит. И проживают и… Есть ли у них мечты, которые аж пугают своей смелостью? От которых замирает дыхание, которые хочется представить в подробностях. Есть ли то, что может огорчить, если не сбудется? Может, и приходим-то мы сюда, в этот хаос просто, чтобы найти вдохновение на всю оставшуюся бесконечность. И находим? В этом мире нет никаких законов, нет правил, нет теорем и аксиом. Здесь просто есть всё, чтобы мы ни захотели. Здесь есть всё, чтобы мы хотели, чтобы мы желали. Чтобы мы поняли: наша жизнь – это счастье того, что нас что-то ждёт. Ждёт наша мечта, и идём мы за ней. Где она в нашей голове? Сначала нужно отыскать её там». Lily Allen - «Littlest Things»

XXI – 1 день 4:12 – небо 4:40 – океан. Океан такой красивый, будто он живой. Он живой. Оушен, его семья. Они спят сейчас в одной квартире, и у них нет никаких мыслей они вместе. Все спят под тихий сап Оушена. 5:15 – «А может, этот мир не всегда делиться на две части. Может, этих частей больше. Может, иногда эти части включены друг в друга. А иногда нет никаких частей: и Ты не противопоставляешь мир и себя, Ты чувствуешь, что есть что-то между Вами, но это не разделяет Вас, это связывает». 6:00 – Боже, я и есть этот мир. И я не кончаюсь на странной грани своей оболочки. 6:01 - Ведь за секунду до прикосновения Ты ощущаешь его. Может, это из-за воздушных потов, которые раньше руки касаются Тебя, но ведь иногда Ты встаёшь и не знаешь, зачем, и в это мгновение звонят в дверь. 6:12 – Мы. 7:07 – Последняя звезда погасла. Может, все желания расхватали и

143

144

нужно ждать новой ночи. 7:44 – От здания тень больше, чем само здание. 8:00 – Мари. 8:33 – «Всегда иди туда, Где счастьем плачут города. Всегда иди туда, Где солнце греет берега Твоих забот и вдохновений. Всегда иди туда, 8:38 - … Всегда иди туда, Куда ведут глаза. Всегда иди туда, Куда зовёт мечта, И не обманывай себя. Всегда иди, страдая, гордо, С улыбкой или же слезой. Всегда иди туда, откуда Не возвращаешься живой. 8:47 - … Всегда иди своей дорогой, Забудь советы и слова. Всегда иди и не сдавайся, Тебя дождутся до темна». 9:05 - Поступки – это слова, понятные Богу. 9:32 – Странное ощущение, когда ничего не боишься. Кажется, что это и есть жизнь. 9:58 – Сейчас к кровати Рэда подошла его мама. Посмотрела на него. Он открыл глаза. И она сказала: «Я люблю Тебя, мой любимый. С Днём Рождения». Я этого не знаю, но мне бы этого так хотелось, чтобы это было. Это точно будет. 10:06 - Меньше всего на свете людей, которые знают, чего хотят. 10:07 – Но как жить, если ничего не хотеть. Как помочь таким людям? 10:08 – Подарить им свою улыбку. Ловите. 11:10 – Две девушки говорят о чём-то важном для них. А сами смотрят друг на друга оценивающе. 11:43 – Девушка в наушниках с полузакрытыми глазами от удовольствия, с нежной улыбкой идёт танцуя. Интересно, что она слушает? Интересно, почему она такая счастливая? Интересно, почему стало так тепло внутри? 12:33 – Вывеска какой-то туристической фирмы. Европа, Китай, Карибы, Бразилия, Океания, Мозамбик. Сколько же я мог увидеть. Сколько этого? Так много. 13:00 – Девушка идёт навстречу и улыбается. Она проходит мимо. Я поворачиваюсь назад, ну что за предсказуемое счастье, она тоже повернулась на меня. 13:13 – Да, в этом мире так сложно. И может унести куда угодно, но не в этом ли счастье? Не в путешествии ли по игральной доске, имя

которой жизнь? 14:29 – Вот он. Вот он весь в свету, с музыкой, ритм которой ещё никто не превратил в забойный бит, ощущение которого ещё никто не смог описать и найти ему оправдание, но каждый хоть раз ощущал. Вот он, этот мир. 15:47 – В животе всё урчит. И хочется съесть что-нибудь и получить от этого такое удовольствие. Чтобы осталось ощущение пустоты внутри, которую Ты только что заполнил. 16:00 – Кафе. Яичница, оладьи с джемом, апельсиновый сок. 16:17 - А может, смерть – это инстинкт? 16:18 - Travis - «Walking Down the Hill» 16:22 – Тогда есть ли вообще смысл где-нибудь? 16:23 – Evanescence - «Anywhere» 16:49 – Зачем всё это? 16:50 - Beach Boys - «God Only Knows» 17:03 – Счастье есть везде: в каждом слове, в каждом действии. В том, что это всё возможно. В том, что мир состоит из частей, который мы никогда не соберём в картину, но это и не нужно, мы не сможем разглядеть смысл бытия, находясь перед ним, как картины импрессионистов. 18:18 – Музыканты на улице играют песни группы Incubus. 19:20 – Столько ещё не сделано из того, что придумано. Столько ещё не придумано, ведь придумали только самое простое. Придумали так мало. И столько позади, и столько впереди. И, кажется, всё бы отдал, чтобы отдать тому, кто здесь останется, моё вдохновение. А может самому оставить что-то? 20:21 – Снял всё деньги с кредитки. Всего-то 17 тысяч долларов. Если всем встречным отдавать по сто долларов, то хватит на 170 человек. Да хоть одному, лишь бы он сделал с ними что-то. 21:22 – Оушен идёт ко мне, улыбаясь. «Ведь нужно так мало – всего-то, захотеть». 22:29 – Хорошо. 23:20 – На всей земли сейчас разное время суток, но везде оно заканчивается «… и двадцать минут». Улыбающийся странный человек идёт по вечерним улицам Нью-Йорка, где-то в Париже двое людей смотрят друг на друга через три столика в кафе, в Лиме кто-то сидит на вершине горы и ест свой завтрак, где-то в Кении человек, не понимающий, что он там вообще делает, приехал на чайные плантации, которые достались ему от деда, в Сиднее кто-то придумал последние слова своей песни, в Ньюпорте кто-то разглядывает небо, думая, что видит НЛО, а например, по Москве сейчас идёт фотограф и держит свой фотоаппарат у себя на шее. 23:59 – «О чем это я?» 00:00 – О чем он думает. Этот странный человек с закрытыми глазами.

145

XXII – 917 минут Томас Таллис – «Уповаю на Тебя» Он открыл глаза, но был уже не там, где прежде. Где-то наполовину между небом и землёй - расстоянии, занятом всем человечеством по природе, - на расстоянии высоты головы над Землей. Он был гдето в прекрасном месте. И это прекрасное место называлось любым словом: Земля, жизнь, настоящее.

XXIII – 456 минут «Как мне провести последние часы жизни. Может, бежать пока ноги не откажут, может, лежать и смотреть на небо, а может, подумать, что я просто уезжаю куда-то навсегда. Попрощаться со всеми местами, в которых бывал, попрощаться с этим ощущением. Радоваться, что меня ждёт что-то впереди. Ведь нет ничего приятнее, когда Тебя ждут. Ведь не исчезаем мы».

XXIV – 456 минут Вспомни, каждый свой миг Ты проживаешь в полной мере, отдавая ему все свои мысли и переживания. Этот миг всегда последний. Этот миг всегда самый важный. Но на самом деле в жизни всё прекрасно. И жизнь прекрасна вся. Отдавая ей всё без остатка, пойми. Она не только сейчас. Она и тогда и будет ещё. Она везде вокруг Тебя. И Твоё существование – это целая история, которая так интересна кому-то, но Ты не секунда выбора ответа да или нет. Ты весь.

XXV – 402 минуты

146

Рэд подбегает ко мне и обнимает: - Мне мама сегодня подарила собаку. Так здорово. Теперь я смогу гулять с Вами и с Брюсом, и ему не будет так грустно. - Вот это да. Везунчик Ты. А что за собака? - Ну пока она маленькая, но они все сначала такие, - он слегка смущается.

- А Ты её корми получше, и она знаешь какая вырастет…, - я показываю Рэду его рос. - Ладно, до завтра, - кричит он, как всегда уже находясь где-то далеко. - Мне было приятно с Тобой…, - но он уже не слышит моих слов, тогда я кричу, - Ррррррр! - Рррр, - улыбается он.

XXVI – 402 минуты По берегу счастье растекается, касаясь ресничек прохожих лучами солнца. Оно гладит их за ушами. Согревает их. И они, сами того не замечая, на секунды сбрасывают с себя всю грусть и печаль. И всё плохое уходит в поры асфальта, оставаясь просто серым цветом.

XXVII – 271 минуты Счастьем можно поделиться. Ведь так оно к нам и приходит. Так что это за великое счастье, части которого мы все носим в себе? Может быть, это счастье – мы. Это мы.

XXVIII – 172 минуты Огромное стекло кафе. Люди завтракают, готовясь к длинному выходному дню. Когда можно просто поглядеть по сторонам и вдохнуть глубоко. Может этот день, как раз, чтобы посмотреть на самих себя со стороны? Удивиться своим делам, своей жизнью, собой. Через стекло на меня смотрит девушка. Я знаю её. Я её видел раньше. Это София. Она улыбается мне и поднимает руку в знак приветствия. Я смотрю на небо. Оно чистое и светлое. «Тебе нечего боятся». Я киваю ей головой и улыбаюсь. Так хорошо, когда Ты помнишь добро сделанное для Тебя.

XXIX – 100 минут Машина. Куда она приведёт? Туда куда зовёт мечта.

147

XXX – 100 минут Радио. Nami – «Call me by beautiful names». Ветер из открытого окошка. И как люди придумали петь? Как они придумали музыку?

XXXI – 97 минут Дорога упирается куда-то в горизонт. Кажется, она загорает на солнышке и катит машину, куда ей захочется. В то самое место, где всё должно закончиться или, может, начаться.

XXXII – 79 минут Город, кажется, прощается со мной. Улыбается мне прохожими, зелёным светом светофоров, нежным тёплым солнцем.

XXXIII – 61 минута Город кончился. И сердце стало стучать сильнее. Ведь нельзя убежать от смерти. Ведь если Ты предусмотришь всё, то скончаешься от инсульта – мозг будет слишком перегружен. Так что тогда: просто расслабиться? Может, я просто поехал посмотреть на красивый пейзаж…

XXXIV – 19 минут На глазах проступают слёзы. В голове мысли. Мысли. Мысли. Мысли – это зло. Так не хочется терять. И понимаю, что ничего нет. Нельзя потерять то, что Тебе не принадлежит. А жизнь, она принадлежит? Тебе принадлежит только одна секунда – эта, счастье, что она бесконечна.

148

XXXV – 10 минут Радио начинает шуршать и скрипеть. Это волны Вселенной. Это язык планет и звёзд. Это их эхо, которое мы смогли услышать.

XXXVI – 9 минут Где я? На расстоянии, где ещё можно вернуться, но понимаешь, что так хотел туда. Туда, где Тебя всё пугает. Но Ты уже здесь…

XXXVII – 8 минут «Бензин на нуле. Машина глохнет, но ещё долго катится по дороге. Мы встречаемся с целью на половине пути».

XXXVIII – 5 минут Он снова на том прекрасном месте за городом. Там, где запах травы и дерево, такое родное. Идеальная композиция: человек на переднем плане слева в точке золотого сечения, справа гораздо глубже дерево, почти одного размера с фигурой, но всё же немного меньше. Полосатые цветные облака украшают небо. - Ну что, Ты готов? – голос где-то позади, но он знает, кому принадлежат эти слова: человеку, который 21 день назад сказал мне вещь, в которую трудно было поверить. - К чему? – улыбаюсь я, - Я хотел сказать Тебе спасибо за то, что достал меня из колодца, в котором я был. - Надеюсь, хотя бы несколько последних минут Ты будешь счастлив. - Знаешь, может страх перед смертью – это всего лишь плата за то прекрасное чувство, которое настегает Тебя перед ней. Чувство такой радости. Чувство счастья за каждую секунду проведённую здесь. В печали, в слезах, за учебниками, в которых были так и не пригодившиеся знания, за обиды свои и чужие, за пути, которые пересекали Твой, за случайности, которые были так закономерны. Ведь то, что Ты ко мне пришёл это тоже случайность, но Ты мне подарил счастье на 21 день. И благодарность за всю жизнь. - Тогда улыбнись, - он улыбается мне, жмёт руку и добавляет в конце, - Это история мне понравилась.

149

XXXIX – 4 минуты Странный человек удаляется пешком куда-то. Может к следующему? Столько подарил мне. «Спасибо». Счастье познакомиться с Мари, помочь Элеонор, встретить Джона. «Так странно: люди приходят и люди уходят. Чтобы было с Элеонор, если бы не эта случайность с… Джоном». Сердце начинает стучать сильнее:

XL – 2 минуты 12 секунд Мы подъехали к больнице. Элеонор была без сознания. К машине подвезли каталку. Мы положили Элеонор на неё. Джон сказал мне: «Сколько отдаёшь, столько и получишь взамен», прикоснулся ладонью к моей спине, словно провожая меня, и дал мне конверт: «Открой конверт, только когда всё станет хорошо».

XLI – 1 минута 24 секунды Рука в задний карман. В нём помятый конверт. Этот человек, стоящий посреди перекрёстка, вскрывает конверт, достаёт из него листок бумаги, сложенный вдвое. На нём написано: «Вот Ты и изменил своё будущее. Не бойся ничего. Не бойся идти дальше. Не бойся себя».

XLII – 1 минута «Джон… Джон, где Ты, чтобы объяснить, что происходит?». Если бы мы не спасли тогда Элеонор, то я бы не смог жить дальше. Я бы умер, как бы ни старался…. Нет, я бы старался умереть всё это время.

XLIII – 58 секунд

150

Может, тогда всё останется. Может, я останусь, как Брюса на несколько

большее время, и это будет не отмеренное мне время, а время сверх плана. Может, и вся жизнь – это время сверх плана. Время счастья, которое нам дали просто так, не за что и не зачем. Просто чтобы улыбнуться и сказать. «Спасибо, я жил и был счастлив, я живу и я счастлив, Наконец, я нашёл то, во что могу поверить. В себя».

XLIV – 43 секунды А может, я придумал всё это сейчас, как люди придумывают сны в момент пробуждения. Может, всё, что было - это всего лишь иллюзия. Может быть, я просто моргнул сейчас, а в мыслях прожил последние 21 день.

XLV – 33 секунды Свиридов – «Зимняя дорога» Нет, другой человек не может оправдать существование. Да и сам человек не может осознать себя. И нельзя понять себя, как нельзя увидеть собственные действия от третьего лица. Невозможно отстраниться от своего прошлого, настоящего, от своих желаний и надежд, от тараканов в собственной голове и от привычек, которые заменяют нам полжизни, нельзя убежать от собственных упрощений, которые несмотря не на что помогают идти дальше, нельзя увидеть весь этот мир целиком с самого начала до самого конца, нельзя увидеть и всего себя, ведь, что-то безвозвратно потеряно, а что-то ещё не пришло, что-то было просто обманом, а что-то просто ступенью вверх. Да, другой человек не может оправдать существование. Но может только один. Тот самый человек, который не скажет, что Твоя ступенька вверх – это обман, что Ты должен быть всегда одинаковым. Этот человек скажет другие слова, может быть, они будут такие простые, но в них наверняка будешь Ты. Этот человек оправдает Твоё существование, ведь Ты его часть. Ты… Ты.

XLVI – 11 секунд Где остановилось это странное время? Может, улыбается мне, а я думаю, что это небо. Может, толпы ангелов поют мне песни, а я думаю, что это тишина, может, Бог смотри мне прямо в глаза, а я

151

думаю, что это прозрачный воздух.

XLVII – 3 секунды Взгляд вверх. Выдох. Улыбка. «Он есть».

XLVIII – 1 секунда Перекрёсток. Он стоит на нём, всматриваясь во все стороны по очерёдности. Бесцветные поля. Разделительная полоса, уходящая в облака. Пыль, поднимающаяся из-за горизонта. Скудное молчание. «Эта история начиналась тысячи раз, и никогда никто на земле не мог её закончить. Может, мечта уходила, бросая пить апельсиновый сок выжитого солнца, а, может, волны прошедших дней путались в неизвестности мыслей. Всё это проходило мимо, останавливая свой взгляд на строках написанных фраз, испорченных пылью страниц и истёртых сажей небес… Сколько раз птицы манили людей в небо, сколько раз люди умирали ради мечты, признаваясь в смерти души и тела… Ради чего, ради чего всё это…». Что если сейчас эта пыль на горизонте превратится в машину, она – в девушку, девушка – в объятья, объятья – в любовь? А что, если он встанет на колени на перекрёстке, и вокруг него из земли вырвутся скалы? Он будет узником собственной мечты, собственных желаний… Да, в общем-то, на него может прямо посреди перекрёстка упасть рояль, но он стоит, одиноко взирая в прелесть воздуха…, в котором кто-то всегда куда-то движется, который никто не замечает, но в нём всё самое… простое. В нём становятся слышны произнесённые слова.

XLIX – 0

152

Ave Maria, gratia plena; Dominus tecum: benedicta tu in mulieribus, et benedictus fructus ventris tui, Iesus. Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus, nunc et in hora mortis nostrae. Amen.4 4 - (перевод с лат.) Радуйся, Мария, благодати полная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего Иисус. Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей. Аминь.

ξ L – ***

- Мари, я люблю Тебя. - И я люблю Тебя, Эл.