20
«Новая газета» понедельник. №32 28. 03. 2022
волны памяти
Влад ДОКШИН — «Новая»
ЭХО
27 марта вручают золотые статуэтки «Оскар». В обычной ситуации мы следили бы за тем, как российский номинант Антон Дьяков пересекает океан, чтобы участвовать в церемонии, представляя свой фильм «Боксбалет», увенчанный уже многими наградами. Но за время «спецоперации» Антон Дьяков успел снять картину «Горю!», в которой выразил эмоциональное состояние от того, что происходит. Оказывается, Апокалипсис может быть смешным. Человек случайно поджигает себя, прикуривая во дворе блочного дома. Его спасают? Нет. Потому что все заняты собой. Тетка в бигудях не оторвется от ток-шоу с истерикой и дракой, молодые перед поцелуем стремятся сфоткать живой факел, поп на мерсе — перекрестить. «Горю!» — фильм про нас. И когда его показали на Суздальском фестивале, молодежь завопила, зааплодировала — им нужен был этот фильм.
ПУСТЫХ КОРИДОРОВ Радиостанция «Эхо Москвы» покинула помещение редакции, откуда вещала более 26 лет. Ирина Воробьева — о том, почему эти стены на Новом Арбате — легенда
М
аппарат забирал сотню нервных клеток. Но были и смешные истории. Анна Трефилова, журналист «Эха»: «Венедиктов в командировке. Звонит из аэропорта регулярно, интернета там нет, Алексей Алексеевич задает вопросы по новостям. Каждый вопрос — как ножом по сердцу. Не готовы. Панически ищем ответ на лентах агентств. И вот десятый звонок, примерно. Мы подготовились, на все вопросы готовы ответить. Венедиктов: «А что там…». Алена Степаненко (выпускающий редактор), перебивая и радостно отчитываясь: «В Чечне? Там то и то». Венедиктов: «А что…». Степаненко, опять перебивая: «Курс такой-то, в администрации сказали это…» и т.д. Наконец Венедиктов, уже крича: «Какая погода в Москве?!» Пауза. Мы не готовы». В корреспондентской всегда был бардак, и ни у кого, кроме спортсменов, не было своего компьютера. Пришел, занял какой-то, работаешь. Зато у корреспондентов был настольный хоккей. Матчи проходили в «свободное» от работы время, которого на «Эхе» и не бывало почти. Играли все или почти все, орали так, будто смотрят чемпионат мира, в той же комнате работали, ели, ругались, торопились успеть к выпуску новостей и вечно сражались за «включить или выключить кондиционер». В знаменитом коридоре редакции сняли все фотографии. Сняли, оцифровали и сберегли. У кабинета Алексея Венедиктова сняли рынду. Она там висела с 2010 года, когда были большие пожары и какой-то интернет-пользователь написал гневный пост, финальная фраза которого была: «Верните мне [нецензурное слово] мою рынду, суки, и заберите свой телефон [нецензурное слово]». Каждый, кто приходил на «Эхо» впервые, хитро спрашивал, можно ли позвонить. Звонила она мощно. Из редакции уехали книги. Книг было невообразимое количество. Основными очагами распространения были два кабинета — Венедиктова и Бунтмана. Некоторых гостей эфира из-за этого было крайне затруднительно выгнать из редакции после окончания программы. А гости в нашей редакции были максимально разные. И всем здесь были рады. На этой неделе мы забрали все свои вещи и покинули офис «Эха Москвы» на 14-м этаже высотки на Новом Арбате. За эти 26 лет здесь каждый день происходили истории, которые сложились в нашу общую память. В среду, 22 марта, был финальный день — больше мы в редакцию не вернемся.
НИЖЕ ДНА
Фото из личного архива
еня попросили написать колонку о том, как редакция «Эха» покидала свой офис. Скажу честно, приходится искать слова. Потому что когда видишь раскуроченные студии, пустой без знаменитой фотогалереи коридор и «просто кабинеты» — оказываешься в ледяном космосе. «Эхо Москвы» начиналось в маленьком офисе на Никольской. И спустя несколько лет редакция переехала на Новый Арбат. В помещение, которое представляло собой длинный коридор с разными по площади комнатами. Когда я пришла работать на радиостанцию в 2007 году, поразилась, что это какой-то большой разнообразный улей, который вообще не затихает и не останавливается. «Когда мы переехали в новое, огромное, шикарное помещение, Сережа Корзун задумал ввести дресс-код. Было лето. Ну ладно, надели всё приличное: рубашки, пиджаки… И вдруг из отпуска возвращается ничего не подозревавший Владимир Варфоломеев… Загорелый, в шортах, сандалетах. Корзун увидел, сказал «тьфу», и стали мы жить без дресс-кодов, цирлихов и манирлихов, долго и по-всякому», — вспоминает первый заместитель главного редактора «Эхо Москвы» Сергей Бунтман. Вообще называть их «бывший главный редактор» или «бывший первый зам» не получается. Какие-то люди так решили, а мы сами разберемся. «Когда несколько раз делала «обход» «Эха», заметила: сколько у нас было словарей... В каждой комнате, на каждом подоконнике…» — замечает ведущая рубрики «Во саду ли, в огороде» Елена Ситникова. Да, словарей действительно было море. И они все выглядели так, будто в них смотрят буквально на каждой смене. Но в ударениях мы все равно ошибались. На стенах в кабинетах или студии висели какие-то свои напоминалки. Правильное ударение в сложных фамилиях, приказы главного редактора, но самая классная висела на двери студии: «Не матерись! Все, что сказано в студии, может попасть в ютуб! Интернет помнит все!» Эта надпись появилась после того, как трансляцию не переключили, а в студию пришли техники, которые об этом не знали. В службе информации все еще стоят старые телефонные аппараты. Самый страшный — красный. Считалось, что номер телефона знал только Алексей Венедиктов, и звонки с него нужно было брать моментально и всегда. Когда появились телефонные спамеры, у выпускающих редакторов каждый звонок на этот
Номинант на премию «Оскар» Антон ДЬЯКОВ — о том, почему мы горим
— Твои картины чаще всего строятся на парадоксе — смысловом, визуальном. Как в «Боксебалете», где соединяются груда мышц и воздушное фуэте. Как в «Косте», черной комедии про скелет, который выбрался из могилы, чтобы пожить среди людей. Да не смог — его убили случайно… много раз. Тебя привлекает «взаимосвязь несовместимостей»? — Разумеется, для себя я не формулировал задач сталкивать полярности. Но тут недавно всплыла у меня такая мысль, что ожидаемым эмоциональным откликом на «Боксбалет» будут «смешанные чувства». И финал фильма двойственен: то ли хороший исход, то ли катастрофа. Хотелось бы, чтобы зритель застрял на этом перекрестке противоположных дорожек. — Финал фильма «Боксбалет» вроде бы хеппи-энд, но появляется телевизор: «Лебединое озеро», танки и Ельцин. Телевизор является одним из главных героев новой картины. — Да, действительно, без телевизора никуда, вечный возбудитель низменного… Помню, приезжал к бабушке, сижу
в своей комнате, работаю, а через стенку все эти вопли ток-шоу. Время идет, герои меняются, я приезжаю и уезжаю, а там истерика одна и та же. Это отравленная пища для миллионов мозгов. — Однако самые смешанные чувства вызвал фильм «Горю!» — смех сквозь слезы. — Это и в сценарии было, мне продюсер сразу сказала: «Ты замер между хохмой и ужасом». Хотелось такого именно сейчас. Последние годы я наездился по фестивалям, смотрел много европейских картин. Увидел, что подавляющее большинство авторов сильно сконцентрированы на ковырянии в себе. А во мне все протестовало: да бросьте вы себя, любимого, «я такой невозможно сложный, глубокий, уникальный». Конечно, могу оценить качество подобных работ, если они сделаны талантливо. Но «Горю!» — реакция на эскапизм — фильм, который не хочет быть вещью в себе, призван активно взаимодействовать со зрителем, теребить его, это камушек острый ему в ботинок. Хотелось эмоцию разогреть, вызвать смех, эмпатию или ужас.
