«Бухает, взрывается, и спать невозможно»

«Спецоперация», инициированная Владимиром Путиным, продолжается уже неделю. Разрушены дома в Харькове, Сумах, в Киеве — в десятках городов Украины. А с другой стороны от линии фронта — в Белгородской области и в Крыму. Жители приграничных районов всю неделю в напряжении: их жизнь наполнилась новыми звуками — звуками взрывов, стрельбы, бесконечно пролетающих над домами вертолетов. В день начала «операции» российские танки перешли из Белгородской области в Харьковскую, заняв приграничные Волчанск, Липцы, Циркуны и Купянск. Снаряды начали рваться и в самом Белгороде, и в его окрестностях. Что происходит в эти дни на границе, которая стала теперь «линией соприкосновения»?

Новая Таволжанка — большое село, от окраины которого до Украины — 730 метров. На улице Красноармейской — крупнейшей, растянувшейся на три километра, — пусто. Изредка мимо старых приземистых домов проезжают автомобили и автобусы из райцентра Шебекино. Оживление лишь у местной больницы, но выходящие оттуда люди — «взвинчены»: разговаривать отказываются. Одна из медработников объясняет мне: «Нам нельзя. Мы военнообязанные. Ну не прямо военнообязанные, но время такое». Хотя никакой официальной информации о том, что в этой больнице лечат раненых или что она имеет какое-либо отношение к войскам, — нет.

Военной техники в селе также не видно: курсирует туда-сюда лишь пара легковушек с буквой «Z».

К магазину напротив автобусной остановки бредет старичок. «Николай Александрович Баранов», — представляется он и неожиданно легко соглашается на разговор.

— Неспокойно мы живем, — рассказывает он, вытирая лицо платком. — В субботу кто-то стрелял здесь. И два дня до этого. Сказали, по Белгороду выпускают ракеты.

Баранов говорит о пострадавших от взрывов домах, но все они — в Белгороде и в поселке Майском. В Новой Таволжанке разрушений вроде бы нет или о них не сообщается: о происходящем на самой границе в принципе рассказывают мало: на прошлой неделе вооруженные люди принудительно вывезли отсюда даже провластный телеканал НТВ. Сам губернатор о том, что происходит в погранзоне, говорит почемуто иносказательно, не конкретизируя: если за ее пределами страдают дома и люди, то внутри приграничного периметра лишь «происходят инциденты».

— В субботу, утром, где-то часа в четыре, летел <снаряд> от Шебекино в сторону Украины. У нас тут рядом Волчанск — вот туда куда-то. А потом два дня вроде ничего, — продолжает Николай Баранов.

Спрашиваю у пенсионера, предлагали ли местным жителям эвакуироваться.

— Нет, такого не было. У нас же радио ничего не говорит. У нас нет сообщения вообще: раньше местный узел в Белгороде был — там могли сообщить, а сейчас никто не сообщит.

— Что вы сами думаете о происходящем?

— Ну, говорят одно, а делают другое. Правители. Пока вроде так: пока Путин у власти — войны не будет.

Эту парадоксальную логику оспаривать не решаемся. Эвакуация, пусть и не организованная, в Новой Таволжанке все-таки была.

— Многие в первый день выехали. Кто в Белгород, кто в Москву, — рассказывает женщина в синей куртке, представляющаяся Верой. Вместе с сыном она возвращается из центра села с большими пакетами продуктов. — Мы сами выехали в Белгород, до сестры, и только в воскресенье вернулись. Конечно, мы боимся, переживаем, но все-таки верим в наших солдат.

— Сейчас здесь спокойно? — спрашиваем.

— А вы не слышали взрыв? Буквально пять минут назад раскат был.

Никакого раската не слышали, но слова женщины подтверждает ее сынподросток.

— Это потому что вы внизу улицы были — там не услышишь, — объясняет она. — А если пойдете в сторону Мурома или Середы (соседние села), они вам расскажут, какие там раскаты происходят.

Учителя русского языка и литературы Наталью Шумейко встречаю буквально в поле — она идет по тропинке в сторону дома.

— Взрыв первого снаряда я услышала без пятнадцати шесть (в 05.45 — через 15 минут после заявления Владимира Путина о начале «спецоперации»). Через две минуты я уже поняла, что происходит.

Наталья Шумейко, учительница

Мне начали звонить родители: я стала их успокаивать, говорить, что все нормально, все в порядке, что это не на нашей территории.

Шумейко говорит, что до 24 февраля вся пограничная зона «сидела на пороховой бочке». «И еще неизвестно, в какой день бы мы могли попасть под обстрел Украины. Поэтому мы относимся <к происходящему>, что так и должно быть», — говорит она.

Учитель отмечает, что некоторые родители действительно вывезли детей подальше от погранзоны.

— Но это были единицы. Это было очень мало людей. Когда мы объявили к восьми часам, что все должны оставаться дома, в школе было 2–3 человека: это те дети, родителям которых нужно было идти на работу. Они попросили нас обеспечить присмотр. Уроки и тогда, и сейчас идут дистанционно. [Запрещенное слово] — это всегда страшно. Это событие, которое некоторых доводит до истерики. И истерики были. Не каждый воспринимает это спокойно.

Шумейко говорит, что ее дети остались в погранзоне, ей удалось их «успокоить». Поднявшись на холм за полем, к центру села, слышим громкий звук, похожий на разрыв снаряда…

* * *

25 февраля белгородский губернатор Вячеслав Гладков сообщил, что ему пришлось прервать визит в дальние районы области, «потому что в одном из приграничных сел произошел инцидент».

Позже он уточнил, что речь идет о находящемся в километре от границы селе Журавлевка, и добавил: «Инцидент был. Пострадавших и разрушений нет. Предложил жителям покинуть село, две семьи согласились. Разместим их в гостинице. Проводим опрос по домам, глава работает с жителями. Если примут решение, вывезем и остальных».

В субботу, 26 февраля, в Белгород в сопровождении вооруженных бойцов СОБРа привезли еще порядка 20 человек (в основном женщин и детей) и разместили их в гостинице на центральной площади города. А в понедельник Гладков на оперативном совещании правительства области сообщил, что из Журавлевки эвакуировано уже более 100 человек.

Узнать, что происходит в селе и почему именно оттуда массово вывозят людей, непросто. Пресс-секретарь губернатора Иван Брызгалин отказался пояснить «Новой газете», что же за «инцидент» произошел в деревне. Эзопов язык губернатора привел к усилению панических настроений среди белгородцев и возмущению журналистов даже из государственных СМИ.

Гладков впоследствии неоднократно говорил о Журавлевке, и к эвфемизму «инцидент», совершенно ничего не говорящем о произошедшем, добавилось еще «происшествие». Никаких других подробностей официально не озвучено по сей день. Однако «Коммерсант-Поволжье» со ссылкой на свои источники сообщил, что в Журавлевке пытался перейти границу и сдаться в плен военнослужащий украинской армии, после чего «был расстрелян представителями националистических формирований». В результате «происшествия» якобы был ранен сотрудник пограничного управления ФСБ России по Белгородской и Воронежской областям, который вмешался в происходящее.

Одна из эвакуированных жительниц Журавлевки, пенсионерка Любовь Макарова, согласилась поговорить с корреспондентами «Новой газеты» и рассказала, что узнала о том, что на границе была «заварушка», из СМИ. «25 февраля на границе был шум, приехал Гладков, и нам сказали, что если кто боится или устал, то можно выехать в город, а у меня на нервной почве начались проблемы с дыханием, кончились лекарства, и я согласилась, — рассказывает она. — Что произошло, нам не сказали, а нам же из села не видно, да и стараешься из дома не выходить».

По ее словам, 25 февраля по селу ходили полностью вооруженные солдаты и спрашивали местных, не видели ли те в селе кого-то <чужого>. Изредка прямо в селе раздавались автоматные очереди.

Любовь Макарова, жительница села Журавлевка

Макарова рассказывает, что в саму Журавлевку снаряды (в отличие от Белгорода) не прилетали. «Представляете, граница в 800 метрах от моего дома, постоянно вдалеке бухает, взрывается, и спать невозможно. У меня нервы и так ни к черту, но я все равно не хотела ехать, как и другие. Когда уезжали, все плакали», — объясняет Макарова.

В Белгород пенсионерку отвезли вместе с другими жителями Журавлевки на автобусе с сопровождением, поселили в гостинице, оказали первую помощь, накормили и купили лекарств (на ее деньги).

— Мужчины остались там, у меня вот муж, — говорит Макарова.

— Они и сопротивление смогут оказать.

— Ой, — смеется пенсионерка, — все будет нормально! Просто у нас же там еще собачка и кошечка.

Проходящую на Украине «военную спецоперацию российской армии» Макарова поддерживает. «У меня родственники есть в ДНР, у которых в первую войну разбомбили дом. Живет двоюродный брат, шахтер, 62 года, и вот они сидят там и 8 лет слушают, как все бухает. Это страшно. Когда их решили освободить, брат мне позвонил и сказал, как он счастлив, что это произошло. Вообще, с тех пор, как в 2014 году пришли русские, у них жизнь наладилась, они стали жить по-человечески, он за всю жизнь на Украине не смог себе машинешку купить, а после войны купил и машинешку, и мотоцикл», — рассказывает она.

— А то, что Россия бомбит украинские города, вам как?

— Все равно надо было это когда-то прекратить, но надо было сразу делать, а не ждать, пока они наберут оружие за эти годы. А вообще — [запрещенное слово] сейчас нечестная! Почему эти нацисты прячутся между домов и подвергают людей опасности? Лучше бы, как раньше рыцари делали: все вышли в чистое поле воевать, — смеется Макарова.

Она объясняет, что из-за закрытой границы уже три года не может увидеть свою дочку и двух сестер, которые живут на Украине.

Попасть в Журавлевку представителям СМИ сейчас нельзя. На перекрестке у поселка Октябрьский в 22 километрах от деревни стоит КПП, на котором машины разворачивают сотрудники Росгвардии с автоматами. Здесь же стоят несколько «скорых». Периодически на Журавлевку пропускают караван легковых машин, но, по словам полицейских, проехать могут только люди с местной пропиской.

* * *

Наше такси блокирует полицейский уазик.

— Документы! — обращается офицер к водителю, а тот, показав свои, кивает на нас с фотографом. Открывает дверь автомобиля. Мы выходим, и тут же сзади паркуется УАЗ погранслужбы. Из него выходят четыре человека в камуфляже, зеленых балаклавах и с автоматами.

— Кто такие? — бросает нам пограничник. Осмотрев паспорта, говорит: «Эти с нами поедут». Полицейский не согласен: «У меня приказ от начальника отдела — доставить к нам».

После недолгого выяснения решают: сначала едем в погранслужбу, затем — в полицию. В приграничном отделе нас одновременно опрашивают семь человек: «Вот если мы сейчас вас обыщем, мы точно не найдем никакой флешки? Понимаете, если вы журналисты — это один разговор, но ведь тут может и шпионаж быть!» — давит один из них.

Пограничники отсматривают сделанные видеозаписи и слушают наши разговоры с жителями, записанные на диктофон. «Криминала» не находят. Выносят предупреждение и просят покинуть пределы погранзоны.

Из полиции отпускают без протокола.

— Три сообщения поступило на вас в течение часа: «Ходят — снимают». Ну поймите: граница рядом, люди на пределе, — объясняет полицейский. — Лучше, действительно, езжайте в Орловскую область, там снимайте. Там — не граница.

В это время в Белгороде на антивоенном митинге собрался лишь десяток человек, один из которых провел одиночный пикет и был задержан

Илья АЗАР, Иван ЖИЛИН, «Новая»

Фото Ардена АРКМАНА, «Новая»