«У женщины пятеро детей, а рядом с ее домом снаряд валяется»

— Тут все сверкало ночью, я выскочила из дома в трусах, потому что потолки обвалились, — говорит Кристина, жительница села Рюмшино, куда ночью 24 февраля прилетели 12 снарядов и разрушили жилые дома. — Как раз в гостях была жена брата с сыном, которому годик. Мы за несколько секунд до того, как обвалился потолок, успели взять его из кроватки. Обломки потолка в ней переломали несколько досок.

Тотальная милитаризация

После запрета полетов в Симферополь единственный вариант добраться быстро — сесть на самолет до Сочи. Потом на «Ласточке» до Краснодара и оттуда в Крым: поездом или автобусом от 8 до 12 часов до Симферополя. То есть вместо нескольких часов из Москвы надо добираться почти сутки, а то и больше.

Военная «спецоперация» в Украине (называем события так, как нам велит Роскомнадзор) ощущается в Крыму уже на подъезде к Керченскому мосту. У моста стоит патруль ППС и проверяет документы. В сторонке около военных автомобилей скучают мальчики в камуфляже с автоматами.

Все пассажиры автобуса приготовили паспорта для проверки, но документы проверили только у водителя.

— Что-то сегодня быстро! — радостно говорит он, вернувшись в салон. — Вот вчера вез людей, так все тщательно осмотрели: и вещи, и под машиной.

Почитав, что пишет политическая тусовочка Крыма и Севастополя в соцсетях, как радуется бомбежкам и гибели людей в Украине, въезжаю на свою малую родину, в Крым, с ощущением, что за мнение «я против» легко могут избить или задержать. Но простые люди, с которыми я успела пообщаться, хоть и говорят тезисами из кремлевских темников «8 лет Донбасс бомбили» и «во всем виновата Америка», признаются, что тому, что происходит совсем не рады: у всех родня в Украине.

Сильно переживают за близких, да и за свое будущее.

Обстановка в Симферополе — пир во время чумы. Люди ходят в торговые центры, встречаются в кафе. Единственное, что напоминало о событиях, которые разворачиваются всего в 200 километрах отсюда, — очереди у банкоматов.

Еду дальше на север Крыма. Тут обстановка совсем другая. Захожу в один из продуктовых магазинов, а там отовариваются три человека в камуфляже. У одного небрежно, словно дамская сумочка, на плечо накинут автомат Калашникова. За ними в очереди пожилая женщина.

— Представляете, с оружием в магазин, и ничего же не смущает! — говорит мне женщина после того, как мы выходим на улицу.

Еду дальше. Кажется, здесь время застыло и продолжаются 90-е. Цветастые вывески ларьков, дороги в ужасных колдобинах — сюда мало кто ездит, поэтому щедрые федеральные дотации Москвы на север Крыма так и не дошли. О присутствии России здесь разве что напоминают яркие коробочки фельдшерско-акушерских пунктов, появившиеся в некоторых селах. А в остальном север Крыма такой же депрессивный район, каким был несколько десятилетий после распада СССР. Много брошенных жилых домов в селах, которые смотрят пустыми выбитыми окнами, некоторые уже без крыши.

Чем ближе граница, тем больше военной техники. Фотографировать и описывать, какая конкретно и где находится, для журналиста в России — уголовное преступление, поэтому скажу просто: ее намного больше, чем в 2014 году, и она более серьезная.

В 2014-м здесь радостно встречали «зеленых человечков», российскую военную технику, с гордостью развешивали триколоры. Теперь все напряжены до предела. На хмурых и сосредоточенных лицах читаются вопросы: «Что дальше?», «Как далеко это может зайти?», «Будет ли большая война?», «Сильно ли вырастут цены?». Чем ближе к границе, тем сильнее градус напряженности. Военные с новенькими калашами останавливают гражданские автомобили, которые им кажутся подозрительными.

Я ночевала совсем недалеко от границы с Украиной. Весь вечер и всю ночь до самого утра был слышан монотонный, тяжелый гул самолетов. Мы хорошо знаем эти звуки по фильмам. Слушать это в реальной мирной жизни — жутко. «Эхо спецоперации» долетает сюда за десятки километров от Херсонской области.

А кое-куда долетает не только эхо.

Могло прилететь с любой стороны

Село Рюмшино совсем рядом с границей Украины. Около Сиваша. Сюда ночью 24 февраля прямо под жилые дома прилетел снаряды. Был это один кассетный или просто 12 снарядов — неизвестно, но там 12 воронок. Взрывная волна была такой силы, что 22 дома оказались сильно повреждены. Где-то пробило крыши и выбило стекла, где-то осыпались потолки. Вырубило электричество. Чей был снаряд, российский или украинский, в официальных сообщениях власти не уточняют. Могло прилететь с любой стороны — рядом Чонгар, за который как раз шли бои. Слава богу, обошлось без жертв.

«Вся ситуация находится под контролем. Крым с 2014 года живет в полувоенном положении. Мы всегда были в полной боевой готовности. В 05:22 в Джанкойском районе было несколько разрывов — воронок было от 5 до 10. 22 дома пострадали, были выбиты кровли и окна. Никто не пострадал. Завтра большую часть домовладений восстановим в течение дня», — заявил глава республики Сергей Аксенов.

Я была в селе уже во второй половине дня 27 февраля. Но дома своими силами пытаются восстановить сами жители. Где-то занавешивают выбитые двери одеялами, а окна, лопнувшие от взрывной волны, затягивают пленкой, чтобы сохранить какое-то тепло. Те, у кого есть хоть какие-то деньги, потому что тут живут люди в основном за чертой бедности. Несмотря на то, что крымские власти заявили о готовности эвакуировать всех желающих жителей Северного Крыма, пострадавшим сельчанам никто не предложил места размещения и помощь даже после того, как пострадали дома.

Захожу в очень бедный переселенческий дом советской постройки на улице Молодежная, 13. В Крыму в 50–70-х годах их строили без фундамента из ракушечника, как временное жилище для работников совхозов и строителей Северо-Крымского канала. Вместо перекрытия — потолок из глины и деревянных реек крест-накрест. В Крыму такие строения называют «дома на земле». Никто не предполагал, что люди будут жить в них всю жизнь. Но живут до сих пор. Удобства на улице.

…Прихожая дома, куда я заглянула, используется еще и как кухня — в нос ударяет не очень приятный запах еды. На дом документов нет, остался только переездной билет (в такие жилища селили переселенцев из северных регионов — чтобы работали в колхозах) и запись в домовой книге. Поэтому местные власти пообещали только новые стекла и наотрез отказались восстанавливать за госсчет обвалившиеся во всех комнатах потолки, говорит хозяин дома Иван.

В доме четыре небольшие смежные комнаты без дверей. На полу пыль, обломки с потолка кое-как успели убрать. Очень старая мебель. Деревянный покрашенный краской пол, беленые стены. Из прихожей меня ведут в маленькую комнатку. Там на печке рядом с чайником пожилая женщина в цветастом платочке раскладывает пасьянс и даже не обращает внимания на нас (бабушке 84 года).

Хозяин ведет меня в соседнюю комнату, показывает обвалившийся потолок над кроватью.

— Вот здесь бабушка лежала, ее чуть не убило. Стекла посыпались, потолок посыпался, — говорит Иван и идет дальше. — Вот здесь дите в кроватке спало, здесь его голова была. Чуть не убило. Бардак.

— Я, когда на улице загрохотало, говорю жене брата: «Все, началось», — добавляет дочь главы семейства Кристина. — Она только забрала ребенка, а я не успела даже переодеть пижаму, чтобы выбежать на улицу, как потолки обвалились во всех комнатах.

— Аксенов пообещал, что будут стеклить, но когда застеклят, не знаю, вот замерзаем, — говорит Иван. — Дом перекосило, двери плохо закрываются.

Семья хотела спрятаться в подвал, который выкопан в сарайчике рядом с домом, но и туда долетели осколки.

Мы с Кристиной стоим во внутреннем дворе рядом с сараями для домашнего скота. Она плачет.

— Я тут бежала по всей деревне, искала машину подальше уехать. Оно все там бахает, сверкает. Так сразу и не нашли машину.

— А почему вам не предложили эвакуироваться?

— Не знаю. Папа сказал, что никуда не поедет. Я ему говорю: «Это еще не конец, что-то еще будет опять». Я потеряла сумочку с паспортом. Так и живем. Никто не работает, нет нигде работы. Я не знаю, как дальше жить: ни денег, ни документов. Я не могу дома находиться, лучше буду где-то на улице спать. Мне кажется, все просто завалится.

— Зачем нужна это? — отчаянно повышая голос, спрашивает Иван. — Вчера (26 февраля. — Н. И.) летели с той стороны ракеты, их сбивали. Вот оттуда. А это Херсон. Там дамба.

«Я стоял и ждал: прилетит, не прилетит?»

Улица Молодежная, 5. Мужчина среднего возраста работает во дворе. Представляется Сергеем. Первым делом показывает осколок, который залетел в его дом. Потом подводит меня к окну дома, отодвигает пленку и показывает обсыпавшийся потолок в комнате. Еще не все успел убрать. Говорит, вроде стекла обещают принести и шифер. Крыши меняют выборочно. Эвакуацию тоже никто не предлагал, выбирались сами.

— Я стоял у дороги и ждал: прилетит, не прилетит? Ну а что делать, если машины нет?

Иду дальше по Молодежной. Грунтовая дорога, грязь, дырявые крыши, выбитые окна. Еще один дом, рядом курят трое мужчин и женщина. По дому пошли трещины. «Вы посмотрите, вот стенка, вот обломки на кроватях лежат. Тут вода льется, мороз ударит, и дом ляжет», — говорит мне один из мужчин.

Вместо выбитой двери — доски, на которые гвоздями прибит кусок старого ковра, чтобы спастись от холода.

— Перекрыли один дом, шифер залатали, а сказали, что перекрыли все, — возмущается мужчина. — Отчитались! По телевизору показывают, что везде ремонтные работы идут. А их нет.

— Рабочие предупредили: будет дождь, накрывайте клеенкой, — возмущается женщина Екатерина. — Это еще что, в село Солонцовое на улицу прилетел снаряд. Не разорвался. До вечера провалялся. Люди еще утром заметили, начали звонить в полицию. Приехала Росгвардия, попинали, посмеялись: «Да что тут страшного?» А откуда люди знают? Рядом вот женщина живет с пятью детьми. А у нее в 15 метрах от дома — снаряд.

На мой вопрос все ответили, что военного конфликта с Украиной, конечно, не хотят. Оно и понятно, когда смотришь на разрушенные дома, в которых невозможно жить. Супруги Светлана и Виктор Радченко показывают осколки. У них пострадало два дома. В одном со свежим ремонтом обвалился гипсокартон. В другом — полная разруха: весь пол в кусках перекрытия. Крышу проломило. — Власти помогают? — Не помогают. Были из Симферополя, были из Джанкоя. Были рабочие, правда, всего четыре, начальников в несколько раз больше. Вчера последний раз до трех дня были. Я спросил: «А чего вы так поздно приезжаете, рано уезжаете?» А они говорят: «Скажите спасибо, что вообще приехали», — возмущается Виктор. — Я прошу: «Дайте хоть шифер за то, что сами сделали». А они: «У нас такого нет». И говорят с нами так свысока…

Надежда ИСАЕВА, спец. корр. «Новой», Крым

Фото автора