От Анапы до Сибири by Алексей Максимов

Н. И. Таловский

От «Артека» до Сибири

9 785762 014502

Н. И. Таловский

От «Артека» до Сибири

Новосибирское книжное издательство 2010

УДК 882 ББК (2Рос=Рус) 6-5 Т16

Таловский Н. И. Т16 От «Артека» до Сибири. Сборник стихов. — Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 2010 — 100 с., илл. ISBN 5–7620–1450–9 © Таловский Н. И. © Новосибирское книжное издательство

От автора

редлагаемый сборник стихов — не для любителей изящной словесности. Жестокое время порождает жестокие нравы, суррогатный язык. Прóклятые и благословенные, девяностые годы двадцатого столетия наложили на все свой неизгладимый отпечаток… Вспомним И. А. Бунина: И нет у нас иного достоянья! Умейте же беречь Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья, Наш дар бесценный — речь! Но вспомним и Тургенева И. С.: «Талант не космополит, он принадлежит своему народу, своему времени». Пусть случайный читатель простит автора сборника: эпитет «талант» он не относит к себе, да из песни слова не выкинешь.

Сказка о Фоме Посреди двора — гора, у горы — корыто; на горе растет трава, под горой ракита. За двором река течет, девки водят хоровод да поют распевно о красе-царевне; и про русую косу и кудряву голову. Не допели, дружно встали: — Будто гром вдали ударил? Разбежались налегке, слышен топот вдалеке. Не на радость, на беду резво девушки бегут;

топот приближается — весть несут красавицы: — В том краю, где солнце всходит, за излучиной реки — там, наверно, леший бродит, на живое страх наводит… Уж поверьте, старики: сами видели, что вроде во саду ли, в огороде, дико выпучив глаза, рвется с привязи коза за клочком крапивы жгучей; на крылечке кот мяучит, под горою скот ревет, будто кто его дерет; воет в будке пес понурый, целый день кудахчут куры в буйном царстве лебеды 6

на подворье у Фомы. Громче бейте в рельс тревогу, собирайтесь на подмогу; отворяйте ворота — видно, в дом пришла беда! …Весть худая не лежит — черным вороном кружит, дикой уткой громко крячит, в поле волком серым скачет; на лихом бегу споткнется, девять раз перевернется, впереди толпы бежит: ПОД ГОРОЮ ТРУП ЛЕЖИТ… Слух прошел, и у ворот собирается народ; на подворье смотрят тупо: где же труп? А нету трупа. Слава богу, нет пока. 7

Успокоилась толпа: о судьбе Фомы судачат, производственных задачах и потерях на войне, о зарплате и цене. Подбегают следом двое, запыхавшись: «Что такое? Почему печаль разлита — окочурился Никита?» Удивляется народ: — Что еще за новости? Все как раз наоборот, он воскреснул вскорости! Наш Никита жив-здоров, начихал на докторов: пропустил маненько в рот и вприпрыжку — в хоровод.

Вопрошает праздный люд: — Где тут, что тут продают? Кто на радостях напился или с горя утопился? Загудел народ честной: — Уж не пахнет ли войной? Ох, войны боюся, Господи Исусе!.. Отвечают прямо в лоб: — Не война и не потоп, не сосновый новый гроб; тут такая кутерьма… оженился наш Фома! Надоумил бес лукавый. — Был Фома не глупый малый. По оплошке, что ли, угодил в неволю?

— Подсказали умны люди, поднесли товар на блюде: как принцесса, величава, но ленива и лукава: печь не топит, не прядет, щи не варит и не ткет — танцы ждет, негодница! Оженился, думал — фея, всех нарядней и милее, оказалось — модница. Любит нежиться, рядиться, не желает потрудиться в огороде, на дому ли — пол не вымоет, грязнуля. Мусор всякий и отбросы — все во двор в корыте сносит; накопила во двору хламу це-е-елую гору. Не швея, не тонкопряха, проще выразить — неряха…

Тут Фому во двор ведут и советы подают. Наставляют мудрецы благодетели-отцы, не дают Фоме покоя: — Думать надо головою, ты же малый не глупой (вот как повернули) — думать надо головой, а не только частью той, что сидишь на стуле: не соваться в воду, не узнавши броду. Да тебе с такой женой только в омут головой! Сердобольные старухи облепили, словно мухи, зажужжали — мочи нет: — Помутился белый свет! 11

…ни обеден, ни постов… …накопили тьму грехов… …в среду, точно на Успенье… …удостоилась знаменья… …белый ангел-шестикрыл… …на рассвете возвестил… …конца света ждать к Покрову… …помянёте мое слово… …будут, с места не сойду… …за грехи гореть в аду! Сник Фома и еле дышит: «Набежали тут, как мыши. Конца света ждут в Покров. Ну их в рай… без лишних слов». Мудрецы не устают, простаку совет дают — только умный, не иначе: — Не тужи, Фома, не плачь, все на свете сбудется. 12

Жизнь, она свое возьмет: что посеет, что пожнет, что-то в пыль-муку сотрет, стерпится-полюбится! * Спит Фома и видит сон, что издан «сухой закон» умным лиходеям — чтоб молчали восемь дён в каждую неделю. Слово молвил — ложкой в лоб, по губам ладошкой — хлоп: не мели, Емеля, не твоя неделя! Если дать совет порой засвербит-поблазнится — сядь на шило частью той… нет, не надо головой… 13

сядь на шило частью той, что зовется з……й. 8 февраля 1991 г.

***

Лучами жаркими согрета, забудь унынье зимних дней, подруг лукавые наветы, измены ветреных друзей… Разлуки ледяным дыханьем, холодным ветром снежных вьюг — не остуди воспоминанья, храни моей любви признанья, тепло и ласку верных рук.

К «Рубайят» О. Хайяма Из речей мудреца не соткать полотно… Но холстины грубей бренной жизни канва. Не померкнет в веках светозарный Художник, Что украсил ее тонкой вязью ума! 31 июля 2009 г.

***

Дни без тебя бесследно отлетают, лист за листком календаря; так осень гонит птичьи стаи холодным ветром октября. Что без тебя? Свою мечту надеждой тайной не лелею, тебя забыть на миг хочу… свечой погасшей чадно тлею, листом опавшим вниз лечу. Что без тебя? Зари не жду, лишь оживи рассветной далью; разлуки горечь заглушу: дни без тебя — перелистаю, страницы пе-ре-ворошу…

Лишь позови! Тот лед растает, лишь позови встречать зарю — слова любви строфой жемчужной увенчаю, свечой янтарной догорю!

Рыбацкая байка Рыбак спросил у рыбака: — На что рыбачишь? — На мормышку. — И как, клюет? — Клюет пока: леща поймал, сорогу, судака — видать, приплыл издалека, да тут ему и крышка. А ты на что? — Да тоже на нее, на эту… как ее… на замухрышку! А для приманки, чтоб наверняка — поскольку снасть не нова, — цепляю на крючок червя и Александра Иванова. Да, так оно вернее:

потру, три раза поплюю и кину снасть туда, где помутнее. — И как, клюет? — Клюет… на дрожь. Сплывается рыбешка отовсюду — вода кипит, веслом не пропихнешь. — Я слышал, крупную берешь? — Да нет, откуда? Преувеличила молва, менять наживку надо снова: на Александра Иванова прет косяком одна плотва. Апрель 1989 г.

К избранию Президента СССР

Кривой закон Природа властвует во всем, И бейся хоть чугунным лбом об стенку: сын от сохи родится мужиком, окрепнув, станет кулаком, поэт — опальным диссидентом. Родит ослица лишь осла, орлица высидит орла, а власть имущий — Президента. 23 марта 1990 г.

Тирану Когда ты выпьешь — вот тебе на закусь каламбур соленый: Где демократия? В ‥‥.! А в …. — плюрализм хваленый. Март 1990 г.

Аллилуйя Все хорошо. Разрешено дышать, любить, трудиться понемногу. Не все еще запрещено… На том хвалу возносим Богу! Апрель 1990 г.

Две стихии (перифраз стихотворений Е. А. Баратынского «Уныние», «Любовь»)

Мы пьем твою отраву сладкую, но все отраву пьем, вино, и платим дань за радость краткую ценой всего, что нам дано. Мы пьем с надеждой избавленья от всех невзгод житейских бурь; вино рассеет мрак сомненья, ночные страхи и виденья… так в ясный день небес лазурь душе приносит исцеленье. Мечтой души, мечтой обманною, напрасно ищем истину в вине: находим только муху пьяную в последней капельке на дне.

Мутит равно дурман хмельной умы изгоя и вельможи: вино поймает в невод свой гуляку с легкой головой, бесчестьем жертву уничтожит. Слепой порок и разум ясный не могут сесть за общий стол; живут с природою согласно, в своих стихиях безопасно бескрылый суслик и орел… …Ты пел, Поэт, пиров веселый шум. Среди друзей за чашей круговою, в ней утолив свой светлый ум, не воскресал в пиру душою. Огонь любви — огонь живительный — не проклинай, он жизни цвет; восторгом веют упоительным очарованья прежних лет. 24

Не воскрешай минуты слабости, пусть лира звучная вздохнет… и вновь воспой источник светлой радости — часы блаженства и любовь! 24 февраля 2009 г.

Завещание Бесценный дар пленять мужчин искусно в женщинах заложен; мечтой загадочность умножив, я поклонялся свято им… Любил, но разгадать не мог их власти тайное начало; я не узнал любви исток, а жизнь, как песня, отзвучала. Гася последнюю свечу, им благодарный, не хочу лукавить — коварство, боль измен прощу, «златые горы» прокучу — молю Творца для них оставить: прохладу леса, шум дождей, простор желтеющих полей, ручья беспечную игру,

кукушки звонкое ку-ку; зов перепелки «спать — пора», прощанья, вздохи до утра; свиданья первого испуг и радость встречи у причала — все заключит в единый круг любви волшебное начало! А я с собою унесу туман и стылость непогоды, любимой горькую слезу, обман невольный и невзгоды… Оставлю — сладость обещаний, печаль разлук, воспоминаний, искру надежд, признаний жар, души мятущейся пожар — они заменят боль утрат и к жизни новой воскрешат. 25 мая 1989 г.

Сестре Тамаре к 55-летию

Песнь уходящего лета Мне снова май напоминает: в час оный где-то на земле дитя явилось, извещая задорным криком о себе — весь мир, не жалкую лачугу, что приютилась на краю безвестной, нищенской округи в коммунистическом раю. Скворцы ей хором отвечали, и галки славили окрест: «Пока не ведомы печали, неси судьбы безмолвно крест:

для певчей птицы на скрижалях «Молчи, — есть запись, — кошка съест!» Но дни текли, а голос креп… Благословенное дитя, отринув строгие запреты, мир открывало для себя: живые краски, чувства, звуки; не чужды стали ей в глуши волненья радости и муки, ума движенья и души. Коварен трудный путь познанья, пытливый ум постиг не вдруг: потерь, ошибок новый круг готовит смелым испытанья. И опыт вывел без прикрас: природа отторгает слабых, а сильных бьет и в бровь, и в глаз 29

на поворотах и ухабах в карете жизни каждый час. Обидно юность скоротечна: среди подруг, забав беспечных взмахнут печально два крыла: — Прощай, мой друг, весна прошла; тебе пора зубами грызть гранит наук и брать удачу за рога! Для сильных духом нет преград, подвижникам одна награда: в венце не роз — колючек острых, по лабиринтам из камней, дорог, тропинок, перекрестков — свой путь вершить к сердцам людей. Жизнь круто тесто замешала… 30

Забот сплошная череда незримо зрелость приближала, а годы шли — неведомо куда. Ах, годы! Дум и чувств теченье за занавесой дней былых; кто остановит на мгновенье и разгадает тайны их? Заглянет в глубь души певучей — что там, под пеленою грез: расцвел букет из пышных роз или опять густеют тучи? О чем еще поет душа, судьбы награду ждет какую? Мечты витают в облаках и в даль зовут, заманчиво иную. Нам сладок плен воды текучей: звенящих струй душе созвучна 31

неуловимая игра… Аэропорты, города меняли звучные названья; благословенная пора, судьбы подарок в знак признанья! Под серебристыми крылами с высот незримо пролетали чужие судьбы; черной тучи тень уплывала в никуда… Пора надежд, страстей кипучих ушла, как вешняя вода; затихли звуки струн певучих, неслышно осень подошла. Как быстро лето пролетело! Рукой искусной осень смело ткет золотой узор ковра; из паутинок по наитью 32

плетет серебряною нитью прозрачной грусти кружева. Но даль ясна, и песня не допета; звучит победно жизни гимн — благоухает бабье лето в багряной россыпи рябин! Прекрасен мир, Творца обитель. Из поднебесной высоты с улыбкой ангел, твой хранитель, крылами машет: — Не грусти, что осень рыжей шаловницей ворвалась в мир весенних грез, вплетает в перья Синей птицы лишь пряди желтые берез — не алых роз венок душистый. Что дни ненастные настали, 33

ты на судьбу не сетуй, друг: обиды, горечь и печали зеленый мир не сузят в круг слепого, тусклого оконца. Смотри вокруг: все то же солнце в короне золотых лучей льет благодать на мир людей; в венце лучей из серебра сияют звезды и луна; свой путь обходит не спеша твоя звезда на круге Млечном. Живи. И пой. Так будет вечно, пока в тебе поет душа! 15 мая 1995 г.

ГКЧП августа 1991 г.

Лапти под хреном Ох, хитер мужик убогий, от царя не ждет подмоги: чтоб себе чего купить и детишек накормить — лыка лихо надерет, новых лаптей наплетет. Уложив на воз товар, утром едет на базар. Покупателей облупит — сапоги со скрипом купит, брату шапку новую, бабе шаль пуховую. Будет и детишкам дать на молочишко.

Вот потеха — там и тут лапти новые плетут! За Окой, Москвой-рекою, умножая свой доход, сильный твердою рукою лыко с липки обдерет! * Хорошо живет торгаш: есть машина и гараж, особняк под новой крышей — на этаж соседей выше. Люстра светит в зале гулком, перстень дивный на руке, драгоценности в шкатулке и хрустящие в мешке. Покупателей облупит — на счета приход поступит: 36

дяде, брату и сестре, теще, тестю и жене… Будет и детишкам дать на коньячишко. Поклоняясь миллионам, люди ходят под законом, только безнадзорные цены договорные. Вот потеха — там и тут лапти новые плетут! На Поволжье, по Амуру, обходя законов свод, изловчась, седьмую шкуру жирный с тощего дерет. Вот идет потеха— не живем без смеха!

* Власть имеют Кабинеты запрещать, душить декретом… в них и стены без дверей: там Указы, Циркуляры, Протоколы, Формуляры… только нет живых людей. Сами в роскоши купаясь, любят властные судить: что кому в вину поставить, за решетку посадить, от налогов ли избавить или втрое наложить — всё решают не спеша под пятой у торгаша. Вот потеха — там и тут лапти новые плетут!

От Амура до Дуная в судьи совесть не берут: должность взяткой покупают, честь — за взятку продают. * Обесценились бумажки — нет ни ситца, ни рубашки; осрамился на весь свет государственный Бюджет. Поработали ударно… и созвали Съезд пожарный. Не грозим уже войною, посылаем в мир с сумою, чтобы твердою валютой ублажить его, Малюту, — рынок вещью наводнить, а пожары затушить. 39

Только вот загвоздка — все не так-то просто. Возвращаются не медля: на таежного медведя люди там сердиты, не дают кредиты. Вот потеха — там и тут лапти новые плетут! За Невою, Байконуром, прославляя рабский труд, днем сдерут макулатуру, утром — в банках выдают. * Оседлав свою карьеру, вышел пятый зам в Премьеры — твердою рукою управлять страною, 40

увеличить шансы, подтянув финансы: расползлась большая рать — их, букашек, не собрать… Подводя итог печальный, Кабинет собрали тайно. Порешили Кабинетом: быть и сытым, и одетым, если без поблажки поменять бумажки; по знакомым не звонить, тайну свято сохранить, чтоб от края и до края — всем досталась доля злая. …Возле банка строго в ряд бабки ветхие стоят; вышли на свет старички, 41

как запечные сверчки, — крепко пахнет в строе длинном ароматным нафталином. Вид у всех довольно хмурый — ох и твердые натуры! Тот урок пойдет им впрок — навсегда дадут зарок прятать крупные купюры… Вот потеха — там и тут лапти новые плетут! На Дону и в Карабахе, возгласив свободный труд, днем последнюю рубаху даже с нищего дерут. * Опустели Комитеты — видно, песенка их спета… 42

Захватив дворцы, и троны, и державную корону, сели властвовать веками, но нашла коса на камень. Замы, зав, Секретари и провинций короли горько пили, сладко ели, мяли пух чужих постелей, оказавшись на мели, сдали тощие портфели, тайны грешные — сожгли. Заполняя свой досуг, зам, и зав, и политрук, скинув красные мундиры, перекрасились в банкиры. Не сдаются комиссары! Чтоб раздуть сильней пожары, 43

точат вновь политруки заржавевшие штыки. Вот потеха — там и тут лапти новые плетут! В Петербурге и Москве, Пензе, Липецке, Уфе, кассы партии присвоив, под проценты в рост дают — умножая миллионы, с беспартийных пух дерут. Вот идет потеха — не умрем без смеха! 18 августа — 1 октября 1991 г.

От «Артека» до Сибири Поэма Люблю отчизну я, но странною любовью! Не победит ее рассудок мой. М. Ю. Лермонтов

Юля с Таней и Никита вышли в свет не лыком шиты. Не такие, как иные принцы, кровью голубые, не мордованы судьбой, школьной партой и доской, деканатом, педсоветом… чтоб, не зная ни шиша, всех давить приоритетом красных корок ВПШ.

Юля с Таней не бездарны — курс наук гуманитарных проходили не по книжке: не балованы судьбой, школьной партой и доской, знали жизнь не понаслышке… не обидел бог умишком. И Никита не отсталый, развитой, не глупый малый. Судьбы их во многом схожи: папы-мамы не вельможи, чужд им круг пустых надежд — с шефом быть на «ты» по дружбе, продвижение по службе и поездки за рубеж… Жизнь в провинции проста: знает там и стар и млад, что здоровье и достаток — лишь в приплодах свиноматок 46

и надоях молока. Тройка юных пионеров по Москве бродила смело, расширяла кругозор: в планетарии, музеях, луна-парке, Мавзолее… где с отвагой и задором, не подумав, сгоряча, спела дружно во все горло гимн любимый Ильича: «Вставай, проклятьем заклейменный, на суд голодных и рабов!» Страж порядка, возмущенный, тут же вывел… дурачков. По накатанной дорожке жизнь катилась понемножку: дома строгость пап и мам, в школе вечная долбежка 47

незамужних классных дам — до отрыжки надоела; без надежд и без желаний, чередой пустых мечтаний быстро юность пролетела — десять классов позади… что-то будет впереди? Школа, дом родной забыты — перед ними сто дорог во все стороны открыты: хоть на запад, на восток; хоть на север или юг — собирай друзей, подруг! Птица Синяя — мечта в путь к «Артеку» повела. Дни и ночи напролет быстро катит поезд скорый, в сказку тайную зовет 48

луч зеленый семафора. Ах, «Артек», златые сны! В дым рассеялись былые детства грезы голубые: пляжа желтые пески, пальмы, финики, кокосы, горы спелых абрикосов, солнце южное и море; в небе ясном на просторе стаи чаек, альбатросов, в море Черном корабли… есть «Артек»… но не для них. Птица Синяя — мечта упорхнула без следа… Яд сглотнув обидных слов, стайка сизых голубков в путь отправилась. Куда?

След времен: в каком-то веке, на пути торговом в греки, между Сукко и Маскагой крепость строили варяги… но о том давно забыто, тьмой истории покрыто. Там теперь стоит старинный город сказочно-былинный, украшение земли: с моря виден издали берег южный и на нем чудный город со дворцом, с теремами и садами, древней крепостью с заставой; в море синем корабли вдаль плывут на край земли, в сказку древнего Востока или в злачную Европу — пушки в крепости палят, кораблям пристать велят… К небу бороды вздымая, 50

старцы мудрые гадают: в мире шесть иль семь чудес? За морем житье не худо, в свете ж есть восьмое чудо; этим чудом из чудес городок овеян славой1 и гордится ей по праву: знают мамы, знают папы — лучше нет вина «Анапа»! …Ходят слухи: в энном веке чудно жили человеки — от безделицы и скуки виноград давили в ступе; дружно черпая в отраду сок янтарный винограда, ароматный и густой, сок целительный, живой — были счастливы народы. 1 В действительности — бывшая турецкая крепость Анапа, построенная в 1783 году. В 1829 году по Адрианопольскому мирному договору отошла к России. С 1846 года — город Анапа.

Вереницей, год за годом, век блаженный пролетел, пресный сок им надоел — по ночам в глубокой яме стали босыми ногами гроздья спелые давить, долго сбраживать, цедить, после — пробовать и пить полной чашей пенной влаги для здоровья и отваги: поутру стакан «Анапы» опрокинув кверху дном, заяц, робкий, косолапый, станет рыкающим львом! Эликсир поможет хилым разогнать огонь по жилам, трезвым голову вскружит… и святоша согрешит. 52

Пьем, естественно, от скуки, на поминках и в разлуке; от бессонницы и сглаза, столбняка и псориаза; от подагры, ишемии… если дозами большими — печень, уши и глаза лечит соками земными виноградная лоза! Видно, свыше нам дано средство пряное — вино. В Новый год, на новосельях, в шуме буйного веселья — пробки с пеной в потолок!!! Между тем, заметим впрок, люди в спорах не решили: 53

дружно, дозами большими мы на здравие и благо пьем божественную влагу или нашу жизнь она пьет по капельке до дна?

Тесен мир для чудаков: трое юных голубков, как по воздуху, внезапно утром прибыли в Анапу. Осмотрев Анапу мельком, их оставим на недельку: морем, солнцем насладиться, как живой воды напиться; крепость старую увидеть… городок их не обидит. Нам же в пору отлучиться: на крылах «Аэрофлота», без хлопот и без заботы, 54

обозреть простор успеем старой матушки-Рассеи.

Над Расеей солнце то же: чередой деньков погожих облака в лазурном море вдаль плывут по доброй воле. Ясной ночью при луне, в неоглядной вышине, по законам сил природы звезды водят хороводы в тщетной пляске бесконечной: замкнут путь на круге Млечном… как у белки в колесе. В дикой пляске, толчее тесно людям на земле. Жизнь суетная не рай — бурно хлещет через край, 55

бьет фонтаном… как в стакане щедро налитый нарзан. Жизнь кипит в пчелином рое, правит в ней ударный труд: там паяют, здесь куют, валят лес, коровок доят, под соседа яму роют — все умельцам по плечу: кто-то платье шьет по стати, кто-то дело на статью. Там читает лекций круг доктор мнимофилософских Маркса — Ленина наук. Агитатор именитый, кончив умный разговор, в чем собака там зарыта— сам не понял до сих пор. Вопреки умов броженью — 56

пашут, сеют, нивы жнут; закрепляя достиженья, всей механикой движенья управляет длинный кнут.

Не такие Юля с Таней, и Никита не такой — не такие, чтоб обидеть малый мог или большой. Скинув беды и тревоги, боль, усталость от дороги, излечить хандру решили курсом винотерапии — выпить всем чертям назло, чтобы в жизни повезло! Много выпили иль мало, на седьмой день полегчало — без сомненья, помогло: 57

прекратились рези, рвота, тошнота, в висках ломота, отзвенело в голове, тихо стало в кошельке. От пустого кошелька так напала грусть-тоска, что не пьется и не спится… право, впору утопиться. Вопреки пустым карманам вдруг повеяло дурманом дальних странствий; до икоты на Байкал взглянуть охота: там тюлени, кашалоты в море плавают, резвятся; на оленях покататься, всласть полазать по горам, клад найти на счастье там… Кстати вспомнили, что в школе, 58

под контролем и на воле, дяди с тетями твердили: «Где б вы ни были, ни жили, а судьбы не миновать вам в Сибири побывать». Страстью к подвигам движимы, дружной троицей решили в кабинет войти отважно: «Жить хотим трудом примерным, послужить отчизне верно». Там начальник хмурый, важный, с недоверием в глазах смотрит строго на девах: обе стройны, завитые, кадры просто золотые; и Никита не плюгавый, парень статный, видом бравый. Юным кадрам поручили: 59

важный груз доставить в срок до Иркутска, в глубь Сибири. Ценный груз беречь как око вплоть до станции далекой…

Не такие Юля с Таней, чтобы ездить, как цыгане, на кибитке кочевой, пыль дорожную вдыхая, жажду скромно утоляя лишь водицей ключевой. В комфортабельном вагоне едут вдаль по доброй воле, в край суровый, но родной — едут гордо челноками, с песней, южными дарами, чистым сердцем и душой. Славных дел вам, в добрый путь! 60

Нам же в памяти встряхнуть сказки, небыли и были… краем глаза заглянуть в тайны страшные Сибири.

Сказы давние и были правду людям сохранили, что Сибирь была когда-то дивно, сказочно богата. Там веками на раздолье вдаль раскинулись привольно пашни, села, города, реки полные, луга, степь от края и до края — все вместила ширь земная, обогрела мать-тайга. Братством вольного народа, тяжким праведным трудом, 61

щедрой милостью природы наполнялся каждый дом хлеба полными ларями, масла, меда туесами; сладкой ягодой лесной, рыбой, брагою хмельной; дичью, мясом, пирогами с чиром, нельмой, муксуном; кринок стройными рядами со сметаной, молоком; золотистыми блинами да солеными груздями; черной, красною икрой — для гурманов рай земной! Не красна изба углами, а достатком, пирогами — так уж исстари велось: 62

чтобы денежка водилась, ночью сладким сном спалось, пилось, елось и хотелось… лет до ста расти; при этом племя юное планеты чтоб не спи´лось… не спилóсь… тьфу ты… не перевелось. Там дома росли — не хаты, а боярские палаты, и просторны, и теплы, полны русой детворы. Племя юных подрастало строить крепости, заставы; ратью дюжих мужиков, грозной силою полков мощь России прирастала…

В годы грозного столетья под ярмом, суровой плетью обнищать Сибирь успела, людом, духом оскудела. Тяжек груз — поборов бремя; нет ни продыху, ни время, чтоб подняться, встать с коленей: продразверстки, госпоставки, планы — мертвые удавки, реквизиции — облавы по сусекам и подвалам; штрафы, пени, недоимки, госзаемы — грабежи, похоронный плач, поминки… нет спасенья для души. Непокорных со сноровкой шлют ТУДА для перековки: 64

в глубь нехоженых окраин, где безлюдье, глушь, снега, где мороз — тайги хозяин, а законы — «кумовья». По этапу под конвоем толпы новые изгоев на заклание ведут: лес валить, копать руду, зоны строить для таких же доходяг, едва живых. Как осенний лист гонимы, отмотав сполна года, возвращаются ОТТУДА горстки сирых; а ТУДА в зарешеченных вагонах едут, едут легионы не по доброй волюшке — гонит злая долюшка. 65

Крепко шитые законы крутят, вертят жернова, в пыль стирая миллионы… прахом полнится земля. Отшумела жизнь в глубинке: села, пасеки, заимки стерты с темени земли, будто всю Сибирь до края орды дикие Мамая черной конницей прошли, все сметая на пути…

Из растоптанной Сибири в сердце матушки-России всё качают по старинке: хлеб и масло, осетринку да убойную скотинку — увозя гуртом со станций 66

скот рогатый, новобранцев. С дерзкой жадностью, отвагой толпы пришлые варягов нефть качают, газ ведут; золотым дождем фонтанов чьи-то полнятся карманы, банки пухнут и растут. Встань с колен, Сибирь святая, не клонись под гнетом — рая от поклонов не видать… Близит время поднимать край немереных запасов золотых песков, алмазов; кладов тайных закрома газа, нефти, серебра; край, завещанный веками, кровью политый, слезами наших прадедов, отцов — дом родной, приют и кров… 67

От Анапы до Сибири — дни и ночи — долог путь; если ехать версты эти при закрытом туалете — можно ноги протянуть: цены, юркие как мыши, подскочили выше крыши, только сервис приотстал, знать, от пьянок приустал. За далекий путь в охотку можно выспаться до рвоты, чаю крепкого хлебнуть, выдать кучу анекдотов или песню затянуть; обсудить, поспорить рьяно,

как живется марсианам или бедным эфиопам, гастарбайтерам Европы… спать до третьих петухов, перевидев кучу снов. Пока ехали-скрипели, про танкистов песни пели, пили кофе, крепкий чай — мышки серые успели съесть три пуда дыни спелой да попутно, невзначай, ящик вишни, сливы сладкой; двадцать восемь банок кофе растворились без осадка… По приезде усмотрели — пломбы сорваны на двери с ценным грузом… быть суду, недостача на виду. 69

Проводник знакомый, битый, знавший линию защиты, на ушко шепнул дурехам: — Чтобы не было подвоха, не валяйте дурака, пойте песнь издалека: «Мы не пили и не ели… в темноте не доглядели, проворонили, растяпы, восемь ящиков «Анапы»… там усушка, там утруска, недовесы, перегрузка; и Никита был больной… кто не грешен под луной?» Но не видно Юли с Таней, растворились, как в тумане; и Никита не встречался, где-то след их затерялся.

Помоги им, боже правый, избежать суда, расправы; минуть беды и напасти, нарожать детей для счастья мам и тетушек, отцов, крестных, бабушек, дедов. 1992—1994 гг.

Содержание От автора...................................................................3 Сказка о Фоме..........................................................5 Лучами жаркими согрета... ................................15 К «Рубайят» О. Хайяма........................................16 Дни без тебя... ........................................................17 Рыбацкая байка.....................................................19 Кривой закон.......................................................... 21 Тирану......................................................................22 Аллилуйя.................................................................22 Две стихии..............................................................23 Завещание...............................................................26 Песнь уходящего лета..........................................28 Лапти под хреном..................................................35 От «Артека» до Сибири.......................................45 72

Н. И. Таловский От «Артека» до Сибири Специалист компьютерной верстки: А. Максимов Корректор: О. Кайдалова Сдано в печать 01.10.2010 г. Формат 70x108/32. Бумага офсетная. Гарнитура Минион Про. Печать цифровая. Тираж 80 экз. ООО «Новосибирское книжное издательство». 630099, г. Новосибирск, ул. Революции, 28 Типография: ООО издательство «Сибпринт», 630099, г. Новосибирск, ул. Максима Горького, 39