Альманах новой Одесской литературы и живописи.
Альманах современной Одесской литературы и живописи «НЛО: Alpha Centauri». Пилотное издание. Составители: Юлианна Брагина, Анастасия Бобкова, Юлия Слюсарева, Ярослав Трофимов Редактор: Ярослав Трофимов Корректор: Яна Пизинцали
Содержание Предисловие
4
Андрей Орловский. «Разговоры на кухне»
7
Станислав Домбровский. «Здравствуй»
9
Юлия Корниенко. «Когда»
11
Анна Костенко. «Загиблим»
13
Верстка: Ярослав Трофимов
Павел Макаров. «Душевные люди»
18
На обложке: «Без названия», Ольга Олейник, тушь, перо, 2015 г.
Станислав Домбровский. КООП «Исполнение желаний» 22 Яна Пизинцали. «Последнее воспоминание»
25
Александр Гаро. «Сталью»
47
Алиса Радова. «Слишком много стихов»
48
Алиса Радова. «Искать тебя»
49
Дара Грейс. «Припять»
50
Александр Гаро. «Час»
51
Артур Александров. «Песчаная тюрьма»
53
Артур Зайцев. «Эй» и «О»
67
Юлия Жаркова. «Те» (диптих)
77
Юлия Жаркова. «Принц»
86
Владимир Холявский. «Как умерла последняя роза»
89
Оксана Маслова. «Не цiлуй»
99
Виктор Лозовский. «Космический душ»
101
Юлия Бердиярова. «Надрывая сердечную мышцу»
111
Дмитрий Михайленко. «Муза в бумажной маске»
113
Надежда Глушкова. «Улыбался»
125
Надежда Глушкова. «Все возвращается»
126
Надежда Глушкова. «Билет»
127
Оксана Маслова. «О смысле»
129
Ярослав Трофимов. «Вверх по наклонной»
131
Юлия Бердиярова. «По небу»
134
3
Юлия Бердиярова. «Ругайте»
137
Майя Димерли. «Театр военных действий»
139
Майя Димерли. «Калейдоскоп»
140
Мария Краевская. «Скучаю»
143
Мария Краевская. «Глупая»
144
Мария Краевская. «Просто»
146
Юлия Корниенко. «Если мы расстанемся»
147
Екатерина Мохова. «Замуж за тебя»
149
Андрей Орловский. «короли окраин»
153
Дорогие друзья! Каждый, кто хоть раз встречался с аббревиатурой НЛО, знает, что она вызывает у большинства людей противоречивые чувства. С одной стороны, это недоверие и скепсис – лично с представителями иных цивилизаций никто пока не общался, а неопознанный объект может оказаться чем угодно, от красивого атмосферного явления, до блеснувшей на солнце сковородки тети Сони. Так, увидишь что-нибудь этакое, расскажешь соседям, а потом выяснится, что тебе показалось, и иди потом доказывай, что ты не верблюд... В смысле, что ты не пьешь и, вообще, у тебя просто богатое воображение. С другой стороны, НЛО – это всегда ожидание чуда, мечта о новых неведомых мирах, о людях или гуманоидах, которые продвинулись далеко вперед в своем развитии и могут многому научить нас с вами. И, конечно, НЛО – это символ путешествия меж звезд.
4
Первый выпуск альманаха проекта «НЛО – Новые лица Одессы» построен как своего рода зарисовка к третьей метафоре. Недаром его название – Alpha Centauri. В этом имени отразилось одновременно стремление взять стремительный старт, достичь больших высот и открыть для себя нечто новое и головокружительно прекрасное. То, что можно увидеть и почувствовать, только позволив себе отпустить тормоза и двинуться за пределы привычной реальности. Наше путешествие мы начинаем с командой молодых одесских авторов, каждый из которых обладает своим набором открытий, которыми готов поделиться с читателями. Кто-то исследует альтернативные вселенные, кто-то обращается к тайнам внутренних миров, кому-то по душе поиск истины и красоты, затерявшихся в забавных и диковатых джунглях повседневности. Одни авторы делают это в прозе, другие – в стихах, третьи — посредством живописи, но все так или иначе движутся в одном направлении – к собственной душе и к сердцам своих читателей. Мы надеемся, что на вашей звездной карте найдется место для нового астрономического объекта и обещаем вам много новых интересных событий и ярких произведений от проекта «НЛО». Приятного чтения! Команда проекта «НЛО: Новые Лица Одессы»
5
Андрей Орловский
Разговоры на кухне ... говоря об искусстве, лучше купить коньяк. позабыть о сладостях, сне, подготовиться к долгим спорам. запереться с другом на кухне и сразу представить знак бесконечности (ограничив предмет разговора). ... говоря о Чайковском, нужно представить лист, задрожавший в холодном дыхании осени, или зазвеневшей весны мокрый шум, перестук, пересвист, наливающиеся временем года линии.
ТО «Миракль», Юлия Шибиркина
... разговоры об Айвазовском всегда ведут к океану. бесконечный мир техник, холстов, акварелей, томных натурщиц; нужно вскользь, между прочим, заметить: «море — как фортепиано», и вернуться к заливу музыки (там ты плаваешь лучше).
«Вечером за работой», 2015 30х40, гравюра на пластике
6
7
... говоря о Вахтангове, лучше вникать в слова, в анатомию предложений. даже предлог быть должен собой (и от спора раскалывается голова, и отцовский сервант отдает вторую бутылку — продолжим...) ... говоря о Набокове, сразу ходи ферзем — очень сложно и вычурно спорь: эмиграция, метароман, элита; или лучше прикинуться бледным, легкомысленным мотылем, краем слова задев «Дар», «Отчаяние» и «Лолиту». ... заговорив о Бродском, можно споткнуться об секундную стрелку часов и начать сначала разговоры, которые приведут вас в дорожный столб с нарисованным кирпичом. в завершение полемики ни о чем вспоминаются сладости и дружелюбное одеяло...
8
Станислав Домбровский
Здравствуй Здравствуй! Я тот, кого ты не узнала, Я — ветер, ласкающий кудри твои. Я — взгляд на тебя из огромного зала, Где зрители воют от смертной тоски. Я — море. Игриво-веселое море. Я — небо. Серьезное небо над ним. Я — тот, кто, с величием вечности в споре, Земною любовью бывает раним. Я — солнце. Цветные и тусклые звезды. Я — спутник. Я — бледно-святая луна. И все изначально забытые грезы, И слезы, что высушит только весна. Я — лист, что окрасила поздняя осень. Я — белого снега рассыпчатый мел. Я — тот, кто не может те вещи забросить, Которых, по сути, еще не имел. Я — лед и огонь. Я — безумие мира. И я — одиночество полное в нем. Я — сон твой, где ты королевою пира, Меня называла своим королем. 9
Я — крик безысходности в черную бездну. И эхо, дающее веру в себя. Я — тот, кто еще не оставил надежду, Проснуться единственным лишь для тебя. Я — детство, утраченное безвозвратно. Я — счастье без скуки. Любовь без границ. Я — то окончательно светлое завтра, Где нету печалью отмеченных лиц. И все же я — тот кого ты не узнаешь. Я — просто другой. Я — чужой человек. И это как истина: все понимаешь И хочется вместе, да сил таких нет. Я — призрак. Желание. Я эфемерен. Я — воздух. Безликая серая тень. Меня не узнаешь, пока не поверишь: В себя, в то, что я — это ты поверь. Я взгляд изнутри. Из огромного зала. Где зрители видят не то что хотят. Ну, здравствуй! — я — тот, кого ты не узнала, Но то, куда может вернуться твой взгляд!
10
Джулия Рок
Когда ничего не останется Когда ничего не останется: Ни писем сгоревших, ни пепла – В своей запредельной реальности Ты молча зажжёшь сигарету. Закуришь, держа в невесомости Фалангами пальцев тонкими, В фальшивом стремлении к лёгкости, Под тяжестью мыслей скомканных. Но это не самое страшное… Когда ничего не останется – Ты вспомнишь мгновение каждое Обрывками смутной памяти… Услышишь, какими аккордами Забытое всеми Вчера Уходит в беззвучие гордое, Теряясь в пустынных мирах… Поймёшь, что нелепо каяться – Из сердца не вывести ртуть… Когда ничего не останется – Назад... ничего... не вернуть… 11
Анна Костенко
Загиблим Очі не потрібні, коли така темрява. Тиша, тонка і кольорова, гойдається. З’являється Воно, бере мене в прозору склянку і зачиняє на ключ темряву й тишу. Довгий спокійний шлях. Воно зупиняється тоді, коли потрібно. — Ти — душа, отже ти скоро матимеш тіло, — сказало мені Воно, виймаючи із склянки. — Ти ще не людина, бо не маєш тіла. Але в тебе є душа, отже, ти скоро матимеш і тіло. І я кажу це тобі. Воно поклало мене на тепле й вогке. — Це — земля, — каже. І я лежу на теплій, вогкій поверхні під назвою — земля. Щось велике й легке підіймає мене до пекучого сяйва. Я відчуло, що скоро утвориться моє тіло. Мене вдаряє в’їдливе. Я вгадало — це була вода. Вода була в мені. Потім вона залишила мене, мабуть, на декілька тисячоліть і повернулась із землею в руках. В мене виростають вуха. Потім глиняні легені, але вони ще не вміють дихати. Виникають інші органи. 12
ТО «Миракль», Ольга Олейник, 2014
10х14, литография
13
З’являється серце. Живі очі. Я подумало: якщо є очі — не потрібна темрява. Я подумало — отже, в мене виник мозок.
— Стій.
Органи висять у повітрі. Не хочуть об’єднуватися в один організм. Зроблені із глини, почали розтікатися.
— Ти будеш жінкою, — пролунало Ласкаве, — твоє тіло ще не бездоганне, але в тебе є душа.
Вода поступово теплішає. Вогонь, що прилетів на допомогу, взяв її за руки, і вони почали танцювати. Мої, хоча ще не мої, органи почали зростатися, стрибаючи і пританцьовуючи. Дотик спалюючого поцілунку вогню — це останній штрих. М’ясо і шкіра виникли від нього. Знову Воно бере мене і кудись веде. — Охолонь, — шепоче, — сідай отут і чекай на мене, я скоро прийду. Охолонь. Сідаю. Охолоджуюсь. Ліворуч і праворуч сидять такі самі, як і я. Дивимось одне на одного та не порушуємо тендітного спокою.
Я не вміло рахувати, але сходинки були нескінченні. Я стало на коліна. Я виснажене.
— Я не бачило її… — Ти не бачила її, бо ти сама душа. В тебе ще не бездоганне тіло. Але ти будеш жінкою. Воно зробило мені знак. — Ти майже людина, — пролунало Ласкаве, — можеш запитати про що завгодно. — Можу я побачити свою душу?.. — Звичайно… Відірвали мені голову. З неї вилетіла якась велика істота, вища й ширша за мене. Ласкаве вгадало мої думки:
Черга поповнюється з кожною хвилею нестерпної тиші. Дивиться на мене, бо я здаюсь надто спокійне, що ж...
— Дай свою долоню.
— Твоя черга, — вперше почули мої вуха, — пішли. Твоя черга…
— Бачиш, яка маленька…
Йду. Потім лечу над високо-далекими сходами. 14
Я дало — душа стрибнула до неї і стала моєю долонею. Не пам’ятаю, як потрапила сюди. Навколо біле тягуче світло. Підіймаюсь і бачу надприродні 15
дерева з надприродними птахами. Ці птахи мають гарні крила і людські очі. Дивні птахи. Ці птахи мають нелюдські крила і гарні очі. Дивні птахи. Дерева, на яких сидять птахи, ходять. Птахи ходять по деревах, які співають. Гілка одного з дерев міцно тримає мій животик. Мене це не лякає, бо вітер загорнув моє тіло в туман білого тягучого світла. Я починаю рухатися. Мої ноги довшають, руки міцнішають. Я дивлюсь на своє тіло. Яке воно гарне! Яке маленьке, проте яке сильне! Я милуюсь собою, адже я — жінка, хоча і ще не існуюча. Вітер лиже обличчя. В його слині я відчуваю тривогу. Зникли дивні птахи. Гілка надприродного дерева вирвалась із моєї плоті. Переді мною з’явилася стіна гіркого кольору. — Не йди, — пролунало Ласкаве, — тобі ще зарано! Все рівно йду.
Поштовх. Оглядаюся і бачу, що в мене зникають органи, зникає ще не існуюча жінка. Глина мого тіла тане разом із тими мовчазними тілами. Щось ззовні вбиває мене. Щось не хоче, щоб я була… Куди мені далі прямувати — я не знало. Інший берег розлився чорним камінням. Він заповнений істотами із заплющеними очима. Мабуть, їм не потрібні очі, коли є така темрява й тиша… Хочу продовжувати рух. Тепле й вогке заважає. Хочу жити, але не житимемо… Винирнуло з піску Воно і спитало: — Тобі куди? — Мене ще не було, коли вже не стало… — Тоді тобі зі мною, — сказало Воно і поклало мене в прозору склянку…
— Не йди, — пролунало Ласкаве, — тобі ще зарано! Йду. Відчуваю, як мої ноги колючкою з’їдає пісок. Заходжу по коліна — пісок. По груди — пісок. Далі не можу пересуватися. Щось іззовні мене роз’їдає. Не чулися співи дерев: вони були далеко. Не видно. Поруч зі мною інші тіла. Рухаються, зникають. Знов з’являються. Проте я стою на місці і відчуваю нестерпний біль. Відчуваю… востаннє. 16
Присвячується… загиблим за аборту 17
Павел Макаров
Душевные люди Вокруг нас полно душевных благородных людей. Добрых, отзывчивых. Есть они и во власти, неправда, что там одни черствые люди. Неправда. Вот и наша райадминистрация озаботилась тем, как помочь людям, кому сейчас трудно в наше непростое экономическое время. Душевные, отзывчивые люди. Много они сделали хорошего, столько всякой помощи придумали. Вот даже знаете, о чем подумали, — о том, что социально не защищенным слоям нужно как-то и где-то подстричься бесплатно, не ходить же по городу заросшими, если нету денег. И неэстетично, и портит внешний вид города. Здорово придумали, кто придумал это — благородный, душевный человек. Стали в райадминистрации раздавать талоны на бесплатную стрижку и обязали центральную парикмахерскую оказывать незащищенным эти услуги. Прекрасно придумали, это был порыв души благородных, неравнодушных людей. Получила один талон, в том числе, Прасковья, мать троих малых детей. Хоть и трое детей, а все равно ж женщина, нужно выглядеть при18
лично. То-то! Пошла Прасковья, мать троих детей, в эту парикмахерскую. На входе сидит там такая дородная женщина, зовут ее Зина, распорядитель, по совместительству уборщица, сразу видно, что очень добрая, душевная. А дальше в коридоре сидят посетители, несколько человек. Прасковья дает Зине талон на бесплатную стрижку, та смотрит на него, но ничего не понимает. Видит только печать райадминистрации. — Что это? — спрашивает Зина. — Это… Ну, это — как-то неловко мямлит Прасковья. — Это талон на бесплатную стрижку. — Что за талон? Как это бесплатная? — Ну, это в районной администрации дали. — В районной…. Сейчас спрошу у заведующей, — Зина кричит что есть мочи, — Валентина Сергеевна! Тут женщина с каким-то бесплатным талоном пришла. Валентина Сергеевна высовывается из окошка, что напротив. — Что за талон? А ну дай сюда. Она протягивает руку через коридор, дотягивается до вытянутой руки Зины, берет талон и несколько секунд с недоумением смотрит на него. 19
— Сейчас позвоню в райсовет, узнаю, что они еще там придумали, — говорит она и прячется за окошком. Любое дело, даже в высшей степени благородное, требует внимательности и последовательности в исполнении. — Алло, райсовет? — Валентина Сергеевна говорит очень громко, ее слышат все в парикмахерской, а, может быть, даже еще и на улице — А что вы тут нам прислали женщину с талоном каким-то на бесплатную стрижку?.. А-а, теперь поняла, а то-то я смотрю. Значит, это для неимущих сейчас выдают. Ага, поняла. Значит, оказать услугу и оприходовать… Талоны собирать и потом сдать. Хорошо! Сейчас все сделаем. Зина! — кричит она истошно, хотя Зина находится от нее в двух метрах. — Зина, значит, это сейчас бедным такие талоны выдают. Нужно подстричь женщину. Прасковья слегка волновалась, но была рада прояснению ситуации. Зина встала со своего командного пункта и повела Прасковью в женский зал. — Нужно подстричь, — подстригем… Девочки, — сказала Зина, когда вошла в зал, — значит, по решению райадминистрации, мы сейчас будем оказывать бесплатные услуги обездоленным. 20
Благородное дело никого не оставит равнодушным: дамский мастер Изольда слегка скривилась, дамский мастер Яна слегка удивилась, дамский мастер Карина никак не изменилась в лице. — Кариночка, ты сейчас свободна, возьми женщину, — попросила Зина. Кариночка усадила Прасковью в кресло, строго и внимательно, профессиональным взглядом посмотрела на нее и начала стричь. Как стричь, она не спрашивала, в бесплатные услуги такие вопросы не включаются. Прасковья смотрела на себя в зеркало, на лице ее даже были слезы от благодарности душевным и неравнодушным людям. Между тем, Кариночка почти закончила стрижку. — Валентина Сергеевна, — громко крикнула она. — А на нищих лак выделяется, или так подсушить? — Так подсуши, Кариночка, — прокричала Валентина Сергеевна, — убогие у нас будут идти без лака. Как прекрасно, когда профессионально, быстро и четко решаются вопросы вспомоществования и благотворительности. Прасковья уже выходила из парикмахерской, когда услышала голос Зины.
21
— Карина! Голодранцам мы белые простыни давать не будем. Вот есть одна фиолетовая, в следующий раз ее бери. Душевные, благородные, неравнодушные люди!
Станислав Домбровский
Кооператив «Исполнение Желаний» Формат: арт-перформанс Ответственный: благотворительный фонд «Щастенам» Концепция: Любые три желания за все ваши деньги. Слоган: «Оглянись вокруг себя, не **** ли кто тебя?»
Итак! Представьте! Две будки в Горсаду. Одна — лицом окошка в массы. Вторая, стыдливо, — в бок левого выхода. Синяя и красная. К примеру... В одной (той, которая лицом) сидит девушка приятной наружности и далеко не наивной посредственности. Она принимает деньги. Не менее ста гривень за исполнение трех сокровенных желаний. 22
1. Дом. Где? В какой стране? Сколько этажей, стиль, цвет, форма и наполнение? 2. Женщина. Какая? Стиль, формы, цвет и наполнение (по мужчине мечты та же дотошная убедительность). 3. Деньги: Сколько? Нал или в банке? Валюта, купюры какого номинала и в каком чемодане?.. Итак, заявка заполнена. После и сразу: выдано направление в будку рядом, стыдливо, повторяюсь, смотрящую боком. В ней сидит угрюмого вида, к примеру, уголовник, ставший на путь исправления. С лицом, не обремененым присутствием лица. Желательно, верующий в Христа. Принявший его в своем сердце. Профессионально владеющий языком тавтологического ниочемчика (на всякий случай)... Он выдает (именно тупо, с большим апломбом и постановкой печати) мечтателю бланк с золотым тиснением, на гербовой бумаге. С однойединственной надписью: «Уважаемый Поц! Если в течение трех лет Ваши желания не исполнятся, Вам вернут деньги!» Занавес. 23
Яна Пизинцали
Последнее воспоминание Твои пальцы так странно белы И подробны, как пальцы слепца, А в глазах твоих – древний секрет… М. Леонидов
Дождь шел без остановки третий день, и женщина, появившаяся в прихожей, остановилась в нерешительности, не зная, куда деть насквозь промокший плащ. Ее фигура была тонкой и хрупкой, а светлые волосы, прилипшие ко лбу, делали ее больше похожей на ребенка, нежели на серьезного взрослого человека, каким она казалась или хотела казаться. Ричард взял у нее плащ и, не глядя, бросил на вешалку. Сделав ей знак следовать за ним, он двинулся вперед, не оборачиваясь, в полной уверенности, что она идет рядом и не отстает. В молчании они прошли несколько комнат, пока не оказались в гостиной, больше похожей на библиотеку, — одну стену небольшого элегантно обставленного помещения полностью закрывали полки с книгами, неподалеку располагался большой письменный стол, а противоположную стену украшал жарко пылающий камин. 24
ТО «Миракль», Виктория Захаренко, 2014 160х120, флоротипия
25
Переступив порог, женщина остановилась и замерла посреди комнаты. — Располагайтесь, где вам удобно, здесь нет ограничений, — Ричард вошел вслед за ней и закрыл за собой дверь. Она неловко кивнула, ища глазами кресло или стул, и, кажется, не удовлетворившись внешним видом ни того, ни другого, в конце концов опустилась на декоративную тахту, придвинутую почти вплотную к камину. — Вы замерзли. — Ричард утверждал, а не спрашивал, но она все равно чуть улыбнулась в знак согласия, и он отметил, что в ее улыбке было больше благодарности, чем страха. Это показалось ему интересным. Он отошел к столу и, достав из одного из ящиков ключ, открыл старинный дубовый шкаф за своей спиной и достал оттуда бутылку вина. — Только чтобы согреться, — сказал он, протягивая ей наполненный до половины бокал. Она кивнула и приняла напиток у него из рук, по-прежнему не произнося ни слова. Ричард уселся за стол и принялся смотреть, как она пьет вино маленькими глотками, а ее к глазам возвращаются уверенность и блеск. 26
Он дождался, пока она покончит с темнокрасной жидкостью и, за неимением кофейного столика или тумбочки, поставит бокал прямо на пол, и тихо, почти вполголоса, сказал: — Думаю, сейчас самое время познакомиться ближе. Она вскинула голову и на секунду замерла, но тут же расслабилась и, устремив на него взгляд темных глаз, ответила: — Да, конечно. Но вы ведь знаете мое имя. — Знаю, — задумчиво проговорил Ричард, следя за тем, как ее руки, небрежно пройдясь по обивке, гладят светлый набивной шелк тахты, — но под знакомством я подразумевал нечто другое. Она обезоруживающе улыбнулась. — Вы хотите знать, почему я здесь. — Это сильно упростило бы мне задачу. — Ричард скрестил руки на груди и вопросительно посмотрел на нее. Она сжала руку в кулак и, опершись костяшками пальцев в упругую поверхность, медленно и очень четко произнесла: — С прошлой пятницы мои намерения не изменились. Я пришла, чтобы вы убили меня.
27
Некоторое время Ричард наблюдал за тем, как вздымается и опускается ее грудь и дыхание то делается медленным, то убыстряется, словно отпущенное на свободу. — Вы все обдумали? — Да. — Ваше желание является осознанным и добровольным? — Да. — Вы уладили все юридические формальности, и ни у кого не возникнет сложностей с вашим имуществом или счетами, и также никто не станет интересоваться подробностями вашей смерти? — Да. — Почему? — Что? — девушка резко дернулась, как от удара, и впервые посмотрела ему прямо в глаза. — Почему вы это делаете? — спокойно повторил Ричард. За пару секунд на ее лице промелькнули удивление, шок, возмущение и смятение. — Мне казалось, что обсуждение причин, по которым ваши клиенты желают покончить с собой, не входит 28
в условия контракта, — неуверенно сказала она. — И да, и нет. — Ричард пристально рассматривал ее, будто пытаясь увидеть нечто, что скрывается за внешностью, внутри, близко, под кожей. — Чаще всего этот аспект меня не интересует, но бывают исключительные случаи. — Он встал и, потянувшись к шкафу, достал из него еще один бокал. — Когда речь идет о том, чтобы избавить от страданий смертельно больного 90-летнего старика или помочь проворовавшемуся банкиру одним махом закрыть все счета, нет надобности вдаваться в подробности, — они и без того очевидны, — сказал он, наливая себе вина. — Но вы молоды, красивы и, без сомнения, здоровы. Что могло заставить вас пойти на такое, и почему… — он замолчал, словно не будучи уверенным, что ему стоит продолжать эту мысль, — почему вы не можете сделать этого сами? Она стремительно выпрямилась, качнувшись вперед, и на миг ему показалось, что в ее глазах вспыхнула настоящая ярость. — Разве вы не… — она запнулась. — Мне казалось, вы должны были понять. — Возникший было запал быстро исчез, и к концу фразы ее голос сделался тихим и почти робким, но видно было, что она прилагает усилия для того, чтобы сохранить… о да, достоинство, не самообладание. 29
Ричард бесстрастно смотрел на все эти превращения. Не спеша поднявшись и захватив бутылку и бокал, он прошелся по комнате, миновал тахту, на которой она сидела, и неожиданно опустился на пол прямо у камина. — Понять что? — в его голосе звучала искренняя заинтересованность. Теперь она смотрела на него сверху вниз, но едва ли это придало ей уверенности. — Вы — профессиональный киллер, — тихо сказала она, — и вы спрашиваете меня, почему я не могу сама лишить себя жизни? — Я — профессиональный эвтаназиолог, — поправил ее Ричард. — Во всяком случае, последние пять лет. Но это не ответ на мой вопрос. — Прошли переквалификацию? — кажется, слова прозвучали раньше, чем она успела осознать их смысл. — В некотором роде, — Ричард улыбнулся. — Эвтаназиологи работают в больницах, — холодно сказала она. — Не всегда. Те, которые практикуют в… скажем так, традиционном поле, работают в медицинских учреждениях, но специалисты моего профиля предпочитают более свободный формат. 30
— Почему? Он пожал плечами. — Больше возможностей. Меньше вероятность того, что клиент, тоскующий в унылой больничной обстановке в ожидании своей участи, добьет себя морально окончательно, еще прежде, чем я прикоснусь к нему физически. Она недоуменно нахмурилась. — Это важно? — Будь это неважно, вы были бы в больнице, а не здесь. — Ричард потянулся за бутылкой и плеснул себе еще вина. — Разве не так? — Меня бы не приняли по медицинским показаниям. — Деньги и положение в некоторых ситуациях позволяют закрыть глаза на определенные нюансы, — Ричард вопросительно посмотрел на нее. — Не думаю, что это стоило бы затрат. — сухо ответила она. Он промолчал. — Но вы правы, я… Пламя в камине взметнулось вверх, озарив лицо Ричарда, и она помедлила секунду, прежде чем продолжать говорить. Его глаза были сосре31
доточенными и внимательными, а во взгляде не было и следа прежней иронии. — Мне невыносимо было бы думать, что моим последним воспоминанием… последним, что я увижу, — по нежному лицу скользнула горькая усмешка, — станут белые стены и протекающий потолок. — Понимаю, — Ричард заметил, что ее волосы полностью высохли, и неровные светлые кончики сделались легкими и пушистыми. — Но что заставило вас принять подобное решение?
Ричард отставил в сторону опустевший бокал и уселся поудобнее, облокотившись спиной о металлический каркас каминной решетки. — Вам угрожают? Пугают? Преследуют? Она кивнула. — В разной последовательности. К сожалению, в силу некоторых обстоятельств, я не могу обратиться в полицию, а даже если бы и могла, все равно не сделала бы этого. — Семейные тайны?
Она казалась колеблющейся, но уже в следующее мгновение в ней словно что-то вспыхнуло, и слова полились, обгоняя друг друга:
— Более или менее. Но, главным образом, нежелание провоцировать тех, кто стоит за всем этим.
— Что могло заставить Эльгу Вернингтон, наследницу трех титулов и довольно большого состояния, дойти до предела, так что ни один выход не кажется достаточно надежным и худший вариант кажется спасением? — она глубоко вздохнула и обхватила себя за плечи. — Предоставлю вам самому догадаться.
Эльга сердито поморщилась.
— Шантаж? — предположил Ричард. — Слишком просто, — Эльга выпрямилась и смотрела на него, выжидательно щурясь.
32
— Чего они хотят от вас? — Они ничего не хотят. В их… задание входит необходимость выяснить, где хранятся финансовые документы одного из членов моей семьи, а также — узнать, что об этих документах и связанных с ними событиях известно мне. У меня есть основания полагать, что, пытаясь добыть эту информацию, они не станут выбирать методы. Ричард молчал, но его глаза смотрели выжидающе. — А после меня все равно убьют. 33
— Вы уверены? — он не казался впечатленным услышанной историей.
лий решить свою проблему, мне стоит обратиться к вам. И дал адрес вашего агента.
— Абсолютно. Мне ясно дали это понять, к тому же, сохранить в тайне тот факт, что именно я рассказала им то, что они хотят знать, можно только одним способом: уничтожив меня.
— Понятно, — Ричард опустил ладонь на мягкий ворс ковра. — Хотите поужинать?
И ее семья, в свою очередь, не побрезгует сделать это.
— Ужин — это когда люди вечером принимают пищу, как правило, не очень тяжелую, чтобы не видеть ночных кошмаров. — невозмутимо сказал он. — Я распоряжусь подать нам сюда. — Он встал и направился к двери.
Ричард выглядел задумчивым. — Почему вы не попытались избавиться от них? Она усмехнулась. — Кто вам сказал, что я не пыталась? Он провел рукой по ребру каминной решетки. — И остался только один выход. — Да. — Кто порекомендовал вам меня? — Один знакомый, — она неопределенно махнула рукой, — человек, одно время имевший серьезный вес в преступном мире. Мы случайно столкнулись на одном из светских приемов. Он слышал, как я разговаривала с кем-то из гостей и обсуждала последние поправки в закон об эвтаназии. Уж не знаю, как он понял, что мне это нужно, но перед уходом он подошел ко мне и сказал, что если я хочу быстро и без уси34
— Что? — Эльга выглядела настолько пораженной, что он едва удержался от улыбки.
Эльга проводила его глазами и, подумав немного, поднялась с тахты и пересела на пол, поближе к огню. Она давно уже согрелась, но ровное тепло, исходящее от камина, действовало на нее умиротворяюще. Вернувшийся спустя несколько минут Ричард никак не отреагировал на ее поступок — он просто сел рядом и продолжил, скрестив руки на груди, словно и не уходил никуда: — Значит, вы не можете обезвредить ваших преследователей. Это понятно. Побег? — он повернулся и с интересом посмотрел на нее. — С учетом моего положения — невозможно, — покачала головой Эльга, — но мне удалось спрятаться ненадолго. 35
— Почему это не может сработать в долгосрочной перспективе? — Слишком малы шансы, — она подняла голову и поприветствовала кивком бесшумно вошедшего дворецкого, несшего с собой большой серебряный поднос, заставленный блюдами с едой и столовыми приборами. — Возможно, — Ричард подвинулся, давая возможность слуге установить поднос на пол между ними и потянулся рукой к ближайшей тарелке с виноградом, — но разве не стоило их использовать? Эльга подождала, пока дворецкий скроется за дверью, и, взяв в руку яркое алое яблоко, произнесла: — Я вам уже сказала. Я испробовала все.
— Не понимаю, о чем вы, — ее голос был тихим и ровным, лишь в самой глубине прятались искры усталости и гнева. — Я имею в виду, что вам казалось важным, не терпящим отлагательств, тем, что нужно держать в поле своего внимания постоянно? Эльга зашевелилась, словно это помогало ей думать, но, скорее всего, она просто устала сидеть в одном положении. — Не знаю, — теперь она говорила, скорее, с раздражением. — Обычно, — Ричард повернул голову, встречаясь с ней взглядом, — больше всего людей интересует, где находятся и что делают мои руки.
Ричард неопределенно кивнул и надолго замолчал. Он неторопливо отщипывал по одной виноградине от большой грозди, переливавшейся оттенками красного и пурпурного в свете чуть пригасшего камина, и, казалось, почти забыл о ее присутствии.
— Почему? — она выглядела искренне озадаченной.
— Когда вы пришли сюда, — он заговорил неожиданно, не поворачиваясь к ней, но был уверен, что она смотрит на него столь же сосредоточенно, как смотрела до этого, не пропуская ни одного слова, — на что первое вы обратили внимание?
В комнате снова стало тихо.
36
Он поднял брови. — Это ребячество, — почти прошептала она. — Хуже того — ошибка, — кивнул Ричард. — Но так делают все. И вы тоже. — Что вы делали до того, как открыли… этот бизнес? — глухо спросила Эльга, когда вновь смогла говорить. 37
— Работал в Африке и на Ближнем Востоке.
Она не удержалась и скептически хмыкнула.
— Разведка?
— Не стоит недооценивать важность правильного хирургического вмешательства там, где оно действительно требуется, — мягко сказал Ричард, и она тут же посерьезнела. Разломив апельсин, она аккуратно положила в рот одну дольку и прикрыла глаза, наслаждаясь вкусом.
— И это тоже. — Почему, — она откинулась назад и тоже уперлась спиной в каминную решетку, — вы бросили то, чем занимались, и стали тем, кто вы есть теперь? — А что в этом странного? Эльга отвернулась и посмотрела на огонь.
— И все-таки, я вас не понимаю, — медленно проговорил Ричард.
— После всего, что вы делали там... Это должно казаться вам ужасно скучным.
— Что вы имеете в виду? — она удивленно обернулась к нему.
Он рассмеялся.
— Вам хватило смелости прийти сюда, и все же вы боитесь каких-то отморозков, которые, по вашим же словам, даже не знают, где вас найти.
— О нет. Поверьте, как раз там трудно найти чтонибудь интересное. — Почему? Она взяла с подноса апельсин и принялась вертеть его в руках, ища способ очистить от кожуры. Ричард наклонился вперед и, перебрав несколько столовых приборов, протянул ей десертный нож. — Потому что там всегда все одно и то же: крупные ссоры и мелкие победы. Или мелкие ссоры и крупные победы. Разница невелика, — он улыбнулся в ответ на ее недоуменный взгляд. — А здесь подчас случаются настоящие драмы, и иногда я действительно могу помочь. 38
— Это несложно узнать. — Возможно. Но все-таки, почему вы обратились ко мне? Она печально улыбнулась. — Мне рекомендовали вас как очень хорошего специалиста. Ричард задумался. — Что ж, — помолчав, неторопливо протянул он, — полагаю, я и в самом деле неплох. 39
Она вопросительно подняла на него глаза.
след от укола.
— Отодвинь манжет на левой руке, — негромко произнес он.
Она изумленно посмотрела на Ричарда.
— Что? — она несколько раз моргнула, словно ей было сложно понять, о чем он говорит. — Манжет. На руке. Выражение ее лица изменилось в какие-то доли секунды, из спокойного и почти отрешенного став напряженным и испуганным. Затем, вздрогнув и словно очнувшись, она отвернула манжет и протянула ему чуть дрожащую кисть. — Что ты делаешь? — Ричард удивленно поднял бровь. — То, что вы просили. — Я просил закатать манжет. — Он указал глазами на ее руку и коротко бросил: — Взгляни на тыльную сторону ладони. Эльга непонимающе нахмурилась, но выполнила его просьбу, приблизив руку к лицу и слегка согнув пальцы. Ее глаза скользили по тонкой коже, пока не обнаружили едва заметный розовый дефект — маленькую точку, почти невидимую и явно появившуюся недавно. Свои родинки и старые шрамы Эльга знала очень хорошо. Это был 40
— Вы… что… но как?.. — Я говорил тебе, что основной ошибкой моих клиентов является то, что они следят за моими руками, — спокойно ответил Ричард, вставая. Неторопливым шагом он подошел к столу и, взяв оттуда какую-то вещь, бросил ей. Эльга инстинктивно поймала ее. — Как ты думаешь, что это? Она поднесла предмет к глазам и принялась внимательно рассматривать его. Это оказалась прочно закрытая прозрачная коробочка с тонкими деревянными палочками, заостренными с двух концов. — Это мятные зубочистки! — растерянно сказала она. — Нет, это набор зубочисток, пропитанных медленнодействующим ядом, который я всегда держу под рукой и который еще ни разу меня не подводил. — Ричард вернулся к ней и снова присел на ковер у камина. Эльга тупо смотрела на совершенно безобидный с виду пластмассовый контейнер. — Когда вы это сделали? — наконец, спросила она. Он пожал плечами. 41
— Зачем тебе знать? Я выполнил свою задачу, и это главное. Эльга поставила коробочку на пол и вновь подняла на него глаза. — Я… значит, я… — в ее взгляде смешались ужас и мольба. — Да. Слезы возникли внезапно и хлынули неудержимым потоком. Ричард сидел и молча смотрел, как она плачет, но она явно его не видела. Спустя пару минут ее взгляд вновь обрел осмысленность, и она уставилась на него, сморгнув слезы. — Что со мной будет? — Ты заснешь. Она вслепую потянулась к каминной решетке и схватилась за нее рукой. — Что будет… потом? — Об этом можешь не беспокоиться, я обо всем позабочусь. Блики пламени играли на ее лице, выхватывая отдельные черты, и она казалась странно несуществующей и одновременно потрясающе реальной. Ричард вынужден был признаться себе, что не ожидал, что у нее будут такие несчастные 42
глаза. Полные боли и острого разочарования. — Сколько у меня времени? — ее тихий голос отвлек его от размышлений. Он посмотрел на часы. — Минуты две-три, по моим подсчетам. Ее взгляд оторвался от его лица и заметался по комнате, словно не зная, на чем остановиться, ударяясь о стены и наполняясь дикой безмолвной тоской. Это последнее, что она увидит в своей жизни? Ричард понял ее. Что ж, у него было не так уж много альтернатив. Разве что… — Посмотри мне в глаза. Она вздрогнула и обернулась к нему. Решение пришло интуитивно. Он сделал движение вперед и, подняв руки, зарылся пальцами в ее волосы по обе стороны лица. Поцелуй вышел, скорее, страстным, чем успокаивающим, и он успел почувствовать головокружение, прежде чем она обмякла в его руках. — Прекрасно, — прошептал Ричард, глядя на ее безмятежное лицо, — прекрасно.
43
*** Неяркий свет проникал в окно сквозь раздвинутые шторы, и, не будучи способным разбудить полностью, не давал соскользнуть обратно в сон. Пошевелившись, чтобы перевернуться на другой бок, Эльга замерла и, широко открыв глаза, резко села. Белые стены, высокий потолок, мигающие мониторы. Металлический стул у кровати. Она прищурилась, словно пытаясь что-то вспомнить. Как она здесь… Внезапно ее взгляд упал на расположенную по правую сторону от постели невысокую тумбочку, на которой стояла изящная ваза с букетом светлых роз. Эльга бездумно потянулась к вазе и увидела лежащий рядом с ней белый длинный конверт. Взяв его в руки, она помедлила мгновение и достала сложенный вдвое лист бумаги.
P.S. Твоей проблемы больше не существует. У меня остались хорошие связи. Советую впредь разумнее распоряжаться своими ресурсами. Она медленно положила письмо на колени и невидящим взглядом уставилась в окно. Внезапно она вспомнила. Ее последнее воспоминание было теплым и исполненным надежды.
Знаю, больница — не самое лучшее место для пробуждения, но вещество, которое ты получила, имеет ряд побочных эффектов, часть из которых могут быть весьма неприятными, поэтому я решил, что тебе будет лучше побыть несколько дней под наблюдением. Чек за мою работу прилагаю к письму. Р. 44
45
Александр Гаро
Сталью Запомни: Если поломаны твои детали, Словно стекло хрупкое разбилось, — Все заменяем самой твердой сталью; Мотор стоит, где раньше сердце билось. У нас места в рядах лишь только первых, Стремленье заведенных механизмов, — То ли безумцев, то ли просто смелых С отсутствующим страхом в организме. Мы не хотели быть чем стали. Всего секунда есть и выбор сделан. Пока был шанс бежать — не отступали. У страха есть черта, У храбрых нет предела.
ТО «Миракль», Виктория Захаренко
46
«К истокам», 2015 50х35, гравюра
47
Алиса Радова
Алиса Радова
Слишком много стихов
Искать тебя
Слишком много стихов. Незачеркнутых строк, непонятых. Слишком много дождей. И поводов для тоски. Смело брошенных слов. И масок, с души уроненных. И несмелые пальцы прохладной твоей руки. Что-то было еще. Отведенный взгляд нечаянно. Бесконечность минут. Наполненность тишины. Крепко сжатые губы, не давшие выть отчаянью. И секундные стрелки участия лишены. Развести бы огонь. Из сердца тепло заветное Отдавать просто так. Терпеть, если вдруг болит. Я тебе обещала — останется только светлое. Слишком много стихов. Но рукопись не горит.
Искать тебя серпантинами, Речными руслами и равнинами, Путями, трассами, магистралями, Непостижимо глухими далями. В столицах шумных, на тихой пристани, Неутомимо искать, пристально. Полями пахаными, пшеничными, Густыми тропами пограничными, Огнями ночи, рассветным заревом, За океаном искать, за морем, В пустынях знойных и вечном холоде, Чтобы однажды в родном городе Случайно встретить тебя близкого, С глазами ясными и лучистыми. Шального, солнечного, мечтателя. Благодарить за тебя Создателя!
48
49
Дара Грейс
Припять Колючий раскалённый воздух, Излишне синий неба цвет... Как смело ласточки вьют гнёзда В местах, где человека нет. Там не услышишь разговоров, Шоссе и магистралей гул — Их голос в брошенных просторах Утонул. Дороги — паутина трещин, Из трещин — зелень и цветы. И ржавой арматуры скрежет В местах, где не был ты. В пустых оставленных квартирах Живёт сквозняк который год. Природа в сбитых ориентирах Восстаёт. Застыла в длительном безделье Чреда унылых мёртвых дней. Как хорошо растут деревья В местах, где долго нет людей. 50
Сверкает сонный диск в зените И пыль в его лучах висит. Тот город пустота-целитель Хранит.
Александр Гаро
Час Груз морали — в цирк силачам. Пришло время и пробил час. Когда все летело к чертям, Покупай билет в первый класс. При пожаре — подкидывай вещи. Что осталось у тех, кто тушил? Отложи все важные встречи И бросай, сколько хватит сил. Крушенье идеи рождает Новые взлетные полосы, На теле лишь оставляет Длинные светлые борозды. 51
Альтернативный 1986 год. Шаткий послевоенный мир трещит по швам под натиском неизвестного врага. Массивная стена уже 30 лет отделяет Российскую империю от остального мира. Правительства остальных сверхдержав — США, Конфедерации, Британской империи и нацистской Германии, решают внедрить в российские спецслужбы разведгруппу для изучения потенциального противника. Как сохранить всю операцию в тайне? Кто согласится на самоубийственное задание? Артур Александров
Песчаная тюрьма
(отрывок)
— А дальше ты знаешь, наверно, лучше меня: гестапо вызвало подкрепление; Феликса застрелили при попытке убежать; я был осужден по полной программе и ожидал суда. Но тут вмешалась ты, дорогая фройляйн, и вот Райнер Гримберг сидит перед тобой и вещает о своей тяжелой судьбе. Хотя вместо этого мы могли уже давно отправиться в путь, — с легким раздражением в голосе сказал Райнер. Он всегда был не прочь поболтать на отвлеченные темы, особенно с представительницами прекрасного пола, но сейчас было не до разговоров. Не то, чтобы ему не терпелось побыстрее отправиться на выполнение смертельного задания. Но он был готов на многое ради крохотного шанса вернуть себе прошлую жизнь. Жизнь нормального человека: без убийств, рэкета, насилия, воровства. — Что с наркотиком? Неужели не осталось никаких записей? Он тебе ничего не передал? — 52
53 ТО «Миракль», Юлия Шибиркина, 2015 10х15, сухая кисть
Мойра все еще пыталась вытянуть из Райнера интересующие ее подробности. Понять почему Гримберг все еще жив, ведь его рассказ хоть и был... немного приукрашен, но в целом соответствовал данным, которые были у нее. Мойра никак не могла сложить головоломку воедино. Все оказалось слишком банально — Гримберг не был великолепным стрелком, ученым или бойцом. Он — актер по своей натуре, и способность заговорить кого угодно в своих интересах — вот, что было ценно в нем. А еще он — просто очень удачливый сукин сын, который сидел на шее у фортуны, и, похоже, та не собиралась его сбрасывать. — Увы и ах, но Феликс был предусмотрителен. Все данные по BSR-76, как его в последствии назвали эксперты гестапо, были у него в голове и смерть унесла их в небытие. Что-то еще? - ответил Райнер с явно наигранной любезностью. Он хотел поскорее выбраться из этой комнаты, которая успела ему изрядно надоесть за последние шесть часов. — Я услышала все, что хотела. Пойдем, познакомлю с остальными участниками «экспедиции», — с этими словами она встала и выпроводила Райнера из допросной. Тюрьма Блэкмаркет изнутри чем-то походила 54
на больницу: идеально белые стены и блестящий от чистоты пол, достаточно комфортные «палаты» на три-четыре персоны. Только вот «пациенты» — закованы в ошейники и одеты в тюремные робы, и как огня боятся «главврача». Размеренно шагая по своим владениям, Мойра, кажется, пребывала в эйфории от собственного могущества. Но неизменным спутником ее величия был постоянный страх. Ей казалось, что заключенные готовят заговор или бунт. Все здесь было ей подвластно, никто даже не думал об ослушании, но, тем не менее, она избегала оставаться одной. Два вооруженных охранника всегда были рядом, словно тени. Ей казалось, что ее жизнь висит на волоске. И, в общем, опасения не были беспочвенны. Заключенные люто ненавидели своего надзирателя, но одновременно с этим, жутко боялись даже пытаться противостоять ее режиму. Проверки камер носили беспорядочный характер. Они могли проводиться по три раза каждый день, с полным досмотром всех личных вещей заключенных Блэкмаркет, в то же время, бывало, что досмотры не проводились неделями. Когда они подошли к двери, Гримберг решился нарушить молчание. Подробностей предстоящего задания все еще не было, и он изрядно 55
нервничал. Отправляться на край света, в страну, о которой уже более тридцати лет ничего не известно: он чувствовал себя Джеймсом Куком на пути к Гавайским островам, которые вскоре станут его погибелью. — И кто же составит мне компанию? — Такие же неудачники как и ты, Райнер. Если тебе будет легче, с ними тоже проводились подобные беседы, правда, это было около двадцатитридцати лет назад и при других обстоятельствах, — холодно произнесла Мойра и приказала охране открыть двери. Блок D сегодня был необычайно активен. В повседневной жизни в нем содержались особо опасные и, одновременно, ценные преступники исправительной колонии Блэкмаркет. Блэкмаркет был построен прадедом Мойры, влиятельным техасским работорговцем Майклом Фишборном. По его задумке, это дожен был быть один из крупнейших рынков для сбыта рабов. Конечно, демократический Север и Западная Европа категорично настаивали на прекращении этого строительства, но мистер Фишборн успешно проигнорировал их возражения. После 56
смерти
Фишборна
в
1889
году,
правительство КША приобрело у именитых рабовладельцев это прекрасно защищенное и укрепленное учреждение, и переквалифицировало его в исправительную колонию. При этом никто не вмешивался во внутреннюю политику Блэкмаркета — фактически Фишборны стали пожизненными хозяевами финансируемой государством тюрьмы, сохранив неограниченную власть в ее пределах. По факту, она оставалась центром работорговли, только теперь рабом можно было стать не только из-за цвета кожи, но и за совершенные ранее преступления. Отец Мойры, Джейсон Фишборн, отдал много времени изучению преступников. Он наивно верил в их исправление. «Человек рождается с чистой душой и добрым сердцем, дарованными Господом, независимо от национальности или цвета кожи»: подобными либеральными взглядами Джейсон делился только со своей дочерью. А она всегда и во всем поддерживала его, несмотря на крайне негативное отношение остальных членов семьи к самому Джейсону и его слишком мягким методам работы с заключенными. Но ставшая надзирателем в свои 20 (после трагической смерти Джейсона во время бунта Момбасы в 1953) Мойра немедля начала кардинальные изменения.
57
Первым делом она казнила всех выживших участников бунта и еще около полусотни человек, которые так или иначе были причастны к Момбасе и его ближайшему окружению. Мойра тяжело переживала смерть отца. Единственное, что заставляло ее двигаться дальше — привитая отцом страсть к изучению преступников, пониманию их сути и природы. Как и Джейсон, она продолжала коллекционировать самых жестоких, сумасшедших и влиятельных головорезов, бандитов и прочих отморозков со всего мира. Райнер и многие другие, попавшие в «коллекцию», благодаря ее усилиям избежали электрического стула, повешенья, гильотины и прочих способов приведения приговора в исполнение. Но то, что они получили взамен, сложно назвать жизнью. Преступники — материал недолговечный, поэтому главной головной болью для Мойры было создание необходимых условий по содержанию «экспонатов». Желательно, в первозданном виде. И как можно дольше. Решение данного вопроса нашлось достаточно быстро и имя ему было — «криогеника». Широко распространенные в промышленности и аграрном секторе, криогенные технологии ранее не находили применения в «консервации» людей. Первой экспериментальной 58
площадкой для нетрадиционного использования криогеники стал «Блок D» Блэкмаркета, полностью перестроенный под нужды ученых-криогеников, нанятых Мойрой Фишборн для создания научной лаборатории. Обычно медики были заняты ежедневным надзором за состоянием преступников в криокамерах, но сегодня у них была совершенно другая задача — освободить трех отъявленных головорезов и доставить их в «Блок С» для допроса. — Она слишком многого хочет. Я не подписывался выполнять все капризы этой сопливой суки, — утреннее известие об открытии трех криокамер разгневало доктора Крэтчета. — Сэр... Ммм... вообще-то подписывались, — с опаской, исправил его молодой ассистент Джастин. Доктор Уильям Крэтчет часто выходил из себя. Его раздражали постоянные перестановки и эксперименты надзирателя Фишборн. Но, скованный заключенным контрактом, он вынужден был подчиняться. Сначала все было замечательно: Крэтчету и его команде предоставили огромную лабораторию и полную свободу научной деятельности. Их единственной обязанностью было обслуживание криокамер, используемых для хранения «экспонатов». Но в контракте обнаружилась неприятная деталь: 59
«Обслуживание криогенных камер пожизненного содержания производится согласно внутреннего распорядка, непосредственно установленного надзирателем исправительной колонии Блэкмаркет. А внутренний распорядок колонии менялся в зависимости от настроения мисс Фишборн. — Две недели назад ей захотелось украсить все сто восемьдесят три камеры флагом Конфедерации. Только вчера мы закончили сортировку капсул по алфавиту, а сегодня она хочет разморозить трех головорезов. Пробуждение нужно готовить за неделю до процедуры вскрытия капсулы. При экстренном пробуждении существует высокий шанс смерти подконтрольного субъекта. Я говорил ей это десятки раз! — когда Уильям начинал причитать о нормах, его было сложно остановить. Он неизменно был верен инструкциям, боясь выйти за рамки правил, отдаться воле случая. Именно это сковывало его и мешало достичь научных высот. — Подготовить заключенных к пробуждению? — спросил Джастин. Крэтчет дрожащей рукой погладил свои редкие седые волосы. Он понимал, что должен подчиниться приказу. Ослушание означало потерю финансирования проектов. Но еще больше он опасался за жизнь заключенных. Нет-нет, сочувствия 60
или жалости к ним он не испытывал. Просто личная ответственность за жизнь заключенных тоже была прописана в контракте. — Джастин! Повышай температуру внутри капсул на один процент каждые двадцать пять минут. Мне они нужны целыми и невредимыми. Остальным осуществлять постоянную диагностику жизненных показателей субъектов. Докладывайте о любых изменениях. Келли, Томас — подготовьте три койки для наших гостей и соберите все их личные вещи, — доктор протянул Томасу толстую черную папку. Внутри находилось три кратких досье: Досье от 02.04.1963. Объект #672 Имя: Джонатан Стаффорд. Дата рождения: 17.10.1934. Место рождения: графство Йоркшир, Англия. Национальность — англичанин. Рост 187 см. Телосложение худощавое. Глаза голубые, волосы темно-русые, особые приметы отсутствуют. Осужден за умышленное убийство с отягчающими обстоятельствами. Мера наказания: смертная казнь. Имущество: фамильное серебряное кольцо с изумрудом и гербом рода Стаффорд, наручные часы Брайтлинг с именной росписью, длинноствольное ружье с деревянным прикладом. 61
Досье от 12.10.1943. Объект #632 Имя: Анджей Кшесинский Дата рождения: 27.08.1910. Место рождения: Краков, рейсхкомиссариат Польша. Национальность : поляк. Рост 174 см. Телосложение нормальное, глаза карие, волосы темные. Особые приметы: кибернетический протез левой руки, логис-имплант правого глаза, многочисленные шрамы на лице и теле. Осужден за государственную измену. Мера наказания: смертная казнь. Имущество: записная книжка, инструменты для ремонта кибернетического протеза. Досье от 30.04.1950. Объект #678 Имя: Аллен МакАртур. Дата рождения: 23.02.1901. Место рождения: Гленротс, Шотландия. Национальность: шотландец Рост 192 см, телосложение атлетическое, глаза зеленые, волосы темно-рыжие. Особые приметы: татуировка 26 полка морской пехоты Великобритании «Железные мечи». Осужден за массовые беспорядки, вандализм, 62
убийство мирных граждан. Мера наказания: смертная казнь. Имущество: клеймор, баклер, два метательных топорика, берет 26 полка морской пехоты Великобритании. Пока ассистенты с интересом изучали досье и собирали необходимые вещи для приема «гостей», остальные сотрудники лаборатории работали не покладая рук. Доктор Крэтчет активно жестикулировал, раздавая указания своей команде. Разморозка требовала тщательной подготовки и терпения. — Жизненные показатели в норме: вводим термораствор. Доктор, объекты готовы к последней фазе, — гордо сказал Джастин. На его лбу выступила легкая испарина. Он явно нервничал. Впрочем, как и остальные коллеги, устремившие взгляды на Крэтчета. — Приступайте — скомандовал тот, помолчав. Извлечение объектов состояло из двух взаимосвязанных фаз: во время первой происходило постепенное снижение температуры в криокамере на 50%, до отметки -100°С. При достижении критической температуры, необходимо было переходить ко второй фазе, а именно — к экстренной разморозке: 63
почти мгновенному повышению температуры до 36,6°С. Только в таком случае шанс выживания объектов был максимальным (78%). Остальные 22% отводились на стойкость организма объекта и мастерство реаниматологов. — Объект #678 стабилен, сердце запущено. Все жизненные показатели в норме. — Объект #632 стабилен, сердце запущено. Все жизненные показатели в норме. — Объект #672 стабилен, сердце запущено. Все жизненные показатели в норме, — практически хором прокричали заученную фразу лаборанты. Все это время Крэтчет наблюдал за каждым действием своих подопечных, ожидая худшего. Ошибки, непредвиденных осложнений, технической поломки: чего угодно. Но когда все завершилось удачно, он ничего не смог сказать. Уильям лишь окинул каждого из лаборантов одобрительным взглядом и как-то отрешенно сказал: — Хорошо. Доложу Фишборн, что объекты вскоре будут доставлены. Подготовьте их. В лаборатории тишина.
64
повисла
долгожданная
65
Артур Зайцев
«Эй и О» Однажды (не знаю, почему все сказки начинаются именно с этого слова, наверно, оно дает понять читателю, что это не просто вырезка из газеты по продаже кондиционеров или ремонт домофонов — это нечто необыкновенное, что-то, что никак не могло случиться... Или могло... В общем, это слово заставляет поудобнее усесться в кресло, выпить теплого молока, и...). Так вот, однажды, на огромном и жарком континенте, которому люди дали имя Африка... Среди жуков, травы, пыли и клыкастых львов жило одно существо... Ни на кого не похожее. Желтое как лимон, с оранжевыми пятнами по всему телу и с шеей, которая могла достать до самого неба. Его шея была настолько большой, что можно было видеть другой конец Африки, а то и сам краешек Земли. Взрослые, конечно, скажут, что это жираф, но ты, мой юный читатель, должен знать, что звали это длинношеее существо совсем по-другому... Но об этом дальше.
Ева Ятт «Двое в городе», 2015 66
160х120, холст, масло
Не было во всей Африке ни одного зверя, похожего на него. Львы рычали: «Мы желтее, мы рыжее», обезьяны: «А мы выше, выше любой 67
крыши!», а газели все рогами мериться хотели. Но он не понимал их, не знал он ни языка обезьяньего, ни русского, ни английского, никто его никогда не учил, и не знал он, откуда и кто он и почему других больше. Как известно, в Африке очень редко бывают дожди, там так же жарко, как на солнце. Поэтому если ты, мой юный читатель, туда поедешь, обязательно возьми с собой бутылку воды, а лучше — две, вдруг ты захочешь угостить какого-то туземца. Из-за таких промыслов природы наш длинношеий друг изо дня в день занимался тем, что предсказывал погоду. Согласись, это несложно, когда твоя голова упирается в облака. Посмотрит налево, рот откроет, язык высунет, хвостом вильнет... И вся Африка налево побежит водой упиваться. В правую сторону зевнет, хвостом вильнет... И побегут звери на правую сторону континента (однажды чуть Африку не перевернули. Уж очень много там было любителей воды драгоценной). Но вскоре надоела ему эта профессия метеоролога, и решил он просто вдаль смотреть. И было ему известно все... Что за горой большой, за океаном синим, и знал он, что, когда все спят на его земле, то где-то день и бодрствуют там другие оби68
татели. Смотрел он день, два, год, другой, и изучил каждый камушек и каждый бугор на Земле нашей. Изучил даже то, что в учебниках толстошкурых не написано. И только один вопрос мучил его: «А что же там? Вон там... Где тучи такие густые и снега полно, что же там?» Как он ни прищуривался, как ни подпрыгивал и как шею ни вытягивал, не мог разглядеть северную сторону Земли. В одну из ночей подул ветер. Такой сильный, что все деревья без листьев остались, волосы встали дыбом, а щеки надулись, как два парашюта. Дул он всю ночь не переставая. А наутро, как только пыль пустынной Африки осела... Наш длинношеий друг приоткрыл свои большие глаза размером с булыжники, и.... В той северной стороне, куда он привык смотреть и вопросами задаваться, не было ни туч, ни снега. Дорога была прозрачна. А там... Да, именно там, куда был устремлен его взгляд долгое время...Там, где, казалось, нет ничего, кроме слякоти и луж, стояло такое же существо, как и он, большое и пятнистое. На секунду ему показалось, что он вырос еще больше и теперь видит себя с другого конца Земли... Но сразу же понял, что это не так, немного нагнув свою массивную шею, как будто спрашивая: «Здравствуйте?». Но силуэт не двигался. Стояли они так с минуту. Стояли и смотрели, так же удивленно и задумчиво, как смотрит 69
археолог на только что найденный артефакт. Друг друга они никогда не видели. И языка у них своего не было. Постояв еще какое-то время... Оттуда, где некогда были тучи, донеслось протяжное, неловкое, напоминающее мычание, «Эй». Наш длинношеий друг так испугался от неожиданного красноречия, что спрятался за ближайшее дерево, которое никак не могло его защитить, а тем более — скрыть. Взяв себя в копыта и еще раз окинув взглядом свое открытие, он осторожно просопел: «О». Вот так они и начали дружить. Она его называла «Эй», а он её — не без боязни — «О». Каждое утро они показывали друг другу что-то новое, то, что было только на их земле. Встанет Эй пораньше, отыщет самый большой кокос да О покажет... А она как засмеется, за яблоко гнилое его приняв, да подумает: «Ну дурак...». А ближе к вечеру, когда африканское солнце становилось полояльнее, то они прыгали... Прыгали, кто выше... Прыгали так, что трава вылетала с корнями из своего места жительства. А после они кувыркались в пыли, как будто хвастаясь, кто грязнее. Шли месяцы... И решил Эй мужества набраться да на север сходить, поближе на О посмотреть. Ему нужно было сделать всего пять шагов, — говорю же, большой был Эй... Вот только он дальше своей Африки никуда не ходил, не было нужды... Поэтому он, если честно, 70
немножко побаивался... Совсем немного... Чутьчуть... Нет! Он очень сильно переживал, мне бы хотелось, чтобы Эй был бесстрашным, но... Переживал он чрезвычайно сильно и боялся, что О может не понравиться его неожиданный визит... И все же он решился! Нарвав самых вкусных листьев акации, Эй отправился в путь, с каждым шагом отдаляясь от привычных ему саванн. Уже через пять шагов они встретились. — Оооо... — поздоровался Эй, положив ветку перед О. — Эййййй? — приятно удивилась она неожиданной встрече. Эй махнул своей шеей в сторону реки. И О его поняла. Целый день они плескались и обливали друг друга. А к вечеру, когда они улеглись возле уютного дерева... — ЭйО... — промычал Эй. — ОЭЙ... — прорычала О. И снова они поняли друг друга, крепко обвязавшись своими шеями. Не нужен был им ни английский, ни китайский, ни обезьяний языки. Так они и уснули. 71
На следующее утро Эй решил нарвать для О самых редких и вкусных бутонов мимозы, что росли на далекой горе Кора, за Атлантическим океаном. Пока О посапывала, качаясь под летними потоками ветров, Эй отправился в путь. С необычайной осторожностью ступая по столицам Европы, — ведь ни для кого не секрет, что здания там необычайно хрупкие, уж очень много войн они перенесли. Затем он плюхнулся в океан и, царапая дно своими копытами, добрался до суши уже через шесть шагов. Протиснув свою большую шею в ущелье скалы, он увидел целую долину из желтых веток мимозы. Деревья обжили каждый дюйм этой холодной скалы, как бы обнимая своими хрупкими ветками неподъемный гранит. Хоть солнце сюда практически не проникало, казалось, что здесь светлее, чем где бы то ни было, уж очень они были желты. Эй вдохнул во весь рост теплый запах мимозы и принялся за работу. Тщательно перебирая своими шершавыми губами бутон за бутоном, Эй искал самую душистую и лакомую ветку для О. Медленно переходя от одного дерева к другому. То, что ему казалось недозрелым, он съедал сам, а порой просто слюнявил, оставляя на съедение разным насекомым, при этом гордо фыркая. Наконец, после долгих поисков, под толщей ста72
рых, поломанных веток, он увидел одну, настолько облепленную цветами, что, казалось, если ее взять, то она вся рассыплется. Эй аккуратно надломил ее своими зубами, которые, кстати, были не хуже любого секатора, и отправился домой. Высунув свою шею из ущелья, он понял, что пробыл там весь день. Солнце зашло. Поскакав на всех четырех копытах к О, которая должна была давно проснуться. Раз, Два, Три... Шесть шагов, и он тут... Он тут... Но О нигде не видно... Нет ее ни у дерева, ни у речки... Тогда решил Эй, что она пошла его искать... В Африку... И побежал Эй, в надежде ее там найти... Но кроме зебр и львов, никого не было. Забеспокоился Эй и стал ее по всей Земле искать, за каждым камушком он смотрел, за каждым кустом, но ее нигде не было... Ее не было ни в пещерах, ни в непроходимых джунглях. Обыскался Эй, всю Землю обошел, а ее нигде не было... Свалился он от усталости на песок африканский и замычал, замычал так, что все дома задрожали. — ОооооОоооооОоооо... — звал он ее. Шли недели... А он все мычал. Настолько громко, что эхо облетало Землю и могло на секунду показаться что это не он, а О зовет его. Но вскоре он замолчал... Зарылся в песок и видеть никого не хотел... Лишь изредка фыркал, прогоняя назойли73
вых мух. Однажды по тропинке шел старик с бородой, в которую можно было завернуться вдвое. Знал он все на свете. Старик, увидев Эйа, лежащего в болоте и что-то мычащего себе под нос, решил ему помочь. Старик знал, отчего тот печален. Подойдя к его стертым коленям, старик указал своей палкой на одну из сотен блесток, что мигали на небе... Она мигала всех ярче, как будто говоря: «Эй, ну же, посмотри на меня, я тут...». Эй поднялся, прищурил свой глаз, и... Он долго смотрел в небо, ворочая своей головой то вправо, то влево, как бы изучая этот маленький огонек. А затем тихо промычал: «О...». А она ему мигнула в ответ. Никто не знает, даже старик, как она забралась так далеко, на сотни тысяч километров, но даже там, даже так далеко, Эй ее увидел. И каждую ночь, когда ты, мой юный читатель, ложишься спать... Эй закидывает свою голову к небу и тихо проговаривает: «О...». Ну, а она мигает ему в ответ. Она его видит.
74
Елена Пащенко «Волна», 2014 20х30, сухая пастель
75
Юлия Жаркова
Те (диптих) История эта начинается… с солнца, которое заливает комнату с плетеными креслами, с коврика, босых ног, и потом — большая веранда на втором этаже, с которой даже видно море… Мне тогда было лет 10, как сейчас — моему сыну. Жила я на летних каникулах у своих дяди и тети на 16-й Фонтана, рядом с морем. Главным занятием был бег к морю с моим двоюродным братиком Димой, ловля ящериц, которых мы потом отпускали, заплывы в море, которые насквозь пропитывали нас солью и песком и доводили нас до изнеможения, но главное — вишни, растущие на старом дереве, ветви которого как раз обрамляли веранду. Помню, что кроме этих темных вишен, почти черных, лакированных, невероятных размеров, сладких, я ничего не ела, поскольку только лишь какой-то небесный нектар может соперничать по вкусу с этим чудом.
Кирилл Бондаренко «Рыба», 2014 76
60х20, смешанная техника
Повзрослев, я возвращалась и возвращалась к ним, мысленно и наяву: вот, помню, в какой-то книжке увидела фото ТАКИХ вишен и долго пыталась их срисовать; бабушка привозила их с 16-й — 77
я тоже писала их с натуры, но не получалось — там весь фокус в том, что они именно что почти черные… Но в то же время вишневые! И вкус… Смотришь, и понимаешь, что только в одной, одной точке Вселенной есть этот плетеный коврик, заброшенная веранда и упоительные вишни, дети фонтанского солнца, моря и ветра, дети любви. … Пока училась в институте, я помнила о них, как и об ослепительных летних днях, потому какбы бессознательно покупала у бабушек подобные вишни, иногда — черешни, ела их, выплевывая косточки, вспоминая, как такие же косточки летели в сад сквозь листву розовых кустов и хризантем. Как я любовалась ими или, читая книжку, опустошала старинное блюдце с почти черными ягодами. Может, и не удастся передать те ощущения… Во всяком случае, вишню давно срубили, она была очень-очень старенькая, и это все равно что залить бетоном некий фрагмент прожитого… Прошлым летом в супермаркете, среди фруктов, запакованных в полиэтилен, которые ежатся в холодильнике с изумлением, мол, где это мы? вижу — они!!! Черные вишни! Сладкие, огромные, чуточку сжавшиеся от холода. Покупаю их (самые дорогие были именно они), бегу домой, мою их, 78
кладу в самое красивое блюдо. Передо мной сидит веселый маленький мальчик, который так же восхищен дивными вишнями, которому рассказываю, почему иногда цвет глаз сравнивают с вишнями, вспоминаю снова сад, балкон, вишневое дерево, море… Те вишни. «А мы посадим косточку, и у нас тоже вырастут такие вишни! Правда?..» *** Снова ныряем туда, где бабушка, цветочные куколки, стол с пластмассовым покрытием и папа в махровом халате, а мама надевает бусы из венецианского стекла, они с папой куда-то идут в гости, брат Сережа, который читает мне сказочку про тараканище, специально чтобы мне не спалось, и тогда можно еще долго с ним болтать, пока бабушка совершенно не рассердится и не придет утихомиривать нас из соседней комнаты (где она на самом-то деле смотрит телевизор). Может, это и больно — вспоминать настоящую семью, такую, как сотни и тысячи, но конечно, родную. Там, в детстве, я больше всего на свете хотела есть эти потрясающие вещи, именуемые помидорами, но мне нельзя было, и очень редко, в 79
виде темно-розового пюре без косточек, бабушка почти тайком давала мне их. После 9 лет я стала более здоровой, не было такого строгого режима питания (мне все детство так мало чего можно было есть, что я выглядела дистрофиком, пока не окрепла, а, может, — «переросла» врожденную болезнь), и тогда душа моя понеслась! Салат с луком и помидорами, на дне салатной вазы — жидкость, называемая «философия» — так признался Паша Пивоваров, однажды допив ее. Помню в деревне, в Троицком, на огороде у бабушки Гени, росли душистые помидоры, брызжущие невероятно вкусным соком, в котором просто вот вся жизнь и била ключом. У бабы Гени было много такого, удивительного: курочки, теплые домашние яйца, кролики с шевелящимися носами, яблоневый сад, точно как в «Алисе в Стране чудес», алые помидоры и… удивительное абрикосовое дерево возле калитки, рядом с которым на закате однажды, после дождя, я почти просветлела — то есть было так неописуемо, восхитительно красиво вокруг на закате — и абрикосы, и травинки в росе, и мои промокшие волосы, и ситцевое платье, босые ноги в грязи — о, это была не грязь, а как бы древняя мокрая пыль, слово «грязь» неприменимо к местам, где 80
все так благословенно и чисто… И вдруг я ощутила всей поверхностью кожи, это проницало меня насквозь, — чувство, что я живу, я зачем-то живу, все так странно и необъяснимо… … Спустя много лет я снимала дачу на 16-й Фонтана, потому что квартиру сдала гостям из Германии. Там была бабушка Клавдия Григорьевна, у которой росли такие помидоры, которые можно было только и есть на завтрак, обед и ужин. Так я и питалась все лето — исключительно фонтанскими розовыми и насыщенно-алыми помидорами, редко смешивая их ну хотя бы с хлебом или с кабачками, или еще с чем… К слову, в подростковом возрасте, точно помню, как были довольно непростые времена, у мамы не было денег, и мы с братом ели летом, в основном, помидоры, кабачки, икру из кабачков и пшенную кашу. Это был основной рацион, который брат разбавлял разными гастрономическими фокусами с яичными желтками. Он взбивал миксером гоголь-моголь и добавлял туда каждый раз что-то новенькое — то какао, то лимонный сок, то корицу, то орешки, да мало ли… Снова я отвлеклась… «Смотри, вот оно, золото! Это ведь настоящее золото, Юля!» — так сказал мой тогда четырех81
летний ребенок, указывая на водную гладь моря в солнечных бликах. Когда мы плыли на катере, — точнее это была моторная яхточка, которой гордо владел один наш друг. Зачем-то он пригласил на эту прогулку меня с ребенком и друзейхипарей. Помню правда фантастическое море с барашками и бликами солнца… И все же, что же может быть ценно для такого респектабельного мэна в обществе нищих художников, и особенно мне был странен интерес ко мне, поскольку я не гламурный, совершенно, даже антигламурный персонаж, хотя, думала я, тот пятнающий мою биографию факт, что я работаю на телевидении... Неужели это так ценно? Для «успешных, благополучных» владельцев вспученной материи в виде квартир, яхт, автомобилей и прочего? Да, мир не без чудаков… А капитан яхты был счастлив, улыбался все шире и шире, мы пели песни, ничего непристойного не делали, выпили, правда, чуток алкоголю, ели вот ТЕ помидоры, просто так, без соли, как мед какой-то…. И как будто и не надо ведь больше ничего в жизни, верно?
… Однажды летом ко мне приехали мои прекрасные друзья-французы. Красивый гасконец Оливье (живя здесь, он почти возненавидел свое имя, поскольку только ленивый не назвал его ласково салатиком) и романтичная жена одесского режиссера Сережи Лучишина по имени Симона.
Потом и эта сказка омрачилась — счастливый капитан достал пистолет и делал вид, что стреляет по рыбам, выпрыгивающим из волн, но потом сказал, что это фэйк и пистолет не заряжен. Так, незаметно пистолет оказался у малыша,
Через какое-то время я поняла одну вещь: главное, чтобы на столе всегда присутствовали одесские помидоры!!! От бабушек, с Привоза, медовые, розовые и алые, и тогда мои нежные друзья будут в своем нормальном состоянии, —
82
малыш нажал на курок… Да, к счастью, дуло было направлено на море, он как раз пытался подстрелить рыбку. Выстрел был самым что ни на есть настоящим, что-то плюхнулось в воду. Взрослые омертвели, побелели, протрезвели и судорожно выхватили пистолетик… очень хорошо помню этот момент… И хозяин яхточки, наверное, помнит… По самые помидоры… Далее помидорные воспоминания несутся на мое… окошко, где я однажды решила вырастить любимые овощи. Все лето поливала их, растила, и к осени на кустиках созрели штуки три помидора — мааааленьких, душистых, невероятно вкусных… Жаль было есть…
83
то есть веселые, слегка колкие шутки, смех, прогулки к морю в любое время суток, в кино и прочее. Когда помидоры заканчивались, Оливье бежал и покупал огромные мешки, он, несмотря на хрупкую комплекцию, мог съесть целую тонну этих волшебников, а Симона «догонялась» порой тайком ото всех, — позже она призналась мне, что это почти наркотик — одесские помидоры! Приехав в ноябре в Одессу, Оливье в первый же день отправился… Да, правильно: он отправился на Привоз!! За… да, да, и купил их столько, сколько мог унести… Уезжая в Париж, он сокрушался, что не может захватить их с собой, и тогда я попыталась передать ему контрабандой одесские помидоры с другими французами, и таким образом, его унылая жизнь в Париже озарилась нечеловеческой радостью: да, да, в багаже у контрабандистов были заветные солнечные овощи!
дорогие, они ни в какое сравнение не шли с одесскими пятыми элементами, медовыми деликатесами… Ммм… Зимой особенно приятно их нарисовать — я открыла, что карандашами и восковыми мелками больше шансов передать дивную поверхность помидоров, их сущность, но акварелью можно изобразить их божественное нутро... Вот такие вот у нас помидоры…
Помидоры были и в Лос-Анджелесе, совершенно безвкусные, пластмассовые словно бы, и столь же отвратительная клубника. Наши друзья, русские эмигранты, придирчивые к еде, ездили в какую-то тьмутаракань, только чтоб купить нормальных овощей. По баснословной цене. Так мы ели практически одесскую еду, но менее вкусную, поскольку томатики подкачали! Даже самые 84
85
Юлия Жаркова
Принц Я мечтала, чтобы на Новый год произошло какое-то чудо. Вернее, не какое-то, а весьма конкретное — я мечтала на Новый год познакомиться с принцем. И принц должен был быть очень красивым. Вот как произошло это обыкновенное чудо. Мы с родителями пришли в гости. Все было как всегда — бормотал телевизор, хозяева и гости носили блюда на праздничный стол, резали селедку, оливье и провожали старый год, чокаясь бокалами. И вдруг, как в сказке, скрипнула дверь… С морозной пылью на воротниках и ботинках, с раскрасневшимися от мороза и алкоголя щеками, в прихожую ввалилась чета художников, а с ними — их друг, рок-музыкант… Мои ноги подкосились, голова закружилась — это был Он. Высокий красавец-принц, в кожаном пальто и в модной шапочке. Он подошел к столу, схватил бутылку с винищем и спрятал ее за пазуху. Моя мама, помню, гневно воскликнула: «Молодой человек, что это вы 86
взяли?!» — на что молодой человек (красавец, сказочный принц, музыкант, с огромными голубыми глазами и длинными ресницами) ответил очень громким баритоном: «Это сок!». Но, что было самым волнующим в этот вечер, — перед тем, как хозяева выдворили новопришедших гостей во главе с принцем, после боя курантов принц подошел ко мне и предложил поехать к нему в гости в эту новогоднюю ночь. На меня повеяло нешуточным перегаром, но не только поэтому я стояла, смутившись и не находя слов. И даже еле слышала все, что он говорил, потому что чувствовала, как сильно краснею и теряюсь. Свою речь принц закончил словами: «Так что можем вместе посидеть, пообщаться, полежать…». Я стояла молча. Наконец, к нашему герою подошел мой старший брат и спросил, давясь от хохота, знает ли тот, что я — его сестра и мне всего 14 лет. Но красавец был слишком нетрезв, чтобы соотносить какие-то слова и события, и где-то через полчаса друзья увели его, шатающегося, в свою резиденцию, а я осталась со взрослыми, в карнавальном костюме пажа, в зеленом бархатном пиджаке и в черном берете, с застывшей улыбкой на губах и под очень сильным впечатлением от произошедшего чуда.
87
«Как умерла последняя роза» – это коктейль из мыслей, эмоций и переживаний парня, чье скромное сердце бьется вопреки неудачам целой планеты. Автор отправляет читателя в увлекательное путешествие по воспоминаниям о мире, которого больше нет. Владимир Холявский
Как умерла последняя роза (отрывок)
Сергей Антонов «Улёт», 2014 1000х1000, поп-стринг-арт
88
Когда я в очередной раз поднял трубку и услышал оглушительное «Бууу!», моё лицо обтекло улыбкой. Такую не найти на фотографиях. Эта чиста — в ней нет фальши. Так обычно улыбаются дети, которые ещё не успели окунуться в мир алчности, ненависти и пошлости. Но я уверен, что её улыбка — это улыбка самого доброго младенца, самого красивого. Её даже ругать не хочется за различные шалости. А она обязательно измажет обои краской или вымажет грязью белую майку, которую вечером стирала мама, не успев передохнуть после конвейера рабочих часов. Но красота её улыбки — ничто перед красотой её звонкого легкого смеха, который сплел гнездо в моей голове, и никакой другой смех не в состоянии его выселить. Она и сейчас смеялась над моими глупыми шут89
ками. До чего они глупы, — вы бы, наверное, подумали, что мне лет двенадцать, — честное слово, вы бы перестали со мной общаться, но она всегда смеялась. Я наизусть помнил эти моменты, когда её улыбка заставляла забыть о деньгах, об учебе, о других людях. Но это всё ерунда! Вы бы видели её щеки, они и так большие, как у хомяка, но когда она улыбалась — они становились ещё больше, словно губка, впитавшая всю красоту этого мира. А какие у неё глаза! Вы бы сказали, что у неё самые обычные карие глаза, но это не так. Когда она смотрит на меня, я вижу своё отражение. И, словно узник за решеткой, я мог бы там сидеть годами, позабыв о небе, еде, главное, чтобы в них никто другой больше не заглядывал. Да, я жадный, я чертовски жадный, когда касается таких вещей, и вы бы меня поняли, если бы она прошла мимо вас. Её походка настолько плавна и грациозна, что любой учитель танцев хотел бы иметь её у себя в ученицах. Я бы стал ходить в танцевальную школу только для того, чтобы касаться её безупречной талии. Моя рука превратилась бы в лепешку под прессом её шикарных волос, но, в тоже время, они так легки и непослушны, что даже сила земного притяжения не усмирит их. Но Бу не танцевала, не потому что не знала где лево, а где право, а потому что ей не нужно было уметь танцевать, чтобы привлечь толпу взглядов. Иногда мне кажется — не мы смо90
трим по ночам на звезды, не мы восхищаемся их красотой. Это они готовы пролететь мириады световых лет, чтоб коснуться её кожи, чтоб посмотреть, как она спит. Я никогда не видел, как она спит, но я бы все на свете отдал за это. — Бууу! Это же я... Как твои дела? Я уже хотел ответить, что у меня все отлично, как делают все, но она резко переменилась в голосе. Столкнулись две грозовые тучи, и прогремело: «Ты зачем постригся?» (буквально день назад у меня были длинные волосы, но я их состриг). Я уже растерялся, не зная, что ответить. Но вдруг Бу грациозно переменилась и со смехом начала острить: — Ты уже не та моя подружка, не та милашка, которую я знала раньше. Стала совсем другой. Ты лысый пошляк! Наверное, уже и задом не виляешь, как баба. Научился храпеть, как все мужчины. И по вечерам смотришь футбольные матчи или какиенибудь боевики... Я всегда позволял ей шутить надо мной, не потому что хотел доставить ей удовольствие, а потому что мой запрет не остановил бы её. Она каждый раз пытается меня взбесить, чтобы я начал её щекотать. Я уверен — ей это нравится, хоть и убегает вечно — все девушки такие, но Бу, — не все. Я опять говорил что-то глупое, а она смеялась так 91
звонко, что могло показаться, будто она тоже глупа, но нет, она чертовски умна, умней меня, это точно. О Боже, как же я буду завидовать её мужу, а он стопроцентно будет мразью. Таких людей я не выношу. Они постоянно разговаривают о машинах: быстрей ли Bugatti, чем Lamborghini или нет, или сколько литров BMW «ест» на 100 километров...Фу, терпеть не могу! Бу часто ходит пешком. Может быть, она догадывается о красоте своих ног или просто любит ходить, кто знает. Но больше всего ей нравится кататься на качелях. Я часто с ней катался. У меня уже зад начинал болеть, а она всё каталась и каталась, словно больше никогда в жизни не сможет покататься. Безусловно, она вырастет, оградит себя домашними заботами, стряпней для мужа и детей, которые будут такими же, я уверен. Нет, они точно будут такие, как Бу, — будут драться за возможность первой покататься на качелях. Они будут бежать, толкая друг друга, но если кто-то упадет и от острой боли в коленке начнет плакать, жажда покататься на качелях исчезнет, словно мираж в песках одинокой пустыни. На его месте, как будто сброшенный с парашютом, появится нескончаемый оазис доброты и любви, унаследованный от матери. Вы даже не представляете, насколько она добра. Я это заметил с первого дня нашего знакомства, хоть она 92
и скрывает все, — честное слово, любой пират мечтает о карте к сердцу этой девушки, а она даже не догадывается об этом. Мы непринужденно болтали о всякой ерунде: — Если бы кто-то подслушал наш разговор, я бы уже давно была в психушке, — сказала Бу. Она даже не представляет, о чем думал я. Место в психбольнице должно быть за мной, но я очень хорошо скрывал свои чувства и мысли. В этом плане я плохой пленник: на меня можно потратить сотни часов допроса, но я не сделаю ни одного комплимента и не скажу ни одного слова о том, как скучаю по ней. Честно, любой бы раскололся на моем месте, но чаще всего после этого пленники никому не нужны — этого я и боюсь. — Леша, ты когда приедешь в К.? — Перед самым Новым годом, когда сдам экзамены, а ты? — Я тоже. Я вот думаю… — Мы с тобой увидимся? — вдруг резко перебил я её. Она точно этого не спросила бы, даже не знаю, хочет она этого или нет, но я безумно хочу её увидеть. Уверен, Бу наденет красивое пальто, ведь в К. редко идут снега и не так уж холодно в январе. На ней будет шапка и огромный шарф, это точно. С 93
рукавов у неё будут свисать варежки, соединенные резинкой, как у маленьких деток. — Посмотрим, — ответила Бу, — я очень сильно соскучилась по дому. Даже по ругани с мамой и сестрой. Так давно ни с кем не ругалась. По ходу, у меня зависимость от этого. — Они тоже скучают по тебе, — саркастически произнёс я. То, что она будет язвить по этому поводу, не стало для меня сюрпризом. — Ха-ха-ха. Если бы, — она сделала паузу, попыталась найти спелый плод на своей плантации шуток. Но, так и не найдя, продолжила — наш песик больше скучает по мне. Маша его не кормит! А гулять с ним ходит только потому, что ее родители заставляют. Эта ведьма, кроме себя, никого не любит! Мне всегда было интересно, что у Бу за пес, но я, скорее всего, так и не узнаю. Я очень сильно боюсь собак, даже не знаю почему, не то чтобы трус… Хотя, пожалуй, трус… Даже Бу называла меня трусом и женоподобным. Наверное, из-за того, что я часто рассказывал ей, как мои глаза превращались в соленые водопады под влиянием сюжетов драм. Их смотрят домохозяйки, валя94
ясь на диване с тарелкой, полной бутербродов. Они мечтают очутиться на месте главной героини и погрузиться в экранный рай. Я отчасти был таким. Дайвер в океане фантазий. Скорее всего, на меня повлиял мой знак Зодиака, Дева. Но вы же согласны, что иногда круто отвлечься от обыденности и пожить жизнью героя какого-то фильма или книги. Я не был любителем главных героев. Они так напыщенны, словно все звезды Вселенной вращаются вокруг них. Но, вот досада. Они такие же звезды: та ярче, та тусклей, а третью ты уже не найдешь… Они, словно назло нам, тухнут, пытаясь что-то сказать, но я уже минут десять ничего и никого не хотел понимать. Закурил. Если бы она об этом узнала — мне бы досталось; и продолжал слушать истории Бу о её соседках, одногруппниках, о сложности химии и прочих проблемах студентов медицинского университета. — Я так хочу, чтобы поскорей похолодало и на календаре красовался январь, — сказала Бу. — Знаешь почему? Вы тоже на секунду забыли о необходимости дышать, в надежде, что она желает встречи со мной? Ха-ха-ха. Глупцы! Вы даже представить себе не можете, как она ждет нового сезона сериала «Шерлок» с Бенедиктом Камбербэтчем в главной 95
роли, премьера которого в январе.
— Бу...
— Тебе не терпится ограбить сестру и самой съесть новогодний подарок?
— А?
— Почему сразу самой? — Бу засмеялась. — Я с тобой буду делиться. Там обычно есть такие невкусные конфеты с желе внутри, вот ими я и буду тебя кормить. Они тебе понравятся. Очень! Она смеялась, а я пытался выдавить злость из себя, сопротивляясь её заразительному смеху. Эти конфеты были ужасны — куски пластмассы и только. — А потом ограбим твою сестру, — она замолчала и вдруг громко взорвалась, — ты будешь моей Бонни, а я твоим Клайдом! Мы все сладости заберем и побежим на улицу, затем угоним машину и помчимся, поедая конфеты. Но твоя сестра не промах — она будет бежать следом. Ты будешь орать, как перепуганная школьница. А я... — Она добавила грубости к голосу и прохрипела, — Спо-кой-но, дет-ка! Я с то-бой! Минуты две она смеялась настолько громко, что если бы меня с телефоном разделили Великой китайской стеной — я бы все слышал. Все: каждый оттенок её смеха, каждый вдох и выдох.
96
— Я на тебя обиделся. Ты понимаешь, что это значит? Плохой из меня врун, если вы понимаете, о чем я. — Ой, да ты уже в пятнадцатый раз обижаешься! Все вы, девушки, одинаковые. Сейчас ты сбросишь вызов, а я буду панически набирать твой номер. Ты будешь сбрасывать. И мне ничего не останется, как извиниться с помощью SMS. — Нет, — собрав всю свою серьезность, я продолжил, — на этот раз я действительно обиделся. Сколько можно издеваться надо мной? — Блин… ну, Бонни, я же любя… Она опять начала играть со мной. Я слышал её красивейшую улыбку, честное слово. — Опять ты врешь! — Да не вру я! — она начала нежно хохотать. — Честное слово. Я любя издеваюсь над тобой. Ну, вот какой парень будет обижать свою даму?.. Если это можно назвать глухотой, то я оглох. Но не так, как обычно глохнут, — моей тишиной стал её смех. В нем вместились тонны спокой97
ствия, словно молодое поколение проводило старую добрую Тишину в пансионат. Где о ней будет вспоминать только сиделка. Зазвонит будильник — завтрак. Опять звонок — прогулка. Звонок — таблетки. Звонок. Звонок... Часы, как будто назло нам, намекали, что пора спать. Я изо всех сил пытался заговаривать зубы Бу, в надежде, что она потеряет счет времени. Но, как это обычно происходит, мы обменялись холодным арктическим «пока» и отключили телефоны. Я специально свой не отключал первым и, словно рыба на горячем желтом песке, метался, прыгал, глотал сухой воздух... Её нет... Я здесь, её здесь нет. Но я могу думать о Бу. А что, если, один человек думает о другом, то и у второго возникают мысли о первом? Если это и вправду работает, то мне так стыдно, вы даже представить не можете. Уже которую ночь она не может уснуть из-за моего эгоизма.
Оксана Маслова
Не цiлуй Не цілуй мене без зупину, Мені дихати конче потрібно, Відчувати, як вітер дме в спину, Розкривати над обрієм крила. Не тримай мене в міцних обіймах, Не стискай мої руки у плечах, Мені дихати конче потрібно, Мені дихати дуже доречно. Не дивись увесь час в мої очі, Мені треба побачити море. Його хвилі, — і суто дівоче Зняти з серця надумане горе. Що цілуєш мене без зупину, Що тримаєш у міцних обіймах? Чом від того кохання я гину? Чому серце холоне, любимий?
98
99
Холодный космический душ из юмора, безумия и авантюризма ждет момента, чтобы обрушиться на ваши головы. Это история о том, как один землянин, один сумасшедший ученый и один эксцентричный пришелец отправляютсяв путешествие. То ли во времени, то ли в пространстве, то ли в бесконечности параллельных вселенных... Виктор Лозовский
Космический душ
(отрывок)
– Гарри, как ты думаешь: правда, что если загадать желание, глядя на падающую звезду, то оно обязательно сбудется? – Что? Нет, конечно. Во-первых, звёзды — это просто огромные шары газа, а, во-вторых, это не звёзды падают, а метеориты. – Жаль. Я бы очень хотел, чтобы моё желание сбылось. – Так в чём проблема? Желания сбываются лишь благодаря усилиям человека. А звезды здесь ни при чем. ТО «Миракль», Виктория Захаренко «Вдвоем», 2014
21х29, линогравюра
– Моё желание не сможет ни один человек исполнить. – Что это за желание такое? Я стоял, думая, говорить или промолчать, чтобы не показаться идиотом. И всё же ответил ему. – Хочу вернуться в прошлое!
100
101
– Хм… И зачем? – Понимаешь, Гарри, последние полгода я провёл не выходя из дома, — благо, работа позволяет. Сидел в четырёх стенах, погружённый в самую мрачную депрессию всей жизни. Пять лет тому назад, когда мне было 24 года, я повстречал девушку. Знаешь, за свою не особо долгую жизнь я встретил достаточно девушек. Эта была действительно особенной. Я знаю, как это фальшиво звучит. Каждый раз, когда кто-то говорит что-то подобное, непременно чувствуешь фальшь. Все люди думают, что их избранники «особенные», но это не так. Ведь потом они находят других избранников, и те тоже становятся не менее особенными, и так далее, всё по кругу. Но поверь, Гарри, встреть ты ту же девушку, что и я, сразу понял бы, что в моих словах нет ни капли фальши. А имя какое у неё красивое… – Не хочу перебивать, но тебя уносит. – Ах, да… Прости. В общем, мы жили вместе, и жили прекрасно. Отлично понимали и дополняли друг друга. Даже не ссорились почти, а если и бывало что-то подобное, то мы тут же мирились. В тот год мы собирались в кругосветное путешествие, — мир хотели повидать и всё такое. Всё было распланировано: билеты куплены, документы оформлены и т.д. В ночь за неделю до отъезда, мы сидели дома 102
пили чай со сладостями, смотрели кино. Внезапно позвонил мой друг и попросил приехать и помочь ему. Дело было пустяковое, но мне не хотелось отказывать. Она просила меня остаться. Причём, сначала вполне спокойно, мотивируя это тем, что хочет фильм со мной досмотреть. Я, конечно, отказал ей. Мол, друг-то ждёт. Когда я уже оделся и вышел за порог, она взяла меня за руку, поцеловала и сказала: «Я очень тебя прошу, не уходи». Она произнесла это нервным и даже испуганным голосом. Это смутило меня, я поцеловал ее в лоб и сказал, что скоро вернусь. И ушел. Я сделал небольшую паузу и собрался с мыслями. – Вернулся я только на следующее утро. Дверь была открыта нараспашку, а за дверью… никого. Я позвонил ей... телефон был дома. Забыла, наверное, решил я... Сначала я не придал этому значения, предположив, что она ненадолго отлучилась в магазин или ещё куда и скоро придёт. Не было ни малейшего повода в этом сомневаться... Вот только… она уже полгода как не приходит. Я посмотрел на Гарри. Он на удивление внимательно меня слушал. – Куда она ушла, не знает никто: ни её друзья, ни родственники. Я даже заявление в милицию писал, но её по сей день не могут найти. Просто раство103
рилась в воздухе, и всё тут. Мне словарного запаса не хватит, чтобы описать все свои переживания и мучения по этому поводу. Я даже не знаю, что ужаснее: тот факт, что она ушла, или то, что я не знаю куда. Ты не представляешь, сколько бессонных ночей меня посещала одна и та же мысль: что, если бы я тогда не ушёл? Она ведь просила меня! Почему она была так настойчива? Мне уже никогда этого не узнать. Но, ей-богу, если бы у меня была машина времени, я бы плюнул на всё, вернулся в прошлое и остался в тот вечер дома. Гарри подпер подбородок рукой и перевёл взгляд на небо. – Да… Звёзды тут точно не помогут. – Ага… – Но я могу! Меня аж передёрнуло от такого заявления. Я посмотрел на него безумными глазами.
– Куда мы идём? – Ко мне. – Зачем? – Увидишь. Мы прошли в какой-то переулок. Вокруг не было ни одного фонаря, я шел вслепую, ориентируясь на звук шагов Гарри. – Знаешь, где вход? – спросил он. – Где? – Сейчас увидишь. Одно из цокольных окон при ближайшем рассмотрении оказалось дверью. Гарри отпер ее своим ключом и махнул головой, приглашая меня войти. – Только не забудь пригнуться.
– То есть как?
Я подошел и увидел, что от двери вниз ведут ступеньки. Видимо, это был какой–то подвал.
– Пошли за мной.
– Что застрял? Не медли.
Гарри двинулся с места и быстрым шагом пошел вперед. Я последовал за ним, едва успевая. Стоит заметить, он был достаточно прытким, как для немолодого мужика.
Я пригнулся, встал на ступеньки, спустился вниз и очутился в кромешной темноте. Ещё около минуты я стоял, вглядываясь в темноту, пока Гарри нащупывал выключатель.
104
105
– А вот и он! – сказал Гарри и нажал на кнопку.
голым.
Свет зажегся и осветил комнату размерами меньше моей ванной.
– Это всё потому, что ты никак не можешь купить мне платье, – ответило зелёное нечто.
– О, Боже! Гарри, выключи свет, я же голая!
– Зачем тебе платье?! Ты же мужского пола!
На этом моменте вы, небось, подумали, что в комнате находилась некая раздетая девица и тем самым создавалась крайне неловкая ситуация.
– Ничего ты не понимаешь в красоте, мужлан.
Но все было более странно и нелепо, чем можно предположить. 8 ноября 2012 года, после бурного пьянствования, оказавшись в подвальном помещении размером с картонную коробку, преследуемый целью вернуться в прошлое, я впервые в своей жизни встретил инопланетянина. Выглядел он, как самый типичный пришелец из фильмов: худой, высокий, с длинными тонкими конечностями, огромной головой и большими чёрными глазами. Зелёный с ног до головы.
– Не обращай внимания, он просто отупел от ничегонеделания и постоянного просмотра земного телевидения.
«Ну вот, нажрался до белой горячки», – подумал я. Надо было таки идти домой. А, что если это не видение? Вдруг это настоящий пришелец? Нет, такого уж точно быть не может. Вряд ли настоящий пришелец выглядел бы так, будто только вылез из экрана телевизора. Мои раздумья прервал голос Гарри, обращённый к зелёному неизвестно чему. – Да заткнись ты, дурачьё, ты всю свою жизнь был 106
Гарри глубоко вздохнул, перевёл взгляд на меня и сделав непринуждённое лицо сказал:
– Кто? – Он, – произнёс Гарри и указал пальцем в сторону зелёного человечка. – А-а-а… Я всё понял. У тебя та же белая горячка, что и у меня, да? – Белая горячка? Хм… Эй, зелёный! – обратился он к галлюцинации – ну-ка иди поздоровайся с гостем, как это принято на вашей планете. Неведомое существо подошло ко мне и остановилось на расстоянии вытянутой руки. Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза, после чего оно улыбнулось и… отвесило мне пощёчину! – Приятно познакомиться! 107
Ощущения были довольно реальными. Я совсем ошалел — сначала удивился, потом сконфузился, в конце концов решил, что надо соблюдать правила приличия, и дал пощёчину в ответ. Сил я не рассчитал, и мой новый знакомый отлетел к стене, стукнулся об неё головой и упал на пол. – Ты что делаешь, ирод?! – закричал Гарри и поспешил помочь пришельцу подняться. – Я… Я… Да я просто хотел вести себя прилично. – И поэтому ты решил избить моего товарища? Я ничего не ответил. Ситуация становилась всё более нелепой. – Гарри, я, пожалуй, пойду домой. – Как домой?! – возмутился зелёный человечек, – ведь мы только познакомились. – Ну, так я же… Я тебя… – Да расслабься, – обратился ко мне Гарри, – у них на планете, чем сильнее пощёчина, – тем больше ты рад знакомству. Гарри усадил пришельца на кровать и жестом предложил мне присоединиться к нему. Пришелец смотрел на меня, улыбаясь и поглаживая больное место. Гарри взял стул, сел перед нами и снял цилиндр. На голове у него была плешь. 108
– Альберт, я понимаю, что тебе тяжело. Вопросы в твоей голове требуют ответов, стереотипы рушатся... Я все тебе объясню. Но для начала… – А я отказываюсь это слушать! – выкрикнул мой новый зелёный знакомый. – Ну, так иди закройся в другой комнате. – Не хочу. Гарри засунул руку за пазуху и достал оттуда небольшую бутылку виски. – А теперь пойдёшь? – Да! Да! Уже бегу. Пришелец забрал напиток и убежал в другую комнату, закрыв за собой дверь. Мне уже не хватало сил удивляться, поэтому я просто продолжил слушать. - Весь наш виски сейчас выпьет, гадёныш. Ладно, о чём это я? Ах, да. Ты говорил, что хотел бы вернуться в прошлое и снова увидеть свою любимую. Я как раз работаю над машиной времени. О, это будет просто отличная штука! Лучшее из моих изобретений. Никто за всю историю человечества не создавал ничего подобного, а я смогу! Да что там человечество! Почти все инопланетные расы… - На этот раз уносит тебя.
109
- Подловил. Так вот, машина будет работать, даже не сомневайся, главное, её доделать. Тут-то и вся проблема: нужны деньги. Не особо много, но явно больше, чем у меня есть. Предлагаю следующее: если ты согласишься проспонсировать моё изобретение, я позволю тебе воспользоваться им, и, следовательно, ты сможешь найти свою девушку. Что скажешь? Я задумался. Это всё, конечно, здорово, но слишком невероятно. Возможно ли это? Мои сомнения развеялись, как только я услышал доносившиеся из соседней комнаты завывания. «Выходила на берег Катюша-а-а»... Если существуют пьющие и поющие инопланетяне, то почему не может существовать машина времени? - По рукам!
110
Юлия Бердиярова
Надрывая сердечную мышцу Надрывая сердечную мышцу, Стук Разрывает височную вену Мыслей Стремительно-быстрый поток Берет Беспощадно и бьет об стену. Сколько Осталось еще нам слов, Строчек Тире, запятых и более Жить, Растворяя в себе других? Жажда Превыше безволия. Жить, словно соли Послушный кристалл, Чтоб растворяться Снова В тех, кто нас некогда сам создавал, Все повернув Наново. 111
«Муза в бумажной маске» — психологическая драма, основанная на реальных событиях. Главный герой отчаянно пытается добиться расположения дамы сердца. Склонный к рефлексии, страдающий от алкоголизма и психических расстройств, он незаметно для самого себя превращает бытовую драму в опасную игру с подсознанием. Блуждая по кромке реальности и видений, с каждой строчкой повествования он теряет возможность выбраться из этой схватки с собственным мозгом невредимым. Дмитрий Михайленко
Муза в бумажной маске (отрывок)
Каролина плакала долго и взахлеб. Видимо, я действительно много значил для нее, такую реакцию сложно имитировать. Ее истерика сказалась и на мне. Я не чувствовал себя спокойно в тот вечер, мне было стыдно и страшно. Я воспользовался хорошей девушкой, наобещал кучу всего, а затем просто выбросил на обочину без объяснения причин, взяв с нее напоследок слово, что она не покончит с собой из-за меня. Это было цинично, мерзко, и у меня на душе будто все чесалось. Но я снова выбрал прошлое взамен будущего.
ТО «Миракль»,
112
Ольга Олейник, 2015 10х15, бумага, карандаш
Размышления довели меня отчаяния. К этому моменту, в соответствии с терминологией медицинского справочника, я был на первой стадии алкоголизма. Когда пьешь пойло, и оно тебе нравится. Когда пьешь еще, и понимаешь, что оно отгоняет проблемы, помогает забыть о них хотя бы 113
до утра. Так я пристрастился. Мне было непонятно, откуда на мою голову свалилось столько тревог и надуманных проблем, ведь еще несколько месяцев назад я жил припеваючи и ни о чем не заботился. Теперь же меня ежедневно гложет мысль том, что я иду не туда и мне нужно выбрать свой путь. Методом долгих пьяных размышлений я понял, где корень зла, — в самой возможности выбора. Раньше ее не было. Была лишь однообразная рутина из пьянок и беспорядочных знакомств с девушками на одно лицо. Затем — стабильные отношения с красавицей модельной внешности и новое амплуа «парня нарасхват». Но рядом с Евой я чувствовал себя робким молодым парнем, который вспоминает, как мама учила его вести себя с девочками и выползает из шкафа с нагревшейся от уха телефонной трубкой в руке... Одним словом, я чувствовал себя по-настоящему счастливым. И мне так дико хотелось чувствовать это снова и снова, что я, кажется, начал ехать мозгами. Я подсел на любовь, стал испытывать ломку, запивать ее алкоголем в больших количествах, утешая себя верой в то, что поступаю правильно. Но побочных эффектов от такой веры было значительно больше, чем реальной пользы. Ради 114
нескольких часов иллюзорного счастья в неделю я готов был похоронить все остальные прелести жизни молодого здорового человека. Это было началом конца. На момент расставания с Каролиной, я, втайне виделся с Евой еще раз пять или шесть, и все больше и больше замечал с ее стороны знаки внимания. Но все никак не решался перейти к делу. Теперь, отойдя квартал от парадной, до которой проводил заплаканную уже бывшую подружку, я был полностью свободен и открыт для новых начинаний. Буквально в тот же день я пригласил Еву погулять еще раз. Она согласилась, и мы назначили встречу на следующий день. Тянуть эту грань между дружбой и чем-то большим дальше по жизни смысла не было. Ожидание снова навеяло тревогу и много лишних мыслей. И я пошел в бар. До моего любимого питейного заведения оставалось не больше двух кварталов, когда у меня в кармане ожил старый потертый мобильник. Сообщение. От Евы. Я открыл его, но перечитывать пришлось три раза, прежде чем я понял, что ничего не понимаю. Я остановился. «Знаешь, я, кажется, люблю тебя» — вот что было написано на дисплее моего телефона. Она открыла дверь, в которую я стучал, открыла тогда, когда я уже и не 115
думал стучать больше! Что это был за момент! Я ведь любил ее все еще... так же сильно, как и с самого начала. И теперь она ответила мне взаимностью! Упорство приносит свои плоды... И с этого момента самые странные и необъяснимые вещи начали происходить в моей жизни. Я мчал к ее дому на всех парах, предварительно написав ей, что скоро подойду. Надеялся, она успеет к тому времени одеться и выйти. В тот день ярко светило солнце. На небе не было ни облачка. Но когда я подошел к дому Евы, солнце пропало. Я поднял глаза и обнаружил, что небо затянуто тучами. Никогда раньше погода не портилась так быстро на моих глазах. Когда до входа в парадную оставалось меньше десяти шагов, мой телефон снова зазвонил. Я достал его и открыл пришедшее сообщение. «Куда ты подойдешь? Я не просила никуда идти. Я не дома. И вообще, договорились же на потом». Я быстро набросал ответ: «После того, что ты написала, я не могу ждать ни минуты, скажи где ты, и я буду там, как только смогу». Ответа ожидал, топчась на месте и жонглируя телефоном в предвкушении самого лучшего, что вообще могло со мной случиться. Ответ пришел 116
вскоре. «Я ничего не писала тебе с момента нашей последней встречи. Ты в своем уме? Что ты там уже напридумывал?». Я решил идти до конца: «Ты написала что любишь меня. Не пытайся это скрыть!». В этот раз ответ пришел в три раза быстрее. «ЧЕГО?!? Да я серьезно не писала такого! Тебе кажется, что это хороший розыгрыш? Пиши, когда придешь в себя. Я все еще надеюсь, что ты это не серьезно». Пытаясь выстроить логическую цепочку, я решил перечитать переписку за день. К своему ужасу, я обнаружил в телефоне только собственные сообщения. Она ничего не писала мне уже несколько дней. А я писал в никуда... Она не признавалась мне в любви. Но я все еще не мог понять, куда делось то сообщение? Не мог же я его придумать, представить и поверить в это? — Мог. Еще как мог. — сказал кто-то, подкравшись ко мне сзади. Я обернулся и поднял глаза. Давно я так не пугался... Он выглядел не то как переросший дет117
ские комплексы неформал, не то как сошедший со сцены металлист — весь в черном, с бледным лицом, трехдневной щетиной, но с аккуратно уложенными назад длинными волосами. Он смотрел мне в глаза. Моими же глазами. И улыбался мне моим лицом. Я попятился назад, через несколько секунд наткнувшись спиной на стену и всего на миг потеряв своего двойника из виду. А когда я взглянул в его сторону снова, его уже не было. «Чертово бухло!» — подумал я про себя и чуть не поклялся больше не брать капли в рот. Не медля, я вытащил телефон и набрал знакомый номер. — Алле, да, братан! — Женя... Нам нужно встретиться... Срочно. — Чё такое? — Я все расскажу. Сможешь приехать? — Да не вопрос. — Езжай в то кафе, где в прошлый раз сидели. Женя был моим самым большим подарком судьбы. Он был умен, прост, позитивен и необычен — больше таких друзей у меня не было. Те, с 118
кем я проводил ночи в барах и снимал девиц, вряд ли выслушали бы меня и поняли. С таким сдвигом мог помочь только Женя. — Ну, рассказывай! — Он был напуган моим звонком. — Со мной что-то происходит. — Что именно? Я выложил ему все в мельчайших деталях, начиная с момента, когда мне пришло несуществующее сообщение. Женя был потрясен рассказом. По его лицу было видно, что он одновременно пытается поверить мне на слово и понять, где тут розыгрыш. Но розыгрыша не было. — Чувак, я же говорил тебе: не стоит шутить с алкоголем. Давай я тебе нарколога найду! — Кого, черт подери? Я что, по-твоему, пьянь какая-то подзаборная? — Да не кипятись! Я слышал, есть такая болезнь психическая, когда придумываешь себе что-то, а потом оно тебе наяву мерещится и ты в это веришь, как в быль. Это опасно очень... Слушай, есть один психотерапевт, она маме моей помогала. Очень хорошая. Я договорюсь, чтобы она бесплатно с тобой побеседовала, ок? Ну нельзя так все остав119
лять. Вдруг у тебя проблемы со здоровьем?
— Не обманывай себя, это невежливо.
— Ладно. Спасибо. Слушай, мне нужно вернуться домой.
Он вел себя так же вызывающе, как и выглядел. Наглым образом усевшись напротив, он поправил волосы и, пока я пытался прийти в себя, достал из кармана пачку сигарет, засунул одну в рот и подкурил.
— Ок. Я сейчас звонок сделаю и потом тебя наберу — скажу, что вышло. — Да. Хорошо. Спасибо еще раз. Домой я не пошел. Я решил напиться. Когда Женя уехал, я заказал бокал пива, затем — рюмку коньяка. Затем понял, что запивать коньяк пивом экономнее, а, значит, выгоднее, и принялся за дело. За яростным обдумыванием проблем в личной жизни я не заметил, как вторая стадия алкоголизма постучалась в двери. На самом деле, я уже не мог не пить. Сам того не заметив, я пошел по сценарию самого Фитцджеральда — я уже не пил алкоголь, алкоголь пил меня. Глотая рюмку за рюмкой, бокал за бокалом, я вошел в угар, в котором чувствовал себя комфортно. Однако, в этом угаре был кто-то еще. Он подошел к моему столику и спросил: — Не возражаешь, если я присоединюсь? Медленно поднимая глаза, я стал произносить первое, что пришло на ум: — Извините, я тут жду дру... Мое дыхание куда-то снова пропало. 120
Тогда мне стало по-настоящему страшно. Без лишних преувеличений, напротив меня сидел я. У него было мое лицо, моя мимика, моя жестикуляция. Но пользовался он всем этим немного по-другому. — Ты заказал себе пиво? — заговорил незваный гость — Лично я заказал. Что-то долго несут. Ответь пока на звонок. — Ты кто, нахрен, такой? И какого хрена лысого ты мое лицо напялил? И тут в моем кармане действительно зазвонил телефон. Он жестом дал понять, что ждет, пока я отвечу на звонок. Я достал аппарат из кармана: звонил Женя. — Алле, братан, я достал номер той чувихи. Сейчас скину тебе — набери и запишись на прием. Она поможет. — Эээ... Жека, слушай, извини, уже не нужно. 121
— Как не нужно? — Да забей. Я сам разберусь, извини. Потом перезвоню.
Тогда мне уже не казалось, что я только начинаю сходить с ума, — я знал, что я в самом разгаре.
Мой голос сильно дрожал. Я поспешно бросил трубку. Мой новый знакомый выпустил струю дыма изо рта и довольным голосом сказал: — Умница. Так-то лучше. Ну их, этих мозгоправов. Мы с тобой сами разберемся. Я не мог сказать ни слова. К столику подошла официантка. Она поставила на него один бокал пива. Этот самодовольный кретин с моим лицом воскликнул: — О, наконец-то! Наше пиво! Спасибо вам! Она не обратила на него никакого внимания. Бокал был один. Никакого «нашего» пива не было — было только мое. Мне стало очевидно, что для окружающих я сижу за столиком один. Собеседника видел и слышал только я. Он был в моей голове. Это не так уж плохо. Плохо другое — я не имел понятия что еще существует сейчас только в моей голове. Он отвел довольный взгляд от официантки и произнес: «Ну что ж, вернемся к нашей беседе. Итак, Кто Я, Нахрен, Такой?». 122
123
Надежда Глушкова
Улыбался Я улыбался сквозь слёзы — самый весёлый шут, Самый отпетый дурак и заносчивый дуралей. С горечью сердца забыв, что ботинки жмут, Что взгляды людей С каждым мигом становятся злей. Я улыбался сквозь слёзы, которых не видел зал, — Всё так же нелепо, наигранно, «напоказ». Смотря наверх, где купол огнём мерцал, Чтобы не видеть этих уставших от жизни глаз. Я улыбался сквозь слёзы — и мне самому смешно, Противно и зло от этой моей игры. Мне в спину попы кричали завистливое «грешно», Мне в спину цари кидали ларцы икры. Я улыбался сквозь слёзы — а, может быть, это грим Потёк и всё, и вовсе не время драм. Я улыбался сквозь слёзы. Самый кричащий мим. И самый большой еретик, Когда-то зашедший в храм. 124
ТО «Миракль», Юлия Шибиркина, 2015 10х15, сухая кисть
125
Надежда Глушкова
Надежда Глушкова
Все возвращается
Билет
Всё возвращается бумерангом: Рукопожатие и плевок. Знаешь, чем чище твоя изнанка, Тем будет чище земля у ног. Всё возвращается: ложь и правда, Смех и размолвок нелепых яд. Ты будешь теми в конце оправдан, Кто не ловил твой надменный взгляд. Всё возвращается: свет и злоба, Пряника сладость, кнута удар. Первую землю на крышку гроба Кинут, коль ты за неё стоял. Здесь всё равно, кем ты вышел рангом: Штатский, солдат, лейтенант, генерал. Всё возвращается бумерангом. Мир — это главное из зеркал.
126
В моём доме всё больше пустых мест — полок, ящиков и шкафов. И каждой из драм наперевес я тереблю истершийся крест и манжеты растянутых рукавов. Я рву нервы и нервно глотаю боль, сплю часа по четыре в день. Я — по человеческим меркам — ноль, по меркам всех финансистов — голь, меня ненавидит моя же тень. Я мечу из окон вовсе не нужный хлам, заломив руки, закрыв себе рот. Я стою тысяч далай-лам и упорно шепчу себе: «сам, я сам». И меня прошибает холодный пот. Я мараю бумагу, будни и людей и сажусь на вымытый средством кафель. Я — источник самых плохих идей. На полу становится холодней и безумно колются крошки вафель. 127
Оксана Маслова
О смысле Катастрофически уставший человек шел по морю, усеянному лодками. Тот тут, то там блестела чешуя и на борт падала уставшая от жизни и корма рыба. Она лениво махала хвостом на прощание последним пузырькам кислорода в воде и мрачно таяла в небытии. Он смотрел и не видел. Он шел и стоял на месте. Усталость вела его, как ребенка, за руку. Вела туда, где не могли увидеть, услышать, заметить и простить такие же обреченные усталостью люди. Они шли и шли по воде, не замечая, как жирная рыба в горящей чешуе самозабвенно прощалась с жизнью. Как терпкие ленивые волны освобождались от пены, резко встряхивая бока, а лодочки качались в такт этому дыханию. ТО «Миракль», Виктория Захаренко «К истокам», 2015 50х35, гравюра
128
Их давно не удивляла способность ходить по воде. Собственно, их уже ничего не удивляло. Раз и навсегда натянув на себя шоры обреченного, они связали свои крылья шедшими в комплекте стременами, руки притянули узкими пиджаками, а ноги заковали в металл и мертвых животных. Им не хотелось чувствовать, им не хотелось удив129
ляться. Им не хотелось. Они забыли, что значит хотеть. Хотеть — это значит поставить цель. Хотеть — это значит увидеть. Пусть и что-то одно, но сделать усилие, открыть глаза и заметить. Потянуться руками, прикоснуться мыслью. Захотеть. Он пожевал это внезапно появившееся слово, помял на кончике языка и выплюнул. Слишком сложно, слишком сильно, слишком устал. Ему бы присесть, ему бы отдохнуть. Ему бы расправить плечи ноющие от вечной сутулости, шедшей в комплекте с шорами. В обязательном комплекте. Он не помнил, кто и когда ввел этот комплект в его личную жизнь. Жизни других в его мире не существовало. Он мог пройти мимо жизни и смерти и не заметить их. Даже орущего младенца. Даже старуху с косой. Ибо он слишком устал. И ему неведомо было, что бывает по-другому. Зачем? Зачем напрягаться и тратить силы на отдых? На то, чтобы что-то изменить. Нет. Он слишком устал. Катастрофически уставший человек шел по морю, усеянному лодками. Тот тут, то там, изгибаясь в торжественном танце, соревнуясь в блеске чешуи на солнце, в лодки падала рыба. Ритуальное жертвоприношение. Смысл жизни. Чтоб увидели и оценили. Он смотрел и не видел.
130
Ярослав Трофимов
Вверх по наклонной Он бежал вверх по наклонной. Так делал его отец, его старший брат, даже его дед... Пережил два сердечных приступа, но карабкался и покорял вершину, отсчитывая шаги вместе с последними ударами сердца. Девиз его рода, вышитый белыми нитками на синем, ветхом стяге, гласил «Лучше вверх по наклонной, чем вниз по течению!». Он не стремился стать первым, это была не гонка. Быть первым в гонке по наклонной — это удел кого-то другого. Он просто бежал. Он был знаком со многими, кто бежал рядом с ним. Некоторых даже считал друзьями. «Здесь, на наклонной, кого только не встретишь!» — частенько любил говаривать он, потягивая сладкий мартовский эль вместе с друзьями тихим вечерком. Как приятен бывает эль на бегу, знают только те, кому на роду писано бежать вверх по наклонной. Некоторые бегут, некоторые катят шар. На каждого Меркурия найдется свой Сизиф. И только, чу! — шумит, громыхает, катится вниз в бесконечном цикле однообразных повторе131
ний... Вверх-вниз, вверх-вниз... Нет, уж лучше вверх по наклонной... Если быстро бежать, можно опередить закат, и тогда солнце сядет на востоке. Это настолько просто, что даже школьники знают. Когда мир полнится такими чудесами, стоит ли вообще задумываться о смысле бега? Ведь бег вверх по наклонной так полезен для здоровья, так прост, так привычен... Семейное дело... И старый дедушка Митрофан перевернулся бы в гробу, если бы узнал, что внучок занялся чем-нибудь другим... Как важно мнение окружающих, когда всю жизнь бежишь по наклонной! Но только бегунов. Ведь никто не станет, в самом деле, на полном серьезе прислушиваться к тому, что говорят пловцы. Пусть себе судачат. Ведь всем хорошо известно, что бежать вверх по наклонной сложнее и благороднее, чем плыть вниз по течению! Он бежал уже столько лет, что порой ему казалось, что пейзажи начинают повторяться. Или, наоборот, что скоро вершина. «Какая она, вершина?» — часто думал он — плоская, острая, зеленая или заснеженная, шершавая или гладкая... Какой с нее открывается вид? И интересно, видно ли с вершины наклонной низину течения?» 132
Но, в сущности, можно ли предположить, что у наклонной есть вершина? Ведь, достигнув ее однажды, ты утратишь весь смысл, всю глубину своего существования! Ведь там, где есть вершина, прекращается движение вверх! А бежать вниз по наклонной — опасно, скучно и неинтересно... А если вершина все же существует? Не значит ли это, что бежать нужно медленнее? Чтобы успеть не добежать? Как много философии приходится на жизнь простого человека... А что, в сущности, есть замедление бега, как не стремление к полной остановке? Быть может, ему стоит изменить назначение рода? Стоять на наклонной? Наблюдая, как мимо пробегают те, кому завтра, быть может, суждено достигнуть вершины? Вершины разочарования? Но как изменить себе? Как научиться стоять, когда ноги сами отбивают такт? А как же еще научиться не думать о вершине, не ждать ее и не бояться? Ведь смысл бега вверх по наклонной именно в движении. А вершина символизирует покой. Страшный, могильный покой... Он бежал вверх по наклонной, все замедляя и замедляя темп. А другие бегуны оглядывались 133
Юлия Бердиярова
По небу По небу, Затянутому серою мглою Проносятся звоном кинжальным Холодных ветров остроносые яхты И туч беспризорные стаи. Проносится небо, мелькая проспектами, Пунктиром пестря, словно дразнится, Луна, Как кисейная барышня, куксится, И страшно ей все не нравится. Своим малахольным и бледным видом Наводит печаль И тоску сонливую, И Буйные ветры, Пьяные, Быстрые Терзают ее, невинную, но миг Печальная барышня эта Кокеткой танцует игриво, 134
Флиртует С каждым случайным прохожим, Спокойно идущим мимо, И вот, Распластавшись прозрачным телом, На мокром асфальте, Как падшая пьяница, Кружится на месте, Смеется и плачет, Дразнит, Юлит, Извивается, Рукою влечет И лукавым взглядом, Но знай... Ты не получишь И сотой пяди Тепла ее тела Рядом. 135
Юлия Бердиярова
Ругайте Ругайте меня, мои дорогие, Боронит пусть вас ваша брань. Все вы хороши, а плохие, А плохие несут вашу дань. Ну, ругайте меня, что молчите? Вознесите свой камень ввысь. Киньте с силою, но не лечите — Чужда мне эта ваша мысль... Ругайте, милые, не робея Перед страхом меня полюбить. Любимых бранить всегда веселее, Любимые души приятней губить. Градом хладного равнодушья Охладите поток былых ран. Не страдайте манерным удушьем, Добровольно попав в капкан Извергайте своих подвалов Содержание в грозный поток. Кто-то должен стать сточным каналом И усвоить при этом урок.
136
Ева Ятт «Мир, я люблю тебя», 2015 Смешанная техника, холст, масло
137
Майя
Димерли
Театр военных действий На
сцене Война — полуголая и грязная старуха с младенцем на руках
«Я к вам пришла с казанского вокзала И принесла с собою сироту С иконой Богоматери во рту. Икону эту я сама писала. Теперь я — мать родная сироте. В его ушах визжат виолончели, А я кажусь Венерой Боттичелли В своей неотразимой наготе». Самозабвенно жидкий скальп скребя, Она сказала: «Я не все сказала. Пусть слабонервных выведут из зала И каждый смирный выйдет из себя. От слов моих закладывает уши Ослов. Они закладывают души. Их душит и подвешивает туши Рукою ловкою мой вечный бог. 138
Ксения Волошина «Дети АТО», 2014 80х60, коллаж
139
Его искусство ищет совершенства, Чтоб ощущать сиротство как блаженство На том конце замедленного жеста Вам до скончанья всех земных дорог.
Лимонный голос жадного птенца, Сурьмою бархатной затянутые ночи С отметинами звездных червоточин, Улавливающих, как на живца,
Являя злому миру красоту, Я принимаю всех в свои объятья. И с таинством порочного зачатья Рожаю вас с иконою во рту».
Немые стаи разноцветных рыбок — Молитв, проклятий и благословений. Цветные стеклышки рассматривает гений. Мир очень прочен, потому что зыбок.
Майя Димерли
Калейдоскоп Как ни крути, но Мир — Калейдоскоп. Ссыпаются в любое положенье В нем бусинки и стеклышки скольженьем Вдоль радужки пугливых антилоп. Пурпурный шар, как в зеркало глядит В ультрамарин живого Океана Под сладкий звук свирели бога Пана. И васильковый день в груди хранит 140
Лиловый Кришна, золотой Христос, Неведомый Аллах с зеленой книгой Калейдоскоп вращают миг за мигом. Мир дивно сложен, потому что прост. Пускай тебе понравится природа — Исписанный брусок сырого мела, Глициний гроздья, строгих лилий стрелы, Спор тысячи цветов в теченье года. Блаженной ночи бесконечны очи, Но все равно обманет их Факир. Пускай с тобой пребудет вечно Мир! Гляди в него, крути его, как хочешь! 141
Мария Краевская
Скучаю У нас с тобой на двоих есть только море, латте и стая чаек, И когда я возвращаюсь домой, я завариваю любимый твой чай. Стоит признаться, он меня греет не хуже теплого шарфа в стужу, А ты не греешь, ты преломляешься, как отражения в лужах. И у нас с тобой на двоих так много несказанных слов и печали, Я не имею права на это, но, черт возьми, я так по тебе скучаю, Как рыба об лед я бьюсь, а под ним вода, и вот же — спасение, рядом, А мне так нравится холод твой, аж до мурашек от взгляда. И у нас с тобой, по сути, совсем ничего и нет, и, наверно, не будет, А, скорее всего, мы — только параллельные друг другу люди.
142
Елена Пащенко «Яхт-клуб», 2014 20х30, сухая пастель
143
Ни обещаний, ни лишних вздохов, ни смс-ок ночью под одеяло, Я пробиваюсь к тебе только лишь строчками, но этого, вижу, мало. У нас с тобой на двоих есть только город да небо, закрытое тучами, И я предлагаю тебе найти повод, чтоб больше меня не мучить. И я предлагаю найти тебе место, где нет от меня сообщений. Я поняла: мы из разного теста, у меня в этом нет сомнений. Мария Краевская
Глупая Ну и гори все пропадом через мокрые мостовые, Пока над городом вьются вороны и куда-то бегут постовые, Пока не сладки ни пилюли, ни даже мед в опустевшей банке, Пусть, пусть горит все пропадом, как листья в осеннем парке. И пусть замерзают от холода на пляже покатом песчинки, 144
Теряются в улицах города под снегом мои ботинки. И непривычно светятся зрачки в твоих слишком глубоких, — Как ни зови ни кричи, опять получаются вдохи. Ну и лети все к черту, на все на четыре стороны. По моим последним подсчетам, нас накрывает поровну. Пока до весны докатимся, Пока соберемся с силами, Пускай только ветры останутся, а мы — за спиною с крыльями. Ну и гори все пропадом, разбейся об скалы пеною, Я прошепчу тебе шепотом: «Где ключ от моей Вселенной?». Пока эти звезды светятся, пока мы на связи с высшими, Уж маятник тикает-вертится, а мы все быстрее дышим. Да, пусть горит все пропадом через мои ресницы, Пока нас связало проводом И давит, зудит в пояснице, А город уводит дорогами, Сквозит, переулками путает, Да, верю тебе, как и многим. Смешно, вот такая я глупая. 145
146
Мария Краевская
Юлия Корниенко
Просто
Если мы расстанемся
Просто, если ты не влюбишься, я перестану надеяться, Знаешь, как девица у которой со всеми не ладится да не клеится. Просто мы одной крови, — серебряной, стоит ли париться, Что я — не красавица и не в платьице, кому же понравится? Просто ты — гений, вот и один-одинешенек, я уверена, Читаешь Есенина, веришь в Одина, маме не врешь — я проверила. То были «звоночки», я ведь их слышала, я ими бредила. Дойдем ли до точки, докатим до финиша, я не уверена. Просто, если не задумываться,— я, как плохие последствия, Пропажи с кражами, смерчи,— иные стихийные бедствия. И, может, когда ты заблудишься, я перестану двигаться, И нам уж тогда не выбраться, и не вырваться, прошу тебя,— смилуйся.
Если мы расстанемся – останется только ждать, а точнее – жить, а ещё точнее – выжить... Выжать до капли, до точки – подпись, что нет его больше в этой строчке, в этой жизни, в этой галактике, разве что в той, в которой его нет и не было никогда. И даже намёка на существование чего-то, на его глаза схожего, похожего, во взгляде прохожего, мне улыбающегося, а я – в ответ ему, незнакомому. Но пройду мимо, незримо, невидимо, даже не подозревая, что это – он, такой родной, тёплый, ласковый… Только это уже не моя сказка.
147
Екатерина Мохова
Замуж за тебя Я бы могла выйти замуж за тебя, но у тебя нет счета в банке. Мы не сможем путешествовать по миру, работая дистанционно, потому что ты не программист. Не увидим Пасифик оушен, потому что ты не тревел-журналист на Дискавери. Не почувствуем, как это — 40 веков пирамид, потому что ты не преподаешь уроки хинди по скайпу. Нет, с тобой мы можем позволить себе путешествие только в пгт Рим, которое в нашей области. Хотя нет, даже его не сможем, потому что к этому селу не подъезжает электричка, а все остальные способы - слишком утомительны. У тебя нет машины. Нет велосипеда. Только гитара. Но гитара есть и у меня. И мы оба не умеем на них играть, — здорово, правда? Но я мечтаю о путешествиях. О путешествиях. Куда-то дальше, чем наш городок. Гораздо дальше. Новая Зеландия, Таиланд, Грузия, Гоа-боа, Бали-фигали… Ах, как было бы замечтательно осесть в каком маленьком городке Прованса и, работая днем, по выходным исследовать его окрестности. Мы были бы как Эмма и Шарль 148
149
Бовари, только у нас все было лучше: я бы не отравилась, потому что со мной — ты, и ты уделял бы мне все свое бесценное внимание. Фотографировал бы меня на маленький, дохленький фотоаппарат, но я бы обрабатывала эти снимки через онлайн-фотофильтры, выкладывала бы на Фейсбук, и все бы думали: ах, как здорово им там, в Провансе, где в знойный полдень выцветают километровые лавандовые поля… И ты любил бы меня гораздо больше, чем Шарль — Эмму…
Говорят, самый легкий способ путешествовать — это выйти замуж за иностранца и колесить по миру за его счет. Но ты — не иностранец. А если бы ты им был, тогда я вышла бы за тебя. Наша свадьба была бы в августе. Но ты даже не каменщик и не дальнобойщик.
А Новая Зеландия? Ты представляешь себе, что такое Новая Зеландия? Я — нет. Однажды я пробовала новозеландское вино… Но, поскольку я не смыслю в винах, оно меня особо не впечатлило, но только подумать — сделано оно было в далекой Новой Зеландии… Зе-лан-дии. Это «зе» так и манит меня. Я читала, что там все необычно, красиво, зелено и местная кухня очень проста - стейки, соусы, овощи, хлеб, вино, меренги с мороженым… Ты знаешь, что такое меренги? Я не знаю. Даже не гуглила, пусть так и остается неизвестным. Мы поедим в Веллингтон и на месте узнаем. Там всем улыбаются, расспрашивают, как дела, как самочувствие и делают это привычно, не потому что так надо, а потому что привыкли. 150
151
Андрей Орловский
короли окраин – Который час, Андрей? – он спрашивает, небрежно отбрасывая сальную челку с глаз. Все в нем – его выжженные грязные волосы, рыхлые руки, шепелявый голос с насмешкой – вызывает во мне отторжение. Внутри появляется неприятное ощущение, разрастается, карабкается по пищеводу, пробирается к горлу. Но ответить я не могу, хоть и ношу на руке часы (этот внутренний барьер требует отдельного комментария). К своему удивлению, замечаю, что его вопрос вызвал во мне череду воспоминаний, связанных с разными городами, людьми и ситуациями. И все они объединены каким-то энергетическим контуром, некоторым смысловым законом, мне пока не понятным. Для того чтобы разобраться в этом, придется восстановить всю последовательность событий, которая привела меня в эту квартиру. ТО «Миракль», Виктория Захаренко «Яремче», 2014 14х20, сухая игла
152
Литература – не та женщина, с которой получится быть альфонсом. Чтобы иметь возможность писать, за последний год я сменил около сорока разных работ. Работал продавцом, звукорежиссером, репетитором, фотографом, 153
дизайнером, подиумной моделью, аниматором, журналистом, редактором, супервайзером, ведущим на детских праздниках, тайным покупателем, писал рефераты и дипломные работы, заполнял анкеты на получение загранпаспортов, разгружал товары на складах и супермаркетах, а однажды двенадцать часов подряд раздавал на тридцатиградусном морозе листовки в ростовой кукле розовой косметички, рекламируя магазин косметики. Сегодняшний день я провел на душном строительном складе в одесской области, таская мешки со штукатуркой и строительными смесями. В конце смены, когда грузчики вышли на улицу, прораб сказал, что сегодня денег не будет, сел в машину и уехал. К этому времени мы уже тридцать часов ничего не ели: кружилась голова и сильно чесались воспаленные от голода десны. Я переоделся, вышел на трассу и за несколько часов добрался до Одессы автостопом (денег на автобус, конечно, не было). На въезде в город раздался неожиданный звонок, и смеющийся голос предложил зайти в гости. Голод очищает мышление, делает более зорким, усталость способствует раскрытию дополнительного зрения – я понимаю все с пронзительной ясностью. Напротив меня сидит белобрысый поэт, с которым я вынужден делить город, и ест 154
руками фалафель, обмакивая масляные шарики в соус «Тартар». Он что-то говорит мне про мои стихи, про то, что я «наконец-то стал выглядеть как человек», и пытается шутить с молчаливой школьницей, сидящей напротив. Девочка вот-вот станет девушкой: у нее начинает очерчиваться грудь, у лица почти пропала детская припухлость, линии скул становятся тонкими и острыми. На него она смотрит с обожанием, ко мне поворачивается редко, но каждый раз, когда мы встречаемся взглядами, по коже как будто проводят опасной бритвой. Это и неудивительно, ведь я нахожусь на чужой территории, более того – после приветствия так и не смог ничего сказать. Он безостановочно тараторит, рассказывает про какие-то фестивали, гастроли, контракты, издательства. Выдерживать этого человека больше часа мне сложно – давно бы уже ушел, но не могу перебороть усталость. Силы кончились, я словно прирос к стулу… Рыжее солнце выкипает на скат крыши, улицы обволакивает сумрак, воздух начинает остывать. Он предлагает мне присоединиться к трапезе, достает две бутылки холодного пива из холодильника. Алкоголь моментально дает в голову, меня размазывает по стулу, сопротивление бесполезно – остается только молчать, 155
слушать его и смотреть, как он доедает свои гороховые котлеты. Жирной уродливой струйкой соус стекает по подбородку, он чавкает, облизывает пальцы, кашляет, подавившись, а в перерывах между котлетами читает мне свои нежные, пухлые верлибры. Я в который раз убеждаюсь: чем сентиментальнее у человека стихи – тем вульгарнее он сам. И наоборот: литературные психопаты, революционеры, террористы чаще всего обладают хрупкой душевной организацией. Они настолько чутко воспринимают колебания реальности, настолько проживают их, что требуют от стихов физической отдачи, им хочется движения, живого нерва, сломанного поэтического сустава. Резкий порыв ветра распахивает окно; пока его не закрыли, я успеваю заметить во дворе тощую трубу, торчащую из-за забора, и заболевшее осенью дерево. Неподвижные и безжизненные, они замерли в бледном свете молодой луны. Доев, он спрашивает у меня, который час, вытирает рот рукавом и, не дождавшись ответа, продолжает свой бесконечный монолог. Но я уже не слушаю, все вокруг распалось на слои: сверху – унылый пейзаж за окнами, затем – шорох его невыразительного голоса, воздух, выжженный ее влажным, текущим взглядом. А в самом низу я – ухватившись за случайную мысль, погружаюсь во 156
внутреннее течение. Помню, как сидел на кухне, пытаясь дописать «руины». За стеной, в комнате, они пили вино, курили гашиш, кричали и спорили – как будто время вышвырнуло меня по спирали на несколько лет назад, в предисловие к книге «[уметь стрелять]». В состоянии такого холодного одиночества люди обычно берут огнестрельное оружие и выходят на улицы. Мне нужно было срочно чем-то себя сбить, перенаправить, но я понимал, что в комнату идти нельзя. С ними нельзя иметь ничего общего – я только вырвался из этого вязкого, липкого омута, в котором гнил несколько лет, и возвращаться туда не собирался. Эти томные, душные люди, скучная, приторная окололитературная богема, эти поэты, хип-поколение псевдоинтеллектуалов… Здесь все говорят, перебивая друг друга, все рассуждают о трендах, перемывают кости классикам, обмениваются жидкостями – духовными (их стихи похожи и ущербны) и физическими (кажется, вечеринка в комнате перерастает в оргию). Помню, как понял, что любое хорошее стихотворение по сути своей – айсберг. Нам видна только верхушка (ритмика, рифма, размер), остальное же – скрыто от глаз. И это основание, культур157
ный бэкграунд стихотворения – скрытые цитаты, неявные образы, отсылки и аллюзии – самая важная его часть. В то время как глаза пробиваются через последовательность рифмованных строк к следующему катрену, она обеспечивает диалог напрямую с сердцем. Именно поэтому, по словам Элиота, стихи сначала чувствуются, а потом понимаются. Помню один неприятный разговор в прокуренном нижнем зале кафе «Муму» на Арбате. Раньше у моего собеседника был свет в глазах, изо рта сыпались искры, он постоянно цитировал стихи на память, смеялся. Кажется, он не пропустил ни одного моего выступления в Москве; на концертах я всегда испытывал теплое, радостное чувство, видя, как жадно он глотает мои слова и интонации. Но после нашей последней встречи что-то изменилось – передо мной сидит скучный человек с лицом академика и манерами коммунального работника и долго пытается мне что-то объяснить. Он говорит безапелляционным, высокомерным тоном, рассуждает, приводит аргументы в поддержку своих слов, цитирует кого-то. В конце нашего разговора он торжественно вручает мне худой сборник стихотворений, оставив на титульной странице четверостишие и размашистую подпись. Жмем друг другу руки, напоследок 158
он спрашивает о том, почему вот уже несколько лет я ничего не издавал. Отвечаю ему, что не готов и что многое мне еще не понятно. После встречи еду на Ленинградский вокзал, прохожу сквозь турникетную полосу и сажусь в третий вагон электрички, идущей в сторону Твери. Помню, как на улице внезапно стемнело, и как громко закашлялся сердитый мужчина, сидящий напротив. Как я читал эту книгу и находил в ней свои слова, интонации, выдержки из наших предыдущих разговоров. Как внутри становилось все противнее, а потом внутренняя тошнота переросла в физическую. Пытаясь отвлечься, я вышел покурить в тамбур, и там меня вырвало. Если бы под обломками моих мыслей скрывалась его собственная идея, новое основание айсберга – это можно было бы понять, но там не оказалось ничего, кроме пафоса и рефлексии. Раньше автор этой книги был моим другом (во всяком случае, я чувствовал, когда ему становилось плохо), теперь же – не могу вспомнить даже его имени. Помню, как мы шли по заснеженным улицам зимнего Харькова домой к знакомому. Нас было человек двадцать – студенты, организаторы, поэты, их невыносимые спутницы. Из этой пестрой, стильной, ежеминутно блистающей остротами компании выбивался молчаливый 159
парень в поношенной грязной куртке и безразмерном торчащем свитере. Это был мой старый друг Рома. За последние несколько лет он прочитал сотни книг и сейчас представлял собой ходячую энциклопедию. Роме было плевать на все, что не касалось его сердца и головы: он ходил в одной и той же куртке пятую зиму, работал расклейщиком объявлений, пил самое дешевое крепленое вино и пользовался доисторическим черно-белым телефоном Nokia. Мы шли, я видел надменные взгляды, слышал чванливые выпады в его сторону. Но никто из них не понимал, что это не пестрая богемная тусовка позволила мрачному человеку идти вместе с собой, а они – красивые, пустые люди – плетутся рядом с ним. Помню, как одна глупая шутка обернулась недельным неврозом, и я вынужден был многое переосмыслить. Началось все с того, что при помощи генератора рифм я написал отвратительное стихотворение – короткое, глупое и невыносимо сентиментальное. Потом подобрал к нему черно-белую фотографию, на которой парень, похожий на оборотня из «Сумерек», прижимает к груди анорексичную блондинку с туповатым выражением лица. Прикрепил трек Ханса Циммера и предложил для публикации в какую-то литературную группу «ВКонтакте», указав авто160
ром своего воображаемого друга Глеба Алексеева (в моем представлении, он всегда писал хорошие стихи, но на этот раз сфальшивил). Стихотворение моментально опубликовали, и за час пост с этим дерьмом понравился четырем сотням людей. Через три часа я увидел первую публикацию без указания автора. В течение суток его опубликовало или украло большинство поэтических пабликов и групп общим охватом в несколько миллионов человек. Я видел эти статусы, комментарии: «волшебное стихотворение», «большое спасибо автору», «очень тонко и чувственно» – и от злости в тот вечер у меня сводило скулы. Только одноклеточные, амебы могли клюнуть на этот китч. Поколение испорченного вкуса: ежедневно миллионы людей жрут поэтический фастфуд в то время, когда совсем рядом едва сводит концы с концами русская литература. Помню своего дворового дружка Диму: мы не виделись несколько лет, а потом он вдруг пришел на мой концерт в Киеве. Дима учился в консерватории, иногда писал песни и очень завидовал всем, у кого что-то получалось на творческом поприще, но нищее детство и дворовое воспитание научили его никогда не признаваться в собственных слабостях и никого ни о чем не просить. Тогда, спускаясь со мной в метро после высту161
пления, он, кажется, ненадолго победил себя. Дима сказал, что запутался и не знает, что делать дальше: как организовать себе выступление, где лучше записываться, сколько все это стоит. Я спросил, где можно услышать хоть какие-то его записи. Димин пространственный ответ можно было заменить одним предложением – в Интернет он пока ничего не выкладывал. В конце своего запутанного монолога он привел странный аргумент: «Но все, кто слушал мои песни, сказали, что им очень нравится». Я тогда ответил ему, что если то, что ты делаешь, всем «очень нравится» – срочно меняй направление, ты идешь по ложному пути. Дима, кажется, не понял меня тогда. Помню жуткий промозглый вечер, оставшийся гематомой на коже позапрошлой зимы. В середине декабря ко мне в гости приехал Никита Стихами. Спустя пару дней я решил выбраться в книжный магазин, а он остался дома. Маршрутка уже подъезжала к центру, когда пришло сообщение: «Пожалуйста, приезжай». Я не обратил на него внимания, но следом пришло второе: «Андрей, пожалуйста, вернись». Все попытки перезвонить оказались напрасными – телефон был выключен. Через сорок минут я был дома; увиденное мучает меня до сих пор. Все было залито красным – мебель, холодильник, паркет, 162
густая струйка стекала с рабочего стола, по полу тянулись грязные багровые разводы, и, прислонившись спиной к кровати, в луже собственной крови, сидел Никита. Усталость, невроз, непонимание направления, чувство постоянного тумана – он начал рвать себе ноздри, ногти, кожу на запястьях, и не смог остановиться. Мы сидели на полу, курили и рыдали (ярлык от той пачки Winston, на которой слезы и кровь смешались в страшный розовый узор, до сих пор лежит где-то у меня в бумагах). В это время человек, укравший его стихи, его голос, манеру подачи и даже псевдоним, выступал в соседнем городе в рамках своего большого тура. Я не помню, что именно говорил тогда Никите, но содержание было следующим: «и пока они пишут плохие стихи, зарифмовывая глаголы, и пока они выпускают за альбомом альбом, мы сидим на окраине мира и понимаем, что он наш». Свидетель трагедии непризнанных, я представляю больное поколение уставших людей, которые не выдерживают этот мир, его подлость и глупость; людей, которые хотят разговаривать с вечностью, но не могут справиться с мгновением. Как все это мелко и противно, как душно мне от этого, как будто оказался в смирительной рубашке. Вспоминая всю эту грязь, становлюсь 163
сам себе отвратителен, изнутри прорывается голос, визжит что-то о чистоте, самосохранении, контроле дыхания. Существует много способов борьбы с внутренним голосом – я выбираю коньяк. Всю ночь я буду пить с этим надменным ублюдком и слушать его слащавую чепуху. В какой-то момент – напьюсь, забудусь, потеряюсь в улицах своего города, а к утру, добравшись домой, засну. Завтра станет легче. Обязательно станет легче, я проснусь сильным и чистым. Больше я не буду барахтаться в этом болоте, больше я не хочу понимать, что этот мир принадлежит мне, — я хочу им владеть, и поэтому покидаю свою окраину. Мы побеждаем время и прикасаемся к поверхности, во всем проступают прекрасные черты, мир оживает: дрожащая пелена дыма из трубы, уводимая ветром на север, продрогшая луна, сердцебиение дождя по кроне дерева. Кажется, действительно начинается дождь – на фиолетовом небе проступают металлические жилы молний, гром перекликается с ревом ночных моторов… – Который час, Андрей? – Вечность. И никак иначе.
164
165
Альманах современной Одесской литературы и живописи «НЛО: Alpha Centauri» знакомит читателя с творчеством малоизвестных Одесских авторов. В первый выпуск альманаха вошли стихи, рассказы, очерки, а также отрывки из еще не изданных романов молодых Одесских писателей. В качестве илллюстративного материала, в альманахе использованы репродукции работ талантливых Одесских художников. Мы надеемся, что на вашей звездной карте найдется место для нового астрономического объекта и обещаем вам много новых интересных событий и ярких произведений от проекта «НЛО».
Коллекционное издание. Лимитированный тираж.