Алкоголь в России: материалы первой междунар. науч.-практ. конф by Museum_Ivanovo

Министерство образования и науки Российской Федерации ФГБОУ ВПО «Российский государственный гуманитарный университет» Институт психологии им. Л.С. Выготского Филиал РГГУ в г. Иваново ГБОУ ВПО Первый МГМУ им. И.М. Сеченова Минздравсоцразвития России НИИ Oбщественного здоровья и управления здравоохранением

АЛКОГОЛЬ В РОССИИ: МАТЕРИАЛЫ ПЕРВОЙ МЕЖДУНАРОДНОЙ НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ (Иваново, 29–30 октября 2010)

Иваново 2012

УДК 351.76 ББК 51.1(2)5 А 45

Алкоголь в России: материалы первой междунар. науч.-практ. конф., Иваново, 29–30 октября 2010 г. – Иваново: Филиал РГГУ в г. Иваново, 2012. – 182 с. В сборнике представлены материалы Первой международной научно-практической конференции «Алкоголь в России», в которых анализируются историко-культурные аспекты употребления алкогольных напитков; данные статистики, характеризующие уровень алкоголизации населения; история и современное состояние трезвенного движения, государственной политики в области реализации алкогольной продукции в России. Приведены практические рекомендации по профилактике алкоголизма и наркомании в молодежной среде. Издание рассчитано на специалистов, исследующих «алкогольный вопрос» в России. Может быть использовано для проведения антиалкогольной профилактической работы.

За содержание материалов ответственность несут авторы

This volume is a collection of articles based on papers presented at the First International Scientific and Practical Conference “Alcohol in Russia” where historical and cultural aspects of alcohol consumption, statistical data characterizing population alcoholization level, history and modern state of temperance movement, state policy in the sphere of alcohol sale in Russia are analyzed. Practical recommendations are given to prevent alcoholism and drug addiction among the youth. The volume is intended for the specialists studying “the problem of alcohol” in Russia and can be used for alcohol prevention activities.

The responsibility for the content of the articles rests with their authors.

Переводчик: Федотов Д.Г. Ответственный за выпуск: Теплянский М.В. Translator: D. Fedotov Responsible for issue of the volume: M. Teplyansky

ISBN 978-5-904846-06-0

ОРГКОМИТЕТ КОНФЕРЕНЦИИ Мазин Сергей Игоревич (директор Филиала РГГУ в г. Иваново) Теплянский Михаил Викторович (начальник учебно-методического отдела Филиала РГГУ в г. Иваново) Тимофеев Михаил Юрьевич (доктор философских наук, профессор кафедры философии Ивановского государственного университета) Такала Ирина Рейевна (кандидат исторических наук, доцент, заведующая кафедрой истории стран Северной Европы Петрозаводского государственного университета)

Афанасьев Александр Лукьянович (кандидат исторических наук, доцент кафедры истории и социальной работы Томского государственного университета систем управления и радиоэлектроники) Курукин Игорь Владимирович (доктор исторических наук, профессор кафедры истории России средневековья и раннего нового времени РГГУ и Учебно-научного института русской истории РГГУ) Жиляев Андрей Геннадьевич (доктор медицинских наук, профессор, заведующий кафедрой клинической, нейро- и патопсихологии Института психологии им. Л.С. Выготского (РГГУ))

*** Sergey Mazin (Director of Ivanovo branch of Russian State University for the Humanities) Michael Teplyansky (Head of Study and Methodology Department of Ivanovo branch of Russian State University for the Humanities) Michael Timofeev (Ph.D., Professor of Department of Philosophy, Ivanovo State University) Irina Takala (Ph.D., Associate Professor, Department of History of Countries of Northern Europe, Petrozavodsk State University)

Alexander Afanasyev (Ph.D., Associate Professor, Department of History and Social Work, Tomsk State University of Control Systems and Radioelectronics) Igor Kurukin (Ph.D., Professor, Department of Medieval and Early New Time History of Russia, Russian State University for the Humanities) Andrew Zhiliaev (MD, Professor, L.S. Vygotsky Institute for Psychology, I.M. Sechenov First Moscow State Medical University)

ПРЕДИСЛОВИЕ 29–30 октября 2010 г. в «Белом зале» Ивановского областного краеведческого музея им. Д.Г. Бурылина прошла Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России». Конференция была организована и проведена Филиалом Российского государственного гуманитарного университета в г. Иваново при поддержке Института психологии им. Л.С. Выготского и НИИ Общественного здоровья и управления здравоохранением Первого Московского государственного медицинского университета им. И.М. Сеченова. Тематика конференции заявлена максимально широко. Сделано это неслучайно, – одна из острейших насущных проблем культурной, общественной и экономической жизни России требует подробного всестороннего изучения. Цель конференции – объединить работу специалистов в области «алкогольного вопроса» в России для обмена опытом, проведения совместных проектов, создания коллективных монографий, выработки практических действенных рекомендаций в области регулирования рынка алкоголя. В работе конференции приняли участие исследователи и практики из России, Финляндии, США, Канады, Великобритании. Тематика конференция вызвала интерес со стороны региональных властей. С докладом о тяжелой алкогольной ситуации сложившейся в Ивановской области выступила руководитель Территориального органа Федеральной службы государственной статистики С.В. Клюзина. О мерах по снижения остроты алкогольной ситуации в Ивановской области, предпринимаемых региональными властями и силовыми структурами, говорил в своем докладе первый заместитель начальника УВД по Ивановской области, начальник милиции общественной безопасности С.В. Кириенков. Уже первые доклады пленарного заседания «Водка как национальный алкоголь-

ный напиток № 1» профессора кафедры философии Ивановского государственного университета М.Ю. Тимофеева, «Этапы инициации алкогольной зависимости и структура профилактики алкоголизации» заведующего кафедрой клинической, нейро- и патопсихологии Института Л.С. Выготского доктора медицинских наук А.Г. Жиляева вызвали бурную дискуссию. Продолжил пленарное заседание доклад Томи Линтонена директора по научно-исследовательской работе Финского фонда алкогольных исследований. Томи Линтонен выступил с обзором деятельности Фонда и предложил присутствующим создать аналогичную общественную организацию в России. Весьма неоднозначную оценку получила попытка, предпринятая исследователем из Лондонского университета Анной Бэйли, представить в качестве начала очередной антиалкогольной кампании действия правительства Д.А. Медведева. Горячие споры и дискуссии продолжились на заседаниях секций, где обсуждались историко-культурные аспекты потребления алкогольных напитков, исторический опыт и реалии сегодняшнего дня трезвенного движения в России, государственной политики в области производства и продажи алкогольной продукции. В работе секций приняли участие ученые различных отраслей знаний, практикующие медики-наркологи, священнослужители, преподаватели собриологии (науки о трезвости), активисты региональных отделений «Международной независимой ассоциации трезвости» и «Союза борьбы за народную трезвость» из Владимира, Иванова и Фурманова. Работу конференции сопровождала тематическая книжная выставка из редких фондов Ивановской областной научной библиотеки, Ивановской государственной медицинской академии, частных коллекций, вызвавшая неподдельный интерес специалистов. Несмотря на диаметрально противоположные мнения по целому ряду воп-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

алкогольному просвещению и воспитанию населения (требуется разработка научно обоснованной методики и техники воздействия на различные слои и профессиональные группы). В силу социальной значимости и остроты алкогольного вопроса вполне логично ожидать поддержку и участие в решении указанных выше проблем со стороны государства. В связи с этим участники конференции решили обратиться в Ивановскую областную думу с предложением (со ссылкой на успешный опыт деятельности Финского фонда алкогольных исследований) выступить с инициативой о принятии закона, по которому предусматривалось бы выделение на научные исследования алкогольного вопроса в России, алкогольное воспитание и поддержку деятельности трезвенных организаций части средств от налоговых поступлений с продажи алкогольных напитков. Оргкомитет конференции благодарит за помощь в организации конференции Ирину Шилову (Университет Калгари) и Сергея Ушакина (Принстонский университет).

*** The First International Scientific and Practical Conference “Alcohol in Russia” was held at “White Hall” of D.G. Bourilin Museum of Industry and Art on October 29–30, 2010. The conference was organized and held by the Ivanovo Branch of Russian State University for the Humanities with the support from L.S. Vygotsky Institute for Psychology and I.M. Sechenov First Moscow State Medical University. The announced subject matter of the Conference is very broad. It wasn’t chosen by chance – one of the most urgent problems of the cultural, public and economical life of Russia needs a detailed and thorough examination. The aim of the Conference is to unite the work of the specialists in the sphere of “alcohol problem” in Russia to exchange the experience, to make joint projects, to make collective monographs, to work out some practical effec-

tive guidelines in the sphere of regulation of the alcohol market. Among the participants of the conference there were researchers from Russia, Great Britain, Finland, Canada and the USA. The theme of the conference had arroused interest from the side of the regional authorities. A report on hard alcohol situation in Ivanovo region was made by S. Klyuzina (PhD, Head of the Territorial Department of the Federal State Statistics Service of Ivanovo region). A report on measures undertaken by the local authorities and power structures to mitigate the acuteness of alcohol situation in Ivanovo region was made by S. Kiriyenkov (Police Colonel, Deputy Chief of Police in the Ivanovo region). Already at the plenary session the report “Vodka as national number one alcohol drink”

Preface

росов, участники конференции пришли к некоторому общему мнению. В частности присутствующие признали недостаточную степень изученности алкогольного вопроса в России, разобщенность и отсутствие контактов среди специалистов по данному вопросу, в связи, с чем было принято решение о создании на базе Филиала РГГУ в г. Иваново Центра изучения алкогольного вопроса в России. Участники конференции признали в качестве одной из причин роста алкоголизации населения в современной России формирование искусственно повышенного интереса к употреблению алкоголя. Выход из сложившейся ситуации видится в неукоснительном соблюдении запрета на алкогольную рекламу (в первую очередь в СМИ), в ужесточении репрессивных мер к нарушителям правил реализации алкогольных напитков и производителей контрафактной продукции, в запрете на продажу галеновых препаратов, в принципиальном изменении порядка реализации алкогольной продукции (продавать алкоголь только в специально отведенных для этого магазинах), в необходимости вести работу по

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Предисловие

made by M. Timofeyev (Professor of Department of Philosophy, Ivanovo State University) and the report “Stages of initialization of alcohol dependency” made by A. Zhilyaev (MD, Professor, L.S. Vygotsky Institute for Psychology, I.M. Sechenov First Moscow State Medical University) urged animated discussions. At the plenary session T. Lintonen (Research Director of Finnish Foundation of Alcohol Studies) gave information about the work of Foundation and suggested setting up the similar organization in Russia. An attempt to present activities of D.A. Medviedev’s government as anti-alcohol company, made by A. Bailey, a researcher from London University, received rather controversial assessment. Hot debates went on at the parallel sessions, where historic and cultural aspects of alcohol consumption, historic experience and current affairs of temperance movement in Russia, government policy in terms of alcohol production and sales were discussed. Scientists of different specialties took an active part in the work of the sessions such as historians, medical specialists on drug and alcohol addictions , clergymen, teachers of sobriology (science about sobriety), activists of regional departments of “Independent Sobriety Association International” and the Union of Struggle for People’s Sobriety” etc. The work of the conference was accompanied by a book exhibition from rare collections of Regional Scientific Library, Ivanovo Medical Academy, private collections. The exhibition arroused authentic interests of specialists. Despite diametrically opposite opinions on several issues, the participants came to agreement on some of them. In particular, all the participants recognized that the alcohol problem in Russia had not been sufficiently examined; the specialists were disunited and have a lack

of contacts. Thus, it was decided to set up the Center of Alcohol Studies on the ground of the Ivanovo Brunch of Russian State University for the Humanities in order to build up ground for experience exchange, creating joint projects, making up of collective monographs, working out practical recommendations for regulating alcohol market. The participants recognized that one of the reasons of increase alcohol consumption level among the population in modern Russia is creation of artificially increased interest in alcohol drinks. The way out of such situation is seen in strict observing the ban on alcohol advertisement (chiefly in mass media), hardening of repressive measures against violators of rules of alcohol sales and adulterators and the ban on sales of galenic goods, a significant change in the order of alcohol sales (it must be sold at only special shops), necessity for antialcohol education of population (it is necessary to work out scientifically-based methods and techniques for affecting different population strata and trade groups). Because of social significance and acuteness of alcohol issue it is quite logic to expect a support from the side of the State. In connection with that the participants decided to address the regional Duma with the motion (with the reference to successful experience of Finnish Foundation of Alcohol Studies) to make legislative initiative, according to which scientific research of alcohol issue in Russia, anti-alcohol education and backing temperance organizations should be financed by a portion of liquor taxes. The Conference Organizing Committee would like to express their gratitude to Irina Shilova (University of Calgary) and Sergey Oushakine (Princeton University) for the support of the Conference.

НАЦИОНАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ПОТРЕБЛЕНИЯ АЛКОГОЛЯ В РОССИИ Е.М. БЕЛЕЦКАЯ Тверской государственный университет

ОБЛИЧЕНИЕ ПЬЯНСТВА В ЛИТЕРАТУРЕ XVII ВЕКА One of the main genres of Russian literature of XVII century was democratic satire, in which the problem of drunkenness was especially exposed. The article shows how the problem of drunkenness was represented in the literary works of that time, how its reasons were explained and what social and economic and psychological consequences it resulted in. Literary methods and stylistic devices that helped fight drunkenness were analyzed. Русская литература – одна из самых древних литератур Европы, ее начало восходит ко второй половине Х века. Художественная ценность древнерусской литературы (XI–XVII вв.) еще до сих пор по-настоящему не определена [3, 6–7]. Семнадцатый век в ее истории выполняет особую роль: это век, в котором смешались архаические явления с новыми, местные и византийские традиции – с польскими, украинскими, белорусскими. Это век, в котором одновременно возникают литературы придворная и демократическая, усиливается интерес к авторству, осознается ценность человеческой личности вне зависимости ее от общественного статуса [3, 200–201]. Наряду с бытовыми повестями оформляется демократическая сатира, возникшая не на пустом месте. Особенно актуальной становится тема пьянства, отражающая изменения в государственной политике и в быту. Анализ отдельно взятой темы не мыслим без учета историко-культурного контекста. Это устное народное творчество, по-разному отражающее то или иное явление в разных жанрах. Питьё (как признак богатырства) встречается в русских былинах; в исторических и военно-бытовых казачьих © Белецкая Е.М., 2011

песнях, как и в военных повестях, пир сравнивается с битвой; пословицы и поговорки осуждают пьянство. Многообразие пословиц отражает не только сложность самого явления, его причины, но и последствия пьянства, как социальные, так и психологические. Основной смысл народных высказываний сводится к одному: «Где винцо, там и горюшко», причем не только для окружающих, но и для самого пьяницы: «Кто винцо любит, тот сам себя губит» [7]. Начинается река «с ручейка, а пьянство с рюмочки», но «бутылочки да рюмочки доведут до сумочки», «вино вину творит», «кто чарку допивает, тот веку не доживает» и т.д. Иными словами, у пьяницы в перспективе бедность (нищета) и другие беды. Пословицы предупреждают о неотвратимости последствий: «Сегодня гули да завтра гули: держись, чтоб в лапти не обули»; «Сегодня гуляшки да завтра гуляшки, находишься без рубашки»; «Сегодня до дна, завтра до дна, осталась коровушка одна»; «Сегодня за деньги, завтра в долг» и т.п. [8, 286]. Отмечается несовместимость труда (ремесла) и пьянки: «Было ремесло, да хмелем заросло» [8, 33]; «Вино работе (ремеслу, уму) не товарищ» [8, 46]; «Пиво пить да плясать – не лен чесать» [8, 253];

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Белецкая Е.М. Обличение пьянства в литературе XVII века

«Не пиры пировать, коли хлеб засевать» [8, 220] и др. Однако есть и пословица-компромисс: «Пей, да дело разумей»[8, 251]. Человек в состоянии опьянения хвастлив («У пьяного – семь клетей, а проспится – один плетень») и смел («Велик воин за стаканом вина!»); с ним трудно разговаривать («Вешний лед не дорога, а с пьяным речь не беседа»), потому что «вино с разумом не ладит». Он щедр: напьется – «решетом деньги меряет», проспится – «не на что решета купить». Попойки зачастую заканчиваются дракой: «Где пируют, там и бока вздуют», «За ковш – так и за нож; за чарку – так и за драку», при этом нередко страдает и сам пьяница: «У нашего Тита за пьянство спина бита» [8, 308]. Интересно обрисованы в пословицах взаимоотношения в пьяной компании: «У Фили были, у Фили пили, Филю ж и побили»; «Пили, ели – кудрявчиком звали, попили, поели – прощай, шелудяк» [8, 253], а также состояние похмелья: «Пил бы пиво, да лихо с похмелья» [8, 253], «Упился медами, опохмелился слезами» и др. Отразили пословицы и семейные трагедии: «Пьянство – души потопление, семьи разорение» [8, 269]; «Вино полюбил – семью разорил»; «Иван пьян гуляет, а Марья с голоду умирает»; «Муж пьет, а жена горшки бьет»; «Муж пьет – полдома горит; жена пьет – весь дом горит». О недопустимости женского пьянства говорится и в «Домострое», отразившем вековые нормы поведения человека: «А у жены никогда и никоим образом хмельного питья бы не было, ни вина, ни меда, ни пива, ни угощений; питье находилось бы в погребе на леднике, а жена бы пила бесхмельную брагу и квас и дома и на людях». Запрещалось давать хмельного питья женщинам, которые придут спрашивать о здоровье, «да и свои женки и девки не пили бы в людях и дома же допьяна», и жене тайком от мужа не пить [2, 64]. К числу распространенных в средние века рукописных произведений относятся «Слово о хмеле», возникшее в XV в., и близкая к нему «Повесть о хмеле» (XVII в.). «Слово» написано как монолог хмеля, нравоучительно от начала до конца, что сохра-

няется и в «Повести», которая, несмотря на прибавление текста от автора, напоминает проповедь против пьянства. В ней, как и в «Слове о хмеле», показана, с одной стороны, всесильность хмеля, его пагубное воздействие на «всякого чина человека», будь то царь или князь, или боярин, или чернец, или купец, муж или жена, а с другой – конкретизация последствий пьянства для каждого социального слоя, в зависимости от статуса, профессии, социальной роли человека. Так, например, если мастеровой человек «учнет меня [хмеля] держатца, аз бо сотворю его ленива, и руки его станут дрожать, и делать ничего не восхощет, и створю его злым пьяницею хуже всех людей, и учнет пить и пропьетъся весь, а жена и дети пойдут в мир, и дом его весь раззорю, и не будет жилища его ничего, и род и племя его отступятца». Для купца, торгового человека пьянство обернется безумием и бедностью, ему в долг никто не даст и не поверит, видя его пьянство. Если женщина начнет пить, то хмель сделает из нее злую пьяницу, наведет на нее «похоть телесную», большую погибель и большой позор, «и будет она от Бога отлучена и от людей в посмех [6, 86]. Пьяницу повествователь сравнивает со свиньей; он никого не боится, никого не почитает, сам себя величает и со всяким бранится и со всеми задирается, и кажется ему, что он «силен добре и богат лутче всех» [6, 86–87]. Воздействие на читателей усиливается благодаря повторам при обобщении того, чего лишает человека пьянство: «Пьянство ум отнимает, рукоделия портит, прибыли теряет; …пьянство же от жен мужей отлучает, а жен от мужей; пьянство ноги отнимает; пьянство в бездонную беду человека вводит». Не менее выразительны и другие повторяющиеся конструкции: «Ведай себе, человече, на ком худое платье, то пьяница; или наг ходит, то пьяница ж, кричит кто или вопит, той пьяница; кто убился или сам ноги или руку переломил, или голову сломил, то пьяница; кто в душегубителство сотворит, то пьяница; кто в грязи увалялся или убился до смерти, кто сам зарезался, то пьяница». И после смерти «учнут мука-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

скрытой и открытой форме присутствует критика существующего мира, разоблачаются существующие социальные отношения, социальная несправедливость1. В сатирических произведениях тема пьянства приобретает новое звучание: появляются тексты, в которых наряду с моральной оценкой пьянства и осуждения его как греха происходит «не сколько осуждение самого пьяницы, сколько суровое обличение тех, кто помогал развитию пьянства», создавая «кабак, пускавший по миру» пьяниц [1, 31]. Кабак рассматривается как источник социального зла. Широкий размах, какой приобрело пьянство к XVII в., уже сам по себе был достаточным поводом для того, чтобы тема «службы кабаку» оказалась актуальной. Чтобы уяснить себе эту новую точку зрения на вред пьянства, выдвинутую автором «Службы кабаку», следует вспомнить, какую роль играл кабак в русском быту XVII в. [1, 31–36]. Феодальная Русь предоставляла до XV в. всем сословиям право курить вино, варить пиво и мед дома, при условии выплаты медовой дани и подати с солода и хмеля. Рядом с этим свободным курением вина, варением пива и меду существовали общественные питейные дома, где продавалась и еда и питье. Эти корчмы в княжеских городах держали сами князья, а в других местах: корчемником мог быть каждый. Но уже с XV в. начинаются ограничения в праве приготовлять питья, и это право постепенно остается лишь за казной, да в виде привилегии сохраняется за представителями господствующего класса. С Ивана Грозного на смену корчме приходит кабак, как специальный питейный дом. В кабаке, в отличие от старой корчмы, можно было только пить. С половины XVI в. в Москве водка постепенно переходит в товар, торговать которым составляло привилегию царской казны. Кабак сыграл печальную роль в жизни народа, «от души возненавидевшего» это 1

Такая характеристика смехового мира Древней Руси великолепно подходит к произведениям XVII в. («Азбука о голом и небогатом человеке», «Служба кабаку», «Калязинская челобитная»). См.: Лихачев Д.С., Панченко А.М., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси. Л., 1984. С. 4.

E. Beletskaya. Accusation of drunkenness in the literature of the XVII century

ми мучить пьяницу»: кинут в огонь, его будут есть черви и т.д. [6, 87]. Заканчивается повесть размышлениями человека о том, что питье вводит человека только во зло, и бог от того человека отходит, а дьявол радуется, т.е. пьянство рассматривается как «дьявольское нахождение», а трезвого человека хранит Господь Бог своей милостью и благодатью. Тема пьянства в XVII в. развивается в контексте уже существующих традиций церковной и светской литературы и устного народного творчества, с которым перекликается как «Повесть о Горе Злочастии», так и произведения демократической сатиры. Один из первых советов-запретов, которые в бытовой повести о Горе Злочастии дают родители своему чаду, касается пьянства: «Не ходи ты, чадо, в пиры и братчины…, не пей, чадо, двух чар заедину!.. Не знайся, чадо, з головами кабацкими» [6, 350–351]. Образ безымянного молодца, который хочет жить своим умом, вызывает сочувствие автора. Это образ безвольного бездомного бродяги-пропойцы, человека, нарушившего житейскую мораль общества, слабохарактерного, остро сознающего свое падение, погрязшего в пьянстве и азартной игре, который свел дружбу с «кабацкими питухами», бредущего неведомо куда в «гуньке кабацкой» [4, 326]. Рядом с ним «мил надежен друг», прельстивший его «речами прелестными», зазвавший на кабацкий двор: «…Поднес ему чару зелена вина и крушку поднес пива пьянова», а затем до нага обокрал его во время сна. Последствия предсказуемы: «Как не стало денги, ни полуденги, – так не стало ни друга не полдруга… все друзи прочь отпираются» [6, 351–352]; к молодцу привязывается Горе, от которого он никак не может избавиться и которое оставляет его только у ворот монастыря. Авторское сочувствие герою бытовой повести сменяется насмешкой, юмором, сатирой, иронией в изображении пьяницы в демократической сатире XVII в. Одной из самых характерных особенностей средневекового смеха является направленность на самого смеющегося, который чаще всего смеется над самим собой. При этом в

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Белецкая Е.М. Обличение пьянства в литературе XVII века

новое учреждение, о чем свидетельствует ряд челобитных с просьбой «свести их». Так, в одной из них шуянин Ивашка Тихонов бьет челом царю, что его отец пьет в кабаке безобразно, а голова и целовальник «кабацкого питья дают ему в долг не по животом и промыслу. В другой челобитной земский староста жалуется царю на шуянина Короба, который «пьет и бражничает безобразно и зернью и карты играет и жену свою бьет и мучит не по закону» [1, 34]. Кабак, поощрявший пьянство, помогал правительству грабить население. «Праздник кабацких ярыжек», или «Служба кабаку», отличается от старых обличений пьянства тем, изображает его как явление, выросшее в совершенно конкретной исторической обстановке. Популярность этого произведения, о чем свидетельствуют сохранившиеся списки, зачитанные до стертости отдельных букв и строк, обусловлена, по всей вероятности, не только актуальностью темы, но и формой изложения, которую исследователи оценивают как пародию на церковную службу. В связи с этим необходимо отметить следующее обстоятельство: и в древнерусской литературе, и в устном народном творчестве новые произведения часто строятся по образцу, согласно требованиям традиции, жанровых канонов. В изменяющихся условиях привычка «работать по образцу» рождает вовсе не пародию в ее современном понимании (хотя употребляется именно этот термин), а новое содержание в старой форме. Естественно, что узнаваемая, привычная форма облегчает восприятие, и новое произведение легко усваивается. Помимо того, если новое содержание не соответствует традиционно ожидаемому, то происходит отклонение от нормы, вызывающее комический эффект. Именно так построен «Праздник кабацких ярыжек», или «Служба кабаку» [9], образцом формы которой явилась обычная церковная служба, хорошо знакомая каждому верующему. «Служба кабаку» состояла из пародий на «малую» и «великую» вечерню с каноном, а заключало ее житие пьяницы. Порядок этой службы раскрывает судьбу постепенно «пропивающегося» человека. На малой вечерне – благовест «малыми

чарками, полведрышками пивишка, также стихиры на меньший заклад перстнями и обувкой, и рукавицами, и штанами, и портками» [9, 194]; на великой вечерне все принимает более грандиозные размеры: «…Позвоним во всю одежду, перед обедом изопьем ковша по три вина, ... вынесем из погреба большие ведра вина. Также стихиры в честь вина за всю одежду до исподнего белья» [9, 196]. К литии уже происходит «отлучение от собранных крох и от прибытка чужим имуществом» [9, 200], наконец после канона идет «чтение на тюремном дворе» [9, 208]. Отдельные песнопения дают подробную характеристику «питуха» – героя службы. Перед читателями проходит вся его жизнь, начиная с момента, когда он еще учится пить: «Сначала невольно на то понуждаемы бываем родителями своими или друзьями близкими, ... так мало-помалу и сами горазды станем до выпивки и людей станем учить... ныне, куда и не зовут, мы идем без приглашений» [9, 195]. Чаще всего повествование идет от лица пьющего: «Сподоби, господи, в вечер сей без побоев допьяна упиться нам. Лягу спать, благ ты, хмель, к нам, ищущим и пьющим, и пьяными обретавшим себя. Благодаря тебе, восхваляемо и прославляемо нами имя твое во веки. Да будет, хмель, сила твоя над нами, ибо мы, выпивая, уповали на тебя» [9, 200]. Это откровения пьяницы: «…Вчера я был пьян, денег было в кошельке много, утром же встал, хватился за кошель, ничего в нем не нашел. С похмелья встав, дуростью и баловством я одержим бываю, пить страсть как хочется, а взять негде, в кабак пойти не с чем, даром ведь не нальют и заложить нечего» [9, 206]. Иногда авторская речь представляет собой обращение к пьющему, в котором раскрывается взгляд со стороны: «Самозванен ты, человек, приди в кабак, увидишь там на суше без воды людей тонущих, и захочется тебе сухим выйти, тогда явятся в уме твоем мечты: посижу-ка я немного здесь для раздумия. А по прошествии многого времени веселие твое, глядишь, в печаль обращается, болезни умножаются, стоны и оханье с похмелья» [9, 211]. Не менее выразитель-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

Значительное место в тексте древнерусских списков занимает обличение кабака, звучащее в устах пьяницы как прямое обращение: «Радуйся, кабак непотребный, ненасытная утроба, от всякого добра людей отводящий, домашняя пустота, неблагодарная нищета чужая сторона из-за тебя невольно познается. Из-за пристрастия к тебе, кабак непотребный, люди меня ненавидят, взаймы денег не дают. Велико ты с похмелья мученье: очам – отемнение, уму – омрачение, рукам – трясение. У пьющих людей – старость недобрая, не христианской смертью многие из-за пристрастья к кабаку умирают» [9, 202]. Подобное обращение к кабаку используется трижды: «Радуйся, кабак веселый, плачущих людей губитель, приезжим купцам досада великая!» и т.д. [9, 203]. Применяется и другая форма – тропарь кабаку: «Сумасбродство и глупость, и безумие без веры напуская, множество народа привлекает на безумное торжество, созывает множество людей с искусным разумом, во тьму его обращая, многие же, во глубину пьянства ныряя, износят от нее безумия колосья: рубахам и порткам, и верхним одеждам – перемену, пиву и вину – убывание; кабак непотребный, ты – оханью с похмелья наставник, очистил ты донага почитающих тебя» [9, 204]. Таково в общих чертах содержание литературного памятника, по-новому подошедшего к старой, хорошо знакомой древней Руси теме пьянства. В «Службе кабаку» раскрывается образ жизни и психология пьющего, отношение к нему окружающих; перечисляются те беды, которые приносит человеку пьянство. Как и в других произведениях, те или иные последствия пьянства неоднократно повторяются, при этом используются различные средства: выделение темы в названиях стихов и запевов, риторические вопросы, обращения к кабаку, ирония, самобичевание и т.д. Авторская речь ритмически организована, используются приемы красноречия, пословицы и поговорки. Эффективность воздействия «Службы кабаку» подтверждается описанием реакции слушателей (в новом предисловии, прибавленном, по-видимому, в конце

E. Beletskaya. Accusation of drunkenness in the literature of the XVII century

но авторское обращение к благочестивым юношам: «Правдивому человеку, если он пьет и по корчмам ходит, позор будет. Старость его ни почетна, ни многолетна, …седины его срам лишь ему приносят, ибо под старость жизнь его позором покрыта. Избрав жизнь скверную, угождая пьяницам, живущий среди трезвых оставлен был ими без сострадания» [9, 200]. Неоднократно повторяется в сатире осуждение поведения пьяниц по отношению к семье: «Дом пустеет. Дом потешен, голод в нем развешен, дети пищат, есть хотят, а мы им богом клянемся, что и сами, не поев, спать ложимся» [9, 195–196]; «Другой же о чудесах еще и того дурнейших вопиет: я, мол, вас всех пьяней был, прийдя домой, жену свою забил, детей своих разогнал, посуду всю потоптал – не из чего ни пить, ни есть стало, и купить новую не на что» [9, 203]. Весьма убедительны примеры на языке оригинала, отмеченные В.П. АдриановойПеретц. Вот жена и домашние жалуются на пьяницу-мужа: «Гневно жена его злословяще вопиющи: сего дни з детми не ела, о владыко, чего для долго не завернет ему шею на сторону, о чем долго не бросиш о землю. Всегда муж той пьян приходит, дом наш разорился, с ним бы разошлася, а дети бы чужую сторону спознаша». С этой жалобой совпадает и признание самого мужа: «с блудницами расточих все свое имение ... родители мене отвергошася... много было имения, из дому все выносил, и на тебе пропил, и к жене прибрел и наг и бос, борже спать повалился, а в нощи пробудился и слышах жену и детей злословящих мя: ты пьеш и бражничаешь, а мы с голоду помираем» [1, 30]. Заголовки стихов не только перечисляют темы, связанные с пьянством, но и формулируют основные постулаты, назидания, установки, например: «Хвалят пропойцу, когда у него в руках <деньги или вино> видят» [9, 195]; «Многие скорби в похмелье живущим бывают»; «Пьяница, как телок божий, процвел убожеством» [9, 196]; «Всяческих благ из-за пьянства лишился» [9, 197]; «Хоть и все денег стоит, да пропить их нет мочи удержаться» [9, 199] и др.

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Белецкая Е.М. Обличение пьянства в литературе XVII века

XVII в.) – компании любителей хмельного питья, которые, узнав самих себя в герое сатиры, поднимают шум, чтобы заглушить неприятное чтение [1, 56]. Нашим современникам, для которых проблема употребления алкогольных напитков и борьба с пьянством не менее актуальны, небес-

полезно заглянуть в XVII в. и взять на вооружение те приемы и методы, которые помогали бороться с пьянством еще три века назад. Культурное наследие древнерусской литературы, ценность которого еще не до конца осознана, должно быть востребованным.

Литература 1. Адрианова-Перетц В.П. Очерки по истории русской сатирической литературы XVII в. М., 1937. 2. Домострой: Книга, называемая «Домострой», содержащая полезные сведения, поучения и наставления всякому христианину – мужу, и жене, и детям, и слугам, и служанкам. Ярославль, 1991. 3. Лихачев Д.С. Великий путь: Становление русской литературы XI–XVII веков. М., 1987. 4. Лихачев Д.С. Великое наследие. М., 1975.

5. Лихачев Д.С., Панченко А.М., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси. Л., 1984. 6. Русская бытовая повесть XV–XVII веков / Сост., вступ. ст., коммент. А.Н. Ужанкова. М., 1991. 7. Русские народные загадки, пословицы, поговорки / Сост., авт. вступ. ст., коммент. и слов. Ю.Г. Круглов. М., 1990. 8. Русские пословицы и поговорки / Под ред. В.П. Аникина. М., 1988. 9. Сатира XI–XVII веков / Сост., вступ. ст. и коммент. В.К. Былинина, В.А. Грихина. М., 1987.

И.Р. ТАКАЛА Петрозаводский государственный университет

РУССКОЕ ПЬЯНСТВО КАК ФЕНОМЕН КУЛЬТУРЫ Russian drinking is one of the most mythologized phenomena, in which one can hardly discern truth and fiction, particularly because this image has been created for ages by observers, not all of whom were well-wishing. To what degree this – already almost integral – image of drunken Russia is adequate to the real situation in different historical periods? How were the customs and traditions of the Russian feast born? How and why did they transform in the course of time? And why is it a Russian that is the archetypal image of a hard drinker, although other nations drink equally much? The proposed paper will address the origins of this phenomenon by examining how this cultural anthropological and mental image was created, what was its subjective meaning and how it transformed in the course of time under influence of specific factors. Употребление пьянящих напитков является постоянной составляющей жизни человечества на протяжении тысячелетий. Алкогольные традиции, привычки и обычаи, веками внедрявшиеся в быт, превратились в могучую силу, оказывающую большое влияние на психологию и поведение людей. И, © Такала И.Р., 2011

отвечая на вопрос, почему люди употребляют алкоголь, вполне правомерно сопоставление особенностей человеческого самосознания в разные исторические эпохи со своеобразием алкогольной практики и отношением общества к опьяняющим напиткам. Т.е. алкоголепотребление следует рассматривать как один из элементов культуры. У разных народов в разные эпохи

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

временем? И почему в глазах всего мира пьяница именно русский, когда пьют все? В данной статье нам хотелось бы обратиться к истокам, то есть проследить как возникла данная культурантропологическая и ментальная статика, каков ее субъективный смысл и каким образом под воздействием особых обстоятельств происходило ее самоизменение. Среди многих факторов, влиявших на формирование русской культуры, хотелось бы выделить два, чрезвычайно на наш взгляд значимых для изучения феномена русского пьянства – это очень долгое сохранение общинных традиций и особенности русского православия. Общественная жизнь русских, как и многих других народов Восточной Европы, в сельской местности веками протекала в основном в рамках территориальной (соседской) общины (мир, общество), выполнявшей различные жизненно важные для крестьян и для самого государства функции. Мир осуществлял социальный контроль над поведением его членов, над выполнением ими принятых моральных норм; община была носителем этических традиций, сохранение и развитие которых она регулировала через специальный социально-психологический механизм, воздействовавший буквально на каждого крестьянина [7, 93–116]. Лишь в конце XIX – начале XX вв. быт деревни начинает меняться под влиянием развития товарных отношений, широкого отходничества, по мере усиления связей с городом и т.д. Конечно, всякая культура многослойна. Была культура русского крестьянства, тоже не единая внутри себя: культура олонецкого крестьянина и донского казака, крестьянина православного и старообрядца. Был резко обособленный быт и своеобразная культура русского духовенства (опятьтаки с глубокими отличиями быта белого и черного духовенства, иерархов и низовых сельских священников). Купец и городской житель (мещанин) имели свой уклад жизни, свой круг чтения, свои жизненные обряды, формы досуга, одежду. Своеобразны были быт и культура русского дворянства. Однако не следует забывать, что по данным Первой Всероссийской переписи

I. Takala. Drinking as a phenomenon of the Russian culture

поступки, связанные с винопитием, в зависимости от господствующих в данное время в данном обществе взглядов, могут оцениваться как антикультурные феномены или же как вполне приемлемые социальные явления. Тем не менее, во все века у всех народов злоупотребление пьянящими напитками расценивалось как поведение девиантное, отличающееся от общественной нормы, нарушающее ее. На Руси питие явление знаковое, многие (в том числе и сами русские) даже считают это национальным признаком: какой же русский не пьет, а если не пьет – значит не русский. У русского человека умение пить много и без особых последствий для себя и окружающих всегда было своего рода доблестью, достойной гордости и подражания. Злоупотребление осуждалось и каралось, однако российский парадокс состоит в том, что в обществе, испокон веков и поныне, девиацией скорее считалась абсолютная трезвость, нежели бытовое пьянство. В то же время русское пьянство – одно из наиболее мифологизированных явлений, где очень трудно отличить правду от вымысла, ведь образ создавался не одно столетие и далеко не всегда доброжелательными наблюдателями. Одни представления о русских питейных традициях уходят своими корнями в глубокое прошлое, как, например, впечатления иностранцев, посещавших Московское государство в XVII–XVIII вв. и сделавших русское пьянство «притчей во языцех» в Европе. Другие созданы нами самими: в русской литературе XIX – начала XX вв. едва ли не на каждой странице бутылка. Сегодняшняя Россия продолжает поддерживать и укреплять образ, к традиционным впечатлениям иностранцев и литературе добавились кино, средства массовой информации и Интернет, тиражирующие на весь мир пьяных политиков высшего звена и сцены из повседневной жизни современного россиянина. И все же, в какой степени этот уже становящийся вечным образ пьяной Руси адекватен тому, что было на самом деле в разные исторические эпохи? Как формировались обычаи и традиции русского застолья, как и почему они видоизменялись со

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Такала И.Р. Русское пьянство как феномен культуры

1897 г., крестьяне всех разрядов (казаки в том числе) составляли 80% населения России [22, 48–49]. Так что в любой социальной страте российского общества преобладали черты культуры, формировавшиеся веками в русской крестьянской общине. Не случайно в философской и исторической литературе, когда речь заходила о характерных чертах русского народа, наиболее часто подчеркивались следующие: общинность (В. Ключевский), соборность (С. Уваров, В. Соловьев), коммунитарность (Н. Бердяев). Большое влияние на формирование особенностей русской культуры оказало и принятие христианства. Сам факт выбора веры – это сугубо русское явление, особенность русской истории. Другим западным народам, отмечал С.М. Соловьев, нельзя было выбирать из многих вер, им можно было только переменить язычество на христианство [24, 178]. Русские же князья выбрали Бога «снисходительного к их слабостям и награждающего добрых» [9, 149]. Недаром сложилась легенда о словах, сказанных якобы великим князем киевским Владимиром Святославичем мусульманским посланникам, пытавшимся склонить Русь к принятию ислама, запрещавшего употребление спиртного: «Руси есть веселие пити, не можем без того быти» [16, 64–65]. Действительно, православная религия в принципе не отвергает спиртного и даже предлагает человеку хлеб и вино в качестве причащения. Более того, принадлежность к сектам, которые причащались водой вместо вина (назывались они по-разному – водяные, акварии, идропарастаты) считалось самым тяжким грехом, ересью [18, 28–29]. Отсюда, очевидно, идет глубокое презрение в России к непьющему человеку как к «нехристю», чужаку – рудимент религиозной нетерпимости. И отсюда происходят до сих пор широко распространенные в народе выражения, относящиеся к любой выпивке: «Святое дело!» и «За это грех не выпить». К тому же, принятие новой веры человеком не всегда означало его отказ от языческих традиций. Своеобразной чертой русских становится дуализм – во многом победа православной церкви носила лишь

внешний характер. Наряду с церковным обрядоведением, торжественным и таинственным, веками продолжало сохраняться и языческое обрядоведение, отражающее мифологический уровень сознания. По мнению Н. Бердяева, подобное двоеверие, т.е. соединение православной веры с языческой мифологией и народной поэзией, объясняет многие противоречия в русском народе. Именно поэтому в русской стихии всегда сохранялся дионисический, экстатический элемент и определенная склонность к разгулу и анархии при потере дисциплины [2, 47]. Приняв христианство, народ не отказался и от дедовских обычаев, а напротив сохранил их под новой религиозной оболочкой. Этот синкретизм народного мировоззрения сказался в широко употребляющемся в науке термине бытовое православие, в котором отразилась реально сложившаяся религиозно-обрядовая практика русского народа и в первую очередь крестьянства. Вся жизнь великороссов от колыбели до гробовой доски веками совершалась посреди многочисленных обрядностей и ритуалов, свободной инициативе человека не было оставлено ни малейшего простора [13, 6–7]. Это «поглощение человека обрядом» очень хорошо прослеживается и в питейной сфере. Истоки питейных традиций русских следует, как и у любого другого народа, искать в магических ритуалах языческих праздников. В древнем мире индивидуум не воспринимал себя отдельно от общины, жизненный процесс представлялся как бесконечное повторение заданных обществом ролей и ритуальных поступков – человек не был способен отделить собственные деяния от поступков своих предков или соплеменников. Таким образом, в архаических сообществах на первый план выступало ситуативное поведение, в котором не было места мотивационным колебаниям и моральному выбору. Надо полагать, что индивидуального пьянства тогда вообще не существовало. Как в древности на Востоке, так и в античном мире, и среди языческих народов Европы и Азии опьянение совершалось обычно как традиционное религиозное или историко-празднич-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

ном или заломом (северные губернии, Подонье). Добычу делили между всеми, по окончании работ пировали [7, 267–269; 22, 558–560]. Большую роль в быту деревни играли традиционные нормы обычного права, носителем которого являлась община. При заключении различных практических сделок, договоров, при тяжбах и семейных разделах, крестьяне почти всегда руководствовались традиционными правилами и обычаями. По окончании какого-либо дела, как того требовала традиция, следовал магарыч (через тюрк. из араб. расходы, издержки) – угощение вином за счет того, в чью пользу решался тот или иной вопрос. Совместной попойкой иногда заканчивались сходы, на которых обсуждались важные хозяйственные дела [7, 105–113]. Обычаи эти, освященные веками, сохранились до сегодняшнего дня. Еще в середине 20-х гг. XX в. на селе 25 % выпивки составляли «магарычи» – попойки при различных сделках и на сельских сходах [21, 24–26]. И хотя сегодня это слово мало кто помнит, традиция «обмывания» какоголибо дела, покупки, сделки неукоснительно соблюдается многими современными россиянами. Считается, что если этого не сделать, покупка или сделка окажутся неудачными, а дело не будет завершено. Естественно, что еще больше поводов для обильного пития давали праздники. Праздничный календарь русских на протяжении их многовековой истории не был стабильным, раз и навсегда данным. Каждая историческая эпоха накладывала на него свой отпечаток, внося в праздничный быт народа что-то свое, новое, и порой изменяя его до неузнаваемости. Наиболее заметные изменения праздничный календарь претерпел после крещения Руси, в период петровских преобразований, после крушения самодержавия, и, пожалуй, на рубеже XX–XXI столетий после развала Советского Союза. Но неизменной составляющей всех русских праздников оставалось обильное угощение. Первыми, еще в глубокой древности, возникли праздники, связанные с земледельческим календарем предков восточных славян. В отличие от праздников, появив-

I. Takala. Drinking as a phenomenon of the Russian culture

ное действие, обязательно коллективное и в строго определенные моменты: на тризнах, вакханалиях, в день весеннего и осеннего равноденствия, на праздниках урожая и т.д. [10, 56–57]. Традиционная выпивка была ритуализирована и подконтрольна, застолье было местом общения с богами, трапеза оставалась сакральной. Индивидуализация алкоголепотребления намечается уже в период раннего средневековья на фоне общих процессов утверждения индивидуализации и повышения ценности личности. На Руси же древние традиции коллективных трапез в условиях общинного образа жизни, просуществовавшего до XX в., а потом своеобразно возродившегося в советском коллективизме, продолжали, а отчасти и продолжают жить. Да и поводов для коллективных возлияний на Руси, пожалуй, было больше, чем где бы то ни было. Всякое мирское дело непременно завершалось (иногда и начиналось) пиром или попойкой. Обильные возлияния являлись обязательным элементом княжеского и царского пира, календарных, семейных, общинных, а затем и церковных праздников на протяжении многих веков. Сам общинный образ жизни предоставлял огромное количество поводов для возникновения и укрепления питейных традиций: коллективный труд порождал коллективный отдых. Кроме объединявших селян повседневных хозяйственных занятий было и множество иного рода совместных трудовых действий, которые как правило заканчивались угощением и весельем. Наиболее распространенным и долго сохранявшимся видом традиционных коллективных работ были помочи – трудовая соседская помощь в случае срочных и тяжелых работ (при постройке дома, ремонте двора, помощь погорельцам и пр.). По окончании работ, тот кому была оказана помощь, выставлял всем угощение, или попойка организовывалась в складчину. В некоторых местах, особенно отдаленных от центров и глухих, вплоть до начала 1920-х гг. еще практиковались такие традиционные коллективные работы как белкование – охота на белок, шишкование – сбор кедровых орехов (Сибирь), или ловля рыбы всем селом заго-

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Такала И.Р. Русское пьянство как феномен культуры

шихся в более поздние времена календарные праздники имели преимущественно магический характер их цель – обеспечить здоровье людям и лад в семье, хороший урожай полевых и огородных культур, богатый приплод домашней живности. В конце X в. вместе с принятием христианства на Руси появились и новые праздники – церковные (христианские, православные, религиозные), они были посвящены наиболее значительным событиям священной истории, особо чтимым христианским святым, чудотворным иконам. При введении христианства церкви пришлось вести упорную многовековую борьбу с пережитками язычества, однако непримиримой позиция церкви была лишь в отношении служителей языческих культов (волхвы, кудесники). Что же касается сложившихся веками народных обычаев и обрядов, то православная церковь в соответствии с народной практикой, избрала иную тактику – приспособления их к христианской идеологии. Особенно ярко это проявилось в обрядах крестьянского земледельческого календаря, принявшего под влиянием христианства вид бытовых святцев. Используя имена церковных святых, крестьяне создали календарь сроков сельскохозяйственных работ, составили указатель погоды и продолжали под новыми именами справлять старинные праздники, такие как святки, праздники первозимья, Семик, русальная неделя, день Ивана Купалы, осенние праздники и т.д. Правда назывались они теперь по другому: Рождество Христово, Крещение Господне, Благовещение Пресвятой Богородицы, Пасха, Успение Пресвятой Богородицы, Троица, Праздники Георгия Победоносца, Николая Чудотворца, Иоанна Крестителя, Ильи-пророка, Покрова Богородицы, Козмы и Демьяна и т.д. Таким образом, деревенские обряды, игры и хороводные песни, основанные на первобытной магии, с их достаточно обильными возлияниями, сосредоточились вокруг христианских праздников, по сути, не изменив своих форм и традиций проведения. И еще в начале XX в. обрядовый календарь, содержащий многие напластования отдаленных времен, на большей части

территории расселения русских сохранял свою традиционную специфику [19; 22, 569–571, 740–741]. Хотя многие архаические обряды к тому времени ушли из жизни, а смысл других был забыт, они сохранили главные необрядовые бытовые формы, воспринимались теперь просто как праздничная забава и свято соблюдались, особенно в той части, где предполагалось по обычаю обильное угощение. Собственно любой праздник предусматривал угощение, но наиболее обильными по возлияниям были праздники сосредоточенные вокруг больших постов. Крестьяне внимательно следили за соблюдением постов, сроки их были известны в деревне всем от мала до велика. Особенно большим грехом считалось нарушение Великого поста, почти такое же отношение было к Успенскому и к отдельным дням строгого поста (Крещенский сочельник, день Ивана Постного, Воздвиженье). Нарушение остальных постов воспринималось обычно как менее тяжкий грех. Водку не пили только Великим и Успенским постом [22, 652]. Может быть, поэтому подготовка к Великому посту и выход из него сопровождались на Руси буйным весельем, самые разгульные и пьяные русские праздники – это Масленица и Пасха. Общественное и семейное начало тесно переплетались в праздновании так называемых престольных дней – праздников в честь патрона местной церкви. И здесь кроме религиозной стороны праздников (посещение церкви, хождение на кладбище) основным моментом являлось большое деревенское гуляние. Во многих местах было принято варить пиво общим котлом, закалывать быка, обычай, восходивший к общинным коллективным трапезам и сохранявшийся вплоть до начала XX в. [22, 571]. Пестрый праздничный хоровод дополняли семейные праздники. Семейные праздники – это, прежде всего свадебные обряды, обряды и обычаи, связанные с рождением детей, похоронно-поминальные обычаи и обряды. Меньше всего пили при рождении детей, хотя и само рождение и крещение, конечно же, принято было отмечать. Но и в этих об-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

дольше, это были различные развлечения, застолья в обоих домах, оканчивался свадебный пир обычно в доме молодого. Для новобрачных варилась слабоалкогольная медовуха, молодые пили ее не только на свадебном пиру, но и 30 дней после него, никаких других более крепких напитков пить не дозволялось. Отсюда и пошло выражение «медовый месяц». Весь первый год для молодоженов – это многочисленные гостевания и знакомство с родственниками [15; 22, 474–-493]. Похоронно-поминальные обряды и обычаи русских схожи с обрядами других народов: поминальный пир, в котором возлиянию отводилась одна из основных ролей, был известен практически всем народам мира, хотя мало где эти обычаи так долго сохранялись в столь архаичном виде. Многое в русских погребальных обрядах восходит к религии и философии древних греков. В Афинах при погребении совершалось возлияние на гроб вина, масла и меда, на третий и девятый день после погребения на могилу приносили почившему яства и совершали возлияния [12, 53]. Для славянских языческих народов было характерно его совершение как до, так и после погребения. Языческую тризну нужно рассматривать прежде всего как оберег, цель ее состояла в необходимости отогнать злые силы от живущих и если допогребальные возлияния должны были облегчить переход в «новую» жизнь (и служили символом этого перехода), то послепогребальная языческая тризна способствовала тому, чтобы уберечь живущих от злого влияния мертвых. Со временем обе формы объединились в общий послепогребальный поминальный пир [8, 55–56]. Поминальная обрядность представляла собой самостоятельный цикл ритуалов совершавшихся в течение года и затем в той же последовательности повторяющихся вновь. Умершие не подвергались забвению, обычаи и обряды поминального цикла способствовали постоянному обращению к ним, посещению их могил, проявлению заботы об умерших в виде молений и особых трапез, а также ряда других обрядовых действий. Сохранение памяти об умерших и регулярное «общение» с ними являлись

I. Takala. Drinking as a phenomenon of the Russian culture

рядах зачастую присутствовали спиртные напитки, вероятно как символ жизненной силы. Например, иногда во время первого купания новорожденного в воду добавляли несколько капель водки. Свадебные и поминальные обряды были достаточно сложны и преисполнены символики, а напитки в них являлись важнейшими ключевыми знаками, символизирующими самые разные стороны человеческой жизни и самые разные черты человеческого характера. Уже начальный период свадебных обрядов – это многочисленные действа: сватовство, сговор, осмотр хозяйства жениха, смотрины невесты, богомолье, рукобитье и, наконец, запой (пропой). Иногда многое происходило в один день, иногда для каждого акта был отдельный день, в любом случае это были многочисленные сидения (застолья) и взаимные гостевания, что способствовало знакомству сторон. Для этого специально выбирались легкие дни недели (т.е. не постные среда и пятница). Заключительный этап переговоров сговор и рукобитие, и после совместное пиршество – запой или пропой. Пропоем нередко называли также последний предсвадебный вечер у невесты. Существовало выражение заливать невесту, т.е. окончательно просватать, говорили пропитая-залитая. После пропоя отказ от вступления в брак рассматривался как нарушение сговора, за что по народному поверью жениха и невесту всю жизнь будут преследовать несчастья. Детали предсвадебного и свадебного обрядов тоже нередко связаны со спиртным: перед отправкой жениха сваха разбрасывала смесь хмеля и овса на людей и лошадей, сват поливал брагой лошадей, невеста, нарядившись в свадебное платье умывалась водкой («вином») и пр. Церковное венчание придавало браку юридическую силу, однако, по народным представлениям одного венчания было недостаточно, брак с венчанием, но без свадьбы не поощрялся. Т.е. обязателен был и бытовой свадебный обряд, некая коллективная, семейная и общинная санкция. Обычно свадебные торжества продолжались 3 дня, у богатых крестьян длились

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Такала И.Р. Русское пьянство как феномен культуры

важным нравственным принципом выражавшим убеждение народа в необходимости беречь родственные и соседские связи, на которых покоился сложившийся веками бытовой уклад. Для поминальных обрядов характерно сочетание похоронных мотивов в плачах и причитаниях, исполняемых в начале поминок, с безудержным весельем, а иногда и с пьянством и обжорством в конце. Правда в некоторых местностях в день похорон было очень мало выпивки, за обедом в день погребения водку если и подавали, то немного – не более 2–3 стопок – обилие крепких напитков в этот день считалось неуместным. Зато весь последующий годовой цикл поминок сопровождался весьма обильными возлияниями – поминки 9, 20 и 40 дня, годовщина смерти и специальные родительские субботы. Кроме того умерших поминали по другим праздникам – церковным, календарным, семейным. Для всех поминальных дней был общий ритуал – церковная панихида, посещение могилы, поминальный обед. На кладбище носили с собой еду (по воспоминаниям очевидцев, в родительские субботы в разных местностях России люди двигались на кладбище с целыми возами пирогов) и в большинстве мест водку. По возвращении домой устраивался поминальный пир, здесь было уже очень много пива, вина и еды [15; 22, 524– 530]. Традиции эти живы до сих пор и весь годовой цикл поминок, за исключением 20 дня соблюдается большинством населения России. Что касается форм потребления алкоголя на Руси, то и здесь можно проследить длительное сохранение первобытной архаики. Одной из главных традиций были коллективные трапезы – братчины. Истоки их следует искать в языческих временах, а позднее братчины устраивались в честь святых православного календаря или покровителей селения, церкви. Дни, в которые в конкретной местности устраивалась братчина, были разнообразны и многочисленны. Это и большие праздники (Масленица, Пасха, Троица, Успенье, Новый год и пр.), и многочисленные праздники на-

родных святцев. Братчинами отмечалось и завершение работ или, наоборот, каких то пережитых бедствий (эпидемия, падеж скота, неурожай, голод). На братчине могли быть только свои, на трапезу не допускали чужаков, присутствовали мужчины, чаще всего средних лет, члены схода, иногда, отдельно, женщины. Пили «вкруговую», передавая из рук в руки братину – большой круглый горшок, посуда коллективного пользования вмещавшая до 3-х литров напитка [23, 486]. Посуда была не слишком удобная, что, очевидно, должно было предотвращать злоупотребление: захмелевшим сотрапезникам прикладываться к братине становилось все труднее, и они больше проливали, чем выпивали (отсюда – «по усам текло, а в рот не попало...»). Такое коллективное питье способствовало укреплению социальных связей, и наоборот, человек, которого обнесли круговой чашей на пиру, становился социальным изгоем [17, 19–41; 27, 184–192]. Поэтому так важно было участвовать в пиршестве, занимать свое, строго определенное место за столом, пить в свою очередь и никак не меньше того, что положено. Отсюда, надо полагать, и пошли народные традиции, неизменно подчеркивающие необходимость равного и взаимного угощения: «наливают – пей», отказываться нельзя (ср.: древнегреческая поговорка «Или пей, или уходи»). В этом же проявлялось радушие и традиционное гостеприимство хозяев, ставивших себе непременным условием употчевать гостей допьяна, поскольку, как говорили в народе, «кто сыт и пьян, тот празднику рад». В современном обществе это трансформировалось в формулу «Ты меня уважаешь?». Русское застолье всегда было преисполнено символики, идущей от седой старины: к языческой ритуальной практике восходят многие питейные традиции живущие в народе до сих пор. Иностранцы неоднократно отмечали специфическую манеру русских пить водку не прерываясь, до дна, что на самом деле восходит к тем временам, когда главными напитками были менее крепкие мед и пиво. В былинах святорусские богатыри выпива-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

бы, в конце концов, не омрачать праздник ни себе, ни другим. Не зря, наверное, умение пить у русских издавна считалось своего рода доблестью. Подобное отношение к питию проявляется в поговорках и в пословицах: «Пей, да дело разумей», «Пей, да ума не пропей», «Пьян да умен, два угодья в нем», «Пьет пиво да мед – ничто его неймет». Изменения в питейной сфере начинают происходить, как и повсюду в мире, на рубеже XVI–XVII вв., что было связано с распространением новых питейных заведений – государственных кабаков, и с изменением питейного ассортимента – широким распространением водки. В новых условиях длительное сохранение древних питейных традиций и форм потребления алкоголя делает русскую специфику, обусловленную этой архаикой, все более очевидной. Кроме того, ритуальные формы пития, продолжавшие жить в царском кабаке, где основным напитком была уже водка, обычаи пить до дна, насильственно угощать друг друга, просто пить наравне со всеми, не смея уклониться, становились опасными. Дальнейшие перемены, в частности ликвидация кабаков и введение винной монополии в конце XIX в., лишь усугубили ситуацию – пьянство выплеснулось на улицы, став общественно обозримым и вскоре вполне привычным явлением. К тому же, серьезные изменения, происходившие в обществе после отмены крепостного права, постепенно разрушали старинный патриархальный уклад жизни и в меняющейся России, наряду со старыми алкогольными традициями появляются новые, выросшие впрочем на прежней архаике, предусматривавшей коллективные и чрезмерные возлияния. Свои особые черты имели и студенческие пирушки, и буйные кутежи офицерства и дворянства, дикие попойки купечества, и уличное пьянство пролетариата. В результате, хотя Россия в начале XX в. и занимала одно из последних мест в Европе по количеству потребляемого алкоголя на душу населения, различия в формах потребления с другими странами были настолько велики, что вполне справедливо делали страну «пьяной» в глазах всего

I. Takala. Drinking as a phenomenon of the Russian culture

ют без остановки огромные чаши, которые им подносит князь, и тем доказывают свою готовность к ратным подвигам [4, 7]. У многих народов мира принято пить за здоровье другого человека, что, по мнению Э.Б. Тайлора, исторически связано с религиозным обрядом пить в честь богов и умерших [25, 82]. Этот обычай был известен древним грекам, римлянам, готам. На Руси во здравие тоже принято пить до дна. При этом человеку кроме здоровья желали удачи, победы и «чтобы в его врагах осталось крови не больше, чем в этой чаше» [5, 219]. В этом случае актуализируется символическая связь вина с кровью, и питье чаши приобретает характер магического акта. Полная, до краев налитая чаша символизировала богатство, достаток, благополучие в доме («дом – полная чаша»). Остатки же напитка осмыслялись как зло, знак недоброжелательства, осушать до капли означало «не оставлять зла в стакане». «Кто не выпил до дна, не пожелал добра», «Не допиваешь, так недолюбливаешь» – утверждают пословицы. Сегодня их мало кто помнит, но недопитая до дна рюмка после важного тоста до сих пор считается дурной приметой. Таким образом, опьяняющие напитки как символ жизни были неотъемлемой составляющей быта и культуры русского народа, они были необходимы и в горе и в радости, и в праздники и в будни. Однако собственно будничным, повседневным напитком алкоголь становится далеко не сразу. Веками сохранялась роль опьяняющих напитков как напитков ритуальных, связанных с совершением тех или иных обрядов. Крестьянин перепивал только по предписанным обычаем случаям. Традиционное потребление алкоголя действовало и как оправдание пития, и как ограничение его. Кроме того, общинное самоуправление осуществляло меры социального контроля: следило за качеством напитков (преобладали не очень крепкие), мерой (злоупотребление осуждалось, пресекалось и высмеивалось), субъектами потребления (молодежь и женщины практически исключались), характером и стилем общения в застолье [6, 204; 20, 49–57]. Нормой была умеренность, умение веселиться так, что-

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Такала И.Р. Русское пьянство как феномен культуры

мира [26, 114–125]. Ни одна страна в мире не знала и не знает до сих пор, такого количества смертей от опоя. Советская власть в свою очередь породила к жизни целый ряд новых стимулов к расширению бытового пьянства среди населения. Поводов для веселья хватало: выходными днями до 1932 г. оставались все крупные религиозные праздники, активно стали отмечать и новые, революционные – 1 мая, 7 ноября и т.д. Выпивка становится порой неизменным атрибутом культурно-массовой работы, которую проводили среди рабочих профсоюзные и партийные органы [26, 202–209]. Появляются и новые праздники, не только государственные и общественно-политические, но и календарные праздники рабочих профессий (День химика, день шахтера, день советской науки и т.д.), праздники трудовых коллективов, предприятий, учреждений, лично-трудовые праздники и ритуалы (посвящение в рабочие, звания лучшего по профессии, чествование трудовых династий) и пр. С ними появляется и совершенно новый вид пития, не практиковавшийся ни в дореволюционной России, ни в других странах – праздничные застолья на рабочем месте и в рабочее время. Ритуальная культура праздника, в принципе, оставалась такой же, как и прежде. Первый этап – «религиозно-бытовой»: посещение церкви, моление раньше, демонстрация, торжественное собрание теперь. Второй – «этап народного ликования»: игры, хороводы, гуляние, посещение парка культуры, гостей с неизменным для любого времени угощением. И, если со временем многое в обрядности праздников стиралось, менялось и забывалось, то питейная культура продолжала жить и сохраняться едва ли не в первозданном виде. Однако постепенно меняется само восприятие праздника. В послевоенные годы и особенно в последние десятилетия советской эпохи праздничная культура все больше смещается в сторону второй части ритуала – застолья. Заформализованноть, неискренность, ложь, разнарядки на посещение демонстраций, просто принуждение к празднику не могли не отразиться на отно-

шении к нему. Любой праздник становился теперь, прежде всего, поводом для выпивки («праздник без водки как паспорт без фотки»), при чем выпивки безудержной и безграничной («сколько водки не бери, все равно два раза бегать»). Условий же для возникновения каких то альтернативных неалкогольных целей и ценностей по сути не было. Периодические антиалкогольные компании (начало 1920-х гг., 1958, 1972, 1985–87 гг.) приводили лишь к тому, что для населения на какое-то время сам факт получения спиртного становился главным праздником. Сегодня в России пьют как никогда раньше. Общество, возникающее на базе распада предыдущей системы, всегда является остропроблемным. Атмосфера распада способствовала дезорганизации образа жизни населения, тем более что российскому образу жизни (и досоветскому и советскому) всегда была присуща внешняя детерминация, т.е. привычная зависимость поведения от требований внешней среды, будь то власть обычаев и традиций, или приказы хозяина, начальника, диктат государства и т.д. Реформы 1990-х гг. резко ослабили, если не ликвидировали эту внешнюю детерминацию. Однако «шок от свободы», который испытало население в первой половине 90-х гг., на фоне роста цен, усиления бедности, наступления безработицы, породил к жизни новые модели поведения, разрушавшие традиционный морально-правовой порядок. По данным социологов, состояние депрессии в обществе, вызванное лишением важных социальных гарантий и отсутствием стабильности, у многих вызывало вынужденный отказ от привычных социальных и нравственных ценностей [3, 30–36]. Русская питейная архаика в условиях «нового русского капитализма» породила к жизни новый вид алкоголепотребления – безудержного, бездумного, бесконтрольного и бессмысленного. Коллективные, наполненные смыслом и символикой и строго регулируемые обществом трапезы давно канули в Лету. Люди пьют в одиночку, семьями или в случайных компаниях, пьют по поводу и без повода, пьют потому что для

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

онной водки на «неалкогольный» напиток пиво лишь усугубили ситуацию в стране, где каждый с малолетства знает – «пиво без водки – деньги на ветер». На учете в МВД состоит 65 тысяч малолетних алкоголиков (дети до 14 лет), многие из которых стали жертвами «пивного рая» благодаря рекламе [1]. По мнению специалистов, Россия находится на грани алкогольной катастрофы, а русское пьянство как социальнокультурный феномен становится угрозой национальной безопасности.

Литература 1. Алкогольная катастрофа в России – пути выхода из кризиса (2008). Пресс-конференция 23.07.2008. http://tass-ural.ru/press/?id=1150 2. Бердяев, Николай (1990), Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века – О России и русской философской культуре. Под. ред. М.А. Маслина. Москва: Наука, 43–271. 3. Бойков, Владимир (2001), Россия: десять лет реформирования. – Социологические исследования 7, 30–36. 4. Булгаковский, Дмитрий (1902), Вино на Руси по памятникам народного творчества литературным и художественным. Санкт-Петербург. 5. Герберштейн, Сигизмунд (1988), Записки о Московии. Москва: МГУ. 6. Голосенко, Игорь (1986), «Русское пьянство»: мифы и реальность. – Социологические исследования 3, 203–209. 7. Громыко, Марина (1986), Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян XIX в. Москва: Наука. 8. Еремина, Валерия (1991), Ритуал и фольклор. Ленинград: Наука. 9. Карамзин, Николай (1989), История государства Российского. Т. I. Москва: Книга. 10. Кирьяк В.А., Иванец Н.Н. (1999), Алкоголь в истории цивилизации (историко-психологический очерк). – Вопросы наркологии 1. 11. Костомаров, Николай (1993), Домашняя жизнь и нравы великорусского народа. Москва: Экономика. 12. Кулаковский, Юлиан (1899), Смерть и бессмертие в представлениях древних греков. Киев. 13. Муронов А. (1992), Об особенностях формирования русской культуры. – Проблемы культуры и общественного сознания. Барнаул, 2–10.

14. Онищенко, Геннадий (2008). Современной России нужна четкая алкогольная политика. 21.02.2008. http://www.nnov.ru/news/economics/ ?nId=40593 15. Панкеев, Иван (1998), От крестин и до поминок: Обычаи, обряды, предания русского народа. Москва: Яуза. 16. Повесть временных лет (1991). Петрозаводск: Карелия. 17. Попов, Андрей (1854), Пиры и братчины – Архив историко-юридических сведений, относящихся до России, изд. Н. Калачовым. Кн. 2. 2-я пол. Отд. VI. Москва. 18. Похлебкин, Вильям (1991), История водки. Москва: Интер-Версо. 19. Пропп, Владимир (1963), Русские аграрные праздники (Опыт историко-этнографического исследования). Ленинград: ЛГУ. 20. Прыжов, Иван (1992), История кабаков в России. Москва: Дружба народов. 21. Родин Д.П. (1929), Обследование употребления алкоголя в сельских местностях РСФСР в 1928 г. и его итоги – Алкоголизм в современной деревне. Москва. 22. Русские (1997). Отв. ред. В.А. Александров, И.В. Власова, Н.С. Полищук. Москва: Наука. 23. Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия (1991). Собр. М. Забылиным. Рига. 24. Соловьев Сергей (1989), Чтение и рассказы по истории. Москва: Правда. 25. Тайлор, Эдуард Б. (1989), Первобытная культура. Москва: Политиздат. 26. Такала, Ирина (2002), «Веселие Руси»: История алкогольной проблемы в России. Санкт-Петербург: Нева. 27. Хорошкевич, Анна (1987), «Незваный гость» на праздниках средневековой Руси – Феодализм в России. Москва: Наука.

I. Takala. Drinking as a phenomenon of the Russian culture

многих это уже образ жизни, на который никак не воздействует ни общество, ни государство. За последние 20 лет в стране появились династии алкоголиков, наряду с мужчинами пьют женщины, все больше становится пьющих подростков и даже детей 7–10 лет. По оценкам главного санитарного врача России Геннадия Онищенко число больных алкоголизмом в стране приближается к 5 млн. чел. [14]. Попытки государства и пивных компаний последних лет переориентировать население с традици-

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

И.А. КРАСНОВ г. Санкт-Петербург

ЛУЧШЕ МЕНЬШЕ НЕ ЛУЧШЕ. «ГОТТЕНБУРГСКАЯ СИСТЕМА» И ПОЛЕМИКА О ПИТЕЙНОЙ КУЛЬТУРЕ В РОССИИ НА РУБЕЖЕ XIX–ХХ ВЕКА Experience in studying of the phenomenon of popular drinking and practical organizing of the struggle with this phenomenon in pre-revolutionary Russia is of great importance in our days. One of the areas of alcohol policy in Russia at the turn of the XIX–XX century was the search for an optimal organization of liquor trade. So called «Gothenburg system» gained great popularity among domestic theorists. Those arguments that were heard in Russia in the early XX-th century, when discussing «Gothenburg system» and drinking culture problems in general, reveal quite clearly and deeply the strengths and weaknesses of the two main approaches to solving the problem of mass alcoholism: promotion (involuntary introduction) of the complete abstinence from alcoholic beverages and spread of the drinking culture. На бытовом уровне существует два типа отношения к проблеме алкоголя и алкоголизма: 1) пить нужно в меру, 2) пить нельзя. Специалисты в сфере борьбы с массовым алкоголизмом, в сущности, тоже поделены на сторонников и противников этих одна другой противоречащих концепций. Принципиальное разногласие по данному фундаментальному вопросу находит свое продолжение и в стратегии, и в тактике движения трезвости. Что спасет Россию от пьянства: полное воздержание от употребления спиртных напитков (и, может быть, принудительное внедрение такого воздержания), или умеренное, культурное питие? Споры на эту тему начались в нашей стране не вчера. Когда в конце XIX в. в России развернулась широкая полемика о путях преодоления народного пьянства, сразу же нашлись яростные противники идеи умеренного потребления (назовем их условно «фундаменталистами») и скептики, считающие, что абсолютная поголовная трезвость – это утопия («реалисты»). Аргументы и первых, и вторых с тех пор особенно не изменились, в общем-то, всем известны. © Краснов И.А., 2011

«Фундаменталисты» говорят, что алкоголь по определению есть яд, а значит, не может быть и речи о каких-то «разумных», «умеренных» нормах потребления. А кроме того, с так называемого «культурного» пития, с легких спиртных напитков, со скромной рюмочки-другой по праздникам, начинается путь к алкоголизму самому настоящему, к непреодолимой зависимости от алкоголя, заканчивающейся чаще всего полной деградацией личности и даже физической гибелью. «Реалисты», в свою очередь, утверждают, что умеренное питие есть относительное благо на фоне буйного, разгульного пьянства, которое так часто встречается в нашем народе1. Заставит 1 В прежние времена у российских «реалистов» имелся важный аргумент: среднедушевое годовое потребление алкоголя в царской России было небольшим. Кстати, в сталинский период, по официальной статистике, пили и того меньше: если считать в одной водке, в 1932 г. потребление составляло чуть больше 1 литра, в 1940 г. 1,9 литра, в 1952 г. 1,85 литра. Ivan Krasnov, Alcohol, Consumption of (Russia), in Alcohol and Temperance in Modern History. An International Encyclopedia (Jack S. Blocker, David M. Fahey, and Ian R. Tyrrell, eds.), 2003. Vol. I, pp. 13–16. Иными словами, до определенного времени существовала надежда, что если этот скромный объем среднедушевого потребления удастся равномерно распределить на протяжении всего года, то проблема пьянства решится сама собой.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

2 Это можно отнести, пожалуй, и к медицинскому сообществу тех лет в целом. Так, согласно данным составленной доктором Т.И. Вяземским анкеты по вопросу об употреблении спиртных напитков, которая была распространена среди 54 московских врачей в 1914 году, 83% из них относились к употреблению алкоголя отрицательно (хотя и, как отмечал доктор И.Н. Введенский, многие – «с оговорками и умолчаниями…»). См.: Введенский И.Н. Опыт трезвости // Современная психиатрия. 1915. Т. IX. С. 185.

тво членов Комиссии по вопросу об алкоголизме при Обществе охранения народного здравия [14, 3], Александро-Невское общество (всероссийское братство) трезвости [1; 15], Всероссийский трудовой союз христиан-трезвенников [20, ф. 569, оп. 13, д. 553, л. 1–2], членов многих сект, начиная с хлыстов и духоборов и заканчивая общиной Ивана Чурикова… Среди приверженцев умеренного потребления было не так много врачей (хотя тоже были – например, К.К. Толстой с его оригинальной теорией, что поскольку питание у русского крестьянина скудное, нужно обеспечить ему возможность каждый день выпивать по стакану водки, однако не давать ему при этом пьянствовать [17, 201–220]), да и в целом сторонники умеренности, пожалуй, были в меньшинстве. Но это – если говорить только об общественных деятелях3. Государственная же алкогольная политика долгие годы строилась именно на постулате о возможности искоренения порока народного пьянства при сохранении продажи, а значит и потребления алкоголя. Сколько бы не укоряли правительство после 1895 г. «пьяным бюджетом» [4; 16], факт остается фактом: с вводом казенной винной монополии, помимо повсеместной организации попечительств о народной трезвости (которые финансировались за счет дохода от питейной торговли), в корне изменилась организация продажи водки [5; 9; 14; 19]. Прежняя, акцизная схема предполагала, что доходы виноторговца напрямую зависят от потребления народом алкоголя. И содержатель кабака или винной лавки всеми силами старался заманить к себе мужика. Вовсю работала нехитрая реклама, если у клиента не было денег, ему наливали в долг, из-за конкуренции шинкарей стоимость водки значительно снижалась [8, 140–141]… Казенная же винная лавка работала по-другому. Вопервых, продавец тут был наемным служащим на постоянном окладе, причем ника3 Соотношение сторонников воздержания и умеренного потребления среди общественных деятелей со всей очевидностью обнаружилось на I Всероссийском съезде по борьбе с пьянством, который прошел в Санкт-Петербурге 28 декабря 1909 – 6 января 1910 г. См.: Труды I Всероссийского съезда по борьбе с пьянством. СПб., 1910. Вып. I. С. 89–90 и др.

I. Krasnov. Less is not better. «Gothenburg system» and the controversy about the drinking culture in Russia at the turn of the XIX–XX century

или убедить миллионы россиян перейти к полному воздержанию от спиртного в обозримом будущем не представляется возможным: на это пойдут лишь единицы (сотни, в лучшем случае – тысячи), тогда как остальные будут пить, как и раньше. У этих остальных просто не хватит духа сказать: все, больше ни одной капли до конца жизни. Другое дело – культура пития, то есть спокойное отношение к алкоголю, когда он уже не является для человека главной радостью, чуть ли не главной целью земного существования, а просто одним из гастрономических продуктов, причем – не первой необходимости. И этого можно достичь пропагандой! Повторим, что две эти позиции за последнюю сотню лет изменений практически не претерпели. Какое значение, собственно, имеет сегодня полемика столетней давности о способах борьбы с массовым пьянством? На самом деле, опыт дореволюционной России в данном отношении трудно переоценить. С тех пор в России эта народная беда никогда столько не обсуждалась, никогда больше не принималось столько практических мер по ее преодолению. И что не менее важно, все эти суждения и все эти практические шаги теперь, что называется, «проверены временем», то есть, могут быть рассмотрены с позиции опыта прошедших десятилетий. Вопрос о преимуществах полного воздержания или умеренного потребления спиртных напитков – зримо или незримо стоит за всеми основными событиями алкогольной политики в России на рубеже XIX-XX вв. Мы найдем здесь и приверженность абсолютной трезвости, и попытки внедрить культуру пития, или хотя бы – понять, что это такое. На стороне полного отказа от алкоголя мы увидим большинство врачей, принимавших участие в движении трезвости2, большинс-

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Краснов И.А. Лучше меньше не лучше. «Готтенбургская система» и полемика о питейной культуре в России на рубеже XIX–ХХ века

ких премий за увеличение продажи ему не полагалось. Товар в лавку отпускался по ведомости, продавец отвечал за каждую проданную бутылку, в долг уже не наливал, и цена на водку была фиксированной. Другим важным моментом в организации казенной продажи питей была ликвидация традиционного кабака. Раньше кабак служил своего рода клубом, местом встреч деревенского или фабричного общества. Здесь судачили обо всем подряд и изливали душу, пели и дрались, плакали и мирились, шутили и молчали, и все были пьяные. С ликвидацией частной виноторговли водку можно было получить только из окошка винной лавки, ну и, может быть, еще в дешевых трактирах. Но общих мест для распития алкоголя, в любом случае, стало на порядок меньше. Идея организаторов монополии заключалась в том, чтобы разрушить среду, порождавшую наиболее тяжелые формы народного пьянства, и прежний кабак как социальное явление был если и не уничтожен полностью, то по крайней мере значительно потеснен. Таким образом, государство, вводя винную монополию, пыталось изменить культуру потребления алкоголя и тем самым уменьшить размеры пьянства. Ведь, как уже говорилось выше, размер среднедушевого потребления алкоголя в дореволюционной России был очень низким на фоне большинства европейских стран (до около 3,5 литра в год накануне введения сухого закона – раз в пять-шесть меньше, чем во Франции, в три раза меньше, чем в Германии, и т.д. [7, 9,283]). Проблема заключалась в том, что русские люди в большинстве своем пили редко, но помногу, что приводило к всевозможным буйствам, алкогольным отравлениям, запоям. Однако казенная винная монополия, конечно же, была не единственной моделью организации питейной торговли для российских теоретиков умеренного потребления алкоголя. Так, на волне постоянной критики монополии, определенную известность в России на рубеже XIX–XX вв. приобрела так называемая Готтенбургская (Гетеборгская) система. Эта система, примененная в шведском городе Гетеборге, заключалась

в том, что муниципалитет ограничивал цены на продажу спиртных напитков до такой степени, что эта торговля сама по себе переставала приносить прибыль. Зато с помощью спиртного можно было привлечь покупателей других товаров: например, в кафе будет больше посетителей, если там можно будет выпить рюмочку-другую, но прибыль будет давать не эта рюмочка, а кофе, закуски, обеды. А вот заказать одну только рюмочку в кафе было нельзя: только с «нагрузкой» из других блюд… Продавались алкогольные напитки и в клубах, где можно было, опять же, выпить кофе и закусить, а также поиграть в шахматы, бильярд, почитать газеты [11, 61]. Таким образом, Готтенбургская система развивала «культурное потребление» алкоголя – в меньших дозах, с закуской, со спокойным приятным общением и т.д. В российском Министерстве финансов Готтенбургскую систему, безусловно, неплохо изучили, однако, по вполне понятным причинам, считали отечественную казенную монополию системой более совершенной. Быть может, именно благодаря такому отношению к Готтенбургской системе со стороны официальных властей, она нашла в России сочувствие у некоторых, казалось бы, принципиальных сторонников абсолютной трезвости4. Напомним, что в России питейной торговле для широких масс, особенно с 1885 г. и, разумеется, при монополии, сопутствовал минимум дополнительных услуг. Министерство финансов целенаправленно боролось против того, чтобы водка распивалась там, где куплена. Это был другой взгляд на «культуру пития»: считалось, что, выпив сколько-то водки в кабаке, русский человек тут же добавляет еще, и еще, что 4 Так, Готтенбургскую систему приветствовал известный противник казенной винной монополии Д.Н. Бородин. (См.: Бородин Д.Н. Винная монополия. Экономическое и нравственное значение реформы // Труды комиссии по вопросу об алкоголизме. Вып. 3. Отд. II. С. 143; Бородин Д.Н. Готтенбургская система продажи спиртных напитков. СПб., 1910). При этом Бородин все-таки был одним из учредителей Всероссийского трудового союза христиан-трезвенников, одним из условий вступления в который было полное воздержание от спиртного.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

нужно было менять уже качество пития, то есть избыть традиционное восторженное, «праздничное» отношение к алкоголю, отношение, которое и предопределяло редкое, но обильное потребление спиртного. Патриархальный русский крестьянин имел возможность пить водку раз 50 в году, а то и меньше: по большим праздникам, да на свадьбах и поминках5. То есть, каждый раз возлияние увязывалось с каким-либо важным событием, и в результате само как бы становилось важным событием. Именно этот психологический момент лежал в основе так называемого «русского способа» пития, о котором нередко упоминается в дореволюционной литературе по вопросам алкоголизма. Ориентированная на умеренное (и по образу своему обыденное) потребление алкоголя, Готтенбургская система, в случае ее правильной реализации в России, могла бы существенно «размыть» сложившуюся в народной массе обрядовую алкогольную традицию, традицию пития «по поводу». Другое дело, могла ли прижиться в России такая продажи питей? И была ли бы она действительно эффективнее казенной монополии в плане борьбы с пьянством? Очевидно, вопрос нужно ставить шире: мог ли на рубеже XIX–XX вв. в России получить распространение «готтенбургский» способ пития – сравнительно регулярное, но умеренное по дозам потребление алкоголя? И было ли бы это хорошо? «Европейский способ» ведь тоже имеет свои далеко не приятные особенности: это более устойчивое привыкание к алкоголю, а, следовательно, и алкоголизм, развившийся на его почве, лечится труднее. Если рассматривать попытки борьбы со злоупотреблением алкоголем в рамках государственной винной монополии как насаждение в России «культурного» («европейского», «буржуазного» и т.п.) способа пития, то оценить результаты этого эксперимента довольно-таки сложно. Хотя бы 5 По расчетам В.И. Норова, количество приемов спиртного в России начала XX в. составляло 60–70 в год (в среднем для разных групп населения). См.: Норов В. Винная монополия и потребление водки // Русская мысль. 1908. Май. С. 37.

I. Krasnov. Less is not better. «Gothenburg system» and the controversy about the drinking culture in Russia at the turn of the XIX–XX century

неизбежно приводит к опоям и прочим неприятным эксцессам. А вот если он будет вынужден унести бутылку домой, то за добавкой ему придется снова идти на улицу, в лавку, а значит, процедура пития усложняется и создается предпосылка для более умеренного потребления алкоголя. Именно так должна была, в теории, подействовать на образ народного пития казенная монополия. На деле все вышло, разумеется, не столь гладко. С одной стороны, с устранением кабаков, как считали многие, пьянство стало переходить с улицы в семью, а с другой – до семьи зачастую дело и не доходило, потому что люди выпивали купленную водку прямо на ступеньках лавки, или в ближайшей подворотне. Но как бы то ни было, объективно Министерство финансов стояло на позициях «умеренного и разумного» потребления алкоголя, и государственная питейная политика последних предреволюционных десятилетий была направлена на то, чтобы в среднем невысокое потребление алкоголя более равномерно распределялось в течение года, а также среди различных социальных групп. Так что при всех различиях российской казенной монополии и «Готтенбургской системы», они преследовали одну и ту же ускользающую цель: «разумное» потребление алкоголя. Если уж говорить о различиях, то две модели двигались к указанной цели как бы с разных стартовых позиций. «Готтенбургские» эксперименты, надо казать, не были праздной забавой: пьянство было для Швеции в XIX столетии поистине национальным бедствием [13, 20]. Винокурни имелись почти в каждом крестьянском хозяйстве, что давало гигантский размер среднедушевого потребления алкоголя, и не одно десятилетие в Швеции ушло на то, чтобы снизить это потребление. В ход шли и административные меры, и массовые трезвеннические кампании, и экономические ограничения, и результаты далеко не всегда отвечали чаяниям. Однако у рядового шведа все-таки было то самое обыденное, рутинное отношение к алкоголю, лежащее в основе так называемого «культурного пития»: оставалось только уменьшить количество потребления. В России для этого

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

потому, что он был прерван, с одной стороны, в условиях все усиливающейся общественной критики, а с другой стороны, по причине внешних обстоятельств. Однако не будем забывать, что и другой эксперимент – введение в России принудительной трезвости (сухой закон, который был объявлен в связи с военной мобилизацией в 1914 г., и который царское правительство планировало сохранить после окончания войны) – также не был доведен до конца… Споры вокруг казенной монополии и «Готтенбургской системы», которые велись в России сто лет назад, достаточно ярко и глубоко раскрывают сильные и слабые стороны двух основных направлений

борьбы с массовым алкоголизмом, борьбы за полное воздержание от алкоголя и за разумное потребление. Сегодня же можно и нужно говорить об объединении двух подходов к решению проблем массового алкоголизма. Более чем столетний спор сторонников частичного ограничения и полного воздержания от потребления спиртных напитков в России должен рано или поздно завершиться формированием единой гибкой тактики противодействия этому социальному бедствию, тактики, основанной на четком понимании, в каких именно случаях необходимо говорить о полном воздержании, а в каких – об умеренном потреблении алкоголя.

Литература 1. Александро-Невское общество трезвости. Очерк деятельности. СПб., 1911. 2. Бородин Д.Н. Винная монополия. Экономическое и нравственное значение реформы // Труды комиссии по вопросу об алкоголизме. Вып. 3. Отд. II. 3. Бородин Д.Н. Готтенбургская система продажи спиртных напитков. СПб., 1910. 4. Бородин Д.Н. Итоги винной монополии и задачи будущего. СПб., 1908. 5. Булгаковский Д.Г. Очерк деятельности попечительств о народной трезвости за все время их существования. СПб., 1910. 6. Введенский И.Н. Опыт трезвости // Современная психиатрия. 1915. Т. IX. 7. Дмитриев В.К. Критические исследования о потреблении алкоголя в России. М., 1911. 8. Из возражений И.Р. Минцлова на доклад Д.Н. Бородина о винной монополии // Труды комиссии по вопросу об алкоголизме. Вып. 3. Отд. I. 9. Казенная продажа вина. СПб., 1900. 10. Краснов И.А. Кому на Руси пить хорошо? Очерки по истории алкогольного вопроса в дореволюционной России, 1885–1917. СПб., 2004. С. 193–205. 11. Минцлов И.Р. Монопольная торговля спиртными напитками // Труды комиссии по вопросу об алкоголизме. Вып. 1. (1898). Отд. II.

12. Норов В. Винная монополия и потребление водки // Русская мысль. 1908. Май. 13. Озеров И.Х. Алкоголизм и борьба с ним. Атлас диаграмм по экономическим вопросам. Вып. VII. М., 1914. 14. Осипов Н.О. Винная монополия, ее основные начала, организация и некоторые последствия. СПб., 1899. 15. Правила Александро-Невского общества трезвости и обязанности членов его. СПб., 1901. 16. Речи, произнесенные в первую сессию Государственной думы 3-го созыва депутатом от Самарской губернии М.Д. Челышевым. Б.м.: [б.и.], б.г. 17. Толстой К.К. Алкоголизм в России // Вестник общественной гигиены, судебной и практической медицины. 1986. Т. XXIX. Кн. 3. Март. II отд. 18. Труды I Всероссийского съезда по борьбе с пьянством. СПб., 1910. Вып. I. 19. Устав попечительства о народной трезвости. Одесса – Киев, 1896. 20. Центральный государственный архив истории Санкт-Петербурга. 21. Ivan Krasnov, Alcohol, Consumption of (Russia), in Alcohol and Temperance in Modern History. An International Encyclopedia (Jack S. Blocker, David M. Fahey, and Ian R. Tyrrell, eds.), 2003. Vol. I.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

И.В. НАРСКИЙ Южно-Уральский государственный университет

АЛКОГОЛЬ В РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ (1917–1922 гг.) The years of WWI, Revolution of 1917, the Civil War and Military Communism were marked by increase in demand for alcohol and its intensive consumption. This unusual thirst for alcohol testifies to great importance played by alcohol in extreme conditions of social collapse. In the article analysis of factors affecting popularity of alcohol gained in the times of anthropogenic disaster was made. It let the author put forward a hypothesis about formative character of the Revolution in building up soviet policy and drinking culture. Российская революция и последовавшие за нею катастрофические события вплоть до массового голода 1921–1922 гг. и его трудного преодоления «обрамлены» двумя эпизодами, во время которых массовое эксцессы пьянства приняли аномальный характер: массовыми разгромами городских винных складов в последние месяцы 1917 г., проходивших параллельно с приходом большевиков к власти, и повальным самогоноварением и бражничеством в сельской местности осенью 1922 г., на выходе из голодного бедствия и революционных потрясений. По иронии истории, спустя несколько дней после празднования 29 августа 1917 г. всероссийского дня трезвости и через три года после введения в России государственного запрета на свободную продажу спиртного в связи с началом Первой мировой войны, в стране поднялась волна разгромов казенных винных складов. В сентябре она охватила Астрахань, Ташкент, Орел, Гомель, Тамбов Уфу, в октябре – Харьков, Стародуб, Тарнополь и ряд других городов на юго-западе бывшей Российской империи, в ноябре захлестнула Петроград и, после первых слухов о падении Временного правительства, – большинство губернских и уездных центров провинциальной России. В декабре разгромы винных запасов утихли (за исключением единичных эксцессов, которые случались до лета 1918 г.), © Нарский И.В., 2011

отбушевав на окраинах страны, в том числе в русских регионах, вышедших из-под контроля большевистских властей [3; 6, 259–281]. Все эти «бесчинства», по авторитетному мнению командующего войсками Московского военного округа – фигуры, располагавшей достаточной для обобщений информацией – протекали по одному сценарию: «Картина всюду наблюдается приблизительно одинаковая. Начинается с разгромов винных складов; перепившаяся толпа переходит потом к разгромлению магазинов, лавок и домов. Руководителями и зачинщиками является кучка темных лиц, большей частью освобожденных уголовных каторжников» [5, 198]. Действительно, разгромы винных складов проходили по одной схеме, порождая у очевидцев подозрения в их спланированности и наличии злонамеренных организаторов. Однако попытки современников политизировать эти события, обвинив в их организации, в зависимости от партийных позиций рассказчика и местной конъюнктуры, контрреволюционных или большевистских «провокаторов», не выдерживают критики: мы имеем дело со стихией, которая из-за одновременности событий и схожести сценария порождала у современников ощущение организованности. Следствием этого события стали уничтожение большей части гигантских государственных запасов алкоголя и прочего имущества винных складов и частных ма-

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Нарский И.В. Алкоголь в русской революции (1917–1922 гг.)

газинов, а также многотысячные жертвы пьяной неосторожности: утонувших в резервуарах с алкоголем, сгоревших во время пожаров винных складов, отравившихся и, начиная с поздней осени, умерших от переохлаждения. Массовым пьянством был отмечен не только первый год революции, но и ее окончание. Осенью 1922 г. власти не на шутку встревожило неожиданно быстрое и широкое распространение в деревне самогоноварения и пьянства. Крестьянство своеобразным способом отмечало окончание голода и возвращение к относительно нормальной жизни. «Пьяный» праздник 1922 г. имел прецеденты в российском прошлом: «Сильные загулы отмечались обычно в осеннюю пору урожайного года после череды неурожайных лет, а также в случае неожиданных сложений недоимок, объявления войн и заключения мира» [7, 134]. Все эти обстоятельства слились в 1922 г. в мощный аккорд: год был урожайным, голод был пережит, налоги оказались не столь обременительны, как в 1921 г., после многолетних тягот войны и революции наступала, казалось, мирная пора. Массовое сельское пьянство вызвало озабоченность в городах, выра-

зившуюся в антиалкогольной кампании в прессе, появлении в начале 1923 г. рубрики «пьян(ь)сводка» в бюллетенях ГПУ о настроениях населения, массовых обысков и конфискаций. Несмотря на все принимаемые меры, пьяный ажиотаж пошел на убыль лишь к началу полевых работ 1923 г. Строго говоря, погромы винных складов в 1917–1918 гг. и массовое самогоноварение и пьянство в деревне осени-зимы 1922–1923 г. были лишь наиболее радикальными проявлениями невероятной популярности алкоголя в русской революции, что заставляет предположить наличие важных функций у пьянства в революционную эпоху. Грандиозность и размах «пьяной революции» явно недооценены исследователями и заставляют задуматься о природе этого феномена1. Чтобы попытаться объяснить его, следует, во-первых, очертить круг факторов, создававших наиболее благоприятную конъюнктуру для широкого распространения пьянства, во-вторых, понять, какие функции выполняла массовая алкоголизация населения в годы революции и, наконец, в-третьих, задаться вопросом о роли революции в складывании советской культуры пития.

Факторы, содействовавшие массовому пьянству Первая мировая война и последовавшая революция создали гремучую смесь причудливо переплетенных факторов, благоприятствовавших беспрецедентно широкому и беспрепятственному распространению пьянства. Среди них на первое место следует поставить противоречивость антиалкогольной государственной политики. Запрет на свободную продажу алкоголя действовал в России с 1914 по 1925 гг. Однако в нем были прорехи, позволявшие легально обойти его. В годы Первой мировой войны любители горячительного могли без больших проблем раздобыть спиртосодержащие суррогаты, которые в большом количестве и без должного учета отпускались в сапожное производство, за пределами государственных складов. Торговля качественным высокопроцентным спиртным отчасти перекочевала в аптеки,

где его можно было приобрести по рецепту врача. В 1918 г. на территориях, подконтрольные антибольшевистским правительствам, предпринимались разовые акции 1 О функциях алкоголя в поздней Российской империи и в революционной России см.: Павлюченков С.А. Веселие Руси: революция и самогон // Революция и человек: быт, нравы, поведение, мораль. М., 1997. С. 124–142; Smith R.E.F. Bread and Salt: a social and economic history of food and drink in Russia. Cambridge, 1984. P. 74–109; Байрау Д. Бахус в России // П.А.Зайончковский (1904–1983 гг.): Статьи, публикации и воспоминания о нем. М., 1998. С. 352-377; Phillips L.L. Bolsheviks and the Bottle: Drink and Worker Culture in St. Petersburg, 1900–1929. De Kalb, 2000; Herlihy P. The Alcoholic Empire: Vodka and Politics in Late Imperial Russia. N. Y., 2002; Braun M. Vremja Golovokruzhenija – Zeit des Schwindels. Der alkoholische Rausch als Geste kulturellen Beharrens in der Sowjetunion der 1920er und 1930er Jahre // Zeitschrift fuer Geschichtswissenschaft. 2003. № 10. S. 896–909.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

Однако с самого начала обнаружилось, что на пути ликвидации запасов алкоголя, этих потенциальных источников угрозы новому порядку, стоят трудноразрешимые препятствия чисто технического характера, связанные прежде всего с гигантскими объемами спиртного, отсутствием технологий его уничтожения и несовершенством канализации, в которую можно было бы его незаметно спустить, в большинстве губернских и уездных городов [5, 182–183]. Иного выхода, кроме сброса алкоголя в городские водоемы (что и было проделано во многих городах), власти придумать не смогли. Им не оставалось ничего иного, как сидеть на этой бочке горючего, предпринимая вялые и малоэффективные попытки побороть народное пьянство и ожидая либо успокоения, либо взрыва «пьяной революции» в буквальном значении слова, которая и прокатилась по всей стране осенью – в начале зимы 1917–1918 гг. Не следует сбрасывать со счетов и экономический интерес, стоявший за незаконным производством и распространением алкоголя в условиях сухого закона. В рассматриваемый период горячительное, благодаря инфляции и дефициту самых необходимых товаров и услуг, все более уверенно превращалось в эрзац твердой валюты. Российское население оперативно разработало ряд стратегий сопротивления трезвому образу жизни: контрабандное распространение алкоголя в приграничных районах, потребление суррогатов питьевого алкоголя (политуры, технических спиртов и других спиртосодержащих жидкостей) в городах, массовое самогоноварение в деревнях и т.д. [9, 900]. Введение запрета на свободную продажу алкоголя в 1914 г. в сочетании с обязательными государственными поставками крестьянского хлеба по твердым ценам превращали самогоноварение в экономически выгодную операцию. Выработка самогона приносила доход, в несколько раз превышавший стоимость утилизированного в этих целях зерна и сахара. Противозаконное производство и употребление самодельного алкоголя еще больше усилилось в связи с Февральской революцией и ликвидацией полиции: сила власти и размах пьянства находились в об-

I. Narsky. Alcohol in the Russian Revolution (1917–1922)

по нормированной продаже алкоголя с немногих уцелевших винных складов для пополнения государственного бюджета, а в начале 1919 г. сухой закон на «белых» территориях был фактически отменен. Так, с 1 февраля 1919 г. в Сибири была восстановлена казенная продажа питей [5, 247–248]. Большевистское руководство лишь в конце 1919 г. законодательно урегулировало вопрос о сухом законе в Советской России, запретив декретом от 19 декабря производство и продажу спирта и крепких алкогольных напитков, за исключением не превышавших крепостью 12°. После введения нэпа, в 1921–1922 гг., было разрешены частные производство и продажа виноградных вин, а затем пива. Непоследовательность государственной политики усугублялась слабостью государственных структур, неспособных проводить в жизнь принятые решения и контролировать их исполнение. Судьба казенных винных складов в 1917–1918 гг. – яркий тому пример. Настоящей головной болью для Временного, а позже и для советского правительства, губернских комиссаров и общественных организаций стала судьба государственных запасов спиртного. С крахом самодержавия эти вожделенные сокровища в одночасье оказались бесхозными, превратившись в соблазнительный объект для несанкционированных посягательств. 13 марта 1917 г. Временное правительство разослало акцизным управляющим циркуляр о необходимости усиления охраны винных складов. Ссылаясь на стратегическое значение спирта для военной промышленности, в том числе для изготовления пороха, новое правительство предусматривало возможность его уничтожения при крайней необходимости по усмотрению местных властей. За этим аргументом скрывался, видимо, другой и не менее важный мотив. Погромы винных погребов в столице продемонстрировали свою грозную реальность гораздо раньше, начавшись сразу же после Февральской революции и повторяясь во время каждого последующего политического кризиса, и расценивались как серьезная опасность для существования новой власти.

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Нарский И.В. Алкоголь в русской революции (1917–1922 гг.)

ратно пропорциональной зависимости. С самогоноварением не в силах были справиться ни милиция, ни акцизный надзор. Суды были завалены делами о незаконном изготовлении спиртного, которые лежали без движения или рассматривались с опозданием. Не могли побороть незаконное массовое производство и реализацию спиртного и репрессивные мероприятия большевиков. В годы «военного коммунизма», как и раньше, повсеместно наблюдались «неупорядоченные вспышки пьянства на всех социальных уровнях и не вполне уверенная реакция на него партийного руководства» [7, 127]. С 1917 г. хозяйственные мотивы оказались обогащенными целым букетом сопутствующих обстоятельств, благоволивших массовому пьянству. Среди них – изменение статуса бражничанья, которое

в обстановке всеобщей бедности превращалось в индикатор процветания и удачливости; переход основной части городского населения на однообразное, основанное преимущественно на углеводах, а затем и скудное питание, – переход, который, видимо, облегчался употреблением спиртного; плачевное санитарное состояние городов, повышавшее значение алкоголя как традиционного народного средства профилактики заразных заболеваний; ограниченность источников питьевой воды, заменителем которой выступали алкогольные напитки. В этой связи целесообразно задаться вопросом не только о политических и экономических обстоятельствах, благоприятствовавших производству и распространению алкоголя, но и о его функциях в чрезвычайных условиях российской революции.

Функции алкоголя в революции Прежде всего, нужно учитывать инструментальную роль алкогольных напитков в России революционного периода. Имеется в виду, во-первых, использование алкоголя в качестве важного экономического ресурса, о чем коротко уже упоминалось. Во-вторых, росло его физиологическое значение, приближаясь к роли горячительного в Средневековье [12, 145–149]. Переход на малокалорийную, законсервированную с помощью соли пищу усилил роль спиртных напитков как источника дополнительных калорий и утолителя жажды, сила которой неизвестна современному человеку. Ухудшение санитарного состояния городов, участившиеся и усилившиеся вспышки эпидемий, дефицит медикаментов – все это превратило спиртосодержащие вещества в альтернативу ненадежным источникам воды и в основное (в полном соответствии с простонародными стереотипами) антисептическое и лекарственное средство. Наметившаяся в международной историографии последних десятилетий тенденция интерпретировать интенсивное употребление алкоголя в переходные периоды как физиологическое, а не психологическое явление [15, 19–26] имеет бесспорные преимущества. Однако ряд обстоятельств

позволяет предположить, что потребление спиртного в революционной России являлось, помимо прочего, средством снятия ощущения неуверенности и избавления от страхов в неуютной, малопонятной и быстро меняющейся обстановке, способом символического «исправления» действительности, восстановления разрушавшихся социальных скреп, или ухода от нее1. Действительно, пьянство в России достигало наиболее грандиозных масштабов в самые острые моменты революционной истории, а именно в периоды смены власти или политического курса. Не трудно также заметить, что «пьяные» фазы совпадали со временем, когда очередной урожай был собран, и крестьянство одновременно и праздновало, по традиции, завершение сельскохозяйственного цикла, и жило в ожидании новых притязаний очередного режима на плоды крестьянского труда. Срывы в запой в деревне сопровождали, таким образом, моменты наибольшего напряжения и неуверенности в завтрашнем дне, предоставляя возможность забыться от горьких будней. 2 О пьянстве в советском городе 1920-х гг. как форме ретритизма см., напр.: Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920-1930 годы. СПб., 1999. С. 20–48.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

населения к Советской власти – во время насильственных сборов разверсток и крестьянских волнений. Представителей власти и правоохранительных органов первых лет существования Советской России можно с уверенностью отнесли к группам повышенного риска. Слабость государственных институтов и массовая неприязнь населения делали жизнь этих категорий служащий полной ежедневных опасностей, временно избавиться от которых, вероятно, помогал алкоголь. Как и для других слоев населения, неумеренное употребление спиртного позволяло работникам нового режима, с одной стороны, забыться, расслабиться и уйти от повседневного напряжения, глуша в алкоголе сомнения и страхи, а с другой – подбодрить себя, символически продемонстрировать принадлежность к мужскому кругу, закрепить дружеское расположение и товарищеские связи.

Революция и советская культура пития Итак, весь период предреволюционной и революционной истории России отмечен пристрастием к неумеренному употреблению спиртного. Пили в последние годы империи и при Временном правительстве, при «красных» и при «белых», в годы «военного коммунизма» и в начале НЭПа. Пристрастием к алкоголю грешили рабочие и крестьяне, городские низы и бывшее «образованное общество», солдаты и офицеры «красных» и «белых» войск, представители всех властей, партийные функционеры и ответственные работники, администраторы и стражи порядка. Все сменявшие друг друга режимы усматривали в бесконтрольной алкоголизации населения опасность своему существованию и были малоуспешны в попытках умерить или искоренить массовое пьянство. Какие интерпретации данного феномена возможны? Ответ, лежащий на поверхности, состоит в том, что массовое пьянство в русской революции было очевидным проявлением недоверия населения к власти и подспудным или явным сопротивлением ее претензиям. Именно так, как репрезентация дореволюционного порядка, рассматрива-

ется, например, потребление алкоголя в СССР 1920-х–1930-х гг. Ведь «алкогольное опьянение содействовало сопротивлению. В нем выражалось упрямство. Упрямство, которое доверяло старому больше, чем новому, знакомому больше, чем незнакомому, привычному больше, чем чужому» [9, 897]. Однако этот интерпретационный образец имеет явные границы применимости. Во-первых, он соответствует восприятию и оценке бесконтрольной алкоголизации из перспективы официальных сфер и поэтому в состоянии объяснить, например, антиалкогольную пропаганду и политику советских коммунистов, но отнюдь не массовое распространение пьянства. Во-вторых, интерпретация увлечения горячительным как пережитка старого дает сбой вследствие приверженности этой пагубной страсти не только «темных» крестьян, но и «сознательных» революционеров. Более убедительной представляется версия, согласно которой революция, как никакой иной период российской истории, наглядно продемонстрировала современникам во власти и за ее пределами не только опасности, но и «спасительную

I. Narsky. Alcohol in the Russian Revolution (1917–1922)

Вероятно, «психологическая» функция алкоголя не исчерпывалась желанием утопить в нем свое горе. При объяснении вспышек массового пьянства в периоды наибольшей неуверенности в будущем не следует забывать, что совместное возлияние создает иллюзию укрепления связей между его участниками, помогая не только бежать от общества, но и испытать интенсивное ощущение принадлежности к группе. В условиях ослабления и обрыва общественных связей эта функция была, видимо, особенно востребованной. В этой связи обращает на себя внимание многочисленность свидетельств об укоренении пьянства среди ответственных работников, членов большевистской партии и, особенно, стражей порядка. Сообщения в печати и сводках ЧК о беспробудном пьянстве местного начальства, катаниях с «барышнями» на лошадях и дебоше, как правило, учащались в наиболее опасные для него периоды ухудшения отношения

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Нарский И.В. Алкоголь в русской революции (1917–1922 гг.)

силу» алкоголя как структурирующей, объединяющей, мобилизующей и примиряющей с действительностью силы, как важное средство выживания в перманентной экстремальной обстановке. Массовую тягу к алкоголю не могли искоренить ни антиалкогольные кампании, ни коллективизация, на какое-то время затруднившая крестьянское самогоноварение [8, 242]. В этой связи позволительно выдвинуть гипотезу о формативном характере революции в складывании советской культуры пития. Можно выделить несколько элементов, конститутивных для советской повседневной культуры потребления алкоголя, ясно проявившихся в годы революции. Во-первых, это поступательный рост его душевого потребления: по сравнению с началом ХХ в. этот показатель вырос к 2009 г. в пять раз [2]. Во-вторых, качество и структура потребляемого алкоголя, определившиеся в годы революции, во многом сохранилась на протяжении всего советского периода. Имеется в виду предпочтительное потребление высокопроцентного алкоголя и высокий уровень самодельных и суррогатных алко-

гольных напитков, особенно в периоды государственных антиалкогольных кампаний. Начавшаяся с 1930-х гг. пропаганда статусных, «культурных» алкогольных напитков – коньяка и шампанского – не добилась ожидаемого эффекта [10]. В-третьих, распитие алкоголя на всем протяжении советского периода неофициально сохраняло положительную коннотацию и символическую функцию цементирования мужского братства, закрепленную фронтовым опытом двух мировых войн. В этой связи вполне логично выглядит приверженность к интенсивному потреблению алкоголя в советских партийно-государственных сферах, строивших социализм «по-военному». В таком случае объяснительная матрица, сводящая советско-российскую культуру пития к резистентным пережитками прошлого, оказывается явно недостаточной. Скорее позволительно говорить о «пьяной революции», то есть о качественных переменах в культуре потребления алкоголя советского времени, для которой формативным периодом стали годы российской революции 1917–1922 гг.

Литература 1. Байрау Д. Бахус в России // П.А. Зайончковский (1904–1983 гг.): Статьи, публикации и воспоминания о нем. М., 1998. 2. Водовозов А. Алкоголизм: взгляд столетней давности // Троицкий вариант. № 22 (66). 8.11. 2010. 3. Канищев В.В. Русский бунт – бессмысленный и беспощадный: Погромное движение в городах России в 1917–1918 гг. Тамбов, 1995. 4. Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920–1930 годы. СПб., 1999. 5. Нарский И.В. Жизнь в катастрофе: Будни населения Урала в 1917–1922 гг. М., 2001. 6. Нарский И.В., Хмелевская Ю.Ю. «Упоение» бунтом в русской революции (на примере разгромов винных складов в России 1917 г.) // Российская империя чувств: Подходы к культурной истории эмоций. М., 2010. 7. Павлюченков С.А. Веселие Руси: революция и самогон // Революция и человек: быт, нравы, поведение, мораль. М., 1997. 8. Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня. М., 2001.

9. Braun M. Vremja Golovokruzhenija – Zeit des Schwindels. Der alkoholische Rausch als Geste kulturellen Beharrens in der Sowjetunion der 1920er und 1930er Jahre // Zeitschrift fuer Geschichtswissenschaft. 2003. № 10. 10. Gronow J. Caviar with Champagne. Common Luxury and the Ideals of the Good Life in Stalin’s Russia. Oxford, New York, 2003. 11. Herlihy P. The Alcoholic Empire: Vodka and Politics in Late Imperial Russia. N.Y., 2002. 12. Montanari M. Der Hunger und der Ueberfluss. Kulturgeschichte der Ernaehrung in Europa. Muenchen, 1999. 13. Phillips L.L. Bolsheviks and the Bottle: Drink and Worker Culture in St. Petersburg, 1900–1929. De Kalb, 2000. 14. Smith R.E.F. Bread and Salt: a social and economic history of food and drink in Russia. Cambridge, 1984. 15. Tappe H. Auf dem Weg zur modernen Alkoholkultur: Alkoholproduktion, Trinkverhalten und Temperenzbewegung in Deutschland vom frhen 19. Jahrhundert bis zum Ersten Weltkrieg. Stuttgart, 1994.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

ALEXANDAR MIHAILOVIC Hofstra University, USA

ALCOHOLISM AND REHABILITATION IN THE WORK OF THE MIT’KI Мнение «митьков» по проблеме алкоголизма заслуживает особого внимания, поскольку употребление алкоголя сыграло значительную роль при формировании их субкультуры, а сами они являлись алкоголиками, когда создавали свои основные произведения. В статье рассматривается следующий круг вопросов: наследие «митьков» в обсуждении социальных проблем, связанных с алкоголизмом; их мнение относительно политики «сухого закона» М.С. Горбачева; «митьки» и трезвенное движение. The paradigm of intoxication as a shared or social experience haunts many Russian descriptions of even solitary drinking. Perhaps it is not surprising then that the mit'ki's characterizations of (and attitudes toward) alcohol consumption represent a common ground among the highly disparate writing and painting within the group. When the mit'ki first became widely known in the Leningrad underground of the late eighties, the group was notorious for its seeming elevation of alcohol consumption to a cult-like status. Yet the idea of the collective is itself remarkably protean and variegated in the work of the mit'ki, with shared concerns or leitmotifs receive stylistically distinct treatments in the hands of its member artists and writer. A few mit'ki have made the diversity of response a subject of their writing and painting, portraying personal vanity as an agent of chaos within the cohort idyll; even in the early days of the group, the group's internal differences was at times reminiscent of bickering within an aging rock band. The mit'ki seemed to be an internally contentious crew that was held together only by its interest in drink, which gradually became transformed into the group's core identity. Many Russian cultural commentators go so far as to assert that the mit'ki's current obsolescence and general irrelevance in Medvedev's Russia has to do with their recent sobriety. It has also been argued that the mit'ki's discussion of alcoholism – and more specifically the role that drinking played in the formation of © Mihailovich A., 2011

their quasi-dissident subculture – represents one of the few honest treatments of the culture of substance abuse within Russian literature, one that is all the more eloquent and vivid for having been launched by artists and writers who were still riding the crest of an alcoholic wave. During a 2009 televised round-table discussion about alcoholism on Russia's Channel 1, one commentator (the actor Veniamin Smekhov) pointed to Dmitri Shagin across the studio and suggested that the legacy of alcoholism among the mit'ki made it possible for them to subsume the unprepossessing “ruins of socialist realism” into an esthetic of “enchanting irony,” as if to remind the audience that not everything stemming from the habitual practice of inebriation is destructive1. Certainly one consequence of viewing alcohol as a catalyst for a deeper understanding of the collective ideal is that collectivism itself takes on a distinctly tragic yet short-lived character: like any addictive pathology, it requires a therapeutic overcoming of trauma and dependence. In the work of the mit'ki, the collective nature of Russian alcohol consumption is sublimated into a no less collective renunciation of it. But sobriety represents much more than a sublimation, the process that Freud regarded as the semitragic attenuation of desire that comes with the 1 “Я гляжу в ясные очи любимого автора Дмитрия Шагина. Митьки, которые будто бы все руины соцреализма предали такой пленительной иронии, и мы можем смеяться на эту тему, и слава Богу”(http://www.1tv.ru/sprojects_edition/si5761/ fi1585/).

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Mihailovic A. Alcoholism and rehabilitation in the work of the mit’ki

civilizing project. More than anything, for the mit'ki sobriety reconfigures artistic activity, and is characterized by a distinct shift of emphasis from linguistic to visual creativity. The beginnings of the mit'ki can be dated to 1984, during the loungers of a bus trip that the artists took from Estonia to Leningrad. The name purportedly emerged as the result of a misunderstanding during verbal badinage, and in this regard the “christening” of the mit'ki is powerfully (and in all likelihood deliberately) suggestive of the stories about the situational or improvisational coining of absurd or nonsensical names of any number of rock ensembles in the west (Jefferson Airplane, Led Zeppelin, and the Kinks, among many others) and in Russia itself (Akvarium, Zvuki Mu, etc.). There is a sense that these personal accounts, whether true or not, comprise an important part of what Shinkarev himself in Mit'ki terms the “group mythology”: the secondary sources outside of the primary work of the movement (the latter taking the form of literary texts, music and/or painting) that serve as interpretive tools or filters. One could go as far as to say that these rumors and apocrypha result in a symbiosis between primary and secondary texts: who is to say what is the core achievement, and what is the peripheral anecdote? The aleatory ideal – the esthetic that glorifies the accidental, the slipshod or the jerry-built – is relevant to the group identity of the mit’ki in another way as well. In one of Aleksandr Florensky’s drawings for the 1990 publication of Mit’ki (the only edition of Shinkarev’s book published in the Soviet Union), a “Russian” Mozart has a balalaika slug across his chest, accompanied by a caption with a migraine-inducing confusion of alphabets (МОZАРТ) [4, 77]. All of Florensky's drawings in the 1990 edition (which he in fact drew during the time that Shinkarev was still writing his book, and which also appeared in the mimeographed samizdat copies of the book) suggest the simulation of rushed or untutored artist, someone who picks up a black magic marker in a moment of mild intoxication. So what if Mozart wears a Russian winter cap with earflaps – just as the mit'ki do – atop an eighteenth-century peruke? Who cares if the caption “Mozart was Russian” is badly smudged? Who wouldn't mash up a few details after a few drinks? Other illustrations in the series suggest more explicitly that ine-

briation facilitates a mix or fusion of East and West, and perhaps even a dialogue between cultures. The top caption of one illustration of a scene from Место встречи изменить нельзя (the mit'ki's favorite Soviet television series) reads “A Scene from an well-known American mini-series”; the bottom caption has Captain Zheglov saying to Hunchback (in Cyrillictranscribed English) “Meik may dey”[4, 132]! Popular culture already represents a shared or global fusion of material; it also represents the essentially socialist principle of the abolition of private property, of what is mine being yours. The artifacts of the media are dissolved and blended through the use of alcohol, that great leveller and a vehicle for unfettered socializing (R. obschenie); furthermore, such mixing and fusion of radically different elements – from the dclass to high culture – is also reminiscent of the nineteenth-century Slavophile notion of Russian collective consciousness (sobornost'). In the cell-like world of the Leningrad underground, alcohol serves as a center of gravity of mit’ki, as its internal glue. Much of what has been written and said about Shinkarev’s Mit’ki has situated it as a foundational text, as a bible of the group. Although Shagin insists that Shinkarev did not so much create as document the mit’ki as a movement, even he acknowledges the importance of this text for putting the group before the eye of the “underground” community in Leningrad. Yet alcoholism and its behavioral correlative of burlesque addle-patedness and raucous social disorder was very much a part of the public perception of the mit'ki, even prior to Shinkarev's completion of the book. Only a year after the first four chapters of Shinkarev’s Mit’ki appeared in the samizdat journal Krasnyi Shchedrinets, in 1986 the same journal published the art historian Luka Kuznetsov’s satirical four-act play about the group. Kuznetsov titled his play Oppanki – Indeed!, in a pun on the Easter-time rejoinder “Indeed He [Christ] is risen!” that reflects an awareness of the mit’ki’s satirical project of exposing cults of personality. Kuznetsov liberally draws on details from Shinkarev's book about members of the group, who in his play speak in a dadaist collage of quotes from hackneyed Soviet films and Shinkarev's musings about the mit'ki. It is a short four-act play, with Shagin, Florensky, Shinkarev, Filippov, and Kuznetsov as char-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

is “the universal substance of love and friendship, ineluctably leading to impotence, spite, fights, and wars.” We're better off, he writes, relying on beer and wine, for then everything in the world will be “calmer.” After all, wine is the drink of seduction, for the romantically supine, and beer is “full of peace-loving female hormones, which unfortunately contribute to weight gain and overall chunkiness” [12, 98]. There is a significant association within the work of the mit'ki of alcohol-related full-bodiedness with a peace-loving disposition in general, and femininity in particular. Certainly there is the perception that the consumption of beer in particular has an infantilizing effect, undercutting an adult masculinity. In one of his paintings from 2008 (based on an ink drawing from the early nineties, and which is reproduced on the cover of the 2011 anthology of Shinkarev's writing about the mit'ki) [29], Shinkarev portrays two mit'ki sitting in a sandbox with what looks suspiciously like an old-fashioned milk jug (common in the Soviet period) filled with beer. Outside the box, they are flanked by two children sitting on the ground and one in a swing set. All three children are in the pose of exuberantly outstretched arms, identical to the larger figure of the mit'ki. The vertical composition of the painting frames the human tableau with the rainbow on the top, and a punning caption on the bottom that reads “Rainbow-Arch, don't drink our beer! [raduga-duga, ne pei nashe pivo].” The “rainbow-arch” functions as a kind of superego: other forms of alcohol have been taken away, with beer becoming something of a last refuge for consumption. The restriction on hard liquor from 1985 to 1987 had certainly wrought a fundamental change on the country as a whole. During that period, the overall mortality rate among men fell by 12%, and among women by 7%. Among men, death resulting from demonstrably “alcohol-specific causes” dropped by 56%, coinciding with a decline in per capita consumption of 14.2 litres of pure alcohol in 1984, to 10.7 litres in 1987 [27, 82]. It is therefore not surprising that beer became ascendant as a more expedient and healthy channel for imbibing, as a state-sanctioned “safety-valve” for those living in a quasi-prohibition of spirits. The fact that the quality production of beer in Russia has been historically associated more closely with St. Petersburg than with Moscow reinforces the sense of the

A. Mihailovic. Alcoholism and rehabilitation in the work of the mit’ki

acters, together with five different 'Olenka' Florenskaya’s (numbered 1 through 4, and 666). The characters speak in a dadaist and postmodernist verbal collage of quotes from the mit'ki's favorite Soviet-era films (Адъютант его превосходительства, Место встречи изменить нельзя). In the spirit of character-deformational burlesque, at one point Shinkarev takes on the role of a woman. Kuznetsov's satire portrays the triumph of the mit'ki, with Shagin declaring that “there are many of us in every kilometer – here and the world over!” At the end of the play, the rowdy bickering reaches a crescendo of alcohol-induced characterdeformation as Shinkarev declaims the lines of an earnest wife of a railway officer from a Soviet film, and Shagin flops in despair on a couch after he realizes that he drank the entire supply of beer in the apartment: “on [his] face there registers surprise, followed by grief.” Shagin has the last word in the play, voicing a realization of his weight gain through overconsumption of beer and the fact that alcoholism underscores the mit'ki's highly parodic stance towards the heroic and military ideal. After hearing the notes of the mit'ki march and the procession of “brothers and little sisters” fade away, Shagin grouses that he has gained weight: “my armor top has gotten too short... Dyk” [23, 24]... Beer as the drink of choice is highly significant in this early portrayal of the mit'ki, by someone outside their own circle. Beer was much easier to obtain during the era of Gorbachev's “dry law,” and for many Russians became a surrogate for vodka. Furthermore, within the culture of Russian alcohol consumption, the associations with beer are distinct from those with vodka. Apparently, not all states of inebriation are created equal: each has it own specific poetics, and even spirituality. The status of the mit'ki as those who, in the late Soviet era, enjoyed different forms of alcohol in a attempt to adapt to new strictures is evident in Aleksandr Florensky's cover illustration of the 1990 edition of Shinkarev's book, which has one member of the group swigging from a beer can and another from a bottle of what might be vodka or wine. As the journalist Aleksandr Levintov notes in his amusing 2005 examination of alcohol consumption in Russia and Ukraine since the end of the Second World War, vodka (a word that in Russian is feminine in gender) is something of a fickle mistress; it

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Mihailovic A. Alcoholism and rehabilitation in the work of the mit’ki

mit'ki as carriers of a distinct local identity during a time of incipient national collapse2. Yet the state manipulation of the alcohol market in the late eighties also reflects an awareness of the foucauldian (or even pavlovian) status as alcohol as a tool of social control, a dynamic that several specialists on Russian alcoholism have termed the “alcoholization” of Russian society. As the St. Petersburg-based sociologist Iosif Gurvich notes, from the time of the state-regulation of taverns in the middle of the seventeenth century up to the present day, the Russian state has held to a certain “ideal of alcohol,” consisting of a shrewd modulation of access to liquor: the selling of liquor was a state-run business during most of the tsarist era and all of the Soviet one, and “the people's cheerfulness was useful to the government”3. In several of his monochrome (and often conceptually somber) prints and drawings, Shagin clearly expresses an awareness of this larger agenda, which covers both the Gorbachevian restrictions and the earlier saturation of the country with alcohol in times of widespread political upheaval and a depleted treasury. In one drawing, Shagin stands at the end of a long line leading up to a kiosk marked with a “Beer” sign [14, 15]. The kiosk stands in front of am unmarked fence, beyond which looms a factory chimney. The entire scene suggests the setting of a prison camp, with inmates standing in line for food. Genuine “cheerfulness” and joy have no place in this setting. Another of Shagin's drawings, captioned “They Stand Silently,” has two downcast men in front of a boarded-up beer kiosk4. The iconograph of the 'X' mark, denoting a restriction or abolition of a substance or product, is evident elsewhere in Shagin's work. In his self-portrait as a recovered alcoholic, both his posture and 2

For more on the perception of Leningrad/St. Peterburg as a “brewer” city, see: Aleksandr Levintov, Выпивка и пьянка (“Эксмо”, М., 2005), 266–267. 3 Interview in St. Petersburg with Iosif Gurvich (10 April 2006). For more information about government control of the sale and production of alcohol, see pages 15–26 of Употребление алкоголя в России: История, статистика, психология (Факультет психологии С.-Петербургского гос. Университета, 2008), parts of which draw on Gurvich’s earlier research. 4 Reproduced in Dmitri Shagin’s Митьковские песни и пляски (“Композитор Санкт-Петербург”: СПб., 2005), 33. This drawing by Shagin can be found on the Russian internet as well: http://www.bochkavpechatleniy.com/social/blog/60512/20324

the boarded-up kvas kiosk behind him recalls the St. Andrew Cross, the emblem of the Russian navy since is founding by Peter the Great [15, 59]. All of these images suggest that the weaning from alcohol necessarily takes on an incremental form, moving from potent spirits, to fermented beverages of descending alcoholic content, culminating in the consumption of kvas, a drink with a negligible alcohol content and a flavor that is reminiscent of stout. In this self-portrait Shagin carries in his pocket a copy of a book about the '12 Steps' and stands triumphantly before the viewer, with St. Isaac's cathedral in the distant background and, closer to the foreground, a boarded-up kvas kiosk. The entire tableau suggests a completion of the recovery process, and liberation from the ponderous chains of dependence. The role of mutual support in abstention from alcohol in any and all of its forms is reinforced by Shagin's 2006 painting (titled «The Way of the Mit'ki” [Путь митьков] of Shagin and another man walking across a bridge with their arms around each other, past a boarded-up kvas kiosk [19]. The reader- and viewer of the mit'ki's work is left with the paradoxical impression that alcoholism represents a necessary intermediate stage – a stepping stone – to a fuller socialization and communal ethics expressed in the 12-step program. From this perspective, alcohol represents only a simulacrum of true collectivity. Suggestions of this unexpected and perhaps counterintuitive causal link between the identity-effecing communal experience and refulgent individualism are evident in Shinkarev's work. A parsing of Shinkarev's considerable literary and artistic productivity from the eighties to the present day enables us to come to a nuanced assessment of his views of alcoholism: among other things, they are remarkable for having evolved very little. One is left, in fact, with the impression that his period of sobriety that began in his 1993 stay in the rehabilitation center in Ashley, MD did not in the slightest alter the representations of alcoholism in his writing and painting. As early as 1988, in the anecdote from Mit'ki titled “A Sexual Trauma,” Shinkarev describes a fictionalized Shagin's partial abstension from drink, during the period of the group's 'mythic' alcoholism. Shagin wakes up in a child's bed to the haranguing of his grandmother, who

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

Bentley and managed by the catholic priest Joseph C. Martin. After familiarizing themselves with the principles behind the therapy, Shagin, Shinkarev and Aleksandr Florensky have asserted the continuing relevance of the mit'ki's legacy in spite of the ready availability of alcohol, and their own new lives of sobriety. In a neo-Hegelian vein, Shagin has argued that sobriety is a natural extension, and progression, of the mit’ki world-view, ensuring the movement’s continuing relevance and robustness. As he explained in a 2004 interview, “it’s quite true that alcoholics resemble each other regardless of geographical affiliations and details,” going on to describe this social ideal as one whose strength is never threatened by the group's internal diversity. “We’re all different people. [...] That’s how God made us, but as alcoholics we resemble each other, like native brothers. And in fact we are brothers. There, in Alcoholics Anonymous, there are no barriers, we’re all workers [работники], from business consultants to plumbers [водопроводчиков]”; furthermore, AA gives the sufferer an appreciation of the “miracle of healing" and a sense of "joy at finding one’s brothers.” Alcoholics Anonymous, Shagin asserted, in fact has a great deal in common with the “philosophy of the mit’ki”: like the mit’ki, it cultivates “kindness, friendship, and mutual assistance. This is a ‘mitkovian’ program, with the exception of [the presence of] port wine” [2]. As Trysh Travis points out in her recent cultural history of AA, “the organization's decentralized and somewhat anarchic structure [is a] defining characteristic that has carried over into the broader recovery movement,” whose groups are “structured rhizomatically, growing laterally, with new groups proliferating at will” [28, 5]. From this point of view, what Shagin terms as the “joy at finding one’s brothers” (which he expresses in a pithy and somewhat archaic turn of phrase as радость братания) emerges both as the ideal corespondent to the egalitarian principles of AA, and as a corrective to authoritarian models in general, be they Russian or non-Russian. Yet in a significant slip of the tongue, here Shagin also seems to acknowledge the continuing centrality of alcohol to the movement of the mit'ki, even as its members foreswear it: even in their sobriety, the mit'ki are shaped in the most fundamental of ways by their experience with dependency. But in

A. Mihailovic. Alcoholism and rehabilitation in the work of the mit’ki

holds up a pair of woman's underwear she had found with him; she also mentions that he had been holding an unfinished bottle of Russian Cahor wine, which his wife took in anger and finished herself. Conspicuously absent from this anecdote is any suggestion that Shagin is suffering from a hangover: he responds in a quick-witted (if clearly embarrassed) manner to his grandmother's sharp questioning, and engages in some consummate play-acting as a way of parrying her comments [26, 274-275]. Russian Cahor [Kagor] wine is considerably sweeter than its French counterpart, and is primarily used in a highly diluted form as communion wine in the Orthodox Church. Here we sense that the mit'ki's contradictory ethic of drinking, the sense in which their ideal of “sharing like a Christian” (as articulated in the first chapter of Shinkarev's book, written in 1984) has elements of selfishness which in fact clash with Christian ideals. Although alcoholism is sinful and blasphemous, there is something about the experience of it which is profoundly emblematic of the fallen state that we are all born, and from which we must spiritually evolve. In this respect, the salvific ideas of the mit'ki seem very similar to those which are classically prominent in early Protestant inspirational literature, most noticeably the work of John Bunyan. We are all alcoholics, born in sin as creatures wallowing in natural liquidity, only to move out of it into what Bunyan calls (in an aquatically suggestive turn of phrase) adulthood's “slough of despond.” As John Milton describes in his own characterization of a soul's journey from water to sky, we ultimately abandon even this quasi-aqueous state, quitting all “earthy grossness.” Perhaps not surprisingly, the vows of sobriety that many of mit’ki took during the midnineties coincided with the gradual dissolution of the group, and the sense that it had solidified very much into a relic of Gorbachev’s “dry law” and the paradox-riddled transition to a post-Communist Russia. The turning point in the history of the mit'ki is arguably not the collapse of the Soviet Union in 1991, but rather the trips of Shagin, Shinkarev, Viktor Tikhomirov and the Florenskys to the United States in 1993. At various points during their trips that year, the alcoholic-dependent members of this group visited the rehabilitation center in Ashley, MD founded by the philanthropist Louis

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Mihailovic A. Alcoholism and rehabilitation in the work of the mit’ki

the context of the mit’ki, what exactly is being recovered or rehabilitated? The Russian term reabilitizatsiia is resonant in a way that is more acutely political than its English counterpart: reputations, careers and legacies can undergo restoration after extended periods of suppression and undeserved scorn. Under these circumstances, we wonder what might be gained – or recovered – on the road to sobriety. In order to answer this question, we need to examine the mit'ki's highly metaphoric characterization of alcohol. Shagin’s singling out of plumbing as one of the representative professions whose practitioners are afflicted with alcoholism is peculiar, as if to underscore the aquatic basis of the illness. But what is the actual link between water management systems and alcohol consumption? In his introductory essay to the mit’ki’s Moscow 1997 exhibit titled the group’s first “post-rehab” installation (sponsored, with deliberate irony, by Kremlyovskaya Vodka), the cultural critic Vladimir Yakimovich fancifully describes the differing cultural attitudes towards alcoholism in Moscow and St. Petersburg, and notes in particular the symbolic significance of the liquidity of alcohol as the property that explains its greater appeal for some substance abusers [13]. Yakimovich elaborates on this conceit by fancifully emphasizing the literary nature of Petersburg dipsomania. He envisions the consumption of alcohol in the social settings of the “Hero-City” as an impromptu speaking out to like-minded disaffected others, a practice of improvisational expostulation that leads to unexpected bursts of literary creativity. In his memoir about the role of alcohol in his life, Shagin takes notes of such spontaneous sociability, noting how in 1975 he befriended his mother's new husband, the “young and brilliant photographer” Boris Smelov. “We began to drink at his shoots, sometimes falling asleep on benches and in attics. I began to take part in the openings of the exhibits of 'unofficial' artists; it was very cheerful, we drank and read verses” [3, 34]. Yakimovich argues that alcohol for the Petersburg intelligent represents a return path to the amniotic sack, a conduit to the nurturing water of the natural world. We might also note that the link between labile fluidity and garrulous orality is reflected in the mit’ki’s love of argot terms such as bormotushka for a bottle of wine, which suggest an equivalence

between a liquid flow and a run of speech (from бормотать, ‘to mumble’), and бухать for drinking, derived from the onomatopoetic noun бух for a sudden loud noise. One drinks directly from the bottle by grabbing it “by its throat” (горлом, горлышком), or drinking from its throat (из горла), as if giving it a drawn-out kiss5. The word собутыльник itself (fellow tippler, “co-bottler”) is probably an analogous formation of the Russian word for ‘interlocutor’, собеседник. In a tacit acknowledgement of the aquatic subtext of the mit’ki’s subculture, Shagin in a 2002 interview stated that “I love water in all its forms. It’s on that account that Piter is so dear to me. There one has a great deal of water. Every year [after the winter], when river passage is allowed again, I cruise on a launch along the Neva and the Bay of Finland. From the water you can look differently at the city and at life in general” [7]. Although Shagin in this statement is not specifically associating the love of water with alcohol consumption, his portrayal of St. Petersburg as a liquid muse – a seemingly impossible figure of an urban Nereid – is telling. In Беззаветные герои (Selfless Heroes), his 1998 autobiographical account about his humbling transformation into a recovering alcoholic, Shagin emphasizes his lifelong propensity for excessive consumption of food and drink. One of his first recollections was the small apartment he lived in with his parents on Mayakovsky Street, with its windows looking out onto a courtyard with a well (двор колодец). “Friends came to my father,” he writes, “artists and writers.” He then notes that his favorite toy was a syringe. What seems an abrupt shift of focus from the setting of his upbringing to an unusual toy in fact obscures a connection between the two. He goes to recall an argument between his parents, “when my mother threw a syringe with an ampoule of morphine out the window. Then my father was put in prison. I was three years old. My mother and I would bring him parcels in the Priazhka jail. I remember the face of my father behind 5 Shagin himself uses this idiom in his memoir, to describe an episode of youthful immoderate drinking among a group of friends in celebration if his graduation from high school: “I tilted back [vypil iz gorla] [a bottle of strong red wine from the south], finishing it in front of everybody”. See: Митьки (“Амфора”; СПб., 2008), 32.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

separate himself from the specific dependency problems that his father experienced. In the end, he is of course only exchanging one form of dependency for another. Over the course of his autobiographical work, Shagin comes to a realization of the perniciousness of using alcohol addiction as a vehicle for rebellion against the established order, and the older generation. Alcoholism as a reaction against restriction (“реакция на запрет”) – a response typical during Gorbachev’s “dry law” – is an unsatisfactory and ultimately cowardly form of rebellion. Within this family romance, women play other roles as well, some that directly contradict the image of them as deniers of the enjoyment of controlled substances. Interestingly, Shagin attributes his propensity for gluttony and bibulousness to the child-rearing philosophy of his grandmother, and to the Leningrad blockade. In some instances, they are also regarded as enablers of dependency, in their capacity of those who often prepare and present food and drink: С детства у меня была нездоровая тяга к еде и питью. Я не мог заснуть без литровой бутылки молока. Бабушка пережила ужасы блокады, смерть родителей и маленькой дочки от голода. Она всё время кормила меня, приговаривая: “Ешь, Митя, ешь, не то опять голод будет”. Бабушка забирала меня из детского сада и кормила от пуза в пирожковой, прося не выдавать нашу маленькую тайну маме [3, 32]. *** From childhood I had an unhealthy gravitation to food and drink. [As a child] I was unable to fall asleep without drinking a litre bottle of milk. My grandmother lived through the horrors of the blockade, the death of her parents and a young daughter from hunger. She constantly fed me, murmuring, ‘Eat, Mitya, eat, and then there won’t be any hunger.’ Grandmother would pick me up from kindergarten and feed me to bursting, asking that I not reveal our little secret to my mother.” The result of this secrecy was that “[a]t home [he] would have to eat yet another full meal,” and that he grew up “very fat.” The grandmother and mother represent competing images of

A. Mihailovic. Alcoholism and rehabilitation in the work of the mit’ki

the bars, and him waving to me.” Vladimir Shagin’s substance-abuse problems influence Dmitri’s choice in forms of play, suggesting a link between addiction and the bohemian lifestyle of the elder Shagin and his friends. Substance dependency begins as a form of entertainment. “Guests often came to visit us, and I took part in their dinner conversations and drank dry wine from the age of ten. Sometimes I would become intoxicated and experienced a euphoria” [3, 31–34]. Among adults such as Shagin’s father, whose life was marked by political and material difficulties, such indulgence segues into self-medication for emotional problems. The images of the courtyard well and the syringe complement each other, as conduits of fluid. The fact that Shagin remembers his mother throwing her husband’s syringe out the window, and in the direction of the courtyard well, only reinforces the subtext of liquidity, which emerges as a persistent mythic marker of alcoholism in the work of the mit’ki. Interestingly, Natasha Shagina’s punishment of her husband is presented as a prelude to his incarceration (“[t]hen my father was put in prison”), with the suggestion of the operation of a Soviet superego on the level of the nuclear family. From the perspective of a young child, the punishment of the father simultaneously serves as a rebuke to the son, for whom the syringe also represented a form of entertainment, and who was presumably no longer allowed to play with one because of the father’s growing substance dependency. One might regard the boy’s playing with an instrument of sedation and incipient addiction as an episode of subconscious Oedipal aggression. The fact that the Russian word for syringe (шприц) is German in origin only points up the boy’s assumption of the role of an enemy in a city that had been driven to tragic privation during the blockade from 1941 to 1944. As we shall soon see, the family memory of the blockade looms large in Shagin’s recollection of his upbringing. In the same segment of the memoir, Shagin draws attention to the opposition between himself and his father by contrasting their forms of addiction: “[in high school] I would smoke pot on and off, but couldn’t stand the thought of injections – it just wasn’t my thing [не моё]” [3, 32]. In his autobiographical writing, it is certainly odd that Shagin’s alcohol addiction provides him with an imagined opportunity to

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Mihailovic A. Alcoholism and rehabilitation in the work of the mit’ki

female identity, one as an indulgent provider and the other as a strict regulator of bodily regimens. The stepfather takes on a role as a facilitator of permissiveness and indulgence that runs parallel to that the grandmother: Когда мне было шесть лет, мама вышла замуж второй раз за учёного-палеоботаника. Помню один из моих первых героических подвигов: мама приготовила большую утку – и мы сели за стол, и я спросил: “Это всё мне?” Отчим пошутил: “Да, всё тебе”, – и я, ни слова не говоря, на глазах у изумлённой семьи съел молча всю утку [3, 32]. *** When I was six years old, my mother got married a second time, to a paleo-botanist who was a researcher. I remember one of my first heroic victories. Mother made a large duck. As we sat down with stepfather at the table, I asked “is it all for me”? Stepfather joked, “yes, it’s all for you.” And I, without speaking a word and to the amazement of the entire family, silently ate the entire duck. The stepfather’s intercession has the effect of thawing out the rigid tensions with the disciplinary regime within a family fractured by mental illness and dependence. Yet this green light to self-indulgence is not without its own negative consequences. We are made to understand that the competing and often highly contradictory models of adult behavior confuse the young Shagin and his peers. In his sardonic autobiographical account, prodigious alcohol consumption becomes for Shagin a sign of adult masculinity when he reaches the threshold of puberty. “It was in the pioneer camp in Yukki that I drank for the first time as an adult. We were no older than thirteen. The three of us bought two bottles of red port wine and drank it up behind the fence, feeling that we were real men.” This activity, as it turns out, represented a norm in any number of institutions in which Shagin spent his youth, and is perhaps best described in a critical article in the newspaper Leningradskaya Pravda in 1987, concerning the alcoholic lifestyle of the mit’ki and other bohemian youths in the city at the beginning of Gorbachev’s dry law. The piece also contains the first reference to the

movement in the official Soviet press6. Poetry by the mit’ki and their quasi-dissident fellowtravellers contain surprisingly detailed and realistic accounts of everyday alcohol consumption among the young intelligentsia during the Soviet period. The Russian-Jewish poet Oleg Grigoriev slyly revamped nursery rhymes into compressed (yet grittily realistic) sketches of adult inebriated misbehavior. The work of Grigoriev (who died from alcohol-related causes in 1992) crucially shaped the metrical and narrative structures of the mit’ki’s verse more than any other literary source, and represents one important category of memoiristic writing outside of the official Soviet publications about substance abuse in Leningrad during the Brezhnev and Gorbachev years. More recently, the writer Evgenii Lesin recalls student life in Leningrad in 1983 as characterized by rushing back to the institute after shopping with “a bottle [of strong port]” in his knapsack [6]. Against this backdrop of material privation and stinging frustration, the female mothersubstitute takes shape as a facilitator – or as rehabilitation terminology would have it, as an enabler – of excess. The image of the Feminine as a force that relieves tension and resolves inner contradictions is an important one for the mit’ki. In the end, alcoholism becomes for them an emblem of successful stress management in the face of personal and collective traumas, as a palliative against the paralyzing fear of scarcity, giving the illusion of the 'abundant' resources trumpeted by the Soviet press. In this context of а nexus between women and alcohol, the augmentative merging of all mit’ki women (i.e., those who enable them in their dipsomania) with the figure of the mit'ki poet and artist Olga Florenskaya reveals an obsession with the Feminine that recalls the pre-Christian East Slavic notion of the “Moist Mother Earth” (мать сырая земля) and the goddess Mokosh (lit., the “wet” one) from the pagan Slavic pantheon. Women in the movement serve as priestesses or vestal virgins in the mit’ki mythology of alcoholic afflatus. But how can female mityok simultaneously play the roles of muse and confrere, mother and brother? Before we answer that ques6 V Koshvanets, “Тост за демократию” Originally published 27 July 1986 in Leningradskaya Pravda. Reprinted in: Митьки (2008), 36–38.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

7 Shinkarev, Собственно литература, 259: “они должны устроить митьку достойную оттяжку, да не одну”.

from such urges, which would shatter the already tense equilibrium of disparate personalities within the group. The popular image of the rock group on the cusp of pubescence is never far from the mit'ki's personal mythmaking, and in this regard one recalls Yoko Ono's statement about the beginning of her liaison with John Lennon: “I sort of went to bed with this guy that I liked, and suddenly the next morning I see these three guys standing there with resentful eyes” [24, 167]. Secondly, abstinence and androgyny are essential for creative purposes: one needs to direct the libido to something more useful, such as painting [8]. Alcohol here plays a special role as an anti-aphrodisiac – as a path to a highly sublimated eroticism – and as a surrogate for physical intimacy by evocatively simulating the exchange of bodily fluids. In one sketch, Shagin describes a woman throwing herself at Shinkarev, who grabs a bottle of vodka and drinks himself unconscious. “What can one do with him, a drunken man” [9]? Shagin wonders sensibly. Shagin prefaces this anecdote with a quasi-Freudian comparison of the mit’ki's use of alcohol to St. Sergius of Radonezh's self-mortification by cutting off his own hand. The bottle – like the needle – becomes a vehicle for a certain control or possession of one's own body, freeing it from the strictures of the superego. In this particular instance, indulgence comes to represent (in a highly counterintuitive way), a pathway for renunciation. At the same time, Shagin also insists that the mit’ki's eroticism is directly connected to alcohol [10]. But what exactly does this special eroticism consist of? The role of alcohol as a perceived medium for both creative activity and sublimated sexuality is also evident in Shinkarev’s work. In a recent essay, he recounts drinking mineral water at a party where everybody else was drinking vodka. By accident he picks up someone else’s glass and in shock tastes vodka. Deciding not to spit out in the embarrassed presence of everybody else, he quickly walks to the bathroom. Time seems to slow down, and then stop for a blissful moment as “each molecule of alcohol, penetrating me, brought a radiant and purifying wave of joy, health and talent... everything that I had lost over a period of nine years of sobriety. You fool – how much time was squandered for absolutely nothing!” Spitting out the liquor, Shinkarev muses that the perception that “alcoholics are unproductive and incapa-

A. Mihailovic. Alcoholism and rehabilitation in the work of the mit’ki

tion, we need to consider the ways in which the virtues of alcohol in the mit’ki’s early writing are consistently refracted through the lens of sexual politics. In his book about the mit’ki as a movement, Shinkarev describes a parity between its male and female members that is configured as a thoroughgoing asexuality. Shinkarev points out that female fellow travelers of the mit’ki are maidens (девки) whereas women who are full-fledged members are “little sisters” (сестрёнки), the latter for “reasons unknown” usually carrying the name “Olen’ka” [26, 259]. The mit’ki’s curious yoking of the feminine and the child-like results in a desexualized or virginal image of women within the group. The figure of Olga Florenskaya serves a kind of resident symbol of the female gender, a fact that poses the possibility of a competitive relationship between herself and Shagin, as authority figures within the movement. Shinkarev describes the transformation of “maidens” into “little sisters” or “Olen’kas” as requiring the passing of a test in which they make it possible for the male mityok to “chillout”7. The initial subservience of this function is leavened by Shinkarev’s emphasis on the collaborative nature of the interaction between men and women in the context of the mit’ki, exemplified by both standing together in line for the purchase of liquor. It is here, in the moment of contemplating the prospect of an asexual kollektiv, that the spiritual implications of alcoholism enter into the worldview of the mit’ki. For the mit’ki, alcohol represents a vehicle for artistic inspiration and fraternization, and somehow serves as an intermediary between men and women, making it possible for them to connect. The collaboration between men and women (in maintaining a lifestyle of indolence and time-squandering) is made possible by alcohol's suppression of the libido. For the mit’ki, sex is the apple of discord within the garden, the force that renders unfeasible “brotherly“ relations between men and women. As Shagin explains in one of his droll essays, modeled on the tone and content of Shinkarev’s book, the mit’ki avoid “eroticism” for two reasons. First, they would otherwise not be able to survive (“иначе просто не выжить”) because of the jealousy and violence resulting

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Mihailovic A. Alcoholism and rehabilitation in the work of the mit’ki

ble of work” is belied by “the collected works of Faulkner and of many other alcoholics” [3, 85]. He underscores the role of alcohol as a de Quinceyan controlled substance enabling artistic activity, and as a building block in the mit’ki’s group narrative. Shinkarev also hints at the sexual nature of the mit’ki’s alcoholism, and its mythic underpinnings as a search for the Eternal Feminine, when he writes in his book Mit'ki about the movement that the male mityok’s libido is transferred to the “beaded little purses [бисерные кошелёчки]” of the women who buy them liquor [26, 260]. Even the act of purchasing alcohol is eroticized, the peculiar fixation on the texture of the purses (“beaded”) suggesting a surrogate for the sex organs of the “little sisters.” Several considerations from the work of the mit’ki contextualize the unsavory social parasitism of some of Shinkarev’s anecdotes. As Shinkarev himself explains, alcoholism represents a total form of freedom only in the sense that its obliteration of boundaries approximates the states of infantilism and self-annihilation. In one chapter of his book Mit’ki, significantly titled “He Drank since Morning, and is Free for the Entire Day,” Shinkarev notes that drunkenness is a “total defense” because when “you drink, there is no need to fulfill destiny, and therefore there is no need to defend oneself”; in fact, there is “nothing left to defend” [26, 340]. To the Russian ear, Shinkarev's lexical choices here are highly suggestive. The particular verb “to defend” which he uses he (оборонять) is primarily military or strategic in its connotation, and pointedly cannot be used to describe a verbal defense or even personal physical parrying; the phrase “to fulfill destiny” is parallel to Soviet-era verbal formulae about fulfilling or over fulfilling projects of a planned economy, or bringing to fruition a stage within the historical dialectic. Alcohol becomes, in a effect, an instrument of resistance against normative Soviet values, and a subtance for attaining a sense of agency and integration with a system of values that is higher than nation or country. Noting with approval Jung's characterization of alcoholism as a “quest for wholeness,” Shinkarev goes on in his sketch “Alcohol” to assert that “the thirst of the genuine alcoholic is the equivalent of a spiritual thirst, one with which the greatest luminaries [of culture] burned.” Striking a similar note of defi-

ance in his assessment of the movement during the late eighties, on the 'Alcoholism' round table of the Channel 1 talk show televized on June 7, 2009, Shagin notes that drinking for the mit'ki and many other Soviet citizens was a response to the “Gorbachevian terror” of the dry law, and that the stricture (запрет) against alcohol served as a motivator for indulging in it [17]. Both Shinkarev and Shagin seem to suggest that in an authoritarian society, drunkenness becomes a state in which spontaneous things happen, counter to the demands of the planned economy and a foucauldian order. As Andrei Bitov – a St. Petersburg writer deeply sympathetic of the mit’ki – once put it, “order is a horrible thing: a prison camp is order” [21]. In such a context drunkenness becomes not only a gesture of rebellion, but also a means for cultivating a form of interiority that gives the illusion of autonomy, of not defining oneself exclusively in opposition to authority. In his 1994 lubok chapbook Несколько сюжетов из периода моего героического пьянства (A Few Episodes from the Period of My Epic Drinking), the mityok Aleksandr Florensky incisively portrays this shift from the absolute nature of the mit’ki’s Soviet-era alcoholism to their no less categorical embrace of sobriety. Florensky’s ink drawings are captioned by droll comments that are accompanied by English translations by Dmitri Priyatkin, in what the reader suspects is a gesture of accommodation and gratitude towards the anglophone culture that cured him of his illness. The illustrations highlight various forms of alcohol-driven sociability and misbehavior, with the implication that their flashes of fellowship and political resistance are only simulacra of the real thing. In one, a soused Florensky in the year 1985 “knocks at the door of the police room at the Moscow Central Station, thinking that [his] passport, driver’s license and money are in there”; in another, the artist and a friend turn their back on a political demonstration in order to devote themselves to drink, flattering themselves with the conceit that “[o]n August 19, 1991, during the putsch, me and my friends lurked in ambush near the Mariinsky Palace, ready to stop the tanks in case they appear.” A distinct leitmotif in this series of drawings is the notion of alcohol as a retardant in adult emotional development. The inability to drive a car, or ride a bike or horse, figure prominently as

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

recovering alcoholic Father Martin as emphasizing that the seductiveness of alcohol stems in part from its fluid properties, and its ability to fully occupy the space of any entity or receptacle, be it our identities of conduits for bodily fluids: “A liquid is a substance that takes on the forms of the vessels in which it is located. Although alcohol does not have form, it nonetheless dictates [диктует] our conduct”8. The general tastelessnes and water-like translucsence of vodka is especially expressive of this protean quality. As the Russian journalist Aleksandr Levintov recently noted in his witty book Drinking and Drunkenness, vodka appeals to all classes and callings within Russian society, from Tsars to presidents, from the homeless to the most competent office workers in the marriage bureau. Vodka also “gravitates to the diversity” of the groaning board, “providing nuance and highlighting the specific flavors of each appetizer” [12, 11]. The image of alcohol as a dictator of the individual's quotidian space is one that finds uncommon resonance among contemporary Russians. In the hands of the mit'ki and many other Russian bloggers and cultural consumers at the present time, vodka in particular becomes a metaphor for the loss of freedom and the dependence on authoritarian modes of thought. Like all addictions, that dependence has its considerable attractions. One could say of vodka what Gordon Gekko famously stated about greed in Wall Street: it is good and right because it “cuts through and simplifies.” As Shinkarev himself has put it even in his post-recovery phase, “vodka – what a compelling and steadfast word” [3, 84]! At the end of his own stay in Ashley, Shagin decribes painting a picture as a gift to the rehab center, a canvas with a stark juxtaposition of the center’s church interior with the sea beyond the window9. This image, suggestive of a surrealist painting, clarifies Shagin’s enigmatic statement about loving “Piter” on account of loving water “in all its forms.” Shagin suggests that the recovering alcoholic is engaged in a lifelong endeavor of distancing himself from liquid without being able to abandon it completely. This effort yields the positive result of 8 “Жидкость – это вещество, принимающее форму сосудов, в которых находится. Алкоголь не имеет формы, но он диктует наше поведение” (Митьки [2008], 26). 9 “Внутренность церкви, а за окном – море”.

A. Mihailovic. Alcoholism and rehabilitation in the work of the mit’ki

failed attempts at adult autonomy, and control over one’s circumstances: the drawings with the captions “[d]riving a car with Svet Ostrov in Narva, while pissing drunk [buduchi vypimshi] and nearly innocent of any driving skills” and “[m]ade three unsuccessful attempts to mount a horse, while traveling across Svanetia in Georgia, while my wife is being harassed by a Georgian” are only two examples of reduced transportational and masculine prowess in the series [11, illustrations 2, 3, 7, 18]. In these captions, we see reminders of the seductive liquidity of alcohol, and a correlation between alcoholism and protracted childhood. The quicksilver property of liquor is consistently presented in relation to the painstaking retention of fluids or its opposite, incontinence: bottles are hid in toilet tanks, moonshine is siphoned from stills, and the artist lolls drunkenly on the toilet as a gushing tub faucet threatens to flood the bathroom. The female mityok emerges as a mediator between the starkly opposing states brought on by inebriation, by serving as an example of someone whose childlike attitude represents a pacific sociability that is distinct from the agitated one of the male alcoholic. Yet a trouble question arises here: does the female mityok's attitude represent a mature Christian ethic of forgiveness, or the behavior of another infantilized adult? Thus, in one picture, seeing her husband drunk one morning, the artist’s wife Olga Florenskaya “wanted to punish me, but finding a toy hippopotamus in my pocket, was touched and mellowed out [sic]” [11, illustration 16]. Florensky’s series of drawings ends with a portrait of calm sobriety with two friends in a rehab center in Ashley, Maryland in 1994. Curiously, in this picture he and his friends are sitting in front of a groaning board of food with a single carton of juice, but no glasses for drinking [11, illustration 29]. Without the false consciousness of pseudo-collectivism maintained by the communal model of Russian drinking, the cost of sobriety appears to consist of individuation and adulthood, and the recognition and acceptance of scarcity. In effect, the child turns away the mother's breast, understanding the radical Otherness of the world that surrounds it. In his confessional autobiography Беззаветные герои, Shagin also portrays his stay at the same rehabilitation center as a process of weaning from liquid in general. At one point of his account, he paraphrases a lecture by the

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Mihailovic A. Alcoholism and rehabilitation in the work of the mit’ki

obtaining “from the [vantage point of the] water [s vody]” a “different” – i.e., more abstracted – view of “the city and life in general.” The love of this particular city, Shagin seems to be saying, is like liquor for the alcoholic, a desire that never truly leaves. In a moment of selfdiscipline, Shagin refuses to flee to the source of liquid – to run out, as he does in his childhood memory, to the courtyard well were his father's syringe was tossed – choosing instead to visualize the source of temptation in its most vivid colors. In his Civilization and it Discontents, Freud coins the pejorative term “oceanic feeling” to denote a particular ego's inability to separate from the mother’s breast, a state that can linger into adulthood as a solipsistic world-view or – as in Freud's recounting of his friend Romain Rolland's sensations of being invisibly linked to the physical universe – as a crypto-pantheistic understanding of an ineffable interconnectedness among persons and things [25, 723]. Yet Shagin turns out not be an apologist for apperception, as was Rolland in Freud's account. Shagin in fact submits what Freud calls “clear and sharp demarcations” [25, 724], between himself and the substance surrounding St. Petersburg. He portrays himself as a well-adjusted Tantalus, who has learned to feast with his eyes rather than his mouth on the diminishing perspective of liquid, and it is perhaps significant in this regard that since their sobriety the mit’ki have turned more to the visual arts than to literary activity. In an acknowledgment of the particular cognitive affects of alcohol, the mit'ki in their recent work draw attention to the particular consequences of being “under the influence”: the eye swims while the tongue is loosened. In Shinkarev's piece “Alcohol,” the link between visuality and sobriety on the one hand, and inebriation and rhetorical and literary creativity on the other, emerges with particular force in the recovery phase of the mit'ki's work: after all, the artists whom Shinkarev adduces as flourishing under the influence are all writers. As Aleksandr Florensky noted in one of the interviews conducted for this study, he knew that his alcoholism became a problem when a Swiss friend visiting his studio said that there was “something different there... what is it? ... I don't smell any paint” [22]! The mit'ki's ultimate rejection of alcohol may be seen as an attempt to canonize

their reputations as primarily visual rather than literary artists. What emerges is the matter of choice here, and the perceived impossibility of achieving a synesthetic union between different artistic media. We are made to understand that the alcohol-driven attempt to achieve a fusion of music, the visual image or sign and language (as expressed in Aleksandr Florensky's whimsical drawing of Mozart as a mityok) represents a kind of honorable failure, and is quite clearly not an viable or nunaced end in itself. At this point of our discussion, the peculiar symmetry in the work of the mit'ki between the states of inebriation and utter sobriety deserve some attention. In interviews and his own writing after his abandonment of drinking, Shagin elaborates on the links between sobriety, Eastern Orthodox spirituality, and the aquatic mythology of the city in ways that draw unexpected parallels between the diametrically opposed states of alcohol indulgence and abstinence. In a 2007 interview with a newspaper of the Russian Orthodox Church, Shagin replied to a question about St. Petersburg as a source of inspiration for his writing and painting by stating that Peter the Great “correctly” chose the place for the new capital, by locating it on water [1, 4-5]. He goes on to say that “for me it's especially significant that the chapel of St. Kseniya the Blessed is located on Vasiliev Island”: she and St. John of Kronstadt “lived in the city, and protect it.” It should be pointed out here that both Shagin and Shinkarev live on Vasiliev Island – which had a reputation as a seedbed for highly educated circles of dissident Soviet-era circles – and that Kronstadt is another island in the archipelago of the metropolitan region, one that was famous for a 1921 revolt of army and navy officers against the increasingly undemocratic policies of the Soviet regime. Water, and the pockets of dry land embedded within it, are associated with a certain independence from the literal and figurative mainstream. In the same interview Shagin describes the essence of creativity as “bringing joy to people,” and that “God speaks to us through [other] people.” Shagin draws a structural parallel between the sociability of intense alcohol consumption and the comity that emerges from abstinence in twelve-step groups. Shagin himself seems to be unaware of this analogy (together with what might be regarded as its morally relativistic im-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

tics, and attitudes toward developments in the contemporary art world in the West) we see a range of different and often clashing opinions, the treatments of alcoholism emerge as remarkably of one piece, as if each member of the movement – even now in 2011, in its retrospective phase – functions as a member of a carefully orchestrated ensemble playing the same composition. The topic of alcohol becomes, in effect, the only truly collective text of the mit'ki, the one area where their esthetics and ethics of mutual assistance and anti-hierarchical social configuration become most vividly manifest. The grudging acknowledgment of the enhancing influence of alcohol on the experience that feeds into artistic creation may be considered the first note in this shared melody. In one of the interviews for this study, Aleksandr Florensky admits that in the eighties he was often moved to paint by the sensations he experienced during inebriation, because “all feelings are intensified” in the state of alcoholic intoxication” [22]. Yet he also noted in the same conversation that he never fully absorbed the holdings in the city's galleries and museums until he became sober. “So you don't drink anymore? Well, do some more artwork, read some books you haven't read before, go to some museums.” In regard to the “post-alcoholic” work of the mit'ki, one is tempted to use William Blake's memorable formulation, about the “road of excess” that paradoxically leads to the “palace of wisdom.” Like the mit'ki, Blake was a writer who was acutely aware of the tension and occasional near-incompatibility between the painted image and the written word. Until their shared experience of sobriety in 1993, the mit'ki portrayed alcoholism in terms that were primarily literary. After the visit of Shagin, the Florenskys, Shinkarev and Tikhomirov to the United States that year, the mit'ki represented alcoholism primarily in drawings and paintings rather than in writing, as if sobriety resulted in a kind of muting of the literary voice. The link between the deeper appreciation of visuality in all its forms – looking, reading and observing – and the cessation of drinking emerges as a distinctive feature in the recent work of the mit'ki. The reasons for this overall shift in modes of representation – and its exact relation to sobriety – are still unclear, and certainly need to be investigated further.

A. Mihailovic. Alcoholism and rehabilitation in the work of the mit’ki

plications), as it emerges in curious forms from various corners of his work. In his intellectual and creative evolution, he now attaches particular significance to his baptism into the Russian Orthodox Church at the age of sixteen, and uses terms that complement the characterization of his later sobriety: “After many years, it occurred to me that if I hadn't been baptized then, I would not have survived [and that] my life without that would have been more tragic.” The state of sobriety, and other forms of purification can only occur through the process of bratanie (братание), a term that is best understood in English as “enbrotherment.” Bratanie requires that the individual's ego be broken down in the solvent of a form of sociability. From this perspective, alcoholism represents an attempt at personal salvation – a groping for true consciousness in a benighted society – albeit a certainly misguided one. Both inebriation and sobriety serve in equal force as catalysts for the esthetic impulse. In a significant departure from Freudian notions of individuation, the mityok’s dispatching of his own “oceanic feeling” actually serves to enhance androgynous fellowship, as suggested by the parallel that Shagin draws between feminine and masculine nouns “Piter” and voda [water], both objects of the mityok’s affection that serve in the capacity of stepparents. Like political rehabilitations during the Soviet era, the mit’ki’s rehabilitation from alcoholism perpetually retains the memory of a past which is (as Aleksandr Florensky puts it) no less “epic” than it is inglorious. The larger question that emerges from this discussion is why do the mit'ki portray sobriety in elegiac or regretful terms, in spite of consistently drawing attention to alcoholism as an expression of stunted growth and compromised personal autonomy. Perhaps an even more pointed question is the following: why portray alcoholism as having any positive value? Is the attitude of the post-alcoholic mityok essentially what William Blake famously said about Milton's toward the nominal villain of Paradise Lost: that he was of the Devil's party without knowing it? In order to answer these questions, we need to examine a range of the mit'ki's references to alcohol consumption. Again, where in other areas of the mit'ki's writing and painting (concerning gender dimorphism, sexual poli-

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Mihailovic A. Alcoholism and rehabilitation in the work of the mit’ki

At this point, we may speculate however that the group model of rehabilitation that is central to the 12-step program may have contributed to an internal dialogue among the mit'ki, resulting in the emphasis of particular topics and terms within the group's overall discourse. As Trysh Travis explains in her study of the recovery movement in the United States, the adherents of the recovery movement “number in the millions; it is a diverse and multifaceted cultural formation, with an intellectual history and an evolving aesthetic” [28, 270]. Perhaps for some alcoholics the culture of talk and dia-

logue that is central to the recovery movement leads to a certain fatigue in literary contemplations of the problem, with the shift to a different mode of expression not associated with the process of recovery becoming a welcome relief. From that point of view – and in spite of the current dispute between Shagin and Shinkarev, about who truy represents the custodian of the movement's legacy – the mit'ki may be considered to be more collectivist in spirit now than in the period of their Sovietera and alcohol-fueled slavnoi molodosti (“glorious youth”).

References 1. “Дмитрий Шагин: Смысл творчества.” Вечный зов (май 2007). 2. “Митьки без портвейна. Что общего между философией митьков и программой анонимных алкоголиков?” Novaya gazeta (№ 48) 8 June 2004. URL: http://2004.Novaya-Gazeta.Ru/nomer/ 2004/48n/n48n-s25.shtml 3. Митьки (“Амфора”; СПб., 2008). 4. Митьки. Рисунки Александра Олеговича Флоренского (М.: ИМА–Пресс, 1990). 5. Употребление алкоголя в России: История, статистика, психология (Факультет психологии С.-Петербургского гос. Университета, 2008). 6. Этикетки (“Красный матрос”; СПб., 2007). 7. Ян Шенкман, “Москва Митьковская,” Огонёк 50 (Декабрь 2002). URL: http://www. ogoniok.com/archive/2002/4778/50-42-43/ 8. “Надо направлять либидо на что-нибудь полезное – картины рисовать, например” // http://mitki.kulichki.net/sex/ 9. “Что с ним делать с пьяненьким?” // http:// mitki.kulichki.net/sex/ 10. “Эротика митьков напрямую связана с алкоголем” // http://mitki.kulichki.net/sex/ 11. Aleksandr Florensky, Несколько сюжетов из периода моего героического пьянства (“Mitkilibris”; СПб., без даты). 12. Aleksandr Levintov, Выпивка и пьянка (“Эксмо”, М., 2005). 13. Aleksandr Yakimovich, “Пьянство Как Предмет Искусства и Философии.” Водка. Галлерея М. Гельмана, 22 мая – 20 июня 1997 г., Москва. Митьки, Авдей Тер-Оганян, Владимир Архипов. URL: http://www.guelman.ru/gallery/ moscow/vodka/ 14. “Beer Line” (1990–93). Reproduced in Mitkat. Suomessa ‘Mitki’ in Finland (Turku, Finland: Aboa Velus & Ars Nova, 2007).

15. Dmitri Shagin. Беззаветные герои (Образцовая типография: СПб., 1998). 16. Dmitri Shagin’s Митьковские песни и пляски (“Композитор Санкт-Петербург”: СПб., 2005) 17. http://www.1tv.ru/sprojects_edition/si5761/ fi1585 18. http://www.bochkavpechatleniy.com/social/ blog/60512/20324 19. http://www.liveinternet.ru/community/moscow_mitki/post65920791/ 20. Interview in St. Petersburg with Iosif Gurvich (10 April 2006). 21. Interview in Viktor Tikhomirov’s documentary Андрей Битов. Зеленый чемодан (2001). 22. Interview with Aleksandr Florensky conducted in St. Petersburg (25 April 2005). 23. Luka Kuznestov, “Воистину оппаньки!” Красный Щедринец. Юмор, сатира, пародии, абсурдистика. № 3 (1986). 24. Mikal Gilmore, Stories Done: Writings on the 1960s and Its Discontents (New York: Free Press, 2009). 25. Peter Gay, ed., The Freud Reader (New York: W. W. Norton, 1995). 26. Shinkarev, Собственно литература. Проза, стихи, басни и песни (СПб.: “Гранд”, 2000). 27. Thomas Babor et al. Alcohol: No Ordinary Commodity. Research and Public Policy (Oxford University Press, 2003). 28. Trysh Travis, The Language of the Heart: A Cultural History of the Recovery Movement from Alcoholics Anonymous to Oprah Winfrey (Chapel Hill: Univ. of North Carolina Press, 2009). 29. Vladimir Shinkarev. Митьки. Материалы к истории движения. Конец митьков (“Амфора”: СПб., 2011). 30. William S. Burroughs, Junky (New York: Penguin Books, 1977).

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

М.Ю.ТИМОФЕЕВ Ивановский государственный университет

ПАТРИОТИЧЕСКОЕ ПОТРЕБЛЕНИЕ: АКТУАЛИЗАЦИЯ И ВИЗУАЛИЗАЦИЯ НАЦИОНАЛЬНОГО ДИСКУРСА НА ВОДОЧНОЙ ЭТИКЕТКЕ Vodka is a gastronomic symbol of Russia. And visualization of national idea is considerably interesting for the analyses of patriotic discourse. Vodka in its pure sense is the product that represents the idea. If whisky and cognac are associated with a certain area, history of production and technology then vodka is just simple mixture of alcohol and water. One can remember the famous quote by David Ogilvy, the notable advertising executive, that image of a brand is 90% of what a manufacturer wants to sell. Therefore vodka is more than 90% image of the drink. The image of vodka is primarily created by its name placing this drink into appropriate sociocultural context and by design including bottle shape and label. The author analyses symbols and visiotypes that are currently used to realize the patriotic discourse in different consumer sectors of domestic market of vodka. Я далек от мысли, что нет ничего более русского, чем русская водка. Несомненно, она является гастрономическим символом России, национальным алкогольным напитком № 1 [28]. Однако водку производят не только в нашей стране. Шведский бренд «Absolut», датская марка «Danzka» или экспортная водка «Finlandia» от северного соседа России известны далеко за пределами этих скандинавских стран. Американская водка «Smirnoff» до настоящего времени успешно теснит продукцию отечественных производителей не только на заокеанском рынке. Для поляков водка – это ещё и символ польскости. Польша с 1978 г. до настоящего времени отстаивает свой приоритет в изобретении этого напитка [38]. Тридцать лет назад СССР вынужден был представить в международный арбитраж доказательства того, что этот алкогольный напиток впервые появился именно на Руси. Благодаря исследованию, предпринятому В.В. Похлебкиным [19], «первенство» русской водки удалось отстоять, и в 1982 г. международный арбитраж закрепил за СССР приоритет создания © Тимофеев М.Ю., 2011

водки как оригинального русского алкогольного напитка. Признан был и основной советский экспортно-рекламный слоган: «Only vodka from Russia is genuine Russian vodka!» («Лишь водка из России – настоящая русская водка!»). Представить себе, что этот алкогольный напиток зарубежного производства потеснит отечественных производителей в советское время было немыслимо. Однако это случилось. После ликвидации «железного занавеса» покупать импортное в России стало престижно [40]. Проблему присутствия на рынке продукции отечественных производителей решила лишь девальвация рубля после объявленного в августе 1998 г. дефолта. Импортная продукция стала в четыре раза дороже, оказавшись недоступной значительной части россиян. Патриотическое поведение и потребление предполагает предпочтение всему отечественному. Приоритет для патриота отечественной продукции над импортной, хотя и может порой входить в противоречие со здравым смыслом в повседневных практиках, но понятен и очевиден [30]. Про-

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Тимофеев М.Ю. Патриотическое потребление: актуализация и визуализация национального дискурса на водочной этикетке

блема протекционизма не является сугубо российской. Однако, отечественный опыт последних лет дает понять до какой степени эта сфера может быть политизированной, как «национальные интересы» России порой сопрягаются с наполнением продуктовой корзины. Так в 2006 г. российские власти запретили импорт вин из Молдавии и Грузии, грузинских минеральных вод и латвийских шпрот, мотивируя эти решения низким качеством этих продуктов [2; 9; 11; 26; 27]. Политический подтекст бойкота был прямым текстом озвучен в 2007 г. вице-премьером России Игорем Ивановым, призвавшим не покупать эстонские продукты [4]. Нехитрая модель «патриотического застолья» может предполагать запотевший графинчик русской водочки под отварной картофель, посыпанный укропом, астраханскую селёдочку, солёные рязанские грузди и суздальские огурчики, ижевские пельмени, блины с сёмгой и жареный поросёнок с гречневой кашей. Примерно такой вариант можно подобрать из парадигмы водочных закусок, предлагаемых самым авторитетным специалистом в этой области В.В. Похлёбкиным [20, 236–238]. Графинчик в нынешних застольях используют не часто, что, собственно, и дает материал для данного исследования. После отмены в 1992 г. государственной монополии на производство водки номенклатура выпускаемой в России крепкой алкогольной продукции стала возрастать многократно. Производителям пришлось искать новые названия и образы для маркировки своей продукции. Если виски и коньяк несут связь с особой территорией, историей производства и технологией, то водка представляет достаточно простую смесь спирта с водой и является продуктом репрезентации идеи в чистом виде. Можно вспомнить известное высказывание теоретика рекламы Дэвида Огилви о том, что образ бренда – это 90 % того, что производитель должен продать [39]. Водка, таким образом, более чем на 90 % – имидж напитка. Её образ создается, прежде всего, названием, включающим этот напиток в соответствующий социокультурный контекст, а также визуальным оформлени-

ем – формой бутылки, этикеткой. Именно маркетинговые стратегии привели к тому, что количество названий росло в 1990-е гг. в геометрической прогрессии. Я проанализировал ассортимент крепких алкогольных напитков, выпускавшихся в 1992–2010 гг. на 310 предприятиях в 74 субъектах Российской Федерации [32, 206–220]. Патриотический дискурс реализуется через использование знаков, определённым образом указывающих на идеологически, политически, культурно значимые объекты. Несомненно, степень актуальности подобного рода знаков может быть существенно различной для конкретных акторов и социальных групп. Речь идёт о семиосфере, конфигурация которой варьируется и изменяется. Предметом моего рассмотрения будет связь алконимии – названий водочной продукции и её внешнего оформления с ценностными ориентирами подобного рода. Согласно известной классификации Чарльза Пирса знаки подразделяются на три типа: иконические, индексные и символические. Иконический знак имеет сходство с объектом означивания, а индексальный знак, основан на смежности означаемого и означающего. Водка в отечественной культуре уже не может служить своеобразным индикатором этнической принадлежности, русскости. Умозаключение лесковского «очарованного странника»: «Крестятся и водку пьют, – ну, значит, русские!..» [12, 592] – в усеченном варианте даже стало крылатым выражением1, но в настоящее время водка успешно преодолела эту этническую границу. Роль символического знака русскости и российскости водка продолжает исправно выполнять, дополняя эту функцию соответствующими значениями названий и визуальных образов в оформлении. Очень привлекательным для обозначения стереотипных визуальных объектов является понятие «визиотип», введённое в научный оборот Уве Пёрксеном [41, 10–11]. Он определяет его как «тип придания на1

«Водку пьют – значит русские». См.: О вине и пьянстве: Русские пословицы и поговорки / Сост., предисл., слов., примеч. Г. Ю. Багриновского. М., 2001. С. 241.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

2 Магия оформления иностранной алкогольной продукции очень точно передана Иосифом Бродским: «Помню, к Володе Уфлянду пришел некий американ и принес бутылку «Beefeater». Это было довольно давно, году в 1959-ом. И вот сидим мы, смотрим на картинку: гвардеец в Тауэре во всех этих красных причиндалах. И тут Уфлянд сделал одно из самых проникновенных замечаний, которые я помню. Он сказал: «Знаешь, Иосиф, вот мы сейчас затарчиваем от этой картинки. А они там, на Западе, затарчивают, наверное, от отсутствия какой бы то ни было картинки на нашей водяре»… А вот на водке просто, «Московская» она называлась, была такая бело-зеленая наклейка: ничего абстрактней представить себе, на мой взгляд, невозможно. И когда смотришь на это зеленое с белым, на эти черные буквы — особенно в состоянии подпития – то очень сильно балдеешь, половинка зеленого, а дальше белое, да? Такой горизонт, иероглиф бесконечности». См.: Волков С. Диалоги с Бродским. М., 1998. С. 38.

Способы актуализации патриотического дискурса на водочных этикетках связаны с такими репрезентативными практиками, как 1) использование государственной символики и неофициальных символов России; 2) апелляция к древности и «русскости»; 3) выделение значимых персон в национальном пантеоне; 4) обращение к историко-культурному наследию. Далее я подробно остановлюсь на анализе сценариев реализации патриотического дискурса. Стоит отметить, что патриотическая семантика в алконимии актуализируется именно с постсоветское время. В СССР водочный ассортимент был не очень большим. Это были водки «Московская особая», «Русская», «Старорусская», «Российская», «Столичная», «Пшеничная», «Крепкая», «Горилка», «Экстра», «Посольская», «Золотое кольцо», «Сибирская» и горькие настойки «Анисовка», «Лимонная», «Перцовка», «Зубровка», «Кубанская», «Юбилейная», «Старка», «Петровская», «Водка особая», «Охотничья». Как было указано выше, присутствие импортного алкоголя на прилавках магазинов было крайне незначительно. Только после распада СССР алкогольный поток из-за границы увеличился многократно. В это время импортные товары с непереведенными на русский язык названиями, написанными чаще всего латиницей, были проводниками в чужое семантическое пространство. Приобретая эти товары, покупатель преодолевал символическую границу, разрушал «железный занавес», отделявший его в советское время от множества товаров. В 1990-е гг. В.В. Похлебкин со страниц книги «История русской водки» предупреждал: «Опасайтесь звучных, “громких” и “слишком русских” названий!» [20, 250]. Дело в том, что только водка, в отличие от многих других импортируемых продуктов питания, имела часто «очень русские» названия — «Россия», «Тройка», «Батюшка», «Кремлёвская», «Пушкин», «Распутин», «Князь Игорь», «Иван Грозный», «Романов», «Кутузов», «На здоровье» [10, 189–192]. Эксплуатацию подобного рода символической русскости в маркетинговых целях впоследствии стала широко использовали северокавказские производители. Именно

M. Timofeev. Patriotic consumption: visualization of national discourse on the vodka label

глядности обобщению» [5]. Смысл авторской трактовки понятия близок как семиотическому понятию индексального знака, так и иконического. Я буду использовать термин «визиотип» в значении – близком к тому, что Умберто Эко называл «синтагмами с устойчивым иконографическим значением» [36, 104]. Визиотип – это устойчивая, стереотипная конфигурация иконических знаков. Кроме того, понятие «хромотип» можно использовать для обозначения устойчивого цветового сочетания. В анализе феномена патриотического потребления я исхожу из положения Жана Бодрийара о том, что потребление – «это виртуальная целостность всех вещей и сообщений, составляющих отныне более или менее связный дискурс. Потребление, в той мере в какой это слово вообще имеет смысл, есть деятельность систематического манипулирования знаками»» [1, 177]. Семиотизация национального дискурса – процесс непрерывный. Специфика выбранного временного интервала заключается в том, что расширение водочного ассортимента практически совпало с началом формирования, конструирования новой идеологической системы в постсоветской России. Эксперименты в области алконимии и создание визиотипов на водочных этикетках, как это не покажется странным, это практики по конструированию новой российской семиосферы. Первоначально это был прорыв в новое семиотическое пространство2.

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

там появились такие водочные наименования как Александр I, Александр II, Александр III, Государь Петр I, Звездная Русь, Кремлевская стена, Кремль Державный, Денис Давыдов, Древний обычай, Древний сказ, Салют, Златоглавая [18]! В начале 1990-х многие отечественные производители крепкого алкоголя выпускали свою продукцию под старыми привычными для потребителя брендами. Первые шаги производителей были довольно незамысловаты – для привлечения внимания к своей продукции изменялись лишь довольно аскетичные, но со вкусом выполненные советские этикетки. Хотя количество вариаций измеряется сотнями, типологизировать их довольно несложно. Во-первых, наиболее востребованными для оформления этикеток были вновь обретенные официальные символы государственности – герб и флаг. Во-вторых, некоторые неофициальные символы страны и её культуры – тройка, богатыри, берёзки, кремлёвские башни, церкви и золотые купола с крестами, а иногда и без них. Значительная часть этикеток того времени представляет собой безвкусно выполненное нагромождение символов «российскости», хотя были и исключения (рис. 1). Цвета российского триколора еще в советское время присутствовали в оформлении водок «Русской» и «Старорусской», но сам хромотип флага в оформлении водок ряда производителей появляется по понятным причинам только в постсоветское время. Чаще всего бело-сине-красные и либо бело-жёлто-чёрные полосы используются как фон. Андреевский флаг встречается главным образом в оформлении водок, выпускавшихся в Петербурге и Ленинградской области. Водка «Бутурлиновская» из Воронежской области с изображением фрегата отсылает к «рождению» российского флота в этих местах, водка «Царский штандарт» из Арзамаса сочетает на рисунке корабля целых три флага, а на омских водках «Штандарт. Царская», «Штандарт. Президентская» и почему-то «Штандарт. Парламентская», как и положено на штандартах, изображён двуглавый орёл. Российский герб с начала 1990-х наносился на продукцию, не имев-

шую ни в названии, а порой и в визиотипе никаких ассоциативных связей с этим символом. Связь оформления и названия демонстрируют лишь водки «Орел», выпускавшейся в одноименном городе и «Державный орёл» из Московской области. Число неофициальных символов России не может быть регламентировано. Так, Вильям Похлёбкин называет Ивана, самовар, тройку, медведя, добавляя в качестве символов советскости московский Кремль, его Спасскую башню, Красную площадь и мавзолей Ленина [21, 38–42, 400]. Наиболее глубокие и интересные, на мой взгляд, варианты анализа «символического мира русскости» были предложены Ю.С. Степановым и Еленой Хеллберг-Хирн, продемонстрировавшим и проанализировавшим большой объём объектов, используемых для репрезентации русской культуры [24; 36]. Безусловно, создание образа России в алконимии не могло обойтись без апелляции к таким стереотипным символам как русская тройка, русский мороз, русская матрёшка, русская берёзка, Русь-Матушка [8; 23]. Пожалуй, самым востребованным символом была тройка [7]. Её можно увидеть и на апгрейде этикеток водок «Русская» (рис. 2) и «Сибирская», так и на других, обыгрывающих народную тематику (Забава, Сибирская тройка, Русская тройка). Медведь как специфический символ России достаточно часто используется для наименования водок. Это водки Добрый медведь, Медведь-шатун, Медвежий угол, Берлога, Белогрудая медведица, Большая Медведица, Белый медведь и просто Медведь [31, 183–196]. Древность и русскость напитка призваны символизировать водки с такими названиями, как появившаяся еще в советское время Старорусская, и новыми: Преданья старины, Старая, Старомонастырская, Старомосковский штоф, Старосельская, Старославянская. Маркером древности выступает и слово «Русь»: Звездная Русь, Златая Русь, Родная Русь, Русь, Русь Рязанская, Русь-матушка, Старая Русь. Синтаксические новации, проявившиеся в использовании нетрадиционных предикатов,

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

звание первой из них мифологично, т. к. знаково-символический комплекс, задействованный в ее оформлении, не предполагает саркастического толкования. На ее этикетку помещен герб СССР, а на контрэтикетку текст: «Лучшая водка, приготовленная в России с применением высоких технологий и ресурсов военно-промышленного комплекса в честь великой и могучей сверхдержавы. По данным на 1981 г.: площадь 22,4 млн кв. км, население 264,5 млн человек. Ядерный щит – на суточном боевом дежурстве 15 200 баллистических ракет. Годы существования 1922-1991 гг.»3. Этикетка водки СССР из КабардиноБалкарии оформлена в рамках военнопатриотического дискурса. В верхней части коллажа находится государственный герб, под которым красный контур территории Советского Союза с золотыми буквами СССР. В нижней части на фоне трех кремлевских башен портреты И.В. Сталина, Г.К. Жукова, фигура с фотографии «Комиссар», солдаты почетного караула и пионеры и фрагмент лозунга «Наше дело правое. Враг будет разбит – победа будет за нами» (рис. 3). Недолгое время выпускавшаяся в Костроме водка «Время быть русским» с сидящим белым медведем на бутылке (рис. 4) гиперболизировала в названии этнический компонент. Другой пример неполиткорректности использования слова «русская» – горькая настойка Флагман. Русская Аляска с картой полуострова на этикетке. Кроме того, в Московской области выпускалась водка Аляска, рекламный слоган которой гласил: «100 грамм исторической справедливости», а на постер была помещена карта пятидесятого штата США (рис. 5). Выпуск водки и настойки с такими названиями говорит о существовании определенного геополитического дискурса, который 3

К советскому прошлому отсылают названия таких водок, как 3 руб. 62 коп., 4.12, Ваше имя – ленинградец, Вологодский конвой, Испанский летчик, Колыма, Красная Аврора, Красная Звезда, Легенда Комсомольска, Ностальгия 3.62, Политбюро, Партком, Правда, Социалистическая, Сталинградская, Сталиногорская, Товарищ, Трудовая, Ульяновская, Чкаловская оригинальная, Чкаловск-Ванкувер.

M. Timofeev. Patriotic consumption: visualization of national discourse on the vodka label

порой вызывают иронию – Беспохмельная Русь, Деловая Русь, Новая Русь. Предикат русскости использовался и продолжает использоваться очень широко. Далеко неполный перечень подобных водок включает такие наименования как Великорусская № 1, Русская берёза, Русская Жар-птица, Русская забава, Русское застолье, Русская красавица, Русская кукла, Русская мозаика, Русская народная, Русская потеха, Русская провинция, Русская рулетка, Русская сила, Русская слава, Русская царица, Русские горки, Русские традиции, Русские цвета, Русский ампир, Русский бор, Русский Бриллиант, Русский бунт, Русский век, Русский ГарантЪ Качества, Русский дух, Русский капитал, Русский мороз, Русский обычай, Русский Парламент, Русское поле, Русский праздник, Русский размер, Русский рецепт №1, Русский Север, Русский стандарт, Русский стиль, Русская субмарина, Русский сувенир, Русский характер. Водка Россия необъятная была выпущена в 2003 г., через 12 лет после распада СССР, значительно сократившего необъятность государства. Трудно представить, чтобы водка с таким названием появилась десятилетием раньше – сразу после распада СССР, как и песня из репертуара певицы Маши Распутиной «Необъятная моя Россия». Видимо, не случайно этот образ не был визуализирован на этикетке. К этому времени в Туле уже выпускалась водка Россия. На её этикетку был помещён государственный герб Российской Федерации. Визиотип России – выделение ее территории на земном шаре – демонстрирует этикетка североосетинской водки Земная. На одном из вариантов оформления кемеровской водки Медвежий угол изображен медведь, занимающий территорию России на карте восточного полушария Земли. В результате семантика визуального образа приобрела геополитический подтекст. Ностальгия по СССР как великой державе занимает достаточно скромное место в российской алконимии. Это водка Рожденная в СССР, название которой перекликается со слоганом «Русского радио-2» – «Наша Родина – СССР». А также водки Нерушимый Советский Союз и СССР. На-

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

за пределами алконимики представлен песенным текстом группы «Любэ»4. Особую роль на водочных этикетках играют исторические персоны. На бутылках можно обнаружить множество имен и портретов исторических личностей, заведомо незнакомых со вкусом напитка, носящего их имена (по мнению Вильяма Похлебкина, водка появилась на Руси между 1448 и 1478 гг.). Это – Князь Олег, Князь Игорь, Владимир Мономах, Довмонт, Князь Александр, Юрий Долгорукий, Иван Калита. Начиная с Ивана Грозного, активно использовавшего водочный ресурс во внутренней политике, круг людей, «достойных» быть помещенными на водочные этикетки, расширяется и выходит за династические пределы: Начиная с правления Ивана Грозного, активно использовавшего водочный ресурс во внутренней политике, круг людей, «достойных» быть помещенными на водочные этикетки, расширяется и выходит за династические пределы: Царь Иван Васильевич, Марфа Посадница, Минин и Пожарский, Боярыня Морозова, Степан Разин, Ермак, Петр I и Командор Петр, Царица Екатерина, Потемкин, Емельян Пугачев, Александр I, Пушкин, Александр II, Александр III, Менделеев, Царь Николай. Названия водок Царь. Царь всея Руси, Государев заказ прочно связывают историю отечественной власти и национальный напиток. Водке присваивались имена деятелей искусства: писателей, композиторов, певцов. Среди них были А. Пушкин, Ф. Тютчев, И. Бунин, П. Чайковский, Ф. Шаляпин. Выбор этих персоналий обусловлен прежде всего региональной спецификой. Водки выпускаются в местах, связанных с биографией этих известных людей. Симбиоз легендарных и мифологизированных персонажей из недавнего прошлого наглядно демонстрирует противоречивость нынешнего героического пантеона (чебоксарская водка Чапаев, омская Адми4

«Не валяй дурака, Америка, / Вот те валенки, мёрзнешь небось. / Что Сибирь, что Аляска — два берега, / Баня, водка, гармонь и лосось». В последнем куплете песни полушутливо излагается требование: «Отдавай-ка землицу Алясочку, / Отдавай-ка родимую взад!».

рал Колчак, Батько Махно из КарачаевоЧеркесии). На водочные этикетки, связанные с историей СССР, попали: И.В. Сталин (на этикетке горькой настойки Сталинградская помещен его золотой профиль, на водке Ни шагу назад – парадный портрет, черно-белая фотография на этикетке водки СССР, в центре которой маршал Г.К. Жуков, серый силуэт на водке Старорусская); М.Т. Калашников – как человек и как автомат на ижевской водке Калашников; К.Е. Ворошилов, с именем которого связывали установленную в январе 1940 г. во время Зимней войны СССР с Финляндией (30 ноября 1939 – 12 марта 1940) «наркомовскую дозу», или «боевые 100 грамм» (водка Нарком) [25, 245]. Сюда же с оговорками можно отнести водку Комдив, выпущенную в честь присуждения премии «Оскар» фильму Н. Михалкова «Утомленные солнцем» с портретом главного героя на этикетке. Тема Великой Отечественной войны и в целом военный патриотический дискурс занимают ещё один большой сегмент российской алконимики. Например, это водки «Победитель», «Нарком», «Калашников», «Ни шагу назад!». Достаточно часто производители специально к 9 мая – дню Победы СССР в Великой отечественной войне – выпускали специальные новые сорта водок с военно-патриотической символикой [15]. Водка «Фронтовая» имела несколько вариантов этикеток. В частности, на них изображались танк Т-34 и лётчик – «сталинский сокол». Отменивший государственную монополию на производство водки президент Российской Федерации Б.Н. Ельцин был помещен на этикетки красноярских водок Наш президент и Царь Борис (рис. 6). Наиболее растиражированным на водочных этикетках постсоветским политическим деятелем является лидер ЛДПР В.В. Жириновский. Кроме него, из политиков федерального значения можно назвать лишь президента Калмыкии К. Илюмжинова (водка Кирсан) и генерала и губернаторов А. И. Лебедя на красноярской водке Батя и М.С. Евдокимова на алтайской водке Почтенная. Нынешний политический тандем ассоциируется у потребителей с появившейся несколько лет назад водкой Путинка, очень

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

Кавалерист-девица Н. Дурова (ее отцом был отставной гусарский ротмистр и городничий города Сарапула А.В. Дуров), Любовь гусара, Сватовство гусара и Тост гусара. Изображения гусар украшают водки Молодецкая, Господа офицеры, Гусарский пир. Тесно связана по оформлению с гусарской темой водка Русская рулетка (отечественное название этого «развлечения» – гусарская рулетка). Российский буржуа – это прежде всего купец. Регионов, где вспоминают это сословие в целом или же отдельных его представителей, достаточно много: нижегородская водка Купец, башкирская Сталковская/Купецъ, саратовская Купеческий городок, краснодарские Купеческий пир и От Саввы Морозова, петербургская Купец Дурдин, екатеринбургские Уральский купец, Купец Расторгуев и Демидовский штоф, оренбургские Умновъ и Эпоха Умнова, томская Сибирский купец, Братья Таланцевы (город Ядрин в Чувашии), Купеческая чарка (город Нижний Ломов Пензенской области) и горькая настойка Ростов/Купеческая в ассортименте (всего 5 наименований). Зафиксированы в названиях и культурные стереотипы типичных для отечественных мужчин способов проведения досуга (Зимняя охота, Рыбацкие байки, Охотничьи байки). Концептуальное оформление эти «мужские слабости» получили после успеха кинокомедий А. Рогожкина о национальных особенностях охоты и рыбалки [33]. На этикетке водки Особенности национальной охоты была помещена фотография мастера кратких тостов генерала Иволгина, а в названиях народной серии фирмы «Урожай» (спонсора второго фильма) был использован их лапидарный стиль: «Ну, за братство!», «Ну, за встречу!», «Ну, за женщин!», «Ну, за урожай!». На контрэтикетках водок, названных в честь егеря 13-го участка, напечатаны рассчитанные на невзыскательный вкус тосты. Как констатировала Елена Худогонова, «отсутствие общего национального идеала и выливается в создание “шутовских” кумиров, уютно чувствующих себя на престоле “водочной этикетки”» [35]. Широкая сфера национальных особенностей потребления алкоголя, богатая

M. Timofeev. Patriotic consumption: visualization of national discourse on the vodka label

быстро ставшей очень популярной, и выпущенной год назад водкой Medvedeff, пользующейся ограниченной популярностью по данным аналитиков водочного рынка. Кроме того портрет В.В. Путина во время его предвыборной кампании был помещен на водку Старорусская с надписью на контрэтикетке «Путин – наш президент» [16]. То, что водку в нашей стране пьют в основном мужчины, определяет достаточно большой сегмент названий, связанный с репрезентацией маскулинности [29, 120–129]. Означивание патриотических ценностей совершается через обращение к военной службе и ее инвариантам (Стрелецкая, Гренадерская, Гусарская, Господа офицеры, Настоящий полковник, Генеральская, ВДВ, Спецназ, Фронтовая, Флотская, Адмирал, водка и серия горьких настоек Флагман и др.). Сюда же можно отнести события военной истории (Бородинское поле, Прохоровское поле, Афганская, Афганский ветер, Герат и др.) и тему оружия (Калашников, Оружие России, Пушка, Тульская оружейная, Черный орел и ряд других). Широко представлены в названиях отечественные варианты рыцарского и буржуазного этосов. В первом случае выделяется прежде всего богатырская тема. Это водки 33 богатыря, Богатырская, Пересвет, а также водки, названные в честь древнерусских князей. Кроме этого, на водке Русская очень многих производителей в начале 1990-х гг. изображалась репродукция картины Васнецова «Богатыри». Во-вторых, это казачья тема. Стилизованное изображение казака в советское время помещалось на этикетке горькой настойки Кубанская. В настоящее время насчитывается 13 «казачьих» наименований в 9 регионах (среди них – Казачья вольница, Казачий Круг, Казаки России, Казак Терский, Казак Уральский, Орловская казачья, Казачий хутор, Казачья, Станичная/Казак и Сотник). Кроме этого, «казачьими» можно считать такие «именные» водки, как Атаман Платов, Меланьина свадьба, Ермак (выпускающаяся в 3 регионах), Степан Разин и Емельян Пугачёв. И, в-третьих, гусарская тема. Она является своеобразным брендом сарапульского ЛВЗ в Удмуртии (4 наименования). В серию входят водки

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

эвфемизмами, также не обойдена вниманием. Так, омская серия водок Хороший повод – За встречу!, За пятницу!, После баньки – ассоциируется с известным четверостишием: Для пьянства есть такие поводы Рождение, поминки, проводы, Крестины, свадьба, новый чин И просто пьянство без причин.

Американский журналист Хенрик Смит в середине 1970-х писал: «Водка сближает людей, и многие русские признаются, что они не могут доверять человеку, пока как следует не выпьют с ним. <…> Употребление водки символизирует мужественность (Vodka-drinking is invested with the symbolism of machismo)» [42, 161]. При потреблении крепкого алкоголя мужчинами особо ценится способность много выпить и не опьянеть, остаться способным вести беседу. Этот аспект «питейного этикета» отражен в таких названиях, как Мужской разговор, Поговорим, Тары-Бары с надписью «Повод для беседы» на этикетке. А.А. Пелипенко и И.Г. Яковенко отмечали, что «пьяный треп – ядро акта возлияния. Всякий, кто был хотя бы свидетелем этого, не мог не отметить, что специфика российского пьяного трепа заключается не то чтобы в полной бессмысленности, а в особой малоосмысленной текучести, аморфности, ненаправленности, спонтанности разговора» [17, 131]. Оформление бутылки Русский размер как бы призывает структурировать пьяную беседу, предлагая типовой сценарий распития напитка. Остается лишь удивляться и/или восхищаться стойкостью пьющих на грани и за пределами человеческих возможностей (кстати, на контрэтикетке этой водки приведена цитата из басни И.А. Крылова «Музыканты»: «А я скажу: по мне уж пей, / Да дело разумей…»). Отметим, что в отечественном культовом «мужском» кино конструировался образ «настоящих мужчин», умеющих пить не пьянея, как бы иллюстрируя пословицу «пьян да умен – два угодья в нем». Режиссер А. Рогожкин так говорил о своем фильме «Особенности национальной охоты» (1995): «Играть пьяных – такой задачи

вообще не было. Наоборот, сколько герои ни пьют, они должны оставаться трезвыми. Или делать вид, что трезвы» [22, 82]. А в следующем его фильме «Особенности национальной рыбалки» (1998) егерь Кузьмич, рассказывая о питейном титанизме бывшего прокурора, способного выпить с полведра и читать после этого лекцию в сельском клубе, восхищенно восклицал: «Вот это мужичище! Наш человек!». В фильме «Белое солнце пустыни» (1970) бывший царский таможенник Верещагин (ему посвящена водка Таможенная) угощает прошедшего испытание красноармейца Федора Сухова стаканом самогона, который выпивает его не закусывая (это и своеобразная аллюзия на ключевую сцену рассказа М. Шолохова «Судьба человека») [34, 176]. Названия водок Гуляй, душа, Гуляка, Кутила отсылают к многочисленным атрибуциям русского человека как склонного к чрезмерности, причем особенно в питейной сфере. Издревле «потребление спиртного “по-русски” – то есть сверх любой разумной меры, в размерах эпических – понимается как бесспорное достоинство. Отсюда – хвастовство количеством выпитого, оценка человека в зависимости от того, сколько он может “выжрать”, удивленно-презрительное или, в лучшем случае, сочувственное отношение к непьющим» [17, 126–127]. Названия же водок По чуть-чуть и 5 капель – горькая ирония по этому поводу. Водка стала «национальным напитком» для многих народов России. Показательно не то, что ее производят практически во всех республиках Российской Федерации, за исключением Ингушетии, Чечни и некоторых автономных образований на севере Сибири, т. к., например, продукция с Северного Кавказа ориентирована на общероссийский рынок, а то, что производители в этнически маркированных регионах дают своей продукции названия на языках титульных народов этих субъектов федерации. Это якутские водки Дьэнкир, Тыгын и бальзамы Сарыал и Симехин Эрчим, татарские водки Арака, Байрам, Кымыш Су, Шурале, Юлдаш, удмуртские водки Игерман, Италмас, чувашские Акатуй, Атал, Сул Курки, башкирские Иремель, Селеук, Тайрук,

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

шаяся в период недолгой международной правосубъектности республики [6]. К сожалению, в рамках статьи невозможно подробно рассмотреть специфику регионального использования патриотических коннотаций в алконимии, степень представленности такого рода наименований в разные периоды истории современной России. Однако можно констатировать, что моделирование в алконимии национальной семиосферы демонстрирует, что потребителю предлагалось не просто покупать и употреблять внутрь российское, ему предлагалось потреблять образы России и отечественной культуры.

Литература 1. Бодрийар Ж. Система вещей. М., 2001. 2. «Боржоми» и грузинское вино могут вернуться в Россию. URL: http://www.rosbalt. ru/2010/03/19/721473.html 3. Волков С. Диалоги с Бродским. М., 1998. 4. Губарь Н. Эстонская килька вляпалась в политику. URL: http://www.utro.ru/articles/2007/0 4/03/638166.shtml 5. Гусейнов Г. Визиотип и война в дискурсе: Фрагменты книги. URL: http://www.polit.ru// research/2003/03/07/609912.html 6. «Дипломат Татарстана» в Казани пьется с трудом // Независимая газета. 2002. 31 января. 7. Дроздов А. Русская тройка на водочных этикетках // Мир этикетки. 2007. № 10. URL: http://labelworld.ru/article.aspx?id=18277&iid=848 8. Дроздов А. Судьба «Богатырей» // Мир этикетки. 2007. № 6. URL: http://labelworld.ru/ article.aspx?id=17823&iid=824 9. Запрет на ввоз молдавских и грузинских вин. URL: http://www.lenta.ru/story/wine/ 10. Иванов Ю. Г. Крепкоалкогольные напитки. Смоленск, 1997. 11. Как поддержать отечественного производителя? URL: http://www.govoritmoskva.ru/ articles.php?id=3422&cat=7 12. Лесков Н. С. Очарованный странник // Соч.: В 3 т. М., 1988. Т. 1. 13. О вине и пьянстве: Русские пословицы и поговорки / Сост., предисл., слов., примеч. Г. Ю. Багриновского. М., 2001. 14. Опарин П. Секреты мастерства. Компания «Тайга-Восток». URL: http://www.my-sn.ru/ articles.php?c=5&n=178&a=9317 15. Отечественная война в водочных этикетках. URL: http://mojcccp.blogspot.com/2010/05/ blog-post_04.html

16. Павлов К. Винно-водочная история России // Профиль. 2005. № 18 (432). 17. Пелипенко А. А., Яковенко И. Г. Пьянство // Человек. 1997. № 2. 18. Петров Н. Как в капле водки: политика, финансы, регионализм. Регионы России в 1999 г.: ежегодное приложение к «Политическому альманаху России». М., 2001. URL: http://www.carnegie.ru/ru/pubs/books/volume/ 18790101np-11np.pdf 19. Похлебкин В. В. История водки. М., 1991. 20. Похлебкин В. В. История водки. Новосибирск, 1994. 21. Похлебкин В.В. Словарь международной символики и эмблематики. М., 2004. 22. Рогожкин А. Краткий курс ненаучного коммунизма // Искусство кино. 1995. № 12. 23. Российские короны на водочных этикетках // Мир этикетки. 2007. № 12. URL: http:// labelworld.ru/article.aspx?id=18582&iid=861 24. Степанов Ю. С. Константы: Словарь русской культуры: Опыт исследования. М., 1997. 25. Такала И. «Веселие Руси»: История алкогольной проблемы в России. СПб., 2002. 26. Татарчук А. Вино, боржоми, а теперь наши шпроты... URL: http://www.bb.lv/-index.php ?p=1&i=3551&s=1&a=129495 27. Тепленин Т. Россия ударила по карману Латвии шпротами: Объем рыбного экспорта страны падает прямо на глазах. URL: http://www. utro.ru/articles/2005/06/24/451993.shtml 28. Тимофеев М. Водка // Идеи в России = Ideas in Russia = Idee w Rosji: Leksykon rosyjskopolsko-angielski. d, 2003. Т. 5. 29. Тимофеев М.Ю. «Водка мужского рода»: гендерная семантика названий и визуальных

M. Timofeev. Patriotic consumption: visualization of national discourse on the vodka label

бурятские Амрита, Арадай Архи, Гэсэр. В республике Коми выпускаются водка Асъя кыа, горькая настойка Зарни ёль; в Еврейской автономной области водки Бедный еврей, Еврейское счастье, Иерусалимская, Тетя Соня, Рабинович, Фрейлехс, Хасидская и кошерные водки Еврейские штучки и Шаббатная [14]. Кроме этого, национальный дискурс реализуется с помощью использования названия региона: бальзам Марий Эл, водки Мордовская национальная, Удмуртия, Башкирия, Карелия, Якутская и Якутский алмаз (самоназвание Саха не применяется), Татарстан и Дипломат Татарстана, появив-

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

репрезентаций современных крепких алкогольных напитков России // Гендер: Язык, культура, коммуникации: Материалы Третьей Междунар. конф., 27–28 ноября 2003 г. М.: РЕМА, 2006. (Вестник МГЛУ; вып. 518; сер. Лингвистика). 30. Тимофеев М. Ю. День патриота: ритуализация и семиотизация патриотического дискурса // Международная научная конференция «Проблемы формирования общероссийской идентичности: русскость и российскость». Иваново, 2008. 31. Тимофеев М. Ю. Для внутреннего употребления: образы медведя на отечественной алкогольной продукции // Границы: Альманах Центра этнических и национальных исследований ИвГУ. Вып. 2: Визуализация национального. Иваново, 2008. 32. Тимофеев М. Ю. Нациосфера: Опыт анализа семиосферы наций. Иваново, 2005. 33. Тимофеев М. Ю. Охотники на привале: (Семиотика российской маскулинности в фильмах А. Рогожкина «Особенности национальной охоты» и «Особенности национальной рыбал-

ки») // Женщина в российском обществе. 2001. № 3/4. 34. Тимофеев М. Ю. Россия, незавершенный проект. Иваново, 2000. 35. Худоногова Е. Китч на водочной этикетке. URL: http://drinks.internet.ru/Et/kitch.asp 36. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. М., 1998. 37. Hellberg-Hirn E. Soil and Soul: the Symbolic World of Russianness. Aldershot, 1998. 38. History of Vodka its origin, name and distilling in Poland. URL: http://www.theculturedtraveler.com/Archives/FEB2004/Vodka.htm 39. Ogilvy D. Ogilvy on Advertising. N.Y., 1985. URL: http://kartlink.com/index.php/2004/10/09/119/why-build-a-brand.html 40. Patico J. Consuming the West but Becoming Third World: Food Imports and the Experience of Russianness // Anthropology of Eastern Europe Review. 2003. Vol. 21. № 1. URL: http://condor.depaul.edu/%7Errotenbe/aeer/V21n1/Patico.pdf 41. Prksen U. Weltmarkt der Bilder. Eine Philosophie der Visiotype. Stuttgart, 1997. 42. Smith H. The Russians. N. Y., 1976.

И.В. ШИЛОВА Университет Калгари, Канада

УПОТРЕБЛЕНИЕ АЛКОГОЛЯ В РОССИЙСКОМ ПАТРИАРХАЛЬНОМ ОБЩЕСТВЕ И ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЙ ГЕРОЙ МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ The author makes an attempt to show that Russian pop culture of XXI century as a champion of ideas of patriarchal society motivates behavioral stereotypes of young men and women and promotes spread of alcohol addiction among the youth. В данной статье мы бы хотели коснуться зависимости между употреблением алкоголя в России и современным статусом российского общества, как общества патриархального. Мы считаем, что российская массовая культура двадцать первого века является проводником идеологии патриархального общества, которое стимулирует поведенческие стереотипы молодых муж© Шилова И.В., 2011

чин и женщин, и, таким образом, способствует распространению алкоголизма в молодежной среде. Как утверждает Барбара К. Ротмэн, «в патриархальной системе, когда люди говорят о кровном родстве, они говорят о генетическом родстве, о связи через семя… Патриархальные связи базируются на генетике, на акте зачатия» [7, 141]. Необходимость продолжить свой род, быть способным оплодотворить женщину стано-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

ленным правилам, среди которых должно быть усиление внимания к дидактической роли этой продукции. Произведения, которые относятся к высокому искусству, оцениваются по иной шкале. На сегодняшний день российское кино и телевидение являются одним из главных информационных каналов, которые пропагандируют употребление алкоголя. Но этот канал также является наиболее эффективным, так как он положен в форму нарратива, который, как утверждает Пауль Рикер, наиболее доступная форма получения информации. В современных послеперестроечных сериалах практически реализуются традиционные мифы ежедневной жизни, и один из таких мифов – о положении женщин и мужчин в обществе и о стандартах их отношений. В них, как правило, употребление алкоголя и любовь к женщине неразделимы, так как входят в один тип атрибутов “настоящего мужчины”. Но самым опасным является то, что безостановочно выпивающий герой – это герой положительный, с которым зритель-мужчина себя идентифицирует, а зритель-женщина идентифицирует себя с возлюбленной или женой этого положительного героя. А как известно, наиболее легкий способ идентификации происходит именно во время просмотра фильма, особенно фильма, события которых происходят во времени, параллельном времени реальному. Идентификация с героями литературы не происходит так легко, потому что стиль повествования может затруднять процесс соединения читательской истории жизни и истории жизни героя. Молодые люди копируют поведение героев на экране и сознательно, и бессознательно. Но еще более сильным является ожидание от окружающих людей того типа поведения, которое является типичным для экранных героев. Таким образом, юноша воспринимает ежедневное принятие алкоголя как норму, а девушка воспринимает как норму положение женщин в обществе как дополнение к мужской жизни. Мужская жизнь воспринимается как главная жизнь, с правилами которой женщина может со-

I. Shilova. Alcohol consumption in the patriarchal Russian society and positive hero of mass culture

вится главным для каждого молодого мужчины в патриархальном обществе, и с его взрослением это чувство только усиливается. В современном российском обществе быть мужчиной во многом значит иметь детей, а лучше – сыновей. Отцовство, однако, приходит позже, чем тот возраст, когда окружение уже требует от мальчика «быть мужчиной». В первой половине двадцатого века в России утверждение себя как мужчины больше проявлялось в работе, так как подростки, особенно в крестьянских семьях, должны были помогать в хозяйстве или работать в колхозах или на производстве. Употребление алкоголя среди молодежи не было таким показателем. Утверждение себя как мужчины, то есть человека с определенными качествами и стандартами поведения, идет через модель «я не женщина». Мужчина является нормой, а женщина вариантом этой нормы. Чтобы «не быть женщиной», молодые люди часто руководствуются в своем поведении не стандартами морали, здравого смысла или даже чувством самосохранения, а правилами, которое выработало именно патриархальное общество для утверждения позиции мужчины как особого субъекта социума. Современная продукция российского кинематографа, телевидения и массовой литературы не только не отрицает эти стандарты, но шлифует их и создает новые. К таким стандартам «мужественности» относится ритуал выпивки и традиция «запоя», которые в последние десять лет стали клише большинства произведений кино, телевидения, и массовой литературы. Именно массовая культура является наиболее востребованной среди молодежи, и сериалы-детективы и боевики пользуются самым большим успехом. Массовая культура никогда не исчезнет, и только в тоталитарном обществе с ней борются. В России, которая встала на путь демократии, массовая культура должна быть поддержана, но ее содержание должно соответствовать законам страны. Помимо этого, создатели этой продукции должны следовать опреде-

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Шилова И.В. Употребление алкоголя в российском патриархальном обществе и положительный герой массовой культуры

глашаться или не соглашаться, но тем не менее, не может их устанавливать. Эта типичная схема подразумевает и ещё один элемент: мнение женщины не учитывается как определяющее, и если героиня протестует против чрезмерного употребления алкоголя мужчиной, ее протесты воспринимаются как бы «со стороны». То есть, жизнь героя определена не ею, законы мужского поведения существуют сами по себе, как бы данные навечно, закрепленные в традициях. Идентификация женщин-зрителей имеет более сложный процесс: женщины видят себя не только похожими на женщин-героинь, выполняющих роль добавления к мужчине, но и с самим главным положительным героем, активно действующим на протяжении фильма. И этот положительный герой всегда употребляет алкоголь, что косвенно способствует возникновению и женского алкоголизма. К одной из таких традиций относится выпивка как знак мужской дружбы. Даже в самых утопических сериалах, когда служащие в милиции, например, показаны неестественно идеальными, выпивка является необходимой частью их характеризации. В популярном сериале «Улицы разбитых фонарей» капитан Волков спрашивает вновь прибывшего следователя: «Ты водку пьешь?» И когда тот отвечает положительно, с удовольствием констатирует: «Значит, сработаемся». Без распития водки не заканчивается ни одна часть этого сериала, если это счастливый конец. Если же конец несчастливый, то такой сцены нет. Их общая подруга, владелица кафе, приносит им выпивку, как правило, радостно при этом улыбаясь. В сериале «Защита Красина» главный герой, начальник уголовного розыска, опять же идеальный герой, пьет с еще более идеальным героем-борцом за справедливость, и оба поют детскую песню о родине, соединяя, таким образом, в один положительный образ идеального мужчины, чувство патриотизма и водку. Интересно то, что во время этой выпивки речь идет о женщине,

которая изменила главному герою, и изза которой он всю жизнь был несчастлив. Водка принимает, как и в большинстве фильмов, образ лекарства от душевной боли, причиненной неверной женщиной. В этом же фильме один из действующих лиц – алкоголик. Причину его алкоголизма объясняет другой герой: он спился, потому что его бросила жена, когда он перестал приносить большие деньги. Положительный герой принимает водку, в первую очередь, как лекарство от душевных переживаний. В сериале «Бандитский Петербург» главный герой, Сергей Челищев, не только напивается после того, как он впервые совершает убийство, но уходит «на дно», то есть в притон наркоманов. Когда же его находит собрат по бандитскому содружеству, он твердо обещает, что через три дня он будет «в форме», что и происходит. Это же клише встречается в каждом сериале. Герой при этом не теряет ни своего обаяния, ни здоровья и не становится алкоголиком. Телевидение доводит такой образ до стереотипа, который, как известно, труднее всего разрушить, потому что существование стереотипа по определению очень долгое. Опасность именно этого стереотипа в том, что молодые люди идентифицируют себя именно с этими героями. Как указывает Питер Фурье, сцены насилия, аморального поведения и тема распада в сериалах не мешают триумфу социально признанных норм и ценностей. Он, однако, замечает между прочим, что эти негативные моменты связаны в основном с отрицательными героями [3, 217]. В этом и состоит принципиальное различие между российской телевизионной продукцией и западной. У Фурье, западного исследователя, не возникает никакого вопроса по поводу того, что это может быть по-другому. В российской же культуре употребление алкоголя стало качеством положительного героя. Ритуал выпивки играет и другие функции в российских фильмах и сериалах, и все они способствуют триумфу образа муж-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

пивка как ритуал посвящения в коллеги или товарищи по работе. Чаще всего выпивка происходит в рабочих кабинетах, после которой герои садятся за руль или неожиданно вынуждены приступить к работе, и выполняют все с таким же качеством, как и трезвые люди. Таким образом, смешиваются понятия и социальные требования: самым нелепым в такой ситуации бывает то, что пьяные сотрудники милиции на экране борются с наркоманами, в то время как в России, не говоря уже обо всем мире, алкоголь признан наркотиком. Таким образом, можно с уверенностью говорить о том, что фольклорный мотив мужского удальства с обязательным включением разрушительных акций стал ведущим мотивом для характеристики положительного героя в российской массовой культуре двадцать первого века. Женщина тоже заняла место, характерное для русской народной традиции, то есть заполнила ту часть его жизни, которую он ей позволил занять, и с теми функциями, которые мужчина позволил ей выполнять.

Литература 1. Attwood, Lynne. Red Women on the Silver Screen: Soviet Women and Cinema from the Beginning to the End of the Communist Era. London: Pandora Press, 1993. 2. Erens, Patricia. Issues in Feminist Film Criticism. Indiana University Press: 1990. 3. Fourie, J. Pieter. “The Role and Functions of the Media in Society.” Ed. Pieter J. Fourie. Media Studies: Media History, Media and Society. Vol. 1. Cape Town: Juta and Co, 2007. 4. Goscilo, Helena. Dehexing Sex: Russian Womanhood During and After Glasnost. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1996.

5. Haskell, Molly. From Reverence to Rape: The Treatment of Women in the Movies. Holt, Rinehart and Wilson, 1974. 6. Ricoeur, Paul. Time and Narrative. University of Chicago Press, 1984-1988. 7. Rothman, Barbara Katz. “Beyond Mothers and Fathers: Ideology in the Patriarchal Society.” Ed. Glenn, Evelyn Nakano. Mothering: Ideology, Experience, and Agency. New York: Routledge, 1994. P. 139–160.

I. Shilova. Alcohol consumption in the patriarchal Russian society and positive hero of mass culture

чины, который диктуется патриархальным обществом. Например, чтобы подчеркнуть стойкость и физическую мощь мужчины, опять же в сравнении с женщиной, режиссеры заставляют их пить до изнеможения, но затем восстанавливаться, как феникс (или как фаллос) к новым победам. Нам не пришлось ни разу видеть фильм или сериал, где крах всего созданного положительным героем, произошел именно из-за его запоя. Фильм «подсказывает» зрителю, что во время запоя время останавливается, что и в самом деле существует, так как останавливается личностное восприятие объективного времени. Но это существует с точки зрения героя, но никак не в реальной жизни, где во время запоев люди рушат и свою судьбу, и судьбы окружающих. Происходит разрыв логической цепочки: если в реальности в России хорошие мужики пьют, то кино и телевидение должны отобразить эту реальность. Если же в реальности они часто все теряют в результате этого, то изображать этого не нужно, так как неудачник – это не герой. C большим энтузиазмом в сериалах и массовой литературе изображается вы-

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

С.В. КЛЮЗИНА Территориальный орган Федеральной службы государственной статистики по Ивановской области

ПРОБЛЕМА АЛКОГОЛИЗМА В РЕГИОНЕ: СТАТИСТИЧЕСКАЯ ОЦЕНКА Alcohol addiction is a national problem which is characterized by not only its urgency but its strategic feature of negative consequences as there is a strong correlation between the scope of spread of this phenomenon and the quality of the national gene pool. That is why the study of the sickness rate pattern of population that is ill with this malady and a struggle with the alcohol addiction are the parts of the state policy. The author gives and examines the statistics data characterizing the level of alcohol drinking in Ivanovo region in comparison with other regions of Russia and comes to conclusion that Ivanovo region enters the number of the regions of Russia where the problem is especially exacerbated. The problem was caused by a long-term recession, lower living standards in comparison with other regions against the background of the State’s interest for increase of alcohol production and sale and propagandistic temperance movement. Алкоголизм в России является проблемой национального уровня, которая характеризуется не только особой актуальностью на современном этапе, но и долгосрочным характером негативных последствий, т.к. существует тесная корреляционная связь степени распространения данного явления и качества генофонда нации. В последние десятилетия отмечается общая тенденция к «омоложению» алкоголизма. Исторические аспекты развития алкоголизма как социальной патологии можно проанализировать не только на примере нашей страны, но и других, в частности промышленно развитых, стран Запада, для которых это явление характерно в большей степени, чем в странах Востока, но в меньшей степени, чем в России. В любом случае алкоголизм обуславливает порождение целого ряда личностных проблем. Поэтому изучение динамики заболеваемости населения этим недугом и борьба с алкоголизмом являются частью социальной политики государства. Однако социальные цели развития не всегда в должной мере согласуются с экономическими реалиями. © Клюзина С.В., 2011

Среднедушевое потребление алкоголя в нашей стране растёт на фоне фискального интереса государства к увеличению производства и реализации вино-водочной продукции, вследствие чего государственная антиалкогольная политика не имеет экономического обоснования и в основном предполагает пропагандистские мероприятия. Несмотря на общенациональный характер проблемы алкоголизма, можно выделить регионы, где данные вопросы имеют особую актуальность. Современное положение в сфере демографии и здоровья населения Ивановской области неблагополучно, значительное число показателей хуже, чем в других регионах и чем средние по РФ. Показатель заболеваемости населения, определяемый числом зарегистрированных больных с диагнозом, установленным впервые в жизни, на 1000 чел. населения, в Ивановской области устойчиво превышает среднероссийский уровень и средний уровень по ЦФО. В 2000 г. показатель заболеваемости населения Ивановской области на 12,2% превышал среднероссийский уровень и на 15,7% уровень средний по ЦФО. Хотя в 1995 г. показатели заболеваемости в нашем регионе были ниже средних пока-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

Таблица 1 Общая заболеваемость населения (зарегистрировано больных с диагнозом, установленным впервые в жизни; на 1000 чел. населения)

Ивановская область ЦФО РФ

1995 г.

2000 г.

2005 г.

2006 г.

2007 г.

2008 г.

618,0 667,7 676,0

820,0 708,5 730,6

825,4 706,5 745,9

884,0 718,3 763,9

858,3 722,8 771,0

853,9* 726,9 772,0

Примечание. * В 2009 г. показатель составил 923,2.

зателей по РФ и ЦФО (на 8,6% и 7,4% соответственно). Статистические данные свидетельствуют, что если в 1995 г. общая заболеваемость населения Ивановской области была ниже средних показателей по ЦФО и РФ, то уже начиная с 2000 г. наблюдается стабильное превышение названного показателя в нашем регионе над аналогичными значениями по Центральному федеральному округу и стране в целом. Причём, если по значению числа зарегистрированных больных в расчёте на 1000 человек населения в 2007 г. наблюдается

снижение, то в сравнительных характеристиках ситуация в нашем регионе по прежнему выглядит крайне неблагоприятно, т.к. сохраняется превышение показателя общей заболеваемости над значениями по ЦФО – на 18,7%, по России – на 11,3%. В связи с ростом заболеваемости населения РФ, и Ивановской области в частности, медико-демографическим аспектам анализа заболеваемости различных социально-демографических групп уделяется особое внимание при анализе динамики социально-экономических процессов. Таблица 2

Коэффициент превышения общей заболеваемости населения Ивановской области над аналогичными показателями ЦФО и РФ (зарегистрировано больных с диагнозом, установленным впервые в жизни на 1000 чел. населения)

Ивановская область / ЦФО Ивановская область / РФ

1995 г.

2000 г.

2005 г.

2006 г.

2007 г.

2008 г.

0,926 0,914

1,157 1,122

1,168 1,107

1,231 1,157

1,187 1,113

1,175 1,106

S. Klyuzina. The problem of alcoholism in the region: a statistical evaluation

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Клюзина С.В. Проблема алкоголизма в регионе: статистическая оценка

В связи с этим обращает на себя внимание факт более высокого уровня заболеваемости в Ивановской области по сравнению со среднероссийскими показателями по нескольким классам болезней. Ивановская область отличается более высокими значениями по показателям, характеризующим группу социально значимых болезней, к которым относится и алкоголизм. В такой ситуации анализ заболеваемости должен проводиться с особой тщательностью и должен быть направлен на выявление влияния отдельных факторов на общие показатели заболеваемости и в т.ч. алкоголизмом. Заболеваемость алкоголизмом характеризуется несколькими основными показателями, среди которых:

– число больных, состоящих на учёте всего (т.е. это накопленная величина); – количество лиц, взятых на диспансерное наблюдение в прошедшем году; – численность лиц, взятых на профилактических учёт в связи со злоупотреблением алкоголя как в отчётном году, так и в виде накопленной величины; – численность умерших по причинам, связанным с употреблением алкоголя; – и некоторые другие, в т.ч. указывающие на распространённость явления в определённой возрастной группе или на определённой территории. За период с 1995 г. по 2000 г. численность больных алкоголизмом в Ивановской Таблица 3

Заболеваемость населения Ивановской области алкоголизмом и алкогольными психозами (по учреждениям Минздравсоцразвития России) 1995 г.

Состоит на учете в лечебнопрофилактических учреждениях больных с диагнозом алкоголизм и алкогольные психозы всего, человек на 100 000 населения

2000 г.

2005 г.

2006 г.

2007 г.

2008 г.

2009 г.

25852 28070 34403 35142 35767 36246 35998 2070,2 2380,9 3127,8 3230,3 3313,0 3377,8 3375,2

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

Диаграмма 1 Динамика числа больных, состоящих на учёте с диагнозом алкоголизм и алкогольные психозы (в расчёте на 100 тыс. человек населения в течение 1995–2009 гг.)

3500 3000 2500 2000 1500 1000 500 0 1995

2000

2005

области выросла на 8,6%. Но уже к 2004 г. данная категория населения насчитывала уже около 33 тыс. чел., что показывает прирост к уровню 1995 г. более чем на 27%. По результатам статистического наблюдения последних лет данный показатель возрос до 36 тыс. человек. В течение текущего десятилетия (по данным за 2000–2009 гг.)

2006

2007

2008

2009

прирост составил более 28% (35998/28070), но за прошедшие 15 лет прирост существенно выше – 39,25%. Безусловно, данную ситуацию следует рассматривать как эхо продолжительной экономической депрессии. Статистика убедительно свидетельствует, что проблема в регионе остаётся актуДиаграмма 2

Показатели интенсивности распространения алкоголизма по некоторым областям ЦФО в 2000-2008 гг.1 (по числу лиц, состоящих на учёте в лечебно-профилактических учреждениях, в расчёте на 100 тыс. чел. населения)

По данным сборника «Здравоохранение в России». С. 96.

S. Klyuzina. The problem of alcoholism in the region: a statistical evaluation

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Клюзина С.В. Проблема алкоголизма в регионе: статистическая оценка

альной и степень значимости всего комплекса проблем, связанных с алкоголизмом, возрастает. Сравнительную характеристику интенсивности распространения алкоголизма можно дать именно на основе сопоставления контингента больных данным недугом в расчёте на 100 тыс. чел. населения. При этом общей тенденцией в течение анализируемого периода времени является устойчивое превышение показателя больных алкоголизмом в Ивановской области над другими регионами ЦФО и среднероссийским уровнем ( в расчёте на 100 тыс. чел. населения). В Ивановской области значение данного негативного показателя более чем в 2 раза превышает значение аналогичного показателя по Владимирской области, по данным 2008 г. На 87% превышает значение Ярославской и на 40% Костромской областей. С учётом общего снижения численности населения области рост числа больных алкоголизмом предопределил увеличение интенсивности распространения алкоголизма в нашем регионе.

Учреждениями Минздравсоцразвития России данный показатель отслеживается как в целом, так и с регистрацией числа случаев алкогольных психозов, как наиболее тяжёлой формы заболевания. В 2008 г. число больных с диагнозом «алкоголизм и алкогольные психозы» в расчёте на 100 тыс. человек населения в Ивановской области было в 2,3 раза выше, чем в среднем по РФ и в 2,1 раза выше, чем аналогичный средний показатель по ЦФО. Все представленные выше характеристики отражают т.н. накопленный итог. Мониторинг изменений ситуации можно отслеживать по другим показателям. Ежегодно увеличивается численность больных с впервые установленным диагнозом алкоголизм и алкогольные психозы. Так, в 2004 г. число взятых под наблюдение больных с диагнозом «алкоголизм и алкогольные психозы» в расчёте на 100 тыс. чел населения в Ивановской области было в 1,6 раза выше, чем в среднем по РФ и в 1,7 раза выше, чем аналогичный средний показатель по ЦФО. Диаграмма 3

Контингент больных, взятых под диспансерное наблюдение с впервые установленным диагнозом алкоголизм и алкогольные психозы по Ивановской области за 1995–2009 гг. (в расчете на 100 000 населения)

300 250 200

251,1

221,1

204,9

163,1

184,2

181,9 157,7

150 100

47,8

58,6

1995 ̐.

2000 ̐.

76,4

73,6

68,8

65,8

2005 ̐.

2006 ̐.

2007 ̐.

2008 ̐.

2009 ̐.

50 0

ʤ̡̨̨̛̣̣̥̐̚ ̛ ̡̨̨̣̣̦̼̖̌̐̽ ̵̨̛̪̭̼̚ ̏ ̨̯̥ ̸̛̭̣̖ ̡̨̨̣̣̦̼̖̌̐̽ ̵̨̛̪̭̼̚

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

Таблица 4 Контингент больных взятых на профилактический учёт в связи со злоупотреблением алкоголя с впервые установленным диагнозом 1995 г.

2000 г.

2005 г.

2006 г.

2007 г.

2008 г.

2009 г.

Взято больных с впервые установленным диагнозом на профилактический учет в связи со злоупотреблением алкоголя всего, человек 1075 на 100 000 населения 85,7 Состоит на профилактическом учете в связи со злоупотреблением алкоголем всего, человек 2475 на 100 000 населения 198,2

1365 115,0

532 48,0

723 66,1

523 48,3

731 67,9

520 48,6

2991 253,7

1759 159,9

1713 157,5

1444 133,8

1612 150,2

1424 133,5

В 2008 г. превышение регионального показателя над среднероссийским сохранялось на уровне 49%. Система профилактического учёта данной категории больных ежегодно пополняется. Проблема алкоголизма в нашем регионе имеет ещё один крайне негативный аспект – это рост алкоголизма среди молодёжи. На фоне общего снижения численности населения области и в т.ч. молодого поколения, крайне негативной оценки заслуживает рост числа умерших в возрасте 15–29 лет по причинам, связанным с употреблением алкоголя, в т.ч. случайные отравления алкоголем, алкогольные болезни печени, алкогольная кардиомиопатия и др. Общее число умерших в возрасте 18–29 лет по данной группе причин в 2008 г. составило 123 чел., что в 2,56 раза выше показателя 2002 г. Таким образом, из общего числа умерших в возрасте 18–29 лет в 2008 г. по указанной причине погибло более 1/5 части. В т.ч. от алкогольной кардиомиопатии число умерших в возрасте 15–29 лет составляет 16 человек, что в 2,8 раза выше аналогичного показателя 2002 г. Алкогольная болезнь печени привела к смерти в 2008 г. 24 человека указанной

возрастной группы, что в 8,5 раза больше чем в 2002 г. Особого внимания данные факты заслуживают на фоне общего снижения смертности молодого поколения, в т.ч. от внешних причин смерти. Если в период 2002–2008 гг. указанный показатель смертности снизился на 21,8%, то по причинам, связанным с употреблением алкогольных напитков, частота смертельных случаев среди молодёжи выросла в 2,6 раза. Проблемой региона является и распространение детского алкоголизма, когда высокое значение сохраняется по контингенту детей в возрасте 0–14 лет, больных психическими расстройствами, связанными с употреблением алкоголя. На протяжении всего анализируемого периода отмечается рост уровня заболеваемости алкоголизмом и алкогольными психозами женщин. Вследствие развития алкогольной зависимости возрастает число больных психическими расстройствами и расстройствами поведения, связанными с вредными последствиями употребления алкоголя. Так в 2008 г. в Ивановской области данный контингент больных составил 67,9 случаев на 100 тыс. человек населения. И хотя в некоторых областях Центрального Федерального округа данный показатель

S. Klyuzina. The problem of alcoholism in the region: a statistical evaluation

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Клюзина С.В. Проблема алкоголизма в регионе: статистическая оценка

имеет более высокое значение (Тверской, Липецкой, Курской и т.д.), но в ряде регионов Центральной России показатели заболеваемости алкоголизмом существенно ниже показателей Ивановской области. Неблагоприятное соотношение формируется при сравнении показателей Ивановской области с показателями Рязанской и Калужской областей, где число больных психическими расстройствами и расстройствами поведения, связанными с употреблением алкоголя составляет соответственно 27,3 и 45,2 на 100 тыс. чел. населения.

Все эти показатели свидетельствуют не только об особой актуальности проблемы алкоголизма в нашем регионе, но и являются свидетельством более низкого качества жизни в Ивановской области, интегрирующего целый комплекс индикаторов, среди которых показатели заболеваемости населения по основным группам причин. Проблемы, связанные с алкоголем, вызывают пристальное внимание потому, что они не только воздействуют на самого пьющего, но и оказывают значительное влияние на окружающих его людей, семью, общество в целом. Таблица 5

Объем продажи алкогольных напитков (тысяч декалитров) Алкогольные напитки и пиво в абсолютном алкоголе:

всего на душу населения, литров

2000 г.

942,3 7,94

2005 г.

1056,3 9,54

Напряженность алкогольной ситуации напрямую связана с уровнем среднедушевого потребления алкоголя. С 2000 г. этот показатель увеличился с 7,9 до 11 литров чистого алкоголя на одного жителя области в 2009 г. По данным Всемирной организации здравоохранения ситуация оценивается

2006 г.

1108,7 10,13

2007 г.

1202,2 11,09

2008 г.

1156,8 10,75

2009 г.

1176,2 10,99

как опасная уже при потреблении 8 литров абсолютного алкоголя в год. Меры по ограничению торговли алкогольной продукцией являются вынужденными и крайне недостаточными для обеспечения принципиальных изменений в социальном оздоровлении региона.

ГОСУДАРСТВЕННАЯ «ПИТЕЙНАЯ» ПОЛИТИКА: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ Н.Е. ГОРЮШКИНА Юго-западный государственный университет

ВИННАЯ РЕФОРМА 1861 г.: ПРЕДЫСТОРИЯ In the article the author makes an attempt to cover events and circumstances contributing to replacement of tax farming by excise tax. The author considers that during the whole period of tax farming the Government was aware of great harm made by tax farming and was searching for an alternative to that. It was testified to by some measures undertaken to change tax farming conditions and failed attempt to introduce state liquor sales in 1819-1827. Initially the idea of replacement of tax farming by excise tax was pronounced in Russia in the 1810s. The idea had been borrowed from Western Europe. This excise tax system was put into action not just to imitate the West. For about half a century this idea was being discussed the Government, all pros and cons were being considered, with the help of introduction of excise tax the Government hoped to get rid of negative consequences of tax farming. Винная реформа 1861 г., продолжительное время пребывавшая в тени прочих «великих реформ» Александра II, в последние годы нашла своего исследователя. Анализу подвергаются ее экономические и социальные аспекты, исследования на общероссийском материале дополняются работами регионального уровня. Все это обогащает познание исторического поворота от откупов к акцизу новыми гранями, доселе неизвестными. На этом фоне стала более явной недостаточная изученность предыстории винной реформы. В этой связи ставится задача осветить обстоятельства, подвигнувшие правительство к выбору акцизной модели организации сбора с алкоголя. Со времени окончательного утверждения откупов (1795) не смолкали жалобы на «ощутительно вредные действия откупщиков, ослабляющие строгость благочиния, для управления сей части наиболее нужную» [5, 487]. Правительс© Горюшкина Н.Е., 2011

тво было поставлено в весьма затруднительное положение: с одной стороны, ему были необходимы доходы, получаемые в результате энергичной, но вызывающей недовольство деятельности откупщиков, с другой – оно чувствовало свою обязанность заботиться о моральной стороне откупного дела. В 1807 г. был учрежден Особый комитет для ликвидации «откупных неудобств». Нововведения позволили в следующее четырехлетие (1807-1811) получить с откупщиков 21,5 млн руб. годовых, но «привлекание в опьянение большого числа людей» продолжилось [5, 487]. Высочайшей волей в 1809 г. снова был учрежден Особый комитет для «поправления» питейного устава. Но серьезных перемен не последовало, казне до крайности были нужны деньги, а касаться сбора, который поступал в казну «с такой определительностью, исправностью и удобностью» было опасно. В четырехлетие (1811–1815) откупа несли около 28 млн руб. в год, но рост откупных сумм естественным обра-

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Горюшкина Н.Е. Винная реформа 1861 г.: предыстория

зом увеличил число злоупотреблений по откупной части [11, 12]. Рескриптом на имя председателя Государственного совета и Комитета министров Н.И. Салтыкова Александр I выразил свое неудовольствие ходом питейно-откупного дела и распорядился создать Особый комитет «для подробного рассмотрения всего того, что может служить к лучшему образованию питейных откупов» [5, 487]. По утвержденным Особым комитетом правилам откупа (1815–1819) были отданы за 17,5 млн руб. в год, но жалобы на откупщиков умножились [15, 18]. В 1817 г. министр финансов Д.А. Гурьев (1810–1823) возложил на откупщиков ответственность за финансовые проблемы страны: «Содержатели откупов, умножая свои прибытки на счет народа и казны и мало-помалу соединяя в небольшом числе рук великие капиталы, из сборщиков дохода превратились в распорядителей оного в свою пользу». Министр финансов был убежден, что сборы с предметов потребления следует «располагать акцизом на их произведение и продажу», ставя в пример организацию питейного сбора в «благоустроенных» государствах [9, 11]. Но прежде, чем ввести акциз, Д.А. Гурьев считал нужным «обозреть все подробности столь обширного и многосложного дела» и учредить казенное управление питейными сборами [14. ч. 1, 76]. Казенное «единоторжие» было введено 1 января 1819 г. и в первые годы дало блестящие финансовые результаты: чистый доход от продажи питей вырос с 22,3 млн руб. (1819) до 25,4 млн руб. (1820). Но впоследствии поступления стали сокращаться, в 1826 г. питейный сбор не превысил 23,5 млн руб. [15, 18]. Помимо того, «в винное дело «вкрались разные злоупотребления, которые усилились и дошли до того, что чиновники держали особые подвалы для корчемного вина <…>и продавали его в свою пользу; содержали через подставных лиц лучшие питейные дома, раздачу питейных домов производили неправильно по нескольку в одни руки на подставных лиц, взимая за то деньги (т. е. беря взятки) и полагая даже месячные оклады;

за сбытом вина продавцами и сидельцами не имели никакого надзора» [11, 14]. В 1825 г. министр финансов Е.Ф. Канкрин (1823–1844) признал необходимым изменить организацию сбора и предложил «раздать уезды по контрактам». Суждение получило одобрение Комитета министров, но из-за смерти Александра I осталось без последствий. В 1826 г. Комитет финансов вернулся к рассмотрению питейного вопроса. В качестве возможных вариантов взимания налога с алкоголя были рассмотрены акциз и откуп. Акциз был поддержан председателем департамента гражданских и духовных дел Государственного совета, графом Н.С. Мордвиновым. Он предложил план «оздоровления» питейного сбора: «1) Продажу вина сделать свободною, и тогда не будет ни откупа, ни откупщиков. 2) Взимать в казну от продажи частный доход. 3) Отвратить пьянство, происходящее от излишнего употребления напитков народом вина. 4) Не стеснять винокурения, в интересах улучшения вина. 5) Учредить этот промысел без издания на него устава<…>. Сочинители уставов, имея всегда в виду личную для себя награду, стараются оные сделать огромными, а потому и всегда вредными общественной и казенной пользам. 6) Вывести из употребления слово кабак или питейный дом, и заменить оное лавкою продажного вина. <…> 15) Цена продажного вина должна быть свободная». Таким образом, по мнению Н.С. Мордвинова, можно было бы пополнить казенные доходы, не стесняя промышленности, торговли и не порождая «лихоимства» чиновников [4, 393]. На восстановлении откупов настаивал Е.Ф. Канкрин. «Слово акциз, – говорил он, – на первый взгляд, имеет нечто привлекательное; но, рассматривая в подробности существо и последствия акциза, какового у нас почти вовсе не существует, нельзя легко решиться на оного. Известно, что акциз (excise) в Англии, соединенные пошлины (droits reunites) во Франции, бывший в Пруссии акциз и подобные же финансовые учреждения в других землях: они почита-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

условленный объем из государственных подвалов. Менее выгодные условия сделали в 1843-1847 гг. многие откупа «неисправными», и за четырехлетие накопилось 10,7 млн руб. недоимок. Основной метод борьбы с увеличивающейся задолженностью – личные беседы министра финансов и откупщика – не приносили желаемого результата. В 1844 г. был снова учрежден Особый комитет, где председательствовал князь А.С. Меньшиков. Высочайшее предписание требовало «преобразовать взимание питейных сборов так, чтобы удержать хотя бы приблизительно поступление их в прежнем размере» [6, 122]. Министр финансов Ф.П. Вронченко (1844–1852) посчитал необходимым препроводить в Особый комитет записку «коренного» откупщика В.А. Кокорева с предложением ввести акцизно-откупной порядок сбора с питей [14. ч. 3, 239]. Получивший в Комитете одобрение проект «Положения об акцизно-откупном комиссионерстве» был передан на обсуждение в Особое присутствие Правительствующего Сената и Комитет министров. Министр государственных имуществ П.Д. Киселев и министр внутренних дел Г.С. Покровский выступили с критикой в его адрес. Г.С. Покровский, в частности, отметил: «В этих кондициях не упущено ничего, что может служить обогащению откупщиков, но нравственность и благосостояние черного народа ничем не ограждены» [14. ч. 1, 158–159]. Однако заботы казны о доходах были и на этот раз поставлены выше «попечения» о народной трезвости, и новое положение было высочайше утверждено в декабре 1845 г. [1, 90]. Ход торгов на четырехлетие (1847–1850) оказался удовлетворительным: приращение дохода в год составляло примерно 1,2 млн руб., но жалобы на злоупотребления откупщиков-комиссионеров по-прежнему не стихали. В 1848 г. известный публицист А.И. Кошелев передал на высочайшее имя записку с изложением «главных откупных каверз»: «Откупа столь же вредны для народа и государства, сколько они невыгод-

N. Goryushkina. Wine reform of 1861: background

ются величайшим, но неизбежным злом; и, к сожалению, сказать должно, что финансы вообще и везде не малою частью основаны на таких доходах, кои в существе своем тягостны, неблаговидны и сопряжены с неприятным фискальством» [14. ч. 1, 84–86]. Мнение Е.Ф. Канкрина восторжествовало: с 1 января 1827 г. откупа были возобновлены [12, 774]. Известный финансист второй половины XIX в. И.С. Блиох считал возврат к откупам крупнейшей ошибкой Е.Ф. Канкрина, сопоставимой с «вторичным его [Н.Е. – народа] закрепощением» [1, 176]. В 1833 г. вопрос об акцизе был снова поставлен на обсуждение. Поводом тому послужил рапорт сенатора Е.И. Мечникова, составленный по результатам ревизий Курской и Слободско-Украиской губерний. Сенатор предлагал упразднить «не отвечающие правилам государственной экономии» откупа и ввести акциз, за которым признавал «две выгодные стороны: он справедливее и с его введением можно значительно возвысить государственный доход» [6, 113]. Многие из членов Государственного совета вслед за Мечниковым восстали против дохода, основанного на возбуждении народа к пьянству. Но Е.Ф. Канкрин был неотступен. «Я согласен с вами, батушки, – говорил «немец», – и готов вовсе отказаться от питейного сбора, если только укажете мне в замену его, столь же изобильный источник дохода» [2, 400]. Питейный доход действительно демонстрировал устойчивый рост: в 1830 г. получено 23,9 млн, в 1835 г. – 29,3 млн, в 1840 г. – 36,4 млн руб. [15, 18]. Но к началу 1840-х гг. правительство осознало тот момент, что объемы оборота алкоголя в государстве известны исключительно откупщикам. По высочайшему повелению в 1841 г. был учрежден Особый комитет под председательством князя А.С. Меньшикова, призванный устранить столь зримое «несовершенство» откупов [5, 114]. Комитетом был разработан новый порядок заготовки вина, требуемого для продажи. Право закупки алкоголя было передано казне, а откупщики должны были выбрать

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Горюшкина Н.Е. Винная реформа 1861 г.: предыстория

ны и для казны; что они развращают народ, препятствуют улучшению его хозяйства и извлекают из него всякими, самыми предосудительными способами последние его трудовые деньги; что нет возможности и думать о сокращении взяточничества, пока будут существовать привилегированные нарушители законов, вынужденные своим положением покупать агентов власти; и что из тяжелого питейного налога при благоприятных обстоятельствах часть его поступает в казну, а остальное в карманы откупщиков, а при недовыручках казна должна не только рассрочивать платежи, но и слагать откупщичьи недоимки» [3, 91]. Кошелев видел выход: «Вольная продажа вина, <…>, есть всегдашнее и самое общее желание всей России, разумеется, кроме откупщиков, откупных поверенных и сидельцев», записке не было дано хода [16, 34]. Таких записок приходило множество, на одной из них Николай I написал: «…не остановился бы уже давно положить сему конец, если бы знал, как?» [6, 110]. Это прозвучало прямым указанием на необходимость коренных изменений, и поиск подходящей замены откупу активизировался. В 1848 г. Государственный совет предложил перейти к акцизной системе и очертил ее главные основания. Но, как и в вопросе о крепостном праве, отважиться на решительный шаг Николай I не смог. Мнение Государственного совета осталось только на бумаге [14. ч. 2, 172]. В 1852 г. управляющий министерством финансов П.Ф. Брок (1852–1858) предложил в качестве замены откупу систему казенной монополии оптовой торговли [11, 22–23]. Предложение П.Ф. Брока было одобрено Комитетом министров. «Данный проект, – говорилось в заключении, – не уступает прежним правилам в отношении финансовом, но подает надежды на водворение большей нравственности в питейных операциях» [7, 95–96]. В конце 1852 г. основания новой системы были высочайше утверждены, однако откупа отменены не были. В 1855 г., в момент окончания очередного откупного четырехлетия, началась Крымская война и, опасаясь менять строй

налога, представлявшего крупнейший источник дохода, откупа были продлены сначала на два, а затем еще на два года. В 1857 г. к вопросу о питейном сборе вернулись. Проект П.Ф. Брока был скорректирован и получил утверждение Александра II. 15 февраля 1858 г. новые правила были опубликованы в печати. Однако 6 марта 1858 г. последовало Высочайшее повеление об отсрочке реформы до окончания откупного четырехлетия (1858–1862) и учреждении Особого комитета для разработки начал «коренной реформы» [7,95]. Откупные торги 1858 г. «были производимы с необыкновенным соревнованием и успех оных был не бывалый доселе» [14. ч. 3, 25]. Казна получила беспрецедентную «наддачу»: ежегодная сумма, которую откупщики обязались вносить, составила по губерниям великороссийским и сибирским 98,9 млн руб., что более предшествовавшего двухлетнего периода (1857–1858) на 29,9 млн руб. Так откупщики надеялись склонить правительство к отказу от изменений в существующей системе [1, 91]. В августе 1858 г. был образован Особый комитет для обсуждения вопроса: «на каких началах должен быть установлен питейный сбор по прошествии четырехлетия и для начертания оснований той системы сего сбора, которая окажется удобоприменимою к государству» [13, ф. 574, оп. 1, д. 2, л. 1–4]. Изучив различные способы взимания питейных сборов, существовавшие как в России, так и за ее пределами, рассмотрев проекты частных лиц, Комитет вышел с предложением заменить откуп акцизом. Комитет полагал, что «акцизная система в великороссийских губерниях <…> будет одобрительно встречена, так как она удешевит цену вина и облегчит трактирный промысел, пивоварение и изготовление водок». Опасность акциза виделась в том, что «поступление по новой системе дохода, составляющего половину всего государственного, будет обеспечено только одною добросовестностью лиц, коим вверяется надзор за питейной частью» [14. ч. 5, 45–46]. Министр финансов А.М. Княжевич (1858–1862) разделил опасения Комите-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

реблениям» [14. ч. 5, 126–127]. 26 октября 1860 г. «коренные начала» реформы были утверждены Александром II [13, ф. 574, оп. 1, д. 30, л. 3]. В ноябре 1860 г. при Министерстве финансов была создана Особая комиссия, занявшаяся детальной разработкой условий питейного положения. Лидером законодательной деятельности стал ранее возглавлявший Особый комитет А.П. ЗаблоцкийДесятовский. Членом комиссии был и самарский губернатор К.К. Грот, административные способности которого получили высочайшую оценку А.П. Заблоцкого. Председатель Особой комиссии рекомендовал К.К. Грота в качестве директора департамента разных податей и сборов, и 1 января 1861 г. назначение состоялось [12, 220]. Работа над проектом «Положения о питейном сборе» продолжалась с декабря 1860 г. по апрель 1861 г., в мае-июне 1861 г. проект был передан на обсуждение департамента государственной экономии и общего собрания Государственного совета. Обнародованное 4 июля 1861 г. «Положение о питейном сборе» вводило с 1 января 1863 г. акцизную систему взимания налога с алкоголя. Вся прежняя история сбора зиждилась на регальном праве казны на торговлю крепкими напитками, передаваемом в арендное содержание, и предмет потребления обложению никогда не подлежал, хотя производство его было стеснено запрещением продажи не иначе, как в казну или откупщикам. Теперь же в основу питейного сбора был положен принцип «вольности» питей – алкоголь, оплаченный акцизом при выходе из рук производителя, не должен был подвергаться стеснительным мерам в дальнейшем своем движении [10, 3]. Группа откупщиков не была готова смириться с окончанием откупного порядка и предприняла шаги «к устранению акцизной системы». «Главные откупщики и несколько лиц из негоциантов (в числе 49 человек) составили предположение об учреждении, вместо акцизного управления питейным сбором, соединенных: агентства для взимания сих сборов и товарищества для со-

N. Goryushkina. Wine reform of 1861: background

та. В записке Государственному совету он указал, что «для исправного поступления в казну столь огромного дохода и отвращения корчемства вином с заводов необходимо учредить более чем в 4000 местах строгий надзор из лиц испытанной и непоколебимой честности». Министр финансов считал своей обязанностью высказать опасение: «Неисправное управление чисто акцизною системою, если оно произойдет по введении ее в действие, неизбежно расстроит питейные сборы на всем пространстве 50 губерний, и тогда правительство, какие бы ни были изысканы системы, не скоро восстановит в них порядок и доведет доход до нынешней цифры» [14. ч. 5, 48]. Последующее обсуждение реформы проходило в департаменте законов Государственного совета. По личной просьбе убежденного противника откупов, великого князя Константина Николаевича во главе Особого комитета встал статс-секретарь департамента законов А.П. Заблоцкий-Десятовский. Ближайший сподвижник министра государственных имуществ П.Д. Киселева А.П. Заблоцкий начал работу с подготовки справки «О главных основаниях взимания питейных сборов» [13, ф. 574, оп. 1, д. 5, л. 1–3]. «Сведения о питейных сборах» обнажили финансовую и нравственную порочность винных откупов и склонили на сторону реформы консервативно настроенное большинство общего собрания Государственного совета. Высший законосовещательный орган выразил надежду, что новая система «устранит все стеснительные меры и все бесполезные формальности, не потребует ограничений в правах владельцев имений по содержанию заводов, не стеснит ни народной промышленности, ни издавна введенного и необходимостью вынужденного порядка хозяйства и охранит ценность дворянских имений, не причинит казне излишних расходов для взимания налога, не подвергнет народ без всякой пользы для казны тем тяжестям и притеснениям, которые неразлучны с системой откупов, не оставит дохода казны в гадательном положении и уменьшит число случаев к злоупот-

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Горюшкина Н.Е. Винная реформа 1861 г.: предыстория

оружения железных дорог, на протяжении 2800 верст» [8, 176]. Проект этот имел высокие шансы на успех, так как у откупщиков было немало влиятельных покровителей в правительственной среде. Однако министр финансов М.Х. Рейтерн (1862–1878) в докладной записке императору сделал заключение, что представленный проект является по существу видоизменением откупной системы и оказывается менее выгодным в фискальном и нравственном отношении. 25 мая 1862 г. Государь повелел «объявить, что проект решительно отвергается и что непременная воля государя состоит в том, чтобы новая акцизная система была введена в действие с 1 января 1863 г.» [8, 180]. Главный вывод из сказанного заключается в том, что правительство в течение

всего откупного периода сознавало глубокий вред установившегося порядка и искало ему альтернативу. Свидетельством тому выступают и многочисленные мероприятия, осуществляемые в виде отдельных положений по изменению откупных условий, и попытка ввести казенную продажу вина, неудавшаяся в фискальном отношении. Мысль о замене откупов акцизом, впервые прозвучавшая еще в 1810-х гг., явилась не по страсти к новшеству, не из простого подражания Западу, без рассуждений. В течение полувека акцизная идея обдумывалась, взвешивалась, на акциз надеялись, как на средство избавиться от неудобств, зол и ужасов откупной системы. Винная реформа 1861 г. завершила продолжительную историю борьбы за введение акциза и открыла начало полной драматизма эпохе свободного оборота алкоголя в России.

Литература 1. Блиох И.С. Финансы России XIX столетия: история и статистика. СПб., 1882. Т. 3. 2. Богданович М.И. История царствования Александра I и России в его время: В 6 т. СПб. 1871.Т. VI. 3. Записки Александра Ивановича Кошелева. СПб.,1886. 4. Иконников В.С. Граф Н.С.Мордвинов: историческая монография, составленная по печатным трудам и рукописным источникам В.С.Иконниковым, проф. Ун-та св. Владимира. СПб., 1873. 5. Исторический обзор деятельности Комитета Министров. Том I: Комитет Министров в царствование Императора Александра Первого (1802 г. сентября 8 – 1823 г. ноября 19) / Сост. С.М. Середонин. СПб., 1902. 6. Исторический обзор деятельности Комитета Министров. Том II. Часть 2: Комитет Министров в царствование Императора Николая Первого (1825 г. ноября 20 – 1855 г. февраля 18) / Сост. С.М. Середонин. СПб., 1902. 7. Исторический обзор деятельности Комитета Министров. Том III. Часть 2: Комитет Министров в царствование Императора Александра Второго (1855 г. февраля 19-1861 г. марта 1) / Сост. С.М. Середонин. СПб., 1902.

8. Константин Карлович Грот как государственный и общественный деятель (12 января 1815 – 30 октября 1897): материалы для его биографии и характеристики: В 3 т. Пг., 1915. Т. 1. 9. Краткий очерк 50-летия акцизной системы взимания налога с крепких напитков и 50-летия деятельности учреждений, заведывающих неокладными сборами. 1863-1913. СПб., 1913. 10. Положение о питейном сборе, Высочайше утвержденное 4 июля 1861 г. СПб., 1862. 11. Публичный курс винокурения, читанный по приглашению министерства финансов профессором Киттары. СПб., 1862. 12. Речь П.П. Семенова на праздновании XXXVII годовщины освобождения крестьян // Русская старина. 1898. № 4. 13. Российский государственный исторический архив (РГИА). 14. Сведения о питейных сборах в России: В 5 ч. СПб., 1860–1861. 15. Терский Н.С. Питейные сборы и акцизная система в России: исторический очерк и настоящее положение. СПб., 1890. 16. Фридман М.И. Винная монополия. М., 2005.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

Г.В. КАРАНДАШЕВ Ярославский государственный педагогический университет им. К.Д. Ушинского

РАЗВИТИЕ ПИТЕЙНОГО ДЕЛА В РОССИИ В КОНЦЕ XIX – НАЧАЛЕ XX ВЕКА In the article the author analyses the consequences of reforms in the field of liquor trade in Russia after introduction of excise system in 1863 till the period of Prohibition introduced in 1914. The author raises a question about regulation of this area in state policy in different lines: fiscal, economic and ethic. The author thinks that measures undertaken in the field of organizing the liquor trade didn’t affect reduction of alcohol drinking level among people as it hadn’t touched profound and initial reasons of drunkenness. В условиях современной России проблема организации питейного дела вызывает не только научный интерес, но и имеет важное социально-политическое значение. Государство и частные лица получают огромные доходы от производства и реализации алкогольной продукции. При этом алкоголизация населения находится на высоком уровне. Остро стоит вопрос борьбы с фальсифицированной продукцией как отечественного, так и импортного производства. Таким образом, изучение предшествующего опыта, в том числе дореволюционного, весьма актуально. Государственные финансы в России и питейное дело, как организация виноторговли, всегда были взаимосвязаны. В конце ХIХ-начале ХХ вв. алкогольная политика была важнейшим звеном внутренней политики Российской империи. Основы питейного дела перестраивались несколько раз, что заметно отразилось на социально-экономическом развитии страны. В 1863 г. откупа сменила акцизная система, утвердившая относительную свободу производства и торговли спиртными напитками. Доход казны складывался из акцизного сбора с произведенной алкогольной продукции и патентного – с мест продажи и производства алкогольной продукции. Относительная свобода предпринимательства в алкогольной сфере достигалась тем, что территориальное распределение питейных заведений не регламентирова© Карандашев Г.В., 2011

лось и зависело от воли виноторговцев, в чьих руках находилась как розничная, так и оптовая продажа виноводочных изделий. Питейная торговля была приравнена ко всем остальным отраслям предпринимательской деятельности [11, II. Т. 26. СПб., 1863. № 31197]. Со временем стало очевидно, что ситуация в области питейного дела не улучшалась. Процветало корчемство, принцип свободной торговли вином нарушался монополией кабатчиков. Остро встала проблема народного пьянства и его негативных последствий [2, 142–202; 1, 210–237]. В связи с этим при министерствах финансов и внутренних дел были учреждены Особые совещания. Результатом их деятельности стал новый порядок организации питейной торговли, принятый 14 мая 1885 г. Продажа спиртных напитков на вынос и распивочно стала осуществляться в различных заведениях. Тем самым правительство пыталось приучить народ к домашнему потреблению вина и усилить контроль над питейной торговлей. Распивочная торговля стала допускаться лишь в заведениях трактирного типа с продажей пищи. Питейный дом был уничтожен. Учреждались два новых типа выносных питейных заведений – ведерные и винные лавки с незначительным, по сравнению с распивочными заведениями, патентным сбором. Для регулирования торговли спиртными напитками были образованы губернские и уездные присутствия по питейным делам, а в городах данная миссия

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Карандашев Г.В. Развитие питейного дела в России в конце XIX – начале XX века

была возложена на городские думы [11, III. Т. 5. СПб., 1887. № 2946]. Вопреки ожиданиям правительства народная нравственность заметно ухудшилась. Содержатели питейных заведений стремились к возможно большему сбыту вина и предоставляли потребителям кредиты с длительной отсрочкой платежа. Снижение патентного сбора и рост акцизных доходов доказывали то, что количество питейных заведений, уменьшившееся после введения закона, не влияло на размеры потребления спиртных напитков. Заметным было стремление виноторговцев к открытию распивочной торговли и ренсковых погребов. Это объяснялось тем, что в винных лавках, открывавшихся для продажи вина в опечатанной посуде на вынос, было трудно его фальсифицировать, и доходы торговцев ограничивались. Реализация закона от 14 мая 1885 г. сопровождалась монополизацией виноторговли частными торговцами. Ограничения при открытии заведений вызвали сокращение конкуренции и рост материальной зависимости крестьян от монополистов. Владельцы винных лавок часто нарушали закон в интересах наживы, соединяя торговлю вином со скупкой хлеба и других сельских продуктов, вывозимых крестьянами на продажу, при этом рассчитываясь за товары алкогольными напитками. Данное обстоятельство отрицательно сказывалось на материальном положении населения. Нелегальные места реализации алкогольной продукции точному подсчету не поддавались. Кроме тайной торговли вином в частных жилищах возникали и специализированные заведения. Так, в стране появилось множество чайных лавок, служивших на самом деле местам для торговли вином. В результате потребность населения в вине удовлетворялась нелегальным путем. Кроме того, обычным явлением было произвольное установление монополистами – водочными заводчиками цены на вино на территории целых уездов. Спирт из винокуренных заводов сначала поступал к производителям водки, которые его разбавляли, и только потом к потребителям. Торговцы – кабатчики нелегально платили деньги сельским обществам за право

заниматься продажей питей на их территориях. Сельские же общества часто охраняли своих «кормильцев». Доказательством этому служат случаи составления обществами запретительных приговоров на право заниматься торговлей спиртными напитками в тех деревнях, где беспатентную продажу вели опекаемые обществом торговцы [5, ф. 73, оп. 1, д. 6629, л. 59]. С 1 января 1893 г. сельские общества получили право легально брать с торговцев определенную плату, с которыми они заключали договор на 3 года. Доходы, получаемые от торговцев, служили для сельских обществ важным подспорьем в покрытии разных расходов общественного характера, в том числе в устройстве и содержании школ, народных библиотек. В Ярославской губернии эти сборы достигали 80 тыс. рублей в год [5, ф. 485, оп.1, д. 830, л. 1–10 об]. Уездные присутствия по питейным делам не оправдали возлагавшихся на них надежд. Вся их деятельность была направлена на ограничение торговли вином, что способствовало развитию легальной и нелегальной монополии кабатчиков. Следующим шагом в области алкогольной политики стало введение казенной винной монополии, что было одним из наиболее заметных мероприятий царского правительства, затронувшим финансовые и бытовые интересы огромного государства. С внедрением монополии заготовка спирта для казенной винной операции стала осуществляться по разверстке между винокуренными заводами, с торгов и хозяйственным способом. Владельцы водочных заводов для выделки водочных изделий были обязаны приобретать спирт у государства. Продажа спирта и водки на местное потребление стала составлять исключительное право государства и производиться из казенных мест продажи на вынос в запечатанной посуде. Но частным торговцам было позволено приобретать казенное вино на комиссионных началах так же, как водочные изделия, пиво, виноградные вина не государственных заводов поступали в продажу в казенные винные лавки. Законодательно были установлены предельные цены и крепость очищенного

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

ведения для выделки и продажи спиртного. Раньше четверть суммы патентного сбора шла в пользу земств. Все же правительство постановило выдавать местным органам самоуправления компенсацию потерь, размер которой соответствовал среднему поступлению этих сборов за пятилетие 1896–1900 гг. Кроме того, были отклонены ходатайства губернских земских собраний о передаче в их ведение попечительств о народной трезвости, плохо справлявшихся со своими обязанностями. Наконец, вследствие введения монополии понесли убытки сельские общества, получавшие выплаты от содержателей питейных заведений [4, ф. 63, оп. 268/1, д. 315, л. 3-184; 5, ф. 485, оп. 1, д. 823, л. 30-31; ф. 140, оп.1, д. 771, л. 36]. С введением монополии власть взяла на себя две заведомо не совместимые функции: получение прибыли от продажи алкоголя и одновременно борьбу за народную нравственность. Заинтересованность в получении наибольшего дохода препятствовала как правительственным учреждениям, так и общественным организациям в деле борьбы с народным пьянством. Отрицательными последствиями введения казенной винной монополии в России были распространение уличного пьянства и шинкарства. Заключительным этапом в развитии питейного дела в царской России стали мероприятия, направленные на ограничение реализации алкоголя. Продажа водки была приостановлена с 19 июля 1914 г. до окончания мобилизации. Но запрет был сохранен до конца войны. После 2 августа 1914 г. весь произведенный спирт стал направляться на военные нужды – в госпитали и аптеки. «Сухой закон» был продлен Временным правительством, а затем большевиками. Подготовки к «сухому закону» практически не было. Введение запрета было продиктовано нуждами мобилизации, которая в целом, по мнению современников, прошла спокойно. 27 сентября 1914 г. городским думам и сельским обществам, а 13 октября и земским собраниям, было дано право на время войны запрещать частным лицам торговлю

H. Karandashev. Organization of liquor business in Russia in the late XIX – early XX century

вина (в современном понимании – водки) – не ниже 40°. Время продажи водки строго регламентировалось. В губерниях организация и ведение казенной продажи были возложены на акцизные управления, надзор за правильной постановкой монопольного дела осуществлялся совместно с полицией. Присутствия по питейным делам в районе казенной продажи вина упразднялись [11, III. Т. 14. СПб., 1898. № 10766]. К началу ХХ в. казенная продажа вина была введена практически во всей Российской империи. Значительно возросли доходы государства. В 1913 г. прибыль составила 893 миллиона рублей. Было улучшено качество водки и упорядочена питейная торговля [6]. С целью ограждения населения от чрезмерного потребления алкогольных напитков и надзора за питейной торговлей в губерниях и областях, где учреждалась монополия, были организованы попечительства о народной трезвости. Они устраивали чайные, библиотеки-читальни, чтения с туманными картинками и т. п. Населением охотно посещались эти мероприятия, но к антиалкогольной пропаганде оно в основном относилось равнодушно. В состав попечительств входили известные общественные деятели и чиновники. Так, например, членами Московского столичного попечительства о народной трезвости являлись генерал-майор В.Ф. Джунковский, митрополит московский и коломенский Владимир, С.Ю. Витте, В.Н. Коковцов. И все же их надзор за постановкой питейной торговли был неэффективным [9,10]. В казенных винных лавках дела не всегда обстояли гладко. Некоторые продавцы отпускали вино в долг, нередки были случаи растраты имущества. В 1905–1907 гг. казенные винные лавки Центрально-промышленного района стали постоянным объектом нападений со стороны грабителей. Кроме того, введение казенной продажи алкоголя привело к возникновению ряда противоречий между местным самоуправлением и центральной властью. Прежде всего, были прекращены сборы в пользу земств с патентов на заводы и за-

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Карандашев Г.В. Развитие питейного дела в России в конце XIX – начале XX века

спиртными напитками в местностях, находившихся в их ведении. Передав это право запрета общественным самоуправлениям, правительство тем самым в значительной мере сняло с себя ответственность за направление политики народного отрезвления и возложило ее на местное самоуправление [7]. Населением выделялись такие положительные результаты запрета, как улучшение экономического положения деревни, проведение трезвых свадеб и празднеств, рост самосознания крестьянина, а также подъем духовных запросов и религиозного настроения [3, 19–30]. Но уже через несколько недель после введения запрета из разных губерний начали поступать известия о возвращении пьянства. С каждым днем все сильней развивались тайное винокурение и шинкарство. Быстро распространялось потребление денатурированного спирта, одеколона, политуры, древесного спирта и прочих суррогатов спиртных напитков, как известно, отрицательно влиявших на физическое и психическое здоровье народа. Страдали же от этого наименее обеспеченные слои населения [8]. Несмотря на старания полиции и акцизного надзора ситуация лишь усугублялась. Это было связано с тяжелыми условиями быта россиян, часть которых за годы свободной торговли алкоголем привыкла к данному стимулятору. Но не менее важной причиной неудачи запрета была коррупция, развитая как на местах, так и в крупных городах. Она перечеркивала все попытки государственной борьбы с нелегальным производством и торговлей спиртными напитками [5, ф. 140, оп. 1, д. 919, л. 45]. Таким образом, исследование процесса реализации налогового законодательства в питейном деле убеждает в том, что замена откупной системы на акцизную в отношении производства и продажи алкогольной продукции, безусловно, являлась шагом вперед по пути к более эффективной государственной регламентации этой сферы деятельности. Обложение акцизным налогом частного производства и торговли спиртным соответствовало изменявшейся в 60–70 гг.

XIX в. политической системе российского общества и задаче развития торгово-промышленной инициативы под контролем государства и общества. По-видимому, именно это движение к либерализации питейного дела в соответствии со спецификой российской контролируемой модернизации и было главной целью этой налоговой реформы. Что же касается фискального интереса, то он, присутствуя в ее содержании, все же не стал определяющим. Учредив винную монополию, государство сделало второй шаг на пути приспособления податной политики к потребностям развивающегося социально-экономического строя. При этом в основание монополии были положены все три принципа организации налоговой системы – фискальный, экономический и этический. Ее реализация в губерниях Центрально-промышленного района вызвала, как и повсюду, необходимость укрепить аппарат надзора за соблюдением нового закона. Были учреждены попечительства о народной трезвости. Но их основная деятельность свелась к отвлечению народа от пьянства – организации досуга, хотя следовало еще следить за питейной торговлей. В конечном итоге отрицательные последствия «казенки» – распространение уличного пьянства и шинкарства – имели слишком заметный характер, чтобы не стать предметом критики всей винной политики. Рост цен на спиртосодержащие напитки приводил к увеличению доходной статьи государственного бюджета, но не сопровождался сокращением народного пьянства. Продолжению борьбы с этими недостатками помешала мировая война. «Сухой закон» негативно сказался как на экономике государства, потерявшего значительную часть привычного дохода, так и на нравственном облике той части населения, которая по-прежнему нуждалась в искусственном стимуляторе – алкоголе. В конце XIX – начале XX вв. население находились под гнетом нарождавшегося капитализма и пережитков первоначального накопления капитала. Не все с легкостью переносили утрату традиционных патриархальных ценностей и привыкали к новой капиталистической действительнос-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

вилизованную вырастала из самого движения российского общества по пути модернизации и потому имела более сложный характер. Комплексное ее решение требовало существенных изменений во всем образе жизни людей, включая развитие и удовлетворение их материальных, духовных, культурных потребностей.

Литература 1. А. Е. Питейное дело и кабацкий вопрос в России // Вестник Европы. 1876. Ч. 2. сентябрь. 2. Аксаков А.Н. О народном пьянстве. Причины его, их историческое развитие и меры к их устранению // Русский Вестник. 1872. ноябрь. 3. Воронов Д.Н. Жизнь деревни в дни трезвости. Пг., 1916. 4. Государственный архив Нижегородской области. 5. Государственный архив Ярославской области. 6. Грановский Л.Б. Алкоголизм и кооперация. М., 1915.

7. Журнал межведомственного совещания о мерах борьбы с нетрезвостью, принятие которых возможно на основании действующих законов. СПб., 1914. 8. Нижегородская земская газета. 1915. 2 апреля. 9. Отчет Московского Столичного Попечительства о народной трезвости за 1909 год. М., 1910. 10. Отчет о деятельности Ярославского Попечительства о народной трезвости за 1904 год. Ярославль, 1906. 11. Полное Собрание законов Российской империи.

А.В. НИКОЛАЕВ Поволжский государственный университет сервиса

ПРОБЛЕМА «УЛИЧНОГО ПЬЯНСТВА» В РОССИИ В 1890-е гг. One of the consequences of introduction of the Wine monopoly in Russia in 1894 was appearance of such phenomenon as “street drunkenness”. In the article the author analyses contemporaries’ views on the reasons of appearance of this phenomenon. The author draws special attention to the fact that the problem of street drunkenness was considered by them in the context of common anti-alcohol policy without taking into account the consequences connected with change of traditional way of life in the conditions of further development of social and economic structure of Russia. Проблема пьянства неоднократно становилась предметом оживленных дискуссий в российском обществе. Страсти обычно заканчивались пессимистическиделикатным замалчиванием проблемы или беспомощным оправданием пьянс© Николаев А.В., 2011

тва. Так пьянство в российском обществе стало «традицией, национальной особенностью или даже чертой национального характера». Несмотря на свою притягательность для исследователей, тема пьянства остаётся одной из самых трудных и мало исследованных в отечественной истории.

H. Karandashev. Organization of liquor business in Russia in the late XIX – early XX century

ти. Это в значительной мере способствовало алкоголизации населения. Анализ процесса реализации правительственных мероприятий в области питейного убеждает в том, что он не затронул глубинных первопричин пьянства. Проблема преобразования культуры потребления спиртных напитков из традиционной в ци-

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Николаев А.В. Проблема «уличного пьянства» в России в 1890-е гг.

Литература об алкоголизме и пьянстве появилась в России в XIX в. и в большинстве случаев издавалась на иностранных языках. С введением казенной монополии на спиртное в 1894 г., появилось большое количество брошюр, газетных и журнальных статей в защиту зарождавшегося трезвенного движения. Своей исключительностью на общем фоне выделяется исследование И.Г. Прыжова1. Об алкоголизме на рубеже XIX-ХХ вв. писали в основном непосредственные участники трезвенного движения: Н.И. Григорьев, А.М. Коровин, М.Н. Нижегородцев, Л.И. Дембо, Д.Н. Бородин, А.И. Вержбицкий, И.Н. Введенский и другие [5; 6; 10; 11; 13; 7; 1; 3; 2]. Сторонники трезвости, хотя и старались разграничить понятия «пьянство» и «алкоголизм», тем не менее, достаточно часто употребляли термины совершенно произвольно. Подтверждение тому название съездов: первый Всероссийский съезд по борьбе с пьянством (1910 г.), Всероссийский съезд практических деятелей по борьбе с алкоголизмом (1912 г.)2. Тем более, исследователи не могли представить всю многомерность рассматриваемых явлений. С.А. Первушину одному из первых российских исследователей удалось чётко определить специфику по1

Прыжов И.Г. История кабаков в России в связи с историей русского народа. СПб; М., 1868. Написано было три тома, но издан был только один. В последующих томах автор давал обзор кабацкого быта и городских пьяниц. Книга переиздавалась с дополнениями в 1914 г. в Казани. В 1992 году книга под несколько упрощенным названием: «История кабаков в России», была снова переиздана, что доказывает большую ценность этого труда. Прыжов И.Г. (1827–1885 гг.) русский историк и этнограф. Автобиография Прыжова И.Г. была напечатана в журнале «Минувшие годы». 1908. № 2. (февраль). 2 Важными источниками при рассмотрении обозначенной проблемы являются: Труды Комиссии по вопросу об алкоголизме, Труды первого Всероссийского съезда по борьбе с пьянством; Труды Всероссийского съезда практических деятелей по борьбе с алкоголизмом. Позиция интеллигенции особенно четко проявилась на первом Всероссийском съезде по борьбе с пьянством. О работе Всероссийского Съезда практических деятелей по борьбе с алкоголизмом, организованным духовенством, рассказано, например, в брошюре М.Е. Едлинского.

требляемого продукта: алкоголь дорог для человека, потому что независимо от впечатлений, полученных из внешнего мира, может вызывать в нас состояние эйфории [14, 32]. Он выражал сомнение, что люди спиваются только от бедности. Пьют из-за неуверенности в том, что «более разумное и экономичное расходование средств может привести его к «лучшему будущему» [14, 24]. Им же были выделены различные виды массового алкоголизма. Рост пьянства связывался с не умелой политикой правителя, либо правительства, иногда обращалось внимание на алкогольные обычаи русского народа. Подобная позиция является следствием представления о пьянстве как неумеренном потреблении алкогольных напитков, в таком случае, вывод о росте пьянства делался на основании количественного увеличения либо питейных заведений, либо количества потребляемых напитков. Понимание того, что пьянство не зависит от количества потребляемого алкоголя, в конце XIX в. не считалось бесспорным, хотя сторонники трезвости подчеркивали, что пьянство в России (занимавшей по количеству потребляемого алкоголя 11 место) имеет «варварский характер». Мнение, возникшее не случайно, так как именно в это время происходит распространение «уличного» пьянства. Несмотря на достаточно распространенное употребление термина «уличное пьянство», его трудно считать научным в силу неопределённости. На существование этого явления указывают многочисленные документы Департамента полиции Министерства Внутренних Дел (ГАРФ). Так, например, С.Ю. Витте в письме к И.Л. Горемыкину отмечал, что «проявляется злоупотребление крепкими напитками, которые выражаются в безнаказанном появлении пьяных людей на улицах и даже в общественных местах» [4, ф. 102, оп. 76, д. 411, л. 15]. Санкт-Петербургский градоначальник генерал-майор Н.В. Клейгельс в письме к министру внутренних дел прямо употреблял термин «уличное пьянство» [4, ф. 102, оп. 76, д. 411, л. 120].

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

между Министерством финансов и Министерством Внутренних Дел по применению Положения о казенной продаже питей, об открытии винных лавок и порядке торговли [4, ф.102, оп. 76 б, д. 411, л. 125, 184; д. 530, л. 3]. Но дальше переписки между ведомствами и принятия ничего не значивших постановлений дело не шло. Санкт-Петербургский градоначальник Н.В. Клейгельс связывал распространение «уличного пьянства» с неустроенностью быта «отходников» и ограничением полномочий градоначальников. В письме к Министру внутренних дел он отмечал, что «уличное пьянство» мерами полиции может сдерживаться до известных пределов. Объяснение этого явления кроется в несогласовании реформы с весьма сложными условиями столичной жизни, «когда не одна сотня тысяч пришлого рабочего населения, ютясь в угловых квартирах, или вовсе не имея пристанища, в силу неизбежности выпивает купленное в казенной лавке вино тут же на улице. Другое препятствие заключается в лишении градоначальников, с введением положения о казенной продаже питей, свободы в самостоятельном проявлении мер воздействия на содержателей питейных заведений…» [4, ф.102, оп. 76 б, д. 411, л. 120,120 об]. Б.Н. Миронов, ссылаясь на публициста В.О. Михневича, обращал внимание на то, что большинство «отходников» не ассимилировались с городским населением, а образовывали различного рода сообщества: товарищества, артели, землячества [12, 338]. В свою очередь С.Ю. Витте, выступая в Комитете министров 9 февраля 1900 г., объяснял сложившееся положение недостатками отечественного законодательства: «В то время, как в иностранных государствах всякий случай пьянства на улицах строго карается, у нас закон к подобным явлениям относится весьма снисходительно…» [4, ф.102, оп. 76 б, д. 411, л. 52]. Предполагалось «предоставить полицейским органам полномочия для немедленного удаления, появляющихся в публичных местах в пьяном виде лиц и задержании их затем, до вытрезвления, в особо устроен-

A. Nikolaev. The problem of «street drinking» in Russia in 1890-s

В 1894 г., началось установление государственной винной монополии. Расчёт Витте состоял в том, что «здоровое финансовое хозяйство тесно связано с уровнем экономического благосостояния населения и зависит от условий, его определяющих» [9, 8]. Иными словами, продажа алкоголя выгодна, но при соблюдении двух условий: 1) контроль над торговлей спиртным, поэтому необходима государственная монополия; 2) умеренность потребления, которая невозможна без воспитания культуры пития, так как чрезмерное потребление ведёт к травматизму, катастрофам, нарушению технологического процесса и снижению производительности труда. Современники пытались объяснить распространение «уличного пьянства» различными причинами. В частности, подвергалась критике работа полиции, которая не предпринимает ничего, чтобы искоренить это социальное зло. Так, министр финансов, начиная с 1896 г., неоднократно обращался к Горемыкину с требованием ужесточить борьбу с уличным пьянством [4, ф. 102, оп. 76 б, д. 411, л. 12]. Последний, в своём ответе Министерству финансов, недвусмысленно указывает, что уличное пьянство особенно распространено в губерниях, где была введена казенная продажа питей, а бездействие полиции объясняет недостатком полномочий. Полиция, в соответствии с «Уставом о предупреждении и пресечении преступлений» обязана задерживать «только тех лиц, нетрезвое состояние которых влечет за собой нарушение порядка» [4, ф. 102, оп. 76 б, д. 411, л. 16]. Наблюдалось своего рода «молчаливое» противодействие кампании со стороны Министерства Внутренних Дел и губернаторов. Причём, нельзя сказать, что это было какое-то продуманное, организованное сопротивление проводимому политическому курсу Витте, скорее речь идет о неготовности, неповоротливости указанных ведомств. Создавались различного рода Комиссии, Особые совещания, рассматривавшие вопросы о борьбе с уличным пьянством, о разногласиях, возникших

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Николаев А.В. Проблема «уличного пьянства» в России в 1890-е гг.

ных для сей цели помещениях, на сооружение которых надо отпустить средства» [4, ф.102, оп. 76 б, д. 411, л. 52 об]. Озабоченность по поводу распространившегося пьянства проявляли и губернаторы в провинции. Симбирский губернатор в докладе Министру внутренних дел от 28 июня 1902 г. сообщал, что «крупным недостатком при современной системе продажи питей является право покупателей распивать его в деревнях на улицах или задворках, благодаря чему нередко возникают пожары, особенно в базарные дни. Кроме того, скопление пьяного народа приводит к дракам и беспорядкам» [4, ф. 102, оп. 76, д. 510, л.1]. Одновременно передавалось ходатайство Симбирского губернского земства о принятии мер против уличного пьянства и рассказывался поучительный пример, который может служить хорошей иллюстрацией рассматриваемого явления. «Мальчики 11-15 лет со стаканом и шилом помогают открывать вино. За услуги им оставляют часть вина. Мальчики сливают содержимое в отдельную посудину, а потом продают подвыпившим крестьянам». Таким образом, возник «новый» вид незаконной торговли вином, в который втягивались малолетние. Необходимо напомнить, что одной из задач при введении казенной винной монополии было стремление «приучить потребителей вина распивать его дома» [4, ф. 102, оп. 76, д. 510, л. 2]. В связи с распространением «уличного пьянства» увеличивался штат полиции и денежное довольствие. Так например, в Самарской, Уфимской губерниях штат полиции увеличивался на 20 человек, денежное довольствие на 200 рублей в год, в Полтавской губернии за пять лет (с 1898 г.) ежегодное довольствие увеличилось на 8 970 рублей, в Лужском уезде Санкт-Петербургской губернии штат увеличивался на 24 человека и ежегодное довольствие на 8 403 рубля3. Подобная политика не привела к уменьшению пьянства, но способствовала усилению Министерства Внутрен3

Полный список см.: ГАРФ. Ф.102. Оп. 76 б. Д. 411. Л. 10–20.

них Дел, которое к 1905 г. стало таким же «сверхминистерством» как и Министерство финансов. С 1895 г. в МВД систематически поступали жалобы от губернаторов на безобразия, которые стали твориться в связи установлением казенной монополи. Наиболее распространенные случаи нарушения порядка: несанкционированная продажа спиртного, незаконное открытие винных лавок, пожары, уличные драки [4, ф.102, оп. 76 б, д.510, л. 1–2, 12, 18; д. 534, л. 25-26; оп. 302, д. 170, л. 33, 94]. Тем не менее, принятие закона, запрещавшего распитие крепких спиртных напитков в публичных местах, признавалось нежелательным практически всеми ведомствами. Напротив, акцентировалось внимание на борьбу с незаконной продажей спиртного, предлагалось введение ускоренного судебного разбирательства [4, ф.102, оп. 76 б, д. 530, л. 46 об]. Таким образом, отсутствие согласованности в действиях различных ведомств способствовало лишь распространению бюрократизма, а корпоративные интересы, иногда, оказывались важнее государственных. Проблема «уличного пьянства» рассматривалась только в контексте общей антиалкогольной политики. Психология крестьянской массы, городских маргиналов не принималась во внимание. Хотя отечественная публицистика конца XIX в. отмечала изменение психологии крестьян после отмены крепостного права. Б.Н. Миронов в своем исследовании обратил внимание на то, что крестьяне, особенно «отходники», обнаруживали развитое чувство личности. «Это проявлялось в падении нравственности, дисциплины, покушениях на помещичью собственность, неуважение к родителям, участившихся в семейных разладах, росте пьянства, ослаблении уважения к церкви и религии, в «щегольстве», т.е. стремлении заменить традиционную крестьянскую одежду городской, следовать городской моде» [12, 335]. Феномен «уличного пьянства» нуждается в детальном исследовании. Улица, всегда являвшаяся местом публичным, незаметно превратилась в место повсед-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

на земляков, находившихся в таком же положении – городских маргиналов. Переход к «принудительной трезвости» сторонниками борьбы с пьянством был воспринят восторженно, и внешне не противоречил концептуальным положениям политики Витте, а потому устраивал и сторонников винной монополии. На деле же в торговле алкоголем возникла полная неразбериха, так как введённые ограничения поставили эту торговлю в нелегальное положение и сделали неконтролируемой. Таким образом, установление «принудительной трезвости» обернулось не только финансовыми потерями, но и алкогольной вакханалией, сопровождавшейся погромами в ходе революций.

Литература 1. Бородин Д.Н. Всероссийский съезд деятелей по борьбе с пьянством. СПб., 1909. 2. Введенский И.Н. Опыт принудительной трезвости. М., 1915. 3. Вержбицкий А.И. Об участии школы в борьбе с алкоголизмом и об организации школьных обществ воздержания «Заря». СПб., 1910. 4. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). 5. Григорьев Н.И. Алкоголизм и преступления в Санкт-Петербурге. СПб.,1900. 6. Григорьев Н.И. Общества трезвости в России. СПб., 1899. 7. Дембо Л.И. Очерк деятельности комиссии по вопросу об алкоголизме за 15 лет. 18981913. СПб., 1913. 8. Едлинский М.Е. Всероссийский съезд практических деятелей по борьбе с народным пьянством. Киев, 1912. 9. Казенная продажа питей. СПб., 1900. 10. Коровин А.М. Движение трезвости в России. СПб., 1900.

11. Коровин А.М. Самоубийства и потребление водки в Европейской России с 1903 по 1912 гг. М., 1916. 12. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – нач. XX вв.): в 2 т. Т. 1. СПб., 1999. 13. Нижегородцев М.Н. Алкоголизм и борьба с ним. СПб., 1909. 14. Первушин С.А. Опыт теории массового алкоголизма в связи с теорией потребностей. СПб., 1912. 15. Прыжов И.Г. История кабаков в России в связи с историей русского народа. СПб; М., 1868. 16. Труды Всероссийского съезда практических деятелей по борьбе с алкоголизмом. Т. 1–3. СПб., 1914-1916. 17. Труды Комиссии по вопросу об алкоголизме, мерах борьбы с ним и для выработки нормального устава заведений для алкоголиков. В XII вып. 1898–1913. 18. Труды Первого Всероссийского съезда по борьбе с пьянством. Т. 1–3. СПб., 1910.

A. Nikolaev. The problem of «street drinking» in Russia in 1890-s

невного и будничного разгула, пространство обитания толпы. Одновременно происходила деформация традиционного уклада жизни. Община, являвшаяся своеобразным гарантом стабильного порядка, а точнее упорядоченности, разрушалась. Главным последствием такого разрушения была утрата «чувства стыда», того чувства, которое являлось фундаментом общинного порядка. Стыдно было перед соседями, родственниками за неподобающее поведение, страшно было попасть в разряд призираемых общиной изгоев. Однако, с уходом в город эти рамки переставали существовать, надеяться приходилось только на себя, в лучшем случае

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Е.В. ПАШКОВ Курский государственный университет

БОРЬБА С ПЬЯНСТВОМ В РОССИИ ВРЕМЕН ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ The beginning of WWI was marked by introduction of prohibition in Russia in the summer of 1914. On the ground of a wide range of sources and special literature the author gives detailed analysis of circumstances and reasons that led to the ban on liquor sales, and positive and negative effects of such policy. The author comes to the conclusion that the prohibition policy was caused by minority’s activity whereas the most favorable effect was made in the rural areas where the majority of the population lived. Локальными моделями-предвестниками «сухого» порядка 1914–1917 гг. являлись временные закрытия питейных заведений во время призыва новобранцев в вооруженные силы, мобилизаций периода русско-японской войны, войсковых маневров, крестных ходов, крупных общегосударственных юбилеев [4, ф. 1, оп. 1, д. 7316, л. 1–160; ф. 37, оп. 1, д. 744, л. 3–180 об; д. 675, л. 39, 43–60; ф. 1602, оп. 3, д. 79, л. 26–27,34; 5, ф. 497, оп. 1, д. 79, л. 4; 11, ф. 575, оп. 2, д. 2315, л. 1–2]. Важнейшими факторами, подтолкнувшими верховную власть отказаться от питейного дохода являлись законопроекты, письма, речи части депутатов Государственной Думы, отчеты некоторых губернаторов, постановления органов местного самоуправления, статьи в печати и записки частных лиц. 16 ноября 1907 г. известный борец за трезвость М.Д. Челышев выступил в Государственной Думе с речью против казенной винной монополии, в которой предложил конкретные меры борьбы с пьянством, схожие с введенными в 1914 г. [7, 113, 270]. 6 марта 1909 г. Челышев произнес на заседании Государственной Думы при обсуждении доклада бюджетной комиссии по смете расходов Главного управления неокладных сборов и казенной продажи питей (ГУНСиКПП) речь, в которой однобоко критиковал казенную продажу питей по всем пунктам [11, ф. 575, оп. 6, д. 824, л. 1, 2-28]. © Пашков Е.В., 2011

«Деревенская нищета, увиденная царем на Волге в 1913 г. в дни празднования 300-летия Дома Романовых», оказалась одним из факторов подвигнувших его на решительные меры в борьбе с пьянством [8, 150]. В отчете о состоянии Владимирской губернии за 1912 г. ее начальник привел «соображения о настоятельности принятия решительных мер борьбы с пьянством». Слова отчета: «необходимы скорейшие законодательные меры борьбы с этим пагубным пороком, разъедающим жизнь народа», – Николай II подчеркнул, отчеркнул и против этого места отчета написал: «Да, да и да» [11, ф. 575, оп. 6, д. 72, л. 11 об]. 10 августа 1913 г. ГУНСиКПП под давлением Думы и общественности сделало «распоряжение управляющим акцизными сборами, чтобы все приговоры [сельских обществ о закрытии питейных заведений на их территории]…, удовлетворялись, не входя в существо приговора и причин, вызвавших составление оных» [11, ф. 575, оп. 6, д. 530, л. 59]. 30 января 1914 г., на следующий день после отставки категорического противника радикальных мер по борьбе с пьянством, председателя Совета Министров и министра финансов В.Н. Коковцова Николай II издал рескрипт на имя нового министра финансов П.Л. Барка, где поручал ему улучшить экономическое положение народа, при этом, не боясь финансовых потерь, т.к. доход в казну должен поступать из «неисчерпаемых источников державного бла-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

вать 40% винных лавок. Наряду с этим лавки продолжали открываться, но с запретом торговли вблизи учебных заведений и больших скоплений народа. Как видим, понимая к каким финансовым это приведет, на местах не спешили прекращать торговлю крепкими напитками. В апреле 1914 г. собралось совещание в Петербурге при ГУНСиКПП с участием управляющих акцизными сборами 7 губерний под председательством начальника указанного ведомства. Здесь была подытожена работа местных управлений, а также приняты новые меры, уже обязательные для всей страны. Решено было сократить время торговли крепкими напитками. Запретили продажу 57% спирта, т.к. его смешивали с водкой, чтобы увеличить крепость. Ограничили крепость разрешаемых к продаже казенных питий 37% [4, ф. 37, оп. 1, д. 1908, л. 108, 120, 128]. Начавшаяся война оказалась катализатором антиалкогольной кампании. Дело в том, что согласно «Руководству для призыва нижних чинов запаса… на действительную военную службу» изд. в 1908 г. под каждое мобилизационное расписание составлялись предположения о местах и времени прекращения торговли крепкими напитками [4, ф. 37, оп. 1, д. 1253, л. 1, 4, 5, 10, 14, 15]. По общему положению должны были закрываться питейные заведения: «I/ в дни и в пунктах прохождения маршевых команд нижних чинов запаса и ратников ополчения при следовании таковых из уездных городов в части войск или в пункты формирования отдельных частей; 2/ в дни и в пунктах выступления мобилизованных частей в поход или посадки их в вагоны и 3/ во время прибытия и стоянок на станциях железных дорог воинских поездов, причем в этом последнем случае закрытию подлежат места продажи крепких напитков, расположенные от железнодорожных станций на расстоянии до 250 сажен» [5, ф. 580, оп. 1, д. 3064, л. 10]. В апрелемарте 1913 г. некоторыми уездными по воинской повинности присутствиями были приняты постановления «о необходимости при мобилизации закрывать все [выделено нами. – Е.П.]» питейные заведения в

E. Pashkov. The fight against alcoholism in Russia during World War I

госостояния и производительного труда народа», а не из продажи зелья, разрушающего «духовные и экономические силы» большинства верноподданных [8, 151]. Желая оправдать доверие царя, Барк 11 марта выпустил циркуляр местным акцизным управляющим, где просил выработать конкретные предложения для выполнения воли государя (пока что в пределах действующего законодательства). «Надлежит направить все усилия к пресечению… [тайной торговли водкой и винокурения]…» [11, ф. 575, оп. 6, д. 857, л. 1–2 об]. Теперь уже работа закипела на местах. В губернских акцизных управлениях проводились заседания хозяйственных комитетов, где обсуждались конкретные меры. Управляющие издавали свои циркуляры с конкретными мерами, отправляли копии всем другим управлениям и просили их сделать то же самое, что обеспечило координацию действий в масштабах всей страны. Зачастую получалось, как в Курской губернии, что меры других управлений просто списывались [4, ф. 37, оп. 1, д. 1897, л. 1 об, 2]. Вначале, вплоть до августа, на местах не проявили особого рвения в деле отрезвления народа, называя главной причиной высокого уровня пьянства не государственную продажу водки, а ее незаконный оборот, прежде всего нелегальную перепродажу, именуемую шинкарством или корчемством. В основном все меры были направлены на борьбу именно с этим злом. От продавцов винных лавок требовали выдавать шинкарей и поощрять то же самое от населения. Но со стороны народа особой поддержки этому не нашлось, люди покрывали шинкарей. Лавки продавцовдоносчиков сжигали [4, ф. 37, оп. 1, д. 1908, л. 12 об]. «В феврале-июле 1914 г. правительство утвердило 800 просьб сельских обществ запретить продажу алкоголя на их территории. Это было на 200 обращений больше, чем за весь период с 1895 по 1906 г.» [8, 151]. Что касается закрытия винных лавок, то здесь особых темпов не было. В Курской губернии на 4 июля 1914 г. закрыли 20% мест продажи, а в перспективе ликвидиро-

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Пашков Е.В. Борьба с пьянством в России времен первой мировой войны

уезде. В марте 1913 г. ГУНСиКПП отклонило данные ходатайства. Но в июне присутствия еще раз обратились с такими же постановлениями к Военному министру и губернаторам, которые в свою очередь к управляющим, а те в ГУНСиКПП. В результате «по состоявшемуся между Министерствами финансов и военным соглашению… “Руководства для призыва…”» были «изменены» в русле указанных ходатайств [11, ф. 575, оп. 6, д. 824, л. 96–96 об,137–137 об]. «Военный министр В.А. Сухомлинов к маю 1914 г. подготовил план закрытия всех питейных заведений, кроме ресторанов первого разряда, в районах мобилизации. … Сухомлинов в июне 1914 г. просил министра внутренних дел Н.А. Маклакова проследить, чтобы во время мобилизации не велась продажа алкоголя» [8, 151]. С началом всеобщей мобилизации продажа крепких напитков была полностью запрещена по всей стране, за исключением Финляндии, кроме ресторанов I разряда, клубов, собраний и аптек, а в определенном радиусе от призывных участков и железных дорог – всяких, в том числе пива и виноградного вина. Сроком открытия продажи крепких напитков Министерством финансов первоначально было намечено 7 августа, затем 16-е и 1 сентября. Но 4 августа под председательством Николая II произошло заседание Совета Министров в Москве. «Сообщив нам, – пишет в мемуарах Барк, – о многочисленных полученных им просьбах, государь добавил, что он еще утром принял депутацию от крестьян, которая умоляла его не открывать вновь винных лавок и посему он желал бы выслушать мнение Совета Министров насколько такое желание осуществимо. Все присутствующие министры в принципе ответили утвердительно. Я сказал, что вначале эта мера планировалась как постепенная, и внезапная убыль в средствах может серьезно отразиться на бюджете. … для переходного времени необходимо ряд новых налогов» [1, 79–80]. Незадолго до этого «законом 27 июля 1914 г. … общий акциз со спирта и вина [был] повышен с 11 до 20 коп. за градус…» [11, ф. 575, оп. 6, д. 531, л. 25]. «Далее возник вопрос о возможности и дальнейшего,

после 1 сентября, воспрещения питейной торговли. В губерниях, где введено военное положение, разрешение этого вопроса предоставлено усмотрению военных властей, в отношении же остальных местностей министр финансов [9 августа] просил генерал-губернаторов и начальников губерний обсудить вопрос о возобновлении питейной торговли или продолжении запрета… после 1 сентября в совещаниях с представителями местных правительственных, земских и городских учреждений» [11, ф. 575, оп. 6, д. 841, л. 4об]. Мнения совещаний и некоторых губернаторов и совещаний в одном регионе разделились, сторонники продления сухого порядка чаще высказывались за его пролонгацию до окончания войны или демобилизации, реже – навечно. Начальник Астраханской губернии не согласился с мнением совещания «о необходимости воспрещения продажи безусловно всех спиртных напитков… до окончания войны…». Нередко регионы высказывались против водочной торговли, но за разрешение пивной [11, ф. 575, оп. 6, д. 843, л. 2–119 об]. «На следующей нашей встрече, – вспоминал Барк, – государь сказал, что твердо решил не возобновлять торговлю водкой. Я же хотел ее закрыть пока до ноября» [1, 81]. 22 августа 1914 г. продажа спирта, водки и водочных изделий для местного потребления [высочайше] была прекращена до окончания войны; торговля виноградным вином крепостью свыше 16% и производство пива крепостью более 3,7% также воспрещались [11, ф. 575, оп. 6, д. 861, л. 60]. 27 сентября Николай II утвердил положение Совета Министров, которое давало право земским собраниям и городским думам возбуждать ходатайства «о воспрещении [после войны] в пределах подведомственных им местностей... продажи крепких напитков…» [11, ф. 575, оп. 6, д. 832, л. 68об; д. 833, л. 113]. «Вскоре… [28] сентября… государь, отвечая на телеграмму почетного председателя Общества трезвости, великого князя Константина Константиновича, упомянул, что он предрешил запретить навсегда продажу водки»

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

трети погибших пришлось на беспорядки в г. Барнауле. Резервисты останавливали транспорты со спиртом и заставляли сопровождающих продавать водку толпе под страхом разграбления. … Только пермский губернатор обратился к вышестоящим инстанциям с просьбой разрешить продажу алкоголя хотя бы два часа в день во избежание “кровавых столкновений”» [8,152]. С 22 августа 1914 г. спирт официально шел только на технические, медицинские, научные цели, причем исключительно по разрешениям полиции, военного и акцизного ведомств. «В Московских ресторанах и трактирах продажа крепких напитков производится в самых широких размерах. Означенные заведения… продают посетителям крепкие напитки в чайниках, чашках, бутылках из-под прохладительных напитков и др. способами». Многие врачи Московской губернии свободно выдавали рецепты на приобретение в аптеках спирта [11, ф. 575, оп. 6, д. 857, л. 88–89, 148, 153]. Из-за употребления людьми разных суррогатов, например, на территории Киевского военного округа запретили свободную продажу лаков, красок, политуры. Они отпускались только по разрешениям винных складов, крупным или мелким оптом [4, ф. 37, оп. 1, д. 1929, л. 135 об, 136]. Татары Казанской губернии с целью опьянения стали есть дрожжи в сухом виде, запивая их фруктовым квасом [11, ф. 575, оп. 11, д. 201, л. 3]. Денатурированный спирт оставался единственным товаром, продававшимся в немногочисленных казенных винных лавках. Также на денатурат был введен акциз. Получение разрешений на его покупку было ужесточено. Теперь их выдавали только классные чины полиции, после тщательной проверки целей и объемов планируемого использования [4, ф. 37, оп. 1, д. 1915, л. 5]. В городе денатурат добывали через знакомых служанок, которые в разрешительных книжках господ отрывали больше билетиков, чем необходимо для хозяйства и, соответственно, покупали лишний денатурат; хозяева же такие мелочи как правило не проверяли. Чтобы денатурат сделать более прият-

E. Pashkov. The fight against alcoholism in Russia during World War I

[1, 81]. Согласно высочайше утвержденного 13 октября положения Правительства общественные учреждения и органы местного самоуправления получали право возбуждать ходатайства о сухом порядке на время войны [11, ф. 575, оп. 6, д. 844, л. 73]. В 1914 г. было удовлетворено 54 ходатайства городских дум о прекращении питейной торговли «навсегда» и 5 ходатайств земств; до конца войны – 51 и 26 соответственно; всего в данном году – 105 и 31 ходатайство, что являлось явным меньшинством от общего количества городских дум и земских собраний (уездных и губернских). В конце дела приведено общее количество ходатайств о сухом порядке (точно не ясно удовлетворенных или нет), а именно 307 думских и 77 земских, без указания какой дате соответствуют эти цифры; притом, что через один лист присутствует таблица с городами, думы которых на июнь 1916 г. приняли антиалкогольные ходатайства (хронологические рамки дела: 7.01.1915–3.11.1916) [11, ф. 575, оп. 6, д. 833, л. 204–208]. А. Мак-Ки же пишет о 549 думских и 255 земских прошений, полученных правительством на май 1916 г. [8, 153], что являлось уже относительным большинством. Например, на июнь 1916 г. городские думы 4 уездных городов Курской губернии из 15 приняли сухие ходатайства, и 7 из 12 – Воронежской [11, ф. 575, оп. 6, д. 833, л. 206–208]. Таким образом, общественная поддержка сухого порядка отнюдь не являлась всеобщей, особенно в первые полгода его действия. В Курской губернии на январь 1916 г. действовало 13 лавок (из 685 к началу сухого порядка), 7 из них было закрыто в течение года, практически все оставшиеся располагались в городах [10, 4]. По всей стране к маю 1916 г. закрылись 96% частных питейных заведений от имевшихся на начало 1914 г. [8, 153] Мобилизация не обошлась без эксцессов. «Толпы в основном запасных солдат атаковали примерно 230 питейных заведений в 33 губерниях и уездах. Полиция сообщала о 107 раненых и 145 погибших во время этих вспышек насилия, причем две

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Пашков Е.В. Борьба с пьянством в России времен первой мировой войны

ным на вкус его процеживали через горячий черный хлеб, обрезав у последнего корки; потом кипятили спирт в «самоварке» с гвоздикой, корицей, луком и «всего лучше с лимонной кислотой» [12, 43, 45]. «В результате получается сравнительно прозрачная жидкость, неприятный запах и вкус несколько смягчается, что, однако ж, нисколько не изменяет специфических свойств [денатурированного] спирта…, а потому зарегистрировано немало случаев отравления, даже со смертными исходами» [11, ф. 575, оп. 11, д. 199, л. 18 об]. Царь 31 мая 1916 г. разрешил свободную торговлю виноградными винами до 16% в местностях, где нет военных действий [4, ф. 37, оп. 1, д. 1929, л. 130, 154, 161]. Меж тем по сообщению управляющего Министерством финансов министру внутренних дел «в местностях, в коих последовало разрешение продажи виноградных вин, вновь возрождается пьянство, причем ни резкое возрастание цен на вино, ни сдабривание его примесями перца, денатурата и проч. не только не влияет на сокращение спроса на вино, но, наоборот, незаконное укрепление виноградных вин разного рода спиртовыми примесями содействует усиленному их потреблению» [11, ф. 575, оп. 6, д. 862, л. 207–207 об]. Во времена сухого порядка резко возросло потребление бражки, выгоняемой в домашних условиях, либо добываемой с винокуренных заводов. Пили ее как в чистом виде, так и смешанную с денатуратом [11, ф. 575, оп. 11, д. 201, л. 25; 12, 43]. Также заметно распространилось самогоноварение. До войны оно было слабо развито. В 1913 г. сообщалось только о 600 случаях по России в целом. В 1915 г. положение значительно изменилось. Теперь уже выявили 6 000 фактов тайного винокурения, а с сентября 1916 г. по май 1917 г. – 9351 случай. Хотя реальное число самогонщиков было раз в десять больше [8, 156]. Наиболее распространен этот промысел был в Сибири, где «в некоторых деревнях… тайная выкурка спирта производится почти в каждой избе, если не для собственного употребления, то для продажи…» [11, ф. 575, оп. 6, д. 862, л. 157]. «В центральной и северной частях Европейской России самогонова-

рение было развито сравнительно мало» [8, 156]. В изучаемый период в Сибири стало развиваться потребление наркотиков (морфия, кокаина, опиекурения) [6, 266]. Антиалкогольная кампания вызвала широкое распространение среди сельской молодежи и городских рабочих карточной игры, в том числе и на деньги [12, 99, 113, 156, 273]. «А.И. Шингарев, финансовый эксперт от партии кадетов, подсчитал, что к середине 1917 г. сухой закон лишил казну 2,5 миллиардов рублей дохода, что составляло около 10% затрат на войну. Как признался Барк царю в октябре 1916 г., у правительства ушло два года на компенсацию потерь от запрета продажи спиртного» [8, 155]. Но с другой стороны, значительно сократилась преступность. Наибольшее ее понижение «отмечается… по губерниям чисто русским (Псковской – 35%, Новгородской – 45% и Олонецкой – 50%), где преобладают преступления на почве алкоголизма, и сравнительно меньшее для губерний с крупными промышленными центрами, в которых подавляющий процент уголовных дел падает на кражи, мошенничества, растраты, подлоги и другие корыстные преступления, где влияние алкоголя менее заметно» [2, 12]. Разумеется, на уменьшение преступности оказала влияние война, и нельзя с точностью отделить действие этих двух факторов. По сообщению из сельской местности Воронежской губернии «таких преступлений, как изнасилование, растление и т.п., совершение которых происходит под возбуждением алкоголя, теперь совсем нет» [12, 91]. «Хулиганство практически исчезло, даже ругательств не было слышно. … Случаи сельских пожаров в последние пять месяцев 1914 г. сократились более чем на треть». «Промышленники сообщали о росте производительности труда рабочих на 25% и более, хотя в действительности на московских фабриках “отрезвление рабочих” привело к более скромному подъему производительности труда – лишь на 7,1%» [8, 154]. В Московском районе на 36% уменьшились прогулы рабочих, «а для взрослых мужчин более 60%» [3, 39].

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

не возросло потребление белого хлеба. «Благодаря увеличению материального достатка явилась возможность во многих семействах удовлетворять культурно-просветительские потребности… Торговля оживлена… Жен стали меньше бить» [12, 29, 59, 68, 92, 160]. Но с другой стороны, по мнению Д. Крисчиана, «сухой закон косвенно способствовал инфляции. До войны через торговлю алкоголем каждый год перекачивалось более одного миллиарда рублей. Когда этот канал был перекрыт, волна спроса искала выхода. Вместо водки население начало тратить деньги на одежду, сельскохозяйственный инвентарь, другие промышленные товары…» [8, 155] «…свадьбы стали не шумны, кратковременны, малолюдны и не разорительны. Сначала чудно было такое время препровождения, но теперь начинают свыкаться с ним. Новый порядок нравится особенно хозяевам: расходы на угощение сократились в 5–10 раз против прежнего. Ввиду этого, некоторые крестьяне, как отмечают харьковские корреспонденты, даже спешат устраивать свадьбы, пока нет продажи водки, несмотря на неблагоприятное военное время» [3, 18, 21]. Вызванный во многом активностью меньшинства, сухой порядок имел и успехи, и издержки; среди первых весьма важно то, что наиболее благотворно его действие оказалось в сельской местности, где жило большинство населения страны.

Литература 1. Барк П. Воспоминания // Возрождение. 1965. № 158. 2. Введенский И.Н. Опыт принудительной трезвости. М., 1915. 3. Воронов Д.Н. Жизнь в деревне в дни трезвости (по данным земских и других анкет). Пг., 1916. 4. Государственный архив Курской области (ГАКО). 5. Государственный архив Орловской области (ГАОО). 6. Диноэль. Трезвость в Сибири // Летопись. 1916. № 5. 7. Зайцева Л.И. С.Ю. Витте и Россия. Ч. I. Казенная винная монополия (1894–1914). М., 2000.

8. Мак-Ки А. «Сухой закон» в годы первой мировой войны: причины, концепция и последствия введения сухого закона в России: 1914–1917 гг. // Россия и первая мировая война: (материалы международного научного коллоквиума). СПб., 1999. 9. Мендельсон А. Итоги принудительной трезвости. Пг., 1916. 10. Отчет Курского губернского акцизного управления за 1916 г. Курск, 1917. 11. Российский государственный исторический архив (РГИА). 12. Фаресов А.И. Народ без водки… Пг., 1916.

E. Pashkov. The fight against alcoholism in Russia during World War I

«За вторую половину 1914 г. прирост денежных вкладов в сберкассах… достиг 70,4 млн руб., а за второе полугодие 1913 г. – 17,3 млн руб.» [9, 32]. Наиболее успешен сухой порядок оказался в сельской местности, «т.к. ни спирт, ни водка, ни суррогаты» туда почти не доходили [11, ф. 575, оп. 6, д. 857, л. 89 об]. Впрочем, следует заметить, что и до войны проблемы пьянства в деревне стояли гораздо менее остро. Например, сельские противники антиалкогольной кампании говорили: «В каждой деревне были свои пьяницы, а народ был трезв. Нет причины и опекать его от пьянства» [12, 7]. «Только 1/10 часть типичных деревенских потребителей нелегко мирилась с трезвостью, и то лишь в первое время… Наиболее трудно с запретом мирились мастеровые и чернорабочие, потом торговцы, затем крестьяне-земледельцы и наконец сельская интеллигенция. Чем старше группа, тем труднее переносился ею запрет» [3, 10]. «В г. Туле жены заводских мастеровых приходили выражать свою благодарность полиции за закрытие питейной торговли, говоря, что они теперь поправили свои хозяйства и мужья их стали людьми, приносящими все заработки домой, а не пропивающими их…» [11, ф. 575, оп. 6, д. 843, л. 118–118 об]. В целом улучшилось положение крестьянского хозяйства [3, 18]. «Поступление податей усиливается» [11, ф. 575, оп. 6, д. 843, л. 118]. В дерев-

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

В.В. РАКОВ Курский государственный университет

КОНТРОБАНДА СПИРТНЫХ НАПИТКОВ В ПРИГРАНИЧНЫХ РАЙОНАХ ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА В ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ ХХ ВЕКА The counteraction to the smuggle of excisable goods over the border became the most crucial task set before customs offices in Outer Manchuria and Transbaikal. The creation of the customs’ system began at the same time as free port mode was abolished on the Far East in 1909. In the article the author examines the measures undertaken by the Russian government against the smuggle of spirit and low quality Chinese vodka across the Far East border. Much attention was paid to realization of this policy in the years of Revolution and the Civil War. Таможенная политика как часть внутренней и внешней политики государства, обеспечивающая её интеграцию в систему мировых хозяйственных связей, развитие национальной экономики и решение фискальных задач, развивается на основе общих принципов и подходов, единых для всего государства. Однако их применение в рамках единого экономического (и таможенного) пространства неизбежно сталкивается с региональными особенностями. Невозможность собственными силами создать благоприятные условия для привлечения населения на окраину и обеспечить его предметами первой необходимости заставило российское правительство применить на окраине радикальное средство таможенной политики – объявить порто-франко на всей территории Приамурья и Забайкалья, где был разрешён беспошлинный ввоз иностранных товаров. После окончания Русско-японской войны 1904–1905 гг., следствием которой стала утрата Россией своих позиций в Маньчжурии, была проведена корректировка правительственной политики на Дальнем Востоке, в том числе и таможенной: отмена порто-франко и других архаичных положений русско-китайских торговых отношений. Одновременно с применением тарифных были применены и нетарифные методы © Раков В.В., 2011

регулирования внешнеэкономической деятельности. К числу категорически запрещённых к ввозу в Российскую империю китайских товаров были отнесены опиум и ханшин (разновидность китайской водки). В 1909 г. российское правительство пришло к выводу, что для контрабандного промысла в крае нет благоприятных условий, поэтому и «нет пока настоятельной необходимости устраивать сплошную охрану границ из особой пограничной стражи по образцу Европейской России, а довольно ограничиться учреждением на ней (границе) на больших путях, ведущих из Китая в глубь края и на путях местного значения, а также в больших торговых приграничных поселениях таможенных учреждений» [1, ф.р-176, оп. 5, д. 1753, л. 14–14 об]. Дальневосточные рубежи России имели ряд природных и социально-экономических особенностей. С одной стороны их большая протяженность по пересеченной местности (горные хребты, озёра и реки), ограниченное количество удобных путей сообщения и слабое экономическое развитие региона с малонаселённой приграничной полосой – с другой стороны создавали многочисленные проблемы по охране государственных границ. Противодействие незаконному перемещению этих товаров через границу стало важнейшей задачей таможенной системы Приамурья и Забайкалья. В 1909 г. расположенные на терри-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

учреждениями, заполняя наиболее контрабанд опасные направления. В некоторых случаях корчемная стража располагалась во «второй линии охраны» и даже глубоко внутри территории страны на путях, ведущих к золотым приискам. Но уже в 1913 г. три сотни пограничной стражи были сняты с границы, а корчемная стража стала иметь два управления – таможенное и акцизное. Большие масштабы в Маньчжурии приобрело производство спирта, на изготовление которого ежегодно перерабатывалось до 7 млн. пудов зерна. В 1910 г. винокуренные заводы Харбина производили до 700 тыс. вёдер спирта и 500 тыс. вёдер водки (ведро – русская до метрическая мера объема жидкостей, равная 12-ти литрам). Ведро спирта в Харбине стоило (оптом) 2,5 руб., а на российско-китайской границе продавалась уже по цене от 8 до 12 руб. [6, 119]. В 1915 г. в полосе отчуждения КВЖД было произведено 436 тыс. вёдер спирта. В приграничную полосу Маньчжурии было вывезено 1 116 140 вёдер спирта [1, ф.р-176, оп. 5, д. 1753, л. 15 об]. И это составляло лишь часть зарегистрированного спирта. На китайском берегу рек Амур, Уссури, Сингач, а также на о. Ханко появилось множество новых поселений, наскоро построенных с целью обеспечения выгодной спиртовой контрабанды. С этой целью строились кабаки, но чаще – крупные склады для хранения спирта (до 10 тыс. вёдер) и других товаров. Так, например, в г. Сахаляне, расположенном напротив Благовещенска, имелись десятки дешёвых питейных заведений и домов терпимости, где посетителей обслуживали так называемые «гейши». Проблема алкоголизма стала ощущаться практически повсеместно. Как свидетельствовали результаты анкетирования, проведённого статистическим отделением Приморского переселенческого управления, контрабандная водка появилась в тех селениях, где раньше её никогда не было. В переселенческих и казачьих семьях водку пили не только мужчины, но и женщины, девушки и даже дети, а в ряде сёл были отмечены множественные случаи морально-

V. Rakov. Smuggling of spirits in the frontier regions of the Far East in the first quarter of the XX century

тории Приамурского генерал-губернаторства и Забайкальской области учреждения объединялись в один таможенный округ (Приамурский) с центром во Владивостоке. В 1912 г. Приамурский таможенный округ был упразднён, а вместо него созданы три участка – Читинский, Хабаровский и Владивостокский. В Забайкалье, Амурской и Приморской областях на границе протяженностью более 4 300 вёрст было создано 8 таможен, 26 застав и 96 постов. В их задачи входило: пропуск товаров, взимание таможенных сборов, преследование контрабандистов и охрана государственных границ. Две последние задачи не были свойственны таможенным учреждениям, но недостаточное финансирование и малонаселённость районов привели, в конечном итоге, к совмещению функций пограничных и таможенных органов. С 1915 г. только в составе Хабаровского и Владивостокского таможенных участков действовало 94 таможенных учреждения [5, 9–11]. По мере экономического освоения региона в районе станции Маньчжурия и Посьета (Южно-Уссурийский край) поток контрабандных товаров, особенно спирта, значительно возрос. В связи с этим для охраны государственных границ Российской империи сюда были командированы три сотни Заамурского округа пограничной стражи, а в 1911 г. в Приморской и Амурской областях был введён институт корчемной стражи [9, 1911. № 46. Ст. 402] «…с возложением на эту стражу также обязанностей наблюдения за неводворением через нашу границу иностранных неоплаченных пошлиною товаров» [1, ф.р-176, оп. 5, д. 1753, л. 14 об]. В 1912–1915 гг. корчемная стража была усилена [9, 1912. № 156. Ст. 1445; 1915. № 197. Ст. 1557] и её штаты стали состоять из одного смотрителя корчемной стражи, 91 конного акцизного контролёра и 370 объездчиков [1, ф.р-176, оп. 5, д. 1753, л. 2 об]. В 1915 г. последовало увеличение числа таможенных постов на Дальнем Востоке [9, 1915. № 86. Ст. 726]. Посты корчемной стражи были «вкраплены» в промежутки между таможенными

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Раков В.В. Контрабанда спиртных напитков в приграничных районах Дальнего Востока в первой четверти ХХ века

го и физического вырождения, вызванные пьянством [1, ф.р-176, оп. 5, д. 1753, л. 16]. Среди контрабандистов первое место занимали казаки из станиц, расположенных преимущественно вдоль границы, затем следовали китайцы, крестьяне и корейцы. Материальные выгода от контрабанды спирта особенно возросли в годы Первой мировой и гражданской войны. Если ранее разница в цене ведра спирта, обложенного акцизом, и контрабандного составляла несколько рублей, то после введения ограничений на продажу спиртного в России цены на спирт в Европейской части и на Дальнем Востоке стремительно выросли. Вот как выглядел механизм контрабанды спирта. Со складов, расположенных вдоль пограничных рек, спирт в банках вместимостью от четверти до одного ведра, а также другие контрабандные товары на шаландах и лодках, реже – пароходах доставлялись на российский берег и прятались в потайных местах в тайге. Затем местные контрабандисты развозили его вглубь края. По сухопутной границе спирт переправлялся носильщиками в 15–20 человек с ношей, состоящей из 4–6 банок спирта у каждого. Каждую такую партию через границу сопровождали вооружённые контрабандисты. Затем группа носильщиков «рассыпалась» и следовала через сопки и тайгу разными маршрутами, высылая вперёд разведчиков. После этого груз в отдалённых от границы районах переходил к местным контрабандистам и распространялся по региону или следовал в Европейскую Россию. В 1917 г. в Петрограде неоднократно фиксировались случаи изъятия спирта и других контрабандных товаров в экспрессах, следовавших по Транссибирской магистрали с Дальнего Востока. После февральских событий 1917 г. отношение населения к корчемной страже и чинам таможенного ведомства резко ухудшилось. Всё чаще стали раздаваться призывы к их ликвидации как «остатков старого полицейского строя», что приводило к агрессивным выступлениям со стороны населения приграничных районов, особенно инвалидов мировой войны. Особо резкую форму эти выступления приобретали про-

тив чинов корчемной стражи, находившейся в крупных населённых пунктах. Многие посты кормчей стражи были разоружены, их служащие арестованы и сданы воинским начальникам для зачисления в действующую армию. Наиболее пострадала кормчая стража в Амурской и Приморской областях, где в апреле 1917 г. населением было «упразднено» более 20 постов. В этом же году было убито пять и ранено два таможенных досмотрщика [1, ф.р-176, оп. 5, д. 1753, л. 19 об]. Пограничный надзор фактически прекратил свою деятельность, так как «существующая организация по охране границ в настоящее время совершенно перестала отвечать своему назначению» [1, ф.р-176, оп. 5, д. 1753, л. 17 об]. После Октября 1917 г. таможенное дело перешло из Департамента таможенных сборов министерства финансов России в подчинение Народного Комиссариата торговли и промышленности с переименованием в Главное управление таможенного контроля. 29 декабря 1917 г. был принят декрет СНК «О разрешении на ввоз и вывоз товаров», устанавливающий государственный контроль над внешнеторговыми операциями. Совнарком объявил государственную монополию внешней торговли [3, 300–301]. Принимая во внимание трудности со снабжением населения Дальнего Востока промышленными и продовольственными товарами, 7 апреля 1918 г. СНК РСФСР предоставил Дальневосточному краевому комитету советов и самоуправлений право решать вопросы ввоза и вывоза продуктов. Оформление визы на выезд за границу СНК возложил на краевой комиссариат иностранных дел. Ещё ранее, в январе 1918 г. Дальневосточный краевой комитет советов и самоуправлений принял постановление о разработке проекта реорганизации таможенных застав и охране границ. В его обращении к населению содержался призыв оказывать содействие таможенным органам в борьбе с контрабандой [2, 57–59]. Местные советы начали вводить рабочий контроль над таможенными органами. Не обошлось и без

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

номоченного на Дальнем Востоке генерала Хорвата, в конце 1918 г. было созвано особое совещание по вопросу об охране границ. Особое совещание выступило с предложением преобразовать институты охраны границ, объединив кормчую стражу и часть таможенной, несущей специальные функции по охране границ, в «Пограничную таможенную службу на Дальнем Востоке» с обязанностями исключительно охраны границ. Пограничная таможенная служба, состоящая из стражников, участковых и районных смотрителей должна была находиться в ведении Минфина по таможенному ведомству, с подчинением на местах таможенным инспекторам. Планировалось расположение постов погранично-таможенной службы вдоль границы в одну линию в казенных и арендованных помещениях, расположенных в 30–40 вёрстах друг от друга. Такая мобильность была необходима для реагирования на изменение путей контрабанды. Десять постов на 200–300 вёрст составляли район, которым должен заведовать районный смотритель – особый штатный чиновник. Смотрителей предполагалось назначать из военных чинов. На Особом совещании было высказано предложение об определении в стражники по вольному найму, преимущественно из числа запасных солдат не старше тридцати лет, обладающих крепким здоровьем и имевших положительную характеристику из войск, преимущественно – унтер-офицеров. К другим качествам кандидатов в стражники определялись «честность, храбрость, выносливость, знание местных условий» [1, ф.р-176, оп. 5, д. 1753, л. 19 об]. Стражники должны были получать денежное довольствие и казённое обмундирование (шинель, мундир, шаровары, фуражку, башлык, летнюю рубаху, полушубок, папаху, сапоги, валенки, непромокаемый плащ). Их вооружение составляли винтовка, наган и шашка. В соответствии с предлагаемым Особым совещанием проектом требовалось открыть в трёх областях по 75 постов и на-

V. Rakov. Smuggling of spirits in the frontier regions of the Far East in the first quarter of the XX century

поспешных, непродуманных решений. На V объединённом съезде крестьян и казаков Амурской области (1–10 апреля 1918 г., Благовещенск) было решено упразднить таможенные посты в Амурской области, а весь состав таможни и корчемной стражи (старших контролёров, надзирателей и управляющих) уволить без сохранения содержания. Осуществление корчемного и таможенного надзора предлагалось поручить советскому контролю по пограничным таможенным делам [10, 40]. Новые советские органы власти пытались бороться с нелегальной доставкой и продажей спирта и спиртосодержащих напитков. Неоднократно издавались запреты на покупку и продажу спирта, а также спиртоношества. При этом использовалась система наложения денежного взыскания, конфискации имущества и даже угроза ссылки на каторжные работы. Исполком Амурской области постановлением от 27 апреля 1918 г. установил денежное вознаграждение гражданам, которые укажут место продажи спиртных напитков. Лица, уличенные в контрабанде спирта, отправлялись на государственные общественные работы, срок которых зависел от объёма обнаруженного спирта [4, 77]. Смена политических режимов в Сибири и на Дальнем Востоке в 1918–1920 гг. не могла не отразиться на состоянии таможенного дела. Об упадке работы таможенных учреждений красноречиво говорит следующий факт: за шесть месяцев 1919 г. на Александровской таможенной заставе было выявлено только четыре случая контрабанды на общую сумму 7 299 руб. [7, 99]. Контрабанда спиртосодержащих и подакцизных товаров приводила не только к снижению казённых сборов и податей, но и способствовала утечке из России миллионов рублей и десятков пудов добытого старателями золота, а также росту криминогенной обстановки в приграничных районах, в том числе в связи с проникновением профессиональных преступников – хунхузов. В связи с вышеперечисленными проблемами, по распоряжению Верховного упол-

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Раков В.В. Контрабанда спиртных напитков в приграничных районах Дальнего Востока в первой четверти ХХ века

значить стражников в среднем по 6–8 человек на пост. Таким образом, штат пограничной таможенной службы состоял из 23 районных смотрителей, 23 делопроизводителей, 137 участковых смотрителей, 1455 стражников при 969 лошадях. Расходы казны на годовое содержание погранично-таможенной службы должны были составить 3 691 980 руб. [1, ф.р-176, оп. 5, д. 1753, л. 20 об, 22 об]. В соответствии со сложившейся практикой Департамент таможенных сборов входил в состав Министерства финансов Российского правительства Колчака. Реакция последнего на предложения Особого совещания генерала Хорвата по вопросу организации таможенной охраны на Дальнем Востоке была отрицательной. Прежде всего, Минфин сослался на наличие формальных неточностей: «Особое совещание необоснованно рассматривало вопрос об охране границы Забайкальской области, которая по прямому смыслу ст. 1 Положения о Верховном уполномоченном Российского правительства на Дальнем Востоке в состав областей, вверенных в управление Верховному уполномоченному, не входит» [1, ф.р-176, оп. 5, д. 1753, л. 4об-5]. Рассматривая же проект по существу, Минюст отмечал, что в указанных областях существовало 85 таможенных учреждений (22 заставы и 63 поста) в составе 97 классных служащих и 770 досмотрщиков. Выделяя только 400 досмотрщиков Особое совещание, по мнению Минюста, заведомо обрекает таможенные учреждения на бездействие, т.к. они будут «распылены» на 150 постов по 6-8 человек. Существенным минусом проекта Минюст определял и тот факт, что отдалённые от места нахождения участкового смотрителя посты представлялись сами себе, что увеличивало опасность совершение разного рода проступков (пьянство, возможное безделье, составление фиктивных нарядов и т.п.). Сомнение вызывало и предлагаемое количество – 150 постов. Для точного определения необходимого количества постов, считал Минюст, требовалась конкретная и

точная привязка к местности. Поскольку новых путей контрабанды товаров выявлено не было, Департамент таможенных сборов предложил лишь открыть десять новых пунктов (шесть в Приморской и четыре в Амурской областях) [1, ф.р-176, оп. 5, д. 1753, л. 6–7]. Альтернативный вариант реформирования системы охраны границ был предложен Министерством финансов. Его главная задача формулировалась следующим образом: «Полное объединение наличных в этом крае сил корчемной стражи и таможенного надзора в одну организацию, преследующую общую цель и подчинённую одному руководящему началу, с одинаковыми порядками и администрацией» [1, ф.р-176, оп. 5, д. 1753, л. 7 об]. Такое решение, по мнению Минфина, было вызвано необходимостью объединения усилий всех силовых структур государства для борьбы с таможенными и другими преступлениями, примеров которых было достаточно много. Так, например, на обращение Владивостокского таможенного инспектора от 1 апреля 1919 г. № 2552 об оказании помощи чинам Тургий-Рогского таможенного поста был получен категорический отказ от военных. Имели место и случаи физического воздействия на таможенных чинов. 2 апреля 1919 г. на Скобельницком таможенном посту по требованию местной хуторской управы и казаков были освобождены пять контрабандистов. При этом казаки заявили, что таможенникам разрешено задерживать «только транспорты со спиртом, сопровождаемые обыкновенно вооруженными силами». За задержание же «незначительной» контрабанды казаки обещали применить против таможенников силу. Эти угрозы не были голословными. В сентябре 1918 г. они уже разоружали таможенников. Насколько «незначительной» могла быть подобная контрабанда, свидетельствует случай, произошедшей 4 апреля 1919 г. на Черняевской таможенной заставе (Амурская область). На пяти санях, сопровождаемых четырьмя вооруженными верховыми казаками, находилось 35 вёдер спирта,

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

власти нагрузки на инспекторов ещё более возросли. Министерство финансов предлагало дополнить штат инспекторов управления [1, ф.р-176, оп. 5, д. 1753, л. 10]. Среди других мер по улучшению положения личного состава таможенных инспекторских управлений определялось повышение оклада содержания в связи с укрупнением территориальных единиц: преобразованием участков в округа [1, ф.р-176, оп. 5, д. 1753, л. 40об]. Вышеперечисленные преобразования предлагалось провести в четырёх сибирских инспекторствах: Владивостокском, Хабаровском, Читинском и Семипалатинском. Министерство финансов рассчитало и примерные затраты на реформирование таможенных учреждений. Так в Амурской и Приморской областях они определялись в 4 944 332 руб., что было существенно меньше сметы проекта Особого совещания при Верховном уполномоченном на Дальнем Востоке генерале Хорвате (около семи миллионов руб.) [1, ф.р-176, оп. 5, д. 1753, л. 45–45 об]. Проект Министерства финансов получил поддержку со стороны Госконтроля, Министерства торговли и промышленности и Министерства иностранных дел Российского правительства. В заключении последнего, правда, содержалось замечание: «…количество постов представляется избыточным для действительной охраны» [1, ф.р-176, оп. 5, д. 1753, л. 37–39]. Начало реализации проекта было положено приказом Верховного Правителя и Верховного Главнокомандующего А.В. Колчака 16 сентября 1919 г. Он гласил: « В отмену приказа моего от 19-го июня 1919 года за № 162 командировать в распоряжение Министра финансов состоящего в моём распоряжении Генерального Штаба генерал-лейтенанта Люпова с возложением на него общего руководства по сформированию пограничной стражи в областях: Приморской, Амурской и Забайкальской…» [8]. Однако, прежде всего в силу скорого падения колчаковского режима, добиться качественного перелома в борьбе с контрабандой спирта не удалось. Сначала ру-

V. Rakov. Smuggling of spirits in the frontier regions of the Far East in the first quarter of the XX century

10 475 папирос, табак, чай, карты на общую сумму 6547 рублей [1, ф.р-176, оп. 5, д. 1753, л. 8-8об]. Поэтому, считал Минфин, «для поддержания порядка на границе и укрепления её охраны возникает потребность располагать своими специальными, достаточными по численному составу и хорошо вооруженными силами… Минфин проектирует корчемную стражу упразднить, а состав её всецело обратить на образование новых и усиление состава действующих на границе таможенных застав и постов» [1, ф.р-176, оп. 5, д. 1753, л. 9]. По предлагаемому проекту таможенное ведомство для охраны границ в Приморской и Амурской областях будет располагать 95 учреждениями (23 заставы и 72 поста) в составе 167 классных чинов соответствующей надворной службы, 1367 досмотрщиков и 11 канцелярских служащих. Предполагаемое Минфином штатное расписание таможенного ведомства количественно превышало аналогичное, предложенное Особым совещанием [1, ф.р-176, оп. 5, д. 1753, л. 9об]. К функциональным обязанностям таможенников проект Министерства финансов относил: организацию наружной службы; проведение операций по досмотру провозимых товаров; взимание таможенных платежей; пропуск пассажиров и охрану границ. Особое внимание Министерство финансов обращало на необходимость реорганизации существующей структуры и штатов таможенных учреждений. В его предложениях имелся специальный раздел, озаглавленный «Об усилении личного состава Инспекторского управления Сибири с преобразованием их в Управление таможенными округами». Существующие штаты управления, утверждённые законом от 28 мая 1912 г., [9, 1912. № 103. Ст. 865] были признаны структурно неудачными. Инспектор был не в состоянии справиться с объёмом работы, поэтому прикомандировывал к себе штатных и канцелярских чиновников с границы в ущерб деятельности таможенных учреждений. В условиях дезорганизации

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Раков В.В. Контрабанда спиртных напитков в приграничных районах Дальнего Востока в первой четверти ХХ века

ководство Дальне-Восточной Республики, а затем и Советской России столкнулись практически с теми же проблемами. Вместе с тем дальневосточные региональные особенности российской таможенной политики первой четверти ХХ в., подчас

противоречивой и непоследовательной, делают её не только объектом научного академического интереса, но и поучительной страницей отечественной истории, уроки которой необходимо учитывать и в начале XXI в.

Литература 1. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). 2. Дальвоенревком. 1917–1918 гг.: Сборник документов и материалов. Хабаровск, 1969. 3. Декреты советской власти. Т.1. М., 1957. 4. Залесская О.В. Контрабанда на границе: Взаимодействие населения приграничных территорий российского Приамурья и Северной Маньчжурии (1917–1924 гг.) // Россия и АТР. 2001. № 4. 5. Из истории таможенной службы на Дальнем Востоке: Документы и материалы (1899– 1925 гг.). Владивосток, 1999. 6. Кротова М.В. Борьба с контрабандной торговлей в приграничных районах Дальнего

Востока и в полосе отчуждения КВЖД (1900– 1917) // Дальний Восток России в контексте мировой истории: от прошлого к будущему: Материалы междунар. науч. конф., сост. 18–20 июня 1996. Владивосток, 1997. 7. Печерица В.Ф. Таможенная служба Дальнего Востока в годы революции и гражданской войны // Таможенная политика России на Дальнем Востоке. 1920. № 2. 8. Правительственный вестник. Омск, 1919. 1 октября. 9. Собрание узаконений и распоряжений правительства. 10. Шестой съезд Советов трудящихся Амурской социалистической республики. Первая сессия. Благовещенск, 1918.

О.Б. МОЛОДОВ Филиал СЗАГС в г. Вологде

БОРЬБА С ПЬЯНСТВОМ В КОНТЕКСТЕ АНТИРЕЛИГИОЗНОЙ ПОЛИТИКИ СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА The Soviet period of Russian history was marked by attempts to build the Soviet State. One of the lines of home policy was uprooting of religion and vestiges connected with it. Among these vestiges there were alcohol drinking that was closely associated with religious holidays. In the article the author shows the reasons, mechanisms and results of the struggle with alcohol drinking and measures undertaken by the Soviet State within the framework of atheistic work. Советский период Отечественной истории (1917–1991 гг.) ознаменовался попытками построения светского государства, политика которого нацеливалась не только на отделение религиозных объединений © Молодов А.Б., 2011

от государства, а на полное искоренение религиозных верований. Теоретиками марксизма и большевизма любая религия считалась пережитком буржуазной морали наряду с пьянством. Оба этих негативных явления воспринимались строителями «новой жизни» в комплексе, чему

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

реждения общепита, где кормили обедами по карточкам [23, 3]. Несмотря на такой, казалось бы, благоприятный режим православных праздников, в тех же печатных органах одновременно проходила кампания по борьбе с ними, особенно на селе. Жители деревни по-прежнему широко отмечали не только великие, но и престольные праздники, связанные с наименованием действующего в данной местности храма (то есть его главного престола). Пролетарские поэты высмеивали подобные мероприятия «отсталой» части населения, посвящая им, например, сатирические стихи: «Утром все принарядились Каждый в церковь собрался – За обедней помолились. Божий праздник начался…» [21, 3].

Все религиозные праздники неразрывно связывались с пьянством и вызванными им негативными последствиями – хулиганством, массовыми драками («деревня на деревню») иногда со смертельным исходом: «…Пиво с брагой взяли силу Стар и млад навеселе, Четверых снесли в могилу… Вот так праздник на селе!» [21, 3].

Важным поводом для критики пьянства в религиозные праздники являлось и то, что хмельные напитки домашней выработки изготовлялись на основе зерновых продуктов и сахара, что в голодные годы пролетарские авторы считали кощунством. Как гласила редакционная статья, в церковный праздник «темный народ деревенский по старинке потянется за самогонкой и пивцом. …Тысячи людей будут голодать, …чтобы в глухой деревне …на столе к Пасхе была хмельная отрава!» [24, 3]. Примечательно, что до коллективизации сельского хозяйства пьянство сельского населения не связывалось с массовыми прогулами и срывом посевной или уборочной страды, а только с ростом преступности. Вместе с «темной массой» в таких праздниках учас-

O. Molodov. Struggle against drunkenness in the context of antireligious policies of the Soviet State

способствовали некоторые идеологические установки, отождествлявшие религию с дурманом. Карл Маркс назвал религию «опиумом народа», а В.И. Ленин – «родом духовной сивухи». На основе материалов периодической печати и некоторых архивных документов мы попытаемся охарактеризовать основные этапы борьбы с пьянством, связанные с антирелигиозными кампаниями, организованными властями и проводимыми с помощью атеистической общественности. До октября 1917 г. Православная церковь была государственной, поэтому все праздники за исключением связанных с памятными датами царствующей семьи Романовых имели религиозный характер. С первых лет Советской власти такие торжества подвергались резкой критике, однако прямо не запрещались. Более того, тогда можно было узнать в местной прессе, когда и в каких храмах будут проходить праздничные богослужения [14, 4]. Власти не могли не считаться с многовековыми традициями населения Русского Севера, что наглядно показывают отдельные документы. В частности, Постановление Вологодского Губисполкома в 1919 г. закрепило десять «красных дней» календаря, «согласованных с обычными для большинства населения праздниками», среди которых: Рождество (два дня), Пасха (два дня), Духов день, Благовещенье, Преображение, Вознесение, Успение, Крещение [11, 3]. Особое место в сознании православных христиан занимает Пасха. Поэтому, несмотря на голодные времена, в том же году власти выделили Вологодскому епархиальному совету 30 пудов пшеничной муки для приготовления просфор и артоса в приходах г. Вологды [19, 3]. Даже существовавшая тогда система продуктовых карточек приспособлялась под нужды верующих горожан. Вологодский продовольственный комитет в апреле 1919 г. своим постановлением разрешил выдавать вместо выпеченного хлеба «частью пшеничную» муку для куличей [20, 3]. В дни Пасхальных праздников с 19 по 21 апреля 1919 г. не работали столовые и чайные, кроме одного уч-

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Молодов О.Б. Борьба с пьянством в контексте антирелигиозной политики советского государства

твовали и местные советские чиновники, справлявшие их иногда по несколько дней подряд [12, 4; 16, 4]. В городах, как утверждали некоторые авторы, «народные праздники постепенно вытесняют церковные, и только деревня все еще посещает церковь, чтит «Варвары», «Николы» и т.д [18, 4]. В данном случае, применительно к «красным дням» пролетарского календаря, слово «народные» вряд ли уместно, поскольку в тот период в полной мере народными оставались православные и иные традиционные религиозные праздники. Однако постепенно и на селе внедрялись гражданские обряды, в частности, «свадьбы без попа» (то есть без венчания в церкви), отнюдь не безалкогольные: «Поп на хату волком смотрит, Там и пляшут и поют: Нынче свадьба Петьки с Мотрей, А попа не позовут» [5, 2].

Вместе с тем руководство партии большевиков понимало, что быстро сломать многовековые устои не получится, в связи с чем, в первые годы Советской власти проявляли лояльность к фактам участия коммунистов в религиозных праздниках. При этом существовал дифференцированный подход, учитывавший социальное происхождение нарушителя партийного устава и сложившиеся жизненные обстоятельства. Например, предписывалось с пониманием относиться к молодым сельским коммунистам, которым для заключения брака по традиции приходилось венчаться в церкви [22, 45]. В эти годы среди нарушений партийной и комсомольской дисциплины еще не встречается формулировка «за справление религиозного праздника» и «за пьянство в религиозный праздник». Можно согласиться с мнением, что пьянство в религиозный праздник не является свидетельством истинной религиозности. Однако, как показала чистка рядов РКП(б) по Вологодской губернии в 1921 г., за исполнение религиозных обрядов было исключено из партии 27 из 755 че-

ловек – «за религиозность», «за венчание в церкви и крещение ребенка» [13]. Следующая кампания по борьбе с пьянством стала частью «хрущевских» гонений на религию и Церковь, начавшихся в 1958 г. «Отправление» религиозных праздников теперь уже определялось как «большое общественное зло, мешающее строительству коммунизма» [15, 2]. Особое внимание по-прежнему обращалось на пьянство в церковные праздники, однако теперь уже в колхозной деревне [1, 2; 4, 2; 25, 3]. Интересно, что большинство христианских торжеств «попадало на период разгара полевых работ» – «с егорьева дня (6 мая) до 24 сентября («Неопалимая купина»)». В православные праздники селяне «гуляли» каждый раз по 3-4 дня, оправдываясь, что это древняя традиция. В результате, в 1958 г. в хозяйствах Сокольского района Вологодской области прогулы в дни праздников составили: – в колхозе «Большевик» – около 3000 человеко-дней; – в колхозе «Заветы Ильича» – 4800 человеко-дней; – в колхозе им. Кирова – 7000 человеко-дней [15, 2]. В колхозе «Путь Ленина» Грязовецкого района колхозники прогуляли 9200, а в колхозе «Борьба» Лежского района – более 10 тыс. человеко-дней в год [9, 4]. В том же году в хозяйствах Кирилловского района религиозные праздники задержали начало уборки урожая не менее чем на 8–10 дней. Скот с пастбищ пригоняли в эти дни раньше обычного времени, давали меньше подкормки и не проводили трехкратной дойки коров, что повлекло значительное снижение удоев [10, 2]. Кроме того, пьянство в праздники связывалось с авариями на дорогах и на производстве, что в совокупности наносило существенный ущерб народному хозяйству [7, 4]. А «сколько драгоценного времени уходит на молитвы!» – сокрушался автор-педагог, статья которого была широко растиражирована в местной печати [2, 4]. Пьянство в православные праздники иногда приводило к тяжким последствиям.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

отмечалось, что эти торжества «не носят религиозной окраски», а сопровождаются коллективными и индивидуальными выпивками [6, ф. 1300, оп. 14, д.24, л. 86]. Попытки заместить религиозные праздники новыми гражданскими на селе особого успеха не имели. Одной из причин этого было удручающее состояние учреждений культуры. Как указано в одной из справок, сельские клубы «большей частью это ветхие полуразвалившиеся здания, в которых зимой гуляют мороз и ветер» [3, ф. 2770, оп. 22, д. 2, л. 23]. По понятным соображениям авторы-атеисты акцентировали внимание читателя на преступлениях и других негативных явлениях, которые имели место в дни религиозных праздников. При этом очевидно, что всплеск уличной и бытовой преступности происходил и в дни светских (советских) праздников – на Новый год, 8 Марта, в Первомай, в очередную годовщину Октябрьской революции. Впоследствии поводами для массовых «гуляний» стали дни десантника, пограничника и иные профессиональные торжества, участники которых также не отличались трезвостью. К середине 1980-х гг. снижается накал атеистической пропаганды, в том числе затихает борьба с религиозными праздниками. Переломным в государственно-церковных отношениях становится 1988 г. – год празднования 1000-летия крещения Руси. Напротив, ситуация, сложившаяся с потреблением спиртных напитков в стране, вызывает озабоченность у руководства страны. «Горбачевскую» антиалкогольную кампанию, стартовавшую в 1985 г., Русская православная церковь «горячо приветствовала», развернув пропаганду здорового образа жизни с амвонов, на исповеди и при иных контактах с прихожанами. Архиепископ Вологодский и Великоустюжский Михаил (Мудьюгин) в связи с этим предписывал духовенству епархии «быть примером и образцом воздержания и трезвости, не допускать пьянства и распущенности поведения не только со своей стороны, но и по

O. Molodov. Struggle against drunkenness in the context of antireligious policies of the Soviet State

Несмотря на усиление контроля правоохранительных органов за общественным порядком (как гласила одна из справок, в такие дни практиковалось «спаривание милиционеров с дружинниками»), избегать трагических последствий не удавалось. Примеров преступного поведения в эти дни имелось немало. В Междуреченском районе Вологодской области в 1959 г. во время праздника «Ильин день» в массовой драке было избито и изувечено 11 человек [17, 4]. В колхозе «Путь Ленина» Грязовецкого района в Иванов день «пьяные хулиганы» совершили убийство В. С-ва [8, 2]. В Крутецком сельсовете Устюженского района в тот же день развязали драку нетрезвые подростки, впоследствии приговоренные к лишению свободы [27, 4]. В 1962 г. в колхозе «Россия» в праздник ПреображениеЯблочный Спас (19 августа) совершено убийство в драке, начатой комсомольцем и командиром дружинников [3, ф. 2522, оп. 62, д. 69, л. 84–85]. Вопросы борьбы с пьянством в религиозные праздники постоянно обсуждались на бюро райкомов партии и комсомола [6, ф. 1719, оп. 3, д. 310, л. 12–13; 3, ф. 1632, оп. 1, д. 2, л. 95; д. 6, л. 24; д. 9, л. 55]. Там констатировалось, что повсеместно в праздниках участвуют коммунисты и комсомольцы, за что получают дисциплинарные взыскания или исключаются из рядов КПСС и ВЛКСМ. Как призывал один из выступавших на собрании в Грязовецком районе, «комсомольцам необходимо правильно вести себя и не проявлять нездоровый интерес к празднику [Пасхи]» [3, ф. 2770, оп. 22, д. 2, л. 37]. Подготовка к праздникам всегда сопровождалась самогоноварением. Участковые милиционеры Белозерского района вместо того, чтобы предотвращать хулиганство и пьянство, «сами напивались самогоном» [6, ф. 1719, оп. 3, д. 290, л. 48–49]. В Вологодском районе в 1958 г. за «неоднократную пьянку с отправлением религиозных праздников» сняли с должности председателя Рабоче-Крестьянского сельского совета [6, ф. 521, оп. 1, д. 766, л. 231]. В то же время

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Молодов О.Б. Борьба с пьянством в контексте антирелигиозной политики советского государства

возможности удерживать от этих пороков также своих близких и родных» [26, Циркуляр № 3/32 от 24 мая 1985 г.]. С другой стороны, вырубка виноградников, резкое сокращение производства алкоголя привели к режиму жесткой экономии красного вина (кагора), используемого в ходе литургии в качестве причастия [26, Циркуляр № 7/36 от 16 ноября 1985 г.].

В настоящее время произошло официальное признание некоторых церковных праздников, ставших общероссийскими праздничными и выходными днями (Рождество Христово) или памятными датами (День крещения Руси). Пьянство сейчас уже не связывается с религиозными праздниками, а стало повседневным явлением, приобретая масштабы национальной трагедии.

Литература 1. Балагаев И. Усилить борьбу против религиозных пережитков // Белозерский колхозник. 1959. 11 сентября. 2. Беляев К. Религия и семья // Лежский ударник. 1959. 11 июня. 3. Вологодский областной архив новейшей политической истории (ВОАНПИ). 4. Гапочка М. Социализм и религия непримиримы // Красный Север. 1958. 2 августа. 5. Городецкий С. Частушки // Деревенский коммунар. 1920. 7 сентября. 6. Государственный архив Вологодской области (ГАВО). 7. Друянов Л. Как произошла «пасха» и в чем ее вред? // Лежский ударник. 1959. 11 апреля. 8. Дубинин М. Безутешного материнского горя могло бы и не быть // Коммунар. 1959. 14 мая. 9. Зырин М. Мы против религиозных праздников // Лежский ударник. 1959. 28 апреля. 10. Иванов А. Научно-атеистическая пропаганда не в почете (колхоз «Земледелец») // Ленинское знамя. 1959. 10 января. 11. К вопросу о праздниках // Известия Вологодского Совета рабочих и солдатских депутатов. 1919. 13 апреля. 12. Комар. И закончился пир их бедою // Красный Север. 1920. 6 апреля. 13. Коммунисты очищают свои ряды // Деревенский коммунар. 1921. 16, 19 ноября.

14. Красный Север. 1919. 14 августа. 15. Красный Север. 1959. 3 июня 16. Крестьянин. Позор // Деревенский коммунар. 1920. 13 января. 17. Максимов С. Пьяный пир в Борщовке // Красный Север. 1959. 30 сентября. 18. Митродорич. 12 марта в с. Шангалах // Красный набат. 1920. 4 апреля. 19. Мука для просфор // Известия Вологодского Совета рабочих и солдатских депутатов. 1919. 3 апреля. 20. Мука на пасху // Известия Вологодского Совета рабочих и солдатских депутатов. 1919. 27 марта. 21. Никодим. Престольный праздничек // Наша война. 1919. 6 сентября. 22. О нарушениях программы партии в религиозной области // Вестник Вологодского губкома РКП большевиков. 1921. № 4–5. 23. Праздники // Известия Вологодского Совета рабочих и солдатских депутатов. 1919. 18 апреля. 24. Проклятое зелье // Наша война. 1920. 28 марта. 25. Сушинов А. Комедия в дер. Криули // Красный Север. 1958. 27 июля. 26. Текущий архив Вологодского епархиального управления. 27. Тенишева С. Из зала суда // Вперед. 1959. 7 января.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

В.С. ОКОЛОТИН Ивановский государственный университет

АЛКОГОЛЬ В НАЛОГОВОМ АРСЕНАЛЕ МОДЕРНИЗАЦИИ НАЦИОНАЛЬНОЙ ЭКОНОМИКИ 1930 гг. Modernization of national economics in the1930s which is regarded in modern scientific researches as catching-up modernization or one under the red flag was being done at the expense extreme tension of financial resources of the country. To increase profits of the State budget any opportunities were used. Among them there was an increase of excise on vodka and escalation of its production. However, the Government couldn’t imagine the negative consequences of increase of amount of alcohol production and sales. In the article the author gives facts accounting for how the soviet government tried to solve such dilemma. Модернизация национальной экономики в 1930-е гг., рассматриваемая в современных научных исследованиях как догоняющая модернизация или модернизация под красным флагом, осуществлялась за счет крайнего напряжение финансовых ресурсов страны. Бюджетная комиссия ЦИК СССР в декабре 1928 г. вынужденно констатировала, что государственный бюджет составлен с напряжением, поскольку его приходные и расходные статьи в большинстве случаев составлены в максимальных цифрах [3]. В этой связи для увеличения доходной части госбюджета были использованы любые возможности, в том числе и увеличение акцизов на водку и расширение ее производства. По словам наркомфина СССР Н.П. Брюханова рост косвенных налогов в 1927/28 г. был связан с ростом сбыта водки с 40,2 млн. декалитров до 52,89 млн декалитров. Это позволило дополнительно привлечь в доход государства 50 млн руб. В бюджете на 1928/29 г. запланировано дальнейшее увеличение ее производства до 56,68 млн. декалитров, что при значительном повышении акцизных ставок и цен на водку должно было обеспечить увеличение дохода бюджета на 100 млн руб. [2]. В прениях по его докладу высказывались самые различные точки зрения, © Околотин В.С., 2011

в том числе и о губительности алкоголя для населения. Представитель ИвановоВознесенского губисполкома А.С. Волков даже язвительно заявил: «Если мы, в конце концов, приходим к выводу, что водка приносит вред, то почему же мы из года в год это производство увеличиваем? Я очень признателен тов. Брюханову, который говорил, что нужно водку перебросить из города в деревню. Покорнейше благодарю Вас тов. Брюханов за такой подарок деревне». Несомненно, в тот период это и другие замечания по увеличению производства водки не остались без внимания членов ЦИК. И все же итогом этого обсуждения стало заявление о том, что «огонь революционного энтузиазма должен победить и победит мутную волну алкоголизма» [4]. В результате проект бюджета на 1928/29 г. был утвержден с увеличением доходной части бюджета на 25 млн руб. за счет увеличения акцизов на сумму 15,5 млн руб., в том числе от реализации спирта на 2 млн руб. В сентябре 1930 г. И.В. Сталин писал председателю СНК СССР В.М. Молотову: «Нужно, по-моему, увеличить (елико возможно) производство водки. Нужно отбросить ложный стыд и прямо, открыто пойти на максимальное увеличение производства водки» [5]. Такое распоряжение в центре и на местах было выполнено

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Околотин В.С. Алкоголь в налоговом арсенале модернизации национальной экономики 1930-х гг.

100

очень быстро. Уже в ноябре 1930 г. межведомственной комиссией по мобилизации средств при обкоме ВКП (б) Ивановской промышленной области было принято решение ходатайствовать перед правлением «Центроспирта» о скорейшем отпуске нарядов для ввоза водочных изделий на ее территорию. С этой же целью были приняты меры по обеспечению поставок технического картофеля на заводы области, производящие спирт, увеличению количества рабочих смен на указанных предприятиях с целью скорейшего получения готовой продукции [1, ф.р.-1698, оп. 1, д. 2, л. 217]. Решением бюро обкома ВКП(б) от

1 декабря 1930 г. директора винокуренных заводов были обязаны под личную ответственность добиться максимального перевыполнения поставленных задач. Контроль за их деятельностью в части выполнения производственной программы возлагался на секретарей Костромского, Селивановского, Ярославского, Юрьев-Польского и Шуйского райкомов ВКП (б) [1, ф.р.- 1698, оп.1, д. 2, л. 247]. Однако кратковременная результативность этих мер не могла компенсировать их пагубное воздействие на национальную экономику и в первую очередь на население страны.

Литература 1. Государственный архив Ивановской области. 2. Известия. 1928. 5 декабря.

3. Известия. 1928. 7 декабря. 4. Известия. 1928. 8 декабря. 5. Правда. 1988. 28 октября.

A. BAILEY School of Slavonic and East European Studies University College London

GORBACHEV’S AND MEDVEDEV’S ANTI-ALCOHOL CAMPAIGNS: SOME INITIAL COMPARISONS Автор на основе анализа материалов СМИ и нормативно-правовых актов приходит к выводу, что в настоящее время в России проходит очередная антиалкогольная кампания, проведение которой связывают с президентом Д.А. Медведевым. На характер проведения кампании оказывают влияние положительные и отрицательные последствия антиалкогольной компании М.С. Горбачева. В статье идет поиск ответов на следующие вопросы. Насколько можно говорить о том, что идея проведения антиалкогольных кампаний «принадлежат» М.С. Горбачеву и Д.А. Медведеву? Или речь идет лишь о том, что эта политика проводилась в годы их управления страной? В чем видится суть алкогольной проблемы в этих кампаниях? Каковы движущие силы этих двух кампаний? Кто оказал влияние на разработку этих кампаний и их реализацию на практике? Many of the Russian media articles commentating on President Medvedev’s ongoing antialcohol campaign also refer to Mikhail Gor© Bailey A., 2011

bachev’s failed campaign of 1985–88. This is hardly surprising: the dramatic failure of the extreme measures introduced under Gorbachev still impact on contemporary Russian alcohol policy. In the wake of such an unpopular pol-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

end of that year. (NB – see [3] for the official title of the plan – in this paper I refer to ‘the Anti-Alcohol Plan’ for convenience.) Although a draft bill containing a number of measures for implementing the plan has been agreed by the government, it has not yet gone before the State Duma. My research too is in its early stages. The research contained in this paper is based on analysis of government documents, ministerial statements and media articles from one year of PhD study. I intend to deepen this research in the near future using questionnaires and interviews with policymakers and experts in the Russian alcohol sphere. The purpose of this short paper is hence not to present final research findings. Rather, it is to give some of my initial analysis of alcohol policy issues under Medvedev and to serve as a starting point for discussion with other experts in the field.

1. Gorbachev campaign 1985–88: overview The anti-alcohol campaign under Gorbachev was launched in 1985. Vodka prices were doubled in two steps, so that by August 1986 a regular half-litre bottle cost 10 roubles, which was around a day’s pay for the average worker [8, 72]. Sharp decreases in alcohol production were ordered, and sales were successfully cut from 8.4 litres of pure alcohol per capita in 1984 to 7.1 litres in 1985, 4.4 litres in 1986 and 3.3 litres in 1987 [8, 75]. These measures were accompanied by aggressive local-level campaigns against drunkenness in the workplace and in public places, which in some cases took on the

character of witch-hunts [8, 60]. The campaign had no official ‘end’; rather, it faded away through a number of quiet policy reversals. In July 1987 the criminal liability for personal samogon use was cancelled, and in January 1988 the state sales of alcoholic beverages once again began to increase. Finally, in October 1988 the Party passed a resolution ordering Soviet authorities to put an end to the situation of mass queuing for alcohol. Although the resolution officially stated that the campaign should continue through different means, de facto it signalled the end of the campaign [8, 59-61].

2. Medvedev campaign 2009-present: overview The campaign to lower alcohol consumption under Medvedev began in 2009. On 12 August 2009 Medvedev chaired a major executive meeting on developing a national strategy to reduce alcohol consumption in the Russian Federation [7]. One month later he gave a number of presidential orders to the federal government, including the development of a national anti-alcohol plan by the end of the year; building of a set of measures to increase state control over

alcohol production and tackle illegal production; and the development of regulations placing various restrictions on the packaging and time and place of sale of alcohol [6]. The Governmental Commission for Regulating the Alcohol Market was formed on 29 October 2009, its remit to oversee inter-agency co-ordination and ensure the effectiveness of state regulation of alcohol market. The Anti-Alcohol Plan ordered by Medvedev was

A. Bailey. Gorbachev’s and Medvedev’s anti-alcohol campaigns: some initial comparisons

icy, post-Soviet Russian governments have been wary of introducing restrictions on alcohol [9, 39]. When it was suggested to President Putin that his government should take action to address excessive alcohol consumption, his reply was reportedly, ‘Do you think I want to become a second Ligachev?’[10, 148] Medvedev himself has taken care to distance himself from the worst excesses of the Gorbachev campaign (insisting that he will not repeat its ‘idiotic bans and mistakes’), but in the same breath praised its beneficial effect on demographic growth. My paper considers the anti-alcohol reforms of Gorbachev and Medvedev and attempts to make some initial comparisons between the two. The caveat ‘initial’ is important. Medvedev’s campaign is still in its early stages. It was only initiated in 2009, with the government’s Anti-Alcohol Plan published at the very

101

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Bailey A. Gorbachev’s and Medvedev’s anti-alcohol campaigns: some initial comparisons

102

published on 30 December 2009. A minimum price for vodka of 89 roubles per half-litre became effective from 1 January 2010. A draft bill produced by Rosalkogolregulirovaniye was

heavily amended by the Governmental Commission for Regulating the Alcohol Market in June 2010, and is timetabled to be put before the Duma in the Autumn 2010 session.

3. Construction of the «alcohol problem» and the goals of the campaigns Public and academic discussions of “social problems” often implicitly assume that the problem is an objective state of affairs independent of the observer. Yet as a number of scholars have rightly pointed out, there is nothing inherent in a state of affairs that intrinsically makes it a “problem”. Rather, “problems” necessarily involve an element of subjective human judgement; as Gusfield observes, they are interpretations of phenomena [5, 4]. Thus rather than simply describing the social problems themselves, we should seek to understand, in Gusfield’s words, ‘how and why conditions become understood as public or social problems and how or why they are defined in particular fashions.’ [5, 6] There are differing opinions about what the formal goals of the Gorbachev campaign actually were [13, 246]. On a superficial level, the main goals of the campaign were to reduce alcohol consumption and tackle homemade samogon production. However, the end target of the reductions was unclear. There was an unpublished timetable by the Council of Ministers for reducing the output of each type of alcohol by a certain volume every year, but ultimate end-targets for output were not given, making it unclear if the final goal was total sobriety or simply a lower level of consumption. There are contradictory insider accounts as to what the ultimate goal was [8, 57–58]. Moreover, although reducing consumption (to an unspecified level) was indeed the goal of the campaign, this begs the question of why exactly alcohol consumption was considered problematic by the Russian government. The two historians who have produced the most in-depth studies of the Gorbachev campaign, White and Levine, both conclude that the Politburo defined the “alcohol problem” in terms of its effect on economic productivity and public

order. Levine maintains that economic productivity (particularly catching up and overtaking the major capitalist economies) was the major concern of the Party at this time. As he puts it, ‘the race and global rivalry with the USA was a real obsession and deeply motivated everything the Party did’ [8, 243]. Leninist theory maintained that Communist economies should enjoy higher productivity through technical superiority, but by the 1980s it became clear that the USSR was not catching up and that something had to change. This led to the idea that technical superiority demanded a new “Soviet personality”, which included sobriety [8, 243]. Thus, for the Soviet leadership the alcohol issue was primarily an efficiency problem. Levine states that: ‘There is, in fact, every reason to believe that [productive efficiency] was the main consideration for those in the Politburo who pushed the decision through - and their main argument in trying to convince those who were unsure and neutralizing those who were opposed to the decision’ [8, 244]. This economic concern is evident in the Central Committee’s resolution of 7 May 1985, entitled ‘On measures to overcome drunkenness and alcoholism’. The resolution claimed that ‘great economic and moral harm’ had been caused by alcohol use, and decreed that yearly decreases in alcohol production were essential for ‘the economic and social development of the Soviet Union.’[1] It further urged the members of all workplaces to create ‘a climate of intolerance of drunkenness, to any violation of labour discipline and order.’ The other element of the “alcohol problem” as conceived by the Party, as the reference to ‘moral harm’ suggests, was crime and public order. The Central Committee resolution condemned drunkenness as ‘immoral, antisocial behaviour’ [1], and an aggressive clampdown on public

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

at the level of the individual, family, society and state’ [3, Section II]. Similar arguments about alcohol being a threat to national security have been made by the Russian Public Chamber’s 2009 report on alcohol abuse in the country [12, 12], and by President Medvedev himself [7]. The Anti-Alcohol Plan explicitly states three goals for alcohol policy: a significant reduction in alcohol consumption; improving systems for preventing alcohol abuse; and improving management of the alcohol market [3, Section III]. In contrast to the Gorbachev campaign, the Plan does set some specific outcome targets, although other goals are vaguely-worded. In the first phase (2010–2012) the two main targets are to reduce per capita alcohol consumption by 15 percent; and to reduce the share of overall consumption taken by strong alcoholic beverages (although no precise figure is given). The target for the second phase (2013–2020) is to reduce per capita consumption by 55 percent [3, Section VII]. If we take the Ministry of Health and Social Development’s 2009 figure of 18 litres as the base figure for per capita alcohol consumption, target consumption is 15.3 litres by 2012 and 8.1 litres by 2020 [7]. The other notable target for the second phase is the ‘elimination of the illegal alcohol market’, an aim that could reasonably be described as unrealistic given that recent estimates put the black market at over 40 percent of the total alcohol market [2].

4. The driving forces behind the campaigns Although the 1985–88 anti-alcohol campaign is often referred to as ‘Gorbachev’s’, this is something of a misnomer, as his involvement in both development and implementation of the policy was minimal. The reform was already being prepared before his accession to power, and Levine claims that ‘he had nothing to do with it until the very final decision’ [8, 84]. White notes that Gorbachev did not mention alcoholism in any of his speeches after 1977, nor did he refer to it in his address to the Central Committee in April 1985, even though the Politburo had already decided to launch an

anti-alcohol campaign. Perhaps even more surprisingly Gorbachev did not make any detailed public reference to the campaign until September 1985 (four months after the Central Committee’s resolution has been passed), and only then in response to ‘persistent questioning’ [16, 65]. Who then were the driving forces behind the Gorbachev campaign? Both White and Levine concur that two individuals within the Party played the key role in instigating the campaign: Yegor Ligachev (Central Committee secretary since 1983 and promoted di-

A. Bailey. Gorbachev’s and Medvedev’s anti-alcohol campaigns: some initial comparisons

drunkenness became a particular focus of the campaign. As with the productivity considerations, the concern over discipline, morality and public order pre-dated Gorbachev. White sees the anti-alcohol campaign as ‘part of a wider campaign to strengthen public order that dated back some years before Gorbachev’s accession to the party leadership’ [16, 61]. The “alcohol problem” in current Russian government policy is defined somewhat differently: in terms of consumption’s apparent effect on the demographic situation. The Russian government’s Anti-Alcohol Plan explicitly states that it aims to reduce alcohol consumption and so ‘improve the demographic situation in the country’ [3, Section I]. The Plan was produced in accordance with the Plan for Demographic Policy of the Russian Federation until 2025 (2007), and also – significantly – to the National Security Strategy of the Russian Federation until 2020 (2009) [3, Section I]. Significant population decline is considered to jeopardise the nation’s global strength, a position that is reiterated in the Anti-Alcohol Plan: ‘In accordance with the National Security Strategy of the Russian Federation until 2020... population stabilisation and the radical improvement of the demographic situation are strategic objectives of national security, and alcoholism was named one of the major threats to national security in the sphere of health. Thus, alcohol as a factor in the demographic and social crisis in Russia is a national threat

103

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Bailey A. Gorbachev’s and Medvedev’s anti-alcohol campaigns: some initial comparisons

104

rectly to the Politburo in 1985); and Mikhail Solomentsev (chairman of the party Control Committee and thus responsible for issues of discipline) [16, 66–68]. Levine relates that almost all of the major government ministries, not to mention senior sections of the Party, were ‘very much against any extreme antialcohol campaign, and was not particularly supportive of even a moderate one’ [8, 252]. Even though the leadership accepted in principle that reducing alcohol consumption would benefit the economy as a whole, the anti-alcohol campaign de facto conflicted with almost all Soviet state interests at a departmental level. (This will be related in more detail in the next section). Thus Levine calls the very passage of the reform a ‘freaky’ decision from a sociological viewpoint, because it happened due to a small minority of sobriety advocates managing to force through a reform they believed it, despite it being against the interests of all the major actors [8, 248–252]. Levine regards the highly vertical nature of Soviet government as the reason why such a ‘freaky’ decision was able to pass: decisionmaking power was concentrated in the hands of a small minority within the Politburo, with the General Secretary wielding more power than anyone [8, 252–254]. Although Gorbachev had very little to do with the policy, when Ligachev was promoted to the Politburo in April 1985 he quickly established himself as Gorbachev’s right-hand man [8, 85]. Gor-

bachev was reasonably sympathetic to the goals of his close comrade’s favoured project and allowed it to pass. Medvedev has played a much more pro-active and high profile role in the development of anti-alcohol policy than did Gorbachev. He personally chairs the meetings on development of both alcohol and demographic policy, and has spoken publically on a large number of occasions about the need to reduce the nation’s alcohol consumption. This degree of presidential involvement is unusual compared to such countries as the UK and USA, where alcohol policy would normally be considered the domain of public health bureaucracies rather than leading politicians. As First Deputy Prime Minister under President Putin, Medvedev was in charge of the federal programme of National Priority Projects (including heath), and it is likely that his awareness of demographic issues and belief in the importance of alcohol policy dates from this work. That is not to say that Medvedev is necessarily the main instigator behind this new pro-active alcohol policy, for it is equally possible that others convinced him to adopt the policy. Nor would it be enough to say that the Federal Service for the Regulation of the Alcohol Market, Rosalkogolregulirovaniye, is the main driving force, since this agency was only formed in 2009: a product of the alcohol policy we are seeking to explain. I hope that my continued research will reveal more about this area.

5. Actors influencing policy development and implementation Although all of the major Soviet ministries were opposed to the anti-alcohol campaign under Gorbachev, they were unable to prevent its passage. They did succeed, however, in obstructing some measures from being implemented as planned and in the eventual abandonment of the campaign. As Levine puts it, ‘it was an undoing, accomplished inside the bureaucracy’ [8, 257]. The Ministry of Finance (Minfin) suffered particularly heavily from the Gorbachev campaign since the state sale of alcoholic beverages provided a significant share of its total tax

revenues (around 12-13 percent in 1982, a figure that had not varied greatly since the late1920s) [14, 9]. Ligachev believed that the government’s need for vodka revenues in the face of mounting financial problems contributed to the abandonment of the campaign [8, 82]. Although there were no privately-owned alcohol companies at the time of the Gorbachev campaign, that is not to say that alcohol trade interests did not exist. They did, but they were located within the government, rather than outside it, notably within the Department for Trade (Mintorg). As Tarschys puts it:

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

paign and was its leading opponent) has wryly remarked, ‘In the USSR... [t]hey criticised us by calling out budget “drunk”. But look what is happening today – the budget is sober and the people are drunk’ [2]. A major difference between Soviet and modern times is that the alcohol industry is now in the private sector rather than government hands. Nevertheless, the Russian Public Chamber in its 2009 report Alcohol Abuse in the Russian Federation accused the alcohol industry of maintaining significant control over alcohol policy in Russia throughout the postSoviet period [12, 67–69]. A member of the State Duma's Committee for Economic Policy, Viktor Zvagelsky, was quoted by Itar-Tass as blaming delays in passing legislation related to Medvedev’s Anti-Alcohol Plan on opposition by lobbyists in the government [18]. Rosalkogolregulirovaniye developed a draft bill in response to Medvedev’s instructions of August 2009, containing a number of proposals for tightening regulation of the production and sale of alcohol. The Government Commission for Regulating the Alcohol Market, headed by Deputy Prime Minister Viktor Zubkov, considered the draft bill on 11 June 2010. The newspaper Kommersant obtained a copy of the Commission’s minutes and reported the amendments it made to the draft bill, summarised in the following table. Given the accusations cited above regarding the alcohol lobby’s influential role in state alcohol policy, it is reasonable to ask whether

Government amendments to Rosalkogolregulirovaniye’s draft alcohol bill [15] Proposed by Rosalkogolregulirovaniye

Reclassify beer as alcohol Introduce compulsory accounting and declaration of beer production Introduce licensing of beer production and sale Restrict beer under 7% alc. vol. to containers of 330ml Introduce a ban on the sale of beer over 5% alc. vol. at ‘non-stationary retail outlets’ (e.g. kiosks, tents). Prohibit the retail sale of alcohol 9 pm – 11 am

Government Commission’s decision

Approved Excluded Excluded Withdrawn by Rosalkogolregulirovaniye Approved

Approved Minpromtorg’s alternative proposal – 11 pm – 8 am

A. Bailey. Gorbachev’s and Medvedev’s anti-alcohol campaigns: some initial comparisons

‘The absence of a pure profit motive did not seem to deter these organisations from defending their turf with great vigour. Thus, one of the recurrent obstacles in previous Soviet campaigns against alcohol was the failure of distilling, trading and public catering organisations to comply with the central restrictions’ [14, 10]. Such problems recurred in the Gorbachev campaign, with widespread resistance at central, regional and local levels to implementing the decreed cuts in production [14, 11]. Mintorg received a ‘stern rebuke’ from the Central Committee’s Committee of Party Control for actually increasing distribution of alcohol to a number of union republics in 1986 [14, 12]. Despite the rebuke, the USSR Gosplan managed to plan an increase in alcohol sales for 1987, and figures for the first half of 1987 show that planned reductions were not fulfilled [8, 78]. Law enforcement organs were also accused of ‘exceedingly grave errors in the implementation of the anti-alcohol legislation’ [14, 12]. How do the vested interests of today’s various alcohol policy actors compare with those of the Gorbachev period? Firstly, it is notable that the modern day contribution of alcohol revenues to the federal budget is very small compared to the Soviet levels noted earlier: in 2008 their value amounted to 66 billion roubles, representing just 0.7 percent of the consolidated budget. Ryzhkov (who served as Soviet prime minister at the time of the Gorbachev cam-

105

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Bailey A. Gorbachev’s and Medvedev’s anti-alcohol campaigns: some initial comparisons

106

the industry influenced the amending of Rosalkogolregulirovaniye’s draft alcohol bill. The decision by Rosalkogolregulirovaniye to withdraw the proposal restricting beer to 330ml containers is particularly interesting, since this provision was specifically instructed by President Medvedev. As most beer in Russia is sold in containers of at least 500ml it would certainly have caused considerable inconvenience to brewers, although the reasons for the agency’s decision to withdraw the proposal are unknown. The beer industry certainly feared Rosalkogolregulirovaniye’s proposal to extend the licensing and declaration systems to beer production, claiming that it would inflict ‘immeasurable’ losses on the industry [17]. Rosalkogolreguliro-vaniye’s proposal to prohibit the retail sale of alcohol between the hours 9pm-11am had faced opposition from other government departments: Minpromtorg (the Ministry of Trade) and the MVD (Ministry of Internal Affairs). Both ministries argued that such a restriction would too drastically restrict citizens’ right to buy legal alcohol in shops, and would cause the illegal alcohol trade to rise [11]. In the end, Minpromtorg’s compromise proposal of 11pm8am was accepted. Brewers are apparently unconcerned by the ban: according to Daniil Briman, vice-president of the Baltika brewery and chairman of the Union of Russian Brewers, less than one percent of all beer is sold late at night [17]. The ban on kiosks and other ‘non-stationary outlets’ selling beer only relates to beer stronger than 5 percent, and a

considerable number of beers are below this strength. For example, Baltika’s top-selling brand of beer, the No. 3 Classic (which the company claims has been the most popular beer in Russia since the mid-Nineties), would continue to be sold since its alcohol content is 4.8 percent. It should be noted, however, that the 5 percent cut-off point formed part of Medvedev’s original instructions from 2009. I am not aware of any evidence regarding why this precise figure was chosen and who advised it. In summary, it looks as though the proposals the beer industry most feared have been excluded from the final version of the bill, while for the most part the measures that will be contained in the bill do not particularly worry the industry. This evidence in itself is merely circumstantial: it is certainly not enough to be able to conclude that the brewing industry exercises influence over government alcohol policy. What we can say, however, is that the evidence is compatible with such a situation. One media article reviewing the Commission’s amendments claimed that the brewing industry representative Daniil Briman ‘participated in the preparation of documents for the government’, although it does not elaborate what precisely his role was [17]. To be able to say that the alcohol lobby influences government alcohol policy we would need to explain precisely the mechanisms through which this influence operates. I hope that interviews with a wide range of alcohol policy experts will be able to shed some more light on this area.

6. Conclusion Although it is understandable that the media should compare Medvedev’s new anti-alcohol campaign with the Gorbachev reform, there are significant differences between the two. The “alcohol problem” was defined in terms of economic productivity and public order under Gorbachev, whereas under Medvedev it is related to the demographic situation and national security concerns. While both campaigns aimed to reduce consumption, there was never a clear target figure for consumption under the Gorbachev campaign: much of the campaign

rhetoric implies that total sobriety was the ultimate goal, although Gorbachev has denied that this was so [8, 58]. Medvedev’s role in the development of alcohol policy is much more pro-active than Gorbachev’s, although more research is needed to ascertain which other actors are the main driving forces behind this new policy direction. Interestingly, the Gorbachev campaign went against the interests of most of the main Soviet policy actors. It was pushed through by a small number of sobriety advo-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

and the trade interest now lies outside of the state rather than within it. The context in which alcohol policy is being developed is therefore considerably different from Soviet times. The way in which Medvedev’s policy develops and the various actors that influence its development will provide a rich case study for alcohol policy researchers.

References 1. Central Committee of the CPSU, ‘On measures to overcome drunkenness and alcoholism’ (resolution), 7 May 1985. [Постановление Центрального Комитета КПСС, ‘О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма’, 7 мая 1985 г.] 2. Emel’yanenko, Vladimir, ‘Rasstrel’naya Komanda’ (‘Firing Squad.’) Profil’, No. 47 (602), 15.12.2008. Accessed: http://www.profile.ru/items/ ?item=27715 3. Government of the Russian Federation, Plan for the implementation of state policy for decreasing the scale of abuse of alcoholic products and prevention of alcoholism among the population of the Russian Federation, for the period to 2020, Decree No. 2128-r, 30 December 2009. [Концепция реализации государственной политики по снижению масштабов злоупотребления алкогольной продукцией и профилактике алкоголизма среди населения Российской Федерации на период до 2020 года] 4. Government of the Russian Federation, Plan for the demographic policy of the Russian Federation for the period to 2025, 19 November 2007. [Концепция демографической политики Российской Федерации на период до 2025 года] 5. Gusfield, J R, Contested Meanings: The Construction of Alcohol Problems (Madison, WI: University of Wisconsin Press, 1996) 6. Kremlin.ru, ‘Dmitry Medvedev has approved a list of instructions to the Government following the meeting on measures to reduce alcohol consumption’ [‘Дмитрий Медведев утвердил перечень поручений Правительству по итогам совещания о мерах по снижению потребления алкоголя’], 11 September 2009. Accessed: http://news.kremlin. ru/news/5428 7. Kremlin.ru, ‘The start of discussions on measures to reduce alcohol consumption in Russia’ [‘Начало совещания о мерах по снижению пот-

ребления алкоголя в России’], 12 August 2009. Accessed: http://news.kremlin.ru/transcripts/5171 8. Levine, M B, The 1985 Alcohol Reform in the USSR: A Case of Rejected Moral Reform, PhD dissertation, 1999, McMaster University, Hamilton, Ontario 9. Loukomskaya, M, ‘Recent alcohol policies in Russia’, Alcologia, 9 (1) (1997), pp. 37–44 10. Nemtsov, Alexander, ‘Russia: alcohol yesterday and today.’ Addiction, Vol. 100 11. Nikitina, Elizaveta, ‘Law for a sober future’ [‘Закон о трезвом будущем’], Slon.ru, 2 December 2009. Accessed: http://slon.ru/articles/201384/ ?sphrase_id=154857 12. Public Chamber of the Russian Federation, Alcohol Abuse in the Russian Federation: SocioEconomic Consequences and Means of Combating It, Moscow, 2009 13. Reitan, Therese C, ‘The operation failed, but the patient survived. Varying assessments of the Soviet Union’s last anti-alcohol campaign’, Communist and Post-Communist Studies, Vol. 34, (2001), pp. 241–260 14. Tarschys, Daniel, ‘The Success of a Failure: Gobachev’s Alcohol Policy, 1985–88’, Europe-Asia Studies, Vol. 45, No. 1 (1993), pp. 7–25 15. Trutnev, Oleg, ‘Beer isn’t yet strong enough’ [‘Пиво еще не окрепло’], Kommersant, No. 113, 28 June 2010. Accessed: http://www.kommersant. ru/doc.aspx?DocsID=1394369 16. White, Stephen, Russia Goes Dry: Gorbachev, Alcohol and the Policy Process (Cambridge: CUP, 1996) 17. Zinenko, Il’ya & Vlasova, Irina, ‘The Government has caved in to the beer lobby’ [‘Правительство уступило натиску пивного лобби’], GZT.ru, 25 June 2010. Accessed: http:// www.gzt.ru/topnews/business/-pravitelstvo-otkazalos-smeshivat-vodku-s-pivom-/312038.html 18. ‘Anti-alcohol Campaign in Russia Proves Tough-going’, Itar-Tass, 2 February 2010

A. Bailey. Gorbachev’s and Medvedev’s anti-alcohol campaigns: some initial comparisons

cates – notably Ligachev, newly-promoted to the Politburo and close ally of the new General Secretary, Gorbachev. Nevertheless, the powerful ministries Minfin and Mintorg were eventually able to ensure the campaign was abandoned. In today’s Russia, the significance of alcohol policy for the state budget appears to be much less than in Soviet times,

107

108

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

С.В. КИРИЕНКОВ УВД по Ивановской области

РАБОТА ОРГАНОВ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ ПО СНИЖЕНИЮ УРОВНЯ АЛКОГОЛИЗАЦИИ НАСЕЛЕНИЯ The work of Internal Affairs Body in Ivanovo region to decrease population alcohol drinking level, individual preventive measures taken to the alcohol - prone persons are covered in this article. It is reported about results of enactment of the law prohibiting to drink beer and soft – alcohol beverages in public places, ban on alcohol sales from 9 p.m. till 9 a.m. It is observed some positive effects in prevention of the crimes committed under alcohol intoxication. Some unsolved problems hampering the solution of alcohol problem are pointed out. На современном этапе развития российского общества одной из важнейших проблем, решение которой поручено, в том числе и органам внутренних дел, является растущий уровень алкоголизации населения. Необходимо отметить, что на протяжении ряда лет объемы реализации и потребления алкогольной продукции в ивановском регионе составляли свыше 23 литров на человека. В то же время, по оценкам Всемирной организации здравоохранения, превышение допустимого потребления алкоголя (из расчета 8 литров абсолютного алкоголя в год на душу населения) является крайне опасным для здоровья нации. Как следствие, по указанной причине практически каждое третье преступление в области еще недавно совершалось в состоянии алкогольного опьянения. Уровень смертности от употребления алкогольных суррогатов достигал до 350 человек ежегодно. И главное, что больше всего тревожило – это снижение возраста населения, потребляющего алкогольную продукцию, вплоть до выявления фактов наличия детского алкоголизма. В целях стабилизации уровня алкоголизации населения, противодействию пьяной преступности УВД Ивановской области предприняло ряд экстренных мер. Основ© Кириенков С.В., 2011

ные усилия были направлены на взаимодействие с органами государственной власти и общественными формированиями по вопросам:  профилактики преступлений совершаемых в состоянии алкогольного опьянения;  корректировки антиалкогольного регионального законодательства;  противодействия незаконному обороту алкогольной продукции;  усиления административно правовых мер принимаемых к правонарушителям. Исполняя поручение Президента Российской Федерации Д.А. Медведева, определившего профилактику алкоголизма первоочередной задачей органов государственной власти, УВД совместно с Правительством Ивановской области и Думой инициировало разработку вопросов по изменению действующего регионального законодательства в целях профилактики высоко уровня алкоголизации населения. Результатом совместной деятельности стало принятие следующих нормативно-правовых актов:  о введении ответственности за появление в общественных местах с пивом или слабоалкогольными напитками (ст. 5.8 областного закона от 24.04.2010 № 11-ОЗ «Об административных правонарушениях»);  о введении дополнительного ограничения времени розничной продажи алко-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

В то же время наряду с убеждениями используются и принудительные меры. Так за вовлечение несовершеннолетних в употребление спиртных напитков в этом году к административной ответственности привлечено 198 взрослых лиц. За продажу несовершеннолетним спиртных напитков и табачных изделий к административной ответственности привлечено 477 работников торговли. Одновременно к работе по ранней профилактике пьянства нами привлекаются общественные объединения и лица имеющих активную гражданскую позицию. В целом УВД области осуществляет взаимодействие с 61 общественным формированием, членами которых являются 575 человек, из них наиболее активно сотрудничают: «Юный помощник милиции» (г. Иваново), «Мозаика» (г. Фурманов), «Наследники России» (Савино), «Нарко-нет» (Ильинское), «Шаг» (Лежнево). На обласном уровне общественные организации «Женская инициатива», «Наши» и ряд других. В целях общей координации деятельности органов внутренних дел и общественных объединений по инициативе УВД области ежегодно проводятся слеты представителей общественных формирований, с выработкой общих решений в области профилактики пьянства обеспечения общественного контроля за продажей алкогольной продукции. Одновременно УВД области готово поддержать любые инициативы представителей общественности по противодействию алкогольной угрозе. В качестве примера хочется привести создание регионального отделения Церковно-общественного совета по противодействию алкогольной угрозе, в работе которого, наравне с другими субъектами профилактики, примут активное участие и сотрудники отделов внутренних дел. Отдельно, считаю необходимым остановиться на установившейся положительной практике взаимодействия ОВД с представителями ТОС (территориальные общественные самоуправления) по профилактике преступлений. Ими, совместно с участковыми осуществляется прием граждан на участковых пунктах милиции, выходы по месту жительства к лицам, допуска-

S. Kiriyenkov. Work done by bodies of internal affairs to reduce alcoholization of population

гольной продукции, с содержанием этилового спирта более 15 процентов объема в розничной сети в вечернее и ночное время (постановление Правительства Ивановской области (от 13.08.2010 г. № 285). За время действия данных норм к административной ответственности привлечено более 17000 граждан, на которых наложено штрафов на сумму более 1 млн. руб. Кроме этого сотрудниками милиции в воспитательном аспекте проведено более 45-ти тысяч профилактических бесед с потенциальными правонарушителями. В результате на улицах городов Ивановской области стало значительно меньше пьяных и распивающих спиртное в общественных местах. Количество зарегистрированных уличных преступлений, совершаемых гражданами в алкогольном опьянении снизилось на 11% (с 334 до 297). Ожидается, что последняя законодательная инициатива УВД области о введении административной ответственности к категории так называемых «семейных дебоширов» будет реализована в закон и послужит дополнительным фактором снижения уровня преступлений, совершаемых на бытовой почве в алкогольном опьянении. Отдельное внимание в проводимой работе ОВД отведено индивидуальной профилактике лиц склонных к употреблению алкоголя и другими категориями граждан, входящих в «группу риска». В настоящий момент на профилактических учетах УВД состоит 2213 хронических алкоголиков. В текущем году дополнительно выявлено и поставлено на учет 802 лица, злоупотребляющих спиртными напитками, а так же 817 неблагополучных семей, где родители склонны к пьянству и не уделяют воспитанию детей должного внимания. Основная роль в работе с данной категорией лиц отведена участковым уполномоченным милицией и инспекторам по делам несовершеннолетних. Сотрудниками службы в профилактических целях на постоянной основе осуществляются проверки данных лиц по месту жительства. В процессе этой деятельности 296 «хроническим алкоголикам» оказана помощь в трудоустройстве, 141 человек склонных к употреблению спиртных напитков согласились добровольно пройти курс медицинского лечения.

109

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Кириенков С.В. Работа органов внутренних дел по снижению уровня алкоголизации населения

110

ющим противоправное поведение по месту жительства, злоупотребляющим спиртными напитками. В качестве положительного примера здесь следует выделить работу ТОС «Трудовой» в Ленинском районе г. Иваново (председатель Шавандина Надежда Александровна). Председателем указанного ТОС совместно с ОВД Ленинского района был составлен совместный план работы. Трижды в неделю проводятся встречи сотрудников ТОС и жителей микрорайона с участковым уполномоченным, на которых передается информация о лицах, допустивших какие-либо правонарушения. Совместно намечаются дальнейшие мероприятия в отношении указанной категории граждан. Большую помощь участковому уполномоченному оказали сотрудники ТОС, переписав жителей каждого домовладения микрорайона, включая тех, кто имеет постоянную регистрацию или проживает временно. В итоге, участковый стал обладать информацией о каждом гражданине, проживающим на его административном участке. В результате такого взаимодействия, в 2010 г. на территории административного участка, на котором осуществляет работу ТОС «Трудовой» количество преступлений, совершенных в состоянии алкогольного опьянения снижено в 4 раза. Наряду с перечисленными мерами руководством УВД области, уделяется повышенное внимание формированию и размещению в СМИ региона информационных и информационно-просветительских программ по профилактике алкоголизации. Прежде всего, используются электронные СМИ: телевидение, радио и Интернет ресурсы. В целом только в этом году сотрудниками отделов внутренних дел подготовлено и размещено в различных СМИ 155 материалов, в которых освещена проблема алкоголизации, наркомании и токсикомании. С 2006 г. на территории области ежемесячно проводятся Единые дни профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних в которых принимают участие представители всех служб УВД области. Так, в рамках проведении дня профилактики в 2010 г. организовано 1984 выступления по данной тематике, проведены различные спортивные соревнования,

турниры, эстафеты, конкурсы, выставки рисунков. К принимаемым упреждающим профилактическим мерам так же можно отнести проводимые оперативно-профилактические милицейские операции, такие как «Быт», «Алкоголь», «Мак», «Подросток», «Допинг», «Мероприятия в сельской местности», «Мероприятия по пресечению незаконного оборота алкогольной и табачной продукции») и многие другие. По результатам их проведения только в текущем году из незаконного оборота изъято около 500 декалитров спиртосодержащей продукции на общую сумму более 600 тыс. рублей. К административной ответственности за нарушение правил продажи алкогольной продукции, пива и напитков, изготавливаемых на его основе был привлечен 271 индивидуальный предприниматель и юридическое лицо. Выявлено 479 фактов осуществления предпринимательской деятельности без лицензии. На приостановление лицензий и расторжение договоров аренды в Департамент экономического развития и торговли и Главам муниципальных образований направлено 12 представлений в отношении недобросовестных предпринимателей. Противодействуя незаконному обороту алкоголя, сотрудники УВД тем самым сводят к минимуму риск отравления людей некачественными товарами. Необходимо отметить, что основные объемы ликероводочной продукции, производимой российскими предприятиями, поступают в наш регион из Московской, Костромской и Ярославской областей, республики Северная Осетия и КабардиноБалкарской республики. В тоже время наибольшую опасность для жизни и здоровья населения представляет продукция мелких кустарных производств. В них, как правило, используются технические и синтетические спирты. По результатам проведенных за 9 месяцев текущего года сотрудниками органов внутренних дел мероприятий в данном направлении, возбуждено 85 уголовных дел, связанных с оборотом алкогольного суррогата и самогона. Примером этому может послужить проведенная сотрудниками УВД специальная операция по документированию противоправной деятельности организованной

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

цах, состоящих на наркологическом учете в медицинских учреждениях на основании ст. 61 «Врачебная тайна» Федерального закона от 22.07.1993 № 5487-I «Об охране здоровья граждан». В связи с этим, в ОВД возникают объективные трудности по постановке на учет и своевременному проведению профилактической работы с хроническими алкоголиками, из числа состоящих на учете в учреждениях здравоохранения;  другая проблема заключается в том, что внутренний легальный рынок насыщен, находящимися в свободной реализации, жидкостями хозяйственно-бытового и косметического назначения, с содержанием спирта свыше 40 %. Наше население, учитывая доступность и дешевизну данной продукции, отдает ей предпочтение, не взирая на то, что она изготавливается из технических и синтетических спиртов, которые являются опасными для жизни и здоровья населения;  кроме этого негативно сказывается отсутствие принудительных форм лечения от алкоголизма, что не позволяет своевременно изолировать лиц, страдающих этим пороком от общества, создает трудности по своевременному предотвращению и пресечению пьянства и преступлений на этой почве. Необходимо отметить, что УВД в 2009 г. готовилась законодательная инициатива о принудительном лечении лиц, имеющих алкогольную и наркотическую зависимость и допускающих на этой почве совершение правонарушений. К сожалению, в связи с тем, что аналогичные законопроекты, разработанные на территории других регионов Российской Федерации, были отклонены Государственной Думой, данный проект не получил поддержку. Твердо убежден, что стратегия и тактика борьбы с алкоголизацией должны быть предметом всестороннего общественного и экспертного обсуждения. А главное: итоги этого обсуждения должны быть учтены при утверждении государственных мер, регулирующих алкогольный рынок. Одним правоохранительным органам с данным социальным злом не справиться, нужны совместные действия, в том числе и рука об руку с государственными органами и общественными организациями.

S. Kiriyenkov. Work done by bodies of internal affairs to reduce alcoholization of population

преступной группы, действовавшей на территории сразу нескольких муниципальных районов (Вичугского, Родниковского, Шуйского) и осуществлявшей производство, хранение и сбыт фальсифицированной алкогольной продукции, не отвечающей требованиям безопасности. В ходе проведения данной операции было изъято 3 тысячи литров разбавленного синтетического спирта, который мошенники сбывали под видом «Русская водка». Значительное внимание УВД области уделяет поддержанию порядка на улицах городов региона. С этой целью работа всех наружных служб и нарядов милиции ориентируется на пресечение правонарушений, связанных с употреблением спиртных напитков и дурманящих веществ. При выполнении данной задачи нами применяются новейшие технические системы, в т.ч. АПК «Безопасный город», обеспечивающий в областном центре мониторинг оперативной ситуации наиболее криминогенных мест с 72 камер видеонаблюдения. Как результат, повышение эффективности несения службы нарядами наружных служб, что позволило в 2010 г. за распитие спиртных напитков, появление в общественных местах в пьяном виде к административной ответственности привлечь более 32 тысяч граждан. На правонарушителей наложено штрафов на общую сумму свыше 4,2 млн. руб., взыскано и направлено в региональный бюджет порядка 2 млн. руб. Следует отметить, что приведенные данные свидетельствуют о значительном усилении правоохранительного прессинга направленного на противодействие алкоголизации населения. В результате перечисленных и иных организационно-практических мер, за последние два года в регионе количество преступлений совершенных в состоянии алкогольного опьянения снизилось практически в два раза с 3021 в 2007 г. до 1805 в отчетном периоде 2010 г. Однако, несмотря на имеющиеся позитивные моменты в профилактике преступлений, совершаемых в состоянии алкогольного опьянения, остается целый ряд нерешенных проблем:  одним из таких вопросов является отказ в предоставлении информации о ли-

111

112

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

С.Г. ВОРОБЬЕВА Ивановский филиал Международного юридического института

О НЕКОТОРЫХ ПРАВОВЫХ ПРОБЛЕМАХ СВЯЗАННЫХ С ПЬЯНСТВОМ И АЛКОГОЛИЗМОМ In this article an acute problem of responsibility for alcohol-related crimes and torts is examined from the point of view of Labour law, Criminal law and Administrative law of the Russian Federation. Распространение пьянства и алкоголизма и борьба с ними является одной из актуальных проблем человечества. Не является исключением и Российская Федерация. Отношение к алкоголю в настоящее время сформировалось в межотраслевой институт политических, социальных, экономических, правовых и медицинских проблем. Ограждая себя от негативных последствий, мировое сообщество занимает различные позиции по отношению к алкоголю – от ограничения до полного запрета на его употребление. Во многих странах действуют специальные государственные и общественные программы по снижению отрицательных эффектов пьянства и алкоголизма. У нас, к сожалению, отношение к этой проблеме крайне противоречивое и непоследовательное. Достаточно сравнить антиалкогольное законодательство 1985 г. с запредельным либерализмом настоящего времени. Крайне мало государственных программ по снижению уровня пьянства и алкоголизма, а также ликвидированы такие меры социальной защиты населения как лечебно-трудовые профилактории и максимально сокращены медицинские вытрезвители. Все это происходит на фоне правового вакуума по отношению к преступлениям и правонарушениям под влиянием алкоголя. В трудовом законодательстве была исключена ответственность за распитие спиртных напитков на рабочем месте, но был сохранен запрет на появление на работе в состоянии опьянения. В результате в настоящее время ответственность за правонарушения под влиянием алкоголя полностью переведена в сферу административного, уголовного и трудового законодательств. Между тем, в © Воробьева С.Г., 2011

них имеются весьма существенные пробелы. Они не только усложняют реализацию правоприменительной практики, но и лишают ее смысла. В действующем КоАП РФ имеются две правовые нормы, которые направлены на пресечение пьянства и алкоголизма. Одна из них представляет собой «сухой закон» для несовершеннолетних, общественных мест и водителей транспортных средств, другая - ограничивает употребление алкоголя, для работников при урегулировании трудовых отношений и достигается введением дефиниции «опьянение» в правовую норму статей 76 и 81 ТК РФ. Были внесены поправки в ФЗ «О безопасности дорожного движения» и в Кодекс об административных правонарушениях РФ. В законе теперь сказано, что не допускается управление транспортом в состоянии алкогольного опьянения. А из КоАП ушло примечание к статье 27.12, в котором говорилось, что под состоянием опьянения следует понимать наличие абсолютного этилового спирта в количестве 0,3 и более граммов на литр крови или 0,15 и более миллиграммов на литр выдыхаемого воздуха. Приказом Министерства здравоохранения и социального развития Российской Федерации были внесены поправки в «Инструкцию по проведению медицинского освидетельствования на состояние опьянения лица, которое управляет транспортным средством» от 31 октября 2010 г., внесены следующие изменения: а) из пункта 15 слова «Основой для вынесения заключения является наличие или отсутствие клинических признаков опьянения» исключить; б) из пункта 16 слова «наличии клинических признаков опьянения и» и слова «(наличии абсолютного этилового спирта в выдыхаемом воздухе 0,15 и более мил-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

Между тем Конституционный Суд РФ в одном из своих постановлений указал, что правовая норма должна быть определенной, ясной и недвусмысленной, поскольку иное не может обеспечить ее единообразное применение, не исключает неограниченное усмотрение в правоприменительной практике и, следовательно, ведет к произволу (Постановление Конституционного Суда от 13 декабря 2001 г. № 16-П). Судебная практика не считается с такой позицией КС РФ. Решения по делам об административных правонарушениях по статьям 11.9, 11.13, 12.8, 12.32 КоАП РФ принимаются на основании несостоятельной правовой нормы. Вследствие этого они не могут считаться законными, если не имеется согласия водителя с результатами медицинского освидетельствования на состояние опьянения. При несогласии водителя с результатами медицинского освидетельствования на состояние опьянения производство по делу об административном правонарушении подлежит прекращению в связи с отсутствием как состава, так и события административного правонарушения (ст. 24. 5 КоАП РФ). Если для водителей транспортных средств обязательное ведение производства по делу об административном правонарушении по ст. 12.8 и аналогичным статьям КоАП РФ строго регламентировано (протокол об административном правонарушении, протокол об отстранении от управления транспортным средством, протокол о направлении на медицинское освидетельствование на состояние опьянения, рассмотрение дела об административном правонарушении в суде, участие в нем защитника, представителя, специалиста, эксперта и т.д.), то для работников, подозреваемых в появлении на работе в состоянии опьянения, трудовым законодательством предусмотрен упрощенный порядок расследования конфликтных ситуаций, но и для него присущи такие же проблемы из-за несостоятельности термина «опьянение», включенного в правовую норму. Таким образом, административное, уголовное и трудовое законодательства в настоящее время не располагают достаточными, эффективными мерами борьбы с пьянством и алкоголизмом и нуждаются в корректировке правовой нормы, регулирующей отношение к алкоголю.

S. Vorobieva. Some Legal Aspects of Alcohol-related problems

лиграмма на один литр выдыхаемого воздуха)» исключить. Врачи будут признавать водителей пьяными исключительно по показаниям приборов. Негативный эффект всех спиртосодержащих напитков зависит не только от их крепости, но и от количества выпитого. В частности, пивной алкоголизм широко распространен в странах, где пиво является традиционным национальным напитком. На Западе уже давно известна категория так называемых непьяных алкоголиков, которые употребляют спиртные напитки в небольших количествах, недостаточных для опьянения. Бланкетная диспозиция правовой нормы допускает ее произвольное толкование, поскольку у нас нет законодательного определения опьянения. Нет также и нормативного определения опьянения в ведомственных актах МВД и Минздрава РФ, регламентирующих порядок направления и проведения медицинских освидетельствований на состояние опьянения. Более того, в самой медицине не существует общепринятого определения опьянения. В результате, в настоящее время у нас нет официального определения опьянения, следовательно, нет и официального состояния «опьянение». Вместо него в нормативных правовых актах используется научный медицинский термин «Опьянение – это психическое состояние, вызванное употреблением алкогольных напитков, наркотических или других одурманивающих веществ; выражается в снижении способности человека отдавать отчет в своих действиях или руководить ими». Не решают проблему и медицинские освидетельствования. Так, в акте медицинского освидетельствования приведены лишь некоторые признаки опьянения. Этот перечень неполный, неисчерпывающий, а сами признаки опьянения не верифицированы, отсутствует ранг статистической достоверности каждого признака, не установлена минимальная суммарная величина их, достаточная для научного и объективного обоснования опьянения. Поэтому при несогласии освидетельствуемого, имеющего свои субъективные представления об опьянении, с заключением оно теряет свое доказательственное значение. Такова цена научной несостоятельности термина «опьянение», включенного в диспозицию правовой нормы.

113

ТРЕЗВЕННОЕ ДВИЖЕНИЕ: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ А.Л. АФАНАСЬЕВ Томский государственный университет систем управления и радиоэлектроники

ТРЕЗВЕННОЕ ДВИЖЕНИЕ 1907–1914 ГОДОВ В РОССИИ: ЭТАПЫ, ХАРАКТЕР, ЗНАЧЕНИЕ The author outlines several stages in the Temperance Movement of 1907–1914 in Russia and gives their concise characteristic. It is shown that the mass Temperance Movement urged to take restrictive and educative anti-alcohol measures that affected the development of society. Трезвенное движение – это общественное движение за добровольный отказ от употребления алкоголя, принятие ограничительных и просветительных мер против его продажи, производства и распространения. Второе движение происходило в России в период капитализма, с 1887– 1888 гг. по 1917 г. включительно. Задача настоящей статьи – показать его наиболее важные события и закономерности в период от окончания революции 1905-1907 гг. до начала первой мировой войны, когда оно получило наибольшее развитие за всю историю страны. Используя выводы синергетика Г.Ю. Ризниченко [11], можно заключить, что период русско-японской войны, революции и реакции (1904–1909 гг.) был для российского общества фазой «беспорядка», «хаоса», что вызвало усиленные поиски выхода. Положение усугублялось растущими продажей и потреблением основного российского алкогольного изделия – казённого «вина» (водки). Часть граждан видела выход в трезвенном движении, полагая, что оно способно остановить разрушительные процессы и вызвать положительный рост. Внутри рассматриваемого периода (1907–1914 гг.) можно выделить три этапа. Первый из них – ноябрь 1907–1909 гг., когда началось широкое обсуждение алкогольного вопроса и принятие огра© Афанасьев А.Л., 2011

ничительных и просветительных мер. Необходимым для этого процесса «первотолчком», «сигналом тревоги» послужили выступления 16 и 27 ноября 1907 г. на 1-й сессии III Государственной Думы члена фракции октябристов самарского предпринимателя из крестьян М.Д. Челышёва (Челышова, 1866–1915), призвавшего к решительным мерам по утверждению трезвости как необходимому условию здорового развития русского народа и существования Российского государства. Выступая 16 ноября 1907 г. в прениях по поводу выступления председателя Совета министров П.А. Столыпина с правительственной декларацией, он сказал: «Повторяю, если мы не будем трезвы, то в скором времени будем обезличены и стёрты с лица нашей родной земли. Применение Правительством этой системы взимания налогов с населения через водку, по-моему, есть зло, и на это нам, народным представителям, надо взглянуть строго и рассудительно, не с точки зрения отвлечённых политических прав, а действительной и будничной жизни, и такую систему просить правительство отменить» [15, 14]. Речи М.Д. Челышёва получили широкую общественную поддержку как внутри страны, так и за рубежом. На его имя поступило более 500 телеграмм и писем от организаций и граждан из разных уголков России и из Будапешта, Стокгольма, Вены, Брюсселя, Швейцарии [13].

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

ных и патриотических», сопровождаемых показом «картин с помощью волшебного фонаря, а также общим пением»; использование чтений для наглядного показа вреда пьянства; е) «наконец, личный пример трезвости священнослужителей прихода…» [Цит. по: 15, 743–756]. Второй этап движения – это 1910–1912 гг., когда в Петербурге и Москве впервые в истории прошли два всероссийских съезда по борьбе с пьянством, и в III Государственной Думе был принят законопроект о мерах борьбы с пьянством. На трёх названных «всероссийских собраниях представителей» (съезды и Дума) алкогольный вопрос был всесторонне обсуждён и намечены пути его решения. Была «собрана», «накоплена» энергия-информация и «передана» на места. Её распространение происходило через участников форумов и через газеты и журналы, важнейшим среди которых был журнал Александро-Невского общества трезвости «Трезвая жизнь». Его выписывали во многих церковных приходах, а отдельные материалы перепечатывали местные «епархиальные ведомости», выписываемые во всех приходах епархии. В Первом всероссийском съезде по борьбе с пьянством (Петербург, 28 декабря 1909 – 6 января 1910 гг.) участвовало 543 человека. Преобладали врачи, правоведы, члены трезвенных, либеральных, социалдемократических организаций. Были приняты резолюции о принципах и направлениях борьбы с пьянством. Съезд единогласно провозгласил «руководящим началом общественного движения против пьянства полное воздержание от спиртных напитков». Признал необходимым: «ввести в виде отдельного предмета преподавание начал трезвости в низшей и средней школах»; «допустить свободную организацию школьных союзов и разных других обществ трезвости среди учащихся»; допустить «ознакомление студентов с употребления алкоголя при посредстве лекций». Посчитал нужным проведение следующих мер: предоставить сельским обществам и городским самоуправлени-

A. Afanasyev. Temperance movement in 1907–1914 years in Russia: the nature, stages and its importance

По предложению Челышёва в Думу за подписью 31 её члена было внесено законодательное предположение, предусматривавшее важные противоалкогольные меры. Для его рассмотрения 11 декабря 1907 г. была избрана «Комиссия о мерах борьбы с пьянством» Государственной Думы (далее – «Комиссия», 1907–1912 гг.), ставшая российским центром выработки алкогольной политики. Председателем стал член думской фракции правых епископ Гомельский Митрофан (Краснополъский, 1868–1919 гг., священномученик), товарищем (заместителем) – М.Д. Челышёв. Во многом под влиянием Комиссии был принят ряд антиалкогольных мер в школе, армии и церкви: 1) Министерство народного просвещения в 1908 г. издало и разослало во все средние и некоторые низшие учебные заведения брошюру «Список наглядных учебных пособий и собрание программ для преподавания гигиены», где вопросы об алкоголизме были выделены в особую группу; 2) Военное министерство приказом от 30 декабря 1908 г. отменило выдачу нижним чинам в высокоторжественные дни «чарки» водки (около 123 мл.) и воспретило «продажу водки и крепких спиртных напитков в солдатских лавках и буфетах, допустив лишь продажу лёгкого виноградного вина и пива»; 3) Святейший Синод принял определение от 4–6 июня 1909 г. «О борьбе с пьянством в народе», где указал духовенству, в частности, следующие необходимые средства борьбы: а) учреждение в приходах обществ трезвости, образцом для которых «могло бы служить [церковное] АлександроНевское общество трезвости в гор. Санкт-Петербурге c его уставом и изданиями для народа»; […] в) «обязательная для всех священников… неустанная, живая проповедь о вреде пьянства, как с церковного амвона, так и вне храма…, с раздачею и распространением в приходе книг, брошюр, листков…»; д) «устройство в [церковно-приходских] школах чтений религиозно-нравствен-

115

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Афанасьев А.Л. Трезвенное движение 1907–1914 годов в России: этапы, характер, значение

116

ям права составления запретительных приговоров о продаже спиртных напитков; «открытие новых заведений в селениях должно быть допущено только с согласия населения, выраженного на сходах с участием женщин»; «рабочим на фабриках и заводах должно быть предоставлено право ходатайствовать о закрытии винных лавок вблизи заводов на расстоянии одной версты». Вместе с тем съезд признал, что «коренной мерой в отрезвлении населения было бы постепенное упразднение питейного дохода путём уменьшения количества выпускаемых в продажу… спиртных напитков и замена питейного дохода другими источниками государственного дохода» [8, 89–92; 4, 133–136]. Как указывалось в русской периодической печати, значение форума состояло в том, что он: • прервал долгий, всенародный сон благодушного отношения к пьянству; • опубликовал обширный научный материал; • на долю его и будущих съездов «выпадает важная задача создания общественного движения, необходимого для завоевания в пользу антиалкоголизма активного большинства в Государственной Думе и Государственном Совете». [8, 309–311, 355]. Следующий за съездом год ознаменовался новым успехом движения. 16 февраля 1911 г. на четвёртой сессии III Государственной думы был принят при втором обсуждении подготовленный Комиссией о мерах борьбы с пьянством законопроект о мерах борьбы с пьянством, предусматривавший важные ограничительные и просветительные меры в отношении основного потребляемого алкогольного изделия – водки [15, 609–619]. На членов Думы оказывался нажим со стороны алкогольного капитала, дабы изменить законопроект в ходе третьего обсуждения, намеченного на осень того же года. В ответ на давление весной-летом 1911 г. по почину Александро-Невского общества трезвости развернулась всероссийская кампания поддержки законопро-

екта. Граждане, общественные и профессиональные организации писали членам Думы и принимали постановления в его поддержку. 151 из них было опубликовано М.Д. Челышёвым [14]. Поддержка с мест и энергичная деятельность Комиссии принесла свои плоды. Антиалкогольный законопроект, дополненный рядом важных положений, был принят при третьем, окончательном обсуждении на пятой сессии III Государственной Думы 16 ноября 1911 г. Он предусматривал: • право вынесения запретительных приговоров о продаже крепких спиртных напитков (далее – алкоголя) волостным, сельским сходам, городским думам и другим органам местного самоуправления на подведомственных им территориях; • на сельских сходах по этому вопросу получали право решающего голоса наряду с домохозяевами их совершеннолетние жёны и матери; • воспрещалась торговля алкоголем в субботние и предпраздничные дни после 2-х часов дня и полностью – в воскресные и праздничные дни; • места продажи алкоголя могли находиться: в столичных и губернских городах – не ближе сорока сажен (85 м), а в остальных местностях – не ближе ста сажен (213 м) от церквей и учебных заведений всех типов; • во всех начальных, средних и педагогических учебных заведениях учащимся должны были сообщаться «сведения о вреде, приносимом употреблением спиртных напитков» [15, 690–703]. По заключению Челышёва, главным результатом пятилетней деятельности Комиссии, явилось то, что «пробудилось население»; появилась «громадная волна антиалкогольной идеи, которая, прокатываясь сейчас по России, растёт и ширится и которая истоком своим имеет Государственную Думу» [15, 757]. Принятый Думой законопроект поступил в Государственный Совет, где было сильно

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

борьбе с пьянством и для внесения в эту деятельность большей планомерности» съезд признал необходимым устройство в каждой епархии «епархиальных братств трезвости». В подразделе «Борьба с алкоголизмом через школу» указывалось, что «необходимо сообщение систематических сведений во всех школах о вреде алкоголя и его влиянии». В подразделе «Общественная борьба» съезд обратился к духовенству с убеждением не устраивать «угощения спиртными напитками при так называемых «помочах» и в своих общественных и семейных собраниях». Признавалось необходимым ходатайствовать перед «Правительством и местными властями о том, чтобы совершенно воспрещено было всякое рекламирование спиртных напитков, особенно кощунственного свойства». Наконец, была принята важная резолюция о том, что выслушав доклад [М.Д. Челышёва] и мнения о выработанном Государственной Думой законопроекте о мерах борьбы с пьянством, «…съезд настаивает на скорейшем проведении законопроекта в жизнь» [10, 13–20]. Как указывалось в адресе, преподнесённом митрополиту Владимиру от имени членов съезда, значение форума состояло в том, что он ясно показал размеры алкогольной опасности, угрожающей России; придал «новые силы для самой устойчивой и беспощадной борьбы с алкоголизмом»; «указал разнообразные средства и методы для борьбы»; наладил связи между прежде разрозненными участниками движения. Далее отмечалось, что отныне антиалкогольная борьба духовенства «из партизанской превратилась в народную и, может быть, в общегосударственную борьбу против общего страшного врага» [2, 175]. Действительно, Московский съезд положительно повлиял на то, что работа обществ трезвости на местах становилась более разносторонней и действенной. Это отмечается, например, в отчёте за 1912 г. Томского Никольского общества, председатель которого, протоиерей С.Л. Сосунов, был участником съезда [7, 3–4, 7–8].

A. Afanasyev. Temperance movement in 1907–1914 years in Russia: the nature, stages and its importance

влияние помещиков-винокуров. Несколько лет он обсуждался там и, наконец, в 1914 г. вернулся на доработку в IV Государственную Думу. До 1917 г. он так и не обрёл силу закона, но многое из того, что в нём предусматривалось, было проведено в жизнь, начиная с весны-лета 1914 г., в результате царских указов. Третий из указанных выше форумов, Всероссийский съезд практических деятелей по борьбе с алкоголизмом, прошёл в Москве с 6 по 12 августа 1912 г. по инициативе Александро-Невского общества трезвости, по благословению Св. Синода, под покровительством митрополита Московского Владимира (Богоявленского, священномученика, 1848–1918). Участвовало 473 человек. В отличие от предыдущего петербургского съезда, здесь преобладали священнослужители и светские деятели, поддерживавшие Церковь. Резолюции съезда делились на несколько разделов. Первый из них – «Общие положения» – начинался положением о том, что «в основу борьбы с алкоголизмом должны быть положены религиозно-нравственные начала». Здесь же содержалось обращение «и к духовенству, и к интеллигенции… личным примером абсолютной трезвости, а также путём проповеди и организации обществ трезвости способствовать желанному отрезвлению родины». Во втором разделе – «Организация борьбы с пьянством» – указывались пути успешного развития приходских обществ трезвости: признавалось нужным предоставить «возможно более широкое активное участие в обществах» женщинам, особенно жёнам священников; желательным – «предоставление возможно более широкой самодеятельности и инициативы» членам; более частые членские собрания; «постоянное живое взаимообщение руководителя общества и членов между собою» путём учреждения особого института выборных, «оказанием материальной помощи нуждающимся…, предоставление им занятий в… домах трудолюбия, выдачей им пособий и взаимообразных ссуд». «Для поддержки приходских деятелей по

117

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Афанасьев А.Л. Трезвенное движение 1907–1914 годов в России: этапы, характер, значение

118

Третий этап трезвенного движения – 1913 – июль 1914 гг. Трезвенное движение, носившее охранительную и вместе с тем созидательную направленность, становилось всё более массовым. Коронная власть с начала 1913 г. перешла к его открытой поддержке с целью обрести в нём дополнительную опору и укрепить положение в стране. Николай II 4 апреля 1913 г. в Царском Селе принял депутацию от российских православно-церковных обществ трезвости из трёх священников во главе с руководителем Александро-Невского общества протоиереем П.А. Миртовым. Во всеподданнейшем адресе, поднесённом от имени «1800 церковных обществ трезвости», содержалась просьба дать положительную оценку движению. Николай начертал на адресе: «Прочёл с удовольствием и желаю всемерного распространения по всей земле Русской трезвенного движения» [9, 597–600]. С января 1911 г. в Петербурге действовал состоящий под покровительством великого князя Константина Константиновича Всероссийский трудовой союз христиантрезвенников (ВТСХТ). 28–29 апреля 1913 г. ВТСХТ при поддержке своих местных отделений и обществ трезвости провёл в Петербурге и городах и сёлах 56-ти губерний первый Всероссийский праздник трезвости. В ходе праздника проводились богослужения в храмах с молитвами о страждущих от пьянства, крестные ходы, раздавались и продавались трезвенные листки, брошюры, значки, собирались пожертвования, читались лекции. Кроме того, 29 августа 1913 г. в Москве, в Московской и ряде других епархий прошёл Всероссийский церковный праздник трезвости. Наконец, 7–8 апреля 1914 г. состоялся организованный ВТСХТ второй Всероссийский праздник трезвости. Он прошёл в Петербурге и 55 губерниях и областях по той же программе, что и первый. Благодаря всероссийским праздникам трезвости трезвенная работа поднялась на новую ступень и приобрела широкий, открытый, всенародный характер [5, 13–17; 6, 15–29].

С 1909 по 1914 гг. происходил заметный рост числа и численности обществ трезвости. По нашим подсчётам, на 1-е января 1911 г. в России (без Польши и Финляндии) насчитывалось 1873 общества, в них числилось более 500 тыс. членов [1, 42–43]. 74,5% обществ находилось в сельских поселениях и 25,5% в городских. В сельских обществах преобладали крестьяне, в городских – рабочие, многие из которых были выходцами из села. 1782 общества (95,0%) были религиозными, из них 1771 (99,4 %) православными. Приведенные цифры наряду с другими данными позволяют сделать вывод о том, что трезвенное движение было естественным средством самозащиты традиционного, «крестьянского» общества от разрушительной алкогольной политики со стороны капитала и государства. Благодаря нему происходили отрезвление, религиозно–нравственное просвещение, подъём культурного уровня, повышение благосостояния людей [1, 55–61]. 30 января 1914 г. рескриптом Николая II был отправлен в отставку министр финансов В.Н. Коковцов, а в рескрипте на имя его преемника П.Л. Барка провозглашалась новая финансовая политика с отказом от получения существенной части государственных доходов за счёт продажи казённой водки [3, 293]. 11 марта П.Л. Барк в циркуляре к управляющим акцизными сборами указал на необходимость «…относиться с полной благожелательностью к ходатайствам сельских обществ о закрытии или недопущении торговли крепкими напитками, неуклонно удовлетворяя все законно состоявшиеся о том приговоры [12, 479]». Следствием рескрипта и циркуляра стало принятие большого числа приговоров сельских обществ о закрытии казённых винных лавок и проведение различными государственными ведомствами и Церковью ограничительных и просветительных мер в отношении алкоголя. Начавшаяся Первая мировая война, используя понятия синергетики, была для России «внешней катастрофой» [11], прервавшей мирное развитие. Культурни-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

и опыт трезвенного движения 1907–1914 гг. вызывают восхищение и представляют большую ценность для современной России.

Литература 1. Афанасьев А.Л. Трезвенное движение в России в период мирного развития: 1907–1914 годы: опыт оздоровления общества. Томск: Томский гос. ун-т систем управления и радиоэлектроники, 2007. 2. Всероссийский съезд практических деятелей по борьбе с алкоголизмом, состоявшийся в Москве 6–12 августа 1912 г. Пг.: Тип. Александро-Невского об-ва трезвости. 1914. Т. 1. 3. Высочайшие рескрипты… // Трезвая жизнь. 1914. № 3. 4. Для чего люди одурманиваются?: Сборник / Сост. Л.А. Богданович, Г.Т. Богданов. М.: Моск. рабочий, 1988. 5. Отчёт о деятельности Всероссийского трудового союза христиан-трезвенников за 1913 г. СПб., 1914. 6. Отчёт о деятельности Всероссийского трудового союза христиан-трезвенников за 1914 г. Пг., 1915. 7. Отчёт 1-го Томского общества трезвости, состоящего при попечительстве градо–Томской Никольской церкви, за 1912 год. Томск: Тип. Дома трудолюбия, 1913.

8. Первый Всероссийский съезд по борьбе с пьянством. СПб.: Тип. П.П. Сойкина, 1910. Т. 1. 9. Приём Государем Императором деятелей церковных обществ трезвости // Трезвая жизнь. 1913. № 5. 10. Резолюции Всероссийского съезда практических деятелей по борьбе с алкоголизмом // В борьбе за трезвость. 1912. № 8–9. 11. Ризниченко Г.Ю. Стадии эволюции сложных систем // Сайт С. П. Курдюмова «Синергетика». Центр стратегии динамического развития. URL: http://spkurdyumov.narod.ru/Rznk.htm 12. Циркуляр управляющего Министерством финансов // Трезвая жизнь. 1914. № 4. 13. Челышов М.Д. О вреде народного пьянства. СПб., 1908. 14. Челышов М.Д. Пощадите Россию!: правда о кабаке, высказанная самим народом по поводу закона о мерах борьбы с пьянством. Самара: Изд. М.Д. Челышова, 1911. 15. Челышов М.Д. Речи М.Д. Челышова, произнесенные в Третьей Государственной Думе о необходимости борьбы с пьянством и по другим вопросам: издание автора. СПб.: Б.и., 1912.

Ю.Ю. БЕЛОВА Марийский государственный технический университет

ДВИЖЕНИЕ ЗА ТРЕЗВОСТЬ В МАРИЙСКОМ КРАЕ В КОНЦЕ XIX – НАЧАЛЕ XX ВЕКА The article is devoted to special features of the Temperance Movement in the Mari El Republic in XIX-the beginning of XX centuries, the work of a pagan temperance sect “Kugu Sorta” (Mari: Great Candle) and department of Kazan Temperance Society. It also covers activities held by the local authorities after adoption of the Prohibition. The author considers that despite the difficulties the introduction of sobriety has changed the life of the Mari people for the best. Развитие винокуренной промышленности, повсеместное открытие питейных заведений, присутствие алкоголя в обрядах ма© Белова Ю.Ю., 2011

рийских язычников не могло не сказаться на массовой алкоголизации населения жителей марийского края. Стремление к отрезвлению приобретало порой очень необычные формы, например известен факт

A. Afanasyev. Temperance movement in 1907–1914 years in Russia: the nature, stages and its importance

ческое трезвенное движение ослабло, а в чрезвычайных условиях революции 1917 г. («внутренняя катастрофа») оно прекратило существование. Тем не менее, достижения

119

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Белова Ю.Ю. Движение за трезвость в марийском крае в конце XIX – начале XX века

120

появления в Ернурской волости Яранского уезда Вятской губернии языческой секты Кугу Сорта, которая упрощала религиозные обряды марийских язычников и вводила новые культы. Одной из особенностей этой секты был отказ от хмельного. Такое условие было заложено самим основателем секты, марийцем, гвардейцем по фамилии Якманов, который происходил из языческой семьи: «... насмотревшись в молодости, каким излишествам, какому объядению и опивству предавались после жертвоприношения черемисы, реформатор начал проповедь полного воздержания, в особенности от хмельных напитков» [6, 4]. В кратком разъяснении соблюдателей древно-черемиско-языческой веры черемис Яранского уезда, которое было представлено на Казанской научно-промышленной выставке в 1890 г. было указано: «вина никакого не пьем, чаю тоже, табак не курим и не нюхаем» [6, 10]. Это считалось грехом. Однако во время обряда жертвоприношения разрешалась медовщина (пура, сыра) [6, 9] – хлебное хмельное пиво, которым кугусортинцы заменили кумышку (самодельную водку) использовавшуюся для проведения обрядов у других марийцев-язычников. Как указывает С.К. Кузнецов, обряд жертвоприношения у кугусортинцев совершался несколько раз в год по возможности, до 6 раз и проходил в особой строгости [6, 38]. Поэтому кугусортинцев часто называют трезвенниками, однако в нашем понимании трезвость предполагает полный отказ от любого алкогольного изделия. Секта Кугу Сорта за короткое время распространилась и стала популярной во многих уездах Вятской и Казанской губерний. «Духовенство недоумевает: среди прихода там и сям замечаются тихие разговоры, поведение населения в праздничное время становится благопристойнее, все начинают выглядеть опрятнее, но что всего непонятнее – прекращается пьянство, а с ним исчезает и многоэтажная ругань» [6, 46]. Одной из причин распространения секты, С.К. Кузнецов выделяет участие женщин в новой религиозной общине, а также их уверенность в том, что их мужья будут спасены от пьянства: «Обращение семьи в новую веру всегда почти начинается с женщины; домохозяин примыкает часто последним, потому что ему трудно расстаться с водкой, таба-

ком, чаем... Самый прием в секту совершается после того, как прозелит докажет силу своей воли продолжительным воздержанием, длящимся не менее года» [6, 51]. Возможно, секта и оказывала какое-то влияние на приобщение к трезвости, однако почти одновременно, в конце XIX в. на марийской земле начали открываться отделы Казанского общества трезвости. В г. Царевококшайске Казанской губернии (ныне это г. Йошкар-Ола – столица Республики Марий Эл) открытие такого отдела было разрешено Казанским Губернатором 1 июня 1896 г. [7, 413]. Однако, в связи с затянувшимся решением организационных вопросов, действительной датой открытия отдела стало 18 апреля 1897 г., когда в здании Вараксинского Земского училища [1, 313] разместилась бесплатная библиотека-читальня, которая на добровольные пожертвования выписывала книги и брошюры религиозно-нравственного, исторического содержания, а так же книги по сельскому хозяйству и периодические издания. Наблюдающим за читальней был назначен священник Троицкой церкви, законоучитель и делопроизводитель Уездного Отдела Епархиального Училищного Совета, старший помощник благочинного Алексей Петрович Азановский. В библиотеке по воскресеньям проходили религиозно-нравственные чтения, которые велись священниками городских церквей и светскими членами общества трезвости, что постепенно приобщало жителей Царевококшайского уезда к традиции посещать мероприятия общества трезвости. Уже в 1903 г. библиотека насчитывала 3012 посетителей [9, ф. 1290, оп. 5, д. 190, л. 72 об]. По сравнению с количеством посетителей библиотеки-читальни городского общественного управления, которое составляло в том же году 300 человек [9, ф. 1290, оп. 5, д. 190, л. 72 об], библиотека-читальня общества трезвости пользовалась большой популярностью. Немногим позже, 13 декабря 1897 г. [8, 41] открылась и чайная столовая, а к 1903 г. в г. Царевококшайске насчитывалось уже 2 чайной столовой, одна из которых принадлежала Царевококшайскому отделу общества трезвости, а другая Комитету Попечительства о народной трезвости, где заступающим место председателя по

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

их закрытия было указано, что только в 1914 г. в Царевококшайском уезде было закрыто 14 питейных заведений [10, 408–437], а в ст. 152 доклада управы от 1 октября 1914 г. [4, 448] представителем города Царевококшайска И.А. Дружининым было предложено возбудить перед правительством ходатайство о воспрещении навсегда в Царевококшайском уезде торговли всеми крепкими напитками, в том числе виноградными винами и пивом. 20 декабря 1914 г. Казанское Губернское Земское Собрание на заседании постановило «просить Губернскую управу выяснить влияние прекращения продажи спиртных напитков на население, по возможности подкрепив свои заключения фактами» [2, 3]. В целях выяснения данного вопроса в начале 1915 г. Губернская Управа создала временный отдел, которым был организован опрос жителей Казанской губернии. В результате выяснилось, что большинство народа горячо приветствовало запрещение производства и продажи алкоголя. Например, 94 % из всех опрошенных черемис указали, что довольны запрещением, однако тот же ответ дали 99% татар и 96% чуваш [2, 36]. Следует так же отметить, что народная трезвость повлияла на резкое сокращение лесных пожаров, от которых порой страдают жители Марий Эл и до сих пор. По сравнению в среднем за пятилетие, в трезвом году, например по обязательному страхованию, в Казанской губернии было пожаров меньше на 32%, число сгоревших дворов уменьшилось на 38%, а сумма пожарного вознаграждения уменьшилась на 42%. Так, если в среднем в период с 1909 по 1913 гг. за год регистрировали 812 пожаров, то только с сентября 1914 г. по сентябрь 1915 г. их было зарегистрировано всего 551 [2, 57]. Помимо этих изменений трезвость привнесла перемены в семейную и духовную жизнь народа [2, 47], а так же сократилось количество преступлений. Например, в Козьмодемьянском уезде за один только трезвый год (2-е полугодие 1914 г. – 1-е полугодие 1915 г.) количество преступлений снизилось на 534, а в Царевокошайском уезде стало меньше на 646 преступлений [2, 59]. В целом, следует отметить, что это были не максимальные показатели по снижению преступности за трезвый год. Например, в Мамадышском уезде за трезвый

J. Belova. The temperance movement in the Mari-El Republic late XIX – early XX centuries

данным 1916 г. был известный врач Иван Васильевич Репьёв [5, 479]. Так, отделы Казанского общества трезвости, а при них и библиотеки с чайными постепенно открылись повсеместно, в том числе в Козьмодемьянске, Звенигово, Морках, Сернуре и других населенных пунктах марийского края, которые сегодня являются городами и крупными поселками. Следующий значимый этап в истории отрезвления марийского народа, как и по всей России, начался в 1914 г. В связи с выполнением воли Николая II, по результатам особого совещания по вопросу о борьбе с нетрезвостью, состоявшегося 28 марта 1914 г. под председательством Казанского губернатора П.М. Боярского, Царевококшайской уездной Земской управой был подготовлен доклад «О мерах борьбы с нетрезвостью и шинкарством» [3, 381], в котором говорилось, что управа готова оказать полное содействие в объединении деятельности на поприще отрезвления народа. В докладе перечислялись основные положения, обсужденные на совещании, среди которых важное место занимает решение в селах закрывать все питейные заведения в базарные дни, а так же сокращать время и ужесточать условия работы питейных заведений в будни. Так же, была оговорена необходимость трезвенного просвещения в школах с раннего детского возраста, усиление наказаний за преступления, совершенные в состоянии алкогольного опьянения, принудительное изолирование страдающих пьянством и др. Важной особенностью совещания стало признание того, что замена водки пивом дала обратный эффект: «Число бутылок пива, выпиваемых человеком, достигает громадной цифры 10–15. Благодаря легкости открытия пивных лавок, последние в громадном числе распространяются не только в городах, но особенно в фабричнозаводских районах. Пиво проникло и в деревню, где стало уже обычным напитком. Настоятельная борьба с распространением пивных лавок так же необходима, как необходима борьба с распространением водки. В некоторых случаях борьба с пивными лавками представляется даже более неотложною» [3, 385]. В списке помещений торгово-промышленных заведений, подлежащих исключению из обложения в силу

121

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Белова Ю.Ю. Движение за трезвость в марийском крае в конце XIX – начале XX века

122

год поступило на 1320 дел меньше, чем в предыдущий год [2, 59]. Таким образом, трезвость изменила жизнь марийского народа, изменила ее очень существенно. Несмотря на трудности привития

трезвости среди черемис, о чем говорилось еще в начале ХХ в. [2, 21–22], многие жители отказались от хмельного навсегда, как и в других уголках России, что есть главное условие процветания великой страны.

Литература 1. Азановский А. Бесплатная читальня Царевококшайского отдела Казанского общества трезвости // Известия по Казанской Епархии. Казань. 1898. 2. Год трезвости в Казанской губернии. Издание Казанского губернского Земства. Казань: Типография Губернского Правления, 1916. 3. Доклад управы № 36 «О мерах борьбы с нетрезвостью и шинкарством» // Отчеты Царевококшайской уездной земской управы. 1914 г. 4. Доклад управы № 60 от 1 октября 1914 г. ст. 152 «О мерах борьбы с нетрезвостью и шинкарством» // Отчеты Царевококшайской уездной земской управы. 1914 г. 5. Комитет попечительства о народной трезвости // Адрес-календарь и справочная книжка Казанской губернии, 1916 г.

6. Кузнецов С.К. Черемисская секта Кугу Сорта: опыт исследования религиозных движений среди поволжских инородцев // Этнографическое Обозрение. Кн. 79. М.: Тип. Имп. Моск. ун-та, 1909. 7. Протоколы: очередного заседания Комитета Казанского Общества Трезвости 2 июня // Деятель. Казань. 1896. № 7. 8. Протоколы: очередного заседания Комитета Казанского Общества Трезвости 7 января // Деятель. Казань. 1898. № 1. 9. Российский государственный исторический архив (РГИА). 10. Список торгово-промышленных заведений, подлежащих исключению из обложения, за несуществованием их и состоящий на них земский сбор к сложению // Отчеты Царевококшайской уездной земской управы. 1914 г.

А.В. БОРОДКИН Филиал РГГУ в г. Ярославле

ТРЕЗВЕННОЕ ДВИЖЕНИЕ НАЧАЛА ХХ ВЕКА В ЯРОСЛАВСКОЙ ГУБЕРНИИ In the article the author gives examples of every-day life of inhabitants of Yaroslavl region, testifying to increase in alcohol consumption because of the crush of lifestyle of Russian society at the end of XIX-the beginning of XX centuries. The author comes to the conclusion that the different measures undertaken for the sobriety gave quite small results. Современные исследования показали, что алкоголизация населения часто является следствием коренной ломки привычного жизненного уклада. Человек, воспитанный в определенной общественной системе координат, теряется, попадая в новую, непривычную для него обстановку. Нечто подобное, по-видимому, происходило с © Бородкин А.В., 2011

Российским обществом в начале ХХ в. Разрушение привычного образа жизни, бурный технический прогресс, ускорение ритма повседневной жизни, изменение нравственных устоев не могло не сказаться на состоянии общества. В начале ХХ в. Российское общество испытывает своеобразный социокультурный шок. Буквально «на глазах» рушился привычный образ жизни нескольких поколений. В этом контексте

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

ма отцом Федором Успенским в Ярославле основано «Предтеченское общество трезвости» [4, 4-7]. К 1903 г. общество насчитывало несколько тысяч человек, его отделения возникли при Локаловской и Норской фабриках. Создавались и новые отделения. В Никольском числилось 100 человек, в Ильинском 20, в Любимском – 40. Работа «шла не везде», однако результаты были разными. Пошехонское отделение общества с трудом набрало 12 человек и через год прекратило работу. Угличское отделение, напротив, быстро набрало 500 членов и продолжало увеличиваться. В значительной мере на динамике роста отделений сказывалось множество противоречивых факторов. Например, местные традиции, степень религиозности населения, наличие почитаемых населением святынь, наконец, авторитетность приходского священства [4, 4–7]. В начале ХХ в. в борьбе с алкоголизмом начинается новый этап. Это время интересно, пожалуй, самой констатацией факта, что пьянство – это болезнь и социальное явление, а значит, бороться с ним необходимо комплексными мерами [5, 4–11]. В губернии стали открывать ночлежки, конторы по трудоустройству людей, страдающих алкоголизмом и т.д. В Ярославле появились ночлежки, убежища для пьющих, приюты, библиотеки с книгами духовного и антиалкогольного содержания и дешевая чайная – читальня на улице Угличской, недалеко от Сенной площади. Появились первые, весьма приблизительные статистические сведения о количестве алкоголиков: примерно 8000 человек в Ярославле и 5000 – в Рыбинске на 1902 г. [3, 2–5]. Остальные города губернии заметно «отставали». Государство, введя в 1895 г. монополию на производство и продажу алкоголя, впервые серьезно задумалось о поиске альтернативы пьянству как вида досуга населения. Этим занялось «Попечительство народной трезвости», отделение его действовало и в Ярославле [5, 4–11]. Раздача книг населению не имела большого успеха, поэтому чиновники решили подойти к проблеме «творчески», открыв буфеты и чайные (в гимназиях, на

A. Borodkin. The temperance movement of the early XX-th century, Yaroslavl province

своеобразной компенсацией деструктивных последствий стала усиливающаяся алкоголизация населения [1, 31–33]. Отношение к алкоголизму в христианской традиции всегда было негативным. Поэтому, несмотря на относительную длительность распространения крепкого алкоголя (водки и спирта) в России, было бы крайне неверным констатировать глубокое универсальное вовлечение населения в процесс употребления крепкого алкоголя. Кроме того, существовал ряд традиционных общественных ограничений. Так в ярославских деревнях даже самые подверженные этому пороку люди старались не употреблять алкоголь в церковные посты и в недельные постные дни. В городах дело обстояло иначе. Алкоголизация населения во второй половине XIX в. стала приобретать угрожающие масштабы. Одним из «центров пьянства» в губернии стал Рыбинск. Здесь сформировалась особая «культура потребления алкоголя». Дело в том, что город являлся крупнейшим волжским портом и хранилищем запасов зерна. Здесь еще со времен расцвета «бурлацкой столицы» скапливалась огромная масса людей, пришедших на заработки. «Зимогоры» – так в Рыбинске называли бурлаков и крючников – за время навигации зарабатывали огромные деньги, которые старались весело и разгульно потратить, компенсируя тем самым тяжесть своего труда. Поэтому в определенные сезоны весь город превращался в огромный кабак, наполненный пьяными веселящимися гуляками. Нечто подобное существовало и в других городах Ярославской губернии. Горожане, по природе люди достойные и рачительные, втягивались в бесконечные празднования. Немногочисленные ярославские борцы за трезвость вынуждены были констатировать, что все их победы имеют относительный и, главное, сезонный характер [2, 3–4]. Как своеобразный ответ в России начинается движение за трезвый образ жизни. Ярославский край нельзя назвать одним из центров трезвенного движения. На фоне других губерний, губерния занимала достаточно скромное место. Тем не менее, в 1891 г. протоиереем Предтеченского хра-

123

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Бородкин А.В. Трезвенное движение начала ХХ века в Ярославской губернии

124

станциях Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги, при Курбском народном доме и т.д.). Кроме чая и пирожков для «рабочего народа», планировалось «устроить лазанья на шест с сюрпризами, бег в мешках, музыкальные занятия, городки, кегли, шашки». Помимо вышеперечисленных мер в Ярославле и Рыбинске были открыты первые вытрезвители, которые имели иное название – «убежища». Полиции было предписано доставлять сюда нуждающихся в любое время дня и ночи. Результаты проведенной работы оказались весьма скромными. Стало ясно, что при всем богатстве творческой инициативы употребление алкоголя не уменьшилось. В борьбе с распространением пагубной привычки использовались и оригинальные меры. Например, государство активизировало свои усилия путем создания Всероссийского трудового Союза христиан-трезвенников (ВТСХ-Т), его устав министерство внутренних дел утвердило в 1911 г. Новая организация ставила целью объединить усилия всех групп и обществ по борьбе с алкоголизмом. Особая надежда возлагалась на Русскую православную церковь: борьбе следовало придать духовную направленность. Основная работа общества развернулась в Санкт-Петербурге, в Ярославле и Рыбинске были созданы филиалы. Здесь возникли кружки христианской молодежи для распространения идей здорового образа жизни в среде детей и подростков. Ярославская духовная консистория призвала к созданию подобных кружков во всех низших и средних школах губернии. Организовывались лекции, библиотеки, открывались хоры и оркестры трезвенников. В Ярославле самый знаменитый хор трезвенников существовал при

трактире на Угличской улице. Председателем Ярославского епархиального комитета трезвости был назначен Ф. Успенский. В 1913 г. в Ярославле и Рыбинске прошли Всероссийские праздники трезвости, во время которых раздавались агитационные материалы, книги, проходили торжественные молебны. Подключилась и творческая интеллигенция. В Романово-Борисоглебске вышла книга доктора К.К. Доводчикова «Развеселое пьяное житье. Телу вред, душе пагуба», имевшая в народе большой успех отчасти из-за ярких лубочных иллюстраций. Был издан «Календарь друзей трезвости», публиковавший тематические статьи: «Чахотка и алкоголь», «Дары алкоголя» и т.п. Для усиления воздействия на публику в Ярославль и Рыбинск был прислан «летучий отряд трезвенников», состоящий из христианской молодежи, которая пропагандировала здоровый образ жизни. Его выступления состояли из духовных песнопений, чтения отрывков душеполезной литературы, физических упражнений и в этом отношении весьма походили на будущие театры рабочей молодежи «Синяя блуза». Зрителям предлагались сценки, критикующие пьянство, раздавались книги и брошюры. С аудиторией проводились групповые занятия по вырабатыванию отрицательного отношения к алкоголю, которые вели опытные столичные и местные врачи-наркологи. В Ярославле и Рыбинске летучие отряды побывали минимум дважды [1, 31–33]. Работу планировалось продолжить, но из-за начавшейся мировой войны правительство стало отдавать предпочтение силовым методам воздействия на общество, а начавшаяся революция и вовсе прекратила антиалкогольную кампанию.

Литература 1. Бородкин А.В. Быт и нравы ярославцев. Словарь. ЯГО ВОО ВООПИК. Ярославль, 2007. 2. Врачебно-санитарный обзор Ярославского губернского земства. Ярославль, 1914–1917. 3. Доклады Ярославской губернской управы Ярославскому губернскому собранию по

народному здравоохранению. 50 сессия. Ярославль, 1914. 4. Отчет «Епархиального комитета трезвости». Ярославль, 1913. 5. Отчет о деятельности Ярославского попечительства о народной трезвости. Ярославль, 1914.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

Н.В. МУХАЧЕВ Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова

ТРЕЗВЕННОЕ ДВИЖЕНИЕ В ВЕРХНЕМ ПОВОЛЖЬЕ В КОНЦЕ XIX – НАЧАЛА XX ВЕКА In the article the author gives the data characterizing development pattern and the main directions of Temperance Movement in Upper Volga region at the end of XIX- the beginning of XX centuries. Most attention is paid to Kostroma and Vladimir provinces. В условиях буржуазного развития российского общества второй половины XIX в. обострились социальные проблемы, в том числе – пьянства. Ответом стало так называемое «трезвенное движение», направленное на искоренение пьянства и алкоголизма в России. Общества трезвости начали образовываться летом 1858 г. в Ковенской губернии, а в 1859 г. движение за трезвость охватило уже 91 уезд в 32 губерниях Северо-запада и Центра России, Среднего и Нижнего Поволжья [7, 181; 12, 124]. Движение вызвало определенные опасения у правительства, поэтому уже весной 1859 г. было издано постановление о запрещении обществ трезвости. В ответ по стране прокатилась волна погромов питейных заведений. Общества трезвости, в основном, появлялись в среде частновладельческих крестьян, а инициаторами и основными участниками погромов питейных заведений были государственные крестьяне и бессрочно отпускные солдаты (также из крестьян). Деятельность энтузиастов, открывших первые общества, могла обрести общенациональную значимость и эффективность при известной популяризации и согласованности действий. Однако о создании единого координирующего центра борьбы за трезвость позаботиться оказалось некому. Неудивительно, что и заметных успехов не последовало. Тогда для антиалкогольной пропаганды решено было использовать православную церковь. Считалось, что церковный приход является готовой струк© Мухачев Н.В., 2011

турой для массированной кампании по искоренению пьянства. В 1889 г. Святейший Синод издал указ, в котором говорилось, «что непрекращающееся доныне пьянство среди низших классов городского и сельского населения весьма усиливается», священникам предписывалось всемерно содействовать возникновению обществ трезвости [13, 1889. № 34]. От членов церковных обществ трезвости требовался отказ от употребления спиртных напитков, особенно в праздники, связанные с выполнением церковных обрядов, а также избавление от дурных привычек, сопутствующих, как считалось, пьянству – сквернословия, курения и картежной игры. Нарушителей обетов, которых не удерживала от греха молитвенная помощь батюшек, предполагалось сразу же исключать. Придерживаться таких жестких ограничений было довольно сложно, а потому в качестве «вознаграждения» предполагались меры особой социальной поддержки семей трезвенников (организация касс взаимопомощи, похоронных касс, отделений помощи погорельцам и т.п.) [10, 1907, № 18]. Конечно, движение породило не только своих энтузиастов, но и скептиков. Поначалу идея трезвеннического движения вызвала в «просвещенном обществе» шквал насмешек: отвадить мужика от кабака казалось делом невозможным, тем более что руководить союзами предстояло священникам, многие из которых сами нуждались не просто в соответствующем внушении, но и в лечении от алкоголизма [6, 58–69]. Первые церковно-приходские общества трезвости в Верхневолжских губерниях на-

125

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Мухачев Н.В. Трезвенное движение в Верхнем Поволжье во второй половине XIX – начала XX веков

126

чали создаваться в конце 80-ых – начале 90-х гг. XIX в.: в Костромской губернии при Покровской церкви с. Смольница Галичского уезда в 1887 г.; при церкви с. Матвеева Кологривского уезда в 1888 г. и в с. Ильинском на реке Шаче Буйского уезда в 1890 г.; Ярославской губернии – Христорожденственское на Ухре при погосте Даниловского и в с. Ильинское Пошехонского уездах в 1890 г; Вологодской губернии – Часовское в Яренском уезде в 1890 г., Чивозерское в Сольвычегодском и Вахомское в Николаевском уездах в 1891 г.; Владимирской губернии – в с. Торчино Суздальского уезда и Щербово Ковровского уезда в 1890 г.; Тверской губернии – Спас-Митековское в Ржевском и Зубцовском уездах в 1891 г. [5, 1914, № 9; 11, 1912, № 11; 1912, № 12; 4, 81; 8, 25; 11,1912, № 11,12; 9, 1905, № 18] В 1910 г. в Костромской епархии состояло приходских обществ трезвости всего 121, из них в 107 обществах насчитывалось 8410 чел. обоего пола [5, 1911, № 8–9]; в 1911 г. уже состояло 254, в 226 приходах насчитывалось всех трезвенников 11780 чел., т.е. по 52 чел. на общество [5, 1912, № 1]; в 1912 г. – 300, в 285 обществах трезвенников 15223 чел., по 53 чел. на общество [5, 1914, № 1, 2]; в 1913 г. – 340, трезвенников 14747 человек [5, 1914, № 9]. Таким образом, в период с 1910–1913 гг. в Костромской епархии наблюдался устойчивый численный рост церковноприходских обществ и постепенно возрастающее число трезвенников в губернии. Всего по статистическим данным в России к 1898 г. открыто духовенством в разных местах до 860 обществ трезвости [2, 1899, № 11], а в 1911 г. – до 1818 обществ с 500000 своих членов [15, 1914, № 10]. Для координации трезвенной деятельности стали создаваться специальные учреждения. 12 декабря 1907 г. был учрежден Костромской епархиальный комитет народной трезвости. Комитет имел цель содействовать приходскому духовенству епархии в борьбе с народным пьянством, в насаждении и укреплении среди приходского населения

трезвости. Для чего комитет трезвости: а) располагал духовенство епархии к открытию в своих приходах обществ трезвости; б) разъяснял недоуменные вопросы, возникающие в жизни существующих обществ; в) рекомендовал для обществ трезвости предварительно рассмотренную им, трезвенную литературу в книгах, брошюрах, листках и картинах; г) следил за деятельностью обществ в епархии; д) рассматривал отчеты о них отцов благочинных и учредителей, составляя по таковым общий годовой отчет по епархии. Так, отчётами по обществам трезвости в епархии было установлено следующее: а) число алкоголиков или запойных пьяниц, расстраивающих своё здоровье, домашнее хозяйство и семейную жизнь, под влиянием обществ трезвости несколько сокращалось; б) трезвенники в большинстве случаев становились ревностными посетителями храмов Божиих, усердными жертвователями на благолепие их и исправными исполнителями долга исповеди и святого причастия, что особенно замечалось в приходах сёл Красногорского и Устьнейского, Макарьевского 1-го округа и других; в) в некоторых местах трезвенники мало и даже совсем не покупали вина и других спиртных напитков для угощения в сельские праздники и в сырную седьмицу; многие во избежание соблазна, на эту неделю удалялись на богомолье вблиз лежащие монастыри, например, в приходах с. Устьнейского, Спасо-Красногорского, Макарьевского уезда и других; г) общества трезвости влияли на сокращение числа «казёнок» (Устьнейское общество трезвости) и шинков (Семёновское), которые в некоторых местах совсем спаивали и разоряли народ; д) как редкий случай общества трезвости отмечали и то, что под влиянием их прекращались мирские попойки, и общественные деньги, получаемые от мелочных поборов за выгоды, за покос и др., шли на добрые дела, особенно на украшение и благоустройство приходских храмов, например в сёлах: Устьнейском, Красногорском, Симеоновском и др.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

нователей обоего пола, из которых вторые пользовались на заседаниях комитетов лишь правом совещательного голоса. В 1897 г. Попечительства существовали уже в 20 губерниях, а в 1898 г. – в 35 губерниях. К 1 января 1899 г. было открыто 35 губернских и 321 уездных комитетов [3]. В поволжских губерниях попечительства о народной трезвости стали создаваться в 1901 г. [1]. Денежные средства, выделяемые министерством финансов на попечительства, были направлены комитетами на такие предприятия как: чайные, читальни-библиотеки, народные чтения, певческие хоры и театры, постройку собственных зданий и других развлечений. В ряду задач, возложенных на попечительства о народной трезвости, закон на первое место ставил надзор в интересах народного здравия и нравственности – за правильной торговлей крепкими напитками как в казенных, так и в частных заведениях торговли питьями, а также уличным пьянством. Кроме того, обязанностью попечительств являлось распространение здравых понятий о вреде неумеренного употребления крепких напитков, например, беседы и специальные публичные чтения, как вообще членов соревнователей и участковых попечителей, так в особенности священников в чайных, школах, церквах и т.д. Самым простым способом насаждения понятий о вреде пьянства, являлось распространение книг и брошюр на эту тему – отчасти продажей их по ничтожным ценам, главным же образом даровой раздачей. Помимо непосредственного нравственного воздействия на народ, та же цель отвлечения народа от пьянства достигалась попечительствами посредством устройства разных предприятий для разумного заполнения досуга населения (чайные, столовые, гулянья и танцевальные вечера), так и для умственного и эстетического развития (публичные чтения, библиотеки и читальни, вечерние классы, воскресные школы, спектакли, концерты и т.п.). Усовершенствованным видоизменением народных чтений в 1898 г. служили

N. Moukhachev. Sobriety movement in the Upper Volga region in the second half of XIX – early XX century

Некоторые общества трезвости, кроме пьянства, как величайшего народного бича, вели деятельную борьбу и с пороками, особенно распространёнными среди простого народа, каковы: сквернословие, драки, хулиганство, ночные посиделки девиц с молодцами в Рождественском посту и т.п. и не без успеха [5, 1914, № 9]. С введением винной монополии в губерниях стали открываться Попечительства о народной трезвости. В цели попечительств входило: распространение среди населения здравых понятий о вреде пьянства; попечение об открытии и содержании лечебных приютов для страдавших запоями; надзор за торговлей крепкими напитками по установленным правилам; содействие другим учреждениям, стремившимся к достижению тех же целей [14, 547]. Делами попечительств заведовали губернские и уездные (по числу уездов) комитеты. Губернский комитет состоял под председательством губернатора, первыми членами губернского попечительства о народной трезвости были епархиальные архиереи, депутаты от духовенства, губернский предводитель дворянства, председатель и прокурор окружного суда. Состав уездных попечительств о народной трезвости по своему характеру был также административным. В постоянный состав комитетов попечительств на правах полноправных членов входили представители разных правительственных учреждений по 20–30 человек на каждый комитет. Кроме того, губернским комитетам было предоставлено право избирать почетных членов. Формальным проявлением деятельности комитетов служило число заседаний и степень посещаемости их. Комитеты являлись администрацией попечительств и деятельность их чисто распорядительная. Для непосредственного же ведения дел попечительств на местах, для заведывания учреждениями и предприятиями комитетов и для надзора за ходом питейной торговли избирались представители из разных слоев общества в качестве участковых попечителей и членов сорев-

127

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Мухачев Н.В. Трезвенное движение в Верхнем Поволжье во второй половине XIX – начала XX веков

128

воскресные и вечерние систематические классы для взрослых. Программа занятий для этих классов была выработана известным педагогом Т.Г. Лубенцем. В области развлечений, отвлекающих народ от нетрезвого праздничного препровождения времени, большим успехом пользовались гулянья и танцевальные вечера, местами практиковалось устройство концертов, елок и прочих увеселений. В заключении хотелось бы отметить следующее. Успех модернизации любого общества в значительной степени связан со способностью противостоять негативным побочным явлениям этого процесса.

В 1914 г. императорским указом в России был введен закон о трезвости; в 1985–1987 гг. была проведена антиалкогольная кампания в СССР; в 2009 г. – Правительством РФ была разработана долгосрочная антиалкогольная программа. Аналогичная программа утверждена и в Костромской области. Опыт прошлого по деятельности обществ трезвости, организации разумного досуга (чайных-столовых, библиотекчитален, хоров, гуляний, танцевальных вечеров и прочих увеселений) актуален в наши дни и наполняет просветительную работу в деле профилактики высокого уровня алкоголизации населения новым содержанием.

Литература 1. Бердова О.В. Культурная жизнь Костромской губернии в зеркале периодической печати конца XIX – начала XX века / Отв. ред. В.В. Чекмарев. Кострома: Изд-во КГУ, 2002. 2. Вятские епархиальные ведомости. 3. Главное управление неокладных сборов и казенной продажи питей. Статистика по казенной продаже питей за 1897 и 1898 гг. Составлено в статистическом отделении главного управления. СПб.: Типография СПб. акц. общ. печатного дела в России Е.Евдокимов, 1901. 4. Гудков Б.И. Деятельность церковно-приходских обществ трезвости Нижегородской губернии в конце XIX – начале XX в. // Мининские чтения: Материалы научной конференции. Н.Новгород, 1992. 5. Костромские епархиальные ведомости.

6. Леонтьева Т.Г. Народная трезвость и церковный приход // Вестник Тверского университета. 2004. 7. Линков Я.И. Очерки по истории крестьянского движения в России в 1825–1861 гг. М., 1952. 8. Русские общества трезвости, их организация и деятельность в 1892–1893 гг. / Сост. Н.И.Григорьев. СПб., 1894. 9. Тверские губернские ведомости. 10. Тверские епархиальные ведомости. 11. Трезвая жизнь. 12. Федоров В.А. Крестьянское трезвенное движение 1858–1860 гг. // Революционная ситуация в России: 1859–1860 гг. М., 1962. 13. Церковные ведомости. 14. Энциклопедический словарь / Ф.А. Брокгауз и А. Ефрон. Т. 48. 15. Ярославские епархиальные ведомости.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

М.В. ТЕПЛЯНСКИЙ Филиал РГГУ в г. Иваново

ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ ФОРМИРОВАНИЯ АНТИАЛКОГОЛЬНОЙ КОНЦЕПЦИИ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XIX – НАЧАЛО XX ВЕКОВ) Russian Orthodox Church (ROC) was an active participant in the national temperance movement in the second half of XIX – early XX centuries. The policy of the ROC in respect of drinking and fighting with it began to be formed in the 70-s years of XIX century, and was more consistent and balanced in comparison with the state alcohol policies and activities of most secular sobriety organizations. It should be borne in mind that the ROC was not a unanimous organization. Among the clergy there were many opponents to the idea of sobriety. The article considers the basic ideas of anti-alcohol concept of ROC and analyses of the factors and conditions that influenced its formation. Русская православная церковь (РПЦ) являлась одним из активных участников отечественного трезвенного движения второй половины XIX – начала XX вв. В отличие от государства и общества РПЦ имела четкую программу действий в решении проблемы алкоголизации населения. Рассмотрим, используя главным образом материалы Владимирской губернии, как происходил процесс становления антиалкогольной концепции РПЦ. Православные церковно-священнослужители приняли заметное участие в трезвенном движении 1858–1859 гг. Однако характер участия священников в движении, как и само движение, носили во многом спонтанный характер. Как подметил И.А. Краснов, крестьяне воспринимали священников как представителей власти на местах. Присутствие священников на волостных и сельских сходах, в то время когда принимался приговор об отказе от употребления алкоголя, придавало в глазах крестьян законность такому решению [7, 63,64]. Вместе с тем целый ряд фактов указывает на активную позицию православных священников в этом движении. Только в Галичском и Чухломском уездах © Теплянский М.В., 2011

Костромской губернии 4000 тысячи человек прекратили пить вино «по увещанию местного духовенства» [11, ф. 1286, оп. 20, д. 1586, л. 143]. Такое положение дел вызвало сочувствие со стороны Священного Синода и противодействие со стороны лиц прямо или опосредовано заинтересованных в увеличении доходов от продажи алкоголя. Поскольку уже в то время питейный налог играл большую роль в формировании доходной части государственного бюджета, последние пытались представить трезвенное движение как угрозу национальным интересам, подрывающую финансовое благополучие государства, и находили поддержку со стороны Министерства финансов в этом вопросе. Это привело к скрытому противодействию между Синодом и Минфином, и вынудило духовное руководство на время занять осторожную позицию в этом вопросе. Сложившаяся ситуация нашла отражение в указе от 10 июня 1859 г., в котором Священный Синод благословил «священнослужителей живым примером собственной жизни и частыми проповедями в Церкви Божией о пользе воздержания ревностно содействовать возникшей в некоторых городских и сельских сословиях благой решимости воздерживаться

129

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Теплянский М.В. Основные этапы формирования антиалкогольной концепции Русской православной церкви…

130

от употребления вина; но при сем признал нужным внушить духовенству, что действование свое в сем случае оно должно ограничивать токмо духовными средствами, отнюдь не прибегая к таким средствам, которые не истекают прямо из пастырских обязанностей и не основаны на … узаконениях» [Цит. по: 7, 64]. Такая неоднозначная позиция Синода не могла способствовать активности священников. Не имея, в сложившейся ситуации, возможности выступить с открытым призывом к священнослужителям, духовное руководство выбрало в качестве меры негласное воздействие на них. В 70-ые гг. XIX в. в епархиях, где складывалась благоприятная ситуация через официальные епархиальные периодические издания стала проводиться мысль о том, что борьба с пьянством является одним «из настоятельных требований пастырского служения» православного духовенства [3, 1874, 15 января]. Так к началу 1874 г. благоприятная ситуация для проповеди трезвости сложилась во Владимирской епархии. В 1873 г. владимирский губернатор совершает ряд поездок по губернии, в ходе которых проводились беседы с волостными старшинами. Губернатор потребовал от старшин принять меры к ограничению пьянства, мотивируя это тем, что общины становились неспособными нести выкупные платежи вследствие злоупотребления алкоголем. Результатом таких бесед стало принятие более сотни «запретительных приговоров» [4, ф. 14, оп. 6, д. 736]. По этому поводу редакция «Владимирских епархиальных ведомостей» писала: «…теперь в особенности время благоприятное для пастырей к врачеванию народного недуга. С одной стороны, в самом народе пробуждается уже сознание гибельного во всех отношениях действия водки: доказательством служат составляемые по местам сельские приговоры против пьянства и возникающие общества трезвости. С другой – и правительство предпринимает известные меры против указанного зла, как то – возвышение акциза, сокращение кабаков и под. …Но эти внешние мероприятия сами по себе не могут принести значительной пользы, если не бу-

дут употреблены те или другие нравственные меры, которыми всего удобнее может действовать на народ ближе всех стоящее к нему духовенство» [3, 1874, 15 января]. В епархиальных ведомостях появился целый ряд публикаций трезвенного характера1. Так в одном из январских номеров была напечатана статья «О пьянстве», позаимствованная из аналогичного издания Вятской епархии. Статья представляла собой сокращенный вариант одноименной брошюры составленной Василием Яковлевичем Михайловским священником Спасобочаринской церкви в г. Санкт-Петербурге, и содержала ряд практических советов, – как воздействовать на прихожан при наставлении их на путь трезвости. Им же были сформулированы основные «меры по спасению от пьянства», которые могли бы быть применимы в условиях российской действительности. Эти меры заключались: 1) «в страхе Божьем»; 2) в развитии научного образования и воспитания; 3) в увеличении благосостояния «чрез ремесла и промышленность»; 4) в уменьшении питейных заведений [3, 1874, 15 января]. Немаловажно будет отметить, что именно в этих направлениях и действовала в последующем РПЦ. Примечание к данной статье содержало обращение к сельским священникам приобрести и распространить указанную брошюру среди своих прихожан. «Как прекратить или на первый раз хоть в некоторой мере уменьшить пьянство?» Отвечая на этот вопрос, редакция Тульских епархиальных ведомостей считала основным центром противодействия указанному злу – церковно-приходские попечительства. А поскольку непременным членом попечительства (иногда и председателем) состоял местный священник, то весь груз обязанностей по этому вопросу возлагался на его плечи. В арсенал священника входил комплекс мер, состоящий из четырех взаимосвязанных элементов: церковная 1

Характер публикаций позволяет предположить, что аналогичная ситуация могла сложиться в Тульской и Вятской епархиях. В связи с этим также следует обратить внимание на то, что в 1872 г. было официально зарегистрировано первое церковно-приходское общество трезвости в с. Дейкаловка Полтавской губернии.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

Несомненно, что моральным правом учить трезвости своих прихожан обладал лишь трезвый священник. И здесь стоит отметить, что для многих духовных пастырей пьянство было не меньшим злом, чем для паствы. А в российском обществе было немало убежденных в неспособности православного духовенства бороться с пьянством. Более того такая ситуация самым негативным образом сказывалась на авторитете православия и подталкивало иных прихожан к переходу в другую веру, что в свою очередь затрагивало уже коренные интересы РПЦ и заставляло духовное ведомство принимать энергичные меры для искоренения пьянства в среде священнослужителей. Уже в начале XIX в. был принят ряд правовых актов, предусматривающих административные меры наказания вплоть до исключения из духовного звания в отношении священнослужителей злоупотребляющих алкоголем [1, 260–261, 271, 328]. Параллельно с мерами прямого административного воздействия стали проводиться мероприятия, носящие превентивный характер. Это выразилось, прежде всего, в циркулярном указе Синода № 4 от 15 января 1870 г., по которому слушателям духовных семинарий было запрещено употребление алкогольных напитков под угрозой быть отчисленными из семинарии [6, 66]. Поддерживал и развивал эту идею один из идеологов трезвенного движения в России – С.А. Рачинский. В 1890 г. он обратился с призывом самому духовенству позаботиться об уничтожении в себе привычки к вину или, еще лучше – о предохранении себя от этой привычки, отмечая при этом, что для молодых священников и для юношей готовящихся к посвящению сделать это в современных условиях возможно и нисколько не трудно [12, 9]. В целом предпринятые меры дали определенный положительный результат. Стали создаваться общества трезвости и в среде духовенства. Так, например, на очередном съезде 29 июля 1890 г. священнослужители 4-го благочинного округа Шуйского уезда (Владимирской губернии) поставили перед собой задачу «усилить влияние на прихожан путем собственного примера для

M. Teplyansky. Main stages of the anti-alcohol concept formation of the Russian Orthodox Church…

проповедь, частные домашние увещания, исповедь и собственный пример. Первым элементом являлась проповедь. Отмечалось, что проповедь оказывает глубокое воздействие на прихожан, особенно в сельской местности. Для того чтобы увеличить силу воздействия священникам предлагалось, перед тем как заговорить о пьянстве с церковной кафедры, «лучше надумать об этом вопросе», собрать как можно больше сведений об обстоятельствах, благоприятствующих развитию этого недуга в данном приходе, подобрать слова доступные пониманию простого народа. Вместе с тем священник не должен был ограничиваться несколькими поучениями о пьянстве, произнесенными в церкви. Рекомендовалось при каждом удобном случае заводить с прихожанами частные беседы о вреде неумеренного потребления спиртного. Своими действиями пастырь должен был «всем и каждому напоминать о том, к чему он увещевал их в церкви…, что он намерен проследить, как отзовется его слово в самой жизни прихожан». Священников призывали непременно говорить о грехе пьянства с каждым прихожанином на исповеди. Поскольку одной из существенных принадлежностей этого таинства составляет намерение и обещание исправить свою жизнь, то эта мера считалась наиболее действенной из всех пастырских увещаний. При этом каждому кающемуся на исповеди надо было разъяснить, что «раскаяться в пьянстве значит не только признаться в грехе, но и сердечно пожалеть о том, что прежде придавался этому греху», отказаться от него впредь. Для чего была разработана форма следующего содержания: «А если ты действительно жалеешь об этом, то и положи твердое намерение пред Богом впредь не упиваться, если можно даже и вовсе не пить ничего хмельного, дай обещание перед крестом и Евангелием отстать от греха, да постарайся непременно исполнить свое обещание». И опять же духовник не должен был ограничиваться исповедью, а просто обязан был «преследовать» своего духовного сына, давшего обещание не пьянствовать, и попрекать его в случае нарушения обета [3, 1874. 15 января].

131

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Теплянский М.В. Основные этапы формирования антиалкогольной концепции Русской православной церкви…

132

чего, соблюдаемую и всегда причтами воздержанность довести, где будет нужно, по указанию разума и совести, до пределов совершенного неупотребления хмельных напитков». 12 августа 1890 г. было открыто общество трезвости при Троицком храме села Тейково (Шуйского уезда), которое объединяло всех священно- и церковнослужителей данного округа [3, 1890. 15 сентября]. Постепенно усилиями активных участников трезвеннического движения в России стали пропагандировать идею абсолютного запрещение употребления алкоголя для священнослужителей. В качестве примера приводили опыт США, где во многих штатах ставилось условие «sie qua non», чтобы священник, безусловно, не пил никаких хмельных напитков и поддерживал движение к воздержанию в своем приходе [2]. Подобные идеи находили одобрение у высшего духового руководства. Летом 1909 г. по предложению синодальной комиссии Вологодский епископ Никон выработал программу, в которой предложил монашествующим совершенно отказаться от употребления спиртного, включив это положение в монашеские обеты, и призвал решительно побуждать к этому прихожан. Программа встретила активное сопротивление на местах. Свою позицию противники программы аргументировали тем, что «святые отцы никогда не запрещали потребление вина», при этом ссылались на сложные географические и климатические условия страны, не располагающие к абсолютной трезвости, указывали на возможность возникновения на этой почве конфликтов с прихожанами. Тем не менее, данная программа, получила широкую огласку и легла в основу послания Святейшего Синода от 12 июня 1909 г. о борьбе с народным пьянством, по которому приходские священники должны были удерживать народ от нетрезвости, а благочинным вменялось в обязанность следить за поведением членов причта. Но вернемся в 70-ые гг. XIX в., когда православных священников призывают активно вести пропаганду трезвого образа жизни среди прихожан. Эффективность такой индивидуальной работы оказалось

невысокой. Лишь единицы смогли «при неослабном усердии» удержать своих прихожан от нетрезвости [9, 66–67]. Практика показала, что священник в борьбе с пьянством – «один в поле не воин». Начался поиск помощников в этом деле. Так при открытии публичных бесплатных религиозно-нравственных чтений в г. Шуе (Владимирской губернии) в 1882 г. священник Евлампий Правдин учил: «Религиозный, честный, трудолюбивый работник для них (предпринимателей – М.Т.) – клад. Он один для них сделает более, чем пять или более работников нетрезвых, невнимательных, делающих дело небрежно, кое как, лишь бы протянуть как-нибудь условные рабочие часы и получить условную заработную плату. Дайте же и вы, хозяева их и вообще все люди состоятельные, дайте им возможность сделаться добрыми христианами и хорошими работниками... Священники готовы сделать многое как в храме, так и за его пределами. Но и общество не должно оставаться холодным участником. … предпринимаемое весьма полезное, святое дело может остановиться…» [3, 1882. 1 февраля]. Призывы священнослужителей не остались без внимания. Крупные промышленники и предприниматели стали оказывать финансовую помощь при проведении мероприятий трезвенного характера. Особой поддержкой стали пользоваться церковно-приходские общества трезвости, которые стали появляться в конце 1880-х гг. В июле 1889 г. вышел указ Синода, в котором служители церкви призывались содействовать правительству в борьбе с пьянством путем создания обществ трезвости. С самого начала деятельности церковно-приходских обществ трезвости сложились 2 точки зрения на те функции, которые они должны были выполнять. Епархиальные власти всячески поддерживали точку зрения, о том, что общества трезвости должны были в первую очередь выступать в качестве опоры священнику в его борьбе с пороком пьянства, проводить профилактические мероприятия, предупреждая распространение пьянства в приходе. По этому поводу священнослужители получа-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

укрепляет волю действеннее, чем всякое другое. Из него прямо вытекает, в случае нарушения обета, обязанность церковного покаяния, а для священника – возможность и право наложить епитимию» [12]. Принятие обета должно было проходить в церкви, публично, в торжественной обстановке, после особого молебна по этому случаю, сопровождалось обрядом целования животворящего креста и иконы небесного покровителя общества. С одной стороны, этот обряд подавал пример другим прихожанам; с другой – располагал равнодушных и колеблющихся к принятию твердого решения. Священники давали себе отчет в том, что для борьбы с таким общественным недугом как пьянство недостаточно сил одного человека. Поэтому от членов-трезвенников требовалось следить друг за другом и поддерживать в несении данного ими обета. Для сплочения коллектива регулярно проводились обязательные для посещения всеми членами церковные службы, устраивалось общее хоровое пение. С тем чтобы укрепить свое намерение бросить пить, члены-трезвенники собирались в определенные дни в церкви для общей молитвы. По завершении церковной службы все члены-трезвенники поминались поименно в эктении, с тем, чтобы Господь утвердил их в благоразумии и укрепил в воздержании и здравии. Кроме того, имена членов, как видно из некоторых донесений, поминались и на проскомидии. Уже это одно должно было, по мысли епархиального начальства, поддерживать и одушевлять слабых, побуждать многих к вступлению в приходское общество трезвости [3, 1891, 15 февраля]. В целом вокруг людей, попадающих в сферу влияния церковно-приходского общества трезвости, создавалась особая психическая атмосфера, располагающая к укреплению намерения желающих бросить пить. Как отмечают И.В. Курукин и Е.А. Никулина священники (возможно, сами, не подозревая того – Т.М.) разработали и с успехом применяли психотерапевтический метод, отчасти похожий на практикуемое в наше время «кодирование». Данная практика оказалась настолько

M. Teplyansky. Main stages of the anti-alcohol concept formation of the Russian Orthodox Church…

ли следующие инструкции: «трезвым людям, особенно влиятельным и уважаемым в приходе, нужно выяснить, что они приглашаются в общество трезвости не столько для них самих (ибо здравие не требует врача и врачевания), сколько ради других, чтобы общими усилиями вести борьбу с пороком пьянства – приглашаются в качестве сотрудников своему отцу духовному в таком благом деле, от участия в котором едва ли может отказываться добрый христианин и честный член общества» [3, 1891, 15 февраля]. Однако на практике церковно-приходским обществам трезвости пришлось вести борьбу с уже распространившимся пороком. В результате учредители многих церковно-приходских обществ трезвости видели свою основную задачу в том, чтобы «лечить уже развившийся недуг, а не в том, чтобы предохранять от порока и предупредить развитие его». В результате появлялись даже такие общества, в которых за исключением священнослужителя, остальные члены являлись людьми прежде злоупотребляющие алкоголем [3, 1891, 1 марта]. Инициаторы создания общества давали себе отчет в том, что добиться всеобщей и абсолютной трезвости в короткие сроки не удастся, поэтому ставили перед собой цель по возможности бороться с народным недугом пьянства и внедрять в народную среду начала трезвости. Основная деятельность общества должна была быть направлена на укрепление воли человека, подверженного пьянству и принявшего решение бросить пить. Первым шагом для достижения этой цели был обет трезвости, обязательный для всех членов-трезвенников. Перед тем как дать обет, было необходимо исповедоваться. Поэтому было желательно, чтобы во главе церковно-приходского общества трезвости стояло духовное лицо. С.А. Рачинский считал: «Только исповедь дает полную возможность решить может ли данное лицо быть допущено к принесению обета, только исповедь придает этому обету полное освещение церковное. Такое обещание, молитвенно подготовленное говеньем, запечатленное святостью таинства, несомненно,

133

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Теплянский М.В. Основные этапы формирования антиалкогольной концепции Русской православной церкви…

134

удачной, что вскоре опыт психотерапевтического воздействия стал применяться и врачами [8, 211]. Анализ уже первых отчетов трезвенных организаций показал, что прихожане весьма серьезно относились к обету, даваемому в церкви. Это обстоятельство даже сдерживало многих (не уверенных в своей силе воли) от вступления в число трезвенников, при всем их желании бросить пить, что мешало активности приходских обществ. С тем чтобы, с одной стороны, не нарушать торжественной клятвы, а с другой дать попробовать свои силы желающим бросить пить, процедура вступления в целом ряде обществ была упрощена. Так члены общества трезвости в с. Левино Вязниковского уезда (Владимирской губернии) были разделены на 2 разряда: первый – из лиц, отказавшихся совершенно от употребления хмельных напитков; второй – из тех, кто не имел настолько силы воли, чтобы отказаться совершенно от употребления водки, но давал обет употреблять ее в весьма ограниченном количестве [3, 1891, 1 марта]. По уставу Предтеченского братства трезвости в селе Досчатом заводе Меленковского уезда (Владимирской губернии) «боящиеся давать торжественное обещание пред иконой» могли ограничиться подачей после молебна письменного заявления о вступлении в члены и о соблюдении правил Братского устава [13, 4]. Но и в этих случаях руководители обществ заботились не столько об увеличении числа членов общества, сколько о выборе тех, кто подавал более «надежды на воздержание по своим умственным и нравственным качествам». В своих взглядах на проблему борьбы с массовым пьянством православные священники исходили из следующих положений. Пьянство является болезненным состоянием души, греховной страстью, порабощающей волю человека и служащей источником всякого рода зол в личной, семейной и общественной жизни [10, 2], поэтому вести борьбу с этим пороком следует, прежде всего, идейными мерами, воздействуя на религиозные чувства прихожан. Действовать церковно-приходским обществам приходилось в тяжелых условиях роста социалистической пропаганды, появления различных сект (для членов которых

трезвость так же являлась обязательным условием), дальнейшего развития капиталистических отношений и снижения уровня нравственности населения в результате ломки прежних общественных связей. И если в начале 1890-х гг. отмечалось, что участие в деятельности церковно-приходских обществ трезвости было вызвано у прихожан в основном желанием вести жизнь богоугодную, то в начале 1910-х гг. уже рекомендовалось привлекать прихожан к трезвенной деятельности экономическими мероприятиями, путем учреждения кредитных и потребительских товариществ и т.п., сельскохозяйственных обществ. Трезвенная деятельность стала трактоваться в широком значении, – как борьба с пьянством, курением табака и сквернословием, социалистическими идеями, расколом и сектантством. На смену обществам трезвости стали приходить так называемые кружки ревнителей православия, в деятельности которых приоритет был отдан последним трем направлениям трезвенной деятельности [4, ф. 534, оп. 1, д. 38]. Одними из первых православные священники обратили внимание на профилактику алкоголизации населения путем воспитания детей и подростков в духе трезвости. Решение этой проблемы они видели в первую очередь в общем повышении грамотности населения. В связи с этим большое внимание уделялось открытию церковно-приходских школ. Наряду с этим в начале XX в. в стране стали появляться специальные «школы трезвости». Первая из них была открыта в 1906 г. в Сергиевой слободе под Петербургом. Программа курса обучения предполагала всестороннее глубокое изучение проблемы алкоголизма, при этом акцент делался не только на духовной, но и на экономической, медицинской и социальных сторонах этой проблемы. Большое внимание в школе уделялось физическому развитию детей и приобщению их к труду. В программу обучения мальчиков входили сельскохозяйственные курсы с практическими занятиями, а также уроки физического воспитания и военной подготовки. Девочки учились на курсах кройки и шитья и занимались гимнастикой. В целом задача этой и подобной ей школ заключалась

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

К специальным средствам борьбы, П.А. Миртов относил введение в школьную программу специального курса. Пока не было возможности сделать это, предлагалось «вкрапливать» сведения о трезвости во все предметы школьной программы, открывать при школьных библиотеках отделы трезвенной литературы, приспособленной к уровню детского развития и понимания, организовывать чтения о трезвости с теневыми картинами. Вообще, считал он, школа располагает достаточными средствами для проповеди идеи трезвости среди подрастающего поколения, было бы только искреннее желание послужить этому делу у руководителей школы [3, 1909. 18 июля]. РПЦ восторженно и вместе с тем осторожно встретила введение «сухого закона», считая, что на этом борьба с пьянством и алкоголизмом не закончена. Это видно, в частности, из выступления архиепископа Владимирского и Суздальского при открытии противолакогольного музея 2 октября 1916 г. в г. Владимире: «Пьянство имеет глубокие исторические корни. … Вдруг освободится о него нельзя, от него нужно освобождаться в течение многих-многих поколений; нужно пересоздать духовно-физический организм человека, оздоровить в нем волю, обновить ум… А для этого требуется продолжительная борьба с этим страшным недугом. Недостаточно сделать человека непьющим в данное время, нужно удалить из него самую закваску пьянства и насадить начала трезвости» [3, 1916. 5 ноября]. Таким образом, можно говорить, что политика РПЦ в отношении пьянства и борьбы с ним стала формироваться в 70-ые гг. XIX в., была хорошо продумана, сбалансирована и последовательна. При этом следует учитывать, что не все священнослужители являлись сторонниками идеи трезвости.

Литература 1. Алфавитный указатель действующих и руководственных канонических постановлений, указов, определений и распоряжений Святейшего Правительствующаго Синода (1721–1901 гг. включительно) и гражданских законов, относящихся к духовному ведомству православного

исповедания / Сост. С.В. Калашников; издание 3-е, исправленное и дополненное содержанием узаконений и распоряжений последнего времени. СПб., 1902. 2. Борьба с пьянством – одна из важнейших задач для приходского священника. 2-е

M. Teplyansky. Main stages of the anti-alcohol concept formation of the Russian Orthodox Church…

в воспитании трезвого взгляда на жизнь в широком смысле слова. Однако создание школы данного образца требовало огромных финансовых затрат и привлечение к процессу обучения целого ряда специалистов, что в свою очередь, было весьма затруднительно для провинции [5, 94; 6, 67–69]. Вопрос о том, какие меры могли бы быть применимы для профилактики алкоголизма именно учителями провинциальных школ, стал предметом специального доклада протоиерея П. А. Миртова «Школа и трезвость», озвученного в аудитории Синодального Училищного Совета 14 июня 1909 г. Лейтмотивом доклада стала мысль о том, что для борьбы с пьянством не надо никаких особых приемов. Поскольку на формирование сознания и личности ребенка большое влияние оказывает личность самого учителя, для успеха достаточно его искреннего убеждения во вреде этого порока и желания добиться положительных результатов в деле воспитания подрастающего поколения в духе трезвости. Деятельность учителя на этом поприще включало два направления: теоретическое – сводилось к усвоению учащимися сведений о вреде пьянства, и практическое – предусматривало основание общества трезвости и личное живое участие в нем как самого учителя, так и учащихся. В качестве профилактики алкоголизма, внимание учителей обращалось на развитие в детях чувства дисциплины, сознательного отношения к жизни, ясных определенных представлений, трезвых взглядов на жизнь; на формирование в них позитивного настроения. Большую пользу в этом могли оказать беседы, вечера, детские игры, паломничества, экскурсии, майские союзы и пр. В соответствии с этим должна была устраиваться и внешняя обстановка школы (много света, наличие картин и комнатных растений).

135

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Теплянский М.В. Основные этапы формирования антиалкогольной концепции Русской православной церкви…

136

изд. СПб.: Александро-Невское общество трезвости, 1909. 3. Владимирские епархиальные ведомости. 4. Государственный архив Владимирской области (ГАВО). 5. Гусев Г.В. Социальная педагогика Православной Церкви (на примере трезвенного движения в конце XIX – начале XX в.) // Педагогика. 1999. № 3. 6. Елизарова Н.В. Влияние Русской православной церкви на повышение духовно-нравственного уровня жителей Западной Сибири в конце XIX – начале XX вв. // Интеллигенция и мир. 2007. № 2. 7. Краснов И.А. Кому на Руси пить хорошо? Очерки по истории алкогольного вопроса в дореволюционной России. СПб., 2004.

8. Курукин И., Никулина Е. «Государево кабацкое дело»: Очерки питейной политики и традиций в России. М.: АСТ, 2005. 9. Отчет о деятельности православного Братства Святого Благоверного Великого Князя Александра Невского за 1883–84 год. Б.м., б.г. 10. Отчёт Свято-Ольгинского общества трезвости за второй 1912–1913 года существования. Иваново-Вознесенск, 1913. 11. Российский государственный исторический архив (РГИА). 12. Танаевский С. С.А. Рачинский, как борец за трезвость народную на церковно-школьной почве. Вятка, 1899. 13. Устав Предтеченского братства трезвости в селе Досчатом заводе, Меленковского уезда, Владимирской губернии. Выкса, 1910.

А.В. ХУДЯКОВ Ивановская государственная медицинская академия

БОРЬБА С ПЬЯНСТВОМ И ОБЩЕСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ В РОССИИ И ИВАНОВСКОМ КРАЕ С ХIХ ВЕКА ДО НАШИХ ДНЕЙ This article is a part of teachers’ training aids designed for anti-alcohol and antidrug addiction education at the lessons of History. In conclusion the author comes to following results. The problems of the most of public anti-alcohol organizations nowadays are that they are disunited; they have lack of finance, sufficient authority in the government. The political parties, like a hundred years ago, prefer to ignore this acute social problem and remember about it when it is beneficial for them. This situation can only be changed with the help of active position of population that is unable to demonstrate so far because of some reasons. Середина XIX в. охарактеризовалась не только серьезным политико-экономическим кризисом, но и массовыми протестами населения против все более распространявшегося пьянства, которому способствовала существовавшая тогда система винных откупов. Наибольший размах борьба против откупов приняла с 1858 г. В этом году возникли общества трезвости в Виленской и Ковенской губерниях, в 1859 г. – © Худяков А.В., 2011

в Орловской губернии, затем они были организованы еще в 32 северо-западных, центральных, уральских и поволжских губерниях. Эти общества возникали по инициативе “снизу”. В 1859 г. крестьяне Ковенской губернии дали в церквях клятвенное обещание не пить водки, в результате чего только за три месяца после этого продажа ее снизилась более чем в 10 раз. Не справившись с народным возмущением, правительство в 1859 г. на подавление выступлений бросило войска, 780

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

лось в большей степени не как болезнь, а как порок. Исследуя проблему пьянства при помощи опросов населения во Владимирской губернии В.А. Черневский (1911) приходит к выводу, что общественность боится предпринимать решительные меры против пьянства, поскольку это идет вразрез с интересами правительства по увеличению дохода от продажи спиртного. Основной мерой борьбы с пьянством являлись проповеди духовенства, но, по мнению большинства опрошенных корреспондентов, они слабо влияли на народ. “Духовники проповедуют, а сами пьют еще больше, чем обыватели …” – писал корреспондент из Вязниковского уезда. Многие священники и сами не верили в действенность своих проповедей. Деятельность обществ трезвости оценивалась как малоэффективная, т.к. «мешает отсутствие понимания задач общества, узость установок и тормозы со стороны администрации». «В соседнем селе было общество трезвости, сперва держалось, а потом превратилось в общество пьянства» (корреспондент из Новосельской волости Муромского уезда). Неоднократно общества трезвости, эффективно действующие, закрывались по подозрению в политической деятельности. Трезвенники не решались предпринимать активных шагов к пропаганде трезвости, т.к. они опасались «… как бы это не сочли за антигосударственную пропаганду и не упрятали бы в кутузку» (корреспондент из Завалинской волости, Переславского уезда). Автор высказывает мнение, что деятельность общества трезвости в основном рассчитана на «чистую» публику. Они получают мало ассигнований от государства. Большую роль в антиалкогольной пропаганде сыграла печать: с 1883 по 1916 гг. в России только на русском языке издавалось 31 периодическое издание трезвеннической направленности. Начиная с 1894 г. в России существовали официальные организации – Попечительства о народной трезвости. Их в

A. Khudyakov. Struggle against drunkenness and social movements in Russia and Ivanovo region from the XIX-th century to the present

членов обществ трезвости были арестованы и сосланы в Сибирь, 11 тыс. крестьян оказались в тюрьмах. Откупщики стали хлопотать о прекращении деятельности этих организаций. В результате деятельность тех обществ, которые появились без официального разрешения властей, была прекращена. Министр финансов просил Святой Синод воспретить духовенству проповедь трезвости, но Синод не только отказал в просьбе, но и благословил духовенство на борьбу с народным пьянством. В Иваново-Вознесенске общество трезвости было открыто в 1897 г. Члены-учредители – 32 человека, в основном предприниматели, инженеры, врачи, священники. Обществу оказывали содействие в различных формах (денежные взносы, предоставление помещений, инвентаря и т.д.) председатель Шуйской уездной управы Д.К. Бальмонт, семьи фабрикантов Гарелиных, Бурылиных и др. На протяжении первого года в члены общества вступили более 800 человек: мастеровые и рабочие, ремесленники, служащие, торговцы, учителя, врачи, фабриканты, чиновники, священнослужители. Согласно уставу общества членами его могли быть лица всех званий и сословий, за исключением несовершеннолетних, нижних военных чинов и юнкеров, учащихся учебных заведений, лиц подвергнувшихся ограничению по суду, владельцев винокуренных, водочных и пивоваренных заводов, а также тех, кто занимался продажей спиртного. Распространение в народе книг, брошюр, а также устройство бесед и чтений дозволялось обществу с особо выданного каждый раз разрешения. Другим важным мероприятием явилось открытие народного театра, вместимостью 800 мест, который ежегодно посещало более 10000 человек. Цена билетов колебалась от 5 копеек (стоячее место на галерке) до 1 рубля 80 копеек (ложа). К сожалению, общество не могло оказать необходимой лечебной помощи, видимо ввиду отсутствия соответствующих специалистов, а также потому, что в общественном сознании пьянство рассматрива-

137

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Худяков А.В. Борьба с пьянством и общественные движения в России и ивановском крае с ХIХ века до наших дней

138

основном финансировало правительство. Попечительствам определялась цель: « … путем разумных развлечений отучать народ от излишнего потребления спиртных напитков, а с другой стороны устраивать такие места, где бы простолюдины могли и сходиться и беседовать между собой, не употребляя спиртных напитков». Их задачами являлись: 1) контроль за торговлей крепкими спиртными напитками; 2) распространение знаний о здоровом образе жизни; 3) оказание содействия в открытии и содержании лечебных приютов для страдающих алкоголизмом; 4) оказание содействия другим организациям имеющим подобные цели. Как следует из отчета о деятельности Костромского Попечительства о народной трезвости за 1901 г., основная деятельность осуществлялась в виде открытия чайных, реже – читален и библиотек и проведения народных чтений. Население положительно отнеслось к открытию чайных, т.к. там обслуживание было более культурное, продукты более качественные и дешевые, а также можно было почитать газеты. Однако активная антиалкогольная пропаганда среди населения попечительствами не велась и лечебной помощи пьяницам не оказывалось из-за отсутствия средств. Из резолюции первого Всероссийского съезда по борьбе с пьянством (28.12.1909– 06.01.1910) следует, что эти попечительства были неэффективны ввиду их забюрократизированности и формальной демонстрации заботы о борьбе с пьянством. В общей системе борьбы с пьянством в России следует отметить роль прогрессивной врачебной деятельности. Так, русское Общество охранения народного здравия имело постоянную комиссию по борьбе с пьянством и алкоголизмом. Показательно, что политические движения почти не участвовали в борьбе с пьянством. Так, социал-демократические лидеры считали, что пьянство является симптомом капиталистического общества и исчезнет само при изменении общественного строя.

Вместе с тем политика государства по отношению к алкоголю оставалась двойственной. В 1908 г. винозаводчики провели два съезда, тогда как обществам трезвости провести свой съезд было запрещено. Первая мировая война и последовавшая за ней Октябрьская революция сопровождались жесткими административными мерами по сокращению производства алкоголя. Однако с приходом НЭПа постепенно стала расширяться виноторговля. В конце двадцатых годов распространение пьянства стало встречать сопротивление со стороны жен и детей рабочих, которые устраивали демонстрации и выставляли кордоны около проходных предприятий в день зарплаты. Детские противоалкогольные демонстрации прошли в Сормове, Перми, Вологде. Некоторые из них переросли в детские антиалкогольные восстания: в частности в Москве в районе Трехгорки и на Пресне, где около 1000 детей по собственной инициативе вышли на улицы и не пустили своих отцов в пивные. В феврале 1928 г. в Москве было создано «Общество по борьбе с алкоголизмом», среди учредителей которого были Н.И. Подвойский, М.С. Буденный, Д. Бедный, В. Маяковский. Осенью 1929 г. в Москве были организованы Центральные курсы антиалкогольной пропаганды, которые единовременно посещали 60 активистов. В дальнейшем в период сталинских репрессий ни о какой общественной деятельности без контроля государства не могло быть и речи. Признание факта распространившегося пьянства бросало тень на “страну победившего социализма”. Общественная борьба с пьянством свертывалась. Постановлением НКВД от 26 апреля 1930 г. противоалкогольное общество РСФСР было упразднено и превращено в Московскую областную организацию, а в 1932 г. оно было реорганизовано в общество «За здоровый быт». Тема борьбы с пьянством почти исчезла со страниц печати. Перестали публиковаться статистические данные о производстве и продаже алкоголя.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

голизмом. Попытки создания сообществ, направленных на социальную реабилитацию больных алкоголизмом, при различных церковных конфессиях, в отличие от Запада, в России пока еще не нашли широкого распространения. Их деятельность до сих пор не подвергнута серьезному научному анализу. Проблемы большинства общественных противоалкогольных движений России в настоящее время заключаются в их раздробленности, отсутствии финансирования и достаточного авторитета у властей. Отсутствует финансовая поддержка со стороны богатых частных спонсоров, в отличие от того, как это принято на Западе, что отражает общие проблемы общественных движений. Политические партии как и сто лет назад предпочитают игнорировать эту острую социальную тему и вспоминают о ней лишь когда это выгодно по конъюнктурным соображениям. Вместе с тем ситуацию может изменить только активная деятельность самого населения, которое пока не способно себя проявить в силу известных причин.

Литература 1. Борьба с алкоголизмом в СССР: Материалы первого пленума Всесоюзного совета противоалкогольных обществ в СССР. М.-Л., 1929. 2. Вандервельде Э. Социалистические этюды. Вып. 1. Социализм и алкоголь. СПБ., 1906. 3. Гонопольский М.Х. Алкоголь и разрушение личности. Алма-Ата: Наука, 1987. 4. Гузиков Б.М., Мейроян А.А. Преодоление алкоголизма. Л.: Лениздат, 1986. 5. История винопития. Бахус. СПб.: Фирма “БРАСК”, 1994. 6. Попечительства о народной трезвости. Владимир, 1900.

7. Советское общество: возникновение, развитие, финал: В 2 т. Том 1. От вооруженного восстания в Петрограде до второй сверхдержавы мира / Под общ. ред. Ю.Н.Афанасьева. М.: Росс. гос. гуманит. ун-т., 1997. 8. Отчет Иваново-Вознесенского общества трезвости. Владимир, 1899. 9. Устав Иваново-Вознесенского Общества трезвости. Иваново-Вознесенск, 1897. 10. Черневский В.А. К вопросу о пьянстве во Владимирской губернии и способах борьбы с ним (По официальным данным и отзывам корреспондентов текущей статистики). Владимир, 1911.

A. Khudyakov. Struggle against drunkenness and social movements in Russia and Ivanovo region from the XIX-th century to the present

Реанимация общественного противоалкогольного движения началась одновременно с появлением Указа Президиума Верховного Совета СССР “Об усилении борьбы с пьянством” в 1985 г. По существовавшей в советское время традиции воссоздание общества трезвости было инициировано «сверху». Последующие годы перестройки вызвали к жизни и другие организации, не связанные с властью. Так неудовлетворенность отступлением от принятых жестких противоалкогольных мер, повлекла за собой создание «Союза борьбы за народную трезвость», деятельность которого оказалась сильно политизированной. Ширилось движение сторонников Г.А. Шичко, также ратовавших за абсолютную всеобщую трезвость, и рассматривавших алкоголизм не как болезнь, а как дурную привычку, в связи с чем ставивших акцент не на лечении больных алкоголизмом, а на перевоспитании. Из Америки в конце восьмидесятых было занесено и нашло своих сторонников движение «Анонимные алкоголики» – общество взаимопомощи больных алко-

139

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

140

P. HERLIHY Watson Institute for International Studies, Brown University (USA)

THE SOCIAL NETWORK EFFECT: COMBATING ALCOHOLISM IN THE INTERNET AGE Исторический опыт и реалии сегодняшнего дня России показывают, что административные меры в решении проблемы алкоголизации населения являются малоэффективными, в то время как трезвенные движения «снизу» от народа показывают положительную динамику в решении указанной проблемы. В статье анализируется возможность использования современных интернет технологий для пропаганды трезвого образа жизни в молодежной среде. Surprisingly, the historical record suggests one promising new approach to confronting Russia's contemporary record of excessive deaths due to alcohol consumption. Administrative regulations to curb drinking issued from on high by the State have consistently

failed. By contrast, grassroots movements among the people have shown a consistent pattern of success. It might be that modern social networking technology provides the key to fight Russian alcoholism among young people.

The Problem Russian President Dmitri Medvedev has called his country’s statistics of alcoholism “a national disaster” [7]. According to the World Health Organization, men in Russia have an average life expectancy of just 60 years, well below that of Western European men who have an average life span of 77 years. More significant is the fact the death toll is heaviest among working-age men. In the past few years Russia's mortality rate among citizens aged 15-54 years was more than five times higher for men and three times higher for

women than the corresponding rate for Western Europe. And more than half of Russian deaths in that age bracket have been linked to excessive alcohol consumption, often involving vodka [11]. According to official figures, just 40 percent of secondary school students who graduated in Russia in 2010 will reach the pension age of 55 for women and 60 for men. It appears logical to conclude that it is critical to reduce consumption of alcohol among young people if Russia’s population losses are to be stemmed.

The Past: State Sponsored Temperance The Ministry of Finance organized the first official State temperance movement in Russia, “Popechitel’stva o narodnoi trezvosti,” on 1 January 1895, soon after the establishment of the State Vodka Monopoly [6, 14–35]. The Guardianship of Public Sobriety’s mission was to encourage moderate drinking among the Russian masses by elevating their cultural level. The premise was that if the people were actively © Herlihy P., 2011

engaged in cultural activities, excessive drinking would cease. The Guardianship founded the Russian Popular Theater, sponsored choral societies, orchestras, excursions, and lectures, principally in the cities of Moscow and St. Petersburg, and spent about one percent of the profits made by the State Vodka Monopoly to fund various social activities. While many took advantage of these cultural offerings, most people did not shift from a consumption pattern of binge drinking to moderate “social drinking.” In

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

As soon as he became General Secretary of the Communist Party in 1985, Mikhail Gorbachev imposed stringent measures against alcohol, resulting in a partial ban. He limited the venues and hours of sale of alcohol as well its consumption at certain locations and during official government and Party meetings. Like Nicholas II, Gorbachev created a Temperance Society (The All-Union Voluntary Promotion of Temperance Society) and, like the tsarist Guardianship, membership was far from being voluntary. Both rulers Nicholas II and Mikhail Gorbachev, created the State agencies by administrative fiat, and neither involved people genuinely interested in combating alcoholism. At first, deaths declined and life expectancies increased, but within two years Gorbachev had to retreat from his unpopular measures [10]. People were again making samogon—so much so--that for a while sugar disappeared from stores and lethal surrogates played a role in increasing alcohol poisoning. These examples of top-down measures are cited to support the conclusion that administrative measures imposed on the people produce positive effects only in the short term. In the long run, these governmental regulations are counterproductive in addressing the problem of alcoholism because they invite the use of samogon, smuggling, and surrogates.

The Past: Grassroots Temperance During the last decades of the tsarist regime, civil society manifested itself in massive temperance movements generated by individuals and groups, which were not under the tutelage of the State and, indeed, were at times openly in opposition to the regime that produced so much vodka. Doctors, priests, psychiatrists, teachers, socialists, women, military officers, members of the Duma, workers, peasants, and people from all classes came together in various societies and organizations to fight alcoholism in Russia [6]. No other volunteer associations in Russia could match the size and activity of these temperance groups. Some of the groups supported the idea of moderate drinking, but nearly all of them agreed that those who were dependent on alcohol should totally renounce drinking, a goal not looked upon favorably by the State Vodka Monopoly. Although the State harassed some temper-

ance workers thought to be dangerous to the monarchy, such as the socialists, it tolerated many of the societies because of the serious nature of the problem they were addressing. The temperance societies used various tactics on the premise that entertainment, education, or environment-improvement would deter people from excessive drinking. There were those that adopted some of the State Guardianship measures, such as introducing culture into the life of the urban poor. Others sought to improve housing and working conditions, in the belief that in a more wholesome environment, people would rely less on vodka. Some groups used hypnosis and aversion techniques while others believed in graphic exhibits, displaying photos of the medical damage alcohol produces on the liver. Still others relied on educational measures to discourage drinking, such as providing literacy lessons or night classes

P. Herlihy. The social network effect: combating alcoholism in the internet age

fact, people consumed more vodka than ever because the State liquor stores provided cheap, pure, and widely available vodka. Tsar Nicholas II initiated a second, more drastic administrative measure with his ban in August 14, 1914, that eliminated the sale of alcohol (with some exceptions) during the course of the First World War. The ban was later extended beyond the conclusion of the war. At first most people were unable to obtain vodka. But soon, peasants found it profitable to make samogon (moonshine) with the grain they were unable to ship to St. Petersburg and Moscow because the railway system was monopolized for military purposes, moving troops and supplies to the southern front and carrying back the wounded to Moscow. Pent up demand for vodka resulted in high consumption of peasant-produced samogon and surrogates (lacquer, eau de cologne, etc). A high level of alcoholism and death from alcohol poisoning were the results as well as a continual shortage of breadstuffs. The shortage of bread and flour in the capital city of St. Petersburg precipitated demonstrations by women in February 1917, which grew into a wider protest movement, leading to the abdication of the tsar. Prohibition also resulted in the elimination of one-third of the State’s revenue just as Russia needed the money to finance the war.

141

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Herlihy P. The social network effect: combating alcoholism in the internet age

142

for factory workers. Alcoholics were, thus, the passive recipients of didactic, charitable, and dubious medical measures. As total consumption figures indicate, there is little evidence that these efforts deterred alcoholics from drinking to excess for very long. Individuals who wanted to stop drinking and who entered into mutual support groups, or a social network, in which they could be active participants appear to have enjoyed a better record of abstinence. Based on common needs and experiences, workers, peasants, and others formed fraternities in which they found cohesion and camaraderie. Parish priests organized some rural temperance societies but the parishioners themselves often took the initiative. Ordinary people emerged as leaders of the group, giving them a sense of worth, pride, and purpose. Instead of being passive recipients of advice and medical experiments, they became active participants in a group effort to help themselves and one another. Peasants across the empire flooded government offices with petitions to close the State liquor stores with some going so far as to vote in their village assemblies to close down such stores in their area [9, 296]. In 1898 a young priest Father Alexander V. Rozhdestvenskii founded in St. Petersburg the Alexander Nevskii Temperance Society, one of the largest urban temperance groups for factory workers, which claimed at one time as many as 70,000 members. In addition to the usual entertainments and educational activities, emphasis was placed on taking pledges in the presence of other members not to drink for a certain period, whether for months or years. If the abstainer succeeded in keeping his pledge, he usually received a signed certificate from the head of the temperance society. Some employers took these certificates into consideration when hiring workers, so that in effect the certificates possessed cash value and were a strong incentive to maintain sobriety. Not surprisingly, in the Pokrovsko-

Kolomenskii Church temperance society in St. Petersburg, 76 per cent of those taking oaths were males between the ages of 20 and 40. To help the abstainer keep his promise, he was urged to seek help from members any time he was tempted to drink. A special team of chosen lay assistants (vybornye) was trained to counsel others, visiting them on Sundays and Holy Days, when a person might find it particularly difficult to remain sober. How effective were these temperance societies? Outcomes are difficult to measure because such statistics were kept only by some of the societies. One of these was the Pokrovsko-Kolomenskii Church society, which reported that 39 per cent of its members took the pledge for 3 months, 27 per cent for six months, and 12 per cent for a year. Records show that members rarely pledged abstention from alcohol for life: the renewal rate was high, however, and 92 per cent of the members fulfilled their promises for whatever period of time they had chosen [6, 77–78]. By 1909, there were in Russia about 950 urban church groups with a total membership of a half-million persons. Those who joined clearly felt they had to make drastic changes in their lives in order to survive. Instead of pursing solitary struggles, they found strength in the cohesion of like-minded individuals suffering from the same disease. They received special support from what some called their “guardian angels,” that is, from fellow workers who would go to their homes to support them if they asked for help. They recognized that alone they were powerless to conquer their drinking to excess, but by publicly proclaiming their weakness in the group and pledging to remain sober with the help of others within a social network, they could maintain their sobriety. Members also acknowledged that they needed to appeal to a higher power--in the context of nineteenth and early-twentieth-century Russia, God. These measures will sound familiar to those acquainted with contemporary Twelve-Step programs.

The Present Can some of the more efficacious elements of the Russian past be used in the present to combat alcoholism? Archimandrite Zosima’s assertion at this conference that administrative and medical measures alone will not solve

the problem is supported from an evaluation of measures used in the recent and distant past1. 1 “Nekotorye aspekty vospriaiatiia pravoslavnymi dvizheniia Anonimnykh Alkogolikov,” Proceedings.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

2 Patricia Herlihy, “Joy of the Rus': Rites and Rituals of Russian Drinking,” Russian Review, 50, April 1991, pp. 131–147. See Irina R. Takala’s, “Russkoe p’ianstvo kak fenomen kultury,” in these Proceedings for how images of Russian drunkenness were constructed.

may find success. It is not an exaggeration to say that Russia knew the same type of social network as AA avant la lettre. Cultural practices are a factor in alcoholism. Although it takes much effort and some time to change ingrained cultural attitudes, there is historical precedent to such a major cultural change. A recent example is the phenomenon of reduced smoking in the United States. Between the mid-1960s and the mid-1990s consumption of cigarettes per capita in the United States was cut in half. At present fewer than 20 percent of adult Americans smoke, compared to 42.4 of the population in 19653. Education and restrictions on advertising contributed to the decrease, to be sure, but the major reason is a shift of attitude. Fifty years ago it was fashionable to smoke. Movies and advertisements showed that important and attractive people smoked. Beginning in the 1960s and intensifying over the past decades is the idea that smoking it is not “cool,” not fashionable, and not socially acceptable by their peers. Should Russian youth come to look upon drunkenness and binge drinking as nekul’turnyi, the problem of alcoholism would not be solved immediately, but the shift might begin to swing away from excessive vodka consumption to moderate drinking or to abstention altogether. How to initiate such a change? In addition to forming societies similar to Russian Orthodox societies of the past and present-day AA groups, Russian young people can make use of a network both familiar to and popular among them. “Over a five-year period, from the fall of 2005 through the fall of 2010, in Russia the Internet’s monthly audience grew by 165 per cent, rising to 46.5 million people, or almost 40 percent of the country’s adult population” [2]. About a third of the Russian population uses the Internet for social networks on the worldwide web or about double the figure for 2008, so that its use is fast increasing [8; 4]. Russians spend 9.8 hours per visitor on a monthly basis on social network sites, more than double the world average [1]. How to explain such heavy use? Geography certainly plays a role. Russia is large with a few high-density centers but with most of the population distributed sparsely over vast areas. The long winters also keep people indoors. Russians in tsarist and Soviet times 3

U.S. Government Center for Disease Control.

P. Herlihy. The social network effect: combating alcoholism in the internet age

Scientists and social scientists generally agree that alcoholism results from a genetic predisposition reinforced by cultural practices2. Only those drinkers who wish to change their lives and to foreswear alcohol are amenable to help. [Alcoholics will find a way to overcome outright bans or higher prices for alcohol, often with negative results.] The Orthodox temperance societies of the past used measures that Alcohol Anonymous (AA), founded in 1935 by two Americans, have also adopted. These measures include the truly voluntary nature of the organization. No one is forced to join the social network. Usually the person has reached a state of desperation, finding that life has become unmanageable. He or she makes an inventory of his weaknesses and resolves with the help of a higher power (the deity as understood by the person or even the power of the collective group), and with the support of others, to abstain from drink. In the case of AA, the vow is renewed internally one day at a time, and in the case of the older Orthodox societies, pledges were renewed periodically publicly. For both groups, the solicitude and encouragement of other members, the shared experiences, the collective resolve, the knowledge that others suffer from the same problem of being unable to cope with the disease alone, and the fact that individuals (vybornye in the past and sponsors within AA), were always ready to be with the abstainer in times of crisis, provided comforting and collegial support that helped many. It is worth remembering that in the Soviet period much emphasis was placed on the collective: there is continuity here with the idea of strength, power, and support derived from the community in a social network, (although AA did not exist in the Soviet Union, nor did Orthodox temperance societies.) Because of the similarity of principles as well as procedures between the older Orthodox societies and modern AA groups, it is no wonder that some leaders of the contemporary Orthodox Church are suggesting that the Church might cooperate with AA. To date Alcoholics Anonymous has not taken root in Russia, but perhaps with the official endorsement of religious leaders, the 12-Step program

143

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Herlihy P. The social network effect: combating alcoholism in the internet age

144

have always relied on informal social networks for information, support, help, and inspiration. It is no wonder that Russian youth are forming social networks such as on "Odnoklassniki.ru, "Vkontakte.ru," "Mail.ru," or using even “Facebook,” which is partially owned by Russian investors. Such social networks have been called the “electronic village,” that is, a site where people come to know each other well. Older Russians who chiefly use Odnoklassniki.ru could also form such a social network, while the young who tend to favor VKontakte. ru might establish their own groups there. The Internet is an extremely effective instrument for self-organization. President Medvedev has used the Internet as a main platform to advance his agenda for reform and modernization. He has declared the creation of e-government to be a state priority so that the public can discuss some of his ideas and legislative initiatives. Indeed, in Russia the World Wide Web has become the single most important platform on which people can “discuss the most acute problems in their everyday life” [3]. One of those acute problems is the level of

drinking among Russia’s youth, some of whom would welcome a support group to help them abstain from destroying their lives. Leaders are needed to suggest to such a large pool of potential users of the network that they can form a virtual temperance society or chat rooms to discuss their thoughts about the problem and their plans for action against drinking, even forming to some extent an electronic anonymous self-help society. Members of such a society would have the help nearly instantaneously of “guardian angels” or “sponsors” to encourage them in difficult situations. Beer and vodka companies would be well advised to help support such social networks in order to demonstrate that they are endorsing “responsible” drink among Russian youth. In tsarist Russia profits from the State Monopoly funded the Guardianship of Public Sobriety’s activities. In the United States, a small portion of profits from the tobacco companies goes into education concerning the dangers of smoking. In the same way, some of the gains of Russian alcohol industries could go to support temperance activity on the Internet.

Conclusion Experience shows that only the drinkers themselves can change their lives. No ukaz, edict, decree, or law can stop the determined drinker from drinking. Russian historical experience, using evidence from Russian Orthodox societies, as well as Western associations such as Alcoholics Anonymous confirms the fact that self-organized societies are the most effective. For youth in particular, there must be perceptions grounded in cultural at-

titudes that drinking to excess is not fashionable, not chic, and not socially acceptable. The best method may well be to adopt the most fashionable and prevalent form of communication in Russia today, that is, the use of the Internet. Voluntary social networks were effective in the past; and voluntary, electronic, and virtual social networks offer modern opportunities for activist youth to help themselves and each other.

References 1. Bloomberg, 30 December 2010, Julia Ioffe, “Facebook Targets Russia with Aim to be More than Social Network.” 2. Gazeta.ru, 21 December 2010 3. http://cyber.law.harvard.edu/publications/ 2010/Public_Discourse_Russian_Blogosphere 4. ITAR-TASS, 27 December 2010. 5. Patricia Herlihy, “Joy of the Rus': Rites and Rituals of Russian Drinking,” Russian Review, 50, April 1991, pp. 131-147. 6. Patricia Herlihy, The Alcoholic Empire: Vod-

ka and Politics in Late Imperial Russia. New York: Oxford University Press, 2002. 7. RIA Novosti, 14 January 2010. 8. RIA-Novosti, 20 December 2010. 9. Stephen P. Frank, Crime, Cultural Conflict and Justice in Rural Russia, 1856–1914. Berkeley: University of California Press, 1999. 10. Stephen White, Russia Goes Dry: Alcohol, State and Society. New York, NY: Cambridge University Press, 1996. 11. The Lancet, Vol. 373, Issue 9682, pp. 2201– 2214, 27 June 2009.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

А.Г. ЖИЛЯЕВ Институт психологии им. Л.С. Выготского, НИИ Общественного здоровья и управления здравоохранением (г. Москва)

ЛИЧНОСТНО-ОРИЕНТИРОВАННАЯ МОДЕЛЬ ПРОФИЛАКТИКИ НАРКОТИЗАЦИИ ДЕТЕЙ И ПОДРОСТКОВ In this article the author reveals special features of shaping personality – oriented prevention of children’s and teenagers’ narcotization. It is pointed out that the main priority of primary prevention is to build up the system of positive prevention that is oriented for exploring and showing the resources of the personality and to support at the stages of maturing. Распространенность злоупотребления психоактивными веществами в современном российском обществе приобрела характер развернутого эпидемического процесса [1; 4; 5]. Масштабы их потребления в российском обществе ставят под угрозу физическое и психическое здоровье молодежи и будущее значительной ее части, стабильность общества в ближайшей перспективе. Именно поэтому на сегодняшний день важнейшей стала проблема сохранения личностной устойчивости в условиях давления неоптимальной среды, проблема обеспечения развития личности. В этой связи необходимы результативные пути предупреждения, нивелирования различного рода деструктивного влияния на развивающую личность. Приоритетное внимание заинтересованных структур должно быть направлено на первичную профилактику мероприятий, и в связи с этим в мире основной упор делается на социально-психологических аспектах профилактики. Сложность первичной профилактики – предупредить рождаемость появления факторов, которые могут быть в будущем, даже не в момент первого приема, инициация наркопотребления предшествует существенно первому реальному потреблению любого наркогенного вещества: табака, алкоголя, наркотиков. По нашему мнению, факт психологической ини© Жиляев А.Г., 2011

циации сопряжен с решением личности о возможности приема того или иного наркогенного вещества и определенности этого приема с позиции решения проблем, стоящих перед человеком, т.е. наркопотреблению предшествует период психологической первичной инициации, который достается период нарготовности: психологические подтексты этой готовности звучат по-разному: в зависимости от структур личности. В одних случаях, пассивно-любопытствующая, сочувственное отношение к наркопотреблению, задатки созависимости в других случаях, стремление к необычным ощущениям. Все это вместе взятое определяет особую значимость первичной социальноориентированной профилактики и требует совершенствования подходов, определяющих в конечном итоге аспекты социального будущего. В рамках социально-ориентированной профилактики нами разработана «Комплексная личностно-ориентированная программа формирования здорового образа жизни и первичной профилактики наркотизации школьников» [2], направленная на формирование здорового образа жизни у детей и подростков на основе снижения риска наркотизма в различных возрастных категориях школьников, достигаемого за счет развития навыков анализа и поиска пути удовлетворения ведущих потребностей личности, определяющихся условиями и возрастными факторами.

145

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Жиляев А.Г. Личностно-ориентированная модель профилактики наркотизации детей и подростков

146

Для формирования личностно-ориентированной профилактики наркотизации детей и подростков необходимо учитывать ряд основополагающих принципов: 1. Принцип системности. Развитие системного подхода к личностно-ориентированной профилактике требует внедрение комплекса обучающих программ на всем периоде обучения ребенка в школе. В общую структуру профилактической деятельности, объединенной основной концептуальной программой, входят три подпрограммы: – подпрограмма повышения медикопсихологической компетенции педагогов в области предупреждения злоупотребления ПАВ детьми и подростками; – подпрограммы для детей и подростков по формированию здорового образа жизни на основе личностноориентированного подхода к профилактике злоупотребления ПАВ с учетом их возрастных и индивидуальных особенностей; – подпрограмма повышения психолого-педагогической компетентности родителей, которая предусматривает обучение родителей знаниям и навыкам, способствующим эффективному поведению в семье. Системный подход к профилактике детского наркотизма, представленный в программе, предполагает преемственность в профилактической работе, проводимой на разных возрастных этапах. Суть преемственности в профилактической работе с детьми и подростками заключается в следующем: – каждая предыдущая ступень готовит ребенка к обучению на последующей ступени; – каждая последующая ступень продолжает предыдущую; – знания, получаемые детьми в процессе обучения, носят характер уже знакомой информации, но обрастают новым содержанием, развивающим личность.

2. Принцип комплексности. Первичную профилактику злоупотребления ПАВ следует рассматривать как комплекс социальных, образовательных и медико-психологических мероприятий, направленных, прежде всего, на снижение риска инициации (момента принятия решения), предупреждающего приобщение к употреблению ПАВ, вызывающих болезненную зависимость. Обнаружение риска инициации наркотизма детей и подростков предполагает выявление мотивов, предрасполагающих к принятию ими психологического решения об употреблении наркотического агента. Мероприятия первичной личностно-ориентированной профилактики имеют превентивный характер обучения, в котором представлены идеи практической психологии, современной педагогики и медицинской профилактики и которые, прежде всего, направлены на развитие личности ребенка. Общая цель гармоничного развития личности ребенка реализуется в таких задачах обучения, как формирование здорового образа жизни, воспитание устойчивых антинаркотических установок, гармонизация отношения ребенка с самим собой и окружающим миром, поощрение социально приемлемых способов самореализации, развитие способности к саморегуляции, формирование навыков ответственного принятия решения и эффективного общения, сопротивления давлению неоптимальной среды и других навыков личностной и социальной компетенции. 3. Принцип личностно-ориентированного подхода. Принцип личностно-ориентированного подхода предполагает создание системы первичной профилактики с учетом личностных особенностей разновозрастных категорий детей и подростков, позволяет эффективно формировать устойчивость личности по отношению к наркотизму за счет удовлетворения ведущих потребностей личности. Установлено, что рост допустимости наркотических агентов присутствует в течение всего периода обучения ребенка в

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

Реализация данных направлений возможна в режиме тренинга формирования конкурентных поведенческих навыков, направленного на формирование системы конкурентного поведения, адекватной позитивной коммуникации и занятие социальной роли. Так, в соответствии с личностно-ориентированным подходом была разработана структурная организация профилактического занятия, соответствующая следующим блокам: анкетирование, информационнодидактическая часть, развитие навыков. Удельный вес каждого из них меняется в зависимости от возрастной группы детей. С возрастом по мере накопления знаний детей уменьшается удельный вес информационно-дидактической части и возрастает преобладание блока развития навыков. Занятие начинается с анкетирования, которое позволяет выявить уровень личностной мотивации детей по обозначенной теме занятия и подготовить их к активному восприятию информационно-дидактической части занятия для включения в третью, практическую часть по развитию навыков. Второй блок профилактического занятия – информационно-дидактический – содержит основные положения по заявленной проблеме, которые рекомендуется развернуть в практической его части. Подобный подход позволяет вести скрытую профилактику отклоняющегося поведения среди детей. Третий блок профилактического занятия – развитие навыков, который может включать тренинги, игротехники, направлен на подтверждение основных положений информационно-дидактического блока занятий и содержит прямые и косвенные методики предупреждения развития девиантных тенденций, в первую очередь, опасности наркомании исходя из возрастной опасности. Так, для формирования конкурентных поведенческих навыков подростков анкетирование занимает 5 минут, информационно-дидактическая часть – 15 минут, развитие навыков – 25 минут. Отличительной особенностью профилактического занятия для данной возрастной категории детей

A. Zhiliaev. Personality-oriented prevention model against child and teenager narcotization

школе. Данный принцип предполагает реализацию опережающего обучения детей, предваряя реальный этап возможного использования наркотических агентов в последующие возрастные периоды развития личности. В рамках обозначенного подхода для проведения профилактических мероприятий с учетом возраста детей в условиях общеобразовательного учреждения предполагается выделение детей младшего (детского) школьного возраста (7–9 лет), среднего школьного (подросткового) возраста (10–13 лет), старшего школьного (юношеского) возраста (14–17 лет). Формирование личностно-ориентированной профилактики наркотизации детей и подростков предусматривает дифференциацию целей, задач, методик и предполагаемых результатов профилактики с учетом психологических характеристик личности ребенка, знания его индивидуального опыта, системы его основных потребностей. Для оказания поддержки и помощи личности в самореализации собственного жизненного предназначения на протяжении всего периода школьного обучения система личностно-ориентированной профилактики представлена тренингом периодов развития личности. Так, при работе с детьми младшего школьного возраста (8–9 лет) используется тренинг формирования негативной карты наркотизации, направленный на информирование детей этого возраста о вреде наркотиков как критерия нездоровья вследствие измененного состояния и снижения возможности достижения успеха, которое осуществляется на примере сказок на уровне ассоциативного образа без упоминания наркотиков. Повышение эффективности личностно-ориентированной системы первичной профилактики наркотизации подростков включает в число приоритетных акцентов три направления: формирование навыков позитивной коммуникации в среде сверстников, помощь в определении ценностей, целей жизни и индивидуально-личностных маршрутов их достижений, а также оптимизацию информационной модели наркотизации и воспитательных функций в семье.

147

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Жиляев А.Г. Личностно-ориентированная модель профилактики наркотизации детей и подростков

148

является возрастание удельного веса 3его – тренингового блока занятия, система методических приемов и средств которого (ролевые игры «Выбор решения», групповые дискуссии «По каким мотивам люди предлагают наркотики?», «Что такое чувство уверенности и как его повысить?», микросценки «Как вы поступите?» и т.д.) направлена на развитие коммуникативных навыков, умение противостоять агрессивному давлению извне, формировать принципы позитивной коммуникации, находить и отстаивать собственную позицию, а также учиться выявлять и оценивать мотивацию поведения окружающих в конкретной ситуации. Эффективность проведения профилактического занятия определяется и позицией ведущего, которая обусловлена возрастными особенностями детей, включенных в профилактическую деятельность. Так, с детьми младшего школьного возраста ведущий выступает в ролевой ситуации лидера, предполагающую меньшую самостоятельность детей, большую самостоятельность самого ведущего, ориентированного на подачу детям необходимой информации по заявленной проблеме. Особенностью групповой работы с подростками является ее направленность на поиск решения проблемы силами группы. В работе с этой возрастной категорией детей ведущий выступает в ролевой ситуации тренера, деятельность которого направлена на внутреннюю групповую индукцию. Он предлагает темы, акцентирует интересы детей, стремится к опознанию их мотивов, поступков, однако в отборе тем не результирует. Его роль направляющего минимальна: он участвует в дискуссии, если к нему обращаются. Речевыми особенностями ведущего является отсутствие категоричности, высокий уровень сослагательности, акцентирование внимания на важности группового взаимодействия. Предлагаемый алгоритм профилактического занятия целесообразно отличается от аналогов, технологичен, может насыщаться по блокам известными методиками по обозначенной теме, что позволит специалисту расширить рамки предлагаемого кур-

са. Профилактические занятия подаются в формате школьных занятий и адаптированы к учебно-воспитательному процессу. Таким образом, дифференциация материла при организации профилактического занятия обеспечивает состояние достаточности психологических и физических функциональных резервов поддержания здоровья. 4. Принцип технологичности. Система личностно-ориентированной профилактики наркотизации детей и подростков должна предоставлять четкий алгоритм подачи материала, иметь диагностический инструментарий, позволяющий проводить динамический контроль эффективности отдельных мероприятий и этапов. Так, базовой программой диагностического инструментария в рамках реализации программы личностно-ориентированной профилактики является мониторинг утомляемости, отражающий интегративные параметры психологической адаптации и психофизиологического здоровья. Программу мониторингового исследования утомляемости детей и подростков [3] составили психофизиологические тесты различной направленности в авторской модификации, сведенные в программу мониторинга здоровья: методика «Счет по Крепелину», «Таблица Шульте», фрагмент корректурной пробы Бурдона, методика цветовых выборов. «Утомляемость» рассматривается нами как характеристика интенсивности нарастания утомления в условиях воздействия стандартизированных факторов нагрузки. Утомляемость, по нашему мнению, являясь облигатным показателем любого патологического состояния, как психологического, так и физического, позволяет решить основную проблему мониторинга интерактивных характеристик здоровья, определить факторы риска и наметить комплекс профилактических и корректирующих мероприятий по их реализации. В настоящее время формирование личностно-ориентированной профилактики является наиболее убедительной моделью, объясняющей причины злоупотребления ПАВ, что позволяет:

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

– снизить риск наркотизма в различных возрастных категориях за счет формирования навыков анализа и поиска пути удовлетворения ведущих потребностей личности, определяющихся условиями и возрастными факторами.

Литература 1. Еникеева Д.Д. Как предупредить алкоголизм и наркоманию у подростков. М., 1999. 2. Жиляев А.Г., Палачева Т.И. Комплексная личностно-ориентированная программа формирования здорового образа жизни и первичной профилактики наркотизации школьников. Казань, 2010. 3. Жиляев А.Г., Палачева Т.И. Мониторинг утомляемости учащихся в условиях кадетского

общеобразовательного учреждения: Методические указания по проведению мониторинга утомляемости. Выпуск 1. М., 2003. 4. Лисецкий К.С. Психологические основы предупреждения наркотической зависимости личности. Самара: Изд-во «Универс групп», 2007. 5. Пятницкая И.Н. Общая и частная наркология. М.: Издательство «Медицина», 2008.

АРХИМАНДРИТ ЗОСИМА (ШЕВЧУК) Свято-Георгиевский храм, г. Владимир

НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ВОСПРИЯТИЯ ПРАВОСЛАВНЫМИ ДВИЖЕНИЯ АНОНИМНЫХ АЛКОГОЛИКОВ Today alcohol and drug addictions are becoming a national threat to Russia. The country's leadership understands this, but it is impossible to solve this problem by only some medical and administrative measures. The basis for the healing of the sick is his desire and belief that such healing is possible. Without these two components, with or without one of them any treatment, and rehabilitation will be useless. Naturally, in the process of struggle with alcohol and drug threat religious organizations are involved, primarily Christian, as well as public organizations, whose aim is to combat alcohol disease from which is worth highlighting the Society of Alcoholics Anonymous (the AA). In this paper we attempt to analyze the things that confuse some Orthodox Christians involved in the fight against alcoholism in the AA program (some call it the "Twelve Steps") and to conclude how appropriate and possible cooperation of the Russian Orthodox Church and the AA is. Attaining this purpose, the author examines some of the statements of two Orthodox authors of articles – a priest and psychiatrist, Maxim V. Pletnev Osipchuk and tries to answer them objectively and impartiallya . Алкогольная и наркотическая зависимости начинают сегодня приобретать масштаб национальной угрозы для России. Руко© Архимандрит Зосима (Шевчук), 2011

водство страны это понимает, но одними медицинскими и административными мерами проблему решить невозможно. Основой для исцеления больного является его желание и вера в то, что такое исце-

A. Zhiliaev. Personality-oriented prevention model against child and teenager narcotization

– создать систему первичной профилактики с учетом особенностей разновозрастных категорий детей и подростков; – эффективно вырабатывать резистентность (устойчивость) личности по отношению к наркотизму;

149

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Архимандрит Зосима (Шевчук). Некоторые аспекты восприятия православными движения анонимных алкоголиков

150

ление возможно. Без этих двух составляющих или без одной из них любые лечение и реабилитация будут бесполезны. Естественно, что в процесс борьбы с алкогольной и наркотической угрозой вовлечены религиозные организации, в первую очередь, христианские, а также общественные организации, ставящие своей целью борьбу с алкогольным недугом, из которых необходимо особо выделить общество Анонимных Алкоголиков (далее по тексту АА). В настоящей статье делается попытка проанализировать, что именно смущает некоторых православных, занимающихся борьбой с алкоголизмом в программе АА (некоторые называют ее «Двенадцать шагов») и сделать вывод насколько целесообразно и возможно сотрудничество Русской Православной Церкви и АА. С этой целью рассмотрим некоторые высказывания из статей двух православных авторов – священника Максима Плетнева и психиатра В.Н. Осипчука и попробуем объективно и беспристрастно на них ответить. «Часто приходится слышать, что программа «Двенадцать шагов» приводит страждущих в Православную Церковь. Смею утверждать, что 12 шагов ведут не в Церковь» [3, 100]. Но ведь АА и не ставят такой цели, их цель, чтобы люди не употребляли психически активные вещества. «Считаю глубоко неверным в церковную жизнь вводить чуждое Церкви явление» [3, 100]. Но ведь об этом могут серьезно говорить только те, кто не понимает сущности ни церковной жизни, ни АА, это автономно существующие данности. «Происходит отказ от Христа, под термином «Бог» больше не подразумевается Бог Нового Завета» [3, 97]. Необходимо особо отметить, что АА ни в коем случае не требуют отречения от Христа, в противном случае ни один христианин не мог бы посещать их собрания. Единственное от чего необходимо отречься, что стать полноценным членом их группы – это психоактивные вещества. АА – не является христианской организацией, соответственно, не может идти речь о том, что она отказывается от Христа. Это своего рода примитивная религия, упование которой в том, что Бог может избавить ее последователей от

алкогольного и наркотического безумия. И, как таковая, она, наверное, все же полезна. Можно сравнить ее с комнатой ожидания, из которой идут двери в разные другие комнаты. За какими-то из них – что-то светлое, за другими – что-то страшное. Но человек, если он пришел в «комнату ожидания», не имея твердой системы ценностей, будет пытаться открывать двери, уже будучи трезвым и желая жить по воле Божией. А то уже немаловажно. Если «перед нами психотерапевтическая программа, тогда почему она осуществляет функции религии (приводит человека к Богу)?» [3, 97]. Но ведь АА этого как раз не делают. Просто изначально человек неспособен своими силами справиться с химической зависимостью (за очень редкими исключениями). Поэтому естественно обращение к «Силе, более могущественной, чем мы» [1, 31]. Ведь необходима же зачастую бывает госпитализация наркобольного в остром состоянии, особенно при психозе. Здесь же говорится о присущем душе каждого человека стремлению к Богу. Просто не все находят в себе силы в этом признаться, поэтому АА и не требуют этого, будучи открытыми и для атеистов [1, 160–162], так как их цель только в том, чтобы человек освободился от своей алкогольной зависимости. Другое дело, что, как справедливо отмечает один из авторов «на практике это приводит к подверженности членов АА влиянию со стороны любых религиозных, квазирелигиозных и оккультных систем» [2]. «Сама программа 12 шагов возводится в некоторый абсолют, ей практически присваивается свойство богодухновенности» [2, 97]. Если это делается, то, скорее всего, лишь по причине богословской неграмотности. «В результате отождествления с программой у участников движения происходит не возвращение в сообщество независимых людей, а формируется принадлежность к особой группе «анонимных» алкоголиков или наркоманов, что приводит к укреплению чувства собственной особенности и исключительности, вплоть до ощущения превосходства над людьми, не имеющими отношения к программе «12 шагов»»

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

ния она претерпела от Била Уилсона до настоящего времени, как и все в этом мире, не является чем-то незыблемым. Она была создана в Америке, специфичной стране, в непростые для этой страны годы. В другой стране и в другой исторический период она может быть наполнена другим содержанием. Однако, ни в коем случае нельзя, чтобы сообществу АА подобные идеи навязывались кем-то извне. Разочарование в программе может привести к тому, что она перестанет помогать членам АА в борьбе с зависимостью, а для некоторых, может быть, уже и эта борьба сама по себе является своего рода религиозным подвигом. «Возникает несоответствие декларируемого и реального поведения, которое зачастую становится манипулятивным, и при этом оправдывается с помощью словесной эквилибристики программными положениями» [2, 84]. К сожалению, можно смело сказать, что подобное обвинение можно выдвинуть и большинству считающих себя убежденными православными. В настоящее время создаются православные организации по противодействию алкогольной и наркотической угрозе. Возможно, с годами они докажут свою очень большую эффективность. Но, как ни странно, многие именно церковные люди испытывают глубокое предубеждение против подобных внутрицерковных организаций, с большим доверием относясь, например, к официальной наркологии или к АА. Однако, если речь не идет о тяжелых формах алкоголизма, то профилактику своего заболевания православно верующие люди должны осуществлять теми методами, которые присущи их традиции. Они могут участвовать в собраниях групп АА, но при условии, что еще более усердно они будут осуществлять предписания традиционной для Православия практики. Таким образом, нет никаких принципиальных препятствий для православного христианина посещать группу АА, если это он делает не в ущерб своей религиозной жизни (т.е. например, не вместо праздничных богослужений, не пытается подменить полноценную исповедь «пятым шагом» и т.п.). Необходимо отметить и тот факт, что в условиях России, многие участники про-

Archimandrite Zosima. Alcoholics Anonymous Movement as it perceived by the Orthodox Christians in some aspects

[2, 84]. Возможно, что таким участникам просто и некуда возвращаться. У них уже не было интересов, а АА дали им хоть какой-то смысл жизни, который может и развиться при развитии их личности. Ведь АА – это не тоталитарная секта; человек, если он не хочет, может не называть не только свой адрес, телефон, но даже и именем назваться вымышленным. Человек имеет свободу ходить ему на собрания группы или не ходить, иметь ему наставника или нет, насколько открывать себя на собраниях группы. А чувство избранности, в нездоровой форме, может с таким же успехом быть присуще и православной общине. Все зависит от того, насколько сформированы личности людей в том и другом случае. «Уверенность, что без программы невозможно выздоравливать и сохранять трезвость стимулирует страх потери 12-шаговой группы» [2, 84]. Если разобраться, то любая эффективная длительная ремиссия от зависимости основана на том или ином страхе, даже если выздоравливающий не отдает себе в этом отчет. Страх ли это потери работы или семьи, или потери здоровья, или смерти, или чего-то еще, но глубинно длительная ремиссия держится именно на подспудном страхе, за очень редкими исключениями. «С течением времени у членов движения АА снижается способность к критическому осмыслению всего, что так или иначе связано с программой, мышление становится стереотипным и категоричным, приобретает «туннельный» характер» [2, 84]. Такое может иметь место в том случае, если программа АА и становится сама по себе содержанием жизни ее участника. Представляется, что это не неправильно. Ведь основатель движения АА Билл Уилсон фактически просто делился с другими безнадежными алкоголиками радостью, что, оказывается, можно оставаться трезвым, а для этого необходимо донести эту радость и до других алкоголиков. Сегодня же в движении присутствуют не только безнадежные, но и начинающие алкоголики, которые еще способны иметь творческую активность. Да и «безнадежность» через какое-то время трезвой жизни может пройти. Программа, судя по тому, какие измене-

151

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Архимандрит Зосима (Шевчук). Некоторые аспекты восприятия православными движения анонимных алкоголиков

152

граммы приходят через нее в Православную Церковь. Что касается того, насколько целесообразно сотрудничество Церкви и АА, то, на мой взгляд, оно должно иметь место сугубо на личном уровне, но не на официальном. Нецелесообразно их противопоставлять, но также неправильно будет и питать слишком уж большие надежды на реализа-

цию каких-то совместных проектов. Другое дело, что священнослужители, наверное, могут все же выступать на открытых собраниях групп АА, с целью предостеречь их участников от нездоровой духовности, а представители АА могут выступать иногда на открытых православных конференциях по данному вопросу, чтобы вокруг АА не создавалось лишних мифов.

Литература 1. Двенадцать шагов и двенадцать традиций. Нью-Йорк, 1989. 2. Осипчук В.Н. Некоторые психологические особенности участников движения «Анонимные Алкоголики» / Анонимные Наркоманы» // Теория и практика противодейс-

твия наркомании и алкоголизма. СПб., 2005. Вып. 2. 3. Плетнев М., иерей. 12-шаговая программа как религиозное явление // Теория и практика противодействия наркомании и алкоголизму. СПб., 2005. Вып. 2.

Ю.Л. БАДАЕВ Филиал РГГУ г. Электросталь

ПЬЯНСТВО И АЛКОГОЛИЗМ КАК ДУХОВНЫЙ НЕДУГ. РОЛЬ ВЕРЫ И ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ В БОРЬБЕ С НИМ The history of temperance movement in Russia shows that such measures as the ban, the severe punishment, exhortation are not effective at all in the struggle with alcohol addiction. To the author’s mind it is connected with a wrong image of the nature of such detrimental phenomenon. In this article critical analysis of existing methods of the struggle with drunkenness is given. In the article one can see main stages of healing the people that are sick with this malady, the nature of which is regarded as a spiritual phenomenon, the results of hard sins. Среди пороков русского общества, на протяжении многих веков, средствами отечественной и зарубежной печати на одном из первых мест выделялось пьянство. И на протяжении всего этого времени с пьянством велась борьба с применением различных средств и методов. Должное внимание уделялось и профилактике этого порока. Большинство исследователей считают, что основными причинами последовательного развития пьянства и алкоголизма в © Бадаев Ю.Л., 2011

России стали особые природно-климатические условия и государственная фискальная политика, которая определила продажу алкогольных напитков как одну из статей дохода в бюджет страны. Под влиянием этих и других неблагоприятных социально-экономических факторов и особенностей национальной культуры в России постепенно с течением времени сформировалась характерная особая структура потребления спиртных напитков. Предпочтение отдавалось крепким напиткам. А широкий спектр питейных традиций, ха-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

доказательством того, что все такие меры как запрет, строгое наказание, увещевание и предписание абсолютно неэффективны. Как считал В.М. Бехтерев, борьба с распространением алкоголя «возможна только путем сознательных деяний самого населения» [2]. Вся история пьянства и борьбы с ним показывает, что характерной особенностью при выборе методов является отсутствие системного подхода к проблеме со стороны властей. На протяжении столетий панацеей от этой беды чиновники видели только экономико-административные меры, считая пьянство, как негативную особенность поведения индивидуума, характерную «вредную привычку». При этом алкоголизм не рассматривался как болезнь или греховную страсть. Лишь в последнее время на пьянство стали смотреть как на медицинскую проблему, что несомненно является большим шагом вперед к ее пониманию. Однако пьянство и алкоголизм-проблема не только нравственная или медицинская. На эту проблему нужно смотреть, прежде всего, на духовном уровне, как на духовное заболевание. В «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви», принятых на Юбилейном Архиерейском Соборе в 2000 г. сказано: «… Выделяя в личностной структуре духовный, душевный и телесный уровни ее организации, святые отцы различали болезни, развивающиеся от «естества» и недуги, вызванные бесовским воздействием либо ставшие следствиями поработивших человека страстей» [6]. Таким образом, корень болезни находится в высшем, духовном уровне структуры личности. Исходя из этого, можно объяснить неэффективность предпринимаемых мер по борьбе с пьянством на протяжении всей истории. Отсутствие интеграции знаний в духовной области, области медицины, психологии, экономики и определяло односторонний подход к решению проблемы. Политика атеизма, возведенная на государственный уровень, на протяжении нескольких десятилетий ХХ в. еще сильнее усугубила проблему. В отсутствие религиозного воспитания и умения уповать на

Y. Badaev. Drunkenness and alcoholism as a spiritual malady. The role of Russian Orthodox Church in coping with it

рактерными особенностями которых было разовое потребление больших доз алкоголя и необходимость питья и угощения по самым разным случаям и событиям в жизни, превращали алкоголь в неизменный атрибут быта [4]. Однако, по мнению большинства исследователей, массового пьянства на Руси не наблюдалось вплоть до середины XVI в., когда продажа алкоголя стала статьей государственного дохода и власти стали поощрять производство и продажу спиртных напитков и проводить политику насаждения пьянства среди населения. По мнению известного русского ученого В.М. Бехтерева в отличие от западного общества, где в основном потреблялись вино и пиво, русский народ «имел несчастную привилегию потреблять сорокоградусную водку», при этом из-за малокультурности населения, водку, как правило, пили целым стаканом, часто без закуски и на голодный желудок, что при вышеперечисленных условиях имело гораздо более выраженные негативные последствия [2]. Заслуживает внимания и многовековая история борьбы с пьянством и алкоголизмом. Органами государственной власти применялись различные способы воздействия на население вплоть до таких радикальных, как заключение пьяниц в тюрьмы, их физическое наказание, запрет на производство и продажу спиртных напитков и т. д. В сфере гражданского права пьянство влияло на дееспособность субъекта. Известны случаи судебных отмен сделок с куплей, продажей или меной имущества, совершенных лицами в нетрезвом состоянии [3]. В новейшей истории можно выделить попытки Ю.В. Андропова и М.С. Горбачева повысить цены, сократить производство, разрешенное время продажи и сокращение разрешенных мест торговли спиртным в качестве мер по борьбе с пьянством и алкоголизмом. В настоящее время в некоторых регионах введено ограничение на торговлю спиртными напитками крепостью выше 15% в вечернее и ночное время в местах розничной торговли. И эта история является, в свою очередь, несомненным

153

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Бадаев Ю.Л. Пьянство и алкоголизм как духовный недуг. Роль веры и православной церкви в борьбе с ним

154

Бога, человек зачастую впадает в зло, сам того не желая, против своей воли, вполне осознавая все губительные последствия своих поступков. Страсть, а за тем и грех, овладевают не защищенного верой в Бога человеком. Грех поражает душу человека. И как следствие этого, повсеместный рост числа психических заболеваний. Святитель Василий Великий говорил, что пьянство-это «добровольно накликаемый бес», а это при помощи одной лишь медицины исцелить без ущерба для человека невозможно. Часто члены семьи болящего алкоголизмом, пытаются при помощи бесед, нравоучений и пр. воздействовать на сознание алкоголика. И зачастую он сам дает себе и родным обещание прекратить винопитие и сам искренне желает остановиться. Но, понадеявшись только на свои силы, по прошествии некоторого времени, вновь впадает в запой, не понимая, что бес пьянства гораздо сильнее его. Но победить беса можно только с Божьей помощью, призвав на помощь Бога. Но прибегнуть к Богу может только человек, ведущий или хотя бы стремящийся вести христианский образ жизни, выстроивший свои отношения с Богом. Борьба с греховными страстями и сопротивление им и есть задача и подвиг всей жизни христианина. Поэтому первая задача человека, его родных и близких есть выстраивание отношений с Богом. А задача государства построить свою политику так, чтобы духовная компонента присутствовала в принятии всех законов и указов, издаваемых властями. Духовное воспитание общества, и особенно молодежи, следует поднять на первое место. Если глубоко проанализировать статистические данные, примеры из жизни семей родных и знакомых, то логическая цепочка грех-проблема-беда просматривается весьма явно. В прошедшем 2009 г. по данным Росстата в России в среднем на 100 браков регистрируется 70 разводов, а в таких городах, как Санкт-Петербург и Москва – 80. По данным ВЦИОМ, аналитиками которого был проведен опрос о причинах распада семьи в 153 городах, 51% опрощенных в качестве причины развода

назвали пьянство и наркоманию. Однако практически во всех исследованиях причин разводов, пьянство и наркомания являются отправными точками, а о причинах самого пьянства и наркомании нигде не упоминается, хотя по определению митрополита Антония Храповицкого: «Пьянство есть производное явление иных страстей, иногда не вполне ведомых своей жертве...» Вот почему алкоголизм как хроническое заболевание обуславливается не столько этно-социальной средой, сколько является производной родительского греха и личной страстности натуры. Из вышесказанного следует, что пьянству подвержены те люди, которые на каком-либо этапе своей жизни удалились от Бога, совершив тот или иной греховный поступок и не принесли искреннего покаяния в содеянном, и тем самым лишили себя Божьей Благодати и защиты. Часто бывает так, что сам человек уже и не помнит о содеянном грехе и тем более не просматривает причинно-следственной связи между содеянным грехом и пьянством. Не видят этой связи и большинство врачей-наркологов, государственных деятелей, пытающихся путем запретов и наказаний бороться с распространением алкоголизма в стране. Любопытен факт, что алкоголизм в особенности прогрессировал в тех странах Европы, которые на волне протестантизма отошли от древних духовных традиций, проповедуя индивидуализм. Таким образом, по числу случаев хронического алкоголизма в европейских странах на первом месте стоят страны Скандинавии и Франция. В то же время Италия, Грузия, Армения, где вино является элементом национальной культуры, почти полностью избежали данных проблем. Интересен пример и современной Ирландии, где процент страдающих хроническим алкоголизмом среди протестантов значительно выше, чем у католиков. Это в особенности странно, так как многие направления протестантизма рассматривают трезвость как религиозную догму. Также следует подчеркнуть, что такие народы, как североамериканские индейцы, а также некоторые малые народы

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

тва и алкоголизма. Это и так называемое кодирование (т.е. введение смыслового кода в сознание больного после предварительной психотерапии), применение психотропных средств, дезинтоксикационных растворов, препаратов, вызывающих выработку отрицательного условного рефлекса на алкоголь, использование витаминов и других общеукрепляющих средств. Все это направлено прежде всего на снятие абстинентного синдрома, а затем уже на закрепление чувства страха у больного перед употреблением алкоголя. По большому счету это лечением не является, так как не избавляет человека от пагубного пристрастия, а кроме всего прочего, далеко не всегда доминанта страха становится препятствием к употреблению спиртного. Существуют также методики групповой психотерапии, одной из которых является Общество Анонимных Алкоголиков, основанное в США, где выработана борьбы с пьянством и алкоголизмом, так называемая программа 12-и шагов, т.е. попытка избавиться от недуга через осознание духовных первопричин заболевания. К сожалению, когда духовных вопросов касаются люди, далекие от христианского миропонимания, возникает некий аморфный экуменизм, который и поставил данную организацию на уровень объединения сектантского толка. В то же время любопытен тот факт, что в безрелигиозном западном обществе, ориентированном на «достижения» современной медицины и фрейдистской психотерапии возникает течение, в котором человек возлагает упование на Бога в деле восстановления и исцеления от своих недугов, и кроме всего прочего, прослеживается идея покаяния, правда, не перед Господом, а перед людьми. Появление подобных организаций говорит о полном бессилии традиционной медицины в деле лечения и профилактики пьянства и алкоголизма. В творениях святых отцов Православной Церкви мы встречаем множество наставлений о том, как избавиться от греховной страсти пьянства. Все их можно свести к тому, что для преодоления недуга необходима вера, молитва, пост, смиренье,

Y. Badaev. Drunkenness and alcoholism as a spiritual malady. The role of Russian Orthodox Church in coping with it

Севера, исповедующие примитивные языческие культы шаманских традиций, имеют практически стопроцентную предрасположенность к алкогольной зависимости. На примере России мы можем убедиться, как «бытовое пьянство» (которым русский народ стал страдать лишь со времен Петра I) переросло в тотальный алкоголизм после революции 1917 г. по мере ослабления религиозного чувства в народе. И это понятно. Когда совершается греховный поступок и человек лишается Божьей Благодати, происходит искажение человеческой тримерии (т.е. единство духа, души и тела), где осиротевшая душа, лишенная Богообщения, двойственная по своей природе, отворачивается от духа и начинает служить телесным страстям, что, соответственно, приводит к изменению психики и физиологии человека, утверждается самость, которая является проявлением бесовского одержания [5]. Таким образом, пьянство и алкоголизм являются, как правило, не причиной, а следствием, симптомом многих тяжких грехов. По словам Святителя Тихона Задонского: «Оно порождает ссоры, драки с последующими кровопролитиями и убийствами, сквернословие, кощунство, хулу, досады и обиды ближним. Оно приучает лгать, льстить, грабить и похищать, чтобы было чем удовлетворить страсть. Оно разжигает гнев и ярость. Оно приводит к тому, что люди валяются в грязи, как свиньи в болоте, – словом, делает человека скотом, словесного – бессловесным, так что не только внутреннее состояние, но и внешний человеческий вид часто изменяет. Поэтому святой Златоуст говорит: «Диавол ничего так не любит, как роскошь и пьянство, поскольку никто так не исполняет его злой воли, как пьяницы». Поэтому особенно важно знать природу происхождения алкоголизма и пьянства для того, чтобы правильно выработать методику исцеления того или иного человека, исходя из первичных предпосылок заболевания. В настоящее время существует множество методик лечения хронического пьянс-

155

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Бадаев Ю.Л. Пьянство и алкоголизм как духовный недуг. Роль веры и православной церкви в борьбе с ним

156

искреннее покаяние перед Богом в таинстве исповеди, частое призывание имени Господа нашего Иисуса Христа, молитвы ко Пресвятой Богородице и святым угодникам Божиим, и конечно же регулярное причащение Святых Христовых Тайн. Прежде всего, больному алкоголизмом необходимо четко осознать свою зависимость от спиртного, т.е. признать, что он является алкоголиком. Это очень нелегкий шаг и задача будь то нарколога, врача психотерапевта либо пастыря – помочь больному преодолеть этот барьер, так как без этого шага дальнейшее лечение невозможно. Фактически, больной, признав себя алкоголиком, преодолевает проявления такой греховной страсти, как гордыня, так как на протяжении долгого времени ему приходилось скрывать свое заболевание от людей, пытаясь предстать перед ними нормальным человеком. Этот этап является наиболее сложным как для больного, так и для тех, кто ему помогает. Не надо забывать, что хроническое пьянство и алкоголизм являются проявлением влияния демонических сил на человека. Поэтому очень часто, как только человеку становится лучше после снятия абстинентного синдрома, под их влиянием он вновь возвращается к пагубному пристрастию. В этот период очень трудно привести человека к Церкви, подготовить к таинству покаяния, в особенности, если он не является активным членом церкви. В то же время не следует забывать, что именно в этот период наибольшего бесовского обстояния, страждущий интуитивно ищет церковной

защиты, но, к сожалению, не всегда находит в связи с тем, что очень часто его родные и близкие, врачи-наркологи вполне справедливо относясь к пьянству как к тяжкому греху, забывают о том, что это еще болезнь и беснование, а это уже полностью находится в церковной компетенции. Если в этот период больной не заручится молитвенной поддержкой пастыря и близких ему людей, и не сможет очистить свою душу в таинстве покаяния, последующие этапы на пути к выздоровлению будет очень трудно преодолеть, так как невозможно падшему человеку бороться с бесовскими обстояниями и преобразить свою природу без Божией помощи, без молитвенного заступления Пресвятой Богородицы и святых угодников Божиих [1]. В этот период совершенно необходимо, чтобы православный психотерапевт, нарколог или священник, знакомый с основами пастырской психиатрии, попытались вместе с больным проанализировать греховную природу заболевания, определить те скрытые страстные побуждения, которые лежали в основе заболевания алкоголизмом или хронического пьянства. Важно помочь больному обрести упование на Господа, убедить его, что никогда самостоятельно он не сможет контролировать процесс потребления спиртных напитков и поэтому необходимо отказаться от спиртного навсегда, и что только Господь Бог наш сможет помочь ему избавиться от этой бесовской страсти, а достичь этого можно только через покаяние, пост, молитву и Таинство Причащения.

Литература 1. Архимандрит Киприан (Керн) Православное Пастырское служение. СПб., 1996. 2. Бехтерев В.М. Вопросы алкоголизма и меры борьбы с его развитием. СПб., 1912. 3. Законодательство Древней Руси. М., 1984. Т. 1. 4. Заиграев Г.Г. Борьба с алкоголизмом. М., 1986.

5. Миссионерское обозрение. 1998. № 6. 6. Юбилейный Архиерейский Собор. Основы социальной концепции Русской Православной Церкви 2000. URL: http://www.patriarchia.ru/ db/text/141422.html.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

А.А. ФЕДОТОВ Ивановский филиал Института управления (г. Архангельск)

НЕКОТОРЫЕ ИЗ ФОРМ БОРЬБЫ С АЛКОГОЛИЗМОМ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ In modern Russia alcohol and drug addictions, smoking have gained scale of national threat. The advocacy for sobriety is becoming a part of the state policy. There are lots of offered methods of treatment, however, some of them are extremely dangerous for health and even for the life of patients. Besides, they require much expenditures. Some of them are completely innocuous and don’t need any cost. The former ones are intended for outer effect, conscious and body; the later ones are intended for the spiritual growth of an individual and work over himself. Furthermore, the later ones, as practice shows over the world and in Russia, turn out to be more effective. In this article the author examines some forms of opposition to the alcohol menace in the modern Russian policy В современной России алкоголизм, наркомания и табакокурение приобрели масштабы национальной угрозы. Пропаганда трезвого образа жизни становится частью государственной политики. Имеется множество предлагаемых методик выздоровления; некоторые из них крайне опасны для здоровья и даже жизни больных и требуют при этом больших финансовых затрат; другие же абсолютно безвредны и не требуют никаких расходов. Первые ориентированы на внешнее воздействие на сознание и организм человека, вторые – на его духовный рост и работу над собой. Причем, вторые, как показывает мировая и российская практики, являются более эффективными. В данной статье рассматриваются некоторые из форм противостояния алкогольной угрозе в современной российской практике. Как отмечал председатель отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополит Илларион (Алфеев): «Современная медицина знает достаточно методов лечения химической зависимости с помощью различных препаратов, но, к сожалению, пытается устранить только следствия, а не причину, то есть лечит тело, а не душу. Сегодня существуют и широко © Федотов А.А., 2011

применяются так называемые брутальные (грубые) способы лечения химической зависимости – кодирование, вшивание ампул. В какой-то мере они позволяют достигнуть желаемого эффекта – человек на какое-то время действительно перестает принимать наркотики или спиртные напитки. Но, как правило, эти методы лечения не дают гарантии выздоровления. Рано или поздно наступает день, когда человек оказывается не в силах противостоять желанию выпить, и тогда все начинается сначала. Без учета духовного состояния невозможно устранить причины наркомании и алкоголизма, потому что страсть требует особых способов борьбы» [3, 182]. Показательны цифры, приводимые главным наркологом г. Москвы Е.А. Брюном: «Мы проводили исследования, которые показали, что если применять только медицинские методы, то эффективность не будет превышать 5%. Если к этому добавить еще хорошее психиатрическое лечение, то эффективность повышается до 18%, если к этому добавить хорошую психотерапию – до 28% годовых ремиссий, то есть человек не употребляет алкоголь и наркотики в течение года. Если в эту технологическую цепочку добавить реабилитацию, например по программе Анонимных Алкоголиков или какие-либо другие духовно-ориентированные про-

157

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Федотов А.А. Некоторые из форм борьбы с алкоголизмом в со-временной России

158

граммы, то эффективность повышается до 50%» [3, 183]. При рассмотрении некоторых современных дорогостоящих и опасных для пациента методов лечения алкоголизма уместно процитировать Зыкова О.В. главного врача наркологического диспансера № 12 г. Москвы: «…кодирование. Этим занимаются Довженко, Назарлиев и многие другие. Лечение сводится к одному – запугать больного, лишить его права использовать наркотическое вещество или алкоголь как способ решения своих проблем, не дав ничего взамен. Вы же наверняка знаете судьбы «сухих» алкоголиков, когда год или полтора человек мучается. Это же не жизнь. Как правило, все закодированные люди начинают демонстрировать самые худшие черты своей личности: избивать жену, становятся жадными… Человека замкнули в психологическую тюрьму, и вся муть, которая в нем была, снизу поднимается. Потом все, и прежде всего он сам, начинают задыхаться. Самый опасный уровень – это методы, которые приводят к физическому травмированию больного. Например, стереотаксис (введение электродов в строго заданные участки глубинных структур мозга), который применяют в Санкт-Петербурге в Институте мозга. В голове делают дырку, вымораживают кусочек мозга и таким образом «решают» проблему наркомании. После чего люди просто погибают. Уже есть смертельные случаи. В Новосибирске «кипятят» больных: кладут под общим наркозом в воду и доводят температуру до 43 градусов. Таким образом, они «достигают духовного роста личности». Это все – негодяйство, способ нажиться на несчастье людей» [3, 186–188]. Кроме того, широко распространены оккультные методы «лечения» наркомании и алкоголизма (колдуны, экстрасенсы, некоторые из деструктивных религиозных культов и т.п.). В результате обращения к ним еще больше повреждается психика человека, наносится огромный вред его душе. Трудовые методы лечения химической зависимости, широко применявшиеся в СССР, были малоэффективны. Как вспоминал О.В. Зыков о своем опыте работы в

этой сфере государственной наркологии « Эту больницу можно было назвать филиалом завода ЗИЛ. Собственно, и здание принадлежало заводу. Но создана она была по заказу государства, которое нуждалось в дешевой рабочей силе. Такая же больница (19-я наркологическая) была и при заводе АЗЛК. Основная цель этих больниц – заткнуть трудовые бреши. Самая грязная и низкооплачиваемая работа, которую не хотели выполнять кадровые рабочие, делалась руками алкоголиков. Людей набирали в очередях, загоняли в больницу, где проводилась селекция по трудовым навыкам. Все отделения больницы профилировались по цехам. Я пять лет заведовал отделением больницы, которое работало на токарный цех, и, как заведующий, шел в приемный покой, отбирал там токарей. А администрация больницы интересовалась только одним: почему кто-то задержался у меня в отделении и не пошел сразу на завод. Разговоры о душевных проблемах и трудностях жизни не входили в интересы администрации» [3, 169]. Зарубежный опыт, в первую очередь, Соединенных Штатов со всей убедительностью показывает успешность методик лечения алкоголизма, ориентированных на духовный рост человека. Его работу над собой. Когда проблема алкоголизма в США вышла на первый план, особенно в период Великой депрессии и сразу после нее, стало ясно, что нация практически погибает. Правительство ввело сухой закон, начали создаваться программы помощи алкоголикам, открываться клиники по лечению и изучению алкоголизма. Но все эти меры были малоэффективны. Тогда среди людей, страдающих алкогольной зависимостью, возникла идея – помочь самим себе. Так родилась программа двенадцати шагов. В программе есть очень важные моменты: духовная основа выздоровления и анонимность. Основной принцип деятельности – личный опыт. Лица с авторитетом: профессиональные медицинские работники, профессора часто не имеют этого опыта. Более того, болезнь всегда ставит между пациентом и врачом барьер. Этот барьер разрушается тогда,

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

вопрос не был бы воспринят во всей полноте. Область церковной жизни здесь была редкостью, соответственно, этот вопрос не обсуждался. Поэтому, чтобы эту методику перенести в нашу страну, требуется определенная работа. Это целая задача. В психологии она называется «адаптация» или «пересадка». Не надо страшиться того, что методика иностранного происхождения. Картошка – тоже не русская реалия, она к нам из Америки пришла, но теперь она – русская картошка» [3, 219]. Активно участвует в противодействии наркотической и алкогольной угрозе Русская Православная Церковь, используя при этом дореволюционный опыт положительной деятельности обществ трезвости. С конца 1990-х гг. начинают создаваться при некоторых храмах братства трезвости, школы трезвения, епархиальные реабилитационные центры, епархиальные отделы по противодействию наркомании и алкоголизму [4]. В настоящее время подобный отдел создан и на уровне Московского Патриархата. Хотелось бы также привести мнение директора реабилитационного центра для алкоголиков и наркоманов «Дом надежды на горе» под Санкт-Петербургом Трифонова В.И. (+2003) о задачах профилактики алкоголизма и наркомании: «Нужно воспитывать в детях такое представление о физическом и, в первую очередь, духовном здоровье, чтобы у них не возникало никогда желания воспользоваться химическим средством для изменения сознания. Будущее России я вижу не в тех людях, которые, являясь зависимыми, выздоровели и духовно возродились, а в людях, которые никогда не употребляли химических препаратов, никогда не злоупотребляли алкоголем, не пробовали наркотиков. Если мы говорим о здоровье нации в целом, в том числе и духовном, мы прекрасно понимаем, что изъять алкоголь и наркотики – невозможно. А вот воспитать подрастающее поколение, которое будет жить в обществе, где существуют алкоголь и наркотики, но никогда не будет их употреблять – это дело будущего» [3, 174].

A. Fedotov. Some of the forms of fighting alcoholism in modern Russia

когда врач или помогающий имеет такой же опыт, понимает, что происходит с пациентом [3, 202]. Основатели движения Анонимных Алкоголиков (АА) Бил Уилсон и доктор Боб обнаружили, что если алкоголики встречаются друг с другом не с целью выпить, а для того, чтобы поделиться опытом и надеждами обретения трезвости, то они не осуждают друг друга и понимают друг друга на таком глубинном уровне, на котором их не может понять ни лучший друг, ни любящая жена, ни священник, ни хороший врач [3, 232–233]. Их первая встреча состоялась в 1935 г. Они встречались еще и еще, пока не догадались найти третьего алкоголика. Так начались их посещения наркологической клиники. Постепенно количество членов первой группы росло, но, самое главное, начали появляться и другие группы. Сообщество ширилось, а после выхода в 1939 г. книги «Анонимные алкоголики» началось бурное развитие этого движения, охватившего в настоящее время весь мир [1, 274]. Сегодня, спустя десятилетия, АА – это организация, которая поддерживается только добровольными пожертвованиями своих членов, не имеет ни устава, ни штатных сотрудников, ни организационной структуры, не занимается рекламой, не получает помощи извне и не располагает какими-либо средствами для расширения деятельности, кроме энтузиазма своих членов [3, 233]. Помощь АА представляется безвозмездно и не накладывает на обращающихся за ней никаких обязательств [2, 15]. В настоящее время движение АА широко распространяется и в России. Несомненно, что, несмотря на растущую «американизацию» образа жизни многих современных россиян, необходима определенная адаптация программы к российским историческим и культурным традициям. Как отмечал профессор МГУ Б.С. Братусь «Все западные методики известны психологии, но они, строго говоря, не переводятся адекватно на русский язык. Например, если бы 20 лет назад сделали перевод на русский язык простого предложения: «Ходите ли вы по воскресеньям в церковь?», у нас этот

159

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Федотов А.А. Некоторые из форм борьбы с алкоголизмом в со-временной России

160

Достижение подобного идеала, нарисованного В.И. Трифоновым, конечно, маловероятно. В то же время государство, при поддержке здоровых общественных сил, многого может достичь в данном вопросе. Однако для преодоления химической зависимости, как на уровне личности, так и на уровне общества, необходимо изменение

восприятия жизни, обращение к духовным, в первую очередь, христианским ценностям. Большую помощь в этом могут оказать и положительно зарекомендовавшие себя в международном масштабе программы выздоровления, в первую очередь, Анонимных Алкоголиков и Анонимных Наркоманов.

Литература 1. Выход есть! Опыт освобождения от алкоглизма, М., 2004. 2. Знакомьтесь: АА. Введение в программу выздоровления АА. Б.м., б.г.

3. Иона (Займовский), иером. Сладкий плод горького дерева. М.,2004. 4. Теория и практика противодействия наркомании и алкоголизму. СПб.,2005. Вып. 2.

Н.А. ГРИНЧЕНКО Елецкий государственный университет им. И.А. Бунина

ОРГАНИЗАЦИЯ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ПОДГОТОВКИ ВОЛОНТЕРОВ И СПЕЦИАЛИСТОВ-СОБРИОЛОГОВ The author draws special attention to a necessity for the prevention against alcohol and drug addictions among the youth. In the article the experience of Yelets State Ivan Bunin University is described. It is one of few universities where an experiment on preparation of specialists for the prevention against alcohol and drug addictions at secondary schools is being carried out. The syllabus of the special course “Sober lifestyle” is included. The conditions of effectiveness of introduction of prevention programs in the work of academic institutions are shown in the article. Одной из важнейших задач современного российского общества является формирование антинаркотической устойчивости детей и молодежи. Сегодня в больших городах курит половина учащихся средних школ, а в малых – примерно треть. Возраст массового приобщения детей и молодежи к алкоголю снизился до 12–13 лет. Приобщение происходит главным образом через доступные пиво и различные «слабые» алкогольсодержащие изделия. На учете стоит четыреста тысяч наркоманов, один милли© Гринченко Н.А., 2011

он восемьсот тысяч человек употребляют наркотики постоянно, шесть миллионов человек – время от времени. По данным Липецкого Областного наркодиспансера среди учащихся 8-11 классов г. Липецка курят 28,8%, регулярно пьют пиво – свыше 14%, употребляют алкоголь в больших количествах 10,0%, пробовали наркотики – 12,4%, употребляют наркотики – 8,4%. А опрос учащихся семи городских школ и четырех профучилищ по г. Ельцу показал, что пробовали наркотики 23%, курили коноплю – 14%, употребляют наркотики 1–2 раза в год – 4%, раз в неделю – 1,5%, испытывали ломку – 2% опрошенных.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

потенциал развития личности, разрушают ее физически и морально. Современной науке не известно ни одного научного аргумента, который допускал бы безопасное употребление любых одурманивающих веществ до достижения полного физического и морального созревания личности. Отчасти справедливо, что прекрасным отвлекающим от всех «легальных» и «нелегальных» наркотиков средством являются физкультура и спорт. Однако курят, выпивают и спортсмены, посещение фитнес-клубов молодыми людьми нередко уживается с выпивками и курением. Вышесказанное означает, что на данном этапе развития российского общества без специальных профилактических программ не обойтись. Разумеется, подход к профилактике должен быть комплексным, т.е. необходимы межведомственная согласованность и объединение усилий педагогов, психологов, социальных работников, врачей. К сожалению, в современной России комплексная система профилактической работы с детьми и молодежью еще не сложилась, хотя ведутся отдельные научные исследования и накоплен определенный практический опыт. Перспективным является образовательное направление работы, т.к. именно через школу и другие типы учебных заведений можно реально изменить отношение детей и молодежи ко всем видам легальных и нелегальных наркотиков. В России в последние 10–15 лет выпущен ряд учебных пособий для общеобразовательной школы. Однако даже самый лучший учебник будет малоэффективным, если нет специально подготовленного педагога. Елецкий государственный университет им. И.А. Бунина – один из немногих университетов России, где начата экспериментальная подготовка специалистов по профилактике для общеобразовательных школ.

Спецкурс «Трезвый образ жизни» На факультете дополнительных педагогических профессий Елецкого государственного университета уже более 10 лет проводится 72-часовой факультатив «Трезвый образ жизни».

Цель курса – подготовить студентов к волонтерской и педагогической трезвенной деятельности. Задачи спецкурса:  сформировать ценностное отношение к трезвости;

N. Grinchenko. Organizing of the professional training of volunteers and sobriology specialists

Если еще несколько лет тому назад среди студентов-первокурсников ЕГУ им. И.А. Бунина курящих студентов было только 10–20%, то в 2009–2010 гг. уже курящими на первый курс пришли в зависимости от факультета от 20 до 50% студентов! Это – результат попустительства, как со стороны всего общества, так и тех лиц, которые обязаны за это профессионально отвечать. Из вышесказанного очевидно, что если ситуация останется прежней, у России не будет будущего. Сегодня больных детей рождается больше, чем здоровых, в том числе из-за высокого уровня наркотизации в обществе. А ранее приобщение к одурманивающим веществам еще более усугубляет ситуацию. Главным противоречием момента является то, что на уровне общества, а главное – государства, нет должной оценки сложившейся ситуации и пока что не приняты реальные меры, адекватные сложившейся ситуации. Подписанные Президентом Д.А. Медведевым и Премьер Министром В.В. Путиным ряд постановлений по алкоголю и табаку в 2009–2010 гг. фактически блокируются на уровне Государственной Думы и не обретают силу закона. Более того, на уровне всего общества у нас не принято рассматривать курение, алкоголизацию и наркотизацию как взаимосвязанные явления. Многие привыкли бороться с наркоманией, не трогая алкоголь и табак. Между тем, согласно исследованиям, у курящих подростков риск стать наркоманом в 60 с лишним раз выше, чем у некурящих, а если при этом он еще и выпивает, то риск возрастает в 160 раз и более. Справедливым является мнение, что главным профилактическим средством является формирование нравственного стержня у детей и молодежи. Однако о каком нравственном стержне можно говорить при раннем приобщении к одурманивающим веществам, которые блокируют

161

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Гринченко Н.А. Организация профессиональной подготовки Во-лонтеров и специалистов-собриологов

162

 мотивировать на сознательный отказ от употребления алкогольных и табачных изделий;  в случаях невозможности отказаться от алкоголя и табака самостоятельно оказывать профессиональную помощь в индивидуальном избавлении от табачной и алкогольной зависимостей по специальным немедицинским методикам;

 ознакомить с основными положениями теории трезвости и методикой трезвенной работы. Студенты изучают основы теории и практики профилактической работы в студенческой среде и в среде школьников. Причем, двойных стандартов быть не должно: тот, кто берется помогать другим, обязан быть трезвым сам.

Тематика курса На волне пятого трезвеннического движения в России ведется разработка фундаментальных основ новой науки – собриологии (sobrietas (лат) – трезвенность, умеренность), истоки которой были заложены в трудах американского врачапсихиатра Б. Раша, швейцарского ученого-энциклопедиста А. Фореля, русских писателей Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого, русских врачей и ученых В.М. Бехтерева, И.П. Павлова и на современном этапе получили дальнейшее развитие в академика, доктора медицинских наук Ф.Г. Углова, Г.А. Шичко, В.П. Кривоногова, А.Н. Маюрова, А.М. Карпова и др. Это русский вариант превентологии, разрабатываемой в трудах западных ученых, но с акцентом на научном обосновании полного отрицания употребления одурманивающих веществ в немедицинских целях. «Стратегию уменьшения вреда» собриологи не приемлют. В числе зарубежных современных ученых, стоящих на позициях абсолютной трезвости, самые известные: Х. Колстад (Норвегия), В. Штубер (Швейцария), Ф. Линдеман (ФРГ), Я. Моравский (Польша), Д. Разерфорд (Англия), В.А. Толкачев (Беларусь), А. Чекаускас (Латвия), С.Л. Евдокимова (Казахстан). Идеи собриологов и заложены в теорию трезвости, которую изучают студенты. Однако изложение основ собриологии проводится не столько по логике науки, сколько с учетом ценностного подхода к трезвому образу жизни. Студент должен понимать, зачем нужна трезвость лично ему, его окружению, обществу. Именно поэтому первыми темами для изучения спецкурса являются семья и здоровый образ жизни.

Студентам предлагается следующая тематика курса: Часть 1 (теория трезвости): «Семья: традиция и современность»; «Здоровый образ жизни»; «История алкоголя, табака и наркотиков»; «История борьбы с пьянством»; «История борьбы за трезвость»; «Причины употребления алкоголя, табака и наркотиков», «Медицинские последствия употребления алкоголя, табака и наркотиков»; «Зависимость»; Социальные последствия употребления алкоголя, табака и наркотиков», «Немедицинские методики избавления от зависимостей» (www.tvereza.info/ book/). Часть 2 (методика трезвенной работы): «Сущность, цель, задачи, принципы и содержание подготовки волонтеров и будущих учителей к трезвенной деятельности»; «Понятие готовности. Основные компоненты и уровни готовности к трезвенной деятельности»; «Диагностика и самодиагностика готовности волонтера и будущего учителя к трезвенной деятельности»; «Диагностика сформированности антинаркотической устойчивости у студентов и учащихся»; «Технологии волонтерской трезвенной деятельности (волонтерская деятельность в студенческой среде)»; «Технологии формирования трезвенных установок детей дошкольного возраста»; «Технологии формирования трезвенных убеждений и ответственного поведения школьников» (начальная, основная, полная общеобразовательная школа). Часть 3: Практикум к курсу лекций «Трезвый образ жизни» (по всем вышеприведенным темам). Это – тесты, вопросы и задания к изучаемым темам.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

На рынке российских образовательных услуг сегодня известны следующие учебные пособия для школьников и будущих учителей по профилактике:  Белогуров С.Б., В.Ю. Климович. Подростковая наркомания (1-ый, 2-ой, 3ий выпуск), М., 2001, 2002, 2003.  Востриков А.А., Табидзе А.А. Самозащита от табакокурения и наркотиков: Учебное пособие для учащихся, учителей и родителей. Томск, Москва, 2009.  Гринченко Н.А. Основы антинаркотического воспитания (Спецкурс для студентов педвузов). Липецк, 2000.

 Гринченко Н.А., Афанасьев А.Л. Наркотизм как социальное зло и пути его преодоления. Томск, 2004.  Маюров А.Н., Маюров Я.А. Уроки культуры здоровья (5–6, 7–11 классы). Н. Новгород, 2008.  Мосеева О.Н., Тараданова И.И. Мы выбираем мир без наркотиков (7–9 классы). Омск, 2003.  Полезные привычки. УМК (Рабочая тетрадь, Материалы для учителей, Пособие для учителей). М., 2000.  Предупреждение табакокурения у школьников. Методическое пособие для работников образовательных учреждений / Под ред. Н.К. Смирнова. М., 2003.

Содержание собриологической работы, планирование Согласно установившейся российской традиции делить школьную образовательную деятельность на урочную и внеурочную, собриологическую работу предлагается вести по двум основным направлениям: 1. Урочная деятельность:  отдельные уроки трезвости или культуры здоровья;

 изучение трезвенной информации через курсы отдельных учебных предметов 2. Внеурочная трезвенная деятельность:  организация и проведение праздников трезвости;  трезвенные акции;  клубы трезвости.

Условия эффективности Федеральные государственные образовательные стандарты (ФГОС) второго поколения, разработанные для общеобразовательных школ и эксперимент по внедрению которых уже проводится в ряде регионов России, предусматривает и профилактическую деятельность. Уже разработана «Примерная программа формирования культуры здорового и безопасного образа жизни для начальной школы». В числе задач программы: «дать представление о негативных факторах риска здоровью детей…, о существовании и причинах возникновения зависимостей от табака, алкоголя, наркотиков и других психоактивных веществ, их пагубном влиянии на здоровье». Это вселяет надежду на то, что профилактические курсы можно будет ввести в образовательные (учебные) планы конкретных учебных заведений.

Главными условиями эффективности внедрения профилактических программ в деятельность учебных заведений являются: 1. Осознание на всех уровнях того, что такие программы действительно необходимы. 2. Включение профилактических программ в учебные (образовательные) планы учебных заведений. 3. Наличие средств обучения – учебников, наглядных пособий, аудио и видеоматериалов и других средств обучения. 4. Наличие подготовленных специалистов. Специалист – главная движущая сила в образовательном процессе. Ни один самый лучший учебник, ни одна образовательная программа не будут эффективны в руках неподготовленного человека. Необходимо начать подготовку специалистов собриологов/превентологов на базе существующих педвузов страны.

N. Grinchenko. Organizing of the professional training of volunteers and sobriology specialists

Учебники и учебные пособия

163

ДОКЛАДЫ АКТИВИСТОВ ТРЕЗВЕННОГО ДВИЖЕНИЯ В РОССИИ Н.В. ДРУЖИНИНА Общественная организация «Гуманность и здоровье» (г. Калуга)

ПОЧЕМУ НАДО И КАК МОЖНО ВНЕДРЯТЬ ТРЕЗВОСТЬ Relying on gained experience the author offers several ways to eradicate drunkenness, smoking and drug addiction. Some activities held in modern Russia to promote a healthy lifestyle are described at the end of the article. Прежде всего, ответим на вопрос: что такое трезвость? До недавнего времени трезвым считался человек, не употребляющий алкогольных изделий. В настоящее время это понятие расширено. Активно развивающаяся в настоящее время наука о трезвости – собриология – определяет понятие «трезвость» как свободу от употребления любых наркотических веществ, в том числе алкоголя и табака, которые сейчас являются главными убийцами Россиян. Так, например, по данным www.nosmoking.ru с начала до ноября 2007 г. в России истрачено на алкоголь и табак 255.062.870.000 руб.; население сократилось на 1.700.419 человек. В пересчёте на год это 300 млрд. рублей и 2 млн. человек. За последние 50 лет с помощью алкоголя погублено людей, нанесен ущерб экономике страны и принесено непоправимых бед нашему народу больше, чем во времена Гитлера. Известно, что в России понятие «трезвость» встречает негативное отношение со стороны наркотизированной части общества (курящей, употребляющей алкогольные изделия и другие психоактивные вещества). Вот, например, разговор с курящим редактором одной из городских калужских газет: © Дружинина Н.В., 2011

– Как думаете, победим курение? – спрашиваю его, – Не победите – отвечает; – А Вы разве не с нами? – А я курю и побеждать не собираюсь. Курящий редактор другой (областной) газеты на предложение провести широкомасштабную акцию к Всемирному дню без табака ответил: «Против своих убеждений делать ничего не буду». И не делает. День 31 мая в его газете не отмечен никак, а наши материалы о политике ВОЗ и других стран по преодолению курения и информацию о трезвости, о семинарах трезвых сил газета замалчивает. Очень важно отметить, что такие же взгляды у наркотизированных руководителей и депутатов различных уровней. Причиной отрицательного отношения к трезвости является то, что алкоголь и табак вызывают деградацию личности. Это проявляется в снижении или полном исчезновении самых высоких функций головного мозга: благородства и патриотизма. «Лживость является характерной чертой пьющих. Падение интеллекта у них настолько значительно, что даёт право говорить о ясно выраженном алкогольном слабоумии». А о табаке справедливо сказал Бальзак: «Табак отупляет целые нации», что мы и наблюдаем в современной России. Деградация курящих выражается в том, что, зная о вреде курения, они всё-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

щённых. Это неправильно, так как к наркотикам относятся также алкоголь и табак. Кроме того подобная технология (демонстрация курения и пьянства) ранее привела к повальному распространению курения и употребления алкоголя (в том числе пива) среди детей и молодёжи. А курение и употребление алкоголя являются почвой для распространения запрещённых наркотиков. В 1991 г. 1700 врачей различных специальностей обратились к Правительству с требованием подчинить алкоголь и табак закону о борьбе с наркоманией. Врачи утверждают, что по своему губительному действию эти наркотики ничем не отличаются от запрещённых и должны быть тоже запрещены. То есть проблема наркомании должна включать также и алкоголь с табаком. Установлено, что наркомания начинается с пива и сигарет. И для того, чтобы преодолеть наркоманию необходимо прекратить курение и пьянство. И ответственны за это взрослые. Федор Григорьевич Углов – выдающийся хирург, академик, учёный и педагог пишет: «Считаю, что настало время всем патриотам России встать в ряды борцов за отрезвление и оздоровление нашей Родины, если мы не хотим, чтобы план об уничтожении русского народа был выполнен». Ф.Г. Углов стал вдохновителем и организатором 5-го трезвеннического движения в России, число последователей которого постоянно растёт. Трезвости добиваются многочисленные общественные организации в регионах России, входящие в Российское общественное Движение «Трезвая Россия». Члены этих организаций ведут трезвый образ жизни и призывают людей к трезвости как необходимому условию возрождения страны. Используемые в Трезвом Движении технологии убеждения и распространения научных знаний об алкоголе и табаке позволяют добиваться положительных результатов в отрезвлении школьников, молодёжи и даже пьяниц и алкоголиков. Что заставляет людей пить и курить? Это примеры курящих и пьющих руково-

N. Druzhinina. Why is it necessary to implement sobriety?

таки курят, в том, что они не могут и не хотят понять, что своим примером содействуют распространению курения и тем самым вредят окружающим. Курящие и пьющие рабочие, и служащие больше, чем трезвые, болеют и обеспечивают меньшую производительность труда, что в итоге приводит к снижению качества работы. Курящие и употребляющие алкоголь люди рожают дефективных детей. Количество рождающихся дефективных детей прямо пропорционально душевому потреблению спирта. 95% детей, содержащихся в детских домах, – сироты при живых родителях, лишённых родительских прав из-за пьянства. Детских домов в России больше, чем во время войны 1944–45 гг. Уже всем понятно, что алкоголь и табак приносят стране неисчислимые бедствия и надо прекращать их употребление. Сейчас принят закон, требующий, чтобы за рулём автотранспорта были только водители, не имеющие даже следов алкоголя в анализах. Необходимо принять аналогичный закон и в отношении табака. Однако государственная политика в этой области направлена в большей степени на работу с последствиями их употребления. А такой путь не решит проблему вымирания населения. В комиссии по делам несовершеннолетних я познакомилась с дисками по профилактике наркомании. Представленные диски разработаны органами УВД и наркоконтроля, обязанными принимать меры к нарушителям существующих законов, постановлений и др. Диски демонстрируют процессы и последствия употребления наркотиков, рассказывают о наркомании, тусовках компаний наркоманов, содержании наркоманов в тюрьмах и т.д. Такая информация портит настроение, заставляет подростков думать о наркотиках (т.к. нет противоположной информации – о здоровом образе жизни), пробуждает любопытство, т.е. содействует вовлечению детей и молодёжи в наркоманию. В представленных дисках основное внимание сосредоточено на наркотиках запре-

165

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Дружинина Н.В. Почему надо и как можно внедрять трезвость

166

дителей, родителей, учителей, врачей, артистов и т.д. Демонстрация этих процессов в кино, телевидении, стихах, песнях и т.д. К тому же распространяется ложная информация об этих разрешённых наркотиках, их шаговая доступность. Законы, ограничивающие их употребление, не соблюдаются. То есть, причинами наркотизации населения являются: программирование сознания людей на употребление наркотиков, доступность наркотиков и ложь. Для отрезвления человека необходимо перепрограммировать его сознание на трезвый здоровый образ жизни. Для этого необходимо, чтобы руководителями всех уровней, депутатами, работниками средств массовой информации были патриоты России, трезвые люди. В настоящее время это далеко не так. Специальный представитель генерального директора Всемирной организации здравоохранения в России Микко Виенонен на парламентских слушаниях в Москве в 2000 г. сказал: «Пока у вас цена бутылки водки равна килограмму яблок, молоко – дороже пива, а пачка сигарет дешевле жевательной резинки, вы не выйдете из демографического кризиса. Ключи от всех этих проблем находятся в руках Государственной Думы. Почему вы ими не воспользуетесь»? Далее постараюсь ответить на вопрос гна Виенонена. Ключами от всех этих проблем невозможно воспользоваться потому, что члены Госдумы, работники УВД, Наркоконтроля, образовательных учреждений (в том числе школ) курят, выпивают, то есть не могут адекватно оценивать действительность и быть примером для детей и молодёжи. Дети о курящих учителях говорят: «Сама покурила, а мне говорит: «Не кури», так я её и послушался!». Вот ещё пример: несколько лет назад двор одной из калужских школ был заполнен курящими школьниками. И вдруг курящих во дворе не стало. Оказывается, курящего директора школы заменили некурящим. Вот что значит роль руководителя!

Для искоренения пьянства, курения, наркомании необходимо перейти к пропаганде элементов трезвого здорового образа жизни: 1) Провести анкетирование работников УВД, наркоконтроля, образовательных учреждений на отношение к курению, употреблению алкоголя и добиться того, чтобы с детьми и подростками работали только некурящие и не употребляющие алкоголь люди. 2) Обеспечить перечисленные организации информацией о трезвом здоровом образе жизни и изъять диски, демонстрирующие процессы употребления алкоголя, табака, нелегальных наркотиков. 3) Добиваться выполнения закона «Об ограничении курения», запрета курения в общественных местах, на уличных тротуарах. То есть обеспечить выполнение требования Международной конвенции по борьбе с табаком: «Каждый человек имеет право дышать воздухом без табачного дыма». 4) Вернуть пиво в ранг алкогольных изделий (отменить внесённую алкогольной мафией поправку «кроме пива», исключающую пиво из состава алкогольных изделий в законе «Об обороте этилового спирта»). 5) Радикальным путём борьбы с наркоманией считать пропаганду и утверждение трезвого здорового образа жизни, а органам УВД и наркоконтроля, законодателям ужесточить меры к нарушителям законов: «По ограничению курения», «Кодекса административных правонарушений», а также к распространителям нелегальных наркотиков. Законы необходимо срочно привести в соответствие требованиям времени. Данные предложения направлены уполномоченному по правам человека в Калужской области и размещены им на сайте www.ombudsman.kaluga.ru. Каждый гражданин может принять участие в обсуждении данных предложений, оставив свой комментарий на этом сайте (в разделе «новости», файл «Пьют и курят – дебилы и идиоты?»).

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

участие и поняла, что только люди, сами не имеющие вредных привычек, могут понять и решить проблемы, связанные с вредными привычками. С 1991 г. трезвое движение России проводит 7-дневные семинары по пропаганде передовых технологий преодоления вредных привычек. В 2003 г. в России учреждена Международная Академия Трезвости. С 20 по 30 сентября ежегодно в г. Севастополе Академия трезвости совместно с другими организациями проводит международные семинары-конференции по основам собриологии, профилактики, социальной педагогики и алкологии. В 2010 г. семинар был посвящён теме «Профилактика наркотизма среди молодёжи и формирование здоровой, трезвой личности». Советую тем, кто хочет добиться реальных результатов в решении данной проблемы лично, в семье, в своей организации, или в обществе, принимать участие в таких ежегодных семинарах. Это позволит понять, что отрезвление России необходимо и возможно в ближайшее время. С вопросами и за подробностями можно обращаться к организаторам семинаров на сайт МАТр: www.intacso.ru, www.intacso. com. О том, насколько эффективными являются эти семинары, хочу рассказать на двух примерах. Пример первый. Меня поселили в одном номере с врачом из г. Тольятти. В разговоре с ней я высказала мысль о трезвости. В ответ она сказала: «Мой начальник (главный врач предприятия) – молодой мужчина, вся его карьера держится на коньяке. Что же он должен жертвовать свой карьерой из-за ваших заморочек?!» На четвёртый день семинара эта женщина-врач мне сказала, что она, как женщина, сразу всё поняла и стала думать: как же теперь ей работать с главным врачом. А в этот день утром он сам подошёл к ней и сказал: «Ирина, я всё понял. Дома и с друзьями я разберусь сразу. А на заводе начинаем работу за трезвость». Пример второй. Среди участников одного из таких семинаров была представи-

N. Druzhinina. Why is it necessary to implement sobriety?

Призываю нормальных людей объединиться и приложить усилия для возрождения России. У въезда в г. Тюмень стоит огромный стенд: «Только трезвая Россия станет великой!». Поддержим Трезвое движение! Начнём с себя, своей семьи, своих друзей и окружающих! Эту работу надо связывать с популяризацией понятия трезвости: как можно меньше говорить о наркотиках (табаке, алкоголе и др.) и как можно больше – о трезвости. Вот как поступила я, когда меня пригласили рассказать на телевидении о вреде табака. «Сейчас вам расскажут о вреде курения» – представил меня диктор. Я обращаюсь к нему и спрашиваю: «Мы хотим, чтобы люди не курили?» – «Конечно»; «Наверно, и чтоб не пили?» – «Да, конечно». И я продолжаю: «Значит, мы хотим, чтобы люди были трезвыми» и рассказываю о трезвом движении, об Академии трезвости, о методе Шичко. После передачи мне позвонил молодой человек и попросил позаниматься с ним по методу Шичко. Я обещала назначить начало занятий через неделю. А когда позвонила через неделю, он поблагодарил меня за то, что я помогла ему бросить пить даже без занятий. Так же соратники и знакомые сообщали, что соседи или родственники бросили курить после моих выступлений о трезвости по радио. Как я пришла к трезвости. В 1995 г. областная газета «Весть» опубликовала информацию главного нарколога области о том, что в Калуге в 1985 г. была 1 белая горячка в год, а в 1995-м стало 20 белых горячек в день. С этого момента я начала заниматься изучением причин распространения и путей преодоления вредных привычек. Стала посещать конференции и семинары, посвящённые этим проблемам. Крайнее удивление вызывало у меня то, что участники семинаров сами курили и употребляли алкоголь и часто с алкоголем отмечали окончание мероприятий. В сентябре 1995 г. я узнала, что семинар по этой проблеме проводит Союз Борьбы за Народную Трезвость, приняла в нём

167

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Дружинина Н.В. Почему надо и как можно внедрять трезвость

168

тельница УВД из Казани. Она приехала с целью выступить со своим докладом и выполнить несколько поручений своего начальства. Для выполнения поручений ей пришлось практически отсутствовать на семинаре. После семинара, как обычно, участников пригласили на экскурсию по городу. Автобус был полон. В процессе поездки эта молодая представительница Казани громко изрекла: «Хочу шампанского». В ответ – молчание. Она продолжает: «Люблю полусладкое!». В ответ опять молчание. «Ну, когда же будем пить шампанское?» – снова вопрошает женщина. И экскурсанты возмутились: «Ты зачем сюда приезжала?!», «Ты что, совсем ничего не поняла?!» и т.д. Этот инцидент в автобусе ярко продемонстрировал значение семинара в отрезвлении его участников: за 7 дней семинара изменилось сознание всех его участников. Они повезут данную технологию в свои регионы, будут там служить примером трезвого образа жизни, многие из них станут организаторами и руководителями клубов трезвости. А женщина, отсутствовавшая на семинаре, осталась при своих старых интересах. В мае 2010 г. в Красноярске проведена международная конференция трезвых сил на тему «Алкогольный и наркотический террор в России. Трезвость народа – общее дело». В конференции приняли участие жители Красноярского края, 11 областей России, шести республик РФ: Алтай, Бурятия, Марий-Эл, Татарстан, Удмуртия, Хакасия, городов Федерального значения Москвы и Санкт-Петербурга, а также соотечественник, временно проживающий в Канаде. Участники потребовали остановить уничтожение населения РФ алкоголем, табаком и другими наркотиками и приняли обращение к властям и людям, содержащее 33 пункта. Подробно о конференции можно узнать в Интернете. На сайтах Союза борьбы за

народную трезвость, руководителя трезвого движения В.Г. Жданова и др. 2 сентября в Калуге был проведен митинг в поддержку решений Красноярской конференции. Собралось более 50 участников. Многие сидели на скамейках театрального скверика. Сбору людей помог великолепный духовой оркестр МВД, Управление культуры предоставило звуковую аппаратуру, за что организаторы и участники митинга очень благодарны этим организациям. В митинге приняли участие и поддержали мероприятие представители Городской Управы, Управления образования г. Калуги, студенты ВУЗов и профтехучилищ, жители Калуги, Обнинска и посёлков Калужской области. Участники митинга горячо поддержали призыв к переходу на трезвый здоровый образ жизни в каждой семье, учебных и трудовых коллективах, в городе, области, стране и единодушно приняли Обращение к гражданам и руководителям области, города, других организаций Калуги и области. Мероприятие показало, что население области в целом понимает, что необходимо жить трезво, но хотелось бы проявления большей активности в её утверждении и пропаганде. На митинге было поддержано обращение Всероссийской Красноярской конференции к Президенту РФ, к органам государственной власти Российской Федерации и местного самоуправления, к гражданам России. Коротко содержание обращения можно сформулировать так: считать трезвость естественным состоянием, присущим человеку от рождения, и каждому сохранять это состояние в течение всей жизни. В заключение хочется сказать, что пора производителям алкоголя понять, что трезвое движение ширится, правда рано или поздно восторжествует и производство ядовитого наркотического вещества, главного убийцы россиян, будет прекращено.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

ЛОВЧЕВ В.М. Казанский государственный технологический университет, АНАНЬЕВА Г.А. Центр профилактики зависимостей «Выбор» МПУ «Подросток» (г. Казань)

ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ ВОЗРОЖДЕННОМУ ПРАЗДНИКУ In the article basic activities held within the framework of the celebration of the Sobriety Day in Kazan on September 5–11, 2010 are described. Organizations concerned with promotion the sober lifestyle and treatment of alcohol addicts are enumerated in Kazan. 11 сентября 2010 г. исполнилось пятнадцать лет возрожденному в Казани Празднику трезвости, уходящему своими корнями в дореволюционные массовые праздники. Самые разные мероприятия провели с 5 по 11 сентября организаторы этого события: волонтеры г. Казани, Казанское отделение Международной независимой ассоциации трезвости, Культурный центр «Сайдаш», музей Е.А. Боратынского, Республиканский наркологический диспансер, Республиканский центр медицинской профилактики, Центр профилактики алкогольной и наркотической зависимостей «Выбор» МПУ «Подросток». Много добрых слов прозвучало в адрес организаторов от участников станционной игры «Праздник трезвости» – студентов первого курса Казанского электротехникума связи, от добровольцев, принявших участие в информационнотрудовой акции «Помоги музею – помоги общественному здоровью!», от студентов вузов и ссузов – участников праздничного вечера «Закрутись по-трезвому!», проходившего на базе социально-реабилитационного центра «Роза ветров». Подготовить общественное мнение к Празднику помогла традиционная викторина на «Эхе Москвы» в Казани» (8–10 сентября). Наиболее идейно насыщенные события происходили в музее Е.А. Боратынского. Кстати исполняется семь лет как этот замечательный музей принимает организаторов и участников осенних Праздников © Ловчев В.М., Ананьева Г.А., 2011

трезвости, даря особую атмосферу уюта и высокой духовности. И по традиции принимает совершенно бесплатно! Первую половину дня гости (педагоги школ г. Казани, студенты и преподаватели Казанского государственного технологического университета, члены клуба пенсионеров «Ностальгия», участники реабилитационной программы центра «Роза ветров», представители трезвеннического движения из г. Йошкар-Ола) участвовали в экскурсии по выставке «Долой полку винную, даешь полку книжную». Как всегда выставку открыли два уникальнейших подлинных документа: портрет и письмо С.А. Рачинского. Посетители узнали, что родной племянник Е.А. Боратынского был не только выдающимся педагогом (чья школа стала прообразом церковно-приходских школ по всей Российской империи), но и одним из лидеров трезвеннического движения в стране. Продолжил экскурсию обстоятельный интерактивный разговор о роли книги и книжной культуры в духовной жизни России вообще и в профилактике алкогольных проблем в частности. Участники экскурсий (а таковых за день было почти 100 человек) открыли для себя неожиданные возможности использования в целях профилактики литературных произведений хорошо знакомых авторов и познакомились с уникальными специализированными изданиями. А также не только увидели образцы российских и зарубежных закладок, и даже рукотворных обложек с антиалкогольными и антитабачными посланиями, но и приняли участие в творческом конкурсе на лучшую закладку.

169

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Ловчев В.М., Ананьева Г.А. Пятнадцать лет возрожденному празднику

170

Во второй половине дня в музее были проведены первые научно-практические чтения, посвященные возрождению и укоренению трезвеннических традиций края (Республики Татарстан, Татарской АССР, Казанской губернии). Условием участия в чтениях была научная новизна. Этим отличался каждый доклад. Директор музея И.В. Завьялова, опираясь на подлинные документы из архива музея, рассказала о взаимоотношениях семьи Боратынских и С.А. Рачинского. Обратившись к казалось бы хорошо изученной фигуре Иоанна Кронштадтского, Л.В. Алексеева представила его связи с Казанским Обществом Трезвости. С.Н. Коваль впервые современной науке ввела в оборот и сделала достоянием общественности символику дореволюционного общества трезвости. Ю.Ю. Белова специально приехала из Йошкар-Олы, чтобы поведать собравшимся о царевококшайском отделе Казанского общества трезвости. Врачи Ю.Е. Гасиловский и Б.Е. Быков поделились, как клуб трезвости «Маяк» (1976–1983) и клуб «Феникс» (1983–1990) возрождали трезвенничес-

кую традицию в нашем городе задолго до «горбачевских» антиалкогольных постановлений 1985 г. Много интересного о социально-ценных традициях, родившихся в последние десятилетия, представили и другие докладчики. О высоком организационном уровне мероприятия говорил тот факт, что при регистрации каждый участник получал сборник тезисов выступлений. Выступления докладчиков и сама тема укоренения трезвеннических традиций вызвали живое обсуждение, самые разные точки зрения. Единодушие наблюдалось лишь в одном вопросе: в следующий осенний Праздник трезвости надо провести вторые чтения, посвященные трезвенническим традициям. В мероприятиях приняли участие более 200 человек. Организаторы Праздника трезвости благодарят за содействие Комитет по делам детей и молодежи г. Казани, Социально-реабилитационный центр «Роза ветров», Управление образования г. Казани, а также высшие и средне-специальные учебные заведения города, принявшие участие в Празднике трезвости.

СИМОНОВА Е.В. Фурмановское общество «За трезвость»

ГЛАВНОЕ СРЕДСТВО ПРОТИВ ПЬЯНСТВА – ТРЕЗВЫЙ ОБРАЗ ЖИЗНИ The author of the article in the form of theses proves that the only way out from the acute alcohol situation in modern Russia is introduction of absolute sobriety. Some events from the history of the Temperance movement in Russia are described in the article. A brief description of method worked out by G.A. Shichko to cope with the alcohol dependency is given. The author offers some ways to deal with drunkenness and alcohol addiction. Трезвость – понятие, противоположное пьянству, полностью исключающее употребление алкоголя человеком, группой людей, обществом, народом. Никакие меры не помогут одолеть пьянство – ни созда© Симонова Е.В., 2011

ние рабочих мест, ни развитие спорта, ни увеличение различных культурных мероприятий, ни тем более пропаганда «культурного» и «умеренного» пития, – ничто не спасет от алкоголизации общества, кроме трезвости, как основы здорового образа жизни.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

курсе организовал общество трезвости среди студентов. Александр Васильев, будущий священник, произносит свои проповеди перед простым народом – рабочими Невской писчебумажной фабрики, Обуховского и Александровского заводов и других предприятий. После его выступлений рабочие организовывали общества трезвости при местных храмах. К началу XX в. СанктПетербург стал столицей православной трезвости. И все это – благодаря начинаниям С.А. Рачинского. Великий русский писатель Лев Николаевич Толстой в возрасте 59 лет в декабре 1887 г. создал «Согласие против пьянства». В уставе этого общества говорилось: «Ужасаясь перед тем страшным злом и грехом, которое происходит от пьянства, мы, нижеподписавшиеся, порешили: вопервых, для себя никогда ничего самим не пить пьяного – ни водки, ни вина, ни пива, ни меда, – и не покупать и не угащивать ничем пьяным других людей; во-вторых, по мере сил внушать другим людям, и особенно детям, о вреде пьянства и о преимуществах трезвой жизни…». Писатель пишет и издает созвучные нашему дню статьи: «Пора опомниться!», «Для чего люди одурманиваются?», «Богу или Мамоне?», «К молодым людям» и другие. И было бы очень кстати издать эти статьи отдельными брошюрами для библиотек и розничной продажи, а также включить в курс хрестоматии по литературе для изучения в школе. В настоящее время эти статьи еще более важны и актуальны, чем 100 лет назад, когда употребление алкоголя было в 4-5 раз меньше, чем теперь. Яркой личностью в трезвенном движении начала XX в. был крупный промышленник из крестьян, человек богатырской внешности и духа Михаил Дмитриевич Челышов. Благодаря своему недюжинному уму и выдающейся энергии он быстро выдвинулся не только на поприще своей профессии, но и на поле общественной деятельности. С 26-летнего возраста и до конца жизни он являлся членом Самарской городской Думы, а с 1909 г. по 1912 г. –

E. Simonova. Contemporary issues of temperance movement

Трезвость – это здоровые дети, пустые тюрьмы, снижение численности больных и умерших внезапной смертью. Трезвость – это полные семьи и общество без преступников и бомжей. По каждому из этих положений можно дать развернутое объяснение, но я остановлюсь только на первом – «здоровые дети». Здоровые дети – это здоровое будущее нашей страны. Советскими учеными было выявлена закономерность – чем больше потребляется алкоголя, тем больше рождается неполноценных детей. Дело в том, что алкоголь обладает мутагенным свойством. Даже при редких возлияниях он способен нарушить генетический код. Это объясняется его уникальной способностью проникать через любые клеточные мембраны и влиять на состояние и полноценность ДНК. При этом разрушаются в первую очередь эволюционно более совершенные фрагменты. Таким образом, употребления спиртных напитков, особенно перед зачатием приводит к рождению дефективных детей, численность которых увеличивается с каждым годом. В начале XX века динамика употребления алкоголя замедлилась и кривая употребления пошла вниз. Это результат активного трезвенного движения в России в тот период. Лучшие умы конца XIX-начала XX вв. видели нешуточную угрозу русскому народу от пьянства. Одним из таких людей был профессор, доктор биологических наук Сергей Александрович Рачинский. Избрав стезю простого сельского учителя, он в 1882 г. организовал в своем имении (с. Татево, Смоленской губернии) общество трезвости. По его примеру стали создаваться общества трезвости и в других селах и городах. Рачинский считал главным средством обретения трезвости – обет трезвости как церковную форму отречения от пьянства. Ученики С.А. Рачинского, покидая его школу, всеми силами пропагандировали обеты трезвости. Любимый ученик С.А. Рачинского Александр Васильев, поступив в Санкт-Петербургскую духовную академию, уже на 1-м

171

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Симонова Е.В. Главное средство против пьянства – трезвый образ жизни

172

Самарский городской голова, с 1907 г. – член Государственной Думы. Все пять лет своего депутатства в Государственной Думе М.Д. Челышов посвятил борьбе с пьянством. Он первым вынес проблему пьянства в парламент, сделал более 100 выступлений, обличающих пьянство и бездеятельность правительства России по его пресечению. Газеты всего мира печатали его яркие и образные речи и изречения. «Россия тонет и погибает в страшном омуте алкоголизма… – говорил он, – Россия горит и сгорает от алкогольного огня…». Челышов приводил сравнительные данные статистики о росте потребления алкогольных напитков по губерниям и по годам, о росте мест продажи спиртных изделий, о росте численности больных алкоголизмом людей. И пришел к выводу, что пьянство растет потому, что росту его «ничего до сих пор не мешало». Крестьянское сердце волжского богатыря болело за народ: «Не сноси народ ежегодно в казенку 700 миллионов, – возмущался он, – он бы на эти 700 миллионов рублей купил бы себе ситцу, обуви, сбруи, сельскохозяйственных орудий. А теперь пропившийся народ голый!» Или фрагмент из другой его речи: «Господа, я должен сказать откровенно, что ведь разницы между палачом и винозаводчиком я не вижу. Как тот накидывает петлю на шею и знает, что он этим делает, так и винозаводчик – ведь среди них нет темных необразованных людей, не знающих, что приготовляют, – знает, что это есть яд, знает о его последствиях, и все-таки сумеет добывать положение своей промышленности от высшего правительства». Речи Челышова не нравились представителям алкогольного бизнеса. Провокации против него следовали одна за другой. Например, 18 марта 1908 г., в банях Челышова, где не только посетителям не подавали вина, но и обслуживающему персоналу запрещалось приносить вино с собой, – вдруг полиция обнаружила компанию с женщинами, распивающими вино и пиво, якобы доставленное прислугою бани. По-

лиция заранее знала, в какой номер идти, а в столице уже была набрана статья для специального журнала «Хулиган», посвященная Челышову. Целых два года ушло на разбирательство этого инцидента. Желтая пресса и крепкие издания печатали фельетоны и карикатуры на Челышова. Много насмешек и холодной иронии выдержал волжский богатырь, решившийся на борьбу со всесильным злом. Однако имел он и поддержку от народа: тысячи и тысячи писем от представителей разных сословий шли в правительство и в Самару с одобрением антиалкогольной деятельности Челышова. Швейцарский профессор, психиатр с мировым именем Огюст Форель написал письмо Михаилу Дмитриевичу, в котором были такие слова: «… Поздравляю Вас с энергичным выступлением вашим в Думе… Желаю Вам успехов в деле освобождения России от оков алкоголизма». Под конец своей жизни он увидел победный итог своей борьбы за трезвость народа. 11 марта 1914 г. российский император утвердил документ о закрытии питейных заведений сельскими обществами, с началом первой мировой войны в Росси был введен «сухой закон», что привело к установлению трезвости на огромных просторах России. Каковы же причины распространения пьянства в России в настоящее время? Главная причина этого смертельного для страны явления лежит в запрограммированности сознания людей на употребление алкогольных изделий. Говоря иначе, причина алкоголизации населения – это внедренные в наше сознание ОБЫЧАИ пить спиртные напитки по всем торжественным и неторжественным событиям и датам. Но обычаи создавались людьми, значит и изменить их люди могут сами, если стало ясно, что они вредны для общества. Ленинградский ученый, кандидат биологических наук Геннадий Андреевич Шичко, 32 года проработавший в институте экспериментальной медицины, из них – 20 лет над высшей деятельностью головного моз-

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

Если учесть, что к запрограммированности сознания присоединяются наркотические свойства алкоголя, заинтересованность лиц, получающих большой доход от его реализации], с чем связана большая доступность его населению, а также отсутствие истинных сведений о пагубном действии алкоголя на организм человека, на здоровье его потомства, на социальную и интеллектуальную жизнь общества, то становится ясно, что решать алкогольную проблему надо незамедлительно, комплексно. Выход из трудной алкогольной ситуации состоит в следующем: 1. Широкая информация населения, как о вредных свойствах алкоголя, так и о преимуществах трезвой жизни на основе книг и статей академика Ф.Г. Углова, лекций профессора В.Г Жданова и других трезвеннических изданий МНАТ, СБТН, «Оптималиста», братства «Трезвение», статей Л.Н. Толстого, М.Д. Челышова и др. Организация бесед с участниками трезвенного движения на телевидении, радио России и по регионам, в личных встречах. 2. Введение обязательного антиалкогольного воспитания в школах (уроки трезвости). 3. Организация курсов по методу Г.А. Шичко для освобождения от алкогольной зависимости и запрограммированности. Реализация предложений Г.А. Шичко по проведению обязательных телевизионных занятий с разными группами населения. 4. Исключение алкогольных изделий из разряда пищевых продуктов законодательным путем. Продажа их только в специализированных магазинах. 5. Активизация борьбы с подпольным алкогольным бизнесом. 6. Планомерное сокращение производства алкогольных изделий.

E. Simonova. Contemporary issues of temperance movement

га, не только научно объяснил причины алкоголизации общества, но и нашел выход из тяжелого алкогольного плена. Ведь все люди рождаются трезвыми. Пьющими и курящими они становятся под влиянием социального окружения, которое загрязняет их сознание ложными сведениями под видом истинных. «Психологические загрязнители особо опасны, – предупреждал Г.А. Шичко, – они нередко уродуют жизнь людей, а иногда обрывают ее». В условиях нашей жизни еще в детстве ребенок наблюдает сцены выпивок дома, на улице, на экранах кино, ТВ и т.п., и в его сознании создается настрой на свое будущее отношение к спиртному. Впоследствии из него формируется питейное убеждение, то есть уверенность в том, что умеренное употребление спиртного – дозволенное, оправданное и необходимое в нашей жизни занятие. Таким образом, пьянство начинается не с первой выпитой, а с первой увиденной рюмки. Изменить питейное убеждение на трезвенное можно путем специальных занятий по разработанному Г.А. Шичко психологопедагогическому методу. Он включает в себя научные сведения о вредных веществах (алкоголь, табак и др.) и приемы отказа от них зависимыми и запрограммированными людьми. Без лекарств и кодирования, без гипноза люди освобождаются от алкоголизма и табакокурения, становятся сознательными трезвенниками. Еще в 1981 г. Г.А. Шичко предлагал: «… Теоретически доказана возможность быстрого, без сколько-нибудь заметных трат решения алкогольной проблемы. Имеется в виду метод проведения обязательных телевизионных занятий с разными группами трудящихся (учителя, студенты, работники милиции и т.п.). Занятия должны проводится по специальным программам, одна из них предназначается для алкоголиков».

173

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

174

ШИШКИН В.Г. Ивановское региональное отделение «Союза борьбы за народную трезвость»

РОССИЯ МОЖЕТ БЫТЬ ТРЕЗВОЙ И УСПЕШНОЙ СТРАНОЙ The author is worried by high death rate in Russia. He sees the most effective way out of this problem in shaping sobriety views and psychological tuning for longevity in the minds of compatriots and simultaneously introduction of wellthought-out system of restrictions on alcohol sales in terms of time and quantity as well as on tobacco, certain medicines. The system should be like the one introduced in Scandinavian countries. The most challenging task is to overcome interests of alcohol and tobacco producing companies as well as some part of deputies and corrupted officials advocating their interests. Высокую смертность в нашем Отечестве можно сократить на 40–50% и не к 2015 г., а за полтора – два года, поскольку потребление алкоголя (этанола), табака и других легальных и нелегальных наркотиков поддаётся государственному регулированию. Необходимы продуманные, безотлагательные и энергичные меры. В исламских странах эта проблема давно решена, там живут большие и здоровые семьи. Мусульмане давно усвоили простую истину – пьянство и курение подрывает здоровье нации и обрекает её на вырождение. Кстати, наименьшая смертность, наибольшая рождаемость и наибольшая продолжительность жизни в наших республиках Чечне и Ингушетии по той простой причине, что Коран запрещает аборты, пьянство и курение. Повышение рождаемости дело многотрудное и требует больших затрат сил, ресурсов и времени. Только медицинскими методами проблему высокой смертности не решить. Научные исследования, проведенные у нас и за рубежом, показали, что если всё население страны обеспечить квалифицированной медицинской помощью, современной техникой, лекарствами, препаратами, грелками, клизмами и т.п. то смертность уменьшиться, но, только на 9–12%. В Послании Президента Федеральному Собранию много внимания уделено лекарственному обеспечению населения, но © Шишкин В.Г., 2011

ничего не сказано о сокращении потребности в медицинских препаратах. Здоровому человеку лекарства не нужны, и более того, вредны. «Таблеточная зависимость» также опасна, как и наркотическая. У нас в России огромное количество аптек и число их постоянно увеличивается, но с каждым годом здоровье наших соотечественников, и особенно несовершеннолетних, становиться всё хуже. На мой взгляд, рекламу «чудодейственных» препаратов необходимо полностью запретить, поскольку она провоцирует рост криминальной фармакологии, грабёж больных людей и самолечение, что потенциально опасно для здоровья наших соотечественников. Наиболее эффективный метод сокращения высокой смертности в России, в том числе в Ивановской области, – формирование в сознании соотечественников трезвеннических убеждений и устойчивого психологического настроя на активное долголетие при одновременном введении хорошо продуманной системы ограничений на продажу алкоголя, табака и медицинских препаратов, аналогичной той, которая действуют в странах Скандинавии. Однозначные и категоричные запреты на продажу сигарет, водки и прочих спиртных «напитков» вредны, так как это самый надёжный способ вызвать недовольство «употребляющих», но продуманные и хорошо аргументированные ограничения на продажу алкоголя и табака по месту, времени и по количеству просто необходимы.

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

ориентированы на людей наивных, ленивых, не спортивных и умственно отсталых. Предлагаю лучшее эфирное время, которое так бездарно транжирится передать программам «Общее дело» и «О самом главном» (о здоровье). Как говориться, дело за малым – необходимо преодолеть сопротивление представителей алкогольной, табачной и «таблеточной» мафии на государственном телевидении. Навевает тоску то, что зарубежные производители пива и табака хозяйничают у нас в России. В нашей стране почти 90% табачного и пивного рынка принадлежит зарубежным компаниям: «Балтика» и «Ярпиво» – Англия и Дания; «Клинское» – Бельгия; «Пит» – Нидерланды. Каждый год за рубеж уходят десятки млрд. долларов, полученных за счёт продажи алкоголя и сигарет, а нам остаётся пьяная преступность, хронические болезни, высокая смертность, захламлённые улицы и школьные дворы. Активизация агитации за активное долголетие и здоровый образ жизни, и незамедлительное ведение в действие хорошо продуманной системы ограничений на производство и продажу алкоголя, табака и «чудодейственных препаратов» позволит в короткие сроки: – резко уменьшить преобладающую «пьяную» преступность, разгрузить тюрьмы и лагеря и, соответственно, уменьшить нагрузку на всю правоохранительную систему; – существенно уменьшить нагрузку на систему здравоохранения, сократить потребность в лекарствах, уменьшить расходы ресурсов, и что самое важное, сократить необратимые потери среди трудоспособной части населения; – существенно увеличить ВВП за счёт сокращения непроизводительных затрат многих видов ресурсов и количества чрезвычайных происшествий; – создать необходимые предпосылки для реализации национальной идеи, а именно: «Сбережение народа России». На мой взгляд, наиболее сложная задача состоит в том, чтобы преодолеть сопротивление корыстной антинародной и хорошо организованной алкогольной, табачной и «таблеточной» мафии, а также некоторых прикормленных депутатов и чиновников, защищающих интересы этой мафии.

V. Shishkin. Russia can be sober and successful country

Далеко не у всех соотечественников хорошо развит волевой тонус. Задача по созданию интеллектуальной экономики может быть решена только при условии отрезвления нашего не очень-то здорового общества. Наша Россия может быть трезвой и успешной страной. Для отрезвления населения необходимо активизировать агитационную компанию по «промыванию мозгов» пьющих соотечественников. Деньги на проведение трезвеннической агитации можно получить за счёт повышения цен на табак и алкоголь, и не на 10–15%, а в разы. Многие товары массового потребления у нас стоят значительно дороже, чем в странах Евросоюза. Возникают вопросы: почему так дёшев и доступен алкоголь и табак для россиян, в том числе для школьников и студентов, и почему до сих пор не запрещена реклама пива на телевидении? В связи с этим хотелось бы знать, какую ответственность несёт губернатор за высокую смертность в возглавляемом им регионе. Допустим, как говорят математики, – губернатор по неосторожности убил человека, то надо полагать он получит срок и немалый. Так почему губернатор, который мог предотвратить преждевременную смерть нескольких тысяч жителей, но не использовал для этого все имеющиеся у него возможности, не несёт никакой ответственности за высокую смертность в регионе? Где здравый смысл, где нормальная логика, и где наши доблестные думцы? Не такой уж мы спившийся народ, просто нас долго и целеустремлённо спаивали и вдалбливали в наше сознание питейные традиции. По этой причине необходима активизация трезвеннической компании с использованием всех возможностей СМИ. Мы сторонники здорового образа жизни воспрянули духом когда на Первом канале появилась трезвенническая программа «Общее дело» с участием священника Тихона и профессора В.Г. Жданова, но её быстро прикрыли. Последний выпуск был 4 июля 2009 г., не понятно только кто именно приложил к этому грязную руку. На том же государственном канале преимущественно с 19.00 до 21.00 с завидным постоянством идут две бестолковые программы «Пусть говорят» и «Давай поженимся». На мой взгляд, эти передачи

175

176

ОБ АВТОРАХ Ананьева Галина Анатольевна – директор центра профилактики зависимостей «Выбор» МПУ «Подросток» Архимандрит Зосима (Шевчук) – настоятель Свято-Георгиевского храма, духовник молодежи г. Владимира Афанасьев Александр Лукьянович – кандидат исторических наук, доцент кафедры истории и социальной работы Томского государственного университета систем управления и радиоэлектроники Бадаев Юрий Леонидович – кандидат педагогических наук, преподаватель Филиала РГГУ г. Электросталь Белецкая Екатерина Михайловна – кандидат филологических наук, доцент, Тверской государственный университет Белова Юлия Юрьевна – аспирантка кафедры социальных наук и технологий Марийского государственного технического университета, психолог, Марийская республиканская общественная организация трезвости и здоровья Бородкин Александр Викторович – кандидат исторических наук, доцент кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин Филиала РГГУ в г. Ярославле Воробьева Светлана Геннадьевна – студентка Ивановского филиала Международного юридического института Горюшкина Наталья Евгеньевна – кандидат исторических наук, доцент, кафедра истории и социально-культурного сервиса Юго-западного государственного университета (ЮЗГУ) Гринченко Наталья Александровна – кандидат педагогических наук, доцент кафедры иностранных языков специальных дисциплин Елецкого государственного университета им. И.А. Бунина Дружинина Надежда Викторовна – кандидат технических наук, председатель общественной организации «Гуманность и здоровье», г. Калуга Жиляев Андрей Геннадьевич – доктор медицинских наук, профессор, заведующий кафедрой нейро- и патопсихологии Института им. Л.С. Выготского, заведующий лабораторией медико-социальных и

психологических проблем здоровья НИИ Общественного Здоровья и Управления Здравоохранения ГОУ «Первый МГМУ им. И.М. Сеченова» Карандашев Глеб Владимирович – кандидат исторических наук, старший преподаватель кафедры Отечественной истории Ярославского государственного педагогического университета им. К.Д. Ушинского Кириенков Сергей Владимирович – полковник милиции, первый заместитель начальника УВД по Ивановской области, начальник милиции общественной безопасности Клюзина Светлана Владимировна – доктор экономических наук, доцент, руководитель Территориального органа Федеральной службы государственной статистики по Ивановской области Краснов Иван Андреевич – кандидат исторических наук, г. Санкт-Петербург Ловчев Владимир Михайлович – кандидат исторических наук, доцент кафедры социальной и политической конфликтологии Казанского государственного технологического университета, председатель Международной независимой ассоциации трезвости Молодов Олег Борисович – кандидат исторических наук, доцент кафедры общественных дисциплин Филиала СЗАГС в г. Вологде Мухачев Николай Владимирович – соискатель кафедры Всемирной истории и историографии Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова Нарский Игорь Владимирович – доктор исторических наук, директор Центра культурно-исторических исследований ЮжноУральского государственного университета Николаев Андрей Валентинович – кандидат исторических наук, доцент, кафедра Отечественной истории и правоведения Поволжского государственного университета сервиса Околотин Владимир Сергеевич – кандидат исторических наук, докторант кафедры новейшей отечественной истории Ивановского государственного университета

First International Scientific-and-Practical Conference «Alcohol in Russia» (Russia, Ivanovo, October 29–30, 2010)

Тимофеев Михаил Юрьевич – доктор философских наук, профессор кафедры философии Ивановского государственного университета Федотов Алексей Александрович – доктор исторических наук, профессор Ивановского филиала Института управления (г. Архангельск) Худяков Алексей Валерьевич – доктор медицинских наук, профессор, профессор кафедры восстановительной медицины, психиатрии, психотерапии, наркологии и наркологии детского возраста Ивановской государственной медицинской академии Шилова Ирина Викторовна – преподаватель Университета Калгари (Канада) Шишкин Владимир Георгиевич – председатель Ивановского регионального отделения Союза борьбы за народную трезвость Anna Bailey – PhD student, School of Slavonic and East European Studies University College London Patricia Herlihy – PhD, Professor, Watson Institute for International Studies, Brown University Alexandar Mihailovic – PhD, Professor of Russian and Comparative Literature, Director of the Graduate Program in Comparative Arts and CultureCalkins Hall, Hofstra University

*** Galina Ananieva – Director of Center of Dependence Prevention “Choice”, Kazan Archimandrite Zosima – Dean of St. George’s Church, spiritual tutor of the young Alexander Afanasyev – PhD, Associate Professor of Department of History and Social Work at the Tomsk State University of Control Systems and Radioelectronics Yury Badaev – PhD, lecturer of the Electrostal Branch of the Russian State University for the Humanities Elena Beletskaya – PhD, the Tver State University Julia Belova – Postgraduate student, Department of Social Sciences and Technology, the Mari State University Alexander Borodkin – PhD, Associate Professor of the Chair of Social and Economic

Sciences at the Yaroslavl branch of the Russian State University for Humanities Svetlana Vorobieva – Student of the Ivanovo branch of the International Law Institute Natalia Goryushkina – PhD, the South West State University Natalia Grinchenko – PhD, Associate professor of Department of Foreign languages (special disciplines) of the Yelets State University named after I.A. Bunin Nadezhda Druzhinina – PhD, Chairman of the social organization "Humanity and Health”, Kaluga Andrew Zhiliaev – MD, Professor, L.S. Vygotsky Institute for Psychology, I.M. Sechenov First Moscow State Medical University Hleb Karandashev – PhD, Senior Lecturer of the Chair of History of Russia at the Yaro-

About authors

Павлова Нина Федоровна – бывший нарколог, преподаватель по методу КПН Г.А. Шичко, председатель культурно-оздоровительного центра «Оптималист», член Общероссийской общественной организации «Союз борьбы за народную трезвость» Пашков Евгений Викторович – кандидат исторических наук, кафедра истории России Курского государственного университета Раков Виктор Владимирович – кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России Курского государственного университета Симонова Елена Викторовна – председатель Фурмановского общества «За трезвость», член Общероссийской общественной организации «Союз борьбы за народную трезвость», член Международной Независимой Ассоциации Трезвости Такала Ирина Рейевна – кандидат исторических наук, доцент, заведующая кафедрой истории стран Северной Европы Петрозаводского государственного университета Теплянский Михаил Викторович – начальник учебно-методического отдела Филиала РГГУ в г. Иваново

177

Первая Международная научно-практическая конференция «Алкоголь в России» (г. Иваново, 29–30 октября 2010 г.)

Об авторах

178

slavl State Pedagogical University named after K.D. Ushinsky Sergei Kiriyenkov – Police Colonel, Deputy Chief of Police in the Ivanovo region Svetlana Klyuzina – PhD, Head of the Territorial Department of the Federal State Statistics Service of the Ivanovo region Ivan Krasnov – PhD, St. Petersburg Vladimir Lovchev – PhD, Associate professor of the Chair of Social and Political Conflict studies at the Kazan State Technological University, Chairman of the International Independent Association of sobriety Oleg Molodov – PhD, Associate Professor of the Chair of Social Sciences at the Vologda Branch of the North-West Academy of Public Administration Nicholas Moukhachev – Postgraduate student of the Department of World History and Historiography at the Kostroma State University named after Nekrasov Igor Narsky – PhD, the South Ural State University Andrew Nikolaev – PhD, Associate Professor of the Chair of Russian History and Law at the Volga State University of Service Vladimir Okolotin – PhD, Chair of Modern History of Russia at the Ivanovo State University Nina Pavlova – Former psychiatrist, chairman of the cultural and recreational center "Optimalist, member of the Russian public organization "Union of Struggle for People's sobriety" Eugene Pashkov – PhD, the Chair of History of Russia at the Kursk State University

Viktor Rakov – PhD, Associate Professor of the Chair of History of Russia at the Kursk State University Elena Simonova – Chairman Furmanov,s society "For Sobriety”, member of the Russian public organization "Union of Struggle for People's sobriety”, member of the International Association of Independent Temperance Irina Takala – PhD, Associate Professor, Chair of history of countries of Northern Europe, Petrozavodsk State University Michael Teplyansky – Head of Studying and Methodical Department of Ivanovo branch Russian State University for Humanities Michael Timofeev – Ph.D., professor of Department of Philosophy at the Ivanovo State University Alexei Fedotov – Doctor of Historical Sciences, Arkhangelsk International Institute of Management, Branch in Ivanovo Alexey Khudyakov – MD, Professor of Rehabilitation Medicine, Psychiatry, Psychotherapy, Addiction and Addiction childhood, Ivanovo State Medical Academy Irina Shilova – PhD, University of Calgary Vladimir Shishkin – Chairman of the Ivanovo regional branch of the Union of People's struggle for sobriety Anna Bailey – PhD student, School of Slavonic and East European Studies University College London Patricia Herlihy – PhD, Professor, Watson Institute for International Studies, Brown University Alexandar Mihailovic – PhD, Professor of Russian and Comparative Literature, Director of the Graduate Program in Comparative Arts and CultureCalkins Hall, Hofstra University

179

СОДЕРЖАНИЕ Оргкомитет конференции Предисловие

3 4

НАЦИОНАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ПОТРЕБЛЕНИЯ АЛКОГОЛЯ В РОССИИ Белецкая Е.М. Обличение пьянства в литературе XVII века ........................................................................... Такала И.Р. Русское пьянство как феномен культуры ..................................................................................... Краснов И.А. Лучше меньше не лучше. «Готтенбургская система» и полемика о питейной культуре в России на рубеже XIX–ХХ века ........................................................................................................................ Нарский И.В. Алкоголь в русской революции (1917–1922 гг.) ......................................................................... Mihailovic A. Alcoholism and rehabilitation in the work of the mit’ki ....................................................................... Тимофеев М.Ю. Патриотическое потребление: актуализация и визуализация национального дискурса на водочной этикетке ................................................................................................ Шилова И.В. Употребление алкоголя в российском патриархальном обществе и положительный герой массовой культуры .................................................................................................................................... Клюзина С.В. Проблема алкоголизма в регионе: статистическая оценка .....................................................

7 12 22 27 33 47 56 60

ГОСУДАРСТВЕННАЯ «ПИТЕЙНАЯ» ПОЛИТИКА: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ Горюшкина Н.Е. Винная реформа 1861 г.: предыстория .................................................................................. Карандашев Г.В. Развитие питейного дела в России в конце XIX – начале XX века .................................... Николаев А.В. Проблема «уличного пьянства» в России в 1890-е гг. ............................................................ Пашков Е.В. Борьба с пьянством в России времен первой мировой войны .................................................. Раков В.В. Контрабанда спиртных напитков в приграничных районах Дальнего Востока в первой четверти ХХ века .................................................................................................................................. Молодов О.Б. Борьба с пьянством в контексте антирелигиозной политики советского государства ......... Околотин В.С. Алкоголь в налоговом арсенале модернизации национальной экономики 1930-х гг. ......... Bailey A. Gorbachev’s and Medvedev’s anti-alcohol campaigns: some initial comparisons .................................. Кириенков С.В. Работа органов внутренних дел по снижению уровня алкоголизации населения .............. Воробьева С.Г. О некоторых правовых проблемах, связанных с пьянством и алкоголизмом .....................

67 73 77 82 88 94 99 100 108 112

ТРЕЗВЕННОЕ ДВИЖЕНИЕ: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ Афанасьев А.Л. Трезвенное движение 1907–1914 годов в России: этапы, характер, значение .................. Белова Ю.Ю. Движение за трезвость в марийском крае в конце XIX – начале XX века .............................. Бородкин А.В. Трезвенное движение начала ХХ века в Ярославской губернии ........................................... Мухачев Н.В. Трезвенное движение в Верхнем Поволжье во второй половине XIX – начала XX веков ..... Теплянский М.В. Основные этапы формирования антиалкогольной концепции Русской православной церкви (вторая половина XIX – начало XX вв.) ................................................................................................. Худяков А.В. Борьба с пьянством и общественные движения в России и ивановском крае с ХIХ века до наших дней ...................................................................................................................................................... Herlihy P. The social network effect: combating alcoholism in the internet age ..................................................... Жиляев А.Г. Личностно-ориентированная модель профилактики наркотизации детей и подростков ........ Архимандрит Зосима (Шевчук). Некоторые аспекты восприятия православными движения анонимных алкоголиков ...................................................................................................................................... Бадаев Ю.Л. Пьянство и алкоголизм как духовный недуг. Роль веры и православной церкви в борьбе с ним ...................................................................................................................................................... Федотов А.А. Некоторые из форм борьбы с алкоголизмом в современной России ..................................... Гринченко Н.А. Организация профессиональной подготовки Волонтеров и специалистов-собриологов .....

114 119 122 125 129 136 140 145 149 152 157 160

ДОКЛАДЫ АКТИВИСТОВ ТРЕЗВЕННОГО ДВИЖЕНИЯ В РОССИИ Дружинина Н.В. Почему надо и как можно внедрять трезвость ...................................................................... Ловчев В.М., Ананьева Г.А. Пятнадцать лет возрожденному празднику ....................................................... Симонова Е.В. Главное средство против пьянства – трезвый образ жизни .................................................. Шишкин В.Г. Россия может быть трезвой и успешной страной ......................................................................

164 169 170 174

Об авторах ............................................................................................................................................................ 176

180

CONTENTS Organizing committee ............................................................................................................................................ 3 Preface ................................................................................................................................................................... 4 NATIONAL PECULIARITIES OF ALCOHOL CONSUMPTION IN RUSSIA E. Beletskaya. Accusation of drunkenness in the literature of the XVII century ..................................................... I. Takala. Drinking as a phenomenon of the Russian culture ................................................................................. I. Krasnov. Less is not better. «Gothenburg system» and the controversy about the drinking culture in Russia at the turn of the XIX–XX century ........................................................................................................... I. Narsky. Alcohol in the Russian Revolution (1917–1922) ...................................................................................... A. Mihailovic. Alcoholism and rehabilitation in the work of the mit’ki ...................................................................... M. Timofeev. Patriotic consumption: visualization of national discourse on the vodka label ................................. I. Shilova. Alcohol consumption in the patriarchal Russian society and positive hero of mass culture .................. S. Klyuzina. The problem of alcoholism in the region: a statistical evaluation .......................................................

7 12 22 27 33 47 56 60

STATE ALCOHOL POLICY: HISTORY AND MODERN TIMES N. Goryushkina. Wine reform of 1861: background ............................................................................................... H. Karandashev. Organization of liquor business in Russia in the late XIX – early XX century ............................. A. Nikolaev. The problem of «street drinking» in Russia in 1890-s ........................................................................ E. Pashkov. The fight against alcoholism in Russia during World War I ................................................................ V. Rakov. Smuggling of spirits in the frontier regions of the Far East in the first quarter of the XX century ........... O. Molodov. Struggle against drunkenness in the context of antireligious policies of the Soviet State .................. V. Okolotin. Liquor tax in the arsenal of modernization of national economy of the 1930-s ........................................ A. Bailey. Gorbachev’s and Medvedev’s anti-alcohol campaigns: some initial comparisons ................................. S. Kiriyenkov. Work done by bodies of internal affairs to reduce alcoholization of population ............................... S. Vorobieva. Some Legal Aspects of Alcohol-related problems ...........................................................................

67 73 77 82 88 94 99 100 108 112

TEMPERANCE MOVEMENT: HISTORY AND MODERN TIMES A. Afanasyev. Temperance movement in 1907–1914 years in Russia: the nature, stages and its importance ..... J. Belova. The temperance movement in the Mari-El Republic late XIX – early XX centuries ............................... A. Borodkin. The temperance movement of the early XX-th century, Yaroslavl province ...................................... N. Moukhachev. Sobriety movement in the Upper Volga region in the second half of XIX – early XX century ..... M. Teplyansky. Main stages of the anti-alcohol concept formation of the Russian Orthodox Church (second half of the XIX – early XX centuries) ......................................................................................................... A. Khudyakov. Struggle against drunkenness and social movements in Russia and Ivanovo region from the XIX-th century to the present ................................................................................................................... P. Herlihy. The social network effect: combating alcoholism in the internet age .................................................... A. Zhiliaev. Personality-oriented prevention model against child and teenager narcotization ................................ Archimandrite Zosima. Alcoholics Anonymous Movement as it perceived by the Orthodox Christians in some aspects ..................................................................................................................................................... Y. Badaev. Drunkenness and alcoholism as a spiritual malady. The role of Russian Orthodox Church in coping with it ....................................................................................................................................................... A. Fedotov. Some of the forms of fighting alcoholism in modern Russia ............................................................... N. Grinchenko. Organizing of the professional training of volunteers and sobriology specialists ..........................

114 119 122 125 129 136 140 145 149 152 157 160

REPORTS OF TEMPERANCE MOVEMENT ACTIVISTS N. Druzhinina. Why is it necessary to implement sobriety? ................................................................................... V. Lovchev, G. Ananieva. Fifteen years of reborn holiday ..................................................................................... E. Simonova. Contemporary issues of temperance movement ............................................................................. V. Shishkin. Russia can be sober and successful country .....................................................................................

164 169 170 174

About authors ......................................................................................................................................................... 176

181

ДЛЯ ЗАМЕТОК

182

Научное издание

АЛКОГОЛЬ В РОССИИ: МАТЕРИАЛЫ ПЕРВОЙ МЕЖДУНАРОДНОЙ НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ (Иваново, 29–30 октября 2010)

Верстка: ИПК «ПресСто»

Подписано в печать 05.10.211 г. Формат 60841/8. Усл. печ. л. 21,15. Тираж 100 экз. Заказ 2868 Филиал РГГУ в г. Иваново 153000, г. Иваново, пр-т Ф. Энгельса, 21 Тел. (4932) 30-08-19 www.ivrggu.ru Отпечатано на полиграфическом оборудовании Кафедры экономики и финансов ФГБОУ ВПО «ИГХТУ» 15300, г. Иваново, пр-т Ф. Энгельса, 7