Релеванс by Andrey Ivanov

2012-2013

АВТОРСКИЙ ЖУРНАЛ

РЕЛЕВАНС Издание студентов и магистрантов факультета журналистики ЧелГУ

Авторский журнал – это журнал, созданный авторами его текстов. Круг их, надеемся, будет лишь расширяться)

СОДЕРЖАНИЕ Показуха – двигатель прогресса................................................ Не быть, а соответствовать......................................................... Семь обыкновенных историй..................................................... Взрастить потребителя по подобию своему?........................... МЫ и ОНИ: опыты межкультурного быта.................................. Олег Кашин: «Рано или поздно эта власть и это время закончатся»............................................................. ПОЛИТЗИМА................................................................................ Капкан........................................................................................... ЯНИС ГРАНТС: «Одиночество и тетрадь поэт и сам в силах себе обеспечить»......................................... Как Колумбию не сдали на мясо................................................ Откуда берут волонтеров............................................................

Дизайн и верстка – Александр ПАВЛОВ Редактор – Андрей САФОНОВ

3 4 6 8 11 15 18 26 27 30 33

РЕЛЕВАНС авторский журнал

Показуха – двигатель прогресса

Автор Анастасия БОГДАШКИНА

меня на подъезде повесили объявление: "Срочно сниму квартиру с ЕВРОРЕМОНТОМ для проживания ИНОСТРАНЦЕВ". Это объявление – пропущенный через обычный лазерный принтер кусок бумаги – меня нервирует. Даже не потому, что приклеить его догадались на хрущевскую пятиэтажку, где евроремонтом и не веяло, простой бы, отечественный, сделать. Я не понимаю, почему для иностранцев непременно нужен евроремонт. Я же без него живу как-то. А чем я хуже их? Давным-давно, когда мне было 13 лет, мы с мамой куда-то полетели через Москву. С авиарасписанием вышла накладка, и нас, нежданно нагрянувших пассажиров, второпях затолкнули в зал международных прилетов аэропорта Домодедово. Просто другого места не нашлось. С тех пор рай в моем представлении носит отчетливые черты международного зала Домодедово. Какие там были кресла, принимающие форму позвоночника!.. Каюсь, мне хотелось оторвать и украсть хотя бы их. Залы для пассажиров внутренних авиарейсов после этого выглядели, как пластиковая елка рядом с сибирским кедром. Другой пример. Сочи – редкий город в России, где борются с курением. Понятно, что с тем же успехом у нас можно запрещать в лесу деревья. Сколько табличек с перечеркнутой сигаретой ни вешай, дымить не перестанут. Но «Почему обязательно сочинские власти поступили нужна универсиада практично. Они не только в Казани, Олимпиада таблички развесили, но и расставили для курильщиков в Сочи, саммит АТЭС удобные скамеечки. Неподаво Владивостоке, леку от людных мест, а все же да любое сборище в стороне. И о некурящих поиностранных граждан заботились, и курильщиков на нашей территории, не обидели. Вы уже догадачтобы построить лись, что делается это все под лозунгом грядущей олимпистадион, мост, ады? Да, и напоказ иноаэропорт, хотя бы странным гостям. Таблички просто расчистить с сигаретой исключительно улицы от мусора?» на английском языке: no smoking. А радиообъявления в общественных местах звучат так: "Сочи – город, свободный от курения". Явная калька с английского smoke-free. Почему мы не можем сделать что-то хорошее просто для себя? Почему обязательно нужна универсиада в Казани, Олимпиада в Сочи, саммит АТЭС во Владивостоке, да любое сборище иностранных граждан на нашей территории, чтобы построить стадион, мост, аэропорт, хотя бы просто расчистить улицы от мусора? Нам самим это все не нужно?

Вам случалось говорить гостям: "Извините, у меня не убрано, потому что я так много работаю, что не успеваю / моя кошка разбрасывает вещи, пока меня нет / злые марсиане искали в моей комнате нефть"? Когда я это говорю, мне не важно, что в доме бардак. Мне важно, чтобы гости обо мне плохого не подумали! Мы смирились с обшарпанными хрущевками и взбугрившимся асфальтом, маленькой зарплатой и грязью на улицах. Меньше думаешь об этом – меньше нервничаешь. А потом, бац, на нас сваливается иностранец. Мы влезаем мысленно в его шкуру, начинаем смотреть на привычную действительность так, будто видим ее впервые. И становится не по себе. В иностранцах мы видим волшебников. Вот сейчас они сделают что-то необычное и забавное, достанут из шляпы семилапую мяукающую нанотехнологию. Самое поразительное в том, что волшебство, действительно, происходит: мы, наконец, понимаем, что нужны удобные кресла в аэропорту, начинаем строить дорогу... Так может, в этом решение всех наших проблем? Нам нужен стимул из-за рубежа, чтобы взять себя в руки, – давайте позовем на все долгострои и свалки химических отходов по иностранцу. Какой-нибудь ушлый американец может даже открыть свой бизнес по приезду "в гости" на проблемные объекты. Можно будет новое объявление повесить: "Джон Смит. Решаю проблемы России". Елена КОЛЧИНА

РЕЛЕВАНС авторский журнал

Автор Анастасия БОГДАШКИНА

Не быть, а соответствовать

аждый из нас неразрывно связан с обществом. Мы должны подчиняться общим правилам грамматики, дорожного движения и, конечно, друг друга уважать. Но под облаком общественного мнения люди могут работать на нелюбимых должностях, жениться «не на тех» и вообще делать то, что не нравится. Мысленно человек может ставить галочки в воображаемом «бланке успеха»: хорошая семья, престижная работа, «Успешный родственники гордятся, бизнесмен, который, друзья завидуют. Жизнь казалось бы, удалась. Но… одно но: «Я не счастлив». добился всего, вдруг Когда Маша, замужняя понимает, что хотел и успешная дама, начинаот жизни другого». ет разговоры о том, что ей чего-то не хватает, другие ее быстро останавливают: «Чего тебе еще надо? Многие мечтают жить, как ты! Тобой все восхищаются. Прекрати говорить глупости». Маша, оглянувшись вокруг, думает: «Да, у меня все отлично по сравнению…» Именно

сравнением начинается потеря себя. Каждый человек уникален и неповторим от природы. Но привычка сравнивать делает свое дело: мы отвлекаемся от своих приоритетов, переключаясь на чужие. А они, возможно, тоже заимствованы чужими у других чужих. Как разобраться в этом «тумане»? Особенно сложно остановиться тем, кто уже начал жить по «написанной программе». Успешный бизнесмен, который, казалось бы, добился всего, вдруг понимает, что хотел от жизни другого. Что в детстве мечтал играть на театральной сцене. Но родители сказали: «Это не надежно, не прибыльно и вообще «не твое». Став взрослым и успешным, человек вдруг понимает: «Я должен был тогда не слушать никого, но сейчас уже не смогу ничего изменить, слишком поздно. Я не хочу рисковать и терять то, что имею». Такой ответ кажется рациональным. Все мы когда-то боялись (или боимся?) что-то менять, идти «вопреки», не отвечать ожиданиям, и терять то, что есть. Но что может потерять человек, уже потерявший себя? Как мне жить, если меня уже нет?

РЕЛЕВАНС авторский журнал «Это у вас все облачка, бабочки да мечтания, а у нас реальная жизнь. Работаю с утра до вечера, прихожу домой - лишь бы поспать. Когда там искать себя?!» Слова обычной женщины. Жизнь и привычка жить так засасывает людей. Своим детям родители внушают те же принципы. По ним живет следующее поколение. Как снежный ком… Почему, несмотря на право выбирать, большинство людей проживают сходные жизни? Потому что большинство похожи? Возможно. Сходство заключается в боязни выхода за «Когда человек живет так, как удобно грань некой нормы. Нормы, принятой обществом. другим, он получает Может быть, пойти проодобрение. И ему тив общества и обрести своиногда даже кажется, боду? Как, например, Базаров что он счастлив. Ведь из романа «Отцы и дети». Но дело в том, что идти не в ногу он дарит счастье с обществом - еще не значит другим». жить в согласии с собой. Желание противостоять сродни стремлению быть, как все. В обоих случаях – зависимость от общественного мнения. Христофор Колумб никогда не открыл бы Америку, если б опирался на кого-то, кроме себя. Марк Цукерберг не создал бы всемирную сеть, если бы следовал четко установленным правилам и указаниям. А сколько идей осталось нереализованными из-за сомнений и страхов? Совершенная картина мира – та, где каждый человек трудится на благо общества и в свое удовольствие, где царит гармония и понимание. Но, если человек рожден трудиться на благо общества, почему бы этому обществу не задать установку того, кем человек должен быть, чтобы дарить обществу благо? Это, кстати, опасная ло«Почему люди боятся вушка. Родители уговаривают ребенка ходить в ненавистную проверок, приезда ему секцию, чтобы они могли важных персон?». показывать его фото знакомым. На работе к сотруднику очень привязались, и уговаривают остаться, отказавшись от перспективных предложений. Типичные случаи. Когда человек живет так, как удобно другим, то получает одобрение. И ему иногда даже кажется, что он счастлив. Ведь он дарит счастье другим. Но единственный человек, который навсегда останется с вами, которому никогда ни при каких обстоятельствах нельзя изменять, – это вы. Человек может быть максимально полезен только на своем месте. Как нет аб-

солютно одинаковых снежинок, так нет и одинаковых людей. Каждая жизнь уникальна и неповторима. Лишь сам человек может нарушить эту уникальность, попытавшись сделать свою жизнь похожей на чужую. Мы пришли в этот мир, чтобы быть счастливыми. Но что такое счастье? Смех, радость, солнце - все это моменты счастья, которые каждый испытывал. Настоящим же счастьем может казаться успех, богатство, уважение. Но счастье - не то, что кажется, а то, что человек чувствует внутри. Казалось бы, что может быть проще, чем быть собой. Тем более, если это гарантия счастья. Но в современном мире вы встретите множество преград. Фраза из классики «к нам едет ревизор!» актуальна и сегодня. Почему люди боятся проверок, приезда важных персон? Потому что это тот момент, когда нужно не быть, а соответствовать. Закрепившись у большинства, привычка соответствовать стандарту породила много фальши и показухи. При этом почти каждый знает, что кроется «за фасадом». И голос искренности заложен в каждом человеке. Почему же он часто молчит? Татьяна МОРОЗОВА

РЕЛЕВАНС авторский журнал

Семь обыкновенных историй История первая. Мы ведь команда! Меня зовут Денис, мне 12 лет. В прошлом году я участвовал в этапе Кубка России. Он проходил в Омске. Это были мои первые выездные соревнования, я впервые увидел спортсменов из других областей! У каждой команды была своя спортивная форма, а у нас не было! Я чуть не разревелся на параде от обиды! А потом мы вот что придумали. У нас в команде есть парень, который два года назад ездил на спартакиаду инвалидов, у него осталась форма с надписью «Челябинская область». Он отдал мастерку мне перед стартом. Я – следующему. Так мы и выходили в Сашкиной форме на старт. Все по очереди. И девочки тоже. Мы ведь команда!

История вторая. На витамины – полстипендии. Меня зовут Ксюша. Я учусь на первом курсе. Как хорошо, что в университете мне платят повышенную стипендию за спортивные достижения. Ее можно откладывать и накопить на поездку на соревнования. Так мы с ребятами из сборной области съездили в Самару и Волгоград, на этапы Кубка России, привезли оттуда 11 медалей и два рекорда России. Жили и питались там за свои деньги, нам даже затраты на проезд не компенсировали. Но главное: мы, спортсмены, и наш тренер довольны результатами. А стипендию в следующем месяце я потрачу на новый спортивный костюм и куплю побольше витаминов, чтоб не заболеть!

История третья. Мы сами за себя Меня зовут Ярослав, мне 13 лет, месяц назад я выполнил норматив кандидата в мастера спорта по плаванию на региональных соревнованиях в Новосибирске. Написал письмо бабушке, а она спрашивает: «Ярик, тебе, наверное, и разрядный значок дали: все-таки КМС?» И тут я задумался: а почему его у меня нет? Разряд есть, а значка нет. Спросил у тренера, а он говорит: «Директор спортшколы в группу для инвалидов оформил только пять человек старших: тех, кто в сборной России. Такие у них условия». А занимается нас человек пятнадцать. Все перворазрядники, КМС и мастера спорта. Неужели, им не нужны такие спортсмены? Странные условия. Хотя, как мы докажем уровень, у нас даже значков нет.

История четвертая. 6

Есть ли спорт после школы? Меня зовут Таня, мне 16 лет. Каждый день после шестого урока я прихожу на стадион. Мне просто нравится бегать там, где никто не показывает на тебя пальцем и не спрашивает: «Почему ты руку держишь, как будто у тебя градусник под мышкой?» Стадион прямо на территории интерната, где я учусь. Зимой там тренируются конькобежцы из ближайшей спортшколы. Поэтому, пока залит лед, мы тренируемся в спортзале интерната. Занимается с нами – учитель физкультуры, который недавно вышел на пенсию. Он почти 40 лет проработал с детьми-инвалидами и знает все тонкости физвоспитания. В сентябре на всероссийской спартакиаде я и еще четыре человека из нашего интерната выполнили норматив мастера спорта России. Сейчас я учусь в 11 классе, и летом, скорее всего, придется бросить спорт. Экзамены все-таки…. Да и в интернате я уже не буду учиться, а другой площадки для тренировок в городе нет. В одной спортшколе есть тренер, который работает со слепыми, а вот специалиста по легкой атлетике спортсменов с поражением опорно-двигательного аппарата нет. Наш физрук сказал: «Танечка, я сделал все, что мог. Дальше мастера спорта я тебя не выведу, не хватает квалификации!» А легкую атлетику бросать не хочется: мне даже ходить легче стало после тренировок, да и на соревнования ездить хочется!

История пятая. Хочу увидеть победный финиш сына Меня зовут Мария. Мой сын пять лет занимается плаванием, входит в сборную Челябинской области среди инвалидов. Ему 11 лет. В сентябре мы попали на игры Чемпионата Европы по водному поло. Моему Сашке сложно передвигаться без помощи, но он с удовольствием пошел на матч, чтобы посмотреть на отремонтированный бассейн. Удивило, как там все оборудовано: везде есть перила и скамейки! Сашка меня спросил: «А почему мы здесь не выступаем, здесь ведь все есть?» А я не нашлась, что ответить. За 5 лет тренировок он столько стартовал и ни разу не оставался без медалей первенства области. Обычно турнир по плаванию среди инвалидов проводится в «закрытом» городе Озерске. В местном бассейне «Лидер» в середине октября обрушился подвесной потолок. Запланированные соревнования перенесли всего на две недели и провели 11 ноября. Сашкина команда попросту боится туда ехать, так как и до аварии условия в бассейне

РЕЛЕВАНС авторский журнал были неидеальными. Для всех участников элементарно не хватало скамеек, неудобны для спортсменов с нарушениями опорнодвигательного аппарата стартовые тумбы. Зачем проводить соревнования, на которых просматривается резерв и формируется сборная региона в таких условиях? Когда в Челябинске есть новый, хорошо оборудованный, муниципальный бассейн, спортсмены со всей области вынуждены ехать в «закрытый» город. А мы даже прийти поболеть за них не можем.

История шестая. Апатия Меня зовут Вика, мне 19 лет. Мы с тренером планировали, что до конца года я выполню норматив мастера спорта. Шансы были 100 %, ведь на тренировках я с большим запасом перевыполняла его не раз. Но не случилось! Что-то произошло в голове, и удержать скорость не получилось, даже не хотелось! Готова я была на один результат, показала время намного хуже. Но я ведь совсем не волновалась! Тренер сказал: «Предстартовая апатия!» А это намного хуже, чем мандраж. И убирается только профессиональным психологом. Естественно, у нас в команде такого нет! А ведь он нужен даже больше, чем здоровым спортсменам. После моего финиша одна за одной «проваливали» дистанции подруги по команде. У одной – на дистанции свело ноги (тренер выводил трех спортсменок и просто не успел всех разогреть). Другая просто не вышла на старт, потому что некому было помочь (она с трудом передвигается). Медалей мы не завоевали, хотя готовы были штурмовать рекорды России. И тренер винит в этом не нас.

для «опорников», они тоже готовились к всероссийскому старту. Их тоже выгнали по распоряжению директора. А нам уезжать через неделю! Тренеры нам объяснили: мы занимались в зале спортшколы по личной договоренности с директором (своего зала нет, так как ни в одной спортшколе мы не числимся – не хотят брать ответственность за инвалидов). В этот зал, кроме спортсменов, ходят всякие богачи по абонементам. И они стали жаловаться на то, что инвалидов слишком много и что мы их смущаем! Я сразу задумался: «Интересно, чем это их шестеро подростков смутили?» Но директор не задумался. Просто выгнал нас и все! Чтобы деньги не терять. С чемпионата России мы привезли два «серебра», а легкоатлетки выполнили норматив мастера спорта. Подготовила Ирина ДЕВЯТОВА

История седьмая. Мы их смущаем! Меня зовут Сергей, у меня ДЦП, частично парализована правая рука. Несмотря на это я занимаюсь жимом штанги лежа. Поднимаю почти 90 килограммов при собственном весе в 57. Как обычно, к 17.00. я пришел в тренажерный зал спортшколы по легкой атлетике. Мы там готовимся к Чемпионату России. А меня не пускают, говорят: «Распоряжение директора такое!» Естественно, мне ничего объяснять не стали, тут я встретил девочонок-легкоатлеток из специнтерната

РЕЛЕВАНС авторский журнал

Взрастить потребителя по подобию своему?

Источник – сайт министерства образования и науки РФ

Знаете, очень сложно удержаться от банальностей в рассуждениях о подрастающем поколении. Новая поросль всегда – новая, и всегда – «чужая». «Да мы в их возрасте…», или «Вот когда я учился, то всё было по-другому». Как по-другому?

В школах еще есть педагоги, способные видеть в ребенке не потребителей, а творцов и соратников

Первый шрам

аленький крымский город, провинция на берегу моря. Ощущение огромного пространства: вода и воздух, по сторонам небольшие домики и много зелени. Мне 14. Стою на краю скалы, готовлюсь к прыжку. Друзья щурятся на солнце, подбадривают: «Ну, давай!» Высота приличная, но страха нет. Складываю руки лодочкой и… как рыбка, вхожу в воду. Уже выходя на берег, вижу: за мной тянется кровавый след. Огромная ссадина на бедре – первый шрам и первый жизненный урок: «не зная брода, не лезь». «Драмкружок, кружок по фото, мне ещё и петь охота». Задорное содержание этой строчки было нормой для меня и для всех моих одноклассников. Домашнее задание делала только на переменах. Надо быть очень внимательной на уроках, чтобы сразу понять и воспроизвести. А вот после – всегда в полёте. Сначала на радиостудию – записать очередной выпуск передачи для городского детского вещания «Звонок». Потом – бегом на репетицию танцевального коллектива

«Лада», и уже вечером, в кружке юных спелеологов, разбираясь в системе амортизирующих узлов для страховки, слушать песни под гитару. А еще – обязательные бег по утрам и стрельба в тире! Как же иначе: товарищи по команде ждут высоких результатов. Да и любимый всеми физрук очень надеется выиграть с нами очередную «Зарницу». Очень хотелось жить и пробовать мир до бесконечности. Возможностей было море. Родители смотрели на это просто: тебе надо – успевай! Главное, чтобы оценки в дневнике были приличные. Экспериментировать – вот что главное. Сейчас бы это назвали креативом. Интонацией, не терпящей возражения, заявляю отцу: – Буду ходить в кружок «Юный биолог». – Зачем? – спрашивает отец. – Зверюшек пушистых люблю! Может, буду на биологию поступать. Отец усаживает меня рядом, и, глядя в глаза, произносит: – Биология животных не рассматривает, а изучает. Придётся лягушек резать. В итоге

РЕЛЕВАНС авторский журнал любовь к братьям меньшим осталась в моей душе в чистом виде. Не тронутая скальпелем. Зато пачку дипломов и грамот школьной поры по всем направлениям, которые успела ухватить, сохранила. Все, что сумела взять в детстве, пригодилось, повторилось и преобразовалось.

Вместо творца – пользователь Надо бы забыть, как было «там», удержаться от сравнений. Понятно же – сегодня другие дети, другие установки и правила игры. Хотя возможностей разве меньше? Уже 20 лет работаю педагогом дополнительного образования. Воспитание – моя профессиональная задача. Когда с мальчишками и девчонками живешь в тесном контакте, видишь, какими они приходят в школу и какими уходят из неё. Чувствуешь, как с течением 11 лет меняются их ценности, интересы, личностные установки. Вначале детишки такие пытливые, подвижные и солнечные! К классу четвертому всё это исчезает. Всегда хотелось понять, почему? Почему не бегут «вихрастые и задорные» вприпрыжку за жизненными впечатлениями? Школа для них – нудная неизбежность. Правда, можно общаться со сверстниками. Это плюс (хотя группы единомышленников в каждом классе я видела нечасто). Минус – надо сдавать ЕГЭ. Подготовка к сдаче «единого и неповторимого» превращается в цель и единственный смысл школьного детства. К 11 классу дети понимают: надо продержаться ещё чуть-чуть! Как будто дальше – открытый космос. Что там – никто не знает, но, кажется, там все равно лучше! Хотя все вместе плачут на последнем звонке, забывают родную школу уже на следующий день после получения аттестата. Говорю об этом с уверенностью, потому что выпустила уже десятки ребят. Что дальше? Возможно, родители оплатят обучение в вузе на том факультете, на который хотелось бы поступить. Тогда повезло. Есть ещё вариант, понятный для подростка:

девочкам – замуж, мальчикам – в армию. Но во всем этом отсутствует некий глубинный смысл. А когда нет смысла, бессмысленна и свобода выбора. В 2007 году министр образования Андрей Фурсенко сказал: «Недостатком советской системы образования была попытка формировать человека-творца, а сейчас задача заключается в том, чтобы взрастить квалифицированного потребителя, способного квалифицированно пользоваться результатами творчества других» (Ru.wikipedia.org). Опустим, что тогда эта формулировка вызвала резонанс в прессе. Мы ведь понимаем, что чиновник такого ранга не высказывает своё личное мнение, а даёт задачи от лица государства как руководство к действию. И, конечно, понимает последствия и отвечает за сказанное. Со времён Чехова «раб по капле» из нас ещё не выдавлен: сказано сверху – надо исполнять. Тем более, как бы ни царапала за живое циничная формула, так всем удобно и выгодно. На первый взгляд. Но что именно потреблять? Парадокс в том, что дети, не глядя на нас, сами определяют, что хорошо, что плохо, что можно, чего нельзя. Кстати, мы-то знаем, чего нельзя?

Источник – сайт министерства образования и науки РФ

Больным ты никому не нужен Вхожу в класс. Двадцать пять очень серьёзных лиц. В глазах, как всегда, один и тот же вопрос: «Ну что ещё надо?!» И только галёрка расплывается в улыбке: им всё, что угодно, лишь бы не физика. – Ребята, сегодня мы проводим аксиологическое исследование, – говорю я. Никита справа: – А что это такое? Длинные слова меня только расстраивают. Никита всегда повторяет эту фразочку от Винни-Пуха. Объясняю дальше: – Исследование анонимное, ничего подписывать не надо. А нужно заполнить две таблицы и расставить от 1 до 18 по степени важности человеческие ценности. То есть, на первое место поставить самое важное для себя. Заметьте, не для мамы с папой, не для учителя или общества в целом, а то, что вы считаете самым важным. Выражения лиц меняются: вместо скепсиса – интерес. Раздаю листки, и сразу начинается обсуждение. Настя: – Ой! А их много, я даже растерялась. Что у нас тут есть – любовь, материальное благополучие? – лукаво поглядывает на соседа по парте. Даша: – А можно карандашом, чтобы потом исправить, если что? «Вот так бы в жизни, – думаю я, – стереть ошибки, переставить ценности, и сердце успокоится». А глаза-то у ребят заблестели, даже румянец на щеках. Видно, как процесс их захватывает. Лёшка:

РЕЛЕВАНС авторский журнал – Господи! У меня «честность» на самом последнем месте оказалась! – общий смех. Работают серьёзно и тщательно. Звонок на перемену, но никто не срывается с места. По-деловому, как будто контрольную пишут, сдают мне листочки. Сергей, поправляя очки, почти директорской интонацией: – О результатах расскажете? Я киваю головой. Всего в октябре прошлого года мной было опрошено 104 ученика обычной челябинской школы. На первое место подростки 14–17 лет поставили «здоровье», на второе категорию «верные, надёжные друзья», на третье – «семейное счастье». Всё-таки странный порядок ценностей для подростков. Даже в своём бальзаковском возрасте я бы никогда не поставила на первое место «здоровье». А в их годы вообще вниз головой со скалы прыгала. Может, они чувствуют это слово, иначе, чем я? Ребята объяснили доходчиво: – Здоровье – забота о себе. Чтобы быть успешным, надо быть здоровым. Больной человек никому не нужен.

Цель – пищевая цепь Есть в этих детях что-то ужасно инфантильное и одновременно прагматичное. Видимо, идея министра Фурсенко работает. Меня поразила история моей выпускницы. Девушка успешно оканчивала школу, и на вопрос, куда будешь поступать, ответила: – Куда возьмут по результатам ЕГЭ. Взяли на самый тогда модный факультет ЮУрГУ. Родители платили 45 тысяч в год. Она даже закончила его с красным дипломом, но не захотела работать по специальности. Выбрала дело по душе. Скажете, бывает, ведь всё, что касается «души», тонко и недоказуемо. Однако по данным Росстата, в профессии остаются лишь 45% выпускников. В близких к ней сферах – 14,6%. Более трети работают не по специальности. А совместное исследование Высшей школы экономики и Росстата вообще показало, что не по специальности трудятся более половины выпускников вузов (www.hse.ru/news/58325905. html http://issek.hse.ru/monografs). Человек – продукт своего времени. Особенность нашего времени в том, что «хорошо воспитанный потребитель» переходит в категорию потребляемого. Как в пищевой цепи из учебника биологии. Грустно без творцов-то…

Раньше неординарно мыслящие люди были необходимы для строительства нового общества. Но выяснилось, что эти же люди могут быть опасны для системы. Ими тяжело управлять. А с потребителем можно договориться. Хлеба, зрелищ – и всё в порядке… Тех, кто сейчас сидит за школьной партой, не очень интересует, что говорят «наверху». У них непрерывный рост, и работает природа. Они более рациональны и менее защищены. Им важно знать свою точку опоры. P.S. Занятия в школьной редакции. Звук сотового, приходят две эсэмэски. Первая (Настя, 14 лет): «Не смогу прийти, на свадьбе у папы, мою посуду». Вторая (Даша, 14 лет): «Не смогу прийти, на похоронах у подруги». У меня давняя привычка проверять факты. Действительно, чистая правда – и свадьба, и похороны. Я им тут про школьный праздник, а у них такая экзистенция: Жизнь и Смерть. Эльвина УРБАНОВИЧ

РЕЛЕВАНС авторский журнал

МЫ и ОНИ:

опыты межкультурного быта

Источник – сайт федеральной миграционной службы

Приезжая в другую страну, мы иногда забываем, что, отдаляясь на время от своего края, становимся его представителями. По нам судят о народе в целом. Был красноречивый случай: президент Ингушетии Юнус-Бек Евкуров отозвал из столицы России сына высокопоставленного ингушского чиновника. Отпрыск недостойно себя вел в Москве. Смысл президентского шага понятен: не позорь свою нацию.

Россия today

лияние репутации страны на отношение к себе лично довелось испытать нам с подругой во время поездки на работу в США. Когда, помимо основного, попытались найти дополнительный заработок, на собеседовании услышали следующее: – О, у вас такой великолепный английский! Вы у кого работаете? – У Боба Смита. Менеджер ресторана Франклина расплывается в довольной улыбке. Боб весьма уважаемый человек на этом курорте. – Так вам нужна вторая работа! А вы будете успевать? – Да, мы как раз в три заканчиваем. – То, что надо. А откуда вы? – Мы из России. – улыбка сползает с лица менеджера. Хмурится. – Ммм… не уверен. А вы через кухню проходили? – Да. – Девчонки, извините, но сумки покажите…

Как выяснилось, за год до нас в этом же местечке трудились две девушки из близкой к нам по менталитету славянской республики. Они прославились целым спектром пороков – от воровства до сомнительных услуг. Понятно, что к «русским» после такого сервиса на данном кусочке Америки стали относиться с тревогой. Вторую работу мы нашли только в конце лета. Отношение к приезжим из России после нас на курорте поменялось – доверие заслужили, но осадочек-то остался. Правда, хозяева торговой точки, где мы нашли место, относились к нам с теплотой. Дали безвозмездно лекарств, когда моя подруга загрипповала. Провожая нас, пообещали впредь брать на работу только русских студенток. Обещание, кстати, сдержали.

Пощечина за просьбу тишины Три часа ночи. Музыка у соседей гремит заводным кавказским ритмом. Спать невозможно, а вставать в полседьмого. Марина Ивановна – мать моего молодого человека – не может уснуть: и так повернется, и эдак ляжет, и подушкой накроется. Нет. Мешает. Пошла вниз к соседям попросить сделать потише. В итоге получила пощечину, от которой на щеке остался синяк. Днем ее приходит навестить сын. Увидев лицо матери, спрашивает «кто» и стремительно летит вниз. Разобрался с соседями по-мужски. Но теперь мне страшно, когда он заходит к своим родителям в подъезд. Говорят, южные народы мстительны.

Разговор без крови Еще история. Оксана с подружками пошла поболтать в кафе. Заведение в восточном стиле, еда вкусная, уютно. Девушка замечает: на нее «положил глаз» уже немолодой кавказец. Лестно, конечно. Но все же неприятно. Через час еще и любимый должен забрать. Она отворачивается, «тушуется». Не помогает. Мужчина с лучезарной

РЕЛЕВАНС авторский журнал улыбкой и «махровой харизмой» подходит к столику девушек, представляется владельцем ресторанчика, шутит. Пытается угостить девушек, осыпает комплиментами, особенно Оксану. Ей неудобно, даже страшновато. «И кто его знает, что у него на уме! Он же еще из «этих». Они же дикие!» Оксана незаметно пишет смску своему молодому человеку – Стасу. Мужчина начинает напирать. Оксане становится не по себе. Девушки верно оценивают ситуацию, пытаются разрядить обстановку и вывести подругу из ресторана. Не получилось. Атмосфера накаляется. Оксане все-таки удается выйти, но возле входа ее уже ждут. Девушки кучкуются, начинают пробираться к машине одной из подруг. Подъезжает Стас. С друзьями. Казалось бы, крови не избежать. Стас спокойно осматривается и идет прямо к «главному зачинщику», который годится ему в отцы. Вежливо здоровается с ним, берет Оксану за руку и закрывает ее собой. Как оказалось, Стас довольно неплохо говорит по-грузински и объясняется с хозяином ресторана. В конце беседы они жмут друг другу руки. Ни ссадин, ни царапин. Через год в этом ресторане Оксана со Стасом праздновали свадьбу, и владелец кафе очень богато одарил молодых.

«Воздух не тот, потому и люди не те» «Диалог поколений» приезжих показывает, легко ли адаптироваться в России, и стоит ли оставаться здесь жить. *** – Бежан, расскажите, пожалуйста, о себе. О том, почему вы живете и работаете в Челябинске. – Мне 43 года. По национальности я грузин. Сын и две дочки у меня. Свое «Это теперь Россия кафе, дела делаю потихонечку. Приехал сюда учиться в ЧПИ, ототдельно, Грузия учился – женился на красавице, и отдельно, для меня, мы с ней тут остались, она потому всю мою молодость что русская. В Челябинск примы были одним ехал, потому что дядька у меня тут целым, так я с этим был, бистро у него свое было, а у меня, как видишь, из его бистро ощущением и прожил ресторан появился. Бистро привсю жизнь…» шлось, правда, продать в 90-е, а «Челябинск живой теперь я вот тут, на Шершнях. какой-то, реальный… – Как вы себя чувствовали Трезвый даже». во времена СССР, России 90-х и как чувствуете себя сейчас? Есть ли разница? – Конечно, есть. В СССР как-то проще было, и учился бесплатно, и косо никто не смотрел. Я вином и фруктами девушек угощал, с парнями в футбол играл. И как-то на равных мы были. У меня в деревне русских тоже много было. А потом вся это чехарда…

В Челябинске по-спокойней было, а в Москве на нас же облавы делали, у другого моего дядьки там бизнес отобрали. Родители жены как-то не так смотреть начали. И она как-то (поправляя ворот – авт.)… ну, не уверена во мне что ли стала. Там и бистро продал. А потом все понемногу наладилось. Сейчас люди не такие ошалелые, все дела делают. – Недавно Россия воевала с Грузией… – Моя позиция по войне всегда была одна — я против войны. Не потому, что такой пацифист, просто понимал, что это поставит крест на всем том, чего мы достигли. Но я считаю, если ввязался в войну, надо воевать до конца. В те дни я однозначно встал на сторону Грузии. Считаю, что Саакашвили взяли на испуг. Саакашвили дали информацию, что Россия идет на него, и он с испугу дал приказ начать военную операцию. Точно так же, как 7 ноября 2007 года, увидев на улице Тбилиси 100 000 демонстрантов, отдал приказ жестко разогнать митинг. В общем, Россия давно готовилась к этой войне, слаженно и оперативно ввела войска в Грузию по двум направлениям: в Абхазию и Южную Осетию. Грузия тоже имела кое-какие наметки, которые так и не были выполнены. Осетины тоже готовились, имели приказ вывезти всех женщин и детей еще 1 августа, что и сделали. – Откуда вы все знаете так подробно? И почему остались здесь, будучи на стороне Грузии? – У меня там брат. Он мне все и рассказал, как видел. Я и поехал к нему, но, пока поездом добирался, все уже, по сути, закончилось. – Среди русских у вас много друзей? – Да, достаточно. Вот как Стас и Оксанка твои (смеется, глядя на моих друзей). Обычно я с людьми нормально знакомства завожу. Среди людей моего возраста – да, достаточно, еще с институтских лет. А вот с теми, кто помоложе, с ними трудновато. Соседи люди хорошие, как это… адекватные! У нас соседка врач, так мы на нее не намолимся – чуть что, где кольнуло – сразу к ней, она все скажет, все расскажет, залезет до самых гланд! – Вы здесь чувствуете себя своим? С самого начала? – Да, с самого – меня Челябинск как-то сразу принял. Он, конечно, не моя «цветущая деревня», но он… живой какой-то, реальный, трезвый даже. Несмотря на мое отношение к войне с Грузией, «винные-повинные» манипуляции, мне здесь хорошо. Это теперь Россия отдельно, Грузия отдельно, а для меня всю мою молодость мы были одним целым. Так я с этим ощущением и прожил всю жизнь. *** – Ильяс, откуда и почему ты приехал в Россию? – Я из Армении, мне 24 года. Приехал

РЕЛЕВАНС авторский журнал сюда на заработок. Езжу в Челябинск уже второй год. Хочу на Родине свой дом отстроить, но не уверен уже (потирает лоб, затем бровь, слегка отворачиваясь). – А что так? – Да-а-а… так. Девчушка тут есть одна. Да не знаю пока. – На то, что ты в Челябинске зарабатываешь, в Армении можно дом построить? – Да, можно. Только в последнее время как-то цены сравниваются, уже не так просто. – Кем ты здесь работаешь? – Первый год маршрутку водил. Проще было: парни все свои и людей все-таки видишь, моменты какие-то прикольные бывают. Но водят у вас просто атас. Все куда-то щемятся, лезут, бывают шибко крутые, а водить не могут. Сидеть все время за рулем тяжело. Теперь на стройке работаю – интересно. Парни разные: и русские, и наши, начальник – вообще немец какой-то. Двигаешься много, получаем чуть побольше, чем на «Газели». Пыли много, краски, зато деньги и работу свою видишь. – У тебя хороший русский. Сейчас это как-то не очень в моде. – Меня дед учил, да и у нас в основном пока на русском говорят. Я и свой язык знаю. Один раз у нас парень на «Газели» в аварию попал, а сам не говорит по-русски. Плохо так, фраз пять – три. Так я ему пересказывал (гордо улыбается). – Как к тебе в Челябинске относятся? – Все у вас как-то непросто. Визу получить – непросто. На работу надо столько всяких бумажек. Зарплату получить – тоже непросто. Девушки у вас непростые. Понтов много. Порой, смотрят на меня «Я не думаю, как на обслугу – раздражает. Еще, когчто вы все да ваши думают, что ничего не пониплохие, просто маю по-русски: поржут, всякую хрень нервные вы». наговорят: «Арсэн, Гывы, как ты там – Равшан-Жамшут… насальнике». Сами не знают, что Гиви – грузинское имя! Вот одному и съездил пару раз, там все налетели – кто во что горазд, страшно было, думал убьют… Нет, парни сами нас и разняли, даже старшему не сдали. Я не думаю, что вы все плохие, просто нервные вы, русские, неконтактные. А тот парень, он вообще такой, его и бригадир не любил. Но парни русские какието нежные, какие-то накрахмаленные. Девки – тоже. Когда на «Газели» был, девки нос воротили. Скажу – на машине я, они тут же ла-а-а-сковые такие, в глаза смотрят… а потом покажу им свою – так кривятся. Тетеньки у вас добрые, я без денег был, так меня тетя Лариса из соседней квартиры подкармливала: то картошки даст, то на суп позовёт. Она как-то сразу добрая была. Я здесь чужой какой-то. Если б я завоевывать город поехал, то, наверное, бы смог. Ну, зацепиться-то точно, город потому что молодежный все-таки. Но я домой хочу, хотя

вот теперь не знаю (снова чешет бровь и опускает глаза, на губах полуулыбка). Воздух у вас не тот, по тому и люди не те, понимаешь? (Киваю ему). По клубам пару раз прошвырнулся, со своими посидел – попил, магазины, шмотки… но это, если ты тут свой, если ты хорошо зарабатываешь. А чтоб этого добиться, надо диплом, надо связи. У меня все это дома. Да и мне вас русских не понять – вы сонные и неуверенные «то хочу, то не хочу», «то буду, то не буду», «то давай, а то устала».

Не чужой ли нам «наш монастырь»? Большинство из нас терпеть не могут, когда бабушка (теща, мама, свекровь) приходит к нам домой и начинается: «А что у вас шторки синенькие?», «Почему полку не повесишь никак?», «Неряха ты, я вот мыльницу вам помыла, ты заметил?» Кто-то приходит в ваш дом и начинает вас критиковать, перестраивать, поправлять. РАЗДРАЖАЕТ. Ведь это неуважение к вам, вашему дому и укладу жизни. Если кто-то приходит к вам в дом и начинает оскорблять вас намеком, словом, или того хуже – делом, то неважно, кто какой национальности, вероисповедания, убеждений – хочется придушить. В последние годы желание придушить какое-то фоновое. Если мы, близкие, друг к другу так относимся, то каких взаимоотношений ждать с людьми со стороны? Особенно с теми, кто приезжает к нам на заработки из ближнего зарубежья, или южных республик России? Они – люди других традиций. У них язык другой, соответственно, восприятие предметов и явлений несколько иное. Тысячелетия проходят, а человек все так же боится неизвестного, чужого. Представьте, какой стресс для обеих сторон. Я его не понимаю, не знаю его культуры. Он не знает моей, не знает даже языка. Я ему «на остановке, пожалуйста», он бурчит себе что-то и вовремя не останавливается. Так и проявляется истинная натура каждого ЧЕЛОВЕКА отдельно, НЕ НАЦИИ! Все люди – разные. Различия – особенности, а не дефекты. Но именно на особенностях строятся «сенсации» о терроризме, создаются источники стресса. Одну единственную черту можно повернуть так, что все будут шарахаться и чураться. Отношение же «мы – лучше, вы – хуже», «вы- обслуга, мы – хозяева» не сбавляет напряжения. Национальный менталитет определяет общие социальные рамки дозволенного и особенности характера. «Южные народы мстительны» – стереотип или менталитет? Менталитет. За это говорит фольклор : вспомним сказку про Али –бабу и сорок разбойников. Больше половины сказки строится на страстном желании отомстить. Предводитель разбойников готов разослать своих подчиненных на по-

иски Али–бабы и «того, кто пойдет в город, но окажется недостаточно хитер, ловок и сметлив, я казню самой позорной смертью». И убивает двоих. Он готов жить, как благочестивый и приветливый купец многие годы, и дружить с сыном Али-бабы, только что б когда-нибудь стать вхожим в его дом и отомстить за сокровища и смерть своих соратников. Кстати, последних, сварили заживо, вылив на голову кипящее масло. В русских народных сказках часто такое встречаем? Конечно, все мы знаем цикл рассказов «Бахчисарайский фонтан» Пушкина. Месть, страсть, убийства, хитрости, похищения. «Героя нашего времени» – Беллу и Казбича – тоже все помним, не одно изложение писано. Жалости в европейском понимании там маловато. «Не хотим фашизма и Восток – дело тонкое. ультранационализма? Теперь о стереотипах. Тогда стоит научиться Какие ассоциации у русских связаны с выходцами с вести себя на своей Кавказа? – «Арсен чачлик, земле с чувством джинсы рынок таргуит», собственного «Гиви маршрутка водит», достоинства». «Джамшут дама строит». Недавно скандалили из-за разговорника – энциклопедии для выходцев с Кавказа, мало владеющих русским языком. Там гастарбайтеры изображены в виде совка, лопаты, ломика. Называем как: диаспора, «чурки», «чучмеки». Все слова с негативной окраской. И какой на такие «имена» ждать реакции? Безусловно, поводов для негатива великое множество. Многие знают, например, что такое «кавказские свадьбы». Человек, у которого нет каких-то пределов и барьеров, да еще и из неизвестной нам культуры, внушает интуитивное опасение, а то и страх. Так как же мы реагируем? Живая иллюстрация – скандал с футбольным клубом «Анжи». Неизвестный хулиган, предположительно выходец с Кавказа, бросил в иностранного игрока бананом. Поступок можно объяснить желанием подставить «Локомотив» и вынудить премьер-лигу пересмотреть результат матча, в котором «Анжи», не скрывающий своих амбиций и не гнушающийся использовать для этого неспортивные методы, рассчитывает на счет 3:0 в свою пользу. После предыдущих банановых скандалов у российских футбольных чиновников отношение к клубу из Махачкалы особое – максимально, скажем так, доброжелательное. Глядишь, и создали бы прецедент, переписав три очка. Чем же ответили? Теперь лицам кавказской национальности не продали билеты на матч «Спартака». И заработала психология «свой – чужой». Запущен механизм защиты «по крови и месту проживания». Но ведь речь идет не о том, кто лучше, кто хуже – хороши все. Друзья «с юга» не утруждают себя прочтением законов РФ, проживая и работая в ней. Но и мы не стаем внимательней к их культуре, чтобы эффективнее решать больные вопросы, а не гневно трясти кулаком. Позиция оценки любого де-

Источник – сайт федеральной миграционной службы

РЕЛЕВАНС авторский журнал

яния по принципу крови разрывают страну на этнические клочки. Но разве в России не любят резидентов «Камеди-клаб», или творчество Николая Цискаридзе? Или, может быть, Дима Билан вызывает национальную ненависть? А разве в России забыли, кто нам принес олимпийское золото по дзюдо? Ничего этого нет! Не в чем оправдываться. Не хотим фашизма и ультранационализма? Тогда стоит научиться вести себя на своей земле с чувством собственного достоинства. Если б к вам в дом просто так пришла соседка и начала бы «строить» вас и вашу семью, вести себя неуважительно – вы бы стали это терпеть? Дом для каждого из нас (будь то квартира, особняк, любимое кресло, в конце концов) – это храм, «последний оплот» и причал. Создаем мы их себе сами, охраняем тоже самостоятельно, порядки устанавливаем свои же собственные. Агрессивной соседке не поздоровится, в нас срабатывает чувство «своего». В масштабах страны так не получается, все, что вокруг, до сих пор «общее», а значит ничье. Да и страшно противостоять разнузданности «чужаков». Они ж «горячие»: чуть что – сразу за нож. Стереотипы-то из моды не вышли. Честно признаюсь, сама побаивалась. Но потом мой молодой человек меня пристыдил: «Взрослая! С двумя высшими образованиями! В своей стране, по своей земле ходишь! Земля – твоя, потому что вон в том дворе ты играла, а под этим окном котенка нашла! И ты боишься этих гостей? Это гости! Ты в своем доме гостей боишься?! Представь: твои подружки приходят, садятся на диван, а ты под столом на кухне от страха трясешься?! Так они тебе на шейку скоро сядут, ножки свесят и сковородкой по башке стукнут!» Мне стало безумно стыдно, просто и все понятно. Главное не как ведут себя они. Главное, как я подаю себя, насколько я уверена в том, что свое надо беречь. Ангелина ИЛЬИНСКАЯ

РЕЛЕВАНС авторский журнал

Олег Кашин:

«Рано или поздно эта власть и это время закончатся» –

Фото Михаила ГАЛЯНА

Олег Кашин о журналистике, нацболах и будущем протестного движения. Разговор получился в рамках фестиваля «Открытая книга», который осенью прошлого года проходил в Челябинске.

–К

ак и почему вы пришли в журналистику? Ведь получили совсем другое образование. – Образование морское, да. Но с первого курса обучения на моряка (я учился с 15 лет до 23-х) я испытывал недостаток в написании сочинений, которые были в школе, но которых не было в вузе. А потребность была, поэтому она очень быстро конвертировалась в статьи. В начале – в гигантские колонки о смысле жизни, уже потом в такие нормальные журналистские заметки как раз о жизни моряков. – То есть, вы не сразу начинали как политический журналист? – Сразу, но потом сделал шаг назад, в сторону бытовухи, и вернулся в политическую тематику через несколько лет. – Цензура в СМИ, какая она сей-

час: давление сверху, или журналист чаще сам боится писать на те или иные темы? – Совокупность. То есть, нельзя противопоставлять. Это один и тот же процесс, который может проявляться и в прямом давлении. Но журналист все-таки умный человек, а умный всегда понимает, чего ему следует бояться, чего избегать. Журналисты, особенно если они в профессии много лет, отягощены семьями, кредитами, имуществом и так далее. Они работают в условиях современной России, и им не нужен прямой звонок из Кремля или ФСБ. Они сами понимают, что есть запретные темы. Самый за все эти годы красноречивый пример – закрытие газеты «Московский корреспондент», которая единственная написала про слухи о свадьбе Путина и Алины Кабаевой. Газета тут же была закрыта – формально как

РЕЛЕВАНС авторский журнал нерентабельная, но все понимают, что из-за этой публикации. – Какие еще темы, помимо личной жизни Путина, являются табу? – Есть некий набор тем. В зависимости от особенностей того или иного СМИ он варьируется. Я сам наблюдал: во многих редакциях была полностью табуирована тема Pussy Riot, где-то невозможно упоминание (даже не интервью, а просто упоминание) Навального. – А нацболы? – Нет, нацболы – это прошлый век, потому что теперь, особенно когда Лимонов критикует Болотную площадь, его с удовольствием печатают даже в «Комсомольской правде», к сожалению. – Допустимо ли журналисту быть ангажированным? – Это естественный процесс на самом деле. Допустимо или нет – вопрос философский. Самое главное, чтобы человек понимал, где он сталкивается с ангажированностью. Главное, чтобы не было прямого обмана. Вот если Захар Прилепин, например, – член партии нацболов, он этого не скрывает. – А вы считаете себя ангажированным журналистом? – Ну, в той же мере, как и все живые люди. У меня есть какие-то пристрастия, дружба, взгляды, ценности, поэтому, конечно. Но никакого тайного следования указаниям начальников, помимо редакции, у меня нет. В этом смысле я действительно пишу, что хочу и как хочу. – На ваш «Иногда в разных странах – взгляд, современэто было и у нас не раз, ная литература и в Восточной Европе – работает как возникают ситуации, когда политическое не политики, а люди из орудие? – Мне кажется, каких-то гуманитарных да. Более того, во сфер приходят в политику многом журналитолько потому, что таких стика движется в людей не хватает. Это сторону литературы. как ополчение в годы И речь не только войны, когда профессора, о литературных произведениях студенты и рабочие журналистов как, донадевают шинели, идут пустим, Александра воевать, потом снимают Терехова, который шинели и продолжают из журналистов заниматься своими стал одним из пяти лучших прозаделами». иков. Мне кажется, самый удачный проект последних лет – это «Гражданин Поэт» Быкова. Автор в стихах иронически пишет то, о чем гораздо труднее и гораздо менее точно можно сказать в политической колонке. – Есть у вас книга, которая повлияла на ваши убеждения? – В том числе, произведения Лимонова. Особенно его «Другая Россия», которая, если читать ее буквально, воспринимается как

такой утопический манифест, но в действительности – очень точное и безжалостное к реальности высказывание о том, как устроена Россия. Ничего более точного о России постсоветской навскидку назвать не могу. Главы «Откуда берутся старухи» и «Монстр с заплаканными глазами» – самый, наверное, точный социальный диагноз тем людям, которые и голосуют за Путина, и ходят на концерты Стаса Михайлова. – А ваша книга «Роисся вперде»? – Это тот же случай журналистского высказывания, исполненного в форме художественного произведения. Это книга журналиста, конечно, в меньшей степени проза. Я остался ею доволен, потому что, смог сказать то, что у меня не получается выразить в статьях. Все, что у меня накопилось за годы работы, я высказал в этом фантастическом сюжете. – Она правда получила антипремию «Абзац» и при этом была номинирована на «Нацбест»? – Она номинировалась на «Абзац» и «Нацбест», но ни там, ни там ничего не получила. Опять же, не то, чтобы я обижаюсь, но когда «Абзац» дают раскрученному писателю, который плохо пишет, но при этом из каждой форточки звучит – это одно. Когда на антипремию выдвигают дебютную книгу журналиста, которая сама по себе ни на что не претендует, то, по-моему, теряется соль шутки. Я вроде бы сам по себе не обидчив, просто я эту шутку не понял. – В Челябинск вы приехали с Захаром Прилепиным, который открыто говорит о том, что он нацбол. Вы не поддерживаете его взгляды? – Я как раз поддерживаю. Более того, Захар, хотя и говорит, что он нацбол, еще говорит, что он государственник, хотя нацболы совсем не государственники. Так что, может быть, я в большей степени нацбол, чем Захар. – Какова принципиальная разница во взглядах нацболов и «болотной» оппозиции? Почему они не могут договориться? – Мне кажется, все-таки важно учитывать, что партии нацболов уже много лет нет. То, что есть сейчас – это такое отражение погасшей звезды. Я не имею в виду Лимонова, я имею в виду саму партию, которая действительно лет семь-десять назад была важным фактором российской жизни. Более того, я считаю, что Лимонов, сам того не желая и даже не зная об этом, придумал всю путинскую эстетику, культуру, начиная от «Уралвагонзавода», защиты русских в Прибалтике и так далее. Все это можно найти если не у Лимонова, то у Проханова. Во многом там ревность, потому что Лимонов много лет боролся за то, чтобы люди выходили на площади, а люди вышли на площади без его участия, и он, я думаю, расстроен именно этим. Все равно Лимонов остается одним из умнейших наших современников и одним

Фото Михаила ГАЛЯНА

РЕЛЕВАНС авторский журнал

из наиболее правильных русских политиков, которые не идут ни на какие компромиссы с врагами, а продолжают отстаивать свою точку зрения. – Когда сюда приезжал Удальцов, на вопрос про нацболов он сказал, что это раньше о них не принято было говорить, а сейчас мы поддерживаем всех политических заключенных. Мы поддерживаем Pussy Riot, поддерживаем «Узников шестого мая», но про нацболов по-прежнему не вспоминаем, хотя многие сидят. Как быть с этими людьми? – Это вопрос к каждому конкретному Удальцову. Я считаю, безусловно, политзаключенными Унчука, Березюка и Хубаева, которые сидят по совершенно позорному «Манежному делу». Если помните, был бунт футбольных фанатов на Манежной, в нем участвовали десятки, сотни людей, многих из них все знают в лицо и по фамилиям, но посадили только нацболов и только за то, что они нацболы. Или «Дело 12-ти», когда сейчас в Петербурге людей буквально судят только за принадлежность к этой партии и ни за что больше. – Хотя партии как таковой нет? – Ну да, «Другая Россия», плюс они были в НБП. Их судят за участие в экстремистском сообществе. Один из важнейших политических процессов, которые сейчас идут. Это вопрос к каждому конкретному высказывающемуся; я, конечно, считаю их политическими заключенными. – Вы неравнодушны к творчеству группы «Аквариум», вас даже было видно на трансляции с последнего квартирника. Но Борис Гребенщиков в одном из своих интервью говорил: «Митинги – это обман». Это не идет вразрез с вашими взглядами? – Абсолютно не идет. Как раз Борис Гребенщиков единственный, наверное, из

деятелей искусства сумел поставить себя относительно происходящего в обществе таким образом: что бы он ни говорил, даже если он, как несколько лет назад, снимается в роликах в поддержку «Единой России», к нему нет претензий. Может быть, потому что он гений и ему дозволено больше, чем остальным. Но, скорее, просто потому, что все его творчество направлено на то, чтобы показать: то, что мы видим по телевизору, и то, что нам кажется важным, на самом деле не имеет значения, есть какие-то другие, гораздо более важные вещи. И, я думаю, одна его песня «Еще один раз», не говоря уже о каких-то классических вещах, значит больше, чем миллион речей про политику. – Какое будущее у протестного движения в России? – Оно в любом случае хорошее. Понятно, что есть много претензий к протестному движению, но понятно и то, что рано или поздно эта власть и это время закончатся. Наша задача сейчас и учиться, и готовиться к тому, что начнется какая-то новая жизнь, готовиться к каким-то переменам. Сколько придется ждать, я не знаю. Во многих странах ждали десятилетия. – Вы участвовали в выборах в Координационный Совет оппозиции. Кем вы себя видите в политике? – Никем я себя в политике не вижу. Другое дело, что иногда в разных странах – это было и у нас не раз, и в Восточной Европе – возникают ситуации, когда не политики, а люди из каких-то гуманитарных сфер приходят в политику только потому, что таких людей не хватает. Это как ополчение в годы войны, когда профессора, студенты и рабочие надевают шинели, идут воевать, потом снимают шинели и продолжают заниматься своими делами. Видимо, это тот случай. Я воспринимаю свой локальный уход в политику как временный и не противоречащий основному занятию. Анастасия САЛАВАТОВА, корреспондент газеты «Переменка», лицей №11

РЕЛЕВАНС авторский журнал

Фото Михаила ГАЛЯНА

ПОЛИТЗИМА

еня наняли на работу переводчиком. Команда датских журналистов – корреспондента Матильды Кимер и оператора Томаса Оврэ – получила задание сделать репортаж о современной России перед выборами 2012го года. Они наметили маршрут с востока России: Владивосток-Чита-Иркутск-Нижний Новгород и Москва. Текст ниже – это своего рода аполитичный дневник о политике, слово случайного человека в закономерную пору застоя.

День первый. Мультфильмы и заики. Мы прибыли во «Владик» с подсевшими веками. Таксисты начали торг о цене проезда до нашей гостиницы. Первый предложил три тысячи. Есть в наших таксистах что-то от астрономов. Мы поломали цену вдвое. Матильда хотела остановиться в паре мест, заснять знак города и его панораму с какойто высокой точки. Позже мы заехали на смотровую площадку. С высоты пологой дороги лоснился зябкий и серый порт. Угрюмые борта дышали туманом. Вода, местами темная, краснела в закатных лучах. Поневоле вспоминаешь балладу о маленьком буксире. Томас зашел на самый дальний скалистый выступ, чтобы заснять панораму. Потом мы катались по городу в поисках широкого кадра, который сказал бы: это –

Владивосток. Желтые улицы извивались. Город стоял на горах. В пологих заворотах блестели окна классических домов. На них еще оставался налет царской России. Прибавка таксисту не помогла – кроме смотровой, снимать было нечего. Зато в отеле сняли три номера – за 2500 каждый. За стойкой девушки в белых блузках долго пробивали по одной квитанции. Матильда с акцентом спросила, почему они пробивают карточку три раза. Ее не поняли сразу. – Пробейте общую сумму, – помог я. В кредитной компании могут увидеть три одинаковых платежа за 10 минут и заморозить карточку. Я сказал об этом девушкам за стойкой лобби, но они только уныло пожали плечами. Это был сакральный ритуал для них, отбить карточку все три раза. Мы пообедали, после чего за нами заехал Юрий. На Юре строился весь наш сюжет в городе. Юра – активист «ТИГРа» (товарищества инициативных граждан России). У него сбивчивая речь и мягкий голос. Такого человека ожидаешь увидеть где угодно: в очереди блинного ларька, вахтером в будке, на кафедре или в библиотеке, но не на броневике. В предновогодний митинг его посадили за плакат, на котором Путин был за решеткой. Такая роскошь здесь ценой в десяток суток (здорово подешевела за последние лет шестьдесят). Но Юрий просидел всего сутки – пикеты возле суда и крики красных депутатов размягчили сердца судей. Владивосток – единственный город, где коммунисты взяли большинство. Юрий сказал это потому, что они сотрудничают. – Они везде сотрудничают, – ответил я. Владик отличался скорее тем, что в нем были грамотные наблюдатели. А рост ввозных пошлин на автомобили серьезно поколебал культ власти. Мы приехали в здание из красного кирпича. В этом штабе оппозиция проводила недельные летучки. На входе лежали стопки плакатов высотой по пояс. Смежная комната была завалена пыльными листовками, газетами, красными агитками. Интересно, что транспарантов не было – не в моде уже. Их вытеснили рекламные растяжки. Со стены колким взглядом смотрел усатый вождь. Не хватало только запаха Герцеговини Флор. В другой комнате шло совещание. Все агитматериалы принадлежали господам коммунистам, но в штабе совещались также люди «ТИГРа» и «Яблока». За столом в центре сидели депутаты.

РЕЛЕВАНС авторский журнал Они пригласили меня, Матильду и Томаса сесть перед ними и объяснить цель визита. В духе «вы откуда, товарищи, и куда курс держите». Я объяснил, что у нас турне, и мы хотим показать примерный срез российской оппозиции. Человек с мясистым лицом выслушал и спросил, сколько времени нам нужно на съемку. – Меньше, чем на то, чтобы свергнуть режим, – заверил его я. Депутаты заулыбались. Томас вынул штатив и начал снимать с углов. Юрий походу совещания давал нам интервью. Оно было примерно вот таким. – Чего вы хотите? – Мы хотим прекратить фальсификацию выборов и посадить верховного вора и жулика Путина. После совещания к нам вышел депутат Беспалов и дал интервью. Брать интервью мы не собирались, но он все равно его дал. Он очень подробно и грамотно рассказал о том, как сажали Юрия, как посадили Александра Самсонова, а брат Самсонова объявил голодовку. Это были сроки в десять-пятнадцать суток. Христианская чуткость депутата к мучениям человека смущала меня, и, кажется, смущала Иосифа Виссарионовича, который молча слушал с портрета речь своего сопартийца. Мы отсняли кое-какие кадры с Юрием. Он робко говорил о статусе следующего митинга. Сняли его с плакатом Путина за решеткой. Странный плакат – смотришь и не можешь понять, по какую сторону от решетки находишься. Задали ему вопросы, на которые он ответил так же, как любой мог ответить вместо него. Только на вопрос о самых желаемых перспективах, Юрий ответил с лихой угловатостью. – Если бы нам удалось собрать десять тысяч жителей, мы бы смогли захватить власть. Юрий, оказалось, очень добрый человек. Он подвез нас туда и обратно, а, когда выяснилось, что Томас забыл штатив в штабквартире, он с кротостью развернулся и поехал за ним. Казалось, он берег нас просто как людей, а не как эмбрионов собственной славы. У него было двое детей, жена и ремесло программиста, которому он выучился в одиночку. За ужином в кафе мы с Матильдой спорили о политике. Никогда раньше не спорил с иностранцами. Матильда сказала, что мне не хватает идеализма. – Не думаю, что речь идет об идеях, – ответил я, – речь идет скорее о новых дачах, путевках в Лану и часах HarryWinston. Вряд ли в потных ладошках этих заик поместится социализм. – Он нигде не поместится, если сидеть и усмехаться. Матильда приводила мне примеры «бескровных» революций в Англии, рассказывала о Боливаре, о роли личности в истории…

Но все это было из эпох, когда над головами веяли триумфальные ураганы, целые идейные оркестры, марши огнеопасных сердец, а не бледные стоны подвывал. Я не знал, как объяснить ей. Недавно я читал историю России начала двадцатого века. Все, что я видел сегодня, было фарсом, пародией пародий. Может она права, мне и вправду не хватало идеализма. Томасу было наплевать на политику, он молча смотрел мультик по телевизору. Толковый парень, этот Томас. Уважает только секс и ролики. Угостил меня немецкой сигаретой, которая долго горела.

День второй. Боевые подвиги. Вечером мы должны были снимать на вокзале. Я пошел к начальнику станции и предъявил разрешение на съемку. Потом мы сдали вещи в камеру хранения и сидели в лобби. Юрий должен был за нами заехать. Пока мы ожидали, я расспрашивал Матильду о ее работе. У нее был богатый опыт – военные конфликты, стихийные бедствия, мятежи… Она была корреспондентом в Ираке, Сирии, Палестине, будучи беременной, брала интервью у Кадырова. В парандже вещала из Ливии. Юрий отвез нас на площадь, где он дал нам интервью о том, что Путин возомнил себя царем. Потом повел нас к месту бывшего митинга. Рассказал, как его арестовали за плакат. Вообще-то арестован он был не за плакат, а за нежелание с ним расстаться. Организаторы попросили его свернуть плакат, он поставил сверток у памятника. Потом кто-то подошел и забрал плакат. – Я подумал, что это вор и побежал за плакатом, схватил его руками и не отдаю. Я закричал своим: помогите! Тут «вор» вынул красную корку. В то же время четверо его друзей подбежали, схватили Юрия за руки, за ноги, закинули в уазик и втопили газу. Толпа догоняла их. Само собой, никаких протоколов оформлено не было. Свидетели, по словам Юрия, – липовые. Судья на скорую руку подарил ему десять дней. После интервью на морозе мы решили зайти в какое-нибудь кафе выпить по чашке кофе. Гардеробщик остановил нас, когда мы входили внутрь dancebar. – Вам нужно раздеться. – Нам не нужно раздеться, мы не хотим. Кроме того, что нам это просто не нужно, у Матильды и Томаса верхняя одежда была нашпигована документами, микрофонами и деньгами. А перекладывать все два раза слишком много чести для dancebar. – Такие правила. – Что, серьезно? Я не могу пройти в «бар» в своей одежде? – Подождите, я спрошу администратора. Вокруг столов теснились стулья из темно-

Автор Анастасия БОГДАШКИНА

РЕЛЕВАНС авторский журнал

го дерева, на барной стойке блестели пепельницы, из колонок лилась томная попса. К нам подошла девушка. – Извините, такие правила, одежду сдают в гардероб. – Почему? – Ну а как вы будете в верхней одежде? – Очень просто, повесим на спинки стульев. – Нет, так нельзя, верхнюю одежду сдают в гардероб. – Ладно, отдадим наши деньги кому-нибудь другому, – сказала Матильда. Мы зашли в кафе на соседней улице. Возле бара сидела компания молодых людей. Увидев нас, они слетели оттуда, как пташки. Видимо, друзья бармена. Мы сели за стол и сделали заказ. За разговором я узнал, что Юрий в корнях не русский, а немец. Это многое объясняло, например, его любовь к порядку. Остаток дня мы делали подсъемки города, снимали озеро и рыбаков. Юрий возил нас целый день и, когда мы сказали, что заплатим за бензин, ответил: – Ну, давайте немного… рубликов 300… себестоимость вроде. Но, когда он вышел из машины, отказался от денег. Сказал, что передумал. Матильда положила ему в руку тысячу, и на этом покончили. У Томаса через два дня был день рождения, и после ужина я пошел добывать свечи, а потом мы отправились на вокзал.

День четвертый. Вагон-ресторан. У нас было целое купе. Оборудование занимало оставшуюся полку. Я прошелся по поезду. Плацкартный вагон завтракал крутыми яйцами, шумел суставами копченой курицы и пах супами «Ролтон». Люди слушали радио и играли в карты. Пили баночное пиво под рыбу и болтовню. Большая часть поезда

была наполнена мигрантами и челноками. Под полками – клетчатые сумки с китайским экспортом. В вагонах трещат кислые звуки китайского. Железная дорога – вещь непонятная. Потертая метафора судьбы. Она захватывает смесью бледной рутины и пьяного случая. Когда я впервые прошел в вагон-ресторан, он мне понравился. Из тамбура ты попадал в пыльные пятидесятые. Бордовые занавески, желтые абажуры, красные салфетки в бокалах. Мы сели за стол. Через десять минут буфетчица с толстым каменным лицом принесла меню. Мы заказали каждый по стейку, жюльену и соку. Через пятнадцать минут официантка пришла и сказала, что сока нет. Мы поменяли заказ на морс. Вагон почти пустовал. Через полчаса она принесла один стейк. Это был самый тонкий кусок говядины, который я видел. Толщиной с ноготь. Томас ел, я подождал еще десять минут и спросил, что там со стейком. – Каким стейком? – Я заказал два на тот стол. – Ничего вы не заказывали, один только вон для мужчины. – А я что, от батареек питаюсь? Я стейк заказал. – Я, по-вашему, глухая, что ли? – Не знаю, просто разогрейте мне стейк и все. Время текло. За окнами те же самые лишайные пейзажи межсезонья. Облезлый снег, голые деревья, бурая трава. Я уже решил, что официантка снова забыла, как вдруг она пришла с тарелкой в руках. Я получил стружку говядины из микроволновки за пятьдесят пять минут. Еды у нас с собой не было, кроме сладкого. Поэтому мы вынуждены были ходить в вагон-ресторан. Его открывали с опозданием на час. Официантка работала в своем духе. Каждый раз были мучительные споры о том, что было заказано. В какой-то момент мы перестали это замечать. Я писал ей заказы на бумажке, подчеркивая цифры. Так как в вагоне-ресторане был подходящий антураж, Матильда хотела заснять там стендап, который бы отлично иллюстрировал поездку. Но официантка отказала в съемке на отрез. Я сказал, что у нас есть разрешения от РЖД и что мне нужно поговорить с её начальницей. – У меня вот там, например, на столе ящики с пивом стоят, они не должны там стоять, а вы их снимете, и меня с работы уволят. Вот он – шанс сделать доброе дело – подумал я. – Тогда почему они там стоят? – Мало ли почему… потому что негде больше. – А ваше начальство почему об этом не знает? – Мало ли почему… И вообще, это не ваше дело.

РЕЛЕВАНС авторский журнал

День Пятый. Одни деревья. С утра в мою задачу входило найти нескольких человек для синхронов. Сначала я уговорил проводницу. Она была единственным человеком в погонах, который улыбался. Потом какие-то бабушки из пятого

вагона, узнав, что в поезде едут журналисты, изъявили желание поговорить. К мужикам мы пошли рискуя нарваться на Валеру. Метод Матильды был прост. Она раскладывала перед человеком фотографии Путина. Путин на коне, Путин за штурвалом, Путин за рулем, Путин усыпляет тигра. Человек должен был сказать, что он об этом думает. Проводница растерялась. Вначале она проявила недюжие способности, сказав, что это наш президент Владимир Владимирович Путин. Потом начала пересказывать содержание фотографий. Думала, что мы проверяем ее когнитивное развитие. Потом сказала, что очень рада тому, что у нас такой президент: молодой и спортивный. Что он бросает людей через бедро и ныряет под воду. Что ездит на комбайнах и поет на эстраде… – Это хорошо. На него хоть не стыдно взглянуть. А то раньше… Потом мы прошли в пятый вагон. Нас ждали там веселые старушки с яркой помадой и волосами цвета красной меди. Они сверкали золотыми зубами и смущались камеры. Очень сексуальные бабушки. Также хвалили президента. Даже признались ему публично в любви. Рассказали о том, какие льготы у пенсионеров на билеты. Как он хорошо пел на Первом канале. И как у них все в поселке его любят. Я думал сейчас достанут банку с огурцами и начнут передавать приветы. Нам нужен был еще один синхрон. К тому времени Иван допивал уже шестую банку пива. Я снова предложил ему побеседовать. Он согласился. Поначалу он дразнил иностранцев. Глядя на фотографию Путина, говорил, что не знает, кто это. Слог у него был тяжеловат под грузом шестой банки. Матильда спросила, что он думает о президенте, когда смотрит на эти фотографии. – Да ничего хорошего. Вот он ходит-ездит, выпендривается, на самолетах летает, в тигров стреляет, а для страны, что он сделал? Вы посмотрите в окно. Ноу! Ноу! Ничего нету – страна бедная, одни деревья растут. Просматривая позже материал, я предложил Матильде и Тому найти еще людей, но они были вполне довольны отснятым. То,

Автор Анастасия БОГДАШКИНА

– И не ваше, судя по всему. Позовите директора. Ее начальница была вполне вменяемой женщиной. Она объяснила, что вагон-ресторан арендует частная компания, и разрешение РЖД на нее не распространяется. Тогда я попросил, чтобы она согласовала с руководством. Через два часа они разрешили нам снимать с условием, что мы не наводим камеру на них и на ящики с пивом в углу. Слева от нас четыре мужика завтракали пельменями с водкой. Они приглашали нас выпить. Потрошили на бедных датчан свои знания немецкого. Мешали его с английским, кривыми губами и перегаром. Все четверо ехали в отпуск. Один из них согласился поговорить позже на камеру. – Если буду в состоянии, – уточнил он. Тем временем за сигаретой в тамбуре я познакомился с парнем, который ехал на свою ферму. У Ивана была ферма с наемным работником и стадом баранов. А сам он в это время работал механиком на железной дороге. – Я так из города в город мотаюсь… На зарплату семью не прокормишь… Мы там еще мутим немного на дороге. Азерам когда нужно груз отправлять, если ты проверяющий, – на лапу сразу пять косарей дают, чтобы сходу все было. Побеседовать на камеру он не захотел. Я вернулся в купе. У двери стоял пьяный мужик из вагона-ресторана. Глядя косыми глазами в проем двери, он любезно приглашал Томаса покурить. – Томас, айда покурим. – No, no, thank you, – вежливо кивал тот. Пьяного звали Валерой. В дальнейшем во время поездки мы встретим столько пьяных мужиков, что имя Валеры станет для датчан нарицательным. Я залез на свою полку. Валера защищал родину. Она расползалась у него перед косыми глазами, но он ее защищал. – Почему они только плохое про нас снимают? Путин – молодец, он страну восс… ссс..танавливает. А онииии! …Они неправду снимаааают! – он покачал указательным пальцем. Матильда предложила ему сняться в синхроне. Он замолк на пару секунд, а потом сказал: – Нет… я боюсь… – Чего? – Что меня… Меня потом не так нарежут… и полу… получится, что я против страны скаааазал!

РЕЛЕВАНС авторский журнал что кажется нам типичным и серым, для зарубежников – колоритный смак. В какой-то степени они обречены на медведей, водку и балалайки. Вечером мы ужинаем в вагоне-ресторане. У Томаса день рождения. Я заранее подошел к официантке. Тортов и даже кексов у них не было, поэтому мы решили воткнуть свечи в стопку блинов. Я дал официантке пачку свечей и оговорил заказ. Мы хотели сделать оператору сюрприз. Она поднесла три кривые свечки в блинах, открытую пачку свечей и зажигалку. Свечи не горели. Матильда сделала круглые глаза и развела руками. Томас обрадовался и засмеялся. Мы разговорились о штампах. Сошлись на том, что русские и датчане дополняют друг друга. Они делают пиво и консерваторов, а мы водку и революции. Позже я смотрел в окно, как ночь скрывает ржавый лес. Строил на столике дом из сигарет. Он постоянно разваливался. Я строил его снова и думал о том, что креативный класс со своими айпэдами и узкими джинсами не видит под собой путинскую Россию. Всех этих людей с баулами и золотыми зубами. Они продавливают полинявшие диваны и млеют в коктейльных огнях Эрнста. Россия семечек и аншлага. Россия шершавых рук и слабой печени. Россия, которая беседует с телевизором. Длинная очередь пациентов к врачу Суркову. Я понимал, что, в сущности, не знаю эту Россию, и быть может, не нахожу в себе силы любить ее.

День Шестой. «Диверсант». Мы приехали в Читу поздно ночью. Рекламы дешевых гостиниц спреем выведены на стенах вокзала. Город, такой пошарпанный и бедный, почему-то казался уютнее Владивостока. Я разговорился с таксистом. Он, бывший военный летчик, теперь, чтобы выжить, должен ползать на тачке и таксовать по ночам. После того, как сократили оборонку, жизнь в Чите совсем поувяла. Даже воровать немного осталось. Местные дельцы толкают лес в Китай. Я видел эти штабеля дерева на железной дороге. В Чите самые дешевые гостиницы на всем маршруте. Наша находилась в цоколе – комнаты чистые с ковролином, коридор с зеркальным кафелем, туалет-душ также сверкает – хоть и всего один на этаж. Парень за столиком в коридоре помог мне пополнить счет телефона через «Яндекс-Деньги». С утра на трех джипах подъехали люди из автоклуба «Диверсант». Они и были нашей историей. В одиннадцатом году Путин пиарил здесь автопром, и частью акции было его турне на желтой «ладе». Все каналы нового дивного мира показывали, как Путин открывал багажник, как он выворачивал с за-

правки, беседовал с дальнобоями. И вообще ездил на «ладе» один в спортивном жакете. Здесь, недалеко от Читы, путинский пиар впервые треснул по швам. Любители клуба «Диверсант» пробрались на обочину и засняли, как президент один едет на «ладе». А за ним – еще колонна с десятками джипов, хвостом скорых и тремя запасными «ладами». Сайт местных новостей, на который попала запись, рухнул в первые два часа. В первый день ролик в ютубе посмотрели миллионы. Глядя на запись, казалось, что и лес всего лишь на картонках нарисован. Оставалось впечатление, что по этой бескрайней России Путин перевозит свое личное государство – оно куда меньше страны, но удобнее и важнее. Какая-то газета подсчитала, что бюджет этого турне превосходит казну моногорода. На этой дороге потемкинская живопись впервые обнаружила фальшь. Наш сюжет был выстроен на встрече с людьми из автоклуба. Мы должны были отснять эффектную встречу, проехать на место съемки и сделать там интервью. В сюжете была пародийная нотка, я должен был арендовать «ладу» в Чите. Мы должны были снять около «лады» стендап и проехаться на ней к месту съемок. Я обзвонил все автопарки, но «лад» в них не было. На востоке вообще редко встретишь наш автопром. Я все-таки нашел датчанам «ладу», но они были недовольны. Просто, когда они в Европе слышат «лада», то видят «тройку» или «шестерку», а я думал о «девятке-восьмерке». Лидер клуба Семен Шифрин не мог поехать с нами к месту съемки. Он обещал встретить нас вечером. Его товарищи были намного колоритнее – три великана на гигантских спортивных джипах. В одном из них ехал я. За рулем сидел Миша. Один из тех здоровых парней, у кого интерес к машинам заложен чуть ли не на сексуальном уровне. Я спросил его про дорогу, которую сделали к приезду Путина. – Да дерьмовая дорога. Но раньше еще хуже была. Здесь вообще нормально ездить нельзя было. Трясешься как эпилептик. Мы приехали на место. Потом отсняли постановку и начали интервью. Оно повернулось совсем неожиданно. Мы оговаривали формат встречи, и сотрудник датской телекомпании в Москве предварительно говорил со всеми источниками, чтобы представлять тональность будущего разговора. Ему было важно знать, с каким знаком заряд – плюс или минус. Здесь ожидали минус. Но, как только включили камеры, три огромных мужика в сапогах, обитых оленьим мехом, начали трепетать. По сути, они извинялись за содеянное. – Сами понимаете, неудобно выставить главу государства в таком свете, – говорил один медвежьим басом. – Но вы ничего не сделали, вы только подставили камеру. – Ну да… Мы боялись, что у нас будут ос-

РЕЛЕВАНС авторский журнал ложнения с местными властями. Все взрослые люди, у всех семьи, у кого-то бизнес. – Были осложнения? – Да нет, пока ничего не было. – А расскажите про качество дороги? – Отличная дорога. На остальные вопросы они отвечали нечетко. Не то чтобы это было бесцветно. Страх вполне колоритен. Только это другой цвет. В гостинице был уже почти закончен монтаж интервью. Матильда и Томас сказали, что этот отрезок фильма уже готов, и встречаться с клубом «Диверсант» еще раз нет смысла. Но мне было неудобно перед автомобилистами: я уже договорился с Семеном, и он специально вернулся с работы пораньше. Я попросил Матильду сделать одолжение и поехать со мной. С Семеном встретились в пиццерии. Небольшого роста, он очень выдавался на фоне гигантских сибиряков. Но это был единственный человек с долей харизмы во всем нашем фильме. Очень четко на камеру рассказал о том, что происходило, когда приезжал Путин. Поведал, как накануне заканчивали дорогу. Торопились так, что цементировали реки. В день проезда президента заблокировали все пути. Проселочные дороги перерыли так, что люди из садов не могли вернуться домой. Потом эти рвы так и остались. Семен с друзьями только после многочисленных обысков, проверок и инструктажей смогли встать на обочину за двести метров от дороги. Больше всего Семена удивило то, что с собой кортеж вез еще две сменных «лады»: – Не понимаю, зачем так дискредитировать то, что ты рекламируешь. Он взрослый человек, вполне мог бы сам поменять колесо при случае. Мы ехали назад понурые, понимая, что запись этой беседы не войдет в сюжет. В сюжете жесткая структура: приехали, встретились, поговорили – все расписано по картинкам и секундам. Все, что вписывалось в форму, – три сибирских мужика, сожалеющих о том, что застали президента за чем-то нехорошим. В этот же день отправили часть сюжета коллегам в Копенгаген. Им понравилось.

День Седьмой. Байкал. Иркутск. Нас встретил начальник прессслужбы филиала РЖД. Вообще за время нашей поездки РЖД показала себя очень внимательной структурой. Любой вокзал или поезд, на котором мы ехали, был до последнего проводника осведомлен, что в нем датские журналисты. Когда следовало снять железную дорогу из окна локомотива, разрешение запрашивали чуть ли не в Москве, но никогда не отказывали. Начальник пресс-службы повез нас на своем черном джипе. Мы встретились с

Мариной Рихвановой – ангелом-хранителем современного Байкала, или просто правозащитником. Предметом сюжета должна была стать НКО «Байкальская Волна». В январе 2010-го ОМОН ворвался в их офис и конфисковал оборудование якобы из-за пиратского софта. Но по итогам экспертизы софт оказался лицензионным. В том же 2010 году вокруг Байкальского целлюлозно-бумажного комбината запахло жареным. До 2008 года он отравлял Байкал диоксинами. Потом комбинат остановил работу. Но не из-за массовых протестов. Просто не мог выйти на прибыль. В последние годы БЦБК приносил одни убытки. На это обстоятельство накладывался и правозащитный шум со всех стран. Хотя формально этим вопросом занимается только «Байкальская Волна». Именно ее активисты организуют протестные акции, оформляют запросы, пишут обращения, собирают документы. Мы хотели снять интервью с Мариной прямо с берега озера на фоне комбината. Для этого нужно было взять микроавтобус до Байкальска, то есть, арендовать на целый день. Эта радость обошлась в пять тысяч. Долго плутали возле озера, чтобы найти въезд. Нашли его возле комбината, но там стоял шлагбаум с табличкой «Вход воспрещен». До воды было метров пятьдесят. Томас не решился идти туда, потому что в камере была карточка памяти, а на ней весь отснятый сюжет. Если бы камеру конфисковали, сюжет бы пошел ко дну. Земля в десятке метров от берега не может принадлежать частнику. Шлагбаум был нелегальным. Но Томас знает: когда речь идет о силе, закон – сентиментальные мелочи. Через час судорожных поисков, наконец, попали на берег. Водитель не рискнул вывести микроавтобус на лед. Пришлось топать до завода пешком. По Байкалу можно идти сутками. Из окна поезда мы наблюдали его пару часов. Кое-как нашли хороший ракурс и засняли интервью. Перед тем как вернуться в отель, поужинали в кафе. Там к Томасу пристал еще один «валера». Еле держась на ногах, показывал оператору на штатив и говорил. – Вот это – гон, вот это – гон! Братиш, я те отвечаю, вот это все гон. Так он повторял, пока его не вышвырнули из кафе.

День шестой. Искажение пропорций В Нижний Новгород мы прилетели утром. Для нас Нижний должен был стать «путинским». Но вот в чем загвоздка – никто не хотел с нами говорить. У нас был телефон женщины-депутата от «Единой России» (не помню, как ее зовут), но она в последний момент все отменила и уехала в командировку. Я был ошеломлен. Контакты – моя часть

работы. Звонил в приемную партии, в «Молодую гвардию», искал «нашистов» – бесполезно. Пытался «бодать» их тем, что у нас сюжет о политической жизни России, будет обидно, если в нем покажут одну оппозицию. Без толку! Как только слышали, что сюжет заграничный – теряли интерес. Мы были уже в отеле, а герой не наметился. Наконец, мой аргумент сработал в общественной приемной президента. Нам дали одного местного парторга. Приехали прямо к приемной. Там – заседание партии. Речь шла об оборонном потенциале России. Не многим более плодовитые беседы, чем во Владивостоке. Но вот в чем штука – я смотрел на людей, которые там заседали, слушал их русскую речь, и меня как полоснуло – ведь они все это всерьез! Они беседуют о российской оборонке, не потому что хотят ее попилить, а просто заботятся о судьбе России. Натурально растят сынов, сажают деревья, беседуют о ракетных комплексах – просто потому, что они неплохие парни. И здесь я задумался. Ведь, в сущности, на свете мало правителей, которые не принесли пользы. Очень сложно править страной и не сделать ничего хорошего. У Мао, Сталина, Пиночета были позитивные моменты, не говоря уже о Чавесе, Кастро и Боливаре. Люди власти видят положительную сторону своих действий. Они не готовы иметь дело с «отходами». Также и в этой комнате – беседуют об оборонной мощи России. Им плевать, что в детдомах протекают батареи, что улицы выглядят, как помойки, что врачи выращивают картошку во дворе поликлиники, что молодые люди бегут за границу, так как, работая сутками, не тянут кредит… Все это в сторонке. Ракеты важнее. Быть может, им не хватает критического мышления, то есть, попросту, совести? При взгляде на нашу политику, мне иногда кажется, что действует простой закон физики. Совесть держит людей, как балласт. Избавляясь от нее, они идут наверх – править. Мне скажут – брехня, и в народе полно воров, а во власти есть честные люди. Согласен. Но пропорции искажаются. Парторг оказался моложе меня. Ему двадцать три года. Вежливый, кавказского происхождения. Красноречиво рассказывает на камеру о планах молодежного отделения партии. Мне было приятно его слушать, потому что я каждую секунду гадал, кто передо мной? Трикстер или комсомолец? Я склонялся в сторону второго, но не был уверен. Все, что запомнил из его речей, это фразу: – У нас, в России, развиваются демократические институты. Но они развиваются своим путем. Нашли пару отличных мест для съемки. Одно из них на фоне путинского билборда. Кстати, такой билборд мы нашли с трудом. За неделю до выборов в Нижнем Новгороде, казалось, не было никакой агитации. Не раздавали флаеры или буклеты. В исходе голосования никто не сомневался, на агитацию не тратились.

Автор Анастасия БОГДАШКИНА

РЕЛЕВАНС авторский журнал

Таксист, с которым мы ехали, сказал, что все его клиенты против Путина. На это я ответил, что наши люди в булочную на такси не ездят.

День седьмой. Москва В Москве постоянная война с таксистами. Особенно нерусскими. Мы взяли такси до гостиницы. Перед тем, как сесть в машину, спросили: сколько? Он сказал понятное всем иностранцам слово schetchik. Сели в машину и не сразу заметили, что счетчика у нас нет. Когда уже во время езды спросили, где счетчик, водитель промолчал, а потом назвал цену. Было в районе тысячи. Мы сказали, что больше пятисот ему не заплатим (гостиница была не очень далеко). Тогда он начал говорить, что просто нас высадит. – Давай, высаживай. Или пятьсот до места, или разворачивайся. – Аааа… што с вами делать такими, а?! Поехали. Странно, ведь таксист – такая же профессия ручного труда, как плотник, сантехник, стекольщик. Почему же плотник не накручивает нас так? Почему электрик не пытается выдоить нас по полной программе? Быть может, дело в том, что таксист лучше всех знаком с атмосферой. Он, как клетка-фагоцит, путешествует по артериям города. Он больше других дышит воздухом столицы. А в воздухе жадность… Из отеля мы поехали на Триумфальную площадь. Там планировалась большая акция «Путин вас любит». Было уже ровно 12, но не было почти никого. Какая-то группка стояла в углу, детишки какие-то, а вокруг плясал наш брат с объективами и японскими диктофонами. Я хотел спросить: «Путин любит Ходорковского?», но московская корреспондентка подсуетилась раньше и спросила про дело в хамовническом суде. – Господи, девушка вы такие сложные вопросы задаете. Я всего только хочу ска-

РЕЛЕВАНС авторский журнал зать, что мне четырнадцать лет, мне хорошо живется, я спокойно могу гулять по улицам, и мне все нравится. Вот и все, что я хотела сказать . А такие серьезные вопросы, пусть на них ответят люди, которые помудрее и постарше. И правда – пусть. Все это походило на фарс. Дети стояли с сердечками и довольными лицами. Похоже было на то, что Путин поцеловал их всех в живот. А координатор был в двух шагах и постоянно кивал с мобильником возле уха. Было жидко и скучно. Мы поехали на кольцо. На Садовом заявлена акция «Большой белый круг». Люди в Интернете отмечали место на Садовом кольце, куда они намеревались прийти. Замысел был взяться за руки и замкнуть круг. Его замкнули. Это стало ясно уже в первые двадцать минут. Мы вышли на Смольном бульваре. На feb26.ru туда заявилось меньше всего людей, но за минуту до акции кольцо было заполнено, повсюду мелькали пуховики, пальто, куртки с белыми лентами и шарами. Там были седые, юные, жирные, тонкие, темные, бодрые – там были бы даже Чебурашка, Лоло и Пепе, если бы они не сгинули с Советским Союзом. В воздухе лилась гамма смеха. Стаи улыбок. Кантаты машинных гудков. По всему кольцу ехали обвязанные белыми шарфами и лентами седаны и джипы, жуки и хэтчбэки. Десятки тысяч машин. Они сигналили, сначала чуть прерываясь, потом уже были сплошные гудки, одни ритмы покрывали другие, а люди махали им с тротуаров. Это было так трогательно. Я бы, может, даже расплакался, но не хватило душевных струн. Мы шли по кольцу, и круг был весь занят, и еще люди с белыми лентами ходили по тротуарам и искали дыру приткнуться. Люди были и вправду красивые, свежие, с хлопьями снега на черных плечах. Спокойные. Только изредка какая-то синяя баба тянула оператора за локоть, рассказать про свою жизнь. Там же иногда гуськом проходили путинцы. Все школьного возраста, все с одинаковыми табличками с надписью «Неделя до победы Путина». Они ходили группами человек по 15 и вставали впереди, ближе к дороге. Это бы помешало акции, если бы их не было так мало. Я спросил у одного, почему они стоят именно здесь и загораживают акцию, которую заявляли совсем не они? Мальчик молчал и закрывался табличкой, но потом подошел длинный дядя в очках и сказал: – Мы эту акцию тоже рекламировали, в отличие от них, наша акция организована с уведомлением… Наша? Его и ста школьников? Он семенил словами почти убедительно. Только это было стоградусным гоном, а так, убедительно. Хотя бы потому, что на флешмоб уведомление не нужно. Мужчина в кожаной куртке кричал сзади:

– Вы из какой школы ребята? … У Мубарака было 90%, где они сейчас? Здесь все пришли индивидуально. А вас всех вывели одним классом и табличек понапихали? Что, не так что ли? Вообще ребята были без следа харизмы и, в отличие от «белых лент», не особо говорили на камеры. Мы шли дальше и дальше. Сигналы не кончались, белые ленты развевались даже на зеркалах троллейбусов. Цепь в сорок километров. Путинские пионеры уходили гуськом. Парень в драповом пальто кричал им вдогонку: – «Мы стали более лучше одеваться»! В кольце было много детей. И столы с бесплатным чаем и блинами (если чай и блины бывают бесплатными). Здесь-то я и купился. На самом деле, глядя назад, можно сказать, что кольцо было последней мирной и свежей акцией. То, что было позже на Пушкинской площади – это уже осадок и слив. Люди начали спорить с ОМОНом за жизнь, трибуны глупо повторялись, а речи были нервными. Да и ОМОН заиграл уже много жестче. В этот же день нужно было спешить на площадь Революции, на проводы политзимы. Мы прибыли за пятнадцать минут. Полицейские стояли рядами с бронежилетами, шлемами и дубинками возле выхода из метро. Они проверяли все до карманов, пока поток не заполнил пространство до заграждений. Постепенно вся площадь заполнилась. Из метро вышел Удальцов, окольцованный активистами. Камеры висели на штативах над густой толпой. Журналисты поднимали их на стремянках. Сбоку от входа в метро припарковался автозак. В толпе все выглядело так, как будто Удальцов сам рвался туда. Потом он начал водить хоровод. Все кричали: «Зима уходи!», «Путин – вор!», «Россия без Путина!» Я на секунду оглядел людей вокруг. Неужели на его месте из них никто бы не своровал? Но все они были AC/ DC, чистейшие 220 вольт. В толпе шуршали давка и драйв. Потом стало жарче. Пришли двадцать «нашистов» и началась провокация. Со стороны Большого Театра двинулся поток с сотней белых шаров от «Лиги Избирателей». Нашисты начинали драки по одному, их выталкивали из толпы. Несколько спрятались в плотное кольцо ОМОНа и оттуда пели оды президенту. Толпа резко дрожала от драки, плечи свистели куртками друг об друга. Я через экранчик одной из камер увидел пару хороших засветов по уху и в челюсти. Крики: «Пионеры, уходи!». Через полчаса толпа стала рассасываться. Снег падал на сухие губы и крыши Кремля. Павел НОВИКОВ

РЕЛЕВАНС авторский журнал

Капкан

ешетки слива хищно скалятся у подножия каждой лестницы в подземном переходе. Для большинства людей они почти незаметны, но любая девушка на шпильках за десять метров чует в них ловушку. Прутья клетки самого дьявола. Вот по чему вы ходите, даже не задумываясь. Да и я в этот раз отнеслась к опасному препятствию с непростительным легкомыслием. Ну, вот идете вы в хорошеньких лодочках, и духи ваши пахнут медом, и блеск у вас на губах, как глазировка на пирожном. В наушниках хрипловатый голос задумчиво вопрошает, мол, if you could go anywhere, where would you wanna go? А переход вас в один бок пихает адским амбре фастфуда, в другой – сердитыми женщинами с огромными сумками, которые так и норовят сбить вас с ног. А под ногами хлюпает, хрустит, шуршит – и знать не хочу что, глаза бы мои не видели. И не видели. Осторожно, Бэмби, там капкан. Ой. Ну все, защелкнулись железные челюсти на твоем копытце. Итак, я безуспешно дергаю ногой. А в наушниках сарказм разводят - if you could go anywhere, where would you wanna go? Somewhere you know really well? Or somewhere you've never been before? Справа замолкли курящие продавщицы. Глядят на меня мрачно, как на жертву заклания. Расстегнутые куртки поверх форменных халатов и фартуков неистребимо совковых цветов. Если бы в детском саду для аппликаций выдавали цветную бумагу в такой палитре – у

нас бы появились Joy Division дошкольного возраста. Я запихиваю наушники в карман куртки. Инфразвуковой рев трамваев торжествующе врывается в мое сознание. Разумеется, из полутьмы перехода с лимонными пятнами витрин не вынырнет Доктор со звуковой отверткой и не поможет мне выбраться. Древние, как мрак подземелий, продавщицы холодно взирают на меня. – Снимите обувь, тогда сможете ее вытащить, – неожиданно говорит одна из них, самая молодая. Я не верю своему счастью. Может ли быть, что беспощадные жрицы сжалились надо мной? Непрестанно оглядываясь на потустороннюю комиссию, я трепещу в позе ласточки над грязным полом. И – о чудо! – трюк удается. – И много таких, застревающих? – робко спрашиваю я. – Да постоянная история, – отвечает девушка, глядя поверх меня. Сквозь ее юное лицо проступали черты самого равнодушного времени, видевшего бесчисленные муки живых существ и отрешенного от них. А я – я чувствовала, как мокнет нога в пострадавшей обуви. И даже снова заработавшие наушники больше не спасали меня от уличного шума, когда я топала дальше по лужам в своих лодочках. И правая уже дала течь. Римма АГЛИУЛЛИНА

РЕЛЕВАНС авторский журнал

Янис Грантс:

«Одиночество и тетрадь поэт и сам в силах себе обеспечить» О том, что в Челябинске над тонкими материями работают мастера всероссийского масштаба, знают немногие. Может быть, поэзии и правда лучше в рамках узкого круга посвященных. Но разве вам не интересно, что же на самом деле происходит в этом таинственном сообществе у вас под боком? Собеседником, который помогал мне вскрыть панцирь столь специфического явления, был известный челябинский поэт Янис Грантс.

Веришь ли ты вообще в существование так называемой уральской школы поэзии? Мне по душе такая трактовка: никакой школы в помине не существовало, пока Виталий Кальпиди не заявил о её наличии. У этого тезиса тут же появились сторонники и противники. Я, несомненно, считаю себя частью уральской поэтической школы. Однако теоретик я довольно беспомощный, поэтому хотелось бы, чтобы кто-нибудь (а лучше всего – Виталий Кальпиди) поведал миру об особенностях этого образования. Ведь школа – это внутренние и внешние связи, атрибу-

ты, это общность, имеющая некую единую платформу. Мы проживаем на большой территории, в каждом из нас застрял осколок Урала, мы разные, но при этом я чувствую родство со многими и многими поэтами Екатеринбурга, Челябинска и Перми. Поэзия Урала - интертекстуальна: явные и скрытые заимствования, отголоски, отсылки, перепевы можно найти во многих текстах. Ну, самый полярный пример, пожалуй, – это Александр Петрушкин: в одном из своих стихотворений он просто берёт и перечисляет порядка двадцати уральских “соратников”. Прямым текстом говорит: я свой! Вот и мне нравится идея с уральской поэтической школой, потому что здесь я – свой. А если говорить о ландшафте современной поэзии вообще? Что за зверь такой – региональная школа? Сколько себя помню, всегда шли разговоры о нижнетагильской поэтической школе. Все удивлялись: откуда в небольшом и суровом городе вдруг проросли такие потрясающие стихи? Поэзия Евгения Туренко меня просто ошеломила. Тот самый случай, когда ты закрываешь книгу и понимаешь: теперь что-то пойдёт по-другому. Ты изменился. Книга тебя изменила. Ты ещё не знаешь сущности этих изменений, но их необратимость уже ощущаешь. Я неравнодушен ко всем нижнетагильцам. Особые отношения у меня с Русланом Комадеем. А больше всех люблю стихи Алексея Сальникова. Вот это в особенности: “В ночи квадратной, тёплый и живой,\ Стоит господь с отвёрткой крестовой...” Везде, где выдаётся случай, – читаю это стихотворение. Наизусть помню. Ну, а разрывной синтаксис (как самая отличительная черта нижнетагильской поэтической школы) присущ, наверное, в большей степени Сунцовой, Баянгуловой, Симоновой, то есть девушкам. Какой вариант развития ты видишь для, условно назовем, нынешних уральских поэтов и поэзии в современной России вообще? Я не из тех, кто считает, что поэзия сейчас в загоне, вытеснена на периферию

РЕЛЕВАНС авторский журнал жизни, никому не нужна, брошена, забыта. Может, никто и не собирает стадионы, но как можно слушать стихи в толпе из тысяч и тысяч человек? Это же издевательство. (Опустим тут, что в годы оттепели всё это имело смысл и значение). Я хотел бы подчеркнуть, что никто сейчас поэта не притесняет – и это главное. А уж одиночество и тетрадь он себе и сам в силах обеспечить. То есть, взгляд у меня на эту проблему поверхностный, даже – варварский. Я, например, знаю, что поэзию трудно продать. Но это уже проблемы того, кто продаёт, а не того, кто пишет. Развитие? Ничего не изменится. Ничего не меняется уже долгие и долгие годы. Философская лирика в её широком понимании была, есть и будет главной поэтической силой. Могут меняться слова. Могут прирастать смыслы. Могут взрываться формы, но суть будет та же: взгляд внутрь и вовне, анализ и приговор. Думаю, что внешние факторы претерпят некоторые изменения. Всё больше будет сращивания музыки, поэзии и арта. Обещаю, что будет нечто вроде «музыкально-видео-поэтического вечера Яниса Грантса». Чудесный челябинский музыкант Никита Прокопьев уже написал несколько мелодий для моих стихов. Это не песни, и не рэп, это фон для моего голоса, хотя такую волнующую музыку язык не повора«Философская лирика чивается фоном назвать. в её широком понимании Ага, а Настя Богомолова была, есть и будет продумывает сейчас, какое видео сопроводит то главной поэтической или иное стихотворение. силой. Могут меняться То есть тенденции будут, слова. Могут прирастать скорее всего, направлены смыслы. Могут на то, чтобы повернуть к взрываться формы, поэзии людей, которые о её существовании и не но суть будет та же: знают. А для этого нужна взгляд внутрь и вовне, зрелищность. Возможно, анализ и приговор». идея со «сложным» концертом появилась именно поэтому. Хотя мы об этом и не думали. Просто нам интересен процесс, интересно творить. (Вечер, кстати, состоялся и явился значительным событием культурной жизни Челябинска – ред.) То есть поп-поэзии не существует? Или напротив? Кстати, о популярных поэтах – ты, кажется, единственный уралец из известных мне, кого на улице узнавали? Популярная поэзия существует. При этом значение слова “популярная” в данном случае не в количестве поклонников, а в доступности, что ли. Я несколько раз слышал и в свой адрес: “Попсовик”. Ничего обидного в этом нет. Просто деление это очень и очень условное. Ведь за простой формулой может открыться какая-то потаённая дверца. А за ней – ещё одна. Ну, придавать значения узнаванию я бы не стал. Пару раз окликнули на улице, один раз в маршрутке попросили расписаться

на клочке бумаги. Можно, конечно, теперь ходить и всем говорить: меня на улицах узнают! Но ведь это не так. И хорошо, что не узнают: шумиха не по мне. Тогда – видишь ли ты какой-нибудь смысл в конкурсах, фестивалях, премиях и прочей суете? Это другое. Что ни говори, а литературная среда – это конкурентная среда. И тут надо быть в тонусе. Надо знать, что пишут, где пишут, кого хвалят, а кого ругают. Участие в конкурсах и премиях – это возможность почувствовать плечо товарища, вынести оценку своему месту в этой шеренге, уловить какие-то тенденции. При этом всегда и везде надо оставаться собой, но опыт – необходим. Когда я говорю о шумихе, то имею в виду шумиху. В Челябинске нет никакого интереса средств массовой информации к литературным событиям. Вот была презентация Антологии современной уральской поэзии. Казалось бы, ничего грандиознее быть не может. А получилось, что я сам себя аккредитовал, потому что работал от “Новостей культуры – Южный Урал”. Других журналистов не было. По-твоему, поэзия в интересе со стороны нуждается, или ей лучше “в собственном соку”? Мне кажется, что интереса к поэзии ровно столько, сколько нужно. Я знаю, что, по мнению большинства коллег, я рассуждаю чересчур оптимистично, а то и легкомысленно. Но мне кажется, что интерес есть. Больше того: его ровно столько, сколько современная поэзия может “переварить”. Меня вот, например, всё время куда-то зовут, шлют мне письма, я уж не говорю о тех юных (в основном) стихотворцах, которые шлют мне свои стихи на все виды почты. У нас не получается “варения в собственном соку”. Все варятся поодиночке. Если же отвечать конкретно на твой вопрос, то хорошо совмещать оба действия. На заседаниях литературных клубов – вариться, а вечером (допустим, в литературном кафе “Запятая”) вдруг увидеть десятки незнакомых лиц. Я их там и увидел на первом вечере проекта “Чтецы”. Больше того, не только зрители, но и некоторые поэты были мне неведомы... Так кто же главные действующие лица – самоучки или те, кто переварил тенденции всей этой “современной поэзии”? Главными лицами поэзии я бы назвал состоявшихся, почтенных поэтов. В Челябинске, считаю, есть поэт выдающийся – Виталий Кальпиди, а ещё есть легендарный – Николай Година, а ещё есть незаменимый – Николай Болдырев. Объясню только про незаменимого: без Николая Фёдоровича, уверен, некому будет переводить Тракля и Целана. Браться за них – дело наисложнейшее. Все мы самоучки. Это так. И образован-

РЕЛЕВАНС авторский журнал ности поэтической, если можно так выразиться, мне не хватает. И другим – тоже. Хвалиться этим нельзя, но ведь никто и не выпендривается. Несомненно, надо быть в курсе того, что происходит. Не для подражательства, конечно, а для кругозора. Вот я был на фестивале “СловоNova”. Большая группа поэтов, приглашённых туда, будто бы не заметила, что 90-е годы прошли: выражаются нецензурно, будто разоблачают когото гневно. Так что псевдо-тенденции тоже случаются на каждом шагу. Если же отвечать без всяких отступлений, то у тех, кто в курсе современных тенденций, – у того шансов больше. Но тут важно понимать: тенденции – дело пятое. Какой ты видишь роль культуртрегеров в современном мире, когда легко организовать “вирусное” распространение информации в одиночку без посторонней помощи? В твоём вопросе отчасти содержится и ответ. Казалось бы, достаточно обзавестись сотнями друзей в социальной сети (или на сайте, допустим, “стихи.ру”), снабжать их своим “наследием” и выслушивать комплименты. Этого уже достаточно. Это уже хорошо. И за поэтов, ставших известными, благодаря сети, можно только порадоваться. Но ведь так бывает не со всеми. Многие молодые поэты просто стесняются себя и своего таланта. И таких – большинство. Культуртрегер тоже не хватает звёзд с неба. Но какие-то ходы может предложить. Я, например, по-прежнему доверяю толстым или электронным журналам, сайтам, которые не допускают неконтролируемого потока литературы. То есть – должен быть редактор. То есть – должно быть экспертное мнение, экспертная оценка (здесь мы опустим, что “экспертиза” поэзии – это дело тенденциозное, необъективное; вкусовщина, одним словом). Напечатать стихи в толстом журнале, предложить подборку в какую-то коллективную книгу, пригласить для участия в поэтическом вечере – это первое, что приходит на ум, когда возникает слово “культуртрегер”. И дело, конечно, не в том, что после этого стихотворца начнут узнавать на улицах. Просто он сам в себя поверит. А значит, подарит нам ещё не одно замечательное произведение. Словом, ответ таков: культуртрегеров нельзя переоценивать, где-то можно обойтись и без них, но, если мы говорим о серьёзном (или хотя бы полусерьёзном) движении в профессиональном направлении, – то лишним культуртрегер не будет. К тому же,

под этим словом мы подразумеваем людей, которые делают некоторые просто-таки уникальные проекты. Вот без Василия Чепелева могла ли быть премия “ЛитератуРРентген“? А ведь премия эта давно перешагнула уральские рамки, её престиж чрезвычайно высок. Римма АГЛИУЛЛИНА

РЕЛЕВАНС авторский журнал

Как Колумбию не сдали на мясо Колумбия – молодая лошадь украинской верховой породы. То, что с ней случилось, на конезаводах называется техническим словом «выбраковка» и считается обычным делом. Причин выбраковать лошадь и отправить на убой – полно. Например, животное не подходит для конного спорта из-за травм или врожденных пороков, которые портят его внешность. Или лошадь не может вынашивать жеребят, а значит, бесполезна для племенного разведения. А может, у хозяина просто не хватило денег на содержание. Результат один – животных сдают на мясокомбинат. Перед этим могут объявить о продаже лошадей по низкой «мясной» цене. Но если за короткий срок их не выкупят – спасения нет. Колумбии и еще нескольким ее собратьям не повезло. Александрийский конезавод на Украине решил избавиться именно от них.

Лошадь вместо объектива С Юлией Лисиной мы были знакомы семь лет. Потом она спасла Колумбию, а я поняла, что еще многого на свете не знаю. Юлия – менеджер по туризму одной из Петербуржских фирм. О своей будущей лошади она узнала из «Живого журнала»: неравнодушные блогеры распространяли объявление об отправляемых на мясокомбинат животных. Забрать Колумбию Юлия решилась не сразу. Признается, что для ее нестабильного дохода, траты вышли серьезными. Тем более, девушка давно собиралась купить новый хороший объектив для фотоаппарата.

Шутит, что на потраченную в итоге сумму можно было приобрести три таких объектива. Колумбия стоила 28 тысяч рублей. А перевозка ее на новую конюшню обошлась в целых 70 тысяч. – Кроме того, надо платить за содержание, кормление и уход, – перечисляет Юлия, – это еще 4,5 тысячи в месяц. У меня в голове все это укладывается слабо. Купить лошадь – это как купить самолет. Простые смертные такого не делают. Нет, лошадь даже страшнее самолета: она живая и требует заботы. – Если бы у Колумбии были проблемы со здоровьем, то и за лечение пришлось бы

РЕЛЕВАНС авторский журнал платить, – подтверждает Юлия. – Это твоя собственность, и ты за нее отвечаешь. А если отвечать не хочешь, нечего ввязываться. Колумбия – моя первая собственная лошадь, хотя я давно занимаюсь верховой ездой. В общем, я боялась, но делала.

Стойло на колесах – Много несчастных лошадей на свете, – пытаюсь понять я, – И много людей, которым вообще до лошадей нет дела. Почему ты-то решилась? – Я жалостливая дура, – улыбается Юлия. – Вот первое и главное объяснение. Но этот вариант ответа лучше не публиковать. Скажу вторую причину: Колумбия оставалась единственной не пристроенной лошадью из той выбраковки. Был потенциальный покупатель, но в последний момент передумал. Новых желающих найти было уже нереально. И потом, она меня тронула: такая… «плюшевая». Я почему-то сразу на нее внимание обратила. Хотя жалко было бесспорно всех. Лошадь – не телевизор, в угол не поставишь. До Санкт-Петербурга или хотя бы Москвы везти ее с Украины дорого. В местных конюшнях цены тоже «прыгали». Но размышлять некогда – нужно было срочно увозить бедняжку с конезавода. Куда? Выбор пал на Белоруссию: там отыскалась подходящая конюшня и проверенный человек – девушка, которая помогла с обустройством Колумбии на новом месте. Волнений добавил перевозчик, все время менявший даты отправки. Да и сама дорога заняла немало времени: через пол-Украины до границы, потом временная конюшня, и еще сутки пути. Лошадей перевозят в специальных автоприцепах. Коневозки – такие домики-стойла на колесах. Внутри есть окна-люки и даже противоударное покрытие на стенах. Если дорога длинная, то кормят лошадь не слишком обильно, сеном и овсом. Делают небольшие остановки, но пастись на вольных лугах во время таких перерывов лошадь никто не отпустит. Как правило, стараются быстрее добраться до места назначения.

Продала, но не отказалась Сейчас Колумбия на частной конюшне в деревне со смешным названием Пианино в 30 километрах от Минска. Привыкает к новому образу жизни. Ее пока только приучают к седлу и уздечке. Первое время всадник садится в седло лишь на короткое время, чтобы лошадь могла привыкнуть. Колумбии такое внимание нравится. Она тянется к людям – в прямом смысле слова. Невзлюбила корду – это когда лошадь «выгуливают» по кругу на длинном поводе. Соглашается бегать по маленькой окружности на полутораметро-

вом поводе. Но если попытаться отослать ее дальше, – обижается, капризничает: дескать, что же вы меня прогоняете. У Колумбии теперь новый хозяин. Продала ее Юлия дешево, не окупая затраты. Претендент перед покупкой целый месяц проходил «испытательный срок»: под надзором инструктора нужно было выяснить, сработаются ли они с лошадью. Юлия по-прежнему на связи с инструктором, узнает все новости о Колумбии. Говорит, что продала подопечную, но не отказалась от нее: – Колумбия очень далеко от моего дома, и я даже не знаю, когда ее увижу. В такой ситуации ежемесячно платить за содержание неразумно даже для меня. Но то, что «плюшевая» лошадь уже не моя, конечно, огорчает.

Мерин и судьба Устроив судьбу Колумбии, Юлия взялась за спасение других лошадок. Такие же, как она, активисты встречаются в Интернете. Есть, например, форум Общества защиты лошадей Эквихелп. Само общество помогает лечить животных, но выкупом «с мяса» занимаются уже частные лица. Чтобы «вытащить» каждую конкретную красавицу объявляется специальный сбор средств. На форуме обмениваются информацией. Кураторы-добровольцы связываются с конезаводами и перевозчиками, ведут переговоры. Активисты ищут заботливые руки для лошадей: надежных покупателей, конные школы и клубы. Распространяют объявления. И жертвуют деньги. Сами финансовые доноры нередко скрывают не только настоящие имена, но даже сетевые ники называть отказываются. Спасают лошадей в разных регионах России и даже за рубежом. Есть свои истории в Челябинске. Конь со звучным именем Ворон сменил череду хозяев. Попадал то в конные клубы, то к частным владельцам. Не все были к нему внимательны, а последние хозяева и вовсе продали Ворона мяснику. Тот, правда, коня не убил, стал гонять его в упряжи, несмотря на больные плечи животного: за годы работы Ворон нажил проблемы со здоровьем. Добровольцы его выкупили, подлечили, откормили. Ворон «нашел работу не в составе колбасы», как мрачно пошутили на форуме, а катал детишек в конном клубе. Потом его отправили на месяц «в отпуск» – попастись в табуне. Из табуна Ворона украли. Что стало с ним – неизвестно. Жизнь Саввоя, мерина тракененской породы из минского племенного хозяйства Ратомка, – сплошь драматичные повороты. У него чемпионская родословная, с такой наследственностью – прямая дорога в спорт. Но у Саввоя развился дефект передних ног. На работоспособность мерина порок не влиял, но экстерьер испортил, поставив крест

РЕЛЕВАНС авторский журнал последний момент. Подарили одновременно жизнь Саввою и лошадь – детской школе.

С конем проще, чем с кошками

на спортивной карьере. Саввой попал под выбраковку. Альтернатива выбраковке есть. Это любительский спорт, так называемый хоббикласс, или просто верховая езда для детей. Цены у выбракованных лошадей обычно очень низкие, а потенциал и крови очень хорошие. Получается выгодная покупка. Вот только выкупить их готовы далеко не все. Для Саввоя активисты-спасатели нашли подмосковный конноспортивный клуб «Алькасар». Там согласились принять мерина в детскую школу верховой езды. Клуб даже был готов отправить за Саввоем в Белоруссию собственный коневоз. Но, оказалось, радоваться рано. «Алькасар» – государственное предприятие – выделить на покупку Саввоя 38 тысяч рублей не в состоянии. Дискуссии на форуме читаются, как остросюжетный роман. Возникают и внезапно отпадают варианты спасения, «тикает» обратный отсчет. «Подарите мальчику жизнь, у него осталось несколько счастливых дней и надежда на наше неравнодущие,» – просят лошадники. «Ну же???? Ангелы? Еще 720 рублей из личных сбережений моей дочки, меняем на круглый счет – 32 000». «...верю, что помощь животным – это первый шаг к помощи людям... Кто–то сказал, что у Зла столько сил, сколько мы ему даем... Так вот давайте стараться своими маленькими, но добрыми поступками делать так, чтобы сил у Зла было меньше, и еще меньше, и совсем мало...» «ОСТАЛОСЬ МЕНЕЕ 3 ДНЕЙ ДО СРОКА... У нас все еще не хватает 5560 рублей... На Савву мы поставили предварительную бронь, чтобы оттянуть время, но нам все еще требуется Ваша помощь...» «Еще от одного доброго человека 150 руб! Итого не хватает всего 4410!!!!» Средства собирали два десятка добровольцев с форума. И успели лишь в самый

– Мы собираемся создать фонд для сбора денег на спасение лошадей, – делится планами Юлия, – чтобы он пополнялся и можно было бы оттуда выдергивать недостающие рубли. Идея родилась, когда собирали деньги на Саввоя. Очень сложно на раз-два собрать большую сумму, а сроки иногда поджимают. Но добровольцы столкнулись с проблемой доверия. Точнее, его отсутствия. – Конечно, те, у кого есть лошади и другие животные, быстрее откликаются, помогают, – рассказывает Юлия, – но таких людей мало. Когда нужно собрать большую сумму, каждый думает: мои 500 рублей ничего не значат, ничем не помогут, лошадь все равно пойдет на мясо, а деньги тю-тю. Согласна, деньги не лишние, и, в случае неудачи, мы их возвращаем. Только как доказать это людям? В блогах и соцсетях можно встретить такие комментарии: «Это развод! Сам не верю, и вам не советую. Эти люди наживаются на вас, давя на жалость к обреченным животным! Совести нет». Добровольцы надеются, что проблему поможет решить официальная регистрация фонда в качестве юридического лица. – Ну ладно, – иду я на провокацию, – почему именно лошади? Неужели только им нужна помощь? Не бездомные собаки, не амурские тигры. Не больные дети, в конце концов… Юлия пояснила: – Моя бывшая однокурсница пристраивает бездомных собак и кошек. Я периодически помогаю ей деньгами и рекламой. Ее единомышленникам сложнее: нет такого сайта как тот же «Эквихелп». В Финляндии, например, есть замечательные интернет-порталы такого рода, а у нас нет. Очень плохо организована волонтерская служба, нет единой системы действий. Опять же, лошадь ты можешь поставить практически в любую конюшню, а куда поместить столько собак и кошек? Не в собственную же квартиру! Амурскими тиграми прекрасно занимается WWF. Ну, а детей у нас поддерживают очень многие, по-моему. К тому же, дети вырастут и смогут за себя постоять, а животные – нет. Я вновь спросила Юлию, о чем она думала, когда выкупала Колумбию. – О себе и своем эгоизме, – ответила она. – Думала, что не смогу спокойно себя чувствовать, если пройду мимо и не помогу, когда есть возможность. Мучиться буду. В общем, всё исключительно ради себя и своего спокойствия. Так у меня и появилась лошадь. Елена КОЛЧИНА

РЕЛЕВАНС авторский журнал

Откуда берут волонтеров Каждый день, просматривая новости «В Контакте», вы видите сообщения с мольбами помочь больному ребенку, собрать деньги на операцию или оплату лечения. Большинство людей быстро пролистывают эти сообщения. Кого-то они раздражают, кто-то не хочет испортить себе настроение. И лишь единицы заходят в группу помощи больному. Один останется наблюдателем, другой молчаливо отправит деньги, или сделает перепост. Третий останется помогать. Именно его можно называть волонтером.

Люди действия

аще всего волонтерами становятся те, кто после длительной и тяжелой борьбы потерял близкого человека. Они делают это уже по «привычке помогать». Их психологический девиз «спасти хоть кого-то». Роман ДОЦЕНКО. На фото «Вконтакте» красивый молодой

человек, нежно целующий лягушку. Наверное, надеется, что она превратится в принцессу. В друзьях 2000 человек. Любит читать и слушать классическую музыку. Указана высокая должность. В статусе – просьба помочь больной раком девочке. А на стене, среди разнообразных сообщений, множество перепостов из групп помощи. – Мой первый ребенок погиб, – Роман вздыхает, – после этого мы с супругой решили помогать людям, которые попали в трудное жизненное положение, и, как в дальнейшем оказалось, не напрасно! Роман создал благотворительный фонд в Южном федеральном округе. Ежедневно его организация помогает десяткам людей. Самое удивительное в том, что, несмотря на наличие семьи, занятость на работе, и деятельность в фонде, Роман успевает активно участвовать в благотворительных акциях «В контакте». Состоит в группах помощи, и занимается сбором средств. Константин. 28 декабря 2012 года, 2 часа ночи. Телефонный звонок: «Здравствуйте, меня зовут Константин, я из Архангельска, мой коллега по работе рассказал про вашу подругу, и дал мне ваш номер телефона. У моей мамы тоже рак. Сначала ставили тот же самый диагноз…» Дальше следовал монолог. Константин рассказывал про диагноз своей мамы. Говорил о том, что мама и бабушка – вся его семья. Рассказывал, сколько всего он делает для ее спасения, в какие больницы обращается. Советовал, куда нужно обратиться нам. Часто его слова перекрывались порывами ветра. Слышно было, что он идет по улице и очень взволнован. Чувствовалось, как ему страшно и как он одинок в своем горе. С того момента, как я ответила на звонок, и до моих следующих слов прошло 15 минут. Мы долго разговаривали в ту ночь. Я поняла, как этому человеку нужно общение, нужна незримая рука поддержки. Константин, кажется, знает все о лечении рака в России. Он прислал десятки контактов разных клиник, рассказал про все варианты альтернативного лечения. Дал все телефоны и имена самых лучших врачей. Почему он делал это? Ему нужна была команда. Он не

РЕЛЕВАНС авторский журнал хотел бороться один. Один в поле не воин. Я хорошо поняла это. ЭТУ болезнь невозможно победить в одиночку. Сама я никогда не была волонтером. Чтобы признаться в этом сейчас, пришлось преодолеть себя. Сегодня мне стыдно за это. Я заходила в благотворительный марафон, делала перепосты, отправляла деньги. Но за судьбой тех, кому помогла однажды, я никогда не следила. Так продолжалось до тех пор, пока у моей самой близкой подруги не обнаружили рак. В ту минуту, когда она стояла у кабинета врача и сообщала мне это по телефону, я стала волонтером. Я организовала «Вконтакте» группу для сбора средств на дорогостоящее лечение в Израиле. Не знала, как правильно все оформить, как привлечь в группу участников, как сделать отчет о поступлении денег. Зато очень быстро поняла, как много хороших людей. Кто-то помог сделать аватар – лицо группы, другой написал контакты опытных волонтеров. Волонтеры, в свою очередь, научили делать отчеты, объяснили, что обязательно должно быть в группе, какие акции можно провести и в какие фонды обратиться. Время шло, группа расширялась, росло число ее участников. А я уже знала, как организовать благотворительный концерт, как срочно собрать нужную сумму, где купить редкие лекарства. Теперь уже я помогала людям, растерявшимся от страха потерять близкого человека. Большинство волонтеров пережили трагедию в собственной жизни. Но есть и другие. Они счастливы. Они листают новости в социальной сети, чтобы найти интересный статус или красивую картинку. Вдруг, видят сообщение с просьбой о помощи. Заходят в группу. Просто начинают помогать совершенно незнакомому человеку. В моей группе были десятки таких сообщений: «Здравствуйте, я из Москвы, я лично не знакома с Алией, но ее история затронула мое сердце! Я буду помогать вам! Вышлите мне текст листовок, я буду расклеивать их по городу!» Или: «Я учусь в новосибирском академгородке, случайно в интернете узнала об Алие, мы расклеили уже 1000 объявлений о помощи. Можно ли нам провести благотворительный концерт для нее?» Почему они делают это? У них есть семья, друзья, карьера. Никто из их окружения серьезно не болен. Ответ на этот вопрос так прост, что о нем никто не думает. Они просто счастливы и хотят частичку своего счастья отдать нуждающемуся человеку. Но в нашем мире принято искать более глубокие причины, не учитывая простоту и искренность. Часто говорят такое: «А кто тебе помог организовать это мероприятие?.. А сколько вы платили ведущим? Как, бесплатно?? А зачем им тогда это надо?..» Я и сама долго не верила в то, что иногда люди просто хотят помочь. Так ли это просто помогать больному раком? Ты говоришь с ним, чувствуешь его

боль, видишь страдания его семьи. Становишься участником трагедии. И вот ты уже не наблюдатель. Тоже перешел черту, что-то в тебе щелкнуло и теперь уже не сможешь остаться равнодушным. Часто слышу такой аргумент: «всех не спасти». Один человек, конечно, не сможет спасти всех. Но в мире больше семи миллиардов человек. Можно уменьшить это количество вдвое (дети и пожилые люди), и вычесть из них количество онкобольных, а их по данным Международного агентства ВОЗ по изучению рака на 2013 год 25 миллионов человек. Все равно мы увидим, что здоровых людей гораздо больше. Представьте, на сколько меньше люди будут болеть раком, если каждый из трех с половиной миллиардов взрослых, здоровых людей внесет частичку своей помощи в спасение хотя бы одной жизни.

Если болезнь пришла Если у вас или ваших близких заподозрили рак, не нужно впадать в панику. Раковые клетки от этого только растут. Ваша задача – быстро начать действовать. Для этого нужно определить, в какую больницу обратиться. Важно знать, что в России, как это ни прискорбно, диагноз ставят в течение нескольких недель. Болезни достаточно этого срока, чтобы перейти в другую стадию. Поэтому лучше искать помощь в Израиле. Почему именно там, а не в Германии, США? Потому что, как правило, люди ограничены в средствах и всегда ограничены во времени. В Израиль не нужна виза, перелет занимает около 4 часов, билет стоит даже дешевле, чем в некоторые города России, а диагноз ставится в считанные дни. И, самое главное, правильный диагноз. Что делать, если нет денег даже на билет, не говоря о дорогостоящем обследовании? Нужно попросить о помощи. Самый верный на сегодня способ – создание группы в социальных сетях. Вы удивитесь тому, сколько ваших друзей откликнется. А еще больше будете удивлены, когда увидите, что вам помогают даже незнакомые люди!

Нити социальной сети Если диагноз подтвердился, следует думать только о выздоровлении. Заниматься собственной благотворительной группой вы, конечно, не сможете. Необходимо найти администраторов. Это могут быть ваши родственники, друзья, коллеги. Главное, чтобы у них было время и творческий подход. Сбор средств на лечение напрямую зависит от их деятельности. Многие хотят помочь, но нужно, чтобы кто-то активно вел всех за собой. Первая задача администратора – правильно оформить группу, выложить копии медзаключения, счетов из клиники, доку-

РЕЛЕВАНС авторский журнал

ментов, удостоверяющих личность, предварительно стерев их номера, чтобы вашими документами не воспользовались мошенники. Так же нужно написать спецпост и реквизиты для перечисления пожертвований. Далее необходимо выкладывать отчеты о поступлении денег, информацию о состоянии здоровья и прохождении лечения. Кроме того, нужно постоянно привлекать новых участников. Для этого существуют так называемые виртуальные флешмобы. Наиболее распространенный из них – размещение поста с краткой информацией о человеке, реквизитами и фото. Обращение распространяется по сети, сводя вместе незнакомых друг с другом людей. Есть и другие возможности привлечь участников. Например, часто встречается акция «Пригласи друга», когда важно привлечь определенное количество людей в группу за один день. Или акция «Расскажи о чужой беде». Выбор всех этих способов зависит от фантазии и изобретательности администраторов. Так же важно давать участникам группы право выговориться. Нужно задавать им вопросы, давать понять, как они важны для группы. Первые недели жизни нашей группы мы, подводя итог каждого дня, говорили спасибо всем, кто в тот день помог. Со временем это стало невозможно: участников становилось все больше, и каждый старался помогать постоянно. В обсуждениях «Вконтакте» можно создавать самые разные темы. Например, моя подруга попросила создать для нее тему, в которой участники группы пишут что-то хорошее, доброе, чтобы на миг, пока читаешь это, забывать о болезни. Но необходимы и мероприятия, которые выходят за рамки социальной сети. Например, популярна акция «Мелочь – не мелочь», когда в нескольких местах в городе идет сбор годами хранимой в копилках мелочи. «Банки помощи» ставятся в местах большого скопления людей, там, где есть возможность договориться об этом, – на кассах супермаркетов, кинотеатров, магазинов и т.д. Обязательно стоит провести благотвори-

тельный концерт или какое-либо представление. 29 апреля 2013 года в челябинском театре драмы проводился благотворительный спектакль в пользу Ирины Бочковой, актрисы, которая борется с болезнью. В свое время мы проводили большой концерт в Южноуральске, собравший полный зал зрителей. Затем наши волонтеры поддержали эстафету проведением концертов в Германии и Израиле. Кроме того, действенный способ – распространение листовок и объявлений. Однажды в расклейке объявлений вызвались помочь младшие школьники – пятый–шестой классы. Когда утром их учительница шла по городу, как раз по тем улицам, которые были им поручены, она не увидела ни одного объявления. Расстроившись, опустила глаза… и поняла, что просто не там смотрит. Ребята приклеили объявления на каждый столб, на все здания вокруг, но на уровень своего роста! В распространении листовок очень помогает социальная сеть. Достаточно выложить тексты в документы группы, и попросить помочь с их распространением. Некоторые приклеят листовки на подъезды у себя во дворе, другие обойдут весь квартал.

Мошенники и любопытные Самое неприятное, с чем сталкиваются благотворительные группы – мошенники. В Интернете много людей, зарабатывающих на чужой беде. Чаще всего они просто копируют группу: всю информацию, все документы – и ставят свои реквизиты. Реже, воруют «Банки помощи» из магазинов. Но самые опасные те, кто не боится смотреть в глаза своим жертвам. Наивысшее проявление цинизма, с которым мы столкнулись, в сентябре. В восемь часов вечера позвонила женщина. Причем, позвонила моей болеющей подруге, ее маме, мужу и мне. Все мы находились в разных городах, и связь поддерживали только по телефону. Поскольку в это самое время моя подруга проходила самую первую химиотерапию в Израиле, а ее близкие были совершенно растеряны, я исполняла роль неформального координатора всех принимаемых решений. Поэтому все трое сообщили мне только то, что эта женщина говорит о том, что она приехала в Южноуральск, чтобы передать нам собранную ее фондом довольно большую денежную сумму. Когда я стала с ней разговаривать, то поняла, что она озвучивает совершенно бессвязные вещи. Сменив тон на более резкий, я начала задавать конкретные вопросы. Она впала в истерику, стала обвинять меня в бессердечии. После этого дама рассказала, что трое ее детей – сын и две дочери – умерли от рака. История была настолько трогательной, что заставила меня объяснить бессвязность

РЕЛЕВАНС авторский журнал слов женщины эмоциональным шоком. Женщина же, после разговора со мной, попросила Юлию – маму моей подруги – не допускать меня к участию в этом деле. Она просила, чтобы Юлия приехала из Челябинска в Южноуральск и встретилась с ней. Я советовала не делать этого. Но как можно отговорить мать, нуждающуюся в деньгах на лечение своего ребенка, не ухватиться хотя бы за малейший шанс. Приехав в Южноуральск поздно вечером, она с трудом нашла «благотворительницу». Та сидела на бордюре у фонтана, пила алкогольный коктейль. Юлии хватило одного взгляда, чтобы развернуться и уехать. Позже выяснилось, что относительно детей умерших от рака, у нее для каждого из нас была своя версия. Одна – о болеющем сейчас сыне, другая – о двух умерших сыновьях, третья – об умерших дочери и сыне. Последняя деталь этой истории. Женщина, которую Юлия увидела у фонтана с коктейлем в руках, была беременна. Историю о том, сколько стоит любопытство, рассказала Ирина Вениаминовна, учитель математики школы №4 Южноуральска. Она активно участвовала в сборе средств для бывшей ученицы. Благодаря ее ученикам по городу были расклеены тысячи объявлений. Многие люди, не имеющие возможности перечислять деньги по указанным реквизитам, приносили их в кабинет Ирины Вениаминовны и под роспись сдавали. – Однажды пришла женщина, – рассказывает учитель, – зашла, и спрашивает, я ли собираю деньги для Алии. Отвечаю – я. Женщина остановилась, смотрит на меня, но ничего не говорит. Задаю вопрос: «А вы что хотели?». Женщина отвечает: «А кто она вообще такая?» Вопрос меня, конечно, удивил, ко мне многие приходили, деньги приносили, но тут я поняла – дело в чем-то другом. Отвечаю: «В школе нашей училась, у меня в классе, хорошая девочка, отличница». Женщина продолжает стоять на месте и смотреть на меня. Мне уже не удобно стало, урок надо начинать, а она стоит и молчит. И тут снова вопрос: «Нет, ну вообще-то она кто? Кто у нее родители? Поди, известные какие-то, богатые, раз весь город только о ней и говорит, во всех магазинах, куда ни зайди, одни разговоры, и листовки везде, и газеты, концерты, и по телевизору…». Тут я поняла, зачем она пришла. Ей просто нужна была информация. Говорю: «Мама у нее на водоканале работала, сейчас на пенсии, папа умер уже. А помогают, потому что она добрый и светлый человек и притягивает к себе людей». Женщина еще несколько секунд подозрительно смотрела на меня, потом молча достала из кошелька 300 рублей.

Такие разные люди При работе в благотворительной группе «В контакте» иногда приходится сталки-

ваться с непониманием. Оно бывает разного рода. Самое неприятное – когда вам пишут: «А что вы ему денег собираете, дайте и мне пару тысяч, я тоже полечусь». Или: «Помогите лучше мне, я то, по крайней мере, русский». Это примеры невежества и грубости. Есть другое, самое обидное. Проявление цинизма. Это когда в группу заходит врач и пишет: «Конечно, похвально, что вы тут все собрались, но с его заболеванием жить можно месяц-полтора, ему лучше принять свою участь и смириться». Но именно врачами-медиками доказано, что раковые клетки увеличиваются от стрессов. Так зачем лишать человека надежды? Зачем советовать опустить руки и ждать смерти? Как объяснить врачу, какое счастье испытывает человек, зайдя в свою группу и увидев, сколько людей молятся за него. У него появляется стимул. Он думает: «Как же я могу опустить руки, перестать бороться, ведь я подведу всех тех, кто так в верит в меня». Некоторое время назад, в онкологической больнице в Израиле я наблюдала такую картину. На диванчике около кабинета врача сидит женщина, слабая, очень нервничает. Муж держит ее за руку. Дети-подростки тихонько сидят рядом. Я понимаю, что она ждет результаты важного обследования. Позади больше шести курсов химиотерапии. Мужу она сказала, что на седьмой уже нет сил, она решила отказаться от химии. Что происходило дальше, я уже не видела, мы спустились этажом ниже в отделение химиотерапии, где у моей подруги начинался очередной курс. За день до этого ей написал один российский врач о том, что курс, который ей делают, является полиативной химиотерапией (это поддерживающие препараты, которые назначают только безнадежно больным). Она была очень подавлена, это состояние даже сложно описать. И спросила врача, правда ли это. Химиотерапевт очень ласково на нее посмотрела и твердо сказала: «Нет! Ты будешь жить, мы лечим тебя самыми лучшими препаратами!» Процедура шла уже час, когда я увидела красивую и невероятно счастливую женщину в коридоре. Там, где мы находились, редко можно встретить таких счастливых людей. И только через минуту я поняла, что это та самая женщина, которая сидела около кабинета врача. Так она изменилась. Она плакала, но от счастья. Обнимала врачей и медсестер. Ей сообщили, что она здорова! Она победила болезнь! Забыть это невозможно. Она победила, снова жила. Она поняла, что в ее жизни нет никаких преград. Нет ничего невозможного! Наталья ИЛЬИНА