А. А. Крымов ОБРАЗ МСТИТЕЛЬНОГО ПРИЗРАКА-ГОРЁ: В КЛАССИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ И СОВРЕМЕННОЙ МАССОВОЙ КУЛЬТУРЕ ЯПОНИИ Введение Цель данной работы заключается в выделении структуры образа мстительного призрака горё: в традиционной японской культуре и сравнение ее со структурой образа того же существа в современной массовой культуре. При этом мы исходим из представления о существовании в японской культуре некого семиотического «ядра», базовых структур и образов, остающихся практически неизменными на протяжении всего классического периода ее развития. При столкновении культуры Японии с постклассическим миром Запада происходит ее переход, быстрый и крайне травматический, в постклассическую фазу. Этот резкий переход был вначале связан с шоковой вестернизацией эпохи Мэйдзи, а затем – с восстановлением разрушенной поражением во Второй мировой войне страны по западному образцу. Однако, затрагивая базовые структуры культуры, этот травматический переход все же не подменил ее абсолютно иными элементами, а лишь некоторым образом деформировал. Деформация эта двояка. С одной стороны, меняются сами структуры образов, теряя некоторые черты, заимствуя новые характеристики из зарубежных образцов. С другой стороны, изменяются и формы бытования этих образов, то, какие конкретные феномены культуры это «ядро» порождает. В данной работе мы хотели показать этот переход на примере отдельного образа японской мифологии – мстительного призрака горё:. Горё: в традиционной культуре Рассматривая образ горё: в традиционной культуре, мы обнаруживаем, что он распадается на два взаимодополняющих образа. Первый из них – мы назвали его «государственным» – характерен для произведений «высокого штиля»: официальных летописей и самурайских повестей (гунки). Второй – «частный» – обнаруживается в простонародных повествованиях «низкого штиля» – повестях (сэцува), «лубках» (отогидзоси), страшных историях (кайдан). «Государственный» горё: восходит к исконно японскому культу хито-гами (человека-бога)1 и конфуцианской модели государственности, предполагающей наличие в мире государя как священного центра власти, благодаря которому небесная гармония изливается на землю, упорядочивая ее. Японский вариант этой системы предполагает существование у государя ряда верных слуг, проводников его воли, а также слуг негодных – бунтовщиков. «Государственный» горё: появляется тогда, когда в ходе междоусобиц или по навету (но никогда – в ходе усмирения варваров − «внешних» по отно1
См.: Hori I. Folk Religion in Japan: Continuity and Change. Chicago, London, 1968. P. 71. 416
шению к японской политике персонажей, или от болезни, либо от иной напасти, не связанной с политикой) погибает слуга императора, желающий быть верным ему. Погибнув «при исполнении», человек и после смерти продолжает вести политическую игру, но уже в качестве духа. Синтоистская концепция хито-гами предполагает, что, с одной стороны, все люди и предметы в некотором смысле равны, поскольку все наделено жизненной и магической силой тама, но, с другой стороны, люди неравны между собой именно потому, что запас тама у одних несравненно больше, чем у других. Необыкновенные люди и предметы имеют больше тама, чем простые – некоторые настолько больше, что могут считаться божествами. И, разумеется, объем тама у аристократа значительно больше, чем у простолюдина: он обладает определенной магической силой уже благодаря своему статусу. Эта-то сила и позволяет ему вернуться с того света, чтобы наслать на государя и страну множество напастей, требуя посмертной реабилитации и возвращения себе статуса верного слуги. Необходимо отметить, что приносимые им бедствия совпадают с теми, что насылает на нерадивого правителя небо: эпидемии и стихийные бедствия, а также бунты и смуты, воспринимаемые в конфуцианской системе государственности как стихийное бедствие – буря народа как стихии. Достигнув реабилитации, он успокаивается, присоединяясь к сонму хранителей государства. Обратим внимание, что «правда», а значит, и помощь Неба – на стороне «государственного» горё:. Магия и молитвы поэтому обычно не помогают против него, действенной оказывается лишь чудесная сила императорской власти. Но в действительности «государственный» горё: не бунтует против государя, а лишь добивается справедливости и права верно служить ему. Структура мифа о «государственном» горё: – преступление или клевета, затем гибель, после нее бунт и, в конце концов, посмертная реабилитация – укладывается в стихотворение, которое, по легенде, сложил «мятежник», который «сделался богом»1, один из известнейших «государственных» горё: японской истории – Сугавара-но Митидзанэ: Вчера печальную судьбу я испытал на севере, в столице, теперь же смыл позор, став трупом в Дадзайфу. Обижен был при жизни, порадуюсь ли, умерев? Теперь надежды хватит – основы государя охранять2.
Совершенно иначе выглядит горё: «частный», чей образ восходит к тому же культу хито-гами; но его истоки можно проследить и в буддийских воззрениях на равенство душ всех людей, независимо от социального статуса. В горё: такого типа превращается частный человек, не имевший при жизни осо1 Японские самурайские сказания. Повесть о великом мире, сказание о годах Хогэн. СПб, 2002. С. 202. 2 Там же. С. 451–452.
417