о. Евгений (Струговщиков) СИМВОЛ ПЕРЕВЕРНУТОГО ДРЕВА И ПРОБЛЕМА СИСТЕМАТИЗАЦИИ САКРАЛЬНЫХ УЧЕНИЙ Объяснение символа перевернутого древа1 содержится в «Катхаупанишаде»: «Вот безначальное дерево, корни которого наверху, а ветви внизу… Его корень… – Брахман. На этом утверждены все миры; никто не выходит за пределы… Его… облик видят… искатели истины… Его… стволом являются различные тонкие тела всех созданий;… побеги… его… – объекты чувств познания;.. листья – Веды, Смрити, логика, образование и наставление;.. цветы – многочисленные дела, такие, как жертвоприношение, благотворительность, воздержание… Гнездами на нем являются семь миров,.. их строят птицы – живые существа – от Брахмы и далее вниз; его шум,.. сильный изза… звуков, возникающих от танцев, пения, игры музыкальных инструментов… – вызван весельем и скорбью, возникающими от наслаждения и страдания живых существ… Та самая вещь – являющаяся корнем дерева мира… является в действительности светом Я, которое есть Сознание»2. Такое восприятие реальности подразумевает особый взгляд (взгляд «сверху вниз») на происхождение, содержание и структуру любого сакрального знания. В религиоведческих же исследованиях доминирует противоположный подход к интерпретации того, что мы обозначаем термином «сакральное учение»3. Сакральному взгляду свойственно воспринимать всё как иерархию иерофаний, нисхождений от высшего к низшему. Феноменологическому же подходу всё видится как движение снизу вверх, от явлений к конструируемым на основе их анализа смыслам. Такое «прогрессистское» восприятие действительности – следствие антропоцентрической парадигмы европейского мировосприятия, укоренившейся с эпохи Возрождения и доминирующей в современных западных подходах. Эта парадигма противоположна доминирующей сакрально-центричной установке всех остальных культур. Противоположна она и той теоцентрической установке, которая была нормой в средневековой Европе. Понимание явлений, как разворачивающегося снизу вверх процесса, приводит к странным и зачастую неверным с точки зрения самих изучаемых культур представлениям. Например, понимание так называемой «религиозной истории» человечества, как «эволюции идей», выглядит недоразумением для самих выразителей 1
Об этом символе см., например: «Ригведа» (I. 24. 7); Данте А. Божественная комедия. Чистилище (XXII. 130–134). 2 «Катха-упанишада» (II. 3. 1). Цит. по: http://www.philosophy.ru/library/asiatica/indica/upanisada/ katha/rus.html/ 3 Вопрос о термине, обозначающем объект религиоведческих исследований, остается открытым. Существующие варианты («религия», «верование» и др.) могут быть отнесены лишь к некоторым из объектов религиоведческих исследований. Термин «сакральное учение» обладает большей универсальностью, так как он описывает область всех возможных форм выражений сверхъестественной (сакральной) реальности. 653
этих идей. С сакральной точки зрения существует не причинно-следственная череда усложняющихся новаторских конструктов, но своеобразная динамика различных выявлений неизменной сверхчеловеческой Истины, выражаемой в разных формах и с разной степенью ясности в конкретных культурноисторических условиях. Так, христианство рассматривает смысл истории догматики, такой подход свойственен индийской и китайской традициям. Примером последствий «прогрессистского» подхода может служить и другое встречаемое в религиоведческих исследованиях явление – переворачивание иерархического порядка или его смешение, недопустимое с сакральной точки зрения1. Феноменологический подход оказывается беспомощным в выявлении истинных сакральных позиций разных учений и их взаимных отношений. Показательна содержательная неопределенность употребляемого сегодня понятия «традиционные религии», на самом деле имеющего строгий смысл с сакральной точки зрения. В религиоведческих курсах обнаруживается неправомочное рассмотрение в одной плоскости явлений разных порядков2. Подобных следствий феноменологического подхода3 может быть перечислено много, но они не известны строгому способу рассмотрения вещей, свойственному традиционному сакральному подходу. 1 См., напр.: Лидова Н. Р. Драма и ритуал в древней Индии. М., 1992. Здесь обнаруживаются любопытные выводы о последовательности и характере «стадий формирования иконического культа» в индуизме: «Вначале ««живые» боги действовали только в ритуальной драме, где были выработаны особые приемы изображения небожителей, постепенно осмысленные как один из способов приобщения к надличностному миру». Однако в сакральном фокусе все выглядит противоположным образом: «приемы изображения небожителей» можно и нужно рассматривать как «способы приобщения к надличностному миру», но нельзя говорить о постепенном осознании их в качестве причин для подступов к сверхъестественному. Они изначально являются следствиями сверхъестественных причин, проекциями сверхчеловеческих начал в плоскость чувственных форм. В указанном исследовании обнаруживаются и другие примеры непонимания иерархического подхода, присущего индуизму. Так, появление «канона антропоморфных обликов богов» объясняется тем, что «устроители культового действа,.. поставленные перед необходимостью разыграть тот или иной миф и, не имея образца,.. сами постепенно сформировали основные представления о внешности различных богов». Однако танец и «канон обликов богов» не относятся к разным уровням реальности, и не могут выступать как причина и следствие; они являют собой один и тот же чувственный уровень, в рамках которого предстают как разные модификации сверхъестественных реалий. (Все цит. по: http://achadidi.narod.ru/page.files/NatyaShastra. html/). Все подобные интерпретации (иногда неосознанно) основываются на позитивистском отрицании реального существования сверхъестественных начал, что приводит к вынужденным объяснениям этих начал, не как собственно «начал», но как мировоззренческих конструктов, возводимых на базе чувственных данных. 2 Так, например, нельзя рассматривать в одном смысловом ряду в качестве так называемых «мистических» учений древние сакрально-легитимные доктрины и современные синкретические западные псевдоучения, полностью лишенные легитимности с сакральной точки зрения. Термин «мистицизм» (имеющий специфическое, но ясное с сакральной точки зрения значение) также далек от ясности в рамках современных религиоведческих подходов. 3 Сакральный подход не исключает феноменологического метода, но значимость последнего ограничена областью аналитических исследований и не распространяется на сферу синтетических суждений.
654
Хотя в рамках позитивистских установок такой подход неприемлем в качестве метода, он не может быть проигнорирован и должен рассматриваться как объект религиоведческого исследования, ведь такой подход «сверху вниз» – единственный естественный способ рассмотрения явлений с точки зрения самих сакральных учений. Проанализируем приложение подхода «сверху вниз» к систематизации сакральных учений. Исторически определенно можно говорить о трех важнейших (несмотря на их евразийскую языковую и географическую специфику) центрах сакральных учений: ближневосточном, индийском и китайском. Их сакральная легитимность основывается, во-первых, на небесном, сверхъестественном происхождении из Источника, находящегося за пределами эгоцентрического восприятия и пространственных координат, во-вторых, на утверждении первичности сверхчеловеческой, превосходящей все определения области фундаментального неизреченного Начала, в-третьих, на утверждении того, что смыслом и целью существования является совершенная реализация Единства, достигаемого в этом Начале. В каждом из трех центров содержаться завершенные сакральные доктрины, обеспечивающие полноту такой реализации. Несмотря на Шелковый путь, тысячелетиями обеспечивавший связь между тремя центрами, их аутентичные сакральные учения в содержательной части не имеют признаков «горизонтального» взаимовлияния. Три центра выступают как главные источники сакральных влияний на окружающие культуры. Такая их функция фиксируется на двух уровнях: в плоскости евразийского мира и в культурных областях неевразийских языков, распространенных ко времени выявления на исторической сцене трех центров по всем континентам (африканская, индо-тихоокеанская, аустрическая и америндская ветви, а также изоляты, обнаруживаемые во всех частях света). Эти неевразийские языки образовались при «первом ветвлении языков», происшедшем до появления евразийских языков. Языки «первого ветвления» и позднейшие евразийские имеют общий исток: «праязык», «Борейская макросемья» (С. А. Старостин)1, «Турит» (А. Ю. Милитарев)2. «Туритский» период (назовем его так, следуя Милитареву), включая время «первого ветвления», относится к хронологически точно не фиксируемым древнейшим временам. Три центра в силу непревзойденного величия сакральных доктрин должны быть охарактеризованы как законные преемники подлинной сакральной традиции туритского периода. Остальные культуры туритского происхождения представляют собой различные степени искажения этого древнейшего сакрального наследия. Предлагаемые реконструкции туритского хронологического пласта сакральных учений (идет ли речь о гиперборейской, атлантиче1 См., например: Старостин С. А. Современное состояние макрокомпаративистики // Сравнительно-историческое исследование языков: современное состояние и перспективы. М., 2003. С. 163–166. 2 См. например: Старостин С. А., Милитарев А. Ю. О Древе Языков (обзор мнений). 2005 // http://www.fund-intent.ru/science/scns023.shtml/
655
ской или подобных теориях) в силу насилия над фактами не имеют реального значения. Определенно можно говорить, что этот хронологический уровень сакральных учений представляет собой устную форму предания. Достоверной реальностью, указующей на существование этого «древнего сакрального центра диффузии» и на сверхъестественное, небесное происхождение этой древней традиции, является узкий круг мифов и символов, обнаруживаемых во всех культурах и сохраняющих в своих началах самые высочайшие смыслы (в первую очередь, выражающие идеи центра, перехода и цикличности). В некоторое замешательство приводит многих исследователей сама возможность существования совершенных форм сакральных учений в столь «примитивных» условиях жизни древних людей. Но это не более чем предрассудок, увязывающий развитость человека с материально-техническим благополучием. Все самые глубокие сакральные учения, существующие ныне (такие как библейские религии, веданта, даосизм), в своей истории не связаны с материально-техническим прогрессом; напротив, именно прогресс, пришедший с постсредневекового европейского Запада, стал причиной их угасания. С историко-этнической точки зрения в составе ближневосточного центра выделяются шумерская и афразийская составляющие. Сфера влияний этого центра охватывает территории от Южной Африки до долины реки Инд. Афразийское направление представлено шестью ветвями: семитской, древнеегипетской, кушитской, берберо-ливийской, омотской и чадской. Семитская и древнеегипетская ветви наряду с шумерской образуют сакральное ядро всех перечисленных групп: египетскую, месопотамскую, Хараппскую цивилизации, которые имели связи между собой и отличались рядом общих черт, главной из которых является культура города, воплощающего идею священного Центра1. Проходя сквозь кушитский, берберо-ливийский, омотский и чадский слои, ближневосточные влияния достигали области туритских южноафриканских культур: нигеро-сахарской и койсанской. Эта нисходящая из ближневосточного центра линия являет собой фиксируемую последовательность искажений первичных ближневосточных учений, накладываемых, начиная с центральноафриканских территорий, на сильно деградировавшие формы туритской традиции, осколки которой сохраняют нигеро-сахарские и койсанские культуры. Существовало и вышеупомянутое «шумерское» направление влияний, распространявшееся на Хараппскую цивилизацию. Нельзя исключать и кавказского направления воздействий, о котором, однако, современные данные не позволяют говорить достаточно подробно. Со времен ветхозаветных патриархов ближневосточная традиция фокусируется и становится собственно библейской, о чем сообщается в ветхозаветной истории получения Авраамом благословения от таинственного первосвященника и царя Салимского Мелхиседека, символизирующего вечное священство (Быт. 14:18–20).
Сакральная ось индоевропейского мира должна быть названа индийской, так как именно в Индии обнаруживаются самые высокие, имеющие сверхчеловеческое происхождение, сакральные доктрины. Их носители – часть арийского мира, состоящего из двух ветвей: индоиранской и нуристанской. Индоиранская ветвь представлена индоарийскими, иранскими и дардскими языками. У индоиранцев сохранились самые возвышенные учения. Главенство принадлежит здесь учению веданты, по своей глубине и детальности – совершенной вершине всех сакральных знаний индоевропейцев. Ближайшими родственниками индоарийцев являются иранцы, хранившие знания «Авесты»1. Следующей сакральной областью, связанной с индийским очагом, является палеобалканская ветвь, состоящая из греко-фригийско-армянской, дакийской и иллирийской групп. Учения греков, еще сохраняющие целый ряд подлинно сакральных элементов, соотносимых с ведийскими данными, тем не менее выглядят как угасающий вектор, в котором с каждым новым периодом, несмотря на наличие высоких доктрин, критически нарастает неспособность их практического приложения. Эпоха греческой классики, часто характеризуемая как философский пик, с сакральной точки зрения выглядит последним отголоском подлинных сакральных знаний. К западному индоевропейскому вектору относятся анатолийская и тохарская ветви. Сакральные влияния здесь выражены еще слабее. Наиболее глубокие сакральные знания в северо-западном секторе индоевропейского мира сохранялись у кельтских народов. С трудом реконструируемые доктрины кельтов имеют многие связи с учениями индоарийцев и греков, но подобных метафизических вершин они не достигают. К северо-западному индоевропейскому миру относятся также славянобалтийская, германская и итало-романская ветви. Неясно генетическое положение венетской группы. То, что осталось у этих ветвей от индоевропейского прошлого, выглядит неорганизованной смесью мифов и символов, сакральные ключи к которым утеряны в прошлом. В I тыс. н. э. северо-западные индоевропейцы (славяно-балтийская, германская и итало-романская группы) через принятие библейского учения вновь получают доступ к подлинной сакральной традиции. Библейское влияние на западную и восточную части этой группы народов происходило двумя путями. Для Западной Европы собственная история представляется линией от греко-римлян (точнее, от римской культуры, интерпретировавшей «этическим» способом греческое наследие) к «темным» (!) векам христианского Средневековья и далее к возрождению грекоримского прошлого2. Для славянского мира привитие к библейскому стволу
1 Подобие этим городским цивилизациям обнаруживается в Северной и Южной Америке, что, возможно, указывает на туритский исток этой «городской» тенденции.
1 Примечательны дардская и нуристанская группы, локализуемые в Афганистане и Пакистане. Их генетическая близость с индоиранцами и географическое положение позволяют предположить возможную связь этих групп с учениями дзогчена («великое совершенство») и со страной Уддияной, из которой дзогчен пришел в Тибет. Любопытным представляется сравнение языка Уддияны с дардскими и нуристанскими языками. 2 Так эта линия описывается европейскими мыслителями, начиная с Паскаля. Эта линия была осмыслена европейцами как магистраль всемирной истории, став основой «европоцентристского» подхода. В несколько более широком контексте историческая линия от римлян к
656
657
произошло через греков, принявших христианство, но сохранивших и свое индоевропейское сакральное наследие в виде платоно-аристотелевой метафизики. Индоевропейский мир влиял на географически связанные с ним народы. Самой близкой к индоевропейцам в лингвистическом отношении является картвельская семья (испытывавшая влияния в первую очередь со стороны греков, особенно в христианский период). Осуществлялось влияние и на восточно-ностратические народы (южный вектор – дравидийские группы в Индии, а северный вектор – уральско-юкагирская, алтайская и эскимосско-алеутская группы). Этими влияниями индийского центра объясняется присутствие в северном шаманизме искаженных, но узнаваемых элементов индоарийских учений, например, космологии, напоминающей ведийскую и авестийскую. При этом у северных групп наблюдается отсутствие эффективного с сакральной точки зрения применения этих знаний. Распространенное объяснение этого параллелизма через заимствование финно-угорских представлений индоарийцами с последующей их «эволюцией» к глубине упанишад1 является результатом переворачивания причины и следствия. Шаманизм является не причиной возвышенных сакральных учений, но их следствием, одной из многих возможных форм их вырождения. Ареал влияний китайского центра также весьма широк. Сино-тибетская семья делится на две подсемьи: китайскую и тибето-бирманскую. Тибетобирманская группа представляет первую область угасания китайских влияний. Самыми китаизированными в этой группе являются географически тесно связанные с Китаем гьялронг-цянская, нунгская, лоло-бирманская, каренская ветви, и ветви туцзя и бай. После обоснования в районах Тибетского нагорья, Гималаев и их окрестностей другая часть тибето-бирманских ветвей (в первую очередь западно-, центрально- и восточно-гималайские и бодская) оказалась в географической изоляции, утеряв тесную связь с Китайским центром. Благодаря принятию буддизма Тибетом эти ветви оказались привитыми к индийскому стволу. Определенно прослеживаются еще три направления китайских влияний: юго-восточное, северное и западное. Юго-восточный вектор направлен на аустрическую макросемью (одна из групп «первого ветвления»). Здесь китайские влияния действуют «поверх» искаженных сакральных остатков туритской традиции. В аустрической линии выделяются четыре ступени угасания. Первая ступень – китаизированная семья мяо-яо, вторая – тай-кадайская семья. От этих значительно китаизированных семей отличаются австроазиатская группа, испытывавшая также индоарийское влияние, и почти не затронутая китайским влиянием австронезийская группа. Необходимо упомянуть австралийскую и индо-тихоокеанскую группы, которые также являются остатками туритской эпохи. В силу своей географической изолированности в течение тысячелетий они не испытывали практически
никаких влияний, поэтому здесь за редким исключением обнаруживаются лишь сакральные обломки туритской традиции. Существует северо-китайский вектор – енисейские языки и американские языки на-дене. В сектор северных влияний также входят ряд восточно-ностратических групп и некоторые изоляты, самый известный из которых – японский. Возможно1, существовал западный вектор: бурушаски, хуррито-урартская, северо-кавказская и баскская группы. Отрыв от священного центра для этой разнородной линии произошел во времена, когда лик китайской культуры еще не был проявлен в тех формах, в которых он выражен сегодня, поэтому у этих групп бессмысленно искать что-либо «китайское». Определяющими для этих групп стали сакральные влияния со стороны индийского и ближневосточного центров. Так выглядит историческая картина сакральных учений при подходе «сверху вниз», т. е. при взгляде на них не извне, а изнутри: от высшего к низшему, от подлинного знания по линии деградации к ложному. Позитивистские подходы религиоведения со всеми вытекающими из них последствиями являются неизбежными в силу отсутствия подлинной связи исследователя с внутренним содержанием изучаемых им доктрин, с тем сакральным миром, который при всей эрудиции исследователя, при всем внимательном и скрупулезном отношении не является его собственным естественным миром. Мы же уверены, что многие туманные вопросы религиоведения и наивное недопонимание в этой области при простом учете тех подходов, которые и ныне хорошо известны и даже мыслятся как единственно возможные живыми носителями изучаемых религиоведением культур, исчезли бы сами собой.
европейцам перестает выглядеть центральным феноменом, а в рамках священной истории вообще выглядит провинциальной и трагичной историей. 1 См.: Бонгард-Левин Г. М., Грантовский Э. А. От Скифии до Индии. Древние арии: мифы и история. М., 1983.
1 Если верна сино-кавказская гипотеза. См.: Старостин С. А. Гипотеза о генетических связях сино-тибетских языков с енисейскими и севернокавказскими языками // Лингвистическая реконструкция и древнейшая история Востока. Ч. 4. Древнейшая языковая ситуация в Восточной Азии. М., 1984. С. 19–38.
658
659