НЕДОСТИЖИМОЕ ОДИНОЧЕСТВО

Б. И. Загумённов НЕДОСТИЖИМОЕ «ОДИНОЧЕСТВО» (по поводу одной утопии) Идущие двумя путями потонут в океане сансары. Кабир

1. Мы во многом живем «бессознательно», в мире неосознаваемых поступков и неясных мыслей, зачастую не знаем происхождения и смысла самых расхожих идей, являющихся «алфавитом» нашей повседневной и духовной жизни. Возьмем, к примеру, идею «истина одна, а путей к ней много». Идея у всех «на слуху», но спросите ваших знакомых, откуда она пришла и как точно формулируется, и ваши знакомые окажутся в замешательстве, за которым последуют самые разные ответы, причем ответы не в виде однозначных и определенных утверждений, а в виде догадок и предположений. Это говорит о том, что источник этой идеи давно забыт, или же о том, что она была заимствована ими из книг или из общения полубессознательно, как сама собой разумеющаяся. Но, допустим, мы преодолели эту ступень замешательства и неясности, выяснили источник этой идеи, и пусть «много путей ведут к единой истине, или Реальности». Но следующий вопрос, что же именно мы понимаем под «Реальностью», опять вызовет недоумение и неопределенность. Некоторые могут ответить, что такой Реальностью, признаваемой всеми, является бог. Но нет «бога вообще». Существуют различные понимания его в христианстве, исламе, индуизме и т. д. (и даже внутри каждой из этих конфессий мы не встретим единого толкования). Поэтому сказать «бог», не добавив его атрибутов, – это значит ничего не сказать. Но эти атрибуты «происходят» или из известных нам конфессий, или из недавно возникших псевдодуховных учений, основывающихся на мнимом синтезе различных религий, или же из фантазий «контактеров» – т. е. реальное единство мнений здесь совершенно исключено. Кроме того, слово «бог» вообще не может претендовать на обозначение «единой реальности», поскольку в не-теистических религиях (буддизме, джайнизме, даосизме) существование бога-творца не принимается. Идея богатворца мира считается в буддизме логически необоснованной, поскольку все происходящее в мире можно объяснить законом причины-следствия, и нет 561

ничего, о чем можно было бы утверждать с достоверностью, что это проявление или результат деятельности бога.

2. Идея «единого» несостоятельна и с чисто «логической стороны». Как нет дня без ночи, так нет и единого без многого. Когда говорят «истина одна», то действуют, конечно, по принципу «один пишем, три в уме», ведь под «одной» понимается некая супер-истина, противоположная несметному множеству бесспорных относительных истин («тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман»). Таким образом, на деле, де-факто говорящий о «едином» противоречит сам себе, поскольку признает это «единое» лишь в противоположность и наряду с другими истинами.

3. Выражение «истина одна» можно понимать в двух противоположных смыслах: 1) в иудео-христианско-исламском, т. е. существует лишь одна Истина (истинное учение, религия), а все остальные «истины» – не истинны, ложь, «от дьявола», и 2) в теософском, или псевдовосточном, т. е. одна Истина содержится в самых разных религиозных и философских учениях (и потому их можно объединить, «синтезировать») или, выражаясь иначе, некая суперистина лежит в основе всех религиозных и философских учений. Здесь мы видим пару противоположностей, каждая из которых доведена до крайности и потому в погоне за истиной становится ложью. Установка «Истина лишь одна, остальные “истины” ложны» – неистинна, ибо она недоказуема и противоречит фактам: в течение тысячелетий существуют известные развитые религии, и если одна из них провозглашает истинной лишь себя, другие не становятся от этого неистинными. Кроме того, как уже было сказано, эта установка есть выражение нетерпимости, отсутствия милосердия и т. д., т. е. противоречит самой себе и себя же опровергает. Противоположная ей позиция, т. е. что все религии опираются на нечто единое и потому не исключают друг друга и их можно и следует объединить, также несостоятельна. Различные религии невозможно объединить в какую-то одну религию. Эти попытки объединения идут «из головы» и не достигают своей цели: созданное таким образом «синтетическое» учение на деле оказывается лишь экзотической игрушкой, которая привлекает своим эклектизмом обыденное сознание (ибо эклектизм – в природе обыденного сознания) и в конечном счете оказывается не синтезом всех религий, а некоей псевдорелигией наряду с другими учениями, т. е. оно, вопреки своим «всеобъемлющим» установкам, превращается в свою противоположность и даже (зеркально) повторяет порок монотеистических религий, считая, что не принимающие идеи «синтеза» живут во лжи, и что Истина господствующих религий была извращена в ходе истории. Псевдовосточный все-синтез «классически» выражен следующими словами: «То, что заключается в этом труде, можно найти в тысячах томов, вмещающих Писания великих Азиатских и ранних Европейских религий. Теперь делается попытка собрать вместе древнейшие основы и сделать из них одно гармоническое и неразрывное целое». И далее через несколько строк: «Эта книга не есть Тайная Доктрина во всей ее цельности, но лишь избранное число

фрагментов ее основных положений»1. Таким образом, в двух соседних абзацах изложены положения, взаимно исключающие друг друга (гармоничное целое и горстка фрагментов). Уже одно это должно было бы весьма насторожить читателя относительно серьезности автора, который, несмотря на полное пренебрежение логикой, вознамерился произвести не более и не менее как «синтез науки, религии и философии» и поставил целью своего сочинения «указать человеку его законное место в схеме Вселенной; спасти от извращения архаические истины, являющиеся основой всех религий; приоткрыть до некоторой степени основное единство, откуда все они произошли; наконец, показать, что оккультная сторона Природы никогда еще не была доступна науке современной цивилизации»2. Притязания автора, как видим, настолько безмерны, настолько не по силам одному человеку и столь нелогичны, что вызывают вполне естественные сомнения, мягко говоря, в здравомыслии автора и вполне справедливые обвинения в том, что творения его – «дикая небылица». От этих обвинений автор старается ускользнуть тем, что выставляет себя лишь скромной посредницей, ибо ее «труд есть частичное изложение того, что сама она узнала от более Знающих...». Эти «знающие», разумеется, хранят себя в великой тайне и неизвестны истории, в отличие от всех великих деятелей науки, философии и религии. Впрочем, они, как кажется, проявили себя в виде «писем Махатм», в которых, однако, они не поведали миру никаких тайн или прозрений, которые бы хоть сколько-нибудь впечатлили ученых или философов. Таковы, по сути, и многочисленные писания, хранившиеся ранее в спецхране, а сейчас доступные всем. Достойно удивления, что столь явная и откровенная ахинея смогла заполонить умы тысяч вроде бы интеллигентных людей. Многие из них готовы даже согласиться, что все это фантазии и даже пагубные фантазии, «но – интересно!» – добавляют они. Ну что можно ответить на это?! Человеческая природа настолько иррациональна, что ей не помогут никакие логические припарки, и потому остается только развести руками.

4. Что касается второй части обсуждаемого нами высказывания, т. е. «множества путей», то и здесь опять-таки неясно, что имеется в виду. Может ли один и тот же человек практиковать буддизм и христианство одновременно? Только «теоретически», т. е. не может: каждый серьезно практикующий знает, что практика занимает все дни, с утра до ночи, и потому вклинить в распорядок дня что-либо из другого учения просто невозможно, а главное – зачем? Каждое истинное учение целостно и содержит все необходимое для практикующего. Если же он обращается еще и к другому учению, то это говорит или о том, что он еще «не нашел себя» и «свое» учение, или же ему не достает уверенности и веры. Но если мы к одному учению, в которое недостаточно верим, присовокупляем другое, то получаем лишь сумму полувер, которая, вопреки арифметике, не может составить полную и истинную веру. Но вера (шраддха) – необходимое условие усердной практики.

1 2

562

Блаватская Е. П. Тайная доктрина. Л., I991. С. VIII. Там же. С. IX. 563

Далее, о каких именно путях идет речь? О буддийском, христианском, индуистском? Но это не только пути, но и цели. А цели здесь различны. Буддист не делает своей целью христианский рай, а христианин с ужасом взирает на нирвану. Множество путей приводит не к одной, а к разным реальностям. И, тяготея к парадоксу, можно даже сказать: путь – один (совершенствование), а Реальностей – множество. И когда говорят обратное, т. е. якобы основатели религий призывали к чему-то Одному (которое является глубинной основой всех религий) то тем самым опрометчиво утверждают, что сами основатели не знали, что творили. Часто ссылаются на опыт Рамакришны, который проходил разными путями к одной реальности. Но и эти ссылки несостоятельны. Во-первых, он не шел сразу (т. е. одновременно) всеми путями, а шел вначале по одному пути, затем, пройдя его, начинал другой и т. д. К тому же мы не знаем точно, что происходило в действительности: вначале его путь, описанный так подробно, был индуистским. А последующие пути? Были ли они действительно буддийским, исламским, христианским? О них лишь упоминается в жизнеописании Рамакришны, они, эти пути, имели «матрицей» индуизм и невольно «подтверждали» уже реализованный индуистский вариант. Это видно и из их результата: учение Рамакришны-Вивекананды – вовсе не смесь различных религий, а индуизм, и, прежде всего веданта. До сих пор на земле не появилось религиозного супергения, который объявил бы о каком-то равноправном объединении всех основных религий в единую сверхрелигию. Не появилось, потому что такое объединение невозможно, а главное, лишено смысла.

5. Но где же первоистоки обсуждаемой нами концепции о множестве путей и единой Истине? Скорее всего, это известная строка древнего ведийского гимна: ekaь sad viprā bahudhā vadanti («Ригведа» I. 164. 46), т. е. «одну истину (реальность) мудрецы выражали в речи многими способами». Действительно, здесь можно усмотреть зачаточную основу для религиознофилософского плюрализма и терпимости. Во всяком случае, эта установка явно отличается от ветхозаветной заповеди почитать только одного Бога и не поклоняться иным богам – установки монотеистических религий, так глубоко укоренившейся в христианских и исламских культурах и до сих пор, как видим, приносящей бесчисленные кровавые плоды (возьмем хотя бы события последних лет в Афганистане). И все же этот стих «Ригведы» – лишь мнимая опора для идеи объединения религий. Во-первых, в нем говорится не о разных путях достижения Реальности, а лишь о разных вербальных способах выражения ее. А во-вторых, если бы даже действительно говорилось о разных путях, то все же ведийские провидцы находились в рамках своего ортодоксального понимания, а отнюдь не загадывали применять его к синтезу существовавших в то время религий, а тем более к синтезу христианства, ислама, буддизма, которых тогда еще и не существовало. В общем, здесь (как это происходит на каждом шагу) желаемое принимается за действительное, внешне сходное – за тождественное нашим взглядам.

6. Как ни странно, прозаичное религиозное законодательство, признающее равноправными все религии, кои не приносят вреда личности или обществу, оказывается более справедливым и объективным, чем рьяные приверженцы разных религиозных течений, которые считают себя носителями Истины и любви и потому спорят между собой, объявляя друг друга приверженцами лжеучения. Справедливый и объективный подход в этой ситуации может быть только алогичным: даже взаимоисключающие «несовместимые» друг с другом религии следует считать истинными одновременно. Истинность великих религий доказана делами и временем: они формировали духовный мир многих народов на протяжении долгих веков, и их столь продолжительное существование доказывает, что они выражали существенные потребности человеческой природы. Претензия же какой-либо религии или конфессии на исключительное обладание истиной и споры с другими развитыми учениями (если исключить некоторые частности), не имеет никакого отношения к истине, а вызывается лишь потребностью самосохранения, самоутверждения или сознанием необходимости поддержать, укрепить или спасти то общество, в котором данная религия существует. Великие религиозные споры, длящиеся многими веками (например, между православием и католицизмом), остаются бесплодными: каждая сторона в действительности убеждает сама себя или своих сторонников, которые и так уже убеждены в истинности учения. Эти споры не способны переубедить и победить представителей другой религии, ибо у них на протяжении веков накопилось достаточно основательных аргументов для обоснования истинности своего учения, достаточно духовных практик и духовного опыта и достаточно великих подвижников. Короче говоря, золотая середина в отношении к религиозным учениям находится между «истиной», все исключающей, кроме самой себя, и «истиной», все в себя включающей. Или, точнее, правильная позиция – вне этих двух крайностей и являет собой плюрализм равноправного сосуществования разных учений.

7. Претензия на исключительность своего учения, на обладание «единственно верным» учением, идет, по всей вероятности, из понятного и естественного стремления к самосохранению и самоутверждению, т. е. в конечном счете исходит из «я», которое может быть как индивидуальным, так и коллективным, групповым. Но «я», как известно, может проявляться в весьма широком диапазоне: от почтенного чувства собственного достоинства до крайнего индивидуализма и эгоцентризма. И в последнем случае какое-либо «истинное учение» становится лишь орудием такого гипертрофированного «эго». Противоположная тенденция – заключить в свои объятия «все учения», создать «синтез науки, философии и религии» – привлекает своим «демократизмом», мнимой широтой взглядов, либерализмом, «вседозволенностью», т. е. тем, что никакие наши взгляды и фантазии не отбрасываются, не подавляются (что характерно для жесткого контроля монотеистических религий), а могут найти свое «законное» место в этом «всеобъемлющем» учении. Короче говоря, синкретизм, точнее, эклектизм, подобных учений находит благодатную почву в синкретизме

564

565

и эклектизме обыденного сознания. Иначе и быть не может: ведь именно этим сознанием с его пренебрежением к логике, с его эмоциональностью и воображением и созданы эти учения. В духе этих учений всегда присутствует что-то инфантильное: ожидания и обетования многообразных чудесных возможностей и способностей, а также столь привлекающая детей и любопытных женщин романтика тайн и чудес. Не случайно мы встречаемся здесь с такими выражениями и словами, как «эзотеризм», «тайная доктрина», «в поисках чудесного». Само возникновение «синтетических» учений (т. е. «синтезирующих» прежде всего Восток и Запад) относится к детской стадии в развитии востоковедения, когда о Востоке было известно еще слишком мало достоверного, а потому существовал необъятный простор для фантазий. Теософия и рерихианство так и застряли на этой детской стадии. В России повальное увлечение синкретичными учениями (с началом «перестройки») коренится не только в общечеловеческой склонности к бытовой мистике и лени заниматься тем, что требует строгого мышления, систематических занятий, знания восточных языков и т. д., но и во внезапно открывшейся свободе информации и действий в условиях пресловутого «духовного вакуума». Большую роль в этом увлечении сыграл и накопившийся протест против гнета «единственно верной» идеологии, тоталитаризма. В противоположность узким рамкам «единственного пути» возможность множества альтернативных путей воспринимается, конечно, особенно вначале, как огромное облегчение и свобода. Гипертрофия рационализма после ее устранения вызвала противоположную крайность – болезненную и нездоровую (часто в самом прямом смысле) гипертрофию иррационализма. Маятник качнулся в другую сторону.

8. Установки на «все-включение» и на «все-исключение» (см. п. 7) имеют также глубоко укоренившуюся основу в двух основных парадигмах нашей деятельности. Первая парадигма отражает стадию обсуждения и принятия решения. До того, как мы начали действовать, мы обдумываем различные возможности и пути решения проблемы или достижения цели. И здесь естественен и плодотворен именно «плюрализм», т. е. множество (теоретически – бесконечное число) разнообразных вариантов. Но в завершение этой теоретической стадии мы должны придти к определенному решению, т. е. единственному варианту, ибо только в этом случае мы можем перейти от мысли к действию. Отсюда понятна утопичность и несостоятельность синкретичных учений: теоретическую стадию они распространяют и на стадию практическую, т. е. тщатся совместить несовместимое, и потому, конечно, остаются при своих фантазиях, которые они защищают с тем большим пылом, чем менее они осуществимы.

9. Невозможность «введения» и существования единой для всего человечества религии обусловлена уже тем, что данная религия или же система «науки, философии и религии» должна возникнуть в определенной точке пространст-

ва-времени, в определенный момент человеческой истории, истории общества, т. е. эта новая религия неизбежно должна будет столкнуться с уже существующими религиями. И, как показывает история, ни одна из до сих пор возникших мировых религий, даже христианство, опирающееся на преобладающую экономическую мощь западных государств и проникшее во все части света, не стала религией большинства. Каждая возникшая религия не может стать единственной религией, а всегда становится религией лишь наряду с другими, уже существовавшими до нее, и занимает (достаточно взглянуть на карту распространения религий) более или менее определенный регион. Представим себе, однако, фантастическую картину: религиозное учение возникает в совершенно безрелигиозном «пространстве». Возможно ли в этом случае существование единой религии для всех? Оно невозможно даже и в этом случае. Авторитетный текст (канон, священное писание), т. е. непременная принадлежность всякой развитой религии, неизбежно подвергнется разнообразным толкованиям в силу разнообразия народов и индивидуальностей. Это мы можем видеть на примере христианства: Библия – одна, толкований – тысячи. Христианство разделилось на множество самостоятельных направлений и в «обозримой перспективе» нет никакой надежды на то, что оно вновь станет единым. Вавилонское столпотворение еще раз совершилось уже в самом христианстве. Способность по-разному понимать один и тот же текст просто поразительна. Возможно даже диаметрально противоположное понимание одного и того же текста. Свидетелей Иеговы, опирающихся на Библию, большинство христиан считают антихристианами.

10. «Синтез» религий невозможен ни со стороны «объекта», ни со стороны «субъекта». Со стороны объекта, т. е. существующих религиозных систем, синтез невозможен по крайней мере из-за принципиальных различий их основных положений. Так, христианский мир имеет начало и сотворен Богом, – в буддизме же сансара безначальна и никем не сотворена. В буддизме принято учение о перерождениях, в индуизме – о реинкарнации (переселении души из тела в тело). Христианство же (по крайней мере его главные направления) никоим образом не может принять подобных концепций: жизнь дана человеку в этом мире один раз, и посмертная судьба человека определяется именно в течение этой единственной жизни… Конечно же подобные противоположности, несовместимые друг с другом, никак не могут быть объединены. Идея «объединения» заключает в себе абсолютное противоречие и самоотрицание, ибо предполагает невозможное: то, что каждая из объединяемых религий потеряет свою специфику и сущность; объединить можно не реально существующие религии, а то, что от каждой из них останется после изъятия того, что несовместимо с другими религиями. «Синтез» невозможен и со стороны субъекта, ибо кто же сможет осуществить такой синтез? Для объединения множества религий в какое-то «лучшее учение», лишенное «недостатков» отдельных учений, необходимо досконально знать объединяемое. Но один-единственный человек вряд ли способен ус-

566

567

воить в совершенстве даже одно направление христианства, например, протестантизм, не говоря уже о христианстве в целом. И куда уж одному человеку, как бы одарен он ни был, до одновременного постижения ислама, иудаизма, буддизма и индуизма (не будем перечислять далее). К тому же неизбежно возникает вопрос: с каких позиций будет производиться этот предполагаемый синтез религий, каковы критерии отбора положительных элементов и отбрасывания негативного и «несущественного»? Если такой отбор будут производить приверженцы «синтезируемых религий» (сделаем такое фантастическое допущение), то подобный «долгий парламент» может продолжаться тысячелетия без всякого результата (что-то подобное мы и видим в реальной истории религий). Если же это объединение разнородных учений будут осуществлять некие «объективисты» – беспристрастные исследователи и судьи, то и это также невозможно: во-первых, никто не может быть абсолютно объективным, всякий человек, даже отрицающий свою приверженность к какой-либо религии, философии или оценкам, все же неизбежно занимает какую-то позицию, а, во-вторых, такой синтез, даже если бы он и был объективным, то, согласно вышесказанному, мог бы быть лишь эклектикой, порожденной поверхностным знанием. Ситуация с религиями – точно такая же, как с языками. На земле – тысячи языков, и это мешает общению и взаимопониманию. И возникла вполне здравая мысль – создать единый мировой язык. Но найдите того, кто говорит на эсперанто! За сто лет его существования им не овладел даже один процент землян. Но, по крайней мере, идея международного языка вполне логична и в принципе осуществима, основываясь на ясном знании. Синтез же религий может быть основан лишь на незнании, ибо христианство в полной мере знал лишь Христос, а буддизм – только Будда. Учение Будды Шакьямуни – результат его собственного опыта и прозрений. Он не «синтезировал» религий и не основывался даже на знакомых ему с детства ведах. Христос также «не знал» религий, кроме иудаизма, ссылался только на Ветхий Завет и собственную божественность и отмахивался от «язычества». Никакая истинная религия не может возникнуть «из головы», как результат комбинирования уже известных идей. Она возникает естественно, как растение из почвы, когда появляются созревшие для этого условия.

568