Г. Е. Б
В З
Г. Е. Боков ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЕ МОТИВЫ МОЛОДЕЖНОЙ КОНТРКУЛЬТУРЫ
Исследование теоретических оснований контркультуры сегодня вызывает очевидный научный и общественный интерес. Об этом свидетельствует тот факт, что она становится объектом внимания не только социологов, но и культурологов, философов и религиоведов. Вместе с тем, решительные перемены в изучении данного феномена, связанные с переходом к междисциплинарному анализу, в отечественной историографии еще только намечены, а проблема религиозного преломления контркультуры до сих пор представляется одной из наиболее спорных и наименее разработанных тем. Несмотря на то, что она получала освещение в некоторых, немногочисленных исследованиях, сегодня существуют целый комплекс вопросов, которые настоятельно требуют нового обращения к этой проблеме. Среди них – восприятие дальневосточных религиозных мотивов в современном западном мире и их усвоение массовой культурой, межконфессиональный диалог, межкультурное взаимодействие и интеграция, наконец – новое мировоззренческое самоопределение в условиях глобализации конца ХХ – начала XXI в. На этом фоне становится все более очевидным, что контркультурные тенденции имели далеко идущие последствия и либо повлекли за собой, либо оказались ярким выражением кардинальных изменений в современной культуре и мировосприятии. Таким образом, сегодня представляется необходимым заново исследовать и по-новому оценить феномен контркультуры 1960-х гг. и его религиозные аспекты. Причины становления контркультуры непосредственным образом связаны с поиском новых мировоззренческих ориентиров, с религиозно-мистическими исканиями вне христианской Церкви,
419
с критикой истеблишмента и самих основ западной технократической цивилизации. Отказ от существующей парадигмы, отрицание и переоценка, казалось бы, незыблемых ценностей, безусловно, имеют антропологические и социально-психологические основания. В данном случае мы имеем дело, с одной стороны, с целостным многоплановым явлением, отражающим динамический процесс противостояния статичным общепринятым нормативным структурам. С другой стороны – с механизмом создания новых ценностей, идеалов, теоретических принципов, и интегрирования их в практические формы поведения. Мы можем говорить о контркультуре как о феномене, связанном с формированием новой картины мира, и, рассматривая ее нигилистический пафос, обращаться к подлинным истокам формирования культурных парадигм и новых мировоззренческих ориентиров. Так, если «рождение христианства есть по сути своей контркультурный феномен», то и «отход от христианской культуры предполагает вначале смену ценностных установок» [Гуревич 1998: 323]. Иными словами, контркультура – это знамение грандиозных перемен, а переломные моменты в истории всегда связаны с новыми религиозными запросами. Они характеризуются обострением эсхатологических настроений и обращением к мистицизму, радикальным переосмыслением и даже отвержением господствующей религии, представлением о наступлении новой эры. Именно с этим и связано продолжающееся на протяжении последних десятилетий так называемое «религиозное брожение» (religious ferment) – религиозно-мистический поиск новых ориентиров на фоне популярности дальневосточных мотивов и практик, зачастую интегрированных уже на Западе в новые религиозные движения (см., например: [Walsh 2006]). Впервые понятие «контркультура» было введено американским социологом и писателем Теодором Роззаком в книге «Создание контркультуры: размышления о технократическом обществе и его молодежной оппозиции», изданной в 1969 г. В ней предпринималась попытка отразить формирование мироощущения американской бунтующей молодежи, выразить основные идеи различных лидеров движения протеста. Роззак определял «контркультуру» как «культурную совокупность того, что радикально расходится с ценностями и нормами мэйнстрима нашего общества» [Roszak 1969: xii], и указывал на подспудно происходящий процесс кардинальных преобразований мировосприятия и форм поведения среди молодежи. Роззак позитивно оценивал этот процесс. Он подчеркивал, что имеет в виду отнюдь не социальную