Литература
Салман Рушди
Вечный пилигрим Т е кс т:
Алексей Графф
Видному британскому писателю индийского происхождения, лауреату Букеровской премии и обладателю рыцарского титула Салману Рушди судьба уготовила немало сюрпризов — от многочисленных покушений на его жизнь до королевских почестей и восхвалений, благодаря чему он заслужил славу воинствующего литературного изгоя
С
какой стороны ни смотри на Салмана Рушди — ярлыка не пришьешь. Безусловно, за ним закрепилась репутация богохульника, еретика и врага ислама. Но правда и в том, что такого космополита, как он, днем с огнем не сыщешь. Одно его детище томится под гнетом анахроничных запретов, другое купается в фонтанирующих водах славы с охапкой самых престижных премий под мышкой. С одной стороны, писатель находится в бегах и пожизненной мусульманской опале. С другой — ведет активную светскую жизнь, регулярно навещает президентов разных стран (как дорогой гость и радушный советчик), участвует в рок-концертах и пишет сценарии для Голливуда (порою даже мелькая в мейнстримных комедиях а-ля «Бриджит Джонс» в качестве актера).
Обличение эпохи
В том, что Салман Рушди не склонен признавать никаких других границ познания человеком собственной природы, кроме границ человеческого интеллекта, виноват не только он сам, но и общество. То самое общество, которое испокон веков формирует догматы — как политического, так и религиозного толка. А Рушди, росший в Бомбее в семье преуспевающего бизнесмена, с младых ногтей был противником преклонения перед общественными стереотипами. Со студенческой скамьи (кстати, учился Салман не где‑нибудь, а на историческом факультете Кембриджа) он привык апеллировать к социуму исключительно через призму культурных, исторически обоснованных суждений и фактов. Подобный стоицизм (читай — настойчивость, упрямство, несгибаемость воли) во все времена был наказуем и карался привселюдно, чтобы другим было неповадно. В ход могли пойти розги, а то и вовсе каленое железо. Особо непослушным — а Рушди уж точно отнесли бы к категории непримиримых борцов — грозило, как известно, повешение, четвертование или какая‑нибудь казнь поизощреннее. Удивительно, но и в наше время людская цивилизация в плане моральных устоев, политической профанации и религиозного фанатизма ушла немногим далее того же дремучего Средневековья. И хотя на дворе уже ХХI век, оснований для оптимизма, увы, не прибавилось. 50
ноябрь 2011
Судите сами. Показательным примером тут может служить печально известная история книги «Сатанинские стихи». За эту книгу Салман Рушди был в 1989 году приговорен к смерти лидером исламской революции в Иране аятоллой Хомейни. Аятолла усмотрел в романе богохульные намеки на Аллаха и его жен, после чего издал фетву (религиозное распоряжение, которое должен исполнять любой мусульманин), согласно которой писатель должен быть убит. С того времени Рушди стал своего рода мифическим Агасфером, вынужденным скитаться вдали от матушки Индии, странствуя по миру под постоянной охраной британской секретной службы (Англия, к слову, на этой почве разорвала дипломатические отношения с Ираном). Подобная ситуация поставила ряд далеко не риторических вопросов, актуальность которых не подлежит сомнению. Рушди сформулировал их следующим образом: «Я все время спрашиваю себя: кто мы — жертвы или господа? Мы создаем историю или она нас? Мы формируем мир или он нас? Вопрос о том, есть ли в нас движущая сила, или мы — пассивные жертвы событий, важен». Если задуматься, то практически в любом контексте смертный приговор за литературное произведение воспринимается как нечто недопустимое и, честно говоря, вовсе несуразное. Но факт остается фактом: принцип свободы творчества всегда находится в достаточно сложных и неоднозначных отношениях с принципом терпимости. Через несколько недель после публикации роман был запрещен в мусульманских государствах, а в большинстве стран Востока против писателя прокатились демонстрации под лозунгами «Рушди — бешеный пес. Он должен умереть». И хотя аятоллы Хомейни уже нет в живых, а новое руководство Ирана, стремясь ослабить напряженность в отношениях с Западом, аннулировало приговор, это никак не повлияло на решение исламских духовных лидеров. Не помогли ни публичные извинения Рушди, ни его эссе «Вера в добрые намерения», в котором он подтверждал свое уважение к исламу. Многие мусульманские фанатики до сих пор заявляют, что слово аятоллы священно и отмене не подлежит. Учитывая же ряд обстоятельств (от рук религиозных экстремистов постра-