Прощайте! Уходим с порога, Над старой судьбой не вольны. Кончается наша дорога Дорога пришедших с войны. Прощайте! Со временем вместе Накатом последней волны Уходим дорогою чести, Дорогой пришедших с войны. Уходим... Над хлебом насущным Великой Победы венец. Идем, салютуя живущим Разрывами наших сердец.
Михаил Дудин
Николай МАЙОРОВ Алексей ЛЕБЕДЕВ Владимир ЖУКОВ Михаил ДУДИН Николай ГРАЧЕВ Иван ПЕТРУХИН Игорь МАРТЬЯНОВ Николай СИЛКОВ Маргарита ЛЕШКОВА Иван ГАНАБИН Владимир ДОГАДАЕВ
Иваново 2005
УДК 882 ББК 84(2Рос=Рус)6-5 Н 525
Ивановская писательская организация сердечно благодарит А. В. Грошева, главу города Иванова, за возможность издать книгу «Неопалимая память» в знак любви и уважения ко всему фронтовому поколению.
Составитель Л. Щасная Художественное оформление Е. Климохиной
Н 525 Неопалимая память: Стихотворения. – Иваново: ОАО «Издательство «Иваново», 2005. – 272 с. ISBN 5-85229-184-6
ISBN 5-85229-184-6
УДК 882 ББК 84(2Рос=Рус)6-5
© Администрация г. Иванова, 2005
В ОК ЕАН Е СУДЬБЫ Н АРОДН ОЙ
Дорогой читатель! Перед тобой книга, в которой представлены стихи одиннадцати ивановских поэтов-фронтовиков Великой Отечественной. Одни погибли на войне, другие умерли после нее, третьи, к счастью, и сегодня рядом с нами. Хотя... в канун 60-летия Победы, как в той, популярной некогда песне о защитниках безымянной высоты, – «в живых остались только трое...» Наша небогатая земля, о которой Владимир Жуков сказал однажды: «Если есть где-то сердце России, / то стучит оно здесь испокон!» – дала отечественной поэзии славные имена. Подумать только, за каждым из поэтов: Н. Майоровым, А. Лебедевым, М. Дудиным, В. Жуковым – стоят такие общеизвестные лирические шедевры, как: «Мы», «Тебе», «Соловьи», «Пулеметчик»... Хрестоматийны стихи В. Догадаева – «Озимь», И. Ганабина, дебют которого в поэзии приветствовал сам А. Твардовский, – «Его убили на войне...», Н. Грачева – «Тридцать шесть строк о юности и солдатских ботинках». Поразительны мужественные строки Н. Силкова, поздние поэтические откровения И. Петрухина и М. Лешковой. Лучшие стихи И. Мартьянова написаны в годы войны или посвящены ее событиям. Утверждение о том, что, когда грохочут пушки, музы молчат, было опровергнуто рождением на той войне великой отечественной поэзии. Есть в ней непревзойденные вершины: таково творчество нашего национального гения Александра Твардовского, таковы поэтические произведения о войне и Победе классиков Анны Ахматовой, Бориса Пастернака, бессмертные песни, ставшие народными, Михаила Исаковского... Но подлинный ее масштаб определен жизненным подвигом всего поколения поэтов-фронтовиков. Многие из них, этих «рядовых» литературы, жившие большей частью вдали от столицы, составили себе скромные, но достойные поэтические имена и служили отечественной поэзии так же, как честно и беззаветно воевали на фронте, без оглядки на звания и награды. И хотя стихи их подчас негромко звучали рядом с голосами поэтиче ских знаменитостей – К. Симонова, М. Дудина, С. Орлова, О. Берггольц, А. Яшина, А. Межирова, С. Луконина, Д. Самойлова, Б. Слуцкого, Б. Окуджавы (в этом же ряду лира нашего земляка, лауреата Государственной премии РСФСР В. Жукова), – однако поэтический контекст времени, которому все они принадлежат, просто невозможно представить без тихого подвига бесчисленных «чернорабочих» войны и поэзии.
Им прежде всего отдаем мы сегодня дань памяти, любви и благодарности, заново перечитывая их строки, вспоминая их биографии. ...Одиннадцать поэтических судеб как одна судьба. Капля в океане всенародной трагедии, имя которой – Великая Отечественная. Капля, в которой отразился весь океан народной боли, страданий, подвигов на войне, названной с первых ее дней – священной. Капля, в которой светится торжество нашей Победы. К сорок первому году авторы этой книги были совсем молодыми людьми мирных, «гражданских» профессий. Николай Майоров намеревался стать историком, Владимир Жуков – филологом, Михаил Дудин – журналистом, Игорь Мартьянов – архитектором. Рабочие пареньки Николай Силков и Николай Грачев, крестьянский сын Иван Петрухин не успели даже задумать свою жизненную программу. А самый юный из них – Владимир Догадаев хоть и мечтал о море, так же, как Иван Ганабин, но это была полудетская, книжная, не до конца осмысленная мечта. Лишь морской офицер, подводник-балтиец Алексей Лебедев связал свою жизнь осознанно и навсегда с Военно-Морским Флотом. Но он был и старше всех: к моменту гибели в ноябре 1941-го лейтенанту Лебедеву исполнилось двадцать девять. Он же, единственный из авторов «Неопалимой памяти», был принят в Союз писателей по своей первой книге – «Кронштадт» еще в 1939 году и уже имел известное в Ленинграде и на Балтике литературное имя. Как человек военный, А. Лебедев яснее других представлял неизбежность войны с фашистской Германией. Еще в 1937 году курсант Ленинградского Высшего военно-морского училища имени М. В. Фрунзе в стихотворении «Товарищу» («Пройдет война...») предрекал возможность своей гибели на этой войне. Но еще ярче, мощнее заявил о готовности от имени ровесников пожертвовать собой в грядущих боях Николай Майоров. Его самое цитируемое стихотворение «Мы» (1940), программное по своей сути, стало манифестом поэтов «двадцатого года рожденья» (Н. Грачев). Это было пророчество двадцатилетнего юноши, ощутившего в самом начале пути, что – «Мир… нами пройден, пройден до конца», и оставившего потомкам романтический портрет своего поколения: «Мы были высоки, русоволосы. / Вы в книгах прочитаете, как миф, / О людях, что ушли, не долюбив, / Не докурив последней папиросы». Алексей Лебедев и Николай Майоров... Два звонких молодых имени по справедливости открывают «Неопалимую память»: эти поэты подтвердили свои поэтические декларации собственной жизнью и смертью. Алексей Лебедев имел полное право написать возлюбленной: «Не плачь, мы жили жизнью смелой, / Умели храбро умирать. / Ты на штабной бумаге белой / Об этом сможешь прочитать». Оба погибли в первые, самые тяжкие месяцы войны, когда фашисты взяли в кольцо голодной блокады Ленинград, подступали к Москве и были убеждены в своем скором торжестве. Но подлинная победа воинского духа
6
уже тогда была на нашей стороне – непостижимая для врагов уверенность в конечной Победе, изначальная и непререкаемая. Многие поэты этого поколения, зная, что первыми падут в бою, считали, как и Николай Майоров, такую судьбу не только справедливой, но и завидно достойной: «Пусть помнят те, которых мы не знаем: / нам страх и подлость были не к лицу. / Мы пили жизнь до дна / и умирали / за эту жизнь, / не кланяясь свинцу» (1941). И все они, несмотря на безоговорочную готовность поколения к самопожертвованию, были полны жажды жизни и творчества и могли бы подписаться под майоровскими словами: «Для нас, нескладных и упрямых, / Жизнь не имела потолка». Могли бы, если бы знали его стихи... Однако к началу Великой Отечественной необыкновенной талантливостью Н. Майорова восхищались лишь школьные сверстники и учителя, сокурсники по истфаку МГУ и товарищи по поэтическому семинару в Литературном институте. Он посещал его одновременно с университетскими занятиями. Юный поэт успел опубликовать лишь несколько стихотворений в университетской многотиражке. Мечтал о поэтической книжке. Но «в час, когда под Ельней рыли рвы» (В. Жуков) Николай Майоров оказался под Ельней. А потом и на фронте в должности политрука пулеметной роты. В биографиях авторов этой книги отразилась во всем многообразии воинская судьба поколения, как океан – в капле. Они принадлежали разным родам войск. Среди пушкарей и разведчиков, пулеметчиков и шоферов, моряков и санинструкторов, военных журналистов и, конечно, представителей «матушки-пехоты» на всех фронтах были и наши земляки... И так уж вышло, что большинство из них сначала стали воинами, а уж потом проявили себя как поэты. Возможно, многих из них поэтами сделала именно война. «Наши песни спеты на войне», – признавался Михаил Дудин, самый звонкий трубадур своего поколения. Это правда. Хотя диапазон тем поэтов-фронтовиков так же широк и неохватен, как сама жизнь с ее радостями и печалями, любовью к женщине, природе, детям... И все же, принявшие огненную купель боевого крещения, они уже никогда не могли забыть об этом. Война стала основой их мировосприятия. Обретенный на передовой сложнейший духовный опыт определил всю их дальнейшую жизнь. И самые сильные произведения они написали на войне или о войне. Они выстрадали свою «окопную» правду. И когда в начале пятидесятых на уровне литературного официоза их стали критиковать за недостаток оптимизма (доставалось в свое время и оптимисту М. Дудину), фронтовики не могли отказаться от военной темы. Она вошла в них так глубоко, что, казалось, не хватит жизни, чтобы осмыслить пережитое. И чем бы ни занимались, о чем бы ни писали вчерашние солдаты, война оставалась главным событием их жизни. Совсем короткой, как у Ивана Ганабина, умершего тридцати двух лет от роду. Или долгой, какая выпала
7
на долю отважного Ивана Петрухина, кавалера двух орденов солдатской Славы и трех медалей «За отвагу», потерявшего на фронте руку. Он и в свои восемьдесят семь создает стихи, в которых не перестает звучать память о войне. И эта память в первую очередь была адресована погибшим друзьям, боевым товарищам. Для этих поэтов солдатское братство – неотъемлемая часть молодости, остроты и неповторимости чувств, пережитых на грани смертельного риска, готовности отдать жизнь «за други своя». Словом, та концентрация мужественности, которая неведома живущим благополучной, сытой жизнью... «Где ты, братство солдатское, где ты? / Как твои согревали костры!» (Н. Силков). Они не бросали своих и в мирное время. Не забывали погибших. Владимир Жуков всю жизнь в лирике и поэмах создавал мартиролог друзей и однополчан, убитых на войне, умерших от ран. Делал все, чтобы выходили в свет книги Николая Майорова и Алексея Лебедева. Множеством дружеских посвящений живым и погибшим пронизано поэтическое послевоенное пространство. И в нем, как в едином информационном поле, до сих пор продолжают звучать «позывные простреленного сердца» (В. Жуков) каждого погибшего поэта. Можно ли было предположить, что мало кому известный при жизни Николай Майоров станет своими строками о «людях, что ушли, не долюбив» маяком, на который будет ориентироваться целое фронтовое поколение поэтов с его любовью к погибшим братьям. Бережное отношение к каждой строке Николая Майорова и Алексея Лебедева сохранило для потомков эти имена. Друзья, в большинстве своем прошедшие дорогами Великой Отечественной, не только издавали их посмертные книги, но и настойчиво вводили в военный и послевоенный культурный контекст образы погибших поэтов как символы своего времени, помогая осознать природу их самопожертвования. Они прекрасно понимали, что на таких примерах воспитывается подлинный патриотизм. Именно поэтам – участникам войны с самого начала дано было почувствовать масштаб таких лириков, как Алексей Лебедев и Николай Майоров. «Мы должное твоей заплатим славе», – обещал в сорок втором Михаил Дудин в стихотворении «Памяти Алексея Лебедева». И в том же году, получив известие от Владимира Жукова о гибели их общего друга Николая Майорова, он пишет на Ленинградском фронте своих знаменитых «Соловьев». Эта баллада об умирающем от ран товарище «из пулеметной роты» с ее патетическим прославлением «смерти во имя жизни» была напечатана в сборнике «За родину» (Иваново, 1942) одновременно с прощальным словом ивановских писателей Алексею Лебедеву и большой посмертной публикацией его стихов. Так пересеклись орбиты жизней, ранее не соприкасавшихся, но ставших неразделимыми посмертно. Прошли десятилетия, а мы и до сих пор находим отзвук мужественной
8
майоровской интонации у самых разных авторов... Ты, читатель, отчетливо почувствуешь это, когда прочтешь «Неопалимую память». И, быть может, впервые (если ты молод) откроешь для себя богатый душевный мир этого высокоодаренного юноши – мир, поэтическая первозданность которого поражает. Перед нами обаятельный образ поэта, пылкого, распахнутого навстречу жизни, бесстрашного перед смертью и бессмертием, стремящегося все в этом мире назвать по имени, словно никто до него этого не делал. Стихи Н. Майорова: «Творчество», «Памятник», «Художник», «Рождение искусства», «Что значит любить», «Как я любил», «Ревность», «Я лирикой пропах, как табаком...», «Стол» – говорят о неукротимом стремлении их автора к высотам человеческого духа, невероятной жажде созидания, способности к всепоглощающей страсти и любви. Их накал, градус той лирической лихорадки, которой поэт был «прекрасно болен», заставляет нас горько сожалеть об этой потере. Ибо великая цена нашей Победы сложилась не только из навсегда оборванных человеческих жизней, но и – из тех несбывшихся творческих обещаний, которые стояли за каждым убитым на войне талантом. Когда-то казалось, что стихи воинов-поэтов о Великой Отечественной навсегда вошли в литературный обиход, что их будут вечно цитировать и переиздавать. Но вот настали новейшие времена, и оказалось, что многие из этих произведений давным-давно не выходили к читателю и как бы выпали из нашей жизни, потесненные не столько современными информационными технологиями, сколько вновь провозглашенными «ценностями», вступившими в противоречие с тем, что было свято для предыдущих поколений. Правда, извечная тема отцов и детей, их порой естественно возникающего взаимного недопонимания прозвучала в стихах и Дудина, и Жукова еще в советские времена, когда отношение к военному периоду нашей истории казалось бесспорным. Но в момент социальных сдвигов, произошедших на исходе прошлого столетия, возникла трещина между поколениями. Ее края искусственно и искусно раздвигались стараниями тех, кто хотел бы в сознании людей нового тысячелетия стереть самую память о героическом прошлом народа, о его подвиге в Великой Отечественной войне, посеять семена раздора между отцами и детьми, а трещину недопонимания превратить в зияющую, непроходимую пропасть. Вот тут-то на помощь нам и приходит неподкупное поэтическое слово фронтовиков, которое – превыше всех документов эпохи, ибо те могут быть продиктованы и корыстными, неправедными целями и просто оказаться подложными. Истории бесчисленных земных войн созданы полководцами, политиками, современниками событий и их потомками. Но было ли когда-нибудь подобное?! – свою историю этой Войны написали поэты... Они запечатлели события Отечественной на эмоциональном уровне.
9
Что чувствовал воин, которому, преодолевая смертельный страх, надо было подниматься в атаку? Что давало ему силы не пасть духом, что возвышало его над, казалось бы, невыносимым бытом войны? Что позволяло ему, как поэту В. Жукову в стихотворении «Пушка», утверждать: «...враг был ниже, ниже нас»? И что дало силы Николаю Грачеву, пережившему ужасы фашистских концлагерей, засвидетельствовать в рассказе об умирающем от голода человеке, который «До конца под освенцимским небом / Шахматы из хлеба... лепил», что «Человек не может / Жить, как вошь, / Без мысли и труда»? А ослепшему в бою командиру самоходки Николаю Силкову назвать свою израненную юность крылатой: «Ведь юность так вперед летела, / Что обгорала на лету...»? И с чем можно сопоставить трагизм и подлинность майоровского стихотворения «Нам не дано спокойно сгнить в могиле...»? Эти строки не в тиши кабинета, не в уюте мирного жилища придуманы. Написанные накануне гибели, неизбежной и очевидной для самого автора, они полны такой страсти и такого высокого человеческого достоинства, что им невозможно внимать без содрогания и восторга. Поэту открылось недоступное смертному. Он увидел то, что будет после его гибели. Это вовсе не галлюцинация воспаленного солдатского разума, а некая особая поэтическая реальность: грозное провидение собственной судьбы. Так вот о чем думал гениальный юноша, чьему редкостному дару не суждено было развиться! Мы не слышим ни сожалений, ни сетований на жестокость судьбы. Только мрачную и торжественную ноту – «призыв охрипшей полковой трубы», внятный и мертвым в их братских могилах, ибо и там «...мы построились в отряд / и ждем приказа нового». Совершенно особая страница в истории войны – участие в ней женщин. Среди поэтов-воинов, которых мы считаем своими земляками – по праву ли их кровной связи с ивановской землей, как это было, например, у «ивановских ленинградцев» Алексея Лебедева и Михаила Дудина, по обстоятельствам ли жизни, как она складывалась у Николая Силкова и Ивана Петрухина, – есть одно поэтическое имя, которое закономерно стоит в ряду ивановцевфронтовиков. Это Маргарита Лешкова, автор двух поэтических книг – «Живая вода» и «Листопад», вышедших в Верхне-Волжском книжном издательстве (1973, 1990). В отличие от А. Лебедева и М. Дудина она проделала обратный путь – из Ленинграда, защитницей которого была в дни блокады, в Шую, где и прожила с шестидесятых до своей кончины в 1998 году. Она не стала профессиональным поэтом, писала мало, только по сердечной необходимости, предъявляя к себе самые жесткие требования. Но оставленное ею скромное поэтическое наследство дорогого стоит. У М. Лешковой мы не найдем описания боев: она сражалась по-своему, по-женски, не отнимая ничьей жизни, а лишь стараясь помочь сохранить ее своим соотечественникам (служила в ленинградском стройбате, извлекая после бомбежек из-под руин живых и мертвых, несла дежурства в системе
10
ПВО). В ее стихах нет ненависти – лишь неизмеримая боль, страдание, выраженные так, как это могла сделать только женщина, дающая жизнь, пеленающая дитя: «А на снегу лежит вторые сутки / Спеленутый, как кукла, человек». У М. Лешковой своя, особая, поэтическая стать. Ее стихи отличаются тем неповторимым рисунком, тем редкостным сдержанно-благородным «звуком», который роднит малоизвестного провинциального автора с большими именами поэтов питерской школы. Таковы от первой до последней строчки – «Ленинград», «Под цокот бронзовых копыт...», «Баллада о ленинградской квартире». И ее «женские истории» – «Не судьба», «Я знаю, меня к этой двери толкнула...», «Воспоминаний чистый водоем»... Не часто сталкиваемся мы сегодня с чувствами такого накала! В мире войны, насильственно разорванном на две части – мужскую и женскую, сотням тысяч наших женщин выпала на долю тяжкая солдатская работа – снайперов, радисток, разведчиц, связисток, сестер полевых медсанбатов. В мире, где убийство себе подобных стало обыденностью, их женская суть только глубже затаилась, чтобы сохраниться. И воины тянулись к женскому началу как к истоку жизни, боясь замутить и погубить собственную веру в возможность восстановления поруганной гармонии мироздания. В стихотворении «Мое фронтовое письмо» Ивана Петрухина, который был на фронте с первого дня и воевал до конца войны, солдат обращается к возлюбленной: «Прости, прости, я был к тебе так нежен, / Когда твоих касался теплых губ. / Передний край раздолблен и заснежен, / И я теперь не тот, теперь я груб. // Нас прижимают пули к мерзлым глыбам, / Чуть шевельнешься – и прощай, прощай! / Прими мое солдатское спасибо / И обещай мне встречу, обещай». В исступленности этого заклинания: «Обещай мне встречу, обещай» – все отчаяние, вся надежда солдатского сердца, трепещущего подобно пламени свечи на ледяном сквозняке войны. Женская верность была тем ресурсом человечности, благодаря которому мужчины на войне в самых жутких обстоятельствах, где – «грязь, и бред, и вши в траншеях», где – «Протухли трупы и свернулась кровь» (М. Дудин); где – «Четвертые сутки ни крошки во рту, / А надо бессменно сражаться» (И. Петрухин); где – «Клочья шинели да кровь на кустах – / все, что осталось от друга» (В. Жуков); где «...в танке, раненный смертельно, / Остался башенный стрелок» (Н. Силков), – выживали не только физически (башенного стрелка в стихотворении все-таки спасает медсестра). Но вера и неверие – это как две чаши весов, которые колеблются, может быть, и помимо воли солдата. Вера подкрепляется и ослабляется и женской верностью, и женской неверностью: в жизни как в жизни и на войне как на войне. Вот всего шесть строк Владимира Жукова, равных, быть может, драматичной повести о любви на войне: «Она бросить его хотела, / но сказать о том не успела. // Голосит ошалело зуммер – / к аппарату сержанта зовет... // Он судьбу обманул – умер / от немецкой пули в живот» («Не судьба»,
11
1944). ...Можно ли забыть – а мы это подчас забываем, – что войну выиграли в общем-то молодые люди? Самый младший из авторов этого сборника – В. Догадаев через тридцать лет после начала войны признавался: «На войне я не был ветераном, / Был я очень молод на войне». Он из тех мальчишек, «травы зеленее», кто, «храбрясь и бледнея», встал в «единой шеренге с отцами». Хотя – ветерана от необстрелянного новобранца отделял иногда всего лишь год-другой призыва, а то и – единственный бой («Пополненье», Н. Силков). Но как бы то ни было, свойственная юности, молодости бесшабашность, потребность в любви и красоте, неиссякающее чувство юмора помогали русскому солдату преодолевать, казалось бы, невыносимую повседневность войны. Это было время, когда люди довольствовались малым. Вот бойцы получили «краткосрочный отпуск от войны» – и: «Впервые за три месяца в землянке / мы, словно боги, спали без сапог» («Отдых», В. Жуков. Выделено мной. – Л.Щ.) Вот пришло солдату письмо, почтальон заставляет его плясать: «Кто-то гикнул, кто-то свистнул, кто-то вдруг / Прибаутку лихо выбросил на круг. // Все смеются, и дробит гармошке в лад / От души развеселившийся солдат» (В. Догадаев). Вот фронтовой водитель И. Мартьянов, чьей машине «вихри снега ехать не дают», поставил ее «по-за хатой» и мечтает: «Ну, а мне – / Напиться б вдоволь чая / Да портянки высушить к утру...» И он же – о солдатской душе, которая не «очерствела в пекле этом»: «Как память добрых мирных лет, / Как драгоценная отрада, / Стоит ромашковый букет / В латунной гильзе от снаряда». Потребность в красоте была такой острой, что за нее, случалось, и жизнью платили, как в удивительном стихотворении Петрухина «Снайпер бьет – дымок едва струится...» Боец загляделся на чудо – иволгу, сверкающую «золотом меж веток голубых», и был сбит вражеским выстрелом: «Зазевался друг мой, зазевался, / Редкой красотой заворожен». Глубина народной трагедии, наши утраты и скорби в ту войну измерялись не только армиями погибших, но и миллионами военнопленных, увечных, вдов, сирот... В руинах лежало полстраны. Вся надежда была на солдат, вернувшихся с войны. И они оправдали эти надежды. Потому что страстно хотели жить. Потому что были молоды и полны сил. Потому что их ждала любовь: «Горит окно знакомой занавеской. / Писала – «жду», / Писала – «дорогой». / Любимая моя, / Моя невеста, / Я так хотел увидеться с тобой!» (В. Догадаев). Потому что хотя приходилось возводить новый дом на вчерашнем пепелище, но была уверенность, что он обязательно поднимется: «...С утра до вечера / Идет, / Не затихает стройка <...> Смолою пахнет... / Облака / Весенний ветер грудит... / Здесь дома нет еще пока. / Но люди есть: / Он – будет!» Потому что просто «Хорошо проснуться на рассвете...» (И. Ганабин).
12
Жизнелюбие – особая отличительная черта поколения. Как и повышенный уровень чувства ответственности, человечности. Оставшиеся в живых солдаты несли пожизненный груз вины перед погибшими. Без вины виноватые, они всю жизнь испытывали горечь от того, что слишком многие их фронтовые друзья умерли, не оставив по молодости ни жен, ни детей. Только – обреченных на вечную скорбь матерей: «Скачут горячие кони / Края-конца не видать... / Взглянет на них и заплачет / Чья-то страдалица-мать» (И. Ганабин). Вновь и вновь возвращается к этому мотиву В. Жуков («Николай Майоров», 1959; «Памяти Н. Майорова», 1975). Это были неотступные думы о том, что: «...Быть может, его повстречавшая пуля / Отлита была для меня» (И. Мартьянов). И вечной болью отдавалась мысль о вдовах и сиротах. Раны, нанесенные женщинам войной, были неизлечимы. Если вернувшиеся солдаты – даже инвалиды – в большинстве своем как-то сумели обустроить свою мирную личную жизнь, то большинство вдов и множество незамужних женщин вынуждены были прожить отпущенные им судьбой послевоенные годы, будучи обделены нормальным семейным благополучием, не узнав радости материнства. Отзвуки этой горькой темы мы встречаем в творчестве всех поэтов, представленных в этой книге. Потрясают стихи Н. Грачева – «Бабы», «Рученьки белы...». Полны сочувствия к непоправимому женскому одиночеству «Ткачихи» В. Жукова, «Вдова» В. Догадаева, «Его убили на войне...» И. Ганабина. И всю жизнь некуда было деться от мыслей о ветеранах-инвалидах и пожизненных испытаниях, выпавших на их долю. Подчас сострадание причиняло острую боль: «Еще не забыта блокада, / Не зажили раны во мне... / Не надо, не надо, не надо / Со мной говорить о войне!» – почти кричит Маргарита Лешкова в стихотворении «Гармонь», посвященном слепому гармонисту. А сама только и делает, что говорит о войне. В ее стихотворении «Снег», образность которого пронизана фронтовыми ассоциациями, описание обычного снегопада превращается в апофеоз военной памяти. Составитель все время задается вопросом: кто будет читать эту книгу? Воины-ветераны? Их поседевшие дети? Или внуки, ставшие в свою очередь солдатами? Или правнуки, которым сражения Великой Отечественной сегодня, в начале нового тысячелетия, кажутся, наверное, почти такими же далекими, как и события Отечественной войны 1812 года? Срок-то ведь и в самом деле огромный – уже после победного 45-го успело родиться и состариться целое поколение. Но для участников тех событий, для их детей все еще не настало время беспристрастного отношения к Великой Отечественной. Нет срока давности для потери близких. Нас еще мучают фантомные боли утрат. И что говорить об инвалидах, которые прожили жизнь без рук, без ног, без света... В двадцать лет лишился зрения Николай Силков и до сих пор сражается с окружающей его темнотой. В молодости, когда отчаяние могло сломить
13
менее сильного, чем он, человека, лейтенант Силков, командир самоходного орудия, вступил в бесконечное сражение с пожизненной бедой, противостоять которой считал своим человеческим и солдатским долгом. Он потерял глаза и ногу на поле брани. Но и ныне, переступив порог восьмидесятилетия, этот русский богатырь пишет стихи, в которых четко проявляется его боевая жизненная позиция. В его стихах «Полоненная Родина», «Зачем ходил я на войну?» – горечь сегодняшнего дня и в то же время неколебимая солдатская уверенность в том, что воевал за правое дело. Нельзя не вспомнить, что поэт Николай Силков был спасен любовью и заботой своей жены, незабвенной Зинаиды Павловны. Ее подвиг запечатлен в его нежных и трогательных стихах. В них чувствуешь биение живого сердца, настрадавшегося и благодарного, и думаешь о том, что тема любви и верности, мужества и стойкости принадлежит не только ветеранам минувшей войны. К горю нашему, в последнюю четверть века стране приходится переживать так называемые «локальные» конфликты, породившие те же, казалось бы, оставшиеся в далеком прошлом, проблемы военных инвалидов – увечий, страданий... Солдатские вдовы и сироты – это вновь юные женщины и дети. Молодые инвалиды этих войн, приведенные увечьем или потерей близких к роковой черте, вынуждены решать: как жить?! И разве опыт таких стойких солдат, как Николай Иванович Силков, и таких терпеливых жен, как та, что прожила рядом с ним свою жизнь, не могут стать точкой опоры в мире, в одночасье утратившем свою устойчивость? А стихи его – тем маяком, что светит человеческому сердцу и в полной темноте? Старые воины, принявшие за нас немыслимые муки, сегодня так ранимы, так зависимы от нашего к ним отношения, что было бы великим грехом обижать их своим невниманием или, того хуже, черствостью, пренебрежением. Как горестно звучат строки Ивана Петрухина, который, описывая состояние упавшего на улице израненного инвалида (прохожие принимают его за пьяного), восклицает: «О люди, не пройдите мимо / Судьбы непонятой солдата!» И если даже всегда светло глядевший на мир Михаил Дудин в конце своего земного и поэтического пути написал страшные строки: «Умирает солдат недужный, / Никому на земле ненужный...», значит, наше общество – все мы – страшно провинились перед поколением, отстоявшим Родину от фашизма. Исполняется шесть десятилетий с той поры, как народ наш впервые отпраздновал великую Победу и оплакал еще не подсчитанные тогда невосполнимые жертвы, принесенные ради нее. И вот оказалось, что праздник этот не только не померк, но с еще большей силой разгорается в исторической памяти русского и всех братских народов, которые воевали плечом к плечу против гитлеризма. Эта была такая всесветная битва добра и зла, что Победа добра никогда не забудется
14
человечеством, даже если сегодня кому-то эта мысль кажется излишне пафосной. Есть ощущение (или это только несбыточная прекраснодушная мечта?), что именно всенародное празднование 60-летия Великой Победы для России и ее новых поколений станет последней точкой отката от патриотических традиций, которыми всегда была сильна наша Родина. Почти так же, как это было, когда под натиском вражеских орд дошли до Волги, закрепились на её правом берегу, сказали себе – «ни шагу назад!» и одержали победу в Сталинградской битве, решившей судьбу войны. И поэзия, которая рождалась в дни Великой Отечественной как отклик на жизнь народа, питая и поддерживая его дух, снова может обрести свою прежнюю благородную спасительную силу. Недопустимо растрачивать этот ресурс наших духовных возможностей с такой же безответственностью, с какой выкачиваются сегодня из российских недр нефть и газ. В конце концов, утрата полезных ископаемых опасна, но не смертельна: побуждаемые нуждой, ученые придумают новые способы добывания энергии. Но «обесточенный» национальный дух – это уже страшно! Владимир Даль в своем знаменитом словаре так растолковывает слово дух: «Сила души, доблесть, крепость и самостоятельность, отважность, решимость; бодрость». Истинная поэзия заключает в себе высочайшую концентрацию духа. Именно она, наряду с историей и литературой родной страны, может одушевить новые проекты новых людей, напомнив им, что в условиях нечеловеческих их предки не только сохранили человечность, но и дали на многие поколения вперед образцы национального духа. Не думаю, что напоминать об этом наивно и бесполезно. Мы как никто способны поверить Слову и пойти за ним, не скупясь на жертвы. Это наша общенациональная черта. К тому же жизнь так скоротечна, что обидно тратить ее на ничтожные дела и поступки, на дешевые удовольствия скудного идеями общества потребления, в которое нас упорно пытаются превратить. Тут уместно вспомнить два стихотворения – «Молодой, по-мальчишески дерзкий...» Николая Грачева и «Век» Владимира Догадаева (с посвящением Н. Грачеву). Образ времени сопряжен с нарастанием его скорости на веку обоих поэтов. Для Грачева это – бешено мчащийся поезд, в который его посадили. И сойти он не волен, и сопротивляться неодолимому движению – не в силах. У В. Догадаева это в еще большей степени – запредельность скоростей. Его человеческий век – всего лишь промельк зари между отворенными и затворенными ставнями. Так похоже на виртуальность существования текста на экране дисплея, легко стираемого без всякого следа нажатием соответствующей клавиши. Было – и нет! И не восстановить. Утрачено... Но солдаты минувшей войны, страшной по своим жертвам и разрушениям, знающие цену жизни и смерти, больше чем кто-либо имеют право «в миг летучий», «на краю» нового тысячелетия – «Как на ветреной качели, / Взяв в откате высоту» – пожелать самим себе и новым поколениям: «Не-
15
делимый белый свет. / ...Нам с тобой / на ликованье / И еще – на тыщу лет!» («На краю тысячелетия», В. Догадаев). Однако, чтобы пожелание это сбылось, людям наступившего века надо стремиться во всем быть достойными своих предшественников. Чтобы никто и никогда не посмел сказать, что так самоотверженно, как воины Великой Отечественной, их внуки и правнуки защищать свое Отечество не способны. У нашей армии и сегодня есть свои герои, только знаем мы о них очень мало. Гораздо чаще раздаются упреки Вооруженным Силам. У молодых ребят сегодня воспитывается страх перед срочной службой – первой обязанностью настоящего мужчины. Стихи Алексея Лебедева и Ивана Ганабина в «Неопалимой памяти» противостоят этим настроениям той особой бодростью духа и чувством юмора, которые всегда высоко ценились на флоте и в армии. И если нашим землякам, новобранцам двадцать первого века, придется шагать в строю под «Солдатскую песню», – пусть знают, что сложил ее знаменитый поэт Михаил Дудин, рожденный в деревеньке Клевнево под Фурмановым, прошедший дорогами двух войн, живший в столицах, объ ехавший весь белый свет, достигший всех земных почестей и завещавший похоронить себя в родной земле, на деревенском погосте, рядом с могилой матери. Хочется крикнуть из нашего неустойчивого, сомневающегося во всем времени туда – в то прошлое, из которого погибший поэт Николай Майоров все время ведет диалог с потомками («Пусть помнят...», «И пусть не думают, что мертвые не слышат...», «А тем – прости: им было нечем / прикрыть бессмертья наготу»), в надежде на то, что он и в самом деле услышит: «Мы помним! Мы знаем! Мы любим! Мы не пустим по ветру ваш подвиг! Мы передадим несгорающую память о вас как эстафету в будущее!» Ради этого и выходит в свет «Неопалимая память». Лариса ЩАСНАЯ, член Союза писателей России
НИ К О Л А Й М А Й О Р О В (1919–1942) Николай Петрович Майоров родился в семье сельского плотника из деревни Павликово Гусевского уезда Владимирской губернии. С 1929 года семья Майоровых жила в Иваново-Вознесенске. В 1937 году Н. Майоров окончил 33-ю среднюю школу (ныне № 26 им. Д. А. Фурманова) и поступил в Московский государственный университет. Учебу на историческом факультете с 1939 года совмещал с посещением поэтического семинара в Литературном институте им. М. Горького. Когда началась Великая Отечественная война, Николай Майоров вместе с другими студентами участвовал в рытье противотанковых рвов под Ельней. В октябре 1941 добровольцем ушел на фронт. Политрук пулеметной роты Николай Майоров был убит в бою 8 февраля 1942 года в Смоленской области. При жизни печатался лишь в университетской многотиражке. Многие его стихи не сохранились. А те, что удалось сберечь друзьям, составили две его посмертные книги: «Мы» (М., 1962) и «Мы были высоки, русоволосы» (Ярославль, 1969). Стихи Николая Майорова входили в коллективные сборники и антологии: «Сквозь время» (М., 1964), «Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне» (М.; Л.; 1965), «Имена на поверке» (М., 1972), «Вслед за памятью» (Ярославль, 1981), «Поэзия ивановского края» (Иваново, 1999) и др.
МЫ Это время трудновато для пера. В. Маяковский
Есть в голосе моем звучание металла. Я в жизнь вошел тяжелым и прямым. Не все умрет. Не все войдет в каталог. Но только пусть под именем моим Потомок различит в архивном хламе Кусок горячей, верной нам земли, Где мы прошли с обугленными ртами И мужество, как знамя, пронесли. Мы жгли костры и вспять пускали реки. Нам не хватало неба и воды. Упрямой жизни в каждом человеке Железом обозначены следы – Так в нас запали прошлого приметы. А как любили мы – спросите жен!
18
Пройдут века, и вам солгут портреты, Где нашей жизни ход изображен. Мы были высоки, русоволосы. Вы в книгах прочитаете, как миф, О людях, что ушли, не долюбив, Не докурив последней папиросы. Когда б не бой, не вечные исканья Крутых путей к последней высоте, Мы б сохранились в бронзовых ваяньях, В столбцах газет, в набросках на холсте. Но время шло. Меняли реки русла. И жили мы, не тратя лишних слов, Чтоб к вам прийти лишь в пересказах устных Да в серой прозе наших дневников. Мы брали пламя голыми руками. Грудь раскрывали ветру. Из ковша Тянули воду полными глотками И в женщину влюблялись не спеша. И шли вперед, и падали, и, еле В обмотках грубых ноги волоча, Мы видели, как женщины глядели На нашего шального трубача. А тот трубил, мир ни во что не ставя (Ремень сползал с покатого плеча), Он тоже дома женщину оставил, Не оглянувшись даже сгоряча. Был камень тверд, уступы каменисты, Почти со всех сторон окружены, Глядели вверх – и небо было чисто, Как светлый лоб оставленной жены. Так я пишу. Пусть неточны слова, И слог тяжел, и выраженья грубы! О нас прошла всесветная молва. Нам жажда зноем выпрямила губы. Мир, как окно, для воздуха распахнут, Он нами пройден, пройден до конца, И хорошо, что руки наши пахнут Угрюмой песней верного свинца. И, как бы ни давили память годы, Нас не забудут потому вовек, Что, всей планете делая погоду, Мы в плоть одели слово «Человек»! 1940
19
ЗВЕЗДА Каждому – радость и страх. Каждому – солнце и воздух. В чьих-то воздушных руках прыгали в небе звезды. Только с рассветом одна в черную землю упала, – и над деревней заря встала до крови ала. Вышла надежда из дум – долго в небе морозном искал я свою звезду в неуловимых звездах. 1936
СОЛНЦЕ Ходят, стонут половицы. И опять от косяка Тянет мне испить водицы Чья-то белая рука. Я стучал в окно, не чая, Что оттуда, полоня, В белом теле отсвечая, Хлынет солнце на меня. 1936
УТРО Я иду. Березы мимо Вдоль по берегу бегут, В облаках седого дыма Чуть заглядывая в пруд.
20
За прудом упало прясло, Ветер пьет из трав росу. И рябина в кофте красной Улыбается овсу. Глубиной пугает заводь, За осокой – пустыри Ловят желтыми глазами Золотой султан зари. 1936
АПРЕЛЬ Ту улицу Московской называли. Она была, пожалуй, не пряма, Но как-то по-особому стояли Ее простые, крепкие дома, И был там дом с узорчатым карнизом. Купалась в стеклах окон бирюза. Он был насквозь распахнут и пронизан Лучами солнца, бьющими в глаза. По вечерам – тягуче, неумело Из-под шершавой выгнутой руки Шарманка что-то жалостное пела – И женщины бросали пятаки. Так детство шло. А рядом, на базаре, Народ кричал. И фокусник слепой Проглатывал ножи за раз по паре. Вокруг – зеваки грудились толпой. Весна плыла по вздыбившимся лужам. Последний снег – темнее всяких саж – Вдруг показался лишним и ненужным И портившим весь уличный пейзаж. Его сгребли. И дворники, в холстовых Передниках, его свезли туда, Где третий день неистово, со стоном Ломала льдины полая вода. 1937
21
ЧАСЫ Я не знаю, час который. Летний день уходит в дым. Может, нам расстаться скоро, Может, часик посидим? Против озера большого У смеющейся воды Запоем с тобою снова, Что мы оба молоды. Не гляди в часы. Не надо. Я часам твоим не рад. Ниагарским водопадом Брызги времени летят. И подумай – кто осудит? Прогуляем до росы. Может, бросим и забудем Расставанье и часы? С ветром ночь уже шепталась, Падал с трав кристалл росы. Но любовь не умещалась Ни в слова и ни в часы. 1937
ВЕСЕННЕЕ Я шел, веселый и нескладный, Почти влюбленный, и никто Мне не сказал в дверях парадных, Что не застегнуто пальто. Несло весной и чем-то теплым, А от слободки, по низам, Шел первый дождь, Он бился в стекла, Гремел в ушах, Слепил глаза, Летел, Был слеп наполовину, Почти прямой. И вместе с ним Вступала боль сквозная в спину Недомоганием сплошным.
22
В тот день еще цветов не знали, И лишь потом на всех углах Вразбивку бабы торговали, Скрывая радость второпях. Ту радость трогали и мяли, Просили взять, Вдыхали в нос, На грудь прикалывали, Брали Поштучно, Оптом И вразнос. Ее вносили к нам в квартиру, Как лампу, ставили на стол, Лишь я один, должно быть, в мире Спокойно рядом с ней прошел. Я был высок, как это небо, Меня не трогали цветы. Я думал о бульварах, где бы Мне встретилась случайно ты, С которой я лишь понаслышке, По первой памяти знаком – Дорогой, тронутой снежком, Носил твои из школы книжки. Откликнись, что ли! Только ветер Да дождь, идущий по прямой... А надо вспомнить – Мы лишь дети, Которых снова ждут домой, Где чай остыл, Черствеет булка... Так снова жизнь приходит к нам Последней партой, Переулком, Где мы стояли по часам... Так я иду, прямой, просторный, А где-то сзади, невпопад, Проходит детство, и валторны Словами песни говорят.
23
Мир только в детстве первозданен, Когда, себя не видя в нем, Мы бредим морем, поездами, Раскрытым настежь в сад окном, Чужою радостью, досадой, Зеленым льдом балтийских скал И чьим-то слишком белым садом, Где ливень яблоки сбивал. Пусть неуютно в нем, неладно, Нам снова хочется домой, В тот мир простой, как лист тетрадный, Где я прошел, большой, нескладный И удивительно прямой. 1938
Дыша табачным перегаром, смежив усталые глаза, я жду последнего удара твоих ресниц, моя гроза. Он близок, тот удар. Он близок. Я жду, от счастья онемев, когда ты бросишь этот вызов, вполоборота посмотрев. И будет он неотразим, великолепен, неминуем, – пощечиной иль поцелуем он мне уж слышится вблизи. Как ты, упрям и привередлив, я жду... Молчанье. Вздохи лишь. Ударь, ударь: опасно медлить, когда над пропастью висишь... Окно и осень. Стены в пакле. Ширяет ветер – лют и храбр... Тобою дни мои пропахли, как стеарином – канделябр. 1938
24
КАК Я ЛЮБИЛ Как я любил, о том расскажут после. Но ведь искусство жить совсем не в том, Чтоб ловко, мать, уметь казаться взрослым И женщину любить с красивым ртом. Все это было и давно минуло. Любовь коверкала, ломала, жгла И – кончилась. И наша Мариула С бродячими цыганами ушла. Нам песни петь, а ей сквозь снег и слякоть Водить медведя на цепи, навзрыд Кричать в лицо прохожим, но не плакать, Мир и от слез не вздрогнет, устоит.
СТРЕМЛЕНИЕ Мы расходились и опять встречались, писали письма, слали адреса. Над нами звезды робкие качались и месяц рыжий с неба нависал. Гремели поезда на перегонах, ключи разлук глубоко затая, и, не сойдясь, мы в крашеных вагонах вновь разъезжались в разные края. И все ж, метаясь, злобствуя, кочуя по гулким незнакомым городам, в конце концов стремлюсь я и хочу я причалить к тем же сбитым берегам. Пусть в этом городе мне все знакомо, но разве не приятно мне опять за каждым поворотом, каждым домом знакомый мир, как в детстве, узнавать... 1938
25
Не надо слов. Их много здесь говорено – Всё перебрали, оценили здесь. Ведь жизнь останется навеки неповторенной, Короткой, как оборванная песнь. 1938
СТОЛ Пусть не широк он. В пятнах. Пусть. Но он стоит с таким упорством, что забываешь сон и грусть в уюте мизерном и черством. С ним по соседству – абажур, который хлопает глазами, когда, усталый, я гляжу на стол, заваленный стихами... 1938
ДЕД Он делал стулья и столы и, умирать уже готовясь, купил свечу, постлал полы, гроб сколотил себе на совесть. Свечу поставив на киот, он лег поблизости с корытом и отошел. А черный рот так и остался незакрытым. И два громадных кулака легли на грудь. И тесно было в избенке низенькой, пока его прямое тело стыло. 1938
26
ПЕСНЯ Ее сложил маляр, а впрочем, Она, быть может, потому Портовым нравилась рабочим, Что за нее вели в тюрьму. Ломали пальцы, было мало – Крошили зуб, грозили сжечь. Но и в огне не умирала Живая песенная речь. Матросы взяли песню эту И из своей родной земли, Бродя волной морской по свету, В чужую землю завезли. А тот маляр потом был сослан. Бежал. На озере одном Он пойман был, привязан к веслам И вместе с лодкой шел на дно. И, умирая, вспомнил, видно, Свой край, и песню, и жену. Такую песню петь не стыдно, Коль за нее идут ко дну. 1939
Моя земля – одна моя планета, Она живет среди ночей и звезд. Мне говорят, что путь бойца-поэта В ее ночах не очень будет прост. Но я иду. 1938
ТОРЖЕСТВО ЖИЗНИ Рассвет сочился будто в сите, Когда в звенящем серебре Рванулся резко истребитель Косым движением к земле.
27
Пилот, в бесстрашье шансы взвесив, Хватался в спешке за рули, Но все дороги с поднебесья К суровой гибели вели. И с жаждой верной не разбиться, Спасая в виражах мотор, Хотел он взмыть, но силу птицы Презрели небо и простор. Она все тело распластала, Скользя в пространстве на крыле, И вспышкой взрыва и металла Жизнь догорела на земле. ...А сила ветра так же крепла. Восходом солнца цвел восток, И на земле сквозь дымку пепла Пробился утренний цветок. Уже истлели тело, крылья, Но жизнь, войдя с людьми в родство, Презрев пред гибелью бессилье, Свое справляла торжество. Как прежде, люди в небо рвались В упорной жажде высоты. А в небе гасли, рассыпались Звезд изумрудные цветы. И пахли юностью побеги Ветвей. Прорезав тишину, Другой пилот в крутом разбеге Взмыл в голубую вышину. Мир был по-прежнему огромен, Прекрасен, радужен, цветист; И с человечьим сердцем вровень На ветке бился первый лист. И, не смущаясь пепла, тлена, Крушенья дерзостной мечты, Вновь ликовала кровь по венам В упорной жажде высоты! 1938
28
ПАМЯТНИК Им не воздвигали мраморной плиты. На бугорке, где гроб землей накрыли, Как ощущенье вечной высоты, Пропеллер неисправный положили. И надписи отгранивать им рано – Ведь каждый, небо видевший, читал, Когда слова высокого чекана Пропеллер их на небе высекал. И хоть рекорд достигнут ими не был, Хотя мотор и сдал на полпути – Остановись, взгляни прямее в небо И надпись ту, как мужество, прочти. О, если б все с такою жаждой жили! Чтоб на могилу им взамен плиты Как память ими взятой высоты Их инструмент разбитый положили И лишь потом поставили цветы. 1938
Брату Алексею
Ты каждый день уходишь в небо, А здесь – дома, дороги, рвы, Галдеж, истошный запах хлеба Да посвист праздничной травы. И как ни рвусь я в поднебесье, Вдоль стен по комнате кружа, Мне не подняться выше лестниц И крыш восьмого этажа. Земля, она все это помнит, И хоть заплачь, сойди с ума, Она не пустит дальше комнат, Как мать, ревнива и пряма.
29
Я за тобой закрою двери, Взгляну на книги на столе, Как женщине, останусь верен Моей злопамятной земле. И через тьму сплошных догадок Дойду до истины с трудом, Что мы должны сначала падать, А высота придет потом. Нам ремесло далось не сразу – Из тьмы неверья, немоты Мы пробивались, как проказа, К подножью нашей высоты. Шли напролом, как входят в воду: Жизнь не давалась, но ее, Коль не впрямую, так обходом Мы все же брали, как свое. Куда ни глянь – сплошные травы, Любая боль была горька. Для нас, нескладных и упрямых, Жизнь не имела потолка. 1939
МОЙ ОТЪЕЗД Мы рано вышли на вокзал. Хотелось плакать. Я уезжал всего с единым свертком В вагоне, от которого несло кочевьем, Чужою жизнью, спальней и еще Таким, чего не мог бы я понять, Когда б не заспанные лица пассажиров, Которые глядели из окна. Шел снег. Он был так ласков и пушист. Так мягко падал девушке на веки, Что даже слезы были ни к чему. Я посмотрел в глаза ее. Ну что же, Еще остались письма, от которых Мог покраснеть бы даже почтальон, Привыкший, заслепя глаза, на память
30
Импровизировать несложный лепет писем, В которых мы (нам это показалось) О счастье некрасиво говорили. Вот и звонок. Веселый проводник Вздохнет – ему ведь так хотелось Хотя бы раз сойти за пассажира. Ну вот и все. Ее глаза просили Остаться и уйти с вокзала в вечер, В те дальние немые переулки, Где люди не могли заметить слез, Дрожанья рук и сбивчивых ответов, Которыми я выразил любовь. И что сказать? Я вспомнил жизнь, в которой Так мало было настоящих дней. Пойми меня, – с тобой я понял счастье, Не то, что в книгах вычитали мы И о котором в детстве нам твердили. Я понял жизнь. Она всегда жестока, Как пытка непомерная, страшна, Но это – жизнь. Войду в вагон и людям О счастье быть влюбленным расскажу. 1939
ЧТО ЗНАЧИТ ЛЮБИТЬ Идти сквозь вьюгу напролом. Ползти ползком. Бежать вслепую. Идти и падать. Бить челом. И все ж любить ее – такую! Забыть про дом и сон, Про то, что Твоим обидам нет числа, Что мимо утренняя почта Чужое счастье пронесла. Забыть последние потери, Вокзальный свет, Ее «прости» И кое-как до старой двери, Почти не помня, добрести, Войти, как новых драм зачатье.
31
Нащупать стены, холод плит... Швырнуть пальто на выключатель, Забыв, где вешалка висит. И свет включить. И сдвинуть полог Крамольной тьмы. Потом опять Достать конверты с дальних полок, По строчкам письма разбирать. Искать слова, сверяя числа. Не помнить снов. Хотя б крича, Любой ценой дойти до смысла. Понять и сызнова начать. Не спать ночей, гнать тишину из комнат, Сдвигать столы, последний взять редут, И женщин тех, которые не помнят, Обратно звать и знать, что не придут. Не спать ночей, не досчитаться писем, Не чтить посулов, доводов, похвал И видеть те неснившиеся выси, Которых прежде глаз не достигал, – Найти вещей извечные основы, Вдруг вспомнить жизнь. В лицо узнать ее. Прийти к тебе и, не сказав ни слова, Уйти, забыть и возвратиться снова. Моя любовь – могущество мое! 1939
АВГУСТ Я полюбил весомые слова, Просторный август, бабочку на раме И сон в саду, где падает трава К моим ногам неровными рядами. Лежать в траве, желтеющей у вишен, У низких яблонь, – где-то у воды, Смотреть в листву прозрачную И слышать, Как рядом глухо падают плоды. Не потому ль, что тени не хватало, Казалась мне вселенная мала?
32
Движения замедленны и вялы, Во рту иссохло. Губы как зола. Куда девать сгорающее тело? Ближайший омут светел и глубок – Пока трава на солнце не сгорела, Войти в него всем телом до предела И ощутить подошвами песок! И в первый раз почувствовать так близко Прохладное спасительное дно – Вот так, храня стремление одно, Вползают в землю щупальцами корни, Питая щедро алчные плоды (А жизнь идет!), – все глубже и упорней Стремление пробиться до воды, До тех границ соседнего оврага, Где в изобилье, с запахами вин, Как древний сок, живительная влага Ключами бьет из почвенных глубин. Полдневный зной под яблонями тает На сизых листьях теплой лебеды. И слышу я, как мир произрастает Из первозданной матери – воды. 1939
ПОСЛЕ ЛИВНЯ Когда подумать вы могли бы, Что, выйдя к лесу за столбы, В траву и пни ударит ливень, А через час пойдут грибы? И стало б видно вам отселе, Лишь только ветви отвести, Когда пойдет слепая зелень Как в лихорадке лес трясти. Такая будет благодать Для всякой твари! Даже птицам Вдруг не захочется летать, Когда трава кругом дымится, И каждый штрих непостоянен,
33 2-2264
И лишь позднее – тишина... Так ливень шел, смещая грани, Меняя краски и тона. Размыты камни. Словно бивни, Торчат они, их мучит зуд; А по земле, размытой ливнем, Жуки глазастые ползут. А детвора в косоворотках Бежит по лужам звонким, где, Кружась, плывет в бумажных лодках Пристрастье детское к воде. Горит земля, и пахнет чаща Дымящим пухом голубей, И в окна входит мир, кипящий Зеленым зельем тополей. Вот так и хочется забыться, Оставить книги, выйти в день И, заложив углом страницу, Пройтись босому по воде. А после – дома, за столом, Сверкая золотом оправы Очков, рассказывать о том, Как ливни ходят напролом, Не разбирая, где канавы. 1939
Все к лучшему. Когда прошла гроза, Когда я в сотый раз тебе покаюсь, Мне не страшны ни плечи, ни глаза, Я даже губ твоих не опасаюсь. Начнешь злословить? Пригрозишь отравой? Про нашу быль расскажешь людям ложь? Иль пронесешь за мной худую славу И подлецом последним назовешь? Мне кажется, что не пройдет и года, Как в сумерки придешь ко мне опять Зачем-то долго медлить у комода И пепельницей в зеркало бросать.
34
Почто дается буйство милым людям? Когда пройдет оно и, наконец, Мы все поймем и больше бить не будем Ни пепельниц, ни стекол, ни сердец? 1940
Я знал тебя, должно быть, не затем, Чтоб год спустя, всему кладя начало, Всем забытьем, всей тяжестью поэм, Как слез полон, ты к горлу подступала, Чтоб, как вина, ты после долго жгла И что ни ночь – тобою б только мнилось, Чтоб лишь к концу, не выдержав, могла Оставить блажь и сдаться мне на милость, Чтоб я не помнил этой тишины, Забыл про сны, про небо и про жалость, Чтоб ни угла, ни окон, ни жены Мне на твоей земле не оставалось. Но все не так. Ты даже знать не можешь, Где началась, где кончилась гроза. Не так солжешь, не так ладонь положишь, Совсем по-детски поглядишь в глаза. А я устал. За мною столько лестниц. Я перешел ту верную межу, Когда все мысли сходятся на песне, Какой, должно быть, вовсе не сложу. 1939
Мне только б жить и видеть росчерк грубый Твоих бровей. И пережить тот суд, Когда глаза солгут твои, а губы Чужое имя вслух произнесут.
35
Уйди. Но так, чтоб я тебя не слышал, Не видел... Чтобы, близким не грубя, Я дальше жил и поднимался выше, Как будто вовсе не было тебя. 1939
РЕВНОСТЬ Что вспомнил я?.. Самцов тупую похоть, чужую нежность, ревности петлю иль руку, обнаженную по локоть, той женщины, с которой я не сплю? Но что б ни вспомнил – я тебя не видел. Простое любопытство истребя, я даже пальцем, жестом не обидел, – лишь взгляд отвел в восторге от тебя. Я вздрогнул лишь. И вновь, как полумертвый, я в третий раз пытался подойти к твоим рукам и вздохам, и в четвертый почти что подошел. Почти. Я знал тебя. Ты здесь. Ты где-то рядом. Я знал, что расстоянье – как и смерть – между прикосновением и взглядом не каждому дано преодолеть. И я прошел. Не задевая. Мимо. Забыв дышать. Шагами мертвеца. Так с папирос – почти неразличимы – косые струйки розового дыма проходят мимо твоего лица. Я знать хочу – я вовсе не ревную, – придет ли тот герой, кому, смеясь, ты разрешишь любить тебя вплотную, касаний грубых пальцев не боясь? Всё просто так:
36
чужие видеть губы, хотеть касаться их и, не любя, одной рукой, одним движеньем грубым, одним лишь жестом взять суметь тебя. 1939
Мне нравится твой светлый подбородок И как ты пудру на него кладешь. Мальчишку с девятнадцатого года Ты театральным жестом обоймешь. А что ему твое великолепье И то, что мы зовем – сердечный пыл? Дня не прошло, как вгорячах на кепи Мальчишка шлем простреленный сменил. Ты извини его – ведь он с дороги. В ладони въелась дымная пыльца. Не жди, пока последние ожоги Сойдут с его скуластого лица. 1940
ХУДОЖНИК Ник. Шеберстову
Одно художник в сердце носит: на глаз проверенным мазком пейзаж плашмя на землю бросить и так оставить. А потом все взвесить, высчитать, измерить, насытиться ошибкой всласть, почти узнав, почти поверив, к концу опять в безверье впасть.
37
И так все дни. И с риском равным быть узнанным, взглянуть в окно. Весь мир принять вдруг за подрамник, в котором люди – полотно. И дать такую волю кисти, так передать следы земли, чтоб в полотне живые листья шумели, падали, цвели. 1939
Я с поезда. Непроспанный, глухой. В кашне измятом, заткнутом за пояс. По голове погладь меня рукой. Примись ругать. Обратно шли на поезд. Грозись бедой, невыгодой, концом. Где б ни была – в толпе или в вагоне, – Я все равно найду, Уткнусь лицом В твои, как небо, светлые Ладони. 1940
Пусть помнят те, которых мы не знаем: нам страх и подлость были не к лицу. Мы пили жизнь до дна и умирали за эту жизнь, не кланяясь свинцу. 1941
38
Ни наших лиц, ни наших комнат... Но пусть одно они запомнят: вокруг московского Кремля вращалась в эти дни Земля. 1941
Когда к ногам подходит стужа пыткой – в глазах блеснет морозное стекло, как будто вместе с посланной открыткой ты отослал последнее тепло. А между тем все жизненно и просто, и в память входят славой на века тяжелых танков каменная поступь и острый блеск холодного штыка. 1941
Нам не дано спокойно сгнить в могиле – лежим навытяжку и, приоткрыв гробы, мы слышим гром предутренней пальбы, призыв охрипшей полковой трубы с больших дорог, которыми ходили. Мы все уставы знаем наизусть. Что гибель нам? Мы даже смерти выше. В могилах мы построились в отряд и ждем приказа нового. И пусть не думают, что мертвые не слышат, когда о них потомки говорят. 1941
39
О нашем времени расскажут. Когда пройдем, на нас укажут и скажут сыну: – Будь прямей! Возьми шинель – прикроешь плечи, когда мороз невмоготу. А тем – прости: им было нечем прикрыть бессмертья наготу. 1941
2
...В столбах огня дай полный ход, Дай устремление торпеде. Таким в боях идет к победе Моряк, чья жизнь и сердце – Флот! Алексей Лебедев
А Л Е К С Е Й Л Е Б Е Д Е В (1912–1941) Алексей Алексеевич Лебедев родился в Суздале в 1912 году в семье юриста и учительницы. Переезды семьи – сначала в Литву, потом в Кострому – были связаны с работой отца будущего поэта в системе судопроизводства. С 1916 по 1928 год Лебедевы жили в Костроме, где Алексей начал писать стихи. С детства мечтал он стать моряком и поэтом. В 1928 году, после переезда родителей в Иваново-Вознесенск, Алексей окончил девятилетку и поступил в Ивановский строительный техникум. Окончание его в 1933 году совпало с комсомольским набором на флот. После срочной службы на Балтфлоте А. Лебедев в 1936 году был направлен на учебу в Ленинградское Высшее военно-морское училище им. М. В. Фрунзе. По его окончании в 1940 году лейтенант Лебедев получил назначение командиром рулевой группы на подводную лодку Л-2. На ней он и погиб в боевом походе 14 ноября 1941 года недалеко от острова Кери в Финском заливе. При жизни выпустил два сборника стихов: «Кронштадт» (Л., 1939) и «Лирика моря» (Л., 1940) – и был принят в Союз писателей СССР. Посмерт ные издания стихов А. Лебедева: «Огненный вымпел» (М., 1942), «Морская сила» (Иваново, 1945), «Избранные стихи» (Л., 1956), «Путь на моря» (М., 1956), «Огненный вымпел» (Калининград, 1972), «Морская купель» (Ярославль, 1974), «Стихотворения» (Л., 1975), «Стихи» (Л., 1977), «Всегда на вахте» (М., 1986) и др.
ОСЕНЬ НА ФЛОТЕ Шумит над Кронштадтом балтийская осень, Созревшие падают в воду каштаны. Булыжник дождями и ветром исхлестан, А с норда и веста летят ураганы. И небо дымится – от взрывов прибоя, Идущего минной атакой на молы, И дно якоря покидают морское. Эскадры идут в напряженный, тяжелый Маневренный рейс, и колышется воздух Осенних ночей над водой и гранитом, Наполненный гулом стальных бомбовозов, Сияньем прожекторов, ревом зениток. Пред нами – волна, непогода и запад, За нами – страна пятилетнего плана. Буруны взлетают и рвутся, как залпы,
42
Ведут корабли в темноту капитаны. На теплой земле под Москвой, за Москвою Ребят провожают друзья на вокзалы, И песни взлетают над желтой травою, Как вымпел балтийский, от осени алый. Ребята вступают на борт «Аммермана». Врывается в ноздри просмоленный ветер, Кронштадт возникает уже из тумана Тончайшими красками флажных соцветий, Сиянием всей корабельной «медяшки», Звенящими склянками, дудок призывом. Неплохо рубашки сменить на тельняшки, Взглянуть на тяжелых орудий массивы И чувствовать гордо, что мы, краснофлотцы, – Товарищи ветру, линкорам, ребятам, Что лучшим страна доверяет бороться И лучших она одевает в бушлаты. Дневальный откроет широко ворота, С штыка отряхнет заструившийся холод, Дежурный разводит команду по ротам, И утро начнется зарядкой и школой. А к ночи булыжник дождями изрублен, «Купцы» тишину разрывают сиреной. Приходит в до блеска надраенный кубрик Морская, хорошая, крепкая смена.
СТРОЕВАЯ ПОДГОТОВКА До мая спрятаны бушлаты, Суров арктический норд-ост. По звонким улицам Кронштадта Шагает крепнущий мороз. Тогда в широкие просторы Гранита, солнца и воды Проходят, пробуждая город, Шеренги флотских «молодых». И взводы выровнены чище. Винтовку стиснула рука. И ветер, налетая, свищет И гонит в море облака. В шинели новой много жару, Не обносились сапоги,
43
Но песня поднята, как парус, И тверже звонкие шаги. Так наша молодость шагает, Глубоко, как борец, дыша. А день – эскадра голубая – Заходит в гавань не спеша.
ОДЕЖДА МОРЯКА Годна для всех условий, Надежна и крепка, Продумана на совесть Одежда моряка. Сокровища тепла тая, Уходит с нами в путь Тельняшка полосатая, Охватывая грудь. Волна ль нежнее горлинки Иль шторм грохочет дик, Отменно белой форменки Синеет воротник. Зимой, и в осень вздорную, И в сумрачный апрель – Хранит нас сине-черная Солидная фланель. Что сырость нам постылая? Живем с погодой в лад, Имея друга милого По имени бушлат. И навек складкой жесткою Запечатлел утюг Покроя краснофлотского Сукно крепчайших брюк. Ценимая особо На службе в море синем, Нам выдается роба Из белой парусины.
44
Она ничем не крашена, Ей труд морской знаком, И кто ее не нашивал, Не будет моряком. И многим не мешало бы, Кого моря зовут, В той робе драить палубу И выкрасить шкафут. Когда же в час побудки Уже метет метель, Тогда укажут дудки: «Бери, моряк, шинель». Медь пуговиц – как золото, Сукно – чернее тьмы, На все старанья холода Поплевываем мы. Когда рванут шрапнели И горны зазвучат, Наденем мы фланели, В поход возьмем бушлат. Взлетают ленты в воздух И никнут на плечо, На бескозырках звезды Сияют горячо.
ЧАЙНИК Братва наклоняет лица К эмалированным кружкам, Едва наклонясь спесиво, Ты острый льешь кипяток. Так близко лежит граница, А в марте метели кружат Над вздыбленным льдом залива, И я на посту продрог.
45
Братишка наш, общий чайник, Ты видишь, прошу я дружбы, Прижмись же горячей медью К холодным рукам моим; Озябли они не случайно, Я крепко держал оружье, Теперь же теплом я беден, Так ты поделись своим. И вот, наклоняясь круче, Ты мне струишь без отказа Душистое, коричневое И крепкое чая тепло. Ну вот мне и стало лучше, Ночь смотрит прищуренным глазом, Сон вяжет ресницы нитями, И время мое истекло. Прощай! Не тускней, братишка! Сияй, не жалея глаз, И дружбу свою с излишком Дари нам в вечерний час! Быть может, мы не вернемся, Бывает все на границе; Но ты одинок не станешь, Другие ребята придут Из Сызрани и из Омска, Поднявшие знамя балтийцев, И снова разделит чайник Досуг вечерних минут.
ВЕСНА НА ФЛОТЕ Запомнить приметы весенние просто: То ветер – дыхание море и льда, И чайки, летящие быстро с зюйд-оста, Оттуда, где плещет морская вода. Весна возникает напором ремонта, Теплеют квадраты обшивки стальной, Форштевни стремятся уже к горизонту Для бега, для яростной встречи с волной.
46
Канаты запахли сосною смолистой, Чернеют разводья за грузной кормой, И слышит привычное ухо радиста Разряды, не слышимые зимой. Светлее, синее часы увольнений, На баке толкуют про дальний поход, И песней о море, о славе сражений Весну боевую приветствует флот.
КИСЕТ Снег падал медленно и таял, С приливом близился рассвет, И ты заплакала, прощаясь, И подарила мне кисет. Он вышит был шелками ярко Рукою теплою твоей, На нем горели флаги жарко, Синели лапы якорей. Заря далекая блистала Над сумрачной эмалью бухт... Ты плакала и ты желала, Чтоб был табак мой сух, Чтоб ветер чуждых побережий Не преграждал пути, Чтоб я не знал любви норвежек И не умел грустить. Пел ветер, шедший с океана, Что плакать зря. Я уходил под звоны склянок На вест в моря.
СЕВАСТОПОЛЬ Солнцем выжженные горы, Устремленный в небо тополь... Покидаю светлый город, Флотский город – Севастополь.
47
Цепь уже гремит по клюзу, За кормой вскипает пена. Побережия Союза Отступают постепенно. Всем клянусь: морской отвагой, Славным именем курсанта – Корабли чужого флага Здесь не высадят десанта! Ударяет в снасти ветер, За морем – чужие страны. Маяки родные светят Нам с утесов Инкермана.
Ты не пришла туда сегодня, Где в море бросилась земля, Встречать меня на зыбких сходнях Идущим с борта корабля. На палы брошены швартовы, Прижались кранцы у бортов, А за кормой моря, и снова Закат немеркнущий багров. У пристани валы лепечут, Но мне сойти на берег лень. Так вот он, обещавший встречу, Прихода долгожданный день!
Превыше мелочных забот, Над горестями небольшими Встает немеркнущее имя, В котором жизнь и сердце, – Флот! Идти над пеной непогод, Увидеть в дальномере цели И выбрать курс, минуя мели, – Мысль каждая и сердце – Флот!
48
В столбах огня дай полный ход, Дай устремление торпеде. Таким в боях идет к победе Моряк, чья жизнь и сердце – Флот!
АВРАЛЬНАЯ МОРСКАЯ Зашуми, вода, засмейся, Тысячью ручьев дробясь, И беги по ватервейсу, Унося с собою грязь. Угля целая шаланда Сгружена в просторный трюм. Вновь наверх зовут команду Меди звук и ветра шум. В небе синем солнце зорко И светло глядит на нас, И авральная уборка Начинается сейчас. Вот от фланга и до фланга Распружиненной змеей Прокатились кольца шланга, Переполнившись струей. И друзья снимают робы, Палубы торцами трут, Силу самой высшей пробы В этот вкладывая труд. Все отдай песку и пемзе, Руки делом накали, Чтобы чище, чем на Темзе, Были наши корабли. Переборки, стойки, ростры, Каждый скрытый уголок Достает веселый, острый, Сине-плещущий поток.
49
И упругие резинки Довершат бойцов труды, Собирая все росинки Подсыхающей воды. Вымпел огненный, развейся, В синеве летя крутой... Наш корабль, наш гордый крейсер Снова блещет чистотой. Грудь открыта нараспашку, Солнце делится лучом. Кину белую фуражку Вниз на палубу чехлом. И минеры, и радисты, С кем я на море пришел, Скажут: «Во!», взглянув на чистый, Незапачканный чехол. Светотень на стали пляшет, И, солидны и смелы, Озирают даль из башен Дальнобойные стволы.
КАРТА На полке полутемного архива Столетие лежала ты в пыли, И плесень лет осела на заливы, На берега неведомой земли. Но день пришел: упорно и ревниво По карте мы карандашом прошли, По тем местам, где в диких льдов разрывы Провел безвестный штурман корабли. Прокладки нить оборвана местами, То брызги, принесенные штормами, Ее стирали в плавании том. Но штурман знал: в высокие широты Его путем пойдут эскадры флота, В движенье не удержанные льдом.
50
ПЕРЕД ОТБОЕМ Короткие мгновения покоя, Отпущенные точно перед сном, Мгновения, когда подумать стоит О целом дне, наполненном трудом. А дым, свиваясь в облако густое, Висит под невысоким потолком, Стоишь и затемненье боевое Не нарушаешь трубки огоньком. Гремят шаги, на пост разводят смену. Слова команды, точной неизменно, На миг поколебали тишину. Но медь трубы поет, что день окончен, И вторят дудки чище, выше, звонче: «Отбой, отбой, пора идти ко сну».
ПЕСНЯ Прощался с девушкой моряк, В далекий рейс идя. Мигал на берегу маяк, И шум стихал дождя. И, не желая опоздать, Для тех, кто был влюблен, Одна лучистая звезда Взошла на небосклон. «Плыви в далекие края, Храни любовь в груди И на звезду, прошу тебя, Не забывай – гляди». Пошел моряк в далекий рейс, Смиряя сердца бунт, И лапы тяжких якорей Впивались в разный грунт.
51
Корабль увидел зюйд и норд. Был ветер легкокрыл. А парень честен был и тверд – Звезду не позабыл. И раз на вахту вышел он – Был вечер сентября, Багровая, как страшный сон, Плыла вдали заря. Потом стемнело, и тогда, Покинув вышину, Упала синяя звезда, Его звезда, в волну. С самим собой вступая в спор, Сказал тогда моряк, Что это просто метеор, Что это просто так. Вернулся вновь на берег он, И ясного ясней, Поскольку парень был влюблен, У чьих он был дверей... Шумит под берегом вода. Шагает парень прочь. Эх, та звезда, его звезда, Не зря упала в ночь. 1939
Н.К.
Снился мне тревожный ветра клекот, Пушки сталь, июля тяжкий зной И еще простертое широко, Плещущее море подо мной. Снились мне орудий гром и пламя, Пена набегающей волны, В небе трепетавшие над нами Боевые вымпелы страны.
52
Снился мне товарищ по сверхсрочной, Звонких гильз дымящаяся медь, – И бойцам прицел и целик точный Я сказал пред тем, как умереть.
Я думаю о тебе, Такой далекой и близкой. Балтийская голубень Взволнована сонным бризом. К закату клонится день, Узнал я волны прохладу, И вот ты пришла ко мне И села, как прежде, рядом. На якоре вечер стоит, Бриз пахнет смолой и канатом, Озябшие плечи твои Я кутаю черным бушлатом. Вельботы идут к кораблю, В червленом пламени тучи, И я говорю «люблю», И ты для меня всех лучше. Апрель 1934
МАТЕРИ Тебе, оставшейся далеко, За гранями полей и рек, Не перестать о сыне флотском Любовью и тоской гореть. Моя родная, слов немного, Которыми могу сказать, Как я хочу, чтоб без тревоги Меня могла ты ожидать.
53
Припомни снова, улыбаясь, Как шла ты, мной гордясь не зря, Когда меня страна родная Служить послала на моря. Скажи отцу и братьям также, Что счастье – это наша жизнь... Всегда стою бойцом на страже, Храню Союза рубежи. И если письма будут реже, И будет грозен дней прибой, Не ослабляй своей надежды Ненужной болью и тоской. Вернут опять меня глубины, Пройду сквозь бури и бои, Увижу вновь твои седины И руки теплые твои. 1937
Рассвет вставал волной упругой, И день вступал в свои права, Не затуманенная вьюгой Сияла мирно синева. Уже лучи пробились смело, И с бака шла заря на ют, И все в груди моей звенело От счастья несколько минут. О чем я думал? О тебе же... Там, где Нева возносит вал, Мне ветер медленный и свежий, Как ты, ресницы целовал. Май 1939
54
Вот ты улыбнулась – и сердцем я ожил, И мысли легки и ясны. О, как твои очи на небо похожи, На синее небо весны. Размолвка, иль горечь, иль легкая ссора Смутили на миг бирюзу. Глаза твои – это лесные озера В себе отражают грозу. Судьба меня бросила в дальние дали, Дорога в морях нелегка – В глазах твоих светит мерцание стали Готового к бою клинка. Но если глубины вернут меня вскоре Навстречу рассвету и дню – Я море, одно безграничное море С глазами твоими сравню. Июнь 1939
Вновь чаек крикливая стая Дерется за хлеб под кормой. Подруга моя золотая, Опять я прощаюсь с тобой. И ты мне, родная, дороже Всех девушек нашей земли, И петли путей и дорожек Не зря нас друг к другу вели. Уйду на моря одинокий, Но ты – мое сердце в груди, Зайди же на берег высокий И взглядом корабль проводи.
55
Нам морем идти неустанно До дальних прибрежий земли, Сквозь бурю, сквозь стены тумана Вперед проводить корабли. Пусть свищут шторма, налетая. Пусть яростен гром непогод, На суше меня золотая, Любимая девушка ждет. 1939.17.VIII
Сижу на койке в кубрике, А в сердце, как копье, Одно – не втиснуть в рубрики Сознание мое. За вахтами, походами, За тяжестью труда, Ты, как маяк, над водами Сияешь мне все всегда. И сон не дружит с веками. Любовь живет в борьбе... Морями или реками Я приплыву к тебе, Чтобы по склону берега, Где так тоскливо ждать, Тебя за то, что верила, Нести и целовать... Август 1939
МАЯК Кривой и жилистый дубняк Растет наперекор погоде. И на прибрежный дуб походит Своею стойкостью маяк.
56
Здесь, волны тяжкие гоня, Бьет шторм с упрямостью осенней, Ведут сто семьдесят ступеней В жилище светлого огня. Ударит в красный сектор пламень, И луч коснется волн груди. Корабль, сюда не подходи – Ты будешь выброшен на камень! Внизу – песок от волн рябой, На рифах – белой шлюпки остов. И днем и ночью слышит остров Незатихающий прибой. Тяжел судов торговых ход, Несущих груз тысячетонный, Но сторож зоркий и бессонный Их бурной ночью бережет. 1939
ПЕСНЯ Крепче зыбь ударит в молы, Запоет вечерний бриз, Будет шлюпку вал веселый Вверх бросать и вниз. Мы пойдем с тобою в море, Не жалея ни о чем, Пусть летят, с ветрами споря, Ленты за плечом. Золотит нам солнце лица, И заря красна, как медь, Сердце хочет, словно птица, В небо улететь. В синеве маяк Кронштадта, Сладок запах табака, И согрета под бушлатом Девичья рука.
57
За кормой водовороты. Возле – синь очей твоих, И звенят под ветром шкоты Парусов тугих. Через час темнеть лазури, Через час блестеть звезде, Моряку не страшны бури Никогда, нигде. А когда сигнал поднимут, Вновь уйду беречь моря, Вспомню о тебе, любимой, Девушка моя. 1935-1939 Балтика
Голубая глубина Сберегает золото... Упаду на камни дна В синий сумрак холода... Это будет, а сейчас, Нежностью встревоженный, Пью за пламя чистых глаз, За твою дороженьку... Пью, горя в скупом огне, Прежней думой маемый, Все равно ты снишься мне Сентябрями, маями... За нездешние края, Где тобой пригрезил я!.. 1940
НА ДНЕ Лежит матрос на дне песчаном Во тьме зелено-голубой. Над разъяренным океаном
58
Отгромыхал короткий бой, А здесь ни грома и ни гула... Скользнув над илистым песком, Коснулась сытая акула Щеки матросской плавником... Осколком легкие пробиты, Но в синем мраке глубины Глаза матросские открыты И прямо вверх устремлены. Как будто в мертвенном покое, Тоской суровою томим, Он помнит о коротком бое, Жалея, что расстался с ним.
ЗАЛП В морозной мгле мы выходили в море, Ломались льдины около бортов. Все было белым в пасмурном просторе Не в меру крепких в эту зиму льдов. В ущелиях базальтовых нагорий Стояли пушки. Без излишних слов Враг уточнил прицел по нам. И вскоре Весь лед звенел, как лопнувший швартов. Шли корабли безмолвствуя, доколе Слова команд, исполненные волей, До командиров в башни не дошли. Ревун запел, и содрогнулись реи, И замолкали в злобе батареи Во мгле ущелий вражеской земли.
ТОВАРИЩУ Пройдет война, Мы встретимся, быть может. Как прежде, дым, Синея, будет плыть. Поговорим о том, что всех дороже: О Родине, о славе, о любви. Как прежде, ночь Приникнет к переплету,
59
А за бортом заплещется вода, Поговорим о Родине, о флоте, О годах битвы, мужества, труда. Но если даже глубина нас примет И не настанет нашей встречи час, Друзья-бойцы, Вдыхая отдых дымный, Поговорят о славе и о нас.
ПОХОД НА ВЕСТ То был рассвет почти неуловимый, Чуть просветлел синеющий простор, И тонкий клуб нетающего дыма Замечен был на фоне дальних гор. То шли враги, хранимые конвоем, Тяжелые большие транспорта. И напряглась команда перед боем, Рты окаймила жесткая черта. Звала Отчизна! Это помнил всякий. И медленно пополз на цель визир. На узких флагах дьявольские знаки Отчетливо увидел командир. Уже штыки проклятого десанта На палубах блестели там и тут. Стволы орудий, тюки провианта – Все видел он в теченье двух минут. Команда – «залп!». И ринулись торпеды, Как стая демонов, исполненных огня И окрыленных волею победы, Как молнии в лиловой дымке дня. Скользнула стрелка по секундомеру. Мы слушали, дыханье затаив. И он пришел, потрясший атмосферу И глубь морей потрясший, грозный взрыв. Потом я помню взрывы бомб глубинных, Стремительный уход на глубину. Мы уходили. Выше были мины. И киль скользил по илистому дну. А там, в выси, из рук не выпуская, Дробя в щепу и днища и борта, Громила авиация морская
60
Фашистского десанта транспорта. Так бьет врага балтийская порода, Так пишется истории скрижаль, И поглощают яростные воды Всех тех, кого не истребила сталь. 1941
ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ПОХОДА Когда мы подвели итог тоннажу Потопленных за месяц кораблей, Когда, пройдя три линии барражей, Гектары минно-боновых полей, Мы всплыли вверх – нам показалось странно Так близко снова видеть светлый мир, Костер зари над берегом туманным, Идущий в гавань портовой буксир. Небритые, пропахшие соляром, В тельняшках, что за раз не отстирать, Мы твердо знали, что врагам задаром Не удалось в морях у нас гулять. А лодка шла, последний створ минуя, Поход окончен, и фарватер чист, И в этот миг гармонику губную Поднес к сухим губам своим радист. И пели звонко голоса металла О том, чем каждый счастлив был и горд: Мелодию «Интернационала» Играл горнист. Так мы входили в порт. 1941
ТЕБЕ Мы попрощаемся в Кронштадте У зыбких сходен, а потом Рванется к рейду серый катер, Раскалывая рябь винтом.
61
Вот облаков косою тенью Луна подернулась слегка, И затерялась в отдаленьи Твоя простертая рука. Опять шуметь над морем флагу, И снова, и суров и скуп, Балтийский ветер сушит влагу Твоих похолодевших губ. И если пенные объятья Нас захлестнут в урочный час, И ты в конверте за печатью Получишь весточку о нас, Не плачь, мы жили жизнью смелой, Умели храбро воевать. Ты на штабной бумаге белой Об этом сможешь прочитать. Переживи внезапный холод, Полгода замуж не спеши, А я останусь вечно молод Там, в тайниках твоей души. А если сын родится вскоре, Ему одна стезя и цель, Ему одна дорога – море, Моя могила и купель. 1941
3
С железных рукоятей пулемета он не снимал ладоней в дни войны... Опасная и страшная работа. Не вздумайте взглянуть со стороны. Владимир Жуков
В Л А Д И М И Р Ж У К О В (1920–1997) Владимир Семенович Жуков родился 31 марта 1920 года в ИвановоВознесенске в семье фабричного рабочего. Окончил 33-ю ивановскую школу (ныне школа № 26) на год позже Николая Майорова. Призванный в 1939 году в армию, стал участником финской войны. Получил тяжелое ранение и инвалидность. Но в 1942 году добился направления на фронт. Был пулеметчиком на Северо-Западном фронте, получил ранения и после излечения вновь вернулся в строй. Воевал на 2-м и 4-м Украинских фронтах. Освобождал от фашистов Венгрию. Войну закончил в должности командира пулеметного взвода. Победу встретил под Прагой. После войны окончил литературный факультет педагогического института в родном Иванове, куда вернулся после демобилизации, позднее – Высшие литературные курсы при Литинституте. Стал участником Первого Всесоюзного совещания молодых писателей в семинаре А. Твардовского. В 1946 году в Иванове вышла первая книга поэта – «Солдатская слава». На счету члена Союза писателей СССР Владимира Жукова за годы его творческой деятельности – около трех десятков книг лирики и поэм, выходивших как в региональных, так и в столичных издательствах: «Утренняя смена» (Иваново, 1960), «Первая любовь» (Яро славль, 1964), «Стрежень» (М., 1969), «Выстрелы» (М., 1971), «На уровне сердца» (М., 1974), «Иволга» (М., 1976), «С памятью наедине» (Ярославль, 1978), «Последняя почта» (М.,1980), «Избранное» (М.,1983) и др. За книгу «Иволга» в 1977 поэт получил Государственную премию РСФСР им. М. Горького. В.С. Жуков – почетный гражданин города Иванова.
МЕЖДУ ГРАЖДАНСКОЙ ЖИЗНЬЮ И ВОЕННОЙ Ни голоса, ни всплеска во вселенной, ни шороха, ни стука, ни костра... Между гражданской жизнью и военной в кустах бежит, журчит река Сестра. Но уж саперы припасли понтоны в полуверсте от горькой той воды, от той беды, когда порой студеной по всей России вымерзли сады. 1940
64
ПРИВАЛ А за спиной – вся Россия, ни боли, ни страха нет... Задраены фары синим, кипит над колонной снег. А мы налегаем на палки вдоль Выборгского шоссе. И валимся с лыж вповалку, и вмиг засыпаем все... Промерзли подшлемники рыжие, заштриховались кусты... И – нет никого. Лишь лыжи над нами торчат, как кресты. 1940
СЕРЖАНТ Сержант – уж час, как не был жив, а мне все думалось, что спал он... Чуб светло-русый положив на ящичек из-под запалов. 1943
В РАЗЛУКЕ Людмиле
Бывало, день прожив в разлуке, как тосковать умели мы! Как ты протягивала руки навстречу мне из полутьмы! Октябрь листву срывает с вербы, седеют камни под бугром. А утром заморозок первый траву покроет серебром.
65 3-2264
Неделям счет давно потерян. Вновь прилетев издалека, твой старый дом, как чудный терем, украсят белые снега. И ветер колкою порошей ударит в окна, в рог трубя... Ты снишься мне такой хорошей, какой я выдумал тебя. Скупой солдатскою судьбою ты мне обещана давно. Там, за последним смертным боем, твое мне светится окно. Четвертый год живя в разлуке, ты не устала ждать меня. И я протягиваю руки к тебе из пепла и огня. 1943
Я ОТ ПОТЕРЬ ОНЕМЕЛ, УСТАЛ Я от потерь онемел, устал, режет судьба по кругу. Клочья шинели да кровь на кустах – все, что осталось от друга. А душу его поймут ли в дыму, что-то там заприметив? Письма порву и шинель сниму, чтоб клочьев не видели этих... И был ли исходный рубеж позади, и где ты, солдатская слава? Сердце ворочается в груди, и слева гремит, и справа. 1944
66
ОТДЫХ Консервная сгодится в дело банка, коль в банке приспособить фитилек. До белизны раскалена времянка, надежен в два наката потолок. Вот-вот затлеет, задымит портянка, ее владелец, вскрикнув, встать не смог. Впервые за три месяца в землянке мы, словно боги, спали без сапог. Но перед этим, по снегам кровавым ползя на самый гребень крутизны, мы шли на смерть... И получили право на краткосрочный отпуск от войны. Мы выжили. Так пусть нам снятся сны. Мы будем спать. Храни нас, наша слава. 1944
НЕ СУДЬБА Она бросить его хотела, но сказать о том не успела. Голосит ошалело зуммер – к аппарату сержанта зовет... Он судьбу обманул – умер от немецкой пули в живот. 1944
ПИСЬМО Сто двадцать военных горячечных дней я ждал его в стужу на лютом ветру. Я думал в окопчике только о ней, когда заявлялся почтарь поутру. Полсвета с боями прошел батальон, отпели метели, сдавала зима.
67
В окопы не раз приползал почтальон, да не было мне в его сумке письма. В такие утра мой рычал пулемет, и смерть не пугала, и жизнь – трын-трава. Последний растаял на бруствере лед, и клейкие почки взорвала листва. Я карточку вынул, как сердце свое, и с фото на роту взглянула она. Я первому номеру подал ее: – Скажи не лукавя: верна, не верна?.. – Так вот оно что... Эх, какая она! Ты будешь вовек благодарен судьбе. Такая солдата забыть не должна, такая и в снах не изменит тебе... – Склонялся в окопчик цветок полевой, весь белый стоял за Молдовою сад, когда прилетело письмо с полевой, с которой я выбыл полгода назад. И первый мой номер, напарник старшой, с которым меня породнила война, расплылся в улыбке, сиял всей душой: – А что я тебе говорил, старина?! 1944
ПУШКА В горной войне побеждает тот, в чьих руках командная высота. Из дивизионки
Уже ни неба, ни земли в ту ночь войне недоставало – на самый гребень перевала мы пушку на руках внесли. И бог войны, кровавый Марс, краснел в тумане ниже нас. А мы попадали, слегли, о том не думая нимало. Как мертвым, веки нам сковало дыханье каменной земли. Мы спали крепко: в дни войны солдат не радовали сны.
68
– К орудью! – крикнул капитан, И мы раскинули станины. Сине-серебряный туман стекал к подножью по стремнинам. И мы увидели в тот час, что враг был ниже, ниже нас. 1944 Высота Петро-су
И СНОВА ПИСЕМ НЕТ ИЗ ДОМА Весна во рвы летит с разбегу. Мешаясь с грязью пополам, опять полезет из-под снега забытый прошлогодний хлам – то котелок, то клок соломы, то штык, то каска с пауком... И снова писем нет из дома, и связь не ладится с полком. К воде сойдут напиться ивы, на кольях проволока сгорит. И чайки спросят мертвых: – Чьи вы? – и будут плакать до зари. Не плачьте, чайки. Злу и мукам в краю родном исходит срок. К чужой земле простерты руки размытых фронтовых дорог. 1944
ПОСЛЕСЛОВИЕ 1945 ГОДА От Москвы до Эльбы во земле сырой наше поколенье выровняло строй.
69
Души отгремели, ватники истлели, и навзрыд отпели белые метели. Оступились войны на друзьях моих... Мертвые спокойны за живых. 1945
ЯКОВУ ШВЕДОВУ Я городов не помню, мне едва одну дорогу описать пока, где по кюветам черная трава да лошадей раздутые бока, где ветер смерти бьет в глаза и где одни воронки, рвы да пустыри, а у обочин в дождевой воде спят вечным сном стрелки и пушкари... Там не пройти без боя и версты. Товарищ мой! Закрою лишь глаза – и вот они, разбитые мосты, и вот они, горелые леса. Но если спросишь ты сейчас меня: такой-то город брал я или нет? – припомнив вихрь железа и огня, я промолчу, наверное, в ответ. Но если скажешь ты, что там трава была темна от крови и мертва, что день и ночь без устали вокруг за каждый камень бились и чердак, – я не солгу, когда отвечу так: – Пожалуй, брал я этот город, друг.
70
Но если ты попросишь рассказать про наш плацдарм на тисском берегу, я промолчу, наверное, опять и показать на карте не смогу. Но если сам ты помнишь город Чоп, изломы дамбы в пламени, в дыму, так ты меня не спросишь ни о чем, и, значит, карта будет ни к чему. Я не писал на фронте дневников, я позабыл названья городов – их слишком много было на пути, пока в родной мне довелось войти. 1946
НА МАМАЕВОМ КУРГАНЕ Ата Атаджанову
Когда тебе придется в жизни круто – любовь изменит, отойдут друзья и, кажется, прихлынет та минута, перед которой выстоять нельзя, – приди сюда, на этот холм отлогий, где в голыши скипелись кровь и сталь. Вглядись в свои обиды и тревоги, в слова, в дела, в нелегкие дороги, все соизмерь и на колени встань. И многое предстанет мелким, вздорным, и боль утихнет, хоть была крепка... Полынь и щебень. Как трава упорна! И отливают бронзой облака. 1947
71
ОРИЕНТИРЫ С. Наровчатову
День и ночь над землянкой штабной – только дождь проливной. Только стук рассыпает, урча, пулемет – то ль от скуки, а то ль на испуг пулеметчик кого-то берет, – вот и бьет то по фронту, то вкось, прошивая лощину насквозь. А потом и ему надоест – оборвет. Ловит шорохи лес, жаркий шорох поспешный: «Свои» – в тьме кромешной средь тихой хвои. И опять над землянкой штабной – только ветер да дождь проливной, да нет-нет за стеной часовой на приступок опустит приклад. Иль шальной недотепа-снаряд прошуршит и влетит в перегной. Хорошо, если не по своим! А по ним, по нему... Не пойму, хоть солдат, почему этот дым в дождь всегда сладковат? Сквозь прицельный расщеп блиндажа что я видел?.. Болотная ржа всколыхнется, ударит огнем – и пошла вся земля ходуном. Справа, так мне сказал командир, ель – мой первый ориентир, слева взлобок, приметный едва, – ориентир номер два... Я постиг и душой и умом, то, что в секторе было моем с первых дней до последнего дня. Вот о том и спросите меня. 1947
72
САМ СЛОВИЛ Я ПУЛЮ НЕМЕЦКУЮ Если был бы я прорицателем, предсказателем-толкователем, снов и слов твоих толмачом – не журилась бы ни о чем. Сны смотреть тебе стало б некогда, собралась куда, а и некуда – хорошо за моим плечом. Навсегда права, ты лишь мной жива, из ключиц моих проросла трава. И летят журавли, трубя... Мне спросить за жизнь свою не с кого – сам словил я пулю немецкую, что хотела убить тебя. 1947
ВДОВА Горькие обиды и печали, перетолк досужливой молвы... Не с того ль глаза твои устали, не поднять ресниц – так тяжелы. Не с того ль и зеркальца не надо, красить губы – боже упаси! Скажут, привалила бабе радость, хоть святых из дома выноси. Ожила. Забыла. Видно, было для кого лелеять красоту... Ну, а ты ль всем сердцем не любила? Ты ль над похоронкою не выла, не ждала?.. В душе похоронила только на семнадцатом году.
73
В сотый раз прижмешь к глазам ладони, спросишь вновь у сердца и ума: «Ну, а он бы понял?..» Он бы понял, он бы не обидел задарма. Был он синеглазый, добрый, русый – из таких, что все как есть поймет... Глубоки снега под Старой Руссой, по кустам метелица метет. И ни танков нет вокруг, ни пеших, только пирамидка со звездой... Дай скажу по праву уцелевших, дай скажу по праву несгоревших – не терзай ты сердце маетой. То сама судьба твоя, не встреча, жизнь, она ведь знает, что к чему... Вскинь ресницы да накинь на плечи тот платок, что нравился ему. Кто тебя ославит и осудит? Ведь такой к лицу тебе наряд. Ты во всем права давно... А люди пусть себе что хочешь говорят. 1958
А надо жить прямей и проще, лукавых слов не говоря... Пока шелка свои полощет за зорькой новая заря. Пока и мысль о крайнем часе – еще нелепа и смешна. Пока вся жизнь еще в запасе, как хлеб, что выдал старшина.
74
Прямей ставь ногу на дорогу, добрей, версту кладя к версте... Ведь в крайний час немного проку – что в прямоте, что в доброте. 1957
СТАРШИНА На нерве с самого утра я – глаза старшинские строги... И я в две жарких щетки драю и тру суконкой сапоги. А старшина, стоящий рядом, за операцией следит. – Теперь совсем другой порядок, теперь прилично! – говорит. – Теперь ты выглядишь как надо, вот только пуговку пришей... – И я горю под строгим взглядом, весь розовею до ушей. Лечу в казарму, пришиваю и вновь стою пред старшиной. А он: – Теперь благословляю, – теперь видать, что строевой... – И я уверенной походкой шагаю в город от дверей, чуть-чуть жалея первогодков и комендантских патрулей. 1958
ДОЧЕРИ Вокруг кремля – моя земля, а вдоль земли мои кремли. Народное
Я тебя в покое не оставлю, в Коктебель курсовку не куплю, если не представлю Ярославлю, в Суздаль и Владимир не влюблю.
75
Чтоб душа навечно заскучала, заперво тянулась лишь туда, где и начиналась изначала наша красота и доброта. Совестливость наша без предела, ухарство славянское и грусть... Здесь и бушевала и терпела, каялась и голосила Русь. На врага и вора поднималась не отсюда ль отчая земля? Здесь сама история вписалась в камни белопенного кремля. Все забыть, вновь пережить и вспомнить, напрягая память, как струну. Шумный твой транзисторный приемник сунуть в набежавшую волну... Ну а если вновь на южный берег позовет синица иль журавль, триста верст – не крюк и не потеря, если по дороге в Ярославль. 1966
У МЕНЯ ДРУЗЕЙ ЕЩЕ НЕМАЛО А у меня друзей еще немало – из тех, что не клонились под огнем. Кого война мотала, испытала на стойкость, на разрыв и на излом. Мне с каждым годом дружба их дороже, все уже круг, и все тесней она... И недругов по гроб мне хватит тоже, но жизнь без них была бы не полна. 1967
76
ТКАЧИХИ Отплясал негромко День Победы в «малогабаритке» у ткачих... Чуть поприглушились вдовьи беды с горькой полбутылки на троих. В окна бьет черемуховой вьюгой умопомрачительно свежо... Вот еще бы дочку или внука, – было бы и вовсе хорошо. Тут уж не до праздничных резонов – не скреблось бы горе на душе. Скоро вот по новому закону можно и на пенсию уже... С мимолетным счастьем повстречались, а забыть – не хватит жизни всей! В сорок первом в мае повлюблялись, а в июне отдали мужей. Ждали... А другие вот рожали от солдат... И нечего судить! Ладно, что достоинство держали... – Эх, да что об этом говорить. – Так они сидят, лицом в ладони, от шести часов и до шести. Вы потише за окном, гармони, дайте людям душу отвести. 1968
ДЕРЖИВЕТОЧКА Держидерево – не поверие, в Черноморье оно растет. Через заросли, через тернии человек пойдет – пропадет. И приманчива и обманчива зелень трепетного листа. Одурманивает, укачивает духота его, красота. Не отмолишься, не открестишься, так и сгинешь – шальным-шальной...
77
Легкокрылая неровесница, что ж наделала ты со мной? Не писать, не спать, не дышать, не петь и не вскинуть рук – тяжелы. Стали плечи твои золоты, как медь, как два солнца, груди белы. А когда к нам с гор подошла гроза, бросив молнией в провода, опрокинулось небо в твои глаза и осталось в них навсегда. С горя горького ли, с отрады ли, но, тебя разглядев, в прибой даже камни, оживши, падали с Карадага вниз головой. Ялик бился у скал, как щепочка, на причале твоей души... Синеглазая держиветочка, ты покрепче меня держи! Ты люби меня, изведи меня, в сотый раз меня обмани. Только женщину с тем же именем перед смертью моей верни. 1969
ЗАВАЛИЛО ИВАНОВО СНЕГОМ Григорию Коновалову
Как живется под северным небом?.. Хорошо!.. Тяжело и светло. Завалило Иваново снегом белым-белым. До крыш замело. Подступили сугробы к перрону и застыли у жарких колес. Оступись же с подножки вагона в тишину этих белых берез.
78
Всю неделю снега парусили, сто метелей летели в обгон... Если есть где-то сердце России, то стучит оно здесь испокон! 1968
О РЕТРОСПЕКТИВНОСТИ М. А. Грибанову
Порой с ухмылочкою дивной сочувственно толкуют мне, что я живу ретроспективно, как бы привязанным к войне, что перепаханы окопы, и тут и там – музей открыт, литературная Европа взахлеб о сексе говорит... Ну что ж, и я армейский ватник повесил в Альпах на сучок... Но – вновь разрыв. И сквозь накатник течет за шиворот песок. 1970
СЫНОВЬЯ Евг. Плюснину – офицеру Вооруженных Сил
В грозное одно подразделенье, чуть ли не на край родной земли, просто почитать стихотворенья фронтовых поэтов привезли. Стало быть, не стерлось наше слово, нас самих бросавшее вперед... Пошептавшись дружно, мы Орлова выдвинули с ходу наперед.
79
Вышел он смущенно и несмело, словно и не классик никакой. Штопаный, каленый и горелый, с яростною рыжей бородой. В шар земной таких вот зарывали, а они из шара – сразу вон... В танки в люки донные вползали и опять хрипели в шлемофон... Как влитые замерли ребята и сидят, дыханье затая... Век двадцатый, год семидесятый... Да ведь это ж наши сыновья! Вот и мы такими были-жили, разве чуть потише, поскромней... Но ведь и в плечах сыны пошире да и ростом явно покрупней. Дай таким и то, чем мы владели в дни, когда под Ельней рыли рвы, – может, и не хуже бы сумели и не допустили до Москвы. 1972
И СЕРДЦЕ ПАДАЕТ В ОСТУДЕ Подорванные казематы забил репейник да осот. Печаль полей – полынь да мята в сквозных расщелинах цветет. В немыслимое запустенье морская плещется лазурь. Как синий дым, трава забвенья течет из грозных амбразур. И выстрел глохнет отдаленный, и душу оторопь берет. И сам бетон укрепрайонный под ношей времени сдает.
80
Его мы сталью прошивали, спеша управиться к поре. И с кровью в августе сдавали, и брали с моря в декабре. И сердце падает в остуде, слезою тяжкой застя взгляд... Уйти на цыпочках отсюда в испуге мальчики спешат. 1973
МЫ С ВОЙНЫ ВОЗВРАЩАЛИСЬ Нас в Бескидах встречали сиренью и розами. Били в спину нам власовцы тихо и скромно. Мы с войны возвращались своими колесами, при обозах и пушках втянулись под Ровно. На биваках лесных не сломали ни деревца, сберегали посевы, покосы хранили. Помогали крестьянам тяглом. А бендеровцы в патрулей одиночных из шмайсеров били... С той поры редкий день мне из месяца выдастся, если хлопцы, прошедшие черные беды, вдруг во всей беззащитности мне не увидятся – за победу погибшие после Победы. 1974
ДОРОГА НА КУРСЫ На курсы «Выстрел» я спешил небыстро, дышал апрелем сорок третий год... Еловыми стволами путь был выстлан в две колеи средь хлябей и болот. Я чувствовал себя почти спокойным, хоть из-под ног и ускользала гать.
81
Поскольку,
если жахнет дальнобойный, от смерти все равно не ускакать. В болотах, братцы, некуда податься!.. Вот снова труп из-под настила всплыл, и снова метров двадцать на пятнадцать чужой тротил разворотил настил... Моих обмоток
краги-невидимки немецким бутсам явно не чета. И желтые английские ботинки фильтруют воду легче решета. И все ж на свете нет меня счастливей: мне двадцать три, и я еще живой! Насквозь прошитый леденящим ливнем на трассе прифронтово-тыловой. В пути-дороге испарила влагу и потеплела стеганка моя... И за печатью – в целости бумага, с какой в штаб фронта направляюсь я. 1975
ОСКОЛОК П. А. Малофееву
Я не чураюсь верхних полок, но финской баней не грешу... Осумковавшийся осколок в себе нетронутым ношу. Мы с ним шпионим друг за другом, прислушиваясь и ершась, как два волчонка, что по кругу знай ходят, взвешивая шанс.
82
Полузабылся Верхний Волок, валдайский снег, лычковский лед... А пустяковый тот осколок с войны вернуться не дает. Все обошлось с годами вроде, поутряслось в твоей судьбе. А он возьмет да к непогоде вдруг и напомнит о себе!.. Ужель и правда: вместо звеньев до срока рухнувших связных кому-то надо в поколенье жить среди мертвых и живых? 1978
Зачем так душно пахнет травостоем, звезда горит, течет луна с ветвей?.. Остановись... Я никогда не стоил любви твоей и нежности твоей. Зачем ты взором прямо в душу целишь? Вернемся в дом. Уже не видно крыш... Когда-нибудь и холодность оценишь и, все поняв, забудешь иль простишь. Мне не прожить одним твоим дыханьем. Кощунство: будет мало красоты. Как добрый нищий, я живу стихами, все остальное выдумала ты. Уж не скрутить и не связать мне нитей, что льет луна в лазоревом дыму. Я на земле, как всякий сочинитель, был неудобен в жизни никому. Но и в последний горький миг прощанья с тем, что и дальше будет жить и цвесть, скажу, склонясь: спасибо мирозданью за то, что ты на белом свете есть. 1978
83
По февралю все глубже в лес бредем вслепую как попало. Прошастал лось наперерез, лавинка под ноги упала, – то обронила шапку ель и в небо синее глядится... И чистит крылышки синица, толкая клювик под капель. Не чужды мы и не близки. Есть кто-то третий между нами. И выжидание, и месть, и вызов – все в твоей усмешке: с полупризнанием не мешкай, но и слова получше взвесь! Все жарче лиловеет наст, все ярче отсветом лучится... Пока удерживает нас. А дальше – кто же поручится? 1978
ВЕКОВЕЧНА ЛИШЬ ПАМЯТЬ СВЯТАЯ По апрелю, по марту, по маю, через все декабри-январи вновь проходим, друзей окликая, и умом и душой понимая: не откликнутся те декабри. Запоздала твоя перекличка, не вчера тот трубач оттрубил. Ни народной любовью, ни личной, ни слепой ворожбой, ни отмычкой не поднять нам ребят из могил. Расползлась домовинка простая, то ли снег, то ль песок на челе. Вековечна лишь память святая...
84
Если б знали вы, как не хватает вас на вами спасенной земле. 1979
АЛЕКСАНДРУ РАБОТЯШКИНУ Ты с лихвою хватил фронтового огня, ноет крупповской стали заноза. Не она ли тебя и средь белого дня на смоленское поле заносит? Не с того ль до сих пор и горланишь во сне, поднимая стрелковую роту? А она вся сполна полегла на войне под вторым и шестнадцатым дотом. Не услышат ребята – кричи не кричи, как в бреду ни шепчи им: воскресни... Навалились вовсю, расходились в ночи стариковские наши болезни. Даже к лучшему это – в отлучке семья: поворчишь и постонешь в охотку. Поднялись на крыло и ушли сыновья друг за другом в свою мореходку. Хороши крепыши. Два осколка души. А умчались – так это ж не ново! Вот и будет кому сберегать рубежи: как-никак – продолженье отцово... Как пилой по железу – скрипенье стропил, ни черта одеяло не греет. Поскорее бы, что ли, рассвет приходил, приезжала жена поскорее. 1979
ПАМЯТИ В. И. ЧУЙКОВА Он бумаги разобрал заране. И распорядился положить в землю на Мамаевом кургане сам себя, когда устанет жить...
85
Как сквозит, как рвется ветер с Волги, вкручиваясь пылью в ложемент! С хрустом продираясь сквозь осколки, шанцевый тупеет инструмент. Слева, справа снова лом кручу я в глыбах, слыша явственно с боков: «– Старшина, проснись, стучат к нам. Чуешь? Это возвращается Чуйков. Это для него КП последний хлопцы оборудуют всерьез. – Не греши. Оставь пустые бредни! – Верь не верь, а так уж довелось. Мы ль его не чтили, не любили, не стояли насмерть в те года? Сам велел, чтоб здесь захоронили, чтоб остаться с нами навсегда...» Долго-долго тризна горевала, креповым рыдала кумачом. А над всем – мать-Родина стояла с яростным и праведным мечом. 1982
СЫНУ Когда вырастишь и поднимешь детей на крутое крыло, – отпуская по свету, передай им и тыщу четыреста дней – фронтовую мою эстафету. Через марево горя, руин и смертей, нерожденных детей и поэм недопетых, через путы кровавых солдатских траншей продиралась к нам в заревах наша Победа. Пусть они ее свято, светло берегут – так, как знамя гвардейское – воин... Чтобы я за нее и на то м берегу хоть четыреста лет был спокоен. 1981
4
... А то , что жил я не напрасно И не напрасно принял бой, – За мной идущие прекрасно Докажут собственной судьбой. Михаил Дудин
М И Х А И Л Д У Д И Н (1916–1993) Михаил Александрович Дудин родился в деревне Клевнево ныне Фурмановского района Ивановской области. Учился в Бибиревской школе, позднее – в Ивановской фабрике-школе, после чего поступил на вечернее отделение Ивановского педагогического института, сотрудничал в молодежной газете «Ленинец». В 1939 году был призван в армию. Участник финской кампании. С начала Великой Отечественной войны – в действующей армии. Участник героической обороны полуострова Ханко. В 1942 году на Ленинградском фронте был принят в Союз писателей СССР. После войны жил и трудился в Ленинграде. Между первым поэтическим сборником М. Дудина – «Ливень» и его последней, изданной посмертно книгой – «Дорогой крови по дороге к Богу» у поэта вышло в свет около ста книг. Известный поэт Михаил Дудин – Герой Социалистического Труда, лауреат государственных премий, почетный гражданин города Иванова – никогда не порывал связей с родной землей. В ней он и похоронен по его завещанию: в селе Вязовское, недалеко от того места, где родился.
Здесь грязь, и бред, и вши в траншеях. И розовое облако вдали. Душа моя, когда ж похорошеют Обугленные площади земли? Давно пора. Под пеленою пепла Протухли трупы и свернулась кровь. Душа моя, ты в сотый раз ослепла От черствых слез и прозреваешь вновь. Смотри – весна. И над равниной русской Молочно-лиловатый свет. ...Влетела в амбразуру трясогузка И весело уселась на лафет. 1942
88
СОЛОВЬИ О мертвых мы поговорим потом. Смерть на войне обычна и сурова. И всё-таки мы воздух ловим ртом При гибели товарищей. Ни слова Не говорим. Не поднимая глаз, В сырой земле выкапываем яму. Мир груб и прост. Сердца сгорели. В нас Остался только пепел, да упрямо Обветренные скулы сведены. Трехсотпятидесятый день войны. Еще рассвет по листьям не дрожал, И для острастки били пулеметы... Вот это место. Здесь он умирал – Товарищ мой из пулеметной роты. Тут бесполезно было звать врачей, Не дотянул бы он и до рассвета. Он не нуждался в помощи ничьей. Он умирал. И, понимая это, Смотрел на нас, и молча ждал конца, И как-то улыбался неумело. Загар сначала отошел с лица, Потом оно, темнея, каменело. Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней. Запри все чувства сразу на защелку. Вот тут и появился соловей, Несмело и томительно защелкал. Потом сильней, входя в горячий пыл, Как будто настежь вырвавшись из плена, Как будто сразу обо всем забыл, Высвистывая тонкие колена. Мир раскрывался. Набухал росой. Как будто бы ещё едва означась, Здесь рядом с нами возникал другой В каком-то новом сочетанье качеств.
89
Как время, по траншеям тек песок. К воде тянулись корни у обрыва, И ландыш, приподнявшись на носок, Заглядывал в воронку от разрыва. Еще минута. Задымит сирень Клубами фиолетового дыма. Она пришла обескуражить день. Она везде. Она непроходима. Еще мгновенье. Перекосит рот От сердце раздирающего крика, – Но успокойся, посмотри: цветет, Цветет на минном поле земляника. Лесная яблонь осыпает цвет, Пропитан воздух ландышем и мятой... А соловей свистит. Ему в ответ Еще – второй, еще – четвертый, пятый. Звенят стрижи. Малиновки поют. И где-то возле, где-то рядом, рядом Раскидан настороженный уют Тяжелым громыхающим снарядом. А мир гремит на сотни верст окрест, Как будто смерти не бывало места, Шумит неумолкающий оркестр, И нет преград для этого оркестра. Весь этот лес листом и корнем каждым, Ни капли не сочувствуя беде, С невероятной, яростною жаждой Тянулся к солнцу, к жизни и к воде. Да, это жизнь. Ее живые звенья, Ее крутой, бурлящий водоем. Мы, кажется, забыли на мгновенье О друге умирающем своем. Горячий луч последнего рассвета Едва коснулся острого лица. Он умирал. И, понимая это, Смотрел на нас и молча ждал конца.
90
Нелепа смерть. Она глупа. Тем боле Когда он, руки разбросав свои, Сказал: «Ребята, напишите Поле: У нас сегодня пели соловьи». И сразу канул в омут тишины Трехсотпятидесятый день войны. Он не дожил, не долюбил, не допил, Не доучился, книг не дочитал. Я был с ним рядом. Я в одном окопе, Как он о Поле, о тебе мечтал. И, может быть, в песке, в размытой глине, Захлебываясь в собственной крови, Скажу: «Ребята, дайте знать Ирине: У нас сегодня пели соловьи». И полетит письмо из этих мест Туда, в Москву, на Зубовский проезд. Пусть даже так. Потом просохнут слезы, И не со мной, так с кем-нибудь вдвоем У той поджигородовской березы Ты всмотришься в зеленый водоем. Пусть даже так. Потом родятся дети Для подвигов, для песен, для любви. Пусть их разбудят рано на рассвете Томительные наши соловьи. Пусть им навстречу солнце зноем брызнет И облака потянутся гуртом. Я славлю смерть во имя нашей жизни. О мертвых мы поговорим потом. 1942
91
СНЕГ Метель кружится, засыпая Глубокий след на берегу. В овраге девочка босая Лежит на розовом снегу. Поет густой, протяжный ветер Над пеплом пройденных путей. Скажи, зачем мне снятся дети, – У нас с тобою нет детей? Но на привале, отдыхая, Я спать спокойно не могу: Мне снится девочка босая На окровавленном снегу. 1944
Какая нива встанет на местах, Где вся земля в могилах и крестах, Где солнце поднимается во мгле? Но мы живем на зависть всей земле! И дерзости в простых сердцах у нас Огонь неистребимый не угас. Хочу, чтоб мысль и кровь друзей моих Вошли в суровый откровенный стих, Чтоб он неправдою не оскорбил Торжественную тишину могил, Чтоб он вошел как равный в честный круг Моих друзей. 1945
Мне все здесь дорого и свято У черных Пулковских высот: Могила русского солдата, На желтом бруствере осот,
92
Мать-мачехой и повиликой С боков обросший капонир, Перевороченный и дикий, – Какой-то первозданный мир. Кирпичная щербатая стена, Моих друзей простые имена. Мне хочется, чтоб девушки и дети Пришли сюда на утреннем рассвете, Чтоб день был светел, чтобы ветер тих, Чтоб солнце золотилось на дороге. ...Забудь свои печали и тревоги, Здесь мертвые спокойны за живых. 1945
И. Т.
В моей беспокойной и трудной судьбе Останешься ты навсегда. Меня поезда привозили к тебе, И я полюбил поезда. Петляли дороги, и ветер трубил В разливе сигнальных огней. Я милую землю навек полюбил За то, что ты ходишь по ней. Была ты со мной в непроглядном дыму, Надежда моя и броня, Я, может, себя полюбил потому, Что ты полюбила меня. 1947
93
СОЛДАТСКАЯ ПЕСНЯ Путь далек у нас с тобою, Веселей, солдат, гляди! Вьется знамя полковое, Командиры впереди. Солдаты, в путь, в путь, в путь! А для тебя, родная, Есть почта полевая. Прощай! Труба зовет, Солдаты – в поход! Каждый воин, парень бравый, Смотрит соколом в строю. Породнились мы со славой, Славу добыли в бою. Солдаты, в путь, в путь, в путь! А для тебя, родная, Есть почта полевая. Прощай! Труба зовет, Солдаты – в поход! Пусть враги запомнят это: Не грозим, а говорим. Мы прошли с тобой полсвета, Если надо – повторим. Солдаты, в путь, в путь, в путь! А для тебя, родная, Есть почта полевая. Прощай! Труба зовет, Солдаты – в поход! 1954
Сквозь солнце – ливень. На дороге Прибита каменная пыль. Лиловых голых гор отроги. Полынный воздух влажен. Штиль. А мне все слышится смолистый Тротила горький перегар. ...Морской десант идет на приступ К феодосийским берегам.
94
Сплошной огонь гудит по склону. Над взморьем чайки не парят. Пять суток держит оборону Прижатый к берегу отряд. Матрос последний к автомату Последний вкладывает диск. ...Лишь время начертало дату На безымянный обелиск. Сорвал я мальвы с дикой мятой И положил на желтый склон. И взял себе на память смятый, Покрытый окисью патрон. 1955
Свой добрый век мы прожили как люди И для людей. Г. Суворов
Жизнь в самом деле дружит с нами. Живи, душой не холодей И делай так, чтоб люди знали, Что жизнь ты прожил для людей. Когда тебя совсем не будет И время память запрядет, Пусть о тебе промолвят люди: «Он вышел, он сейчас придет». 1956
Опять пошла нелепица. Строка к строке Не лепится, На сердце не попросится И под перо не бросится. Что хочется –
95
Не скажется. Весь мир угрюмым кажется: Трава – Железной щеткою, Свист соловья – Трещоткою И облако – Овчиною. И ты – тому причиною. И верная, И разная, Манерная И праздная, Живая, Нелюдимая – Везде необходимая. Что этой ночью белою Я без тебя поделаю? 1959
Ты мне всегда писала:«Будь!», Заканчивая письма. И всей земной тревоги жуть Тогда лишалась смысла. И на распутье роковом, Освободив ветрила, Мела метель в сороковом И в сорок первом била. Снега сошли и смыли след, Но, сердцем верный чуду, Кричу тебе сквозь двадцать лет: «Я был! Я есть! Я буду!»
96
Я на полслова не солгу Пред тем, что в песне спето. И крик теряется в снегу И глохнет без ответа. 1961
ПЕСНЯ НЕЗНАКОМОЙ ДЕВОЧКЕ О. Ф. Берггольц
Я нес ее в госпиталь. Пела Сирена в потемках отбой, И зарево после обстрела Горело над черной Невой. Была она, словно пушинка, Безвольна, легка и слаба. Сползла на затылок косынка С прозрачного детского лба. И мука бесцветные губы Смертельным огнем запекла. Сквозь белые сжатые зубы Багровая струйка текла. И капала тонко и мелко На кафель капелью огня. В приемном покое сиделка Взяла эту жизнь у меня. И жизнь приоткрыла ресницы, Сверкнула, подобно лучу, Сказала мне голосом птицы: «А я умирать не хочу...» И слабенький голос заполнил Мое существо, как обвал. Я памятью сердца запомнил Лица воскового овал. Жизнь хлещет метелью. И с краю Летят верстовые столбы.
97 4-2264
И я никогда не узнаю Блокадной девчонки судьбы. Осталась в живых она, нет ли? Не видно в тумане лица. Дороги запутаны. Петли На петли легли без конца. Но дело не в этом, не в этом. Я с новой заботой лечу. И слышу откуда-то, где-то: «А я умирать не хочу...» И мне не уйти, не забыться, Не сбросить тревоги кольцо. Мне видится четко на лицах Ее восковое лицо. Как будто бы в дымке рассвета, В неведомых мне округах Тревожная наша планета Лежит у меня на руках. И сердце пульсирует мелко, Дрожит под моею рукой. Я сам ее врач, и сиделка, И тихий приемный покой. И мне начинать перевязку, Всю ночь в изголовье сидеть, Рассказывать старую сказку, С январской метелью седеть. Глядеть на созвездья иные Глазами земными в века И слушать всю ночь позывные Бессмертного сердца. Пока, Пока она глаз не покажет, И не улыбнется в тени, И мне благодарно не скажет: «Довольно. Иди отдохни». 1964
98
КРАСИВОЕ УТРО Мне приснилось, что ты погибала, Но на помощь меня не звала. За хребтом океанского вала Грохотала беззвездная мгла. Ураган, разгоняя воронку, Захлестнул полуостров на треть. «Подожди, – закричал я вдогонку. – Мы ведь вместе клялись умереть!» И проснулся. И как бы украдкой Оглянулся в тревожной тоске. Ты дышала спокойно и сладко На моей занемевшей руке. И доверчивость легкого тела, Как волна, омывала коса. А за окнами пеночка пела, И со стекол сходила роса. 1967
НЕБОЛЬШОЙ ДЕВОЧКЕ ЕЛЕНКЕ Какая ты смешная, право, Походкой легкою, как дождь, Чтобы не сделать больно травам, Почти на цыпочках идешь. А я оглядываюсь ради Твоей судьбы, тебя любя. Мне кажется, что кто-то сзади Стоит и целится в тебя. 1967
99
СТАРЫЙ ЖУРАВЛЬ Во время перелета ласточки отдыхают на спинах журавлей.
Кто я? Старый журавль. Отстаю постепенно от стаи. Вон на север весенний все дальше уходит косяк. Там по мягким болотам линяют снегов горностаи. И холстины тумана на голых деревьях висят. Там гнездо моей жизни, извечная родина родин, Заливные луга и леса в предрассветном дыму. Там высокие звезды как гроздья созревших смородин. Мне, наверно, туда не добраться теперь одному. Кто ты? Легкая ласточка, сбитая ночью с дороги. Острым крыльям твоим встречный ветер осилить невмочь. Равнодушные звезды далеки и чужды тревоги, Шторм под нами гремит, и кипит океанская ночь, Хлещут волны внизу и соленой кидаются пылью. Будь спасеньем моим, прижимайся плотнее к плечу. Пусть доверье твое к моему прикоснется усилью: Я спасу тебя, слышишь, и сам до гнезда долечу. 1968
Осколки былой панорамы Из тьмы вылезают на вид. В душе известкуются раны Вчерашних потерь и обид. Душа отдыхает, как пашня, Чтоб семя принять через год. И песня на шрамах вчерашних, Как дикий татарник, растет. 1970
НАЕДИНЕ Как нам подсказывает опыт Своей судьбы и старых книг, Порою самый тихий шепот Слышней, чем самый громкий крик.
100
Есть многозначное мерцанье Открытых глаз на глубине. Молчи. Сейчас твое молчанье Всех слов твоих понятней мне. 1971
СОЛОВЬИНЫЙ КУСТ Не знаю, кто срубил и сжег от скуки Куст ивняка на въезде к пустырю. ...Там соловей в средине ночи стукал Стеклянной палочкой по хрусталю. И вслед за этим начиналось диво: Луна садилась зубру на рога, Медоточила жгучая крапива, Чертополох рядился в жемчуга. Дуб вырастал из-под земли, как песня, За ним тянулись в небо сыновья, Земля раскачивалась в поднебесье На тонкой нитке свиста соловья. Звенели звезды, падая под воду, И на себя глядели из воды, И сказки убегали на свободу, Освобождая повод от беды. Ночь ликовала, вслушиваясь в дали, Вселенная задерживала вздох. ...Срубили куст – и на Земле Печали Крапиву задушил чертополох. 1972
ПОСЛЕ ТВОЕГО ПИСЬМА И все, что позабуду, – ложь. И все, что вспомню, – лживо. И все, что было, – не вернешь, Хотя оно и живо.
101
И только можно через боль Понять выздоровленье, И на ресницах сохнет соль И обостряет зренье. 1972
Владимиру Жукову
Это память опять от зари до зари Беспокойно листает страницы. И мне снятся всю ночь на снегу снегири, В белом инее красные птицы. Белый полдень стоит над Вороньей горой, Где оглохла земля от обстрела, Где на рваную землю, на снег голубой, Снегириная стая слетела. От переднего края раскаты гремят. Похоронки доходят до тыла. Под Вороньей горою погибших солдат Снегириная стая накрыла. Мне все снятся военной поры пустыри, Где судьба нашей юности спета. И летят снегири, и летят снегири Через память мою до рассвета.
Не знаю что – судьба или подкова Хранит меня в плену земных забот? И в смертный час я не умру, а снова Вернусь обратно в сорок первый год. Вернусь обратно в пекло канонады, В соединенье братства на крови, К отмеченным отсутствием награды – Однополчанам жизни и любви.
102
К тем, первым павшим в ночь под воскресенье Под натиском кинжального огня. Они, как о победе донесенья, Возможно, дожидаются меня. 1975
ВЯЗОВСКОЕ Порой тоска житейской прозы Нас держит крепче якорей. ...Грустит сирень. Пасутся козы Над прахом матери моей. Могила стоптана. Ограда Растащена по кирпичу. Что мне на этом месте надо? Чего ищу? Чего хочу? Я – здесь! Но я уже нездешний. Здесь все забыло про меня, Пока я шел сквозь ад кромешный Двух войн, блокады и огня. Пока среди сестер и братий В кровавом месиве дорог Я душу матери растратил И эту память не сберег. Я выйду в рожь. В родное поле. В седое, как мои виски. И, рухнув, выплачу на воле Всю горечь страха и тоски. И, может быть, из сердца прянут Слова, как птицы из силка, И мне в глаза мои заглянут Два материнских василька.
103
ТОВАРИЩАМ 1941 ГОДА На закате горят города, Задыхаются с детскими снами. Эшелоны уходят туда, Эшелоны, набитые нами. Там трещит за редутом редут. Там сломался рубеж обороны. На закат эшелоны идут, Днем и ночью идут эшелоны. На закате горят города. Не гляди, не надейся на чудо. Эшелоны уходят туда. Но они не вернутся оттуда. Провожала нас Родина-мать. И шинель и винтовку вручила. Не просила в бою погибать И в бою отступать не учила. Нам судьбою узнать не дано Все о нас сочиненные были. Мы погибли без спроса давно, А о том, как погибли, забыли. Пролетели над нами года, И салют отгремел многократно. Эшелоны ушли в никуда. И никто не вернулся обратно. 1986
Все точно выразить не смею, Все нужных слов не подберу О том, что я судьбой своею Уж на чужом сижу пиру.
104
И замечаю: где-то сбоку, На поединке двух сторон, Звучит мой голос одиноко Своей ненужностью не в тон. Но что из этого! И ныне Я горький опыт не корю. Не в утешение гордыни, А ради правды говорю: Пусть не мостом, гремящим славой Времен, речений и речей, – А был я малой переправой В две жердочки через ручей. И мне порой бывало круто В том неразведанном пути, И я судьбой своей кому-то Помог в Сегодня перейти. 1988
О близком благоденствии страны Болтают лихо верные сыны. И от стараний этих болтунов Мы можем оказаться без штанов. И без краюхи хлеба на столе, Но с гибелью в нацеленном стволе. И слово с делом потеряло связь. И день вчерашний превратился в грязь. Как будто стали верные сыны Достойными сынами сатаны. Все громче раздается болтовня Над горьким горем завтрашнего дня. 1989
105
Все в жизни держится трудом – Любовь, семья и дети, Свой край родной и отчий дом, И лучший хлеб на свете. И каждый ищет в свой черед Свой правый путь к свободе: И в Человечестве – Народ, И Человек – в Народе. 1989
В седой пыли изношенной земли, Со всеми вместе и с приказом в ногу, Меня слова спасения вели Дорогой крови по дороге к Богу. И о погибших пересохшим ртом С какою-то неведомою силой «О мертвых мы поговорим потом», – Я говорил над свежею могилой. И снова шел. И падал. И вставал. И принимал, как должное, подмогу. И оживал, убитый наповал, В дороге крови по дороге к Богу. Но не уходит ненависть на слом, И слава слав забвением чревата. И не заснуть солдату вечным сном В могиле Неизвестного солдата. Ты – Человек. Погибельные дни Сулят тебе смятенье и тревогу. Будь богом сам себе и – отмени Дорогу крови по дороге к Богу. 1989
106
Не распинай мой день вчерашний И не пытайся на меня Свалить с поспешностью всегдашней Позор сегодняшнего дня. Но ты запомни, было что там. Обратно время не течет. Не прибавляй к моим просчетам Свои ошибки, свой просчет. Нас время новое торопит, Мечтой несбыточной маня. Возьми моей печали опыт В пустыню завтрашнего дня. 1989
По наважденью, сгоряча Сломали храмы духа. Потухла Совесть, как свеча, Пошла гулять разруха. Исчезла в будущее дверь. Пропали честь и вера. И лезут в ангелы теперь Лакеи Люцифера. 1989
Умирает солдат недужный, Никому на земле не нужный. Умирает от старой боли, Не имея терпенья боле.
107
Умирает в гнилом подвале, В обитании мелкой швали. Не видать у его порога Ни милиции и ни Бога. И никто не спускает флаги В честь него и его отваги. Верной жизни его мученье Останавливает теченье. И ему с наступленьем ночи Вечность мира закроет очи. И свезут его на кладбище По дороге бродяг и нищих. По дороге из глины в глину, Без последних напутствий в спину. Без прощания, без прощенья В царство вечного превращенья. 1991
Мне надоели стертые слова, Фраз зарифмованных стереотипы. Моя душа, как старая сова, Живет в дупле полузасохшей липы. Уж улетела иволга давно. И ласточки покинули застрехи. В душе тревожно, и в дупле темно. И на дороге ни огня, ни вехи. Шуршит под ветром жухлая трава, Как временем обманутые цели. Душа в своем дупле полумертва. И старый парк не выдюжит метели.
108
И рухнет липа. И умрут слова. И постепенно одичает местность. И улетит души моей сова В еще живую где-то неизвестность. 1992
Вот мчится тройка удалая Через шаляпинскую степь. Себе покоя не давая, Мне вслед за нею не поспеть. Кто не влюблен из русских в эту Лихую скорость прошлых дней, Переродившихся в ракету И обезумевших коней. Ты надышалась до отвала, Свободой хаоса дыша, А вот тебе все мало, мало, Пространств и времени душа! Другая жизнь! Судьба другая! Другое горе новых дней! Умчалась тройка удалая, – А жизнь летит еще за ней. 1993
МАТЕРИНСКИЙ КРЕСТ Ушел я из родительского дома Мальчишкою одиннадцати лет. Осенний дождь, как серая солома, Прошел за мной и смыл горючий след. Затушевал за рощею окольной Тоску и горе изначальных мест: Ворон над вязовскою колокольней И над могилой материнской крест,
109
На берегу судьбы людского моря Я своего не строил шалаша, А радости преодоленья горя Училась в море грешная душа. Когда ж кончались воля и терпенье И гибель караулила окрест, Передо мною, как благословенье, Вставал над бездной материнский крест.
5
...Вот лежу на земле я – Не убитый, живой. И ромашки белеют Над моей головой... Николай Грачев
Н И К О Л А Й Г Р А Ч Е В (1921–1993) Николай Григорьевич Грачев родился в Иванове. Окончив девятилетку, работал табельщиком на ремизо-бердочном заводе, счетоводом на фабрикешколе ткацких поммастеров. В августе 1941 года был призван в армию и направлен в Могилевское пехотное училище, эвакуированное после начала войны в город Привольск Саратовской области. В мае 1942-го по его окончании был направлен на Юго-Западный фронт, где попал в окружение и в плен. В 1945 году был освобожден из концлагеря чешскими партизанами и вернулся в родной город. Работал на заводе «Ивтекмаш», учился в школе рабочей молодежи, окончил машиностроительный техникум. С 1955 по 1957 год работал в Новосибирске. Первая книга Н. Грачева «Песня о солнышке» вышла в Иванове в 1951 году. В Союз писателей СССР поэт был принят в 1962 году, после чего окончил Высшие литературные курсы при Литинституте им. М. Горького. На его поэтическом счету сборники лирики и поэм: «Начало пути» (Иваново, 1955), «Поющие лошади» (Иваново, 1963), «Баллада о человеке» (Ярославль, 1966), «Сорок трав» (Ярославль, 1971), «Цветень» (Ярославль, 1975), «Годы» (Яро славль, 1980), «Время осенних костров» (Москва, 1981), «Живу меж снегов и берез...» (Ярославль, 1988) и др.
РОДНАЯ ЗЕМЛЯ Я с ней вставал и засыпал, Я с ней прошел по заграницам, Хоть в ладанку ее не клал И не завязывал в тряпицу; Но в сердце через сотни верст, Через Карпаты и Судеты Я, русский воин, гордо нес Одну шестую часть планеты. 1951
112
Н. Островскому
Есть люди, Что, едва приблизясь к славе, Спешат медвежью шкуру Класть у ног, А он, Сгорев, В наследье нам оставил Шлем со звездою, Книги И клинок. 1954
Улетели кукушки. Обмолочена рожь. Лед на зорьке в кадушке Кулаком не пробьешь. Ветер свищет и плачет, Небо сеет снежком. Брови милая прячет Под пуховым платком... Белый снег, белый иней, В белом роща и сад. И один только синий – Твой, с лукавинкой, взгляд. 1955
Война – страда. Она – рытье окопов, Соль на спине И дыры на локтях. У нас, как у заправских землекопов, Мозоли затвердели на руках.
113
Оставив без команды разговоры И окунаясь в стылую купель, Работали без отдыха саперы, Как плотничья завзятая артель. Мы к богу в рай Швыряли надолб камни, Иваны из Тамбова и Мытищ, И черными от пороха руками Творили жизнь На месте пепелищ. 1969
Алексею Фатьянову
Молчат угрюмые болота, Храпит усталая братва. Надвинув шапки, спит пехота, Упрятав руки в рукава. Вокруг ни звука, ни движенья – В бездонный сон погружены Чернорабочие сражений И академики войны. Сухая ветвь под боком треснет – И снова тихо на войне... Не здесь ли Зародилась песня О соловьях И о весне?.. 1958
Шагает в потемках усталая рота. В промерзших буграх колея. А звезды остры,
114
Словно рашпилем кто-то У них отточил острия. Обмоткой раскрученной вьется дорога. Сон властно смежает глаза. Сутулые спины, Гудящие ноги. Ремни, и сукно, и кирза. Жгут лица сухие иголки мороза. Чуть брезжут огни впереди... Солдатские будни. Армейская проза. А выкинь из сердца, поди!.. 1959
Степей Донецких панорама. Опять рассвет, опять жара. Опять висит над нами «рама», Опять приходят «мессера». Опять весь день чередоваться Бомбежке с краткой тишиной, И вновь солдату удивляться: Блиндаж разбит, а он – живой!.. 1958
РУЧЕНЬКИ БЕЛЫ... Рученьки белы, ноженьки быстры, – Самая правильная из села, Не подпускала ребят и на выстрел, В рожь по тропинке с одним лишь пошла. Рученьки белы, оченьки ясны... Была подружкой, стала женой.
115
Все, как весна, было в жизни прекрасно, Все подрубило под корень войной... «Рученьки белы...» – в письмах солдатских, «Оченьки ясны...» – с передовой... Была женою, стала солдаткой, Завтра, быть может, станет вдовой. Рученьки белы грубыми стали, Ноженьки быстры налились свинцом: Рвы против танков немецких копали, В смену ночную ходили с отцом... Оченьки синие, как незабудки, Выцвели к третьей военной весне, Рученьки белые высохли жутко... А в треугольном солдатском письме – «Рученьки белы, оченьки ясны...»
БАБЫ Долетает эхом с фронта аж до Суздаля гром. Загуляли с горя бабы как-то в сорок втором: Кацавейки свои, стеганки скинули, Первача по первой стопке опрокинули... Огонек пошел по жилам, завязался разговор: – Без кормежки, без одежки – до каких же это пор? Мужиков с войны и запаха не нюхали, Из красавиц за год сделались старухами!.. По-за окнами стемнелось, ни зги не видать, Позабыли бабы, выпивши, что рано вставать. Разгуделась комнатенка, как пчелиный рой. – К черту! Выпьем, бабы!.. – Выпили тогда по второй. По второй-то пропустили – раскраснелись, словно медь, Подперев ладонью щеку, стали песни петь Про платочек синий скромный, про персидскую княжну, – Позабыли на минуту про великую войну...
116
Кончив, выпили по третьей – ведь без троицы По пословице старинной дом не строится. Опрокинули останнюю – заплакали, На капусту с огурцами слезы капали...
Белый томик с розовой закладкой И сирень лиловую в саду Вспоминал, срывая бинт в бреду, Юноша на смятой плащ-палатке. Он вернется в жизнь из медсанбата И стихи оценит без прикрас, Те, что, как витки в пружине, сжаты И точны, как воинский приказ. 1958
ЮНОСТЬ Нецелованный парень лежит у дороги, На привале, со скаткою, вытянув ноги. Двадцать верст отмахалось, на сапог намоталось, Придавила усталость, – а пятнадцать – осталось... Парень спит, улыбается, словно влюбленный, Несмышленый, зеленый, насквозь пропыленный. Командир с высоты должностного величья На бойца-новобранца скосился по-птичьи. А того, как солдатка, – и жарко и сладко, – Обнимает за шею суконная скатка... 1964
117
Сергею Бондарчуку
Судьбу простого человека По телевиденью смотрю: Из комнатенки, – как калека, Не выходя, – курю, курю... Я заперт с пленными в церквушке... Гремит за окнами гроза... Нас по Европе мчат в теплушке, И видят вновь мои глаза И свастику на дугах арок, И из трубы летящий тлен; Я слышу выстрел, лай овчарок И чей-то крик: – Мадлен!.. Мадлен!.. Ржавеют даты, словно латы, А сердце жжет: давным-давно, Совсем молоденьким солдатом Я видел это не в кино.
ПОД НЕБОМ ОСВЕНЦИМА Умер человек – как будто не был, Не страдал, свекольный чай не пил. До конца под освенцимским небом Шахматы из хлеба он лепил. Голодал, но все же липкий мякиш Оставлял в тряпице до утра: «Как-нибудь переживу, Однако ж – Завтра будет новая тура!..» Ребра да пергамент желтой кожи. Выпита до капли баланда.
118
Хлеб остался – Человек не может Жить, как вошь, Без мысли и труда.
«ПОЮЩИЕ ЛОШАДИ» Глухое протяжное пенье, Сизифов бессмысленный труд. На грузных платформах Каменья Живые скелеты везут. Сегодня они спозаранок Ступили на дьявольский путь. Нашит Треугольною раной У каждого Винкель* на грудь. Товарищи медленно Тают, Нет силы – И все же бредут, Испытанный ритм Соблюдают, Протяжную песню Поют: «Мы были на норде и весте, И нации цвет и умы, А здесь, В богом проклятом месте, «Поющие лошади» мы...» Вот выучки высшая марка! Телега, Как лебедь, плыви! Не любит спешащих Овчарка, Бьет слабых конвой До крови. _______________________ * Винкель – нагрудный знак (немецк.).
119
Едва ль тяжелей в преисподней – У серы, котлов и огня. Так было. Так будет сегодня. Так будет до красного дня. Плывет на печальную площадь Из труб крематория Чад. Плетется «Поющая лошадь», В лад пенью колодки Стучат. Шагает народ полосатый, Хрипит провалившийся рот: «Мы верим – Желанное свято** На улицу нашу придет!..» Литая чугунная брама,*** Эсэсовцев ржущих кольцо, И солнце, Сгорая от срама, За вышкою прячет лицо...
БЕГЛЕЦЫ То в ночи не птица плачет – Непогода поднялась. Борзый конь по степи скачет – Убежал от хана князь. Убежал он из полона С острой саблей на луке. Серебро блестит со звоном На наборном мундштуке. Над простором ветер свищет, В небесах плывет луна. Кто его теперь разыщет, Кто догонит скакуна? _______________________ ** Свято – праздник (польск.). *** Брама – ворота (польск.).
120
Занялся простор багряный, Кузнецы мечи куют, В светлом тереме Бояны Славу Игорю поют... А Иван сбежал из плена Из-за проволок густых – Брел болотом по колено, С солнцем прятался в кусты. Жрал сурепицу и клевер, Был один, один как перст, Но упрямо шел на север – Десять, двадцать, сотни верст. И прошел бы он со славой Путь свой трудный до конца, Но тринадцатой облавой Изловили беглеца. Льется кровью даль заката, Ваньке песен не поют, За решеткой каземата На допросе Ваньку бьют...
ПОЭТЫ Двадцать первого года рожденья поэты И двадцатого года рожденья поэты, Вы легли на земле, защищая планету, И взошли над землей лепестком горицвета. Двадцать первого года рожденья поэты, Вы носили обмотки, пилотки, планшеты, Сапоги из кирзы, кубари на петлицах, Пару пристальных глаз на обветренных лицах. Были рты ваши горьки от армейской махорки, В вещмешках с вами были Островский и Горький, Вы свинец справедливый носили в подсумках, Карабин на ремне и поэмы в задумках.
121
Двадцать первого года рожденья поэты И двадцатого года рожденья поэты, Вы писать начинали с армейской газеты, Марш походный сперва и потом лишь – сонеты. Зашивали поэтам огнестрельные раны, Пасть с осколком в сраженье казалось не странным. Шли с боями поэты в далекие страны, В двадцать лет – новобранцы, в двадцать два – Ветераны... Юность гибла в атаках, но нет сожаленья У поэтов двадцатого года рожденья; Двадцать первого года рожденья поэты, Если б жизнь повторилась, вы выбрали б это. 1964
Владимиру Жукову
Мы с тобой для многих – ветераны, Мы с тобой прошли с боями страны, Нам пришлось хлебнуть и испытать. Нам легко и, как это ни странно, Очень трудно про войну писать. Видим на полотнах и экране Годы брани, годы испытаний, Юности сгоревшие года. Греем души у костров воспоминаний, Руки – не посмеем никогда. 1962
122
Молодой, по-мальчишески дерзкий, Обожающий скорость и бег, Я посажен был в поезд курьерский, Именуемый коротко: Век. Я стою у окна спозаранку, До конца оплативший билет. Мне б на ту вон, в березах, полянку! Но стоп-крана в том поезде нет. 1962
Я на вольном просторе За развилкой дорог Вышел в чистое поле И на травах прилег. На былинках-иголках Закурил от души. Интересного столько – Хоть поэму пиши. Легких бабочек танцы, Клеверов толкотня, Солнца протуберанцы Мечут струи огня. Тополь, вставший на страже Мира злаков и птах, Лес прописан в пейзаже, Как изюм в пирогах. Лист какой-то не местный, Пестрый, как маскхалат... Но всего интересней То, что, бывший солдат,
123
Вот лежу на земле я – Не убитый, живой, И ромашки белеют Над моей головой. 1964
РЯБИНКА А в сентябре прощай, любовь! Беранже
Две недели подряд Листья с кленов летят. Мы поссорились с милой. Листопад... листопад... За окном тусклый вид, Дождь с утра моросит, Да рябинка-кислинка В палисаде стоит. Две недели уже Муторно на душе. Поневоле припомнишь Старика Беранже. Ночью грянул мороз. Синий, как купорос... Я для милой дровишек Да рябинки принес... Льдом покрылась река, Снегом сеет слегка... Как рябинка сладка После заморозка! 1965
124
СТИХИ О СУХАРЯХ, КРЕСТНОЙ И ЕЩЕ КОЕ О ЧЕМ НЕ МЕНЕЕ ВАЖНОМ У крестной старенькой моей Не убывало сухарей – Она не брезговала коркою. Она сушила их на квас, И в чай, и просто про запас, Да с прибауткой, с поговоркою. Придешь, бывало, к ней – зима, Кругом бело, бела сама Как снег. Вздохнет: мол, было времечко – Не забывали, мол, как вы, Не задирали головы, А целовали нежно в темечко! У крестной старенькой моей От века не было детей, Зато племянниц да племянников!.. Случись нужда или беда – Все к старой тянутся тогда: Там ни любимцев, ни избранников. Она умела выручать, Но и любила поучать: – О дне грядущем не радеете! – А я на пенсии-то, чай, – Всем пособи, всех выручай... Эх, жить вы толком не умеете! Трудись! – пускай трещит спина, В работе выложись сполна, – Глаза страшатся – руки делают. Испачкал руки? – так не князь, Отвалится, подсохнув, грязь. Земля черна, да булки белые!.. И много раз одно и то ж: – Без веры в жизни пропадешь, Дела и жизнь лишь верой меряйте. Я веру вот в людей свою
125
В душе ношу и не таю. А вы во что-нибудь хоть верите?.. С тех пор прошло немало лет. Я, как она, стал стар и сед, И помирился с жизни сроками, И больше бога самого В полезность верую того, Что излагаю в рифму строками. В моем сознанье правоты Дороги, что порой круты, Еще не до конца осилены. И если в мире сто дорог, Одна – на низкий бугорок С поклоном к тетеньке Васильевне...
МАМЕ С утра то корыто, то сито Мелькало у мамы в руках. А мы, неразумные, мы-то Все дни пропадали в лугах. К случайной серебряной нити Прибавилась прядь седины. А мы, непутевые, мы-то... Так редко писали с войны! Расчесана гребнем, обмыта, Лежит она в смолкшей избе... – А мы-то как будем, а мы-то... Опять не о ней, о себе. К бугру мимо ветхого храма Пройду, своих слез не стыдясь. Прости меня, милая мама, Как прежде прощала не раз. 1965
126
Мостик горбатый да кустик невзрачный. Возле тропинки по пояс трава. ...А сарафан-то под грудью подхвачен, А по подолу-то все кружева! Будничный день с деревенскою прозой. Солнце. Гусят светло-желтый пушок. ...А коромысло-то гнутое в розах, А на воде-то в ведре – лопушок... – Дай-ка водицы испить, молодица! Ведра-то, может, помочь поднести? ...Где-то в прищуре улыбка таится: «Скольких поила я! – счет бы вести...» Враз полонила прохожего взглядом. Навек запомнилась глаз синева. – Что вы, спасибо! Я туточки, рядом, – Вон мой Николушка колет дрова!.. 1966
Пусть хоть потоп, Но так заведено, – Нельзя иначе даже и помыслить: Вот женщина сбирается в кино, – Как перышки свои ей не почистить? Она помадой по губам мазнет, Флакона пробку за ушко приложит, Пред зеркалом с перчатками мелькнет, – Ведь женщина без этого не может... Но мы, мужчины, сами иногда Верны своим традициям не меньше, И женщины глядят на нас тогда, Как мы на собирающихся женщин: Дров наколоть иль починить замок – Как к мундштучку не поднести огонь и
127
Не затянуться, Не пустить дымок, Не кашлянуть, Не поплевать в ладони?.. 1966
ЖИЗНЬ М. Дудину
Визжат осколки, словно кошки, Попавшие в кромешный ад. Четвертый час идет бомбежка. Лежит в окопчике солдат. Вокруг с ума сошли зенитки, Сверлит прожектор лезвием. И жизнь, как пуговка – На нитке, Что стоит оборвать ее?.. 1966
СЛЕД Звезда, Что, тускло пламенея, Бойцу служила восемь лет, Снята с ушанки, Но под нею Пятиконечный врезан след. Пусть и ему сойти с ушанки За год ли, два ли – До конца, Но он останется в осанке, В самом характере бойца. 1955
128
Стоял ноябрь. Рябин пылали кисти, Бежала зыбь по зеркалам прудов, И улетали сорванные листья, Как канарейки желтые, с кустов. Старик в саду, Равняя строй трехлеток, В движениях своих нетороплив, Кривым ножом срезал сучки ранеток И ветки пожилых колючих слив. Меня точил тогда червяк досады: Мне было жаль загубленных ветвей. Был как-то странен четкий контур сада С безрукостью античною своей. Зачем ему переводить на хворост То, что зацвесть могло бы по весне?.. Старик ворчал, бросая ветки: – Хворость! – Он понимал Невидимое мне... 1956
Н.М.
Сколько сокровищ и золота В жизни имел я своей!.. Самозабвенно и молодо Пел мне в кустах соловей. Сыпались звездные осыпи Прямо ко мне на крыльцо. Из золотой этой россыпи Милой ковал я кольцо.
129 5-2264
Трав изумруды и жемчуги Росные я собирал. Губ изумительной женщины Неповторим был коралл. ...Месяц отблескивал платиной, Улицы были тихи. Шел я к калиточке Надиной, Нес ей в кармане стихи. Стены топила сосновые, Сыпал серебряный снег. Шел я к ней с виршами новыми И отдавал ей. Навек. ...С песнями, искренне спетыми, Не открываю тетрадь... Сыплет осинник монетами. Не для кого собирать.
Бока земли как будто и круглы, А сердце все в ушибах об углы.
ЛЕТНЯЯ НОЧЬ Мих. Глазкову
Ночь деревней проходит стопой осторожною. Пахнут смолкой сосновой в новой хате полы. А хозяину снятся все знаки дорожные, Марш-бросок на Берлин и орудий стволы... На полу ребятня в старых трусиках синеньких, – Не разбудишь, хоть вылей на спящих ушат. В их глазах все березовики, все подосиновики, Набекрень сдвинув красные шапки, стоят... 1966
130
СЛЕПОЙ Николаю Силкову
На войне потерявший зрение, Инвалид расставляет шахматы – Стерженьки фигур входят в гнездышки, Как на фронте в ячейки бойцы. Долго пальцы, словно разведчики, Изучают пути наступления, Концентрацию сил неприятеля, Обороны его глубину. Иногда осторожней влюбленного Он берет королеву за талию, Но иной раз в нем просыпается Давних дней нахальный солдат. И тогда опускает тяжко он Длань свою на шеломы противника, Королеву чужую щупает, Гладит гривы вражьих коней... Если, зрячий, ты сел супротивником – Не трави анекдот двусмысленный, Не спеша сигареты вытаскивай, Молча свой огонек зажигай. Не жалей в такую минуту бойца, Не мешай ему, а любуйся им, – Ведь в глазах его, тьмой завешенных, Загорается мысль, как заря.
ГОРУШКА Давнее детство. Морозная даль. Горка сверкает, Как чистый хрусталь. Горушка белая, Как молоко.
131
В горку-то трудно, Под горку – легко!.. Краткая минула Детства пора. Были забавы, Осталась гора: С утренней зорьки, Мокрый, как мышь, Лезешь на горку – Съезжаешь, скользишь... Что же, смириться, Доли не знать? Только сорвался – Лезешь опять. Жизнь-то сурова, А цель – высоко. В гору-то трудно, Под горку – Легко...
Горел я на море, тонул я на тверди, Бросался в траву, как в кровать. Всю жизнь беззаветно играл я со смертью, Стараясь ее обыграть. Но в час, когда стану я старый-престарый, Она мне объявит гарде, И сникну я вдруг, как Марат от удара Кинжала Шарлотты Корде... Ни ветра, ни радио. Тихо. Спокойно. Жилплощадь приличная есть. Уже не волнуют болезни и войны, И к Пушкину ближе на десть. Просплю этак с год непробудно, мертвецки, Не ведая горя и бед, А после начну на карачках, по-детски, Ползти через корни на свет. Чтоб снова увидеть и небо, и грозы, И травы, и солнца восход,
132
Железо и фосфор отдам я березе, Что в скромной ограде растет. И в час, когда месяц и ветер, как братья, На ветке качают звезду, Я к девушке юной сквозь вырез на платье К груди лепестком припаду. Я лютиком желтым, ромашкой, осотом Продолжу свое бытие. А смерть... Я уверен – когда-нибудь кто-то Еще обыграет ее!
А все же я весело жил, Носил пальтецо нараспашку, С хорошим народом дружил, Имел с петухами рубашку. А все же я правильно жил, Друзьям и врагам не спуская; Ни зла, ни обид не копил, Ни денег – натура такая. А все же я счастливо жил, Двадцатого житель столетья: Какую войну пережил, Какие прошел лихолетья! Уже и пора подошла Подумать под снежную замять: Какие свершил ты дела, Какую оставишь ты память?.. А все ж не напрасно я жил, И, помня святое из правил, Я песню посильно сложил И яблоньку людям оставил. Я пил и кефир и вино И жизнь принимал словно праздник, А что на роду суждено – Приму до конца без боязни.
133
Стоит только зиму пережить, В стужу песню петь, а не тужить, На шальном ветру работой греться, А весна настанет – можно жить! Стоит только речку переплыть, А когда начнет тебя кружить, За соломинку рукой вцепиться, – Если подфартит, так будешь жить. Стоит только на гору взойти, Сто ущелий одолев в пути, Стоит только в пропасть не свалиться – Сто дорог открыты впереди! Стоит только зиму пережить, Стоит только речку переплыть, Стоит только на гору подняться – И удачу встретишь, может быть.
6
...Снарядов вой. Взлетают кочки. По цели бьют – не наугад. Но мы идем сквозь этот ад И пишем кровью эти строчки. Иван Петрухин
И В АН П Е ТР У Х И Н Иван Иванович Петрухин родился в 1918 году в селе Ивановка Октябрьского района Тульской области в крестьянской семье. К началу Великой Отечественной он проходил действительную воин скую службу на западных рубежах нашей Родины. Он прошел по своим фронтовым дорогам – сначала горьким путем отступления, потом участвовал в крупнейших операциях по разгрому фашистов под Корсунь-Шевченков ским, воевал на Сандомирском плацдарме, при форсировании Вислы, на 2-м Прибалтийском фронте, в Курляндии. Был пять раз ранен, потерял правую руку. Награжден двумя орденами Славы и тремя медалями «За отвагу». Трудно складывалась послевоенная судьба солдата. И.И.Петрухин трудился рабочим в городе и на селе, агентом по фотоработам. Окончил Тумановский сельскохозяйственный техникум-интернат для инвалидов Великой Отечественной, работал агрономом. Был несправедливо репрессирован. В Иванове живет с 1964 года. Печатался в периодике, в коллективных сборниках. Автор поэтических книг: «День над прилукой» (М., 1985), «Свет в окно» (М., 1986), «Улетающее счастье» (Иваново, 1992), «Мелодия слез» (Иваново, 1995). Член Союза писателей России.
НОЧНОЕ Сопел и фыркал мой буланый конь, В лощинной луже квакали лягушки, И, положив под голову ладонь, Я засыпал, и мягче нет подушки. По мураве стелился звездопад, И пахло кашкой, лошадиным духом... И, напрягая нюх во много крат, Лежал Арапка, вскидывая ухом. А может быть, Арапу наяву В овраге волчьи огоньки светились?.. И конь, храпя, со смаком рвал траву, – Кажись, глаза на огоньки косились... Кончалась ночь, мой озарялся край – И тонко ржал соседский жеребенок, И заливался в небе жаворонок, Звенел Арапкин добрый лай...
136
ШМЕЛИНЫЙ МЕД На пахучем до чиха пригорке, Где чабор с незабудкой цвели, Там в покинутой сусликом норке Приживались нередко шмели. Приходили на луг мальчуганы, На медовые кутежи, Как заправские хулиганы, Приносили большие ножи. Добирались до лунок горячих, Они таяли в огненных ртах... Разоряли ватагой ребячьей – Грех землею чернел на губах...
Я помню маки и ромашки – Все пахло солнечной весной. Я нес дырявую фуражку, В ней птица, пойманная мной. Ту молодую перепелку На самом взлете я схватил... Мне мать устроила проборку: Зачем живое загубил? И я стоял, душой пылая, Весь озорной утратив вид... Прошли года – я вспоминаю, Переживая детский стыд.
Люблю на дерево смотреть, Когда оно дождем умыто, Вершина солнышку открыта, На листьях капельная медь.
137
И как легко под ним дышать! Потрогай веточку рукою – Начнет листвою трепетать И брызгать влагой дождевою.
Вот и закончился день. Изредка лают собаки... Дышит и плачет сирень, Плачут садовые маки. Сколько же выпало рос – Ими ль не вдоволь напиться? Радостно сердцу до слез, С радости – тоже не спится! Время за полночь идет, Мало его до восхода. Слышно, как птица поет, Сколько колен, переходов...
На ночлег я в копешку залез И заснул по-ребячески всласть, И попутал хозяина бес – Ночью сено досохшее класть. В ту копну вилы острые – жжик! На вершок бы левей – и конец. И заохал, увидя, старик: «Как попал ты сюда, оголец?» Я по голосу понял: не зол. И как мог, объяснил старику: Я из дома за счастьем пошел. Сколько будет его на веку?
138
ЛЕТНЯЯ НОЧЬ Стемнело. Грачиные стаи В заречном лесу не кричат. В сиреневом небе растаял Недавний горячий закат. На небо со свежего стога Глядит звездочетом сова. На землю приляжешь – ей-богу, Услышишь, как дышит трава!
Мой отец возился вечно с глиной, Мазал хаты и лепил хлева, До сих пор зияет ров в ложбине, В нем вовек не вырастет трава. Позволял он маленькую глупость: До самой зимы босым ходил, Презирал всегда людскую скупость: Сам не сыт, с другими хлеб делил. Сын его, я большего добился И берусь за все не по годам. Знаю, что в отца я уродился: Попроси – последнее отдам.
Начинался сорок первый год, В строевой вышагивали четко. Солью выступал солдатский пот: Брали мы учебные высотки. Был нам по плечу военный груз, Наставлял отечески Суворов, Социалистическая Русь Закаляла новых гренадеров.
139
Приближалась с запада беда, А в июне игры прекратились – «Юнкерсы» бомбили города, И старушки за сынов молились...
НА БЕРЕЗИНЕ Впервые – не видеть бы вечно! – Я видел, как плыли тела, И кровью тогда человечьей Большая река зацвела. Рычала стальная лавина – И слышен был ругани лай... Мы бились, вползали в трясину, Бросались с оружием вплавь... Но танки ползли к берегам И били прямою наводкой... Палили и мы по врагам, Хоть были тогда первогодки.
Сожгли деревянные срубы В глухой деревеньке лесной. Печные не рухнули трубы, Округа глядит сиротой. Глядит, как трагедии память, Как вечный к отмщению зов... И белая снежная замять Налипла на прах очагов. И жалобно ветры, метели Свистят в дымоходах пустых. А жители, что уцелели, Ютятся в землянках лесных.
140
Иному лишь месяц от роду, Иная пошла бы в декрет... Войне еще нету и года, А сколько наделала бед!
У ТИХОГО ДОНА Один в овраге. Рядом Дон. Я ранен – рот кошу от боли. Бой отшумел. И сон не сон – Я слышу перекати-поле! Шуршит печальная трава, Куда-то откочует к ночи?.. И прояснилась голова. Скорей – к живым, хоть нету мочи. И потянуло на еду, И словно хлебом потянуло. И небо солнышком блеснуло, Смягчило тяжкую беду. А Дон – еще заката нет! – Он кровью пролитой окрашен... Но верю я, что мир прекрасен, И мне каких-то двадцать лет!
ПОСЛЕДНИЙ ПАТРОН Уходите – или будет поздно, Каждая минута дорога! У меня есть пять патронов, – можно Задержать на пять минут врага! Есть шестой... но я его оставил Для себя – мой роковой патрон. Вон ползет горелыми кустами Черный озверелый батальон.
141
Уходите! Понимаю – страшно Оставлять товарища на смерть... Вспомните потом мой день вчерашний; Как решил товарищ умереть. Уходите! Выстрел мой последний Прогремит... И солнышко взойдет. И пойдет на запад край передний, И о нас он песню понесет.
Чадила еще высота, Но краски рассвета горели, Заливисто птицы запели За синей Десною в кустах. Не дышит лежит санитарка За кочкой горелой ничком... И кровь изо рта ручейком... Нам тяжко... Нам стыло... Нам жарко...
НАШ КРАЙ НАТУРАМИ БОГАТЫЙ Моим погибшим братьям Михаилу и Никите
Дрались, Часами не могли Мы меж собою помириться, И сопли красные текли, И кровь – румянами на лицах. Прошло ребячество таким: Под глаз фонарь, рывки за уши, Но из воды никто сухим Не выходил – открыты души.
142
Такими были не одни, – Наш край натурами богатый!.. Ушли ребяческие дни. Простились мы с родимой хатой. И навсегда расстались мы, На бой пришлось поторопиться... И выплывают, как из тьмы, Незабываемые лица.
МОЕ ФРОНТОВОЕ ПИСЬМО Прости, прости, я был к тебе так нежен, Когда твоих касался теплых губ. Передний край раздолблен и заснежен, И я теперь не тот, теперь я груб. Нас прижимают пули к мерзлым глыбам, Чуть шевельнешься – и прощай, прощай! Прими мое солдатское спасибо И обещай мне встречу, обещай. Давай не будем мы с тобой прощаться, Пусть до свиданья, хоть и на войне. А доведется мне живым остаться, Я одарю взаимностью вдвойне.
ПЕРЕД АТАКОЙ В окопах стенки кроет иней, Дымят на брустверах снега! И мы – у самых вражьих линий, И не спускаем глаз с врага. В сердца глядят стальные дула, И, просвистав над головой, Соседа пуля полоснула... Такое видеть не впервой.
143
Вот-вот солдаты встрепенутся, Лишь прозвучит команда: «Пли!» И только мертвым – не проснуться, Не оторваться от земли.
Снайпер бьет – дымок едва струится, Бугорок растет из гильз пустых. И сверкает иволга – жар-птица – Золотом меж веток голубых. Загляделся наш боец на чудо, Воздуху в последний раз глотнув... А ударил выстрел – не оттуда, Не оттуда молнией блеснув. С белым светом юноша расстался, Хоть и лезть не думал на рожон... Зазевался друг мой, зазевался, Редкой красотой заворожен.
СОРОКОПЯТКА А мы-то руками катили ее, С оглядкой вперед продвигали, И потом солдатским пропахло белье, А мы все катили, толкали... Катили, несли через надолбы, рвы, Прямою наводкою били; Казалось, что нам не сносить головы, Но мы ее гордо носили. Наводчик по танкам, по дотам палил, Расчет в рукопашный бросался, Огонь огнемет на позицию лил. Фугасным «Скрипач» огрызался.
144
«Орудие, к бою!» – команда четка: Фашисты ползут, обнаглели! Наводчик упал: опустилась рука, Но будет Рейхстаг на прицеле!
НА ЛИНИИ ОГНЯ В промерзлых окопах солдаты. С прицелом на близь и на даль На брустверах их автоматы – И липнет морозная сталь. Затишье обманчиво, жутко. И даже в ладонях нельзя Крутнуть хоть разок самокрутку – Врагу обнаружишь себя. Сосновая хрустнула ветка, Блеснула луда на суку, И облако будто в разведке, И месяц всю ночь начеку.
Черная ударила армада – Смерть упала на осенний лес. Красота угасла листопада: Дыма ядовит над ним навес. Земляные глыбы от разрыва. Кровь в фуражный пролилась овес. Слиплась окровавленная грива У коня, что пушку нашу вез. У колодца ахнула старушка: «Жаль гнедого, метко бьет, стервец!» Вновь заговорила наша пушка – Ну и наш наводчик молодец!..
145
Балтика прибрежная плескалась, И листва берез меняла цвет, Чайка, серебрясь, воды касалась, Будто бы войны великой нет...
В КУРЛЯНДИИ День начинался фронтовой В апрельской талой хмури. Меня дорогой жердевой Везли на жесткой фуре. Висела жизнь на волоске, Тому не удивишься – Рванет снаряд – и на куски С подводой разлетишься. Ревущий по лесу раскат – И зверю было жутко, Но санитар, седой солдат, Бодрил соленой шуткой. Везли лошадки, сбавив прыть, Плечо от ран ломило. Твердил рассудок: «Хватит ныть!» – Но сердце ныло, ныло... Такая тряска по жердям, За ними – ног не вынешь. Те муки были по годам – Теперь бы и не вынес. Хоть на минутку бы заснуть Военным сном несладким... К концу подходит тяжкий путь: Уже и санпалатки.
146
Тут милосердия порог, И санитар Потехин Мне на носилки лечь помог, Сам, повернув, уехал. В санбате приняли врачи И отхватили правую. «Лежи, – сказали, – И молчи!» – Лежу – в наркозе плаваю. Отвоевался, горд и тих, Не осознав утраты, Что ноша жизни – за двоих До самого заката.
С глазами закрытыми тихо лежу, Захваченный думами острыми, И вижу я землю, и в небо гляжу, И в мыслях ругаюсь с медсестрами, И мысленно все продолжается бой, И терпит мой враг поражение. А сестры тихонько бубнят меж собой: Лежит, мол, совсем без движения. Не умер ли парень, такой молодец? И мне пошутить бы с невестами... И вдруг, словно к маршалу срочный гонец, Сам врач ко мне с важною вестью. Я не торопясь открываю глаза, Еще ничего не ведая, И врач, наклонившись, ликуя сказал: – Победа, боец! С Победою!
147
В ПАРКЕ ПОСЛЕ ВОЙНЫ Не пригласить ее на танец: Всегда пустой рукав таю И в стороне, как оборванец, Другим завидуя, стою. Гляжу на мир я оробело И все надеюсь: может, вот Вдруг подойдет походкой смелой Судьба и за руку возьмет.
Визгливо иволга кричала И загоралась меж ветвей. Березы гнуло и качало: Глумился ветер-лиходей. И птица билась и стонала, В огне казалась и в крови... А сердце, – сердце бушевало, Искало дружбы и любви.
КУКУШКА Ползущая дымка струится, Застлала копытник, кугу. А что там от глаза таится На темном заречном лугу? На липе, сосне ли, кукушка, По жаркому солнцу не плачь! Ты слышишь – кричит за опушкой И звонко и резко дергач. Ты видишь, где стадо пасется Гусей, Взгляд притворно кося,
148
По лугу плутовка крадется Лиса, чтобы сцапать гуся. Кукушка, о чудо природы! Ты время кладешь на весы: Отвесишь, отстукаешь годы, А может, минуты, часы...
БЫЛЬЕМ ЛИ ПОРОСЛО ТАКОЕ МЕСТО Я в деревеньку ту, свою, вернулся, Поизвелась, поблекла – ну и ну! Односельчанам я не улыбнулся, Что вместе уходили на войну. Ровесники, лошадники лихие – Они погибли все до одного – Родным и близким было каково! О них грустили долго и чужие... О них грустили скрыто их невесты Не день, не год, а многие года... Быльем ли поросло такое место, Где кровью в землю впитана беда?
МАРТОВСКИЙ ПОДАРОК Побываю далеко в лесу, Ягоду-калину принесу: Ах, не в туесах, не в коробах – Будет таять на твоих губах. За нее синицы, снегири Пировали – драку завели. И еще подарок от весны: Принесу я веточку сосны. От коры шершавой ледяной Ты услышишь запах смоляной... Дай ты волю сердцу своему. – Примешь ли подарок мой? – Приму.
149
НА ТОКУ Живущим на счастье во веки веков – Тяжелые зерна пшеницы: Как золото льются, с вершин ворохов Сползают, во сне не приснится! Уж солнце скатилось за лес, за реку, Окрасилось небо закатом, Но будет сегодня ночлег на току, Чего еще надо ребятам! Быстрее, Калуга! Живей, Кострома! Назавтра, еще спозаранку, Сухое зерно повезем в закрома – И только держись за баранку!
ОСЕННИЕ СВАДЬБЫ Ай, какая метель золотая – Сколько хочешь, бесплатно бери, – Листовая, природой литая! Землю-матушку благодари. Поналяжет она ворохами, Устилая домашний порог. А девчонки пройдут с женихами – Брызнет свет от колец и серег.
ПАМЯТЬ СЕРДЦА У ивы нежные листочки, Они прорезались вчера. И я в зефировой сорочке Опять встречаю вечера. И ждет меня девчонка Таня, Моя любовь из-под Ельца, И мне выструнивать «матаню» На балалайке у крыльца.
150
И до рассвета песни, пляска. А зарумянится восход, В лугу заржет моя коняшка: Сигнал в упряжку подает.
ОСЕНЬ ЛЮБВИ Ты моя утеха и отрада, Обласкала, как утес волна. Золотые звезды листопада Наделили счастьем нас сполна. Пусть сошли морошка с голубикой, Но горят рябины огоньки. Обвила как майской повиликой Ты меня в осенние деньки. И не знаю я иного счастья!.. Но уже предвижу я – увы! – Как легко предзимнее ненастье Омрачает золото листвы.
ДУБ НА СУПЕСИ Дуб прижился. Хотя не его здесь среда, Он высок, Его плечи – могучи! И с откоса глядит, Где речная вода, Где ручей опускается С кручи. На отшибе стоит, Тень плотна от ветвей, Как железо, Прочна древесина. Семенистый какой, Набросал желудей... И завидует дубу Осина...
151
Хоть среда не его, Но живет, не грустит, Держит птичьи и беличьи Гнезда И с другими деревьями В реку глядит, Где ночами купаются Звезды.
Чудилось – опять я на войне, И свернул – контуженый – с дороги, Кружится, все мутится во мне – В чистом поле подвернулись ноги. Я упал... В траве лежу пластом, Белый день, а мне, как ночью, жутко... Прошлое со мной сыграло шутку – Словно вновь пронзило грудь свинцом.
...И катанье было, и было мытье, И бился с людишками вздорными, И даже на свет потерялось чутье: Все листья казались мне черными. Но русло сменилось у жизни моей: Сработали труд и терпение. Проснулся вечерний во мне соловей – Послушайте позднее пение!
АЛЕКСЕЙ КОЛЬЦОВ Слышу я: устарело, не ново, Время гасит и луч, и свечу... Но я снова читаю Кольцова И продлить его песню хочу.
152
Эта веточка, эта слезинка... Только им трепетать и гореть. Одинокая в поле былинка Лишь свою будет песенку петь.
В углу сижу с прожженными «артистами», Сижу, как в безысходном тупике. Они с подтекстуальными присвистами Мозгуют на интимном языке. Единую их чувствую тенденцию... Потом пошел я в книжный магазин. И там листал бездарную книженцию, Но автор кто? Да тот, «артист» один.
Мне не быть у кого-то в чести, Есть желанье: пожить бы вольготно. Не пойти ли скотину пасти, Ведь теперь эта должность почетна. И внимать перехлопу кнута, На свой лад сочинять о нем оду, Под мычанье, сопенье скота Петь романсы и славить свободу. На просторы влюбленно глядеть, Скот погнать на луга заливные И старинную песню запеть: Эх вы, сени мои расписные...
153
ТАТАРНИК Цветет усобистый, Колючий, Цветки румяны И пахучи, Как завлекут – Поближе глянешь! Сорвать бы – Руку не протянешь.
У бабочки есть усики-колечки, Они – живая сложная антенна. Они – как чуткое сердечко, Всегда погоды ловят перемену И на своей живой магнитной пленке Весь бисер шорохов сгущают. Хитин дрожит почти незримо, тонкий... А что она предощущает?
Как трепетала на свету цикада, Как от врагов красу и жизнь пасла! Жила-то от восхода до заката, А будто вечность в землю унесла.
154
Мне хорошо под небесами: Сияет теплый летний день, И ястреб рыжий над лесами Парит, на кроны бросив тень. Видать, кого-то сцапать хочет, Кого-то хочет загубить. А на сосне сидит пророчит Кукушка: сколько, сколько жить?!
А я люблю шагать через коряги, Присесть на пень, как дьявол на трубу, И закричать:«Эй, чародеи-маги, Не рано ль ставить на мою судьбу? Еще я сам хозяин над собою И не позволю на меня играть!..» Люблю по бездорожию шагать. В пути всегда хоть что-нибудь открою...
Где осока шепчется с лозой, Где с присвистом пляска ветровая, Там змея свернулась колбасой, Затаилась, будто неживая. В этом месте побывал и я, Сам таился, чтоб не оступиться: Только и ждала того змея, Смерти подколодная сестрица.
155
Духовитая кипень вишневая, Исцеляющая в непокой, Ты меня усыпила обновою И тревоги сняла как рукой... И дышу, и гляжу – что за прелесть? В лепестках-то живые огни!.. И пичуги поблизости спелись, Не в любви ль признаются они? Вижу: к пестику пчелка прильнула, Эту сладость до дна не испить... Стрекоза от щегла увильнула: Осторожность нужна, чтобы жить.
Хочу я счастья и немного славы И в сердце милой крепкого огня... Я долго плавал, о, как долго плавал – Не прибивало к берегу меня. Я лодку выволок на берег чистый, Еще не зная, кто и что там ждет. Робею и бодрюсь... Закат лучистый Меня как бы пугает и зовет.
ЭЛЕГИЯ Ушла, не вернулась, а кто же увел? Иль годы мои к ней – на плечи? И как зверобой, я над кручей отцвел, Мне с ней не предвидятся встречи. Ушла проживать прожитое мое, Оно ведь ко мне не вернется: Осыпалось семя, осталось былье – Скрипит, и стенает, и гнется.
156
Ушла, как угасла... И жалости нет? Зачем бытия продолженье? В костер то былье, а костер – это свет. Не в нем ли мое отраженье?
ПО ДУШЕ Узнаю ту знакомую, рада, Муженька-то нашла по душе, И комфорта пока ей не надо, Проживет с дорогим в шалаше. И работа в руках заиграла, Ровно сучится тонкая нить, А казалось, судьба догорала: Не с кем милого гнездышка свить. И какая к взаимному тяга! Полюбились, любилось бы впредь... И приходится мне, как бродяге, У семейных огней душу греть.
ОДИНОКИЙ Все ищу торопливо знакомства, Дифирамбы красоткам пою. Не суди, молодое потомство, Что утратил я гордость свою. Тороплюсь я – искатель печальный – Мир таким целовать, как он есть, Тороплюсь своей песней прощальной О себе дать последнюю весть...
157
Ускользнула, улетела, Словно бабочка на свет, Быстро песенку пропела, Отпечатав в сердце след. Только снишься раз от разу, Сердце режешь на куски. Не нажить бы мне проказу, Не зачахнуть бы с тоски? Где ты есть и что с тобою, Развеселый цветик мой? Может, взял тебя без боя Мой соперник продувной?
Кота моего звали Васькой, Торчали метелкой усы. Глаза с огневою окраской, А хвост, как у рыжей лисы. Такие давал выкрутасы, Вывиливал пышным хвостом... И звал я его еще Асом, А чаще – прехитрым котом. Какие взаимные ласки! Какие мы стали друзья! Просил у меня он колбаски, Не мог отказать ему я. А мыши в подполье пищали, Хватало им пищи и сна: Ведь кот растолстел – увидали, Лазейка к ним стала тесна.
158
УПАЛ Упал, и нет в лице кровинки, Неладно с сердцем и с ногами, В открытые глаза снежинки Упали – вытекли слезами. Он был войною весь изранен И на всю жизнь таким остался, А кто-то думает, что пьяный, И злобно бросит: «Нахлестался!..» Потом забудется ль досада: Ошибка чья-то ощутима. О люди, не пройдите мимо Судьбы непонятой солдата!
Может, мой это час роковой?! Словно свету конец – крикнул: Мама! Предо мною бездонная яма, Надо мной оглушительный вой. За спиною – и скрежет, и стук, Словно буду вот-вот колесован... Ай, душа моя, ты – невесома, Но сильнее железа и рук!
На старости тускнеет снег, А зерна сыплются из колоса, У человека глохнет смех, Седеют и редеют волосы. Приходит жизнь к концу, притом Не каждый пил ее до донышка, А были под одним венцом, Под золотой короной солнышка.
159
Уже пришли на смену дети, И отдыхать отцам пора, Но мир плетет раздора сети, И с плеч не валится гора. Ее – пока мы живы – держим, Она и давит и гнетет. Лишь снится сон, что враг повержен, Покой навечно обретен.
7
...Чтоб бойцам-товарищам помочь, Руль кручу, педали жму тугие И благословляю трижды ночь – Отдыха минуты дорогие... Игорь Мартьянов
ИГ О Р Ь М А Р Т Ь Я Н О В (1920–1998) Игорь Вячеславович Мартьянов родился в Иванове в 1920 году. После окончания школы учился на литфаке Ивановского педагогического, в Московском архитектурном институте. Получить высшее образование не успел – со студенческой скамьи был призван в армию. Великая Отечественная застала его на действительной службе в Яро славле. С первых дней войны И.В.Мартьянов попал на Северо-Западный фронт в качестве шофера танкоремонтного батальона стрелкового полка. Война закончилась для него в освобожденной от фашистов Чехословакии. После победы стал профессиональным журналистом. Стихи начал печатать с 1934 года. Первая публикация состоялась в ивановской областной пионерской газете «Всегда готов!». Печатался после войны не только в областной прессе, но был известен (с 1957 г.) как постоянный автор сатирического журнала «Крокодил» (Москва). Член Союза писателей СССР. Автор поэтических книг: «Мои товарищи» (Иваново, 1950), «Часовой мира» (Иваново, 1953), «Верный рецепт: Сатира и юмор» (Иваново, 1961), «День прибывает» (Ярославль, 1970), «Земное притяжение» (Ярославль, 1980) и др.
ЧТОБ БОЙЦАМ-ТОВАРИЩАМ ПОМОЧЬ Фронтовой наш быт тяжел, суров, Смерть всегда толчется где-то рядом. Достает она и шоферов – Бомбой, пулей, миной иль снарядом. Но ее я строго не сужу – Всяк своим привычным занят делом. Я вот газик верный свой вожу, Каждый день бывая под обстрелом. Чтоб бойцам-товарищам помочь, Руль кручу, педали жму тугие И благословляю трижды ночь – Отдыха минуты дорогие. Плащ-палатку под бок положив, Засыпаю – пушка не разбудит! Каждый вечер удивляюсь – Жив! Ну, а завтра? Завтра видно будет... 1941
162
В ОСТАВЛЕННОМ НАМИ СЕЛЕНЬЕ Чернел над райкомом со свастикой флаг В оставленном нами селенье. Пришел на колени поставить нас враг. ...И встал человек на колени. Горячей щекою к прикладу припал, Фашистское древко – в прицеле. И флаг, как подбитый стервятник, упал – С колена бить легче по цели! 1941
НАВЕЛЬЕ Вижу сломанный журавель я, Груды щебня да лебеду. Что случилось с тобой, Навелье? Я никак тебя не найду. Только столбик стоит с указкой Да воронки от бомб кругом. Да у речки чернеют каски, В спешке брошенные врагом... Но я верю – Веселой трелью Грянут пилы и топоры. Краше прежних, поверь, Навелье, Снова встанут твои дворы. Отстоим мы весь край любимый, От суда не уйдет бандит. Жизнь как правда, – Неистребима, Все равно она победит! 1942
163
Есть холмик на Северо-Западном фронте – Леса и болота вокруг. Осенние ливни, его вы не троньте, Под ним похоронен мой друг. Лихие ветра и седые метели, Умерьте свой стонущий вой – Пусть он отоспится в последней постели За весь недосып фронтовой. Застыньте, березы, над ним в карауле, Как головы, ветви склоня. ...Быть может, его повстречавшая пуля Отлита была для меня. 1942
ВОРОНКА Как это странно – Песня жаворонка И луг цветущий, словно в дивной сказке, А у дороги – Крупная воронка От полутонной вражеской фугаски. Она подобна кратеру вулкана, С высокими песчаными краями. Одна из тысяч маленькая рана Родной земли, измученной боями. Да, самая обычная воронка, Наполненная вешнею водою. ...А в чей-то дом, возможно, Похоронка Вошла непоправимою бедою. 1942
164
ЛЕНИНГРАДСКОЕ ШОССЕ Холод, дождь, погодка адская, Грязь – во всей своей красе. Вот тебе и Ленинградское Знаменитое шоссе! Не езда – Сплошные горести: То буксовка, то затор. На второй, на «пешей» скорости Надрывается мотор. На ухабах кузов с минами Громыхает и скрипит. А у Ильменя, за Винами, Знаю – бой сейчас кипит. Там меня братва солдатская С нетерпеньем ждет всегда. ...Эх, шоссейка Ленинградская, Не дорога, а беда!.. 1942
Я ВСЕ ЭТО ВИДЕЛ... Я все это видел в одной деревушке: Домашнюю утварь средь груды камней, Безмерное горе в глазах у старушки И девочки, в страхе прижавшейся к ней. Старушка склонялась висками седыми Над внуком убитым – суха и строга; А в небо вились еще облачки дыма От наших зениток, прогнавших врага. Смотрели селяне в безмолвье суровом На детскую кровь на разбитом полу. А ветер гулял над разрушенным кровом, Метя по дороге печную золу.
165
И сердце сжималось в груди у солдата, Видавшего столько смертей на войне. Пусть вздрогнет убийца от скорой расплаты – За каждую жертву заплатит он мне! 1942
«КУКУШКА» Багряный рассвет наступал за рекою, Блеснули на травах слезинки росы. Казалось, дремала природа в покое. Но снайпер не дремлет в такие часы! Кричала кукушка поблизости где-то. Не верю я в силу подобных примет – Я знаю и так, без кудесницы этой, Что жить мне и здравствовать множество лет. Но пуля внезапно ударила рядом, Упал перебитый цветка стебелек. Я рощу окинул внимательным взглядом, Поставил прицел и удобнее лег. Неясную точку беру я на мушку, Два выстрела гулко над лугом гремят. И вижу, как падает с дуба «кукушка», Роняя из рук на лету автомат. И снова к прикладу приник я щекою – Быть может, «добычу» еще засеку. ...Багряный рассвет наступал за рекою, И снова из рощи летело «ку-ку»... 1943
ИДЕМ! Весенний дождь... Семь дней подряд Промокших ног не разували. Дрова сырые не горят На кратковременном привале.
166
Набилось грязи в сапоги. Ее никто не замечает – Ведь наши трудные шаги Страна по карте отмечает. Погоды лучшей мы не ждем – В одном порыве наступленья Идем под ветром и дождем, Ломая вражьи укрепленья. Идем уверенно туда, Где села нелюдью сожжены, Где ждут родные города, Где ждут нас матери и жены. Идем возмездьем за врагом, Себе судьбы не просим краше. И рады знать, что все кругом Теперь опять навеки – Наше! 1943
Пропах гречихою июль, Пшеница клонит тучный колос. А над окопом – Посвист пуль Да вражьих мин визгливый голос. Снаряды рвутся, все круша, Приходят «юнкерсы» с рассветом... И все ж солдатская душа Не очерствела в пекле этом! – Как память добрых мирных лет, Как драгоценная отрада, Стоит ромашковый букет В латунной гильзе от снаряда. 1943
167
НОЧЛЕГ Трудно спорить с вьюгою косматой, Вихри снега ехать не дают. И машина встала по-за хатой – Ей везде и отдых, и уют. Простоит до света, не скучая, Не озябнет ночью на ветру. Ну, а мне – Напиться б вдоволь чая Да портянки высушить к утру... 1943
Ночь холодная, ночь гнилая... Осень снова дождем грозит. Где-то хрипло собака лает, Где-то трактор урчит в грязи. Кашель выстрелов слышен где-то, В хмурых тучах – моторов вой. Осветительная ракета Закачалась над головой. Вот зенитка сейчас ударит, И охватит всю землю дрожь. В темном небе прожектор шарит, Как слепой, потерявший грош. Шалый ветер, тоска, ненастье Да ракеты дрожащий свет... Только верой в победу, в счастье Я в окопе сыром согрет! 1943
168
БОГ ВОЙНЫ Осенней ночью зажжены, Сияли звезды с небосвода. – Смотрите, братцы: бог войны! – Сказал усатый помкомвзвода. – Считали в давние года, Что это – скверная примета... И поглядели мы туда, Где тлела красная планета. Но страшный гром раздался вдруг, Нас всех волной к земле прижало, От мощных залпов все вокруг, Как в лихорадке, задрожало. Восторга скрыть никто не мог, В улыбках расцветали лица: – Вот это – да! – Вот это – бог! Такому можно помолиться!.. И пальцы каждого бойца Сильнее сжали ствол винтовки – Наш полк гвардейский ждал конца Артиллерийской подготовки. И вот затихло все. Пора! Мы поднялись в атаку смело, И наше русское «ура!» Над полем боя загремело. Полк высотою овладел, Задачу выполнив отлично. А «бог войны» на все глядел Все так же мирно, Безразлично... 1943
169
ГЛОБУС На этот раз не в чистом поле, Где нам служил постелью снег, – В полуразбитой сельской школе Остановились на ночлег. Здесь оккупанты в дикой злобе Перевернули все вверх дном. И лишь каким-то чудом глобус Остался цел в шкафу одном. И мы, усталые солдаты, Ему обрадовались вдруг. Как в годы школьные когда-то, Собрались сразу в тесный круг. Сказал Кравцу Перепелица: – А ну-ка, шарик покрути – Где там фашистская столица, Далеко ль нам еще идти? Кравец обшарил глобус взглядом И заявил с восторгом всем: – Берлин, друзья, совсем уж рядом – Осталось сантиметров семь!.. Нет, мы не школьники, не дети, Мы очень ясно сознаем, Что значат сантиметры эти В масштабе истинном своем. Но мы шагами исполина Идем уверенно вперед. ...Да, недалеко до Берлина. Нам школьный глобус в том не врет! 1943
170
КАРПАТЫ Бродит осень по горным склонам, Ярче флагов леса горят. Только елям, всегда зеленым, Не по нраву такой наряд. Дым тумана в ущельях узких, В темных падях журчит вода... Кто б подумал, Что хлопцев русских Вдруг забросит война сюда! Не нужна нам земля чужая, Не богатства волнуют нас – Наступаем мы, Приближая Долгожданной победы час. Одолеет любые горы, Ставший воином, наш народ. На подъемах ревут моторы, Мы упрямо идем вперед. Знаем – Этим нелегким маршем Нам шагать еще много дней. Но чем наша Отчизна дальше, Тем скорее вернемся к ней! 1944
КОГДА ОКОНЧИЛАСЬ ВОЙНА... Когда окончилась война, «Ура» мы радостно кричали И долго кружками вина Начало мира отмечали. Звучали песни, шутки, смех... И я был пьян от счастья тоже, Но позабыть не мог о тех, Кто до счастливых дней не дожил,
171
Казалось, я у них в долгу За то, что встретил вот Победу, За то, что петь, дышать могу, Живым на Родину приеду. Казалось, в том моя вина, Что смерть сторонкой обходила, Что беспощадная война Меня, солдата, пощадила. ...Хребет сломали мы врагу, Вернули мир и счастье людям, Но у погибших мы в долгу – Платить его Любовью будем! 1945
МЕТАЛЛ За годом год, За эрой эру Он спал рудой в коре земной. И вот сейчас отливкой серой Лежит покорно предо мной. Хотел бы он слугой и другом Быть человеку весь свой век. Но кем он станет – Пушкой, Плугом, Решит все тот же – Человек!
А ГОДЫ – КАК БУДТО СТУПЕНИ... Привычное будней кипенье, Обычная круговерть дней... А годы – Как будто ступени – Все круче они, все трудней.
172
И все ж на житейскую гору Входи без уныния ты – Тем больше откроется взору, Чем больше набрал высоты!
ЛИВЕНЬ Сгущались тучи целый час, И небо стало грязно-серым. Вдруг всю округу гром потряс, Запрыгал робко дождь по скверам. Потом хлестнул, как из ковша. От ветра стекла задрожали. И люди, спрятаться спеша, По мокрой улице бежали. А мы с тобою сквозь стекло На все с беспечностью глядели – Как с крыш неистово текло И как прохожие редели. Как в капюшоне постовой Стоял на голом перекрестке, Как мчал поток по мостовой И зябко хохлились березки. Как крупный град злодейский пляс По огороду начал лихо... А в теплой комнате у нас Все было сухо, мирно, тихо. ...Когда не каплет над тобой И не стучится горе в двери, Тогда чужой беды любой Не осознаешь в полной мере!
173
БЫЛИНКА На тротуаре, в центре сквера, Где путь гуляющих пролег, Прорвав асфальта панцирь серый, Поднялся гордо стебелек. Хоть с виду тоненький и хилый, Но как он крепко в жизнь влюблен, Какой энергией и силой, Каким упорством наделен!.. Так пусть, мой друг, былинка эта Навек запомнится тебе Неудержимой тягой к свету И скромным мужеством в борьбе!
НАХОДКА Патронную гильзу с запиской В разрытом нашли блиндаже. ...Друзья боевые не близко, А враг подступает уже. Он рядом, под самой горою... Но в шквале огня и свинца Решают четыре героя Держать свой рубеж до конца. Он как бы Отчизны частица. А разве Отчизну отдашь? Вот только б с родными проститься! И воин берет карандаш... Неважно, что буквы корявы, Бумага поблекла давно – Находке законное право В музее на вечность дано. Записку с волненьем глубоким Прочтут миллионы людей. О, как мои бледные строки Должны позавидовать ей!
174
ОБ ОДНОЙ ЛЮБВИ Не раз ей душу больно трогали – Мол, кто так маяться велит? Мол, от такого проку много ли – Чего он стоит, инвалид! Мол, можно кончить с долей этою – Ведь не стара и не дурна... Она ж, на жребий свой не сетуя, Была всю жизнь ему верна. Его любила с прежней силою, А он – любил ее вдвойне. И на руках носил бы милую, Да их оставил На войне...
Следы от бумажных полосок Заметил на чьем-то окне. И снова войны отголосок Послышался явственно мне. И встали опять пред глазами Окопные щели в полях, Забитый людьми и возами, Израненный бомбами шлях; Багровое небо над Минском, Руины Орла и Ельца, Слеза на лице материнском, Суровость во взгляде бойца... Следы на окошке, конечно, Отмыть не составит труда, Но ран незаживших сердечных Не вылечить нам никогда!
175
ПЕРЕД ГРОЗОЙ Еще и неба хмарь не кроет И дождь на дальнем рубеже, А мой барометр-анероид Грозу предчувствует уже. Раздастся скоро гром над бором, Умоет ливень зеленя... А ты чужим, холодным взором Угрюмо меряешь меня. Еще не сказано ни слова, Но говорят твои глаза, Что на душе ненастье снова, Что надвигается гроза!
ОГОНЕК ЗАЖЕГСЯ И ПОГАС... Огонек зажегся и погас – Кто-то чиркнул спичкой за окошком... Вновь я вспомнил в этот поздний час Твой платочек с беленьким горошком, Звуки вальса в городском саду, Разговор недолгий у калитки, За дома упавшую звезду, Лунных бликов бронзовые слитки. Осыпался с сонных яблонь цвет. Ты мне молча руку протянула, Не сказала тягостного «нет», Лишь в глаза задумчиво взглянула. И под взглядом тех холодных глаз Не нуждался я в другом ответе. ...Огонек зажегся и погас. Виноват был в этом кто-то третий.
КОГДА СОЛДАТ ВЛЮБЛЕН Походочкой медлительной, Весне и солнцу рад, Шагает с увольнительной Молоденький солдат.
176
Заправка безупречная, Шинель ему к лицу. И все ребята встречные Завидуют бойцу. Девчонки с пониманием Вздыхают: – Вот жених!.. А он своим вниманием Не одаряет их. Не нужно и гадания – Он верен лишь одной, К которой на свидание Приходит в выходной. Шагая через лужицы, Спешит к подружке он. Я знаю – Легче служится, Когда солдат влюблен!
ЛАСТОЧКА Тобой дышу, тобой живу, Терзаясь и любя, И часто ласково зову Я Ласточкой тебя. Поверь, нет имени теплей В любовном словаре. В нем синь небес, простор полей, В нем песня на заре. Восторг и нежность слиты в нем, Надежды и мечты. Осенний день весенним днем Умеешь сделать ты.
177 6-2264
С тобой мне жизни цель видна, Богаче явь и сны. ...Кто лгал,
что ласточка одна Не делает весны?
ЖАДНОСТЬ Стать богатеем я не жаждал, Земных сокровищ не копил. Всю жизнь, как брат, делился с каждым И тем, что ел, И тем, что пил. Но все ж и я небеспорочен – Хоть строго мелочных сужу, Всегда бываю жадным очень, Когда в глаза твои гляжу, Когда до самого рассвета Брожу с тобой – плечо к плечу... Да, эту радость, Счастье это Ни с кем делить я не хочу!
НЕ МОГУ Я ЛОМАТЬ ЧЕРЕМУХУ... Ты прости мне ошибки-промахи, Пред тобой остаюсь в долгу: Не принес я опять черемухи – Я ломать ее не могу. Пусть стоит она – Чудо белое, Я не трону ее красу. Хочешь – радугу тебе сделаю? Хочешь – звездочку принесу?..
ЖАЖДА Гудят шмели в полдневном зное... Дождю пролиться бы пора,
178
Но тучи снова стороною Прошли сегодня, как вчера. И снова в огненное пекло Погружена земля вокруг, Рожь недозревшая поблекла, И пожелтел соседний луг. С мольбой о влаге стебель каждый Склоняет голову в пыли... И я, мой друг, томлюсь от жажды – Ее скорее утоли! Приди ко мне, побудь со мною, Развей тревогу и тоску. Стань тем дождем, Что в пору зноя Несет спасенье колоску!
ЧЕМ БЕРЕЗКА ВИНОВАТА? Солнце светит щедро, ярко – Дивный выдался денек! Но грустит в аллее парка Под березкой паренек. В чем причина?.. А причиной Та, которой рядом нет. Вынул ножик перочинный Опечаленный брюнет, И от корня до вершины Белый ствол сковала дрожь: Имя «Ада» – в пол-аршина! – Вырезать принялся нож. Брызнул сок, как будто слезы... Глупый парень, дай ответ: Нужно ль портить ствол березы, Коль в любви удачи нет? Наказать такое надо: Зря деревья не губи! ...Ты его не любишь, Ада? И не нужно, Не люби!
179
ПЕШКА С ней мало считаются не без причин – У Пешки действительно маленький чин. И все ж забывать шахматисту нельзя, Что может она превратиться в Ферзя.
СОСНЫ Красивы сосны строевые! Я им любовь свою несу. Как великаны-часовые, Они стоят в своем лесу. Я восхищен их дружбой братской, Корой янтарно-золотой, Неприхотливостью солдатской И – безупречной прямотой.
Что я вспомню? Солнце над полями, Пыль дороги, Тряску без конца, Тихий хутор, Домик с тополями, Рукомойник синий у крыльца. Молодайки фартук домотканый, Каганца дрожащий желтый свет, Жирный борщ, Граненые стаканы, Ночь без сна, Непрошеный рассвет. И еще – Бензина запах горький, Широту распахнутых ворот, Расставанье, Мельницу под горкой И дороги резкий поворот... 1943
180
НА ПОЛЕВОМ АЭРОДРОМЕ Еще бывает ночь свежа, Но к полдню вновь тепло вернется, И часовой у блиндажа Лучам весенним улыбнется. Услышав гул над головой, Ударит в рельс и крикнет: – Воздух! И успокоит тут же: – Свой! Увидев крылья в красных звездах. Все ближе, ближе, ближе гром... Затмивши солнце снежной пылью, На полевой аэродром Устало сядет эскадрилья. Окончен боевой полет. В комбинезонах неуклюжи, Пилоты вылезут на лед, Пойдут к землянкам через лужи. А к ним навстречу побегут Их побратимы фронтовые: – Ну, как бомбилось нынче? – Гут! Нам это дело – не впервые! ...В улыбке зубы обнажа, Они курить все сядут рядом. И часовой у блиндажа На них посмотрит нежным взглядом. 1943
МОЛОДО-ЗЕЛЕНО – Молодо-зелено – Много ль в ней толку? – Сухая осина Ворчала на елку.
181
Мы горя вынесли немало. Хоть от природы не слабы, Нас жизнь сгибала и ломала, Как буря крепкие дубы. Но никакому шквалу злому Не уничтожить нас ввека: Всегда на месте бурелома Встают ряды молодняка!
ИДУТ ПО УЛИЦЕ СОЛДАТЫ... Идут по улице солдаты – Рука к руке, плечо к плечу. Вот так и я ходил когда-то... Как время то вернуть хочу! Не потому, что очень сладок Солдатский харч, Солдатский быт. Мне дорог строгий распорядок, Который нынче позабыт. Тот образ жизни пунктуальный, На все в котором время есть... Долой изнеженность! Дневальный, Труби подъем мне снова в шесть! Я день загружу до предела, Возьму минуты на учет. Так много замыслов и дела, А жизнь безжалостно течет, Задор девается куда-то Не все былое по плечу... Возьмите ж в строй меня, солдаты, – Вернуть я молодость хочу!
8
...И как бы мы ни постарели, Себя я вижу молодым – В танкистском шлеме и шинели, Впитавшей пот, газойль и дым. Николай Силков
Н И К О Л АЙ С И Л К О В Николай Иванович Силков родился в 1923 году в Калужской области в крестьянской семье. После окончания Юхновской средней школы в 1941 году сразу же был призван в армию. С начала Великой Отечественной – на фронте. Спустя полгода получил ранение при освобождении родной Калужской области. После госпиталя был направлен в танковое, а затем – артиллерийское училище. Командиром самоходной установки прошел от Таганрога до Днепра. Осенью 1943 года после тяжелейшего ранения потерял зрение и ногу. С 1946 года живет в Иванове. Его жизненным подвигом стало преодоление слепоты: Н.И. Силков нашел свое место в строю, как и подобает истинному солдату. Стихи пришли к нему как второе зрение. С 1951 года он публикуется в ивановской периодике. А потом – при поддержке Ивановской писательской организации – издает книги, адресованные в первую очередь детям. Их тираж составил более миллиона экземпляров. Поэтические сборники члена Союза писателей России Н. Силкова: «Исходный рубеж» (Ярославль, 1970) и «Жизнь свое берет» (Ярославль, 1986) – адресованы взрослым. Член Союза писателей России.
Я в школу ходил, как на праздник, И все из-за той, что была Прекраснее всех одноклассниц – Опрятна, добра, весела. А стоило ей на уроке Обжечь меня пламенем глаз, И книги распахнутой строки Пускались в бессмысленный пляс. Учитель и был здесь – и не был, Соседа я видел – и нет. Два сгустка лазурного неба Везде заслоняли мне свет. И вот я, бессонницей мучим, Вступаю на школьный порог. Мне слышится вновь, как певуче Звонок возвещает урок. И в классе по-прежнему праздник – За партою девочка та, В чьей бездне очей распрекрасных Моя растворилась мечта.
184
НАУКА Не то в тоске, не то в ударе, Отец однажды мне сказал: – Высокий вымахал ты, парень, А вот силенкою не взял. Тебе бы в руки лом да молот, За тачкой походить сезон... – И я к отцу приехал в город, Где мостовые строил он. Мостовщики – народ сплоченный, Но каждому своя цена. Их быт артельный, труд сезонный Познал тем летом я сполна. Кирка из рук – лопата в руки, На смену ей кувалда, лом. Казались школьные науки, В сравненьи с этой, пустяком. Вздувалась кожа на ладонях, К рубашке прикипала соль, И день рабочий был так долог, Что задевал за кромки зорь. А мой напарник по носилкам, И старше вдвое, и сильней, Меня подхлестывал с ухмылкой: – Грузи-ка, парень, пополней! – И я со злостью греб лопатой, Кувалдой бил, как автомат, Когда прохожие девчата На мне задерживали взгляд... А день и долог, да не вечен. Сгорал закат, и – с плеч – гора. Звала гармонь в притихший вечер И усыпляла до утра.
Я любуюсь тобою, Затаенно дыша, Как ведерки с водою, Ты несешь не спеша. А в ведерках искрится Солнца свет золотой...
185
Дай на счастье напиться Мне воды ключевой! Не дичись незнакомца, Дай мне ношу твою – Я ни капельки солнца Из ведра не пролью!
ЗРЕЛОСТЬ Еще в ушах звучат слова О мужестве и смелости. Чернила высохли едва На аттестате зрелости. А он, вчерашний ученик, Уходит на задание, Читая главную из книг, Что не встречалась ранее.
РЕСА С веселыми деревнями Под зонтиками крыш, С кустами и деревьями, Куда ни поглядишь, Течет – сама поэзия – Близ Юхнова – Река. Она зовется Ресою Уж многие века. Поилица, кормилица – Река всегда жива И звонкой силой вылиться Спешит на жернова. Прохладная и чистая, Бежит моя река. Здесь путнику не выстоять, Не сбросив рюкзака. Он рад песку промытому, Березке молодой, И вот уж пена взбитая Сверкает над водой.
186
Всю тяжесть волны срезали – Шагай еще полдня. ...Впервые с речкой Ресою Война свела меня. Приказ гласил отрывисто: «Преграду с ходу взять!» На всю бы речку вырасти, Чтоб лечь и гатью стать. Но это в сказке можется, А здесь идет война. Земля от мин корежится, И дыбится волна. Грохочет гром неистовый, Темнеют облака. Прохладная и чистая, Впитала кровь река. Саженьки две – и в поле я. А вдруг не доберусь?.. Я твой, река привольная! Я твой, родная Русь! И реченька услышала, И сил земля дала... В то утро враг был вышиблен Из ближнего села.
Давил вещмешок На плечи сержанта Сильней, чем сраженья Грохот И гарь. А был в вещмешке Запас провианта – На все отделенье Один сухарь.
187
БАХЧА Хотелось пить, спекались губы, И едкий пот струился с лиц. Но зря мы обступали срубы Врагом отравленных криниц. И вдруг увидели вдали мы Бахчи пятнистый островок. О, как нам был необходим он И сока сладкого глоток. А наши танки, самоходки, Через бахчу идя на бой, Как будто красные обмотки Раскатывали за собой. Как будто весь тротил планеты Взрывал то поле изнутри... Но мог же оказаться где-то Живой арбуз, и два, и три? Мы шли к Днепру, громя фашистов, Принесших миру столько зла, А сок прохладный, сахаристый Земля усталая пила.
ВОСКРЕШЕНИЕ В беспамятстве, искромсан и простеган, Пронзаем болью и огнем калим, Метался я у смертного порога И в миг любой затихнуть мог за ним, Но вопреки всему пришел в сознанье, А в сердце жуть плеснула через край. Слух уловил хрипенье, бред, стенанья, Как будто в ад попал я невзначай. На зов мой раздались шаги мужские, И удивленно голос произнес: «Никак очнулся? Это здесь впервые!» А я смущенно задаю вопрос: «Махорки не найдется ль на закрутку?» И санитар в ответ, крепясь от слез: «Тебе, милок, лишь потерпи минутку, Найду я пачку лучших папирос».
188
И, покурив, я вновь был из подвала Сидельцами в палату вознесен. Весна-красна свой календарь листала, И в сердце мне бальзам – капели звон.
ХЛЕБ Беду в душе переживая, Лежал я немощен и слеп. И был, как та вода живая, Для моего леченья хлеб. На языках, что бытовали Среди врачей, сестер и нянь, То слово Муки и печали Звучало в сердце у меня. По-матерински беспокоясь, Чтоб я хоть капельку окреп, Мне говорила няня Зоя: – Давайте кушать. Вот ваш хлеб. И я по-детски угловато Ловил губами ломоток, В завет крестьянский веря свято, Что хлеб на свете – главный бог. Но чаще с видом деловитым, Спугнув палатный стон и хрип, Мне говорила няня Рита: – Давайте исты. Цэ ваш хлиб. И ситника ломоть пахучий, Что украшал солдатский стол, Дышал привольной степью тучной И духом украинских сел. А то, бывало, няня Седа, Присев тихонько на матрац, Мне говорила в час обеда: – Давайте кущат. Вот ващ хац.
189
Армении целебный воздух Ложился маслом на кусок, И я все чаще видел роздых От болей, стиснувших висок. Израненный в бою сурово, Я был беспомощен и слеп. Но возвратил мне силы снова Из добрых рук Отчизны Хлеб!
НАГРАДА Улыбчива, благоуханна, Как утро весеннего дня, Была она самой желанной И самой родной для меня. От губ ее прикосновенья Хмелел я в ночной тишине... А днем возникали сомненья: Не сон ли привиделся мне. Терзался я ревностью жгучей, Когда при обходе палат Звенел ее голос певучий И смех вторил смеху ребят... Но пламя предательства злого Не с той обожгло стороны. Ушла она в сумрак лиловый С военным, не знавшим войны. Меня поздравлял он, вручая Медаль за победу в бою. Награда, как рана сквозная, Жгла руку, жгла душу мою.
190
ДЕНЬ ПОБЕДЫ В ДОМЕ ИНВАЛИДОВ Победа! Бурей это слово В сердцах людей отозвалось. Кто не был радостно взволнован? Кто не хмелел от криков, слез? И вдруг бойцам, хлебнувшим лиха И покалеченным войной, Тот факт, что в мире стало тихо, Предстал обратной стороной. Взметнулась мысль к житейским высям, И льдом сковало все нутро: Не будет больше с фронта писем И сводок Совинформбюро! Не слушать им с былым настроем Стихов окопных и статей, Что битвы славили героев И ратный труд родных частей. Солдат с войны домой вернется К невесте, к матери, к жене, А им до гроба жить придется С тоской своей наедине. Победы гром их сбил с позиций Всеобщих ран, всеобщих дел. Теперь бы к фляжке приложиться И позабыть про свой удел.
ЖИЗНЬ СВОЕ БЕРЕТ Ты не следи за мной, сестрица, Не принесу тебе хлопот: Закрыта черная страница, И жизнь опять свое берет. Когда меняешь ты повязки, Меня волнуют неспроста И голос твой, и мая краски, И чутких пальцев теплота. Боюсь иного поворота: У глаз внимательных в плену Со мной вот-вот случится что-то – И я стихи писать начну.
191
УТРО ДОЛЖНО БЫТЬ СВЕТЛЫМ Смотри веселыми глазами На пробуждение зари. О том, что завтра будет с нами, Не говори, не говори. Еще не пробил час разлуки, И утро светлым быть должно. Пусть крепче обнимают руки И губы шепчут лишь одно. А день придет сырой и дымный, Теплом любовным не согрет, Перечеркнут себя взаимно Печаль и радость, мрак и свет.
Пришел к березке утром ранним Неблагодарный человек И, ствол ее глубоко ранив, Нарушил соков буйный бег. Ни тихой жалобы, ни стона Не издали ее уста. В своих сережках золоченых Березка та же – и не та.
МОЛОДОСТЬ И как бы мы ни постарели, Себя я вижу молодым – В танкистском шлеме и в шинели, Впитавшей пот, газойль и дым. Не потому, что вьюги замять Моих не тронула волос, – Мне просто взрослыми глазами Себя увидеть не пришлось. И мир в моем воображенье В круговороте дел и дней Остался жить как продолженье Суровой юности моей...
192
Бывает, встречу друга детства, Что стал усат и бородат, А сердцем чувствую соседство Армейских стриженых ребят! И в то, что мама поседела, Поверить мне невмоготу. Ведь юность так вперед летела, Что обгорала на лету... Все так, друзья! В огне и дыме Познал я крайнюю зарю. И все ж глазами молодыми На мир поныне я смотрю.
ЖИЗНЕЛЮБ Медсестры, нянечки, врачи, Уколы, кислород, блокада... Скрестили жизнь и смерть мечи У койки старого солдата. И переменным был успех Сторон, ведущих то сраженье... А пациент, волнуя всех, Шутил в минуты просветленья. В его пылающем мозгу Стучала мысль: – Не сдаться, выжить! – В бреду стрелял он по врагу, Что подходил все ближе, ближе, Ступал на огненный песок, Жару и боль превозмогая, И вдруг увидел родничок, А из него – вода живая. Дойти бы только, не упасть! И дошагал... Разжались губы, И отступил, теряя власть, Лихой недуг от жизнелюба.
193
ПОЭТ Под робкие лиры аккорды С десяток стихов сочинив, Ходил я счастливый и гордый, Поэтом себя возомнив. А друг мой и первый читатель, Меня отрезвляя, изрек: – Вот если бы ты напечатал В газете хоть несколько строк... Не вдруг, но в издании местном Подборка увидела свет. В душе зазвучало, как песня, Заветное слово – поэт. И снова мой доброжелатель Сказал, точно отдал приказ: – Любой настоящий писатель, Хоть книжку одну, да издаст... Урок был далеко не школьный, Но взял я и тот перевал. Меня вдохновитель невольный Поздравил с победой, признал. А мне, хоть имею с десяток И книжек, и членский билет, Труднее, чем было когда-то, Сегодня сказать: я – поэт.
ЖЕЛАНИЕ Слова родного языка Для каждого поэта, Как в битве пули для стрелка, Чей глаз остер и меток. Я был уверенным стрелком. И нынче, стих слагая, Лишь одного желаю: Чтоб не ушли «за молоком», Подобно пулям новичка, Мои слова, моя строка.
194
ЛЮБЛЮ СЕДУЮ ВЬЮГУ Как озорного друга, Как звонкую свирель, Люблю седую вьюгу, Колючую метель. Застигнет по дороге, Заголосит сильней – И все же без тревоги Иду навстречу ей. Под вой метели снежной Стихи писать люблю И крепко, безмятежно В такие ночи сплю. Но эта ночь иная: Уже рассветный час, А я лежу, вздыхая, И не смыкаю глаз. Болят несносно раны, Осколок жжет в спине. Я слышу вой бурана И шорох по стене. Неужто мне осталось Лишь так встречать пургу? Неужто это старость? Поверить не могу! И я встаю с постели, Готовый вновь к труду. Навстречу злой метели, Как в юности, иду.
Я ВЯЖУ Однообразные движенья: То взлет короткий челнока, То без большого напряженья Захлестыванье узелка... Авоськи, нужные хозяйкам, С утра вяжу, вяжу, вяжу И, если честно, без утайки, В том деле радость нахожу.
195
Пускай мой труд не так почетен, Как, скажем, сталевара труд, Но в чем кочан, что бел и плотен, Хозяйки с рынка понесут? По вашим лицам, вероятно, Улыбок пробежала тень?.. И мне, незрячему, приятно Встречать работой новый день.
ДВОРНИК Ему героя не присвоят – Заслуги, мол, невелики. Порой насмешки удостоят Его, трудягу, пошляки. А он – еще в тепле желанном Мы спим, не ведая забот, – Метлой, лопатой деревянной Уже порядок наведет. Нам хорошо. Дорожки чисты. Не увязают ноги в снег, Песком посыпан лед искристый. И сделал это неказистый В рабочей куртке человек.
КВАС Люблю я в погребок спуститься По крепкой лесенке крутой, Где не шампанское хранится, А харч добротный и простой: Соленье, квашенье любое... Но что бы стоил весь припас, Когда бы летнею порою Там не водился хлебный квас! Холодный, пряный, аппетитный, В охотку пей и вновь проси... Он – самый знатный из напитков, Изобретенных на Руси.
196
Из рощи, где трава примята, Где вьются тучи мошкары, Мне земляники принесла ты В ладошке, влажной от жары. Она едва румяной стала, И мелковата, и кисла... Но та рука, что собирала, Ей вкус особый придала.
ЖЕНА СОЛДАТА-ВЕТЕРАНА Ее нельзя перехвалить: Ни в чем не осрамится. И спеть, и сшить, на стол накрыть Большая мастерица. Она пригожа, говорят, Но если бы спросили, Сказал бы муж, что во сто крат Ее душа красивей. От ран порою не до сна: Заноют к непогоде, – Врачом становится жена Иль кем-то в этом роде. Она – глаза его и слух, Несказанное слово, В любой беде надежный друг, И нежный, и суровый. Есть у любви секрет один: В любую пору греет. Вот с ней он прожил до седин, А сердцем не стареет.
197
НЕВЕДОМЫЙ ЦВЕТОК Зине
«Любой цветок с опушки рощи В твоем букете проще мне Узнать по запаху, на ощупь», – Сказал с апломбом я жене. Держать пари готовы оба, И память юношеских лет Являть мне стала с первой пробы И аромат, и вид, и цвет. Звенели колокольцев чашки, И запах лета ландыш нес. Фиалки были и ромашки, И глаз анютин – синий плес. Иван-да-марья скромной парой Стояли средь толпы цветной. Купавки с бронзовым загаром Смущали клевер луговой. И вдруг запнулся я внезапно, Жене проигрывая спор, – Неведом был цветка мне запах И лепестков его узор. Коснулся слуха голос милый, И грусть в словах: «Ну что, забыл?» Сознаться мне достанет силы, Что свой талант переценил. Я обнял женщину с букетом, И сердце радость обожгла. Цветком неведомым, как этот, Благоуханным, чистым, светлым, Ты в жизнь мою навек вошла.
ПРИДУМАННЫЙ ПРАЗДНИК За окном тополиная вьюга. Вкусно пахнет пирог на столе. У буфета хлопочет супруга, Силясь пыль отыскать на стекле. О гостях не гадай понапрасну – Их сегодня собрать мудрено. Распахнем в наш придуманный праздник Дверь для всех, а для солнца – окно.
198
Мы не моты с тобой, не деляги, Не ханжи, не рабы кошелька. На войне содержимое фляги Раздавал я друзьям до глотка. Не жалел ни последней галеты, Ни последней щепотки махры. Где ты, братство солдатское, где ты? Как твои согревали костры! Мой характер все тот же и ныне, Хоть крута и неласкова жизнь С вечным мраком и мутной лавиной Лицемерия, зависти, лжи. Я изведал и срывы, и взлеты, И заносы на каждом кругу, Но без веры в добро, без работы И без песен прожить не могу... И сегодня совсем не напрасно Вспоминая опять о былом, Дверь для всех распахнем в этот праздник И наполним стаканы вином.
Разные бывают юбилеи, – И грустны, и радостны они. Чарку наливая пополнее, Я сегодня вспоминаю дни, У которых не было начала И которым не было конца. В пламени большого их накала Плавились моторы и сердца. Но не все о прошлом только мысли. Не свои недуги стерегу. Я – солдат. И хоть в запасе числюсь, – Примириться с этим не могу. Четверть века поединка с мраком... Как хочу я, чтоб моя строка Выдержала новую атаку, Прибавляя сердцу огонька!
199
Чарку водки опрокинув, Друг сказал, как в полусне: – Семь болезней с половиной Доктора нашли во мне. Я за шутку принял это. А вчера, как злейший враг, Прописал мне врач диету, Курс леченья синим светом, Капли, мазь, набор таблеток И микстуру натощак, Наложив при этом вето На спиртное и табак. Друг воспринял философски Слов моих тревожный тон И сказал: – Махнем по стопке! Ведь не в рай ведут нас тропки, А в аду – сухой закон.
ОТПОВЕДЬ – Вы что кричите, как пастух?! – Вскипела дама в шубке лисьей. И полетел с красотки пух, В прямом и переносном смысле. – А что пастух? В деревне с ним Любая баба не закиснет. А с вас в момент сойдет весь грим, В прямом и переносном смысле. Пастух со стажем, словно маг, Животных всех читает мысли. И ваши для него – пустяк, В прямом и переносном смысле. У пастуха наметан глаз. Он по бадьям на коромысле И по буренке в ранний час Портрет любой хозяйки даст, В прямом и переносном смысле.
200
Я сорок лет скотину пас И к «маякам» бывал причислен, А за себя не взял бы вас, В прямом и переносном смысле.
ПОЛОНЕННАЯ РОДИНА Стихает в сердце Шторм семибалльный. Любя народ свой, Я пел бы Русь, Но убивает Меня морально, Что нынче многих Людей боюсь. Не по себе мне, Как ваш «парнище» С «тойоты» барской Смывает грязь, Наследным принцем Глядит на нищих, Плодит которых «Родная» власть. Я полон скорби, Что ваша дочка На телефонный Сигнал спеша, Взывает к небу, Чтоб эта ночка Дала побольше Ей барыша. Позор, что нагло Так обворован И так унижен Рабочий класс! А вы в защиту Его – ни слова, Чтоб не прогнали С работы вас. Мне вновь как будто Вскрывают раны, Когда я слышу
201
Увечных стон, Что так близки вам Чужие страны. Ты в чей попала, О Русь, полон?
ЗАЧЕМ ХОДИЛ Я НА ВОЙНУ? Ну как мне внуку объяснить, Когда он слишком мал, Зачем ходил я немцев бить И зренье потерял? Сказать хотелось бы мне так: «Мои глаза окутал мрак, Чтоб жизни свет не гас!» Подобный образ тезка мой, Плененный музой фронтовой, Обыгрывал не раз. Могу сказать: «Ходил я в бой, Чтоб заслонить страну собой, Спасая от ярма». Но вряд ли сей словесный сплав Дойдет, огня не расплескав, До детского ума. Теперь и взрослые порой, Далекие от битвы той, Увидев грудь «в крестах», Наотмашь бьют: «Ну что, герой, В кусты не рухнув головой, Остался на бобах?» ...Найдет ли завтра внук ответ, Постигнув старину, Зачем в неполных двадцать лет Ходил я на войну?
9
...И скорбный путь мой к дому на Фонтанке Через кольцо блокады и войну Прокладывают призрачные танки Солдатский шаг ломает тишину. Маргарита Лешкова
МА Р Г А Р И Т А Л Е Ш К О В А (1914–1998) Маргарита Павловна Лешкова родилась в Петербурге. Участница Великой Отечественной войны, имеет медаль «За оборону Ленинграда». В шестидесятые годы переехала жить в Шую. Работала на заводе искусственного волокна, фабрике «Шуйский пролетарий». Первые стихи опубликовала в 1933 году в ленинградском журнале «Резец». Печаталась в районной и областной периодике, журнале «Волга», коллективных сборниках, альманахах Верхневолжья и Иванова. Автор поэтических сборников «Живая вода» (Ярославль, 1973), «Листопад» (Иваново, 1990).
РАЗЛУКА Мальчишеским почерком, точным и кратким, Заполнен листочек из школьной тетрадки. Но в ящике синем не может согреться В военную пору вчерашнее детство. Дождливая осень привносит детали: Осины и клены багряными стали... Снуют по перрону и жмутся по-лисьи К озябшим девчонкам дрожащие листья. Зовут за собою военные трубы К защите родных рубежей и границ... Решеткой дождя отгорожены губы От девичьих губ и соленых ресниц. ...И так захлебнулся свисток паровозный, Такая на землю сошла тишина, Как будто, прикрыв пулеметные гнезда, На миг призадумалась... даже война.
БАЛЛАДА О ЛЕНИНГРАДСКОЙ КВАРТИРЕ В пустой ленинградской квартире С пробитой навылет стеной, Как черное «яблочко» в тире, Висит репродуктор стенной. Здесь сводке боев ежедневной
204
Жильцами оставлен «причал»: Здесь голос то скорбный, то гневный Из месяца в месяц крепчал. Не спит затаившийся город... За каждым, прописанным там, Шакал приблудившийся – голод, Неслышно идет по пятам... И важно – дожить до рассвета, С работы дойти – не упасть, И важно, чтоб в «яблочко» это Война не сумела попасть. И все же, когда отступая, Враги врассыпную ползли, – Последняя бомба Тупая От крыши прошла – до земли. Так было. Но вот из-под Бреста, – На стыке событий и дат, – Застыл у пустого подъезда Вернувшийся с фронта солдат. Вошел он – неловко и робко, Раскрытых дверей череда: Не дом, а пустая коробка, Плывущая в «никуда». Подъезд обветшалый и сирый... Зачеркнуты имена... (Зачем нам ключи от квартиры, Куда прописалась война?) И вот уж последний... последний Пробитый навылет этаж: – И те же обои в передней... И, помнится, лампочка та ж? И – голос! Прошил, как торпеда, Осевшую, мозглую тьму: – Победа! Победа! Победа! – Гремело навстречу ему.
205
Я знаю, меня к этой двери толкнула Живучая, бабья, ревнивая власть... Как будто я руку свою протянула Кого-то коснуться И что-то украсть! За дверью капризные женские губы, В тревожных ресницах недобрый вопрос... На черной пластинке – певица из Кубы Хрипит и рыдает, как пьяный матрос... На окнах растений колючие панты, О прочем уюте судить не берусь. Припомню гитары лиловые банты, Высоких бокалов вишневую грусть... А в нише, над узенькой, детской постелью, Приколот к обоям кусочек тайги. ...Осыпаны сосны вчерашней метелью, В сугробах, как раны, чернеют шаги, Ремни... вперекрест... на твоем полушубке, Каштановый чуб опустился на бровь, Лукавые губы готовятся к шутке... ............................................................. Ну, здравствуй, моя фронтовая любовь!
ВОСПОМИНАНИЙ ЧИСТЫЙ ВОДОЕМ В тени берез ивановы огни. И ландыши рождаются в тени. И в зарослей спасительную тень Бросается испуганный олень. В тенистом рву роса находит кров... А ласточки – в тени колоколов. Щека моя, смугла и горяча, Ложится в тень от твоего плеча. Тень ястреба – грозящая бедой. И тень войны над тихой лебедой,
206
И тень тревоги на овалах лиц, И тень разлуки на росе ресниц... ... Давно упразднены колокола. Война и нас, как многих, развела. Воспоминаний чистый водоем Смывает тень на имени твоем!
НЕ СУДЬБА Собирая Живущих окрест, Шел дорогой Военный оркестр... И печально вздыхала труба: – Не судьба ей была... Не судьба. ................................................ Человек – отошел от окна, Взял стакан И бутылку вина, Прядь седую откинул со лба, Повздыхал... И сказал: – Не судьба! – Посмотри-ка! – Шепнула жена. – На подушке несут – ордена... А была никому не люба: Ни детей, Ни друзей, – Не судьба?! (Он подумал: «Ее ли вина, Что друзей раскидала война? А любимый – прошел стороной И живет... С нелюбимой женой».) ...Отыскал он в шкатулке письмо. (Пожелтело... Завяло оно.) Легкий почерк, строка – голуба: «Не печалься, родной,
207
Не судьба!» ...Человек просидел до утра, Словно это письмо «из вчера», Словно сорок промчавшихся лет До сих пор ожидают ответ.
ФОНАРИК Не отыскать в летящей хмари Полоску узкую зари... Помедли, уличный фонарик! Еще немного – погори... И – вновь неузнанной, Невстреченной, Мне высвети – издалека: ...Горбатый мостик, Чуть «намеченный» (Как траектория прыжка)... На дом с воротами железными, С колодцем-двориком внутри – Куда пути мои отрезаны, – Со мною вместе – посмотри. И обойдя, кругом да около, Ногой чугунною стуча, Постой немного перед окнами... Как поминальная свеча.
ГОРДЫНЯ Не тревожься... Я вычеркну имя Из тетради – судьбы и души! Над пустыми речами твоими Усмехнусь и скажу: «не греши!» И уйду. Пропаду. Побелею, По дорогам поземкой завьюсь... И уже ни о чем не жалею, И уже никогда не вернусь.
208
Ну, а если окажемся рядом? Там... в преддверии судного дня? Не коснусь ни одеждой, ни взглядом; (Не тревожься – предавший меня!) ...Что же – значит, и там не остынет Наша память? И боль – не уйдет? И меня упрекавший в «гордыне» Белый ангел... глаза отведет!
КЛЕН Собирается в путь, понемногу, Все, что свищет, щебечет, поет. Даже клен, обряжаясь в дорогу, Золотые подковки кует. Но не вырвать заплывшие корни Из железобетонных оков! Оплывают осенние горны, Замолчит перестук молотков. Не ослабнет могучая хватка, Не осилить ее, не порвать... И всплеснув рукавами в заплатках, Он останется тут. Зимовать. Будет ночью царапаться в ставни, Задыхаться в морозной пыли. Он стеречь мои песни приставлен, Чтоб они улететь не смогли.
ЗАВИСТЬ Зависть белыми нитками шита. Хоть сама, как известно, – черна. Даже ранам войны незажитым, Усмехаясь, не верит она. Даже счастью любви запоздалой Зависть – черное слово найдет. И на веках – морщинке усталой Неприглядную роль отведет.
209
Обовьет, оплетет повиликой, Рассыпая свои семена... И от малой судьбы до великой – Равноценно опасна она: Доведет до постели, до петли, На нее не составишь «прогноз». Где слаба она – попросту сплетни, Где сильна – клевета и донос. Отступать перед ней не спеши ты: Что положено – выдай сполна! Зависть белыми нитками шита, Потому и заметна она! И неважно, что, сея проклятья, Чтобы слух о себе заглушить, Зависть, выкроив белое платье, – Станет черными нитками шить.
СНЕГ Он шел, как в атаку: «Зарядами» скашивал Все то, что мешало ему на пути. Он шел и качался, Он шел и не спрашивал, Куда ему, белому, дальше идти. Навстречу, с узлами, – кусты и киоски Бежали, пригнувшись ему до колен... Сарайчик тащил оторвавшийся лоскут, Роняя «гранаты» промерзлых полен. И вспухли сугробы. И умерли краски! Кто белым на белом напишет: «любовь»? И снова нелепые снежные «каски» Торчат наверху телеграфных столбов. Да ветром гонимая от перекрестка, Под визг тормозов и железных болтов, Сестрой милосердья Склонилась березка
210
Над ворохом снежных «стерильных бинтов». А снег уж вплотную К стеклянной заплате Окна (подобравшись «военной тропой») Прижался лицом... Как боец в маскхалате! (От взрыва – оглохший, от гнева – слепой!) Нам на сердце Время ладони положит, И Память порвет ослабевшую нить. Но этот – чистейший – не хочет, не может Кого-то забыть... И кому-то простить.
Проснусь... И станет все – иначе: Сочнее зелень, Глубже синь! (В соседней комнате заплачет Мой младший... нерожденный сын!) Рабочий стол завалят гранки, Развесив узкие края... И, содрогнувшись в черной рамке, Исчезнет карточка твоя! И – встречь махнет твоя рука мне! И вспять промчатся поезда, И, притворявшаяся камнем, Вспорхнет упавшая звезда! ...Приму твой плащ (из парусины), На стол – раскину белый лен... Где отпечатки лап гусиных Оставил облетевший клен. И все предав судьбе на милость: Событья, даты, имена... – Скажу: «Любимый, мне приснилось,
211
Что на Земле была война...» И – вновь проснусь! ...Бушуют клены, Твое лицо – плывет во мгле, Будильник с пупочкой зеленой Сердито пляшет на столе.
ПОД ЦОКОТ БРОНЗОВЫХ КОПЫТ... И снова память, тешась и колдуя, Мне прошлое показывает в рост. Меня, как в сорок первом, – молодую, Швыряя ночью на Дворцовый мост. И скорбный путь мой к дому на Фонтанке Через кольцо блокады и войну Прокладывают призрачные танки, Солдатский шаг ломает тишину. Как двери насторожены и чутки, Как слепы окна под фанерой век! А на снегу лежит вторые сутки Спеленатый, как кукла, человек. И корабли... с сосульками на вантах, И вряд ли лед бывает леденей... Но бронзовые юноши Атланты Уже седлают клодтовских коней. Кладу ладонь на опустевший цоколь (Осколками обстрелянный гранит). ......................................................... А по проспекту затихает цокот, Тревожный цокот бронзовых копыт...
ГАРМОНЬ Опять обожженные души Ведет за собою гармонь. Послушай, послушай, послушай... Военные песни не тронь! Еще не забыта блокада, Не зажили раны во мне... Не надо, не надо, не надо
212
Со мной говорить о войне! А парень – пустые глазницы Уставил в невидимый стол... И песня, дойдя до «Границы», Рванувшись, упала пластом. Ладони по граням стакана Прошлись, как по граням штыка. А рот, словно рваная рана, Раскрыт в ожиданье глотка. И снова: «По коням, по коням!» И «темная ночь» без конца... И мучают сердце гармони Упрямые пальцы слепца. И снова покой мой нарушен... И песня нацелена в нас – И в память, и в совесть, и в душу – Бойницами выжженных глаз.
КАМЕНЬ Камень становится птицей в руке. Камень вприпрыжку летит по реке. В небе сверкает далекой звездой. Чайки на камне свивают гнездо. Камень о камень – и вспыхнет огонь. Камень поставили – мертвых не тронь. Камень на камень – растут этажи. Камень росинкой на пальце дрожит. Камень речной подхвачу на бегу, Как талисман для себя сберегу. ...Подняли камень... От камня беги! Камни – друзья нам, и камни – враги... Кто-то швыряет мне камень-вину. Камень тревог мы носили в войну. Камень-разлука лежал на пути
213
(Мы не посмели его обойти!). Камень-обиду вложили в пращу. Камень-измену тебе не прощу. За поворотом грядущего дня Каменный страж ожидает меня. Я не за словом полезу в карман – Спрятан в кармане речной талисман... Он мне поможет в нелегком пути. – Камешек, камешек, как бы пройти?
НАРИСУЙ МНЕ ДОМ – Нарисуй мне дом, сыночек! Посветлее Да повыше... Чтоб туда слетались к ночи Стаи ласточек под крышу. А еще, мое сердечко, Нарисуй мне лес и речку: Чтоб над лесом не метели, Гуси-лебеди летели! А тропинкой – до порога – Цвет черемухи да вишни: Чтоб светлей была дорога В день, когда я стану лишней. И веселых красок ради, Отложив свою игрушку, Нарисует сын в тетради Кособокую избушку. Да колонку-водокачку, Да лохматую собачку... ..................................... Частый дождик нарисует – Весь в линеечку косую.
214
ЛЕНИНГРАД Нам с тобой в Ленинград непременно бы надо. Напоследок напиться бы невской воды. Да еще в заповеднике Летнего сада Отшумевшего детства припомнить следы. Там столетние липы торжественно строги, И, сойдясь в заколдованном этом лесу, Превращенные в мрамор, герои и боги По ночам оживают и пьют росу. И туда, от решеток, окрашенных наново, От Лебяжьей канавки, где нет лебедей, Поводырь листопад по аллеям каштановым Вечерами приводит усталых людей. Вот и нас поведет ленинградская осень, Как туристы пройдем, каблуками стуча... Только, милый, – ни шагу по улице Росси! Только, милый, – ни слова о белых ночах!
Когда, освоив космос, корабли К инопланетным жителям пробьются, Узнают те, что дочери Земли, Страдая – плачут... Радуясь – смеются. Я дочь Земли, И я с Землей сольюсь, Но почему-то я живу иначе: То над своими бедами смеюсь, То над своими радостями плачу.
215
«ЛУЧШИЙ ДРУГ» «Ты почему не веришь мне? Я добрый хмель в твоем вине... Ручей, бегущий средь камней Навстречу нежности твоей. Береста – на твоем огне... Ты... никогда не верил мне?» Он думал: женщина лгала. В разлуке весело жила. Теперь письмо красиво лжет, И пальцы жжет, И память – жжет! И «лучший друг» сказал о ней: «Она – рябина без корней. Она – колодец без воды... Она – причал твоей беды! Как ране – нож... Как правде – ложь... Я ей не верил ни на грош!» Иная фраза, как ожог: Он разорвал письмо. И сжег! И строчка крикнула в огне: «Ты никогда не верил мне!..» Но чуть развеялся дымок – Он запер память. На замок. Пришла судьба... И – отперла: «Твоя Татьяна умерла». А «лучший друг» принес вина. Сказал: «Во всем – твоя вина! (Себе налей И мне налей.) Ты – никогда не верил ей! А я любил ее. Всегда. Твоя вина! Моя – беда...»
216
Ты тихой радости не трогай, Чужую боль – не вороши: Душа родится «недотрогой» – Не унижай чужой души! «Судить»... Читать нравоученья Да предаваться похвальбе... .................................................. ...Ведь есть «глубинные теченья» В непредсказуемой судьбе! И только тот, кто лично (лично!) Кого-то спас – на быстрине – «Судья»! А хвастать – неприлично, – Так в детстве говорили мне.
ДОРОГА Чему меня дорога учит? «Не спотыкайся... Не ропщи! Среди камней и трав колючих Свою тропинку отыщи. Смотри налево и направо: Приметы верные лови. А где откажет переправа, Бросайся в воду и – плыви!» А я чему учу дорогу? «Не лги. Не путай. Не крути. Не завершайся у порога: Стань вертикальной и – лети!»
217
Смотри: в золотой круговерти Качаются рыжие черти, Хвостами пушистыми машут, С кленовыми листьями пляшут. Ну, как вы тут, братцы, живете? В круженье, В движенье, В полете? В лесах, заповедных и пряных, Червонных, Багровых, Багряных? Давай мы у жизни попросим Такую же щедрую «осень»? Такую же буйную ярость, Такую же яркую старость? Нам скажут: «А как вы живете?» Мы крикнем: «В полете! В полете! В движенье! В круженье! В «броженье»! В последнем земном притяженье!»
10
...Я постигал секреты службы, Стоял на вахте сотни раз. И крепкий круг Матросской дружбы Был мне спасательным подчас... Иван Ганабин
И В А Н Г А Н А Б И Н (1922–1954) Иван Васильевич Ганабин родился в 1922 году в деревне Коломихе Вязниковского района Владимирской области в крестьянской семье, которая переехала в Южу в 1928 году. После окончания средней школы И. Ганабин в 1941 году был призван на срочную службу в Военно-морской флот на Балтику. Во время Великой Отечественной войны был комендором, зенитчиком, разведчиком. На войне стал писать стихи. Печатался в газетах Балтфлота, в журнале «Краснофлотец». При освобождении Польши был к ранен и контужен. В самом конце войны И. Ганабин работал во флотской печати. После демобилизации в 1947 году поступил в Литературный институт им. М. Горького. Окончил его в 1953 году. К этому времени был уже автором двух поэтических сборников – «Первый выход» (Иваново, 1950) и «В дороге» (Владимир, 1951). Стал членом Союза писателей СССР. После окончания Литинститута заведовал отделом литературы и искусства владимирской молодежной газеты «Сталинская смена». Умер в феврале 1954 года. Вскоре после его безвременной кончины в свет вышли: «Избранное» (Владимир, 1954) и «Стихотворения» (М., 1956). Стихи И. Ганабина публиковались в коллективных сборниках в Москве, Иванове, Ярославле. В 2003 году во Владимире издана книга стихов Ивана Ганабина и воспоминаний о нем – «Родная сторона».
УТРО У МОРЯ Седые гребни волн могучих Бросает ветер на песок. Плывут разорванные тучи, Алеет утренний восток. И брызг колючих мириады – Хрустально-чисты, как слеза, Как росы утреннего сада И чьи-то милые глаза... Гуляет ветер на просторе, Взметнулись флаги кораблей... О, как люблю тебя я, море, В суровой прелести твоей!
220
Всю ночь лил дождь Как из ведра, Бурлило море Пеною. Всю ночь – До самого утра – Выл ветер злой сиреною. Всю ночь метались корабли, Фарватеры утюжили, А с бурей сладить не могли Громады неуклюжие. Под утро дождик стал спадать, Охрип и ветер лающий. И только начало светать – Родился день пылающий. Не хлещет дождик проливной, Горит на солнце радуга. И синий парус над землей Натянут туго-натуго!
Я ФЛОТУ ОЧЕНЬ БЛАГОДАРЕН... Я флоту очень благодарен... Тот день встает передо мной, Когда я, Неуклюжий парень, Был окроплен морской волной. Как я мечтал Об этом часе Там – В сухопутном городке! Еще учась в четвертом классе, Я рисовал себе на счастье Чернильный якорь на руке... Я столько книг прочел о флоте, Где только – в мыслях – не бывал! Я шпаклевал петровский ботик,
221
Я под Синопом воевал... О, детство! Отрочества сроки Настали; Призыв: Годен... Флот!.. И – «Реет вымпел на флагштоке...» И – «Корабли идут в поход...» Давалось все Не так-то просто, Но я мужал день ото дня. А был я маленького роста, И звали «шкентелем» меня. Я постигал секреты службы, Стоял на вахте сотни раз. И крепкий круг Матросской дружбы Был мне спасательным подчас. Порою к горлу подступала Тоска по дому и родным, По той, Которая скучала, По той, Которая писала: «Люблю... Живу тобой одним...» Потом – война... И письма реже... Совсем не думалось в бою, Что пуля-дура Вдруг обрежет Жизнь краткосрочную мою... Тогда – В те годы боевые – Я сочинил стихи впервой И напечатал их – Простые, Чуть-чуть наивные такие – В многотиражке фронтовой. Сам боцман Их читал в газете И говорил:
222
– Давай... пиши... Я стал счастливейшим на свете... Ну так и пелось от души! Я пел – На чувства не скупился... За эти семь – почти что – лет Я возмужал И укрепился – Как гражданин И как поэт. Еще в пути ухабов много, Наверно, Спотыкнусь не раз... Но есть дорога! Та дорога Там – На Балтфлоте – Началась. Там, Где когда-то, Робкий парень, Я слушал, Как гудит прибой... Я флоту очень благодарен: Я окроплен морской волной, Морской волной – Живой водой!
ЕХАЛИ СОЛДАТЫ Ехали солдаты из Германии... Орденов военных кавалер – Гармонист – наяривал «страдание» На родной саратовский манер. Ох, уж и старался! От усердия Пот катился градом по щекам. – Ты, браток, того гляди, от радости Разорвешь гармошку пополам...
223
Усмехнулся парень, и прищурился, И сильней на клавиши нажал: Дескать, ничего, гармонь хорошая, Выдержит, Не так еще «страдал». Как, бывало, вспомнишь нашу Родину Да сыграешь, – Знаешь, как играл! Аж меха трещали от «страдания», Но, однако, хватит – пострадал! И прошу тебя, браток, заранее: Приезжай на свадьбу той зимой. ...Ехали солдаты из Германии, Ехали на родину, домой.
Я ее не буду Спрашивать: «Ждала ли?» Мне глаза любимой Никогда не лгали. Если встретит молча, – Значит, все – как прежде. Если ж суетливо, – Значит, нет надежды.
ДОМ СТРОЯТ Ни дома нет еще пока, Ни вишни, Ни черешни... Но чья-то Добрая рука Поставила скворечню.
224
Здесь трубы черные торчат Над пеплом И бурьяном... Но топоры уже стучат, И шаркает рубанок. Построят люди Новый дом, И под тесовой крышей, Как прежде, Жизнь забьет ключом На пепелище бывшем. Ну а пока Один тут дом, Зовется он Скворечней, С хозяином своим – Скворцом, Веселой птицей вешней. С утра до вечера Идет, Не затихает стройка: Дом с каждым часом все растет, Кипит работа бойко. Смолою пахнет... Облака Весенний ветер грудит... Здесь дома нет еще пока. Но люди есть: Он – будет!
ХОРОШО ПРОСНУТЬСЯ НА РАССВЕТЕ... Хорошо проснуться на рассвете – Распахнуть окно для встречи дня, Чтобы в дом ворвался свежий ветер, Голосами птичьими звеня. На деревьях лопаются почки, Барабанит дождик по стеклу.
225 7-2264
Тополей пушистые листочки Потянулись к свету и теплу. Дождик-дождик! Ну-ка, дождик, пуще! Напои ты влагою поля, Чтобы озимь пробивалась гуще, Хлеборобам сердце веселя. Над землей летает вешний ветер, Первыми листочками шурша... Хорошо проснуться на рассвете: Жизнь до удивленья хороша!
ЕГО УБИЛИ НА ВОЙНЕ... Его убили на войне... Он не отворит в избу двери. Пришло известие жене О том, что... А она не верит. Пришло известие давно, Она ж не верит – Все в надежде, Что постучится он в окно И жизнь пойдет – Пойдет, как прежде. Она не плачет по ночам, Тоска и горе Стали глуше, А вдовья Горькая печаль И слезы ей, И сердце сушит. Иные говорят уже: – Ведь только раз Живем на свете!.. – Но он один в ее душе, И на него похожи дети. Она не верит все И ждет.
226
Что есть любви сильней на свете! Года идут себе вперед, И вот уж подрастают дети... Года идут, И жизнь идет, Крадется незаметно старость... Она ж не верит все И ждет: Она верна ему осталась!
ЖЕНИХИ Мы вдвоем за ней ходили, По уши влюбленные, Мы с ума по ней сходили, Женихи зеленые. Все мы песни перепели У ворот Нечаевых; Все ходили, все хотели, Ждали встреч нечаянных. Было всякое порою – Говорить не велено. Ох, чудные мы с тобою – Молодо да зелено. Мы вдвоём за ней ходили – Корешки-приятели; Зря страдали, Зря любили, Время зря потратили. Мы друг к другу ревновали, А она смеялася. Оба-двое прозевали – Третьему досталася... Понапрасну мы ходили, По уши влюбленные, Зря с ума по ней сходили, Женихи зеленые. Ничего – перестрадаем, Знаем – перебродится. Мы прекрасно понимаем: Свет не клином сходится...
227
АПРЕЛЬ Хотя апрельскими утрами Ручьи подернуты ледком, Весенний сев не за горами, И первый дождь, И первый гром, И первых листьев трепетанье, И вдаль летящая река, И животворное дыханье Стремительного ветерка. Весна... Теплынь... Все больше света Вливает солнце в каждый дом. А там, глядишь, ударит лето... И первый дождь... И первый гром...
ОСЕНЬ НА КЛЯЗЬМЕ Сентябрь на золото не жаден: Стоят в подпалинах леса. И твой наряд душе отраден, Печальной осени краса. За Клязьмой синие туманы Сосут холодную росу. Косые птичьи караваны Печаль осеннюю несут. Жгут землю первые морозы, Поблек заклязьменский простор, Застыли зябкие березы, Взбежав на желтый косогор. Природа тихо умирает, Осенний воздух глух и сыр, И тишина кругом такая, Что кажется, уснул весь мир.
228
Пусть будет так. Пусть песня спета, Но почему ж тревожны сны? ...И ты вот так же бродишь где-то И тоже ищешь тишины...
УХОДЯТ В АРМИЮ РЕБЯТА Уходят в армию ребята, Поет веселая гармонь... Я сам когда-то был солдатом, Прошел и воду, и огонь. И нам напутствия когда-то Давал суровый военком, И так же грустные девчата В сторонке плакали тайком. С какой-то радостью и дрожью, Тая в груди своей печаль, Я уходил по бездорожью Туда, где закаляют сталь. Сквозь непогоды и невзгоды Пройдя – и жив, и невредим, – Я говорю: За эти годы Я стал поистине стальным. И вот у райвоенкомата Я в доброй зависти стою; Шепчу: «Ребята... ах, ребята...» И думу думаю свою: «Через каких-нибудь полгода Постигнут службу назубок, Любая чертова погода – И та ребятам будет впрок. И кто их знает, Может статься, Что паренек – земляк вот тот – Захочет в армии остаться И до полковника дойдет...»
229
Ну а пока стоят с ним рядом Семнадцать синеглазых лет, И вижу я по этим взглядам Большой любви Большой привет. Мне так знакомы эти речи, И эти взгляды, И цветы... – Я напишу тебе... Ответишь? – Я буду ждать тебя... А ты? ...Стоит мамаша – поглядите – Не оторвет от сына глаз. Звеня медалями, Родитель Дает наследнику наказ: – Оружье смазывай почаще, Держи сухим боезапас... Прибудешь в часть – Почтовый ящик Нам сообщи... Ну, в добрый час! ...Ну, в добрый час! Слова привета... Предгрозовая тишина... Ударил дождь – К добру... И где-то Ждет пополненье старшина.
СОЛДАТУ ЧАСТО СНИТСЯ ДОМ Солдату часто снится дом, Березы над прудом... Истосковался человек О городе родном. Не упрекнуть, Не укорить; Я сам, друзья, служил.
230
И тоже – Что тут говорить – О родине тужил. Солдату можно тосковать, Но должно бодрым быть: Служить – Не щи в гостях хлебать, Не чай у тещи пить. Тоска тоской. А служба – долг: Настал черед – служи... Не он один – Хранит весь полк Родные рубежи. А коль солдат затосковал, Он – человек живой. Тоскует – любит. Где любовь – Там подвиг; И в бою Отдаст солдат По капле кровь За Родину свою. А что солдат взгрустнул – Пускай! – Грех не ахти большой: Ведь отчий дом И отчий край Он любит всей душой.
ИЗ ОТПУСКА Отпуск твой закончился так скоро, – Не успел и оглянуться ты... Там, за поворотом, скрылся город, Снова превратившийся в мечты.
231
Белый дым клубится у откоса, Уплывая медленно к реке. Долго будут бравого матроса Вспоминать девчата в городке. И тебе, вдали от самой близкой И любимой девушки твоей, Скоро ветер запоет балтийский, Запоет, мятущийся, о ней. Полюбило бойкую девчонку Сердце беспокойное твое... И тебе летят уже вдогонку Письма легкокрылые ее.
«Вся жизнь – Встречай да провожай», – Ты говорила мне сквозь слезы. Качались белые березы... Я покидал родимый край. Был ветер, Ночь была зябка – Уже вступала осень в силу... «Постой... Постой...» – Меня просила Твоя горячая рука. – «Хоть день... Хоть час... не уезжай...» Но так – всю жизнь: Пути, дороги... Вся жизнь – Встречай да провожай... И ты В тревоге на пороге.
232
А ВСЕ СЛУЧИЛОСЬ ОЧЕНЬ ПРОСТО А все случилось очень просто: Идя однажды на вокзал, Догнал я девушку у моста. – Пойдемте вместе, – ей сказал. – Пойдемте вместе, – отвечала. – Вдвоем дорога веселей... – Тропинка узкая бежала Среди лугов, Среди полей... Мы шли по берегу крутому, Шуршала желтая трава... Шли, говоря один другому Совсем обычные слова: – Да-а... Урожай хорош... – А скоро Придет зима белым-бела... – Вы в город едете? – Да, в город... – Я тоже в городе жила... – И почему-то замолчала, Не получился разговор. Потом Простились у вокзала, И я жалею до сих пор, Что постеснялся, Парень робкий, Спросить, Как звать И сколько лет... Она походкой неторопкой Ушла... А я глядел ей вслед... Хотелось крикнуть: «Подождите! Нам с вами дальше по пути... Как вас зовут? Кто вы, скажите...» – И рядом с ней идти, идти... И что меня остановило? Не знаю.
233
Встретимся ли вновь? А может, Это счастье было, Моя судьба, Моя любовь?!
К ЗЕМЛЕ СКЛОНИЛСЯ ТЯЖКИЙ КОЛОС К земле склонился тяжкий колос, Умолкнул шумный говор дня... Знакомой песней женский голос Хватает за сердце меня. Он то замрет, то вновь зальется, В нем все: и радость, и печаль... И сердце бьется, сердце рвется: «Кого-то нет... чего-то жаль...» И что бы вдруг со мною стало – Кого я жду, чего мне жаль? И все равно – как в песне старой – «Куда-то сердце рвется вдаль...» И я бреду хмельной от счастья, Навстречу голосу тому, Что отвечает силой страсти Душе и сердцу моему. Туман клубится по ложбине, Умолкнул голос и пропал... А я, быть может, на чужбине Об этом голосе мечтал...
В ТОМ КОНЦЕ, НА ТОМ ПОРЯДКЕ В том конце, на том порядке Ты с подругами поешь. Что уж это за порядки – На свиданье не идешь. На свиданье не идешь, – Чем, скажи, я не хорош?
234
Или ростом я не вышел, На работе ль хуже всех? Далеко-далеко слышен Твой веселый, звонкий смех, Твой веселый звонкий смех – Беззаботный, как на грех. Стынет дымка голубая Под весеннею луной... Что ж ты, что ж ты, дорогая, Что ж ты делаешь со мной? Что ж ты делаешь со мной В дни весенней посевной?
ВЕСНА БЕЗ ТЕБЯ ...Апрель – И небо все синее. Апрель – Горластее грачи. Апрель – И сердце все сильнее, Нежнее, Искренней стучит. И по апрельской дружной тали Уходит злющая зима. Весна. Весна... Но я печален: Ни телеграммы, ни письма Мне от тебя, моя родная, Моя любимая навек... И я грущу, А ты ведь знаешь, Что я – веселый человек.
235
СЕРДЦЕ Погляди – взгляни в окошко – Сколько снегу выпало... Мою любовь, Твою измену Глубоко засыпало...
...О, как я маялся вначале, Когда расстались мы с тобой, Когда осенними ночами Я оставался сам с собой. Как тяжело вначале было Мне отказаться от тебя. Какая требовалась сила, Чтоб позабыть тебя – любя. Бессильно руки опуская, Как два поломанных крыла, Я горько плакал – Не скрываю – Такая в сердце боль была. Тоска сжимала петлю туже. Как быть, что делать – Я не знал. Я проклинал тебя. Но тут же Записки робкие писал. А время шло невозмутимо, Скрывая свой последний след. Моей единственной любимой Не возвратило время. Нет. ...Теперь – зима. Я рад застолью. Все меньше боль день ото дня. И только сердце С прежней болью Нет-нет, да вздрогнет у меня.
236
МЫ НЕ ЧАСТО С ТОБОЙ ВСТРЕЧАЕМСЯ ...Мы не часто с тобой встречаемся, Раз в полгода всего... Пойми. Как ни встретимся, Поругаемся... Просто совестно перед людьми. Ох, и дров у нас поналомано! Ну и трудно же мне с тобой! Что ты делаешь? Мы ведь скованы Неразрывно одной судьбой. Чувства нечего разбазаривать На мою и твою беду. Как-то надо нам жизнь устраивать, Перестраивать на ходу...
ЖИВУ В ПРЕДЧУВСТВИИ СВИДАНЬЯ Живу в предчувствии свиданья, Вскипает медленная кровь... В награду за мои страданья Судьба мне жалует любовь. Я этот день в судьбе отмечу Великим праздником души. Я так желаю нашей встречи, Я так горю... Любовь, спеши! Но если даже, если даже Цветам любви не расцвести, То пусть тогда на сердце ляжет Печаль любви. Ее нести Готов всю жизнь один до гроба – Один, хоть виноваты оба.
237
ВОТ УЖЕ НАБУХЛИ ПОЧКИ Вот уже набухли почки, Птицы песнями звенят. Но ни строчки, Ни полстрочки От любимой для меня. Я молчаньем опечален, Извела меня тоска. Что ж вы, Что ж вы замолчали, Позабыли моряка? В час ночной, На вахте стоя, Часто думаю о том, Что случилося такое Там – в краю моем родном? Знаю я, порою вешней Одинокой скучно жить... Может быть... Да нет, конечно, Не должно такого быть! Сердце ревность беспокоит, Откровенно говоря... Напишите – Что вам стоит? Чтоб не думалося зря...
11 ...Мальчишки – травы зеленее – Мы встали, храбрясь и бледнея. Мы встали, мужая сердцами, В единой шеренге с отцами... Владимир Догадаев
В Л АДИ МИ Р ДО Г АДАЕ В Владимир Павлович Догадаев родился в 1926 году в деревне Федоров ская Усть-Кубенского района Вологодской области. С 1930 года живет в Иванове. Первое стихотворение напечатал в ивановской пионерской газете «Всегда готов!». Во время Великой Отечественной В. П. Догадаев воевал в Прибалтике: был самым молодым топоразведчиком в одном из полков 8-й Панфиловской дивизии. После Победы работал в армейской печати. Демобилизовавшись из армии, поступил в Литературный институт им. М. Горького. Окончив его, работал корреспондентом на областном радио в Иванове, старшим редактором ивановского отделения Верхне-Волжского книжного издательства. Член Союза писателей России, автор поэтических книг: «Накануне свидания» (Иваново, 1955), «Юкка – маленький разведчик» (М., 1960), «За подснежником» (Иваново, 1961), «У ивы песня есть» (М., 1963), «Мальчик с полустанка» (М., 1963), «Пора откровений» (Ярославль, 1965), «Застолье» (Ярославль, 1970), «Стихотворения и поэмы» (Ярославль, 1977), «Зажги снега» (М., 1980), «Обязанный земле» (М., 1985), «Избранное» (Иваново, 2001) и др.
Мы не дружили никогда. Мы в ссоре тоже не бывали. Мы только раз, А может, два В одной землянке ночевали. Мы не уснули допоздна, О чем-то близком вспоминая. А я его почти не знал. И никогда уж не узнаю. Его убили час назад. Он пал на землю и остался... Он был веселым, говорят, И смерти вовсе не боялся. 1945
240
ПОБЕДА Вчера, От жары багровея, Над топью курляндских болот Метала огонь батарея, Полки провожая вперед. Без сна пушкари-работяги Которые сутки подряд... Сегодня на белые флаги Безмолвные пушки глядят. Свезли их когортою тесной, Заслуженных почестей нет. Раздольные русские песни Да брызги несчетных ракет. Кто большего счастья отведал? Солдатские кружки полны. Солдаты встречают победу, Солдаты победой пьяны. Там нашей гармони раскаты Над ширью лугов и полей. Поют о победе солдаты, И стынут стволы батарей. 1945
ДОМОЙ Покачнулся и ожил тяжелый вагон, Оттолкнулся подножкой и окнул. И поплыл, и поплыл мутно-серый перрон, Фонарями швыряя по окнам. Вот последний фонарь, и забыты дожди, Прибалтийская хмурая осень. «Перегон впереди, Перегон впереди...» – Говорят под вагоном колеса.
241
Говорят, говорят... Семафоры горят, Среди ночи, зеленые, реют. Торопись, говорят, Побыстрее, солдат, Побыстрей, побыстрей, побыстрее... Я люблю торопливую песню колес. Мне навстречу летят расстояния. И летит, далеко обогнав паровоз, Непослушное к ночи желание. 1947
Горит окно знакомой занавеской. Писала – «жду», Писала – «дорогой»... Любимая моя, Моя невеста, Я так хотел увидеться с тобой! Я без тебя не нахожу покою. Мне тишина – и та не по плечу. Не робкою мальчишеской рукою, Я сердцем – ты услышь меня – стучу. Вспорхни скорее, птица-занавеска. Зажгись, окно, улыбкой зоревой... Любимая моя, Моя невеста, Я так хотел увидеться с тобой! 1947
ВОЗВРАЩЕНИЕ Версту не добрался до дому, Присел отдохнуть у бугра. Услышался шорох соломы, Родной говорок топора.
242
Волнуясь, просыпал махорку. Поднялся, раздвинул кусты. Пошел... И в траве на пригорке Забыл госпитальный костыль. 1946
ОЗИМЬ Ты помнишь военную осень? Стучали под нами колеса. Густую, зеленую озимь Ударило первым морозом. Мальчишки – травы зеленее – Мы встали, храбрясь и бледнея. Мы встали, мужая сердцами, В единой шеренге с отцами. Мы рано пошли колоситься. Нам в зрелом зерне повториться. 1957
ГОСТЬ С необоримой думой о былом Зашел я в дом, Где был нередким гостем. Здесь жил мой друг. За праздничным столом На всех хватало самых разных тостов. Но сто друзей – и столько же дорог. А сто дорог – не сто благих желаний. Сегодня Даже праздничный пирог Несет с собой печаль воспоминаний.
243
И расставанье – будто бы вчера. И живы писем редкие беседы. Последнее послание С Днепра, С полей войны – задолго до победы. Жена вздыхает: нет уж, видно, нет... Взрослеет сын, умнея и мужая. Дочурка молча смотрит на портрет, Ни грусти, ни любви не выражая. Мне с нею, малой, проще за столом. Нам время припасло другие тосты... Я много б дал, Чтоб вновь беспечным гостем Стучаться в этот памятный мне дом. 1952
ПОДСОЛНУХ В густой тени, у самого сарая, Где буйный хмель по кольям завился, Прозрачную росинку набирая, Нечаянный подсолнух родился. Он солнца ждал, наструнившись к востоку, – Стена холодной плесенью цвела. А в синеве Бескрайней и высокой Такая прорва света и тепла! Он кинул лист, опутанный травою. Потом, когда не стало силы ждать, Рванулся вверх зеленой головою, Чтобы немного солнышка достать. Он знал – не всем такое удается. Он рос и рос, нацелясь в небосвод. Поверил я: Он солнышка коснется И сам яснее солнца зацветет. 1954
244
Твержу: уймись, солдат, Затишье с бою взято! А лишь уймусь – покатятся года... Из всех потерь и трат Лишь дней пустая трата Мне не простится, знаю, никогда. 1956
НАД УНЖЕЙ СОЛНЫШКО ВСТАЕТ Где Унжа Волге ширь дает, Волна седую гонит пену. Над Унжей солнышко встает – Как плотогон, идет на смену. Там с тихой рани сплавщики Снуют по бонам до заката. На выходной Из-за реки Их привезет буксирный катер. Они у Пятницкой горы Сойдут под гам и перетолки. У них тяжелые багры И полегчавшие кошелки. Их брови чайками кричат, Ветрами лица обожжены. Их выйдут на берег встречать Детишки, матери и жены. Про долгий путь, Про злую грусть Расскажут рук косые взмахи. У них распахнутая грудь И ветра полные рубахи. 1958
245
Свежий ветер гудит проводами, Ворошит облака на лету. Поднимусь над полями, лесами, На крутую взойду высоту. Оглянусь – было пройдено много. Даже дух перехватит в груди. А залитая солнцем дорога Неизменно манит впереди... 1958
КЛЕН Он весной зеленел у развилки дорог. Он прохладную тень для прохожих берег. Шелестела листва, будто лился ручей... Но в одну из ненастных осенних ночей До последнего листика вспыхнул кленок – Чтобы путник увидел развилку дорог. 1958
Мне все снятся поляны, поляны, Сосняка запаленные свечи. На лугах оседали туманы, Тишина оседала на сечах. В тишине, бесконечно глубокой, Небо вдруг хрусталем раскололось – И звучит издалека-далека Твой призывно-чарующий голос. 1958
246
Уж хотел обидеться... да ну к сатане! Что стряслось? Добро, если мнится: Горе горевать ты приходишь ко мне, Радостью не ходишь делиться. Бог с тобой, ты небом упейся один. Но когда пройдет похмелье, Приходи, Как горе горевать приходил, На мое земное веселье. 1962
Жизнь толчется в вечном неустрое. Но не взял бы на душу греха: Будь она нескладистее втрое, Про нее не скажешь, что плоха. 1964
ВДОВА Нет, неженкой тебя не назовешь, Хоть нежности тебе не занимать. ...Когда в полях отколосится рожь, Соседу время косу отбивать. Под вечер, зорькой тронутый едва, Пройдет селом знакомый перестук. В раздумье сложит на груди вдова Истому неумаянную рук. И сила есть, И взмах еще хорош. Не научилась косу отбивать... Когда в полях отколосится рожь, Кукушка перестанет куковать.
247
А за рекой покосы широки. Они в духмяной льются доброте. На берегу непуганой реки Обоснуется шумная артель. Подступит ночь, осинкой шороша. Усталой не уснется, хоть убей. Поманит и ее из шалаша Ее последний в лете соловей. 1963
С годами мы становимся ровнее. С годами мы становимся мудрее. С годами нам куда труднее жить! Труднее ладить с совестью, Труднее и верить, и смеяться, и дружить. 1964
Осеннее солнце, Желанное солнце Останною лаской Плеснется в оконца. Мгновеньем прольется По золоту сада. И, кажется, большего Дива не надо. Как будто с июнем Сентябрь играет... Но – малая тучка, А солнце скрывает.
248
И тянет от сада Сырою прохладцей. Пора расставаться... Пора расставаться... 1964
В провалах тяжелой разлуки, В высокий свидания час, О, добрые женские руки, Я снова и снова о вас – И жизнью, замешанной круто, И песней с слезой пополам До самой последней минуты Всецело обязанный вам. Я шел с пушкарями, с пехотой В великой страде всеземной. Своей неизбывной заботой Вы были повсюду со мной. Со мною в пути бесконечном И ныне живет не за страх Товарищ, уснувший навечно На маленьких женских руках... Не надо владеть чудесами, Волшебную трогать струну – В годину несчастий вы сами На бой снаряжали страну. И пусть это будет, как прежде, И в сотый, и в тысячный раз... Хранители нашей надежды – Я снова и снова о вас. 1964
249
Пусть время далеко не в нашей власти, Зеленой лампой дразнится уют, Нам юностью завещанные страсти Еще покоя долго не дадут. Еще не скоро странствий дух здоровый Смирится с пленом будничных забот. И песня полуденная с дороги Еще не раз от дома уведет. 1964
...А порой былое встанет жутью. Вглядываюсь в кружево дорог – Будто бы на дальних перепутьях Доброго чего-то не сберег. Будто посуровевший и строгий, Словно не был сроду огольцом, Позабыл мальчишечьи залоги. Эх, дороги! Если бы дороги Только прозвенели бубенцом... Беспокойной памятью разбужен, Ухожу в зеленые года. По широким радужным разлужьям Бушевала талая вода. Над природой властвовали пушки. Рухнул друг в болотину плечом... От солдатской выверенной кружки Первый раз пахнуло первачом. Юность, юность! Ты ли виновата? Не тебя ль на рубежах страны Заслоняли старые солдаты От лихой нещадности войны?
250
Не тебе ли в тишине привала, Будто бы у жизни на краю, Родина, как сыну, открывала Боль неисцелимую свою? Там ли, малый, углядел-унюхал, Испытал и в поте, и в крови Крепость человеческого духа, Силу человеческой любви?.. Я услышу правду за побаской. Я пойму, хватив потяжелей: Жизнь определяется не лаской, Как бы человек ни сожалел. Построжал – наверно, так и надо. Посуровел – так тому и быть. Научусь с обидами не ладить, Но вовек не разучусь любить. Чтоб всего себя поставив на кон, Делать жизнь, о славе не трубя. Чтоб землепроходцем и солдатом До скончанья чувствовать себя. 1964
МАРИУЛА ...И долго милой Мариулы Я имя нежное твердил. А.Пушкин
Помню – как-то, По руке моей гадая, Говорила мне Цыганка молодая. Говорила: Для веселого такого Сербиянка Колдовское знает слово.
251
Говорила: С этим словом чудотворным Будет женщина любая Мне покорна. Лишь дотронешься До плечика рукою – И лишится краля Разуму-покою... За промокшими кустами На полянке У костра сидят Цыгане и цыганки. Там моя На тальниковых на распорках Боевая досыхает гимнастерка. И у бережка Лодчонка распашная Дожидается меня. – Гадай, смешная!.. Позади – война большая И победа. Впереди – вся жизнь, Которой лишь отведал. Молодой – Я за плечо цыганку Трогал. То словечко повторял, Манил дорогой. То словечко, что запомнил, Многократно Для нее же повторял... Безрезультатно. Поводила Взглядом темным, Смуглым плечиком.
252
Иль волшебным Не умел владеть словечком? Молодой... Прости на слове, Мариула – Не сказал, А лишь подумал: «Обманула!» 1976
ВЕТЕРАН Левая служит за обе руки – Здороваться, стопку поднять, писать. А правой, что в бой направляла полки, Протезом с плеча свисать. Склоняясь над картой, седой генерал Вычерчивает маршрут. По пыльным проселкам, где сам воевал, Сегодня мальчишки пойдут. Он их принимает сердечно, полпред Давно отгремевшей войны. И снова решает военный совет Нелегкие судьбы страны. И рвутся снаряды. И шепчет комбат Губами иссохшими: – Пить!.. Далеких, навеки умолкших солдат Пойдут пареньки – воскресить. Я мог бы не верить в ребячий аврал, В галдеж в генеральском дому. Но верит мальчишкам седой генерал. А я доверяю ему. 1969
253
На войне я не был ветераном. Был я очень молод на войне. Это слово поздно или рано, Видимо, пристанет и ко мне. С возрастом – не будет удивленья Ни у деда, ни у молодца... Так и обобщают в поколениях Черточки не общего лица. Но пока владычествует память, Ощущенье младости живет – Словно май живыми лепестками Долг всему живому отдает. Потому и сила, и надежда. Зрелый возраст голову белит, А оно – то чувство – как и прежде, И стареть, и плакать не велит. 1971
Поэту Владимиру Смирнову
Всю зиму таяло и таяло. А подошла пора весне – И словно бы зима оставила, Забыла что-то: выпал снег. И облака ползут кудлато. И зябко ежатся дома. И снова в памяти солдата Давным-давнишняя зима.
254
Пахнула мокрядью окопной Курляндской оттепели сырь. И мне в землянке допотопной До света коротать часы. Пишу письмо – далеко где-то Родной до боли человек... Уже недолго до рассвета. Над головой взыскрит ракета, И пуля мой удержит бег. Радеть бы грешному о хлебе – Знать, не на том земля стоит... Всхожу опять на этот гребень – Представлю вдруг, что строгий жребий Не предстоял, а предстоит. 1971
В ВЕЛИЖ А. Г. Бордюкову, учителю истории
Рассказать – не поверишь... И до нынешних дней Ездят матери в Велиж Искать сыновей. Там у Лидова взгорья Над быстрой Двиной Склоняются в горе Седой головой... «Александр свет Григорьич, Дорогой человек – Неизбывное горе Нам досталось навек. Ты немало утешил Стариков и детей. Сколько вех, Сколько вешек Вдоль кровавых путей! По незнаемым тропам Ты неслышно ступал.
255
Ты немало в окопах Имен раскопал. Может, что-либо слышал, Может, знаешь его – Бронебойщика... Мишу, Сынка моего? Он ивановский родом, Из рабочей семьи. Он ушел добровольно С институтской скамьи. Говорили: сурова Участь их... Без следа В зиму сорок второго Он пропал – навсегда». Александр свет Григорьич, Дорогой человек! Александр свет Григорьич, Золотой человек. Неизбывны исканья, Бесконечны дела – Их война как призванье Мальчишке дала. За святую науку Открывать имена Отдал он свою руку, Хоть давно не война. Как рвануло гранатой Из блиндажной трухи, Пробудился в палате, Весь в бинтах, без руки. Александр свет Григорьич... 1972
А я к тебе по-прежнему с любовью, И ревность, и упреки – позади! О, лишь на миг сомненья позови – Они опять во мне проснутся болью.
256
И все равно не ревности вершить В делах любви, не мелочным обидам Отдам я грусть и с головою выдам Сомнения измаянной души. Есть у любви святейшие права... Ты спой мне про певунью сероглазую, Про дальний лес... На порубях трава Усыпана рассветными алмазами. Неисчислимо у любви дорог. Ты мне опять увидишься счастливою. И лето над рекой качнется ивою И по-над белой рощей Ветерок Откликнется густоголосо иволгой. 1975
Тропочка-бегляночка В глубоком снегу... А я тебя, летняночка, Забыть не могу. Летят дни – несметны. Но, как маков цвет, Ты приходишь, светлая, Осенить рассвет. Нынче в стужу лютую – Али где беда? – Занималось утро Словно в никуда. Но как зорька по синю Встала яснолика, Золотые по снегу Раскидала блики.
257
Тотчас заполнилась Праздником изба... И ты мне припомнилась – С травинкой в губах. 1977
Дома. Вот только с колес. Память пресыщена югом. Солнце – пылающим кругом. Звезды с кулак. Не спалось... А над Россией дожди. Хлебное рухнуло лето. И за окном до рассвета Звездочки малой не жди. Что ж ты, душа, обрела В страсти кочевий и странствий?.. Родина – как ты мила В позднем своем неубранстве. 1977
ПРОЩЕНИЕ Искусство жить – умение прощать. Хоть жизнь – она и малость не прощает. Но и она так щедро обещает, Что трудно в этой жизни обобщать. И уж, конечно, дело не в словах. И человек – он мог оговориться. А слово не затем ли и родится, Чтобы остынуть на твоих губах. Пробьется память жилкой у виска, Улыбкой доброй, взглядом, вздохом гулким... Все в памяти углы и закоулки Я в трудную минуту обыскал.
258
Я все простил... Пусть будет посему – Чтобы душа рассудка не пугалась, Чтоб горького следа не оставалось, Губами истомленными саму Я с губ твоих оскоминку сыму. И ты уж больше не казни себя, Оброненное слово вспоминая, Что где-то, и ревнуя, и любя, Не так сказала... О, прости себя – Такая вот, как есть, а не иная. Искусство жить – умение прощать. 1978
Иду местами негрибными. Здесь никого в рассвете дня. А гриб – спокойный, негонимый – Как бы выходит на меня. Крепыш – из тех, что хороводят, Каких знавала старина. И шапка бурая по моде, И рад невысказанно – на!.. Люблю места такого рода, Люблю нехоженую глушь. Ой, не на жадного природа, Не на корыстного к тому ж. Пускай меня обманет случай – Я не скажу, что буду рад... А говорят, что я везучий. Наверно, правду говорят. 1978
259
ПОЭТ Сей зерно. М. Дудин
В зерне, разбуженном от сна, И в пору зимнего просонья Тебе услышалась весна – Она и зрима, и весома. Дал бог – не глух я и не слеп. Раскрою книгу – ты со мною. Твое зерно – насущный хлеб Холодной нынешней зимою. 1999
ВЛАДИМИРУ ЖУКОВУ Солдату нескончаемой войны, Собрату по перу и по оружию Из чувства давнего великодружия Пишу, не зная лести и вины. Война не стала нашим ремеслом. Мы понимаем, не греша сомненьем, Что воевали все-таки числом И лишь потом – суворовским уменьем. И сколь бы ни была длинна, горька (Ведь не было для нас войны натужней), Дорога веры – истинно крепка В скупой солдатской верности и дружбе. И даже то, что вечный наш Союз Не выстоял до истеченья века, – Лишь оголило тяги наших уз И не смутило веры в Человека. Мы станем избирательней к врагам. Мы памятью клянемся не для виду. Нас удивит бездарнейший Афган, Чечня повергнет в мрачную обиду.
260
И нескончаема земная боль За все, что было, есть и завтра будет... Но тяжкий тот мы выдержали бой, И Будущее это не забудет. 1995
В ОСЕННЕМ САДУ В саду моем небо звонко, И убран опавший лист. Чуть слышен короткий, тонкий – В печаль – снегириный свист. Осенняя робкая птица Означится чуть в кустах. И только моя синица Отчаянна и проста. В окно мое постучится, Мол, эй, выходи гулять! Мол, зернышком поделиться Ты позабыл опять. По раннему по зазимку Я вывешу ей сальца. Вот будет качаться, дзинькать И клевать без конца... Не вся за окном забота. Не вся за окном печаль. Не вся за столом работа... Поди, позабыл кого-то. Задел кого невзначай. По сути по самой – мне бы Не надо страды иной. Журавль мой пролетный – в небе. Синица моя – со мной. 1996
261
ПОРА ВЫСОКИХ ЮБИЛЕЕВ Пора высоких юбилеев... Зима. А в небе бокогрей. И только волосы белее Да взгляды пристально-добрей. Все рассудительней былое – Оно от века и навек. Тепло души немолодое Не остудил вечерний снег. О, сколь властительно-прекрасна Любовь неспешных зрелых лет. Ни мишуры в ней нет напрасной, Ни подозрительности нет. И воспарил я, обнаружив Неутолимый жар в груди. Он до сих пор, мой лебедь, кружит, И манит счастьем впереди. Пора высоких юбилеев. Нещадно время в сонме дней. И только волосы белее Да взгляды пристально-добрей. 1997
ПЕСНЯ ДЯТЛА Любовная песня дятла – По тонкой древине трель. Она и ежу понятна, Хоть далеко не апрель. По зимнему, сонному лесу Услышь далеко окрест Его – сорванца, повесы – Занятный любовный треск.
262
Не скажешь: благополучный. Не ах инструментик – пусть Щелястый и однозвучный Сучок – а ведь тоже грусть... И ты – экий старый дятел, Что прозван в мире желной, Зимой – не иначе, спятил – Распелся перед женой. 1997
НА КРАЮ ТЫСЯЧЕЛЕТЬЯ На краю тысячелетья Постою да помолчу. Что задумать, Что успеть я В миг летучий захочу? Как на ветреной качели, Взяв в откате высоту, Пролечу назло метели, Чтобы сосны, чтобы ели Прошумели, просвистели Прямо в душу на лету. Нет ни робости, ни страха. Пузырем моя рубаха. В буче звездно-голубой Не один я, а с тобой. На двоих – одно дыханье. Неделимый белый свет. Вековечное желанье Нам с тобой на ликованье И еще – на тыщу лет! Декабрь 2000 г.
263
Аналога не будет никогда. Живем не по законам арифметики. Ты знаешь – на весенние отметинки Осенняя не выступит вода. Ты не поверил чувству своему, Когда оно захлестывало берег. А надо было верить, Верить, верить – Наперекор холодному уму. 1971
ВЕК Н. Грачеву
У столетнего старца спросил человек: – А ведь долог, наверное, век? Усмехнулся старик. Было в доме темно. – Отвори, брат, окно... Отворил. – А теперь, – говорит, – затвори... Между ставен мелькнуло сиянье зари. Подивился, окно затворил человек И услышал: – Таков вот и век... 1959
264
С о д ер ж а н ие В океане судьбы народной ........................................................... 5
НИКОЛАЙ МАЙОРОВ Мы............................................................................................................ 18 Звезда...................................................................................................... 20 Солнце..................................................................................................... 20 Утро.......................................................................................................... 20 Апрель...................................................................................................... 21 Часы......................................................................................................... 22 Весеннее.................................................................................................. 22 «Дыша табачным перегаром...»............................................................. 24 Как я любил............................................................................................. 25 Стремление............................................................................................. 25 «Не надо слов. Их много здесь говорено...»......................................... 26 Стол.......................................................................................................... 26 Дед........................................................................................................... 26 Песня........................................................................................................ 27 «Моя земля – одна моя планета...»....................................................... 27 Торжество жизни..................................................................................... 27 Памятник.................................................................................................. 29 «Ты каждый день уходишь в небо...».................................................... 29 Мой отъезд.............................................................................................. 30 Что значит любить.................................................................................. 31 Август....................................................................................................... 32 После ливня............................................................................................ 33 «Все к лучшему. Когда прошла гроза...»............................................... 34 «Я знал тебя, должно быть, не затем...»............................................... 35 «Мне б только жить и видеть росчерк грубый...»................................. 35 Ревность.................................................................................................. 36 «Мне нравится твой светлый подбородок...»........................................ 37 Художник.................................................................................................. 37 «Я с поезда. Непроспанный, глухой...»................................................. 38 «Пусть помнят те, которых мы не знаем...».......................................... 38 «Ни наших лиц, ни наших комнат...»...................................................... 39 «Когда к ногам подходит стужа пыткой...»............................................ 39 «Нам не дано спокойно сгнить в могиле...».......................................... 39 «О нашем времени расскажут...»........................................................... 40
АЛЕКСЕЙ ЛЕБЕДЕВ Осень на флоте....................................................................................... 42 Строевая подготовка............................................................................... 43 Одежда моряка........................................................................................ 44 Чайник ..................................................................................................... 45 Весна на флоте ...................................................................................... 46 Кисет........................................................................................................ 47 Севастополь............................................................................................ 47 «Ты не пришла туда сегодня...»............................................................. 48 «Превыше мелочных забот...»............................................................... 48 Авральная морская................................................................................. 49 Карта........................................................................................................ 50 Перед отбоем.......................................................................................... 51 Песня («Прощался с девушкой моряк...») . .......................................... 51 «Снился мне тревожный ветра клекот...».............................................. 52
265
«Я думаю о тебе...»................................................................................. 53 Матери..................................................................................................... 53 «Рассвет вставал волной упругой...»..................................................... 54 «Вот ты улыбнулась – и сердцем я ожил...»......................................... 55 «Вновь чаек крикливая стая...».............................................................. 55 «Сижу на койке в кубрике...».................................................................. 56 Маяк......................................................................................................... 56 Песня («Крепче зыбь ударит в молы...»)............................................... 57 «Голубая глубина...»............................................................................... 58 На дне...................................................................................................... 58 Залп.......................................................................................................... 59 Товарищу................................................................................................. 59 Поход на вест.......................................................................................... 60 Возвращение из похода.......................................................................... 61 Тебе.......................................................................................................... 61 ВЛАДИМИР ЖУКОВ Между гражданской жизнью и военной................................................. 64 Привал..................................................................................................... 65 Сержант................................................................................................... 65 В разлуке................................................................................................. 65 Я от потерь онемел, устал...................................................................... 66 Отдых....................................................................................................... 67 Не судьба................................................................................................. 67 Письмо..................................................................................................... 67 Пушка....................................................................................................... 68 И снова писем нет из дома..................................................................... 69 Послесловие 1945 года.......................................................................... 69 Якову Шведову........................................................................................ 70 На Мамаевом кургане............................................................................. 71 Ориентиры............................................................................................... 72 Сам словил я пулю немецкую................................................................ 73 Вдова........................................................................................................ 73 «А надо жить прямей и проще...».......................................................... 74 Старшина................................................................................................. 75 Дочери...................................................................................................... 75 У меня друзей еще немало.................................................................... 76 Ткачихи..................................................................................................... 77 Держиветочка.......................................................................................... 77 Завалило Иваново снегом...................................................................... 78 О ретроспективности.............................................................................. 79 Сыновья................................................................................................... 79 И сердце падает в остуде....................................................................... 80 Мы с войны возвращались..................................................................... 81 Дорога на курсы...................................................................................... 81 Осколок.................................................................................................... 82 «Зачем так душно пахнет травостоем...».............................................. 83 «По февралю все глубже в лес...»......................................................... 84 Вековечна лишь память святая............................................................. 84 Александру Работяшкину....................................................................... 85 Памяти В.И. Чуйкова............................................................................... 85 Сыну......................................................................................................... 86 МИХАИЛ ДУДИН «Здесь грязь, и бред, и вши в траншеях...».......................................... 88 Соловьи................................................................................................... 89 Снег.......................................................................................................... 92 «Какая нива встанет на местах...»......................................................... 92
266
«Мне все здесь дорого и свято...»......................................................... 92 «В моей беспокойной и трудной судьбе...»........................................... 93 Солдатская песня.................................................................................... 94 «Сквозь солнце – ливень. На дороге..»................................................. 94 «Жизнь в самом деле дружит с нами...»............................................... 95 «Опять пошла нелепица...».................................................................... 95 «Ты мне всегда писала: «Будь!..».......................................................... 96 Песня незнакомой девочке..................................................................... 97 Красивое утро.......................................................................................... 99 Небольшой девочке Еленке................................................................... 99 Старый журавль.................................................................................... 100 «Осколки былой панорамы...»............................................................. 100 Наедине................................................................................................. 100 Соловьиный куст................................................................................... 101 После твоего письма............................................................................. 101 «Это память опять от зари до зари...»................................................ 102 «Не знаю что – судьба или подкова...»............................................... 102 Вязовское............................................................................................... 103 Товарищам 1941 года........................................................................... 104 «Все точно выразить не смею...»......................................................... 104 «О близком благоденствии страны...»................................................. 105 «Все в жизни держится трудом...»....................................................... 106 «В седой пыли изношенной земли...»................................................. 106 «Не распинай мой день вчерашний...»................................................ 107 «По наважденью, сгоряча...»................................................................ 107 «Умирает солдат недужный...»............................................................ 107 «Мне надоели стертые слова...»......................................................... 108 «Вот мчится тройка удалая...»............................................................. 109 Материнский крест................................................................................ 109
НИКОЛАЙ ГРАЧЕВ Родная земля ....................................................................................... 112 «Есть люди...»....................................................................................... 113 «Улетели кукушки...»............................................................................. 113 «Война – страда...»............................................................................... 113 «Молчат угрюмые болота...»................................................................ 114 «Шагает в потемках усталая рота...»................................................... 114 «Степей Донецких панорама...».......................................................... 115 Рученьки белы....................................................................................... 115 Бабы....................................................................................................... 116 «Белый томик с розовой закладкой...»................................................ 117 Юность................................................................................................... 117 «Судьбу простого человека...»............................................................. 118 Под небом Освенцима.......................................................................... 118 «Поющие лошади»................................................................................ 119 Беглецы.................................................................................................. 120 Поэты..................................................................................................... 121 «Мы с тобой для многих – ветераны...».............................................. 122 «Молодой, по-мальчишески дерзкий...».............................................. 123 «Я на вольном просторе...».................................................................. 123 Рябинка.................................................................................................. 124 Стихи о сухарях, крестной и еще кое о чем не менее важном.......... 125 Маме...................................................................................................... 126 «Мостик горбатый да кустик невзрачный...»....................................... 127 «Пусть хоть потоп...»............................................................................. 127 Жизнь..................................................................................................... 128 След....................................................................................................... 128 «Стоял ноябрь...».................................................................................. 129 «Сколько сокровищ и золота...»........................................................... 129
267
«Бока земли как будто и круглы...»...................................................... 130 Летняя ночь........................................................................................... 130 Слепой................................................................................................... 131 Горушка.................................................................................................. 131 «Горел я на море, тонул я на тверди...».............................................. 132 «А все же я весело жил...»................................................................... 133 «Стоит только зиму пережить...»......................................................... 134
ИВАН ПЕТРУХИН Ночное.................................................................................................... 136 Шмелиный мед...................................................................................... 137 «Я помню маки и ромашки...».............................................................. 137 «Люблю на дерево смотреть...»........................................................... 137 «Вот и закончился день...»................................................................... 138 «На ночлег я в копешку залез...»......................................................... 138 Летняя ночь........................................................................................... 139 «Мой отец возился вечно с глиной...»................................................. 139 «Начинался сорок первый год...»......................................................... 139 На Березине.......................................................................................... 140 «Сожгли деревянный срубы...»............................................................ 140 У тихого Дона......................................................................................... 141 Последний патрон................................................................................. 141 «Чадила еще высота...»........................................................................ 142 Наш край натурами богатый................................................................. 142 Мое фронтовое письмо........................................................................ 143 Перед атакой......................................................................................... 143 «Снайпер бьет – дымок едва струится...»........................................... 144 Сорокопятка.......................................................................................... 144 На линии огня........................................................................................ 145 «Черная ударила армада...»................................................................ 145 В Курляндии........................................................................................... 146 «С глазами закрытыми тихо лежу...»................................................... 147 В парке после войны............................................................................. 148 «Визгливо иволга кричала...»............................................................... 148 Кукушка.................................................................................................. 148 Быльем ли поросло такое место......................................................... 149 Мартовский подарок.............................................................................. 149 На току................................................................................................... 150 Осенние свадьбы.................................................................................. 150 Память сердца....................................................................................... 150 Осень любви.......................................................................................... 151 Дуб на супеси........................................................................................ 151 «Чудилось – опять я на войне...»......................................................... 152 «...И катанье было...»........................................................................... 152 Алексей Кольцов................................................................................... 152 «В углу сижу с прожженными «артистами»...»................................... 153 «Мне не быть у кого-то в чести...»....................................................... 153 Татарник................................................................................................. 154 «У бабочки есть усики-колечки...»........................................................ 154 «Как трепетала...»................................................................................. 154 «Мне хорошо под небесами...»............................................................ 155 «А я люблю шагать через коряги...».................................................... 155 «Где осока шепчется с лозой...».......................................................... 155 «Духовитая кипень вишневая...»......................................................... 156 «Хочу я счастья и немного славы...»................................................... 156 Элегия.................................................................................................... 156 По душе.................................................................................................. 157 Одинокий................................................................................................ 157 «Ускользнула, улетела...»..................................................................... 158
268
«Кота моего звали Васькой...»............................................................. 158 Упал........................................................................................................ 159 «Может, мой это час роковой?!.»......................................................... 159 «На старости тускнеет снег...»............................................................. 159 «Уже пришли на смену дети...»............................................................ 160
ИГОРЬ МАРТЬЯНОВ Чтоб бойцам-товарищам помочь......................................................... 162 В оставленном нами селенье............................................................... 163 Навелье.................................................................................................. 163 «Есть холмик на Северо-Западном фронте...».................................. 164 Воронка.................................................................................................. 164 Ленинградское шоссе........................................................................... 165 Я все это видел..................................................................................... 165 «Кукушка».............................................................................................. 166 Идем!...................................................................................................... 166 «Пропах гречихою июль...».................................................................. 167 Ночлег.................................................................................................... 168 «Ночь холодная, ночь гнилая...».......................................................... 168 Бог войны............................................................................................... 169 Глобус.................................................................................................... 170 Карпаты.................................................................................................. 171 Когда окончилась война....................................................................... 171 Металл................................................................................................... 172 А годы – как будто ступени................................................................... 172 Ливень.................................................................................................... 173 Былинка................................................................................................. 174 Находка.................................................................................................. 174 Об одной любви.................................................................................... 175 «Следы от бумажных полосок...»......................................................... 175 Перед грозой......................................................................................... 176 Огонек зажегся и погас......................................................................... 176 Когда солдат влюблен.......................................................................... 176 Ласточка................................................................................................. 177 Жадность............................................................................................... 178 Не могу я ломать черемуху.................................................................. 178 Жажда.................................................................................................... 178 Чем березка виновата?........................................................................ 179 Пешка..................................................................................................... 180 Сосны..................................................................................................... 180 «Что я вспомню?..»............................................................................... 180 На полевом аэродроме......................................................................... 181 Молодо-зелено...................................................................................... 181 «Мы горя вынесли немало...».............................................................. 182 Идут по улице солдаты......................................................................... 182
НИКОЛАЙ СИЛКОВ «Я в школу ходил, как на праздник...»................................................. 184 Наука...................................................................................................... 185 «Я любуюсь тобою...»........................................................................... 185 Зрелость................................................................................................ 186 Реса........................................................................................................ 186 «Давил вещмешок...»............................................................................ 187 Бахча...................................................................................................... 188 Воскрешение......................................................................................... 188 Хлеб....................................................................................................... 189
269
Награда.................................................................................................. 190 День Победы в доме инвалидов.......................................................... 191 Жизнь свое берет.................................................................................. 191 Утро должно быть светлым.................................................................. 192 «Пришел к березке утром ранним...».................................................. 192 Молодость............................................................................................. 192 Жизнелюб.............................................................................................. 193 Поэт........................................................................................................ 194 Желание................................................................................................. 194 Люблю седую вьюгу.............................................................................. 195 Я вяжу.................................................................................................... 195 Дворник.................................................................................................. 196 Квас........................................................................................................ 196 «Из рощи, где трава примята...».......................................................... 197 Жена солдата-ветерана........................................................................ 197 Неведомый цветок................................................................................ 198 Придуманный праздник........................................................................ 198 «Разные бывают юбилеи...»................................................................. 199 «Чарку водки опрокинув...».................................................................. 200 Отповедь................................................................................................ 200 Полоненная Родина.............................................................................. 201 Зачем ходил я на войну?...................................................................... 202
МАРГАРИТА ЛЕШКОВА Разлука................................................................................................... 204 Баллада о ленинградской квартире.................................................... 204 «Я знаю, меня к этой двери толкнула...»............................................. 206 Воспоминаний чистый водоем............................................................. 206 Не судьба............................................................................................... 207 Фонарик.................................................................................................. 208 Гордыня.................................................................................................. 208 Клен........................................................................................................ 209 Зависть................................................................................................... 209 Снег........................................................................................................ 210 «Проснусь...»......................................................................................... 211 Под цокот бронзовых копыт.................................................................. 212 Гармонь.................................................................................................. 212 Камень................................................................................................... 213 Нарисуй мне дом................................................................................... 214 Ленинград.............................................................................................. 215 «Когда, освоив космос, корабли...»...................................................... 215 «Лучший друг»....................................................................................... 216 «Ты тихой радости не трогай...».......................................................... 217 Дорога.................................................................................................... 217 «Смотри: в золотой круговерти...»....................................................... 218
ИВАН ГАНАБИН Утро у моря............................................................................................ 220 «Всю ночь лил дождь...»....................................................................... 221 Я флоту очень благодарен................................................................... 221 Ехали солдаты....................................................................................... 223 «Я ее не буду спрашивать...»............................................................... 224 Дом строят............................................................................................ 224 Хорошо проснуться на рассвете.......................................................... 225 Его убили на войне............................................................................... 226
270
Женихи................................................................................................... 227 Апрель.................................................................................................... 228 Осень на Клязьме................................................................................. 228 Уходят в армию ребята......................................................................... 229 Солдату часто снится дом.................................................................... 230 Из отпуска.............................................................................................. 231 «Вся жизнь...»........................................................................................ 232 А все случилось очень просто............................................................. 233 К земле склонился тяжкий колос......................................................... 234 В том конце, на том порядке................................................................ 234 Весна без тебя....................................................................................... 235 Сердце................................................................................................... 236 Мы не часто с тобой встречаемся....................................................... 237 Живу в предчувствии свиданья............................................................ 237 Вот уже набухли почки.......................................................................... 238
ВЛАДИМИР ДОГАДАЕВ «Мы не дружили никогда...»..................................................................240 Победа....................................................................................................241 Домой......................................................................................................241 «Горит окно знакомой занавеской...»...................................................242 Возвращение..........................................................................................242 Озимь......................................................................................................243 Гость........................................................................................................243 Подсолнух...............................................................................................244 «Твержу: уймись, солдат...»...................................................................245 Над Унжей солнышко встает.................................................................245 «Свежий ветер гудит проводами...»......................................................246 Клен.........................................................................................................246 «Мне все снятся поляны, поляны...»....................................................246 «Уж хотел обидеться... да ну к сатане!..».............................................247 «Жизнь толчется в вечном неустрое...»...............................................247 Вдова.......................................................................................................247 «С годами мы становимся ровнее...»...................................................248 «Осеннее солнце...»..............................................................................248 «В провалах тяжелой разлуки...»..........................................................249 «Пусть время далеко не в нашей власти...»........................................250 «...А порой былое встанет жутью...»....................................................250 Мариула..................................................................................................251 Ветеран...................................................................................................253 «На войне я не был ветераном...»........................................................254 «Всю зиму таяло и таяло...»..................................................................254 В Велиж...................................................................................................255 «А я к тебе по-прежнему с любовью...»...............................................256 «Тропочка-бегляночка...».......................................................................257 «Дома. Вот только с колес...»................................................................258 Прощение...............................................................................................258 «Иду местами негрибными...»...............................................................259 Поэт.........................................................................................................260 Владимиру Жукову.................................................................................260 В осеннем саду.......................................................................................261 «Пора высоких юбилеев...»...................................................................262 Песня дятла............................................................................................262 На краю тысячелетья.............................................................................263 «Аналога не будет никогда...»...............................................................264 Век...........................................................................................................264
271
Литературно-художественное издание
неопалимая память Стихотворения
Редактор Т. Н. Бавыкина Технический редактор Е. Н. Лебедева Компьютерная верстка Н. А. Позднякова
Подписано в печать 4.04.2005. Формат 84х108 1/32. Бумага офсетная № 1. Печать офсетная. Печ. л. 8,5. Усл. печ. л. 14,28. Уч.-изд. л. 9. Тираж 4000 экз. Заказ № 2264. Изд. лиц. ЛР № 010221 от 03.04.1997 ОАО «Издательство «Иваново» 153012, г. Иваново, ул. Советская, 49 Тел.:32-67-91, 32-47-43 E-mail: riaivan@ipn.ru Отпечатано с готовых диапозитивов в ОАО «Ивановская областная типография» 153008, г. Иваново, ул. Типографская, 6 E-mail: 091-018@adminet.ivanovo.ru