Возрождение

310

Дорогому земляку Юрию Валентиновичу Смирнову посвящается

Валерий Куклин

Возрождение Р ом а н

ИВАНОВО 2012

УДК 882 ББК 84(2Рос=Рус)6

К 897

Куклин В.П. К 897 Возрождение: Роман / В.П. Куклин. – Иваново: ОАО «Издательство «Иваново», 2012. – 308 с.

ISBN 978585229439-5

Возрождение храма ли, родного села, страны после потрясений начинается с души человека. Путь этот тернист, и не все выдерживают его, проходя через многочисленные испытания, соблазны и заблуждения. У героев нового романа приволжского прозаика В.П. Куклина – сложные судьбы, да и наше непростое время порождает такие коллизии, что без тяжелой борьбы с собой, своими искушениями и без помощи других людей нередко просто не обойтись.

© В.П. Куклин, 2012

К 897

Куклин В.П. Возрождение: Роман / В.П. Куклин. – Иваново: ОАО «Издательство «Иваново», 2012. – 308 с.

ISBN 978585229439-5 Возрождение храма ли, родного села, страны после потрясений начинается с души человека. Путь этот тернист, и не все выдерживают его, проходя через многочисленные испытания, соблазны и заблуждения. У героев нового романа приволжского прозаика В.П. Куклина – сложные судьбы, да и наше непростое время порождает такие коллизии, что без тяжелой борьбы с собой, своими искушениями и без помощи других людей нередко просто не обойтись.

ISBN 978585229439-5

© В.П. Куклин, 2012

От автора Многим творческим замыслам, рожденным вдохновением души, так и суждено было бы остаться замыслами, если бы не помощь моего земляка Юрия Валентиновича Смирнова, члена Совета Федерации от Ивановской области. Благодаря его поддержке в свет вышло большинство моих книг – документальные рассказы о ветеранах Великой Отечественной войны, тружениках тыла и детях войны («И помнит мир спасенный», «Поклонимся великим тем годам», «Грозовые сороковые»), сборники рассказов («Покаяние», «Окаянная любовь», «Бес в ребро»), романы («Малиновый звон», «Возрождение»). Иногда меня спрашивают: где я черпаю идеи для своих произведений, как возникают образы, которые потом переношу на бумагу? Сходу так просто на эти вопросы вряд ли получится ответить. С уверенностью могу сказать одно: родная Приволжская земля щедра, и, живя на ней, я не перестаю удивляться и радоваться каждому дню, который дарит мне неповторимые мгновения и встречи. Щедра Приволжская земля и на добрых, порядочных людей, к которым относится Юрий Валентинович Смирнов. Я, как и другие мои земляки, всегда с интересом слежу за работой нашего сенатора, за его успехами. А их немало. Это и решение вопросов оказания финансовой поддержки из федерального бюджета нашим текстильщикам. Это и помощь в выделении денег на строительство спортивных объектов и лоббирование включения г. Плёса в Федеральную программу развития туризма. Это и постоянная помощь нашему Свято-Никольскому женскому монастырю. А сколько людей обращаются к сенатору со своими житейскими проблемами и находят понимание и поддержку. Недавно региональное рейтинговое агентство АНО «АРСЭП» проанализировало за период 2010 и первое полугодие 2011 года вклад

5

членов Совета Федерации от Центрального федерального округа в развитие территорий, которые они представляют. По мнению экспертов агентства, сенатор Юрий Смирнов вошел в первую четверку членов Совета Федерации, наиболее полезных для делегировавших их регионов. По количеству визитов в Ивановскую область, встреч с населением Юрий Валентинович значительно опережает коллег из других регионов ЦФО. В работе сенатора эксперты отмечают тесное взаимодействие с региональной властью и группами влияния, оптимальную модель выстраивания обратной связи с населением, при которой выдерживается баланс в оказании адресной помощи гражданам и в решении ключевых проблем территории, в частности в развитии текстильной отрасли. И в завершение. Моя новая книга «Возрождение», которую вы держите в руках, как я уже упомянул, тоже была издана при поддержке Юрия Валентиновича Смирнова. А настоящее счастье для писателя – это когда тебя знают, читают твои произведения. Спасибо Вам, Юрий Валентинович. Молюсь за Ваше здоровье и благополучие.

Валерий Куклин

6

1A …Чем ближе Андрей подходил к дому, тем больше волновался. Волновался от ожидания встречи с любимой женщиной, по которой соскучился так, словно век не виделись. А прошло всего-то чуть больше недели. Уже смеркалось. Зажглись фонари. Сплошным потоком двигались по улице машины. «А всё жалуемся, что плохо живем», – подумалось ему. Вспомнились слова известной песенки: «Автомобили, автомобили!.. Весь мир собою заполонили». А вот и знакомый с детства дом. Андрей поднял глаза, но в окне второго этажа было темно. «Спит?» Да, Люба рано ложится. Но по старой деревенской привычке и просыпается спозаранку, выходит на балкон, потягивается, задумчиво смотрит на пробуждающуюся от ночного сна природу. Какие мысли ей в это время приходят в голову? Наверное, вспоминает затерянную в лесах деревеньку, где родилась, выросла, но не осталась, как и многие ее сверстники, подавшиеся в города в поисках лучшей жизни. С утреннего холодка она любит нырнуть в теплую постель и прижаться к Андрею так, словно они одно целое. Впитав тепло мужнина тела, становится податливой, как воск. «Люби меня», – жарко шепчет, ища губами его губы. …Андрей открыл дверь, тихо вошел в прихожую. И сразу ощутил чужой, непривычный запах табачного дыма. «Что за новости?» Люба никогда не курила. И подруг курящих у 7

нее нет… Обошел все три комнаты. Никого. На кухне обнаружил не убранную со стола после недавней трапезы посуду, пустую бутылку из-под коньяка и две рюмки. И – пепельницу на столе, доверху набитую окурками. Вдруг охватила предательская слабость. К ногам и рукам будто привязали пудовые гири. С трудом сдвинувшись с места, Андрей опустился на стул и замер, провалившись в какое-то беспамятство. Очнулся от шороха в прихожей. Поднял опущенную голову и увидел в дверном проеме Любу. Сразу бросилась в глаза ее новая прическа: вместо черной шапки вьющихся от природы волос – стрижка «под мальчика», осветленная почти под седину. «Зачем она себя обкорнала?» Светлые, чуть навыкате глаза Любы ничего не выражали. На округлом лице появилась снисходительная усмешка: – Подозреваешь? Андрей ничего не ответил, глядя в сторону.

– Сам виноват! Я женщина молодая, а ты вечно у черта на куличках! Он удивился, что жена и не собирается оправдываться. Неподвижные глаза были похожи на две холодные стекляшки. Андрей понял, что Люба пьяна. «Убирайся! – чуть не сорвалось у него с языка. – Прогоню, а дальше что?» Отчаяния уже не было. Наоборот, где-то в глубине души теплилась надежда, что всё еще поправимо. Они познакомились четыре года назад при странных обстоятельствах. Однажды, идя по улице, Андрей услышал истошный женский крик: – Сумка!.. Сумка!.. Он бросился на голос и увидел неуклюже бегущую на высоких каблуках девушку. Впереди спокойно шли люди.

8

По проезжей части ехал автобус, всё более удаляясь. Андрей остановил девушку за руку: – В какую сторону побежал вор? Как он выглядит? Запыхавшаяся незнакомка хлопала глазами, ничего не отвечая. Он повторил свои вопросы.

– Автобус уехал! – наконец возмущенно выпалила она. – Уехал с моей сумкой! Выяснилось, что девушка приехала в областной центр на экскурсию. В суматохе и сутолоке потерялась в толпе. Экскурсионный автобус уехал, а вместе с ним и ее сумка с деньгами, телефоном и паспортом.

– Куда теперь деваться? – растерянно спрашивала она. В глазах закипали слезы.

– Пойдем… – после короткого размышления начал было Андрей. Но девушка резко отшатнулась: – Никуда я с тобой не пойду! Прилипала… Заведешь еще куда!

– Не заведу, успокойся. Мы поедем на вокзал. На вокзале он купил ей билет на поезд. Несколько часов до отъезда они провели вместе. Успокоившаяся девушка произвела на него неизгладимое впечатление. Они вместе посмеялись над ее страхами и подозрениями. Общались легко и непринужденно. Заливистый смех, ямочки на щеках, а глаза – большие, как блюдца, и словно переполненные светом. Андрею казалось, что он растворяется в их глубине без остатка. Вокзальная сутолока вдруг стала похожа на шум прибоя. И они сидели уже не в переполненном пассажирами, гудящем, как огромный улей, зале, а на безлюдном океанском берегу и говорили, говорили без умолку… На другой день Андрей приехал к Любе в маленький районный городок, где она работала в магазине женско9

го белья. Девушка чуть в обморок не упала, когда увидела вчерашнего парня с огромным букетом. Ей еще никогда не дарили цветы. Она зарделась не столько от счастья, сколько от неожиданности, не понимая, что этот видный парень, худощавый, с зачесанными назад длинными вьющимися волосами, нашел в ней. Обыкновенная провинциалочка, до «стильных штучек», которых полно в большом городе, ей далеко. И снова заподозрила какой-то подвох.

– Зачем приехал? – не спеша принимать цветы, спросила она.

– А если влюбился?

– Я не верю в любовь с первого взгляда.

– Может, вообще в любовь не веришь? Вспомнив парня, которого ждала из армии, но так и не дождалась, Люба с вызовом заявила: – Не верю! Всё обман! Сплошной обман… Но Андрей стал приезжать к ней при первой же возможности. Он учился в мединституте, несколько месяцев назад вернувшись из армии.

– Как ты оказался в армии? Разве у тебя, как у студента, не было отсрочки от службы?

– А вот так… Захотел и поехал. После второго курса сам пошел в военкомат.

– И что тебя заставило?

– Решил испытать себя, не тонка ли кишка.

– Ну и как?

– Испытания закаляют человека. Ему вспомнился убогий поселок в предгорьях Алтая, где он служил. Климат ужасный, погода меняется по пять раз на дню, вода привозная, и очень плохая. Новобранцы болели всеми желудочными заболеваниями, какие только есть. В письмах матери Андрей ни на что не жаловался. Он служил в медсанчасти и, чтобы снизить заболеваемость, 10

решил найти и обустроить годный для питья источник. Долго бродил по расщелинам скал и нашел-таки его в труднодоступной местности. Требовалось источник углубить, чтобы с помощью ручного насоса и шлангов подавать воду к месту, удобному для подъезда транспорта. Была проделана большая работа. Но в результате заболеваемость в части заметно снизилась. Андрей получил от командования благодарность и краткосрочный отпуск на родину. …Он задарил Любу цветами, милыми безделушками, говорил непривычные слова о духовности и возрождении веры: «Что есть Бог? Бог есть любовь и терпение. Коммунисты заповеди божьи бессовестно позаимствовали и выдавали за собственные. А сейчас всё заменил идол наживы. Золотой телец затмил людям рассудок. Но наступит возрождение. Я в это верю!» Люба не разделяла его убеждений, исповедуя принцип: как живется, так и живи. Она сопротивлялась, когда во время встреч в областном центре Андрей тащил ее в музей, консерваторию или театр, искренне не понимая, почему не в ночной клуб. Даже наделила ухажера обидным, по ее мнению, прозвищем – «не от мира сего». Люба считала, что их отношения затянулись. И пыталась понять: парень до такой степени втюрился, что скоро замуж позовет, или же его вполне устраивает это состояние неопределенности. Несколько раз Андрей привозил подругу на смотрины к матери, которая жила в двухэтажном коттедже из восьми комнат. И всякий раз Алла Игнатьевна встречала новоявленную невесту настороженно, почти враждебно. Видимо, считала, что такая посредственность недостойна быть спутницей ее интеллектуала-сына. Люба догадывалась, какой бой выдерживает Андрей за право назвать подругу своей женой. Но однажды, решившись, он предложил: 11

– Выходи за меня замуж.

– А как же твоя мать?

– Не ей жить с тобой, а мне. Я взрослый человек и сам распоряжаюсь своей судьбой. Снимем комнату… «Неужели решил идти поперек матери?» – Люба боялась поверить в свое счастье.

– С любимой рай и в шалаше? – улыбнулась она. – Я согласна… Они недолго снимали жилье. Однажды Алла Игнатьевна приехала в убогую комнатку в коммуналке и заявила: – Чем по съемным углам маяться, перебирайтесь в родное гнездо. Всё еще обиженный на мать, Андрей резко сказал: – Нам и здесь хорошо… Но Люба вклинилась в разговор: – Ну почему же? Быт во многом определяет совместную жизнь. Здесь гнилые рамы и отопление, говорят, неважное. А скоро зима… И крыша, как решето, протекает. – Она старалась говорить правильно (в детстве немало прочитала книг. В далекой лесной деревушке не было даже телевизора: не доходил сигнал).

– Правильно. Добрая хозяйка дорожит уютом, – повернулась гостья к Любе, и на одутловатом лице появилась улыбка. На следующий день они переехали в коттедж. И всё-таки чары Любы оказались бессильными перед убеждениями мужа. После окончания института он попросился на работу в отдаленный район Озерки, где в больнице катастрофически не хватало медицинского персонала: «Я должен быть там, где нужен». Люба с ним не поехала. Она уже вошла во вкус новой, обеспеченной жизни. На работу устраиваться не спешила. Ей нравилось до позднего утра валяться в постели. По выходным, когда Андрей приезжал из райцентра, он приносил ей кофе в постель.

12

– Шарман, шарман, – говорила она, строя из себя великосветскую даму, и чмокала мужа в щеку.

– Когда ты приедешь ко мне? – каждый раз спрашивал он, собираясь уезжать.

– Повременю еще, милый. Позовешь, когда устроишься с жильем. И Андрей опять уезжал один. В Озерках ему обещали предоставить квартиру в течение года, а пока он снимал комнатку в частном доме.

– Жду, жду тебя! – твердил он как заклинание. – Без тебя моя жизнь пуста. Хотя работы в больнице хватает, с утра до вечера. Даже ночью поднимают, когда экстренный случай.

– И тебе это нравится? – скептически спрашивала молодая жена своего «не от мира сего» мужа. – А ведь мог бы жить здесь, тебе предлагали. Мать твоя давно бы договорилась. Был бы в областной больнице на виду. А в Озерках будешь пахать и пахать. И никакой отдачи…

– Не говори так, Люба! Я там, где нужен. И этим всё сказано! – Он обиженно отворачивался и долго молча сопел.

– Хорошо, я приеду к тебе, – шла она на попятный. – Только и ты войди в мое положение. В прямом смысле – в положение. Я жду ребенка. Мне нужно постоянно консультироваться. А в твоих богом забытых Озерках и специалиста-то опытного нет. Эта бесконечно радостная для Андрея новость и стала тем аргументом, с помощью которого Люба могла манипулировать мужем. Он сразу сдавался, более того, извинялся перед женой и говорил, что ради ребенка согласен на всё. Признание Любы (а как же иначе было понять ее слова: «Сам виноват»?) выбило Андрея из колеи. Он был в таком замешательстве, что не знал, как жить дальше. Боль, раздирающая его изнутри, не утихала. Выйдя из квартиры на 13

ватных ногах, постоял в подъезде, потом шагнул в забитый автомобилями двор. Долго ходил от машины к машине и никак не мог найти свою. Потом поймал себя на мысли, что как будто в небытие провалился, вне времени и пространства. Очнулся от звонка мобильника. Звонили из Озерков, сообщили о несчастном случае: в дорожной аварии сильно пострадал человек. Просили срочно приехать. И сразу же нашлась его машина. Андрей завел ее и погнал. От областного центра до Озерков сносная дорога – трасса относится к федеральной. Он гнал так, что на одном из поворотов машину чуть не занесло. Хорошо, была сухая погода, иначе бы аварии не избежать. «Придержи, парень, ты сильно рискуешь», – сказал он себе. Но в голове по-прежнему был сумбур. Как, как жить дальше?.. Изредка мимо проносились с зажженными фарами машины. Потом снова всё пространство поглощала ночная тьма. Иногда по обеим сторонам дороги мелькали редкие огоньки деревень. Андрею хотелось остановиться, выйти из машины и пройтись, чтобы успокоиться и сосредоточиться перед предстоящей операцией. Но его ждали в Озерках. Операция продолжалась уже несколько часов. Внутреннее кровоизлияние, повреждение селезенки, большая кровопотеря, многочисленные переломы… Остановившееся во время операции сердце, к счастью, удалось завести. Когда Андрей вышел из операционной, было уже утро. Он долго стоял на крыльце, вдыхая воздух, пропитанный свежестью и пряностью трав. Раннее солнышко, прогоняя остатки короткой майской ночи, поднималось над темной полосой горизонта в виде огромного багрового шара, который на глазах становился меньше и ярче.

14

– Выживет или нет? – послышался тревожный голос за спиной. Он повернулся и увидел операционную сестру Ольгу с осунувшимся от усталости лицом.

– С нами Бог! – Андрей перекрестился на ближний храм, маковки которого были видны отсюда как на ладони. – Состояние тяжелое, но организм молодой, сильный…

– Сколько людей гибнет и травмируется на дорогах! И вы, Андрей, будьте поосторожней. Гнали, небось, в ночи? Я чувствовала… Быстро добрались. В ее голосе прозвучали теплые, почти материнские нотки, хотя Ольга всего-то на несколько лет постарше. Она рано вышла замуж и быстро развелась, не прошло и двух лет. С дочкой-инвалидом живет у пожилой матери. В их частном доме Андрей и снимает комнату.

– Чему быть, того не миновать, – сказал он. – Все под Богом ходим. Опершись на перила крыльца, Андрей надолго замолчал, вслушиваясь в тишину. Она всё чаще нарушалась птичьими голосами и криками петухов со стороны ближних дворов (районный городок почти сплошь состоял из частных бревенчатых изб с обширными огородами). Андрей любил эти утренние метаморфозы, но сейчас на его осунувшемся после бессонной ночи лице застыла тень печали.

– У вас какие-то неприятности, Андрей? – сочувственно спросила Ольга.

– Не всегда всё складывается так, как хочется, – неопределенно ответил он. Андрей оторвался от перил и стал медленно прохаживаться по крыльцу.

– Ольга, вы домой? Я могу составить вам компанию. Идти совсем недалеко. Андрей видел, что женщина всё еще ждет от него откровений, да и нянчить свою боль уже 15

невмоготу. Но так и не решился открыться пусть перед хорошим, но не близким ему человеком, с которым его не связывают никакие отношения, кроме служебных. Хотя… Андрей чувствовал, что не безразличен Ольге. Именно она предложила ему жилье и пансион, прекрасно готовит, стараясь не просто накормить, а побаловать чем-то вкусным. Они шли молча. «Отец Нектарий! – вдруг вспомнил Андрей своего духовника. – Вот с кем мне надо пообщаться». И, не доходя до дома, остановился: – Ольга, простите меня. Я должен на некоторое время отлучиться. На загорелом лице молодой женщины отразилось разочарование.

– Я скоро приду, – поспешил успокоить ее Андрей. Как он ни сторонился Ольги, но что-то и притягивало его к ней. «Да ведь она удивительно похожа на Любу! – вдруг осенило его. – Тот же овал лица, та же походка. Но глаза… В них нет таинственной озёрной глубины. Они просто открыты, как привычная книга». Отец Нектарий служит священником в церкви Николая Чудотворца, живет в монастырской избе, которая была превращена в контору, когда в полуразрушенном храме оборудовали мельницу. По просьбе жителей городка в 90-е годы церковь возвратили верующим. Ее поднимали из руин на деньги богомольных старушек и немногочисленных спонсоров. Теперь у храма золотые купола и кресты, обустроенная территория с цветниками и вымощенными плиткой дорожками. В день больших религиозных праздников здесь многолюдно. Появление Андрея несколько озадачило батюшку. Он как раз собирался чаевничать после утренней молитвы, когда постучали в дверь.

16

– Можно? – спросил с порога Андрей.

– Милости прошу к нашему шалашу. Присоединяйся. Будем чай пить. У отца Нектария окладистая седая борода, мохнатые брови, из-под которых выглядывают серые, всегда как бы удивленные глаза.

– Отец мой, припадаю к вашей благости. – Андрей торопливо нашел руку священника и прижался к ней губами. – Исповедаться пришел.

– Будет служба, будет исповедь. – Отец Нектарий взглянул на ходики в простенке между небольшими оконцами.

– Не взыщите, отец. Душа моя не знает покоя. И чем дальше, тем больше. Хотя бы выговориться позвольте. Этого набожного, очень смиренного человека отец Нектарий знает уже как свои пять пальцев: кто его родители, родственники, чем жив… Тем более удивительно сегодняшнее нетерпение Андрея.

– Ну что ж, рассказывай, сын мой. Я тебя слушаю. Андрей говорил, говорил, пока сгусток негатива внутри не начал медленно рассасываться.

– Я так верил своей жене. Верил, как самому себе. А она… Предала и глазом не моргнула.

– Не ты первый, не ты последний. Укроти свою плоть, сын мой. От волнующейся души я дам тебе молитовку оптинских старцев. Очень помогает. А сейчас извини, меня ждут в храме. Приходи на вечернюю службу, поговорим там… На неделе в храме мало прихожан. Некоторые слушают молитвы, углубившись в себя. Другие молятся. После каждого призыва «Господу помолимся…» Андрей опускается на колени и истово крестится, повторяя молитву, данную духовником.

17

Он родился с больным сердцем. Врачи предупредили родителей: «Операцию может не перенести. Вам лучше привыкнуть к мысли, что ваш сын навсегда останется инвалидом». Почти всё время хрупкий тихий мальчик проводил в постели. Врожденный ревмокардит лишил его возможности бегать, плавать, ходить на лыжах… Отец Андрея, Борис Иванович Крутов, решил воспротивиться приговору жестокой судьбы. Будучи человеком набожным, он обратился к священнику. Отец Серафим из храма «Всех Святителей» сказал: «Постоянно, изо дня в день вымаливайте мальчика из недуга». И Борис Иванович каждое утро приходил в храм молиться за сына. Вечером читал долгое молитвенное правило, затем Псалтырь и Евангелие. Каждое воскресенье водил сына к причастию. Продолжалось это почти два года. В памяти у Андрея навсегда осталась такая картина: поздние сумерки, отец сидит у его кровати и читает молитвы. Он устал после тяжелого рабочего дня. Глаза порой закрываются, голова падает на открытую страницу. Но нет такой силы в мире, которая заставила бы его закрыть молитвослов. К удивлению маститых медиков, в одно прекрасное утро мальчик проснулся здоровым. Он вдруг почувствовал в себе такую силу, что вскочил с постели и в радостном порыве закружился по комнате. И с этого дня тоже не расставался с молитвой, вместе с отцом постоянно ходил в храм. А когда пришло время определиться с выбором профессии, решил посвятить себя лечению людей и поступил в медицинский институт. …Исповедавшись и причастившись, Андрей направился к выходу. На крыльце остановился, крестясь, и вдруг почувствовал сзади легкое прикосновение. Повернувшись, увидел мать.

18

– Какими судьбами?

– Приехала проведать тебя, сынок. А по пути зашла в храм. – Алла Игнатьевна улыбнулась, но в глазах застыла грусть. – Вчера вечером встретилась с Любой. Что между вами произошло?

– Ты, похоже, уже и сама знаешь, мама. Люба изменила мне. Всего-то навсего… – Он горестно улыбнулся.

– Тварь!.. Мне нагло заявила: я не люблю Андрея.

– Ребенка жалко…

– Какого ребенка?

– Нашего будущего ребенка. Как ему жить без отца? Алла Игнатьевна не любила сноху, но, услышав о ребенке, сказала не то, что готово было сорваться с языка: – Говорила тебе, не бросайся очертя голову в омут. Андрей даже после всего случившегося не испытывал отвращения к жене. Искра, пробежавшая при первой встрече, не погасла. И, подчиняясь своему настрою, он воскликнул: – Я люблю ее!.. Алла Игнатьевна в ответ только развела руками. *** Люба жила в своем странном мирке, в котором с некоторых пор не было места для Андрея. Парень, которого она ждала после армии, но так и не дождалась, вдруг объявился в фитнес-клубе, буквально повергнув ее в шок. Она догадалась, что Вова выслеживал ее, искал подходящий момент.

– Я не забыл тебя, Любочка!

– А я тебя давно забыла! Мог бы и не появляться.

– Дура, я служил в Чечне по контракту. Был тяжело ранен.

– А письмо не мог написать?

– Не мог. Долгое время находился в плену.

19

Она верила и не верила ему. Сочинять Вова Яблоков и раньше был горазд. В деревне его называли баламутом. Но девчонок в нем подкупал кураж. Он знал множество анекдотов, классно плясал, отменно играл на гармошке. В глухой деревушке с патриархальным укладом жизни гармонист – «первый парень на деревне, и рубаха в петухах», девки за ним гурьбой. Немало их Вова перебрал, а на Любе споткнулся. Сказала как отрезала: – Только через замужество.

– Да мне еще в армии пилить и пилить.

– Служи, я подожду… Взяв наконец себя в руки после неожиданной встречи, Люба отметила, что Вова почти не изменился. Такой же статный, высокий, с шалым блеском в глазах… Они стояли у окна, выходящего на оживленную часть улицы. Глаза слепило бьющее в лицо солнце. Прикрываясь козырьком ладони, Люба сказала: – Ты опоздал, Вова. Я уже замужем.

– Знаю, навел справки. Но какое это имеет значение… – Он взял ее руку, прижал к своей груди. Забытая истома разлилась по телу молодой женщины. «Он мне желанен и сейчас», – подумала Люба и невольно прижалась к нему. Они вышли во двор. Вся автостоянка у фитнес-центра была заставлена иномарками.

– А ты всё еще пешедралом передвигаешься? Денежная семейка…

– Муж не балует меня.

– А у меня собственное авто. – Вова показал на стоявшую у обочины дороги сверкающую лаком «Ауди» с тонированными стеклами. – Прошу, мадам…

– Шикарно живешь, – садясь на переднее сиденье, сказала Люба.

20

«Не совсем так», – про себя возразил он. И «Ауди», и костюм для встречи с подругой юности ему пришлось «позаимствовать» в скупке. Вова Яблоков действительно служил в армии, но недолго: попался на воровстве из гарнизонного склада. Отбыв положенный срок в колонии, в родную деревеньку не вернулся. Стал членом преступной группы, занимающейся угоном машин. Криминальный бизнес приносил неплохой доход. Вова купил в облцентре благоустроенную квартиру. Связи с деревенской родней у него сохранились. Так он узнал, что Люба, которая была ему не безразлична, удачно выскочила замуж в состоятельную семью. …Какое-то время они колесили по городу. Вова не без гордости сообщил, что у него доходный бизнес и что живет он в ногу со временем.

– Ну и куда ты меня повезешь? – спросила заинтригованная Люба.

– К себе на хату. Покажу свое гнездышко.

– Ну, так уж сразу и на хату?

– Тогда в ресторан. В ресторане просидели довольно долго. Выпивали, танцевали, плотно прижимаясь друг к другу. Вспоминали юность. Шутили, смеялись… Так хорошо Любе давно не было.

– А помнишь, как мы целовались? – спрашивал Вова, обнимая подругу за плечи. – Мне очень хочется тебя поцеловать… Она шутливо грозила ему пальцем и показывала на сидящих за соседними столиками. Среди них могли оказаться знакомые люди.

– Несовременная ты баба. Зажатая… Такая же, какой была раньше. Люба старалась больше узнать о Вове. Чутье подсказывало ей, что ему не во всём можно верить.

21

– А что у тебя за бизнес? Но хмель не лишил парня осторожности: – Да ничего особенного. Хватай – продавай. Мой товар всегда в цене. «Темнит что-то», – подумала она, но решила до поры до времени эту тему больше не поднимать. Когда вышли из ресторана, Вова спросил: – Теперь ко мне? Люба согласно кивнула. На второй день всё повторилось. Однако ее не покидало состояние настороженности. Не может такой человек, как Вова, иметь бизнес. Безбашенный, как сейчас говорят, о будущем никогда не задумывался. В школе учился шаляйваляй, так и не окончив девятилетку, пошел работать. …Прежде чем сесть за руль, Вова некоторое время кружил возле машины, воровато оглядываясь. Потом нетерпеливо приказал: – Садись!

– Не сяду я с тобой в машину! Ты много выпил.

– Это не тебе определять. Садись, говорю, и не гони волну! Люба молча отошла к тротуару. С досады громко хлопнув дверцей, он подошел к ней: – Не хватало еще сцены закатывать! Зачесанные назад прямые темные волосы вздыбились, узкий лоб прорезала жесткая морщинка, в темных глазах загорелся зловещий огонек. «Какой он стал нервный! – отметила Люба. – И по всему видать, жестокий». Чтобы не усугублять ситуацию, она предложила: – Вовчик, послушай меня. Здесь неподалеку платная стоянка. Отгони туда машину. Не надо садиться за руль в нетрезвом виде. Себе дороже… – и примиряюще погладила его по плечу.

22

– Нам далеко идти?

– Я живу рядом. Пешочком дойдем. Раздувшиеся ноздри тонкого носа опали: – Согласен. Ты, как всегда, права. Мудрая женщина. «Хоть и небольшая, но победа. С ним всё-таки можно ладить», – похвалила себя Люба. В квартиру пришли, нагруженные спиртным и закусками. Чувствуя, что с дружком надо быть настороже, Люба выпивала мало. А Вова опрокидывал рюмку за рюмкой и беспрерывно дымил сигаретами. Несколько раз набрасывался на Любу с ласками и признаниями в своих чувствах. Потом настолько опьянел, что голова безвольно свесилась на грудь. Следовало бы уложить его, чтобы проспался. Но оставлять Вову на ночь в квартире Люба побоялась: могла нагрянуть свекровь, которая нередко являлась «с ревизией», либо мог заскочить муж, приехав из Озерков по больничным делам (главврач районной больницы, предпенсионного возраста, готовя себе смену, свалил на Андрея почти все административные дела). Кое-как растолкав Вову, Люба сводила его в ванную, облила голову холодной водой и выпроводила в подъезд: – Дойдешь до дома?

– Я-то дойду. А ты?

– Вместе пойдем. Я тебя провожу. Если бы можно было отыграть ситуацию назад! Слукавить, сказать Андрею, что никаких мужчин она в квартиру не приводила. Мол, общалась с друзьями по фитнесу, один перебрал, пришлось провожать. А заодно высказать и свои обиды на мужа. Нет, взяла и всю правду-матку выложила! Видимо, спиртное подействовало. Да еще пошла хамить к свекрови.

23

В просторном холле коттеджа с мягкой мебелью и гобеленами на стенах приятная прохлада. В каждой комнате кондиционер. Обычно хозяйка приглашает гостя присесть, но сейчас Алла Игнатьевна с перекошенным от злобы лицом грудью наступает на Любу, тесня ее к выходу: – Убирайся из нашего дома! Я тебя сюда пригласила, я и прогоню. Чтобы духа твоего у нас больше не было! Люба попыталась выправить ситуацию, сказав, что недоразумение вышло. Но свекровь не поверила, ведь первые слова снохи были: «Я не люблю Андрея. Потому и изменила ему». Однако, осуждая Любу, Алла Игнатьевна в то же время и оправдывала ее. То, что Андрей «не от мира сего», ей приходилось слышать и от младшего сына Юрия, который учится в Москве на инженера. Она пыталась наставить старшего на путь, ведущий к успеху, но тот стоял на своем: «Господь за свободу выбора. И никто не вправе требовать от меня иного». Алла Игнатьевна не оправдывала сноху за леность. Люба ни к чему не стремится, валяется в постели до обеда, потом отправляется в фитнес-центр, где охмуряют простаков и занимаются сводничеством. После фитнеса – променад по магазинам. Причем не к мужу за деньгами обращается, а к ней: «Ах, Алла Игнатьевна, какую я классную кофточку (туфли, сумочку) заприметила! Уверена, во сне будет сниться». Волей-неволей приходится раскошеливаться. Да, она недолюбливает сноху. Но… Люба носит под сердцем ребенка. И это меняет многое. Ее откровенные признания Алла Игнатьевна расценила как шантаж, направленный на расшатывание семейных устоев, чтобы получить от этого какие-то свои выгоды. А может, это просто глупость? Неотесанная деревня! Почти вытолкав сноху из дома, Алла Игнатьевна некоторое время ходила как неприкаянная. Поднялась в спальню.

24

Зная, что так ни за что не уснет, приняла снотворное и легла. Но вместо сна пришли воспоминания, как отчет за минувшие годы. Родом из маленького белорусского поселка, она рано начала задумываться о будущей жизни. Приехав в большой поволжский город к тете, поступила в торговый техникум. Но тетя, работавшая техничкой в школе, влачила нищенское существование. Пришлось устраиваться на работу и учиться заочно. Работала продавцом в крупном универмаге, директором которого был ее будущий муж Борис Иванович Крутов. Он рано овдовел и был на двадцать четыре года старше хрупкой Аллочки. Отеческие чувства в нем переплетались с мужским интересом. Рядом с ним она могла позволить себе быть слабой и незащищенной. Но никто не был и таким требовательным, строгим в работе, как Борис Иванович, который прекрасно понимал, что его молодой жене придется жить по законам «волчьей стаи». Завистников и недругов полно, и каждый хочет получше устроиться в жизни. К тому же, начиналась эпоха горбачевской перестройки. В отечественной экономике царили хаос и неразбериха. Можно было делать большие деньги буквально из воздуха. В общем, к началу «самостоятельного плавания» Алла Игнатьевна подошла хорошо подготовленным человеком. Заочно получила высшее образование, окончила курсы по вождению автомобиля, не без помощи мужа устроилась работать бухгалтером в областное управление торговли. Муж не позволил молодой жене оставить это престижное место, даже когда один за другим родились их сыновья: нельзя было выпадать из деловой обоймы. Наняли няньку. А старшего сына-инвалида Борис Иванович взял под свою опеку. Стройная, энергичная Алла Игнатьевна отправлялась 25

в облторг на собственных «Жигулях». К тому времени она была уже главным бухгалтером, и в системе ее жизненных ценностей карьера и деньги заняли первое место. В тридцать с хвостиком Алла Игнатьевна овдовела. Вот когда пригодились ей наставления покойного мужа! В стране начался передел собственности. Свой первый продовольственный магазин она приобрела на деньги, скопленные Борисом Ивановичем. Обустроила, отделала помещение, расширила ассортимент, а расценки поначалу несколько урезала. И повалил народ. Крутова не пускалась в рискованные авантюры. Деловое чутье у нее было отменное. Она потихоньку скупала небольшие заброшенные участки земли в городе и за бесценок – квартиры у пьяниц. Через несколько лет недвижимость бешено подскочила в цене. К концу перестройки у Аллы Игнатьевны были два продовольственных магазина, несколько киосков и ночной бар. Ее сыновья окончили престижную школу, в совершенстве владели английским языком. На загородном участке она построила двухэтажный коттедж, ездила на новенькой «Хонде». Следуя правилам хорошего тона, несколько раз в году совершала вылазки в модные московские бутики и салоны красоты (только в последнее время запустила себя из-за навалившихся проблем). Очнувшись от какого-то внутреннего толчка, она поднялась, посмотрела на часы. Было без четверти два ночи. Неурядицы в семье не должны отражаться на бизнесе. «Контроль, контроль и еще раз контроль», – постоянно твердил ей покойный муж. Днем Алла Игнатьевна курировала работу магазинов и ларьков, а заполночь обязательно посещала бар с влекущим молодежь названием «Пристань любви».

26

Когда спускалась по лестнице, навстречу вышла заспанная домработница Варвара. Простодушно спросила, морщась от яркого света в холле: – В обход, Алла Игнатьевна? Хозяйка молча кивнула.

– И не боитесь в такую темень?

– А чего бояться? Во дворе нас собака бережет. Терьера по кличке Билл на ночь спускали с цепи.

– А на улицах?

– Я его с собой в машину возьму. Ночной бар, сияющий ярким неоном, издалека привлекал внимание. Башенки а-ля старинный замок, фонари на крыше, цветомузыка… Администратор – маленькая блондинка с высоким начесом на голове, встретила хозяйку настороженно. Изобразив на лице приятную улыбку, бодро отрапортовала: – Всё в порядке у нас, Алла Игнатьевна. Могли бы и не беспокоиться. Крутова поморщилась. Покровительства со стороны подчиненных она не терпит, фамильярность в отношениях пресекает на корню. «Подчиненных держи на расстоянии», – наставлял покойный муж.

– У каждого свой ракурс, – сухо сказала Алла Игнатьевна администраторше и прошла в зал. Ряды столиков заняты молодежью. Приглушенный свет, расслабляющая музыка… А там, где танцпол, буйные светоцветовые ритмы. Кто-то топчется на месте, вскидывая руки, кто-то крутится, как заправский танцор, кто-то, впечатавшись грудью в подругу, медленно переступает с ноги на ногу, словно в забытье. Алла Игнатьевна оценивающим взглядом окинула зал: «Наполняемость в норме. Чтобы всегда было так…» Но не дают покоя настороженный взгляд и приторная заботли27

вость администраторши. Крутова – хороший психолог, ее на мякине не проведешь: «Что-то тут не так…» Пройдя по залу, цепким взглядом сразу обнаружила подлог. На некоторых столиках стояли бутылки с аляповатыми этикетками, которые в перечне напитков не значатся.

– Нонночка, – с иронической улыбкой позвала Алла Игнатьевна администраторшу. – Эти этикеточки откуда? – и кивнула в сторону одного из столиков. Администратор густо покраснела. Незадекларированный товар она привезла для себя.

– Простите… Бес попутал. С фальсификаторами нельзя иметь дело. Могут подвести «под монастырь»…

– Пиши заявление на расчет, – распорядилась Алла Игнатьевна. – Вон отсюда! Они долго шли по улице вдоль заборов, за которыми стояли деревянные домишки с палисадниками по фасаду. Кусты ягод, разлапистые яблони и груши, изящные ветки вишен пролезали наружу через неплотный штакетник. Всё в пышном цвету… А в глубине участков – огородные грядки. Когда Алла Игнатьевна впервые приехала сюда поздней осенью, глаз всюду натыкался на запустение. Даже в центре городка облупившиеся здания, ухабистые дороги… «Провинция, провинция», – удрученно качала она головой. В Озерках дышал на ладан маслоэкстракционный завод, оставшийся без местного сырья. Развалены все окрестные хозяйства, поля заросли кустарником. Алла Игнатьевна покосилась на шагавшего рядом Андрея: – Красота цветения преходяща и обманчива. Как можно в такой дыре найти свое счастье?

28

– Жизнь всегда и везде начиналась с деревень и селений. Значит, надо в первую очередь село поднимать.

– А кому поднимать-то? Молодежь почти вся уехала. В деревнях остались одни старики.

– Энтузиастов надо искать…

– Ну и где ты их возьмешь? Андрей, не отвечая, промокнул носовым платком лоб: – Надо же, как печет!

– Сейчас бы на речку, а? – вспомнила Алла Игнатьевна детские годы, которые тоже прошли в сельской местности.

– Здесь очень хорошие купальни на озерах. Мелкий песочек, и тины нет. Правда, вода холодная – ключи. Ныряешь, как в прорубь зимой. Около одного из палисадников Андрей остановился. Открыл калитку, пропуская мать вперед. Ее поразило множество цветов у крыльца. Одни отцветали, роняя лепестки, другие стояли во всей красе.

– Какая прелесть! – невольно воскликнула она, подняла голову и увидела на крыльце молодую пригожую женщину в цветастом сарафане, почему-то очень знакомую.

– Ольга, – представил ее Андрей. – Хозяйка этого дома.

– Ну так уж и хозяйка, – возразила та. – Хозяйка в горнице почивает. Встает спозаранок, а к обеду валится с ног. Чай пили в комнатке у Андрея. Ольга крутилась юлой, потчуя: – Пирожки с потрошками и с капустой. Бабуля любит у нас покухарничать. А какие борщи готовит! Я вам разогрею?

– Оленька, в такую жару лучше бы окрошечки…

– Могу и окрошечку предложить! – и Ольга рванулась к двери.

– Не утруждай себя, – остановил ее за руку Андрей. – Лучше проведай нашего пациента в больнице. Жив?

29

– Я уже ходила. Жив, курилка… Не успел немного оклематься в реанимации, а уже курева запросил. Глядя на сына и Ольгу, заметив их особенное отношение друг к другу, Алла Игнатьевна подумала, что вот так и зарождаются взаимные чувства. Надо бы Андрея предостеречь…

– А где же ваша мудрая хозяйка? – спросила она.

– Отдыхает. К ней приходила женщина лечиться, только недавно ушла.

– Мне бы с ней познакомиться. Наслышана я о вашей бабушке. Ольга выпорхнула за дверь и вскоре явилась под руку с худощавой пожилой женщиной, повязанной темным платочком.

– Матрона Афанасьевна, – представилась та и протянула Алле Игнатьевне холодную узловатую руку. Гостья узнала о целительнице от сына и попасть к ней стремилась давно.

– Родинка у меня на спине. Стала как-то нехорошо опухать. Врачи прописывали разные мази – не помогло. Боюсь, не рак ли кожи… Матрона Афанасьевна надтреснутым голосом уверенно заявила: – Вылечим, милая.

– А как вы лечите?

– Молитвой. Что батюшка в церкви читает, то и я. Обож­ женных лечу, укушенных… А то, что внутри, не могу. Присев на стул, целительница словоохотливо продолжала: – У моего дедушки было двенадцать духовных книг. Он их над больными читал. И мама моя тоже лечила. Нас у нее четверо было. Двое тоже знахарями стали – я да брат мой Санька, а двое – нет.

30

О целительной силе молитвы Алла Игнатьевна знает не понаслышке. Именно поэтому на старушку-знахарку ее последняя надежда.

2A В Спасском первыми просыпаются петухи. Горланят, перебивая друг друга, на всю округу. Вслед за ними встают домовитые хозяйки: доят коров, провожают их в стадо, топят печи, готовят для скотины и для семьи еду. Извечный крестьянский уклад жизни. Отец Николай тоже поднимается с петухами: страдная пора, надо траву косить по росе. И матушка Галина уже на ногах. Дочек проведала в соседней комнатке, подойник приготовила, чтобы к Зорьке отправиться на дойку.

– Пошел я, – сказал отец Николай, как всегда, отправляясь налегке.

– Подожди минутку, я тебе узелок соберу. У матушки Галины уже закручена коса на голове, светлый халатик облегает по-девически тонкий стан. Отцу Николаю хочется по привычке крепко ее обнять, да некогда, надо в неудобья торопиться, куда не сунешься с техникой. Утренняя свежесть обдала лицо, шею, грудь, едва прикрытую распахнутой рубахой. Босые ступни путаются в сырой придорожной траве. Он всегда по росе босиком ходит, а чтобы не замочить штаны, закатывает их до колен. Молодое солнышко медленно поднимается над зубчатым горизонтом дальних темных лесов. Отец Николай спустился в мелколистный овраг. И словно в туннель попал, заполнен31

ный белым туманом. Сразу пропало из виду расположенное на возвышенности село. Как он ни торопился, а в пойме тихой речки Отрады уже заняли свои позиции косцы, в основном голосистые бабы. В косынках, в подоткнутых юбках (травы по пояс), лихо орудуют косами, судача по ходу дела: – Тимофеевна, слышь, к Ивановне-то сын вчера приехал из города. Так наклюкался! Мать по проулку с колом гонял.

– Знать, не уважила. Пойла, небось, просил. Вот и закодировался, а толку? Поприветствовав сельчан, отец Николай прошел в дальний загон. Тут у каждого свой участок. Жилистый, с рыжей бородой-лопатой, священник сейчас отличается от деревенских мужиков только окладистым крестом на груди. Поэтому сельчане принимают его за ровню. А вот когда он в рясе, с подобострастием целуют руку и просят благословения. «Вжжик! Вжжик!» – с каждым взмахом руки откликается коса. Ворохи скошенной травы остаются позади. Другие косцы не по одному разу отдохнут, а шустрый, подвижный отец Николай косит и косит. Отдыхать некогда, впереди дел полно, и главное – провести литургию. Готовясь к службе, он с вечера молитвенно настраивается. Когда всё только начиналось, они с Галиной и думать не думали, что будут жить на селе, более того, что станут батюшкой и матушкой. Их первая встреча произошла в поезде, в путешествии по городам воинской славы, организованном для лучших учащихся ПТУ. Он учился на столяра, она – на повара. Ему было 17, ей – 16. Они подолгу стояли в тамбуре, глядя на быстро меняющиеся за окном пейзажи. И даже словом тогда не перемолвились друг с другом. …Путешествие подходило к концу. Николай уже с нетерпением ждал его окончания, соскучившись по дому. Однаж32

ды подружка Галины сказала ему по секрету: – Девчонка одна сохнет по тебе, Колька! Неужели ничего не замечаешь? А он и в самом деле ничего не замечал. К девчушке, которая подолгу стояла с ним в тамбуре, относился как ко всем, ничем не выделяя. А тут вдруг обратил внимание, что хрупкая Галя с длинной темной косой и нежным овалом лица очень привлекательная девушка. Через два года, когда ей исполнилось 18, они поженились. И сразу же начались проблемы… Гулия (настоящее имя Гали) – чистокровная татарка. Хотя родители ее не ортодоксы, но религию свою чтят. Настояли на том, чтобы после гражданской росписи был проведен мусульманский обряд. Вообще-то Николай не был равнодушен к вопросам веры. Его родители были православными людьми. Однажды в юности он попал в аварию. Они катались с другом на мотоцикле в компании таких же отчаянных парней. Устроили гонки по пересеченной местности, что-то вроде мотокросса. Трассу выбрали сложную, с резкими поворотами и крутыми подъемами. На одном из поворотов их мотоцикл занесло. Друг, сидевший за рулем, врезался головой в дерево и погиб на месте. Николая выбросило в муравьиную кучу, которая смягчила удар. Он отделался незначительными ссадинами и ушибами.

– Обязательно исповедуйся и причастись. Отблагодари Бога за спасение… – внушали ему родители. Так он впервые оказался в храме… Николай, скрепя сердце, ради мира в семье, не противился пожеланиям новых родственников. Когда родилась первая дочь Раиса, родители Гулии опять настояли, чтобы девочка была введена в мир по мусульманским обычаям. Одумался лишь тогда, когда их совместная жизнь ока33

залась под угрозой. Муж и жена перестали понимать друг друга. Однажды молодые приехали навестить дальнего родственника Николая – отца Нектария, который служил настоятелем храма в Озерках, являлся благочинным шестого округа. Разговорились о житье-бытье. Николай попросил исповедать их и причастить. Тут-то и выяснилось, что Гулия мусульманка.

– Вам надо повенчаться, – сказал отец Нектарий, внимательно посмотрев на молодую пару. – Но перед этим Гулия должна окреститься.

– Нет и нет! – запротестовала молодая женщина, даже замахала руками. – Это невозможно! Мои родители и весь наш род не поймут. Они вернулись домой и вроде бы забыли о словах отца Нектария. Но трения между молодыми супругами продолжались. Родители Гулии всё ревностнее относились к зятю, нашептывая дочери: – Не ужиться вам вместе. Как поякшался твой муженек с родственничком в Озерках, так всё чаще в храм стал заглядывать. Помешательство, что ли, на фоне религиозного фанатизма началось? Устав от семейных неурядиц, Николай однажды заявил: – Всё, в храм ухожу. Отец Нектарий хочет рукоположить меня священником в село Спасское. Тамошний храм Покрова Пресвятой Богородицы надо из руин поднимать. Гулия поняла, что наступает момент истины. Чью сторону принять? Любовь оказалась сильнее родительской веры. Поздней ночью они сбежали из отчего дома Гулии, взяв ребенка. Отец Нектарий окрестил молодую иноверку, поставил пару под венец. Так супруги попали в Спасское, став батюшкой Николаем и матушкой Галиной.

34

Андрей пришел в храм, когда литургия уже закончилась. Немногочисленная паства, в основном старушки, толпилась у алтаря. Кто-то молился у икон. Особо почиталась прихожанами чудотворная икона «Тихвинская Богородица», подаренная храму отцом Нектарием.

– Она от бесплодия помогает, – однажды поведал отец Николай Андрею. – Даже тем, кто, казалось бы, всё перепробовал. Матушка счет ведет. Уже с десяток детишек родилось в семьях. Паломники сюда едут и едут. Из каких только краев не встретишь… Хорошие вести быстро дорогу находят. «И впрямь, – наблюдая за столпотворением у иконы, отметил Андрей, – всё больше молодые женщины». Невольно вспомнилась Люба: «Где она? Как ее беременность?» Покинув дом Крутовых, жена ушла неизвестно куда. Андрей не раз допытывался у матери: – Что произошло у вас с Любой в ту злополучную ночь?

– Осудила, конечно, ее, не без этого. Но сказала, что только мой сын вправе с тобой разбираться, – слукавила Алла Игнатьевна. Андрей досадливо поморщился и вздохнул. …Благословив паству, отец Николай подошел к нему.

– Я деньги привез. Мать вчера приезжала, выделила мне некую сумму на личные нужды. Решил всю пожертвовать на восстановление храма, – сказал Андрей.

– Благодетель ты наш… – Отец Николай крепко пожал ему руку. Они вышли на высокое крыльцо. По блекло-синему небу неспешно тянулись облака, иногда закрывая солнце. В вышине под куполом храма раздавались стуки.

– Купол покрываем, – объяснил батюшка. – Вчера железо привезли. Сегодня с раннего утра работают…

35

Они спустились с крыльца, посмотрели вверх. Любуясь слаженной работой кровельщиков, отец Николай порадовался: «Идет дело, идет… Благодать Божья нас не миновала. Храм преображается на глазах». Он вспомнил, как впервые приехал сюда. Развалины ужаснули его: «Нет, не поднять мне церковь одному…»

– Отказываюсь я, батюшка, простите, эту разруху мне не одолеть, – сказал при встрече отцу Нектарию.

– Не боги горшки обжигают. Ласточка одна прилетит, за ней потянутся и другие, – услышал в ответ и с просветлением в душе вернулся в Спасское. Ранним погожим утром отец Николай вышел на стройку. Прежде всего надо было разгрести и убрать развалины. Несколько часов он один вывозил на тачке битые кирпичи. Постепенно около него собрались старушки. Батюшка, выбившись из сил и отирая пот с лица, в сердцах возмущенно сказал: – Просили прислать священника? Просили. Вот и помогайте теперь. На общее благо постараемся.

– Какой прыткий! – откликнулась одна из женщин. – Вам за это деньги платят. А нам? Пришлось отцу Николаю объяснить: – Зарплату священник не получает. Семья моя будет жить требами. Венчание, крещение, отпевание, освящение домов – с этого жив священник.

– Ну тогда да, – откликнулась другая женщина. Кто-то из будущих прихожанок приступил к разбору завалов, кто-то на тачке отвозил битый кирпич и мусор. Нашлись и бескорыстные благотворители. Одним из постоянных был предприниматель из областного центра, уроженец села Спасское, другим – Андрей. К работам по дереву батюшка сам подключался: пригодились навыки, полученные в ПТУ. Когда нужны были 36

деньги на мелкие расходы, садился на свой «вездеходный» велосипед и объезжал по округе фермеров. Они помогали зерном, батюшка его продавал и расплачивался с наемными работниками. Восстановление храма растянулось на несколько лет. Благочинный Нектарий посоветовал отцу Николаю: – С малого начинай. С придела Покрова Пресвятой Богородицы. Подведешь тепло – и в добрый путь. Начало службы ни в коем случае затягивать нельзя. Прихожане искренне благодарят теперь отца Николая за восстановленную церковь. Второй придел тоже уже не за горами. Покроют кровельным железом купола, обустроят внутри, и полностью обновленный храм явится во всем своем великолепии. Вдалеке громыхнуло, видимо, приближается грозовой фронт. Надо возвращаться, а то развезет дороги. Хоть до райцентра вроде бы недалеко, с десяток километров, а ни проехать, ни пройти.

– Хлеб-соль отведаешь? – предложил священник Андрею, тоже посмотрев на сгущающиеся тучи, и подумал: «В луга надо, скирдовать готовое сено». С некоторых пор у них в православной общине своего рода колхоз. Заготавливают сообща сено, развозят его по дворам. Почти в каждом дворе есть корова или козы. Молоко продают местному фермеру, у которого машина-молоковоз. Хоть и невелики деньги, а всё подспорье. И прихожане при деле.

– Спасибо за приглашение. Поеду… Отец Николай еще раз оценивающе посмотрел на небо: – Да не будет дождя, Андрей. В сторону реки тучи идут. Я здешнюю «розу ветров» хорошо изучил. Не отказывайся от угощения, пойдем ко мне.

37

Высокий, худющий, загорелый, он похож на монахачернеца. Подвижническая жизнь этого человека изумляет Андрея: «Пока есть такие люди в нашем отечестве, ему любые беды не страшны». Духота стала невыносимой. Андрей то и дело отирает лоб носовым платком, рубашка прилипла к спине.

– Ну разве что кваску отведать холодненького, – сдается он из уважения к священнику и подчиняясь его обаянию. Направились в сторону ближней избы с подслеповатыми окнами и покосившимся крыльцом (некогда хозяину ремонтом собственного дома заняться). Следуя за отцом Николаем, Андрей то и дело оглядывается. Сияющая позолотой маковка звонницы поражает своим великолепием. Издалека видна она – как знак, как символ возрождения. С отцом Нектарием недавно разговорились. Он сравнивает восстанавливаемые храмы с привитым деревом, которое вскоре даст обильные плоды. Матушка Галина с утра читает по покойнице. Бросила все свои дела по дому. А хозяйство у нее немалое: корова, семь овец, куры, утки… Да малолетние дочки, которым нужно неусыпное внимание. К счастью, старшая Рая хорошо помогает по хозяйству. В огороде управляется и младшую Надёнку за собой тянет, приучает к труду. Отец Николай совсем зашился. Нанимает строителей на ремонт храма, а денег-то нет. Матушка вся извелась. Как помочь мужу? Придумала ездить со свежими пирожками в райцентр на автобусе. Поутру, когда люди на работу идут, их хорошо разбирают. А ведь у нее еще и в храме служение и регентство – поет. Образования музыкального нет, зато природный дар помогает. Часто приходится читать по покойнику: в Спасском живут в основном старики. И крещения чаще бывают летом.

38

Молодежь приезжает к бабушкам и дедушкам из городов, желают креститься на родине предков. …С легким шелестом потрескивают поминальные свечи. Произнося молитвы, матушка Галина время от времени посматривает на покойную. В гробу, обитом красной материей, в мерцающем свете свечей бабушка кажется живой, заснувшей на время. Разгладившиеся морщинки, убранные волосы, почти не тронутые сединой, хотя стукнуло Петровне 96 годиков. Странное состояние испытывает матушка, и вчера читавшая всю ночь. Временами кажется: покойница вот-вот откроет глаза и поднимется. Предпосылки к этому имеются. Чудная была старушка при жизни.… А жизнь Петровна прожила долгую – от царя Николая II до краха обещанного коммунизма. Давно разлетелись по необъятным просторам страны ее дети и внуки. И некому на прощание поцеловать старушку. Ближе других живущий внук после серьезной аварии лежит в Озерковской районной больнице. Спину Петровны давно согнуло вопросительным знаком. И ревматизм, и остеохондроз, и гипертония… Но главная беда – старческий маразм. Сколько лет молила она Господа, чтобы забрал ее к себе. Да, видно, молитвы не доходили. Петровна привыкла надеяться только на себя и не хотела даже после смерти быть кому-то обузой. Из весьма скромной пенсии насобирала себе на домовину, которая уже не один год пылилась на чердаке такого же старенького, как и хозяйка, дома. Старушка мысленно не раз проигрывала сценарий своих похорон. Как соберутся проводить ее в последний путь соседи и родня… Но вот как будет смотреться в своем «последнем приюте», не представляла. А знать хотелось… И потому придумала пригласить фотографа.

39

Помочь подготовиться к «фотосессии» позвала соседку Ивановну: – Приходи. Дело большой важности. Однако узнав, что за дело, Ивановна стала упираться: – Не дело, Петровна, затеяла! Разве с этим шутят? Но потом всё же согласилась: Петровна, что репей, если уж втемяшилось ей в голову, ни за что не отстанет. Спустили они с чердака домовину, поставили в избе на стол. Крышку у стены при входе прислонили. Петровна обрядилась в «похоронное», улеглась в свой «последний приют», сложила руки на груди и замерла. Потрафляя соседке, Ивановна сказала: – Класс! – и подняла вверх большой палец. – Всё как на­яву. В назначенный час пришел фотограф, мужичок-здоровячок лет тридцати с румянцем во всю щеку. Увидел скорбно стоявшую у гроба женщину. В домовине на столе с закрытыми глазами лежала покойница. Между пальцами, сложенными на груди, трепетало пламя восковой свечи.

– Начнем? – Фотограф сделал несколько снимков. Ивановна спросила: – Сколько тебе за работу, сынок? «Сынок» заломил такую цену, что старушка с открытым от изумления ртом плюхнулась на стоявший рядом стул. Задрожала и, задымив, погасла выпавшая из рук «покойницы» свеча. Забыв, что «умерла», Петровна, ухватившись за обшитые красной материей стенки гроба, приподнялась и возмущенно сказала: – Ты что, парень, совсем сбрендил? Фотокамера выпала из рук мужичка. При ударе об пол сверкнула в последний раз фотовспышка. У фотографа подломились в коленях ноги, и он, держась за сердце, сполз по дверному косяку на домотканый коврик.

– Хилые пошли ноне мужики, – покачала головой Петровна и вылезла из гроба.

40

А мужичок-здоровячок не одну неделю лечился после этой памятной «фотосессии» в кардиологии. …Долго надо читать Псалтырь по покойному, не один раз молить Бога о прощении души. Были когда-то в селе и другие «читалки», да всех уже отнесли на погост. Между тем за полдень перевалило. Душно… Гроза собиралась, да стороной прошла. Матушка Галина вышла на крыльцо, огляделась. Внизу люди толпятся, родственники покойной, знакомые… А знакомых-то всё село. Мужики подвыпившие курят, вспоминают, какой колхоз был здесь справный. Одних комбайнов несколько десятков, коров дойных полторы тысячи. А теперь заезжий армянин голов сто держит на ферме, и трое работников на него за гроши ломят. И так по всей округе.

– Довели страну! – с горечью воскликнул низкорослый мужичок в очках, судя по виду – нездешний.

– Мы не сеем и не пашем, а валяем дурака, – откликнулся парнишка в джинсах.

– Все поля заросли чертополохом… Слушала-слушала матушка и, не утерпев, спросила: – Убогие, что ли, вы все здесь? Мужики, а плачетесь, как соломенные вдовы. Не дядьки ведь чужие сюда пришли и всё порушили. Сами разбежались-разъехались кто куда. Сами заслужили такое. Мужики замолчали.

– Кто это? – спросил низкорослый в очках.

– Да матушка здешняя. Православный храм поднимает.

– А ведь права она. Разбежались-разъехались, а старикам одним не поднять село… Гражданская панихида началась с выступления главы поселения Ирины Леонидовны Беликовой, которая рассказала о жизненном пути покойной: 41

– Не затерялась наша землячка в водовороте минувшего столетия. Оставшись без отца, который погиб в Гражданскую, вместе с матерью поднимала четверых погодков – братьев и сестер. Как была первой в семье, так и осталась первой на всю жизнь. Первой вступила в колхоз, первой освоила трактор, пахала землю, первой вызвалась быть добровольцем, когда началась Великая Отечественная. Телятница, знатная доярка, награжденная за свой труд орденом. Память об этой женщине должна остаться в истории нашего села. Заканчивая, глава поселения сказала, что в селе будет создан музей ветеранов войны и тружеников тыла.

– Мы должны хранить память о прошлом, – заключила она, энергично взмахнув рукой. – Без прошлого нет настоящего. После похорон и поминок Ирина Леонидовна подошла к матушке Галине: – Примите мою искреннюю благодарность за вашу по­движническую деятельность в возрождении села. То же относится и к отцу Николаю, нашему духовному пастырю.

– Лучше называть не отец Николай, а батюшка, – как бы между прочим поправила матушка Галина. – Батюшка – это уже как семья. Ирина Леонидовна согласно кивнула. В Спасское они несколько лет назад переехали с мужем из города. Жили в любви и согласии, но обрести полноценное семейное счастье мешало отсутствие детей. Куда только не обращалась Ирина Леонидовна, где только не лечилась. Врачи определили причину бесплодия – воспаление придатков в юности (модные тогда да и сейчас короткие юбочки сделали свое черное дело). Однажды Ирина Леонидовна услышала про село Спасское, где в возрождающемся храме есть чудотворная икона Пресвятой Богородицы «Тихвинская», которая помо42

гает исцелению женщин и зачатию. Несколько раз ездила в этот храм, на коленях стояла перед образом, молилась. И – о чудо! – однажды поняла, что забеременела. Родилась прекрасная дочка Машенька. И вместе с безграничной радостью появилась новая проблема – тесновато стало в двухкомнатной родительской квартире, которую они после смерти родителей (погибли в одночасье при столкновении рейсового автобуса с грузовиком) делили со старшим братом на две семьи. Брат, у которого двое малолетних детей, занимал большую комнату. Ясно, что надо разъезжаться, но куда? А почему бы и не в Спасское, которое чудесным образом повлияло на их с мужем жизнь? Съездила, разведала обстановку. И снова чудо! Местной школедевятилетке как раз требовался учитель русского языка и литературы.

– Приехала сюда на разорение, – заметила ей одна из новых коллег. – Бесперспективное ведь село. Люди бегут, нет работы… Муж Евгений, инженер-механик, тоже осуждающе покачал головой: – На что ты только рассчитываешь? А она ни на что особо и не рассчитывала. Но тут давали жилье – щитовой дом на две семьи. И небольшие ясли имелись, куда можно дочку определить. Муж на постоянное жительство в село сначала ехать категорически отказался из-за проблем с трудоустройством. Остался работать на химическом заводе в городе. Однажды из районо пришло Ирине Леонидовне предложение возглавить школу (прежняя директор ушла на заслуженный отдых и уехала к дочери). Она согласилась, хотя неизвестно было, сколько еще просуществует школа: не было необходимого количества учеников – всего по два-три в классе. Руководство района предлагало школу закрыть, 43

а детей ежедневно возить в райцентр на автобусе. Как спасти школу? Из телепередачи Ирина Леонидовна узнала об уникальном опыте учительского коллектива в соседней области: чтобы уберечь школу от закрытия, там придумали взять детей из детдома на воспитание. В их школе десяток учителей, прикидывала она. Если каждый возьмет по три ребенка, наполняемость достигнет нормы, и вопрос о закрытии школы будет снят с повестки дня. Но этот неординарный способ учителя единодушно отвергли. Слишком уж ответственно и рискованно. Забот с приемными детьми много, под силу ли окажется прибавление в семье? А прошлой осенью, когда проходила кампания по выборам глав администраций в поселениях, Ирина Леонидовна, как человек активный и неравнодушный, решила включиться в борьбу, стала одним из кандидатов и, к своему удивлению, была избрана главой поселения. Прошло несколько месяцев. За это время ей удалось восстановить водопровод, нарушенный после развала хозяйства. Планов по восстановлению и развитию инфраструктуры села у нее было много, но всё упиралось в финансы. Мизерные дотации из района не спасали положение. Ирина Леонидовна надеялась на православную общину, которая стала играть в селе всё более значимую роль. Едва Андрей вернулся из Спасского, к нему подступилась с сомнениями Ольга: – Наш прооперированный больной в панике. Жалуется, что никакого облегчения. Весь покрылся коростой. Из реанимации его перевели, кажется, раньше времени. Андрей прошелся по ординаторской, сел рядом с Ольгой. И он не задержался в Спасском потому, что был неспокоен за больного Охапкина. Положение усугубляло то, что вско44

ре предстояла очередная операция, а Костя и после первой никак не может оклематься.

– Заколдованный круг какой-то, – сказал Андрей, озабоченно потирая лоб. – В чем причина? Он еще недостаточно опытен, а посоветоваться в больнице не с кем. Хирург с большим стажем, который здесь прежде работал, ушел на заслуженный отдых и уехал к сыну в Анапу. Как бы угадав его мысли, Ольга предложила: – Может, посоветоваться с бабушкой? Сила молитвы Андрею известна. Но что скажут коллеги? У самого толку нет, знахарку призвал на подмогу? Ему и так завидуют: «Без году неделя, а уже метит в главврачи. Сын богачки. Может, и диплом за деньги купил?»

– Меня в это лучше не впутывай. Ольга и сама понимает щекотливость ситуации. «Как не навредить Андрею?» – думает она, искренне желая помочь и пациенту, и человеку, к которому испытывает нечто большее, чем симпатия. …Жизнь у Ольги складывалась не просто. Еще недавно была у нее полная семья, был муж Сергей Курушин. Они с нетерпением ждали появления первенца. Каково же было горе молодой пары, когда ребенок родился инвалидом. Родовая травма. Детский церебральный паралич. В первый год болезнь малышки она не воспринимала как приговор, надеялась на выздоровление. К каким только докторам и целителям не обращалась. Как медик, Ольга понимала, что шансов практически нет, но как мать продолжала надеяться на чудо. Сергей запил с горя, сначала по этой причине лишился денежной работы, потом и вовсе пропал. Спустя некоторое время Ольга узнала, что он живет с какой-то женщиной в Спасском. Вернуть его не пыталась: «Если ему хорошо там, 45

пусть живет». Слышала, пьет по-черному. Даже на алименты не подавала. Какие алименты, если официально нигде не работает, живут только тем, что дает небольшое личное подворье? А малышка, несмотря на недуг, росла улыбчивой и открытой девочкой. Ольга выносила ее на улицу, усаживала под старой яблоней, и вокруг тут же собиралась местная детвора. Вероника хорошо пела, играла на губной гармонике, придерживая ее мизинчиком (этот пальчик ее болееменее слушается). Научилась читать. Энергичная, живая, она не может сидеть без дела, растет творческой натурой. С помощью щек, подбородка и губ лепит. Ольга мешает муку с солью, разводит водой, получается эластичное тесто. Вероника делает из него причудливые фигурки, в основном птиц, которые в их саду обитают. Начала рисовать… После работы Ольга обычно заходит в магазин за продуктами. Но сейчас она торопится домой. У Матроны Афанасьевны как всегда посетители. Страждущих много, приезжают даже издалека, прослышав о народной целительнице. Лучше всего она лечит ожоги, причем любой степени. Когда Ольга пришла домой, старушка лечила ребенка. Как всегда, сначала поинтересовалась историей беды. Два пацаненка разыгрались в бане, стали обливаться холодной водой из тазика. А потом один другого случайно окатил кипятком… Потоптавшись у двери, за которой были слышны голоса взрослых и всхлипывания обожженного ребенка, Ольга прошла на кухню. Пора готовить еду. Но сначала надо проведать Веронику. Увлеченная чем-то, девочка не заметила появления матери. Она сидела на маленьком стульчике, опираясь грудью о край низкого журнального столика.

46

Ольга заглянула через ее плечо и замерла в удивлении: на листочке из альбома был изображен взъерошенный воробей, причем настолько реальный, что хотелось взять его в руки. Рядом были набросаны контуры другого воробьишки, такого же взъерошенного. Видать, еду не поделили.

– Это что-то новенькое! – восхищенно сказала она и поцеловала дочку в щеку. Девочка устало откинулась на спинку стульчика, всё еще не выпуская зажатой в губах миниатюрной кисточки. Выгоревшая на солнце прядь русых, почти белых волос спустилась на лоб. А ведь еще вчера Вероника только придуманных барышень рисовала, выражая, как видно, несбыточную мечту стать такой, как они.

– Так и хочется погладить твоего взъерошенного воробьишку.

– Трудно с натуры дается, – пожаловалась девочка. «Откуда у нее этот дар? – подумала Ольга. – Скорее всего, от отца. Он тоже хорошо рисовал, только не развил свой талант, в рюмке утопил». Почему всё чаще в последнее время она вспоминает бывшего мужа? Не потому ведь, что хотела бы сказать ему: «Посмотри, какую одаренную дочку я без тебя вырастила. А ты ее бросил и даже ни разу не навестил. Подожди, когданибудь вспомнишь, да будет поздно». Нет, мысли о Сергее, видимо, связаны с появлением в ее жизни Андрея. Когда они проводили первую совместную операцию, в ее сердце вдруг проснулось, казалось бы, давно забытое чувство. А дальше… дальше томление души. Андрей постоянно рядом, не только на работе, но и дома. И это даже большее испытание, чем быть вдали друг от друга. Нет, о ее чувствах никто не должен знать, она будет скрывать их, доколе возможно, а потом… потом будь что будет.

47

Ольга стала готовиться к ужину, но у нее всё валилось из рук. Она еще не раз подходила к двери. Ошпаренный мальчик уже не всхлипывал, но голоса женщин были слышны. Когда посетители наконец ушли, Ольга сразу направилась к бабушке. Матрона Афанасьевна полулежала на койке. Ольга знает, что бабушке (чаще она зовет Матрону Афанасьевну мамой, потому что ее мать умерла в родах) нужно отдохнуть, но жизнь пострадавшего в автомобильной катастрофе Кости Охапкина висит на волоске. Андрей по поручению главврача уехал с какими-то документами в областной центр. И Ольга – единственный человек, отвечающий за состояние прооперированного больного.

– Бабушка, выслушаешь меня?

– Чего тебе? – раздраженно спросила Матрона Афанасьевна. Ольга поделилась своими опасениями: – Плановая операция на подходе, а больному всё хуже. Распухли веки, нос, губы… Температура не спадает. Тело покрылось струпьями. Боюсь, до утра не протянет. Андрею тогда попадет.

– А я что? Если плохо лечите, тогда не суйтесь в медицину.

– Андрей – молодой врач, неопытный. Я ему ассистировала, значит, и на мне вина. «Нет, дочка, не за себя ты боишься…» – Матрона Афанасьевна хоть и стара, но не настолько наивна, чтобы не понимать это. То, что Ольга влюбилась в молодого хирурга, она приметила давно. Вон как кормит постояльца… И постоянно прихорашивается перед зеркалом, новую прическу сделала, костюм джинсовый купила. «Не пара он ей, – думает старушка. – Не по себе девка дерево рубит. Богатая семья у него. А мы кто? Всю жизнь с копейки на копейку перебиваемся. Да и Вероника… Отец 48

родной отказался, а чужой дядька пригреет?» Матрона Афанасьевна, может быть, и была бы богатой, да не берет за лечение деньги. Конфеты к чаю, печенье… а деньги – ни-ни… Помнит наказ своего деда-целителя: «Дар в нас от Бога. Нельзя его во вред людям направлять и выгоду от исцеления иметь».

– Ты же знаешь, дочка, я не лечу то, что внутри.

– Хочешь, я вызову такси? Хотя больница рядом… – Ольга будто и не слышала последних слов.

– Не в том дело… Ты меня не слушаешь и слушать не хочешь. Ольга сразу догадалась, о чем речь. На днях бабушка сказала, что не по себе она дерево рубит. Ольга покраснела, вспылила и потребовала, чтобы на эту тему она с ней больше не заговаривала. «С ума сошла! – кипятилась она. – Взбредет же такое в голову!»

– Не хочешь помочь тяжелобольному, грех на душу возьмешь, – пустила Ольга в ход последний аргумент. *** Люба живет теперь не в той обстановке, к какой уже успела привыкнуть. К хорошему ведь быстро привыкаешь. Никто ей кофе в постель по утрам не подает. Грубо стащив с нее одеяло, Вова гневно вопрошает: – Жрать сготовишь или голодному идти? Люба поднимается и с неохотой тащится на кухню. Вова по утрам резок и неразговорчив. И попробуй что скажи поперек – вздыбится, как норовистый конь: – Заткнись, дура! Возвращается он поздно вечером, а то и вообще ночевать не приходит. Будешь спрашивать – один ответ: – Заткнись! Так надо. Не твоего ума дело!

49

Где он работает, чем занимается, Люба даже не представляет. Иногда приходит весь пропитанный запахом машинного масла, а порой благоухает парфюмом. Грубовато-резкое, даже озлобленное поведение любовника вызывает протест, но куда деваться? Независимая по натуре, но ранимая, Люба вынуждена лить слезы и терпеть. Только надолго ли этого терпения хватит? Как-то вечером Вова пришел сильно навеселе, с бутылкой коньяка. Обняв подругу за талию, дурашливо пропел: – Пить будем, гулять будем…

– А смерть придет, помирать будем? – живо откликнулась Люба, зная, что такие загулы не предвещают ничего хорошего. Перепив, Вова становился мрачным, еще более агрессивным, костерил себя за несложившуюся жизнь, плакал горькими пьяными слезами и отправлял сожительницу за очередной порцией спиртного. На этот раз он разоткровенничался: – В армии я в дисбат попал. Три года дали.

– Значит, про Чечню брехня?

– Значит, брехня. Не хотелось казаться хуже, чем другие.

– А сейчас чем занимаешься?

– Вольный художник… – и он громко расхохотался. Что значит «вольный художник», Вова не уточнил, а Люба побоялась спросить, потому что любопытство сожитель не приветствовал, мог разразиться очередным приступом гнева. Нравится ли Любе такая жизнь? Вопрос риторический. А куда денешься? Уехать в свою деревенскую глухомань? Да ее и там никто не ждет. Вернуться в райцентр и снова устроиться продавцом? Это значит признать себя перед тамошними недругами полным банкротом по жизни. Она постоянно ругает себя за разрыв с Андреем. Ну и что, что не любила? Зато жила как у Христа за пазухой.

50

Не зря говорят: свыкнется-слюбится… И что ее толкнуло выложить правду-матку сначала мужу, потом свекрови? …И всё-таки выход из сложившейся ситуации искать придется, это не жизнь. Однажды вечером, когда Вова пришел домой в хорошем настроении, благоухающий парфюмом, Люба сказала: – Хочу на работу устроиться. Ты не возражаешь? Широкие брови сожителя удивленно взметнулись вверх: – И куда же?

– По своей специальности. Продавцом. В темных, глубоко посаженных глазах мужчины появилась озабоченность. Он не собирался всю жизнь тащить подругу на своей шее. Сломив недоступность Любы, Вова уже не испытывал к ней прежней страсти, знал, что наступит момент, когда он выбросит ее из своей жизни. Излишняя привязанность к женщине претила ему. «Из каждой ситуации надо извлекать выгоду», – рассуждал он. Устроившись продавцом, Люба получит доступ к материальным ценностям, а это очень даже хорошо. Вова Яблоков жил воровским промыслом, состоял в банде, занимавшейся угоном машин. В потайном гараже их разбирали на запчасти и затем сбывали. В исключительном случае (по заказу) продавали машину целиком, перебив номера и сопроводив липовыми документами.

– Это правильно, что решила идти работать. – Он поощрительно погладил сожительницу по коленке. – Какойникакой, а всё-таки прибыток для семьи. Молодец, понимаешь, спасибо тебе за это. Пробиваясь сквозь редкую листву за окном, на кухню проникал всё еще яркий свет вечернего солнца. В игре света и теней Любино лицо казалось загадочным, большие глаза – темнее и глубже. В Вове вдруг проснулась похоть. Вплотную подсев к сожительнице, он обнял ее. Потом подхватил на 51

руки и понес в спальню, напоследок подумав: «Она мне еще очень-очень пригодится». Вернувшись из областного центра, Андрей сразу же отправился проведать Охапкина. Его снова перевели в реанимацию. Костя спал. Глаза закрыты, дыхание ровное… И – о чудо! Кожа почти очистилась от коросты. Нет и судорог, бессо­ знательных порывов подняться. Андрей удивился, заметив, что больной больше не привязан. «Я молился за него в храме…» Никогда еще он не попадал в такую унизительную ситуацию, как в случае с этой операцией. Шушукались коллеги. Высказывал недовольство главный врач, который за год до пенсии все дела пустил на самотек. В больнице хаос, протекающие во время дождя потолки, облупленные стены, «развинченный» персонал, постоянная нехватка лекарств и медицинских принадлежностей. Главврач всё сваливает на недофинансирование и, привлекая Андрея к административной деятельности, явно рассчитывает на финансовую помощь со стороны богатого семейства. Андрей не может отказать: «плачется» перед матерью, рассказывая о «предсмертном» состоянии больницы, и помощь регулярно оказывается. …Сзади послышались чьи-то осторожные шаги. Он повернул голову и увидел Ольгу. Она приложила палец к губам: «Тише, не разбуди. Пусть поспит спокойно». В белом халате поверх светлой блузки Ольга похожа на большую птицу. «Как она напоминает Любу! – опять невольно подумал Андрей. – Та же фигура, та же летящая походка». Не проходит и дня, чтобы он не вспоминал о Любе. Казалось бы, два разнонаправленных человека, которым в одной 52

лодке плыть почти невозможно. Но Люба нужна ему просто потому, что она есть. Как цветок в доме… Вроде бы бесполезный в быту, а глаз радует. И настолько привыкаешь к этому цветку, что уже не можешь без него обойтись. Андрей чувствует, что Ольга тянется к нему, но ничего не может с собой поделать. Отлично сознавая, что она никогда не заменит ему Любу, старается не выходить за рамки служебных отношений.

– Успокоился, слава Богу. И внешне изменился к лучшему, – почти одними губами шепнула Ольга. – Молитвы бабушки, как видно, помогли.

– Матрона Афанасьевна приходила сюда? – удивился Андрей.

– Еле уговорила. Сам знаешь, что она принимает больных только на дому. «Очередной знак внимания ко мне», – подумал Андрей.

– Бабушка сказала, что у Кости, скорее всего, аллергия на лекарства. «Вполне возможно, – согласился Андрей. – Как я об этом не подумал… И всё же чудо произошло. Врач – ремесленник, Бог – всесилен». Они собрались за столом в доме Ольги. Андрей принес бутылку коньяка, но целительница коньяк категорически отвергла.

– Водочки выпью, – сказала она, удобнее устраиваясь за столом. Пришлось Андрею еще раз бежать в магазин. После рюмки хозяйка сразу захмелела, костистое лицо с выпирающими скулами порозовело.

– Матрона Афанасьевна, расскажите что-нибудь о себе, – попросил Андрей.

– Да что рассказывать-то, болезный? Век прожила, будто миг промелькнул. Жила, а вроде как и не жила.

53

– Ничего себе! – удивился Андрей. – Столько людей спасли, а говорите – не жила.

– Моя заслуга мизерная. На всё воля Господня. И всё-таки разговорилась Матрона Афанасьевна. Сказала, что родилась в деревушке на Волге, в многодетной семье. От дедушки остались двенадцать духовных книг. Он читал над больными, и она тоже читает. По книгам научилась грамоте, в школу не ходила, так как надо было поддерживать семью, с младшими нянькаться. Едва замуж вышла, как мужа на фронт забрали.

– Единую ночку переспали, – утирая узловатой ладонью глаза, поведала старушка. – Забрали на войну, и больше я его не видела. Всю войну Матрона Афанасьевна на трудовом фронте вкалывала, потом валенки в артели катала. Когда не под силу ремесло это стало, в столовую устроилась.

– А могла бы жить по-людски и в почете, – откликнулась Ольга, придвигаясь к Андрею. – При таком-то бесценном даре!

– Дар дается Богом не для богатства, – вскинулась старушка. – Для пользы людям. За разговорами и не заметили, как в узкий дверной проем протиснулась на своей коляске Вероника. Электрическое средство передвижения ей подарил сердобольный мэр, после того как уникальную девочку показали в одной из передач по областному телевидению. А Ольга получила от городской администрации «Оку» и теперь может возить дочку даже на природу (особенно ей нравится бывать на озерах, которых много в крае). Веронике исполнилось девять лет, она очень общительная и непосредственная. Подъехав к постояльцу, протянула ему листок из альбома, держа его в вытянутых губках: – Дядя Андрей, посмотрите. Удалось мне цветовое решение?

54

С некоторых пор он стал ее консультировать, потому что с детства неравнодушен к живописи и сам немного рисует. Андрей долго разглядывал рисунок, на котором были изображены два нахохлившихся воробышка. Да, нарисованы как живые. Так и хочется разнять птичек, чтобы не ссорились.

– Замечательно! – сказал он восхищенно.

– Замечательно! – повторила Ольга, еще теснее прижимаясь к нему. Когда лист перешел к Матроне Афанасьевне, она, подслеповато прищурившись, долго рассматривала рисунок, потом задумчиво произнесла: – В деда моего пошла. Он тоже хорошо рисовал. Андрей не сводил с девочки глаз. Его восхищали стойкость, несгибаемая сила воли Вероники. Девчушка с таким тяжелым недугом не просто существует на этом свете, а творит! Ее поделки из теста и пейзажи выставлены в местном музее. А вот его младший брат Юрий, здоровый оболтус, учится в Москве, переводясь из института в институт, и жизнь «вечного студента», похоже, его очень даже устраивает. Мать ведь не отказывает ему в содержании. Да и сколько еще здоровых людей просто коптят небо… Они сидели на скамейке под окнами и долго молчали. Появились первые звезды, где-то в кустах попискивала пичуга. И вдруг тишину вечера взорвала пронзительно чистая трель.

– Соловей! – восторженно воскликнул Андрей.

– Брачные песни, – приглушенным эхом отозвалась Ольга. Она покосилась на Андрея. Он показался ей озадаченным, потухшим. Широкие плечи безвольно опущены… О чем думает?

55

– Что-то холодно стало, – поежилась Ольга и снова покосилась на Андрея. Он продолжал сидеть неподвижно.

– Посмотри, какие у меня холодные руки… – Ольга прикоснулась к его руке. Андрей сжал ее пальцы в ладонях и некоторое время держал. Он был сейчас далеко отсюда, и совсем не с той женщиной, руки которой согревал. Ему снова вспомнилась Люба, которая ушла, оставив после себя пустоту и горечь внутри. Хорошо, что жизнь его загружена до предела работой, но когда приходит пора ложиться спать, одинокая постель вопиет: «Так и будешь всю жизнь монахом жить?» Андрей очнулся. В душе его бурлили противоречия. Близость Ольги и алкоголь пробуждали желание. Он пытался подавить его, но в какой-то момент оно стало почти непреодолимым.

– А у нас на столе непочатая бутылка коньяка. Есть чем погреться, – сказал он и выпрямился, расправив плечи. Они выпивали наедине. Матрона Афанасьевна ушла спать. Из комнатки Вероники тоже не доносилось ни звука. Обычно Ольга заходила поцеловать ее на ночь, уложить поудобнее. Но сейчас она боится спугнуть жар-птицу счастья, которая в образе Андрея стучится к ней в дверь. Ольга пыталась о чем-то говорить, но Андрей не поддержал разговора. Он пил со странным ожесточением, словно пытаясь в себе что-то заглушить.

– Тебе положить салатика? – Ольга потянулась к тарелке на противоположной стороне стола. Андрей машинально кивнул, не спуская глаз с выреза ее блузки. И вдруг, сломив внутреннее сопротивление, прижался губами к ложбинке между грудями молодой женщины. В ту же секунду словно ток пронзил всё его тело. Он страстно обнял Ольгу, и в этот момент раздался звонок 56

мобильника. Дежурная по больнице сообщила, что в приемный покой поступила пациентка, которой требуется срочное хирургическое вмешательство. Предположительный диагноз – прободная язва. Будто очнувшись от сна, Андрей встрепенулся.

– Собирайся, Оля, – в интонации прозвучала легкая ирония, – нас ждут великие дела.

– Проклятье! – с досадой воскликнула она. – Никакой личной жизни!

– Кстати, заодно и нашего Костю проведаем, – сказал Андрей. – Если всё в норме, назначим день очередной операции. «Как будто издевается», – подумала Ольга. У нее было ощущение, что Андрей рад несостоявшейся близости.

3A Сергей Курушин с опаской заглянул в палисадник, потом несмело подошел к крыльцу, но не стал открывать дверь, потому что увидел в тени навеса в саду инвалидную коляску. В ней то ли спала, то ли просто о чем-то думала девочка с двумя косичками и вплетенными в них большими белыми бантами. «Вероника! Как она выросла!» В последний раз Сергей видел ее беспомощным младенцем. По каким только больницам Ольга не возила малышку – всё бесполезно. Отчаявшись что-либо изменить в жизни девочки, обреченной на неподвижность, она впала в жуткую депрессию: «Я больше так не могу! За что мне это наказание?» Сергей, тоже тяжело переживавший рождение ребенкаинвалида, в минуты отчаянья предлагал жене: 57

– Давай выпьем с горя. Та в ответ молча кивала. Теща Сергея, Матрона Афанасьевна, заменившая Ольге мать, разубеждала молодых: – Живи не как тебе хочется, а как Бог велит. Пути Господни неисповедимы. Если это испытание или наказание, прими его как должное.

– Что же ты, такая верующая, не вымолила нам нормальное дитя? – всякий раз негодовал Сергей.

– Я исповедуюсь и причащаюсь у батюшки в храме. А ты перед кем причащаешься? – показывала Матрона Афанасьевна на распечатанную бутылку водки. – Вот твоя погибель. Пил до зачатия, пьешь и сейчас. На тебе весь грех. Ольга тоже стала всё чаще выпивать. Однажды, будучи уже навеселе, пошла с дочкой в магазин за продуктами, встретила подругу детства, которую давно не видела, и забыла про коляску с ребенком. Трепались с подружкой до закрытия магазина. А когда вышла на улицу – нет коляски! Долго рыскала по округе, воя от отчаянья. Домой вернулась одна.

– Ты нарочно оставила коляску?! – взяла ее в оборот бабушка.

– Неправда, я люблю Веронику!

– Сейчас же беги в милицию! Поднимай всех на ноги! «А может, это и есть провидение? – вдруг появилась кощунственная мысль в еще не протрезвевшей голове. – Сам Господь так рассудил». И Ольга, не заходя в милицию, вернулась домой. Ночью ей привиделся страшный сон, будто дочка в реке тонет. Она тростинку сорванную ей протянула, да что толку, беспомощные детские ручонки не могут ухватиться за нее, и течение всё дальше уносит малышку… Проснулась в слезах и, кое-как одевшись, побежала в милицию.

58

Через два дня девочку нашли. Привез кто-то в коляске к отделению. Увидев дочку, Ольга сначала замерла, потом, рыдая, бросилась к ней, стала целовать, приговаривая: – Маленькая моя! Никому тебя не отдам! Какая ни есть, но моя. Этот настрой в душе ее уже не покидал. А вот Сергей стал злоупотреблять спиртным настолько, что поднимал руку на жену. И на работе пьянка отразилась. Будучи под градусом, серьезно нарушил технику безопасности, в результате пострадал напарник. Сергея уволили. Ольга тоже прогнала непутевого мужа. Он где-то долго скитался, потом вернулся в Спасское, к матери. …Сергей не случайно вспомнил о Веронике. Однажды по телевизору увидел окончание сюжета о парализованной девочке, которая живет интересной творческой жизнью – лепит диковинных птиц и зверушек и даже картины рисует с помощью губ. Каким-то внутренним чутьем он узнал в ней свою дочь. Чтобы удостовериться, что это действительно так, и решил заглянуть в когда-то родной ему дом. …Почувствовав на себе чей-то взгляд, девочка, сидевшая в коляске, повернула голову к незнакомому мужчине среднего роста, плотного телосложения, с загорелым круглым лицом в обрамлении темной бородки.

– Вы к бабушке? – спросила она приятным певучим голоском, и на бледном лице с большими светлыми, как у матери, глазами появилась лучезарная улыбка. Сергей замешкался, подбирая нужные слова и не находя их. Ему хотелось сказать: «Здравствуй, дочка! Я твой папа», но, глядя в доверчивые глаза девочки, побоялся травмировать ее психику и сказал: «Я когда-то жил здесь». В это время на крыльцо вышла Матрона Афанасьевна. Подслеповато глядя, спросила: 59

– Ко мне пришел, болезный?

– Я пришел посмотреть на Веронику. Старушка разволновалась, узнав зятя. Зачем-то развязала темный платок, которым была покрыта седая голова, и, встряхнув его на непрошеного гостя, сказала отчужденно: – Чего тебе здесь надо? Ты умер для нас и больше никогда сюда не приходи. Понурив голову, Сергей потоптался на месте, потом медленно направился к калитке. Когда он ушел, Вероника спросила бабушку: – Кто этот дядя? Сказал, что жил когда-то здесь.

– Когда-то жил, а потом исчез.

– У него печальное лицо. А глаза… В них боль. Мне жалко его. Старушка привыкла, что девочка порой рассуждает так, будто прожила долгую жизнь.

– Что заслужил, то и получил. Теперь вот мается по свету. Такой жесткой и непримиримой Вероника еще не знала бабушку.

– Он что-то плохое сделал?

– Очень плохое. Он предал близких людей. Смиренные лица немногочисленных прихожан… Звучный голос матушки Галины, читающей псалмы… Отец Николай обходит верующих с кадилом: – Господи, прости грехи наши вольные и невольные… Сергей припадает губами к руке пастыря: – Прости и мне, отец, грехи мои.

– Бог простит… Дождавшись своей очереди, он подходит к священнику исповедаться. Исповедь его длинная, немало он покуролесил, есть в чем покаяться Богу.

60

…Встреча с Вероникой не выходила у него из головы. Предал близких людей и с чем остался? Один на этой грешной земле. А всему виной трясина зыбучая – алкоголизм. Покойная ныне мать говорила ему: – Остановись, сынок! На дне стакана правду не найдешь. Казалось бы, был повод остановиться, когда сошелся после разрыва с семьей с бездетной вдовой по имени Валентина. Добрая, отзывчивая, не раз спасала его, когда по пьянке замерзал в сугробе. И этот последний случай, похожий на анекдот… Мучаясь с похмелья, попросил: – Дай на чекушку! Умру, ей-богу!

– Да мне хоть вешайся, – сказала Валентина непримиримо, – хоть режь себя, хоть травись. Денег я тебе не дам! – Не простила его после того, как снарядила продавать молоко утром, а вечером нашла в грязи за околицей. И ни молока, ни денег… Валентина каждый день, как опытный сыщик, обследовала дом, пытаясь отыскать заначки, чтобы лицезреть своего супруга хоть денек трезвым. И находила в самых не­ожиданных местах: в кастрюлях, бочках, в голенищах сапог, даже во дворе под кучей навоза. Сергей, мужик на все руки от скуки, мог заработать в деревне на чем угодно. Такса у него одна – бутылка водки. Если не одолеет спиртное за раз, где-нибудь спрячет. Вот и в тот злополучный день, отыскав спрятанную «четвертинку» в лейке с водой, Валентина разразилась скандалом: – Долго ли это будет продолжаться? То пьянка, то опо­ хмелка! Не зря первая жена тебя прогнала. Надоело! Уйду я от тебя!

– Ну хоть на стаканчик дай, Валя! Помру ведь… Будешь потом винить себя.

61

– Да лучше вдовой быть, чем женой алкаша. Сил моих больше нет! Почесал Сергей в затылке и сказал разгневанно: – Видишь меня целехоньким в последний раз. Валентина плюнула в сердцах и отправилась в сельпо сладостей к чаю купить. Минутное дело, да подружки закадычные задержали. Где еще новости сельские узнаешь? Вернулась домой поздно, окликнула муженька с порога: – Серёга, забыла тебе сказать. Хлев надо вычистить. Сам ничего не видишь, на всё тебе надо указывать. А Серёга не откликнулся. Решив, что муж обиделся, Валентина прошла в комнату. И – о ужас! – на столе в центре комнаты лежала окровавленная голова ее супруга. Язык вывернут наружу, глаза закрыты. Выронив сумку, она схватилась за сердце: – Ой, мамочка!.. – и выбежала из комнаты. На ее истошный вопль примчались соседки. Узнав, в чем дело, бросились в комнату. Но мертвой головы уже не было. В столе выпилена дыра, вокруг кровь, которая, при ближайшем рассмотрении, оказалась… кетчупом. Позднее выяснилось, что пропала сумка хозяйки, а с ней и кошелек. Про этот случай долго на все лады судачили в деревне. Смеялись: «Вот до чего пьянка доводит!» Но смех смехом, а без последствий не обошлось. На почве нешуточного потрясения у Валентины случился обширный инфаркт, и она умерла в больнице. Как Сергей себя костерил! Ни жены, ни матери (мать скончалась два года назад). Одному в пустом доме невыносимо жутко. И тогда решил Курушин в работники к батюшке податься. Там хоть платят и немного, да на людях весь день. «Это на Серегу-то надеяться! – предостерегали отца Николая доброхоты. – Да он завтра же стащит у тебя что62

нибудь и пропьет. Алкаш, каких поискать». Дошли эти слухи и до самого Курушина: «Ах так! Докажу всем недругам, какой я есть. Вспомните еще Серегу». Закодировался и так взялся за дело, что теперь добрая молва о нем пошла по селу. Оказалось, Серёга всё может: и каменщик он, и столяр, и кровельщик… Незаменимый на стройке человек… Отец Николай назначил его бригадиром. На душе стало поспокойнее, но осадок всё равно оставался. А когда увидел по телевизору Веронику, всколыхнулись в нем вся затаенная боль и тоска. И по родной дочке, и по первой жене, которую до сих пор любит. …Долго Сергей рассказывал батюшке на исповеди о не­у тихающей боли в сердце: – Как, чем мне облегчить душу? Торкнулся было к дочке, да понял, что не могу признаться ей. Боль причиню, а она и без того Богом убитая.

– Лучше уж горькая правда, – возразил отец Николай.

– Тебе надо еще не один раз покаяться. И не только перед Богом, а перед всеми, кого предал. Дам тебе молитву старинную. Молись Господу о прощении грехов. *** Пройдя по дорожке, выложенной бежевой плиткой, Андрей поднялся на крыльцо с колоннами и портиком в старинном стиле. Из-под крыльца выскочил Билл, тявкнул отрывисто, и, узнав хозяина, виновато замахал хвостом. Андрей заметил, что темная шерсть терьера лоснится от дождя, который сегодня весь день то припускает, то отступает. «Юрий, видимо, пришел». Брат редко наведывается в просторный коттедж матери, только по особым случаям. А сегодня как раз один из таких случаев – день рождения Юрия, который всегда отмечается в семье.

63

Юрий, высокий щеголеватый парень в джинсовом костюме, встретил старшего брата в холле. Они сдержанно поздоровались (не виделись со дня рождения Андрея в январе). Обменялись дежурными фразами: «Как жизнь? Как успехи?» Юрий учится в Москве, живет на съемной квартире. В город детства наведывается редко, зато часто звонит по телефону, выклянчивает у матери деньги. Пристрастие к слабому полу стал проявлять еще в школе. Поговаривали, будто сделал ребенка однокласснице. Поняв, что им нечего сказать друг другу, Андрей спросил, чтобы только не молчать: – Мать не приходила?

– Я сам недавно приехал. Прислуга сказала, что ее нет. Юрий потолкался в холле, потом поднялся на второй этаж в бильярдную. Андрей остался внизу. Устроившись поудобнее за журнальным столиком, стал просматривать газету «Коммерсант». Когда Алла Игнатьевна вернулась, она быстро переоделась и деловито объявила сыновьям: – Я готова, мальчики. Пойдем в ресторан. Столик заказан.

– Я бы не прочь и здесь остаться, – заявил Андрей, разглядывая пейзаж за окном, где, теперь уже не прекращаясь, шел косой дождь. Юрий, утопая в мягком кресле, вытянул ноги и положил их на журнальный столик.

– Не-е, только в ресторан. Зря я, что ли, тащился сюда на перекладных? И потом, день рождения у кого? – скосил он насмешливо-хитрый взгляд на брата. В ресторане в этот непогожий день было полно народу. Андрей и Алла Игнатьевна выпили по бокалу шампанского, а Юрий налегал на водку. Его серые с голубизной глаза всё более сужались, в голосе появились покровитель64

ственно-назидательные нотки. Он принялся учить старшего брата, как надо жить, пока молодой. Продекламировал пошлые стишки: «Пейте, пойте в юности, Бейте в жизнь без промаха. Всё равно, любимая, Отцветет черемуха…» Алла Игнатьевна снова отметила, как не похожи ее сыновья. Подчеркнуто-элегантный, с золотыми швейцарскими часами на запястье, столичный франт Юрий и худощавый, скромно одетый Андрей. Ей было неприятно, что Юрий всё время подкалывает брата, называет его донкихотом, безнадежно отставшим от жизни. «А чего ты-то достиг? – хотелось спросить ей у младшего. – Тебя только на то и хватает, чтобы за бабами волочиться. Вечный студент!» Изрядно выпив, Юрий и в самом деле «пошел по бабам». Кому-то подмигнул, кому-то воздушный поцелуй послал. Потом с шаловливой улыбкой на лице, пошатываясь, подошел к одному из столиков и пригласил девушку на танец. Алла Игнатьевна, оставшись наедине с Андреем, спросила: – Скажи, какие отношения вас связывают с Ольгой? Мне показалось, что она неравнодушна к тебе. «Ничего пока, слава Богу, не связывает», – подумал Андрей. Срочный вызов на операцию во время недавнего застолья что-то изменил в их отношениях. Он стал с Ольгой более сдержанным, решив, что само провидение предостерегло его тогда от случайной близости. «Незаменимых людей нет, – негодовала она по дороге в больницу. – Наберут недоучек, а ты за них отдувайся». Действительно, есть в штате еще один хирург – женщина (в ту ночь как раз дежурила она). Но ей сложные операции не доверяли, потому что по ее вине едва не произошло 65

несколько летальных исходов. Больных в срочном порядке пришлось отправлять в областную больницу.

– Мы – коллеги. Только и всего, – вслух произнес он.

– А почему тогда не переберешься в комнату, которую тебе выделили?

– В доме Ольги у меня пансион. Вкусно и сытно.

– Ой, чую я, охомутают тебя в этом «пансионате» за милую душу. Та же старуха наколдует и глазом не моргнет.

– И не стыдно тебе, мама? Она вылечила тебя, может быть, от очень опасной болезни. А ты о ней такое… Пациента моего тоже, кстати, на ноги поставила. Алла Игнатьевна быстро переменила тему: – Твоя зазноба так и не объявилась? Андрей понял, что теперь она имеет в виду Любу, и ничего не ответил. В последнее время он всё реже вспоминает о жене. Но продолжает мучить мысль, что она носит под сердцем его ребенка.

– Давай лучше не будем сегодня говорить на эту тему. Я не знаю, как у нас с Любой всё сложится. Между тем, Юрий нашел даму сердца и пересел за столик к молодой интересной женщине, которая пришла в ресторан с подругами. Алла Игнатьевна красноречиво кивнула Андрею на образовавшуюся пару и осуждающе покачала головой: – Дофлиртуется, наскочит на такую, что не приведи Бог.

– Мама, Юрий уже взрослый и волен сам принимать решения.

– Как бы эта воля неволей не обернулась. Алла Игнатьевна осуждает сыновей: оба, по ее мнению, живут неправильно и, не слушая ее наставлений, по праву «свободы выбора» постоянно оказываются в тупике. Андрей вдруг заметил, что лицо у матери нездоровое, одутловато-бледное даже под мастерски нанесенным слоем 66

макияжа. Он знает, что она днюет и ночует на своих объектах. Недоверчивая по натуре, осуществляет за бизнесом такой тотальный контроль, что на личную жизнь, да и просто на жизнь не остается времени.

– Не жалеешь ты себя, мама, – сказал он и ласково погладил ее по руке. – Так нельзя.

– Для вас же стараюсь. Самой мне ничего не надо. «Работа ради работы, – мысленно не согласился с ней Андрей. – Доведет себя до ручки. И главное, ее не переубедишь». Юрий проснулся рано, и не один. Рядом лежала блондинка с длинными волосами, закрывающими лицо. Он отвел непослушные пряди и в свете разгорающегося дня увидел тугую бровь и глаз в обрамлении неестественно длинных, очевидно накладных, ресниц. Юрий хорошо помнил вечер в ресторане и девушку, которую пригласил танцевать. Как обычно в таких случаях, рассказывал о Москве, где живет и работает. Что у него успешный бизнес, что отдыхать ездит на Канары. Что хотелось бы поехать туда вдвоем с любимой, да нет пока такой. Обычно эта наживка срабатывает. Возможность завязать отношения с молодым успешным бизнесменом из Москвы привлекает многих. Девушки рассчитывают на развитие отношений, но Юрий после ночи в постели обычно без сожаления расстается с очередной претенденткой на его руку и сердце и гламурную, обеспеченную жизнь. Он выбрался из-под одеяла, накинул пижаму и вышел на балкон родительской квартиры на втором этаже пятиэтажки. Солнышко уже поднялось, но перила балкона были еще влажными от утренней росы. Юрий провел по ним ладонями и отер разгоряченное лицо. Изнутри тоже поднимался 67

жар, который водой не погасить. В поисках спиртного Юрий обшарил всю квартиру, но так ничего и не нашел. Когда вернулся в спальню, девушка, успевшая облачиться в короткую юбку и светлую кофточку, причесывалась перед зеркалом. Увидев Юрия, прикрыла довольно откровенный вырез на груди. «Целомудренная», – невольно улыбнулся он, вообразив, в каком виде была блондинка, когда он раздевал ее ночью. Жаль, не помнит этого момента, видимо, чуток перебрал.

– Как тебя зовут? – спросил Юрий, обняв девушку за талию.

– А ты не помнишь? Юлия, – сказала незнакомка и ловко выскользнула из его объятий. – Подскажи, где могут быть мои туфли?

– Твои туфли, конечно же, могут быть только в прихожей, – насмешливо сказал он и вновь обнял ее за талию. – Ты уже уходишь? Она молча кивнула головой в обрамлении длинных густых локонов.

– Так рано? Мы могли бы еще понежиться в постели.

– Не могу, – коротко сказала Юлия и сделала шаг по направлению к двери. «Не навязчивая», – мысленно отметил Юрий приятное для себя качество девушки. Обычно очередные подружки уходили от него неохотно и с обидой: насильно выпроваживаешь, мало уделяешь внимания. Вопреки своему обычаю, он удержал Юлию за руку: – Мы больше не увидимся?

– Скорее всего нет.

– Почему? Я тебя не понравился? Девушка неопределенно пожала округлыми плечами. Округлыми были у нее и колени, лицо, руки… Он любил таких, если на кулинарный вкус – «сдобненьких».

68

Не ответив на его вопрос, она сказала всё так же коротко: – Я побегу… – и попыталась высвободить руку. Но Юлия всё более интриговала его.

– Куда торопишься? Кто тебя ждет?

– Дочка. Он отпустил ее руку, изумленный: – Ты замужем?

– Нет.

– Понятно… И что тебя привело в ресторан?

– Отмечала с подругами повышение по службе.

– Может, всё-таки продолжим общение? Посидим на диване, поговорим… – Юрий кивнул в сторону большого кожаного дивана.

– Не хочу! На этом диване я уже однажды побывала.

– Как?! – опять удивился он.

– А ты не помнишь? Школьный бал, теплый июньский вечер… Юрий снова схватил ее за руку: – Стоп!.. Вспомнил! Юлька! И как я тебя не узнал?! А ведь всё время чувствовал: эту девушку я где-то уже встречал. Наверное, потому и в ресторане к тебе направился. …После школьного бала и интимной близости с одноклассницей, которая ему давно нравилась, но дружила с парнем из параллельного класса, Юрий сразу же уехал в Москву на подготовительные курсы. А через девять месяцев девушка родила. Юлина мать даже приходила к Алле Игнатьевне на разборку, но та дала ей от ворот поворот.

– Так у меня есть дочь? – не переставал удивляться Юрий. Юлия вновь молча кивнула. Теперь ему понятно, почему девушка не только охотно согласилась провести с ним вечер, но и доставила изрядно набравшегося кавалера домой и даже осталась с ним ночевать.

69

– Как зовут… – он хотел сказать «твою», но тут же поправился: – Как зовут нашу дочь?

– Наташа.

– И я могу увидеть ее сегодня?

– Почему бы и нет. *** По тряской, ухабистой дороге Ольга с Андреем приехали в Спасское после обеда, остановились у храма. Андрей вышел из машины и помог выбраться Ольге.

– Видишь того, с бородкой? – показала она на купол, где трудилась бригада строителей. – Это и есть Сергей Курушин, мой муж. Давно с ним не живем. Андрей только сейчас понял, зачем Ольга привезла его сюда. Видно, хотела показать своему бывшему, что у нее есть мужчина. Она помахала Сергею рукой. Тот медленно, как бы нехотя, спустился вниз, разгоряченный, потный, и протянул Андрею руку.

– Ну и что всё это значит? – обратился он к жене. – Я сам хотел приехать к тебе поговорить. Курушин исподлобья поглядывал на прибывшую пару. В нем поднималось раздражение. И всему виной Андрей, «благодетель», как зовет его отец Николай. До Сергея до­шли слухи, что Ольга неравнодушна к своему хирургу, возможно, даже живут вместе, не зря же он к ней на постой определился.

– Ты ведь меня хотел увидеть, когда приходил к нам? И что? О чём нам с тобой говорить? Уже давно во всём разобрались, – непримиримо сказала Ольга.

– Я к отцу Николаю зайду, – вклинился в разговор Андрей, не желая присутствовать при «семейной разборке».

70

После его ухода повисла гнетущая пауза.

– Не приходи больше к нам! – вдруг выпалила Ольга.

– Успокойся, я не к тебе приходил. Хотел взглянуть на Веронику.

– А хотя бы и так! Не знала она тебя раньше, не хочет знать и сейчас.

– Ты уверена, что не хочет? Ольге трудно ответить на этот вопрос, потому что впечатление от посещения «незнакомого дяди» у Вероники осталось. Появил­ся даже портрет, на котором Ольга сразу узнала Сергея. Поражали глаза, полные печали и невысказанной боли. Вероника спросила у матери: «Ты знаешь этого дядю?» Ольга была благодарна Сергею за то, что он не открылся дочери. Вероника еще спросила: «Почему бабушка его прогнала? Он такой несчастный». Ольга невнятно пробормотала: «Я отвечу на эти вопросы позже». Дочка растет дотошным человеком, но никогда раньше не спрашивала про отца (Ольга сказала, что он погиб в Чечне). А тут, как бы между прочим, поинтересовалась: «Мой папа в самом деле погиб? А может, он в плен попал? Доказательства, что он погиб, есть?» Ольге впервые стало стыдно перед дочкой. Она опустила глаза и отвернулась. Но Вероника явно о чем-то догадалась. Портрет из альбома она приколола на дверь своей комнатки. Ольга несколько раз срывала его, но девочка настойчиво возвращала рисунок на место.

– Сколько тебе нужно отступных, чтобы ты никогда больше не тревожил Веронику?

– Ах, вот ты зачем приехала! И денежного мешка с собой привезла. Ну так знай, меня за деньги не купишь! – Сергей отвернулся, давая понять, что разговор закончен. Ольга цепко схватила его за руку: 71

– Пойми, я тебя не покупаю. Я только об одном прошу: не надо тревожить Веронику. Эти передряги могут ее убить. Отца Николая Андрей нашел на огороде. Вместе с младшей дочкой Надей они пололи и окучивали картошку. Поздоровавшись с Андреем, батюшка сказал: – Понять не могу, куда делась Рая. В обед пошла на речку искупаться и как в воду канула. Я уж сколько раз на берег ходил, звал…

– Матушка Галина знает?

– Матушка в райцентр уехала, обновки кое-какие купить. Они уселись на лавочке под окнами. По небу пробегали редкие облачка. Легкий ветерок ласкал лицо и шею. На желтых цветках огуречных грядок копошились пчелы. В густых кронах яблонь попискивали невидимые пичуги. В блеклосинем небе носились стремительные стрижи. С ближних и дальних лугов доносился пряный запах трав.

– Хорошо-то как! – невольно воскликнул Андрей, запрокинув голову и раскинув руки, словно желая обнять весь открывающийся перед ним мир. Но, вспомнив, что не всё в жизни гладко и безоблачно, осекся и стал говорить о заброшенности села, о том, как трудно пробудить в людях веру в светлый день. Батюшка, думающий о пропавшей дочке, распрямил худую спину с выпирающими лопатками и возразил «благодетелю»: – Да нет, не всё так плохо. Жизнь медленно, но меняется к лучшему. Он вспомнил бригадира строителей Сергея Курушина, который вчера заявил: «Развал у нас в деревне был полный. А как церковная община о себе заявила, все словно от 72

оцепенения очнулись. Бог даст, и всё у нас будет в порядке. Поверили люди в себя, поверили…» Разрастается община, а вместе с ней крепнет хозяйство села. Открыли в райцентре булочную, где продают известные на всю округу «Спасские» пирожки. Начали поднимать заброшенные земли, в планах молочно-товарную ферму построить.

– Главное, сам народ инициативу проявлять стал, – после некоторой паузы продолжал отец Николай. – Есть у нас один мужичок, предлагает организовать переработку молока на месте, а в город отправлять уже готовую продукцию. Так выгоднее. Я с Сергеем Курушиным переговорил, бригадиром нашим. Он готов встать во главе дела.

– Сергей Курушин? – насторожился Андрей.

– Да. Ты с ним знаком. Недавно ездили в город выбирать кровельное железо на маковку. Внезапное появление Ольги прервало их беседу. Извинившись перед батюшкой, она предложила: – Может, поедем домой? Дела ждут. Отец Николай проводил их до машины.

– Я прозондирую почву насчет финансового обеспечения, – сказал Андрей, имея в виду предстоящий разговор с матерью.

– А я к фермеру договариваться пойду, – откликнулся батюшка, довольно поглаживая рыжеватую бородку. – Может, в пай с нами войдет. Затраты на перерабатывающий комплекс предстоят немалые. Когда прощались, увидели матушку Галину, мчавшуюся на велосипеде с противоположного конца улицы.

– У тебя душа не болит?! – издали закричала она, сорвав от духоты и волнения легкий платочек с головы. Растрепанная длинная коса спуталась на шее, лицо раскраснелось так, словно в жаркой деревенской баньке напарилась.

73

Отец Николай сразу догадался, о чем речь. «Сарафанное радио» в деревне работает не хуже телефона.

– Болит, матушка, болит! Раечка наша пропала. Полчаса назад бегал на дамбу. За речку ходил. Так и не откликнулась дочка. В колокола звонить?

4A Андрей делает вид, что внимательно изучает витрину с часами, а сам украдкой поглядывает в сторону противоположной, где с клиентом, выбирающим ювелирные украшения, занимается продавщица. Сердце его замирает от волнения. Дело в том, что эта продавщица – его беглая жена. А помог напасть на ее след Юрий, покупавший здесь золотой кулон для своей новой пассии. Чувство тревоги не оставляет Андрея. Вдруг Люба даст ему от ворот поворот? Но сладость долгожданной встречи перевешивает все опасения. В Андрее всегда теплилась надежда, что ему удастся вернуть жену, которую он продолжает любить. Именно это не позволяет ему увлечься другой женщиной. До него донесся заливистый смех. Так умеет смеяться только Люба. Он как бы невзначай повернулся в ее сторону и встретился с ней глазами. Неужели она над ним смеется? Андрей сжался. Ему стало страшно, так страшно, что будто неведомая сила вынесла его из магазина. Было пасмурно. Накрапывал дождь. Андрей стоял посреди тротуара, обтекаемый со всех сторон людьми, пока кто-то из прохожих сильно не толкнул его. Очнувшись, он увидел, что всё еще стоит возле магазина, и, как прыгают в прорубь, кинулся обратно.

74

В торговом зале уже никого не было. Громко топая, чтобы привлечь к себе внимание, Андрей подошел к витрине с ювелирными изделиями и, не поднимая головы, потребовал: – Покажите мне этот кулон.

– Пожалуйста… – Витрина приоткрылась. Голос был совершенно другой, не тот, любимый, мелодичный. Его портила хрипотца курящей женщины. Андрей поднял голову и встретился глазами с Любой. Какая разительная перемена! Осунувшееся, бледное лицо. И волосы уже не светлые, а темные, потерявшие пышность. Только глаза всё те же, хотя и из них исчез прежний огонь.

– Тебе нехорошо, Люба? – тихо спросил Андрей. Она встрепенулась, как нахохлившийся воробей.

– Почему же? Мне очень даже хорошо, – и засмеялась прежним заразительным смехом, но вдруг, словно поперхнувшись, замерла, закрыв лицо ладонями. Ставшие угловатыми плечи мелко тряслись под тонкой розовой кофточкой. Любой овладел приступ отчаяния. Она не могла сдержать слез. Яблоков оказался не тем человеком, за которого себя выдавал. У него не собственная квартира, а съемное жилье, не легальный, а преступный бизнес.

– Каждый должен чем-то зарабатывать на жизнь, – заплетающимся языком разглагольствовал изрядно «принявший на грудь» Вова, развалившись на стуле и попыхивая очередной сигаретой. – И здесь все средства хороши. Или ты со мной не согласна? Люба замахала на него руками, задыхаясь не столько от табачного дыма, которым был пропитан каждый сантиметр кухни, сколько от свалившегося на нее признания.

– Что я слышу? Значит, вот в чем твое призвание?

75

– А у тебя какое призвание? Потреблять? Избаловал тебя бывший муженек. У меня, дорогуша, не забалуешь. Я тебя быстро на место поставлю. Выпив очередную рюмку водки, Вова сказал: – Будешь работать продавцом в ювелирном магазине. Я уже договорился. Люба проплакала всю ночь. Обидно, что сожитель ни во что ее не ставит, попрекает куском. Невольно вспомнился Андрей, его умиленно-восхищенный взгляд, когда он, обнимая ее за плечи, говорил: «Ты самая прекрасная женщина на свете!» Она подумала, что насчет работы Вова балаболил по пьяни. Но утром он сказал: – Собирайся, отведу тебя на точку.

– Ты что, меня в проститутки записал? – ужаснулась Люба. Вова расхохотался так, что на глазах выступили слезы.

– А что, согласилась бы? Кстати, дорогуша, проститутки хорошо зарабатывают. – Он приподнял за подбородок ее голову, как бы оценивая. Как ни боялась Люба бойфренда, но от вспыхнувшего гнева кровь прилила к ее лицу, и она, отшатнувшись, закатила ему хлесткую пощечину. А потом, сжавшись и прикрыв голову, замерла в ожидании возмездия. «Андрей, конечно же, меня не простит. Бесполезно перед ним каяться. Да и наплевать! У каждого свой выбор». – Люба промокнула подушечками пальцев следы слез и официальным тоном спросила: – Берете кулон? – ясно давая понять, что они теперь чужие люди. Андрей взял кулон, попестовал на ладони: – Разрешишь примерить?

76

– Это женское украшение.

– Я и хочу примерить на женщину. То есть на тебя. Она какое-то время колебалась, потом примерила кулон. На длинной белой шее Любы он смотрелся великолепно. Андрей не сводил глаз с синей пульсирующей жилки. Когда-то он так любил прикасаться к ней губами. Люба откидывала голову назад, и молодой муж страстно целовал ее шею, испытывая ни с чем не сравнимое наслаждение. Сердце сначала замирало, потом отчаянно колотилось в груди. Он подхватывал жену на руки и нес в спальню. Часы блаженства казались минутами… Потеряв над собой контроль, он навалился на прилавок и потянулся губами к Любиной шее. Она тоже инстинктивно подалась к нему. Андрей страстно поцеловал ее. «Он по-прежнему любит меня. Несмотря ни на что. Мне кажется, и я была к нему небезразлична. Но почему же всё время искала признания на стороне?» Люба задумывалась об отношениях с Андреем и раньше. Она считала его чудаком, донкихотом, который так и не разобрался в сути жизни. А главное, невозможно упертым. Наверное, из-за постоянного недовольства мужем и стала мало-помалу отдаляться от него. Первоначальная страсть быстро угасла. «Хорошо, что Вова это не видит». Люба рывком стянула с шеи кулон, словно боясь, что сожитель сейчас появится. Он и правда часто приходил в магазин. Внимательно изучал витрины, словно запоминая, где что лежит. Люба знает: с Яблоковым шутки плохи. Она боялась сожителя пуще любого суда. Знала, как он жесток и неадекватен. В тот раз, когда она закатила ему пощечину, всё обошлось. Вова был настолько ошарашен дерзостью любовницы, что с минуту стоял, остолбенев и выпучив от удивления глаза. Потом потер щеку ладонью и сказал: «А ты, к тому ж, и брыкаться умеешь. Между прочим, я люблю таких, кото77

рые брыкаются. С такими интереснее жить». Как ни странно, но после того случая он перестал кричать на нее по малейшему поводу, делился своими проблемами и даже рассказывал о тонкостях воровской профессии. Первое время эти признания шокировали Любу: «С кем я связалась?» Но потом ей стало даже интересно. «Каждый живет, как может», – оправдывала она сожителя. Заметив в любовнице эту перемену, Вова стал относиться к ней и как к партнеру. Вскоре она в этом убедилась.

– Есть у меня на примете одна предпринимательница, – сказал как-то Яблоков, загадочно улыбаясь. – На шикарной «Хонде» ездит. Около кредитного банка частенько паркуется. Женщина средних лет. Как бы ее прищучить? Нужна ловкая помощница… Догадываясь, кого он имеет в виду, Люба сказала: – У тебя свой контингент.

– Видишь ли, с контингентом надо делиться. А у нас с тобой общий карман.

– Нет и еще раз нет! – решительно отказалась она. – Я работаю и теперь не сижу у тебя на шее. В темных глазах Вовы загорелся знакомый зловещий огонек: – Дура! Деньги никогда лишними не бывают! Добавив еще пару обидных фраз, он недовольно засопел и отвернулся. Они сидели на диване перед телевизором. Люба уже привыкла к относительно спокойной, доверительной обстановке. Главное – с Вовой следовало во всём соглашаться. Но у нее не укладывалось в голове, как можно самой пойти на преступление. А Вова, между тем, заявил: – Если ты бросишь меня, я тебя везде найду. И тогда тебе не жить, красавица! В нашем деле разговор короткий. Вжик!

78

– сожитель провел ребром ладони по горлу, – и весь разговор! И никто не узнает, где могилка твоя… – ёрничая, пропел он. – Слишком много знаешь. Люба испугалась. Она знала, что это не пустые слова. Однажды Яблоков в подпитии поделился: «Пришили сегодня заразу-отступника, чтобы другим неповадно было. И могилу заставили себе вырыть». Всю ночь она не спала, заснула только под утро. Вова разбудил ее пинком, чего уже давно не случалось: – Долго будешь дрыхнуть, сучка? Поднимайся! Готовь мне завтрак! Андрей был вне себя от возмущения, когда Люба, припечатав кулон к его ладони, заявила с недобрым блеском в глазах: – Вот что, проваливай-ка ты отсюда, милый! Мне подарочков от тебя не нужно. Есть от кого получать. Хорошо, что в этот день не было операций: руки еще долго дрожали от нервного возбуждения. Он зашел в отделение проведать Костю Охапкина после второй операции. Дежурная сестра сказала, что больной чувствует себя удовлетворительно, температура в норме. Охапкин встретил доктора настороженным взглядом. Андрей осмотрел его и сказал, похлопав по плечу: – Молодцом, Костя! Теперь я за тебя спокоен.

– Еще раз будете резать?

– Набирайся сил, Костя, – ушел Андрей от ответа. – Нас ждут великие дела.

– Значит, еще одной операции не избежать? – настойчиво спросил больной.

– Не избежать, Костя. Чтобы не остаться на всю жизнь инвалидом. Охапкин помнил, как плохо ему было после первой операции. Он уже разуверился в своем выздоровлении, чув79

ствуя, что силы уходят с каждым днем. Но однажды появилась в палате сухопарая старушка, что-то пошептала над ним, поплевала через левое плечо, и на другой же день больной ощутил прилив сил, появился аппетит. И вот третья операция… Никуда не денешься, надо соглашаться. У него с женой и сыном планов громадье. Бог с ней, с разбитой машиной (часть денег вернется в виде страховки). Главное, людей не покалечил. Аварию спровоцировал водитель автобуса, выскочивший на встречную полосу. Как позже выяснилось, он заснул за рулем (экскурсионный рейс, всю ночь гнал без подмены). Во избежание лобового столкновения Костя резко свернул вправо, завалился сперва под откос, потом напоролся на придорожную березу. Страшный скрежет, и… тишина. Сплющило его в кабине так, что спасателям пришлось применить газорезку. После перевода из реанимации его в первый же день навестил батюшка Николай. Пожал руку: – Ты у нас герой, Костя! Оказалось, рисковал собственной жизнью ради спасения людей. Молодец! Дай тебе Бог благополучного выздоровления. Я молился за тебя все дни, пока ты в реанимации находился. Травма черепа, сильное сотрясение мозга, смещение позвонков, многочисленные переломы… А жить так хотелось… Поднять с любимой женой сына, всласть поработать на земле, которую с недавних пор обрел. На больничной койке Косте вспомнилась вся прожитая жизнь. Родился и вырос в Спасском. Родители по молодости лет подались на Север за длинным рублем, обосновались на одном из арктических островов, работали в шахте. Весточки о себе посылали редко, а потом и вообще связь с ними прервалась на долгие годы. Костю воспитала бабушка Варвара Петровна Макасова, или, в обиходе, Петровна. Он окон80

чил сельскую школу, потом курсы механизаторов в городе, поработал какое-то время в совхозе (тогда в многоотраслевом сильном хозяйстве), был призван в армию. Вернувшись со службы, устроился в городе, шоферил в «Межстройконторе». Женился на любимой девушке по имени Валентина. Молодая семья получила однокомнатную квартиру. Перестройка в корне всё изменила. «Межстройконтора» закрылась. Костя устроился дальнобойщиком в частную фирму, стал хорошо зарабатывать, купил «легковушку». Часто ездили с женой в Спасское, помогали бабушке, которая, несмотря на преклонный возраст, держала корову и пяток овец. И всё бы хорошо, да Бог детишек не дал. Валентина где только не лечилась от бесплодия. В Спасском как раз открылся храм. Петровна была ревностной прихожанкой и постоянно внушала молодой паре: «Все наши беды от безбожия. Предали Христа и к чему пришли? Идите в храм, исповедуйтесь, причаститесь… В молитве – великая сила. И даст Господь вам ребеночка». Но не увещевания бабушки привели их в церковь. Слух прошел, что в храме есть чудотворная икона «Тихвинская Богородица», которая исцеляет от бесплодия. Валентина исповедалась, причастилась, на коленях стояла перед чудотворным образом. Не один год молилась и вымолила-таки ребеночка. Вот тогда поверил в Бога и Костя. Он тоже исповедался и причастился, и стал регулярно ходить в храм. В село они решили перебраться, когда столовая, где Валентина работала поваром, закрылась. Да и Косте с появлением в семье ребенка отлучаться в длительные командировки стало не с руки. К тому же, объявилась пропавшая на долгие годы Костина мать (отец умер на Севере, она снова вышла замуж, пережила и второго супруга) и прописалась у сына. Тесновато стало в однокомнатной квартире. Да и ребенку требовался чистый деревенский воздух.

81

Косте к тому времени нашлась работа в Спасском. Православной общине потребовались площади под зерновые для откорма частного поголовья. Землю, числившуюся на паях собственности, надо было объединить, найти технику и механизаторов. Технику в аренду предложил фермер. А вот где взять опытных механизаторов? В разоренном хозяйстве специалистов не осталось. Так что возвращение Охапкина пришлось весьма кстати. Еще один механизатор появился, когда в Спасское на постоянное жительство переехал из города муж главы администрации поселения Евгений Беликов. На пару они вспахали и засеяли обширную площадь. …Отец Николай еще раз пожал Косте руку и поблагодарил за спасение людей.

– Не знаю, как выкарабкаться, – с трудом ворочая тяжелым языком, пожаловался он. – Боюсь, не подняться мне…

– А я затем и пришел, чтобы с Божьей помощью тебя возродить – исповедать, причастить и соборовать. Батюшка долго молился, а напоследок сказал: – Люди привыкли смотреть на тело свое как на неотъемлемую собственность. Но в этом есть крайнее заблуждение, потому что тело человека – Божие здание для бессмертной души. Он оставил больному старинную молитву Иоанна Кронштадтского, благословил его и ушел. …Глядя на осунувшееся лицо Кости, Андрей еще раз спросил: – Так ты готов на третью операцию?

– Готов, доктор. Силы во мне прибывают день ото дня. Несмотря на явные изменения к лучшему в состоянии Охапкина, настроение у Андрея отвратительное. После встречи с Любой в душе пустота и боль. «К отцу Нектарию, 82

– сказал он себе. – Больше некому поплакаться». Духовник встретил его на крыльце своего дома. После утренней литургии батюшке надо отдохнуть, отрешиться от церковных забот. Обычно он обходит свой маленький садик с плодовыми деревьями, подолгу задерживаясь у цветочных клумб, за которыми ухаживает собственноручно. Цветов много, и они подобраны так, чтобы радовать глаз с ранней весны до поздней осени.

– Благословите, батюшка, – сказал Андрей, целуя руку благочинного. – Нет в сердце моем покоя. Любимая женщина отвергла меня. Как мне теперь душу свою излечить?

– Уповать на Бога, сын мой. Я дал тебе старинную молитву. Ты не отрешился от нее?

– Виноват, батюшка. Дела мирские порой так закрутят, что некогда и Богу помолиться.

– На Бога надейся, а сам не плошай. Иди к своей цели. Но перед каждым делом перекрести себя. Господь услышит и поможет. Андрей всякий раз испытывает перед благочинным чувство вины. Личные неурядицы кажутся ему настолько мелкими и несущественными, что он невольно краснеет. Отец Нектарий, конечно же, переживает за обитель в Спасском, а молодому «благодетелю» мать отказалась выделить необходимую сумму на благотворительность, сославшись на большие затраты по реконструкции ночного бара. «Возрождение села начинается с возрождения храма», – часто повторяет отец Нектарий. Говорит, что хорошо было бы оборудовать часовню на территории больницы. Андрей время от времени «раскулачивает» мать, но, видимо, возможности ее и в самом деле не безграничны. Она всё чаще стала отказывать ему. Благочинный еще раз обошел клумбы. Сел на ступеньку высокого крыльца и, запрокинув седую голову, долго глядел 83

в бирюзовую синь неба, по которому плыли легкие белые облака.

– Как прекрасен этот мир… Мы живем под благодатным небом на благодатной земле. Но не должны люди забывать о заповедях Божьих. От того все страдания на земле.

– Что же всё-таки случилось после революции? – неожиданно спросил Андрей. – Столько было верующих в России, и царская власть называла русский народ богоносцем. А он, едва вкусив свободы, взял да и порушил храмы. Батюшка Нектарий выпрямился, пытливо взглянул на собеседника: – Я у древних старцев интересовался, какой был здесь священник до революции. Общался, говорят, только с господами. На простых людей смотрел свысока. В храме здешнем всё в золоте было. Внешняя красота и богатства копились, а дух православный умалялся. И так по всей Руси-матушке.

– А в чем он, дух этот?

– В любви. Наша великая беда в том, что мы забыли об этом. «Да, от бездуховности все беды, – соглашаясь с благочинным, подумал Андрей. – А я так ревностно пекусь о своей личной жизни… Мелко и глупо». Возвращаясь домой, в дальнем конце сада Андрей заметил Веронику. Подойдя к ней, заглянул в альбом. На рисунке был изображен храм на фоне цветущей яблони. В небе над ним парила то ли птица, то ли ангел в образе голубки. Подняв голову, девочка вопросительно посмотрела на Андрея.

– Ты молодец! – похвалил он. – И ангел в виде голубки – правильный образ.

– А кто такой ангел? Я от мамы и бабушки слышу, а представляю смутно.

84

– Ангел-хранитель есть у каждого из нас. Он следит за тем, как человек живет на земле – праведно или нет. Если неправедно – плачет, если праведно – радуется.

– Он каждую минуту над нами?

– Постоянно. Все наши дела у него на виду. А когда придет время предстать перед Богом, ангел ему всю нашу подноготную выложит. От него не спрятаться.

– Тогда я ему не завидую!

– Кого ты имеешь в виду?

– Дяденьку того, – она кивнула в сторону дома. – Мне кажется, я его где-то видела раньше. Андрей понял, что Вероника говорит о Сергее Курушине, портрет которого прикрепила кнопками к двери своей комнаты и категорически запретила снимать. Кажется, Вероника догадывается, кто это.

– Ты что-нибудь знаешь о своем отце? – спросил он.

– Мой отец погиб, защищая родину от врагов. Это были заученные слова. Именно поэтому девочка могла однажды поставить их под сомнение, а может, уже и поставила. Привлеченная голосами, на крыльцо вышла Матрона Афанасьевна.

– День добрый, – низко поклонился Андрей целительнице. Не ответив на приветствие, старушка сказала сухо: – Ольга с утра уехала в Спасское. Решила мою двоюродную сестру навестить. Накануне он сообщил Ольге, что собирается в областной центр: беглая жена объявилась.

– И тебе это нужно? – с иронией спросила она, и на ее обычно доброжелательно-улыбчивом лице появилось отчужденное выражение. – Жена тебя предала, а ты за ней бегаешь.

85

– Я не бегаю. Просто хочу узнать, почему Люба ушла от меня.

– Причина только одна – она тебя не любит. Андрей знает, что не безразличен Ольге. «Но не до такой же степени, чтобы вмешиваться в мою личную жизнь. Я ей пока ничего не обещал». …Матрона Афанасьевна, не скрывая неприязни, сказала: – Ольга приготовила тебе поесть. Если хочешь, разогревай.

– Надолго она уехала?

– Мне не доложила.

– Мне мама доложила, – вмешалась в разговор Вероника, подъезжая к крыльцу. – Сказала, что отпуск возьмет. Хочет пожить в деревне.

– Вот это новость! – удивился Андрей. – Она здесь нужна.

– Тебе она не нужна. И ты ей не нужен.

– Ну почему же? Ольга – лучшая операционная сестра. А нам скоро предстоит сложнейшая операция. «Вот именно, что она нужна тебе только как операционная сестра», – подумала Матрона Афанасьевна. Она видела, что внучка влюблена в этого недотёпу. Ольга даже призналась ей, что, возможно, они с Андреем скоро сойдутся. Что ж, одна работа, общие интересы… Ее-то век уже недолог, а Ольге дальше жить: «Молодая, а ни вдова, ни разведенка». Но что-то уж очень затянулось у них. Матрона Афанасьевна видит, как иногда по утрам внучка появляется с опухшими от слез глазами. Однажды не вытерпела: «Да отпусти ты его! Экий гоголь! Сними с постоя, и пусть идет на все четыре стороны». – «Я бы отпустила, да сердце против. Прикипела я к Андрею и теперь без него не смогу». Когда на горизонте появился Сергей Курушин, Матрона Афанасьевна вначале приняла его в штыки. А вскоре узнала от Ивановны, своей двоюродной сестры, живущей в Спас86

ском, что Сергей не пьет, у батюшки местного в большом почете. И еще рисунок этот, который Вероника повесила на двери своей комнатки… Девочка явно что-то заподозрила: «У того дяди, бабушка, на левой щеке родинка. Точно такая и у меня. Может быть, мы родственники?» Матрона Афанасьевна сказала Ольге: «Не жалко тебе Сергея? Я не один раз в день вижу его портрет на двери. Он мне душу рвет». А сейчас ей очень хочется досадить постояльцу: – Андрей, тебе ведь квартиру выделили. Когда переедешь?

– Что я там буду один куковать? Мне и здесь хорошо. *** Ольга с утра не разгибает спины. Но грядка с луком, которую надо прополоть и прорыхлить, еще далеко не закончена. На другом конце копошится шестилетняя На­дёнка. Несмотря на нежный возраст, роется в земле, как крот. Ольге не хочется показывать, что спасовала перед ребенком: «Не изнеженная ведь я баба. Дома огород полностью на моих плечах. Чтоб я свою слабость перед такой малышкой признала, да ни за что!» А Надёнка, скосив на помощницу хитрые глазки, предложила: – Передохнём, тетя Оля? – и, отложив «царапку», пошла мыть руки в бочке с водой, нагревшейся на солнце. Ольга тоже вымыла руки и сказала восхищенно: – Какая теплая вода! Прямо окунуться хочется…

– Мы в речке купаемся, у плотины. Это здесь, рядом. Пойдем, тетя Оля?

– Пойдем! – весело откликнулась она. Но на берегу не комары, которые одолевали на грядках, а злющие слепни. Налетают и впиваются в тело.

87

– В воду ныряйте, тетя Оля, – со знанием дела посоветовала Надёнка. Шустрая девчушка, нырнув с берега, оказалась чуть ли не на середине водоема.

– Водичка – во! – показала из воды оттопыренный большой палец.

– Это отец тебя научил нырять? – осторожно сходя с берега в воду, спросила Ольга.

– Не-е, Рая. Мы с ней всегда вдвоем ходили на речку. А в тот день она одна ушла. «В тот день» – это когда ее старшая сестренка пропала. Раю тогда несколько дней искали в лесу и окрестностях – и милиция, и местные жители. Но ближние леса тут не глухие, как в тайге: куда ни пойди, всегда к жилью выйдешь. Матушка Галина отыскала на берегу след машины, на которой могли увезти девочку. Впрочем, и других следов было достаточно: дачники из этой и других деревень любят приезжать сюда купаться. Из многих следов матушка выбрала именно этот, след рефлекторов «Нивы», и потребовала произвести экспертизу. Такой же был обнаружен и возле их дома: брат матушки, Керим, заезжал по случаю в гости. «Я знаю, кто похитил мою дочь», – заявила безутешная мать и в тот же день уехала. Искупавшись, Ольга с Надёнкой возвращаются в село. Вечер тихий и задумчивый.

– Зайдем в церковь? – предложила девочка. – Помолимся за маму и сестричку. В прохладной тишине храма райская благодать, если не считать стука кровельщиков на маковке. Отец Николай драит кафельный пол после утренней литургии. Ему помогают несколько прихожанок.

– Благослови меня, батюшка, – попросила Ольга.

88

– В неподобающем виде, – смутился он и показал глазами на закатанные выше колен брюки.

– Мы грядку с луком сейчас будем заканчивать, – лукаво покосившись на Ольгу, сообщила Надёнка. – А завтра и остальные пройдем. Так быстро сорняки прут. «И у меня дома прут. Надо бы заняться, да некогда», – подумала добровольная помощница.

– Надолго к нам, Ольга? Она и сама не знает. Ей нужно уединение, даже тихое затворничество, чтобы разобраться в себе, успокоить душу.

– До той поры, пока матушка Галина не вернется, – отвечая на вопрос отца Николая, сказала Ольга. – Надеюсь, моя посильная помощь не возбранится?

– Дай-то Бог, – сказал он и перекрестил ее. На выходе из храма Ольга столкнулась с бывшим мужем, который озадаченно рассматривал какой-то чертеж.

– Ты как здесь? – удивленно вскинул он брови.

– А ты?

– Я здесь работаю.

– И я работаю. Помогаю батюшке по хозяйству.

– Одна или с хирургом?

– Андрей в больнице. А я отпуск взяла. Ни дня не проходит, чтобы Сергей не вспоминал об Ольге и дочке, в болезни которой чувствует себя виноватым. Иногда так тошно, хоть в петлю лезь. Тогда он падает в красном углу избы на колени и долго молится. А утром идет в храм с просветленной душой. Кладет поклоны перед Спасителем и твердит старинную молитву, которую дал ему батюшка Николай: «Господи, дай мне дух кротости, чтобы быть кротким к ближним моим и воздержанным от гнева…» Подзарядившись благодатью, можно со спокойной душой творить земные дела. Он научился укрощать свою ярость, воздерживаться от опрометчивых шагов, не напо89

миная о себе ни Ольге, ни тем более Веронике: «Всему свое время. Господь меня однажды услышит и подаст руку помощи». Сергей не сводит с жены озадаченно-удивленных глаз: «А вдруг она приехала, чтобы время от времени встречаться со мной?»

– Что ты на меня уставился? – спросила Ольга, несколько смущенная. Странные, противоречивые чувства овладели ею. Она вспомнила, как они с Андреем возвращались домой в тот вечер, когда пропала Рая… На колокольный звон у храма собрался народ, едва ли не всё население села. Со слезами на глазах матушка Галина обратилась к прихожанам: – Братья и сестры! Горе у нас. Дочка Раечка пропала. Надо местность прочесать. Помогите…

– Как не помочь! – откликнулись в толпе. – Твое горе – наше горе. Мы теперь одна семья. Единение душ собравшихся удивило и обрадовало Ольгу. В городе такого сообщества людей не встретишь, там каждый сам по себе. Завидуют тем, у кого дом повыше или «тачка» покруче. Куда-то отошло прежнее единение, которое и жесточайшую войну одолело, и послевоенную разруху. Деньги заслонили в людях всё доброе и чистое. В Озерки, несмотря на происшествие, они возвращались с настроением воодушевления и подъема. А что Раю скоро найдут, оба не сомневались. Когда дорога вплотную подошла к пойме речки, где раньше были заливные луга, Ольга сказала: – Так хочется набрать полевых цветов. Остановимся?

– Конечно, – весело откликнулся Андрей. Ольга собирала цветы. Андрей ждал ее на пригорке. В мареве склоняющегося к горизонту солнца в направлении 90

ближнего жилья двигалось небольшое стадо. «Непорядок, – отметил он, покусывая зажатую в зубах травинку. – Раньше пасли в лесах и по опушкам. Теперь луга потравами портят. Не по-хозяйски на земле живут». Он вспомнил родную деревеньку матери, куда в школьные годы его отправляли на всё лето. Там жили рачительно. А после перестройки тоже не стало хозяина. Разрушены фермы, поля заросли чертополохом… И земля, и вся страна нуждаются в настоящих хозяевах, а не в дельцах, извлекающих любой ценой прибыль и оставляющих за собой разруху. Вот в Спасском церковная община стала ядром новых отношений, основанных на почитании Бога, любви к земле и ближнему. «Мне бы новую сенокосилку, – вздыхал на днях батюшка Николай. – Заготовили бы больше сена, увеличили поголовье скота. Техники не хватает…» Размышления Андрея прервала Ольга: – Благодать-то какая! Она подошла с охапкой цветов. Слабый ветерок теребил распущенные русые волосы и подол светлого легкого платья. В широко распахнутых глазах – изумление и восторг. В этот момент Ольга снова показалась ему удивительно похожей на Любу.

– Бежим! – протянула она ему руку. Андрей поднялся. Ольга потянула его с пригорка к речке. Остановились на берегу. Запыхавшись то ли от бега, то ли от обуревавших ее чувств, Ольга обняла Андрея за шею. Он близко увидел ее по-прежнему широко распахнутые глаза. Но в них не было той таинственной глубины, какая появлялась в Любиных глазах в минуты воодушевления. Это открытие сразу же охладило его пыл. Он отвел глаза и потер лоб, словно освобождаясь от наваждения.

– Как давно я не купалась в речке! – Ольга не заметила перемены в настроении спутника. – Составишь мне компанию?

91

Андрей неопределенно пожал плечами, обтянутыми легкой безрукавкой.

– Ну, ты как знаешь, а я искупаюсь. Только не подглядывай! Я не взяла купальника. – И, положив цветы, пошла по пологому склону к зарослям ивняка. Зайдя в воду, Ольга сильно оттолкнулась и почти сразу оказалась на середине речки, такой прозрачной и чистой, что камешки были видны на дне. Женская нагота открылась Андрею во всей своей призывной красоте. Он даже прикрыл ладонью глаза. Гормоны молодого сильного организма пробудили в нем такое желание, что захотелось немедленно раздеться и прыгнуть в пучину страсти.

– Иди ко мне! – услышал он нежно-призывный голос «нимфы». «Нет! Нет! – приказал себе Андрей и рванул пучок травы с таким ожесточением, что выдернул его вместе с корнями. – Будь сильнее искушений! Умей всегда и везде владеть собой». «Но это вполне естественное желание, – возразил кто-то внутри. – Как, к примеру, голод или жажда». – «А что же тогда распутство и блуд?» Всю дорогу они молчали. Уже возле дома Ольга холодно сказала: – Не пойму я тебя, Андрей. То ли больной, то ли святой… *** Они сидели в кафе, потягивая текилу. Томная, расслабляющая музыка, несколько танцующих пар, обстановка благодушия и покоя. Нет зажигательных ритмов, к которым привык Юрий, нет кайфа. «Уколоться бы, – с тоской подумал он. – Да тут не обломится. Моя подруга блюдет фасон строго». А ведь в школе Юля ни способностями, ни тем более характером не выделялась. Правда, раньше других девчонок 92

обзавелась «аппетитными», округлыми формами. Парни бегали за ней гурьбой, но она никому не отдавала предпочтения. Юрию льстило, что именно он стал ее первым мужчиной. И вот эта неожиданная встреча… Вроде бы она не сулит последствий. Ну, посидели с подругой юности в ресторане, ну, переспали… Хотя, если разобраться, это чудо – встретить девушку через несколько лет и не узнать. Но главное чудо – у него есть дочь, к которой он пока не знает, как относиться. Юрий струсил, еще не успев выйти из дома: – Не готов я встретиться с дочкой. Да и дела у меня сегодня неотложные. Так что извини…

– Знаю я, какие у тебя дела и куда ты спешишь. Очень злачное место. Наркопритон называется.

– Что?! – голосом неокрепшего петушка взвизгнул он.

– Да у тебя все вены исколоты. Не зря ты даже в жару носишь рубашки с длинным рукавом. «…Всё разглядела, пока я спал, – с досадой подумал Юрий. – Нет, с такой дотошной подругой разбегаться надо, пока не поздно». Но что-то его останавливало. Возможно, ностальгия по юности. Они вышли из подъезда, и в глаза им ударило яркое солнце. Зажмурившись, Юрий лихорадочно соображал: «Если я отпущу ее сейчас, мы никогда больше не увидимся. А я даже не знаю, где они с Наташей живут». Ему нужна очередная доза, а денег нет. Мать подарила на день рождения только электробритву, сославшись на финансовые трудности.

– Да, я наркоман, – признался он школьной подруге. – Что же теперь, расстрелять меня за это? «Беда-то какая!» – подумала Юлия.

93

Она сразу узнала Юрия, когда он пригласил ее на танец в ресторане. От их короткого школьного романа в душе у нее остался горький осадок несостоявшегося счастья. Но он мог быть гораздо горше, если бы она согласилась тогда с матерью и сделала аборт. Дитя благополучно родилось. Чтобы малышка ни в чем не нуждалась, Юлия устроилась на работу и поступила на заочное отделение вуза. Ночи не досыпала, корпела над курсовыми работами и вытянула-таки свою жизнь на новый уровень: экономист в крупной торговой фирме. А несколько дней назад ей предложили возглавить отдел. Появление Юрия всё в ее жизни перевернуло. Вдруг пробудилось сердце, забилось учащенно. Вспомнились страстные поцелуи и объятия, и Юлия сказала себе, увидев кожаный диван, с которого началась ее сексуальная жизнь: «Будь что будет». В первое же утро она и обнаружила у Юрия следы уколов на руках: «Только этой головной боли мне не хватало». Решила встать и сейчас же уйти, пока он не проснулся. Поднялась, оделась, на прощание прикоснулась губами к его губам, и снова что-то всколыхнулось в груди: «Ведь ты ждала в душе этой встречи, это отец твоей дочери, ты должна попытаться вытащить его из этой трясины». Юлия заметила, как загорелись глаза Юрия, когда она сказала ему про Наташу. Они быстро собрались и пошли, да не тут-то было: Юрий, видимо, испугавшись, передумал.

– Дать тебе на дозу? – забросила она наживку. Его глаза недоверчиво загорелись: – Ты серьезно?

– Да, только у меня нет при себе денег. Придется-таки домой топать.

– По мне, хоть на край света! – Юрий взял ее под руку и уже не пытался сбежать.

94

Юрий собирался уходить, когда за дверью спальни послышался шорох, и вышла мать. Заспанное лицо, растрепанные волосы, мешки под глазами…

– Долго ждешь?

– Долго. Уже подумал, что никого нет.

– Прислуга отпросилась: кто-то из родственников умер. А я припозднилась вчера. Пацаны в баре драку устроили. Пришлось вызывать милицию.

– Мама, мама… Ты еще и драчунов разгонять будешь!

– А ты, сын, вставай на моё место, коли такой прыткий. Тебя только денежки интересуют. И так сколько на тебя трачу. А ты даже не спросишь: как твое здоровье, мама?

– Как видишь, интересуюсь.

– Интересуешься, пока я тебе деньги даю. Именно за этим Юрий и пришел. Деньги нужны были ему для того, чтобы расплатиться с долгами в Москве, и немалые. Один серьёзный кредитор предупредил: «Не вернешь долг в течение месяца, на “счетчик” поставлю». Игра на деньги стала для него такой же потребностью, как еда или сон. Начинал, как все, с незначительных сумм, потом втянулся. Выигрыши и проигрыши пошли уже на тысячи. Фортуна переменчива: то поймаешь удачу, то отвернется она от тебя. Иногда выигрывал очень приличные суммы. Остановиться бы, но нет, азарт бежит впереди тебя. Порой проигрывался так, что не на что было даже хлеба купить. Однажды заложил дорогие швейцарские часы – подарок матери. Отыгрался, но адреналина хватил «выше крыши»: организм взбунтовался, и он маялся от бессонницы несколько ночей.

– Мне и в самом деле нужны деньги, мама. Ты мне в этот раз на день рождения что подарила? Мизер.

– А тебе что ни дай, всё мало. Куда только деньги ухо­ дят?

95

Юрий понял, что пришел не в добрый час. Ничего не ответив, хотел уйти, но мать удержала его за руку: – Так и уйдешь обиженным? Останься, чайку вместе попьем. – Лицо у нее разгладилось, морщинки на лбу исчезли. Алла Игнатьевна хоть и обидчивая, но отходит быстро. За чаем она и сыну рюмочку поднесла, и сама немного пригубила. Как бы извиняясь за холодную встречу, посетовала: – Нервы мои, конечно, не на шутку расшатались. Устала я… Надо бы на курорт съездить, отдохнуть. Да на кого дела оставишь? Юрию тоже есть что поведать матери. Спиртное развязало язык, и он осмелился на непростой разговор: – Мама, как ты относишься к перспективе стать бабушкой?

– Приспичило вам всем? У Андрея жена в положении. А у тебя подруга? Пришлось ему рассказать про Юлию и дочку Наташу. Алла Игнатьевна сразу вспомнила: – Так это ее мать приходила ко мне разбираться? Я тогда нахалку чуть с лестницы не спустила. Значит, всё-таки родила твоя зазноба… Сколько же сейчас малышке?

– Четыре года исполнилось зимой.

– А от тебя ли ребеночек? Юрию показалось, что мать ничуть не удивлена. Это озадачило его. Он стал вспоминать подробности первой встречи с дочкой. …Девочка копалась в песочнице в кругу малышни. Они возводили какое-то сооружение из песка и отчаянно спорили. Юлия и Юрий некоторое время незаметно наблюдали за детворой.

– Вон та, в желтом платьице, – показала Юлия.

96

Ему сразу бросились в глаза светлые кудряшки. Мелкие и густые, похожие на кукольный парик. «Неужели это моя дочь?» Он не знал то ли радоваться, то ли огорчаться. «От меня ли девочка?» Пока мучился в сомнениях, к ним подошла грузная женщина в очках, которую он видел в кругу соседок на лавочке у подъезда.

– Теперь понятно, где ты пропадала целые сутки, – густым, как у мужчины, басом, сказала она Юлии. – Хоть бы позвонила. Я всю ночь не спала. На лице провинившейся появился румянец смущения. Выдержав паузу, она показала на спутника: – Познакомься, мама. Мой друг юности, Юрий.

– Мария Викторовна, – машинально представилась женщина с откровенным пренебрежением в голосе, едва взглянув на парня. И в то же мгновение на ее широком скуластом лице появилось странное напряжение: – Постой-ка, парень… Где же я тебя видела? – Она хлопнула ладонью по испещренному мелкими морщинками лбу.

– Вспомнила! Это уж не ты ли путался с моей дочкой в школе? Ты, ты и есть! Давно за тобой охочусь.

– Чего за мной охотиться? Я сам пришел.

– Долго собирался… Она хотела еще что-то сказать, но тут между ними вклинилась незаметно подошедшая девочка. Подняв голову, она, как загипнотизированная, смотрела на незнакомого дядю. Юрий тоже смотрел на малышку не отрываясь, но не знал, что сказать. Юлия украдкой сунула ему в руку шоколадку, и он протянул ее девочке: – Будем знакомиться, дочка?

– Наташа, – коротко сказала она и смущенно потупилась. Ребятня, увлеченная игрой, шумно загалдела. И девочка побежала разбираться со сверстниками в песочнице.

97

5A Матушка Галина обходила по периметру высокий глухой забор в надежде обнаружить лазейку. За забором особняк и участок Керима, ее старшего брата. Попасть туда можно и через ворота главного входа, но тогда брат успеет принять меры, чтобы понадёжнее спрятать Раю. Она была уверена в том, что именно Керим увез племянницу, чтобы заставить сестру-отступницу вернуться на «истинный путь», в мусульманскую веру. Керим несколько раз приезжал в Спасское, настойчиво разубеждал ее, хотя даже родители смирились с тем, что их Гулия приняла христианскую веру и обвенчалась с православным священником. Родители матушки Галины живут в областном центре, оба работают на химическом заводе. Приехав искать дочь, она остановилась у них.

– До тех пор, пока не найду Раю, не будет у нас покоя в семье. Не верну дочку – наложу на себя руки. Она мне дороже жизни. – Галина говорила это, подозревая, что родителям известно, где находится Раечка. Мать Галины, Земфира, вскочила с дивана: – Не говори так! Похищена наша внучка. Это такая же беда для нас, как и для тебя, дочка. Отец Фарид ничего не сказал, только желваки на скулах заходили. По реакции родителей матушка Галина поняла, что они не только не причастны к похищению, но и до ее приезда находились в неведении.

– Братец мой приложил руку. Больше некому, – сказала она. Керим жил отдельно от родителей, он выстроил загородный дом, занимался торговлей, однако какой именно 98

– скрывал. В городе у него тоже есть квартира, но живет постоянно в особняке, на берегу небольшого озера. По слухам, в свое время ратовал за отделение Татарстана, поддерживал ваххабитское движение, увлекался литературой радикального толка. И тут «взорвался» отец: – Я тоже думаю, что внучку похитил Керим. Мы с ним мало общаемся. У него всё какие-то дела и тайны.

– Папа, – вдруг осенило матушку Галину, – если тебе не трудно, съезди на квартиру Керима. Вдруг он там Раечку прячет. А я наведаюсь в загородный дом. От сознания того, что родители – ее союзники, сил сразу прибавилось. Отец уехал на городскую квартиру Керима. Мать приготовила ужин, но Галине кусок в горло не лез. Она прислушивалась к каждому шороху за дверью, ожидая возвращения отца. Мать, чтобы отвлечь ее, стала расспрашивать о житьебытье в Спасском.

– Нормально живем, мама. Храм несколько лет восстанавливали. Дело близится к завершению. Православная община пользуется авторитетом. Паства наша прибывает. Люди начали возвращаться в родное село. В городе ведь тоже не сахар. Сейчас кризис, предприятия закрываются, многие попадают под сокращение… – Матушка Галина горестно вздохнула. Земфира в свое время тоже была против решения дочки перейти в православие. Ревностной мусульманкой она себя не считала, но религию предков чтила. Однако понимала, что любовь оказалась сильнее традиций: «Нашла себя Гулия в жизни, и ладно. Чего еще желать?» К сожалению, отец, вернувшись, ничего обнадеживающего не сообщил: 99

– Говорил с Керимом. Он клянется, что похищения не совершал. У матушки Галины хлынули слезы из глаз. …Отчаявшись найти лазейку, она присела отдохнуть на пригорке под одиноким деревом. Внизу открывалась гладь небольшого озера, поросшего у берега ряской. Время от времени на поверхности воды появлялась легкая зыбь. В солнечных бликах она казалась скоплением серебристых рыбок, собравшихся в большую стаю. Но все мысли матушки Галины сейчас были заняты другим. Ее внимание привлекло старое, замшелое дерево с отслоившейся внизу корой. Некоторые ветви нависали над забором дачи. Матушка Галина попыталась взобраться на дерево, но зацепиться было не за что. Ободрав ладони, она упала на пружинистую подстилку из травы, листьев и мелких прутьев, что и спасло ее от ушибов. Досада и отчаяние овладели женщиной. Чтобы не расплакаться, она до боли прикусила губы. И вдруг услышала: – Тебе помочь, красавица? Оказалось, в кустах на берегу озера сидел рыбак. Он вскарабкался по откосу, подошел к незнакомке. В выгоревшей штормовке нараспашку и высоких резиновых сапогах. На вид лет тридцать. Круглая физиономия, густая темная шевелюра, гусарские усики.

– Помоги, если добрый человек.

– Подсадить? – уточнил рыбак. Наверное, видел, как она карабкалась по стволу. Матушка Галина пришла в замешательство. Довериться незнакомому мужчине?

– Да ладно, обойдусь, – нерешительно сказала она.

– У меня есть веревочная лестница, – догадался, в чем дело, рыбак.

100

– Здесь?

– Нет, дома. Но я недалеко живу. Договорились, что мужчина сбегает за лестницей. Но прежде чем уйти, он поинтересовался: – Скажите, зачем вам такие приключения? За забором сторожевые псы, вмиг в клочья разорвут. Матушка Галина вынуждена была признаться, что разыскивает похищенную дочку.

– Да-а, – озадаченно почесал рыбак затылок. – Хозяин коттеджа человек закрытый. Трудно предвидеть, как он поведет себя, увидев незваного гостя или гостью. И потом, вы хотя бы представляете, куда надо идти, попав за забор? Матушка Галина всего два раза была в гостях у брата и планировку дома, а тем более участка представляла плохо.

– Что же делать? – она готова была расплакаться.

– Думать, барышня. Из каждого положения можно найти выход. *** Люба увидела сожителя, когда он входил в дверь магазина. В торговом зале было несколько покупателей. И он сделал вид, что рассматривает витрины. Когда все ушли, подошел, спросил деловито: – Товар поступил? Люба утвердительно кивнула.

– Что ж, сегодня и провернем наше дельце.

– На меня не рассчитывай, – отрезала она.

– Как это не рассчитывай?! – Темные брови сожителя взметнулись вверх, в глазах загорелся зловещий огонек. – Ты что, сука, забыла наш уговор? Люба не забыла: при поступлении новой партии товара она должна сообщить сожителю, а затем принять участие 101

в ограблении. Подробности плана такие: Люба открывает дверь в подсобке, и Вова «отключает» сначала охранников, потом второго продавца. Чтобы вывести Любу из-под подозрения, должна пострадать и она сама. Накануне она присмотрела в бутике шикарное платье: – Раскошелишься на меня?

– Из каких шишей? – вылупил Вова глаза. Это было похоже на издевку. …Машину жертвы долго вели по улицам от кредитного банка, воспользовавшись угнанным накануне автомобилем. Когда оказались в крайнем ряду, Вова пошел на обгон, а потом подрезал преследуемую машину. Она остановилась, и Яблоков подбежал к женщине с угрозами: «Ты мне, сука, бочину поцарапала. Вылезай, будем разбираться!» Женщина средних лет в модных дымчатых очках развела руками: «Этого не может быть!» Она вышла из машины. Пока Вова «качал права», Любе удалось беспрепятственно проникнуть в салон. Схватив пухлую черную папку на заднем сиденье, она вернулась в свою машину. Вова потом хвастался, пересчитывая деньги: «Видишь, дел-то на курью ногу, а ты боялась. Теперь мы богатые». Поэтому, когда он отказался купить ей платье, Люба напомнила: – Забыл, что денежки вместе заколачивали? Или, считаешь, моей доли нет?

– Да спустил я все денежки. Правда, нет у меня ни шиша.

– Как нет?! Куда ты их спустил? Вова заиграл плечами, не зная, что сказать. Люба на блатной манер продолжала допытываться: – Колись, красавчик! Я от тебя всё равно не отстану.

– Проигрался в казино. Что мне теперь, обделаться и не жить? Волна возмущения накрыла ее с такой силой, что затмила разум. А в гневе Люба непредсказуема. Как кошка, выпу102

стившая когти, вцепилась она в сожителя. Целясь в глаза, поцарапала щеки. Не ждавший такого яростного нападения, Вова поначалу даже не пытался защищаться. Всё происходило на оживленной улице, зеваки останавливались и хохотали, наслаждаясь пикантной сценой. В какой-то момент, Вова, изловчившись, закатил Любе такую затрещину, что она, покачнувшись, чуть не упала. Удержал ее сзади парень, с улыбкой наблюдавший за происходящим.

– Пойдем! – схватив Любу за руку, Вова потащил ее за собой. По дороге выговаривал: – Ты концерты свои устраивать когда прекратишь? Имей в виду, когда-нибудь выведешь меня из себя. Но она не услышала в его голосе зловещих ноток: так не угрожают, а журят. И поэтому сказала с вызовом: – Имей в виду, ты меня тоже когда-нибудь из себя выведешь. Вова действительно сейчас не испытывал к Любе ни неприязни, ни злости. Напротив, в нем утверждалось нечто вроде уважения к подруге. «Вот такую я ее и люблю: независимую, не размазню, не сопливую девку». Ему вспомнилось, как они «окучивали» бабенку с деньгами, возвращавшуюся из банка. Люба не растерялась, не замешкалась, когда шарила в чужой машине. Хладнокровию сожительницы, впервые участвовавшей в таком деле, можно только позавидовать. «Прирожденная аферистка, – с одобрением подумал он. – Такую бабу закадрил!» Совершенно иначе отнеслась к этой «операции» Люба, считая ее разбоем на большой дороге. У нее кошки скребли на душе, да так, что не хотелось ни общаться с сожителем, ни видеть его ненавистную рожу. Было желание подбросить украденные деньги обворованной женщине. И кто знает, чем бы кончились эти угрызения совести, не попадись ей на 103

кухне недопитая бутылка водки. Как заправская алкоголичка, Люба высосала содержимое прямо из горлышка. И долго ждала, когда запьянеет, уставившись бессмысленным взглядом в окно, в квадрат непроглядной ночи. Тут же, на стуле, и заснула, уронив голову на не убранный после ужина стол. Игромания сожителя не сулила ничего хорошего. У Любиной напарницы муж тоже погряз в этой пагубной страсти. Как только появлялись деньги, бежал в казино. Всю зарплату оставлял там. Проиграл даже квартиру скоропостижно скончавшейся матери. Неправедно добытые денежки, от которых, по Вовиным словам, «ни шиша не осталось», тоже исчезли в бездонной утробе «одноруких бандитов». А с Вовы как с гуся вода. И зачем было рисковать? Да и сейчас в очередной раз подставляться, после – каяться.

– Партнерства у нас с тобой больше не будет, Вова.

– За отступничество знаешь что положено… – Глаза сожителя налились кровью.

– Да мне всё равно. Хоть режь, хоть души… Он замахнулся на нее, но Любина напарница вдруг нарисовалась рядом, словно почувствовав неладное.

– Вы выбираете или просто так? – спросила она, уставившись на Вову подозрительно-сосредоточенным взглядом.

– Ну а если просто так? – взорвался он, и зачесанные назад волосы вздыбились, как загривок рассвирепевшего вепря. – Тебе-то что от меня надо, сука?

– Мне ничего не надо, а если и вам ничего не надо, не заслоняйте витрину, – ровным голосом сказала продавщица. – И в выражениях будьте сдержаннее. Поняв, что его здесь никто не боится, Вова сник и попятился от прилавка.

104

Разборку продолжил, когда Люба вернулась с работы.

– Вон! Убирайся! – сразу заорал он.

– Куда я на ночь глядя пойду? Подожди до утра.

– До утра ты можешь не дожить! – Вова набросил на сожительницу заранее заготовленную удавку из обрезка телефонного шнура. Люба отчаянно сопротивлялась. Но Вова был сильнее. Когда в уголках губ выступила пена и тело молодой женщины начало оседать, одумался: «Что я творю! Она не предаст, железно. Чистенькой ей уже не выйти». Испытывая противоречивые чувства, Вова ослабил удавку, затем снял ее с Любиной шеи. Обессиленная неравной борьбой, женщина соскользнула на пол. Нижние пуговицы на халатике расстегнулись, обнажив круглые белые бедра. В Вове вдруг проснулась звериная похоть. Опустившись рядом с Любой на пол, он стал осыпать ее поцелуями. Потом подхватил на руки и понес в постель. *** Матушка Галина по привычке проснулась рано. Выглянув в окно, увидела, что солнце уже поднялось над горизонтом. «Как поздно я встала, – подумала она, протирая заспанные глаза. – Давно надо было подняться корову доить». Но, приглядевшись, поняла, что проснулась не в своей постели. И не в ночной рубашке спала, а в легком светлом платьице, которое надевает только для выхода «в свет». Да и за приоткрытым окном была непривычная картина: три одинаковых улья, чуть поодаль – круглая беседка в обрамлении какогото вьющегося растения. За перегородкой послышался шорох, и появилась внушительная фигура рыбака Кузьмы с полотенцем через плечо. Вытирая мокрое лицо, он сказал: 105

– Доброе утро. Как спалось, сударыня? Что за затмение на нее нашло? Хорошо помнила: они сидели за столом, чаевничали, обсуждали план предстоящих действий.

– Надо дождаться ночи, – предлагал Кузьма, покручивая усы. – Под покровом темноты проникнем на территорию и и обследуем ее. Матушка Галина благодарна нежданному помощнику за то, что принял участие в ее беде, приютил на время. Кузьма рассказал, что он вольный художник, живет в городе, а в Воронино приезжает на лето. У него домик, огород, на котором выращивает овощи, небольшая пасека. В сельской жизни и черпает творческое вдохновение. Разговаривали за чаем в непринужденной, почти дружеской обстановке (даже перешли на «ты»). Гостья рассказала, что она замужем за священником сельского прихода, что у нее двое детей, регентство в храме и множество хозяйственных забот, от которых никуда не деться. Но, тем не менее, не ропщет, несет свой крест и вполне довольна жизнью. Вот только старшую дочку разыскать бы, и тогда будет счастлива вполне. …Посетовав, что проспала всю ночь, так и не выполнив задуманное, матушка Галина спросила: – Чем ты меня вчера опоил?

– Воспользовался снотворным.

– Зачем?

– Нужна обнаженная натура. А денег на натурщицу у меня нет. Я тебе говорил вчера, что, кроме пейзажа, практикую в жанре «ню». «Так вот что это такое», – подумала матушка и вспомнила скульптурную композицию из фигур обнаженных женщин, которую видела однажды в музее. Она не показалась ей тогда ни срамной, ни вульгарной. А для художника это, наверное, просто работа.

106

– Значит, воспользовался моей беспомощностью?

– Нет, что ты, не посмел. Под твоим платьем угадывается прекрасная фигура. Но… Я ведь тоже человек православный. На подходе к воротам ее остановил охранник в темной униформе, в очках.

– Что здесь забыла? – недружелюбно спросил он.

– Мне бы Керима повидать.

– Нет его сейчас.

– А когда будет?

– Богу весть. Не могу знать. «Если упомянул Бога, значит, верующий», – отметила про себя матушка Галина. Ей надо обязательно с кем-то поговорить, облегчить душу. Кузьма, который сначала вызвался сопроводить ее, вдруг собрался на утренние этюды и ушел (или не особо заинтересован в чужой беде, или не надеется на благополучный исход).

– Помоги! – рухнула матушка Галина на колени перед охранником. – Такая беда, что и не выскажешь. Охранник бросился ее поднимать: – Бог с тобой! Встань! Встань! Что ты?! В желании с кем-то поделиться своим горем она рассказала, что ищет похищенную дочь.

– Да, извращенцев сейчас полно развелось. Настоящая охота на детей пошла, – посочувствовал охранник.

– Я к брату приехала за помощью. Может, посодействует в поисках… Больше мне не на кого опереться.

– А как твоего брата зовут?

– Керим. Охранник встрепенулся, худощавое лицо его подобострастно вытянулось.

107

– Керим – наш хозяин, – сказал он и пригласил матушку Галину пройти в сторожевую будку. В это время перед воротами остановился грузовик, доверху нагруженный хлыстами. Точно такие лесовозы постоянно курсируют по дороге через дамбу, что в селе Спасском. Среди сельчан давно слух идет, что в их округе орудуют «черные» лесорубы. «Так вот где у них пункт назначения, – поняла матушка Галина. – Оказывается, братец мой “черными” лесорубами заведует». Водитель лесовоза посигналил. Охранник нажал на кнопку, и створки ворот медленно разъехались. Пропустив машину и закрыв ворота, он вернулся в будку и что-то отметил в журнале. Потом спросил матушку Галину: – На лавочке посидите или здесь?

– Лучше на воздухе подожду. По небу медленно плыли редкие облака. Вспомнилось родное село. Как там без нее управляются? Батюшке Николаю, конечно же, достается. Ну да без помощи его не оставят.

– Благодать-то какая, – сказал присевший рядом охранник. – А вот зимой… Газа нет, дровами топить – одна надсада. Сколько заготовить надо… Да еще сена для скотины. Давеча к шурину ездил. У них в деревне газ. Совсем другая жизнь.

– Наше село тоже газифицировать собираются. Глава поселения расстаралась. Пробивная очень, а главное, заинтересованная. Тоже в селе живет.

– Ты откуда приехала?

– Из Спасского. Слышал про такое село? Охранник сразу оживился: – Как не слышать? Дочка моя несколько раз ездила туда. Ребеночка у них с мужем долго не было. Чудотворная икона есть в тамошнем храме. И представь, сила какая! На днях дочка порадовала, что забеременела.

108

Он стал рассказывать о разрушенной церкви в их селе, о пришедшем в полный упадок хозяйстве.

– И что вам мешает подняться?

– Вдохновляющей силы нет. В иных обстоятельствах матушка на эту тему подискутировала бы. Но сейчас все ее мысли заняты пропавшей дочкой. Зря она сразу не обратилась к брату. Надо было напрямую спросить: «Ты увез мою дочку?» Именно этот вопрос она и задала Кериму, когда его джип остановился перед воротами.

– Не по адресу обращаешься, – недовольно сказал он, чеканя каждое слово. Но темные глаза брата воровато бегали. И матушка Галина уже не сомневалась, что девочку увез он. Брат старше Гулии на десять лет. Как-то она застала его в компании мальчишек, которые в уединенном месте пили пиво, курили и матерились. Рассказала родителям. Те задали Кериму взбучку, и он отомстил сестре. Барсика, любимого кота Гулии, за хвост таскал по комнате, приговаривая: «Будешь на меня доносить, скотина?» «А кот-то что тебе сделал?» – плакала Гулия. «А я что тебе сделал плохого, доносчица?» При родителях Керим никогда не проявлял агрессии: хитрый. Но, будучи очень мстительным, продолжал отыгрываться на коте. Как-то позвал сестру на озеро «казнить крысу», которую якобы у помойки поймал. Крыса беспомощно барахталась в мешке. Для груза прихватили кирпич. «Привязывай», – скомандовал Керим. Когда Гулия привязала груз, получила новый приказ: «На счёт «три» бросаем подальше в воду». Когда мешок с крысой летел в озеро, девочке послышалось, что оттуда раздалось мяуканье. В тот же день она хватилась кота, а Барсика нигде нет. Спросила Керима и услышала издевательское: «Мы же вме109

сте кота утопили». Это стало для нее таким потрясением, что она на несколько дней слегла с температурой. После того случая Гулия стала по-настоящему бояться брата. Даже родителям не сразу пожаловалась. Рассказала матери лишь тогда, когда Керима привлекли к ответственности за самодельное взрывное устройство. Наказания брат избежал только потому, что еще не достиг совершеннолетия. Утром они сидели на веранде и пили чай с зефиром и вафлями.

– Может, жареной картошки хочешь? – предложил сестре Керим, развалившись в зеленой пижаме в кресле. – Да с котлетами, а? Помнится, ты в детстве жареную картошку любила.

– Не хочу. В рот ничего не лезет. Керим притворно-понимающе покивал головой с редкой шевелюрой на темени. Но глаза, всегда холодные, настороженные, даже когда он улыбался, сверлили ее. За столом сидели жена Керима Сулима, замкнутая и неразговорчивая, и младшая дочка – пятилетняя Гулия, такая неугомонная, что минуты не могла усидеть на месте.

– Лето нынче хорошее. Как урожай? – поинтересовался Керим. Солнце так прогрело веранду, что он расстегнул верхние пуговицы пижамы, обнажив поросшую темными волосами грудь. «Как будто ты не знаешь, какой у нас урожай, – неприязненно подумала матушка Галина. – Поди, обрыскал всю округу. Дотянулся своими загребущими руками и до наших заповедных лесов». Она узнала, что на участке у Керима оборудована лесопилка, и он возит брус и доски в Подмосковье, где на лесоматериалы большой спрос. Вчера она долго ходила по этажам коттеджа, заглядывая во все закоулки, делая вид, что знакомится с домом. Даже 110

кладовые обследовала и подвал. Но никаких признаков присутствия дочки не обнаружила. Керим с лукавой усмешкой на лице постоянно оказывался на ее пути и спрашивал: «Ну, как тебе мой дом?» Матушка Галина поняла, что брат разрешил ей пройтись по своему жилью, чтобы она убедилась, что он никого не прячет. Потом была беспокойная ночь: «Куда же Керим мог спрятать мою Раечку?» Матушка Галина несколько раз вставала и выходила во двор. Сторожевые псы сразу начинали лаять, и, чтобы не привлекать внимание хозяев, приходилось быстро возвращаться в дом. …Отвечая на вопрос брата, матушка Галина сказала: – Урожай обещает быть богатым. В почве вдоволь тепла и влаги.

– «Сникерс» хочу! – вдруг тонким, птичьим голоском потребовала младшая Гулия.

– Разве не знаешь, что тебе нельзя, – впервые вступила в разговор Сулима. – На днях у зубного были. Что тебе врач сказала? Меньше сладкого есть. Только матушка Галина собралась продолжить разговор об особенностях этого лета, как девочка вскочила из-за стола и с криком бросилась к окну: – Бабочка! Держите! Сейчас улетит. О стекло веранды билась белая капустница, залетевшая через открытое окно. Гулия стремительно накрыла бабочку ладошкой.

– На булавку! На булавку ее! – сказал Керим, приподнимаясь со стула. – Засушим – и в коллекцию. «Ему бы только убивать, уничтожать, – вспомнила историю с котом матушка Галина. – К такой же жестокости и дочку свою приучает». Сознавая, что зря теряет время, она поднялась из-за стола и хотела уйти, но натолкнулась на жесткий взгляд брата.

111

– Сиди! У нас есть еще о чем поговорить, – приказал он, словно пригвоздил ее к месту. *** Юрий проснулся с ощущением потери. Он встал и прошелся по комнате. Кажется, всё в целости и сохранности, всё на своих местах. Заглянул даже под кровать, на которой никогда не спит, привык отдыхать и спать на старинном кожаном диване. Подошел к окну, занавешенному легкой вуалью, выгнувшейся под напором легкого ветерка внутрь комнаты. Сдвинув занавеску, ощутил приток приятной свежести. На небе ни облачка. Но у горизонта подозрительно темнеет, оттуда доносятся отдаленные раскаты грома. «Гроза надвигается», – подумал Юрий и отошел от окна. Ощущение потери не покидало его. «Неужели это из-за разлада с Юлией?» Сыр-бор начался с того, что ему нестерпимо захотелось уколоться. А так как денег у него не было, он попросил у подруги: – Дай сотенку-две до лучших времён. Юрий одалживал у нее деньги уже не впервые, но еще ни разу не возвращал.

– Опять на дозу просишь? – возмутилась Юлия. – На наркоту я тебе денег больше не дам.

– Что же мне теперь, умирать?

– Уж лучше умереть, чем до конца своих дней смердить. Никогда еще она не говорила с ним так непримиримо и жестко. Ее лицо порозовело от гнева. «Расставание, – сказал он себе, – не подходящий в данном случае для меня вариант». Немало он девок бросил. Бросали и его. Но ни одна из женщин не зацепила его так, 112

как Юлия. Он до сих пор не забыл день их первой встречи. А теперь, как маленький якорек, держит еще и дочка.

– Наташа, мы уходим, – сказала Юлия дочке. Девочка замерла в песочнице на мгновение, потом бросилась к матери со слезами: – Ты уйдёшь, а я? Всю прошлую ночь не спала, тебя ждала. А ты так и не пришла.

– Верно, верно, – подтвердила Мария Викторовна. – Сколько ей сказок перечитала, а она всё не спит и не спит. Пришлось в постель к себе забирать. Только у меня и уснула.

– И часто мама оставляет тебя одну? – вклинился в разговор Юрий.

– Часто, но не очень.

– Это как понять?

– Слушай балаболку больше, – неодобрительно откликнулась Мария Викторовна. – Только в тот день и не была.

– Ага, значит, и у меня скоро будет папа, – лукаво сощурила голубые глазки Наташа. – Не будут больше девчонки хвастаться, какие у них папы. «А что, – вдруг поймал себя на мысли Юрий, – предположим, стану я ее папой. И… чем дочка сможет перед подружками похвастаться? Да ничем». – Он вдруг остро почувствовал свою ущербность.

– Хорошая ты у нас девочка. Правильная. Получишь от меня за это подарок, – сказал он Наташе, пытаясь избавиться от неприятного чувства.

– Какой подарок? – насторожилась малышка.

– Большой-пребольшой. Красивая кукла тебя устроит? Наташа задохнулась от предстоящего счастья, потом бросилась к Юрию, повисла у него на шее. Ощущая прикосновение детского тельца, он вдруг испытал такой прилив блаженства, какого в жизни не испытывал. «Вот это и есть радость отцовства? Как же это здорово!»

113

Юрий присел на диван. Хуже всего в этой ситуации то, что он, возможно, больше не увидит дочку. «А ведь я ей обещал купить куклу…» Обведя взглядом комнату, он подошел к стене, на которой висели старинные гобелены. Мать рассказывала, что они достались ей от покойного мужа, который знал толк в искусстве и собирал антиквариат. «Стоимость старинных вещей год от года только растет. Это лучшее вложение капитала», – вспомнились ее слова. Он подошел к одному из гобеленов. …У огромного дуба кого-то ждет полуобнаженная дева. Сзади приближается охотник с пышным пером на шляпе. Безмятежность романтического свидания, и предчувствие беды: на одной из веток дерева, как раз над женщиной, притаилась рысь… «Я обещал и должен порадовать дочку», – сказал он себе и стал снимать гобелен со стены. Наташу он нашел, как всегда, в песочнице, в окружении малышни. Видимо, она признанный лидер в этой компании. Во всяком случае, ее голосок с командными нотками слышнее других. «Где-то рядом должна быть и бабушка», – подумал Юрий, держа в руках огромную коробку. И действительно, Мария Викторовна по обыкновению сидела на лавочке у подъезда.

– Я к Наташе, – сказал Юрий, слегка поклонившись.

– Ясно, что не ко мне, – сипло-густой, словно простуженный, басок, неприязнь во взгляде. «Чем я перешел ей дорогу? Хотя правильно… Она должна меня ненавидеть. Я предал Юлию, а с ней и Наташку».

– Подарок принес нашей малышке, – поспешно сказал он.

– Интересно, интересно… – Глаза у Марии Викторовны потеплели, и она стала разглядывать коробку с большими яркими наклейками.

– Кукла… Выбрал самую красивую, говорящую. – Юрий открыл коробку.

114

Старушки-соседки ахнули: – Прелесть-то какая! В наше время таких не было. Мария Викторовна молчала, польщенная.

– Натка! – внезапно вскинулась она. – Счастья своего не ведаешь. Беги скорей сюда! Девочка не заставила себя долго ждать. Старушки, любовавшиеся игрушкой, расступились перед ней. Наташа, увидев куклу, замерла.

– Это мне? – недоверчиво спросила она, пытливо взглянув на Юрия.

– Я тебе обещал? Слов на ветер не бросаю.

– Целуй! Целуй! – подтолкнула внучку к Юрию Мария Викторовна. – Ты о такой кукле и не мечтала.

– Я и мечтать не могла! – радостно воскликнула малышка. «Надо же! Рассуждает, как взрослая, – удивился Юрий. – Нет, дочка у меня лучше всех». Он выбрал место с трамплином: один конец длинной толстой доски закреплён в глинистом откосе, другой выдается в речку под крутым углом. Как человек рисковый, Юрий с азартом вскарабкался на вершину трамплина. Покачавшись на пружинящей доске и поймав амплитуду колебания, ласточкой устремился вниз. Сердце замерло от ужаса и восторга: «Ура! Я смог себя преодолеть! Найдется ли еще такой смельчак?» Каждый раз, когда он выныривал из воды после очередного прыжка, какой-то незнакомый парень поднимал вверх большой палец: «Молодец!» Иван Марцев в детстве тоже прыгал с вышки. И неплохо. Получил юношеский разряд. Да вот беда: леность подвела. На конечный результат настроен не был и, как следствие, «сошел с дистанции». А сейчас, вспомнив былое, тоже решил мастер-класс перед местной «аудиторией» показать. Теперь они прыгали с Юрием на пару.

115

Юлия в нарядном цветастом купальнике растянулась на мягкой травке и то ли дремала на солнышке, не боясь сгореть, то ли думала о чем-то сокровенном. Время от времени Юрий подбегал к ней и, мокрый и холодный, плюхался на ее спину. Каждый раз она подскакивала от неожиданности и кричала: – С ума сошёл!.. Дурак! Разве так можно?! Но шок быстро проходил, и она с восторгом говорила: – Как хорошо-то! Как прохладно стало.

– То-то же! А орала на меня. Они дурачились, катались по траве, потом срывались с места и бежали к реке. Накупавшись, согласились на предложение нового знакомого Ивана перекинуться в подкидного. Потом стали играть в «очко».

– По копеечке? – предложил Марцев с улыбкой на худощавом бледном лице. Юрий – человек заводной.

– Ну разве что по копеечке, – согласился он, ощупывая в кармане толстую пачку купюр (часть денег, вырученных от сдачи в скупку гобелена, потратил на куклу для дочки и очередную дозу). Игра сразу пошла в его пользу. Юлия предостерегла: «Не обольщайся, Юра! Бесплатный сыр бывает только в мышеловке». А перед тем долго допытывалась, где он взял деньги. «Где взял, там уже нет». – «Смотри, как бы тебе эти деньги боком не вышли». Между тем ему продолжало фартить. В эйфории успеха он увеличивал ставки. А когда они стали достаточно высоки, начал проигрывать.

– Отступись, – шепнула ему на ухо Юлия. – Все деньги проиграешь. Она сразу смекнула, что Марцев – профессиональный шулер и так просто от «лоха» не отступится.

116

На что она рассчитывала, заводя роман с Юрием? Конечно же, не были ею забыты и страстные поцелуи в юности, и первая близость. Наверное, была любовь. Когда Юлия узнала, что Юрий наркоман, звезда возможного счастья стала меркнуть. Вдобавок мать настраивала: – Нет мужика, и это не мужик. Залетный хахаль. Как появился, так и пропадет.

– У меня ребенок от него. Это что-нибудь да значит? Юлия заметила в Юрии привязанность к малышке. С подаренной им куклой дочка не расстается ни днем ни ночью. Гуляет с ней во дворе дома, хвастаясь перед малышней. И спать укладывает рядом с собой, приговаривая: «Спи, малышка, баю-бай, побыстрее засыпай…» А еще постоянно спрашивает: «Дядя Юра будет моим папой?» Да, мать ребенку отца не заменит. …Азартная игра продолжалась. Настроение у Юлии резко пошло на спад: «Его и калачом сейчас из игры не выманишь. Как будто пьяный… Да он же дозу принял! – догадалась она. – И как я сразу не поняла, когда он начал на трамплине упражняться». Поняв, что она лишняя здесь и что Юрий, увлечённый азартной игрой, даже не заметит ее отсутствия, Юлия собрала свою одежду и пошла по тропинке вдоль берега. Юрий даже головы не повернул в ее сторону.

117

6A Дошло до того, что жена стала сниться батюшке Николаю в образе печальной девы в темном монашеском облачении и в сырой темнице. Каждый раз он лихорадочно вскакивает и истово молится на образ Пресвятой Богородицы: – Всемилостивая, Владычица моя, Пресвятая Госпоже, Всепречистая Дева, Богородица Мария, Мати Божия, несумненная и единственная моя Надежда, не гнушайся мене, не отвергай мене, не остави мене; заступись, попроси, услыши; виждь Госпоже помози, прости, прости, Пречистая… Однажды утром, когда Ольга, определившаяся на постой в доме тети, Марии Ивановны Жилиной, пришла к батюшке доить корову, он сказал: – Сил моих больше нет. Хочу отправиться на розыски матушки.

– Неужели даже весточки не подает?

– Как в бездну провалилась. – На худощавом лице отца Николая появилась невыразимая тоска. Ольга не только сочувствует батюшке, но и активно помогает: за скотиной ухаживает, печь по утрам топит, за огородом следит. С некоторых пор и читать над покойниками стала: в селе нет желающих взять эту скорбную миссию на себя, робеют старушки читать по ночам. А Ольга в больнице покойников немало повидала. В тот же день, отслужив литургию, отец Николай поехал в областной центр, к родителям матушки Галины. Долго звонил, стучался – не открыли. Соседка сказала, что Юсуповы, скорее всего, уехали к сыну. А где он живет, она точно не знает. С грехом пополам нашли номер телефона. Отец Николай позвонил. Незнакомый голос сообщил ему адрес и как можно добраться.

118

Керим встретил батюшку у ворот особняка.

– Я ищу Галину…

– Мою сестру зовут Гулия.

– Моя жена другую веру приняла. Теперь ее имя – Галина. Глаза Керима потемнели: – Нельзя предавать свою веру. Аллах дал ей жизнь, Аллах и заберет к себе. Только с именем Аллаха должна она пройти свой путь на земле. Желая сгладить неприятную ситуацию, отец Николай сказал: – Конфессии разные, а Бог один. И не важно, каково Его имя. Одному Богу молимся.

– Не согласен. Если разные конфессии, значит, и обычаи разные. Неизвестно, чем бы закончился этот религиозный диспут, не покажись на дорожке матушка Галина. Она торопливо шла к ним. Отец Николай почти побежал к ней навстречу. Они обнялись. А когда посмотрели в глаза друг другу, он увидел на щеках жены слезы, связанные, видимо, не столько с радостью встречи, сколько с испытаниями, выпавшими на ее долю.

– И это есть любовь? – обратился отец Николай к Кериму, который наблюдал за их встречей, стоя чуть поодаль. – Подвергать ближнего нравственным испытаниям?

– Не понял…

– Люби ближнего. Люби врагов своих. Этот постулат есть, наверное, и в мусульманской религии. Керим не знает Корана, потому как никогда не читал его. Далёкий от сути веры, он блюдет только ее оболочку. Для него главное – незыблемость обычаев, складывавшихся веками. Так учит ваххабизм.

– Я не держу свою сестру. Но уважения к ней у меня уже никогда не будет.

119

– Мне и не нужно, чтобы ты меня уважал, – решительно шагнула к брату матушка Галина. – Живи, как считаешь нужным, но и мне не мешай жить. Верни Раю! Она принадлежит только мне и моему мужу. А главное – Богу, который всё создает на земле и всё забирает. …Через открытые окна в дачный домик Кузьмы с наступлением вечера проникает прохлада. Из огорода доносятся ароматы укропа и мяты. Благодать! Наслаждаться бы ею, распахнув душу, как двери и окна. Да только непреходящее состояние тревоги не дает.

– Не вернет нам дочку Керим!

– Да куда он денется! Помучает нас и отпустит Раю.

– Не будем гадать. Лучше помолимся… Так как в доме нет образов, отец Николай молится на полуразрушенный храм, который виден в окно, превознося молитву «Об обижающих нас и о врагах наших, о неотступной Божьей помощи». Матушка Галина, прочитав «Молитву матери о своих детях», обращается к Господу: – Боже! Создатель всех тварей, прилагая милость к милости, Ты соделал меня достойной быть матерью семейства; благодать Твоя даровала мне детей, и я дерзаю сказать: они Твои дети! Потому что Ты даровал им бытие, оживотворил их душою бессмертною, возродил их крещением для жизни, сообразно с Твоей волей, усыновил их и приял в недра Церкви Святой… За коленопреклоненными молитвами и застал супругов Кузьма. Проведя на озере около двух часов, он принес в садке рыбу, в основном плотву да несколько окуньков.

– Славная уха будет, – тяжело переступая порог дома, сказал хозяин. После сытного ужина вновь зашел разговор о пропавшей девочке.

120

– Ума не приложу, где брат может прятать нашу Раю… – Матушка Галина, встав из-за стола, задумчиво расхаживает по кухне. Мысли о дочери ни на минуту не покидают ее.

– А может, Керим и не причастен к похищению, – подал голос Кузьма. Матушке Галине Кузьма с некоторых пор кажется неискренним, «подсадным» человеком, который хочет угодить «и нашим, и вашим». Она, конечно же, не может осуждать его за это, но и не доверяет ему, даже старается не оставаться с ним наедине.

– Керим похитил дочку – я в этом уверена. Сразу поняла, как только посмотрела ему в глаза. Но он никогда не признается, даже родители не смогли на него повлиять.

– Да, тут идеология замешана, – сказал отец Николай. – А с ней шутки плохи. Стали обсуждать планы на завтрашний день. Но ни к чему определенному так и не пришли. *** Ольга копнила сено, заготовленное отцом Николаем, но не убранное в стожки. По телевизору обещали перемену погоды и дождь. Уже вечерело, удлинились тени, больно жалили летящие на запах пота слепни. Подоткнув подол халатика, она старалась не обращать внимания на зловредных тварей, заметив, что чем интенсивнее работает, тем меньше они одолевают.

– Бог в помощь, – послышался вдруг до боли знакомый голос.

– Андрей… – сконфузившись, Ольга одернула подоткнутый подол.

– Хотел повидаться с батюшкой Николаем, да нет его.

– А он еще с обеда уехал. На поиски жены отправился.

121

– Мне не только батюшку, но и тебя надо повидать. Высокий, худощавый, по-юношески угловатый, в расстегнутой светлой безрукавке и поношенных джинсах, Андрей сейчас мало похож на солидного хирурга районной больницы. Ольга живет с застарелой обидой на своего шефа. Не замечает он ее. Вернее, замечает, да не в том ракурсе. Исключительно в служебном. И сейчас приехал, скорее всего, по какому-то делу.

– Говори, что тебе от меня надо, – напустила она на себя неприступно-строгий вид.

– На завтрашнее утро запланирована операция Косте Охапкину. Операция необычная, ты же знаешь, что мы не можем применить анестезию…

– Знаю. Но я в отпуске нахожусь… Что, на мне свет клином сошелся?

– Ты же знаешь, что вторая операционная сестра всего месяц назад пришла из училища.

– Когда-то надо и ей впрягаться… Накануне Андрей встречался с бригадиром строителей. Сергей Курушин, мастер на все руки, взялся изготовить сепаратор для глубокой переработки молока. Проще, конечно, было бы приобрести заводской, да денег у общины нет. Андрей несколько раз обращался к матери за спонсорской поддержкой, но получал отказ по причине больших расходов на реконструкцию бара.

– Чертежи у меня есть, – сказал Курушин. – Отец Николай где-то раздобыл. Всё придется делать самому из подручных материалов. Несколько раз ездил в город к знакомому предпринимателю, принимающему от населения чермет. Сколько там всего! Но надо выбирать.

– И деньги какие-то придется платить?

– На благое дело люди не скупятся. Тот же предприниматель… Он что, думаешь, не понимает? Наш бывший сельча122

нин, кстати. Говорит, бери всё, что тебе нужно, бесплатно.

– А молоко?.. Батюшка Николай обещал переговорить с местным фермером.

– Тут проблема. – Сергей озабоченно погладил бородку. – Не успел батюшка договориться с фермером. Не до того ему сейчас… Да и разве это одного его дело? Андрей понял, что укор адресован и ему. Он видел, сколько усилий прилагает батюшка Николай для восстановления храма, и, конечно же, не оставался в стороне, помогал чем мог. Но задача переросла первоначальные рамки и оказалась тесно связанной с возрождением села. Круг забот расширился настолько, что батюшка с близкими к церкви помощниками уже не справляется с ними.

– Наведаюсь-ка я к фермеру, – пообещал Андрей. – Может быть, даже сегодня успею. Вспомнив, что приехал в Спасское еще и по другому поводу, спросил Сергея: – Ты Ольгу сегодня не встречал? Очень надо с ней повидаться. Курушин насторожился. До него давно доходили слухи, что Ольга небезразлична к Андрею. И на работе они вместе, и после работы… Раньше ему было бы на это наплевать, интерес у него был один – налить и выпить. Но когда его жизнь изменилась, кардинальным образом поменялась и система ценностей. Он каждый день думал о том, что есть у него близкие люди, ради которых и надо жить. Появилась надежда, что еще не поздно всё исправить. Однако общение с семьей не налаживалось. Почему? «Потому что с Андреем путается», – подсказывала простое объяснение ревность.

– У тебя на Ольге свет клином сошелся? – сердито спросил он вместо ответа.

– Может, и сошелся, – тоже насторожился Андрей, заметив резко изменившееся настроение Сергея, подступивше123

го к нему, как задиристый петух перед боем.

– Давай прямо, как мужик с мужиком. У тебя есть виды на Ольгу? Трудный вопрос для Андрея. Иногда ему кажется, что ближе Ольги у него сейчас человека нет. И умна, и красива, и общность взглядов и дела… Ну разве что на три года его постарше, так это разница несущественная. Не вертихвостка какая-нибудь изнеженная – надежная спутница. А что оставила в его жизни Люба? Пустоту. Последняя встреча с ней еще раз доказала: они не могут быть счастливы друг с другом на разных полюсах. Вот только ребенок… Ради него он готов Любе многое простить.

– Что я могу тебе сказать? – неопределенно ответил Андрей. – В конце концов, только Ольга вправе решать. Не успели остановиться, чтобы поговорить, как яростно напали слепни. Ольга снова схватила грабли и стала собирать в валки просушенную на жарком солнце траву.

– Тебе помочь? – спросил Андрей.

– Если не трудно. С вилами можешь управляться?

– Обижаешь. Я в деревне у бабушки каждый год всё лето проводил.

– А как ты меня нашел?

– Надёна подсказала. В огороде копалась. Велика ли пигалица… А все взрослые дела знает.

– Дети в деревне быстро взрослеют. Тут прохлаждаться некогда. Спорится у них работа… Стожки ароматного сена поднимаются один за другим.

– А твой бывший муж знал, где ты? Я его спросил, он не ответил, – решил уточнить Андрей. Ольга почувствовала что-то вроде легкого злорадства.

– Почему же бывший? Мы не разведены.

124

– Но вы же не живете вместе…

– Сейчас да. «Пойми женщину», – подумал Андрей и отвернулся. «Зачем я с ним так?» – увидев его реакцию, упрекнула себя Ольга. Она поняла, что не простила ему обиды. Бросаться на первого встречного было не в ее правилах. «Пойдешь за меня?» – предложил ей однажды пациент, которого они оперировали. «Да ты даже не поухаживал за мной. И мы ничего друг о друге не знаем», – отказала она, хотя, по слухам, мужчина был успешным предпринимателем. Андрею же Ольга сама дала понять, как относится к нему. Откровенно предложила себя, позабыв про женскую гордость. …Работа подошла к концу. Мокрые от пота, разгоряченные, они остановились рядом.

– Был бы транспорт, сейчас бы отцу Николаю на подворье сено сразу отвезли, – озабоченно сказала Ольга. – Общий стог для сельчан он устроил за околицей.

– Где здесь можно транспорт найти? Только у фермера. Андрей заезжал сегодня к фермеру, контора которого находится в бывшем правлении колхоза. Оганесян встретил его приветливо, крепко пожал руку. Сухой, подвижный, деловитый, он предложил Андрею присесть и сказал, что должен на минуту выйти. Минута затянулась чуть ли не на час. Андрей уже собрался уходить, когда в дверь небольшого уютного кабинета ворвался хозяин, твердя: – Извини, дорогой! Безынициативные у нас люди. Всё приходится решать самому. Даже самую мелочь. «Зато ты уж очень инициативный, – несколько обиженный, подумал Андрей. – Почти всё хозяйство прибрал к рукам. По крайней мере, лучшую часть». Оганесян появился в селе в тот момент, когда коллективное хозяйство рухнуло на корню. За недоимки, за про125

сроченные кредиты пришлось пустить под нож почти всю скотину. Прежнее руководство, воспользовавшись неразберихой в стране, заботилось о собственном обогащении, а простых тружеников пустило по миру. Оганесян за бесценок скупил бывшие колхозные земли, часть уцелевшего скота и технику. Теперь владеет небольшой фермой крупного рогатого скота, возделывает на своих землях корма. Штат у него небольшой, система потогонная: платит мало, а требует много. И люди вынуждены мириться, потому что другой работы в селе нет.

– Решили придать православной общине статус хозяйствующего субъекта, – сказал Андрей Оганесяну. – Важно, чтобы люди не уезжали из деревни, обустраивались здесь.

– Да уезжать-то уже некому, дорогой. Одни старики остались. – Оганесян стал перебирать на столе какие-то бумаги.

– Почему же? Люди начали возвращаться. Будет работа, потянутся и другие. Отец Николай очень деятельный человек. Завершит восстановление храма, начнет возрождать хозяйство. «Только конкурентов мне не хватало», – подумал фермер, уже привыкший быть единоличным хозяином в селе, к которому все в случае нужды идут на поклон. Скорее всего, и сегодняшнему гостю что-то от него нужно. Оганесян оказался прав. Андрей заговорил о сепараторе для глубокой переработки молока.

– Если у общины будет сепаратор, потребуется больше молока, – сказал он. – В кооперацию с общиной согласен войти? «А что, это идея», – подумал Оганесян. Сейчас он сдает продукцию фермы на молокозавод, закупочные цены низкие, едва окупают затраты. Расширенного воспроизводства не получается. И жена постоянно пилит: «Средства затратил, а результат? Бежать надо из этой дыры пока не поздно.

126

Давай продадим хозяйство и вложим деньги в прибыльный бизнес». Он бы и рад продать, да попробуй найди покупателей на такую мороку. Значит, придется тянуть лямку, пока есть силы. Фермер знает, что Андрея в селе зовут «благодетелем». Известно ему и о том, что его мать – очень состоятельная дама, владеет магазинами, кафе. Надо прозондировать почву.

– Андрей, – доверительным тоном спросил Оганесян, – а ты не желаешь войти в пай?

– Я предпринимательством не интересуюсь.

– А мама твоя? Как бы я хотел переговорить с ней.

– Она и со своим бизнесом зашилась.

– Хорошо понимаю твою маму. Люди думают, что предпринимателям всё легко достается. Завидуют… А это неимоверно тяжелый труд и огромная ответственность.

– Вот и разделите свою ответственность.

– С кем?

– С православной общиной. Оганесян задумался. Откинулся в кресле, сцепил замком на затылке руки. Предложение заманчивое, но насколько осуществимое?

– Сепаратора-то пока нет…

– Будет сепаратор, – заверил Андрей. – Уже работают над этой установкой люди.

– Кто именно?

– Сергей Курушин с бригадой.

– Это пьяница-то?

– В прошлом. А в настоящем – мастер на все руки. Восстановление куполов на храме – его работа.

– Будет сепаратор – будет и разговор, – упрямился фермер.

127

…Опять одолели слепни. Разгоряченные от работы люди – для них лучшая приманка.

– Всё, больше не могу! – простонала Ольга, отбиваясь от насекомых. – Только в воде спасенье. Присоединишься ко мне? И, не дожидаясь ответа, побежала к реке. Берег здесь низкий, переходящий у воды в заросли осоки. Не снимая платья, Ольга осторожно зашла в воду. Вода чистая, прозрачная, вокруг рыбёшки мелкие вьются. Благодать!.. И вдруг невесть откуда появился рак, чёрный, с большущими клешнями, пятится задом в направлении Ольги. А она панически боится раков с детства. Более несуразной и страшной твари в реке для нее нет. До сих пор не забыла, как в детстве рак ухватил ее клешней за палец. Громко взвизгнув и высоко поднимая ноги, Ольга бросилась к берегу.

– Ой, Андрей! Ой!.. – кинулась она к нему на шею, вздрагивая от нервного озноба. Будто молния пронзила его тело. Он крепче прижал Ольгу к себе и потянулся к ее губам… Позже, когда они отряхивались от сена возле одного из стожков, Ольга сказала: – А искупаться мы всё-таки обязаны! – Сбросила платье, помедлив секунду и лукаво покосившись на Андрея, сняла белье и с громким плеском плюхнулась в воду. *** Подойдя к дому, Юрий увидел, что на кухне светится окно. Мать словно поджидала его у двери. По поджатым губам и отчужденно-строгому выражению ее лица он понял, что назревает гроза.

– Где тебя носит?!

128

– Где был, там нет. Я – взрослый человек. Отчитываться перед тобой не обязан, – закуражился Юрий.

– А придется. Где гобелен? Он знал, что этот вопрос мать ему рано или поздно задаст.

– Мне срочно нужны были деньги.

– На что? На мелкие расходы я тебе выделяю.

– Но у меня есть и крупные траты.

– Какие?

– Тебе не понять. – Юрий вздохнул и отвернулся, ощущая острую боль в затылке.

– Почему же мне не понять? Расскажи… И почему тебя избили… Я постараюсь понять. Юрий, не отвечая, бочком обошел мать, прошел в гостиную и, не зажигая света в ранних утренних сумерках, плюхнулся на диван. Алла Игнатьевна последовала за ним. Включив свет, села рядом, осторожно ощупала затылок сына: – Может быть, всё-таки расскажешь? – В голосе матери звучали озабоченность и тревога самого близкого, родного человека. Теперь уже Юрию не казалось, что он один в этом жестоком мире, что загнан в тупик, из которого нет выхода. …Юлия отвергла его приглашение погулять вечером по городу, посидеть в кафе.

– Я не понимаю, ради чего ты живешь, – заявила подруга, накручивая на палец прядь светлых волос. Отойдя от подъезда, где на скамейке тусовались любопытные старушки, они остановились на углу дома, за которым открывалась проезжая часть улицы. Такой резкой, непримиримо настроенной он Юлию еще не знал. Она долго выговаривала ему за то, что он оставил ее одну, когда увлекся на берегу игрой в «очко». Юрий и сам недоволен собой. Но зависимый человек в такие минуты над собой не властен.

129

– Прости…

– Игроман несчастный! Ты когда-нибудь сможешь остановиться? «Нет, не смогу», – хотелось честно признаться ему. Но он боялся навсегда потерять Юлию, которая ему совсем не безразлична. И не только потому, что по-женски привлекательна. Юлия – мать его дочки, к которой он прикипел всей душой, едва осознав свое отцовство. Наташа – его след, его продолжение в этом мире, единственное оправдание его жизни.

– Забудем наши дрязги, Юля. Зачем портить друг другу нервы? Виды на Юрия у Юлии, конечно же, были, но когда она сегодня увидела, с каким азартом он тасует карты с новоявленным приятелем, то поняла, что лучше расстаться с ним сейчас, чем тянуть лямку жены игромана и наркомана.

– Я думаю, наши отношения надо прервать.

– Не понял…

– А чего тут непонятного? Таким людям, как ты, иметь семью противопоказано. Юрий чуть не подпрыгнул на месте от возмущения: – За любимых людей борются. А я тебе совсем безразличен? Юлия не ответила, увидев парня, который ловко перепрыгнул через низкую решетчатую ограду, отделявшую дом от тротуара и проезжей части улицы.

– Здравствуй, Илья, – помахала она рукой в ответ на его приветствие. Он подошел к ним. Под спортивной майкой угадывалось накачанное тело. Покосившись на Юрия, предложил Юлии: – Прокатиться со мной не желаешь?

– Парень, поимей совесть… – заикнулся было Юрий, пораженный такой бесцеремонностью.

130

Илья взял его за локоть и сжал, словно тисками: – Не вякай. А будешь вякать, протянешь ноги. Провожая глазами подругу, уходившую с Ильей, Юрий чувствовал себя не только преданным, но и оплеванным. В какой-то момент он не выдержал, бросился за парой, но не успел. Иномарка Ильи рванула с места и быстро затерялась в потоке машин. Юрий не сразу пошел в кафе, куда приглашал Юлию. Сначала «ширнулся» – хотелось забыться от пережитого унижения. Уже одурманенный наркотиком, ввалился в зал, где дым стоял коромыслом. На танцполе визжали, кричали, прыгали, как очумелые, люди, накачанные наркотиками и спиртным. Юрий тоже кричал, размахивая руками. Крутые швейцарские часы у него на запястье – своего рода «лакмусовая бумажка» в мире избранных – были сейчас еще и опасной приманкой.

– Почем товар? – услышал он над ухом.

– Не продается. – Юрий понял, что речь о часах. – Ни за какие деньги. Потому как талисман.

– Талисман, однако же, тебе сегодня не помог. Проигрался в пух и прах. Юрий пригляделся и узнал сегодняшнего знакомого – Ивана Марцева, с которым играл в «очко» у реки. Дергается, как все. На лице подобие улыбки.

– Кореш, ты ли это? – неизвестно чему обрадовался Юрий.

– По рюмочке? Повеселее будем зажигать. Я плачу. У стойки бара задержались, потому как «между первой и второй промежуток небольшой».

– Ты с подругой? – спросил Иван, озираясь по сторонам. Вспомнив, как они с Юлей расстались, Юрий процедил сквозь зубы: – Да нужна она мне!..

131

– Поцапались? Жалко. Знатная телка. Продашь? Юрий задохнулся от возмущения: – Да ты что!.. Мразь последняя!

– Не кипятись, дружок. Всё продается, и всё покупается.

– Вон сколько девок. Бери любую.

– Девок много, а такая, как у тебя, одна. Наверное, дошло бы до мордобоя, не подойди к Марцеву ярко размалеванная девица. О чем-то пошептавшись, она увела его в зал. Но приключения на этом не закончились. Когда Юрий вышел из кафе, за углом, где темно, его остановили два амбала: – Сигареткой не угостишь?

– Не курю.

– Ну и зря, – и кто-то как кувалдой ударил его сзади по голове. «Знакомый голос», – прежде чем отключиться, подумал Юрий. Алла Игнатьевна прыскает в лицо сына холодной водой, похлопывает по щекам. Но его бледное лицо остается безжизненным. Она то вскакивает с дивана, то вновь садится возле распростертого тела, не зная, что еще предпринять. Юрий отключился внезапно. Во время разговора вдруг упал матери на грудь. Алла Игнатьевна осторожно уложила его на диван и позвонила в «скорую». А пока пыталась понять, что случилось, жив ли сын. Пульс на его запястье не прощупывался. Признаков повреждений на теле нет, если не считать здоровенной шишки на затылке. «Господи, спаси! Господи, спаси… – горячечно шептала слова молитвы.

– Спаси и сохрани… Спаси и сохрани…» Когда приехала «скорая», Алла Игнатьевна уже довела себя до такого состояния, что хоть саму в больницу отправ132

ляй. Руки и ноги нервно подергиваются, в лице ни кровинки, в голосе истерические нотки. Фельдшер осмотрел пострадавшего и коротко сказал: – Болевой шок. Жить будет. В больнице врачи констатировали травму черепа и ушиб головного мозга. Алла Игнатьевна не отходила от сына первые сутки, дневала и ночевала в палате. На третий день Юрий хотел встать и куда-то пойти, утверждая, что здоров, как бык, но мать не разрешила. За время болезни она узнала тайну, о которой как можно скорее следовало поговорить с сыном.

– Это что? – улучив момент, спросила Алла Игнатьевна и задрала рукав его рубашки. Юрий вызывающе сказал: – Да, колюсь, принимаю наркотики. Не я первый и не я последний.

– Так вот чем ты в Москве занимаешься! Переходишь из института в институт, а толку нет. Твои одногодки уже давно дипломы получили.

– Ну а я не получил. Расстреляй меня за это! «Господи, как всё запущено! Я его совершенно не контролировала, и вот результат». Алла Игнатьевна понимала: оханьем и аханьем тут не поможешь. Нужны какие-то кардинальные меры. Вот только какие? И тут ее осенило: – Твою подругу Юлией звать, если мне память не изменяет? Она знает, что ты в больнице?

– Откуда? Мы с ней в контрах. В тот же день Крутова отправилась на поиски Юлии. …Маленькая комнатка в коммуналке, общая кухня. Мария Викторовна варит на плите суп. Она сразу узнала незваную гостью. Вспомнив, как та в свое время чуть не спустила ее с лестницы, неприязненно спросила: – Что ты здесь забыла?

133

– Мне бы с Юлией повидаться…

– Юля на работе. Будет вечером.

– На моего сына бандиты напали. Сильно покалечили. Юрий в больнице.

– Ну и поделом.

– Нельзя злорадствовать. Это большой грех.

– А как не злорадствовать, если жизнь моей Юльке искалечил? Никогда этого не забуду!

– Но он же вернулся к Юле и дочке. Мария Викторовна скривила рот в нехорошей усмешке: – Да лучше бы и не ворачивался, наркоман несчастный! Да еще и игроман вдобавок. Вот его Бог и наказал. «Не может быть! – ужаснулась Алла Игнатьевна, узнав о еще одном дурном пристрастии сына. – Теперь понятно, почему Юрий на гобелен покусился». Он не спал: раскалывалась голова. Обезболивающего сегодня не принесли. Тихий час. В общей палате на четыре койки тишина. Но черные мысли не дают Юрию покоя: «Ради чего жить на этом постылом свете? Существовать от шприца до шприца…» Ломка, всё тело корежит… Попросил у матери денег на дозу – отказала. «Ну и проваливай тогда!» Мать обиделась и ушла. «Нет, надо рвать отсюда, – решил Юрий, уныло наблюдая, как капли дождя, обгоняя друг друга, катятся по оконному стеклу. – С тоски сдохнешь». Он накрылся с головой одеялом и попытался отключиться. Кажется, задремал на минуту, как вдруг услышал над головой чей-то шепот. Отбросив одеяло, увидел Юлию. Рядом, прижимаясь головой к ее руке, стояла Наташа в клетчатом платьице и белых колготках. В нем проснулась нежность. Нет, не к Юлии, которая его предала, а к дочке. Юрий взял ее за руку, порывисто притянул к себе и поцеловал в обе щеки.

134

– Больно тебе? – приложила девочка ладошку к его забинтованной голове.

– Пройдёт, вылечат.

– А у меня кукла Катя тоже заболела. Я ей таблетки дала, горчичники поставила. И утром она встала здоровая, уже не кашляет. Юрий невольно засмеялся, удивляясь детской фантазии. А Юлия ни словом не обмолвилась, смотрит на него как на неодушевленный предмет. Не хотела она сюда приходить, разуверившись в возможности что-либо склеить в их запутанных отношениях. Только дочка заставила: «Пойдём к папе. Бабушка сказала, он в больнице лежит». – «Какой папа? Папа у нас погиб, защищая родину от врагов». – «Неправда, папа жив. Я сама слышала, как бабушка сказала однажды: “Явился папашка на нашу голову, не запылился”. Разве ты не помнишь?»

– Как тебя угораздило попасть в больницу? – спросила Юлия, чтобы только не молчать. Юрий рассказал о нападении.

– Один голос показался мне очень знакомым. Слышал я его где-то недавно. Успел разглядеть в полутьме, что нападавший был в спортивной майке с эмблемой. «Илья!» – моментально догадалась Юлия. …Они познакомились в кафе. Юлия с подругами решили расслабиться. Зажигали тогда классно. Илья представился бизнесменом. Статный, высокий, с шалым блеском в глазах. После кафе он затащил ее к себе, якобы чайку попить, но пили они не чай, а отвратительный коньяк. Юлия выпила и сразу же отключилась. Проснулась поздно утром в постели с новым знакомым, с трудом разлепила глаза и поняла, что на работу ей уже не успеть.

– Не дергайся, дорогуша, – успокоил ее кавалер. – На сколько дней тебе выхлопотать больничный?

135

Они провели вместе три дня. Илья приобрел над ней какую-то непонятную власть. Если она пыталась ему в чем-то перечить, зачесанные назад прямые темные волосы парня вставали дыбом, как перья у драчливого петуха, лоб прорезала глубокая морщинка, а в темных глазах загорался зловещий огонек.

– Меня дочка ждет, – беспокоилась Юлия, – и мать, чего доброго, разыскивать начнет. Вдруг в милицию заявит?

– Не дергайся, дорогуша. Я извещу ее. Скажи адресок. Всё у него было схвачено, всё решалось как бы само собой. Они ездили на дальние озера в привилегированный пансионат. Загорали, купались, общались с представительными на вид людьми. Илья и сейчас иногда наведывается к ней на своем шикарном авто. Но в последнюю встречу даже в ресторан не пригласил. Покатались немного по городу, а потом сказал: – Сегодня вечером я занят. Извини, дорогуша. Пообщаемся в другой раз. Но не вздумай мне изменять. Накажу строго. Юлия поняла, что он имеет в виду Юрия, с которым она стояла на углу. «Неужели Илья не тот, за кого себя выдает?» – Она была почти в шоке от того, что ей рассказал Юрий.

136

7A Услышав голоса, матушка Галина не без труда разлепила глаза. Увидела родителей в проходе между койками, чуть поодаль – мужа. Все трое о чем-то приглушенно разговаривают. Больная попыталась прислушаться, но ей мешает странный шум в ушах. Усилием воли она не дает векам сомкнуться, чтобы снова не уплыть в небытие, и говорит как можно громче: – Не уходите от меня… Услышав слабый голос, похожий на вздох, Земфира Керимовна повернула голову и встретилась глазами с дочкой.

– Очнулась! – кинулась она к ней и припала губами к ее щеке. Остальные тоже потянулись к больной, что-то говорили, но сознание вновь покинуло матушку Галину.

– Она будет жить, – убежденно сказала Земфира Керимовна и поправила дочке волосы. Из ее больших выразительных глаз хлынули слезы.

– Радоваться теперь надо, мать, а не плакать, – взял жену за руку Фарид Курбекович.

– Я и радуюсь, – вытирая носовым платком глаза, всхлипнула Земфира Керимовна. Она вспомнила слова лечащего врача: «Еще бы каких-то пять минут, и летального исхода не избежать». От смерти матушку Галину спас отец Николай, к счастью, вовремя подоспевший. Он остановил кровотечение, вызвал «скорую» и стал донором для жены. Она вспомнила и то, как они с мужем сопротивлялись брачному союзу молодых, хотели развести Гулию и Николая, но любовь оказалась сильнее предрассудков. Несколько раз они с мужем навещали молодую семью, поднимавшую из руин православный храм. «Несмотря на различие конфес137

сий, все мы одному Богу молимся, – внушала при каждой встрече с родителями дочь. – Противопоставляя себя друг другу, мы убиваем религию». Того же мнения и Фарид Курбекович: «Не могут религиозные отношения разобщать близких людей. Даже по простым человеческим понятиям». Только Керим постоянно артачился: «Сестра в изгоя превратилась, предав нашу веру, и когда-нибудь понесет за это наказание». И наказание последовало. Жестокое наказание. Как и Гулия, Земфира Керимовна была уверена, что Раечку, любимую внучку, похитил Керим. Она на коленях просила его смилостивиться. Но он одно твердил: «К похищению племянницы не имею никакого отношения». Земфира Керимовна нашла однажды дома под диваном записки ваххабитского толка, явно принадлежащие Кериму, показала мужу. «Ну и что, – спокойно отреагировал тот. – В молодости все мы чем только не увлекаемся».

– Далеко, однако, дело зашло. Неужели и в самом деле Керим замешан? Ничего-то мы о нашем сыне не знаем, – вдруг вслух сказала она.

– Не знаем и не надо, – откликнулся Фарид Курбекович, поднимаясь со стула. – Керим – давно самостоятельный человек. А Раечку искать будем. После ухода родителей жены отец Николай остался дежурить возле больной. Когда веки матушки Галины начали подергиваться, он низко наклонился и спросил: – Что-нибудь поешь? Я тебе курочку сварил. Она отрицательно покачала головой.

– Поешь, Галочка! Тебе надо поправляться.

– О Раечке расскажи, – с трудом произнесла она запекшимися губами. А потом, безвольно откинув голову, 138

замерла. Сознание покидало ее так же быстро, как и приходило. Отец Николай собрался ненадолго отлучиться, чтобы перекусить в кафе, когда в палату стремительно вошел озабоченный Керим. Холодные, настороженные глаза скользнули по бледному лицу сестры, потом остановились на отце Николае. Кивнув в знак приветствия, Керим спросил: – Как Гулия себя чувствует?

– Очень слаба… Приходит на несколько минут в сознание, потом снова отключается.

– А что врачи?

– Врачи обещают выздоровление, но нескорое. Потому как нет у нее мотивации, и психика сильно подорвана.

– Чем подорвана?

– Известно чем. «Если бы я знал…» – подумал Керим, поглаживая рукой редкие волосы на темени… Как только случилось несчастье, нагрянули к нему родители: – Я знаю, это ты держишь Раечку взаперти, – прямо заявила мать.

– Сорока на хвосте принесла?

– Отпусти лучше подобру-поздорову, – приказала Земфира Керимовна. – Девочка ни в чем перед тобой не виновата.

– Если ты это сделал – прокляну! Отчий дом будет для тебя закрыт навсегда, – пригрозил Фарид Курбекович. Он привел тогда и довод: – На лугу в день похищения был обнаружен след от протектора твоей «Нивы». В последнее время ты частенько проезжал мимо села. «Прокол», – подумал Керим, а вслух сказал: 139

– Мало ли кто на «Ниве» ездит…

– Через Спасское только ты на «Ниве» ездишь. Ведется расследование. Благодари сестру, что затягивает процесс, не указывает следователю на тебя. …Керим вывез Раю в багажнике машины на отдаленный хутор лесника, оставив на попечение неразговорчивого замкнутого человека по имени Вадим. Он знает, что ходит по лезвию бритвы, но на попятную идти не собирается: соратники по ваххабитскому движению не поймут его. Он и сам, изучавший в Афганистане идеологию ваххабизма, основы минирования и подрывного дела, какое-то время практиковавшийся в Чечне, внушал другим, что отход от принципов радикального ислама приравнивается к политическому предательству. Выйдя из больницы, Керим задумался: «В самом деле, сестра меня прикрывает. Не хочет, чтобы я под статью попал. Ради моего благополучия решила пожертвовать собственной жизнью». Недооценил он силу воли Гулии и кровного родства. Керим понял, что должен немедленно действовать. …На хуторе не было никого: ни племянницы, ни Вадима. Что случилось? Он обошел всю усадьбу по периметру, заглянул в схрон, где обычно «отлеживается» оружие, в основном автоматическое, которое поставляет прапорщик с армейского склада, что за лесным массивом. Цепочка довольно витиеватая: прапорщик – лесник – Керим – покупатель. Конспирация строжайшая. Забирая из схрона очередную партию, Керим оставляет деньги. Схрон находится под корнями поваленной бурей ели. Мелкий густой кустарник прикрывает вход. Пересчитав «стволы» в промасленной мешковине, Керим вернул объемистый тюк на прежнее место. Забирать сейчас нель140

зя: вдруг за ним ведется слежка в связи с похищением девочки? Им вдруг овладели сомнения: «Зачем все эти потуги? Ваххабиты уже не найдут в стране нужной почвы». Было время, когда они доминировали в Чечне, тянулись жадными щупальцами до Татарстана и Бурятии. Тогда великая Россия была на грани распада. «Бери столько суверенитета, сколько сможешь», – щедро предложил президент. Эмиссары зарубежных стран довольно потирали руки, планируя, какие лакомые куски отхватить. Но с годами власть в стране окрепла, отщепенцам, террористам и бандитам стали давать отпор. Керим тогда не заметил перемен, а возможно, не хотел замечать. Его устраивала неразбериха первых лет перестройки: «Лови рыбку в мутной воде». Он довольно хорошо нажился на продаже оружия. Ему бы на этом и остановиться, но он решил не порывать с идеологией ваххабизма. На его глазах редели ряды «воинов ислама». Кто-то погиб во время террористических вылазок, кто-то гнил в тюрьмах. «Сколько веревку ни вить, а концу быть», – всё чаще ловил себя Керим на мысли. У него всё есть: благополучная семья, квартира в городе, машина, просторный коттедж, теневой (но ведь можно и легализовать) прибыльный бизнес по заготовке и реализации древесины. Сейчас он по-прежнему участвовал в ваххабитском движении, но уже в качестве донора – перечислял денежные средства. Соратникам по движению объяснял: «Не активен, винюсь. Видно, стареть начал». …Он пробыл на хуторе довольно долго, но, так никого и не дождавшись, уехал, собираясь вернуться в ближайшее время.

141

Рая целый день шла по бесконечному лесу. Шла всё время навстречу солнцу. И когда оказалась в том же самом месте, откуда вышла, то испугалась, что вновь попадет в лапы лесника. …Одиссея ее началась внезапно, когда на дамбе появился дядя Керим. Было около полудня, духота. Она беспечно плескалась на водоеме у дамбы. Дядя с некоторых пор (как стали ходить лесовозы) здесь часто ездит, иногда наведывается в Спасское попить холодной водички из источника. Слышала Рая, что у него большой дом где-то на окраине областного центра, но он их никогда к себе не приглашал. Ей не нравится дядя. В нем нет открытости, взгляд неприятно-холодный, всегда настороженный. Рая чувствует, что мать тоже недолюбливает брата, но всё равно привечает по-родственному.

– Эй, племянница, не хочешь со мной прокатиться? По дороге мороженое купим, – предложил Керим, подъехав к дамбе на запыленной машине. Мороженое Рая до безумия любит, хоть на край света за ним готова поехать. Тем более, что такое счастье выпадает ей крайне редко.

– Я согласна. Только надо маме сказать.

– Мы к твоей маме обязательно заедем. – Дядя воровато огляделся по сторонам. – Переоденься, мы в город поедем, а ты в маечке и трусиках. Рая согласно кивнула. Когда она хотела сесть в салон машины, дядя сказал: – Лучше в багажник забирайся. Я там постельку устроил. Дочке моей очень нравится в багажнике ездить. Раечка любит таинственность. Поездка в багажнике и в самом деле оказалась прикольной, хотя постель – это телогрейка, а вместо подушки – запасное колесо. Девочка задремала, потом спохватилась, что едут что-то очень долго, и стала барабанить по багажнику.

142

Дядя Керим остановился. По обеим сторонам дороги лес. Сказал, что в Спасское заезжали, но мамы дома не оказалось.

– Времени у меня нет, – он посмотрел на часы. – Если хочешь, поедем домой. Правда, мороженым уже не полакомишься. Девочка какое-то время колебалась.

– Мы быстро, – уговаривал дядя, – а потом я отвезу тебя домой. Но ехали они еще долго. Рая терпеливо лежала в багажнике. А когда наконец остановились и она вылезла наружу, то просто обомлела: кругом вековой лес! Испугавшись, заплакала: – Куда ты меня завез?

– Так надо. Несколько дней тебе придётся пожить здесь. Она видела по телевизору, как похищают людей.

– Ты меня похитил? Дядя Керим не ответил, залез в машину и уехал. Рая оказалась в обществе неразговорчивого лесника по имени Вадим и охотничьей собаки Пальмы, похожей на лайку. С Пальмой она быстро подружилась. Девочка кидала ей косточки со стола, гладила, ласкала, видя в ней единственного друга в этом замкнутом мирке, со всех сторон окруженном молчаливым лесом. Дядя Вадим сразу предупредил: – Не вздумай сунуться в лес. Заблудишься и пропадешь.

– А волки здесь есть?

– Есть. Много их развелось. Рая боялась волков. В прошлом году зимой у них в Спасском волки выкрали из хлева овечку и загрызли пса. …Медленно тянутся дни. Никаких развлечений: ни радио, ни телевизора… Играли с Пальмой в догонялки.

143

Хозяин хутора как уйдет утром с ружьем в лес, так и нет его допоздна. Возвращается с подбитой птицей или с зайцемрусаком. Поужинав дичью с жареной молодой картошкой, ложились спать. Хозяин – на широкой дубовой лавке, а Рая – на сундуке, от которого под утро всё тело ныло с непривычки. Немного освоившись, она стала заглядывать в лес, ходить по березнякам. Наберет подберезовиков, пожарит на таганке. Лесник жаркое из грибов одобряет, поднимая вверх большой палец: – Молодец!.. Справная кухарка. В тот день баньку устроили. Рая баню деревенскую очень любит, да вот беда: нет смены белья. Дядя Вадим дал ей свою старую рубашку. Вечером, распаренные, пили за столом душистый чай, настоянный на лесных травах. По какому случаю лесник побрил свою запущенную клочковатую бороду, Рая не знала, но выглядел он после баньки заметно помолодевшим, и в его глазах не было прежнего отчуждения.

– Угощайся, угощайся, – предлагал он ей шоколадные конфетки, насыпанные в блюдечко. Рая шоколадные конфетки любит. В их семье они бывают только по праздникам.

– Как вы здесь оказались? – спросила девочка, воспользовавшись добрым расположением хозяина.

– Где-то надо работать. Я лес люблю. После службы в армии устроился в лесничество. Построил здесь дом. Хозяйством обзавелся. Живу, не завишу ни от кого… Рассказывая о себе, лесник лукавил. Вернулся он не из армии, а из тюрьмы. Общение с Раей напомнило ему подробности того рокового дня, который круто изменил всю его дальнейшую жизнь.

144

Племянницу Вадима звали Любой, была она примерно того же возраста, что и Рая, и даже чем-то на нее похожа. Зимой сестра с аппендицитом попала в больницу. Вадим остался присматривать за домом и племянницей. После окончания школы он некоторое время работал в лесничестве, но разнорабочим платят мало, поэтому решил пойти на курсы механизаторов. Пока не начались занятия, мать и послала его помочь сестре. Любу с такими же бедолагамиразнолетками надо было по утрам провожать на розвальнях в школу за пять верст в соседнее село, потом топить печку и обихаживать полный двор скотины (муж сестры за «длинным» рублем подался на Север). Гормоны тюкнули ему в голову во время чаепития после бани. Вадим вдруг увидел в десятилетней племяннице не девочку, а женщину. Раскрасневшаяся, распаренная Люба показалась ему очень привлекательной. Округлое, пышущее жаром лицо, заливистый смех, ямочки на щеках… И глаза, большие и глубокие, словно два озерца. Он взял ее руку и прижал к своей груди: – Чувствуешь, как колотится мое сердце? Девочка вырвала руку и с недоумением спросила: – Тебе плохо?

– Мне очень даже хорошо. И именно с тобой… Люба снова попыталась вырваться, но дядя держал ее крепко. Его лицо, красное от возбуждения, приблизилось к ее лицу. Девочка взвизгнула от страха, но Вадим крепко обхватил ее руками, и она ощутила на губах его поцелуй.

– Что ты делаешь?! Отпусти меня!

– Я тебя люблю. Люблю с самого рождения… Люба забилась в руках парня, пытаясь вырваться, потом закричала.

– Будешь рыпаться, придушу, – прерывисто дыша, сказал он.

145

Она почувствовала, что ей не хватает воздуха, и потеряла сознание. Очнулась на кровати, совершенно раздетая. В нижней части живота – тупая ноющая боль. Дядя лежал рядом, тоже обнаженный. На его лице застыла блаженная улыбка. Люба тихонько поднялась, схватила с вешалки свой кожушок и хотела бежать, но длинная дядина рука настигла ее в тот момент, когда она открывала дверь.

– Не торопись! Ты теперь принадлежишь только мне. А если кому-нибудь расскажешь, тебе не жить… Люба не помнит, как утром в доме оказалась бабушка. За ее спиной толпились дети. Позже выяснилось, что они собрались, как всегда, ехать в школу, а Любы нет и нет. Потолкавшись у запертой двери, обратились к ее бабушке. Случай изнасилования малолетки родственником всколыхнул всю деревню. Невиданное надругательство классифицировалось сельчанами как преступление, подпадающее под расстрельную статью. Но дали Вадиму восемь лет. Он отсидел от звонка до звонка, вышел на свободу, а куда деваться? Ни специальности, ни стажа, и в деревню на позор показываться нельзя. Мать не перенесла горя, умерла в тот же год, как его забрали. Подался по старой привычке в лесничество сперва разнорабочим, потом обходчиком леса. Глядя на Раю, Вадим удивился: «Как похожа на Любу!» Раскрасневшаяся от баньки, распаренная… Всё ему нравится в ней. И округлое, пышущее жаром лицо, и ямочки на щеках… А главное – глаза, в них можно утонуть. «Неужто всё повторяется?» – мысленно ужаснулся он и попытался взять себя в руки. Но уже не владел собой, не мог справиться с нарастающим возбуждением. Он взял руку девочки и прижал к своей груди: – Чувствуешь, как колотится мое сердце?

146

– Вам плохо?

– Мне очень даже хорошо. Рая увидела похоть на лице лесника и сразу всё поняла. О педофилии в последнее время говорят много, родители постоянно предупреждают детей об опасности.

– Я только в туалет схожу… Он отпустил ее руку. Рая тихой мышкой соскользнула со стула и вышла за дверь. Но девочка не в туалет пошла, а побежала в лес, подальше от дома, где ее подстерегает беда. Так как начало быстро темнеть, она благоразумно вернулась на хутор и спряталась в некотором отдалении. Лесник несколько раз выходил на крыльцо, звал ее. Когда перестал выходить, она пробралась к собачьей будке. Пальма вылезла ей навстречу, стала ласкаться.

– Пустишь меня к себе? – шепнула девочка собаке на ушко. Псина кивнула головой, как понятливый человек, и лизнула ее в лицо. Будка просторная. Улеглись вдвоем на подстилке из сена, прижались друг к другу и уснули. Проснулась Рая, когда начало светать. Выглянула из будки и, выждав еще несколько минут, вылезла. За ней, потягиваясь, выбралась Пальма. Солнышко еще не вышло, в лесу сумрачно и прохладно. В мужской рубашке, похожей на балахон, девочка быстро продрогла. Хоть обратно в теплую будку залезай. Но надо идти. А куда? Кругом лес, и несколько дорог во все стороны. Потом поняла, что по дороге идти нельзя: можно встретиться с лесником, который, конечно же, будет ее искать, либо с другим лихим человеком. Пока раздумывала, взошло солнце. И девочка решила идти навстречу светилу: куда-нибудь да выведет. Весь день промыкались с Пальмой по буреломам и вернулись на то же самое место.

147

Рая наблюдала за домом из зарослей кустарника. Вечерняя темнота медленно опускалась на землю. Лесник наверняка уже вернулся. И точно, Вадим вышел из дома, что-то готовит на таганке. Пальма крутится рядом, ждет свою порцию. Запах аппетитного варева распространяется по округе. Рая почувствовала, как голодна: за весь день маковой росинки во рту не было. Если не считать ягод, которые перехватывала на ходу. После ужина лесник обычно сразу ложился спать. Вот и сейчас керосиновая лампа за окном быстро погасла. Рая решила еще некоторое время выждать, да Пальма подняла лай, учуяв, где девочка прячется. Радостно повизгивая, потянула ее за собой. Пришлось последовать за умной псиной, которая привела ее к будке. В глубокой миске остатки варева. Пальма ткнула носом в посудинку, как бы предлагая: «Ешь!» Утро следующего дня выдалось пасмурным. Собака поднялась первой, растормошила крепко спавшую девочку, как бы говоря: «Вставай! Пора идти!» Рая выбралась из будки. И решила на сей раз идти по дороге, по которой обычно уходил лесник, потому что там, наверное, можно встретить людей. Пальма вновь сопровождала ее. Сколько километров они прошли, Рая не представляла. Когда вышли на обширную вырубку, увидела мужчин в касках и с бензопилами. Лесорубы могли задержать ее (вдруг лесник рассказал им о пропаже своей подопечной?), поэтому она хотела обойти их стороной, но сразу же наткнулась на одного из лесорубов, справлявшего нужду за деревом.

– Попалась, которая скиталась! – подтягивая штаны, мужик крепко схватил девочку за руку.

148

*** Матушка Галина по обыкновению встала рано, но не торопится растапливать печь. Преклонив колени, она молится на образа в красном углу избы, которую, приехав сюда, купили недорого, капитально отремонтировали, провели водяное отопление. Теперь жить бы да радоваться, но безысходная печаль о Раечке, которая как в воду канула, терзает изо дня в день. Попытка самоубийства (боль потери заставила взять грех на душу), к счастью, не удалась. Выцарапали матушку Галину из лап смерти в больнице, но душа как кровоточила, так и кровоточит. Хозяйка забывает о своих повседневных обязанностях: не топит по утрам печь, не провожает скотину в стадо, не справляет необходимые требы. Все свои обязанности полностью переложила на Ольгу Курушину. Одеваясь на ходу, вышел из опочивальни батюшка Николай. Скорбно взглянув на продолжающую молиться жену, спросил: – Наша бескорыстная душа не появилась? – имея в виду Ольгу, которая ежедневно с раннего утра приходила помогать по хозяйству. Матушка Галина подняла на мужа опухшие от слез глаза: – Нет пока. Придет с минуты на минуту…

– Ну а я на сенокос. Мужиков мало, а женщины уже выдохлись. Пока есть силы, надо косить. Сено-то зимой ой как пригодится. Особенно если поголовье сможем увеличить.

– А у меня сил как не было, так и нет. – Глаза хозяйки дома снова налились слезами. Поступок жены, решившей свести счеты с жизнью, батюшка считает греховным, безответственным, о чем не раз ей говорил. Но матушка одно твердит: «Требовалось жертвоприношение, и я его совершила».

149

– Может быть, у мусульман так заведено, – мягко увещевает ее отец Николай. – Но в православной вере такого понятия нет.

– Если Бог вернул меня к жизни, значит, простил.

– Может, и так… Спаслась ты чудом.

– Я замаливаю свои грехи. И за Раечку молюсь. Пусть Бог и ей поможет.

– Я тоже за нашу дочку молюсь постоянно. Но ведь жизнь продолжается. Как бы горе тебя ни крутило… Он хотел идти, но матушка Галина, не поднимаясь с колен, удержала его за рукав: – Благослови меня, батюшка, – и прильнула губами к руке мужа. Отцу Николаю кажется, что после больницы жена не всегда адекватна. Хотя… А кто же благословит? Не в городской же храм за благословением ехать. На крыльце он столкнулся с Ольгой.

– Подзадержалась я сегодня. Дочка закапризничала, – повинилась та.

– Что случилось с нашим юным дарованием? – удивился отец Николай. Ольга и не знает, как батюшке всё объяснить. На днях Вероника встретилась в церкви с Сергеем Курушиным, который почти каждый день приходит на литургию. Отец и дочь долго глядели друг на друга, словно изучая.

– Ты кто? И зачем к нам тогда приходил? – спросила Вероника. Сергей посмотрел на Ольгу, сопровождавшую дочку, и вымученно улыбнулся.

– Познакомься, Вероника, это твой папа, – сказала застигнутая врасплох Ольга и сразу почувствовала облегчение на душе.

150

– Папа?.. – растерялась девочка. Она чувствовала это родство, но признание матери всё равно было неожиданным. Сергей упал на колени, прижался губами к руке дочки и сказал, как выдохнул: – Прости… – Беззвучные рыдания сотрясали его тело. С тех пор Курушин стал каждый день приходить к Ивановне, где квартировали его жена и дочь. Старался появляться в то время, когда Ольги не было дома. Вкусности разные приносил, краски и кисти. Они подолгу беседовали с Вероникой. Девочка написала новый портрет отца. И когда Ольга его увидела, то сразу всё поняла. Лицо Сергея на этом портрете излучало блаженство и покой. Она почувствовала что-то похожее на укол ревности.

– Курушина не пускай больше на порог! – потребовала от Ивановны.

– Да как не пустишь, если они как голубки? Воркуют и воркуют…

– Вот именно что воркуют! Вовремя явился Серега, когда дочка в таком почете.

– Не держи зла, Оленька. Он свое горе тоже отпахал, – не согласилась Ивановна. Однако Ольга и в разговорах с дочкой об отце пыталась вбить клин между ними: – Явился не запылился! Если хочешь знать, Вероника, свое родовое увечье ты от отца-алкоголика в наследство получила. На генетическом уровне его попойки на тебе отразились.

– Видимо, так Богу угодно, мама. В чем-то он меня наказал, а чем-то и одарил.

– Я поднимала тебя одна, дочка. Сколько ночей не спала… Где твой отец тогда был?

– Никогда не поздно покаяться… То же сказал и батюшка, выслушав исповедь Ольги: 151

– Люби ближнего. Люби врагов своих. Заповеди нам даны, чтобы мы их выполняли. Коляска резво катится по центральной улице села. Мария Ивановна Жилина, в просторечье Ивановна, едва поспевает за ней. Иногда Вероника останавливается и ждет старушку.

– Быстро ты бегаешь, – задыхаясь от ходьбы, говорит та.

– Мне за тобой не угнаться. Неведомая сила тянет девочку к храму, величественно возвышающемуся над селом. В Озерках, где Вероника родилась и выросла, тоже есть храм. Его «маковки» она видела каждый день, но воспринимала их чисто внешне, как декор. А в Спасском купола обрели для нее глубокий внутренний смысл. Настоящим потрясением стало для девочки первое посещение храма. Ощущение таинственной непознанной силы овладело ею. Вероника видела иконы не впервые – их много в родительском доме. Но в храме каждая икона и символична, и как бы осязаема в исходящей от нее силе образа и смысла. Например, икона Господа Иисуса Христа подра­ зумевает жертвенность. Святая Богородица – символ материнства и нежности. Веронику влечет в церковь таинственность новизны. Каждый раз, посещая храм, она узнает что-то новое. Ее интересуют таинства крещения, исповеди и причастия, тайна загробного мира… Девочка во всем стремится дойти до сути. Обычно перед храмом ее встречает отец. Он помогает дочке подняться по ступенькам крыльца, а после литургии спуститься вниз. Но в этот раз отца почему-то не было.

– Заболел? – предположила Вероника, повернувшись к Ивановне.

152

Ивановна знает все церковные и мирские дела.

– Папа твой с раннего утра ладит старую сенокосилку. Неудобья косой берем. А в лугах техника нужна. Теперь у нас общее хозяйство. Надо сено на всех раскладывать. А еще задумали поголовье увеличить. Я, например, в зиму вторую телку запускаю. Будет больше молока, а значит, и денежек.

– Зачем тебе много денежек? Ты же одна живешь.

– Я не одна живу. В православной общине мы все как одна большая семья. Помогаем больным и немощным, пытаемся возродить село. Вероника и сама заметила, что люди здесь относятся друг к другу с большой добротой и уважением. Если ктото занемог – обязательно навестят, гостинцев принесут и по хозяйству помогут. Благодать распространяется по округе от храма. Вот и мама каждый день помогает занедужившей матушке Галине. Вероника не маленькая уже и понимает, что, уехав от дяди Андрея, мама решила разобраться в себе, попытаться обрести покой. Но обрела ли? Дядя Андрей каждый день приезжает в Спасское, и они уединяются, отправляясь в пойму речки. Если у них любовь, то как быть с папой? Ведь он любит маму. Не раз признавался Веронике, что хотел бы жить с ними. Вот здорово бы было! Однажды она попробовала поговорить с мамой на эту тему: – Папа хороший. Любит меня. И тебя любит… Крутые брови Ольги взметнулись вверх: – Вот как? Моя дочка стала папиным адвокатом?

– Не вижу в этом ничего плохого.

– Ты, конечно же, не видишь. Пережить бы тебе то, что я пережила.

– Зачем жить воспоминаниями о плохом?

153

– Может быть, я и простила бы его, если бы чувствовала, что по-прежнему люблю. Против этого довода Вероника бессильна. Всю жизнь девочка мечтала о том, чтобы у нее был отец. Сильный, красивый, добрый… Чтобы гордиться им перед друзьями, которых у нее немало. И вот отец объявился. И что же? Он не нужен маме. Ей нужен другой человек, которого Вероника до недавних пор превозносила, а сейчас, с появлением отца, отдалилась от него. Если мама и выйдет замуж за дядю Андрея, он всё равно останется для нее чужим.

8A Алла Игнатьевна проснулась очень рано. Скорее, очнулась от какого-то провального, затяжного забытья. Мутный рассвет робко заглянул в широкое окно. Белые стены, белый потолок… Она огляделась: «Где я?» У противоположной стены на кушетке спала домработница Варвара. Алла Игнатьевна попробовала подняться, но не смогла. Голова закружилась, и она снова стала проваливаться в какую-то тягучую бездну. Усилием воли удержав себя на краю, поняла: «Больница… Как я сюда попала?» Память медленно возвращалась к ней. В тот ужасный день она собралась проверить работу ночного бара. У ярко освещённого крыльца толпились люди. Постучала: – Открывай, свои!

– Нет больше мест, – послышался голос за дверью.

154

– Говорю, свои. Открывай!

– Кто свои?

– Алла Игнатьевна… Дверь открыла Нонна, бывшая администратор, которую Алла Игнатьевна уволила за злоупотребления.

– Как ты снова оказалась в баре? – опешила хозяйка. Нагловато улыбаясь, шустрая блондинка с башней начесанных волос заявила: – А ты здесь уже не хозяйка, – и стала напористо теснить Крутову к выходу. Снова оказавшись снаружи, Алла Игнатьевна решила, что это просто злая шутка, и принялась яростно ломиться в запертую дверь. Изнутри послышался знакомый голос Нонны: – Будешь хулиганить, вызову милицию! Надо было поговорить с кем-то из персонала. Вспомнив, что повар живет рядом с баром, Алла Игнатьевна направилась к ней.

– Рейдерский захват. Явились неожиданно, позвонить никому не дали, – поведала та, горестно покачивая головой.

– Весь персонал уволили. Наняли других. Крутова в курсе, что это означает. Подложные документы, новые собственники… Нечистые на руку люди пользуются пробелами в законодательстве. Теперь предстоят долгие тяжбы, и не факт, что бар удастся вернуть. «А ведь я только что обновила интерьер, – машинально подумала она. – Кучу денег вбухала». Куда идти? На кого жаловаться? Решив, что утро вечера мудренее, отправилась домой. Домработница пылесосила ковер.

– Ты что не спишь?

– Бессонница у меня. – Варвара подняла на хозяйку глаза и оторопела: – Да на вас лица нет… Что-то случилось?

– Случилось, – коротко сказала Алла Игнатьевна и почти упала на стул, закрыв лицо ладонями.

155

Слез почему-то не было. Слезы приносят облегчение. А т ут волна горечи и потерянности сжала тисками сердце и подступала к голове, стирая ощущение реальности. Чувствуя, что сейчас упадет, Алла Игнатьевна схватилась руками за стол, но они заскользили по полированной столешнице. С этого момента она перестала помнить себя… Поняв, что хозяйка очнулась, верная Варвара поднялась с кушетки, подошла к больной: – Алла Игнатьевна, вам чем-то помочь?

– Суд…но под…ставь…

– Я так рада, что вы начали разговаривать. А то просто мычали, ничего не разобрать.

– Дав…но… я… здесь? – медленно, с натугой подбирает она нужные слова.

– Вторая неделя пошла.

– Сы…но…вья зна…ют?

– Я всех известила. Андрей два раза на дню приходит. Юрий не был.

– И на том спасибо… Ступай, Варвара, домой, отдыхай. Намаялась, поди, со мной… – уже увереннее сказала Алла Игнатьевна. Несколько чудаковатая прислуга, приехавшая на заработки из деревни, где у нее престарелая мать, оказалась верным человеком. Алла Игнатьевна попыталась подняться, но правая рука и нога ее не слушались. Страх овладел ею: «Поднимусь ли с постели?» Вспомнились годы, прожитые в постоянных заботах, в стремлении удержаться на плаву в жестоком мире бизнеса. «Ради чего нужны были все эти мытарства?» Сейчас на этот вопрос у нее не было ответа. Она давно уже не интересовалась мужчинами. У нее часто случались приступы депрессии. Сыновья обращали 156

внимание на нездоровую бледность матери. А равнодушные коллеги объясняли чрезмерную худобу неутомимой бизнесвумен стремлением к западной элегантности. Раза два в году она совершала набеги на модные московские бутики и, несмотря на катастрофическую занятость, каждую неделю отдавала себя в руки парикмахеров и маникюрш. Но и это было для нее не женской радостью, а обязанностью выглядеть соответственно деловому статусу. У Крутовой гипертрофированное чувство ответственности перед коллегами, клиентами, деловыми партнерами. Никаких послаблений ни себе, ни своим сотрудникам она не позволяла. Лентяев, разгильдяев и воров увольняла мгновенно. С утра и до вечера носилась по своим образцовым торговым точкам, прихватывая зачастую и ночь. Выкуривала по две пачки сигарет и порой забывала поесть. Времени, чтобы элементарно выспаться, отдохнуть на природе, почитать книгу, просто спокойно съесть домашний обед, приготовленный заботливой Варварой, у нее не было. Бизнесвумен Алла Игнатьевна Крутова существовала, можно сказать, не приходя в сознание, не понимая, для чего и для кого живёт на свете. Когда Андрей зашел в палату частной клиники, куда привезли Аллу Игнатьевну, мать спала. Бледное, осунувшееся лицо, запавшие, как у мертвеца, глазницы, пересохшие, потрескавшиеся губы… Лечащий врач, средних лет женщина с пышной короткой стрижкой, сообщила ему, что у пациентки инсульт. Впрочем, Андрею и самому диагноз был ясен. В свой очередной приход он нашел лечащего врача в ординаторской.

– Душевная боль всегда провоцирует взрыв скрытых физических недугов, – издалека начала она. – Букет болезней 157

у вашей мамы просто ошеломляет. Язва желудка, дисфункция печени, хронический бронхит… В результате инсульта развилась дисфункция правой стороны тела, – продолжала констатировать врач. – Принятые оперативные меры оказались своевременными и действенными. Медикаментозное лечение уже начинает давать положительную динамику. Андрей зашел в палату к матери. Она не спала. При появлении сына в ее глазах загорелся теплый огонек.

– Как твое самочувствие, мама? Всё еще искривленный на правую сторону рот больной приоткрылся, она хотела что-то сказать, но лицо сморщилось, из глаз брызнули слезы.

– Она когда волнуется, всегда плачет, – пояснила Варвара, поднимаясь с топчана у противоположной стены. «Преданность этой женщины безгранична», – благодарно подумал Андрей. Она сразу же сообщила ему о болезни матери.

– Что случилось, мама? – Он уже и сам знал это, но сейчас спрашивал как врач, чтобы определить степень поражения. Алла Игнатьевна взмахнула здоровой рукой, лицо ее вновь исказилось.

– Лучше ей не напоминать, – снова подала голос Варвара.

– Бандюги захватили ночной бар. Вот это ее и подкосило.

– Захват!.. – как эхо, повторила Алла Игнатьевна чужим, неестественным голосом. Да, инсульт у нее не из легких, и всё же последствия могли быть гораздо страшнее. У Аллы Игнатьевны со старшим сыном довольно странные отношения. Андрея абсолютно не интересуют материальные ценности, а она других не признает. …Когда он служил в армии, мать с богатыми подарками отправилась его навестить.

158

Военный гарнизон в предгорьях Алтая. Климат ужасный, резко континентальный, вода привозная, плохая. Новобранцы часто болеют… «Хочешь, выхлопочу для тебя службу полегче?» Уже тогда за деньги можно было всё купить. «Чем я лучше других?» – возмутился Андрей. Попросил прислать Псалтырь, Библию и список религиозной литературы для армейского храма Иоанна Воина. Пунктуальная Алла Игнатьевна по возвращении домой сразу же направилась в церковную лавку. Приобрела там всё по списку и отправила сыну. Но ни в одну духовную книгу даже не заглянула, хотя считала себя верующей. Или еще случай… Как-то перед важной сделкой она заехала в храм, чтобы поставить свечку святителю Митрофанию, покровителю деловых людей. Служба еще не началась. В глубине полутёмного храма она увидела старшего сына. Андрей так истово молился у иконы Спасителя, что сердце матери невольно сжалось от ощущения болезненной, как она считала, зависимости сына от веры. Подойти к нему она не решилась и тайну духовной жизни сына так и не разгадала. Сейчас Алла Игнатьевна жалела об этом. Ей открылось новое видение смысла жизни: «Закончится мой земной путь, и что я оставлю после себя?»

– Сколько тебе денег надо, сынок? – тихо спросила больная. – Бери. Их у меня много…

– Не в деньгах счастье, мама. Но деньги иногда нужны на благие дела. Юрий в таком состоянии, когда и жить не хочется. Всё тело ломает, в голове сумбур. Ему сейчас нужно одно – «ширнуться». Но он прикован наручниками к койке, а за окном в трухлявой облезлой раме виднеется безбрежное поле, заросшее мелким кустарником.

159

Уже несколько дней он здесь. Реабилитационный центр оказался хуже лагеря для заключенных. У него одиночная комната в бараке, где жили когда-то мелиораторы. Не с кем словом перемолвиться… Книги только патриотического содержания: «Повесть о настоящем человеке», «Как закалялась сталь». Так называемый «карантин» должен продолжаться несколько недель. Когда начинается очередной приступ ломки, Юрий иногда за раз выпивает целый графин – не меньше двух литров воды. Приступ отступает, и он ложится отдохнуть. Испарина выступает на лбу, а тело словно избитое. Раз в день дюжие мужики выведут на прогулку да в графин воды добавят. Вот и всё общение. Почему никто его не навещает? Не разрешены свидания с родственниками? Да, его предупредили, что здесь он будет в полной изоляции. Но неужели Юлия не смогла бы найти какой-нибудь обходной путь? К другим-то бедолагам посетители ходят, когда начальство разойдется по домам. Дело к вечеру, и, как на помине, шаги в коридоре. Открывается дверь, в проеме появляется охранник: – Водички добавить? Графин у Юрия почти пуст. И в нем самом, кроме злобы и ненависти, кажется, ничего уже не осталось.

– Да катись ты, идиот! – негодующие слова вперемешку с матом. – Давай сюда своего начальника, я с ним разберусь!

– Начальник уже ушел, будет завтра. Разбирайся с ним днем.

– Фашисты поганые! Перестрелять вас всех! Охранник не успел ответить, перед кем-то посторонившись. Юлия!

– Что, допекли? – насмешливо спросила она. Если бы не эта дурашливая улыбка… Он ведь ждал от нее сочувствия и поддержки.

160

– Заперла меня в концлагере и лыбишься? Юлия ничего не ответила. Закрыв за собой дверь, прошла к столу.

– Ты сам пожелал пройти реабилитацию в центре. Я тебя не заставляла. …Травма головы оказалась неопасной. Его и неделю не продержали в больнице. В тот же день как выписался, пошел к Юлии. Подруги не было дома. В песочнице привычно разбиралась со сверстниками Наташа. Мария Викторовна судачила с соседками на «насесте», как называла лавочку у подъезда. Юрий остановился у песочницы: – Наташа… Девочка вскинула на него глаза и выпрыгнула из деревянной рамы прямо в объятия отца.

– Ты выздоровел! Ты выздоровел! – радостно щебетала она.

– Да, я здоров. Вот пришел, а мамы твоей нет.

– Мама скоро придет с работы. Подошла Мария Викторовна. Бесцеремонно потянув на себя внучку, распорядилась: – Марш домой!

– Не хочу! – заартачилась девочка. – Хочу с папой по­играть.

– Да какой он тебе папа! Мужик приблудный!

– За что ты меня так ненавидишь, старая? – взъелся Юрий. Мария Викторовна обеспокоена отсутствием дочки всю прошлую ночь. И сейчас уже вечереет, а ее нет. Она боится, как бы Юлия не «пошла по рукам». С месяц назад дочь также не показывалась дома несколько дней. Вернувшись, рассказала про хорошего парня по имени Илья, очень состоятельного и приятного. Просто светилась вся от счастья.

161

А потом кавалер растаял, как облачко в жаркий летний день. Но появился другой хахаль, который совратил когдато и бросил дочку в интересном положении.

– А за что мне тебя любить? – сказала Мария Викторовна.

– Ты всю жизнь испортил моей Юльке и до сих пор портишь.

– Я люблю ее, а эту принцессу просто обожаю! – Юрий еще крепче прижал к себе девочку.

– Предатель! Да как ты смеешь… Неизвестно, чем закончилась бы перепалка, не появись во дворе Юлия. Она довольно резко приказала: – Оставь нас, мама… Илья (он же Вова Яблоков, позже выяснилось, что у него несколько паспортов) поджидал ее вечером после работы.

– Хочу тебя кое о чем спросить…

– О чем именно? – насторожилась она. Поведение молодой женщины озадачило его. Всегда приветливая, раскованная, Юлия была с ним сейчас совершенно другой – чужой, если определить одним словом. «Она что-то узнала обо мне», – догадался парень.

– Не гони лошадей, – сказал он. – Всему свое время. Садись, подвезу. Они выехали на центральную улицу. Илья гнал, как хозяин трассы, обходя впереди идущие машины. «Куда торопится? За смертью?» – забеспокоилась Юлия. Но тревога по поводу скорости отошла на второй план, когда она увидела на запястье у кавалера точно такие же часы, какие сняли с руки Юрия возле кафе. И чуть не проговорилась, но вовремя одумалась. Остановились на окраине у придорожного кафе.

– Заглянем, – не предложил, а приказал Илья и не оглядываясь пошел вперед. Редкие посетители… Тихая, приятная музыка… Илья заказал вино и суши. «Что всё-таки она обо мне узнала?» – 162

пытался он понять, украдкой наблюдая за Юлией, которая мелкими редкими глотками пила вино, задумчиво глядя в окно на проезжающие по трассе машины.

– Что ты сегодня как в воду опущенная? Пьешь через силу, не ешь, не разговариваешь… Или не рада мне?

– Почему же… Просто день сегодня выдался напряженный на работе. С начальником поцапалась…

– Тем более надо поднять себе настроение. Пей! – Парень обнял ее за плечи, притянул к себе.

– Уж не изменяла ли тут мне с Юрием? – спросил он как бы между прочим.

– Некогда было изменять. Юрий в больнице лежит уже несколько дней.

– Да ну! Какую заразу подцепил?

– Его избили и ограбили, – и Юлия, забывшись, посмотрела на запястье кавалера. Перехватив ее взгляд, он сразу всё понял: «Так вот где я прокололся!» Яблоков любит дорогие, красивые вещи. Если глаз загорится на что-то, его уже не остановить. Именно так вышло и с часами. Увидев на руке у парня дорогую швейцарскую «игрушку», пожертвовал даже общением с небезразличной ему женщиной, чтобы выследить лоха и завладеть часами. А когда знакомый шулер Иван Марцев предложил ему за них астрономическую сумму, захотелось поближе познакомиться с обворованным парнем: «Если у Юрия есть деньги на такие безделушки, значит, не из простых».

– И что твой «мажорик» из себя представляет? – заинтересованно спросил он Юлию.

– У его матери большой и успешный бизнес в городе. А сам Юрий ничего из себя не представляет. Уже много лет учится в Москве. Вечный студент. Игроман и хронический наркоман.

163

Как она пожалела потом о своей откровенности! Илья привёз ее на съемную квартиру, хотя она всячески противилась этому.

– Будем здесь пировать до упора, – довольно провозгласил он. Вове-Илье нравилась Юлия. Тугие брови, слегка раскосые глаза с длинными ресницами, округлые формы… Что и говорить, женщина соблазнительная. Она появилась в его жизни сразу же, как пропала Люба, но не смогла стать ей равноценной заменой. Люба восхитительна в постели, жаркая, чувственная… Он до сих пор постоянно думает о ней. Влюбился? Может быть. Пытается ее разыскать, но пока безрезультатно. Как в воду канула… Он чуть ли не насильно напоил Юлию. «Нельзя ее отпускать. Она знает больше, чем нужно…» Но и сам набрался так, что еле дополз до постели. Юлия сбежала от Ильи, как только он, удовле­творив свою похоть, громко захрапел. Раннее утро, пустынные улицы… Изредка прошмыгнет машина, и опять тишина. И всётаки она шла с опаской: вдруг кавалер, проснувшись, устроит за ней погоню? И домой сейчас возвращаться нельзя: он будет искать ее прежде всего там. Выйдя к городской окраине, Юлия села на скамейку у какого-то пруда. С похмелья захотелось пить. К счастью, рядом оказалась колонка. Она напилась и умылась. В легкой блузке (днем было жарко, а под утро более чем прохладно) ее колотило от озноба. Обхватив себя руками за плечи, чтобы согреться, она задумчиво смотрела на неподвижную гладь пруда. «Как жить дальше?» – этот вопрос в последнее время всё чаще беспокоит Юлию. Хочется нормальной семьи, хорошего мужа… Но не везет ей с кавалерами. То наркоман, то бан164

дюга… Такое впечатление, что и не осталось нормальных мужиков на свете. Наверное, больше других ей по душе Юрий. Ему она отдала свое сердце в юности. На него оно откликается до сих пор. И Наташа сразу признала в нем отца. Но как вырвать его из паутины дурмана? Скорее всего, это уже невозможно, и всё же она обязана идти до конца. По глади пруда вдруг пробежала рябь, как будто кто-то бросил в воду камешек. Юлия повернулась и увидела рядом мужчину. Неопрятно одетый, заросший щетиной, с прилизанными редкими волосами.

– Испугалась? – раздался хрипловатый насмешливый голос.

– Чего мне пугаться? Я уже пуганая.

– Тогда выпей со мной. Не люблю пить один. Составишь компанию?

– А почему бы и нет? «В голове, что ли, помутилось от сушняка?» – удивилась она себе. Как величайшую ценность, боясь расплескать живительные капли, он налил ей водки в пластиковый стаканчик. Взглянув еще раз на бомжеватого мужика, грязного и неопрятного, Юлия потянулась к бутылке: – Я лучше из горлышка. Сделав несколько глотков, она задохнулась, горло обожгло. Мужик протянул ей шоколадную конфету.

– На, закуси… Побрезговала посудой? Юлия помотала головой, торопливо освобождая конфету от обертки.

– С какой-такой радости, красавица, ты сидишь тут одна ранним утром?

– С плохой радости, – словоохотливо откликнулась Юлия, которой и в самом деле заметно полегчало.

165

– Муж прогнал?

– Можно сказать и так.

– У меня в бараке комната. – Мужик показал в сторону потемневших от времени двухэтажных деревянных строений за грунтовой дорогой. – Приглашаю. Можешь располагаться как дома.

– Сколько сейчас? – Юлия взглянула на часики. – Мне скоро на работу. Узнав, что нового знакомого зовут Пашей, она медленно пошла по улице к центру города. Илья приехал в обед. Юлия спряталась от него в соседнем отделе, попросив сотрудников не выдавать ее. Но в конце рабочего дня настырный кавалер снова появился и стал ходить по всем отделам, разыскивая Юлию. Она понимала, что над ней нависла реальная угроза. Юлия и сама поразилась условиям в реабилитационном центре. И за что только берут такие огромные деньги?! События того памятного дня развивались стремительно. Благополучно улизнув от Ильи, Юлия во дворе своего дома встретилась с Юрием, который переругивался с Марией Викторовной.

– Защити меня, – шепнула она ему. – Меня преследует страшный человек.

– Поедешь со мной? – ничего не спрашивая, предложил Юрий. По дороге она рассказала о приключившейся с ней беде. Юрий привез ее в родительскую квартиру. На беду, а может, на радость там оказалась хозяйка. Они стояли в прихожей, врасплох застигнутые Аллой Игнатьевной, которую сразу не заметили (она дремала в глубоком кресле). Взглянув на молодую пару, Алла Игнатьевна спросила: 166

– Ну, и каковы же ваши планы?

– Я люблю Юлию, – прямо ответил Юрий, – и женюсь на ней, как бы ты к этому ни относилась. – Он обнял подругу за плечи и прижал к себе. «Всё повторяется. Точь-в-точь, как в свое время у Андрея», – подумала мать. Слегка отстранившись, Юлия сказала: – Мы будем вместе при условии, если ты согласишься лечиться. Алла Игнатьевна с сомнением покачала головой. Вылечить наркомана – почти нереальная задача. Всё зависит от силы воли и желания самого человека.

– В городе есть частный реабилитационный центр. Я узнала адрес, – сообщила Юлия.

– Не пожалею на это никаких денег, – откликнулась Крутова. Она оценила заинтересованность матери ее внучки в судьбе сына.

– Можно не откладывая съездить туда, – предложила Юлия. Ни Юрий, ни Алла Игнатьевна не возражали. Реабилитационный центр размещался в каком-то бараке, забитом ящиками и коробками. Их встретил сухопарый человек в очках – директор центра Аверьянов. Он внимательно выслушал визитеров и сразу предупредил, загибая пальцы: – Строгий режим, аскетическое питание, ежедневная трудотерапия…

– Что представляет из себя «аскетическое питание?» – перебила его Юлия.

– Сухари и вода. Главное – выдержать первые две недели. Голодание пробуждает в организме человека скрытые резервы, помогающие преодолеть ломки. И еще, у нас не сбежишь, как бы ни было тяжело.

167

– Ты согласен? – спросила Юлия. Юрий неопределенно пожал плечами, но после некоторого раздумья, рассудив, что другого выхода у него всё равно нет, согласился пролечиться в центре.

– Запомни, ты сам дал согласие. Я тебя не заставляла, – жестко сказала Юлия. – Не хочешь, можешь вернуться к прежнему образу жизни. Я не настаиваю. «Если вернусь, всё потеряю, и меня ждет дорога в ад», – подумал он, а вслух сказал: – Мне хотя бы какую-то передышку. А то из огня да в полымя.

– Передышка невозможна. Если согласился – иди до конца.

– Я не уверен, хватит ли сил… Юлия понимающе кивнула, но ничего к сказанному не добавила. *** После литургии Ирина Леонидовна Беликова не спешит уходить из храма. Перед каждой иконой останавливается и низко кланяется. Перекрестившись, прикладывается к образу губами. Особо почитаема ею «Тихвинская Богородица». Она не сомневается, что именно эта чудотворная икона посодействовала рождению у нее ребеночка, которого они с мужем ждали долгие годы. Перед Тихвинской женщина молится, стоя на коленях и касаясь лбом пола. Отец Николай исповедовал одну из прихожанок. Подождав, когда таинство закончится, Ирина Леонидовна подошла к нему: – Батюшка, хочу поговорить. Он сразу догадался, о чем с ним хочет побеседовать глава поселения. Районные власти решили закрыть их сельскую 168

школу по причине незаполненности классов, а учащихся предлагают возить каждый день в райцентр на автобусе.

– Неужели другого выхода нет? – озадаченно спросил отец Николай.

– В Озерках есть детский дом. Если оформить опеку над детьми… Отец Николай задумался. Много ли найдется в их Спасском готовых на такой ответственный шаг?

– Очень сомневаюсь… На селе сейчас живут бедно.

– На детей положено пособие от государства, – сказала Ирина Леонидовна. – Но в любом случае надо, конечно, с людьми разговаривать. Беликова рассказала, что под сокращение попадает больше десятка учителей. С ними она в первую очередь провела беседу. Но мало кто согласен взять приемных детей в семью.

– А если подключить прихожан? – предложила она.

– Господь поможет, благое дело без ответа не останется, – задумчиво произнес отец Николай.

– А еще, батюшка, хочу сообщить, что решение вопроса с газификацией села сдвинулось с мертвой точки. Районные власти нас поддержали, выделят часть средств. Остальное должны будем найти сами.

– Деньги, деньги… – Священник озадаченно наморщил лоб, но больше ничего не сказал. В это время в храме появился Андрей.

– Помолись за мою маму, батюшка, – обратился он к священнику, целуя ему руку. – Сильно занедужила.

– Дам тебе молитвы в болезнях и благодарения за исцеления от болезней святого праведного Иоанна Кронштадтского. Очень помогают…

– Я приехал и с благой вестью. Мама согласна дать деньги на новый сепаратор.

– Мир не без добрых людей, – просиял священник. – И еще новость: городской наш благодетель выделил нам на 169

безвозмездной основе трактор. Не новый, подержанный, но вполне для работы пригодный. Сейчас Сергей Курушин занимается восстановлением косилки. Какие перспективы, а? – Отец Николай на радостях даже приобнял Андрея. При упоминании о Курушине Андрей нахмурился. В последнее время он всё чаще задумывается о своих отношениях с Ольгой. Иногда появляется у него чувство, что он буквально вломился в чужую семью. И Вероника к нему теперь совсем по-другому относится, избегает, смотрит неодобрительно. Матрона Афанасьевна тоже косится на постояльца. Когда Ольга уехала, предупредила: «Мне некогда у плиты стоять. Своих дел полно». Пришлось ему обживаться в квартире, которую предоставила больница. И даже Ольга, похоже, относится к нему только как к объекту плотских утех. *** Чуть свет, а Рая на ногах – полет и прорежает грядку с морковью. Девочка и дома привыкла рано вставать. Здесь, в отдаленной глухой деревушке, затерянной в лесах, ее приютила средних лет женщина по имени Екатерина Львовна, худощавая, шустрая и рано поседевшая. Рая отчетливо помнит и бескрайний лес, и «черных» лесорубов, на которых она наткнулась, выйдя на просеку. Верная Пальма бросилась защищать девочку от окруживших ее людей. Огромный мужик с черной бородой, грозно вращая глазами, завел мотопилу: – Сейчас я этого пса укорочу!

– Да это Вадима собака, – откликнулся другой лесоруб, небольшого роста, в тельняшке и кроссовках.

– А мне без разницы! Чернобородый двинулся с мотопилой на Пальму. Собака, пятясь, металась то в одну, то в другую сторону. В пред170

чувствии скорой развязки девочка зажмурила глаза. А когда открыла, увидела, что Пальма отступила от поляны в лес, где с мотопилой трудно развернуться из-за плотно стоящих деревьев.

– Беги, Пальма, беги! Умная собака, раза два гавкнув, скрылась в чаще.

– Ну и что это за чучело? – вернувшись на поляну, чернобородый остановился около Раи. В огромной мужской рубашке до пят с закатанными рукавами девочка и в самом деле выглядела несуразно.

– Слышал я, Вадим заложницу какую-то у себя держит, – откликнулся лесоруб в тельняшке.

– Это заложница Керима, – уточнил чернобородый, которому больше других было известно о судьбе девочки. В это время подъехал лесовоз.

– Сейчас мы это чучело и отправим прямиком к Кериму, – обрадовался чернобородый. – То-то радость будет хозяину. Лесорубы стали грузить в машину длинномерные хлысты, а Раю посадили в кабину. Когда погрузка была закончена, она выглянула в окно. Мужики выпивали, расположившись вокруг огромного пня. Тишину леса нарушали их разгорячённые спиртным голоса. Она толкнула дверку. Та на удивление легко поддалась. Девочка вылезла из кабины на высокую ступеньку. Спустив вниз ноги, повисла на руках и аккуратно спрыгнула на землю. Подвыпившие лесорубы продолжали о чем-то громко разговаривать. Девочка нырнула в глухой подлесок и была такова. Она пошла по опушке вдоль дороги, которая должна была вывести ее к родному селу, потому что лесовозам в любом случае дамбу не миновать. Когда Рая слышала натужное урчание нагруженного до предела лесовоза, она пряталась в малиннике у обочины.

171

Девочка находилась в пути уже много часов. Солнце было почти в зените, нестерпимо хотелось пить. Рая обрадовалась, когда за косогором, как грибки, нарисовались потемневшие от времени избы какой-то деревеньки. Сбивая босые ноги, она бросилась к ближнему дому.

– Дайте, пожалуйста, водички, – попросила у седовласой женщины, которая пасла у изгороди коз.

– Откуда и куда путь держишь, девочка?

– Мне бы попить сперва… Екатерина Львовна, стоя на крыльце, долго наблюдала за девочкой, которая пропалывала грядку с морковью. «Мне бы такую помощницу», – позавидовала она ее родителям. Девочка назвалась дочерью священника из села Спасское – центра обширной округи, куда входит и эта затерянная в лесу деревенька. Екатерина Львовна в Спасское ездила несколько раз. Исповедалась, причащалась в восстановленном храме. И сердце ее, очерствевшее однажды от большой беды, смягчилось, стало добрее к людям.

– Хоть бы поела, Раечка, – обратилась она с крыльца к девочке. – Я козочек подоила. Попотчую тебя парным молочком. Девочка подняла голову, поправила светлый платочек.

– Не беспокойтесь обо мне, тетя Катя. Я всегда поздно завтракаю. Пока прохладно с утра, только и поработать. Грядка у вас запущенная.

– Да как ей не быть запущенной? Одна ведь я в доме. И косить надо, и сухостоя наносить из леса на зиму, и за огородом ухаживать, и за козами.

– Не одна ты в доме, мама. – Из сарая вышла на голоса молодая женщина в легком цветастом халатике, заспанная, с запутавшимися в коротко остриженных волосах травинками.

172

– Нельзя тебе показываться, Люба! – замахала на нее руками хозяйка. – Неровен час, увидит кто.

– Сейчас все бабы по хозяйству заняты. А тебе надо быть поосторожней, Раечка. Заедут в деревню «черные» лесорубы за самогоном и увидят тебя.

– Мне бы домой…

– Не время еще. Надо выждать, пока Керим не прекратит тебя искать.

– Меня здесь быстрее найдут. Люба понимает, что девочка права. Но так не хочется расставаться с Раей, которая стала ей подружкой по несчастью. Люба тоже прячется – от своего бывшего сожителя Вовы, от которого сбежала в тот день, когда он покусился на ее жизнь. Два дня жила у Нелли, напарницы по магазину, потом решила, что безопаснее всего перебраться в родную деревушку, куда Вова вряд ли нагрянет. И всё-таки надо проявлять осторожность: слухом земля полнится. Вот почему она старается не показываться на глаза днем, чтобы не напороться на кого-нибудь из односельчан. После завтрака Люба позвала Раю в сарай, где у нее на сене устроена постель.

– Расскажи мне еще что-нибудь о себе. Всё рано в такую жару на огороде работать нельзя.

– А я приспособилась. Как жарко станет, быстро окунусь в бочке с водой, и опять можно работать.

– Ну и неугомонная ты…

– Я не люблю сидеть без дела.

– А если увидит кто? Тебе надо людей бояться.

– Как можно всю жизнь людей бояться? Рая едва ли не каждую минуту думает о доме. Представляет, какой переполох сейчас в родной семье. Она в первый же день рассказала Любе, что дядя Вадим, лесник, хотел ее изнасиловать: 173

– Я сразу поняла и сбежала от него, долго скиталась по лесу… «А вот я не убереглась от Вадима», – подумала Люба и вспомнила тот страшный день. Бабушка, Царствие ей Небесное, хотела сына застрелить (когда-то с покойным мужем вместе на охоту ходили), да сельчане не позволили, сдали негодяя в милицию. Педофил отсидел срок, в лесники подался, а страх, отвращение и стыд у Любы до сих пор в душе. Она долго боялась выходить на улицу. Ей казалось, что все показывают на нее и шепчутся. В школе стыдилась одноклассников и учителей. И в юности, когда подружки бегали на танцы и кадрили парней, отсиживалась дома: пристрастилась к вышивке и вязанию, много читала. Вова Яблоков тогда усиленно ухаживал за ней. Паренек очень нравился Любе, но попытки любого сближения вызывали у нее приступы отвращения к мужчинам. Закончив школу, Люба сразу же уехала из деревни. Устроилась в райцентре продавцом женского белья. Потом встретилась с Андреем, вышла замуж и поняла, что в жизни есть хорошие моменты, к которым очень быстро привыкаешь. Она чувствовала, что Андрей до безумия влюблен в нее, и позволяла себе им помыкать. Ей нравилось быть независимой и неподотчетной. Жизнь в четырех стенах быстро надоела. Отшельничество в детстве и юности, не забытое Любой, обернулось теперь неуемной тягой к общению с людьми, она словно пыталась наверстать упущенное. Фитнес-центр стал для нее и центром знакомств. Но все эти «приятные вольности» закончились встречей с Вовой, который, видимо, выслеживал ее. Он был настойчив и последователен…

– Я рада, Раечка, за тебя, что ты это унижение не испытала. А меня изнасиловал мой родной дядя, кстати, тоже 174

Вадим. До сих пор ненавижу его и боюсь, хотя с тех пор не видела ни разу. Мне кажется, я так и не смогла справиться с последствиями, как ни старалась. Так что тебе повезло. Люба откровенничала с девочкой как с близкой подругой. Рая, несмотря на детский возраст, всё понимала, и с ней можно было выговориться, не опасаясь ни сплетен, ни злорадства. Вадим появился под вечер. Рая заканчивала обрабатывать грядку с морковью, а Люба с матерью носили воду для полива с ближнего болотца. Незваный гость шел с Пальмой. Еще издали учуяв подругу, собака кинулась к девочке с громким лаем. Рая тоже хотела бежать навстречу Пальме, но, увидев своего стражника и обидчика, понурилась.

– Я знал, что найду тебя здесь, – сказал лесник. – И не одну, а с моей племянницей. Люба в это время вышла из-за кустов с полными ведрами на коромысле. Увидев дядю, она замерла. Лесник осторожно приблизился к ней и, приподняв кепочку, низко поклонился. Однако Люба недолго находилась в ступоре. Сбросив ведра, она пошла на незваного гостя с коромыслом наперевес, крича: – Сгинь, вражина! Сгинь! За себя не отвечаю! Лесник вовремя успел отскочить. Коромысло просвистело в паре сантиметров от его головы.

– За что?! Я отсидел за свой грех.

– К таким негодяям высшей меры мало! Подвесить бы тебя за срамное место, чтобы висел, пока не сдохнешь! Всю жизнь ты мне сломал. Ненавижу! – И Люба вновь замахнулась коромыслом. Вадим ожидал подобного приема, но не от племянницы, которую запомнил беспомощной девочкой, а от сестры.

175

Да он бы никогда сюда и не пришел, если бы не обстоятельства. А они складывались не в его пользу. На днях он узнал, что прапорщик, заведовавший воинским складом, прекратил поставлять в схрон оружие. Видимо, прихватили его за бока или вот-вот прихватят. Припаяют тогда и Вадиму – и за лес, как пособнику воровства, и за схрон. В совокупности на большой срок тянет. Да еще старое припомнят. А может, и удержание девочки в неволе, и сексуальные домогательства в отношении несовершеннолетней… Вадиму часто снилась Люба. Она виделась ему во снах не замужней взрослой дамой, а робкой девочкой, как в тот злополучный день. Смотрит в глаза с укором и молчит. От этого взгляда у него мурашки по всему телу. Он вскакивает среди ночи с постели в непонятном ужасе. Потом забирается с головой под одеяло и долго не может заснуть. После побега Раи и вовсе стало невмоготу. Взяв сумку с деньгами (от «левака» скопилось больше миллиона), он отправился в деревню, где его ждал неласковый прием.

– Успокой свою душеньку. Примирись со мной. – Лесник бросил к ногам племянницы тяжелую сумку. – Вот, возьми во искупление вины. На тропинке показалась Екатерина Львовна, тоже с полными ведрами.

– Что ты так долго? Я и воды начерпала, а тебя… – Она осеклась, увидев рядом с дочкой какого-то мужчину.

– Не узнала братика? – с нехорошей усмешкой спросила Люба. У Екатерины Львовны проблемы со зрением. Все глаза выплакала, когда брат опозорил ее дочку. И уж никак не ожидала, что он может появиться здесь. Она не видела Вадима со дня оглашения приговора в суде. И видеть не желала. Сгинул бы он совсем – слезинки бы по нему не проронила. Но брат не пропал. Отбыв срок, устроился в лесхоз, 176

построил в глухом лесу жилье. По слухам, так и не женился. Напоминал иногда о себе распиленными дровами, в основном березняком. Тракторист сваливал дрова у дома, даже не заговаривая с хозяйкой, и быстро уезжал. Екатерина Львовна сразу поняла, кто благодетель. Отказалась бы от подачки, да как сваленные дрова вернешь хозяину? А чем топить зимой? Взяв себя в руки, она спросила: – Тебе не стыдно появляться здесь?

– Необходимость привела.

– Какая необходимость может быть у нас с тобой? А за дрова я тебе заплачу.

– Вполне возможно, что скоро меня опять загребут. Вот, решил возместить… – Он показал на сумку. Екатерина Львовна заглянула в нее. На бледном худощавом лице появился гневный румянец.

– Как можно совесть на деньги променять?! Забирай свои бумажки и не показывайся нам больше на глаза! Словно не слыша сестру, Вадим подошел к забору, где Рая ласкала Пальму.

– А ты, девочка, мотай быстрей отсюда. Керим тебя разыскивает. Найдет и здесь. Слухом земля полнится. Я тебе помогу. Подходи завтра утром к лесхозу.

177

9A Во время очередного обхода Костя Охапкин сказал хирургу: – Не пора ли меня выписывать? Два месяца уж тут торчу. Надоел, поди, вам… «Два месяца торчу… – про себя ворчит Андрей. – Да если б ты знал, в каком состоянии тебя привезли. По частям пришлось собирать». Он хвалит себя за этого пациента. Это его крупная победа как хирурга. Обычно таких тяжелых больных отправляют в областной центр, где врачи, конечно, более квалифицированные, да и возможностей куда больше. Но ведь не каждого тяжелого больного транспортировать можно. Как верующий человек, Андрей считает, что помогла и молитва. Вот почему он ратует за то, чтобы при больнице была часовня. Исцелившаяся душа лечит и тело.

– Не спеши, Костя. Тебе надо еще ногу долечить и остаточные явления после травмы головы устранить. На это потребуется время.

– Да время-то дороже денег, доктор! Страдная пора, сенокос… Надо скотине зимовку подготовить.

– Тебе что дороже, здоровье или сено?

– Не хочу общину подводить, сейчас каждый на счету. «Ого! – поразился Андрей. – Это уже не примитивная философия единоличника, когда каждый сам по себе. Как батюшке Николаю удалось так скоро переломить сознание?»

– Что ж, выпишу я тебя, но только под твою ответственность. Если уж есть такое страстное желание, – сказал Андрей и пошел дальше. Костя хотел догнать врача, но в дверях палаты столкнулся с женой Валентиной, которая, увидев мужа на ногах, расцвела в радостной улыбке.

178

– Правильно, правильно, – сказала она. – Тебе надо расхаживаться. Валентина приходит почти каждый день, еды приносит столько, что Костя угощает всех больных в палате. Вот и сейчас притащила полную сумку. Он посмотрел на округлившийся животик жены.

– К врачу ходила?

– Нет, не ходила. Вчера в кафе было полно людей. Проводился какой-то спортивный марафон, и вся трасса была забита машинами. Валентина работает в Озерках, в придорожном кафе под названием «Пышка». Организовала это заведение матушка Галина, которая, когда в приходе катастрофически не хватало денег, пекла пирожки. Потом появилось много других дел и стало не до пирожков, но тут в село на постоянное жительство переехала молодая пара Охапкиных (в Озерках жила Костина бабушка). Валентина работала поваром в тресте столовых. Когда в «перестройку» трест распался, устроилась в буфет, где ее быстренько «нагрели» на весомую для молодой семьи недостачу. Выплачивая деньги, перебивалась временными заработками. Муж ездил в Москву. Общими усилиями потихоньку справились. И всё бы ничего, если бы не одна большая беда: пара очень хотела детей, а их всё не было. Как-то Валентина прослышала, что в восстанавливаемом храме в селе Спасском есть чудотворная икона «Тихвинская Богородица», которая помогает в зачатии страждущим женщинам. Раза два ездила в храм, молилась… Костя предложил жене переехать жить в Спасское. Ради того, чтобы обзавестись потомством, она была готова на всё. Узнав о затухающем бизнесе с пирожками, Валентина предложила матушке Галине свои услуги. Рассказала, что ее предки, зажиточные крестьяне, держали придорожную 179

харчевню. Может быть, и правда существует генная память, но только Валентина с детства мечтала стать поваром или кондитером. Ей нравится кормить людей, видеть, как они уходят довольные, нахваливая ее стряпню. Ей выделили от храма заброшенный домик в Озерках. Муж отремонтировал его, привел его в надлежащий вид. И заработала харчевня. Выпечка из «Пышки» пользуется большим спросом. Валентина работает с душой. Потому и встречают ее люди улыбкой: «А завтра будут пирожки? Очень уж они у тебя вкусные». *** Рая появилась дома вскоре после обеда. И не одна, а с Любой, которая держала в руках большую холщовую сумку. В огороде копошилась Надёнка: накануне прошёл сильный дождь, надо было подрыхлить растения. Увлеклась так, что и не заметила появления сестры с гостьей.

– Не узнаешь меня? – насмешливо спросила Рая. Девочка вздрогнула от неожиданности и замерла. «Царапка» выпала у нее из рук. Потом с радостным визгом бросилась к сестре, повисла у нее на шее.

– Родители дома? – спросила Рая. Надёнка, оторвавшись от сестры, с недоумением разглядывала ее несуразные одежонки из давнишних Любиных нарядов.

– Есть кто в доме? – повторила вопрос Рая.

– Папа уехал в луга копнить сено. А мама лежит. Не встает и почти не ест. Болеет. Неожиданное появление дочки привело матушку Галину в такой ажиотаж, что она сначала протерла глаза, потом провела рукой по лицу Раи, убеждаясь, что это наяву, и вдруг с непонятно откуда взявшейся силой вскочила с постели и 180

схватила дочь в охапку. Из глаз ручьями хлынули слезы. Немного успокоившись, спросила: – Кто держал тебя в заточении? Керим? Рая молча кивнула.

– Так я и думала… Пока ожившая матушка Галина накрывала на стол, выставляя всё самое вкусное, что было в доме, Рая рассказывала подробности своего заточения и возвращения домой. …Утром они вместе с Любой пришли в лесничество. Их уже поджидал Вадим с верной Пальмой. Увидев, что Люба явилась налегке, спросил: – Деньги оставила матери?

– Мне к твоим деньгам мерзко и прикасаться. Ты не изменился: как был педофилом, так им и остался. Лесник понял, что Рая всё рассказала приютившему ее семейству. «Может быть, это болезнь, – хотелось сказать Вадиму в свое оправдание. – Неизлечимая болезнь…» А ведь тогда огромным усилием воли ему удалось перебороть себя. Несколько раз он выходил на улицу, искал девочку, пока не догадался, что она прячется в собачьей будке. Утром Рая куда-то ушла, а вечером объявилась и снова спряталась в будке. Вадим оставил в собачьей миске побольше еды, на двоих. Ночь он провел в диком возбуждении, как тогда, когда надругался над племянницей. Взяв набор швейных иголок, стал загонять их себе под ногти. Боль пересилила пагубное желание. Выпив несколько обезболивающих таблеток, наконец отключился. Утром Рая опять ушла с неразлучной Пальмой. «Только бы не бродила по лесу, выбрала нужное направление…» Когда увидел, откуда прибежала собака, обрадовался: девочка ушла в сторону лесной деревушки.

181

Люба смотрела на него с нескрываемым отвращением.

– Уймись, я давно расплатился за свое преступление. Сколько можно носить в себе зло? Прости меня, Люба…

– Не могу, и не проси! Ты ведь не тело, ты душу мне искалечил! Со стороны леса вдруг появилась «Нива».

– Керим! Его машина! – Лесник, подхватив Раю, заметался, не зная, где ее спрятать. От глаз Керима их пока прикрывала легковушка, на которой они собирались ехать в Спасское. – Залезай под машину! – приказал Вадим девочке. Не поздоровавшись по обыкновению с лесником, Керим холодно спросил: – Хозяин здесь? Он имел в виду Петра Петровича Терещенко, директора лесничества, с которым его связывали деловые отношения, в том числе и незаконные рубки леса. Покосившись на Любу, Керим взял лесника под руку и отвел в сторону.

– Как поиски? – спросил он. Вадим не торопился отвечать. Узнав от директора лесничества о причине похищения Раи, он разочаровался в Кериме: «Как можно родную племянницу выставлять заложницей домашних разборок?»

– Поиски результатов не дали, – сказал он. – Скорее всего, девочка заблудилась. Может быть, уже и не жива. Керим не предполагал, что дело может принять такой оборот. Он хотел лишь приструнить, напугать сестру, а получается, сам себя под монастырь подвел. Если нарушится родственная связь, он станет для семьи изгоем. А если сестра напишет заявление в правоохранительные органы? Но не верит Керим леснику, уж слишком подозрительно тот отводит глаза.

182

– Я из тебя всю душу вытрясу, если не скажешь мне правду! – схватил он Вадима за грудки. – Мои лесорубы тебя на куски разрежут и по лесу разбросают, чтобы волки сожрали. – Холодные глаза мужчины вспыхнули зловещим огнём. «Лучшая защита – это нападение», – подумал Вадим и тоже схватил Керима за грудки.

– Мне терять нечего, – с подкатившим к горлу комом прорычал он. Пальма, до этого внимательно наблюдавшая за происходящим, с громким лаем бросилась на обидчика хозяина. Неизвестно, чем закончился бы этот конфликт, не выбеги на крыльцо директор лесничества Петр Петрович Терещенко – маленький, кругленький, с широкой плешиной через всю голову.

– Что вы мне тут за цирк устроили? Прекратить! – крикнул он и бросился разнимать сцепившихся. Еще бузы среди своих не хватало! И так по краю ходят и с незаконными рубками, и со сбытом оружия. Организовал этот преступный бизнес именно он, такой безобидный на вид Петр Петрович Терещенко. Тщательно законспирированная система действует безотказно вот уже несколько лет. И если из-за чьей-то дурости их дела вылезут наружу, ему обломится от закона так, что мало не покажется.

– Мы еще встретимся! – Керим метнул злобный взгляд на лесника и направился к машине. Люба не могла уснуть, металась на раскладушке, хотя в доме царили покой и тишина, нарушаемая только размеренным посапыванием девочек, спящих у стены напротив. Осторожно поднявшись со скрипучей раскладушки, босая, в ночной рубашке с хозяйского плеча, вышла через сени на крыльцо.

183

Предрассветная тишь. Темные силуэты деревьев в саду… Луна на небе со светящимся ореолом… Вот легкое облачко на минуту закрыло ее. Любе подумалось, что и она, как этот небесный странник, плывёт в безбрежном просторе неизвестно куда. «Счастье свое можно найти и здесь, – прощаясь с дочкой, сказала Екатерина Львовна. – Замуж выйдешь, нарожаешь деток. А деньги… Скотину разведём… Тем и жить будем». – «Но я всю жизнь мечтала о городе. Здесь со скуки помрешь». – «Ну, пожила ты в городе, и что? Сама сказала, что еле ноги унесла». – «Нищей была. А теперь вон сколько денег». – «Не в деньгах счастье, дочка». «А в чем счастье?» – задумалась Люба. Был у нее степенный, серьезный Андрей. Был разухабистый, беспардонный Вова, без тормозов и без совести. Ну, еще какой-нибудь мужичок на голову свалится. Разве в этом счастье? Она не слышала, как на крыльцо кто-то тихо вышел. Повернув голову на легкий скрип половицы, увидела в свете выплывшей из-за облачка луны хозяйку дома.

– Не спится? И мне не спится, – сказала матушка Галина.

– Сколько я из-за Раечки пережила! Буквально умирала от тоски. Как вам удалось вырваться из западни?

– Керим чуть не спутал нам все карты. Свалился, как снег на голову. Рая едва успела спрятаться под днищем легковушки. А потом чуть до драки не дошло. Керим с Вадимом сцепились. И я не уверена, что между ними миром закончится. Керим, как я поняла, очень мстительный человек. Перед тем как уехать в Спасское, они заглянули в лесную деревеньку. Люба попрощалась с матерью и взяла сумку с деньгами, которую сначала не хотела брать. Мать настояла: «Бери, тебе пригодится. А мне здесь деньги ни к чему. Не было их у меня и не надо». …Откуда-то прилетел ветерок, повеяло утренней прохладой. Матушка Галина испытывала безграничную благо184

дарность к Любе за то, что приютила ее дочку, помогла вернуться домой. Узнав, что она замужем за Андреем, обрадовалась: – Какое счастье, что есть такие люди, как наш благодетель! На таких земля держится.

– Ну так уж и держится! – недоверчиво возразила Люба. – Когда жили вместе, вроде ничем он себя не проявлял.

– Неправда! Ты просто ничего не знала, наверное. Не без его поддержки восстановлена эта церковь. – И матушка Галина показала на храм, который возвышался рядом в туманной дымке рассвета. Люба не знает, что ответить матушке Галине. Прожили они с Андреем вместе несколько лет, но, выходит, жили на разных полюсах. А может быть, всему виной преследующие ее приступы отвращения к мужчинам и связанная с этим депрессия? В один из таких приступов она обратилась к врачу. Рассказала о психической травме, перенесенной в детстве. «Процесс реабилитации прошла?» – поинтересовалась врач. «Какая там реабилитация! Я жила в глухой, затерянной в лесах деревушке». – «Боюсь, в таком случае остаточные явления будут преследовать вас всю жизнь. Я бы посоветовала вам занятия в фитнес-клубе. И, конечно же, пройти медикаментозное лечение». Люба неожиданно для себя рассказала матушке Галине всё. Выслушав ее признание, та некоторое время молчала, потом порывисто обняла Любу, прижала к себе: – И ты до сих пор носишь в себе эту боль? Из Любиных глаз потоком хлынули слезы.

– Исповедаться тебе надо, девочка. И как можно быстрее. После исповеди Люба вышла из храма на крыльцо. Слабый ветерок окутал ее вуалью и полетел дальше. А ощуще185

ние вуали осталось. Сейчас она представлялась ей броней, которую никакая злая сила не возьмет. Люба никогда до этого не бывала в церкви. Она переходила от иконы к иконе и ничего не чувствовала. Убранство храма представлялось ей мишурой, а сам храм – чем-то вроде картинной галереи. Все вокруг крестились и кланялись, а у Любы не поднималась рука, чтобы перекрестить лоб. Но всё изменилось после исповеди. Она вдруг ощутила тепло, разливающееся по телу. С этим ощущением небесного огня, согревающего душу, вышла из храма. По улицам села медленно расходились прихожане. Люба тоже пошла куда глаза глядят. Она остановилась у края оврага. Вдали открывалась пойма реки с многочисленными скирдами сена. Около одной из них копошились люди, переваливая сено в тракторную тележку. Красота и благодать, наполненные глубоким смыслом. «И зачем надо было срываться с родной стороны? Жила бы себе и жила. Приключений захотелось?» Люба представить себе не может, что ждет ее впереди. Уже несколько дней она живет в Спасском. В город ей показываться нельзя: боится Вовы, который в порыве гнева чуть не лишил ее жизни да еще и изнасиловал, воспользовавшись ее беспомощностью. Нет, с Вовой надо завязывать раз и навсегда. А Андрей… Он никогда шалую жену не простит. …Они встретились случайно, когда Люба возвращалась в приютивший ее дом священника. Андрей приехал поговорить с Сергеем Курушиным о часовенке, которую задумал возвести во дворе больницы. Деньги на благое дело мать сейчас дает безоговорочно. Пока еще плохо разговаривает, но находится в здравом уме. Странная получилась встреча. От неожиданности оба отпрянули и замерли, не сводя друг с друга глаз. Первым 186

очнулся Андрей и слегка кивнул в знак приветствия. Люба хотела молча пройти мимо, но он удержал ее за руку и сразу почувствовал, как забурлила в жилах кровь. Эта женщина была ему по-прежнему желанна, как никакая другая.

– Что тебя в эти края занесло?

– Неисповедимы пути Господни, – повторила она слова, которые обычно говорила мать в судьбоносные моменты жизни. Андрей, мечтавший о сыне, сразу же отметил, что живот у Любы плоский, а ведь по срокам беременность должна быть уже заметна. И вообще, жена подурнела. Лицо вытянулось. Только глаза по-прежнему глубоки, и в них тоска, граничащая с отчуждением.

– Давно здесь живешь? – притворно-равнодушно спросил он.

– Несколько дней. А он в Спасское не приезжал всю неделю: много больных, устает… Каждый день ходит в храм, молится за мать, за брата. Потихоньку обустраивает комнатку, которую выделила ему больница. И готовить теперь приходится самому. …Они стояли напротив друг друга, не зная, о чем говорить. В доме священника вечернее чаепитие. Уже все подробности избавления Раи известны. Матушка Галина успела не раз всплакнуть. А Люба, уткнувшись головой в стол, задумчиво помешивает ложечкой в чашке. В какой-то момент она поднялась и вышла из дома. Андрей увидел ее сидящей на крылечке. Она глядела на закат.

– На заходящее солнце нельзя смотреть, – сказал он, остановившись. – Моя покойная бабушка говорила, что так укорачивается и твоя жизнь.

187

– И не жаль. Я уже столько хлебнула в этой жизни. На две хватит… О своем прошлом Люба ему никогда не рассказывала. И он почему-то только сейчас подумал, что знает о жене совсем немного. Родилась и росла в глухой лесной деревушке, в школу ходила, матери по дому помогала, окончив школу, в райцентр подалась, устроилась в магазин продавцом…

– Ты нашла свое счастье, когда сбежала от меня? Люба на мгновение подняла на Андрея глаза, потом опустила, не зная, что сказать. Она подмечала в нем малейшие недостатки, складывала их в некую сумму, и этот итог с отрицательным знаком определял ее отношение к мужу.

– Нет, не нашла я счастья. И боюсь, что никогда не найду. Такой уж я человек.

– Но в жизни должен быть смысл. К чему-то надо стремиться. Без этого счастья не найдешь.

– А у тебя в чем смысл? Андрей с самого детства, с тех пор, как вырвался из лап смертельной болезни, мечтал о стезе священнослужителя. Но мирское всегда одолевало в нем духовное. Он восхищался отцом Николаем, Божьей искрой в нем, но в себе ее не находил.

– Я стараюсь быть там, где труднее, где я нужнее людям, – сказал он.

– Слышала уже. И тебе это удается?

– Стараюсь по возможности.

– Тебя здесь благодетелем нарекли, – сыронизировала Люба. – Но ведь это не твоя заслуга, а твоей матери.

– Сама знаешь, что мать еще сподвигнуть надо на затраты, а это не так просто. И деньги направить в нужное русло.

– Что ж, может, и я найду наконец смысл жизни.

– Уж не рождение ли нашего сына? – тоже с иронией спросил он.

188

Люба пришла в замешательство: – Я должна признаться тебе…

– Можешь не признаваться. Я давно понял, что ты обманываешь меня. На выезде из села в надвигающихся сумерках дорогу ему преградила Ольга.

– Неужели ко мне не зайдешь? – насмешливо спросила она. – Ждем-пождем, а вас нет и нет. Совсем забыли дорожку. Злые, неприязненные глаза, сжатые губы, нервно подрагивающие пальцы барабанят по дверце машины… Отчуждение между ними возникло не сегодня. Их любовь походила на вспышку праздничной ракеты. Шар огня остался позади… Он вышел из машины, обнял ее за плечи: – Прости меня… Она сразу всё поняла: «Проводы любви…» Любви, которую с таким трудом удалось завоевать. И причина ясна: Люба вернулась к нему. Не напрямую… Привезла Раю, приняв участие в судьбе девочки. От матушки Галины Ольга узнала такие подробности из Любиной жизни, которые ее просто ошеломили. Правда, та строжайше запретила ей распространяться на эту тему. Но сейчас, когда их отношения с Андреем стремительно пошли на убыль, Ольга готова ухватиться даже за соломинку, лишь бы попытаться спасти свою любовь. И она рассказала Андрею всё, что поведала ей матушка Галина.

– Неужели ты ничего не знал об этом? Андрей не ответил, он замер в странной позе, безвольно опустив руки.

189

*** Керим еще издали заметил, что на дамбе купаются. Подъехав поближе, увидел: в реке плещутся две девочки, а на берегу сидит женщина в длинном светлом платье и такой же косынке. Гулия с детьми! Этой встречи он больше всего не желал, даже боялся. Гулия подняла голову, их глаза встретились. Сначала Керим хотел проехать мимо, но потом остановился, вышел из машины и, подойдя к сестре, упал перед ней на колени. Почувствовав ее руку на своем плече, поднял голову и, глядя ей прямо в глаза, спросил: – Простишь меня?

– Бог простит. Керим ждал другого ответа. Последствия похищения племянницы стали для него болезненным уроком. Он почувствовал, что значит оказаться изгоем, врагом в глазах родных людей, понял, как может болеть душа и, казалось бы, давно утраченная за ненадобностью совесть.

– Бог, может, и простит. А ты меня простишь? – снова с болью спросил он сестру.

– И Бог тебя не простит, если не покаешься.

– У меня свой Бог.

– Неправда. Бог один. Это – любовь. Нельзя с именем Бога идти на преступления, убивать ни в чем неповинных людей. Ради чего?

– Чтобы изменить мир. Великий халифат – мечта и цель изменения мира. Но границы, которые складывались веками, нельзя перекроить без крови. Керим многие годы жил по законам ваххабизма и гордился этим. Но в последнее время его бунтарская энергия 190

пошла на убыль. Семья, дом, предпринимательская деятельность – всё требовало усилий и времени. Перемену в Кериме заметили и его единомышленники. «Я доставляю оружие, оказываю финансовую поддержку. Разве этого мало?»

– возмутился он. Оказалось, что мало. Контролировать его прислали агента по имени Аслан.

– Изменить мир… Построить новый на крови… Да это просто одурманивание пропагандой. А всё потому, что на Северном Кавказе большая безработица, – возражала сестра. – Придет время, где рекрутов для экстремистского подполья будете набирать? «Неплохо подкована», – подумал Керим. Но то, что Гулия с ним разговаривает, уже хорошо. Родители, например, даже не хотят видеть его в своем доме. А лесник, который предал его, освободив заложницу? Керим никогда не забывает обид. На подходе к хутору лесника их остановила Пальма, которая рвала и метала, норовя ухватить непрошеных гостей за штаны. Бейсбольные биты, которыми были вооружены Керим и Аслан, не помогали. Собака ловко уворачивалась от ударов. Тогда Аслан достал травматический пистолет с глушителем, приспособленный под боевое оружие. И первым же выстрелом уложил собаку. Подёргавшись с минуты в предсмертной агонии, Пальма затихла. Вадим поджидал налетчиков в кустах у дома, вооруженный двустволкой (истошный лай Пальмы поднял его с постели). Заметив, что верного друга нет рядом, понял: убили.

– Не подходить! – срывая голос, крикнул он показавшейся из леса паре негодяев. – Стрелять буду!

– Мы не убивать тебя пришли. Разобраться, – сказал Керим.

– За что собаку мою убили? Проваливайте отсюда, гады! Перестреляю всех! – и для острастки пальнул в воздух.

191

Аслан схватил Керима за руку, шепнул: – Уходим. А то он нас и в самом деле перестреляет. Керим не привык с позором отступать, но вновь услышал шепот: – Мы его на измор возьмем. Никуда он от нас не денется. Разгоряченная голова Керима стала медленно остывать.

– Ладно, живи пока. Но мы еще встретимся! – прокричал он и нехотя пошел вслед за Асланом. Вадим не спал всю ночь, опасаясь, что его не оставят в покое. В сгущающихся сумерках отыскал Пальму и долго плакал над трупом собаки, которая верой и правдой служила ему много лет. В долгие зимние ночи она согревала его теплом своего тела, знала повадки зверей и была незаменима на охоте. И жизнь отдала за хозяина. Лучшего друга ему не найти. В свете взошедшей луны Вадим похоронил верную Пальму и долго сидел над холмиком, раздумывая, что делать. Он осмелился пойти против Керима и понимал, что ему этого не простят. Надо было действовать на опережение, поэтому он решил начать с директора лесничества, которого справедливо считал главным закоперщиком этого змеиного клубка. Петр Петрович Терещенко разбирался с какими-то бумагами у себя в кабинете. Появление лесника он проигнорировал. Чтобы привлечь его внимание, Вадим громко кашлянул и сказал: – Петрович, ты меня осуждаешь за Керима?

– Еще не хватало, чтобы вы дрались у меня на глазах, – поднял на мгновение голову Терещенко. – Мы все в одной колоде.

– Неправда. Мы по разные стороны…

– Ты в доле за порубки. Нам платит Керим. Так чего выпендриваешься?

192

– И за оружие Керим нам платит? Терещенко мячиком подскочил на стуле и приставил к горлу лесника два вытянутых пальца руки: – Тебя это касается?.. Вадим впервые задумался о пагубности того, чем они занимаются, когда его лучший друг Гошка, не отвернувшийся от него, как вся деревня, и посылавший ему весточки в тюрьму, погиб во время взрыва в метро, сраженный осколками самодельной бомбы.

– Касается, и даже очень. Экстремисты уничтожают ни в чем неповинных людей. А такие, как Керим, пособничают им, снабжая оружием и взрывчаткой.

– При чем тут Керим и оружие? Не понимаю связи… Но Вадим давно вычислил хитроумную цепочку, организованную директором лесничества. И сейчас предъявил свои выкладки Петровичу. Лысина директора покрылась испариной. Он промокнул ее носовым платком и снова сел в кресло. Терещенко впервые по-настоящему ощутил нависшую над ним угрозу. Придуманная им надежная до недавнего времени схема сейчас была близка к провалу из-за одного мелкого звена цепочки. И зачем он втянул в дело лесника? Но тогда ему казалось, что без этого молчаливого мужика, к тому же, отсидевшего в тюрьме, не обойтись. Двужильный Вадим доставлял оружие из болотистой местности к месту, куда можно подъехать. «А если он перейдет от слов к делу и сдаст нас?» Возможный провал так взволновал директора, что у него непроизвольно задёргались левая бровь и глаз. У его любимой внучки, белокурой, кудрявой, как ангелок, девочки лейкемия. «Деда, я скоро умру?» – однажды спросила она, склонив ему на плечо головку. Лечение за границей требует огромных денег. И когда Керим попросил разрешения поработать в лесу «черным» 193

лесорубам и предложил за это ежемесячно кругленькую сумму, Петр Петрович вынужден был согласиться. Потом тот же Керим сподвигнул Терещенко на участие в сделке с оружием. Почувствовав вкус больших денег, он и от этого предложения не отказался.

– …Всё ты понимаешь, Петрович, – сказал Вадим. – Вы теперь с Керимом друганы до гробовой доски.

– Ну и чего ты от меня хочешь?

– Ничего не хочу. Я выхожу из вашей игры. На следующий день Терещенко встретился с Керимом. Обрисовав ситуацию, он заявил: – Лесника надо мочить. Иного выхода у нас нет. Вадим знал, что подельники не оставят его в покое. Он вырыл поблизости от хутора землянку, тщательно замаскировал ее и каждую ночь проводил там. Как оказалось, вовремя подстраховался. Охота на него началась, и вскоре недобрые «гости» наведались вновь. Однажды ночью Вадим проснулся в землянке от странного треска. Выглянул из укрытия и ахнул. Объятый жарким пламенем, горел его дом. А Керим и Аслан о чем-то разговаривали, стоя неподалеку. Он понял, что ему надо бежать, и как можно скорее. После пожара у него не осталось ничего, кроме двустволки, которую он всегда держал при себе. С мутным рассветом нового дня лесник вылез из землянки и на прощание окинул взглядом пепелище. От дома, который он сам построил и который служил ему долгие годы, остались одни головешки. Отдав низкий поклон бывшему гнезду и сгорбившись от горя, Вадим пошел по знакомой тропинке в глубь леса.

194

Екатерину Львовну поднял с постели (занедужила от подскочившего давления) стук в дверь. Она выглянула в окно и увидела на крыльце понуро стоящего Вадима с двустволкой на плече. Застарелая обида на брата поднялась в ней с новой силой: «И чего повадился? Пропадал годами, а теперь зачастил». Неохотно открыв дверь, спросила: – Чего опять забыл у меня?

– Мне больше некуда податься, сестра. Может, пустишь? Исхудавшее лицо, поросшее рыжеватой щетиной, впалые щеки и глаза, в которых затаилась боль. Что-то в скорбной фигуре брата тронуло хозяйку, и она посторонилась, пропуская его в дом. Присев на скамейку, Вадим сказал, не поднимая головы: – У меня спалили дом… Убили собаку… Вначале она хотела сказать: «Жаловаться пришел? Зря…» Но, посмотрев на большую икону Пресвятой Богородицы в красном углу избы, на лампаду, зажжённую в память умершей в этот день много лет назад матери, Екатерина Львовна вспомнила слова из Евангелия, которое время от времени перечитывает: «Люби ближнего. Люби врагов своих». «Нельзя постоянно корить человека за прошлое. Прости его, и на твоей душе станет легче», – сказав это себе, она уже спокойно спросила: – Есть хочешь? Брат поднял на нее просветленные глаза и судорожно сглотнул голодную слюну. Жадно поглощая предложенную сестрой еду, сказал: – Мне бы только несколько дней пересидеть. Потом я уйду. Керим не сразу заметил подошедшую к нему Надю, младшую племянницу. Старшая стояла на дамбе и с подчёр195

кнутым вниманием что-то разглядывала в воде, покрытой у берега кувшинками и ряской. Разумеется, он испытывал вину перед Раей, но трагедии из случившегося не делал. Всё ведь обошлось. Девочка жива-здорова. Почему бы и не пошутить?

– Не хочешь, Раечка, опять съездить со мной за мороженым? – насмешливо спросил он. Девочка не ответила, стоя к дяде спиной. Младшенькая тоже отвернулась.

– Ты думаешь, мои девочки после всего случившегося будут тебе на шею вешаться? – Матушка Галина поднялась с валуна и сердито одернула подол смявшегося платья.

– Для меня важнее твое прощение.

– Я, может быть, тебя и прощу как брата. А вот ты себя простишь? «На похищение племянницы меня подбил Аслан. Сказал: отступников мусульманской веры надо жестоко наказывать, – Керим пытался найти оправдание своему поступку. – Не слишком ли большую роль я позволяю ему играть в моей жизни?» – размышлял он, глядя вслед удаляющемуся в сторону села семейству. Потом присел на валун, на котором сидела сестра. Да, с племянницей, слава Аллаху, всё обошлось. Теперь его беспокоило исчезновение лесника. На пепелище, которое осталось после пожара на лесном хуторе, останков Вадима не обнаружили. Зато нашли вырытую лесником землянку, в которой он благополучно отсиживался, пока полыхал его дом.

196

10A Юлия возвращалась с работы, когда возле нее резко затормозила машина и из нее выпрыгнул Илья.

– От меня всё равно не скроешься. Я тебя и на том свете найду, – преградил он ей дорогу. Она огляделась. По тротуару в ту и другую сторону шли прохожие. Что делать? Закричать, чтобы привлечь внимание? Но Илья ее не трогает, и на его лице скорее насмешка, чем угроза. С месяц назад он ее действительно преследовал. Приходил к ней на работу, подстерегал на улице. На квартиру несколько раз наведывался, пока Мария Викторовна не огрела однажды назойливого визитера шваброй. Какое-то время Юлия пряталась у бомжеватого мужика, с которым познакомилась у пруда. Но потом Илья перестал ее преследовать, и жизнь снова потекла спокойно.

– Что тебе от меня надо? – прямо глядя ему в глаза, спросила она.

– Ничего не надо, кроме шоколада, – ёрнически захихикал он. – Есть к тебе разговор. Очень серьёзный. Так что желательно где-нибудь уединиться.

– Только не это! – запротестовала Юлия, подозревая, что Илья будет склонять ее к интиму. – Если надо поговорить, есть скверик в двух кварталах отсюда. Но в сквере все скамейки были заняты пенсионерами, вышедшими на вечерний моцион. Вова предложил пройтись по дорожке вдоль липовой аллеи с кудрявыми подрезанными деревцами, желтыми от обилия цветов. Сладковатый запах медоносов плыл над аллеей, настраивая на умиротворенный лад. Некоторое время они шли молча. В какой-то момент Юлия вопросительно взглянула на спутника и демонстративно посмотрела на часики.

197

Но Илья, он же Яблоков Вова, не торопился объясняться, жадно втягивая ноздрями ароматы липового цвета. Запах этот напомнил ему родную деревню, где на единственной улочке тоже было много лип, но не подстриженных, как здесь, а высоченных, смотрящих в небо. Пацаны любили лазить по ним, собирая по поручению взрослых цвет для лекарственных отваров. Им вдруг овладело лирически-возвышенное настроение. Он обнял подругу за талию, притянул к себе. Юлия попыталась высвободиться, но кавалер держал крепко.

– Ты почему чураешься меня? Я тебе неприятен?

– Я тебя боюсь.

– Дурочка, чем я тебя напугал?

– Ты постоянно преследуешь меня.

– Проверял на вшивость. Теперь убедился, что тебе можно доверять. Не бойся, я тебе ничего плохого не сделаю. Скажу больше: я заинтересован в твоих деловых качествах. И он рассказал, что приобрел по случаю некое доходное заведение, которым надо управлять.

– А я тут при чем? – недоуменно пожала плечами Юлия.

– Мне нужен опытный, надежный человек. Не хочу, чтобы управляющим был разгильдяй и хапуга.

– У меня нет организаторских способностей.

– Прежде всего мне нужна для ночного бара правильная и прозрачная отчетность.

– Ночной бар? – удивленно переспросила Юлия и сразу всё поняла: бар достался Илье в результате рейдерского захвата заведения, принадлежавшего матери Юрия. – Ты меня на подсудное дело не толкай.

– При чем тут подсудное дело? Всё узаконено. Комар носа не подточит. – Яблоков с благодарностью вспомнил о своем земляке Иване Марцеве, который помог ему раскрутить этот новый для него бизнес.

198

С Иваном они познакомились, когда вместе отбывали срок. Импульсивный Яблоков постоянно конфликтовал с сокамерниками. Отсидев в тюрьме несколько лет, он возомнил себя чуть ли не вором в законе, но не учел, что у него единственная ходка, а у некоторых вновь прибывших – уже несколько.

– Уймись, – сказал ему однажды спокойный, рассудительный Иван. – Не выпендривайся, если не хочешь получить заточку под ребро. Здесь свои законы. В подтверждение его слов кто-то скинул на Вову кирпич, когда они работали на ремонте административного здания тюрьмы. Кирпич задел по касательной ухо, чуть ли не на половину оторвав его. Пришлось пришивать в тюремной больнице. Необузданный характер в борьбе за лидерство подвел Вову Яблокова и когда он, выйдя на свободу, попал в шайку автоугонщиков.

– Мизерные проценты отстегиваешь за тачку, начальник, – сказал он главарю. – Рискуют одни, а дивиденды гребут другие. Где справедливость? Борца за «справедливость» вывезли в лес и велели рыть себе могилу. Его спасло появление пары припозднившихся охотников. Пока подельники разбирались с ними, шустрый Вова успел дать деру. Некоторое время ему пришлось скрываться, потом он уехал в свой областной центр, где и встретился с земляком и бывшим сокамерником. У каждого к тому времени уже сложился свой криминальный бизнес. Яблоков пошел по проторенному пути и сколотил шайку автоугонщиков. Они похищали дорогие иномарки, разбирали их в потайном гараже и продавали на запчасти. Иван промышлял на толкучках, облегчая карманы и сумочки зазевавшихся растяп (за что уже отсидел первый срок).

199

– Ты знаешь, я ведь на последнем курсе юридического института в тюрягу загремел, – разоткровенничался Марцев, когда они изрядно наугощались коньяком в ресторане.

– Так что с тонкостями юриспруденции хорошо знаком и подложные документы могу сварганить запросто.

– И что? – заинтересовался Вова.

– А то, что можно на этом бизнесе много «капусты» срубить. Узнав подробности рейдерских захватов, Вова загорелся желанием поучаствовать в этом прибыльном деле. Тут же распределили роли.

– Ты пробивной, энергичный, будешь организатором, – втолковывал ему Иван, – а я бумагами займусь. Это особенно польстило Вове. Он довольно заулыбался и хлопнул бывшего сокамерника по спине: – Считай, Ваня, что наша сделка состоялась! Первым объектом выбрали ночной бар, принадлежавший известной в городе бизнесвумен Крутовой. Со слов Юлии Вова знал, что Крутова – трудоголик до мозга костей. От известия о рейдерском захвате ее точно удар хватит, и навряд ли она скоро оправится. А это – дополнительный шанс утвердиться в роли нового собственника. Подходящая кандидатура управляющего нашлась быстро. Некая Нонна, которая одно время была администратором у Крутовой. Но вскоре выяснилось, что доход от бара мизерный. Ушлый Иван, только на вид недотёпистый, стал разбираться и сразу заподозрил Нонну в махинациях. Как и при Крутовой, она реализовывала в баре свой товар, который привозила машинами: пиво, вино, продукты… Пришлось с ней распрощаться.

– Но у меня уже есть работа, – выслушав эту историю, сказала Юлия.

200

– И сколько ты получаешь? Она промолчала. Получает достаточно, чтобы прокормить свою немногочисленную семью, и только. И есть «перспектива» всю жизнь прожить в коммунальной квартире. Мать иной раз вздыхает: «Нам никогда не выбраться из этой трущобы». Солнце не так печет, как в полдень, но всё равно душно. Последние несколько недель выдались жаркими. Где-то в ближних лесах пылают пожары. Когда с той стороны дует ветер, город накрывает пелена дыма. Юлия расстегнула верхнюю пуговицу светлой блузки, обнажив ложбинку высоких тугих грудей. Яблоков почувствовал острое желание вновь обладать этой женщиной. «Почему она бегает от меня? Всё было хорошо, и вдруг…» Он понимает, что причина, скорее всего, в его образе жизни. Но не может и не обязан подстраиваться под женщину. Женщина должна подчиняться мужчине.

– Невозможная духота. Искупаться не желаешь? – начал он издалека.

– Меня дома дочка ждет. Я и так редко общаюсь с ней. Весь день на работе.

– Бедная девочка… – Вова-Илья попытался поцеловать Юлию, но она отстранилась. – Ты со мной в прятки не играй, дорогуша. – В его темных глазах загорелся зловещий огонек, зачесанные назад волосы вздыбились. – Хочешь ты или не хочешь, всё равно будешь моей. А того хахаля, который крутит с тобой любовь, забудь! Иначе пришибу, ты меня знаешь. *** Андрею не спалось. Тяжелая ночная операция продолжалась несколько часов. Нервы еще и сейчас на пределе.

201

Встав с раскладушки, он стал ходить по комнате, подошел к окну. Его внимание привлек солнечный круг, поднимавшийся над горизонтом в каком-то странном сером мареве. Похоже, в той стороне бушует лесной пожар, который не могут укротить вот уже несколько дней. Во дворе больницы работали строители во главе с Сергеем Курушиным. «Рано приезжают», – отметил Андрей. Часовенка поднимается буквально на глазах. Почему-то вспомнилась последняя встреча с Ольгой, когда она поджидала его у околицы. Странно, но он уже не испытывает к ней прежнего влечения. Скорее всего, и не было ничего серьезного. Игра гормонов, прелюбодейство. Андрей даже посетил своего духовника отца Нектария, покаялся перед ним, исповедался и причастился. Спрашивал, как еще может искупить свой грех.

– Молиться и молиться надо, Андрей. Исповедаться и причащаться. Дам я тебе старинную молитовку преподобного Макария Оптинского. Помогает также паломничество по святым местам. Предложил бы тебе съездить в СвятоДанилов монастырь. Обитель с древней и заслуженной историей. Паломничество в монастырь и в самом деле укрепило дух Андрея. Он много молился, поклонился мощам преподобного князя Даниила Московского, который много сделал для укрепления Руси, погрязшей в бесконечных междоусобицах.

– Храм этот должен был стать главным собором и духовным центром Москвы – столицы вселенского Православия, – рассказывал гид в темном монашеском облачении. – С его появлением Москва символически уподобилась стоящему на семи холмах вечному Риму. На освящение храма прибыл царь Иоанн Васильевич Грозный с царевичами Иоанном 202

и Феодором. В память об этом событии крест на куполе храма был увенчан царской короной, которую держат два ангела. На протяжении своей семисотлетней истории Свято-Данилов монастырь участвовал во всех значительных событиях в истории нашего Отечества. И всегда защищал свое любимое детище его верный хранитель – благоверный князь Даниил. Духовное очищение после паломничества позволило Андрею правильно построить непростой разговор с Сергеем Курушиным, сначала наотрез отказавшимся возводить часовню во дворе больницы.

– Не будем врагами, – сказал он, приехав в Спасское на встречу с Курушиным. – А если есть между нами какие-то разногласия, давай это обсудим.

– Да как не быть разногласиям, если ты почти каждый день приезжаешь для встреч с Ольгой. Ваша любовная связь у всех на виду.

– Нет уже ничего, Сергей…

– Хочешь сказать, поматросил и бросил? Они сидели на скамейке во дворе храма, уединившись после утренней литургии. Мимо проходили прихожане. Когда на крыльцо выкатилась коляска с Вероникой, Сергей сорвался с места, помог девочке спуститься, обнял ее и поцеловал.

– Ну как, удался тебе образ?

– Не мне судить. Батюшка Николай обещал проконсультироваться в монастыре. А батюшка уже тут как тут. Вышел на крыльцо и, увидев Веронику, спустился к ней. В руке он держал листок из альбома.

– Да ты просто молодец, Вероника! Так передать глубину характера не каждый художник сможет. Бледное лицо девочки зарделось от удовольствия.

203

Андрей подошел к священнику и долго разглядывал рисунок. На нем была изображена святая Ксения Петербуржская. Глубиной постижения характера рисунок девочки действительно превосходил список образа, хранящийся в храме.

– Как тебе это удалось? – спросил батюшка Николай. – Я-то думал, ты скопируешь нашу икону, а у тебя свой взгляд…

– Нет, я не копирую. Прежде чем писать образ, надо познакомиться с житием святого. – Это был ответ вполне сформировавшегося человека, а не беспомощной девочки, пораженной неизлечимой болезнью. Вероника очень общительна. Она заинтересовалась работами студентов иконописного отделения семинарии, проходивших практику в храме, и призналась, что тоже хотела бы заняться иконописью, но не знает, с чего начать. Студенты и посоветовали ей начать с книг, с жития святых.

– У тебя есть еще подобные работы? – полюбопытствовал батюшка Николай.

– Сейчас пишу образ Николая Чудотворца.

– Закончишь – приноси. Отправлю твои работы батюшке Нектарию в Озерки. Довольные отец и дочка двинулись по направлению к дому, продолжая о чем-то оживленно беседовать. Андрей остался за оградой храма, не посмев мешать их общению. На другой день Сергей сам приехал в больницу, нашел Андрея и сказал: – На благое дело я в любом случае согласен. Построим часовенку. В ближайшее время жди. …Не успел он лечь в постель, как кто-то позвонил в дверь. Андрей открыл и даже отшатнулся, увидев Ольгу.

204

– Так и будем стоять? – первой нарушила неловкое молчание она. Он посторонился, пропуская ее в комнату. Разговор поначалу не клеился. Они сидели за столом друг против друга и больше молчали, чем говорили.

– Две недели уже дождей нет, – посетовала Ольга. – Маме не под силу огородом заниматься. Приходится каждый день ездить в Озерки.

– Ты продлила отпуск за свой счет? Такое впечатление, что не хочешь в Озерки возвращаться.

– Да, скорее всего, я обоснуюсь в Спасском. В фельдшерский пункт как раз требуется работник. – Поправив пышные светлые волосы, Ольга с некоторой заминкой добавила: – Но всё зависит от обстоятельств… Андрей понял, что она хочет попробовать возобновить прерванные отношения. Но сейчас он был способен противостоять искушению. Немало сил ему пришлось потратить, чтобы очистить душу от греха.

– А как же работа в больнице? Я останусь без опытнейшей операционной сестры.

– Я нужна тебе только как операционная сестра? – Ольга обиженно отвернулась.

– У тебя есть муж, Оля. Я не вправе разрушать вашу семью.

– Муж объелся кислых груш… Моя семья давным-давно разрушена. Скажи прямо, ты меня уже не любишь?

– В широко распахнутых глазах Ольги появились слезы. – Ты по-прежнему любишь жену? Но Андрей так и не разобрался в своих чувствах к бросившей его супруге. Сейчас, когда он узнал о прошлом Любы, ему стало многое понятно, и он решил попытаться наладить отношения с женой.

205

– Я всё понимаю и готов простить тебя за все выкрутасы. Давай попробуем всё начать с начала, – предложил он во время последней встречи.

– Это уже невозможно, – ответила Люба. Похоже, она по-прежнему не испытывает к нему никаких чувств. Хотя… почему к нему? Люба не чувствует приязни к мужскому полу вообще. Ей нужен только покой. И она нашла его в храме, квартируя в семье батюшки Николая. …Люба словно растворяется в пространстве церкви. Речитатив священника действует на нее умиротворяюще. Она закрывает глаза, на душе хорошо и покойно. Заканчивается служба, прихожане расходятся, а ей так не хочется уходить… Люба чувствует, что загостилась в семье батюшки, но не знает, куда податься. Помогает матушке Галине по хозяйству, но больше сидит на лавочке перед домом. Однажды батюшка Николай предложил: – Не хочешь поработать официанткой в нашем придорожном кафе в Озерках?

– Почему бы и нет? Мне всё равно. Флегматичность молодой женщины удивляет священника: «Надо бы ее психиатру показать». Однажды он даже обратился с этим к Андрею, на что тот сказал: «Она не желает со мной контактировать. И в больницу ни за что не пойдет».

– А где ты жить будешь? Может, у Андрея? У него комнатка в Озерках есть. – Батюшке Николаю очень хочется свести эту пару.

– К Андрею я не пойду! И даже не пытайтесь больше на эту тему со мной разговаривать. Мужиков я терпеть не могу!

– А если к Ольге на постой? Она сказала, что не вернется больше в Озерки.

206

Люба неопределенно пожала плечами. Она слышала, что у Ольги с Андреем роман, и не желает становиться между ними. Андрей встал из-за стола: – Пойду чайку заварю… Ольга поняла, что он хочет уйти от разговора.

– Не хочу я твоего чая, – с раздражением в голосе сказала она. – Дома пила… Она решилась прийти к Андрею после разговора с матушкой Галиной, от которой узнала, что Люба наотрез отказалась возвращаться к мужу.

– Может, пустишь ее в свой дом, – настаивала матушка. – И твоей престарелой матери будет подмога.

– Матушка Галина, как это только вам в голову могло прийти! Столкнуть жену с соперницей, – возмутилась Ольга и подумала: «Если Люба не хочет занять свое место рядом с Андреем, почему бы не попытаться мне?» Несмотря на охлаждение в их отношениях, она по-прежнему любит его. …Преодолев в себе раздражение, Ольга сказала: – Ладно, завари чаю. Я наливочки принесла. *** В баре уже с утра душно: горит дальний лес, но ветром наносит гарь на город. Ни окна открыть, ни форточки… Кондиционер сгорел от долгой непрерывной работы. Юлия расстегнула светлую блузку на груди, поддернула повыше подол и без того короткой джинсовой юбки. Отчетность за прошлый день почти готова. Прозрачность движения денежных средств – отличительная черта квалифицированного бухгалтера. А она еще и администратор бара, отвечает за порядок и обстановку в заведении.

207

Погруженная в работу, Юлия не слышала, как открылась дверь. Оторвалась от бумаг, только когда над ее головой раздался голос: – Поздравляю тебя, Юленька, с днем рождения! Всех тебе благ и успехов!.. Юлия оправила юбку, застегнула на груди пуговички блузки. Иван первый поздравил ее с днем рождения. Она ушла на работу, когда дочка еще спала, а мать копошилась на общей кухне, делая вид, что не замечает ее. Дуется, что сорвалась со спокойной работы в «вонючий бар, где одни отморозки да алкаши». Юлия и сама забыла о дне рождения в делах да заботах, тем приятнее было услышать неожиданное поздравление. Она приподнялась, протянула Ивану руку. Быстрое, почти неуловимое движение, и на ее пальце оказалось колечко с камешком, переливающимся чистыми алмазными гранями.

– Спасибо, Ванечка! Ты единственный человек, который меня сегодня поздравил.

– А Илья? Юлия промолчала. Этот человек получил какую-то безграничную власть не только над ее телом, но и душой. Закабаленная баром, она даже слова против не может ему сказать. Юлию вполне устраивала прежняя работа в торговой фирме. Да, на крупные траты денег не хватало, но работалось спокойно и были кое-какие перспективы. Илья платит ей хорошие деньги, но она чувствует себя здесь как на вулкане, сознавая, что место занимает незаконно.

– Я всё время боюсь, что нас в любую минуту турнут из бара. И хорошо, если не за решетку…

– Не твое дело, дура! Работай и ни во что не лезь!

208

В их отношениях с Ильей и сейчас всё держится на угрозах. …Иван прошелся по кабинетику, сочувственно покачал головой: – Душно-то как… Недавно она узнала, что Марцев является совладельцем бара. Наравне с Ильей. И с тех пор все претензии обращает только к нему.

– Еще как душно. Позаботился бы, чтобы кондиционер мне отремонтировали.

– Обязательно позабочусь, – улыбнулся Иван. – Будут еще какие просьбы? Юлия отрицательно покачала головой.

– Зато у меня есть к тебе просьба. Составь мне компанию на сегодняшний вечер. Тебя еще один презент ждет. Будет у тебя этот день рождения действительно памятным.

– Мне надо вечером быть в баре. Это моя обязанность. И потом, презент ты мне уже преподнес. – Она поиграла колечком на пальце. – От всей души благодарю.

– Тебя ждет подарок другого рода – приятное известие. Не беспокойся, в баре тебя подменят.

– Но я не могу без разрешения Ильи… Сам, наверное, понимаешь.

– Сегодня можно. Ильи не будет в городе. Они встретились в кафе на окраине, где нет обычной для этого времени толкотни. Выпили дорогого армянского коньяка, потанцевали. Юлия сгорала от нетерпения и любопытства. Но Иван молчал. После очередного захода на танцпол не выдержала: – Чем же таким особенным ты хотел меня еще раз сегодня осчастливить?

– Осчастливлю я тебя тем, что переведу бар в твою собственность. Будешь полноправной хозяйкой. Только Вове об этом ни слова.

209

– Какому Вове? Иван часто забывает, что его подельник называется чужим именем.

– Илье, конечно же. Просто нередко путаю Илью с другим человеком, очень на него похожим, – попытался неуклюже вывернуться он. Юлия чуть не поперхнулась суши. Она догадывалась, что за ее спиной производятся какие-то манипуляции с недвижимостью. Позже узнала, что чем длиннее цепочка собственников, тем легче замести следы рейдерского захвата. Она боялась возможных последствий, поэтому, услышав «приятное» известие, не удержалась и вскрикнула: – Да отстаньте вы все от меня, ради Бога! Я теперь каждую минуту от страха трясусь. Как можно так жить?! Обычно невозмутимый Иван приложил палец к губам и, оглядевшись по сторонам, с угрозой в голосе сказал: – Поменьше эмоций, Юлечка. Враг не дремлет. Может быть, нас подслушивают. Недоброжелателей и завистников на свете полно. «Добрые люди не таятся, – подумала она. – Вот ты, значит, какой добрый». Уже темно, горят фонари. Но еще не поздно. Машины чуть ли не сплошным потоком катят по улицам. На тротуарах много гуляющих, прохожих… Они остановились около подъезда многоэтажного дома.

– Зайдем? – предложил Иван. – Я здесь живу. Кофейку попьем. Юлия – стреляный воробей. Знает уже, что скрывается за невинным «кофейком». Несмотря на выпитое, здравый рассудок в ней не угас.

– Нет, я домой поеду. Меня дочка ждет.

– Дочка у тебя не одна. Под присмотром доброй бабушки.

210

«Уже всё выведал…»

– Я ее и так редко вижу.

– Почему? Можно подумать, что не на одной работе пашешь. «Да, не на одной», – хотелось сказать Юлии. Илья бесцеремонен: «Сегодня у нас день любви. Смотри, не опаздывай. Я уважаю пунктуальность». И с ним не поспоришь. Может так придушить, что чуть ли не дух вон, а потом – безумная страсть. Она уже собралась уходить, но Марцев удержал ее за руку: – Не поцелуешь меня, красотка, на прощанье? «И он туда же. Все мужики одинаковы…» Не нравится ей Иван, несмотря на дорогой подарок на руке. Скользкий, как слизняк. Ушастый, губастый, челочка пегая, как мышиная шкурка.

– Мне есть кого целовать, сам знаешь. Он обнял ее, привлек к себе. Она услышала, как бешено колотится его сердце.

– Люба ты мне, Юленька! Так люба, что покой потерял. С того самого дня, как увидел тебя на речке, когда с Юрием на трамплине соревновался. И что теперь прикажешь делать?

– Мало ли девчонок на свете…

– Девчонок много, а такая одна. Выскользнув из его объятий, она поспешно отступила в сторону. «Везет же некоторым, – провожая уходящую Юлию взглядом, подумал он. – Но я всё-таки доберусь до нее. Никуда она от меня не денется».

211

*** С некоторых пор Андрей повадился ходить обедать в «Пышку». Вкусно и сытно… А главное, Люба, беглая жена, работает в кафе официанткой. Странные отношения сложились между ними. Едва поздоровавшись, Люба приносит кушанья и тут же уходит. Словно они совсем чужие. Андрея это сильно задевает. Он, может, и хотел бы ее забыть, да не может. Такое впечатление, что привязан к ней некой пуповиной, обрезать которую пока не в состоянии. Однажды, когда Люба, принеся ему заказ, как всегда, хотела быстро уйти, он удержал ее за руку: – Присядь. Мне кажется, нам есть о чем поговорить. Жена молча села рядом и с отстраненным видом уставилась в пространство перед собой.

– Вкусно у вас здесь готовят… Люба кивнула. Андрей некоторое время разглядывал ее. Исчезла таинственная глубина в глазах, потух блеск молодости… От безразличия, от усталости?

– Ты не забыла, что мы еще супруги? Словно очнувшись, Люба быстро взглянула на него: – В чем же дело? Подавай на развод.

– Но, может, в наших отношениях что-то еще изменится к лучшему? – Он взял ее за руку. В это время в кафе завалились несколько шоферов с трассы.

– Мне надо идти. Клиенты ждут, – с видимым облегчением сказала Люба. Андрей неохотно отпустил ее.

212

Странные иной раз случаются в жизни людей метаморфозы, думает Ольга. Вот хотя бы присутствие в ее доме Любы. А всё благодаря матушке Галине: «Любе мы нашли работу, но с жильем не определились. У тебя в Озерках дом просторный. Может, примешь ее к себе на постой?» – «А ты знаешь, в каких мы отношениях?» – хотелось спросить Ольге, но она не может отказать матушке Галине, которую глубоко уважает. Да и жить в Озерках тогда не собиралась. Однако после памятного чаепития с Андреем в Спасское ехать передумала. Подобрел тогда Андрей к ней. Настолько подобрел, что стал обнимать и целовать. Дело шло к интимной близости, и вдруг звонок. Что за жизнь у хирурга? Привезли женщину с острым аппендицитом. Андрей стал собираться.

– Тебе нельзя. Ты же выпил, – попыталась остановить его Ольга.

– Больше некому. Дежурного хирурга дома не нашли, а операция безотлагательная.

– Ну и отдувайся за всех! – психанула она. А потом Андрей пропал. Оказывается, взял отпуск и куда-то уехал. Почти каждый день Ольга думает о нем, о том, что видит себя только рядом с ним. Но как быть с Вероникой? «Я нашла своего папу и расставаться с ним не собираюсь», – это было похоже на ультиматум. Отношения папы и дочки похожи на дружеский союз, общаются постоянно и с явным удовольствием.

– Папа где? – просыпаясь, спрашивает Вероника.

– У себя дома, где же ему быть.

– А я подумала, что вы уже помирились. Скоро папа вернется к нам? Это обычный провокационный вопрос маленькой плутовки, которая спит и видит, чтобы они зажили одной семьей.

213

Ольга, чтобы устранить весомую помеху в их отношениях с Андреем, решила разлучить Веронику с отцом и однажды сказала дочке: – Пора нам возвращаться в Озерки.

– Ты же сказала, что останешься в Спасском. И работу здесь нашла… – удивилась Вероника.

– А куда мы бабушку денем? Она в Спасское не поедет.

– Неправда! Бабушка не раз мне говорила, что хочет вернуться на родину.

– А дом на кого оставим?

– Дом можно продать.

– Как всё у тебя легко, дочка! В этом доме я выросла. Он мне дорог. Вероника сверкнула на нее гневным взглядом: – Ну и оставайся со своим домом! А я буду жить с папой и бабушкой в Спасском. Ну просто беда! Как объяснить Веронике, что не любит она Сергея? Вышла замуж за него, потому что время поджимало, боялась остаться в девках. А тут парень смазливый подвернулся. Правда, к рюмке неравнодушный, даже на свиданки под градусом являлся. Но, думала, поженятся, возьмет его в оборот, и откажется Сергей от пагубного влечения. Ошиблась… Курушин и после свадьбы любил с дружками покуражиться и под пьяную руку похулиганить. То машину угонят покататься, то спортивные снаряды на школьной площадке покорежат… Не раз попадал в милицию, административные взыскания давали. Всё терпела. А что ей оставалось делать, если брюхо на лоб лезет? Правда, сейчас не пьет, образумился. Но нет между ними той искры, которая накрепко соединяет мужчину и женщину. А жизнь без любви – мука невыносимая.

214

Люба вернулась домой усталая и сразу же легла спать. Так выматывают эти мероприятия: то дни рождения, то юбилеи, то свадьбы… Отличная кухня и вежливое обслуживание привлекают всё больше людей, и заказов у придорожного кафе становится всё больше. Скрипнула дверь, в комнатку заглянула Ольга: – Уже легла? А я чайник согрела, тебя жду.

– Устала я сильно. Не до чаепития мне сегодня. Обычно Люба рассказывает о том, как прошел день, в том числе и об обеденных «набегах» Андрея. Ольге это особенно интересно.

– Приходил сегодня Андрей на обед? – спросила она, пристроившись на стуле возле Любы.

– Нет. Несколько дней уже не приходит.

– Ну а в последний раз что говорил?

– Пытался выяснить со мной отношения. О супружеских обязанностях завел речь. Я сказала: отношений не будет, можешь подавать на развод.

– Ты и в самом деле не любишь его?

– Я вообще ненавижу мужиков! Так, поняла Ольга, у Любы очередной приступ депрессии. В последнее время они случаются всё чаще. Хорошо, что матушка Галина определила Любу к ней на постой. Теперь соперница постоянно на виду. Да и не соперницы они, так что опасаться нечего. Ольге рассказывали о сумасбродстве Любы. Даже не верится… Сейчас она тише воды, ниже травы. Молится каждое утро перед образами, любит уединение, читает церковные книги.

– Почему тебе не нравится работа в кафе?

– Суетно очень. Не по мне это.

– А что по тебе?

215

– Послушницей в монастырь хочу определиться. – Люба так разволновалась, что даже поднялась с постели и нервно заходила по комнате. В дверях Ольга столкнулась с бабушкой. Судя по всему, Матрона Афанасьевна подслушивала.

– И чего эта девка тебе сдалась? – спросила она. – Мало нам своих забот?

– А какие с ней заботы? Тихая, непривередливая… Ничего от нас не требует.

– Не об том речь. Ты в Озерках останешься или в Спасском обоснуешься? Если уедешь, мне постоялка не нужна.

– Никуда я не уеду, не переживай. С завтрашнего дня выхожу на работу в больницу.

– А Вероника?

– Вероника решила остаться в Спасском. Очень уж она с отцом подружилась. – В голосе Ольги послышалась ирония. «Суетная какая-то стала, – с осуждением подумала старушка о внучке. – Семь пятниц у нее на неделе». Она знала, ради кого остается здесь Ольга. Только перспективы у нее мизерные. Не разведен бывший постоялец с женой и, как видно, до сих пор к ней не равнодушен. С некоторых пор мнение Матроны Афанасьевны стало склоняться в пользу Сергея Курушина. Остепенился, говорят, мужик. И дочку очень любит. Чего еще надо Ольге? По этому поводу она не раз разговаривала с внучкой. Но у той один ответ: «Не люб он мне».

– По себе дерево рубят, – наставляла внучку Матрона Афанасьевна. – Ты уже взрослая женщина. Жизнь тебя учит-учит и всё никак не научит. Ольге эти нравоучения надоели хуже горькой редьки. Она встала из-за стола и, не допив чай, ушла.

216

11A Войдя в кафе, Вадим сразу увидел Любу. Она обслуживала двух парней за дальним столиком. Низко наклонив голову, он стал ждать. Официантка появилась перед ним неожиданно. Он поднял голову: – Добрый день, Любушка.

– Ты?! Почему ты здесь? – отшатнулась она. Вадиму неловко от встречи с племянницей. Он не простил себя, да и нет ему на этом свете прощения за насилие над ребенком.

– Ищу работу. Сбежал из лесников.

– Как сбежал? Столько лет отработал…

– Это долгая история…

– Как ты меня нашел?

– Слухом земля полнится. Вадим пытливо посмотрел на племянницу. Озлобления в ее глазах не заметил. На лице – спокойствие и отрешенность. Как и у сестры, к которой он пришел, скрываясь от преследователей. Первоначальная враждебность в ее глазах исчезла, когда она, с большой неохотой пригласив брата в дом, перекрестилась на образа в красном углу и что-то пошептала.

– Я слышала, требуются разнорабочие в кафе, – сказала Люба.

– Мне бы это подошло. Сила есть, ума не надо.

– Не унижай себя… Люба нашла дяде не только работу, но и жилье. Договорилась с Ольгой, и он занял одну из комнат в ее просторном доме.

217

Вадим знает, что Керим его ищет. Еле ноги унес из дома сестры, когда они с Асланом нагрянули в деревню. …Ранним утром, когда вся деревня еще спала, Екатерина Львовна услышала ворчание машины на ближних колдобинах и разбудила брата: – Не за тобой ли едут? Истошно залаяла соседская собака. Вадим вскочил с постели, не зная, куда бежать.

– Беги во двор, – подсказала Екатерина Львовна, истово крестясь на образа. – На сеновале спрячешься. Только он убежал, в дверь забарабанили: – Открывай, хозяйка! Она долго не открывала, спрашивала-переспрашивала, давая возможность брату понадежнее укрыться. «Гости», потеряв терпение, стали ломиться в дом, готовые выбить дверь. Сделав вид, что одежку набрасывала, Екатерина Львовна открыла: – Почто честной народ булгачите? Ее бесцеремонно отодвинули и обыскали весь дом. Раздосадованный Керим приставил к горлу хозяйки кривой нож: – Колись, ведьма! Куда дела родственничка? Мы знаем, что он здесь. Черные глаза бешено вращаются, в уголках рта выступила пена. «Такой и в самом деле может порешить». В деревне, где обитают в основном доживающие свой век старики, у кого сила, тот и прав.

– Он еще вчера ушел, – слукавила хозяйка.

– Врешь, ведьма! Нам верные люди сказали: здесь лесник! Аслан, заметив иконостас в красном углу, потребовал: – Поклянись перед Богом. «Да простит меня Господь, простит мою ложь во спасение». Она упала, как подкошенная, на колени перед образами…

218

Вадим долго приводил ее в чувство, прыская в лицо холодной водой. Когда открыла глаза, сказал: – Спасла ты меня, сестричка. По гроб тебе буду благодарен. В тот же день он уехал в Спасское, нашел отца Николая, навел справки о Любе. Когда уходил, Рая, собиравшая в палисаднике смородину, увидев его, сказала отцу: – Этот дядя меня спас… – умолчав о том, что ей и от него пришлось прятаться. Батюшке Николаю известна Любина история. Но сейчас он подумал: «Не пропащий, значит, Вадим человек. А если бы и пропащий? Исцелять душу оступившегося в первую очередь обязан священник».

– Трудно тебе на этом свете жить? – придержав Вадима за руку, спросил отец Николай.

– Трудно, батюшка. Всю жизнь прожил изгоем. Не на кого было опереться. Если не считать покойного друга Гошу. Сейчас… – он вспомнил спасшую его сестру, – сейчас уже немного полегче. Люди добрые снова стали протягивать мне руку.

– Причаститься бы тебе, Вадим. Снять с души своей камень.

– Не созрел я, батюшка, чтобы прийти к Богу. Не готов пока для покаяния. *** Юлия проснулась оттого, что кто-то тряс ее за плечо. Открыла глаза и увидела дочку.

– Долго еще будешь спать, мама? Поиграй со мной! Чаще всего они играют в продавца и покупателя. Собирают игрушки и выставляют их «на продажу». В роли продавца, конечно же, Наташа. Она назначает цену, а мать в роли покупателя торгуется.

219

Но сейчас Юлия сказала: – Спать хочу. Поздно пришла с работы.

– А мне скучно…

– Ты что шумишь, негодяйка! – шикнула на девочку Мария Викторовна, готовившая на кухне еду. – Дай матери выспаться. Она всю ночь работала.

– А почему ночь? Все люди ночью спят.

– Такая у нее работа, а ты не сочувствуешь. Бабушка хотела дать девочке шлепка, но Юлия уже поднялась с постели.

– Оставь, мама, нашу красавицу. Всё равно уже не усну.

– Она любовно притянула дочку к себе. – Бедненькая, и на улице не погулять, дождик сегодня. Ладно, сейчас умоемся, зубки почистим и будем играть. Давай, беги скорее в ванную. Будешь первой в очереди. Наташа убежала. Мария Викторовна, сделав вид, что цветы на подоконнике проверяет, как бы между прочим спросила: – Объясни, что ты в этой работе нашла хорошего?

– А то, что сможем наконец накопить на отдельную квартиру.

– Не всё деньгами искупается, Юлька! Дочку почти не видишь. Ночами не спишь…

– Наташа при тебе. Не заброшенная.

– Ну да, я только дома теперь и торчу. Сделала из меня няньку.

– Потерпи еще немного, скоро в детский садик определим. Что-то недовольно пробурчав в ответ, Мария Викторовна вернулась на кухню. Не нравится ей последняя работа дочери, явно связанная с криминалом. И кавалеры еще те… То какой-то Илья преследовал. Теперь вот Иван обхаживает. Подарочки неспро220

ста дарит, вон какое дорогое колечко с камешком на руке красуется. Дочка ей мало что рассказывает, чтобы не волновать, но она видит, как неспокойно у нее на душе. Частенько заплаканная ходит, и взгляд потухший… Появилась Наташа, умытая и причесанная бабушкой, с большим бантом на макушке.

– Твоя очередь, мама… Юлия согласно кивнула и отправилась, было, в ванную, но остановилась, услышав: – Мне сегодня ночью папа приснился. Принес в подарок велосипед. Я каталась-каталась, а потом устала и уснула. «Ну и хитрюга! Чего только не придумает, чтобы своего добиться», – подумала она, а вслух сказала: – Будет тебе велосипед, дочка. Скоро зарплату получу. Наташа давно называет Юрия папой. Но не видела его уже с месяц, он всё еще находится на реабилитации. Недавно Юлия была у него. Его перевели из «одиночки» на стройку. «Проходит трудотерапию, – сказал директор центра Аверьянов. – Положительные сдвиги налицо».

– Я всё выдержу, лишь бы от зависимости избавиться, – обрадовался ее приезду Юрий. – Главное, чтобы ты меня не забыла, а я ради тебя и дочки обязательно выкарабкаюсь. Казалось бы, сколько негатива было в их отношениях, а нет-нет, да и кольнет сердце: «Как он там?» Видимо, это не отголосок глупого увлечения молодости, а чувство куда более глубокое. И связывает их не только общая дочь. На другой день после поездки к Юрию Марцев неожиданно спросил ее: – В реабилитационный центр ездила?

– А ты откуда знаешь?

– У меня всё схвачено. Знаю даже, что твой бойфренд проигрался и задолжал огромную сумму. Между прочим, на 221

«счетчик» поставлен. Каждый день капает… Как рассчитываться будет? – Он злорадно усмехнулся. Юлия сначала растерялась, потом выпалила: – Не верю! Ты Юрия оговариваешь, чтобы досадить мне. Иван лишь иронично улыбнулся. …Когда его родители попали под сокращение и потеряли работу (единственное градообразующее предприятие поселка прекратило свое существование), ему пришлось самому пробивать себе дорогу в жизни. Он поступил в юридический институт, и началась полуголодная студенческая жизнь. Иной раз не было денег даже на кусок хлеба. Перебивался случайными заработками, в основном подрабатывал грузчиком. Но не всегда и такая работа была, да и платили не ахти (расценки сбивали нелегальные эмигранты). Поэтому, когда нашелся учитель этого старинного «ремесла», будущий юрист «переквалифицировался» в карманники. Ивану довольно долго фартило. Но однажды напоролся на ушлую бабенку, которая свой карман берегла. Залез в него и был взят с поличным. Последний курс… А он вместо защиты диплома получил пять лет отсидки. Из института его, разумеется, отчислили. Вышел из заключения, и опять та же проблема: где на кусок хлеба заработать? Квалификации никакой, а безработных полно. Как и дешевой рабочей силы из бывших союзных республик. Пригрел бывший сокамерник Вова Яблоков, успевший снова организовать криминальный бизнес. Криминал тоже бывает разный. Есть примитивные бандюги, которые «тачки» уводят, людей грабят. И есть интеллектуалы, пользующиеся прорехами в законодательстве. Вова специализировался на «черном риэлторстве», и поч222

ти законченное юридическое образование Ивана оказалось как нельзя кстати. …Что касается долга Юрия, Марцев рассказал Юлии такую историю. Есть у него знакомый по прозвищу Вышибала, который какое-то время подвизался в Москве в сфере игорного бизнеса. Одним из завсегдатаев их заведения был парень по имени Юрий, «мажорик», который всегда играл по-крупному. Ему то везло, то нет. Однажды он задолжал хозяину большую сумму, а расплатиться не смог, за что и был поставлен на «счетчик».

– Так вот, этого Юрия Вышибала видел однажды с тобой, – сказал Иван, – и обрадовался: значит, есть возможность стрясти должок и получить свой процент.

– А в случае неуплаты?

– Закатают в асфальт. Юлия нервно заходила по кабинету. С раскрасневшимся от волнения лицом она показалось Ивану еще привлекательнее. Он попытался ее поцеловать. Юлия отшатнулась, вернулась за стол и, закрыв лицо ладонями, замерла. Она понимала, что над Юрием нависла реальная угроза: «Юра, Юра, что ты натворил!..» Иван был доволен произведенным эффектом. Вышибала – реальная фигура, но с недавних пор сидит в тюрьме за воровство. А стребовать с Юрия должок придется ему, Ивану Марцеву.

– И что теперь Юрию делать? – скорее всхлипнула, чем произнесла, Юлия. «Неужели она его так любит?» – подумал Иван, а вслух сказал: – У него богатая мамаша. Наверняка раскошелится для любимого сыночка, когда узнает, что его ждет. На другой день Юлия вместе с Наташей пришла к Крутовой. Алла Игнатьевна встретила ее в холле и, не заме223

тив поначалу девочку, которая стояла за спиной у матери, предложила сесть. Выписавшись из стационара, она всё еще испытывает слабость и недомогание и поэтому больше лежит. Хотя лечащий врач прописала ей не покой, а движение и свежий воздух, чтобы восстановление проходило быстрее. Юлия рассказала, что ездила на днях к Юрию: – Ждет не дождется, когда его выпишут из реабилитационного центра.

– Есть ли сдвиги к лучшему? – заинтересованно спросила Крутова и вдруг увидела девочку, стоявшую у двери.

– Это моя дочка, – перехватив ее взгляд, сказала Юлия.

– Внучка значит. Как странно… Я уже бабушка. – Алла Игнатьевна шумно вздохнула и вдруг потребовала: – Внучку мою ко мне! Юлия подвела к ней Наташу.

– Скажи бабушке, как тебя зовут? – спросила Алла Игнатьевна.

– У меня уже есть бабушка! – с вызовом заявила Наташа.

– А разве плохо, когда у человека две бабушки?

– Мне хватает и одной. Не хочу, чтобы меня наказывала еще одна бабушка. Женщины расхохотались.

– Почему ты не привозила ее раньше? – спросила Алла Игнатьевна.

– Не была уверена, что вы ее примете.

– И как тебе такое могло прийти в голову! – Крутова притянула девочку к себе и обняла. Когда Варвара увела Наташу угощаться сладостями, разговор у них пошел серьезный.

– Юрия ждут большие проблемы, – сказала Юлия.

– Что может быть хуже наркотической зависимости?

– Не знаю, хуже или не хуже, но он задолжал большую сумму и поставлен на «счетчик». Юрий играл на деньги.

224

– Да что ж такое! Напасть за напастью, – удрученно прошептала Крутова. – Отняли бар, теперь сын в опасности. – Попыталась встать, но у нее закружилась голова, и она снова опустилась на диван. Алла Игнатьевна показалась Юлии до того беззащитной, что она обняла ее за плечи и сочувственно сказала: – Не расстраивайтесь так, когда-нибудь всё плохое кончается.

– Может… когда меня уже не будет на этом свете. Накануне приезжал весь пропитанный пылью, до черноты обожженный солнцем Андрей.

– Где ты пропадаешь? – спросила Алла Игнатьевна. – Раньше чуть ли не каждый день навещал, а теперь две недели не появлялся.

– Храм я восстанавливаю, мама. Есть такое село – Воронино. Там и обитаю. Хотел тебя повидать, заодно постираться и привести себя в порядок. Потягивая горячий чай, он неторопливо рассказывал ей о селе, о разрушенном храме, о сельчанах, которые, не видя никаких перспектив на малой родине, уезжают в поисках лучшей жизни. Алла Игнатьевна некоторое время молча слушала монолог сына, потом спросила: – А не кажется тебе, что ты за призрачным счастьем гоняешься? Что настоящее твое счастье здесь. – Она снова стала рассказывать о потерянном баре, о почти не управляемой сейчас собственности, о снижении в связи с этим доходов, которые стали не сравнимы с теми, что приносил бизнес до ее болезни. – Меня бессовестно обворовывают, а я не в состоянии что-либо предпринять. Твердая руку нужна и постоянный контроль. Вся надежда на тебя, Андрей. Спустись с облаков, займись делами. Они на эту тему говорят не впервые. Андрей пытается доказать матери, что всех денег не заработаешь. Что не 225

деньги должны быть смыслом жизни. Счастье в том, чтобы для людей жить.

– Восстановили, к примеру, храм в Спасском. И жизнь в селе стала преображаться. Люди поверили в свои силы. А это самое главное.

– Идеалист ты, Андрей, – поморщилась мать.

– Хорошо, я идеалист. А ты чего достигла?

– Забыл, кто спонсировал твои прожекты? Что у тебя без денег бы получилось? Устав от бестолкового, по ее мнению, разговора, Алла Игнатьевна с обиженным выражением на бледном лице откинулась на спинку дивана, прикрыла глаза и замерла. Андрей думал о своем… Закончив оперировать больного с прободным аппендицитом, Андрей вышел на крыльцо больницы. Светало, но солнце еще не показалось из-за темной полоски дальнего леса, откуда уже не первую неделю доносит запах гари. Он направился по тропинке к ближнему озерцу. На свободном от зарослей участке берега увидел раскинувшего удочки рыбака.

– Эй, парень, присоединяйся! – позвал его рыбак.

– У меня удочек нет.

– Я тебе одолжу. Андрей любит порыбачить, да и времени до начала утренней службы еще достаточно. Из-за кромки горизонта показался краешек огромного, похожего на медный таз солнца. И сразу же несколько поплавков запрыгали на озерной глади.

– Помогай, парень! – крикнул рыбак, подсекая рыбу. Вверх взметнулась серебристая плотвичка. Андрей тоже подсек. У него на крючке затрепыхалась плотвичка покрупнее.

226

Они с азартом рыбачили до прекращения клева.

– На уху? – предложил рыбак, поднимая садок с уловом.

– Как-никак, я ваш должник, доктор. Помните, как меня оперировали? Андрей пожал плечами.

– Да как же! У меня гнойник образовался на ступне. Напоролся на стекляшку, когда купался. Рана загноилась, вы мне ее прочистили, и всё быстро зажило. «Такие мелочи не запоминаются», – подумал Андрей. На утреннюю литургию он опоздал, но пришел в храм отдохнувший, умиротворенный от общения с природой. После службы рассказал отцу Нектарию о своих отношениях с Ольгой, о том, что считает эту связь греховной и не хочет ее продолжения, но боится, что не устоит.

– Тебе надо срочно уехать отсюда…

– А куда? – беспомощно развел руками Андрей. – Дом – работа, работа – дом… Священник на минуту задумался: «Нужно поднимать храм в Воронино. И Андрей, кажется, самая подходящая кандидатура. Он весьма склонен к подвижничеству во имя святой церкви». Именно эти слова священник и адресовал ему, сказав в заключение: – Большое дело предстоит осуществить в Воронино. Миссия, сопоставимая по своей масштабности с тем, что удалось отцу Николаю в Спасском. Но это в перспективе. А сейчас важно начало. «Вот дело, которое может стать смыслом всей моей жизни!» – возликовал Андрей. Как он завидовал отцу Николаю, который взял на себя, казалось бы, неподъемный крест. И преуспел, настолько преуспел, что не только церковь поднял, но и Спасское преображает. Благодаря финансовой поддержке православной общины, готовится проект гази227

фикации села. Работает цех по переработке молока, которое не сдается теперь за бесценок на молокозавод, и это приносит солидный доход. Даже местный фермер, который поначалу игнорировал начинания сельчан, вступил в кооперацию с православной общиной. Почувствовав выгоду коллективного предпринимательства, некоторые сельчане решились увеличить поголовье скота на личном подворье, тем более что православная община дает беспроцентный кредит на длительный срок.

– Я согласен поехать в Воронино, – сказал Андрей, и глаза его загорелись. – Срочно беру отпуск. Благословите на подвижнический труд, батюшка Нектарий! Алла Игнатьевна проснулась среди ночи. В больнице ей прописали дешевые лекарства как человеку «малоимущему»: она всем жаловалась, что теперь не имеет никаких доходов. Женщина поднялась с постели, подошла к окну. Престижный район города спит. Через окно открывается цепочка уличных фонарей, просматриваются силуэты домов, мелькают габаритные огни проезжающих по улице одиноких машин. Жить бы да радоваться… Шикарный особняк, крупные суммы денег в банке… Но радости почему-то нет, а приступы депрессии случаются всё чаще. Алла Игнатьевна не оправдывает себя: в погоне за прибылью всё принесла в жертву «золотому тельцу». «И что в результате имею? Полное одиночество. Непонимание с детьми… Но почему? За что? Разве я не ради детей работаю?» – «Врешь! Всю жизнь твои дети были предоставлены себе. Их поднимали платные няньки, детсадовские воспитатели, учителя в школе. А ты интересовалась только своим бизнесом». – «Дети выросли и должны отвечать за себя. Не я виновата, что они пошли не тем путем». – «А может, ты сама зашла не туда?»

228

Устав от противоречивых мыслей, Алла Игнатьевна несколько раз прошлась по комнате. Утомившись, вернулась в постель, накрылась с головой одеялом и замерла. «Юра… как мне его спасти? А как спасти свой бизнес?»

12A Екатерина Львовна проснулась от странного треска. Открыла глаза и ахнула: за окнами не темнота ночи, а отблески пламени. Пожар! Выскочила на крыльцо. Стена огня совсем близко, быстро надвигается. Нестерпимый жар. Бежать! В одной ночной рубашке? Вернулась назад и в шоковом состоянии забегала по дому. Что спасать в первую очередь? Упала на колени перед образами в красном углу: «Господи, помоги!» – и стала лихорадочно снимать иконы. Когда в дом ворвался Павел, сосед, Екатерина Львовна стояла в ночной рубашке с охапкой икон и озиралась по сторонам.

– Немедленно беги! Сейчас дом вспыхнет! Угрожающий треск раздался совсем рядом, за окном. Сосед схватил Екатерину Львовну за руку и потащил за собой. Пока выбирались на улицу, дом уже занялся. Загорелось слуховое окно на чердаке. Языки пламени побежали по рубероидной кровле, потом слились в сплошной огонь. Екатерина Львовна хотела рвануться назад в дом, чтобы забрать документы и что-то еще, но Павел удержал ее: – Куда?! В момент превратишься в головешку! И тут же с треском рухнула крыша, а дом превратился в сплошной костер. Хозяйка заголосила и в исступлении стала рвать на себе волосы: 229

– За что такая напасть?! Чем я прогневила Господа? Подгоняемый сильным ветром, огонь перекинулся на соседний дом, много лет стоявший заколоченным, пока в нем не поселился Павел. Бегали, суетились люди в надежде укротить пламя, поливали из ведер крыши, кидали на очаги пожара землю. Но огонь неотвратимо поглощал всё новые и новые постройки, пока не уперся в пустоту. Единственный порядок домов в деревне превратился в сплошной костер. Истошно голосили бабы, утирали скупые слезы мужики. За какой-то час все жители деревни стали бездомными. Выплакав все слезы, Екатерина Львовна спросила Павла: – И куда я теперь?

– У тебя есть дочка в Озерках. А вот мне куда? Она взглянула на него, всегда неопрятно одетого, заросшего темной щетиной, и ей стало жаль этого одинокого, невесть откуда появившегося в их деревне человека.

– Будем держаться друг друга, – твердо сказала женщина, и Павел, от сознания того, что не одинок в этом мире, прослезился. Где на попутках, а где пешком добрались до Спасского. Екатерина Львовна в первую очередь обратилась к здешнему батюшке.

– Несчастье-то какое, – со слезами на глазах стала рассказывать она. – Всё потеряла, всё… Пожар унес и дом, и имущество. Одни иконы успела спасти. Теперь и голая, и босая…

– Женщина оправила линялое платьишко, которое досталось ей от сердобольной односельчанки, жившей в крайнем доме и потому успевшей спасти кое-что из имущества. «Сарафанное» радио уже донесло в Спасское весть о пожаре в лесной деревушке. Говорили, что верховой огонь и к ним подбирается. Удушливая завеса гари, похожая на туман, висела над округой. На ближайшие дни был объявлен крестный ход.

230

Матушка Галина с дочками тоже вышла на крыльцо. Рая, увидев погорельцев, на мгновение замерла, а потом с криком: «Тетя Катя!» – бросилась на шею женщине, которая рассказывала батюшке о свое беде. Как бы извиняясь за прерванную беседу, девочка объяснила: «Тетя Катя прятала меня в своём доме, когда меня разыскивал дядя Керим».

– Нет у меня больше дома, дочка, – выдохнула Екатерина Львовна. – Огонь сожрал всё. Одна я, горемыка, осталась на этом свете. Да еще вот он, – показала на стоявшего рядом Павла.

– Да не одна ты, не одна, – прижалась к ее плечу матушка Галина. – У тебя есть хорошая дочка. И есть мы, вся наша православная община. Глухая ночь. Ни огонька вокруг, только мириады звезд, разбросанных по небу. Привыкнув, глаза стали различать очертания строений вокруг и громаду храма по соседству.

– Господи, за что мне такое наказание?! – перекрестилась Екатерина Львовна, и обильные слезы снова покатились из ее глаз. Чувство незаслуженной обиды, несправедливости не покидает женщину. Она всегда чтила Бога, молилась и утром, и вечером, по возможности приезжала в церковь в Спасском, единственную на всю округу. И даже во время пожара помнила о Боге. Вынесла из огня иконы, которые хранила как величайшую ценность. «Чем я прогневила Господа?» – снова и снова спрашивает она себя и не находит ответа. Невольно вспомнилась вся прожитая жизнь. Полеводческая бригада в колхозе, лесозаготовки зимой… Верный конь Буян, который никого не подпускал, кроме нее, отчаянной девчонки. Неутомимая плясунья и певунья, она на посиделках отчебучивала так, что каблуки ломались. И на работе 231

была впереди всех. За плугом ходила при Буяне и хлыстов немерено по зимнику из леса перегнала. Потом появился первый трактор в деревне и первая трактористка – Катя. А мечтала выучиться на врача, чтобы не было больных и увечных, чтобы все люди были здоровы. Перед мысленным взором Екатерины Львовны плачущая бабушка Люба на погосте. И летом, и зимой приходила она к заветной оградке, подолгу стояла в скорбном молчании, вытирая тихие слезы. Катя не решалась спросить у бабушки про причину ее слез. Позже ей всё рассказала мать. Оказывается, бабушка Люба, пока ее муж Егор воевал, всю войну крутила любовь с колхозным ветеринаром Сергеем. Нередко они устраивали пьяные оргии в колхозной конторе втроем – присоединялся председатель, такой же бабник. Мужа, вернувшегося с войны калекой – без рук и на одной ноге, бабушка не приняла, несмотря на то, что дочка от него росла. Во всеуслышание заявила: «Такой обрубок мне не нужен». К счастью, у Егора была жива мать, которая и ухаживала за калекой. А однажды случилась трагедия: ветеран войны покончил жизнь самоубийством. Перед смертью на клочке бумаги нацарапал карандашом: «Пусть будет счастлива Люба. Я ушел, чтобы не мозолить ей глаза». На похоронах Егора она стояла поодаль от толпы провожающих, с поникшей головой. Когда стали прощаться, подошла, бросила горсть комковатой промерзлой земли на крышку гроба. И тут раздался гулкий на морозе голос матери Егора: «Будь ты проклята, потаскуха! Ни дна тебе, ни покрышки!» С того дня жизнь Любы пошла наперекосяк. «Испарился» ветеринар, которому дали повышение по службе, переведя в райцентр. Поникла ее некогда красивая осанка. Всякий раз, находясь под градусом, приходила она к могиле мужа, 232

подолгу стояла в оградке и плакала. А однажды зимой пропала. Подозревали, что в речке, где деревенские бабы белье полощут, утопилась. Прорубь обследовали, но тело не нашли. Так и осталась она не похороненной, без могилки и без креста. Вся жизнь семьи пошла под откос. Мать Екатерины Львовны, нагуляла в девках двоих детей, пережила позор сына, покусившегося на малолетнюю племянницу, и померла от падучей болезни. Сама она семьей обзавелась, да недолго счастье свое лелеяла: улетел муженёк на заработки в дальние края и не вернулся. То ли погиб, то ли другую встретил. Всю жизнь помнит Екатерина Львовна о наложенном на бабушку проклятии. Помнила о нем, как видно, и ее мать, потому что много икон в доме держала, молилась, церковь посещала. Иконы эти перешли по наследству к ней. Зная, что проклятие не потеряет силу до седьмого колена и что только добрые дела могут изменить судьбу ее самой и ее родных, она тоже постоянно и трепетно молится. Кто-то тихо подошел к ней, взял за руку. Екатерина Львовна вздрогнула от неожиданности и отшатнулась.

– Паша! – догадалась она по характерному придыханию.

– Так ведь можно и обмереть.

– Я слышал, как ты вышла из дома. Полежал-полежал и тоже встал. Пашу в их лесную деревушку привез Вова Яблоков, который здесь родился и вырос. Уйдя в армию, надолго пропал. В деревушке объявился неожиданно, и не один, а с гостем. Екатерина Львовна сразу узнала Вову, хотя давно не видела. Хотела сказать: «Не в свой дом ты заехал. Твой-то давно сгнил без пригляда». Но Вова лишь молча кивнул в знак приветствия и тут же уехал. Ей показалось, что он избегает земляков.

233

Павел первые два дня обустраивался в заброшенном доме, приводя его в божеский вид. Выбитые окна забил фанерой, вытаскал бурьян у крыльца… Как-то он появился у болотца за дорогой, где Екатерина Львовна брала воду для полива огорода.

– В помощи не нуждаешься? – и, не дожидаясь ответа, взял наполненные ведра. Екатерина Львовна не возражала, потому что измучилась с поливом: под конец лета настоящая засуха началась. Закончив поливать, спросила: – Поужинаешь со мной? Павел молча кивнул. Мужчина ел торопливо и жадно. Екатерина Львовна не беспокоила разговорами изголодавшегося человека. Управившись с ужином, новый сосед поднялся, поблагодарил за угощение и ушел так же быстро, как ел. Павел вдруг пригодился в деревне. Кому развалившуюся калитку починит, кому хлев поможет почистить (в деревне остались одни старики). За еду и немудреные припасы от души работал вплоть до той роковой ночи. И во время пожара не растерялся, спас соседку, вытащив из горящего дома. Екатерина Львовна благодарна ему. Пусть без имущества, но жива осталась. В кустах за палисадником коротко вскрикнула ночная птаха. Екатерина Львовна спросила: – Паша, ты в наши края ведь не с неба свалился. Где до этого жил?

– В областном центре, пока меня из собственной квартиры не выгнали. И он рассказал историю своей жизни. Родился в небольшом поселке. В годы перестройки единственное здешнее предприятие по выпуску запчастей для отечественного 234

автопрома закрылось как нерентабельное, выбросив людей на обочину жизни. Бывший мастер цеха сумел сориентироваться: подался в Тюмень. Жена и двое детей остались в поселке, он присылал им деньги на жизнь. Во время ремонта резервной магистрали произошел взрыв остаточных нефтепродуктов. Павел долго лежал с ожогами и переломами рук и ног в больнице, не имея возможности подать весточку близким. А в поселке, между тем, тоже случилась трагедия. Жену Павла насмерть сбил пьяный водитель. Их сыновья восьми и шести лет были определены в приют, откуда попали в приемные семьи. Когда Павел вернулся на родину, то оказался у разбитого корыта: семьи нет, квартиру какимто образом изъяли в пользу администрации поселка и там уже жила другая семья. Стал разыскивать детей – сказали, что это невозможно: тайна усыновления. Павел помыкалсяпомыкался и, так ничего и не добившись, уехал в областной центр.

– У каждого своя судьба, свои беды, – горестно вздохнула Екатерина Львовна. …Начало светать, померкли звезды. Храм проявился во всем своем великолепии, и золотая маковка звонницы порозовела от утренней зари.

– Вот и закончилась ночь, – сказала Екатерина Львовна. – Что-то ждет нас днем…

– У тебя есть пристанище. А мне куда податься?

– Куда я, туда и ты. На худощавом лице Павла появилась улыбка. Екатерина Львовна впервые внимательно посмотрела на соседа: «Побрить, лохмы обрезать, причесать, приодеть, нормальный мужичок будет».

– А как ты оказался в нашей деревне? – Она еще не всё узнала о нем.

– Илья привез. Сказал, будешь здесь жить, обустраивайся.

235

– Какой Илья?

– Тот, что привез меня в деревню.

– Его не Ильей, а Владимиром зовут. Он в нашей деревне родился и вырос.

– Не знаю, как его в действительности зовут, но нагрел он меня крепко. И Павел рассказал, что, перебравшись в областной центр, купил на свои северные сбережения двухкомнатную квартиру в доме барачного типа. Собирался начать тяжбу по возвращению детей и квартиры в поселке, но столкнулся с откровенным взяточничеством и бюрократическими препонами.

– Чем дальше лез в эти дебри, тем больше приходилось платить. В конце концов мои сбережения растаяли, а на работу устроиться не смог. По возрасту уже не подходил, видите ли. Вот коммунистов сейчас чернят. А ведь при советской власти мы были социально защищенными людьми. Получали от предприятий квартиры, ездили на лечение в санатории, отдыхали за мизерную плату в домах отдыха. И безработицы не было. А теперь что? Куда ни сунься, везде надо платить, даже там, где всё должны делать бесплатно. Екатерина Львовна солидарна с Павлом. Она и вымпелы получала в колхозе по итогам соцсоревнования, и денежные премии, хорошие подарки. А при новой власти колхоз развалился, пахотные земли заросли бурьяном, в лесах беззастенчиво орудуют браконьеры и «черные» лесорубы. Павлу хотелось еще поговорить о наболевшем, отвести душу, но собеседница, прервав его рассказ, спросила: – А как ты в компании с Вовой-Ильей оказался?

– Собирал бутылки на базаре, а тут этот щеголь подкатывает: «Хочешь выпить?» Кто от халявы откажется? Перед тем как набрать водки, закуски, спросил: «Жилье у тебя есть?» Говорю, двухкомнатная квартира с неполными удоб236

ствами. В моей квартире он меня и раскрутил под пьяную лавочку. Документики какие-то подсунул, ну я и подписал, голова-то не работала. А на следующий день привез меня в вашу деревеньку. Утренний рассвет всё напористее прогонял тьму. Купол с крестом на звоннице засверкал в лучах солнца. То в одном, то в другом конце села голосили петухи. Из-за куста разросшейся сирени внезапно появилась матушка Галина. Она сразу поняла, почему гостям не спится: – Не переживайте о будущем. Православная община всегда на стороне страждущих. Выделим вам пустующий дом. Обустроитесь и живите в свое удовольствие.

– Мы – не семья, – напомнила Екатерина Львовна. – Мы соседи, товарищи по несчастью. Матушка Галина возвращалась от покойной старушки Пелагеи, над которой всю ночь читала Псалтырь. Проходя мимо дома Беликовых, приостановилась. Уж очень привлекательным показался ей старенький домик, отделанный по нынешней моде вагонкой. Пластиковые окна, резные наличники. И цветы в палисаднике, много цветов… Не дом, а картинка. Чувствовалось, здесь обосновались надолго. Муж главы поселения Евгений на все руки мастер. И дом привел в порядок, и в мастерских у него образцовая организация труда. «Эх, надо бы и нам эстетику навести», – вздохнула матушка Галина и только собралась идти дальше, как из палисадника вышла хозяйка дома в цветастом домашнем халатике.

– Доброе утро, – поприветствовала она матушку Галину. И сразу к делу: – О попечительстве и опеке над детдомовской ребятней хочу с вами поговорить. Вы ведь в курсе?

237

Матушка Галина, конечно же, в курсе. Отец Николай уже не одну беседу провел с членами православной общины. Убеждал, что развитие села целиком зависит от будущих поколений. А откуда им взяться, если большинство жителей – пенсионеры? Он ратовал за то, чтобы в семьях появились приемные дети. Однако желающих оказалось очень мало. Ответ один: «Зачем мне брать на себя такую ответственность, если я не сегодня-завтра умру?» Об этом матушка Галина и поведала главе поселения, заключив: – Видно, нет у нас в селе условий для дальнейшего развития.

– Неправда! – возразила Ирина Леонидовна и энергично взмахнула рукой. – Есть перспективы! Уже сколько человек вернулось на малую родину. И еще приедут… Надо условия создать для нормального проживания. Да матушка Галина разве против? Просто читала сегодня всю ночь над старейшей жительницей села бабкой Пелагеей. Сколько сил отдала она родному хозяйству, работая дояркой, сколько заслуженных наград получила. И до последних дней своих держала в личном хозяйстве корову, хотя пенсии, выделенной ей государством как ветерану войны, с лихвой хватало. Но, как активная прихожанка, последние силы вкладывала в подъем общего хозяйства.

– Над Пелагеей всю ночь читала Псалтырь. Труженица из тружениц. Памятники надо таким при жизни ставить, – поведала она Ирине Леонидовне.

– Знаю. Скорблю вместе со всеми.

– Мне кажется, нужно организовать гражданскую панихиду. Пусть и стар и мал знают, какие у нас в селе замечательные люди.

238

*** В придорожном кафе Вова удивленно разглядывал официантку, поразительно похожую на Любу. Правда, Люба энергичная, деловая, заводная, а эта как богом пришибленная, тихая. Когда официантка принесла заказ, он придержал ее за руку и наугад спросил: – Узнаешь меня, Люба? Долгий сумрачный взгляд и вынужденное признание: – Да, Вова.

– Ты где столько времени пропадала и почему?

– От тебя пряталась.

– Неужели я похож на изверга, чтобы от меня прятаться?

– Ты и есть изверг. – В глазах молодой женщины появился враждебный огонек.

– Может, я и причинил тебе некоторые неприятности, извини, только это всё от любви.

– Как можно одновременно и любить, и ненавидеть?

– Уж такой вот я оригинал. В кафе появились новые посетители, и Люба, с видимым облегчением освободив руку, направилась к ним. Выйдя из кафе, Вова сел в машину, но уезжать не торопился. Жаль, что он не встретил Любу раньше. Да, странностей в их отношениях было более чем достаточно. Люба – очень непостоянная натура. То ласковая, как кошка, то злобная и недоступная, как разъяренная тигрица. Ему нравилось усмирять ее в такие минуты. Надо признать, в постели ей равных нет. Новая пассия, по сравнению с Любой, просто бревно бревном. Лучше уж с проституткой спать, чем с Юлией. Давно прогнал бы, да Иван упирается: «Она наладила превосходный учет в баре. Таких на руках носить надо». В дей239

ствительности, причина в другом. Вова не такой простак, чтобы ничего не замечать. Втюрился Иван в Юльку и даже втихаря перевел бар на нее. Дело чуть не дошло до разрыва отношений между партнерами.

– Надо как можно быстрее избавиться от этих активов, – обосновывал Марцев свои действия. – Если бывшая хозяйка наймёт толкового адвоката, нам кранты. Всплывут подложные документы.

– А почему на Юлию перевёл? Можно было продать бар и немало поиметь с этого.

– Выходить на торги с подложными документами – большой риск. А сейчас мы имеем возможность через нее контролировать бар. И все доходы идут в наш карман. «Вот бестия! И тут сумел вывернуться», – вынужден был он признать логику Ивана. Но какая-то червоточинка в их отношениях осталась. Люба возвращалась с работы. Сначала она не обратила внимания на бежевую иномарку с тонированными стеклами, которая остановилась чуть впереди. Но когда проходила мимо, дверца машины внезапно открылась, и дорогу ей преградил Вова.

– Только этого не хватало! – в сердцах воскликнула она.

– Я тебе так противен? На Любу пахнуло дорогим парфюмом. Хороший костюм, модные ботинки… Такое впечатление, что к официальной встрече готовился. Люба вспомнила, как Вова в юности ухаживал за ней, как распускал перья. До девок был сильно азартный, в деревне всех перепортил. А Люба сопротивлялась. Однажды он заманил ее в лес и попытался изнасиловать. Но Люба – девушка не из слабых: всё лето в огороде, зимой на лыжах. С силой оттолкнула кавалера и бросилась бежать. Вова 240

догнал, попытался повалить. Она закатила ему увесистую оплеуху, вырвалась и снова побежала. Так как до дома оставалось уже недалеко, разгоряченный кавалер не стал ее преследовать. И всё-таки на другой день Люба вновь вышла к Вове. Ее непреодолимо тянуло к нему, и, может, она перестала бы сопротивляться, если бы не оброненные им в сердцах грубые слова: «Чего кочевряжишься? Дядя тебя уже попробовал…»

– Да, ты мне противен. Потому что жесток и несправедлив. Во всём руководствуешься собственной выгодой. И на людей смотришь свысока, просто используешь их.

– Я тебя чем-то сильно обидел?

– Никогда не забуду, как ты однажды сказал: «Чего кочевряжишься? Дядя тебя уже попробовал…»

– И что из этого следует? Кто старое помянет, тому глаз вон. Я тебя уже тогда любил и до сих пор люблю. Но Любу уже не тянет к Вове, как раньше, напротив, его выходки вызывают у нее приступы мужененавистничества.

– Еще раз могу повторить: для тебя нет ничего святого. Ты предашь любого человека.

– Да приведи хоть одно доказательство. Вчера к ней приехала мать. Их деревушку полностью уничтожил пожар.

– Еле ноги унесла из дома, – жаловалась Екатерина Львовна. – Только благодаря помощи Павла, соседа моего.

– Откуда сосед-то взялся, мама? Рядом с нами вроде дом нежилой.

– Вова его привез в деревню. Показал заколоченную избу по соседству и быстро уехал. Даже словом со мной не обмолвился. Видно, стыдно стало…

241

Из ее обстоятельного рассказа Люба узнала, что Вова скупает недвижимость, а обманутых людей вывозит в отдаленные деревни. «Знала бы ты, мама, какие еще дела Вова вытворяет», – подумала Люба, а вслух сказала: – Да он законченный уголовник. Тюрьма по нему давно плачет. – И, чтобы побыстрее уйти от неприятной для нее темы, спросила: – А что вас с Павлом связывает? Вы только товарищи по несчастью? Екатерина Львовна невольно покраснела. Сначала их действительно сблизило несчастье. А потом… Когда Павел поцеловал ее, на этот поцелуй вдруг отозвалось всё тело женщины. Екатерина Львовна уже и забыла, как это бывает… В тот же день, как поговорили с матушкой Галиной, община выделила погорельцам общее жилье – дом почившей Пелагеи со всем имуществом и скотиной (родственников у покойной не было).

– Перегородку сделаете, и будет у вас дом на двух хозяев, – сказала им матушка Галина. – За скотиной будете ухаживать сообща. Обязанности между собой сами разделите. Погорельцы улыбнулись, они уже обо всём договорились. Екатерина Львовна сказала, не пряча счастливое лицо от дочери: – Мы с Павлом уже несколько дней вместе живем. Люба уверенно заявила: – Есть у меня доказательства, не сомневайся. Бедолагу Павла не забыл? «Львовна достопочтенная рассказала. Успела уже, зараза, расстрекотать». Вове не хотелось связываться с земляками. Но в случае с Павлом более подходящего варианта, чем 242

деревенька, где он когда-то родился и вырос, не нашлось. В лесах, всеми забытая, она могла долго хранить тайну.

– А ты не знаешь, в каком мы мире живем? – вопросом на вопрос ответил Вова.

– А тебе не стыдно обездоливать людей? – Они обменивались вопросами, как ударами. – Всё равно все деньги спустишь в казино.

– А тебе не стыдно было вместе со мной воровать?

– Стыдно, представь себе. Были бы деньги, вернула бы украденное. – И вдруг неожиданно подумала: «Деньги-то, кстати, есть. Те, что оставил дядя». Она из этих денег ни рубля не взяла, даже забыла про них. Тратить их на себя ей казалось неэтичным. Словно принять плату за причиненное зло.

– Опять у нас одни пререкания. Неужели мы не можем с тобой ладить? – Вова обнял ее за талию и притянул к себе. Люба отстранилась. В ее глазах он увидел холод и отчуждение. Такое бывало с ней и раньше. Тогда он добивался ее силой. Но сейчас испытанный метод не годился. «Придется ее заново завоевывать», – подумал он, садясь в машину. *** И снова полыхнуло. Уже не в лесах, не в лесной деревушке, а в Озерках, в доме Ольги Курушиной, среди ночи. Она проснулась от першения в горле. Комнату застилал дым. Ей показалось, что пахнет пригоревшими блинами. «Мама, что ли, решила блины испечь?» – подумала спросонья и, перевернувшись на другой бок, снова заснула. Разбудил ее Вадим, тряся со всей силы за плечо: – Вставай быстрее! Горим… Она открыла глаза: – Блины пригорели?

243

– Да какие блины! Пожар! Ольга окончательно проснулась. Пахло совсем не блинами. Запах дыма был злой, удушливый… Она закашлялась и сразу вскочила. Когда выбежали на улицу, увидели огонь. Он подбирался к дому со стороны двора, где раньше держали скотину. Некоторое время Ольга смотрела на языки пламени, как зачарованная.

– Да что ты стоишь? В пожарку звони! – подтолкнул ее в спину Вадим. – А я побегу поднимать людей! Ольга бросилась разыскивать мобильник, в темноте за что-то запнулась, растянулась на полу. В прихожей загорелся свет.

– Что за дым? Ничего не понимаю… Это была мать. Превозмогая боль в ушибленных коленях, Ольга поднялась и прохрипела: – Горим!.. Берем всё ценное и убегаем! Сначала надеялись, что дом еще можно отстоять, но пламя поглотило его за четверть часа. Пересохшая, прокаленная на горячем солнце деревянная изба стала лакомой пищей для огня. Приехавшие пожарники не успели даже раскатать рукава. Люба стояла в светлой кофточке поверх ночной рубашки, зато с документами в руках: – Где же мы теперь будем жить? – растерянно спросила она.

– Где стоишь, там и живи, – зло откликнулась Ольга, вытирая струящиеся по щекам слезы. Вадим обнял ее за плечи, успокаивая: – Не плачь. Хорошо, что сами живы остались. Ольга прижалась головой к его плечу. С некоторых пор они очень сблизились. А всё началось с чаепития, устроенного по случаю дня рождения Матроны Афанасьевны.

244

Собрались немаленькой компанией (к постояльцам присоединились Екатерина Львовна с Павлом, которые частенько навещают эту хлебосольную семью), выпили, закусили, и Ольга затянула: – На Муромской дорожке Стояли три сосны… Вадим сильным тенором подхватил: – Прощался со мной милый До будущей весны… И так слаженно у них получилось, что, когда они допели, все дружно зааплодировали. А Ольга в знак благодарности пожала под скатертью руку Вадима. Спели на два голоса еще несколько песен. И всё это время она держала его за руку. Когда гости ушли, Матрона Афанасьевна прилегла, Люба отправилась в кафе, где проходил корпоратив, подменить официантку. А Ольга вышла во двор и подсела к Вадиму, отдыхавшему на лавочке.

– Где ты так научился петь?

– В лесу, где же еще. Слушал песни по транзисторному приемнику, запоминал, а потом вдруг запел сам. Моими слушателями были лес и любимая собака Пальма. – Он понурился, вспомнив ее. – Пальма сначала тоже просто слушала, а потом начала мне «подпевать». Умора да и только…

– Сильный, красивый у тебя голос. С таким можно и на сцену выходить…

– Да баловство всё это! – отмахнулся Вадим. Они замолчали… Ольга узнала, что Андрей уехал в Воронино поднимать заброшенный храм. Так как на звонки по мобильному он не отвечал, решила нагрянуть к нему. Андрей поселился в дачном домике художника Кузьмы, каждое лето приезжавшего в село на этюды. Кузьма ей и 245

сказал, что Андрей с утра до позднего вечера пропадает на расчистке площадки, где будет восстанавливаться храм.

– Идеалист, хе-хе! Подвижник новоиспеченный, – иронизировал художник. – Некуда силу девать… Уродуйся не уродуйся, всё равно памятник при жизни не поставят.

– Не для памятника люди уродуются, как вы говорите, – решительно возразила Ольга хозяину, – а за идею. Батюшка Николай из Спасского тоже вышел один на развалины храма. Потом к нему присоединились другие жители села. И какой храм восстановили! Загляденье!

– Вы кто будете Андрею? – переключился Кузьма на другую тему, не желая ввязываться в дискуссию. Ольга замешкалась с ответом: – Скажем так: идейный друг. Устраивает?

– Вполне. Можете отправляться на живописные руины нашего храма. – И художник театральным жестом показал на купол звонницы, в дырах и без креста. Андрей возил на тачке щебень в отвал. Погрузкой занимался местный мужичок в больших роговых очках и маленькой кепке. Да еще несколько старушек-одуванчиков копошились на разборе завалов.

– Бог в помощь, – сказала Ольга. Ей нестройно ответили. Андрей подошел, по пояс раздетый, загоревший до шоколадного цвета, с капельками пота, стекавшими между лопаток.

– Милости прошу к нашему шалашу, – демонстративно снял он перед ней соломенную шляпу. В глазах его дразнящие огоньки, на запекшихся от зноя губах – улыбка.

– По частям будете восстанавливать церковь? – спросила Ольга, с любопытством разглядывая живописные развалины.

246

– Ну конечно же, по частям. Или у тебя есть другой вариант?

– У меня нет. А тебе можно позаимствовать опыт отца Николая. Ольга так и не поняла, рад или нет Андрей ее приезду. Она расстроилась, когда узнала, что он вновь наведывался к Любе в кафе, сказал ей, что уезжает в Воронино восстанавливать разрушенный храм. В ответ на признание, что ему очень одиноко, Люба заявила: «Не надо, Андрей, об этом. Ты мне безразличен». «Так жестоко? – поразилась Ольга, когда Люба ей об этом рассказала. – Ему ведь и в самом деле тяжело». У нее сложилось впечатление, что Андрей избегает ее. К Любе приходит, а она для него словно больше и не существует. Чтобы попытаться разобраться в их непростых отношениях, Ольга и приехала в Воронино. Андрей пришел на обед такой выдохшийся от работы на жаре, что растянулся прямо на полу терраски, где было чуть прохладнее. Ольга расстаралась. Закатила такой обед – пальчики оближешь, отдав приоритет рыбе, которую Андрей особенно любит. Но он не притронулся ни к наваристому рыбному супу, ни к жареной картошке. Выпил охлажденный фруктовый кисель и снова растянулся, но уже не на терраске, а в комнате на кушетке.

– Что же не поел? – разочарованно, даже обиженно спросила она.

– Не хочется. Жара… Кваску бы холодненького да окрошечки. Ольга мысленно укорила себя за непредусмотрительность. Зато Кузьма плотно и с удовольствием пообедал, а потом с понимающим видом откланялся, сказав, что пой247

дет на озеро проверить донки, заодно искупается и позагорает.

– Может, составите мне компанию? – предложил он Ольге, когда они стояли вдвоем на крыльце. Карие нагловатые глаза его масляно заблестели. Ольга решительно отказалась. Андрей спал или притворялся, что спит. Она некоторое время разглядывала его. Заметно похудел, черты лица обострились. «Так плохо ест, откуда только силы берутся?» Ей стало жалко Андрея. Она прилегла на край кушетки и прижалась к нему. Не оправдались ее тайные ожидания – Андрей не потянулся к ней, возбужденный женской близостью. А когда проснулся, то вскочил как ошпаренный, буквально перепрыгнул через нее и стал торопливо одеваться. На спинке стула висели заношенные до дыр джинсы, разбитые кроссовки он вытащил из-под кушетки. Обиженная, Ольга тоже поднялась и, холодно посмотрев на него, спросила: – Мне лучше вернуться домой? Андрей неопределённо пожал плечами, потом, присев на стул, спросил угрюмо: – Ты ведь не последуешь за мной?

– Куда?

– Да хотя бы в эту Тмутаракань, откуда дееспособные люди разбежались, а доживающие свой век старики медленно вымирают.

– То же самое было и в Спасском.

– Но ты не жила там, когда всё начиналось. Ты живешь в благополучных Озерках, где есть газ, вода и работа. Вадим и Ольга продолжали прерванный разговор.

– Тебя не тяготит присутствие здесь Любы?

248

«Запретная тема», – хотелось сказать Вадиму. В этом доме он не чувствовал себя изгоем, никто его не третировал. Но и покоя на душе не было. Он знал, что за ним ведется настоящая охота. Недруги заметали следы. Сожгли лес с огромными вырубками деловой древесины. Огонь добрался и до родной деревушки. Похоже, нашли его и здесь. Уже несколько раз он видел недалеко от дома, где живет, и у кафе, где работает грузчиком, незнакомую машину с тонированными стеклами. Иногда ему становится страшно. В беспокойных снах он нередко видит страшную картину: на него надвигается вал из бревен, всё сметающий на своем пути… Отвечая на вопрос Ольги, Вадим сказал: – Люба и Катя простили меня. Но чувство вины мучает до сих пор.

– Давно надо было исповедаться и причаститься.

– Это слишком легкий для меня путь. Я должен пройти свое испытание до конца. Угасла вечерняя заря, небо стало быстро темнеть. «Проще надо относиться к жизни», – сказала Ольга себе и, поднявшись с лавочки, потянула Вадима за собой: – Кажется, осталась недопитая бутылка. Ее, конечно же, развезло от выпитого. Она обняла Вадима за шею и попросила: – Поцелуй меня… Он поцеловал. Приятная истома разлилась по телу женщины. Ольга закрыла глаза и представила: Вадим берет ее на руки и несет в неведомую даль, где нега и наслаждение… Но, когда открыла глаза, мужчина сидел рядом, мрачно уставившись в пол.

249

Вадим истосковался по женскому телу. И Ольга такая яркая, соблазнительная… Но… воспользоваться слабостью женщины? Это ему не по душе. И в Ольге он надеется найти друга, а не любовницу. Вадим догадывается о ее переживаниях. Не зря ведь она ездила на встречу с Андреем в Воронино. Что там произошло между ними, он не знает, только вернулась Ольга в расстроенных чувствах.

– Нехорошо мне что-то после выпитого, – сказал он, поднимаясь из-за стола. – Пойду подышу свежим воздухом. Когда Вадим вышел со двора на улицу, в сгущающихся сумерках заметил очертания уже знакомой машины и огонек сигареты в салоне. Резко развернувшись, лесник моментально скрылся за палисадником.

13A – Мне кажется, лесник нас раскусил, – сказал Керим. – Он никогда не появляется у подсобки один, всё время с кем-то. Аслан потер шрам под темной густой бородой. В одном из боев в Чечне пуля задела его по касательной, глубоко пропоров щеку. К непогоде или когда сильно волнуется, шрам начинает сильно зудеть.

– Надо было шлепнуть его, когда вылупился на фоне пожара.

– Там были и другие люди.

– Да положить всех под очередь, и дело с концом! С некоторых пор Аслан стал раздражать Керима. Без тормозов человек, ни перед чем не остановится. И с него глаз не спускает.

250

– Надо менять тачку, – сказал Аслан. – Эта уже намозолила леснику глаза.

– Где мы возьмем другую? – взорвался Керим, которому надоело быть исполнителем чужой воли. – Всё посыпалось! Сырьевую базу потеряли. Доступа к оружию тоже нет. Директор лесхоза на связь не желает выходить, боится…

– А ты что предлагаешь? Сидеть у моря и ждать погоды? Пока на нас наручники не наденут? Источник опасности надо устранить, и как можно быстрее. Если уже не поздно…

– Пойми, мы лесника в угол загоняем. Я предлагаю на время прекратить преследование и приостановить работу. Может быть, даже куда-то уехать… Когда всё уляжется, вернемся.

– Вернемся к чему?

– К тому, что было. Аслан снова потер шрам: «Что, Керим, выгораживаешь себя? Я ведь могу и с тобой разобраться».

– Можно сменить дислокацию, не прекращая работу, – вслух сказал он.

– А связи? А финансовые ресурсы?

– Продадим твой шикарный коттедж… Гневно взглянув на собеседника, Керим осуждающе покачал головой.

– А ты как думаешь? – словно издеваясь над ним, продолжал Аслан. – Ради святой идеи всем жертвуют. В храме прохладно. Вадим исповедался, причастился и, всё еще находясь под воздействием таинства, вышел на крыльцо. Легкий ветерок слегка взъерошил его волосы и улетел. А вместе с ним исчезла и тяжесть, которая много лет гнездилась в его душе.

251

В последний раз, едва ускользнув от преследователей, он понял, что, если хочет остаться живым, выход у него один – сдаться властям. Оформив явку с повинной, следователь Фомичев долго заносил его показания в протокол.

– Меня задержат? – спросил Вадим.

– Пока ограничимся подпиской о невыезде.

– Лучше камера, чем подписка. На свободе меня достанут. Капитан задумчиво взъерошил темные курчавые волосы: – Ладно, посидите до утра, а там подумаем. Утром его отпустили, разрешив на время покинуть город. Вадим уехал в Спасское. Батюшке он сказал: – Мне надо некоторое время пожить здесь. Меня преследуют, всюду идут по моему следу. Я вынужден был обратиться в органы. Отец Николай уже знает о пожаре в Озерках. Ольга рассказала. Он боится, что события могут перекинуться и на Спасское: бандитская группировка гуляет на свободе. И в опасности не только Вадим, но и люди, рискнувшие его приютить. Как, например, Ольга с матерью, у которых сожгли дом.

– Надо было заявить в органы раньше. Ты подставляешь других. Но отказывать тебе в защите мы не вправе. Все под Богом ходим. – Батюшка Николай перекрестил Вадима и перекрестился сам. Ольга не спускала глаз с дорожки у крыльца, ожидая Веронику. Весь день сегодня в огороде. Тетя приболела, а без ухода грядки быстро заросли сорной травой. Полола, рыхлила… Полежать бы, отдохнуть, да нельзя, дочку надо встретить, которая к отцу отправилась.

252

– Сходила бы за Вероникой, – постоянно теребит ее бабушка, – темнеет уж за окном. – И тут же переходит на другую тему, морщинистой рукой поглаживая клеенку на столе: – Вот и вернулась я в свое родовое гнездо. Как давно здесь не была! Они сидят за шумящим самоваром.

– И кто тебе мешал приезжать? – вступает в разговор Мария Ивановна Жилина, потягивая из блюдца горячий чай. Матрона Афанасьевна постоянно думает о своей потере: – Поневоле приедешь, коли своего жилья больше нет, – и концом темного платка утирает слезы. Ольга вышла на крыльцо. Стемнело, на небе появились первые звезды. «Вероника нарочно так долго не едет, чтобы проучить меня», – подумала она и сразу же услышала за палисадником голоса. Потом скрипнула калитка. Дочку сопровождал отец. Они о чем-то оживленно разговаривали. Увидев мать, девочка сообщила: – А я в храм сегодня ездила. Мне нравится, когда в церкви никого нет. Не обращая внимания на мужа, который в знак приветствия поклонился ей, Ольга сказала: – Я тоже в храм ходила. Исповедалась и причастилась.

– Что, много грехов накопила? – В голосе дочери она услышала недетскую иронию. Ольга поведала своему духовнику отцу Николаю о том, что любит Андрея, что на днях навестила его в селе Воронино.

– Трудно ему, – сказал батюшка. – Жители села осторожничают, мало пока желающих пособить. Да и деньги большие нужны. А их у него нет. И мать не готова помочь. Думаю, что пока он очень одинок.

253

Нечто подобное испытал и сам отец Николай, когда начинал восстанавливать храм в Спасском. Иногда у него опускались руки от безысходности. Но рядом с ним была жена Галина. Чтобы иметь хоть какие-то деньги на повседневные нужды, она стала печь и продавать пирожки. А он, вдохновленный ее примером, с протянутой рукой ездил по округе и уговаривал немногочисленных фермеров помочь в восстановлении храма. Помощь выделяли натурой – зерном, овощами. Отец Николай не гнушался самолично продавать всё это на базаре в Озерках.

– Андрею еще труднее, чем мне когда-то, – продолжил батюшка. – Рядом со мной находилась верная жена, мой ангел и вдохновитель.

– Я не готова на тот подвиг, который предлагает мне Андрей.

– Значит, не любишь его… Ольга подняла глаза. В свете кухонного окна лицо Сергея кажется неподвижным, словно высеченным из камня. Он сдержан, лишнего слова не скажет. Зато Вероника разошлась не на шутку: – Признавайся, изменяла нам?

– Да как ты смеешь!.. – вспыхнула Ольга и бросилась в дом. Она навзрыд плакала, уткнувшись в подушку. Вероника подъехала к ней, погладила пальчиком по растрепанным волосам: – Прости меня, мама… Ольга не отозвалась, продолжая вздрагивать от слез. Дочка коснулась ее плеча: – Мне… нам трудно без тебя, мама… Ольга знает, что на Сергея возложили обязанности старосты общины, что он мало бывает дома, а у него хозяйство 254

и корова (помогает Вера, соседка). Застудившись в юности на лесоразработках, двоюродная бабушка Мария Ивановна часто болеет. А за беспомощной Вероникой нужен постоянный уход. «Подалась любовь искать, – невольно укорила себя Ольга, – а семья в разоре».

– Мне тоже надо перебираться сюда, – вернувшись через некоторое время вместе с Вероникой на кухню, сказала Ольга, пряча заплаканные глаза.

– Давно надо было, – откликнулась Матрона Афанасьевна.

– Ну, я домой? – с подчеркнуто-непроницаемым лицом спросил Сергей, обращаясь к Ольге. Ей не хочется создавать прецедент, оставляя мужа на ночевку.

– Очень тесно у нас, – сказала она и красноречиво посмотрела на бабушку, которая погрозила ей пальцем.

– Есть сеновал, – напомнила Вероника, восседая на коляске в кругу родственников.

– Нет уж, я домой, – твердо сказал Сергей.

– И я с папой! – Желая, как видно, насолить матери, девочка добавила: – Вера нас ждет. Тоже чаевничать будем. *** В ночном баре дым коромыслом. Молоденькие девушки, отдавая дань моде, дымят не меньше, чем парни. Юлия подозревает, что тут и наркотики в ходу, потому что такие выкрутасы, какие устраивает молодежь, невозможны даже в состоянии сильного алкогольного опьянения. «Клоака, грязное дно», – констатирует она и уходит в подсобку, где у нее кабинет. Около полуночи в кабинет влетает ди-джей Миша в униформе с галунами и жиденьким хвостиком на затылке и бесстрастно докладывает: 255

– Драка в фойе. Вроде с применением холодного оружия.

– А если без вроде?

– Я схлопотать «перо» под ребро не хочу! По правде говоря, она тоже побаивается выходить. Есть в баре вышибала, но его всегда где-то черти носят. Юлия нажимает тревожную кнопку. Уже через десять минут приезжает наряд милиции. Разборки с применением силы в баре не редкость. Но на этот раз тяжелое ранение из травматического пистолета. Пострадавший не встает, лежит на боку в луже крови. Скорая помощь, опросы свидетелей… Утром пришло известие: раненый прооперирован, жить будет. Слава богу! А то однажды была драка со смертельным исходом. Администрацию бара тогда затаскали на допросы и замучили проверками. В ранний предутренний час «залетел на огонек» Иван.

– Сил моих больше нет, – сказала Юлия, меряя шагами кабинет. – Увольняйте меня. Марцев сидит на стуле, нога на ногу, и улыбается: – Кто хозяйку может уволить?

– Мне здесь ничего не принадлежит.

– По документам всё твое. Властвуй! Юлия падает в изнеможении на диванчик у стены и замирает. Округлые колени… Светлая кофточка подчеркивает очертания высокой груди… Иван даже слюну сглотнул от желания обладать этой пока недоступной ему женщиной, которое день ото дня всё сильнее. Вова на днях заявил: – Знаю, что ты к Юльке уже давно неровно дышишь. Завоевывай… Я тебе не помеха. А сам в тот же вечер потащил ее в ресторан и провел с ней всю ночь. «Везет же дуракам», – подумал Иван.

256

На пути к Юлии у него два препятствия – Вова и Юра. Вова – еще тот орешек. А вот Юру он давно бы в бараний рог согнул, если бы не планы через него подобраться к его матушке, чтобы поиметь солидный куш. Одна из попыток пока ничем не закончилась. Он отправил к Крутовой Юлию, чтобы она рассказала о нависшей над Юрием угрозе в связи с большим долгом из-за проигрыша в казино. Крутова ничего определенного тогда не сказала. Выжидает… Надо подумать, как ее подтолкнуть. «И что я в ней нашел?» – пытается разубедить себя Вова, наблюдая, как Люба лавирует между столиками в кафе. Даже странно, как она подурнела за то время, пока они не виделись. Всегда замкнутая, словно чем-то недовольная. Но подошла к нему с заказом, слегка улыбнулась, и обаяние сразу же вернулось к этой молодой красивой женщине. Он слегка пожал ей руку и предложил присесть.

– Не могу. У меня много посетителей. После обеда Люба подошла к Вове, устроившемуся на диванчике под навесом у входа в кафе: – Ты сделал, что обещал?.. Тогда они тоже сидели на диванчике и пили квас, принесенный Любой. «И долго ты будешь в этом кафе уродоваться?» – «До тех пор, пока не отдам деньги, которые мы вместе с тобой украли». – «Да тебе же лет десять придется расплачиваться при такой мизерной зарплате». – «Что делать…»

– «Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне». – «Об этом не может быть и речи». – «Почему?» – «Ты можешь творить всё, что тебе вздумается. Но на мне грязь не оставляй». – «А если я выплачу эти деньги?» – «Когда выплатишь, тогда и поговорим». …Сейчас они тоже пьют квас. Неподвижный воздух, нестерпимая духота… Плавится даже асфальт на дороге.

257

Люба так и не присела рядом с ним, видимо, не собираясь задерживаться. Короткая джинсовая юбка, голубая маечка с глубоким вырезом, босоножки на высокой платформе. На ногтях стройных ножек – розовый лак. «Значит, всё-таки хочет нравиться», – отметил наблюдательный Вова. Но, кроме внешней ухоженности, отметил и внутреннюю перемену: в Любе появились благородство и уверенность человека, знающего себе цену.

– А я к тебе с известием, – медленно потягивая холодный квас, сказал он. – Знаю, что ты словам не веришь, поэтому представлю доказательства, – и достал из заднего кармана брюк какие-то снимки. Люба сразу узнала на фотографиях обворованную ими предпринимательницу. Был зафиксирован момент передачи ей денег. Улыбки, рукопожатия и демонстративный поклон Вовы – как акт примирения.

– Впечатляет? – спросил он, когда все снимки были просмотрены.

– Да, впечатляет. Но я ведь тоже перед ней виновата и должна покаяться.

– Хочешь, сегодня вечером я тебе к ней отвезу? Ты где живешь? Он знает, что дом, где Люба снимала угол, сгорел. Удалось спасти только документы. На обзаведение предметами первой необходимости денег ей дал Вова. Люба взяла при условии, что в очередную получку вернет.

– Здесь и живу, – сказала она, – сплю на раскладушке в подсобке.

– Тогда жди. Вечерком залечу! – Он обнял ее и поцеловал.

258

*** Юлия долго звонила, потом стала стучать в дверь. Билл даже не тявкнул. Вылез из-под крыльца, лениво потянулся и уставился на гостью карими заинтересованными глазами, видимо, ожидая подачки (сегодня она впопыхах не взяла для него угощения). Дверь наконец открылась, и хозяйка недовольно спросила: – Пожар, что ли? – Потом, словно извиняясь за свою резкость, добавила: – Варвара сегодня у меня приболела. Ушла на прием в поликлинику.

– Хоть и не пожар, Алла Игнатьевна, но тоже трагедия. Юрия похитили! Женщина сразу осела и, с усилием дойдя до дивана, почти упала на него.

– Когда это случилось?

– Сегодня утром узнала… Дочка замучила: «Съездим к папе, я по нему очень соскучилась». Приехали, а Юрия нет. И никто не знает, где он. Один сосед видел, как прошлой ночью двое незнакомых мужчин выносили что-то тяжелое из его квартиры.

– Разве охраны в доме нет?

– Да какая охрана: жрать да спать.

– Значит, ты думаешь, Юрия похитили? Юлия кивнула.

– Видели бы вы, какую истерику Наташка закатила! Сказала: не уедем, пока не найдем папу. Еле увела… Побледневшая, с трясущимися руками, хозяйка дома откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. А Юлия, присев к журнальному столику, сначала взяла первый попавшийся под руку журнал, но тут же отшвырнула его, встала и нервно заходила по холлу.

259

Она предчувствовала беду. Сначала разбился в автомобильной катастрофе Илья, он же Вова Яблоков. Как мог опытный водитель попасть в такую странную аварию? Его машина, выехав на полосу встречного движения, лоб в лоб столкнулась с грузовиком. Выходит, кто-то помог ему уйти на тот свет… Следствие пока не закончено. А сейчас исчезновение Юрия… Юлии кажется, что эти два происшествия как-то связаны между собой.

– Ты заявила о пропаже Юрия? – спросила Алла Игнатьевна.

– Нет еще… Я как вернулась в город, сразу же поспешила к вам.

– А дочка где?

– Наташу дома оставила. Плачет, не переставая.

– Что, сильно полюбила папу?

– Господи! Каждый день: поедем к папе, поедем! И беду словно чувствовала… Алла Игнатьевна вдруг энергично вскочила с дивана – откуда силы взялись?

– Сейчас же едем в милицию! После подачи заявления, всё еще находясь в состоянии нездорового возбуждения, Крутова решила пройтись по своим торговым точкам. После потери бара и резкого сокращения доходов, она поняла, что необходимо усилить контроль за бизнесом, а для этого нужно было здоровье. Курс терапии современными эффективными препаратами принес плоды. Почувствовав себя лучше, Алла Игнатьевна вступила в борьбу. Наняла хорошего адвоката, но он, изучив дело, сказал, что вернуть бар весьма проблематично: заведение перепродано, и новый хозяин неизвестен. Она хотела доехать до торгового центра, чтобы проверить его работу, как вдруг снова почувствовала странную слабость: «Лекарства… зря я их прекратила принимать».

260

Дома приняла необходимые препараты и легла. Но сон не приходил. Она продолжала думать о сыне. Надо было бить тревогу сразу, как только Юлия рассказала ей о большом долге Юрия и о том, что он поставлен на «счетчик». Нет, решила выждать какое-то время в надежде, что обстановка прояснится. И вот результат… Чувствуя, что ей всё равно не уснуть, Алла Игнатьевна встала и подошла к окну. Ее внимание привлекла яркая клумба с цветами. Это заслуга Варвары, которую сегодня положили в больницу. «Как я буду без нее обходиться? А как я буду жить без детей?» Юрий исчез. Андрей не показывается с тех пор, как она отказала ему в финансовой поддержке. Восстанавливает какой-то храм в селе Воронино. «Деньги… В деньгах причина всех бед». Не зря ни один из сыновей не выразил желания пойти по ее стопам. «Спрашивается, для чего я всю жизнь деньги зарабатывала и копила?» *** Трудную задачу поставил перед Вадимом следователь Фомичев: вернуться туда, откуда сбежал: – Нам нужна доказательная база, – объяснил он.

– Да разве у вас ее нет? Древесину воровали? Воровали. Оружие продавали? Продавали. И свидетель есть – я. Свидетеля надо охранять, а вы, наоборот, толкаете в пекло. Да меня сразу прикончат!

– Не забывай, что добровольное сотрудничество со следствием облегчит твою участь.

– Я и так пришел к вам с добровольным признанием. Следователь пока не мог сказать подследственному больше, чем сказал. Его нужно было сначала подготовить.

– Ты в армии служил? – спросил он Вадима.

– Я служил в тюрьме, гражданин начальник, – насмешливо ответил тот.

261

– А я служил, – не обращая внимания на реплику бывшего зека, продолжал Фомичев, – и не где-нибудь, а в Чечне и Ингушетии, участвовал в проводке конвоев. Много раз приходилось отбиваться от боевиков. Это злобные и беспощадные преступники. По обочинам дорог выставляли головы наших солдат. Двое из тех, о которых ты упомянул, в прошлом участники бандформирований. Сейчас затаились, выжидают подходящий момент. Есть подозрение, что некий Аслан Нуриев готовит смертников для терактов.

– В метро?

– Возможно, и в метро.

– В метро погиб мой лучший друг Гоша. Следователь сочувственно покачал головой. «Есть возможность поквитаться», – подумал Вадим и сказал: – Мне надо подумать. Может, соберусь с духом.

– Думай. – Капитан заполнил какой-то бланк, потом подал бумажку Вадиму: – Это пропуск на выход. По-прежнему проявляй осторожность. У Петра Петровича Терещенко глаза полезли на лоб, когда он увидел Вадима. Бывший лесник бесцеремонно прошел в его кабинет и без приглашения сел за стол.

– Возьмешь меня снова на работу?

– По… постой… Мне сказали, что ты погиб на пожаре? «Специально, гады, запустили версию. На тот случай, если меня пришьют», – подумал Вадим. А вслух подчеркнуто бодро сказал: – Да меня ни огонь, ни вода не берут. Директор изобразил на лице радушно-удивленное выражение: – Я всегда рад таким парням, как ты. Приходи завтра. Я тебя оформлю.

262

«С большей охотой ты бы оформил меня на тот свет», – снова подумал Вадим.

– Керим приговорил меня, а зря. Ничего плохого я ему не сделал, и в органы мне идти не резон. У самого рыло в пуху.

– Ну, в этом мы еще разберемся, – со злорадной усмешкой сказал директор. Проводив Вадима, он вышел на крыльцо и окинул взглядом жуткие окрестности. Совсем рядом стояли обуглившиеся, черные деревья. Огонь готов был перекинуться на строения лесничества. Их отстояли пожарные и бойцы подразделения МЧС. Но пожар оказался как нельзя более на руку. Сейчас на него можно списать и все «черные» порубки. Из управления приезжали представители, которые должны были определить размер ущерба, нанесенного лесному хозяйству пожаром. Получили взятку, погуляли на славу и отбыли восвояси. Теперь Терещенко чист, как стеклышко в телескопе. «Он глуп или себе на уме?» – подумал Петр Петрович, когда бывший лесник скрылся за обугленными стволами деревьев. – Ладно, посмотрим. Завтра с ним разберутся». *** Ирина Леонидовна Беликова ходит в церковь не часто, но если приходит, то остается надолго. Полностью отстоит литургию, исповедуется и причастится, поставит свечи перед иконами. На этот раз она подошла к батюшке с «претензией»: – Исповедалась, причастилась, а груз на душе остался. Отец Николай понятливо улыбнулся: – Ты только с проблемами к Господу приходишь, а благодарность? Благодарить надо в первую очередь.

263

– Да дело в том, что всё та же проблема из проблем у меня – как сохранить школу в Спасском. Бьюсь-бьюсь, а результатов нет.

– На этапы дело надо разбить. Всё сразу можно и не охватить.

– Да и по этапам не получается. Опека и попечительство, например. Так никто пока и не изъявил желания взять детей. Даже наши уважаемые учителя, которые в этом напрямую заинтересованы.

– Значит, нужен пример. Одна льдина тронется и весь затор за собой потянет. Ирина Леонидовна с некоторым смущением на лице повторила слова священника: – Одна льдина тронется… «К чему это она? – подумал отец Николай и догадался: – Вон оно что, мне предлагают взять на себя роль первой льдины». После некоторого раздумья он сказал: – Что ж, я согласен стать той самой льдиной. Хотя, по правде говоря, приоритет-то должен быть за властями… Ирина Леонидовна аж подпрыгнула на месте: – Я этой отговорки ожидала… Она подумывала взять троих детей, доказывала мужу, что как глава поселения должна проявлять инициативу, но он уперся: «Тебе больше других надо? А православная община? На словах все такие праведные, а как до дела дошло – так в кусты». …Известие о том, что муж решил взять детей, не особо обрадовало матушку Галину: – У нас и места-то нет…

– В тесноте, да не в обиде. В ближайший год расширим дом за счет пристройки.

– И сколько детей ты предлагаешь взять?

264

Батюшка Николай показал пятерню: – Трех мальчиков и двух девочек. Подрастут, будет будущее у села.

– Когда-то подрастут, а прежде надо воспитать.

– Самое лучшее воспитание – это труд. Возьмем дополнительно пару коров, распределим обязанности… За нашим примером последуют другие.

– А если не последуют? На кухню заглянула Рая. Она слышала разговор родителей и не смогла остаться в стороне: – Я за то, чтобы у каждого мальчика и девочки была семья. Батюшка Николай шутливо погрозил ей пальцем: – Подслушивать нехорошо, дочка… Страшный сон увидела Ольга: каменоломня, рабы, надсмотрщики… И Андрей, раздетый до пояса, тащит на спине странный груз, совсем не похожий на камень. Струйки пота стекают по его лицу. Разбитые, в кровоподтеках, ноги подламываются под тяжестью ноши. Когда он останавливается, чтобы передохнуть, надсмотрщик «угощает» его плетью. Плечи и руки Андрея в кровавых рубцах. Ольга бросается к нему, чтобы помочь, но охранник плетью отгоняет ее: «Каждый сам несет свой крест». Она проснулась в холодном поту. Сон, а будто бы наяву… Увидев мирно посапывающую у стенки дочку, успокоилась. Обняла Веронику, поцеловала.

– Мама, почему ты не спишь? – голос у дочки спросонья хриплый.

– А ты почему не спишь? Вчера девочка получила от архимандрита Власия письмо с приглашением приехать в монастырь. Очень понравились владыке иконы Вероники, отправленные батюшкой Николаем. Их собираются разместить в нескольких храмах.

265

А под вечер вдруг сникла, сказала, что ей не хочется уезжать из дома. Ольге тоже не хочется разлучаться с дочкой, но она понимает, что ставить препоны в ее развитии даже из-за материнской любви не имеет права. Ольга приехала в Спасское, чтобы пообщаться с Вероникой и помочь родственникам по хозяйству. Попросила в больнице отпуск за свой счет на несколько дней. Главврач отказал. «А если бы я вдруг умерла?» – «Нет и нет! Ты уже отгуляла отпуск, а другие?» Она психанула и написала заявление на расчет.

– Мама, ты с папой помиришься? Мне сегодня вечером уезжать. Я должна знать, – совсем по-взрослому сказала Вероника. Ольге невольно вспомнился страшный сон про Андрея. Трудно ему одному без опоры на близкого человека…

– Я постараюсь помириться, дочка.

– Железно? Ольга кивнула и улыбнулась: – Настырная ты у меня… Вероника после разговора опять заснула, а ей по-прежнему не спится. Да и утро уже… Решила пойти в огород, где дел непочатый край. На кухне столкнулась с Марией Ивановной. Закручивая в жгут длинные, наполовину седые волосы, она сказала: – Проспала, старая… Надо было корову в стадо согнать. Таблетку от бессонницы выпила, вот и проспала. Сейчас печку быстренько растоплю. К завтраку что-нибудь приготовлю…

– Не обузой тебе корова стала? В подслеповатых глазах Ивановны удивление: – Да что ты! Без коровы закисну и умру. Ее кормить, обихаживать, доить надо. Некогда о своих болячках думать. «Труженица… За восьмой десяток перевалило, а всё бодрится. Нам, молодым, до этой поры дожить бы. Мне 266

до нее далеко. Да и до матушки Галины… От ленцы никак избавиться не могу. Особенно по утрам хочется подольше поваляться в постели». На проводы Вероники вечером собрались всей семьей. Явился и Сергей, в дом заходить не стал, устроился на лавочке под окнами. Вероника, видимо, от нервного возбуждения, беспрестанно курсировала на коляске от отца к матери и обратно.

– На лавочке папа ждет, – напоминала она каждый раз Ольге, которая помогала собирать на стол.

– Пусть пока посидит. У нас еще не всё готово.

– Я хочу, чтобы ты с папой пообщалась. «Наивная и добрая девочка! Как ей хочется, чтобы восстановилась наша семья… Она пока не понимает, что нельзя возобновить отношения по принуждению». Ольга попыталась поцеловать дочку, но та отстранилась.

– А слабо тебе с папой поцеловаться? – подначивала маленькая провокаторша. – Вот тете Вере не слабо. Они не один раз при мне целовались. «Вера, Вера… И эта скромница туда же?» Ольга Веру знает неплохо. Одинокая, работает учительницей в школе, живет по соседству с Сергеем. Родители гдето в воинском гарнизоне живут. До того, как приехать в село незадолго до смерти своей бабушки, два года после окончания института работала на Дальнем Востоке. Была замужем, развелась. Ольга отвезла дочку в сторонку, чтобы никто не слышал, и спросила: – И часто Вера навещает твоего папу?

– Каждый вечер. Она приходит помогать по хозяйству. И в огороде порядок наводит. «Неужели Мария Ивановна что-то знает и молчит?» Улучив момент, когда они остались наедине, Ольга спросила: 267

– Это правда, тетя, что Сергей крутит роман с Верой?

– Слухи такие ходят. Я не хотела тебя расстраивать, – виновато сказала старушка.

– А почему я должна расстраиваться? Я с Сергеем давно не живу.

– Коли не живешь, заявление на развод подай. В последней реплике Ольга услышала осуждение. Казалось бы, что ей до того, с кем общается давно отвергнутый муж. Но известие о его отношениях с Верой почемуто задело за живое. Она вышла к Сергею, чтобы позвать его за стол. Вероника, которая до этого о чем-то разговаривала с отцом, быстро укатила на своей коляске, чтобы оставить родителей наедине. Ольга присела рядом. Хмурилось небо. Кучевые облака сменились тяжелыми темными тучами. Усилился ветер.

– Похоже, гроза надвигается, – сказала она. – Земля без дождя изнывает. Почти месяц ни капли.

– Почему, с неделю назад дождь был.

– Да какой это дождь! Только пыль прибило. Сергей согласно кивнул и замолчал, покусывая травинку. Странная отчужденность, которой раньше в нем не было, поразила Ольгу: «Что теперь ему до меня…»

– У тебя с Верой какие-то отношения, я слышала?

– А тебя это волнует? – не вынимая изо рта травинку, Сергей искоса посмотрел на жену. «Дура! Зачем надо было спрашивать об этом?» – отругала себя Ольга.

– Ну и в добрый путь! Счастья вам, – с беззаботным видом сказала она и, поднявшись с лавочки, игриво потянула за собой мужа: – Поднимайся, Серега! Пойдем за стол. Только тебя все и ждут.

268

14A Раздвинув шторы, Алла Игнатьевна глядит в окно. В саду Наташа выгуливает пса. Внучка и Билл то наперегонки бегают за брошенной палкой, то гоняются друг за другом. Шустрому терьеру эта игра в радость. Он неутомимо носится среди деревьев, а Наташа быстро выдыхается. Тогда она падает ничком на газон и замирает. Пес подбегает, пытается лизнуть ее в лицо. Наташа хватает его за шею. Билл ловко вырывается и убегает. Раскрасневшаяся, запыхавшаяся девочка, придя домой, с размаху плюхается на диван в холле. Розовый спортивный костюмчик, подаренный бабушкой, перепачкан зеленью и землей. Чистоплотная Варвара недовольно ворчит: – На кого ты похожа! Посмотри на себя…

– На поросёнка похожа, – самокритично отвечает Наташа. – Сейчас мы с Биллом искупаемся под душем и будем чистенькими.

– Раскатала губу! Собака весь дом запятнает сырыми лапами.

– Пусть купаются. Чистота – залог здоровья, – разрешает Алла Игнатьевна. Она размышляла о своем деле. Нанятый ею молодой амбициозный адвокат Евгений Рябцев раскопал такие подробности, от которых теперь голова кругом. Пытаясь выяснить, кому принадлежит ночной бар, он вышел на Юлию Юдину. Оказалось, что эта молодая женщина и есть подруга ее пропавшего сына. Поэтому Алла Игнатьевна не хочет пока давать ход делу. Она решила сначала поговорить с Юлией. Но предстоящего трудного разговора очень боится, и, главным образом, потому, что опасается потерять маленькую внучку, к которой в последнее время искренне привязалась.

269

Наташа приходит каждый день поиграть с Биллом, с которым так подружилась, что устраивает истерики другой бабушке – Марии Викторовне, если та не отпускает ее к Алле Игнатьевне. А ей очень нравится общаться с не по годам развитой девочкой. Она покупает ей детские книжки и игры, приучает разгадывать ребусы и головоломки. Однажды, рассматривая старые фотографии, Алла Игнатьевна обнаружила, что Наташа удивительно похожа на ее покойную бабушку Ксению. Те же очертания несколько удлиненного лица, тот же упрямый подбородок. Короткая верхняя губа, обнажающая полоску зубов. А главное – густые светлые кудряшки. «Наша кровь», – гордится теперь новоиспеченная бабушка. Вечером Алла Игнатьевна нагрянула в свой бывший бар. Она ничуть не удивилась, увидев в кабинете администратора Юлию.

– Добрый вечер. Не помешала? Юлия так растерялась, что даже не предложила ей присесть.

– И давно ты здесь командуешь? – сев без разрешения, спросила Крутова, рассматривая Юлию с каким-то особенным интересом, словно желая разглядеть в ней то, чего раньше не замечала. Юлия ответила не сразу. Она с первого дня чувствовала себя здесь временным человеком. Вот придет настоящая хозяйка и вышвырнет ее отсюда. Но как прилежный и ответственный работник старалась управлять баром как можно лучше.

– Я пришла сюда по принуждению, – наконец сказала она.

– А что может принудить человека заниматься тем, чем он не хочет заниматься?

– Обстоятельства.

270

Юлию буквально раздирают противоречия: «А надо ли оправдываться? Я ведь ничего не украла». – «Нет, украла. Ты скрывала правду». Словно прочитав ее мысли, Алла Игнатьевна спросила: – Почему ты не сказала мне, что заведуешь баром?

– А что бы от этого изменилось? Вы бы просто меня возненавидели раньше.

– Неправда. Мы бы сообща стали искать выход. А сейчас я могу сделать только один вывод: ты не на моей стороне.

– Я не хотела обострять наши отношения из боязни потерять Юрия. Он мне дорог. Он отец Наташи.

– Но и Юрия ты потеряла. Где он? – Не в силах больше усидеть на месте, Алла Игнатьевна встала и нервно заходила по кабинету. …После поминального обеда Юлия вышла из кафе вместе с Иваном, который в последнее время буквально преследует её. У нее не укладывается в голове, что Ильи, то есть Вовы, больше нет.

– Не по своей воле он ушел из жизни. Ему кто-то очень сильно помог, – не может сдержать она возмущения. Странно, но находясь при нем в положении рабыни, Юлия, тем не менее, действительно, жалеет погибшего. Жесткий, неуправляемый человек, он в то же время не лишен был здравости рассудка. Да и отношение к Юлии у него в последнее время начало меняться. «Родишь мне сына? – всё чаще спрашивал он. – И мы с тобой всегда будем вместе». Юлия хитрила. Вроде бы соглашаясь, она предохранялась, чтобы не забеременеть, так как продолжала бояться его и надеялась, что когда-нибудь он сам от нее отступится. Иван вдруг попытался ее обнять: 271

– Ушел на тот свет Вова. Пропал без вести Юрий. Ты свободна, Юленька! И мне далеко не безразлична. Не отталкивай меня, – почти умоляюще сказал он. Юлия отстранилась и внимательно посмотрела на него: «А не Иван ли всё это подстроил? В тихом омуте черти водятся». У нее впервые появилась мысль, что этот человек и хитрее, и страшнее, чем Вова. Марцев появился в тот момент, когда Юлия рассказывала Алле Игнатьевне о рейдерском захвате бара.

– Я не помешал, дамы? – заглянул он в кабинет. Крутова тут же встала и направилась к выходу. Поравнявшись с незнакомым мужчиной, заметила, что он прячет за спиной букет. Юлия вышла ее проводить.

– Кто этот парень? – спросила Алла Игнатьевна.

– Иван Марцев, – шепотом ответила Юлия, – подельник покойного Яблокова. Курирует меня здесь, в баре. Я завтра приду к вам и всё расскажу. Когда вернулась в кабинет, Иван, развалившись на диванчике, покачивал ногой в такт доносившейся из зала музыке. Увидев Юлию, вскочил и протянул ей роскошный букет роз, шутливо припав на одно колено. На обычно непроницаемом лице появилось подобие улыбки. И даже холодные глаза, казалось, чуть-чуть потеплели.

– В честь чего этот роскошный букет? – спросила она, принимая цветы.

– В честь того, что делаю тебе предложение. Что ты мне на это ответишь?

– Ничего. Ты же знаешь, у меня есть Юрий, отец моей дочки.

– На Юрии можешь поставить крест.

272

– А ты откуда знаешь? Что тебе известно о нем? Иван понял, что свалял дурака. Теперь Юлия поймет, что он избавляется от соперников. Марцев ослабил крепление колеса Вовиной машины в тот момент, когда тот в ночном баре договаривался с Юлией, скорее всего, об очередной интимной встрече. «Прости меня, Вова, – твердил Иван, когда гроб опускали в могилу. – Нам вдвоем на этом свете тесно стало. Кто-то из нас должен был уйти». Мучает ли его совесть за совершенное преступление? Если бы не мучила, Вова не являлся бы к нему во снах, из-за которых Иван вскакивает по ночам и уже не может уснуть, пока не примет «снотворное» – несколько больших глотков водки прямо из бутылки. А бывает, что отправляется в бар, садится на диван в кабинете Юлии, смотрит, как она работает, и незаметно для себя засыпает. Странно, но рядом с ней видения его не тревожат. Когда утром она будит его, он говорит: «Благодарю тебя, мой ангел-хранитель». «Ангела-хранителя надо искать в церкви, а не во мне», – будто догадываясь о его ночных страхах, говорит Юлия. Однажды Иван зашел в церковь, но заставить себя исповедаться так и не смог.

– Так что тебе известно о Юрии? – настойчиво переспросила Юлия.

– Помнишь, я тебе рассказывал о Вышибале?

– Да.

– Думаю, что Юрий в его руках.

– Где и когда с ним можно встретиться для переговоров?

– Узнаешь об этом скорее всего по телефону. А может, какой-либо другой знак получишь. Он опять проговорился. Юлия поняла, что нет никакого Вышибалы. Юрий находится в руках Ивана.

273

*** «Где я?» – Вадим очнулся от странного ощущения пустоты. Вокруг непроглядная тьма. Попробовал подняться. Голова раскалывалась от боли. От долгого лежания в беспамятстве на холодном цементном полу тело закоченело. Медленно, очень медленно возвращалось сознание… Он оформился на работу в лесничество на другой день после разговора с директором. Тот поручил ему установить границы лесного пожара и выявить степень повреждения разных участков. Такая работа требовала скорее аэрофотосъемки, чем ног и глаз статиста в лице Вадима. Но директору нужно было потянуть время, чтобы определиться в дальнейших действиях. «День икс» – так назвал Вадим неизбежную встречу с Керимом. И она состоялась очень скоро, на следующий день, когда, пообедав в столовой лесничества, он вышел по указанному маршруту.

– На ловца и зверь, – поигрывая резиновой дубинкой, Керим вылез из машины и огляделся по сторонам. На проселочной дорожке ни души. Почти тут же за его спиной возник Аслан, демонстративно пестуя бейсбольную биту.

– Пойдешь или подвезти? – недобро посмеиваясь, спросил он.

– Я бы предпочел на колесах.

– Ну так садись, – распахнул дверцу Аслан. Как только Вадим нагнулся, ему заломили руки и защелкнули на запястьях наручники. Потом начали избивать, методично нанося удар за ударом по согнутой спине.

– За что? Я вам ничего плохого не сделал…

– За всё хорошее и за год вперед.

274

Особенно свирепствовал Аслан. Он нанес Вадиму битой удар по голове, и тот отключился. Его бросили в багажник машины и повезли… Пленник снова сделал попытку подняться. Тело сразу же отозвалось резкой болью. С трудом преодолев ее, попытался наощупь определить, где находится. Помещение совсем небольшое, похоже на бетонный колодец, но дверь обита железным листом. Вадим стал барабанить по гулко разносящему удары железу. Через некоторое время дверь открылась. В лицо ударил яркий свет переносного фонаря. Он невольно прикрыл глаза ладонью. Незнакомый голос спросил: – Чего шумишь?

– Выпустите меня. За что держите?

– Видно, есть за что. Дверь закрылась. Спустя какое-то время ему принесли миску супа из концентрата и кусок хлеба. Вадим сильно проголодался, но еще больше его мучила жажда. Попросил принести воды.

– Перебьешься… Он потерял счет дням. Однажды его вызвали на допрос. …Небольшая, красиво обставленная комната. Фикус у окна, через которое ломится яркий солнечный свет. Вадим зажмурился от рези в глазах. В подвале беспросветная темнота – не знаешь, день или ночь на дворе. И ни шороха… Будто находишься в склепе, похороненный заживо.

– Хочешь на вольную волю вернуться? – услышал он знакомый голос. Повернувшись на звук, увидел на диване Аслана. Ботинки, отполированные до зеркального блеска… Узкие джинсы… Светлая рубашка распахнута на груди. Но закатанные по локоть рукава, обнажающие поросшие темной шерстью руки, делают его похожим на палача.

275

– Кто не хочет вырваться из темницы, – отозвался Вадим.

– Я тебя отпущу, если расскажешь правду.

– Какую правду ты хочешь от меня услышать?

– Правду о том, что тебя завербовали менты.

– Если бы меня завербовали, я не стал бы от вас прятаться. Мне светиться перед ментами ни к чему, у самого рыло в пуху.

– Почему сначала спрятался, а потом вдруг объявился?

– Потому что надоела ваша постоянная охота на меня.

– У нас всё схвачено. В ментовке тоже есть глаз. Тебя видели, когда ты приходил к следаку. У Вадима испарина выступила между лопаток. «Неужели меня и в самом деле засекли? Есть ведь оборотни в погонах…» Но так как Аслан мог блефовать, а жизнь его всё равно висела на волоске, решил стоять на своем до конца. Дюжий охранник по знаку Аслана схватил его и поволок за собой. Ванна была наполнена до краев. Парень ткнул Вадима головой в воду и удерживал до тех пор, пока он не начал задыхаться, отчетливо вспомнив из своей прошлой жизни только насилие над племянницей. «Я же покаялся, – сказал Вадим появившемуся перед ним благообразному старцу. – Дай мне легкую смерть…» – «Рано тебе еще, – ответил старец. – Поживи пока на белом свете. Надо тебе еще помаяться». Они встретились за завтраком на террасе дома Керима. Молчаливая жена хозяина Сулима, накрыв на стол, опять ушла на кухню. Младшая дочка Гулия (старшая, Руслана, студентка госуниверситета, уехала на археологические раскопки древнего кургана в Таврии) ни минуты не может усидеть на месте. То что-то ищет под столом, то вдруг бросается к застекленной до потолка стене веранды, где бьются в поисках свободы всевозможные насекомые.

276

Хозяин дома, отодвинув от себя тарелку (с утра ничего в рот не лезет), откинулся на спинку стула, обозревая через стекло окрестности.

– Что будем делать с лесником? – спросил Керим. Словно не слыша, Аслан с сосредоточенным видом продолжает копаться в тарелке. Его сейчас больше волнуют углубляющиеся день ото дня разногласия с Керимом. Преданный когда-то ваххабизму до мозга костей, он начал сомневаться в правильности избранного пути: – Мы исповедуем террор, чтобы запугать население. А не случится ли так, что это население восстанет однажды против нас?

– Где же твоя вера в святую идею халифата? У нас много единомышленников на Кавказе и сторонников среди молодежи достаточно.

– До поры до времени, Аслан. Сегодня ваххабитское подполье питает колоссальная безработица на Кавказе. А будет в республиках Закавказья достаточно рабочих мест – отойдет молодежь от радикальных исламистов.

– Значит, пока одна из наших задач на Кавказе – препятствовать развитию производительных сил – взрывать электростанции, нефтепроводы, уничтожать инфраструктуру, всячески сеять неуверенность в завтрашнем дне.

– Так ведь и правоохранительные органы тоже не дремлют. Сколько наших сторонников по воле Аллаха сейчас уже на небесах. Кериму надоело притворяться, что у ваххабитов есть какие-то перспективы в России. Здесь и при существующем строе можно жить и работать. Коррупция способствует процветанию нелегального бизнеса. А накопив капитал, можно его легализовать. Только финансовая поддержка исламистов не дает Кериму поставить дело на широкую ногу.

277

Аслан не одобряет нынешние настроения Керима. Но приходится мириться, пока такие, как он, помогают движению. Пусть живут до поры до времени.

– Аслан, я спрашивал, что будем делать с лесником? – повторил Керим.

– А ты что предлагаешь? – В голосе Аслана вызов и плохо скрываемая неприязнь. – Отпустить?

– Я предлагаю сотрудничество. Вчера встречался с директором лесхоза. Он сказал, что старший прапорщик оружейных складов заподозрил что-то неладное и перестал поставлять оружие по цепочке. Оказывается, он близко знаком с лесником. А лесник вдруг куда-то пропал. Может, надо попробовать восстановить связи?

– Не верю я этому леснику. Нутром обман чую… *** После напряженного рабочего дня Андрей любит перед сном искупаться в озере. Кузьма охотно составляет ему компанию. И, как всегда, с удочками.

– Хочешь покоя на душе? Посидишь на берегу с удочками, и все проблемы уходят. «Если бы так», – вздохнул Андрей. Вчера, работая на стройке, он вдруг почувствовал, что на него кто-то смотрит. Поворачивается – чуть поодаль стоит Люба с холщовой сумкой в руках. Сердце радостно ёкнуло: «Ко мне приехала! Насовсем!» Андрей бросился к ней, крепко обнял и поцеловал. И вдруг – как холодный душ: – Я ненадолго… Всего на часок.

– Почему?!

– Приехала попрощаться. Я ухожу послушницей в монастырь.

278

– Зачем?! Давай служить Богу вместе. Будешь при храме матушкой. Заманчивое предложение, да только нет у нее к Андрею чувств. Она до сих пор не может оправиться от страшного потрясения – гибели Вовы. Как видно, любила его, не признаваясь в этом даже себе. До сих пор не может сдержать слез, когда вспоминает умершего. После похорон каждый день приходит на его могилу: «Здравствуй, милый мой человек. Прости, что не уберегла тебя. Как жаль, что меня не было в тот ужасный миг рядом с тобой…» Дальнейшая жизнь в миру представляется ей никчемной. Но прежде чем попрощаться с ней, надо уладить все мирские дела. И одно из главных – по-хорошему, по-доброму расстаться с Андреем. А еще… Эта сумка с деньгами, оставленная ей Вадимом… Люба к его деньгам так и не прикоснулась, хотя соблазнов было много: купить благоустроенное жилье, положить в банк под проценты, чтобы хватило на всю оставшуюся жизнь. Ее останавливало какое-то глубинное осознание того, что эти деньги она не должна тратить на себя, их можно использовать только на благое дело. Полуденное солнце нагрело воздух до состояния парной бани. Обнаженный по пояс, в истрепанных джинсах, с похудевшим и почерневшим лицом, Андрей выглядит безмерно усталым. Любе хочется вытереть его разгоряченное от солнца и работы тело прохладным влажным полотенцем, напоить квасом. Но не может она позволить себе такие нежности, которые могут быть неправильно истолкованы Андреем. Поэтому без лишних слов протянула ему сумку и сказала: – Это тебе… На восстановление храма. Андрей заглянул внутрь и ахнул: – Деньги!.. Где ты столько взяла?

279

– Банк ограбила, – шутливо отмахнулась Люба и, чтобы не затягивать прощание, сказала: – Будь здоров, Андрей. Не поминай меня лихом… Он не сразу понял, что они прощаются навсегда, а когда понял, умоляюще сказал: – Только не торопись, Люба, с решениями. В нашей жизни всё еще может измениться.

– У нас с тобой ничего не изменится, Андрей. Не сладилось раньше, не сладится и сейчас. Разные пути уготовил нам Господь. И в этом ни ты, ни я не виноваты. …Он долго плавал, но вышел на берег не от усталости, а от озноба. Прокаленное за день тело остыло в воде настолько, что зуб на зуб не попадал. Андрей вспомнил, как в детстве в деревне у покойной бабушки плавал со сверстниками наперегонки в реке, вода в которой была постоянно холодной от обилия ключей.

– Ключи по всему берегу или только здесь? – спросил он Кузьму.

– Наверное, по всему, – тихо откликнулся тот. Началась интенсивная поклевка. Не отводя взгляда от поплавка, Кузьма ловко подсек и вытащил маленькую, серенькую, похожую на мышку рыбку. – Вот чёрт! Ерши замучили. Не идет крупная рыба, и всё! Наверное, ты своим купанием ее разогнал. Андрей понимает толк в рыбалке. В деревне у бабушки почти каждый день рыбачил.

– Да нет, я ни при чем. Рыба очень чувствительна к перемене погоды. Наверное, будет дождь.

– Хорошо бы. Заметил, листва на деревьях начала опадать? Андрею не до наблюдений за природой. Единственное его желание – побыстрее расчистить площадку. Радует, что 280

всё больше жителей села втягивается в эту работу. Даже молодые горожане, приезжающие погостить к родственникам, считают своим долгом принять участие в восстановлении храма. Да и флегматичный Кузьма, любитель этюдов и рыбалки, с утра, до жары, засучивает рукава и идет на стройку, признанную в селе народной. Разговор мужчин прервал сначала шорох в прибрежных кустах, потом нетерпеливый женский голос: – Андрей, ты здесь? Он сразу узнал по голосу Ольгу.

– Здесь я, здесь… Сейчас выйду. Ольга сразу, без всяких хождений вокруг да около, заявила, что решила разделить с ним судьбу.

– Сразу предупреждаю: жертвенности мне от тебя не надо. Несмотря на некоторую холодность его тона, она не обиделась: – Нет, Андрей, это не жертва, а осознанный и даже выстраданный выбор. Ты мне веришь? Всю прошлую ночь Андрей плохо спал. Обычно он заваливается в постель с вечера, как только стемнеет, и просыпается утром, с голосистыми петухами. А после встречи с Любой, вернее, после ее отъезда, его мучило чувство, будто он потерял самое дорогое в своей жизни. И сон не приходил, несмотря на непомерную физическую усталость. Вспоминалась в подробностях вся жизнь с Любой. Хорошо ли, плохо ли, но они прожили вместе несколько лет, и это время Андрей до сих пор считает лучшей порой в своей жизни. Он не переставал любить жену. И теперь, когда узнал ее тайну, причину ее холодности и временами странного поведения, готов простить ей всё. Она не виновата в том, что перенесла в детстве психическую травму, от которой до сих пор не оправилась. Но Люба отвергает его – и как любовника, и как мужа. А семья держится на взаимной любви.

281

…Они сидят в заросшей плющом беседке возле дома Кузьмы и молчат. Андрей не знает, что ответить Ольге, которую в последнее время избегает: нельзя любить сразу двух женщин, а страсть не может быть долговечной. Вот почему он не спешит с ответом. Ольга наблюдает за Андреем с настороженным вниманием. В ней исподволь поднимается негодование: «Я унижаюсь перед ним, забыв про женскую гордость, а он еще раздумывает…» Решиться на приезд в Воронино и откровенный разговор с Андреем ее подтолкнула вчерашняя встреча с Любой в Спасском: она приехала исповедаться у своего духовника – отца Николая. «Я распрощалась с Андреем навсегда. Ухожу послушницей в монастырь. Он просил меня остаться, быть при будущем храме матушкой. Я отказалась. У нас с ним разные пути», – сказала Люба. И на другой же день Ольга поехала в Воронино… «А если он меня отвергнет?» Ольге сделалось страшно. Она остается совсем одна. На днях получила от дочки письмо: «Вероники больше нет. Есть матушка Ефимия…» Дочка служит иконописцем в монастыре, и ее работы уже известны прихожанам. Невольно навернулись слезы, и она тихо заплакала, прикрыв глаза ладонью. Андрей ощутил прилив жалости к молодой женщине. Он хотел броситься к ней, но его остановила мысль: «Ольга никогда не заменит мне Любу. А жить с нелюбимой – век мучаться». И вдруг где-то совсем рядом прогрохотал раскатистый гром. *** Алла Игнатьевна появилась в баре в момент очередной разборки: дрались два парня, не поделившие девушку. Один 282

в пылу драки выхватил нож. Охранник успел обхватить парня сзади и ловким движением выбил у него нож, а потом, скрутив руки, поволок к выходу. Юлия появилась в зале в самый разгар потасовки. Она бестолково топталась около драчунов, а увидев бывшую хозяйку бара, помахала ей рукой, приглашая пройти. Алла Игнатьевна, убедившись, что неприятный инцидент погашен, проследовала в кабинет. Юлия, вся в слезах, села рядом с ней на диванчик и дрожащим голосом сказала: – Ненадолго так моих сил хватит…

– Ты о драке?

– Да. Меня до сих пор таскают в милицию по поводу последней поножовщины. Возбудили уголовное дело.

– Нечего было сюда и лезть, если при каждом инциденте поджилки трясутся, – не удержалась от ядовитой реплики Крутова.

– А я разве лезла? Выбора у меня не было. Я вам уже рассказывала… Юлия поведала Алле Игнатьевне о том, как хозяин заведения (ныне покойный Вова Яблоков, которого она знала под именем Илья) принуждал ее к сожительству, грозя похищением дочки. «Как может порядочная женщина так опуститься?» – думала Крутова, подозревая, что Иван тоже «пользует» Юлию. Ей неприятно, что это – мать ее внучки. Но натура, конечно, бесхитростная: всё расскажет, даже и то, что следовало бы держать в себе.

– Успокойся, нельзя так. Сегодня убедилась, что у тебя хороший охранник.

– Да, Иван мне его порекомендовал. Он еще, кстати, и недели не отработал. «Дурочка! Марцев к тебе своего соглядатая приставил. Вот почему охранник так бесцеремонно расправляет283

ся с парнями. Чувствует за собой силу». Алла Игнатьевна убеждена, что «куратор» Юлии связан с криминалом. Есть у нее и веские доказательства. Адвокат Евгений Рябцев, которого она наняла для расследования рейдерского захвата бара, копнул так глубоко, что и на похитителя Юрия вышел. Под подозрение попал не кто иной, как… Иван Марцев. Сегодня утром Алла Игнатьевна получила записку с требованием выкупа за освобождение сына, пока без точной даты и места передачи денег: их похититель обещал указать дополнительно. Сумма показалась Алле Игнатьевне астрономической. Конечно, она осилила бы ее, но расставаться с таким количеством денег, скопленных за многие годы, было выше ее сил. Да и где гарантия, что ей вернут сына? С полученной запиской она прямиком направилась в милицию. Составив протокол, следователь велел ждать, по возможности не отлучаясь из дома: похитителя постараются вычислить с помощью «прослушки». А час назад Евгений Рябцев сообщил ей, что вышел на след Юрия.

– Я в первую очередь занялся окружением Юлии, – делился подробностями адвокат, приехав к Крутовой домой. – Организовал слежку за Иваном Марцевым. Оказалось, он каждый день ездит в коттеджный поселок, а перед этим заходит в магазин за продуктами.

– И что из этого следует?

– В том доме, куда он ездит, предположительно находится подпольное казино. А на втором этаже – комнаты для свиданий. Хозяин, судя по всему, сам Марцев. Всё законспирировано. Даже квартира, в которой он живет, съемная. Марцев – очень хитрый и расчетливый человек. Думаю, что вашего сына, скорее всего, прячут в этом доме.

– В милицию будем сообщать?

284

– Ни в коем случае! Там могут оказаться информаторы. Если спугнем преступника, для вашего сына это может плохо кончиться.

– Что вы предлагаете?

– Продолжим наблюдение. Ну и, конечно, «прослушка» милицейская нужна. Алла Игнатьевна решила поговорить с Юлией. Она рассказала ей о записке и о последнем разговоре с адвокатом. Заключив: «Вся проблема в том, как расколоть Ивана и освободить Юрия», выжидательно посмотрела на нее. Юлия явно растерялась, к щекам жарко прихлынула кровь.

– И что же нам делать? – спросила она, поднявшись и тут же сев обратно.

– Скажи откровенно, у вас с Марцевым есть интимная связь?

– Как вы можете так говорить! – снова вскочила Юлия.

– Ладно, ладно, сядь. Я не хотела тебя обидеть. Иван к тебе хорошо относится, и, если хочешь спасти Юрия, ты можешь этим воспользоваться. Перед тем как уйти, Алла Игнатьевна пожаловалась: – Наташу почему не приводите ко мне? Два дня уже не видела ее. «Маму мою ревность замучила», – догадалась Юлия, а вслух сказала: – Бабушка Наташу в аквапарк записала и каждый день ходит с ней туда. Вечер при свечах. Изрядно захмелевший Иван не сводит глаз с Юлии, которая в белой блузке с глубоким декольте и короткой джинсовой юбке кажется ему очень соблазнительной. Он счастлив, ведь Юлия пришла к нему сама, хотя ему 285

пришлось очень долго завоевывать эту красавицу. «Сегодня она будет моей», – тешит он себя надеждой. Грядущая близость с давно желанной женщиной так волнует его, что он больше не может ждать, когда же наступит этот момент. Иван поднялся, пошатываясь, обошел стол, обнял Юлию и хотел поцеловать, но она предостерегающе помахала перед его носом пальчиком: – Еще не время…

– Я давно тебе ничего не дарил. Проси, что хочешь. Я сегодня добрый.

– Тогда подари мне вечер в казино.

– С кем?

– С тобой, конечно. Хочу узнать, насколько я везучая. Говорят, новичкам везет в игре?

– Откровенно говоря, удивлен. Ты же знаешь, что казино сейчас вне закона.

– Да брось ты лапшу на уши вешать! Будто я не знаю, что есть подпольные заведения.

– Может быть, и есть. Но мне о таких ничего неизвестно. «Хитёр! Пьян-пьян, а лишнего не скажет».

– Не доверяешь мне? – Юлия отвернулась с обиженным видом.

– Чего для любимой женщины не сделаешь, – сдался Иван. Он прикинулся, что не имеет отношения к казино, устроенному на первом этаже двухэтажного коттеджа в элитном поселке. Обменяв деньги на фишки, стал расспрашивать крупье о правилах игры. Играть доверил Юлии. Ей и в самом деле здорово везло. Она выиграла довольно приличную сумму, поймав себя на том, что азарт в игре пробуждается, как аппетит при виде хорошего стола. Однако ни на минуту не забывала о том, зачем пришла.

286

Чтобы получить свободу действий, ей надо было какимто образом нейтрализовать Ивана. Юлия принесла с собой упаковку клофелина, и, улучив момент, когда он отвернулся, о чем-то разговаривая с барменом, бросила несколько таблеток в его фужер с фирменным коктейлем. …Она очнулась среди ночи. Рядом с ней кто-то тихо посапывал. В свете уличного фонаря, проникавшем в окно, разглядела физиономию Ивана. «Господи! Что это со мной? Как я сюда попала?» Голова раскалывалась от боли, нестерпимо хотелось пить. Преодолев слабость и головокружение, встала, кое-как добралась до кухни и напилась прямо из-под крана. Присев у стола, попыталась вспомнить, что произошло. Внезапно на кухню вышел Иван, в одних трусах, маленький и худой, похожий на ребенка, которого рано подняли с постели. Юлия невольно оглядела себя. Она уснула одетой. «Почему он не воспользовался ситуацией? Странно… Ведь так настойчиво добивался меня». В душе она была благодарна ему за это. Потихоньку возвращалась память. Бар в зале казино… Фирменный коктейль… Клофелин… «Неужели я перепутала фужеры?! Быть такого не может!» Слабость и головокружение не проходили.

– Пойду я… Меня дома ждут. – Юлия сделала слабую попытку подняться.

– Кто может ждать в такое время? Все уже давно спят. И потом, ты работаешь в ночном баре. В порядке вещей возвращаться домой утром.

– Хочешь сказать, что мне надо отправиться в бар?

– Нет, конечно. Я дал соответствующее поручение охране. – Иван хотел еще что-то сказать, но, оглядев себя, ринулся в спальню, чтобы одеться.

287

Потом они пили кофе, и каждый молча обдумывал ситуацию, в которой оба оказались. Иван был неприятно удивлен, когда бармен за стойкой шепнул ему: – Эта женщина что-то бросила в твой фужер.

– В таком случае пусть сама и выпьет то, что подмешала. Он отвлек Юлию, спросив о впечатлении, которое осталось у нее после игры. А бармен в это время ловко подменил фужеры. Из надежных источников Марцев знал, что Крутова подала заявление в милицию в связи с исчезновением сына, проигнорировав требования, содержащиеся в записке. Ситуация осложнилась и для похитителей, и для похищенного. Когда Юлия вдруг завела речь о казино, Иван сразу понял: она в сговоре с Крутовой. Непонятно только, как они вышли на казино? Похищенный в тот момент действительно находился в этом коттедже, в изолированном подвальном помещении. У Ивана и в мыслях не было воспользоваться беспомощным состоянием женщины. Он был уверен, что последствия отравления клофелином не скажутся на ее здоровье (ведь, скорее всего, она тоже хотела просто на время нейтрализовать его). Он никогда не был сторонником насилия, а сейчас – тем более. Да и добровольный секс в таком состоянии невозможен. Юлия выглядит отвратительно. Изможденное лицо, запавшие глазницы, не свойственная ей бледность…

– Может, вызвать неотложку? – спросил он.

– Нет. Лучше отправь меня домой.

288

15A Он чувствует, что задыхается. Если вода проникнет в легкие, ему конец. «Признавайся, продал нас ментам?» Вадим не видит лица своего мучителя. Его шею сжимает и нагибает безжалостная сильная рука, и перед глазами только начищенные до блеска ботинки. «Это Аслан», – догадывается он и, прежде чем потерять сознание, говорит себе: – Держись, парень. Если скажешь правду, тебе не жить…» Вадим приподнимается и ошалело смотрит по сторонам. Темно… «Где я? В камере?» Нет, не в камере, куда звукам не пробиться, а в каком-то ином помещении. Здесь есть проблеск света – похоже, окно. Он пытается еще приподняться, но чувствует страшную боль, пронзающую всё тело. «Вот почему мне не хватало воздуха. Я лежал ничком, уткнувшись головой в подушку. Мне нельзя спать на спине. Она как сплошная рана». Отдышавшись, Вадим окончательно приходит в себя. И сразу вспоминает все жуткие перипетии прошедшего дня, которые преследовали его и в ночном кошмаре. Днем охранник водил его на очередную пытку водой. Как он снова оказался в темной камере, Вадим не помнил. Наверное, приволокли в бессознательном состоянии и бросили на цементный пол. Оклемавшись, он стал бродить по камере, заставляя себя двигаться, думать о том, как выбраться отсюда. Почувствовав сильную жажду от мучительной боли во всем теле, нашел наощупь дверь и стал стучаться. Дверь почему-то легко поддалась, и Вадим вышел. По этому коридору его водили на пытки: он длинный, слабоосвещенный, наверх идет лестница…

289

Вадим плохо помнит, как выбрался наружу. На воздухе чуть не упал замертво от слабости. В полуобморочном состоянии доплелся до ворот и уже там отключился… Очнулся на топчане: кто-то прыскал ему в лицо холодной водой.

– Можешь идти? – услышал мужской голос. Сквозь щелки опухших, в кровоподтеках, глаз увидел мужчину в униформе и подумал: «Всё, пропал…» Он сидел на топчане, покачиваясь от слабости. Ни на побег, ни на сопротивление сил уже не осталось.

– Если сможешь идти, я тебя отведу.

– Куда?! Я обратно не пойду!

– Отведу туда, где ты будешь в безопасности. Только тут Вадим разглядел, что перед ним не тот охранник – со злобной бульдожьей рожей, который водил его на истязания, а другой – в очках, с круглым лицом и добрыми глазами. Ночью он отвел его в какой-то дом, поговорил с хозяином, рослым мужчиной с бородкой. Вадима раздели, смазали саднящие раны и уложили в постель… «Неужели всё еще ночь?» Ему опять хочется пить, но он не знает, куда идти. – «Спать! Спать! – приказывает он себе.

– Надо набираться сил». От сознания того, что он на свободе, ему делается легко и покойно. Утром его покормили, напоили и стали расспрашивать. Хозяин дома, рослый мужчина по имени Кузьма, дежурил снаружи, чтобы никто посторонний не зашел в дом. А расспрашивал Андрей, которого Вадим хорошо знает. Андрей – муж его племянницы, но вместе они не живут и вряд ли будут жить, потому что Люба, по слухам, собирается в монастырь.

– За что Керим на тебя ополчился?

290

– Богу весть, – уклончиво ответил Вадим и посмотрел в окно. На небе громоздились тучи, изредка, как из сита, сеющие мелким дождем. «Темнит что-то мужик, – подумал Андрей, испытывая понятную неприязнь к родственнику Любы. Он тяжело переживает уход жены в монастырь. «А вдруг еще вернется?» – мелькнет иногда несбыточная надежда. Из-за этой надежды он и Ольгу потерял. От мужского одиночества, от запутанности личной жизни спасает тяжелая физическая работа, работа в полном смысле слова на износ. Андрей исхудал, рубашки и штаны висят на нем, как на коле. Но не ропщет, не жалуется. Он гордится своей миссией, чувствует себя полезным и нужным людям.

– И куда теперь хочешь податься?

– Мне надо в Озерки попасть. И как можно скорее.

– В Озерки я поеду сегодня. Могу подбросить. В это время в сопровождении хозяина дома в дверях появился Егор Мурзин. Увидев мужчину в униформе охранника, Вадим хотел спрятаться, но, приглядевшись (зрение сильно село от побоев), узнал своего спасителя.

– Керим грозится уволить на меня за то, что я выпустил заключенного, – сняв очки и протирая их носовым платком, пожаловался Егор. – А мне без работы нельзя. Жена-инвалидка и дочь в институте учится.

– Так вот он, источник твоих бед, – с улыбкой сказал Кузьма, не лишенный чувства юмора. – Забирай его назад.

– Боже упаси! – перекрестился Вадим. – Лучше уж здесь помереть… Как человек верующий, Егор Мурзин относится к людям с сочувствием. Увидев, в каком состоянии лесник приполз к воротам, он сразу решил, что выпустит его, несмотря на грозящие ему за это неприятности.

291

– Не переживай, Егор. В случае чего возьму тебя в штат. Будешь у меня бригадиром, – утешил Андрей одного из первых и самых преданных своих помощников, бескорыстно трудящихся на восстановлении храма. *** Они сидели на скамейке в небольшом сквере напротив многоэтажного дома и ждали. Сквозь аккуратно подстриженные кусты им была видна дверь в подвал, закрытый на большой навесной замок.

– Марцев должен подъехать с минуты на минуту, – сказал адвокат и многозначительно посмотрел на Аллу Игнатьевну. В прошлый раз ее инициатива по вызволению сына привела к тому, что Марцев затаился. И Рябцеву с большим трудом удалось его снова выследить. Два раза в неделю он появляется в подвале этого дома, куда, видимо, переведен похищенный. И, конечно же, заинтересован как можно быстрее избавиться от обузы, получив запрошенный выкуп.

– А сможем мы его задержать? – неуверенно спросила Юлия.

– Сможем, если будет один, – заверил адвокат. Вечер. Дневная духота спала. Мальчишки азартно гоняют во дворе мяч. Их резкие громкие голоса разносятся далеко окрест.

– И долго нам еще ждать? – нетерпеливо спросила Алла Игнатьевна. Она так волнуется, что у нее подрагивают пальцы рук.

– Вы дольше ждали, Алла Игнатьевна. Сейчас минуты уже ничего не решают.

– Минута минуте рознь. Есть в жизни человека минуты, которые дольше часов и даже дней.

292

– Марцев обязательно приедет. Он пунктуален, по нему можно часы сверять. И действительно, через пару минут у двери подвала остановилась машина с тонированными стеклами.

– Иван! Его тачка! – воскликнула Юлия, приподнимаясь со скамьи.

– Ни в коем случае! – приглушенным голосом остановил ее адвокат. – Если нас обнаружат, всё пропало. Марцев вышел из машины с полиэтиленовым пакетом в руках, огляделся по сторонам. А с водительского места вылез высокий плотный парень с длинными, чуть ли не до плеч, волосами.

– Охранник из бара! – вскрикнула Юлия. Адвокат погрозил ей пальцем, потом шепотом сказал: – Проблема усложняется. Этого амбала надо как-то отвлечь.

– Беру его на себя! – уверенно заявила Алла Игнатьевна, хотя и не представляла пока, как это сделать. Между тем Иван, открыв дверь, скрылся в подвале. Приехавший с ним охранник остался стоять снаружи. Алла Игнатьевна направилась прямиком к нему. О чем-то с ним поговорила, и они вместе пошли к ближнему магазину. Крутова, как потом призналась, сама не ожидала от себя такой храбрости и прыти.

– Хочешь подзаработать? – предложила она охраннику. – Всего-то и надо примерить костюм. Мужу на день рождения хочу подарить, он у меня такой же комплекции, как вы. Вон в том магазине отложила. – И женщина показала на магазин с яркой вывеской «Всё для мужчин», расположенный напротив через дорогу. Охранник заколебался.

– Нужно буквально несколько минут, – продолжала его упрашивать Алла Игнатьевна.

293

– Сколько?.. – сдался парень. Она назвала достаточно крупную сумму. Пока они отсутствовали, адвокат задержал Марцева и освободил заложника. Юлия вызвала милицию. Поняв, что его ждут суд и долгое заключение, Марцев бросил: – Всё-таки влип… Жадность фраера сгубила. Выйдя из темного подвала, Юрий долго щурился, привыкая к дневному свету. Юлия бросилась к нему и замерла, повиснув у него на шее. Алла Игнатьевна стоит у окна, и всё ее внимание опять приковано к тому, что происходит в саду. Андрей неслышно подошел, заглянул поверх плеча матери и увидел Наташу в любимом розовом комбинезончике, весело игравшую с Биллом. Пес повизгивал, Наташа заливисто смеялась. Заметив наконец сына, Алла Игнатьевна повернулась.

– Давно стоишь здесь?

– Да только подошел… – сказал он, улыбаясь.

– Они такие забавные, – тоже улыбнулась мать. – Я каждый день наблюдаю эту картину. Наташу приводит к нам Мария Викторовна. Одно время перестала приводить – из ревности, как я поняла. Потом Наташка закатила истерику и добилась-таки ежедневных посещений. Андрей вдруг увидел, как постарела мать. На лбу прорезались глубокие морщины, густая сеточка появилась и у глаз. Она уже не раз затевает с ним разговор о внуке, еще не зная о том, что беременность снохи оказалась выдумкой и что отношения между ними с уходом Любы в монастырь окончательно прекратились. Андрей тяжело пережил это расставание. И сейчас его отвлекает от мрачных дум только изматывающая работа в Воронино. Площадку он со своими добровольными 294

помощниками расчищать закончил, на днях приступят к восстановлению порушенной кладки стен. Отец Нектарий, благословив его на дальнейший подвиг, сказал: – После краха коммунистической идеи страна наша переживает нелегкие времена. Но без идеи жить нельзя. Необходимо культивировать духовные ценности, а это сейчас может дать только церковь.

– Жаль, что скоро прекращается моя миссия в Воронино, – посетовал Андрей. – Отпуск заканчивается. Надо выходить на работу. Отец Нектарий с минуту пытливо смотрел на него, потом сказал: – Я предложил бы тебе иную миссию…

– Какую?

– Быть настоятелем возрождающегося храма. Других кандидатур не вижу. Поговорю об этом с архиепископом. Андрей ждал этого предложения и, тем не менее, был взволнован и польщен. Он давно мечтал о подобной миссии, но не был уверен, что достоин ее, что выдержит это испытание. Хотя… есть пример – отец Николай в Спасском. Тоже человек из плоти и крови, как все. …Обратив внимание на воодушевленный вид сына, Алла Игнатьевна спросила: – Ты приехал с каким-то важным известием?

– Да, мама! Мне предлагают место настоятеля в храме, который мы сейчас восстанавливаем. «Зачем тебе это? – чуть не сорвалось у нее с языка. – Столько лет учился, чтобы стать врачом…» Но разве она имеет право препятствовать выбору сына? Особенно теперь, когда, как ей кажется, стала его понимать.

295

А Юрий каждый день благодарит мать и Юлию за счастливое избавление. Он больше не пьет, не колется. Много времени проводит с дочкой. А с некоторых пор зачастил в бар, предлагая те или иные нововведения. Но у Юлии другие планы в отношении этого заведения.

– Я бы хотела перепрофилировать бар, – заявила она однажды Алле Игнатьевне. – Такая клоака…

– И что ты предлагаешь?

– Например, открыть частную галерею. Можно принимать на комиссию и продавать произведения искусства, поделки умельцев.

– Тебе решать. Ты хозяйка.

– Да какая я хозяйка! Все права на бар я хоть сейчас готова вернуть вам. Аллу Игнатьевну радует, что Юлия в сложившейся ситуации не ищет выгоды для себя: «Она не хищница, и это уже хорошо…» Сейчас она готова следовать любым желаниям снохи (на днях младший сын и Юлия объявили, что подали заявление на регистрацию брака). «Слава Богу, – с облегчением вздыхает она. – Услышал Господь мои молитвы». Когда-то Алла Игнатьевна была ревностной прихожанкой. Но мирское быстро затмило в ней и духовное, и личное. Она с головой ушла в бизнес, деньги превратились в самоцель. И только тяжелая болезнь, из которой она с трудом выкарабкалась, заставила ее поменять приоритеты. …Андрей смотрит на мать, ожидая благословения на великое дело.

– Мама, ты поддерживаешь мое решение? – наконец спросил он.

– В добрый путь, – перекрестила она сына и поцеловала в лоб. – Что может быть почетнее, чем служение Господу?

296

…Закончилась воскресная обедня, прихожане потянулись к выходу. Андрей стоит на крыльце, вглядываясь в лица людей. А вот и Ольга. Он потянулся к ней, но она прошла мимо, словно не заметив его. «Этого следовало ожидать…» – Андрей с сожалением посмотрел ей вслед. Вчера он узнал, что Ольга беременна. Нет никаких сомнений, что от него, и это в корне всё меняет. Быть отцом Андрей мечтал давно. Но после разочарования с вымышленной беременностью Любы известие об интересном положении Ольги застало его врасплох. Он и удивлен, и обрадован, и растерян. И знает, что никогда не откажется от ребенка, посланного ему Богом. Вечером Андрей решил пройтись по селу в надежде снова встретить Ольгу. Остановившись на берегу, он разглядывал живописную пойму извилистой речки, где еще недавно теснились многочисленные копны душистого сена, теперь свезенного в скирды на околице села, поближе к жилью. Ольга шла мимо с медицинским чемоданчиком в руках, делая вид, что не замечает его.

– Не узнаёшь? – окликнул ее Андрей.

– Век бы мне тебя не знать! – гордо вскинула Ольга голову. Андрей догнал ее, взял за руку: – Извини… Я перед тобой очень виноват.

– А мне-то что от твоих извинений? Она рванулась, желая освободить руку и, потеряв равновесие, чуть не упала. Андрей с трудом удержал ее. И вдруг оба расхохотались. Ольга чувствовала, что со смехом из нее выходит боль одиночества, унижения, когда она буквально навязывала себя любимому мужчине и была отвергнута им. Все родственники осудили ее, а Сергей при встречах злорадно посмеивался. Не видя выхода из сложившейся ситуации, 297

подумывала даже уйти в монастырь, чтобы постоянно находиться при дочке. Вероника пишет иконы, в монастыре она в почете и уважении. В письмах, присылаемых домой, каждый раз просит мать об одном: «Помирись с папой. И на душе у меня будет покой». Но как можно помириться, если Сергей уже сошелся с Верой, своей соседкой по дому, которая после закрытия школы занялась шитьем на дому мужской и женской одежды. На ее качественные и модные изделия в селе большой спрос. Сергей хочет помочь ей открыть свое швейное ателье. Как бы по делу Ольга однажды встретилась с Верой: пришла заказать новое платье. Женщины пили чай и разговаривали о будущем села.

– Храм восстановили, теперь должна возродиться школа, – сказала хозяйка дома. Ее симпатичное, улыбчивое лицо раскраснелось то ли от горячего чая, то ли от смущения, связанного с приходом Ольги.

– А тебе-то что до будущей школы? Ты себе занятие нашла, и более прибыльное, чем работа учителя. Слышала, хочешь открыть швейное ателье в Спасском? С таким покровителем у тебя всё может получиться. Вера сразу поняла, куда клонит гостья. В больших серых глазах появилось виноватое и в то же время гневное выражение.

– Я не уводила у вас Сергея, вы сами это отлично знаете. Я просто помогала ему выжить.

– Ну и?.

– Что?

– Хорошо помогла?

– Вы меня унижаете… – Помедлив, Вера решительно поднялась и показала «заказчице» рукой на дверь. – Уходите, пожалуйста. Никаких дел с вами я иметь не буду. «Вот дура! – после казнила себя Ольга. – Уподобилась собаке на сене». «Сарафанное радио» давно донесло, что 298

пара живет в гражданском браке и хочет взять на воспитание троих детей. «У Сергея получилось начать жизнь заново. А что делать мне?» Утешение Ольга находит только в церкви. Поплакавшись перед иконой Пресвятой Богородицы, возвращается домой с некоторым облегчением на душе. …Андрей почувствовал, что именно сейчас должен сделать решительный шаг, который изменит их отношения.

– Ты мне нужна, Оленька, – сказал он и приложил ее руку к своему сердцу. – Ты у меня вот здесь… Она недоверчиво покачала головой: – Помнишь, ты спросил меня: «Ты ведь не последуешь за мной?» Я хотела последовать за тобой, быть тебе верной женой. Но ты унизил меня до глубины души. И мне всё еще очень больно. *** Они сидят на кухне, чаевничают. По случаю встречи распили бутылку сладкой наливочки. Первой затянула Светлана: – «Гори, гори, моя звезда! Звезда любви, приветная…» Вадим энергично поддержал: – «Ты у меня одна заветная. Другой не будет никогда…»

– Как у нас складно получается! – воскликнула Светлана.

– Жалко, магнитофона нет. Дочке отдала.

– А где твоя дочка сейчас живет?

– В Спасском. Слышал про такое село? Уже года два в местной школе учительницей работает. В доме моей покойной бабушки хозяйничает. Она вся будто соткана из света, оправдывая свое имя. Особенно Вадиму нравится толстая, льняного цвета коса, уютно лежащая на высокой груди.

– Горе одно не ходит… – сказал он, имея в виду покойную бабушку Светы.

299

– Ты мне накаркаешь! – Светлана нахмурила светлые бровки, провела ладонью по короткой, тоже светлой челке, в василькового цвета глазах появилась печаль. – Давай сходим на кладбище. Кстати, мы с тобой не виделись, считай, со дня поминок. А мне кажется, я только вчера бабушку похоронила. И всплакнешь, и погрустишь, тем более что поводов для радости маловато. Светлана стала рассказывать о бедах, которые обрушились на поселок. Воинская часть подлежит сокращению, а людям куда? Ни работы, ни перспектив… Когда она упомянула о воинской части, Вадиму вспомнилось давнее застолье с другом Гошей по поводу очередной встречи. Изрядно выпив, он спросил: – Хочешь заработать? Я знаю, лесникам платят мало. А тебе надо опериться после заключения. Дом справить, чтобы было куда будущую жену привести.

– Я разве против? На другой же день Гоша зашел к нему: – Пойдем к старшему прапорщику. Потолкуем… Старший прапорщик Илья жил в шикарной трех­ комнатной квартире. Он долго расспрашивал Вадима о житье-бытье, буравя его глазами, словно просвечивая рентгеном.

– Хочешь иметь лишнюю копейку? – видимо, узнав всё, что нужно, спросил он.

– Кто ж не хочет…

– Будешь моим посредником, если найдешь покупателя на легкое стрелковое оружие.

– Да где я найду?! – воскликнул Вадим, не ожидавший такого предложения. – Я – мелкая сошка. Лесник.

– С охотниками имеешь дело? Среди них немало тузов. «Ты же сам имеешь дело с охотниками, – подумал Вадим. Прапорщик, страстный любитель охоты, изъездил все 300

окрестные леса. – Тебе нужен посредник, чтобы в случае чего отвести от себя подозрение».

– В лесу устроим схрон, – посвящал его дальше в дело Илья. – Будешь оттуда периодически забирать оружие и отправлять по назначению. «А почему бы не привлечь директора лесничества? – вдруг подумал Вадим. – Подходящая кандидатура. Денежки любит. “Черными” лесорубами не брезгует. Наведу-ка я Илью на него». Получилась очень удачная цепочка. Вадим стал посредником. И денежки сами потекли ему в карман. Так продолжалось несколько лет. Гибель Гоши в метро отрезвила его. Он стал думать, как остановить эту дьявольскую, смертоносную карусель. Она остановилась сама, когда в лесу случился пожар. После побега с помощью охранника из дома, где его держали в заточении и ежедневно пытали, Вадим связался со следователем по мобильному телефону, который одолжил у Андрея. Он встретился с Фомичевым на опушке березняка вблизи села Воронино и сразу же заявил: – Всё, выхожу из игры. Что хотите со мной делайте. Еле жив остался…

– Поздно. Тебя ведут. Ты разве не понял, что тебе позволили бежать? Да и мы операцию «Оружие» должны довести до конца. Вадим и сам подозревал, что не просто так ему дали уйти. За ним продолжают следить. Значит, и в его интересах довести дело до конца, потому что угроза жизни останется, даже если он выйдет из игры. Сегодня утром он посмотрел на себя в зеркало и ужаснулся, увидев прядь седых волос. При каждом шорохе дерга301

ется и затравленно озирается по сторонам. Вот и на встречу со следователем вышел за два часа и долго петлял по лесу на тот случай, если за ним ведется слежка.

– Что теперь от меня требуется? – спросил он Фомичева.

– То же, что и раньше: восстановить прерванные связи.

– Каким образом?

– Скажешь директору лесничества, что согласен выполнять прежние обязанности. Извини, не могу посвятить тебя во все детали операции. Потом встретишься со старшим прапорщиком, передашь ему код, по которому можно со мной связаться. Вадим всё сделал, как велел следователь. Керим пришел в бешенство, когда Аслан без разрешения взял его машину и куда-то уехал. «Что он позволяет себе? Распоряжается в чужом доме, как хозяин». Разногласия между ними обострились, когда сбежал лесник.

– Что у тебя за порядки? – стал выговаривать Кериму «куратор». – Охранник напился, заключенный утек. И что нам теперь делать? Только когти рвать остается. Лесник по логике вещей должен в ментовку податься. У Керима в ментовке есть свой человек. В случае опасности ему бы сообщили. Да и доказательств его противоправной деятельности у органов нет. Пока нет… Аслан в душе посмеивается над Керимом. Это он организовал побег лесника, когда понял, что его не расколоть. На свободе проще будет выследить. Вскоре ему донесли, что беглеца «пригрели» в доме художника. Потом он пропал из поля зрения, а потом вдруг явился в лесничество с просьбой восстановить на работе. Директор немедленно сообщил об этом Аслану, который со своей бригадой осваивал дешевые палые леса, получив официальное разрешение.

302

С тех пор, как этот человек появился у него в доме, Керим потерял покой. Аслан занял одну из лучших комнат в особняке. А еще в одной устроил что-то вроде лаборатории. Туда приходят подозрительные личности, стараясь никому из домочадцев не попадаться на глаза. Бывает, появляются и молодые женщины. Керим понял, что Аслан инструктирует их по взрывному делу. Заглянул однажды к нему в комнату и увидел, как одна из девушек примеряет пояс шахида.

– Гляжу, ты к гостям без почтения относишься. Прежде чем зайти, следует постучать, – разозлился Аслан. Не слушая его нравоучений, Керим гневно сказал: – Ты что делаешь?! Взорвешь весь дом! Аслан накинулся на хозяина, схватил за грудки. Его черные глаза стали похожи на два раскаленных угля.

– Знаешь ли ты, гяур, что я похоронил любимую жену? Она была шахидкой. Взорвала себя в толпе неверных. И ты еще будешь меня предостерегать?! Да если надо, я и дом твой взорву, и себя вместе с ним. Эмиссар ваххабитского подполья был так страшен в этот миг, что Керим по-настоящему испугался. Такие ради идеи действительно не пощадят ни себя, ни родных, ни друзей. «Нет, с этим беспределом надо кончать, – подумал он.

– Я уже перестал принадлежать самому себе». На дамбе у села Спасское машина Керима была блокирована омоновцами. «Вот и конец операции», – с облегчением подумал Вадим, сидевший на переднем сиденье рядом с водителем. Благодаря сотрудничеству со следствием не только его, но и старшего прапорщика, был организован пробный проход оружия и взрывчатки. И «мышеловка» захлопнулась.

– Будем сдаваться? – с плохо скрываемой радостью в голосе сказал Вадим и нажал на ручку дверцы.

303

– Сидеть, гяур! – рявкнул Аслан с заднего сиденья. – Предал нас, пес паршивый, теперь бежать собрался? – и ткнул дулом пистолета леснику в затылок: – Знаешь, как с предателями поступают?

– А может, лучше использовать его как заложника? – предложил Керим.

– Не прокатит. Снимет нас снайпер, не промахнется. Сейчас уже речь не о спасении жизни, а о том, как ее подороже продать. Вадим понял, что злоключения не закончились. От сознания того, что его жизнь может оборваться в один миг, ему стало страшно. А ведь всё у него стало налаживаться. Минувшую ночь он провел со Светланой. Они решили, что будут жить вместе, обоснуются в Спасском, где у нее беременная дочь, будут нянчить внуков и радоваться жизни. Лукаво подмигнув, Светлана сказала: «Да и сами мы еще не старики…» – «Дай-то Бог, – отозвался Вадим. – Да еще парочку можно взять из приюта, чтобы школу не закрыли». …Омоновцы с автоматами всё ближе. Надменные и невозмутимые. Керим, чтобы подбодрить себя, храбрится: – Эх, жахнуть бы их сейчас из автомата! Трусливые шакалы! В момент бы разбежались. Он сам не верит в сказанное, зато очень реально представляет себя убитым. «А если сдаться? Мне тогда сохранят жизнь».

– Может, выйдем? – повернулся Керим к сообщнику. – Ну, осудят… Отсидим свой срок. Глаза Аслана блеснули гневом: – Ты, может, и отсидишь, а я? Пожизненно париться? Нет уж, лучше погибнуть в бою. Аллах вознаградит. «Заложники… мы все для него заложники», – подумал Керим. Он знает, что Аслан постоянно носит пояс шахида и 304

готов им воспользоваться в экстренной ситуации.

– Почему я должен из-за тебя умирать? – расхрабрился он.

– Я давно понял, что ты отступник. И там это поняли. – Аслан многозначительно поднял палец вверх. – Потому и прислали меня сюда.

– Да хоть бы и так! Я что, своей жизнью не вправе распоряжаться?

– Нет, не вправе. Мы все во власти Аллаха.

– Ты Коран даже не прочитал, а рассуждаешь про Аллаха.

– Замолчи, гяур! Башку отрежу! – и Аслан с силой ткнул ручкой пистолета Кериму в затылок. Изловчившись, Керим схватил его за руку и стал выкручивать. На помощь ему пришел Вадим. Он резко потянул Аслана за волосы. И всё-таки они не успели. Каким-то образом Аслан успел нажать на потайную кнопку, и в то же мгновение раздался оглушительный взрыв. *** Утром матушка Галина по просьбе мужа позвонила в органы опеки и попечительства, где ей рассказали, какие справки необходимо собрать. Зная, что от их примера многое сейчас зависит, она бегала по инстанциям, заполняла анкеты, беседовала с психологом. И волновалась: а вдруг откажут? Не отказали. В назначенный день матушка Галина отправилась в детдом. Едва зашла на территорию, как с возгласом: – Мама пришла! – к ней кинулась девчушка лет четырех.

– Они всех так встречают, – объяснила пожилая нянечка.

– Каждый день ждут, что за ними придут.

305

– Посмотри, – продолжает нянечка, показывая на окно, облепленное детскими мордашками. – Как откроется калитка, наперебой кричат: «Это за мной мама пришла!» – «Нет, за мной!» Она осуждающе покачала головой: – Ну как можно детей бросать! Ох, люди, люди… Нянечка продолжала еще что-то говорить, но матушка Галина уже не слушала ее. Она взяла малышку на руки, прижала к себе, ощущая через перепачканное землей пальтишко, как худы обнимающие ее ручонки, как вздрагивает от слез невесомое детское тельце. Они плакали обе: маленькая – от боязни не понравиться, а взрослая – от радости обретения (матушка Галина сразу решила, что возьмет эту девочку). Оказалось, что у Риты есть брат Рома на год постарше, который тоже проживает в детдоме. Сотрудники сказали, что родственников желательно не разлучать. Показали фотографию, где брат и сестра вместе. Матушка Галина не колеблется: батюшка Николай вызвался содержать пятерых приемных детей. «Но пока хватит и двоих, – рассудила она.

– Вот расширим за год пристройку, и тогда возьмем еще троих». Она не сомневается, что за ними последуют и другие жители села. Некоторые уже планируют, сколько детей смогут поднять. Да и православная община, всё более набирающая силу, в стороне не останется. Уходят из жизни старшие поколения, и с этим ничего не поделаешь. Но будет кому пестовать старость, достойно проводить в последний путь. И не дать умереть селу…

306

Литературно-художественное издание

Куклин Валерий Павлович

ВОЗРОЖДЕНИЕ Роман

Редактор Т.Н. Бавыкина Технический редактор Е.Н. Лебедева Компьютерная верстка Н.А. Лабунская

Подписано в печать 1.11.2012. Формат 60х84 1/16. Печать плоская. Печ. л. 19,25. Усл. печ. л. 17,9. Уч.изд. л. 16,3. Формат 60х84 1/16. Тираж 500 экз. Заказ № 200т. Изд. лиц. ЛР № 010221 от 03.04.1997 ОАО «Издательство «Иваново» 153012, г. Иваново, ул. Советская, 49 Тел.: 326791, 324743.

Email: riaivan37@mail.ru, www.ivanovo.ucoz.com

Валерий Павлович Куклин родился в 1939 году в Приволжске (Ивановская область) в семье школьного учителя. Мать всю жизнь проработала контролером готовой продукции на Яковлевской фабрике. С детских лет привык всего добиваться своим трудом. После окончания Костромского индустриального техникума был направлен на Урал. Вернувшись в родной Приволжск, почти 45 лет отработал на Яковлевском льнокомбинате. Всё свободное время посвящал литературному творчеству. Начинал с рассказов. Печатался в многотиражной газете «Льнянщик», в районной газете «Приволжская новь». В 2001 году при финансовой поддержке сенатора от Ивановской области Юрия Валентиновича Смирнова вышла его первая книга рассказов «Покаяние». Потом были две книги очерков о ветеранах Великой Отечественной войны и тружениках тыла: «И помнит мир спасенный» (2005, призовое место на областном литературном конкурсе, посвященном 60-летию Великой Победы), «Поклонимся великим тем годам» (2006). Затем снова сборники рассказов «Окаянная любовь» (2007) и «Бес в ребро» (2008). И новая документальная книга «Грозовые сороковые» (2010) – возвращение к теме незабываемого подвига советского народа в Великой Отечественной войне. Первый роман В.П. Куклина «Малиновый звон» – о любви, всепоглощающей страсти, страданиях и искуплении – увидел свет в 2011 году. Новый роман «Возрождение» продолжает начатую тему.

309