Бизнес и культура #8 by bkjournal

бизнес и культура 2

(8)

bkjournal.org

•2015 / тема номера:

В Р ЕМ Я

Гиперборея Елены Щетинкиной Медная история Дорога Алексея Казакова

Мир борьбы Александра Миллера

бизнес и культура 2

(8)

ВР Е М Я

бизнес и культура

1 (7)•2015 / тема номера:

ВР ЕМ Я

bkjournal.org

•2015 / тема номера:

Гиперборея Елены Щетинкиной Медная история Дорога Алексея Казакова

Мир борьбы Александра Миллера

ОБЛОЖКА Александр Миллер Фото: Михаил Шевелев

НАД НОМЕРОМ РАБОТАЛИ Юрий П. Шевелев главный редактор Александр Данилов художественный редактор Татьяна Логачева корректор Михаил Шевелев редактор ТЕКСТЫ Алексей Казаков Александр Миллер Василий Московец Владимир Тимофеев Александр Чупров Михаил Шевелев Анастасия Шевелева Елена Щетинкина ИЛЛЮСТРАЦИИ Александр Данилов Елена Щетинкина ФОТО Юрий Ермолин Сергей Жатков Алексей Казаков Дмитрий Челяпин Михаил Шевелев Журнал «БИЗНЕС И КУЛЬТУРА» № 2 (8), 2015 г. Учредитель, издатель, редакция: ООО «Диалог-холдинг» Директор Ю. П. Шевелев 454092, г. Челябинск, ул. К. Либкнехта, 36а Журнал зарегистрирован в Управлении Федеральной службы по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций по Челябинской области. Свидетельство ПИ № ТУ74–00715 от 24.02.2012 г. Выход в свет 28.12.2015 Заказ № 1983. Тираж 600 экз. Отпечатано в ЗАО «Типография Автограф» 454091, Челябинск, ул. Постышева, 2 Распространение Александр Рейх, 8–9128998751

• В номере бк в сентябре 2013 года были представлены два Александра Евгеньевича — Попов и Миллер, как два «первочеловека», поскольку инициалы у обоих

«А» и «Е».

Понятно, что они явились на свет от Адама и Евы! И вот в сентябре 2015 года «отцы города» признали нашу правоту: отныне Александр Попов и Александр Миллер — почетные граждане Челябинска! Привет их «прародителям»! Мы думаем, они довольны сыновьями…

• Перепечатка текстов, фотографий и иллюстраций допускается только с письменного разрешения редакции. Рекламируемые товары подлежат сертификации, услуги — лицензированию. Цены действительны на момент подписания номера в печать. Ответственность за достоверность рекламных материалов несет рекламодатель. © ООО «Диалог-холдинг» 2015 г.

Редакция бк поздравляет Челябинвестбанк и лично Сергея Михайловича Бурцева

с 25-летием банка

и восхищается их способностью сохранять самообладание и несокрушимую устойчивость в чрезвычайных условиях становления финансовой системы в новейшей России.

•

мысли редактора

опорный край / Фестиваль кузнецов

10 репортаж / Астана круче Рима 16 спорт / Чемпионка Настя 20 арт-проект /Театр моды 22 искусство / Там чудеса… 34 чума / Карабаш Юрия Ермолина 38 капитал / Медная история 48 царь горы / Время Вадима Соловьева 56 жизнь людей / Мир борьбы Александра Миллера 70 спорт / Уроки чемпионата мира 80 философия / «Я» как Время 84 книжная лавка / Дорога к Есенину 96 арт-проект / Фестиваль фестивалей 102 галерея / Белое, черное, красное, золотое 106 о чем говорят мужчина и женщина / Гиперборея Елены Щетинкиной 118 мысли / Свобода и зло

мысли

М Ы С Л И Р Е Д А К Т О РА Важный номер получился. Важный. Ну, тема такая – Время. И время такое на дворе – как перед Апокалипсисом. Тут не до шуток – всё жестко. Жестко. И внутри становится жестко. И ясно. Этот – друг, а этот – недруг. Это – Бог, а это – дьявол. Да, время такое. Без полутонов. Это – жизнь, а это – смерть. Это – сегодня, а это – завтра. Как перед Страшным Судом. Вот мы – дети. А вот – старики. Время прошло. И пора уходить. Пора прощаться. А хочется высказаться на прощанье. Успеть. Там могут слова не дать. А если и дадут – не факт, что сможешь говорить. Не факт. Просто можешь ничего не вспомнить. Поэтому надо записать. Успеть. Иначе – от тебя ничего не останется. Ничего. А хочется, чтобы осталось. Чтобы сыну осталось. Слово или акварель. А лучше и то, и другое. Вместе. Под одной обложкой. Под одной крышкой. Так удобнее. Так получится разом – и уму, и сердцу. И тогда дойдет до всех – и умных, и сердечных. А безумным и бессердечным ничего оставлять не надо. Пусть им будет пусто на Земле. И пусто в преисподней. Пусть. У них ничего не должно быть. Даже Времени. Даже в оцифрованном виде. Но умным и сердечным надо что-то оставить. Непременно. И тогда у них будет надежда. На что-то. На Вечность. Я так думаю. Так понимаю. И верю. Во что? Во Время. Потому что больше ничего и нет. А что и было – пройдет. Всё пройдет. Останется только Время. И дети. А иначе – зачем тогда Время? Юрий Шевелев

бизнес и культура 2(8)·2015

опорный край

Фоторепортаж Юрия Ермолина Челябинск, 5–6 сентября 2015 года

бизнес и культура 2(8)·2015

опорный край

«Кузнечный цех» на Кировке собрал замечательных мастеров художественной ковки из Москвы, СанктПетербурга, Гжели, Майкопа, Тюмени, Белгорода и других городов России…

бизнес и культура 2(8)·2015

репортаж

Астана круче Рима Фото: Дмитрий Челяпин

Что может быть любопытнее и притягательнее, чем серьезный разговор с ребенком? Ведь именно дети, как и мудрые старики, — ближе к Богу… Первых он только-только отправил на белый свет, а вторых уже ждет обратно. Поэтому дети и старики особенно ясно, четко представляют себе, как устроен мир и жизнь «человеков». Так случилось, что редактору бк удалось совершить автомобильное путешествие из Челябинска в Астану и обратно вместе с семьей своего товарища Дмитрия Челяпина — женой Ольгой и восьмилетней дочерью Маргаритой, которая без лишних церемоний согласилась поделиться своими впечатлениями от поездки… 10

бизнес и культура 2(8)·2015

— Маргарита, скажи мне откровенно, почему ты вдруг решила ехать в Астану? — Это мы всей семьей захотели поехать в Астану. Папа пообещал, что там будет весело. — Для тебя главное, чтобы было весело? — Да, конечно. — Но ты же понимала, что дорога очень длинная — больше 1000 километров в один конец. Может, лучше остаться с бабушкой — она бы тебя беляшами кормила… — Нет, мне хотелось поехать с мамой и папой, побыть вместе, своей семьей. Я и так папу редко вижу. — Понятно. Значит, для тебя семья — главное. А с каким настроением ты отправляешься во всякие путешествия? Ты же ездила в разные страны. — Мне просто интересно где-то побывать. Правда, когда я долго еду в машине, меня всегда клонит в сон. — Но я сам видел: держалась ты достойно, не ныла, не канючила, да и поспала совсем немножко — только под конец, когда совсем стемнело. А знаешь, зачем папа собрался в Астану? — Конечно, дзюдо фотографировать. Папа же у нас фотограф, у него такое хобби. И он к этому серьезно относится. Очень любит фотографировать. Ему нравятся разные виды спорта, но дзюдо особенно. А еще он снимал тхэквондо, регби, коньки… — Как тебе бескрайние казахстанские поля, небо, горизонт? — Здорово! Я же вообще никогда не видела, чтобы было одно только чистое поле и ни одного дерева. У нас тут сосны, березы, деревья разные, холмы, горы — и ровного горизонта не увидишь. А в Казахстане очень просторно, помню, как навигатор нас предупредил после выезда из Костаная: через пятьсот метров — поворот направо и дальше прямо 270 километров! * * * — В каких еще странах ты была? — Всего в десяти странах, но в некоторых мы бывали много раз. — Про Казахстан ты что-то знала, папа с мамой рассказывали? — Ничего не рассказывали. Папа только сказал, что там будет весело. — Расскажи, как вы устроились в Астане? — В отель мы не попали, потому что наш номер, который мама забронировала, кому-то отдали и нам сказали, что так получилось… Но мы сняли роскошную квартиру в большущем доме, правда, там были кое-какие недостатки, но зато можно было самим что-то приготовить, а не ходить в ресторан. Можно было вообще целый день не выходить из дома. Там же не было рядом бассейна, как обычно во всех отелях… не было озера, моря… просто дом — и все.

— Дом-то красивый? — Да, снаружи стеклянный, и комнаты уютные, но сначала нас поселили с видом на стройку, а потом уж мы перешли в другую квартиру с видом на «Байтерек» — это башня такая высокая и светится — 97 метров, потому что в 1997 году Астана стала столицей. И такую высоту заказали строителям. Мы поднимались на самую вершину, под купол.

— Разве туда поднимают людей? — Да, там есть вход, и есть ступеньки, чтобы смотреть на город. Вначале служебный вход, спускаешься, идешь, идешь под землю, потом в лифт и поднимаешься наверх. А на высоте страшно: мама аж поближе к папе встала… Такая высота большая-большая — и там стекло, светло, но когда этажи проезжаешь — темно. А потом уж мама не боялась, потому что на самом верху, в шарике, закрытое пространство. Папа фотографировал, только из-за стекла не очень хорошо видно… — А сама башня качается от ветра? — Мама и папа закрывали глаза, но я особенно не почувствовала. Правда, весь город не очень-то видно, он идет дальше-дальше, далеко очень! А вообще город понравился, там здорово, есть всякие развлечения, свой цирк… Мы с мамой ходили на русский цирк. Вы же знаете фильм «Бриллиантовая рука»? В нем играет Юрий Никулин, и в Астане был его цирк, но им теперь бизнес и культура 2(8)·2015

репортаж

сын руководит. Там были собаки, маленькая лошадь, еще непослушный медведь — он ударил своего дрессировщика… — Это так задумано было? — Нет, медведь по-настоящему ударил дрессировщика, тот его в ответ. И дальше медведя увели и привели другого. Новый медведь был поспокойнее, в общем, нормальный. Еще был смешной момент, когда всех преду предили: «Пожалуйста, не отпускайте своих детей — будет страшное…» И вдруг на арену выбежал клоун и маленькая-маленькая собачка с такой вот коротенькой шерсткой — лысая, а на хвосте кисточка, как у льва… собачка такая малюсенькая, вроде чихуахуа, — только в роли льва. А еще там был кролик! — Много людей в зале? — Да, очень — полный зал. И еще все засмеялись в тот момент, когда выбежали моряк и бразильянка Джессика. Джессика оказалась обезьянкой, а моряк-то был настоящий человек. Мы сидели на пятом-шестом ряду, и нам было хорошо видно, как клоуны приглашали людей из зала и разыгрывали разные сценки. Было очень весело, смешно, когда клоун обратился к одной молодой паре, пригласил девушку и тут же вызвал четверых человек. Они встали дружка за дружкой и накинули сверху пиджак — такая была прикольная сцена. Потом клоун достал из кармана фату и надел на девушку, а остальные убежали… — А ты обратила внимание на публику — кто как одет, кто как себя держит? — Я видела что-то внизу, но нам попалось не очень хорошее место — над нами сидел ребенок, и он плакал мне в ухо. 12

бизнес и культура 2(8)·2015

— И как тебе люди внешне, похожи на нас? — Не очень похожи — другой разрез глаз, кожа темнее, но говорят по-русски. Или, например, по телефону говорят сначала по-казахски, а потом положат трубку — и продолжают по-русски. U U U — Пять-шесть раз мы были в «Хан Шатыре». Это самый большой шатер в мире — там торговый центр, а наверху бассейн с песочком. Мы с мамой немного бродили по магазинам, а в основном заходили на разные аттракционы, на «свободное падение»… там тебя пристегивают к сиденью, всего 12 мест, потом поднимают под самый купол «Хан Шатыра» — и вжик, сбрасывают вниз по рельсам… но как-то не сильно страшно, только мурашки бегают по спине… я раз семь прокатилась. — Вы что, всей семьей падали? — Нет, я одна — мама в жизни бы туда не села, а папы не было, он все время фотографировал дзюдо,

а так бы полетел со мною, он ничего не боится, мы с ним во всех странах вместе катаемся на аттракционах. — А расскажи подробнее про бассейн. — Бассейн на самом последнем этаже — довольно большой, прямоугольный, с желтеньким песочком. Есть сауна, разные тренажеры, есть две горки: одна не очень, а вторая — быстрая. Они выхлестывают в отдельный маленький кругленький бассейн. Позади горок есть еще третий бассейн, он смахивает на квадрат. Там каждые 15 минут включают волны, которые идут пять минут, я жду их, и меня смывает волной, плавать-то я умею. — Сколько людей может плавать одновременно? — Не знаю. При нас там было человек тридцать только около бассейна. Еще плавали столько же, и в других

бассейнах тоже люди плавали. Там не холодно, есть обогреватель. Можно полежать, погреться, позагорать. А еще можно перекусить. — Вы там что-то купили себе? — В «Хан Шатыре» много детской одежды и взрослой тоже. Встречаются хорошие вещи, есть специальный отдел с портфелями для работы, старинные вещи… Мне купили разные кофточки, маечки. Маме тоже купили, но немного — одни туфли. А папе, по-моему, ничего не купили… — А как с едой, вы все время сами готовили или ходили в рестораны? — Ну, в ресторанах ведь либо дорого и вкусно, либо дешево и невкусно. — То есть вы и то, и другое попробовали? — Нет, мы больше сами готовили: мясо, макароны — разное. Еще обедали в той половине этажа, которую отвели под еду. Но там обычно нет мест, а как только освободится столик — сразу нужно бежать и занимать его. Мы еле-еле нашли место, заказали казахское блюдо — такое треугольное: в нем мясо, картошка, чуть-чуть лука…

— Я заметил в дороге, что ты совсем мало ешь. — Ну, в дороге мне бывает тяжеловатенько… и тогда сон-сон-сон… ) ) ) — Удавалось вечером погулять по аллее около «Байтерека»? — Да, там есть поющие фонтаны, торговые лавки, где можно что-нибудь купить поесть или маленькую игрушку. И есть аттракционы, и можно на машинках покататься, и на электрическом самокате — это такая рама с рулем и большие колеса. Называется — сегвей. Становишься на площадку, наклоняешь его вперед — он едет вперед, влево — влево, туда — туда. Но место только для одного. И стоит 1000 тенге за три круга — С кем-то подружилась из детей, они говорят по-русски? — Да, чуть-чуть… Но мы больше просто гуляли семьей, друзей не заводили. И еще подходили к президентскому дворцу, мосты фотографировали через речку. Я сфотографировала дворец своим маленьким аппаратом. Есть фото: мосты, мама, папа и еще я. — Я почему-то переживал, что тебе в чужом городе будет грустно, неуютно. А папа успокаивал: мол, Маргоша очень хорошо себя чувствует. — Да, было хорошо, маме понравилось, что в «Хан

бизнес и культура 2(8)·2015

репортаж

Шатыре» много товаров, которые по моде недалеко от Италии — есть модные, красивые вещи. Только дорогие, в Европе дешевле. — Скажи честно, чего тебе не хватало в Астане? — Мне не хватало моей дополнительной семьи. — Я понимаю, не было рядом родных, бабушки… — Мне не хватало кошачьих родственников! И не хватало тепла, в Челябинске потеплее. В Астане холодно, сильный ветер. Только один-два раза в неделю солнечные дни. И то холодно. Еще там деревьев мало, и они какие-то низкие, а трава совсем желтая. По всей дороге в Астану почти никаких деревьев. Только там, где деревни и дома, есть какая-то зелень. — Ты можешь сравнить Астану с другими городами в разных странах — в Испании, Италии?.. — В Испании мы были в Барселоне, в Салоу. В Италии — в Риме… — И как тебе Рим и Астана в архитектурном плане? Что больше понравилось? — Мне больше понравилась Астана, там много новых зданий, а в Риме нет таких современных красивых зданий и очень много старинных… — А какие люди тебе больше нравятся: итальянцы, испанцы, казахи?.. — Ну, думаю, тоже казахи — потому что они наполовину русские. 14

бизнес и культура 2(8)·2015

— Да, казахи все-таки ближе к русским… а те чужие. Тебе хотелось бы еще раз съездить в Астану или лучше в какое-нибудь другое место? — Мама точно хочет в другое место — она любит что-то новенькое посмотреть, а мне бы хотелось еще побывать в Астане. Мы же не все увидели, а только некоторые — самые-самые — достопримечательности.

Да, еще мы были в аквариуме «Думан», но там не только аквариум, еще и джунгли, и есть где поесть. И какая-то «олимпиада по растяжке», играет музыка, и такие женщины, как мама, занимаются аэробикой… — Признайся честно: хорошо в гостях, но дома-то лучше? — Дома, конечно, лучше. Но дома привычно. И все равно радостно, когда мы границу переехали… И сразу зелень появилась… — Согласен, мы это мало замечаем, не ценим. А когда возвращаемся — уже по-другому смотрим на свой город. А чем ты в Челябинске занимаешься — во второй класс пошла? Какие еще планы? — Ну, не знаю. Гитару мы точно бросили. На танцы буду ходить. А «Ералаш» — не знаю, наверное, да. Мы там играем разные сценки, репетируем, а потом, если все получается и хорошо себя ведешь, — тогда уже снимают в «Ералаше». У нас много хороших педагогов. И есть один сюжет, где я в главной роли… И даже у брата есть фотографии, где я на красной дорожке… Мне тогда диплом выдали… — Спасибо тебе, дружочек… бк

спорт

Фото: Юрий Ермолин

Анастасии Гуськовой — уже целых 10 лет, и это ее второе интервью журналу бк, а первое случилось ровно три года назад, когда Настя впервые в своей спортивной карьере выиграла чемпионат мира (!) по детскому фитнесу в Сербии. Это было в июне 2012 года, а осенью чемпионка мира пошла учиться в первый класс в обыкновенную школу и продолжила свои занятия фитнесом и спортивной гимнастикой… — Настя, а давай договоримся, что раз в три года ты будешь отчитываться перед читателями бк о своих прожитых годах. — … (заливистый смех) — Да, я серьезно — мне очень любопытно: куда тебя вынесет спортивная кривая. Я внимательно следил за тобою на первенстве УрФО по гимнастике, и мне показалось, что тебе очень нравится соревноваться.

бизнес и культура 2(8)·2015

— Нет, я больше люблю тренировки — на соревнованиях труднее, там судьи всякие. А тренировки просто привычнее — два раза в день по три с половиной часа, кроме воскресенья. — И что хорошего тренироваться по 7 часов в день? — Да просто интересно. Наш тренер Елена Федоровна Еремеева все время придумывает новые упражнения по каждому снаряду. Она сама была спортсменкой — мастер спорта СССР. В нашей группе только девочки, и все выдерживают тренировки по 3 часа. Кто не выдерживает — просто не доходит до стен зала. — Три года назад ты впервые стала чемпионкой мира в Сербии. Помнишь то время? — Ну, так себе… — А потом пошла в первый класс. Такая заслуженная девочка. А как на тебя смотрели в классе? — Как на всех, одинаково. Я пошла в 124-ю школу, самую ближайшую к дому, чтоб время экономить на дорогу. И тренировалась, как обычно, с августа. Читать я уже умела, и учительница оказалась хорошая. Меня сразу там вывели в отличницы… Но все-таки интереснее на тренировках, потому что школа — это скучно, хотя одноклассники нормальные — только двое «ни туда, ни сюда». Девочек 13, а мальчиков 12. Отличников пять: два мальчика и три девочки. В первом классе мы в первую смену учились с 8 утра, во втором классе — во вторую. В третьем училась до обеда, потом с мамой бегом на тренировку по гимнастике, обедаю в маршрутке… После гимнастики — в клуб на фитнес, там же ужин, а в 21 час домой, делаю уроки — и спать. — Видишь, как удобно, а режим сна строгий? — Стараемся, чтобы с десяти вечера до семи утра. — А в первом классе были какие-то соревнования? — Да, по гимнастике. В феврале ездили в СанктПетербург на «Снежинку» — это открытое первенство города среди начинающих. Мне уже исполнилось 8 лет, на двух снарядах я была первая, на одном — вторая,

а в многоборье заняла второе место. Не помню, кому проиграла — кажется, москвичке. В классе меня поздравили где-то три человека, а потом, как учитель объявила, — тогда весь класс поздравил на перемене. — У вас в классе есть еще спортсмены? — Так-то есть, но каких-то великих нет. Но все чем-то занимаются, все куда-то ходят. А мы пока все грамоты в папочку собираем — у меня их уже 47. А мама собирает альбом — там все про спорт и учебу. У нас еще в первом классе было первенство России по фитнесу — это в апреле в Краснодаре. Этот город мне понравился, он намного лучше Челябинска — Москва не лучше, а Краснодар лучше. Там воздух нормальный. В Краснодаре я стала первой из 13 девочек, легко выиграла и обязательную программу, и произвольную. — Ты мне раньше говорила, что для тебя самые главные люди — это судьи. Так и осталось? Или важнее тренер, мама, папа? Что вообще для тебя главное? — Главное — не упасть во время выступления. В этом году на мире чуть-чуть не упала — но устояла. — Из Краснодара ты приехала чемпионкой России. В школе это заметили? — Так, чуть-чуть. Дня три поздравляли — а потом всё… как обычный человек. Мне приятно, когда поздравляют… — А тебе вообще хочется в школу? — Лучше б тренировки весь день. — Но все равно надо учиться, чтобы что-то знать. Какой у тебя любимый предмет? — Физкультура! — Это любопытно. А кто у вас по физкультуре? — Оксана Геннадьевна, и я у нее лучшая в классе:

бегаю быстрее всех на длинные дистанции, вообще все лучше — прыжок в длину, скакалка, метание мяча… — Как ты лето провела после первого класса? — В июне выступила на первенстве мира опять в Сербии, но уже в старшей возрастной группе — 8–9 лет — и единственная восьмилетка в финал вышла. Судьи были из десяти стран, но Россия своего судью не направила. Я стала третьей после венгерки и словачки — они были постарше на целый год и тоже уже опытные. Мне интересно соревноваться с девятилетними… Нормально. С 20 июня мы ушли на каникулы, отдыхали с семьей на озере Акакуль на базе отдыха «Звездный»… С 5 августа опять за тренировки. В спортивный лагерь тренер нас не возит, просто отпускает на каникулы, чтобы отдохнули от всего, а другие тренеры возят своих ребят… — А перегрузки у тебя были? Или травмы? Какое у тебя обычно настроение, ты больше бодрая — или томная? — Ну, так, день через день. — А родители на тебя наезжают, когда ты такая вялая? — Не! — Но все равно же следят, чтобы ты не перегрузилась… — Когда как. — А какое у тебя любимое упражнение? И какое нелюбимое? — Любимый прыжок — «Цукахара», а не люблю бревно. бизнес и культура 2(8)·2015

спорт

— А когда ты на бревне первый раз сальто сделала? — Где-то во втором классе. — Я маме твоей не завидую: смотреть, как ребенок делает сальто на бревне… — Просто мама то же самое сальто много лет сама делала… — Сама — это одно, но когда твой ребенок… А во второй класс с удовольствием пошла? — Не очень. — Ну, все равно какое-то разнообразие, общение с одноклассниками… — Да, класс у нас дружный. Самый лучший класс из параллели! — А осенью во втором классе ты где выступала? — Там травмы начались от нагрузок: колени заболели, суставы… ходили на всякие лечения, дома делали физиопроцедуры, но тренировки продолжала, только ноги сильно не нагружали. Это было почти весь второй класс. В школе пришлось учиться во вторую смену. А сразу с утра тренировки. Организм не привык тренироваться так рано. Я — сова. По гимнастике я практически не выступала, один только раз в октябре на «Олимпийских надеждах». Второй разряд — сложный, началась серьезная гимнастика. Потом я восстановилась и по фитнесу выиграла Россию опять в Краснодаре. — А как ты сама чувствуешь, прибавляешь в мастерстве? — Да нет. Как научилась — так и продолжаю делать. По гимнастике чувствую рост, а по фитнесу нет. — Наверное, на соревнованиях уже все девочки знакомые? Интересно посмотреть, как они подросли, какая прическа, что болтают… — Да, конечно, интересно… В 2014 году я снова стала чемпионкой России по фитнесу и потом выиграла чемпионат мира в категории 8–9, потому что старшие ушли в более взрослую группу, а я осталась. Там одна словачка всегда первая в своем возрасте — интересная такая, проявляет себя… — А какие призы на ваших соревнованиях? — Кубки, медали, грамоты — они дома на полочке стоят. Уже места не хватает. — Приятно на свои кубки смотреть? — Да, нормально. А куда деваться, я их в любом случае вижу в своей комнате — они перед глазами мелькают. — Ты пошла в третий класс. Как с травмами? — За лето отдохнули, подлечились, в июле специально съездили в Анапу — погреться в анапских песках. Поплавала, я еще до школы научилась. Приехали — и нормально. — А какие у вас аэробные нагрузки: плавание, бег, циклические упражнения на выносливость… И как с игровыми видами: волейбол, баскетбол?.. — Сейчас мы этому уделяем мало времени. Не знаю, почему… Гимнастика — такой сложный вид спорта, нам 18

бизнес и культура 2(8)·2015

не хватает времени даже на тренировки. Ведь очень большой скачок от юношеских разрядов к взрослым — от физкультуры к спорту. А я уже на взрослые разряды перешла. — Как учеба в третьем классе пошла? — Нормально. В первую четверть английский автоматом поставили, потому что пропустила много, когда начались тренировки и выступления, еще немного приболела. Осенью много было соревнований по гимнастике, меньше времени уделяли фитнесу. В Челябинске я выиграла городские соревнования «Юный гимнаст». В Екатеринбурге на первенстве области я выступила по 2-му разряду — в многоборье вторая, в прыжке и на бревне — третья, на брусьях — вторая. Это по квалификации «4–5-й годы занятий» — годы рождения 2003–2005. Я первый раз на таком выезде выступала. А в январе 2015го я стала первой по 2-му взрослому разряду на первенстве области в Челябинске. Потом в марте была второй в многоборье на зональном первенстве УрФО. — Но мне показалось, что там тебя засудили… — На прыжке — однозначно. Но все равно у меня получилось пять серебряных медалей: в многоборье «серебро», три «серебряных» снаряда и в команде «серебро». — А как у тебя отношения с тренером? Она же в тебя душу вкладывает… — Ну, когда как. Иногда нормальные отношения, иногда бывает не очень. — Но все равно ты к ней с уважением относишься? — Да, конечно. — К другому тренеру не хочешь? Никто тебя не подзы-

вал с приглашением, к примеру, в Москву, в какой-нибудь спортивный интернат? — Нет, такого не было. Я еще не участвовала в таких соревнованиях, чтобы кто-то подзывал. Хотя после УрФО я была на первенстве России в Брянске в конце мая. Думали, я выступлю в личном зачете, но меня даже поставили за команду УрФО по спортивной гимнастике. Мы заняли третье место, а индивидуально я попала в финал в прыжке из пятидесяти участниц… — А где по стране самая продвинутая школа по гимнастике? — В Москве, Санкт-Петербурге. От ХМАО сейчас много участниц, девочки уже в сборной. — И где больше участников — в женской гимнастике или мужской? — У женщин. У девочек по первому и второму разрядам в Брянске было 50 участниц, а у мальчиков в Пензе максимум 25. — А в июне этого года вы снова поехали на мир по фитнесу? — Да, и в категории 10–11 лет я стала третьей. Девочка из Венгрии, которая меня раньше обыгрывала, — была четвертой, зато другая выскочила на вторую позицию. — Для тебя, наверное, Сербия уже родная стала… — Да, я уже наизусть знаю город Нови-Сад. — Какая федерация у нас занимается детским фитнесом? — Федерации бодибилдинга России, которая находит-

ся в составе международной федерации бодибилдинга и фитнеса. — А когда ты прилетаешь с победой — тебя встречает губернатор у трапа? — Нет, такого еще не было. — Ну, надо как-то организовать, чтобы он машину подарил, или велосипед, или самокат… — Мне лучше «Феррари»… — Хорошо, в Челябинске уже есть, а твоя будет второй… — Не знаю, хотя в апреле я на УрФО в Екатеринбурге по фитнесу была второй по юниоркам до 23 лет, причем набрала одинаковую сумму баллов с победительницей. И потом выступила среди женщин старше 23 лет и тоже стала второй. — А каково им было с тобой делить пьедестал? Они улыбались? — Чемпионка улыбалась, а третья призерка не очень, ей было немножко не по себе, хотя по юниоркам она у меня выиграла… А с чемпионкой мы потом все время фоткались. — В Екатеринбурге были серьезные призы? — Нет, за второе место даже кубков не давали. Меня бы могли вместо каких-то баночек хоть шоколадкой наградить… За третье место шоколадки дарили, а второму и первому месту — банки с протеинами. — Ничего, у тебя еще всё впереди. Ты, главное, будь здоровой, а мы за тебя будем болеть… бк

бизнес и культура 2(8)·2015

арт-проект

Фото: Михаил Шевелев

С легкой руки Елены Ульяновой, директора Института дополнительных творческих педагогических профессий ЧГПУ, десять блистательных красавицстуденток в сопровождении статного кавалера представили собственные коллекции русских нарядов в березовой роще на берегу ласкового озера Курочкино. Руководители коллектива — Надежда Черушева и Юлия Меньшенина — могут говорить о своем коллективе бесконечно, поскольку со времени организации в 1998 году театр моды стал лауреатом многихмногих региональных, российских конкурсов… И даже превосходно выступил на Всемирной танцевальной олимпиаде в Москве в 2008 году, где занял призовые места в шоу-показе «Образ моды» и в номинации «Авторская коллекция»!

бизнес и культура 2(8)·2015

искусство

« ТАМ ЧУДЕСА…»

Самый строгий и справедливый судья человеческой жизни — это Вечность. История цивилизации знает имена великих властителей, полководцев и зодчих, которые пережили века и даже тысячелетия, но Вечность даруется только самым избранным мыслителям и художникам. Елена Щетинкина — избранная из избранных. Её имя и плоды её труда останутся во Вселенной, несмотря на мягкость живописных полотен и хрупкость фарфора. Да, возможно, человечество еще не в курсе, что именно на Южном Урале явился миру Художник такого масштаба, но ведь признание — это просто дело времени… бк представляет новую выставку акварели и фарфора Елены Щетинкиной с её кратким и почти дословным комментарием, чтобы умный и впечатлительный читатель сумел полнее оценить первозданность и «термоядерную» энергетику этой уникальной личности… Репродукции: Сергей Жатков 22

бизнес и культура 2(8)·2015

обращаюсь к самому началу цивилизации. Я как бы «ныряю» в те времена, когда всё только зарождалось. И сравниваю с современной позицией — есть такая «Северная теория», что Русь произошла от Гипербореи. Мне эта теория очень нравится, я ее раскручиваю и делаю такие «загляды» в прошлое: нырок во времени в прошлое, нырок, нырок и опять в наше время. Не то чтобы я беру, допустим, только доязыческую Русь, но не исключаются и ощущения в нашем времени. Меня интересуют такие нырки во времени как бы энергетически — не костюмированно. Но чтобы просто взять и изобразить костюмчик в стиле «а ля рус» — это я вообще почти исключаю. Там есть боги и люди — но люди не костюмированные, не как в опере: тут поясок и всё такое прочее… русские люди пошли. Ну, кое-какие аксессуары остаются, но это так… Там была другая энергетика. Мне так кажется. Моя позиция чисто субъективная. Я тут пишу к выставке «эссешку», а у меня были проблемы с названием самой выставки. Я хотела — «Русь Гиперборейская», но возникло недопонимание с руководством музея. Я думала-думала — графический цикл все равно называется «Русь Гиперборейская», поэтому выставке я могу дать любое название. И тут, конечно, выскочил Пушкин, и я назвала просто: «Там чудеса…»

Поначалу встретила скепсис, мол, что это за банальность: там чудеса? Но разве Пушкин — это банально? Ведь Александр Сергеевич, как бы мы его ни называли поверхностно, — он все равно гений! Он много чего знал. Он — наше святое… Руки прочь от Пушкина! Прочь, прочь… И я очень удивилась возникшим возражениям — у меня просто ничего подобного никогда не было! Но после того, как я предложила еще третье название, то все члены музейного худсовета замахали руками: пусть уж лучше будет «Там чудеса…» Ладно, пушкинская банальность подходит. Я так и оставила это название. Просто считаю любопытной идею «ныряния во времени», поскольку не знаю, что там вытащу. Вот нырнула, посмотрела и дальше-дальше, а не то чтобы там не осталась. Я возвращаюсь и снова ныряю. Мне такие «нырки» интересны, потому что если возникла искра или еще что-то — там могу и подольше задержаться. Вот такое у меня путешествие. Но не на Запад, не в Париж, не куда-то еще… В Париж я больше не хочу, а вот просто в глубину веков. Мне это самой интересно. Тема сложная, литературы почти нет. Мы, может быть, возьмем только остатки каких-то произведений. О Древней Руси почти ничего не осталось, разве что сказки и легенды, которые я очень люблю. И когда делала выставку «Уральский меридиан», использовала легенды Южного Урала. А здесь очень мало материала, я уж копала-копала… ведь в сказках вся устная мудрость веков, передаваемая из поколения в поколение. И музейщики говорят, дескать, у нас основной контингент — дети, вот они придут на выставку, и что они увидят? Как бы надо, чтобы дети всё видели и понимали, чтобы им было интересно. А я говорю: боже мой, так у меня же есть сказки откровенные… в фарфоре, только поданные совершенно по-другому… не в бытовом плане, а, может быть, как такой космогонический миф…

«Алконост — птица радости» Любимая птица-божество русского народа

Я свои ответы выразила в акварельном цикле «Русь Гиперборейская». Акварели выполнены слоями как наложение фигуры на пейзаж, воображаемых образов — на реальность. Этот цикл не претендует на научную достоверность, но берет право на фантазию и вымысел, на размышление и легкую иронию. Я пыталась окунуться в глубины Руси не как в костюмированную декоративную даль, но как в энергетическое пространство, которое сильно отличается от нашего. И понять Русь, в которой было возможно всё: свободное перемещение на Земле и в космосе одной только силой мысли, путешествие во времени, общение с иными цивилизациями. Наш народ, ожидающий именно чуда, а не конца света, имеет истинно русские корни этого мечтателя и чудака.

трана Лебедия — это и есть Русь Гиперборейская, северная прародина современной России. Откуда она взялась на Земле, из каких космических далей — ответ утонул в глубине веков. Ее народ видел какое-то чудо или много чудес и жил в стране лада и любви. Гений Пушкина точно знал эту тайну. Все ответы — в русских сказках, которые знают все — от мала до велика: «Колобок», «Курочка Ряба», «Репка», о царе Салтане, про Емелю, о рыбаке и рыбке… В них закодированы космогонические смыслы. Первые боги, посетившие Землю, — это летающие боги женского рода: птица печали Сирин, птица радости Алконост (это у меня всё есть в графике), птица мудрости Гамаюн, птица возрождения Феникс. Память народа, словно зеркало, отразила в веках их лики, оставила следы восхищения в предметах искусства.

«Узел жизни» С ним связан любопытный момент. Директриса подходит и говорит: «Ничего не понимаю. А вот по цвету — да». А вообще его можно смотреть с любой стороны. бизнес и культура 2(8)·2015

искусство

«Колобок» Это коловрат. Это — космическая праматерь великая. И это — все тотемные звери из сказки. А вообще эту композицию лучше смотреть вкруговую, как и многие другие.

К черно-белым рисункам пятиконечным пером я впервые применила термин «руническая графика». Руны — не буквы и не слоги, но тайные образы. Нужен был архаический язык — и я настроилась: древняя память руки порой бежала впереди сознания, словно охотничий пес, бегущий по следу неизвестного зверя. В фарфоровой пластике у меня не только сказки-загадки, но и скульптурные выражения, пришедшие к нам из глубины веков: «Чур меня!», «На все четыре стороны»… Это фарфор, в котором очень лаконичная форма насыщена яркой мазковой росписью, как в некоторых скульптурах — только рельеф и золото. Графика и фарфор словно вытекают один из другого, законы скульптуры не позволяют растекаться в пространстве, зато в графике это возможно. Я еще собираюсь делать инсталляцию, которая представляет теснейшую связь космоса с сознанием доязыческого и раннеязыческого человека — летающие гиперборейцы, свет, Солнце, Кола… Все события древности и современности проверены моими личными переживаниями и ощущениями. Я всегда стараюсь всё соотносить с собою: если я чего-то не чувствую — я просто этого не делаю. Вся моя выставка — лишь нащупывание эмоциональных и энергетических точек, на которые откликнулись бы ощущения нашего русского времени. 24

бизнес и культура 2(8)·2015

всегда считала, что стенки — это дух, а фарфор — это какие-то точки. В нашей Картинной галерее на улице Труда нет нужного мне света — а мы бы хотели сделать диодный свет, но зато там есть подходящее пространство. У меня это не то, что было на выставке в Париже, — у французов своя специфика, а здесь мне нужно уютное пространство, квадратное. В нашем челябинском Союзе художников таких залов нет: темнущий зал люкарновый — там ничего нельзя показать. Когда я готовила эту выставку, мне казалось, что такие выражения в русском языке, как «чудеса, чудак»… сами выводят нас на истоки, на древние народы, которые жили в Гиперборее. Я почему уцепилась за Гиперборею? Согласно «Северной теории» Гиперборея — это, действительно, такая страна чудес, в которой практически не было старости и люди жили очень-очень долго. Это как бы золотая мечта, золотой век человеческой цивилизация, которая была возможна еще до всяких Атлантид. И ведь наши ученые раскапывали удивительные вещи… Только, может быть, это не всем интересно, а официальная наука холодно относится к «Северной теории». Но у меня же не научное сообщение, я имею право на любые фантазии. И чем хороша роль художника — он может пребывать в любом времени, и где угодно находиться в пространстве, и быть каким угодно. У меня все равно идет какой-то поиск чего-то «такого». Я поискала, поискала и поняла. Вот сделала скульптуру «Три богатыря», но назвала эту работу «Евразия» — это Европа, Россия и Китай, три древние цивилизации. А всем

«Евразия» Первым я сделала русского богатыря, и вот тот самый переплетающийся орнамент — чисто русский. А потом я сделала остальных богатырей, и хотя по цвету орнамент разный, но по сути одинаковый, как бы я ни старалась сделать его разным.

«На все четыре стороны» Это изображение свастики, но орнаментальное — это знаменитые лабиринты, которые были оставлены именно гиперборейской цивилизацией. Позже они разошлись и в греческую, и в любую другую культуру. Скульптура носит и другое название — «Великий исход».

известные богатыри… Но это не пародия, а просто такая связка. И я захотела их расписать. Мне пришла идея написать лица, одежду, коней, но не так, как обычно. У меня три всадника на конях, но я решила выбрать особый орнамент — самый древний, типа вязи плетеной, такая известная миниатюра. Я начала с русского богатыря, расписала его, и мне показалось: это интересно. А через год, когда начала расписывать китайского и европейского, — я поняла, что суть-то орнамента одна и та же: всё исходило от одного языка и от одной культуры! Один язык — это русский язык, только он немного трансформировался, когда под давлением ледника произошел Великий исход с Севера. И люди шли на юг, на восток, на запад и там оседали. И со временем менялись и менялись орнаменты, но в целом я-то поначалу хотела их противопоставить, показать контраст, а получилась — единая суть! Всё — едино суть. Есть такое выражение в русских сказках: «Ни далеко — ни близко, ни высоко — ни низко, всё едино суть». Вообще потрясно! Я, конечно, сделала скульптуру «На все четыре стороны» — а ведь это трудно, это не изобразительный момент. Тут, честно говоря, задумалась, и эта закавыка у меня осталась на будущее, потому что трудно: ну как, как это можно сделать!? Я все-таки такой человек, который работает не в абстрактных формах, а наоборот. Это мой язык, и я по-другому, видимо, мыслить не умею. А Пушкин дерзко влез в эту тематику и давай шуровать! Я вдруг узнаю о нем многое. Например, «Сказку о царе Салтане…» он хотел назвать «Царевна-Лебедь», а лебедь — это символ Руси Гиперборейской. Значит, он знал этот секрет, когда ее писал, — это абсолютно точно. Я лепила — у меня есть знаковая скульптура на этой выставке — «Русь Гиперборейская».

И получается, что девица там превращается в лебедя и наоборот, — вот какая трансформация происходит! Но это и имелось в виду: Лебедия — это Гиперборея. И многие философы, например Плиний-старший, указывают нам, что жил такой народ — гиперборейский, и где он располагался, и что Греция непосредственно была связана с ним, но она значительно моложе. Вся высокая культура Греции значительно моложе Гиперборейской цивилизации. Меня эта интрига увлекла, и я, откровенно говоря, пользовалась любым материалом, какой подворачивался мне под руку. У меня есть один лист «По образу и подобию», вроде бы и библейская версия, а ответ совершенно другой. И еще какие-то являлись вопросы и ответы, а порой у меня и нет ответа, но художник ведь не энциклопедист, он может не знать очень многих вещей, но может только интуитивно чувствовать, а знать не обязан. Вот и всё… Гиперборея всегда замалчивалась по какой-то причине, еще с древних времен. Я вот читала «Велесову книгу», которую историки и лингвисты считают подложной, сфальсифицированной. Но ведь нашествия на Русь были всегда, потому что весь мир всегда раздражала ее огромная территория.

«Емеля» Скульптурное изображение Емели, который лежит на печи, весь расслабленный, вроде как спит. Но он совершенно четко получает чудо: щука все ему делает, он все получает чудесным образом. Да, до поры до времени он расслабленный, а потом вдруг наступает активный момент — и происходят чудеса. Не так ли многие у нас настроены? Именно так — на чудо, на восприятие чуда: что-то произойдет такое — и все будет замечательно и красиво! И мне это нравится… бизнес и культура 2(8)·2015

искусство

И получается так, что у нас вроде как стыдно это знать! И я в том числе делала такие ошибки. Вот я еду во Францию, прусь туда, всё меня там восхищает, но истоки-то оказались в другом месте! Я в этом твердо убеждена. И есть ведь изыскания ученых, совершавших экспедиции на Север, где ими были откопаны следы древнейшей цивилизации, которая по времени была много раньше даже Египетской истории. Но эти остатки, следы Северной цивилизации все равно вошли, вошли!

«Там чудеса…» Но на нем нет ни русалок, ничего прочего. То, что мы видим, — это от Александра Сергеевича, а все остальное мы слышим ушами: «Там чудеса, там леший бродит» — но лешего здесь нет; «… русалка на ветвях сидит…» — но её тоже нет. Мы это просто домысливаем, а здесь я показываю как бы основу…

«Моя огненная птица» Это Жар-птица, тут и океан, и яблоки, которые она воровала. Такие акварели выходят из сказок…

бизнес и культура 2(8)·2015

от, говорят, Россия — непонятная, мол, «умом Россию не понять»! И именно оттого, что какие-то первичные знания были нам переданы, возможно, другой цивилизацией — даже, возможно, прилетевшей из космоса, но это та самая цивилизация — Гиперборея! А Русь и, может быть, какие-то местные народы увидели своих богов в этой летающей цивилизации… Сейчас бытует много всяких версий. Например, некоторые считают, что цивилизация возникла где-то в Африке и проч. Но здесь очень стройная теория на основе изучения русского языка — языка, который вмещает в себя великое множество понятий и вариаций! И ученые-лингвисты в своих исследованиях подтвердили, что первым единым языком до того, как он разделился на разные языки, был именно русский язык. И это доказывают современные ученые! Есть, например, такой профессор, философ — Валерий Алексеевич Чудинов. Академическая наука его всерьез не воспринимает, но на самом деле он прав, когда утверждает, что на заре человечества был единый русский язык. Тому очень много примеров — в индийском языке очень много аналогий даже в произношении. И так как в русском языке есть многообразные толкования одного смысла, то получается, что исход был именно из русского языка. И наш язык произошел от тех северных народов, от Гипербореи — страны Золотого века цивилизации. Просто со временем он растаял, исчез, но просочился вот здесь, ровно в этом месте — по всему Уральскому хребту. И Аркаим — как бы его ни ругали, ни говорили, что это, дескать, новодел, — но здесь всё выныривает. Всё шло по Уральскому хребту, и тут именно растекалась передача знаний. Как это говорят: Баян растекался по древу, когда песнь свою на гуслях играл… (Это я сейчас думаю о музыке, которая будет на открытии моей выставки…) Но у меня, конечно, нет целостной картины прошлого. А просто как бы такие нырки, нырки во времени. У меня нет претензии, что я взяла и открыла Русь в едином времени. Меня интересует, конечно, Русь не христианская, а именно доязыческая и раннеязыческая. Это мне интересно, и я туда заглянула. Что я увидела — благодаря тому, что художник, и что-то вижу в своем воображении, — это и пыталась изобразить, вылепить. Именно так. А то, что на слуху, — то на слуху. Но есть еще одна такая черта. Когда я изучала пантеон богов, то много литературы

«Они и мы» А это — другая версия. Это, возможно, они внутри нас кишмя кишат. Это уже современное прочтение: оказывается, мы — это, может быть, и они. Такая путаница может произойти.

«Всеединый доязыческий» Это бог Рас. Раз, два, три… Рас или Раз — это одно и то же. Он такой солнечный бог, которому поклонялись еще до Ярилы, Перуна и прочих богов. У меня он есть и в скульптуре.

«Златыгорка» Златыгорка или Золотая Баба — основной символ-идол в языческой Руси, которому молились и приносили подношения. Он находился где-то в Сибири, а куда делся — никто не знает. бизнес и культура 2(8)·2015

искусство

«Тридесятое царство» Это выражение мы знаем по сказкам, но здесь имеется в виду облик всей гиперборейской архитектуры. Это я так считаю. Я не думаю, что это были деревянные терема с куполочками такие… Нет, это совершенно другое — что-то прозрачное, я даже объяснить не могу — из чего. Здесь и щукасказительница, и гиперборейцы, как летящие шмели… А вся эта страна Гиперборея находится под Полярной звездой. Это точное местонахождение, существует карта Меркатера, где указана Гиперборея, а климат там в её «золотой век» был такой, как сейчас на экваторе — субтропический: пышная растительность и проч. Чего там только не было! И жизнь у людей была очень длительной и счастливой. Но, может быть, это и сказка, как про Емелю…

прочитала — всё, что могла достать. Есть такая Матерь Сва — богиня, которой нет ни в одном пантеоне богов: ни в греческом, ни в индийском — нигде. Это праматерь славянских народов, зовущая к битве. Представим такую параллель — энергетический шар. И Матерь Сва призывает русских людей на битву с врагом, идущим завоевывать Русь. И она говорит: «Не бойтесь смерти». Она раскручивает, она нагнетает народ. И вот это ощущение, когда много людей — и вдруг они начинают дышать одной эмоцией! Я ощутила это сама, я пропустила это через свое сердце. И тут получается приумножение этой энергии, человек уже не думает о своей безопасности. Я говорю: не просто человек, а именно русский человек, народ русский — от слова «род». Здесь много понятий взаимосвязано, и тут происходит приумножение и взрыв энергии. Такого бога больше нет ни в одной культуре. И это говорит о том, что он, во‑первых, древнейший, а во‑вторых, все первые боги идут от той Гиперборейской цивилизации, которая прилетела из космоса (у меня даже есть какие-то листы, но я не углубляюсь, откуда там и что). Главное — что боги прилетели на Землю. И они все были женского рода — и летающие, то есть крылатые. Возможно, наши древние племена, находящиеся на севере России (понятия менялись, но я говорю в целом), увидели вдруг летающих птиц и назвали их: птица Гамаюн, птица Феникс, птица Сирин… «Земля русская» Вот здесь она — вся, кровью политая. И Матерь-Сва…

«По образу и подобию» «И был создан человек по образу и подобию божьему». А что там за образ и подобие — уже каждому свое. 28

бизнес и культура 2(8)·2015

«Мы и они» Здесь, возможно, какая-то другая цивилизация. Или она была когда-то, не могу сказать. Они легкие такие. Может быть, это были гиперборейцы — те, кто пришел. А кто они были — неизвестно.

«Космический код» Всем известно, что у человека отпечатки подушечек пальцев не похожи один на другой. На кончиках пальцев — космический код, а линии ладони руки — это земная программа, которая есть в каждом человеке. И нельзя никому показывать свою земную программу. Я на фарфоре делала какие-то абстрактные линии, не очень точные, потому что это сокрытая информация.

бизнес и культура 2(8)·2015

искусство

Это такие популярные боги в нашем древнем искусстве. И в северном искусстве осталось множество подобных образов — и они именно женщины. И, видимо, передача такой мощной информации и цивилизации произошла с Севера и через таких богов. А потом, гораздо позже, появились все эти языческие боги: Перун и проч. Но самые первые боги были женского рода. А всякое там переодевание в костюмы меня уже мало интересовало.

«Русская ментальность» Матерь Сва зовет на битву, на смерть. Она единственная в пантеоне всех культур богиня, которая ведет к самопожертвованию во имя славы, подпитывает славой предыдущих веков, их силой и энергией.

«Матерь Сва» Она трубит в свой рог и призывает к подвигу — защитить земную жизнь, зовет к славе: «Не бойтесь умирать. Вон ваши пращуры смотрят сверху на вас. Бойтесь проявить себя малодушными!»

ристианство пришло с огнем и мечом, и оно очень сильно поработало… Уже множество веков на земле существовала языческая — даже не религия — а культура, и христианство постаралось уничтожить все ее следы. Ведь у нас почти не осталось идолов, ну очень мало. А там, где их еще можно обнаружить, — эти места почти недосягаемые. Они где-то там, на севере, куда практически невозможно добраться и невозможно раскопать и увидеть. Да, может быть, когда-то произойдет изменение климата, и обнаружатся следы Гиперборейской цивилизации, но она давно ушла под лед, под ледник. И ведь всё это выражено в очень многих сказках и легендах. Есть в сказках прекрасная хрустальная гора в сборнике Александра Николаевича Афанасьева. Я тоже всё это перечитывала и хочу это показать в своей акварели. Мне очень трудно внятно обо всем рассказывать — во‑первых, я сильно переживаю, а во‑вторых, для меня самой это такие первостепенные темы — я их откуда-то изнутри вытаскиваю, но объяснить не могу. И вообще, когда касаешься фундаментальных вещей, такое волнение охватывает… Правда, тут у меня хоть и не сразу, но возник помощник — вывернулся сам Александр Сергеевич. Оказывается, он уже давно крутится в этих местах. И тут у меня сразу же возникли какие-то разгадки, энергетические состыковки. Но почему меня многое поражает? Ведь нашу историю Руси в XVIII–XIX веках составляли и описывали немцы — почти все историки были немецкого происхождения. И они очень сильно всё исказили — в том числе и Николай Михайлович Карамзин. Они очень умалили роль древней

«Лебединая песня» Здесь на фоне местного пейзажа изображено нечто пушкинское. Это и царевна Лебедь, и страна Лебедия. А пейзаж — это остров Веры на озере Тургояк. 30

бизнес и культура 2(8)·2015

«Ярило» Здесь реальные ощущения: сверкают молнии — и опять-таки Аркаим, лабиринт на горе Шаманке.

русской цивилизации — а ведь это был высококультурный народ. Он был мощнее всего окружающего — от него всё произошло, от него всё пошло. Это же не «кулик свое болото хвалит»: тому доказательством — множество факторов! Но и многие факторы были придержаны. Только сейчас наступает время, когда просыпается энергетическая волна, и люди начинают осознавать, что тут, у нас, происходило что-то великое, отсюда всё идет, отсюда исток. И это, естественно, меня волнует, электризует…

«Портрет Пришельца» Это точный «портрет» камня, который лежит у нас в музее. Я только кое-что чуть-чуть домыслила. И изображен характер его круглых выбоинок. По телевизору показали, как наш метеорит в Москву привезли — а это уже другой камень. Я не поняла: может, подсунули другой камень, но по характеру он совсем другой.

«Предупреждение» Это наш метеорит, его хвост и осколки стекол, которые остались после его посещения. Он тоже рассматривается как пришелец. бизнес и культура 2(8)·2015

искусство

«Птица мудрости Гамаюн» Гамаюн — птица мудрости. И пятиконечная звезда — это древний символ Вселенной.

«Духовный корабль» Существуют хранители древних мудростей, переданных еще с Гипербореи. И они продолжают это делать до сих пор, каким-то образом передают знания и информацию. А сам пейзаж очень знакомый: это Аркаим, гора Шаманка, и змеи-гадюки ползают. Я использовала свои зарисовки в Аркаиме, и хотя он здесь откровенно не прочитывается, но это есть. 32

бизнес и культура 2(8)·2015

«Хранители» Мечи воткнуты в землю. Почему в руках хранителей — колоски? Потому что колос — единственное растение искусственного происхождения, занесенное к нам с другой планеты. Оно никогда не растет в диком виде, просто так… И здесь получается как бы крупица, самый смысл какой-то информации. Это категория хранителей. Их, кстати, было много даже среди христианских священников, которые сохранили «Велесову книгу» в дописьменный период, когда еще почти не было литературы.

И я так ныряю, ныряю — и в наше время тоже. В акварельный цикл вошел даже наш метеорит, который прилетел из космоса. Я пошла в музей, абсолютно точно его зарисовала, домыслила — и сделала портрет метеорита. И он вошел в цикл. Почему? Потому что я беру и наше время, и наше присутствие здесь и сейчас в русской культуре, в осмыслении ее истории и современности. А то, что метеорит оставил после себя только обломки стекла, как наглядное предупреждение, — я тоже сделала такой лист. В моей выставке «Там чудеса…» всё перемешано: и теории возникновения цивилизации какие-то другие, которые «гуляли» в разных умах, и ожидания будущих нашествий космических пришельцев — всё это входит. Художник — вольный человек. Он может гулять, где хочет и когда хочет, — вот что меня очень привлекает. Есть коллективное творчество — скажем, в театре, где режиссер что-то придумывает, а актер уже не может придумывать, но он может пользоваться своими палитрами. А здесь художник даже не свободен — он волен! Ведь воля и свобода — это разные вещи, поэтому естественно, что Пушкин говорил: «На свете счастья нет, но есть покой и воля…» Вот, опять его вспомнила! Ну куда деться от него! Я, может быть, не пришла бы к этому, но к Пушкину приходишь через другие слои. Он сам явился — и всё! бк

«Алконост» Алконост — птица радости. Она и птица, и в то же время женщина. Здесь все ярко по цвету: все связано с радугой. Это и сказка, и все что угодно, но пейзаж откровенно местный — я очень часто рисую именно уральскую природу. бизнес и культура 2(8)·2015

чума

Городок Карабаш не нуждается в уточнении, что он находится именно в Челябинской области. Планета Земля хорошо знает, где у нее «черная точка». Мало на белом свете поселений такого небольшого размера, о которых написано так много плохого. И, честно говоря, нам не хочется умножать эту скорбь, потому что после обнаружения под Карабашем золотоносных россыпей и залежей медной руды его черное будущее было предопределено на века. бк представляет свою новую рубрику — «Чума» — с трепетной надеждой, что в будущем она будет востребована крайне редко. А сегодня ее открывает краткий комментарий и фоторепортаж известного челябинского фотографа — Юрия Ермолина… Мои фотографии — это и есть мои впечатления, моя память и моя жизнь. В конце 1980‑х годов Дмитрий Бойко привез серию фотографий пейзажей Карабаша. И как это всегда бывает — всем нашим «клубным» мастерам сразу 34

захотелось туда попасть. Быстро организовалась группа — и я вместе с ними.

Всегда как бы «подзуживает» чужая удача — когда у кого-то есть снимки, а у тебя нет. Не будем вспоминать историю моей фотографии «Парное молочко», после которой многие коллеги стали снимать подобное. Что бы фотограф ни увидел удачное у товарища — сразу хочется и самому попробовать. Есть у нас такая особенность. Шел 1988 год. Мы отправились в Карабаш и гдето часа четыре бродили по его окрестностям в непролазной грязи. Думаю, по фотографиям, мягко говоря, заметно, что без сапог там нечего делать. Както пытались в кедах по островкам сухим переходить и перепрыгивать. Словом, то была… «ужасно зрелищная» обстановка. Второй раз в Карабаш я приехал спустя двадцать лет — в 2008 году. Какие изменения произошли за это время в самом городе — я не знаю. Фотографы — не историки и не публицисты, и не писатели. Мы только снимаем то, что видим, — не больше. Ну а фотографии что-то отражают, но не всё, конечно. Вот и решил я снова поснимать в окрестностях Карабаша. Мне просто было интересно посмотреть, как там стало. К тому же у нас еще появились цветные фото и шикарные аппараты. Кстати, в 1988‑м на той первой съемке в Карабаше у меня были две широкие камеры — одна немецкая 6х6 и «Пентакон». Мне сложно говорить о Карабаше. Говорить о нем, как о «черной точке Земли», о том, как там страшно, — я не могу, мне больно. Сегодня меня все больше беспокоит, когда я выхожу на балкон и вижу дымящие трубы челябинских заводов. А Карабаш… Он как бы далеко… Да, я не технолог и не эколог, но понимаю, что вредно и для земли, и для людей. Просто в камеру хорошо видны последствия — но анализировать их мне сложно, как фотографу. Знаю только, что с десяток лет заводы стояли законсервированными, было тихо и спокойно. Да и как бы там ни было, роза ветров от Карабаша идет обратно в горнозаводскую зону, в сторону Златоуста и Екатеринбурга, мало касаясь «жемчужины Южного Урала» — озера Увильды. А ведь нас, фотографов, тянет во все стороны: на те же Увильды, или Тургояк, или Зюраткуль, и на Таганай, и на саткинские «Пороги», и в Карабаш тоже. А цель простая, профессиональная: найти интересный кадр, тот самый снимок, который оценят все. И никто не будет спрашивать, где именно этот кадр был снят, какой состав воды в той речке и водится ли там рыба. Смысл работы фотографа — это поиск, как у художника. Если кадр уникальный в своем роде — это здорово, если уже у кого-нибудь существует подобная серия — то появляется задача снять

бизнес и культура 2(8)·2015

чума

бизнес и культура 2(8)·2015

интереснее, чем кто-либо и когда-либо. Попасть в тот самый момент, в ту самую минуту и секунду — в свет, облака, пространство… Ведь неповторим каждый миг жизни — а мы его фиксируем навечно. Есть у меня одна фотография, которую я назвал «Пока трубы молчат». Тишина, красота, синее небо, птички парят… Это такой символ: трубы прекращают чадить — и природа возрождается. Вот за что сейчас борются челябинцы — чтобы трубы, наконец, замолчали. Или просто заводы куда-то перенесли подальше… Эх, мечта наша идиотская… бк

бизнес и культура 2(8)·2015

капитал

РАССКАЗ ВАСИЛИЯ МОСКОВЦА, ОДНОГО ИЗ АКТОРОВ ОБЩЕСТВЕННОГО ДВИЖЕНИЯ «СТОП-ГОК», ИДЕАЛЬНО ВПИСЫВАЕТСЯ В ИСТОРИЧЕСКУЮ ПЛОЩАДКУ бк — «НАЧАЛО КОНЦА». СОЗДАЕТСЯ ВПЕЧАТЛЕНИЕ, ЧТО В ЧЕЛЯБИНСКЕ И ЕГО ОКРЕСТНОСТЯХ ЗАРОЖДАЕТСЯ ДОВОЛЬНО РЕДКОЕ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ МАСШТАБНОЕ ОБЩЕСТВЕННОЕ ДВИЖЕНИЕ. ПРИЧЕМ ДАЖЕ НЕ СТОЛЬКО ПРОТИВ РЕГИОНАЛЬНОЙ И МЕСТНОЙ ВЛАСТИ, СКОЛЬКО ПРОТИВ ПОСЯГАТЕЛЬСТВА «БОЛЬШОГО БИЗНЕСА» НА ПЕРВИЧНЫЕ ИНТЕРЕСЫ ТАК НАЗЫВАЕМОГО «ПРОСТОГО НАРОДА». УДИВИТЕЛЬНО, КАК БУКВАЛЬНО НА ГЛАЗАХ РАВНОДУШНЫХ И НЕРАВНОДУШНЫХ НАБЛЮДАТЕЛЕЙ ФОРМИРУЕТСЯ «СНИЗУ» ГЛУБОКОЭШЕЛОНИРОВАННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ С ОЧЕНЬ ЯСНЫМИ, СЕРЬЕЗНЫМИ ЦЕЛЯМИ И ЗАДАЧАМИ. БЕЗУСЛОВНО, СТРАСТНЫЙ МОНОЛОГ НОВОГО ГЕРОЯ бк ЗАТРОНЕТ ЧЬИ-ТО СЕРДЦА И ДУШИ. И, БЫТЬ МОЖЕТ, ДАЖЕ ПОЦАРАПАЕТ ЧТО-ТО ВНУТРИ «ШТАТНЫХ БЛОГЕРОВ» РМК И НЕКОТОРЫХ ЗАПИСНЫХ ЧИНОВНИКОВ… КСТАТИ, В САМЫХ ПЕРВЫХ СТРОКАХ ПИЛОТНОГО НОМЕРА ЖУРНАЛА «БИЗНЕС И КУЛЬТУРА» МЫ УЖЕ ПРИПОМИНАЛИ КРЫЛАТУЮ ФРАЗУ ЛИБЕРАЛЬНОГО МЫСЛИТЕЛЯ ХIХ ВЕКА ПЬЕРА ПРУДОНА: «БИЗНЕС БЕЗ КУЛЬТУРЫ — ВОРОВСТВО». НО ЭТО К СЛОВУ, КАК БЫ ВМЕСТО ЭПИГРАФА, А ВСЕ ВНИМАНИЕ — К ВАСИЛИЮ ВИКТОРОВИЧУ МОСКОВЦУ…

бизнес и культура 2(8)·2015

Наше движение «СТОП-ГОК» — самый настоящий феномен. Это реальная, большая и плодотворная организационная работа. Как любитель истории, я понимаю, что мы присутствуем при событии исторического масштаба. Я думаю, что екатеринбургские бизнесмены, неведомым мне образом овладевшие буквально всеми месторождениями меди в Челябинской области, были абсолютно уверены, что смогут продавить любой свой проект. Ну просто никто не осмелится что-то возразить. Как профессиональный юрист, я часто бываю по делам в Екатеринбурге и вынужден констатировать, что мы действительно очень-очень отстали от нашего северного соседа, буквально по многим параметрам. И, в частности, по тому, как там устроен юридический бизнес — то, что мне ближе. Я полагаю, что руководство «Русской медной компании» не сомневалось, что их очередной проект, Томинский ГОК, будет так же уверенно воплощен в жизнь по привычным лекалам — сродни Михеевскому ГОКу в Варненском районе. Там же всё было шито-крыто — никто никакого сопротивления не оказал: ни местное население и районная власть, ни губернатор области. Но здесь — в окрестностях Челябинска — вдруг возникли какие-то люди… Поначалу вообще было пятьшесть человек, и на нас не обращали никакого внимания. Как это у Махатмы Ганди — сначала они тебя не замечают, потом смеются, потом начинают с тобой бороться, а потом ты их побеждаешь. У себя на сайте мы сделали опрос — и большинство (38%) опрошенных склоняются, что сейчас с нами уже борются, а не смеются. А значит, у нас впереди заключительная фаза по Ганди. Как это всё вообще произошло? Очень просто: человек по человеку собирались через знакомых. Поначалу нас

было пять-шесть человек — собрались, подумали, поняли: перед нами проблема и что-то надо делать… Это случилось летом 2013 года, когда появились публикации юриста Андрея Талевлина и журналиста «Челябинского рабочего» Айвара Валеева о возможном строительстве горно-обогатительного комбината в пригороде Челябинска. Правда, впервые я услышал про горно-обогатительный комбинат 31 декабря 2012 года. Мы собрались отметить Новый год в офисе у Юрия Борисовича Черкасова, и я похвастался, что купил сад в Глинке. Тут же висела огромная карта Челябинской области — Черкасов подошел к ней и ткнул пальцем: «Так здесь же будет ГОК и хвостохранилище!» А я таких слов даже не знал… Итак, под Новый 2013 год я впервые услышал про ГОК, в июле прочитал статью Айвара и пост Андрея и только в октябре нашел в себе силы действовать… А надо заметить, что у нас уже была ячейка — мы все участвовали в защите городского бора, когда забродила безумная идея пустить автомагистраль от улицы Худякова до Калининградской по берегу Шершневского водохранилища. Мы приобрели опыт участия в протестных акциях, были знакомы с Валеевым, у нас сложились группы в соцсетях и т. д. А еще мы знали, что Талевлин представляет в области федеральную партию «Яблоко», знали и профессионального эколога Олега Альбертовича Магазова, ярого коммуниста и марксиста, который и КПРФ-то, наверное, считает прибежищем оппортунистов-меньшевиков. Кстати, он был преподавателем факультета экологии ЧелГУ, но его заставили уволиться оттуда из-за участия в защите лесного бора. Мы вовремя поняли, что ни в коем случае нельзя «вариться в собственном соку городских несогласных» — а необходимо обязательно привлекать всех жителей области. Мы с самого начала никого не делили на демократов, либералов, коммунистов и эсеров. У нас есть общая проблема — и решать ее надо совместно. В 2013 году в Челябинске работала «Школа гражданс кого лидера» от фонда Алексея Кудрина, и сюда стали приезжать разные известные люди, в том числе Александр Починок. И он рассказывал о том, какой у нас будет экономика в 2050 году, приводя ошеломительные сведения: «Сегодня один Сингапур, меньший по территории нашего Металлургического района, производит ВВП, превышающий то, что дают три федеральных округа. Стоимость Олимпиады в Сочи соизмерима с затратами, необходимыми для коренной модернизации нашей системы высшего профессионального образования». Он уверял нас, что через 30 лет мы будем жить совершенно в другом обществе… Тут я напрягся, встал и спрашиваю: «Дорогой Александр Петрович, а у нас тут ходит слушок, что в 20 км от центра города собираются строить ГОК». Починок мне отвечает, мол, он не знает детали проекта, но думает, это какая-то ерунда — такого просто не может быть! И в

принципе всё должны решать люди: что можно строить, а что нельзя. А я ведь не знал, какие люди и что тут решали. Но, как юрист, понимаю, что в таких ситуациях должны быть публичные слушания. Захожу на сайт РМК и нахожу статью: «Прошли публичные слушания в поселке Томино». Я постоянно езжу мимо него, но никогда туда не заглядывал. И вот читаю, что на слушаниях присутствовали 100 человек! Я открываю статистику и узнаю, что в Томино живут 1800 человек. Естественно, возникает вопрос: почему именно томинские жители что-то решают за всю округу? Наш сад «Глинка» всего в семи километрах от Томино — почему меня не спросили?! Почему не спросили жителей из окрестных поселков: Саргазы, Полетаево, Бутаки, Биргильды и так далее?

Я давно носился с идеей разобраться в том, почему мы всегда играем по правилам, которые нам устанавливают чиновники. Например, общественные обсуждения важных для горожан проблем, как правило, назначаются в рабочее время в том же Доме архитектора, когда никому не удобно, и вообще часто не бывает никакой информации о таких событиях. И у меня возникла мысль самим устроить публичные слушания… В октябре 2013 года собрались несколько человек: Талевлин, Черкасов, Магазов, Алексей Табалов… — и я им предложил попробовать самим организовать публичные слушания. Кто-то возразил, мол, кто там вообще соберется? Я ответил: да хоть кто, но надо написать объявление и разослать приглашения всем заинтересованным сторонам. Мы тут же решили сделать «Положение об общественных слушаниях» и пригласить представителей РМК, а Талевлин еще предложил провести пресс-конференцию. И мы ее провели — но потом тишина: никто не отзывается, никак не реагирует… Что делать? Предлагаю Черкасову ехать в поселки, встретиться с людьми, поговорить с ними, порасспрашивать… Мы же не представляли себе, что такое Томино, какие там люди, что там делают геологи. Сели в машину, поехали… При въезде в поселок спросили местного мужика, где находится клуб. Он показал. Мы спросили, был ли он на публичных слушаниях. Товарищ объясняет, мол, не было никаких слушаний, всё это ерунда… в рабочее время собрали стариков — «а мы категорически против ГОКа». Ну, думаем, ничего себе! А у нас с Черкасовым вообще не было ни одного знакомого человека во всем поселке. Мы с ним прошли по улицам, проехали на машине. Да, поселок — умирающий. Просто чувствуется очень тяжелая атмосфера: строй тут хоть концлагерь, хоть атомную станцию или мусоросжигательный завод — люди не будут сопротивляться! Такое сложилось впечатление. бизнес и культура 2(8)·2015

капитал

Осмотрелись, подумали и поехали из поселка в саму деревню Томино. Октябрь месяц, грязь непролазная — даже на джипе ползли с огромным трудом, чуть не застряли. Смотрим — никого нет в деревне. Встретили одну бабушку, спрашиваем: «А где у вас тут лагерь геологов?» — «А здесь вот, в лесочке». Мы туда заехали — а там уже техника стоит… Мужики выбежали навстречу, дескать, чего здесь делаете? А Черкасов так громко: «Так, мужики, я геолог — а что вы тут делаете, рассказывайте». — «Ну, бурим, то-сё, пятое-десятое…» Из этого леска мы выехали, смотрим — какая-то прямая дорога. Куда она идет? Ни карты, ни навигатора у нас не было. Вспоминаю, что где-то рядом может быть поселок Первомайский, в котором я тоже никогда не был. Едем дальше, выезжаем на дорогу из Коркино в Первомайский. Какая-то деревня стоит, бабка на остановке, подхожу к ней: «Бабуля, что это за деревня?» — «Это Шумаки, сынки». — «А где Первомайский?» — «Вон туда надо…» Приезжаем в Первомайский — такой классный городишко оказался, а я-то думал, это деревня. Узнаем, что здесь работает цементный завод, больше десяти тысяч жителей… И так мы проездили целый день, знакомились с окрестностями.

Вернулись в город — стали думать. Решаем, что надо на публичные слушания приглашать администрации всех окрестных поселков. Я написал текст: «Уважаемый товарищ…, 7 декабря 2013 года в Челябинске состоится общественное обсуждение проекта строительства Томинского ГОКа. Приглашаются представители РМК и все жители…» Мы с Черкасовым снова сели в машину и проехались по всем поселковым администрациям. И везде зарегистрировали свои приглашения. В Первомайском было удивительно: обычно в других приемных у нас просто регистрировали обращения, и мы прощались, а тут девушка зарегистрировала и попросила подождать. Сама забежала к главе администрации — вышла, спросила, есть ли у нас время. Через пять минут нас приглашают — сидит и. о. главы Первомайского поселения, перед ним карта. Он просит еще подождать и приглашает начальника КУИЗО. Прибегает женщина, глава спрашивает: «Ты видела этот проект?» — «Видела». — «Что ты думаешь?» — «Да это просто конец! Как раз яма под наши сады Цементник-1, Цементник-2, Цементник-3». И оба хватаются за голову… ёпэрэсэтэ! Ну и, конечно, они согласились приехать на обсуждение. Мы едем дальше, выезжаем из Шумаковского леса — смотрим: висит вывеска «Охотхозяйство Шершневское, охота только по путевкам…» Мы через Интернет находим «Союз охотников и рыболовов» и им тоже приво зим приглашение. Потом обратились к садоводам. Тут я в курсе: председатель нашего сада в Глинке — Любовь Яковлевна Кондакова — была и председателем Облса40

бизнес и культура 2(8)·2015

да. Прихожу к ней, рассказываю всё, она не верит: «Не может быть! Это ерунда! Какой карьер? Ладно, я приеду…» Даже Кондакова абсолютно ничего не знала, хотя она непростая женщина, хозяйственная и на областном уровне садами занимается… И тут я подумал, что в этих местах всегда жили оренбургские казаки. Значит, обязательно должны быть казачьи ячейки. И я хорошо знаю Михаила Николаевича Лонщакова, который в 1990‑е годы был атаманом области, а мой отец — челябинским городским атаманом, и они были товарищами. Кстати, коротко о моей родословной. Моя бабушка по материнской линии жила в Нижне-Петропавловском, а Петропавловка и Русская Теча — вообще старейшие русские поселения в Челябинской области. В 1933 году во время голодомора бабушка приехала работать в Челябинск. С отцовской стороны мои родственники жили в поселке Казак-Кочердык станицы Усть-Уйской тогда еще Троицкого уезда Оренбургской губернии, а ныне — Курганской области. В конце сороковых дедушка и бабушка по отцу приехали в Челябинск. И здесь уже родились и моя мама, и мой отец, и мой брат, и мой сын. Решили пообщаться с казаками. Я поехал к Лонщакову: «Михаил Николаевич, у нас должны быть реестровые списки, давайте посмотрим списки казаков из станиц Сосновского района». Он достает такие объемные папки, все запыленные, начинаем листать… Челябинск, Саргазы… Но томинских нет. Лонщаков говорит: «А чего ты мучаешься? У нас же есть Владимир Владимирович Николаев — он жив-здоров, только-только ушел на пенсию, а еще месяц назад был начальником Сосновского узла связи. Связист же вообще всех знает, тем более он очень контактный человек». Я — к нему и взял на всякий случай фотографию, где он с моим отцом стоит. Приезжаю, он так серьезно: «Василий, что у вас там?» — «Вот так-то и так-то…» — «Ёпэрэсэтэ!..» А я чувствую какое-то напряжение, смотрю: разные комментарии появились в Интернете, блогеры смеются — мол, организовываются какие-то общественные обсуждения. Но меня это не волнует — я уже начал понимать, что людей соберется много. В гостинице «Южный Урал» два конференц-зала на втором этаже: один человек на 50, где мы обычно собираемся, и второй — побольше. Звоню Андрею Талевлину, говорю, что малого зала недостаточно. И еще предложил сделать онлайн-трансляцию. Попросил Сашу Корецкого, тот сразу согласился помочь.

И вот 7 декабря 2013 года, суббота, мы назначили собрание где-то на 11 или 12 часов. Понятно, я должен быть пораньше, приезжаю примерно в 10.20, а на входе в гостиницу на морозе стоят два десятка бабушек. Я поразился: «Что тут за несанкционированный митинг

у входа?» — «А мы, сыночек, приехали на общественное обсуждение». — «А откуда вы узнали?» — «Вот в газете написано». И подают какую-то бесплатную газету, кажется, «Ва-банкъ», где напечатана самая первая схемка с двумя карьерами и двумя хвостохранилищами. И там было прямо сказано, что в Челябинске состоится общественное обсуждение… Я зашел в гостиницу, спросил охранника, можно ли старушек запустить, — можно. Мы вместе с ними поднимаемся в зал, а их уже было 25. От «Яблока» пришла такая симпатичная женщина, помощница Талевлина, — мы стали расставлять стулья. И уже начали подтягиваться люди, подошел Александр Корецкий, следом Ольга Мухометьярова из Златоуста… люди шли, шли, шли — 90% из них я впервые видел. Айвар Валеев опоздал минут на 15 и не мог попасть в зал, потому что пробиться было невозможно. Это была реальная фантастика! А мы еще заблаговременно отвезли в РМК приглашение, заверили, что им будет предоставлено слово и все детали мероприятия можно согласовать со мною. И я сейчас понимаю, что они, скорее всего, не обратили внимания на эту бумажку. Если уж я сам не ожидал такого ажиотажа, а они-то тем более… Константин Жаринов съездил в ЧелГУ, нашел там Александра Георгиевича Тюрина, доктора химических наук, ныне покойного. Тюрин приехал на слушания, рассказал нам о гидрометаллургии, о чем я и не слышал никогда до 7 декабря. Потом должны были выступить Талевлин и Магазов, который уже сделал первичный анализ проекта и сразу заявил: «А в чем здесь проектто? Какая в нем целесообразность? На мировом рынке цена на медь неуклонно падает!» Моя задача — ведение слушаний, хотя я впервые это делал. Напротив меня сидит молодая симпатичная женщина и комментирует выступление Магазова. Я обращаюсь к ней: «Вы так хорошо говорите, кто вы?» — «Я — Валерия Гришина, депутат Вознесенского сельского поселения». — «А вы можете выступить?» — «Да запросто». Уже выступили Тюрин, Талевлин, Магазов, и я даю ей слово. Она встает и начинает зажигать: «Мы у себя обсудили в совете. Вся эта история очень опасна. Нас вообще никто не спрашивал…» И я даже проникся уважением к органам власти, все-таки она депутат местного самоуправления. Записал ее телефон. Это был наш первый человек из власти… Правда, потом ее тормознули коллеги-единороссы, но тогда она сыграла свою историческую роль. Дальше попросила слово Зинаида Федоровна Кривопалова. Она оказалась одним из лучших специалистов по водным ресурсам, кандидат географических наук, знающая наши Шершни назубок. По сути дела, с нее и началось привлечение профессиональных экспертов к анализу проекта. Именно она со временем помогла привлечь Сергея Егоровича Денисова, доктора наук,

крупного специалиста по водным ресурсам. Он вообще сыграл огромную роль. А тогда после Кривопаловой еще одна женщина с самого последнего ряда очень грамотно рассказала о водной проблематике. Точнее, я тогда и не понял, что она говорит по существу, но было ясно, что человек разбирается в теме. И тоже записал ее координаты. Следом подошла группа женщин, которые выложили штук двести подписных листов. Спрашиваю: «Откуда?» — «Мы с Благодатного, в Архангельском выкупили землю и строим свое поселение…» Вот так всё пошло, пошло, мы были буквально в такой эйфории — не передать… Но вот из РМК никого не было. Мне известно, что у Айвара Валеева был разговор с главной пиарщицей РМК — Евгенией Чаплыгиной, мол, почему вы не пришли, это же хорошая площадка для выяснения отношений. Но они, видимо, отнеслись к этому, как свердловчане относятся к челябинцам. Тем более сама Евгения вообще москвичка. И тут-то они ошиблись, а ведь могли приехать и представить какие-то свои аргументы. Тогда еще можно было говорить спокойно. И люди бы их, думаю, послушали. Я ведь специально зашел на сайт РМК, нашел там Николая Николаевича Джемилева и конкретно написал в приглашении: «Уважаемый Николай Николаевич, мы собираемся обсуждать Томинский ГОК. Пожалуйста, придите и расскажите все плюсы и минусы вашего проекта…» Уже было понятно, что какие-то плюсы у них есть. Честно говоря, я догадывался, что они не придут, но вообще-то думал, что это нормально — поговорить открыто друг с другом.

После собрания Андрей Талевлин говорит: «Нас уже много. Кто хочет серьезно разбираться — давайте соберемся в понедельник у меня в офисе». И мы собрались — половину из присутствующих у Талевлина я не знал. Познакомились… «Вы откуда?» — «Из Челябинска». — «Почему заинтересовались?» — «У меня дом в Томино». Вот и первый томинец! «А вы там кого-нибудь знаете?» — «Конечно, знаю, того знаю, этого, и председателя поселкового совета депутатов знаю». — «А что они говорят?» — «Я не знаю, давайте их спросим…» Вот так и понеслось… Из тех мест самой первой мне позвонила женщина со станции Дубровка-Челябинская: «Слушайте, вы можете у нас такое же собрание провести? Мы просто не можем приехать». — «А как мы это сделаем? У вас есть какое-то публичное место? Можете спросить разрешения у директора школы?» — «Хорошо». Буквально через полчаса перезванивает: «Со всеми договорились, приезжайте». Я позвонил Талевлину, Гришиной, Елене Камкиной, с которой только-только познакомились, и поехали мы бизнес и культура 2(8)·2015

капитал

на станцию Дубровка. Собралось человек тридцать. Один сказал слово, второй сказал слово, третий… и так всё хорошо. Слышим: в зале люди переговариваются, мол, ничего себе, как это так? А в зале инкогнито сидела замглавы Коркино — она нас слушала, слушала, потом встает: «Так, ребята, чего вы нам мозги пудрите? У нас тут карьер глубиной 550 метров. Чего вы нас пугаете?» Я ей в ответ: «И что, что — карьер? Вам второй нужен?» — «Нет, не нужен». — «Вот и договорились». После чего распрощались. Вскоре Камкина предложила встретиться с томинскими депутатами. Подумали, приехали, собрался совет депутатов Томинского сельского поселения. Я перед ними навытяжку. И в этот момент появляется Владимир Владимирович Николаев с председателем совета депутатов Полетаево Виктором Федоровичем Долей. И таким образом у нас получился совет депутатов объединенного юго-западного пригорода Челябинска. Полный состав совета депутатов Томино, Валерия Гришина — депутат Вознесенского поселения — и председатель совета депутатов Полетаевского поселения. И мы стали выяснять, кто из них был на тех слушаниях в Томино, которые проводила РМК. Оказалось, часть томинцев была. Спрашиваю: «Что вам там говорили?» Одна женщина рассказала, что сразу заявила: она против. А Марина Николаевна Бывших, что раньше жила возле ГОКов, прекрасно представляет, что это такое: «Я сюда и переехала, чтобы нормально пожить, и тут опять ГОК!» А Николаев, человек очень горячий, буквально буром на томинцев: «А вы чего нас, полетаевцев, не спросили? Как у вас совести хватило?» Ну что тут делать? «Давайте какую-нибудь бумагу составлять — какой-то документ нужен». И так родился документ, о котором мы постоянно говорим, когда нам объясняют, что власть за ГОК. Но ведь ничего подобного, у нас есть разные ветви власти, разные уровни. И у нас есть решение совета депутатов Томинского сельского поселения, в котором они прямо говорят: «Публичные слушания от июня 2012 года нелегитимны. Они прошли без надлежащего извещения, даже самих томинцев из 1800 было всего 103 человека…» Это решение у нас опубликовано, это наш первый или второй документ… Депутаты приняли такое решение, мы вышли на улицу, стоим с Николаевым и Виктором Федоровичем Долей, я спрашиваю у них: что думают сами полетаевцы? Доля говорит, что в следующую пятницу и. о. главы Полетаевского поселения Юрий Михайлович Бирюков собирает общественный актив всего поселения. И приглашает меня приехать, мол, «дадут тебе слово». Хорошо, в Полетаево всегда интересно съездить. Приезжаем в Полетаево вдвоем с Валерией Гришиной, депутатом Вознесенского поселения. У меня уже была карта — мы распечатали самую первую схему с двумя 42

бизнес и культура 2(8)·2015

хвостохранилищами. Доля нас встречает: «Сейчас мы обсудим свои вопросы, а потом тебя пригласим. А карту можешь пока вот сюда повесить…» Он уходит, я вешаю эту карту, вдруг подходит женщина: «Что за дела?» — «Ничего. Карту вешаю». — «Что за карта такая?» — «Да вот, Томинский ГОК». — «Вы за ГОК приехали агитировать?!» — «Нет». — «Не нужен нам ГОК!» Я ее успокаиваю: «Да я сам против строительства и об этом буду говорить сейчас на активе, мне должны дать слово — я расскажу, вы не волнуйтесь». Она чуть успокоилась. Я ее спрашиваю: «А что вы так возмутились?» — «Да я с Витаминного, у нас там бурят — это вообще невозможно. Я уже ко всем обращалась — реакции ноль…» — «А давайте познакомимся. Я Василий, а вас как зовут?» — «Вера Борисовна Веселовская». — «И что вы, кто вы?» — «Я сейчас пенсионерка. Была директором школы в Витаминном. Сейчас к нам внаглую приезжают буровики чуть ли не на картофельное поле — втыкают свою буровую, бурят — и потом заявляют: тут медное месторождение, и вы манатки собирайте». И она мне рассказывает, что жители уже обращались даже к президенту России. Я выясняю, где это обращение, и понимаю, что люди-то уже начали как-то собираться в ячейки — пусть по два-три человека, но все-таки! Мы с ней обмениваемся телефонами, туда-сюда, пятоедесятое… Вскоре меня пригласили выступить, хотя Юрию Михайловичу Бирюкову это не очень понравилось. После моего выступления он сказал, что пока еще ничего не решено… Кстати, в Полетаево совершенно другая ситуация. Даже удивительно. Полетаево, Саргазы и Вознесенка, Томино — просто небо и земля. Сравнивать невозможно. Полетаево и Саргазы — более развитые, продвинутые, и люди совершенно другие…

Дальше мы начинаем думать, что информации много, контактов много — и пора создавать свой сайт. Узнаем, что ВКонтакте существует «Рабочая группа по проблеме Томинского ГОКа». Я в нее добавился, смотрю: стена открытая. Многие ведь думают, что это я ее создал, но ничего подобного! Она была организована примерно в августе 2013 года ребятами из Благодатного. И я сразу загрузил туда протокол, потом еще что-то, вслед мне в «личку» приходит сообщение: «Здравствуйте, я администратор Вероника Ильясова. Хотите, я вас сделаю администратором — вы вроде разбираетесь». — «Давайте». И одним кликом она меня делает администратором сайта. Классно! В этой группе было человек 25 или 26 — шел декабрь 2013 года. А сейчас там уже то ли 15 600, то ли 16 500 человек. Теперь о том, как организовалась петиция. Когда 7 декабря мы провели общественное обсуждение, по-моему, Олег Альбертович Магазов подготовил эту резолюцию.

Начали думать, где ее разместить. Константин Жаринов предложил попробовать отправить на Сhange.org. По лесному бору уже был опыт подписания петиции. Поставили — и тоже потихоньку пошло: один голос, два голоса, три, четыре… И сегодня уже 108 тысяч подписантов. А потом я начал загружать все рабочие документы, и началось какое-то обсуждение. После каждого собрания случалось такое скачкообразное повышение числа участников и в группе, и в Change. org. И мы приняли такую тактику работы — откликаемся на все приглашения заинтересованных людей и просто приезжаем к ним. Причем тут нет никаких затрат на рекламу и проч. Я что-то пишу у себя в блоге, правда, там читают всего человек пятьдесят в день. Мне пишет кто-то из коркинцев, что в Первомайском есть популярный ресурс — «Цемзавод». Я связываюсь с его редактором — Алексеем Гневышевым. Молодой парень, лет тридцати, он сейчас депутат Первомайского совета. Мы с ним встретились в феврале 2014 года. А ведь в декабре 2013-го РМК как бы запускает Михеевский ГОК в присутствии тогда еще губернатора Юревича. Но ребята выясняют, что на Михеевский ГОК не получено положительное заключение госэкспертизы. Возникают вопросы: а как же они запускают? Я думаю, там все нормально договорились, раз никто не протестует. И мне рассказывают, что есть такой парень из «Школы гражданских лидеров» — Евгений Бугаенко, который вроде в теме. Знакомимся, он представляется: «Так я из Кулевчей. У нас в Варненском районе было наводнение — вообще караул!» — «И как туда можно съездить?» — «Вообще никаких проблем. У меня там родители живут. Я часто туда езжу». А он тогда ремонтировал свой дом после наводнения, помогал родителям. Мы опять с Черкасовым на машину, приезжаем в Кулевчи. Местные жители показывают, где живет мама Жени Бугаенко, а она самая настоящая представительница казачьей интеллигенции — преподаватель средней школы и заведующая Кулевчинским музеем. У нее такая привычка — всё документировать и фотографировать. И она нам показывает фото: «Вот наше затопление…» — «А почему оно случилось?» — «Так прорвало же дамбу Михеевского ГОКа». Ну ничего себе! «И можно туда съездить?» — «Почему нельзя? Пожалуйста…» И вот мы впервые побывали на Михеевском ГОКе. Посмотрели: конечно, Михеевский и Томинский ГОКи вообще нельзя сравнивать. Разница принципиальная. Светлана Васильевна Князева нам объясняет, что в Михеевском производится только добыча, но вообще нет гидрометаллургии, то есть процесса выщелачивания породы. Мы приехали в Катенино и зашли прямо к главе поселка — он такой спокойный, вежливый человек. Спрашиваю его: «А чем вам помог ГОК? Какие социальные блага?» Нам уже было видно, что как был это обыкновенный казачий поселок, таким он и остался. Никаких следов

современной цивилизации: ни «небоскребов», ни работающих экскаваторов — никаких тебе «Нью-Васюков». Ни одного плюса не разглядеть от присутствия в районе большого бизнеса. Начинаю расспрашивать главу, и он, совершенно простой человек, рассказывает: «А что? Я вот бульдозер у них попрошу улицы расчистить — и они мне дают бесплатно». Дальше мы подъехали к проходной комбината — а там много машин, разной техники… Поискали кого-то, чтобы нам что-то объяснили, показали, но никого не нашли. Но нам и так стало понятно, что это бескрайняя степь, а сам карьер довольно далеко от всех населенных пунктов. И теперь я любому могу объяснить: нельзя сравнивать густонаселенный пригород мегаполиса и малонаселенный район возле Михеевского карьера. Различие принципиальное.

15 января 2014 года внезапно убирают Михаила Юревича и исполняющим обязанности губернатора становится Борис Александрович Дубровский, про которого мы узнали только, что он всю жизнь «давил металл». Уполномоченный по правам человека Алексей Севастьянов приглашает меня на встречу с Дубровским. Это случилось довольно скоро после отставки Юревича. На встречу были приглашены правозащитники, среди них Андрей Талевлин, Юрий Гурман, Наталья Коркина, еще кто-то, и я тоже. Каждый из приглашенных гостей выступал по своей теме. Мое выступление было вторым после Коркиной. И я начинаю: «Борис Александрович, у нас в принципе серьезный непорядок с организацией общественных обсуждений. Люди своевременно не информируются, не предоставляются необходимые для обсуждения документы, нет интернет-трансляции…» У меня уже были подготовлены предложения для принятия соответствующего закона в Челябинской области, и я прямо шпарил по тексту и всё время приводил примеры из опыта обсуждений по Томинскому ГОКу. Дубровский спрашивает: «А что там за проблемы по Томинскому ГОКу? Вроде бы там всё нормально… Хотя, конечно, людей все равно надо слушать». Потом выступила, кажется, Валерия Юрьевна Приходкина, дальше Андрей Талевлин, который опять заговорил о Томинском ГОКе. И мне показалось, что эта тема запомнилась Борису Александровичу. Потому что после следующего выступающего он предложил вернуться к Томинскому ГОКу: «Мы что, не доверяем экспертам, что ли?» Я отвечаю: «Почему не доверяем? Но сложилась такая ситуация — никакой документации нет, а люди же должны принимать участие в решении вопросов, которые непосредственно касаются их жизни и здоровья». — «Ну да, понятно. Хорошее предложение». После этого ко мне сразу подходит Вячеслав Николаевич Скворцов и просит наши предложения, мол, мы их бизнес и культура 2(8)·2015

капитал

сейчас сразу начнем продвигать в закон Челябинской области. Я удивился и пообещал отправить электронной почтой. Тут же подошел депутат Законодательного собрания: «Василий, молодец, хорошо выступил, давай — что там у тебя?» — «Спасибо, я и вам отправлю…» Но я эти предложения и сейчас всем раздаю направо-налево. А воз и ныне там. Реакции — ноль! Наконец, я выхожу из резиденции губернатора — и тут звонит Алексей Гневышев с просьбой встретиться: он как раз оказался в Челябинске. Я приглашаю его в свой офис. Начинаю выяснять, возможно ли в Первомайском провести собрание по ГОКу. Он заверяет, что реально, и обещает переговорить с главой администрации. И вскоре сообщает, что нам предоставляют зал на 500 мест во Дворце культуры, и добавляет: «Только у нас одно условие: пригласить сотрудников РМК». — «Ну, это ваше дело. Вы хозяева, кого хотите — того и приглашайте». Это было в самом конце февраля или в начале марта. А из РМК опять никого не было. Но приехал некто Маслак из «Аргументов и фактов». И вскоре появилась первая публикация, что «СТОП-ГОК» — заказная «движуха», правда, неизвестно кем заказанная. Кстати, мы догадываемся, что «АиФ» работает по контракту с РМК. А все остальные СМИ просто молчали — будто бы нас вообще нет. А ведь тогда в Первомайском собрался полный зал! И с Цементного завода подошли, и с Депутатского люди подъехали. И они прямо сказали: «ГОК для Депутатского и Березников — это беда. Какая-то авария произошла, коровки попили из пруда — и стада нет». Многие же работают на Коркинском разрезе и не понаслышке знают, что это такое. Поэтому очень живо отреагировали… Мы с Магазовым всё рассказали, а потом выступила глава поселения Татьяна Александровна Лопатинская: «Да, мы тоже серьезно озабочены. Большое спасибо, что вы приехали, нам объяснили, что к чему…» Такое довольно нейтральное выступление. И тут сразу девушка из Шумаков — Татьяна Поспелова — спрашивает: «Скажите, а у нас в Шумаках можно такое же собрание провести?» — «Наверное, можно. Только школа относится к району. Но, наверное, можно. Почему бы нет? Люди обсуждают…» И мы опять в такой эйфории… Ну ничего себе… Там зал такой огромный. Мы жмем руку Алексею… Он четко всё организовал — было презентационное оборудование, мы уже смогли сделать слайды. У нас уже был мой любимый слайд… А как получилось? Ну что такое РМК? Откуда мы можем взять информацию про эту компанию? Только из Интернета. Захожу на сайт РМК, смотрю разделы, нахожу Томинский ГОК! О, здорово, сейчас найду всю информацию! А там было написано: «Томинский ГОК — это предприятие, которое будет построено там-то и там-то. Что оно будет производить? Оно будет производить то-то и то44

бизнес и культура 2(8)·2015

то, в такие-то сроки». Это буквально дословно всё, что сказано о проекте на сайте компании. Всё! У меня даже есть скриншот — снимок экрана монитора. И я понял, что программисты сделали сайт, его никто не проверил и как он был черновиком — так и остался! Видимо, там должно было быть наполнение, и сейчас оно уже случилось, но тогда, в марте 2014-го, там вообще ничего не было, абсолютно! Но там говорилось, что весной 2014-го начнется строительство… Нас в это время были уже не единицы, а десятки, но все равно — что мы можем сделать? Через неделю звонит из Шумаков Татьяна Поспелова: «Василий Викторович, мы договорились в школе — можете приехать на собрание». Отлично! Приезжаем — смотрю: стоят крутые джипы с номерами 66, 174… это прикатили из РМК. И мы тогда впервые увидели Виктора Павловича Барона, который заявил: «Я технический директор Томинского ГОКа, заслуженный шахтер, я столько земли перекопал…» А еще там была Наталья Гончар. То есть всего прибыли два представителя РМК. Всё происходило в середине марта 2014-го в школе поселка Шумаковского Первомайского городского поселения. Можно показать на карте, как шумаковский лес будет поглощаться хвостохранилищем. Здесь обычная дорога между поселками, рядом кладбище, и хвостохранилище падает прямо на кладбище и полностью на лес. Сейчас у шумаковцев на околице лес, а будет — не дай бог, конечно, — 96-метровая дамба с какой-то ядовитой ерундой. В Шумаках мы первый раз встретились с представителями РМК. И Барон заявил нам: «Так, всё, что вы говорите, — чепуха». Но у нас появилась возможность задать вопросы напрямую, и Юрий Борисович Черкасов спрашивает Барона: «А вы как будете делать ложе хвостохранилища?» — «Что там делать-то? У нас будет столько-то метров глины. Нормально будет». А Черкасов — профессиональный геолог-изыскатель, который в свое время сам исследовал Михеевское месторождение, и он хорошо понимает, что они не то делают, и возражает Барону: «Там же яды, а в глине постоянно происходят сложные процессы, всё протечет…» — «Да нормально будет, не парьтесь. Я заслуженный горняк, я знаю, как будет. Я разрыл Коркинский разрез до пятисот метров и здесь разрою». Вот такой примерно диалог состоялся. Но в конце мы предложили проголосовать — в зале было примерно сорок шумаковцев. Среди них: учитель школы, полицейский, один товарищ из ФСБ, который предложил приехать к нему и всё оформить. Но мы-то ребята стреляные, и я попросил прислать повестку, но товарищ удивился, мол, зачем повестка: «Мы же просто поговорим, и вы нам всё расскажите…» Но мы уже и так буквально по полочкам рассказали наше видение проблемы, и добавить, по сути, нам было просто нечего.

Я, как юрист, представляю, что надо, прежде всего, понять, с кем ты имеешь дело. Кстати, откуда возникло сочетание — «Кипрская медная компания»? Мы нашли выписку из реестра. Учредитель РМК — «Тилиа Холдингс Лимитед», 99%. Я понимаю, в акционерном обществе учредители — это одно, а акционеры — это другое. То есть кто-то учредил, а потом всё может тысячу раз перемениться. И мы им направляем официальный запрос, а сами начинаем изучать, что аналогичное происходит в стране. Узнали про Хопёрский протест, про историю в Красноярске с ферросплавным заводом, про «СтопКроношпан» в Уфе … То есть в принципе мы примерно представляли себе алгоритм действия. И я нашел, что хопёрские казаки направили запрос прямо в УГМК. А по моему представлению, УГМК — это родная сестра или, может быть, мачеха РМК. Я не различаю их по сути. А казаки написали: «Хорошо, учредители УГМК такие-то, а кто ваши акционеры? Предоставьте список — и мы будем разговаривать с ними, потому что пока мы не знаем, кто вы…» Мне эта идея понравилась, значит, надо попросить РМК, чтобы они предоставили нам реестр акционеров, можно без адресов, просто поименно. Отправил такой запрос — и тишина… Потом они спрашивают: «А почему мы вам должны предоставлять реестр?» — «Ну извините, вы же на нашу землю пришли. Мы-то должны знать, кто вы и что вы?» — «Это наша тайна». — «Как тайна?» — «Вот у нас есть Алтушкин». — «И что? Вы мне объясните — кто у вас акционер?» В этот момент они заговорили: это всё Госдеп, это всё Талевлин… Я возражаю, мол, Талевлин — это одна история, Московец — другая история, Черкасов — третья история: «А вы-то сами кто?» И тишина. Они до сих пор не ответили. Потом люди от РМК стали заходить в нашу группу, участвовать в обсуждении и говорить, что всё будет хорошо. Я им объясняю: «Уважаемые товарищи, давайте так. До тех пор, пока вы не представитесь, не предоставите открыто список акционеров и не опубликуете его, мы вас заблокируем и не будем общаться с анонимом». А там у одной дамы был значок «РМК» и буквально написано — «Мария Иванова». Понятно, что это никакая не Мария Иванова, а так — от фонаря. Мы их записали в черный список — и до свидания! Такая была история… И с тех пор мы засомневались, а что это за «Русская медная компания»? И с какой стати она русская? Мы же не знаем. Может, русская, а может, и нерусская. Есть такой анекдот к месту. У украинки родился сыночек — негр. И рос он на Днепропетровщине, ходил там в школу, а потом поехал в Москву поступать в МГУ. Мамочка собрала своего «гарного украинского хлопчика» — сала ему положила в котомку, горилочки, лучка, яичек, нарядила в расшитую рубаху. Едет этот «черный

мальчик» в купе, проголодался, отрезает хлеба кусок, сала шматок — и давай его грызть большими белыми зубами. А сосед по купе — такой дедок, украинец — на него смотрит и спрашивает: «Хлопчик, а ты кто?» — «Как кто? Хохол». Дед поразился: «Так, а я тогда кто?» — «Да кто ж тебе знае. Мабуть, жид — а мабуть, москаль». Ближе к апрелю 2014-го у нас в группе было уже около двухсот человек. После каждого собрания люди подтягивались. Оповещение простое: каждый на принтере распечатает по 30 листочков — и раздает людям. У нас тогда уже появился очень хороший текст. Его предложил человек, который работает руководителем отдела маркетинга в крупной компании. Я-то юрист и не могу составлять тексты, которые за душу хватали бы. У меня всё сухо и строго. А он подсказал, что нужно по классическим канонам назвать семь причин, и так у нас появилась листовка «Семь бед — один ответ: нет!», которая теперь всё время в ходу. И когда люди стали прибывать — сразу разнеслась информация… Возникла еще идея подключить садоводческие товарищества. Надо напроситься к ним на собрания и всё рассказать тем людям, которых это особенно цепляет. Понятно, что в Челябинске иногда сложно кому-то что-то объяснить. А тут сад «Железнодорожник» в Бутаках — это же конкретно Биргильдинский участок. Я попросил Любовь Яковлевну дать контакты председателей садоводческих товариществ. А у них годовые собрания как раз в марте, апреле и мае. И тут к нам повалили приглашения — мы даже не на все приглашения смогли отреагировать. Но в моем саду в Глинке побывали, садоводы меня выслушали и тут же провели довыборы в члены правления и избрали меня. Так у меня появился этот гордый «титул» — «член правления СНТ «Глинка», и мне поручили заниматься проблемой Томинского ГОКа от имени нашего сада.

Что нами двигало и двигает? Надежда, что мы сможем отменить это строительство. Отсюда азарт, энергия, желание проявить какие-то свои способности. Например, я в отличие от Черкасова совсем не лидер — но мне очень близки эти люди, которые оказались в беде. А всякие технологические и экономические аспекты я не очень понимаю. До сих пор — пусть хоть пытают — я не скажу, что за химсостав будет в хвостохранилище. Зато многие уже разобрались в этом — и четко могут сказать, что там и как. Понятно, что и профессиональные химики подключились… Да, но меня в первую очередь интересует — с какой стати мы должны уходить со своей земли? Нам говорят, что здесь месторождение меди — ну и что? И мы тоже здесь есть… Наконец, РМК соглашается провести настоящее общественное обсуждение: «Мы должны, мы открытая компания — и всё сделаем, как положено!» Появился первый бизнес и культура 2(8)·2015

капитал

материал под названием «Оценка воздействия на окружающую и социальную среду…» Мы открыли, почитали, там аж 126 страниц — но всё какая-то ерунда. Однако появились данные, которые можно анализировать. Звонит Кривопалова, предлагает очень хорошего специалиста по воде — Светлану Васильевну Князеву. Она оказалась инженером и участвовала в проектировании металлургических заводов. Светлана Васильевна называет себя «простым советским инженером», но досконально всё знает в своей профессии. Почему у нас самые мощные доводы по воде? Потому что «водник» Кривопалова вышла на Князеву, которая в свою очередь подключила Сергея Егоровича Денисова и Раису Владимировну Казанцеву. Именно по воде у нас самые железобетонные доводы, на которые в РМК так и не могут ответить: что строительство ГОКа приведет к прямому риску заражения Шершневского водохранилища и угрозе Шеинскому месторождению подземных вод — а это питьевой источник Первомайского. У этих инженеров есть свои связи. Тут всплыла карта — ситуационный план с тектоническими разломами. И Князева показала все отметки — куда и как потекут одни стоки вод, куда другие… Я ее спрашиваю: «Вот вы мне говорите, что здесь будет депрессионная воронка от ГОКа, допустим, на пять километров. Но наш сад в Глинке всего в трех километрах от Коркинского карьера, а вода у нас есть… Как так?» — «А очень просто. Именно здесь идут два тектонических разлома: Коркинский стоит на одной плите, а Томинский — на другой. И потому, что вы пока на одной плите, — у вас вода есть. Но если еще и в Томино разроют — ваша вода может уйти». Я опять к председателю своего сада. Она в шоке: «Как, я за скважину отдала 70 тысяч!» Началась процедура оценки воздействия на окружающую среду. Мы начали составлять замечания, вопросы, предложения. У меня, например, был простой вопрос: «Расскажите нам про налоги — федеральный/региональный/местный». Такой же информации не было в принципе. Магазов сделал запрос в «РосНедра» — и пришел ответ, на который мы постоянно ссылаемся. Нам же сразу сказали, что налогов будет 30 млрд рублей. А из «РосНедра» приходит информация, что по методике, утвержденной таким-то министерством, доходы бюджета составят около 9 млрд рублей. Так у нас стала появляться информация, документы… В РМК говорили, что будет 30 млрд рублей за весь период и 1000 рабочих мест, а на проверку оказалось, что не 30, а 9. А что такое тысяча рабочих мест? У нас в одном «Роднике» больше тысячи работников. Да, может, уже с торговыми центрами перебор, но зачем нам такие глобальные проблемы? В конце концов, инвесторы могут вложиться в какие-то автомобильные или аэрокосмические производства, да вообще какие угодно… Но зачем же всё разрывать и уничтожать?! 46

бизнес и культура 2(8)·2015

Олег Магазов сделал типовые замечания на материалы ОВОС. И мы еще решили собрать замечания от людей, причем начали даже не с Челябинска, а с поселков, где уже были ячейки, со всеми мы перезнакомились, попили чаю… И так у нас собралось около 500 замечаний, которые мы все сдали под роспись.

И вот появляется объявление, что в октябре 2014 года в Долгодеревенском состоятся слушания. Стоп, но мыто совсем в другой стороне! Вот Челябинск, на север 20 км — Долгодеревенское, а на юг 30 км — Томино, Вознесенка, Полетаево, Витаминный — еще 30 км, а Первомайский — вообще другой район! С какой стати люди должны добираться через всю округу? Мы решаем провести в Челябинске митинг. Нам его без всяких проблем согласовали. И 6 сентября 2014 года в сквере на перекрестке Доватора и Воровского мы объявили митинг, на который собрались около 300 человек. Очень хорошо, позитивно всё прошло. Даже из Орска приехал Александр Мишин из группы «Орск-экология». Он нам рассказал, что они хорошо знают Юрия Александровича Короля из РМК, мол, у него своя история, свой багаж — и свои скелеты в шкафу. Он работал в УГМК директором какого-то рудника, который они бросили… Наконец, 14 октября 2014 года состоялись слушания в Долгодеревенском. Это был очень важный рубеж. И здесь мы поняли, что можем что-то сделать. Мы туда приезжаем, а там полиция, собаки, ОМОН, и подходят автобусы с молодыми людьми, как оказалось, это были студенты-волонтеры из ЧГПУ, которых организовали пиарщики РМК. Их было примерно полторы сотни, а еще «молодогвардейцы». И был один парень из Златоуста, где уже закончилась эпопея на Веселой горке, на которой мы и познакомились… Там в октябре 2013 года люди палаточный лагерь организовали и всю зиму простояли в палатках — до апреля 2014 года. И защитили свой лес! Мы заходим в зал, а там полицейские с металлоискателями лезут в каждую сумку… так, эти плакаты убрать, это убрать! Мероприятие проводил Владимир Романович Вальтер, замглавы Сосновского района. Он заявляет: «Так, кто будет «выступать» — сразу выводить. Никакого беспорядка не допущу!» И тут Алексей Гневышев забегает в зал: «Мы из Первомайского приехали на автобусе — и нас не пускают в зал, а запихивают на второй этаж, чтобы по мониторам смотреть! Почему так?» Люди начали скандировать: «Пропустить! Пропустить!» Вообще — фантастика. Вальтер посмотрел, полицейские тоже… И понеслось… Пиарщики РМК сделали большую ошибку! Сразу вышел Король и вместо того, чтобы чтото рассказать, объяснить и ответить на вопросы, — запустил 30-минутный фильм «Путешествие Саши и Маши на Михеевский ГОК».

Это чудесный фильм про то, как два подростка приехали на экскурсию на Михеевский ГОК — и им там всё понравилось. Там их посадили на большие машины, они посидели, порулили — ну, классно! И это всё показывалось людям, которые приехали в рабочее время со всей округи! Начался ропот: чего вы издеваетесь? Ропот-ропот-ропот. Тут Вальтер кричит в микрофон: «Кто будет мешать смотреть этот фильм — выводить из зала!» Я такого вообще никогда в жизни не видел: ряды людей — и у каждого ряда справа и слева стоят сотрудники полиции, и мы будто в оцеплении находимся, под конвоем. И, тем не менее, люди протестуют, протестуют, протестуют! А последней точкой кипения стал момент, когда в самом конце они вставили в ролик фотографию Путина, просто картинку, без какого-либо звука. Люди возмущаются: «При чем здесь Путин, чем прикрываетесь?» И понеслось! Тут начал говорить Вальтер — а люди кричат, мол, «сколько можно слушать, вы нам уже показали какую-то ерунду!» Король берет слово: «Я все равно скажу, что захочу, а весь шум мы из записи уберем, вырежем…» Тем не менее, надо отдать должное, после того, как Король нас целый час морозил, морозил, — нам дали воз-

можность выступить. А мы сделали очень четко: этот порядок знаем лучше, чем сосновские ребята. Мы заранее зарегистрировали в приемной администрации все наши выступления. Вот Московец записался, ему и слово. И я выступил, как только смог, потом еще говорили: отлично выступил Михаил Николаевич Лонщаков, Николаев «зажег» про Карабаш, про вечный огонь… И мы чувствуем, что настроение — в нашу сторону… Я поначалу очень расстроился насчет полицейских — думал, что они нас просто отмолотят дубинками. Но смотрю: ОМОН остался на улице, а в зале были только ребята из Сосновского РУВД. Парни стоят и слушают внимательно… То есть не на нас смотрят, кого бы стебануть дубинкой, а слушают выступающих! Потому что всё начальство уедет в процессе ротации — а РУВД здесь останется, и мы все здесь останемся. Короче говоря, по формату этих слушаний все выступили — и на этом закончилось… Мы все вышли, кровь бурлит. Но всё нормально, всё классно, все живы-здоровы, никто не пострадал… Мероприятие состоялось. Еще один важный рубеж, после которого добавилось еще много активистов… бк Продолжение на сайте bkjournal.org

А. Данилов. Интервенция олигархов. 2000 г. Авторская съемка в Карабаше с персонажем из Киндер-сюрприза бизнес и культура 2(8)·2015

царь горы

Время Вадима Соловьева Тридцать лет назад очередной (и последний!) генсек ЦК КПСС Михаил Горбачев объявил так называемую «перестройку», которая в кратчайшие исторические сроки привела к кардинальному идеологическому, политическому, экономическому перевоплощению огромной страны и фундаментальной внутренней переработке каждого ее гражданина. Одним из акторов этого процесса стал крупный челябинский руководитель Вадим Павлович Соловьев, который останется в новейшей истории России как первый губернатор Челябинской области с октября 1991-го по декабрь 1996 года. В публицистическом проекте бк — «Начало конца» — предпринимается попытка субъективного анализа нашего недалекого прошлого в воспоминаниях ряда самых разных «действующих лиц», которым так круто повезло жить в «эпоху перемен». В предыдущем номере бк в статье «Философия перестройки» своими суждениями поделился профессиональный преподаватель вуза — философ Вячеслав Иванович Липский, который был востребован прежней властью в качестве секретаря обкома КПСС по идеологии, а новой «демократической властью» в качестве опорной фигуры в администрации первого губернатора. А сегодня уже сам Вадим Соловьев представляет свою интерпретацию предпосылок «перестройки» и ее первый этап, ставший, по сути, «последним вздохом» советского государства.

описании истории нашего государства принято опираться на какие-то вехи — до и после революции, до и после войны, до и после 1991 года. В значительной мере на протяжении семидесяти лет ХХ века интерпретация отечественной истории носила идеологизированный характер. И для этого власть мобилизовала ученых, писателей, деятелей культуры и колоссальный пропагандистский аппарат. Большая часть населения принимала все должным образом: «Как хорошо в стране советской жить!..» Правда, «строители коммунизма» не имели даже ми-

бизнес и культура 2(8)·2015

На высокой трибуне. Улан-Батор, 1982

нимального представления о том, как живут люди во всем мире, особенно в развитых странах — в Западной Европе, США, Японии. Научно-технические прорывы в ХХ веке существенно изменили общественное производство и экономические отношения. У людей появились широкие возможности жить достаточно благополучно, причем не только в развитых капиталистических странах, но и в так называемых «развивающихся странах», ищущих свое место в глобальном мире. Сегодня мы невольно сопоставляем условия жизни в современной России и с западными, и с восточными странами, опираясь на исторический контекст. И вполне представляем, что, например, жизнь рабочих и крестьян в царской России до 1917 года была, мягко говоря, несладкой. Мои предки в начале ХХ века жили на территории нынешней Курганской области. В деревне сто дворов, у каждой семьи свой кусок земли. В двух зажиточных хозяйствах имелась возможность нанимать людей, остальные работали сами на себя. Дополнительные наделы земли можно было получить только на родившихся сыновей. На дочерей не полагалось. В семье — от четырех до двадцати детей. Люди жили тяжелейшим, адским трудом. Женщина рожала и на третий день выходила на покос. Никаких запоев, упаси господь! Никаких болезней! Ничего лишнего не было. Одна «лопатина» (одежда) на нескольких членов семьи. Прежде чем идти на улицу в мороз, надо было дождаться своей очереди. Летом детям попроще: можно босиком, без штанов…

Октябрьская революция и Гражданская война стали жестоким испытанием для всего народа. Сталинская индустриализация и коллективизация разрушили сельскохозяйственное производство, нанеся страшный удар по генофонду страны. Мои родители были вынуждены покинуть коммуну в Курганской области. Приехали в Челябинск с двумя детьми в поисках работы и крова. Дети погибли, когда в конце сентября начались заморозки.

На рубеже 1920–1930‑х годов в Челябинской области развернулось строительство крупных промышленных предприятий. Челябинский тракторный завод и Магнитогорский металлургический комбинат стали «флагманами социалистической индустрии» или, выражаясь современным языком, настоящими брендами Южного Урала, известными на всю страну и за ее пределами. Тяжелая промышленность нуждалась в рабочих руках. Тысячи людей по призыву партии и правительства покидали родные места, приезжали на строительство промышленных гигантов, получали инженерное образование, рабочие специальности и оставались жить и работать в городах. Опустели окрестные деревни, сельчане бросали свои убитые хозяйства, и мой отец из Курганской области перебрался в Челябинск. Вначале он устроился на работу в «Челябстрой», потом на ЧТЗ, а семья поселилась в одном из бараков «Челябстроя» — их было несколько сотен в районе нынешнего магазина «Грезы» на улице Воровского… Если в 1920‑е годы население Челябинска составляло всего 60 тысяч человек, то перед войной — около 250 тысяч, а уже во время войны достигло миллиона за счет эвакуации из западных и центральных территорий страны крупных предприятий и учреждений. Правда, после войны многие эвакуированные вернулись в родные места или отправились по вербовке осваивать Север и Сибирь — население Челябинска заметно сократилось. Только в 1977‑м число челябинцев опять превысило миллион. По официальным статистическим данным, до и после Отечественной войны 82% объема промышленного производства было связано с оборонными заказами. Производство товаров народного потребления (группа Б) было крайне ограничено. Все силы и ресурсы мы вкладывали в ракеты, в ядерное оружие, в танковые армады, в караваны боевых кораблей и подводных лодок. Наряду с низкой производительностью труда такой перекос в экономике тормозил развитие страны, что привело к серьезному отставанию от западных стран. В период Карибского кризиса у нас было 300 единиц ядерного оружия, а у США — 3000. Но уже к семидесятым годам между нами практически сложился паритет на уровне 30 тысяч единиц у каждой из сторон. На

Дворец съездов. Москва, 1983

Южном Урале были сосредоточены важнейшие производства Министерства среднего машиностроения и Министерства общего машиностроения, то есть атомной и ракетной отраслей. В закрытых атомградах (Челябинск-65, Челябинск-70, Златоуст-36) ковался «атомный щит», а в Миассе и Златоусте развернулось производство баллистических ракет морского базирования, то есть «средств доставки» ядерных зарядов до территории потенциального противника. Челябинская область, по сути, превратилась в так называемый «стратегический кластер». А, например, в соседней Свердловской области только производственные мощности одного нижнетагильского промышленного гиганта — «Уралвагонзавода» — позволяли выпускать до 3000 (!) танков в год — столько их было в целом на вооружении Франции. Кстати, сотни танков Т-72 в год делались и у нас на ЧТЗ до передачи этого производства в Нижний Тагил. Да и вообще весь Урал и Зауралье — Пермский край, Башкирия, Курганская и Оренбургская области — в значительной степени были сориентированы на развитие оборонных отраслей промышленности. В шестидесятые годы я работал на ЧТЗ, где тогда выпускались модификации тяжелого танка Т-10 и боевые машины пехоты. И, конечно, трактора: свыше 30 тысяч Т-100м и до 500 штук ДЭТ-250 в год! Когда в конце 1980‑х годов при Горбачеве из Германии выводились советские войска, наша техника исчислялась сотнями тысяч. А ведь на все были нужны рабочие руки, огромное производство металла, станков, машин… Магнитогорцы выплавляли около 18 млн тонн стали, 16 млн тонн проката, вся Челябинская область — более 25 млн тонн стали. Челябинский металлургический завод производил качественный металл для авиа- и ракетостроения. Уму непостижимо — сколько мы делали танков, ракет, самолетов, бомб, снарядов!..

Совсем юношей я сознательно вступил в КПСС и был активным членом партии. На посты и должности не напрашивался, карьера шла сама собой. Все годы учебы в техникуме исполнял обязанности старосты. В девятнадбизнес и культура 2(8)·2015

царь горы

ХIХ партийная конференция. Москва, 1988

цать стал мастером и старшим мастером на производстве танковых моторов. В двадцать один год — секретарь парторганизации, начальник технологического бюро, до 1973 года секретарь комитета ВЛКСМ ЧТЗ. Потом второй и с 1974 года первый секретарь Челябинского горкома комсомола, а с 1977-го по 1980‑й — первый секретарь обкома комсомола. Далее в течение четырех лет в Москве — заведующий отделом комсомольских органов в ЦК ВЛКСМ. В 1984‑м по просьбе первого секретаря обкома Геннадия Георгиевича Ведерникова я вернулся в Челябинск на руководящую партийную работу… Вот почему я имел достаточно полное представление о том, что происходит в нашей стране в целом и в Челябинской области в частности. Совсем еще молодым человеком я получил доступ к информации, скрытой от широкой общественности. Работая в Москве, а потом первым секретарем Челябинского горкома партии, я получал специальные бюллетени для сведения членов бюро обкома партии. Нас знакомили с секретными протоколами Политбюро и Секретариата ЦК КПСС и с некоторыми документами КГБ, где, в частности, говорилось 50

бизнес и культура 2(8)·2015

о жутких преступлениях и злоупотреблениях — фактически вскрывалось реальное положение в стране. В декабре 1979-го на закрытом заседании бюро Челябинского обкома партии первый секретарь Михаил Гаврилович Воропаев информировал нас о предстоящем вводе в Афганистан нашего «ограниченного контингента». А, например, в 1982‑м членов бюро ЦК ВЛКСМ знакомили с секретной запиской Юрия Владимировича Андропова в Политбюро ЦК КПСС, изобличающей грубые злоупотребления и нарушения «социалистической законности» в стране и конкретно в Министерстве внутренних дел, которым целых 16 лет руководил Николай Анисимович Щелоков… С 1980-го я жил в Москве и работал в ЦК ВЛКСМ. Кстати, этот главный комсомольский орган около десяти лет — с 1968 по 1977 год — возглавлял наш земляк Евгений Михайлович Тяжельников, уроженец села Верхняя Санарка Пластовского района. В 1950‑м он с отличием окончил Челябинский пединститут, позже работал его ректором, секретарем Челябинского обкома партии. На посту первого секретаря ЦК ВЛКСМ его сменил Борис

Николаевич Пастухов, который в 1982 году возглавил Государственный комитет СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. То есть первые годы в Москве я работал под его началом, а далее ЦК комсомола возглавил Виктор Максимович Мишин… Главный комсомольский орган страны был серьезной, важной структурой. Его численность составляла около 400 человек. Кроме первого секретаря, было еще 8-9 секретарей по отдельным направлениям. Я возглавлял Отдел комсомольских органов, у меня было 6 заместителей, курирующих 19 секторов, охватывающих буквально все территории. Примерно половина «личного состава» ЦК работала в нашем отделе, все важные документы по определению должны были визироваться у нас в отделе. Поэтому я имел возможность получать и анализировать эксклюзивную информацию, дающую представление о том, что происходило в стране. В начале 1980‑х годов за молодыми советскими руководителями особенно внимательно наблюдали на Западе. Я это хорошо прочувствовал на себе. Нас нередко приглашали на какие-то приемы и встречи в посольства США, Британии, Франции, ФРГ и других стран, где присматривались к тем, кто будет играть первые роли после естественного ухода старых политиков. В 1985‑м одиннадцать бывших комсомольских вожаков пригласили в США. Среди нас были в недавнем прошлом первые секретари ЦК комсомола союзных республик, один из которых уже возглавил КГБ Казахстана, другой стал

заместителем председателя Совета министров Белоруссии, а я работал вторым секретарем Челябинского горкома партии. В Вашингтоне нас встречали как почетных гостей, в Овальном кабинете Белого дома нас принял Патрик Бьюкенен, руководитель отдела по связям с общественностью в администрации президента США Рональда Рейгана. Потом нам показали Нью-Йоркскую биржу, организовали встречи с представителями крупного бизнеса в министерстве торговли и т. д. А после возвращения в Союз американское посольство организовало прием в гостинице «Москва», куда были приглашены около 300 молодых руководителей. Мы имели возможность общаться с самыми разными представителями американского истеблишмента…

10 ноября 1982 года умер Леонид Ильич Брежнев — это было как раз в День милиции. Похоронную комиссию возглавил Юрий Владимирович Андропов, который и заменил Брежнева на посту генерального секретаря ЦК КПСС. Андропов целых 15 лет возглавлял КГБ СССР, но незадолго до развязки в мае 1982 года стал секретарем ЦК КПСС по идеологии вместо легендарного Михаила Андреевича Суслова, умершего в январе 1982-го. Эту процедурную перестановку провели для того, чтобы сохранить видимость приверженности номенклатурному ритуалу.

Митинг в поддержку президента России. Челябинск, площадь Революции, 19 августа 1991

бизнес и культура 2(8)·2015

царь горы

мафии и по ее «милицейской крыше»; в Узбекистане было возбуждено знаменитое «хлопковое дело» и еще ряд громких дел о коррупции в разных эшелонах власти. Произошли «кадровые чистки», и было заменено несколько первых секретарей обкомов партии, в частности, потерял свой пост весьма влиятельный первый секретарь Краснодарского обкома партии Сергей Федорович Медунов. В то же время в столицу пригласили кого-то из перспективных руководителей из провинции. Но всетаки глубокие преобразования в стране не могли произойти в принципе! Вслед за Андроповым генсеком стал еще более больной человек — Константин Устинович Черненко, который «правил» страной чуть более года — до 10 марта 1985-го…

С Егором Гайдаром. Челябинск, 1992

В один из этих исторических дней мне довелось дежурить и принимать участие в написании некролога от ЦК ВЛКСМ на смерть генерального секретаря. Кстати, и в октябре 1980-го я также участвовал в подготовке некролога по поводу смерти Петра Мироновича Машерова, первого секретаря компартии Белоруссии, погибшего в очень странной автомобильной катастрофе. Во время погребения Брежнева 14 ноября я, как молодой номенклатурный чин, стоял на левой трибуне мавзолея буквально в двадцати метрах от края могилы. Несколько человек опускали гроб. Возможно, они переволновались от избыточной ответственности — рука у кого-то дрогнула или веревка сорвалась — и гроб уронили. Бах! Я стоял с другом Сашей Бочаровым, завотделом рабочей молодежи (позже он возглавит управление делами ЦК комсомола, будет директором издательства «Молодая гвардия»). На наших глазах все и произошло… Но драма в том, что Андропов — как и большинство членов Политбюро — был тяжелобольным человеком. Правда, страна успела почувствовать его волю. Начались кадровые перемены в высших органах партийной и государственной власти; был нанесен удар по торговой 52

бизнес и культура 2(8)·2015

В начале 1984 года я вернулся в Челябинск. Первым секретарем Челябинского обкома партии был Геннадий Георгиевич Ведерников, председателем горисполкома — Петр Иванович Сумин, а меня избрали вторым секретарем горкома партии с перспективой через год стать первым. Безусловно, московский период сыграл важнейшую роль в моей карьере. В этот период я познакомился, подружился со многими незаурядными политиками, государственными деятелями, сыгравшими заметную роль в обновлении страны. Могу назвать такие имена, которые не нуждаются в особом представлении: Геннадий Селезнев, Андрей Кокошин, Виктор Илюшин и многие другие… Я думаю, в целом мое мировоззрение оформилось во время учебы в Академии общественных наук при ЦК КПСС в 1984–1987 годах. Последующие годы и события — особенно XIX партийная конференция и I Съезд народных депутатов СССР — укрепили меня в крайней необходимости демократических преобразований в стране. Наконец, осенью 1991-го, когда обозначились политические и экономические реформы, мой путь определился окончательно. Ну, может, где-то чуть влево, где-то чуть вправо, но именно этой дорогой. Важно и то, что в отличие от многих соотечественников я не воспринимал США и вообще Запад как противника. Уже с начала 1970‑х систематически слушал радио «Голос Америки», «Би-Би-Си», «Свобода». Эти «вражеские голоса» пытались глушить — но я старался их «ловить», чтобы получить какую-то дополнительную информацию. И потом как бы закреплял ее на практике в зарубежных поездках. В 1972‑м я полтора месяца провел в Мюнхене в составе нашей делегации на Олимпийских играх. И не было у нас никакой вражды в отношениях с гражданами разных капиталистических и развивающихся стран — мы общались абсолютно нормально. Таким образом у меня формировалась внутренняя ориентация на дружеские и деловые отношения с за-

падными партнерами. В 1975‑м состоялся совместный космический проект СССР и США — «Союз-Аполлон»! Я был восхищен и воодушевлен этим событием. Большинству здравомыслящих людей стало понятно, на что мы способны, если объединим свои усилия и возможности. Работая в ЦК ВЛКСМ, я ездил за рубеж не менее 3–4 раз в год в составе небольших делегаций. Однажды довелось встретиться с премьер-министром Канады, который после заседания парламента вышел поприветствовать советских товарищей. Тогда же мы побывали на приеме у генерального секретаря компартии Канады Уильяма Каштана и не упустили возможность посетить Ниагарский водопад на границе США и Канады… А, например, в Германии мне приходилось встречаться с высшим руководством «зеленых». В Москве мы нередко принимали руководителей молодежных организаций со всего мира. У нас было подразделение, которое занималось обучением ребят из Европы, Африки, Ближнего Востока. А ЦК КПСС в партийной академии готовил будущих руководителей левых стран. Мы как бы предметно готовились к тому, что сейчас называется «открытым обществом».

Исторический 1985 год, избрание Михаила Сергеевича Горбачева руководителем партии я лично воспринял как надежду на обновление страны. В Горбачеве подкупала относительная молодость и способность свободно общаться с людьми, декларировать свои идеи. Я обратил внимание, что он еще до своего избрания генсеком встречался с Маргарет Тэтчер, о чем я впервые услышал по «Би-Би-Си», мол, это человек, с которым можно иметь дело. В 1985‑м я работал вторым секретарем горкома партии, а первым — Василий Андреевич Кривопуск (его жена была директором знаменитой 31‑й физико-математической школы). В 1986‑м первый секретарь обкома партии Ведерников рекомендовал Кривопуска на должность заместителя председателя Челябинского облисполкома — Евгения Федоровича Куракина, которого в 1988 году ненадолго сменил Борис Михайлович Исаев, а его в 1989‑м сменил Петр Сумин. Я же в 1986‑м вместо Кривопуска стал первым секретарем горкома. Когда Сумин работал руководителем исполнительных органов власти, ему нередко доставалось на бюро обкома партии за какие-то упущения. А я тогда старался настаивать на разделении компетенции партийных и советских органов и повышении роли советов в решении социально-экономических вопросов. В 1986– 1989 годах область возглавлял Николай Дмитриевич Швырев, отношения с которым у меня не заладились. Кстати, последним первым секретарем Челябинского обкома КПСС останется в истории Алексей Потапович Литовченко. Он стал первым в 1989 году и оставил свой

пост в 1991-м, когда обрушился коммунистический режим. А сам Алексей Потапович, потрясенный радикальными переменами, ушел из жизни уже в 1992-м… С Литовченко я сотрудничал с 1984 года как с генеральным директором Челябинского металлургического комбината. Меня, второго секретаря горкома партии, назначили начальником штаба по реконструкции блюминга № 3. Это такое гигантское сооружение — стан для предварительного обжимания стальных слитков большого поперечного сечения в блюмы, то есть заготовку квадратного сечения. Причем его производительность составляла до 17 тысяч тонн в сутки! На реконструкцию блюминга со всей страны на ЧМЗ прибыли дополнительно 3000 специалистов и рабочих. Мне довелось руководить сложнейшим процессом и добиться конкретного результата в очень жесткие сроки! Прежде всего, надо было из Ленинграда в Челябинск доставить новый двигатель — такой колоссальный агрегат. А еще из Челябинска в Свердловск надо было транспортировать длиннющую станину, весившую сотни тонн, чтобы заново прострогать направляющие на «Уралмаше». Причем разобрать и заново собрать весь агрегат, не потеряв ни одной гайки, ни одного болта! И мы смогли весь намеченный план работ выполнить на три дня раньше срока, прокатав дополнительно 40 тысяч тонн металла. Мы знали, что металл очень нужен стране, что он может превратиться в космический аппарат, в самолеты, строительные конструкции, то есть будет построено больше машин, оборудования, жилья… Значит — надо упираться до предела! Ну, так мы думали… Помню, как в 4 часа утра запускали машину, и все очень волновались: пойдет или нет? Я стоял наверху и смотрел, как внизу катают металл. Это был 1984 год, мне — 37 лет, колоссальные физические и психологические нагрузки… Но они выносились нормально, просто чувствовалась важность и нужность работы. Вот так вот партийным руководителям нередко приходилось управлять рабочими, мастерами, инженерами. А непосредственные начальники производства учитывали наше мнение, хорошо понимая: если что-то они сделают не так — для них это конец. В те времена рабочие и служащие получали хоть и небольшую зарплату, но своевременно, без задержек. Вот только покупать было нечего! Правда, например, на ЧТЗ в зависимости от должности и стажа работы распределялась жилплощадь. Как правило, надо было лет 15 проработать на заводе, чтобы поменять или получить жилье. Очередь велась в каждом цехе, а на завкоме (заводском комитете) профсоюзов решалась судьба каждого счастливчика. ЧТЗ хоть и строил свои дома, но совсем немного — порядка 15–20 тысяч кв. м, а в отдельные годы — до 40 тысяч кв. м. Для рабочих это был хороший стимул. бизнес и культура 2(8)·2015

царь горы

Партийным работникам, как правило, приходилось делать конкретные дела и отвечать за результат. Я лично всегда был занят — постоянно какие-то планы, штабы, комиссии, посещение предприятий, кадровые и прочие разборки. Тот же штаб на ЧТЗ проходил почти каждый день, и, как правило, надо было вникать в процесс самым серьезным образом и при необходимости поправлять, порою и в резкой форме… То же самое и в комсомольские годы. До 1973 года я был комсоргом ЧТЗ, и мы, например, ставили себе задачи по выпуску сверхплановых тракторов, которые по разрешению премьер-министра А. Н. Косыгина разрешалось передавать в союзные республики. Однажды в обмен мы получили два «ленинградских дома». И в одном из них (длинном доме у парка Победы) жили в полуторке мои родители. Мы тогда понимали экономику так: чем больше мы выпустим тракторов, тем больше будет зерна, а там, глядишь, и жить станет лучше…

Во второй половине 80‑х все издержки социалистического хозяйствования стали вылезать наружу, и во многом благодаря такой мощной публицистике, как «Авансы и долги» Николая Шмелева, яркие статьи Отто Лациса, Игоря Клямкина, Игоря Яковенко, «Огонек» Виталия Коротича… Начиналась интенсивная «переплавка» общественного сознания. Но одно дело — массы, а другое — руководители. Самые заметные статьи для меня являлись настольным материалом. Я всегда делился новыми впечатлениями с Суминым, с которым мы были довольно дружны. Однако ему было сложно согласиться с тем, что в рыночной экономике земля может быть товаром. Как это возможно — «продавать землю»? Не все было понятно и с так называемой «гласностью», объявленной Михаилом Горбачевым. Гласность предполагала донесение замыслов и объяснение действий высшего руководства партии и государства до широкого круга населения. Большинству руководителей парткомов было не совсем понятно: зачем? Ведь все члены партии, руководствуясь неоспоримым принципом «демократического централизма», просто обязаны соблюдать партийную дисциплину и неукоснительно исполнять все предписания свыше. В 1987-м, будучи первым секретарем горкома, я не мог найти общего языка со Швыревым и рядом членов бюро обкома партии. На одном из заседаний обкома я выступил за отмену 6‑й статьи Конституции СССР, преду сматривающей руководящую роль партии в управлении государством. Опираясь на тезисы Горбачева, я говорил о том, что нам надо внедрять демократические принципы управления, надо перестать руководить всеми средствами массовой информации и т. п. Члены обкома и сам Швырев с трудом переваривали сказанное мною, в ответ прозвучало: «Нам надо 54

бизнес и культура 2(8)·2015

металлом заниматься!» Я пытаюсь возражать: «Производством металла занимаются металлурги, а мы — партийные руководители — обязаны перестраивать партию, иначе страна зайдет в тупик. Ну не может однопартийная система обеспечить демократическое развитие общества и государства…» Мое выступление было подвергнуто язвительной критике в «Челябинском рабочем». Автор статьи «Новые социал-демократы», защитивший докторскую диссертацию по «Реакционной сущности Оренбургского казачьего войска», высказался об очевидном вреде моих «антирежимных взглядов». В это время на меня оказывалось огромное давление со стороны некоторых членов обкома, но я только укреплялся в своих взглядах. И вот в конце июня 1988 года состоялось знаковое событие — ХIХ партийная конференция, где Горбачев ясно продекларировал курс «на демократизацию советского общества, борьбу с бюрократизмом, гласность и правовую реформу». Во время рабочего заседания я передал лично для Горбачева записку от нескольких челябинских делегатов: «Михаил Сергеевич, посмотрите — кто сидит рядом с вами! С такими великовозрастными людьми невозможно осуществить задуманную перестройку…» В том же духе выступил и Борис Николаевич Ельцин — и мы, уральцы, его бурно поддержали. А вскоре после конференции поменялось большинство членов ЦК. И все-таки в ту пору далеко не все партийные руководители понимали сущность перемен. Для меня было абсолютно ясно: без демократизации невозможно реформировать общество и экономику — это взаимосвязанные сущности. На конференции крепко досталось главреду «Огонька» Виталию Коротичу за публикацию статьи Маргарет Тэтчер. Зато я принял ту статью как руководство к действию и до сих пор помню ее содержание. В ней были изложены принципы развития рыночной экономики и рекомендации по демократизации общества. И я уже начал думать, что разрешенное у нас «кооперативное движение» есть полумера, которая, скорее, приведет к реставрации прежнего строя. А нам же необходимо пройти какой-то знаковый рубеж, чтобы обрести новое качество. Одним из первых шагов на этом пути должна быть отмена 6‑й статьи Конституции. И, конечно, крайне актуальной стала тогда широкая разъяснительная работа по итогам ХIХ партконференции.

К концу 1980‑х у нас с Петром Суминым наметились расхождения в оценке актуальной политики и экономики. Мы с ним и раньше спорили, но по-дружески, а тут появилась заметная трещина в личных отношениях, которая со временем разрослась в принципиальные разногласия. Я старался знакомить его с публикациями западных и наших прогрессивных экономистов, убеждать в преимуществах рыночной экономики, демократи-

С Борисом Ельциным. Челябинск, 1994

ческих принципов управления, в важности политической конкуренции и т. д. Но, честно говоря, мало преуспел в этих начинаниях, хотя сам в процессе такой работы еще больше понимал, что плановая экономика объективно исключает возможность дальнейшего качественного развития страны. И что особую опасность представляет избыточная милитаризация экономики… Я полагаю, что и Политбюро ЦК КПСС, и советское правительство в эти годы вполне отдавали себе отчет в необходимости корректировки стратегического курса, но никто не мог взять на себя ответственность назвать вещи своими именами и изменить государственную политику. Горбачев до последнего держался за некий «социализм с человеческим лицом»: жилья в два раза больше, производительность труда — в 2-3 раза… Пожелания, конечно, благие — но не было никакой основы для их реализации. Что оставалось народу? С начала восьмидесятых годов продукты отпускались по талонам. Символ «потребительской корзины» — вареная колбаса с наполнителем — 500 граммов в месяц! И сейчас еще многие вспоминают 1991 год: такие-то были доходы, такой-то потенциал! 25 талонов на предметы первой необходимости и продукты питания: начиная с черного троицкого мыла и заканчивая бутылкой водки. И дикие, бесконечные очереди. Страна тотального дефицита!

В более или менее резкой форме об этом писали уже упомянутые Николай Шмелев, Отто Лацис, Игорь Клямкин, а еще академики Леонид Абалкин и Николай Петраков. Большинство из них пересматривали свое социалистическое мировоззрение, но молодой Егор Гайдар и более зрелые Гавриил Попов и Юрий Афанасьев выступали именно как рыночники и демократы с самых первых своих публикаций. Девяносто первый — время сплошных неплатежей. Никто не хотел платить по своим обязательствам, не перечислялись налоги, бюджет не наполнялся, государство погрузилось в долги. В Челябинске в конце 1991-го вместо 500 тонн молочных продуктов в день в торговую сеть стало поставляться на порядок меньше! Закончились комбикорма. Скотину кормить нечем. В отдельных хозяйствах дошло до того, что свиньи стали жрать друг друга. Однажды мне удалось уговорить Москву, и несколько эшелонов с комбикормами завернули в Челябинскую область, кажется, вместо Башкирии… Михаилу Горбачеву не удавалось справиться с намеченными преобразованиями — это стало очевидно буквально для всех. У меня были сомнения и в реальных возможностях ключевых фигур в окружении Бориса Ельцина. Хотя сам президент России резко выделялся на фоне прочих крупных руководителей страны своей заряженностью на кардинальные реформы. Но зато у меня не было никаких сомнений и никакого выбора 19 августа 1991 года. В тот памятный понедельник на площадь Революции вышли тысячи челябинцев, чтобы поддержать президента России, выступившего против ГКЧП. И я, будучи с апреля 1990 года избранным председателем Челябинского городского Совета народных депутатов, вышел на трибуну и однозначно заявил о невозможности реставрации коммунистических порядков, о необходимости поддержать демократические преобразования в стране… Я был глубоко убежден в своей правоте! Правда, в августе 1991-го еще не просматривались четкие, проработанные концепции и алгоритмы политических и экономических реформ. Да, я очень внимательно следил за тем, что нарабатывалось несколькими группами экономистов по заданию правительства… Но в самом начале пути невозможно было предвосхитить дальнейший ход истории. 28 октября 1991 года на V Съезде народных депутатов РСФСР Ельцин выступил с программной речью. Основные положения его выступления, касающиеся принципов экономической реформы, были подготовлены Егором Гайдаром, который 6 ноября был назначен заместителем председателя правительства РСФСР Б. Н. Ельцина, взявшего на себя все политические и экономические риски. Я был знаком с работами и взглядами Гайдара, представлял возможный вектор реформ на первом этапе и был готов к серьезной работе… бк

бизнес и культура 2(8)·2015

жизнь людей

Мир борьбы Александра Миллера В самом начале девяностых годов на капитанском мостике южноуральской школы дзюдо ее основателя Хариса Юсупова сменил Александр Миллер. Если уход на пенсию легендарного Хариса Мунасиповича для многих специалистов и любителей дзюдо был непонятен и удивителен, то новый статус сравнительно молодого, но результативного, успешного и уже довольно известного тренера, самозабвенно преданного дзюдо и родному городу, по большому счету, знатоков не озадачил. Тогда это решение казалось вполне логичным, естественным, объяснимым. Ровно таким оно кажется и спустя четверть столетия. Александр Евгеньевич согласился немного рассказать о тех самых девяностых годах…

*** Возвращаясь к началу 1990‑х годов, в первую очередь надо вспомнить о решении Хариса Мунасиповича Юсупова завершить свою беспрецедентную тренерскую карьеру. Тогда ему было шестьдесят с хвостиком, а мне — чуть более сорока. Как я в то время оценивал его решение, понимал ли его? Как мог объяснить уход от активной деятельности еще очень сильного и работоспособного человека? Как понимал такое «добровольное сложение полномочий» выдающимся тренером и руководителем? Честно признаюсь: поступок Юсупова был для меня неожиданным. Но сначала надо сказать о нем как о масштабной личности. Так сложилось во времени и пространстве, что именно в середине 1950‑х годов

Первопроходцы — Х. Юсупов, А. Никишин, А. Брюханов, В. Сидоров, А. Якубович, А. Комельков, В. Кошаев, Ю. Попов 56

бизнес и культура 2(8)·2015

и именно на Южном Урале он начал свою спортивную карьеру и первые тренерские опыты, еще будучи студентом Челябинского пединститута. И в это же самое время во многих союзных республиках и областях нашей необъятной Родины как грибы после дождя стали возникать борцовские школы, среди которых особенную роль сыграл наш национальный вид спортивного единоборства — самбо. И случилось так, что именно «самозащита без оружия» и стала предтечей дзюдо в Советском Союзе. Исключительные личностные достоинства — природный ум, волевой характер, незаурядная энергия и жажда деятельности — позволили Харису Юсупову войти в первый ряд советских тренеров и спортивных деятелей, которых теперь принято называть основоположниками советской школы борьбы и в известном смысле «промоутерами» японской национальной борьбы дзюдо в СССР. Я постараюсь назвать «первый ряд» тренеров и специалистов, которые заложили, наверное, самые тяжелые глыбы в основание советского и российского дзюдо. Многих из них мне посчастливилось знать лично, а о некоторых корифеях борьбы первого поколения рассказывал сам Харис Мунасипович, который застал практически всех действующих лиц отечественного дзюдо. Эти люди, которых принято называть родоначальниками или основоположниками, отдавали работе не только все свои силы, знания, таланты, время, здоровье, но и всю душу. Без этого невозможно стать выдающимся тренером и педагогом-наставником чемпионов.

Харис Юсупов и его «молодая гвардия»

*** О нашей школе борьбы и о Харисе Юсупове уже немало сказано в первом томе истории южноуральского дзюдо. Мне бы хотелось перечислить другие заметные школы в 1960–1980‑е годы, чтобы оценить место и значимость того, что было у нас в Челябинской области. И начну я с основателя знаменитой майкопской школы дзюдо, наставника олимпийского чемпиона Владимира Невзорова — заслуженного тренера СССР Якуб Коблев Якуба Коблева (1939–2012). Его же учениками были заслуженные мастера спорта Арамбий Емиж и Хазрет Тлецери. Коблев был настоящим подвижником, организатором и педагогом, который создал и возглавил единственный в мире «Институт физической культуры и дзюдо» в Адыгее. Другая очень сильная школа была в Курске. Ее основал Михаил Скрыпов (1938–2010), тоже заслуженный тренер СССР, воспитавший олимпийского чемпиона Николая Солодухина и заслуженного мастера спорта Юрия Меркулова. Михаил Скрыпов

В Киеве создавал украинскую школу самбо и дзюдо знаменитый тренер Ярослав Волощук (1926–2005). Его ученик — Сергей Новиков — стал Ярослав Волощук олимпийским чемпионом в 1976‑м в канадском Монреале. Кстати, там же взял «серебро» наш знаменитый земляк из Озерска Валерий Двойников, которого «ставил на крыло» один из основателей южноуральской школы дзюдо — Владимир Мусатов. Правда, в самом начале 1970‑х Двойников перебрался к Ярославу Ива- Владимир Мусатов новичу в Киев… Самобытная школа самбо состоялась в Узбекистане — ее возглавлял Геннадий Калеткин (1942 г. р.). Выпускник Ташкентского института физкультуры оказался выдающимся спортивным организатором. Его высоко ценили в Центральном совете ДСО «Динамо», на него обратили внимание высшие спортивные руководители страны. С именем заслуженного тренера СССР Геннадий Калеткин

Геннадия Калеткина связана целая эпоха в дзюдо, когда под его руководством сборная страны добилась больших успехов на международной арене в 1980–1988 годах. Одной из ведущих в стране была и ленинградская школа борьбы, из которой вышел легендарный Арон Боголюбов, призер Олимпиады Ярослав Керод в Токио-1964. Заслуженный тренер СССР Ярослав Керод (1934 г. р.) воспитал двух чемпионов мира — Юрия Соколова и Сергея Косоротова, а также участвовал в подготовке трехкратного чемпиона мира Александра Михайлина. И другой столп ленинградской школы — Анатолий Рахлин (1938–2013) — за 50 лет тренерской деятельности подготовил бо- Анатолий Рахлин лее 100 мастеров спорта и ряд мастеров спорта международного класса. Богата на выдающихся тренеров и атлетов была грузинская школа. Это тбилисские наставники Бидзина Мазиашвили, Анзор Маркоплишвили и Гурам Папиташвили из Гори, который воспитал Шоту Чочишвили, первого советского олимпийского чемпиона на Играх в Мюнхене в 1972 году. И можно вспомнить целую плеяду именитых грузинских борцов: первых олимпийских призеров Токио-1964 Парнаоза Чиквиладзе и Анзора Кикнадзе, а также чемпионов, призеров Гурам Папиташвили бизнес и культура 2(8)·2015

жизнь людей

чемпионатов мира и Европы Анзора Киброцашвили, Темура Хубулури… Сильная борцовская школа была в Белоруссии, Семен Гуманов которую уже несколько десятилетий пестуют замечательные тренеры Семен Гуманов (1938 г. р.) и Арнольд Мицкевич (1940 г. р.), которые воспитали Вячеслава Сенкевича, Виталия Песняка, Леонида Свирида, Руслана Шарапова и многих других, прославивших республику на международной арене. В соседней Прибалтике тоже возник мощный борцовский оазис. Вспомним превосходного литовского самбиста, а впоследствии заслуженного тренера СССР Юрия Курицына (1942 г. р.) из Каунаса, среди учеников которого такие заслуженные мастера спорта, как Петр Пономарев, Чеслав Езерскас… А в соседней Латвии Николай Филимонов вырастил Александра Яцкевича, который трижды становился чемпионом Европы. Несколько позже заявила о себе и эстонская школа борьбы — Ааво Пыхьяла сумел вывести на мировой подиум двукратного олимпийского призера Индрека Пертельсона. Назову и замечательных молдавских подвижников борьбы, которых я хорошо знал, — Василия Царану, Василия Луку и Василия Колца. У них выросла целая плеяда победителей молодежных первенств и чемпионатов страны, они также основательно развивали женское дзюдо. Вспомним и замечательного азербайджанского тренера Агаяра Ахундзаде и уникального казахстанского тренера Батырбека Сейсенбаева из Павлодара, который подготовил четырех участников Олимпийских игр в 1990‑е годы. Некоторые борцовские школы ассоциируются с названиями горо58

бизнес и культура 2(8)·2015

дов и именами главных действующих лиц: Николай Петров — Самара, Виктор Хориков — Николай Петров Красноярск, Владимир Михайлов — Электросталь, Виктор Федяев — Волгоград, Валерий Лузин — Пермь… Все эти тренеры-провидцы славились редким умением разглядеть в юном начинающем спортсмене уникальные задатки, взять на себя ответственность за его судьбу и привести к большим победам. Особое место в этом ряду занимает заслуженный тренер СССР Николай Петров (1938 г. р.). Достаточно сказать, что его первыми звездными учениками были легендарные самбисты Давид Рудман и Алексей Шор, победившие на первом чемпионате мира по самбо еще в 1973 году. Николай Федорович воспитал таких блистательных мастеров, как Хабиль Бикташев, чемпион Европы по дзюдо (1983) и победитель олимпийского турнира «Дружба-84», и Тагир Хайбуллаев — чемпион Европы, мира и Олимпийских игр. Трудно найти подобный пример в мировой практике спортивных единоборств, когда на протяжении сорока лет тренер «выдает» на мировой подиум все новых и новых чемпионов! Я мог бы подробно рассказать о красноярцах Викторе Хорикове (1938 г. р.), Владимире Щедрухине (1950–2009), Валерии Вострикове (1947 г. р.), Петре Трутневе (1948 г. р.), Льве Кузнецове и многих других. Они подготовили целый ряд известных мастеров: чемпиона Европы Олега Вакуленко, чемпиона Европы и призера чемпионата мира Олега Мальцева, трехкратного чемпиона Европы и трехАнатолий Хмелев

кратного призера чемпионатов мира Сергея Космынина, чемпиона Европы в тяжелом весе Игоря Березницкого… Нельзя не назвать крупных специалистов, руководивших сильнейшими ведомственными клубами страны. Это заслуженный тренер СССР Анатолий Хмелев, выходец из Омска, который возглавлял Центральный совет ДСО «Динамо», где собрались все ведущие самбисты и дзюдоисты Советского Союза. Еще одна могучая фигура в советском спорте — выдающийся борец, член сборной страны в 1961–1968 годах Борис Мищенко (1936 г. р.). Он был начальником команды ЦСКА и главным тренером сборной СССР в 1977– 1980 годах. После него команду Вооруженных сил и сборную Борис Мищенко России возглавил блистательный мастер (чемпион Европы-1976) и заслуженный тренер СССР Авель Казаченков (1952 г. р.). Центральный совет ДСО проф союзов возглавлял Леонид Кабанов. Это была очень серьезная организация в дзюдо, объединявшая «Спартак», «Урожай» Авель Казаченков и другие общества. Здесь как бы накапливался борцовский потенциал, а потом из этих «профсоюзных резервов» пополнялись «Динамо» и ЦСКА. Заслуженный тренер Молдавии Константин Царану возглавил ЦС общества «Трудовые резервы», где было подготовлено немало мастеров спорта международного класса и мастеров спорта СССР. А еще назову общество «Зенит» и общество «ФиС». В последнее

входили спортсмены из закрытых атомградов Министерства среднего машиностроения. Но надо признаться, что мне сейчас очень непросто вспомнить поименно всех, кого я знал когда-то в далеком и недалеком прошлом. Ярких, сильных фигур было очень и очень много. Даже их беглое перечисление подчеркивает высочайшую конкуренцию в самбо и дзюдо в 1960–1980‑е годы — то есть в то время, когда складывалась наша южноуральская школа борьбы. Олимпийские призеры. Слева — О. Степанов, справа — А. Боголюбов. Токио-64

*** Практически с первых шагов своей тренерской карьеры Харису Юсупову было и на кого опереться, и с кем посоветоваться. Мне достоверно известно, что у него сложились не только рабочие, но и дружеские отношения с первым тренером сборной СССР по дзюдо — великим педагогом, психологом Владленом Андреевым, с которым ему доводилось беседовать даже за чашкой чая. Владлен Михай лович Андреев (1924–1987) сыграл ключевую роль в «воскрешении» отечественного дзюдо, основоположником которого по праву считается Владлен Андреев Василий Сергеевич Ощепков (1892–1937), создавший в 1914 году первый в стране кружок дзюдо. Однако колоссальные социальные катаклизмы разорвали естественный ход спортивной истории. И уже ученик Ощепкова — Анатолий Аркадьевич Харлампиев (1906–1979) — совместно с Виктором Афанасьевичем Спиридоновым (1882–1944) на основе дзюдо и национальных видов рукопашного боя в 1930‑е годы создали новый вид спортивной борьбы в одежде — самбо. Особая роль Владлена Андреева в том, что в первой половине 1950‑х годов он, будучи сам отличным

самбистом, рискнул заняться дзюдо и даже сумел организовать в 1954 году первые встречи московских динамовцев с родоначальниками дзюдо японцами, а потом и первые международные турниры с венграми в 1956‑м. В то время было довольно сложно преодолеть избыточное противопоставление отечественной борьбы самбо и дзюдо. Но Андрееву таки удалось выстроить свой путь — фактически он создал первую сборную страны по дзюдо, которая уже в самом начале 1960‑х заняла заметное место на международной арене. А в 1964 году на Олимпиаде в Токио наши вчерашние самбисты: Арон Боголюбов, Олег Степанов, Парнаоз Чиквиладзе и Анзор Кикнадзе — стали бронзовыми призерами по дзюдо.

Арон Боголюбов

Олег Степанов

Парнаоз Чиквиладзе

Анзор Кикнадзе

Фото на память с олимпийскими призерами. Токио-64 бизнес и культура 2(8)·2015

жизнь людей

Харис Юсупов

Николай Кондратенков

Алексей Никишин

И как раз в середине 1960‑х у нас на Южном Урале появились первые мастера по борьбе самбо — Харис Юсупов, Николай Кондратенков, Алексей Никишин, Александр Брюханов, Владимир Сидоров, Анатолий Комельков, Юрий Попов. Первый из них и самый старший по возрасту — Харис Юсупов — возглавил секцию борьбы в челябинском «Динамо» и выступал как бы «играющим тренером». И, пожалуй, я рискну провести здесь параллель, что не только тонкое природное чутье, но и профессиональный спортивный и тренерский путь Владлена Андреева подтолкнули Юсупова к тому, чтобы наряду с самбо серьезно заняться и дзюдо. Кстати, сам Харис освоил практически все виды борьбы, начиная с национальной борьбы на поясах… Но главное, может быть, именно то, что он всегда очень чутко улавливал самое важное и нужное в данный момент времени. В начале своей карьеры в 1950‑е годы Харис стал мастером спорта, а потом и тренером по

Валерий Двойников 60

Геннадий Ившин

бизнес и культура 2(8)·2015

Виктор Мосейчук

Александр Брюханов

Владимир Сидоров

греко-римской и вольной борьбе. Затем, в середине 1960-х, занялся самбо, а добившись реальных результатов как спортсмен и тренер, вовремя «переключился» на дзюдо. Столь важное решение довольно скоро подтвердило свою состоятельность. В кратчайшие сроки на Южном Урале выросла целая плеяда блистательных дзюдоистов-самбистов. Назову только победителей и призеров престижных международных соревнований в конце 1960‑х и в 1970‑е годы. Это Валерий Двойников, Геннадий Ившин, Виктор Мосейчук, Борис Шунькин, Борис Харитонов, Виктор Бетанов, Анатолий Семенов, Хапез Искаков. В конце 1970‑х Харис Мунасипович и выдающийся подвижник челябинской школы борьбы Александр Васильевич Брюханов (1940– 2006) принимают сложнейшее решение: разделить самбистов и дзюдоистов. Брюханов, бесконечно преданный самбо, возглавил группу самбо, а Юсупов и другой наш замечательный тренер — Юрий Ефимович Попов сконцентрировались на подготовке дзюдоистов.

Борис Шунькин

Борис Харитонов

Анатолий Комельков

Юрий Попов

В 1980‑е годы высокое реноме южноуральской школы дзюдо подтвердили такие незаурядные мастера международного класса, как Сергей Горичев (1960–1996), Игорь Жучков (1963 г. р.), Дмитрий Худяков (1965 г. р.)… И, конечно, наше, можно сказать, национальное достояние — Григорий Веричев (1957– 2006), который доминировал на всесоюзной и международной арене практически целое десятилетие. А ведь спортивная конкуренция в Советском Союзе была колоссальная! Тогда ведь одних союзных республик было целых пятнадцать — попробуй для начала выиграть в родной республике, а потом еще победить конкурентов в остальных, которые теперь стали отдельными государствами. *** Мой собственный тренерский путь ведет отсчет от лета 1975 года сразу после окончания Челябинского института физкультуры, когда я начал работать преподавателем и тренером по борьбе в профтехучилище № 101. Это был бурный период

Виктор Бетанов Анатолий Семенов

Хапез Искаков

Два тяжеловеса — Веричев и Юсупов

в жизни, насыщенный сильными желаниями, впечатлениями, энергией, жаждой новых знаний и стремлением достичь зримых результатов. Я с детских лет штудировал спортивную литературу, периодические издания, ловил каждую новую строчку о своих кумирах — героях большого спорта. Я тогда уже понимал, что советские тренеры и их первые ученики осваивали премудрости дзюдо буквально в процессе соревновательной практики, особенно участвуя в международных турнирах, где буквально по крупицам собирали технические элементы и узнавали тактические нюансы при планировании важных турниров и даже отдельных схваток. Например, известно, как дотошно Якуб Камболетович Коблев расспрашивал своего воспитанника Владимира Невзорова, когда тот возвращался из Японии или Европы: «А расскажи-ка, Володя, что ты там увидел? И покажи, пожалуйста!» Вот так постепенно, основательно накапливался потенциал и создавался фундамент отечественной школы дзюдо, причем поначалу преимущественно на плечах самбо, ну а далее — аккумулируя опыт активного участия в международных турнирах в соперничестве с мировыми лидерами. И еще я хочу подчеркнуть чрезвычайно важную черту Хариса Мунасиповича, без которой, видимо, невозможно претендовать на статус «основоположника» школы борьбы.

У него была удивительно цепкая, просто феноменальная память: он помнил не только какое-то важное тренерское решение или, например, многочисленные турниры и даже отдельные схватки и поступки своих учеников, но и буквально все, чем наполнена их частная, личная жизнь… Да и к себе самому Юсупов «подпускал» довольно близко. Конечно, особенные отношения у него сложились с Григорием Веричевым — все-таки полтора десятка лет сверхинтенсивного общения! Сколько было тяжкого труда, высокого напряжения, громких побед, досадных поражений, взаимного непонимания и обид, новых взлетов и провалов, но они вместе — и это исторический факт — целое десятилетие были бесспорными лидерами отечественного дзюдо. Да, Гриша Веричев не стал олимпийским чемпионом — в 1980‑м в Москве его по молодости не рискнули поставить первым номером, далее, в 1984-м, сборная СССР по политическим мотивам не участвовала в Олимпиаде в Лос-Анджелесе, и только в 1988‑м в Сеуле ему удалось взять «бронзу». По большому счету, обидно, что главный спортивный пик Веричев все-таки не покорил, но я убежден, и это можно подтвердить статистическими данными, что в отечественном дзюдо не было более стабильного атлета, который практически всегда (за редчайшим исключением) занимал место на пьедестале в любом турнире.

И вот, пытаясь ответить себе на вопрос: почему же Харис Мунасипович так рано — в шестьдесят лет — оставил тренерскую карьеру, я прихожу к выводу, что это отчасти (а может быть, и в главном?) было связано с его личными отношениями с Гришей. После Сеула между тренером и учеником возникло заметное напряжение. Причины тут могут быть разные: и неудовлетворенность третьим местом на Олимпиаде, и накопившаяся тотальная усталость, и потеря серьезной мотивации, и, допускаю, даже влияние существенных идеологических, политических и экономических метаморфоз, происходящих в стране… Полагаю, что Веричев, как большой спортсмен, начал немножечко «перегибать палку», а в Юсупове,

Григорий — непобедимый

может быть, взыграла обида, и он сказал: «Раз вы так… я уйду…» Скажу больше: мы с ним думали вместе покинуть «Динамо» и перебраться с ребятами на базу института физкультуры в легкоатлетический манеж в парке Гагарина. Но этот разрушительный, как мне казалось, процесс вовремя остановился. Вот почему решение Юсубизнес и культура 2(8)·2015

жизнь людей

не назначал главным или старшим тренером сборной команды области. Я им стал благодаря своему труду и конкретным результатам моей тренерской работы. Фактически получилось так, что я оказался ближе всех своих коллег к тем «оглоблям», в которые надо было впрягаться и уже самому тянуть воз, что за двадцать лет нагрузил Харис Мунасипович. Но он всегда оставался рядом со всеми нами до самой своей смерти…

Тренер и ученик

пова все-таки уйти стало для меня неожиданным… Я ведь с ним много времени провел рядом, мы вместе делали одно дело, вместе молились на каждого способного ученика, и мне всегда было с ним комфортно. Это был на редкость интересный, самобытный, обаятельный человек с огромным жизненным и профессиональным опытом. У него было чему учиться хоть до ста лет. Да, наверное, для кого-то он был неудобным, трудным, но лично мне никогда не мешал, мы всегда общались запросто, часто не могли наговориться, и все это меня только обогащало — я буквально изучал его как психолога, как тренера, как педагога… И вот такое резкое решение… И все-таки мне кажется, что этот шаг Юсупова для него лично не был таким уж спонтанным. Складывается впечатление, что он все детально продумывал какое-то время и постепенно как бы уступал «свою территорию». Я имею в виду то, что все чаще и чаще мне доводилось проводить тренировки вместо него, — будто он таким образом плавно передавал мне свои полномочия, тренерскую эстафету… Меня же никто никаким распоряжением начальства или коллективным решением собрания Федерации 62

бизнес и культура 2(8)·2015

*** В советское время и даже в самые так называемые «застойные годы» большой спорт являлся зоной пристального внимания политического руководства страны. В условиях «железного занавеса» именно ведущие спортсмены и артисты представляли Советский Союз и на «диком Западе», и на Востоке. Победы наших хоккеистов, фигуристов, гимнастов, легкоатлетов и, конечно же, борцов были предметом гордости всего советского народа в целом и членов Политбюро ЦК КПСС в частности. Поэтому и организационные структуры по управлению спортом, и бюджетное обеспечение спортсменов экстра-класса было вполне достойным по советским меркам. Например, на уровне области главной организационной структурой являлся Комитет по физической культуре и спорту при облисполкоме. Правда, для участия в международных турнирах некоторое значение имели комсомольские и партийные органы, а также Комитет государственной безопасности… Ну, это понятно, поскольку облик советского спортсмена должен был строго вписываться в «Моральный кодекс строителя коммунизма». Кроме вполне определенной государственной структурной вертикали, в основных видах спорта на областном уровне создавались соответствующие «федерации». Это были общественные организации

с каким-то минимальным бюджетом для содержания небольшого кадрового состава спортивных функционеров. Однако подобные структуры, включая Владимир Тимофеев Федерацию дзюдо Челябинской области, носили скорее номинальный характер, то есть они, как правило, должны были четко исполнять решения, спущенные сверху. И вот привычная конструкция управления большим и массовым спортом рухнула буквально на глазах вслед за стремительСергей Горичев ным развалом Советского Союза. Фактически потеряли дееспособность все государственные организационные структуры, кадровые, финансовые и прочие институты, а далее начали «сыпаться» спортивные школы практически по всем видам спорта и во всех регионах России. Ровно в это время, на рубеже Дмитрий Худяков 1980–1990‑х годов, у нас в области «капитанский мостик» покидает ключевая фигура — Харис Юсупов… Прощаются с большим спортом ведущие мастера: Владимир Тимофеев, Григорий Веричев, Сергей Горичев, Дмитрий Худяков… Правда, Худякову удалось несколько раз выступить за грани-

Во главе стола — Н. Шаламов. По правую руку — Х. Юсупов, Г. Веричев, А. Миллер. 1994 г.

цей в европейских клубах, но здесь, в области, полностью свернулось почти все бюджетное финансирование. Значение областной Федерации дзюдо обнулилось. Ее председателем был Юсупов, но без привычных схем взаимодействия с властью он оказался безоружным. Что делать? И мы втроем: Юсупов, Веричев и я — хорошо подумали и пришли к выводу, что надо каким-то образом уговорить главу Курчатовского района Николая Владимировича Шаламова возглавить Федерацию дзюдо Челябинской области. Хотя к дзюдо он не имел никакого отношения, но в молодости занимался боксом, а значит, спортивная жилка в нем была. И наш замысел оказался реальным — после капитального мужского разговора Шаламов согласился… Это было в самом начале 1990‑х годов. Даже спустя четверть столетия я убежден, что мы тогда сделали правильный выбор, потому что Шаламов оказался человеком, способным, во‑первых, принимать решения, а во‑вторых, отвечать за свои слова и добиваться реального результата. Он сумел в рамках возможного как-то акцентировать административный ресурс, при-

влечь финансовые и материальные средства от спонсоров на поддержку тренировочного и соревновательного процессов в еще сохранившихся детских школах, например СДЮСШОР «Локомотив». А еще Николай Владимирович умудрился предоставить восемь квартир (!) спортсменам международного уровня, что стало для них серьезнейшим стимулом не остав-

лять большой спорт. И когда уже осенью 1991-го мы с ним вместе впервые выехали на клубный чемпионат Европы в Бельгию и выиграли его, он был потрясен, восхищен, удивлен. Этот престижный турнир посетил российский посол в Бельгии, которого тоже впечатлило наше выступление. Мы заняли первое место и получили приз — аж три тысячи долларов! Сборную Челябинска представляли Александр Тверитин, Вячеслав Шишкин, Александр Полторак, Вячеслав Прохоров, Николай Лебедев. Мы прошли 4–5 встреч и в финале выиграли у итальянцев. А еще у нас там случилась радостная встреча с земляком Валерием Двойниковым, который уже жил в Льеже и тренировал бельгийских дзюдоистов. В то время костяк челябинской команды составляли мастера спорта международного класса — Игорь Жучков, Олег Карпов, Вячеслав Шишкин, Гиви Гаургашвили и такие сильные мастера, как Леонид Бедарев, Талгат Аубакиров, Николай Лебедев, Андрей Мисягин… А наши славные лидеры Сергей Горичев, Дмитрий Худяков, Салават Мингазов уже завершали свою спортивную

Победа над поляками — О. Карпов, В. Шишкин, В. Войдан, С. Горичев, В. Прохоров, Г. Гаургашвили бизнес и культура 2(8)·2015

жизнь людей

А. Миллер, Д. Морозов, Н. Шаламов, В. Макаров

карьеру. Думаю, Шаламов, как председатель Федерации, в принципе понял, что «игра в дзюдо» стоит свеч. Кстати, он оценил наши способности по организации поездки в Бельгию — ведь там были серьезные проблемы с визами. И когда мы их решили, он увидел, что мы что-то можем. Ну а потом он уже увидел наших борцов на татами. И тогда окончательно убедился: дзюдо надо развивать, просто жалко терять накопленное богатство. И после этого мы плавно перешли на новые отношения… Как раз в это время на высокую орбиту вышел Гиви Гаургашвили, ученик Виктора Мосейчука. А еще в нашу команду стали вливаться новые силы в лице Дмитрия Морозова, Виталия Макарова, Владимира Дегтярева и Юрия Степкина. И в этот, можно сказать, исторический период роль Николая Шаламова была огромной — фактически он помог нам выжить. *** Как профессиональный тренер, я последовательно прошел все ступеньки развития. В 1975 году начинал работать с подростками в профтех училище, ряд которых буквально за считанные годы стали мастерами 64

бизнес и культура 2(8)·2015

спорта: Василий Киселев, Сергей Шумков, Александр Андреев, Сергей Киселев, Юрий Галкин, Салават Мингазов, Владимир Попов, Алексей Пономарев… Позже, в середине 1980-х, я практически помогал Харису Юсупову работать с ведущими мастерами и впитывал навыки подведения перспективного атлета к высшей ступеньке мастерства. Еще я внимательно изучал, анализировал подходы Юсупова как внимательного селекционера, способного увидеть в начинающем атлете потенциал для качественного скачка. Практически с первых шагов тренерской карьеры Харис Мунасипович зорко высматривал будущих звезд на разных турнирах и, как только улавливал, что из того или иного молодого борца будет толк, тут же, не мешкая, предпринимал необходимые усилия, чтобы пригласить его под свою опеку и создать лучшие условия. Так было с Виктором Бетановым, Анатолием Семеновым, Григорием Веричевым, которых Юсупов вовремя заприметил, уговорил переехать в Челябинск и не только создал им все условия для совершенствования спортивного мастерства, но и помог устроить их быт и получить высшее

образование. А ведь обустройство иногороднего спортсмена — дело весьма хлопотное. Кто за него брался, сумел это прочувствовать. С первых лет тренерской работы я старался ездить на все возможные турниры. Естественно, присматривался к интересным молодым соперникам, а они в свою очередь тоже относились к челябинцам с повышенным вниманием. Все-таки наша школа пользовалась уважением, и уже в 1970‑е годы в борцовской среде считалось престижным «зацепиться» за Челябинск. В 1986‑м на юношеском первенстве Советского Союза в Алма-Ате я обратил внимание на Олега Карпова из казахского городка Рудный. А не заметить его было никак нельзя, потому что Олег после, видимо, очень обидного для себя проигрыша, никого не стесняясь, забрался под судейский стол и жалобно заплакал. Это меня так тронуло! Я вообще считаю подобную чувствительность особым достоинством. Мне она дороже, чем, например, какое-то железобетонное равнодушие. Я сразу понял, что парень талантливый, как борец, удивительно резкий, стремительный в движениях. Он оказался сиротой, рос без родителей. Мы с ним хорошо поговорили и все решили. Более того, в том же Рудном оказались еще двое талантливых юношей — Вячеслав Шишкин и Талгат Аубакиров. Вот это — моя «первая тройка», которую я пригласил и устроил в Челябинске. Практически сразу были включены все необходимые ресурсы и обеспечены нормальные условия для жизни, учебы и, выражаясь штампом, для совершенствования спортивного мастерства. По крайней мере, в спортивном отношении я тогда не ошибся — каждый из них стал мастером спорта международного класса. А «вторая волна» приглашенных мною молодых борцов началась с Дмитрия Морозова. Во время отборочного турнира на первенство Европы среди юниоров в 1993 году,

Виталий Макаров и Дмитрий Морозов

где выступал наш Владимир Дегтярев, я познакомился с Дмитрием Морозовым, родом из Туапсе. В то время уже в Ельце его тренировал Константин Лямкин, который со временем стал заслуженным тренером России, правда, ушел из жизни совсем молодым. И вспомним к месту первого тренера Морозова в Туапсе — Александра Ашкенази. Но в том суровом 1993‑м в Ельце практически невозможно было создать условия для подготовки спорт сменов экстра-класса. Начинающие талантливые мастера как-то вояжировали по стране в поисках тренировочной базы. Честь и хвала Лямкину, что он искал, цеплялся за любую возможность организовать ученикам спарринги, турнирные выступления. И фактически получилось так, что он сохранил Морозова и его друга Виталия Макарова для серьезной работы в Челябинске. Я прочувствовал ситуацию, понял, что Морозову в Челябинске будет лучше, и у нас с ним состоялся открытый разговор. Я ему сказал прямо: «Дима, если тренер тебя отпустит — мы создадим все условия для жизни, для работы и достижения высоких результатов…» Морозову тогда было 19 лет. Подчеркну важный момент: в России в эти годы уже не лукавили, как в советские времена, называя наших

ведущих спортсменов «любителями». Я, как профессиональный тренер, и перспективные атлеты вполне понимали новые рыночные реалии. Два «субъекта договора» принимают взаимные обязательства: с одной стороны, гарантируются условия — материальные, финансовые и проч., а с другой стороны, на чашу весов ставится талант, упорный труд и конкретные спортивные результаты. Тогда же Морозов рассказал мне о своем земляке Виталии Макарове, одаренном молодом борце, у которого тоже не было условий для полноценной работы. А талант его был всем очевиден, и на него «положили глаз» московские армейцы. Возникла идея призвать Макарова в армию и забрать в ЦСКА, но мне удалось снять его с военного учета в Москве и поставить на учет в Челябинске… Как это случилось? Поначалу я думал обратиться к армейскому спортивному начальству, но вовремя остановился: если им прямо признаться, как я хочу заполучить этого парня, то они наверняка упрутся и не дадут: мол, самим надо. Поэтому я пошел другим путем — как бы «снизу», то есть сошелся с клерками военкомата, заинтересовал их мелкими подарочками — и они пошли мне навстречу… Только потом до армейцев дошло, как они промахнулись. Я был уже довольно опытным

тренером, получил хорошую школу под крылом Юсупова, а к этому времени мне все приходилось решать самостоятельно. Если возникало сильное желание что-то сделать, то я тут же принимал решение и старался добиться результата. Макаров перебрался в Челябинск на рубеже 1993 и 1994 годов. Они вместе с Морозовым активно и успешно выступали за Челябинск на престижных молодежных турнирах. Морозов начал выступать раньше, уже в 1993‑м он выиграл молодежное первенство Европы в Голландии, а на следующий год повторил свой успех. В 1994‑м Морозов и Макаров вместе боролись на молодежном первенстве мира в Каире. А поддержать их туда отправилась целая компания «высокопоставленных болельщиков»: председатель областной Федерации дзюдо Николай Шаламов, заместитель главы города Сергей Козлов, председатель облспорткомитета Геннадий Чариков… Вот так нам удалось пробудить интерес к дзюдо у представителей власти. Они по-хорошему загорелись борьбой — тем более успех был налицо: Макаров стал чемпионом мира, а Морозов — бронзовым призером. И в том же 1994‑м в процесс включился Дмитрий Худяков, который первым прямо заявил: «Чемпион мира получит гонорар 2000 долларов!» Морозов уже завоевал свою «бронзу», следом выступал Макаров, который, готовясь к своему выходу, вдруг заявил: «А я ведь поборюсь за первое место, за свои 2000…» Вот какой стимул появился! *** С 1994 года Худяков и Шаламов стали активно «вкладываться» в продвижение челябинских дзюдоистов на международной арене. Они как бы друг друга не касались, но каждый из них помогал реально. И вскоре капитально подключился Юрий Федоров, генеральный директор крупной строительной компании бизнес и культура 2(8)·2015

жизнь людей

КПДиСК. Мы с Веричевым и раньше подкатывались к нему, обращались за финансовой поддержкой, но ничего не добились. Чувствовалось какое-то внутреннее напряжение между Веричевым и Федоровым… А в итоге всё предрешил Сергей

Юрий Федоров

Горичев, который был свободен от всяких вторичных подробностей. На отношения между людьми и вообще на жизнь он смотрел просто и реально. В отличие от нас с Гришей, Горичев сумел достучаться, найти веские аргументы и убедить Федорова в необходимости по-взрослому вложиться в дзюдо. И это было очень здорово, потому что Федоров по натуре максималист — он не любит половинчатых решений. И если брался за гуж — то вкладывался на всю катушку. Мощное, устойчивое финансирование тренировочного и соревновательного процессов, адресная и очень солидная поддержка ведущих мастеров в короткие сроки привели к большим результатам — победам на самых престижных турнирах. Для челябинцев это был настоящий прорыв на лидирующие позиции в отечественном дзюдо. Если сравнивать с космическим носителем, Николай Шаламов стал для нас как бы первой, разгонной ступенью, которая отрывает ракету от стартового стола и выводит на ближнюю орбиту. А дальше ее подхватила «ступень Федорова и Худякова» и понесла уже на «космические высоты». Когда Юрий Борисович выезжал на международные турниры класса «А», все знатоки, специалисты обращали на 66

бизнес и культура 2(8)·2015

него особое внимание: мол, это тот самый Федоров — финансовая опора челябинского дзюдо. Он вообще был очень популярен в борцовских кругах и в России, и на международном уровне, его многие знали в лицо. Федоров заложил мощный материальный стимул: за победу на взрослых чемпионатах России он стал давать нашим чемпионам квартиры. Такого не было ни в одном городе страны. А, например, за победу на международных турнирах класса «А» полагался гонорар в 5000 долларов. Правда, выиграть такой турнир было непросто. Федоров сам разработал четкую градацию финансовых бонусов за победы на чемпионатах России, Европы и мира. И спортсменам был известен этот «прайс» — они ясно представляли стоимость каждой медали и каждой ступеньки на пьедестале почета. Таким образом, буквально три человека — Шаламов, Худяков и Федоров — сумели по большому счету заменить прежнюю систему. Лет 5–7 у нас шла идеальная работа. По всем параметрам Челябинская область стала лидировать в России — в других регионах не было ничего подобного. Нам просто повезло еще в том смысле, что все трое сами были спортсменами и, может быть, одни из первых в стране почувствовали, как надо развивать спорт в новых экономических условиях, какие создавать стимулы. В этом смысле они просто обогнали время… Я и сам, как мог, мотивировал спортсменов, пытался привлечь внимание городских и областных властей: и в кабинеты ходил, и Шаламова доставал, и Чарикова. Годы были трудные, время перезачетов, живых денег люди почти не видели. Губернатор Петр Иванович Сумин выделял Чарикову 50 тысяч рублей в день, и тот как-то умудрялся распределять их на все спортивные нужды. Мне с ним трудно работа-

Московский международный турнир — А. Миллер, Ю. Федоров, Д. Худяков

Три кита челябинского дзюдо — Д. Худяков, А. Миллер, Ю. Федоров, 2001

лось, но интересно: вечером поругаемся, а утром он подумает и решит вопрос… В 1997‑м Шаламов оставил пост председателя областной Федерации, и нам удалось привлечь генерал-лейтенанта Анатолия Петровича Суркова, руководителя налоговой полиции. Уговаривали его втроем — Худяков, я и Сергей Николаев, начальник КРУ. Вскоре Сурков съездил с нами в Париж, увидел 16-тысячный ревущий зал в Берси и понял: дзюдо — дело серьезное… Как он помогал? Административно — выход на бюджет, выход на губернатора. Ну а основную лямку продолжали тащить Федоров и Худяков. В эти годы с большим трудом нам удалось сохранить основной тренерский состав нашей школы дзюдо. Правда, ушел от работы с мастерами Александр Брюханов, на какое-то небольшое время «отвлекались от борьбы» Юрий Попов и Виктор Мосейчук, но потом снова заработали в полную силу. В других

городах области: Магнитогорске, Трехгорном, Озерске — школы самбо и дзюдо продолжали работать, хоть и с большим трудом. В Челябинске на базе «Динамо» сфокусировались на спорте высших достижений. Кто стремился к высшим достижениям — переходил к нам. Кто пытался обособиться, тот не показывал высоких результатов. Но, конечно, некоторые тренеры и спортсмены все-таки расстались с дзюдо, они стали бороться просто за физическое выживание — кто-то ушел в бизнес, а ктото и в криминал… Однако основные фигуры остались, все выдержали и работают по сей день. Владимир Зайцев В Озерске плодотворно трудились Владимир Кирсанов и Рафаил Гайнутдинов, воспитавшие блистательных мастеров — братьев Игоря и Андрея Жучковых, которые позже сами стали тренерами. Отличный тандем был в Трехгорном, где Владимир Зайцев и Александр Перевозников с нуля создали превосходную школу дзюдо. Работали они великолепно — пытливые, настойчивые, энергичные, азартные… Александр Увлекли своим Перевозников делом буквально весь город! Это вообще уникальный опыт, требующий глубокого изучения. Перевозников — просто фанат борьбы. Сейчас это крупнейший специалист — судья олимпийской категории. Двадцать лет он шел к этой вершине. Ведь судей такой категории, если я не ошибаюсь, меньше десяти на всю Россию.

*** А вообще пресловутые «лихие девяностые» были очень трудными для всех, не только для спортсменов. Но честно признаюсь, я даже не заметил, как прожил их, — настолько все было феноменально. Я был тотально занят с утра и до вечера, без выходных и проходных — тренировки, сборы, соревнования… бесконечный, безмерный труд. И именно во второй половине девяностых мы с Федоровым и Худяковым подготовили настоящий прорыв челябинцев на мировую арену. Уже в 1998–2001 годах мы добились впечатляющих результатов на европейском и мировом уровнях. Особенно сильны были в командных соревнованиях и, как правило, на всех турнирах, включая международные, показывали отличные результаты. Правда, в личном зачете наши лидеры не дотягивали до высшего уровня. На чемпионате мира 1997 года в Париже от Челябинска в сборной России был только Дмитрий Морозов, но он тогда проиграл. А в 1998‑м на чемпионате Европы в сборной страны было уже трое челябинцев: Морозов и Юрий Степкин завоевали две «бронзы», а Макаров стал пятым в личном зачете. В группе поддержки присутствовали дорогие земляки — Федоров, Тимофеев, Худяков… Кстати, со Степкиным мы ближе познакомились на клубном чемпионате Европы в Германии. Шел 1994 год, мы заявились на турнир и в первом же туре вышли на самый сильный клуб. Но в нашей команде некого было выставить в полутяжелом весе. И нам таки удалось пригласить отличного полутяжа из Курска — Юрия Степкина. И не ошиблись — он тогда выиграл, помог челябинцам. Там же мы поняли, насколько серьезно развивалось в Европе клубное движение. Тот же Степкин нередко получал приглашения выступить за разные европейские клу-

Юрий Степкин

Андрей и Игорь Жучковы

бы. Если я не ошибаюсь, его хотели заполучить австрийцы, а в России его звали в Тюмень, поскольку в Курске стало трудно рассчитывать на какую-то перспективу. Спортивная карьера — штука скоротечная, надо стараться не упустить свой шанс. И Степкин, можно сказать, его не упустил. Думаю, его внутреннее чутье правильно подсказало выбрать именно Челябинск. Ну и я, конечно, капитально поработал, чтобы его убедить. Итак, друг за другом в Челябинск перебрались Морозов — в 1993-м, Макаров — в 1994‑м и Степкин — в 1995‑м. И целое десятилетие — вплоть до 2004 года — эти звездные парни составляли ядро челябинской сборной. А еще в 1996‑м у нас появился Лаша Пипия. Правда, сам я его не выбирал, мне просто побизнес и культура 2(8)·2015

жизнь людей

рекомендовали его попробовать, хотя высоких результатов он еще не показывал. В процессе серьезной работы Пипия вышел на уровень сборной России, выиграл чемпионат страны, стал вторым на первом своем чемпионате Европы в Париже в 2001‑м после Алексея Будолина из Эстонии. Кстати, на следующем чемпионате Европы в Словении Пипия остался только пятым, хотя мог и победить. В полуфинальной схватке с Ираклием Узнадзе из Турции огромную роль сыграл авторитетный судья… тоже из Турции. А в финале соперника у Ираклия не было — Будолин снялся из-за травмы. К сожалению, впоследствии талант Пипия не раскрылся в полной мере. Такой у него был грузинский характер, с куражом… Лаша мог бы добиться многого. Я думаю, этот одаренный спортсмен реализовался процентов на пятьдесят, не больше. *** В девяностые годы основная конкуренция в стране была между дзюдоистами Челябинска и Красноярска, который представляли превосходные борцы — заслуженные мастера спорта России Сергей Космынин, Олег Мальцев, тяжеловес Игорь Березницкий, мастер спорта международного класса Сергей Клишин и многие другие. И во многом успехи красноярской школы борьбы объясняются фундаментальной поддержкой директора Красноярского завода цветных металлов Владимира Гулидова (1941–1999). В молодости он сам был хорошим борцом, а когда возглавил завод, организовал спортивный клуб дзюдо «Платина». Вот почему именно Челябинск и Красноярск спасали сборную России в то жестокое время — и спарринг-партнерами, и первыми номерами сборной страны. Питерская и московская школы дзюдо тогда от нас отставали. У Анатолия Рахлина самые звездные ученики — чемпион Европы 68

бизнес и культура 2(8)·2015

Владимир Ефремов, чемпион страны Василий Шестаков — соперничали еще с учениками Хариса Юсупова. А из московских мастеров можно особенно выделить ученика Валентина Хабирова — Александра Михайлина, который в 1997 году выиграл молодежное первенство мира и закрепился в основном составе сборной России. Но, повторяю, в процентном отношении представительство челябинцев в сборной страны всегда было высоким. Самое большое достижение — Олимпийские игры в Сиднее в 2000 году. Из шести членов сборной России по дзюдо — трое наших: Макаров, Морозов, Степкин, то есть половина команды, причем все ученики одного тренера. По этому показателю пока нас никто еще не превзошел, да и вряд ли такое может повториться. Виталий Макаров мог бы участвовать и в Олимпиаде в Атланте в 1996‑м. Он и тогда был уже очень силен, потенциально явно выше Сергея Колесникова, воспитанника Курганской школы. Считаю, что это была тренерская ошибка, поскольку Макаров накануне Олимпиады уже выигрывал в международных турнирах у двух будущих призеров Атланты. А с другой стороны, Вита-

Встреча с президентом В. Путиным. Магнитогорск, декабрь, 2000

лий был бы «темной лошадкой» для многих и мог бы взять медаль. В Сиднее олимпийскую «бронзу» завоевал Юрий Степкин, а для меня, как тренера, это была самая первая олимпийская медаль. И тут нельзя не сказать о большом вкладе в эту «бронзу» нынешнего вицепрезидента Федерации дзюдо России Дмитрия Черных. С 1999 года он активно включился в работу

Олимпийский Сидней — В. Макаров, Ю. Степкин, А. Миллер

нашей Федерации. Именно ему удалось добиться участия Степкина в Олимпиаде — в сложной ситуации он убедил руководство Федерации дзюдо России и тренеров сборной в необходимости проведения прикидочной схватки между Степкиным и Александром Михайлиным. А уже в 2001 году Черных, Федоров и Худяков внесли огромный вклад в то, чтобы достойно предста-

После победы — А. Миллер и В. Макаров

вить Челябинскую область во время торжественного чествования победителя мирового чемпионата в Мюнхене Виталия Макарова. Лично на меня, да и не только на меня, это событие произвело неизгладимое впечатление — с таким размахом, с такой щедростью в Европе никто никогда не отмечал успехи дзюдоистов. И дальше, все последующие годы, Дмитрий Черных брал на себя львиную долю ответственности за все челябинское дзюдо… *** В заключение этих кратких заметок о нашем недалеком прошлом, которые ограничиваются именно началом 2000‑х годов, я хочу еще раз вспомнить тренеров сборной СССР и России по дзюдо, с кем мне довелось общаться и работать. Я был счастлив знакомством с легендарными наставниками старшего поколения Владленом Андреевым и Борисом Мищенко. Я непосредственно работал с главными тренерами сборной страны Геннадием Калеткиным, Владимиром Каплиным, Авелем Казаченковым, Владимиром Невзо-

ровым, Валерием Востриковым, Сергеем Табаковым… Каждый из них — это большая личность, это целая эпоха в отечественном дзюдо. Я очень дорожу дружескими отношениями с Влади- Очередной успех — Д. Черных, В. Макаров, А. Миллер миром Каплиным и Валерием Востриковым — о них надо писать отсти и завоевали два «золота», два дельные книги. Сколько всего было «серебра» и «бронзу»! в их жизни — и взлетов, и падений! У меня до сих пор не укладывается *** в сознании, как можно было убрать Возвращаясь к вопросу, заданному с поста тренера сборной России в самом начале этих воспоминаний: Валерия Ивановича Вострикова попочему Харис Юсупов в 60 лет остасле триумфального выступления вил тренерскую карьеру? — я могу наших борцов на чемпионате мира уже судить о нем с высоты своего в Мюнхене в 2001 году, когда Витавозраста — середины седьмого лий Макаров и Александр Михайлин десятка, а еще из пройденного пропринесли в копилку сборной три фессионального и жизненного пути золотые медали. Тут, кстати, есть выдающихся отечественных тренеинтересная параллель — в 1976 ров. И могу сам себе признаться, году Владлена Андреева тоже сняли что у меня пока нет никакой воли с поста главного тренера после блии никаких сил, чтобы расстаться стательного выступления сборной с любимым делом, со своими ученина Олимпиаде в Монреале, где наши ками и этим восхитительным миром боролись в четырех финалах из шеборьбы…

Челябинск. ЧМ-2014 — Д. Лапотышкин, Н. Петров, В. Каплин, С. Гуманов, В. Востриков, А. Миллер бизнес и культура 2(8)·2015

спорт

Уроки чемпионата мира Фото: Дмитрий Челяпин

В последнюю неделю августа 2015 года в столице Казахстана Астане состоялся очередной чемпионат мира по дзюдо. Один из авторов «живой истории» южноуральского дзюдо, трехкратный призер чемпионатов СССР в начале 1980‑х годов Владимир Тимофеев рискнул поделиться своими впечатлениями о форуме лучших дзюдоистов планеты…

бизнес и культура 2(8)·2015

а чемпионате мира в Астане я побывал в качестве туриста и с чувством глубокого удовлетворения могу отметить, что подобное «качество» имеет свою эмоциональную и эстетическую окраску. Но конечно, по большому счету, ничто не может сравниться с тем предельным напряжением всех сил и энергетическим «выбросом», когда ты сам выходишь на ковер против достойного соперника на турнире мирового уровня. Как турист, я могу заключить: самая высокая организация чемпионата мира была именно у нас в Челябинске. И это не проявление местного патриотизма, а объективная реальность, чему есть масса свидетельств и доказательств. Если сравнивать уровни проведения чемпионатов мира, на которых я побывал, то на второе и третье места я бы поставил Токио-2010 и Париж-2011, а четвертое и пятое место поделили, на мой взгляд, Роттердам и Астана.

Ветераны большого спорта: Сергей Долгоаршинных и Владимир Тимофеев

Это совсем не значит, что в Астане мне не понравилось. Напротив, по организации спортивной части турнира во дворце спорта «Алау» никаких серьезных претензий не было, хотя траектория перемещения спортсменов после выступления на татами и в тренировочную зону все-таки была нерациональной. И еще я слышал от своих товарищей, что журналисты, освещавшие чемпионат, высказывали недовольство организацией питания в пресс-центре. Но мне бы не хотелось подробно расписывать все плюсы и минусы

организации турнира — все-таки важнее спортивные результаты. В первую очередь сборной России и, конечно, челябинцев. И очень интересно оценить общий уровень мастерства лидеров мирового дзюдо, сравнивая его с нашим далеким и недалеким прошлым. В отличие от некоторых специалистов я не считаю выступление сборной России в Астане провальным. Две серебряные медали — это не две «бронзы». Наши ребята боролись в двух финалах из семи весовых категорий, что в принципе неплохо. А если бы победили в обоих? Ведь два «золота» — большой успех для любой сборной! Тем не менее я бы назвал провальным качество борьбы членов нашей сборной. Даже уровень серебряных призеров чемпионата — Михаила Пуляева и Кирилла Денисова — оставляет желать много лучшего. Точнее, их борьба заставила меня усомниться в ее качестве. В предварительных схватках они выигрывали на классе, на шидо. И у того, и у другого лучшими были схватки за выход в финал, когда оба выиграли убедительно — по два ваза-ари. Но в финале ни Пуляев, ни Денисов практически ничего не показали. И у меня возникло ощущение: была бы другая жеребьевка — с такой борьбой они бы далеко не прошли. Мы прекрасно видели, какие сильные приехали корейцы, узбеки, монголы, грузины. Многие из них даже не были сеяными и могли попасть к кому угодно, в том числе и Денисову. Хорошо, что попались именно те, что ему по силам, и поэтому он достаточно ровно продвигался к финалу… Понятно, у всех проигравших членов сборной России качество борьбы было еще хуже. Но любопытно, что в Астане проиграли почти все прошлогодние чемпионы мира и олимпийские чемпионы Лондона и Афин. Буквально все, кроме несокрушимого француза — Тедди Ринера. А вспомним, как блистательно боролись в Челябинске, например, наш

ЧМ-2015 по дзюдо в Астане. Весовая категория 66 кг — М. Пуляев (Россия), Ба-Ул Ан (Корея), Р. Собиров (Узбекистан), Г. Поллак (Израиль)

ЧМ-2015 по дзюдо в Астане. Весовая категория 90 кг — К. Денисов (Россия), Донг Хан Гвак (Корея), М. Бейкер (Япония), В. Липартелиани (Грузия)

К. Денисов — Г. Елмонт, Голландия

К. Денисов — Б. Гвиниашвили, Грузия

М. Пуляев — Д. Ларош, Франция

бизнес и культура 2(8)·2015

спорт

Камал Хан-Магомедов или чемпион афинской Олимпиады Илиас Илиадис из Греции! Тогда они просто поразили своей победительной натурой даже умудренных знатоков дзюдо. Однако в Астане их будто подменили. Я даже не поверил, что передо мною Илиадис… Что происходит со звездными атлетами? Лишь мгновение ты наверху — и стремительно падаешь вниз? И наши олимпийские чемпионы Лондона Арсен Галстян и Тагир Хайбулаев бездарно провели свои схватки в командной борьбе. Я уже не говорю о челябинце Денисе Ярцеве, который в первой же схватке за команду дважды улетел на ваза-ари. Но опять вспомним, как великолепно выступил Денис в прошлом году в Челябинске! Чем объяснить подобные метаморфозы? Выходит, что пиковая форма борца экстра-класса — лишь краткий миг?! Чемпионат мира длится ровно неделю. И каким ты будешь в тот или иной день — на том месте и окажешься. Атлет может быть в великолепной форме, скажем, 17 августа, но уже 25-го ничего из себя не представлять. Как сфокусироваться в самый ответственный момент? Это великое искусство! При непосредственной подводке к ответственному старту может возникнуть масса тончайших нюансов, моментов. Ведь когда спортсмен набирает предельно высокую спортивную форму, когда он буквально звенит от избытка сил и энергии, — он может элементарно простудиться… Такое нередко случается. А еще спортсмен экстра-класса всегда рискует перетренироваться и «сдуться» в одночасье.

«Золото» Тедди Ринера 72

бизнес и культура 2(8)·2015

езусловно, желательно и необходимо основательно проанализировать борьбу каждого члена сборной команды России. И ответственные специалисты просто обязаны это сделать. Хотя, пожалуй, они и не обязаны публиковать подробный анализ. Но нам, рядовым любителям дзюдо, были бы очень интересны мнения авторитетных экспертов. Я же могу только немного коснуться выступлений своих земляков.

Первая пятерка сборной России — Арсен Галстян, Денис Ярцев, Хасан и Хусейн Халмурзаевы, Тагир Хайбулаев

Сборная России на трибуне

На мой взгляд, такой выдающийся мастер, как Мансур Исаев, явно вывалился из тренировочного и соревновательного процессов. Несомненно, сказался длительный перерыв в связи с травмой и лечением. Мансур явно не набрал спортивную, точнее, соревновательную форму. Насколько я знаю, у него в 2015 году было всего два турнира — в июне в Монголии и в июле в Китае. И всё! Но это крайне мало! Поэтому ему придется шаг за шагом опять проходить все стадии подготовки. Да, конечно, и сейчас очевиден его высокий класс. Он великолепно чувствует себя и переигрывает соперника в обоюдоострой, плотной борьбе. Но отсутствие турнирной практики не позволяет тактически верно построить схватку с непонятным соперником или адекватно реагировать на нерасчетную ситуацию. Я не представляю, как сегодня в сборной страны ведется подготовка спортсмена к каждой схватке, но спарринг-партнер, помогающий борцу непосредственно перед выходом на татами, не должен ограничиваться ролью чучела для разогрева. Спарринг-партнер под руководством тренера должен ко всему прочему тактически настраивать борца на схватку и изображать

Мансур Исаев

именно того соперника, с которым ему предстоит бороться. И обязательно четко смоделировать первые 30–40 секунд схватки — показать возможные захваты со стороны противника и попытаться сделать конкретные броски, позволяющие заранее прочувствовать предстоящую борьбу. Вот Исаев выходит на вторую схватку с черногорцем и заведомо должен представлять, как нужно сорвать захват соперника, как навязать свою борьбу. Всё надо «проиграть» до старта и обязательно продумать тактический рисунок схватки. Этот черногорец не просто выскочил, как черт из табакерки, которого никто не знает. Он достаточно известный борец, призер международных турниров. И Исаеву нужно было уже по сетке сориентироваться и заранее просчитать, с кем из соперников придется бороться.

Кирилл Денисов в партере и на подиуме

Мансур выиграл первую схватку у чеха и уже ясно представлял, с кем будет бороться в следующем круге. Кстати, про черногорца можно было подумать и на учебно-тренировочных сборах, а по ходу турнира заведомо оценить вероятность встречи и определиться с тактикой. А что касается этого самого черногорца, честно говоря, я бы за такую борьбу нещадно дисквалифицировал. У него была примитивная задача — не постараться самому бросить, а не дать бороться сопернику. Такая нудная имитация с псевдопопытками что-либо сделать… А на самом деле — банальный уход от борьбы. Черногорец изображал как бы попытку броска через голову, будто бы выводя соперника из равновесия. За что вроде и наказывать нельзя — то есть за стягивание в партер не накажешь. Но беда в том, что предупреждениями наказывали самого Исаева. Это вообще ужасно! Я с такими соперниками встречался когда-то. С ними надо обязательно знать, как правильно бороться, а не идти у них на поводу. Вот он клюет, клюет, вниз падает, падает — так ты возьми и сделай что-то, чтобы пресечь. Кстати, в весе до 81 кг олимпийский чемпион южнокореец Ким Джэ Бом тоже пытался сделать бросок с упором стопы в живот, а соперник вроде бы обозначил боковую подсечку, и в итоге все выглядело так, будто кореец попал на подсечку и упал на иппон. Вот и Мансуру надо было заранее что-то придумать, какую-то заготовку… Кирилл Денисов порадовал тем, что не «сдыхал» и держался до конца каждой схватки — то есть функционально выглядел очень хорошо. И в полуфинале вообще боролся превосходно — то была его лучшая схватка. Правда, в первых кругах Кирилл выглядел

неубедительно, выигрывая только на шидо. И во время финальной схватки с корейцем Донг Хан Гваком, которую я еще раз внимательно посмотрел в сети, у Кирилла не было ни одной попытки, ни одного движения, чтобы переломить борьбу. Они боролись все пять минут, кореец бросил Денисова на ваза-ари, за который можно было бы дать и иппон. И ничто не говорит о том, что Кирилл мог выиграть, хотя парню из Южной Кореи всего 23 года. Что касается Рената Саидова, то ему еще многого не хватает — работы руками, ногами, технической оснащенности, тактических наработок. Он, безусловно, одаренный борец, наверняка честолюбивый и перспективный, но ему надо научиться навязывать свою тактику борьбы, а не бегать за соперником или от него. Сложилось впечатление, что Ренату не хватает мужской жесткости, духа победителя и, возможно, общей выносливости. Но позже я узнал, что Саидов решил выступать, будучи не совсем здоровым — он не оправился после болезни за три недели до старта. Допускаю, что ему не хватило смелости отказаться от участия в чемпионате. Хотя его тренер Александр Миллер мне признался, что и в Челябинске в 2014 году у Рената была температура 38, но он умудрился выступить лучше, чем в Астане. А по мне, если ты все-

Ренат Саидов бизнес и культура 2(8)·2015

спорт

бизнес и культура 2(8)·2015

спорт

VIP-трибуна

таки вышел на ковер, надо бороться до конца, до упора, что называется — умереть. Нельзя бороться вполсилы — тогда лучше вообще не выходить, а коль вышел — обязан себя показать! Саидов — талантливейший парень, но, может быть, в нем изначально не был заложен прочный стержень, и поэтому его надо как-то выковывать психологически.

удрый Владлен Андреев, на протяжении 14 лет готовивший

бизнес и культура 2(8)·2015

сборную СССР к трем Олимпиадам, судил так: «Я довольно просто оцениваю и выбираю тех, с кем работать. Если человек выходит бороться и пять раз сам бросает, а его бросают семь раз и он проигрывает — то с ним можно и нужно работать. Если же спорт смен, проигрывая по ходу схватки, ничего не предпринимает для того, чтобы переломить ее ход, с таким лучше не работать». С одной стороны, это жестко, но с другой — как с ним поспорить?

Перефразируя мысль Андреева: если человек проиграл в борьбе и выплеснулся, выложился без остатка, но проиграл, хотя сам бросил на пять юко, но ему два ваза-ари сделали — ну что тут поделаешь? А если борец упал и даже не попытался что-то предпринять — тут совсем другое дело. Андреев так говорил и действовал, исходя из того — советского опыта, своего места и времени. У него была сборная команда Советского Союза — уйма народа из всех пятнадцати союзных республик! И плюс Москва, Ленинград, да еще разные ведомства, спортивные общества! На место в сборной команде в каждой весовой категории претендовали до пятнадцати человек, примерно равных по силе друг другу. У главного тренера, если выражаться цинично, был «переизбыток человеческого материала». И он себя особенно не утруждал: да, парень талантливый, но характер не бойцовский — до свиданья. А сейчас даже у такого результативного личного тренера, как Александр Миллер, просто нет качественного притока новых мастеров. И ему приходится работать с теми, кто есть, и умудряться пестовать из них мастеров экстра-класса. Проблема в том, что сегодня фактически обесценился чемпионат России, нарушился принцип конкурентного отбора в сборную страны. В мозги влезло что-то чужое, неспортивное. Я в свое время не выступал за сборную СССР, хотя неоднократно тренировался с составом сборной. Поэтому представляю, что тогда тренеры сборной отталкивались от методики Андреева — во время соревнований члены команды должны были друг другу помогать. Очень обидно, что в Астане мы проиграли в командной борьбе. Я давно болею за Дениса Ярцева, верю, что он способен на многое. И все предшествующие события прямо или косвенно на это указывали, кроме Европейских игр в Баку, где Денис стал только пятым-шестым. Здесь ему не доверили места в личном турнире, а опять

только в команде. И я подумал: ладно, если Исаев или Муса Могушков проиграют, а Ярцев хорошо выступит в команде, это будет в его пользу, ведь впереди — олимпийский сезон, надо же себя хорошо зарекомендовать. К сожалению, не получилось. Ярцеву снова да ладом придется доказывать свою состоятельность на самых престижных турнирах «Большого шлема» и на чемпионате Европы-2016 в Казани. Надо опять проходить длинный и тяжкий путь, набирать очки, повышать рейтинг, зарабатывать лицензию на Олимпиаду. Всё в его руках… Как и в руках Исаева. Правда, у Мансура есть дополнительный мощный стимул — защитить звание олимпийского чемпиона, завоеванное в незабываемой финальной схватке с японцем Рики Накая. Для японских дзюдоистов звание олимпийского чемпиона — как для альпиниста покорение Эвереста.

Ясухиро Ямасита изучает календарь ЧМ-2014

Однажды серебряный призер Олимпиады-1988 в Сеуле Владимир Шестаков рассказал мне историю, как он, будучи президентом Федерации дзюдо России, в самом начале 2000‑х годов встречал в Москве гостей из Японии во главе с Ясухиро Ямасита. И японцы попросили Шестакова показать зал, где проходил турнир по дзюдо во время московской Олимпиады-80. Известно, что Япония ее бойкотировала в знак солидарности с США и несколькими европейскими странами. Наконец, спустя много лет, японцы оказались в том самом олимпийском дворце спорта и будто бы погрузились в нирвану. Они медленно бродили по залу, замирали, закрывали глаза, словно представляя себе, что они могли бы здесь бороться и стать олимпийскими чемпионами. Кстати, и сам Ямасита пропустил ту Олимпиаду, но зато выиграл в 1984‑м в Лос-Анджелесе. А ведь некоторые великие японцы готовились именно к московской Олимпиаде, но не попали и лишились своей мечты. Кстати, первый и единственный до ЧМ-2014 в Челябинске чемпионат мира по дзюдо в нашей стране проводился в Москве в далеком 1983 году. Тогда родоначальники дзюдо выступили блистательно, победив в четырех весах. Чемпионами мира в Москве стали Хидэтоси Наканиси (71 кг), Нобутоси Хикагэ (78 кг), Ясухиро Ямасита (95+) и Хитоси Сайто (абсолютная категория). Но справедливости ради замечу, что японцы выступают порою

неровно. Да, они могут просто подавить почти всех — в Астане у них в личном зачете три «золота», два «серебра» и две «бронзы» плюс победа в командном зачете. Но вот на Олимпиаде-2012 в Лондоне японцы не победили ни в одной весовой категории! А в некоторых весах вообще не выиграли ни одной медали! Но зато можно вспомнить, как в далеком 1973 году на чемпионате в швейцарской Лозанне японцы забрали абсолютно всё «золото» — во всех шести категориях! Да еще четыре «серебра» и одну «бронзу»…

порт высших достижений так же трудно детерминировать, как и вообще жизнь людей. Крайне сложно предугадать результаты выступления любой команды или отдельного атлета на престижном международном турнире. Мансур Исаев накануне лондонской Олимпиады проиграл челябинский чемпионат Европы — вылетел уже во второй схватке. Кто мог знать, что он победит в Лондоне? Кто мог предсказать с уверенностью его яркую, безоговорочную победу? Даже Миллер не мог. Скорее тренер смог бы назвать причины, по которым сборная могла провалиться на Олимпиаде-2012. Однако, напротив, случился большой успех! В связи с подготовкой к Олимпиаде в Рио-де-Жанейро могут возникнуть, казалось бы, очевидные вопросы. Если у спортсмена выстроены отношения с главным тренером сборной и есть кредит доверия (несмотря на какие-то бизнес и культура 2(8)·2015

спорт

отдельные неудачи), тогда что же для него является предпочтительнее: а) активно участвовать в престижных турнирах, выигрывать-проигрывать, накапливать соревновательный опыт; б) целенаправленно, последовательно готовиться по индивидуальному графику и определенной методике с акцентом на учебно-тренировочный процесс, не растрачивая нервную, физическую и психическую энергию на какие-то турниры? Но на эти вопросы нет однозначного ответа. Принципиально всё зависит от того подхода, какой исповедует главный тренер. Положим, спортсмен заручился мнением руководства сборной и твердо знает: как бы он ни выступил, например, в Астане, в Казани на чемпионате Европы-2016 или других крупных международных турнирах, он все равно будет бороться на Олимпиаде в Рио-де-Жанейро. И в таком раскладе есть безусловный плюс — спортсмен раскован, спокоен, может четко распределять по месяцам силы и соревновательную нагрузку, участвуя в отдельных турнирах, но не переживая, что если он сейчас — не дай бог! — проиграет, то его исключат из сборной. В этом смысле очень показателен противоположный опыт сборной Японии. Если раньше японец на международном турнире проигрывал хотя бы одну схватку иностранцу, то путь в сборную и участие в официальных 78

бизнес и культура 2(8)·2015

стартах для него были закрыты. Поэтому японцы выходили на каждую схватку — с французом, советским борцом и проч. — как на последний бой! «Последний бой — он трудный самый…» Что чревато серьезными перегрузками. Поэтому может быть полезно, когда спортсмену не грозит вывод из сборной, и он ведет себя спокойно, уверенно и хорошо борется… Но такой подход может иметь и негативные последствия. Если спортсмен не напрягается, не преодолевает сопротивления, он может начисто выключиться из реальной конкурентной среды. И может потерять необходимый тонус, который придает постоянное «тестирование» в соревновательном процессе. Тут и возникает риск потерпеть неудачу даже в контрольных схватках во время учебно-тренировочных сборов перед важными турнирами. Вспомним, как участие Юрия Степкина в сиднейской Олимпиаде буквально до последнего момента было под вопросом. И только контрольная схватка между ним и Александром Михайлиным, которую Юра выиграл броском на иппон, разрешила эту загадку. Не помню точно, но кажется, в июне 2000-го состоялась та схватка, после чего около двух месяцев Степкин целенаправленно готовился к Олимпиаде. И в принципе он хорошо выступил, хоть в одном месте и висел на волоске…

Поэтому кто может знать или предугадать, как всё сложится через год в Рио-де-Жанейро? Сколько существует вообще спорт и, в частности, спортивное единоборство — столько и возникает непредсказуемых ситуаций! Люди разные, времена разные, ситуации разные. Хотя для спортсмена, который входит в «первую обойму», хорошо, когда есть определенность по поводу его участия в Олимпиаде. Но как быть тому, кто остановился от него в одном шаге? Он-то ведь тоже посвятил спортивной карьере годы напряженного труда. Каково сознавать, что его постоянный соперник уже однозначно первый номер, и что ему остается делать? Приведу красноречивый пример Анатолия Ларюкова, считавшегося в середине 1990‑х вторым номером сборной России в весе 73 кг после Виталия Макарова. В 1997 году Анатолий перебрался в Белоруссию, чтобы в качестве явного лидера белорусской сборной готовиться к Олимпиаде в Сиднее. И там он выступил успешно — стал третьим призером, выиграв по ходу у чемпиона мира Джимми Педро. А позже, в 2002 году, Ларюков принес сборной Белоруссии «золото» на чемпионате Европы в Мариборо и еще несколько громких побед в самых престижных турнирах. Такая вот характерная история, когда атлет не захотел довольствоваться второй ролью в сборной. Когда же спортсмен попадает «в обойму», как бы в «касту неприкасаемых», прежде всего, нарушается спортивный принцип. И это чревато определенным ущербом. Да, Кирилл Денисов сейчас считается первым номером нашей сборной в весе 90 кг — и, безу словно, по праву. Но есть и такой сильный мастер, как Кирилл Вопросов, который мало уступает Денисову, разница между ними — в миллиметр. Но Вопросов практически не у дел и его тренер тоже. У них нет никакой мотивации упираться в стену. Кто виноват? Что делать? Уезжать в другую страну? Но не каждый способен решиться на такой шаг: у кого-то

Мансур Исаев и Александр Миллер. Астана, 2015

семья, дети или пожилые родители, за которыми надо ухаживать, — ну масса причин может быть, и не только семейных. На мой взгляд, самое главное — если сопоставить и проанализировать всю совокупность факторов, влияющих на принятие важнейших решений, — то спортивный принцип превыше всего!

ля чего люди посвящают свои лучшие годы большому спорту? Чтобы добиваться высших спортивных результатов — побед в самых престижных состязаниях мирового уровня. Если спортсмена лишают такой возможности по каким-то косвенным — не спортивным — причинам, то зачем ставить на карту свою судьбу, свое здоровье? Уж лучше заняться обыкновенной физкультурой. Чем плохи прогулки в парке в тапочках? Можно спокойно ходить-бродить, даже разок подтянуться на перекладине, два раза отжаться от пола, попробовать сделать уголок… Ну замечательно же! И всем будет хорошо! А ведь кроме спорт сменов есть еще их личные тренеры, которых тоже задевает за живое нарушение спортивного принципа. Серьезный тренер всегда нацелен на большие результаты, на победу. Кстати, о тренерах. Много лет я знаю Александра Миллера, ставшего главной опорой южноуральского дзюдо после ухода Хариса Юсупова. И могу заметить, что по способности Миллера «держать удар» его невозможно ни с кем сравнить! Я просто не встречал человека с более гибкой

и в то же время удивительно устойчивой психикой. Возьму на себя смелость сравнить Миллера с Харисом Юсуповым, который многому его научил, потому что ученик оказался очень способным. Причем настолько способным, что в итоге сумел превзойти своего учителя в умении выстраивать отношения с людьми. Харис Мунасипович, безусловно, был человеком редчайшего обаяния. Когда он начинал о чем-то говорить с самыми разными людьми, практически любой собеседник невольно проникался к нему огромной симпатией. Правда, когда он попадал в когорту себе подобных «монстров борьбы», как, например, Ярослав Волощук, Михаил Скрыпов или Якуб Коблев, — Юсупов как бы терялся и мог

повести себя неправильно, и в 1980‑е годы он всё реже и реже бывал на сборах главной команды… Отчасти поэтому Гриша Веричев чаще ездил один… Зато Миллер уже несколько десятилетий умудряется сохранить статус-кво в тренерском сообществе. Он неизменно старается строить нормальные отношения с людьми, а не разрушать их. Он ни про кого плохо не говорит, что бы ни чувствовал на самом деле. Это тот самый классический случай, когда ученик всему научился у своего учителя и в чем-то его превзошел. В 2000‑е годы Миллер постоянно входил в тренерский совет сборной России. В главной команде страны нередко бывает по троечетверо челябинцев в семи весовых категориях! Это же просто нонсенс! Да, в Астане воспитанники Миллера — Мансур Исаев и Ренат Саидов — выступили неудачно. Но я был рядом и видел, как тренер держал болезненные удары — по-мужски, без истерик и сетований на кого бы то ни было. Он там же стал намечать новые планы подготовки, исходя из полученных уроков, прикидывать, на чем конкретно сосредоточиться в подготовке к новым стартам. А ведь в свои годы, имея за плечами сорок лет непрерывной тренерской карьеры, Миллер уже мог бы ничего и никому не доказывать! Ну, разве что самому себе… бк

Прощай, Астана... бизнес и культура 2(8)·2015

философия

АЛЕКСАНДР ЧУПРОВ

Философ Александр Чупров рассуждает о «времени» как фундаментальной философской категории… Что же такое время? Кто смог бы объяснить это просто и кратко? Августин Блаженный. Исповедь. Кн. XI, гл. XIV.

***

Объяснить — значит сделать ясным то, что человеку представляется смутным, темным, чудесным или чудовищным. Объяснить — это еще и указать на то, чем порождено какое-то загадочное явление и каковы его последствия. Самое простое и краткое объяснение того, что мы называем временем, содержат мифы, которые на заре своей истории создавали почти все народы мира. Например, греки. В древнегреческой мифологии рассказывается о трех поколениях богов. Первое поколение — это даже не боги, а хтонические (буквально — земляные) чудовища, вышедшие из Хаоса. Правили ими Уран (небо) и его супруга Гея (земля). Уран был столь плодовит, что Гея страдала от переполнявших ее чрево зачатых детей и потому уговорила своего младшего сына, бога-титана Кроноса (Хроноса), оскопить серпом своего отца.

Гея страдала от переполнявших ее чрево зачатых детей и потому уговорила своего младшего сына, бога-титана Кроноса (Хроноса), оскопить серпом своего отца Так власть чудовищно плодовитого Урана перешла к Кроносу (Времени), пожиравшему собственных детей. Но Рее (жене Кроноса) удалось обмануть мужа, подложив ему вместо новорожденного камень, завернутый в пеленку, и таким способом сохранить жизнь одному из сыновей — Зевсу (светлому небу). 80

бизнес и культура 2(8)·2015

В войне с титанами победил Зевс, олицетворяющий Закон мироздания, которому подчинено всё. Даже всепоглощающее время. А сам Кронос превратился в пуп земли. Таким образом, время стало причиной самой духовности, ибо Закон мироздания — это не природная стихия (огонь, вода, земля, воздух), а идея, Логос, вселенский разум.

***

Миф — это не легенда, рассказывающая о полузабытых «делах давно минувших дней». Миф в аллегорической форме говорит о том, что было, есть и будет всегда. Говорит о самой вечности (символом которой является круг), в которой времени досталась хотя и важная, но не главная роль, ибо время всегда временно и является формой существования конечных вещей и простых смертных. Со временем древние мифы как бы «расслоились», став основой развитых религий, а те, в свою очередь, породили своего «заклятого друга» — рационально-теоретическое миропонимание, то есть философию. Каждая религия обрела статус сакральной ценности. Философии досталось уважение людей образованных и не очень. А миф стал восприниматься как красивая сказка. Конечно, античные философы не могли не размышлять о том, что такое время. Самое известное определение это-

Время всегда временно и является формой существования конечных вещей и простых смертных

го понятия принадлежит Аристотелю: «Время — это мера движения». Но, как пишет А. Н. Чанышев, Аристотель не мог не заметить парадоксальности (правильнее было бы сказать «тавтологичности») этого определения, ибо движение, в свою очередь, — это мера времени. Поэтому Аристотелю ничего не оставалось, как уточнить, что мерой времени является не всякое движение, но лишь движение небесной сферы, которое он назвал (кто бы сомневался!?) «кругом времени». И в его честь в древнем Египте и Месопотамии сооружались храмы. Есть одна любопытная деталь в аристотелевском учении о времени, к которой мы еще вернемся: «Если время — мера движения, то это предполагает число (…) число же должно кем-то считаться, поэтому время без души существовать не может» (См. Чанышев, А. Н. Курс лекций по древней философии. — М.: Высшая школа, 1981. — С. 319) . Первым, кому удалось «разорвать» представление о цикличности времени, которое господствовало в античности, стал Августин Блаженный. Тема времени в его знаме-

Суть концепции Аврелия Августина такова. Бог пребывает в вечности, а время — в душе человека. Прошлое — это память. Настоящее — созерцание. Будущее — надежда нитой «Исповеди» (400 г.) — центральная. Отец христианской церкви посвятил ей в XI книге двадцать глав, считая вопрос о сущности времени едва ли не самой большой загадкой для человеческого разума. Особенно для разума верующего христианина, который не мог не задаваться вопросом: где пребывал Бог до сотворения мира, когда и времени еще не было? Суть концепции Аврелия Августина такова. Бог пребывает в вечности, а время — в душе человека. Прошлое — это память. Настоящее — созерцание. Будущее — надежда. Историческое же время — это не бесконечный бег по кругу, а прямая от момента изгнания Адама и Евы из рая до Страшного суда (недаром Августина Блаженного называют первым философом истории, ибо любая история должна не только начинаться, но и чем-то заканчиваться). Так не очень убедительное предположение Аристотеля о связи времени и человеческой души в учении Августина Блаженного получило почти непоколебимое обоснование. В сущности, время стало таким же важным атрибутом человека, как и его разум, а может быть, даже более важным, ибо сказано: «Блаженны нищие духом…», то есть безумцы.

***

В 1600 году в Риме на площади Цветов сожгли Джордано Бруно. Так в Европе закончились Средневековье и Возрождение. Началось Новое время. Время рождения капитализма и классической европейской науки. Знаковой фигурой стал французский философ Рене Декарт, чье утверждение «Cogito ergo sum» («Я мыслю, следовательно, существую») явилось началом построения новой модели мироздания. По-новому стало пониматься и время. Декарт развел по разные стороны бытия две субстанции: материю, которой «досталось» пространство, — и мышление, которому философ «подарил» время. Так время окончательно стало атрибутом мысли. И человеческой, разумеется, и, по-видимому, божественной. Сама способность мыслить «монополизировала» время, украв его у мира. Следующим крупным шагом в этом направлении стало кантовское учение об априорных (доопытных) формах чувственного познания. Объективному времени (как и пространству) просто было отказано в самом существовании. Для абсолютного большинства здравомыслящих людей это, конечно, был чистейший вздор, философический бред. Вот кого уж точно сожгли бы во времена инквизиции, если бы кантовский текст хоть чуть-чуть был бы понятен мало-мальски образованному человеку. Но, как и сегодня, «Критику чистого разума» (1781) могли одолеть немногие, а понять — единицы. Да уже и не горели костры инквизиции. На дворе стоял XVIII век — век Просвещения. Как же Кант умудрился отнять у мира пространство и время? Аргумент Канта обескураживающе прост: у человека просто нет органов чувств, способных ощущать пространство и время. А что же есть? Откуда у человека абсолютная уверенность в их объективном существовании?

Время — это постоянство созерцающего Я по отношению к изменчивости внешнего мира На эти вопросы Кант отвечает весьма замысловато: «Время — это постоянство созерцающего Я по отношению к изменчивости внешнего мира». Или вот еще: «Время есть априорная форма организации внутренних ощущений». Да к тому же еще и форма самого существования человеческой мысли, которая позволяет «схватывать» и пространство. Впрочем, последнее положение люди знали веками: «Сколько до деревни Удобное?» — «Да дня два-три будет». Не верст, не километров, а дней! бизнес и культура 2(8)·2015

философия

Чтобы понять логику Канта, надо вспомнить платоновское учение об идеях. Идея есть подлинное бытие. Идеи вечны, неизменны и совершенны. Правда, в материи они воплощаются всегда временно и как-то неуклюже (простого треугольника идеально правильно никому не начертить, что уж говорить о более сложных объектах материального мира). А еще идеи самотождественны, то есть всегда равны самим себе. Идеей каждого конкретного человека является его душа. Как бы человек ни менялся на протяжении всей жизни, он всегда отдает себе отчет в том, что он — это он (если, конечно, не болен шизофренией с ее раздвоением личности). Человеческую душу философы любят называть «самостью» или просто «Я». И вот это «Я», действительно, всегда неизменно. В отличие от вечно меняющегося мира, в котором человек живет. Человеку, едущему в купе вагона, трудно сосчитать, сколько всего вагонов в составе. А вот если он стоит на перроне, подсчитать вагоны проезжающего мимо состава несложно. Так и человеческое «Я», благодаря своей неизменности, способно фиксировать изменчивость мира и даже измерять длительность каких-либо процессов, то есть формировать представление о времени. Так догадка Аристотеля о том, что «время без души существовать не может», получила у Канта свое развернутое обоснование. Кантовское понимание времени-пространства — это единственная часть его философии, с которой худо-бедно согласился Артур Шопенгауэр. И это вполне логично для автора учения о том, что мир — это воля и представление. Представление субъекта, который по своему произволу конструирует мир, в котором живет. Но в отличие от Канта, который признавал мир вещейв-себе принципиально непознаваемым, Шопенгауэр считал мир представлений бессмысленной иллюзией, оставляя право на бытие только за лишенной всякого ра зума и цели мировой волей. Поэтому ни о какой ценности ни самого мира, ни тем более человеческой индивидуальности не могло быть и речи.

***

Как же быть с миром, лишенным реального пространства и объективного времени? Решение этой проблемы может быть трояким: объективно-идеалистическим (в том числе религиозным), материалистическим, естественнонаучным (в том числе на принципах синергетики — учения о возникновении различных систем из хаоса). Ни один из этих вариантов не полагает время как объективное основание человеческой личности, человеческого «Я». И только в экзистенциализме, появившемся в ХХ веке, время стало важнейшим условием бытия человека как человека, а не как вещи среди вещей. 82

бизнес и культура 2(8)·2015

Идеей каждого конкретного человека является его душа. Как бы человек ни менялся на протяжении всей жизни, он всегда отдает себе отчет в том, что он — это он (если, конечно, не болен шизофренией с ее раздвоением личности) Наиболее ярко это выражено в философии Мартина Хайдеггера, хотя и ему, на мой взгляд, не удалось решить проблему двойственности, или дуализма, объективносубъективного характера времени. Хайдеггер, очевидно, самая крупная фигура в истории философии ХХ столетия. Славу ему обеспечила книга «Бытие и время» (1927). За нее философу даже простили, мягко говоря, «несопротивление» нацизму. Самое удачное в ней — это ее название, которое, впрочем, мало соответствует содержанию. О стиле и вовсе нельзя говорить без слез: сплошное изнасилование живого языка (время временит, пространство пространствует, мирность мира, пространственность внутримирно подручного и т. п.). Зато в названии обозначены рамки, в которых только и возможно было рассмотреть так называемые «экзистенциалы», проще сказать, «переживания» человека. Речь идет о страхе, заботе, присутствии, понимании, любопытстве, двусмысленности, падении и брошенности, наконец, о бытии к смерти. О том, что отличает человека от Бога. О том, что обусловлено осознанием человека своего временнóго и временного существования, то есть смертности. Что же касается бытия и времени как таковых, то ни первого, ни второго в книге Хайдеггера почти нет. Бытие сведено к существованию (чему посвящена бóльшая часть текста) или экзистенции. Поэтому как бы на склоне лет Хайдеггер ни открещивался от экзистенциализма, в историю мировой философии он вошел как представитель именно этого направления. А рассмотрение времени и вовсе свелось к коротенькой характеристике гегелевских взглядов, которые, по мнению Хайдеггера, — всего лишь калька с аристотелевского учения о времени. Завершается работа целым рядом отнюдь не риторических вопросов, на которые философ ответа не дает. Тем не менее именно Хайдеггеру надо поставить в заслугу то, что он наполнил кантовскую априорную форму организации внутренних ощущений (время) действительно человеческим содержанием, а не только способностью считать.

Победа любит нас История южноуральского дзюдо

Издатель ООО «Диалог-холдинг» Челябинск, ул. К. Либкнехта, 36а Заявки принимаются по адресу bkjournal.org bk@bkjournal.org Тел.: 8 (351) 90-60-991

бизнес и культура 2(8)·2015

книжная лавка

Дорога к Есенину бк представляет журнальную версию первой главы из книги «Дорога к Есенину», которая еще только пишется по мотивам бесед Юрия Шевелева с Алексеем Казаковым — самобытным литературоведом, историком и исследователем русской культуры. Случилось так, что около полувека тому назад челябинский подросток был настолько поражен личностью гениального русского поэта Сергея Есенина, что это чрезвычайное впечатление предопределило всю дальнейшую жизнь и судьбу пылкого юноши. Все повествование ведется от лица главного героя и представляет собою удивительную, романтическую мозаику человеческих судеб подлинных столпов отечественной культуры и событий на протяжении практически всего ХХ века… Алексей Казаков, 2015

Фото Алексея Казакова и из его личного архива

–1– увлекся Сергеем Есени ным, будучи старшеклас сником, в середине шестидесятых годов. И вполне естественно, что рано или поздно я должен был прийти на Таганку, где Юрий Любимов в ноябре 1967 года поставил спектакль «Пугачев» по известной поэме Есенина. Об этом я узнал в декабре того же Пылкий юноша, 1968 67-го, когда прибыл в столицу в свою первую командировку от челябинского облоно. А в 1968‑м у меня случился славный отпуск, затянувшийся почти на три месяца: с августа по октябрь. Его я провел в основном в Москве, а также в коротких поездках в разные интересные литературные места — Болдино, Константиново, Михайловское… Но из-за злосчастного прогула меня уволили с работы. Зато в одной поездке мне удалось встретиться с такими деятелями мировой культуры, как Сергей Тимофеевич Конёнков, Ираклий Луарсабович Андроников, Юрий Петрович Любимов, а также с другими замечательными героями нашего времени.

бизнес и культура 2(8)·2015

Правда, с Андрониковым я познакомился еще раньше, когда в декабре 1967-го, впервые приехав в Москву, побывал на его творческом вечере. Причем там мне удалось фотографировать уникального литературоведа не только на сцене, но и в приватной обстановке за кулисами. И с тех пор мы с ним общались и переписывались. У меня по сей день хранятся уникальные фото Ираклия Луарсабовича. В том памятном октябре 68-го на исходе своего отпуска я сильно поиздержался и поизносился. Сегодня мне непонятно: каким образом я умудрился протянуть целых три месяца на скудные отпускные от облоно?! Но в один прекрасный день я в довольно затрапезном виде осмелился за-

Ираклий Андроников, 1970

Большой зал филармонии. Ленинград, 1970

йти в гости к Андроникову. И его семейство, видимо, было потрясено состоянием моей одежды. Поэтому на прощание мне подарили плащ Ираклия Луарсабовича, о чем я рассказал в одном из своих эссе — «Плащ Андроникова».

Именно в те дни на одной из московских улиц я и увидел афишу — «Пугачев. Есенин». Что там за «Театр на Таганке»? Я никакого понятия не имел, но в принципе это мог быть любой театр — Гоголя, Пушкина, МХАТ… Какой бы театр ни поставил Есенина, туда бы я и пришел. Но это оказалась именно Таганка. И только-только открылся новый театральный сезон — второй после премьеры «Пугачева».

Театр на Таганке, 1968

Афиша спектакля

Я решил непременно попасть на спектакль, но совсем не представлял, куда пришел. Улицу заполонила огромная толпа страждущих — но в кассе не было ни одного билетика на месяц вперед! Да, это было именно в начале октября. Мне все хорошо запомнилось, поскольку вскоре я занял денег и таки вернулся домой. На мое счастье, еще были общие вагоны — и всего за 7 рублей я четверо суток пилил из Москвы в Челябинск. А буквально перед отъездом, когда я рвался в театр, был уже в столь стесненных условиях, что передо мной стоял суровый выбор: купить пирожок за 6 копеек или программку за 10? На метро у меня, как правило, был пятак… да и то не всегда — иногда даже на метро не хватало, а жил я вообще где придется. Просто знакомился с разным народом и както устраивался на ночлег: то в Доме колхозника, то у старушек в коммуналках, то на лавках Казанского вокзала или при каких-то учреждениях. У меня были «мощные связи» от облоно — и в некоторых конторках вахтерши меня знали в лицо. Кстати, кроме встреч с современниками Есенина, я еще собирал песенный фольклор и колокольные звоны Ростова Великого. Мне даже удалось найти потомственных звонарей, родословная которых уходила в XVII век. И томимый жаждою охватить как можно больше (все было ужасно интересно!), я совсем забыл про облоно и Челябинск… Наконец, брат телеграфировал мне в Москву «до востребования», что, дескать, мои коллеги по службе сообщили ему о моем увольнении за беспрецедентный прогул. Вот так я лишился поста методиста области по внешкольным учреждениям. Однако вскоре после возвращения из сто-

лицы я устроился в Клуб юных техников ЧЭМК. Прежде-то они мне как-то подчинялись, а тут уж я сам к ним пришел. После окончания школы я поступал в Челябинский пед институт на исторический факультет, но не набрал нужных баллов, да и средний балл в аттестате у меня был всего 3,7. Поэтому я пошел устраиваться на ЧТЗ, попал в корпусный цех, обтачивал кольца для заднего моста трактора, освоил кучу специальностей. Моя рабочая карьера оказалась недолгой — месяцев семь. Тогда же я еще занимался на областной станции юных техников, куда меня пригласил Владимир Акимович Горский, который позже перебрался в Москву и возглавил Центральную станцию юных техников. Именно там я и познакомился со старушками-сторожами, благодаря которым устраивался на ночлег в столице. С Горским мы долго поддерживали дружеские отношения. Он жил в Ногинском районе, в Черноголовке — это Академгородок. В Москве я познакомился с матерью и дочерью Сергея Павловича Королева и с женой другого великого конструктора-ракетчика Михаила Кузьмича Янгеля — Ириной Стражевой. Тогда я очень увлекся Королевым, много беседовал с его матерью Марией Николаевной Баланиной и дочерью Натальей Сергеевной. Она, кстати, сумела издать двухтомник «Отец», посвященный Сергею Павловичу. Позднее был создан государственный мемориальный музей С. П. Королева в Останкино. Правда, закрытый для народа. –2 – Вернемся на Таганку. Понятно, что в том памятном октябре 68-го вместо пирожка я купил программку спектакля «Пугачев» и остался голодным. Зато приобрел бесценный опыт — «ужиматься». Он мне очень пригодился, например, в марте 1970 года, когда я поехал в гости к легендарной возлюбленной Есенина — Шаганэ Тальян. Весь этот вояж — Челябинск-Москва-Ереван-Москва-Челябинск — я сумел совершить всего за 110 рублей. Причем в Ереване я застрял на целую неделю. Уж очень увлекся творчеством знаменитого армянского композитора Согомона Комитаса. И еще меня там любезно привечали местные журналисты… Хотя, в общем-то, я был никто — так себе любитель, энтузиаст, правда, в облоно я успел обзавестись «бумагой» от отдела внешкольного обучения Челябинского обкома комсомола, что я такой-то… Кстати, тогда в обкоме работали совсем еще молодые комсомольские лидеры — Тамара Заморина, Леонтий Рабченок, Виктор Поляничко, ставшие со временем довольно важными фигурами. А выданный мне документ на бланке обкома комсомола иногда мне помогал, например, проникнуть в Союз советских писателей на улице Воровского в Москве, куда я пришел в поисках современников Есенина, лично его знавших. Ведь в конце шестидесятых немало из них были еще живы. А самому Сергею Есенину в 1965 году исполнилось бы всего 70 лет. бизнес и культура 2(8)·2015

книжная лавка

Та самая «бумага» за подписью Замориной и сейчас у меня хранится… такая вся потрепанная, видавшая виды… Она мне открывала самые разные двери. В том же Союзе писателей, которым тогда руководил Константин Федин, сидели такие бонзы, которые вообще со мною разговаривать не хотели. Но кто их сейчас вспомнит?.. В одном крыле здания ССП на Воровского размещался журнал «Дружба народов», в другом крыле — «Юность» Бориса Полевого. Со временем, благодаря Андроникову, я стал дружить именно с журналом «Юность». Вспоминаю, как в 1975‑м побывал на его юбилее, когда уже сам учился в Литинституте. У меня даже сохранился тот юбилейный журнальный номер, подписанный Борисом Полевым, Валентином Катаевым, Ираклием Андрониковым, Беллой Ахмадулиной, Булатом Окуджавой… Когда я «пошел по современникам» Есенина, одним из первых на моем пути оказался Николай Константинович Вержбицкий (1889–1973). Он знал поэта с 1921 года, даже дружил с ним и оставил свои воспоминания «Встречи с Есениным», впервые опубликованные в журнале «Звезда», а позже вышедшие отдельной книгой. А еще ранее, упомянутой осенью 68-го, у меня случилась встреча со знаменитым скульптором Сергеем Тимофеевичем Конёнковым (1874–1971), знавшим Есенина аж с 1915 года. Конёнкову в ту пору было 94 года, и он принял меня у себя дома — те «великие старики» были не то, что номенклатурные литературные бонзы, к которым было не прорваться мимо ушлых секретарей. К Конёнкову я пришел прямо с улицы, ему моя «бумага из обкома комсомола» была не нужна. На пороге меня встретила его жена — Маргарита Ивановна Воронцова. Кстати замечу, что это была в высшей степени незаурядная женщина и агент советской разведки (о чем мы узнали

Сергей Тимофеевич Конёнков

Маргарита Ивановна Воронцова

гораздо позже). Совсем не случайно звездная чета 22 года прожила в США, оставшись там после участия в выставке русского и советского искусства в 1923 году. 86

бизнес и культура 2(8)·2015

С Сергеем Конёнковым. Москва, 1968

В музее С.Т. Конёнкова, 2014

Но это уже совсем другая и очень занимательная история. Поэтому скажу коротко, что в Америке Конёнков был буквально нарасхват. Ему заказывали свои скульптурные портреты самые выдающиеся и влиятельные деятели той эпохи — Рокфеллер, Морган, Эйнштейн, которые побывали в мастерской скульптора в Нью-Йорке. А еще Конёнкова навещали наши выдающиеся земляки, жившие в эмиграции, в том числе Степан Дмитриевич Эрьзя (1876–1959) — великий представитель мордовского народа, знаменитый художник и ваятель, живший в Аргентине с 1927 по 1950 год. И тут важно подчеркнуть, что во время рабочих сеансов со своими заказчиками, когда скульптор сосредоточенно трудился, его обворожительная супруга занимала дорогих гостей тонким общением, тем более что она, в отличие от мужа, свободно говорила на английском. Причем не просто говорила, но и тесно общалась, особенно с гениальным Альбертом Эйнштейном. Кстати, сегодня их удивительно откровенная и сердечная переписка опубликована в открытой печати. Однако в 1945 году чете Конёнковых надо было срочно покинуть США. После смерти Франклина Рузвельта президентом стал Гарри Трумэн, который кардинально пересмотрел отношения с СССР. Импульсом к разрыву отношений между вчерашними союзниками в антигитлеровской коалиции стали первые испытания американской атомной бомбы в июле 1945 года, приуроченные к Потсдамской конференции лидеров стран-победителей. К этому времени советским скульптором и особенно его женой уже плотно занималось ФБР. Наше «национальное достояние» надо было срочно спасать. И тут уже сам Сталин распорядился предоставить Конёнкову целый пароход, чтобы в целости и сохранности вывезти все уникальные работы, созданные скульптором за двадцать лет плодотворного труда… Итак, я представился Маргарите Ивановне, мол, хочу все знать про Есенина. Она внимательно посмотрела на

меня и ушла наверх доложить супругу. Вскоре Сергей Тимофеевич спустился с антресолей — там было два этажа: вверху находилась жилая территория, а внизу огромная мастерская. Это в том самом доме на Пушкинской площади, где раньше находился магазин «Армения». Передо мною предстал великий художник, живая легенда русской культуры — сам Сергей Тимофеевич Конёнков! Я стал расспрашивать: «Сергей Тимофеевич, вы ведь были На диване Айседоры Дункан. Музей Есенина, Константиново, 2000

Есенин и Дункан. НьюЙорк, 1922

Подобное улавливалось и в рассказах Конёнкова, и, скажем, у того же Николая Вержбицкого, который очень не любил Илью Ильича Шнейдера (1891–1980), директора школы-студии Айседоры Дункан (1877–1927). Зато меня лично Илья Ильич привечал, и однажды я даже ночевал у него на диване самой Айседоры! Но при первой встрече с Конёнковым я еще не знал таких подробностей в отношениях между крупными фигурами той эпохи. Причем почти каждый из самых заметных современников Есенина написал о нем свои воспоминания, но тогда я их толком не знал, потому что подобные книги были еще недоступны. И только с годами — навстречавшись, наговорившись и начитавшись — я начинал сравнивать устные рассказы и опубликованные тексты. И помаленьку начал что-то понимать…

знакомы с Есениным с 1915 года, он нередко бывал в вашей мастерской. Известно, что Есенин с Айседорой Дункан вернулись в Москву в августе 1923 года, а вы уехали в Америку в декабре того же года и поэтому больше не виделись…» И беседовали мы с ним часа четыре, не меньше. Старик настолько погрузился в свои воспоминания, что события полувековой давности начали буквально оживать на моих глазах. Но драма была в том, что я (девятнадцати лет от роду) знал очень мало, я ведь только начинал двигаться к Есенину. В то время я не мог себе и представить, что эти старики-современники Есенина — при общей любви к нему — не могли терпеть друг друга из-за каких-то былых споров… С Шаганэ Тальян. Ереван, 1970

Илья Шнейдер со слушателями. Курган, 1976

В том разговоре Конёнков упомянул и выдающегося армянского художника — Мартироса Сергеевича Сарьяна (1880–1972). А я как раз собирался в Армению, зная о том, что еще жива Шаганэ Тальян (1900–1976) — одна из героинь есенинского цикла стихов «Персидские мотивы». И Сергей Тимофеевич попросил меня передать привет и Шаганэ, и Мартиросу Сергеевичу… И ведь мне это удалось — я погостил у Шаганэ и побывал в мастерской и особняке Сарьяна… Ах, какое это было чудесное время — какая великая эпоха, какие грандиозные творцы еще жили на белом свете! бизнес и культура 2(8)·2015

книжная лавка

А что сегодня? Никого! В 2015 году 120 лет Сергею Есенину, 130 лет Николаю Клюеву! И… тишина! А в шестидесятые этим гигантам было 70–80–90. Юрию Петровичу Любимову в 1967 году только 50 лет исполнилось… –3– В течение пяти лет до поступления в Литературный институт в 1973 году я постоянно находился в разъездах. Дома, в Челябинске, я только старался что-то заработать на дальнюю дорогу. Работал сторожем, дворником, инструктором в Клубе юных техников ЧЭМК, руководителем фотокружка в пионерском лагере… И все, что удавалось накопить, тратилось на мои поиски живых современников Есенина. Я успел повстречаться примерно с двумя десятками людей из близкого круга Есенина. Это были и родные сестры Есенина, и его дети от Зинаиды Райх (Татьяна и Константин), и известные деятели культуры… Дочь Есенина и Райх — Татьяна — в ту пору жила в Ташкенте, а виделись мы с нею в Балашихе на даче второго мужа Зинаиды Николаевны — Всеволода Эмильевича Мейерхольда (1874–1940). Его небольшой бюст был установлен у ворот той самой дачи, где Мейерхольд был арестован в 1939 году. Мне довелось увидеться и побеседовать с легендарной Августой Леонидовной Миклашевской (1891–1977), которой Есенин посвятил семь стихотворений из цикла «Любовь хулигана»: «Заметался пожар голубой…» и прочие. Я нередко попадал на разные литературные вечера с участием Елены Сергеевны Булгаковой (1893–1970) и музы Владимира Маяковского — Лилии Юрьевны Брик (1891–1978). А еще удалось подружиться с сестрой Маяковского — Людмилой Владимировной! Вспоминаю 1970‑й — год 75-летия Есенина. Я пришел к сестре Маяковского со значком Есенина на груди! Она удивилась: «А что это у вас Есенин на лацкане?» Я с трудом выкрутился, мол, не нашел значка с Владимиром Владимировичем! Кстати, она жила в доме на Красной Пресне в той самой квартире, что и при здравствующем Маяковском. Людмила Владимировна подарила мне сборник с воспоминаниями разных людей о Маяковском. Тогда я впервые услышал Свиридова, и она так и подписала книгу: «При прослушивании Георгия Свиридова на стихи Маяковского…» А много позже — в 1992 году — я познакомился с Георгием Васильевичем Свиридовым (1915–1998). Он был дружен со скульптором Михаилом Константиновичем Аникушиным (1917–1997), автором памятника А. С. Пушкину в Ленинграде, установленного в 1957 году. И я тоже состоял в большой дружбе со скульптором, и однажды в его мастерской я сделал двойной фотопортрет — в центре стоит аникушинский Пушкин, а около него с двух сторон сидят Георгий Свиридов и Михаил Аникушин. Позже этот снимок был опубликован в Америке в альманахе «Арзамас». Я же все время фотографировал, старался не упустить такие уникальные возможности. У меня были самые разные аппараты: и «Зенит» с телеобъективом, и широко88

бизнес и культура 2(8)·2015

форматный «Москва»… Я владел почти всеми аппаратами, все-таки не зря занимался в фотокружке на станции юных техников — будто специально готовился к серьезному делу. Конечно, была бы тогда современная цифровая аппаратура — я бы сделал много больше, но что было — то было. И, естественно, все архивы у меня в сохранности. Надеюсь собраться с духом, засесть за большущую книгу и описать все мои похождения. Каждый из моих главных героев требует особого повествования.

С Дмитрием Лихачевым. Комарово, 1997

После окончания Литинститута я работал в ЮжноУральском книжном издательстве и издал ряд книжек, в частности сборник «Душа любви». Там были Анна Ахматова и Николай Гумилев, а поэтому мне нужно было подписывать договор с их сыном Львом Николаевичем Гумилевым (1912–1992). На память о наших встречах у меня остались две его книги с дарственными надписями. Кстати, в те же годы я сотрудничал с Российским фондом культуры и был близок с его председателем Дмитрием Сергеевичем Лихачевым (1906–1999), от которого у меня несколько подписанных им книг. –4– Однако вернемся-таки на Таганку. Прежде чем купить программку, я должен был попасть в театр! А как? Кругом толпа, все спрашивают билетики. Для меня это выглядело дико: я привык, что в Челябинске можно в любое время прийти в театр, купить билет в кассе — и никаких вопросов. Я встал у дверей служебного входа со стороны улицы Чкалова. Одного артиста попросил провести, другого… бесполезно. У меня даже сохранилась фотография Таганки именно в тот памятный день. Там видны старые машины, афиши на фасаде и вход в здание театра, который уже дав-

Ю. Любимов за рабочим столом. 1975

своим знаменитым фонариком регулировал начало спектакля. А я ведь ничего не знаю, первый раз в театре — куда мне податься? Юрий Петрович отправляет меня к зав литу — Элле Петровне Левиной. Я прихожу к ней, но она объясняет, что нет никакой возможности посадить меня в переполненном зале… Возвращаюсь к Любимову. Он так удивился: «Ну, иди к Дупаку!» (Дупак Николай Лукьянович тогда был директором театра.) Я иду, но тот тоже меня отфутболивает. Я опять к Любимову, в третий раз! Тут уже он не выдержал! Как сейчас помню: «Собачьи головы, мать-перемать! Вы что, человека не можете устроить? Дать ему мои стулья!» (В театре были такие «стулья Любимова».) Тут уж все заполошились. Когда Юрий Петрович в гневе, делать нечего, приходится исполнять его команду. Наконец, мне поставили стул в проходе в центре зала — как раз на любимовское место. А сам главреж встал за моей спиной со своим фонариком. Я сел, настроил «Репортер», который, кстати, взял под расписку у Толи Белозерцева на челябинском радио (к сожалению, он умер в августе 2015 года). И вот я сижу и жду, когда же Хлопуша выплывет на сцену — я же вообще не знал спектакля. Помост, свет, звук… все для меня было дико. Только потом я познакомился с Николаем Робертовичем Эрдманом (1900–1970), который

С Юрием Любимовым. Москва, 1977

Высоцкий в роли Хлопуши. Таганка, 1967. Фото А. Гаранина

боратории Института живого слова в Питере. Сейчас это Институт истории искусств на Исаакиевской площади. Смехов провел меня до своей гримерки, рядом с которой оказался кабинет Любимова. Я смело переступаю порог: «Здравствуйте, Юрий Петрович! Я из Челябинска, занимаюсь Есениным. Я бы хотел записать монолог…» Он тут же соглашается без лишних разговоров! Момент пиковый, вот-вот начало спектакля, его все время дергают, звонят — нет времени для пространных объяснений. Любимову еще надо было спуститься в зал, посмотреть, что там и как. У него было свое место в зале, с которого он

консультировал спектакль. Да, спустя пять лет я многократно присутствовал на репетициях, когда в 1973‑м поступил в Литинститут и делал дипломную работу о Таганке. Тогда же подружился и с Никитой, сыном Любимова, который учился на драматургии. Но это все было позже… А тут я сижу весь взволнованный, экипированный «Репортером» и фоторужьем с телеобъективом, и жду занавес… хотя занавеса там не было. Наконец, спектакль начинается, я записываю какие-то фрагменты — не только монолог Хлопуши, но и ряд других сцен. И еще умудряюсь сделать несколько фотографий Владимира Высоцкого, где

но закрыт. Наконец, один парень откликнулся и провел меня. Оказалось, это был Вениамин Смехов, но тогда я его знать не знал. А мне надо было непременно попасть в кабинет Юрия Петровича Любимова. Я же захватил с собой «Репортер». Я ведь рассчитывал не праздно провести время, а записать монолог Хлопуши — тот самый, который читает сам Есенин на известной записи 1923 года профессора Сергея Игнатьевича Бернштейна (1892–1970) в фонетической ла-

бизнес и культура 2(8)·2015

книжная лавка

С Михаилом Козаковым. Москва, 2004

он в цепях читает тот самый монолог. Эти фото впервые были опубликованы в 1995 году в трехтомнике Есенина, который я издал к его столетию. Да, еще я помню, как Элла Петровна пыталась убедить Любимова, мол, зачем этому парню записывать монолог Хлопуши, когда есть запись на пластинке, где читает сам Есенин: «Пусть слушает классика!» Но Юрий Петрович возразил: «А ему нужен Высоцкий!» Я и сегодня дословно помню ту перепалку, а отдельные фразы я тогда уже начал собирать, откладывать. Ведь Любимов за словом в карман не лез. Не раз я был свидетелем, когда он отшивал Петра Ниловича Демичева, ставшего министром культуры после Екатерины Фурцевой. Любимов его называл «Ниловной» и порою восклицал: «Ну что? Ниловна опять не дает нам работать!» Причем нередко он его прямо по телефону крыл матюками — совершенно не смущаясь! Любимов уже чувствовал свою силу, знал себе цену. Конечно, спектакль был гениальный. Я был просто ошарашен, поражен сумасшедшим напором этого действа, всей его удивительной условностью, страстной игрой Высоцкого… Это было ошеломляюще. Я уже забыл и про голод, и про все на свете. Мне же повезло, что играл именно Высоцкий — в программке значился и дублер, поскольку Владимир Семенович иногда запивал и просто пропадал куда-то. Позже я смотрел этот спектакль и с дублерами. Хлопушу играли и Валера Черняев, и Борис Галкин, кстати, его приемным сыном был Влад Галкин, ставший известным актером. И сам Борис был прекрасным актером — экспрессивным, ярким, но как-то не раскрылся на Таганке, где у него были одна-две роли. Тогда мне довелось общаться практически со всеми актерами. Со многими дружил, с некоторыми довольно близко: с Юрием Смирновым, Леонидом Филатовым… И с Михаилом Козаковым мы были в дружбе до конца его жизни, хотя он работал в театре на Малой Бронной. После спектакля я отправился благодарить Юрия Петровича и заметил афишу премьеры «Гамлета». Ничтоже сум90

бизнес и культура 2(8)·2015

няшеся я заговорил о том, что очень бы хотелось посетить новый спектакль, на что Любимов посоветовал мне обратиться к Дупаку. Прихожу к Николаю Лукьяновичу, мол, так и так, Юрий Петрович отправил меня к вам… Дупак буквально взвился: «Вы, молодой человек, спекулируете именем Юрия Петровича! К нам генералы попасть не могут, а вы вообще кто?» Я смело достаю свою скомканную бумажку из Челябинского обкома комсомола… Дупак был потрясен: «Да по таким бумажкам — вы вообще идите на улицу!» Короче говоря, он меня отправил из театра. Но тут уже я не осмелился жаловаться Любимову. И только спустя несколько лет рассказал ему эту историю. Кстати, в 1977‑м Любимов изгнал Дупака из театра, но вскоре вернул, потому что пришел совсем не тот товарищ, а с Дупаком все-таки очень многое связывало. Николай Лукьянович и сейчас живой, но в хосписе. А я еще помню, когда Высоцкий привозил Дупаку лекарства из-за границы… но самого барда уже нет 35 лет. Мы частенько выходили из театра вместе с Высоцким, потому что ему вечно несли какие-то подарки, и он просто просил меня помочь, поскольку я почти всегда был за кулисами. Однажды к нему приехала команда киевского

Вадим Иванович Туманов

Владимир Высоцкий и Вадим Туманов на станции «Зима». Фото Л. В. Мончинского

«Динамо» — подарила мяч с автографами. Потом нагрянули какие-то подводники с подарками… А как-то к нему подошел один мужик: «Я вот наладчик, из Самары, хотел бы с вами…» Высоцкий так на него посмотрел строго: «Что, ключи налаживаешь к чужим квартирам?!» — «Да нет, мы с другом работаем на шоколадной фабрике… Приходите к нам в гостиницу, посидим!» Вот такие простые были люди. Мне посчастливилось познакомиться и с золотопромышленником Вадимом Тумановым, пожалуй, самым дорогим другом Высоцкого. Вадим Иванович Туманов (1927 г. р.)

в 1948‑м был осужден «за любовь к Сергею Есенину» и отправлен на Колыму. Но он никак не мог примириться с приговором, много раз пытался бежать и поэтому просидел аж 25 лет. Последний раз мы с ним в 2013‑м пересеклись на вечере Евгения Евтушенко в Политехническом музее. А однажды случилась такая история: мне нужно было качественно записать весь спектакль, и я обратился в радио рубку к радисту по фамилии Паньшин. Кстати, позже выяснилось, что он был стукачом и записывал все репетиции Любимова, где тот, как правило, не стеснялся в выражениях. И все его перлы прямиком отправлялись в досье КГБ. И както сам первый секретарь Московского горкома партии Виктор Васильевич Гришин передал Любимову магнитофонную пленку, мол, имей в виду, что тебя слушают. Мне и так было видно, что радист говнюк, но уж очень мне нужна была запись. Однако он загнул такую цену, а я-то нищий… Я запомнил этого радиста и всегда на него косо посматривал. И даже попенял Любимову: «Что вы держите таких людей?» — «А что я могу сделать, его назначили в театр». Кстати, и завлит Элла Левина тоже была протеже цэковских людей, поэтому главреж не мог ее уволить. Она продержалась почти всю «золотую пору» Любимова, но после того, как его выслали в 1983 году, Левина тоже ушла. Да,

Юрий Любимов. 30 сентября 1977

–5– Я поступил в Литературный институт в 1973 году. К этому времени Таганка наработала много спектаклей: и «Галилея» поставили, и «Гамлета», и А. Н. Островский был, и «Что делать?» Чернышевского… Любимов больше держался серьезной литературы, а сценарии и разные инсценировки в основном писались им вдвоем с женой Людмилой Васильевной Целиковской (1919–1992). Они сошлись после смерти ее четвертого мужа — крупного архитектора, академика Каро Алабяна, который увел Целиковскую у знаменитого артиста Михаила Жарова. Причем Людмила Васильевна мне лично рассказывала, как Жаров писал челобитную Сталину с просьбой «вернуть ему жену». Но якобы вождь возмутился, мол, какой он джигит, если у него увели женщину? А уже в Литинституте я познакомился с Никитой, сыном Любимова от второй жены Ольги, которая позже стала женой популярного композитора и дирижера Юрия Васильевича Силантьева. От Целиковской детей у Любимова не было, а вот сына Петра ему родила Каталин Кунц, венгерка по национальности. В то же время завел себе новую жену и писатель Юрий Валентинович Трифонов (1925–1981), с которым я был в большой дружбе и успел сделать его

Людмила Целиковская

потом уж в театре началась кадровая чехарда. Вместо Левиной заведовал литературной частью Петр Михайлович Леонов, с которым я потом уже встретился на Соловках, куда он перебрался жить и вел там радиопередачи. Его называли «Петя-Би-би-си». И мы с ним повспоминали таганский период. Он пришел на Таганку уже после того, как в 1978‑м я закончил Литинститут и вернулся в Челябинск, хотя и постоянно наведывался в Москву посмотреть очередную премьеру… ни одну не пропустил.

Юрий Трифонов. Москва, 1979 бизнес и культура 2(8)·2015

книжная лавка

фотопортреты. Я ведь специализировался на портретной съемке. Один из моих портретов Трифонова был напечатан на обложке журнала «В мире книг». Мои портреты Любимова тоже публиковались… Моя вторая эпопея с Таганкой началась именно с Лит института, где в то время на кафедре русской литературы работал выдающийся филолог, пушкинист Михаил Павлович Еремин. Он автор ряда книг, включая «Пушкин-публицист», а еще ему принадлежит заслуга в издании 7-томного собрания сочинений известного русского этнографа ХIХ века Павла Ивановича Мельникова-Печерского. Так вот профессор Еремин состоял в художественном совете Театра на Таганке. Буквально со дня моего поступления на первый курс мы с ним крепко сдружились. И все последующие пять лет учебы благодаря Еремину я посещал практически все таганские премьеры и разные театральные «капустники», приуроченные к дню рождения театра — 23 апреля — или к каким-то юбилеям, например, 60-летию Любимова 30 сентября 1977 года. Тогда же мне удалось сделать его хорошие портреты в полный рост и лицо крупным планом, что я вклеил в свою дипломную работу. В 1978 году я защищал дипломную работу в Литинституте по спектаклю Любимова «Пугачев». Фактически целых пять лет я не вылезал из театра. Поэтому видел и те постановки, которые, как спектакль «Живой» по повести Бориса Можаева, были запрещены, но я их все многократно видел. И даже по просьбе Любимова несколько раз возил в Министерство культуры письма в их защиту. Тогда же у нас были тесные отношения с сыном Юрия Петровича — Никитой, который все пытался найти себя, даже уезжал на Соловки, в монастырь, но вернулся, не прижился там… такие чисто интеллигентские дела… Еще я часто видел Высоцкого, бывая на репетициях, в гримерке, причем нередко пристраивался за его столиком у окна, что раздражало Володю: «Опять занял мое место!» Кстати, оно освободилось после ухода Николая Губенко. У меня сохранилось фото этого столика, цветы стоят… Для дипломной работы я использовал архивные материалы Таганки, начиная с середины 60‑х и включая репетиции того же «Пугачева», с чего и начался мой «роман с Таганкой». Сейчас все материалы хранятся в РГАЛИ (Российском государственном архиве литературы и искусства), который раньше назывался ЦГАЛИ. В 1978 году я определился, что буду защищаться по Театру на Таганке. Я же еще параллельно ходил в ГИТИС, слушал лекции заведующего театроведческим факультетом Павла Александровича Маркова (1897–1980), бывшего завлита МХАТа с середины 1920‑х до конца 1940‑х годов и, кстати, большого друга Михаила Афанасьевича Булгакова. Павел Александрович — потомственный дворянин, большая умница, доктор искусствоведения, театральный критик, режиссер, историк театра. Замечу только, что он 92

бизнес и культура 2(8)·2015

Василий Казин и Сергей Есенин

не имеет никакого отношения к видному писателю Георгию Мокеевичу Маркову (1911–1991), председателю правления Союза писателей СССР, автору романов «Строговы», «Сибирь» и даже дважды Герою Соцтруда. Между прочим, Георгий Мокеевич мне не раз помогал в разных ситуациях. Например, когда в 1983‑м я поступал в аспирантуру Института мировой литературы, он представил ходатайство в Академию наук от Союза писателей. Правда, я тогда очень хотел пойти в аспирантуру Литинститута, но это было исключено после скандальной защиты моей дипломной работы. Дело в том, что профессор Владимир Федорович Пименов, театровед, который тогда был ректором, терпеть не мог Любимова и Таганку. И ему было поперек горла, что я вышел на защиту с такой темой. А все почему? В марте 1978-го в нашей главной газете «Правда» вышла статья дирижера Альгиса Жюрайтиса — «В защиту “Пиковой дамы”», где он громил Юрия Любимова, композитора Альфреда Шнитке и дирижера Геннадия Рождественского, собравшихся поставить в Париже авангардную версию классической оперы. На защите опять разговор: дескать, Таганка — идейно не выдержанный театр и т. п. Ему вторил проректор Александр Михайлович Галанов, ну и прочие деятели. А на защите был полный зал студентов, преподавателей, пришли актеры из Таганки, да еще я хотел пригласить Высоцкого, но меня отговорил один из трех моих оппонентов — Михаил Павлович Еремин, мол, не надо Володю приглашать, тогда вообще будет скандал… Еремин меня старался поддержать, но тут у него возник серьезный конфликт с начальством — буквально публичная свара. В общем, все из-за Таганки… Кстати, вторым оппонентом у меня был философ, очень глубокий человек — Константин Александрович Кедров (1942 г. р.), поэт, литературовед, вокруг которого в Литинституте сформировался круг очень интересных поэтов. Третьим оппонентом был Александр Никитич Власенко. Это такой советский тип литератора, он занимался поэзией Бориса Ручьева и других известных авторов. Мне просто для защиты важно было сбалансировать состав оппонентов. С Власенко я стал поддерживать контакт после одного из его семинаров, хотя я догадывался, что он был стукачом и все время бегал доносить на коллег. Руководителем моей дипломной работы был заведующий кафедрой критики — Всеволод Алексеевич Сурганов (1927–1999), а до него про-

и как бы напитывался этим. И Высоцкий дорожил Ереминым, показывал ему свои стихи. У меня есть статья «Пушкину от Высоцкого» в «Челябинском рабочем», где я пишу об этом подробно. –6– Итак, в том памятном 1978 году я защитился. Несмотря на скандал и всякие разговоры, получил диплом с отличием. Все-таки у меня был идеальный аттестат — практически с одними «пятерками». Но когда я изъявил желание поступить в аспирантуру, то тут уже ректор Пименов оказался Михаил Павлович Еремин

фессор Виктор Ксенофонтович Панков (1920–1975), благодаря которому в 1973‑м я и попал в Литинститут. Но Панков умер через два года. Именно Панков первым обратил на меня внимание на вступительных экзаменах. Я ведь поступал на дневное, а меня перекинули на заочное из-за того, что на «критику» принимали только двух человек в год. А я как бы оказался третьим, поскольку предпочли внука Всеволода Иванова, автора пьесы «Бронепоезд 14–69». Литинститут вообще считался пажеским корпусом — примерно половина учащихся были писательскими детками. Я же по наивности пришел в ректорат и пытался качать права, мол, как так, я ведь заявлялся на дневное отделение и прекрасно сдал все экзамены? Но меня изящно осадили: «Зато вы первый в списке на заочное отделение». Ну что спорить: я и так был счастлив. И уехал. Однако меня запомнили еще во время творческого собеседования перед экзаменами, когда я выступал перед всем ареопагом преподавателей. Я ведь до этого пять лет «варился» в Есенине — что-то знал, опубликовал, кого-то видел, и в моей автобиографии многое было изложено: ездил к Шаганэ Тальян, встречался с поэтом Василием Васильевичем Казиным (1898–1981) и другими современниками Есенина. И вот тот самый Казин сидит в совете и кивает: да, да, знаю этого молодого человека. Кстати, есть совместное фото Сергея Есенина и Василия Казина в 1924 году. И еще замечу петитом, что в свое время Василий Казин увел невесту у самого академика Льва Ландау. Преподаватели очень удивились, что в 19–20 лет я так серьезно занялся Есениным. И когда Панков узнал, что меня отправили на заочное отделение, то сразу поставил вопрос о моем зачислении на дневное. Панков тогда был парторгом института, поэтому имел определенный вес. Меня 28 августа вызвали телеграммой в Москву, мол, вы зачислены на дневное обучение. Я приезжаю, вижу — висит отдельный приказ о моем зачислении, а народ удивляется: что это за важная персона?.. И с этого времени мы сошлись с Михаилом Павловичем Ереминым, который, собственно, и приблизил меня к Любимову. Еремин активно выступал на обсуждениях всех спектаклей на Таганке, а я там неизменно присутствовал

Павел Александрович Марков

Георгий Мокеевич Марков

непреклонен: «Никогда!» А проректор Галанов подтвердил: «Только через мой труп!» И умер через три месяца (зря он это сказал). Правда, я таки попытался сдать кандидатские экзамены, но они меня просто завалили. И тогда я подумал: «Что я мелочусь? Ведь нет худа без добра! Рядом же Институт мировой литературы Академии наук СССР!» А в его архиве я работал в рукописном отделе еще с 1970 года, хорошо знал заведующего отделом и всех основных сотрудников. Но тут уже другая драма: в ИМЛИ в основном учились дети и внуки академиков. Если в Лит институте — дочь Расула Гамзатова и внук Всеволода Иванова, то там — потомки академика Капицы Петра Леонидовича и проч. В первый раз мне не удалось сдать вступительные экзамены. Как я понял, в отдел аспирантуры надо было какое-то подношение, но я, разумеется, в этом смысле не мог тягаться с представителями национальных республик. И тогда я сменил тактику, уехал домой, капитально подготовился, через год вернулся и прекрасно сдал все экзамены. Но опять непонятная волокита — тянут резину, не принимают. Экзамены были в сентябре, уже шел декабрь, а я не могу выехать из Москвы! Тут-то я и обратился к Георгию Мокеевичу Маркову. Шел 1983 год. А до этого времени я работал литконсультантом в нашей писательской организации и редактором в ЮжноУральском книжном издательстве, им руководил Александр Афанасьевич Золотов (1933–2015). Челябинскими писателями тогда заправляли Петр Михайлович Смычагин (1925– 2006) и Константин Васильевич Скворцов (1939 г. р.). бизнес и культура 2(8)·2015

книжная лавка

Кстати, принимал меня именно Смычагин, чем вызвал неудовольствие самого Марка Соломоновича Гроссмана (1917–1986), который было возмутился: «Как это, какойто Казаков поступил без нашей рекомендации!» Они не знали, кто я и откуда свалился им на голову. Но зачем мне ваши рекомендации? Если бы было не за что, то никакая рекомендация не помогла бы! Гроссман всегда был недоволен мною, а тут еще я стал штатным литконсультантом, а он эту ставку делил с Александром Андреевичем Шмаковым (1909–1989). Правда, сам Шмаков просек и относился ко мне с уважением, а Гроссман так и шипел все время… Тогда его соратники, соплеменники буквально заполонили, оккупировали Южно-Уральское книжное издательство! Через эту публику почти невозможно было пробиться. Свою первую книжку, как редактор, я делал совместно с замечательным художником-графиком — Николаем Алексеевичем Кудричевым (1938 г. р.), который уже был неоспоримым авторитетом как мастер полиграфического искусства. Мы с ним по сей день сохранили дружеские отношения. А главным художником издательства в те годы был Ярослав Николаевич Мельник (1933–2004).

Ю. Любимов, Таганка, 1977. Фото А. Казакова

Страница из диплома А. Казакова. 1978 94

бизнес и культура 2(8)·2015

А еще во время моей учебы в Литинституте я познакомился с уже упомянутым Константином Скворцовым — тогда он поступил на двухгодичные высшие литературные курсы. И мы с ним сошлись как земляки и вот уже сорок лет поддерживаем отношения. Правда, он давно осел под Москвою, в Переделкино, где я постоянно его навещаю. А в семидесятые годы я даже предлагал Любимову для постановки в театре пьесы Скворцова: «Алена Арзамасская», «Ущелье крылатых коней» и другие. Но Любимов абсолютно никак не реагировал на подобные предложения, ему это было как-то неинтересно. Кстати, после окончания Литинститута я очень хотел остаться в Москве, в литературной части на Таганке. Там я проходил преддипломную практику и полгода рецензировал пьесы, поступающие в театр, — как раз под началом Эллы Петровны Левиной. Мне казалось, что я уже капитально внедрился в Таганку, но потом понял, что со стороны в театр практически никого не брали. Видимо, существовал свой определенный круг, из которого и делался выбор. Юрий Петрович и пьесы Скворцова не хотел рассматривать по моей рекомендации, потому что здесь ему не нужны были советчики. Он сам приглашал к сотрудничеству Юрия Трифонова, Василя Быкова… Тогда же он взялся ставить «Мастера и Маргариту» Булгакова. Когда же я сказал Любимову, что хочу после института работать в его театре, то он вроде бы пообещал подумать. Тем более еще и Еремин пытался на него повлиять в этом смысле, но оказалось, что он уже договорился с неким Володей Дьяковым из Уфы, что он на посту завлита заменит уходящую Левину. Правда, вскоре после начала работы Дьяков погиб в ДТП. Мне пришлось возвращаться в Челябинск, хотя Юрий Петрович читал мою дипломную работу и даже заметил, что я его слишком высоко оценил. На что я, помню, парировал: со временем вы сами увидите, что я был прав… Вот такая история. Итак, я уехал домой, но периодически наезжал в столицу, поскольку упорно продолжал прокладывать свою тропу к Есенину. И, конечно, старался, по возможности, заглянуть на Таганку, где, кстати, в апреле 1980 года последний раз видел Высоцкого в спектакле «Преступление и наказание». А в последний раз с Любимовым я виделся в 2012 году — мы повспоминали прошлое… Уже и старика Еремина не было. Никого не было! Он всех пережил… Я понял так, что вся жизненная сила Любимова шла изнутри, то есть извне ему не нужна была дополнительная энергия или какие-то смыслы. Он как бы «питался» именно своим внутренним содержанием. И эта самодостаточность хранила его долгие-долгие годы: с одной стороны — мощная энергетика, с другой — способность генерировать в себе все новые и новые желания, мечты и иллюзии, что их можно претворить в жизнь. Ведь, по крайней мере, в обычной мужской внутренней жизни, как правило, рано или поздно наступает такая стадия, когда все иллюзии растворяются и уже ничто не

Юрий Любимов. Таганка, 1975

тянет в будущее. А Любимов буквально до последних дней делал свое режиссерское дело — ставил спектакли. Тех же «Бесов» в театре имени Вахтангова или «Горе от ума». Хотя, казалось бы, он-то мог бы себе позволить перейти в новое, скажем так, созерцательное состояние и неспешно осмыслить все пережитое, свою колоссальную жизнь. Но Юрий Петрович продолжал непосредственно «рулить процессом», ему, видимо, органически было необходимо постоянно расходовать свою неукротимую энергию и прочее. Как художник, он был безусловным диктатором. Если ты живешь со своей железобетонной внутренней установкой, то здесь не может быть никакой демократии. Он, кстати, категорически это слово не выносил, особенно относительно театра. Не раз говорил об этом. Вспомним Михаила Шолохова: ведь у него три года лежал четвертый том «Тихого Дона». Вождь прочитал и хотел, чтобы тот переделал концовку романа. Но художник был непреклонен: «Нет, не переделаю!» А, например, Алексей Толстой, пожалуй, раз двадцать бы переделал… Почему Любимов и преодолел такое долгое испытание жизнью — все его существование имело большое содержание, глубокий смысл. Феномен Любимова и заключается в чисто экспериментальном подтверждении, что подлинный художник — это диктатор во всех смыслах этого понятия. Как только нарушилось жесткое управление труппой — он ушел из жизни, но прежде из своего театра… И нам теперь остается только осмысливать эту бездонную личность. Я очень жалею, что не сохранилось большинство записей его репетиций, и не только на Таганке. Похоже, никто не записывал и какие-то его размышления, суждения… Причем Любимов никогда не рисовался, как, скажем, тот же Андрей Гончаров, главреж театра имени Маяковского, который вечно кричал, оскорблял актеров, категорически запрещал снимать репетиции и проч. Ну абсолютно дутая фигура, почему о нем и забыли. А я дружил с великолепным актером Виктором Павловичем Павловым (1940–2006), который на одной из репетиций осмелился послать на хрен Гончарова, когда тот стал его унижать.

Любимову просто не было нужды ни перед кем надуваться. Он запросто мог разрешить записывать или снимать репетиции спектаклей, но только просил фотографировать без вспышки, чтобы не мешать актерам. Он мог, например, откликнуться на мою просьбу во время преддипломной практики и наговорить мне всю свою биографию, которую я основательно изучил. Между прочим, при поступлении в театральное училище Любимов читал речь Юрия Олеши на первом съезде Союза советских писателей в 1934 году. И в приемной комиссии все ахнули, поскольку давно привыкли к затасканным басням Крылова и монологам из Островского. Кстати, ту легендарную речь Олеши я едва сумел найти, чтобы представить ее фрагменты в своей дипломной работе. Она хоть и была в стенограмме съезда, но саму стенограмму изъяла цензура, потому как половина делегатов-писателей была расстреляна в тридцатые годы. Как раз в той речи все было в мечтах, иллюзиях — и сам Любимов был очарован творчеством Олеши, хотя так никогда и ничего не ставил по его мотивам, но нес в себе с тех самых 30-х… Юрий Петрович как-то рассказал мне историю, будто Олеша однажды в центре Москвы переходил дорогу и наткнулся на постового… И так это ему досадно: «Ну что ты свистишь вообще? Ах, как мне надоели эти деревенские со свистками!» Он же себе цену знал, он был художник! Это ведь тоже ключ к пониманию Любимова. Я помню, как он переживал, когда Екатерина Фурцева возмутилась закрытым прогоном спектакля «Из жизни Федора Кузькина» по повести Бориса Можаева «Живой»! Она буквально побагровела, когда увидела убогую жизнь рязанской деревни, и буквально заверещала: «Только через мой труп! Никогда не будет этого спектакля!» Правда, при Горбачеве этот спектакль разрешили, но как-то потерялся тот нерв, ушла какая-то острота. Вот если бы премьера состоялась в 1975-м, тогда бы эффект был совсем другим. А к 1985-му весь запал куда-то ушел, да и народ-то уже был совсем другой. Он же собрал в зале каких-то председателей колхозов и прочих деятелей… Сначала-то они держались, а потом пошла такая реакция… А еще я помню, как Леонид Утесов на премьере спектакля «А зори здесь тихие» вышел в конце на сцену, прослезился и в пояс поклонился Любимову. То был вообще гениальный спектакль! Кстати, челябинский ТЮЗ потом приобрел право на его постановку. А еще наш замечательный Наум Юрьевич Орлов хотел что-то поставить по Есенину. И я ему предлагал поставить истории отдельных есенинских стихотворений — «Письмо к матери» или «Собака Качалова», по которому можно было написать сценарий. Правда, нужна была живая собака. И тогда Орлов возразил, мол, нельзя, собаку мы не переиграем. Хотя Любимов-то выводил собаку к Понтию Пилату в «Мастере и Маргарите»… бк Продолжение следует бизнес и культура 2(8)·2015

арт-проект

Текст: Михаил и Анастасия Шевелевы

О МАТЕРИИ КИНО В середине лета состоялся VI Одесский международный кинофестиваль, который посетили два гранда мирового кино. Директор Института Люмьер и директор Каннского международного фестиваля Тьерри Фремо, который привез в Одессу 95 оцифрованных картин первопроходцев кинематографа — братьев Люмьер. И Марко Мюллер — искушенный киновед и продюсер, в прошлом руководитель целого ряда крупнейших кинофорумов в Венеции, Риме, Роттердаме, Локарно… Корреспонденты журнала «Бизнес и культура» «представляют» диалог двух первостатейных знатоков кино именно о культуре и бизнесе — то есть об органике современного кинематографа…

бизнес и культура 2(8)·2015

Фремо: Для меня кинофестиваль — это лаборатория. Да мы просто обязаны экспериментировать! Но сейчас в каком-то смысле особенность «изменений» должна заключаться в том, чтобы кино осталось тем, чем является… Лишь бы только эксперименты не пошли ему во вред. К примеру, тот же Квентин Тарантино или Филипп Гаррен, да и Стивен Спилберг — они до сих пор хотят снимать на пленку! Я лично подписывался под обращением в компанию «Кодак», чтобы они продолжили выпускать 35-миллиметровую пленку для таких целей. Это очень важно для кино.

Мюллер: Конечно, но не забывай, чем обернулась пару лет назад ваша презентация отреставрированной версии «За пригоршню долларов» Серджио Леоне, первого спагетти-вестерна из «долларовой трилогии». Копия была подготовлена ужасно — и Тарантино разразился гневной отповедью: «Зачем выпускать в Канны копию ничем не лучше той, что лежит у меня дома? У меня есть своя 35мм пленка — вот что нужно показывать!» Да, ее готовили хорошие специалисты, но тут они сплоховали. Когда столь знаковая лента представляется на престижном показе — к ней должно относиться с таким же уважением, как и к остальным картинам… Фремо: В последнее время в общей массе преобладает цифровой формат. У нас в Каннах, когда кого-то отбирают на конкурс — он получает официальное письмо, в котором режиссерам предоставляется выбор: показывать их фильм на пленке или в «цифре». Некоторые авторы сознательно занимают консервативную позицию. В 2015 году на фестивале была представлена чудесная (если так можно выразиться о темном, нуарном фильме) картина венгерского режиссера Ласло Немеша — «Сын Саула». Ее отметили, в том числе «Большим призом» жюри и наградой международной федерации кинопрессы. Фильм рассказывает о концентрационных лагерях во время Второй мировой войны — и посему снят и показан именно на пленке, что принципиально для режиссера. «Поэт от кино» Немеш воспринимает целлулоид как материю, на которой создана работа. И ни в каком ином виде ее просто не приемлет. Мы в Каннах открыты к изменениям. Хотя кинофестиваль, по сути, сродни большому кораблю. Если хотите, чтобы он развернулся, — можно приложить и небольшое усилие, но своевременное, то есть загодя как бы предугадывая будущие тренды. Да, очень приятно быть первым. В 2002 году мы первые в фестивальном мире организовали цифровые показы — три фильма в разных категориях. В программе классического кино была представлена цифровая отреставрированная копия — «Пепе ле Моко» (1936) Жюльена Дювивье с Жаном Габеном в главной роли — за что мне по традиции влетело от прессы. Кстати, Тарантино меня поддержал, в тот момент он был более благосклонен к «цифре». Тогда же прошел первый цифровой показ «Русского ковчега» (2002) Александра Сокурова — феноменальное явление в истории кинематографа! Чисто технически эта полуторачасовая картина не могла быть снята на пленку, поскольку снималась одним дублем. А еще мы представили в «цифре» второй эпизод «Звездных войн», с которым оказались вообще между двумя крайностями. С одной стороны — сугубо авторский фильм, с другой — большой мейнстримный блокбастер. Тем не менее я очень гордился той чередой первых цифровых показов, несмотря на жесткую критику французов, которые не всегда расположены

к радикальным изменениям. Тогда ведь ни у кого не было даже нормальных проекторов! И всякие деятели боялись, что новые технологические и финансовые модели могут привести к кардинальным переменам в киноиндустрии. Мюллер: Я думаю, не стоит бояться эволюционных изменений и новаций, будь то технологии или культура. Например, основанный в 1932 году Венецианский кинофестиваль должен был стать своеобразной платформой для налаживания дипломатических отношений. И действительно, довольно скоро он «открылся» всему миру. Первый индийский фильм в Венеции появился уже на третий год проведения смотра! Это поразительно! В свое время я хотел создать в Венеции новый (точнее, хорошо забытый старый) тип организации фестиваля, который должен был стать площадкой для экспериментов, в том числе широким пространством для развития молодых итальянских кинематографистов. Правда, нам пришлось пойти на уступки властям и отдавать по три полосы в популярных ежедневных газетах фильмам, которые спонсировались аффилированными с политиками продюсерами. Это был такой способ договориться с чиновниками, чтобы появилось место для проектов, которые мы сами хотели бы представить. Фремо: Сейчас же мне кажется, что самая важная стратегия для фестиваля — оставаться тем, чем мы являемся. Что касается Канн — пусть весь мир меняется вокруг него… Как сказано у Лукино Висконти в «Леопарде», мы должны меняться, чтобы потом признать, что ничего не меняется.

О СЛОЖНОСТИ ВЫБОРА

Мюллер: Я был руководителем Венецианского кинофестиваля восемь лет — дольше, чем кто-либо другой. И не потому, что у меня лучше всех получалось, — просто никто не соглашался работать в сложившейся на тот момент политической ситуации. На протяжении короткого времени итальянское правительство менялось пять раз. Представляете? В принципе, это не должно было бизнес и культура 2(8)·2015

арт-проект

коснуться организаторов фестиваля. Немыслимо, чтобы какой-нибудь министр поручал своему секретарю что-то вроде: «Позвони-ка Марко, я хочу, чтобы в программе был такой-то фильм…» Но политики все же находили способы лоббировать отдельные проекты и продвигать избранных продюсеров, даже пытались влиять на программу, если она им не нравилась. И мы так или иначе находились под давлением. Фремо: Да, мы, как организаторы фестивалей, зависим от всех авторов, каким-то образом связанных с производством кинокартин. Что касается качества представляемых программ — у нас 2015 год был достаточно «хрупким». Однако по мне — фильмы были хороши. И председатели жюри основной каннской программы братья Итан и Джоэл Коэны были довольны качеством конкурса. Но хочу пожаловаться, что программа может тяжело приниматься аудиторией. А профессиональные критики, как правило, очень жестко оценивают работу — они приходят на смотры не полюбить какой-то фильм, а за что-то его возненавидеть. Уму непостижимо! С одной стороны — это одна из лучших аудиторий, а с другой — одна из худших. Они беспощадны: все эти специалисты, вся эта пресса… Кажется, прошлый год был одним из лучших за 50 лет. Но хоть бы кто-нибудь об этом написал! Мюллер: Хочу поделиться фирменным «рецептом» общения с отборочным комитетом. Во время первоначальных просмотров я занимаю место немного сбоку и наблюдаю за поведением членов комиссии: как они «смотрят» фильмы. И это довольно захватывающее зрелище — ведь мне важно увидеть в коллегах отклик. Минут через тридцать кто-то начинает набирать сообщение на телефоне, кто-то разваливается в кресле и даже засыпает под конец фильма… Наконец, какой-то член комиссии вслед за промелькнувшими титрами заявляет: «О, это потрясающий фильм! Мы должны его взять в программу!» — я взрываюсь: «Да ладно, я же видел, как ты был «увлечен» картиной! Как ты можешь делиться своими впечатлениями?!» Мы собираемся на фестивали, чтобы обменяться своими искренними эмоциями и чувствами, а не лукавить друг перед другом! Правда, порою случается, что все понимают, насколько хорош фильм, но он представляет какую-то другую, далекую культуру — и комиссия пребывает в раздражении изза того, что нет человека, способного объяснить, что к чему… Фремо: А ведь ответственность выбора у комиссии чрезвычайно высокая. Мюллер: Вы наверняка помните фильм Кэтрин Бигелоу «Повелитель бурь» — он дебютировал в 2008 году в Венеции. Кстати, господин Фремо, Канны не захотели принимать эту работу, поскольку она якобы воспевает американский империализм. Но этот фильм 98

бизнес и культура 2(8)·2015

о войне как наркотике — о наркотическом состоянии, охватывающем солдат во время боевых действий. В Венеции он был принят хорошо и получил массу предложений от дистрибьюторов, но пресса удивилась решению специалистов, никак не отметивших картину. Я-то ожидал, что и венецианское жюри во главе с Вимом Вендерсом тоже, как наша отборочная комиссия, оценит «Повелителя бурь» — но они высказались достаточно однозначно: «Это скандал! Что здесь делает этот имперский фильм?» Фремо: Понятно, отборочный комитет иногда совершает ошибки. В 2015 году в Каннах было два фильма, которые пресса приняла прохладно. Меня это озадачило. И стало грустно за режиссеров, пострадавших фактически из-за моего решения включить их картины в программу. Но обращаю внимание, что многие фильмы, получавшие награды на разных кинофестивалях в Европе, Азии, США и высоко оцененные прессой и авторитетными специалистами по итогам каждого очередного года, — впервые были представлены в Каннах! То есть мы не так часто ошибаемся. Мюллер: Вспоминается история, когда фильм Даррена Аронофски впервые вошел в конкурсную программу Венеции. Я всегда считал режиссера исключительной личностью в кино. Однако его первые фильмы — «Реквием по мечте» (2000) или тот же «Фонтан» (2006) — можно назвать на момент выхода провальными. О дебюте фильма Даррена в Венеции пресса шипела: «Мюллер, вероятно, спал, когда отбирал этот фильм в программу!» Но мне было очень важно представить его в Венеции, поскольку подобное кино выпадает из какого-нибудь конвейерного производства. Фремо: Ожидания от маститых режиссеров велики, но и разочарование от их новых работ тоже может быть серьезным. Вообще, конкурсную программу не так уж просто наполнить. В этом году каннская комиссия отобрала лишь 19 картин. О, насколько я был невинен, только начиная работать в Каннах! Я думал, что квота на 20 фильмов в основном конкурсе будет гарантией того, что в программу войдут только чудесные картины! Абсолютно нет! В главном каннском кинозале 2200 мест — а значит, 2200 различных мнений! Да еще

Пьяцца-Гранде, кинофестиваль в Локарно, Швейцария

Клаудия Кардинале, кадр из фильма «Девушка с чемоданом» Валерио Дзурлини (1961). Эта картина стала фильмом-открытием 14-го Каннского кинофестиваля

зачастую зрители меняют свое отношение к фильмам, обсуждая показы за ланчами или кофе. Мюллер: Но всегда удивляет уникальное свойство и ценность фестивалей как явления. Суть не только в том, что несколько членов комиссии оценивают тысячи картин, выбирают из них пару десятков и выставляют их на суд профессионалов, — а в том, что они делятся этим с самыми разными группами зрителей. Я неоднократно представлял фильмы на площади Пьяцца-Гранде в Модене — и аудитория принимала их великолепно! Такие показы сродни тому, чтобы, например, смотреть «Человек с киноаппаратом» на Потемкинской лестнице в Одессе — то есть в огромном кинотеатре под открытым небом, вмещающем до десяти тысяч зрителей каждую ночь. Однажды студия-мейджор, прокатывающая большие американские фильмы, даже изменила дату релиза своего проекта, когда увидела, сколько людей заполонили площадь во время просмотра фильма режиссера Джо Данте, одного из моих друзей. Фремо: Но как же все совместить! В Каннах каждый год представляется порядка 60 кинокартин, и их тщательный отбор — именно «марка» кинофестиваля. А, например, на одном из самых популярных североамериканских фестивалей в Торонто выбрали около 300 фильмов! Наш же отборочный комитет в 2015 году просмотрел 1800 фильмов, из которых несколько сотен оказались замечательными. Но мне пришлось 1750 раз сказать «Нет!» и только около 50 раз — «Да!». Поэтому я плохой человек, практически злодей. Мюллер: Я бы не доверил судить о фильмах только разумом — а не сердцем и душой. Лично я стараюсь забыть в кинотеатре все, что знал до этого, и просто погружаюсь в человеческие истории, в другое пространство и время, совсем отличное от того, что меня окружает. И как бы смотрю фильм глазами его героев. Но рано или поздно, как члену комиссии, мне приходится делать свой выбор…

О ПРОФЕССИОНАЛЬНОМ ОБЩЕНИИ Фремо: Я не знаю, в чем секрет Канн. И даже если бы его знал — то не сказал бы. Есть четыре аспекта, предопределяющие успех фестиваля: авторское кино; профессиональная площадка; пресса и критика в целом; а еще, конечно, гламурная часть — красная дорожка. И ни одна из этих составляющих не должна перевешивать

другую. Без кинорынка у нас не было бы тех тысяч гостей, что приезжают в Канны, и профессионалов, которые съезжаются со всего мира на две недели, забывая обо всем, кроме кино. Иной может уколоть нас, мол, «Канны — это красная дорожка… Несерьезно». Но это неправда. Главное в Каннах — кино. С первого кофе утром до последнего виски ночью — все разговоры здесь только о кино. Если вы не смотрите кино один или два дня, то будто превращаетесь в цветок, который забыли полить, и вам не о чем говорить с людьми — ведь в Каннах очень важно спорить, не соглашаться, обижаться и проч.

Режиссер, писатель и художник Жан Кокто, один из основателей французской новой волны Франсуа Трюффо, американский актер Эдвард Г. Робинсон и молодой Жан-Пьер Лео на представлении фильма «400 ударов» (1959); фото Bande `а Part

Мюллер: Фестиваль в канадском Торонто год от года становится более соревновательным, а будущее Венецианского, боюсь, выглядит не так благополучно. Торонто как раз тот фестиваль, который не имеет классификации «А», «Б» и так далее — и его не заботит мнение федераций продюсеров. Будучи руководителем фестиваля в Венеции, я старался держать более высокую планку, чем в набирающем силу Торонто, и пытался доказать местным бюрократам, что мы готовы сокращать бюджет, но ни в коем случае не в ущерб гостям — звездам, прессе и медиа, которые привлекают внимание к фильмам. Мы регулярно привлекали крупных американских продюсеров для поддержки хороших фильмов, балансирующих между коммерческим и независимым кино. Студии знали, что десяток американских фильмов, представленных в Венеции, через неделю прогремят в Торонто, заметно выделяясь из пары сотен других. Так Венецианский фестиваль доказал свою значимость и актуальность. Вы, Тьерри, упомянули о звездах на «красной дорожке». Когда мы говорим «звезды» — то, прежде всего, бизнес и культура 2(8)·2015

арт-проект

имеются в виду американские. И если их нет — то нет и пристального внимания СМИ. Составляя программу в Локарно, я прибег к небольшой хитрости: ставил американские премьеры на конец дня — и в их ожидании журналисты ежедневных газет смотрели и другие программные фильмы. Понятно, что важность фестиваля оценивается количеством прессы, обзоров, критики… Фремо: Остается посетовать, что сейчас стало труднее связываться со звездами и прочими знатными персонами. Как и в спорте, у кинозвезд есть агенты. И я думаю, скоро этим агентам потребуются уже свои агенты для их защиты — от чего, правда, не знаю. Кто-то из старожилов порою еще вспомнит, как Федерико Феллини и Марчелло Мастроянни гуляли по набережной Круазетт… Но сколько воды с тех пор утекло! Теперь по Круазетт не гуляют изза безмерного внимания СМИ к звездам и их агентам, оберегающим своих доверителей… Мюллер: Да, с приглашенными звездами непросто. У них должны проявиться свои корыстные интересы к фестивальной площадке — иначе они не приедут. Звездам зачастую неважно, насколько сильна программа фестиваля, — ты всего лишь часть их рыночной стратегии. Например, продюсеры могут даже диктовать нам свои условия: «Хорошо, мы привезем фильм такого-то режиссера и всех актеров в придачу, но только в первую субботу фестиваля…» И когда им отказываешь из-за занятости конкретного дня — они просто-напросто игнорируют мероприятие! Фремо: А я все наивно надеюсь, что если уж звезды приезжают на фестивали — то только благодаря кино…

невозможно! Нас, естественно, никто не знал… Каждый вечер мы возвращались на стоянку и ночевали в машине, но утром снова отправлялись в центр города, чтобы быть именно в самом центре кино! И потом я старался не пропускать этот фестиваль. По молодости часто приходилось сидеть на балконе… О, это самое худшее место в кинотеатре! Ведь я люблю сидеть максимально близко к экрану. Еще Франсуа Трюффо заметил: «Чем ближе вы сидите к экрану — тем больше вы видите в фильме». И мне даже на балконе случалось драться с другими зрителями, чтобы как-то спуститься пониже! И уже став директором этого фестиваля — я побаивался «раскрыть» свое прошлое, когда я был тем самым вредным юнцом, который рвался поближе к экрану!

Старейший в мире Венецианский кинофестиваль в 1947 году был проведен во Дворце Дожей, что стало наиболее роскошным фоном для прибытия 90 тысяч гостей и участников Мостры (с ит.– «выставка»)

Позирование звезд фотографам уже стало частью каннской легенды

ОБ ИСТОРИИ СТРАСТИ Фремо: В далеком 1979 году я впервые оказался на Каннском фестивале. Мне было 18 лет, я только получил водительские права и приехал из Лиона на машине в компании своих друзей. А драма была в том, что нам не удалось попасть ни на один показ! Это оказалось 100

бизнес и культура 2(8)·2015

Мюллер: Я разрабатывал несколько любопытных направлений, в том числе как подобрать правильную, понимающую аудиторию для разного рода фильмов. Ответ представлялся очевидным — нужны более молодые зрители. Но, скажем, Венеция для них оказывалась слишком дорогой, Лидо (цепочка песчаных островов, отделяющих Венецианскую лагуну от Адриатики. — Прим. бк) просто чертовски скучное место. Только для того, чтобы добраться из хостелов в Лидо до Венеции, необходимо порядка 45 минут просидеть в лодке. Нам, организаторам, пришлось подключать ряд недорогих отелей и разрабатывать систему скидок для студентов, билеты для которых стали доступными, и все желающие получили возможность попадать на сеансы. Помню, как в Венецию приехал один из самых безбашенных японских режиссеров Такаси Миике. На его показах буквально витает атмосфера рок-концертов или футбольных матчей. Из-за специфичности картин Миике большинство показов приходилось на полночь — так что

молодежь находилась перед выбором: если они остаются на сеанс, то с большой долей вероятности никто не успеет на последнюю лодку. Однако молодые люди приезжали — и показы проходили с аншлагом. Это была чудесная и страстная аудитория. Не стоит забывать, что любое крупное культурное шоу предано культуре лишь отчасти. Венецианский кинофестиваль был основан двумя «монстрами» — графом Джузеппе Вольпи и графом Витторио Чини. Они уничтожили экосистему венецианской лагуны, построив там порт Маргера. В общем, причина, послужившая рождению фестиваля, — попытка привлечь гостей в региональные отели, принадлежащие графам. Таким образом, бизнес-интересы стимулируют возникновение многих фестивалей мирового уровня. Естественно, проще заполнять гостиницы в высокий сезон, летом или на Рождество — но как вы привлечете гостей в январе или феврале? Давайте тогда придумаем кинофестиваль!

становится предпочтительнее. Но разве это важно? Своим студентам я всегда говорю: «Задумайтесь о таких гигантах, как Роберто Росселлини, Микеланджело Антониони… Вы думаете, у них были какие-то огромные бокс-офисы? Или что они имели какой-то глобальный успех среди зрителей и критиков? Конечно же, нет!»

О ЧУДЕСАХ Мюллер: С развитием Интернета и вообще качественного ускорения передачи информации, в том числе и о кино, — я все чаще замечаю, что зрители идут смотреть фильмы, о которых уже все знают. Эмоциональная реакция заведомо искажена, поскольку многое загодя стало известно. Фремо: У меня есть отличная история! Недавно в узком профессиональном журнале опубликовали мое постканнское интервью. Там меня расспрашивали и про Интернет, и про Твиттер, и про социальные сети — а я лишь ответил, что для меня «твит» — какое-то слишком маленькое, не информативное сообщение и что я вообще не считаю подобные записки формой какой-то критики. В свое время мы учились кино, не только впитывая хорошие фильмы, но и читая настоящую «многостраничную» критику. Я очень уважаю тех, кто думают, пишут и печатаются… Однако в газетные заголовки в итоге попало типа «Тьерри Фремо нападает на социальные сети». Но я, по сути, сказал только то, что настоящему критику нужно много времени, чтобы думать и писать или, если хотите, «потреблять» фильмы. Во времени критик непременно будет додумывать свои мысли и суждения. Ну невозможно выйти с показа и сразу заявить: «О, какой замечательный фильм!» Просто на следующий день ты уже можешь не быть в этом уверенным, а через два дня придешь к выводу, что фильм как бы до чего-то не дотягивает… Мюллер: Самое ужасное, что после фестиваля остается мало цельных отзывов, а чаще всего распространяются какието обрывки. Во время многодневного общения нередко возникают и расползаются всякие слухи об отношениях между актерами. И все начинают обсуждать, что именно в силу межличностных противоречий какой-то фильм

Кадр из фильма «Правила игры» Жана Ренуара (1939), признающегося киноведами одним из высочайших достижений европейского кино

Фремо: Пожалуй, самый важный французский фильм — «Правила игры» (1939) Жана Ренуара — провалился в момент выхода в прокат. И только спустя 10–20 лет после войны он стал действительно культовым фильмом. Я думаю, есть серьезная проблема для прессы нового поколения в том, что каждый может достать мобильник и начнет нажимать «лайк», «не лайк», когда ему заблагорассудится. Представьте, например, Марселя Пруста, который бы говорил «ничо так» — и постил бы заметочку в фейсбуке. И чтобы автор романа «В поисках потерянного времени» раздавал одну-две-три «звездочки» кому-то… Невозможно! Или как бы вы оценивали картину Пабло Пикассо «Женщина из Авиньона»? Тоже «лайком»? Мюллер: В 2013‑м я взялся за организацию в Риме мировой премьеры фильма Алексея Германа-старшего «Трудно быть богом». Этот удивительный киношедевр (адаптация одноименного произведения братьев Стругацких) снимался на протяжении пятнадцати лет. Почти четырехчасовой черно-белый фильм! И я был готов к тому, что часть людей уйдет с показа. Успешность картины на фестивалях можно оценить по количеству хлопков спинок кресел… С фильмом Германа этого не произошло. Кстати, там есть сцена с летящими черными воронами… А замечу, что кинотеатр на Римском кинофестивале располагается в красивом парке, — и вот во время показа ровно в момент полета воронов на экране — на сцену взлетела птица! Понятно, что после этого никто не ушел с показа. Возникло ощущение чуда… А я признаю существование чудес. бизнес и культура 2(8)·2015

101

галерея

Этот краткий комментарий художника Александра Данилова записан на его выставке в галерее современного искусства «ОкNо» случайным посетителем… Все случилось спонтанно, случайно… Я нашел красный упаковочный картон в белый горох, он меня будоражил года три… лежал, лежал… я пытался на нем что-то нарисовать… Экспозиция разделена на две части. Работы «в горошек» в первом зале — это старые работы, которые я сделал года два назад. Они уже побывали на выставках в Финляндии и Израиле. Вторая часть — работы, сделанные для Параллельной программы 3‑й Индустриальной биеннале (Екатеринбург).* Поскольку «тема индустриальная», мне захотелось в работах применить новый технологический прием — лазерную резку. Используя эту технологию, картон и вообще любой материал можно резать * Параллельная программа проходила в 11 городах Урала, в Челябинске — в галерее современного искусства «ОкNо»

102

бизнес и культура 2(8)·2015

четко и тонко. Это послужило толчком для вдохновения. Картон достаточно актуальный материал и красивый сам по себе. Когда я им заинтересовался, сын привез мне шикарную упаковку запчастей BMW. Когда я увидел такой качественный материал — понял, что из него можно сделать всё… Кстати, сам материал нередко диктует художнику, что делать. Например, хорошая глина, краски или необычные карандаши, компьютерные программы… Поэтому материалы и ресурсы имеют большое значение. На этой выставке почти все материалы, которыми я никогда раньше не пользовался. Вопервых, картон, во‑вторых, лазерная

бизнес и культура 2(8)·2015

103

галерея

в некоторой космической перспективе. Ни одна сторона квадрата не параллельна другой. Думаю, что это очень важно для понимания супрематизма. В основе формы — круг с разными вариациями, чаша, крест и ромб… А в этих работах я рисовал образы-символы современных героев. Такие смутные образы… эти белые точки на переднем плане — как бы такой ближний ряд… вроде как сон, как мираж, как какое-то подсознание. Для фона я использовал золото, как символ вечности… да для меня и самого всё не очень понятно… всё складывалось както интуитивно. Я сам не могу толком до конца объяснить, что это такое… Интересно, что люди говорят о выставке… Если художник пишет классические пейзаж или портрет, в таком случае всё может быть понятно: насколько портретируемый похож или не похож и что сам художник хотел передать. А в данном случае всё сложнее, хоть я и хотел сделать просто, но, видимо, то, что для художников понятно, для «нехудожников» может быть сложным. Намеренно мне ничего не хочется усложнять. Но иногда выразить какую-то подспудную идею оказывается сложнее, чем просто объяснить

резка — я её заказал в одной фирме, поскольку вручную так и близко невозможно сделать! После лазера картон такой обожженный и очень красивый на срезе. Для меня новым был обжиг специальной пастой и поталью. Поталь — что-то вроде сусального золота, но из сплава меди с цинком или алюминием. Поталь имитирует золото, серебро или бронзу и наносится на поверхность с помощью клея. Вот эта работа — «Золотая середина» (единственная из всех работ имеющая название) — посвящена отцу. Он умел находить золотую середину. Любил гармонию во всем. Здесь белая сторона, здесь черная и посередине светящаяся поталь. А вот в этой работе чувствуется какое-то смятение. На выставке мы ее повесили в другом ракурсе… золотую часть сделали вертикальной, хотя я об этом не думал изначально. Тут вообще много всяких экспериментов в развеске работ. У нас даже появились ангелы. Светильники без рассеивателей неожиданно показали фигуры ангелов на стене… Белый, черный, красный, золотой — это русские цвета, символические. Золото — купола, иконы. Красный — красивый. Красная площадь. Белый — духовная чистота, снег, белые стены древнерусских храмов. Белый свет. Черный — монашеский, путь отречения. И еще для меня черный — квадрат Малевича. И, что важно, не совсем квадрат. Он 104

бизнес и культура 2(8)·2015

реальность. И я прибегаю к приемам, которые идут изнутри. А что получается — я уже потом сам себе начинаю объяснять. Это образы современных героев, которые находятся в вечности, как символы. И рисование здесь спонтанное, сделанное без эскизов, — что мне очень нравится. Мне казалось, что, например, древнерусские иконописцы тоже не делали эскизы.

Они просто брали кисть и сразу писали. Почему-то у меня такая была мысль… И я просто брал кисточку, черную краску и рисовал… Да, это совершенно произвольные образы, но я думаю, что какое-то мое знание древнего искусства влияло, — не без этого. Такое восприятие современного человека в символах древнего искусства. А энергию художнику дают какие-то внутренние идеи… Вот этот объект называется «Книга» — книга с золотым обрезом. Это русская книга — красный переплет и золотой обрез. На обрез наклеена золотая поталь — и всё! Такой минимализм. А это образ современного молодого человека в очках и в то же время в каких-то латах…

бизнес и культура 2(8)·2015

105

о чем говорят мужчина и женщина

Гиперборея Елены Щетинкиной Послесловие к выставке

Этот разговор редактора и художника — мужчины и женщины — венчает номер бк, посвященный Времени. Дальше только отточие философа. Ты меня еще не знаешь. А желаешь ли, бог весть. Только Пушкину внимаешь, Но ведь Пушкин я и есть!

Ю.Ш.

—1— Юрий Шевелев: Несколько лет назад два моих товарища — Артур Никитин и Салават Курманов — в такой мужской, силовой манере пытались привлечь мое внимание к доязыческой истории России. Но когда на меня давят, я обычно сопротивляюсь. И им я не поддался, хотя признаю, что они весьма содержательные личности — думающие и читающие. Но я не то чтобы сопротивлялся их влиянию — просто чувствовал: ну не дорос до столь высоких материй. Я иногда беседую на исторические темы с профессиональными историками, но драма в том, что даже на вопросы о Руси IX–Х веков ординарные историки не любят распространяться: «нет достоверных документов и артефактов». Елена Щетинкина: А глубже — уж тем более. Шевелев: Раз нет доказанных свидетельств, остальное — как бы от лукавого. И так я оправдывался, что не прислушивался к доводам товарищей. Но сегодня я услышал твой рассказ о Гиперборее, Аркаиме, увидел акварели и фарфор — и очень заволновался… Скажу, кстати, что я 106

бизнес и культура 2(8)·2015

родился в степной зоне — в башкирском селе Акъяр (Белый Яр), недалеко от границы с Оренбургской областью… Щетинкина: Знаю, места красивые, я рисовала там. Шевелев: … а потом жил и учился в средней школе в городе Сибае — буквально в двух-трех десятках километров от Аркаима и в нескольких километрах от преисподней — огромного карьера, где добывался медно-серный колчедан… Щетинкина: И Сибай знаю, бывала там, тоже рисовала. Шевелев: В 1970‑м переехал в Челябинск, в 1979‑м уехал работать в Днепропетровск в ракетно-космическое КБ «Южное». Когда в 1990–1991‑м в стране началось бурление, решил вернуться на Южный Урал. Среди аргументов «за» и «против» возвращения была потаенная мысль:, что когда весь мир начнет рушиться, то именно это местечко на Земле останется. Щетинкина: Это совершенно точно. Шевелев: Да, такая наивная надежда — думаю, у любого человека есть толика надежды на спасение… А сегодня я испытал большое волнение, когда ты в своей женской, пластичной манере, но сильно-сильно открываешь мне глубины мироздания — я даже не стесняюсь громких слов. Я ведь от чего мучаюсь? Каждый номер бк как бы закольцован темой. В номере «Суд» можно от начала до конца почувствовать тему вплоть до трагического для меня разрыва с Александром Поповым (не случайно на обложке его затылок). Мой журнал — это не СМИ, и я не собираюсь «объективно» интерпретировать окружающую среду, а просто стараюсь пояснее сформулировать свой субъективный взгляд на мир. Он был создан без моего участия, и я его никогда не из-

меню, но хочу разглядеть хотя бы в первом приближении. А номер «Время» задолго до нашего разговора складывался так, что первыми текстами стали интервью с двумя девочками восьми и десяти лет, — и теперь ты продолжаешь «женскую линию» в таком выразительном посыле… Щетинкина: Гиперборея, Русь, Россия — всё женского рода. А девочки, наверное, оказались тут потому, что у них интуиция мощнее, но маловато логики… Я и за собой не вижу жесткой логики — это правда. Шевелев: Вспоминаю, как Павел Рабин однажды мне объяснял, что Лев Гутовский — концептуалист. Но что это такое? Хотелось бы, чтобы за этим понятием следовало бы то, что можно увидеть, услышать, пощупать… В конце 1990‑х Гутовский вкупе с Василием Смелянским показали в Органном зале некий перфоманс. В силу глубокой отсталости я сумел выдержать такое сокрушительное представление буквально в течение трех минут и спешно ретировался. И вот сейчас — прошу прощения за это слово — именно в концептуальном плане меня интересует смысл твоей затеи с Гипербореей. Для меня пока очевидно, как рядом с тобою прошивает эманация колоссальной энергии, которую ты излучаешь, когда говоришь об этом и показываешь свои работы. Щетинкина: Но я ничего не выстраиваю! Концепция — жесткое понятие. Мне, например, не нравится слово «проект» — особенно в искусстве. В нем слишком много продуманности: и начало, и конец, и всё прочее как бы задействовано и заранее выстроено. Я работаю по принципу приращивания: двигаешься куда-то, по какому-то пути, условно, интуитивно, и вдруг что-то само приходит… А в проекте должна быть продуманность — финансовая и т. п., а у меня такое вольное движение, которое заранее невозможно запрограммировать. Шевелев: Я понимаю, как ты можешь существовать в современном мире, скажем, не заглядывая в мировую паутину. Но мне она стала помогать, когда сын предложил завести свой сайт, и сайт превратился в лабораторию, где надо работать каждый день, — он дисциплинирует и помогает отражать повседневную реальность. В этом «отражении» сама по себе просачивается новая тема. Поэтому у меня тоже изначально не бывает никаких особых задумок, никаких проектов, а что-то похожее на твое «приращивание». Вот мы поговорим, появится расшифровка, первая редакция, вторая, третья, далее публикация на сайте, додумывание, избранное идет в бумажный журнал, а уж потом что-то может войти и в книгу. Щетинкина: Мне работа в сети непонятна — я даже на свою страницу не заглядываю.

—2— Шевелев: Вернемся к теме. Сейчас мы сидим в твоей мастерской на улице Пушкина (он всегда рядом!) в городе Челябинске. Отсюда до Аркаима, можно сказать, рукой подать. И граница Уральского хребта от нас в двух кварталах.

И, может быть, поэтому так сильно трогает история Гипербореи и Аркаима, как центра древнейшей культуры и осевой линии, от которой слева Запад, а справа Восток… Щетинкина: А что, это разве не так? Шевелев: Так, так, но если бы мы были в Африке или еще где-нибудь у черта на куличках — что бы мы думали? Мой однокашник Саша Сенкевич, родом из Кустаная, пятнадцать лет назад перебрался в Канаду в городок Ватерлоо. У него там небольшой семейный бизнес — закусочная «Теремок». Он увидел в сети сайт бк, и мы списались, а не виделись двадцать лет! Тут я чувствую, что произошел разрыв — мне совершенно не интересна жизнь заштатного канадского городка! Я не успеваю разобраться со своим местом. Ну зачем мне Ватерлоо? А Саша, по-моему, испытывает чувства посложнее. Думаю, когда он увидел фото современной Астаны на сайте бк, у него что-то ёкнуло. Он ведь подался за кордон, скорее всего, ради детей — но его младший сын после учебы в Монреале подался в Катар! И каково сейчас отцовскому сердцу?! Щетинкина: В Астане я не была, не знаю. Шевелев: В 2000 году я там был со скульптором Виктором Митрошиным и архитектором Николаем Семейкиным. Мы предложили главному архитектору Астаны Ивану Лаптеву водрузить митрошинского «Золотого орла» высотой 97 метров на месте, где сейчас «Байтерек», символ казахской столицы. С орлом не срослось, и Никита Михалков выкупил права на скульптуру за один рубль, «Золотой орел» стал призом для кинематографистов. И тогда было понятно, как круто взялись за Астану: привлекли японского архитектора с опытом проектирования мировых столиц и т. п. Первым делом в центре города поставили огромное здание «Музея искусств». Мы туда, а там… ну очень скромные утилитарные поделки казахских кочевников: циновочки, кумганчики… Музей есть — а искусства нет. И вот я узнаю, что «Музей искусств» перекроили в «Президентский музей», где хранятся ценные подарки президенту, думаю, там есть произведения высокого искусства, но вряд ли казахского. Я так долго подвожу к простой мысли: если бы мы жили сейчас в Ватерлоо или Астане, вряд ли думали бы о роли Аркаима как достоверного следа доисторической цивилизации. Хотя я допускаю, что об этом серьезно думает Артур Никитин, который перевез своих детей из грязного Челябинска в Баден-Баден. И он глубже меня поймет твою логику и философию. Щетинкина: А логики-то нет никакой, есть только «загляды», нырки… Шевелев: Ты не поняла меня. Чем отличается мужское от женского? Для тебя это нырки, но я, как бывший инженер-ракетчик, знаю, что ракету делают миллионы людей. И каждый как бы «ныряет» куда-то, а в конечном итоге получается что-то, способное оторваться от земли и улететь в космос — туда, откуда прилетели твои пришельцы. Щетинкина: Нормально. Образно, весьма. Шевелев: Один специалист знает и делает одно, бизнес и культура 2(8)·2015

107

о чем говорят мужчина и женщина

другой — другое… Лично я поначалу считал удельный импульс двигательной установки по телеметрическим измерениям в летных испытаниях, разбирался в уравнении Циолковского в дифференциальной форме и сочинял программы на языке Фортран. Однажды мне почудилось, что я нашел неучтенную составляющую от перетока топлива во время работы маршевой ступени. И я так загорелся своим открытием! Типа — первый в мире! У себя в Днепре заморочил всем голову на научных конференциях, но в МАИ нашлись умные ребята и объяснили, что я — дурак. Кстати, когда я «жил удельным импульсом», то не мог понять, что главный конструктор не знает на память уравнение Циолковского, а тем более не знает, как посчитать импульс по методу наименьших квадратов. И только много позже я понял: всякие формулы, уравнения, тексты, картины, фотографии — в конечном счете, это отношения между людьми, без которых никакая ракета не взлетит… И сегодня на крутом историческом рубеже современного столкновения земных цивилизаций я особенно остро вспоминаю волнение, охватившее меня на границе двух тысячелетий в 1999–2000 годах. Тогда мы с Артуром Никитиным начали издательский проект «Свободные диалоги». Я активно писал, тащил талантливую молодежь и зрелых авторов, но не журналистов, а пишущих людей, состоявшихся в своем деле. Более того, летом 2000 года я попытался уединиться на острове, чтобы сосредоточиться и как-то прочувствовать будущий ХХI век. Мартовский номер «Свободных диалогов» вышел накануне избрания В. В. Путина президентом России. Номер оказался последним — Никитин ушел из проекта, а накануне, в февральском номере, он предсказал: Россия непременно придет к диктатуре. А на обложке мартовского номера стоял васнецовский «Витязь на распутье», и в лидере к номеру я тщетно взывал: «Россия, приди в себя перед выбором!» И сказочный витязь слушал меня, понурив голову и печально взирая на камень и лежащие перед ним кости, над которыми парил зловещий орел… Щетинкина: Тогда по всей Руси стояли камни, указывающие путь: «Прямо пойдешь — то-то найдешь, налево пойдешь — жизнь потеряешь, направо…» Шевелев: И в ХХ веке уже были ясные указатели человечеству, что в XXI веке случатся глобальные катаклизмы, включая военные. Умные люди написали толстые книжки, предупредили, но обывателю это казалось диким — ведь в конце ХХ века мы оглянулись на него и ужаснулись: какой он был страшный. Казалось бы, человек разумный должен был отдавать себе отчет в этом. Но людям хотелось думать, что в XXI веке жизнь должна быть благостной и умиротворенной… А 11 сентября 2001 года началась Третья мировая война — а сегодня налицо глобальный кризис. Причем Россия находится в его эпицентре — в жерновах между Западом и Востоком. Или такова и есть наша планида от самого истока цивилизации? А всякие «нырки» в Китай, в Ближний Восток или в Европу и Штаты — искусственные и опасные 108

бизнес и культура 2(8)·2015

условности. Отсюда вопрос к тебе как художнику: сможем ли мы в Гиперборее жить сами по себе — радостно и долго? Щетинкина: Ну ты раскручиваешь! Я-то вольно фантазирую: занырнула, посмотрела, что-то нарисовала. Я хочу показать, что мы в России сильно недооцениваем себя, и нам помогают себя недооценивать. Но в нас хранится высочайшая древняя культура, и главное — дух. А мир движется по технократическому пути, создает роботов, себе подобных, — и эти машины могут погубить человека разумного. В Гиперборее была другая цивилизация — духовная. И если еще хоть чуть-чуть теплятся следы духовной цивилизации, то они находятся именно здесь — на Урале — и идут именно оттуда — с Севера. Я так думаю. Мне сегодня стало стыдно говорить: «Я была там-то, ездила туда…» Меня спрашивают: «А ты в Париж не поедешь в этом году?» — «А мне на фиг Париж, я здесь дома, я хочу разглядеть то, что у нас под ногами». Ведь здесь невероятные пласты! У нас немало людей, изучающих ведическую культуру. Я ее в большой степени не изучала, но мне, может, и не надо: если уйдешь туда с головою — то всё, не вернешься. Я же просто художник — а не какой-то историк или мыслитель.

—3— Шевелев: Таким, как я, обыкновенным людям все-таки нужно стараться изучать, познавать мироустройство — а художникам всё дано изначально! Они просто должны извлечь изнутри картину мира и показать ее людям. Щетинкина: Должен случиться внешний импульс, чтобы я могла что-то вытащить из себя. Так и происходит — встреча внутреннего и внешнего. Я никогда не занималась аналитической живописью или искусством, что складывается только умом. Мой путь — через эмоцию, переживания, энергетические импульсы… Я пытаюсь не столько познать, сколько почувствовать что-то внутри и попытаться вытащить… На таком пути большие возможности. Ванга, кстати, предсказывала, что путь пойдет от России. Здесь начнется энергетический подъем — здесь живы следы самой древнейшей цивилизации. Да, официальная наука этого не признает, замалчивает. Хотя я наскочила на книгу философа Валерия Никитича Дёмина о нашей северной прародине и познакомилась с трудами археолога, исследователя доисторической Руси — академика Бориса Александровича Рыбакова. Но другой академик — Дмитрий Сергеевич Лихачев — назвал «Велесовы дощечки» подделками. Он, конечно, авторитет, но сейчас многие проблемы пересматриваются. А меня лично не интересует, как, допустим, на суде: виновен или не виновен? В данной ситуации — я так вижу. И мне неважно — «виновен или не виновен». Шевелев: Я уже упомянул, что этот номер начался с деток, как бы с рождения жизни, то есть за здравие, — а заканчивается твоей Гипербореей и «Свободой и злом» философа Александра Чупрова. И, честно говоря, я чувствую, как уходит энергия и из меня, и из России… Да,

Париж тебе больше не интересен — и бог с ним. Как бы нам разобраться со своей родиной и прародиной до своего ухода в мир иной? Без её понимания тяжко представать перед Страшным судом. А мои идолы — Пушкин, Чехов и Пастернак, как я думаю, уходили спокойно, с пониманием. Пушкину было больно от масонской раны, но душою он был готов к Суду — он хорошо потрудился на земле. И я стараюсь уходить от праздной растраты сил, экономлю энергию, предпочитаю ничего нового не иметь — чтобы не потерять. У меня самый удачный день — когда я в 7–8 часов вечера первый раз выхожу из дома и бегу в лес… Щетинкина: А всё остальное время? Шевелев: Работаю с текстами, приглашаю к себе интересных людей. Правда, недавно отвлекся — съездил в Астану и семь суток варился в дзюдо. Просто мне близка эстетика борьбы, тем более на таком турнире мирового масштаба, где так сложно переплетаются человеческие отношения. А это и есть моя «специализация». Там мы откровенно поговорили с Владимиром Каплиным, главным тренером сборной СССР и России на переломе исторических эпох — с 1989 по 1996 год. Я всё стараюсь записывать, иначе история борьбы, как и Гиперборея, уйдет — и следов не найдешь. Щетинкина: Нет, следы Гипербореи есть! И это самое удивительное! Шевелев: Для меня импульсом является новый человек, который вдруг меня заводит. А что для тебя? Париж уже не является порогом возбуждения, но какие-то древние следы Гипербореи — являются! Это видно по твоему лицу, дыханию… Я так понимаю, эта история в тебе вызревала подспудно, а теперь она наполняет тебя энергией и силой, которая движет дальше, дальше — в космогонию… Щетинкина: Думаю, да. Всё шло постепенно. На одной только эмоции это не могло вспыхнуть — здесь же завязано всё-всё-всё! Я писала цикл «Уральский меридиан», где много разных легенд, и глубоко переживала, много всего пропускала через себя, ездила в Аркаим, встречалась с людьми, читала… Новая информация постоянно подпитывала меня — для художника важно то, что он увидел своими глазами и как-то зафиксировал — в скульптуре, живописи, графике. Потом уже можно что-то осознать и объяснить, но вначале ты можешь вообще не понимать, что сам сделал…

—4— Шевелев: И ты своим путем, и я своим путем — с разными порогами возбуждения — мы продвигались по жизни. И вдруг появляется общий для нас обоих порог возбуждения — Гиперборея — «история до истории», до «эпохи исторического материализма»… Это наш фундамент и крайне важная штука для внутреннего самостояния человека. Когда я писал книгу «Недалекое прошлое» с Павлом Беньяминовичем Рабиным, между нами возник «еврейский вопрос». Была написана глава, которая выпала

из книги по просьбе Рабина. Чтобы ее написать, я уволился из администрации Трехгорного и два месяца почти не выходил из дома. Обложился горой книг: библейскими первоисточниками, трудами религиозных и светских мыслителей. Но в первую очередь я сосредоточился на «Исходе» из Пятикнижия Моисея, пытаясь в первом приближении разобраться с декалогом и диалектикой конфликта между Ветхим и Новым заветами. Шел март-апрель 2004 года, Рабин почти каждый день заезжал ко мне, мы подолгу говорили, выясняли отношения. Сам он считал себя настоящим евреем, хотя родился в Магнитогорске, рос в рабочем квартале среди «грубых» металлургов, а традиционная еврейская культура прошла мимо него, но могучий природный генезис не мог быть подавлен извне. И мы с ним серьезно схлестнулись в откровенном диалоге. Да, он не вошел в книгу, но я его опубликовал в журнале «Социум и власть». Причем некоторые читатели пришли к выводу, что я как бы «порвал Рабина». Суть конфликта в том, что Рабин утверждал: мол, мы — евреи — избранный народ, мы — «первочеловеки»! Я отвечал: это вы, евреи, так считаете… но и любое другое племя тоже вправе считать себя избранным, коль оно явилось на белый свет. Более того, даже отдельные особи могут считать себя «первочеловеками». В номере «Сила» я представил двух Александров Евгеньевичей — Попова и Миллера, назвав их самыми первыми людьми, поскольку инициалы у обоих «А» и «Е». Тут и ежу понятно, что их родителями были Адам и Ева! Кстати, все читатели и отцы города согласились, и теперь Попов и Миллер — почетные граждане Челябинска. Привет их родителям, думаю, они довольны… Вспомню и историю, как один из героев моей книги «Жизнь людей» — Салават Курманов в конце 90‑х проходил «инициацию» при создании партии, превратившейся в «Единую Россию». На Алтае собирали сильных парней, воинов-интернационалистов и втолковывали им «ведическую историю» и объясняли роль христианства в ее забвении. А ведь нет такого русского, как татарин! Салават очень проникся древними смыслами, и когда прочитал первую строку моего предисловия к книге — ужаснулся! А я там написал, что человек произошел от Адама… Салават в шоковом состоянии потребовал переписать, поскольку был убежден, что наша прародина была задолго до библейского «Бытия», написанного евреями. Но я таки оставил про Адама. К чему я это вспомнил? «Происхождение видов» — очень серьезная история. И твоя выставка «Там чудеса…» чрезвычайно важная. Но я буду стараться держать себя в руках, сильно не загораться, чтобы не сгореть до тех пор, пока что-то не пойму. Как бывший марафонец, я точно знаю: самый рациональный график бега — равномерный, первая половина дистанции должна быть соизмерима со второй… Щетинкина: У тебя сомнение, что люди скажут, мол, никогда никакой Гипербореи не было, а это звук на пустом месте — да ради бога! бизнес и культура 2(8)·2015

109

о чем говорят мужчина и женщина

Шевелев: Это ты так считаешь, у художника всегда есть отмазка — я так вижу. Недавно на открытии выставки Александра Данилова «Белое, черное, красное, золотое» мы с Игорем Духовным попросили автора: «Саша, объясни нам, что тут и к чему?» И он попытался: «Вот образ современного героя. Эта черточка означает то-то, другая черточка то-то…» Уходили мы с Игорем — он вдруг посетовал: «Эх, Саша, Саша…» А я ему в ответ: «Брось ты, главное — чтоб автору было хорошо…» Если художнику хорошо от им созданного, то обязательно еще кому-то будет хорошо! Щетинкина: Вот именно. Художник держится благодаря тому, что в нем вдруг возникает искра… и он загорается чем-то доселе неведомым! А что есть истина или не истина — не играет никакой роли. Исторично — не исторично, доказано учеными — или не доказано: неважно! Да, ученые против Гипербореи и считают ее вымыслом — да ради бога! Я и не утверждаю, что это не вымысел, но каким-то образом в это пространство окунаюсь. Я там, может быть, что-то не вижу, но чувствую, как искрит… И, само собой, стараюсь к этому подобраться через ассоциативное мышление или всем известные сказки: тот же «Колобок», «Репка» и прочие — их знают все от мала до велика. Они живут внутри у людей, в их мыслях, в чувствах. Какой-то путь должен быть: просто так ничего не может возникнуть из «ничего». И у меня, вероятно, есть предначертанный путь, но в основном я руководствуюсь интуицией. Занырнула, что-то выдернула, что-то увидела — нарисовала, слепила и не собираюсь ничего доказывать. Геннадию Борисовичу Здановичу пытались доказать разные специалисты, мол, Аркаим — какая-то выжимка, пустое место… Но я это всё проверила своей интуицией, и делом, и эмоцией. На Аркаиме нас повели на уже заросший раскоп, мы легли на матрасики, а были грозы… Теперь я свои впечатления выражаю в работах — я увидела и почувствовала, какая это была мощная цивилизация! Лежишь на коврике, смотришь в небо — ты там, там, на других планетах. Это абсолютно нельзя придумать. Это не пустое место! Если чувствуешь, что тебя трясет, — значит, это истинная эмоция! А когда просто умствуешь: вот захотел, притащил какую-то «мыслю» — то ты хоть сиди, хоть долби — ничего не нарисуешь! В тебе ничего не происходит. Нечему, нечему возникнуть и неоткуда! Да, есть холодный, логический ум, есть знание истории искусств — там можно что угодно навалять, можно по аналогам пойти — но существует и другой путь! Я предпочитаю другой! И не лезу, не роюсь, не листаю «Историю искусств» — как там какой-то художник что-то увидел. Единственное исключение — «Три богатыря». Тут Васнецов сразу возникает и крепко увязывается… Шевелев: Но у тебя-то другие богатыри. Щетинкина: Другие, но обычно у человека в сознании осело: раз «Три богатыря» — значит, это Виктор Михайлович Васнецов. Всё! Классика! Или вот Илья Муромец сидит, можно как угодно его обрисовать, но это настолько устояв110

бизнес и культура 2(8)·2015

шийся и мощный символ. Дедушка Васнецов такое создал! В сравнении с ним его внук — вообще пигмей, правда, он сумел выскочить на имени знаменитого дедушки. Все же сразу знают: «О, Аленушка на камушке! О, три богатыря!..» Да, можно полистать Интернет, посмотреть, кто что делает, — и что-то самой измыслить. Но я так не могу двигаться. Я ищу резервы в себе. Мне помогает литература и само слово… Слово — очень важно, оно много дает. Шевелев: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог… В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков» — сказано в Евангелии от Иоанна. Мне от этих строчек легче. Я нахожу смысл в своих занятиях, в поисках слова, объясняющего мою жизнь и жизнь окружающих меня «человеков». Им это не всегда нужно. И мне остается одно: верить в себя. Щетинкина: И для меня Слово имеет огромное значение: читаешь, представляешь — и вдруг толчок происходит… Это может быть и поэзия, и какие-то древние тексты… Можно сказать, что «Велесова книга» выдуманная. Но если меня что-то там зацепило — я считаю это верным признаком достоверности. Научным людям я это не докажу — да ну их в баню! Я своим интуитивным путем двигаюсь, не могу сказать, что равномерно или как-то иначе, — я могу быть не уверена или совсем этого не знать. Я не знаю, может быть, какой-то художник и действует логически, у каждого свои «путя». И я чувствую свое, раз смогла выкопать информацию, через себя ее пропустить — и вдруг заискрило! Значит, Гиперборея существует! И еще же была цивилизация, гораздо более мощная, чем египетская, — Атлантида. О ней знают мало — как дымок какой-то, больше ничего. Но кто-то скажет: не было ни Атлантиды, ни Гипербореи, а кто-то собирается и отправляется на север или всю жизнь бороздит океаны, ныряет на дно и ищет Атлантиду в реальной жизни! Была — не была? Была! Абсолютно точно! Да, каждый кулик свое болото хвалит. Но здесь уж слишком много энергетических вещей, как бы столбов таких поставлено — как стояли камни на распутье по всей Руси. Вся наша Уральская гряда, начиная с Севера, — это мощнейшее явление! Я недавно сидела на своей выставке в Москве и тосковала — не по самому Челябинску, а в более широком смысле слова. Такое было внутри ощущение, что я где-то сижу, непонятно зачем, на каком-то «задворке» мира — хотя все считают: «Москва — столица!» И прут туда. Да. Но там — провинция, а центр — здесь, у нас. Он ощущается… Ведь в древности здесь была такая мощная энергетика, если люди могли передвигаться только силой своей мысли. Иногда я сажусь в автомобиль и думаю: ну что люди так за них цепляются? И все норовят купить лучше, «красивше», быстрее! Это же примитив страшный — человек двигается в какой-то металлической коробке, а в Гиперборее люди передвигались силой мысли! Этого же никто не отрицает! Правда, какой-нибудь завалящий абсолютный материалист скажет, что это утопия…

Шевелев: Почему утопия? Многие умеют мысленно общаться на расстоянии. Подумал о человеке, вызвал его дух — он сразу позвонил, встретился, материализовался. Щетинкина: Правильно, подумал — и перенесся. Я не такой уж пессимист, и, если ухватываюсь за ниточку, мне не требуется доказательств. Пусть математик доказывает теорему — ему нужно доказательство. Мне — нет. Я делаю то, что мне интересно. И если вдруг после выставки у людей возникнет интерес к нашей истории, культуре, к древней цивилизации — уже большое дело. Я просто пытаюсь заразить идеей, что давно-давно была мощная цивилизация, был единый язык и единая культура. Шевелев: У тебя здесь конкурентное преимущество: художественная сила и женское начало все-таки привлекательнее, чем агрессивное мужское. Я ж рассказал, как на меня давили: «Ну ты, блин, займись вот этим!..» А я тоже всю жизнь занимаюсь только тем, что меня внутри разбирает… Щетинкина: Почему я заинтересовалась более древними временами, чем язычество или раннее язычество? Меня меньше волнуют исследованные времена: Киевская Русь и наступление христианства. Многие распри пошли от принудительного насаждения христианства, которое столько зла принесло на русскую землю! Но я не за религию. Если бы я только ратовала за язычество — нет, я за что-то совсем другое. Меня очень увлекли «Сорок уроков русского языка» Сергея Алексеева. Его слово очень помогало войти в те времена. Человек — космическое существо, а не нечто, запланированное на зарабатывание денег: тот успешный, тот неуспешный. Какая чушь! Человек создан для большего! Это я хочу сказать, ничего не доказывая, а просто чувствую и делаю, что хотела бы показать. Больше ничего мудреного. Разве я буду излагать стройную теорию и доказывать ее ученым-историкам? Одни утверждают: было монгольское иго, а другие — не было. Когда Лев Гумилев сказал: не было ига — на него спустили всех собак. А что на самом деле? Сейчас налицо брожения… У людей проявляется интерес к духовной прародине. Он бродит, бродит, этот интерес… хотя вроде бы мы задавлены, бог знает кому проданы… А я вычитала в «Велесовой книге», как по три века «русияне» были порабощены, но поднимали голову и выгоняли врагов со своей земли. Это и есть духовная сила, которая отличает русских. Да, если евреи считают себя богоизбранным народом — то я не буду говорить таких громких слов, но чувствую своим существом, что какая-то мощная миссия передана от одной цивилизации к другой. Как? Какими путями? Не знаю. Вот и всё.

—5— Шевелев: Мы открываем новую рубрику в бк — «О чем говорят мужчина и женщина». И мы уже поговорили о разных цивилизациях, народах, но, как доподлинно известно,

все они состоят из одного и того же — мужчин и женщин. Эти существа принципиально разные, и хотят они — разное! Прямо противоположное! Мужчина хочет женщину, а женщина — мужчину. И в голове у них всё устроено по-разному — и в конечном итоге они никогда не поймут друг друга. Мне кажется, у женщины более определенный, конкретный смысл и план жизни. Если верить статистике, они и живут дольше. Женщине важнее накормить своего ребенка, чем перевернуть мир. А мужчине таки хочется войти в историю, но рано или поздно он понимает, что не способен… Щетинкина: … и сразу сдувается! Таких случаев много. Шевелев: А женщина реже сдувается, она идет до упора… Щетинкина: Да, наверное. Осенью 2014 года журналист Айвар Валеев пригласил меня на Тургояк на странное мероприятие в честь челябинского метеорита. Туда прибыли даже специалисты из НАСА. И я так удивилась: «Айвар, а я-то в каком качестве? Какой смысл в моем присутствии?» И он ответил (кстати, по поводу мужчины и женщины): «Там все докладчики будут выступать с серьезными научными сообщениями…» — «Но я-то с чем? С пустыми руками?» — «А я тебя хочу противопоставить как человека абсолютно…» Ну даже не вспомню — слово вылетело из головы. Смысл в том, что я, как вольный художник, могу говорить, что хочу, и якобы буду противоположностью строгим специалистам. Я поняла его: «В качестве шута, что ли?» Но не обиделась: а почему бы нет? Метеорит меня тоже волнует, послушаю, о чем говорят ученые. И не раскаялась — с удовольствием слушала ученых, астрофизиков. Они выступали с умными докладами, картинки показывали… И вдруг Айвар говорит: «Твое выступление третье, за тем господином из НАСА». Я выпала в легкий осадок, но не отказалась, ну что-нибудь скажу. Главное — чтобы не забросали помидорами, поскольку я человек абсолютно лишенный логики. Айвар поэтому меня и пригласил. Да, я не оскорбилась: какие у меня могут быть амбиции? Никаких… Было любопытно, и я поехала. И не зря. Слушала, смотрела, вникала, тем более как раз работала над циклом «Метеорит». По ходу возник вопрос: как можно заработать на таком феноменальном явлении? Я предложила: нужен миф, без мифа — никак! И мифы уже создаются. Да, возможно, в искусстве челябинский метеорит отразится не сразу — скажем, в конце жизни какого-то художника, видевшего его своими глазами. В том числе и я видела. К тому же многие успели, щелкнули мобильниками, сфотографировали — и это пока выглядит, как такой злободневный случай. Но в искусстве и в жизни не так просто всё устроено. Чтобы это привлекало внимание и заработало как миф, нужно эти мифы создавать. Известны мифы Среднего Урала — уральские сказы и проч. Они складывают интересный образ пространства. Едет человек в Екатеринбург, пересекает границу Евразии и… уже набизнес и культура 2(8)·2015

111

о чем говорят мужчина и женщина

чинают работать мифы. А если просто сработал щелчок фотоаппарата — и на этом всё, а мифы никто не создаст, то через год про это событие все забудут. Но художники и поэты не забудут! В них будет происходить внутреннее движение, творение. Оно может происходить очень долго и потом во что-то вылиться или не вылиться. О чем-то таком я говорила ученым. Хорошо хоть, что не забросали… Айвар выставил меня в противовес публике. Все козыряли научными данными, фотографиями, высказываниями, а я не взяла никакой картинки — у меня еще ничего не было. И я просто так говорила, и вроде бы ничего… А еще нас свозили на остров Веры, я на Тургояке была давно-давно, мало что видела. И те впечатления вылились в выставку, хотя Валеев меня вроде бы случайно ухватил. Потом поняла: не случайно. У меня есть акварельный лист с плывущим лебедем — это впечатление от Тургояка, оно как-то преломилось, что-то произошло. Я не могу объяснить многие свои работы — в основном всё на голой интуиции. Но я и не хочу проверять какие-то сведения, аккуратно их укладывать — это не моя роль. Был ли доволен Айвар моим выступлением — меня мало волнует. Главное — я получила заряд. И мне помогли не какие-то сведения из НАСА — да, эмоции были, но мне важнее реальные ощущения от Тургояка, от остроты событий. Они там еще рассуждали о том, как заработать деньги. Какой-то столичный молодец очень деловито рассказывал, как можно заработать. И чтобы Челябинск (мы тут выглядим в пассиве) уважали не только за то, что сюда случайно залетел метеорит, а потому что мы извлекли из него какой-то профит! А я утверждаю: не случайно над нами взорвался метеорит! Не случайно! И это непременно когда-нибудь отразится! У меня есть конкретный пример с мамой, которая в конце 1920‑х годов видела пролетающую комету. Прошло много лет, и она, вышивая «Отчий дом», изобразила летящую комету. Значит, для нее она стала чрезвычайным потрясением, раз эмоция так удержалась. Ничего нет случайного: какое-то событие отражается, плавно переходит в другое явление или где-то оседает как впечатление… Недавно я побывала на раскопках Синташты — одного из центров аркаимской «Страны городов». Перед поездкой мое воображение рисовало всякие храмы и т. п. Я думала, что там какой-то потрясающий раскоп. А оказалось: ничего нет — один ржавый столбик, склонившийся набок. Мы с друзьями ходим, что-то ищем у реки… Вдруг будто изпод земли вырастает какой-то дядька — весь совершенно восторженный. Он оказался местным историком и словно поджидал нас! Стал рассказывать, показывать — но там только торчат кусочки стен древнего храма или не храма, а некоего деревянного сооружения. Я это зарисовала — и всё. Но и того более чем достаточно — здесь есть разбег для воображения. Вроде бы ничего нет — так, торчит какая-то ржавая изогнутая табличка, а на самом деле более чем что-то! В новую выставку эта работа не войдет, но я уже нарисовала стены… Ну нарисовала и нарисовала. 112

бизнес и культура 2(8)·2015

А ведь хотелось бы как-то передать то, что я воображала и представляла, как это всё было. Хотя «было» и «будет» — это одно и то же! Я поняла: да, Гиперборея — это было, но, возможно, и будет!! Я имею в виду — уровень цивилизации тогда был таков, что сейчас нам еще очень далеко до Гипербореи, как и до той цивилизации, что когда-нибудь будет. Хотя бы такое же, хотя бы чуть-чуть близко к тому, что было в Гиперборее. Это и есть знаковые моменты времени — временные моменты. И в то же время для самого времени неважно — назад на него посмотреть или вперед.

—6— Шевелев: У тебя много было разных пластов в работах и всякого такого, что тебя увлекало в какие-то периоды жизни. И вдруг не вдруг — возникла Гиперборея, которая, может, и раньше в тебе прорастала всю жизнь, но сейчас так мощно пробудилась. И я уже признался, что меня тема задела, и я буду думать, но — без чрезмерного увлечения. Чтобы не сгореть: просто хочется делать что-то еще. Может показаться, что я себя берегу, а это вроде бы не по-советски. У нас в юности идолом был Павка Корчагин, который в нечеловеческих условиях строил узкоколейку в тупик. А сейчас я рассуждаю почти по-женски: подольше пожить, подольше позаботиться о детях, о близких… Все равно ведь в женщине именно эта доминанта. Щетинкина: Но ко мне это не относится, честно признаюсь. Шевелев: Об этом я и хотел спросить: для тебя Гиперборея — только новый этап? Да, очень интересный, волнительный, но — этап. А дальше — всякое еще может выстрелить. Щетинкина: Да, может быть всё что угодно. Но Гиперборея во мне что-то замкнула — а я всё пропускаю через сердце. Вот заискрило, заискрило, и я прямо мчусь туда сломя голову, окунаюсь в омут, но никогда не думаю, как бы мне рассчитать силы: доживу или не доживу. Имею в виду — выживу ли в эмоциональном смысле. Когда я загораюсь, меня это уже не волнует. Кстати, серьезная тема, но уже эзотерическая. Я хорошо знаю, что такое огонь. Случайно наткнулась на легенды Елены Рерих, а это голая эзотерика. У меня тоже есть какие-то свои границы — в религии, например, — за которые я не хочу заступать, чтобы не уйти от творчества, иначе может случиться перелом! Есть примеры известных художников (в том числе Боттичелли), которые, уйдя с головою в религию, расстались с искусством. В религии другое служение. Я, наоборот, делала всё, чтобы остаться в искусстве. Возможно, я себя не сумела сохранить как женщину, как заботливую мать, но я делала всё, чтобы остаться в мире искусства — а не в реальности, не в реальном мире. Меня даже родные не понимают: «Ну что ж ты, стрекоза? Муравей трудился, трудился, а ты что сделала? У тебя ничего нет!» Так говорят самые близкие люди! Тут я останавливаюсь, почесываю

голову: «Боже мой, я никогда ни о чем таком и не думала: ну что такое деревяшки, квартира, машина? — эти железки, которые для меня ничего не значат». Для меня имеет значение что-то другое — и в искусстве оно есть. Если ты сумел испытать состояние экстаза, вдохновения — то ты хочешь повторить это состояние еще и еще, любой ценой! И платишь за это щедро: и своим благосостоянием, и комфортом — и вообще чем угодно. Шевелев: И семьей в том числе… Щетинкина: Да, я столкнулась с этим. Я уже поняла, мы с сыном всю жизнь живем отдельно только из-за того, что я сделала такой выбор — остаться с искусством. И он, может быть, никогда не простит меня. Много еще резкого я сделала для того, чтобы сохранить свою жизнь в пространстве искусства. И совсем не ради какой-то богемы. А с возрастом я всё больше понимаю: жесткий выбор делать всегда трудно. Когда я сделала первый жесткий выбор — было очень тяжело. Тогда еще можно было устроить «удобную» жизнь, никуда не поступать, ничего не менять, а просто сынок — и всё такое. Я понимаю, что я мать и сын у меня единственный, но не смогла сделать выбор в его пользу! Никак не могла поступить иначе. Потом сделала другой очень жесткий выбор в своей жизни. Я сделала такой шаг, который очень… Иногда, если впадаю в сентиментальность, думаю, что никак нельзя бросать родного человека в беспомощном состоянии — но я даже и это сделала. Такие платы, такие жертвы! Короче, цену давала любую за какой-то момент вдохновения. Позже, когда проходит время, когда человек, допустим, меня долго не видит, — ко мне вдруг возвращается это непонимание. Мне сын сказал недавно: «Мама, то, что ты делаешь, — никому не нужно». Для меня его слова — как удар по печени. Сын жесткий, бабушка его воспитывала. Вот ко мне пришла новая невестка: «Заберите свою маму». А куда я её заберу? Я живу в мастерской. И я, конечно, не могу сказать девяностолетней маме: «Мама, я не могу тебя забрать, мне некуда…» Я живу в другом мире. А мама этого тоже не поняла и говорит: «Ну вот… вроде того что…» И это самые страшные укоры, которые можно получить, — именно от родных людей: от единственного сына, от мамы, которую я пыталась защитить. Правда, у меня еще две сестры, но семейная ситуация очень серьезная, и она еще не разрулена. Но я-то думала: сын поймет меня, а оказывается, трудно понять мое состояние… Но я не смущаюсь, что меня вообще не понимают, многие ведь думают: да что она там… живет в свое удовольствие… Невестка именно так и поняла. Но я не живу в свое удовольствие, я просто вообще не живу в реальной жизни. Наоборот получается: что я постоянно от чего-то отказываюсь в обычной жизни, чтобы в это драгоценное время получить доступ к состоянию, которое можно назвать эйфорией, можно назвать вдохновением, можно назвать состоянием экстаза. И есть еще одна причина: у меня с детства не очень хорошее здоровье, и врачи мне всегда пред-

рекали: ты в каждую минуту можешь погибнуть, умереть. И это всегда держало меня на острие. Мне же нужно как-то жить, а жить-то я, оказывается, могу только в состоянии эйфории. Шевелев: Я тебя понимаю. Очень хорошо. Могу рассказать и свою краткую историю. В 1968 году, в 13 лет, я столкнулся с Чеховым и стал думать, что тоже буду писать. Даже попытался сочинить пьесу, а до этого уже два года писал вполне осмысленные письма своему дяде, потом редактировал школьные газеты и много-много писал другу, когда мы стали жить в разных городах, ну а еще позже — девушкам… Все восьмидесятые годы я жил в разлуке с мамой, и эти письма сохранились. В год, когда она уходила из жизни, я начал писать книгу «Письма к маме». В них были самые острые моменты, которые переживаются в «лучшие годы» — с 24 до 36 лет. Тогда я работал в КБ и много писал: научно-технические статьи, заявки на изобретения, а еще работу на премию Ленинского комсомола по космическому носителю «Зенит» и диссертацию по «Сатане». Но главное — в молодости я читал до 400 страниц художественной литературы в день! В 31 год я дважды перечитал полное собрание Пушкина и море литературы о нем, а потом, как сумасшедший, стал писать стихи — в любом месте, в любое время: на работе, в дороге, ночи не спал, хотя поступал в аспирантуру ЦНИИМАШ и мне приходилось много заниматься. Я написал сотни стихов в электричке на перегоне Ярославский вокзал — Подлипки (бывший Калининград Московской области, ныне Королев). Влюбиться, право, не проблема, Черкнуть изящную поэму, Свершить открытие в науке – Я ко всему готов от скуки…

В 1991‑м я вернулся домой — и все девяностые годы болтался вместе со всей страной… Щетинкина: Такие контрасты! Шевелев: Да, кстати, из ракетного КБ в Днепропетровске я перешел в НИИ открытых горных работ в Челябинске — как бы с неба опустился на землю, даже под землю. В пресловутом Коркинском разрезе испытывал гидроклин, который мы сами разработали и получили патент. Но девяностые годы — серьезная и долгая история, я хочу написать о них большой-большой текст. И в своих книжках об этом много писал, и сейчас начал двигаться по девяностым в мемуарах — «Начало конца». Но тут я не хочу углубляться в свою историю, тем более достаточно написано в журналах и моих книгах (первые четыре вообще исповедальные, включая сборник стихов). Только скажу, что в самом начале 2000‑х я задумал вплоть до 2025 года каждый год писать по книге, как бы отчитываясь за пережитое. А потом на 12 лет засесть за итоговый роман «Декабрь» и к 2037 году завершить земные дела. О своих планах я рассказал в книге «Опыты дилетанта-2002». И в какой восторг пришел замебизнес и культура 2(8)·2015

113

о чем говорят мужчина и женщина

чательный Николай Николаевич Семейкин: «Юра, теперь это будет тебя прочно держать на земле…» Щетинкина: Главное, чтобы память еще работала… Шевелев: Так я вообще долго думал, что мне сносу не будет. И не понимал вопроса: «Как твое здоровье?» Я думал, это знак вежливости, фигура речи, и просто не знал, что отвечать. Зато теперь могу порассуждать на эту тему. Но я хотел подвести к тому, что однажды и в моей судьбе наступил момент конкретного жесткого выбора: либо семья — либо текст. Я выбрал текст, а не жизнь. И тот неизъяснимый драйв от способности написать связную строку на русском языке — бесконечно мною любимом. Кстати, нет профессии и специалиста, перед которым я так преклоняюсь, как перед корректором! Глубоко знать бесконечно сложный русский язык сравнимо с исполнением Баха на большом органе. На такое способны немногие. Когда готовишь к печати книгу в 500–600 тысяч знаков и после пятнадцатой редакции держишь третью-четвертую и, не дай бог, пятую корректуру, споря с корректором из-за каждого знака, в конце концов начинаешь держать в голове каждую строчку и букву — будто в небольшом стихе. Колоссальная нагрузка на мозг и на психику. И я сделал такой выбор. Семья распалась. Сын остался, мы работаем вместе, но выбор-то был конкретный… Щетинкина: А выбор всегда конкретный. Шевелев: Совершенно конкретный. Сейчас я исхожу из вполне рационального посыла — успеть сделать побольше. Я предпочитаю чего-то не иметь, чтобы не терять. Это касается и сближения с людьми, и чего-то материального. Один из самых счастливых дней в жизни был в июне 2012 года — я продал свою последнюю машину. Больше у меня никакой собственности нет, только квартира, доставшаяся от мамы, — и мне точно ничего не надо… чтобы не терять… У меня есть еще какое-то время и пространство, куда ко мне приходят мои герои. Некоторых очень удивляет, что я живу в скромной трехкомнатной квартирке. Но это мое святое место! С ним связано 45 лет жизни, здесь каждый угол — намоленный, я три гроба отсюда вынес — как я его оставлю? У нас в подъезде почти весь стояк вымер. Понимаешь? Я должен стоять здесь, держаться до упора. Кстати, Никитин написал мне недавно: «Юр, мир-то рушится. Но пока хоть один праведник останется — он не свалится». Такой у меня выбор — он, конечно, принципиальный.

—7— Шевелев: Теперь другой вопрос. Помимо внутреннего состояния, для меня есть еще некая внешняя среда: два-три человека, мнение которых мне важно. Может, не оченьочень, но все-таки — важно. Остальное не интересно. Тебе сын говорит: «Это никому не нужно», но мне лично нужно. Но ты нередко проводишь выставки — это же публичное искусство… 114

бизнес и культура 2(8)·2015

Щетинкина: В 2009 году у меня прошла выставка в Москве в Театральном музее им. А. А. Бахрушина. Моя подруга, бурятка, с которой мы учились в Строгановском училище, познакомила меня с московским галеристом Константином Ханхалаевым (тоже бурятом). У него художественная галерея на Крымском валу, где он в основном выставляет бурятских авторов. А я только родилась в Бурятии в Читинской области (село Дацан Могойтуйского района Агинского национального округа). Ханхалаев уже видел мой альбом и примчался на выставку. Подруга так вдохновилась: «Слушай, продавайся! Тебе нечего терять!» Я серьезно задумалась: «Как это нечего терять?» — «Да он тебе в Москве мастерскую купит!» И рассказала, что он вытащил из Улан-Удэ в Москву талантливого юношу, вложил в него деньги, раскрутил — и теперь тот якобы прекрасно живет в Германии, выставляется в Европе. Но я напряглась: «Знаешь, ты сильно ошибаешься — мне есть что терять». Я ведь буквально сразу после института не раз делала, может быть, невыгодный для себя выбор в сложных ситуациях, поскольку очень боялась потерять то, чего никогда не купить ни за какие деньги. И это самое «то» уходит совершенно незаметно! Когда рисую портреты, я всегда вспоминаю «Портрет» Гоголя! И понимаю — терять мне есть что! А тот мальчик из Бурятии был куплен на корню — его именем подписывали чужие работы, которые клепали и тиражировали! Юношу обокрали, обобрали. А еще галерист упрекал его, мол, ты как художник кончился… И вдруг этот галерист восхищается моими работами! Но как бы ни было лестно — я четко осознаю, что могу потерять при таком выборе. У меня есть чувство самосохранения — я очень оберегаю что-то, чего невозможно купить. Да, вдохновение — само собой. Оно может и не приходить. Пушкин говорил, что вдохновение может и не посещать, как наказание за какие-то дела, если предаешь искусство. Я очень нервно отнеслась к тому эпизоду и даже обиделась на подругу — но позже подумала: чего буду на нее обижаться, я ей простила ее слова. Для себя решила: я не хочу и даже боюсь столичных галеристов, способных просто обратить меня в рабство. Я боюсь рабства. Я не хочу быть в рабстве. Шевелев: Я неоднократно входил в деловые и финансовые отношения. Заключал договор с заказчиком на издательские проекты, брал деньги — но на его деньги делал ровно то, что хотел сам. И это, естественно, заканчивалось разрывом. Щетинкина: А мне никто просто так денег не предлагал — поэтому я и не соглашалась ни на что… Шевелев: На издание журнала «Будь в фокусе» я заключил договор с учредителем на один год. Часть денег вкладывал учредитель, а большую часть я собирал от рекламы. Журнал делал именно так, как хотел, — поначалу это принималось, но все равно разрыв был предначертан и случился ровно к концу оговоренного срока. Такая же история и с «Ключевыми людьми», где я изначально соглашался

только на старт-ап — первые шесть номеров в течение полугода. Кстати, после моего ухода оба журнала закрылись: «БФ» сразу, а «КЛ» еще с годик продержался. Щетинкина: А они могли тебе советовать, что делать, как делать… Шевелев: Не могли: если бы они знали, то зачем им я? А недавно меня хотел втянуть в мутную сделку один популярный блогер. Он предложил на сайте бк площадку: «Бизнес-Общество-Конфликт» — и для начала разместить за «бабки» заказную статью от своих новых хозяев. Я разобрался, откуда ноги растут, и вообще порвал отношения с этим самым блогером. Но мне его жалко, хотя черт знает, как у таких существ внутри устроено — может, совсем по-другому, чем у людей? Помнишь, как в девяностые зазвучало из всех щелей: «Если ты такой умный — почему ты такой бедный?» Или: «Если ты такая красивая — почему спишь с одним мужчиной?» Да потому что не б… Щетинкина: У меня всё строится на равноправных отношениях. Да, когда я выезжаю на завод — мне приходится отрабатывать хозяину. Он идет мне навстречу — я ему. Но при этом я не хочу работать за какую-то зарплату. Я уже имею какую-то сумму и твердо знаю, что именно я буду делать на заводе. И мне там никто не указ. Производство — хорошо, я со всеми контачу. Но рассчитываюсь только с хозяином… Шевелев: … и только своими работами. Так это самый правильный обмен! Щетинкина: Это и самая высшая расплата: он получает мои новые работы — тем более если они ему по душе! У меня нет денег расплачиваться за аренду производства, за электроэнергию и т. п. Я расплачиваюсь своим трудом — вариант достойный. Мне не стыдно. Это мои работы, мой труд, мое вдохновение. И ничего: я всем довольна. Правда, мне приходится где-то искать средства на какие-то бытовые нужды… Дамские — это я вообще упускаю. И если я что-то получила за графику — а ее у меня покупают — эти небольшие деньги вкладываю в фарфор. Не трачу на остальное. Иначе поступить не могу. Шевелев: И у меня так же. Дай мне сейчас миллионов десять — и я подниму издание исторического значения: труд Алексея Казакова и Игоря Духовного «Венценосные слуги России. Романовы на Урале и в Сибири». И на создание книги о Есенине (тоже в соавторстве с Казаковым) ищу деньги, и на свою книгу «Начало конца» надо найти… А какие-то материальные потребности у меня мизерные. Когда мне случается прилично заработать, все равно на себя трачу копейки. В 1998 году мне довелось побеседовать с великим Махмудом Эсамбаевым. Он танцевал в нашем оперном театре, и танцевал как бог! А ему было хорошо за 70! И объяснился он так: «Всю жизнь я ем на один рубль в день по советским меркам или на один доллар, когда бываю в Америке…» Щетинкина: Люди с житейской философией этого не понимают. Они думают, что это такой легкий, легкомыс-

ленный человек, он впустую проживает свою жизнь. Впустую. Ему хорошо — у него ничего нет! Не о чем заботиться. Он ничего не приобрел! Шевелев: Мне Александр Аристов прямо в глаза сказал: «Юра, ты будешь жить потом, а я живу сейчас…» Кстати, я думаю, хотя плохо знаю женщин, что они почти все хотят жить «сейчас». А «потом» выбирают единицы, как Марина Цветаева… Еще один момент. Я уже начал тебе говорить: в первую очередь я всё делаю для себя. Но все-таки мне важно мнение двух-трех близких мне читателей. А у тебя есть такой критерий? Щетинкина: Нет, я здесь в полном одиночестве. Как я живу — это одно, а когда работу свою делаю — меня, честно говоря, не волнует ничье мнение. Я чувствую и точно знаю, что это делается так, а не иначе — внутреннее зрение подсказывает. Поэтому если на меня будут давить, то я… Но собственно: кто на меня будет давить? Я независима ни от кого: ни в деньгах, ни в чем. Так что никто не давит, и я свободна. Правда, производство фарфора в каком-то смысле ограничивает свободу. И это, конечно, давит. А как художник, я смогла создать себе свободу, хотя она меня и ограничивает в бытовом плане. Кто-то считает меня ничтожеством, а кто-то — неудачником. Даже из людей хорошо знакомых. И это немножечко шкрябает — если очень близкие люди. Мне мама говорит, но ей простительно в ее годы: «Лена, ты столько работаешь: ну почему же ты так плохо живешь?» Она имеет в виду материально. А я не считаю, что плохо живу, но доказать не могу! Не могу маме ответить: «Мам, ты же знаешь…» Я себя чувствую счастливым человеком, и кто бы мне что ни говорил — в творческом моменте, в том, «как» сделать, «как слепить», «как нарисовать», — здесь мне никакие советники не нужны. Никто. Абсолютно. Да, кто-то немножко тешит мое самолюбие, и я знаю людей, которые приходят на выставки только из хорошего отношения ко мне или просто потусоваться. Они не в состоянии сказать пару точных слов по поводу работы. Я снисходительно к ним отношусь. Хвалят и хвалят… нормально. Но когда критикуют — это лучше действует.

—8— Я приехала на Урал, окончив со всеми отличиями Строгановку, а до этого Казанское училище, но здесь меня восприняли в штыки. Очень сильно. И художники, и все-все. Перед Гипербореей я готовила для музея перечень своих выставок за 30 лет пребывания на Урале и в среднем получается — каждый год по персональной выставке. Участие в общих выставках я считаю несерьезным. Для меня серьезно — большая персональная выставка. Но официально, на уровне руководства Союза художников, меня стараются не замечать. Еще в советские 1980‑е годы Москва десять лет меня не пускала с моими работами. В 90‑е какоето внимание появилось со стороны телевидения — ко мне бизнес и культура 2(8)·2015

115

о чем говорят мужчина и женщина

хорошо относился замечательный журналист Василий Васильевич Павлов. Но Союз художников делал вид, что меня нет как художника. И к этому я тоже привыкла — ведь это всё «внешнее». Мне смешно, как люди несутся со своими картинами в Москву, кому-то что-то подсовывают — чтобы им дали звание. А ведь это совершенно несущественно. Главное — сам процесс, а не ярлыки, которые на тебя навешивают, и всякая ненужная суета и мишура. Ну дали звание человеку — и что? Я от этого стану лучше как художник? Не стану. А может, даже стану и хуже — потому что будет это мелькать передо мной, возможно, мешать. Моя подруга (однокурсница) работала на внука Васнецова. Тот много лет был главой Союза художников, то есть у кормушки. Он брался за огромные заказы — и привлекал мою подругу. Она всю жизнь на него пахала как исполнитель. И мне предложила: «Лена, давай на Васнецова потрудишься — немножко денег заработаешь». Я не согласилась, тем более Васнецов был ужасным монополистом. Я таких не люблю и лучше буду своим маленьким творчеством зарабатывать мизерные деньги, но сама… Шевелев: Кстати, у тебя есть какие-то внешние признаки, типа «заслуженная»… Щетинкина: Ничего нет. Да я и не стремилась, а в Союзе тем более. Недавно там откровенно посмеялись, когда перед выставкой телевизиощики позвонили в Союз художников: «Есть ли у Щетинкиной звания?» — «Да она у нас народная!» «Народная» — просто на словах. И меня это не волнует, не обижает — я не считаю, что меня где-то там обошли. У нас давно не советская система — но я вижу молодых, считающих: если ты не «заслуженный художник», значит — плохой! На Западе таких званий нет, а у нас это важно, особенно среди художников старшего поколения — им непременно нужны звания. Если «народный» — ну всё… жизнь удалась… какие-то там льготы… Смешно! А на меня смотрят так: «Раз она не заработала никаких званий — значит, никто». Многие так оценивают художников. Бывший председатель челябинского Союза художников А. П. Кудрявцев, уже сильно зажравшись на ответственном посту, однажды публично заявил: «Художник должен жить богато. Если он мало зарабатывает — он плохой художник». Ну не надо путать художника и бизнесмена! Когда художник рассказывает о себе, о своих достижениях — и представляет итоги своего труда как заработанное движимое и недвижимое имущество, меня это удивляет: зачем же он занимается искусством? Это бизнесмен, а не художник. А я-то, конечно, никакой не бизнесмен — свои работы даже продать не могу. Но не в этом дело…

—9— Шевелев: Давай переключимся. Я хотел спросить: для тебя Бог — это фигура речи или все-таки что-то такое, что… может быть? Щетинкина: Вопрос очень трудный. Во-первых, это не 116

бизнес и культура 2(8)·2015

пустое слово. Во-вторых, я не рассматриваю его в таком примитивном смысле слова — просто уповать, молиться и проч. Мы с мамой иногда дискутируем по этому поводу. Она ведь молится за всех нас. Здорово, конечно, но иногда я сомневаюсь: верующий ли она человек? И спрашиваю ее: «Мама, ты верующая?» — «Конечно». Но вот у нее случилась травма, и она кулачками стучит, гневается… Я ей говорю: «Мама, а ты не думаешь, что истинно верующий не должен гневаться? И должен считать, что испытания ему посылаются свыше, чтобы проверить его веру. А если ты негодуешь — значит, ты не веришь, что на тебя смотрит Бог и тобою управляет. Он, конечно, тебя любит, но немножко подбрасывает испытания…» Тут мама нервничает еще пуще… Я ее, конечно, очень люблю как родного человека, но иногда задеваю: «Мама, это внешняя сторона, что ты молишься каждый вечер. Кому ты молишься — не знаю. Но по твоим поступкам видно, что ты не верующий человек, а все-таки больше атеист». Вот так мы иногда общаемся… И я хочу сказать: мои поиски веры трудные. Они не на сознательном уровне. Да, органично, когда ребенок родился и живет в вере, но у нас в стране давно всё пошло наперекосяк. Когда мы росли, религия была под запретом. А самостоятельный поиск веры труден, труден… В 1994 году я делала Евангельскую выставку и много раз читала Евангелие, Библию, пыталась осмыслить. Вдруг «выскочил» Николай Александрович Бердяев, а ведь его в свое время отлучили от церкви. Он мне помог, я поняла: у меня инстинкт художника больше, чем тяга к истинной вере. Есть какое-то соотношение, которое не подпускает меня к «слепой вере», — инстинкт самосохранения художника как своего пространства в искусстве. Есть у меня такая «предохранительная подушка», которая позволяет не дойти до крайности… У нас в разговоре был момент, когда ты говорил, что кто-то уходит в ведические культуры, в самую глубь — уходит и не возвращается. А мне необходимо быть здесь, в искусстве. Этот момент очень дорог, когда ты делаешь именно что должно, — а иначе ты не выживаешь. И это не красивые слова, а правда. В такое мгновение ты и творишь — и тебе легко: у тебя нет тела, у тебя нет никаких болезней! А меня с детства преследует больное сердце — мне всегда это мешало в каких-то бытийных моментах. В обычной жизни здоровье подводит, но мои мысли, мечты и воображение всегда были мощнее, чем позволяло не очень добротное, хилое тело. Но я поняла: зачем мне бегать спринт, когда это можно моментально представить в своем воображении? Тут не нужны твои физические возможности. Шевелев: Я хочу важное сказать: тебе же слово «проект» не нравится, но «проект» или «модель» — это ведь «путь». Щетинкина: «Путь» — не надо путать! Шевелев: Ладно, есть два пути — диаметрально

противоположные: вера и атеизм. У верующего и у неверующего — разные горизонты и перспективы, от чего жизнь выстраивается по-разному. Верующий верит в бессмертие души… Мой близкий друг — известный хирург, профессор — верит в бессмертие души, хотя, как у любого хирурга, — за ним целое кладбище. Но он верит, и, может, для хирурга это является опорой в работе. А у неверующего другой горизонт, другая логика, модель жизни — другой путь, который часто приводит к цинизму, к потребительству и проч. Это та самая логика: «Ты будешь жить потом, а я живу сейчас». Но я на всякие роллс-ройсы и яхты смотрю снисходительно — да, мужикам нужны игрушки: раз тебе хорошо, значит, хорошо. Да, у верующих и неверующих ценности разные. Но есть и третий путь — путь художника. Если не поддаться искушению того же «золотого тельца», если не пойти на сделку с совестью во имя каких-то вторичных вещей — этот путь вечен! Созданное подлинным художником останется навсегда. Осенью 1996 года я увлекся скульптором Виктором Митрошиным. Я тогда случайно оказался руководителем фабрики художественных изделий. И вот в мастерской Фонда художников на Омской я увидел мелкую пластику Митрошина. Я так загорелся и в первый месяц почти каждый вечер приходил в мастерскую… Мы с Виктором слушали музыку, любовались его работами… Было такое очарование… Я иногда приводил к нему толстосумов, чтобы продать какие-то тиражные вещи. И тогда же Виктор сделал знаменитый бронзовый портрет Майи Плисецкой — очень большой, на 40 кг. Помню его слова: «Я отказался от керамики и ушел в бронзу — керамика хрупкая, а бронзу найдут и через тысячу лет…» А потом у нас с ним произошло то, что произошло. Это отдельная история. И сейчас я думаю: не в бронзе дело. Хрупкий фарфор или тоненький лист акварели может прожить дольше бронзы, если создан в том самом состоянии вожделения и экстаза. Такое состояние дает художнику ощущение самости, понимание себя субъектом этого мира, субъектом отношений в этом мире. И оно предопределяет собственный путь. Важный момент — о нем и Христос говорил. Дословно не вспомню, но смысл: «Я» — это путь. И я иногда перечитываю Библию и Евангелие, потому что там тексты, которые пережили века. Это — путь. Но путь избранных. Много званых, но мало избранных. Много верующих, много неверующих — а избранных мало. Художник — это третий путь. По большому счету — путь верующего. Но верующего в свое предназначение. Можно сказать — божественное. Впрочем, это фигура речи… Щетинкина: Я только через Бердяева поняла, что христианство в идеале было замечательным, но оно себя не оправдало. Оно не смогло стать такой религией, которая бы стала всепоглощающей… Шевелев: Лена, далеко за примерами ходить не надо. У нас был Органный зал в храме. Мы были близки с его хранителем — Владимиром Хомяковым. Сын мой с семи

лет выступал в храме в концертах «Новых имен», в сольных концертах… Порою раза два-три в неделю я бывал в этом храме — благо живу недалеко. А пять лет назад началась атака на Органный зал и возвращение храма в лоно церкви. И что? На него смотреть страшно — стоит облупленный, поднялись грунтовые воды, стены — не ровен час — рухнут. Это что? Вера? Никому до нее дела нет… Конечно, не мне судить о проблемах РПЦ, но я понимаю так, что она была разрушена во время октябрьского переворота в 1917 году. И не оправилась, и не оправится… это видно по ее пастырям. Щетинкина: А мне очень помог Бердяев. Он показал в идеале «путь художника», о котором ты говоришь. Я проводила свои творческие встречи и размышляла о том, что как раз в момент вдохновения ты и находишься рядом с Богом. Это и есть самое-самое важное. А церковь предала Бердяева анафеме — потому что он показал в идеале слияние творческого гения человека с божественным началом: «… человек хочет быть с Богом, а Бог с человеком…» И такое взаимное проникновение необходимо для того, чтобы произошло событие творческой силы. А сейчас — когда я вдруг нырнула в язычество — я вижу, что в нем даже не столько религия, сколько космические силы. Да. И случайно открыла «Легенды» Елены Рерих, крутнула эту книжку… боже мой, да сколько их — этих путей! Можно уйти настолько, что всё остальное забросишь, но инстинкт меня сохраняет, не дает уйти от своего предназначения. Мне было смешно и грустно, когда на ТК «Культура» тетенькаискусствовед сказала: «сейчас художнику не нужно мастерство, главное — что-то придумать…» Чушь собачья. Как ты точно передашь то, что хотел бы сделать, если не владеешь материалом, не владеешь мастерством? Шевелев: У нас перед глазами проходит наша же жизнь — какие-то дела, разговоры, поиски, выбор… Моя работа, по сути, ясная: мне нужно жизнь людей превратить в текст. Пока нет текста — есть хаос. Появился текст — и он структурирует и твою жизнь, и всё вокруг. А чтобы написать текст — нужно уметь это делать. А чтобы уметь что-то делать и делать хорошо — этим нужно заниматься каждый день и всю жизнь… Щетинкина: Конечно, если художник не умеет рисовать — это грустно. Какое бы на тебя вдохновение ни снизошло — ты же не сможешь его выразить! Это даже глупо, а тетенька на «Культуре» еще с таким апломбом выступает… бк

бизнес и культура 2(8)·2015

117

мысли

Александр Чупров

Свобода и зло *** (хотя и массовых) представлений о добре и зле. Сказано: Свобода — одна из высших человеческих ценностей. Это «Благими намереньями вымощена дорога в ад»… почти аксиома. Оспоривать ее считается почти неприличным. Только жизнь куда проще и грубее всяких идеологем. *** И в то же время сложнее и противоречивее. И дело тут не Но, может быть, Гегель принимал в том, что идеал и реальность всегда за совесть совсем не то, чем она разнятся. Это тоже аксиома, причем в мире, где все подчинено является на самом деле? Например, безо всякого «почти». естественной необходимости, русский мыслитель Владимир СерЭто так же очевидно, как то, что законам природы, свободы геевич Соловьев (1853–1900) в своем круг — круглый, а у треугольника — труде «Оправдание добра» (1884) три угла. «Человек рожден быть нет и быть не может определял совесть совсем иначе: как свободным, а между тем везде он триединство чувства стыда, благов оковах», — такими словами начал говения перед высшим (Богом) и чувства жалости (сосвой трактат «Общественный договор» (1762) духовный страдания) к «братьям нашим меньшим». К тем, кто беззаотец Великой французской революции Жан-Жак Руссо. щитен и нуждается в помощи: к детям, старикам, бедным, Во все времена гонителей свободы было куда больше, больным, животным и растениям. В обоснование своей чем жертвенных служителей ее, поэтому наш гений Алекпозиции Соловьев ссылается на библейский миф о грехосандр Пушкин писал: падении Адама и Евы: 7. И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, И долго буду тем любезен я народу, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания. Что чувства добрые я лирой пробуждал, 8. И услышали голос Господа Бога, ходящего в раю во Что в мой жестокий век восславил я свободу время прохлады дня; и скрылся Адам и жена его от лица И милость к падшим призывал. господа Бога между деревьями рая. 9. И воззвал господь Бог к Адаму, Иммануил Кант (1724–1804), самые кровавые события и сказал ему: где ты? может быть, с грустью трезвомысв истории (будь то крестовые 10. Он сказал: голос Твой я услылящего ученого пришел к выводу, походы, джихад, революции шал в раю, и убоялся, потому что я что в мире, где все подчинено естенаг, и скрылся. ственной необходимости, законам или гражданские войны) всег(Быт. Гл. 3) природы, свободы нет и быть не да совершались «по совести», может. Единственное прибежище совершались во имя добра Соловьев назвал первым истинно ее — мораль, где есть выбор, где против зла человеческим чувством, неведочеловек волен поступать либо сомым животным, — чувство стыда гласно обстоятельствам, либо в сокак первооснову человеческого в человеке. Стыда за свою ответствии с принципами нравственности. Или, как бы «животность», за свои поступки, за свои слова и тайные сказали мы сегодня, «по совести». мысли. Но уже Георг Гегель (1770–1831), говоря о совести как Николай Александрович Бердяев (1874–1948), который сердцевине естественного права, со спокойствием патосчитал себя духовным сыном Ф. М. Достоевского и прологоанатома констатировал: «Оборотная сторона совести должателем В. С. Соловьева, ссылаясь на легенду о Великом есть зло». Ибо совесть — это «достоверность самоё себя», инквизиторе из «Братьев Карамазовых», трактовал распякогда всякий субъект сам себе — высший судья и потому тие Христа как результат неготовности людей к свободноволен самостоятельно судить, что есть добро и зло. му выбору веры в Бога, их нежелания нести тяжкое бремя И действительно, самые кровавые события в истории свободы. Поэтому толпа кричала: «Распни его!» (будь то крестовые походы, джихад, революции или гражА первородный грех (вкушение Адамом и Евой запретноданские войны) всегда совершались «по совести», соверго плода с древа познания добра и зла) Бердяев трактовал шались во имя добра против зла. Точнее, субъективных 118

бизнес и культура 2(8)·2015

как гарантию свободы человека, ибо, согласно Бердяеву, не может быть свободы без выбора между добром и злом, а стало быть, без возможности совершать зло. Казалось бы, русский мыслитель очень близок христианскому пониманию свободы как свободы от греха. Но есть одно существенное «но». Что же первично: свобода или зло (грех)? По логике вещей получается, что зло, ибо грех оказывается непременным и первым условием свободы.

крытое лживыми словами о демократии и правах человека, наконец-то, как несмывающаяся краска, выступило наружу. И что же? Забыть «это сладкое слово свобода»? Отказаться от величайшей духовной ценности, ради утверждения и воплощения которой пролито столько крови? Конечно, нет!

*** *** Фридрих Шеллинг (1775–1854) — этот Моцарт в философии, играючи создававший А может быть, нет никакой свосвои многочисленные философбоды, как уверял Артур Шопенские системы, — определял зло гауэр? Да что там Шопенгауэр… не может быть свободы без выбора как частное, которое стремитВ православии, например, речь между добром и злом, а стало быть, ся стать всеобщим. Иначе гоо свободе вообще не идет. Есть без возможности совершать зло воря, стремится нарушить меру утверждение Бога как абсолютсвоего бытия, как нарушает его ного добра. Ведь именно в этом смертельный вирус, попавший пункте манихейство, единственв организм, перестраивая его клетки, уродуя их в соотный серьезный соперник христианству в эпоху его ставетствии со своей структурой, убивающий его. новления, проиграло христианству. Разумеется, всякое сравнение «хромает». О добре и зле Манихейство утверждало вечность борьбы света можно говорить лишь по отношению и в отношении к чеи тьмы, неизбывность добра и зла, а стало быть, вечность ловеку. Вирус, как и хищник, не может быть ни добрым, страданий человеческих. А христианство — в отличие ни злым. Он таков, какова его природа. Он может быть от манихейства — давало людям надежду, ибо зло отновредным или полезным, опасным или безобидным по отсительно и временно, а добро (Бог) вечно и абсолютно. ношению к кому-то или чему-то. Даже лермонтовский Демон, «враг небес», «царь познаНо я не знаю ничего, что в человеческой жизни принья, царь свободы» (ипостась дьявола), — всего лишь нято называть злом, что бы не «падший ангел», могущество косоответствовало алгоритму, торого временно. До Страшного нынешний либерализм давно высформулированному Шеллинсуда, или Конца света. родился в инструмент порабощения гом. В противоположность злу Николай Бердяев, философ добро — это всегда то, что сосвободы и творчества, постровсего мира странами «золотого милответствует мере своего бытия, ил совершенно отличную от лиарда» соответствует тому, чем и кем ортодоксального православия оно должно быть. И во вселен(и потому не принятую им) конском масштабе, и во всякой частной подсистеме. Ребенок цепцию, согласно которой первичен не Бог — первична должен быть ребенком. Молодость — молодостью. Стасвобода. рик — стариком. Жизнь — жизнью. Смерть — смертью. В эпоху инквизиции за это сожгли бы на костре. Бог — Это целиком и полностью относится и к понятию из свободы, и человек — из свободы, не уставал повторять свободы, которое я понимаю не как «свободу от» или Бердяев. Свобода — онтологическое условие творчества: «свободу для» чего-либо, а как способ быть самим собой, и акта божественного творения мира, и творчества челобыть своим и в мире людей, и во века. Вселенной. В этой проповеди свободы Ребенок должен быть ребенком. Быть, а не казаться. Быть, не русский философ близок западМолодость — молодостью. Станарушая меру своего должного ноевропейской философской бытия. Быть, не разрушая митрадиции, начиная с Платона рик — стариком. Жизнь — жизроздания. Как писал Алексей с его «коммунистической» утонью. Смерть — смертью Федорович Лосев (1893–1988), пией идеального государства свобода есть совпадение сущего и заканчивая масонами времен с должным. И субъективно, и объективно. Только в этом Великой французской революции, марксизмом и экзисмысле свобода есть добро. Есть истинно духовная и онстенциалистами. тологическая ценность. Впрочем, нынешний либерализм давно выродился в инструмент порабощения всего мира странами «золотого миллиарда». «Первородный грех» свободы, зло, чуть прибизнес и культура 2(8)·2015

119

Издательство «Авто Граф» представляет фотоальбом «Майя Плисецкая» фотографа Михаила Логвинова Альбом посвящен творческой деятельности выдающейся балерины Майи Плисецкой в период с 1993 по 2012 год. Представленные фотографии запечатлели яркие моменты ее репетиций и выступлений на сцене, работы со звездами Большого и Мариинского театров, встреч с друзьями и поклонниками, церемоний награждения за ее выдающийся вклад в мировую культуру. Альбом передает ту незабываемую атмосферу творчества и праздника, которую создавала Майя Плисецкая. Формат издания — 250×250 мм, объем — 128 с., твердый переплет. E-mail: info@avtgr74.ru www.avtograf74.ru www.bookmusic.ru