Сергей Михайлович Соловьёв (1820-1879) Литография. 1850-е
И.Е. Репин: Садко в подводном царстве 1876 Бурлаки на Волге 1899
Историк Сергей Михайлович Соловьёв родился в Москве. А мысленно поднимаясь над ней, писал так: «Московия – мать рек и озёр... Можно сказать, что Московия от одного конца до другого – не что иное, как беспрерывный лес, орошаемый множеством озёр и рек: от этого она невообразимо приятна и прекрасна весною и летом...« Несколько непривычно начинать чтение 29-томной «Истории России с древнейших времён», когда автор её с самых первых строк уведомляет читателя, что в первой главе монографии будет сообщено о значении рек на Великой Русской равнине. И о том, что главные части Древней России – это система озера Ильмень, а ещё три речные области – Днепра, Западной Двины и Верхней Волги. Невольно тут призадумаешься над замыслом автора, родившегося, как известно, не гидрографом и археологом, а историком. При этом вероятно не лишним будет уяснить соловьёвский смысл слова «Историк», в чём поможет сам Соловьёв, написавший любопытнейшую повесть о своей жизни – «Мои записки для детей моих, а если можно и для других». Эта повесть, не предназначавшаяся для печати и поместившаяся в трёх сшитых самодельных тетрадях, была впервые полностью опубликована в журнале «Русский вестник» в 1907 г., то есть почти через тридцать лет после смерти историка. Оказывается, карамзинскую «Историю государства Российского» Соловьёв к 13 годам прочёл 12 раз. В гимназии, где было «легко и весело с узлом книг подмышкой», он изумлял учителя истории и географии своими познаниями, свободно посвящал истории свои досуги, а ещё мечтал быть «основателем философской системы». Ни гимназистом, ни студентом он уже не брал в руки Карамзина, потому что не столько изучал исторические факты, сколько думал над ними, над всем ходом русской истории. На четвёртом курсе Московского университета с Соловьёвым произошло такое событие. Профессор русской истории, академик М.П. Погодин пригласил способного студента в гости и разрешил поработать в знаменитой своей библиотеке с коллекцией рукописных книг и летописей, которые с усердием собирал около двадцати лет. И студент открыл среди них пропавшую для учёных рукопись последнего пятого тома «Истории» В.Н. Татищева. Находка была настолько значительной, что в специальной журнальной статье Погодину пришлось оправдываться перед коллегами и просто читателями, почему такая важная рукопись, лежавшая у него два года и несколько раз просмотренная им самим, осталась незамеченной до «счастливого случая».
Гидросеть Древней Москвы
Условные обозначения:
Химки “Лебедь” Символ наиболее посещаемых московских родников и их названия
Илья Ефимович Репин (1844-1930) Автопортрет. 1899
На реках Московии. Три десятка лет спустя после экспедиции академиков Г. и Н. Чернецовых Общество поощрения художников вновь выделило средства на освоение Волги совсем молодыми живописцами. Старшему Илье Репину было почти двадцать шесть лет, младшему – Фёдору Васильеву – около девятнадцати. Ехали с ними по Волге воспитанник Академии художеств Евгений Макаров да младший брат Репина Василий, студент-младшекурсник Петербургской консерватории. Вырвавшаяся на свободу молодёжь была «в безумном упоении от всего»: от «празднества жизни», от огромного волжского пространства, которое раздвигалось, расширялось по мере движения парохода от Твери до Самары. У Ильи Репина была чётко сформулированная цель поездки – рисовать грандиозную картину о далёкой безвестной в столице русской жизни, о жизни волжских бурлаков. Ничего не зная о том, что французский художник Домье несколькими годами раньше писал бурлаков на реке Сене, Репин полагал себя первооткрывателем потрясающей темы. Задуманная и исполненная им картина открыла его самого, стала поистине богатырским началом молодого художника. Репин привёз с Волги в Петербург целый ворох больших этюдов, выполненных масляными красками без подрамников. Вся взбудораженная Академия бросилась смотреть на это рассыпанное по полу настоящее богатство. Высказывалось немало суждений, какой могла бы быть картина, написанная по таким этюдам. В 1871 году Репин выставил «Бурлаков» в Обществе поощрения художников. Картина прозвучала своеобразным колоколом, была принята художественным миром, но в 1872-ом требовательный художник вновь бросился на Волгу за новыми этюдами, обогащающими уже сложившийся шедевр. Летом 1873 года картина представляла Россию на Всемирной выставке в Вене. Критик В. Стасов заметил, что Репин «сделал из своей картины такую сцену, для которой ровню сыщешь разве только в глубочайших созданиях Гоголя».
Открытие драгоценной рукописи встряхнуло Соловьёва, заставило серьёзнейшим образом вжиться в татищевские исследовательские приёмы и принципы, обратиться к изучению путей развития исторической науки, к биографиям её главных творцов. Пройдёт ещё несколько лет, и Соловьёв назовёт собственную многотомную «Историю» так же, как и Татищев, сократив в известном всем её названии всего лишь несколько букв. Хорошо разбиравшийся в людях Погодин, наблюдая за своим питомцем в период магистерских экзаменов, писал другу: «Соловьёв держал экзамен. Этот малый, кажется, прочный, присел за дело плотно». А ещё немного погодя авторитетный в России историк Т.Н. Грановский сказал профессорскому собранию: «Мы вступили на кафедры учениками, а Соловьёв вступил уже мастером своей науки». Заложенная Татищевым традиция писать только по существу, не обходя принципиально поддерживающих эту науку географии, этнографии, языкознания, философии и других смежных отраслей знаний, вкоренилась и в Соловьёва. Можно думать, что дар рукописи «Истории Российской с древнейших времён» Московскому университету от сына великого историка Евграфа Татищева попал прямо по назначению. Важнейшие историкогеографические открытия XVIII века были не только впервые обнародованы, но и на многие десятилетия усвоены университетским учёным сословием. Вслед за татищевской «Историей» профессор Н.Е. Черепанов издал двухтомное «Географическо-историческое учение», в котором формулировал предмет и задачи географии как науки естественносоциальной. В 1804 г. по новому университетскому уставу были учреждены две параллельных кафедры истории, статистики и географии. Первая из них под руководством А.И. Гейма изучала всемирные проблемы, другая – М.Т. Каченовского – проблемы Российского государства. При Соловьёве на философском факультете и на историкофилологическом отделении сложилось ядро профессоров и адъюнктов, неравнодушных к географии и гидрографии. Науки эти присутствовали в учёных построениях не только историков и географов, но и словесников, юристов, статистиков, философов. Ко времени учёбы Соловьёва патриарх университета М. Каченовский воспитал студента Н. Станкевича, написавшего статью о географических причинах возвышения средневековой Москвы. М. Погодин с 23 лет переводил и издавал книги по исторической географии, Н. Надеждин глубоко, концептуально работал в этой области знаний. Т. Грановский, «всегда думавший и учившийся историей» (по словам А. Герцена), ставил перед своей наукой задачу не только описать географические условия во времена создания государства
Реки Подмосковья с древними волоками
Особенно сильно впечатляла Волга людей, обратившихся к ней за помощью и поддержкой в самые тяжёлые времена, полные неожиданных неприятностей. В такую пору жизни решил поработать на Волге преподаватель Московского училища живописи, ваяния и зодчества А. Саврасов, ученик выпускника Петербургской Академии художеств К.И. Рабуса. Чтобы не отвлекаться мыслями о московском доме, Саврасов в конце 1870 года на время переселился в Ярославль всей семьёй. И не пожалел об этом. Художник и раньше писал водные пейзажи: Москву-реку, морской берег в окрестностях Ораниенбаума, речку недалеко от Архангельского, болото лунной ночью. Однако великая русская река порадовала Саврасова настоящими открытиями, запечатлёнными в картинах «Волга около Городца», «Волга», «Печёрский монастырь под Нижним Новгородом», «Волга под Юрьевцем», «Разлив Волги под Ярославлем». По соседству с Ярославлем, в деревне Молитвино на Костромской земле, художник нашёл и осуществил замечательнейший сюжет «Грачи прилетели». «Саврасов открыл русский пейзаж», – так утверждал самый выдающийся его ученик И. Левитан. После «Грачей» художник создал «Просёлок», снова «Волгу» и Волгу с далями, «Оттепель», «На Волге» и другие прославившие его волжские и «не волжские» картины. Не менее памятно и важно, что живой интерес к судьбам великой реки учитель успел передать своим ближним и дальним талантливым ученикам.
Один из первых обликов Москвы Реконструкция
На стр. 156: Фрагмент старой карты Московской губернии Вид на Кремль в ненастную погоду А.К. Саврасов. Деталь картины. 1851
С.М. Соловьёв Серяков. Гравюра по рисунку П.Ф. Бореля Красная площадь. Здание (в центре), в котором 7 мая 1755 года открыт Московский университет. Собор Казанской Божьей Матери (справа) ставший поначалу приходской церковью университета Рисунок. 1781
Славяно-греко-латинская академия при Заиконоспасском монастыре с 1687 года. Москва. Никольская улица Учредители и составители грамоты «Привилей» – Симеон Полоцкий и Сильвестр Медведев
Устье Яузы. Москва Старинная картина
Российского, но и выяснить, в каких направлениях эти условия влияли на его образование. Учёный признавал землеведение великой наукой и одной из важнейших для истории. Статистик А. Чивилёв с интересом слушал и обсуждал те соловьёвские лекции, где говорилось о природе страны и её значении в жизни народа. Географией расселения древнего славянства по всей Европе живо интересовался словесник И. Срезневский. В 1843-1847 годы всеобщую географию читал для словесников друг Н. Станкевича А. Ефремов, относивший географию к историческим наукам и полагавший главной задачей своего курса изображение влияния природы на историю. «Впечатлительный» К. Кавелин был сторонником географического направления в историческом развитии. Прирождённый и высокообразованный учёный, Соловьёв всеми силами старался избегать односторонностей увлечённых предшественников и, как писал в воспоминаниях, «строго смотрел за своими мыслями и словами». Хотя иногда не выдерживал этого жестокого испытания, и тогда «бури молодости срывали утлый чёлн с якоря». Размышляя об этом, он сделал для себя и для других важное открытие: «Только широкое движение по целому обширному предмету освобождает учёного от пристрастий, спасает от крайностей, необходимого следствия тесноты горизонта, производящей учёную близорукость». Способнейший студент с почётом оканчивал Московский университет, и, вероятнее всего, оставался в нём для преподавательской работы. В этом случае, по обычаям того времени, он должен был совершить просветительскую и образовательную поездку за границу на средства университета. Но...это могло быть только в том случае, если выпускник специализировался по медиевистике, то есть по западноевропейскому средневековью, всеобщей истории или ещё чему-нибудь в том же духе. А Соловьёв, будучи впервые в гостях у М. Погодина, на вопрос хозяина дома, чем студент особенно занимается, без запинки ответил: «Всем
Московский университет Проект М.Ф. Казакова. 90-е годы XVIII века Навигационная, затем Цифирная школа в Сухаревой башне. Москва Ф. Бенуа. 1846 Сухарева Башня А.К. Саврасов. Деталь картины. 1872
русским, русской историей, русским языком, историей русской литературы». Выпускников же, избравших себе путь в отечественную историю, за границу не посылали. Выручил попечитель университета С.Г. Строганов, опекавший Соловьёва, а также прямо и исподволь готовивший его к заведованию кафедрой русской истории. Строганов отправил начинающего историка в западный учёный мир домашним учителем с семьёй своего путешествующего брата. Двадцать шесть месяцев прожил Соловьёв в разных городах Европы, и поездка эта была как нельзя более кстати. Уезжая за границу, Соловьёв переживал недавние впечатления от находки татищевской «Истории», размышлял о своём отношении к великим историкам прошлого, думал о том, как о них сам напишет. Его совсем не устраивали опубликованные до тех пор незаслуженно короткие, односторонние или вообще ошибочные суждения об исторических исследованиях В.Н. Татищева. И молодому человеку повезло. В Берлинском университете он услышал как раз то, что ему было срочно необходимо. На лекциях у знаменитого историка Л. Ранке, годами работавшего в архивах разных европейских государств, были приведены талантливо исполненные исторические портреты. Через три года чередой своих собственных исторических портретов русских историков 25-летний Соловьёв начал в Московском университете удивительные для всех лекции. Никто из предшественников Соловьёва не начинал так сильно и оригинально лекционные курсы. Всё более и более увлекавшая Соловьёва историческая география также была сфокусированной в том же Берлинском университете в научной школе географа К. Риттера, автора известного на весь мир 19томного «Землеведения». Через эту школу прошло множество выдающихся петербургских и московских учёных того времени. В 1824 году будущий известный статистик П. Кеппен обсуждал с К. Риттером карты Восточной
Вид на новый Аудиторный корпус Московского университета Г.И. Барановский. 1848
Первое здание Московского университета у Воскресенских ворот Вид на Москву с Воробьевых гор И.К. Айвазовский. 1851
Европы историка, академика А. Лерберга. Лекции всезнающего профессора слушали в 1830 г. И. Киреевский, Э. Гофман, Г. Гельмерсен, в 1835 г. – М. Погодин и Н. Греч, в 1836-1838 гг. – Т. Грановский, в 1837-1839 гг. – Н. Фролов, в 1839-м – И. Срезневский, в 1842-м – С. Соловьёв, А. Ефремов и другие. После знакомства с К. Риттером дипломатичный М. Погодин написал министру народного просвещения России письмо со следующими строками: «Риттера можно назвать отцом исторической географии. Он учит, сколько география служит основанием истории, какое влияние на человека и его историю имеет его местопребывание и прочее. Такая география есть настоящий достойный предмет университетского учения: история без неё будет строиться на песке, на воздухе, а она должна быть на земле». Все эти слова по полной их сути вполне можно отнести к делам и заветам В.Н. Татищева, но от смерти его до цитируемого письма прошло всё-таки 85 лет. И всему тому, чему учил Татищев, да ещё и тому, что открыли после него экспедиции П. Палласа, С. Гмелина, И. Георги и ещё многие исследователи, на новой ступени научного знания начал учить добропорядочный и талантливый К. Риттер. Он проштудировал массу российских географических материалов ещё к 1804 году, когда описаниями и схемами речных бассейнов Европейской России открывал свою первую большую книгу «Европа». Знания его в гидрографии России по тем временам считались безукоризненными. Н. Греч был поражён, что при разных распространённых в Германии нелепых представлениях о восточных славянах Риттер «ни разу не ошибся ни в одном русском слове», прочитав несколько сложнейших лекций о водных сообщениях в России. У такого учёного было чему научиться, и Соловьёв не замедлил это сделать, внимательнейшим образом проработав книги К. Риттера и прослушав вместе с А. Ефремовым некоторые из риттеровских лекций. Помимо всего прочего, интересно, например, что берлинский профессор называл реки «орудием для пробуждения и многостороннего развития народной жизни и торговых отношений», писал о влиянии рек и морей на распространение цивилизации. Было тогда К. Риттеру 63 года. Соловьёв не слишком задержался в Берлине. Гораздо дольше ему пришлось жить и работать в Париже, в том числе и над проблемами исторической географии. Если главным содержанием берлинской жизни был университет с лекциями К. Риттера, Ф. Шеллинга, Л. Ранке и других германских знаменитостей, то важнейшим притягательным центром Парижа на многие месяцы стала для Соловьёва Королевская библиотека. Во многих городах Европы Соловьёв подолгу трудился в библиотеках,
но парижская дала особенно много, и об этом он написал Погодину так: «Восемь месяцев, проведённых в Париже, были посвящены мною изучению средней истории, этих седми дней творения нового общества, с постоянным приложением к миру Словен и Руси. Огромность предмета меня задавила, занимательность развлекла, и вот почему из множества материалов собранных мною, я не успел составить ничего целого, стройного, определённого. Будущую зиму... я так же решился провесть в Париже, ибо в этом чёртовом городище заниматься так же покойно, как в монастыре...» Через пять лет, в 1848 году, Соловьев вполне закончил первую свою настоящую программную работу, введение в огромный исторический многотомник – историко-географический очерк «О влиянии природы Русской государственной области на её историю». В 1850 г. очерк был опубликован в «Отечественных записках», а ещё через год открыл первый том «Истории России с древнейших времён». После Соловьёва такое развёрнутое географическое введение в историю сделалось традиционным для всех главных обобщающих исторических сочинений. В этой работе русская геосоциологическая мысль XIX столетия получила наиболее полное выражение и надолго заняла публицистику историкогеографическими спорами. Как отмечал ученик Соловьёва К. БестужевРюмин, «журналистика тогда ревностно следила за учёной литературой». Книги и статьи по исторической географии и об её преподавании с жаром рецензировали Н.А. Полевой, В.Г. Белинский, Н.А. Добролюбов, Н.Г. Чернышевский, Н.И. Пирогов, К.Д. Ушинский, Д.И. Писарев. Историческими трудами Соловьёва Россия оказалась как бы распахнутой для подробных историко-географических исследований следующего столетия. Во всём веке Соловьёв был самым видным представителем географического направления в русской истории. Некоторые исследователи, не вникавшие глубоко в творческое наследие В.Н. Татищева и Н.И. Надеждина, предложили даже считать Соловьёва основоположником исторической географии в России. Действительно, очень смело работал он в этой области знаний, решительно вписывал историю народов в историю Земли. Говорил так: «Народы живут, развиваются по известным законам, проходят известные возрасты как отдельные лица, как всё живое, всё органическое». При таком общем взгляде на историю человечества и народов Соловьёву из арсенала методологических средств всеобщей истории больше всего подходила так называемая теория родового быта, предложенная профессором истории и географии Дерптского университета Г. Эверсом.
Титульный лист первого тома книги С.М. Соловьева «История России с древнейших времён» Москва. 1851
Московский университет Старая фотография Вид на Московский кремль. Весна А.К. Саврасов. Фрагмент. 1873
Первое здание Московского университета на Красной площади Дж. Кварнеги
Панорама Москвы Д. Индейцев. 1850 Вид в окрестностях Ораниенбаума А.К. Саврасов. 1854 Алексей Кондратьевич Саврасов (1830-1897) Фотография
Согласно «родовой теории», уходящей своими корнями в социологию Гегеля, семья – древнейшая форма объединения людей, а государство – не что иное, как «великое семейство». Соловьёв взял первоначальную формулу Эверса «семья-род-племя» и, пользуясь всем огромным сводом материалов русской истории, продлил её в отношения княжесковладельческие и государственные. В итоге же пришёл к заключению, что лишь три условия более всего влияют на жизнь российского народа – природа нашей страны, природа нашего племени в широком значении этого слова и внешняя активная среда других народов и государств. Все эти исторические мировоззренческие представления Соловьёва впервые составили цельную, вполне логически завершённую концепцию развития России. И укреплялась она сразу и впоследствии ещё по той причине, что подтверждалась не только при анализе общих вопросов отечественной истории, но и при изучении материалов о многих специфических закономерностях жизни нашего государства, связанных с его расположением на больших пространствах Евразиатского материка. Начиная свою «Историю», Соловьёв на какое-то время оставил в стороне все исторические теории и гипотезы, за исключением ведущей и любимой своей концепции о влиянии речных систем на начальную, а следовательно, и на всю остальную российскую историю. Никто до него не писал так подробно о содействии рек народному и государственному единству России. В первой главе «Истории» Соловьёв охарактеризовал географическое положение выстроившихся вдоль великого водного пути русских княжеств и впервые в отечественной истории не перечислял их
последовательно, а подразделял на группы-области по речным бассейнам. Постоянно действующими историческими границами между речными областями Соловьёв совершенно точно называл волоки, которые «надобно заметить, нигде не имеют такого важного значения, как у нас в России, ибо заменяют отчасти горы. ...На важное значение волоков указывает название Заволоцких владений Новгорода, Заволоцкой чуди». Наряду с пограничными междуречными волоками и водоразделами Соловьёв отметил также заметную роль возвышенных стран между внутренними русскими областями, значение обширных земных поднятий как крупных земледельческих районов: «известно, что везде при своих столкновениях славяне занимали возвышенные, сухие и хлебородные пространства, ... самые лучшие для хлебопашества места».Если же такой земли в речном бассейне не находилось, то славянское народонаселение обращалось в большей степени к торговле и ремёслам. В пределах речных областей Соловьёв выделил природные главные узлы, в наибольшей степени определяющие освоение и развитие данной территории. Это проточные озёра, истоки рек вблизи волоков, речные устья и излучины, возвышенности. Ученый обратил внимание на строительство городов «при главных изгибах реки, при устьях значительных её притоков – так построена Кострома при повороте Волги на юг, при впадении в неё Костромы, Юрьевец Поволжский – при следующем большом колене, или при повороте Волги на юг, при впадении в неё Унжи, наконец, Нижний Новгород – при впадении Оки в Волгу». Вблизи главных природных узлов располагались, по Соловьёву, и главные «сосредоточивающие» пункты русских областей,
Окрестности села Михайловского Псковской губернии А.К. Саврасов. Фрагмент. 1880-е
Вид Кремля и Каменного моста в Москве Ф.Я. Алексеев. 1801
Нестор-летописец В.М. Васнецов
Вид Волги под Юрьевцем А.К. Саврасов. 1870-е
которые должны были выполнять функции соединения севера и юга, востока и запада. Такому соединению способствовала вся природа огромной низменной Восточно-Европейской равнины: её умеренный климат и низкие водоразделы не препятствовали проводить волоками вереницы довольно больших судов и иных караванов с товарами, военным снаряжением и дорожными припасами. Невысокие междуречья содействовали относительно простому и быстрому расселению по стране большого количества крестьянских семей со всем их несложным домашним скарбом. Достаточно было перевалить всем доступный небольшой водораздел, чтобы открылась новая увлекающая перспектива освоения новой землицы, нового, богатого природными ресурсами речного бассейна. По Соловьёву, вначале «Русь уходила всё далее и далее в глубь Северо-востока, чтобы там, в уединении от всех посторонних влияний, выработать для себя крепкие основы быта». Затем, изучив распространение Русской государственной области по Волжской системе и освоение Урала, учёный уже не сомневался в том, что удобство водных сообщений в пределах северной части Евразиатского материка обусловило возможность «с необыкновенной быстротою коснуться русским граням берегов Восточного океана». Во взаимоотношениях восточных славян с остальной Европой Соловьёв проследил две следующие важные особенности. Во-первых, «Днепру преимущественно Русь была обязана своим соединением с Северозападной и Юго-восточной Европой: из первой явились князья, от второй получено христианство; Днепру преимущественно Русь была обязана и своим материальным благосостоянием». Однако, «несмотря на то, что Юго-западная Русь, преимущественно Киевская область, была главной сценой древней нашей истории, пограничность её, близость к полю или степи, жилищу диких народов, делала её неспособной стать государственным зерном для России, для чего именно природа подготовила
Московскую область». И о другой стороне близости России к Европе: «природа, отделив Сибирь от остальной Азии пространными степями Татарии, а с востока и севера опоясав уединёнными океанами и направив течение больших рек к северным тундрам, через это самое заставила её смотреть исключительно на запад, образовала из неё нераздельную часть Европейской России». Прослеживая древнерусскую историю как историю страны, которая колонизируется, Соловьёв вызвал к новой исследовательской деятельности несколько поколений мировых историков, озадаченных и покорённых этой проблемой и предложенным русским историком способом её решения. Многотомный «Курс русской истории» ученика Соловьёва В.О. Ключевского и другие объёмистые «Истории», монографии Н. Барсова, М. Любавского по исторической географии прошлись по огромным массивам информации также с соловьёвских точек зрения на освоение восточными славянами Евразии. Одна из интересных книг на эту тему была написана американским профессором истории Р. Кернером и выпущена в 1946 г. издательством Калифорнийского университета. Книга была посвящена памяти С.М. Соловьёва и в честь его самого и его работ названа так: «Стремление к морю. Курс русской истории». Нужно отдать должное Р. Кернеру. Он не ошибся в исследовании и описании одного из главных русел российской истории, которое впервые было обозначено выдающимися работами С.М. Соловьёва. С.М. Соловьев О роли восточно-европейских рек в образовании русской государственной области Однообразна природа Великой восточной равнины, не поразит она путешественника чудесами; одно только поразило в ней наблюдательного Геродота. «В Скифии, – говорит он, – нет ничего удивительного, кроме рек её орошающих: они велики и многочисленны «. В самом деле, обширному пространству древней Скифии соответствуют исполинские системы рек, которые почти переплетаются между собою и составляют таким образом, по всей стране водную сеть, из которой народонаселению трудно было высвободиться для особной жизни; как везде, так и у нас реки служили проводниками первому народонаселению, по ним сели племена, на них явились первые города; так как самые большие из них текут на восток или юго-восток, то этим условилось и преимущественное распространение Русской государственной области в означенную сторону;
К концу лета на Волге А.К. Саврасов. Фрагмент. 1873 Оттепель. Ярославль А.К. Саврасов. 1874
Илья Репин Здравнево. Фотография. 1890-е Какой простор! И.Е. Репин. Эскиз. 1903
реки много содействовали единству народному и государственному, и при всём том особые речные системы определяли вначале особые системы областей, княжеств. Так, по четырём главным речным системам Русская земля разделялась в древности на четыре главные части: первую составляла озёрную область Новгородская, вторую – область Западной Двины, то есть область Кривская или Полоцкая, третью – область Днепра, то есть область древней собственной Руси, четвёртую – область Верхней Волги, область Ростовская. ...На Восточно-европейской равнине естественными гранями между странами и народами служили междуречные волоки; и как эти естественные грани ни были значительны, как мало препятствовали соединению народов! ...Таким образом, мы видим, что историческое деление Русской государственной области на части условливается отдельными речными системами; ясно, что величина каждой части будет соответствовать величине своей речной области: чем область Волги больше области всех других рек, тем область Московского государства должна быть больше всех остальных частей России, а естественно меньшим частям примыкать к большей – отсюда понятно, почему и Новгородская озёрная область, и Белая, и Малая Русь примкнули к Московскому государству. ...Русская государственная область распространялась естественным образом изнутри, из ядра своего, вниз по рекам до естественных пределов своих, то есть до устьев этих рек, берущих начало в её сердце, а это сердце – Великая Россия, Московское государство, справедливо называется страною источников: отсюда берут своё начало все те большие реки, вниз по которым распространялась государственная область. ...Мы видели, что распространение русских владений следовало течению рек. Во-первых, оно шло озёрною новгородскою системою, потом системою Двины и Днепра к югу или к юго-западу и в то же время, с другой стороны, шло путём белозёрским, по Шексне и далее к югу по системе Мологи к Волге потом Волгою и на юг от этой реки к Оке. Навстречу этому движению от севера, которое, как видно, не шло далее Москвы, мы замечаем движение с юга: по Десне – притоку Днепра и Оке – притоку Волги. Таким образом, первоначальное распространение преимущественно шло по огромной дуге, образуемой Волгою к северу, до впадения в неё Оки, и Днепром – к югу; потом распространение происходило в середине дуги, с севера от Волги, и ему навстречу, с юга от Днепра, причём оба противоположных движения сходились в области Москвы-реки...
Н. Щербина К морю Сонет С какою радостью я свиделся с тобою, О зеркало небес, наш исполин земной! Какою-то высокою мечтою Я воскрылён, когда ты предо мной. Я трепещу, когда, валы вздымая, Ты восстаёшь кичливо до небес И, облака волнами подпирая, Шумишь, как вихрь, волнуешься, как лес. Твой грозный шум, могучее стенанье И буйное зыбучих волн плесканье И жемчугом, и думою кипят. О, если б знать мне мысль твою, стихия, Что волны мне так шумно говорят, О чём ревут их вопли вековые!
Осень. Сокольники А.К. Саврасов. Деталь картины. 1880-е – 1890-е На стр. 168-169: Грачи прилетели А.К. Саврасов. Фрагмент. 1871 Чтение Сергеем Соловьевым речи о Петре I Московский университет. 30 мая 1872