Tatiana Bronzova _ Fuete ... by издательство БОСЛЕН / BOSLEN Publishers

Фуэте

Татьяна Бронзова

для

Фуэте для полковника

Большой театр – это не только то, что мы видим на сцене. За кулисами разворачивается не менее интригующее действие. Во время гастролей театра во Франции в 1958 году КГБ неотступно следит за артистами балета, но судьба не подвластна спецслужбам и предлагает свой жизненный сценарий. В романе две главные героини. Обе девушки – танцовщицы кордебалета. Одна из них – честный и духовно светлый человек, а вторая – хитрый и практичный агент КГБ. В Париже судьбы обеих девушек тесно переплетаются. Что победит – долг или чувства? Как каждая из них поступит в тех сложных обстоятельствах, в которых они оказались? Ведь у каждого поступка есть своя цена...

полковника

Татьяна Бронзова

Фуэте для

полковника Роман

Москува БОСЛЕН

УДК 882–31 ББК 84(2Рос) Б88

Иллюстрации и художественное оформление Ивана Разумова

Б88

Бронзова Т. Фуэте для полковника / Татьяна Бронзова, – М. : Бослен, 2014. – 400 с. ISBN 978-5-91187-201-4

В новом романе Татьяны Бронзовой – две главные героини. Обе девушки – танцовщицы кордебалета Большого театра. Одна из них – честный и духовно светлый человек, а вторая – хитрый и практичный агент КГБ. В Париже судьбы обеих девушек тесно переплетаются. Что победит – долг или чувства? Как каждая из них поступит в тех сложных обстоятельствах, в которых они оказались? Ведь у каждого поступка есть своя цена... УДК 882–31 ББК 84(2Рос) Запрещается полное или частичное использование и воспроизведение текста и иллюстраций в любых формах без письменного разрешения правовладельца. ISBN 978-5-91187-201-4

Omnia vincit amor, et noc cedamus amori. (Любовь побеждает всё, и мы покоряемся любви.)

Ф У Э Т Е

Д Л Я

П О Л К О В Н И К А

ПРОЛОГ МОСКВА, май 1992 года Заглянув в почтовый ящик, Вера Константиновна невольно вскрикнула от радости. Письмо! Конечно, от Леночки! Дрожащими руками она достала конверт, села в лифт и нетерпеливо нажала на кнопку шестого этажа. Скорей бы добраться домой! Скорей бы прочесть! Казалось, что кабина плыла вверх медленнее обычного, ключ от квартиры, как назло, никак не мог попасть в нужные пазы, а когда дверь наконец была побеждена, то прямо перед Верой Константиновной предстала соседка с половой тряпкой в руках. — Ты чего так рано сегодня освободилась в своем театре? На часах только начало третьего, — сердито заявила она. — Я ещё не успела вымыть. — И что прикажешь мне делать? Отправляться обратно на работу? — Да ладно тебе обиды строить! Только вытирай ноги как следует и сиди в комнате, пока не закончу, — проворчала соседка, бросив тряпку ей под ноги. Не споря, Вера Константиновна тщательно протёрла подошвы туфель о мокрую ткань и, оставляя влажные следы на паркете, прошла к себе. За чистотой общих помещений в квартире они следили по очереди. Одну неделю Вера Константиновна, другую — соседка.

Т А Т

Подойдя к письменному столу, Вера Константиновна нетерпеливо достала из сумочки конверт, аккуратно вскрыла его маленьким ножичком для резки бумаг, вынула сложенные вдвое листки, исписанные крупным почерком дочери, и с наслаждением принялась читать. «Здравствуй, дорогая моя мамочка! Сразу сообщаю тебе радостную новость. Сегодня мы получили визы в Россию на всю семью с 12 июня по 12 июля. Так что совсем скоро увидимся. Жду не дождусь встречи. Как только куплю билеты, сразу буду тебе звонить...» От счастья на глаза Веры Константиновны выступили слёзы. Неужели она всё-таки встретится с дочерью, познакомится с её мужем Дмитрием, увидит внучку Матильду! Сердце переполнилось радостью. Дождаласьтаки! Ведь тридцать четыре года прошло с тех пор, как она видела в последний раз свою единственную дочь. Целых тридцать четыре года! И вот, наконец-то, новая власть разрешила ей приехать. Правда, с установлением этой самой власти распался Советский Союз, пенсия превратилась в пыль, а перспективы дальнейшей жизни пугали, но сейчас всё это отошло на задний план. Главным было только то, что скоро, совсем скоро она увидит свою девочку! Вера Константиновна хорошо помнила, как тридцать четыре года назад провожала Леночку на гастроли в Париж. Как она тогда гордилась, что для таких ответственных выступлений за границей руководство выбрало среди других танцовщиц и её дочку. Было раннее майское утро. Таксист, который должен был отвезти Леночку к Большому театру, откуда всех актёров уже автобусами отправляли в аэропорт, приехал вовремя. Вера Константиновна помогла вынести чемо-

Ф У Э Т Е

Д Л Я

П О Л К О В Н И К А

дан на улицу. Водитель легко подхватил его и загрузил в багажник. — Когда будешь гулять по Парижу, следи за сумкой, — сказала Вера Константиновна. — Я читала, что там мотоциклисты их прямо из рук вырывают. — Ну что ты говоришь, мама! — Я знаю, о чём говорю! — обиженно ответила мать. — И берегись сквозняков. Не заметишь, как простудишься. — Какие сквозняки? — целуя её, засмеялась Леночка. — Ладно! Садись в машину. А то ещё опоздаешь. — Не опоздаю. Тут до театра ехать всего минут пять. Мать и дочь ещё раз крепко обнялись и поцеловались. — Ты только не скучай, — усаживаясь на сиденье рядом с водителем, сказала Леночка. — Время пролетит быстро. — Буду скучать! — улыбнулась Вера Константиновна, пряча набежавшую слезу. Тогда ей даже в голову не могло прийти, что виделись они в последний раз! Буквально через пару недель началось что-то невообразимое. Веру Константиновну вызвали в Комитет государственной безопасности к следователю Леонову. Тот встретил её довольно любезно, вежливо пригласил присесть около стола, но затем сообщил такое, что она чуть не потеряла сознание. Её дочь, Елена Петровна Савельева, предав свою Родину, бежала в Париже, даже не закончив гастроли! — Возможно, она вам позвонит сама или кого-то попросит, — вкрадчиво говорил следователь. — Обязательно выясните, у кого она там прячется! Обязательно! — Прячется? Зачем? Леночка не могла ничего подобного сделать! Не могла! Вы ошибаетесь! — плохо понимая, что от неё хотят, да и вообще не соображая, что,

Т А Т

собственно, происходит, лепетала Вера Константиновна. Леонов встал, отошёл к небольшому столику в углу кабинета, накапал в стакан валерьянки, разбавил водой из графина и, подойдя к женщине, вложил стакан в её руку. — Выпейте, — заботливо приказал он. Вера Константиновна машинально выпила и, слабо улыбнувшись, подняла глаза на следователя. — Вот увидите, вы ошиблись, — с уверенностью произнесла она. — Мы никогда не ошибаемся, — мягко ответил следователь, но в его голосе Вере Константиновне почудилась скрытая угроза. — Запомните, мы на вас очень надеемся, — продолжил он. — Только узнав адрес, где скрывается ваша дочь, мы сможем ей помочь. Ведь вы хотите, чтобы мы помогли ей? — Конечно, — неуверенно ответила мать. Как она покинула здание на Лубянке и каким образом добралась до своего дома, Вера Константиновна помнила плохо. Всё было как во сне. Но когда она вошла в квартиру, около телефона, висящего в коридоре, крутился какой-то человек. — Нам провод меняют, — поведала соседка, стоящая рядом с мастером. — Зачем? — удивилась Вера Константиновна. — Да не беспокойся! Бесплатно меняют. Говорят, какая-то новая модефи... Фу ты чёрт! Слово мудреное. — Модификация, — вяло произнес мастер. — И не провод меняем, а подключение. Вера Константиновна не стала вступать в разговор. Ей сейчас было не до новых подключений телефонного аппарата. Она прошла к себе и, чувствуя страшную уста-

Ф У Э Т Е

Д Л Я

П О Л К О В Н И К А

лость, прикорнула на диване, подтянув колени к подбородку. Перед ней возникла Леночка. Весёлая, беззаботная. Она почему-то убегала, а мать пыталась её догнать. Но никак не могла. А поймать её почему-то было очень важно. Леночка убегала от неё всё дальше и дальше. Вера Константиновна выбилась из сил. Бежать становилось всё труднее. И тут вдруг она поняла, что ей никогда не догнать дочь. Она в ужасе закричала. Леночка тоже что-то кричала в ответ, только Вера Константиновна не могла понять что. В страхе она проснулась. Оказалось, это были крики соседей. Соседи были очень беспокойные и шумные. Муж работал слесарем на заводе и каждый вечер возвращался домой пьяный. Жена ругалась. Он отвечал ей тем же. Ребёнок плакал. Вероятней всего, и сейчас пьяный муж, вернувшись с работы, гонялся за своей благоверной. Удивительным образом, она умела так изворачиваться, что его кулак крайне редко достигал своей цели, но зато крику при этом было очень много! Вера Константиновна взглянула на часы. Девять вечера. Очень хотелось пить. Она подошла к буфету. В графине пусто. Пока соседи выясняли отношения, носясь по квартире, выходить на кухню не хотелось. Наконец всё стихло. Это означало, что муж утихомирился и пошел спать, закончив свой ритуал по воспитанию жены. Теперь можно было спокойно выйти. Соседка звонила кому-то по телефону. Она всегда кому-то звонила, после того как получала несколько пинков от супружника. Надо же было несчастной женщине выговориться, жалуясь на свою незавидную судьбу. Вера Константиновна знала, что эти разговоры всегда заканчивались причитаниями: — Да знаю я: раз бьет, значит, любит. Конечно, терплю, а что делать.

Т А Т

Вера Константиновна налила воду в чайник и включила газовую горелку. — Ты представляешь, — возмущённо заявила соседка, появившись в дверях кухни, — совершенно стало невозможно разговаривать с этим новым подключением. Я сама, как эхо, слышу свой голос! Что за хрень! Завтра же буду жаловаться на телефонный узел! Несколько дней подряд Вере Константиновне постоянно звонил следователь Леонов, интересуясь, не дала ли Елена о себе знать каким-нибудь другим способом, кроме как звонком по телефону. И каждый раз все их разговоры в действительности, как эхо, были слышны где-то вдалеке. А через несколько дней следователь Леонов вдруг так же неожиданно исчез из её жизни, как и появился. Почему-то его уже перестало волновать, где находится её дочь. «Конечно, они тогда ошиблись!» — подумала Вера Константиновна, но самой выяснять у этой организации что-либо побоялась, впрочем, как и узнавать о Леночке где-нибудь ещё. Не накликать бы излишними вопросами беды! Мать решила терпеливо дожидаться возвращения Большого театра с гастролей. И вот наконец этот день настал. Труппа вернулась. Только Леночки среди них не было! Это был сильный удар. Значит, правда? Осталась?! Как же так? Как такое могло произойти? Вскоре в их квартире появился и тот самый телефонный мастер, который подключал им «новую модификацию». — Ну, наконец-то! Почти месяц добивалась вашего прихода, — бушевала соседка. — Это что же за новшества такие! Этого придурка, что изобрел вашу модефи..., тьфу, её мать... какую-то там ---ацию, посадить надо за

Ф У Э Т Е

Д Л Я

П О Л К О В Н И К А

вредительство! Больше ни за что не дам трогать наш телефон! С этого дня телефон вновь стал работать без всякого отзвука. — Ну, наконец-то, — радовалась соседка. — А то как в горах разговаривали! Соседка была крикливая, довольно скандальная, но, надо отдать ей должное, только раз спросила о Леночке. — А твоя-то когда домой вернётся? — Пока не знаю. Лето проведёт у моей подруги на Украине, а возможно, и вообще там в театре останется, — не зная, что отвечать, соврала Вера Константиновна. — Это что же, она из Парижу прямо в Киев отправилась? — Ну да. В Киев. — В Киев так в Киев. Там жизнь неплохая. Больше соседка о Леночке не заговаривала. Может, этот вопрос её больше не волновал, а может, она просто боялась его поднимать? Ведь вполне возможно, что и её тогда на Лубянку таскали. За то лето Вера Константиновна выплакала немало слёз! Каждый день с волнением открывала она почтовый ящик. Вдруг придёт хоть какая-нибудь весточка. Но ничего не было. Только газета «Правда», которую выписывал на заводе сосед, и «Вечерняя Москва», которую выписывала она сама. А в сентябре месяце, когда в театре оперетты, где Вера Константиновна работала концертмейстером, начался новый сезон, её неожиданно вызвали на проходную. Почему-то безутешная мать в ту же секунду почувствовала, что это связано с дочерью. Вера Константиновна быстро спустилась по лестнице и, пройдя коридорами, вышла к служебному входу. Там,

Т А Т

опираясь о стену напротив гардероба, стояла хрупкая симпатичная девушка. Лёгкие туфли без каблука, плотная узкая юбка, облегающая вязаная кофта. По ее фигуре и постановке ног Вера Константиновна сразу поняла, что она танцовщица. — Вы Вера Константиновна Савельева? — спросила девушка, отстранившись от стены и шагнув ей навстречу. — Да. — У вас есть время? — Есть. Полчаса есть, — ответила женщина, взглянув на часы. — Меня зовут Тина. Мы жили с вашей Леной в одном номере гостиницы в Париже. Давайте выйдем. Только когда они, молча пройдя по Кузнецкому Мосту, завернули в небольшой скверик напротив «Пассажа», девушка остановилась и огляделась. Здесь было пусто. Лишь в самом конце аллеи, уже на выходе в Дмитровский переулок, пожилой мужчина выгуливал фокстерьера, который резво бегал по газону, играя с палкой. — Поклянитесь, что вы никогда никому не скажете о том, что видели меня сегодня, и о том, что сейчас услышите, — неожиданно произнесла незнакомка. — Никому и никогда, — тут же поклялась Вера Константиновна, и её сердце замерло в предчувствии чегото самого ужасного. В волнении она схватила девушку за руку. — Леночка жива? Жива? — Конечно, жива! — воскликнула Тина. — Успокойтесь! Она жива и здорова! — Слава Богу, — выдохнула Вера Константиновна и, отпустив руку девушки, задала тот вопрос, который мучил её несколько месяцев. — Как же всё это произо-

Ф У Э Т Е

Д Л Я

П О Л К О В Н И К А

шло? Я совсем не понимаю! Почему она вдруг захотела остаться? — Ну, что вы! Она-то как раз и не хотела. Совсем не хотела. Её вынудили. — Вынудили? — удивлённо вскрикнула мать. — Пожалуйста, говорите тише, — заволновалась Тина и огляделась. Но вокруг, как и прежде, никого не было. Только фокстерьер в конце аллеи продолжал бегать за палкой, которую кидал ему хозяин. Тина глубоко набрала в лёгкие воздух, как будто хотела прыгнуть с вышки в воду, затем с шумом выдохнула и прошептала: — Её хотели арестовать. — Арестовать? Кто? — испуганно прошептала вслед за девушкой Вера Константиновна. — КГБ, конечно. Леночке пришлось бежать. Понимаете? — Понимаю, — почти беззвучно произнесла мать, и на её глаза навернулись слезы. — Они как-то узнали, что она в анкете написала неправду? Да? Они узнали, что её отец не сын доктора Савельева, а принадлежит древнему роду князей Белозерских? — Ну надо же! — в свою очередь сильно удивилась Тина, изумлённо подняв брови. — Нет! Дело не в этом. Всё было совсем не так! Совсем не так. — Не так? — Да. Не так. Но мне кажется, что и сама Леночка была не в курсе своего происхождения? — Конечно, нет, — растерянно ответила Вера Константиновна, недоумевая, как же она так просто взяла и выдала девушке страшную семейную тайну. — Об этом я одна знаю. Пётр ещё в первый год войны на фронте погиб, так что теперь выходит, что я одна... А Леночка... Я ей об этом никогда не рассказывала. Зачем?..

Т А Т

Нет-нет... Я одна!.. А вот теперь ещё и вы, — тревожно добавила она. Тина на несколько секунд крепко сжала ладони Веры Константиновны. — Насчёт меня не волнуйтесь! Я могила. Я никогда... Никому... Клянусь вам! Вера Константиновна как-то сразу поверила ей. Эта девушка, пришедшая к ней, рискуя своей жизнью, не могла никого предать. — Скажите мне, Тина, — смахнув слезу со щеки, прошептала Вера Константиновна. — Если дело не в происхождении, то почему её хотели арестовать? За что? Что такого она могла сделать? — Она влюбилась. — Влюбилась? — Ну да. Влюбилась! — Разве за это арестовывают? — почти задохнулась от удивления Вера Константиновна.

Часть первая

КРУШЕНИЕ ИЛЛЮЗИЙ

Ф У Э Т Е

Д Л Я

П О Л К О В Н И К А

ГЛАВА 1 МОСКВА, 1958 год Зима в этот год выдалась морозной. Уже несколько дней градусник термометра показывал минус двадцать шесть. В большом сером доме на Лубянской площади, с грозной вывеской «Комитет государственной безопасности СССР», была своя котельная. Истопники старались, не жалея угля. Чугунные батареи пылали. Работники изнывали в своих кабинетах от жары. Все форточки были распахнуты настежь. Генерал Павлов Сергей Львович, вернувшись с экстренного заседания, вызвал к себе полковника Кудряшова и, сев за огромный письменный стол, стоящий в глубине кабинета, расстегнул ворот кителя. Жарко! Генерал достал из пачки «Беломорканала» папиросу, прикурил от серебряной трофейной зажигалки и, жадно сделав первую затяжку, выпустил из своих лёгких густой едкий дым. На заседании курить не разрешалось, и Павлов с трудом дождался его окончания. Теперь же, откинувшись на спинку кресла и вытянув ноги под столом, он не спеша наслаждался крепким табачком. Хорошо! Но это блаженное одиночество длилось недолго. Дверь открылась, и на пороге возник адъютант Сараев.

Т А Т

— Товарищ генерал, к вам пол... — начал было он, но Павлов прервал его на полуслове. — Проси, — приказал он, быстро застёгивая китель на все пуговицы . Адъютант посторонился, пропуская в кабинет Кудряшова, и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. — Проходи, Евгений Петрович, — приветствовал генерал входящего. — Садись. Их связывала давняя дружба. Вместе они окончили школу НКВД в начале тридцатых годов, вместе сыграли свадьбу, женившись на двух неразлучных подружках, вместе бок о бок служили на благо Родины, как в мирное время, так и во время войны. Почти одновременно получали друзья повышения и отличия по службе. Вот только в тысяча девятьсот пятьдесят четвёртом году Павлов опередил друга и удостоился звания генерала, а Кудряшов так и застрял в полковниках. Его жена была этим крайне недовольна. Ей тоже хотелось стать генеральшей, и она была уверена в том, что её мужа обошли несправедливо. Кудряшов в глубине души вполне разделял её мнение, но его дружеские отношения с Павловым были все так же крепки, и разница в звёздочках на погонах им не мешала. — В мае балет Большого театра летит в Париж, — сообщил генерал. — Только что получил разнарядку. Труппу повезёшь ты. «В Париж, так в Париж», — подумал полковник, удобно расположившись в кресле около стола. Ещё во время учебы в школе НКВД он специализировался для работы с использованием французского языка, а потому совсем не удивился, что выбор везти Большой театр на гастроли в эту страну пал именно на него. — Бросал бы ты курить, — глядя на то, как друг выпустил из своих лёгких очередной столб едкого дыма, по-

Ф У Э Т Е

Д Л Я

П О Л К О В Н И К А

советовал Кудряшов. — Бери пример с меня. Я уже год, как не травлю свой организм. — Ты бросил, потому что тебе врачи запретили, а я абсолютно здоров. — Лучше бросить самому, чем ждать, пока тебе запретят. — А я всё-таки подожду, — хитро прищурился генерал и жадно вдохнул следующую порцию никотина в лёгкие. Не торопясь, он открыл верхний ящик письменного стола, достал папку и протянул полковнику. — Держи. Здесь список отъезжающих. Твоими подопечными являются только актеры и балетмейстеры. Всеми другими службами театра будут заниматься майор Прохоров и подполковник Сычев. — Ясно. — Смотри в оба, чтобы никто не сбежал. Париж для этих балетных, что Мекка для мусульманина. Полковник удивлённо взглянул на друга: — Это почему же? — Да потому, что там искусство русского балета ценится очень высоко. Главный балетмейстер «Гранд Опера» и тот — наш бывший, — генерал сделал небольшую паузу и, стряхнув пепел с кончика папиросы, пытливо взглянул на друга сквозь очки. — В Париже осела и небезызвестная Матильда Кшесинская. Слышал, небось, про такую? — Кто ж про неё не слышал! А она разве ещё жива? — Жива. Только теперь она зовётся великой княгиней Романовской-Красинской. С самого начала карьеры водила шуры-муры с Романовыми и умудрилась-таки, сучка, одного из них на себе женить! — Видать, была большая искусница по этому делу, — усмехнулся полковник.

Т А Т

— Нельзя допустить, чтобы твои подопечные встретились там с этой «искусницей», — строго прервал его генерал. — Да и вообще будь начеку! Не исключено, что кто-нибудь из солистов способен предать Родину и остаться. А ведь наши танцоры — очень дорогой товар. Увидев, что Кудряшов погрузился в изучение списков, генерал встал, подошёл к окну и приоткрыл плотно задёрнутую штору. Из открытой форточки подуло морозным ветром. Большими хлопьями шёл снег. Часы показывали только начало пятого, но, как всегда зимой, в это время уже зажглись фонари и был ясно виден хорошо подсвеченный монумент Дзержинского, стоящий посреди Лубянской площади с большой снежной шапкой на голове. «Целый день валит снег, — подумал Павлов. — Валит и валит! А ведь через пару часов домой ехать». Ехать от Лубянки было недалеко, но только квартира, в которой проживал генерал, находилась в самой глубине длиннющего двора, и он был уверен, что дворник опять не успеет прочистить там дорожку для машины. Перспектива тащиться пешком от ворот в такую метель портила и без того не радужное настроение. Павлов вернулся в своё кресло и затушил остаток папиросы в большой хрустальной пепельнице. — Ведь этим балетным никакого иностранного языка знать не надо, — продолжил он, и в его голосе чувствовалось явное раздражение. — Эти стрекозлы, мать их, разговаривают со зрителем исключительно ногами, руками и такими умопомрачительными прыжками, что диву даёшься! А кто их всему этому научил? Мы! Так и работать они должны на нас, а не украшать труппу всяких там зарубежных театров. Ясно? — Ясно, — откликнулся полковник. — Вот и хорошо, — произнёс генерал и устало откинулся в кресле.

Ф У Э Т Е

Д Л Я

П О Л К О В Н И К А

Тяжёлая у него работа. Столько анкетных данных надо хранить в голове, вовремя учуять врагов, вовремя обезвредить. А страна-то ох какая огромная: от Тихого океана до Атлантического! — Если я не ошибаюсь, два года назад Плисецкая устраивала в министерстве культуры разбирательство по поводу того, что её не взяли на гастроли в Лондон? — неожиданно спросил полковник. — Нет, не ошибаешься, — подтвердил генерал. — А что? — Да вот, вижу, что она вновь отсутствует в списке, — захлопнул папку Кудряшов. — Значит, опять будет ходить в министерство. — Пусть ходит. Её отец был репрессирован и расстрелян, мать долгое время находилась в ссылке. Я не уверен, что Плисецкая любит свою Родину так же беззаветно, как мы с тобой. Кроме того, старший брат её отца эмигрировал после революции в Америку, и его сыновья со своими семьями обосновались в Нью-Йорке. Так что у неё ТАМ ещё и родственников полно. — Тогда конечно, — согласился полковник. — А ведь я видел её «Умирающего лебедя» на правительственном концерте. Ну, чисто птица! Действительно, может стать, как ты выразился, украшением любой труппы мира! — То-то и оно! Решено, что Париж будут очаровывать хорошо проверенные нами примы Уланова и Лепешинская. За них волноваться нечего. Возраст у них давно не тот, чтобы начинать жизнь танцовщицы заново в другой стране, — Павлов издал короткий смешок. — Одной сорок девять лет, другой сорок два. А? Каково? Обеим, по балетным меркам, уже пора на пенсию.

Т А Т

— Что же это мы таких пенсионерок вывозим во Францию? Неужели, кроме них, в театре никого нет? — удивился полковник. — Не волнуйся! Танцуют они до сих пор что надо! Уланова в свои сорок семь покорила Лондон два года назад. — Так теперь-то ей почти пятьдесят! — Ну и что? Из зала этого совершенно не видно. Сходи. Посмотри спектакли с её участием, — посоветовал генерал. — А Лепешинская у нас вообще, так сказать, вне конкурса. Ты знаешь, кто у неё за спиной? Начальник Генерального штаба Объединённых вооруженных сил государств Варшавского договора генерал Антонов. А? Каково? Это не шуточки! — Ах да! — воскликнул полковник и, через короткую паузу, пожав плечами, неуверенно произнёс: — Но мне кажется, этот факт для французов неважен. Ведь они придут смотреть на балерину, а не на жену начальника штаба. — Не беспокойся. Как балерина она тоже в полном порядке. На одной ноге вертится в таком быстром темпе, что дух захватывает. — Никогда не любил и не понимал балета. Теперь придётся перед гастролями походить, посмотреть, изучить, так сказать, обстановку, — обречённо вздохнул полковник. — Зато сколько радости ты доставишь своей половине! — рассмеялся генерал. — Это точно, — улыбнулся Кудряшов, представив счастливое лицо жены, когда он положит перед ней на стол билеты в Большой. — Ну, а Плисецкую, чтобы не обижалась, мы тоже уважим. Когда одна часть труппы уедет на гастроли в Париж, она с другой частью отправится в Прагу на

Ф У Э Т Е

Д Л Я

П О Л К О В Н И К А

вечер артистов балета Большого театра. Вот там и покажет свою красоту, молодость и талант. Тоже ведь заграница, — сказал генерал и, лукаво подмигнув, добавил: — Но... своя! Оттуда никто никуда не денется. А теперь, друг мой, вернёмся, как говорится, к нашим баранам. — Что ж! Труппа большая. Думаю, надо будет командировать немалое количество сотрудников, — высказал свои соображения полковник. — На заботу о своих людях партия денег не пожалеет, — заверил его Павлов. — Но очень-то не расходись, наши люди среди танцовщиков тоже есть. — Вижу. Но их тут не так и много. Всего пятеро отмечены галочкой. — Это только среди актёров пятеро, — сказал генерал и через небольшую паузу добавил тихим голосом так, как будто решил поделиться с другом самым сокровенным: — Меня беспокоит в этой поездке одна фамилия. Очень беспокоит. Фадеечев. Молод. Талантлив. Во время лондонских гастролей произвёл такое впечатление на англичан, что теперь они хотят снимать его на своём телевидении в балете «Жизель». — И что? Он будет сниматься? — удивлённо поднял брови Кудряшов. — Вероятней всего, да, — поведал генерал. — В ноябре. Чтобы не давать повода для политического зубоскальства на Западе, есть мнение отпустить. — И правильно. Казна пополнится валютой, — одобрительно кивнул полковник. — Ведь на Западе, как мне известно, платят приличные гонорары. — Так вот, чтобы мы не потеряли эти гонорары, ты, мой дорогой, не должен потерять самого танцовщика в Париже.

Т А Т

— А зачем он едет в Париж? Было бы лучше подстраховаться и, на всякий случай, заменить его другим актёром. — Правильно мыслишь. Мы так и хотели сделать, но ничего из этого не вышло, — генерал развёл руками. — Французский импресарио твёрдо стоит на своём. В Лондоне юноша произвёл сенсацию, и теперь его обязательно хотят видеть в Париже. Пришлось уступить! Организуй там всё так, чтобы твои люди с этого парня глаз не спускали! Генерал сдвинул очки на кончик носа и посмотрел на полковника в упор своими колючими серыми глазами: — Смотри! Если хоть один человек останется на Западе, тебе не сносить головы! Никакая наша дружба не поможет! Полковник Кудряшов хорошо понимал, что это означало. Крепко сжимая в руках полученную от генерала папку, он молча покинул кабинет, тихо прикрыв за собой массивную дубовую дверь.

ГЛАВА 2 Леночка Савельева была счастлива. Неожиданно для себя, она попала в списки гастрольной поездки во Францию. Побывать в этой волшебной стране всегда было её мечтой, и теперь эта мечта превращается в реальность. После окончания балетного училища с её курса в Большой театр взяли всего четверых выпускников. Савельева попала в это число. Может, потому, что она была москвичкой и перед администрацией не вставал вопрос о её прописке, а может, действительно именно её талант привлёк внимание главного балетмейсте-

Ф У Э Т Е

Д Л Я

П О Л К О В Н И К А

ра, но, так или иначе, девушка была зачислена в труппу кордебалета. Подругу Леночки по училищу Иру Пушкареву распределили в Театр оперы и балета имени Станиславского и Немировича-Данченко. Обе девушки радовались, что остались в Москве, и хоть работать им приходилось в разных театрах, но они могли довольно часто видеться. Ведь театры располагались буквально в пяти минутах ходьбы друг от друга! Шёл к концу уже второй сезон работы в Большом, но Леночка пока выдвинулась только в корифейки. Так называют тех, кто стоит в начале кордебалетного ряда, чтобы помочь остальным держать строй и синхронность в движениях. А между тем подруга уже выходила на сцену в партиях на четверых, троих, а в одном из балетов даже на двух танцовщиц, а это означало, что она прочно заняла место в труппе как «вторая солистка» и ожидала, что в следующем сезоне её переведут в разряд «первых». Эти уже строго танцевали по две, как бы соревнуясь друг с другом в одинаковых па. Следующим разрядом по служебной лестнице, к которой стремились танцовщицы, была «солистка», исполняющая в балетах в основном партии подруг главных героинь, а вот сами главные партии доставались уже «балеринам». Обычно в театре «балерин» было не более шести-семи человек. — Вот увидишь, я буду не я, если через пару сезонов не получу главную роль, — говорила Ирина. — Счастливая, — завидовала ей Леночка. — А я даже никого пригласить на спектакль не могу. Ведь, пока знакомые будут искать меня среди кордебалета, представление закончится. — Зато ты танцуешь в лучшем театре страны, — отвечала ей Ира. — Выйти на сцену Большого театра мечтает каждая!

Т А Т

— Но и добиться чего-то в этом театре чрезвычайно трудно. Такие интриги! Меня всего-то выдвинули в корифейки, так на следующий же день я в своих пуантах нашла иголку. Хорошо, нас в училище приучили проверять туфли, прежде чем их надеть. — А что ты думаешь? В нашем театре по-другому? — горячо воскликнула Ира. — Везде одинаково. У нас знаешь какую гадость проделали с одной солисткой? Запихали ей булавки прямо в пачку вокруг талии, так она еле дотанцевала свою вариацию. Разделась — вся исколота и в крови! — Какая подлость! — возмутилась Леночка. — Так вот, чтобы с тобой не проделывали подобных «подлостей», надо искать сильного покровителя! Он тебя и защитит, и продвинуться поможет, а то так и будешь колыхаться в общей массе у воды. Выражение «у воды» означало танцевать в кордебалете на заднем плане. Там во многих спектаклях на кулисе были нарисованы река или озеро. Кто и когда первым дал это определение танцовщицам-неудачницам, неизвестно, но только говорилось так ещё с восемнадцатого века и передавалось из поколения в поколение. — Ну, знаешь! Это ты уже с перебором. У воды я никогда не танцевала. С самого начала меня ставят в первый ряд. — Кто бы сомневался! Но тебе ни в какой ряд не надо. Тебе срочно нужен покровитель! И не обижайся! — Я и не обижаюсь, — вздохнула Леночка. — Только у меня даже на примете никого нет. Вот ты счастливая. Тебе повезло! И правда. У самой-то Ирины такой покровитель появился сразу же после окончания училища. И не какойнибудь там, а помощник секретаря Московского гор-

Ф У Э Т Е

Д Л Я

П О Л К О В Н И К А

кома партии, возглавляющий отдел по культуре! Дирекция театра его ух как боялась. Потому-то карьера Пушкаревой и шла в гору довольно быстро. — Всё потому, что ты слишком щепетильна, — продолжала вразумлять подругу Ирина. — Надо на всё смотреть проще. — Ну не могу я встречаться с тем, кого не люблю. Я же тебе рассказывала, как меня обхаживает балетмейстер Серов. Но я даже представить не могу, чтобы с ним поцеловаться, а уж о чём-то другом и говорить нечего! — Ну и дура! Эту твою «любовь» можно до скончания века ждать! А Серов, между прочим, очень талантливый и влиятельный человек. Он в нашем театре два балета поставил. — Но ему уже пятьдесят восемь лет! — Ну и что? Не семьдесят же пять! — Но он женат! — Это совсем не довод, чтобы лишать себя карьеры. Или ты не хочешь стать балериной?! — Конечно, хочу. Что за вопрос?! — Ну, так и учись, как другие делают: находят себе влиятельных генералов и живут припеваючи. Бери пример хоть с Лепешинской. С самого начала карьеры у неё был генерал НКВД. Неудивительно, что она сразу имела в театре всё. Думаешь, она этого генерала любила? Черта с два! Как только его арестовали, она тут же себе другого влиятельного генерала нашла. И теперь снова в полном порядке, — продолжала наставлять подругу Ирина. — Ну, ты скажешь! Лепешинская! У неё Сталинских, Ленинских и Государственных премий знаешь сколько? Вся грудь в орденах! Она в нашем театре большой авторитет! Её все боятся.

Содержание

ПРОЛОГ 7 Часть первая. КРУШЕНИЕ ИЛЛЮЗИЙ 17 Часть вторая. ВОЗРОЖДЕНИЕ 203 ЭПИЛОГ 393

Литературно-художественное издание 16 +

Татьяна Бронзова ФУ Э Т Е Д Л Я ПОЛ КОВН И К А Роман

Ответственный редактор А.Г. Николаевская Технолог М.С. Кырбаш Оператор компьютерной верстки текста и переплета Л.Г. Иванова Корректор В.К. Матвеева

Подписано в печать 11.12.2013 Формат 84×108/32 Тираж 1000 экз. Заказ № ООО «Бослен» 105082, Москва, ул. Бакунинская, д. 71, стр. 10 Тел.: (495) 971-89-09, e-mail: info@boslen.ru Информация в Интернете: www.boslen.ru Отпечатано с готовых файлов заказчика в ОАО «Первая Образцовая типография», филиал «Ульяновский Дом печати» 432980 г. Ульяновск, ул. Гончарова, д. 14