Лонской_Режиссерский вагон by издательство БОСЛЕН / BOSLEN Publishers

РЕЖИССЁРСКИЙ ВАГОН

ЭТА КНИГА – СВОЕОБРАЗНЫЙ ПОЕЗД ВРЕМЕНИ. В НЕЙ СОБРАНЫ РАССКАЗЫ ВОСЬМИ КИНОРЕЖИССЕРОВ – ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ РАЗНЫХ ПОКОЛЕНИЙ ХХ ВЕКА. ВСЕ ОНИ РАЗНЫЕ ПО СВОИМ УБЕЖДЕНИЯМ, СВОЕМУ ВЗГЛЯДУ, СВОЕЙ СУДЬБЕ. НО ИХ ВСЕХ ОБЪЕДИНЯЕТ ГЛУБОКОЕ ВИДЕНИЕ МИРА И УМЕНИЕ ПЕРЕДАТЬ ЕГО НЕ ТОЛЬКО КИНООБРАЗАМИ, НО И СЛОВОМ. СЛЕДУЯ ДРУГ ЗА ДРУГОМ, СЛОВНО ВАГОНЫ, РАССКАЗЫ ИЛЛЮСТРИРУЮТ НАШУ ЖИЗНЬ В РАЗНЫЕ ЭТАПЫ: КАКОЙ ОНА БЫЛА В ГОДЫ СТРАШНОЙ ВОЙНЫ И ПОСЛЕ НЕЕ, ВО ВРЕМЕНА ПЕРЕМЕН И ПЕРЕСТРОЙКИ, И КАКАЯ ОНА СЕЙЧАС. ГОРЕСТНЫЕ И ВЕСЕЛЫЕ, ОБНАДЕЖИВАЮЩИЕ И ПОЛНЫЕ ОТЧАЯНИЯ, ЗАТРАГИВАЮЩИЕ САМЫЕ РАЗНЫЕ И НЕОЖИДАННЫЕ ПОВОРОТЫ СУДЬБЫ: ОНИ РАЗНЫЕ, КАК САМА ЖИЗНЬ.

СБОРНИК РАССКАЗОВ

Москва | Бослен

УДК 822-31 ББК 84(2Рос=Рус)6-44 Р 31

Художественное оформление Юлии Кудря-Бирюковой

Р 31 Режиссерский вагон: Сборник рассказов / сост. и предисл. В. Лонского. — М. : Бослен, 2012. — 304 с. ISBN 978-5-91187-156-7 Эта книга — своеобразный поезд времени. В ней собраны рассказы восьми кинорежиссеров — представителей разных поколений ХХ века. Все они разные по своим убеждениям, своему взгляду, своей судьбе. Но их всех объединяет глубокое видение мира и умение передать его не только кинообразами, но и словом. Следуя друг за другом, словно вагоны, рассказы иллюстрируют нашу жизнь в разные этапы: какой она была в годы страшной войны и после нее, во времена перемен и перестройки, и какая она сейчас. Горестные и веселые, обнадеживающие и полные отчаяния, затрагивающие самые разные и неожиданные повороты судьбы: они разные, как сама жизнь.

УДК 822-31 ББК 84(2Рос=Рус)6

Охраняется Законом РФ об авторском праве

ISBN 978-5-91187-156-7

От составителя

Читатель, ты держишь в руках книгу, написанную кинорежиссерами. Обычно кинорежиссер рассказывает о том, что его волнует, с помощью изображения и звука — это его основное дело. Но нередко обстоятельства складываются так, что он берется за перо. В книге представлены не мемуарные рассказы, чем балуются сегодня многие, а так называемая художественная проза. Это иной, более серьезный, вид литературы, требующий от автора умения не только сочинять байки о современниках, но и — видеть мир в самых разных его проявлениях. Здесь необходимы любовь к слову, вкус к нему, умение с этим словом работать. В той или иной мере каждый из представленных авторов обладает этими качествами. В сборнике представлены рассказы восьми кинорежиссеров разных поколений двадцатого века. Хотя есть среди них и те, кто продолжает снимать фильмы и сегодня. У авторов этой книги по-разному сложились творческие судьбы: одни сняли больше фильмов, другие меньше. Так, например, драматург Геннадий Шпаликов, чья жизнь завершилась трагически, снял, как режиссер, единственный фильм. В эту книгу включены три его рассказа, публикуемых впервые. К числу старейших относится Михаил Ильич Ромм. Человек в свое время мало сказать известный — знаменитый. Он оказал влияние на многие молодые умы своими фильмами и своей личностью. Воспитал целый ряд ярких режиссеров, среди которых Андрей Тарковский и Василий Шукшин. В книге представлены два его рассказа. Юлий Файт — еще один талантливый человек, ученик Ромма. За свою жизнь он снял всего пять полнометражных

фильмов. Это немного и остается только пожалеть, что ему не удалось сделать большего. Теодор Вульфович и Яков Сегель — фронтовики. Тема войны нашла отражение в их талантливых рассказах. Их творческие судьбы сложились драматически. Оба ярко начинали в кино. Но потом, из-за разногласий с начальством, оказались на обочине кинематографического процесса и подолгу не снимали фильмы. Чувство горечи вызывает и судьба режиссера Владимира Дьяченко. Вечно гонимый, он снял за долгие годы лишь два художественных фильма. Остальное время перебивался по мелочам, пытаясь заработать себе на пропитание. Профессиональная судьба режиссера Карена Шахназарова, в отличии от других, сложилась весьма удачно. Пятнадцать режиссерских работ. Он также успешно выступает в качестве сценариста. Порадуемся хотя бы за него. Представлены в этом сборнике и рассказы автора этих строк, посвятившего сорок с лишним лет своей жизни кинорежиссуре. Рассказы кинорежиссеров, помещенные в этом сборнике, очень разные. Одни написаны более мастеровито, другие — менее. Но в каждом, как мне кажется, ощутимо проглядывает время и честный авторский взгляд на происходящее. Надеюсь, читатель, ты оценишь их по достоинству. Валерий Лонской, народный артист России, профессор

Теодор Вульфович (1923–2004) кинорежиссер, кинодраматург

Поставил фильмы: «Последний дюйм» (1959), «Мост перейти нельзя» (по пьесе Артура Миллера «Смерть коммивояжера», 1960) — оба в соавторстве с Н. Курихиным, «Улица Ньютона, дом 1» (1963), «Крепкий орешек» (1968), «Товарищ генерал» (1974), «Шествие золотых зверей» (1979) и др.

Человек с ромбами Глава первая

ВЯЗЕМСКАЯ — Ну-ка, орел, иди сюда! Эти слова застали меня во внутреннем дворе первой административной зоны управления Вяземлага НКВД СССР, куда можно было пройти только через два поста охраны, по специальному пропуску. (И дернуло же меня выйти в этот лысый двор!) Я остановился. — Иди, иди сюда, орел! — Голос был уверенный, надтреснутый и не слишком строгий. Какой-то немалый начальник — роста среднего, густая рыжая шевелюра (головного убора не было), а дальше все обычно: шинель внакидку, сапоги начищены, широкий командирский ремень, орден Красного Знамени выглядывал из-под отворота шинели, и — тут у меня чуть не сорвалось — четыре ромба в петлицах! Четыре — больше не бывает... Если по-армейскому — командарм, а тут комиссар государственной безопасности самого что ни на есть высокого ранга... В голом вытоптанном, как плац, дворе, кроме нас двоих, не было ни души. Всех как ветром снесло. — Ты как сюда попал? — спросил рыжий с четырьмя ромбами. — У меня здесь папа. — Я привык, что в зоне надо отвечать честно, не мямлить и не заикаться. — Вольнонаемный? — Зэка. — А фамилия?

Я назвал фамилию. — Он что, кажется, в самодеятельности? — Работает здесь в конторе. И руководит самодеятельностью. Он кивнул. — Ну, пойдем, — и положил руку мне на плечо, но положил не так, как при аресте, а обыкновенно, даже покровительственно. Он вел меня не к тому корпусу, где работал отец, а к соседнему, двухэтажному — главному зданию управления. Встречные останавливались, влипали в стенку, тянулись и козыряли. Этот большой начальник завел меня в просторное помещение на втором этаже — обычный рабочий кабинет: два письменных стола — большой и поменьше, стулья вдоль стен, сейф в углу, портрет товарища Сталина на стене и бюстик Феликса Дзержинского на сейфе. Усадил меня на стул посреди комнаты и сам сел напротив, широко расставил ноги. — Кто пропустил тебя? Я молчал. — Ну-ну, пионер-всем-пример... (На шее у меня действительно был красный галстук с металлической застежкой и изображением вечно пылающего костра.) Надо говорить. Говорить со мной надо, орел. — Он настаивал на моем крылатом происхождении, хотя был я невысок ростом, довольно хлипкого телосложения и лицом, как говорили, даже немного смахивал на девчонку, что меня изрядно удручало. И вдруг показалось, что никакого страха перед ним у меня нет. Улетучился... И с этим рыжим нужно говорить как можно нормальнее. Проникающей интонацией голоса он как бы предлагал мне говорить с ним доверительно... Но что главнее главного: он сам становился мне завораживающе интересен... А настоящая опасность заключалась в том, что я ведь и впрямь попадал в административную зону лагеря самым что ни на есть незаконным образом — привозил

охранникам и их маленьким начальникам картонные (25 шт.) и сотенные коробки папирос «Казбек», — а «Казбек» курили настоящие начальники! — и еще много пачек других папирос привозил, только-только-только вошедший в моду «Беломор». Почти все охранники знали меня и передавали по вахте новичкам. А папиросы я копил и собирал по полгода кряду. Мне даже иногда их дарили самые близкие школьные товарищи и папины знакомые, хотя и знали, что я не курю. Так что у меня каждый раз собиралась целая коллекция. Вплоть до дефицитной экзотики: «Тройка», «Герцеговина флор»... — Надо говорить со мной. Отвечать на вопросы надо. — Но в голосе не было слышно настоящей угрозы, в его интонации было даже что-то тоскливое. Пришлось ответить: — Да не могу я вам сказать, кто. — Почему? — Потому что вы... — Ну-ну... Что я? — Накажете. — Вот те на´! Кого? — Тех, кто пропустил. — Резонно. Но ты же знаешь, детей в зону пускать не полагается. И вообще, без пропуска... — Знаю, — ответил достаточно покорно, — раз у него четыре ромба, теперь он будет всегда прав, — но еще не сдался. — На каникулы я всегда приезжаю к папе, — проговорил я, а сам пока соображал, как бы не сказать лишнего. — Вот видишь? — То ли по усталости, то ли по незлобивости он мне кого-то напоминал, но я никак не мог вспомнить, кого. — Значит, не скажешь? — уже строже спросил он, чуть задирая при этом голову. Я подумал-подумал и тихо ответил: — Не скажу. — Решил вести себя, как революционерподпольщик перед жандармом. Но беда была в том, что он на жандарма не походил... «А на кого же?»

— Ну, — неожиданно рыжий хлопнул ладонью по коленке, широко улыбнулся; он не скрывал, что ему такое поведение нравится, — молодец, — сказал он. — Не хочешь фискалить. Да если мне понадобится, я и сам узнаю. Значит, зовут тебя как, пионер-эсэсэсэр? Тут я, конечно, сразу ответил и сразу же спросил: — А вас? Рыжий поморщился, жестко потер густые волосы: — Матвей... Семенович. — Видимо, мало кто его здесь так называл. — Спасибо, — проговорил я. — За что же спасибо? — Не знаю... Так полагается. — Вот это да! — хохотнул он. Надо заметить, что смеяться он умел. Хорошо смеялся. — Здесь тоже живут люди, так же работают. — Он немного замялся. — Народец, скажем, несколько другой. Разный!.. Ты откуда приехал? — Из Москвы. — С кем? — Ни с кем. — Ну и ну! Совсем самостоятельно? Я кивнул. — А деньги где взял? — Тетка дала. И зарабатываю. — Но ты же учишься? — Учусь, а зарабатываю как надомник. — Я уже знал, что всех взрослых удивляло и даже умиляло, что я зарабатываю деньги и не меньше, чем они. — Знаете, есть такое название «надомник»? — Что-то вроде «домушника», — странновато пошутил он и тут же спросил с недоверием: — Ну-ка, расскажи! А я подумал: «Наверное, совсем делать нечего, если столько времени тратит на разговоры со мной». — Мне дают работу на дом... А за деньгами должны приходить взрослые — те, у кого есть паспорт.