tarax_new.qxd
06.03.2008
17:21
Page 1
БЛИЗОСТИ
улыбкой…»
ВКУС БЛИЗОСТИ
«Секретная изюмина заключается в том, что в каждом своем поступке, движении, даже полуслове донжуан абсолютно искренен. Он свято верит в то, что говорит женщине. И ведет себя с нею так, что даже самая порядочная дама не может — вот не может, и все тут! — остаться равнодушной, она подчиняется, падает, влипает в грех, ужасается потом собственной глупости, старается ее забыть и лишь иногда вспоминает о ней с легкой снисходительной
Святослав ТАРАХОВСКИЙ
ВКУС
Святослав ТАРАХОВСКИЙ
ВКУС БЛИЗОСТИ БЛИЗОСТИ
СВЯТОСЛАВ ТАРАХОВСКИЙ
СВЯТОСЛАВ ТАРАХОВСКИЙ
ВКУС БЛИЗОСТИ
МОСКВА 2008
УДК 882 31 ББК 84(2Рос=Рус) Т 18
Т 18
Тараховский С.Э. Вкус близости / Святослав Тараховский — М. : Вагриус Плюс, 2008. — 304 с. ISBN 978 5 98525 046 6 Любовь — преданность? Любовь — предательство? Любовь — безумие? Любовь — лучшее, что есть на белом свете? В своем новом романе «Вкус близости» Святослав Тара ховский с присущей ему иронией испытывает героев в фарсо вых, порой пугающих, даже отчаянных ситуациях для ответа на вопрос: что есть современная любовь, что значат в ней слова, благородные намерения и странные поступки... УДК 882 31 ББК 84(2Рос=Рус)
Охраняется Законом РФ об авторском праве ISBN 978 5 98525 046 6 © Тараховский С.Э., 2008 © Оформление. ЗАО «Вагриус Плюс», 2008
1 Любовь — смерть? Ерунда. Всегда можно договориться. Тонкая загорелая щиколотка, оттянутый но# сок, рисованная, словно по лекалам, ножка. Теп# лое бедро, возбуждающе и точно ненароком за# девающее ваше. Горячая, чуть влажная — сквозь легкую материю — талия, которую вы охватыва# ете своей нетерпеливой, сплошь в мозолистых нервах ладонью, и едва привлекаете к себе, как она охотно привлекается и вжимается в вас поч# ти до проникновения, в котором вы, обмерев мошонкой, прочитываете железный аванс. Рука, которая спаивается с вашей, и музыка навзрыд, которая торопит вас на подвиг. Ваш первый скользящий шаг, который вы делаете ей на# встречу, слегка раздвигая коленом ее колени. И вот оно, вот! Танец, который весь есть поспешная лю# бовь. Любовь, которая вся есть один сплошной танец.
6
С В Я ТО С Л А В ТА РА Х О В С К И Й
Бабочек. Или человеков. Что по большому счету суть одно и то же. Вы удовлетворены? Нормальный ход, сэр? Или вы настолько ханжливы и бестелесны, что предпочитаете невесомую духовность, не# слышные вздохи — ох... ах... ух... и безопасное расстояние? Или вам вообще на все такое наплевать? Потому что через пять миллиардов лет на# ше Солнце погаснет?
2 Легким майским утром рокового двухты# сячного года, когда московские окна были рас# пахнуты и над сиренью гундосили шмели, когда жизнь освежалась ветерком и у всего живого шла на обновление, инженер Глеб Зернов впер# вые признался жене, что у него болит голова. — Обрадовал, — сказала жена. — Как она болит? — Жмет, — ответил инженер. В сорокалетней с лишком жизни голова редко давала о себе знать болью, и что это та# кое — Глеб раньше толком не знал. А тут, видите ли, почему#то стала побаливать, как у всех нор# мальных людей, и так временами прихватывала, что Глеб ощущал себя не единым цельным орга# низмом, а состоящим из двух частей: отдельно проклятая голова и отдельно все оставшееся ту# ловище. Боль, любопытно, начиналась с утра
Вкус близости
7
где#то за левым ухом, часа через два присово# купляла затылок и змеей переползала на правую сторону; к обеду, развиваясь по научной спира# ли, она колотила по вискам, а уж к концу рабоче# го дня собиралась ужасным сгустком в одной и той же точке волосистого Глебова темени. Правда не все время и не каждый день она болела, а так, как ей вздумывалось: поболит — отпустит, потом снова застучит#заноет и — снова до времени мучительство прекращает. Потому ни Глеб, ни кто другой никогда бы не подумали, что в наше героическое время из ор# динарной головной боли может произойти и развиться катавасия с такими удивительными, кошмарными и темными событиями. Сплетения неотвратимой судьбы.
3 Но с чего бы? И за что? Да, Глеб Зернов испытывал страстишку к пиву, но ни#ни, никто и никогда не посмел бы окрестить его пивным алкоголиком. Да, возмож# но, он уже ступил на этот проторенный тысяча# ми судеб неординарный творческий путь, но до конечной ослепительной точки ему еще было далеко, скорее всего, он вообще бы ее не до# стиг — не каждому дано. Да, выпить любил, да, имел изрядно припухший пивной живот, кото# рый, кстати, почти его не портил, да, немного страдал одышкой. Но, господа, он держал удар и,
8
С В Я ТО С Л А В ТА РА Х О В С К И Й
главное, знал свою норму, поэтому каждое утро, в девять ноль#ноль садился как промытое стек# лышко за свой рабочий стол. Что стоял в офисе немецкой фирмы «Отто Вульф» напротив стола секретарши Саши, или Сашон, как называли ее друзья детства. По диплому Глеб Зернов был самым настоя# щим инженером#физиком, то есть ученым чело# веком, и когда#то долгими ночами и сумасшед# шими днями по#хорошему грезил открытиями, известностью, даже славой, но все это было в мечтательном прошлом, то есть прошло на# всегда. «Физика твердого тела», так было писано в его дипломе. Что такое мягкое, то есть, жен# ское тело, мы, мужики, прекрасно знали ручон# ками с детства, с твердым же телом дела никогда не имели, а Глеб Иваныч был по такому телу спе# циалистом. За что его все глубоко уважали, а длинноногая Сашон вообще считала его муж# чиной прикольным и была не прочь пообщать# ся поближе. Наяву же Глеб Зернов, числившийся на фирме одним из замов, служил самым настоя# щим коммивояжером. Так уж получилось, что он, инженер и физик, когда#то бредивший но# белевкой, мотался по командировкам, вкручи# вал и впаривал хозяевам отечественных заво# дов немецкое твердое тело, то есть металл, убеждая последних, что он лучше точно такого же российского. Нервами, потом, надсажен# ным горлом, сотнями километров веселых родных дорог, часами кошмарных перелетов и где попало ночлегов отбивал он свою тысячу
Вкус близости
9
пятьсот зеленых в месяц плюс иногда конверт с хрустящей тайной премиальных. Это не была Большая Наука, и в иные черные вечера Глеба терзала тоска по осциллографам, спектраль# ным анализам, бесконечному, до одури и зеле# ни в глазах, курению, спорам с коллегами на ученых советах и, главное, тому особому на# пряжению ума и воли, которое нам, простым смертным, не дано. И все же Глеб не считал себя неудачником. При прежней, самой справедливой власти в ми# ре, когда он начинал в НИИ, Глеб имел сто пять# десят деревянными, на которые ни черта не мог купить. В годы смутного передела он не бегал с тряпками и криками по улицам, не вылезал на трибуны, не смущал людские души призывами к реваншу и сладостной расправе мордобоем. Его, как иных, не подбросило круто вверх по со# циальной лестнице, зато и не швырнуло оттуда, бесчувственного и ничтожного, с размаха о зем# лю. Глеб был одним из тех незаметных молчу# нов, что даже в период великого перелома про# должали добросовестно делать то, что умеют, потому не гас свет в домах, выпекался хлеб, ху# до#бедно ходили поезда и дети учились в школе. Только однажды, прогнувшись под напором Во# вы Плоткина, институтского товарища, тоже физика, он согласился было на паях организо# вать фирму, но это было давно и ненадолго. Он не стал хозяином новой жизни, зато новые хо# зяева жизни заметили и пригласили его, знаю# щего и прилежного; в итоге он осел на «Отто Вульф». Теперь он досыта кормил семью. Жена
10
С В Я ТО С Л А В ТА РА Х О В С К И Й
Людаша, оставив работу редактора в издательст# ве «Хронос», отдавала себя детям, матери и дому и духовно расцвела настолько, что иногда по# зволяла себе баловаться сочинением неболь# ших рассказов для души и застолья. Но глав# ное — теперь его, интеллигентного фирмача, в прошлом физика, уважали и общались с ним люди весьма штучные, а среди них один почти олигарх.
4 Однажды за полночь уважаемой компани# ей сидели за картами, и все катилось распре# красно. Бутылку распили, почали вторую, при# чем не пива. Как вдруг с Глебом та самая штука и приключилась. Открыл он рот, чтоб сказать «пас», потому что при сдаче ему неправильная, поганая карта легла, а произнести не может. То есть, зев#то он распахнул и напряг всю силу диафрагмы в желудке, а звука в горле не возник# ло. Он улыбнулся людям обаятельной улыбкой и попробовал еще раз и еще, но вместо слова «пас» выходил у него некий собачий звук «ав» или даже такое, что человеку при посторонних, особенно при детях, повторять не следует. Все#таки, видимо, не зря целый год болела у него голова — в решающий момент она и под# вела: речь человеческая, как всем известно, об# разуется в мозгах, то есть в том священном, ру# ководящем месте, что находится внутри некруг#
Вкус близости
11
лой, яйцевидной, а у иных почти квадратной ко# стяной емкости, именуемой черепом. Поначалу, как принято, все над выходкой Глеба расхохотались, потому что люди вокруг довольно добрые и с острым чувством юмора — когда кто#то рядом, поскользнувшись на ледыш# ке, бьется копчиком об асфальт, они сперва от души смеются. А Глебу не до смеха. Он еще раз пробует, и еще, но вместо слов у него какой#то тихий лай получается и от страха на белых гу# бах проступают мурашки. Самый продвинутый из компании, тот самый почти олигарх, посерь# езнел и негромко определил: наверное, инсульт; мол, то же самое с его соседкой по коттеджу бы# ло, сначала на садовника кричала, потом на зву# ки переключилась, а на третий день негромко отъехала совсем. Отъезд соседки произвел на всех нужное впечатление. За руки — за ноги Глеба аккуратно вытащили из#за стола, перекинули на кровать и вызвали «скорую». «Скорая» приехала, врач видит, человек да# ра речи лишился и дрожит, померил давление, вкатил укол и олигархов диагноз подтвердил, то есть «инсульт стопроцентный», так и объявил. Глеба погрузили, как длинные дрова, на носилки и увезли в обычную городскую, а мы, оставив иг# ру, добили за его выздоровление вторую бутыл# ку и резонно решили, что хоть и ночь, а жене со# общить надо. Позвонили и крепко обрадовали, когда ска# зали, что, мол, не волнуйтесь, Людмила Петров# на, Глеб Иваныч жив, но немного не говорит, по#
12
С В Я ТО С Л А В ТА РА Х О В С К И Й
тому что у него вроде как небольшой инсультик, и его увезли в такую#то больницу, но это диагноз предварительный, вполне может оказаться что# то другое или вообще ничего, чистые нервы. Не дослушав, Людаша бросила трубку. По первой реакции она оцепенела от неожиданно# сти и мрака в глазах. Но уже через несколько ми# нут страх остаться на земле одной, без средств и опоры, да еще с недорощенными дочками включили в женском организме могучую энер# гию, направленную на спасение кормильца, ко# торую в народе почему#то называют любовью и преданностью мужу. Вероятно потому, что со стороны женские действия в таких искривлен# ных ситуациях выглядят точь#в#точь как необъ# ятная любовь, и сами женщины искренне в это верят, но скорее всего потому, что мужчины и женщины «в понятие любовь» вкладывают со# всем не одинаковый смысл.
5 Возможно, все такое нехорошее произо# шло с ним потому, что Глеб не сразу на свою «верхушку» серьезное внимание обратил, дру# гих проблем хватало на длинных путях жизни, тех, что важнее всякой боли. А когда обратил, долго еще и отшучивался — таков он был в том, прежнем, существовании, деликатный и обая# тельный мужчина. Ну, болит и болит, и очень это даже неплохо, рассуждал про себя Глеб, значит,
Вкус близости
13
не пустая она, господа, голова, значит, в ней что# то есть, наверняка мозги, которым в черепной неволе становится тесно. Стало быть, умнею я, господа, продвигать меня надо и больше пла# тить! Не продвигали и в зарплате незаслуженно придерживали. Был он, повторимся, самой обыч# ной мерки человек, который с годами стал в меру толст, в меру ленив и в меру нелюбопытен. Разве что иногда, скорее по привычке, любил вдарить себя в грудь и прикрикнуть, что, мол, я еще ого# го! Вы еще увидите и услышите про меня такое! Я еще такого достигну, я такого добьюсь, что вой# ду в историю и останусь в памяти! Но это случа# лось редко, в основном тогда, когда, вспоминая молодость, вскидывалась в нем кровь — по праздникам, при гостях и домочадцах. В осталь# ное же время он ел как все, пил почти как все, ну, может, чуточку больше налегал на пиво, хотя при случае не отодвигал и водки, и жену свою Люда# шу тоже любил, как все многолетние мужья — не# часто и в полнакала. К слову, у Людаши была круглая, взбитая до средней пушистости головка на длинной шее, покатые плечики и округлые руки, даже ноготки на холеных пальцах были у нее овальной фор# мы, и вся она казалась со стороны обтекаемой, мягкой, чуть ли не плюшевой и — что ошибоч# но! — доступной. Многие называли Людашу кра# савицей, но Глеб не очень#то им верил, потому что, пообвыкнув за годы, никакой выдающейся красоты в жене не наблюдал и в любви не часто горячился — привычка и лень разделяли с суп#
14
С В Я ТО С Л А В ТА РА Х О В С К И Й
ругами ложе. Так что была у них спокойная ти# повая семья, с матерью Клавдией Михайловной, ее покойным мужем кавторангом — подводни# ком Северного флота Виктором Кузиным и не совсем взрослыми дочерьми Настей и Ксенией. Красавица Людаша была женщиной спо# койной, практичной, даже мудрой в своей прак# тичности, ужасно не любила перемены и была религиозна в том смысле, что при необходимо# сти охотно ссылалась на Создателя. «Бог даст», «Бог знает» и «Боже упаси» — довольно часто встречались в ее разговорном словаре, к тому же на Пасху Людаша очень любила употреблять сладкую творожную массу и куличи. Наш Глеб мог строить самые разноперые, самые вдохновенные планы на отдых, квартир# ный обмен или новое приобретение — Людаша без эмоций выслушивала и согласно кивала пышной своей головой. Знала, что Глеб, поер# шившись, остынет, фантазии разбегутся и жизнь покатится по#прежнему: без крайностей и заги# бов, ровно, практично и полезно для детей. Но был вопрос, в котором Людаша была не# преклонна, даже, пожалуй, несгибаема. Время от времени Глеб заикался о мечте, о сыне, — он и сам хотел иметь наследника, и родителю своему, учителю математики Зер# нову, перед смертью пообещал соорудить маль# ца и продлить старинный род, начало которо# го восходило к землепашцам времен Алексея Михайловича. Но Людаша каждый раз топтала древнюю мужскую мечту. «Боже упаси», гово# рила она, «этих бы поднять». Разговор о сыне
Вкус близости
15
частенько поднимался пламенем до нервной, обостренной высоты, но каждый раз Людаша га# сила его одним и тем же аргументом. «В наше преступное время вообще нельзя иметь де# тей», — говорила она и закрывала дискуссию. Откуда, от какой вредоносной книги или допо# топной бабки вошла в ее сознание такая порча, такая заумина и чем наше время преступнее дру# гих, Глеб понять не мог и только удивлялся не# прошибаемости женского упорства. Однажды, где#то за тридцать, Людаша вдруг затяжелела и совершенно было осчастливила Глеба. «Сын, сын! Наверняка сын!», почувствовал он тайными чувствителями души и, приготовившись к ис# полнению своей мечты, вознес Людашу на пье# дестал. Каждый день — цветы, слова, музыка,уве# селения, усиленное питание и всяческое неж# ное ублажение. Заботился, лелеял, холил и берег, как драгоценный швейцарский хронометр. Да, это был бы сын. Но Людаша негромко выдохнула: «нет», и сына не стало. В тот вечер Глеб надрался и несколько дней молчал, как чу# жой. Кризис мрачного отчуждения продолжался в нем долго и рассеялся лишь со временем, под гнетом каждодневных жизненных проблем, когда ему потребовалась еда и постель — то есть жена. Но мания сына, словно загнанная внутрь хроническая болезнь, никогда его не покидала и с возрастом все более обострялась, как у всех нормальных мужчин.
16
С В Я ТО С Л А В ТА РА Х О В С К И Й
6 Ночь. Реанимация. Кошмар. Опутанный проводами и капельницами, распятый Глеб лежал на спине и разглядывал са# латовые стены и высветляющийся рассветный город за переплетом стеклопакета. Как же так, спрашивал он себя, почему самым слабым моим местом оказалась голова? Вроде бы по ней нико# гда не били, если и прикладывались когда роди# тели, так к другим частям организма, но они#то в порядке! Он с тоскою думал о том, что вот пришло то, о чем он слышал и читал, но что отгонял от себя даже в мыслях, будучи почему#то — поче# му?! — совершенно уверенным в том, что с ним такое не случится никогда. Неужели финиш, не# ужели финал? Но почему так буднично, мелко, почему так неинтересно? Свой уход, когда вре# менами, как каждый смертный, он все#таки за# думывался о нем, всегда представлялся ему со# бытием великой важности, суровым, пышным, с рвущей душу музыкой торжеством — пусть и со знаком минус. А тут... Физик и коммивоя# жер мгновенно и гадко превратился в тяжелую парализованную колоду, бестолковую деревяш# ку, да что там! — стал неподвижным инсультным хрычом. Который делает под себя, мычит и му# чает окружающих, со временем неизбежно на# чинающих его ненавидеть, еще больше изво# дится сам и мечтает не о футболе по телевизору, не о поездке с семьей, скажем, в Чехию, где классное пиво, а исключительно об эвтаназии.
Вкус близости
17
«Настену и Ксюшку жалко, — вздохнул Глеб, а также, конечно, Людашу, которая самая насто# ящая красавица и есть. Которую я никогда уже не обниму своей парализованной рукой. А если и обниму, то толку от меня полнокровной жен# щине уже никакого не будет». В воображении вдруг нарисовалась кварти# ра. Вечер. Уют и покой. Клавдия Михайловна на# слаждается сериалом про воров. Людаша, напе# вая что#нибудь про любовь, домывает на кухне кастрюли. Увлечены игрой девчонки — они му# чают кота. В это вечернее время обычно появ# лялся он, Глеб, и орал, что хочет есть. Боже, как было хорошо! Слеза капнула на подушку — Глеб помор# щился от тоски. Увидит ли он когда#нибудь свой дом и стул под вешалкой в прихожей, на кото# ром так удобно надевать ботинки? Свой стол на кухне, на который можно много чего вкусного наставить? Сядет ли когда#нибудь у своего теле# визора «Самсунг» посмотреть футбол — да что там, увидит ли детей? Тещу? Людашу, похрапыва# ющую на соседней подушке до тех пор, пока он не двинет ее локтем в бок? Людаша, ясно, ничего о таких заумных Глебовых рассуждениях не знала, и знать бы, впрочем, не пожелала. Она еще с ночи поняла, как дорог, как бесценен для нее Глеб, и свой женин по отношению к любимому мужу долг преданности собралась исполнить до конца, каким бы он ни оказался. Напилась Людаша ва# лерьяны, элениума, еще какой#то полунарко# тической дряни, приготовилась к самому худ#
18
С В Я ТО С Л А В ТА РА Х О В С К И Й
шему и с утра оказалась в больнице. Умаслила сестер и нянек и проникла туда, где боролся за жизнь ее Глеб. Смотрит, а он уже в шестиместной палате пребывает и занят любимым делом — анекдоты травит на всю мужскую хихикающую аудито# рию. Слышит, а голос у Глеба звонкий, язык глад# кий, без запинки и заусенца, а мат и вовсе выле# тает из него словно жемчуга из рукава. — Ты что же это, Глебушка, как можно? — вместо «здрасьте» спросила Людаша, и вся пала# та притихла перед женщиной. — У тебя ведь ин# сульт! — Понятия не имею, — отвечает Глеб. — Все прошло, как и не было. Могучий организм взял верх. Ей бы, дурехе, обрадоваться, забыться и при всех мужиках Глеба своего единственного рас# целовать за то, что ночные его дружки#картеж# ники так недальновидно ошиблись и все так счастливо обошлось. Но она пребывала в серь# езном лечебном заведении, сама была челове# ком капитальным, и так вот сразу перенастро# ить свою нервную систему с полной душевной мобилизации на открытую радость ей было не под силу. Это, это... и чтоб в один момент? Ну, разве что через слезы. — От пьянства все это, Глебка, — сказала она. — От водки и от пива твоего. Что с этим де# лать? Бог знает, — добавила она и заплакала. Так душевно в ней все это открылось, что Глеб, размягчившись, и сам на грани ответных слез, не решился с ней спорить по поводу этого,
Вкус близости
19
понятно что глупого обвинения, да еще в при# сутствии неадекватных мозговых больных, со# седей по палате, которые черте что могли вооб# разить и неизвестно какой номер выкинуть. «Людаша», — только и смог он произнести, потя# нулся к ней губами и руками, словно ребенок к кормящей матери, расцеловал в уста и побла# годарил судьбу за то, что у него такая нерядовая жена.
МТС — БИЛАЙНУ
МТС — БИЛАЙНУ
МТС — БИЛАЙНУ
МТС — БИЛАЙНУ
МТС — БИЛАЙНУ
20
С В Я ТО С Л А В ТА РА Х О В С К И Й
7 — Алло, Ритка?...Ритка, ты?... Метро, блин, по ганое, как горшком по ушам... Алло, а сейчас? Нор мально? Ну, привет, как сама?...Короче, я чего зво ню — слышь? Познакомилась я тут еще с одним. Ага, обалдеть, как везет. Короче, слиняла с последней пары, топчу в сквере у «Звезды», голодная как су ка — мамочкины денежки все вчера на пиво уехали, других с утра не дала, иди, говорит, подрабатывай, как все. Не пойду я, Рит. Не хочу рекламную срань на светофорах распихивать или сральники драить, правильно? Я учусь, я студентка, блин, а не приез жее говно. Короче, сижу, курю, две сигареты оста лось, злая с бодуна, ну, ты понимаешь, а тут «каблу чок» к тротуару подкатывает, «Доставка пиццы», а в нем мужик, ну, парень лет двадцати пяти. Слышь, сидит, блин, жрет пиццу, наверное, обед, и кругом поглядывает, меня увидел, как я слюни глотаю и стал мне знаками предлагать, мол, хо чешь? И лыбится, блин, с понтом, во какой я до брый! Я глаза отвела, так он сам из машины вышел и ко мне, наверное, просек, что у меня уже кишки слиплись. Слышь, Рит? И протягивает мне пиццу — бери. Она, блин, горячая, свежая, пар идет, гриба ми пахнет — короче, караул! Но мы же, блин, гордые птицы, с чужой руки не едим. Я ему: «На хер по шел!», а он мне в секунду: «Шапку нашел!» и смеет ся, блин, «Бери». Полный прикол! Рит, и так он клас сно засмеялся — я сразу запала. Рот у него красивый, зубы почти все свои, и какая то от него аура нор мальная пошла. Короче, пиццу я взяла. Сидим, жрем — все ничего. Чего?... Андрей. Двадцать шесть, женат не был. Отслужил сапером. Чего? Ну,
МТС — БИЛАЙНУ
МТС — БИЛАЙНУ
МТС — БИЛАЙНУ
МТС — БИЛАЙНУ
МТС — БИЛАЙНУ
Вкус близости
21
это вроде который мины ставит — нормальный вро де мужик. В общем, жрем мы пиццу, общаемся, а у меня, блин, моб надрывается. Этот кретин зво нит, Дениска, чего ему надо? Вчера только три часа из койки не вылезали — чего звонить? Знаю я, знаю, трахается классно, но тупой как сковородка, чего он мне по жизни дать может? Давай ты сверху, давай сбоку, давай я сзади — только это, всё! А звонит, блин, каждые полчаса. Рит, ну, какая любовь, смеш но! Я мужикам вообще не верю. Когда им хочется, они все любят. Короче, я при Андрее ему отлуп да ла: «Не звони мне, идиот, занята». Андрей спраши вает: любит? Ага, говорю, сильно... Чего, чего? Нет, ты послушай какой прикол: только этот звонить кончил, другой начал. Федя, с драгметаллов, ну, тот, застенчивый, блин, со второго курса, тоже ге молог, как и я, ну, у которого пальцы длинные как у осьминога. Приходи, говорит, ко мне с ночевой, у меня старцы на дачу отвалили, нормально, да? Ритк, я мужиков не пойму, они друг друга чувству ют, что ли? Только я с новым на сближение иду — все прежние сразу свои пипки тянут. Полный абзац! Короче, я Федю тоже отмылила, ничего потерпит. Андрей спрашивает: «Тоже твой?» А то, говорю, и еще двое есть, я без этого не могу...Ничего я, Рит, не дура! Я всегда в открытую играю. «Меньше врешь — легче живешь», — так меня мой самый пер вый научил, ну тот, профессор — старпер, когда мне четырнадцать было, помнишь? Рит, он был прав! Чего? Ой, да не гунди, ты, Рит! Хочет Андрей быть со мной — пусть все знает, так я ему и сказала... А что он? Телефон записал. Позвонит — классно, не позвонит — пойдет подальше... Алло! Алло! Все, Ритка, пока, батарейка садится, перезвонимся...
22
С В Я ТО С Л А В ТА РА Х О В С К И Й
8 Для порядка Глеба в больнице промурыжили несколько дней. Сняли анализы, утвердились в том, что все в норме, и пришли к оптимистично# му финальному аккорду, что больной в порядке, что «сбой в речи пациента возник как реакция на стресс, связанный с картежным азартом и проиг# рышем крупной денежной суммы». Лечащий врач, рыжеусый Виктор Петрович, сам оказался большим любителем преферанса и в подобных ситуациях бывал неоднократно. Но речь, правда, никогда не терял, потому что играл «по малень# кой», к тому же был йогом, пил воду через нос, сто# ял на голове, пукал и рыгал только по желанию — то есть нервная система у него была потверже, чем у Глеба. — Отделались легким испугом, — пожал он на прощание руку Глебу. — До ста лет протяните, Глеб Иваныч! Медицина — могучая вещь! Где теперь тот йог#прорицатель? Кого те# перь обманывают его симпатичные тараканьи усы?! Не так уж долго длилась нормальная Глебо# ва жизнь, как предсказывал ему тот преферан# сист. После обрушившихся вскоре событий Лю# даша и Глеб врачом его уже не считали. «Йог по# ганый», — в сердцах говорил о нем Глеб. Сперва, правда, Глеб благополучно вернул# ся на фирму и был обласкан хозяевами с крими# нально#партийным прошлым. С ним поговори# ли, как с человеком, нацедили рюмку коньяка и пообещали поднять зарплату. Глеб возликовал, он даже впал в эйфорию. С утроенной силой