Я не забыл свое имя, просто не могу его вспомнить. Милостивое время запорошило слово бесконечной утренней нежностью и вечерней печалью, и мне покойно живется безымянным в этом райском уголке. Я желал бы оставаться на Земле неузнанным до последнего вздоха. И это было бы достойно ее красоты… Но мне не суждено умереть. И рано или поздно имя будет открыто. Почему же не назваться сейчас, когда это нужно и мне, и тебе?!
Москва Бослен 2008
УДК 882-31 ББК 84(2Рос=Рус)6 У 80
Спасибо Иринке Стародубцевой за Италию, Диме Мисуркину за Францию, Тане Четвериковой за стихи
Художественное оформление Бориса Протопопова
Устинов В. У 80 Приносящая сны: роман / Вячеслав Устинов. — М. : Бослен, 2008. — 448 с. ISBN 978-5-91187-078-2 Лето 1986-го. Ливень в Женеве. Маленький отель на берегу Лемана. Короткая встреча. А может быть, все началось значительно раньше, и у этих двоих один путь? УДК 882-31 ББК 84(2Рос=Рус)6 Охраняется Законом РФ об авторском праве ISBN 978-5-91187-078-2
© Устинов В., 2008 © Оформление. ООО «Бослен», 2008
Наташе. Во всех путешествиях ты со мной
Пролог 1
Хальархаа возвращающая Берега …Чайки так яростно атаковали помойку, что разбудили малыша. Он вышел на крыльцо, укоризненно посмотрел на пикирующих белых птиц и спокойно сказал: «Рожденный чайкой должен стремиться только за рыбой, живущей в чистой воде». Одна из кричащих птиц вдруг замолчала, на полпути к добыче прервала пике, метнулась в сторону, понеслась прочь и растворилась в небе от боли и стыда. Проводив взглядом пропадающую птицу, малыш снял с плеча большую теплую руку, взял ее своими крошечными пальцами и увел мать в дом. Засыпая, малыш сказал: «Ее назовут Возвращающей Берега». В этот миг избранная вынырнула из тоннеля отчаяния, справилась со смертельной скоростью и через мгновение уже сидела на блестевшем росой коробе, закрывающем одну из стоящих на берегу рыбацких лодок. Берег был безлюден, и эта пустота успокаивала птицу. Она благодарила тишину и чуть вздрагивала лишь тогда, когда та или иная из ее родственниц по крылу улетала в сторону поселка, спящего, но таящего в себе опасность для ее чуткого сердца. Она знала, что скоро в него ворвутся чужие боль и радость, гнев и сострадание, нежность и ярость, ненависть и любовь. Она чувствовала, что 1
Хальархаа (юкагирск.) — букв: розовая чайка.
5
Вячеслав Устинов
это начнется с приходом на берег первого человека. Она боялась и желала этого, купаясь в чудесных мгновениях тишины и покоя белой северной ночи, а может, уже раннего белого утра, незаметно просыпающегося над рекой. Несколько раз чайка прошлась туда и обратно по песку вдоль самой воды, совсем успокоилась и вспомнила вдруг разбудившие ее разум и чувства слова. Оторвавшись от земли и набрав высоту, она полетела над прозрачной рекой, высматривая достойную добычу. Уже ветер ласкал каждое перо, уже громко пело небо, уже совсем близка была чистая вода и летящая в ней серебряная стрела, когда птицу пронзила молния… В начале мига она решила, что сломала крыло, в конце — что не чувствует сердце. И хотя чайка ошиблась, она все же начала падать, неловко переворачиваясь в воздухе, и шлепнулась на воду, как бесполезное, набитое ватой чучело. «Если так и дальше пойдет, то я сверну шею», — подумала птица и увидела рядом с собой невесть откуда взявшуюся необыкновенно красивую чайку, не белую и крупную, как собратья по перу, а нежно-розовую и изящную, наверное, совсем юную. Но в предположении обнаружился обман, когда заговорили мудрые печальные глаза: — Ты должна быть особенно осторожна, теперь ты хальархаа, розовая чайка, такая же, как я. Наша жизнь навсегда связана с людьми. С их болью. Ты попытаешься убежать от нее, но боль настигнет везде. Даже во сне… — Разве можно жить с одной болью? — С радостью тоже, но… сама все поймешь. — А что со мной произошло? — Тебя опалило дыхание аватары. А потом ты была очень невнимательной. Розовая чайка исчезла так же неожиданно, как и появилась, а пополнившая род хальархаа покачалась на робких волнах, выбралась на берег и огляделась вокруг. На расстоянии пяти взмахов крыла от нее сидел человек. Она не заметила его сразу, видимо, потому, что была слишком взволнованна, да к тому же он почти сросся с камнем скалы. Этот человек думал о смерти.
6
Приносящая сны
Страшная греховная мысль пришла к Егору еще вчера вечером в тишине пустого дома. После возвращения из тайги он часа два слонялся по комнате, в которой прожил с Марией шестнадцать с лишком лет и из которой ее, умиротворенную, тихую, ничего и никого не видящую и не слышащую, вынесли позапрошлой весной, так некстати наступившей, и проводили на бесконечный покой. Наверное, тогда и затерялась та последняя тропка, по которой он изредка наведывался в этот мир. Правда, сразу он этого не осознал — понял лишь, что дома оставаться не может, и напросился в тайгу с бригадой лесорубов. Был там немного сторожем, немного завхозом, а больше — бесплатным приложением, как говаривали иные острые языки. В тайге незаметно пролетел год. Егор сжился с деревьями, ручьем, рекой и даже начал изредка улыбаться птицам. Поэтому с приходом вести о закрытии участка его сердце остановилось, а кровь заледенела. — Холодный ты совсем какой-то, — сказала ему тогда повариха Валентина. — Давай собирай манатки, завтра уезжаем. — Не поеду, здесь останусь, — ответил человек с остановившимся сердцем. — Где здесь-то? Вагончики, и те по зимнику в поселок утащат. В сугробе ночевать будешь или в берлоге с медведем? Собирайся, не дури. От пристани до дома он ковылял на своей одной, настоящей, и другой, протезной, ноге часа два, не меньше, и за это время даже ни с кем не поздоровался: люди давно уж редко обращали на него внимание, а за год с лишним и вовсе забыли. Шел по улице человек, а вроде и не было его. И то, какой же это человек, коль у него сердце не бьется?! Добрел кое-как, отворил калитку, снял с двери навесной замок. Заходить в дом не хотелось. Зачем пришел? Посидел на крылечке с полчаса, пересилил себя. Надо бы ставни открыть. Опять же, зачем? Так вошел. А через пару часов уже вновь заковылял обратно на пристань. Не дойдя, свернул на берег, так как увидел у одной из лодок двух человек. Наметанный глаз сразу определил: рыбаки.
7
Вячеслав Устинов
Явно пришли в вечер лодку осмотреть, значит, завтра пораннему отчалят. Егор хорошо знал обоих еще по работе на шахте: молодого, лет тридцати, Сергея и сорокалетнего Федора — и в первый раз за сегодняшний день поздоровался. С просьбой отвезти обратно в тайгу он обратился к Сергею, зная, что, несмотря на годы, именно тот верховодит. Но ответ пришел от Федора: — Нам в обратную сторону — вниз, к Черному хребту. Других попутчиков ищи. Егору бы уйти, а он все смотрел, не моргая, на Сергея, занятого переборкой мотора. Молодой человек оторвался от работы, вытер руки и подал правую Егору. — Давно что-то тебя не видел. Чего в тайгу-то занадобилось? — А помереть решил там… — Помереть — это плохо. Вот если бы пожить наладился, я помог бы. — А может, и поживу еще немного. Там, может, и поживу. — Тогда — завтра, ровно в шесть утра. Не опаздывай. Заброшу тебя на твой участок. — Спасибо, — поблагодарил Егор и поковылял не домой, а вдоль берега. Уперся в скалу, примостился на камне да так и замер. Федор бросил на ветер несколько фраз и надолго ушел в сарайчик — проверить снасти. Через час Сергей закончил работу. И вскоре берег был свободен от людей. Егор не знал, наступила ли ночь и скоро ли утро, потому что здешним летом они так же белы, как день, а часами он уж давно не пользовался. Сотворенное природой безвременье для него, застывшего на скалистой грани между жизнью и смертью, было как нельзя кстати. Вот подумаю и решу, как дальше быть, зарекся бедолага и провалился в глубокий колодец памяти. Думал он о том, что нашел и что потерял в этой жизни. Вспомнил вдруг себя, бесштанного, в беленькой рубашонке, бегающего по двору за курицей. Ай, откуда это? Ведь мать говорила, что ему три годочка было, когда они из деревни уехали. Чудно! По-
8
Приносящая сны
том, как в школу шел да цветы первой учительнице нес. Молоденькая была совсем, и на носу — конопушки. С чего вдруг запомнилось? Чудно! Потом, как в последний раз в футбол играл и мяч семеновским вколотил левой ногой. Левой, которой уж нет давно, которую в сорок четвертом в полевом госпитале оставил. Вспомнил еще, как на его глазах друг фронтовой Сашка погиб, и спихнул в реку всю память о войне, почти до края прожитой. Светлей стало от думки про Марию, дождавшуюся его с фронта и прожившую в согласии с мужем два десятка лет. Сердце раз стукнуло, когда представил ее глаза, да вновь затихло, когда пришла новая думка — об их неродившемся ребенке. Едва выжила тогда Мария… Выходил, вымолил… А позапрошлой весной… И так вдруг захотелось Егору рассказать свои думки кому-нибудь вслух. Но не было никого на берегу, кроме чайки, сорвавшейся вдруг с песка и устремившейся в небо. «Ей-то уж точно никакого дела нет до того, как и когда я помру — хоть тут сейчас, хоть в тайге на ключе хрустальном через время», — сказал, словно выстрелил. А птица кувыркнулась в воздухе и упала на воду. Чудно… Безвременье закончилось. Из поселка к реке спускались два человека. А Егор так и не решил толком: то ли жить едет в тайгу, то ли помирать. Один из мужчин, что постарше, говорил — не то с товарищем, не то с ветром, другой молчал. Когда напарники оказались на берегу, птица с горячим сердцем и человек с почти каменным почувствовали, что молодой пришел с прорехой в душе. — Ты сам не свой сегодня. А, Сергей? — участливо побеспокоился Егор. — Вот и я говорю: будто туча набежала, — тут же подсуетился Федор. — А что к чему, не отвечает. Сергей по-прежнему молчал и хмурился. А все потому, что тяжело они с женой прощались. И все она затеяла — слезы, уговоры, чтоб остался. О каком-то предчувствии толковала, о реке… Он особо не артачился, не ругался — нельзя: ребенка ждет его Лена, сына. Но и на уговоры не поддался. Ему ли
9
Вячеслав Устинов
реки бояться. Да он ее туда и обратно на спор трижды переплывал. Правда, второй раз, чуть не остался в ней налимов кормить: ногу судорогой свело и нескоро отпустило. Но об этом никогда никто не узнает, разве что сын, когда подрастет. Сергей достал из кармана ключ от замка, которым затворялся короб, отдал Федору, действуй, мол, и пошел к воде — пошептаться с рекой, попросить одобрения. Но на сырой полосе песка его встретила чайка. Птица не только не испугалась человека, но пошла навстречу, как бы преграждая ему путь к воде. Ишь, смелая какая, удивился Сергей и забрал чуть влево, чтобы не переступать через живое. Но птица тоже сделала движение и вновь оказалась между ним и рекой. «Наваждение какое-то, — подумал человек, — жена против, чайка против. Кто еще? А ни у кого я не собираюсь спрашивать дозволения — сам все решаю». С этой мыслью он повернулся к реке спиной и пошел к лодке, которую напарник с культяпым Егором уже освободили от короба. Укладывались товарищи около часа, тщательно все проверяя и перепроверяя, ведь на три недели в тайгу шли. Егору наказали не мешать, хоть он помогать особо и не стремился, и тому пришлось лишь перемигиваться с чайкой, без страха путающейся под ногами у рыбаков. — Это не наша птица — юкагирская: маленькая и розовая, — осенило вдруг Федора. — Почему юкагирская? Разве чайки чьи-то? — задал сразу два вопроса немногословный Егор. — Юкагиры про нее всякие небылицы рассказывают. Она у них… это… как его… типа символа. — Тотем, что ли? — спросил и Сергей. — Может, и тотем, не знаю. Знаю, что редкая очень. Орнитологи за ней годами гоняются, мне один рассказывал. Но немногим удается увидеть. А эта, на тебе — не прогонишь. — Чудно, — у Егора опять кончились слова. Лодка уже качалась на легкой волне, и Сергей собирался опустить мотор, когда на берегу появились еще два человека — мужчина и женщина. — Этим-то в такую рань чего здесь делать? — снова первым обмолвился Федор.
10
Приносящая сны
«А вот сейчас и узнаем», — подумал, но не сказал Егор. Сергей же, услышав от приближающегося Алексея Дубовика свое имя, приказал Федору грести назад к берегу и сушить весла. — Если и этот бугай со своей бомбой покататься захотел, я категорически против, — заявил Федор решительно, но несколько осекся под взглядом Сергея и закончил тираду мягко-оправдательно: — Лодка и без того тяжелая. Опасно будет с таким-то довеском. В принципе, Федор был прав, и Сергей понимал это, но сегодня он действовал наперекор, пытаясь во всем доказать свою силу, волю, правоту. Кому? Скорее, Лене, чем себе. И когда сладкая парочка села в лодку, Сергей кожей ощутил, что перегруз есть, но виду не подал. Дубовик, мужик объемный, но шебутной, с ходу постарался всех успокоить: — Мы с Катей только до Медвежьего. У Кольки, брата, там зимовье, ну вы знаете. А сегодня он на свет народился. Надо поздравить. — Ну и ехал бы один, чего Катерину-то тащить. Она вон до сих пор отдышаться не может, — снова резко встрял, но плавно закруглился Федор. — А мы Кольку хотим на свадьбу пригласить, в пятницу расписываемся. Верно, Кать?! Женщина перевела наконец дух, утвердительно кивнула головой и сладенько промямлила: — Мы тихонько посидим. «Тихонько, тихонько. Какая на шиш разница, как вы посидите, коль у тебя и твоего бугая вес по центнеру, а нам идти поперек стремнины», — поругался про себя Федор и начал грести от берега. Сергей наконец-то обмакнул мотор, запустил его, и лодка тяжело пошла по воде. Егор, устроившийся на самом носу, глубоко вздохнул и начал прикидывать, как скоро они доберутся до его заветного уголка с таким ходом. За полтора часа, однако. Остановка на Медвежьем не больше десяти минут займет — прямо по пути остров. Точно, за полтора часа. Учитывая течение, Сергей направлял лодку не на остров Медвежий, зеленевший посреди реки в аккурат напротив
11
Вячеслав Устинов
поселка и хорошо различимый, а чуть левее, где противоположный берег даже не угадывался, и Егору, сидящему впереди, казалось, что они выходят в море. Ветер дул прямо в лицо, и он опустил взгляд на воду. Справа по борту на волнах колыхалась тень птицы. Егор поднял глаза и увидел розовую чайку. Чудно! Чем больше они удалялись от правого берега, тем крупнее становилась волна и пронзительней ветер, резкие порывы которого то и дело сносили птицу в сторону. Но с поразительной настойчивостью она возвращалась на прежний курс. Чудно! Ветер вышибал из глаз слезы, и Егор вновь нагнул голову. Тень птицы закрыла другая, более крупная — от надвигающейся тучи. Егор вспомнил, что вчера даже баркас чувствительно покачивало, когда они проходили это место. А погода-то была поласковей. Он обернулся на Сергея. Тот по-прежнему выглядел уверенным и сильным. Федор ощутимо напрягся. Алексей схватился своей лапищей за дюралевый борт и, казалось, вот-вот сомнет его, как картонку. Катерина обеими руками держалась за сиденье, закрыла глаза и втянула голову в плечи. Будет тебе сейчас и день рождения, и свадьба, и… Но думку свою Егор закончить не успел, потому как первым из присутствующих оказался за бортом. Лодка, словно на камень, налетела на крутую волну. Дубовик, сидевший ближе остальных к культяпому, инстинктивно попытался было помочь, переступил на правый борт. Лодку чуть повело, накренило, и другая волна, еще более мощная, перевернула суденышко, как скорлупку, вытряхнув в воду все содержимое. Заревел на стихию разлученный с водой мотор, огрызнулся несколько раз и, захлебываясь, пошел ко дну мертвым железом. Заметалась над пузатым днищем лодки, как буревестник, розовая чайка с горячим сердцем, касалась волн крыльями, будто руку подавала барахтающимся в кипящем котле людям. — За лодку хватайтесь, за лодку! — кричал сквозь бурю первым очухавшийся Сергей. И то ли слышали его люди, то ли внутри им кто-то подсказывал, быстро и дружно облепили они свое ненадежное суденышко и закружились вместе с ним в круговерти бушу-
12
Приносящая сны
ющей стремнины. Все, кроме Егора. Тот не стал слушать ни Сергея, ни ангела-хранителя своего, а камнем полетел к жене Марии на свидание, потому как больше всего именно этого и желал. В здравом уме в те минуты был лишь хозяин лодки. Он видел, как волны пытаются слизнуть отчаянно хватающихся за жизнь людей и, хотя течение и ветер уже унесли их от поселка, решил плыть к берегу за помощью. — Раздеться мне помоги, одежду скинуть, — закричал он что было сил невменяемому Федору. — Поплыву я, за помощью поплыву. Федька, гад… родной мой… очнись. Помоги. Федор не сразу, но пришел в себя и сначала, как лунатик, а потом лихорадочно-быстро начал помогать другу. С высоты полета чайка увидела, как освобожденный от одежды красивый и сильный молодой человек оттолкнулся от перевернутой лодки и рванулся на спор со стихией. Она восхищенно наблюдала за движением его рук, гибкого тела и была почти уверена, что человек победит. Ураганный порыв ветра смял отяжелевшие крылья и понес ее на север. Птица уже не в силах была бороться с такой чудовищной мощью, которая так же неожиданно вдруг растратила себя, как и обрела. Чайка набрала высоту, поймала воздушный поток, быстро просохла, согрелась и беспокойно зашарила взглядом по воде. Перевернувшуюся лодку все так же несло среди гребней волн, и все так же за нее цеплялись три человека. Четвертый бился с разбушевавшейся рекой. Сергей понимал, что ему нужно преодолеть лишь кипящий поток — дальше будет спокойней, и он легко доплывет до суши, добежит до поселка, и людей рано или поздно спасут. Он совсем не ощущал времени, не чувствовал усталости, борясь со штормом. Оказываясь на гребне волны, молодой человек видел сквозь брызги еще далекий берег, тянулся к нему и верил, что полоска суши приближается. Дважды волны опрокидывали его на спину, но он вновь устремлялся вперед, не желая покориться реке. Неожиданно Сергей ощутил боль. Очередная волна бросила его назад в стремнину, и он ударился левой рукой и спиной обо что-то очень твердое. В недоумении мотнул
13
Вячеслав Устинов
головой и понял, что едва не расшибся о металлический буль своей же лодки. Ухватился за него правой рукой, огляделся и встретил незнакомый, дикий, полный отчаяния взгляд знакомых глаз. Это Федор в одно мгновение понял, что его Серега, его сильный и непобедимый друг, не смог пробиться к берегу сквозь шторм. Обреченный человек не заголосил, не зарыдал, не заметался. Взгляд его сделался мягче, добрее, на лице появилась улыбка — странная и бессмысленная. Забывший об опасности, он разжал пальцы и исчез в пучине. Сергей попытался схватить утопающего за волосы, но левая рука, не такая проворная, как до удара, черпанула лишь воду. Первым его желанием было во что бы то ни стало вернуть друга — нырнуть, достать из глубины, заставить жить. Но розовая чайка, та, что не пускала его к реке, снова ворвалась в человеческую жизнь. Камнем упала на лодку птица, закричала пронзительно, замахала крыльями, заглянула в глаза. И человек удержался от бессмысленного поступка, застонал тяжело. Прося у друга прощения и вспоминая, как тот скрылся под водой — лишь флажком белых волос на прощание махнул. И вдвойне, втройне больней стало, когда разум запоздало напомнил: волосы-то у Федьки еще утром чернее самой черной ночи были. Сколько времени он выгонял из себя эту боль — не дано было сосчитать, сколько слов корящих и обидных произнес — Бог забыл… И река, казалось, смилостивилась. И ветер. Лодку с людьми уже не болтало и не кружило, а просто несло течением. Лишь вновь громко кричала птица — звала человека очнуться, оглядеться. И только это сделал, как понял: не отпустила их река. Правый берег, к которому он рвался изо всех сил, сам в гости пожаловал и был настолько близок, что мальчонка-неумеха легко бы доплыл, а уж он-то тем более. Доплыть-то доплыл бы, да не выбрался бы никак: скалы кругом висели. То был самый жуткий на реке участок, на коем за годы немало смелых людей пропало. Река в этом месте, вернее, малая часть ее (основная-то вода вольготно бежала к морю за островом), попадала в Гранитный желоб, который вел ее к самому узкому и коварному проходу — Ка-
14
Приносящая сны
менным воротам. Дальше вода разливалась широко, но до этого простора добраться было можно только на хорошем моторе. Сергей в первый раз, пожалуй, вспомнил Ленины слова: «Заманит тебя река да и погубит», — но бороться решил до конца. От Катерины, понятное дело, поддержки ожидать было нечего: ни жива, ни мертва, она и держаласьто еще на плаву только потому, что в самом начале бури нашарила пальцами по правому борту ручку-скобу, которая крепилась для удобства таскать лодку с берега в воду да на берег из воды. Такая же ручка торчала и с левого борта, да только не надобна была сейчас, потому как все, что попадало с этой стороны в Каменные ворота, билось вдребезги о скалу. Сергей понимал, что удара не избежать, поэтому предупредил попутчиков: «Если лодку понесет на камень, бросайте ее, вплавь створ проскочим». Предупредил, но понял, что впустую: этих двоих хоть обухом по голове, хоть клещами за бок, они от лодки не отцепятся. Алексей, пусть и выглядел бодрее невесты, но все ж больше на зверя загнанного походил, чем на человека. «Если проскочим, надо будет его на другую скобу перецепить, не то…» — не додумал Сергей, так как мысль оборвалась вместе с криком птицы, известившим о приближении Каменных ворот. «Нет мотора, за него работать буду», — сказал сам себе человек, не осознавая, что мощи у него и раньше-то было куда меньше, чем у двадцатисильного движка, а теперь тем паче. Как ни пытался он отгребать от скалистого берега, удара избежать не смог. Правда, пришелся удар мягче, так как человеку удалось-таки сорвать лодку со смертельного курса, и она, жутко проскрежетав по камню, искорежилась левым бортом, потеряла буль, но все же вырвалась из гранитного мешка. Берега разбежались так быстро, что люди моргнуть не успели, как вновь оказались посреди водной стихии, бескрайней и безжалостной. Сергей чувствовал, что он смертельно устал, но все же решил плыть. Надежда на то, что он быстро отыщет в тайге помощь, была призрачной. Но вдруг повезет наткнуться на эвенов или рыбаков из поселка? Да и сам он до жилья еще смог бы дойти. Наверное, мог бы.
15
Вячеслав Устинов
Птица бросила лодку и полетела за пловцом. Потом снова вернулась к двум бедолагам, приклеившимся к уцелевшему борту. И снова метнулась догонять плывущего. Сил у чайки тоже было немного, поэтому она рассудила сначала проводить пловца до берега, а уж затем сопровождать лодку. Человек плыл медленно, тяжело. Птица то и дело обгоняла его, даже достала из воды рыбешку, утолила голод, села на воду. И услышала, как шепчет река, шепчет, что не отпустит человека, пока не повинится он, прощения не попросит, обиду свою не изживет, гордыню не спрячет. Но человек не слышал, не хотел услышать, будто забыл, что в родстве они с водой. Представлял реку лютым противником, чудищем, могилой своей. И река по крупице отнимала у него тепло, забирала надежду. Когда пловец добрался до берега, птица уж не верила, что он выживет. «Хорошо, что лицом на песок лег — сородичи глаза не тронут», — только и подумала на прощанье. Мутно было на душе розовой чайки, больно и холодно. И не понимала она, зачем увязалась в путешествие. Зачем снова возвращалась к искореженной лодке, которую несло и несло течением огромной, уже не умещающейся во взгляде реки. Зачем люди такие? Почему не берегут друг друга? Почему не понимают стихию? Зачем боятся? Ненавидят? Ответов не было. Вот поэтому и увязалась, наверное, за ними, чтобы понять. Но как понять, коли у этих двоих ни одной мысли человеческой нет. Холодно, голодно, одиноко. Почему одиноко? Ведь вдвоем же. Хоть бы словом добрым друг с другом обменялись, хоть бы взглядом. А взгляд Алексея скользнул вдруг по руке Катерины. Скользнул, как кнутом ожег. Свои-то пальцы он почти не чувствовал, вотвот разомкнутся, разлучат с поплавком. Как же она, баба, столько времени держится? И когда распознал, сделал непотребное, нечеловеческое — попытался оторвать ее руку от скобы, чтобы самому, значит, ухватиться. Катерина завизжала, забилась, но вряд ли сумела бы долго сопротивляться, если бы не помощь. Розовая чайка, как сокол, налетела на огромного мужика, ударила грудью, оцарапала когтями, отбила у него его же бабу. Больше Алексей не
16
Приносящая сны
дергался, только шею набок вывернул — может быть, от стыда. Он долго смотрел на горизонт, потом — на небо. И вдруг встрепенулся. Катерина, почуяв неладное, перевела взгляд к солнцу и увидела сквозь пелену усталости и обреченности, что птица, розовая чайка, не расстававшаяся с ними над рекой и не бросившая в море, улетает. Женщина впервые за время несчастья оторвала руку от лодки и протянула Алексею. А тот благодарно прижал ладонь к рваным губам. У чайки вдруг защемило сердце, она обернулась и из последних сил стала набирать высоту. Через утро полета птица увидела рыбацкое судно и спланировала прямо на капитанскую рубку. Совсем юный помощник капитана изрядно удивился, встретив чайку так далеко от берега: — Смотри, Петрович, совсем измоталась бедная, крылья плотно сложить не может. — А ты покорми ее да отогрей, — предложил старший товарищ. — Редкая птица. Я такой не видал никогда. Коля вышел из рубки, но выглядевшая уставшей птица сразу сорвалась и полетела от солнца. — Значит, не измоталась, значит, спешит куда-то, — философски заметил капитан. Через минуту чайка вернулась и вновь уселась напротив людей. — Все-таки измоталась, — Коля опять открыл дверь рубки. Но птица снова улетела от солнца. И повторяла этот маневр несколько раз. — Неспроста это, Петрович, — разволновался Коля. — Ясно, неспроста, — согласился капитан. — А пойдемка мы за ней. Если кто спросит, скажу: за розовой ходил. Чайка летела на небольшой высоте по правому борту тральщика, не меняя скорости, пока люди не увидели прямо по курсу черное пятнышко. — Кажется, лодка… — Точно, лодка. — Перевернутая. Поди, уж в живых никого нет, — предположил Коля.
17
Вячеслав Устинов
И уж после того, как Алексея и Катерину приняли на борт и утащили греться, капитан пожурил помощника: — Не хорони заранее. Грешно. — Не буду больше, — сконфузился парнишка и перевел разговор на другое. — Смотри, Петрович, розовая вернулась. Спасительница. — Нет, это другая. Белая. А вон еще одна. И еще. Берег уж близко. А розовая чайка с горячим сердцем летела на чудовищной высоте над безбрежным океаном, надеясь никогда больше не видеть сушу. «Лучше уж умереть от одиночества», — решила птица, но кто-то всесильный сказал ей: «Живи», — и она увидела берег…
Часть первая Встреча
19
20
Глава первая Летний дождь в Женеве Дождь лил как из ведра, третьи сутки подряд. Он переполнял озеро и заливал город, выселяя людей из домов; лишал их путей отступления, размывая автострады и закрывая влажным саваном аэропорты. Настоящее бедствие. Но для Катрин Матэ это был замечательный дождь — теплый, нежный и верный. Несмотря на поздний час, она не поднималась в уютную спальню на третьем этаже, а сидела в кресле вестибюля своего собственного отеля и смотрела в окно на залитый неоновой водой, пузырящийся асфальт. Единственное, о чем мадам Матэ жалела, было то, что дождь пошел не в пятницу. Если бы он хотя бы начался после обеда, она могла бы, оставив зонтик дома, бродить по улицам и оплакивать, не таясь никого, свое одиночество, пока не кончились бы слезы. Но дождь пришел только в субботу, когда ей совсем расхотелось себя жалеть. И сейчас Катрин не спала лишь в знак благодарности: летний дождь плакал вместо нее. Клод Жабер и на этот раз приехал неожиданно. Женщина даже вздрогнула, когда мимо окна черным китом проплыл его «мерседес»: из-за шума дождя она совсем не слышала приближающееся авто. Через пару минут человек, появление которого трое суток назад высушило все ее невыплаканные слезы, стоял перед мадам Матэ весь мокрый. В слезах — то ли обрадовалась, то ли пожалела хозяйка отеля. — Доброй ночи! Хорошо, что вы не спите. Мне пришлось бы вас разбудить. Я сейчас уеду, а этот молодой человек, —
21
Вячеслав Устинов
Жабер кивнул на стоящего чуть сзади такого же мокрого, но более юного спутника, — поселится в моем «люксе». Ресторан также за мой счет. Все это было произнесено монотонно-равнодушным, но довольно уверенным тоном. И пока Катрин собирала воедино свои растрепанные мысли, Жабер оказался в шаге от дверей и… сделал этот шаг, хотя хозяйка отеля все же успела напомнить клиенту, что «люкс», по его желанию, зарезервирован для мадам Доран. — У вас есть свободные номера? Нет. До свидания. А вы, э-э… Жан, располагайтесь, — буквально на ходу бросил Клод, посмотрел сквозь присутствующих и добавил: — Она наверняка уже ждет. Затуманенный мозг Катрин, так неожиданно одаренный надеждой, просто отказался строить умозаключения. Да и совсем невежливо было задерживать клиента, поэтому мадам Матэ обратила свой взор на него, прошла за стойку, открыла ящик с запасными ключами, нашла номер «24» и подала молодому человеку: — Второй этаж, от лестницы — направо. Спокойной ночи, месье?.. Жан… — Э-э… Руссель, Жан Руссель. Спасибо. Вам тоже доброй ночи! — Благодарю. Да, завтрак в ресторане с восьми до одиннадцати. Если пожелаете, можете заказать в номер. — Сейчас у меня одно желание — спать. Катрин взглядом проводила клиента до лестницы, снова уселась в кресло и продолжила созерцание ночного ливня. Постепенно голова ее прояснилась, и она стала сопоставлять события, которые произошли сегодня, три дня назад, месяц, год… Да, с Жабером они познакомились прошлым летом. Сначала он позвонил из Берна, представился высоким чином из министерства и сказал, что хотел бы найти для себя небольшой уютный отель на тихой улочке чуть поодаль от Женевского озера. Катрин пригласила его на смотрины, и через три дня, в воскресенье, они уже завтракали на террасе, с которой открывался чудесный вид на город и озеро.
22
Приносящая сны
— Великолепно, все великолепно, — восхищался гость из столицы. — Панорама, район, отель, хозяйка — пардон, как же я мог заговорить о хозяйке в последнюю очередь. Осталось только посмотреть номера. Мадам Матэ показала все лучшие, но ни один Жаберу не понравился: — Знаете ли, все уж очень… современно, а мне хотелось чего-то старинного. Но вы не огорчайтесь. Я уже кое-что придумал, если вы… Кстати, вы единственная владелица отеля? Вот и замечательно. Если вы не будете возражать, я сам мог бы обустроить номер, например, тот — с камином, двадцать четвертый, кажется. Хоть предложение и выглядело странным, Катрин Матэ не возражала. С первых минут знакомства она почувствовала симпатию к гостю из Берна. У него была приятная настоящая улыбка и серьезное желание обрести покой… На следующей же неделе в двадцать четвертом закипела работа. Уже через месяц он был похож на сказку. И так получилось, что первую ночь в этой сказке Клод и Катрин провели вместе. Жабер приезжал часто и всегда неожиданно. Обязательно извинялся, говорил, что вежливые люди не должны так поступать, но ему нравятся эти сюрпризы. Катрин они тоже нравились… Тридцативосьмилетняя женщина не строила никаких далеко идущих планов, хотя уже три года как рассталась с мужем, не питала лишних иллюзий, а просто радовалась тому, что имела в данный момент. Так продолжалось до поездки Жабера на север Франции, обычной деловой поездки в Руан, которая и длилась-то всего три дня. Клод вернулся из нее почти чужим. Он не стал юлить и конспирироваться, а прямо сказал, что встретил девушку, о которой думает теперь каждую минуту. Жестоко, но честно. Он попросил прощения и пропал почти на месяц, а вернулся только три дня назад, когда небо еще не прохудилось над Женевой. Вернулся, как всегда, неожиданно. И еще более неожиданно заявил: — Сегодня вечером все решится. Если я не получу Мишель, то буду на коленях умолять тебя… Катрин, у нас с ней никогда ничего не было и, скорее всего, не будет…
23